Семейство Бухгольц, Штинде Юлиус, Год: 1884

Время на прочтение: 451 минут(ы)

ПРИЛОЖЕНІЕ КЪ РУССКОМУ ВСТНИКУ.

СЕМЕЙСТВО БУХГОЛЬЦЪ

СОЧИНЕНІЕ
ЮЛІУСА ШТИНДЕ

Переводъ съ нмецкаго.

МОСКВА.
Въ Университетской Типографіи (М. Катковъ), на Страстномъ бульвар.
1886

Снаружи.

На Ландбергерской улиц, ведущей съ Александровской площади къ Фридрихсгайну и принадлежащей къ Сверо-восточному почтовому округу Берлина, стоитъ домъ отличающійся ото всхъ сосднихъ тмъ что въ окнахъ его нтъ магазинныхъ витринъ, а на фасад красуются два замысловатые пилястра. Ихъ сочинилъ нкій архитекторъ, затявшій строить въ греческомъ вкус, но когда онъ сталъ переносить на бумагу придуманный имъ фасадъ, подъ руку ему ошибкой подвернулись не т чертежи.
Тмъ не мене пилястры эти, поднимаясь отъ перваго этажа и до крыши, придаютъ всему дому извстную долю торжественности, благодаря чему онъ весьма выгодно для себя выдляется изъ массы окружающихъ его современныхъ казармообразныхъ построекъ, въ жертву коимъ были большею частію принесены старо-берлинскіе маленькіе домики. Здсь, въ сверо-западной части города, домики эти кое-гд еще попадаются, но повидимому только и ждутъ того времени когда ихъ окончательно и безслдно снесутъ, да и недолго остается ждать имъ, потому что конная желзная дорога, успвшая свести въ могилу множество древностей, звонитъ уже чуть не у самыхъ воротъ ихъ.
Домъ же съ неудавшимися греческими пилястрами вроятно еще долго просуществуетъ, ибо въ то время когда онъ строился, люди качали головой, глядя на мощное и величественное зданіе, которое такъ гордо возвышалось надо всми сосдними домами. Кто-то будетъ жить въ этомъ дворц, ужъ не принцъ ли какой-нибудь или графъ? Но знатные не засиживаются на Ландбергерской улиц, оставаясь у себя дома подъ Липами или въ Вильгельмштрассе, гд стоятъ вс дворцы и мальчишки-головорзы не снуютъ толпами по улицамъ. Такъ разсуждали въ т времена, теперь же, всего чрезъ какое-нибудь одно поколніе, домъ этотъ пришелся какъ разъ по Новому Берлину, ибо его строили на ростъ, какъ шьютъ праздничное платье тринадцатилтнему мальчику, у котораго чрезъ каждые три мсяца руки и ноги успваютъ значительно удлинвяться. Пышный дворецъ превратился теперь въ хорошій бюргерскій домъ, идя съ Александровской площади и любуясь главнымъ желзнодорожнымъ вокзаломъ столицы, замкоподобнымъ отелемъ, городскимъ рынкомъ и другими въ небо парящими зданіями, прохожій, глядя на вышеозначенный домъ въ Ландбергерской улиц, не найдетъ въ немъ ничего особеннаго, за исключеніемъ разв того что на штукатурк его остались слды несчастной зати архитектора нататуировать лицевой фасадъ современнаго жилища греческими мотивами.
Одна створка дверей подъзда, надъ которымъ изгибается самая заурядная арка, днемъ большею частью бываетъ отворена, такъ что съ улицы видны сни дома и стеклянная дверь ведущая во дворъ. Сквозь матовое узорное стекло этой двери лтомъ виднется зелень, такъ какъ позади дома есть маленькій садикъ, въ которомъ прозябаютъ одна яблонька да нсколько кустовъ бузины. Сырой втеръ, занося во дворъ дома каменноугольный дымъ съ сосдней фабрики, сильно коптитъ имъ и нжные лепестки яблонки, и скудныя втки сирени, которыя поэтому всегда отдаютъ запахомъ дымогарной трубы. Ежегодно длаются попытки сять въ садик траву, нo давъ нсколько ростковъ въ прохладной тни деревъ, она тмъ не мене не разрастается, такъ какъ оставленное воробьями непремнно выкопаютъ изъ земли куры и докончатъ. Но посл майскаго дождичка, когда по уличнымъ канавкамъ мальчишки начнутъ пускать бумажные кораблики, а за неимніемъ послднихъ и собственныя шапки, садикъ позади дома выглядываетъ такъ весело, словно и въ самомъ дл къ нему въ гости завернула весна. Это уже много значитъ для громаднаго, обширнаго Берлина.
Въ самомъ дл великъ и обширенъ сталъ городъ Берлинъ, до того обширенъ что отдльный человкъ въ немъ какъ-то совсмъ теряется. Совсмъ не то въ какомъ-нибудь маленькомъ городк. Тамъ вс знаютъ другъ друга, если и не очень близко, то во всякомъ случа хоть въ лицо: если чужой случайно появится на улиц, то каждый встрчный такъ и знаетъ что это дйствительно зазжій. Въ Берлин же каждый можетъ пройти вс улицы, одну за другою, и никто его не замтитъ, онъ долженъ счесть за особенно счастливую случайность если удастся ему гд-нибудь встртить стараго пріятеля или знакомаго, тысячи людей проходятъ мимо, и вс они ему чужды, также какъ и онъ имъ чуждъ, чужды ему пшеходы, чужды ему и прозжающіе въ экипажахъ, омнибусахъ, вагонахъ коннной желзной дороги. Среди шума и давки, среди общей людской суетни имъ овладваетъ чувство одиночества. Этому чувству свойственно овладвать человкомъ не только въ безлюдномъ лсу, безбрежномъ океан или необъятной пустын, но и въ город съ милліоннымъ населеніемъ…
Тмъ не мене въ каждомъ дом этого громаднаго города живутъ люди, и для нихъ своя улица составляетъ округъ, у нихъ есть, какъ и въ маленькомъ городк, свои сосди, съ которыми они находятся въ большей или меньшей короткости, или по крайней мр знаютъ ихъ хоть въ лицо. У семействъ живущихъ въ домахъ есть свои родственники, свои друзья и знакомые, точь-въ-точь какъ и въ маленькомъ городк, у каждаго семейства есть свой интимный кружокъ, въ которомъ говорится столько же какъ и всюду хорошаго и дурнаго о людяхъ принадлежащихъ къ этому кружку. Разница лишь та что въ большомъ город такихъ кружковъ больше чмъ въ маленькомъ и что они здсь рзче разграничены между собою, такъ что чувству одиночества здсь легче овладть человкомъ. Кружки эти похожи на садикъ со всхъ сторонъ окруженный высокими стнами сосднихъ домовъ, зелень его чуть виднется прохожему, и то при отворенной двери подъзда. Сирень здсь цвтетъ не для всякаго, не такъ какъ въ общественномъ саду, гд блыя лнящіяся струи фонтана высоко разбрасываютъ блестящія брызги, окутывая серебристою стью растущіе кругомъ кустарники и играя на солнц алмазными каплями когда дунетъ втерокъ.
О вншней жизни всего города въ совокупности ежедневно ведется протоколъ въ газетахъ. Насъ добросовстно извщаютъ когда распустятся первыя почки въ Зоологическомъ Саду, но о первомъ распустившемся цвтк на яблонк вышеупомянутаго садика нигд не печатается ни единой строчки, потому что яблоня, какъ собственность частная, не иметъ ни малйшаго права на типографскія чернила, хотя и у нея въ жизни бываютъ исключительные случаи: иногда осенью она вдругъ почему-то помолодетъ, а не то отъ старости неожиданно покачнется на бокъ, предвщая этимъ какое-нибудь несчастіе. То же бываетъ и въ частной жизни каждаго дома, каждаго отдльнаго кружка. Гласность получаютъ только изъ ряду выходящіе случаи: пожаръ, разрушеніе дома, какое-нибудь особенное бдствіе или особенно радостное событіе. О цлыхъ десяткахъ тысячъ людей свтъ не знаетъ ровно ничего, отъ колыбели и до могилы они не слышно идутъ своею дорогой въ большомъ город, какъ въ самомъ глухомъ захолусть,— и тмъ не мене въ груди ихъ бьется сердце, которое любитъ и ненавидитъ, радуется и страдаетъ, ибо сердце это все же сердце человческое.
Точно также и семейство Бухгольцъ въ Ландбергерской улиц принадлежало бы къ этимъ тысячамъ еслибы не одно приключеніе досаднаго свойства, которое дало фрау Вильгельмин Бухгольцъ поводъ предать свой гнвъ гласности и такимъ образомъ выступить изъ мрака неизвстности. Съ первымъ письмомъ посланнымъ ею въ редакцію одного изъ еженедльвыхъ берлинскихъ журналовъ, она попала въ печать, за первымъ письмомъ послдовало второе, третье и такимъ образомъ каждый получилъ возможность заглянуть въ частную жизнь какъ самаго семейства Бухгольцъ, такъ и того кружка къ которому оно принадлежало. Фрау Вильгельмина не только отворила настежъ калитку своего садика, но такъ-сказать готова была дать по цлому пучку своей сирени всмъ кому только не претилъ запахъ каменноугольной копоти. ‘Орхидеи въ Ландбергерской улиц не растутъ, разсуждала она, у простыхъ бюргеровъ теплицъ не бываетъ’.
И она права. Кому не по душ изображеніе жизни мелкихъ бюргеровъ имперской столицы, тому слдуетъ купить себ такой романъ гд графы и графини ведутъ между собою интеллигентные разговоры, но кому интересно знать ходъ внутренней семейной жизни въ большомъ город, тотъ непремнно приметъ горячее участіе въ печаляхъ и радостяхъ фрау Вильгельмины, а на письма ея взглянетъ какъ на эскизы столичной жизни, ибо городъ состоитъ не только изъ асфальтовыхъ мостовыхъ и длинныхъ рядовъ высокихъ строеній, но и изъ множества семейныхъ домовъ, двери коихъ обыкновенно бываютъ замкнуты отъ постороннихъ наблюдателей. Домъ Бухгольца представлялъ собою одинъ изъ подобныхъ домовъ въ Ландбергерской улиц, и только гнвъ заставилъ фрау Вильгельмину Бухгольцъ отворить его двери для постороннихъ зрителей. Предоставляемъ ей самой разказать о томъ какъ это случилось.

День рожденія.

Я женщина простая, г. редакторъ, и писательство вовсе не мое дло, но такъ какъ въ вашей газет, которую я такъ люблю читать, иногда говорится о вещахъ доступных только женскому пониманію и обсужденію, то я какъ разумная мать и ршаюсь излить вамъ свою душу, и вмст съ тмъ прошу васъ, будьте добры, исправьте гд слдуетъ мой слогъ. Мн было бы очень больно еслибы мои дочери увидли грамматическія ошибки въ моей стать, это могло бы повредить авторитету которымъ я досел пользовалась въ ихъ глазахъ. Не поврите какъ далеко во всхъ наукахъ ушли въ наше время дти въ школахъ!
Однако, къ длу.
Года два тому назадъ дядя Фрицъ на Рождество подарилъ дтямъ кукольный театръ, мы отнеслись къ этому весьма сочувственно, потому что занимаясь театромъ дти обыкновенно сидятъ очень смирно. Даже когда въ гости къ намъ приходитъ маленькій Краузе и трое Геймрейховскихъ изъ Мюллерштрассе, и тогда все бываетъ тихо и смирно, если дти займутся кукольнымъ театромъ. Прежде они бывало играли въ ‘свои сосди’ или въ ‘разбойники’, причемъ дло никогда не обходилось безъ гвалта, однажды даже разбили стекло въ шкапу гд стоитъ хорошій фарфоръ, слава Богу что на этотъ разъ онъ остался еще цлъ. Мужъ мой время отъ времени даритъ двочкамъ по нскольку грошей, чтобъ он покупали себ листы съ картинками и вырзывали изъ нихъ новыя фигурки для своего театра, все же это выгодне чмъ ломка и погромъ. Стекло-то въ шкапу вдь стоило восемь марокъ чистыми деньгами! Намедни былъ день рожденія Эмми, и такъ какъ тратиться было уже заодно, то я и пригласила кое-кого изъ взрослыхъ, а къ Эмми, какъ это всегда у насъ въ такихъ случаяхъ водится, собрались дти.
Дтямъ была предоставлена столовая, выпивъ шоколату (прибавлю въ скобкахъ, съ хорошею порціей сладкаго пирога), они принялись за свой кукольный театръ и уставили предъ нимъ рядъ стульевъ, какъ это бываетъ въ настоящемъ театр. Затмъ въ гостиную къ намъ пришелъ маленькій Краузе и пригласилъ васъ, старшихъ, постить представленіе. Чтобы сдлать дтямъ удовольствіе, мы вс отправились въ столовую. Дамы сли на приготовленныя для публики мста, а мущинамъ пришлось стоять по стнкамъ, ибо я не терплю чтобы хорошую плюшевую мебель таскали изъ гостиной по другимъ комнатамъ.
Пока мы сидли въ ожиданіи представленія, фрау Геймрейхъ замтила мн что она не особенно довольна когда дти занимаются театромъ, такъ какъ это черезчуръ развиваетъ въ нихъ фантазію. ‘Напротивъ, отвчала я ей, театръ развиваетъ въ дтяхъ сердце и душу, и несравненно лучше шумной возни, во время которой такъ легко бьются стекла въ шкапахъ.’ Шпилька моя была пущена мтко, такъ какъ виновницей происшествія со стекломъ была ея Агнеса, и потому Геймрейхш пришлось смолчать.
Занавсь поднялась. Дядя Фрицъ принялся аплодировать, хотя еще не было произнесено ни одного слова, онъ, вроятно, воображалъ что находится въ театр Викторія, гд наибольшаго одобренія публики удостоиваются декораціи. Въ данномъ же случа и въ этомъ отношеніи аплодировать было нечему, такъ какъ сцена представляла самую обыкновенную комнату, въ которой не было ршительно ничего замчательнаго для нашего брата. Но дядя Фрицъ вчно хочетъ показать себя знатокомъ.
Наконецъ дти заговорили. Моя Эмми, выдвинувъ на авансцену женскую фигурку, громко и явственно произнесла:
‘Здравствуйте, милостивыя государыни! Нтъ, я непремнно должна вамъ открыть свое сердце. Вообразите себ, Розалія, это легкомысленное созданіе, вздумала кокетничать съ моимъ вахмистромъ.’
— Миленькое однако начало! шепнула мн фрау Геймрейхъ.
— Нельзя же придавать значеніе каждому слову! сказала я. Однако мн самой стало немножко не по себ, но выказать моей слабости предъ Геймрейхшей я никакъ не хотла.
Эмми между тмъ продолжала:
— И что въ ней хорошаго-то! хоть бы на волосъ! А разв эта негодница не пробовала и у васъ отбивать вашихъ обожателей?
— Разумется! разумется! хоромъ отвчали дти, и задвигали на сцен куколками, какъ будто т въ самомъ дл говорили. Даже маленькій Краузе вмшался въ разговоръ, за что и былъ выпроважевъ со сцены, а затмъ весь въ слезахъ появился изъ-за ширмъ, которыми дти заставили театръ сбоку чтобъ ихъ не было видно публик.
— Кажется, дло идетъ все веселе и веселе! довольно громко проговорила Геймрейхша.
Я сдлала видъ что не слыхала ея словъ и обратилась къ маленькому Краузе:
— Поди сюда, Эдуардъ, сказала я ему,— отсюда теб будетъ видне.
— По моему, ребенку лучше было бы вовсе не видать такого представленія, дко замтила Геймрейхша.
Я промолчала. Но вотъ на сцен появились дв куколки, разсуждавшія между собою о томъ что он тайно обвнчаны, что у нихъ есть ребенокъ, о которомъ родители ихъ не знаютъ и т. д. въ томъ же род. Затмъ появился старый волокита, желавшій полюбезничать съ Розаліей и принесшій съ собою дв бутылки шампанскаго, на которыхъ онъ наклеилъ дв десятиталлеровыя бумажки. Фрау Геймрейхъ продолжала длать насмшливыя замчанія.
— Неправда ли какъ это должно развивать сердце и душу? въ свою очередь кольнула она меня:— ужь если портить такъ лучше стекла въ шкапахъ чмъ юныя дтскія сердца!
Неужели же мн было соглашаться съ нею? По справедливости конечно слдовало бы такъ, но она была уже черезчуръ дерзка, а потому я все же ей отвтила:
— Не на одной сцен, и въ жизни случается часто видть подобное.
— Не знаю, не случалось наблюдать, усмхнулась она.
Можетъ-быть она и была права, но я все же ввернула ей еще словечко: ‘Кто зажмуритъ глаза и заткнетъ себ уши, тотъ разумется ничего не видитъ и не слышитъ!’ сказала я. Тутъ къ счастью занавсь упала, первый актъ кончился. Рукоплескали только дядя Фрицъ да маленькій Краузе, я, со своей стороны, тоже присоединилась къ нимъ единственно изъ-за того чтобы показать этой Геймрейхш что ея глупая болтовня не имла на меня ровно никакого дйствія.
Но вотъ начался и второй актъ. Подкинутъ ребенокъ, Розалія находитъ его, кто-то говоритъ ей въ глаза что ребенокъ этотъ ея собственный. ‘Я честная двушка блошвейка, какъ же это могло случиться!’ воскликнула моя Эмми, говорившая роль Розаліи.
Сколько разъ ужь меня бросало то въ холодъ, то въ жаръ, но тутъ мое терпніе лопнуло.
— Кончилось ли наконецъ ваше представленіе? это изъ рукъ вонъ что такое! закричала я и вскочила со стула.
— Есть чему поучиться дтямъ въ вашемъ дом! проговорила фрау Геймрейхъ.— Ха, ха, ха! развиваютъ сердце и душу! Хорошо, нечегосказать, очень хорошо!
Затмъ она позвала:
— Агнесса, Паула, Марта, идите сюда! видть такого срама не могу, наше семейство почтенное, всми уважаемое, вашъ ддъ, а мой покойный отецъ имлъ орденъ Краснаго Орла…
— Всего четвертой степени! кинула я ей, потому что она всюду гд только можно старается выставить своего старика съ его орденомъ. Дти съ огорченнымъ видомъ вышли изъ-за ширмъ. Мои громко плакали, маленькій Краузе ревлъ вмст съ ними. Это было нарушеніемъ празднества въ самую интересную минуту.
— Что мы такое сдлали, мама, что ты такъ разсердилась? хныкала Эмми.
— Что, что? проговорила я,— какъ могло вамъ придти въ голову представлять такія глупости?
— Только глупости? ввернула Геймрейхша.
— Гд-то вы достали такую ужасную піесу? допрашивала я.
— У переплетчика, отвчала Эмми, подавая мн маленькую книжечку съ слдующимъ заглавіемъ: ‘Легкомысленная особа. Шутка въ трехъ дйствіяхъ, сочиненіе Бюттнера и Поля. Передлана для дтскаго театра Dr. Сперціусомъ. Изданіе Эмиже и Римитейдера.’
— Славный ученый долженъ быть этотъ Dr. Спуціусъ или Сперенціусъ! Какъ это у него только хватило совсти! замтила фрау Геймрейхъ.
Тутъ вмшался въ разговоръ дядя Фрицъ.
— Прелестная піеска, сказалъ онъ,— ее давали несчетное число разъ на сцен разныхъ театровъ.
— Очень можетъ быть, проговорила я, — что для нкоторыхъ господъ и хороша, но не все что нравится праздношатающимся холостякамъ въ самомъ дл хорошо. Не думаю чтобы ты видлъ эту піесу, Карлъ? обратилась я къ моему мужу.
Отъ не могъ вспомнить наврное, видлъ ли онъ ее или нтъ.
А фрау Геймрейхъ продолжала свое: мн, какъ матери, не слдовало бы допускать чтобы такія книги попадали ко мн въ домъ. Я ей на это отрзала что у меня много дла и кром наблюденія за такими пустяками, что людямъ прізжающимъ ко мн въ гости ужь конечно не приходится за неимніемъ визитной карточки записывать свое имя на пыли которая слоемъ въ палецъ толщины лежитъ на мебели, и такъ дале. Слово за слово, дло кончилось тмъ что Геймрейхъ ухала отъ васъ объявивъ что отнын она къ намъ ни ногой, и дтей своихъ не станетъ пускать въ такой Содомъ. По мн оно то лучше, мои двочки уже слишкомъ велики для младшихъ Геймрейхъ, а что касается самой маменьки и ея проповдей насчетъ нравственности, то я твердо убждена въ томъ что заряда благочестія хватаетъ ей какъ разъ лишь на то время пока она въ воскресный день сидитъ въ кирк.
Дти страшно плакали когда узжали Геймрейхи. Я дала имъ шоколату и сладкаго пирога, хотя они только-что предъ тмъ угощались, но дтскій желудокъ таковъ что въ немъ всегда найдется мстечко для сластей, а въ данномъ случа это пришлось какъ нельзя боле кстати, по крайней мр они успокоились. Мы довольно давно были знакомы съ семействомъ Геймрейхъ, но вдь вольному воля, а спасенному рай. Она сама заблагоразсудила порвать съ вами отношенія, а мн это и на руку: они живутъ въ самомъ конц Мюллерштрассе, отъ насъ это край свта. Краузе остались, и когда мы снова услись въ гостиной, рчь естественнымъ образомъ зашла о гадкой книжонк надлавшей столько хлопотъ. Г. Краузе высказалъ что считаетъ непростительнымъ давать дтямъ подобныя книги въ руки. Дядя Фрицъ возразилъ на это что дти еще слишкомъ глупы чтобы понять о чемъ тамъ идетъ рчь.
— Но вдь дти становятся взрослыми, сказалъ мой мужъ.
— Впечатлнія дтства врзываются въ память на всю жизнь, замтила фрау Краузе.
— Дтямъ давались читать только Снгурочка, Рюбецалъ и тому подобныя вещи! воскликнула я.— Надобно же было случиться чтобъ имъ въ руки попала такая глупость какъ Легкомысленная особа!
По мннію дяди Фрица, намъ слдовало спокойно дать дтямъ дочитать комедію, совершенно напрасно было обращать ихъ вниманіе на содержаніе піесы. Я однако задала ему хорошую головомойку. Всему виной его дурацкій театръ, заявила я. Онъ же свалилъ вину на переплетчика, на Dr. Сперенціуса, или какъ тамъ его имя. Съ этимъ вс единогласно согласились.
Обращаюсь къ вамъ, г. редакторъ! Ну кто же можетъ отвчать за то что господа торговцы подъ невиннымъ заглавіемъ передлка для дтей продаютъ книги, которыя какъ нельзя мене годятся дтямъ. Неужели же нтъ такого санитарнаго учрежденія гд бы слдили за фальсификаціей духовной пищи?
Какъ бы то ни было, наше празднество было разстроено, и разумется несносная Геймрейхша не мало способствовала этому…. Я же извлекла для себя изъ этого печальнаго случая слдующее правило: отнын мы съ мужемъ будемъ тщательно слдить за выборомъ книгъ для чтенія нашимъ дочерямъ, чистоты мира ихъ невинной дтской души не возмутитъ въ другой разъ такая вредоносная книжка. Супруги Краузе вполн согласны со мною, а можетъ-быть также и многіе другіе родители, которые узнаютъ о томъ что случилось у васъ. Вы не мать, г. редакторъ, но тмъ не мене, смю надяться, въ данномъ случа поддержите меня.

Преданная вамъ
Вильгельмина Бухгольцъ, уроженная Фабіанъ.

P. S. При семъ прилагаю и самую книжку. Вы увидите что въ письм своемъ я привела далеко не худшія мста.

Музыкальная ловля жениха.

Вы имли любезность напечатать несчастную исторію случившуюся въ день рожденія моей Эмми, когда дти на своемъ кукольномъ театр представляли эту ужасную комедію и когда я поссорилась съ несносною Геймрейхшей. Съ тхъ поръ эта дама у насъ еще не была, а сосдка наша Краузе, весьма разсудительная женщина, полагаетъ что я унижу свое достоинство если сдлаю первый шагъ къ примиренію.
Разкажу вамъ какъ удивлена была я на дняхъ. Сижу я себ и ршительно ни о чемъ не думаю, какъ вдругъ раздается звонокъ и почтальйонъ подаетъ мн денежную повстку на мое имя. Сразу я даже этому не поврила, однако квитанцію подписала, а почтальйонъ выложилъ предо мною на столъ нсколько золотыхъ монетъ. Это былъ гонораръ за то что я вамъ написала, нтъ, я положительно на это не разчитывала, и къ тому же такой щедрый гонораръ! Я ужасно разволновалась и ударилась въ слезы, дти также принялись плакать. Деньги лежали на стол, мн казалось что он исчезнутъ предъ моими тлесными очами какъ только я прикоснусь къ нимъ, а что касается почтальйона, я была бы готова принять его за явленіе изъ сказочнаго міра еслибъ онъ не наслдилъ по всей комнат.
— Я положительно долженъ гордиться тобой, Вильгельмина, сказалъ мн мужъ,— вдь ты заработала эти деньги своею статьей.
— Карлъ, проговорила я,— иногда я бывала рзка съ тобой, этого боле не повторится, нтъ, никогда!
Онъ обнялъ и поцловалъ меня, и я опять невольно заплакала. Эмми и Бетти, видя что я все еще продолжаю волноваться, суетились вокругъ меня и также терли себ глаза.
— Не тревожтесь, дти, успокоивала я ихъ,— вдь это слезы радости. Еслибы Геймрейхша только видла все это, вотъ бы обозлилась-то!
— Что же ты станешь длать съ этими деньгами? спросилъ меня мужъ.
— Я ихъ вчно буду хранить какъ память, отвтила я.— А нето, ужь если безъ траты не обойдешься, пожалуй куплю себ новую шляпку, старая-то моя ужь совсмъ вышла изъ моды. Вотъ и Краузе тоже недавно купила себ новую шляпку.
Дти тоже пристали ко мн говоря что всего лучше купитъ на эти деньги новую шляпку. Я сдалась на ихъ увщанія, и мы вс втроемъ отправились въ модный магазинъ. Но такъ какъ отъ доставленныхъ мн почтальйономъ денегъ все еще оставалась малая толика, то я и предложила провести на нихъ весь день въ свое удовольствіе.
— Мы пойдемъ сегодня вечеромъ въ концертъ къ Бильзе, сказала я,— я надну свою новую шляпку, а по окончаніи музыки папа зайдетъ за нами.
Ликованію дтей не было конца. По дорог мы зашли еще въ кондитерскую выпить шоколату и пожевать сладкаго печенья. Это было прелестно!
Къ Бильзе мы отправились заблаговременно чтобы занять хорошія мста. Какъ только мы вошли въ залу, я увидала за однимъ изъ столиковъ свою пріятельницу, фрау Бергфельдтъ. Мы подошли и поздоровались.
— Добраго вечера, фрау Бергфельдтъ, какъ побиваете? сказала я.— Ахъ, какъ ваша Августа выросла съ тхъ поръ какъ я ее видла!
Сама Бергфельдтша была также того мннія что ея дочка очень выровнялась. Что до меня, я сразу замтила что двочка казалась выше только благодаря своему модному платью съ длиннымъ шлейфомъ и плотно облегающимъ талію лифомъ, волосы же у нея спереди были спущены на лобъ какъ чолка у пони. На своихъ я ни за что въ свт не потерпла бы такихъ платьевъ, хотя Бетти такое платье было бы не меньше къ лицу чмъ Август, правда, Августа конфирмовалась уже два года тому назадъ, но она все еще страшно угловата и неловка, такъ что по моему гршно и стыдно одвать ее какъ взрослую. У кого такіе острые локти, тому разумется лучше носить длинные рукава.
Мы стали садиться, во когда Эмми вздумала помститься рядомъ съ Августой, то Бергфельдтша замтила ей что стулъ этотъ уже занятъ, такъ какъ долженъ придти еще ея Эмиль.
— Да тутъ два пустые стула, сказала я,— вашему Эмилю довольно будетъ и одного изъ нихъ.
Бергфельдтша на это возразила что съ Эмилемъ будетъ еще пріятель и какъ-то при этомъ смутилась.
‘Эге! подумала я, да тутъ что-то заваривается! Будемъ наблюдать!’
Вскор дйствительно явился Эмиль вмст со своимъ пріятелемъ, который, какъ посл выяснилось, подобно ему готовился на ассессора, и ему оставалось еще годика два поучиться. Какъ я ожидала, пріятель услся рядомъ съ Августой, та покраснла какъ маковъ цвтъ и стала еще угловате. Рядомъ съ моей Бетти слъ Эмиль, и такимъ образомъ вс мста вокругъ нашего столика были заняты.
Концертъ начался. При первыхъ же звукахъ музыки Бергфельдтша вытащила изъ кармана чулокъ и принялась вязать его съ такимъ рвеніемъ какъ будто хотла во что бы то ни стало отработать заплаченныя за входъ въ залу деньги. Пока раздавались тихіе торжественные звуки увертюры, она вязала спокойно, но какъ только вслдъ затмъ заиграли веселый вальсъ, пальцы у нея запрыгали въ тактъ музыки, и она понаспускала множество петель, такъ что дочк потомъ пришлось распустить все что успла навязать ея маменька. Тутъ я поняла почему чулокъ такъ затасканъ на видъ.
Я сама стою за рукодлье и ненавижу праздность, но когда хочешь возвысить свою душу слушаніемъ музыки, то ужь никакъ не слдуетъ длить своего вниманія между симфоніей и чулкомъ. Да и не думаю чтобы Бетховенъ писалъ свои вдохновенныя творенія для того чтобы подъ звуки ихъ вязались чулки. И какъ величественна симфонія Бетховена, когда вс слушатели тихо сидятъ углубясь въ свои мысли покрайней мр на четыре ступеньки погребицы, и надо окатить человка цлымъ ушатомъ холодной воды чтобы вывести его изъ этого очарованія. Вотъ какова сила музыки!
Въ промежуткахъ между исполненіемъ различныхъ піесъ мы очень оживленно бесдовали между собою. Эмиль пустился съ моею Бетти въ безконечныя разсужденія о нмецкой литератур, и такъ какъ дочь моя только-что прочла романъ Марлитта, то и сумла какъ слдуетъ вести разговоръ, она находила что Марлиттъ съ большимъ умньемъ рисуетъ характеры и затмъ вполн сочувственно отнеслась къ тому что баронъ погибъ отъ пули, а храбрый энергичный инженеръ завоевалъ себ сердце графини. Да, когда дти учатся какъ слдуетъ, они всегда въ состояніи поддержать умную бесду.
Августа Бергфельдтъ и студентъ почти ни слова не промолвили между собою, но время отъ времени искоса бросали другъ на друга влюбленные взгляды краснорчиве всякихъ словъ. Бергфельдтша длала видъ будто ничего не замчаетъ, и обращаясь къ студенту называла его не иначе какъ милйшій господинъ Вейгелтъ, разспрашивала его о томъ какъ поживаетъ онъ самъ, что подлываютъ его родители и въ заключеніе спросила его почему онъ не носитъ шерстяныхъ наручниковъ которые ему связала Августа.
— Вы кажется очень стремитесь пригрть юношу если дарите ему шерстяные наручники? безо всякаго дурнаго умысла шепнула я ей на ухо.
Она же бросила насмшливый взглядъ на мою новую шляпку и язвительно прошипла:
— Мы думаемъ о полезномъ, а не о бездлушкахъ и разной мишур.
Я даже не сразу нашлась что отвтить. Каково, назвать бездлушкой, мишурой мою новую шляпку! Да еслибъ еще я ее взяла у кого-нибудь взаймы или выманила бы на нее деньги у моего Карла, это другое дло. Но вернувъ свое хладнокровіе, я спокойно отвтила ей:
— Разумется, когда мужу одному приходится на все зарабатывать, то жен неприлично слдить за модой.
На это ей оставалось только промолчать.
Во время втораго отдленія мы угощались сладкимъ пирогомъ который я захватила съ собою, молодые же люди закурили сигары. Чмъ прелестне становилась музыка, тмъ ближе придвигались другъ къ другу студентъ и Бергфельдтшина Августа. Я молча слдила за происходившимъ у меня предъ глазами. Когда же оркестръ заигралъ въ сердце проникающую мелодію ‘Ахъ, еслибъ ты была моею’, то юная чета уже сидла рука въ руку и нжно прижавшись другъ къ другу.
Наконецъ концертъ кончился, мой Карлъ и г. Бергфельдтъ ожидали насъ на подъзд, мы вс вмст отправились въ ресторанъ и заняли отдльную комнату чтобы никто не мшалъ вашей дружеской бесд. Мой Карлъ разказалъ г. Берфельдту откуда у меня взялась новая шляпка, тотъ поздравилъ меня и заявилъ что теперь я также принадлежу къ числу нмецкихъ писательницъ, на что супруга его замтила, разумется только изъ зависти къ моей новой шляпк, что женщины занимающіяся писательствомъ обыкновенно мало думаютъ о своихъ домашаихъ обязанностяхъ и не заботятся о своей семь.
— Неужели? возразила я: — во всякомъ случа я больше забочусь о своихъ дочеряхъ чмъ вы о вашей Август, ужь кажется ни за что бы не позволила своей дочери за, водить шуры-муры со студентомъ.
Слова мои были словно ударъ грома.
— Что это значитъ? воскликнулъ г. Бергфельдтъ.— Не думаю чтобы г. Вейгельтъ..
— О Боже мой, папа! въ свою очередь воскликнула Августа.
— Францъ иметъ серіозныя намренія, проговорила сама Берфельдтша.
— Какой Францъ? съ сердцемъ спросилъ г. Бергфельдтъ.
— Да г. Вейгельтъ, отвчала она,— онъ искренно и глубоко любитъ нашу Августу.
— Прошу васъ отвтить мн на нсколько вопросовъ, обратился г. Бергфельдтъ къ студенту, который съ кислымъ видомъ стоялъ предъ нимъ вытянувшись въ струнку. Боже, какъ онъ дрожалъ! точь-въ-точь новомодный электрическій звонокъ.
— Что вы такое? спросилъ г. Бергфельдтъ.
— Студентъ, юристъ.
— Гд вы познакомились съ моею дочерью?
— У Бильзе.
— И какъ они другъ друга любятъ! воскликнула мать.
— Ахъ, да! всхлипывала Августа.
— Но вы еще слишкомъ молоды для женитьбы, а на дальній срокъ ни одинъ отецъ не ршится….
— О папа, ты разрываешь мн сердце на части! рыдала Августа:— Францъ такой добрый, милый!
— Неужели же ты хочешь сдлать своего ребенка несчастнымъ? сказала маменька.
Студентъ стоялъ передъ г. Бергфельдтомъ какъ преступникъ передъ судьей, не будучи въ состояніи произвести ни одного слова.
— Будете ли вы заботиться о счастіи моего ребенка? обратился къ нему г. Бергфельдтъ.— Общаете ли вы быть прилежнымъ, хорошо выдержать экзамены, вести строго нравственную жизнь и осчастливить мою дочь, мою старшую…. мою первородную….
Дале продолжать онъ не могъ. Августа такъ вся и растаяла въ слезахъ, а когда мать быстро схвативъ соединила руки молодыхъ людей со словами: ‘благословляю васъ, дти мои’, то и мои дочери тоже принялись плакать. Да и дйствительно зрлище было умилительное, у меня у самой на глазахъ навернулись слезы, но въ душ я все же не могла не сознаться что сватовство это по меньшей мр черезчуръ поспшно: у него еще нтъ куска хлба, а она-то со своими остроконечными локтями! Вотъ удивится-то женихъ, когда ихъ увидитъ.
Хотя Бергфельдтша и не особенно любезна была со мною, но я тмъ не мене поздравила ее и выразила при этомъ надежду что ей не придется раскаиваться въ томъ что она ршилась выдать свою дочь за такого юнца. Что онъ до невозможности юнъ, это бросалось въ глаза съ перваго взгляда и, сверхъ того, наружность его не изъ привлекательныхъ, на безволосомъ лиц его множество угрей. Я не желала бы имть такого зятя, ибо все-таки придаю нкоторое значеніе вншности, иначе я не стала бы покупать себ новую шляпку.
Помолвку такимъ образомъ отпраздновали очень тихо, и мы общали сохранить все втайн, пока женихъ не сдастъ экзамена на ассессора. Какъ будто можно утаить помолвку! На другой же день о ней узнаетъ прачка, и не пройдетъ недли все будетъ извстно и прочимъ знакомымъ. Я знаю это по собственному опыту: когда мы были помолвлены съ Карломъ, отецъ мой также вздумалъ сохранить нашу помолвку втайн, но матушка не могла удержать язычка и проговорилась кому-то.
Сегодня г. Бергфельдтъ былъ молчаливе обыкновеннаго и больше все каталъ шарики изъ хлба, между тмъ какъ Бергфельдтша изо всхъ силъ старалась придать своему лицу самое сіяющее выраженіе. Не стану отрицать что помолвка дочери можетъ исполнить сердце матери чувствомъ радости и гордости, но лишь въ томъ случа когда женихъ представителенъ и привлеченъ къ браку нжными чувствами любви, а не на веревк.
Благодаря неразговорчивости г. Бергфельдта, мы въ ресторан пробыли весьма недолго. Онъ парализовалъ общее веселое настроеніе, но къ чести его слдуетъ прибавить что онъ держалъ себя съ нкоторымъ достоинствомъ, и это произвело хорошее впечатлніе. На возвратномъ пути я спросила Карла, не замтилъ ли онъ что женихъ, какъ-говорится у васъ въ Ландбергерской улиц, имлъ видъ нсколько огорошенный, словно помолвка эта была, до нкоторой степени неожиданна для него? Карлъ отвчалъ что женихъ похожъ на жабу (мой милый Карлъ всегда выражается немного странно), а то бы онъ не дался такъ легко въ руки, вдь, строго говоря, всю помолвку состряпала матушка, которая конечно не для музыки отправлялась къ Бильзе, а только ради того чтобы выставлять тамъ за показъ свою дочку. Затмъ онъ прибавилъ что ему будетъ непріятно если я стану ходить куда бы то ни было съ дтьми безъ него.
Я возразила ему что въ этомъ отношеніи онъ можетъ вполн подожиться на меня: мое дло позаботиться о томъ чтобы дочери наши не сдлали такой партіи, и ужь конечно я сумю избжать встрчи съ молодыми людьми безо всякой будущности. Споръ вашъ однако прекратился не прежде чмъ Карлъ замолчалъ. Онъ всегда умолкаетъ когда мы съ нимъ расходимся во мнніяхъ, а это-то именно меня и раздражаетъ еще боле, потому что въ такихъ случаяхъ я не могу догадаться о чемъ онъ тамъ про себя размышляетъ. Вообще съ мущинами ладить трудно.
По возвращеніи домой Бетти спросила, когда мы снова пойдемъ въ концертъ, папа замтилъ ей что случая этого ждать придется еще довольно долго. Бетти скорчила кислую рожину и сказала что она общала Эмилю Бергфельдтъ быть у Бильзе въ слдующій четвергъ.
Ну, благодарю покорно, какъ я перепугалась! За то и досталось же отъ меня ршительно всмъ: Карлу за то что онъ не былъ вмст съ вами въ концерт, Бетти за то что она посмла уговариваться о свиданіи съ Эмилемъ, а Эмми за то что ея дло было смотрть чтобы сестра не слишкомъ много болтала съ молодымъ человкомъ. Всмъ было не по себ, день такъ славно начался и такъ печально окончился.
Когда мы съ Карломъ остались одни, я сказала ему: ‘Надо зорко наблюдать за двочками, такія сватовства, какъ сегодня у Бергфельдтъ, для насъ вовсе не подходящія’. По мннію же Карла, если мать женщина разумная, такихъ глупостей никогда не можетъ быть, какъ бы молодые люди ни любезничали между собой и какъ бы музыка ни была чувствительна. Желала бы я знать что смыслятъ мущины въ длахъ подобнаго рода?
Чрезъ два года Бергфельдтшинъ Эмиль будетъ ассессоромъ, а Бетти гораздо красиве Августы съ ея остроконечными локтями. Что же касается музыки, то дйствительно у Бильзе и исполненіе восхитительное, только вотъ литавристъ ужъ слишкомъ сильно колотитъ по инструменту, какъ будто во что бы то ни стало стремится раздробить свои литавры на мелкія части. Отчего бы намъ почаще не посщать концертовъ? Нельзя также не согласиться и съ тмъ что Эмиль малый красивый и что изъ него современенъ можетъ выйти весьма представительный фельдфебель, а пожалуй даже и лейтенантъ.

——

Прошелъ значительный промежутокъ времени. Наступило лто 1879 года, о которомъ каждый Берлинецъ будетъ вспоминать съ чувствомъ глубокаго удовольствія, въ это лто берлинская промышленность, нарядившись въ праздничное платье, ежедневно длала торжественные пріемы на ремесленной выставк, для которой неподалеку отъ вокзала желзной дороги было возведено огромное зданіе, окруженное прелестнымъ паркомъ съ цвтниками, искусственными фонтанами и всевозможными бесдками.
До выставки мсто это представляло песчаную пустыню въ частномъ владніи, настолько непривлекательную что даже трава росла на ней какъ-то неохотно. И вотъ пустыня, безо всякаго волшебства, только помощью человческаго труда и денегъ, была превращена въ чудеснйшій садъ. Жаль что въ чужихъ странахъ у насъ нтъ земли чтобы тамъ могли свободно развернуться нмецкая промышленность и нмецкая культура… То-то вышли бы хорошія мстечки!
Въ пустыр гд разбили садъ для выставки стояли уже готовые, но еще не употребленные въ дло своды для желзной дороги, ихъ утилизировали для выставки, въ одномъ даже устроили древненмецкій погребокъ, въ то время какъ разъ начинали входить въ моду всякія древности. Вдь при помощи нсколькихъ оконъ съ зелеными стеклами, да горшка съ коричневою краской, можно всякое помщеніе передлать на древненмецкій ладъ.
Въ описываемое нами время берлинскія ремесла праздновали свое торжество, и быстрый разцвтъ этой отрасли промышленности слдуетъ отчасти приписать выставк, которая какъ живительный солнечный лучъ превратила едва распустившіеся бутоны въ роскошные цвты.
Промышленность и ремесла давали празднество, а участіе въ этомъ празднеств принималъ весь Берлинъ, въ наиближайшемъ будущемъ ожидался милліонный поститель выставки, котораго предполагалось встртить съ распростертыми объятіями и посадить предъ фотографическимъ аппаратомъ, дабы увковчить его наружность для благодарнаго потомства. Извстность — странная вещь! Есть люди которые всю жизнь, тщетно гонятся за нею, другимъ же она выпадаетъ на долю нежданно-негаданно. Неожиданное же счастіе, говорятъ, самое полное.
Въ числ девятисотъ девяносто девяти тысячъ человкъ, проходившихъ турникетъ механическаго счетчика прежде чмъ составился полный милліонъ, находилось также и семейство Бухгольцъ, какъ мы узнаемъ это изъ письма фрау Вильгельмины, въ которомъ, между прочимъ, она и объясняетъ причину своего долгаго молчанія. Быть-можетъ единственно ея воспоминанія о выставк нельзя назвать ничмъ не омраченными. Есть люди которые сами идутъ за встрчу огорченіямъ, вмсто того чтобъ избгать ихъ. По строгомъ изслдованіи фактовъ оказывается что комитетъ выставки ничуть не отвтственъ за то что нашей пріятельниц, фрау Вильгельмин Бухгольцъ, пришлось повстрчаться на выставк съ довольно сильными огорченіями.

На выставк.

Вы вроятно уже не разъ думали: что бы это могло значить что фрау Бухгольцъ такъ долго не даетъ о себ всточки, вдь обыкновенно она охотно берется за перо. Но разв можно писать когда схватишь такую желчную лихорадку что приходится обращаться ко врачу, да еще потомъ проколешь себ палецъ, пришпиливая гардины? Вдь всякій человкъ обладаетъ и нервами, и чувствительностью… Нтъ, при такихъ обстоятельствахъ и вы не станете писать.
Вы разумется спросите: какъ можетъ человкъ обладающій, подобно мн, и кротостью и терпніемъ, схватить желчную лихорадку? желала бы я знать, кто бы могъ оставаться хладнокровнымъ еслибы съ нимъ произошло то что случилось со мною!
И что же я такое сдлала? Ничего, ровнехонько ничего. Я только сказала что Бергфельдтша навязала студенту свою Августу, а кто-то и передалъ ей мое невинное замчаніе. Я сказала это безо всякаго дурнаго умысла, вдь это же была сущая правда. Но Бергфельдтша страшно на меня обидлась, вышла изъ себя и написала мн очень дерзкое письмо, въ которомъ между прочимъ упомянула что еслибы только она захотла, то могла бы поразказать о моемъ Карл такія исторіи надъ которыми бы вс вдоволь потшились. Я показала письмо мужу и сказала ему: ‘Карлъ, прочти что написала эта особа, а затмъ немедленно ступай въ судъ и подай на нее жалобу.’
Карлъ прочелъ письмо и какъ-то лниво отвчалъ мн что не видитъ въ немъ достаточнаго основанія обращаться къ суду. Мн же это было ударомъ ножа въ сердце: Какъ подкошенная упала я на диванъ и воскликнула: ‘Стало-быть ты сознаешь за собою вину, прошлое твое небезукоризннно, эта несчастная въ прав такъ о теб выражаться! О, Карлъ!’ Онъ оправдывался, утверждая что Бергфельдтша только изъ мести такъ безсмысленно на него клевещетъ. Но это успокоило меня только наполовину, а что если она все-таки что-нибудь про и его да знаетъ? Будь у Карла совсть совсмъ чиста, онъ не побоялся бы навязать ей судъ на шею. Я даже очень ясно замтила что онъ какъ будто нсколько смутился. Въ эту минуту вошли дти, неся кострюлю для душенаго мяса и веревку для вшанія блья, которыя я раньше одолжила Бергфельдтш, теперь же она возвращала мн мои вещи съ разными насмшливыми замчаніями: такъ, она велла передать мн что ручка у кострюли была надтреснута еще прежде чмъ попала къ ней въ домъ. Это была грубая ложь, и такое коварство съ ея стороны окончательно доканало меня.
Вотъ какимъ образомъ заполучила я свою желчную лихорадку. Пусть Бергфельдтша дастъ отвтъ Богу за свои поступки со мною, но я надюсь что и на земл еще намъ доведется встртиться съ нею съ глазу на глазъ… ужь отчитаю же я ее по своему! У меня въ дом всегда все цло, всегда все въ порядк.
Когда мн стало нсколько полегче и цвтъ лица нсколько исправился, Карлъ сказалъ мн: ‘Вильгельмина, что бы немножко поразсяться? Не пойти ли намъ вмст съ дтьми на выставку? за парой грошей у меня дло не станетъ, чтобъ отпраздновать выздоровленіе’. Въ первую минуту я очень обрадовалась этому предложенію, но вслдъ затмъ мн пришло въ голову что причина такой любезности со стороны Карла есть сознаніе имъ за собою вины, пробужденное письмомъ Берефельдтши. Я однако и виду не показала что во мн происходитъ, напротивъ даже выказала полную готовность исполнить желаніе моего мужа. Дтямъ только-что принесли новыя лтнія платья, а мн Карлъ общалъ купить модную японскую шаль, такъ что въ сущности ничто не препятствовало исполненію плана задуманнаго моимъ мужемъ. Но знай я напередъ о томъ что меня ожидало на выставк, разумется осталась бы дома!
Не буду останавливаться надъ описаніемъ выставки, для этого нужно перо спеціалиста, но все же скажу что въ общемъ выставка, какъ на меня такъ и на дтей, произвела ошеломляющее впечатлніе. Карлъ больше насъ бывалъ въ свт и, по моему, нсколько холодно отнесся къ красотамъ выставки, какъ въ частностяхъ такъ и въ общемъ.
День былъ очень жаркій, и Карлъ предложилъ намъ зайти прохладиться въ пивную, мы не отнкивались. Чтобы собственноручно подать намъ прохладительный напитокъ Карлъ прямо направился къ толстому Баварцу, цдившему пиво изъ гигантской бочки. Я только-что подумала, какъ милъ и любезенъ мой Карлъ, этотъ образецъ супружеской врности, какъ вдругъ взглядъ мой упалъ на мюнхенскую, одтую въ пестрый театральный костюмъ кельнершу, которая, подавая сдачу моему мужу, очень нжно ему улыбнулась. Эта улыбка словно ножомъ рзнула меня по сердцу, но я оставалась еще довольно спокойною. Въ глубин души, однако, я ршила никогда впредь не пускать Карла на выставку одного. Это ужь какъ Богъ святъ!
Неудивительно что при такихъ обстоятельствахъ пиво показалось мн горше полыни. Я не могла пить его, и чтобъ оно не пропадало даромъ, отдала его дтямъ.
— Теб не нравится это пиво, Вильгельмина? спросилъ мужъ.— Не попробовать ли намъ другаго, послабй?
— Здсь слишкомъ сильно печетъ солнце, отвтила я, бросая выразительный взглядъ на кельнершу, но Карлъ или не понялъ, или не хотлъ понять меня.
— Ну, такъ пройдемте лучше въ Чешскую пивную, сказалъ онъ.
Я рада была поскоре уйти отсюда, и мы направились къ Чешской пиввой, гд къ великому вашему удовольствію встртили не только дядю Фрица, но также и Dr. Вренцхена, пользовавшаго меня въ то время какъ дерзкое письмо Бергфельдтши повергло меня на одръ болзни. Свиданіе это меня весьма обрадовало, докторъ всегда кажется паціенту какимъ-то сверхъестественнымъ существомъ, ангеломъ-утшителемъ, особенно если онъ добръ и внимателенъ къ страждущимъ та уметъ какою-нибудь милою шуткой утшить и развлечь больнаго. Между нами тотчасъ же завязался пріятный, занимательный разговоръ. А Карлъ и дядя Фрицъ затяли споръ, какое пиво лучше, такъ какъ мужъ напиралъ на то что чешское пиво нравится мн больше баварскаго, ахъ, еслибъ онъ зналъ сокровенную причину этого!
Карлъ былъ одного мннія, Фрицъ другаго, и такъ какъ они никакъ не могли между собою столковаться, то братъ мой безбожно предложилъ побиться объ закладъ, мужъ, несмотря на многозначительное покашливанье съ моей стороны, немедленно на это согласился, а докторъ рознялъ имъ руки. Я замтила что пора бы намъ однако пойти взглянуть на выставку, но Карлъ заявилъ что будетъ съ Фрицемъ пробовать пиво, чтобы ршить кто изъ нихъ выигралъ закладъ, а потому всего лучше будетъ мн одной идти съ дтьми осматривать выставку, ровно же въ пять часовъ они оба присоединятся къ намъ въ древненмецкомъ погребк. Докторъ предложилъ сопутствовать намъ, такъ какъ онъ вслдствіе своей тучности пьетъ Маріенбадскія воды и, какъ онъ шутливо выразился, необходимо должень отказаться отъ удовольствія участвовать въ пивномъ похожденіи. Мужъ мой скроилъ такое вевинное лицо, какъ будто онъ только вчера конфирмовался. Я насквозь видла Карла, но старалась владть собою. Я не хотла показать доктору что нашъ брачный союзъ начинаетъ колебаться въ самомъ своемъ основаніи и даже готовъ пошатнуться: я желала скрыть это отъ доктора, потому что Бетти интересовалась имъ, а Бергфельдтшинъ Эмиль ни въ какомъ случа не могъ быть подходящею для нея партіей: письмо и попорченная кострюля на вки разъединили насъ съ этомъ семействомъ. Да и кром того, имть въ родств доктора весьма полезно, вдь не станетъ же онъ своимъ родственникамъ всякую бездлицу ставить въ счетъ.
— Карлъ, обратилась я къ мужу на прощанье,— пожалуйста придерживайся одного сорта, ты знаешь что смсь на тебя дурно дйствуетъ.
Итакъ докторъ повелъ насъ по выставк. Онъ великолпно объяснялъ намъ вс виднныя нами диковинки. Бетти не выходила изъ безконечнаго изумленія, такъ что мн не разъ пришлось шепнуть ей на ухо: ‘Да не развай же рта до такой степени, вдь это безобразно!’ Въ отдл мебели я между прочимъ замтила что для большинства людей средней руки такіе предметы роскоши совершенно недоступны.
— Съ милымъ рай и въ шалаш, улыбнулся на это докторъ.
— Слышишь ли, Бетти, какія прекрасныя у доктора воззрнія на жизнь! воскликнула я.
Но вмсто того чтобъ и со своей стороны сдлать какое-нибудь остроумное замчаніе,— вдь получаетъ же она журналъ Gartenlaube! Бетти неожиданно и громко захлопнула ротъ: она сдлала это съ испуга, вообразивъ что я опять хочу обратиться къ ней съ материнскимъ внушеніемъ за ея ротозейство.
— Бетти совершенно увлечена произведеніями человческаго генія въ области промышленности и ремеслъ, поспшно сказала я,— и потому только пропустила мимо ушей ваше благонамренное замчаніе, милый докторъ!
— О, полноте, пустяки, любезно какъ и всегда отвчалъ онъ,— это такъ только кажется.
Я тихонько ударила его по рук веромъ, который въ то же время можетъ служить и зонтикомъ, и возразила:
— Совершенно справедливо, главное, разумется, въ сродств душъ.
Онъ какъ-то искоса поглядлъ на меня сбоку и подмигнулъ однимъ глазомъ. Я уже сбиралась объяснить ему сколько мы даемъ за Бетти и что у насъ еще есть въ виду наслдство посл тетки изъ Бюцова, какъ вдругъ Эмили громко воскликнула:
— Посмотри, мама, какъ прозрачна вода въ ванн, несмотря на то что теченіе постоянное!
Хоть она моя плоть и кровь, но въ эту минуту я готова была разорвать ее на части за то что своимъ неумстнымъ восклицаніемъ она прервала разговоръ отъ котораго зависло все счастіе ея сестры. Какъ славно было бы, еслибы Бетти и докторъ ушли съ выставки тайно помолвленными и какъ бы злилась узнавъ объ этомъ Бергфельдтша! Ужъ конечно, если на одну чашку всовъ положить доктора съ его практикой, а за другую голодающаго студеата, послдвій безо всякаго сомннія высоко взлетлъ бы кверху. Но какъ бы то ни было, разговоръ нашъ оборвался, и возобновитъ его было не легко, тмъ боле что сердечныя изліянія какъ-то не вяжутся предъ ванной, по крайней мр это противно моимъ нжнымъ чувствамъ. Удобный случай поймать хорошаго жениха былъ упущенъ: не могу же я нарочно опятъ захворать, а самъ по себ докторъ къ намъ не покажется, но я еще разчитывала кое въ чемъ успть на возвратномъ пути домой.
Докторъ взглянулъ на часы и сказалъ что теперь какъ разъ время идти къ погребку, гд мы уговорились сойтись съ моимъ мужемъ и дядей Фрицемъ. Итакъ, мы направились въ ту сторону. На прощанье я бросила ванн такой взглядъ отъ котораго она непремнно бы распалась надвое еслибы не была такъ прочно сдлана. На эту ванну до нкоторой степени можно смотрть какъ на могилу счастія моей старшей дочери.
Намъ пришлось проходить отдломъ спиртныхъ напитковъ, гд экспоненты настоятельно приглашали даромъ пробовать выставленное ими. Докторъ убдилъ васъ отвдать немножко какого-то дамскаго ликера. Я только-что собралась выразить лестное замчаніе насчетъ пріятнаго вкуса этого напитка, какъ вдругъ увидла своего Карла, который съ увлеченіемъ пробовалъ разные сорта водки. Я пошла прямо къ нему.
— Карлъ, сказала я,— разв это значитъ ожидать насъ въ погребк?
— Ну, такъ что же? воскликнулъ онъ и засмялся:— а вдь баварское-то пиво все же оказалось самымъ лучшимъ!
— Ты опять ходилъ туда?
— Еще бы, мой ангелъ! отвтилъ онъ а ущипнулъ меня за щеку.
— Карлъ! строго воскликнула я.— ты выпилъ лишнее!
— И все еще мало! весело отвчалъ онъ.
— А гд же дядя Фрицъ?
— Ну, эта слабосильная команда до ликеровъ добраться уже не могла. Совсмъ готовъ, хоть сейчасъ съ него картину пиши!
— Докторъ, сказала я,— возьмите моего мужа подъ руку чтобы дти ничего не замтили. Онъ очень слабъ желудкомъ.
— О, полноте, пустяки, это такъ только кажется, сказалъ докторъ, схватилъ моего Карла подъ руку и повлекъ за собой.
Въ высшей степени любезно со стороны доктора что онъ такъ возился съ моимъ Карломъ, стараясь обратить его вниманіе на разные предметы, хотя му жъ все продолжалъ стремиться къ ликёрамъ, но докторъ держалъ его крпко. Мы очутились въ хирургическомъ отдл, помщавшемся рядомъ съ отдломъ спиртныхъ напитковъ, докторъ принялся объяснять Карлу назначеніе разныхъ ножичковъ, пилочекъ, пинцетовъ, зондовъ, показывалъ ему искусственныя руки и ноги.
— Эка горя-то сколько на земл! сказалъ мой Кароъ.— Бдное страждущее человчество! О, дти мои! благодарите Создателя за то что у васъ вс члены въ порядк! О, бдное страждущее человчество! И… ахъ, какъ горя-то много!
Продолжать онъ уже не могъ, потому что въ эту минуту кто-то какъ разъ возл заигралъ на орган Коль славенъ нашъ Господь, и это было довершеніемъ всхъ нашихъ бдствій: окончательно разстроганный Карлъ принялся громко всхлипывать, приговаривая ‘дти, благодарите Создателя, вс мы должны благодарить Его!’ Онъ упалъ на стоявшій тутъ стулъ и началъ горько и громко рыдать.
Дти страшно перепугались.
— Боже мой, что это съ папа? воскликнула Эмми.
— Папа, милый папа! твердила Бетти.
Вокругъ насъ собралась толпа любопытныхъ, и среди нихъ — я думала земля разверзается у меня подъ ногами,— стояли сама Бергфельдтша и ея Августа подъ руку со своимъ тощимъ студентомъ.
— Дти! воскликнула я,—заслоните отца! Это вовсе не зрлище для людей бездушныхъ и неблаговоспитанныхъ!
— Прошу васъ, господа, проходите! обратился къ толп доктор:— господину этому сдлалось дурно отъ жары, онъ скоро оправится!
Вс разошлись, только одна Бергфельдтша продолжала стоять какъ вкопаная.
— Дурно отъ жары? недоврчиво проговорила она,— не отъ голоду ли скоре? Когда жена занимается писательствомъ, то нтъ ничего удивительнаго что бдному мужу приходится сть всякую дрянь… Августа, Францъ, пойдемте! у насъ сегодня къ ужину цыплята и отборная спаржа.
У меня даже языкъ отнялся: Бергфельдтша — и спаржа! Господи Боже мой, да разв въ Троицынъ день попадется у нея нсколько головокъ спаржи въ суп, а то и понюхать-то ее не приходится? Отборная спаржа, скажите пожалуста?! Я готова была заткнуть ей глотку огромнымъ кускомъ синеродистаго кали, который мы осматривали дивясь какое множество людей можно отравить имъ… Органъ между тмъ продолжалъ играть, а Карлъ все еще всхлипывалъ о бдствіяхъ страждущаго человчества…
Когда наконецъ онъ немного успокоился, я его поскоре увезла домой, а дти вмст съ докторомъ остались еще на выставк послушать музыку. Сначала я было хотла отказаться отъ рыцарскихъ услугъ доктора въ отношеніи моихъ дочерей, но кончила тмъ что уступила его настояніямъ, тмъ боле что мн показалось будто онъ многозначительно подмигиваетъ мн.
Дома я такъ пробрала своего Карла что онъ былъ совсмъ уничтоженъ.
— Возлюбленная моя Вильгельмина, даю теб слово что я больше никогда въ жизни не возьму капли вина въ ротъ.
— И никогда не позволишь Фрицу соблазнять тебя разными пивными?
— Ни за что въ мір!
— И не будешь заигрывать съ баварскою кельнершей?
— Но, Минхенъ…
— И ни съ какою кельнершей вообще?
— Умоляю тебя….
— И пойдешь въ полицію и подашь жалобу на Бергфельдтшу за ея дерзости?
— Все, все общаю теб, Минхенъ, только не это!
— Такъ ты позволишь этой зм подколодной, этой несносной трещотк оскорблять твою законную супругу?
— Я не могу… я не смю подать на нее жалобы.
— Здсь что-то кроется. Карлъ, сознайся! вдь дло идетъ о моемъ счастіи и о счастіи нашихъ дочерей… Что знаетъ о теб Бергфельдтша?
Когда такимъ образомъ я растрогала его до глубины души, онъ наконецъ уступалъ моимъ мольбамъ и разказалъ мн въ чемъ дло. Въ ранней молодости, когда они оба еще не были женаты, онъ однажды праздновалъ съ Бергфельдтомъ день своего рожденья, въ тотъ же вечеръ они поссорились съ ночнымъ стражемъ, затмъ оба попали въ участокъ, гд имъ и пришлось пробыть до понедльника, тогда какъ самая ссора случилась въ субботу вечеромъ. Бергфельдтш все это было извстно, и она разчитывала этимъ разказомъ поселить раздоръ между нами.
— Это ничего не значитъ, Карлъ, сказала я,— вдь надобно имть порядочную долю мужества чтобы затять ссору съ ночнымъ стражемъ. У тебя впрочемъ никогда не было недостатка въ мужеств, только вотъ бда: противъ смси ты не можешь устоять!
— Онъ общалъ мн быть осторожвымъ въ этомъ отношеніи и, насколько я его знаю, слово свое сдержитъ.
Я дала ему чашку кофе и ршила не только забыть все, но и быть какъ мозкво миле съ нимъ: вдь онъ дйствовалъ не самостоятельно, а подъ вліяніемъ моего братца, Карлъ очень хвалилъ мой кофе и сказалъ что это наврное принесетъ ему пользу, такъ какъ ему дйствительно что-то нездоровится. Но когда при этихъ словахъ я подошла къ нему и подняла руку съ намреніемъ ласково погладить его по голов, онъ стремительно отскочилъ отъ меня, какъ бы испугавшись моего движенія.
— Карлъ, укоризненно сказала я ему,— неужели же ты считаешь меня способною на это? неужели ты думаешь что я была бы въ состояніи поднять на тебя руку?
— Мн, право, такъ показалось, Минхенъ. Не сердись на меня за это, нервы какъ-то напряжены у меня сегодня.
— Отъ вина и пива! воскликнула я.
— Весьма возможно, сказалъ онъ,— но сдлай одолженіе перестань толковать объ этомъ, мн слишкомъ больно и тяжело это слушать.
Дти вернулись, когда мой Карлъ былъ уже въ постели, сегодня онъ легъ раньше обыкновеннаго.
— Ну, весело ли вамъ было? спросила я.
— Да, отвчала Эмми,— къ тому же докторъ такъ забавно все подмигивалъ глазомъ.
— Въ самомъ дл? Сердце мое, Бетти, скажи мн!
— Да, мама, весь вечеръ подмигивалъ.
— А что же онъ говорилъ при этомъ? поспшно спросила я.
— Онъ говорилъ что у него наврное будетъ на глазу ячмень! воскликнула Эмми.— Онъ почувствовалъ это еще съ самаго послобда.
— Ну, разумется, сказала я,— ему, какъ доктору, всего лучше знать это.
Затмъ я узнала что и на орган-то игралъ не кто иной какъ дядя Фрицъ. Славно же и отдлала я его за это!

У г. Бухгольца болятъ зубы.

На прошлой недл мы праздновали день нашей свадьбы, въ ныншнемъ году онъ вышелъ ужасне всхъ въ моей жизни. Этотъ день обыкновенно бываетъ для меня самымъ большимъ праздникомъ, гораздо больше и Свтлаго Воскресенья и Троицына дня вмст взятыхъ, потому что день этотъ принадлежитъ лично мн, а святымъ этого дня по моему календарю значится мой Карлъ. Пожалуй спросятъ, не принадлежитъ ли этотъ день столько же Карлу, сколько и мн. Безъ сомннія, но не знаю, дала ли я ему столько же счастія, сколько онъ далъ мн. Отъ души желала бы думать что это такъ, но не могу представить себ чтобы кто-нибудь могъ испытывать чувство такого полнаго, безконечнаго блаженства, какое я испытывала въ тотъ день когда Карлъ далъ мн свое имя и громко предъ Богомъ и людьми объявилъ что онъ меня любитъ. Присутствующіе смущали меня, я едва могла выговорить свое да, хотя въ то же время отъ избытка счастія готова была закричать на всю церковь.
Всякій разъ, съ наступленіемъ празднованія вашей свадьбы у меня живо воскресаетъ въ памяти тотъ первый торжественный день, какъ будто онъ былъ только вчера. Когда же Карлъ безмолвно обниметъ и поцлуетъ меня, мн кажется будто онъ все еще мой женихъ съ миртовою вточкой въ петличк, въ бломъ галстук, съ вьющимися въ мелкія кольца волосами, несмотря на то что теперь онъ вчно въ халат и порядкомъ полыслъ…
Въ этотъ день вечеромъ у насъ обыкновенно собираются гости, добрые знакомые и друзья, а къ столу готовится что-нибудь получше. Мой Карлъ порядочный лакомка и я рада когда ему придется что по вкусу. На сей же разъ онъ почти не касался пищи, и это меня сильно заботило.
— Не болитъ ли у тебя что, Карлъ? спросила я его.
— О, нтъ, ничего не болитъ, отвчалъ онъ, но я все же замтила что это О онъ вытянулъ въ половину Фридрихсштрассе. Я продолжала приставать къ нему съ разспросами, сначала онъ отвчалъ мн уклончиво, а наконецъ даже и неучтиво.
Во второмъ часу гости разъхались. Оставшись съ Карломъ наедин, я сдлала ему нсколько упрековъ за его поведеніе. Онъ отвтилъ мн что у него немного болятъ зубы и что вслдствіе этого онъ нсколько не въ дух. Я предложила ему завязать щеку платкомъ, но онъ засмялся и отвтилъ мн что зубная боль и безъ того скоро пройдетъ.
Я пошла въ кухню отдать поденную плату старух Грунертъ, прачк, которая всегда приходитъ помогать нашей прислуг, когда въ дом особенно много дла. Между прочимъ, я упомянула въ кухн и о томъ что у мужа болятъ зубы. Услыхавъ это, Грунертъ сказала что знаетъ чудесную симпатію противъ зубной боли и что ей ужь не разъ случалось помогать людямъ.
Почему не испытать симпатію, когда это такое дешевое средство?
Карлъ сначала и слышать не хотлъ объ этомъ, ro такъ какъ я продолжала настаивать что симпатія не принесетъ вреда, онъ наконецъ согласился чтобы старуха Грунертъ испытала надъ нимъ свое чудесное средство.
Грунертъ знала что въ саду у насъ есть бузиновый кустъ, который былъ необходимъ для ея симпатіи. Она сошла въ садъ, срзала тамъ бузиновый прутикъ, поднялась въ комнату моего мужа и принялась сверлить прутикомъ въ зуб до тхъ поръ пока не показалась кровь. Все это молча. Потомъ она снова сошла въ садъ и льняною ниткой крпко привязала прутикъ къ его родной втк. Затмъ она пришла спросить: прошла ли зубная боль.
— Какъ не пройти! съ раздраженіемъ-крикнудъ Карлъ.— Посл вашего сверленія зубы разболлись еще сильне прежняго.
На это Грунертъ спокойно замтила ему чтобъ онъ потерплъ пока прутикъ приростетъ къ втк, посл чего боль разомъ какъ рукой сниметъ. Она пожелала ему скораго выздоровленія и ушла домой.
Карлъ страшно бранился, называлъ это нелпостью, такъ какъ посл симпатіи боль съ каждою минутой становилась все сильне. Я посовтывала ему взять въ ротъ теплой воды, что весьма полезно при зубной боли, и отправилась въ кухню кипятить воду.
— Знаете ли, сударыня, сказала мн кухарка,— когда у меня болятъ зубы, я натираю щеку горчичнымъ спиртомъ. Онъ немножко щиплетъ, но за то и помогаетъ же!
По счастью и горчичный спиртъ у нея нашелся, я поблагодарила ее и тотчасъ же отнесла его Карлу.
Желала бы я чтобъ этого вовсе не было: горчичный спиртъ такъ сильно нащипалъ ему щеку что Карлъ закричалъ будто я прижгла ему лицо настоящимъ адскимъ огнемъ. Сперва щека у него покраснла какъ вареный ракъ, а вслдъ затмъ страшно вздулась. Ему пришлось таки завязаться платкомъ, что онъ могъ бы уже давнымъ давно сдлать еслибы сразу послушался моего совта. Но мущины всегда упрямы, даже когда дло касается ихъ личнаго блага.
Съ симпатіей и горчичнымъ спиртомъ мы покончили къ тремъ часамъ ночи и наконецъ легли спать.
Не могу сказать чтобъ я пріятно провела ночь, потому что Карлъ почти вовсе не спалъ, все время ворочался и стоналъ.
Часамъ къ восьми онъ однако уснулъ, и я уже начинала надяться что боль его прошла. Въ десять часовъ къ намъ пришла съ нсколько позднимъ поздравленіемъ жена полицейскаго надзирателя, она это всего сердца пожалла моего Карла и сказала что нтъ ничего лучшаго отъ зубной боли какъ настоящая китайская эссенція По-Хо. Мы послали къ ней на квартиру горничную, и та вскор вернулась со стклянкой.
Карлъ между тмъ страдалъ ужасно. Я настаивала на эссенціи, онъ же о ней и слышать не хотлъ.
— Карлъ, сказала я,— не употребить этого дорогаго лкарства, значитъ обидть почтенную надзирательшу.
Нкоторое время онъ все еще продолжалъ упорствовать, но такъ какъ Китайцы во многомъ умне насъ, онъ наконецъ сдался на мои доводы. Я крпко втиснула ему въ зубъ кусочекъ ваты напитанный знаменитою эссенціей.
Онъ страшно отплевывался, но боль прекратилась. Отъ эссенціи у Карла навернулись слезы, но все же онъ улыбался насколько позволяла ему опухоль щеки. Ахъ, милый мой Карлъ! Право, нтъ словъ выразить до какой степени мы были признательны доброй надзирательш. Мы проводили ее внизъ по лстниц, и она, добрая душа, со своей стороны была очень рада что ея средство такъ подйствовало, но только-что мы снова поднялись наверхъ, какъ мужъ мой опять принялся стонать и охать. Зубная боль усилилась вдвое противъ прежняго.
Счастливы т у кого умныя дти. Бетти вспомнила что у г. Краузе есть гомеопатическая аптечка и что онъ уже не разъ многимъ помогалъ во время болзни, а потому тотчасъ же побжала къ г. Краузе чтобы попросить его къ намъ.
Г. Краузе — учитель, нельзя не питать доврія къ людямъ которые подобно ему все знаютъ, на все имютъ разумныя основанія и даже въ послднюю войну были главными виновниками нашихъ побдъ, которыхъ мы никогда бы не достигли безъ ихъ помощи. Г. Краузе необыкновенно далеко ушелъ въ наук и самъ вовсе не вритъ докторамъ. Что до меня, я также стою за домашнія средства.
Скоро пришелъ г. Краузе со своею аптечкой и гомеопатическимъ лчебникомъ, готовый по чувству истиннаго человколюбія оказать помощь страждущему ближвему. Мужъ мой съ опухшею щекой сидлъ на диван и былъ очень раздраженъ, но благодаря тому что хорошо смотрть онъ могъ только однимъ глазомъ, такъ какъ другой сильно опухъ, казалось будто онъ даже весело улыбается.
— Ахъ, любезнйшій, г. Бухгольцъ, обратился къ нему г. Краузе,— несмотря ни на что, всегда въ дух, хвалю!
— Мн вовсе не до шутокъ, угрюмо отвчалъ мой Карлъ.— А ужь если вы хотите оказать мн услугу, то сдлайте одолжніе пошлите за докторомъ.
— За докторомъ? улыбнулся г. Краузе.— Надюсь что намъ не будетъ никакой надобности обращаться къ доктору. Докторамъ совершенно невдомы тайны природы, вс свои познанія они извлекаютъ изъ рзанія кошекъ и собакъ, а болзней все-таки лчить не умютъ. И чего только ни даютъ они своимъ паціентамъ, самыя сильныя средства, всевозможные яды, которые неизбжно влекутъ за собой неизлчимыя болзни. Гомеопатія же, наоборотъ, предоставляетъ самой натур бороться съ недугомъ.
— Можетъ-быть прутиками или горчичнымъ спиртомъ? простоналъ мой мужъ.
Г. Краузе улыбнулся.
— Гомеопатія лчитъ лишь принципомъ лкарства, поучительно сказалъ онъ.— вообразите себ бутыль величиной съ луну, полную водой, и затмъ въ ней разведенную одну каплю лкарства и вы получите гомеопатическое средство.
— Господи Боже мой! воскликнула я,— кто же въ силахъ взболтнуть эту луну?
— Это только образное выраженіе, любезнйшая фрау Бухгольцъ, отвчалъ г. Краузе.— Изслдуемъ однако симптомы болзни чтобъ опредлитъ средства къ которымъ намъ слдуетъ прибгнуть. Есть у васъ дупло въ зуб?
— Съ тхъ поръ какъ Грунертъ убралась, кажется нтъ.
— Итакъ дупла нтъ. Какъ переходитъ боль, справа налво или слва направо?
— Какъ засла такъ и сидитъ на мст.
— Ага! въ такихъ случаяхъ употребляется pulsatla. Опухоль щеки указываетъ на простуду, слдовательно будемъ поперемнно употреблять аконитъ и pulsatla.
— Позвольте, щека распухла отъ горчичнаго спирта.
— Въ такомъ случа прежде всего слдуетъ принять камфоры, дабы изгнать изъ организма горчичный ядъ.
Съ этими словами г. Краузе открылъ свою карманную аптеку и заставилъ моего мужа проглотить три маленькія бленькія крупинки, затмъ онъ развелъ въ стакан воды еще три крупинки и веллъ Карлу каждый часъ отпивалъ по глотку этой воды. Сначала боль страшно усилится, что вполн естественно, такъ какъ принципъ лкарства вступитъ въ борьбу съ принципомъ болзни. Затмъ вс страданія разомъ какъ бы чудомъ прекратятся. Онъ запретилъ Карлу табакъ, чай, кофе, кислоты, пряности и между прочимъ настой изъ ромашки, дурныя послдствія коего изгоняются только цлыми годами лченія. Посл этого онъ ушелъ.
Мужъ мой аккуратно по часамъ принималъ лкарство: страданія съ минуты на минуту становились все нестерпиме.
— Слава Богу, сказала я,— принципы борятся между собою, скоро наступитъ облегченіе.
Мой бдный Карлъ стоналъ приводя меня этимъ въ полное отчаяніе. То ходилъ онъ взадъ и впередъ по комнат, то садился, то ложился на диванъ и забивался головой въ самый уголъ.
— Нтъ моихъ силъ больше терпть! кричалъ онъ.
— Успокойся, мой неоцненный Карлъ! Вдь ты же слышалъ сначала боль должна усилиться, а потомъ уже пройти. Еще глотокъ приготовленнаго г. Краузе лкарства, и пусть оно хорошенько подйствуетъ.
Съ часа на часъ мы все ждали облегченія, во боль не утихала, а продолжала усиливаться. Мужу моему хотлось курить, но это было запрещено. За обдомъ у васъ было его любимое блюдо, душеное мясо съ кислымъ соусомъ, сть его ему также было нельзя, Карлъ страшно свирпствовалъ на то что ему приходилось пробавляться однимъ молокомъ съ сухарями.
Наконецъ Эмми пришло въ голову что г. Краузе изгналъ изъ организма только горчичный ядъ, а По-Хо еще сидитъ въ немъ и можетъ-быть препятствуетъ измненію. Она поспшила къ г. Краузе чтобы посовтоваться съ нимъ объ этомъ. Долго мы ждали ея, наконецъ она возвратилась и сообщила что г. Краузе искалъ въ своемъ лчебник средство противъ По-Хо, но безуспшно, и полагаетъ что именно По-Хо и вредитъ дйствію его лкарства: гомеопатія очевидно въ данномъ случа безсильна.
Терпніе моего мужа наконецъ лопнуло, онъ назвалъ Эмми индюшкой, а меня глупою курицей. Точно дикій зврь метался онъ по комнат, рвался какъ тигръ въ клтк. Я ударилась въ слезы, дочь плакала вмст со мной.
— Карлъ, говорила я,— такова награда и мн и нашему ребенку! О, какой ты безчувственный! Вдь мы изо всхъ силъ стараемся утишить твои страданія. Такъ поступитъ разв извергъ. У тебя нтъ сердца, ты не жалешь васъ, бдныхъ, слабыхъ созданій. Карлъ, ты гршишь и противъ меня и противъ дочери!
Онъ не отвчалъ, когда же изъ-за мокраго платка я сквозь слезы взглянула въ его сторону, то увидла что мой Карлъ отъ боли стоитъ на голов посредин дивана. Это было потрясающее душу зрлище! Что можетъ быть ужасне, какъ видть своего мужа, отца своихъ дтей, представителя цлаго округа, избирателя, стоящимъ на голов и болтающимъ въ воздух ногами? Я въ ужас громко вскрикнула.
Въ эту минуту въ комнату вошелъ дядя Фрицъ.
— Это что за представленіе! со смхомъ воскликнулъ онъ, глядя на эту картину семейнаго отчаянія.
Съ большимъ трудомъ удалось вамъ объяснить ему въ чемъ дло, такъ какъ об мы захлебывались отъ слезъ, мужъ мой издавалъ одни нечленораздльные звуки, а дядя Фрицъ просто умиралъ отъ смха.
— Карлъ, старый дружище, наконецъ проговорилъ онъ,— да чмъ же это довели тебя до такого состоянія?
— Только домашними средствами.
— Отчего же вы не послали за Dr. Вренцхеномъ? спросилъ дядя Фрицъ.
— Кто же это сразу посылаетъ за врачемъ? кинула я ему.— А домашнія-то средства на что?
— Какъ вижу, на то чтобы мучитъ и истязать мужа, отвчалъ мн братецъ.
Дядя Фрицъ побранилъ моего Карла за то что онъ позволила старымъ дурамъ (это его подлинное выраженіе) умничать надъ собой, потомъ заставилъ его одться для того чтобъ хать къ зубному врачу, такъ какъ онъ почему-то. вообразилъ будто Dr. Вренцхенъ лчитъ лишь внутреннія болзни.
Это было мн ужь вовсе не на руку: еслибы Dr. Вренцхенъ пріхалъ къ вамъ, онъ имлъ бы случай побесдовать съ Бетти, но вамъ слабымъ женщинамъ вчно суждено покоряться грубой сил.
Фрицъ ухалъ съ Карломъ, а чрезъ часъ они оба вернулись домой. Мой Карлъ освободился и отъ страданій, и отъ зуба. Онъ точно разомъ весь переродился. Но какъ бы-то ни было, новый годъ вашего супружества начался печально, не такъ какъ предшедшіе: Карлъ былъ слишкомъ жестокъ ко мн, чего я не въ силахъ скоро простить ему… А ужь какъ мы старались помочь ему.

Исторія о привидніи.

Я давнымъ бы давно написала вамъ еслибы произошло что-либо стоящее вниманія, но благодаря Бога все у насъ шло своимъ чередомъ и не случалось ничего такого что могло бы показаться вамъ интереснымъ. На дняхъ только у моего мужа вдругъ сдлался пострлъ, но и эта бда миновала какъ только ему поставили шестнадцать сухихъ банокъ на поясницу. Къ домашнимъ средствамъ у меня теперь сердце какъ-то меньше лежитъ, хотя въ нкоторыхъ случаяхъ они и оказываются весьма дйствительными.
Карлу моему пришлось сидть дома. Мы отнюдь на это не разчитывали: это лишило насъ возможности шить халатъ, который мы желали сюрпризомъ подвести ему къ Рождеству.. Сколько нужно времени на халатъ вокругъ котораго идетъ бархатная кайма съ шелковою вышивкой гладью, этого я не могу растолковать вамъ, потому что мущины ровно ничего не смыслятъ въ женскихъ рукодльяхъ, какъ бы образованы и учены они не были. ‘Дти, сказала я дочерямъ, вамъ вдь не успть кончить папашинаго халата, гд же выбрать время на его работу, когда папа цлыми днями сидитъ безвыходно дома? Не лучше ли намъ пойти сегодня вечеромъ къ Іоахимсамъ, тмъ боле что мы у нихъ давно не были?’ Дочери мои очень обрадовались этому предложенію, такъ какъ он очень любятъ бывать въ дом Dr. Іоахимса. Жена его другъ моей юности, замужъ мы съ ней вышли почти въ одно и то же время, дочери наши почти однихъ лтъ и даже носятъ одинаковыя имена. Карлъ, разумется, отнесся къ нашему предложенію довольно кисло, ему вовсе не хотлось провести весь вечеръ въ полномъ одиночеств, но такъ какъ я ему объявила что ршеніе мое непреложно, то ему не оставалось ничего иного какъ покориться своей участи. Вообще слдуетъ сказать что посл случившагося съ нимъ на выставк приключенія, когда дядя Фрицъ увлекъ его въ пивное похожденіе, мужъ сдлался несравненно податливе прежняго, за что я втайн благодарю провидніе, ибо безъ его предусмотрительности никогда бы не произошло въ Карл этой благой перемны.
Когда мы пришли къ Іоахимсамъ, радость свиданія, была обоюдная. Самого доктора не было дома, онъ ушелъ на засданіе своего округа, гд одинъ весьма вліятельный политикъ долженъ былъ читать докладъ ‘О необходимости надзора за содержаніемъ дрожекъ для охраненія сдоковъ отъ несчастныхъ случаевъ’. Такимъ образомъ мы были совершенно одни, могли безъ помхи готовить рождественскіе подарки и вполн откровенно по душ болтать между собою. Итакъ, мы очень благодушно провели вечеръ, усердно работая и въ то же время занимая другъ друга пріятными разговорами. Да и чего въ самомъ дл не придумаешь чтобъ угодить другу?
Докторша спросила меня, придетъ ли за нами Карлъ чтобы проводить васъ домой. Я ей отвтила что у него пострлъ который приключился съ нимъ такъ неожиданно, точно по колдовству.
— Знаю, знаю, засмялась докторша,— ты всегда была суеврна, Вильгельмина. Но если ты вришь еще и въ колдовство, это уже черезчуръ!
— Собственно въ колдовство я не врю, отвчала я,— но нельзя же не согласиться съ тмъ что существуетъ многое чего разумъ человческій не въ силахъ постигнуть, даже самъ дядя Фрицъ не суметъ всего объяснить, онъ который, какъ извстно, все лучше всхъ знаетъ и понимаетъ.
Докторша опять засмялась.
— Въ мір все естественно, сказала она.
— Неужели? возразила я,— а вотъ въ Бюловштрассе, у Кулекъ, такъ въ стол сидитъ духъ умершаго гробовщика, и когда вокругъ этого стола составятъ цпь изъ рукъ, то явственно слышно какъ гробовщикъ работаетъ, пилитъ пилой и стучитъ молоткомъ.
— А, такъ у Кулекъ занимаются спиритизмомъ?
— Почему бы нтъ? Вс высокопоставленныя лица занимаются вызываніемъ духовъ и животнымъ магнетизмомъ, а Кулекъ страсть какъ любятъ разыгрывать изъ себя аристократовъ. У барона Г. недавно погрузили въ магнетическій сонъ лакея и заставили его състь столько сыраго картофеля вмсто грушъ что посл того онъ цлые два дня пролежалъ въ постели больной.
— По моему, непростительное легкомысліе злоупотреблять такъ здоровьемъ своего ближняго.
— О, нтъ, не говори этого! Вдь это длается на пользу науки, поэтому-то и дядя Фрицъ не пропускаетъ ни одного спиритическаго сеанса у Кулекъ. Онъ говоритъ что фрейлейнъ Кулекъ замчательный медіумъ.
— Дядя Фрицъ говоритъ что она теперь ужь совсмъ взрослая и хороша какъ картинка, перебила меня Бетти.
— Ага! замтила докторша.
— Это сюда не относится, сказала я, но въ глубин души ршила обо всемъ допросить Фрица: Кулекъ для насъ вовсе не подходящая родня, положимъ они живутъ открыто та на широкую ногу, но состояніе ихъ пустячное, такъ какъ они понесли большіе убытки.
Въ то время какъ я размышляла про себя о томъ что я скажу Фрицу, вдругъ раздался какой-то странный вой.
— Господи! невольно вздрогнула я,— что это такое?
— Это наша собака, отвчала мн старшая докторская дочка.— Мы заперли ее въ папашинъ кабинетъ, врно тамъ погасла лампа.
— Что же такое что лампа погасла? спросила я.
— Собака ваша не любитъ оставаться въ темнот одна, пояснила мн докторша,— она боится темноты и начинаетъ выть. Въ этомъ впрочемъ нтъ ничего сверхъестественнаго, милая Вильгельмина.
Дйствительно, какъ только снова зажгли лампу собака успокоилась и перестала выть.
— Нкоторые, начала я,— полагаютъ что собаки способны видть духовъ. Можетъ-быть и вашей собак представляется въ темнот что-нибудь такое что наводитъ на нее страхъ.
— Можетъ-быть ей является срая женщина, сказала докторша.
— Какая срая женщина?
— Ты знаешь, Вильгельмина, я не врю ни въ духовъ, ни въ привидній, а между тмъ мн не разъ приходилось видть удивительныя вещи и даже вотъ опять весьма недавно. Ко мн по ночамъ приходитъ срая женщина, несмотря на то что вс двери заперты.
— Женщина и сквозь запертыя двери! воскликнула я, чувствуя что вся холодю.
— Я просыпаюсь среди ночи тотчасъ же какъ только появляется эта женщина, разказывала намъ докторша,— я чувствую ея приближеніе и помимо воли встаю съ постели. Я совершенно ясно вижу какъ эта женщина высовываетъ голову изъ-за полуотворенной двери и заглядываетъ въ комнату…
— Къ теб въ спальню?
— Нтъ, сюда, вотъ въ эту самую комнату.
— И ты встаешь?
— Разумется, чтобы затворить дверь.
— И идешь сюда?
— Ну, конечно! Но когда я пытаюсь затворить дверь, женщина продолжаетъ держать голову въ двери и несмотря ни на какія усилія я не могу затворить двери.
— А привидніе такъ и стоитъ передъ тобою?
— Да, и почти вплотную.
— И ты не кричишь?
— Зачмъ мн кричать, когда я вовсе ея не боюсь.
— А какого же вида эта женщина?
— Худая и безобразная, съ глубокими глазными впадинами, гд вмсто глазъ какой-то прахъ, съ ощереннымъ ртомъ и желтыми рдкими клыками. На голов у нея срый платокъ и голова тоже совсмъ срая, точно золой посыпана. Рукъ ея не видно, он спрятаны, а на тощихъ ногахъ у нея надты какіе-то старомодные башмаки.
— И такое чудище просовываетъ сюда въ дверь голову? Когда же наконецъ оно скрывается?
— Сначала я силюсь просто затворить дверь, а когда она не подается, я тычу свчкой прямо въ лицо срой женщин, пламя колеблется, тянется прямо къ ней и женщина исчезаетъ, дверь оказывается запертою, а я снова ложусь спать.
— И ты часто видаешь это привидніе?
— Очень часто. Мужъ мой однако полагаетъ что это не что иное какъ кошмаръ, я со своей стороны думаю то же.
— Нтъ, это недостаточное объясненіе. Вдь ты не спишь, въ рукахъ у тебя свча, а дверь не затворяется. Нтъ, это привидніе. Въ мір положительно существуютъ необъяснимыя, непостижимыя вещи.
— По мн, пожалуй, пусть и какъ, засмялась докторша,— когда женщина снова явится мн, я непремнно скажу: поди къ моей пріятельниц, Вильгельмин Бухгольцъ, ей очень хочется съ тобою познакомиться!
— Ради Бога! воскликнула я,— я просто умру со страха!
Мн было очень не по себ: ужь если докторша, не врящая въ привиднія, собственными глазами видаетъ подобныя явленія, то сомнваться въ ихъ существованіи нельзя. Меня это положительно удручало. Я стала сбираться домой, время было уже позднее, и мн то и дло мерещилось будто дверь отворяется и изъ-за нея показывается голова страшной женщины. Когда мы были уже на улиц, докторша крикнула намъ вслдъ: ‘Вильгельмина, а я все-таки пришлю къ теб свою срую женщину!’ Это напугало насъ до такой степени что и я, и дти всю дорогу домой бжали бгомъ.
Несмотря на то что отъ страха меня била лихорадка, я сказала дтямъ, отпуская ихъ спать, чтобъ они не боялись. Карлъ уже спалъ крпкимъ сномъ, но я разбудила его чтобы разказать ему исторію о привидніи и спросить его что онъ объ этомъ думаетъ.
— Ахъ, Вильгельмина, зачмъ ты меня разбудила, я такъ сладко спалъ! съ упрекомъ сказалъ онъ.
— Но мн страшно, Карлъ! Пожалуста, не спи! Ты у алтаря передъ Богомъ и людьми клялся заботиться обо мн.
— Положимъ, но изъ этого вовсе не слдуетъ чтобъ я общалъ не спать по ночамъ.
— О, Карлъ, разв пасторъ не говорилъ что мужъ долженъ быть защитникомъ и покровителемъ своей жены, прибжищемъ ея въ бд и опасности?
— Ужь если кто теперь въ бд, такъ конечно я съ моимъ пострломъ, а что касается опасности, то я ея вовсе не вижу.
— Мн страшно и этого достаточно. Вдругъ появится женщина?
— Не мшай мн спать, Вильгельмина.
— Во всякомъ случа ты не долженъ спать, пока и я не лягу. Не знаешь ли ты, милый Карлъ, какой-нибудь молитвы, какого-нибудь гимна наизустъ? Читай его пожалуста вслухъ пока я буду расчесывать волосы.
— Вильгельмина, ты съ ума сошла!
— Нтъ Карлъ, вовсе нтъ, я только просто ужасно боюсь. Когда я лягу, это пройдетъ. Если тогда и придетъ женщина, я спрячусь съ головой подъ одяло. Пожалуста Карлъ прочти хоть одинъ стихъ. Докторша общала прислать ко мн эту женщину, а теперь уже двнадцатый часъ. Одинъ только стихъ дорогой мой Карлъ! привидніе не терпитъ ни Библіи, ни гимновъ.
Карлъ наконецъ сдался на мои мольбы и принялся читать утренній гимнъ. Къ сожалнію, изъ этого прекраснаго гимна онъ зналъ и повторялъ только первый стихъ. Разумется это не много, но все же лучше чмъ ничего.
Собравъ все свое мужество, я сла передъ туалетнымъ столикомъ и стала разчесывать волосы. Гляжу я въ зеркало и вдругъ къ своему ужасу вижу что дверь тихонько отворяется. Я не могу ни пошевельнуться, ни издать ни единаго звука. Я сижу точно окаменлая и не могу глазъ отвести отъ зеркала. Вдругъ раздается шорохъ, дверь еще чуть-чуть пріотворяется и въ ней появляется голова, она медленно высовывается изъ-за двери… Женщина, ужасная женщина, это она! Еще секунда, и она вошла бы въ спальню. Съ громкимъ крикомъ вскакиваю я и бросаюсь къ двери, хочу захлопнуть се, она не подается. Собравъ вс силы, я длаю отчаянную попытку и наваливаюсь на дверь… Вдругъ привидніе испускаетъ пронзительный крикъ:
— Ай, мама, задавила до смерти!
При моемъ крик Карлъ, несмотря на свой пострлъ, также поднялся съ постели.
— Господи, да что же это такое? въ свою очередь закричалъ и онъ.
— Не знаю, пробормотала я,— сначала въ двери была женщина, а потомъ оказалась Бетти.
Бдное мое дитя лежало за полу, держась обими руками за голову. Сама я была въ полусознательномъ состояніи, а колнки у меня такъ и дрожали.
— Смерть моя, проговорила я,— Бетти — какъ ты меня напутала!
— Ахъ, мама, сказала бдняжка,— когда мы собирались уходить отъ докторши, я нечаянно положила къ теб въ карманъ работу которую готовила теб къ Рождеству. Мн не хотлось чтобы ты видла ее, а потому я и вздумала тихонько прокрасться сюда и вынуть ее изъ твоего кармана. Но… ахъ, какъ мн больно ухо!
Я взяла свчу и стала осматривать свою несчастную двочку. На лбу у ней была шишка, а ухо все въ крови. Это я со страха такъ изуродовала свою бдную Бетти, слава Богу еще что не оказалось никакого особенно серіозваго поврежденія.
— Вотъ что значитъ суевріе, сказалъ мой мужъ.
— Карлъ, воскликнула я,— какъ это ты стоишь полуодтый, вдь на двор 12® мороза. Я сдлаю Бетти перевязку съ арникой, а завтра утромъ пошлемъ за докторомъ Вренцхенъ.
Понемногу мы вс успокоились и легли спать. На утро пріхалъ докторъ Вренцхенъ, онъ нашелъ рану Бетти вовсе не опасною и несмотря на это былъ очень внимателенъ къ своей больной. За это я пригласила его обдать въ воскресенье. Когда я его спросила о томъ какія его любимыя кушанья, онъ отвтилъ мн:
— Телятина моя единственная страсть.
Разумется, телятина ему и будетъ. Кто знаетъ, можетъ быть исторія съ привидніемъ будетъ еще имть для насъ очень пріятныя послдствія.

Канунъ Сильвестрова дня.

Канунъ Сильвестрова дня обыкновенно мы справляемъ поочередно: одинъ годъ мы вс сбираемся у Краузе, другой годъ у Бергфельдтовъ, а третій годъ у насъ. Въ прошломъ годъ мы справляли канунъ Сильвестрова дня, теперь очередь была за Краузе. Но какъ быть съ Бергфельдтами?
Бергфельдтша нанесла мн слишкомъ смертельную обиду, нтъ словъ передать до какой степени въ то время я разозлилась: еслибъ она у моихъ ногъ умирала отъ жажды и умоляла бы меня подать ей каплю воды, я подала бы ей купороснаго масла! Впрочемъ, такія чувства волновали меня только въ первую минуту и безъ сомннія они-то и были причиной моей желчной лихорадки, теперь же, нсколько успокоившись и оправившись посл болзни, я стала несравненно хладнокровне и мн даже совстно что подобныя чувства могли бушевать у меня въ груди. Однако я этимъ вовсе не желаю сказать чтобы Бергфельдтша была совершенно права, напротивъ, она первая затяла ссору.
Итакъ очередь была за Краузе. Г. Краузе пришелъ приглашать насъ къ себ на вечеръ, и Карлъ необдуманно принялъ приглашеніе.
— Карлъ, нсколько рзко обратилась я къ нему,— а теб извстно: будетъ или нтъ на этомъ вечер Бергфельдтша?
— Разумется будетъ, сухо отвчалъ мн мужъ,— мы каждый годъ проводимъ этотъ вечеръ вс вмст, и ныншній годъ не будетъ исключеніемъ.
Онъ сказалъ это такъ ршительно какъ давно не говорилъ. Я посмотрла ему прямо въ глаза, но хоть этотъ взглядъ и хорошо знакомъ Карлу, онъ спокойно выдержалъ его и не опустилъ своихъ глазъ.
— Такъ вотъ какъ! воскликнула я. Боле я не сказала ни слова, но въ этомъ восклицаніи было нчто порядкомъ таки подйствовавшее на Карла, я ясно видла что съ испугу у него даже разомъ въ горл пересохло.
— Любезнйшая фрау Бухгольцъ, вмшался г. Краузе.— Неужели вы не въ силахъ простить? И такъ въ мір много раздоровъ, ненависти и вражды… Неужели вы допустите демоновъ зла сять плевелы, разрушать семейную жизнь, порывать долголтнія связи любви и дружбы, которыя выпадаютъ вамъ на долю въ этой юдоли бдствій и зла?!
Нкоторое время я боролась сама съ собою.
— Нтъ, наконецъ сказала я,— я не желаю имть никакого дла съ демонами, довольно съ меня и того что намедни мн явилась эта срая женщина! Никто не упрекнетъ меня въ недостатк гуманности. Вы такъ превосходно говорили, г. Краузе, что съ моей стороны было бы неприлично упорствовать!.. Но разумется Бергфельдтша первая должна сдлать шагъ къ примиренію, иначе все останется по старому.
Г. Краузе поручился за Бергфельдтшу, и я общала ему что мы вс будемъ у нихъ справлять кавунъ Сильвестрова дня.
Едва усплъ г. Краузе уйти отъ васъ, я сказала Карлу:
— Онъ правъ, худой миръ лучше доброй ссоры. Но слдуетъ позаботиться о томъ чтобы дтямъ были готовы ихъ новыя праздничныя платья, а я надну медальйонъ съ брилліантомъ что ты недавно подарилъ мн. Такого великолпія Бергфельдтамъ разумется не видать какъ своихъ ушей.
Наступилъ вечеръ.
— Боюсь, сказала я,— какъ бы намъ не придти первыми, это не по-великосвтски.
— Какъ хочешь, отвчалъ Карлъ,— но подумай, вдь это не выздъ въ большой свтъ, а посщеніе дружескаго кружка.
Но я твердо продолжала стоять на своемъ, и мы до того долго оставались у себя дома что за нами наконецъ прибжалъ маленькій Эдуардъ, говоря что вс уже собрались, что битыя сливки уже начали таять и что гжа Краузе по этому случаю въ полномъ отчаяніи. Наконецъ мы двинулись въ путь и благополучно прибыли къ Краузе. Мужа я пропустила впередъ, а за нимъ уже шла и сама въ сопровожденіи своихъ дочерей. На мн было свтлосрое шумящее шелковое платье съ вырзомъ спереди, а на ше дорогой подаренный мн Карломъ медальйонъ, дочери мои также были одты весьма нарядно и очень къ лицу. При нашемъ появленіи вс встали, мы поздоровались. Краузе привтствовали насъ весьма сердечно, точно также и г. Бергфельдтъ, но сама Бергфельдтша сдлала только легкій поклонъ, отъ котораго такъ и вяло крещенскимъ холодомъ. У меня отъ этого поклона просто сперлось въ груди дыханіе, а Краузе еще усадила меня рядомъ съ Бергфельдтшей на диванъ. Это было очень ршительное дйствіе съ ея стороны, вс это поняли, смутились и замолчали, по зал пролетлъ тихій ангелъ. Вдругъ дядя Фрицъ неожиданно и громко прервалъ это для всхъ тягостное молчаніе.
— А мы еще отъ души повеселимся сегодня! воскликнулъ онъ.
Вс засмялись, только я да Бергфельдтша красные какъ піоны сидли на своемъ диван. Такъ какъ дло теперь шло о томъ чтобы доказать, которая изъ васъ двухъ благовоспитанне, то я и ршилась проговорить: ‘Разумется, повеселимся!’ а Бергфельдтша со своей стороны замтила: ‘Вдь встрчать Новый Годъ приходится всего только разъ въ году!’ Вс это единогласно подтвердили. Подали чай, потомъ вишневый мармеладъ съ битыми сливками для дамъ и пиво для мущинъ и прежде чмъ я успла хорошенько опомниться мы уже бесдовали съ Бергфельдтшей точь точь какъ въ былыя времена. Молодежь между тмъ играла въ странствующій по рукамъ талеръ, дядя Фрицъ, принявъ участіе въ игр, то и дло смшилъ всхъ, мы, старшіе, разговаривали между собою о разныхъ разностяхъ, и время до ужина пролетло совершенно незамтно. Бергфельдтша разказала мн что студентъ ихъ, г. Вейгельдтъ, оказался весьма милымъ и хорошимъ молодымъ человкомъ, къ будущему году ему по всей вроятности удастся получить ассессора и тогда онъ можетъ жениться на Август, между прочимъ, она непремнно настаивала на томъ чтобъ я дала ей слово быть на свадьб ея дочери. Все между вами было совсмъ по старому. Г. Краузе переговорилъ съ нею, и изъ этого можно было ясно заключить какъ много хорошаго можетъ сдлать умный человкъ, когда вздумаетъ воспользоваться благопріятнымъ къ тому случаемъ. Въ эту минуту мн очень хотлось чтобы мой Карлъ въ этомъ отношеніи сколько-нибудь походилъ на г. Краузе, хотя во всемъ остальномъ я очень довольна своимъ мужемъ.
За ужиномъ все было прекрасно. Правда, было немножко тсновато, но говоритъ же пословица въ тснот да не въ обид. Первымъ кушаньемъ было мучное блюдо, вторымъ — разварной карпъ съ хрномъ, третьимъ — шпигованный бокъ съ компотомъ и въ заключеніе мороженое. Посредин стола стояла огромная миска съ пуншемъ, которымъ г. Краузе и дядя Фрицъ усердно угощали, а когда они его весь опорожнили, то фрау Краузе снова налила миску до самыхъ краевъ. Съ каждою минутой оживленіе за столомъ становилось все замтнее. Въ перемну между блюдами мы пли псни, а дядя Фрицъ акомпанировалъ нашему пнію на фортепіано. Передъ рыбой мы пли Да здравствуетъ пнный кубокъ вина, а передъ жаркимъ Въ Линденау мы вс идемъ! Дядя Фрицъ присочинилъ къ этой псн экспромтомъ множество новыхъ куплетовъ, онъ исполнялъ ихъ solo, а мы вс по окончаніи каждаго куплета подхватывали припвъ. И какъ же мы вс веселились и хохотали! Одинъ куплетъ онъ сочинилъ на меня, въ немъ говорилось что мои произведенія будутъ читаться всюду, даже въ Линденау. Было очень весело и оживленно, даже маленькій Эдуардъ подпвалъ вслдъ за другими и потомъ весь остальной вечеръ все твердилъ Въ Линденау мы вс идемъ!
Посл того, какъ, по выраженію г. Вейгельма, мы прохладились мороженымъ, г. Краузе поднялся со своего мста, взглянулъ на часы и постучалъ по стакану, давая этимъ знать что онъ намренъ произвести приличную торжественному случаю рчь. Вс замолчали, наступила торжественная тишина, и даже маленькій Краузе, предварительно получивъ отъ отца легкій подзатыльникъ, присмирлъ и пересталъ пть. То что говорилъ г. Краузе, дйствительно, было и очень хорошо и весьма поучительно. Сказалъ же онъ приблизительно слдующее:
— Наступленію Новаго Года обыкновенно вс радуются, ожидая что онъ принесетъ съ собою исполненіе всхъ желаній и ожиданій, даже самыхъ несбыточныхъ, тогда какъ старый годъ обыкновенно провожаютъ безъ особеннаго горя и сожалнія словно кого-то, много общавшаго и мало исполнившаго, а между тмъ вдь старый годъ въ теченіе трехсотъ шестидесяти пяти дней былъ намъ другомъ и поперемнно по вол Божіей приносилъ вамъ то радость, то горе. Радость веселитъ сердце человческое, а горе удручаетъ его, но и между этими двумя чувствами есть нчто общее,— оба они равно сближаютъ между собою людей и гд живетъ истинная любовь, тамъ каждый Новый Годъ прибавляетъ новое звено къ цпи, связывающій людей узами любви и дружбы между собою. Будемъ же надяться что что бы ни принесъ намъ съ собою Новый Годъ любовь еще тсне скрпитъ узы вашей дружбы.
Какъ разъ когда г. Краузе окончилъ свою рчь, часы въ сосдней комнат глухо пробили двнадцать и мы стали чокаться другъ съ другомъ полными до краевъ стаканами.
— А вдь пробило-то тринадцать! закричалъ маленькій Эдуардъ.
Такъ оно дйствительно и было. Дядя Фрицъ по обыкновенію выкинулъ штуку. Вооружась каминными щипцами, онъ ударилъ тринадцать разъ по колокольчику. Мы вс весело разсмялись, не обративъ ни малйшаго вниманія на то что число тринадцать не изъ пріятныхъ.
Дядя Фрицъ удивительный шутникъ.
Мы пробыли у Краузе часовъ до двухъ и ушли домой съ сознаніемъ чрезвычайно весело проведеннаго вечера. Бергфельдтша пригласила насъ къ себ на день своего рожденія, и я не отговариваясь приняла ея приглашеніе. Такимъ образомъ, скира войны окончательно была погребена между вами.
Дорогой я замтила мужу какъ хорошо было со стороны г. Краузе устроить примиреніе между мною и Бергфельдтшей.
— Почему бы ему было и не постараться, когда я его объ этомъ просилъ.
— Ты, Карлъ?
— У меня все время болла душа о томъ что между вами пробжала черная кошка.
— Милый Карлъ!
Больше я ничего не прибавила, но бросилась ему на шею и крпко его поцловала.
— Вильгельмина! воскликнулъ онъ въ недоумніи.
— Ты самый лучшій въ мір человкъ, сказала я:— сердце у тебя золотое, только бда что языкъ въ шерсти.
— Ну что же? и въ этомъ есть хорошая сторона, за то ты болтаешь за двоихъ.
— Однако, Кардъ…
— Ну полно, дитя! пусть въ Новомъ Году все будетъ такъ же какъ и въ старомъ.
Вотъ какъ мы у себя въ Ландбергерской улиц справляемъ канунъ Сильвестрова дня. Будемъ надяться что къ будущему Сильвестрову дню хоть одна изъ моихъ дочерей будетъ помолвлена, а Богъ дастъ и дяд Фрицу найдется подходящая невста, ему какъ разъ время жениться. Да здравствуетъ же Новый Годъ!

Магнетическій чай.

Врите вы или не врите… я разумю, въ животный магнетизмъ?
Вы знаете, я за просвщеніе и потому всегда говорила: животный магнетизмъ чистйшій вздоръ: наука, какъ уже не одинъ разъ приходилось читать, отвергаетъ его. Недавно однако я видла весьма странный сонъ: мн совершенно ясно приснилась наша тетка изъ Бюцова, а чрезъ мсяцъ посл того она лежала на стол… Какъ объяснить себ это?
Когда мы, какъ ея самые близкіе родственники и наслдники, получили извщеніе о ея кончин, я разказала дяд Фрицу свой сонъ и ожидала что онъ будетъ надо мною смяться, какъ онъ всегда и надо всмъ смется. Но противъ всякаго ожиданія, онъ задумался, а потомъ сказалъ: ‘Видишь ли, Вильгельмина, наконецъ и ты приходишь къ убжденію что дйствительно существуютъ чудеса и необъяснимыя тайны какъ вообще въ природ, такъ и въ жизни человческой. Теперь ты уже не станешь преслдовать меня за мои посщенія семейства Кулекъ, гд у насъ составился кружокъ занимающійся животнымъ магнетизмомъ.’
— Фрицъ, магнитъ притягивающій тебя въ этотъ домъ не кто иной какъ фрейлейнъ Кулекъ. А между тмъ, мы теперь получаемъ хорошенькое наслдство, и слдовательно Кулекъ теб вовсе не пара. Нельзя же игнорировать своего положенія.
Фрицъ какъ-то странно поглядлъ на меня и потомъ сказалъ:
— Ты судишь на основаніи своихъ понятій, Вильгельмина. Но есть высшая таинственная сила, которая руководитъ дйствіями человка и которой онъ, помимо своей воли, долженъ необходимо покоряться.
— Ты въ самомъ дл вришь въ это, Фрицъ?
— Въ самомъ дл, отвчалъ онъ такъ серіозно что я не знала какъ мн принять его слова.
— Фрицъ, сказала я, а приходилось теб испытывать надъ самимъ собою вліяніе этой сверхъестественной силы?
— Да, твердо и увренно отвчалъ онъ.
— Ради Бога, Фрицъ, ты пугаешь меня! Мн бы, однако, очень хотлось лично убдиться въ томъ что въ человческой природ существуютъ такія сверхъестественныя таинственныя силы…
— Это весьма легко. Завтра, какъ я слышалъ, у васъ будутъ Бергфельдты и Краузе, если хочешь, я устрою магнетическій сеансъ, который убдитъ тебя въ таинственной сил, заключающейся въ человческомъ организм.
— Только чтобы Кулекъ у меня въ дом не было!
— Дло обойдется и безъ нея, засмялся дядя Фрицъ и ушелъ безъ дальнйшихъ объясненій.
Я сообщила дтямъ что завтра вечеромъ у васъ будетъ магнетическій чай. Эмми страшно обрадовалась этому, а Бетти поблднла какъ полотно и воскликнула:
— Нтъ, мама, не длай этого, не длай! это всмъ намъ принесетъ только несчастіе!
— Но Бетти…
— О, мама, врь мн!..
— Что съ тобою, дитя мое? Ты вообще послднее время стала сама на себя не похожа. Ты все молчишь, не смешься попрежнему, на фортепіано разыгрываешь только печальныя мелодіи, а третьяго дня, когда у насъ было твое любимое кушанье, сосиски съ тертымъ картофелемъ, ты съла всего тарелочку… Что это значитъ, Бетти?
— У меня болла голова.
— Это отъ усиленныхъ занятій. Неужели вамъ все еще продолжаютъ задавать сочиненія.
— Да.
— Какая же была тема твоего послдняго сочиненія?
— Мы должны были разобрать: могъ ли Ричардъ III быть хорошимъ человкомъ еслибъ у него были другіе родители.
— Я непремнно переговорю съ папа, не лучше ли вамъ бросить посщенія этихъ высшихъ курсовъ. А сегодня посл обда мы займемся приготовленіемъ печенья къ чаю, да сдлаемъ его побольше, а то когда бываютъ Бергфельдты, печенья вчно не хватитъ!
— А ты совсмъ помирилась съ Бергфельдтами, мама? спросила Бетти.
— Да, такъ-то-такъ, а все же семейство это мн не особенно пріятно. Кром того, мы получаемъ теперь посл тетки наслдство и наше новое положеніе должно еще боле отдалить насъ отъ Бергфельдтовъ. Имъ съ ихъ маленькими средствами тянуться за нами ужь вовсе не подъ силу.
Дочери помогли мн въ моихъ занятіяхъ по хозяйству. У Бетти опять заболла голова, такъ что я сочла за лучшее отправить обихъ двочекъ погулять чтобы Бетти немного освжилась на чистомъ воздух. Я думала что поступаю разумно, а между тмъ, какъ въ послдствіи оказалось, я сдлала непростительную ошибку: именно въ этотъ-то день мн и не слдовало спускать съ Бетти глазъ.
На слдующій день вечеромъ къ намъ пришли Краузе и Бергфельдты, однихъ Бергфельдтовъ было пять человкъ, а именно: онъ, она, Августа со своимъ женихомъ и Эмиль. Слава Богу, печенья у меня было заготовлено достаточно.
— Гд же Бетти? не видя своей старшей дочери спросила я Эмми.
— Она не хочетъ выходить, отвтила Эмми.
— Позволь, я пойду уговорю ее, предложилъ дядя Фрицъ,— она боится магнетизма, вотъ въ чемъ дло.
Дйствительно, спустя нкоторое время онъ вернулся вмст съ Бетти. Но Боже мой! на что только была похожа моя двочка! блдная какъ тнь, она ежеминутно вздрагивала, а глаза у нея были заплаканные. ‘Завтра же пошлю за докторомъ Вренцхенъ, подумала я, это уже не пустяки, двочка моя видимо серіозно больна.’ Бетти стала здороваться съ гостями: сначала съ Краузе, онъ вдь гораздо важне Бергфельдтовъ, а потомъ съ самою Бергфельдтшей, она вдругъ бросилась къ ней на шею и крпко ее поцловала. Это мн показалось нсколько страннымъ и уже вовсе не тактичнымъ. Дядя Фрицъ скроилъ самодовольно веселую рожу, замтивъ мое недоразумвіе при вид такой фамильярности. Но вотъ и чай. Бетти, Эмми и Бергфельдтшина Августа подавали его: одна несла чай, другая сахаръ и сливки и третья — печенье, которое ршительно вс одобрили. Оно вышло не совсмъ удачно, немножко подгорло, такъ какъ мн приходилось длить свое вниманіе между Бетти и плитой, но все же оно было и на видъ недурно, и на вкусъ хорошо.
Мущины завели между собой ученый разговоръ о животномъ магнетизм: дядя Фрицъ стоялъ за магнетизмъ, г. Краузе только на половину врилъ въ него, г. Бергфельдтъ отвергалъ его совершенно, а мой Карлъ пилъ пиво. Дядя Фрицъ между прочимъ разказывалъ будто пріхавшіе изъ Бреславля въ Берлинъ профессора довели одного извощика до того что онъ заговорилъ по-гречески, достигли же они этого явленія только тмъ что положили ему на плечи свои руки. Г. Краузе сказалъ что онъ какъ учитель не можетъ не сомнваться въ подлинности этого происшествія. Дядя Фрицъ предъявилъ публик и книги написанныя знаменитыми профессорами. Въ нихъ говорилось объ удивительныхъ чудесахъ, такъ напримръ, будто посредствомъ гипнотизма можно до того довести человка что онъ станетъ исполнять все чего бы ни пожелалъ магнитизеръ: скакать верхомъ на стул, воображая что детъ на лошади, глотать снурки, принимая ихъ за миноги, пить биттервассеръ, принимая его за шампанское и т. д.
— Что жь, можетъ-быть все это ему и по вкусу! вставила свое замчаніе Бергфельдтша.
Г. Краузе сказалъ что онъ ни за что не придастъ вры такимъ разказамъ пока воочію не убдится въ ихъ правдивости. А я со своей стороны разказала свой сонъ про тетку изъ Бюцова, разумется съ цлью дать понять Бергфельдтш что покойная оставила вамъ посл себя значительное наслдство. Дядя Фрицъ принялся спорить съ г. Бергфельдтомъ и наконецъ, желая убдить неврующихъ, предложилъ произвести нсколько опытовъ.
Вс мы въ напряженіи ожидали что будетъ. Прежде всего дядя Фрицъ попросилъ Бергфельдтшину Августу на минутку выйти въ другую комнату, затмъ, когда она удалилась, онъ обратился къ намъ съ вопросомъ: что бы мы желали чтобъ она сдлала? Мы вс согласились на томъ чтобъ она открыла альбомъ и затмъ указала пальцемъ на карточку моего мужа. Дядя Фрицъ позвалъ Августу, завязалъ ей глаза, сталъ сзади нея и положилъ ей руки на плечи. Нкоторое время Августа стояла неподвижво. Затмъ вдругъ прямо направилась къ столу, взяла въ руки альбомъ, перелистовала его и указала пальцемъ на фотографическую карточку. Но это оказалась не карточка моего Карла, а одного его умершаго друга, но вдь и это было удивительно, къ тому же Бергфельдтша утверждала что не дале какъ на дняхъ Августа врно отгадала задуманную всми карточку. Г. Краузе не нашелъ въ этомъ опыт ничего сверхъестественнаго, а Августа объявила что сегодня она не чувствуетъ себя въ расположеніи заниматься магнитизмомъ и прибавила что моя Бетти превосходный медіумъ.
— Моя Бетти! въ изумленіи воскликнула я.
— Да, дти послднее время часто забавлялись опытами магнетизма, сказала Бергфельдтша.
— Но я ршительно ничего не знала объ этомъ!
— Мало ли чего ты не знаешь! замтилъ Фрицъ:— готова ли ты, Бетти?
Бетти не отвчала, она сидла, блдная какъ привидніе.
— Неужели же у тебя не хватаетъ мужества? Ты знаешь,— это неизбжно.
Бетти встала и точно лунатикъ вышла въ сосднюю комнату.
— Ну, Вильгельмина, придумай ей задачу!
— Никакъ не могу придумать.
— Не желаешь ли, чтобъ она обняла и поцловала того кто ей всего дороже въ мір? спросилъ дядя Фрицъ.
— Я ничего противъ этого не имю, было моимъ отвтомъ.
Вошла Бетти, дядя Фрицъ завязалъ ей глаза. Нкоторое время она стояла какъ бы въ нершительности, во потомъ вдругъ двинулась съ мста. Я уже готовилась раскрыть ей свои объятія, но, къ величайшему моему изумленію, она направилась не ко мн, а въ противоположную отъ меня сторону: она остановилась предъ глядвшимъ на нее взволнованно молодымъ человкомъ и безмолвно упала къ нему въ объятія. Это былъ Бергфельдтшинъ Эмиль, быстрымъ движеніемъ сорвалъ онъ повязку съ ея глазъ и крпко поцловалъ мою Бетти.
— Нтъ, ужь это изъ рукъ вонъ! закричала я вскакивая съ мста.— Карлъ, разв можно терпть подобныя вещи?
— Пожалуста не буянь, сказалъ дядя Фрицъ придерживая меня за локти,— молодые люди уже давно переговорили между собою, а слдовательно и толковать больше нечего!
— Нтъ-съ, ужь извините! я еще кое что прибавлю и со своей стороны. А ты чего молчишь, Карлъ?
— Я ничего противъ этого не имю и даю имъ свое полное согласіе, сказалъ мой Карлъ.
— Невозможно! воскликнула я.— тмъ боле теперь, когда мы получили такое наслдство….
— Именно поэтому-то я и соглашаюсь на ихъ бракъ. Разв ты не замтила какъ наша Бетти страдала, мучилась, она стала настоящею тнью?
— Конечно, замтила.
— Вдь это борьба между любовью и долгомъ такъ истерзала ее. У Бетти не хватало духа признаться теб въ томъ что она любитъ Эмиля.
— А разв она теб признавалась въ этомъ?
— Нтъ, вмшался дядя Фрицъ,— это я понялъ что происходило у нея въ сердц, а потому и просилъ зятя поручить мн сообщить теб обо всемъ. Какъ видишь, это сообщеніе послдовало магнетическимъ путемъ.
— У меня другія партіи въ виду для моихъ дочерей, он могутъ найти себ жениховъ въ высшемъ свт.
— И стать несчастными, съ горечью перебилъ меня Карлъ.— Вспомни, Вильгельмина, разв мы съ тобою думали о богатств и почестяхъ, когда были молоды? Разв ты отказала бы мн еслибы за тебя посватался женихъ познатае?
Я невольно вспомнила о томъ далекомъ миломъ прошломъ когда я не въ силахъ была полюбить никого кром моего Карла, онъ точно сверхъестественною силой приворожилъ меня къ себ. Ахъ, мн все еще думалось что дочери мои маленькія дти, мн и въ мысль никогда не входило что и для нихъ придетъ пора любви, я не могла представить себ что пора эта уже наступила…
— Бетти! проговорила я.
Она подошла ко мн и крпко обняла меня, заливаясь слезами.
— Бетти, ты не имла ко мн доврія, дитя мое? Ты не имла доврія къ своей родной матери?
— Мама, продолжала она,— я боялась огорчить тебя… Я звала что ты не сочувствуешь моей любви… я не могла сказать теб что люблю…
— Таинственная сила, которая властвуетъ надъ человкомъ и которой онъ помимо воли повинуется, это-то и есть истинная любовь, Вильгельмина, сказалъ дядя Фрицъ.
— Уже Греки называли Эрота всепокоряющимъ, пробасилъ г. Краузе.
Спокойствіе между тмъ мало-по-малу вернулось ко мн. Я увела Бетти въ ея комнату и сказала ей что наотрзъ отказываюсь дать свое согласіе на такой бракъ и вообще не позволю дурачить себя дяд Фрицу. Всему же остальному обществу я заявила что все случившееся не боле какъ шутка дяди Фрица, который во что бы то ни стало хотлъ заставить насъ увровать въ силу животнаго магнетизма, слдовательно о серіозной помолвк въ данномъ случа и рчи быть не можетъ.
Бергфельдтша сказала:— Милйшая гжа Бухгольцъ, дти наши могутъ ждать, у Эмиля еще много впереди времени…
— И даже очень много, сухо отвтила я.
— Еслибы вы были мене горячи, мы бы уже давно могли обо всемъ переговорить съ вами… начала Бергфельдтша.
— Стало-быть и вы были въ заговор противъ меня?
— Вчера посл обда у насъ происходило общее совщаніе, г. Фрицъ былъ того мннія что обычнымъ путемъ съ вами ничего не подлаешь, хотя я лично предпочла бы вести дло обычнымъ порядкомъ…
Я точно съ неба упала: такъ стало-бытъ вчера, въ то время какъ я хлопотала о печеньи, Бетти была у нихъ и вмст со всми составляла заговоръ противъ своей родной матери?.. вс за исключеніемъ меня знали объ этомъ заговор, принимали въ немъ участіе?… Я разразилась страшнымъ, душу потрясающимъ хохотомъ.
— Возьмите ее за большіе пальцы, сказала Бергфельдтша,— а то у нея сдлаются судороги.
— Нтъ! воскликнула я.— Я не настолько слаба! Но посмотрю я какъ это и кто это заставитъ меня согласиться на этотъ бракъ! Изо всего этого шума не выйдетъ ровно ничего, даже еслибы герръ Эмиль на моихъ глазахъ вскрылъ себ артеріи.
— Не горячись, успокойся! уговарилъ меня Карлъ.
— Я спокойне чмъ когда-либо, но одурачить меня никому не позволю! Фрицъ можетъ выкидывать свои штуки у Кулеке и подобныхъ имъ людей, но у себя въ дом такого скоморошества я не допущу!
Краузе уже давно, ни съ кмъ не простившись, убрались во свояси, а теперь стали сбираться и Бергфельдты. Фрицъ пытался было заговорить со мною, но я не удостоила его ни единымъ словомъ. Какъ разъ въ ту минуту какъ уходили Бергфельдты, вошла Эмми и объявила что жаркое на стол. Никто и не думалъ объ ужин. Мой Карлъ накинулъ себ шинель на плечи сказавъ что пойдетъ съ Бергфельдтами и вернется домой не ране того какъ я немножко поуспокоюсь… Какъ будто я была не спокойна!
Когда вс удалились, я отвела свою душу въ слезахъ, а потомъ пошла къ своей старшей дочери. Она уже легла. Когда же я сла къ ней на постель, она взглянула на меня съ такимъ скорбнымъ выраженіемъ въ глазахъ что сердце мое такъ и переполнилось жалостью.
— Прости меня, проговорила она,— я должна была во всемъ признаться теб, теб одной…
‘Ты еще дитя’, хотла было я сказать ей, но разв она была похожа на ребенка? Ея роскошные, чудные волосы, разсыпавшись по плечамъ, обрамляли такое серіозное личико какого у дтей не встрчается. Она расцвла какъ прелестный только-что распустившійся бутонъ, и я только теперь это замтила.
— И ты любишь его?
— Да, чуть слышао прошептала она.
— Ты любишь его больше чмъ меня?
Она молчала. Мн стало ясно что дочь для меня потеряна, что всмъ своимъ существомъ она уже принадлежитъ другому. Какъ невыразимо больно было это моему сердцу!
Я наклонилась къ Бетти и съ нжностью крпко обняла ее.
— Ты должна быть счастлива, дитя мое, счастлива какъ нкогда была и я сама. Правда, я мечтала что ты будешь женой какого-нибудь важнаго, знатнаго человка… но разв я сама не была всю жизнь счастлива и среди нашего скромнаго кружка? Нтъ, дитя мое, я не хочу чтобы ты не любя томилась среди роскошной обстановки, съ тоской въ сердц изъ-за штофныхъ гардинъ провожая грустнымъ взглядомъ зиму и лто, въ дорогой коляск сидя рядомъ съ насильно-навязаннымъ теб мужемъ!.. Я люблю тебя боле чмъ ты думаешь!
Она нжно прижалась ко мн и я почувствовала что она снова стала моею дочерью. Она доврчиво улыбнулась мн и проговорила, ‘я люблю васъ обоихъ, и тебя, и его, и ты должна любить его такъ же какъ и меня.’
Да разв я могла бы иначе?
Я позвала Эмми.
— Принеси-ка сюда нсколько кусковъ жаркаго, не пропадать же ему въ самомъ дл! А на настоящей помолвк на жаркое у насъ будетъ хребетъ козули.
— А разв будетъ помолвка? спросила Эмми.
— Ступай спать, ты еще слишкомъ глупа.
Сама же я спать не легла, а все сидла у моей Бетти, время отъ времени поглядывая въ окошко, не идетъ ли мой Карлъ. На двор стояла весна, дулъ восточный втеръ, ночь была бурная. Наконецъ мужъ мой вернулся.
— Ну, какъ дла? спросилъ онъ.
— Карлъ, она спитъ. Завтра, когда уляжется буря, проглянетъ и солнышко.

Въ линейк.

Есть люди считающіе загородныя прогулки пріятнымъ времяпровожденіемъ, но это не врно.
Обыкновенно въ Троицынъ день мы отправляемся или въ Зоологическій Садъ, или въ Трептовъ, гд бываетъ очень весело, несмотря на страшную толкотню и ужаснйшую пыль, но ныншній годъ было ршено иначе. Посл помолвки Бетти мы невольно боле сблизились съ Бергфельдтами, но, несмотря на это, я не могла бы ршиться отпустить въ этотъ день ее съ ними одну, точно также какъ и Бергфельдтша не желала провести этотъ день врозь со своимъ Эмилемъ. Въ виду всего этого дядя Фрицъ предложилъ сообща нанять линейку и всмъ вмст похать за городъ, мста было много, такъ что мы могли пригласить также и Краузе, тмъ боле что такимъ образомъ плата за каждое мсто въ отдльности значительно понижалась. Дядя Фрицъ рисовалъ предстоящую намъ прогулку самыми яркими красками: за городомъ все такъ чудно зеленетъ, такъ вкусенъ простой деревенскій хлбъ на берегу прозрачнаго озера и т. д., словомъ, я согласилась. Мы уговорились между собою насчетъ угощенья, а то случается что вс привезутъ одного и того же, и въ конц-концовъ изъ провизіи окажется только колбаса да соленыя яйца, а ужь за такое угощенье въ Троицынъ день покорнйше благодарю!
Въ восемь часовъ утра уже вс сидли въ линейк. Мы, Бергфельдты съ Августинымъ женихомъ и Краузе со своимъ Эдуардомъ, въ блыхъ панталончикахъ, синей бархатной курточк и новой соломенной шляп. Бергфельдтшинъ Эмиль пришелъ къ намъ ни свтъ, ни заря, и принесъ Бетти огромный букетъ сирени. Въ то время какъ вс разсаживались, Эмиль устроилъ дло такъ что ему приходилось ссть рядомъ съ Бетти, но я замтила это и поспшила помститься между ними, потому что такъ по моему гораздо приличне, тмъ боле что я совершенно противъ всякихъ нжностей въ обществ. Мой Карлъ сидлъ рядомъ съ г. Краузе, а дядя Фрицъ устроился на козлахъ.
Дядя Фрицъ захватилъ съ собою ключъ отъ входной двери, на которомъ онъ свистлъ не хуже локомотива. Мы выхали чрезъ Пренцлавскую заставу и по Пренцлавскому шоссе, такъ какъ цлію нашей прогулки было Липницкое озеро.
Погода стояла хорошая, но нсколько свжая. Какъ только мы поравнялись съ первою втряною мельницей, дядя Фрицъ вытащилъ свою дорожную фляжку и объявилъ что непремнно всмъ слдуетъ хлебнуть изъ нея, ибо этого требуетъ обычай. Отъ жары мы не страдали и потому съ удовольствіемъ сдлали по глотку коньяка, посл чего намъ всмъ стало очень весело. Г. Краузе обратился къ дяд Фрицу съ вопросомъ: требуетъ ли обычай чтобы такимъ образомъ выпивали предъ каждою мельницей?
— Непремнно, отвчалъ дядя Фрицъ,—это обычай Древности, нчто въ род возліянія въ честь божества, а потому измнять этому обычаю отнюдь нельзя.
Г. Краузе полагалъ что обычай этотъ скоре вендскаго чмъ тевтонскаго происхожденія, и что начало его, по всей вроятности, теряется въ самыхъ отдаленныхъ временахъ язычества. Такимъ образомъ завязался страшно ученый разговоръ о древнихъ постройкахъ на сваяхъ, о Германцахъ, о Тацит. Г. Краузе оказался весьма свдущъ во всхъ этихъ вещахъ. Затмъ перешли къ толкамъ о городскомъ управленіи, въ которомъ такой дока мой Карлъ. Дядя Фрицъ бесдовалъ съ кучеромъ и только время отъ времени передавалъ намъ въ линейку свою фляжку. Слдуетъ прибавить что втряныхъ мельницъ по дорог намъ встрчалось множество, а что меня особенно раздражало, такъ это возгласы маленькаго Краузе, который то и дло кричалъ: ‘а вотъ и опять втряная мельница!’ какъ бы для того чтобъ ее какъ-нибудь не проглядли. Я пробовала удерживать своего Карла, но онъ только смялся и восклицалъ: ‘Полно, Вильгельмина! Троицынъ день бываетъ всего разъ въ году!’
Въ половин девятаго намъ захотлось сть. Мы велли кучеру хать шагомъ и вынули свои корзинки съ провизіей. Такъ какъ дядя Фрицъ задумалъ устроить прогулку на славу, то и захватилъ съ собою всевозможныхъ дорогихъ закусокъ, купленныхъ имъ на выставк рыболовства, появились лучшія норвежскія селедки, анчоусы, соленая навага, копченая корюшка, маринованные угри и даже икра. Всего здсь было вдоволь, и мы какъ слдуетъ оказали честь этому изысканному угощенью. Я была совершенно противъ того чтобы маленькому Краузе давали такія острыя вещи, онъ принялся хныкать, и мать, не умвшая ни въ чемъ отказать своему баловню, давала ему всего чего онъ только ни просилъ. Дло кончилось тмъ что ему ободрало горло маринованнымъ угремъ, а вслдъ затмъ онъ раскусилъ зернышко испанскаго перца и принялся громко кричать.
— Я бы не дала ребенку закусокъ, сказала я Краузе,— дтямъ всего полезне хлбъ и молоко.
По ея же мннію, Эдуардъ уже достаточно великъ для того чтобъ сть все что ему вздумается, а пиво онъ пьетъ не хуже взрослаго, и оно ему весьма полезно.
— Я читала гд-то, возразила я ей,— что пиво дйствуетъ разслабляющимъ образомъ на дтскій мозгъ, и даже замчено что дти пивоваровъ всегда бываютъ послдними учениками въ школ.
Гжа Краузе обратилась къ своему мужу съ вопросомъ: не замчалъ ли онъ, какъ учитель, чего-либо подобнаго? Онъ заявилъ на это что я заблуждаюсь и по всей вроятности разумю золотуху, которая развивается у дтей отъ чрезмрнаго употребленія спиртныхъ напитковъ родителями. Съ этимъ согласился и г. Бергфельдтъ, замтившій при этомъ жен: ‘я думаю и ты помнить, Катенька, что когда у насъ служила Рика изъ Вердера, которая потомъ сошлась съ пьяницей-столяромъ, а поздне’…. Тутъ я сочла нужнымъ прервать рчь г. Бергфельдта.
— Не находите ли вы что мстоположеніе здсь восхитительное? спросила я его.
— Да, отвчалъ онъ и затмъ продолжалъ:— Относительно же золотухи г. Краузе совершенно правъ.
Я объявила ему что подобнаго рода разговоръ для меня ни мало не интересенъ.
Г. Бергфельдтъ тмъ не мене хотлъ продолжать на ту же тему (вдь ужь мы успли прохать множество втряныхъ мельницъ), какъ вдругъ маленькій Краузе началъ хныкать и жаловаться на жажду. Воды достать на шоссе было невозможно, молока неразумная мать съ собой не взяла, такъ что пришлось откупорить бутылку краснаго вина, котораго онъ залпомъ выпилъ цлый стаканъ.
— Едва ли это будетъ полезно ребенку? сказала я.
— Онъ порзвится на лугу и все пройдетъ, отвчала мать.
— Мы будемъ съ Эмми играть въ лошадки, запищалъ Эдуардъ. Но Эмми ничего не отвтила, очевидно перспектива этой игры не особенно улыбалась ей. Бетти молчала все время и была очень печальна, потому что сидла врозь со своимъ Эмилемъ. Что же касается Бергфельдтшиной Августы и г. Вейгельта, то они сидли всю дорогу рука объ руку, неподвижно точно восковыя фигуры, безмолвно вперивъ взоръ въ пространство, и только изрдка бросали другъ другу нжные, влюбленные взгляды, на которые мн и смотрть-то было тошно. Женихъ и невста всегда лишніе въ обществ.
Я отъ души возблагодарила Создателя, когда мы наконецъ достигли чуднаго лса и увидали предъ собой восхитительное озеро, зеркальная поверхность коего блестла на солнц точно заново отполированная лакомъ къ Троицыну дню. Подъхавъ къ лсу мы остановились и выбрали для привала прелестнйшее мстечко, гд высокія раскидистыя деревья образовали собою природную обширную бесдку.
Дядя Фрицъ и мой Карлъ отправились къ лсничих чтобы заказать ей завтракъ и уговориться насчетъ обденнаго стола. Гжа Краузе разыскала колодезъ и напоила своего Эдуарда, который на мой взглядъ выпилъ не мене литра холодной какъ ледъ воды. Я не сказала ни слова, потому что когда сама мать безразсудна, всякія слова напрасны, но въ послдствіи я отъ души пожалла что промолчала въ то время.
Завтракъ былъ простой, деревенскій, но сытный. Съ нами было хорошее вино, Chateau Larose, двнадцать съ половиной грошей за бутылку съ золотою головкой, дядя Фрицъ однако немножко морщился (онъ очень избалованъ въ отношеніи винъ), но мы вс пили наше вино съ восхищеніемъ, не даромъ виноторговецъ уврялъ насъ что онъ терпитъ пять грошей убытку на каждой бутылк и уступаетъ намъ такъ дешево лишь ради знакомства и дружбы.
Потомъ вс отправились гулять въ лсъ. Дядя Фрицъ срзалъ маленькому Краузе палочку, и тотъ скакалъ на ней верхомъ, такъ какъ Эмми отказалась играть съ нимъ въ лошадки. Вообще бдной Эмми было очень скучно. Сестра и пріятельница не обращали на нее ровно никакого вниманія, потому что всецло были поглощены своими женихами, такъ что бдной Эмми волей-неволей все время пришлось быть съ нами, старшими дамами. Мн это всего сердца было жаль мою двочку, разумется, ей нисколько не были интересны наши разговоры о стирк блья, о томъ хорошо ли класть лимонъ въ соусъ для спаржи и т. д.
— Не горюй, Эмми, сказала я ей,— можетъ-быть и ты скоро станешь невстой.
— Я никогда не выйду замужъ, отвчала она.
— Но почему же, дитя?
— Нтъ, повторила она,— я никогда не разстанусь съ тобой и папашей. Августа и Бетти он стали такъ дурно относиться ко мн съ тхъ поръ какъ стали невстами.
Я старалась развлечь ее, разсять ея мрачное настроеніе, но она и слушать не хотла.
Мущины разыскали мстечко для отдыха, мы разостлали пледы и шали и размстились подъ деревьями, изображая собою весьма живописную группу. Вина мы не забыли взять съ собою, и слдовательно все обстояло благополучно. Одно мн было не по душ: мой Карлъ все бросалъ сухими листьями въ гжу Краузе, а ей это повидимому очень нравилось. Еслибы г. Краузе позволилъ себ такого рода шутку со мною, я бы славно отдлала его за это, но въ данное время онъ лежалъ и спалъ сномъ праведника.
Наконецъ и я немножко забылась, весенній воздухъ оказываетъ удивительно разслабляющее дйствіе на человка. Воздухъ былъ такъ тихъ и ясенъ, легкій втерокъ такъ ласково скользилъ по лицу и шевелилъ волосами, деревья шептали такъ нжно своими листьями что я невольно поддалась весеннему обаянію и задремала… Вдругъ Карлъ воскликнулъ:
— Вильгельмина, проснись! у же третій часъ, и обдъ готовъ!
— Боже мой, неужели я спала?
— Почти два часа.
— А гд же дти? гд Бетти?
— Пошла съ Эмилемъ въ еловую рощу, а меня взять съ собою не хотла, отвчала Эмми.
— А гд же Эдуардъ? спросила гжа Краузе, стряхивая съ головы сухіе листья.
— А онъ на своей палочк ускакалъ вотъ туда, сказала Эмми, указывая рукой по направленію къ озеру.
— Господи Боже мой, онъ пожалуй утонулъ!
И гжа Краузе какъ сумашедшая со всхъ ногъ пустилась бжать къ озеру.
— Эдуардъ, Эдуардъ! кричала она,— Гд ты, Эдуардъ?
Я также принялась громко звать: ‘Бетти! Бетти-и-и!’ Нтъ отвта.
— А обдъ-то ждетъ, сказалъ мой Карлъ.
— Карлъ, неужели ты можешь въ такую минуту думать о своемъ желудк?
— А во всемъ виновата ты, сказалъ онъ,— еслибы ты позволила молодымъ людямъ спокойно сидть рядомъ въ линейк, они бы теперь не удалились отъ общества. Влюбленные не любятъ чтобъ имъ мшали. Пойдемте! Эмиль знаетъ что ршено обдать въ половин третьяго и будетъ слдить за тмъ чтобы придти вовремя. Гд Краузе?
Г. Краузе пошелъ вслдъ за женой. Она бжала и кричала: ‘Эдуардъ, Эдуардъ, гд ты?’ А мужъ вторилъ ей: ‘Аделаида, Аделаида, нашла ли ты его?’ Весь лсъ точно разомъ проснулся, загудлъ и зарокоталъ.
Сильно упавъ духомъ, подошли мы къ домику лсничаго. Подъ деревьями стоялъ накрытый столъ, нo все наше общество было въ разброд. Бергфельдтшина Августа и г. Вейгельтъ были однако налицо, они поджидали насъ, но Бетти и Эмиля и слда не было. Весьма прискорбно!
— Не видали ли вы маленькаго Краузе? спросилъ я.
— Какъ же видли, отвчала Августа,— онъ на конюшн съ кучерами катается верхомъ!
— А родители думаютъ что онъ лежитъ на дн озера. Надобно какъ можно скоре разыскать ихъ и сообщить имъ радостную всть.
Сказано сдлано. Мы вс снова вернулись въ лсъ и скоро разыскали тамъ чету Краузе. Они забрели въ болото, и мы застали ихъ какъ разъ въ ту минуту когда г. Краузе стоялъ на колняхъ предъ своею супругой и мохомъ вытиралъ ея покрытые иломъ ботинки. Однако радость, когда она услышала что сынъ ея здравъ и невредимъ, а затмъ нжные ласки и поцлуи которыми она осыпала ребенка когда онъ былъ снова возвращенъ ей, все это на мой взглядъ было преувеличено. Вслдъ затмъ она напала на мою Эмми: еслибы та присмотрла за ребенкомъ, то не пришлось бы изъ-за него испытывать такого страха. Я же на это ввернула ей насчетъ бросанья сухихъ листьевъ и кокетничанья съ мущинами и прибавила что во всякомъ случа матери слдуетъ самой смотрть за своимъ ребенкомъ, а не полагаться въ этомъ отношеніи на другихъ. А она мн замтила что вдь и я кажется незнаю гд моя Бетти. Словомъ, за столъ мы сли вс крайне раздосадованные, и ршительно ни у кого не было аппетита, за исключеніемъ впрочемъ Бергфельдтши, которая уплетала за десятерыхъ.
Мы уже кончили обдъ, когда наконецъ появились Бетти и Эмиль. Я имла намреніе разнести ихъ какъ слдуетъ, но Карлъ предупредилъ меня:
— Вильгельмина, не волнуйся, сказалъ онъ,— въ обществ не слдуетъ давать воли своему гнву.
Я сдлала надъ собою усиліе и шутливо сказала:— Ну, Эмиль, какъ вы скажете, разв теперь только половина третьяго?
Онъ немного смутился.
— Мои часы кажется немного отстаютъ, проговорилъ онъ.
— Боле чмъ на цлый часъ? Дайте-ка мн взглянуть на вашъ хронометръ.
Онъ еще боле смутился, а меня еще боле подзадорило.
— А можетъ-быть часы и врны, сказала я рзко и дернула его за цпочку чтобъ убдиться въ истин своихъ словъ. На цпочк часовъ не оказалось, болтался одинъ ключъ!
— Часы-то должно-быть въ учень? засмялся дядя Фрицъ.
Я думала что провалюсь сквозь землю… Женихъ моей Бетти — и вдругъ заложилъ свои часы! Гжа Краузе расхохоталась, а я, потерявъ всякое самообладаніе, выскочила изъ-за стола и поспшила покинуть общество. Я не могла ни на кого глядть. У всхъ улыбающіяся веселыя лица (вс успли придти въ нормальное состояніе посл обда), кругомъ шутки и смхъ… а у меня какой-то невыносимый шумъ и звонъ въ ушахъ. Мн было необходимо остаться совершенно одной чтобы выплакаться на свобод. Сама того не замчая, я очутилась въ саду за кухней лсничихи и машипально опустилась на стоявшіе здсь козлы. Козлы эта мн представлялись настоящею плахой, а приговоренною къ смертной казни была я сама… вотъ каково было мое душевное состояніе. Будущее мн рисовалось въ самыхъ черныхъ краскахъ. Къ чему и наслдство посл тетки изъ Бюцова? все равно Эмиль все заложитъ! Эмиль — человкъ легкомысленный, для меня это теперь вполн очевидно, а Бетти такъ беззавтно вритъ въ него! У меня дрожь пробжала по членамъ: кто закладываетъ свои часы, тотъ способенъ на все.
Нкоторое время спустя ко мн пришла Эмми.
— Мы вс хотимъ хать домой, сказала она,— гжа Краузе промочила себ ноги, а папа потерялъ всякое расположеніе къ веселью.
— Какое ему дло до ногъ этой Краузе?!
— Онъ говоритъ что все это изъ-за тебя, что когда ты скучаешь, то и ему радость не въ радость.
— Да, дитя мое, подемъ! Меня такъ и тянетъ домой, да и не затмъ я выхала изъ дому чтобы сидть за кухней лсничихи и плакать.
Ровно въ семь часовъ запряженная линейка стояла предъ домикомъ лсничаго. Я предоставила всмъ садиться какъ кто хочетъ. Что могла я, бдная слабая женщина, противъ безразсудства? Маленькій Краузе опять-таки безъ матери сидлъ на берегу озера и ни за что не хотлъ трогаться съ мста.
— Нтъ, нтъ! кричалъ онъ,— я хочу оставаться здсь!
— Да пойдемъ же, мой милый, я теб дамъ кусокъ сладкаго пирога.
— Нтъ.
Гжа Краузе досадливо схватила его на руки.
— Онъ такъ любитъ лошадей, заискивающимъ голосомъ обратилась она къ дяд Фрицу,— посадите его на козлы.
Такъ и сдлали, Эдуарда посадили между дядей Фрицомъ и кучеромъ. Такимъ образомъ въ путь мы тронулись вс боле или мене не въ дух, такъ какъ и Бергфельдтша тоже разсердилась на своего Эмиля. Гжа Краузе была очень молчалива.
Прохавъ немного, дядя Фрицъ сказалъ, обращаясь къ г. Краузе:
— Я боюсь чтобы мальчуганъ не свалился съ козелъ, и съ этими словами передалъ Эдуарда въ линейку прямо на руки къ отцу, но г. Краузе со своей стороны заявилъ что мальчику было бы лучше на козлахъ, а самъ Эдуардъ какъ-то все ерзалъ на мст и хныкалъ.
— Ужь не боленъ ли онъ? сострадательно спросила я.
— Съ чего бы это ему заболть? кратко отвчала гжа Краузе.
— Я бы вовсе не удивилась еслибъ у него разстроился желудокъ! сказала я.
— Не безпокойтесь! засмялась она.
Мущины между тмъ единогласно заявили что не желаютъ доле держать у себя мальчугана.
— Поди, Эдуардъ, къ тет Бухгольцъ, сказала я и взяла было его на руки, но вслдъ затмъ поспшила передать его матери:— всего лучше ему будетъ у васъ, дорогая моя! Укройте его потепле чтобъ онъ не простудился, это будетъ и ему хорошо, и намъ пріятно.
Она замтила мн на это что дти всегда останутся дтьми. Я же ей возразила что если дти еще не доросли до поздокъ, то ихъ оставляютъ дома. А она отвтила что еслибы дядя Фрицъ не бралъ съ собою такихъ неудобоваримыхъ закусокъ, то съ ребенкомъ ровно бы ничего не случилось. Мн не хотлось ей отвчать, меня слишкомъ поглощала забота о легкомысліи Эмиля, и мрачное послобденное настроеніе съ новою силой вернулось ко мн.
Многіе городскіе жители мечтаютъ о загородныхъ прогулкахъ, но я должна сказать: загородныя прогулки хороши, только безъ влюбленныхъ и безъ дтей, и т, и другія сущая обуза и въ состояніи отравить самую прелестную прогулку.
Я вздохнула свободно лишь когда въ темнот предъ нами замелькали первые газовые фонари города Берлина, въ линейк же у насъ царствовало общее уныніе, мы вс успли надость другъ другу, весело поглядывали только два прившенные къ верху линейки цвтные фонарика. Они весело качались изъ стороны въ сторону, и издали наврное производили очень пріятное впечатлніе. Но разв можно судить о жизни на основаніи однихъ цвтныхъ бумажныхъ фонариковъ?

Двичникъ въ третьемъ этаж.

Я всегда говорила что продолжительныя помолвки никуда не годятся.
Если молодые люди полюбили другъ друга, всего лучше какъ можно скоре благословить ихъ. Но въ сущности и этого мало: согласіе дано, дти счастливы, а все-таки радость ихъ часто отравляется тмъ что самую свадьбу откладываютъ на дальній срокъ. Дти охотно соглашаются ждать, но весьма скоро оказывается что ожиданіе это для нихъ тягостно, все равно приходится уступить имъ и ускорить день свадьбы.
То же случилось и у Бергфельдтъ. Августа, безпрекословно согласившаяся исполнить волю своей маменьки, стала похожа на какую-то тнь. Когда она становилась въ профиль къ свту, то носъ у нея былъ совсмъ прозрачный точно изъ воску вылпленъ. Докторъ предписалъ ей желзныя капли и мальцъ-экстрактъ, но оба средства оказались недйствительны.
Слава Богу, наконецъ ея женихъ, герръ Вейгельтъ, благодаря хорошимъ связямъ, нашелъ себ мстечко въ канцеляріи. Жалованье было не велико, но еслибы старикъ Вейгельтъ что-нибудь къ нему прибавилъ, то и жить бы можно. ‘Съ милымъ рай въ шалаш’, сказала Бергфельдтша, и вотъ начались приготовленія къ свадьб. Будь я на Бергфельдшиномъ мст, я отпраздновала бы свадьбу самымъ скромнымъ образомъ, по-семейному, вдь это немалая экономія. Но Бергфельдтша и слышать не хотла о свадьб безъ шума и треска. По ея мннію, ради однихъ отношеній къ сосдямъ нельзя поступать иначе, а слдовательно и безъ тратъ обойтись нельзя. Наконецъ, однако, пришли къ тому что двичник справятъ шумно и богато, а самую свадьбу скромно, по семейному.
Ровню въ восемь часовъ должно было начаться празднество. Для пріема гостей приготовили гостиную, столовую и спальню. Постели перенесли на чердакъ, а тамъ гд обыкновенно стоитъ умывальникъ Бергфельдтша поставила столъ убранный растеніями, потому что, какъ она мн жаловалась, г. Бергфельдтъ всегда страшно брызгаетъ кругомъ во время умыванья и въ конецъ испортилъ въ этомъ мст обои. Стулья, стаканы и вообще посуду взяли у сосдняго трактирщика, такъ какъ въ Бергфельдтшиномъ хозяйств всего недохватки.
Когда мы въ половин девятаго прибыли къ нимъ, гостей собралось уже довольно много. Дамы красивымъ полукругомъ сидли въ гостиной. Бергфельдтша ради торжественнаго случая пригласила и самыхъ дальнихъ своихъ знакомыхъ, такъ что во всемъ обществ чувствовалась какая-то неловкость. Пріятельницы Августы ршительно не знали что имъ съ собою длать и жеманно жались другъ къ дружк, кром того, была еще приглашена хозяйка г. Вейгельта, у которой онъ жилъ еще студентомъ.
Мущины толпились въ столовой и курили. У г. Вейгельта оказалось множество друзей-товарищей, преимущественно студентовъ старше его по ученію, вс они были весьма милые и любезные молодые люди, только фраки сидли на нихъ какъ-то странно, будто не по нимъ сшитые.
Къ девяти часамъ стало такъ тсно что ршительно нельзя было пошевельнуться. Подали чай, и понемногу вс начали между собою разговаривать о томъ о семъ. Женихъ и невста еще не появлялись.
Но вотъ вошелъ дядя Фрицъ, завдывавшій всмъ церемоніаломъ. За нимъ слдовало двое друзей г. Вейгельта, они несли два убранные цвтами стула и поставили ихъ у дверей изъ столовой въ гостиную. Затмъ дядя Фрицъ слъ за фортепіано (сущая балалайка) и заигралъ свадебный маршъ изъ Сна въ лтнюю ночь, подъ звуки этого марша женихъ и невста протискались сквозь толпу гостей и заняли приготовленныя имъ мста, то-есть сли на украшенные цвтами стулья. При ихъ появленіи студенты крикнули hoch! hoch! а вс остальные гости принялись рукоплескать. Это была торжественная минута, и дядя Фрицъ сумлъ какъ слдуетъ ее обставить.
Августа Бергфельдтъ имла приличный обстоятельствамъ видъ, но туалетъ ея былъ неудаченъ: на ней было блое платье съ зелеными полосами, притомъ же, будь она поумне, она ни за что бы не надла въ этотъ день платье съ открытымъ лифомъ. Это даже и моему Карлу не понравилось. Посл онъ говорилъ мн что ему становилось холодно всякій разъ какъ только онъ взглядывалъ на невсту. Я разумется пожурила его за это замчаніе.
— Карлъ, сказала я,— любовь настолько возвышенное чувство что не допускаетъ никакихъ шутокъ.
— А ты бы послушала что говорили студенты!
— Карлъ! воскликнула я,— не хочу и не буду этого слушать. Вообще я вовсе не желаю знать того что говорятъ мущины въ отсутствіи дамъ. Студенческія же воззрнія слишкомъ вольнодумны для меня.
Дядя Фрицъ заигралъ исполненную чувства мелодію, и подъ звуки ея вошла моя Бетти, одтая феей и съ внкомъ для невсты въ рукахъ. Она продекламировала чудесные стихи, въ которыхъ говорилось о прощаньи съ домомъ родительскимъ, о счастливой юности, о беззаботномъ дтств и о несчастій, которое быть-можетъ грозитъ въ будущемъ. ‘Съ брачнымъ внкомъ настаетъ конецъ всмъ мечтамъ’, говорилось въ заключеніе этого поэтическаго произведенія. При самомъ начал его глаза Августы наполнились слезами, а при словахъ: ‘Прости мой милый отчій кровъ’, Бергфельдтша тоже заплакала, когда же Бетти обняла Августу и та громко зарыдала у нея на плеч, мы вс уже не могли боле удерживаться, вынули платки и также стали плакать. Рдко приходилось мн переживать такую умилительную минуту. Да вдь и въ самомъ дл не бездлица отдать свою дочь чужому юнош на всю жизнь!
Изъ этого настроенія мы были выведены непріятнымъ инцидентомъ. Я предупреждала Бергфельдтшу что слдуетъ запереть ихъ собачку Сисси чтобы та не надодала своимъ вчнымъ скучаньемъ гостямъ. Ее дйствительно заперли, но она сумла-таки вырваться изъ своей тюрьмы и вмшалась въ толпу гостей. Вроятно кто-нибудь изъ студентовъ не замтилъ маленькаго зврька и наступилъ ему ногой на лапку, какъ бы то ни было, Сисси пронзительно завизжала, а виновникъ этого прискорбнаго случая такъ и не нашелся.
Августа вскочила со своего украшеннаго цвтами стула, взяла Сисси на руки и принялась успокоивать ее нжными ласками. ‘Бросьте вы эту мерзкую тварь, фрейлейнъ!’ съ простонароднымъ акцентомъ закричала бывшая хозяйка г. Вейгельдта. Не могу не упомянуть здсь о томъ что я не обмнялась ни единымъ словомъ съ этою низко стоящею особой.
Августа оставила собачку у себя на колняхъ, вс успокоились и двишникъ продолжался своимъ чередомъ.
Теперь на сцену выступилъ одинъ изъ друзей г. Вейгельдта, изображая подмастерье сапожника. Къ сожалнію, мы немогли разобрать ни слова изъ того что онъ говорилъ, потому что не знавшая его Сисси все время отчаянно лаяла. Даже когда ей закутали голову шарфомъ, она попрежнему продолжала метаться и лаять, и умолкла лишь тогда когда г. Бергфельдтъ схватилъ ее за шиворотъ и выбросилъ за дверь. Августа на это страшно разсердилась и сдлала самое злое лицо, а когда женихъ началъ нжно успокоивать ее, она рзко отвернулась отъ него со словами:
— Ахъ, да отстань, пожалуста!
— Славное будетъ супружество, шепнула я сидвшей возл меня надзирательш.
— Вотъ посмотрите что онъ у нея будетъ подъ башмакомъ, отвчала она мн.
— Я то же думаю.
Третьимъ нумеромъ былъ маленькій Краузе. Я заране предчувствовала что дло добромъ не кончится, мать слишкомъ балуетъ его.
— Ну, Эдуардхенъ, сказала ему гжа Краузе,— скажи же свой стишокъ!
Одтый Тирольцемъ мальчуганъ молчалъ, засунувъ палецъ въ ротъ.
— Ну, что же? спросила его мать. Попрежаему ни звука.
— Эдуардъ, я страшно разсержусь на тебя.
Уголки рта у него опустились, онъ приготовляется заплакать.
— Ну же, Эдуардхенъ, будь паинькой! А онъ еще сегодня утромъ такъ славно говорилъ мн свой стишокъ. Большое общество смущаетъ его. Ступай, Эдхенъ, скажи тет Август свой стишокъ на ушко и подай ей серебряную ложку… слышишь, Эдуардъ?
— Да вдь это наша ложка! закричалъ мальчикъ,— папаша только веллъ выскоблить вензель.
Гжа Краузе поблднла отъ злости и какъ разъяренная фурія бросилась на него, но Эдуардъ кинулся бжатъ крича во все горло: ‘Мама хочетъ прибить меня! Папа! папа!’
Г. Краузе былъ настолько благоразуменъ что отправилъ его домой.
Мы бы отъ души посмялись, но вниманіе наше было отвлечено новымъ явленіемъ: вошли дв пріятельницы Августы, одна одтая цвточницей, а другая булочницей, и съ хлбомъ въ рукахъ, чтобы въ новомъ хозяйств никогда не было въ немъ недостатка. Это вышло какъ-то неудачно.
Въ заключеніе явилась моя Эмми въ костюм царицы ночи, въ черномъ вуал, усянномъ звздами изъ золотой бумаги. Моя двочка сама выдумала и устроила себ этотъ костюмъ. Эмма прочла слдующіе стихи:
Я къ вамъ пришла изъ дальнихъ мстъ,
Изъ царства мсяца и звздъ,
Когда вамъ сонъ смежаетъ очи,
Надъ вами бдитъ царица ночи.
Какъ будете наедин
Вы вспомните обо мн.
Съ этими словами она подала Август альбомъ съ изображеніемъ на крышк прощанія Лоэнгрина. Затмъ подъ акомпанементъ дяди Фрица она пропла прелестную псню Мы молча у окна сидли, свча догорла у насъ’. Когда она окончила рукоплесканіямъ не было конца. Студенты просто неистовствовали, такъ что ей пришлось пропть и еще романсъ. Ршительно вс осыпали ее похвалами и наговорили ей массу комплиментовъ. Одинъ студентъ даже сказалъ что сомнвается сумла ли бы Гёрстеръ исполнить такъ же хорошо т же самыя вещи. ‘Въ пніи фрейлейнъ Бухгольцъ есть что-то необыкновенное’, прибавилъ онъ.
Мущины продолжали курить свои сигары, становилось невыносимо жарко и душно, окна до того запотли что вода, съ нихъ такъ и струилась ручьями. Салатъ изъ селедки подйствовалъ на всхъ освжающимъ образомъ, несмотря на то что, по моему мннію, въ немъ было слишкомъ много картофеля. Мы, дамы, запили его лимонадомъ, а мущины — пивомъ. Студенты любезно прислуживали всмъ и всхъ угощали.
При такомъ многолюдств нечего было и думать садиться за столъ, каждый кушалъ тамъ гд сидлъ, а блюда передавали другъ другу: бутерброды съ разными закусками и пирожки, всего было въ изобиліи и все было прекрасно приготовлено.
Молодежи захотлось потанцоватъ, студенты, несмотря на кислую мину г. Бергсфельдта, вдвинули фортепіано въ спальню и начались танцы, за неимніемъ мста танцевали чередуясь по дв пары за разъ. Было тсно какъ на бал по подписк. Я возмутилась тмъ что студенты вынесли въ прихожую столъ съ растеніями, такъ что попорченная г. Бергфельдтомъ стна была у всхъ на виду, могла бы кажется Бергфельдтша заклеить ее кусочкомъ обоевъ.
Мы сидли разговаривая между собой. Надзирательша сказала мн что у моей Эмми замчательный и дйствительно прелестный голосъ: было бы жаль оставить его безъ обработки.
— Я объ этомъ еще не думала, отвчала я.— Моя двочка поетъ просто со слуха.
— А я такъ собираюсь учить свою дочь пнію, сказала надзирательша.— Я знаю одну даму которая ищетъ себ ученицъ, она прежде пла въ опер. Хорошій голосъ удивительно какъ оплачивается. Возьмемъ для примра хоть Патти или Лукку — слава и вмст съ тмъ богатство.
У меня просто закружилась голова. Разв сейчасъ Эмми не имла громаднаго успха? Разв она не привела всхъ въ восторгъ?
— Я переговорю объ этомъ съ мужемъ, сказала я,— разумется, весьма возможно что изъ нея что-нибудь и выйдетъ.
Боже, какъ только подумаю что моей Эмми, благодаря ея голосу, можетъ на долю выпасть такое баснословное счастіе!.. Мой Карлъ разумется согласится, когда я ему все какъ слдуетъ растолкую.
Время между тмъ приближалось къ двнадцати. Женихъ и невста неслышно сидли въ уголк. Сама Августа не танцовала и ни за что бы не потерпла чтобъ ея женихъ танцовалъ съ другой. Г. Бергфельдтъ становился все молчаливе. Студенты только что запли ‘Пейте на радость!’ какъ раздался звонокъ.
— Врно домохозяинъ которому надолъ шумъ, сказала надзирательша.
Мы вс стихли, прислушиваясь и ожидая что вотъ-вотъ войдетъ домохозяинъ и произойдетъ скандалъ. Однако нтъ. Неожидаано раздался торжественный мотивъ: Я стою здсь одинъ, а вслдъ затмъ невидимые музыканты заиграли Шункель-вальсъ. Дло въ томъ что нсколько пріятелей-сослуживцевъ г. Бергфельдта, участвующихъ въ клуб горнистовъ, приготовили этотъ маленькій сюрпризъ, они взяли съ собою свои духовые инструменты, на которыхъ дйствительно очень хорошо играли.
По общей просьб они заиграли Ночной дозоръ. Пьеса эта начинается тихо и медленно, затмъ звуки ускоряются и усиливаются и наконецъ переходятъ въ такой шумъ и трескъ, что просто въ ушахъ звенитъ.
Вотъ тутъ-то и пришелъ домохозяинъ.
Все смолкло. Всмъ стало неловко.
Противъ танцевъ и пнія онъ ничего не иметъ, но эту адскую музыку онъ обязанъ запретить. Г. Бергфельдтъ возразилъ ему что въ своей квартир онъ воленъ длать все что ему вздумается.
— Только не имете права на вой Ирокезовъ и на зарю съ церемоніей, вдь штукатурка съ потолка валится.
— Это ужь такъ построенъ домъ.
— Никто не мшаетъ съхать если домъ не нравится.
— Какъ разъ кстати.
— Ни одинъ жилецъ не портитъ квартиру какъ Бергфельдты, стоитъ только взглянуть на обои.
— Это васъ не касается.
Студенты стали между разгорячившимися хозяиномъ и жильцомъ. Мы, дамы, уже собирались обратиться въ бгство.
— Тише, господа! воскликнулъ мой Карлъ.— Господинъ хозяинъ ничего не иметъ противъ того чтобъ еще немножко потанцовали и повеселились.
— Будетъ съ васъ! грубо отрзалъ хозяинъ.
Дядя Фрицъ подошелъ къ нему со стаканомъ пнящагося пива.
— Вдь молодость только разъ въ жизни бываетъ, сказалъ онъ.— Выпьемте-ка за здоровье жениха и невсты!
Домохозяинъ сначала было поворчалъ немного, но кончилъ тмъ что исполнилъ долгъ вжливости. Студенты прокричали ему hoch! а Бергфельдтша предложила ему ссть на одинъ изъ разукрашенныхъ стульевъ.
Прежняго оживленія однако какъ не бывало. Понемножку вс стали расходиться. Мы также, пожелавъ всмъ доброй ночи, пошли домой. У невсты былъ страшно утомленный видъ. Что-то изо всего этого выйдетъ?
Когда мы уходили, дядя Фрицъ и студенты сидли за отдльнымъ столикомъ съ хозяиномъ дома и пили съ нимъ брудершафтъ.
Ужь не знаю когда Бергфельдты легли спать — пожалуй сутокъ черезъ двое.
— Карлъ, сказала я возвращаясь съ нимъ домой,— когда будетъ свадьба нашей Бетти, мы справимъ двичникъ гд-нибудь на сторон?
— Это дло не къ спху, кратко отвчалъ онъ.— Пока съ меня довольно, да и Бергфельдтамъ-то сегодняшняго веселья, полагаю, хватитъ надолго.
О своихъ мечтаніяхъ насчетъ будущности Эмми я не сказала ни слова: когда мущина въ дурномъ, ворчливомъ настроеніи, слдуетъ оставить его въ поко, пока съ него не скатитъ хандра. ‘Будетъ онъ дивиться когда его дочь прославится на весь міръ. На своемъ я вдь все-таки же поставлю’.

Почему намъ пришлось хать на морскія купанья.

Отрицать невозможно: Эмми имла громадный успхъ. Могла ли я взять на себя такую отвтственность, могла ли я допустить чтобъ ея талантъ заглохъ въ Ландбергерской улиц? Нтъ, я знаю что наступитъ день когда намъ всмъ придется отдать отчетъ во всхъ нашихъ дйствіяхъ и поступкахъ, и въ данномъ случа намъ не нашлось бы никакого оправданія,— вдь я не Бергфельдтша, которая способна затять споръ даже и въ день Страшнаго Суда, если только не послднею предстанетъ. Голосомъ Эмми надобно было хорошенько заняться и дать ей возможность вполн артистически развить его. Я считала это своимъ долгомъ, тмъ боле что надзирательша сильно подбивала меня, говоря что если моя Эмми будетъ брать уроки вмст съ ея дочерью, то учительница обимъ обойдется значительно дешевле. Я не была бы Нмкой еслибы не обратила вниманія на эту выгоду. Нтъ, ужь когда мн подвернется что-нибудь подешевле, я непремнно пріобртаю это, только на базарахъ по дешевымъ цнамъ я никогда ничего не покупаю, потому что современемъ приходится тратить на починку вещи вдвое боле чмъ она теб стоила. Разумется, когда наступилъ срокъ платить учительниц, я сообщила Карлу объ урокахъ Эмми, было бы просто гршно оборвать занятія какъ разъ въ то время какъ голосъ Эмми начиналъ развиваться. Мужъ мой вполн согласился со мною что плата учительниц не дорога. Такое заявленіе съ его стороны очень меня порадовало.
Эмми длала поразительные успхи въ пніи, какъ увряла меня учительница всякій разъ когда бывала у насъ.
— Еще одинъ курсъ, говорила она,— и дочка ваша по высот голоса не уступитъ Лукк. Она уже легко беретъ верхнее до и вполн свободномъ род Арто, выдлываетъ трели.
Увренія учительницы меня очень утшали, и я невольно предавалась честолюбивымъ мечтамъ, порой мн казалось что когда моя Эмми достигнетъ славы, то отъ блаженства я просто сойду съ ума. И почему бы ей на долю не выпасть такому счастью? Не мало было знаменитыхъ пвицъ, семьи которыхъ по общественному положенію стояли несравненно ниже насъ.
Гжа Грюнъ-Рейфферштейнъ была самою подходящею для нашей двочки учительницей. Она не разъ разказывала намъ, надзирательш и мн, о своей прежней театральной жизни, объ опасностяхъ какимъ подвергается каждая молодая неопытная актриса. Она осталась твердою до конца, устояла противъ всхъ соблазновъ и искушеній и даже отказала одному князю, который предлагалъ ей морганатическій бракъ. Она знаетъ что ожидаетъ за кулисами юныхъ неопытныхъ артистокъ, она заботится о томъ чтобы вселить въ нихъ твердыя правила нравственности и оградить ихъ отъ всевозможныхъ искушеній, вдь ей же самой нкогда пришлось пройти по этому скользкому и тернистому пути. Какъ мн было отрадно сознавать что моя Эмми въ такихъ надежныхъ рукахъ. Одно только мн было не совсмъ пріятно: у той же учительницы брала уроки пнія Геймрейхшина старшая дочь отъ перваго брака, но у нея былъ голосокъ, и мн не оставалось ничего другаго какъ смотрть сквозь пальцы на то что дочь такой непріятной матери занимается вмст съ моею Эмми.
У Грюнъ-Рейфферштейнъ было правиломъ ежегодно устраивать концерты чтобы показать публик успхи молодежи бравшей у нея уроки. Ея ученицы и ученики,— у нея есть и ученики,— обыкновенно раздаютъ билеты своимъ роднымъ и знакомымъ, а такъ какъ за право входа платится всего марка, то и понятно что въ зал гд устроена хорошенькая сцена и гд, по словамъ самой учительницы, искусству предаются серіозно и съ благороднымъ рвеніемъ, бываетъ всегда очень тсно.
На этотъ разъ и моя Эмми должна была участвовать въ концерт и пть партію Габріэли изъ оперы Ночной лагеръ подъ Гранадой, а именно въ двухъ сценахъ: въ первыхъ гд охотникъ приноситъ Габріэли улетвшаго голубя и затмъ гд она бросаетъ въ спящаго охотника камнями чтобы спасти его отъ нападенія разбойниковъ.
Волненіе у насъ было страшное. За цлый мсяцъ начались дятельныя приготовленія къ знаменитому концерту-опер, я даже запретила упоминать объ этихъ приготовленіяхъ въ присутствіи моего мужа, который раздражался всякій разъ какъ только слышалъ слова: костюмъ, репетиція, представленіе. Что же до меня, то я относилась къ этому концерту далеко не безучастно. Прежде всего надлежало позаботиться о костюм. Мн не хотлось брать для Эмми наряда у костюмерши, а потому я заказала своей собственной портних сшить ей модное длинное блое атласное платье, а шлейфъ его мы сами обшили краснымъ атласомъ съ позументами, такъ какъ дло должно было происходить въ Испаніи. Необходимо было также во что бы то ни стало пріобрсти хорошенькіе башмачки на высокихъ каблучкахъ. Грюнъ-Рейфферштейнша нашла было что этотъ костюмъ слишкомъ великолпенъ для простой пастушки, но я категорически заявила ей что не желаю чтобы моя дочь явилась предъ публикой въ какомъ-нибудь нищенскомъ одяніи и что я позволю ей пть не иначе какъ въ этомъ костюм. Учительниц пришлось уступить. Понятно что когда есть достатокъ, пріятно выказать это предъ людьми.
А между тмъ лучше было бы не шить этого великолпнаго платья. Я и теперь безъ ужаса не могу вспомнить о томъ что случилось въ тотъ злополучный вечеръ.
День представленія приближался, и наконецъ, подобно всмъ великимъ событіямъ, наступилъ. Въ концертъ мы отправились большимъ обществомъ, такъ какъ захватили съ собою всхъ Бергфельдтовъ, Краузе, Вейгельта и еще кое-кого изъ нашихъ знакомыхъ. Докторъ Вренцхенъ, которому я спеціально послала приглашеніе, отказался, ссылаясь на то что ему некогда, что онъ слишкомъ занятъ. Ахъ, онъ всегда слишкомъ занятъ когда не желаетъ гд-нибудь быть! Въ послдствіи я узнала что въ этотъ самый вечеръ онъ ужиналъ въ знакомомъ трактирчик и игралъ тамъ со своими пріятелями въ карты, хотя ему давнымъ-давно пора подумать о приличной партіи. Дочь свою я, разумется, ему не навязываю, но тмъ не мене вотъ каковъ народъ эти доктора!
Въ надлежащее время я отправилась въ уборную чтобъ одть мою Эмми. Тамъ же находилась и Геймрейхша при своей дочк, которая должна была пть Анихенъ изъ Фрейшюца. Господи, на что только была похожа ея козявка! Между нами будь сказано, костюмъ на ней былъ очень-таки поистасканный, и кто знаетъ откуда выкопала его ея матушка. Вроятно она пріобрла его у какой-нибудь дешевой костюмерши изъ Брунненштрассе или откуда-нибудь въ этомъ род. Словомъ, платье было прескверное и сидло настоящимъ кулькомъ. Я сдлала видъ что не замчаю Геймрейхши.
Увидя туалетъ моей Эмми, она колко обратилась ко мн:
— Ваша Эмми ко двору должно-быть собирается?
— Вовсе нтъ, отвчала я, тутъ были и другія, и я желала показать что сумю справиться и съ цлымъ десяткомъ такихъ нахалокъ какъ Геймрейхша.— Вы знаете, моя милйшая, продолжала я,— я всегда за proppert.
— Ужь не на меня ли вы намекаете? воскликнула она и загородила собою дочку, чтобы та избгла моего испытующаго взгляда.
— Я никого не называю, возразила я.
— Ну, милостивыя государыни, злобно воскликнула она,— неправда ли, очень мило со сторону гжи Бухгольцъ что она всхъ насъ считаетъ ниже себя? Но мы, слава Богу, не хвастаемся тмъ чего у насъ нтъ.
— Я нахожу, между прочимъ, вставила тутъ одна перезрлая два, стоя и охорашиваясь передъ зеркаломъ,— что фрейлейнъ Бухгольцъ вообще рядится больше чмъ это у насъ, принято.
— Да, поддакнула ей Геймрейхша,— когда нечмъ взять, такъ поневол нарядишься какъ наздница изъ цирка.
Это было уже слишкомъ, но я сдержалась и только громко сказала своей дочери:
— Не огорчайся тмъ что говорятъ люди отвертывающіеся отъ комедіи хотя бы и на кукольномъ театр, вдь все это только изъ зависти.
Тутъ поднялся страшный шумъ: вс разомъ затараторили, загалдли, каждой хотлось ввернуть и свое словцо, со всхъ сторонъ поднялась брань. Эмми моя расплакалась.
Грюнъ-Рейфферштейнша,услыхавъ шумъ, поспшила со сцены въ уборную. Ей стоило не малаго труда заставить себя выслушать.
— Милостивыя государыни, воскликнула она,— нельзя ли отложить вашъ споръ до окончанія представленія. Сейчасъ долженъ подняться занавсъ. Публика уже начинаетъ приходить въ нетерпніе. Смю просить дамъ не принимающихъ участія въ представленіи пройти въ залу и занять свои мста.
Это было очень хорошо, но Эмми никакъ не могла успокоиться, продолжала плакать и упорно отказывалась выйти на сцену.
— Дитя мое, воскликнула я въ отчаяніи,— подумай, Бергфельдты, Краузе и другіе пришли сюда слушать только тебя, пускай себ бранятся кто хочетъ, теб-то что до нихъ за дло? Подумай только о своемъ новомъ плать.
— Мн все равно, рыдала Эмми,— если со мною такъ обращаются, я ни за что, ни за что не выйду на сцену!
Учительница смутилась.
— Не можемъ же мы выпустить нумера, вы должны пть.
— Не хочу, не стану! твердила Эмми.
— Но, дорогая моя, шепнула ей Грюнъ-Рейфферштейнша,— что подумаетъ г. Мейеръ.
Съ минуту Эмми была какъ бы въ нершимости и наконецъ сказала:
— Хорошо, я буду пть.
Прежде чмъ я успла разспросить что общаго между пніемъ моей дочери и г. Мейеромъ, хозяйка насъ всхъ выпроводила изъ уборной, мы вышли въ залу и вмшались въ толпу зрителей.
Когда я заняла свое мсто, у меня было очень тяжко на душ. Я была раздражена боле чмъ сознавалась въ этомъ самой себ, къ тому же этотъ какой-то г. Мейеръ ршительно не выходилъ у меня изъ головы.
Грюнъ-Рейфферштейнша услась за фортепіано стоявшее за ширмочкой возл сцены и долженствовавшее изображать оркестръ. Исполненіе началось. Геймрейхшина Элизабетъ и перезрлая двица, такъ дерзко говорившая со мной въ уборной, невыносимо провизжали дуэтъ и арію изъ Фрейшюца.
Элизабетъ не знала куда двать свои руки, пла до того фальшиво что слушая ее каждая бы собака завыла, а ротъ открывала до того широко что того и гляди могла вывернуть себ об челюсти. Несмотря на это ей рукоплескали. Геймрейхшина клика хлопала ей изо всхъ силъ какъ будто какой-нибудь знаменитости. Я разумется не шевельнулась, а когда сидвшая рядомъ со мной Бергфельдтша вздумала было также похлопать, я схватила ее за руки и все время крпко держала ихъ. Геймрейхша это замтила и метнула въ меня взоръ который не предвщалъ ничего добраго.
Но вотъ дошла очередь и до моей Эмми. На афиш стояло: Табріэль — фрейлейнъ Б., Охотникъ — г. Мейеръ. Занавсъ взвился. Г. Мейеръ въ костюм охотника вышелъ на авансцену и началъ пть. Это былъ до безобразія высокаго роста господинъ, чуть не упиравшійся головой въ потолокъ, отъ волненія и страха онъ то и дло косился по сторонамъ какъ человкъ съ нечистою совстью. Отворилась дверь хижины, и на порог ея появилась моя Эмми. Громкое: ахъ! вырвалось у зрителей. У меня отлегло отъ сердца, я замтила что она понравилась.
Эмми начала пть, затмъ ей слдовало подойти къ охотнику, но она не могла сдлать и шагу, такъ какъ шлейфъ ея зацпился въ кулисахъ. Эмми смутилась и смолкла. Охотникъ замтилъ несчастье и любезно освободилъ платье Эмми изъ западни. Публика засмялась, а Геймрейхша громче всхъ. Эмми начала съизнова, но видимо была смущена. Мой Карлъ наклонился ко мн и прошепталъ: ‘Это въ первый и въ послдній разъ что Эмми играетъ на театр’. Когда занавсъ опустился, никто изъ зрителей и рукой не шевельнулъ, только одна Бергфельдтша, которую я заране о томъ просила, хлопала съ полнымъ усердіемъ. Взоры всхъ обратились на насъ. Я готова была провалиться сквозь землю. Геймрейхша громко и злобно хохотала.
Посл небольшаго перерыва послдовало второе явленіе. Посреди сцены стоялъ диванчикъ безъ пружинъ, долженствовавшій служить ложемъ охотнику, а сбоку, наискось, стояла кулиса изображавшая домикъ, изъ окна котораго должна была пть Эмми. Г. Мейеръ окончилъ свою арію и улегся на приготовленный для него диванчикъ, но ноги его оказались слишкомъ длинными, почему и свсились какъ-то уродливо. Публику зрлище это повидимому очень забавляло. Но вотъ появляется Эмми. Она поетъ свою арію и затмъ бросаетъ въ охотника камнями, чтобы врне попасть въ него моя бдная двочка наклоняется впередъ и…. у меня въ глазахъ зеленетъ при одномъ воспоминаніи!… и кулиса вмст съ нею тихо падаетъ прямо на спящаго охотника, столикъ, на которомъ стояла Эмми, вывернулся у нея изъ-подъ ногъ, виной этому разумется модные башмаки на высокихъ каблукахъ и длинный глупый шлейфъ съ позументомъ.
Я бросилась на сцену. По счастью Эмми не искалчилась, но что я увидла!… г. Мейеръ держалъ мою дочь въ объятіяхъ и нжно шепталъ ей: ‘Дорогая Эмми, благодарите Бога что ваше паденіе такъ счастливо обошлось, а съ декораторомъ я ужь сумю раздлаться по своему!’ Каково! онъ смлъ называть ее дорогая Эмми! У меня такъ и заскребло на сердц. Грюнъ-Рейфферштейнша, успвшая тмъ временемъ успокоить публику что ничего особеннаго не случилось, въ эту минуту подошла къ намъ.
— Такъ вотъ какъ вы укрпляете вашихъ ученицъ на пути нравственности и долга?! обратилась я къ ней.— Вы допускаете чтобы ваши ученики крутили голову молодымъ неопытнымъ и ввреннымъ вашему попеченію двушкамъ?
— Сударыня, отвчала мн эта особа,— повидимому вы не имете вовсе никакого понятія о театр. Да кром того я считаю г. Мейера за весьма хорошую партію: у него есть талантъ, и онъ пойдетъ очень далеко.
Я холодно повернулась къ ней спиной и пошла вмст съ Эмми въ уборную чтобы помочь ей переодться. Ей пришлось признаться мн во всемъ. Я узнала что между учениками и ученицами Грюнъ-Рейфферштейнши вошло въ обыкновеніе влюбляться другъ въ друга: это, какъ видно, также относится къ области искусства. Благодарю покорно! Мн съ самаго, начала не слдовало доврять словамъ этой противной учительницы, потому что это вчное пніе о любви и представленіе сценъ изъ пьесъ гд только и говорится что о любви, непремнно въ конц концовъ должны совратить неопытное юношество съ пути долга и добродтели. А мы-то за Грюнъ-Рейфферштейншей повторяли что она остерегаетъ своихъ воспитанницъ отъ опасностей, охраняетъ ихъ отъ искушеній, поддерживаетъ и укрпляетъ въ нихъ силу воли. Ужасно, ужасно!
Мы отправились домой. Мой Карлъ былъ страшно взволнованъ и возмущенъ до глубины души. Онъ молчалъ, но мн было достаточно бросить на него одинъ взглядъ чтобъ убдиться въ томъ какъ сильно удручаетъ его все случившееся. О поступк г. Мейера онъ не зналъ, но я сочла своимъ долгомъ передать ему и этотъ прискорбный случай.
— Вильгельмина, сказалъ онъ,— понимаешь ли ты теперь свое сумасбродство? Зачмъ ты вчно ищешь счастія вн своего дома? зачмъ ты ищешь сношенія съ людьми не имющими съ нами ничего общаго?
— Я заботилась о благ нашей Эмми, я мечтала о великой и славной будущности для нея! прорыдала я.
— Теперь вамъ слдуетъ позаботиться объ иномъ, отвчалъ Карлъ.— Двочку вашу надобно куда-нибудь увезти, не слдуетъ подвергать ее насмшливому состраданію знакомыхъ. Твое дло постараться чтобъ она забыла г. Мейера: товарища по пнію изъ Грюнъ-Рейфферштейншиной школы я вовсе не желаю себ въ зятья.
Затмъ мы разсудили что самое благоразумное будетъ мн съ Эмми похать на морскія купанья.
Бдная ваша двочка никуда показаться не сметъ, она страшно стыдится и боится насмшекъ со стороны знакомыхъ, едва отваживается она на короткую прогулку до Фридрихсгайна. Такимъ образомъ намъ не остается ничего какъ отказаться отъ Парнаса и освжиться на хладныхъ берегахъ Балтійскаго моря. Мечты наши о слав и величіи постыдно разлетлись въ пухъ и прахъ. Я съ сожалніемъ нахожу что воздухъ — плохой матеріалъ для построекъ, ни воздушные замки, ни воздушныя хижины никуда не годятся: и т, и другія разлетаются отъ самаго легкаго втерка. Не уговаривай меня надзирательша и не требуй того такъ настоятельно Грюнъ-Рейфферштейнша, я ни за что бы въ мір не позволила Эмми выступить предъ публикой. Правда, спектакль этотъ былъ такъ-сказать домашній, но вс знакомые были налицо, и это пожалуй вышло еще хуже чмъ посрамленіе предъ настоящею, но за то незнакомою публикой.
Намъ слдовало хать на морскія купанья, и чмъ скоре, тмъ лучше. Предъ отъздомъ однако я наконецъ сдлала визитъ молодымъ Вейгельтъ, долго я его откладывала, но хотя бы ради приличія мн слдовало побывать у нихъ.
— Что вы не навстите мою старшую, замужнюю дочь? не разъ говорила мн Бергфельдтша.— Вы вдъ знаете, какъ она васъ любитъ и какъ всегда бываетъ рада васъ видть.
Но я не шла къ ней по многимъ причинамъ.
Вопервыхъ, Бергфельдтша, приглашая меня, хотла поважничать предо мною, пустить мн пыль въ глаза тмъ что у нея есть замужняя дочь, между тмъ какъ мои об двочки и не думаютъ о замужеств. Я любезно общала ей, но отъ Вейгельтовъ все же до поры до времени сторонилась. Вовторыхъ, у меня слишкомъ эстетически развитой вкусъ чтобы меня привлекали своею картинною обстановкой хижины бдняковъ. Сами Бергфельдты едва концы съ концами сводятъ, двичникъ имъ обошелся изъ рукъ вонъ дорого, у Вейгельта жалованье крошечное, за Августой дали только самое необходимое, и слдовательно въ сложности, по выраженію поэтовъ, выходило что Август на долю выпалъ жребій ‘рая съ милымъ въ шалаш’.
Впрочемъ, какъ ни будь убого жилище, оно можетъ быть мило и уютно когда въ немъ все чисто и аккуратно прибрано, но вдь Августа съ самаго дтства была плохо пріучена и вчно боялась замарать себ ручки… Картина безпорядка царствовавшаго у нея въ дом рисовалась мн очень живо, и я старалась какъ можно боле оттянуть минуту когда мн воочію придется убдиться въ этомъ безобразіи.
Точно также я и дтей моихъ не желала пускать къ Август. Я говорила имъ что не слдуетъ безпокоить молодыхъ во время ихъ медоваго мсяца, а объ истинной причин почему я ихъ не пускаю, разумется, умалчивала.
Бергфельдтша окрутила молодыхъ людей при помощи концертовъ у Бильзе, истиннаго глубокаго чувства любви между ними не было, и наконецъ, во время двичника Августа держала себя такъ рзко со своимъ женихомъ что хорошаго отъ этого брака ждать было нечего, сама надзирательша замтила это тогда. Вейгельты вовсе не примръ моимъ дтямъ, даже гршно позволять подростающимъ дочерямъ смотрть на такія супружества и тмъ самымъ отпугивать ихъ отъ брака.
Однако не стало возможности откладывать свое посщеніе, и кром того мн все-таки любопытно было посмотрть правы ли мы были съ надзирательшей въ своихъ заключеніяхъ насчетъ будущности молодыхъ супруговъ. Итакъ, я немножко прифрантилась и отправилась въ Аккерштрассе. Кончикъ это порядочный, а тутъ еще на бду только я успла выйти за улицу, пошелъ дождикъ, не особенно сильный, но очень холодный, а подъ ногами сдлалась страшная слякоть, во всякомъ случа прогулка моя была не изъ особенно пріятныхъ.
Когда я добралась до Аккерштрассе, мн еще пришлось долго разыскивать нумеръ дома, а это оказалось довольно трудно, тмъ боле что на этой улиц безконечное множество церковныхъ погостовъ.
Наконецъ я отыскала нужный мн домъ. Снаружи онъ показался мн очень не дуренъ, но за то внутри!.. что за узкія крутыя лстницы, что за множество всякихъ дверей, что за ручки у нихъ, что за наводящая уныніе сро-голубая окраска стнъ, что за непрочныя шатающіяся перила у лстницъ!.. Все указывало на то что архитекторъ отдлывалъ домъ снаружи для взора капиталистовъ, а внутри для жизни бдняковъ.
Когда я взобралась на четвертую лстницу, у меня просто въ глазахъ зарябило и едва достало силы дернуть за звонокъ.
По счастью, Августа вроятно слышали что кто-то лзетъ на ихъ голубятню, она отворила дверь и увидавъ меня радостно воскликнула:
— Ахъ, какъ это мило что вы пришли навстить меня!
— Дай мн прежде отдышаться, еле переводя духъ отвчала я въ то время какъ она услужливо снимала съ меня пальто и шляпу.— Лстница у васъ до невозможности крута.
— Да, правда, отвчала Августа,— это мы только не замчаемъ ея!
И она взглянула на меня, привтливо улыбаясь.
Хорошо еще что я сидла, а то этотъ отвтъ пожалуй подкосилъ бы мн ноги. Августа, въ былыя времена ворчавшая и жаловавшаяся за малйшее неудобство, теперь повидимому довольствуется такими поистин куриными лстницами.
Прежд чмъ я успла что-либо сказать, она проговорила:
— Я сейчасъ подамъ вамъ чашку горячаго кофе, это для васъ будетъ весьма полезно посл прогулки въ такую холодную сырую погоду.
И съ этими словами она исчезла за дверью.
Такимъ образомъ я могла на свобод осмотрть ея пріемную. Комната была не велика, но и не особенно мала, пожалуй низка немножко для людей привыкшихъ къ боле высокимъ потолкамъ. Скатерть на стол была блая, чистая, заботливо выглаженная, на комод стояла лампа, возл нея лежалъ альбомъ. Нигд не было видно ничего лишняго, но и недостатка ни въ чемъ не замчалось.
У окна стоялъ рабочій столикъ. Я подошла къ нему и полюбопытствовала какою работой занимается Августа. Я такъ и остолбенла когда подняла салфетку которою было накрыто ея рукодлье: то были пестрые цвты изъ перьевъ.
Едва успла я вернуться на свое мсто и немного оправиться отъ удивленія какъ въ комнату вошла Августа съ кофейнымъ приборомъ въ рукахъ. Она нсколько разъ посл того еще выходила изъ комнаты за разными мелочами, между прочимъ принесла тарелочку съ пирожками и затмъ принялась варить кофе.
— Дитя мое, совершенно пораженная всмъ видннымъ воскликнула я:— не обижайся моимъ вопросомъ, но скажи мн: гд ты научилась всему этому? Вдь прежде бывало не то.
— Когда надобно, многому научишься, отвтила она помолчавъ.
‘Ага’, подумала я про себя, ‘видно муженекъ-таки учитъ тебя уму-разуму,’ но вслдъ же затмъ я отбросила эту мысль, вспомнивъ что самъ Вейгельтъ не боле какъ трусливая овечка.
Кофе для Аккерштрассе оказался весьма недуренъ, а можетъ-быть Августа и положила его больше обыкновеннаго чтобы блеснуть предо мною своимъ достаткомъ, это такъ похоже на Бергфельдтовъ, стоитъ только вспомнить о самой матушк.
Августа спросила, понравится ли мн, если разговаривая со мной она будетъ работать.
— Ты, какъ я вижу, занимаешься многимъ о чемъ прежде и не думала, улыбнулась я ей въ отвтъ.
— Еще бы! отвтила она, и поставивъ предъ собой картонку съ разноцвтными перьями, принялась длать изъ нихъ цвты.
— Что это ты длаешь, дитя мое? воскликнула я.
— Я. охотно разкажу вамъ въ чемъ дло, отвчала она:— вдь вы мн другъ и болтать обо мн не станете. Я длаю эти цвты на одну фабрику и зарабатываю этимъ хотя немного, а все же кое-что.
— Неужели теб приходится трудиться изъ-за денегъ? Вдь мужъ твой получаетъ жалованье…
— Мы и могли бы пожалуй справиться, но…
— Но что же?
— У насъ есть долги, вся вспыхнувъ прошептала она.— За диванъ мы только частію заплатили, а за стулья…
— Я полагала что обстановку вашей квартиры твои родители взяли за себя?
Августа покраснла еще боле.
— Мама взяла вс вещи въ долгъ, проговорила она.— Свадьба обошлась очень дорого, затмъ новыя платья, еще нсколько вовсе ненужныхъ вещей и въ заключеніе перездъ, такъ какъ хозяинъ вслдствіе шума во время двичника отказалъ отцу отъ квартиры. Вы знаете, перездъ стоитъ не дешево, а у папа нтъ капиталовъ.
Этимъ она не сообщила мн ничего новаго.
— Ну что же, въ вид утшенія сказала я ей,— если родители твои не могли теперь заплатить за мебель, то все равно заплатятъ современемъ, поставщики вдь врятъ на долгій срокъ.
— Мама общала продавцу мебели боле чмъ могла общать. Это его взбсило. Онъ явился къ намъ, хотлъ у насъ отобрать вс вещи, словомъ, сдлалъ намъ ужаснйшую сцену. Сосди, столпясь на лстницахъ, смялись надъ нами слушая грубыя рчи мебельщика который ушелъ не прежде какъ Францъ пригрозилъ ему подать на него жалобу за оскорбленіе нанесенное ему въ его собственной квартир.
— Ну и такимъ образомъ вы отъ него отдлались?
— Да, во все же онъ васъ осрамилъ: пересудамъ сосдей конца не было. Мн казалось что миръ, тишина и счастіе навки покинули ваш домашній очагъ. Ахъ, я просто не смла взглянуть моему мужу въ глаза.
И Августа смахнула слезы навернувшіяся у нея при одномъ воспоминаніи объ этомъ тяжеломъ событіи.
— И что же онъ говорилъ? онъ наврное очень разсердился?
— О нтъ! воскликнула Августа, и все лицо ея просіяло.— У Франца не вырвалось ни одного жесткаго слова ни въ отношеніи моей матери, ни въ отношеніи меня. Онъ схватилъ мои руки, озабоченно взглянулъ мн въ глаза и сказалъ: ‘Августа, не лучше ли быть со мною вполн откровенною? зачмъ было заране не сказать мн о вашихъ обстоятельствахъ? Мы съ общаго согласія могли бы тогда все проще и дешевле устроить!’ Я бросилась къ нему на шею вся въ слезахъ. ‘Прости меня, Францъ’, говорю, а сама плачу, ‘у меня никогда боле не будетъ отъ тебя никакой тайны’, и я общала ему быть съ нимъ всегда и вполн откровенною, какъ онъ всегда откровененъ со мною.
— Это очень хорошо съ твоей стороны, сказала я,— но я ршительно не понимаю какъ можно было приходить въ такое отчаяніе изъ-за какихъ-нибудь двухъ, трехъ штукъ мебели?
— Это было первымъ огорченіемъ которое я причинила Францу съ тхъ поръ какъ я его люблю.
Я невольно улыбнулась.
— Однако, въ то время какъ онъ былъ твоимъ женихомъ, ему не очень сладко отъ тебя приходилось.
Августа вспыхнула еще боле прежняго.
— Мама сама выбрала мн жениха, стыдливо, но твердо, какъ бы защищаясь отвчала она,— а я по своей глупости чувство дружбы къ нему принимала за истинную любовь.
— Не боле какъ чувство дружбы?
— Даже не дружбы пожалуй. Мн хотлось быть невстой и мама желала чтобъ я поскоре вышла замужъ, а такъ какъ Франца всего удобне было залучить въ женихи, то на него и палъ жребій… Откажись онъ тогда отъ меня, это на минуту меня бы разсердило, нo въ дйствительности я бы не особенно о томъ сокрушалась.
— А теперь ты любишь его истинною любовью?
— Люблю больше всего въ мір! проговорила она, и глаза ея засіяли.— Вдь онъ мой мужъ!
И какъ будто смутясь того что она слишкомъ много сказала, она наклонилась надъ картонкой и принялась за работу усердне прежняго.
Августа представлялась мн какимъ-то сказочнымъ явленіемъ, до того она измнилась, точно совсмъ переродилась. На двор еще продолжалъ моросить дождикъ, но мн было пора домой, и я стала прощаться. Августа уговаривала меня посидть пока вернется ея мужъ, я упорствовала, но вотъ она стала настаивать на томъ чтобъ я осмотрла все ея помщеніе, и такъ какъ это мн было интересно, то я и согласилась.
Рядомъ съ пріемной была маленькая комнатка съ очень простенькимъ убранствомъ: нсколько полокъ съ книгами, письменный столъ и одно покойное кресло. Это былъ кабинетъ Франца. Кухня находилась по другую сторону пріемной, и рядомъ съ ней еще пустая комната.
— Разв у васъ нтъ служанки? удивилась я.
— Въ настоящее время для васъ еще слишкомъ дорого держать служанку, у меня у самой есть руки, было мн отвтомъ.
Спальня была прекрасная, постели чистыя, аккуратныя, пуховики, какъ мн показалось, очень хорошіе. Августа подошла къ одной изъ постелей и заботливо провела рукой по одялу, хотя на немъ не было ни одной складочки.
— Это вроятно постель твоего Франца? спросила я.
— Да.
Какъ разъ въ ту минуту какъ я совсмъ собиралась уходить, вернулся г. Вейгельтъ. Мы поздоровались, онъ поцловалъ жену, она такъ и засіяла отъ счастія. Я внимательно вглядлась въ молодаго супруга, но признаюсь, какъ и прежде, онъ показался мн очень невзрачнымъ. Я наскоро распрощалась и ушла.
‘Нтъ, онъ ршительно не въ моемъ вкус’, думала я про себя, спускаясь съ крутой и скользкой лстницы, ‘а Августа повидимому въ немъ души не чаетъ. Посмотримъ однако вчно ли будетъ длиться ихъ медовый мсяцъ.’
Когда я слзла внизъ и вышла на улицу, дождь мн показался еще холодне и непріятне прежняго, на верху меня какъ будто пригрло солнышкомъ, несмотря на то что окна квартиры выходили на сверъ, а все небо было покрыто темными, срыми тучами.

Жизнь на морскихъ купаньяхъ.

Я сижу вмст съ Эмми въ Флундерндорф, далеко-далеко отъ милаго Берлина, гд вечеромъ можно пойти послушать музыку, гд такое множество всякихъ садовъ, всякихъ развлеченій, о которыхъ здсь и понятія не имютъ, которыя здсь и во сн-то не могутъ сниться. Ахъ, Берлинъ, какъ я тоскую по теб!
Вы вроятно удивляетесь что мною такъ скоро овладла поэтическая тоска по родин и вроятно полагаете что не встосковалась бы я такъ по Берлин еслибы похала въ Мисдрой или Герингдорфъ, ro намъ пришлось выбрать именно малопосщаемое мстечко въ род Флундерндорфа, такъ какъ мы должны были бжать изъ Берлина. Во всякомъ другомъ мстчк мы непремнно бы встртились съ кмъ-нибудь изъ нашихъ знакомыхъ, которые по меньшей мр должны были слышать о печальномъ приключеніи случившемся съ бдною Эмми въ Грюнъ-Рейфферштейншиной опер, а именно такихъ-то встрчъ мы и желали избгнуть. Разв пріятно быть предметомъ толковъ.
Затмъ была у меня еще и другая причина почему я пожелала пріхать именно сюда: я узнала что Dr. Вренцхенъ каждое лто проводитъ нсколько недль въ Флундерндорф для того чтобы купаться въ мор. Такъ какъ на водахъ или морскихъ купаньяхъ молодые люди всего легче сходятся между собой, то укладываясь въ дорогу, я невольно мечтала о всевозможныхъ счастливыхъ случайностяхъ. Что доктору необходима правильная семейная жизнь, уже ясно видно изъ того что намедни онъ отпраздновалъ день своего рожденія со страшною пышностью, просто по втру, можно сказать, сорилъ деньгами. Дядя Фрицъ говоритъ что было нчто умопомрачительное, такого празднества никто и не запомнитъ. Женись онъ на Эмми, мы бы праздновали этотъ день по семейному: утромъ у насъ былъ бы пирогъ, посл обда къ намъ собрались бы дамы, а вечеромъ мы устроили бы торжественный ужинъ и пили бы здоровье новорожденнаго пивомъ. Я бы его живо отучила отъ расточительности, а собутыльники его при одномъ моемъ взгляд разбгались бы въ разныя стороны.
Флундерндорфъ — мстечко хорошенькое, но все здсь какъ-то ужь черезчуръ первобытственно. Возьмемъ къ примру постели: матрацы набиты морскою травой, а кажется будто лежишь на мшк прошлогодняго картофеля, одяла же такой непомрной толщины что того и гляди подъ ними задохнешься. Я, разумется, сплю просто такъ, то-есть подъ одною простыней, да и вс здсь длаютъ то же самое. Я знаю это потому что утромъ при встрч только и разговоровъ о томъ кто и какъ провелъ ночь, много да было комаровъ, сильно ли они кусали и т. д. На морскихъ купаньяхъ каждый представляется именно такимъ каковъ онъ есть на самомъ дл, здсь люди какъ-то сливаются съ природой, и это-то условіе вмст съ соленою влагой главнымъ образомъ споообствуетъ возстановленію здоровья.
Постителей насъ здсь человкъ сорокъ, нкоторые живутъ въ хижинахъ рыбаковъ, которые отдаютъ имъ внаймы свои такъ-называемыя парадныя комнаты, другіе же въ гостиницахъ, и обдаютъ за общимъ столомъ. На взморь стоятъ купальныя одноколки, а на песчаномъ берегу деревянная купальня, гд можно и при неблагопріятной погод подышать свжимъ морскимъ воздухомъ. Въ солнечные дни ршительно вс, и дамы, и кавалеры, и дти, копаются въ песк. Сначала я не хотла снизойти до этого, но теперь и я роюсь храбро наравн съ прочими, да и кром того я считаю гораздо боле приличнымъ чтобы при копань въ песк присутствовало нсколько пожилыхъ дамъ.
Кром насъ, здсь всего-на-всего одно семейство изъ Берлина, и видимо пріхало сюда для здоровья. Мужъ — сущая тнь, да и жен его съ маленькою дочкой должно-быть мало приходилось дышать чистымъ воздухомъ. Люди что платье, сейчасъ видно если оно слишкомъ долго залежалось въ шкапу.
Семейство это очень бдно, но по всему замтно что нкогда оно знавало лучшіе дни. Я не разъ была бы готова съ участіемъ выслушать исторію ихъ бдствій: вдь не безынтересно же знать съ кмъ ты вмст погружаешься въ океанъ, но они, какъ говорится, настоящіе ‘не тронь меня’, точь-въ-точь полярная льдина съ блымъ медвдемъ.
За то здсь же живетъ съ маленькимъ сыномъ одна дама изъ Гамбурга, съ которою мы какъ-то сразу сошлись. Она очень мила и необыкновенно элегантна въ своихъ туалетахъ. Намедни на ней было удивительно эффектное платье, все сложенное изъ благо и чернаго плиссе и украшенное букетами анютиныхъ глазокъ, одинъ букетъ спереди, другой — сзади и третій — слва у самаго пояса. Мы съ Эмми были въ восторг отъ этого наряда. А какія прекрасныя золотыя вещи у этой дамы, сейчасъ видно что не дутыя. Большею частью, какъ она говоритъ, это все подарки ко дню рожденія, такъ какъ сама она никогда не покупаетъ себ золотыхъ побрякушекъ. Я похвалила щедрость ея супруга, на что она захохотала и толкнула меня локтемъ въ бокъ. Когда же я высказала ей удивленіе по этому поводу, то она объяснила мн что мужъ ея занимается торговыми операціями гд-то за моремъ, а она со своимъ Ганнисомъ, такъ зовутъ ея сыночка, тихо и скромно живетъ въ Гамбург. Она охотно пригласила бы меня погостить къ себ, но, къ несчастію, домъ ея что-то развалился и потому ей приходится теперь самой жить по квартирамъ. Маленькій Ганнисъ очень ластился къ Эмми и все выпрашивалъ чтобъ она ему что-нибудь подарила. Онъ говорилъ что въ Гамбург у него множество хорошенькихъ добрыхъ тетей, которыя ему постоянно дарятъ игрушки и конфеты, и что Эмми также должна быть его хорошенькою доброю тетей и также что-нибудь ему подарить. За это наша элегантная гамбургская знакомая дала ему здоровую колотушку и воскликнула нижне-нмецкимъ нарчіемъ:
— Замолчишь ли ты, дьяволенокъ?! и мальчикъ дйствительно замолчалъ.
Вообще я должна сказать что какъ ни элегантно одвается гамбургская дама, говоритъ она самымъ ужаснымъ нмецкимъ языкомъ, то и дло смшиваетъ между собою похожія слова и понятія, употребляетъ самыя простонародныя выраженія и длаетъ самыя невозможныя ударенія на словахъ.
Остальныя дамы держатся здсь какъ-то въ сторон. Он или купаются въ мор, или собираютъ раковины и янтарь, или же уходятъ въ лсокъ расположенный на кос вдающейся въ море и рвутъ тамъ цвты. Одна изъ здшнихъ постительницъ, родомъ изъ Штеттина, очень хороша собою. Наша нарядная знакомая сказала что съ такою красотой не трудно прекрасно устроить свою судьбу. Замчаніе это точно ножомъ рзнуло меня по сердцу, я тотчасъ же подумала о предстоящемъ прізд Dr. Вренцхена, котораго мы ожидали со дня на день, и потому спросила ее, красива ли по ея мннію моя Эмма и можетъ ли она надяться такъ же счастливо устроить свою судьбу.
Элегантная гамбургская дама отвтила мн что моя Эмми также очень мила, но что все главнымъ образомъ зависитъ отъ голоса и умнья одваться.
Отвтъ этотъ смутилъ меня еще боле, такъ какъ я сейчасъ же сообразила что наша новая знакомая должно-быть также присутствовала на злополучномъ Грюнъ-Рейфферштейниномъ концерт, а то почему бы ей заговорить о голос и умньи одваться моей Эмми? Мы простились довольно холодно и оставили гамбургскую гостью съ ея Ганнисомъ на взморь. Когда мы шли деревней, намъ пришлось проходить мимо того домика гд обыкновенно останавливался прізжая сюда Dr. Вренцхенъ, вполн естественно что мы спросили есть ли о немъ извстія и скоро ли онъ разчитываетъ прибыть сюда. Крестьянинъ отвчалъ вамъ что берлинскій баринъ прідетъ сегодня же вечеромъ.
— Завтра ты наднь свое платье цвта crme, сказала я Эмми,— вообще принарядись какъ можно лучше. Докторъ будетъ страшно польщенъ, замтивъ къ себ такое вниманіе съ твоей стороны.
Пока все шло прекрасно, но кончилось совсмъ иначе чмъ я предполагала. Виноватъ во всемъ разумется докторъ, мн по крайней мр упрекать себя не въ чемъ.
Поутру мы встали рано. Я одла Эмми особенно тщательно чтобы Штеттинка никакъ не могла перещеголять ее. Погода стояла чудесная, надъ моремъ носился легкій туманъ, затмъ онъ началъ постепенно разсиваться, и наконецъ яркое лтнее солнце отчетливо отразилось въ зеркальной поверхности водъ. Небо было до того сине что можно было подумать будто смотришь на только-что выкрашенный кухонный шкапъ. По истин это былъ прекрасно скомпонованный ландшафтъ, какъ говорятъ въ печатныхъ отзывахъ о выставкахъ. Я составила себ слдующій планъ: утромъ — привтствовать доктора, выразить ему свою радость по случаю его прізда, затмъ цлый день не терять его изъ виду и наконецъ вечеромъ пригласить его къ себ на четверть холодной телятины. Все это отлично можно было привести въ исполненіе, въ этомъ не было бы ничего предосудительнаго,— онъ нашъ докторъ, мы съ нимъ довольно коротки, и нтъ ничего страннаго въ томъ что желаешь выказать какъ можно больше вниманія хранителю и пожалуй даже спасителю своей жизни. Затмъ я собиралась еще попросить его чтобъ онъ насъ съ Эмми поучилъ играть въ карты, а ужь все остальное я сумла бы уладить какъ нельзя лучше. Жареный картофель, который онъ такъ любитъ, разумется, также былъ бы ему къ ужину. Но къ чему вс наши лучшія намренія, къ чему вс наши лучшія мечты когда самые люди съ которыми имешь дло,— плохи!
Я наказала одному деревенскому мальчишк прибжать къ намъ тотчасъ же какъ только проснется новый берлинскій прізжій. Мы съ Эмми, об съ букетами, поджидали мальчика въ саду. Ахъ, какъ передать словами чувства матери когда поутру она собираетъ цвты для букета отъ котораго можетъ-быть зависитъ вся будущность ея дочери! Всмъ извстно какъ въ ваше время трудно хорошо пристроить дочку… Я невольво размышляла сама съ собою: ‘Вотъ ты сидишь въ саду съ цвтами въ рукахъ, возл тебя твое дитя, тамъ въ рыбацкой хижин спитъ докторъ, и надо всми нами въ лучезарной красот сіяетъ поднявшееся солнце’… Ахъ, насколько мы стали умне когда оно закатилось!
Но вотъ прибжалъ мой мальчишка и закричалъ:
— Баринъ всталъ! Онъ уже распваетъ псни и куда-то собирается идти. Если вы сейчасъ пойдете, такъ еще захватите его.
— Съ какихъ это поръ докторъ поетъ? спросила я Эмми.
— Такъ должно-быть что-нибудь напваетъ, отвчала она.
Съ этими словами мы поднялись со скамейки, спша въ деревню чтобы сдлать доктору утренній сюрпризъ и немножко испугать его, н и сюрпризъ, и испугъ пришлись на нашу долю.
Окно было отворено.
— Бросай, Эмми! воскликнула я, и оба ваши букета одновременно полетли въ комнату доктора.
— Благодарю васъ, милостивыя государыни! раздался чей-то незнакомый голосъ, и вслдъ затмъ обладатель его самъ показался въ окн.
Это былъ никто иной какъ г. Мейеръ, будущее оперное свтило, изъ-за котораго мы были принуждены бжать изъ Берлина!
— Милостивый государь, воскликнула я,— какъ вы смли насъ преслдовать?
— Пожалуста не горячитесь. Мн предписалъ докторъ провести лто въ Флундерндорф и далъ адресъ своей квартиры, такъ какъ самъ онъ ныншній годъ не иметъ времени пріхать на морскія купанья.
— Вашъ докторъ! крикнула я.
— Ну да, Dr. Вренцхенъ былъ настолько любезенъ что….
Не давъ ему договорить, я схватила Эмми за руку и увлекла ее за собою.
Въ это утро я не могла даже идти купаться, я до того была взволнована что со мной легко могъ сдлаться ударъ.
Въ голов Эмми снова должны были возникнуть вс прежнія мечты. Словомъ, мы очутились въ томъ же положеніи въ которомъ были и въ Берлин. Скорй, скорй отсюда!… но куда? О, этотъ докторъ! какую ужасную штуку сыгралъ онъ съ нами!

Посл table d’ht’а.

Мы остаемся. Элегантная гамбургская дама ангажировала г. Мейера, она оказалась содержательницей какой-то концертной залы, или какого-то театра, словомъ, чего-то музыкальнаго. Г. Мейеръ будетъ у нея дебютировать. И съ такою-то женщиной мы свели дружбу! Такое паденіе г. Мейера совершенно унизило его въ глазахъ Эмми, чувство ея къ нему унесло волной какъ морскую траву, это великое счастье которое я очень высоко цню. Сегодня онъ даетъ въ гостиниц какой-то вечеръ, на которомъ насъ, разумется, не будетъ. Мы за то совершимъ дальнюю прогулку съ тми самыми людьми которые сначала показались намъ такими ничтожными. Онъ — совтникъ высшаго суда и къ тому же дворянинъ, живетъ здсь совсмъ по-деревенски и очень любитъ природу. Я также люблю природу, и мы наврное сойдемся: природа сближаетъ родственныя души несравненно тсне чмъ искусство, потому что въ данномъ случа нтъ мста зависти другъ къ другу. Въ этихъ людяхъ есть что-то необычайное, внушающее почтеніе даже и въ то время когда они дятъ простой черный хлбъ съ молокомъ. Поутру жена замтила что Эмми плакала (NB. о Мейер) и это послужило первымъ предлогомъ къ нашему знакомству. Трудно поврить съ какимъ сочувствіемъ она отнеслась къ намъ, да и мужъ ея былъ очень добръ и внимателенъ, общество въ которомъ они насъ до сихъ поръ видли не пользовалось ихъ симпатіей.
А докторъ еще поплатится мн за все! Ахъ кабы мн уже теперь быть его тещей!

Опять Новый Годъ.

Перестала ли судьба сять терніе на жизненномъ пути фрау Вильгельмины Бухгольцъ, или нашлись какія-либо иныя причины мшавшія ей писать, но посл ея послдняго письма изъ Флундерндорфа о ней не было никакихъ извстій. Лто миновало, съ наступленіемъ осени вс разъхавшіеся изъ Берлина жители снова водворились въ своихъ жилищахъ, на двор стояли холода, въ домахъ задымились печи, и зимніе дни однообразною чередой потянулись другъ за другомъ. Старый годъ шелъ къ концу, подобно всмъ своимъ предшественникамъ онъ старлъ и дряхллъ. Старый годъ въ своемъ исход производитъ на душу впечатлніе удручающее, особенно когда подумаешь что и онъ нкогда былъ молодъ, точь-въ-точь какъ и мы, люди, разсыпающіеся въ прахъ земной если не позаботятся не въ примръ прочимъ сохранить насъ въ какомъ-нибудь музе.
Но что же въ самомъ дл длается со старыми годами? куда-нибудь да должны же они дваться. Разумется, справедливо что съ послднимъ ударомъ двнадцати вечеромъ Сильвестрова дня они погружаются въ волны забвенія, такъ по крайней мр не разъ приходилось мн читать о нихъ въ газетахъ, въ правдивости коихъ я не имю ни малйшаго права сомнваться, несмотря на то что я никакъ и никогда не могъ вполн уяснить себ почему старые годы не выберутъ себ боле теплаго сезона для купанья.
Нельзя обвинять старые годы что они никогда не возвращаются вновь,— вдь какихъ-какихъ поклеповъ на нихъ только не взводится! Обыкновенно говорится что вс они были плохи, ровно ничего не стоили, какъ разъ наоборотъ съ людьми о которыхъ по смерти говорится только одно хорошее, за исключеніемъ впрочемъ преступниковъ. А съ какою радостью обыкновенно встрчается Новый Годъ, о которомъ въ сущности только и знаютъ: высокосный онъ или нтъ, а это кажется весьма немного.
Мн довелось впрочемъ знать одного молодаго человка который безо всякой радости относился къ наступленію Новаго Года, говоря что Новый Годъ обыкновенно начинается для него головною болью, и многія лица хорошо знавшія его подтвердили мн истину его словъ.
Но почему же всегда такъ нападаютъ на старые года, изъ которыхъ каждый служилъ врой и правдой и до конца оставался вренъ себ? Не слдуетъ забывать также и того что году ршительно невозможно какъ слдуетъ развиться,— время его существованія слишкомъ коротко.
Однажды я толковалъ съ однимъ ученымъ, нтъ ли возможности удлиннить годъ втрое или вчетверо противъ его обыкновенной нормы. Но онъ отвтилъ мн что объ этомъ и думать нечего, хотя бы въ виду однихъ процентовъ (ему лучше знать, такъ какъ онъ ученый политико-экономъ), и дале присовокупилъ что такого рода удлинненіе гибельно отразилось бы на счетахъ, которые обыкновенно заканчиваются къ Новому Году. Я однако знаю весьма многихъ людей которые предъ Новымъ Годомъ и не помышляютъ объ уплат по счетамъ даже и при настоящемъ положеніи длъ, а потому меня весьма удивило что такой опытный ученый не иметъ понятія о такихъ простыхъ вещахъ. Он, впрочемъ, общалъ мн какъ только онъ покончитъ со своею настоящею работой, обойти вс торговыя фирмы и постараться собрать точныя цифровыя данныя относительно того сколько къ Новому Году бываетъ неоплаченныхъ счетовъ. Теперь же онъ занятъ вычисленіемъ до какой цифры могъ бы дойти налогъ на солодъ еслибы была возможность засять ячменемъ всю обращенную къ намъ сторону луны, достигнувъ желаемаго результата, онъ приметъ въ соображеніе и другую сторону земнаго спутника, чмъ надется произвести значительный переворотъ во всемъ ученомъ мір.
Но что длается со старыми годами, онъ все же объяснить мн не сумлъ. Вслдствіе этого я ршился обратиться къ поэтамъ, такъ какъ вдь это они заставляютъ старые годы погружаться въ волны забвенія. Есть два рода поэтовъ: одни творятъ по призванію, потому что геній, потребность творчества заставляютъ ихъ творить, другіе догадываются о томъ что они поэты лишь предъ наступленіемъ Новаго Года. Поэты по призванію обыкновенно носятъ длинные волосы, потому что у нихъ не достаетъ времени зайти въ цирюльню, при встрч съ ними ихъ еще издали узнаешь по этимъ длиннымъ волосамъ. Поэты кропающіе стихи случайно, часто вслдъ затмъ жалютъ о даромъ потраченномъ времени, особенно если редакція вмсто ожидаемаго гонорара пришлетъ имъ увдомленіе что стихи ихъ были помщены только изъ одной любезности. Большое несчастье что поэзія изобртена прежде патентовъ на право производства: большія бы можно было собрать суммы, несравненно больше тхъ что собираются, напримръ, съ патентованной искусственной лакрицы изъ твердаго гумми, одного куска коей даже многочисленному семейству достаетъ на цлую жизнь.
Но и поэты не знали куда дваются старые годы и что съ ними длается. Ихъ нисколько не интересуетъ, отвчали они мн, то что они уже свели въ могилу, для нихъ вся суть въ правильности размра стиха. Разумется, такой отвтъ удовлетворить меня не могъ.
Наконецъ я обратился съ интересующимъ меня вопросомъ къ одной милой, доброй старушк съ серебряными, совсмъ блыми волосами и все еще прекраснымъ лицомъ, несмотря на то что каждый годъ неумолимо проводилъ по немъ и свою тоненькую морщинку.
— Милый мой, отвчала она мн,— изъ старыхъ годовъ составляется доброе старое время. Вс они снова возстаютъ въ нашей памяти и длаются нашему сердцу гораздо миле прежняго.
— Какъ такъ, бабушка, спросилъ я,— вдь они же погружаются въ волны забвенія?
Она усмхнулась.
— Ну что же такое? сказала она:— погружаясь въ волны забвенія они уносятъ съ собою все печальное и тяжелое и съ теченіемъ времени только хорошее и пріятное, какъ бы мало оно ни было, возстаетъ предъ нашими внутренними очами. Разв ты вспоминаешь о дождливомъ дн когда смотришь на великолпный солнечный закатъ? О, нтъ, въ эту минуту теб кажется что и весь день былъ хорошъ и на душ у тебя не остается ни малйшей досады на дурную погоду. Вотъ то же длается и со старыми годами, изъ которыхъ составляется доброе старое время.
Должно-быть это и въ самомъ дл такъ, иначе откуда же возьмется доброе старое время если не изъ старыхъ давно протекшихъ годовъ? А я никогда не слыхалъ чтобы старое время называли не добрымъ.
Вотъ такъ-то и фрау Вильгельмина Бухгольцъ, вернувшись изъ Флундерндорфа, занялась своими воспоминаніями о добромъ старомъ времени. Дло въ томъ что нсколько лтъ тому назадъ она постила Италію въ сопровожденіи своего Карла и дяди Фрица. Докторъ Вренцхенъ въ то время предписалъ цлебный климатъ этой благодатной страны г. Бухгольцу противъ упорнаго и мучительнаго ревматизма. Путевыя впечатлнія и приключенія представлялись теперь фрау Вильгельмин Бухгольцъ добрымъ старымъ временемъ, и она попробовала набросать свои воспоминанія на бумагу. Такимъ образомъ создалась книга ‘Бухгольцы въ Италіи’. Такъ какъ ничто особенное не нарушало обычнаго мирнаго теченія якизви семейства Бухгольцъ, то дни шли за днями, недли за недлями, мсяцы за мсяцами, и фрау Вильгельмина въ тишин и спокойствіи могла продолжать свой интересный трудъ. Возможно впрочемъ и то что фрау Вильгельмина, слишкомъ поглощенная прошлымъ, не замчала настоящаго.
Но какъ бы то ни было, а старый годъ все-таки не могъ окончиться вполн благополучно: прежде чмъ погрузиться въ волны забвенія онъ оставилъ посл себя очень непріятное наслдство фрау Вильгельмин Бухгольцъ. Мы уже ставили въ заголовк газеты 1882 года, какъ вдругъ въ первый же день Новаго Года почталіонъ подалъ намъ письмо изъ Ландбергерской улицы.

Несчастье съ г. Бергфельдтомъ.

Письмо мое вы получите въ самый день Новаго Года если только Стефанъ {Министръ почтъ и телеграфовъ.} по своему обыкновенію аккуратно смажетъ почтовый механизмъ. Еслибы вы только знали подъ какимъ впечатлніемъ я берусь за перо! Ахъ, какъ бы я желала веселе поздравить васъ съ наступающимъ Новымъ Годомъ! Еслибы кто-нибудь въ данную минуту снялъ съ меня фотографическую карточку и прислалъ ее вамъ, вы бы невольно воскликнули: ‘Господи Боже мой, да что же это съ Бухгольцшей? у нея такой видъ словно она проглотила цлую миску мышей!’
Разумется, все дло въ Бергфельдтахъ и главнымъ образомъ въ Бергфельдтш. Самъ Бергфельдтъ человкъ хорошій. Жалованья его могло бы вполн хватать имъ, да онъ и еще кое-что зарабатываетъ, ведя мелкимъ торговцамъ счетныя книги.
Но Бергфельдтша-то, Бергфельдтша! Невозможно понять какъ это его угораздило на ней жениться: вдь онъ получилъ почти университетское образованіе, а въ ней не замтно даже слабыхъ слдовъ какого бы то ни было просвщенія, она полная невжда во всемъ! Она ршительно ничмъ не интересуется, только и знаетъ что цлыми днями пьетъ кофе съ печеньемъ, хозяйство при такомъ порядк разумется страдаетъ, а въ результат оказывается что заработковъ мужа не хватаетъ на существованіе семьи. Я уже не говорю о томъ чтобъ его жена зарабатывала кое-что перомъ, это рдкій исключительный случай, да и нельзя ничего подобнаго требовать отъ Бергфельдтши.
Словомъ, дла Бергфельдтовъ идутъ далеко не такъ какъ бы слдовало, я уже давно замтила что онъ что-то ужь черезчуръ озабоченъ. Ну, а ей-то разумется и горюшка мало!
Замужество Августы имъ обошлось не дешево, а тутъ еще, благодаря скандалу происшедшему на двичник, хозяинъ отказалъ имъ отъ квартиры и имъ пришлось отыскивать себ новое помщеніе, а чего стоитъ здсь перездъ съ квартиры на квартиру знаетъ всякій кто жилъ въ Берлин: одна фура для перевозки мебели въ сущности не что иное какъ могила всего имущества, особенно стеклянной посуды.
Эмиль все еще готовится на ассессора, и помолвка его съ Бетти самая нелпая въ мір вещь. Бергфельдтша очень хорошо знала что ей не слдовало допускать этой помолвки: вдь у нея же въ дом и состряпалось все дло, ибо что до меня, то только обстоятельства принудили меня дать свое согласіе на союзъ, одна мысль о которомъ составляетъ горе моей жизни. И вдь никакой надежды на возможность порвать эту помолвку, потому что Бетти въ своей любви къ Эмилю еще упряме чмъ во всемъ остальномъ.
Часто приходила мн среди моихъ заботъ мысль о томъ что все еще можетъ поправиться, что бывали случаи когда способные юристы достигали высокаго положенія министровъ или другихъ высокихъ постовъ, но какъ только я взгляну на Эмиля, то, несмотря на то что онъ становится весьма красивымъ и виднымъ молодымъ человкомъ, сейчасъ же вижу что онъ и недостаточно уменъ, и недостаточно энергиченъ для достиженія чего бы то ни было. Вчное крученіе усовъ уже конечно не есть признакъ стремленія къ возвышенной цли. Отъ сына такого отца можно бы ожидать большаго, но, съ другой стороны, когда мать семейства такова какъ Бергфельдтша, надобно еще радоваться если дти выучились грамот и четыремъ правиламъ ариметики. Моя Бетти уже въ десять лтъ ко дню рожденія отца приготовила французскіе стихи и продекламировала ихъ такъ хорошо что, по отзыву ея наставницы, и природная Парижанка не могла бы ихъ лучше сказать. Что до Бергфельдтовъ, то разумется французскому языку учить ихъ было не на что. При такой разниц образованія я считаю своимъ долгомъ сдлать все возможное чтобы не допускать брака Бетти съ Эмилемъ. Въ настоящее время, слава Богу, нечего опасаться чтобъ они женились, потому что Бергфельдты находятся въ настоящихъ тискахъ.
Уже давненько стала я замчать что у нихъ что-то неладно: г. Бергфельдтъ замтно худлъ и становился все пасмурне. Время отъ времени онъ о чемъ-то совщался съ моимъ Карломъ, и каждый разъ посл такой бесды мужъ мой длался такимъ же мрачнымъ и сосредоточеннымъ какъ и его пріятель.
— Карлъ, сказала я ему,— у тебя есть какая-то тайна съ твоимъ другомъ Бергфельдтомъ. Я не любопытна, но желала бы знать въ чемъ дло, потому что вижу какъ ты терзаешься и страдаешь.
— Вильгельмина, твердо отвчалъ онъ мн,— это не моя тайна, это тайна моего стараго дорогаго друга и потому отъ меня ты не выпытаешь ни единаго слова.
— Карлъ, и это ты говоришь мн, своей жен?
— Вильгельмина, прошу тебя, не горячись.
— Это я-то горячусь? Вовсе нтъ! вся ваша таинственность не стоитъ чтобъ я изъ-за нея стала горячиться. Но предупреждаю тебя, если къ теб еще разъ придетъ твой другъ Бергфельдтъ… тогда…
— Что же тогда?
— Тогда я сама поговорю съ нимъ, выскажу ему все напрямикъ, откровенно, какъ это водится у насъ въ Ландбергерской улиц.
Карлъ громко расхохотался.
— Карлъ, я требую чтобы ты относился съ. должнымъ уваженіемъ къ матери твоихъ дтей.
— Съ тобой сегодня не сговоришь, сказалъ онъ.— Къ ужину меня не дожидайся.
И съ этими словами онъ вышелъ вонъ.
Къ уходу его я отнеслась съ наружнымъ спокойствіемъ, а дтямъ даже и виду не показала что замчаю его отсутствіе. Такъ какъ въ одиннадцать часовъ его еще не было, то мы разошлись не дожидаясь его возвращенія. Да и что въ такихъ случаяхъ остается человку кром постели? Взрослому постель замняетъ нжныя материнскія объятія, хотя разумется это только жалкій суррогатъ безъ чувствительнаго сердца. Когда спишь, все равно гд и какъ лежишь, главное дло: заснуть. Подушка не говоритъ намъ ласковыхъ словъ, не гладитъ васъ по головк, не закрываетъ вамъ глазъ сладкимъ поцлуемъ, не поетъ вамъ нжной колыбельной псенки, а еще норовитъ выскользнуть изъ-подъ головы какъ разъ въ ту минуту какъ сонъ начинаетъ смыкать вамъ усталыя вжды.
Я часто ложилась спать не дожидаясь возвращенія Карла и каждый разъ радовалась когда онъ приходилъ ране чмъ я его ожидала, во въ то время у него не было отъ меня тайны, въ которой виноваты эти злополучные Бергфельдты, которая лишала меня сна, а мужа моего влекла въ трактиръ! Разв эта тайна не все равно что стна которую бы воздвигли между мной и моимъ Карломъ? И разв я могла не думать что корень всего несчастія сама Бергфельдтша? Не сумю высказать до какой степени я ненавидла ее въ эти минуты! Приди она ко мн, я бы кажется искромсала ее какъ колбасу.
Уже два раза перевернула я и взбила свою подушку, а мужа моего все еще не было. Наконецъ пробило часъ вочи.
‘Такъ’, думалось мн, ‘еще пожалуй, благодаря этой скверной женщин, мой Карлъ станетъ пьяницей, ночнымъ гулякой. Бдныя дти! они боле не будутъ уважать своего отца, а онъ будетъ падать все ниже и ниже когда почувствуетъ что любовь его близкихъ со дня на день къ нему все ослабваетъ. Но ты должна исполнить данную тобою клятву, Вильгельмина, даже и тогда когда въ твоемъ сердц исчезнетъ всякая любовь, ты не должна отказывать ему въ твоемъ состраданіи!’
Такъ разсуждала я сама съ собой и горько плакала думая о предстоящихъ вамъ горестяхъ и несчастіяхъ.
Но вотъ вернулся Карлъ.
Я сдлала видъ что сплю. Онъ зажегъ свчку, тихонько снялъ сапоги и какъ ни въ чемъ не бывало занялся своимъ ночнымъ туалетомъ. Ни одного слова, ни одного привтствія мн. Затмъ онъ легъ и потушилъ свчку. Все было темво и вокругъ меня, и во мн. Я просто изнывала отъ нравственнаго страданія.
— Ты плачешь, Вильгельмина? спросилъ меня Карлъ.
Я не могла отвчать. Горло у меня точно веревкой было стянуто. Мн надо было плакать, плакать и плакать, а то, мн кажется, я бы совсмъ задохлась.
— Что съ тобою, Вильгельмина? проговорилъ Карлъ.— Не принести ли теб содовыхъ порошковъ?
— Нтъ, прорыдала я,— я не больна, ro такъ несчастна, такъ глубоко несчастна…
— Но что же случилось?
Я очень явственно слышала какъ онъ приподнялся на постели, собираясь встать.
— Ничего! отвтила ему я.— Лежи себ спокойно, не тревожься обо мн. Да и что теб значитъ жена? Бергфельдтша теб дороже.
— Ты съ ума сошла! строго проговорилъ мой мужъ.
— О, нтъ, опять отвтила я.— У тебя тайны съ Бергфельдтами, ты ихъ отъ меня скрываешь. Должно-быть это ужасныя вещи если ты мн, подруг твоей жизни, не смешь ихъ открыть. Ахъ, все кончено, все, все!
Карлъ съ минуту помолчалъ.
— Я считалъ тебя умне, Вильгельмина, наконецъ сказалъ онъ.— У моего друга на сердц тяжелыя заботы, которыя онъ мн, старому школьному товарищу, откровенно повряетъ, зная что я отъ души ему сочувствую и всегда помогу насколько это въ моихъ силахъ. Даже и жена его ничего не знаетъ, потому что…
— Неужто? прервала я его.
— Нтъ, не знаетъ, повторилъ Карлъ.— Бываютъ заботы которыя мужъ несетъ одинъ, не сообщая о нихъ любимой имъ жен, бываютъ обстоятельства съ которыми онъ надется справиться, совладть одинъ, съ которыми онъ борется втайн чтобы не огорчать тхъ кого онъ любитъ. Какъ тяжела была бы вамъ, женщинамъ, жизнь еслибы мужья сообщали вамъ вс свои неудачи въ длахъ, вс заботы о насущномъ куск хлба, и какъ въ свою очередь отравляетъ жена существованіе своему мужу когда пристаетъ къ нему со всякими домашними мелочами и дрязгами, съ каждымъ недоразумніемъ по поводу горничной или кухарки, съ каждою глупою ссорой съ сосдкой. Пусть каждый дйствуетъ въ своей собственной сфер, тогда въ семейномъ кружк будетъ всегда тепло и ясно, и когда семья въ свободные отъ занятія часы соберется вся вмст, то часы эти дйствительно будутъ часами отрады и отдохновенія.
— Ты совершенно правъ, Карлъ, возразила я,— но я все-таки держусь того мннія что когда мужъ время отъ времени даетъ головомойку прислуг, то это гораздо дйствительне чмъ когда выговариваетъ ей жена. А что касается твоего друга, очень дурно съ его стороны что онъ не держитъ своихъ заботъ про себя, а навязываетъ ихъ на шею теб и тмъ самымъ разрушаетъ счастіе чужой семьи. Но, разумется, Бергфельдтша теб дороже жены!
— Вильгельмина, не смши меня! Завтра, когда ты будешь разсудительне, ты узнаешь въ чемъ дло. Теб и слдуетъ знать все, потому что я не желалъ бы дйствовать въ данномъ случа безъ твоего согласія.
— Неужели ты думаешь что такими рчами можно меня успокоить! Скажи мн лучше теперь то что я узнаю завтра, потому что я все равно не въ состояніи спать.
— Ты знаешь, посл нкотораго молчанія началъ Карлъ,— что за послднее время у Бергфельдтовъ было много всякихъ расходовъ, и что они нсколько запутались…
— По чьей вин? воскликнула я.— Когда женщина такъ непрактична какъ Бергфельдтша…
— Все равно по чьей вин! перебилъ меня мой Карлъ.— Разъ обстоятельства сложились такъ, измнить ихъ не возможно. Но худшее еще впереди. Бергфельдтъ поручился за одного своего знакомаго, тотъ наканун банкротства, и теперь платить по векселю долженъ Бергфельдтъ.
— Это неслыханное дло!— проговорила я.
— Онъ все поврилъ мн, и теперь наша очередь, Вильгельмина. Мы должны помочь ему чтобы спасти его отъ полнаго разоренія.
— Мы? вн себя повторила я.— А сколько онъ долженъ заплатить?
— Дв тысячи марокъ, отвтилъ мой Карлъ.
— Никогда! воскликнула я.— Это значило бы обобрать своихъ собственныхъ дтей. Мы вовсе не такъ богаты. Неужели мы можемъ бросать наши кровныя сбереженія на втеръ?
— Я знаю, сказалъ мой мужъ,— что ты далеко не расположена къ Бергфельдтш, во несмотря на это ты мн должна дать свое согласіе. Не забудь что кром этого у васъ есть наслдство посл тетки изъ Бюцова.
— Она была моею теткой, Карлъ!
— Вотъ именно по этому-то я и желаю твоего согласія. Неужели ты могла бы хоть сколько-нибудь наслаждаться жизнью еслибы теб пришлось видть что цлое семейство впало въ нищету изъ-за твоего жестокосердія: вдь Бергфельдтъ лишится своего мста если ему придется объявить себя несостоятельнымъ.
Я не отвчала. Бергфельдтш такое униженіе было бы весьма полезно, но я не могла бы посл того взглянуть въ глаза самому Бергфельдту, Август, или Эмилю.
— Ты молчишь, Вильгельмина? Неужели же ты ничего не отвтишь мн когда я такъ сердечно прошу объ этомъ?
— Длай какъ самъ знаешь, Карлъ: я не хочу быть виновницей ихъ несчастія.
— Я зналъ что ты не отвтишь мн отказомъ! радостно воскликнулъ мой Карлъ.— Въ глубин души ты добра и исполнена любви къ ближнему, хотя иногда ты и стараешься казаться другою. Ну а теперь дай я тебя поцлую.
— Карлъ, не простуди себ ногъ! закричала я, но онъ не слушая меня вскочилъ съ постели.
Затмъ онъ разказалъ мн какъ все это произошло, какъ попалъ Бергфельдтъ въ такое несчастіе и что слдуетъ сдлать чтобъ онъ могъ выпутаться изъ своего непріятнаго положенія. Весь планъ былъ уже почти готовъ, и все въ немъ я нашла дльнымъ и практичнымъ. Нтъ, добре моего Карла на свт быть не можетъ!
На утро все дло представилось мн уже въ несравненно мене розовомъ свт, и чмъ боле я разспрашивала мужа, тмъ нелпе казалось мн что г. Бергфельдтъ ршился поручиться за какого-то трактирщика. Я ршила пойти поглядть на хозяйство этого человка дабы собственными глазами убдиться въ томъ что мы не потратимъ своего великодушія на людей недостойныхъ.
Было около пяти часовъ пополудни когда я пришла туда, я нарочно выбрала для своего посщенія такое время когда въ ресторанахъ бываетъ затишье.
Что мн особенно понравилось при моемъ вход въ столовую, такъ это необыкновенная чистота и удивительный во всемъ порядокъ: нигд не было видно ни окурковъ, ни объдковъ, напротивъ, по мокрымъ пятнамъ на полу легко было догадаться что комнату только-что прыскали водой и мели щеткой, кельнеръ накрывалъ и готовилъ столики къ вечеру. Комната была довольно велика, а къ одному концу заворачивала угломъ какъ бы въ узкій корридорчикъ, гд находился буфетъ. Неподалеку отъ буфета стоялъ большой круглый столъ. Взглявувъ на него я тотчасъ же догадалась что это и есть такъ-называемый ‘завсегдатайскій’, сидя за нимъ, безсовствые отцы семействъ преступно жертвуютъ благосостояніемъ и счастьемъ своихъ семействъ и заимствуются другъ у друга всми дурными и безнравственными свойствами, которыми, разумется, оскорбляютъ нжную привязанность своихъ женъ. Повторяю, столъ ‘завсегдатаевъ’ не что иное какъ алтарь для закланія домовитости. Много молодыхъ, прекрасно образованныхъ двушекъ вышло бы замужъ еслибы молодымъ людямъ было запрещено приближаться къ этому отвратительному образцу столярнаго искусства.
Несмотря за все это, я однако опустилась на стулъ возл самаго стола и обратилась къ кельнеру съ вопросомъ: нельзя ли мн видть фрау Гельбихъ — трактирчикъ этотъ носитъ названіе caf Гельбихъ — по весьма важному длу.
Хозяйка вышла ко мн очень скоро. Она произвела за меня такое же хорошее впечатлніе какъ и само помщеніе, и потому сразу понравилась мн. Фигура ея была скоре приземистая и кругленькая, я же, судя по ея фамиліи, почему-то вообразила что она должна быть длинная, тощая женщина. Личико у нея было милое, привтливое, за голов чистенькій, очень простенькій чепчикъ, по глазамъ было замтно что она плакала и казалось вотъ-вотъ опять изъ нихъ польются обильные потоки слезъ.
Она спросила чмъ она можетъ служить мн.
— Любезнйшая фрау Гельбихъ, сказала я,— дло касается весьма серіознаго предмета. Я пришла къ вамъ по длу Бергфельдта. Вамъ вроятно не безызвстно что г. Бергфельдтъ поручился за вашего мужа?
— Ахъ, Боже мой! Вы вроятно его супруга и пришли корить васъ?
— Вовсе нтъ! съ негодованіемъ воскликнула я.— Я, слава Богу, Бухгольцша, а не Бергфельдтша, но тмъ не мене мн въ точности извстны вс обстоятельства этого несчастнаго дла.
Затмъ я объяснила ей что Бергфельдтъ долженъ былъ бы въ конецъ разориться изъ-за своего поручительства еслибы къ нему за помощь не пришли посторонніе люди и что у этихъ постороннихъ людей у самихъ не густо, что имъ приходится ради Бергфельдтовъ стать ворогами собственныхъ дтей и что ни говори, а вся эта исторія вопіюще возмутительна. ‘И еслибы, моя милйшая, такъ заключила я свою рчь, вы были повнимательне къ длу, поэкономне, то въ конц концовъ посторонніе не потерпли бы такихъ убытковъ!’
Лучше бы мн вовсе не говорить этихъ жесткихъ словъ, потому что когда вслдъ затмъ я посмотрла прямо въ лицо этой кругленькой женщины однимъ изъ тхъ уничтожающихъ взглядовъ отъ которыхъ теряется моя кухарка, фрау Гельбихъ подняла на меня добрые честные глаза и тихо, едва замтно покачала головой. Мн было бы легче еслибъ она раскричалась или стукнула кулакомъ по столу, но этотъ нмой упрекъ такъ и рзнулъ меня словно ножомъ по сердцу. Неужели я была къ ней несправедлива?
Наступило краткое молчаніе, мн было что-то очень не по себ и наконецъ я пробормотала:
— Вы ужь пожалуста извините мн мою откровенность, вдь не пришла бы я къ вамъ еслибы не желала вамъ же добра! Мы хотимъ вамъ помочь, но прежде чмъ на что-либо ршаться, вамъ слдуетъ вполн откровенно переговорить другъ съ другомъ чтобъ ясно видть почву подъ ногами.
— Всему виной пивоваръ, отвчала мн фрау Гельбихъ.
— Какъ такъ? спросила я.
— Сразу объяснить это невозможно, опять сказала она.— Если васъ это не затруднитъ, то пройдемте со мною въ кухню, у меня тамъ еще много всякаго дла къ ужину, и я разкажу вамъ во всхъ подробностяхъ какъ дошли мы до того что очутились наканун полнаго разоренія. Мы въ этомъ, фрау Бухгольцъ, нисколько не виноваты.
Я послдовала съ нею чрезъ все помщеніе въ кухню. Здсь также все содержалось удивительно чисто, во всемъ былъ замчательный порядокъ.
— Ты можешь чистить картофель въ сняхъ, обратилась фрау Гельбихъ своей служанк.— А когда покончишь съ этимъ дломъ, то ощиплешь куръ, только смотри поосторожне, чтобы не порвать гд-нибудь кожи.
Служанка вышла.
Хозяйка подвинула мн скамейку, и мы услись у большаго кухоннаго стола, за которымъ она стала шпиговать четверть дикой козы. Мн также не хотлось сидть сложа руки, я взяла корзину съ рпой и принялась ее чистить. Фрау Гельбихъ не хотла было допускать меня до этого занятія, но я настояла на своемъ. Благодаря этой рп мы сразу такъ сошлись какъ будто вкъ были знакомы между собою.
— Видите ли, начала моя собесдница,— мы занялись рестораномъ посл того какъ у васъ стало наше прежнее дло. У мужа была маленькая картонажная фабрика, по сосдству завелась такая же фабрика, во съ большимъ запаснымъ капиталомъ и новыми усовершенствованными машинами. Конкуррировать съ ней оказалось невозможнымъ, и мужъ мой былъ вынужденъ прекратить свое дло. Все кончилось скоре чмъ мы предполагали, отъ нашего состоянія остались только крохи которыхъ намъ едва хватило чтобы купить этотъ трактирчикъ. Со всхъ сторонъ намъ совтовали взяться за это новое дло, а мы съ мужемъ рады были работать изо всхъ силъ. Мы надялись порядкомъ и усердіемъ къ длу какъ-нибудь пробиться.
— А гд же вашъ мужъ? спросила я.
— Прилегъ уснуть, было мн отвтомъ.
‘На-ка’, подумала я про себя, ‘славное усердіе къ длу.’
— Главною вашею задачей было получить кредитъ у какого-нибудь пивовара. Такой нашелся: онъ готовъ былъ отпускать вамъ пиво въ кредитъ, и только для формы, по его словамъ, просилъ чтобы кто-нибудь за насъ поручился. Онъ, молъ, ни за что не станетъ прижимать васъ въ пору безденежья, а разъ мы получимъ кредитъ у него, легче будетъ сойтись и съ булочникомъ, и мясникомъ. Въ виду всего этого г. Бергфельдтъ, который очень друженъ съ моимъ мужемъ, и ршился поручиться за него. Вдь все это было только для виду…
— Да, а теперь вотъ стало въ серіозъ! вставила я.
Фрау Гельбихъ провела рукой по своимъ влажнымъ глазамъ
— Сначала все шло отлично, продолжала она:— мы были довольны оборотомъ, постителямъ нравилась ваша кухня, пиво было хорошее. Дло ваше понемножку двигалось. За патентъ на право торговли и за наемъ помщенія мы заплатили своевременно, но пивовару нсколько задолжали, главнымъ образомъ потому что пришлось закупить разной утвари и, сверхъ того, на свой счетъ передлать погребъ, такъ какъ домовладлецъ ни за что не хотлъ поправлять его самъ. Вотъ тутъ-то мы и получили въ первый разъ пиво похуже. Постители стали ворчать. Мужъ мой обратился къ пивовару, но тотъ отвчалъ ему что каковъ платежъ таково и пиво, вотъ и сказъ весь. Постители начали понемножку отставать отъ насъ, а на кухн даромъ портились дорогіе припасы. Долги у булочника и мясника расли съ каждымъ днемъ,, доходу почти вовсе не было. Мы вздумали брать пиво на чистыя деньги въ другой пивоварн. Намъ начинала уже мелькать надежда что дла наши еще могутъ поправиться, какъ вдругъ нашъ прежній поставщикъ узналъ что мы беремъ пиво у другаго и сталъ требовать съ насъ немедленной уплаты за забранный у него товаръ. Если ему удастся подбить еще и мясника съ булочникомъ, а онъ непремнно будетъ объ этомъ стараться, потому что уже нашелъ охотника пріобрсти наше заведеніе, то намъ не останется ничего другаго какъ идти съ сумой по міру.
— Но вдь долженъ же у васъ быть какой-нибудь доходъ отъ кухни, судя по тому что я вижу.
— Отъ кухни! воскликнула она,— но что же могкно выручить отъ кухни? Я сама цлый день стою за стойкой, да что же отъ этого толку если постители не остаются въ трактир выпить лишнюю кружку пива? Разумется кое-кто и засиживается здсь до поздней ночи, но вдь они играютъ въ карты и совершенно забываютъ объ угощеніи, изъ-за нихъ только даромъ горитъ газъ. Вотъ и вчера засидлись до двухъ часовъ ночи, поэтому-то мой мужъ и прилегъ отдохнуть немножко.
— Вотъ какъ! проговорила я.— Поврьте мн, любезнйшая фрау Гельбихъ, карты это просто дьявольское изобртеніе и ничего не вносятъ въ семью кром несчастія.
— Совершенно справедливо, подтвердила хозяйка.— Сидятъ они, знаете, за картами, такъ серіозно какъ будто дло идетъ о спасеніи ихъ души, а кончается всегда ссорой. Вотъ, напримръ, г. Клейнесъ вчно заводитъ споръ. Чуть скажетъ ему кто-нибудь что онъ неправильно сыгралъ, онъ тотчасъ же швыряетъ карты на столъ и кричитъ и клянется что ноги его больше здсь не будетъ. А я въ это время думаю себ ‘ну, и послдніе постители изъ-за такого шума разбгутся…’
— И неужто разбгаются?
— Нтъ. Обыкновенно вмсто него сажаютъ какого-нибудь другаго игрока, посмирне, а тамъ онъ и самъ одумается и снова какъ ни въ чемъ ни бывало садится за карты, до новой ссоры разумется. На его рзкія слова никто не обращаетъ никакого вниманія, потому что онъ всегда говоритъ, не думая.
— Жаль что онъ не сынъ мн, сказала я,— ужь я сумла бы перевоспитать его.
— Не говорите, возразила мн фрау Гельбихъ,— его перевоспитать: его разомъ отовсюду выгонятъ. Ужь онъ такимъ на свтъ уродился.
— Нтъ, милйшая, я не согласна съ вами, я держусь того мннія что всегда можно повліять на человка нравственно.
— Есть однако люди которыхъ ни добромъ, ни дубьемъ не исправишь.
— Это еще вопросъ. А кто же другіе игроки?
— Все почтенные люди, отвчала она,— но они чаще зовутъ другъ друга по прозвищу чмъ по имени.
— Это вовсе не доказываетъ ихъ благовоспитанности.
— Разумется, это длается только ради шутки. Самую столовую вашу они называютъ Нифельгеймомъ, {Въ сверной миологіи подземное царство тьмы.} а другъ друга Максхенъ, Донъ-Карлосъ, бдный Готтлибъ, милый Фрицъ, дядя Гансъ и т. д., только одного Dr. Вренцхена зовутъ его полнымъ именемъ.
— Вотъ какъ! воскликнула я.— Такъ и Dr. Вренцхенъ играетъ вмст съ ними! превосходно! Игроки эти также не уйдутъ отъ вашихъ рукъ. Я вамъ сейчасъ разкажу мой планъ. У васъ много знакомыхъ, у васъ есть друзья, игроки также разумется не откажутъ вамъ въ своей помощи, особенно Dr. Вренцхенъ, онъ настоящій джентльменъ. Мы вс сложимся и поправимъ ваши дла. Каждый изъ насъ дастъ вамъ пятьдесятъ или сто марокъ, а вы вмсто дивиденда на эти паи выдадите всмъ билетики на право пить пиво. А когда ваши дла начнутъ поправляться, вы станете понемногу со всми расплачиваться.
— Возможно ли это устроить?! воскликнула обрадованная хозяйка.
— Безъ сомннія, отвчала я.— Меня навели на эту мысль, и я пришла взглянуть какъ у васъ идутъ дла. Вижу, вы женщина порядочная, все у васъ чисто, все превосходно, досадно было бы лишиться всего изъ-за какого-нибудь негоднаго пивовара.
Маленькая женщина вскочила съ мста, обняла меня и крпко расцловала.
— Вы вашъ ангелъ-спаситель! прорыдала она.
— Я только практична, отвчала я.— Мой мужъ и дядя Фрицъ переговорятъ съ г. Гельбихомъ и затмъ постараются все уладить.
— Ахъ, было бы только хорошее пиво, а ужь все остальное пойдетъ какъ по маслу! воскликнула она.— Вдь я никакой работы не боюсь, но тяжело при всхъ усиліяхъ идти ко дну. Сколько бочекъ пива пришлось мн за это время заколотить, потому что его въ ротъ нельзя взять, и каждый ударъ молотка по бочк щемящею болью отзывался у меня въ сердц, мн казалось что я заколачиваю гробъ въ которомъ будетъ похоронено все наше счастіе и благосостояніе…
Она опять заплакала и потомъ сквозь слезы улыбнулась.
— Ахъ, еслибъ это было возможно! проговорила она.— Мн даже и не врится такому благополучію!…
Между тмъ я перечистила рпу, длать мн больше было нечего, я простилась и пришла домой. Въ столовой уже горлъ газъ, кельнеръ стоялъ поджидая постителей, но ихъ не было: они обходили плохое пиво.
Не желала бы я быть содержательницей трактира,— слишкомъ зависишь отъ пивовара и постителей.
P. S. Дядя Фрицъ отлично все устроилъ. Онъ даже говорилъ что все удивительно легко и быстро уладилось, только Dr. Вренцхенъ сначала немножко было заупрямился. За то г. Клейнесъ въ своемъ кружк дйствовалъ съ необыкновеннымъ рвеніемъ. На дняхъ я непремнно приглашу его вечеркомъ къ себ: онъ не только человкъ благовоспитанный, но и очень занимательный, къ тому же говоритъ на трехъ иностранныхъ языкахъ. Правда, дядя Фрицъ говоритъ что онъ мшаетъ вс эти три языка словно птичій кормъ, но что же за бда? я приглашаю его не ради его знаній, а потому что онъ очень забавенъ.
Знаете ли какимъ образомъ г. Бергфельдтъ ршился поручиться за векселя? жена его постоянно ворчала на него когда онъ бывало пойдетъ вечеркомъ выпить кружку пива и вотъ, во избжаніе ея упрековъ, онъ сталъ ходить въ трактиръ утромъ, а это для мущинъ сущая погибель. Есть ли возможность какъ слдуетъ заниматься въ контор если ужь съ утра человкъ залилъ себ голову пивомъ? Завтракъ въ трактир еще пожалуй хуже стола вечернихъ завсегдатаевъ. Доказательствомъ тому можетъ служить г. Бергфельдтъ, который легкомысленно поручился за хозяина трактира какъ разъ посл утренней выпивки въ томъ же самомъ трактир. Но кто же натолкнулъ его на мысль съ утра забираться въ трактиръ? Все она, Бергфельдтша. Въ сущности не стоила она того чтобы мужъ ея такъ легко отдлался отъ принятаго имъ на себя обязательства.

Первенецъ.

Я твердо убждена что если современемъ профессоръ Вирховъ вздумаетъ изслдовать мозгъ Бергфельдтши, то несомннно найдетъ въ немъ какой-нибудь крупный изъянъ: эта госпожа опять успла натворить самыхъ невроятныхъ глупостей. Однако сколько ни отчаявайся, толку отъ этого никакого не будетъ: ужь если кто родился дуракомъ, да къ тому же и въ жизни ничему не научился, то удивляться нечему, глядя на него только и остается что съ сожалніемъ покачать головой.
Намедни сижу я себ посл обда и вижу, какъ вдругъ является г. Вейгельтъ. Эмми внесла зажженную лампу, Бетти спросила его какъ поживаетъ Августа и почему она не пришла къ вамъ вмст съ нимъ, а я любезно пригласила его садиться, сказавъ ему что съ минуты на минуту ожидаю мужа.
Въ наружности г. Вейгельта всегда было что-то неопредленное, видъ у него всегда былъ нсколько недоумвающій, но сегодня онъ глядлъ совершенно растерявшимся человкомъ. Онъ слъ на кончикъ стула и взглянулъ на меня съ умоляющимъ видомъ приговореннаго къ смертной казни.
— Боже мой, что случилось съ вами? невольно спросила я.— Вы смотрите мокрою курицей которой не на что обсушиться!
Онъ не отвчалъ, но взглянулъ на Эмми, потомъ на Бетти, и затмъ снова обратилъ на меня свой умоляющій взоръ.
— Ради Бога, г. Вейгельтъ, скажите что съ вами? опять спросила я.— Надюсь, у васъ на совсти нтъ никакого преступленія.
Тутъ онъ весь какъ-то съежился, словно неудавшійся пуддингъ, и наконецъ съ трудомъ проговорилъ:
— Если это только возможно, то я желалъ бы, фрау Бухгольцъ, поговорить съ вами наедин…
— Ступайте, дти, поджидайте отца, обратилась я къ дочерямъ.
Он вышли, а я между тмъ просто сгорала отъ любопытства поскоре узнать что такое желалъ мн сообщить г. Вейгельтъ. Я полагала что у него вышла сцена съ женой или Бергфельдтшей, а можетъ-быть и съ обими вмст.
Когда мы остались съ глазу на глазъ, онъ еще нсколько помямлилъ сбираясь съ духомъ и наконецъ уныло проговорилъ:
— Да, вотъ до чего дошло у насъ дло.
— Какое дло? Что такое?
— О, фрау Бухгольцъ, продолжалъ онъ,— бдная моя жена, бдная Августа!
— Да скажите же на милость, что случилось?
— Пока еще ничего, но… но… (голосъ его дрогнулъ), они не перенесетъ, невроятно чтобъ она была въ силахъ…
Такое малодушіе въ мущин мн очень не понравилось и потому я строго сказала г. Вейгельту:
— Перестаньте же наконецъ хныкать, г. Вейгельтъ! Я начинаю терять къ вамъ всякое уваженіе. Мущина долженъ всегда и во всякихъ обстоятельствахъ проявлять твердость духа.
— Я и проявлялъ ее все время, прервалъ онъ меня, — но эти послдніе дни мн пришлось слишкомъ вытерпть.
— Какъ такъ? спросила я.
— Сначала начались непріятности со служанкой. Прежде Августа обходилась при помощи одной судомойки, но потомъ оказалось необходимымъ имть настоящую помощницу, вотъ мы и взяли дешевую служанку которую вамъ рекомендовала моя теща.
— Да, засмялась я,— ужь гд она приложитъ свои ручки, тамъ всегда хорошо выходитъ!
— Служанка наша двушка добрая, продолжалъ г. Вейгельтъ,— но глупа какъ пробка. Не проходитъ дня чтобъ она чмъ-нибудь не разсердила Августу, сердиться же ей очень вредно. Мн говорили что раздраженіе для нея сущій ядъ. Говорю вамъ, все послднее время я живу въ смертельномъ страх, дрожу ежеминутно за мою Августу…
— Да, горячо подхватила я,— мужъ сердечно любящій свою жену, разумется, въ конц концовъ теряетъ голову и страдаетъ при мысли о томъ что жизнь его жены не усыпана розами и что въ сей юдоли горя и печали на долю ей выпадаетъ немало всякихъ мученій…. Однако позаботились ли вы о томъ чтобы пріискать надежную акушерку?
— Да, какъ же, акушерка-то есть, отвчалъ нъ.— Но это не самое важное. Величайшее несчастіе опять-таки моя теща….
— Я такъ и знала! воскликнула я.— Что же такое она еще натворила?
— Трудно даже поврить, началъ онъ.— Какъ вы знаете, она получила далеко не основательное образованіе….
— Что и говорить! сказала я,— всмъ это извстно.
— Къ тому же, она еще и суеврна, продолжалъ онъ, — вотъ ей и взбрело на умъ погадать на картахъ гадалки, благополучно ли разршится отъ бремени моя жена. По картамъ вышло что она не переживетъ родовъ — и маменька не нашла ничего лучшаго какъ поскоре доложить объ этомъ дурацкомъ предсказаніи Август.
— Невроятно! вскричала я.— У нея положительно голова не въ порядк. А какъ отнеслась ваша жена къ этому безумному бреду?
— Сперва было посмялась, а потомъ судорожно разрыдалась, у меня просто все сердце въ груди перевернулось…. Съ тхъ поръ она точь-въ-точь молчаливая страдалица дни которой уже сочтены. Она убждена что не переживетъ родовъ, я и самъ такъ думаю, да и вс тоже. Если она умретъ, я буду виновникомъ ея смерти. Зачмъ женился я на такомъ юномъ нжномъ созданіи? Еслибы не я, она продолжала бы наслаждаться жизнію. А съ какою радостью она поджидала наступленія весны, мы собирались постить моихъ родителей…. деревенскій воздухъ былъ бы для нея такъ полезенъ!… А теперь всему конецъ! Въ слезахъ, убитому горемъ, мн придется плестись за ея гробомъ….
И онъ въ самомъ дл заплакалъ.
— Не горюйте, г. Вейгельтъ! утшала я его.— Какъ можно врить картамъ? Августа ваша еще не думала умирать и съ Божіею помощію все обойдется вполн благополучно. Есть женщины на видъ хрупкія и слабыя, того гляди втерокъ ихъ повалитъ, а мегкду тмъ у нихъ бываетъ по семи, по восьми штукъ и роды ихъ самыя благополучныя. Ваша Августа далеко не такъ слаба, какъ вы воображаете, у нея только одинъ изъянъ — это ея мать Бергфельдтша.
— Можетъ-быть вы и правы, дорогая фрау Бухгольцъ, проговорилъ г. Вейгельтъ, отирая слезы платкомъ.— Со стороны матери было въ высшей степени безумно терзать Августу нелпыми предсказаніями. Да и правда, какъ подумаешь, Августа вовсе уже не такъ слаба. Она даже сильна. Не дале какъ съ полгода тому назадъ она поднимала за ножу камышевый стулъ, не сгибая руки. Какъ вы добры, фрау Бухгольцъ! Не правда ли, вы навстите мою жену, посмотрите на нее и скажете намъ скоро ли наступитъ это ужасное время: я вдь и пришелъ къ вамъ именно съ этою просьбой.
— Но нельзя же въ такомъ случа не позвать родной матери! проговорила я.
— Если вы желаете чтобы мою Августу уморили…. то отвтьте мн отказомъ. Но нтъ, вы не откажете мн, вы не хотите смерти моей бдной жены, вы всегда были такъ добры, такъ внимательны къ ней?
— Ну хорошо! былъ мой отвтъ.— Отправимтесь къ ней сейчасъ же, я обо всемъ съ ней Переговорю и погляжу все ли у нея какъ слдуетъ приготовлено.
Въ эту минуту въ передней раздался громкій звонокъ.
— Это Карлъ, сказала я, но ошиблась. Вошла Бетти и сказала что звонилъ пришедшій за г. Вейгельтомъ слуга, онъ проситъ его какъ можно скоре домой.
При этомъ извстіи вся кровь сбжала съ лица несчастнаго супруга, глаза у него стали точно стеклянные, а губы дрожали.
— Да будьте же мущиной, ободряла я его.— Смлй! бгите скоре за извощикомъ, я въ дв минуты буду готова.
Онъ привелъ извощика, но путешествіе это на всю жизнь останется у меня въ памяти. То онъ восклицалъ: ‘Я ее убійца!’ то стоналъ, какъ будто его самого пытаютъ, то бормоталъ: ‘Только бы вамъ застать ее въ живыхъ!’
— Если вы не перестанете дурить, наконецъ сказала я,— сейчасъ прикажу извощику остановиться и выйду изъ экипажа. Подождите охать и ахать пока не узнаете какъ обстоитъ дло, Богъ дастъ, все у васъ благополучно.
Онъ пересталъ бормотать, но продолжалъ потихоньку всхлипывать.
Когда мы наконецъ прибыли къ нимъ на квартиру, онъ чуть было не ворвался въ спальню какъ безумный.
— Стой! крикнула я и крпко ухватила его на самомъ порог.— Это дло чисто женское, и васъ, мущинъ, ни мало не касается. Вы точно бшеный и только напугаете Августу, пустите, я пойду къ ней и потомъ все обстоятельно сообщу вамъ.
Съ этими словами я осторожно отворила дверь и тихо вошла въ комнату.
Что ужь онъ посл того выдлывалъ — не знаю, надюсь однако что съ пользой употребилъ это время, обдумывая свое нелпое, сумасбродное поведеніе. Вернулась я къ нему съ доброю встью.
— Идите, шепнула я,— Августа васъ ждетъ.
Онъ вошелъ и остолбенлъ, какъ бы не довряя своимъ собственнымъ глазамъ: на колняхъ посторонней женщины, сидвшей на скамейк предъ дтскою ванной, копошилось крохотное живое существо, ребенокъ, котораго она укутывала въ мягкія и теплыя пеленки.
Августа протянула ему руку.
Онъ упалъ у ея постели на колни, покрылъ горячими поцлуями протянутую ему руку, потомъ поцловалъ жену въ губы и наконецъ проговорилъ: ‘Милая, дорогая, безцнная моя Августа!’
Но вотъ раздался крикъ новорожденнаго.
Г. Вейгельтъ навострилъ уши и потомъ посмотрлъ долгимъ, долгимъ внимательнымъ взглядомъ на крохотное, красненькое созданьице, котораго личико гораздо боле походило на прошлогоднее яблочко чмъ на лицо возникающаго гражданина. Мои въ эту пору были несравненно миле, особенно младшая смотрла настоящимъ херувимчикомъ.
— То-то-же, сказала акушерка,— хорошенько поглядите на молодаго человка, это вашъ первенецъ.
— Мальчикъ? пробормоталъ онъ.— Мой мальчикъ?
Акушерка улыбнулась.
— Не хотите ли подержать его на рукахъ? спросила она.
— Только бы не раздавить?
И онъ неловко схватилъ было крошку на руки.
— Нтъ, ужь лучше оставьте! проговорила она.— Отцы должны прежде поучиться брать на руки такихъ каплюшекъ, вы еще и взяться-то за него не умете. А теперь и маменьк, и сыночку пора спать, ступайте-ка къ себ, да притворите за собой хорошенько дверь.
Онъ тотчасъ же послушно удалился, а мы занялись матерью и ребенкомъ. Когда они оба покойно заснули, пора было позаботиться и объ отц, такъ какъ время было позднее и уже давно прошелъ обычный часъ ужина.
Служанка оказалась въ кухн.
— Послушай, сказала я ей,— сходи-ка ты въ лавку и купи рому, но только не бутылкой, по литрамъ онъ дешевле. Вотъ теб деньги.
Служанка ушла.
Г. Вейгельтъ сильно волновался и перетрухнулъ въ этотъ день, и мн казалось что ему полезно будетъ немножко подкрпиться, мой Карлъ всегда въ чрезвычайныхъ случаяхъ пьетъ грогъ, и это на него прекрасно дйствуетъ.
Акушерк и нянюшк я сдлала кофе, до котораго вс он, особенно съ печеньемъ, большія охотницы, и такимъ образомъ никто не былъ забытъ.
За ужинъ мы сли втроемъ: я, акушерка и г. Вейгельтъ. Служанка принесла ромъ въ молочномъ горшк, такъ какъ я ей не велла брать его бутылкой. До невроятія глупое созданіе.
Ромъ пришелся какъ нельзя боле по вкусу г. Вейгельту. Онъ очень ободрился, когда мы съ акушеркой убдили его въ томъ что Августа чувствуетъ себя прекрасно, что все обошлось какъ нельзя лучше и что онъ иметъ полное право напечатать въ газетахъ: ‘легко и благополучно разршилась отъ бремени.’ Особенно же радовало его то что родился мальчикъ. ‘Надо назвать его Францемъ, какъ и меня, сказалъ онъ, разумется, если Августа будетъ на это согласна.’
— Г. Вейгельтъ, сказала я,— не знаю удачно ли я вамъ приготовила грогъ? Сахаръ на стол, а горячей воды вамъ можетъ принести служанка. Подбавьте всего чего слдуетъ и сдлайте себ питье по вкусу, а объ имени сына вы завтра переговорите съ женой.
Августа дала мн ключъ отъ шкапа съ бльемъ на случай если понадобится что-либо достать изъ него, да и кром того у меня было множество всякаго дла, такъ что я оставила г. Вейгельта одного. А лучше было бы еслибъ я немножко за нимъ присмотрла, а то эта глупая служанка вмсто горячей-то воды принесла ему горшокъ съ ромомъ: онъ его и подливалъ себ безо всякой мры.
Сижу я въ кухн и разговариваю съ акушеркой, какъ вдругъ слышу кто-то поетъ. Я бросилась въ пріемную комнату и, разумется, сразу поняла въ чемъ дло. Душевное потрясеніе, ромъ и врожденная безтолковость сдлали свое: г. Вейгельтъ находился въ состояніи полной невмняемости.
— Я хочу къ Август! кричитъ.— Она ангелъ!
И вслдъ затмъ поетъ:

Ее одну люблю я, единственно ее!

— Вы хотите уморить и мать и ребенка? внушительно замтила я.— Вы просто какой-то дикарь, людодъ!
— Душевно расположенъ… душевно расположенъ, Вильгельмина, проговорилъ онъ.— Поди сюда, моя милая старушка, поцлуй меня.
Я старалась успокоить его возбужденное состояніе, со свойственнымъ мн чувствомъ собственнаго достоинства.
— Стыдитесь, г. Вейгельтъ, вы только-что стали отцомъ и вдругъ такъ ведете себя? Какъ вамъ не стыдно Августы, акушерки, новой служанки и наконецъ вашего собственнаго ребенка?
— У него еще и глазъ-то нтъ! отвчалъ онъ.
Я замтила ему все неприличіе его отвта и выразила надежду что онъ не причисляетъ своего сына къ мышамъ и моськамъ, которыя, какъ мн извстно, появляются на свтъ слпыми. Его поведеніе сильно меня возмущало, я совтовала ему лечь въ постель и во имя всего для него святаго уговаривала его быть смирнымъ. Наконецъ онъ успокоился. Я поспшила къ Август, которая проснулась и спрашивала о причин слышаннаго ею шума. Я сказала ей что мужъ ея отъ радости себя не помнитъ, но что я убдила его лечь спать и боле не тревожить ее сегодня. Такимъ образомъ мн пришлось подвергнуться непріятностямъ и къ тому же еще и солгать, потому только что эта дура горничная подставила г. Вейгельту горшокъ съ ромомъ вмсто горячей воды.
Немного погодя, надясь что онъ спокойно улегся спать, я сочла своимъ долгомъ пойти взглянуть, потушилъ ли онъ у себя свчу. Но, увы, Вейгельтъ еще и не думалъ спать! Отъ сидлъ на диван гд ему была приготовлена постель и держалъ въ рукахъ открытую книгу, которую вроятно взялъ съ полки.
— Г. Вейгельтъ, что же вы не дожитесь спать?
— О, фрау Бухгольцъ, простоналъ онъ,— бдный ребенокъ, несчастный ребенокъ!
— Что еще тамъ съ несчастнымъ ребенкомъ?
— Я нечаянно наткнулся на полку съ книгами, сказалъ онъ,— и какъ-то ненарокомъ захватилъ вотъ эту самую книгу. Несчастный ребенокъ! Ему вдь придется быть въ гимназіи. По этой грамматик еще я самъ учился. Греческій языкъ! Вдь и онъ долженъ учиться греческому языку. Глаголовъ на mi ему никогда не постичь, я положительно никогда не могъ ихъ взять въ толкъ. Его станутъ бить, наказывать, а онъ такъ малъ, такъ нженъ, къ нему и притронуться страшно, того и гляди раздавишь его. Ноя задушу учителя, только тронь онъ его пальцемъ! Это мой мальчикъ, мой собственный мальчикъ! А вы знаете глаголы на ті?
— Г. Вейгельтъ, съ достоинствомъ сказала я,— не знаю что именно оскорбительнаго заключаетъ въ себ вашъ вопросъ и потому разсуждать съ вами не желаю. Постарайтесь однако лечь спать какъ слдуетъ. Сперва снимите сапоги. Такъ! А теперь я помогу вамъ снять сюртукъ и жилетъ, я женщина замужняя: вамъ предо мною стсняться нечего, что касается прочаго, то, надюсь, вы сумете снять его и одни, дальнйшее ваше раздванье было бы оскорбительно для моихъ тонкихъ чувствъ!
Съ этими словами я вышла и оставила его одного.
Черезъ четверть часа я снова заглянула къ нему. Разумется, онъ не потушилъ свчи, а самъ храплъ какъ пильная мельница. Когда случается что мой Карлъ начинаетъ храпть, я ему подкладываю подъ голову маленькую подушечку, а такъ какъ здсь ничего подобнаго не нашлось, то я подсунула Августиному мужу подъ голову его греческую грамматику. Затмъ я унесла свчу съ собою и не могла удержаться чтобы въ ночной тиши не подумать про себя: ‘Нтъ, какъ много лучше мой Карлъ всхъ остальныхъ мущинъ въ мір.’
Августа спала когда я на цыпочкахъ прокралась въ спальню, чтобы взглянуть все ли у нея въ порядк. Когда я подошла и наклонилась надъ колыбелью, она открыла глаза, даже и во сн она почувствовала что кто-то подходитъ къ ея ребенку. Она взглянула на меня, и даже въ царствовавшемъ здсь полумрак я видла какъ ея глаза сіяютъ счастіемъ и какъ по всему ея лицу разлито выраженіе полнаго блаженства.
Въ эту минуту она положительно была красива, хотя вообще красотой она не могла похвастаться. Я ласково улыбнулась ей и тихо вышла изъ комнаты.

На ложку супа.

Судьба что погода. Думаешь вотъ-вотъ разгуляется, поглядишь на барометръ, посмотришь вечеромъ на облака, потолкуешь съ другими о томъ что должно быть ведро, прочтешь даже на счетъ перемны погоды въ газетахъ и наконецъ скажешь своей семь: ‘Милыя дти, завтра будетъ хорошая погода, приготовьте себ платья, мы отправимся за прогулку!’ а между тмъ за завтра дождь льетъ, какъ будто разверзлись вс хляби небесныя и вода неудержимыми потоками хлынула на землю. Почти въ такомъ же положеніи находится человкъ и относительно судьбы: сколько онъ чего ни выдумывай, сколько ни надйся, сколько ни хлопочи, а все же, какъ говорятъ поэты, ‘съ судьбой не спорь, она всегда возьметъ свое’. Въ конц концовъ человку волей-неволей приходится признать свою немощь и преклониться предъ силой міровыхъ законовъ.
Что до меня, то я особа слишкомъ ршительнаго характера чтобы совсмъ отказаться отъ борьбы съ міровыми законами. Вдь и Римъ былъ разрушенъ не сразу, не въ одинъ день, о нтъ! и до сихъ поръ мы видимъ не мало остатковъ его древняго величія,
Я. считала необходимымъ показать Dr. Вренцхенъ что мы цнимъ его не только какъ нашего врача, но и смотримъ на него еще какъ на друга дома, и потому пригласила его къ себ въ воскресенье на ложку супа. Нечего было надяться что онъ удовлетворится однимъ супомъ, и потому я между прочимъ упомянула о томъ что мы получили изъ Мекленбурга въ подарокъ четверть превосходной телятины, всомъ въ двадцать фунтовъ, которую оцнить могутъ только истинные знатоки.
— Вильгельмина, что это за вздоръ насчетъ телятины? спросилъ меня Карлъ, когда я показала ему свою пригласительную записку.
— Не безпокойся, телятина будетъ, лишь бы онъ принялъ мое приглашеніе, сказала я,— а вшать вдь ее никто не станетъ.
Карлъ покачалъ головой, на что я объявила ему что бываютъ вещи въ которыхъ мущины ровно ничего не смыслятъ. Намъ какъ-нибудь необходимо пригласить доктора, мы обязаны сдлать это какъ ради него, такъ и ради себя.
Приглашеніе мое докторъ принялъ. Онъ писалъ что къ пяти часамъ кончитъ свои визиты и прідетъ къ намъ. По этому письму можно было судить о томъ какъ добросовстно относится онъ къ своему длу, потому что вдь есть и такіе врачи которые въ воскресенье ни за что не потревожатся ради своихъ паціентовъ, постоянные ли они, случайные ли. Врача съ такимъ серіознымъ взглядомъ на свои обязанности, какъ Dr. Вренцхенъ, въ каждомъ семейств встрчаютъ съ распростертыми объятіями. Мужъ предложилъ было позвать также и дядю Фрица, но я отвтила ему на это только многозначительною улыбкой. Въ этотъ день я не желала никакого общества, я желала только доктора, и больше никого. На этотъ разъ уже онъ у меня не сорвется. Своевременно я позаботилась о жаркомъ, и вотъ наконецъ пришло воскресенье.
Въ три часа я поставила телятину жариться въ шкафъ. Эмми какъ разъ въ эту минуту была въ кухн и спросила, не сбгать ли ей къ Бергфельдтамъ чтобъ и ихъ пригласить къ вамъ обдать. Двочка моя до того невинна что у нея не было ни малйшаго предчувствія, какую важность иметъ для васъ ныншній день. Я обняла ее, глаза мои наполнились слезами, слезы душили меня, голоса не было: у меня едва достало силъ безмолвно указать рукой на шкафъ, какъ будто въ немъ заключалась вся будущность моего дорогаго ребенка.
— Ты совершенно права, мама, приходя въ отчаяніе относительно жаркаго, сказала Эмми.— Ты увидишь, четверть эту никогда не съдятъ. У васъ никогда еще заразъ не жарилось такого большаго куска телятины. Его никто не въ силахъ одолть!
— Есть такой человкъ который его одолетъ! восторженно воскликнула я.— Ступай, дитя мое, пріоднься! Наднь бархатный лифъ съ пуфомъ и воткни себ въ волосы цвты которые я теб принесла съ базара. Вдь это бутоны fleurs d’orange…
— Они ни на что не похожи, возразила Эмми.
— За то это символъ. Въ Италіи изъ нихъ обыкновенно длаютъ подвнечный внокъ. Ступай же, дитя мое.
Эмми покраснла до ушей, какъ-то удивленно вскинула на меня глазами и медленно удалилась. Я сдлала видъ что ничего не замчаю, повернулась къ телятин, которая уже начинала подрумяниваться, и сказала кухарк:
— Іетта, черезъ десять минутъ слдуетъ въ первый разъ полить жаркое подливкой. Для меня очень важно чтобъ оно удалось какъ можно лучше.
— Не безпокойтесь, сударыня! отвчала Іетта,— идите одваться, я приложу все свое стараніе чтобы жаркое вышло на славу.
Столъ былъ накрытъ. Карлъ пріодлся и глядлъ такимъ молодцомъ что я его поцловала, а дти мои казались настоящими херувимчиками, особенно Эмми въ своемъ голубоватосромъ бархатномъ лиф.
— Точно молоденькая докторша, шепнула я на ухо Карлу.
Чмъ ближе стрлка подвигалась къ пяти, тмъ тревожне становилось у меня на душ. Вдругъ въ самую послднюю минуту докторъ пришлетъ отказъ? Вдругъ за нимъ пришлетъ кто-нибудь изъ его паціентовъ? Потомъ мн вспало на умъ что жаркое пережарится и вкусная подливка на сливкахъ подгоритъ. И бросилась въ кухню. Іетта дйствительно приложила все свое стараніе: жаркое было хоть куда! Мы процдили подливку сквозь ситечко, затмъ я прибавила въ нее ложку поправочной муки и кусочекъ свжаго сливочнаго масла чтобъ она была понжне и погуще. ‘Докторъ оближетъ себ вс пальчики’, подумала я и улыбнулась, улыбнулась и Іетта, какъ будто и у нея была та же мысль что и у меня. Ровно въ пять часовъ явился Dr. Вренцхенъ. У меня просто гора съ плечъ свалилась.
— Вамъ придется довольствоваться только нашимъ семействомъ, любезный докторъ, сказала я.— Нкоторые друзья, къ сожалнію…
Но тутъ меня перебилъ Карлъ, онъ не очень долюбливаетъ ложь даже изъ любезности.
— Чмъ тсне кружокъ, тмъ бываетъ пріятне, сказалъ онъ.
— Только бы на сердц весело было, улыбнулся докторъ.
Такъ улыбаясь, смясь и шутя сли мы за столъ. Я подала доктору руку, противъ него должна была сидть Эмми. Карлъ слъ по правую руку отъ доктора, а по другую сторону отъ меня сидла Бетти.
Прежде всего былъ у васъ чистый бульйонъ изъ мозговыхъ костей на портвейн, докторъ нашелъ его превосходнымъ. Затмъ подали судака со вкуснымъ соусомъ изъ устрицъ (разумется изъ американскихъ устрицъ) и наконецъ появилась знаменитая телятина. Вроятно Наполеонъ долженъ былъ привтствовать египетскія пирамиды не мене радостною улыбкой чмъ докторъ привтствовалъ телятину. Я переглянулась съ дочерьми, и об он чуть не засмялись. Жаркое, по выраженію Іетты, удалось на славу, и кусокъ казался вовсе на такъ великъ какъ въ сыромъ вид. Я подмтила слабую струнку доктора и очевидно сумла угодить ему. Карлъ со своей стороны также сумлъ поддержать меня: дядя Фрицъ говорилъ что докторъ иметъ обыкновеніе за обдомъ пить все что увидитъ, и вотъ мой мужъ позаботился о томъ чтобы приготовить дв бутылки хорошаго вина — Іоганисбергера цной одна марка за бутылку и Chateau la Pancha цной полторы марки за бутылку. Докторъ даже объявилъ что готовъ позволить вбить себ большой гвоздь прямо въ животъ если когда-либо ему приходилось пить боле вкусное вино. Всмъ было необыкновенно весело. Мн было невыразимо пріятно видть что онъ разговаривалъ съ Эмми и разказывалъ ей разныя новости изъ газетъ. Правда, вс эти новости уже намъ были извстны, такъ какъ мы получали ту же самую газету, но все же это доставило мн возможность сказать ему любезность, а именно что онъ обладаетъ превосходною памятью.
Посл обда мы пили кофе въ гостиной, а мущины курили сигары. Затмъ Карлъ извинился предъ докторомъ, такъ какъ ему была крайняя надобность уйти по длу на полчаса изъ дома. Это была сущая правда, такъ какъ на сегодня была назначена ревизія кассы въ его округ. Бетти, никому не говоря ни слова, отправилась къ Бергфельдтамъ, а Іетту я услала съ оставшимся отъ обда судакомъ и соусомъ въ Аккерштрассе къ Вейгельтамъ, откуда ране часа разумется она никакъ не могла вернуться домой. Удаливъ такимъ образомъ всхъ изъ дома, я и сама извинилась предъ докторомъ, сказавъ что не боле какъ на десять минутъ сбгаю близехонько по сосдству. Но я и не думала уходить изъ дома, а изъ передней на цыпочкахъ прокралась въ кухню и тамъ сла на кухонную скамью.
‘Онъ хорошо и вкусно полъ и выпилъ’, думалось мн, ‘если въ немъ есть хотя малйшее чувство признательности, онъ непремнно предложитъ Эмми руку и сердце…’ Вслдъ за тмъ мн въ душу вкралось сомнніе: ‘Разв нтъ на свт людей которые приглашеніямъ не придаютъ никакого значенія, принимая ихъ, они даже какъ будто приносятъ какую-то жертву, ибо по своей собственной охот можетъ-быть и не заглянули бы туда куда ихъ приглашаютъ?’ На стол предо мной стоялъ салатникъ съ блыми бобами, я взяла цлую горсть и загадала: ‘если число здсь четное, то Эмми съ докторомъ еще сегодня же договорятся до самаго настоящаго’. Я перечла бобы, ихъ оказалось двадцать семь штукъ. Итакъ, число нечетное. ‘Первый разъ не въ счетъ, теперь задумаю на нечетное число.’ Бобовъ оказалось четырнадцать.
Но все надобно длать до трехъ разъ, и вотъ я снова погрузилась въ гаданье на бобахъ, совершенно позабывъ о всемъ окружающемъ мір.
Вдругъ я почувствовала что меня сжали дв сильныя руки и кто-то чмокнулъ меня въ щеку такъ крпко что у меня даже въ ушахъ зазвенло. Я вскочила. Въ полусвт сумерекъ я увидла предъ собой здоровеннаго солдата, футовъ семи роста.
— Кто вы? что вамъ нужно? наступила я на него.
— Ефрейторъ такого-то полка, отвчалъ онъ, принявъ воинственную осанку.
— Что вамъ здсь надобно?
— Изволите видть, Іетта приглашала меня на жареную телятину, отвчалъ онъ.
— Іетта? повторила я, совсмъ уничтоженная.— Ей прежде всего запрещено принимать у васъ въ кухн жениховъ.
— Я вовсе не женихъ, возразилъ юный имперскій гигантъ,— она просто-на-просто мн сестра.
— Сестра? вн себя проговорила я.— Неправда! Сестру такъ не обнимаютъ какъ вы сейчасъ меня облапили, даже мой Карлъ никогда бы себ этого не позволилъ. Убирайтесь-ка отсюда по добру по здорову.
Но онъ и не думалъ трогаться съ мста, а любовно уставился на стоявшую на полк телятину, которую я собиралась подать къ ужину если у васъ состоится сегодня помолвка.
— Ступайте же вонъ, или я крикну на помощь.
Онъ все еще стоялъ какъ вкопаный. Мной овладли досада, возмущеніе, гнвъ.
— Караулъ! что было силъ закричала я.— Сюда! воры, разбойники, грабятъ!…
Солдатъ, увидавъ что это не шутки, тотчасъ же исчезъ по черной лстниц.
Въ кухню со всхъ ногъ вбжали Эмми и докторъ. Какъ мн было быть? Я не смла сказать всей правды и потому пробормотала что-то о привидніяхъ, испуг, и сдлала видъ что падаю въ обморокъ. Эмми совершенно растерялась, увидавъ меня въ такомъ совершенно несвойственномъ мн состояніи, а я между тмъ думала про себя: ‘Вильгельмина, ты поразительно, мой другъ, хитра: не можетъ же докторъ быть злодемъ и бросить безъ вниманія бдную больную, которая его только-что угостила акою чудесною телятиной и такими прекрасными винами?’ Затмъ, я сдлала видъ что понемногу начинаю приходить въ себя и сказала что въ сумеркахъ я испугалась висвшихъ въ кухн блыхъ полотенецъ принявъ ихъ за привиднія. Разумется, не могла же я разказать о своемъ приключеніи съ солдатомъ принявшимъ меня за Іетту? Нтъ, ни за что въ мір! Докторъ обошелся со мною превосходно, нтъ, право просто наслаждевіе лчиться у него! Онъ сказалъ что испугъ этотъ сущіе пустяки и безъ сомннія скоро пройдетъ. Ему же, хоть это и очень грустно, необходимо покинуть васъ, потому что его ждетъ одинъ больной который страдаетъ ide fixe каждое воскресенье вечеромъ ловить семгу, и прежде чмъ этотъ несчастный, къ тому же отецъ семейства, попадетъ въ Далльдорфъ, докторъ хотлъ предпринять лченіе по всмъ правиламъ искусства.
Такъ какъ его нельзя было уговорить остаться, то пришлось, хоть и съ тяжелымъ сердцемъ, проститься съ нимъ.
— Ну, какъ онъ съ тобою? спросилъ я посл его ухода Эмми.
— Очень милъ и любезенъ.
— Такъ… а о чемъ же вы разговаривали?
— Онъ сказалъ что наврно въ комнат гд-нибудь есть fleurs dorange, онъ ршительно не выноситъ запаха этихъ цвтовъ, потому что въ дтств ему однажды дали въ вид рвотнаго флеръ-д’оранжевой воды и съ тхъ поръ отъ запаха этихъ цвтовъ съ нимъ длается дурнота.
— Ну, а ты что?
— Я сказала что сниму съ головы цвты, онъ заявилъ что требовать такой жертвы не сметъ, но я все-таки сняла и бросила цвты, тогда онъ подслъ ко мн… и…
— И что же?
— И сталъ мн разказывать разныя разности о своихъ родителяхъ и о томъ что мать постоянно говоритъ ему какъ пріятно ей было бы еслибъ онъ привезъ къ нимъ съ собою молодую жену, а затмъ…
— А затмъ? затаивъ дыханіе проговорила я.
— А затмъ ты принялась кричать, и мы оба бросились въ кухню.
У меня въ глазахъ помутилось и я какъ подкошенная упала на диванъ. Такъ близко къ цли, уже ршительный вопросъ вертлся у него на язык — и вдругъ судьба неожиданно толкнула къ намъ въ кухню голоднаго солдата, который испортилъ намъ все дло. Первою моею мыслію было, когда вернулась Іетта, послать ее немедленно въ полицію и предать суду за то что она, уходя, оставила дверь незапертою, дабы въ нее могъ ворваться ея пріятель-солдатъ, но я не посмла исполнить своего намренія… Что подумали бы дти, Карлъ, Dr. Вренцхенъ и дядя Фрицъ о томъ что я спряталась въ кухн, такъ какъ вдь нельзя же было бы обойти молчаніемъ и этого обстоятельства при разсмотрніи всего дла? Ужасно! А Іетта съ самаго этого дня стала невыносимо дерзкою, просто слова ей сказать нельзя, да и въ кухню по вечерамъ я избгаю ходить, боясь встртить тамъ ея ефрейтора. Вмсто ожидаемой радости день этотъ принесъ мн только одно огорченіе, и кто знаетъ, когда-то мн удастся снова залучить къ себ доктора? Я очень потрясена и удручена случившимся, во тмъ не мене не слагаю оружія и намрена еще бороться съ мачихой-судьбой изъ-за этого несноснаго доктора.
P. S. Въ вышеупомянутый вечеръ докторъ и не думалъ навщать больнаго. Онъ преспокойно весь вечеръ въ извстномъ намъ Нифельгейм у Гельбиха игралъ въ карты со своими пріятелями. Дядя Фрицъ самъ его тамъ видлъ и объяснилъ мн что ловить семгу означаетъ то же что и пить пиво за картами. Итакъ онъ обманулъ меня, несмотря на мое великолпное угощеніе. Посмотрла бы я посмлъ ли бы онъ то же самое себ позволить еслибъ уже былъ моимъ зятемъ? Ужь я сумла бы отучить его отъ ловли семги.

Крестины.

Маленькій Вейгельтъ уже давно получилъ имя гражданскимъ порядкомъ, но давно пора было присоединить этого маленькаго язычника къ церкви, или проще говоря, окрестить его. Замедленіе это имло впрочемъ и свою резонную сторону: отецъ г. Вейгелта былъ деревенскимъ пасторомъ гд-то далеко въ поморской сторов, и понятно что молодымъ супругамъ хотлось чтобы самъ ддъ окрестилъ своего перваго внука. Ему долго не было возможности хотя бы на время бросить свои пасторскія обязанности, но вотъ наконецъ онъ написалъ что теперь свободенъ и даже назначилъ день своего прізда въ Берлинъ.
Г. Вейгельтъ тотчасъ по полученіи письма пришелъ къ вамъ и попросилъ мою Эмми быть крестною матерью своего сына. Вполн естественно что я дала согласіе на его просьбу, потому что Эмми и Августа всегда были дружны между собой, а, что можно себ представить прелестне молоденькой, хорошенькой воспріемницы. Это такъ-сказать вторая ступень для двушки (первая — быть подругой невсты), но всеконечно въ моихъ глазахъ самое высшее положеніе для двушки это быть самой невстой.
Когда онъ мн сказалъ что его отецъ прибудетъ на дняхъ въ Берлинъ, я спросила его: гд же онъ думаетъ поселить его, не у себя же разумется, у нихъ вообще тснота порядочная, а съ крестинами будетъ еще больше возни въ дом.
— Ахъ, фрау Бухгольцъ, сказалъ онъ,— вы всегда такъ сердечно относились къ намъ… У васъ въ дом очень свободно. Еслибы мой добрый старикъ могъ остановиться у васъ, я просто не зналъ бы какъ благодарить васъ. У тестя моего, какъ вы знаете, тоже лишнему человку мста не найдется.
Съ минуту я размышляла и затмъ сказала ему:
— Вашъ отецъ будетъ для меня дорогимъ гостемъ. Я съ удовольствіемъ приму его у себя, но взамнъ этого и съ вашей стороны я попрошу себ услуги.
— Съ радостью готовъ все что прикажете! отвчалъ онъ.
— Пригласите въ крестные отцы Dr. Вренцхенъ. Вы вдь съ нимъ знакомы. Согласны?
— Что касается меня, то я вполн согласенъ на ваше предложеніе, отвтилъ мн г. Вейгельтъ.— Онъ будетъ крестнымъ отцомъ моего ребенка, еслибы даже для этого его пришлось притянуть на аркан.
Мы вмст посмялись такому варварскому способу приглашать человка въ воспріемники.
Посл его ухода я сказала самой себ: ‘Вильгельмина, мысль эта стоитъ золота. Докторъ не выскользнетъ изъ твоихъ рукъ. Ужь твое дло позаботиться о томъ чтобъ Эмми въ этотъ день была очаровательна какъ юная фея’.
На слдующій день г. Вейгельтъ снова явился къ вамъ.
— Онъ согласился! еще въ дверяхъ радостно крикнулъ онъ мн.
— Безо всякихъ отговорокъ?
— Напротивъ, какъ только услыхалъ что крестною матерью будетъ фрейленъ Эмми, сразу принялъ приглашеніе и имлъ такой сіяющій видъ какъ будто у него въ рукахъ десять безъ козырей и вс четыре туза въ придачу.
‘Отлично, подумала я, повидимому онъ и самъ пришелъ къ тому убжденію что пора ему подумать о брак.’
Затмъ мы переговорили о разныхъ подробностяхъ насчетъ крестинъ. Я общала г. Вейгельту прислать имъ на этотъ день нашу пуншевую чашу со стаканами, такъ какъ Бергфельдтшина миска, какъ и слдовало ожидать, при перезд попортилась: у нея отбиты об ручки и на столъ поставить ее немыслимо, на радостяхъ я готова была дать Вейгельту на время всю вашу пріемную комнату, будь это только возможно.
Мы приготовили комнату для помщенія стараго Вейгельта. Дти, впрочемъ, потолковали немножко о томъ что скучно будетъ когда въ дом поселится духовное лицо, при немъ нельзя ни пошутить, ни посмяться, придется вчно строить постную мину, но я внушительно замтила имъ: ‘Дти, часто горечь превращается въ сладость. А пока доставьте свои книжки со псалмами и положите ихъ на рабочій столикъ — это произведетъ на стараго пастора хорошее впечатлніе. Теб, Эмми, надо будетъ сшить блое платье со свтлоголубою отдлкой. Голубой цвтъ къ теб очень идетъ. Зимой теб можно будетъ въ немъ вызжать на вечеринки, даромъ оно у насъ не пропадетъ.’
Все это происходило въ пятницу.
У васъ было достаточно времени позаботиться о костюм, такъ какъ старый г. Вейгельтъ долженъ былъ пріхать только во вторникъ, а самыя крестины были назначены въ середу.
Прежде всего старикъ, разумется, прохалъ къ своимъ дтямъ, а затмъ вмст съ сыномъ пріхали и къ вамъ. Въ первую минуту мн было нсколько неловко: вдь, разумется, не имешь привычки обращаться съ духовными лицами, но въ старомъ пастор было столько сердечности, столько добродушія что не боле какъ минутъ черезъ десять мы разговаривали съ нимъ какъ будто вкъ были между собой знакомы и дружны.
Когда мы пошли ужинать, онъ галантно предложилъ мн руку, а за первымъ стаканомъ вина провозгласилъ заздравный тостъ за семейство о которомъ такъ много хорошаго говорили ему его сынъ и невстка, и затмъ отъ имени своихъ дтей благодарилъ насъ за вс оказываемые нами имъ знаки вниманія и дружбы. Карлъ возразилъ ему что такія преувеличенныя похвалы совершенно смущаютъ его жену, но старикъ съ самою сердечною и дружелюбною улыбкой пожалъ мн руку и выразилъ твердую увренность въ томъ что не сказалъ ни слова лишняго.
Посл ужина я обратилась къ г. Вейгельту младшему съ усердною просьбой еще разъ повидать доктора и напомнить ему о его общаніи и христіанскомъ долг, и потому онъ вскор покинулъ насъ.
Старый пасторъ началъ бесдовать съ моими дочерьми. Увидавъ фортепіано, онъ спросилъ: не играютъ ли и не поютъ ли он. Прежде чмъ он успли опомниться, онъ уже самъ сидлъ за фортепіано и разказывалъ какъ онъ въ молодости студентомъ слушалъ Фрейшюца, какъ вс въ то время восхищались этою оперой, и въ заключеніе заплъ арію: ‘По лсамъ и по горамъ’. Эмми также спла нсколько романсовъ, но къ его огорченію не знала: ‘Вотъ идетъ стройный и юный охотникъ’.
— Въ мое время, сказалъ онъ,— арію эту знали и пли вс, мн она служитъ воспоминаніемъ моей далекой юности.
Затмъ онъ сыгралъ и сплъ эту арію, а мы вс не могли не надивиться что такой старецъ въ состояніи еще такъ хорошо пть. Я представляла себ пастора совершенно инымъ. Я его воображала человкомъ серіознымъ, мрачнымъ, совершенно неспособнымъ шутить, когда же я увидла какъ онъ веселъ и общителенъ, въ голов моей тотчасъ же созрлъ планъ который не могъ мн не удаться.
Когда дочери мои удалились, я совершенно откровенно обратилась къ г. Вейгельту:
— Любезный пасторъ, сказала я,— вы завтра увидите воспріемника вашего внука, онъ человкъ весьма пріятный, и я была бы очень не прочь имть его своимъ зятемъ, но грховная берлинская жизнь совершенно завладла имъ. Поговорите пожалуста съ нимъ посеріозне и опишите ему въ самыхъ привлекательныхъ краскахъ прелесть семейной жизни. Такъ какъ онъ воспріемникъ, то не можетъ не выслушать обращенныхъ къ нему словъ пастора.
— Я постараюсь вывести его на истинный путь, немного подумавъ отвчалъ мн г. Вейгельтъ.
— Вы этимъ сдлаете доброе дло, продолжала я.— Вы и вообразить себ не можете какъ испорчена берлинская молодежь. Маленькое нравоученіе въ томъ же род было бы также весьма полезно и моему брату Фрицу.
На слдующій день были крестины. Вейгельты все очень хорошо устроили. Квартирка ихъ глядла весьма привтливо, все было въ ней чисто и аккуратно прибрано. Я невольно подумала о томъ какой праздничный видъ могутъ придать даже и маленькой бдной квартирк привтливыя лица и нсколько горшковъ съ растеніями и цвтами. Изъ знакомыхъ, само-собой разумется, были Бергфельдты въ полномъ состав своего алфавита, супруги Краузе со своимъ маленькимъ Эдуардомъ, дядя Фрицъ, домохозяинъ г. Мейеръ съ женой и дочерью, два-три пріятеля г. Вейгельта, изъ коихъ г. Теофиль, по профессіи химикъ, въ заключеніе показывалъ намъ всякіе фокусы. Затмъ были мы вс и Dr. Вренцхенъ, такъ что квартирка была полнехонька, точь-въ-точь какъ омнибусъ въ дождливую погоду. Ради Dr. Вренцхенъ крестины были назначены въ шесть вечера, и самъ онъ появился вмст съ первымъ ударомъ часовъ. Г. Бергфельдтъ держалъ внука на рукахъ, а по об его стороны стояли Dr. Вренцхенъ и наша Эмми.
Старый пасторъ заговорилъ. Онъ началъ съ того что сладко спящее предъ нами дитя (крошка спалъ крпчайшимъ сномъ) можно сравнить съ едва начинающимъ распускаться бутономъ которому суждено развернуть свои лепестки въ саду человчества, воспріемники его — садовники которые должны заботиться о томъ чтобы бутонъ превратился въ прекрасный цвтокъ. Затмъ слдовали еще сравненія, которыми онъ сумлъ тронуть вс сердца, и у всхъ въ душ возникли самыя благія пожеланія новому гражданину нашей планеты. Затмъ онъ прямо обратился къ воспріемникамъ и сталъ говорить имъ о высокомъ значеніи принимаемой ими на себя обязанности. Они должны своею жизнью, своимъ примромъ стараться благотворно дйствовать на своего крестника. Онъ, пасторъ, знаетъ что Берлинъ, подобно древнему Вавилону, исполненъ всякихъ соблазновъ, особенно же для тхъ людей которые бросаются очертя голову въ водоворотъ житейскій и живутъ не думая о другихъ. Игра, вино и всякія грховныя наслажденія блестящею вншностью привлекаютъ къ себ молодыхъ людей и увлекаютъ ихъ въ бездну погибели. Есть только одно убжище отъ этихъ золъ: это — собственный семейный очагъ, заботы о другихъ находящихся въ нужд, болзни и скорби. Заботы связанныя съ бракомъ выводятъ заблудшаго на истинный путь спасенія, а потому каждый молодой человкъ долженъ взять на себя иго брака, дабы вырваться изъ зминыхъ колецъ дурнаго общества и безумныхъ соблазновъ міра.
У меня просто морозъ пробгалъ по кож: добрый пасторъ въ своей рчи зашелъ дале чмъ я желала, а остановить потокъ его краснорчія было невозможно. Dr. Вренцхенъ слушалъ его весьма внимательно, но на него повидимому проповдь не имла никакого дйствія, не произвела ни малйшаго впечатлнія.
‘Какое счастіе, говорилъ пасторъ,— когда молодой человкъ заживетъ своею собственною семьей, гд всюду паритъ добрый ангелъ, когда онъ выберетъ себ жену изъ дома, гд дти не бросаютъ въ уголъ своихъ молитвенниковъ, изъ коихъ въ дтств они заучивали наизусть благочестивые псалмы, гд заботливая мать печется обо всемъ и даже готова протянуть руку для спасенія заблудшаго и назвать его своимъ сыномъ’.
У Dr. Вренцхена дрогнули углы губъ. ‘Это не предвщаетъ ничего добраго, подумала я, хоть бы замолчалъ скоре пасторъ, а то онъ совсмъ разбситъ доктора.’
‘Каждому человку, между тмъ продолжалъ пасторъ,— предлежатъ два пути: путь самоотверженія и мира, долга и порядка, другой путь — грховный свтъ съ его пустыми наслажденіями, приводящими человка къ отчаянію и угрызеніямъ совсти, это путь погибели! Кто обыкновенно слдуетъ этимъ путемъ? Люди порочные, ожесточенные сердцемъ, нечестивые, подпавшіе власти діавола. А что же требуется для сего новокрещеннаго младенца? Чтобъ его воспріемники своимъ собственнымъ примромъ указали ему правый путь, путь спасенія!’
Затмъ послдовалъ обрядъ крещенія и маленькаго Франца унесли въ спальню.
Мн было очень любопытно знать, какое впечатлніе произвела рчь пастора на доктора. Пасторъ немножечко пересолилъ по моему мннію: докторъ далеко не былъ такимъ погибшимъ человкомъ, какимъ изобразилъ его нашъ новый другъ, но пасторы вообще касаясь въ своихъ проповдяхъ грховной стороны человческой жизни, рисуютъ ее въ самыхъ черныхъ краскахъ.
Столъ накрыли весьма проворно, и мы пошли закусывать. Dr. Вренцхенъ велъ подъ руку Эмми, которая была чудо какъ хороша сегодня, пасторъ слъ рядомъ съ Бергфельдтшей на диванъ, а супруги Краузе посадили своего Эдуарда между собою. Я удивилась тому какъ смирно держалъ себя мальчуганъ во время крестинъ, во дло объяснилось весьма просто: онъ отыскалъ конфеты и усердно занялся ими. Август пришлось на скорую руку послать въ кондитерскую чтобы пополнить уронъ нанесенный маленькимъ лакомкой.
Такъ какъ я все еще была не совсмъ въ ладахъ съ гжой Краузе, то и промолчала, но тмъ не мене бросила на нее весьма выразительный взглядъ, значеніе котораго, разумется, она не могла не понять.
Августа приготовила очень хорошій обдъ. Онъ ршительно всмъ пришелся по вкусу, а когда мы немножко подкрпились, начались заздравные тосты. Г. Краузе провозгласилъ тостъ за родителей новокрещенаго, мой Карлъ въ очень любезной форм пожелалъ здоровья г. Вейгельту старшему, а пасторъ предложилъ всмъ выпить за воспріемниковъ. Дядя Фрицъ провозгласилъ много лтъ здравствовать четыремъ Францамъ: новорожденному младенцу, его отцу, дду и воспріемнику, то-есть доктору Вренцхену, котораго зовутъ также Францемъ, затмъ онъ прибавилъ что если дло пойдетъ также успшно и дале, то въ семейств современемъ будетъ имперскій полкъ Францевъ всякаго возраста, мы вс отъ души разсмялись его шутк, а Dr. Вренцхенъ сильно покраснлъ. Хотя докторъ и разговаривалъ съ моею Эмми, но, какъ мн показалось, довольно сдержанно и нсколько холодно, это меня сильно тревожило.
За десертомъ подали пуншевую чашу, и г. Теофиль показалъ множество весьма любопытныхъ фокусовъ. Онъ пожиралъ огонь не обжигая себ рта, глоталъ ножи и вилки.
— Это настоящія чудеса, какъ во время Моисея и Аарона! улыбнулся пасторъ.
— Вы говорите про судебнаго пристава Аарона? спросила Бергфельдтша, — это очень почтенный человкъ, и я не думаю чтобъ онъ глоталъ огонь
Вс смолчали, никто не нашелся ничего сказать на такую безпримрную глупость.
Маленькій Эдуардъ всталъ, подошелъ къ г. Теофилю чтобы поближе посмотрть показываемые имъ фокусы и вдругъ громко закричалъ:
— Э, да вовсе и не думалъ глотать ножа! Вотъ онъ лежитъ у него на колняхъ.
Г. Краузе приказалъ ему замолчать.
Мущины между тмъ встали и закурили сигары, а я подсла къ доктору.
— Ну, любезный докторъ, какъ вамъ понравилась рчь пастора? спросила я его.
— Она дала мн много матеріала для размышленія, отвчалъ онъ.— Прежде всего, любезнйшая фрау Бухгольцъ, я люблю свободу, хотя и не могу назвать себя совершенно погибшимъ человкомъ, и много, много разъ подумаю прежде чмъ отдать себя подъ опеку даже и самой чудесной тещи. Богу извстно, кто помогъ старому пастору сочинить такую рчь, но она ни мало не подйствовала на меня въ желаемомъ направленіи! Узы брака меня отнюдь не привлекаютъ, да не думаю чтобъ и вамъ было пріятно имть зятемъ такого заблудшаго человка какъ я.
Итакъ, я узнала впечатлніе произведенное на него рчью пастора. Слдствіемъ ея былъ отказъ, прямой, ничмъ не прикрашенный отказъ. Какъ это старый пасторъ не изучилъ доктора поближе! Да и какъ было не понять что такихъ деликатныхъ вопросовъ можно касаться лишь въ самыхъ деликатныхъ выраженіяхъ?
Я хотла немножко еще потолковать на ту же тему, вдь иногда выясненіе различныхъ сторонъ вопроса ведетъ къ благопріятнымъ результатамъ, какъ вдругъ фрау Краузе закричала:
— Гд жь это Эдуардъ?
Да, въ самомъ дл, гд же Эдуардъ?
Въ нашей комнат его не было, въ сосдней комнат такъ же, да и въ кухн тоже.
— Боже мой, да гд же Эдуардъ?
Г. Краузе искалъ его всюду, но Эдуарда не было нигд. Въ сосдней комнат было отворено окно чтобы нсколько разсять табачный дымъ…. неужели мальчикъ упалъ изъ окна? Краузе поглядлъ внизъ: на тротуар виднлось что-то темное.
— Дитя мое! воскликнула фрау Краузе.— Оно лежитъ тамъ внизу разбитое въ дребезги.
И она упала въ обморокъ.
Г. Краузе и еще нсколько мущинъ бросились внизъ по лстниц, а мы стали приводить въ чувство несчастную мать.
Счастье еще что докторъ былъ у насъ подъ рукой, а то пасторъ схватилъ масло вмсто уксуса и собирался было уже натирать имъ виски фрау Краузе.
Она все еще лежала безъ движенія, когда мужъ ея вернулся съ улицы.
— На тротуар оказалась оконная подушка, сказалъ онъ.— Очнись, приди въ себя Аделаида!
Понемногу она стала выходить изъ своего оцпеннія.
— Гд Эдуардъ? прорыдала она.— Ахъ, вы скрываете отъ меня ужасную истину! Скажите мн всю правду, неизвстность убиваетъ меня!
Никто изъ васъ не зналъ что отвчать ей на ея вопросъ, какъ вдругъ Бергфельдтша, до сихъ поръ сидвшая какъ-то безсмысленно на диван, привскочила и взвизгнула:
— Меня что-то кольнуло въ ногу!
Дло объяснилось очень просто. Маленькій Эдуардъ тайкомъ залзъ подъ диванъ, отыскалъ тамъ какой-то гвоздикъ и кольнулъ имъ Бергфельдтшу въ ногу.
Бергфельдтша была просто вн себя и непремнно хотла тотчасъ поднять платье и взглянуть не опасна ли ея рана. Мн насилу удалось уговорить ее не длать этого. Мы отправились съ нею въ спальню, и рана оказалась совершеннйшимъ пустякомъ, не вышло ни одной капли крови, только на чулк была едва примтная красненькая точка. Мн только пришлось подивиться на толщину ноги у Бергфельдтши, точно пень какой.
Что касается Краузе, то она просто ума лишилась отъ счастія что ея сынишка отыскался. Мн даже тошно было смотрть какъ они душили этого мальчугана своими поцлуями.
— Ступайте-ка въ заднюю комнату съ нимъ, сказала я ей,— да отхлопайте его хорошенько: если онъ и начнетъ орать, такъ здсь не будетъ слышно.
— Что вы говорите? съ бшенствомъ закричала она.— Неужели у меня рука поднимется на моего ангелочка? Вы просто безчеловчны!
— Да сохрани меня Господь отъ такой человчности, возразила я.— Говорю вамъ, если вы будете продолжать такъ баловать его, такъ при постройк новой тюрьмы въ Моабит на его долю разведена уже известка.
— Фрау Бухгольцъ, пощадите же чувство матери! воскликнулъ г. Краузе.
— Слдовало бы ему въ вид цлебнаго бальзама дать здоровую порку! отвчала я.
— Не судите, да не судимы будете! нравоучительно проговорилъ г. Краузе.— Пойдемъ, Аделаида, что намъ слушать такія рчи!
Краузе ушли, а такъ какъ сама Краузе была очень взволнована, то супругъ ея и попросилъ доктора проводить ихъ… И докторъ пошелъ! онъ былъ въ состояніи идти съ ними.
Мы остались еще нкоторое время, но прежняго всеобщаго оживленія какъ не бывало. И половины пуншевой чаши не было выпито, когда и мы тоже отправились домой. Какъ славно было бы оставшимся пуншемъ отпраздновать помолвку.
Эмми была очень грустна. Мн кажется она дйствительно влюблена въ доктора.
Бдное дитя! Судьба положительно ее преслдуетъ.

Прогулка въ Троицынъ день.

Ни я, ни дти еще не здили по нашей городской желзной дорог, и потому я сказала Карлу что трудно выдумать что-нибудь увлекательне какъ въ самый Троицынъ день прокатиться по новой дорог за городъ. Такая прогулка обойдется дешевле всякой другой, а вмст съ тмъ будетъ и поучительна и интересна.
Карлъ былъ одного мннія со мною. Я послала Бетти къ Бергфельдтамъ спросить ихъ, не подутъ ли и они вмст съ нами. Вернувшись, Бетти принесла какой-то неопредленный отвтъ и имла такой кислый видъ что я тотчасъ догадалась что съ нею что-то не ладно, я только не знала въ чемъ дло, въ послдствіи же все это разъяснилось.
— Почему Бергфельдты не отвтили какъ слдуетъ, ясно и опредленно? спросила я.
— Они считаютъ слишкомъ заурядною прогулку по городской дорог.
— Даже когда и мы демъ? нсколько рзко проговорила я и затмъ продолжала свои разспросы:— А твой Эмиль детъ съ нами?
Молчаніе.
— Или можетъ-быть ты дешь отдльно съ Бергфельдтами?
Опять молчаніе.
— Полагаю однако что въ такой торжественный день жениху не прилично быть врозь со своею невстой?
— Я не говорила съ Эмилемъ, возразила Бетти.
— Такъ поговори съ нимъ объ этомъ завтра рано поутру.
— Можетъ-быть! отвчала она.
— Что значитъ это ‘можетъ-быть?’ Ужь не поссорились ли вы? Не разсердились ли другъ на друга?
— Нтъ, тихо прошептала Бетти.
— Ну такъ въ чемъ же дло? что случилось? да говори же что-нибудь!
— Ничего, едва слышно проговорила она, затмъ громко зарыдала и съ нею чуть не сдлалась дурнота.
Я сдлала все что обыкновенно въ такихъ случаяхъ длается, принесла одеколонъ, растегнула ей лифъ (онъ ей сталъ не много узокъ, она очень за послднее время пополнла) и провозилась съ нею до тхъ поръ пока она окончательно не пришла въ себя.
— Ну, скажи же мн, что такое случилось? спросила я.— Надюсь, ты во всемъ можешь довриться своей родной матери?
— Нтъ, нтъ, нтъ! воскликнула она.— Не допрашивай меня, это ужасно!
Мн тотчасъ же въ голову пришли всякаго рода ужасы, но хотя сердце мое и разрывалось на части, я тмъ не мене продолжала улыбаться.
— Самое лучшее будетъ поскоре отпраздновать вашу свадьбу, сказала я.— Не правда ли, вы согласны осенью веселымъ пиркомъ да за свадебку?
Въ жизнь свою мн не забыть взгляда которымъ поглядла на меня моя двочка. У Бетти прекрасные каріе, ясные какъ у газели глаза, но она подняла ихъ на меня съ выраженіемъ такой душевной муки, точно будто она была ранена въ самое сердце. Взглядъ этотъ точно ножомъ рзнулъ и меня по сердцу.
— Никогда, никогда! проговорила она.
— Что такое! воскликну да я.— Нтъ, онъ на теб женится, это также врно какъ то что меня зовутъ Вильгельминой!
— Да я-то не хочу идти за него! возразила Бетти.
— Часъ отъ часу не легче. Да почему же?
— Потому что я его ненавижу, презираю… онъ… онъ…
И съ нею снова сдлался нервный припадокъ, такъ что мн пришлось уложить ее въ постель. Я не могла отъ нея добиться что именно произошло между ними, Бетти отъ природы очень упряма, и ужь если она чего не захочетъ сказать, такъ ни за что въ мір не скажетъ. На вс мои вопросы она отвчала молчаніемъ, и такимъ образомъ я попрежнему оставалась въ полнйшемъ невдніи о случившемся съ нею.
Съ Карломъ я не стала говорить о томъ что меня удручало, когда я узнаю въ чмъ дло, думала я про себя, тогда и сообщу ему обо всемъ. Я усердно хлопотала о приготовленіяхъ къ загородной прогулк, тмъ боле что на утро Бетти была совершенно какъ обыкновенно, только уголки губъ у нея какъ будто немного опустились, да подъ глазами лежала глубокая синеватая тнь.
Мы, дамы, одлись просто, но изящно. На Эмми прелестно сидло ея новое кретоновое платье, и мн очень бы хотлось чтобы случайно намъ встртился Dr. Вренцхенъ. На Бетти было платье одинаковое съ Эмми. Я же надла самое новомодное платье, пунцовыя фуксіи по сизому фону. Карлъ, какъ и всегда, былъ одтъ благородно.
Мы ршили сначала закусить дома и только посл обда отправиться на прогулку, потому что я считала очень неэкономнымъ цлый день въ новыхъ платьяхъ пробыть въ дорог. Такимъ образомъ ровно въ три часа мы явились на вокзалъ Александровской площади и затмъ сли въ совершенно почти пустой вагонъ.
— Видишь ли, дорогой мой Карлъ, сказала я,— въ первый день Троицы всегда найдешь свободныя мста, мы не могли ничего лучше придумать.
Прежде чмъ Карлъ усплъ отвтить мн, поздъ остановился на станціи Биржа.
— Желающіе насладиться ныншнимъ днемъ, вызжаютъ рано, сказалъ Карлъ, — за городомъ наврно будетъ полъ-Берлина.
Я хотла что-то сказать ему на это, какъ поздъ остановился на станціи Фридрихштрассе. И такъ дале, и такъ дале, прозжали мы Берлиномъ мимо Зоологическаго Сада на станцію Карлоттенбургъ, а отсюда у же пшкомъ отправились подъ водопроводомъ чрезъ лсокъ къ Галензеэ.
— Дти, сказала я,— смотрите, какъ все здсь чудно цвтетъ!
И я нагнулась было сорвать себ скромный цвтокъ, какъ это водится на загородныхъ прогулкахъ, но тотчасъ пришла къ тому убжденію что природа близь города теряетъ всю свою прелесть, потому что человкъ всюду оставляетъ посл себя слдъ: довольно какого-нибудь клочка оберточной бумаги отъ буттерброда, какой-нибудь яичной скорлупы чтобы лишить сельскую картину всей ея первобытной красоты, вообще неблаговоспитанныхъ людей очень много, а за городомъ ихъ еще больше!
Цлью нашей прогулки былъ трактирчикъ на Галензеэ, потому что, откровенно говоря, Бернау и Бизенталь мн страшно надоли, тамъ слишкомъ шумно предаются праздничнымъ удовольствіямъ, да и деревья тамъ не зелене здшнихъ, а кром того на Галензеэ лучшее пиво на погребахъ со льдомъ, а воздухъ положительно самый чистый и самый пріятный. Кром того, мы лично знакомы съ хозяиномъ этого трактирчика, и онъ еще зимой говорилъ мн что въ случа если намъ придется дтомъ похать за городъ, то онъ проситъ насъ непремнно побывать у него: онъ угоститъ васъ великолпною отборною спаржей не въ примръ всмъ прочимъ постителямъ его ресторана. Правда, какъ я слышала, онъ говорилъ то же самое многимъ изъ своихъ знакомыхъ, но вдь хорошей спаржи на свт много, и это большое счастіе какъ для содержателей трактировъ такъ и для посщающей ихъ публики.
Народу здсь оказалось весьма много, но тмъ не мене для насъ нашелся хорошенькій столикъ, съ прелестнымъ видомъ на озеро, гд по всмъ направленіямъ лавировали красивыя лодочки. На самомъ горизонт мелькали позда желзной дороги, а передній планъ картины былъ оживленъ кельнерами въ блыхъ фартукахъ и веселыми по праздничному одтыми постителями.
Мы заказали себ спаржу, выпили по стаканчику ‘настоящаго’, и затмъ отправились погулять въ паркъ. Было очень весело, и я съ увренностью могу сказать что наши туалеты положительно выдлялись изъ числа прочихъ. Мы подошли также и къ кеглямъ, гд, къ нашему радостному удивленію, встртили многихъ знакомыхъ, а именно г. Клейнеса, г. Теофиля, одного гамбургскаго доктора, который намъ былъ недавно представленъ и произвелъ на васъ впечатлніе весьма образованнаго человка, и еще нсколькихъ другихъ. А кто сидлъ у конторки когда мы подошли? Dr. Вренцхенъ! Я дружелюбно кивнула ему головой, но онъ къ намъ не подошелъ, а только издали какъ-то боязливо раскланялся съ вами. Вс другіе знакомые тотчасъ подошли къ намъ и любезно привтствовали насъ, только онъ одинъ сидлъ какъ приклеенный, мн это очень не понравилось, я нашла его поведеніе просто невжливымъ. Карла моего также пригласили играть, но онъ отказался, сказавъ что число игроковъ и безъ него уже полное, а Dr. Вренцхенъ на это замтилъ что онъ можетъ занять его мсто въ партіи.
— Если вы не играете, любезный докторъ, сказала я,— то не покатаете ли вы васъ въ лодк? Я знаю, вы отлично гребете.
Онъ совсмъ смшался и началъ бормотать какія-то невнятныя извиненія, а товарищи его, особенно нкій г. Кингъ, вс громко расхохотались, мн не оставалось ничего больше какъ энергично схватить подъ руку своего Карла, который уже готовъ былъ принять участіе въ игр, и увлечь его поскоре за собою.
— Разв ты не видишь что насъ тамъ не желаютъ, сердито проговорила я.— Докторъ не исполняетъ и самыхъ обыкновенныхъ правилъ вжливости, онъ даже не подумалъ встать когда мы подошли, а еще я угощала его такою чудною телятиной! А еще, замтилъ ты какъ расхохотался г. Клейнесъ когда я въ насмшку пригласила доктора кататься въ лодк? Я даже думала что у него отъ смха сдлаются судороги. Нтъ, ршительно ныншняя молодежь и понятія не иметъ о правилахъ благовоспитанности.
Словомъ, я была страшно взбшена.
— Пожалуста успокойся, Мина! сказалъ Карлъ.— Теб вредно такъ волноваться.
Ахъ, если ли въ мір мужъ нжне моего Карла! Я только-что собралась сдлать еще нсколько далеко не лестныхъ замчаній по поводу неблаговоспитанности ныншней молодежи, какъ вдругъ слова застряли у меня въ горл словно горячій картофель: у воротъ парка остановилась коляска, и въ ней возсдала Бергфельдтша! Да, да, Бергфельдтша, разряженная въ синее шелковое платье, она важно развалилась на подушкахъ, точь-въ-точь пересплая черносливина, а рядомъ съ ней сидла боле пожилая, худощавая дама. На передней скамеечк помщался г. Бергфельдтъ рядомъ съ молодою двушкой, которая, судя по ея длинному носу и удивительной худоб, должна была быть дочерью пожилой дамы. Эмиль сидлъ на козлахъ и съ такимъ торжествомъ взиралъ на все окружающее что можно было подумать будто онъ выигралъ двсти тысячъ.
— Они себ разъзжаютъ въ коляскахъ, а мы по желзной дорог, да еще въ третьемъ класс…
Дале я ничего сказать не успла: Бетти поблднла какъ полотно.
— Бетти… дитя мое! воскликнула я.— Что съ тобой?… Карлъ бги за докторомъ. Тащи его за воротъ отъ кеглей, ты видишь его присутствіе необходимо!
Карлъ бросился со всхъ ногъ.
— Бетти, ты пугаешь меня! что съ тобой дитя мое? Я все готова простить… скажи мн…
— Все уже прошло, сказала Бетти.— Теперь я знаю все. Не тревожься, дорогая мама. Ты видишь я опять совершенно спокойна.
— Подемъ домой, сказала я.
— Нтъ, останемся, твердо возразила она.— Я не хочу чтобъ онъ могъ сказать будто я хоть минуту страдала изъ-за него.
— Кто… кто?
— Онъ… кого я теперь ненавижу… Эмиль!
Карлъ возвратился, но безъ доктора.
— Онъ придетъ когда немножко стемнетъ, сказалъ Карлъ.
— Нечего ему изъ-за васъ безпокоиться, колко проговорила я.— Да и кром того, въ немъ боле нтъ никакой нужды. А затмъ, говоря короче, скажу теб что Бетти съ Эмилемъ разошлись, и слава Богу! Я никогда къ этому семейству не чувствовала особенной симпатіи. Очень было пріятно отдавать Бетти за такого нищаго, будущаго писаря. Только этого не доставало. Завтра же напиши Бергфельдту что мы желаемъ порвать эту помолвку, или нтъ, лучше я сама передамъ Бергфельдтш, да такъ чтобъ у нея въ ушахъ зазвенло не хуже телеграфной проволоки.
— Что ты за это скажешь, Бетти? спросилъ Карлъ, взявъ ее за руку и привлекая къ себ.
— Пусть Эмиль будетъ счастливъ съ двушкой которая сумла заслужить его любовь и она также съ нимъ! отвчала Бетти.
— Такъ онъ забылъ тебя ради другой! воскликнула я.— Ради этой сухопарой, длинноносой двицы что сидла въ коляск? Ради такой жалкой фитюльки! Ну, постой же!
Не думаю чтобы мое настоящее чувство можно было назвать радостнымъ, но тмъ не мене до извстной степени я была довольна: вопервыхъ, тмъ что я узнала наконецъ причину Беттиной грусти, а вовторыхъ, тмъ что теперь можно было окончательно порвать всякія отношенія съ Бергфельдтами.
Мы пробыли еще нкоторое время ради заказанной нами спаржи, затмъ пришелъ г. Клейнесъ и весьма потшалъ моихъ дочерей разными разказами и шутками, но тмъ не мене мы вернулись домой ране чмъ намревались. Спаржа приправленная досадой и гнвомъ, какъ она ни будь въ дйствительности нжна и вкусна, точно камень давитъ въ желудк.
Дома Карла ожидало письмо на четырехъ страницахъ отъ господина Бергфельдта. Три страницы зигзаговъ о томъ о семъ, и наконецъ на четвертой заявленіе что его сыну слдуетъ искать себ богатую невсту и что въ данное время ему представляется блестящая партія. Что касается его помолвки съ Бетти, то на нее слдуетъ смотрть какъ на ошибку молодости. Наша Бетти разумется всегда можетъ надяться на лучшую партію чмъ ихъ Эмиль.
— Это жена ему диктовала! воскликнула я.
Сколько времени находилась я подъ вліяніемъ самаго сильнаго раздраженія, не знаю, но счастье Бергфельдтамъ что никто изъ нихъ въ это время мн не попался на глаза: въ воздух положительно вяло катастрофой. Всхъ спокойне у насъ была сама Бетти. Она разказала что уже давно замтила въ Эмил перемну, что Бергфельдтша уже не разъ заговаривала о ненадежности карьеры для юриста, о томъ что слдуетъ стараться повыгодне пристроиться, искать богатыхъ партій, и что она, Бетти, уже давно видла что помолвка ея должна кончиться разрывомъ. Теперь неизвстности конецъ, она все знаетъ и чувствуетъ себя несравненно спокойне. Такое настроеніе дочери меня весьма утшило.
Оставшись наедин съ Карломъ, мы еще разъ обо всемъ переговорили между собой. Онъ со своей стороны также находилъ что разрывъ этотъ къ лучшему.
— Слушались бы меня, никогда бы и не бывать этой помолвк! воскликнула я.— Виной всему дядя Фрицъ и твое нжное сердце. А что касается этого доктора, прибавила я затмъ,— то провались онъ совсмъ. Такой невжливости мн ни отъ кого еще не приходилось терпть. Не подошелъ ко мн! не пришелъ даже къ моему больному ребенку.
— Онъ никакъ не могъ придти, Вильгельмина, несмотря на все свое желаніе.
— О, только захоти онъ!
— Право же не могъ!
— Но почему же?
— У него за игрой въ кегли лопнули панталоны. А затмъ онъ просилъ передать теб и дочерямъ свое глубочайшее почтеніе.
Я была очень довольна тмъ что такая уважительная причина помшала доктору придти на нашъ зовъ, но зачмъ же заказываетъ онъ себ такое узкое платье? Нтъ, онъ непремнно долженъ перемнить портнаго.
На другой день онъ зашелъ къ намъ извиниться въ своемъ вчерашнемъ поведеніи, я милостиво простила его. Въ то же время я воспользовалась случаемъ сказать ему что нервы у меня страшно разстроены. Онъ не прописалъ мн никакого лкарства, а только посовтовалъ какъ можно боле гулять на чистомъ воздух. Я исполнила его предписаніе, но оно плохо дйствовало, я чувствовала постоянное необъяснимое волненіе, во сн и на яву мн грезились все маленькія дти, множество маленькихъ дтей, просто пересчитать ихъ не было возможности. Противъ этого онъ посовтовалъ мн пить маріенбадскія воды, которыя ему самому не разъ оказывали большую пользу.
— Докторъ, спросила я,— разв и вамъ тоже по временамъ и днемъ и ночью грезятся маленькія дти?
— Нтъ, отвчалъ онъ.
— Ну, такъ избавьте меня отъ вашихъ маріенбадскихъ водъ.
Тогда онъ снова посовтовалъ мн какъ можно боле ходить пшкомъ, затмъ отправился къ своимъ другимъ паціептамъ. Когда онъ ушелъ я предложила себ слдующій вопросъ: что такое въ сущности медицина? Во всякомъ случа весьма немногое, ибо если врачу не объяснить всего, то самъ онъ ни о чемъ не догадается. Dr. Вренцхенъ предписываетъ мн прогулки, а могъ бы кажется догадаться что именно прогулкамъ я и обязана своею болзнію.
Куда ни поди все равно: на улицахъ, на площадяхъ, за городомъ всюду кишатъ маленькія дти. Въ Тиргартен, во Фридрихсгайм, въ Гумбольдтсгайн, на Маріаненплац и особенно на всхъ площадяхъ, всюду толпы дтей, и не знаешь гд ихъ больше. Всхъ видовъ, всхъ возрастовъ, всхъ лтъ, всякаго цвта — ихъ сотни и тысячи. Которыхъ носятъ еще на рукахъ, которыхъ возятъ по два, по три въ колясочкахъ, но большинство изъ нихъ двигается собственными средствами. Малютки идутъ, переваливаются, качаются какъ маленькія черезчуръ нагруженныя лодочки, падаютъ и встаютъ, смются и плачутъ, дерутся, царапаются и толкаются, пьютъ, дятъ и знать не знаютъ о томъ что длается на бломъ свт.
Когда видишь эту команду на голенькихъ ножкахъ всхъ этихъ малютокъ, и спящихъ, утомившихся отъ весенняго воздуха, и играющихъ съ серіознымъ усердіемъ, роющихся въ песк, и бгающихъ, и смющихся, когда увидишь всхъ этихъ невинныхъ крошекъ, то невольно тебя броситъ въ жаръ, какъ будто кто спрашиваетъ тебя: что-то выйдетъ изо всхъ этихъ ребятокъ?
Насчетъ мальчиковъ я не особенно задумываюсь, они будутъ ходить въ школу, отбудутъ воинскую повинность и затмъ постараются найти себ службу или занятіе, потому что капиталистами родятся немногіе: но двочки, двочки… вотъ камень преткновенія.
Въ прежнее время, когда я была молода, мы не знали ничего кром того что мы, двушки, когда придетъ пора, выйдемъ замужъ, и только т кому замужество не удавалось подготовлялись въ гувернантки или поступали въ няньки, а то и такъ пристраивались, всегда находились разные добрые родственники, которые заботу о нихъ брали на себя. Тетокъ всякій охотно принималъ къ себ въ домъ, он всегда оказывались полезными когда семья увеличивалась или кто-нибудь заболвалъ, или мать умирала, оставляя посл себя маленькихъ дтей. Теперь родственныя связи ослабли, каждая семья старается жить замкнуто, и число одиноко живущихъ двушекъ все боле и боле увеличивается. Поэтому теперь двочки съ самаго маленькаго возраста много учатся, какъ будто вс готовятся въ гувернантки и ни одна изъ нихъ не думаетъ о замужеств.
Въ прежнія времена существовали еще и монастыри, куда можно было укрыться (хотя я этому никогда не сочувствовала) ото всякихъ треволненій, толчковъ и непріятностей, теперь же двочки уже съ дтства сталкиваются съ жизнью, уже съ дтства готовятся быть учительницами, художницами и пр. Музыка потеряла свое прежнее значеніе, ею заниматься не стоитъ, да и я пришла къ тому же убжденію посл горькаго опыта съ пніемъ Эмми. Что касается фортепіано, то это алчное домашнее животное съ блыми и черными зубами, которое поглощаетъ и время и деньги вмсто того чтобы приносить какую-нибудь пользу.
Бетти также собирается сдлаться или гувернанткой, или художницей, только еще не знаетъ къ чему у ней боле склонности, она желаетъ, подобно многимъ другимъ двушкамъ, работать, работать и работать, чтобы тмъ сколько-нибудь сдлать себ жизнь сносною.
— Бетти, сказала я,— зачмъ теб воспитывать дтей, или рисовать? У насъ и такъ въ дом найдется теб много занятій по хозяйству.
— По хозяйству? повторила она такимъ презрительнымъ тономъ и такъ гордо вздернула верхнюю губку что я тотчасъ же замолчала,— говорить въ такихъ случаяхъ все равно что бросать горохъ въ стну. Не понимаю, откуда такое высокомріе и къ чему такое стремленіе къ дятельности вн дома? Почему не довольствоваться тмъ что имешь?
Довольствоваться тмъ что имешь — самое похвальное, самое лучшее, и нельзя не удивляться людямъ, которые безъ устали гоняются за призрачнымъ счастьемъ. Счастье что пиво: случается, на видъ оно чудесное, а какъ попробуешь — одна кислятина, если же думаютъ что оно хорошо потому что бьетъ черезъ край, то это часто означаетъ только то что оно было плохо налито и сплошь превратилось въ пну.
Кто знаетъ что готовитъ судьба играющимъ ребяткамъ когда имъ наступитъ время начать борьбу за существованіе, какъ теперь молодежь наша называетъ жизнь, слово это даже и между двушками вошло въ моду. Когда я гляжу на эту толпу маленькихъ дтей, я невольно начинаю думать и о своихъ двухъ дочеряхъ: сердце мое разрывается на части, я бываю готова громко закричать отъ душевнаго страданія. Еслибъ еще не было и Господа Бога на небесахъ… было бы ужь черезчуръ невыносимо въ этомъ мір.

На дач.

Не Богъ знаетъ какія чудеса, имя деньги, създить куда-нибудь чтобы потомъ имть право сказать: ‘мы были въ Швейцаріи, Италіи или тамъ еще гд-нибудь’, но провести лто гд-либо въ окрестностяхъ Берлина, чтобъ и дти и жена могли попользоваться хорошимъ свжимъ воздухомъ и вмст съ тмъ нкоторыми праздничными удовольствіями… эта задача будетъ потрудне.
Мы ныншній годъ ршили перебраться на лто въ Тегель, какъ потому что намъ пришлись по вкусу тамъ и домикъ и окрестности, такъ и потому что мужу моему далеко узжать неудобно.
Вдь Карлъ мой весьма сильно занятъ, у него и кром службы множество длъ, такъ что надолго узжать изъ Берлина для него немыслимо. Нельзя же ему вовсе разстаться на лто съ женой и дтьми. Нтъ, необходимо чтобы хоть разъ въ недлю онъ могъ видть тхъ для кого онъ такъ усердно трудится, а въ виду этого, Тегель самое удобное для васъ мстопребываніе.
Отъ деревни Тегель очень недалеко и самый замокъ Тегель со своимъ прекраснымъ паркомъ, гд погребенъ знаменитый Александръ Гумбольдтъ, этотъ необыкновенный ученый, изобртшій между прочимъ и глобусъ, который нын у большинства служитъ любимымъ украшеніемъ дома, хотя голубой цвтъ его не всегда гармонируетъ съ прочею мебелью.
Когда живешь близь такой знаменитой могилы, то во время своихъ прогулокъ чувствуешь и на себ какъ бы отблескъ генія съ пріятнымъ сознаніемъ что и самъ принадлежишь къ кругу образованныхъ людей.
Эмми осталась съ отцомъ въ город чтобы заниматься хозяйствомъ, мы же съ Бетти поселились въ Тегел. Бетти необходимо слдовало удалить изъ прежней ея обстановки, гд все напоминало измнившаго ей Эмиля. Двочка моя стала такъ задумчива и молчалива что смотрть на нее было больно, а говорить съ нею о ея гор вовсе не было никакой возможности: тотчасъ же являлись рзкіе отвты и начиналось хлопанье дверьми. Все это, думалось мн, пройдетъ въ Тегел. Домикъ нашъ расположенъ здсь прелестно. Вковыя липы и вязы осняющіе крышу маленькой церкви заслоняютъ также и окна нашей пріемной отъ жгучихъ солнечныхъ лучей, а когда мы сидимъ на скамеечк у двери вашего домика, то намъ открывается чудесный видъ на кладбище съ его надгробными памятниками, плитами и погребальными урнами. Видъ этотъ, правда, невеселый, но тмъ у кого счеты съ Небомъ въ порядк онъ какъ-то возвышаетъ духъ и заставляетъ его возноситься въ заоблачную высь. Не думаю чтобы фрау Краузе была въ состояніи постоянно выносить видъ кладбища, объ ужасномъ, совершившимся здсь, событіи буду говорить ниже.
Въ задней части домика еще дв комнаты и кухня, окна ихъ выходятъ въ садъ, другая половина домика расположена точно также какъ и наша, ее занимаютъ сами домохозяева которые по своему положенію къ нашему обществу не подходятъ: они хоть и тегельскіе уроженцы, но о Гумбольдт и его значеніи въ наук не имютъ ни малйшаго понятія.
Вообще мы ршили не сближаться съ сосдями, и это было весьма благоразумно съ нашей стороны, потому что мало кто пойметъ тебя какъ слдуетъ, только дашь поводъ ко всякимъ о себ пересудамъ. Изъ мести за наше отчужденіе насъ здсь прозвали ‘семействомъ привидній’ и вотъ почему.
Въ Тегел и его окрестностяхъ, благодаря озеру, безчисленное множество комаровъ. Посл первой вашей прогулки къ озеру мы съ Бетти пришли домой страшно искусанными. У меня цлію своихъ нападеній эти бичи человчества избрали шею, такъ что я имла видъ будто у меня выросъ зобъ, шея у меня хоть и толста немножко, но Карлъ находитъ ее очень красивою и потому мн вовсе не было пріятно что комары ее такъ обезобразили. Предъ слдующею прогулкой мы натерлись лавровымъ масломъ: оно, говорятъ, хорошо дйствуетъ противъ комаровъ, но за то такъ отвратительно пахнетъ что мшаетъ наслаждаться ароматомъ зелени и цвтовъ. Вслдствіе этого я написала Эмми чтобъ она захватила съ собою дв кисейныя юпки отъ бальныхъ платьевъ, изъ нихъ мы сшили себ нчто въ род египетскихъ покрывалъ которыя отлично защищаютъ отъ нападеній крылатыхъ наскомыхъ голову, руки и всю верхнюю часть туловища. Когда мы сидимъ на лсной опушк и наслаждаемся природой, мы украшаемъ свои покрывала полевыми цвтами, а зонтики широкими листьями. Тегельскіе обыватели считаютъ сумашествіемъ вс поэтическія стремленія и благодаря нашимъ блымъ покрываламъ величаютъ насъ привидніями. На зло имъ мы очень часто проходимъ всею деревней въ своихъ блыхъ покрывалахъ и съ разукрашенными зонтиками въ рукахъ, мы длаемъ это отчасти и для того чтобы показать имъ что мы выше всякихъ глупыхъ и смшныхъ предразсудковъ.
Такимъ образомъ мы съ Бетти жили въ деревн вдвоемъ, вполн предоставленныя другъ другу. Это было бы даже весьма пріятно еслибы Бетти хотя сколько-нибудь вышла изъ своей замкнутости. Случалось что она цлыми часами молчала какъ убитая, даже на вопросы не отвчала, а когда я начинала къ ней особенно усиленно приставать, то она говорила: ‘Мама, вдь ты все знаешь лучше всхъ, на что же теб мое мнніе?’
Намедни она вернулась изъ деревни съ маленькимъ бленькимъ кроликомъ, котораго купила за какую-то мелкую монету у мучившихъ его деревенскихъ мальчишекъ.
— Дитя, сказала я,— зачмъ теб этотъ безпокойный зврокъ?
— Я хочу имть возл себя существо которое бы я могла любить, отвчала она.
— Разв ты не любишь меня, Бетти?
— Разумется люблю, я не то хотла сказать… кроликъ этотъ будетъ служить мн нкоторымъ развлеченіемъ, у него такіе прелестные красные глазки!
Но гд и какъ помстить этого несноснаго зврка? Нижній ящикъ комода у васъ былъ пустой и въ немъ-то мы и устроили кролику гнздышко, мн волей-неволей пришлось примириться съ нимъ, такъ какъ онъ видимо забавлялъ Бетти. Отправляясь гулять мы его всегда брали съ собою. Тмъ не мене благодаря кролику пропахъ не только комодъ, но и вся комната, сколько мы ее ни провтривали.
Порядокъ нашей жизни весьма скоро опредлился. Утромъ мы купались въ озер, и Бетти быстро научилась великолпно плавать. Затмъ мы шли завтракать, посл чего Бетти няньчилась со своимъ кроликомъ, а я убирала комнаты. Потомъ приходила поденщица которую мы наняли для исполненія черныхъ работъ, она топила печку, я готовила кушанье, и мы обдали. Посл обда мы предавались кратковременному отдыху и затмъ отправлялись гулять по окрестностямъ.
Разумется, мы позаботились также и о томъ чтобъ у насъ были книги для чтенія, дяд Фрицу было поручено доставить намъ сочиненія Гумбольдта. Онъ привезъ его Космосъ и отдавая его мн сказалъ:
— Вильгельмина, это черезчуръ ученая для тебя книга, ты въ ней ровно ничего не поймешь.
Ну и досталось же ему за это.
— Ты ужь черезчуръ любишь умничать, и я не разъ имла случай замтить что ты не признаешь за женщинами никакихъ дарованій, потому что ты вольнодумецъ. Однако изъ этого вовсе не слдуетъ чтобъ я не могла понять того чего ты самъ постигнуть не въ силахъ!
Онъ только лукаво улыбнулся.
— Желаю теб успха въ твоемъ чтеніи, сказалъ онъ.— Только постарайся поскоре переслать ко мн Космосъ чтобъ я могъ его вернуть въ библіотеку.
Теперь я боле чмъ когда-либо считала необходимымъ прочесть Космосъ. Мы брали книгу и кролика, котораго назвали Мукомъ, съ собою въ лсъ, и Бетти читала мн вслухъ о горахъ Мексики и о составляющихъ ихъ каменныхъ пластахъ. Первый разъ я заснула потому что было слишкомъ жарко, во второй разъ мы очень отяжелли потому что у насъ были за обдомъ бобы, а въ третій разъ Бетти читала очень плохо, потому что Мукъ все убгалъ и ей то и дло приходилось вскакивать чтобы ловить его. Такимъ образомъ я ршила что мы прочтемъ Космосъ на свобод зимой, вдь право было бы смшно не понять напечатанной книги! Это не боле какъ фантазія дяди Фрица.
По мр того какъ время шло, становилось все скучне, и Бетти была вполн одного мннія со мною. Безъ Мука было бы просто невыносимо. Бетти сшила ему голубую курточку, и насъ очень забавляло смотрть какъ онъ въ ней рзвится и скачетъ вокругъ васъ.
Въ субботу наконецъ къ вамъ пріхали Карлъ съ Эмми. Они привезли съ собою всякаго рода закусокъ и вечеромъ при солнечномъ закат мы отправились въ лсъ, гд и угощались всми этими лакомствами. Но трудно вообразить себ какъ быстро проходитъ такое пріятное воскресенье. Когда, вечеромъ Карлъ слъ въ конку, мн казалось что онъ только-что усплъ пріхать, а когда поздне мы сидли съ Бетти у двери нашего домика и глядли на кладбище, я невольно думала о томъ когда-то наступитъ то блаженное время когда мой Карлъ снова обниметъ меня, я крпко-крпко прижмусь къ нему чтобы никогда боле не разлучаться съ нимъ. Милый, дорогой Карлъ!
Не пришлось амъ однако жить вовсе безъ знакомыхъ, Краузе также пріхали въ Тегель, съ фрау Краузе мы немножко повздорили на крестинахъ у Вейгельта, а здсь вдругъ мы сошлись на такой узенькой тропинк что я никакъ не могла избжать встрчи съ нею. Она любезно поздоровалась со мною, да и я со своей стороны была отчасти рада тому что есть хоть кто-нибудь съ кмъ можно поговорить, отвести душу и потому пригласила ее посл обда къ себ.
Она пришла, и одна, потому что Эдуардъ съ отцомъ отправился на берегъ озера ловить бабочекъ.
Сначала разговоръ у насъ какъ-то не клеился. Кофе мой она однако похвалила, и затмъ слово за слово мы разговорились. Я узнала отъ нея что и они раззнакомились съ Бергфельдтами, по ея словамъ, съ ними ршительно нельзя имть никакихъ отношеній. Самъ Бергфельдтъ опять влзъ въ долги, а Эмиль помолвленъ съ богатою двицей, которой онъ сдлалъ предложеніе единственно съ цлью поправить свои обстоятельства. Теперь онъ всегда щегольски одтъ, платитъ ли за его платье невста неизвстно, это еще пока не выяснено, но вдь всмъ хорошо извстно что сами Бергфельдты не въ состояніи длать такія траты.
— Да, замтила я,— дла ихъ не въ особенно блестящемъ положеніи.
— Что и говорить! они вовсе обдняли, подхватила Краузе.— Меня всегда поражало у нихъ то что большинство чашекъ безъ ручекъ, а какъ въ послдній разъ я у нихъ была, такъ замтила что и чайныя ложки у нихъ самаго пдохаго сорта.
— У мужа глаза откроются только тогда когда ее куда-нибудь засадятъ за долги, опять сказала я.— Намъ остается радоваться тому что мы порвали всякія сношенія съ людьми которые безо всякаго сомннія попадутъ въ долговое, самый дальній срокъ имъ еще года два, не больше!
Хорошо что въ это время Бетти съ Мукомъ гуляла въ саду, а то моя бдная двочка всякій разъ впадаетъ въ уныніе когда при ней кто-нибудь упомянетъ одно имя Бергфельдтовъ. Но мн кажется что все же ей слдуетъ знать о томъ что думаютъ въ свт объ этомъ семейств.
Г. Краузе хотлъ вмст съ Эдуардомъ вернуться съ прогулки къ четыремъ часамъ, и мы отправились встрчать его на берегъ озера. Какъ разъ въ это время изъ Заатвинкля пришелъ пароходъ, съ него сошло множество народа, и потому на пристани было чрезвычайное оживленіе, а въ сторон виднлось даже и нсколько экипажей. Г. Краузе и Эдуардъ со своими стками для ловли бабочекъ были уже тутъ. Мы поздоровались и стали разговаривать о разныхъ разностяхъ, какъ вдругъ услыхали ужаснйшій крикъ: ‘Эдуардъ! Эдуардъ!’ отчаянно кричала фрау Краузе, но Эдуардъ преспокойно стоялъ на мосту и глядлъ въ воду…
Что же случилось? Вс бросились въ ту сторону. Оказалось что какой-то маленькій мальчикъ упалъ въ озеро. Рыбаки стали отвязывать лодку, во прежде чмъ они успли отчалить, кто-то съ быстротой молніи уже бросился въ воду и нырнулъ. Минута была ужасная.
— Вонъ онъ! вонъ онъ! кричали на мосту.
— Нашелъ ли онъ мальчика?
— Нтъ, опять нырнулъ!
И снова исчезъ подъ водой бросившійся спасать ребенка. Но вотъ онъ снова показался на поверхности озера… Онъ держитъ мальчика въ рукахъ и затмъ передаетъ его въ подоспвшую къ нему на помощь лодку.
На берегу стояла молодая женщина, она также порывалась броситься въ озеро: лежавшій теперь въ лодк ребенокъ былъ ея сынъ. Лодка причалила, мальчика вынесли на берегъ, мать увидала его блдное, безжизненное личико и чуть не упала въ обморокъ. Затмъ мальчика отнесли въ купальню.
При вид того какъ смерть нежданно-негаданно выхватила такое юное невинное существо, мн показалось что все вокругъ померкло и вся окружающая природа вдругъ потеряла свою лучезарную прелесть.
Я уже не смотрла ни на синее озеро съ его далекими берегами, ни на чудное ясное небо, а только на купальню гд лежалъ утонувшій мальчикъ, а пытливо всматривалась въ лица стоявшихъ у дверей этой купальни, какъ будто ожидая узнать по нимъ есть ли какая-нибудь надежда вернуть къ жизни маленькаго утопленника. Родители ребенка находились въ купальн. Неподалеку стоялъ ихъ экипажъ, а возл него кучеръ, не сводившій пристальнаго взгляда съ досчатой стнки купальни. ‘Придется ли когда-нибудь снова мальчугану кататься? придется ли милому крошк когда-нибудь снова сказать ему: ‘Іоганъ, мы подемъ кататься, я сяду къ теб на козлы, а ты дай мн немножко поправить лошадками?»
Стоялъ жаркій лтній день, а мн казалось что порой по волнамъ озера пробгаетъ какое-то холодное дуновеніе, которое леденитъ у меня въ жилахъ кровь.
Несмотря на толпу народа, на пристани царствовала мертвая тишина.
— Мама, мама, шепнула мн Бетти,— я видла нчто ужасное…
— Что же ты такое видла? также шепотомъ спросила я ее.
— Если мальчикъ останется живъ, я скажу теб что я видла, едва слышно отвчала она.— Можетъ-быть я и ошиблась, но фрау Краузе также видла это.
— Гд Краузе?
Мы глядли во вс стороны, но Краузе нигд не было видно, они исчезли.
Я хотла еще кое о чемъ разспросить Бетти, какъ дверь купальни отворилась, отъ мостика вс отступили повышена берегъ.
— Живъ ли?
— Живъ.
Изъ купальни вышелъ отецъ, неся на рукахъ укутаннаго въ пледъ ребенка, мать шла вслдъ за нимъ, едва держась на ногахъ, ее вела и поддерживала женщина которая обыкновенно прислуживаетъ купающимся. Они сли въ экипажъ, кучеръ привсталъ на козлахъ и взглянулъ на ребенка, лицо его прояснилось, онъ тронулъ вожжами и коляска покатилась.
Толпа мало-по-малу разсялась, только кучка молодыхъ людей попрежнему стояла на берегу какъ бы въ ожиданіи кого-то. Изъ купальни вышелъ молодой человкъ въ совершенно мокрой одежд: это онъ спасъ мальчика.
Вся молодежь двинулась къ нему на встрчу, вс весело пожимали ему руку, затмъ они какъ будто стали о чемъ-то совщаться между собою.
Я направилась прямо къ нимъ.
— Милостивые государи, сказала я,— я живу очень близко отсюда. Поручите мн заботу о вашемъ пріятел, ему нельзя оставаться въ мокромъ плать.
Они было вздумали отговариваться, но они не знали меня: я твердо стояла на своемъ.
Такимъ образомъ они пошли вмст съ нами. У двери нашего домика они откланялись намъ, сказавъ что вечеромъ зайдутъ за своимъ пріятелемъ, а пока отправятся въ ресторанъ къ замку. Одинъ изъ нихъ подошелъ къ спасителю ребенка, положилъ ему руку на плечо, серіозно и вмст съ тмъ сердечно взглянулъ ему въ глаза и сказалъ: ‘Дай теб Богъ всего хорошаго, Феликсъ, будь здоровъ!’ Мн это очень понравилось, врно эти два молодые человка очень дружны между собою. Молодежь направилась къ замку, а мы трое, вошли въ домъ.
— Позвольте мн отрекомендоваться, сказалъ молодой человкъ,— меня зовутъ Феликсъ Шмидтъ.
— А я Бухгольцша. Пойдемте въ спальню. Вотъ вамъ блье, халатъ и панталоны моего мужа, а туфли его стоятъ вонъ тамъ въ углу. Передвайтесь скоре! Хотите горячаго кофе или можетъ-быть вы предпочтете стаканъ грога?
— Что жь, грогу выпить было бы не вредно…
— Сію минуту будетъ готовъ. Только пожалуста какъ можно скоре снимайте съ себя все мокрое.
Я пошла въ кухню и поспшила развести хорошій огонь. Нсколько минутъ спустя дверь изъ спальни въ кухню отворилась, и на порог ея появился г. Феликсъ Шмидтъ.
— Сколько хлопотъ я вамъ надлалъ, сконфуженно проговорилъ онъ.
— Пустяки! воскликнула я и взяла его за руку.— Пойдемте въ гостиную.
Я усадила его въ покойное кресло и затмъ стала его разсматривать. Съ виду это какъ будто мой Карлъ и вмст съ тмъ не похожъ. У моего Карла волосы темные, а у этого молодаго человка свтлые, у моего Карла баки, а у г. Феликса усы, которые, между прочимъ, къ нему очень идутъ. А все же они какъ будто напоминаютъ другъ друга, мой Карлъ былъ такой же юный и свжій въ то время какъ мы съ нимъ познакомились а когда я еще понятія не имла о томъ какъ милъ и дорогъ онъ будетъ для меня современемъ.
А между тмъ вода должно-быть уже успла вскипть. Въ кухн меня ждала наша поденщица, обратившаяся ко мн съ вопросомъ: не можетъ ла она мн въ чемъ-нибудь пособитъ. Мн даже жалко и совстно стало что до сихъ поръ я такъ мало обращала за нее вниманія, я съ удовольствіемъ приняла ея услуги.
Мокрое платье г. Феликса мы выжали и затмъ развсили за солнышк въ саду, а сапоги надли на дв палки и также выставили сушиться. Они были совсмъ полны водой и кром того вс въ грязи. Поденщица моя принесла половую тряпку и тщательно вытерла ихъ.
По счастью Карлъ привезъ съ собою бутылку хорошаго коньяку, такъ что я могла приготовить для своего случайнаго гостя отличнйшій грогъ. Себ же и Бетти я сварила крпкаго кофе, посл перенесенныхъ нами потрясеній это было намъ весьма полезно, несмотря за то что мы сегодня уже и пили кофе. Помогавшую мн женщину я также угостила.
Когда я принесла грогъ, г. Фелаксъ сидлъ въ пріемной комнат вмст съ Бетти. Они вели между собою оживленную бесду. Я сказала ему что сегодня онъ спасъ цлое семейство отъ ужаснйшаго несчастія, за что онъ мн скромно замтилъ что всякій за его мст сдлалъ бы то же самое, онъ видлъ какъ мальчикъ свалился въ воду, онъ стоялъ неподалеку отъ этого мста и вполн естественно что бросился вслдъ за ребенкомъ въ озеро.
Бетти спросила его: видлъ ли онъ отчего мальчикъ упалъ въ воду.
Г. Феликсъ Шмидтъ помолчалъ съ минутку и затмъ сказалъ:
— На мостик стоялъ и другой мальчикъ…
— Совершенно справедливо, подтвердила Бетти.
— Вы знаете этого мальчика?
— О, да! воскликнула я.— Это совершенно никуда негодный мальчишка!
— Я ни на минуту не оставлялъ бы его безъ строгаго присмотра, замтилъ г. Шмидтъ.
— Почему такъ? спросила я.
— Ему и самому недолго свалиться въ воду и утонуть, кратко отвчалъ онъ.
— О, нтъ! засмялась я.—Плохая трава растетъ споро.
Между тмъ г. Шмидтъ усплъ выпить свой грогъ, и я отправилась въ кухню приготовить ему еще стаканъ этого согрвающаго живительнаго напитка.
Солнце уже нсколько подвинулось, и мы съ моею помощницей вслдъ за нимъ передвинули развшанное мокрое платье нашего гостя, оно уже начинало немножко подсыхать, скоро можно было его гладить, я поспшила поставить утюгъ на огонь. Въ эту минуту вошла Бетти и сказала что сигары г. Шмидта вроятно также подмокли, какъ и все остальное, а ему хочется курить.
— Почему ты это знаешь?
— Я его спрашивала.
— Какъ это теб пришло въ голову?
— Ты знаешь, Эмиль и десяти минутъ не могъ обойтись безъ сигары.
— Сигары у отца стоятъ на шкафу съ платьемъ. Кстати захвати съ собой грогъ и еще кое-что закусить, я убждева что онъ сильно проголодался.
Я готова была запть отъ радости: въ первый разъ посл долгаго времени Бетти совершенно спокойно произнесла имя которое до сихъ поръ ей было больно слышать, такъ что вс избгали упоминать его въ ея присутствіи. Изъ этого слдуетъ что она теперь къ нему равнодушна. Наконецъ-то!
Утюгъ посплъ, и я принялась за глаженье. Блье не могло быть также хорошо какъ сейчасъ вымытое, но я приложила все свое стараніе чтобъ оно имло наивозможно лучшій видъ. Молодой человкъ любилъ порядокъ, это сейчасъ было замтно по всему. Блую его жилетку я также расправила какъ можно тщательне, и посл онъ говорилъ мн что никто ее такъ ловко не умлъ уладить. Тутъ опять вышла Бетти съ его часами въ рукахъ, они были полны водой и разумется стояли.
— Разв время кажется ему такъ длинно? Разв онъ уже усплъ соскучиться? спросила я.
— Нтъ, отвчала мн дочь,— напротивъ, мы говорили о томъ какъ быстро летитъ время, и онъ взглянулъ было на свои часы.
Я повсила часы надъ огнемъ. Это были хорошіе массивные золотые часы, не то что какой-нибудь ключъ какъ тогда у Бергфельдтшинаго Эмиля на цпочк. Вообще я должна сказать что великая тогда была сдлана ошибка!
Служанку я послала въ лавку, она принесла мяса и затмъ стала чистить картофель. Платье между тмъ все подсыхало, гд можно было, я помогала утюгомъ. Скоро мн стало казаться что я тружусь для моего дорогаго Карла, а трудиться для него самое большое въ жизни наслажденіе. Затмъ я аккуратно сложила вс вещи у себя на постели, а возл поставила сапоги которые служанка наша вычистила какъ только можно было вычистить сырые сапоги.
— Ну, г. Шмидтъ, сказала я,— платье и блье ваше готово, пора положить конецъ вашему случайному маскараду!
Я всегда не прочь пошутить и посмяться когда представится случай.
Г. Феликсъ былъ донельзя удивленъ тмъ какъ скоро все успло высохнуть, но разв мущины имютъ хоть какое-нибудь понятіе о томъ что можно сдлать при помощи горячаго утюга?
Мы съ Бетти накрыли столъ въ нашей пріемной и поставили семь приборовъ: для г. Шмидта, его четырехъ друзей и для насъ обихъ. Вино у насъ нашлось, а тарелокъ и стакановъ намъ гд-то достала наша поденщица. Она превосходно держала себя въ отношеніи насъ, и я ршилась, начиная съ сегодняшняго дня, обращать на нее гораздо боле вниманія.
Окончивъ свой туалетъ, г. Феликсъ Шмидтъ имлъ видъ чистенькаго, только-что вылупившагося цыпленка. Онъ положительно очень статный и красивый молодой человкъ. Только галстукъ его былъ потерянъ, а Карловыхъ галстуковъ здсь не оказалось. Эмми, однако, нашлась помочь бд. Она взяла ножницы, отрзала длинную полоску отъ одного изъ нашихъ египетскихъ покрывалъ и такимъ образомъ устроила весьма изящный галстукъ. Ей пришлось самой повязать его на шею г. Шмидту, такъ какъ иначе онъ ни за что не соглашался его надть.
Когда друзья г. Феликса пришли къ намъ, картофель уже былъ готовъ, а котлеты поджарить вдь не долго. Ужинъ имъ пришелся по вкусу, и вс мы были въ самомъ лучшемъ настроеніи духа. Другъ г. Шмидта поднялъ свой стаканъ, говоря что отъ имени всхъ пріятелей благодаритъ радушныхъ хозяевъ за гостепріимство и заботы оказанныя ими ихъ другу, затмъ вс они чокнулись съ нами и выпили за благоденствіе и процвтаніе семейства Бухгольцъ. Я поблагодарила ихъ за тостъ и выразила сожалвіе по поводу того что мужа моего не было съ нами, а также и надежду что они не откажутся постить насъ еще разъ въ его присутствіи. Они общали опять у насъ побывать. Вечеръ мы провели прелестно, но всему хорошему, какъ и дурному, бываетъ конецъ. Г. Феликсу повидимому было очень грустно возвращаться въ Берлинъ, однако и онъ послдовалъ за своими товарищами, которые уже на довольно далекое разстояніе успли отойти отъ нашего дома.
Мы съ Бетти посидли еще немного на скамеечк. Погода стояла чудесная. Въ свтлыя лтнія ночи природа не спитъ, а какъ будто дремлетъ, ей нкогда заснуть, утро начинается слишкомъ рано. Деревья и кусты благоухали во мрак и только въ цвтущей изгороди трещали кузнечики.
— Мама, сказала Бетти,— кролика надобно завтра же прогнать изъ дома, онъ отравляетъ намъ зловоніемъ вс комнаты.
— Слава Богу! проговорила я.
— Мама, знаешь ли, какъ этотъ бдный мальчикъ упалъ въ воду?.. маленькій Краузе сзади толкнулъ его…
— Бетти! вн себя отъ ужаса воскликнула я.
— Я видла это и сама Краузе также, она какъ смерть поблднла въ ту минуту… и г. Феликсъ тоже видлъ.
— Онъ говорилъ теб?
— Нтъ, но я знаю что онъ видлъ, я прочла это въ его глазахъ.
Я обняла Бетти, и она прижалась ко мн съ такою нжностію какъ давно не прижималась. Мы об молчали, об предавались своимъ собственнымъ думамъ, и только очень поздно, когда небо на восток уже начало свтлть, вошли къ себ въ домъ.

Праздникъ жатвы.

Я опять желаю побесдовать съ вами, и на этотъ разъ просто ради одного удовольствія. Вы часто осняли меня покровомъ участія въ защиту отъ мрачныхъ тучъ горя, собиравшихся надо мною и моими кровными, а потому вы первый должны узнать и о пріятныхъ событіяхъ случившихся въ нашемъ семейств.
Вотъ каковы въ данное время обстоятельства: горе Бетти объ измн Эмиля совершенно улеглось, равнодушіе доктора Вренцхенъ въ отношеніи Эмми начинаетъ, повидимому, переходить въ несравненно боле пріятное для меня чувство, мы съ Карломъ постоянно веселы и всмъ довольны, дядя Фрицъ находится въ какомъ-то неопредленномъ состояніи. Я по порядку разкажу вамъ какъ и что случилось.
Мука перевели въ садъ, ящикъ отъ комода вычистили и вывтрили какъ слдуетъ, Космосъ отослали обратно въ городъ, потому что у насъ не достаетъ времени на чтеніе и, кром того, мы довольно равнодушно относились къ тому, какой высоты достигаютъ горы Мексики. За то мы занимаемся изслдованіемъ Тегльскаго лса и уже открыли множество прелестныхъ мстечекъ. Одно мстечко мы назвали ‘Вильгельминенсру’, другое ‘Беттино Зало’, потому что деревья тамъ окружаютъ довольно большую площадку, напоминающую собою залу, полянку въ лсу мы назвали ‘Мукова Саванна’, названіе это отчасти напоминаетъ намъ также и Космосъ Гумбольдта, а одинъ холмикъ, откуда чудесный видъ на озеро, мы назвали въ честь моего мужа ‘Карлсгээ’: я даже задумала какъ-нибудь отправиться сюда маленькимъ пикникомъ.
Не зная что длать съ кроликомъ мы подарили его маленькому Краузе, съ условіемъ, однако, чтобъ онъ его не мучилъ. Г. Краузе общалъ позаботиться объ этомъ, а такъ какъ онъ принадлежитъ къ Обществу Покровительства животнымъ, то мы и могли быть совершенно спокойны относительно участи вашего зврка.
Когда Эдуардъ пришелъ къ намъ за Мукомъ, я отправилась его проводить до конца кладбища.
— Здсь покоятся умершіе, сказала я ему,— что бы ты почувствовалъ еслибъ и маленькаго мальчика, что тогда упалъ въ воду, пришлось также похоронить здсь?
Онъ не отвчалъ, а занимался кроликомъ.
— Что еслибъ онъ въ самомъ дл утонулъ? продолжала я.
— Зачмъ же онъ пошелъ ко дну, а не поплылъ? отвтилъ мн этотъ безсердечный мальчишка.
— Такъ вотъ какъ по твоему? Но скажи мн, признайся, неправда ли, ты вдъ нечаянно толкнулъ его въ воду?
— Онъ самъ упалъ! съ невозмутимымъ спокойствіемъ совралъ маленькій негодяй.
— Эдуардъ, я не врю теб.
— Мама говоритъ, чужой мальчикъ самъ первый затялъ со мною ссору.
— Это слабое и нжное дитя? этому врить трудно, Эдуардъ.
— А все-таки это такъ, мама сама видла.
— Если видла такъ должно-быть что такъ, была принуждена я согласиться.— Ну, ступай теперь домой и пожалуста какъ слдуетъ заботься о Мук.
Онъ какъ изъ луку стрла полетлъ домой, а я въ себя не могла придти отъ изумленія при вид негодности этого ребенка. Что-то изъ него выйдетъ? Къ чему можетъ повести такое воспитаніе? Боюсь что матери изъ-за него придется проливать много горькихъ слезъ, да ужь будетъ слишкомъ поздно. Слишкомъ поздно! это слово ужасное, и особенно когда собственная совсть твердитъ его человку: какъ ни затыкай себ уши, не поможетъ.
Еслибы чистый деревенскій воздухъ и купанья не приносили Бетти такой очевидной пользы я бы давнымъ-давно покинула Тегель изъ боязни частыхъ встрчъ съ Краузе. Но вотъ кончились полевыя работы, приближался праздникъ жатвы, и я ршила еще нкоторое время пробыть здсь: мн казалось что благодаря этому празднику представляется весьма удобный случай пригласить къ себ въ гости кое-кого изъ нашихъ берлинскихъ знакомыхъ. Но прежде чмъ что-либо окончательно ршить, я хотла переговорить и посовтоваться съ Бетти.
— Что ты скажешь, не пригласить ли вамъ г. Феликса Шмидта и его друзей? какъ бы между прочимъ спросила я ее.
— Я не нахожу особенно тактичнымъ такъ прямо приглашать ихъ, отвчала Бетти.
— Но вдь они общали же опять побывать у насъ, когда прощались съ вами въ тотъ вечеръ.
— Еслибъ они сами по себ опять завернули къ намъ, я была бы имъ очень рада, отвчала Бетти,— но если ты вздумаешь приглашать ихъ сама, то я на этотъ день уду въ Берлинъ.
— Что же ты станешь длать въ Берлин? Папа съ Эмми прідутъ сюда и дядя Фрицъ вмст съ ними.
— Все равно, я здсь ни за что не останусь.
— Ты просто глупа, Бетти!
У нея уже вертлся на язык какой-то отвтъ, но я быстро вышла изъ комнаты и громко хлопнула за собой дверью. Когда я бывало что-нибудь не по ней сдлаю или скажу, она также хлопала дверями. Пусть же ее сама почувствуетъ какъ такой рзкій звукъ непріятенъ для слуха. Ничто въ воспитаніи не дйствуетъ поучительне примра.
Посл обда Бетти была что-то не въ дух, и потому я похала въ городъ одна. Дорогой я предавалась всевозможнымъ размышленіямъ. Въ моихъ глазахъ г. Феликсъ Шмидтъ былъ точно созданъ для Бетти. Онъ уже доказалъ что сердце у него въ высшей степени доброе, мягкое, а что онъ практиченъ и аккуратенъ я могла достаточно судить по блью и платью. Онъ служитъ въ магазин. Мой Карлъ также началъ съ пустяковъ… Почему бы и молодымъ нашимъ не начать свое гнздышко съ того что завести маленькую лавочку, окнами на улицу, позади съ маленькою комнаткой въ вид кладовой, а самимъ поселиться на верху, надъ лавкой?
Только какъ зазвать его въ Тегель?
Я не могу отрицать что всюду и во всемъ видна рука Провиднія. ‘Если я случайно встрчу г. Феликса’, размышляла я, ‘то это будетъ для меня хорошимъ предзнаменованіемъ.’ Но пословица говоритъ: ‘на Бога надйся, а самъ не плошай’, я это понимаю такъ что намъ не запрещено до нкоторой степени помогать вол Провиднія, и потому я ршилась прохать по Кэнигштрассе, попытать счастья не удастся ли мн тамъ встртить г. Феликса, такъ какъ магазинъ его находится именно на этой улиц. Но счастье мн не улыбнулось, я не встртила г. Феликса, за то противъ всякаго ожиданія застала его у себя на квартир въ оживленной бесд съ моимъ Карломъ: они вели переговоры о партіи шерстяныхъ носковъ которую хозяинъ магазина желалъ купить у моего мужа. ‘Это Божье мн знаменіе’, подумала я, и дождалась пока они кончили дловой разговоръ и молодой человкъ собрался уходить. Я дружелюбно поздоровалась съ нимъ и какъ бы вскользь замтила:
— Въ воскресенье въ Тегел праздникъ жатвы.
— Я намренъ въ этотъ день създить туда если только не будетъ дождя, сказалъ онъ и покраснлъ.
— Ну ужь вамъ ли бояться сырости? весело сказала я, и мы простились.
‘Если въ воскресенье будетъ хорошая погода’, загадала я, ‘то это будетъ мн новымъ добрымъ знаменіемъ, а ужъ разумется съ Провидніемъ я спорить не стану!’
Мужъ мой, еще прежде слышавшій отъ меня восторженный разказъ о прекрасномъ поступк г. Феликса, теперь выразился о немъ что это молодой человкъ подающій большія надежды: такъ въ настоящее время онъ сумлъ склонить своего хозяина чтобы тотъ завязалъ съ нами торговыя сношенія, отъ которыхъ Карлъ ожидалъ для себя значительныхъ выгодъ.
— Видишь ли, Карлъ, сказала я ему, доброе дло всегда приноситъ проценты. Кто знаетъ, еслибъ я его въ ту пору не обсушила, можетъ-быть теб бы и не удалось такъ выгодно продать ему партію носковъ… А знаешь ли, онъ кажется нравится нашей Бетти?
Карлъ такъ и вскипятился.
— Ну ужь за партію-то шерстяныхъ носковъ я разумется своей дочери не продамъ! закричалъ онъ,— и какъ не надоло заниматься ловлей жениховъ, кажется бы довольно съ тебя…
— Карлъ, съ тихимъ достоинствомъ прервала я его,— что ршено на небесахъ, то не можетъ не исполниться на земл. Этотъ молодой человкъ занимается однимъ дломъ съ тобою… у насъ дв дочери… какъ хорошо бы современемъ повсить вывску: ‘Бухгольцъ и Сынъ, оптовая продажа шерстяныхъ и галантерейныхъ товаровъ’.
Карлъ размышлялъ нсколько минутъ.
— Если ты общаешь мн, наконецъ сказалъ онъ,— вовсе не вмшиваться въ это дло, то и я со своей стороны общаю теб что не буду ничего имть противъ.
— Общаю, общаю! но только я должна теб признаться что уже почти пригласила его къ намъ въ воскресенье.
— Видишь, ты неисправима! воскликнулъ Карлъ,— но предупреждаю тебя, я буду слдить за тобою во вс глаза.
Я уложила посуду и купленное для гостей угощеніе, затмъ отправилась къ дяд Фрицу и приказала ему пріхать къ намъ въ воскресенье захвативъ съ собою кое-кого изъ своихъ пріятелей, я это длала для того чтобъ объяснить Эмми по какому случаю навезла столько посуды.
Въ воскресенье погода была чудесная.
Му жъ мой пріхалъ еще въ субботу, въ воскресенье посл полудня прибылъ дядя Фрицъ и г. Клейнесъ, а Эмми должна была пріхать поздне и привезти съ собою надзирательницу Милу.
Эмми мы ждали очень долго, она не появлялась, точно также какъ и г. Феликсъ, и намъ оставалось не дожидаясь ихъ идти на деревню чтобы видть какъ продетъ разукрашенная повозка со снопами и какъ пройдутъ разряженые жнецы и жницы. Процессія была весьма красива, но мн она не доставила никакого удовольствія, потому что на душ у меня было очень мрачно: меня мучила мысль почему не детъ Эмми и почему не видать г. Феликса.
Но вотъ наконецъ и Эмми пріхала, только одна.
— Гд же Мила? спросила я.
— Ей было нечего надть.
— Вздоръ! а что это ты такъ поздно?
— Я… я смотрла какъ на Французской улиц прокладываютъ рельсы для новой конной желзной дороги.
— Эмми, что теб за дло до Французской улицы и до новой конной желзной дороги?
— Ахъ, мама, это очень интересно!
— Прежде конная дорога что-то не интересовала тебя!
— Нтъ, если все хорошо растолкуютъ, такъ это очень-очень интересно.
— Кто же это все теб такъ хорошо объясняетъ? да отвчай же!
— Dr. Вренцхень, смущенно проговорила она.
— Что такое?
— Новая линія проходитъ какъ разъ предъ его квартирой.
— Ты почему знаешь?
— Я встртила его намедни въ вагон конной желзной дороги.
— Кого это?
— Доктора… совершенно случайно.
— И сегодня также случайно?
— Нтъ, онъ зазжалъ сегодня за мною.
— Чтобы показать какъ прокладываютъ рельсы для новой дороги?
— Да. Потомъ мы здили до Галльскихъ воротъ и обратно.
— Онъ тебя приглашалъ кататься?
— Да, но я сама платила за свой билетъ. Онъ никогда не платитъ за меня когда мы здимъ въ конк.
— Такъ у васъ свиданья? А знаешь ли ты какъ онъ возмутительно обошелся со мною?
— Мама, ты очень въ немъ ошибаешься. Онъ такой хорошій, добрый.
— О твоемъ поведеніи поговоримъ посл, сказала я,— но не могу не удивляться какъ это ты въ состояніи встрчаться, да еще въ конк, съ человкомъ который такъ сказать напрямикъ отъ тебя отказался? Кажется, всего лучше будетъ если я возьму тебя къ себ сюда въ Тегель.
Ну есть ли въ мір кто глупе этого доктора? Я угощаю его великолпнйшею телятиной, это его нисколько не трогаетъ, а едва успла я отвернуться, начинаетъ ухаживать за моею невинною дочерью. Слава Богу что въ конк-то они еще были не одни, а на людяхъ!
Мущины ушли впередъ, а я съ дочерьми слдовала за ними въ нкоторомъ отдаленіи. Мы вс направлялись къ Замковому ресторану, гд праздникъ уже былъ въ полномъ разгар. Тамъ мы встртили г. Феликса и его друга, г. Макса. Мы поздоровались, заказали себ столъ и расположились совсмъ по домашнему.
Дядя Фрицъ предложилъ молодежи потанцовать. Г. Феликсъ пригласилъ Бетти, а г. Клейвесъ Эмми, но она заявила что не желаетъ тавцовать, онъ повсилъ голову и куда-то исчезъ.
— Какъ теб не стыдно быть до такой степени невжливою?
— Ахъ, мама, ты его вовсе не знаешь. Недавно вечеромъ на вокзал въ Фридрихсштрассе онъ предложилъ мн свои услуги проводить меня и велъ себя такъ неприлично и назойливо что я насилу отъ него отдлалась. Еслибы не подосплъ Dr. Вренцхенъ, я право не знала бы что мн и длать!
— Что ты тамъ болтаешь? Зачмъ ты попала въ Фридрихсштрассе?
— Я здила туда по городской желзной дорог.
— Откуда же взялся докторъ?
— Онъ покупалъ мн четверть фунта французскихъ фруктовыхъ конфетъ.
— А г. Клейнесъ?
— Онъ заговорилъ со мною пока я стояла предъ кондитерскою поджидая доктора.
— Эмми, это боле чмъ легкомысленный поступокъ.
— Вовсе нтъ! Когда онъ приличнымъ образомъ спровадилъ г. Клейнеса и увидлъ что я вся дрожу, то сказалъ….
— Что же сказалъ?
— Что лучше будетъ хать по конк.
— И все?
— Да.
— А г. Клейнесъ узналъ тебя?
— Не думаю, на мн былъ очень густой вуаль.
— Эмми, разв молодой двушк прилично такъ разъзжать? Чтобы теб снова не очутиться въ такомъ непріятномъ положеніи, я теб запрещаю всякія сношенія съ докторомъ, а съ г. Клейнесомъ я сама поговорю.
Я отыскала г. Клейнеса и стала ему выговаривать за его поступокъ. Сперва онъ было заперся, но я такъ затронула его совсть что онъ наконецъ сталъ извинять себя тмъ что дама эта была ему незнакома.
— Тмъ хуже, сказала я,— если вы шлифуете тортуары и пристаете къ порядочнымъ двушкамъ изъ почтенныхъ семействъ.
— Да вдь я удалился тотчасъ же, продолжалъ онъ,— какъ только Dr. Вренцхенъ сказалъ мн что дама эта его невста. Если это была ваша дочка, то позвольте васъ поздравить.
— Вы правду говорите? спросила я.
Онъ разыгралъ изъ себя обиженнаго: какъ могу я сомнваться въ истин его словъ?
— Ну хорошо, сказала я,— такъ и быть прощаю вамъ ваше юношеское легкомысліе, нo не иначе какъ съ условіемъ чтобы вы общали мн обо всемъ этомъ молчать.
Онъ общалъ, но такъ какъ становилось свжо, а по его словамъ онъ страдалъ упорнымъ кашлемъ, то онъ и пожелалъ вернуться въ городъ. Съ меня было достаточно того что я знала.
Онъ ухалъ, а мы еще долго веселились. Бетти моя цвла какъ роза, а дядя Фрицъ какъ сумашедшій танцовалъ съ деревенскими двушками. Г. Максъ, другъ г. Феликса, былъ очень тихъ, а когда я его спросила о причин его серіозности, онъ отвчалъ мн что съ него довольно видть своего друга счастливымъ. Я ни слова ему не отвтила, но внутренно торжествовала, и сердце мое буквально барабанило Дюллельскій побдный маршъ. Вроятно друзья откровенно побесдовали между собою, а о чемъ — разъяснять мн было совершенно лишнее. Давно у меня не было такъ свтло на душ.
Когда мы поздно вечеромъ возвращались ужинать въ нашъ скромный, уютный домикъ, Карлъ сказалъ мн:
— Вильгельмина, мн кажется фирма ‘Бухгольцъ и Сынъ’ будетъ весьма недурна. Онъ человкъ практичный, дловой… но только сдлай одолженіе, не мшайся въ это дло, ничего не торопи, предоставь все своему собственному теченію.
— Какъ ты желаешь, Карлъ, такъ все и будетъ, согласилась я.— Я вовсе не противъ того чтобы пріятныя ощущенія продолжались дольше. Эмми же останется со мною въ Тегел, если докторъ иметъ серіозныя намренія, то знаетъ и суметъ гд ее отыскать.
— Что ты такое говоришь? О Dr. Вренцхен что ли?
— Вотъ погляди что я еще буду его тещей и тогда за все съ нимъ разчитаюсь. Ужь очень онъ зазнался!
Мы еще довольно долго пробыли съ нашими гостями, и наконецъ вс мущины ухали обратно въ городъ. Во сн мн снилось будто докторъ съ Эмми дутъ въ конк, а я бгу вслдъ за ними и никакъ не могу ихъ догнать. Будемъ надяться что сонъ этотъ не предвщаетъ ничего дураго.

Сюрпризы.

Когда погода становится холодне, я предпочитаю городъ деревн, а потому, какъ только листья на деревьяхъ стали принимать модный цвтъ, мы перебрались въ Берлинъ. Краузе перехали гораздо раньше насъ. Отъ хозяевъ дома, гд они жили, я узнала что за день до отъзда они изжарили Мука на сковород и съли его съ какимъ-то кислымъ соусомъ. Не понимаю какъ можно было ршиться на такой варварскій поступокъ: Мукъ былъ такой милый зврокъ! Да, не вс одинаково тонко чувствуютъ!
На будущее лто мы не подемъ въ Тегель, можетъ-быть я съзжу туда одна. Я побываю во всхъ своихъ любимыхъ мстечкахъ, посижу на травк на Карлсгээ, думая о прошедшемъ, мечтая о будущемъ и мысленно разговаривая съ моими милыми дочерьми, мн будетъ грустно, потому… ну, потому что ихъ уже не будетъ со мною.
Между тмъ время шло и шло, подходилъ праздникъ Рождества. У всхъ въ это время есть тайны: у молодыхъ тайны отъ стариковъ, у стариковъ отъ молодежи, и тайны эти охраняются такъ ревностно какъ будто отъ сохраненія ихъ зависитъ счастіе жизни. А все это изъ любви.
Тмъ не мене вс эти тайны имютъ привкусъ нкоторой горечи, что до меня, то я ни до чего горькаго не охотница: нтъ, ужь покорнйше благодарю за такой подслащенный кубокъ съ горечью.
Когда дти еще малы, то легко незамтнымъ для нихъ образомъ заране угадывать вс ихъ тайны, приходится даже заботиться о томъ чтобъ они сами какъ-нибудь ихъ не выболтали, къ ихъ тайнамъ притронуться страшно какъ къ лепесткамъ розы, которая слишкомъ долго цвла на своемъ стебл. Но по мр того какъ дти начинаютъ подростать, они вмст съ тмъ научаются и лучше владть собой и молчать, хотя всмъ существомъ своимъ выдаютъ то чего еще не въ силахъ схоронить ихъ крошечное сердечко. Когда же дти выросли уже настолько что любятъ не только Господа Бога и родителей, но и кого-нибудь другаго, то уста ихъ бываютъ уже замкнуты какъ каменная гора, въ которой почиваетъ очарованный принцъ. Если матери хочется узнать имя и прозвище этого принца, то она должна вооружиться всмъ своимъ терпніемъ, ловить случай, искать признаковъ и слдовъ его какъ настоящій сыщикъ. Всякій въ свое время былъ молодъ и потому всякій знаетъ какъ что на бломъ свт дется!
Об мои дочери своевременно запаслись необходимыми матеріалами для Рождественскихъ подарковъ, а такъ какъ въ настоящее время древне-нмецкими узорами расшиваютъ не только полотенца, но даже и половыя тряпки, то я и не мшала имъ заниматься этого рода рукодліемъ. Вышиваніе теперь страшно въ мод, и все же вышивать лучше чмъ терять время на безполезное чтеніе романовъ, да и какое кому дло до того удастся ли въ конц концовъ соединиться двумъ совершенно неизвстнымъ личностямъ?
Дочери мои работали съ необыкновеннымъ усердіемъ, особенно Эмми. Однажды какъ будто ненарокомъ я спросила ее:
— Ну, Эмми, ты кажется къ Рождеству готовишься насъ страшно поразить?
Ода немножко смутилась и отвчала:
— Не ожидай ничего особеннаго, мама. Ты знаешь какъ говорится ‘не великъ подарокъ, но за то отъ чистаго сердца’.
Видя однако что она просиживаетъ цлыя ночи за работой, я начала тревожиться и ршила, какъ долгъ повелваетъ матери, пошпіонить за нею. Но какъ я ни старалась ее подкараулить, она всегда умла перехитрить меня. Съ каждымъ днемъ я все боле и боле убждалась въ томъ что у нея есть тайна поважне какихъ-нибудь шитыхъ полотенецъ, и тмъ не мене мн не удавалось уловить ли малйшаго признака по которому бы я могла догадаться въ чемъ дло. Когда я обращалась по этому поводу съ разспросами къ Бетти, то всегда получала въ отвтъ: ‘Мн она также ничего не говорила о томъ что задумала.’ Съ Карломъ мн не хотлось вовсе говорить объ интриговавшемъ меня вопрос, все послднее время онъ постоянно находился въ такомъ хорошемъ настроеніи духа что мн не хотлось портить его какими-нибудь семейными мелочами. Лучше было бы поговорить съ нимъ, хотя и безъ того все обошлось благополучно, во всякомъ случа у меня было бы однимъ приступомъ досады мене.
Однажды вечеромъ Эмми и Бетти работали на верху въ своей комнат, а я наедин бесдовала сама съ собою, какъ вдругъ раздался звонокъ. Я уже давно ршила не пропускать никого и ничего въ домъ, не разузнавъ въ чемъ дло, и потому теперь какъ ищейка почуявшая дичь бросилась къ двери и отперла ее
— Здсь живутъ Бухгольцы? спросилъ меня кто-то, съ виду похожій на подмастерье.
— Да, Бухгольцы здсь живутъ, отвчала я.
— Мн нужно видть фрейлейнъ Эмми, сказалъ онъ.
У меня какъ повязка съ глазъ свалилась. ‘Вотъ онъ ключъ къ разъясненію ея тайны!’ мелькнуло у меня въ голов.
— Очень хорошо. Я фрейлейнъ Эмми, что вамъ угодно? не долго думая проговорила я.
— Однако! вы таки порядкомъ засидлись! проговорилъ нахалъ.— Ну что жь, можетъ-быть вотъ помочи еще пособятъ горю.
Тутъ онъ развязалъ свертокъ съ полуоконченными помочами и прикинулъ ихъ на себя.— Хозяинъ веллъ вамъ кланяться и приказалъ сказать что эти помочи никому не могутъ быть впору, разв какому великану или можетъ-быть кто вздумаетъ употреблять ихъ вмсто стремянъ.
— Да, голубчикъ, он дйствительно слишкомъ длинны, какъ можно спокойне проговорила я.— Я еще разъ ихъ примрю. Зайди сюда опять чрезъ полчасика. А вотъ теб на чаекъ!
— Спасибо, на чаекъ давать погодите, лучше ужь дайте какъ я опять зайду, можетъ и еще прибавите. Счастливо оставаться!
И онъ исчезъ.
Я принялась разсматривать принесенныя имъ помочи. По нимъ тончайшимъ шелкомъ были вышиты розовые бутоны и незабудки, до сумашествія мелкая, кропотливая работа, да по меньшей мр еще поларшина лишку… Но для кого такъ надсаживалась моя дочка? Это необходимо узнать. Я поднялась по лстниц въ комнату дочерей и постучала чтобы дать имъ время убрать сюрпризы которые он намъ готовили къ Рождеству, затмъ, какъ ни въ чемъ не бывало, я вошла въ комнату.
— Эмми, сказала я,— сейчасъ сюда приходилъ какой-то подмастерье и принесъ вотъ эти помочи, говоритъ, он слишкомъ длинны.
Она взглянула на помочи, потомъ на меня, и съ отчаяніемъ воскликвула:
— Ахъ, теперь все пропало!
— Что пропало? въ ужас закричала я.
— А мы было такъ вс радовались…
— Но, дитя мое…
— Видишь что выходитъ изъ того что ты всегда и во все вмшиваешься? съ упрекомъ проговорила Бетти.
— Да что же такое случилось?
— Теперь скрывать ужь нечего, вдь ты все равно не оставишь никого въ поко до тхъ поръ пока не выпытаешь всей правды. Эмми дала слово Dr Вренцхену, папа также какъ и родители доктора согласны, а теб мы хотли представить жениха и невсту въ вид рождественскаго сюрприза. Помочи эти разумется для доктора, у котораго вчно коротки панталоны, ну вотъ, чтобы пособить бд, мы немножко и припустили помочи. Теперь ты знаешь все, глупые цвты (она указала на розы и незабудки) и безъ моего объясненія скоро бы навели тебя на истину.
Я такъ и упала на стулъ. Эмми и докторъ помолвлены! у меня за спиной! безъ моего вдома! Я испытывала чувство подобное тому которое долженъ бы былъ испытывать король у котораго бы вдругъ вырвали изъ рукъ его скипетръ. Мой авторитетъ въ семь былъ поколебленъ и кмъ же? Чужакомъ! тмъ самымъ докторомъ который такъ часто нарочно поступалъ мн наперекоръ и который потихоньку отъ меня ухитрился переманить на свою сторону моего Карла! Это было слишкомъ! Еслибъ я бжала со всхъ ногъ и со всего размаху хватилась головой о стну, меня бы это не такъ ошеломило чмъ теперь.
Первымъ моимъ побужденіемъ было громко расхохотаться, но я удержалась, вдь отъ меня зависло теперь счастіе моего ребеика… А съ докторомъ мы еще успемъ свести свои счеты, мы можемъ съ нимъ биться до тхъ поръ пока одинъ изъ насъ не ляжетъ на пол сраженія. Въ виду всего этого я преодолла себя, поднялась со стула, подошла къ Эмми обняла и крпко ее поцловала.
— Вотъ теб мое благословеніе, дитя мое, сказала я.— Будь здсь докторъ… я бы его также благословила.
— Вотъ это хорошо, мама! улыбнулась Бетти и вышла изъ комнаты.
Мы остались съ Эмми наедин, и вотъ моя дорогая двочка открыла моему материнскому сердцу всю свою душу. Разказъ ея, весь перепутанный до невроятной пестроты, то дышалъ беззаботнымъ весельемъ, то въ немъ проглядывала спокойная разсудительность, но что бы она ни говорила, все имло связь между собою, потому что все такъ или иначе касалось доктора. Она всегда ему нравилась и онъ ей также, но только онъ ни за что не хотлъ чтобъ ему силой навязывали счастіе.
— Мы съ нимъ встрчались на конк, разказывала она мн,— и когда какъ-то вечеромъ одинъ господинъ вздумалъ было меня преслдовать, докторъ взялъ меня подъ свое покровительство. Это былъ тотъ противный, г. Клейнесъ. Чтобъ отвязаться отъ него, докторъ сказалъ ему что я его невста, но въ то время это было только въ шутку. А затмъ мы опять совершенно случайно встртились въ конк, онъ взглянулъ мн прямо въ глаза и протянулъ мн руку… я подала ему свою, и мы поняли другъ друга.
— Ни слова не говоря?
— Ни слова не говоря, и за этотъ разъ это уже не было въ шутку. А до чего я люблю конку, мама, ты просто вообразить себ не можешь! да и докторъ также ее до страсти любитъ.
Я зажала болтушк ротъ поцлуемъ. Она стояла предо мною съ блестящими глазками, съ раскраснвшимися щечками, юная, прелестная, вся сіяющая отъ восторга первой любви. Должна сознаться что отдавать ее доктору мн вовсе не хотлось, но они любятъ другъ друга, и слдовательно я безсильна.
Вошла Бетти и объявила что она посылала за докторомъ чтобъ и онъ получилъ свою долю благословенія, но онъ до девяти часовъ будетъ занятъ пріемомъ больныхъ, а посл девяти также не можетъ къ намъ прійти, такъ какъ у него будутъ красить лстницу.
— А разв ему нельзя сойти по задней лстниц.
— У него нтъ задней лстницы, мама, сказала Эмми.— А во всхъ остальныхъ отношеніяхъ квартирка его премиленькая.
— Разв ты была у него, Эмми?
— Разумется, была, вмст съ папа и со старыми Вренцхенъ… Ахъ, мама, какіе они милые хорошіе люди!…
— Ты была у него… и безъ меня? съ раздраженіемъ переспросила я.
— Да, мама. Ты вдь всегда желала имть его своимъ зятемъ, вотъ мы и задумали сдлать теб сюрпризъ къ празднику.
— Кому это пришла такая милая мысль въ голову?
— Разумется, доктору. Ахъ, мама, онъ такъ уменъ и изобртателенъ! съ восторгомъ воскликнула Эмми.— И еслибы ты только знала какъ онъ уметъ быть внимателенъ и нженъ!
— Эмми, съ сердечною болью проговорила я,— неужели мать для тебя уже ничто, а этотъ докторъ какъ волкъ ворвавшійся въ овчарню… неужели же онъ составляетъ для тебя весь міръ? Неужели это мн награда за то что я тебя на свтъ родила, вскормила, взлеляла, возрастила, за то что я берегла тебя какъ зницу ока?… И какъ могли вы изъ-за этого доктора сговориться вс противъ меня? Да пожалуй счастье его что краска на лстниц просохнетъ только къ завтрему… кто знаетъ, будь онъ здсь, можетъ-быть я…
Эмми нжно положила ма на плечи свои руки.
— Разв бабушка такъ же сердилась и выговаривала теб когда ты стала папиною невстой?
И она заглянула мн въ глаза со счастливою улыбкой за устахъ.
— Нтъ… нтъ, дитя… да я и не сержусь. Меня огорчаетъ только то что вы уже давно не дали мн возможности длить съ вами вашу радость.
— А мы воображали что готовимъ теб къ празднику сюрпризъ какъ никогда. Вдь мы молчали только изъ любви къ теб!
Дочь моя была права, и скоро я совершенно успокоилась. Когда подмастерье опять зашелъ къ намъ, я передала ему помочи вмст съ мркой моего Карла, онъ на цлую голову выше доктора и слдовательно послднему, если онъ побольше подтянетъ ихъ, помочи будутъ какъ разъ въ самую пору.
Карлъ вернулся съ окружнаго засданія очень поздно. Разумется я не могла быть особенно любезна съ нимъ въ этотъ вечеръ: было необходимо дать ему почувствовать что нельзя безнаказанно оставлять жену всторон даже и въ томъ случа если дло касается сюрприза къ празднику Рождества. На утро я его не разбудила вовремя. ‘Пусть его’, подумала я, ‘спитъ сколько въ него влзетъ… Зачмъ и онъ былъ заодно съ ними?’
Между тмъ приближался сочельникъ. Появились рождественскіе пряники, елки и вс другія принадлежности торжественнаго вечера. Въ газетахъ и журналахъ посыпались маленькіе святочные разказы, которыхъ я, впрочемъ, никогда не читаю. Почему? потому что вс они очень печальны. Вчно кто-нибудь боленъ, или мать, или отецъ, или ребенокъ, здоровый обыкновенно страшно огорченъ, затмъ по какой-то счастливой случайности встрчаетъ гд-то благодтеля, въ заключеніе зажигается елка и всему горю конецъ. Еслибы въ мір было столько благодтельныхъ людей, какъ это описывается въ святочныхъ разказахъ, то по всей вроятности и въ кругу нашихъ знакомыхъ намъ бы приходилось слыхать о такихъ счастливыхъ случаяхъ, ничего подобнаго въ дйствительности не бываетъ, и я полагаю что писатели этого рода сочиняютъ своихъ благодтелей въ вид приправы къ своимъ сказкамъ для возбужденія въ читателяхъ нжнаго состраданія къ человческому горю и несчастію. Но для того кто знаетъ сколько горя и несчастія на земл, нтъ надобности придумывать трогательныхъ исторій, онъ и безо всякаго указанія суметъ отыскать людей нуждающихся и по мр своихъ силъ поможетъ имъ въ бд. Вотъ почему я совершенно противъ трогательныхъ святочныхъ разказовъ.
Кром того, я знаю людей далеко небогатыхъ, которымъ щедрый рождественскій благодтель былъ бы весьма кстати, но однако они справляются и безъ его помощи и тмъ не мене довольны своею судьбой. Въ этомъ я убдилась не дале какъ у Вейгельтовъ, у которыхъ была въ самый сочельникъ вечеромъ.
На этотъ разъ у насъ елку приходилось зажигать очень поздно, потому что докторъ не могъ явиться къ вамъ ране десятаго часа. Вотъ я и подумала, не сходить ли мн къ Вейгельтамъ чтобы пособить молодой женщин убраться къ празднику, тмъ же боле что ей снова совершенно одной приходится справляться съ хозяйствомъ, такъ какъ служанку она отпустила ради экономіи. Ровно въ семь часовъ я влзла къ ней на четвертый этажъ и очень обрадовала ее своимъ приходомъ. Мужъ ея сказалъ что изъ конторы зайдетъ на праздничный базаръ, такъ что и посейчасъ его еще не было дома. Такимъ образомъ мы по душ могли поговорить другъ съ другомъ, и такъ какъ Августа со мною очень откровенна, то я и узнала отъ нея вс подробности относительно ихъ длъ. Изъ долговъ они все еще не вышли, сдланная къ свадьб обстановка оказалась для нихъ слишкомъ дорогою, а съ тхъ поръ какъ у нихъ родился ребенокъ, Август удается очень мало выручать своею ручною работой. Еслибы вдругъ явился изъ Америки какой-нибудь рождественскій дядюшка и помогъ бы имъ избавиться отъ назойливаго мебельщика, то они могли бы вздохнуть свободно, но увы! такіе дядюшки бываютъ только въ газетахъ.
Однако, несмотря на это, Августа отнюдь не предавалась унынію, напротивъ, у нея даже былъ очень веселый довольный видъ, потому что ея мальчикъ сегодня въ первый разъ стоялъ дыбочки и въ первый же разъ длалась для малютки елка. Уже совсмъ готовая, разукрашенная стояла она въ ожиданіи того какъ отъ ея веселаго блеска засіяетъ пара радостныхъ дтскихъ глазокъ. Наслдникъ, какъ его называютъ родители, между тмъ безмятежно почивалъ въ своей маленькой кроватк.
У меня все готово, сказала Августа,— не достаетъ только мужа.
— Удивляюсь какъ это ты одна успваешь со всмъ справляться? замтила я.— Квартира у тебя въ порядк, къ ужину уже все заготовлено, подарки также не забыты… какъ это ты со всмъ успваешь?
— Очень просто, весело отвчала она,— у меня есть такое словечко! Съ тхъ поръ какъ я его знаю, все у меня длается быстро какъ по волшебству.
— Что же это за словечко? полюбопытствовала я.
— ‘Далли, далли!’ со смхомъ отвчала она. Слово это кажется польское, во оно такъ легко говорится и звучитъ несравненно пріятне и веселе чмъ ‘флинкъ, флинкъ’ {‘Флинкъ, флинкъ!’ говорятъ нмецкіе фокусники во время даваемыхъ ими представленій.}. Когда я начинаю какое-нибудь дло, сейчасъ и шепну себ ‘далли, далли!’ покупаю ли что на рынк — ‘далли, далли!’ иначе мальчуганъ мой проснется прежде чмъ я успю вернуться домой. Мою ли я на кухн посуду, убираю ли я комнаты, все у меня ‘далди, далли!’ и такимъ образомъ къ извстному часу я успваю окончить вс дла.
Мн это очень понравилось, и такъ какъ у нея дйствительно все было въ удивительномъ порядк, то я и не могла не согласиться съ тмъ что Августа не только ‘далли!’ но и весьма основательно относится ко всмъ своимъ домашнимъ заботамъ и обязанностямъ.
Когда мужъ вернулся, то, какъ и слдовало это сдлать, онъ былъ немедленно отправленъ въ спальню поднять и разгулять своего наслдника, а когда онъ крикнулъ изъ-за двери ‘ну-съ, мы теперь вполн презентабельны!’ свчки на дерев уже ярко горли. Онъ появился съ мальчикомъ на рукахъ и остановился на порог. Малютка тянулся къ свчкамъ и вытаращивъ свои ясные глазенки, глядлъ на невиданное имъ досел зрлище. Потомъ онъ закричалъ ‘да, да!’ и Августа подбжавъ къ нему, поцловала его, она поцловала также и мужа, а тотъ ее крпко обнялъ. Радостный возгласъ мальчугана разомъ осчастливилъ обоихъ родителей. Въ комнатк четвертаго этажа было настоящее Рождество. Затмъ начались сюрпризы. Августа сдлала подарокъ мужу, а онъ со своей стороны разными разностями одарилъ ее. Каждый получилъ именно то о чемъ мечталъ. Августа до страсти обрадовалась мдной ступк, которую ей уже давно хотлось имть, но только нашла подарокъ этотъ слишкомъ дорогимъ.
Разныя мелочи, принесенныя мною, также доставили имъ удовольствіе. Я сидла у нихъ, забавляясь съ мальчуганомъ, пока Августа сбирала ужинъ.
— Онъ растетъ не по днямъ, а по часамъ! говорилъ господинъ Вейгельтъ, а малютка радостно вскрикивалъ и ерошилъ отцу волосы.
Затмъ я ушла, несмотря на упрашиванія Августы еще побыть съ ними.
— Дти мои, сказала я,— право и вамъ будетъ всего пріятне провести этотъ вечеръ наедин другъ съ другомъ.
Когда я вышла на улицу, люди суетились и бгали боле обыкновеннаго. Вс спшили домой, у многихъ въ рукахъ были свертки, у другихъ маленькія елки, которыя имъ удалось за дешево купить, а нкоторые шли медленно какъ будто чего-то искали. Можетъ-быть праздничнаго веселія, счастія? Можетъ-быть они были покинуты, совсмъ одиноки въ огромномъ город Берлин? Кто знаетъ… мн они были не знакомы. Но вс, и счастливые, и несчастные проходили мимо того дома гд такъ свтло и ясно встрчался праздникъ Рождества, какъ бы мн хотлось чтобъ и вс люди такъ же радостно встртили праздникъ и получили бы такіе же пріятные подарки. Но въ чемъ же именно нашли здсь люди радость и утху? Въ крохотномъ мальчуган, да мдной ступк.
Когда я вернулась домой, у насъ не было замтно еще ничего праздничнаго, такъ какъ приходилось ждать доктора. Елку мы съ Карломъ убрали еще посл обда. Эмми была тревожна, да вдь невсты всегда находятся въ какомъ-то тревожномъ состояніи, когда ожидаютъ своего кумира. Но вотъ явился и дядя Фрицъ. Я отлично знаю какъ и что слдуетъ длать, и потому настоящую помолвку до сихъ поръ еще не назначала, а между тмъ сговорилась съ дядей Фрицомъ чтобы въ сочельникъ вечеромъ онъ тайкомъ это всхъ провелъ къ намъ въ домъ доктора, какъ и когда слдовало обнаружить его присутствіе, было уже моею заботой. Я незамтно проскользнула въ комнату гд находилась елка и приготовленные подарки и куда дядя Фрицъ потихоньку провелъ доктора. Онъ стоялъ здсь точно воръ, пробравшійся въ ночи. Я поздоровалась съ нимъ, онъ пожелалъ мн добраго вечера, но повидимому не зналъ хорошенько что ему еще слдуетъ сказать или сдлать.
— Помогите ма зажечь елку! сказала я, подавая ему спички.
Онъ такъ ловко исполнилъ возложенную мною на него обязанность что я шутливо замтила ему.
— Вы точно родились отцомъ семейства.
Затмъ я его усадила въ убранное цвтами кресло у стола, на которомъ стояла елка, онъ положительно былъ великолпенъ и имлъ почти такой же внушительный видъ какъ настоящій церковный староста.
Но вотъ я отворила двери, и вс въ изумленіи уставились на горвшую яркими огнями елку и на сидвшаго подъ нею въ разукрашенномъ кресл доктора. Этого никто не ожидалъ. Эмми громко вскрикнула ‘вотъ онъ!’ и стремительно бросилась къ нему, а мы вс съ изумленіемъ глядли на то какъ они протянули другъ другу руки и, счастливые и радостные, стояли озаренные свтомъ ярко сіявшей рождественской елки. Но въ ихъ глазахъ горло и сіяло еще боле свтлое, яркое пламя, пламя взаимной любви! Карлъ подошелъ къ нимъ и подалъ доктору руку, на что тотъ отвчалъ сердечнымъ рукопожатіемъ.
— Это вашъ первый сочельникъ въ нашей семь, которая скоро станетъ вашею, любезный докторъ, сказалъ мой Карлъ.— Дай Богъ чтобъ этотъ тихій, радостный вечеръ еще боле скрпилъ связывающія насъ узы любви. Будемъ длить и горе и радость! Отнын мы свои люди!
Слова Карла меня глубоко растрогали, но я постаралась скрыть свое волненіе, я весело сказала:
— Ну, посмотрите же что намъ принесъ рождественскій ддушка.
Оказалось что множество всякихъ разностей. Докторъ былъ весьма доволенъ тмъ какъ его торжественно показали точно на смотринахъ, дядя Фрицъ меня нсколько разсердилъ своими подарками: доктору онъ поднесъ футляръ для картъ съ надписью: ‘кому сдавать?’ а мн театральную піеску, подъ заглавіемъ: Рецептъ отъ тещъ, свой подарокъ я разумется тотчасъ же бросила въ сторону, Эмми получила отъ него игрушечную конку, но повидимому нисколько на него за это не разсердилась. За то докторъ подарилъ своей невст чудеснйшую золотую цпочку и великолпный золотой медальйонъ со своимъ портретомъ. Я было упрекнула его за такую расточительность, но онъ замтилъ мн что золотыя вещи никогда не теряютъ своей цнности.
— Поврь что не найдешь зятя разчетливе, сказалъ мн дядя Фрицъ,— онъ даже и въ карты-то подсиживаетъ.
— Ну, этого выраженія ужь я не понимаю! возразила я.— Мн, напротивъ, извстно что онъ не только не разчетливъ, а даже расточителенъ, особенно въ дни своего рожденья.
— Кто это теб сказалъ?
— Да ты же самъ.
Фрицъ громко расхохотался.
— Единственная роскошь которую онъ себ въ этотъ день позволяетъ — это постричься, а мы всюду разказываемъ объ его безумной расточительности единственно съ цлью его немножечко поддразнить.
— И меня такъ же?
— И тебя такъ же! продолжалъ хохотать дядя Фрицъ.
Но я не смялась.
— Фрицъ, впредь этого не должно боле повторяться, сказала я ему,— ужь хотя бы ради одной нашей Эмми. Подумай, если она вдругъ потеряетъ уваженіе къ своему жениху? Вдь ничто не можетъ такъ уронить человка въ чьихъ-либо глазахъ, какъ если выставить его съ смшной стороны.
— Пожалуста не сентиментальничай, Вильгельмина, а лучше длай свое дло! Приготовь-ка намъ хорошую выпивку… безъ пунша помолвка не иметъ законной силы.
Пуншъ мы пили такъ сказать съ толкомъ и растановкой. Однако дядя Фрицъ, несмотря на мое предостереженіе, не переставалъ дразнить доктора, онъ то и дло смотрлъ на часы и говорилъ: ‘Если ты еще намренъ ловить семгу, торопись къ позду’. Докторъ весело отвчалъ что ему никакъ нельзя хать, потому что невста держитъ его очень крпко за руку. Какъ восхитительно звучало мн, когда онъ называлъ мою дочь своею невстой! Самая высшая для матери награда — это когда ея попеченія, любовь, старанія, заботы и наконецъ траты не пропадутъ даромъ, а увнчаются брачнымъ вуалемъ. Если докторъ это всего сердца любитъ мою Эмми, то разумется броситъ карты и откажется отъ игръ хотя бы и съ подсиживаньемъ. Что до меня, то я неустанно буду трудиться надъ его исправленіемъ.
На другой день Карлъ сказалъ мн что наканун я была немножко подшефе.
— Карлъ, отвчала я безо всякой тни неудовольствія,— во всякомъ случа если это и было, то не съ досады, а… только съ радости.

Труссо Эмми.

Въ былыя времена, въ годы моей молодости, невсты обыкновенно шили себ приданое, теперь же это уже не приданымъ, а труссо называется. Въ сущности труссо есть не что иное какъ прежнее приданое, съ тою только разницей что оно состоитъ изъ вещей несравненно боле замысловатыхъ и несравненно мене практичныхъ чмъ приданое: много кружевъ, прошивокъ, старонмецкихъ узоровъ и… никакой прочности. Тмъ не мене я сказала себ: ‘Вильгельмина, ты сдлаешь приданое на старинный ладъ. Докторъ человкъ солидныхъ размровъ, откормленный и грузный, легкая вычурная ныншняя мебель его не выдержитъ, а что касается блья, если его сдлать изъ моднаго полотна, то чрезъ два года оно будетъ все въ лоскуткахъ. Хлорная известь въ чистую съдаетъ не только модный глянецъ, но и самое полотно.’
Чрезъ нсколько дней посл помолвки молодые люди объявили мн что не желаютъ откладывать своей свадьбы въ долгій ящикъ.
— Къ чему этотъ спхъ? спросила я.— Поженихаться такъ пріятно, это даетъ возможность жениху и невст хорошенько узнать, изучить другъ друга, женихъ въ это время ухаживаетъ за невстой… Да предъ свадьбой такъ много дла, такъ много хлопотъ и приготовленій что въ короткій срокъ ни съ чмъ не успешь и справиться. Не лучше ли не спша обдумать все что слдуетъ для обзаведенія новымъ хозяйствомъ?
Докторъ отвчалъ что онъ со своей стороны противъ всякаго замедленія, а съ практикой ему просто нкогда заниматься ненужнымъ и совершенно лишнимъ ухаживаніемъ.
— Любезный зять, сказала я ему, быть внимательнымъ къ кому бы то ни было никогда не лишнее, особенно къ людямъ съ которыми готовишься вступить въ родственныя отношенія. Что касается лично меня, то я требую лишь такой внимательности, какой можетъ и должна требовать заботливая теща и любящая мать желающая счастія своей дочери.
Докторъ отвчалъ что онъ очень высоко цнитъ и весьма уважаетъ меня, что во всхъ хозяйственныхъ мелочахъ готовъ вполн положиться на меня, но что касается главнаго, то онъ желаетъ дйствовать по собственному усмотрнію, а не по предписанію другихъ и ни для кого не намренъ жертвовать своею свободой. Подъ словомъ другіе онъ конечно разумлъ только меня. Я пересилила себя и сказала:
— Хорошо, будь по вашему! Но что касается приданаго, то его длать на скорую руку нельзя. Какъ мать я не могу этого допустить.
Я ненавижу поспшность, но разв теперь не все скачетъ въ галопъ? Прежде бывало знали что когда появятся подснжники и ландыши, то на двор весна, теперь же несчастныя растенія мучатъ и гонятъ до того что они начинаютъ цвсти уже къ Рождеству. Прежде бывало сирень распускалась къ тому времени какъ прилетать соловьямъ, теперь же уже въ январ она стоитъ въ полномъ цвту за стеклами цвточной давки. И на что тоже она похожа! Что за скудная желтая у нея зелень, что за убогія втки, что за жалкіе цвты!
То же сталось и съ промежуткомъ между помолвкой и свадьбой. Прежде, когда длалось приданое, было достаточно времени все какъ слдуетъ обдумать, каждая сшитая за это время вещица длалась дорогою сердцу потому что въ нее такъ сказать зашиты были пріятныя воспоминанія, радостныя мечты, радужныя надежды, которыя только разъ въ жизни и возникаютъ въ двическомъ сердц, а именно между помолвкой и свадьбой. Я всё это отлично знаю изъ воспоминаній собственной молодости. Ахъ, что за чудное было время!
Теперь не то, теперь торопятся что есть мочи, точно кто сзади кнутомъ подгоняетъ. Все приданое шьется на швейной машинк, а разв у нея есть какія-нибудь чувства. Правда, работу свою она исполняетъ аккуратно, но чувства любви вложить въ матерію, которую она протыкаетъ съ такою адскою быстротой, разумется она не можетъ. Для любви нужно время. Вотъ какъ пораздумаешься обо всемъ этомъ, такъ пожалуй справедливе ныншнее приданое называть труссо.
Я уговорилась съ дочерьми длать приданое сколько возможно на старинный ладъ. Женщина не имющая понятія о томъ сколько старанія и труда кладется на каждый кусокъ полотна, въ послдствіи безо всякой совсти обращается съ хорошими и дорогими вещами, не успешь оглянуться какъ тонкія салфетки уже успли у нея превратиться въ половыя тряпки.
Квартирка у доктора не дурна, но домъ старинный и комнатъ далеко не достаточно. Ужь ради его профессіи ему слдуетъ имть дв лишнія комнаты, одну, гд больные сидятъ въ ожиданіи пріема, и другую, гд докторъ принимаетъ и осматриваетъ каждаго больнаго поочереди. Гд же будетъ парадная гостиная? Дло не обошлось безъ ожесточенной борьбы. По мннію доктора, жена его можетъ въ свободные отъ пріема часы сколько угодно пользоваться его пріемной и кабинетомъ. Я же заявила ему что считаю это съ его стороны притсненіемъ и что, по моему мннію, ему необходимо занять и верхній этажъ того же дома. Онъ сказалъ мн что у него нтъ ни малйшей охоты разоряться въ пользу домовладльца, что этажъ съ дома никуда не убжитъ и что когда явится дйствительная необходимость, онъ всегда успетъ нанять его.
— Да гд же будетъ парадная гостиная? вн себя закричала я.
— На что намъ кладовая мебели? отвчалъ онъ.— Парадныя комнаты въ которыхъ бываютъ разъ въ годъ, нелпая роскошь для людей средней руки. Обыкновенно семья жмется въ заднихъ комнатахъ для того чтобъ у нея могла быть и парадная гостиная, нчто въ род мебельнаго магазина, комната которая за тмъ только существуетъ чтобъ ее убирали да обметали въ ней пыль. Что до меня, я никогда подобной нелпости не сдлаю.
— Если ужь вы намрены весь свтъ перевернуть вверхъ тормашки, то мн не остается ничего другаго какъ уступить вамъ, рзко сказала я.
Я не настаивала боле, потому что свадебный контрактъ еще не былъ подписанъ, но въ глубин души я ршила во что бы то ни стало поставить на своемъ, какъ только докторъ однимъ взмахомъ пера закрпитъ себя вполн. Нынче помолвки вдь непрочны, совершенно спокойно можно вздохнуть лишь посл того какъ нотаріусъ и пасторъ, оба кончатъ свое дло. Я стою и за церковный и за гражданскій бракъ, двойной-то онъ какъ будто покрпче.
О перезд на другую квартиру докторъ и слышать не хотлъ.
— Здсь я уже пользуюсь нкоторою извстностью, сказалъ онъ.— Поврьте, молодому врачу трудно обзавестись практикой въ Берлин, гд чуть не полторы тысячи врачей.
— Да, это просто ужасно! воскликнула я.— Вдь всмъ имъ нужно же чмъ-нибудь жить! Неужели въ Берлин столько больныхъ что ихъ на всхъ врачей хватаетъ? Вдь это волосы дыбомъ встанутъ на голов отъ такого ужаса!
Узнавъ о такой неимоврной конкурренціи, я потеряла всякую охоту настаивать на перемн квартиры. Надобно только благодарить Бога за болзни которыя онъ посылаетъ людямъ, затруднять же имъ доступъ ко врачу было бы просто грхомъ если ужь само Провидніе, покровительствуя врачамъ, заботится о томъ чтобы были для нихъ и больные.
Квартира доктора не дурна, но тмъ не мене необходимо ее переустроить. Что хорошо и удобно для человка одинокаго холостаго, то все-таки требуетъ передлки когда въ домъ вступаетъ женщина.
— Меблировку квартиры мы беремъ на себя, любезный докторъ, сказала я.— Все должно быть просто и вмст съ тмъ прочно. Но можетъ-быть вы стоите за новомодную мебель?
Онъ отвчалъ что новомодная мебель длается больше для глазъ чмъ для удобства, во что тмъ не мене онъ желалъ бы чтобы въ столовой мебель была современная, хотя вообще онъ отдаетъ полное предпочтеніе старинной удобной мебели. Что касается кроватей, то онъ предпочитаетъ деревянныя, столярной работы, всмъ новйшимъ суррогатамъ.
— Не безпокойтесь, сказала я ему на это,— кровати дло такое что стоятъ всей квартиры. Я. велю ихъ сдлать на заказъ, на готовый товаръ въ данномъ случа полагаться нельзя. Однажды во время лтней экскурсіи мн пришлось ночевать въ Бизентал, такъ подо мной развалилась съ иголочки новая кровать.
Докторъ выразилъ мн по этому поводу свое соболзнованіе и затмъ твердую надежду на мою опытность въ этомъ отношеніи. Дале онъ откровенно сознался что ровно ничего не смыслитъ въ кухонныхъ принадлежностяхъ и столовой посуд.
— Но гд же мы поставимъ буфетъ? спросила я его, когда мы съ нимъ распредляли все устройство квартиры.— Если мы сложимъ одну полку книгъ на полъ, то мн кажется можемъ значительно выиграть мста.
— Какъ же я разстанусь съ моими книгами! это невозможно! воскликнулъ онъ.
Я взяла въ руки какой-то старый атласъ чтобы показать ему какъ много подобныя ему книги занимаютъ собою мста и невзначай открыла его.
— Докторъ! въ ужас воскликнула я:— зачмъ вамъ книги, гд нарисованы люди съ ободранною кожей? Насколько мн извстно, доктора не сдираютъ кожи съ живыхъ людей, а экзаменъ свой вы уже давнымъ-давно сдали… Зачмъ же такимъ ужаснымъ книгамъ лежать въ комнат, гд моя Эмми будетъ находиться въ вашемъ отсутствіи? Подумайте, если вдругъ моей двочк случайно попадется въ руки такая книга? Вдь она пожалуй можетъ умереть съ испугу! Нтъ, такія книги должны лежать подальше, на полу.
— Эмми привыкнетъ къ этимъ книгамъ.
— Никогда! твердо сказала я.
— Мн это лучше знать! рзко и съ раздраженіемъ проговорилъ онъ.— Книги эти мн нужны, и он останутся здсь.
— Какъ знаете! отвчала я, надвая шляпу и шаль.
‘Славную змю отогрла я на своей груди’, говорила я самой себ. ‘Но терпніе, господинъ докторъ! Парадной гостиной у васъ не будетъ, а такія мерзости должны лежать на самомъ виду. Это уже черезчуръ!’
А дома сидла вся сіяющая счастіемъ Эмми и шила свое труссо. ‘Еслибы ты знала бдное дитя что тебя ожидаетъ’, съ сердечною болью подумала я про себя. ‘Но не бойся, моя дорогая, у тебя есть мать, которая какъ разъяренная львица будетъ защищать своего дтеныша. Пусть только поскоре наступитъ желанный часъ, а ужь я знаю куда дть эти книги!’
Дла было еще много, и я сла помогать Эмми.
— Мама, сказала она,— никогда еще не работала я съ такимъ удовольствіемъ, какъ надъ моимъ божественнымъ труссо.

Послдній кофе.

Когда я маленькою двочкой училась въ школ, то слыхала и про Молоха, но разумется въ семилтнемъ возраст я не могла понять чувства матерей которыя принуждены были класть своихъ милыхъ ангелочковъ-крошекъ въ объятія растопленнаго коксомъ чудовища. Но теперь, чмъ ближе подходитъ тотъ роковой день когда я принуждена буду отдать мою дорогую Эмми доктору, тмъ я все боле начинаю проникаться отчаяніемъ и ужасомъ несчастныхъ матерей приносившихъ своихъ дтей въ жертву Молоху. Разумется, женихи всегда общаютъ носить на рукахъ своихъ будущихъ женъ, но что это за руки?— раскаленныя лапы Молоха.
Теперь мн все и постоянно напоминаетъ о роковомъ, ужасномъ для меня дн. Не одни приготовленія къ свадьб указываютъ мн предстоящую разлуку съ дочерью, нтъ, все съ неумолимою жестокостью ежеминутно твердитъ мн объ ужасной для меня минут: приданое, хлопоты, устройство квартиры доктора и всего боле подвнечное платье говорятъ мн о прощаніи мирно текущей двической жизни съ близкими и друзьями, со всмъ что досел ей было дорого, и будитъ во мн цлыя тысячи мучительныхъ мыслей о томъ что теперь все для нея должно перемниться и кто знаетъ какова-то еще будетъ ея жизнь?..
Намедни былъ послдній литературный вечеръ у надзирательши. Вечера эти вообще бывали очень милы и чрезвычайно благотворно дйствовали на наше духовное развитіе. Мы садились вокругъ стола, и разобравъ между собою роли, всецло проникаясь величіемъ героевъ, читали вслухъ драматическія произведенія нашихъ классическихъ поэтовъ. Читать подобнымъ образомъ великія произведенія несравненно лучше нежели видть ихъ исполненіе на Сцен, потому что судя по критическимъ отзывамъ газетъ, актеры весьма часто бываютъ далеко недостаточно проникнуты высокимъ духомъ классичества. Разумется, мужское общество было совершенно исключено изъ этихъ чтеній, потому что какъ только сбирается общество смшанное, тотчасъ помимо чтенія являются еще и другіе интересы, и дло обыкновенно кончается импровизированными танцами. Безъ мущинъ же, наоборотъ, все вниманіе сосредоточивается на геніальномъ произведеніи, и ничто уже не мшаетъ молодымъ душамъ проникаться возвышенными чувствами которыя авторъ вложилъ въ своихъ героевъ. Мы, пожилыя дамы, изъ предосторожности обыкновенно брали на себя роли первыхъ любовниковъ и между прочимъ вс нашли что я отлично читала роль Луизы Миллеръ въ піес Коварство и Любовь. Надзирательша читала роль Фердинанда, а Леди Мильфордъ мы совсмъ выпустили, потому что Шиллеръ не вложилъ достаточно твердыхъ нравственныхъ правилъ въ эту особу. Давъ пищу нашему духу чтеніемъ классиковъ, мы вспоминали также и о своемъ тл, то-есть ужинали и затмъ расходились по домамъ, унося съ собою сознаніе полезно проведеннаго вечера. Между прочимъ мы уговорились чтобъ ужинъ всегда былъ самый простой, такъ какъ на этихъ вечерахъ главное должно было заключаться въ духовномъ наслажденіи, а матеріальная сторона здсь была дломъ второстепеннымъ. Однако, такъ какъ эти вечера происходили въ каждой семь поочередно, то каждая изъ нихъ старалась перещеголять другую, и къ концу сезона на послднихъ вечерахъ ужины бывали ужь нсколько черезчуръ роскошны. У надзирательши даже вдругъ подали два сладкія блюда.
— Вы дйствуете противъ общаго договора, моя милйшая, сказала я ей при вид такой роскоши.
— Вдь это нашъ послдній вечеръ съ Эмми, отвчала она,— мн хотлось чмъ-нибудь показать ей какъ она мила и дорога нашему сердцу, а шоколатный пуддингъ она очень любитъ.
— Видишь ли, Эмми, обратилась я къ дочери,— какъ любезна и внимательна къ теб фрау надзирательша? Поблагодарила ли ты ее какъ слдуетъ за то что она приготовила для тебя такой чудесный пуддингъ?
Эмми была весьма тронута и сказала что фрау надзирательша всегда такъ внимательно относится къ ней что она даже и словъ не находитъ выразить ей свою признательность.
— Отведите только и намъ маленькій уголокъ въ вашей памяти, сказала добрая надзирательша:— новыя отношенія легко могутъ васъ заставить забыть вашихъ старыхъ друзей!
Какъ она была права!
Затмъ поднялись дв молодыя двушки и, принеся изъ сосдней комнаты какую-то статуэтку покрытую листомъ тонкой шелковой бумаги, поставили ее на столъ. Старшая изъ нихъ, Аманда Кулеке, въ которую нкоторое время былъ влюбленъ дядя Фрицъ, произнесла краткую рчь и приблизительно сказала слдующее: ‘Для Эмми скоро настанетъ ковецъ играмъ, забавамъ и танцамъ, каковъ бы ни былъ ея жребій, путь стремленія къ идеалу ей тмъ не мене открытъ, путь этотъ ей указалъ Шиллеръ, съ которымъ она успла такъ сродниться душой во время нашихъ литературныхъ вечеровъ. Въ память часовъ посвященныхъ всему высокому, друзья подносятъ покидающей ихъ подруг маленькій подарокъ.’ Съ этими словами она сдернула со статуэтки скрывавшую ее бумагу, и мы увидли бюстъ Шиллера въ лавровомъ внк и на черной мраморной подставк, въ которую былъ вдланъ маленькій термометръ для того чтобы подарокъ этотъ могъ служить не только украшеніемъ письменнаго стола, но и приносилъ бы своей обладательниц нкотораго рода пользу. Затмъ Аманда продекламировала стихотвореніе нашего безсмертнаго поэта и въ заключеніе бросилась къ Эмми въ объятія. Вслдъ затмъ подошли къ ней и вс остальныя ея подруги, вс обнимали Эмми, цловали ее, плакали. Дочь моя была глубоко растрогана.
Подобныя этой сцены послднее время повторялись весьма часто не только въ семьяхъ составлявшихъ нашъ литературный кружокъ, но и повсюду: въ Голбейнскомъ клуб, гд молодыя двушки занимаются древне-нмецкими узорами и вышиваньемъ, на британскихъ субботахъ, гд он разговариваютъ между собою по-англійски и въ разныхъ другихъ собраніяхъ, гд ныншнія молодыя двушки занимаются такими предметами о которыхъ мы въ наше время и понятія даже не имли.
Къ этому слдуетъ еще прибавить прощальные визиты по знакомымъ, которые большею частью оканчивались какою-нибудь трогательною сценой. Вслдствіе всего этого двочка моя боле и боле производитъ на меня впечатлніе жертвы, которая говоритъ всмъ свое послднее ‘прости’ и которую предъ ея горькимъ концомъ всякому хочется приласкать, чмъ-нибудь утшить и какъ-нибудь выразить ей свое соболзнованіе. Все это не могло не подйствовать и на самыя крпкіе нервы.
Само собою разумется что намъ слдовало реваншировать, потому что мы никогда не пьемъ и не димъ у людей безъ того чтобы не отплатить имъ угощеніемъ у себя.
— Эмми, сказала я дочери,— пригласи всхъ твоихъ подругъ на парадный кофе, это послднее пиршество которое я даю въ твою честь.
Она спросила, можно ли ей позвать и доктора.
— Вотъ прекрасно! воскликнула я.— Нельзя же позвать въ дамское общество одного единственнаго мущину.
А если доктора не будетъ, то нечего и звать кого бы то ни было. Ей радость будетъ не въ радость. Ей было бы такъ пріятно показать своего жениха во всемъ блеск своимъ пріятельницамъ, да и можно такъ устроить чтобы поздне братья пришли за своими сестрами.
— А если у кого нтъ братьевъ, напримръ, у Кулеке? спросила я.
— Тогда мы поручимъ дяд Фрицу пригласить г. Клейнеса, онъ и проводитъ Кулеке до ея квартиры въ Бюловштрассе.
— Разв ты не знаешь, каковъ этотъ Клейнесъ?
— Аманда Кулеке суметъ держать его въ должномъ къ себ почтеніи! Если онъ что лишнее позволитъ себ, такъ вдь и она не промахъ: она безо всякаго стсненія всмъ въ глаза говоритъ свое мнніе.
— Это правда, еслибъ она не была такъ рзка и самостоятельна, дядя Фрицъ наврное бы на ней женился, и она теперь была бы твоею теткой.
Но такъ или иначе, длать было нечего, и мн пришлось уступить. Послдній кофе не долженъ былъ омрачать моей двочк послднихъ дней которые она проведетъ подъ родительскимъ кровомъ. Нтъ, сердце мое не могло допустить чего-либо подобнаго.
Въ мое время было въ обыча чтобы незадолго до свадьбы подруги невсты собирались къ ней и помогали ей шить подвнечное платье, каждая, показывая свою любовь къ невст, должна была сдлать нсколько стежковъ на рубц или отдлк платья. Несмотря на то что этотъ обычай съ такою наглядностью говоритъ о приготовленіяхъ къ обряду жертвоприношенія, я нахожу его весьма милымъ: благодаря ему, съ торжественнымъ одяніемъ связывается воспоминаніе о томъ что оно работалось руками любимаго кружка подругъ, изъ котораго одна выбываетъ.
Когда я сообщила Карлу о всхъ моихъ чувствахъ и впечатлніяхъ, онъ сталъ меня упрекать и сказалъ что я вообще склонна слишкомъ раздувать въ себ всякое чувство и что въ настоящее время я должна думать и заботиться единственно о томъ чтобы свадьбу сыграть какъ можно веселе. Но отецъ вдь не мать, да и что можетъ онъ думать о Молох?
Слдуетъ сознаться что когда посл обда пришли вс подруги моей Эмми, то собравшееся общество производило весьма пріятное впечатлніе. Посреди комнаты, лицомъ къ окну он уставили полукругомъ стулья, и на нихъ сли именно т изъ нихъ которыя шили подвнечное платье, оно точно легкое, воздушное облако лежало между ними. Остальныя молодыя двушки, каждая съ какою-нибудь работой въ рукахъ, разслись по комнат какъ пришлось. Вс он весело и оживленно болтали между собой, а я все время порхала между ними съ кофе и сладкими пирожками въ рукахъ. Какъ пріятно смотрть на полную жизни, цвтущую юность, на душ становится легко и отрадно точно весной, когда войдешь въ только-что одвшійся свжею зеленью лсъ, гд солнечные лучи играютъ въ нжной листв деревьевъ, гд прыгаютъ, щебечутъ и поютъ всякія пташки. Я совершенно забыла о своихъ можно сказать почтенныхъ лтахъ, беззаботно шутила и смялась съ молоденькими двушками, словно и сама принадлежала къ ихъ кружку. А какъ вс он были нжны съ моею Эмми! То одна, то другая, то по дв за разъ, обнимали он ее за талію, цловали, ласкали ее, любовно будто сестры заглядывали ей въ глаза. ‘Точь-въ-точь нжныя горленки’, думалось мн, ‘и вотъ въ такую-то прелестную голубятню забираются коршуны и нарушаютъ миръ и тишину’. Докторъ прислалъ превосходный орховый тортъ, ну да вдь тортомъ-то мн глаза не замажешь! я гляжу на дло глубже и отлично вижу что докторъ не боле какъ черствый эгоистъ, иначе онъ не сталъ бы противорчить мн во всемъ что я считаю необходимымъ для счастія моей дочери. Онъ даже не хочетъ длать путешествія посл свадьбы, ссылаясь на то что ему никакъ нельзя бросить своихъ паціентовъ. Знаемъ мы эти штуки!
Когда платье было совсмъ готово, Эмми его примрила. Нтъ, невозможно передать до чего она была восхитительна когда вся смущенная и въ то же время вся сіяющая отъ радостнаго волненія она вступила въ комнату… нтъ! словами этого не перескажешь, съ нея стоило написать картину! Подруги не обступали ея, не тснились вокругъ, а въ нкоторомъ удаленіи любовались ею въ нмомъ восторг. Только Бетти крпко обняла ее и грустно прижалась головою къ ея щек.
Думала ли она о Бергфельдтшиномъ Эмил — не знаю. Я не могла да и не стала бы ее разспрашивать. Знаю только одно: попадись мн на глаза въ эту минуту кто-нибудь изъ этого семейства, наврное бы произошло нчто ужасное.
У Бетти характеръ твердый. ‘Не прелестна ли моя сестричка?’ сказала она, обращаясь къ своимъ подругамъ, и вс он въ одинъ голосъ принялись восхищаться платьемъ, находя его просто небеснымъ. Но не платье производило впечатлніе чего-то не земнаго, а сама Эмми, на которой оно было надто. Она была красива какъ вс остальныя двушки вмст и даже еще немнодечко покрасиве.
Когда начало смеркаться, явился и докторъ. Эмми, уже давно успвшая снять свое подвнечное платье, подъ руку со своимъ женихомъ съ блаженною улыбкой на устахъ переходила отъ одной группы молодыхъ двушекъ къ другой. Правду сказать, докторъ съ честью выдержалъ вс испытующіе критическіе взгляды столькихъ двическихъ взоровъ: по глазамъ молодыхъ двицъ было видно что он не нашли въ немъ ничего достойнаго порицанія или насмшки. Только одна Кулеке громогласно заявила что докторъ вообще не былъ бы въ ея вкус, потому что его то и дло требуютъ къ больнымъ, а такая жизнь далеко не соотвтствуетъ ея представленію о счастіи. На это я замтила ей что подавать помощь страждущимъ — занятіе несравненно боле почтенное чмъ разливать людямъ ядъ. По дломъ ей: у Кулеке водочный заводъ.
Затмъ пришли дядя Фрицъ, г. Клейнесъ и множество молодыхъ людей, состоявшихъ въ какомъ-либо родств съ находившимися у васъ двицами. До ужина играли въ различныя игры, причемъ съ доктора было взято наибольшее количество фантовъ, потому что онъ все что-то нашептывалъ Эмми и весьма плохо слдилъ за игрой. Какъ мы вс смялись, какъ было забавно, когда на его долю выпадали самые удивительные фанты, и какъ онъ отдувался и пыхтлъ когда ему приходилось то прыгать въ колодезь, то стоять на колнахъ пока его не выручила невста. Очень, очень было забавно! Г. Клейнесъ все время предлагалъ фанты съ поцлуями, такъ что подъ конецъ его вовсе не стали спрашивать. Положительно онъ порой совершенно забываетъ о томъ гд находится, хотя иногда и бываетъ очень занимателенъ.
Посл ужина принялись за танцы. Дядя Фрицъ принесъ конфеты съ хлопушками и головными уборами изъ тонкой бумаги и сумлъ такъ подстроить что доктору пришлось надть на голову шапку въ вид огромнаго башмака, чему даже мой Карлъ отъ души смялся. Докторъ хохоталъ вмст со всми и говорилъ что все это пустяки, что это только такъ кажется. Боюсь, онъ не суметъ устроить какъ слдуетъ свою жизнь и если сдлаетъ мою Эмми несчастною, то тоже пожалуй скажетъ: это все пустяки, оно только такъ кажется.
Когда при разъзд г. Клейнесу предложили проводить фрейлейнъ Кулеке въ Бюловштрассе, куда изъ Ландбергской улицы кончикъ довольно порядочный, онъ принялъ крайне озабоченный видъ, но Кулеке покровительственно сказала: ‘Пойдемте, ужь я позабочусь о томъ чтобы васъ никто дорогой не обидлъ’. Между прочимъ она по крайней мр головы на дв выше г. Клейнеса.
Посл того какъ вс разошлись и об наши дочери ушли къ себ, Карлъ, дядя Фрицъ и я еще немножечко посидли и поговорили. Карлъ сказалъ что докторъ съ каждымъ днемъ все боле и боле ему нравится, особенно же сегодня любовался онъ какъ тотъ былъ милъ и любезенъ съ молодыми двицами.
— Это докторъ-то милъ! воскликнула я.
— Не понимаю откуда у тебя взялась такая антипатія къ доктору, замтилъ дядя Фрицъ.— Прежде бывало ты прибгала ко всевозможнымъ хитростямъ чтобы заманить его къ себ.
— Потому что я его мало знала, возразила я.— Да вотъ погодите, дайте только раскалиться Молоху.
— Я не понимаю тебя, Вильгельмина, ты просто сумашедшая! сказалъ Карлъ.
— Я сумашедшая? о, нтъ. Можетъ-быть вамъ безразлично что и я и дочь моя будемъ принесены въ жертву. Только когда я буду лежать подъ землей, поймете вы чмъ я для васъ была. Тогда увидите вы что докторъ снаружи третъ себ глаза лукомъ, а внутренно только всмъ потшается. А затмъ, покойной ночи! Скоро, скоро вы узнаете каковъ докторъ въ дйствительности.

Въ Бокк.

Можетъ-быть вы вполн правы, говоря мн что если я намрена писать о столичной жизни, то мн слдуетъ боле говорить о столиц чмъ о своихъ семейныхъ длахъ, такъ какъ многіе совершенно безразлично относятся къ тому что длается въ Ландбергской улиц и тмъ боле въ четырехъ стнахъ дома Бухгольцъ, но вдь и я также права, полагая что печатается много вовсе непонятнаго, нисколько неинтереснаго для нжнаго женскаго сердца, какъ напримръ биржевыя извстія о повышеніи и пониженіи разныхъ бумагъ. Мы, женщины, знакомы только съ одного рода повышеніями и пониженіями, а именно съ сердечными: въ юности насъ занимаетъ переходъ отъ пылкой любви къ охлажденію и наоборотъ, а въ боле зрлыхъ годахъ ссоры и примиренія. Да и что за жизнь была бы безъ такого рода перемнъ?— часы безъ маятника.
Этимъ я только хочу сказать что право на существованіе иметъ ршительно все, за исключеніемъ всего тяжелаго и оскорбительнаго. Если кто описываетъ, напримръ, устроенный по подписк балъ, то онъ рисуетъ его красивую изящную сторону: темные глаза, плнительныя плечи, прелесть туалетовъ, изящество причесокъ и совершенно умалчиваетъ о томъ какъ дома подрисовывались эти глаза, какъ мылись мыломъ красавицы, какъ он расчесывали свои волосы, не упоминаетъ онъ также ни о долгахъ портнихамъ, ни о брани, которая сыпалась на горничныхъ во время одванія на балъ.
Однако постараюсь, насколько, сумю исполнить ваше желаніе чтобъ я боле придерживалась описанія самой столицы и притомъ не какъ жена и мать, а какъ настоящая писательница не останавливающаяся ни предъ какими затрудненіями. Такимъ образомъ вы легко поймете какъ я могла попасть въ Боккъ.
Получивъ ваше письмо я точно съ неба упала и сказала мужу:
— Карлъ, въ литератур есть однако своего рода закорючки и затрудненія! Ну, скажи мн на милость что мн писать о столиц? описывать городскую желзную дорогу? новую стну Ботаническаго сада? электрическій свтъ въ Лейпцигской улиц? Правда, все это весьма ново, весьма современно, какъ обыкновенно выражаются, но какое понятіе имю я о такого рода предметахъ?
Карлъ также задумался, затмъ посл нкотораго размышленія сказалъ:
— Что ты скажешь на счетъ гранитной чаши предъ музеумомъ?
— Карлъ, это далеко не новость.
— Ну, а насчетъ памятника Старому Фрицу?
— Объ этомъ я подумаю.
Думала я думала, цлый день думала, пошла даже Unter den Linden и внимательно въ бинокль осмотрла памятникъ со всхъ сторонъ, но все же мн пришлось признаться Карлу что я ровно ничего не умю сдлать со Старымъ Фрицемъ и ршительно не знаю что мн о немъ написать.
— Ты не повришь, какъ трудно дается мн наша столица, сказала я.— У меня до того разслабли и разболлись мозги, какъ будто они вовсе изъ силъ выбились, гоняясь за матеріаломъ для газетной статьи.
— Да зачмъ же ты такъ себя мучишь, Вильгельмина? нжно спросилъ меня мой Карлъ.— Нтъ никакой надобности писать о столиц!
— Ты такъ полагаешь! воскликнула я.— А что подумаетъ обо мн г. редакторъ? Неужели еще разъ придется своимъ собственнымъ примромъ доказать что женщины неспособны къ умственному труду даже и въ томъ случа когда у нихъ есть талантъ? О, нтъ, я знаю чмъ я обязана своему полу: завтра я снова отправлюсь на поиски.
Вечеромъ пришелъ дядя Фрицъ.
— Что съ вами случилось? спросилъ онъ, замтя нашу неразговорчивость.
— Да вотъ она хочетъ писать, а у нея нтъ матеріала, сказалъ Карлъ.
— Ну и прекрасно! воскликнулъ дядя Фрицъ.
— Что такое прекрасно? наскочила я на него.— Что ты этимъ желаешь сказать? ты хочешь обидть свою кровную сестру? Спрашиваю тебя, что такое прекрасно?
— Опомнись, Вильгельмъ, засмялся дядя Фрицъ (онъ часто называетъ меня Вильгельмомъ по старой памяти, когда мы еще въ дтств играли съ нимъ въ солдатики).— Опомнись Вильгельмъ, чего ты кипятишься? я только хотлъ сказать что если теб нечего писать, то слдовательно ты свободна и потому не отправиться ли намъ завтра въ Боккъ? Вотъ почему я и сказалъ ‘прекрасно!’
— И ты думаешь, я поврю твоему жалкому оправданію?
— Вильгельмина, вмшался мой Карлъ,— не отправиться ли вамъ въ самомъ дл туда? Вдь и Боккъ также принадлежность нашей столицы, хоть и на самомъ конц Берлина.
— Я туда не пойду.
— Краузе туда также отправляются.
— Онъ или она?
— Оба. У нихъ въ дом гость которому они желаютъ показать Берлинъ.
— Мущина или женщина?
— Женщина.
— Старая или молодая?
— Разумется, молодая, Вильгельмъ!
‘Ага’, подумала я, ‘это не спроста дядя Фрицъ называетъ тебя Вильгельмомъ и приглашаетъ сопутствовать ему при посщеніи увеселительнаго заведенія, тутъ что-нибудь да кроется.’
— Да, дорогой мой Карлъ, сказала я вслухъ,— можетъ-бытъ ты и правъ, весьма возможно что Боккъ доставитъ мн матеріалъ для статьи. А если фрау Краузе детъ, то и я пожалуй ршусь присоединиться къ вашему обществу.
Мы уговорились что на слдующій день дядя Фрицъ зайдетъ за нами около пяти часовъ вечера, и затмъ въ обычный часъ мы отправились спать. Но покоя я не обрла себ въ постели, потому что гостья Краузе какъ кошмаръ преслдовала меня всю ночь. Кто можетъ пріхать гостить къ Краузе? а вдь дядя Фрицъ способенъ очертя голову влюбиться въ кого попало!..
Итакъ, на другой день вечеромъ мы отправились въ Боккъ. Дядя Фрицъ весьма обязательно взялъ намъ всмъ троимъ входные билеты, и мы вошли. Счастье что я не нервная женщина! Вообразите себ дв громадныя залы которыя сходятся между собою подъ угломъ,— мы какъ разъ очутились на этомъ перекрестк, такъ что одна зала у васъ была по правую, другая по лвую руку,— въ обихъ залахъ стоятъ густыя голубоватыя облака табачнаго дыма, съ потолка же залы ярко освщены газовыми люстрами, толпы народа здсь несмтныя, въ общемъ — наверху свтло, въ середин голубовато-сро, а внизу совсмъ черно. Не ожидавшаго ничего подобнаго, вошедшаго сюда постителя сразу оглушаетъ ужаснйшій гулъ, вошедшій останавливается въ нершительности какъ ему быть: оставаться ли здсь или скоре бжать вонъ. Шумъ и гамъ здсь невообразимые,— разомъ играютъ два большіе оркестра и затмъ шумитъ и грохочетъ вся собравшаяся здсь толпа: кто поетъ, кто звонитъ, кто колотитъ палкой по столу, кто просто оретъ что есть мочи, но ршительно ни одинъ человкъ не сидитъ смирно, а вдь здсь цлыя тысячи народа — настоящій адъ кромшный! ‘О Господи’, думалось мн, ‘какъ бы поскоре выбраться отсюда!’
Но надобно было найти Краузе. Хотя дядя Фрицъ и не особенно жаловалъ ихъ, но теперь тотчасъ же разыскалъ, и мы присли къ одному столику съ ними. Но прежде чмъ я успла занять свое мсто, мн кто-то пронзительно завизжадъ на самое ухо: ‘гд Науке?’ и предъ самымъ моимъ носомъ на свурк запрыгала и завертлась кукла. Куколъ этихъ здсь называютъ ‘Науке’ и покупаютъ ихъ у мстныхъ разнощиковъ. Шутка эта меня страшно взбсила, но я не посмла ничего сказать, а напротивъ того должна была еще дружелюбно улыбнуться, потому что въ Бокк ни по какому поводу нельзя выражать своего неудовольствія, здсь вс равны, вс братья и сестры между собою. О, чего только я здсь не насмотрлась!
Къ счастью, въ вашей зал, какъ только мы заняли свои мста, музыка смолкла, но въ сосдней продолжалась та же адская трескотня. Несмотря на шумъ, намъ наконецъ удалось поздороваться и перекинуться нсколькими словами съ Краузе. Гостья ихъ была вмст съ ними, рекомендуя мн ее назвали фрейлейнъ Эрика Люнне изъ Лингена-на-Эмс. Первымъ моимъ впечатлніемъ было — недурна, вторымъ — попахиваетъ немножко провинціей, но мило, очень мило одта. Только есть ли за нею что? Сколько мн извстно, эти Люнне родня самой Краузе, ну а за нею мужъ получилъ совершенные пустяки. Непремнно надобно будетъ узнать, есть ли у нея по крайней мр столько же сколько у самого дяди Фрица, потому что съ тми средствами на которыя можно было бы жить даже блестящимъ образомъ въ Линген, едва сведешь концы съ концами въ Берлин.
Но особенно меня удручало то что Краузе до приторности была любезна и какъ-то особенно самоувренна съ дядей Фрицемъ. Я тотчасъ же сообразила на что она мтитъ и что считаетъ дломъ уже почти ршеннымъ. Иначе зачмъ бы ей ежеминутно спрашивать: ‘Ну, Эрика, какъ теб нравится Берлинъ? Ты вроятно охотно бы осталась жить въ столиц еслибы кто-нибудь вздумалъ тебя здсь приковать?’ и зачмъ бы ей иначе при этихъ словахъ подталкивать локтемъ дядю Фрица?
Я только-что хотла замтить ей что дядя Фрицъ безъ моего согласія никогда не ршится сдлать своего выбора, какъ вдругъ музыка заиграла Бокке-вальсъ, и я въ первый разъ въ жизни поняла что собственно значитъ содомъ. Вс разомъ кричали, визжали, шумли, стучали, свистали, и все въ тактъ музык. Кое-кто даже танцевалъ, причемъ на дамахъ были надты пестрые бумажные колпачки, и на мущинахъ какія-то чудныя шляпы.
Фрейлейнъ Эрика безмолвно съ выраженіемъ ужаса и недоумнія смотрла на бсновавшуюся толпу и не притрогивалась къ стоявшему предъ ней пиву. Дядя Фрицъ нсколько разъ украдкой взглядывалъ на нее, но вообще длалъ видъ будто не обращаетъ на нее ровно никакого вниманія, да вдь я-то его знаю насквозь!
Когда потомъ онъ предложилъ Карлу пройтись по зал чтобы посмотрть нтъ ли кого изъ знакомыхъ, я замтила какъ Эрика слдила за нимъ глазами и какъ сразу отуманилось ея личико. Я обернулась поглядть какъ танцуютъ дамы въ пестрыхъ колпачкахъ и, къ удивленію своему увидала что он безцеремонно обращаются не только съ дядей Фрицомъ, во начинаютъ заигрывать даже и съ моимъ Карломъ. Тутъ ужь я не вытерпла, вскочила и стала протискиваться сквозь толпу, но дамы въ колпачкахъ завертли у меня предъ глазами своихъ куколъ и принялись пронзительно кричать насмхаясь ‘гд Науке?’
— Карлъ, идемъ домой!
— Карлъ останется съ вами, визжали дамы,— Карлъ очень милъ!
Я была взбшена, и совсмъ не сознавая что длаю, вырвала у одной изъ нихъ ея Науке… но тутъ поднялся страшный гвалтъ. Что именно произошло я хорошенько не знаю, помню только что Карлъ держалъ мою сторону, что вс эти люди стали медленно надвигаться на васъ, и мы наконецъ очутились на свжемъ воздух. Счастье еще что на Карл былъ его старый цилиндръ, новаго было бы слишкомъ жаль.
— Гд Фрицъ? со злобой закричала я.— Это онъ такъ подвелъ васъ!
Дядя Фрицъ пришелъ и, вмсто того чтобы самому просить у меня прощенья, началъ меня же упрекать въ случившемся: кто де отправляется въ Боккъ, тотъ долженъ подчиняться здшнимъ обычаямъ и не заводить скандаловъ.
— Ну ужь которая бы изъ этихъ особъ ни тронула моего Карла, я съ каждою изъ нихъ сцплюсь!
— Это ребячество!
— Ребячество? отлично. Ужь лучше ребячиться чмъ слдовать принятому здсь тону. Твоя нареченная должно-быть здсь манерамъ учится? Поздравляю!
Отъ роду не видала я такого сердитаго взгляда у дяди Фрица какъ посл моихъ словъ. Но наружно онъ все-таки оставался спокоенъ.
— Я надялся что ты возьмешь молодую двушку подъ свое покровительство, разъ ужь Краузе такъ безразсудно завезли ее сюда, а ты вмсто того, по обыкновенію впрочемъ, сама безумствуешь.
— Что мн за дло до твоихъ любовныхъ похожденій! злобно воскликнула я.— Предупреждаю тебя однако что я эту постительницу увеселительныхъ заведеній на порогъ моего дома не пущу.
Я видла какъ дядя Фрицъ гнвно стиснулъ руки, даже суставы у него хрустнули, но онъ все-таки смолчалъ, круто повернулся на каблукахъ и опять вошелъ въ Боккъ.
Карлъ также молчалъ всю дорогу домой.
Я точно сквозь потолокъ провалилась, такъ быстро промелькнуло предо мною все случившееся. Несмотря на то, мн показалось что въ ту минуту какъ мы направлялись къ выходу, я видла г. Феликса, нашего Тегельскаго героя, подъ руку съ женщиной въ красномъ бумажномъ колпачк.
Было ли это игрой моего воображенія или дйствительностью?
Я спросила Карла, не видалъ ли также и онъ этого молодаго человка.
— Предоставь молодежи перебситься. Что теб за дло?
— Такъ это былъ онъ?
— Ручаться не стану, можетъ-быть и онъ.

Свадьба.

Зачмъ вы не пріхали на свадьбу моей младшей дочери съ Dr. Вренцхеномъ? Можетъ-быть вы были заняты какою-нибудь статьей или еще прежде куда-нибудь были приглашены? или можетъ-быть вы вообще противъ свадебъ? Во всякомъ случа очень жаль что васъ не было, вы бы весело провели время, хотя у меня самой и было очень тяжело на сердц, потому что мать никогда не въ силахъ веселиться на свадьб своей дочери. Положимъ, мать невсты улыбается, у нея довольный видъ въ ея новомъ шелковомъ бордо плать обшитомъ настоящими кружевами, она говоритъ что она счастлива, но въ глубин души она терзается, въ сердц у нея разцвтаютъ не розы, а шипы и терніе.
А сколько всякихъ хлопотъ предъ свадьбой! Вопервыхъ, устройство квартиры молодыхъ. Это разумется не особенно трудно если женихъ во всемъ полагается на усмотрніе заботливой тещи которая только и думаетъ что о его благ, но если онъ упрямъ, если онъ споритъ противъ всякой очевидности, если онъ упорствуетъ даже противъ самаго необходимаго, находя, напримръ, что обденный столъ на двадцать четыре человка безумная роскошь, что для женинаго письменнаго стола нтъ мста въ дом, то поневол приходится ежеминутно раздражаться изъ-за каждой бездлицы. Я согласна съ нимъ что его теперешняя квартира нсколько переполнена мебелью, но вдь слдуетъ же ему подумать о томъ чтобы занять и верхній этажъ, онъ не длаетъ этого только на зло мн. И ни одной парадной комнаты! Неслыханно!
Самая большая комната обращена въ спальню,— гигіена, видите ли, этого требуетъ! Что за безполезное нововведеніе? Росли же мы и жили безо всякой гигіены.
Хоть я и много боролась сама съ собою, но все же не могла удержаться чтобы не сказать своему будущему зятю:
— Желаю вамъ, любезный докторъ, всякаго счастія съ вашими новыми воззрніями. Что же касается моей дочери, то пусть она знаетъ что двери старомоднаго родительскаго дома для нея открыты всегда, будь то хотя бы въ двнадцать часовъ ночи!
На это онъ пробормоталъ мн что-то чего я даже и не разобрала. Полагаю что бормоталъ онъ на свою же голову потому что всякому человческому терпнію бываетъ конецъ, его можно сравнить съ бочкой имющею весьма тонкія стнки.
Дале я надялась что въ конц концовъ онъ все-таки ршится сдлать маленькое путешествіе посл своей свадьбы, такъ какъ я намекнула ему что даже и кухарки посл свадьбы отправляются хоть въ Бернау или Бизенталь, нo отъ ни на что не поддавался и объявилъ что его врачебныя обязанности лишаютъ его всякой возможности предпринять какія бы то ни было путешествія, тмъ боле что въ данное время у него есть трудно больной котораго ему бросить нельзя, а поставить на ноги, вылчить, составляетъ его докторскую гордость. И опять, какъ я не спорила, какъ ни упрямилась, все-таки пришлось уступить ему.
Затмъ начались разсужденія кого слдуетъ, кого не слдуетъ приглашать на свадьбу. У него свои, у насъ свои знакомые. Еслибы мой Карлъ не былъ удивительно снисходителенъ и не сказалъ бы: ‘лучше послать нсколько лишнихъ приглашеній чмъ кого-нибудь обойти’, мы и до сихъ поръ еще обсуждали бы этотъ трудный вопросъ. Такимъ образомъ и одиннадцати медицинскимъ друзьямъ доктора также были отправлены приглашенія на свадьбу ихъ собрата. Надобно же было запастись кавалерами для танцевъ.
Разумется, Краузе были также въ числ приглашенныхъ. На другой день по полученіи приглашенія фрау Краузе пришла спросить меня, можно ли ей взять съ собой также и своего маленькаго Эдуарда, такъ какъ онъ никогда еще не былъ на свадьб и страшно радуется мысли что и онъ также будетъ въ числ гостей.
— Милйшая моя фрау Краузе, сказала я,— мы разчитывали только на взрослыхъ, и нельзя же намъ теперь хлопотать для дтей изъ-за одного только вашего мальчугана.
Это ей не особенно понравилось, нo со времени нашей жизни въ Тегел я узнала всю гнусность природы этого ребенка (между прочимъ, онъ потихоньку страшно мучалъ Мука и его зажарили главнымъ образомъ для того чтобъ избавить несчастнаго зврка отъ ужасной жизни въ рукахъ Эдуарда) и потому меня нимало не тронула печальная гримаса его матери. За то въ утшеніе я предложила ей привезти съ собой свою гостью, фрейлейнъ Эрику изъ Лингена-на-Эмс, хотя я отлично видла что она мтитъ за нашего дядю Фрица. По этому поводу я впрочемъ серіозно поговорила съ дядей Фрицемъ и между прочимъ сказала ему:
— Намъ невозможно теперь вступать въ родство съ Краузе, теперь у насъ въ семь будетъ докторъ, и потому знай и помни что этотъ верескъ {Верескъ по латыни Erica.} цвтетъ не для тебя.
— Не безпокойся, Вильгельмъ, отвчалъ дядя Фрицъ,— какъ только чрезъ Берлинъ будетъ прозжать какая-нибудь принцесса, я непремнно сдлаю ей предложеніе и надюсь что такая невстка будетъ какъ разъ теб по сердцу.
Разумется, это была съ его стороны шутка. Ужь я знаю его, если онъ что вобьетъ себ въ голову, съ нимъ ничего не подлаешь, и вообще онъ часто нарочно поступаетъ наперекоръ тому что я и благоразумнымъ ала справедлавымъ.
Я была очень довольна что докторъ наотрзъ отказался отъ двичника, а то фрау Краузе не преминула бы воспользоваться удобнымъ случаемъ чтобы во всемъ блеск показать дяд Фрицу свой верескъ! Весьма даже возможно что она явилась бы на двичнакъ парочкой: она — эмскою ундиной, а онъ — здшнимъ водянымъ, а у г. Клейнеса наврное бы хватало наглости сочинить имъ на этотъ случай какойнабудь нгривый стишокъ. Къ счастью, ничего подобнаго не могло теперь случаться.
Неудивительно что среди всхъ этихъ хлопотъ и заботъ я совсмъ замоталась, а Карлъ говорилъ что былъ бы даже доволенъ еслибы свадьба уже миновала, а я бы уже снова вошла въ свою обычную колею.
Наконецъ, день свадьбы насталъ: для очень многихъ людей обыкновенный рабочій день, для меня день страха и волненія, а для моей дочери торжественный, радостный день. Эмми была олицетвореніемъ счастія. Когда въ это утро, здороваясь со мною, она крпко обняла меня, нсколько разъ горячо поцловала и заглянула мн въ глаза своимъ сіяющимъ отъ счастія взоромъ, какъ будто вся лежавшая предъ нею будущность была сплошь свтъ и радость, какъ будто путь по которому она сбиралась идти рука объ руку съ докторомъ былъ ровнымъ и гладкимъ путемъ, съ котораго заботливые ангелы убрала всякіе камни и терніе, мою душу также оснила надежда что въ будущемъ мою Эмми ожидаетъ только все свтлое и радостное. Но что такое надежда? Сладкая приправа къ горечи человческой жизни.
Ровно въ часъ къ намъ явился докторъ со своимъ другомъ, Dr. Паберомъ, который долженъ былъ быть свидтелемъ съ его стороны, и увезъ Эмми къ нотаріусу. Мой Карлъ и дядя Фрицъ также въ качеств свидтелей отправилась вмст съ ними. Что касается меня, то я осталась дома, потому что у меня было важное и спшное дло.
Неужели же моя двочка вступитъ въ новую жизнь безо всякой поэтической обстановки? Нтъ, надобно ее чмъ-нибудь вознаградить за то что она будетъ лишена свадебнаго путешествія, я задумала тайкомъ отъ нея и отъ доктора убрать всю ихъ квартиру живыми цвтами. Эта счастливая мысль пришла въ голову Август Вейгельтъ, она же и помогла мн привести эту мысль въ исполненіе въ то время какъ дочь моя давала слово доктору предъ лицомъ безчувственнаго нотаріуса. Лстницу и двери мы украсили гирляндами, маленькую пріемную превратили въ настоящій цвтникъ, а изъ спальни устроили нчто въ род пальмовой теплицы. Въ общемъ видъ былъ очарователенъ, Августа сказала что въ жизни своей не видла ничего восхитительне. Покрывала на постеляхъ были чисты словно только-что выпавшій снгъ и такъ и сверкали своею близной сквозь темную листву пальмъ, пирамидально возвышавшихся вокругъ постелей.
— При вечернемъ освщеніи это будетъ еще чудесне, точно волшебная картина изъ Тысячи и одной ночи.
— Да это въ самомъ дл сказочно великолпно! подтвердила и Августа.— жаль только что отъ кадокъ съ растеніями такъ сильно пахнетъ сырою землей.
— Знаешь ли что, Августа! воскликнула я,— бги скоре въ парфюмерный магазинъ и купи флёрдоранжевой эссенціи. Мы опрыскаемъ ею растенія, и молодыя, войдя сюда, вообразятъ что они находятся въ Ницц. Я была въ Италіи и по собственному опыту знаю какъ пріятно благоуханіе fleurs d’orange.
Август мое предложеніе очень понравилось, я дала ей марку, и она стремглавъ полетла за эссенціей.
Пока она бгала, я еще разъ все въ дом внимательно осмотрла и собственными глазами убдилась въ томъ что все въ порядк и ни въ чемъ нтъ недостатка. Квартирка смотрла настоящею игрушкой, такъ все въ ней было мило и прелестно.
Августа скоро вернулась, запахъ сырой земли мы задушили эссенціей и затмъ поспшили уйти, такъ какъ дома насъ ждалъ еще завтракъ: собраться въ церковь было назначено въ четыре часа, а затмъ свадебный пиръ долженъ былъ происходить не у насъ дома, а въ англійской гостиниц.
Когда мы пришли, мущины уже успли вернуться и притомъ страшно голодные. Dr. Паберъ сказалъ мн нсколько любезныхъ словъ и поздравилъ меня, поздравленіе это я приняла нсколько холодно и высокомрно, тмъ боле что дядя Фрицъ все называлъ Эмми фрау докторшей и ко всей церемоніи относился слишкомъ легко, какъ бы шутя. Эмми держала себя какъ и обыкновенно когда у насъ бывалъ докторъ, а между тмъ она вдь уже замужемъ! Самъ докторъ Вренцхенъ велъ себя очень сдержанно и скромно, и это мн понравилось. Не могъ же онъ въ самомъ дл не созвать наконецъ какую онъ беретъ на себя отвтственность женясь на такой молодой и прелестной двушк.
Завтракъ прошелъ очень весело. Dr. Паберъ провозгласилъ тостъ за здоровье новобрачныхъ, вс пили, оживленно разговаривали и шутили пока не настало время заняться туалетомъ.
Между тмъ вс приносили свадебные подарки новобрачнымъ, въ томъ числ были разумется и весьма полезные и вовсе безполезные предметы, какъ напримръ дв холодилки для шампанскаго, на что он, если Dr. Вренцхенъ ршительно отказывается покупать его на свой счетъ? Одинъ изъ одиннадцати докторовъ, пріятелей жениха, подарилъ новобрачнымъ прекрасные серебряные подсвчники, а г. Клейнесъ привезъ имъ маленькій акваріумъ съ золотыми рыбками, которымъ онъ наврное успетъ побдить предубжденіе Эмми. Какъ разъ въ ту минуту какъ новобрачные садились въ карету чтобъ хать въ церковь, надзирательша прислала Эмми великолпный букетъ изъ миртъ и fleurs d’orange.
Какъ красивы были женихъ и невста въ парадной карет! Не могло быть невсты прелестне Эмми въ ея бломъ плать съ прозрачнымъ вуалемъ и зеленымъ внкомъ на голов, а докторъ, одтый съ головы до ногъ во все новое, имлъ такой сосредоточенно-благоговйный видъ что напоминалъ собою молитвенникъ въ новомъ переплет. Въ наружности его ни къ чему нельзя было придраться, все было прекрасно.
Дале молодыя двушки, подруги невсты, съ букетами въ рукахъ, дамы въ изящныхъ туалетахъ, мущины во фракахъ и блыхъ галстукахъ… въ общемъ картина возбуждающая тихій восторгъ. Я не воображала даже что все будетъ такъ великолпно. Въ то время какъ мы хали въ церковь, вс жители Ландбергерской улицы повыставили головы изъ оконъ чтобы поглазть на насъ.
Глядя на мою дочь и ея жениха въ то время какъ они стояли предъ алтаремъ, я окончательно умилилась душой. Но мать не можетъ не задумываться о будущности своей дочери. Будетъ ли докторъ подобно моему Карлу всегда добръ и внимателенъ къ своей жен? А что если они вдругъ охладютъ другъ къ другу и счастье навки улетитъ отъ нихъ? что тогда будетъ?
Тотъ же самый священникъ что конфирмовалъ Эмми благословлялъ и ея бракъ. Любовь не преходитъ никогда, говорилъ онъ, ее можно сравнить съ солнцемъ которое свтло и ясно восходитъ и затмъ безпрепятственно совершаетъ свой дневной путь, если облака иногда и затемняютъ его, оно побдоносно разгоняетъ ихъ и только вечеромъ тихо гаснетъ въ сіяніи своихъ огненныхъ лучей. Такова и любовь человческая. Еще прекрасне, еще возвышенне любовь божественная, она никогда не угасаетъ, хотя намъ во время нашихъ земныхъ невзгодъ и кажется иногда что любовь Божія къ намъ изсякла, но когда мы твердо въ нее вримъ, сладостная надежда никогда васъ не покидаетъ, вс страданія и горести смягчаются вчною любовью. Затмъ онъ перешелъ къ призванію врача: оно часто отрываетъ его отъ жены, но она не должна роптать на это, а напротивъ того, должна благословлять тотъ путь который ведетъ ея мужа къ больнымъ и страждущимъ. Доктору же онъ сказалъ что его обязанность нжною любовью, глубокою преданностью стараться вознаградить ту которая съ полнымъ довріемъ идетъ за нимъ, ради сего оставляя нжно любимыхъ ею родителей.
Въ ту минуту какъ они обмнивались кольцами и пасторъ соединялъ ихъ руки, солнышко заглянуло въ боковое окно и золотистымъ лучомъ ярко освтило молодую чету. Въ то же время органъ огласилъ церковные своды радостнымъ торжественнымъ гимномъ. Я невольно почувствовала въ душ нкоторое облегченіе и подумала: ‘Господь все устраиваетъ къ лучшему, впрочемъ и ты, Вильгельмина, также со своей стороны не звай’.
Начались поздравленія, поцлуи, рукопожатія, солнце весело свтило, органъ продолжалъ играть радостный гимнъ.
Въ ту минуту какъ мы уже сбирались узжать, вдругъ подбжала ко мн Эмми и торопливо шепнула мн на ухо:
— Пожалуста, мама, будь такъ добра, возьми мой букетъ, а мн отдай свой.
— Зачмъ, Эмми?
— Да разв ты не видишь что въ немъ есть fleur d’orange?
— Да… во…
— Разв ты не знаешь, мама, что Францъ не выноситъ запаха этихъ цвтовъ? у него сейчасъ же начинаетъ отъ нихъ болть голова!
Карета молодыхъ отъхала, а я все еще какъ окаменлая стояла посреди церкви. ‘Господи Боже мой,’ думала я, ‘а мы-то опрыскали флердоранжевою эссенціей вс растенія въ спальн’…
— Августа, Августа! закричала я,— непремнно нужно хорошенько провтрить комнаты!…
Какъ ужь я добралась до Англійской гостиницы, я и сама не знаю, мысленно я только и длала что настежъ отворяла окна въ квартир доктора, ни о чемъ боле высокомъ я не была въ состояніи помышлять въ то время. Наконецъ сли за столъ. Вс остались весьма довольны угощеніемъ, выпили тоже изрядно какъ и слдовало на свадебномъ пиру. Я одна никакъ не могла принять участіе въ общемъ веселіи и оживленіи, кушаній я едва-едва касалась и то лишь только затмъ чтобы знать хорошо ли они состряпаны. Насться какъ слдуетъ досыта разумется я не могла.
За обдомъ я сидла въ довольно пріятномъ обществ. Къ столу меня велъ старый Вренцхенъ, а мой Карлъ подалъ руку докторовой матери. Она очень милая и пріятная особа и весьма высоко цнитъ дарованія своего сына. Она очень много разказывала мн о дтств и юности доктора, о томъ какъ блистательно онъ прошелъ гимназическій курсъ, какъ у него всегда были лучшія отмтки, какъ усердно и основательно онъ занимался въ университет и какъ въ то же время онъ былъ всегда веселъ и неиспорченъ. Все это я слушала съ большимъ удовольствіемъ, но тмъ не мене внутренно говорила самой себ: ‘къ чему хорошія гимназическія отмтки и основательныя университетскія занятія могутъ служить въ брак? Вдь бракъ совсмъ иное дло!’
Эмми и докторъ были восхитительно красивы среди зелени и цвтовъ раскошныхъ букетовъ, которыми въ честь ихъ былъ убранъ столъ, но всякій разъ какъ я взглядывала на эти букеты, у меня кошки скребли на сердц, потому что цвты напоминали мн о флердораижевой эссенціи. Правда, добрая душа, Августа, клятвенно завряла меня въ томъ что вс окна отворены настежъ и что запахъ уже почти весь улетучился, но тмъ не мене тревога моя не стихала. Мн даже приходило было за мысль приказать садоваику увезти вс растенія обратно, но сдлать это было невозможно: что подумали бы сосди? И кром того, растенія были взяты мною на недлю и даже деньги впередъ заплачены.
Но какъ бы то ни было, обденный столъ былъ великолпенъ. Однихъ докторовъ, высокое умственное развитіе коихъ замтно даже издали, сидло за нимъ, кром жениха, цлыхъ одиннадцать человкъ. Они сидли въ перемежку съ молодыми, прелестными двицами и элегантными дамами, возсдалъ здсь также и полицейскій надзиратель въ новомъ парадномъ мундир и множество другихъ нарядныхъ гостей. Правда, на г. Вейгельт былъ фракъ нсколько страннаго покроя, а блый его галстукъ Августа чуть-чуть пересинила, потому что она стираетъ всю мелочь въ маленькой лоханк, но за то у него былъ такой веселый видъ, онъ такъ пріятно всему и всмъ улыбался что никому не могло и въ голову придти обратить вниманіе на его костюмъ. Да вдь къ тому же у него и средствъ нтъ чтобы тратить ихъ на наряды.
За то дядя Фрицъ съ головы до могъ былъ въ высшей степени элегантенъ: самый новомодный фракъ и въ первый разъ надтыя лаковыя ботинки. Для меня или новобрачныхъ онъ разумется и не подумалъ бы такъ тратиться, но ради чудныхъ глазъ своей сосдки дло совсмъ иное. А она, Эрика, держала себя такъ какъ будто пригласительные билеты на ихъ свадьбу уже были напечатаны! Всякій разъ какъ кто-нибудь звонилъ ножомъ по своему стакану, выражая этимъ что желаетъ сказать рчь, сердце у меня такъ и замирало отъ смертельной боязни: ‘вотъ-вотъ сейчасъ публично объявятъ ихъ женихомъ и невстой’ и кусокъ становился у меня поперекъ горла.
А другая помолвка, о которой я такъ пламенно мечтала, никакъ не могла состояться сегодня. Еще задолго до свадьбы я написала и даже весьма выразительно пригласительную записку г. Феликсу, но онъ отказался быть на бракосочетаніи моей дочери. Что бы это могло значить? Можетъ-быть ему неловко что намедни мы встртили его въ Бокк не въ особенно приличномъ обществ? Но почему же молодому человку какъ-нибудь и не побывать въ Бокк? Вдь мы же и сами тамъ были! Когда я сообщила Бетти объ отказ г. Феликса, она не сказала ни слова, но поблднла страшно, поблднла какъ смерть, такъ что я даже за нее испугалась. Вслдъ затмъ она какъ будто успокоилась и даже попыталась улыбнуться. Потомъ она ушла къ себ въ комнату и стала рыться въ своемъ комод, когда же она снова сошла внизъ, то была какъ и обыкновенно. Но что же такое могло случиться? Не можетъ же быть чтобъ онъ чувствовалъ ко мн презрніе за то что въ ту пору мн пришлось помимо собственной воли оставить Боккъ?
За обдомъ я посадила рядомъ съ Бетти г. Клейнеса, и она повидимому оживленно бесдовала съ нимъ. Въ послдствіи, впрочемъ, она говорила мн что только наполовину понимала его остроты, многія изъ нихъ для нея были даже и вовсе непонятны, а нкоторыя онъ говорилъ съ набитымъ пищей ртомъ. Бываютъ же люди которые успваютъ и ротъ себ набивать и безостановочно болтать въ одно и то же время.
Было предложено множество тостовъ, торжественныхъ и шутливыхъ, а много рчей начиналось и не кончалось, потому что ораторы никакъ не умли договориться до того что именно желали сказать. Dr. Паберъ говорилъ отъ лица всхъ своихъ сотоварищей и выразилъ надежду на то что докторъ среди своего новаго счастія не забудетъ своихъ старыхъ друзей и ихъ оживленныхъ пріятельскихъ вечеровъ съ научными цлями. Докторъ отвчалъ ему. Онъ общалъ всегда высоко цнить дружбу своихъ товарищей по гимназіи и университету, а жена его безо всякаго сомннія будетъ согласна на то чтобъ онъ продолжалъ заниматься наукой въ своемъ кружк. И это онъ объявилъ совершенно хладнокровно предъ всми гостями! Науку ихъ я знаю, картежная игра! Но вдь все это послдствія усердныхъ гимназическихъ и университетскихъ занятій. Могутъ ли его хорошія отмтки дать счастіе нашей Эмми, особенно когда онъ самъ уйдетъ въ трактиръ, а ее броситъ одну дома? Никогда!
Между блюдами плись застольныя псни, нарочно сочиненныя по случаю сегодняшняго торжества. Людямъ образованнымъ, будь у нихъ только досугъ, не трудно сочинять стихи. Однако псня которую г. Клейнесъ вздумалъ сочинить въ честь новобрачной была нелпа до невозможности. Вс молодыя двицы и дамы, съ которыми знакомы мои дочери, женщины вполн благовоспитанныя, принадлежащія къ весьма почтеннымъ семействамъ, и вдругъ предъ ними-то ршился г. Клейнесъ пть свою лишенную всякаго смысла и приличія чепуху! Къ счастію, къ словамъ этой галиматьи невозможно было подобрать никакой мелодіи, и у меня словно гора съ плечъ свалилась когда мой Карлъ поднялся съ мста и предложилъ прекратить псню которая никакъ не ладилась. Посл обда я высказала г. Клейнесу свое мнніе и объявила ему что онъ воленъ сколько ему угодно сочинять куплетовъ для разныхъ газетъ легкаго направленія, но что для семейныхъ кружковъ его стихи совершенно неприличны.
Я была рада когда наконецъ встали изъ-за стола, и такимъ образомъ уже не могло боле представиться удобнаго случая для объявленія о помолвк дяди Фрица. Пока убирали столъ, мы пили въ сосдней комнат кофе, а затмъ начался балъ.
Его открыли Эмми и Dr. Вренцхенъ, за ними послдовали вс одиннадцать докторовъ съ подругами невсты и нкоторыми молоденькими дамами. Дядя Фрицъ, распорядитель всего торжества, устроилъ это нарочно, говоря что любопытно посмотрть какъ цлая дюжина докторовъ, вс заразъ, примутся плясать. Дйствительно, случай былъ единственный.
Старшіе также принимали нкоторое участіе въ танцахъ. Мы съ Карломъ протанцовали вальсъ въ воспоминаніе нашей собственной свадьбы.
— Карлъ, сказала я,— мы оба съ тобой стали погрузне чмъ были въ то время.
— Но счастливы попрежнему! отвчалъ онъ.
Я промолчала. Въ эту минуту у меня не достало бы духа сообщить ему о всхъ своихъ треволненіяхъ. Нтъ, это было бы слишкомъ жестоко, да и кром того разв мы женщины не родимся на свтъ для страданій?
Слдуетъ отдать полную справедливость одиннадцати докторамъ въ томъ что они оживляли все общество. Чмъ дале подвигалось время, тмъ боле забывали они свойственную ихъ профессіи серіозность и тмъ съ большимъ одушевленіемъ предавались веселью, какъ будто вс они снова превратились въ беззаботныхъ юношей-студентовъ. А какъ отлично умли они занимать дамъ! Да и правду сказать, человкъ развитой, ученый, всегда найдетъ о чемъ поговорить и кром театра и погоды. Слдуетъ еще замтить и то что вс одиннадцать докторовъ чудесно танцуютъ, мн, какъ хозяйк, пришлось протанцовать поочереди съ каждымъ изъ нихъ.
Было уже довольно поздно, и нашъ докторъ задумалъ было сбираться домой. ‘Эмми такъ веселится’, сказала я ему и стала его уговаривать остаться еще немножко, хотя бы до конца котильйона. Каждая минута провтриванія его квартиры была для меня дорога. Онъ согласился, и они остались.
Но вотъ случилось несчастье съ г. Вейгельтомъ. Правда, онъ очень слабъ на вино, но зачмъ же ему непремнно надо было танцовать съ самыми хорошенькими женщинами? Танцовалъ онъ съ надзирательшиной Милой и такъ разлюбезничался съ нею что самъ полицеймейстеръ принужденъ былъ вмшаться въ дло и приказать ему замолчать. Ему бы успокоиться и покончить съ танцами, а онъ все еще продолжалъ танцовать. Пригласилъ онъ Эрику и началъ какъ-то особенно нжничать съ нею, но тутъ явился дядя Фрицъ, схватилъ его за шиворотъ и увлекъ его въ комнату, гд мущины прохлаждались разными винами. Что ужь они тамъ творили со злосчастнымъ Вейгельтомъ, доподлинно не знаю, но посл того съ нимъ сдлался какой-то ужасный припадокъ, какъ въ страшномъ перепуг передала мн Августа. Онъ сидлъ точно пришибленный, называлъ себя жестокосердымъ отцомъ, который, чтобы самому принять участіе въ безумной оргіи, бросилъ своего сына одного дома, хоть бы поскоре его засыпали землей, Августа не въ силахъ будетъ простить его, и проч. и проч. Слава Богу, подъ рукой было одиннадцать докторовъ. Одинъ совтовалъ прибгнуть ко льду, другой дать больному чернаго кофе, третій рюмку вина, четвертый нашатырнаго спирта, пятый еще чего-то и т. д. Но г. Вейгельтъ не допускалъ къ себ ни одного изъ нихъ. Въ глубокомъ отчаяніи и смертельномъ страх Августа притащила къ нему моего зятя. Къ нему Вейгельтъ отнесся доврчиво, но какъ только докторъ хотлъ отойти отъ него, онъ начиналъ хныкать, упрашивалъ не покидать его и крпко держалъ его за руку. А между тмъ молодымъ давно уже было пора отправляться домой, большинство гостей уже разъхалось. Какъ быть?
Но вдь не даромъ же зять мой докторъ и не даромъ было здсь еще одиннадцать врачей налицо!
— Нтъ ли съ кмъ шприца для морфія? спросилъ мой зять, и мгновенно полдюжины шприцевъ явилось къ его услугамъ.
Г. Вейгельта потыкали шприцемъ, и въ какія-нибудь десять минутъ довели его до совершенно безчувственнаго состоянія. Нсколько докторовъ снесли его словно тюкъ на извощика и повезли домой. Ужасно смотрть когда кого-нибудь въ такомъ вид везутъ домой.
Начинало уже свтать когда молодые ухали съ бала, они были изъ числа послднихъ отъзжавшихъ гостей.
— А свадьба была превеселая, сказалъ мой Карлъ, повертываясь въ своей постели на другой бокъ.
Веселая? О, да! разумется, для всхъ она была весела кром меня. Солнце уже успло взойти прежде чмъ я забылась какою-то тяжелою полудремотой, но и эта полудремота длилась не долго, потому что дневныя заботы рано подняли меня съ постели.
Около девяти часовъ утра я отправилась къ Эмми. Доле оставаться дома я не могла, у меня было предчувствіе что случилось что-то ужасное, оно оправдалось: предчувствія мои никогда не обманываютъ меня.
Когда я позвонила и служанка отворила мн дверь, я тотчасъ же догадалась что тамъ неладно, а когда вслдъ затмъ я спросила: ‘можно ли видть господъ’, то въ отвтъ получила длинное предлинное ‘о, да, гжа докторша на верху…’ Слдовательно одна! Поднимаюсь на верхъ. Вообразите же мой испугъ при вид моей двочки! Господи Боже мой, что же это такое?! Она сидла за своемъ новомъ диван, во вчерашнемъ бальномъ плать и обливалась горючими слезами. Сердце мое такъ и сжалось отъ боли.
— Дитя мое, Эмми! воскликнула я.— Что съ тобою?
— Ахъ, мама, я самое несчастное существо въ мір!
— Да что же случилось? неужто онъ поколотилъ тебя?
— Кто?
— Кто же другой какъ не твой муженекъ, этотъ ужаснйшій изо всхъ лицемровъ!
— Мама, ни слова противъ Франца! Онъ весь доброта и самоотверженіе. Оскорбляя его, ты тмъ самымъ оскорбляешь и меня.
Она проговорила это очень энергично и разомъ перестала плакать.
— Но, дитя мое, что же случилось съ тобою?
— Ты, ты одна во всемъ виновата! воскликнула она.
— Перестань, что ты говоришь! въ свою очередь воскликнула я.— Я виновата? Но въ чемъ же? Вотъ благодарность мн за то что я такъ поэтически украсила цвтами вашъ домъ!
— Разумется, у тебя не было злаго умысла, съ упрекомъ сказала Эмми,— но зачмъ же ты всюду напрыскала fleura d’orange.
— Вотъ что! Ну что же онъ? Что твой мужъ?
— Когда мы пріхали, онъ очень любовался гирляндами на лстниц, потомъ взялъ меня за руку и повелъ въ гостиную. ‘Вотъ мы и у себя дома, дорогая моя женушка’, сказалъ онъ,— ‘вмст съ нами сюда вступило счастіе, и намъ остается только заботиться о томъ чтобъ ово никогда васъ не покидало.’ Онъ обнялъ меня и поцловалъ. ‘Но почему это здсь такъ пахнетъ этимъ противнымъ fleurs d’orange?‘ вдругъ проговорилъ онъ, и мы принялись искать, но нигд не нашли ни малйшаго признака этихъ цвтовъ. Наконецъ, онъ сообразилъ что это пальмы въ спальн такъ сильно пахнутъ fleurs d’orange.
— Онъ очень сердился и бранился?
— Нтъ, только сказалъ: ‘Твоя мать разумется хотла сдлать намъ удовольствіе, но тмъ не мене слдуетъ куда-нибудь убрать эти растенія.’
— И вы позвали служанку?
— О нтъ, она ничего бы не могла одна сдлать и только бы насъ стсняла. Мы вмст общими силами вытащили кадки въ корридоръ. Это было очень весело, и мы отъ души хохотали. Все было устроено, и онъ сказалъ что пріятно имть жену которая не боится труда….
— Ну и что жь?
— А тутъ вдругъ раздался громкій звонокъ, и ему пришлось отправиться къ своему трудно больному.
— Ну, въ этомъ, надюсь, я не виновата?
— ‘Я вернусь какъ только будетъ возможно’, сказалъ онъ. ‘Я буду тебя ждать!’ крикнула я ему вслдъ. И я ждала, ждала, а онъ все не возвращался. Я начала ходить взадъ и впередъ по комнатамъ, его все не было. Я стала глядть въ окно его кабинета, а его все нтъ какъ нтъ. Наконецъ я сла, а онъ все еще не возвращается. Я начала-было плакать, но удержалась, вспомнивъ прекрасныя слова пастора о высокомъ призваніи моего мужа. Я ршилась быть истинною женой доктора, но на сердц у меня было очень, очень тяжело. Чтобы дать другое направленіе своимъ мыслямъ, я взяла съ полки книгу съ намреніемъ только перелистовать ее…
— Одну изъ его книгъ?
— Да, вотъ эту самую большую. Раскрываю и вдругъ вижу ободраннаго человка, такъ и вскрикнула отъ испуга.
— Вдь я же ему говорила чтобъ онъ эти старыя мерзкія книги убралъ на нижнюю полку!
— Вотъ тутъ-то на меня и напала тоска. Совершенно одна, кругомъ страшныя книги, о, какъ мн было тяжело!
— Бдное дитя, это ужасно!
— Въ половин седьмаго онъ прислалъ за своими инструментами и веллъ мн передать что можетъ-быть ему придется длать операцію. И вотъ до сихъ поръ онъ все еще не вернулся!
И она снова залилась самыми горькими слезами.
Нсколько погодя мн однако удалось ее успокоить. Я помогла ей переодться въ утреннюю блузу и затмъ уговорила ее немножко прилечь. Она легла, и такъ какъ молодость все-таки беретъ свое, скоро крпко заснула.
Какъ только она уснула, я потихоньку прокралась внизъ и осмотрла ночной звонокъ. Оказалась простая проволока. ‘Зачмъ теб дожидаться доктора, Вильгельмина?’ сказала я себ. ‘Между вами только выйдетъ сцена изъ-за несостоявшагося свадебнаго путешествія и изъ-за его ужасныхъ книгъ. Ступай-ка лучше къ себ домой!’
Но прежде чмъ уйти я взяла изъ Эмминаго рабочаго столика ножницы, опять потихоньку сошла внизъ и перерзала проволоку у ночнаго звонка.
‘Пускай теперь звонятъ сколько душ угодно!’ сказала я и ушла.

Посл свадьбы.

Какъ ни думай, какъ ни хлопочи, а безъ непріятностей и огорченій никогда не обойдешься,— таковъ ужь удлъ человческій.
Что надзирательша въ одномъ обществ сказала будто мы изъ чванства справляли свадьбу въ Англійской гостиниц, я ей охотно прощаю, между нами будь сказано, она сказала это только изъ зависти. Но она говорила также что у насъ шампанское было разбавлено сельтерскою водой… это уже наглая клевета. У насъ все было первый сортъ, ужъ если я даю какое-нибудь празднество, то даю его какъ слдуетъ. Желала бы я также знать, можно ли было бы сельтерскою водой довести одиннадцать докторовъ до такого безконечно веселаго состоянія?!
Но это самая наименьшая изъ постигшихъ меня непріятностей, несравненно большую непріятность мн подстроила Краузе, а еще большую преподнесъ мн дядя Фрицъ.
Я отказала Краузе въ исполненіи ея желанія привезти съ собою маленькаго Эдуарда, потому что свадьбы длаются вовсе не для дтей. Но дабы показать ей что во мн вовсе нтъ черствости, я попросила ее прислать къ намъ мальчугана на другой день чтобъ угостить его сладкимъ пирогомъ и другими лакомствами оставшимися отъ свадебнаго завтрака.
Будь у нея хоть за грошъ такта и деликатности, она должна бы сказать мн: ‘Благодарю васъ за вниманіе, но мн совстно на другой же день посл свадьбы доставлять вамъ столько хлопотъ съ ребенкомъ.’ Ничуть не бывало, Эдуардъ разумется къ намъ явился.
Такъ какъ Бетти вовсе не желала съ нимъ возиться, то мн самой пришлось имъ заняться. Мальчики въ его возраст прожорливы какъ молодые волчата, и потому я позаботилась чтобы недостатка въ угощеніи ему не было.
И онъ поглощалъ съ неимоврною жадностью все что ему ни подавалось: и пирогъ, и шоколатъ, и тортъ, и цлую тарелку съ мелкимъ печеніемъ, котораго намъ всмъ хватило бы по крайней мр раза на три. Когда онъ покончилъ съ печеніемъ, я спросила его:
— Хочешь, тетя отржетъ теб еще кусокъ пирога!
— Нтъ, я не люблю пирога.
— Ну, хочешь, тетя нальетъ теб еще чашку шоколата?
— Ты мн вовсе не тетя, засмялся онъ.
— Да вдь ты же всегда прежде звалъ меня тетей?
— Ну, да, когда я былъ маленькій, а теперь мн мама запретила всхъ называть тетей, такъ говорятъ только глупые ребятишки. Но…
И онъ вдругъ замолчалъ.
‘Стой, подумала я, вотъ оно что!’ и затмъ улыбаясь спросила его:
— Но… что же?
— Ты можешь сдлаться моею тетей когда будетъ свадьба. Тогда ужь и я буду на этой свадьб.
— Свадьба? чья же свадьба?
Онъ засмялся.
— Ну, Эдуардхенъ, скажи же, чья свадьба?
— Какъ ты глупа! неужели ты даже этого не знаешь?
— Такъ скажи, я никакъ не могу догадаться.
— Ахъ, какая ты любопытная! Вотъ ни за что, ни за что не скажу!
И при этомъ скверный лягушенокъ смотрлъ на меня съ такимъ дерзкимъ и вызывающимъ видомъ что у меня такъ та зачесались руки чтобы поучтать его хорошенько, но я вовремя удержалась. Я хотла во что бы то ни стало добиться отъ него правда ли что имъ удалось окрутить дядю Фрица, такого красиваго, образованнаго человка, въ самомъ цвт лтъ, со всми качествами и преимуществами чтобы надяться на хорошую партію?
— Эдуардхенъ, сказала я,— ты любишь малиновое желе?
— Люблю, да вдь ты мн не дашь его.
Поддайся я своему первому побужденію, и это было бы единственное, правильное, было бы несравненно лучше, но ослпленіе мое было до того велико что я сходила за малиновымъ желе, правда, оно было прошлогоднее.
— Скажи-ка, Эдуардхенъ, сказала я, будто невзначай,— часто у васъ бываетъ дядя Фрицъ?
— Не дале какъ намедни онъ былъ у насъ.
— Долго онъ у васъ сидлъ?
— Не знаю.
— А вы очень бываете довольны когда онъ у васъ бываетъ?
— Ахъ, нтъ, онъ всегда такъ дурно со мной обращается.
— Это не хорошо. Но папа бываетъ радъ его видть?
— Папа радъ, когда мама этого хочетъ.
— А что говоритъ тетя Эрика?
— Она всегда надваетъ свое лучшее платье.
— Ты очень любишь тетю Эрику?
— Да, особенно если и меня также возьмутъ на свадьбу.
— Я ужь похлопочу о томъ чтобъ и тебя взяли.
— Вотъ ужь никогда не поврю, а то бы меня и этотъ разъ взяли. Мама говорила что ты не хотла этого.
— А у васъ-таки много говорятъ о свадьб?
— Не знаю.
Тмъ временемъ онъ уже усплъ вылизать все свое малиновое желе.
— Не правда, ты очень хорошо знаешь! Но только вотъ ты что скажи своей мам: вопервыхъ, дядя Фрицъ вовсе не думаетъ о женитьб, вовторыхъ, весьма неразумно толковать о свадьб которой никогда не бывать. Дядя Фрицъ любезенъ съ каждою женщиной, вовсе не думая на ней жениться. Ну, а затмъ, я полагаю что ты совершенно сытъ и можешь отправляться домой.
Когда маленькій негодяй ушелъ отъ насъ, я почувствовала положительное облегченіе. Онъ даже не поблагодарилъ меня за угощеніе, но что же отъ него и требовать при такомъ воспитаніи? Отецъ совершеннйшій нуль, а мать не надышется на свое любезное дитятко и положительно все спускаетъ ему съ рукъ.
Не прошло и получаса, какъ сама Краузе пожаловала къ намъ. Ужь одинъ звонокъ ея чего стоилъ! можно было подумать что весь Берлинъ готовъ провалиться.
Она зашла, какъ она говорила, всего на минутку, но ей необходимо объясниться со мною.
— Сдлайте одолженіе, присядьте, сказала я.
Она всегда уважала меня, но тмъ не мене находитъ не особенно хорошимъ поступкомъ съ моей стороны что я зазываю къ себ чужихъ дтей для того чтобы вывдывать у нихъ о томъ что длается въ ихъ семействахъ. Вс могутъ знать о томъ что длается у нихъ въ дом, го она вовсе не желаетъ чтобъ ей посылали съ ея сыномъ нравоученія.
Я дала ей высказать все что у нея было на душ, до нкоторой степени она была права и кром того трещала какъ заведенная трещетка.
— Любезная фрау Краузе, наконецъ сказала я,— никому не приходитъ въ голову читать какія бы то ни было нравоученія, но вы не должны обижаться на меня за то что я не желаю чтобы моего младшаго брата женили на комъ попало.
Краузе возразила что объ этомъ у нихъ и рчи не было, и для меня должно де быть совершенно безразлично какое платье надваетъ ея гостья. Съ моей стороны было де совершенно лишнимъ даже толковать объ этомъ.
— Да кто же толковалъ?
— Да вы же, моя милйшая! Эдуардъ мн слово въ слово пересказалъ весь вашъ разговоръ, у него замчательная память.
— Такъ онъ сплетничаетъ?
— Какъ ршаетесь вы говорить это?
— Да вдь онъ разказывалъ мн о плать! въ сердцахъ закричала я, — но я не спрашивала!
— Невинный ребенокъ! ему ничего подобнаго и въ голову придти не могло.
— Такъ стало-быть я лгу?
— Сохрани Богъ! я ничего подобнаго не говорила…. Но вы давали мальчику малиноваго желе и слушали его болтовню, а онъ придя домой все разказалъ вамъ, и теперь моя бдная кузина страшно волнуется. Вы въ разговор связали имя бдной молодой двушки съ именемъ вашего брата…. теперь долгъ чести велитъ ему жениться на ней.
Меня точно громомъ ударило. Я должна была перевести нсколько духъ прежде чмъ была въ состояніи произнести хотя бы единый звукъ.
— Кто? я? нтъ, милйшая, это вы ищете пристроить свою кузину! Вы мтили на моего брата.
— И не думала!
— Откуда же у Эдуарда такія мысли?
— Одному Богу извстно чего вы только не старались выпытать у бднаго мальчугана.
— Да вдь онъ же говорилъ что будетъ на свадьб, когда Эрика и дядя Фрицъ….
— Вотъ какъ! протянула она съ цлую версту.— Вы ошибаетесь, любезнйшая. Мальчику такъ хотлось на свадьбу Эмми и онъ такъ сокрушался что его не берутъ что мы для того, чтобъ его сколько-нибудь утшить, сказали ему что его возьмутъ на свадьбу когда будетъ выходить замужъ тетя Эрика.
— Вотъ какъ! а за кого же, смю спросить?
— За кого? все равно за кого, только бы Эдуардъ успокоился. Имени не называли. Можетъ-быть вы сами подсказали ребенку чье-нибудь имя? Мы слишкомъ осторожны въ такого рода вещахъ.
— Но Эдуардъ говорилъ что онъ знаетъ все, только не хочетъ говорить мн….
— Неужели вы не знаете дтей? Какъ часто ребятки ради шутки говорятъ: ‘я кое-что знаю, чего ты не знаешь’, а въ самомъ дл ршительно ничего не знаютъ. Эдуардъ очень любитъ такъ шутить. Нтъ, милйшая, нельзя придавать значеніе дтской болтовн, а потому вамъ и не слдовало присылать мн добрыхъ совтовъ черезъ моего мальчика. Что же касается моей кузины, то я надюсь что братъ вашъ поступитъ въ отношеніи ея какъ честный человкъ. Я сама поговорю съ нимъ объ этомъ.
И сладко улыбаясь, она вышла изъ комнаты.
Ужь не знаю разказывать ли мн объ объясненіи бывшемъ у меня въ тотъ же вечеръ съ дядей Фрицемъ.
Какъ оказывается, Краузе была у него, нарочно къ нему бгала, а онъ, настроенный надлежащимъ образомъ, явился ко мн. По наружности онъ казался довольно спокоенъ, но брови у него были сильно сдвинуты, внутренно онъ волновался-таки порядочно.
— Что ты скажешь, Вильгельмина, если я сейчасъ же сдлаю предложеніе? Я ухаживалъ за нею, сознаюсь, но ничмъ въ отношеніи ея не связывалъ себя, теперь другое дло….
— Слдовательно ты находишь ее подходящею?
— И даже боле, но я вовсе не имлъ намренія жениться.
— Дале?
— Краузиха говоритъ что кузина ея страшно убита всмъ случившимся. Она заболла, Вильгельмина, она страдаетъ. Могу ли я видть это равнодушно?
— Да разв ты это видлъ?
— Нтъ, Краузиха говоритъ.
— Она лжетъ.
— Вильгельмина!
— Не защищай ее пожалуста! Вся семья лжетъ: сама Краузе, ея противный мальчишка, отецъ…. нтъ, нтъ, отецъ не лжетъ, онъ бдный труженикъ.
— И Эрика лжетъ?
— Фрицъ, сдлай одолженіе, не выражайся о ней такъ фамильярно. Подумай о своей будущности. У нея гроша за душой нтъ.
— Я зарабатываю больше чмъ вамъ двоимъ нужно.
— Фрицъ! не серіозно же ты думаешь о… о…
— Ни слова боле, Вильгельмина. Я человкъ самостоятельный и длаю что хочу. Прощай!
И онъ ушелъ.
На другой день я ожидала прочесть въ газетахъ объявленіе о помолвк дяди Фрица, а вмсто того узнала что Эрика тихо и скромно ухала восвояси. Что бы это значило? Когда я спросила объ этомъ дядю Фрица, то онъ посмиваясь отвтилъ мн: ‘Дай-ка мн сначала малиноваго желе, тогда я теб все разкажу’. Слдующею зимой я непремнно устрою любительскій спектакль и постараюсь такъ повести дло чтобы онъ совершенно позабылъ свой эмскій верескъ.
Какъ уже выше сказано, безъ непріятностей и огорченій не обойдешься ни до, ни посл свадьбы.

Первый званый вечеръ.

Вполн естественно что молодые, до-сыта наговорившись другъ съ другомъ, начнутъ думать и о томъ какъ бы имъ устроить себ дружескій кружокъ знакомства чтобы ввести нкоторое разнообразіе въ жизнь, которая боле или мене всегда монотонна. Зачмъ иначе имть хорошенькую обстановку, раздвижной обденный столъ, новый расписной фарфоровый сервизъ, тонкое столовое блье и дюжину стульевъ въ стил Renaissance, зачмъ имть все это, если не для того чтобы щегольнуть своимъ достаткомъ предъ гостями? Не могутъ же въ самомъ дл Эмми и докторъ вдвоемъ скакать по всмъ своимъ двнадцати стульямъ? Правда что эти стулья со своими прямыми спинками сущія скамьи для пытокъ, когда на нихъ посидишь, такъ цлые три дня посл ломитъ спину, но вдь онъ же самъ пожелалъ имть стулья именно этого фасона.
Я вовсе не люблю хвастаться, но имю полное право сказать что моя Эмми получила такое образованіе съ которымъ не стыдно показаться въ люди. Въ школ она все изучала возвышенное, все идеальное (читала нмецкихъ классическихъ поэтовъ), тамъ же она училась ботаник и рисованію, затмъ у одной вдовы-совтницы — изящнымъ женскимъ рукодліямъ, а дома у себя хозяйству, и мн кажется что докторъ никакъ не можетъ назвать плохими или непитательными кушанья которыя Эмми научилась стряпать у меня. Мой Карлъ, по крайней мр, кухню мою всегда хвалитъ.
Умнье же принимать у себя гостей требуетъ нкотораго навыка, и потому я считала своимъ долгомъ и словомъ и дломъ помочь дочери, вдь если докторъ и вполн равнодушно относится къ общественному мннію, то мн далеко не все равно если вдругъ скажутъ что Эмми не сумла принять и угостить своихъ гостей какъ слдуетъ. Въ подобныхъ случаяхъ нареканія всегда падаютъ на мать.
Сперва надо было обдумать кого да кого слдуетъ пригласить. Мы насчитали двадцать два человка, но столько народа принять было нельзя, потому что стульевъ всего двнадцать, и такимъ образомъ гостей приходилось раздлить на дв партіи. Докторъ сказалъ что онъ желаетъ дать два званые вечера: одинъ для людей боле пожилыхъ и другой для молодежи.
Первыми онъ желалъ пригласить къ себ молодежь, другими словами это значило: ‘любезная теща, для васъ прибора за ужиномъ не будетъ’.
— Какъ хотите, съ натянутою улыбкой сказала я,— тмъ лучше, меньше будетъ расходу.
Онъ возразилъ мн что вовсе не намренъ скряжничать, что приличный ужинъ непремнно долженъ быть, къ этому въ Берлин привыкли. Что касается блюдъ, то не слдуетъ длать ничего особеннаго.
— Что же, напримръ, приготовить? спросила я.
— Раковъ, отвчалъ онъ,— они еще очень вкусны и къ тому же дешевы, потому что вс воображаютъ будто посл августа вкусныхъ раковъ уже не бываетъ, Миха отберетъ мн самыхъ лучшихъ, мы съ нимъ пріятели.
— Хорошо, отвчала я, первое блюдо — дешевые раки, а затмъ?
— Гусь, предложила было Эмми.
— Гусь будетъ слишкомъ дорогъ и, кром того, на всхъ его не достанетъ, сказалъ докторъ.— Телятина съ хорошею подливкой и картофелемъ боле подходящее блюдо.
— Картофель въ большомъ количеств вещь не особенно вкусная, замтила я.
— Кому онъ не по вкусу, тотъ пусть его не стъ, отрзалъ докторъ.
— А сладкое блюдо? спросила я.
— Что-нибудь въ род киселя изъ рисовой муки, это будетъ всего сходне, ршилъ докторъ.
Я попыталась было шуткой отклонить такое пирожное.
— Всякій воленъ длать у себя по своему, рзко сказалъ онъ.
Нтъ, въ этомъ дом и шутокъ даже не понимаютъ.
Когда я вернулась домой, Карлъ спросилъ меня о результатахъ нашего засданія.
— Карлъ, отвчала я,— ужинъ будетъ питательный, но рисоваго клейстера я ни за что не допущу. Я не желаю чтобы дочь моя заслужила порицаніе своихъ гостей.
Невинное созданіе Эмми была на верху блажевства при мысли о первомъ званомъ вечер у себя и давала свое согласіе на все, что бы ни предлагалъ ея мужъ, я было посовтовала ей приготовить къ ужину хотя бы тортъ, но она отвчала что уже варила на пробу кисель изъ рисовой муки и что мужъ нашелъ его прекраснымъ, несмотря на то что большой горшокъ такого киселя обойдется не боле восьмидесяти пфенниговъ.
— А яйца ты тоже считала?
— Сойдетъ и безъ яицъ, отвчала она.
Я уже ничего больше не могла измнить.
Съ большою тревогой ожидала я дня въ который былъ назначенъ этотъ званый вечеръ. Карлъ, я и Бетти также были приглашены, у доктора достало чувства приличія не обойти приглашеніемъ жениныхъ родныхъ. Затмъ они пригласили еще Вейгельтовъ, доктора Пабера, ассессора Лемана съ супругой, г. Клейнеса и фрейлейніъ Кулеке. Присутствующихъ какъ разъ должно было хватить на всю дюжину стульевъ.
— Скажи мн на милость, на что вамъ Вейгельты? спросила я Эмми, когда мы вмст накрывали на столъ.
— Правда, онъ немножечко дурковатъ, отвчала она,— но Францъ тмъ не мене находитъ что онъ очень хорошо играетъ въ карты.
— Въ карты?
— Ну да, въ карты, повторила Эмми.— Вмст съ нимъ играющихъ будетъ ровно на два стола.
— А что же будутъ длать дамы если мущины только и будутъ заняты что своею проклятою игрой?
— Для этого мы позвали Аманду Кулеке. Она что-нибудь вамъ продекламируетъ, у нея такой прекрасный звучный голосъ.
— Чисто фельдфебельскій! вставила я.
Ровно въ восемь часовъ гости начали съзжаться. Мы, Бухгольцы, забрались пораньше для того чтобы въ случа нужды принять гостей вмсто хозяевъ.
Невозможно отрицать что квартирка молодыхъ выглядла восхитительно: все въ ней было ново и прелестно, на окнахъ стояли растенія, предъ диваномъ на кругломъ стол корзинка съ цвтами, лампы горли свтло и весело, хозяйка, прелестная какъ юная фея, нсколько смущенно поджидала своихъ гостей.
Вейгельты явились не совсмъ ловко, съ первымъ ударомъ часовъ. Эмми очень радушно привтствовала Августу, а г. Вейгельтъ сказалъ что весьма цнитъ оказанную ему и жен его честь. Галстукъ, само собою разумется, на немъ былъ такой какихъ никто у же боле не носитъ. Затмъ пріхала Кулеке и объявила своимъ басомъ что квартира молодыхъ убрана весьма поэтично. Вслдъ за нею прибылъ докторъ Паберъ, какъ умный и вполн благовоспитанный человкъ, онъ обратился ко мн съ нсколькими любезными словами и, между прочимъ, сказалъ что со времени нашего послдняго свиданія я замчательно помолодла и посвжла. Ассессоръ Леманъ, близкій другъ нашего доктора, почему-то нарядился во фракъ, между тмъ какъ вс остальные мущины были въ сюртукахъ. Онъ видимо былъ смущенъ этимъ обстоятельствомъ, а докторъ смутилъ его еще боле, состривъ что-то на его счетъ по этому поводу. Жена его на первый взглядъ казалась очень застнчивою и молчаливою особой. Г. Клейнесъ явился послднимъ, на руки онъ напялилъ яркокрасныя перчатки, что производило впечатлніе будто онъ только-что занимался приготовленіемъ кровяной колбасы. Господь его вдаетъ какого круга людей думалъ онъ поразить своими перчатками!
— Все общество въ сбор, шепнула я Эмми,— пора ставить раки на плиту. Ты себ оставайся съ гостями, а я пойду въ кухню.
— И это вс раки? спросила я кухарку.
— Разумется вс, сударыня.
— Ихъ на всхъ не хватитъ.
— Да вдь еще будетъ жаркое и пирожное.
— Гд пирожное?
— Вотъ здсь въ чулан.
Я взяла свчку и пошла въ чуланъ. Дйствительно здсь стояли три глубокія блюда съ рисовымъ киселемъ. Попробовала — ни вкуса, ни сладости, все равно что воздухъ жевать.
‘Ну что же длать, подумала я,— его на то воля.’
Я все еще смотрла на несчастный кисель и въ раздумьи качала головой, какъ вдругъ услыхала какое-то шуршанье. ‘Что бы это могло быть?’ подумала я и принялась осматривать весь чуланъ. Шуршанье это происходило изъ стоявшей подъ столомъ корзинки. Я открыла крышку — и что бы вы думали тамъ оказалось? Раки, да еще какіе, сущіе великаны!
— Вотъ они! вотъ они! воскликнула я, и затмъ гнвно обратилась къ кухарк:— Вы сказали что раковъ больше нтъ?
— Оставьте эти раки, сударыня! баринъ ихъ отложилъ себ на завтрашній день и будетъ ихъ кушать за завтракомъ.
— Прежде всего надобно заботиться о гостяхъ! возразила я, и уже хотла было обртенныхъ мною раковъ бросить въ кастрюлю, но дерзкая кухарка загородила мн собою плиту и воскликнула:
— Никого не подпущу къ плит! Ни самоё чортову тещу!
— Посмотримъ! сказала я и пошла за Эмми.
Устами кухарки говорилъ самъ докторъ, я это очень хорошо видла, но тмъ не мене перевсъ за нею не долженъ оставаться, Эмми должна будетъ взять мою сторону. Я вызвала къ себ дочь.
— Дитя мое, сказала я, когда мы вышли въ сни,— ваша кухарка смертельно оскорбила меня, пусть она на колняхъ вымолитъ у меня прощеніе, иначе я сію же минуту ухожу отъ васъ.
— Но что же случилось, мама?
Я разказала ей все что произошло въ кухн.
— Наврное, ты сама начала ссору, мама?
— Какъ? ты берешь сторону этой твари?
— Она еще ни разу ни въ чемъ не провинилась у насъ.
— Ты должна немедленно прогнать ее.
— Невозможно, она очень старательна, и мы ею вполн довольны.
— Такъ ты жертвуешь своею родною матерью этой гнусной женщин? Прекрасно!
Въ эту минуту вышелъ въ сни и самъ докторъ, онъ заждался раковъ, а ихъ въ кастрюлю-то еще не клали.
— Господинъ докторъ, съ достоинствомъ сказала я,— надюсь, вы не потерпите чтобы меня оскорбляли въ вашемъ дом?
— Что вы, какъ можно? сказалъ онъ.— Пойдемте въ гостиную, никто не посметъ васъ у меня обидть.
Неужели онъ воображалъ что его шутка можетъ быть цлебнымъ бальзамомъ для раны нанесенной мн его извергомъ-кухаркой? Я сочла своимъ долгомъ подробно разказать ему какъ я услыхала шуршанье раковъ въ корзинк, какъ эта грубіянка съ умысломъ нагло соврала мн, какъ я имла полное основаніе разсердиться, какъ эта мерзкая тварь стала передъ плитой и какимъ грубымъ, простонароднымъ языкомъ смла она со мною разговарить.
И что же онъ?
— Это все пустяки, это только такъ кажется наружное, дорогая маменька! Перестаньте дуться и пойдемте къ гостямъ.
— Нтъ! воскликнула я.— Выбирайте между мною и этою особой!
Эмми стояла какъ потерянная, докторъ ее утшалъ и услокоивалъ, а въ кухн змя-кухарка стучала ухватами и звенла посудой, точно цлая орда дикарей вторглась въ домъ доктора.
— Вы слышите какъ она тамъ грохочетъ! воскликнула я.— И вы можете допускать что-либо подобное у себя въ дом. Нечего сказать, славные у васъ порядки!
Но вотъ и мой Карлъ пришелъ посмотрть куда мы вс двались.
— Ужь скоро девять часовъ, сказалъ онъ,— и мы вс страшно голодны.
Я разказала ему все что случилось, что говорила кухарка, что говорилъ докторъ, что говорила Эмми и что говорила я.
— Я ни минуты не останусь въ этомъ дом, сказала я въ заключеніе.
Карлъ не много подумалъ.
— Вильгельмина, затмъ совершенно спокойно сказалъ онъ,— не порти молодымъ ихъ перваго званаго вечера. Не мшайся въ ихъ хозяйственныя распоряженія. Разв ты не помнишь, когда мы съ тобою только-что женились, у насъ тоже не все шло гладко, не то что въ послдствіи. Здсь собрались все добрые друзья, они не взыщутъ, не обратятъ вниманія на то чмъ ихъ угостятъ, было бы только отъ добраго сердца…
— И потому откладывать себ къ завтраку лучшихъ раковъ! воскликнула я.
— Вильгельмина, ты здсь въ гостяхъ, прошу тебя, пожалуста, будь любезна!
Онъ взялъ меня подъ руку и увелъ въ гостиную. Эмми пошла на кухню.
Въ гостиной вс сидли словно на похоронахъ, даже шутки и остроты г. Клейнеса вызывали только натянутыя улыбки, кром него самого никто и не думалъ смяться. Само собою разумется что вс страшно проголодались, потому что напримръ люди въ род Вейгельтовъ дятъ за обдомъ очень экономно, когда они приглашены куда-нибудь ужинать. Вс почувствовали большое облегченіе когда Эмми объявила что кушать подано.
Докторъ повелъ къ столу ассессоршу Леманъ, самъ ассессоръ — Августу, г. Клейнесъ — мою Бетти, Карлъ — Эмми, г. Вейгельтъ — Аманду Кулекъ, а докторъ Паберъ — меня.
Подали жалкое блюдо раковъ. Эмми взяла одного рака, а я вовсе не брала, чтобы побольше осталось гостямъ. За то докторъ навалилъ себ раковъ безо всякаго стсненія, и замтилъ при этомъ что соли въ нихъ кажется достаточно.
— Это уже такъ-сказать послдніе раки ныншнимъ лтомъ, Францъ? спросилъ докторъ Паберъ и по моему настоянію взялъ еще одного рака съ блюда, которое было подано на столъ чуть ли что не вовсе пустое.
— Н-да, любезный другъ, отвчалъ докторъ,— разумется теперь ужь не такъ много раковъ какъ лтомъ, теперь ими до новыхъ раковъ не объшься.
— Тмъ лучше для здоровья, замтилъ докторъ Паберъ.
— О, я знаю людей, вставила я,— которые даже и теперь дятъ по цлой миск раковъ за завтракомъ.
Замчаніе мое заставило усомниться не только Эмминаго супруга, но также и его товарища. Но я отлично знала что именно желала сказать. Лицемръ этакій!
Затмъ подали телятину. Не мшало бы Эмми замтить своему супругу что мы вс ни во что не ставимъ это мясо, хотя самъ онъ и смотритъ на него чуть ли какъ не на жизненный элексиръ.
Телятина удалась лучше, чмъ я ожидала, но подливка была жидковата и ея было слишкомъ много. И такую-то кухарку они держатъ у себя! Докторъ Паберъ сказалъ рчь, но впрочемъ уже посл хозяина, который по теперешней мод прежде всего обратился съ привтственнымъ тостомъ къ своимъ гостямъ. Докторъ Паберъ вообще говоритъ очень хорошо, но должно-быть онъ плохо былъ знакомъ съ положеніемъ длъ у молодыхъ, потому что пожелалъ имъ и въ будущемъ того же счастія, тишины и спокойствія, какими они наслаждались до ныншняго дня. Я чокнулась за счастіе молодыхъ супруговъ, ибо я вовсе не жестокосерда, а что касается тишины и спокойствія, то я невольно про себя усмхнулась. Тишина и спокойствіе съ такою вдьмой на кухн! просто смшно!
Затмъ г. Клейнесъ сказалъ рчь въ стихахъ, и всхъ такъ или иначе сумлъ задть въ ней. На меня онъ сочинилъ что-то въ род:
‘Вс тещи межь собою злостью схожи,
Лишь Бухгольцъ на нихъ непохожа.’
Вс захохотали, кром меня самой и г. Вейгельта: онъ не могъ смяться потому что ротъ у него былъ биткомъ набитъ картофелемъ, а я потому что обидлась и не нашла ничего смшнаго въ такихъ глупыхъ нескладныхъ стихахъ. Да и разв поэзія только на то и годится чтобы говорить людямъ непріятности? Разв Лессингъ поступалъ такъ? О нтъ, великій поэтъ отличался терпимостью. Вотъ еслибы г. Клейнесъ пошелъ на кухню и попытался бы въ своихъ стихахъ воспть гнусную вдьму-кухарку, ужь конечно она сумла бы отблагодарить его какъ слдуетъ.Но я разумется промолчала.
Вполн понятно, полагаю, что при моемъ настроеніи рисовая размазня не могла прійтись мн по вкусу. За то г. Клейнесъ уписывалъ эту бурду какъ настоящій нмецкій поэтъ съ голодухи, по мткому замчанію Dr. Пабера, который какъ мущина съ развитымъ органомъ вкуса тоже не особенно лакомился этимъ дтскимъ блюдомъ.
— Кушанье это должно-быть похоже вкусомъ на то самое ничто изъ котораго былъ сотворенъ весь міръ, сказала я Dr. Паберу.
— Совершенно съ вами согласенъ, отвчалъ онъ,— но только я не ршился бы чего-либо творить изъ этой бурды.
Вообще, Dr. Паберъ человкъ очень умный и весьма образованный и, произведи на него Бетти нкоторое впечатлніе, я не то чтобы стала ободрять его ухаживанье, но и препятствовать ему не стала бы.
Недостаточно насытившіеся могли еще пость бутербродовъ съ тонкими какъ почтовая бумага ломтиками дешеваго сыра. Хозяинъ самъ любитъ этотъ сыръ, и ему никакого дла нтъ до того что запахъ его можетъ быть непріятенъ другимъ.
Но и сыру, какъ и всему въ мір, бываетъ конецъ, только одного рисоваго киселя осталось столько что его бы хватило еще на мужицкую свадьбу, гд, какъ извстно, дятъ цлые три дня къ ряду.
Посл ужина мущины сли за карты, я мы, дамы, были предоставлены самимъ себ. Ассессорша Леманъ разошлась, разговарилась, она разказывала намъ весьма милые анекдоты и показывала презанимательныя и презамысловатыя задачи со спичками, такъ что мы проводили время весьма пріятно. ‘Какъ грустно’, думалось мн, ‘что въ этомъ дом мн придется бывать только мимолетно, какъ бы случайно!’
Мущины между тмъ усердно играли въ карты и при этомъ пили пиво. Каждый разъ, какъ только кружки ихъ опоражнивались до дна, они на время прерывали свое занятіе, чтобы, по шутливому выраженію Dr. Пабера, произвести генеральное пополненіе не теряя времени.
Такою перемежкой воспользовалась фрейлейнъ Кулеке. Она уже давно съ завистью глядла на ассессоршу, и теперь съ жадностью ухватилась за случай, чтобъ и мущины могли послушать ея декламацію.
Она помстилась въ дверяхъ между обими комнатами и громко стала читать на память стихи. У слушателей просто морозъ пробгалъ по кож. Она читала стихотвореніе, гд въ самомъ начал молодой воинъ падаетъ на пол битвы, затмъ ночью его окровавленный призракъ является къ невст и говоритъ ей что если она будетъ продолжать лить о немъ кровавыя слезы, то онъ захлебнется ими въ своемъ гробу. Г. Клейпесъ мигомъ надлъ себ на руку ярко-красную перчатку и незамтно для Кулекъ схватился своею кровавою рукой за ручку двери. Аманда и не замтила этого, но за то Августа какъ смерть поблднла отъ страха, тмъ боле что Кулеке своимъ басомъ необыкновенно врно изображала загробный голосъ мертвеца. Затмъ мущины снова услись за карты и съ прежнимъ рвеніемъ продолжали свое прерванное занятіе.
Веселости асеессорши, а вмст съ нею и общаго оживленія какъ не бывало посл чтенія такихъ страшныхъ стиховъ (про себя я ужь и не говорю, мн все время было не до веселья), такъ что вс внутренно благодарили Господа Бога когда мущины наконецъ доиграли свою послднюю партію. Докторъ былъ въ выигрыш и отдалъ его Эмми, по всегдашнему обыкновенію, а та опустила выигрышъ мужа въ копилку на случай неожиданныхъ расходовъ. Этимъ докторъ старается задобрить жену посл того какъ самъ до поздней ночи просидитъ за зеленымъ столомъ вмст со своими пріятелями, такими же какъ и онъ картежниками. Будь я на мст Эмми…. но зачмъ давать добрые совты въ дом гд только и думаютъ о томъ какъ бы отъ меня отдлаться.
Около двухъ часовъ ночи вс начали разъзжаться. Кухарка стояла со свчкой у входной двери, желая съ кого можно сорвать себ на чаекъ. Я съ достоинствомъ прошла мимо этой вдьмы и даже бровью не повела въ ея сторону. Надобно же чтобъ она поняла что значитъ грубить матери, когда дочь даетъ въ первый разъ званый вечеръ.

Святки дяди Фрица.

Вы наврное удивлены тмъ что дяди Фрица не было на первомъ званомъ вечер доктора, вдь они всегда были такъ дружны между собою, такъ братски всегда поддерживали другъ друга даже въ страсти къ картежной игр? А между тмъ была вполн основательная причина тому что дядя Фрицъ не лъ у доктора раковъ: его не было въ Берлин.
Торговымъ людямъ часто приходится путешествовать, особенно предъ Рождествомъ, когда необходимо запастись для магазина всякаго рода новостями и притомъ всевозможныхъ стилей. Теперь въ Берлин все должно имть свой стиль, люди богатые даже нарочно держатъ при себ архитекторовъ чтобы т опредляли къ какому именно стилю принадлежитъ каждая новая покупаемая ими вещь и подходитъ ли она къ общему стилю убранства дома или комнаты. Любопытно бы знать скоро ли настанетъ мода когда отцы семействъ вмсто домашняго халата будутъ носить желзныя латы для того чтобы быть подъ стать своей мебели? А куда дваться купцу съ товарами которые не подходятъ ни подъ какой особенный стиль? Скорй, скорй съ ними вонъ изъ Берлина куда-нибудь въ провинцію, гд еще люди не прониклись модными стремленіями, гд они живутъ попросту безъ затй. Такимъ образомъ и въ поздк дяди Фрица не было ничего страннаго. Напротивъ, такое рвеніе въ длахъ только похвально: дятельность лучшее средство противъ легкомыслія. Случается однако и обманываться.
Я надялась что дло объ Эрик разъ навсегда кануло въ вчность. Фрау Краузе желала бы во что бы то ни стало женить дядю Фрица на своей родственниц, но когда она приступила къ нимъ обоимъ съ ножомъ къ горлу, то Эрика совсмъ больная ухала къ себ на родину, что, между прочимъ, я весьма одобряю, а дядя Фрицъ повидимому также былъ очень доволенъ ея отъздомъ, по крайней мр мн такъ казалось. Однако все было совершенно иначе чмъ я предполагала, я узнала это въ послдствіи.
Дядя Фрицъ вернулся какъ въ воду опущенный, такъ что Карлъ даже подумалъ, не потерплъ ли тотъ значительныхъ денежныхъ убытковъ. Оказалось однако что онъ не только ничего не потерялъ, а напротивъ даже блистательно устроилъ нкоторыя изъ своихъ длъ. Чмъ же объяснить его удрученный видъ?
— Карлъ, сказала я моему мужу,— поврь мн что тутъ замшана любовь. Разспроси-ка его, какъ бы невзначай, гд да гд онъ усплъ побывать за это время, а ужь я доберусь до самой сути дла.
Карлъ отвчалъ мн что онъ терпть не можетъ мшаться въ чужія дла, а я ему на это замтила что заботиться о благ ближняго — долгъ каждаго человка. Онъ сказалъ что дядя Фрицъ страшно разсердится если замтитъ что его хотятъ выслдить. Съ этимъ я не могла не согласиться. Вдругъ меня оснила весьма удачная мысль. ‘Ты только сходи къ Краузе, Вильгельмина’, сказала я самой себ, ‘и кстати наднь свою новую шубу. Это ее наврно разозлитъ до благо каленія, и когда зависть уже слишкомъ начнетъ душить ее, она непремнно выложитъ теб все что у нея накипло на сердц. Что-то произошло и, кажется, что-то неладное. Если ей это извстно, то она теб обо всемъ доложитъ.’
Итакъ, я отправилась къ Краузе, несмотря на полное отсутствіе симпатіи къ ней.
Сперва она было отмалчивалась, но я ловко навела разговоръ на дядю Фрица, сказала что его торговыя дла сильно пошатнулись и что ему слдуетъ серіозно подумать о томъ чтобы поправить ихъ выгодною женитьбой. Впрочемъ, нечего де и сомнваться въ томъ что ему удастся найти себ богатую невсту, онъ такъ хорошо везд принятъ.
— Въ самомъ дл? сказала она.— Однако есть семьи которыя вовсе не раздляютъ вашего мннія на его счетъ.
— Слдовательно вы знаете боле меня.
— Весьма возможно. Разв вамъ неизвстно съ какимъ носомъ онъ вернулся изъ своего путешествія?
— Вы ошибаетесь, моя милйшая, сказала я.
— О нтъ! спросите-ка его что думаютъ о немъ родители и родственники Эрики. Слава Богу что молодая двушка не ршилась сдлать необдуманнаго шага, когда гостила у васъ.
Я замтила ей что дядя Фрицъ никогда не имлъ серіозныхъ намреній относительно этой незначительной особы.
— Зачмъ же онъ здилъ въ Лингенъ? побдоносно спросила она.
— У него всюду есть дла, отвчала я.
Съ меня было довольно, я спшила по возможности сократить свое посщеніе и не пригласила даже Краузе побывать у меня.
Въ слдующее затмъ воскресенье дядя Фрицъ у насъ обдалъ. Когда мой Карлъ ушелъ понжить себ глазки или, попросту говоря, всхрапнуть немножко, а Бетти ушла со своею работой къ надзирательш, мы съ Фрицемъ остались одни. Онъ молчалъ, я также не желала заговорить первая. Онъ читалъ газету, я длала видъ что гляжу въ окно, въ комнат раздавалось только однообразное тиканье часовъ. Замтивъ что онъ уже второй разъ прочитываетъ все одни и т же объявленія, я доле не могла выдерживать тягостнаго молчанія.
— Скажи мн, Фрицъ, что съ тобой? сказала я.— Ты знаешь что мн ты можешь вполн довриться. Скажи, отчего у тебя такой мрачный и убитый видъ?
— Просто разстроенъ, отвчалъ онъ,— подожди, дай срокъ и все пройдетъ.
— Но чмъ же ты разстроенъ?… Ты молчишь?… Что съ тобой случилось въ Линген?
Онъ вскочилъ.
— Что ты знаешь о Линген? гнвно закричалъ онъ.
— Только то что мн разказывала Краузе.
— Краузе старая сплетница!
— Я это знаю. Но что-нибудь дало же ей поводъ сказать мн что ты тамъ потерплъ полнйшее фіаско.
Дядя Фрицъ нсколько разъ прошелся быстрыми шагами по комнат, потомъ вдругъ неожиданно остановился передо мной и сказалъ:
— А если она сказала теб правду?
— Для меня это просто непостижимо, отвчала я.
— Потому что ты не знаешь каковы эти провинціальные филистеры, сказалъ онъ.
И вотъ онъ совершенно откровенно разказалъ мн все. Онъ слишкомъ долго таилъ про себя свое горе, ему надо было наконецъ высказаться.
Онъ никакъ не могъ забыть Эрику и вотъ собрался въ Лингенъ для того чтобы представиться ея родителямъ и просить у нихъ ея руки. Приняли его радушно, потому что когда молодой человкъ является въ семью, гд есть дочь-невста, то всякій уже заране догадывается о цли его посщенія. Тмъ не мене онъ самъ длалъ видъ что пріхалъ сюда только по торговымъ дламъ и затмъ однажды пригласилъ родителей Эрики отобдать съ нимъ вмст въ гостиниц. Какъ и всегда, дядя Фрицъ много разсуждалъ о разныхъ кушаньяхъ и кром того разбранилъ поданное имъ вино. Старикъ, отецъ Эрики, замтилъ ему что онъ, повидимому, человкъ весьма избалованный. ‘Ну, нтъ, но стаканъ хорошаго вина за столомъ ему необходимъ.’ Посл того старикъ сталъ молчаливъ и какъ-то все искоса поглядывалъ на дядю Фрица.
— Наврное ему не понравилось твое хвастовство, замтила я.
— Весьма возможно, но тмъ не мене онъ пригласилъ меня вечеромъ къ себ. Между тмъ до вечера мн длать было нечего, и я отправился шляться по городу, разыскивая гд можно найти самое хорошее пиво.
— И явился къ нимъ навесел?…
— Вовсе нтъ. Въ трактир, за сосднимъ со мною столикомъ, разказывали такіе старые плшивые анекдоты что я началъ звать и затмъ просто сбжалъ. Поэтому явился въ домъ Эрики можетъ-быть нсколько ране чмъ меня ждали. Только-что я отворилъ дверь какъ услыхалъ ужаснйшій визгъ и пискъ.
— Что же случилось?
— Младшимъ братьямъ и сестрамъ Эрики давали цытварное смя, и они должно-быть не хотли его принимать. У нихъ вдь еще, кром Эрики, цлая охапка ребятъ. Вдь въ маленькихъ городахъ главное и чуть ли не единственное развлеченіе жителей — крестины. Оказалось что въ дом есть еще и бабушка, она совала ложку лкарства дтямъ въ ротъ, а упрямившихся награждала колотушками и пинками. Я уже хотлъ было уйти, такого рода представленія вовсе не въ моемъ вкус, но вдругъ вышелъ самъ старикъ и предложилъ мн вмст съ нимъ пойти прогуляться, такъ какъ дамы еще не могутъ принять меня. Мы отправились съ нимъ за городъ, но любоваться здшними красотами природы могутъ только мстные жители. Когда мы прошли съ часъ времени, я спросилъ своего спутника, далеко ли намъ еще осталось до трактирчика. Ты знаешь, Вильгельмина, что я ршительно неспособенъ къ прогулкамъ безъ подкрпленія. Гд-нибудь по пути непремнно долженъ быть трактирчикъ, а то покорно благодарю — созерцаніемъ природы сытъ не будешь и жажды не утолишь.
— Что же онъ отвчалъ?
— Ни слова.
— Ну, а потомъ что же было, вечеромъ?
— Невыносимо. Расщедрились однако на одну бутылку вина. Пили только онъ, я, да бабушка, прибавлявшая себ въ вино сахару.
— Ну, а какова была Эрика?
— Цвла какъ роза, но не знала что и длать — молчать или разговаривать.
— А вообще о чемъ шелъ разговоръ?
— Объ испорченности Берлина, словомъ, говорили то что обыкновенно пишется въ газетахъ. Бабушка выразила убжденіе что въ Берлин ежедневно среди благо дня совершается множество убійствъ, что религія и нравственность совершенно здсь позабыты и благодарила Господа Бога за то что ей никогда не довелось быть въ этомъ вертеп грха, гд всякій человкъ волей-неволей губитъ свою душу.
— Ты, конечно, не могъ съ этимъ согласиться?
— Я замтилъ что фрейлейнъ Эрика должна лучше это знать. ‘О, да, простонала бабушка, Эрика намъ разказывала какъ она была въ Бокк. Мы знаемъ Берлинъ гораздо короче чмъ вы думаете. Мы здсь ведемъ жизнь умренную, правильную, не то что вы Берлинцы. О, мы отлично знаемъ Берлинъ! У васъ тамъ все нездорово, даже и дти-то вс больныя, безсовстные родители вовсе о нихъ не заботятся, и ужь городскимъ властямъ приходится хлопотать объ нихъ. Намъ ничего подобнаго не нужно, мы своевременно принимаемъ мры противъ болзней, сами заботимся о томъ чтобъ у дтей нашихъ было все что имъ надобно.’ Дйствительно, я уже видлъ это собственными глазами, и отъ одного воспоминанія покраснлъ до корня волосъ. Наконецъ я раскланялся, вернулся въ гостиницу и еще выпилъ вина чтобъ отогнать отъ себя мысль о цытварномъ смени и нелпомъ разговор бабушки.
— Фрицъ, насколько я понимаю, бабушка была противъ тебя.
— Вс они заодно! воскликнулъ онъ.— Когда я на другой день просилъ у старика руки его дочери, онъ отвчалъ мн что ему весьма жаль, но судя по всему что онъ въ Линген узналъ обо мн, онъ убжденъ что я не могу составить счастія его дочери, такъ какъ я предпочитаю трактиръ и кутежи правильной семейной жизни. Оселъ!
Я молчала чтобы не растравлять его еще совершенно свжей раны.
— Фрицъ, люди эти понятія не имютъ о Берлин и Берлинцахъ, сказала я посл нкотораго молчанія.— Вдь въ газетахъ описывается только все плохое, достойное порицанія и весьма рдко что-нибудь хорошее, достойное похвалы. Но еслибы ты велъ себя разумне и сдержанне, ты мене возстановилъ бы ихъ противъ себя.
— Ахъ, стоитъ ли объ этомъ толковать теперь.
— Людямъ которые вовсе не пьютъ ты слишкомъ много говорилъ о вин. А откуда взялись у тебя такіе разговоры? Ты нахватался ихъ въ кегель-бан и въ яхтъ-клуб!
— Вильгельмина, прошу тебя, не разсуждай о томъ въ чемъ ты ровно ничего не понимаешь!
— Ну, хорошо, ты теперь слишкомъ возбужденъ… но не можешь же ты отрицать того что кегельные шары разбили не одно счастье на бломъ свт?
Онъ отвтилъ мн какою-то шуткой.
— А съ Эрикой ты говорилъ?
— Она разсуждаетъ такъ же какъ и вс остальные и страшно боится бабушки. Богъ знаетъ чего только не натолковала ей старуха.
— Итакъ между вами все кончено?
— Повидимому, да.
— Фрицъ, кто знаетъ, можетъ-быть даже къ счастію что все именно такъ случилось…
— Къ счастію? Ты вообразить себ не можешь до чего я люблю эту двушку! Теперь я никогда, никогда не женюсь!
— Вздоръ, все пройдетъ, и опять ты попрежнему беззаботно станешь шляться по трактирамъ и играть въ карты. Дай срокъ, вспомни мои слова.
— Ты говоришь со своей точки зрнія, сказалъ онъ,— мн кажется если я въ воду кинусь, и тогда не отдлаюсь отъ своего чувства.
И онъ ушелъ.
Въ сущности мн было очень жаль его: онъ уже не былъ прежнимъ веселымъ дядей Фрицемъ, по всему видно что случившееся съ нимъ задло его очень глубоко. Меня терзала мысль что Краузе была права. Тмъ не мене всему виной кегли и гонки на лодкахъ. А какъ подумаешь какой аппетитъ возбуждается у молодыхъ людей посл гребли и что имъ необходимо утолить его какъ слдуетъ для возстановленія силъ, то и придешь къ заключенію что имъ нельзя не пить вина. Трактирщику приходится подать имъ такой сытный и обильный обдъ что онъ едва-едва концы съ концами сведетъ. Молодежь это понимаетъ, и чтобъ ему не въ убытокъ было кормить ихъ обдомъ, старается спрашивать дорогихъ винъ. Но бабушки разумется обо всемъ этомъ и понятія не имютъ, да и откуда имъ знать это? Я еще не видала ни одной бабушка охотницы до гребли.
Дядя Фрицъ уже неоднократно приглашалъ насъ побывать въ трактир гд онъ обыкновенно обдаетъ, и вотъ мы наконецъ тамъ были. Не могу не согласиться съ тмъ что вс виднные мною здсь молодые люди очень милы и очень порядочны: держатъ себя прекрасно, вовсе не какъ какіе-нибудь лодочники, въ разговор не употребляютъ никакихъ свойственныхъ гребцамъ ругательствъ, а только отличаются великолпнйшимъ аппетитомъ и тонкимъ знаніемъ всякихъ винъ. Вотъ это-то послднее обстоятельство и повредило такъ сильно дяд Фрицу во время его пребыванія въ Линген. Я думаю впрочемъ что еслибы на его мст былъ его другъ Кингъ, то онъ еще и не такъ бы ихъ всхъ удивилъ, Фрицъ въ сравненіи съ нимъ простой любитель. Кингъ, какъ разказываютъ, даже и во сн часто гребетъ веслами, и потому съ шести часовъ утра, какъ только глаза откроетъ, уже чувствуетъ жажду, которую только виномъ и можетъ утолять. Вотъ его бы надо показать бабушк… было бы ей на что полюбоваться!
Но какъ бы то ни было, мн было очень досадно на дядю Фрица: ужь лучше бы ему жениться на Эрик чмъ не жениться вовсе. Мой Карлъ совершенно одного со мною мннія, онъ отъ души желалъ бы наконецъ видть Фрица женатымъ человкомъ, потому что мой дорогой мужъ въ теченіе своего продолжительнаго сожительства со мною научился цнить все счастіе семейной жизни.
Ужь много, много разъ приходилось мн встрчать Рождество, и всегда съ радостнымъ волненіемъ ожидала я наступленія великаго праздника, ныншній же годъ я бы желала чтобъ его вовсе не было. Но что толку бороться съ календаремъ? ничего изъ этого не можетъ выйти. Итакъ, канунъ Рождества и ныншній годъ наступилъ своевременно. Разумется, мы не могли встрчать его также пріятно и весело какъ въ прежніе годы,— намъ не доставало нашего прежняго веселаго дяди. Онъ старался быть веселымъ, но всмъ было ясно видно что веселость его натянутая, дланая, и намъ съ Карломъ до глубины души было больно видть это. Эмми и докторъ, также встрчавшіе у насъ Рождество, были единственно заняты другъ другомъ: онъ повидимому влюбленъ въ нее еще боле чмъ былъ женихомъ, а она только и думаетъ что о немъ. Но Бетти должно-быть угадывала что у дяди Фрица на душ есть тайное горе: она длала все отъ нея зависящее чтобы быть ему пріятною, что вовсе не въ ея привычкахъ, да и вообще она съ каждымъ днемъ становится все сумрачне, сосредоточенне и молчаливе. Я даже замтила что глаза ея становились влажными всякій разъ какъ
Фрицъ съ признательною улыбкой взглядывалъ на нее. Бдная моя двочка также счастіемъ похвастаться не можетъ.
Понятно что благодаря всмъ этимъ обстоятельствамъ я отъ души желала чтобы поскоре все кончилось, и потому всми силами старалась торопить кухарку.
За ужиномъ не успли еще покончить съ рыбой, почтальйонъ принесъ дяд Фрицу письмо. Увидя штемпель, Фрицъ вздрогнулъ, еще разъ взглянулъ на него, потомъ на насъ и затмъ поспшно вышелъ въ сосднюю комнату чтобы тамъ прочесть полученное имъ письмо. Я было хотла послдовать за нимъ, но Карлъ крпко ухватилъ меня за платье и выпустилъ его только нкоторое время спустя. Я пошла къ дяд Фрицу. Онъ сидлъ у стола и держалъ въ рук маленькую вточку какого-то растенія, на которую ярко падалъ свтъ лампы.
То была вточка вереска.
Я тихо подошла и нжно положила ему руку на плечо.
Онъ вдругъ зарыдалъ.
Я дала ему выплакаться. Я видла какъ сильно онъ былъ взволнованъ, видла какъ этотъ сильный и крпкій человкъ боролся со своимъ слабымъ сердцемъ.
— Вильгельмъ, наконецъ сказалъ онъ, и веселая улыбка озарила все его лицо,— Вильгельмъ, вдь несмотря на бабушку!…
И вотъ онъ опять сталъ нашимъ прежнимъ веселымъ дядей Фрицемъ. Счастливое, счастливое Рождество!
Найдетъ ли дядя Фрицъ то счастіе которое сулила ему вточка вереска? Станетъ ли докторъ съ теченіемъ времени образцовымъ зятемъ? Какова будетъ судьба Бетти и суждено ли когда-нибудь извстной фирм называться ‘Бухгольцъ и сынъ’? Придется ли Бергфельдшиному Эмилю раскаяться въ томъ что онъ продалъ себя? Что выйдетъ изъ маленькаго Краузе?
Все это намъ откроетъ время при посредств талантливаго пера фрау Вильгельмины, время которое прядетъ не только золотыя нити всего великаго и высокаго, но также и скромную нить жизни нашихъ друзей въ Линдбергской Улиц.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Планы о перевоспитаніи.

Пока моя дочь Эмми еще не была замужемъ, я надялась что она будетъ счастлива съ человкомъ на мой взглядъ выбраннымъ ей самимъ Провидніемъ, теперь же я пришла къ совершенно противоположному убжденію и нахожу что жизнь человческая слагается совсмъ не такъ какъ ожидаешь, точь-въ-точь бальзамины что посешь въ цвточныхъ горшкахъ. Думаешь выйдутъ махровые розово-краснаго цвта, а глядишь они вышли самые обыкновенные, лиловые, иногда пожалуй и красные, но вовсе не махровые, и разв только два-три цвточка окажутся именно такими какими они описаны въ цвточномъ каталог, нкоторыя смена даже та не взойдутъ, а если взойдутъ, то бутоны обвалятся и цвтовъ вовсе не будетъ.
Или можетъ-быть счастья вообще не такъ много чтобы каждый, подобно моему Карлу и мн, могъ пользоваться хоть маленькою его частичкой. Но почему же мы съ Карломъ счастливы и довольны? Потому что мой Карлъ наврное относился бы къ своей тещ съ глубочайшимъ почтеніемъ, разумется въ томъ случа еслибъ она не умерла еще до нашей свадьбы. Готова поклясться что Карлъ относился бы къ ней совершенно не такъ какъ относится ко мн докторъ. Я не могу побаловаться на то чтобы по наружному виду докторъ не былъ достаточно ко мн почтителенъ, напротивъ, иногда въ отношеніи меня онъ даже слишкомъ внимателенъ и предупредителенъ, но такое поведеніе съ его стороны становится для меня еще подозрительне: вдь говоритъ же пословица: кто извиняется — винится. Еслибъ онъ дйствительно любилъ и уважалъ меня, онъ бы долженъ былъ немедленно прогнать свою кухарку, посл того какъ она такъ дерзко и даже презрительно обошлась со мною. Въ кухн у только-что вышедшей замжбъ дочери мать иметъ равныя съ нею права, особенно если молодая женщина еще неопытна въ хозяйств и тмъ боле когда дло идетъ о томъ чтобы на своемъ первомъ званомъ вечер не ударить лицомъ въ грязь предъ гостями, а напротивъ, заслужить похвалу и одобреніе съ ихъ стороны. Если въ данномъ случа кухарка идетъ наперекоръ благимъ намреніямъ тещи, въ оборонительной поз становится передъ плитой, осыпаетъ площадною бранью мать своей госпожи и даже заставляетъ ее удалиться изъ кухни, то святая обязанность зятя немедленно призвать полицейскаго и предать въ его руки грубіянку-кухарку. Но докторъ ничего подобнаго не сдлалъ, и я теперь понимаю что собственно значитъ его вжливое и предупредительное обращеніе со мною: это не боле какъ мдный щитъ непримиримаго врага, за который онъ прячется чтобъ избжать откровеннаго объясненія со мною. Но вдь это ни къ чему не поведетъ, у меня дло не станетъ за тмъ чтобы при случа вполн откровенно съ нимъ побесдовать и какъ дважды-два — четыре врно что я заразъ выскажу ему все что за это время накипло у меня на сердц. Увидимъ какъ-то онъ заговоритъ тогда!
Я было ршила вовсе не переступать порогъ дома гд мн было нанесено такое вопіющее оскорбленіе, но Бухгольцша не такова чтобы позволить себя вытснить какой-нибудь кухонной вдьм, прирожденныя права не такъ-то легко уступаются, еще посмотримъ чья возьметъ! Теперь, когда я бываю у нихъ, кухарка для меня какъ бы вовсе не существуетъ, я не удостоиваю ее ни дружелюбнаго привта, ни ласковой улыбки, ни даже взгляда, а прохожу мимо нея съ самымъ ледянымъ презрніемъ.
Эмми всегда бываетъ очень довольна когда посл обда я захожу къ ней напиться кофе. Его въ то время нтъ дома, онъ на практик, и такимъ образомъ мы можемъ безо всякой помхи потолковать другъ съ другомъ о всевозможныхъ предметахъ въ которыхъ мущины ровно ничего не смыслятъ. Не могу достаточно надивиться тому какъ Эмми сумла хорошо войти въ роль жены доктора. Она записываетъ имена паціентовъ которыхъ ему слдуетъ навстить и вообще принимаетъ горячее участіе во всхъ его больныхъ: у нея, напримръ, никогда дло не станетъ за тмъ чтобы сварить хорошаго бульйону какому-нибудь бдняку, которому питательная пища можетъ быть несравненно полезне всякой врачебной помощи. Только по четвергамъ, когда докторъ отправляется въ свой медицинскій кружокъ до поздней ночи играть въ карты, она сильно скучаетъ, чувствуя себя одинокою, какъ бы покинутою.
— Дитя мое, сказала я ей,— ты должна терпливо переносить эту маленькую непріятность, должна быть довольна своею судьбой, потому что большинство мужей гораздо хуже твоего Франца, они какъ медвди только и способны на то чтобъ сть, спать и ворчать. Теб бы слдовало съ самаго начала возстать противъ этихъ четверговъ, а теперь боюсь ужь не поздно ли будетъ приниматься за перевоспитаніе твоего мужа.
— Еслибы только не это ужасное одиночество! воскликнула Эмми.— Ты и вообразить себ не можешь какъ безконечно долги мн кажутся часы, когда я его жду.
— Неужели же ты просиживаешь ночи поджидая его возвращенія?
— Нтъ, Францъ этого не любитъ.
— Такъ онъ требуетъ чтобы ты ложилась спать?
— Онъ находитъ что это было бы полезне для моего здоровья.
— А разв для твоего здоровья ничего не значитъ волноваться тмъ что онъ долго не возвращается? Или можетъ быть ты въ состояніи спать когда онъ полуночничаетъ со своими собутыльниками? Что до меня, то я не была бы на это способна.
— Мама, за что ты такъ нападаешь на Франца? скажи мн что собственно ты имешь противъ него?
— Я? ршительно ничего, за исключеніемъ его четверговъ и его вдьмы-кухарки.
— Забудь пожалуста о кухарк. Ей былъ сдлалъ весьма строгій выговоръ, и она никогда боле уже не позволитъ себ никакой грубой выходки противъ тебя. Что же касается четверговъ, то Францъ выговорилъ ихъ себ еще будучи женихомъ и получилъ на то мое полное согласіе.
— Если ты довольна его четвергами, то и мн толковать нечего, ты вдь знаешь какъ я вообще уступчива и терллива. Да и не понимаю съ какой стати я заговорила объ этомъ, когда ты сама ничего не желаешь ни видть, ни слышать.
— Но что же дурнаго въ томъ, помолчавъ сказала Эмми,— если Францъ одинъ вечеръ въ недлю проводитъ со своими друзьями? Что же мн въ самомъ дл длать? позолотить его что ли да завернуть въ вату?
— Какъ ты смешь говорить со мною такимъ тономъ? съ негодованіемъ воскликнула я.
— Мама, я теперь женщина самостоятельная и только мужу обязана давать отчетъ въ своихъ словахъ и поступкахъ. Ты знаешь, я тебя безконечно люблю, но мн не доставляетъ ни малйшаго удовольствія что ты всегда обходишься со мною точно съ груднымъ младенцемъ.
— Да разв ты не понимаешь что я теб же добра желаю? Неужели ты думаешь я не вижу что ты далеко не такъ счастлива какъ того слдовало бы ожидать?.. Итакъ, его четверги теб самой нравятся?
Она чуть замтно покачала головой, потомъ улыбнулась и сказала:
— Я заведу себ маленькую собачку, въ часы одиночества она будетъ служить мн развлеченіемъ.
Я только-что сбиралась сдлать ей на это возраженіе, какъ въ комнату вошла маленькая ассессорша Леманъ. Эмми очень сошлась съ всю, впрочемъ, она и мн нравится, несмотря на то что въ ней нтъ достаточно серіознаго отношенія къ жизни: она шаловливо игрива какъ ребенокъ. Что касается ея наружности, то рядомъ съ Эмми на нее и смотрть нечего, но вдь, правду сказать, моя дочь изъ ряду вонъ красивая женщина и кажется еще представительне благодаря своей полнот. Ассессорша же красотой вовсе не отличается, тмъ не мене она очень пріятная собесдница, когда ее поближе узнаешь и когда ей удастся побдить свою врожденную застнчивость, одвается она мило, изящно и всегда къ лицу. Къ желанію Эмми завести себ собачку она отнеслась весьма несочувственно.
— Не совтую вамъ длать этого, сказала она,— молоденькія собачки грызутъ все что только видятъ, портятъ всякую новую вещь въ дом. У насъ была такая собачка, и какъ бы вы думали? въ какіе-нибудь пять-шесть дней она изгрызла дв пары новенькихъ туфель, совершенно новый прелестный коврикъ и проч. и проч., а вс ночи напролетъ визжала и выла, потому что ей было скучно оставаться одной въ темномъ корридор, мужу моему приходилось вставать и успокоивать ее плеткой.
— Бдное животное! воскликнула Эмми.
— Неужели же не проучить пса если онъ визжитъ и воетъ по ночамъ, когда людямъ нуженъ покой? сказала я.— Что же, удалось ли вамъ наконецъ воспитать какъ слдуетъ эту собаченку?
— Какое! мало ли у насъ было хлопотъ съ нею, а толку изъ этого не вышло никакого, отвчала ассессорша,— впрочемъ, мы ее отдали когда у меня родился ребенокъ. Не хорошо когда дти много возятся съ собаками, это ведетъ къ разнаго рода болзнямъ. Спросите-ка объ этомъ вашего мужа, онъ долженъ знать это.
— Не думаю чтобъ отъ собакъ былъ какой-либо вредъ для здоровья, сухо замтила Эмми, которой разговоръ нашъ повидимому не особенно былъ пріятенъ.
— Надюсь, моя милая, мягко сказала я,— что ты откажешься отъ безумной мысли завести собаку. Я уврена что мужъ твой въ угоду теб согласится по четвергамъ иногда оставаться и дома, или, если ужь теб такъ скучно бывать одной, приходи по этимъ днямъ къ намъ. Я теб и прежде говорила и теперь повторяю, двери родительскаго дома для тебя всегда отворены.
Эмми казалось обдумывала мое предложеніе, я сочла за лучшее пока не настаивать и обратилась со слдующимъ вопросомъ къ ассессорш:
— А вашъ супругъ точно также часто проводитъ вечера вн дома?
— У него свой клубъ, свой кружокъ, онъ не можетъ не посщать ихъ.
— И вы точно также долго засиживаетесь, поджидая его?
— Да, прежде я была настолько глупа что бывало каждыя пять минутъ смотрю на часы, если одъ долго не возвращается, а въ заключеніе еще и расплачусь! Но теперь дло другое, мн ужь засиживаться по вечерамъ не приходится, дти встаютъ очень рано, а въ нихъ вся моя радость, вся моя жизнь. А мущинамъ и нельзя вчно сидть дома, нельзя вчно толковать съ женой о дтяхъ и хозяйств, имъ хочется поговорить и о другихъ интересныхъ для нихъ предметахъ, вотъ для этого-то они и собираются по вечерамъ въ клубахъ и различныхъ кружкахъ.
— Когда я была молода, возразила я,— мущины не проводили столько времени въ ресторанахъ, а больше сидли дома. Теперь же, когда вс рестораны отдланы съ роскошью, вовсе не подходящею для людей средняго круга, мущины донельзя избаловываются и въ конц концовъ имъ уже и не нравится простая домашняя обстановка. По моему, въ виду этого послдняго обстоятельства и слдуетъ стараться чтобъ они какъ можно меньше посщали всякіе рестораны, а проводили бы побольше времени дома, или вызжали бы не иначе какъ вмст со своими женами.
— А дти-то какъ же? воскликнула ассессорша.— Неужели оставлять малютокъ на попеченіи прислуги? Я никакъ не могу съ этимъ согласиться. Съ дтьми на прислугу полагаться нельзя. Если горничная знаетъ что хозяйка каждый вечеръ проводитъ вн дома, то она начнетъ принимать у себя Богъ знаетъ кого, не то запретъ домъ, а сама отправится гулять или въ гости.
— А у васъ ужь случались подобныя вещи? спросила я.
— О, разумется! засмялась ассессорша.— Однажды когда мы вернулись домой раньше чмъ васъ ожидали, мужъ мой поймалъ въ кухн майскаго жука.
— Майскаго жука? съ недоумніемъ повторила я.
— Ну да, разумется, майскаго жука! Такъ называютъ гвардейскихъ стрлковъ изъ казармы что на Шоссейной улиц.
— Я также могла бы разказать нчто въ этомъ род! вдругъ выпалила я.
— Ты, мама? спросила Эмми.
— Я?… о, нтъ… вовсе нтъ…
Я замялась, смутилась. Я чувствовала что красню до корня волосъ, но невозможно же мн было разказать Эмми исторію о храбромъ воин принявшемъ меня за Іетту. Докторъ потерялъ бы ко мн всякое уваженіе, узнай онъ какъ я въ то время старалась доставить ему случай объясниться съ моею дочерью. Къ счастью, я успла вовремя спохватиться и съ натянутою развязностью сказала:
— Я ужь хорошенько и не помню какъ это было, тмъ боле что исторія эта случилась не со мною, а съ одною моею пріятельницей, да въ сущности она и неинтересна.
Темныя мста въ человческой жизни все равно что сажа въ труб, которая такъ и продается сквозь стнки наружу. Слава Богу, болтливая ассессорша выручила меня.
— И кром того, сказала она,— трудно поврить какъ он франтятъ!
— Кому вы это говорите, фрау ассессорша? съ живостью подхватила я,— въ этомъ отношеніи трудно найти человка опытне меня. Служанки съ каждымъ годомъ все больше балуются и зазнаются, теперь имъ ужь и выйти нельзя безъ мантильи отъ Герсона, а извстно откуда берутся деньги на эти тряпки, разумется, разныя на-чаи, а если этого не хватаетъ, такъ можно утянуть и изъ господскаго расхода. Въ прошломъ году, напримръ, спаржа была дешева до смшнаго, а какъ только я бывало пошлю кухарку на рывокъ, она непремнно купитъ спаржу на пять пфенниговъ за фунтъ дороже чмъ я, и вовсе нельзя сказать чтобъ ея спаржа была толще или нжне моей. Еслибы не смотрть на все сквозь пальцы, право, пришлось бы вчно держать у себя полицейскаго.
— У меня кухарка добросовстная, сказала ассессорша,— и я была бы вполн ею довольна еслибъ она не была такъ капризна на блюда. Мужъ мой, напримръ, чрезвычайно любитъ вареную баранину съ гарниромъ изъ рпы или моркови, или говядину съ блыми бобами и кислою подливкой… и что же? кухарха моя ни за что въ мір не купитъ блыхъ бобовъ, потому что ‘не привыкла у себя дома къ такимъ грубымъ блюдамъ’, а вдь родители-то ея просто-на-просто мелкіе ремесленники!
— И не говорите! подхватила я,— теперь вс лзутъ изъ кожи вонъ чтобы стать выше своего положенія! Если какая двушка и идетъ въ услуженіе, то словно милость оказываетъ, а про себя между тмъ вздыхаетъ о томъ что она не арфистка, не бренчитъ на фортепіано по кабачкамъ или еще тамъ о какомъ-нибудь подобномъ вздор. Вообразите, дочь моей прачки беретъ уроки музыки и пока молодая двица разыгрываетъ какую-нибудь трогательную фантазію, маменька ея успетъ выстирать цлую дюжину рубашекъ. Вотъ и судите сами какой толкъ изъ этого можетъ выйти!
— Слава Богу еще что въ Риксдорф нтъ консерваторіи, опять сказала ассессорша,— а то моя кухарка наврное бы также ударилась въ музыку. Чтеніе романовъ я ей строго воспретила. Вообразите, она была абонирована на чтеніе какого-то романа у газетчика и платила за это удовольствіе сорокъ пфенниговъ въ недлю, вдь въ годъ-то это составитъ сумму свыше двадцати марокъ.
— Помилуйте! воскликнула я,— графы да князья — и т въ годъ не тратятъ столько на книги!
— А что за ужасный романъ она читала, вы и представить себ этого не можете! Въ первой глав какому-то найденышу съ цлью ослпленія сыпятъ въ глаза негашеной извести, затмъ слдуютъ драки, убійства, словомъ, вся книга наполнена только ужасами и преступленіями. Мой мужъ говоритъ что такое чтеніе чрезвычайно вредитъ нравственности, глубоко развращаетъ сердце.
— Вотъ говядина-то съ бобами ей и не по вкусу! невольно проговорила я.— А твоя кухарка не занимается чтеніемъ? вслдъ затмъ обратилась я къ Эмми, которая слушала нашъ разговоръ довольно безучастно, очевидно думая о совершенно постороннихъ предметахъ. Я уврена что на душ у нея какая-нибудь тяжкая забота, словно заноза въ пальц, щемитъ, болитъ и ноетъ.
— Я не могу пожаловаться на свою кухарку, разсянно отвчала она.— Если она своею стряпней уметъ угодить Францу и добросовстно исполняетъ свои обязанности, я не вижу причины порицать ее.
— О, разумется нтъ! ехидно вставила я.— Извстная вещь что твоя кухарка образецъ всевозможныхъ совершенствъ. Ты не сердись, однако, на насъ за то что мы говоримъ о такой будничной стать! Вопросъ о прислуг поднятъ не тобою и не теб конечно ршать его.
— Я даже не знаю съ чего у васъ зашелъ разговоръ о прислуг, припоминая сказала маленькая ассессорша.
— Все началось съ собаки, замтила я,— Эмми сама виновата.
Ассесорша не могла не замтить молчаливости Эмми, она поднялась и стала прощаться.
— Не сердитесь на насъ, милая дорогая докторша, сказала она, притягивая къ себ нсколько поблднвшее личико моей дочери и ласково проводя рукой ло ея пушистымъ золотистымъ волосамъ.
— Я не особенно люблю перебирать вс эти подробности о прислуг, проговорила Эмми.
— Въ слдующій разъ мы будемъ разговаривать о погод, засмялась ассессорша.— А не то я захвачу съ собою моего мальчугана, онъ дастъ намъ достаточно матеріала для всевозможныхъ разговоровъ. Знаете что? заведите-ка себ, какъ я, канарейку, она наполняетъ радостью и веселіемъ цлый домъ. Но прежде всего вы непремнно должны побывать у меня!
Затмъ ассессорша простилась и ушла.
— Что съ тобою Эмми? спросила я какъ только за фрау Леманъ затворилась дверь.
— Вчно только хвастается своими дтьми! сердито проговорила она.— И очень теб нужно было разказывать ей про собаку?
— Да вдь ты же мн ничего не говорила о томъ чтобъ я молчала про собаку!
— Ты могла бы догадаться что это мн будетъ непріятно. Какое кому дло до того что я иногда скучаю, когда бываю одна.
— Твой мужъ непремнно долженъ пожертвовать теб своими четвергами, ршительно сказала я.— Или, если ужь онъ непремнно желаетъ исполнять свои прихоти, уговорись съ нимъ что ты эти вечера будешь проводить у васъ.
— Одна безъ Франца?
— Ну да, одна безъ Франца! Если онъ заставляетъ тебя по цлымъ часамъ сидть и ждать его, то и ты, разумется, должна искать себ развлеченія. Посмотри, это и его исправитъ, онъ пожалуй начнетъ съ тобою вмст бывать у васъ.
— Нтъ, мама.
— Разумется поговори съ нимъ мягче, безъ рзкости, продолжала я.— Въ будущій четвергъ я приглашу васъ обоихъ на вареный картофель съ селедкой, онъ охотникъ до этого блюда, въ слдующій затмъ четвергъ пусть Леманы пригласятъ васъ, и такъ дале. Посмотри онъ отстанетъ отъ своихъ глупыхъ привычекъ, броситъ свои товарищескіе четверги. Его слдуетъ исподоволь, но крпко привязать къ домашнему очагу. Ты и сама посл рада будешь что послдовала моему совту.
Она задумчиво покачала головой.
— Подумай о моихъ словахъ, Эмми. Если онъ не уступитъ теб теперь, то въ будущемъ нечего и надяться на какія бы то ни было уступки съ его стороны…. а затмъ, прости-прощай и та крохотная частичка счастія которая выпала вамъ на долю!
Эмми тяжело вздохнула.
— Ты еще одумаешься, сказала я и пошла къ себ домой.
Я сообщила Карлу что въ будущій четвергъ вечеромъ дочь съ зятемъ будутъ у васъ.
— Только не удивляйся что селедки будетъ поданы на столъ неразрзанными, между прочимъ сказала я.
— Что же должна означать эта новая мода? съ удивленіемъ спросилъ мой Карлъ.
— Это — тонкая политика. Если подать ихъ неразрзанными, то доктору не удастся какъ намедни выбрать себ вс серединки, а придется подобно всмъ вамъ сть и хвостъ и голову.
— Да если онъ любитъ середніе куски? вдь ты же всегда готова все лучшее уступать другимъ?
— Карлъ, я охотно все уступаю другимъ, но теперь рчь идетъ о перевоспитаніи, объ исправленіи доктора. Онъ далеко еще не въ такихъ годахъ чтобы получать на свою долю одн серединки.

Праздникъ прессы.

Многое успло измниться въ пользу литературы съ тхъ поръ какъ она стала профессіей, чего, какъ извстно, прежде не было: встарину ею занимались только такъ, между дломъ, и никто ради нея не бросалъ своихъ другихъ занятій. Теперь же дло поставлено совершенно иначе, теперь уже не стыдно принадлежать литератур: сама пресса величаетъ себя седьмою великою державой, хотя, признаюсь, мн никогда не случалось встрчать кого-либо изъ господъ редакторовъ въ корон вмсто шляпы и пурпуровой мантіи вмсто обыкновеннаго пальто. Да и велико было бы удивленіе публики еслибы кто изъ нихъ вдругъ вздумалъ въ такомъ вид прогуляться Unter den Linden или напиться кофе у Кранцлера. Когда приходится имть дло съ кмъ-либо изъ редакторовъ, они обыкновенно производятъ самое либеральное впечатлніе и большею частію высказываются противъ принципа власти еще рзче чмъ ихъ газеты. Вс редакціи, вс редакторы и литераторы держатъ себя какъ вс обыкновенные смертные и въ свободное время даже не прочь отъ разнаго рода развлеченій.
Вотъ благодаря этому-то послднему обстоятельству и устроился балъ прессы, а такъ какъ праздникъ тмъ оживленне и великолпне чмъ больше публики, то билеты на это торжество продавались также и лицамъ постороннимъ, ни мало не причастнымъ литератур. Седьмая великая держава давала придворный балъ, и не быть на немъ значило бы держать сторону оппозиціи. Затмъ, я всего только разъ была на концерт въ Зимнемъ Саду съ его чудными тропическими растеніями, а прилежащихъ къ нему залъ и вовсе еще не видала. Мн было очень любопытно посмотрть все это роскошное помщеніе при такомъ большомъ торжеств, но дйствительность превзошла вс мои ожиданія: картина празднества была грандіозно-великолпна! Сверху электрическій свтъ и гирлянды изъ розъ, съ двухъ сторонъ два огромные оркестра музыки, а въ зал цвты, растенія и нарядное, изящное общество. Само собою я разумю дамъ, что же касается мущинъ, то вс они были въ одинаковыхъ черныхъ фракахъ и отличались другъ отъ друга только фасономъ или матеріаломъ блыхъ галстуковъ. Умъ составляющій украшеніе мущины на балу отходитъ на второй планъ, уступая мсто ловкости въ танцахъ, и такимъ образомъ какой-нибудь долговязый подпоручикъ совершенно затираетъ министерскаго совтника, у котораго, благодаря важности его высокаго сана, колнки уже гнутся плохо. За то дамы на балу въ своихъ элегантныхъ туалетахъ представляютъ положительно неземную противоположность мущинамъ.
Вотъ приблизительно какія мысли мелькали у меня въ голов въ ту минуту какъ я входила въ залъ подъ руку съ дядей Фрицемъ. Карлъ, какъ я его ни уговаривала, ни за что не хотлъ хать со мною на балъ, но и ршилъ какъ можно дальше держаться ото всякихъ писательскихъ кружковъ.
— Карлъ, сказала я,— разв ты не каждое утро читаешь газеты? Разв ты могъ бы существовать безъ нихъ? Неужели же у тебя вовсе нтъ желанія встртиться лицомъ къ лицу съ людьми которые ежедневно теб доставляютъ духовную пищу? Чтобы показать что и ты также причастенъ пресс хотя бы въ качеств читающаго члена, ты можешь всунуть себ въ петличку фрака свой абонементный билетъ.
Но убдить его не было никакой возможности, а такъ какъ мн хотлось непремнно принять участіе въ празднеств, то я и отправилась позвать дядю Фрица похать со мною на балъ. Онъ тотчасъ же согласился и сказалъ что можетъ отважиться со мной на это торжество, такъ какъ и я также принадлежу къ числу писателей, онъ даже надется очень весело и пріятно провести тамъ время, особенно если я не буду распоряжаться имъ такъ же какъ обыкновенно распоряжаюсь моимъ Карломъ. Я воздержалась отъ вертвшагося у меня на язык рзкаго отвта, вопервыхъ, для того чтобъ онъ вдругъ не вздумалъ заупрямиться и еще боле потому что онъ все еще продолжаетъ страдать отъ своей несчастной любви. Разъ какъ-то при случа я было замтила ему что не могу представить себ ничего нелпе вздоховъ по недоступномъ предмет склонности.
— Ты ошибаешься, Вильгельмина, отвтилъ онъ мн на это,— и любовь на письмахъ иметъ свою свтлую сторону.
Ужь по одному этому отвту я могу судить о томъ до какой степени онъ крпко держится за мысль во что бы то ни стало жениться на Эрик, ну, да бабушка-то не отдастъ ее за него.
У Карла была и еще причина почему онъ отказался сопутствовать мн на балъ: онъ общалъ своему другу Модерову въ этотъ самый вечеръ пробовать полученное имъ новое пиво, тамъ должны были собраться и другіе ихъ пріятели, старикъ Бергфельдтъ, Шрамке, Штейнколенъ-Мюллеръ, а можетъ-быть также и Dr. Паберъ. ‘Ты можешь идти къ Модерову, сказала я ему,— если тамъ будетъ докторъ, то съ тобою не случится ничего дурнаго. Только пожалуста не уходи послднимъ, да какъ-нибудь не попади подъ лошадей.
Бетти проводила этотъ вечеръ у надзирательши по случаю дня рожденія ея Милы, и такимъ образомъ дядя Фрицъ оказался моимъ единственнымъ спутникомъ въ обществ людей которыхъ я прежде никогда еще не видала, хотя читала нкоторыя произведенія ихъ талантливаго пера.
Когда мы вошли въ залу, танцы уже начались. У меня просто голова закружилась при вид такого множества совершенно чуждыхъ мн лицъ, о литературной слав которыхъ я тмъ не мене де могла не знать.
Къ счастью, я замтила г. Клейнеса (онъ былъ похожъ на какого-то поддльнаго attach изъ посольства), я поспшила подойти къ нему.
— Знаете ли вы кого-нибудь изъ знаменитостей литературы? спросила я его.
— И даже всхъ.
— Такъ представьте меня имъ, потребовала я.
Онъ попробовалъ было увильнуть, говоря что вс они очень похожи на свои фотографическіе портреты, но разумется я не могла удовольствоваться такимъ отвтомъ и продолжала настаивать на своемъ требованіи. Видя что отъ меня отдлаться нелегко, онъ наконецъ предложилъ мн руку и вмст со мною сталъ протискиваться черезъ толпу.
Г. Клейнесъ дйствительно зналъ въ лицо весьма многихъ представителей печати, но мн показалось что они-то что-то плохо вспоминали его наружность. Онъ спросилъ меня, получила ли я альбомъ автографовъ, и на мой отрицательный отвтъ повелъ меня въ палатку устроенную изъ настоящихъ персидскихъ ковровъ въ какомъ-то турецко-арабскомъ вкус. Здсь какой-то господинъ любезно подавалъ каждой входившей дам маленькую книжечку, въ которой стояло по нскольку высокихъ изреченій написанныхъ собственною рукой великихъ талантовъ. Это было устроено для того чтобы въ этотъ вечеръ никто не безпокоилъ знаменитостей, дабы они могли безо всякой помхи, съ полнымъ увлеченіемъ предаваться веселью настоящаго праздника. Да вдь и нельзя же въ самомъ дл знаменитостямъ только и длать за бал что всмъ и каждому говорить мудрыя изреченія. Одинъ изъ членовъ комитета общества принялъ за себя обязанность раздавать дамамъ эти литературно-поэтическія воспоминанія о вечер, что было особенно затруднительно, ибо каждой дам приходилось показывать какъ слдуетъ раскрывать книжечку. Дло въ томъ что книжечки эти открывались совершенно необыкновеннымъ образомъ, это изобртеніе было и ново и занимательно: верхнюю дощечку переплета надобно было отодвигать въ сторону, если же кто пытался развернуть книжечку какъ и всякую другую книгу, то она рвалась надвое, что разумется никакъ не могло быть пріятнымъ сюрпризомъ для ея обладательницы. Еслибы вс книги длались по этому образцу, книжная торговля развилась бы до невроятныхъ размровъ, а такъ какъ задача печати заботиться о постоянномъ развитіи книжной торговли, то изобртеніе это заслуживаетъ всякой похвалы.
Освоившись нсколько на бал, я имла время разсмотрть туалеты дамъ, они были восхитительны: затканный золотомъ бархатъ, черный, красный и синій, атласъ всхъ цвтовъ, всевозможныя шелковыя ткани съ самыми великолпными узорами, на платьяхъ блонды, настоящія кружева и самые разнообразные цвты, жемчугу, брилліантовъ и другихъ драгоцнныхъ камней было такое безчисленное множество какъ звздъ въ млечномъ пути, словомъ, здсь танцовали такъсказать цлые капиталы.
Г. Клейнесъ сказалъ что большинство камней поддльные, но я ему не поврила: какая женщина въ поддльныхъ камняхъ осмлится предстать всевидящему оку прессы?
Я встртила здсь Dr. Штинде, съ которымъ видалась въ Италіи, и мы оба обрадовались увидвъ другъ друга. Мы услись подъ тнью апельсинныхъ деревъ, къ вткамъ которыхъ весьма хитроумно были прикрплены настоящіе плоды, намъ напомнила эта обстановка о нашемъ пребываніи въ Италіи.
— Здсь не такъ опасно какъ на Везувіи, сказала я чтобы чмъ-нибудь начать разговоръ.
Онъ также со своей стороны замтилъ что-то объ Италіи, и мы скоро увлеклись далекими общими воспоминаніями. Только въ то время какъ мимо васъ проходилъ кто-либо изъ представителей печати, докторъ объяснялъ мн чмъ тотъ знаменитъ и въ чемъ именно заключается его спеціальность. Вс замчанія г. Штинде были въ высшей степени интересны и въ то же время поучительны.
— Это вроятно также писатель? спросила я, увидвъ какого-то господина съ выразительнымъ pince-nez на смло вздернутомъ носу.
— Какъ! Неужели вы не знаете Поля Ливдау?
— Я его воображала себ совершенно инымъ, сказала я,— наружность его несравненно интересне его произведеній. И затмъ я никакъ не могла думать что у него можетъ быть такая скорбная складочка у рта.
— Это должно-быть критики постарались о ея появленіи.
— Разв они дерзаютъ нападать на такого знаменитаго писателя?
— Критики дерзаютъ нападать на все, да вдь онъ самъ же и научилъ ихъ какъ именно слдуетъ браться за это дло.
— Я не совсмъ понимаю, объяснитесь пожалуста ясне.
— Видите ли, многоуважаемая фрау Бухгольцъ, посл минутнаго размышленія началъ докторъ,— поэты что пташки въ лсу, каждая пташка поетъ на свой ладъ, но вдь не каждая пвунья соловей, точно также и не каждый поэтъ Шиллеръ или Гёте. Что до того что псни ихъ не мастерскія? Но явился Линдау и принялся нападать то на одного, то на другаго, то на третьяго поэта, онъ безжалостно вырывалъ у каждаго изъ рукъ перо, разбиралъ его всего по косточкамъ и наконецъ среди цлаго града насмшекъ заставлялъ его убраться долой со сцены…
— Да вдь это просто безчеловчно! воскликнула я.
— О нтъ! съ поэтами для того такъ обходятся чтобы публика подивилась остроумію критика, притомъ же вдь никто не слышитъ тайнаго стенанія осмянныхъ авторовъ, ихъ тихая скорбь никому не въ тягость, и публика, забывая о всемъ, громко и весело рукоплещетъ шуточкамъ Поля Линдау.
— Стало-быть у него-то именно и переняли вс другіе пріемы такихъ злыхъ шутокъ?
— Да, и даже съ большимъ успхомъ! Между новыми критиками появились люди исключительно посвятившіе себя литературнымъ убійствамъ.
— И длаютъ они это ничмъ не стсняясь?
— Ршительно ничмъ не стсняясь! чмъ критики разнузданне, тмъ больше ими восхищаются. Но вотъ какая для Линдау вышла бда: какъ только началъ онъ самъ мыслить и творить, какъ только заплъ подобно другимъ лснымъ пташкамъ свою псню, такъ и на него словно стая воронъ набросились критики, повыщипали у него изъ хвостика вс перышки, всего исклевали сердечнаго. Это было очень больно и тмъ больне что вс они были его же ученики. Теперь вроятно вы можете легко объяснить себ, откуда у него взялась эта скорбная складочка у рта. Извстно, кто раздраженъ — прежде всего губы надуетъ?
— Какъ моя Бетти, невольно сорвалось у меня съ языка.
Но балъ печати требуетъ разговора по преимуществу литературнаго, и потому я продолжала:
— Бетти моя очень даровитая двушка, но она никакъ не можетъ сладить съ искусствомъ писать стихи. Еслибы можно было найти для нея опытнаго руководителя въ этомъ дл, можетъ-быть она и достигла бы какихъ-нибудь результатовъ. Ужь ее-то я ни за что не дала бы въ обиду этому Полю Линдау.
— Ни минуты не сомнваюсь въ этомъ, улыбнулся г. Штинде.— Кстати, недавно я встртилъ одного господина принадлежащаго къ одному кружку нмецкихъ поэтовъ, можетъ-быть онъ до извстной степени соотвтствуетъ вашимъ требованіямъ.
— Ей слдуетъ сообщить только первоначальныя правила стихосложенія и затмъ нсколько помочь ей сначала. Боле этого въ дл искусства и науки не требуется?
— Для дамы, разумется, ничего боле и не нужно, сказалъ докторъ,— главнымъ образомъ все зависитъ отъ природнаго дарованія.
— А нельзя ли намъ сейчасъ же разыскать этого господина? предложила я.
Мы отправились за нимъ на поиски и скоро дйствительно нашли его. Онъ стоялъ прислонясь спиной къ стволу пальмы. Неопредленно вперивъ взоръ въ пространство, одною рукой онъ поддерживалъ свою блокурую, на бокъ склоненную голову, а въ другой держалъ красную бархатную записную книжечку, галстукъ на немъ былъ не блый, а ярко-зеленый, какъ свжсраспустившійся майскій листокъ. Я всегда представляла себ нашихъ современныхъ поэтовъ какъ разъ въ этомъ род.
Докторъ представилъ насъ другъ другу.
— еодоръ Вихманъ-Лейевфельсъ… фрау Вильгельмина Бухгольцъ.
— Весьма пріятно, проговорила я.
— Вы кажется и сейчасъ сочиняете стихи? сказалъ докторъ, указывая на красную записную книжечку.
— Вы угадали, и кажется нсколько строкъ у меня вышли весьма удачны. Судите сами!
И онъ было ужь собрался читать.
— Не теперь, не теперь, поспшилъ остановить его докторъ.— Вотъ еслибы вы были настолько любезны и согласились что-либо изъ своихъ произведеній прочесть въ дом фрау Бухгольцъ…
— Я только-что собиралась просить васъ объ этомъ, прервала я рчь моего друга, и затмъ вмст съ просьбой постить васъ сообщила молодому человку вашъ адресъ.
Озъ тотчасъ же изъявилъ согласіе побывать у насъ, и докторъ поспшилъ увлечь меня въ противоположную сторону.
— Разв вы не другъ поэзіи? спросила я его.
— Все въ свое время, отвчалъ онъ.— Боле всего я люблю читать стихи про себя, и всегда сердечно радъ если въ цломъ ворох мякины мн удастся отыскать хотя бы одно зерно поэзіи, такъ какъ я знаю что все посредственное забывается, между тмъ какъ все хорошее остается въ памяти. Время ответъ мякину, и народъ сохранитъ зерно, въ своей сокровищниц, въ своемъ сердц.
— Разв народъ обладаетъ такимъ разумніемъ?
— Нтъ, но у него за то есть чувство. Такъ-называемое разумніе — это привилегія на вс безчинства критики. Не разумъ создаетъ великія произведенія искусства, а чувство, всмъ прекраснымъ мы обязаны чувству. Вотъ мн порой и думается что подвергать необъяснимую прелесть поэзіи мнимо безошибочному сужденію своего разума будетъ почти то же что мрить аршиномъ благоуханіе цвтовъ. До сихъ поръ еще ни одинъ философъ не сумлъ какъ слдуетъ опредлить что именно есть прекрасное.
— Да что же можетъ быть проще этого! воскликнула я,— Прекрасное — это все что прекрасно. Это ясно какъ Божій день.
— Вы вроятно читали Гартмановскую философію безсознательнаго? спросилъ докторъ.
— Помилуйте! гд же мн, замужней женщин и хозяйк взять время на изученіе философскихъ книгъ? Но какъ бы то ни было я понимаю прекрасное, потому что прекрасное мн всегда правится боле чмъ безобразное.
— Я познакомлю васъ съ однимъ знатокомъ, который въ данномъ случа совершенно одного воззрнія съ вами. Да вотъ и онъ! Лудвигъ Питчъ… фрау Бухгольцъ желала бы…
— Ахъ, прелестно! Я весь къ вашимъ услугамъ! воскликнулъ тотъ и тотчасъ же любезно предложилъ мн руку.
У меня просто языкъ отнялся, я чувствовала невыразимое смущеніе, идя рядомъ съ г. Питчемъ: вдь достаточно какой-нибудь одной его строчки въ Фоссовой {Извстная газета.} для того чтобы человка въ общественномъ мнніи поднять на недосягаемую высоту или же наоборотъ обратить его въ совершеннйшее ничтожество. Когда онъ, милостиво разговаривая со мною, глядлъ на меня сверху, я вся насквозь была проникнута чувствомъ глубочайшаго благоговнія предъ его геніемъ и могуществомъ. Однако его благосклонное вниманіе ободрило меня до того что я ршилась поднять на него умоляющій взоръ и сказала:
— Пожалуста, г. Питчъ, не смотрите на меня такъ пристально: отдлка на моемъ плать не очень нова… видите ли, когда уже находишься въ такихъ лтахъ…
— Вы шутите! прервалъ онъ меня,— вы настолько увлекательны что затмеваете самыхъ молодыхъ женщинъ…
— Если представитель прессы такъ говоритъ, то это должно быть правда… смущенно пробормотала я.
Затмъ онъ обратилъ мое вниманіе на необыкновенную, благодаря электрическому освщенію, игру красокъ въ туалетахъ дамъ и сталъ говорить объ общемъ впечатлніи всей картины праздника. Вскор однако намъ пришлось разстаться, такъ какъ его звали со всхъ сторонъ, ибо множество дамъ желали быть ему представленными, чтобъ онъ взглянулъ на нихъ.
Но каково же было мое удивленіе, когда во вторникъ обо мн дйствительно появилась замтка въ утренней газет и настолько врная что знакомымъ вовсе не было трудно узнать меня. Такимъ образомъ, газетчики въ этотъ день разнося горе и радость по всему Берлину, по дворцамъ и хижинамъ, вмст съ тмъ разнесли всюду и меня.
Но вотъ началась такъ-сказать идеальная часть празднества. Сцена была устроена, какъ объяснилъ мн одинъ фельетонистъ-археологъ, на самый древній манеръ, она состояла только изъ занавса и ширмъ. Одна извстная актриса вышла на сцену и начала декламировать. Стихи эти были у нея незамтно для публики прикрплены къ веру, потому что у древнихъ Грековъ суфлера не полагалось вовсе. Декламировала она прекрасно, но къ сожалнію я ни одного слова не могла разобрать изъ того что она говорила, такъ какъ въ акустическомъ отношеніи Зимній Садъ устроенъ весьма плохо и къ тому же я сидла очень далеко отъ сцены, но уже одна интонація голоса этой актрисы меня растрогала до глубины души. Да и не все ли равно что именно декламируется, лишь бы оно дйствовало на слушателей, а въ особенности на балу.
Затмъ предусмотрительный комитетъ позаботился о томъ чтобъ устроить нкоторый перерывъ, дабы гости могли не много пость, а музыканты нсколько отдохнуть. Одно только мн очень не понравилось на бал, а именно то что лакеи здсь, подобно всмъ гостямъ, были въ черныхъ фракахъ, съ тою только разницей что фраки эти были потерты и засалены. На такомъ праздник лакеевъ слдовало бы нарядить въ одинаковыя ливреи или по крайней мр приказать имъ надть блые фартуки, какъ это водится въ нкоторыхъ лучшихъ ресторанахъ. Дядя Фрицъ, однако, былъ того мннія что такое нововведеніе весьма гибельно отразилось бы на благосостояніи всего народа, ибо некуда было бы двать старыхъ фраковъ. Можетъ-быть онъ и правъ относительно народнаго благосостоянія, но что касается вншней стороны празднества, то я все же остаюсь при своемъ мнніи.
Большое удовольствіе доставило мн знакомство съ одною изъ моихъ коллегъ, Вели, которая пишетъ такіе увлекательные романы.
— Велихенъ, сказала я,— откуда у васъ такое глубокое знаніе всхъ свойствъ человческаго сердца? для васъ какъ будто нтъ ничего тайнаго, ничего сокровеннаго.
— Любезная Фрау Бухгольцъ, отвчала она,— я пишу алезариновыми чернилами Леонарди, они замчательно способствуютъ паренію духа въ высь.
Я ршила не дале какъ завтра же пріобрсти себ такихъ же чернилъ, потому что я вовсе не изъ числа людей которые не считаютъ нужнымъ обращать вниманіе на добрый совтъ, нердко вся суть дла зависитъ отъ разныхъ мелочей. Мы еще долго бесдовали съ Вели, и об пришли къ тому заключенію что сегодняшнее празднество безподобно.
И дйствительно оно было безподобно, хоть апельсины и исчезали постепенно съ деревьевъ, за то литературныя знаменитости до конца вс оставались налицо. Лестно находиться въ обществ великихъ людей коихъ даже портреты не попадаются на нашей Ландбергерской улиц. Въ конц концовъ я совершенно освободилась отъ овладвшаго было мною смущенія. Я даже осмлилась заговорить съ Эрнстомъ Вильденбургомъ и посовтовала ему употреблять ализариновыя чернила, потому что все написанное ими иметъ характеръ геніальности.
— Сударыня, отвчалъ онъ мн,— я у же много лтъ пишу этими чернилами, вотъ и мой Кристофъ Марловъ написанъ ими же.
— Въ такомъ случа я совершенно не понимаю критики! воскликнула я.
— Весьма многіе раздляютъ ваше мнніе.
— Знаете ли что, сказала я,— давайте-ка вашимъ трагедіямъ веселое окончаніе, а то вдь господа критики всегда отыщутъ къ чем упривязаться.
— Слеза одного зрителя вызванная поэтомъ стоитъ всхъ печатныхъ насмшекъ критики, это роса благотворно побуждающая поэта къ новому творчеству!
— И такимъ образомъ вы продолжаете работать нимало не стсняясь нападками критиковъ?..
— Точно такъ, сударыня.
— И все время сознавая что на васъ будутъ сыпаться все новыя и новыя нападки? это большая храбрость!
— Поэзія моя вторая отчизна, а обимъ я поклялся въ непоколебимой врности.
Я охотно бы поговорила еще о разныхъ возвышенныхъ предметахъ съ другими литературными знаменитостями, но къ сожалнію вс стали разъзжаться, такъ что и мн съ дядей Фрицемъ пришлось ухать домой. Дядя Фрицъ провелъ время очень весело и пріятно и объявилъ что на бал было очень много красивыхъ женщинъ въ прелестнйшихъ туалетахъ.
— Видишь ли, сказала я,— что совершенно лишнее искать себ жену на чужой сторон, когда и здсь такой богатый выборъ невстъ.
— Къ сожалнію, замужнія женщины были несравненно прекрасне и миле двицъ, отвчалъ онъ.
— Неужели безо всякихъ исключеній? опять начала я.
— Перестань пожалуста, рзко сказалъ онъ и принялся насвистывать какой-то вальсъ.
‘Людвигъ Питчъ’, подумала я про себя, ‘далеко не таковъ, и какъ вообще милы и любезны вс бывшіе на бал мущины, совсмъ не то что братья, т рдко удостоиваютъ сестеръ своего милостиваго вниманія’.
Сердце мое было переполнено пріятными впечатлніями этого вечера, мн хотлось поскоре подлиться ими съ Карломъ, пересказать ему вс мои разговоры съ великими представителями нашей прессы, нo онъ уже спалъ и притомъ такъ крпко какъ спящая красавица въ первую треть своего столтняго сна.
— Карлъ! закричала я:— вотъ и я.
Онъ даже не пошевельнулся, а только захраплъ еще громче.
Я было принялась трясти его, но и это оказалось напраснымъ. Никогда отъ роду съ нимъ не бывало ничего подобнаго, должно-быть онъ пилъ какое-нибудь особенное, необыкновенно крпкое пиво.
Какъ добрался онъ только до дома? можетъ-быть его обобрали? Нтъ, часы его лежатъ на ночномъ столик и даже стекло цло. А портмоне? оно оказалось вмст съ ключами въ карман брюкъ, въ трезвомъ состояніи онъ никогда не оставляетъ ключей въ карман. ‘Завтра у него наврное будетъ страшно трещать голова’, подумала я и стала ощупывать портмоне, оно было набито необычайно туго. Что такое въ немъ можетъ быть? Оказалось, цлая пригоршня пивныхъ марокъ. Однако мн необходимо знать что все это могло значить!
— Карлъ! закричала я ему въ самое ухо,— что значитъ такое количество пивныхъ марокъ?
Затмъ я осторожно подняла его на постели.
— Мина… еще кружечку… на прощанье.. еле ворочая языкомъ пробормоталъ онъ, вырвался у меня изъ рукъ и опять какъ снопъ повалился на подушки.
‘Что это онъ называетъ меня Миной?’ подумала я, это что-то совсмъ не въ его привычкахъ… Однако терпнье! завтра узнаю все что они тамъ съ нимъ натворили. Жаль только что онъ будетъ не въ состояніи какъ слдуетъ вникнуть въ мой разказъ о праздник прессы… Надобно имть совершенно свжую голову чтобы постигнуть идеальное…’
Я потушила свчу съ мыслью о томъ, вспомнитъ ли меня г. Лудвигъ Питчъ.

Домашнее мастерство.

Мы были на выставк дешевой мебели, гд цны дйствительно оказались до того низкими что мы ршились купить себ новый шкафъ для платья, тмъ боле что нижніе ящики у нашего стараго шкафа, который стоялъ у насъ въ передней, выдвигались очень туго, что было весьма неудобно вообще и въ особенности когда пойдешь за чмъ-нибудь наспхъ, а главное въ старомъ шкафу водилась моль. Карлъ былъ очень доволенъ нашимъ пріобртеніемъ: въ новомъ шкафу было нсколько отдленій и одно изъ нихъ цликомъ поступало въ его полное распоряженіе, а то бывало онъ все ворчалъ, платье его виситъ на самыхъ заднихъ крючкахъ, все загороженое нашими туалетами, благодаря чему ему подъ руку вчно попадалось не то что ему нужно.
Когда мы уставили новый шкафъ на мсто, то увидали что онъ нсколько меньше нашего прежняго шкафа и не захватываетъ собою всей стны, такъ что видно пустое мсто безъ обоевъ. Я очень хорошо помню что когда мы оклеивали домъ, то для передней взяли остатокъ обоевъ, его намъ уступили задешево, но за то обоевъ на всю комнату не достало. Точно такихъ обоевъ мы потомъ найти не могли и потому мсто за шкафомъ не оклеили, оно такъ и осталось выкрашеннымъ синею краской: теперь же не было видно даже и слдовъ этой краски.
— Вотъ переднюю-то и приходится оклеивать сызнова, сказалъ Карлъ.— Гд же выгода отъ нашей покупки, Вильгельмина?
— Пожалуста не безпокойся, отвчала я.— Ты увидишь какъ умно мы распорядимся.
Онъ не сталъ мн возражать, а только задумчиво покачалъ головой и ушелъ.
Это мы относилось не ко мн одной, но также и къ Бетти, потому что безъ ея помощи я не могла бы привести свой планъ въ исполненіе.
Послднее время Бетти взялась за живопись: мысль сдлаться гувернанткой ей нисколько не улыбалась, а оставаться вовсе безъ серіозныхъ занятій она ршительно была не въ состояніи. Да и есть ли смыслъ сдавать трудный экзаменъ для того чтобъ умть опрятно держать дтей и затмъ немножко выучить ихъ грамот? Дядя Фрицъ также со своей стороны поддержалъ ее въ данномъ случа: вс дти несносны, невыносимы, они только и знаютъ что кричать, плакать, капризничать и спать, только это послднее ихъ занятіе и служитъ единственнымъ утшеніемъ для семьи.
— Придетъ время, мой милый, и ты заговоришь по-другому, сказала я ему.
— Ну ужь никогда! возразилъ онъ.— Слухъ у меня значительно огрублъ благодаря хоровому пнію нашего кружка, но тмъ не мене я никогда не буду въ состояніи переносить дтскаго писка и визга, разв только въ томъ случа если мн удастся гд-нибудь пріобрсти себ гуттаперчевыя уши.
— У дтей, разумется, у своихъ собственныхъ, голоски чисто ангельскіе. Что же касается вашего хороваго пнія, то оно всякому деретъ уши, и я удивляюсь только тому какъ это сосди выносятъ ваше неистовое оранье.
— О, что до сосдей, такъ они предовольны!
У Бетти всегда была склонность къ живописи. Еще будучи ребенкомъ она бывало вырзывала фигурки изъ модныхъ журналовъ, очень мило раскрашивала ихъ и затмъ наклеивала въ тетрадку. Кром того, теперь между дамами живопись въ большой мод, многія изъ нихъ даже берутъ уроки у разныхъ знаменитыхъ художниковъ. А какія деньги теперь платятся за картины! Недавно Мендель продалъ одну изъ своихъ картинъ за девяносто тысячъ марокъ, а Бетти еще говоритъ что онъ писалъ ее самыми обыкновенными, самыми дешевыми красками. Такихъ претензій у насъ разумется быть не могло, но все же можно надяться со временемъ получать также хорошія деньги за свои картины.
Въ настоящее время Бетти едва начала заниматься живописью и пока разрисовываетъ мелкія деревянныя вещицы, но тмъ не мене работаетъ она весьма усердно и весьма недурно. Она уже разрисовала три плательные щетки,— одну мн, другую отцу и третью Dr. Вренцхену, на всхъ трехъ щеткахъ рисунки разные и сдланы они до того искусно что можно подумать будто щетки эти куплены въ магазин. Досадно только то что лакъ обходится очень дорого. Само собою разумется что сперва Бетти пробовала было сама покрывать свои издлія лакомъ, но неудачно, поверхность у нея выходила шероховатою. Разрисовываніе мелкихъ вещицъ, въ род пепельницъ, ножей для разрзыванія книгъ, записныхъ книжечекъ, табатерокъ, разныхъ ящичковъ и т. д. занятіе весьма полезное: очень мило подарить такую вещицу кому-нибудь изъ своихъ друзей или знакомыхъ въ день рожденья.
— Дитя мое, сказала я Бетти,— вотъ теб случай показать свое искусство въ полномъ блеск. Мы сдлаемъ отцу сюрпризъ. Теб слдуетъ подъ обои расписать стну возл новаго шкафа, гд не достаетъ обоевъ. Отецъ будетъ пораженъ тмъ откуда взялись обои, разумется только до тхъ поръ пока не подойдетъ къ самой стн и не пойметъ въ чемъ дло.
Бетти сказала было что это будетъ для нея слишкомъ трудно, такъ какъ она не занималась еще стнною живописью, но тмъ не мене наконецъ все-таки ршилась попробовать свое искусство. Дло въ томъ что въ художественномъ кружк, гд она занимается у Гуссова, ей предстоитъ сперва рисовать по дереву, потомъ пройти пейзажную живопись и только уже посл всего этого приступить къ фрескамъ. Но какъ бы то ни было, она согласилась.
Я уже заране ликовала при мысли о томъ какъ я скажу Карлу: ‘Ну, что ты скажешь? расходъ на краски не стоитъ разговоровъ. Мы обошлись собственными домашними средствами…’
Итакъ, мы взяли два старые кувшина изъ-подъ молока и отправились за краской. Нелегко было подобрать краску въ цвтъ, мн даже пришлось сбгать домой и принести съ собою для образца лоскутокъ обоевъ. Благодаря моей находчивости дло наконецъ устроилось: продавецъ смшалъ нсколько красокъ и такимъ образомъ ему удалось подогнать краску какъ разъ въ цвтъ обоевъ. Какъ только Бетти увидла это, у нея тотчасъ же вспыхнуло желаніе какъ можно скоре показать свое искусство въ стнной живописи, въ ней заговорила ея артистическая жилка. Продавецъ также выбралъ намъ и кисти: одну большую для грунтовки и нсколько штукъ мелкихъ кистей для узора.
Не теряя времени Бетти тмъ же вечеромъ начертила узоръ, а на слдующее утро, какъ только Карлъ ушелъ въ контору, мы принялись съ нею за настоящую работу. Бетти взяла на себя художественную часть ея, а я помстилась возл нея чтобы подавать ей кисти, краску и добрые совты. Но скоро она заявила мн что я мшаю ей работать тмъ что такъ пристально слжу за нею. Мн пришлось уйти въ кухню. Сегодня у насъ должна была быть уха изъ ершей, Карлъ ее до страсти любитъ, особенно если она хорошо уварена съ рпчатымъ лукомъ и петрушкой. Дла у меня здсь было достаточно, потому что кухарки терпть не могутъ варить уху изъ ершей, которыхъ имъ скучно чистить, и для того чтобъ отдлаться отъ ухи часто даже врутъ, будто ершей на рынк не было.
Однако не докончивъ еще чистки своихъ ершей, я пошла поглядть какъ подвигаются фрески Бетти. Она была сегодня далеко не въ привтливомъ настроеніи духа и едва успла я показаться на порог, какъ она угрюмо обратилась ко мн:
— Что теб нужно?
Я тотчасъ же догадалась что дло у нея не клеится, потому что она всегда говоритъ такимъ тономъ когда бываетъ чмъ-нибудь недовольна.
— Ну какъ-то подвигается твоя работа? какъ можно ласкове спросила я ее.
Бетти слзла съ лстницы, на которой стояла выводя узоръ сверху и отошла нсколько отъ стны, чтобъ издали посмотрть на свою работу.
— Хорошо будетъ такъ? спросила она меня.
Что мн было отвчать ей? Скажи я нтъ, она отвтила бы мн: ‘такъ возьми кисти и краски и пиши сама!’ скажи я да, узоръ такъ бы и остался въ этомъ вид, и Карлъ имлъ бы потомъ полное право корить меня, потому что стна была не расписана узоромъ какъ слдуетъ, а просто вся сплошь безобразно измазана. Я обсудила этотъ вопросъ со всхъ сторонъ и наконецъ сказала:
— Бетти, узоръ положительно очень похожъ, но краска какъ будто несовсмъ врна. Не кажется ли такъ же и теб самой что она нсколько свтле обоевъ?
— Да, краска слишкомъ свтла, согласилась Бетти.— Но какъ могло это случиться, когда мы сами видли что продавецъ въ лавк подогналъ краску какъ разъ въ цвтъ? Знаешь ли, мама, вс художники постоянно жалуются на то что перемна освщенія портитъ ихъ лучшія картины!
Я уже была готова допустить возможность этого обстоятельства, какъ вдругъ у меня въ голов мелькнула весьма непріятная мысль. Какъ я думала, такъ оно и вышло. Въ лавку я захватила съ собою лоскутокъ обоевъ не успвшихъ потемнть, потому что они были за шкафомъ.
— Такъ и есть! посл этого открытія съ нкоторымъ раздраженіемъ воскликнула Бетти.— Ужь если ты ничего не понимаешь въ живописи, то теб нечего было и мшаться въ это дло!
— Вотъ какъ! возразила я,— не теб однако говорить мн это! Я была въ Ватикан, поднималась на цлыхъ девять лстницъ и видла картины какъ самого Рафаэля, такъ и всхъ прочихъ знаменитыхъ италіянскихъ художниковъ!
— Мама, опять начала Бетти,— здсь весь Ватиканъ помочь намъ не въ силахъ, необходима другая краска, и я сейчасъ же схожу за нею въ лавку.
Бетти сорвала со стны лоскутокъ полинявшихъ обоевъ и полетла съ нимъ въ лавку, ей хотлось во что бы то ни стало окончить свою работу до обда. Для меня же тмъ временемъ вотъ что стало ясно: искусство — дло далеко нелегкое, и для того чтобы быть художникомъ, прежде всего необходимо имть талантъ.
— Мама, вернувшись обратилась ко мн Бетти,— мы об разсуждали неправильно. Надобно прежде все загрунтовать, а когда грунтъ подсохнетъ, то тогда по немъ можно рисовать уже и самый узоръ.
— Ты почемъ знаешь?
— Продавецъ красокъ сказалъ мн это, онъ и самъ учился въ академіи.
— Стало-быть онъ и у Гуссова уже работалъ, если знаетъ все это?
— Объ этомъ я его не спрашивала. А затмъ онъ сказалъ мн что торговать красками несравненно выгодне чмъ писать ими картины.
— Онъ наболталъ теб весь этотъ вздоръ чтобы снять съ себя отвтственность за все случившееся. Подумай только, сколько времени и товару долженъ былъ бы употребить Менцель чтобы выручить девяносто тысячъ марокъ, еслибъ онъ торговалъ красками? ему Богъ знаетъ сколько бы времени пришлось и день и ночь торчать у себя въ лавк… Нтъ, нельзя такъ сразу на слово врить человку, надобно хорошенько обдумать и взвсить высказанное имъ.
Пока мы такимъ образомъ разговаривали, Бетти большою кистью успла загрунтовать всю стну. Въ кувшин оставалось еще порядочное количество краски, такъ что я пошла и выкрасила ею деревянный кухонный сундукъ.
— Бетти! посл этого воскликнула я,— теперь уже вамъ никогда не понадобятся маляры, мы сами будемъ красить все что будетъ нужно и такимъ образомъ сбережемъ немалую толику денегъ.
Когда Карлъ вернулся къ обду, разумется, я никакъ не могла скрыть отъ него подсыхавшей грунтовки стны. Онъ посмотрлъ на нее, покачалъ головой и сказалъ:
— Боюсь, Вильгельмина, что подмалевка все-таки будетъ отличать отъ обоевъ. Бросьте-ка вы лучше эту пачкатню и купите настоящихъ обоевъ на всю переднюю.
— Это деньги-то швырять въ окно? ну ужъ нтъ, мой милый Карлъ, на это я не согласна. Къ тому же, всякое мастерство слдуетъ поощрять, а не бранить дло при самомъ его начал. Дай кончить, тогда и суди. Посмотри, завтра ты будешь совершенно иного мннія о нашей зат.
Такъ оно и случилось, но совершенно не въ томъ противопологкномъ направленіи какъ я ожидала.
Ужь не знаю почему именно, но чмъ боле Бетти расписывала стну, тмъ все странне и удивительне становилась эта стна.
— Бетти, сказала я самымъ заискивающимъ голосомъ,— мн кажется что ты не совсмъ такъ нарисовала узоръ? ужь не лучше ли будетъ всю стну расписать одинаково? Правда, папаша настаиваетъ на обояхъ, но это только оттого что онъ не вритъ въ наше умнье, а посмотри, какъ увидитъ что вся передняя прелестно расписана, то и самъ будетъ въ высшей степени доволенъ этимъ.
Мы послали нашу служанку Дорису съ большимъ горшкомъ за краской въ лавку и кром того велли ей захватить оттуда и на мою долю большую кисть для грунта. Цвтъ обоевъ сохранившихся за шкафомъ обимъ намъ очень нравился, и потому мы ршили всю переднюю загрунтовать въ нжный небесноголубой цвтъ.
Работали мы съ большимъ рвеніемъ: Бетти стоя на кухонной лсенк покрывала верхнюю часть стны, а я стоя на колнкахъ трудилась надъ ея нижнею частью. Какъ только краска у насъ кончалась, Дориса стремглавъ бгкала въ лавку за новою порціей.
— Не достаетъ только того чтобы къ намъ пріхали гости! пошутила Бетти, которую не мене меня занимало раскрашиваніе вашихъ стнъ.
— Ну что же такое? засмялась я,— они бы помогли намъ! А вдь вамъ надобно очень и очень торопиться чтобы работа наша поспла къ возвращенію отца!
Излишняя торопливость всегда бываетъ вредна, а подчасъ и гибельна. Въ своемъ рвеніи Бетти нечаянно толкнула стоявшій на лстниц горшокъ и вся наша чудная голубая краска опрокинулась на полъ.
Ничего нтъ хуже какъ разлить по полу масляную краску! Мы принялись старательно оттирать ее, но все было тщетно, темныхъ масляныхъ пятенъ на полу нельзя было уничтожить никакими усиліями.
— Вдь все равно и полъ скоро бы надо красить, въ утшеніе Бетти сказала я.— Мы сейчасъ пошлемъ Дорису за новою краской и кстати прикажемъ ей захватить съ собою также. и темнокоричневой краски для пола.
— Ужь вели ей еще купить и яркокрасаой краски для бордюровъ! прибавила Бетти.
— А сколько примрно ея нужно?
— Пусть ее возьметъ ну хоть съ порядочную чашку.
Дориса убжала.
Бетти была права, бордюровъ положительно недоставало.
Подобно мн она надялась что вся комната выиграетъ когда будутъ сдланы бордюры, которые сверхъ того скрадутъ еще и неровность общаго тона.
— Бетти, сказала я ей когда красная краска была принесена,— принимайся сейчасъ же за бордюры, а я ужь какъ-нибудь одна докончу грунтовку стнъ. Необходимо чтобы къ возвращенію отца все было окончательно готово.
Бетти снова взобралась на лстницу, но такъ въ одной рук у нея была линейка, а въ другой кисть, то Дорис пришлось помститься возл лсенки чтобы держать для Бетти чашку съ краской.
— Барышня, нсколько спустя сказала Дориса,— не машите такъ кистью, у меня весь лифъ и все лицо ужь забрызганы, а платье-то я всего второй разъ какъ надла.
Дйствительно, весь лифъ ея былъ сплошь покрытъ красными пятнами.
— Ну что же за бда? замтила я ей,— если въ стирк краска не отойдетъ, то мы вамъ сдлаемъ къ юпк новый лифъ.
Затмъ я снова ревностно принялась за работу. Еще два-три могучіе взмаха кистью, и я буду имть возможность воскликнуть: готово!
Но не успла я еще сдлать этихъ двухъ взмаховъ какъ Бетти жалобно проговорила:
— Мама, бордюръ никакъ не удается! краска сбгаетъ внизъ и мшается съ грунтомъ, это чистое наказанье!
Должна признаться что я далеко не возлагала особенныхъ надеждъ на бордюръ, но никогда еще въ жизни мн не приходилось испытывать такого ужаснаго разочарованія. Красная краска въ вид неравномрныхъ полосокъ стекла на голубую и такимъ образомъ вышла какая-то самая невозможная красно лиловая бахрома. Мы пытались большою кистью гнать эти красные потоки кверху, но чмъ мы боле махали, тмъ хуже у насъ выходило.
— Намъ придется завтра начать все съизнова, сказала Бетти.
— Какъ? съизнова начинать эту мазню?! въ ужас воскликнула я.— Дитя мое, взгляни только на что ты похожа, какой видъ представляю я и что изъ себя изображаетъ Дориса?!
— Въ деревн когда колбасы длаютъ и то чище васъ бываютъ, замтила Дориса.
Я вымазала остатки голубой краски на стну, Дориса собрала кисти и посуду, и мы съ Бетти отправились передваться. Никогда бы не подумала что масляная краска до такой степени брызгаетъ, у меня даже весь затылокъ былъ покрытъ красною и синею краской. А какъ трудно она отмывается изъ-подъ ногтей! Просто удивительно сколько можетъ напортить одна капля краски, если попадетъ не туда куда ей слдуетъ. А на что были похожи ваши носовые платки, глядть было гадко!
Едва успли мы кое-какъ отмыться и переодться какъ вернулся мой Карлъ, да еще и не одинъ, а съ дядей Фрицемъ. Ужь по одному звуку ихъ голосовъ я угадала какъ ихъ поразила наша работа.
— Подождемъ къ нимъ выходить, шепнула я Бетти.— Пусть ихъ немножко оправятся отъ удивленія, первое впечатлніе обыкновенно бываетъ самое сильное.
Но вотъ они и сами вошли къ намъ въ комнату. Я сразу замтила что мой Карлъ не въ особенно хорошемъ расположеніи духа, но за то дядя Фрицъ такъ весь и сіялъ отъ удовольствія, глаза у него радостно блестли, а на язык такъ и вертлись насмшливыя замчанія.
— Не говорилъ ли я теб, Вильгельмина… началъ было свою укорительную рчь Карлъ, но дядя Фрицъ смясь не далъ ему продолжать.
— Полно, старый дружище, не суди такъ варварски объ искусств, не выказый себя такимъ профаномъ! Во всемъ свт не отыщешь такохй передней какъ у тебя. Еслибы ты могъ ее выставить на выставку, то наврное бы получилъ за нее золотую медаль.
— Прошу безъ колкостей, рзко сказала я,— когда кто длаетъ что какъ уметъ, то кажется можно обойтись и безъ насмшекъ.
— Моделью теб вроятно послужилъ Голубой Гротъ, продолжалъ дяда Фрицъ, не обращая никакого вниманія на мои слова.— Если ты еще привяжешь къ новому шкафу лодку, то сходство будетъ полное.
— Да пойми же что главное дло избжать лишнихъ расходовъ, соблюсти экономію, о чемъ ты, какъ человкъ не женатый, не имешь ровно никакого понятія.
— Избжать лишнихъ расходовъ, соблюсти экономію? повторилъ Карлъ.— Но во что же… во что же обошлось… обошлось… (мой милый мужъ никакъ не могъ подобрать слова)… обошлась эта игривая затя?
— Работа разумется даромъ, стало-быть о ней и толковать нечего, а на все остальное я приказала написать счетъ.
Карлъ кликнулъ Дорису чтобы послать ее къ продавцу красокъ за счетомъ. Онъ закричалъ такъ грозно что Дориса появилась мгновенно. При ея появленіи дядя Фрицъ испустилъ громкій крикъ восторга: она не успла еще смыть красной краски со своего лица и издали дйствительно представляла потрясающее зрлище. Даже Карлъ сказалъ ей:
— Нтъ, Дориса, въ такомъ вид вамъ нельзя показаться на улицу, подумаютъ что вы только-что совершили какое-нибудь ужасное убійство.
Мн было чрезвычайно пріятно что она не могла тотчасъ же отправиться въ лавку: благодаря этому обстоятельству мн удалось разными разговорами отвлечь Карла отъ счета. Когда же пришлось платить по этому счету, то оказалось что мы извели такое количество краски что объ экономіи и рчи быть не могло, на эти деньги вполн можно было купить новыхъ обоевъ на всю переднюю, что впрочемъ въ конц концовъ все-таки пришлось сдлать. О попорченныхъ вещахъ и Дорисиномъ лиф я сказала Карлу только въ послдствіи, когда весь этотъ случай уже почти сталъ забываться, и вмст съ тмъ я общала мужу никогда впредь не пробовать своего искусства на стнахъ и дверяхъ, а въ случа надобности призывать опытныхъ мастеровъ, которыхъ въ сущности и несправедливо было бы лишать ихъ заработка. Никогда мн не приходило въ голову чтобъ экономія могла ввести въ такіе расходы.
Бетти теперь снова занимается разрисовываніемъ деревянныхъ вещицъ, несмотря на то что дядя Фрицъ говоритъ будто у нея просто колоссальный талантъ къ расписыванію людей… онъ видлъ это на Дорис. Разумется на такія насмшки мы отвчаемъ только однимъ холоднымъ презрніемъ, да и кто знаетъ, можетъ-быть передняя и была бы красива еслибы вамъ не помшали слдовать нашимъ вкусамъ. Старымъ мастерамъ понадобились цлые вка на то чтобы поставить искусство на его теперешнюю высоту, а мы потратили всего два дня на подготовку передней, но объ этомъ дядя Фрицъ разумется и не думаетъ.
Скоро должно выясниться, долго ли еще придется Бетти рисовать по дереву: я замчаю что она рисуетъ все одно и то же и нисколько не подвигается впередъ. Къ чему въ такомъ случа можетъ ей послужить рисованье? Ужь я постараюсь заставить ее заняться литературой, хотя отъ помощи Вихманнъ-Лейенфельса она и не ожидаетъ ни чего особеннаго.

Гонка.

Давнымъ бы давно пора быть гонк. Уже цлыя три недли вс ваши пріятные воскресные обды были оправлены безконечными толками объ одномъ и томъ же, а именно кто и какъ гребетъ. Нтъ ничего миле тхъ воскресныхъ дней когда вс семейные сбираются вмст, вс дла остаются запертыми въ контор, дамы надваютъ разныя обновки, а мущины чтутъ праздникъ чистйшимъ бльемъ и чернымъ сюртукомъ. Къ кухонной стряпн въ этотъ день также прилагаются особенныя старанія, обыкновенно вовсе и не заглядываешь въ кухонную книгу для хозяекъ, а ужь воскресенье безъ нея не обойдешься, когда хочется удивить всхъ своихъ какимъ-нибудь новымъ вкуснымъ кушаньемъ. Положительно въ такихъ сборныхъ семейныхъ воскресеньяхъ есть что-то особенное, празднично-свтлое.
Зять мой, Dr. Вренцхенъ, съ самаго начала согласился обдать по воскресеньямъ у васъ, вопервыхъ, такимъ образомъ имъ самимъ не приходилось готовить и, кром того, это давало имъ возможность отпускать по этимъ днямъ кухарку, которую, къ слову сказать, они до безобразія балуютъ. Что же касается дяди Фрица, то онъ уже много лтъ нашъ постоянный воскресный гость. Точно также мы всегда бываемъ рады если ему вздумается привести съ собою кого-либо изъ своихъ пріятелей, или если Бетти позоветъ кого-нибудь изъ своихъ подругъ. Молоденькихъ, мило одтыхъ подругъ всегда бываетъ пріятно видть за столомъ.
Однакоже да не можетъ составлять всего, для общаго оживленія необходимы также и пріятные разговоры. Такъ у насъ и бывало обыкновенно, потому что Dr. Вренцхенъ всегда цлую недлю сбираетъ матеріалъ для маленькихъ забавныхъ разказцевъ, а про дядю Фрица и говорить нечего: тотъ мастеръ поговорить, можетъ болтать безъ умолку, надобно только слдить за нимъ чтобъ онъ не увлекся и не сболтнулъ бы чего лишняго. Но чмъ ближе подходила гонка и чмъ усердне люди къ ней готовились, тмъ все несносне и несносне становились наши застольныя воскресныя бесды. Дядя Фрицъ только и думалъ, только и говорилъ что о водяномъ спорт, какъ онъ выражается, надобно, между прочимъ, замтить что съ него было мало ихъ кружка хороваго пнія и, какъ только вошли въ моду гонки, онъ записался еще и членомъ какого-то яхтъ-клуба. Въ разговор своемъ онъ началъ употреблять совершенно особенные никому незнакомые термины и вдобавокъ выражался такимъ грубымъ языкомъ моряка что мн то и дло приходилось останавливать его и длать ему замчанія. Докторъ же со своей стороны не считалъ гребли полезнымъ упражненіемъ и упорно отказывался записаться членомъ въ какой-нибудь рчной клубъ, такъ что между нимъ и дядей Фрицемъ всякій разъ завязывались ожесточенные безконечные споры. Раньше дядя Фрицъ обыкновенно дразнилъ доктора тмъ что подаренные ему товарищами въ день свадьбы подсвчники — не настоящаго, а поддльнаго серебра, докторъ возражалъ ему, они спорили, но споры эти были невинно шутливы, теперь же они принимали все боле и боле рзкій характеръ. Можно ли при такихъ условіяхъ проводить время пріятно и стоитъ ли на кухн прилагать старанія къ тому чтобы кушанья были вкусны.
Такимъ образомъ вс жаждали гонки, вс были убждены въ томъ что она положитъ конецъ всмъ этимъ несноснымъ толкамъ, всмъ этимъ тягостнымъ спорамъ. Когда люди помряются силами, все успокаивается, все приходитъ въ свой нормальный порядокъ, все равно, будь то настоящая война или простое соревнованіе въ гребл. Люди лично принимающіе участіе въ состязаніи готовятся къ гонкамъ очень усердно, они даже выписываютъ себ изъ Лондона человка который отъучилъ бы ихъ отъ пива и картофеля. Имъ разршено одно мясо, куреніе строго воспрещено, потому что оно наравн съ овощами и поздними бдніями ослабляетъ тлесныя силы. Гребцы должны вскакивать на зар, приниматься сейчасъ же за весла и должны грести до тхъ поръ пока руки у нихъ не превратятся въ сплошныя мозоли, а все тло въ одно только сухожиліе и мускулы. Такой курсъ лченія они называютъ тренированіемъ. Желала бы я знать что можетъ остаться отъ г. Клейнеса еслибъ его подвергнуть такому тренированію? Боюсь что только одинъ остовъ въ монокл, который онъ себ недавно завелъ, да еще бодрость духа, которой у него не отрицаетъ даже и самъ дядя Фрицъ.
Наконецъ долгожданный день насталъ, но погода была ужасная, дождь лилъ не переставая нсколько дней, и въ это воскресенье также зарядилъ съ ранняго утра. Гонку тмъ не мене отложить было невозможно, потому что многіе изъ записавшихся на нее гребцовъ пріхали издалека. Мы, несмотря на дурную погоду, ршились хать на праздникъ въ Грюнау. Была бы только охота, а повеселиться можно и на дожд. Однако когда мы пріхали на Гэрлицкую станцію, на неб стали кое-гд показываться голубыя мстечки. Погода могла еще и разгуляться.
Но сколько народу было на станціи! Люди были здсь биткомъ набиты, не хуже селедокъ въ бочк. Сплошною массой стояла толпа предъ вокзаломъ, сплошною массой двигалась она къ касс и сплошною же массой выходила на платформу, но тмъ не мене каждый желающій получилъ какъ билетъ, такъ и мсто въ вагон, такъ какъ поминутно отправляли со станціи поздъ за поздомъ. Много должно-быть работала въ этотъ день желзная дорога! Ужь наврно вечеромъ, считая кассу, приговаривала: ‘славныя денежки привезли намъ гребцы!’ Не плохой заработокъ выпалъ также и на долю дрожекъ, линеекъ и конокъ,— въ этотъ день можно сказать происходило переселеніе всего Берлина въ такой конецъ города куда обыкновенно рдко кому приходится заглядывать.
Чмъ боле прояснялось небо, тмъ веселе становились и люди. Въ нашемъ вагон вс безъ исключенія были чрезвычайно веселы и оживлены, несмотря на то что сидли очень тсно, говоритъ же пословица ‘въ тснот да не въ обид’. Докторъ посадилъ къ себ на колни жену, а мой Карлъ ухитрился какъ-то совсмъ необыкновенно съежиться и подобраться, было очень забавно. Но вотъ наконецъ мы дохали и до Грюнау.
Отъ станціи намъ пришлось еще минутъ десять идти сосновымъ лсомъ. Громъ музыки слышался еще издали. Скоро мы увидли приготовленныя наслдному прницу для възда торжественно разукрашенныя ворота, а затмъ почти тотчасъ же добрались и до лсенки, ведшей въ вашу ложу, билетомъ дядя Фрицъ усплъ запастись для насъ уже давно. Поднимаясь по лсенк, я не ожидала увидть ничего особеннаго, но когда я взошла на самый верхъ и взглянула внизъ, то отъ восторга чуть не ахнула.
Что за минута! Шпреэ подъ Грюнау очень широка, она здсь похожа на огромное живописное озеро, отлого возвышающіеся берега коего къ вод образуютъ узкую полоску луга, а дале покрыты сосновымъ и дубовымъ лсомъ. Направо вдали какъ на картин тянутся Мюггельскія горы, а слва среди зелени блетъ высокая Кепеникская колокольня. Длинное озеро, какъ зовутъ эту часть Шпреэ, имло сегодня необыкновенно праздничный видъ: посредин рки тянулись длинныя вереницы лодокъ, разукрашенныхъ различными значками и всевозможныхъ цвтовъ флагами, которые весело разввались по втру. Трудно даже поврить чтобы могло существовать такое несмтное количество флаговъ, да притомъ такихъ еще разноцвтныхъ. А сколько здсь было всякихъ пароходовъ подвозившихъ публику, кавалеровъ и дамъ, дамъ и кавалеровъ! На вод царствовало необычайное оживленіе. Да и на суш тоже: на устроенныхъ для зрителей мстахъ сидли цлыя тысячи народу, на берегу стояли еще тысячи, а дале у лса и еще громоздились люди. Здсь догадливые торговцы раскинули свои палатки и торговали въ нихъ всякими закусками и прохладительными напитками для публики.
Я не могла досыта насмотрться на собравшуюся здсь несмтную толпу народа, на чудное окруженное лсомъ зеркало рки, на оживленные берега ея, полагаю что и вс находившіеся тамъ ощущали подобно мн тотъ же безконечный восторгъ при вид такого дивнаго зрлища.
Павильйонъ наслднаго принца находился очень близко отъ насъ и какъ разъ противъ флага, то-есть конечной цли для состязавшихся лодокъ. Павильйонъ этотъ сверху до низу былъ весь убранъ красными занавсями съ золотою бахромой и гирляндами изъ дубовыхъ листьевъ. Но вотъ раздались громкіе крики ура, и вслдъ затмъ появился наслдный принцъ. Онъ вошелъ въ павильйонъ въ сопровожденіи принца Вильгельма и принца Генриха. Вс встали, и затмъ съ берега, съ мстъ, съ лодокъ, съ пароходовъ, отовсюду раздались громкіе восторженные крики привтствія. Музыка заиграла народный гимнъ, и вдругъ въ ту самую минуту какъ принцъ сталъ привтливо раскланиваться съ народомъ, солнце выглянуло изъ-за тучъ и ярко охватило своими лучами всю эту оживленную картину. Вода заискрилась, флаги запестрли, трава и деревья зазеленли какъ раннею весной, на самомъ берегу Шпреэ погода разомъ стала великолпною, настоящею гогенцолернскою погодой.
Но вотъ начались и самыя гонки.
Выстрломъ изъ пушки былъ поданъ сигналъ сниматься съ мста всмъ лодкамъ, находившимся гд-то очень далеко за изгибомъ рки, и въ ту же секунду на высокой мачт былъ выкинутъ огромный красный шаръ, который казался среди окружающей зелени гигантскимъ одиноко стоявшимъ маковымъ цвткомъ. Лодокъ еще не было видно, но вотъ он показались на самой отдаленной части рки, и вс взоры и бинокли направились въ ту сторону. ‘Кто впереди?’ слышалось въ толп. ‘Берлинцы?’ — ‘Магдебургцы какъ будто равняются съ ними.’ — ‘А гд же Штеттинцы?’ — ‘О, т отстали.’ — ‘Берлинцы впереди всхъ.’ — ‘Вотъ тутъ на излучины рки должно выясниться кто возьметъ перевсъ.’ — ‘Браво, Берлинцы все время впереди.’
Лодки приближались, впереди всхъ были гребцы съ большою красною звздой на спин, блоголубые Штеттинцы шли вслдъ за ними. Наступала ршительная минута. Все быстре и все сильне опускались весла въ воду, лодки словно бритвы рзали поверхность рки, и вотъ первая лодка пролетла къ цли… То были гребцы съ красною звздой на спин, члены нашего Берлинскаго рчнаго клуба. Побда осталась за ними.
Я была до такой степени возбуждена что даже не могла присоединиться къ общимъ громкимъ восторженнымъ крикамъ зрителей, но Dr. Вренцхенъ горланилъ за троихъ, потому что все достойное похвалы въ Берлин приводитъ его въ бшенный восторгъ. Гребцы подняли весла. Какъ они отдувались! Трудно, очень трудно даются такія побды. Затмъ, сдлавъ салютъ противнику, они повернули обратно.
Общую радость однако испортила погода, набжала огромная туча, и дождь крупными каплями сталъ падать на зрителей. Вс разомъ раскрыли свои дождевые зонтики, и разомъ исчезло праздничное настроеніе публики, впрочемъ всего только на одну минуту, потому что, если судить по раздававшимся изъ-подъ зонтиковъ говору, смху и шуткамъ, то большинство зрителей отнеслось къ дождю весело. Общаго радужнаго настроенія не могли раздлять только т на комъ были новыя бархатныя мантильи, потому что если он и не вовсе будутъ испорчены, то во всякомъ случа придется отдавать ихъ отпарить въ красильню. На праздникъ съ дождемъ слдуетъ надвать самое незатйливое, самое недорогое.
Спокойно сидя подъ своимъ зонтикомъ, я длала свои наблюденія надъ сосдями, какъ вдругъ Карлъ неожиданно шепнулъ мн на ухо:
— Видла ты ихъ?
— Кого?
— Бергфельдтовъ?
— Да разв они здсь?
— Вонъ Эмиль со своею невстой и будущею тещей, съ ними также и сама Бергфельдтша. Они сидятъ внизу на самыхъ дорогихъ мстахъ.
— Да и въ самомъ дл какъ же можетъ праздникъ обойтись безъ Бергфельдтши, ее вдь везд спрашиваютъ, дко проговорила я, раздосадованная ея напыщеннымъ самодовольнымъ видомъ.— Надо надяться что на сей разъ она довольна своимъ мстомъ, если впрочемъ когда-либо и чмъ-либо можетъ быть довольна.
— Предъ ними стоитъ шампанское, продолжалъ Карлъ.
Я не могла не улыбнуться на это.
— Лучше бы они вмсто шампанскаго-то взяли бы деньгами, да заплатили бы своему пивовару. Я думаю Бергфельдтша столько же смыслитъ въ шампанскомъ сколько свинья въ апельсинахъ. Мы, милый мой Карлъ, разумется имемъ право пить шампанское, но мы люди безъ претензій, не чванные. Если поздне ты вздумаешь угостить меня чашкой кофе, то я выпью ее и съ наслажденіемъ, и съ благодарностью. Мн было бы даже какъ-то стыдно и неловко держать себя такъ важно и напыщенно какъ нкоторые люди.
Капли дождя все еще продолжали изрдка падать, но какъ только кто-то громко скомандовалъ ‘зонты долой’! вс разомъ сложили ихъ, потому что благоразумное требованіе всегда и всми бываетъ уважено. Небо разъяснилось, солнце уже позолотило верхушки холмовъ, скоро оно заглянетъ также и къ намъ.
— Погода будетъ прекрасная, обратилась я къ Бетти, но она не слыхала моихъ словъ, а какъ-то растеряано глядла на воду.
Я пристально посмотрла ей въ лицо.
— Дитя мое, тревожно спросила я,— ты плакала?
— Вовсе нтъ, это капля дождя попала мн въ глазъ, отвчала она и смахнула слезу рукой.
‘Неужели же Бергфельдты причина ея слезъ?’ подумала я. ‘Что это за противная такая семья’.
Но когда я послдовала взоромъ въ ту сторону куда были устремлены глаза Бетти, то увидала кучку разговаривавшихъ между собою молодыхъ людей, лица коихъ мн показались не совсмъ незнакомыми. То были г. Максъ и его пріятели, но я никакъ не могла, какъ ни старалась, отыскать между ними г. Феликса Шмидта, хотя и смотрла въ мужнинъ бинокль. Теперь я знала что значили капли дождя на глазахъ Бетти: дорогія сердцу воспоминанія, лелянныя, но не сбывшіяся надежды вызвали слезы на глаза моей тихой молчаливой дочери.
Вниманіе наше тмъ не мене обратилось на гонку, наступило весьма интересное состязаніе, наградой побдителю долженъ былъ служить императорскій кубокъ который всего только на годъ поступаетъ въ выигравшій его клубъ, а затмъ за него происходятъ новыя состязанія. Въ прошломъ году этотъ кубокъ достался гребцамъ Берлинскаго клуба, а теперь особенно желали его выиграть Франкфуртцы и Бременцы. Франкфуртцы чуть было не добились своего, они два раза едва не перегнали Берлинцевъ, но въ третій разъ они уже боле не имли права состязаться. Побда опять осталась за нашимъ клубомъ, и кубокъ снова остался въ Берлин, гд разумется ему и надлежитъ собственно находиться. Наслдный принцъ пожелалъ чтобъ ему представили гребцовъ и затмъ много и милостиво бесдовалъ съ ними, въ то время какъ мы вс тсною толпой обступили его кругомъ.
— Я горячо сочувствую рчному спорту, между прочимъ сказалъ онъ,— и всегда къ его услугамъ, если только понадобится.
Нтъ, это было просто безподобно.
Dr. Вренцхенъ вообще посл побды Берлинцевъ измнилъ свое мнніе, а посл словъ наслднаго принца и окончательно сложилъ орудіе чтобы впредь никогда уже боле не вступать относительно этого предмета въ споры съ дядей Фрицемъ.
— Ну, старый дружище, что-то ты теперь скажешь? обратился къ нему дядя Фрицъ.
— Что тутъ толковать, гребцы ваши вовсе проклятое племя! расхохотался докторъ.
Я нашла это выраженіе несовсмъ приличнымъ и потому сказала:
— Любезный докторъ, въ такой торжественный для всего Берлина день вамъ слдовало бы выбирать нсколько боле осторожныя выраженія. Но можетъ-быть вліяніе моряковъ успло уже гибельно повліять на обороты вашего языка? Что должны подумать о васъ вс окружающіе?
— Любезная маменька, отвчалъ онъ,— это только такъ кажется, пустяки!
Затмъ онъ отправился въ знакъ мира выпить кружечку пива съ дядей Фрицемъ.
По возвращеніи назадъ онъ уже былъ дйствительнымъ членомъ ихъ клуба, чего, по моему мннію, онъ не имлъ права длать не посовтовавшись предварительно съ Эмми, не мшало бы ему также подумать и о томъ что положеніе дйствительнаго члена въ томъ клуб сопряжено съ извстными расходами которые можно было бы употребить на что-нибудь боле полезное, хотя бы на покупку въ достаточномъ количеств раковъ, если они вздумаютъ опять устраивать у себя званый вечеръ.
Въ промежутокъ времени между двумя гонками мы сошли внизъ и сли за одинъ изъ множества столиковъ раскинутыхъ предъ трактиромъ въ лсу. Карлъ угостилъ насъ общаннымъ кофе, которымъ мы вс можетъ-быть остались несравненно боле довольны чмъ нкоторые люди шампанскимъ. И Эмми, и Бетти, об сказали что он даже и не желали бы пить шампанскаго, а что до меня, то я съ юности была къ нему вполн равнодушна. Въ дождливую, холодную погоду каждый благоразумный человкъ надваетъ что-нибудь потепле, а люди пустые, изъ фанфаронства готовые рисковать своимъ здоровьемъ, думаютъ только объ одномъ франтовств и даже ршаются пить прохладительные напитки. Я бы этого никогда не сдлала. Дядя Фрицъ повелъ насъ къ призамъ, которые съ большимъ вкусомъ были разложены на столахъ стоявшихъ подъ соснами. Здсь были золотые и серебряные кубки, серебряный почетный щитъ и разные другіе цнные предметы, одни для украшенія комнатъ въ древненмецкомъ вкус, другіе для утоленія жажды, но вс безъ исключенія самой изящной и дорогой работы. Пока мои дочери разсматривали каждый предметъ въ отдльности, а дядя Фрицъ объяснялъ имъ символическое значеніе каждой вещицы, я вдругъ неожиданно увидала г. Макса и даже въ толп какъ-то нечаянно столкнулась съ нимъ. Очевидно онъ никакъ не ожидалъ встрчи со мной, я это ясно видла по его смущенному виду, и не давъ ему опомниться, тотчасъ же съ нимъ заговорила.
— Очень рада васъ встртить, сказала я,— мн надобно поговорить съ вами. Дайте-ка мн вашу руку!
Онъ подалъ мн руку, и не усплъ еще разинуть рта какъ мы были уже далеко отъ нашихъ, такъ что они не могли насъ видть, а затмъ очутились на уединенной полянк сосноваго лса, гд Грюнауское общество любителей красотъ природы раскинуло цлую сть всевозможныхъ замысловатыхъ извилистыхъ дорожекъ.
— Мн необходимо облегчить свою душу, начала я,— а именно насчетъ поведенія вашего друга Феликса въ отношеніи меня и моего семейства. Вдь вы, кажется, его другъ?
— Конечно, отвчалъ онъ.
— Ну и отлично, стало-быть я обратилась къ кому слдуетъ. Какъ истинный другъ, вы не скроете отъ него ни одного слова…
Онъ хотлъ было что-то возразить мн, но я не дала ему:
— Пожалуста не перебивайте меня, теперь очередь моя, посл вы можете говорить сколько вамъ будетъ угодно. Почему другъ вашъ не принялъ спеціально посланнаго ему мной приглашенія на бракосочетаніе моей дочери? Почему онъ даже не извинился предъ нами? Какой поводъ могли мы подать ему къ такому пренебрежительному обхожденію съ нами? Мн кажется что упрекнуть насъ въ недостатк любезности невозможно… ну да и вы сами недалеко отъ него ушли. Что можете вы привести въ его оправданіе?
Онъ стоялъ предо мною, опустивъ глаза въ землю, словно тамъ на песк искалъ отвта на мои вопросы. Затмъ немного погодя онъ поднялъ на меня свои кроткіе, голубые, подернутые глубокою печалью глаза и тихо произнесъ всего одно слово.
— Ничего.
— И это все?
— Больше ничего я не могу и не смю вамъ сказать.
— Въ Тегел вы были однако откровенны, вы доврчиво относились ко мн, вы были счастливы счастьемъ вашего друга! Преданы ли вы ему теперь все такъ же искренно какъ и тогда?
— Все такъ же.
И лицо его просіяло.
— Ну такъ разршите же мн эту загадку!
Онъ помолчалъ немного и затмъ сказалъ:
— Теперь еще не время, но будьте уврены что какъ только это будетъ возможно, вы все узнаете, и тогда, надюсь, все устроится къ лучшему.
— Это слишкомъ туманный отвтъ! воскликнула я.— Я желала бы получить боле опредленное объясненіе.
На это онъ мн не отвтилъ, а напротивъ еще ко мн же обратился съ вопросомъ.
— Не позволите ли вы мн въ письм послать Феликсу поклонъ отъ васъ, я знаю что это было бы ему невыразимо пріятно.
— Слдовательно его здсь нтъ?
— Феликсъ покинулъ Берлинъ.
— Почему? зачмъ?
— Чтобъ усовершенствоваться въ избранной имъ отрасли промышленности.
— Пожалуй, кланяйтесь ему отъ меня, хотя по правд сказать онъ этого не стоитъ… Да и вы сами съ вашей таинственностью очень хороши! Я и на васъ также очень зла.
— Мн очень грустно что я навлекъ на себя вашъ гнвъ, но я съ радостью готовъ перенести его ради моего друга.
— Это разумется нсколько сильное выраженіе съ моей стороны, но для меня ясно что что-то не ладно и даже ваша дружба къ нему не въ силахъ разубдить меня въ этомъ. Буду однако терпливо ждать что когда наступитъ время, вы сдержите свое слово.
— Какъ бы это мн ни было тяжело, я считаю это своею обязанностью.
Отъ него ничего нельзя было допытаться, и потому мн не оставалось ничего боле какъ вернуться къ своимъ. Проходя мимо того мста гд стояли экипажи, я увидала около одного изъ нихъ Бергфельдтшинаго Эмиля. Онъ еще издали замтилъ меня и, чтобъ избгать встрчи со мною, нагнулся, длая видъ будто застегиваетъ пряжку у своего башмака, затмъ онъ съ видомъ знатока принялся осматривать лошадей, на самомъ же дл онъ только и зналъ лошадей что по тмъ колбасамъ изъ конины которыя лъ у себя дома. Какъ разъ въ эту самую минуту кучеръ вынесъ ему стаканъ грога, который Эмиль очевидно заказалъ себ потихоньку, потому что онъ страшно покраснлъ, замтивъ что я поймала его на самомъ мст преступленія. Онъ сталъ длать кучеру знаки чтобы тотъ скоре уходилъ, но возница его не понялъ и съ особеннымъ шикомъ поднесъ ему грогъ. ‘Неужели онъ началъ пить?’ подумала я, ‘а можетъ-быть это только такъ съ холоду?’ и затмъ ршила обстоятельно разспросить объ этомъ Августу Вейгельтъ.
Гонка между тмъ продолжалась, и вс побды оставались за Берлинцами. Если Берлину суждено сдлаться когда-нибудь приморскимъ городомъ, то гребцы наши могутъ во время морскихъ сраженій оказать ему столько же услугъ на вод сколько уланы нкогда оказали ему на суш. Въ состязаніи одинъ на одинъ, побду одержалъ одинъ Бреславецъ, и ему кричали такъ же громко и усердно какъ и Берлинцамъ. Всякому слдуетъ воздавать должное.
Охотно сознаюсь что, несмотря на Бергфельдтовъ и господина Макса, мн рдко приходилось такъ отъ души веселиться какъ сегодня.
— Какъ наши Берлинцы во всемъ искусны! сказала я моему Карлу,— право, я горжусь, хотя сама и не умю грести, да и занятіе это вовсе не дамское, ужь хотя бы въ виду платья стсняющаго вс движенія.
— Благодаря такимъ упражненіямъ наши юноши не могутъ разнжиться, замтилъ мой Карлъ,— а стремленіе всюду быть первыми не вредитъ Нмцамъ.
— Не могутъ же однако вс Нмцы безъ исключенія заниматься греблей, опять сказала я.
— Да въ этомъ и нтъ никакой необходимости, отвчалъ Карлъ,— достаточно хорошаго примра. Пусть каждый стремится совершенствовать какую-нибудь отрасль и пусть постоянно думаетъ о томъ чтобы конкурренты не взяли надъ нимъ перевсъ.
— Вроятно ты правъ, сказала я,— такъ какъ ты несравненно боле меня понимаетъ въ политической экономіи.
Возвращались мы въ Берлинъ въ безконечно длинномъ позд. Шоссе что проходитъ возл самаго полотна желзной дороги было сплошь загромождено всякаго рода экипажами. Прозжая мимо нихъ, мы стали махать имъ платками, и они вс (безразлично сидлъ ли кто въ коляск, карет, линейк или даже просто въ телг) также привтливо махали намъ въ отвтъ. Это было потому что вс радовались сегодня и погод, и наслдному принцу, и побдамъ Берлинцевъ. Да и самъ наслдный принцъ также радовался на своихъ Берлинцевъ, а принцъ Генрихъ, объхавшій чуть ли ни весь свтъ, говорилъ что онъ нигд и никогда не видывалъ зрлища прекрасне того что представляла изъ себя разукрашенная по праздничному Шпреэ и ея живописные покрытые народомъ берега. Да, сегодня вс находились въ какомъ-то особенномъ, восторженномъ состояніи.
Дядя Фрицъ остался въ Грюнау попировать со своими пріятелями и спрыснулъ выигранные ими призы. Онъ до того наугощался что цлые два дня посл того ходилъ какъ въ туман и все твердилъ что какой-то негодяй дровоколъ подрядился безъ устали колоть у него въ голов дрова.
— Да отчего же это происходитъ? съ участіемъ спросила я его.
— Все отъ заздравныхъ тостовъ, Вильгельмина, отвчалъ онъ.— Мы славно-таки спрыснули свои побды!
— Фрицъ, съ укоромъ сказала я,— какое-же можетъ быть здоровье, когда ты еле-еле глядишь глазами на Божій свтъ?
— Ахъ, Вильгельмъ, все же мы славно выпили!

Въ зеленомъ Грюневальд.

Я нахожу чрезвычайно любопытнымъ то обстоятельство что большинство открытій длаешь помимо своей воли и только въ послдствіи догадываешься о томъ что это открытіе. Напримръ, сидишь себ прекраснымъ лтнимъ вечеромъ, наслаждаешься природой, и не замчаешь того что сидишь-то на сквозномъ втру, а когда на другой день почувствуешь что у тебя не ворочается шея, что у тебя флюсъ на щек или пострлъ въ поясниц (противъ коихъ, между прочимъ, отличное средство камфарный спиртъ), то и догадаешься что наканун сидлъ на сквозномъ втру и такимъ образомъ обогатишься новымъ открытіемъ. Понятно что тутъ же въ ум ршаешь не сидть боле на сквозномъ втру и дйствительно сквознаго втра избгнешь, но за то напьешься какого-нибудь прокислаго молока или выпьешь слишкомъ холоднаго пива и вмсто флюса или пострла почувствуешь нестерпимую боль подъ ложечкой или въ желудк,— это зловредныя бактеріи-запятыя которыя, какъ это было открыто нашими учеными попечителями о народномъ здравіи, прекращаютъ свое существованіе въ горячемъ глинтвейн. И хорошо еще что такъ, ибо хотя эти полуобтесанные Французы и разводятъ въ своихъ неканализованныхъ приморскихъ городахъ разныя болзни, зачмъ же намъ-то въ Берлин пить карболовую кислоту, какъ предложилъ дядя Фрицъ, когда мы снарядили во Францію тайнаго совтника Коха и когда вс газеты были до того переполнены извстіями о тамошней холер что просто было опасно брать ихъ въ руки.
Глинтвейнъ открытіе научное и великолпно дйствуетъ какъ средство предохраняющее отъ заболванія людей мнительныхъ. Я имла случай убдиться въ этомъ на нашей надзирательш, которая только отъ одного чтенія газетъ уже почувствовала колики въ желудк и даже не могла нащупать у себя пульсъ. Это-то обстоятельство и подйствовало за нее особенно удручающимъ образомъ, потому что извстная вещь: если пульса нтъ, стало-быть для человка насталъ его послдній часъ и ему пора уже подумать о своихъ похоронахъ. Нсколько рюмокъ горячаго глинтвейна однако успокоили ужасный приступъ болзни, и не дале какъ черезъ какихъ-нибудь четверть часа надзарательша уже всюду у себя была въ состояніи нащупать пульсъ: по ея словамъ, онъ бился у нея въ пяткахъ не мене сильно чмъ въ вискахъ. Она была спасена.
— Еслибы вы случайно не зашли ко мн, любезная фрау Бухгольцъ, сказала она,— кто знаетъ, можетъ быть траурная колесница уже стояла бы у моихъ дверей.
— Дйствительно, вамъ было не хорошо, отвчала я,— но думать о смерти было еще слишкомъ рано, вдь это только страхъ такъ подйствовалъ на ваши внутренности.
— Пока не кончится пора плодовъ и овощей, я не буду вовсе читать газетъ, заявила надзирательша.
— И хорошо сдлаете, поддакнула я ей,— даже великанъ Голіаъ почувствовалъ бы себя не совсмъ по себ еслибъ у него въ одной рук была вкусная сплая груша, а въ другой какой-нибудь холерный фельетонъ.
И вотъ я обогатилась двумя новыми открытіями, а именно я убдилась въ томъ что не все написанное въ газетахъ здорово для людей и что глинтвейнъ лучшее средство противъ паденія пульса. Но его слдуетъ пить какъ можно горяче, будь то даже лтомъ, когда бываетъ + 24® въ тни.
Надзирательша далеко не принадлежитъ къ тмъ людямъ которые неблагодарностью думаютъ поднять себ цну и если напримръ, были гд въ гостяхъ, посл стараются очернить хозяевъ, разказывая будто ихъ дурно приняли и плохо угостили. Нтъ, надзирательша вовсе не такова, напротивъ, когда она совершенно оправилась отъ своей болзни, то пригласила насъ съ собою хать кататься въ Грюневальдъ, напиться кофе въ Паульсборн и наконецъ погулять въ Пихельскихъ горахъ. Она наняла прекрасную коляску съ кучеромъ въ такой богатой роскошной ливре что фалды ея по крайней мр на полметра свшивались къ намъ въ экипагкъ Мы, об старшія дамы, разумется заняли первыя мста, а Мина и Бетти сли напротивъ. Мущины общали пріхать за нами въ Кейзергартенъ, и такимъ образомъ на все послобденное время мы были предоставлены только самимъ себ.
За Курфюрстендаммомъ, гд строенія уже прекращаются, почва чрезвычайно песчана и вслдствіе этого тамъ постоянно страшная пыль. Однако, благодаря тому что я надла свое новое цвта нечищенной картофелины платье со свтлокоричневою атласною отдлкой, я почти вовсе не пострадала отъ пыли, тогда какъ надзирательшино нарядное черное платье имло видъ оберточной бумаги. По временамъ песокъ взвивался столбомъ къ верху, летлъ намъ прямо въ ротъ и сильно скриплъ на зубахъ, но это насъ мало заботило: мы знали что Паульсборнъ недалеко и что тамъ нашъ излюбленный напитокъ, кофе, избавитъ насъ отъ этой непріятности.
Надо надяться что Курфюрстендаммъ современемъ застроится, тогда Берлинъ дотянется до Грюневальда, Зоологическій Садъ будетъ находиться въ центр города, Галлензе сдлается тмъ что представляетъ нын Гольдфиштейхъ, а самъ Грюневальдъ займетъ мсто Тиргартена. Городъ тогда будетъ такъ великъ что если Берлинцу вздумается взглянуть на тріумфальную колонну, то ему придется вооружиться подзорною трубкой. Теперь же въ отрадную тнь Грюневальда попадаешь лишь прохавъ это пустынное мсто, которое впрочемъ въ недалекомъ будущемъ непремнно застроится, если только продолжится мирное время, по словамъ Карла, необыкновенно способствующее развитію всхъ отраслей промышленности и торговли, разумется, за исключеніемъ пороховыхъ заводовъ и перевязочныхъ средствъ, хозяева тхъ и другихъ и теперь уже начинаютъ поохивать вслдствіе того что Бисмаркъ упорно не желаетъ начинать никакой войны.
Я всегда страстно любила лсную тишь, лсную прохладу и лсные виды, но должна признаться что когда всмъ этимъ любуешься изъ изящнаго экипажа, то прелесть лса еще сильне чаруетъ душу. Понятно что при такой обстановк мы могли говорить только о возвышенныхъ предметахъ, между прочимъ, мы сожалли о недостатк въ обществ милаго и пріятнаго обхожденія, и такимъ образомъ разговоръ нашъ естественно коснулся Бергфельдтовъ. Надзирательша, не отрицая въ Бергфельдтш и кое-что хорошее, тмъ не мене заявила что она ни за что бы не похала въ Грюневальдъ кататься въ одномъ экипаж съ нею.
— Видишь ли, Бетти, сказала я,— какъ тонко уметъ фрау надзирательша различать людей? Для насъ ея замчаніе весьма лестно, и эта послобденная прогулка навсегда останется для васъ пріятнымъ воспоминаніемъ.
Мила сказала что погода сегодня необыкновенно хороша и что по дорог намъ встрчается мало простаго народа, по воскресеньямъ он никогда никуда не вызжаютъ, такъ какъ въ праздничные дни всюду встрчается черезчуръ смшанное общество.
Бетти, слишкомъ начитавшаяся за послднее время о правахъ человка и о равенств людей, хотла было что-то возразить на это, но по счастью экипажъ нашъ остановился у домика лсничаго. Мы вышли изъ коляски, и такимъ образомъ Бетти поневол пришлось оставить при себ возраженіе, которое наврное не особенно бы понравилось надзирательш. Я не презираю никакого званія или положенія, напротивъ, я уважаю каждаго человка который честнымъ трудомъ пробиваетъ себ въ жизни дорогу, но, несмотря ни на какія идеи равенства, мн никогда не придетъ въ голову пригласитъ къ себ на танцовальный вечеръ мою торговку овощами, прачку и трубочиста.
Мы напились кофе, осмотрли красиво расположенный на берегу озера охотничій замокъ и затмъ похали лсомъ дальше до Гафеля, гд коляска наша стала медленно спускаться по крутому шоссе, откуда такой прекрасный видъ на лсъ и воду. Ахъ, какъ здсь чудесно! Понятно почему у подошвы этого скалистаго берега развелось такое множество всякихъ трактирчиковъ. У Кейзергартена мы остановились чтобы захватить съ собою нашихъ мужей, но ни того, ни другаго разумется здсь еще не было. Въ юности кавалеры никогда не заставляютъ ждать дамъ своего сердца, напротивъ, въ назначенное для свиданія мсто обыкновенно приходятъ первыми, но съ теченіемъ времени, когда жены начинаютъ стариться, мужья не считаютъ нужнымъ торопиться къ нимъ. Истина эта всмъ извстна, и почти вс узнали ее по собственному опыту. Впрочемъ, Карлъ обыкновенно очень аккуратенъ, если только у него нтъ какой-либо уважительной причины, такъ что онъ не можетъ опасаться за это упрековъ съ моей стороны.
Мн было бы весьма пріятно еслибы мужья наши уже были здсь, потому что одно дамское общество въ конц концовъ безъ мущинъ становится однообразно и скучно. Тмъ пріятне было для насъ, когда какой-то господинъ подошелъ къ нашему столику и любезно раскланялся съ нами. Сначала мы было приняли его за человка незнакомаго, но вскор оказалось что это г. Клейнесъ.
— На что вы похожи! воскликнула я.— Вы должно-быть надли платье своего меньшаго брата.
— О нтъ, самодовольно ухмыляясь отвчалъ г. Клейнесъ,— я просто пшютъ.
— Что вы такое? переспросила надзирательша, которая между прочимъ потребовала чтобъ онъ былъ ей формально представленъ, хотя и должна была бы его помнить съ Эмминой свадьбы, такъ какъ весьма трудно забыть такую комичную фигуру.
Пшютъ! повторилъ онъ и прибавилъ въ поясненіе: я одтъ по послдней парижской мод.
— Ну и пустоголовы же эти Французы! воскликнула я:— что хорошаго когда все до такой степени узко и коротко?
— Да и волосы-то у него обстрижены словно у острожника! подхватила надзирательша.
— Въ этомъ-то и весь шикъ! торжествующе улыбаясь своему собственному безобразію сказалъ г. Клейнесъ,— нужно только умть понять это.
— Понять это можно, да красивымъ-то найти нельзя. Садитесь. Хоть вы и пюштъ, а мы вамъ все-таки рады.
Пшютъ, поправилъ меня г. Клейнесъ.
Пюштъ или пюштъ ршительно все равно, отвчала я,— но такимъ смшнымъ какъ сегодня я васъ еще никогда не видала.
Г. Клейнесъ заявилъ что съ нимъ его пріятель, очень благовоспитанный образованный молодой человкъ, и затмъ просилъ позволенія представить его вамъ.
— Весьма пріятно! снисходительно кивнула ему головой надзирательша, и г. Клейнесъ исчезъ.
— Нтъ, сказала Бетти,— какъ можетъ человкъ до такой степени быть обезьяной и перенимать у Французовъ такія уродства?
— Я вахожу въ немъ большой шикъ, сказала Мила.
— Не шикъ, а пюштъ, поправила я ее.
— Нтъ, шпютъ, возразила надзирательша.
Къ счастью вернулся г. Клейнесъ, а то мы бы доспорились пожалуй до ссоры о его глупой одежд. Онъ представилъ намъ своего пріятеля, г. Пфейффера, который произвелъ на насъ впечатлніе весьма солиднаго человка. Г. Пфейфферъ былъ средняго роста съ темною окладистою бородкой, и очень ловкимъ движеніемъ то сбрасывалъ, то надвалъ себ на носъ pince-nez. Однако волосы у него уже успли пордть на затылк, что я имла случай замтить въ то время какъ снявъ шляпу онъ почтительно раскланялся съ вами. Хорошо что предусмотрительная природа награждаетъ молодыхъ людей испорченной нравственности плшью и тмъ самымъ предостерегаетъ противъ нихъ семейства въ которыхъ есть дочери-невсты.
Разговоръ между вами завязался очень легко, тмъ боле что г. Пфейфферъ былъ того мннія что несмотря на вс новйшія общинныя школы въ обществ чувствуется большой недостатокъ въ людяхъ истинно образованныхъ и вообще весьма мало способныхъ понимать какіе-либо высшіе духовные интересы. Вслдствіе этого онъ чувствуетъ себя какъ-то одиноко и постоянно принужденъ таить про себя свои чувства предъ вчно гнетущимъ его холоднымъ свтомъ, онъ готовъ бы бжать и скрыться въ какой-нибудь музей, гд среди изваяній античнаго міра могъ бы вполн откровенно высказать свои мысли, разумется только въ томъ случа еслибъ эти статуи были одушевлены тмъ мощнымъ духомъ который во времена Перикла и Анаксимандра родился изъ чистаго эллинизма. Настоящее же время, время безсердечное, пошлое, эгоистическое достойно сильнйшаго презрнія. Всю эту рчь онъ произнесъ съ глубокимъ убжденіемъ и басомъ изъ бочки.
Пока мы такимъ образомъ разговаривали съ г. Пфейффеомъ, г. Клейнесъ съ Бетти и Милой отправились погулять въ садъ и посмотрть вс мстныя достопримчательности, грязнаго орла въ клтк, все искусство котораго заключалось лишь въ томъ что онъ хлопалъ глазами и лъ, затмъ обезьянъ, кроликовъ, циркъ пони, ословъ и все прочее, что здсь обращаетъ на себя вниманіе публики. А у насъ тмъ временемъ все продолжался разговоръ объ искусств, которое столько же создано для того чтобъ имъ наслаждаться, сколько и на то, чтобъ о немъ бесдовать.
Г. Пфейфферъ вполн согласился со мною, когда я сказала что антики много выиграли вслдствіе того что долго были скрыты подъ землей.
— Конечно, такъ, сказалъ онъ,— но тупоголовая публика не уметъ цнить ихъ, она проходитъ мимо, не обращая никакого на нихъ вниманія, она способна понимать только оперетку, только одно пошлое, низкое и двусмысленное. Ему изъ оперетокъ нравятся только Нищій студентъ и Летучая мышь, въ нихъ дйствительно есть чему посмяться. Надзирательша на это замтила что она желаетъ не только посмяться въ театр, но также и послушать хорошенькихъ легко запоминающихся мотивовъ.
Такимъ образомъ мы увлеклись разговоромъ о стремленіи души ко всему возвышенному и идеальному, какъ вдругъ вернулась моя Бетти, но совершенно одна.
— А гд же ваши спутники? спросила ее надзирательша.
— Г. Клейнесъ и Мила похали кататься на лодк, отвчала она.
— Безъ моего позволенія?
— Мой другъ Георгъ доставитъ вашу дочь къ пристани цлою и невредимою, сказалъ г. Пфейфферъ.
— Но вдь уже начинаетъ смеркаться и я вовсе не нахожу приличнымъ чтобы моя дочь одна въ такую позднюю пору каталась въ лодк съ молодымъ человкомъ, проговорила недовольнымъ тономъ надзирательша.
— Я ручаюсь за моего друга, убдительно пробасилъ г. Пфейфферъ,— увряю васъ, съ нимъ опасаться нечего.
— А вамъ нечего защищать его, когда никто его еще ни въ чемъ не обвинялъ, дко замтила надзирательша.
Г. Пфейфферъ принялъ оскорбленный видъ и собрался еще что-то сказать, но въ эту самую минуту явился мой Карлъ вмст съ самимъ надзирателемъ, который тотчасъ же хватился дочери.
— А гд же Мила? спросилъ онъ.
— Она катается на лодк.
— Одна?
— Нтъ, съ г. Клейнесомъ.
— Кто это такой?
Пюштъ, сказала я.
— Нтъ, пшютъ, возразила Бетти.
— Молодой человкъ, одтый по послдней парижской мод, заявила надзирательша.
— Такъ, промычалъ мой Карлъ.
— Я предлагаю сейчасъ же, немедля ни минуты, нанять лодку и вернуть ихъ обоихъ, воскликнулъ надзиратель.— Мн по крайней мр весьма непріятно думать о томъ что моя дочь катается въ лодк, когда ночь уже на двор, вода — стихія коварная.
Надзиратель, мой Карлъ и Пфейфферъ живою рукой нанимаютъ лодку, садятся въ нее и мчатся въ погоню за г. Клейнесомъ, какъ будто онъ настоящій морской разбойникъ, голова котораго уже оцнена.
Вотъ тутъ-то надзирательша и накинулась на меня съ упреками за то что я ее познакомила съ г. Клейнесомъ.
— Но, если вы соблаговолите вспомнить, замтила я,— я вамъ его представила по вашему же собственному желанію…
— Вы должны были знать что это за человкъ и предупредить меня насчетъ его.
— Онъ вовсе не изъ такихъ чтобъ о немъ надо было предупреждать.
— Помилуйте! кто одвается такимъ фертомъ, у того на ум одно ферлакурство. Ужь по однимъ его бритымъ волосамъ можно судитъ о томъ, на что онъ способенъ.
— Онъ только слдуетъ мод.
— А вотъ мой мужъ покажетъ ему что такое мода, злобно прошипла надзирательша.
Я видла что спорить съ нею нечего и обратилась къ Бетти:
— Почему же ты не похала съ ними?
— Мн показалось что г. Клейнесъ не уметъ управляться съ веслами, а тонуть мн вовсе не охота.
Надзирательша окончательно растерялась.
— Да гд же они? все ихъ нтъ! куда двался мой мужъ?
Мы бросились къ берегу, но ничего не было видно, потому что все небо заволокло тучами, пускаться на воду въ такое время было истиннымъ безуміемъ.
Полныя тревоги мы пристально вглядывались въ темноту, надзирательша начинала приходить въ полное отчаяніе, какъ вдругъ раздался чей-то голосъ:
— Ахъ, да вотъ они!
То были г. Клейнесъ и Мина, спшившіе садомъ пряма къ намъ.
— Наконецъ-то! воскликнула я,— откуда вы?
— Мы не могли больше грести, причалили въ Шильдгорн и оттуда пришли пшкомъ, сказалъ г. Клейнесъ.
— А отецъ слъ въ лодку и отправился на поиски за тобой, дурочка, укоризненно проговорила надзирательша.
— Мой Карлъ и г. Пфейфферъ также съ нимъ! воскликнула я.— Какъ вамъ теперь отыскать нашихъ мужей?
Намъ не оставалось ничего другаго какъ ждать, но что это было за ожиданіе! Наврное покойная Одиссейша не испытывала боле страстнаго желанія поскоре увидть своего мужа чмъ мы нашихъ (рчь разумется не о г. Пфейффер). Г. Клейнесу я намекнула что ему предстоитъ получить здоровый нагоняй отъ надзирателя, вслдствіе чего онъ и счелъ за лучшее удрать поскоре, захвативъ послдній отходящій въ Берлинъ поздъ.
Наконецъ мы услыхали плескъ веселъ.
— Они уже давно здсь! закричали мы.
Лодка причалила. Надзиратель первымъ выскочилъ на пристань.
— Гд г. Клейнесъ? закричалъ онъ.
— Какъ я уже имлъ честь вамъ докладывать, я ручаюсь за него, многоуважаемый, господинъ надзиратель! сказалъ глубокимъ басомъ г. Пфейфферъ.
— Покорнйше благодарю! мн никакого ручательства не надо, а самъ поговорю съ этимъ господиномъ, по счастью вы уже сообщили мн его адресъ.
Коляску подали, и мы размстились въ ней возможно удобне. Г. Пфейфферъ хать съ нами отказался, такъ какъ ему пришлось бы сидть рядомъ съ надзирателемъ, онъ предпочелъ возвратиться пшкомъ одинъ чрезъ Грюнвальдъ. На обратномъ пути намъ было не до разговоровъ, вс молчали, а я размышляла о томъ какъ раздлается надзиратель съ г. Клейнесомъ. ‘Дло добромъ не кончится, заключила я про себя’.

Портретъ.

Этою осенью мы ршили побывать нсколько разъ на выставк картинъ, что на Тиціановской площади: вопервыхъ, потому что у меня ужь такая привычка, вовторыхъ, потому что Бетти теперь чрезвычайно интересуется живописью и, втретьихъ, потому что народу на выставк всегда такъ много, что нтъ никакой физической возможности въ одинъ разъ осмотрть вс картины.
Бывало мы отправлялись на выставку не прежде того какъ прочтемъ о ней печатный отзывъ въ газетахъ, но теперь мы уже боле не довряемъ газетнымъ рецензіямъ: въ то время какъ одинъ рецензентъ до того хвалитъ какую-нибудь картину что готовъ изъ-за нея разорваться на части, другой ту же самую картиву бранитъ до такой степени что остается только удивляться, какъ написавшій ее художникъ не провалился еще со стыда сквозь землю. Кром того, слдуетъ замтить и то что вс эти господа критики-рецензенты, и въ особенности Адольфъ Розенбергъ, мняютъ свои мннія какъ бумажные воротнички на рубашкахъ: Если, напримръ, этотъ Розенбергъ пишетъ что такой-то художникъ долженъ еще заслужить репутацію созданную ему критикой, то значитъ онъ рубитъ съ плеча свои рецензіи, безъ малйшаго размышленія, иначе какъ бы онъ ршился публично разоблачать критику, обличая ее въ томъ что она фабрикуетъ незаслуженныя репутаціи? Вдь это значитъ весь цехъ объявлять фальшивыми монетчиками. Однако довольно объ этомъ, перехожу къ самой выставк.
Мы ршили осмотрть выставку въ первый разъ такъ чтобы каждая изъ насъ длала свои наблюденія, а затмъ при вторичномъ посщеніи выставки обмняться взаимными впечатлніями. Однако изъ этого ровно ничего не вышло. Едва успли мы войти въ первую залу, какъ въ глаза намъ бросилась написанная во весь ростъ фигура величественнаго мущины въ мундир, который словно живой выдлялся на красной съ золотомъ занавси.
— Кто это? спросила я Бетти, совершенно позабывъ о своемъ намреніи сохранять полное безмолвіе.
— Фридрихъ Францъ II, покойный герцогъ Мекленбургъ-Шверинскій, прочла она въ каталог.
— Сразу видно что это долженъ быть владтельный князь, сказала я.— А кто написалъ этотъ портретъ?
— Фрицъ Паульсенъ, прочла она дале.
— Ахъ, мн вспомнилась моя провинность! воскликнула я.— Что онъ теперь долженъ обо мн думать?
— Какъ такъ, мама?
— Въ Неапол я спрашивала его: не будетъ ли онъ такъ любезенъ и не согласится ли написать мой портретъ… въ то время я уже почти на это ршилась.
— Вотъ было бы прелестно! радостно воскликнула Бетти.— Твой бы портретъ, да къ папашиному бы рожденью… Трудно придумать лучшій подарокъ.
— Что ты, дитя мое? Разв я не заказала намедни у Карла Гюнтера свои фотографическія карточки, отъ которыхъ вы вс пришли въ такой восторгъ…
— Да, это правда… Но вотъ какъ теперь я смотрю на тебя, шутя сказала моя двочка,— ты точно создана для масляныхъ красокъ. А какъ драгоцнна для васъ всхъ будетъ эта картина, добавила она серіозне,— когда…
— Когда я буду стара и сда, засмялась я.
— Нтъ, я не то хотла сказать! Можетъ-быть мы не всегда будемъ вс вмст, и вотъ тогда тотъ кому достанется твой портретъ будетъ всегда имть тебя какъ живую передъ глазами. Ты непремнно, непремнно должна заказать свой портретъ масляными красками!
— Еслибы мой портретъ да со строгимъ выраженіемъ въ глазахъ повсить на стну въ дом моего зятя, посл нкотораго размышленія сказала я,— то это до нкоторой степени было бы выгодно для Эмми: можетъ выдаться случай, когда взглядъ на мой портретъ пробудитъ въ ея супруг дремлющую совсть. Но пожалуй отецъ найдетъ это удовольствіе черезчуръ дорогимъ…
— Вдь не Богъ же знаетъ чего стоитъ портретъ, ты можешь сама заплатить за его работу.
— У меня своихъ денегъ на это все-таки не хватитъ, сказала я.
— Все что мн удалось накопить я съ удовольствіемъ жертвую на это предпріятіе, продолжала настаивать Бетти.— Ахъ, еслибы ты только знала какъ я буду рада твоему портрету!
— Мы еще основательно обсудимъ этотъ вопросъ, заключила я разговоръ о портрет.— А теперь, какъ ршено, пойдемъ и осмотримъ выставку.
Итакъ мы пошли осматривать выставку, но я замтила что сколько мы ни переходили изъ одной залы въ другую, мысли мои были не столько заняты картинами, сколько моимъ будущимъ портретомъ. Какъ только я видла портретъ какой-нибудь дамы, я тотчасъ же задавала себ вопросъ что именно побудило ее заказать свой портретъ и имю ли я на это точно такое же право какъ и она. Очевидно большинство дамъ длало свои портреты не ради красоты картины, а ради сходства. Много портретовъ висло такъ высоко что и объ этомъ даже было трудно судить. Мн пришли на память сказанныя мн на праздник прессы незабвенныя слова Лудвига Питча о моей наружности, вспомнила я также и мою просьбу къ профессору Паульсену въ Неапол, подумала о настояніяхъ Бетти, о томъ какъ будетъ пораженъ моимъ подаркомъ въ день своего рожденія мой милый Карлъ, сопоставила все это вмст и почти ршила что заказать портретъ мн слдуетъ.
— Я начинаю колебаться, не исполнить ли мн твою просьбу? сказала я Бетти.
— Ахъ, какъ я счастлива! радостно воскликнула она.
— Мн недостаетъ только артистическаго воодушевленія, продолжала я, — такое воодушевленіе было бы послднимъ толчкомъ къ этому ршенію. Мн необходимо отыскать такой портретъ который бы разсялъ во мн послдній остатокъ нершительности.
— Отлично, давай его отыскивать, я помогу теб! въ восторг проговорила Бетти, и мы отправились на поиски.
Должно признаться что множество прекрасно написанныхъ портретовъ произвели на насъ обихъ весьма сильное впечатлніе, мы не могли достаточно надивиться тому какого совершенства, какой высоты достигло въ настоящее время искусство. Бетти находила что для портрета всего лучше черное платье, такъ какъ повидимому вс талантливые художники предпочитаютъ черный цвтъ лакрицы всмъ остальнымъ цвтамъ, но я съ нею не могла согласиться относительно этого траурно-гробоваго вкуса въ живописи.
— Ну что ты скажешь въ такомъ случа объ этомъ цвт? сказала Эмми, указывая на портретъ какой-то дамы въ бархатномъ плать цвта незрлыхъ оливокъ. Выраженіе лица этой дамы было необычайно пріятное, казалось какъ будто она готова привтливо отвтить всякому кто обратится къ ней съ какимъ-нибудь вопросомъ.
— Вотъ это платье какъ разъ въ моемъ вкус, сказала я,— но все же я думаю что мое коричневое репсовое платье будетъ мн больше къ лицу. А что касается размровъ портрета, то его слдуетъ сдлать вдвое меньше этого, потому что маленькая рамка наврное обойдется несравненно дешевле.
— Такъ ршено? спросила Бетти.
— Если ты думаешь что папа…
— Ршено, ршено! воскликнула она и нжно обняла меня:— у насъ будетъ портретъ нашей милой, дорогой мамы!
— Полно, дитя, довольно, успокойся! проговорила я.— Надобно бы однако узнать имя художника написавшаго этотъ портретъ…
— Да вотъ и подпись, сказала Бетти, указывая на вижшй уголокъ картины.
— Фрицъ Паульсенъ, прочла я.
Очевидно это было предопредленіе судьбы.
Уходя съ выставки я окончательно ршила сдлать сюрпризъ моему Карлу, подарить ему въ день его рожденія мой портретъ, къ тому же, Бетти увряла меня что всякая картина не только всегда стоитъ заплаченныхъ за нее денегъ, но даже съ теченіемъ времени обыкновенно поднимается въ цн.
— Если и портреты поднимаются въ цн, тмъ лучше, а корма вдь они не требуютъ. Но вотъ что я еще теб скажу, Бетти: не будемъ пожалуста ни строчки читать въ газетахъ о выставк, потому что у меня можетъ пропасть охота заказать свой портретъ, если какой-нибудь даже плохой рецензентъ раскритикуетъ портретъ который мн такъ понравился.
— А если, наоборотъ, газеты будутъ отзываться съ похвалой объ этомъ портрет?
— Ну и до похвалы ихъ намъ нтъ ровно никакого дла. Разв ты не помнишь словъ Бруно Мейера о томъ что классическими могутъ считаться только т произведенія искусства которыя въ теченіе вковъ сохраняютъ за собой одобреніе толпы? а разв мы съ тобой не толпа?
Чрезъ нсколько дней посл того я отправилась къ профессору Паульсену въ Доротеенштрассе. Когда я позвонила, дверь мн отперла какая-то женщина, которая немедленно ввела меня въ пріемную, сказала что у профессора въ настоящее время сеансъ и затмъ спросила какъ обо мн доложить. Мн вздумалось озадачить г. Паульсена, и потому я сказала:
— Просто скажите ему что его желаетъ видть одна знакомая изъ Неаполя, онъ уже наврное догадается кто именно.
Женщина недоврчиво посмотрла на меня и затмъ медленными шагами направилась къ мастерской, но остановилась у самой двери и бросила бглый взглядъ на стоявшіе на подзеркальник и этажерк антики и развыя старинныя фарфоровыя вещи, какъ бы предупреждая меня о томъ что все здсь у нея на перечет.
‘Это драконъ охраняющій сокровища дома’, подумала я, и не ошиблась, такъ какъ въ послдствіи оказалось что Бахманъ (это ея имя) завдуетъ всмъ хозяйствомъ профессора и весьма ревностно слдитъ за цлостью его имущества.
Чрезъ нсколько минутъ вышелъ ко мн и самъ профессоръ. Онъ тотчасъ узналъ меня, извинился что сейчасъ занятъ, но сказалъ что сеансъ скоро кончится, и тогда онъ весь будетъ къ моимъ услугамъ.
Дйствительно, онъ весьма скоро освободился и затмъ пригласилъ меня къ себ въ мастерскую.
Въ первый разъ въ жизни входила я въ мастерскую художника. Я воображала себ что это должно-быть большая, довольно пустая комната, гд среди ужаснйшаго безпорядка тамъ и сямъ стоятъ неоконченныя картины, но каково же было мое удивленіе когда я очутилась въ великолпной зал, въ род тхъ которыя я осматривала въ италіянскихъ палаццо, съ тою только разницей что мастерская отличалась отъ нихъ необыкновенною чистотой и еще большимъ порядкомъ. Вс стны сплошь, сверху и до низу, были увшаны гобеленами, картинами и всевозможнымъ оружіемъ. На этажеркахъ и камин симметрично были разставлены разныя статуэтки, золотые, серебряные кубки и блюда и различныя изящныя вещи изъ разноцвтнаго стекла. А что за удивительная, оригинальная и красивая мебель была здсь, что за стульчики, что за столики, что за кушетки, что за шкапы! На полу лежали ковры пушистые, мягкіе… Вс находившіяся здсь вещи были цнныя, изящныя и необыкновенно соотвтствовавшія всему убранству комнаты.
— Нтъ! воскликнула я, нсколько придя въ себя отъ изумленія,— нтъ! Этого я никакъ не ожидала! Позировать для портрета въ такой прелестной обстановк должно быть сущее наслажденіе! Скажу вамъ прямо, именно съ этою-то цлью я и явилась къ вамъ.
Мы сли въ укромный уголокъ. Профессоръ освдомился успла ли я позавтракать сегодня и затмъ, несмотря на горячій протестъ съ моей стороны, приказалъ Бахманъ подать намъ обильную холодную закуску. Мы переговорили съ нимъ обо всемъ что касалось портрета, со своей художнической точки зрнія онъ былъ совершенно противъ моего коричневаго репсоваго платья и сказалъ что мн боле къ лицу какой-нибудь яркій цвтъ, вслдствіе этого выборъ нашъ остановился на моемъ шелковомъ плать бордо. На послзавтра былъ назначенъ первый сеансъ, а чтобы мой Карлъ не могъ ни о чемъ догадаться, профессоръ предложилъ мн заблаговременно прислать къ нему мое платье бордо, его повсятъ въ одинъ изъ изящныхъ древне-нмецкихъ шкаповъ, и оно здсь будетъ въ полной сохранности. О томъ какъ здсь одваться, мн нечего безпокоиться: Бахманъ весьма опытная камеристка, и разумется будетъ въ моемъ полномъ распоряженіи. Я подумала о томъ что для Бетти было бы очень полезно посмотрть какъ пишетъ профессоръ, и кром того, онъ могъ бы дать ей нсколько дльныхъ совтовъ относительно живописи, а потому ршилась спросить его, нельзя ли мн будетъ въ назначенный для сеанса день привезти съ собою также и мою дочь.
— Она будетъ для меня желанною гостьей, отвчалъ онъ,— но не прежде какъ посл третьяго сеанса, когда уже можно будетъ судить объ общемъ впечатлніи портрета.
Это происходило во вторникъ, а въ четвергъ я позировала въ первый разъ. Мн кажется что каждому человку какъ-то диковинно смотрть на полотно, на которомъ иметъ быть изображена его физіономія и трудно себ представить, какъ это возможно сдлать безъ выкройки, вмсто выкройки преспокойно сидитъ себ самъ человкъ и разговариваетъ, а художникъ различными кисточками накладываетъ всякія краски какъ разъ на т мста гд это нужно для сходства, и въ конц концовъ на полотн получается ни дать, ни взять живой человкъ.
Я спросила, между прочимъ, профессора: всегда ли онъ жилъ на этой квартир, онъ отвчалъ мн что прежде онъ занималъ другую квартиру, но по принужденію полиціи долженъ былъ съ нея съхать, такъ какъ вся эта часть улицы должня была отойти подъ торговые ряды.
— При моей прежней квартир, разказывалъ онъ мн,— былъ прелестный висячій садикъ съ видомъ на дровяной дворъ, тянувшійся вплоть до самой Шпреэ. Непосредственно къ нему примыкалъ огромный садъ, настоящій лсъ вязовъ и липъ. Весной липы разносили чудное благоуханіе, зябликъ прилеталъ пить изъ цвточныхъ поддонниковъ, желтыя иволги вили себ гнзда на деревьяхъ по берегу рки, сосдскіе голуби слетались ко мн клевать крошки, которыя имъ сыпала Бахманъ, а по вечерамъ воздухъ оглашался пніемъ соловьевъ. Это былъ такой чудный мирный уголокъ что можно было думать что живешь въ деревн… Дикій виноградъ вился по стнамъ моего дома до самой крыши, кругомъ въ садик пестрли всевозможные цвты. У меня былъ такой же цвтущій садикъ, какъ нкогда и въ дом родительскомъ.
— А вотъ у насъ такъ ничего не растетъ, замтила я,— въ нашемъ садик слишкомъ много тни, и это препятствуетъ развитію всего ботаническаго. У васъ же долженъ былъ быть сущій рай, особенно соловьи-то посреди Берлина!
— Къ сожалнію, наслаждаться пніемъ соловьевъ приходилось всегда какъ-то мимолетно. Какъ только маленькій сренькій пвецъ забывалъ въ своей псн и себя и весь міръ, къ нему непремнно подкрадывалась какая-нибудь проклятая кошка…
— Неужели она не довольствовалась воробьями?
— О нтъ! Кошки особенно любятъ соловьевъ, да и ловить ихъ очедь удобно, такъ какъ соловьи всегда сидятъ не высоко въ кустахъ. Но вс пвчія пташки улетли когда спилили деревья для того чтобы расширить мсто для новой стройки. За деревьями послдовало и все остальное: сломали вс окрестные дома, мою мастерскую и даже висячій садъ, моему блаженству насталъ конецъ! Въ вид утшенія мн остается только надежда на то что торговые ряды принесутъ Берлину пользу не только въ практическомъ, но также и въ архитектурномъ отношеніи.
— Это справедливо, я также многаго ожидаю отъ постройки этихъ рядовъ, сказала я.— Стоитъ только посмотрть, какъ вечеромъ разнощики и торговки лежатъ съ своими корзинами на голой земл, какъ часто они, точно лаззарони, остаются во всякую погоду цлую ночь подъ открытымъ небомъ… Нтъ, глядя на нихъ невольно подумаешь о томъ какъ не гуманно подвергать ихъ здоровье такимъ опасностямъ. Вдь крестьяне тоже люди. Кром того, я надюсь что торговые ряды благодтельно подйствуютъ и на нравственную сторону этихъ людей, вдь до сихъ поръ вс они находятся на весьма низкой степени развитія. Подумайте только что случилось со мною прошлымъ лтомъ въ разгаръ купальнаго сезона! Отправляюсь я на рынокъ чтобы купить молоденькаго горошка, оказывается, онъ ужь совсмъ перепрлый, я ршаю что покупать мн его незачмъ и говорю торговк: ‘очень сожалю, моя милая, но такого гороха я не могу подать моему мужу, до свиданія!’ Что же вы думаете? мн-то она ничего не отвтила, а обратилась къ своей сосдк и принялась на чемъ свтъ во все горло ругать меня. Когда будутъ построены торговые ряды, ничего подобнаго уже случаться не можетъ — вс торговцы и торговки будутъ сидть по своимъ лавкамъ, а за порядкомъ будутъ наблюдать полицейскіе. Не здить же въ самомъ дл за зеленью въ Нордервей изъ-за грубости этихъ торговокъ.
Наступилъ маленькій перерывъ, и я могла наконецъ посмотрть на начатую профессоромъ работу. Но ничего еще нельзя было разобрать: контуръ лица и всей фигуры едва-едва былъ набросанъ, кресло, въ которомъ я сидла, было обозначено только двумя, тремя полосками темной краски, а мсто для рукъ было намчено только двумя пятнами краски тлеснаго цвта.
— Я думала, спокойно поглядвъ на замазанное полотно сказала я,— что художники обыкновенно начинаютъ портретъ съ волосъ и затмъ послдовательно уже пишутъ и все остальное.
— Весьма возможно что нкоторые художники именно такъ и пишутъ, отвчалъ профессоръ, — что до меня, то я стараюсь прежде всего воспроизвести общее, обликъ всего человка и уже посл того переходу къ отдламъ частностей. Пріемъ этотъ я считаю и самымъ правильнымъ, и самымъ удобнымъ.
— Мн будетъ весьма любопытно слдить за тмъ какъ будетъ подвигаться ваша работа, сказала я.— Но скажите мн пожадуста: неужели на портрет такъ и останутся эти черныя пятна подъ глазами и неужели у меня въ самомъ дл до такой степени желта шея?
Профессоръ, сдлавъ видъ будто и не слыхалъ моихъ словъ, пожалъ пуговку электрическаго звонка, появилась Бахманъ.
— Позвольте мн предложить вамъ маленькое подкрпленіе, любезно обратился онъ ко мн.— Если вы теперь посидите еще часочекъ, я сдлаю больше чмъ на другомъ сеанс въ несравненно большій промежутокъ времени, а потому и хлопочу теперь чтобы вы не слишкомъ утомились.
— Неужели я сидла цлый часъ?! въ изумленіи воскликнула я.— Мн показалось что прошло всего нсколько минутъ съ тхъ поръ какъ я здсь, вотъ до чего быстро летятъ часы въ такой восхитительной обстановк!
— Вы сидли даже почти цлые два часа, угрюмо сказала Бахманъ.
— Прошу васъ не вмшиваться въ разговоръ пока васъ не спросятъ, внушительно замтилъ ей профессоръ.— Для васъ должно быть вполн безразлично какъ бы долго у меня ни длился каждый часъ. Подайте-ка намъ лучше закусить, да не забудьте захватить бутылочку Іоаннитергартена!
Старушка нахмурилась и вышла изъ мастерской. Скоро она вернулась въ боле привтливомъ настроеніи духа и поставила на столъ большой подносъ со всякаго рода закусками. Затмъ она внимательно поглядла на начатый портретъ и спокойно проговоривъ: ‘будетъ удаченъ!’ вышла вонъ. Замчаніе ея подйствовало на меня чрезвычайно ободряющимъ образомъ.
Немножко подкрпиться мн было весьма кстати, а вино оказалось такимъ вкуснымъ что я и не запомню чтобы мн приходилось пить что-либо подобное. Я спросила профессора, откуда у него это вино, и тутъ же въ ум ршила купить его бутылки дв-три ко дню рожденія моего Карла, если только оно не слишкомъ дорого разумется.
— Вино это называется Іоаннитергартенъ, а получаю я его отъ одного пріятеля, землевладльца Отто Сарторіуса въ Мусбах на Рейн, отвчалъ мн профессоръ.
— А отпускаетъ онъ свое вино людямъ постороннимъ?
— Почему же нтъ? Закажите ему, онъ вамъ и пришлетъ, ручаюсь за то что останетесь довольны. Съ тхъ поръ какъ Французы выдлываютъ свое дешевое бордо изъ италіянскихъ винъ, я предпочитаю пить наше чистое нмецкое вино, тмъ боле что цну за него берутъ ту де что и за французскую поддльную бурду.
— Я приму это къ свднію, сказала я:— вкъ живи, вкъ учись!
Затмъ я записала адресъ откуда можно выписывать Іоаннитергартенъ, а профессоръ снова принялся за палитру и кисти. Когда сеансъ кончился, портретъ принялъ совершенно иной видъ, очевидно Бахманъ была права,— онъ будетъ удаченъ.
Старушка помогла мн переодться въ сосдней комнат, а когда я стала прощаться съ профессоромъ, то онъ разршилъ мн въ слдующій же разъ привести съ собою Беттти: я такъ хорошо позировала что работа его двигалась несравненно успшне нежели онъ предполагалъ сначала.
Какъ ни была мн пріятна эта похвала, тмъ не мене въ душ я чувствовала большое смущеніе при мысли о томъ что непремнно опоздаю домой къ обду, а прежде этого со мною никогда не случалось Надобно было что-нибудь придумать чтобъ объяснить Карлу почему я опоздала, а я совершенно не привыкла къ хитрости и лжи, потому что съ Карломъ все это лишнее: онъ слишкомъ прозорливый человкъ и всегда суметъ, если захочетъ, добраться до самой сути дла. По счастью, я очень скоро дохала до нашей улицы по городской желзной дорог, но все-таки опоздала и такимъ образомъ мн было необходимо придумать что бы то ни было въ свое оправданіе.
Дома обдать не садились, а ждали меня, но Карлъ, замтивъ мое смущеніе, тмъ не мене встртилъ меня шуткой.
— Врно мостъ былъ разведенъ, или ты сла ошибкой не въ ту конку, Вильгельмина? сказалъ онъ.
— Вовсе нтъ, съ сердцемъ отвчала я,— нечего считать меня такою дурой! Я изъздила весь городъ, разыскивая хорошаго вина…
Карлъ посмотрлъ на Бетти, Бетти посмотрла на него, и оба они покатились со смху.
— Чего вы сметесь? наступила я на моего мужа.
— Она здитъ по городу и пробуетъ вина! хохоталъ Карлъ.
— Ну да, зжу по городу и пробую вина! гнвно закричала я и бросила на столъ записанный мною у профессора адресъ.— Вотъ тутъ написано, гляди самъ, если умешь читать! А теперь, если желаешь, можешь самъ выписать себ ко дню своего рожденья этого вина, у меня же пропала къ тому охота.
— Еслибъ я только зналъ, Вильгельмина… началъ было Карлъ.
— Молчи и не оправдывайся! Вы, мущины, по природ ужь такъ созданы что вчно грубымъ прикосновеніемъ своихъ рукъ разрушаете вс наши лучшія побужденія. Но я все-таки готова простить тебя и даже забыть случившееся только съ тмъ условіемъ чтобы ты сегодня же написалъ требованіе на это вино, а кстати выпиши какого-нибудь вина для пунша. А теперь идемте обдать! смотра не разорви нечаянно адреса.
За обдомъ вс были какъ-то очень молчаливы. Мн было чрезвычайно непріятно что я такъ рзко обошлась съ моимъ Карломъ, но поступи я иначе, онъ непремнно бы догадался о сюрприз который я ему готовила и кром того было бы весьма трудно уговорить его выписать Іоаннитергартена. Имть же это вино намъ необходимо на тотъ случай если профессоръ вздумаетъ побывать у насъ, его непремнно слдовало угостить тмъ самымъ виномъ къ которому онъ привыкъ.
Карлъ отобдалъ очень скоро и всталъ изъ-за стола прежде чмъ мы успли взять по второму куску мяса. Я также хотла было встать и идти вслдъ за нимъ, какъ вдругъ Бетти совершенно неожиданно сказала мн:
— Почему ты была такъ не въ дух, мама?
— Я, не въ дух?
— Мн по крайней мр показалось.
— У меня совершенно достаточно всякихъ причинъ для того чтобы бытъ не въ дух.
— Нтъ, мама.
— Въ самомъ дл?
— Да. Когда ты такъ долго не возвращалась домой, папа началъ безпокоиться и спросилъ меня гд ты. Я старалась придумать какой-нибудь предлогъ для твоего продолжительнаго отсутствія, но вдь ты знаешь что когда папа пожелаетъ непремнно что-нибудь разузнать, то нтъ никакой возможности отдлаться отъ него пустыми отговорками и остается только одно — сказать ему правду…
— Ну!
— Вотъ я ему отвтила: не тревожься, милый папа, и вспомни что скоро наступитъ день твоего рожденья…
— Бетти, какъ могла ты такъ проболтаться?!
— Вопервыхъ, я звала что папа удовлетворится такимъ отвтомъ, а вовторыхъ, я и не солгала. Еслибы на его шутку ты отвчала точно такою же шуткой, все обошлось бы вполн благополучно. Мн кажется трудно ршить кто изъ васъ двухъ оказался болтливе.
— Бетти, прошу безъ дерзостей!
— Я и не думаю говорить теб дерзости, мама, но я уже достаточно велика чтобы понимать что уступчивостью ты могла сдлать гораздо больше чмъ рзкостью.
— Для меня новость такого рода воззрнія съ твоей стороны!
Бетти встала и затмъ тихо и взволнованно заговорила:
— Нкогда я мечтала быть счастливою… мы съ тобою никогда объ этомъ между собой не говорили, мама… Мечты мои разлетлись какъ дымъ… и опять мы об молчали: къ чему намъ было говорить? Ты знала все точно такъ же хорошо какъ и я сама. Насколько я въ силахъ, я хочу теперь раздлить на всхъ ту любовь которую я думала всецло отдать одному человку. Вотъ почему и воззрнія мои перемнились. Извини меня если я тебя огорчила, это во всякомъ случа невольно, а не преднамренно.
Она замолкла и тихо вышла изъ комнаты. Мн было грустно, больно и горько: Бетти ршилась быть вковушей, весна ея уже отцвла! Хорошо что никто не видалъ какъ я разливалась, плакала… Затмъ, успокоившись нсколько, я дала себ обтъ по мр силъ моихъ услаждать жизнь моей бдной двочки. Никогда уже боле не сорвется у меня рзкаго слова въ разговор съ нею, и горе тому кто осмлится чмъ-нибудь ее обидть!
Мой Карлъ посл обда, по своему обыкновенію, легъ отдохнуть, мы даже нарочно для этого послобденнаго отдыха связали ему теплое, мягкое, но легкое одяло. Я отправилась къ нему. Когда я отворила дверь, онъ открылъ глаза.
— Карлъ, начала я,— если теб это не по сердцу, то не выписывай вина.
— Какъ хочешь, равнодушно отвтилъ онъ.
— Ты обдалъ сегодня безъ аппетита, милый Карлъ?
— Да.
— Не я ли тому причиной?
— Я этого не говорилъ.
— Карлъ, я была нсколько возбуждена…
— Мн такъ и показалось, а потому совтую теб впередъ не требовать винъ. Смсь разныхъ винъ на тебя дйствуетъ дурно.
— А! ты платишь мн тою же монетой… Карлъ, ты на меня сердишься?
— Нтъ, я знаю что ты не вольна противъ своей природы, за что же мн на тебя сердиться?
— Ты просто неоцненный человкъ, Карлъ! воскликнула я.— Сознаюсь, я была съ тобою слишкомъ рзка, гораздо боле чмъ ты того заслуживалъ, но подумай и о томъ, мой милый Карлъ, что я всегда любила и теперь люблю тебя всми силами моей души. Поврь мн, скоро, очень скоро наступитъ тотъ желанный часъ, когда я докажу теб это на дл. А сегодня къ ужину я приготовлю теб хорошій вкусный кусокъ бифштекса, потому что вдь ты почти ничего не кушалъ за обдомъ. Какъ теб сдлать бифштексъ, мой дорогой Карлъ, съ лукомъ или съ яйцомъ?
— И съ тмъ и съ другимъ.
— Отлично! а еще я подамъ теб кружку хорошаго баварскаго пива. Пусть не говорятъ что я недостаточно внимательно отношусь къ теб… Теперь же, мой дорогой, усни еще хоть однимъ глазкомъ, когда придетъ время идти въ контору, я разбужу тебя.
Прежде чмъ уйти, я крпко его поцловала, и это доставило ему видимое удовольствіе. Мирный ангелъ оснилъ его своимъ крыломъ и кром того онъ былъ хорошо укрытъ одяломъ.
Портретъ теперь занималъ вс мои помыслы, забота о томъ чтобъ онъ удался какъ можно лучше, всецло поглощала меня: я была готова какъ насдка на яйцахъ просидть хоть цлыя три недли, лишь бы онъ вышелъ какъ дв капли воды похожъ на меня. Однако такого срока не потребовалось, портретъ подвигался съ такою изумительною быстротой что каждый разъ сопровождавшая меня къ профессору Бетти не могла прійдти въ себя отъ удивленія и въ конц концовъ убдилась что ей никогда не достигнуть подобнаго совершенства въ искусств писать масляными красками.
— Очень ужь трудно составлять тоны, замтила она,— на палитр множество всякихъ красокъ, онъ вс ихъ какъ-то перемшиваетъ кистью и затмъ на полотн является какъ разъ настоящій тонъ… Вся суть искусства зависитъ отъ того какъ художникъ видитъ природу.
— Нтъ, Бетти, это что-то не такъ, вдь вс люди видятъ природу, а все-таки они не художники. Нтъ, а мн кажется что вся суть живописи заключается въ томъ чтобъ умть взять именно той краски какой слдуетъ.
Такимъ образомъ поздки къ профессору не подвинули ни на одинъ шагъ Беттиной живописи, напротивъ, она даже перестала теперь разрисовывать деревянныя вещицы, говоря что это лишь пустая ненужная пачкотня, которая отвлекаетъ ее отъ литературныхъ занятій, а къ литератур у нея положительно должна быть способность, если судить по ея школьнымъ отмткамъ. Вслдствіе этого я ршила почаще приглашать къ себ г. еодора Вихманнъ-Лейенфельса, который съ первымъ визитомъ уже у насъ былъ. Бетти однако онъ не особенно понравился, да и дядя Фрицъ только насмхается надъ нимъ, а главное, мой Карлъ не чувствуетъ особеннаго доврія къ такого рода непризнаннымъ геніальностямъ, такимъ образомъ въ нашемъ дом г. Лейенфельсъ пользуется только моею симпатіей. А между тмъ нельзя и сомнваться въ томъ что г. Лейенфельсъ поэтъ имющій большое значеніе въ литератур, стоитъ только послушать какъ ршительно произноситъ онъ свое сужденіе о другихъ писателяхъ, себя же онъ цнитъ слишкомъ высоко для того чтобы ставить свое имя подо всякою чепухой которою переполнены вс журналы.
Сеансы между тмъ приближались къ концу, и портретъ съ каждымъ разомъ становился все боле и боле похожимъ на меня, такъ что въ конц-концовъ я точно живая смотрла съ полотна. Черныя пятна подъ глазами и желтизна за ше совершенно исчезли и замнились вполн естественными тнями, темныя полоски приняли видъ стула, а пятаа тлеснаго цвта превратились въ живыя настоящія руки, которыя даже трудно было отличить отъ моихъ собственныхъ трудолюбивыхъ рукъ. Я съ волненіемъ смотрла на свой вполн оконченный и уже вставленный въ золотую раму портретъ и мысленно представляла себ чувства моего Карла, когда онъ въ день своего рожденья увидитъ эту картину.
— Портретъ написанъ восхитительно, наконецъ сказала я,— но мн кажется что на немъ я несравненно красиве чмъ въ дйствительности.
— Вы ошибаетесь, возразилъ профессоръ,— цль истиннаго художника не только написать похожій портретъ, но и сумть уловить прелесть выраженія. Выраженіе лица мняется вмст съ настроеніемъ духа, и вотъ я написалъ васъ въ такую минуту когда все лицо ваше сіяетъ счастіемъ и весельемъ.
— Но мн кажется что на портрет я сдлана гораздо моложаве.
— Что ты говоришь, мама? воскликнула Бетти,— съ тхъ поръ какъ мы помнимъ тебя, ты всегда была именно такою, лицо у тебя всегда было и есть милое, доброе, привтливое.
— Если ты довольна, то и мн спорить нечего. Г. профессоръ, вдь я заказала свой портретъ не изъ чувства тщеславія, а потому что дти очень просили меня объ этомъ.
— Стало-быть у васъ очень умныя дти, замтилъ профессоръ.
Сеансы для насъ съ Бетти были истиннымъ наслажденіемъ, такъ что намъ было даже какъ-то грустно когда они кончились. Пока я позировала, Бетти обыкновенно глядла какъ работаетъ профессоръ, или же что-нибудь на память разыгрывала на фортепіано, а то такъ забавлялась съ собачкой Петеромъ, мохнатымъ пуделемъ, который до того прыгалъ и вертлся что не было никакой возможности различить гд у него голова, гд хвостъ. Отзывавшаяся съ большою похвалой о моемъ портрет Бахманъ разказывала мн что на старой квартир у нихъ была другая собака, которая отличалась отъ человка только тмъ что сидла въ собачьей шкур, а что касается ума, такъ она была умне весьма многихъ людей. Ее отравила жившая съ ними на одномъ двор старая злющая вдьма, которая возненавидла ихъ собаку за то что та при всякой встрч съ нею отчаянно на нее лаяла. ‘Ночью, въ половин двнадцатаго, разказывала Бахманъ,— она еще подняла голову, посмотрла на меня и какъ-то жалостно завизжала, какъ бы желая сказать: ‘Бахманъ, все, кончено, скажи хозяину что я ему приказала долго жить.’ Хозяинъ очень горевалъ когда я пришла сказать ему о случившемся. Старая вдьма, однако, не избжала наказанія, ей-таки пришлось отсидть два мсяца въ тюрьм за клевету и нарушеніе домашней тишины и спокойствія. Еще слава Богу что на земл есть правосудіе!’ заключила свой разказъ скотолюбивая старушка.
— За своимъ платьемъ я какъ-нибудь пришлю, сказала я ей, и затмъ поблагодарила ее за вс услуги оказанныя ею мн во время сеансовъ.
Портретъ оставался въ мастерской до самаго дня рожденія моего Карла.
По мр того какъ приближался день въ который я готовилась поднести свой сюрпризъ Карлу, волненіе мое все усиливалось. Профессоръ лично слдилъ за тмъ какъ вшали мой портретъ въ гостиной для того чтобъ освщеніе было устроено какъ можно лучше. Комнату эту я заперла, а ключъ положила себ въ карманъ. Бетти была само ожиданіе, она даже что-то весело напвала, чего съ нею уже очень давно не было.
Утромъ, какъ это обыкновенно у васъ водится въ дни рожденья, мы пили кофе со сладкимъ пирогомъ, и тутъ же надарили Карлу разныхъ бездлушекъ, которыя однако ему очень понравились. Затмъ я встала и отперла дверь.
— Карлъ, крикнула я ему,— тебя кто-то дожидается въ гостиной.
Онъ тотчасъ же всталъ, несмотря на свой недопитый кофе, и пошелъ въ гостиную. Мы на цыпочкахъ послдовали за нимъ. Онъ какъ вкопаный остановился предъ портретомъ и долго въ нмомъ восторг любовался имъ, но вотъ Бетти скрипнула своими ботиками, и онъ обернулся.
— Вильгельмина, заговорилъ онъ растроганнымъ голосомъ,— милая, дорогая моя жена, ты не могла приготовить мн боле пріятнаго сюрприза!
Онъ нжно привлекъ меня къ себ и поцловалъ меня и въ лобъ и въ губы.
Бетти радостно захлопала въ ладоши.
— Ну, разв я не говорила то же самое? Ахъ, еслибы родители всегда слдовали совтамъ своихъ дтей!…
Карлъ улыбнулся и обнялъ ее другою, свободною рукой.
Такого счастливаго дня рожденья мы никогда еще не встрчали, у всхъ на сердц было свтло и радостно.
— Нравится ли теб мой портретъ, мой дорогой Карлъ? (Мн разумется было очень интересно слышать его отзывъ о немъ.) Находишь ли ты сходство со мной?
— Сходство? Да ты просто какъ живая сидишь на портрет, даже боле: мн кажется будто ты снова моя невста, будто ты снова стоишь предо мной какъ въ первые дни нашей любви… и знаешь ли что еще?…
— Такъ ты находишь что на портрет я слишкомъ моложава?
— Нтъ, но онъ невольно будитъ во мн старыя воспоминанія, и вотъ теперь когда гляжу на тебя, то и самъ вижу это милое выраженіе въ твоихъ чертахъ. Художникъ сумлъ уловить все что есть лучшаго въ выраженіи твоего лица, изобразивъ это ясне чмъ мы видли нашими глазами.
— И ты уже не сердишься теперь на то что намедни я опоздала къ обду? Въ этотъ день я возвращалась съ перваго сеанса…
Онъ нжно зажалъ мн ротъ рукой.
— Гроза миновала скоро, а разрушительныхъ ударовъ грома и молніи у насъ не случалось даже и тогда когда ты бывала и въ боле бурномъ настроеніи духа.,
— Полно шутить, Карлъ…
— Вильгельмина, посмотри-ка на портретъ, не подсмивается ли онъ надъ тобою? Посмотри какъ мило и любезно смотритъ на меня написанная фрау Бухгольцъ?
Я засмялась.
— Славную я однако сыграла надъ собою штуку! Вотъ теперь ты вчно будешь корить меня моимъ портретомъ и ставить мн въ примръ написанную фрау Бухгольцъ!
Въ эту минуту раздался звонокъ.
— Гости! воскликнула я.— Это наврное Эмми и Dr. Вренцхенъ!
Такъ оно и было. Зять мой хотлъ поздравить васъ прежде чмъ отправиться на практику, а Эмми онъ оставлялъ на цлый день у насъ. Портретъ мой имъ обоимъ необычайно понравился. Докторъ по секрету спросилъ меня дорого ли онъ стоитъ, а я поспшила успокоить его тмъ что можетъ-быть современемъ онъ достанется ему въ наслдство. Вечеромъ у насъ собралось довольно много гостей, а мой Карлъ — нтъ, что это за восхитительный человкъ!— позаботился о томъ чтобы приготовить Іоаннитергартена. Это онъ со своей стороны приготовилъ сюрпризъ для меня. Мы пировали и веселились до поздней ночи.
Прежде чмъ лечь спать, я еще разъ со свчкой въ рукахъ пошла взглянуть на свой портретъ и подумала про себя: ‘Я готова работать надъ собою и длать все что въ моихъ силахъ чтобы походить на портретъ, но то что свыше силъ человческихъ, того никто требовать отъ меня не можетъ, даже ни одинъ портретъ въ мір!
Желая узнать куда я двалась, Карлъ вошелъ вслдъ за мною и замтилъ мн что я имю видъ настоящаго привиднія, какъ будто желаю разыграть изъ себя блую женщину.
Я ничего ему не отвтила, своихъ внутреннихъ чувствъ въ настоящую минуту я не могла ему поврить, потому что онъ былъ въ черезчуръ шутливомъ настроеніи духа.

Новые родственники.

Они будутъ жить въ одномъ изъ самыхъ аристократическихъ кварталовъ Берлина, предъ домомъ у нихъ цвтникъ, позади дома оранжерея, конюшни и другія надворныя строенія, а садовникъ у нихъ будетъ служить за обдомъ, за это они прибавляютъ ему къ жалованью еще полдюжины блыхъ вязаныхъ перчатокъ, нo мыть ихъ онъ долженъ ужь на свой счетъ. Мебель они купили у одного разорившагося барона, она уже вся свезена къ нимъ въ амбаръ. Свадьбу справятъ тотчасъ посл того какъ кончится внутренняя отдлка дома, а затмъ какъ только молодые вернутся изъ путешествія — они измрены прокатиться въ Вну или Парижъ — они тотчасъ же и поселятся въ этомъ роскошномъ дворц. Вся столовая посуда у нихъ изъ самаго дорогаго форфора, съ затйливымъ изящнымъ узоромъ, а столъ въ кухн блый мраморный съ позолотой. Ни одинъ князь не могъ пожелать себ боле блестящей обстановки.
Все это мн разказывала Августа Вейгельтъ, которая посл долгаго промежутка времени наконецъ побывала у васъ. Да и то сказать трудно ей бываетъ вырваться изъ дома съ тхъ поръ какъ у нихъ родился еще второй ребенокъ. Старшій мальчикъ у нихъ отличный, да и второй-то ребенокъ, двочка, тоже славная, ей ужь и оспу привили, она перенесла ее превосходно. Я впрочемъ противъ того чтобы прививать дтямъ оспу въ такомъ нжномъ возраст, но Августа держится того мннія что кончено дло и съ рукъ долой, все равно рано или поздно оспу прививать надобно дабы вс бумаги ребенка были въ порядк.
— Ты должно-быть ужь начинаешь заботиться о бумагахъ дочери въ виду ея будущаго замужества, пошутила я.
— Не совсмъ такъ, отвчала она,— но когда малютка моя спитъ въ люльк, а я сижу возл нея работаю, то мало ли какія мысли бродятъ у меня въ голов. Подрастетъ моя двочка гораздо скоре чмъ это можно вообразить себ, а вдь ей слдуетъ дать воспитаніе хорошее, нельзя заране знать въ какомъ обществ ей придется вращаться… Благодаря женитьб моего брата, весьма многое измняется въ нашей семь…
— Невста его наврное очень богата, замтила я,— если у нея все такъ какъ ты разказываешь: роскошный домъ неподалеку отъ Тиргартена, лошади, экипажи и проч. и проч. Выпало же твоему братцу Эмилю счастіе…
— О да! подхватила Августа,— онъ такъ-сказать по уши будетъ сидть въ золот. Какъ подумаешь что у него у самого ничего нтъ, что она со своимъ неимоврнымъ богатствомъ только по любви идетъ за него…
— Да гд же однако они познакомились? перебила я ее.— Когда это успла она полюбить его?
— Они познакомились на бал юристовъ, куда Эмиль получилъ приглашеніе отъ своихъ друзей, такъ какъ онъ очень хорошо танцуетъ, она же чувствуетъ особенную симпатію къ юристамъ. Эмиль будетъ держать экзаменъ на доктора правъ, затмъ если будетъ расположенъ, то станетъ готовиться и на профессора. Эмиль говоритъ что невста его просто помшана на учености.
— Ну и ошибется же она въ разчет, Эмиль вашъ кажется не изъ ученыхъ! воскликнула я.
— Но согласитесь однако съ тмъ что нашъ Эмиль красивъ какъ картинка.
— Положимъ, отвчала я,— но сколько мн извстно для профессора красота вещь второстепенная, главное для него, свтлая голова, это не разъ было констатировано посл смерти знаменитыхъ ученыхъ анатомическимъ изслдованіемъ ихъ черепа. Впрочемъ, я буду весьма рада, если ей удастся сдлаться фрау профессоршей, а Эмилю я отъ души желаю найти въ ней не только одинъ мшокъ съ золотомъ, но также и добрую нжную душу и теплое любящее сердце. Но неужели онъ въ самомъ дл чувствуетъ себя счастливымъ? я хочу сказать: испытываетъ ли онъ тихое безмятежное состояніе духа.
— Кажется что такъ! сказала Августа.— Да почему же ему и не быть счастливымъ? Разв онъ не получаетъ все что только можетъ желать? А кром того теперь онъ можетъ помогать и родителямъ, и намъ. Онъ вдь очень хорошо знаетъ какъ трудно намъ всмъ живется.
— Это разумется такъ, сказала я,— и если только ему удастся устроиться такъ чтобы ключи отъ сундуковъ съ золотомъ были въ его рукахъ, то онъ конечно сдлаетъ для васъ все что обязанъ сдлать хорошій сынъ и братъ.
— Неправда ли? радостно воскликнула Августа.— Вотъ и мать тоже того мннія что отцу можно будетъ немножко отдохнуть отъ стороннихъ занятій, что наступитъ конецъ всмъ нашимъ бдамъ.
— Тогда-то вы заживете припваючи, только вотъ сбудется ли, замтила я.
— Теперь ужь намъ недолго потерпть! сказала Августа,— а все-таки я была бы рада, еслибы свадьба уже миновала… Очень ужь тяжело она намъ приходится.
— Несмотря на ваши блестящія ожиданія?
— Вотъ этотъ блескъ-то особенно и тяготитъ насъ. Намъ нельзя ронять себя предъ приглашенными на свадьбу, это было бы слишкомъ больно для нашего самолюбія. А между тмъ какъ быть? У моего мужа фракъ никуда не годится, да и мое самое лучшее платье совсмъ вышло изъ моды. Кром того, мы непремнно должны подарить новобрачнымъ какую-нибудь серебряную вещицу, щипчики для сахара или солонку для соли… А мать еще совтуетъ намъ подарить имъ серебряный подносъ, но такой дорогой подарокъ намъ ужь вовсе не по карману.
— Не обижайся на меня, Августа, но я должна сказать теб что твоя мать — воплощенное неблагоразуміе. Ну, скажи, на малость, откуда вамъ взять денегъ на такіе расходы?
Моя прямая откровенная рчь смутила Августу, она замялась и наконецъ пробормотала:
— Мы высчитали все до послдней копйки, разумется, принимая во вниманіе только самое необходимое. Мы могли бы обойтись какою-нибудь сотней талеровъ.
— При вашихъ стсненныхъ обстоятельствахъ я считаю такіе расходы непростительною расточительностью. Подумай о будущемъ, Августа!
— Вотъ о будущемъ-то мы и думаемъ! съ живостью подхватила она.— Если насъ не будетъ на свадьб, то вамъ нечего и разчитывать на какія-либо блага въ будущемъ. Гд же, какъ не въ этомъ дом, можемъ мы найти случай познакомиться съ людьми которые современемъ могутъ быть вамъ полезны, оказать вашему мальчику протекцію по служб? Разв по вашему неблагоразумно стараться не ударить лицомъ въ грязь предъ людьми которые, по словамъ Эмиля, приглашаютъ на свои вечера разныхъ знатныхъ графовъ и всякихъ вліятельныхъ людей?
— Августа, серіозно сказала я,— неужели ты въ самомъ дл воображаешъ что вы обладаете тми качествами которыя необходимы для людей вращающихся въ высшихъ сферахъ общества? Вдъ вы все-таки не боле какъ обитатели нашей Ландбергерской улицы! Сколько я ни гляжу, а вижу только одно: Бергфельдты всю свою жизнь останутся Бергфельдтами!
— Я знаю что съ моею матерью вы не въ ладахъ, но мн вы никогда не давали чувствовать этого…
— Вся вина этихъ неладовъ на ея сторон, всякую ссору начинала она. Но будетъ объ этомъ! Нечего намъ перебирать старое и тмъ самымъ разстраивать себ нервы… Будемъ лучше спокойно толковать о настоящемъ. Итакъ, ты думаешь что вамъ положительно нельзя не быть на свадьб?
— Мы непремнно, непремнно должны быть на этой свадьб! Подумайте, что отвчать вамъ знакомымъ, если они насъ спросятъ почему мы не были на свадьб брата? Милая, добрая фрау Булгольцъ, право иначе никакъ нельзя… и вотъ почему я ршаюсь обратиться къ вамъ съ очень большою просьбой… Только пожалуйста не истолкуйте ее въ дурную сторону… неправда-ли вы не будете на меня сердиться?.. Дайте намъ взаймы сто талеровъ!
Еслибы меня кто попросилъ достать ему часы съ городской ратуши, то я не могла бы быть поражена боле чмъ въ настоящую минуту.
— Августа, посл продолжительнаго молчанія начала я,— правда, утопающій хватается за соломенку, но почему же именно я должна быть этою соломенкой? Еслибъ у васъ была какая-нибудь истинная нужда, вы бы смло могли разчитывать на мою помощь, но сочувствовать вашему безумію я положительно не могу. Да и во всякомъ случа я должна объ этомъ дл переговорить съ моимъ мужемъ. Ты только подумай, сто талеровъ не шутка! Вдь это триста марокъ, по ныншнимъ тяжелымъ временамъ не бездлица. Всюду только и слышно что о плохомъ состояніи всякихъ длъ, да о томъ что съ каждымъ годомъ все идетъ хуже, да хуже!
— Спросъ не бда, тихо проговорила Августа.— Мы постараемся достать денегъ гд-нибудь въ другомъ мст, а современемъ Эмиль за насъ заплатитъ, мы твердо надемся на это.
— Августа, предостерегла я ее,— надежды не котируются ни на какой бирж. Если ты дашь передлать свое черное шелковое платье и сдлаешь къ нему сзади модный пуфъ, то на это пойдетъ не боле трехъ аршинъ матеріи, да еще останется на новые рукава. А что касается твоего мужа, то онъ можетъ за дв марки достать себ на прокатъ самый модный, самый франтовской фракъ. И наконецъ, вмсто серебряной вещицы вы можете подарить молодымъ просто горшокъ съ цвтами… Право, сдлайте такъ, послушайтесь добраго совта!
Августа задумчиво покачала головой.
— Нтъ, сказала она,— невста его цвтовъ не любитъ, она предпочитаетъ имъ цнныя дорогія вещи. Да и какъ хотите вы, чтобъ я надла это старое черное шелковое платье, подумаютъ что я нарядилась въ конфирмаціонное платье моей бабушки.
— Не будь тщеславна, Августа! Я очень хорошо знла твою бабушку, она была весьма почтенная старушка, рожденная Нейманъ изъ Линейной улицы. Очень дурно съ твоей стороны что ты упоминаешь съ насмшкой о ней, для того чтобы повліять на меня. Говорю теб: истратить деньги не трудно, да нажить-то ихъ нелегко.
— Извините что потревожила васъ, обиженно поджавъ губки сказала Августа и поднялась съ мста:— мн уже давнымъ-давао пора вернуться къ дтямъ.
— Утро вечера мудрене! я уврена что къ завтрему ты поразмыслишь обо всемъ что я теб говорила, и придешь къ тому заключенію что легко можно будетъ обойтись и несравненно меньшею суммой денегъ.
— Нтъ! отвчала она ршительно.— Мы еще не приняли во вниманіе длинныя перчатки на двнадцать пуговокъ. Впрочемъ, если разсуждать по вашему, то мн можно было бы явиться на свадьбу и въ блыхъ вязаныхъ перчаткахъ, но въ такихъ аристократическихъ домахъ это предоставляется прислуг.
Въ глубин души я была сильно возмущена ея рчами, но тмъ не мене воздержалась и не сдлала ей ни малйшаго замчанія.
— Я боле нежели ты думаешь желаю добра теб и всмъ твоимъ, сказала я ей.— А затмъ длай какъ знаешь, хоть на каждый палецъ нашей себ по три пуговки, вотъ это ужь наврное произведетъ настоящій фуроръ.
Она отвчала мн что всякій воленъ поступать по своему усмотрнію, но голосъ у нея дрожалъ, въ немъ слышались слезы.
— Густинька! крикнула я ей вслдъ:— ты кажется готова расплакаться изъ-за такихъ пустяковъ! полно, не длай изъ себя посмшища!
Но она уже ушла и не слыхала моихъ словъ.
Правъ мой Карлъ говоря что прощай всякое благодушіе, всякая дружба, какъ только дло коснется денегъ. Бывало прежде какъ придетъ ко мн Августа, мы съ нею говоримъ не наговоримся, бесдуемъ душа въ душу, просто водой насъ не разольешь… Я всегда любила ее за то что на ней отнюдь не оправдалась теорія Дарвина о наслдственности, разв только она уродилась въ какую-нибудь боковую линію Бергфельдтовъ. Но вотъ теперь благодаря выгодной женитьб Эмиля и у нея закружилась голова, и у нея также начинаетъ прорываться наружу маменькина натура, какъ въ извстномъ возраст у людей начинаютъ рзаться зубы мудрости. А что всякое благодушіе, всякая дружба съ самою Бергфельдтшей относится къ семи невозможностямъ свта, извстно всмъ и каждому, ибо нтъ человка который бы посл самаго непродолжительнаго знакомства съ нею не замтилъ бы ея истинно удивительной ограниченности. Если женщина съ такимъ малымъ запасомъ ума вчно стремится стать выше своего положенія, то она всегда и всюду будетъ попадать въ просакъ, это то же самое какъ еслибы курица вздумала подражать жаворонку: сколько она не бейся, никогда ей этого не удастся.
Я сообщила Карлу о просьб Августы и не скрыла отъ него ни одного слова изъ нашего разговора, полагая что онъ вполн одобритъ мой отказъ ссудить ихъ деньгами. Разв у насъ есть лишнія деньги чтобы сорить ими на втеръ? Кто знаетъ, можетъ-быть, благодаря новой пошлин на хлбъ, кофе и керосинъ поднимутся въ цн такъ сильно что каждому кто самъ не хочетъ идти съ сумой придется заботливо беречь всякую копйку.
— Вильгельмина, задумчиво сказалъ мой Карлъ, давъ мн время высказать ему все что у меня было на сердц,— разв теб пришлось уже испытать на себ тягости бдственныхъ временъ что ты приводишь ихъ себ въ оправданіе?
— Какъ это въ оправданіе? Прошу тебя выражаться поясне, а то я не понимаю того что ты говоришь.
Онъ будто нечаянно взялъ мою руку и затмъ началъ ласково гладить ее своею рукой.
— Не лучше ли было бы, сказалъ онъ,— дать эти деньги Август? Не сожалешь ли ты сама что отказала ей?
— Карлъ, неужели мы должаы сорить деньгами для того чтобы могли величаться Бергфельдты? Ей, видите ли, нужно имть перчатки на двнадцати пуговкахъ, иначе никакъ нельзя! А я скажу теб что ужь если кому носить перчатки на двнадцати пуговкахъ такъ мн и Бетти! Но наше тщеславіе до такой степени не простирается, мы даже и не помышляемъ о такой роскоши!
— Не волнуйся такъ, Вильгельмина! Перчатки — пустяки. На карт стоитъ здсь нчто несравненно боле важное — все будущее благосостояніе Вейгельтовъ.
— Ты серіозно такъ думаешь, Карлъ? спросила я его съ тревогой, потому что, какъ мн показалось, онъ говорилъ далеко не въ шуточномъ тон.
— Совершенно серіозно, отвчалъ онъ.— Ужь если женщина вобьетъ себ что-нибудь въ голову, то это должно быть исполнено во что бы то ни стало, даже если изъ этого должно произойти какое-нибудь для нея несчастье.
— Кого это ты разумешь подъ словомъ женщина.
— Да вдь мы говоримъ о Бергфельдтахъ. Посмотри, на какихъ бы то ни было тяжкихъ условіяхъ, но Августа достанетъ себ эти деньги.
— Слдовательно, найдутся люди которые ей помогутъ.
— Опасаюсь что даже слишкомъ помогутъ.
— Карлъ, сдлай одолженіе, не говори загадками, а скажи мн коротко и ясно чего именно ты опасаешься?
— Я опасаюсь того что Вейгельты попадутъ въ лапы къ ростовщикамъ и окончательно погибнутъ. Если у кого нтъ средствъ, тому ростовщики помога плохая. Давай-ка лучше дадимъ имъ эти деньги. Если Эмиль общалъ современемъ помочь имъ, то онъ и исполнитъ свое общаніе. По крайней мр теперь-то мы избавимъ ихъ отъ врной гибели, удержимъ ихъ отъ безумныхъ поступковъ. Что ты на это скажешь?
Я подумала.
— Карлъ, потомъ спросила я его,— какъ ты полагаешь, можетъ-быть она думаетъ что я отказала изъ-за своего жестокосердія или изъ-за того что хотла лишить ее удовольствія?
— Да, я думаю, теперь конецъ тому истинно дтскому доврію съ которымъ она къ теб всегда относилась.
— У Вейгельтовъ слишкомъ мало самостоятельности въ характер, если за ними не наблюдать, то они способны надлать глупостей больше чмъ даже можно отъ нихъ ожидать. Лишнія дв-три сотни марокъ у насъ найдутся, а съ хлбными пошлинами мы какъ-нибудь справимся, тмъ же боле что ты торгуешь не хлбными, а шерстяными товарами. Я завтра же схожу къ Август, а нынче уже слишкомъ поздно.
— Если хочешь помочь имъ, то не откладывай дла въ долгій ящикъ, замтилъ мн вслдъ Карлъ.
Я пошла въ кухню присмотрть за тмъ какъ готовится ужинъ. Посл моего разговора съ Карломъ на душ у меня прояснилось, мн казалось что съ меня свалилась какая-то ужасная тяжесть, которая давила меня съ самаго ухода Августы. Я послала служанку купить самую лучшую копченую селедку и затмъ собственноручно приготовила ее въ яичниц съ блымъ перцемъ для моего Карла, это одно изъ любимыхъ его кушаній.
Мужъ мой совтывалъ мн немедленно по почт сообщить Август что я приду завтра къ ней чтобъ уладить ихъ денежныя затрудненія, но я пожалла даромъ тратить марку, да и не была твердо уврена въ томъ что почта ходитъ по такимъ отдаленнымъ мстамъ какъ Анкерштрассе. Теперь же я глубоко раскаиваюсь въ томъ что не заставила Стефана {Министръ почтъ.} попотть, потому что есть люди которые съ неимоврною поспшностью стремятся къ своей гибели, и Вейгельты какъ разъ принадлежатъ къ числу этихъ несчастныхъ.
На слдующій день когда я взобралась къ нимъ на лстницу, то услыхала звуки какого-то музыкальнаго инструмента, это меня крайне удивило, такъ какъ до сей поры мн не случалось замчать склонности къ музык ни въ самихъ родителяхъ, ни въ ихъ дтяхъ. Я позвонила, мн отперла дверь Августа.
— Вотъ и я, дитя мое! весело крикнула я ей.— Все обстоитъ благополучно, и ты можешь, если желаешь, хоть сію же минуту получить то о чемъ ты вчера меня просила.
Къ моему крайнему удивленію, слова мои вовсе не произвели на Августу ожидаемаго мной дйствія.
— Войдите, фрау Бухгольцъ, совершенно спокойно сказала она мн,— позвольте снять съ васъ пальто!
— Или ты передумала? спросила я войдя въ комнату.
— О нтъ! отвчала она,— нo мы уже получили все что намъ было нужно. Къ счастію, не вс люди въ мір скупы и жестокосерды.
Я сла.
— Что это за игрушки у твоего мальчика? спросила я, указывая на ребенка который поставивъ на стулъ маленькій органчикъ, съ восхищеніемъ вертлъ его ручку.
Августа немного смутилась и поспшно вывела мальчика вмст съ его игрушкой въ другую комнату. Затмъ снова вернулась.
— Мы получили органчикъ вмст со всмъ прочимъ, сказала она, какъ будто это разумлось само собою.
— Какъ такъ? отъ кого?
— Отъ того человка который далъ намъ деньги.
— Это очень мило съ его стороны, вроятно онъ любитъ дтей, а ему самому органчикъ конечно вещь совершенно лишняя. Такъ это онъ подарилъ вамъ эту игрушку для вашего мальчика?
— Не совсмъ такъ, сказала Августа,— впрочемъ, онъ оцнилъ его очень недорого. Какъ вы думаете, неправда ли, такой органчикъ стоитъ марокъ пятьдесятъ? а онъ уступилъ его намъ всего за тридцать марокъ. На немъ можно играть пять различныхъ піесокъ.
— Тридцать марокъ за такую дрянь! воскликнула я.— Да какъ же это вы дали себя такъ одурачить?
— Иначе ничего нельзя было сдлать.
— Густа, сядь ко мн поближе и откровенно разкажи мн въ чемъ дло, тутъ что-то неладно.
Она сла рядомъ со мною и затмъ разказала мн гд и какъ ей удалось добыть денегъ. Посл моего отказа имъ не оставалось ничего иного какъ обратиться къ одному человку который ссужалъ деньгами мелкихъ служащихъ подъ залогъ ихъ движимости и подъ векселя съ поручительствомъ.
— Такъ это ростовщикъ!
— Нтъ, ростовщичество строго преслдуется закономъ.
— Слава Богу! съ облегченіемъ вздохнула я.
— Но вы знаете, фрау Бухгольцъ, кто ршится поручиться за такихъ маленькихъ людей какъ мы? Вотъ и пришлось намъ на половину всей суммы въ которую былъ написанъ вексель взять у него всякихъ товаровъ.
— Органчиками и тому подобнымъ хламомъ! съ горечью сказала я.
— Нтъ, онъ далъ намъ также нсколько полезныхъ и даже цнныхъ предметовъ, сказала она, указывая на цлый ворохъ свертковъ лежавшихъ въ углу.— Вотъ, напримръ, камчатная скатерть на двадцать четыре персоны и къ ней дв дюжины такихъ же салфетокъ, замчательно дешево! затмъ прекрасный мебельный репсъ, три дюжины носовыхъ платковъ, четыре синіе шелковые дождевые зонтика, шесть фартуковъ и проч. и проч.
— Нельзя ли полюбоваться на эту дешевую камчатную скатерть? сказала я.
Августа достала одинъ изъ свертковъ и развернула его. Я поглядла и скатерть и салфетки, затмъ еще и еще внимательно переглядла все прежде чмъ ршиться открыть ей печальную истину.
— Августа, наконецъ сказала я,— скатерти этой не будетъ износу, если ты ее спрячешь и не будешь вовсе употреблять, но знай, какъ только ты ее намочишь, весь узоръ тотчасъ же сойдетъ съ нея! Вещь извстная, печатный узоръ — одинъ только обманъ.
Августа съ изумленіемъ посмотрла на меня.
— Этого не монетъ бытъ! воскликнула она.— Дорогая камчатная скатерть…
— И близко съ ней не лежала!
— Чтобы получить триста марокъ, намъ пришлось еще на четыреста марокъ взять у него всякихъ вещей…
— И все въ кредитъ?
— Да, по восьми процентовъ въ мсяцъ.
— На вс семьсотъ марокъ?
— Да.
— Да какъ же платить эти проценты?
— Придется ежемсячно длать вычетъ изъ жалованья моего мужа.
— Августа, неужели вы не могли подождать? Вижу, вижу, я пришла къ вамъ слишкомъ поздно! Ну, скажи мн на милость, какъ вы раздлаетесь съ этимъ тяжкимъ долгомъ?
— Мы надемся на Эмиля.
— А если онъ самъ не будетъ въ состояніи помочь вамъ? Подумай, вдь деньги-то ея.
— Жалованье моего мужа будетъ постепенно увеличиваться.
— Да вдь оно нужно вамъ самимъ, дти подростаютъ, расходы увеличиваются! Что же до повышенія по служб, то оно идетъ не скачками, а пойдетъ черепашьимъ шагомъ.
— Все очень скоро должно перемниться. Мой мужъ говоритъ что если въ ближайшемъ будущемъ ему не дадутъ прибавки, то онъ перейдетъ на лвую сторону и тогда само правительство увидитъ свою ошибку. Мой мужъ теперь очень ревностно посщаетъ тотъ политическій кружокъ къ которому онъ принадлежитъ. Въ конц-концовъ свобода все-таки должна восторжествовать!
— Августа, не говори о длахъ въ которыхъ ты смыслишь еще мене чмъ въ камчатскихъ скатертяхъ. Возврати своему кредитору вс его товары и заставь его похерить эти четыреста марокъ, а еще лучше уничтожь и вовсе данное вами ему обязательство и возьми деньги у насъ.
— Это невозможно.
— Если я сама теб это предлагаю, то теб остается только согласиться.
— Я не смю.
— Вотъ еще! Кто же можетъ запретить теб?
— Мой мужъ.
— Этого еще не доставало! что съ нимъ такое?
— Все очень скоро должно перемниться, стоитъ только оппозиціи взять верхъ и стать у кормила правленія, какъ вс подати и налоги будутъ уничтожены, доходы увеличатся, жизнь подешеветъ. Тогда намъ уже не будетъ никакой надобности къ кому бы то ни было обращаться съ просьбами и получать на нихъ отказы. Сначала вы не желали намъ помочь… теперь мы не желаемъ вашей помощи. Ахъ, лишь бы только оппозиція добилась своей цли!
— Августа, это просто безуміе! Разв я не относилась къ теб постоянно какъ самая любящая мать? А денегъ я не тотчасъ же согласилась теб дать только потому что теб же желала добра. Говорю теб, послушайся моего совта…
Она опустила глаза и тихо проговорила:
— Теперь уже поздно. Я уже купила матерію на платье и даже уже отнесла ее къ портних. Деньги эти уже частью затрачены, и слдовательно ужь ничего нельзя измнить. Кто знаетъ, можетъ быть намъ посчастливится выиграть по билету который намъ далъ этотъ человкъ въ числ всего прочаго. ‘Кому на долю выпало такъ много несчастія’, сказалъ онъ вамъ, ‘должно же когда-нибудь быть и счастіе’.
Ахъ, зачмъ я тогда отказала ей! зачмъ я не написала ей письма! зачмъ я… да, зачмъ я… Но что пользы въ этихъ позднихъ самообвиненіяхъ?… Мн казалось что я виновна во всемъ случившемся не мене самой Августы.
— Будемъ ждать и надяться на лучшее, сказала я поднимаясь съ мста.
Въ полутемныхъ сняхъ я крпко обняла Августу, мы об плакали, не стараясь скрыть вашихъ слезъ. Мы не могли бы дать себ отчета о чемъ именно мы плакали, можетъ быть о томъ душевномъ спокойствіи которымъ они пользовались на своемъ четвертомъ этаж и которое теперь покидало ихъ благодаря ихъ новому, богатому родству.
Какъ я ни старалась, но весь этотъ день я не могла развеселиться, ни даже успокоиться: предъ глазами у меня все носилась дорогая камчатная скатерть, а въ ушахъ все раздавались звуки навязаннаго имъ за тридцать марокъ органчика!

Рождественская ярмарка.

Къ числу самыхъ загадочныхъ явленій въ природ, какъ объ этомъ ежегодно приходится читать въ газетахъ около Михайлова дня, относятся перелетныя птицы, которыя гораздо ране изобртенія компаса всегда летали по прямой линіи въ чужіе края, вотъ и ласточки также каждый годъ въ извстный день, чуть ли даже не въ извстный часъ, пускаются въ свой далекій путь. Я никакъ не могу объяснить себ какъ это вс он поднимаются, вс заразъ, но мн вполн понятно почему он улетаютъ на зиму въ боле теплыя страны: подобно человку он ищутъ гд имъ лучше. Весной каждый Берлинецъ въ теплый ясный день стремится побродить по окрестностямъ города: въ Великій Пятокъ онъ идетъ на Шпандаускій холмъ, въ Троицынъ День въ Грюнвальдъ, поздне въ Штралау или Трейтовъ, а какъ только станутъ морозы и вода покроется льдомъ, цлью его прогулокъ длается Тиргартенъ съ его большимъ прудомъ. Здсь въ Берлин каждый человкъ уже съ ранняго дтства пріобртаетъ привычку въ извстное время идти гулять непремнно въ извстное мсто, такъ на Рождеств никакими силами никого не удержишь дома, вс такъ и стремятся на Рождественскую ярмарку. Перелетныя птицы въ извстное время года, несмотря ни на какую погоду, вс непремнно тянутъ на югъ, а люди на Рождеств, несмотря на то оттепель ли, трескучій ли морозъ на двор, непремнно вс идутъ на ярмарку.
Такъ-то и мы собрались идти на эту ярмарку и притомъ цлымъ обществомъ, то-есть мы сами, дядя Фрицъ, докторъ съ женой и супруги Краузе. Впрочемъ, на доктора въ виду его практики мы не особенно надялись, а собрались на это гулянье главнымъ образомъ изъ-за Краузе, имъ необходимо было немножко поразсяться, а то они совсмъ измучились со своимъ Эдуардомъ. И что можетъ быть ужасне для отца который самъ по профессіи учитель, отдать своего сына къ товарищу чтобы мальчикъ у него готовилъ свои уроки, такъ какъ дома не было никакой возможности заставить его заниматься. Вмсто того чтобы зубрить латинскую грамматику Эдуардъ только и длалъ что убгалъ во Фридрихсгайнъ играть въ солдатики или разбойники съ другими подобными ему маленькими негодяями. Разъ какъ-то вздумали его запереть, онъ нарочно опрокинулъ и разбилъ лампу, такъ что чуть было не надлалъ въ дом пожара. А если когда случалось что онъ бывалъ тихъ и смиренъ и родители воображали себ что онъ усердно готовитъ свои уроки, онъ преспокойно занимался чтеніемъ Робинзона или какихъ-нибудь сказокъ, уроковъ своихъ разумется не выучивалъ, а въ письменныхъ его работахъ были только одн ошибки да чернильные кляксы. Но что ршительно непостижимо, такъ это то что мать все еще продолжала нжить и лелять своего баловня. Неужели же она не замчала того что онъ уже давнымъ-давно выросъ изъ дтскихъ башмачковъ и бархатныхъ панталончиковъ? ‘Нельзя же въ самомъ дл такъ изнурять и мучить ребенка трудными уроками,’ часто говорила она даже въ присутствіи своего сына. Стоило Эдуарду немножечко похныкать и сказать что отъ латыни у него трещитъ голова, какъ нжная маменька тотчасъ же начинала всячески ублажать его и затмъ говорила ему: ‘Полно, голубчикъ! папа напишетъ съ тобою въ школу записку, въ которой скажетъ что ты былъ боленъ и не могъ приготовить своихъ уроковъ.’ Эдуардъ садился въ качалку и принимался качаться или же отыскивалъ себ какую-либо иную забаву чтобы только какъ-нибудь убить время. Г. Краузе все это видлъ, но не могъ принять противъ этого никакихъ мръ, потому-что жена ршительно не давала ему никакого ходу гд только дло касалось ея любимчика. Что за жалкій человкъ этотъ г. Краузе, сущая тряпка!
Такъ дло и продолжалось бы еслибъ Эдуардъ не выкинулъ такой штуки которая стоила его родителямъ не мало хлопотъ и денегъ. Вотъ какъ это случилось. Рядомъ съ Ландбергерской улицей при церкви Св. Георгія есть большой церковный дворъ, тамъ стоитъ нсколько скамеекъ на которыхъ любятъ посидть и погрться на солнышк разные больные, калки и такіе люди которымъ въ окна никогда не заглядываютъ живительные солнечные лучи. Здсь также всегда гуляетъ множество дтей всякихъ возрастовъ. Трудно вообразить себ картину прелестне той когда весь этотъ мелкій людъ и пшкомъ, и у нянекъ на рукахъ толпится у церковной паперти, когда съ нея сходитъ посл обряда внчанія какая-нибудь юная чета, дти съ радостными веселыми лицами глазютъ на новобрачныхъ и своимъ сіяющимъ видомъ какъ будто желаютъ имъ счастія. При такихъ исключительныхъ случаяхъ дти обыкновенно остаются безо всякаго надзора, и вотъ это-то обстоятельство и позволило Эдуарду исполнить свой злой умыселъ. Воспользовавшись общею суматохой, онъ подсунулъ игравшимъ въ песк дтямъ баночку сажи, гд онъ ее досталъ и до сихъ поръ осталось во мрак неизвстности. Что ни попадись дтямъ подъ руку они все принимаютъ за игрушку, для нихъ безразлично будь то хоть сажа или даже и какое-нибудь боле вредное вещество. Не прошло и десяти минутъ какъ вся команда измазала себ сажей и руки и лица, вс дти стали черны какъ настоящіе негры, а о ихъ блыхъ фартучкахъ и чулочкахъ и говорить нечего, ихъ точно кто окунулъ въ чернила, въ одну стирку ни за что не отмыть этой сажи.
Но Немезида бодрствовала.
Сидвшій на лавочк старичекъ видлъ какъ Эдуардъ бросилъ какой-то предметъ въ песокъ и самъ вслдъ затмъ быстро скрылся. Какъ разъ въ эту самую минуту къ паперти подъхала карета новобрачныхъ, и вниманіе старичка на мгновенье было отвлечено отъ игравшихъ въ песк дтей. О проказ Эдуарда онъ догадался лишь посл того какъ вс дти превратились въ чернокожихъ, няньки, разумется, съ бранью и пинками повлекли маленькихъ преступниковъ домой, а т принялись ревть на всевозможные голоса. Старичокъ этотъ разказалъ все что видлъ, и такимъ образомъ Эдуардъ былъ пойманъ почти на самомъ мст преступленія.
Раздосадованные матери и отцы цлою гурьбой явились къ г. Краузе и стали съ него требовать вознагражденія за попорченное его сыномъ платье. Онъ старался отъ нихъ отдлаться, отговаривался какъ умлъ, но въ конц концовъ ему все-таки пришлось исполнить ихъ требованіе. Въ Ландбергерской улиц еще долго посл того вс толковали объ Эдуардовой продлк, а надзирательша даже говорила мн будто ея мужъ сказалъ что еслибы была подана въ судъ жалоба на Эдуарда, то весьма легко могло случиться что его проказа была бы подведена подъ разрядъ уголовныхъ преступленій и что г. Краузе поступилъ весьма благоразумно постаравшись замять дло, не допустивъ его до суда. Посл этого ужаснаго событія г. Краузе ршился принять боле строгія мры относительно своего сына, во что пользы? съ такимъ сорванцомъ уже никакія мры не могутъ привести ни къ чему хорошему.
Въ виду всего этого для супруговъ Краузе было необходимо нкоторое разсянье, и трудно было бы придумать для нихъ что-нибудь лучше Рождественской ярмарки. Мы ждали ихъ, какъ между нами было уговорено, къ шести часамъ, во явились они только въ половин седьмаго. Фрау Краузе извинилась въ своемъ невольномъ промедленіи и объяснила причину его: она вдругъ замтила что у нея исчезъ ея японскій подносикъ, она долго искала его, во къ сожалаію такъ и не нашла. Въ утшеніе я сказала ей что онъ могъ легко завалиться куда-нибудь за мебель и вроятно не дале какъ завтра же гд-нибудь отыщется.
Да, онъ дйствительно отыскался, но совсмъ не такъ какъ мы ожидали,— находка его доставила Краузе одно только горе. Однако все въ свое время.
Но вотъ вс были въ сбор, и мы наконецъ могли отправиться на Дворцовую площадь, гд и происходитъ главное гулянье. Мы подвигались впередъ очень медленно, частью потому что на улиц было очень тсно, а частью потому что приходилось часто останавливаться передъ окнами магазиновъ чтобы посмотрть на выставленные въ нихъ предметы, каждому хотлось обратить вниманіе своихъ спутниковъ на то что нравилось ему самому. ‘Нтъ, взгляните-ка на эту штучку!’ — ‘Вотъ что я охотно бы пріобрла!’ — ‘Да посмотрите же какъ это великолпно!’ и т. д. и т. д. Нкоторые торговцы просто превзошли самихъ себя своими выдумками, такъ, напримръ, въ одной лавк былъ выстроенъ изъ пряниковъ цлый городъ, въ которомъ гуляли и сидли пряничные же люди.
А матеріи, а фарфоръ, а бронзовыя издлія! все самое лучшее было выставлено на удивленіе публики, все такъ и сіяло, такъ и блистало, точно во время какой-нибудь большой иллюминаціи, на нкоторыя витрины просто глазамъ больно было глядть. Часто говорятъ о богатств и великолпіи базаровъ Востока, во что они въ сравненіи съ Берлиномъ на Рождеств,— вс улицы города представляютъ одинъ сплошной блестящій базаръ!
Нтъ спора, великолпны вс ныншніе магазины, но Рождественскій базаръ говоритъ сердцу еще и о старомъ добромъ времени, каковъ онъ былъ въ то далекое время, когда родители въ первый разъ взяли меня съ собою на базаръ, таковъ остался онъ и до сихъ поръ. Все т же узенькіе ряды лавокъ, все т же въ нихъ игрушки, продавцы стоятъ передъ своимъ товаромъ все въ такихъ же теплыхъ шапкахъ и все съ такими же красными отъ мороза носами, мальчики-разнощики, торгующіе всякою мелочью, кричатъ все такими же тонкими пронзительными голосами. А что за чудный ароматъ отъ навезеннаго сюда цлаго лса рождественскихъ елокъ! какъ славно пахнетъ свжими леденцами и пряниками! Какое множество здсь народу, и взрослыхъ и дтей, и съ какимъ восторгомъ смотрятъ они на все окружающее, какъ будто видятъ все это въ первый разъ въ жизни. Рождественскія птицы неизмнно все т же, какъ и всегда он раскрашены краснымъ, желтымъ и зеленымъ, на голов у нихъ торчитъ перо, а когда дернешь ихъ за веревочку то он хлопаютъ крыльями, а продавцы кричатъ: ‘купите, купите, сударыня! послдняя птичка осталась! отдамъ за безцнокъ!’ Все, все это каждому напоминаетъ его далекую юность со всми ея радостями и волненіями…. Милая, славная, старая ярмарка!
Что на меня производило какое-то особенное впечатлніе торжественности съ тхъ самыхъ поръ какъ я себя помню, такъ это дворецъ, который какъ могучій великанъ возвышается на площади надо всми маленькими лавочками и палатками. Все лпится, все толпится вокругъ этого безмолвнаго величественнаго памятника давно минувшей старины, и дворцовая площадь временно служитъ сосредоточіемъ кипучей дятельности и жизни всего необъятнаго Берлина.
— Да, сказалъ г. Краузе,— тамъ гд нкогда народъ сбирался для языческихъ обрядовъ и жертвоприношеній, въ послдствіи были выстроены дворцы владыкъ и христіанскіе храмы. Потому-то ярмарки большею частью и устраиваются на этихъ мстахъ и приблизительно даже въ т же самые дни когда происходили языческія торжества. Кто знаетъ, можетъ-быть какъ разъ на томъ самомъ мст гд мы теперь стоимъ, нкогда проливалась кровь человческая въ угоду языческимъ идоламъ, а народъ стоялъ вонъ тамъ, поближе къ углу, и съ трепетомъ взывалъ къ своимъ грознымъ божествамъ.
— Г. Краузе, сказала я, давъ ему окончить его рчь,— все ли вы здоровы, неужели вы думаете что Прусскій король допустилъ бы что-либо подобное? неужели вы думаете что онъ позволилъ бы подъ самыми своими окнами приносить идоламъ въ жертву людей? на что бы ему въ такомъ случа его стража?
— Позвольте! то о чемъ я сейчасъ говорилъ, происходило еще въ доисторическія времена, въ т отдаленныя времена когда люди еще не знали желза, а употребляли каменныя орудія.
— Это здсь-то? въ Берлин?
— Разумется, такъ же какъ и всюду.
— Неужели вы думаете что кто-нибудь вамъ повритъ?
— Взгляните на каменныя орудія въ Музе, они служатъ несомнннымъ доказательствомъ истины моихъ словъ.
— Я готова допустить что нкогда въ Берлин и употреблялись для ды каменные ножи, но просто такъ, а не по неимнію другихъ.
— Слова мои подтверждаются изслдованіями доисторическихъ временъ.
— Г. Краузе, вы учитель, и слдовательно должны знать больше другихъ, но надюсь, вы не преподаете подобныхъ нелпостей у себя въ школ!
— Напротивъ! юношеству необходимо слдуетъ знать исторію своего народа начиная отъ его колыбели. Иначе какимъ образомъ можетъ юноша составить себ ясное понятіе о томъ какую политическую единицу онъ представляетъ собою.
— По моему, сказала я,— исторія начинается съ Великаго Курфюрста и далеко еще не заканчивается нашимъ великимъ Фридрихомъ. А если кому слдуетъ знать какую политическую единицу онъ собою представляетъ, то скажите ему только что онъ Нмецъ, обязанный всмъ своимъ сердцемъ любить своего государя и свое отечество, и этого ему будетъ вполн достаточно.
Плохо когда у кого отъ учености зайдетъ умъ за разумъ, а г. Краузе къ сожалнію кажется страдаетъ этимъ недугомъ.
Однако мы пришли на ярмарку вовсе не для того чтобы спорить, а для того чтобы закупить всякихъ полезныхъ и необходимыхъ предметовъ для своего хозяйства. Вс торговцы стараются какъ можно боле сбыть своего товара на этой ярмарк, и потому сюда навезено издалека безконечное множество всякихъ полезныхъ и безполезныхъ вещей. Никто не мшаетъ г. Краузе, если ему это нравится, купить себ каменныхъ ножей, что до насъ, то мы направились къ лавкамъ съ боле современными издліями.
Пока мы съ Эмми торговали терку для гороховаго пюре, которое такъ любитъ ея супругъ, дядя Фрицъ накупилъ медовыхъ пряниковъ съ надписями и затмъ поднесъ намъ ихъ всмъ по одному экземпляру. Могъ бы онъ однако и не покупать этой дряни, потому что на моемъ пряник было написано ‘Сдлай милость, не ворчи!’ на Эмминомъ ‘Вчно буду я съ тобою!’ докторъ же такъ и не показалъ своей надписи, а сунулъ свой пряникъ въ карманъ пальто.
— Фрицъ, не особенно ласково обратилась я къ своему братцу,— не могу сказать чтобы мн нравились эти произведенія сахарной поэзіи.
— Такъ ты выскобли свою надпись, отвчалъ онъ,— и попроси г. Лейенфельса написать теб какой-нибудь новый стишекъ, пряникъ вдь все стерпитъ!
Нтъ, Фрицъ положительно неисправимъ.
Мы хотли пройти еще на Широкую улицу для того чтобы, вопервыхъ, полюбоваться тамошними блестящими магазинами и, вовторыхъ, посмотрть разные предметы роскоши которые поставлялъ туда во многія лавки мой Карлъ. Задумать это было не трудно, да исполнить-то не легко, потому что на углу площади при поворот на Широкую улицу была ужаснйшая давка. Но какъ бы то ни было, а намъ все-таки удалось протискаться въ толп, потому что мы, Берлинцы, знаемъ какъ пробираться гд много народу: мы всегда держимся правой руки, не то что люди пришлые, которые идутъ прямо на проломъ, и обыкновенно дло для нихъ кончается тмъ что ихъ вовсе затолкаютъ.
Наконецъ мы выбрались изъ толпы и вздохнули посвободне. Намъ пришлось проходить мимо кучки маленькихъ ребятишекъ, которые, какъ настоящіе разнощики, продавали разныя разности.
— Слдуетъ каждому что-нибудь купить у нихъ, сказалъ дядя Фрицъ,— вдь это самыя бдныя дти, и имъ сущій праздникъ если у нихъ что-нибудь купишь.
Мы вс вынули свои портмоне, и личики дтей разомъ просіяли. Дядя Фрицъ накупилъ цлый ворохъ всякой всячины у какого-то мальчугана, который весело закричалъ: ‘Ура! Настоящая распродажа, вотъ обрадуется-то мать!’ и затмъ стремглавъ пустился бжать домой.
Но вотъ и еще какой-то мальчикъ также со всхъ ногъ кинулся куда-то бжать, и въ то же время фрау Краузе со своимъ японскимъ подносикомъ въ рукахъ какъ соляной столбъ окаменла на мст. Г. Краузе бросился догонять маленькаго бглеца.
— Милая моя! воскликнула я,— что съ вами?
— Нашъ японскій подносикъ! простонала она мн въ отвтъ.— О, Эдуардъ, Эдуардъ!
Она зашаталась.
Дядя Фрицъ мигомъ подскочилъ къ ней и подалъ ей руку говоря:
— Успокойтесь, успокойтесь! Старайтесь взглянуть на дло съ боле веселой точки зрнія.
Но взглянуть на дло съ боле веселой точки зрнія фрау Краузе не была въ состояніи, она вынула свой носовой платокъ, закрылась имъ, и съ нею сдлалась истерика.
Тмъ временемъ вернулся г. Краузе.
— Улизнулъ! съ сердцемъ проговорилъ онъ.
— Кто? спросила я.
— Эдуардъ! Онъ утащилъ мои сигары и продаетъ ихъ здсь на Рождественской ярмарк… И японскій нашъ подносикъ стянулъ онъ же, онъ навертлъ въ немъ дыръ, продлъ въ нихъ снурокъ и навсилъ его на себя… И вотъ въ такомъ-то вид онъ шляется здсь среди этихъ нищихъ голодныхъ дтей… Я увидалъ его, схватилъ его даже за подносикъ, но онъ сдернулъ съ шеи снурокъ и такимъ образомъ ему все-таки удалось отъ меня скрыться. Полиція, впрочемъ, наврное суметъ задержать его.
— Какъ у тебя хватаетъ духу разсуждать такъ безчеловчно? начала фрау Краузе.— Пойдемъ скоре домой, я думаю онъ себя отъ страха не помнитъ.
— Нтъ, сказалъ г. Краузе,— я остаюсь! я слишкомъ круто поступлю съ нимъ, если онъ мн сейчасъ же подвернется подъ-руку, а потому я раздлаюсь съ нимъ только завтра.
— Не станешь же ты однако его бить? простонала фрау Краузе.
— Я скажу ему, уже нсколько мягче проговорилъ строгій папенька,— что въ наказанье онъ будетъ обязанъ ежедневно готовить по лишнему уроку и что на Рождество ему вовсе не будетъ сдлано подарковъ.
Послднія слова онъ договорилъ уже совершенно упавшимъ голосомъ.
— Какъ, и, еужели мы не сдлаемъ ему даже и елки? въ ужас воскликнула маменька.
— Ни въ какомъ случа! стономъ вырвалось у г. Краузе.
— Еслибъ изъ ихъ словъ можно было построить мостъ, то я бы ни за что не ршился пройти по немъ, шепнулъ мн мой Карлъ.
— Посмотри, черезъ три дня все будетъ забыто, такъ же тихо отвчала я ему.— По моему, мальчишк слдовало бы задать такую порку чтобъ онъ весь вкъ ее помнилъ, иначе проку отъ него ждать нечего.
Собственно въ принцип я противъ тлесныхъ наказаній, это негуманно, но бываютъ случаи когда нельзя безъ нихъ обойтись.
Посл этого приключенія у всхъ пропала охота гулять по ярмарк и разсматривать выставленные въ окнахъ товары, а потому мы съ большимъ удовольствіемъ приняли приглашеніе дяди Фрица зайти съ нимъ поужинать въ ресторанъ Дресселя. Дядя Фрицъ желалъ васъ всхъ угостить, а принимать гостей у себя дома ему было неудобно.
Мы могли бы весьма пріятно провести время у Дресселя, еслибы Краузе не были такъ сильно разстроены. Дядя Фрицъ заказалъ роскошный ужинъ изъ самыхъ изысканныхъ рдкихъ блюдъ, которыхъ никогда не бываетъ за скромнымъ столомъ простыхъ бюргеровъ. Ему нипочемъ длать такія траты, такъ какъ дла его находятся въ самомъ цвтущемъ состояніи и, кром того, онъ съ юности всегда любилъ сорить деньгами.
Несмотря на великолпное угощеніе, вс были какъ-то особенно молчаливы за ужиномъ, разумется благодаря увынію супруговъ Краузе. Наконецъ дядя Фрицъ не вытерплъ и воскликнулъ:
— Господи Боже мой, что это за наказанье такое! да развеселитесь же сколько-нибудь, господа!
— Легко вамъ говорить это, отвчалъ ему г. Краузе.— Вотъ еслибы ваша плоть и кровь, вашъ собственный сынъ подстроилъ вамъ сначала шутку съ сажей, а потомъ…
— У него при этомъ вовсе не было дурнаго умысла, прервала его супруга.
— Неужели? дко проговорилъ г. Краузе.
— Ты самъ знаешь, какъ Эдуардъ интересуется разными находками: ни одинъ ребенокъ его лтъ не можетъ съ нимъ сравниться любознательностію въ этомъ отношеніи… Ты вдь знаешь какъ хорошо онъ изучилъ приключенія Робинзона и Колумба, какъ онъ…
— Но какое же можетъ быть отношеніе между его любознательностію и сосновою сажей, которая мн стоила такихъ денегъ? перебилъ ее мужъ,
— А вотъ какое отношеніе! съ живостію подхватила она.— Мн онъ откровенно признался, ко мн онъ питаетъ довріе, потому что я никогда не обращаюсь съ нимъ рзко и грубо… онъ мн признался что ему хотлось чтобы дти поиграли въ негровъ изъ Ангра-Пеквенны…
Г. Краузе взглянулъ на свою Аделаиду, какъ будто желая сказать: ‘кого ты хочешь провести?’ Она смутилась и замолчала. За то дядя Фрицъ замтилъ что игра эта должна быть очень занимательна, что по всей вроятности ей предстоитъ великая будущность, если только вмсто сосновой сажи станутъ употреблять какое-нибудь мене дкое вещество и въ заключеніе объявилъ что Эдуардъ обладаетъ колоссальнымъ даромъ изобртательности. Фрау Краузе на него обидлась. Неужели сомнваются въ истин ея словъ? она никому не позволитъ такъ оскорблять себя. Вслдъ затмъ она вскочила съ своего мста, собралась домой и увлекла вмст съ собою своего мужа. Мы ихъ не удерживали, а напротивъ были весьма довольны что избавились ихъ общества.
Мы оставались еще нкоторое время у Дресселя. Самъ хозяинъ, одтый весьма парадно, въ блой пикейной жилетк, поднесъ намъ, дамамъ, по великолпному букету и лично позаботился о томъ чтобы вишневое и клубничное мороженое намъ было подано въ достаточномъ количеств. Очень скоро мы вс развеселились и на время позабыли о непріятностяхъ бывшихъ съ супругами Краузе. Докторъ сегодня отличался необычайною любезностію, онъ даже собственноручно очистилъ для меня апельсинъ. Когда захочетъ, онъ можетъ быть чрезвычайно милъ и пріятенъ.
Въ заключеніе празднества мы вс чокнулись за то чтобы въ будущемъ году снова отправиться на Рождественскую ярмарку, но только ужь однимъ своимъ семействомъ.
— Люди — что перелетныя птицы, сказала я,— все равно перелетать ли моря, идти ли изъ Ландбергерской улицы на Дворцовую площадь, вс тянутъ другъ за другомъ. Сдлать нсколько лишнихъ шаговъ ничего не значитъ, главное — чтобы въ сердц каждаго было одно и то же ощущеніе радости и удовольствія.
— Вильгельмина, воскликнулъ дядя Фрицъ,— ты это невзначай отлично сказала! Еслибы ты была мущиной, я непремнно бы выставилъ твое имя въ нашемъ избирательномъ округ.
Затмъ мы еще разъ чокнулись бокалами.

Парадный чай.

Чрезъ нашего зятя мы познакомились съ Леманами и притомъ такъ коротко, какъ я именно это люблю. Отношенія наша были самыя простыя, безо всякихъ церемоній, не то что теперь вообще въ мод. Тмъ не мене однако у Лемановъ есть замашка устраивать у себя пріемы на великосвтскую ногу, чего бы имъ вовсе не слдовало длать, такъ какъ сама ассессорша женщина очень застнчивая, а мужъ ея вчно точно самъ у себя въ гостяхъ. И вотъ они вздумали устроить у себя парадный вечеръ, за дв недли до назначеннаго дня мы получили слдующій пригласительный билетъ!
‘Ассессоръ Леманъ съ супругой покорнйше просятъ г. Бухгольца съ супругой и дочерью пожаловать къ нимъ на вечерній чай 17 января въ 8 1/2 часовъ вечера’.
— Карлъ, сказала я мужу,— теб слдуетъ быть на этомъ вечер во фрак и бломъ галстук, а намъ съ Бетти надобно будетъ позаботиться о новыхъ вечернихъ туалетахъ. Мн устроиться будетъ не трудно, я отдамъ передлать мое шелковое платье бордо….
— И прикупить къ нему чуть ли не цлый кусокъ матеріи! съ раздраженіемъ проговорилъ Карлъ.
— Карлъ, твое замчаніе вовсе неумстно, сказала я,— и вообще я попрошу тебя не позволять себ вмшиваться ни во что касающееся нашихъ туалетовъ. Для Эмми мы отыскали великолпный костюмъ для этого сезона.
— Что это ты разумешь подъ словомъ сезонъ? спросилъ Карлъ.
— Леманы длаютъ у себя парадный чай, вотъ теб и сезонъ! Ассессорша сама говорила мн что имъ отъ другихъ отстать нельзя, ихъ общественное положеніе требуетъ того чтобъ они устроили себ вечеръ.
— Если только она не сама себ вбила такую нелпую мысль въ голову!
— Карлъ, у нихъ въ семейств есть старый генералъ, и вотъ его-то они и желаютъ показать всему обществу…. вопросъ другой, будетъ ли ихъ гостямъ какое-нибудь удовольствіе отъ лицезрнія этого генерала…
— Ну генераловъ всегда посмотрть любопытно, засмялся мой Карлъ.
— Что до меня, то я ни мало не завидую тому что у нихъ есть въ родств генералъ. Какая имъ отъ этого польза? Много лишнихъ расходовъ и мало эффекта.
Докторъ съ женой разумется также получили приглашеніе на этотъ вечеръ. Эмми, не зная что и мы приглашены въ свою очередь, пришла къ намъ узнать нельзя ли ей привести къ вамъ своего мопса (она-таки завела себ собачонку), а то его никакъ нельзя оставить дома одного съ кухаркой, потому что онъ ее терпть не можетъ.
— Эмми, сказала я,— ужь по этому невинному созданію ты можешь судить о томъ что кухарка твоя женщина дурная и что теб слдовало бы отъ нея отдлаться. Собаки обладаютъ удивительнымъ инстинктомъ распознавать людей, наврное, она какъ нибудь украдкой обидла твоего мопса, сдлала ему какой-нибудь вредъ, котораго онъ ей простить не въ силахъ. Что до меня, то я вполн раздляю его антипатію.
— Мама, возразила мн на это Эмми,— Маффи любитъ только меня и Франца, а лаетъ онъ ршительно на всхъ, особенно же на тхъ кто поздно вечеромъ придетъ звать моего мужа къ больному. Г. Греве, что живетъ надъ вами, не разъ письменно обращался къ намъ съ жалобами на то что вашъ мопсъ докучаетъ ему своимъ лаемъ. Во всхъ же остальныхъ отношеніяхъ трудно найти собаку умне и миле чмъ нашъ Маффи Памфи.
— Это дло вкуса, замтилъ я,— мн напримръ вовсе не нравятся его черные выпученные глаза.
— Но онъ очень любитъ тебя за пирожки которые ты ему всегда приносишь, у тебя онъ былъ бы совершенно тихъ и смиренъ.
— Намъ нельзя взять его, вдь мы также приглашены къ Леманамъ на вечеръ. Теб слдуетъ предъ самымъ отъздомъ только хорошенько накормить его….
— Мопсовъ сколько ни корми, они вчно голодны! замтила Эмми.
— Да, они очень прожорливы, согласилась и я.
Ради своихъ четверговъ докторъ терпливо переноситъ всякія непріятности изъ-за мопса, мало того, онъ отправился съ Эмми въ магазинъ выбрать ей матеріалъ на платье и даже не обнаружилъ при этомъ никакой скаредности.
— Помилуйте, любезнйшій зятюшка, пошутила я,— такія огромныя траты нисколько не соотвтствуютъ вашимъ взглядамъ относительно бережливости.
— Эти огромныя траты все-таки ничто въ сравненіи съ большою квартирой! колко отвчалъ онъ.
Я отлично поняла его шпильку, но тмъ не мене отвтила ему съ улыбкой.
— Разумется, сказала я,— у кого квартира мала, тотъ всегда найдетъ себ мсто въ трактир!
По дломъ ему! Я вдь тоже за словомъ въ карманъ не ползу, а все-таки я твердо убждева что въ самомъ недалекомъ будущемъ у Эмми откроются на него глаза, она пойметъ всю мерзость его поведенія, и тогда ужь ни Маффи Памфи, ни новая матерія на платье ему не помогутъ.
Пока мы были заняты заботой о своихъ туалетахъ и разными другими домашними длами, наступили морозы и всюду началось катанье на конькахъ. Въ Берлин въ каждомъ саду, какъ только начнетъ на двор подмораживать, поливаютъ какое-нибудь открытое пространство водой, и такимъ образомъ въ город на каждомъ шагу есть катокъ для любителей коньковъ. Когда об мои дочери были еще въ школ, я ничего не имла противъ того чтобъ он посщали такіе самодльные катки, съ ними не могло тамъ случиться никакой бды, разв только что съ разбга налетятъ на фонарный столбъ или наткнутся на какое-нибудь дерево, нo въ послдствіи я разршала своимъ дочерямъ бгать на конькахъ только въ Тиргартен, такъ какъ обыкновенно тамъ сбирается все лучшее берлинское общество.
Нашъ старинный домашній врачъ говорилъ что ничего не можетъ быть полезне для здоровья какъ бгать на конькахъ, да и Dr. Вренцхенъ вполн согласенъ съ нимъ въ этомъ отношеніи, онъ даже и самъ въ свободное отъ занятій время съ наслажденіемъ носится по льду словно какой-нибудь кубарь, съ тою только впрочемъ разницей что онъ конечно разумне и предусмотрительне кубаря. А что за прелестное зрлище представляетъ катокъ въ Тиргартенъ! Весь прудъ точно лсомъ окруженъ высокими деревьями, между заиндеввшими втвями ихъ сквозитъ голубое небо, а при солнечномъ закат нжно-голубой цвтъ переходитъ въ багрово-красный или золотисто-оранжевый, и картина становится еще эффектне. Вс деревья разукрашены разноцвтными флагами, которые необыкновенно красиво выдляются, благодаря тому что большинство катающихся одты въ черное. На льду особенно оживлено когда играетъ музыка, катающіеся плавно и быстро въ тактъ музыки скользятъ по гладкой зеркальной поверхности пруда, устраиваютъ кадрили съ grand rond и разнообразными фигурами, и все у нихъ идетъ такъ стройно и красиво что невольно удивляешься ихъ необыкновенной ловкости.
Здсь, какъ и всюду, наибольшимъ искусствомъ отличаются военные, молодые поручики своею граціей и ловкостью покоряютъ не мало женскихъ сердецъ, такъ что на катк зимой завязывается множество всякихъ романовъ, но приходитъ весна, и вмст съ тающимъ снгомъ таютъ и пламенныя чувства, благодаря тому что отцы семействъ желаютъ своимъ дочерямъ въ мужья не ловкихъ конькобжцевъ, а людей солидныхъ, съ хорошимъ положеніемъ и изряднымъ состояніемъ.
Но вотъ наконецъ насталъ день назначеннаго у Лемановъ параднаго чаепитія.
Такъ какъ приглашали насъ къ половин девятаго, мы похали туда къ десяти часамъ, да и то явились вполн вовремя, потому что чмъ утонченне долженъ быть вечеръ, тмъ поздне являются на него приглашенные. Мы прибыли далеко не послдними, хотя самъ генералъ былъ уже налицо, и на его голомъ череп и орденахъ до извстной степени сосредоточивался блескъ всего вечера. Мы тотчасъ же были ему представлены. Его превосходительство сказалъ съ весьма любезною улыбкой что онъ очень радъ случаю доставившему ему такое пріятное знакомство, на что я, какъ и подобало, отвтила ему что вся честь, все удовольствіе этого знакомства на нашей сторон. Я желала показать этимъ что, несмотря на наше скромное положеніе, мы все-таки умемъ держаться на приличной ног даже съ генералами. Его превосходительство пустился съ моимъ Карломъ въ пространныя разсужденія объ общемъ положеніи длъ. Въ его стороны, это не было особенно тактично, такъ какъ онъ не могъ не знать что такой разговоръ представляетъ мало интереснаго для дамы. Вслдствіе этого я отъ него ретировалась съ легкимъ, какъ разъ въ мру разчитаннымъ, поклономъ, и затмъ занялась осмотромъ всхъ остальныхъ Лемановскихъ гостей. Кого-кого тутъ только не было! Чтобы запомнить имена и лица всхъ, надобно было обладать какою-нибудь особенною сверхъестественною памятью.
Изъ моихъ знакомыхъ здсь оказался только одинъ гамбургскій докторъ со своею молоденькою и хорошенькою женой, на докторш было срое шелковое, затканное розовыми бутонами платье съ вырзомъ la Marie Antoinette, что необыкновенно къ ней шло. Два юные поручика, тотчасъ по нашемъ прізд, завели весьма оживленный разговоръ съ моею Бетти, а Эмми подсла къ гамбургской докторш и стала бесдовать съ ней. Какъ вообще ни прелестны молодыя двушки, но я все-таки должна сознаться что молодыя замужнія женщины еще прелестне, въ нихъ положительно есть что-то чарующее. Немного спустя, меня попросили занять почетное мсто на диван въ кругу пожилыхъ дамъ, которыя въ высокихъ чепцахъ съ новыми лентами чинно и чопорно засдали вокругъ круглаго стола. Здсь шумныхъ разговоровъ не было слышно, чай съ тонкими ломтиками торта былъ выпитъ въ глубокомъ молчаніи. Да и о чемъ было разговаривать, когда вс были чужды другъ другу? О погод говорить не стоило, о театр никто не имлъ достаточно точныхъ свдній, а разговоръ о хозяйств былъ бы черезчуръ низменнымъ для такого параднаго вечера.
Гости между тмъ продолжали все прибывать, народу было такъ много что можно было подумать что находишься въ вокзал желзной дороги, что вотъ-вотъ сейчасъ раздастся звонокъ и кондукторъ крикнетъ: ‘пора садиться’!
‘Что-то будетъ дальше?’ думалось мн. ‘Еслибъ это было у насъ въ Ландбергерской улиц, то мы бы уже давнымъ-давно сидли за ужиномъ и по крайней мр знали бы зачмъ мы вс собрались.
Всхъ ужь стала отъ скуки брать одурь, и я уже начала втайн проклинать сезонъ, но вотъ началось музыкальное отдленіе вечера. Леманы ухитрились добыть себ изъ консерваторіи какого-то юнца, въ какихъ-то необыкновенныхъ манжетахъ. Для утшенія слушателей онъ пробренчалъ дв піески Моцарта, нo увы! разбудилъ спавшую канарейку и та принялась свистать такъ громко что совершенно заглушила его собственное исполненіе. Птицу накрыли и музыка продолжалась своимъ чередомъ. Какая-то молодая двица завыла на всю комнату такой заунывный романсъ, что по моему мннію въ немъ вовсе не было никакой мелодіи. Ей немножко похлопали, она обрадовалась и пропла еще что-то въ томъ же дух, чмъ окончательно повергла въ уныніе всю публику.
— Слава Богу, обратилась я къ своей правой сосдк посл того какъ аккомпанировавшій взялъ послдніе заключительные аккорды,— слава Богу, вотъ и второе дитя скончалось!
— Что вы хотите этимъ сказать? спросила она.
— У насъ всегда такъ говорится, когда кончается какая-нибудь нестерпимая музыка.
— Это пла моя дочь! фыркнула она и повернулась ко мн спиной.
Чтобы показать ей что ея выходка не имла на меня ровно никакого дйствія, я попробовала завязать разговоръ съ моею лвою сосдкой, чему способствовало появленіе въ дверяхъ длиннаго, нескладнаго, блобрысаго юноши
— Это что еще за привидніе? сказала я.
— Вы о комъ это изволите говорить? спросила она.
— А вотъ объ этомъ долговязомъ юнц что стоитъ въ дверяхъ! Посмотрите, быть бд.
— Я не подозрвала что мой сынъ на кого-нибудь можетъ произвести такое странное впечатлніе! дко прошипла она.
— Что же длать, извините, не провалиться же мн изъ-за этого сквозь землю! не мене колко отвтила и я, потому что какъ аукнется, такъ и откликнется.
Затмъ я поклялась себ не говорить боле ни съ кмъ ни слова, потому что у меня не было никакой возможности знать — въ какомъ родств находятся между собою вс гости, приглашенные Леманами для чествованія ихъ превосходительнаго родственника. Этимъ закончились мои размышленія о томъ какъ скучно и несносно бываетъ гостямъ на парадныхъ вечерахъ, и затмъ я впала въ какое-то мрачное раздумье изъ котораго къ счастью меня вывело приглашеніе къ ужину.
До сихъ поръ двери столовой были заперты, но вотъ он распахнулись, и взорамъ обрадованныхъ гостей представился пріятный видъ буфета, уставленнаго всевозможными вкусными закусками. Всхъ прежде туда устремились кавалеры, наперерывъ другъ передъ другомъ стараясь услужить своимъ дамамъ. Но за то тмъ дамамъ у которыхъ не было особенныхъ кавалеровъ и которыя сами не лзли впередъ, ровно ничего не досталось. Я подошла къ буфету одною изъ послднихъ и тотчасъ же увидла что все лучшее, какъ икра, паштетъ изъ гусиной печенки, молодые циплята, уже успло совершенно безслдно исчезнуть со стола. Отъ индйки остались только косточки, а отъ филея — одно жирное пятно на блюд, гд онъ лежалъ. Попользоваться можно было только италіянскимъ салатомъ, да ливерною колбасой, впрочемъ кром нихъ стоялъ еще нетронутымъ какой-то пуддивгъ въ род студня. Я взяла себ кое-чего изъ этихъ остатковъ роскошнаго ужнаа и невольно подумала что когда ужинъ приготовленъ въ вид буфета, то необходимо приложить вс старанія чтобы добраться къ нему какъ можно скоре и затмъ въ глубин души позавидовала поручикамъ, которые, какъ авангардъ на приступъ, первые стремительно бросились къ столу. Поздне, Бетти разказывала мн что ея поручикъ подалъ ей прекрасный кусокъ индйки, между тмъ какъ самъ преимущественно налегъ на икру и ростбифъ.
Посл ужина должны были устроиться танцы, и молодые люди уже пригласили себ дамъ, но Леманы считали что слдовало подождать танцовать, пока не удетъ съ бала ихъ важный генералъ. Его превосходительство, какъ во время какой-нибудь аудіенціи, стоялъ подъ лампой посреди залы и милостиво обращался съ рчью то къ тому, то къ другому изъ приглашенныхъ.
Какъ я еще раньше замтила насчетъ того что быть бд изъ-за долговязаго юноши, такъ оно и случилось. У меня положительно есть даръ предвиднія, и я убждена что живи я въ древности, меня непремнно причли бы къ лику волхвовъ. Вдругъ что-то совершенно неожиданно пронеслось по комнат и стало биться о потолокъ,— оказалась канарейка. Ее выпустилъ долговязый юноша, онъ вроятно отъ нечего длать подслъ къ клтк, желая позабавиться съ птичкой, и затмъ не сумлъ своими длинными нескладными пальцами какъ слдуетъ затворить дверку, вотъ птичка-то и вылетла. Но Боже мой что за кутерьма поднялась изъ-за ловли этой пернатой бглянки! Кто схватилъ половую щетку, кто палку, но большинство вооружилось носовыми платками и вс бросились загонять канарейку обратно въ клтку или въ сосднюю комнату, гд поймать ее было бы несравненно легче. Но птичка не желала ни возвращаться въ свою тюрьму, ни летть въ сосднюю комнату. Воодушевленіе ея преслдователей расло съ каждою минутой, а сама она съ каждою минутой все сильне билась и металась по комнат. Долговязый юноша также не захотлъ оставаться безучастнымъ зрителемъ происходившаго: онъ схватилъ щетку и принялся отчаянно махать ею въ воздух, да такъ удачно что задлъ стеклянный колпакъ газовой лампы, подъ которой стоялъ его превосходительство: стекла зазвенли и цлымъ дождемъ посылались на лысую голову бднаго генерала.
Къ частію, его превосходительство не получилъ никакихъ серіозныхъ поврежденій, но тмъ не мене счелъ за лучшее поскоре удалиться съ такого оживленнаго вечера. Приключеніе это страшно взволновало супруговъ Леманъ, совершенно потерявъ голову они, какъ угорлые, бросились въ переднюю провожать своего почтеннаго родственника. Тмъ временемъ гамбургскому доктору посчастливилось поймать птичку, все успокоилось, и балъ начался. Молодежь, какъ и всегда за танцами, веселилась отъ души, но что до меня, то я вздохнула съ облегченіемъ лишь посл того какъ мы уже сли въ карету и оставили за собой многолюдное собраніе со всею его скукой и неурядицей,
— Вильгельмина, обратился ко мн Карлъ по прізд нашемъ домой,— если твои мысли сходны съ моими, ты приготовишь нсколько бутербродовъ и дашь мн бутылку пивца, потому что я страшно голоденъ.
— Я только-что думала то же самое! воскликнула я.
И вотъ усталые и голодные, въ три часа утра, мы сидли съ нимъ и ужинали у себя дома въ холодной нетопленой комнат съ замерзшими, заиндеввшими окнами. Бесдуя другъ съ другомъ мы взаимно пришли къ тому заключенію что Леманы своимъ параднымъ вечеромъ на великосвтскую ногу не угодили ни себ, ни людямъ.
Я спросила Бетти, не знаетъ ли она, получилъ ли дядя Фрицъ приглашеніе на это знаменитое собраніе.
— Да, онъ получилъ приглашеніе, отвчала она,— но сказалъ что онъ не чувствуетъ ни малйшей склонности къ такому скучному провожденію времени и что его калачемъ не заманить на такой парадный вечеръ.
— Не нахожу чтобы выраженія его были особенно изящны, сказала я,— но вполн раздляю взглядъ дяди Фрица на бывшій у Лемановъ вечеръ: я не запомню чтобъ отъ роду я гд-нибудь до такой степени скучала.

Въ погоню.

Еслибы въ мои юные годы дядя Фрицъ сказалъ мн что современемъ, когда я уже буду замужемъ, мн придется безъ вдома моего Карла и въ сопровожденіи только одной надзирательши вести облаву на человка, подобно краснокожимъ Индійцамъ, о которыхъ въ то время мы съ нимъ читали какъ они всякими хитрыми способами преслдуютъ своего врага и затмъ съ дикимъ воинственнымъ крикомъ сдираютъ съ него скальпъ… то я бы наврное отвтила: ‘Ты врно простудился, мой милый, и у тебя потому голова не въ порядк!’ Однако мн пришлось-таки вступить на военный путь… Быть-можетъ это случилось отчасти по моей собственной вин? Опять! это случилось благодаря новымъ условіямъ жизни, съ каждымъ годомъ все боле и боле развивающимся въ злосчастномъ Берлин, благодаря условіямъ которыя весьма мало благопріятствуютъ людямъ порядочнымъ, но за то очень на руку разнымъ негодяямъ. И есть ли у г. Клейнеса совсть? Что до меня, то я въ этомъ сильно сомнваюсь, а если совсть у него и есть, то во всякомъ случа крайне покладливая.
Надзирательша сваливаетъ всю вину на меня за то что будто бы я познакомила его съ ними, но я оспариваю это обвиненіе со свойственною мн энергіей: она сама потребовала чтобъ я формально представила его ей во время нашей прогулки въ Грюнвальд, потому что ей до страсти было любопытно познакомиться съ молодымъ человкомъ который такъ ревностно до смшнаго слдуетъ мод. Только ужь посл ея настоятельнаго требованія позволила я себ представить ей этого франта. Если она смотритъ на дло иначе, то съ ея стороны это недобросовстно, и на томъ свт ей еще придется дать отвтъ Богу за свою неправду. Говоря такъ, я однако вовсе не желаю сказать что-либо оскорбительное для такой высокопоставленной особы, съ которою добрыми отношеніями я весьма дорожу. Собственно говоря, кто же изъ людей непогршимъ? Положимъ, меня лично никто не можетъ упрекнутъ въ томъ чтобъ я когда-либо кого обвинила въ томъ въ чемъ онъ неповиненъ ни душей, ни тломъ или чтобъ я кого подвергла разнаго рода непріятностямъ только потому что онъ изъ уваженія ко мн предпочитаетъ лучше все переноситъ молча чмъ самому выходитъ изъ границъ вжливости и благопристойности. Случись у меня все это даже съ Бергфельдтшей, я и тогда не стала бы съ ней браниться, а только бы про себя возблагодарила Создателя за то что не я на ея мст.
Само по себ дло было очень просто. Надзирательша замтила что ея Мила за послднее время что-то очень часто пишетъ къ своимъ пріятельницамъ письма, а между тмъ отвтовъ на нихъ почталйонъ ей не доставляетъ вовсе. Такое обстоятельство не могло не показаться матери нсколько страннымъ и подозрительнымъ, тмъ боле что Мила очень выровнялась и стала необыкновенно красива. На мой взглядъ она нсколько полна для своихъ лтъ, но впрочемъ фигура у нея все-таки очень стройная, особенно же хороши у нея ноги. Красоту ногъ она унаслдовала отъ отца, который даже и до сихъ поръ самодовольно поглядываетъ на свои сапоги, хотя, по моему мннію, въ его года по меньшей мр странно думать о такихъ пустякахъ. Но за то отъ матери Мила не унаслдовала ея легкой эластической походки, и не мудрено что съ того времени какъ она научилась ходить, цна на кожу значительно поднялась: Мила такъ тяжело ступаетъ что обувь должна горть на ней. Впрочемъ, легкая походка, какъ и многое другое, есть не что иное какъ даръ природы, и въ отчаянье приходить еще не стоитъ если не обладаешь этимъ даромъ. Но возвращаюсь къ разказу.
Какъ только у надзирательши явилось подозрніе что дло не ладно, она стала внимательно слдить за своею Милой, но и перерывъ даже вс ея вещи, не нашла ничего такого что могло бы подкрпить ея подозрнія. Только во время генеральной чистки, когда всю бывшую у нихъ въ дом мебель вытащили на свтъ Божій, вдругъ въ обивк стоявшаго въ комнат Милы дивана надзирательша отыскала цлую пачку писемъ перевязанныхъ шелковою ленточкой небесно-голубаго цвта. Вс эти письма были адресованы въ почтамтъ до востребованія, а пріятельница съ которою Мила вела такую дятельвую переписку оказалась никмъ инымъ какъ… г. Клейнесомъ.
Оправившись отъ перваго испуга, надзирательша, какъ она мн это посл разказывала, заперлась у себя въ комнат и по порядку перечла вс эти обвинительные акты.
— Точно романъ, говорила она мн,— и даже въ перемшку со стихами! Самъ Шпильгагенъ не сумлъ бы сочинить ничего лучше этого.
Какъ теперь быть? разказать все мужу? положить ему на глаза письма? Или спрятать ихъ на прежнее мсто и затмъ, призвавъ Милу, учинить ей всегда оканчивающійся бранью допросъ? Или же, наоборотъ, оставить ее въ увренности что все шито и крыто, а самой изловить г. Клейнеса и наградить его какъ слдуетъ по заслугамъ? Надзирательша ршилась на послднее. Она снова связала преступную переписку голубою ленточкой и сунула ее на старое мсто за обивку дивана. Теперь она нсколько успокоилась, такъ какъ могла время отъ времени заглядывать въ этотъ тайникъ, перечитывать новыя посланія г. Клейнеса и такимъ образомъ слдить за ходомъ всей его гнусной интриги. Изъ его писемъ она убдилась въ томъ что онъ пустйшій малый который любитъ поухаживать за двушкой, во только до тхъ поръ пока дло не приметъ серіознаго оборота. Вотъ он дурная-то стороны большаго города! Случись то же самое въ какомъ-нибудь маленькомъ городк, вс бы почтенныя семейства разомъ отвернулись отъ такого негодяя, его бы просто со свту сжили, а на занимаемое имъ мсто постарались бы опредлить боле достойнаго молодаго человка.
Надзирательша, между прочимъ, имла довольно точныя свднія о характер и привычкахъ г. Клейнеса, такъ какъ еще на другой день посл знаменитаго вечерняго катанья въ лодк самъ надзиратель отправился въ меблированныя комнаты гд жилъ г. Клейнесъ, и хотя не засталъ его дома, но за то имлъ весьма продолжительный разговоръ съ его хозяйкой. Она оказалась необыкновенно словоохотливою, будучи рада случаю откровенно выложить все что у нея накипло на сердц. За квартиру господинъ Клейнесъ платитъ исправно, но за то слово порядокъ вовсе неизвстно ему, еслибъ она, хозяйка, безъ устали, чуть ли не ежеминутно не прибирала у него въ комнат, то можно было бы подумать что здсь было землетрясеніе или нашествіе непріятеля. А сколько онъ куритъ! надобно приписать сверхъестественному чуду что домъ ея еще не погибъ въ пламени пожара: вс ея новыя скатерти прожжены въ разныхъ мстахъ, а одно одяло такъ онъ и вовсе спалилъ. Разъ какъ-то она было вздумала выговорить ему за его неосторожное обращеніе съ огнемъ, такъ онъ въ отвтъ только посовтовалъ ей позаботиться о страховк ея имущества. Каково вамъ это покажется?
На вопросъ надзирателя, скоро ли господинъ Клейнесъ вернется домой, она отвчала что знать этого она ужь никакъ не можетъ, потому что жилецъ ея возвращается домой во всякіе часы дня и ночи и никогда не сказывается ей на долго ли онъ уходитъ изъ дома.
Родители ея не оставили ей ничего кром обстановки дома и разныхъ принадлежностей хозяйства, такимъ образомъ ей не оставалось ничего другаго какъ завести меблированныя комнаты, но дло это очень трудное и жизнь ея одна изъ самыхъ тяжелыхъ. Болть ей вовсе нельзя, а переносить приходится очень многое: скромные, безотвтные живущіе у нея молодые люди часто должаютъ ей, а исправные плательщики всегда народъ грубый и требовательный, да и непріятностей всякихъ съ ними не оберешься. Напримръ, еслибы только не ея нужда, она ни за что бы въ мір не согласилась на то чтобы къ ея жильцамъ ходили пить кофе молодыя двицы, она къ такимъ вещамъ не привыкла: она привыкла жить иначе, отецъ ея былъ вдь чиновникомъ.
— А что же это за молодыя двицы? прямо поставилъ вопросъ надзиратель.
Она зовутъ ихъ своими кузинами, а на самомъ дл это мамзели изъ магазиновъ, съ которыми они посщаютъ разныя cafs chantants.
— Кто же это они? опять спросилъ надзиратель.
— Да господинъ Клейнесъ и господинъ Пфейфферъ! оба вдь они живутъ у меня. Я должна варить для этихъ двицъ кофе, готовить имъ сладкій пирогъ, а голодны он всегда словно лсные волки. Иной разъ он съдятъ больше чмъ на дв марки всякаго печенья. На что это похоже? А скажи только одно слово на счетъ расточительности, тотчасъ поднимется крикъ и руготня. Да, жизни научишься, какъ приходится держать меблированныя комнаты, въ которыхъ живутъ холостые жильцы.
У меня просто волосы дыбомъ встали когда надзирательша передавала мн вс эти подробности. Затмъ при удобномъ случа я спросила дядю Фрица, такъ ли живетъ онъ самъ и случалось ли ему когда наблюдать жизнь такихъ молодыхъ людей.
— Всякіе бываютъ, отвчалъ онъ,— но не они одни виноваты въ этомъ. Еслибы молодыхъ людей принимали въ семейныхъ домахъ просто, не желая въ каждомъ изъ нихъ видть жениха, то безъ сомннія они были бы совершенно иными. Вдь стоитъ только молодому человку побывать раза два въ какомъ-нибудь семейств, ужь тетушки прославятъ его женихомъ и чуть ли не готовы окрутить его даже, помимо его согласія, разумется, ему не остается ничего другаго какъ сломя голову спасаться отъ нихъ. Удивительно ли что при такихъ условіяхъ онъ бросается въ водоворотъ Берлинскаго омута? Главное, не слдуетъ смотрть на какое бы то ни было собраніе общества, какъ на свадебное бюро.
Но дядя Фрицъ своими словами отнюдь не умрилъ моего негодованія на нравственность ныншней молодежи.
Но какъ бы то ни было, мы были отлично освдомлены на счетъ господина Клейнеса, а когда вся его интрига достаточно подвинулась, то надзирательша пришла ко мн и сказала:
— Вотъ до чего ужь дошло дло!
— Что такое?
— Онъ назначилъ ей свиданіе и пригласилъ ее въ кондитерскую Мюллера пить шоколатъ.
— Къ тому самому Мюллеру что живетъ наискось отъ Центральной Гостиницы и славится своими сладкими пирожками на весь Берлинъ?
— Должно, быть къ тому самому, потому что онъ условился встртиться съ нею на вокзал городской желзной дороги, на Фридрихсштрассе.
— Это позоръ! воскликнула я.— Какъ ршается онъ своими продлками унижать такое почтенное учрежденіе какъ городская желзная дорога!
— А вы еще его съ вами познакомили!
— Ну, нтъ!
— Ну, да!
— Вовсе нтъ!
— Нтъ, именно такъ!
— Мы никогда въ этомъ съ вами не столкуемся, какъ можно спокойне сказала я.
— Фрау Бухгольцъ, со свойственнымъ ей величіемъ вдругъ началанадзирательша,— косвенно вы все-таки виновны во всемъ случившемся и потому вы должны непремнно помочь мн изловить г. Клейнеса на вокзал. Билеты у меня уже готовы, будьте такъ добры, одвайтесь скоре и пойдемте вмст со мнюю.
До сихъ поръ я смотрла на зду по желзной дорог какъ на удовольствіе, за исключеніемъ впрочемъ тхъ поздовъ что останавливаются чуть не у каждаго телеграфнаго столба, во теперь мн стало ясно что вся суть заключается въ томъ куда и зачмъ дешь, между тмъ какъ быстрота движенія дло совершенно второстепенное.
Я бы порадовалась еслибы локомотивъ нашего позда взорвало и такимъ образомъ мы не могли бы двинуться съ мста, но судьба, какъ и всегда, была противъ меня. Какъ часто еще ребенкомъ, когда посл праздниковъ у меня не были готовы уроки я желала чтобы школа наша провалилась сквозь землю, чтобъ ее спалило пожаромъ или чтобы нашъ главный учитель сломалъ себ ногу… никогда, никогда мои желанія не исполнялись! Совершенно наоборотъ, все очень часто случалось мн наперекоръ: у моей сосдки всегда бывало спросятъ именно то что я знаю, а мн предложатъ такой вопросъ на который я ни слова не могу отвтить. Такъ вотъ и теперь для меня не произошло никакой счастливой случайности, мы дохали вполн благополучно и даже нисколько не запоздали, не успла я хорошенько опомниться, какъ мы уже очутились на вокзал Фридрисштрассе.
— Намъ необходимо какъ можно скоре перебраться на ту сторону, сказала надзирательша,— онъ прислалъ ей билетъ въ Потсдамъ, разумется для того чтобы въ случа подозрній съ нашей стороны, мы напрасно прождали ее въ вокзал городской дороги. Я и письмо прочла, и билетъ посмотрла.
— Ужасно! ужасно! воскликнула я.
— Да и кто знаетъ? можетъ-быть кондитеръ Мюллеръ только одинъ предлогъ, а онъ завезетъ мою двочку Богъ всть куда…
— Такъ поспшимте же, моя дорогая! здсь кроется преступленіе и мы обязаны предупредить его. Узнаетъ этотъ г. Клейнесъ что значитъ имть дло съ Бухгольцшей!
— Да ужь и я покажу ему себя! подхватила надзирательша.— Мы какъ громъ, нежданно, негаданно грядемъ на него.
— Да, да! мы именно грозовыя тучи, которыя должны разразиться надъ его головой.
— Не нахожу чтобъ я была похожа на гадкую дождливую тучу, обидчиво сказала надзирательша,— правда, я надла свое старое пальто, но корить меня за это я не вижу еще причины. Сколько бдъ, сколько бдъ! А вдь все вы… вы познакомили его съ нами.
— Вовсе нтъ!
— Нтъ, вы разумется, вы!
Никакой возможности не было доказать ей противное.
Но вотъ мы побжали внизъ по лстниц, по всмъ заламъ, мимо кассы, мимо барьера, завернули за уголъ (точь-въ-точь краснокожіе, высматривающіе своего врага) и наконецъ вышли на платформу куда долженъ былъ подойти поздъ въ которомъ находился г. Клейнесъ.
Смеркалось, и потому электрическіе фонари уже горли. Точно сіяніемъ мсяца было освщено все это громадное крытое пространство съ двумя широкими арками, въ которыя входили и уходили позда. Бда въ томъ что здсь постоянный сквознякъ, и человку со слабымъ здоровьемъ стоитъ только минуты дв постоять тутъ, чтобы схватить насморкъ или ломоту въ поясниц. Мн такъ и мерещилось что меня ужь растираютъ оподельдокомъ и поятъ горячимъ липовымъ цвтомъ, да и организмъ человческій вовсе не для того созданъ чтобы легкомысленно подвергать его всякаго рода простуд. Ожиданіе на платформ вліяетъ одинаково скверно и на нравственное состояніе человка: ничего не видишь, а между тмъ слышишь что кругомъ тебя всюду что-то шипитъ, скрипитъ, трещитъ, и вдругъ оказывается что это не что иное какъ цлая масса электрическихъ батарей снабжающихъ освщеніемъ всю станцію.
Чмъ темне становилось на двор, тмъ боле и на душ у меня сгущался мракъ. Напряженно, не отводя глазъ глядла я изъ ярко-освщеннаго пространства въ темную ночь… Вотъ вдали мелькаютъ дв свтлыя точки, он приближаются, растутъ, увеличиваются и постепенно принимая все боле и боле правильную форму, становятся похожи на два гигантскіе глаза какого-то страшнаго сверхъестественнаго чудовища, вотъ и самое чудовище, свистя, сопя и шипя, тяжело подползаетъ къ платформ. Оно останавливается и вся таинственность исчезаетъ — предъ вами стоитъ поздъ.
И со всхъ сторонъ подкатываютъ они сюда, справа, слва, одинъ за другимъ, словно сатана выпустилъ изъ ада всхъ своихъ приспшниковъ… А мы съ надзирательшей все продолжали безмолвно сидть за сквозняк, поджидая появленія непріятеля. Планъ нападенія былъ ужь вполн готовъ, ускользнуть г. Клейнесу было невозможно, потому что между нами было ршено что какъ только онъ появится, надзирательша бросится прямо на него, а я стану на лстниц и разставивъ руки отржу ему всякое отступленіе. Такимъ образомъ, мы считали непріятеля почти въ нашихъ рукахъ.
Это напряженное выжидательное положеніе уже начинало становиться невыносимымъ, какъ вдругъ мы увидали, правда, не самого г. Клейнеса, за то его неразлучнаго спутника, г. Пфейффера.
— Вотъ одинъ, другой долженъ быть недалеко! шепнула я надзирательш.— Къ бою готовься!
Прежде нежели г. Пфейфферъ усплъ опомниться, надзирательша была уже возл него, а когда онъ, вроятно желая избжать встрчи съ нею, повернулся назадъ, то увидалъ предъ собою меня съ разставленными поперекъ дороги руками. Побда была полная, непріятель былъ пораженъ и взятъ въ плнъ, но тмъ не мене у него хватило духу прикинуться будто онъ даже очень радъ насъ видть. Мы со своей стороны также сказали ему что и мы весьма счастливы тмъ что встрли такого солиднаго пріятнаго молодаго человка. Такимъ образомъ, об враждующія стороны обмнивались взаимными любезностями, между тмъ какъ одна изъ нихъ старалась скрыть овладвшій ею страхъ, а другая подавить свой гнвъ.
Онъ всякими способами пытался улизнуть отъ васъ, но это оказалось ршительно невозможнымъ. Ему необходимо сказать нсколько словъ какому-то носильщику… но мы и шагу не дали ему сдлать, отлично зная что онъ стремится предупредить своего пріятеля о томъ что мы за станціи. Наконецъ, онъ сдлалъ послднее усиліе, попробовавъ сказать намъ правду.
— Извините меня пожалуста, проговорилъ онъ,— но мн необходимо предупредить моего пріятеля объ одномъ непріятномъ для него обстоятельств… если я не успю вовремя сдлать этого, то можетъ произойти большое несчастіе.
— А нельзя ли узнать имя вашего пріятеля? инквизиторскимъ тономъ спросила надзирательша.
— Я говорю о моемъ друг, г. Клейнес, убдительно пробасилъ г. Пфейфферъ.
— Ради насъ вы на время могли бы и позабыть о немъ, сказала я.
Только-что я успла это выговорить, какъ г. Клейнесъ своею собственною персоной показался на верху лстницы и затмъ, прыгая чрезъ дв ступени заразъ, сталъ поспшно спускаться внизъ. Въ глазу у него былъ монокль, а платье на немъ было самое невозможное, красное, синее и желтое въ клтку,— онъ несравненно боле походилъ на гороховаго шута чмъ на опаснаго обольстителя женскихъ сердецъ.
Судя по нашему удачному нападенію на г. Пфейффера, мы надялись также легко овладть и г. Клейнесомъ. Но онъ увидалъ васъ и тотчасъ же обратился въ бгство по тому направленію гд кончается платформа и уже ходятъ позда. ‘Неужели’, съ ужасомъ подумала я, ‘онъ ршился броситься на рельсы и покончить съ собою!’ Но мои опасенія мигомъ разсялись: г. Клейнесъ обратился къ вамъ лицомъ и, пятясь въ припрыжку назадъ, принялся намъ строить самыя невозможныя гримасы и рожи. Надзирательша потомъ даже увряла будто онъ высовывалъ языкъ, но утверждала при этомъ что онъ дразнилъ языкомъ не ее, а меня. Хотя и въ самой вжливой форм, но я позволила себ не согласиться съ нею, тмъ боле что она могла легко и ошибиться благодаря обманчивости электрическаго освщенія и масс пассажировъ, съ удивленіемъ смотрвшихъ на воинственную пляску г. Клейнеса, а главное все здсь описанное произошло съ такою неимоврною быстротой что немудрено если ей почудилось то чего вовсе и не было.
Однако ему не выскользнуть изъ вашихъ рукъ, дале конца платформы идти ему некуда, разв только онъ ршилъ броситься подъ колеса локомотива. Мы уже начинали торжествовать, какъ вдругъ г. Клейнесъ повернулъ какую-то желзную ручку и исчезъ у насъ изъ глазъ, буквально провалясь сквозь землю, впрочемъ предварительно снявъ шляпу и насмшливо раскланявшись съ вами. Не успли мы опомниться, какъ его ужь и слдъ простылъ: онъ спустился на подъемной машин для багажа въ багажный подвалъ.
— Слава Богу, онъ спасенъ! со вздохомъ облегченія проговорилъ г. Пфейфферъ, когда другъ его словно ртуть проскользнулъ у васъ между пальцами.
— И вы въ состояніи радоваться этому, г. Пфейфферъ! сказала я.— Мн остается только пожалть васъ.
Еслибы въ эту самую минуту не подошелъ поздъ, съ которымъ должна была пріхать Мила, то я думаю надзирательша долго бы еще простояла какъ вкопаная, теряясь въ размышленіяхъ о томъ, какъ г. Клейнесу удалось такъ ловко отъ насъ улизнуть. Конечно, она и понятія не могла имть о томъ, какъ часто г. Клейнесъ иметъ всякаго рода дла по желзнымъ дорогамъ и какъ отлично долженъ онъ знать вс лазейки на вокзалахъ. Ни мн, ни ей не могла придти въ голову мысль что онъ вдругъ вскочитъ на подъемную машину, такой штуки мы никакъ не могли ожидать… Одно могу сказать: поведенію г. Клейнеса названія нтъ, языкъ отказывается служить мн, какъ только вспомню о всхъ его гнусныхъ поступкахъ.
Мила путь не свернула себ шеи отыскивая глазами клтчатое пальто которымъ г. Клейнесъ сбирался очаровать ее, и вдругъ вмсто ожидаемаго пшюта увидала насъ. Голова ея мгновенно исчезла въ окн вагона, но это разумется ей ни къ чему не послужило, ибо кто разъ открытъ, тому уже невозможно скрыться. Въ конц концовъ ей все-таки пришлось выйти изъ вагона и вмст съ тмъ изъ міра сладкихъ грезъ о романтическомъ шоколат у Мюллера вернуться къ печальной дйствительности.
— Славно, дочка! совершенно по-ландбергерски, брякнула надзирательша и крпко схватила ее за руку,— теперь пожалуй-ка со мной!
У Милы былъ такой растерянный несчастный видъ что я невольно открыла-было ротъ чтобы сказать ей слово утшенія, но надзирательша рзко остановила меня.
— Не безпокойтесь, любезнйшая фрау Бухгольцъ, сказала она,— я мать и сама сумю какъ слдуетъ поговорить съ моею дочерью. Придется отослать ее въ какую-нибудь школу въ Швейцарію и чмъ скоре, тмъ лучше. Насколько мн извстно, тамъ строго слдятъ за нравственностью молодыхъ двицъ, да кстати и городскихъ желзныхъ дорогъ тамъ не существуетъ.
— Это разумется большое преимущество, замтила я.
— И вотъ еще просьба къ вамъ: надюсь, я вполн могу положиться на вашу скромность? не правда ли?
— Я буду нма, какъ могила.
— Благодарю васъ, прощайте!
Когда он удалились, я хотла-было отыскать г. Пфейффера, вопервыхъ, для того чтобъ отвести душу разбранивъ его хорошенько, чтобъ и онъ также далъ слово молчать обо всемъ случившемся, но онъ (по выраженію дяди Фрица) ‘весь вышелъ’, я ршительно нигд не могла отыскать его. Вроятно изъ опасенія новой встрчи со мною онъ слъ въ поздъ, но билета у него нтъ, и я крпко надюсь на то что ему не сойдетъ даромъ съ рукъ эта ловкая штука, что его проучатъ за нее какъ слдуетъ, потому что хотя Майбахъ и заботится въ высшей степени объ удобствахъ публики, онъ тмъ не мене строго преслдуетъ проступки самихъ желзнодорожныхъ чиновниковъ. Не мшало бы и г. Клейнесу подумать объ этомъ, онъ также можетъ отвтить за свое катанье на подъемной машин для багажа пассажировъ, а вовсе не для удовольствія публики. Я отъ души была бы рада еслибы г. Клейнесъ и г. Пфейфферъ получили должное возмездіе за свои гнусныя продлки, все-таки это служило бы доказательствомъ того что желзнодорожные законы заботятся объ охраненіи семейнаго спокойствія.
Что касается Милы, то дня два спустя посл описаннаго выше происшествія надзирательша говорила мн что они съ мужемъ окончательно ршили отправить ее въ Швейцарію: тамъ она будетъ совершенствоваться въ иностранныхъ языкахъ и въ то же время обучаться приличному для молодой двицы обхожденію. Любовь ея къ г. Клейнесу мать съ корнемъ вырвала у нея изъ сердца, представивъ ей его въ самомъ смшномъ вид, такъ что этотъ лтній романтическій эпизодъ можно считать навсегда поконченнымъ. Я со своей стороны вполн сочувствую мысли удалить Милу изъ того мста гд за нею ухаживалъ такой безпутный втреникъ, а то кто знаетъ, пожалуй намъ и въ другой разъ пришлось бы вести на него облаву. Затмъ пребываніе въ Швейцаріи непремнно должно благотворно подйствовать на научное образованіе Милы, что для нея весьма кстати, такъ какъ она, несмотря на высокое положеніе своихъ родителей, порядочно-таки поотстала отъ нашей Бетти въ литератур, исторіи и разныхъ другихъ наукахъ, по крайней мр настолько какъ отъ площади Belle Alliance до Веддинга.

Бетти.

Посл Лемановскаго сезона жизнь наша потекла обычнымъ тихимъ и мирнымъ порядкомъ. Мой Карлъ былъ до того заваленъ дломъ что даже серіозно началъ пріискивать себ компаніона, но компаніона все не было и такимъ образомъ моему бдному мужу приходилось одному справляться со всми длами. Въ виду этого мы съ Бетти старались какъ можно боле услаждать ему жизнь, сознавая что онъ ради насъ такъ работаетъ, трудится и даже часто ночи просиживаетъ за своими счетными книгами. Его главнымъ образомъ заботила мысль о Бетти, онъ желалъ еще при жизни своей устроить и обезпечить будущность дочери. Какъ-то разъ я ему замтила что онъ работаетъ черезчуръ усиленно и можетъ даже такимъ образомъ надорваться, а онъ отвтилъ мн: ‘Что объ этомъ толковать! Я не успокоюсь до тхъ поръ пока навки закрою глаза съ мыслью о томъ что ваша жизнь обезпечена’.
— Карлъ, этими словами ты разрываешь мн сердце! На что намъ богатство, когда тебя не будетъ съ нами? Береги свое здоровье и ради Бога не думай о такихъ ужасныхъ вещахъ: мрачныя мысли длаютъ человка ипохондрикомъ и лишаютъ его аппетита.
— Да какъ же иначе-то, Вильгельмина? Намъ съ тобою обманывать себя нечего, нельзя же намъ закрывать глаза на то что мы уже начинаемъ стариться.
Бетти разумется ничего не знала о такихъ происходившихъ между нами разговорахъ. Она теперь совершенно перемнилась, ее просто нельзя было узнать. Она усердно занималась хозяйствомъ и положительно никогда не сидла сложа руки. Обыкновенно посл обда, къ моему крайнему удовольствію, она садилась за свой письменный столъ и занималась литераторствомъ. Стихи однако у нея не ладились, несмотря на то что время отъ времени насъ посщалъ г. Лейенфельсъ и подавалъ Бетти мудрые совты насчетъ правилъ стихосложенія. Я со своей стороны сидя за рабочимъ столикомъ, также принимала нкоторое участіе въ этихъ научныхъ бесдахъ, потому что — какъ знать?— могутъ и стихи на что-нибудь пригодиться.
Но уроки стихосложенія вещь далеко нелегкая. Сперва Бетти должна была написать нсколько словъ въ род стна, червякъ, жемчугъ, цвтокъ и затмъ подбирать къ нимъ невозможно большее количество римъ. Этимъ дломъ, впрочемъ, мы занимались вс вмст, и когда весь запасъ римъ у насъ истощался, то уже изъ найденныхъ и записанныхъ Бетти слагала стихи. Стихи у нея выходили очень плохи, въ нкоторыхъ часто даже и вовсе никакого смысла не было. Но г. Лейенфельсъ утверждалъ что это пустяки, что на это слдуетъ смотрть не иначе какъ на упражненія въ рим, а римой стихотворцу слдуетъ владть вполн свободно, иначе онъ никогда не будетъ въ состояніи писать хорошихъ стиховъ. Даже такъ-называемые классики (г. Лейенфельсъ положительно имлъ противъ нихъ зубъ) и т весьма плохо владли римой и потому часто воровали римы, а порою и списывали цлыя мста не только другъ у друга, но даже и у древнегреческихъ поэтовъ.
— Вы ошибаетесь, или можетъ-быть подразумеваете кого другаго, сказала я,— но человкъ такой высокой души какъ Шиллеръ, никогда бы не ршился воспользоваться чужою собственностію! Нтъ, для такихъ поступковъ онъ былъ слишкомъ прямъ, прямодушенъ и простъ!
— Это Шиллеръ-то! презрительно проговорилъ г. Лейенфельсъ.— Не такъ простъ какъ вы думаете: погребъ у него всегда бывалъ биткомъ набитъ всякими дорогими заморскими винами…
— Такъ что же такое? онъ зарабатывалъ на то деньги своимъ собственнымъ трудомъ.
— Неправда ли, своими несчастными жалкими римами?
— Не всякій однако уметъ писать такія несчастныя жалкія римы… А что до списыванія, такъ я никогда не поврю чтобы Шиллеръ занимался этимъ.
Вмсто отвта г. Лейенфельсъ взялъ съ полки томъ сочиненій Шекспира и томъ сочиненій Шиллера и затмъ принялся сличать въ нихъ мста несомннно указывавшія на то что Шиллеръ списывалъ у Шекспира. Такъ напримръ, въ Гамлет говорится: ‘Прощайте!’ и въ Коварств и любви также: ‘Прощайте!’ Въ Гамлет говорится: ‘Вотъ шествуетъ король’! точно также и въ Орлеанской Дв ‘вотъ шествуетъ король’! Офелія говоритъ ‘ахъ!’ и Луиза Миллеръ точно также говоритъ ‘ахъ!’ и т. д. и т. д. до безконечности.
— Ты видишь? обратилась ко мн Бетти, помогавшая г. Лейенфельсу подыскивать одинаковыя мста у обоихъ поэтовъ.— Еслибы Шиллеръ вздумалъ на экзаменахъ выкидывать подобныя штуки, то онъ провалился бы безо всякаго сомннія.
— И это наши классики! горестно воскликнула я.— Кому же посл того можно врить? Все, все на свт ложно!
— Да, вотъ такъ-то и разбиваются ваши прославленные герои! сказалъ г. Лейенфельсъ.— Мы, молодые ученые, смотримъ на нихъ строже чмъ вы. Мы до тонкости изучили вс хваленыя произведенія вашихъ классиковъ, мы знаемъ имъ цну.
Я совершенно опшила посл сдланнаго открытія, потому что, говоря откровенно, я отъ души любила Шиллера, онъ былъ моему сердцу миле всхъ прочихъ поэтовъ въ мір.
— Неужели и свою Пснь о Колокол онъ также укралъ гд-нибудь? спросила я.
— Вопросъ этотъ у васъ еще не ршенъ окончательно, отвтилъ мн г. Лейенфельсъ.
— По крайней мр это представляетъ хоть нкотораго рода утшеніе, вздохнула я.— Я почти наизусть знаю это стихотвореніе, и мн было бы обидно хранить въ своей памяти ворованное.
— Пора однако покончить съ этимъ чрезмрнымъ поклоненіемъ, опять сказалъ г. Лейевфельсъ.— Скажите, почему публика признаетъ только нашихъ старыхъ поэтовъ и совершенно игнорируетъ поэтовъ новйшей школы? Вдь въ книжныхъ лавкахъ на расхватъ раскупаются произведенія старыхъ поэтовъ, между тмъ какъ нашихъ новыхъ стиховъ хоть вовсе не печатай. Нтъ, въ Нмецкомъ народ нтъ ни вкуса, ни пониманія истинной поэзіи.
— Не слишкомъ огорчайтесь этимъ! попыталась я сколько-нибудь его утшить.— Будемъ надяться что посл вашей смерти и вамъ будетъ оказано точно такое же поклоненіе.
Онъ бросился въ кресло, запустилъ всю десятерню въ свои блокурые волосы и жалобно простоналъ:
— Нтъ я чувствую что въ этотъ неблагодарный міръ я явился слишкомъ рано, мн слдовало родиться столтіемъ позже!
Потомъ вдругъ прибавилъ съ какою-то горькою усмшкой:
— Ахъ, лучше бы мн завести полпивную!…
— Да кто же мшаетъ вамъ это сдлать, особенно если народъ такъ упорствуетъ въ своей закоснлости… Да и кром того мн кажется что Нмцы понимаютъ несравненно боле въ пив чмъ въ поэзіи. Поставьте-ка предъ Нмцемъ кружку хорошаго пива и въ то же время положите предъ нимъ книгу съ самыми лучшими стихотвореніями, и вы увидите за что онъ ухватится прежде.
— Нмецкій народъ не стоитъ того чтобы для него писать стихи. По моему мннію, пусть его все боле и боле грязнетъ въ бездн собственной пошлости… Я порву струны моей лиры, и пусть Нмцы гибнутъ въ полномъ невдніи прекраснаго!
— Какая жестокость! воскликнула я.— Попытайтесь сперва добрымъ словомъ вернуть ихъ на путь истины, такъ нкогда поступалъ Авраамъ съ жителями Содома и Гоморры прежде чмъ Господь ниспослалъ на нихъ срный и огненный дождь.
— Съ чего же начать, когда никто мн не внемлетъ? съ горечью воскликнулъ онъ.— Мои стихи бросались въ корзинку вмст съ ненужными бумажонками и… о позоръ!… осмивались въ почтовомъ ящик журналовъ.
Мн становилось жалко этого бднаго малаго.
— Но неужели все что пишется необходимо писать въ римахъ? опять начала я, стараясь чмъ-нибудь утшить и успокоить непризнаннаго поэта. На вкусъ, на цвтъ товарища нтъ, есть люди которые терпть не могутъ луку и даже не выносятъ его запаха и есть люди которые до страсти любятъ лукъ, дятъ его зеленымъ и въ луковицахъ и считаютъ запахъ лука за одинъ изъ пріятнйшихъ ароматовъ. Такъ точно и относительно поэзіи: есть люди которые ее любятъ до безумія, и есть люди которые даже и въ руки никогда не берутъ книгъ со стихами. Откровенно говоря, я также боле люблю произведенія написанныя въ проз, вдь люди весьма рдко говорятъ стихами, это случается съ ними только тогда когда они бредятъ и въ такихъ случаяхъ чаще всего приходится имъ пускать кровь или класть на голову холодные компрессы. Попробуйте-ка вмсто стиховъ написать какое-нибудь толковое произведеніе въ проз, и безо всякаго сомннія оно понравится читателямъ.
— Писать прозу, жалкую прозу! воскликнулъ онъ.
У моей дочери также боле таланта писать прозой нежели стихами. Не правда ли, Бетти?
— Да, до сихъ поръ стихи мн какъ-то вовсе не удавались, подтвердила она.
— Прочти-ка г. Лейенфельсу маленькій разказецъ что ты написала намедни.
— Это слишкомъ ничтожная вещица, мн право совстно… замялась она.
— Пожалуста, прочтите! попросилъ ее и г. Лейенфельсъ.— Я вдь не считаю прозу уже вовсе никуда негодною.
‘Онъ еще сдастся на мои увщанія’, подумала я.
Бетти отправилась за своимъ разказомъ, который она поднесла въ день Рождества своему отцу. Разказъ этотъ намъ обоимъ чрезвычайно понравился, тмъ боле что она сама выдумала его, и только деревцо о которомъ идетъ рчь, она видла въ магазин. А что касается дйствующихъ лицъ ея разказа, отца, матери и дтей, то вс они ей совершенно незнакомы, она просто сама придумала ихъ. Мн было очень любопытно услыхать мнніе г. едора Лейенфельса о произведеніи моей дочери.
Бетти казалась смущенною и начала чтеніе, страшно запинаясь на каждомъ слов.
‘Патентованная елка’, прочла она заглавіе.
— Да это сущая нелпость! воскликнулъ г. Лейенфельсъ.
— Вовсе нтъ! возразила я ему,— у насъ есть патентованныя елки, а то что есть нельзя называть нелпостью. Будьте такъ добры не прерывайте чтенія, а то я пожалуй могу разсердиться.
Бетти продолжала:
‘Ее привезли изъ Америки, бережно упакованную въ ящик. Вс отдльныя части ея были какъ слдуетъ подъ нумерами, а когда ихъ складывали вс вмст, то патентованная елка прямо и твердо стояла на своей подставк. Стволъ этой елки былъ очень похожъ на настоящій еловый стволъ, съ тою только разницей что онъ былъ поровне и поглянцовите обыкновеннаго ствола, потому что былъ покрытъ чудеснымъ патентованнымъ лакомъ. Втви патентованной елки были распредлены равномрне чмъ это бываетъ у бдныхъ лсныхъ елокъ, он были изящны, стройны, красивы и вс до одной сдланы по одному и тому же образцу. Вмсто колючихъ иглъ он были оклеены мягкою нжною синелью, которую красильщикъ выкрасилъ въ самый лучшій, въ самый яркій зеленый цвтъ. Во всемъ мір нельзя было найти другаго такого зеленаго дерева. У каждой вточки были свои подсвчники и крючки для конфетъ, серебряныхъ яблокъ и золотыхъ орховъ. Самые орхи и яблоки были сдланы изъ патентовавшаго металла: стъ ихъ разумется было нельзя, но за то и на другое Рождество ихъ снова можно было повсить на елку. Самая подставка елки, также патентованная, была металлическая, никеллированная, съ надписью о томъ что вся елка патентованная. Кром того, въ подставк заключался секретъ, онъ открывался только въ самый сочельникъ и также былъ патентованный. Патентованве этой елки невозможно было пріобрсти.
‘Но вотъ наступилъ наконецъ и сочельникъ.
‘Дти съ замираніемъ сердца ожидали минуты когда отворятся двери комнаты гд стояла елка, а родители собирали и устанавливали купленное ими хитроумное изобртеніе Американцевъ. При выбор подарковъ для дтей родителями руководило чувство любви, они старались каждому ребенку подарить именно то что могло доставить ему наибольшее удовольствіе. Нкоторыя вещицы были положены такъ чтобъ ихъ нельзя было замтить сразу, это длалось для того чтобы дтямъ были еще новые сюрпризы посл того какъ они нсколько успокоятся посл перваго радостнаго волненія. Елка гордо стояла посредин стола, а вокругъ были разложены вс подарки и сюрпризы для дтей.
‘Родители еще разъ испытующимъ окомъ окинули патентованную елку, заране радуясь тому какъ радостно забьются дтскія сердечки при вид такого великолпія.
‘— Все готово, сказала мать, а между тмъ мн кажется будто бы чего-то не достаетъ, но чего именно, я никакъ не могу догадаться.
‘— Не достаетъ яркаго сіянія огней, сказалъ отецъ.— Давай зажжемъ свчки! только ихъ блескъ и можетъ придать елк полную прелесть.
‘На патентованной елк зажгли свчки, и двери отворились. Дти остановились на порог ослпленныя яркимъ свтомъ огней. Ихъ подвели къ елк и каждому указали на предназначенный для него подарокъ и дти запрыгали отъ восторга. Радость была полная: и дти, и родители были безконечно счастливы.
‘— А разсмотрли ли вы какъ слдуетъ елку? немного погода спросилъ отецъ.
‘— Да разв это настоящая елка? спросилъ одинъ изъ мальчиковъ.
‘— Нтъ, но она несравненно прекрасне настоящей. Вниманіе! елка эта волшебная.
‘И съ этими словами отецъ надавилъ маленькую пуговку на подставк елки. Дерево начало медленно вращаться и въ то же время скрытый въ подставк органчикъ заигралъ веселый танецъ. Вотъ какой секретъ заключася въ патентованной подставк.
‘Дти еще никогда не видывали елки которая бы вращалась сама собою, да еще при этомъ играла бы хорошенькую веселенькую піеску.
‘—Нравится ли вамъ елка? спросилъ отецъ и снова завелъ музыку.
‘Дти молчали.
‘— А эта елка также разказывала зайчику въ лсу разныя исторіи какъ написано у меня въ сказкахъ? наконецъ проговорилъ одинъ изъ мальчиковъ.
‘— Нтъ, улыбнулся отецъ,— елка эта не сказочная! Ее выдумалъ и сдлалъ одинъ умный человкъ въ Америк.
‘— Отъ нея вовсе не пахнетъ Рождествомъ, сказала двочка.
‘— Теперь я знаю чего мн не доставало! шепнула мать отцу.— Отъ этой елки не пахнетъ смолой какъ отъ нашихъ лсныхъ елокъ, ей не достаетъ лснаго аромата.
‘Трудно ршить, замтила ли елка что ее начинали порицать, но какъ разъ въ эту самую минуту раздался легкій трескъ, она заиграла новую еще боле веселую піеску и принялась еще быстре вертться на своей патентованной подставк. Можно было подумать что она желала выказать предъ зрителями вс свои преимущества. Но это только казалось такъ, потому что и новая піеска и боле быстрое движеніе елки также въ свою очередь были патентованныя.
‘Между тмъ мать вышла изъ комнаты и затмъ скоро вернулась. Она принесла съ собой маленькую настоящую елочку, послднюю, которая оставалась на рукахъ у уличнаго разнощика, потому что никто не хотлъ купить ее, она была слишкомъ мала и ничтожна. Мать сняла съ патентованной елки нсколько свчекъ, блестящихъ украшеній, конфетъ, и все это прикрпила къ тоненькимъ вточкамъ принесенной ею елки. Затмъ елочку поставили на столикъ, покрытый блою салфеткой и зажгли на ней свчки.
‘— Вотъ это настоящее Рождество! съ восторгомъ закричали дти.
‘Но вотъ догорла одна изъ свчекъ и подожгла иглы елочки, поднялась легкая струйка дыма и въ комнат распространился смолистый запахъ съ примсью воска. ‘Да, это настоящее Рождество’, какъ будто говорилъ дымокъ.
‘Патентованная елка стояла тихо и смирно, потому что ее больше не заводили, а маленькая лсная елочка наполняла своимъ свжимъ благоуханіемъ всю комнату.
‘Когда на праздникахъ прізжали гости, имъ показывали патентованную елку и заставляли ее продлывать передъ ними вс ея патентованныя штуки. Вс приходили отъ нея въ восторгъ, а такъ какъ сочельникъ у же миновалъ, то и не замчали того что ей не доставало самаго главнаго, что она была лишена способности будить воспоминанія о прежнихъ давно минувшихъ Рождественскихъ елкахъ и о зеленыхъ лсахъ, которые дремлютъ подъ снговымъ покровомъ въ ожиданіи радостнаго появленія весны.
‘Затмъ патентованную елку разобрали на нумерованныя части, каждую отдльную часть аккуратно завернули въ хлопчатую бумагу и потомъ бережно уложили все въ ящикъ, который поставили на чердакъ. Сомнваюсь однако чтобъ и въ ныншнемъ году снова собрали, зажгли и завели патентованную елку, такъ какъ до меня дошли слухи будто заказана настоящая красивая, большая, чуть не до потолка, елка, ее сбираются убрать настоящими яблоками и орхами, а золотить ихъ думаютъ въ то время какъ дти будутъ спать.
‘Все это не предвщаетъ ничего хорошаго патентованной елк’.
Бетти замолкла и смущенно потупилась, какъ будто совершила поступокъ котораго нельзя не стыдиться.
Чтеніе Бетти доставило мн большое удовольствіе несмотря на то что я чуть ли не наизусть знала этотъ разказъ. Я молчала въ тревожномъ ожиданіи того что скажетъ г. Лейенфельсъ.
Но онъ безмолвствовалъ.
— Ну! нетерпливо крикнула я ему.
Лейенфельсъ сверкнулъ глазами.
— И это все? спросилъ онъ.
— Все.
— Какъ можно описывать такія будничныя вещи? брезгливо проговорилъ онъ.
— Но разказъ написанъ очень мило, замтила я.— Или можетъ-быть вы находите въ немъ какіе-нибудь недостатки?
— Въ немъ ршительно нтъ никакого содержанія! воскликнулъ онъ.— Ни приступа, ни завязки, ни законченности, а главное, ровно никакой поэзіи! Гд же Рождественскій ангелъ съ поэтическими блоснжными крылами? гд Рождественскій радостно-праздничный трезвонъ колоколовъ? гд вра, надежда, любовь? А что всего хуже, всего ужасне, всего непростительне, подражаніе Андерсену и другимъ подобнымъ ему писателямъ бросается прямо въ глаза. Это почти что воровство! Бросьте, бросьте писать, фрейленъ! Талантъ въ васъ есть, но полное отсутствіе творчества.
При этомъ неистовомъ поток обвиненій Лейенфельса мн казалось будто въ меня со всхъ сторонъ бросаютъ грязью, а бдная моя Бетти сидла точно къ смерти приговоренная: вдь онъ былъ правъ, въ ея разказ не было ничего изъ того что искалъ въ немъ Лейенфельсъ. Въ эту минуту даже и я какъ-то не понимала, какъ это разказъ Бетти могъ доставлять мн удовольствіе, какъ могъ думать мой Карлъ что Бетти несмотря на свою скрытность обладаетъ высокими умственными дарованіями и какъ могла я заблуждаться настолько, чтобы вообразить себ будто Бетти, которой не дались ни музыка, ни живопись, ни педагогика, можетъ сдлаться писательницей и даже современемъ достигнуть на этомъ поприщ славы. Вс эти открытія для меня были ударомъ ножа прямо въ сердце.
Бетти все продолжала молчать, потому что она вообще отъ природы неразговорчива. Наконецъ, мн пришлось самой сказать что-нибудь, чтобы прервать это тягостное для насъ обихъ молчаніе.
— О чемъ ни говори, что ни прочти, все не по васъ, г. Лейенфельсъ, начала я, — нельзя ли попросить васъ указать вамъ какое-нибудь истинно-поэтическое произведеніе литературы и тогда можетъ-быть мы поймемъ разницу между прекраснымъ и плохимъ.
— Ничего нтъ легче какъ исполнить это.— Два мои стихотворенія напечатаны въ Эоловой Арф, издатель этого журнала, Гувольдъ Мюллеръ изъ Гафеля, лично просилъ меня сдлаться членомъ кружка нмецкихъ поэтовъ. Теперь я членъ этого кругкка. Мое послднее стихотвореніе удостоено преміи. Чего же вамъ боле?
— О разумется, вполн достаточно!
— Я сочинилъ это стихотвореніе въ Зимнемъ Саду во время праздника прессы. Истинный геній не связанъ ни мстомъ, ни временемъ. Слушайте, я сейчасъ продекламирую вамъ это стихотвореніе.
Онъ прислонился спиной къ печк, поправилъ рукавчики, взъерошилъ блокурые волосы, принялъ вдохновенный видъ и затмъ началъ декламировать:

Разлученныя.
Стихотвореніе еодора Вихмана-Лейенфельса, удостоенное преміи.

Прекрасная пальма на свер дикомъ
Въ теплиц печальной стоитъ,
И дремлетъ, качая поблекшіе листья,
И въ даль неутшно глядитъ.
И снится ей сонъ что на юг далекомъ
Стоитъ на вершин сосна,
Одна и грустна на утес горючемъ ъ
Тоскуетъ и вянетъ она!
— Послушайте! воскликнула я, когда онъ съ большимъ паосомъ окончилъ свою декламацію,— послушайте, я не нахожу ничего особеннаго въ этомъ стихотвореніи, да и кром того оно вовсе не ново.
— Не ново?! какъ, вы не находите новою мою импровизацію сочиненную мною въ тотъ достопамятный для насъ вечеръ?!
— Да право же такъ! Помнишь, Бетти, стихотвореніе подъ заглавіемъ Сосна? не правда ли, оно необыкновенно похоже на то что намъ сейчасъ продекламировалъ г. Лейенфельсъ?
— Ни малйшаго сходства! обиженно закричалъ онъ.— Въ жалкомъ отрывк, о которомъ вы говорите, на свер стоитъ сосна, а у меня пальма, разв это то же самое? Просто смшно! Кто ничего не понимаетъ, тотъ не долженъ позволять себ высказывать своихъ нелпыхъ сужденій.
Во мн такъ и вскипла кровь.
— Вы говорите о моей Бетти, будто она заимствовала свой разказъ изъ чужихъ произведеній, а сами вы прямо списали чужое стихотвореніе! А еще смете разсуждать о талант, творчеств и ужь не знаю о чемъ тамъ еще! Такое поведеніе въ моемъ дом мн вовсе не нравится и если вы желаете сдлать мн удовольствіе, господинъ Вихманъ-Лейенфельсъ, то сдлайте одолженіе посмотрите не укралъ ли кто съ вшалки вашего пальто? Если же оно цло, то будьте любезны вынести его на свжій воздухъ чтобъ его не подточила моль. Я не спущу тому кто осмлится обижать и оскорблять мою Бетти. Честь имю кланяться! А затмъ, полагаю, намъ слдуетъ навсегда покончить со стихосложеніемъ.
Онъ отвчалъ мн что уже давно привыкъ къ тому что его никто не понимаетъ, какъ напримръ и въ этомъ дом, и затмъ заключилъ свою рчь слдующими словами:
— Пусть себ бранятъ мои стихи, я сумю показать себя людямъ. Пусть неуважающіе меня какъ поэта страшатся меня какъ критика. Теперь я наконецъ понялъ свое истинное призваніе, и этимъ, фрау Бухгольцъ, я всецло обязанъ вамъ!
Онъ поклонился и гордо вышелъ изъ комнаты.
Какъ дядя Фрицъ былъ правъ: еслибы слова фиглярь не существовало, то его слдовало бы изобрсти для этого пошлаго паяца. И такого-то урода навязалъ мн на шею Dr. Штинде! Ну, постой же, другъ любезный, и теб также это даромъ съ рукъ не сойдетъ!
Слдствіемъ всего случившагося было то что у Бетти пропала всякая охота къ писательству, а литература обогатилась еще однимъ новымъ критикомъ. Хоть прямо зла я ему не желаю, но все же не прочь отъ того чтобъ ему приключилась какая-нибудь пакость. Не сунься онъ со своими наставленіями и разглагольствованіями, Бетти попрежнему продолжала бы заниматься писательствомъ, а за работой некогда думать о неудавшейся любви, у нея нашлось бы занятіе у себя дома и потому не зачмъ было бы искать развлеченій вн его по театрамъ и концертамъ, гд обыкновенно мы бываемъ очень рдко, такъ какъ у васъ нтъ лишнихъ денегъ чтобы бросать ихъ на втеръ. Для насъ просто событіе быть въ Лоэнгрин, драматическомъ театр или у Вальпера, а въ оперетк мы и вовсе не бываемъ.
И вотъ все опять у насъ пошло по старому. Къ довершенію, несчастія и надзирательшина Мила уже ухала изъ Берлина. Дни у насъ тянулись однообразно, грустно и уныло. Помочь этому было невозможно, и потому вамъ не оставалось ничего другаго какъ смиренно покориться своей горькой участи. Бетти выносила горе на своихъ юныхъ, я на своихъ старыхъ плечахъ, а кому изъ насъ было тяжеле — сказать бы не сумли.
Кром всего этого, меня сильно еще смущали таинственные намеки г. Макса въ разговор со мною во время гонки. Не знаю чего бы я только не дала чтобы доподлинно узнать въ чемъ дло, но разв потокъ жизни человческой прозраченъ какъ хрусталь? О нтъ, чаще всего потокъ этотъ совершенно мутенъ и въ волнахъ его ничего не видно.
Но вотъ наконецъ настало время полнаго разъясненія загадки. Я получила отъ г. Макса письмо, въ которомъ онъ просилъ меня назначить ему свиданіе, я назначила ближайшую пятницу, такъ какъ Бетти въ этотъ день должна была идти къ Кулеке. Я приняла его у себя въ гостиной ровно въ шесть часовъ вечера.
— Только пожалуста безъ длинныхъ предисловій! сказала я и затмъ, замтивъ его смущенный видъ, предложила ему выпить рюмку портвейна.— Пожалуста, говорите откровенно, безо всякаго стсненія, я приготовилась ко всему, даже и къ самому худшему.
— Я съ добрыми встями, отвтилъ онъ.
— Ну, такъ выкладывайте же ихъ какъ можно скоре!
— Какъ адвокату моего друга, можетъ-быть, мн придется нсколько распространиться….
— Какъ знаете! Но сдлайте одолженіе, подкрпитесь прежде всего рюмкой вина….
Онъ едва прикоснулся губами къ краямъ рюмки и затмъ сказалъ:
— Вы имли случай видть каковъ мой другъ.
— Да, и также обмануться въ немъ. Я никогда не забуду, какъ онъ въ порыв юношескаго великодушія мужественно рисковалъ своею жизнью для спасенія утопавшаго мальчика! Въ то время я восхищалась его отвагой и готовностью жертвовать своею жизнью, а при боле близкомъ знакомств онъ окончательно побдилъ мое сердце. Къ сожалнію, онъ побдилъ и другое, юное сердце, вотъ въ этомъ-то и вся бда. И онъ зналъ это, точно такъ же какъ и вы знали это… и что же? Онъ зажегъ горячее пламя любви въ неопытномъ двичьемъ сердц, побда была полная, онъ торжествовалъ и вдругъ нежданно-негаданно исчезъ безслдно. Съ его стороны это было дурно, и теперь я не могу смотрть на его поступокъ иначе.
— Я могу оправдать его въ вашихъ глазахъ, съ живостью сказалъ г. Максъ.
— И вы думаете я вамъ поврю?
— Вы не можете мн не врить, вы должны врить мн, его другу.
— Скажи мн съ кмъ ты бываешь и я скажу теб каковъ ты самъ, съ недовріемъ замтила я.
Онъ досадливо закусилъ губу и повелъ на меня какимъ-то мрачнымъ взглядомъ.
— Вы клевещете на него! противъ воли вырвалось у г. Макса.— Вдь я знаю его со школьной скамьи. Крпкій и сильный, онъ покровительствовалъ мн слабому и немощному ребенку, онъ защищалъ меня отъ нападеній товарищей, онъ же заботился обо мн когда я сталъ сиротою: ему я обязанъ тмъ чмъ я сдлался. Трудно найти человка благородне его. Все что близко ему, также дорого и мн. Какою радостью забилось мое сердце, когда онъ поврилъ мн свою тайну, когда онъ сказалъ мн что нашелъ счастье всей своей жизни! Только одинъ я и знаю, какъ мучился онъ тмъ что временно былъ принужденъ отказаться отъ своего счастія….
— Былъ принужденъ?
Максъ помолчалъ съ минуту и затмъ тихо продолжалъ:
— Всего нсколько лтъ, какъ оба мы пріхали въ Берлинъ. Всю недлю мы обыкновенно усердно работали, а по воскресеньямъ предавались разнаго рода развлеченіямъ, въ которыхъ нтъ недостатка какъ въ самомъ Берлин, такъ и въ его окрестностяхъ. Неужели вы станете порицать молодыхъ людей за то что они не отказываются отъ развлеченій и удовольствій которыя имъ представляются?
— Почему же не развлекаться молодымъ людямъ, лишь бы они не искали себ развлеченій такими низкими путями какъ г. Клейнесъ.
— Я васъ не понимаю.
— Онъ принимаетъ у себя разныхъ кузинъ которыя никогда и не думали быть его кузинами.
Г. Максъ тоскливо опустилъ глаза.
— Да говорите же! въ тревог воскликнула я.
— Онъ увидалъ ее у Трептова и тамъ танцовалъ съ нею…
— Съ кмъ это съ нею? кто это она?
— Его погибель, та женщина которая доставила ему столько горя…
— Теперь я знаю вполн достаточно, больше вамъ нечего говорить мн.
— Нтъ, нтъ! воскликнулъ онъ,— вы должны до конца выслушать меня. Когда мы въ тотъ вечеръ вернулись изъ Тегеля, другъ мой сказалъ мн: ‘Максъ, теперь все кончено съ прошлымъ’…
— Сказать-то это онъ сказалъ, да ничего подобнаго какъ видно не сдлалъ.
— Онъ пытался отдлаться отъ нея, но она ни за что не хотла выпустить его изъ своихъ рукъ. Она грозила явиться къ нему на помолвку и потребовать чтобъ онъ взялъ свое слово назадъ.
— Разв она имла на него какія-нибудь права?
— Нтъ. Онъ посмялся надъ ея угрозой, а она поклялась устроить ему самый ужаснйшій скандалъ, будь то хоть даже въ самой церкви во время его бракосочетанія. Она явится туда и станетъ утверждать что онъ общалъ ей жениться на ней… а кто бы могъ доказать противное. Онъ спросилъ ее: неужели она ршится на вки сдлать его несчастнымъ, а она въ отвтъ сказала ему что сама принадлежитъ къ почтенному семейству и ни за что въ мір не уступитъ его другой женщин, въ порыв же гнва и ненависти она способна на все и ему слдуетъ принять это къ свднію. Въ виду всего этого ему пришлось избгать встрчи съ двушкой которую онъ горячо любилъ, онъ боялся что съ языка его сорвутся слова которыхъ онъ не долженъ былъ говорить ей изъ опасенія подвергнуть ее какимъ-либо непріятностямъ со стороны той особы. Такимъ образомъ, ему не оставалось ничего другаго какъ покинуть Берлинъ…
— Но прежде повеселиться сколько возможно! Неужели у васъ хватитъ духу уврять меня что Боккъ такое мсто куда отправляются искать себ утшенія люди съ разбитымъ сердцемъ?
Онъ удивленно вскинулъ на меня глазами.
— Да, разумется! Я сама видла его въ Бокк и могу сказать въ довольно странномъ обществ. Какъ ни было кратко это мгновеніе, у меня все-таки хватило времени разсмотрть съ кмъ онъ былъ.
— Я могу объяснить вамъ также и это обстоятельство. Дло въ томъ что было необходимо сбить съ толку эту непріятную особу, отвести ей глаза… онъ отправился въ Боккъ, и съ этого времени она дйствительно перестала выслживать его, шпіонить за нимъ.
— О Берлинъ, Берлинъ! до чего ты доводишь людей! чего только ты съ ними не длаешь!… И такія-то извстія вы называете добрыми встями?! Покорно благодарю!
— Разумется, спокойно отвчалъ Максъ.— Препятствіе державшее моего друга вдали отъ Берлина устранено, особа съ которою мой другъ тапцовалъ у Трептова третьяго дня вышла замужъ за одного весьма состоятельнаго ремесленника, и вотъ Феликсъ поручилъ мн сообщить вс эти обстоятельства вамъ чтобы вы его не судили слишкомъ строго.
Я молчала. Разв я была въ силахъ найти ему извиненіе во всхъ его проступкахъ? Нтъ, разумется, нтъ! Но въ то же время я сознавала и то что относительно насъ онъ былъ правъ. Онъ отнюдь не старался втереться къ намъ въ домъ, напротивъ, я вчно сама зазывала его къ намъ, Бетти онъ никогда не говорилъ ни одного слова любви, ни ей не давалъ, ни самъ съ нея не бралъ никакого общанія. И Феликсъ, и Бетти оба молчали, но въ сердц каждаго тихо и тайно возникли надежды на счастіе и затмъ тихо и тайно поблекли, увяли, погубленныя легкомысліемъ берлинскихъ праздничныхъ увеселеній…
— Неужели же вы считаете его настолько виновнымъ что не находите для него ни одного слова прощенія? спросилъ г. Максъ.
— Что ему въ моемъ прощеніи? печально отвтила я.
— Все! Онъ осмлился бы тогда надяться снова сблизиться съ вашимъ семействомъ.
— Слишкомъ поздно! Бетти отказалась это всякихъ надеждъ. Погибшее чувство воскреснуть не можетъ.
Г. Максъ вскочилъ.
— Я не могу написать ему этого! горячо воскликнулъ онъ.— Феликсъ ждетъ отъ меня добрыхъ встей. Мн необходимо получить отъ васъ боле утшительный отвтъ.
Онъ говорилъ за своего друга такъ горячо и убдительно что я не могла не тронуться его рчами.
— Одна я не могу ничего ршить, я должна посовтоваться съ другими.
Я позвонила и послала Дорису въ контору попросить ко мн моего Карла. Онъ тотчасъ ввился на мой зовъ и, увидавъ г. Макса, дружелюбно поздоровался съ нимъ.
— Ну какъ дла, молодой другъ? спросилъ онъ.
— Свадьба состоялась третьяго дня! было ему отвтомъ.
— Что такое? изумленно воскликнула я.— Ты, какъ я вижу, посвященъ во вс ихъ тайны!
— Предъ своимъ отъздомъ г. Феликсъ Шмидтъ объяснилъ мн что именно заставляетъ его бжать изъ Берлина, и я вполн одобрилъ принятое имъ ршеніе.
— И мн… мн ты ни слова не сообщилъ объ этомъ, Карлъ, я нахожу это…
— Вильгельмина, перебилъ онъ меня,— сдлай одолженіе, взгляни на свой портретъ и постарайся успокоиться. Зачмъ бы мн было понапрасну тревожить тебя? Я и самъ до нкоторой степени сомнвался въ благополучномъ исход этого дла и потому считалъ за лучшее не поднимать этого тяжелаго вопроса. Теперь же важно знать, забыла Бетти Феликса или попрежнему думаетъ о немъ.
— Повидимому она о немъ даже и не вспоминаетъ.
— Можетъ-быть только повидимому? подхватилъ г. Максъ.
— Я готова осторожно разспросить ее, во къ чему же это поведетъ? Когда ей будетъ все извстно, она наврное сама отшатнется отъ г. Феликса. Она очень самолюбива.
— Современемъ самъ Феликсъ признается ей во всемъ, мы же не имемъ никакого права злоупотреблять его довріемъ. Онъ искренно раскаялся въ своемъ сумасбродств и давнымъ-давно искупилъ свой проступокъ тмъ что такъ долго и сильно страдалъ. Неужели ты станешь доносить на него? Пусть тотъ кто не знаетъ за собой никакой вины первый броситъ въ него камень!
— Надюсь, Карлъ, что ты вполн могъ бы бросить въ него этотъ камень?
— Моя жена понемногу начинаетъ сдаваться, обратился мой Карлъ къ г. Максу.— Завтра приходите къ намъ за отвтомъ.
— Нтъ, нтъ! Ни въ какомъ случа не приходите сюда! поспшила я отклонить приглашеніе моего мужа.— Если завтра вотъ этотъ красный гіацинтъ будетъ стоять на среднемъ окн, то это будетъ значить что отвтъ благопріятный.
— Я съ ранняго утра буду бродить вокругъ вашего дома и глазъ не спущу съ окна, сказалъ г. Максъ и простился съ вами.
‘Нтъ’, думалось мн, ‘не можетъ быть дурнымъ человкомъ тотъ у кого есть такой другъ. Ахъ, еслибы только молодость не поддавалась своимъ порывамъ! А можетъ-быть въ такомъ случа маленькій мальчикъ уже давно бы лежалъ въ холодной могил.’
Я не могла удержаться чтобы не побранить моего Карла за его эгоистическое молчаніе, во выговоръ мой не имлъ на него ровно никакого дйствія: Карлъ всецло былъ погруженъ въ самыя розовыя мечты о будущемъ. Онъ страстно желалъ имть своимъ комнаньйономъ г. Феликса Шмидта и теперь считалъ это дло почти поконченнымъ.
— Онъ будетъ опорой моей старости, Минхенъ! весело сказалъ онъ.— Феликсъ отлично знаетъ это дло. Тамъ въ Саксоніи, гд онъ сейчасъ находится, его очень желаютъ взять въ компаньйоны.
— Ты почемъ знаешь?
— У меня справлялись о немъ, такъ какъ онъ указалъ на меня какъ на человка хорошо знавшаго его.
— И что же ты о немъ сказалъ?
— Что онъ вполн надежный человкъ, что я бы смло во всемъ ему доврился.
Посл ужина Карлъ пошелъ въ ресторанъ выпить кружечку пива, а я сидла дома поджидая Бетти. И вотъ она наконецъ вернулась. Она была въ хорошемъ настроеніи духа, потому что читала по общанію свой разказъ у Кулеке и онъ всмъ, особенно Аманд, чрезвычайно понравился. Такимъ образомъ, несмотря на критическія замчанія Лейенфельса, у Бетти снова вернулась охота заниматься писательствомъ. Аманда только замтила ей что съ каждый разказъ слдовало бы вставлять любовный эпизодъ, все равно будь счастливая или несчастная любовь.
— Отчего и въ самомъ дл теб не попробовать написать что-нибудь въ этомъ род? сказала я.
— Мн? Писать о любви? Разв только однми слезами.
— Нтъ, ты могла бы написать, напримръ,— а сердце у меня съ такою силой застучало въ груди что я съ трудомъ могла продолжать свою рчь,— ты могла бы написать что-нибудь въ род того какъ двое безмолвно любили другъ друга, какъ одному изъ нихъ пришлось ухать на чужбину чтобы составить себ состояніе и положеніе, какъ потомъ онъ вернулся съ радужными мечтами о будущемъ, между тмъ какъ она уже забыла и думать о немъ.
— Забыла?— Бетти изумленно взглянула на меня,— стало-быть она никогда его не любила.
— Такъ ты все еще его любишь? А знаешь ли почему, онъ ухалъ? вдругъ неожиданно для самой себя выпалила я.
Въ эту минуту отъ волненія со мною чуть было не сдлался ударъ. Я ожидала что и Бетти страшно взволнуется, но она попрежнему оставалась безстрастною и только едва слышно проговорила:
— Просто потому что не любилъ меня.
Руки мои судорожно впились въ ручку дивана, для меня было необходимо крпко за что-нибудь ухватиться. Но вотъ он снова понемногу разжались, и я съ облегченіемъ перевела духъ.
— Бетти, сказала я,— пожалуста поставь красный гіацинтъ на среднее окно, ароматъ его слишкомъ сильно дйствуетъ на близкомъ разстояніи.
Бетти исполнила мою просьбу.
Мн стало ясно что когда она все узнаетъ, то все проститъ ему и даже все забудетъ. Въ то же время я поняла какъ правъ былъ мой Карлъ, тая про себя все что онъ зналъ, потому что я на опыт убдилась какъ мн легко безо всякаго умысла со своей стороны проговориться о тайн.
— У тебя былъ кто-нибудь что ты сидишь въ гостиной? спросила Бетти.
— Одинъ знакомый по длу былъ у папаши, какъ можно равнодушне отвчала я.
Затмъ мы стали разговаривать о самыхъ простыхъ вещахъ. Бетти, между прочимъ, заявила что она снова намрена заняться писательствомъ, а я со своей стороны всми силами крпилась чтобъ опять какъ-нибудь не проболтаться. Затмъ мы мирно и тихо отошли на покой. Гіацинтъ стоялъ тамъ гд ему и слдовало стоять.

Первое апрля.

Я не сдлала Август Вейгельтъ ничего дурнаго и потому никакъ не могла объяснить себ почему она такъ старательно насъ избгаетъ, точно у насъ въ дом скарлатина или оспа. Во всякомъ случа, мн это было непріятно и потому встртившись случайно съ Августой на улиц, я спросила ее почему она вовсе не показывается къ намъ. Она отвчала мн уклончиво, очевидно придумывая разныя отговорки.
— Если ты не желаешь бывать у васъ, то принуждать тебя къ этому я не имю никакого права. Но если ты совершенно равнодушно относишься къ намъ, то нтъ ничего легче какъ перейти къ холоднымъ церемоннымъ отношеніямъ. Прощайте, фрау Вейгельтъ!
Такъ я и не имла случая допросить ее въ какомъ положеніи находятся ихъ дла. Получили ли они отъ своей невстки цлую пригоршню золота, или же наоборотъ еще боле запутались въ долгахъ?
Но какъ бы то ни было, мн было весьма пріятно узнать что я ошиблась насчетъ Августы. Она насъ чуждалась не по своей вол, во всемъ былъ виноватъ ея муженекъ, который положительно не стоилъ такой прекрасной жены. Кто бы могъ подумать что этотъ ничтожный студентишка, который долженъ былъ бы благодарить Господа Бога зато что получилъ хоть какое-нибудь мстечко, вдругъ зазнается и начнетъ умничать? Разумется, всему причиной его безпримрная глупость.
Мн ужь и то показалось страннымъ что онъ запретилъ Август принять отъ насъ деньги. Я подумала, впрочемъ, что это произошло изъ-за того что я сначала не хотла дать имъ взаймы, вдь есть же люди которые не могутъ равнодушно перенести никакого отказа со стороны другихъ. Но дядя Фрицъ доподлинно разузналъ всю правду.
Нашъ Вейгельтъ попалъ въ кружокъ людей которые набили ему голову всякимъ вздоромъ и наконецъ дошелъ до того что сталъ принимать на вру ршительно все. Онъ по уши былъ въ долгу, желалъ какъ-нибудь выпутаться, но при своей необыкновенной глупости не могъ придумать ничего дльнаго, самому ему жилось плохо и потому, по его мннію, все въ мір было скверно. Государство де наше никуда не годится, правительство длаетъ ошибку за ошибкой, и кто знаетъ до чего еще договаривались они за кружкой пива…
Слдствіемъ всхъ этихъ разсужденій было то что Вейгельтъ началъ небрежно относиться къ своимъ служебнымъ занятіямъ, сталъ въ дурныя отношенія съ начальствомъ и наконецъ вздумалъ перевернуть по своему вс основы на которыхъ зиждется государство, правительственное же учрежденіе, въ которомъ онъ служилъ, было не особенно удобнымъ полемъ дйствія для сихъ честолюбивыхъ замысловъ. Ужь не вообразилъ ли онъ въ самомъ дл что ему дали его мсто ради его прелестныхъ глазъ? вдь такихъ чиновниковъ какъ онъ двать некуда, ими хоть прудъ пруди, особенной нужды въ немъ правительство безъ сомннія ощущать не можетъ. Ему бы радоваться что его держатъ, что его не гонятъ со службы, что онъ можетъ кое-какъ прокармливать свою семью, а онъ вдругъ вздумалъ кичиться и сталъ обижаться тмъ что его будто бы обошли очередью.
Каждый куетъ собственное счастье и если онъ неумло возьмется за это, то и работа его будетъ плохая. Такъ-то вотъ было и съ Вейгельтомъ.
— Если онъ недоволенъ своимъ отечествомъ и правительствомъ, сказалъ дядя Фрицъ,— никто не мшаетъ ему эмигрировать, избрать для своего мстожительства новую страну. Но кажется онъ понимаетъ что и въ Америк жареные рябчики сами въ ротъ не валятся. Если здсь надобно трудиться, то тамъ ужь положительно приходится изъ кожи вонъ лзть. Пускай-ко онъ прогуляется куда-нибудь со своими познаніями! Придется ему какъ медвдю лапу сосать. А можетъ-быть для него и полезно было бы куда-нибудь переселиться, по крайней мр увидалъ бы тогда какого вздору ему нагородили эти болваны, называющіе себя его друзьями, сторонниками его партіи. И чего только суется въ политику этотъ баранъ, неумвшій справиться съ своими собственными длами, допустившій ростовщиковъ и жуликовъ такъ ловко обобрать себя? Какъ можно! мы также хотимъ принимать участіе въ управленіи страной, хотимъ учить правительство!.. Экій оселъ!
— Да теб-то какое до него дло? сказала я дяд Фрицу,— онъ слишкомъ ничтоженъ чтобы изъ-за него волноваться до такой степени.
— Я былъ у него съ приглашеніемъ принять участіе въ факельной процессіи и затмъ провести вечеръ со мной и съ моими пріятелями. И что ты думаешь онъ отвтилъ мн? что это не согласуется съ его политическими убжденіями!
— Неужели?! воскликнула я.
— Да, вообрази себ! Вотъ вдь какъ шутитъ иногда природа, просто невроятно!
Это было въ послднихъ числахъ марта, а 31-го, то-есть наканун семидесятой годовщины дня рожденія князя Бисмарка, Берлинцы задумали устроить торжественную факельную процессію въ честь своего канцлера. Разговоры о приготовленіяхъ къ этому торжеству шли уже очень давно, и мы вс съ радостнымъ волненіемъ поджидали этого дня, тмъ боле что дядя Фрицъ принималъ дятельное участіе во всхъ этихъ приготовленіяхъ. Вдь и онъ также участвовалъ въ послдней войн, и онъ на ряду съ другими, такъ-сказать, проливалъ свою кровь за отечество.
— Вильгельмъ, говорилъ онъ мн,— вдь ни одна капля крови не пропала даромъ, каждая капля доставила свою долю величія и могущества вашему дорогому отечеству. Германія опять стала великою и могущественною, какою нкогда она и была. Этимъ мы всецло обязаны нашему императору и его канцлеру.
Въ вечеръ факельной процессіи мы, то-есть Карлъ, Бетти и я, своевременно отправились Подъ Липы. Казалось, весь Берлинъ былъ здсь въ сбор. Люди стояли тсною толпой, плечо къ плечу, яблоку просто упасть было некуда, люди же виднлись и въ окнахъ, и на балконахъ, и на крышахъ. И всмъ этимъ людямъ хотлось никогда не разлучаться со своими семействами, а для этого необходимъ миръ, Бисмаркъ доставилъ всмъ этотъ миръ и разумется онъ же будетъ заботиться о томъ чтобы миръ этотъ былъ прочный.
— Постараемся добраться до нашего стараго мстечка, какъ разъ возл Фридрихсштрассе, сказалъ мой Карлъ.
И намъ дйствительно удалось добиться до этого мстечка.
— Помнишь ли, Вильгельмина, опять сказалъ мой Карлъ,— какъ мы стояли здсь и ждали короля когда онъ возвращался изъ Эмса? Королева сидла рядомъ съ нимъ, она плакала потому что была не въ силахъ сдержать своихъ слезъ.
— Да, Карлъ, то было ужасное время. Дядя Фрицъ вдь также отправлялся въ походъ. Французы тогда были славны и могущественны, они хвастались что сметутъ Берлинъ съ лица земли… Какъ въ то время было знать чмъ все это кончится!
— Нтъ, король, Бисмаркъ и Мольтке знали заране чмъ все это должно кончиться. А помнишь ли ты, какъ мы опять стояли здсь, когда нашъ король уже императоромъ побдоносно вступалъ со своими войсками въ Берлинъ?
— Разв можно забыть это? То былъ радостный, счастливый, торжествеаный день! А дядя-то Фрицъ? онъ весь былъ покрытъ пылью, но за то сплошь увшенъ внками.
— А сегодня Берлинцы чествуютъ своего канцлера за его врность престолу и отечеству. Смотри, смотри! вонъ тамъ у дворца уже показывается торжественное шествіе!
Да, процессія уже показалась. На нижнемъ конц улицы поднялась цлая туча дыма, освщенная снизу точно заревомъ пожара, зарево это становилось все ярче и ярче, факелы вытянулись словно гигантская огненная змя, вотъ она ближе, ближе, и наконецъ доползла и до насъ. Хоры музыки въ историческихъ костюмахъ, конные и пшіе, смнялись густыми вереницами факельщиковъ. За студентами, сидвшими въ безчисленномъ множеств экипажей, слдовали толпы пшихъ студентовъ. То былъ цвтъ нмецкаго юношества, надежда канцлера, будущіе продолжатели его плодотворной дятельности. А впереди всхъ съ ярко пылавшимъ факеломъ въ рукахъ шелъ сдовласый старецъ въ студенческой шапочк стараго времени, въ груди же своей онъ сохранилъ сердце горячее, которое билось такъ же пылко какъ и у слдовавшихъ за нимъ юношей.
Мимо насъ шли все новыя и новыя толпы людей съ факелами, значками, флагами и знаменами въ рукахъ. Но вотъ появилась и побдная колесница, гигантскій корабль, надъ которымъ возвышалась статуя Германіи съ охраняющимъ мечомъ въ рук, а палубу корабля покрывали съ ликующимъ видомъ представители всхъ составляющихъ ее государствъ. Затмъ слдовали послы изъ Камеруна съ верблюдами, навьюченными дарами Африки, и затмъ снова тянулись безконечныя вереницы всякихъ депутатовъ съ факелами и значками.
Ужъ цлый часъ прошелъ, а конца шествія еще не было видно. Вс собравшіеся сюда тысячи людей были охвачены однимъ и тмъ же чувствомъ необычайнаго волненія и какого-то радостнаго трепета. Въ заключеніе шествія слдовали факелы изъ магнія, они ярко, почти дневнымъ свтомъ, освтили всю площадь. У многихъ зрителей отъ умиленія навернулись слезы на глаза. Вотъ какъ Берлинцы чествовали своего славнаго канцлера, своего Бисмарка.
Мой Карлъ до глубины души былъ потрясенъ торжественнымъ зрлищемъ.
— Пойдемте домой, сказалъ онъ,— мн бы хотлось побесдовать съ вами обо всемъ что за послдніе годы мы пережили.
Вернувшись домой, мы вс чувствовали въ душ какое-то умиленіе, которое невозможно передать словами. Я принесла бутылку Іоаннитергартена и предложила выпить за здоровье нашего канцлера. Мой Карлъ одобрилъ мое предложеніе и нашелъ его весьма разсудительнымъ. Затмъ онъ взялъ книжку подъ заглавіемъ: князь Бисмаркъ, Эрнста Шеренберга, и сталъ намъ читать изъ нея.
Мы съ Бетти не могли достаточно надивиться тому чего только не пришлось пережить нашей бдной Германіи. Ея честь, ея права были оскорблены, попраны ногами, и все это она должна была переносить безмолвно, потому что раздробленная на мелкія части она и понятія не имла о томъ какъ она сильна и могущественна. Но вотъ наконецъ настало время, и вс ея разрозненныя части слились въ одно великое цлое.
Затмъ слдовало описаніе великаго Версальскаго событія, когда нашъ канцлеръ всенародно читалъ королевскій манифестъ, оканчивавшійся слдующами словами: ‘Да поможетъ Всемогущій Господь намъ и нашимъ наслдникамъ быть собирателями Германской имперіи, не думать о новыхъ завоеваніяхъ, а управлять страной въ мир, тишин и спокойствіи, заботиться о счастіи, благоденствіи и свобод нашего народа.’
— Вотъ незабвенныя слова нашего государя, сказалъ Карлъ,— а объ исполненіи этихъ общаній заботится Бисмаркъ. Вотъ уже пятнадцать лтъ, какъ мы наслаждаемся миромъ, и этимъ мы всецло обязаны нмецкой врности.
Мы вс трое встали, чокнулись и осушили наши стаканы. Слова были не нужны, мы знали за кого пьемъ.
— Посмотрите вокругъ себя, опять съ живостью началъ мой Карлъ,— Французская республика губитъ своихъ сыновъ въ честь древняго идола славы, Англійскій парламентъ изъ чувства глубокаго эгоизма безславно льетъ цлые потоки крови… къ намъ, къ нашему Бисмарку, обращены взоры всхъ, но онъ въ Версал вмст со своимъ государемъ торжественно поклялся всми силами поддерживать миръ. Мы едва можемъ нашимъ умомъ постигнуть все величіе времени которое мы переживаемъ. Молодежь наша растетъ и развивается уже въ иной Германіи, иной которая была свидтельницей нашей юности. Теперь это уже не та бдная несчастная Германія, объ участи которой такъ горько сокрушались ея любящіе врные сыны.
— Жаль что у насъ нтъ сына! вдругъ легкомысленно замтила я.
— За то мы можемъ обзавестись зятьями, поддразнилъ меня Карлъ.
— Дочери, впрочемъ, не хуже сыновей, опять сказала я, чтобы смягчить впечатлніе которое нашъ разговоръ могъ произвести на Бетти.

Какъ все вышло совсмъ иначе.

Формально я никогда не запрещала моему Карлу имть сношенія со старикомъ Бергфельдтомъ, потому что все равно они продолжали бы видаться украдкой отъ меня, мало ли мстъ въ Берлин гд бъ они всегда могли встрчаться безъ моего вдома, чего легче, напримръ, какъ въ обденный часъ сослаться на какое-нибудь спшное дло и затмъ сойтись съ пріятелемъ въ какомъ-нибудь скромномъ трактирчик? Къ тому же, самъ Бергфельдтъ былъ мене своей жены виновенъ въ происшедшемъ между нами разрыв. Съ Бергфельдтшей никому не удается долгое время жить въ мир, потому что она способна затять ссору даже сама съ собой, если нтъ подъ рукой никого къ кому бы ей было можно придраться.
Почему я со всми живу въ мир и согласіи и только съ нею одною у насъ вчные нелады? Потому что эта женщина глупа до невозможности, а считаетъ себя умне всхъ въ мір. А затмъ ея чванство, ея высокомріе! Она смотритъ на другихъ какъ-то свысока, потому что мужъ ея чиновникъ. Правда, эти другіе — простые купцы, а живутъ однако несравненно лучше ихъ, чиновниковъ, тогда какъ какъ имъ, чиновникамъ, чтобы какъ-нибудь сводить концы съ концами, часто приходится вмсто кофе пить какую-то жалкую мутную водицу!
Разв всюду куда ни приглашали Бергфельдтшу, она не задирала носъ кверху? Разв она не старалась всюду и всегда первенствовать? А если это ей не удавалось, такъ она дулась, злилась и кончала тмъ что нарушала благодушное настроеніе всего общества. Затмъ она вдь полная невжда, женщина лишенная всякаго образованія, а между тмъ всегда старается выказать свою ученость и споритъ съ другими о вещахъ въ которыхъ она ровно ничего не понимаетъ. Такъ, напримръ, однажды она изъ себя вонъ выходила, споря со мною какого рода керосинъ мужскаго или средняго, она упорно настаивала на томъ что керосинъ средняго рода, потому что керосинъ масло, а масло — существительное средняго рода. И всегда-то за нею должно быть послднее слово! Слушая ея нелпую болтовню, я бывало сидла словно на иголкахъ, руки такъ и чесались у меня побить ее, во истинно образованному человку всегда приходится молчать предъ невждой. Обида и оскорбленія однако забываются не такъ-то легко. Мой Карлъ вообще не придавалъ значенія нашимъ размолвкамъ. Однажды, ужъ очень давно, онъ выразился о Бергфельдтш что она очень видная и красивая женщина. Сказалъ онъ это такъ, безо всякой задней мысли, полагая вроятно что мы съ нею живемъ такъ же дружно какъ и онъ съ Бергфельдтомъ. Но я разумется не могла хладнокровно пропустить мимо ушей его замчаніе.
— Далъ твой Бергфельдтъ маху, сказала я,— женившись на своей красавиц! По моему, ужь лучше взять за себя какую-нибудь кривую и кособокую, но умную и образованную женщину. Вотъ съ такою особой я бы охотно сошлась и подружилась.
Вслдъ за тмъ у насъ съ Бергфельдтшей вышла продолжительная ссора, потомъ мы помирились, опять поссорились, опять помирились и т. д. Но вотъ Бергфельдтша подстроила мн каверзу помолвкой своего Эмиля и моей Бетти, вотъ тутъ-то и выказался ея миленькій характеръ во всей своей крас! Будущность, счастіе моей дочери ей были нипочемъ: она нашла что партія эта для ея Эмиля вещь подходящая и сумла обдлать все дло. Но вотъ подвернулась невста побогаче, и ей ровно ничего не стоило порвать съ нами самымъ грубымъ образомъ. Теперь кончено я никогда не буду въ силахъ помириться съ нею, она оскорбила меня слишкомъ смертельно.
Что же касается старика Бергфельдта, то я попрежнему отношусь къ нему съ большимъ сочувствіемъ. Какъ онъ бдный за послднее время измнился, какъ посдлъ, какъ сгорбился! со стороны видно что онъ несетъ непосильное бремя на своихъ слабыхъ плечахъ. Положимъ и у моего Карла изрдка кое-гд покажется сдой волосъ, но я его тотчасъ же вырываю, а что до фигуры, то мой мужъ еще очень видный и статный человкъ, настоящій тамбуръ-мажоръ въ отставк.
И о чемъ только кручинится старикъ Бергфельдтъ? вдь они скоро разбогатютъ, сдлаются настоящими Крезами. Вмсто того чтобы каждый день ходить въ свое присутствіе, онъ можетъ сидть себ дома и наслаждаться полнымъ спокойствіемъ. При деньгахъ всего у нихъ будетъ вдоволь, чего-же ему еще больше желать?
Но вышло все совсмъ иначе… совсмъ иначе!
Когда я объ этомъ думаю, то мн до сихъ поръ еще кажется что все это случилось во сн, какъ будто этого даже никогда и не могло случиться, все равно какъ солнце не можетъ разомъ потухнуть, не можетъ молодое могучее дерево вдругъ неожиданно повалиться на землю… А часто одинъ человкъ для другаго значитъ боле чмъ солнце, боле чмъ молодое дерево цвтущія втви котораго общаютъ роскошный плодъ въ будущемъ. Даже какъ-то трудно врится что его уже нтъ, что его не стало!
Правда, Карлъ не разъ говорилъ мн что богатая партія которую сдлалъ Эмиль заставляетъ его призадумываться, что онъ очень опасается какъ бы Бергфельдты не ошиблись въ своихъ разчетахъ, хотя отецъ обманулся въ данномъ случа мене чмъ мать. Этому послднему обстоятельству удивляться конечно нечего: Бергфельдтша всегда отъ природы была глупа и никогда не старалась образованіемъ и развитіемъ восполнить въ себ свой природный недостатокъ ума. Бергфельдтша страшно ликовала сначала, когда только-что ей удалось сосватать Эмиля съ единственною и притомъ по уши въ него влюбленною дочерью богатой вдовы. Да, Эмилю посчастливилось добраться до урны счастія и вытянуть изъ нея самый лучшій жребій! Бергфельдтша тотчасъ же примазалась къ будущей тещ своего сына, сроднилась съ нею всмъ сердцемъ, всми помыслами, жила, такъ-сказать, душа въ душу съ нею. У старухи такъ же какъ и у ея дочки не смотря на ихъ богатство не было еще до сихъ поръ такихъ добрыхъ преданныхъ друзей, а потому внимательность со стороны Бергфельдтовъ имъ очень нравилась, дло шло какъ по маслу, на подарки они тоже не скупились. Невста подарила Эмилю золотые часы съ цпочкой и брелоками и открыла ему полный кредитъ у портнаго: ей нравилось и хотлось чтобъ ея красивый женихъ всегда былъ одтъ по послдней мод. Чтобы сама Бергфельдтша производила хорошее впечатлніе на ихъ знатныхъ гостей, они надарили ей съ массой всякихъ любезностей множество дорогихъ шелковыхъ платьевъ. Что же до старика Бергфельдта и Вейгельтовъ, то они не получили ровно ничего отъ своей новой родни, такъ какъ ршительно не были способны производить эффектъ своею вншностью. Женщины, само собою разумется, не замчали того что въ этой на видъ тсной дружб не было никакой серіозной подкладки, он были вполн ослплены блескомъ богатства, но старикъ Бергфельдтъ чувствовалъ что тутъ что-то неладно, а Эмилю пришлось въ конц концовъ испытать это на себ, потому что посл женитьбы вся тяжесть бремени пала на него.
Нельзя сказать чтобъ Эмиль по своей природ былъ особенно втренъ, онъ былъ добрый, хорошій малый, не желавшій зла никому кром того человка который придумалъ умственную работу. Отецъ кое-какъ протащилъ его черезъ гимназію, но этого было мало, самая трудная задача былъ университетъ, Эмиль посщалъ его въ качеств вольнаго слушателя, а затмъ всми силами старались подыскать ему мсто, что было особенно затруднительно вслдствіе того что теперь юристовъ развелось боле чмъ самыхъ длъ. Такимъ образомъ богатая партія для Эмиля являлась спасеніемъ, она разршала собою вс затрудненія: ему уже нечего теперь мучиться экзаменами, онъ будетъ вполн обезпеченнымъ человкомъ и даже будетъ въ состояніи щедро вознаградить своихъ родителей за вс сдланныя ими на него траты. Таково по крайней мр было его намреніе, онъ общалъ и желалъ помочь отцу, матери и сестр. Однако ему пришлось обмануться въ своихъ ожиданіяхъ.
Я не имла случая познакомиться съ его женой, а видла ее только издали въ то время какъ она была еще его невстой, въ послдствіи же отъ Августы я узнала что это была за личность. Тамъ гд у всхъ людей находится сердце у нея лежалъ кошелекъ, который она открывала только для удовлетворенія своихъ личныхъ прихотей. Уже на свадьб его родственники оказались слишкомъ ничтожны, а вс высокопоставленные ея гости держали себя съ ними такъ важно, такъ драли предъ ними носъ кверху что Августа чувствовала себя на свадьб брата очень несчастною, а мужъ ея такъ все время точно приклеенный торчалъ у стнки. Эмиль посл своей женитьбы вообще былъ очень несообщителенъ, но съ ней, съ Августой, онъ обо многомъ говорилъ вполн откровенно, когда ему удавалось хоть на часокъ вырваться изъ дому. Онъ признавался ей какъ ему тяжело, какъ ему невыносимо вчно сидть дома съ глазу на глазъ съ женой и тещей и только и думать о томъ чтобъ угождать ихъ нелпымъ требованіямъ и капризамъ. Затмъ об он ежедневно, ежечасно, ежеминутно, всячески пилили его и попрекали его бдностью, каждымъ кускомъ который онъ клалъ себ въ ротъ.
Не усплъ кончиться ихъ медовый мсяцъ, какъ жена стала приставать къ нему чтобъ онъ стремился къ слав и почестямъ, снова принялся бы за науки, сдалъ бы экзаменъ, началъ бы служить и получать чины, ей непремнно хотлось быть чиновною особой. Изъ любви къ ней онъ можетъ быть и принудилъ бы себя заниматься, но чувства любви не было ни съ той, ни съ другой стороны. А когда онъ однажды попросилъ у нея довольно значительную сумму денегъ — не для себя, какъ потомъ мн горько жаловалась Августа — то жена грубо отвтила ему что отъ совершеннйшее ничтожество, настоящій нуль, а потому и денегъ давать ему незачмъ.
Онъ продалъ себя, и она желала изъ своей покупки извлекать выгоды только для одной себя. Это и было началомъ конца.
Жизнь которую они вели должна была быть ужасна, настоящій адъ. Кто бы могъ подумать, проходя мимо роскошной виллы въ Тиргартенскомъ квартал, что за ея золочеными ршетками и за зеркальными окнами тихое счастье не нашло себ пріюта, что давно, уже нсколько недль сряду непрошеный, непріязненный гость копошился во всхъ углахъ парадныхъ покоевъ… Его присутствія никто не замчалъ, никто не слышалъ его страшныхъ нашептываній кром одного Эмиля, мнимаго хозяина этого роскошнаго дворца. Но и Эмиль нашелъ-таки средство избавиться отъ докучливыхъ нашептываній своего незванаго гостя, средство это находилось внизу, въ погреб. Эмиль началъ пить, и это помогало ему хотя бы временно забываться. Но опьянніе не могло длиться вчно, бывали и минуты полнаго протрезвленія, и вотъ тогда-то Эмиль съ удвоенною силой чувствовалъ всю тяжесть своего несчастія. Эти же минуты подкарауливалъ и таинственный гость, онъ принимался нашептывать Эмилю свои совты, становился все докучливе и докучливе и все настоятельне твердилъ ему одно и то же: ‘Ты долженъ поступить такъ, ты не можешь поступить иначе!’,
И вотъ ужасное событіе совершилось, вс узнали кто былъ тотъ непрошеный таинственный гость: то была смерть.
Мн кажется будто это случилось только вчера. Начинало уже смеркаться, и дневной шумъ уже начиналъ стихать на улицахъ, когда Карлъ какъ-то порывисто вошелъ въ комнату. Ужь по одному тому какъ онъ дернулъ дверь, я почувствовала что что-то не ладно, и прежде чмъ онъ усплъ сказать слово, я уже обратилась къ нему съ вопросомъ:
— Карлъ, что случилось? какое-нибудь несчастіе?
— Бдный, бдный мой старый Бергфельдтъ! мрачно проговорилъ онъ.
— Да говори же что съ нимъ такое? Уже не лишился ли онъ мста?
— Нтъ, хуже! Его сынъ… его Эмиль…
— Что?.. что съ Эмилемъ?
— Его уже нтъ. Онъ умеръ.
— Невозможно, воскликнула я.
— Нтъ, это истинная правда. Онъ самъ лишилъ себя жизни. Я прямо отъ Бергфельдтовъ. Старикъ совсмъ убитъ, при немъ сейчасъ Августа.
— А гд же она… мать?
— Гд же ей быть какъ не у своего мертваго сына.
— Она тамъ одна?
— Жена и теща покойнаго тотчасъ же посл ужаснаго событія перехали въ гостиницу. Оставляя домъ, они осыпали несчастнаго Эмиля градомъ проклятій за то что онъ осмлился причинить имъ такую непріятность.
— Он бросили домъ? съ недоумніемъ повторила я.— Карлъ, я поду къ ней. Нельзя въ такомъ ужасномъ гор оставлять ее совсмъ одну! Сына разумется я не могу вернуть ей, ну такъ хоть поплачу вмст съ ней…
Карлъ обнялъ меня, ему пришлось даже поддержать меня, такъ какъ ужасное извстіе совершенно лишило меня всякихъ силъ. Мы любили Эмиля, все же нкогда онъ былъ къ вашему семейству ближе чмъ кто бы то ни было.
— Да, да, позжай къ ней, нжно сказалъ мой Карлъ.— Я же со своей стороны постараюсь избавить моего бднаго стараго друга ото всякихъ хлопотъ по части похоронъ. Когда совсмъ стемнетъ я приду въ домъ вмст съ носильщиками.
Извощикъ мой остановился предъ нарядными ршетчатыми воротами гораздо скоре чмъ я ожидала. Я дернула щеколду, ворота отворились и затмъ тотчасъ же вслдъ за мной захлопнулись. На подъзд стоялъ лакей, онъ безмолвно отворилъ предо мною дверь и впустилъ меня въ домъ. Въ сняхъ я невольно пріостановилась: дв бронзовыя фигуры негровъ, оскаливъ свои блыя зубы, держали въ рукахъ лампы, освщавшія комнату. Ужь отъ одного взгляда на нихъ становилось какъ-то жутко: глядть на такія страшилища ежедневно должно было быть настоящимъ наказаніемъ. Лакей снова отворилъ дверь, и я съ трепетомъ вошла въ гостиную.
Чтобы въ комнат не было жарко, въ газовой люстр горлъ всего только одинъ рожокъ, но и этого слабаго освщенія было вполн достаточно для того чтобъ я могла разглядть блестящую позолоту рамъ на зеркалахъ и картинахъ, а также безчисленное количество всякихъ фарфоровыхъ блюдъ, чашекъ и статуэтокъ, которыя были нагромождены на полкахъ и этажеркахъ. Дя, все это какъ-то разомъ бросилось мн въ глаза, одну только Бергфельдтшу я никакъ не могла отыскать глазами. Я уже хотла было пройти въ сосднюю комнату, отдлявшуюся отъ этой роскошной гостиной богатою плюшевою драпировкой, какъ вдругъ мн показалось что кто-то пошевился въ самомъ темномъ углу комнаты. Я остановилась. Да, это была она. Удрученная несчастіемъ, совсмъ убитая горемъ, она сидла въ дорогомъ затканномъ золотомъ кресл и смотрла на меня какимъ-то неподвижнымъ, безсознательнымъ взоромъ.
— Вотъ и вы, едва внятно проговорила она,— я знала что вы придете ко мн.
Я сла возл нея. Я взяла ея руки, успокоительно гладила ее по голов, ласкала ее, но она какъ будто и не замчала моего присутствія. Я попробовала заговорить съ нею, во она попрежнему осталась безучастна и безмолвна.
Спустя нкоторое время она вдругъ поднялась со своего кресла.
— Хотите взглянуть на него? хрипло проговорила она.
Я кивнула въ знакъ согласія головой. Она взяла меня за руку и повела въ сосднюю комнату. Здсь на одномъ изъ столиковъ въ серебряномъ подсвчник горла, какъ теперь въ мод, красная витая свчка, бросавшая свой дрожащій свтъ на диванъ, покрытый дорогимъ турецкимъ ковромъ. Она откинула коверъ и неподвижнымъ взоромъ уставилась въ блдное лицо своего сына. Лицо Эмиля было спокойно, казалось, онъ спитъ. Только въ лвомъ виск, куда попала пуля, чернла маленькая ранка.
Напрасно пыталась я удержать слезы, помимо воли он такъ и хлынули у меня изъ глазъ.
— Онъ уже никогда не проснется, сказала она.— Доктора осматривали его. Они сказали что выстрлъ былъ слишкомъ вренъ. О, зачмъ не дрогнула у него рука! Можетъ-быть онъ бы и былъ еще живъ теперь. Зачмъ, зачмъ его рука не дрогнула!
Что мн было говорить? Разв я могла сказать ей всю истину? Не дрогнула его рука потому что ему хотлось раздлаться съ ненавистною для него жизнью.
— Не вернуться ли намъ въ ту комнату? опять сказала она.— Давеча, какъ я сидла здсь, мн послышался возл камина какой-то шорохъ. Я подумала что это могутъ быть мыши, и мн сдлалось страшно…
Еще взглядъ, еще одинъ послдній взглядъ, и я снова накрыла его ковромъ, а несчастную мать снова увела на ея прежнее мсто, въ гостиную.
Время отъ времени на улиц раздавался стукъ какого-нибудь прозжавшаго мимо экипажа и затмъ снова все погружалось въ мертвую тишину.
— Мн хочется пить, вдругъ прервала молчаніе Бергфельдтша,— меня уже давно мучаетъ страшная жажда. Я не желала бы сама обращаться къ лакею, у него такой важный напыщенный видъ… А пить мн хочется ужасно… Вы очень ршительнаго характера, Эмиль всегда это говорилъ про васъ. Не ршитесь ли вы сказать лакею чтобъ онъ подалъ мн пить.
Я вышла въ переднюю и приказала лакею сходить за какимъ-нибудь прохладительнымъ напиткомъ. Онъ было отвтилъ мн что ему не приказано отлучаться изъ дома, но я повелительно повторила ему ‘маршъ’, и онъ не посмлъ меня ослушаться.
Наконецъ онъ возвратился. Я взяла у него стаканъ и сама отнесла его несчастной Бергфельдтш. Она взглянула на меня съ глубокою признательностію и затмъ жадными устами прильнула къ прохладительному напитку. Должно-быть долго и сильно томилась она, бдная, нестерпимою жаждой. Она сдлала большой, продолжительный глотокъ, затмъ глубоко вздохнула и вдругъ какъ-то нервно вздрогнула съ головы до ногъ всмъ тломъ.
— Сынъ мой! сынъ мой! громко простонала она, и голосъ ея прервался отъ рыданій.
Эмиль, Эмиль! Еслибы ты могъ предвидть горе своей матери, рука твоя наврное бы дрогнула, ты бы далеко прочь отъ себя бросилъ свое смертоносное оружіе! Несчастный юноша, ты поразилъ не только себя, но и сердце твоихъ бдныхъ родителей. Неужели же это былъ единственный исходъ, единственная возможность избавиться отъ тяжелой участи выпавшей на твою долю? Да проститъ теб милосердый Богъ твое великое прегршеніе!
Понемногу мн удалось нсколько успокоить ее. Когда прибылъ мой Карлъ, она уже утихла и была готова послушно слдовать за мною. Прежде чмъ ухать, она все-таки еще разъ прошла въ ту комнату, она опустилась на колни возл ложа своего несчастнаго сына и затмъ долгимъ прощальнымъ поцлуемъ приникла къ его блднымъ, холоднымъ устамъ. Потомъ, какъ кроткій ребенокъ, она послушно дала надть на себя шляпу и пальто. Карета стояла у воротъ. Мы съ Карломъ довели до нея бдную мать и постарались загородить отъ нея кучку людей стоявшихъ возл сада съ носилками. Карлъ вернулся къ покойнику, а я повезла Бергфельдтшу къ ней домой. Всю дорогу, пока экипажъ не остановился у подъзда ихъ дома, я держала убитую горемъ мать въ своихъ объятіяхъ.
Насъ встртила Августа.
— Ахъ, фрау Бухгольцъ, милая фрау Бухгольцъ! прорыдала она,— какъ все вышло совсмъ иначе… совсмъ иначе!..

Достопамятный четвергъ.

Весьма мудро устроено природой что земля наша шарообразна и вращается вокругъ своей оси, такимъ образомъ старыя времена спускаются внизъ, а новыя поднимаются къ верху. Бда только въ томъ что на земл нтъ ничего постояннаго, ничего прочнаго, радость и горе одинаково быстро смняютъ другъ друга, но вдь разв есть въ мір что-либо совершенное?
Бергфельдты были страшно удручены постигшимъ ихъ ударомъ, Бетти очень часто навщала ихъ и старалась по мр возможности развлекать убитаго горемъ старика. Правда, это ей было не легко, особенно сначала, но какъ только она замтила что ея общество служитъ нкоторымъ утшеніемъ несчастному старику, она охотно старалась быть ему пріятною и терпливо выслушивала вс его разказы о дтств и юности Эмиля. Часто случалось что онъ по нскольку разъ, самъ того не замчая, повторялъ все одн и т же подробности какого-нибудь случая бывшаго съ его сыномъ. О послднемъ ужасномъ событіи онъ вовсе не упоминалъ, какъ будто еще не вполн ясно постигъ то что случилось. Бетти приносила жертву и длала это вполн охотно, живопись, писательство и всевозможныя женскія рукодлія для разныхъ базаровъ съ благотворительною цлью на время были совершенно забыты ею: она всмъ сердцемъ страдала вмст со страждущими. Надзирательша даже вздумала обижаться за невнимательность къ себ со стороны моей дочери.
Но разв мы обязаны быть вчно у нея подъ рукой, постоянно думать о томъ не понадобимся ли мы ей? Разв мы обязаны чувствовать себя польщенными, когда она васъ приглашаетъ къ себ? и разв мы обязаны почтительно выслушивать вс ея разглагольствованія о важности и древности ихъ родословнаго дерева?
Еще въ прежнее время пускай бы ее говорила и хвасталась сколько ей угодно, но теперь дло другое. Мы узнали что Бухгольцы принадлежатъ къ одному изъ самыхъ древнихъ берлинскихъ родовъ. Открытіе это сдлалъ г. Германнъ Фохтъ во время своихъ историческихъ изслдованій въ архив и разумется счелъ своимъ долгомъ сообщить вамъ объ этомъ. Перваго извстнаго Бухгольца звали Клаусъ, и въ 1449 и 1451 годахъ онъ былъ ратманомъ города Берлина, а жительство свое имлъ въ Штралауэрштрассе. Затмъ былъ еще пробстъ Георгъ Бухгольцъ, заслуги коего особенно важны тмъ что онъ много способствовалъ введенію реформаціи въ город Берлин и Каносса уже въ т времена была ему не по нутру. Заслуги его были оцнены по достоинству и въ 1540 году ему было назначено весьма почтенное пожизненное содержаніе. Затмъ Карстенъ Бухгольцъ въ 1552 году былъ старшиной одного цеха, который пожертвовалъ въ церковь Св. Николая высченный изъ мрамора алтарь и принялъ на себя содержаніе причта. Все это написано въ древнихъ рукописяхъ и тамъ же нарисованъ гербъ Бухгольцевъ: на верхней половин серебрянаго поля изображено пол-желзнаго рыцаря, который въ правой рук держитъ буковое дерево, а въ вижней половин того же поля два красныя древка съ буковымъ деревомъ посередк.
Слдовательно мы не новые люди, не какія-нибудь выскочки. Мн пришла въ голову мысль чтобы Бетти вышила нашъ гербъ шелками и спеціально занималась этою работой въ гостяхъ у надзирательши. Надзирательша непремнно опроситъ что это за работа, а я спокойно отвчу ей, ‘это просто нашъ гербъ’. Такой отвтъ безо всякаго сомннія озадачитъ ее немало. Кром того, я думаю напечатать нашъ гербъ на нашихъ визитныхъ карточкахъ, это будетъ весьма изящно и въ то же время придастъ вамъ истинно аристократическій оттнокъ. Однако, разумется, все это надобно будетъ сдлать съ умомъ, а ума вдь хватаетъ не про всякаго, вотъ напримръ, дядя Фрицъ и докторъ Вренцхенъ страдаютъ полнымъ отсутствіемъ всякаго разсудка.
Какъ посмотришь на дядю Фрица, такъ даже подумаешь что земля наша вовсе неподвижна и ни одинъ атомъ на ней не подверженъ вращенію. Когда нсколько лтъ тому назадъ я говорила ему: ‘Фрицъ, теб бы слдовало жениться’, онъ отвчалъ мн: ‘Я боюсь, Вильгельмина, что мн скоро надостъ жизнь женатаго человка, ужь не лучше ли мн купить себ часы съ курантами?’ Теперь же ему страшно наскучила холостая жизнь, а между тмъ онъ ничего не предпринимаетъ для того чтобъ измнить свое положеніе. Вслдствіе этого я ршила въ прошлый четвергъ какъ слдуетъ побесдовать съ дядей Фрицомъ. По четвергамъ мы всегда дома, и въ этотъ день къ намъ обыкновенно собираются наши знакомые, мы устроили у себя четверги съ тою цлью чтобы докторъ наконецъ понялъ что своими вчными отлучками изъ дома онъ можетъ возстановить противъ себя все наше семейство.
Какъ мн и хотлось, дядя Фрицъ явился къ намъ нсколько ране прочихъ гостей, такимъ образомъ мн представился вполн удобный случай для откровеннаго съ нимъ объясненія. На мой вопросъ какъ онъ поживаетъ, онъ отвчалъ, ‘Благодаримъ покорно, плетемся помаленечку’. Затмъ онъ слъ къ моему рабочему столику и принялся рыться въ немъ, очень скоро онъ растрепалъ все что только было въ этомъ столик, вытащилъ оттуда вязальныя спицы, множество катушекъ и устроилъ себ изъ нихъ игрушку — каталку, это и въ дтств было одно изъ самыхъ любимыхъ его занятій.
— Фрицъ, началъ я,— неужели ты вчно будешь ребенкомъ? Пора бы однако теб остепениться и стать человкомъ благоразумнымъ.
Вмсто отвта онъ принялся катать устроенную имъ игрушку и повидимому это очень его забавляло.
— Что только о теб думать? продолжала я,— неужели твой настоящій образъ жизни теб такъ нравится что ты не можешь ршиться на перемну? Неужели теб еще не надоло вчно шататься и обдать по всякимъ трактирамъ?
— Занятіе это никогда мн не нравилось, отвчалъ онъ.— Пять блюдъ и всякій разъ что-нибудь вовсе неподходящее для сыновъ Германіи, которые привыкли дома есть простую, но питательную пищу.
— Ну вотъ видишь ли! Вдь ты же имешь полную возможность обзавестись своимъ собственнымъ хозяйствомъ… почему же ты этого не длаешь?
Онъ молчалъ и занимался своего игрушкой.
— Какъ подвинулись у тебя дла съ Лингенской бабушкой? ршительно перешла я къ интересовавшему меня вопросу.
— Гм!.. до нкоторой степени они какъ-будто подвинулись… я со своей стороны согласенъ…
— Фрицъ, прошу тебя, будемъ говорить вполн серіозно. Если ты твердо намренъ жениться на Эрик, то положи конецъ этому переливанію изъ пустаго въ порожнее, если же ты передумалъ, то постарайся найти себ другую невсту.
— Вотъ ужь ни за что-то мір!
— Такъ почему же дло у васъ нисколько не двигается впередъ?
— Всему виной бабушка. Она забрала себ въ голову что Берлинъ — мсто погибели, что я самый ужасный изо всхъ живущихъ въ немъ людей и что внучка ея погубитъ свою душу если выйдетъ у нея изъ-подъ опеки.
— А что же говоритъ на это отецъ Эрики?
— Ровно ничего. Ему волей-неволей приходится плясать подъ дудку этой почтенной бабушки. Она вложила въ его дло свой капиталъ и потому весь домъ держитъ подъ башмакомъ.
— Такъ онъ просто колпакъ!
— Да еще съ кисточкой.
— А съ ея стороны вчно стремиться властвовать я нахожу и несправедливымъ, и неумстнымъ. У стариковъ одни взгляды, у молодыхъ другіе, зачмъ же старикамъ стснять свободу дйствій молодежи?
— Какъ ты справедливо разсуждаешь, Вильгельмина, Dr. Вренцхенъ говоритъ какъ разъ то же самое.
— Впрочемъ, это не безусловно! съ живостью подхватила я: есть вещи въ которыхъ нельзя пренебрегать совтами старшихъ. Возьми въ примръ хоть самого себя. Ты самъ напортилъ себ своими нелпыми разговорами и теперь самъ не знаешь какъ поправить дло…
— Не опять же мн въ самомъ дл спорить съ нею въ Линген?
— Ты скажи мн только одно Фрицъ: врна ли теб Эрика, любитъ ли она тебя попрежнему?
— Любитъ ли!.. Она до самыхъ сдыхъ волосъ не въ силахъ разлюбить меня, точно также какъ и мое чувство къ ней твердо и непоколебимо какъ, самая несокрушимая въ мір скала.
— Такъ этакъ вамъ пожалуй придется соединиться лишь на самомъ закат вашихъ дней!
— Еслибъ Эрика не была столь покорна, еслибы въ своей невинной простот она не воображала себ что это будетъ преступленіемъ противъ всей ея семьи, такъ она уже давнымъ бы давно была моею женой. Я испробовалъ все что только можно было испробовать, во вс ея письма оканчиваются всегда однимъ и тмъ же: ‘надйся и терпи, любовь наша преодолетъ вс препятствія’.
— Это конечно весьма трогательно, замтила я,— но тмъ не мене чмъ же все это кончится? Фрицъ, ты изъ упрямства или ради настоящей любви такъ упорно держишься мысли жениться на Эрик?
— Вильгельмина, она очаровала меня съ перваго взгляда, меня вчно такъ и тянуло къ ней, мн хотлось постоянно видть ее гд бы то ни было и какъ бы то ни было.
— Да, въ то время ты чуть что не жилъ у Краузе….
— Она такъ мала, такъ проста, такъ безыскусственна, такъ дтски чиста душой, такъ искренна во всхъ своихъ рчахъ и поступкахъ…. Я очень скоро понялъ что жизнь ея дома невеселая, что Лингенъ самое скучное на земномъ шар мсто…. Оно даже и природой обижено: кругомъ торфяныя болота, все голо, никакой растительности кром одной жалкой аллеи на какомъ-то жалкомъ бугр, который они величаютъ горой.
— Врно что-нибудь въ род вашей Крестовой горы?
— По крайней мр на полметра ниже.
— А самый городъ?
— Чистенькій и аккуратненькій, только поменьше нашего Берлина.
— Это я могу, кажется, сообразить и безъ твоего объясненія. Но все же можетъ-быть тамъ живется легко и пріятно?
— Если семейная обстановка способствуетъ, всюду живется легко и пріятно. Но дло въ томъ что обстановка Эрики далеко не легкая и не пріятная. Это еще ничего что она, бдная, съ ранняго утра и до поздней ночи постоянно трудится и работаетъ, это пустяки! Но вдь ей никто за это даже не скажетъ ни одного добраго слова…. у нихъ только и разговоровъ что о долг и обязанностяхъ. Боже упаси сдлать хоть малйшее упущеніе, это сочтется чуть не преступленіемъ. Въ дом у нихъ царятъ желчь и скаредность, все что стоитъ денегъ считается грховнымъ, а лишеніе себя даже необходимаго у нихъ называется бережливостью.
— Да, жизнь ея незавидная!
— Необходимо вырвать ее изъ этого омута. Я хочу дать ей все чего она была лишена дома. Она вовсе не знаетъ жизни и я хочу чтобъ она познакомилась съ нею, живя со мною. Я хочу показать ей какъ прекрасенъ Божій міръ, хочу въ глазахъ ея читать о томъ что она счастлива…. Она будетъ моею, моя кроткая голубка!… Ты видишь, я…. я хочу…. но бабушка не хочетъ!
— Фрицъ, а стряпать она уметъ?
— Кто?
— Эрика.
— Объ этомъ я ее не спрашивалъ.
— Впрочемъ, она могла бы научиться стряпать у меня, вдь я знаю вс твои любимыя блюда.
— Ну, до этого у васъ еще не дошло дло!
— Ужь если ничего не дйствуетъ, такъ не създить ли мн туда чтобы попытаться уговорить ихъ? Дай мн только остаться глазъ-на-глазъ съ этою бабушкой….
— Ужь ты сумешь остричь съ нея шерстку? сумешь переупрямить ея упрямость?
— Фрицъ, что за выраженія! да еще въ такихъ деликатныхъ обстоятельствахъ о которыхъ могутъ говорить только одн женщины, потому что он обладаютъ и необходимымъ тактомъ и тонкостью чувствъ…. Но терпнье: или дло уладится, или же я дамъ себя знать этой упрямой старух.
Но вотъ явились Краузе, и вамъ пришлось прервать вашу интересную бесду. Г. Краузе сталъ егеріанцемъ. Онъ одлся въ шерсть какъ для того чтобы быть безусловно здоровымъ, такъ и въ виду того что шерсть лучше обыковенной одежды дйствуетъ на нравственное состояніе человка. Для г. Краузе это весьма важно, потому что съ Эдуардомъ у него вчныя огорченія и заботы. Вотъ и намедни этого негодяя чуть не исключили изъ школы и помиловали только потому что отецъ его самъ учитель и на конференціи вс его товарищи отстаивали его баловня, общая что въ будущемъ онъ исправится. И вотъ по милости своего негоднаго сынка г. Краузе теперь разгуливаетъ въ шерсти и представляетъ, по словамъ дяди Фрица, какого-то акробата, готовящагося къ самымъ удивительнымъ гимнастическимъ упражненіямъ. За то сама Краузиха очень довольна что мужъ ея нарядился такимъ шутомъ, потому что одяніе этого рода составляетъ огромную экономію въ крахмальномъ бль: стирка такого блья вдь стоитъ очень дорого, да и прачки немилосердно портятъ его всякими ядовитыми веществами, которыя он употребляютъ при стирк. Въ этомъ послднемъ я вполн сочувствую ей, часто бываетъ что отдашь прачк стирать новую вещь, а получишь отъ нея рваную тряпку, правда, накрахмалена она донельзя, просто коломъ стоитъ, но за то хрупка какъ стекло. Вслдствіе этого хорошее тонкое блье я велю стирать дома, и несмотря на это крахмальныя рубашки моего Карла бываютъ выстираны и выглажены не хуже чмъ у кого другаго.
Мущины сли играть въ вистъ съ болваномъ. Дядя Фрицъ обыкновенно выигрываетъ, но сегодня онъ игралъ очень разсянно. Когда ему приходилось быть партнеромъ г. Краузе, то егеріанецъ этотъ, несмотря на свою шерсть, страшно распекалъ его за невнимательность къ игр. Я не преминула обратить на это обстоятельство вниманіе его супруги. Она же отвтила мн что вроятно шерсть изъ которой соткана его одежда снята со нравныхъ строптивыхъ овецъ, между тмъ ей слдовало бы сказать мн всю правду, то-есть что не шерсть причина раздражительности г. Краузе, а ея негодный Эдуардъ.
Незадолго до ужина къ намъ пришла Эмилія, и я тотчасъ же замтила что она разстроена. Я увела ее въ столовую и затмъ спросила:
— Дошло-таки у васъ дло до разрыва?
— Я соскучилась дома, отвчала она.— Если Францъ играетъ въ карты, то и я разумется могу отправляться всюду куда мн вздумается.
— Я уже давно теб это говорила. Теб уже давнымъ бы давно слдовало быть поэнергичне… А потомъ онъ задетъ за тобой?
Она отрицательно покачала головой.
— Вы поссорились?
— Не то чтобы поссорились, но не могу же я вчно во всемъ уступать ему.
— Боже тебя сохрани!
— Ты знаешь, мама, я очень аккуратно записываю вс расходы, даже молоко для моего Маффи.
— А ты не привела его съ собой?
— Нтъ, когда я уходила онъ спалъ и, кром того, мн не хотлось изъ-за него брать извощика… Итакъ, Францъ доказывалъ мн что аккуратное записываніе ведетъ къ ограниченію расходовъ…
— И изъ-за этого-то вы и поспорили?
— Я сказала ему чтобъ онъ заглянулъ въ кладовую и тогда ему станетъ ясно куда дваются деньги: два окорока, цлый рядъ всякихъ колбасъ, масло и множество другихъ тому подобныхъ вещей.
— Да зачмъ же ты длаешь такіе огромные запасы когда здсь можно всегда купить все что нужно? Въ большомъ количеств все это только портится.
— Кухарка моя говоритъ что необходимо имть въ дом всякіе запасы, а Францъ этого не понимаетъ. Кухарка же моя та посовтовала мн уйти куда-нибудь чтобъ у насъ не вышло крупной ссоры.
— Я не могу, сказала я чтобы только не быть одного мннія съ ея кухаркой,— особенно винить въ данномъ случа твоего мужа. Этимъ поступкомъ ты однако доказала ему что двери родительскаго дома всегда для тебя открыты и за это я не могу не похвалить тебя. Помяни мое слово, этотъ четвергъ для всхъ насъ будетъ памятнымъ днемъ.
Да, такъ оно и случилось. Вс мы, пока память не откажется служить намъ, будемъ помнить этотъ четвергъ! Какъ я раскаиваюсь въ томъ что совтовала Эмми платить мужу тою же монетой чтобы взять верхъ надъ нимъ! Какъ я была жестоко наказана за свое вмшательство! Мн и на мысль тогда не всходило что четвергъ этотъ будетъ началомъ ужаснйшей драмы, знай я это напередъ, я сказала бы: ‘Эмми, дло неладно, вернись домой!’
Однако ей было очень не по себ, за ужиномъ у нея вовсе не было никакого аппетита и чмъ дале шло время, тмъ больше безпокойство овладвало ею. Я испытывала почти то же самое. Что если вдругъ докторъ взбсится? До сихъ поръ они жили въ полномъ согласіи между собой, поводомъ къ нкотораго рода размолвкамъ были только одии четверги, но разв онъ не выговорилъ ихъ себ еще до свадьбы? Минутами у меня просто морозъ пробгалъ по спин при мысли о томъ что вс и во всемъ станутъ винить меня и что я даже не сумю найти себ оправданія въ глазахъ моего Карла. Я уже сбиралась сказать дочери: ‘Однако пора и теб домой, Эмми, дядя Фрицъ проводитъ тебя’, какъ вдругъ кто-то рзко дернулъ колокольчикъ. Эмми съ ужасомъ взглянула на меня, а я на нее: такъ звонить можно было лишь въ случа какого-нибудь внезапнаго несчастія.
Видя что мы об неспособны двинуться ни однимъ членомъ та уже давно замтя что мы что-то разстроены, мой Карлъ пошелъ посмотрть кто звонитъ. Мн показалось что онъ оставался въ передней безконечно долгое время. Затмъ онъ тихо вызвалъ меня къ себ. Я приготовилась къ тому что увижу страшно раздраженнаго доктора, а между тмъ увидала полицейскаго. Онъ докладывалъ дловымъ тономъ о томъ что его прислалъ сюда докторъ,— въ квартиру его забрались воры, и онъ проситъ осторожно сообщить объ этомъ его жен, если она боится, то пустъ лучше переночуетъ сегодня у васъ, въ Ландбергерской улиц.
Поспшно шедшая вслдъ за мною Эмми слышала все отъ слова до слова и тотчасъ же собралась домой. Удержать ее не было никакой возможности, она такъ и рвалась къ своему Францу. Мы наскоро простились съ Краузе, сли на извощиковъ и поскакали въ квартиру доктора.
Здсь уже производилось слдствіе. Докторъ старался опредлить что именно у него украдено, одинъ изъ полицейскихъ помогалъ ему, другой стоялъ насторож у двери, а третій осматривалъ самое помщеніе и вносилъ какія-то замтки въ свою записную книжку.
Эмми стремительно бросилась къ своему Францу, а онъ ее встртилъ слдующими словами:
— Не случилось ничего особенно дурнаго, Эмми! Имъ мало удалось поживиться деньгами, по счастью, не дале какъ сегодня же утромъ я свезъ въ банкъ все что было покрупне, а дома оставались сущіе пустяки.
Она хотла было просить у него прощенья въ томъ что ушла и бросила домъ, а онъ еще похвалилъ ее за это и отсутствіе ея назвалъ счастливою случайностью. Будь она дома, ей пришлось бы также плохо какъ и кухарк, воры заперли ее въ чуланъ и завязали ей ротъ платкомъ чтобъ она не могла никого позвать къ себ на помощь, тамъ, въ чулан, ее и нашли въ полусознательномъ состояніи.
Квартира доктора представляла потрясающее зрлище. Тамъ, гд прежде царствовала опрятность и аккуратность, все было перебударажено, все было въ крайнемъ безпорядк, точно аукціонный залъ въ которомъ сейчасъ должны были происходить торги на движимость. Секретерку воры отодвинули отъ стны и взломали въ ней заднюю стнку, письменный столъ былъ весь исцарапавъ и также выдвинутъ на средину комнаты. Вс шкапы стояли настежъ, платье съ вшалокъ было сорвано и валялось на мебели и на полу. Жулики выбрали все лучшее платье доатора, а что было похуже, оставили ему самому. Все серебро за исключеніемъ подаренныхъ къ свадьб подсвчниковъ также было выбрано изъ комода. Это обстоятельство между прочимъ дало дяд Фрицу поводъ торжествующе воскликнуть: ‘Видишь, они не настоящаго серебра!’ Изъ кладовой исчезли и оба окорока и вс колбасы. Негодяи не пощадили ничего.
Благодаря сырой погод въ комнат была такая грязь, какъ будто здсь ночевалъ цлый караванъ. Ужасно! ужасно! и при этомъ еще тяжелое сознаніе что здсь были преступники, которые своими воровскими руками рылись во всхъ шкапахъ, комодахъ, сундукахъ, и можетъ-быть дерзко глумились надо всмъ что по ихъ мннію не представляло собой никакой цнности, хотя и было дорого хозяевамъ по разнымъ дорогимъ воспоминаніямъ. Слды злодевъ были видны всюду, ими даже какъ будто пахло въ воздух. Поэтъ говоритъ: ‘На вки свято мсто то, куда ступилъ ногой хорошій человкъ’, а я скажу ‘на вки опостылетъ мсто, которое осквернили своимъ присутствіемъ негодяи.’ Доктору необходимо перемнить квартиру, эти комнаты вчно будутъ напоминать собою ужасную картину опустошенія посл нашествія грабителей. А куда же длись злоди? Они исчезли какъ чудный сонъ!
Полиція немедленно, на самомъ мст преступленія, стала снимать допросъ со свидтелей. Позвали кухарку. Она вошла, утирая глаза кончикомъ платка. Затмъ сюда должны были также явиться верхніе жильцы, г. Гревъ съ женой и дочерью.
Посл всхъ отвтовъ на предложенные полицейскимъ вопросы выяснилось слдующее. Вскор посл того какъ фрау докторша ушла изъ дому, кто-то позвонилъ чтобы позвать доктора къ больному. Кухарка сказала, гд въ данное время находится докторъ. Пришедшій человкъ заявилъ на это что можно будетъ подождать и до утра, а затмъ спросилъ нельзя ли ему войти на верхъ чтобы записать свой адресъ. Кухарка впустила этого человка, а вслдъ за нимъ въ квартиру ворвался еще человкъ, бросился на нее, зажалъ ей ротъ и втолкнулъ ее въ чуланъ. Отъ страха она лишилась сознанія, а когда снова пришла въ себя, то уже не могла ни крикнуть, ни шевельнуться, потому что во рту у нея былъ платокъ, а сама она была крпко связана. Въ такомъ вид и нашелъ ее по своемъ возвращеніи домой докторъ. Это подтвердилъ также и Dr. Вренцхенъ. Къ его удивленію двери его квартиры оказались притворены, но незаперты. Какъ только онъ увидалъ что случилось, то немедленно крикнулъ ночнаго сторожа, а самъ отправился въ полицію. Что въ квартир былъ не одинъ, а нсколько злоумышленниковъ доказывало то что кухарка была связана и затмъ что массивная тяжелая мебель была вся сдвинута со своихъ мстъ. Г. Греве и его супруга заявили что они не слыхали никакого особеннаго шума.
— Какого изъ себя вида были жулики? спросили кухарку.
Въ точности припомнитъ этого она не можетъ, а помнитъ только что оба они были чернобородые.
— Какъ можно было бытъ настолько не осторожною чтобы впустить въ домъ незнакомыхъ чернобородыхъ людей? спросила я.
— На лбу у нихъ не написано что они за люди! дерзко отвчала мн эта особа.
— Почему вы не позвали на помощь?
— Вы не слдственный коммиссаръ и я не считаю за нужное отвчать вамъ.
— Еслибы совсть ваша была чиста, вы не были бы такъ дерзки, снова сказала я.
— Что вы этимъ хотите сказать?
— То что я думаю. Припасы-то въ кладовую заготовлялись какъ разъ для жуликовъ.
— Вамъ придется отвтить за то что вы высказываете такія предположенія, рзко сказала она.
— Съ удовольствіемъ. Я вдь васъ знаю вдоль и поперекъ и считаю на все способною.
Докторъ хотлъ было вмшаться въ нашъ разговоръ, но я воскликнула:
— У нея рыльце въ пушку! въ этомъ никто не въ силахъ разубдить меня!
Особа эта принялась что-то возражать, ужь не знаю чего я наговорила ей, помню только то что она была до невозможности груба и нахальва. Она просила полицейскихъ и всхъ присутствующихъ быть свидтелями въ томъ что я оскорбила ее, задвъ ея честь. Полиція объявила ей что слдствіе выяснитъ все дло.
Затмъ полицейскіе удалились. Мы вс были еще въ крайне возбужденномъ состояніи. Кухарк мы приказали варить кофе, а сами занялись водвореніемъ нкотораго порядка въ комнатахъ. Въ спальню они повидимому не входили, но когда мы заглянули подъ кровать чтобъ убдиться нтъ ли тамъ жуликовъ, то увидали трупъ Маффи-Памфи съ петлей на ше. Злоди преспокойно удушили это несчастное животное. Г. Греве вспомнилъ что онъ слышалъ лай собаки, но пропустилъ его мимо ушей, не придавая ему никакого серіознаго значенія.
Мы вс сли за столъ, кухарка подала кофе бросивъ при этомъ на меня насмшливо вызывающій взглядъ.
— Берегись, Вильгельмина, сказалъ дядя Фрицъ,— она непремнно подастъ на тебя жалобу.
— Себ же на шею! презрительно разсмялась я.
— Ты, однако, была возбуждена боле чмъ слдовало, замтилъ мой Карлъ.
— Карлъ, еслибъ она нагрубила теб такъ какъ она нагрубила мн изъ-за раковъ, ты тоже не сталъ бы молчать теперь. Надобно же было когда-нибудь высказать ей на что ее считаешь способною.
Докторъ былъ необыкновенно нженъ съ Эмми. Онъ говорилъ что само Провидніе внушило ей мысль именно сегодня вечеромъ отправиться къ намъ. Можетъ-быть благодаря этому они избавились ужаснйшаго несчастія.
— Разумется, улыбнулась я и многозначительно переглянулась съ Эмми. Вдь мы-то знали что за провидніе внушило ей эту мысль въ голову, oнo называлось Вильгельминой Бухгольцъ и въ данную минуту клало себ въ ротъ кусочекъ пирожка.

Школа жизни.

Мн часто случалось видать Краузиху въ волненіи, но въ такомъ состояніи въ какомъ она намедни прибжала къ намъ, я еще отъ роду ее не видала.
— Здсь Эдуардъ? былъ онъ у васъ? даже ни съ кмъ не здороваясь закричала она.
— Нтъ, отвчала я.— Разв онъ куда-нибудь исчезъ?
— Его нтъ со вчерашняго дня! прорыдала она.— Учитель къ которому мы его помстили полагалъ что онъ провелъ ночь у насъ и можетъ-быть заболлъ, потому что въ классъ сегодня не явился… вдь Эдуардъ такой нжный и хрупкій ребенокъ…
— Я этого не нахожу.
— Вы безжалостны! воскликнула она.— Но гд же онъ? куда онъ могъ дться?!
— Успокойтесь, отыщется, старалась я ее утшить.— А въ полицію вы уже дали знать?
— Мой мужъ ничего не жалетъ на поиски. На всхъ столбахъ будутъ вывшены афиши, во всхъ газетахъ также будутъ помщены объявленія какъ бы дорого это намъ ни стоило… Господи, только бы съ нимъ не случилось какого несчастія!
— Будемъ надяться что съ нимъ не случилось ничего особеннаго. Позвольте вамъ предложить, фрау-Краузе, немножечко подкрпиться.
— Нтъ, нтъ! я не въ силахъ ни минуты сидть на мст… Пойду еще куда-нибудь искать моего Эдуарда.
И она ушла въ такомъ же взволнованномъ состояніи какъ и явилась къ вамъ.
Что еще напроказилъ Эдуардъ? Я была глубоко убждена въ томъ что онъ задумалъ какую-нибудь необычайную шалость, такъ какъ онъ постоянно длалъ то что ему не слдовало длать. Но было бы ужасно еслибы съ нимъ дйствительно случилось какое-нибудь несчастіе, вдь онъ одинъ единственный сынъ у родителей. Опасаться этого впрочемъ нечего, такое золотце въ огн не горитъ, на вод не тонетъ. Но гд же въ самомъ-дл могъ быть Эдуардъ? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Гд Эдуардъ? Это спрашивали не только его встревоженные родители, желтыя афиши на столбахъ и объявленія въ газетахъ, но и многіе желали бы знать, хотя бы ради общанной за то награды. Вс поиски оказались тщетными, въ Берлин Эдуарда найти не могли. Онъ бжалъ изъ Берлина.
Если что-нибудь было ему въ мір противно такъ это греческій и латинскій языки. Онъ ршительно не понималъ чего ради ему надобно изображать на бумаг всякія каракули и ставить разныя ударенія на слогахъ, ему было вполн безразлично долгіе ли они, короткіе ли, точно также ему ровно никакого дла не было до того на сколько частей раздлялъ Цезарь Галлію. Когда же разказъ становился интересне, когда Римляне храбро сражались съ непріятелемъ, учитель вдругъ обращался съ вопросами о грамматическихъ правилахъ, и мальчикамъ приходилось склонять разныя имена существительныя вмсто того чтобъ узнать чмъ кончилось заинтересовавшее ихъ сраженіе.
Такимъ образомъ у Эдуарда Краузе были вполн основательныя причины не любить Юлія Цезаря.
Были однако и такія книги которыя ему нравились несравненно боле описаній достопамятныхъ происшествій древности, и ихъ онъ читалъ съ пламеннымъ рвеніемъ. Въ нихъ говорилось о далекихъ странахъ, о пальмовыхъ и банановыхъ лсахъ, гд обитаютъ красивые пестрые попугаи, а въ воздух рютъ свтящіяся наскомыя въ кулакъ величиною. Сколько тамъ бывало съ дикарями и хищными зврями всякихъ интересныхъ приключеній, большею частію оканчивавшихся къ торжеству благо человка, какую удаль, какую смтливость обнаруживали здсь блые охотники! Приключенія ихъ были описаны такъ интересно что Эдуардъ съ жадностью читалъ страницу за страницей и съ неимоврною быстротой поглощалъ цлыя книги. Какъ бы ему хотлось имть дрессированнаго страуса чтобы на немъ здить верхомъ! Вотъ подивились бы вс его товарищи! Никто не былъ бы въ состояніи перегнать его, потому что страусы бгаютъ съ поражающею быстротой. Поводъ онъ приладилъ бы ему къ клюву и отлично бы сумлъ управлять имъ. Очень бы ему также хотлось имть ручнаго ягуара, который подобно собак всюду бы слдовалъ за нимъ. Еслибы кто-нибудь вздумалъ его обидть, то ягуаръ сумлъ бы за него заступиться, просто подходить къ нему онъ допускалъ бы всякаго, но только никому бы не позволялъ даже и пальцемъ тронуть своего хозяина. Кром того, Эдуардъ желалъ бы постоянно имть при себ лукъ и колчанъ со стрлами, онъ совершенно свободно могъ бы тогда перебить вс стекла въ школ, даже и въ самыхъ верхнихъ окнахъ зданія. Вздумай выйти на него педель, онъ мгновенно вскочилъ бы на своего страуса, ягуаръ побжалъ бы вслдъ за нимъ и лови ихъ какъ втра въ пол.
Такъ думалъ и мечталъ онъ когда за наказанье оставался въ школ. Мечты его, однако, такъ и остались однми мечтами. Страстное желаніе въ дйствительности видть и пережить все прочитанное расло въ немъ съ каждымъ часомъ, ему пламенно хотлось покинуть Берлинъ и уйти въ т далекія, чудныя страны. Здсь въ Берлин все противъ него. Вс учителя пристрастны, они совершенно несправедливо преслдуютъ его, Эдуарда, и благоволятъ къ другимъ, боле дурнымъ мальчикамъ, поддлываться къ нимъ, какъ то длаютъ ученики сидящіе на первыхъ скамейкахъ, онъ не въ состояніи, тихоней и подлизой онъ никогда и ни за что не будетъ… и потому скоре, скоре изъ Берлина!
По Сверо-Германской низменности на всхъ парахъ мчался поздъ, который въ 11 часовъ вечера отходитъ изъ Берлина и часовъ въ 6 утра приходитъ въ Гамбургъ. Свистя и шипя катился онъ мимо уединенныхъ тихихъ мстечекъ, черезъ поля и луга, освщенныя блднымъ трепетнымъ сіяніемъ луны. Время отъ времени мелькали огни станціонныхъ фонарей, если не было положено здсь останавливаться, то паровозъ привтствовалъ ихъ только однимъ пронзительнымъ свистомъ и спшилъ дале. Но на нкоторыхъ станціяхъ паровозъ поили кипяткомъ, а пока онъ съ жадностью утолялъ свою жажду, желзнодорожные слесаря обходили вагоны, постукивая молотками по осямъ и колесамъ чтобъ убдиться все ли благонадежно и нтъ ли основанія опасаться крушенія или какого иного несчастія съ поздомъ. Нкоторые пассажиры просыпались и начинали ворчать на эту стукотню, нарушившую ихъ легкую дремоту, другіе же, потому ли что совсть у нихъ была необыкновенно спокойна, потому ли что нервы у нихъ были особенно крпки, продолжали спать крпчайшимъ сномъ, несмотря на неудобство своего положенія.
Въ одномъ изъ отдленій третьяго класса, въ уголк, крпкимъ дтскимъ сномъ спалъ маленькій мальчикъ, прислонясь головою къ жесткой деревянной стнк вагона. На щекахъ его игралъ нжный румянецъ, на губахъ блуждала блаженная улыбка, наивный наблюдатель наврное бы подумалъ что съ нимъ бесдуютъ ангелы съ высоты лазоревыхъ небесъ, и былъ бы крайне пораженъ еслибы могъ проникнуть въ тайну сладкихъ грезъ мальчугана, который видлъ себя вовсе не въ сред безплотныхъ райскихъ духовъ, а принималъ дятельное участіе въ исполненной опасностей охот на тигровъ. Послднее время маленькій Краузе былъ несравненно боле занятъ тиграми, ягуарами и леопардами чмъ ангелами, и потому неудивительно что и во сн ему грезились не мирные небожители, а хищные обитатели лсовъ, что стукъ молотковъ объ оси и колеса производилъ на него впечатлніе выстрловъ, и что услужливая фантазія рисовала его воображенію дикихъ зврей и разныя интересныя похожденія въ двственныхъ лсахъ далекихъ странъ.
Эдуардъ наконецъ привелъ въ исполненіе свой долго лелянный замыселъ. Онъ усердно копилъ карманныя деньги, которыя открыто давалъ ему отецъ и потихоньку совала мать. Посл своего неудачнаго опыта во время Рождественской ярмарки онъ пришелъ къ тому заключенію что торговлей ему трудно нажить себ капиталъ: или у него нтъ монетки съ крючечкомъ, какъ то бываетъ у нкоторыхъ людей, которые приходятъ въ Берлинъ въ дырявыхъ башмакахъ и затмъ чрезъ какія-нибудь нсколько лтъ длаются милліонерами, или же онъ просто не обладаетъ нужными для торговли способностями. Итакъ, съ продажей сигаръ онъ потерплъ полную неудачу, за то его выручила экономія. Однажды на школьномъ горизонт Эдуарда собрались новыя грозныя тучи, но къ счастью, накопленныхъ имъ денегъ, какъ онъ узналъ изъ одного путеводителя, было уже вполн достаточно на билетъ до Гамбурга. Нсколько талеровъ онъ выручилъ еще за свои золотые часы и, кром того, правда за безцнокъ, продалъ свои латинскія и греческія книги какому-то старьевщику. ‘Товаръ этотъ дешевъ, его и такъ двать некуда’, сказалъ ему тотъ, и Эдуардъ ни мало не смущаясь взялъ за свое добро что ему давали, въ то не время размышляя про себя: ‘Къ чему мн деньги? Въ Гамбург я тотчасъ же поступлю на какой-нибудь корабль юнгой. Вотъ весело-то будетъ качаться на высокой мачт и какъ только на горизонт покажется темная полоска кричать оттуда земля! земля! Ура! Домой онъ напишетъ уже прямо съ корабля, раньше этого писать незачмъ.
Эдуардъ пробудился какъ только забрежжило утро, и вс его грезы разомъ исчезли. Для него было совершенно новымъ зрлищемъ видть солнечный восходъ. Спутники Эдуарда также проснулись и кто-то спросилъ его куда онъ детъ.
— Въ Гамбургъ! отвчалъ онъ.
— У тебя тамъ есть родственники?
— Да.
— А гд же они живутъ?
— Возл кораблей.
— Ты вроятно хочешь сказать возл гавани?
— Ну да, разумется. А какъ мн туда пройти?
— Съ вокзала надобно идти прямо къ Гэферской гостиниц, а затмъ держаться все лвой руки, какъ разъ попадешь куда надобно. Кром того, можешь разспрашивать дорогу у встрчныхъ, теб объяснятъ какъ слдуетъ идти. Только не робй!
Славный совтъ — не робть, онъ и самъ это отлично знаетъ
Низменность окончилась, вправо и влво стали появляться покрытые лсомъ холмы, солнце весело играло утренними лучами на свжей зелени деревьевъ. Но вотъ лсъ отодвинулся, и взорамъ путешественниковъ представилась извилистая рчка, живописно протекавшая по мягкой мурав холмистыхъ луговъ и полей.
— Это Эльба? спросилъ Эдуардъ.
— Нтъ, это Билла, гляди, гляди! сейчасъ будетъ Фридрихсру.
Поздъ прошелъ какъ разъ мимо самаго замка князя Бисмарка, и Эдуардъ полюбовался этимъ красивымъ зданіемъ. Затмъ была небольшая остановка въ Бергердорф. Нсколько женщинъ въ чрезвычайно оригинальныхъ костюмахъ предлагали путешественникамъ купить у нихъ фруктовъ и цвтовъ. Эдуарду сказали что это мстныя крестьянки. ‘Чуденъ Божій міръ’, про себя подумалъ Эдуардъ, ‘чего-чего еще не придется мн насмотрться, когда я буду въ дальнихъ чужихъ краяхъ’.
Наконецъ поздъ остановился у огромной крытой платформы: то былъ Гамбургъ.
Вс спшили выходить, и густая толпа пассажировъ увлекла вмст съ собою и маленькаго Краузе. Очутившись на улиц онъ остановился въ нершительности куда ему идти, но вдругъ взглядъ его упалъ на написанную крупными литерами вывску ‘Гэферская гостиница’, и онъ совершенно увренно направился прямо въ ту сторону. Затмъ, какъ ему было сказано, все держался лвой руки и наконецъ вышелъ на большую базарную площадь, гд мстные крестьяне и крестьянки въ своихъ куріозныхъ костюмахъ, продавали зелень и всякіе другіе деревенскіе продукты. Эдуардъ не видывалъ въ Берлин такихъ торговцевъ и торговокъ.
Онъ спросилъ какъ ему пройти къ гавани. Ему отвтили, но онъ ровно ни одного слова не понялъ изъ этого отвта. Нижненмецкаго говора онъ отъ роду не слыхивалъ. Неужели же его путешествіе будетъ сопряжено съ такими неожиданными затрудненіями? Пустое! безо всякаго сомннія онъ и самъ суметъ добраться до гавани, и на удачу онъ пошелъ прямо впередъ.
Онъ миновалъ нсколько перекинутыхъ черезъ каналы мостовъ, по этимъ каналамъ люди тянули бичевой нагруженныя товаромъ барки. По обимъ сторонамъ одного изъ каналовъ дома стояли возл самой воды, Эдуардъ спросилъ не это ли гавань, но снова получилъ отвтъ изъ котораго ровно ничего не могъ понять.
Но вотъ, кажется, одъ добрался наконецъ и до цли своего странствованія: онъ увидалъ высокія мачты кораблей, самые же корабли отъ взора скрывало какое-то длинное зданіе. Никто не остановилъ Эдуарда, ворота были отворены и онъ смло вошелъ въ нихъ. Здсь оказалось множество такихъ огромныхъ кораблей, какихъ Эдуарду до сихъ поръ и видтьто не приходилось. Гигантскіе паровые краны опускали внизъ свои коромысла, къ нимъ прившивались ящики, мшки, тюки, коромысла снова поднимались и затмъ снова опускались чтобъ осторожно, словно разумныя существа, сложить свою ношу. Эдуардъ видлъ все одн и т же машины, и вс он были заняты разгрузкой кораблей, здоровенные рабочіе принимали отъ нихъ товары и складывали ихъ въ огромныя кучи. Эдуардъ спросилъ у одного изъ этихъ рабочихъ, не здсь ли гавань.
— Это набережная, отвтилъ ему тотъ,— а гавань будетъ дальше.— Ступайте направо, пройдите мостъ и придете къ гавани.
Вотъ и гавань! При вид ея сердце Эдуарда усиленно застучало въ груди. Цлый лсъ мачтъ, корабли тсно стоятъ другъ возл друга, а въ свободномъ отъ нихъ пространств проворно скользятъ по вод лодки всякихъ размровъ и маленькіе пароходики…
Эдуардъ тихо шелъ вдоль берега, не отводя очарованнаго взора отъ безконечнаго лса кораблей.
Наконецъ онъ почувствовалъ голодъ, зашелъ въ трактирчикъ для матросовъ и спросилъ себ позавтракать. Завтракъ ему дали хорошій: большую чашку кофе и огромные бутерброды изъ чернаго и благо хлба. За сосднимъ столикомъ сидло нсколько моряковъ, и одного изъ нихъ вс остальные называли капитаномъ. ‘Не нужно ли ему юнги?’ подумалъ Эдуардъ. ‘Чего робть? спрошу его!’
Сначала капитанъ не понялъ просьбы Эдуарда, но затмъ, сообразивъ въ чемъ дло, сказалъ:
— Такъ! ты желаешь идти въ море? отлично. А есть ли у тебя на это разршеніе твоего отца?
Эдуардъ молчалъ.
— Или опекуна?
— Нтъ, прошепталъ онъ.
— Въ такомъ случа возвращайся къ себ домой, это будетъ самое лучшее что ты можешь сдлать.
Эдуардъ вышелъ изъ трактирчика крайне разочарованнымъ. Домой? да разв это возможно? Проданные часы и книги заградили ему возвратный путь подъ отчій кровъ. Наврное ему удастся отыскать другаго боле податливаго капитана, здсь вдь такое множество всякихъ кораблей.
Эдуардъ снова направился къ гавани, но далеко не съ прежнею своею увренностью въ успх. Гд ему найти такого капитана котораго ему нужно? Онъ воображалъ что стоитъ ему только прійти на какой-нибудь корабль, заявить о своемъ желаніи поступить на службу — и его тотчасъ же съ распростертыми объятіями примутъ на этотъ корабль, на дл вышло иначе… Спустя нкоторое время онъ ршилъ посовтываться съ кмъ-нибудь изъ матросовъ. Случайно ему подвернулся матросъ-Англичанинъ, который даже не соблаговолилъ удостоить ни единымъ словомъ бднаго Эдуарда, которому такъ и не удалось получить желаемаго совта. Это чрезвычайно его огорчило.
Видъ гавани уже не доставлялъ ему прежняго удовольствія, и потому онъ пошелъ машинально по дорожк поднимавшейся куда-то въ гору. Ему попадались скамейки и на нихъ отдыхавшіе отъ прогулки люди, глядя на нихъ, ему и самому захотлось отдохнуть подъ сладостною тнью зеленыхъ деревьевъ.
Добравшись до вершины горы, онъ обернулся и взглянулъ внизъ, взорамъ его представилась величественная Эльба, голубая даль того берега, а дале море и кипучая людская дятельность въ гавани. Отходилъ какой-то большой пароходъ: онъ величественно покачался на мст и затмъ, разская грудью волны, гордо двинулся въ открытое море. Вонъ тамъ маленькіе пароходики, парусныя суда, лодки, вс они идутъ или пойдутъ въ море… а Эдуардъ принужденъ оставаться на берегу! Его такъ и тянуло туда, на широкую гладь, въ безконечный просторъ… Онъ страдалъ, онъ не могъ доле выносить этого томленія и бросился прочь, куда-нибудь, только подальше, подальше отъ моря!
Не зная куда ведетъ дорожка, онъ наугадъ зашагалъ по ней, и какъ ему показалось выборъ его былъ весьма удаченъ, такъ какъ дорожка привела его въ очень пріятное мстечко. Здсь было множество всякихъ диковинокъ и развлеченій. Эдуарда пригласили зайти посмотрть звринецъ, и разумется на приглашеніе отказа съ его стороны не послдовало. Карусель также пришелся ему по вкусу. Что бы могъ онъ сдлать умне того, какъ покататься на льв? Да, какъ бы то ни было, а Гамбургъ все-таки славный городъ! Накатавшись до сыта на карусели, Эдуардъ отправился обдать въ ресторанъ. Разумется, вс его сбереженія таяли съ каждымъ часомъ, но тмъ не мене ему необходимо понадобилось купить себ кокосовый орхъ и нсколько раковинъ. Исполнить это было не трудно, они тутъ же на улиц продавались на лоткахъ.
Посл обда Эдуарду сдлалось еще веселе. Играла музыка, ученый медвдь выкидывалъ самыя удивительныя штуки, на площади отворились двери разныхъ театровъ, всюду было множество всевозможныхъ диковинокъ и всюду безконечное множество всякаго народа. Эдуардъ и думать совсмъ забылъ о корабляхъ и капитанахъ.
Но вотъ настала и ночь. Народъ сталъ расходиться, вс гуляющіе возвращались по домамъ. Куда же теперь направиться Эдуарду? Кошелекъ его былъ совершенно пустъ, развлеченія и удовольствія дня поглотили все до послдней монеты.
Можетъ-быть ему удастся теперь отыскать въ гавани настоящаго капитана… Итакъ, туда! Вотъ аллея по которой онъ сюда пришелъ. Впередъ, впередъ! Сейчасъ будетъ Эльба.
Неужели онъ ошибся? Аллея эта тянется безконечно. Смлй впередъ, впередъ!
Онъ остановился. ‘Кажется давеча я здсь не былъ? Гд же я? Смлй впередъ!’
Вонъ точно рка блеститъ тамъ? Нтъ, это должно-быть гавань. Еще нсколько шаговъ, и онъ остановился какъ вкопаный. Предъ нимъ лежало большое водное пространство въ которомъ отражались звзды, луна и длинныя свтлыя полоски отъ стоявшихъ на берегу газовыхъ фонарей. За ними тянулась длинная безконечная вереница домовъ, а надъ ними на звздномъ неб выдлялись силуеты высокихъ стройныхъ башенъ. Что это сонъ — или чудный Гамбургъ?
‘Здсь и остаться’, прошепталъ Эдуардъ, ‘вонъ тамъ въ кустахъ я отыщу себ пріютъ на ночь’.
Отыскивать такой пріютъ пришлось недолго, такъ какъ ему почти тотчасъ же попалась садовая скамейка.
Эдуардъ слъ на нее. Взоръ его какъ потерянный устремился еще на другое большое водное пространство, такое тихое и спокойное, какъ будто погруженное въ сладкій мирный созъ. Эдуарду одаако не спалось: онъ чувствовалъ себя одинокимъ, покинутымъ за чужой стороа. Что стааетъ онъ длать завтра?
Онъ страшно продрогъ, потому что ночь была сырая, и къ тому же испытывалъ чувство сильнаго голода. Онъ считалъ удары башеавыхъ часовъ, мрао и гулко раздававшіеся среди ночной тишины, онъ прислушивался къ тому какъ часы начинали бить на одной изъ башенъ и какъ вслдъ затмъ имъ начинали вторить часы на другихъ башняхъ. По временамъ до его слуха доносились какіе-то заунывные протяжные звуки, точно какіе-то стоны. То были непріятные уху звуки туманныхъ сигналовъ, раздававшіеся съ выходившихъ изъ гавани пароходовъ, въ нихъ слышались прощальныя слезы, они звучали какою-то боязнью, какою-то жалобой или мольбой, явственно раздавались они въ безмолвіи ночи, доносились до слуха Эдуарда и находили себ отголосокъ въ его измученной одинокой душ.
Какъ бы онъ былъ счастливъ еслибы теперь былъ въ Берлин! Въ силахъ ли онъ будетъ дойти обратно пшкомъ? Дорогу-то онъ разумется найдетъ, но пріемъ родителей, насмшки товарищей… и онъ въ отчаяніи всплеснулъ руками: ‘Нтъ, нтъ! Назадъ я ни за что не вернусь!’
Наконецъ усталость пересилила въ немъ вс душевныя волненія, и онъ заснулъ. Не продолжителенъ однако былъ его сонъ: какъ только начало свтать на неб, онъ уже пробудился отъ утренняго холодка. Онъ просто коченлъ, и вмст съ тмъ голодъ все сильне и сильне давалъ ему себя чувствовать. Эдуардъ обшарилъ свои карманы и ничего въ нихъ не нашелъ, но вотъ взглядъ его упалъ на кокосовый орхъ: слава Богу, онъ спасенъ! Но какъ разбить орхъ? какъ добраться до зерна и вкуснаго молока, которыми питаются дикари? Къ счастью, вчера посл обда Эдуардъ купилъ себ ножичекъ,— какъ онъ ему теперь кстати! Онъ съ пламеннымъ рвеніемъ принялся отчищать ниточки покрывающія наружную часть скорлупы. Работа была трудная, потъ крупными каплями струился по лицу мальчика, но онъ все продолжалъ усердно трудиться и наконецъ достигъ того что удалилъ съ кокоса всю его наружную волокнистую оболочку. Теперь оставалось только расколоть самый кокосъ, во какъ быть? ножикъ скользитъ, срывается, и дло не подвигается ни на іоту. Эдуардъ попытался было разбить свой орхъ о камень, но и на это силенки у него не хватило, орхъ оказался необыкновенно крпокъ и не поддавался никакимъ съ его стороны усиліямъ. Наконецъ ему пришла въ голову счастливая мысль, ‘Дай-ка я попробую продать орхъ, а за вырученныя за него деньги куплю себ хлба’. Жажду утолить было легко, воды здсь было боле чмъ достаточно, а черпать ее было весьма удобно одною изъ его раковинъ, вдь дикари же всегда пьютъ такимъ способомъ. Но гд же эти дикари и гд онъ самъ теперь? Утоливъ жажду, онъ забросилъ свою раковину далеко въ воду. Охота къ разнаго рода приключеніямъ понемногу начинала въ немъ ослабвать.
Между тмъ городъ проснулся. Подъ широкою аркой моста, неподалеку отъ котораго Эдуардъ провелъ ночь, проходили пароходы, надъ ними проносились позда желзныхъ дорогъ, прозжали конки и всякіе другіе употребляемые для передвиженія экипажи. Гуляющіе искали себ отдохновенія въ отрадной тни деревьевъ, люди дловые, служащіе скорымъ шагомъ спшили въ присутственныя мста или конторы. Эдуардъ ршилъ также попытать себ счастья въ этомъ обширномъ торговомъ город.
Онъ началъ всмъ проходящимъ предлагать купить свой кокосовый орхъ, но повидимому предметъ этотъ никому не приходился по вкусу, да и времени лишняго ни у кого не было на то чтобъ останавливаться изъ-за такого пустяка. Эдуарду казалось что вс Гамбургцы не ходятъ, а просто бгаютъ. Но вотъ тамъ въ сторонк стоитъ какой-то господинъ не принимающій никакого участія въ этой общей бготн, можетъ-быть онъ обратитъ на Эдуарда вниманіе, а ужь тогда онъ скажетъ ему какъ нестерпимо испытывать мученія голода.
Господинъ этотъ дйствительно не оттолкнулъ отъ себя несчастнаго мальчика. Напротивъ, привтливо и участливо принялся разспрашивать его откуда онъ, куда и зачмъ идетъ. Такимъ образомъ, въ какія-нибудь пять минутъ онъ овладлъ полнымъ довріемъ Эдуарда, который даже ршился освдомиться у него, не знаетъ ли онъ такого капитана который принимаетъ къ себ въ юнги маленькихъ мальчиковъ, нельзя ли будетъ какъ-нибудь устроить ему это дло.
— Давай мн руку, мальчуганъ, я отведу тебя куда слдуетъ.
Эдуардъ себя не помнилъ отъ радости.
Господинъ этотъ оказался необыкновенно любопытнымъ человкомъ, онъ освдомился у Эдуарда о томъ гд онъ провелъ ночь.
— Подъ открытымъ небомъ, дрожа отъ холода отвтилъ мальчикъ.
— А денегъ у тебя больше уже нтъ?
— Кром этого орха, у меня нтъ ршительно ничего.
— И ты голоденъ?
— Ахъ, очень!
— Потерпи немножко, скоро тебя накормятъ.
Какъ ни была Эдуарду пріятна мысль что онъ скоро утолитъ свой голодъ, онъ тмъ не мене замчалъ что вс проходившіе мимо нихъ люди на секунду какъ будто пріостанавливаются и окидываютъ его любопытнымъ взглядомъ. Одни насмшливо улыбаются, другіе смотрятъ на него какъ будто бы съ сожалніемъ. А привтливый господинъ необычайно крпко держитъ его за руку.
— Куда же мы идемъ? нершительно спросилъ Эдуардъ.
— Вотъ мы ужь и пришли.
Они остановились предъ большимъ, некрасивымъ, непривлекательнымъ зданіемъ. Ведшій Эдуарда господинъ дернулъ звонокъ, тяжелая дверь отворилась и затмъ вслдъ за ними снова захлопнулась и заперлась. Точно такимъ же порядкомъ имъ пришлось пройти и во вторую ршетчатую чугунную дверь.
— Вотъ бглаго привелъ! сказалъ привтливый господинъ, вводя Эдуарда въ большую комнату, гд ему пришлось отвтить на множество предложенныхъ ему вопросовъ.
Эдуардъ все вполн откровенно разказалъ про себя.
— Если ты сказалъ правду, то погостишь у насъ не долго. Мы напишемъ твоему отцу.
— Нтъ! нтъ! умолялъ Эдуардъ.
— Иначе нельзя, мальчуганъ. Ну, а теперь пойдемъ-ка, у васъ найдется для тебя славная квартира! Ночевать подъ открытымъ небомъ вредно для здоровья.
Смотритель сдлалъ знакъ Эдуарду слдовать за собою, и тотъ волей-неволей былъ принужденъ покориться. Они вышли въ обширныя, выкрашенныя желтою краской сни и затмъ по широкой лстниц поднялись вверхъ. Сторожъ отперъ имъ ршетчатую дверь, ведшую въ корридоръ, гд находилось назначенное для Эдуарда помщеніе. Это была просторная и чистая комната, только желзная ршетка въ окн придавала ей какой-то нежилой мрачный характеръ.
— Вотъ на стн висятъ правила которымъ ты будешь обязанъ подчиняться. Если къ теб войдетъ кто-нибудь изъ служащихъ, ты обязанъ встать и затмъ почтительно стоять предъ нимъ. Распредленіе дня ты поймешь очень скоро. Если ты испортишь что-либо изъ находящагося здсь, будешь за это строго наказанъ. Ты имешь право писать своимъ родственникамъ, и я даже совтую теб это сдлать. Скоро теб дадутъ позавтракать, а посл того ты долженъ работать.
Онъ вышелъ и заперъ за собою дверь.
Эдуардъ остался одинъ. Окончательно разбитый, онъ бросился на свою койку ничкомъ. Упрямство его было сломлено, имъ овладло чувство самаго горькаго, самаго жгучаго раскаянія.
Въ непродолжительномъ времени тюремщикъ принесъ Эдуарду миску дымящагося супа и большой кусокъ чернаго хлба, никогда въ жизни, ни на какихъ торжествахъ не приходилось Эдуарду сть такихъ вкусныхъ вещей. Кром того, ему принесли и поставили предъ нимъ корзину съ концами смазаннаго дегтемъ морскаго каната. Онъ долженъ былъ исщипать эти концы на паклю. Между прочимъ, ему было замчено весьма внушительно чтобъ онъ какъ можно усердне исполнилъ заданную ему работу.
Итакъ, Эдуардъ принялся щипать паклю. Руки его были дятельно заняты работой, но мысли витали далеко. Онъ перенесся мысленно въ Берлинъ. Тамъ ему не было никакой необходимости трудиться цлый день. Какою онъ пользовался тамъ свободой! Зачмъ, зачмъ онъ покинулъ Берлинъ? Какъ хорошо ему жилось тамъ! Когда оканчивались занятія въ школ, его пускали гулять и бгать на свобод… Родители всюду брали его съ собою. Ему вспомнилось какъ онъ вмст съ отцомъ ловилъ бабочекъ… Работа выпала у него изъ рукъ и онъ неподвижнымъ взоромъ уставился въ пространство. Онъ видлъ рядомъ съ собою на мостик мальчика, вотъ онъ исчезъ подъ водой. У Эдуарда вырвался слабый крикъ, и онъ судорожно закрылъ лицо руками. Имъ овладлъ ужасъ.
Отъ корзины и отъ находившейся въ ней пакли какъ-то особенно пахло дегтемъ, запахъ этотъ напомнилъ ему Гамбургскую гавань, и снова имъ овладло страстное желаніе при живительномъ морскомъ втерк уйти въ широкое безпредльное море и посмотрть на Божій міръ. Вода плнила его, онъ чувствовалъ что никогда не будетъ въ силахъ отдлаться отъ этого очарованія.
Черезъ два дня за нимъ пріхалъ отецъ. Эдуардъ съ покорностью выслушалъ вс его упреки, у него была одна только просьба, одна мольба — не возвращаться боле въ гимназію.
— Чего же ты хочешь, если не можешь учиться? спросилъ его отецъ.
— Я хочу быть морякомъ.

Время тяжелыхъ испытаній.

Правъ былъ Шиллеръ сказавъ: Съ силами судьбы никто не можетъ заключить вчнаго союза! На мн также суждено было оправдаться этимъ словамъ, хотя я не помню чтобъ я когда-либо и гд-либо заключала какой бы то ни было договоръ съ силами судебъ. Я всегда старалась свято исполнять свой долгъ, всегда старалась идти путемъ правды и добродтели, но это ни къ чему не повело, потому что испорченность людская слишкомъ велика.
Слдствіе по произведенному у доктора воровству было окончено и не привело ровно ни къ какому результату, кром того только что у входной двери перемнили замокъ и приладили къ ней предохранительную цпь. Надзирательша говорила мн что воровство было сдлано по всмъ правиламъ искусства и что доктору не остается ничего другаго какъ забыть о пропавшихъ у него вещахъ. Я было посовтовала ему увеличить плату за свои визиты чтобы тмъ самымъ сколько-нибудь возмстить свои потери, но онъ ршительно отклонилъ мое предложеніе. Теперь за обдомъ у нихъ подается поддльное серебро, что вполн гармонируетъ съ ихъ подсвчниками.
Кухарка просила отпустить ее и, къ моему удовольствію, получила разчетъ. Причиной отказа отъ мста особа эта выставила свое нежеланіе служить въ дом гд теща хозяина оскорбляетъ ее при всякомъ удобномъ случа, терпть этого она не станетъ и еще суметъ доказать что въ Берлин для всхъ есть правосудіе. Докторъ совтовалъ ей образумиться и не поднимать шума изъ пустяковъ, но она отвчала ему что ее назвали ‘низкою обманщицей’, а такого оскорбленія она перенести не въ силахъ.
Я положительно отвергала взводимое на меня обвиненіе, но докторъ утверждалъ будто я дйствительно сказала что-то подобное и совтывалъ мн заплатить кухарк извстную сумму денегъ съ тмъ чтобъ она не поднимала противъ меня никакого дла.
— Вы, кажется, хотите внушить мн чтобъ я уступила этой особ, чтобъ я призвала себя виновною предъ нею? вдь предложеніе ей денегъ за ея молчаніе равносильно призванію своей виновности.
— Какъ знаете, любезная мамахенъ, но такъ какъ съ этой двушки законнымъ порядкомъ снято всякое подозрніе въ соучастіи, то…
— Но въ моихъ глазахъ она далеко не вн всякаго подозрнія.
— Тмъ не мене я посовтывалъ бы вамъ постараться замять дло.
— Я ни за что въ мір не соглашусь на такое униженіе! Да и кром того не можетъ быть чтобъ она стала жаловаться, это положительно невроятно!
Однако это оказалось вполн вроятнымъ. Утромъ, когда мой Карлъ уже ушелъ къ себ въ контору, на мое имя пришло такое толстое письмо какого я еще въ жизнь свою ru отъ кого не получала. Достаточно одного взгляда на это письмо чтобы догадаться объ его ужасномъ содержаніи. Дрожавшею отъ волненія рукой я расписалась въ полученіи пакета и затмъ нершительно вскрыла его. Въ немъ было написано: ‘По жалоб поданной двицей Маріей Іоганной Бандъ на фрау Вильгельмину Бухгольцъ за оскорбленіе и клевету…’ дале читать я уже не была въ состояніи. Я видла предъ собой буквы, но связи между ними не понимала, вс он такъ и прыгали у меня предъ глазами. Мн было ясно только одно: меня требуютъ въ судъ.
Длать было нечего, мн пришлось отправиться къ моему Карлу, но когда съ роковымъ посланіемъ въ рукахъ я остановилась предъ дверью конторы, у меня не хватило духа войти туда. Я протянула руку къ звонку и быстро отдернула ее назадъ, снова протянула руку и снова не ршилась пожать пуговку звонка. Онъ и не предчувствуетъ, несчастный, какой намъ угрожаетъ позоръ, не предчувствуетъ что его невинная жена обвиняется въ нанесеніи оскорбленія и клевет!.. Нельзя же мн было, одаако, вчно стоять предъ дверью, я сдлала надъ собою сверхъестественное усиліе, тихонько пріотворила дверь и шатаясь подошла къ конторк моего мугка.
— Карлъ, робко проговорила я,— прочти эту странную бумагу… это… въ ней… я ничего не понимаю!..
Мой Карлъ пробжалъ глазами бумагу и черты его лица приняли серіозаое выраженіе.
— Это досадно! воскликнулъ онъ,— боле чмъ досадно. Ты обвиняешься въ нанесеніи девяти оскорбленій…
— Девяти?! изумленно переспросила я.
— Да въ девяти! они вс здсь перечислены по порядку. На вотъ, прочти сама.
— Карлъ, это возмутительное нахальство! вдь я же только замтила ей что ей слдовало быть осмотрительне.
— Вильгельмина, мало ли чего ты не наговорила тогда въ порыв своего гнва.
— Но только въ предлахъ возможнаго.
— На суд все это будетъ выяснено.
— Карлъ, неужели это дло можетъ худо для меня кончиться?
— Я надюсь что все это можно будетъ уладить, не допуская дло до суда. Прежде разбирательства дла обыкновенно предлагаютъ враждующимъ сторонамъ мировую. Ты признаешь себя не совсмъ правою, предложишь этой двушк извстную сумму денегъ, тмъ дло и кончится. Согласна ли ты на это?
— Да, простонала я.
— Не унывай, бодрись и не пугайся по пустякамъ. А теперь, милая моя старушка, ступай себ домой. Дла наши процвтаютъ, и я страшно занятъ. Бодрись, бодрись, душа моя!
Легко сказать ‘бодрись’, но вдь бодрости въ лавк не купишь. Съ минуты полученія злополучной бумаги, я потеряла всякую бодрость духа, я вся была волненіе и страхъ, словно какой мечъ повисъ у меня надъ самою головой, аппетитъ я потеряла вовсе, и каждый кусокъ такъ и становился у меня поперекъ горла.
Я не была въ силахъ отдлаться отъ мысли что мой мужъ, желая скрыть отъ меня ужасную истину, нарочно принимаетъ спокойный, беззаботный видъ. Вслдствіе этого, я ршила посл обда сходить къ дяд Фрицу, который далеко не такъ безконечно добръ какъ мой Карлъ.
— Ну, Вильгельмина, сказалъ онъ, прочтя бумагу,— дло твое скверно! Ужь очень ты тогда была невоздержна на языкъ. А особа эта должно-быть очень твердо уврена въ правот своего дла, потому что свидтелями она выставляетъ двухъ полицейскихъ, супруговъ Греве и Dr. Вренцхенъ.
— Какъ! доктора свидтелемъ противъ меня?!
— Да, такъ по крайней мр здсь сказано. Разумется, въ качеств зятя онъ можетъ смягчить свое показаніе, но кто поручатся за то что онъ не воспользуется этимъ случаемъ чтобъ отомстить теб за вс эти прежнія стычки? Вспомни какъ часто ты длала ему на зло…
— Фрицъ, неужели онъ способенъ ршиться на такую низость?
— Не знаю, можетъ-быть онъ и смягчится, если ты дашь ему общаніе впредь всегда быть съ нимъ любезною и предупредительною.
— Я ничего общать не желаю, сердито сказала я,— а отъ тебя требую только чтобы ты сказалъ мн, могу ли я, по твоему мннію, проиграть это дло?
— Въ этомъ и сомнваться нечего! Ты сообрази только то что свидтелями противъ тебя выставлены полицейскіе, которые подъ присягой должны будутъ показать всю правду.
Я уже не разъ слыхала какъ, благодаря присяг, проигрываются всякія спорныя дла.
— Фрицъ! простонала я,— что же мн длать? что же длать?
— Ты пренебрегла единственнымъ средствомъ къ своему спасенію…
— Я все готова теперь сдлать! все! я наверстаю старое! Фрицъ, скажи мн какое это средство?
— Теб слдовало принять порядочную дозу смягчающихъ обстоятельствъ.
Терпнье мое лопнуло.
— Ахъ, ты извергъ! закричала я.— Неужели для тебя нтъ въ мір ничего святаго? неужели тебя не трогаетъ даже и бдственное положеніе твоей единственной, единокровной, единоутробной сестры?!…
— Однако, ты не очень ужь пугайся. Тебя разберутъ по косточкамъ, прочтутъ теб хорошее нравоученіе, но въ тюрьму по всмъ вроятіямъ не запрячутъ.
— Карлъ надется на мировую, а ты что объ этомъ думаешь?
— Если у истицы адвокатъ человкъ порядочный, то вамъ пожалуй и удастся помириться, но если она попала въ лапы къ какому-нибудь несчастному крючкотвору, то онъ заставитъ ее вести дло до конца.
— А чмъ же станетъ эта особа платить судебныя издержки?
— Кто теряетъ дло, тотъ и долженъ платить ихъ. Судебныя-то издержки придется заплатить теб, мое золото!
— О, какое униженіе, какой позоръ!… На меня подадутъ жалобу, а я же еще и плати за это! Да гд же тутъ справедливость?
— Таковъ ужь законъ.
— Такъ стало-бытъ законъ слдуетъ передлать… Фрицъ, я не переживу этого позора, дни мои сочтены…
— Утшься, Вильгельмина, каждому порядочному человку приходилось и судиться, и проигрывать дла. Не падай духомъ, бодрись!
— И ты опять съ тмъ же! съ горечью воскликнула я.— Ужь если ты не въ состояніи придумать ничего лучшаго, такъ и держи про себя свои глупые совты. Плевать мн на ваше бодрись!
Отъ дяди Фрица я ушла раздосадованная до нельзя и страшно бранила себя за то что сама же отправилась все разказать ему и такимъ образомъ доставила ему случай избрать меня предметомъ своихъ глупыхъ неумстныхъ шутокъ. Но когда человкъ теряетъ голову, то онъ поневол становится дуракомъ.
Однако дядя Фрицъ былъ правъ, говоря что особа эта обратится не къ порядочному адвокату, а къ какому-нибудь судебному крючкотвору, взяточнику… Попытка къ примиренію канула въ воду.
Нсколько дней спустя я получила новую повстку, съ увдомленіемъ о томъ что въ субботу, въ десять часовъ утра, об стороны обязаны лично явиться въ Старо-Моавитскую улицу, домъ No 12, въ Королевскій судъ шеффеновъ, въ камеру No 29. Въ случа же уклоненія отъ суда, отвтчица будетъ силой приведена въ камеру полиціей. Я вовсе не желала доставлять своему заклятому врагу пріятное зрлище какъ двое полицейскихъ силой повлекутъ меня въ судъ, а потому хотя нервы мои и были страшно потрясены, предпочла добровольно отправиться въ Моавитскую улицу въ назначенный для судебнаго разбирательства день.
Но и до суда треволненіямъ моимъ просто конца не было. Богъ знаетъ какъ, но вс узнали о томъ что меня тянутъ въ судъ, и въ кругу нашихъ знакомыхъ только и говорилось что о предстоящемъ разбирательств моего дла. Иначе зачмъ бы прилзла ко мн со своими соболзнованіями и шпильками Краузиха?
— Вотъ и вы теперь узнаете что значитъ быть преслдуему судьбой, сказала она,— а намъ вы никогда не сочувствовали, когда рокъ избиралъ цлью своихъ нападеній нашего бднаго Эдуарда…
— Вс бды съ Эдуардомъ вы себ сами навязали на шею, я нахожу что съ вашей стороны очень дурно валить на судьбу свои собственныя вины, вдь не по вол же судьбы вашъ Эдуардъ бжалъ.
— У Эдуарда такая страсть къ изслдованію и изученію…
— Только направлена-то, эта страсть не туда, куда слдуетъ! Къ изученію латинскихъ корней у него кадется не только страсти, но даже и склонвости-то нтъ никакой.
— У него совершенно иное призваніе, латынь ему уже не нужна, тмъ боле что это языкъ мертвый.
— Нельзя ли узнать въ чемъ заключается его призваніе? Можетъ-быть онъ намренъ печь пироги, сдлаться булочникомъ…
Она усмхнулась съ презрніемъ.
— Эдуардъ намренъ сдлаться капитаномъ корабля. На этомъ пути онъ можетъ нажить себ большое богатство и, кром того, въ обществ смотрятъ съ большимъ уваженіемъ на капитановъ. Онъ уже пріобрлъ себ компасъ, а по чердаку лазилъ съ изумительною ловкостію. Быть капитаномъ для него самое настоящее дло.
— Да, если еще онъ будетъ капитаномъ, вставила я,— только что-то плохо этому врится.
— Вы все лучше всхъ знаете, съ горячностью подхватила она,— вашъ великій разумъ непогршимъ, а то бы вы не наговорили такихъ вещей за которыя васъ теперь тянутъ въ судъ.
— Это не вашего ума дло, съ раздраженіемъ отвчала я.
— Весьма возможно, колко возразила она,— я вдь повторяю только то что говорятъ другіе… Сама бы я ни за что не позволила бы себ высказывать никакого сужденія… насъ однако въ судъ никто еще не таскалъ!
Наконецъ она убралась во-свояси.
— Вотъ она и выказалась въ своемъ истинномъ свт, обратилась я къ моей дочери.— Пожалуста, Бетти, не пускай ее больше ко мн! Несчастье мое и безъ того велико чтобъ отдавать себя еще на растерзаніе такимъ хищнымъ гіенамъ.
Въ слдующій затмъ день для выраженія своего сочувствія ко мн явилась надзирательша.
— Многое зависитъ отъ того каковъ судья, сказала она,— а также и отъ того какъ представить все дло. А какое платье думаете вы надть?
— Да просто черное, отвчала я.
— Чмъ проще, тмъ лучше! подтвердила она.— Надобно чтобы различіе между вашимъ положеніемъ и положеніемъ истицы какъ можно мене бросалось въ глаза. Вамъ за вашъ расшитый гербъ пожалуй хуже чмъ кому другому придется на скамь подсудимыхъ.
— Я даже и не думала объ этомъ. Когда мы заведемъ свои собственные экипажи, то я прикажу написать свой гербъ на дверцахъ кареты.
— Но къ чему вамъ гербъ и карета если вы будете приговорены по суду къ наказанію?
— Однако, слава Богу, дло еще не дошло до этого.
— Не можете же вы однако не согласиться съ тмъ что мужъ мой человкъ проницательный и дальновидный, а онъ того мннія что гроза какъ будто уже надъ вами разразилась, и мн кажется что вамъ ужь никогда не удастся возвратить себ своего прежняго положенія въ обществ.
Итакъ, въ глазахъ свта я уже осуждена. Теперь смло можно поручиться за то что надзирательша ужь никогда боле не подетъ вмст со мною кататься въ Грюневальдъ. Теперь я уже принадлежу къ числу людей отверженныхъ обществомъ.
Мысль эта лишала меня послдняго остатка бодрости духа, я никуда не ршалась выходить и только какъ-то безпомощно бродила у себя по дому. У меня даже не хватало духу сидть у окна, мн чудилось что вс проходящіе по улиц останавливаются и указываютъ на меня пальцемъ.
Бетти старалась убдить меня что я обманываюсь, но я собственными глазами видла какъ Геймрейхша со своей старшей дечерью расхаживала передъ нашимъ домомъ и бросала насмшливые взоры на наши окна. Положеніе мое становилось невыносимымъ. Съ каждымъ днемъ я все боле и боле страдала, сонъ мой сталъ до того тревоженъ что моему Карлу изъ-за его храпа пришлось перебраться въ другую комнату.
Бергфельдша также наградила меня своимъ посщеніемъ, которое впрочемъ нисколько не ободрило меня, а напротивъ еще боле разстроило.
— Господи, Боже мой, фрау Бухгольцъ, начала она,— попали вы, какъ куръ во щи! И зачмъ это только вы схватили эти проклятые каминные щипцы!
— Это еще что такое?
— Вы, говорятъ, такъ изувчили кухарку что кровь просто ручьемъ лила. Придется вамъ съ полгодика отсидть за это.
— Ничего подобнаго и не бывало. Кто это наплелъ вамъ такую чепуху?
— Бухгольцша, мн отъ души васъ жаль, но вдь весь городъ говоритъ объ этомъ. Что до меня, то я всюду беру вашу сторону, защищаю васъ и говорю: счастье что на кухарк была толстая кофта, а то Бухгольцша пожалуй попала бы еще и на каторгу или на эшафотъ.
— И это вы называете защищать меня?
— Да, разумется! Вы были такъ добры ко мн… когда… когда мой Эмиль… и мн право было бы ужасно слышать еслибы васъ вдругъ осудили на смерть или что-нибудь въ род того.
— Да сохранитъ меня отъ этого Всевышній! Я могу дать клятву въ томъ что я и пальцемъ не тронула этой особы.
— Не будьте клятвопреступницей, Бухгольцша! Зачмъ бы людямъ говорить такъ еслибъ это была не правда? Можетъ-быть у васъ просто задергало руку, въ которой случайно въ эту минуту были щипцы? Вотъ именно такое объясненіе я и дала бы на суд, будь я на вашемъ мст.
— Фрау Бергфельдтъ, слабо проговорила я,— я не въ силахъ дале выносить подобныхъ разговоровъ, уйдите, оставьте меня лучше одну.
Но она точно приклеенная сидла на мст.
— Нтъ, что же, у меня время есть. И знаете, все это тяжело только въ данную минуту, потомъ все уладится, забудется, въ мір все забывается, время какъ дождемъ смываетъ съ человка всякую грязь…
И такъ дале и такъ дале, все въ томъ же дух. Она ушла не прежде того какъ и душевно, и физически въ конецъ меня истерзала.
— Бетти! собравъ послдній остатокъ силъ воскликнула я:— меня ни для кого нтъ дома, даже еслибы самъ Великій Моголъ на четверенькахъ приползъ ко мн.
Но все-таки мн пришлось сдлать исключеніе для фрау Гельбихъ, которая зашла что-то важное сообщить мн.
Она знала вс подробности происшествія. Между постителями ихъ ресторана произошелъ споръ по поводу моего дла, и она внимательно прислушивалась ко всему что говорилось.
— Фрау Бухгольцъ, сказала она,— вамъ мы обязаны всмъ вашимъ благосостояніемъ и мы всею душой сочувствуемъ вашему несчастію. У меня просто все сердце въ груди перевернулось. Я глубоко убждена въ томъ что вы совершенно невинны.
— Невинна, совершенно невинна, подтвердила я,— во никто не хочетъ этому врить!
— Я врю этому! съ живостью воскликнула она.— Потомуто я и пришла къ вамъ. Вотъ видите ли, говорятъ между прочимъ что смерть собаки весьма подозрительна.
— Ахъ, нтъ! адвокаты уже успли выяснить вс обстоятельства этого дла.
— Обыкновенно воры первымъ дломъ отравляютъ дворныхъ собакъ, опять сказала она.
— Это вовсе не идетъ къ длу, у нихъ былъ только комнатный мопсъ.
— Въ этомъ-то вся и штука. Дворную собаку вору отравить легко, но мопсъ былъ въ комнатахъ, кто бы могъ отравить его? Единственно только тотъ человкъ который оставался въ дом.
— И это предположеніе не основательно, такъ какъ они его удавили веревкой. Вы заблуждаетесь.
— Одинъ изъ столующихся у насъ студентовъ высказалъ это предположеніе. Онъ говоритъ что еслибъ удалось доказать присутствіе въ собак яда, то вы были бы совершенно оправданы.
— Ото всего сердца благодарю васъ за участіе, фрау Гельбихъ, но по всмъ вроятіямъ судъ будетъ и поумне, и поучене и ученаго студента и насъ съ вами, неученыхъ смертныхъ. Все это дло было разслдовано, и ничего подозрительнаго не найдено.
— А я такъ крпко надялась на то что это послужитъ на пользу. Вы не поврите, фрау Бухгольцъ, какъ я глубоко сочувствую вамъ, какъ я васъ жалю.
Она заплакала, и я тоже. Изо всхъ испытаній это было для меня самое тяжелое. Мы об чувствовали себя въ совершенно безпомощномъ положеніи. Завтра должна была ршиться моя участь.
Я до того упала духомъ, до того чувствовала себя разбитою что еще до сумерокъ легла въ постель. Мой Карлъ пришелъ и слъ возл меня. Онъ долго и вжно говорилъ мн о томъ чтобъ я не рисовала себ своего положенія хуже чмъ оно есть на самомъ дл, но разв его за это время навщали сочувствующія постительницы.
— Постарайся хорошенько отдохнуть, сказалъ онъ,— и не предавайся до такой степени унынію. Минуетъ пора испытаній, къ теб снова вернется твое обыкновенное, доброе и веселое настроеніе. Теб тутъ такъ славно и покойно лежать, постарайся же немножко развеселиться и потомъ заснуть.
— Карлъ, не можешь ты требовать чтобъ я сладко дремала словно котъ? Въ моемъ ужасномъ состояніи сонъ бжитъ отъ моихъ глазъ.
Вошла Бетти и спросила меня не чувствую ли я аппетита състь что-нибудь особенное.
— Немного попоздне принеси мн молока и сухарей, но только для поддержанія жизни. Времени еще много.
Мн не хотлось сть, мрачныя, ужасныя мысли лишали меня аппетита.
Въ полудремот мн чудилась тюрьма и страшный приговоръ судьи. Я говорила себ что все это послдствія глупой болтовни Бергфельдши, но тмъ не мене стоило мн только на минуту закрыть глаза, какъ меня начинали преслдовать одн и т же ужасныя грезы.
Карлъ ушелъ, пожелавъ мн спокойной ночи, а Бетти заставила меня притронуться къ пищ. Изъ любви къ ней я принудила себя выпить принесенное ею молоко съ сухарями, и пища показалась мн вкусне чмъ я ожидяла. Свжее кипяченое молоко было очень хорошо, а сухари такъ и хрустли на зубахъ. Моя милая дочь зажгла мн ночникъ, нжно поцловала меня и ушла къ себ. Я осталась одна.
Итакъ это послдняя ночь моей досел ничмъ незапятнанной жизни, отнын мн уже нельзя будетъ спокойно смотрть людямъ въ глаза. Если я увижу что кто-нибудь шепчется и насмшливо улыбнется, мн все будетъ казаться что это на мой счетъ. Разв люди не будутъ имть права косо смотрть на меня? Разв я буду теперь имть право осуждать кого-нибудь безъ того чтобы не сказать самой себ: ‘ты сама сидла на скамь подсудимыхъ и надъ тобой тяготетъ приговоръ суда’. И вдругъ одному Богу извстно, откуда мн послышался голосъ: ‘Горе теб, Вильгельмина! Лица праведниковъ отвернулись отъ тебя!’ Мн хотлось заснуть, о какъ мн хотлось заснуть!
Я долго ворочалась съ одного бока на другой и только-что было стала засыпать, какъ почувствовала въ постели крошки сухарей, которыя не давали мн покоя. Съ каждою минутой количество этихъ крошекъ увеличивалось до того что я наконецъ встала и перестлала себ постель. Это окончательно развлекло меня, и о сн нечего было и думать.
Я лежала все попрежнему, размышляя о своихъ бдствіяхъ. Стой, кажется опять крошки? Такъ и есть. Должно-быть нсколько крошекъ попали на коврикъ и пристали къ моимъ ногамъ, когда я вставала, чтобы перестлать постель. И опять мн пришлось встать, встряхнуть все и снова перестелить всю постель. Я дошла до полнаго отчаянія и съ досады заплакала. Какою малостью можетъ Господь Богъ покарать человка! довольно для этого какой-нибудь ничтожной крошки сухаря.
Я знаю, я не всегда поступала такъ какъ бы слдовало, но неужели же прегршенія мои такъ тяжки чтобы такъ жестоко карать меня? Уже давно я не прибгала къ теплой молитв, во теперь руки мои сложились сами собой, и я стала пламенно молить Господа сжалиться надо мной и поддержать меня. Затмъ я еще разъ встала и тщательно снова оправила свою постель. Когда я опять легла, мн въ душу снизошло спокойствіе, а вслдъ затмъ мирный сонъ сомкнулъ мои усталыя вжды.
На утро я проснулась отъ шороха въ сосдней комнат. Я слышала какъ Дориса отворяла окна, передвигала стулья и приводила все въ порядокъ. Бетти также уже успла встать. Она тихо вошла ко мн взглянуть, сплю ли я, и удивилась что я уже проснулась.
— Дитя мое, сказала я,— съ тяжелою заботой на сердц спится плохо.
Она помогла мн одться. Поздне пришелъ дядя Фрицъ онъ былъ свидтелемъ съ моей стороны, и какъ ни медленно тянулось время, тмъ не мене часъ нашего отъзда приближался.
Я отъ роду не бывала въ зданіи суда въ Моавитской улиц, и вдругъ мн пришлось явиться туда въ качеств подсудимой.
— Вонъ тамъ сзади дворъ, гд рубятъ преступникамъ головы, сказалъ дядя Фрицъ, указывая мн на высокую стну.
Я въ ужас содрогнулась.
— Ты не бойся, продолжалъ онъ,— покуда Краутсъ {Извстный берлинскій палачъ.} въ блыхъ перчаткахъ онъ не опасенъ, вотъ когда онъ ихъ сниметъ…
Карлъ приказалъ ему замолчать и подалъ мн руку. Онъ спросилъ, гд камера No 29, ему указали направо, мы прошли длиннымъ корридоромъ и наконецъ добрались до роковой камеры. Здсь было довольно много народа, кто сидлъ, кто стоялъ. Здсь находились г. Греве съ супругой, полицейскіе и докторъ. И ее — ту которая навлекла на меня все бдствіе — я также увидла здсь.
Изъ камеры No 29 вышелъ приставъ и прочелъ: ‘Дло Аренса съ Мейеромъ’. Нсколько человкъ изъ присутствующихъ вошли въ камеру и затмъ скоро снова возвратились: счастливцы, въ послднюю минуту они успли помириться между собой.
— Дло Бухгольцши! снова провозгласилъ приставъ.
У меня по жиламъ пробжалъ морозъ. Вс члены у меня точно свинцомъ были налиты, ни жива, ни мертва, шатаясь, я вошла въ камеру. Мн указали обнесенное ршеткой пространство, гд я безпомощно и опустилась на стулъ. Ршетка эта отдляла обвиняемыхъ это всего остальнаго человчества. На возвышеніи, за столомъ, покрытымъ зеленымъ сукномъ, сидли: судья, шеффены и протоколистъ. Послдній прочелъ обвинительный актъ. Направо сидла истица, посредин находились свидтели, а дале за ршеткой помщалась публика.
Все что я говорила въ ту роковую для меня ночь, было помщено въ обвинительномъ акт. О, какъ оскорбительно звучало каждое слово въ устахъ этого человка, не присутствовавшаго при нашемъ объясненіи! И все это я была обязана выслушать. Судья, глядвшій особенно торжественно благодаря своему черному одянію, объявилъ что вс показанія свидтелей должны быть подтверждены присягой, затмъ, прочтя имъ наставленіе о высокомъ значеніи присяги, онъ отпустилъ ихъ. Посл того какъ они удалились, онъ обратился къ истиц и ко мн, приглашая насъ помириться и затмъ спросилъ васъ согласны ли мы на мировую.
— Да, простонала я.
Нтъ, заявила особа. Репутаціей своей она дорожитъ не мене людей знатныхъ и никому не позволитъ топтать себя въ грязь ногами.
Судья выразилъ что ничего подобнаго и не случилось. И какая ей польза въ томъ что будутъ судить почтенную даму? Фрау Бухгольцъ возьметъ назадъ все сказанное ею и заплатитъ судебныя издержки, и такимъ образомъ честь истицы будетъ вполн удовлетворена.
На это она согласиться не можетъ, Бухгольцшу слдуетъ засадить и, кром того, она обязана заплатить ей три тысячи марокъ за безчестіе. Вотъ ея требованія.
— Штрафы налагаетъ судъ, возвышая голосъ сказалъ судья.— Вы же не имете права требовать ровно ничего.
Ей такъ сказалъ ея адвокатъ.
Стало-быть у нея какой-то особенный адвокатъ.
Однако онъ знаетъ побольше всякаго ученаго юриста.
Это скоро выяснится.
Такъ какъ примиреніе не состоялось, судъ начался своимъ порядкомъ.
Первымъ свидтелемъ былъ вызвавъ Dr. Вренцхенъ. Судья обратилъ его вниманіе на то что, какъ близкій родственникъ, онъ можетъ отказаться отъ дачи показанія. ‘Какъ онъ поступитъ?’ со страхомъ спрашивала я себя, ‘неужели онъ станетъ мстить мн и тмъ самымъ навки произведетъ разрывъ между нами?’
Докторъ заявилъ что онъ отказывается это всякихъ показаній и можетъ только выразить удивленіе по поводу того что истица осмлилась выставить его свидтелемъ со своей стороны.
Я вполн оцнила все благородство его поступка, до конца дней моихъ не забуду этого.
Но вотъ былъ вызванъ г. Бреве. Его спросили о его годахъ, общественномъ положеніи и вроисповданіи, затмъ онъ долженъ былъ принять присягу въ томъ что онъ ничего не утаитъ, ничего не прибавитъ, а покажетъ съ помощью Божіей одну только правду. Принимая присягу онъ долженъ былъ поднять кверху правую руку, а вс присутствующіе на это время должны были подняться съ мстъ.
Судья спросилъ г. Бреве: слышалъ ли онъ чтобы отвтчица въ тотъ вечеръ назвала истицу призрнною обманщицей.
Б. Бреве отвчалъ что онъ этого хорошенько не помнитъ.
А выразилась ли отвтчица объ истиц что она наглая тварь?
Слово это дйствительно сорвалось съ устъ отвтчицы, но именно по этому выраженію г. Бреве и заключилъ въ то время что отвтчица находится въ страшно возбужденномъ состояніи.
— Г. судья, сказала я,— она всегда относилась ко мн съ необыкновенною дерзостью и нахальствомъ.
Наступила очередь свидтельствовать дяд Фрицу. При его появленіи особа эта громко воскликнула:
— Я не допускаю этого свидтеля!
— О допущеніи свидтелей ршаетъ судъ, внушительно замтилъ предсдатель.
— Для меня это безразлично, но только его свидтельства я не принимаю. Однажды онъ вздумалъ ущипнуть меня за щеку, я хлопнула его по рук, и съ тхъ поръ онъ сталъ ко мн относиться враждебно.
— Надюсь, никто не повритъ чтобъ у меня былъ такой плохой вкусъ, сказалъ дядя Фрицъ.
Судья просилъ его быть серіознымъ и не отвлекаться отъ сути дла.
Дядя Фрицъ показалъ что истица, безо всякихъ на то причинъ, всегда и во всемъ старалась длать наперекоръ обвиняемой. Это невольно бросалось ему въ глаза всякій разъ какъ мы вмст бывали у доктора.
— Какой поводъ къ такому поведенію подавала обвиняемая? обратился судья къ истиц.
— Я терпть не могу, отвчала эта особа,— чтобы въ то время какъ я стряпаю, кто-нибудь совался носомъ у меня по кострюлямъ.
— Разумется! воскликнула я.— Для того чтобъ опытная хозяйка не замтила какъ ея дочь со всхъ сторонъ обкрадываютъ. Какъ же иначе можетъ быть, чтобы при такомъ скромномъ образ жизни выходило такъ много денегъ, да еще когда дочь моя аккуратно записываетъ вс расходы? Даже зять мой удивляется куда дваются деньги! Цлью ея было выжить меня изъ дому чтобъ ей удобне было обирать свою молодую неопытную хозяйку, вотъ она и затяла исторію изъ-за раковъ.
— Запишите пожалуста въ протоколъ это новое оскорбленіе, громко потребовала особа.
Какъ бы то ни было, Dr. Вренцхенъ на суд взялъ все-таки мою сторону.
Но вотъ подходитъ для меня самый опасный пунктъ обвиненія. Вс вышеупомянутыя оскорбленія, по словамъ судьи, были вызваны самою истицей и потому не заслуживали особеннаго вниманія, но что касается высказаннаго мною подозрнія будто бы истица была соучастницей злоумышленниковъ, это дло серіозное, ибо подозрніе это должно было гибельно повліять на положеніе двушки которая живетъ въ услуженіи.
Полицейскіе показали что я сказала что състные припасы въ кладовой должно-быть были припасены именно для жуликовъ, что у истицы рыльце наврное въ пушку.
Показаніе это они давали подъ присягой, а г. Греве съ супругой точно также подтвердили его.
У меня зашумло въ ушахъ, вся комната заходила предъ глазами, полъ наклонился въ одну сторону, и мн показалось что я сползаю по этой покатости въ страшную пропасть. Я судорожно ухватилась руками за стулъ.
— Надюсь, наказаніе будетъ не особенно строгое? обратился судья къ шэффенамъ и хотлъ было уже встать чтобъ обсудить вмст съ ними приговоръ.
Я обвела всю комнату умоляющимъ о помощи взоромъ, и взглядъ мой остановился на полномъ сочувствія лиц: маленькая, добрая Гельбихъ полными слезъ глазами, съ мольбою смотрла на меня. Я поняла то что она желала мн выразить, быстро поднялась Съ мста и точно по вдохновенію свыше воскликнула:
— Господинъ судья, еще одинъ вопросъ истиц: пусть прежде всего она скажетъ, зачмъ она отравила собаку?
Въ комнат была такая тишина что было бы слышно еслибъ упала булавка.
Особа поблднла и повидимому потеряла всякое самообладаніе.
— Я всегда ненавидла эту тварь, пробормотала она.
— Такъ вы сознаетесь въ томъ что отравили собаку? спросилъ судья, устремивъ на нее сбой пристальный взоръ.
— На зло мн назвали собаку Маффи-Памфъ, потому что меня зовутъ Маріей Бандъ.
— Поэтому-то вы и отравили ее?
— Я не могла равнодушно слышать этого имени.
— Господинъ судья, сказала я,— Маффи уменьшительное отъ мопсъ, а Памфи для забавы прибавилъ дядя Фрицъ.
— Вотъ какъ! воскликнула особа, окинувъ меня самымъ дьявольскимъ взглядомъ.— Этому ужь конечно никто здсь не повритъ.
— Все что нжно и мило, продолжала я,— начинается съ буквы м, напримръ: маленькій, миленькій, малютка, милочка, вотъ и нашего кролика звали тоже Мукъ. Нельзя же взять къ себ на колни какое-нибудь существо и, лаская его, приговаривать: ‘жаба, крокодилъ, гадюка, змя’…
Судья перебилъ меня словами:
— Я долженъ просить васъ не отклоняться отъ дла. Итакъ, вы не имли намренія оскорблять истицу, называя мопса Маффи-Памфи?
— И въ ум даже не было! Мы никого не думали подразумвать подъ этимъ именемъ. Это только одна увертка со стороны этой особы. Собачка отчаянно лаяла на каждаго чужаго человка, это можетъ подтвердить и г. Греве. Разумется, надобно было чтобы въ тотъ вечеръ собака молчала, чтобы г. Греве не сошелъ внизъ и не засталъ злодевъ на мст преступленія. А такъ какъ Маффи не давался въ руки этой особ, то она и подмшала ему въ пищу какого-нибудь снадобья.
— Неправда! воскликнула моя противница.
— Вы ужъ почти сознались въ своей вин, обратился къ ней судья,— и вамъ слдовало бы теперь сказать всю истину. Запирательство вамъ ни къ чему не послужитъ, наука обладаетъ средствами доказать присутствіе яда.
— Ну что жъ, я подсыпала мопсу порошка чтобы навсегда отдлаться отъ этого докучливаго животнаго.
— А гд же вы достали этотъ порошокъ?
— Въ аптек.
— Въ какой аптек?
— Я ужь теперь не помню.
— Постарайтесь припомнить, было бы черезчуръ странно, еслибы вы забыли это.
— Я не сама ходила за ядомъ.
— Кто же потрудился услужить вамъ?
— Одинъ знакомый.
— Кто этотъ знакомый, какъ его зовутъ?
— Это былъ совершенно посторонній человкъ, котораго я попросила…
— А! вотъ что! Какъ всегда, таинственный незнакомецъ! сказалъ судья и движеніемъ руки подозвалъ къ себ разсыльнаго. Онъ пошепталъ ему что-то на ухо, тотъ ушелъ и скоро вернулся въ сопровожденіи двухъ полицейскихъ. Судья поднялся съ мста и сказалъ:
— Такъ какъ двица Марія Іоганна Бандъ возбуждаетъ противъ себя подозрніе въ томъ что она причастна совершенной въ квартир Dr. Вренцхена краж, то и подвергается предварительному заключенію впредь до новаго слдствія по этому длу. Возбужденное же ею дло противъ фрау Вильгельмины Бухгольцъ тмъ самымъ на время пріостанавливается.
Маріи Бандъ пришлось послдовать за полицейскими въ тюрьму, а я была свободна.
Мы вышли изъ камеры No 29, уступая мсто другимъ. Будемъ надяться что мн въ первый и послдній разъ довелось быть въ этой камер. Но подвернись еще разъ подобный случай, я уже сумю говорить на суд, юриспруденція мн теперь вещь знакомая.
Когда мы вышли на улицу и съ облегченіемъ вздохнули на свжемъ воздух, ко мн подошла фрау Гельбихъ и отъ чистаго сердца пожелала мн всякаго счастія.
— Фрау Гельбихъ, сказала я,— вы замчательно прозорливы! Что было бы со мною еслибы не вы!
— Все произошло именно такъ какъ и слдовало ожидать, сказала она.— Вамъ помогъ Отецъ нашъ Небесный. Онъ всякую тайну вовремя длаетъ явною.
Я горячо пожала ей руку.
— А вы были тмъ ангеломъ котораго Онъ ниспослалъ мн.
Мы понимали другъ друга.
Спустя нсколько дней я получила новую повстку изъ суда о томъ что начатое противъ меня дло окончательно прекращено.
Особа эта принуждена была во всемъ сознаться. Маффи былъ вырытъ изъ земли, словно человкъ, положенъ въ ящикъ и запечатанъ и затмъ отосланъ къ химику, который нашелъ въ немъ присутствіе очень большаго количества яда, что немудрено разумется при прожорливости мопсовъ вообще. Веревка на ше Маффи оказалась точно такимъ же отводомъ глазъ какъ и заткнутый ротъ и связанныя руки кухарки. Дале слдствіе выяснило что одинъ изъ злоумышленниковъ сблизился съ кухаркой подъ видомъ жениха и затмъ отчасти врными уговорами, отчасти обманомъ запуталъ и ее въ свою мошенническую продлку. Впрочемъ, еслибъ у нея у самой не было наклонности къ воровству, разумется она не поддалась бы ни на какіе уговоры, во вдь я всегда говорила что она совершенно никуда негодная женщина, Маффи былъ одного мннія со мною: онъ положительно не переносилъ даже вида этой особы, попавшей въ конц концовъ въ тюрьму. Умныя собаки обладаютъ иногда совершенно сверхъестественнымъ чутьемъ для распознаванія людей.
Полиція, посл всхъ этихъ открытій, обратила вниманіе на то съ кмъ видалась по вечерамъ кухарка и такимъ образомъ напала на слдъ грабителей. Докторъ даже сталъ было лелять надежду что его серебро разыщется. Волненія послдняго времени однако сильно отозвались на моемъ здоровь, и у моего любящаго Карла появилось множество новыхъ сдинокъ. Милый, дорогой Карлъ, вотъ какъ тебя удручали заботы о твоей жен! Сумю ли я своею любовью вознаградить тебя за все что теб пришлось перенести ради меня?!

Мой зять.

Никакія средства, никакіе совты мн не помогали: волненія послдняго времени сильно отозвались на мн какъ въ физическомъ, такъ и въ нравственномъ отношеніи. Я старалась пересиливать себя, старалась подъ улыбкой скрывать свои страданія, но силы мои замтно ослабвали, а лицо съ каждымъ днемъ принимало все боле и боле сровато-желтый оттнокъ. Несмотря на то что я твердо ршила обращаться съ моимъ Карломъ какъ можно мягче, я тмъ не мене не была въ состояніи справиться съ собою и помимо воли положительно отравляла существованіе и мужу моему и дочери. Меня раздражало ршительно все, какая-нибудь муха на стн и та уже сердила меня, и я ни за что ни про что срывала свою злость на бдномъ моемъ Карл и кроткой Бетти. Фрау Гельбихъ принесла было мн бутылку шведскаго жизненнаго элексира собственнаго своего приготовленія, но онъ такъ сильно испортилъ мн желудокъ что я почувствовала къ нему неопреодолимое отвращеніе. Словомъ, я была больна.
Видя что мн совсмъ плохо, я наконецъ послушалась того что мн уже давнымъ-давно совтовалъ мой Карлъ и послала за Dr. Вренцхеномъ. ‘Онъ превосходно отнесся къ теб на суд’, сказалъ мн Карлъ, ‘ты можешь вполн на него положиться’. А я со своей стороны все-таки опасалась чтобъ онъ не прописалъ мн какого-нибудь лкарства которое еще боле могло повредить мн. Вотъ до какой степени я была мрачно настроена, но какъ бы то ни было, въ конц концовъ все же мн пришлось обратиться къ моему зятю.
Онъ очень внимательно осмотрлъ и выслушалъ меня, и затмъ объявилъ что только продолжительное лченіе въ Карлсбад въ состояніи снова возстановить мое разстроенное здоровье.
— Нтъ, возразила я,— въ такую даль я ни за что не поду. Что же здсь станется, если меня не будетъ?
— Вы можете на время оставить вс свои заботы и чмъ скоре вы подете, тмъ это будетъ лучше.
— Чтобы не торчать у васъ на глазахъ, не правда ли?
— Чтобы состояніе вашего здоровья не перешло въ хроническій недугъ.
— Но если Эмми понадобится присутствіе матери?
— Если вы желаете сохранить себя для вашихъ дтей, то слдуйте моимъ совтамъ. Какъ зять, я готовъ уступать вамъ во всевозможныхъ пустякахъ, но какъ врачъ, я требую полнаго повиновенія съ вашей стороны. Или вы на этихъ же дняхъ подете въ Карлсбадъ, или я пришлю вамъ нотаріуса для составленія духовнаго завщанія.
Это послднее заявленіе оказало на меня свое дйствіе. Вс необходимыя приготовленія къ отъзду были скоро окончены, и посл душу надрывавшаго прощанья, мы съ Бетти очутились въ вагон. Какъ могла я знать куда онъ везетъ меня, въ Карлсбадъ или прямо въ объятія смерти?
Бетти ршилась сопровождать меня и съ замчательнымъ терпніемъ переносила вс мои капризы. Она совершенно измнилась съ тхъ поръ какъ судьба послала и ей на долю тяжкое испытаніе. Прежде, бывало, она постоянно дерзила мн и хлопала дверьми, теперь же она сдлалась самою тихою, самою уступчивою, самою покорною и ласковою дочерью. Много мн пришлось выстрадать за послднее время, и вс мои огорченія прямо отозвались у меня на селезенк и печени. Я сильно сомнвалась можетъ ли Карлсбадъ помочь мн. Тмъ боле что въ первые дни я не замчала ровно никакого улучшенія въ своемъ здоровь. Воду я пила аккуратно, какъ было предписано, по утрамъ, въ числ тысячи другихъ больныхъ толпившихся предъ Марктбрунненомъ, я также протягивала свою фарфоровую кружку двиц, черпавшей для страждущихъ изъ источника цлебную тепловатую воду. Затмъ мы отправлялись гулять и пили кофе гд-нибудь на открытомъ воздух.
Бетти находила что окруженный живописными лсистыми горами и прорзываемый извилистою рчкой Карлсбадъ необыкновенно красивъ, но я не раздляла ея мннія, мн все было противно.
Я много размышляла про себя о безполезномъ для меня пребываніи здсь и однажды утромъ громко выразила Бетти что безумно торчать въ Карлсбад, гд вмсто поправленія здоровья, день это дня становишься все желте и желте.
— Это совершенно справедливо, вмшался въ нашъ разговоръ какой-то пожилой господинъ, шедшій какъ разъ позади насъ.— Весьма часто болзнь въ начал пребыванія въ Карлсбад ухудшается, но это только признакъ того что вода оказываетъ свое дйствіе, черезъ недльку вы заговорите совсмъ иное.
— Неужели? недоврчиво спросила я.
— Положитесь на меня въ данномъ случа. Вотъ уже тридцать лтъ какъ я посщаю Карлсбадъ и отлично изучилъ свойства всхъ здшнихъ цлебныхъ источниковъ. Зовутъ меня Леопольдъ Фрейндъ изъ Бреславля, и мн чрезвычайно пріятно ободрить васъ моимъ совтомъ.
Мы съ Бетти назвали ему себя и затмъ вс вмст продолжали прогулку отъ источника къ источнику.
Вдругъ г. Фрейндъ воскликнулъ:
— Но отчего же дочь ваша также не подвергнетъ себя лченію? Посмотрите какъ она желта!
— Вовсе нтъ, отвчала я,— этотъ оттнокъ происходитъ отъ цвта вашего зонтика.
— Дйствительно, это только отраженіе, засмялся г. Фрейндъ.— Удивительно, право, какъ легко съ моимъ пристрастіемъ къ Карлсбаду принять всякаго за больнаго.
Такъ какъ г. Фрейндъ служитъ живымъ доказательствомъ цлебной силы источниковъ, то Карлсбадцы считаютъ его почетнымъ гражданиномъ своего города, а что онъ дйствительно хорошо знакомъ съ особыми свойствами здшнихъ водъ, видно уже изъ того что мн дйствительно съ каждымъ днемъ становилось все лучше и лучше.
Лимонножелтый цвтъ лица и дурное расположеніе духа исчезали у меня постепенно. Веселое настроеніе возвращалось ко мн, и съ каждымъ днемъ взоръ мой все боле и боле радовался при вид красотъ окружающей природы. Въ начал мы не были въ состояніи отправляться дале Фрейндшафтсзала, Пуппа или Постгофа, теперь же мы совершаемъ несравненно боле длинныя прогулки и почти каждый день г. Фрейндъ указываетъ намъ новыя мста. Самъ онъ однако никогда не сопровождаетъ насъ, предпочbтая смирно сидть на чистомъ воздух.
Однажды онъ посовтовалъ намъ пойти чрезъ Otto’s hohe и Ewige Leben въ Горный ресторанъ. Мы послушались его совта и храбро принялись карабкаться по горамъ. Видъ былъ дйствительно великолпный, а лсъ до того увлекателенъ что мы забирались въ него все глубже и глубже до тхъ поръ пока совсмъ заблудились.
— Отдохни немножко и затмъ попробуемъ вернуться назадъ, сказала я.
— Ты посиди вотъ тутъ, на камушк, а я пока пойду поищу дорогу, сказала Бетти.
.’Какой бы ты, Вильгельмина, забила набатъ еслибъ это случилось въ начал курса лченія!’ подумала я и затмъ предалась размышленію о томъ какую чудесную силу иметъ цлебный бульйонъ который горячимъ ключемъ бьетъ прямо изъ земли, а затмъ поправляетъ намъ не только желудокъ, но также и настроеніе духа. Еще немножко, и я радостно полечу въ объятія моего Карла. Каждую недлю приходило изъ Берлива письмо съ извстіемъ что все тамъ благополучно, но мн писать было очень трудно, въ чемъ виновата вода, совершенно разслабляющая умственную дятельность.
Я уже начала было тревожиться по случаю продолжительнаго отсутствія Бетти, какъ вдругъ увидла ее возвращающейся ко мн въ сопровожденіи довольно пожилаго господина съ сдою бородой въ соломенной шляп, въ очкахъ и съ тростью въ рукахъ на которую онъ опирался. Онъ пустился въ разсужденія насчетъ своей подагры, но тмъ не мене выказалъ полнйшую готовность проводить насъ. Мы разказали ему какъ мы заблудились, на что онъ замтилъ что есть два вида гуляющихъ, теоретики и практики, и послднимъ приходится плохо, если они не прибгаютъ къ помощи первыхъ.
Больные очень скоро сходятся между собою, и мы не успли еще дойти до цли вашей прогулки, какъ онъ уже величалъ меня ‘мама Бухгольцъ’ и требовалъ чтобы Бетти называла его ‘папа Михельзенъ’.
Онъ пріхалъ въ Карлсбадъ изъ Сверной Германіи чтобъ уничтожить въ себ вредныя послдствія чрезмрнаго употребленія краснаго вина. На мой совтъ бросить пить красное вино, если оно ему вредно, онъ отвчалъ мн: ‘О, нтъ, бдняга Михельзенъ не можетъ быть настолько жестокъ къ себ.’
— Что вы этимъ хотите сказать, спросилъ я,— почему же бдняга?
— Да какъ же иначе-то мн выразиться? Если я самъ не буду жалть себя, такъ никто другой меня не пожалетъ, да и кто же лучше меня можетъ знать насколько я достоинъ сожалнія.
Съ этого времени мы часто гуляли вмст съ г. Михельзеномъ, тмъ боле что онъ очень хорошо былъ знакомъ съ мстностью и ходилъ съ особенною охотой, благодаря тому что Шпрудель живительно дйствуетъ на его ноги.
Мы отправлялись вмст на Гаксъ-Гейлингфельзенъ, гд, говорятъ, скалы изображаютъ окаменлое свадебное шествіе, на Абергъ, гд мы проходили мимо Мадонны, изображеніе которой вдлано въ дерево. Мадонна не особенно занимала г. Михельзена, но за то онъ толковалъ очень много о минералогіи и объяснялъ намъ строеніе земной коры, Бетти все это весьма сильно интересовало. Я находила очень страннымъ что самые цлебные ключи, какъ о нихъ выразился мой зять, находятся именно здсь, въ этой мстности, и спросила г. Михельзена, не могутъ ли химики, умющіе составлять всевозможныя снадобья, устроить точно такіе же ключи въ Берлин.
— Какъ вы полагаете? спросила я его.
— Есть два рода химиковъ, отвчалъ онъ,— безполезные и вредные. Много бдъ успли уже натворить и т и другіе. Первые учатъ поддлк, фальсификаціи, а вторые на практик осуществляютъ теорію первыхъ.
Намъ положительно не доставало чего-то, когда папа Михельзена не было съ нами, а Бетти моя до такой степени пришлась ему по сердцу что онъ уговорилъ насъ пробыть лишнюю недлю въ Карлсбад до окончанія курса его собственнаго лченія съ тмъ чтобы потомъ намъ вмст возвращаться отсюда. Я согласилась, тмъ боле что г. Фрейндъ со своей стороны находилъ что мн будетъ весьма полезно еще нкоторое время продолжать пользованіе водами, въ послдствіи однако мн пришлось пожалть о томъ что мы не ухали въ Берлинъ своевременно. Однажды утромъ мы сидли и завтракали у Пуппа. Бетти пила кофе наоборотъ, то-есть не кофе съ молокомъ, а молоко съ кофе, а мы съ г. Михельзеномъ спросили себ обыкновенную порцію для больныхъ, то-есть кофе съ такимъ малымъ количествомъ молока что даже просто смшно объ этомъ вспомнить. Вдругъ въ сопровожденіи горничной изъ нашей квартиры является разсыльный и подаетъ мн телеграмму. Я разрываю пакетъ и читаю:
‘Здоровенькій мальчикъ, глаза черные, вылитый отецъ, зовутъ Францемъ. Мать чувствуетъ себя отлично.

Вренцхенъ.’

Извстіе это было для меня совершенною неожиданностью. Папа Михельзенъ это всего сердца поздравилъ насъ и тотчасъ же сталъ называть Бетти тетушкой. Но я не въ состояніи была впасть въ этотъ шутливый тонъ: какъ-то тамъ обошлись безъ меня, кто принималъ младенца?… Но каково же было мое удивленіе какъ чрезъ полчаса я получаю вторую телеграмму въ которой написано слдующее:
‘Здоровенькій мальчикъ, глаза голубые, вылитая мать, зовутъ Фрицемъ. Отецъ радуется соотвтственно обстоятельствамъ.

Вренцхенъ.’

— Право не знаю, г. Михельзенъ, ужь не помутились ли у меня отъ употребленія водъ умственныя способности? Не понимаю что такое тамъ произошло? Сначала у мальчика глаза были черные, а потомъ вдругъ сдлались голубыми…
— Бываетъ! Бываетъ что цвтъ глазъ измняется, поучительно замтилъ онъ.— По Дарвину, это основано на атавизм, но въ данномъ случа измненіе произошло черезчуръ быстро и явленіе это въ высшей степени интересно. Оно необходимо будетъ разъяснено со временемъ въ какомъ-нибудь ученомъ медицинскомъ журнал.
— А почему же мальчикъ сначала былъ Францемъ, а потомъ сталъ вдругъ Фрицемъ? То онъ похожъ на отца, то на мать, вдь это же положительно невозможно.
Папа Михельзенъ съ лукавствомъ посмотрлъ на меня черезъ очки.
— Да можетъ-быть ихъ двойня? сказалъ онъ.
— Двойня? Когда все заготовлено только на одного ребенка? Ахъ, что вы говорите! Все это пустяки. Тугъ ясно выражено: ‘отецъ радуется соотвтственно обстоятельствамъ’. Приписку эту наврно сдлалъ дядя Фрицъ. Такія шутки однако вовсе не кстати при лченіи водами.
На слдующій день пришло письмо отъ моего Карла, въ которомъ онъ увдомлялъ меня о томъ что у Эмми родились два сына близнецы. Об же телеграммы писалъ дядя Фрицъ. Докторъ былъ слишкомъ, занятъ чтобы самому идти на телеграфъ и поручилъ это дло дяд Фрицу. Эмми чувствуетъ себя очень хорошо и безконечно счастлива.
Францъ и Фрицъ… Имена эти мн вовсе не понравились. Пускай бы онъ назвалъ одного сына Францемъ, потому что его самого такъ зовутъ, а разв не было бы мило другаго сына назвать Вильгельмомъ, отчасти въ честь нашего императора, отчасти въ честь меня? Да и какъ это неудобно въ хозяйственномъ отношеніи, все блье придется постоянно мтить полнымъ именемъ, чтобы вещи обоихъ мальчиковъ не мшались между собою. Все это мгновенно пронеслось у меня въ мысляхъ.
Въ письм оказалась еще приписка: ‘Францъ родился въ послдній часъ мая мсяца, а Фрицъ въ первый часъ іюня мсяца. Что ты на это скажешь?’
— А то что безъ меня вчно надлаютъ глупостей! съ раздраженіемъ воскликнула я,— Несчастныя дти! Никто и ни зачто не повритъ тому что они близнецы, если рожденье одного будетъ праздноваться въ мн, а другаго въ іюн. И кром того, Францъ и Фрицъ! Ужь почему бы не назвать ихъ Максъ и Морицъ? {Максъ и Морицъ извстная иллюстрированная исторія двухъ шалуновъ.}
— Господинъ Михельзенъ, сказала я,— намъ необходимо хать немедленно, я не могу ни минуты оставаться вдали отъ Берлина. Если я еще замшкаюсь здсь, такъ пожалуй ужь не найду Бранденбургскихъ воротъ на мст, происходятъ такія диковины, такія неожиданности!
— Точно тамъ Шпреэ загорлась!…
— Хорошо бы еслибы только такъ! Но вы подумайте только что зять-то мой вдь остается безо всякаго присмотра!

Дядя Фрицъ.

Возвратиться домой было чрезвычайно пріятно, а когда я напечатлла свой первый поцлуй на щечкахъ внучатъ, то мн показалось все хорошо что случилось, да и наконецъ разв малютки, могутъ быть отвтственны за своего отца, которому впрочемъ теперь приходится быть уже на второмъ план, такъ какъ всеобщее вниманіе всецло поглощено малютками.
Я цлыми днями сидла у доктора, такъ-сказать чуть не поселилась у него въ дом. Сначала онъ былъ противъ этого, но я сказала ему: ‘что вы уморить что ли хотите и жену и дтей?’ и ему не оставалось ничего другаго какъ уступить мн. Да и самъ-то онъ какъ при мн поправился теперь я безо всякаго страха могла бывать въ кухн и сама за всмъ присматривала, за то не боле какъ черезъ недлю докторъ сталъ настоящее наливное яблоко.
Эмми поправлялась съ каждымъ днемъ. Подъ моимъ наблюденіемъ ей давалась только легкая, но вмст съ тмъ питательная пища, если когда-либо въ мір существовалъ церберъ, такъ то была я у двери моей дочери. Никакъ не могла я примириться съ тмъ что для дтей были куплены не люльки, а неподвижныя кроватки. Эмми объяснила мн что ея Францъ говоритъ, будто качать дтей не гигіенично, что отъ этого они становятся идіотами.
— А самъ-то онъ разв не по старому способу выхоженъ? вставила я,— а между тмъ сумлъ таки добиться докторскаго диплома. Впрочемъ, какъ знать? можетъ-быть, еслибъ его не качали въ младенчеств, такъ онъ былъ бы теперь уже какимъ-нибудь важнымъ сановникомъ, попечителемъ народнаго здравія.
Но какъ бы то ни было, я то и дло продолжала сожалть о томъ что нтъ люльки, особенно по поводу маленькаго Франца, онъ очень непокойный ребенокъ, и бабушк Бухгольцъ приходится очень подолгу носить его на рукахъ, пока онъ не успокоится отъ своего крика… Я замтила доктору что у насъ въ роду никогда не бывало такихъ крикуновъ и что наврное Францъ унаслдовалъ это свойство съ его стороны, а докторъ отвтилъ мн: ‘пустое, мамахенъ, это только такъ кажется’.
По вечерамъ за мною обыкновенно приходили мой Карлъ или дядя Фрицъ съ тмъ чтобы проводить меня и кстати справиться о здоровь Эмми. Въ четвергъ, къ моему удивленію, докторъ остался дома. Цлый день замтно было что ему чего-то не доставало, а вечеромъ просто въ глаза бросалось, какъ сильно тосковалъ онъ безъ своихъ обычныхъ партнеровъ.
Около восьми часовъ вечера захалъ Dr. Паберъ справиться о томъ, можно ли надяться на то что зять мой сегодня поститъ ихъ медицинскій кружокъ. Я пригласила доктора Пабера остаться ужинать, говора что Францъ будетъ весьма радъ побесдовать съ нимъ. Докторъ принялъ мое приглашеніе. На ужинъ была холодная телятина, и кром того, я приготовила еще очень вкусный салатъ въ род маіонеза, съ каперцами, рубленою редиской и свжими огурцами, салатъ мой всмъ очень понравился.
— Еслибъ еще намъ поиграть въ карты, такъ я бы самому королю не позавидовалъ! сказалъ мой зять, посл того какъ поужинавъ они выпили по доброй кружк хорошаго пива.
— Что бы вамъ не попробовать сыграть съ нами, любезнйшая фрау Бухгольцъ? сказалъ Dr. Паберъ.
— Какъ, мн играть въ карты?
— Вы вроятно уже отчасти знакомы съ картами, глядя на то какъ играютъ другіе, продолжалъ докторъ Паберъ.
— Ну, не ломайтесь, милая мамахенъ, вставилъ и мой зять.
— У меня кажется нтъ никакихъ способностей къ карточной игр, возразила я.
Несмотря на мое возраженіе, они поставили столъ, принесли карты и принялись мн объяснять правила игры, но какъ потомъ сказалъ подсвшій ко мн дядя Фрицъ, о разныхъ тонкостяхъ игры они все-таки умолчали. Я осталась въ выигрыш, а докторъ Паберъ замтилъ что ему никогда не случалось видть дамы которая бы обладала такимъ природнымъ дарованіемъ къ игр въ карты.
Итакъ я сидла за карточномъ столомъ съ тремя молодыми людьми которые изъ кожи вонъ лзли чтобы совратить меня на стезю погибели и такимъ образомъ принести еще новую жертву богу игры. Должна сознаться что на этотъ разъ имъ это удалось до нкоторой степени, потому что игра наша затянулась до полуночи. Выигрышъ свой я раздлила на дв равныя доли Францу и Фрицу.
Съ именами малютокъ я нсколько примирилась посл того какъ докторъ общалъ мн назвать свою будущую дочь Вильгельминой.
Теперь мн слдовало заняться дядей Фрицемъ. Исторія съ докторскою кухаркой и затмъ моя поздка въ Карлсбадъ помшали мн побывать въ Линген, такъ что я еще ничего не успла сдлать для моего бднаго брата,
— Фрицъ, сказала я ему на возвратномъ пути домой,— ты все попрежнему твердо держишься своего намренія?
— Жениться на Эрик? еще бы! Мечта эта ни на минуту не покидаетъ меня.
— Отлично. Итакъ посмотримъ что можно будетъ сдлать въ этомъ отношеніи. Можетъ-быть, дло наше еще и выгоритъ.
И оно выгорло. Бабушка ршила вмст съ Эрикой постить Берлинъ и на дл убдиться въ томъ, можно ли не будучи сцапанному діаволомъ ступить на грховную почву этого вертепа погибели.
— Вильгельмина, какъ теб удалось устроить это? спросилъ дядя Фрицъ.
— Посредствомъ письменнаго нравственнаго внушенія, отвчала я.— Ты говорилъ мн что она очень жадна на деньги. Вотъ я и написала ей сколько ты получаешь въ годъ дохода, а также и о томъ что ей не придется давать за Эрикой приданаго. Что же касается спасенія души Эрики, то у насъ въ семь есть ветхій деньми пасторъ на котораго можно въ данномъ случа вполн положиться.
— Вильгельмина, ты сущій ангелъ! воскликнулъ дядя Фрицъ и обхвативъ меня руками принялся танцевать и кружиться со мною до тхъ поръ пока у меня совсмъ не захватило дыханія.
Бабушка хотла было поселиться у Краузе, но я сочла за лучшее устроить ее у себя и хорошо сдлала, потому что она непремнно желала до тонкости развдать все что касалось дяди Фрица. Она ни за что не ршится дать своего согласія на бракъ, основываясь только на одной вншности. Поступить иначе было бы гршно, говорила она. Она пересмотрла вс торговыя книги дяди Фрица и только уже посл того сказала что можетъ-быть современемъ что-нибудь и выйдетъ изъ этого сватовства. Но самъ дядя Фрицъ смотрлъ не только на сватовство, но и на самый бракъ какъ на дло вполн ршенное.
Я со своей стороны также дала бабушк ясно понять что не вижу боле никакихъ основательныхъ причинъ тянуть это дло. Относительно Берлина она осталась при своемъ прежнемъ убжденіи, то-есть что городъ этотъ не что иное какъ вертепъ погибели, гнздо всяческаго разврата.
— Да осмотритесь же немножко въ Берлин, вникните въ его дурныя и хорошія стороны, а не ршайте своего мннія о немъ на основаніи только одного перваго впечатлнія, сказала я ей.
— Я и по газетамъ, отлично знаю, каковъ вашъ Берлинъ, отрзала она.
— Все это только одна пустая болтовая, опять замтила я.
— Какъ бы не такъ! недоврчиво проговорила она.
Я поручила Бетти вмсто себя сидть у доктора, а сама ршила показать бабушк Берлинъ. Дядя Фрицъ взялъ намъ у Бискова коляску, и такимъ образомъ мы стали разъзжать то туда, то сюда, словомъ, всюду.
— Да здсь кажется круглый годъ все праздники? сказала бабушка.
— Вовсе нтъ, отвчала я,— множество людей которыхъ вы видите на улиц идутъ по своимъ дламъ, отдыхаютъ у насъ вечеромъ въ субботу, а веселятся только по воскресеньямъ.
Ей нужно было все видть, все оглядть, она была положительно неутомима какъ будто для того чтобъ осмотрть Берлинъ успла отдохнуть уже заране, а теперь готова была безъ устали бгать по всему городу. И я должна была всюду сопровождать ее.
Она даже вздумала было влзать на башню побды, но я отговорила ее, сказавъ что это считается неприличнымъ для пожилыхъ дамъ. Недоставало мн въ самомъ дл того чтобы карабкаться еще на эту вышку!
А что за аппетитъ благодаря этой бготн она себ нагуливала! она была въ состояніи переваривать все, ла даже и самую твердую пищу, преусердно перетирая ее деснами.
Вчно и всюду сопутствовать ей для меня было сущимъ наказаніемъ, тмъ боле что меня занималъ вопросъ о свадьб, а вовсе не интересовало разгуливанье по Берлину. И какое намъ было дло до всякихъ древностей выкопанныхъ изъ земли Шлиманомъ? Мои кухарки наколотили мн достаточно всякой посуды чтобы мн смотрть еще на эти глупые черепки. Ей нужно было побывать и въ зданіи памятниковъ славы, и въ библіотек, и во всякихъ музеяхъ, и въ картинныхъ галлереяхъ, словомъ, всюду о чемъ только ей приходилось гд-либо читать, или отъ кого-либо слышать. Намъ вс эти посщенія просто стали не въ моготу: какой же Берлинецъ станетъ осматривать вс эти достопримчательности боле раза въ годъ, да и того даже нтъ. Когда наконецъ старуха захотла отправиться въ египетскій музей, дядя Фрицъ сказалъ ей что онъ запертъ потому что теперь провтриваютъ муміи. Такимъ образомъ намъ удалось счастливо отдлаться отъ ея новой зати.
Однако по всему было замтно что Берлинъ ей съ каждымъ днемъ нравился все боле и боле, упорство ее тмъ не мене нисколько не смягчалось, она даже уже назначила день своего отъзда, а дло наше и на шагъ еще не подвинулось впередъ. Но она плохо знала дядю Фрица.
За день до ихъ отъзда мы похали въ Потсдамъ. Погода стояла жаркая и душная, надъ водою стояла словно какая-то дымка, и не успли мы дохать до Бабенсбергскаго дворца какъ вдругъ послышался громъ, блеснула молнія и все небо мгновенно заволокло тучами. Въ верхушкахъ деревьевъ зашумлъ поднявшійся втеръ. ‘Будетъ сильная гроза’, сказалъ кастелянъ и впустилъ насъ въ первую залу дворца. Предсказаніе его оправдалось: громъ загрохоталъ, молнія засверкала и дождь неудержимыми потоками хлынулъ на землю. Свтлый день превратился въ темную ночь, вмст съ темнотою явился и страхъ: бабушка боялась грозы. Она заткнула себ уши чтобы не слыхать ужасныхъ раскатовъ грома, и закрыла глаза чтобы не видать ослпительныхъ зигзаговъ молніи, а потому она не могла видть и того, какъ въ отдаленномъ конц залы блдная трепещущая двушка прижалась къ безстрашному человку, который, какъ бы охраняя ее отъ всякой опасности, заключилъ ее въ свои мощныя объятія. А когда небо разверзалось, и вся зала обливалась бловатымъ трепетнымъ свтомъ молніи, я могла ясно различать улыбку блаженства на лиц этого человка. То были дядя Фрицъ и Эрика.
Когда гроза утихла, кастелянъ показалъ намъ весь дворецъ. Мы были и въ рабочемъ кабинет императора, и въ его спальн, въ покояхъ этихъ нигд не было видно ни бархата, ни шелка, ни блестящей позолоты, узкая походная постель служила нашему государю ложемъ для его ночнаго отдыха, но тмъ не мене при вид ея испытываешь чувство, будто надъ этимъ скромнымъ ложемъ паритъ нчто величественное, святое, и невольно исполняешься чувствомъ благоговнія.
Кастелянъ показалъ вамъ между прочимъ и палку которую нашъ императоръ вырзалъ себ въ своемъ парк. Это его любимая палка, онъ всегда беретъ ее, когда рано по утру отправляется гулять по тнистымъ аллеямъ сада. Со всхъ сторонъ къ нему слетаются птички и щебечутъ ему разныя разности, которыхъ никто другой никогда и не слышитъ. Кто мудръ и справедливъ, тотъ понимаетъ языкъ птицъ, для того нтъ ничего слишкомъ мелкаго въ Божіемъ мір.
Небо разъяснилось. Посл грозы выглянуло солнышко и наступило затишье, какъ посл войны наступаетъ мирное время. Лса, воды, луга и клумбы цвтовъ, все это въ обновленной красот являлось вашему взору.
Мы отправились дале и прохали мимо парка Мраморнаго дворца, гд живетъ принцъ Вильгельмъ со своею супругой Викторіей. Вдали мы увидали играющихъ дтей, то были правнуки нашего императора, нжные отростки Гогенцоллернскаго древа. Въ день рожденія Бисмарка родители вмст со своими дтками посадили здсь молоденькій дубокъ. Малютки тоже трудились своими лопаточками, копали землю и потомъ возили ее своими крошечными тачками. Когда мальчики эти станутъ мужами, дерево это уже будетъ въ состояніи оснять ихъ тнью своихъ втвей.
Въ Сансуси бабушка отъ изумленія просто глаза вытаращила — и совершенно основательно: много ей придется искать по-блу свту, пока она снова увидитъ что-либо подобное.
Если пройти мимо обелисковъ и затмъ по широкой алле, уставленной съ обихъ сторонъ мраморными статуями древнихъ боговъ и богинь, подойти къ фонтану, то даже и бывалый человкъ испытываетъ какое-то чарующее впечатлніе. А самый дворецъ на возвышеніи! Тамъ нкогда обиталъ ‘старый Фрицъ’ тамъ же онъ и скончался. Часы остановились съ послднимъ біеніемъ его сердца и до сихъ поръ они стоятъ на томъ же час. Это въ высшей степени заинтересовало бабушку, она просто заморила всхъ своими разспросами, ее положительно невозможно было вытащить изъ дворца. Она непремнно хотла посмотрть кухню гд готовились кушанья: ее интересовало только существенное, великихъ историческихъ событій она не была въ состояніи постигнуть. Эрику она все время и на шагъ не отпускала отъ себя.
Въ Сансуси она видла много диковиннаго, а въ Шарлоттенгоф ей пришлось еще боле вытаращить глаза. Ползучія розы вились тамъ до самой крыши греческаго домика, лиліи раскрывали свои блоснжныя чашечки и вмст съ розами разливали нжный ароматъ въ воздух. А тамъ еще розы, еще и еще, красныя, свтлые, темныя, одна прекрасне другой. Удивительно ли что дядя Фрицъ и Эрика вошли въ этотъ цвтникъ розъ, что онъ притянулъ къ себ свою блую розу и безъ разршенія бабушки напечатллъ горячій поцлуй на ея щечк? Сдланнаго передлать уже было нельзя.
— Неужели вы будете продолжать упорствовать попрежнему? сказала я.
Смягчила ли ее давишняя гроза или же она вспомнила что и на ея жизненномъ пути нкогда цвли розы, отъ которыхъ теперь остались только одни шипы, ужь не знаю, но она безмолвствовала. Я сдлала нашей чет знакъ приблизиться, и когда оба подошли и остановились передъ вами, я выразительно толкнула бабушку въ загорбокъ.
— Будьте счастливы! наконецъ проговорила она.
Продолжая прогулку, мы стали обсуждать съ нею практическую сторону вопроса, и такъ какъ я была за то чтобъ отпраздновать свадьбу какъ можно скоре, у васъ начались съ нею новыя пререканія.
— Братъ мой и такъ долго дожидался, ршительно сказала я, свадьбу можно справить чрезъ три-четыре недли. Не правда ли, Фрицъ?
— Чмъ скоре, тмъ лучше! отвчалъ онъ.
Бабушка проворчала что это противъ правилъ свта.
— Ничего не значитъ, сказала я.
— Правилъ свта нельзя не соблюдать, отрзала она.
— Да перестаньте же наконецъ ломаться, опять сказала я,— кончено дло и съ шеи долой.
— Нельзя! возразила она.
— Можно! воскликнула я.
И только ради Фрица и Эрики уступила я ей, а то бы у насъ могла бы выйти славная баталія.
Вдругъ Эрика остановилась какъ вкопанная: по близости раздавались выстрлъ за выстрломъ.
— Что это? испуганно проговорила она.
— Это солдаты упражняются въ стрльб, отвчалъ Фрицъ.
— Зачмъ? опять спросила она.
— Затмъ чтобы защищать твою родину и твой семейный очагъ, моя дорогая! нжно проговорилъ онъ.— Затмъ чтобы никакой врагъ не могъ помять розъ и лилій нашего садика…
Она подняла на него свой милый взоръ.
— Что было бы со мной безъ тебя? прошептала она.
Вечеромъ мы праздновали ихъ помолвку. Фрицъ былъ веселъ до безконечности и даже сумлъ своею веселостью заразить бабушку, онъ три раза подрядъ пилъ съ нею брудершафтъ, и она чокалась съ нимъ чаще чмъ ей это было полезно. На слдующій день ей пришлось, благодаря головной боли, пролежать до самаго, обда въ постели, пробавляясь всякими каплями и спиртами. Я упрекнула было за это дядю Фрица, но онъ очень сухо отвтилъ мн:
— Что же длать, Вильгельмъ? это строго, несправедливо. Зачмъ же она заране не пріучала себя къ крпкимъ напиткамъ? Я въ этомъ нисколько не виноватъ.

Какъ всмъ живется.

Францъ и Фрицъ съ каждымъ днемъ длаются все миле и миле, и хотя ихъ давнымъ-давно бы уже можно было окрестить, докторъ непремнно хочетъ дождаться возвращенія дяди Фрица изъ его свадебнаго путешествія. Воспреемникомъ старшаго мальчика будетъ мой Карлъ, а младшаго дядя Фрицъ.
Эмми теперь уже не остается въ полномъ одиночеств, когда ея мужъ бываетъ на практик, да и по четвергамъ, когда онъ посщаетъ своихъ друзей, она уже не скучаетъ попрежнему. Когда вечеркомъ намъ случается собраться у доктора, то Эмми и Бетти обыкновенно сидятъ на диван за какимъ-нибудь рукодльемъ, а мой мужъ, докторъ и я садимся за карты. Бда только если захнычетъ который-нибудь изъ двойняшекъ! стоитъ только кому-либо сказать ‘Францъ кричитъ’ или ‘Фрицъ плачетъ’, какъ докторъ бросаетъ карты и со всхъ ногъ бжитъ въ спальню. Послушайся онъ меня и заведи люльки, было бы несравненно легче справляться съ этими крикунами, и не приходилось бы съ великолпными картами въ рукахъ сидть и ждать блаженной минуты, когда уймутся безпокойные малыши, а главное всякій разъ посл такого перерыва никто не знаетъ кому ходить, кто сдавалъ и начинаются безконечные споры…
Зимой, когда вс съдутся въ Берлин, я непремнно буду устраивать у себя карточные вечера. Dr. Паберъ ужь заявилъ мн полную готовность посщать эти вечера, надзиратель, какъ высокообразованный человкъ, наврное также долженъ превосходно играть въ карты, а слдовательно мн нечего опасаться недостатка въ партнерахъ. Кром того, можно вполн разчитывать и на дядю Фрица, а въ случа нужды также и на г. Клейнеса.
Фракъ къ свадьб у дяди Фрица уже готовъ, и теперь онъ съ нетерпніемъ считаетъ дни до своего отъзда въ Лингенъ, гд совершится его свадьба, а затмъ молодые подутъ прокатиться по Рейну. Фрицъ отклонилъ мое и Карлово предложеніе сопровождать его въ Лингенъ, изъ опасенія что обиліе родственниковъ придастъ свадьб слишкомъ трогательный, слдовательно и скучный характеръ: ему-то хочется чтобы свадьба его была какъ можно веселе. Свидтелемъ съ его стороны будетъ его другъ, Теодоръ Маннъ, который даже и самымъ важнымъ и серіознымъ дламъ уметъ придать забавный оттнокъ: обыкновенно гд онъ, тамъ и веселье. Затмъ дядя Фрицъ вздумалъ было захватить съ собою еще двухъ-трехъ пріятелей изъ своего кружка, которые не прочь выпить, пошутить и повеселиться.
— Да зачмъ же они подутъ въ Лингенъ? спросила я.
— Просто для увеселенія его жителей, отвчалъ онъ.
— Ты, кажется, знаешь характеръ бабушки, предостерегла я его.
— Пустяки!
— Но вдь и Эрик пріздъ этой молодежи доставитъ мало удовольствія…
И онъ наконецъ отказался отъ своей глупой зати.
У Вейгельтовъ произошло очень много перемнъ. На нихъ весьма горько отозвались сумасбродно надланные ими долги въ разчет на богатство новой родни и съ цлію казаться важне и богаче, чмъ они были на самомъ дл. Съ преждевременною кончиной Эмиля рушились не только вс ихъ воздушные замки на будущее, но они съ ужасомъ увидали также и ту бездну въ которую попали, витая взорами въ облакахъ.
Августа однако не потеряла мужества, она снова принялась за цвты изъ перьевъ и была очень счаслива тмъ что ей удалось вернуть себ прежнюю работу, мужа своего она совершенно отвратила отъ политики и не столько умными словами, сколько своимъ собственнымъ примромъ рвенія къ труду. Къ счастію, Вейгельтъ былъ еще неокончательно погибшій человкъ, и оказалось еще возможнымъ вернуть его на истинный путь. Такъ какъ старикъ Бергфельдъ уже былъ не въ состояніи заниматься въ свободные вечерніе часы веденіемъ книгъ у разныхъ мелкихъ лавочниковъ и ремесленниковъ, то Августа убдила своего мужа взять эту обязанность на себя, а выручку длить съ ея старымъ отцомъ. Какъ только Вейгельтъ пересталъ водиться со всякими политическими преступниками, онъ самъ устыдился своего легковрія и повидимому понялъ наконецъ что онъ слишкомъ глупъ для того чтобы соваться въ управленіе страной.
Бергфельдша затяла держать меблированныя комнаты, но дло у нея до сихъ поръ не клеится. Жилецъ ея No 1 прогорлъ и сбжалъ, ничего не заплативъ ей, да еще набравъ талера два взаймы, отъ жильца No 2 она ожидаетъ того же самаго и потому продла въ замочную скважину веревку, одинъ конецъ ея привязала къ сундуку молодаго человка, а другой конецъ на ночь привязываетъ себ къ рук чтобы тотчасъ же проснуться въ случа если жилецъ ея No 2, подобно No 1, вздумаетъ сбжать потихоньку. Къ октябрю Бергфельдты передутъ въ Доротеенштадтъ поближе къ университету, потому что жильцы тамъ надежные, все студенты, въ юныя души коихъ профессора насаждаютъ смя науки, а чтобы смя это взошло и дало плодъ, юныя души требуютъ утромъ и вечеромъ поливки пивомъ. Я хотла было рекомендовать Бергфельдш г. Клейнеса, да вовремя спохватилась что они другъ къ другу люди неподходящіе. Г. Клейнесъ живетъ все по старому, г. Пфейфферъ также нисколько не остепенился.
Недавно я заходила къ Август. Она сидла въ своемъ траурномъ плать и усердно работала, но не цвты изъ перьевъ, а сшивала какіе-то странные узкіе лоскутки синей шелковой полинялой матеріи.
— Что это такое будетъ? спросила я.
— Курточка для моего мальчика.
— Но что же это за странная матерія, вся изрзанная въ какіе-то клинья? Я съ роду не видывала ничего подобнаго.
— Зачмъ мн скрывать это отъ васъ? проговорила Августа:— это покрышка съ синихъ шелковыхъ зонтиковъ, которые намъ тогда всучилъ ростовщикъ. Матерія до того полиняла по складкамъ что показаться въ люди съ такими зонтиками невозможно. И вотъ теперь у меня то, къ чему я такъ страстно стремилась, прибавила она съ печальною улыбкой,— дти мои будутъ ходить въ шелку.
— Не унывай, ободрительно проговорила я,— настанутъ еще и лучшія для васъ времена.
— Будемъ надяться! Но само собою ничего на свт не длается, а потому я снова вернулась къ своему волшебному словечку ‘далли! далли!’ и твержу его съ ранней зари и до поздней ночи. Если мы проживемъ нсколько лтъ кряду еще скромне того чмъ жили до сихъ поръ, то можетъ-быть какъ-нибудь и выпутаемся изъ своего тяжелаго положенія. Ахъ, фрау Бухгольцъ, какъ охотно готова бы я переносить всякую нужду, лишь бы только былъ живъ мой несчастный братъ!…
Она заплакала.
— Постарайся успокоиться, забыть…
— Никогда! я его такъ любила, онъ былъ такой добрый, любящій, хорошій…
— У тебя дти, ты должна всецло отдаться имъ.
— Да, буду заниматься воспитаніемъ дтей, буду пріучать ихъ трудиться и довольствоваться малымъ. Все остальное — тлнъ и суета. Мн пришлось на опыт убдиться въ этомъ.
И она принялась шить съ такимъ рвеніемъ, какъ будто спшила наверстать все потраченное.
Но вдругъ она прервала свою работу и прислушалась.
— Вотъ и отецъ! проговорила она и поспшно встала къ нему на встрчу.
Бергфельдтъ тяжело переводя духъ съ трудомъ поднимался на лстницу. Онъ сталъ совсмъ сдымъ дряхлымъ старикомъ.
— Гд Эмиль? спросилъ онъ, совершенно безучастно поклонившись мн.
Августа вышла и привела маленькаго Франца.
— Вотъ и ты, мой маленькій Эмиль! ласково проговорилъ ддъ, и мальчикъ тотчасъ же вскарабкался къ нему на колни.
— Онъ все еще не можетъ понять того что случилось, шепнула мн на ухо Августа,— и принимаетъ нашего Франца за моего бднаго брата Эмиля. Мы и не стараемся разубждать его въ этомъ.
Она подала отцу приготовленный для него кофе, старикъ всегда около этого времени приходитъ къ нимъ, чтобы поиграть съ маленькимъ Францемъ.
Бергфельдтъ дрожащею рукой протянулъ свою чашку мальчику.
— Вкусно, Эмиль? проговорилъ онъ,
— Безподобно! отвчалъ мальчуганъ.
Между прочимъ это было также любимымъ словомъ Эмиля въ дтств.
Затмъ, напившись кофе Францъ притащилъ дду вс свои сокровища, то-есть всякій поломанный хламъ, но старикъ зналъ не хуже своего внука названія каждой вещицы. Безголовая кукла у нихъ называлась принцесса Валерія, а единственная оставшаяся кегля была у нихъ канониръ Пуффшнутъ, жили оба вмст въ ящичк, который мн показался знакомъ, и дйствительно это былъ ящикъ изъ-подъ знаменитаго дешеваго органчика.
— И такъ органчикъ уже покончилъ свое существованіе? спросила я.
— Да, онъ просуществовалъ весьма не долго, отвчала Августа.— Францъ слишкомъ часто разсматривалъ его внутреннее устройство и разумется скоро сломалъ его. Я даже рада что не слышу больше этого несноснаго дребезжанья, оно слишкомъ напоминало мн о моемъ глупомъ честолюбіи. А игрушки въ него убирать чрезвычайно удобно.
Если всмотрться въ маленькаго Франца, то онъ дйствительно нсколько напоминаетъ Эмиля, особенно въ минуты полнаго оживленія, но все же не до такой степени чтобы можно было принимать одного за другаго, какъ-то длалъ Бергфельдтъ.
Августа просила меня какъ можно меньше обращать вниманіе на дда и на внука, потому что для нихъ это самое пріятное, и я охотно исполнила ея желаніе, тмъ боле что старикъ Бергфельдтъ самъ впалъ въ совершенное дтство. Мальчикъ прыгалъ, шумлъ и рзвился, но вотъ Августа подозвала его къ себ и примрила на немъ новую курточку. Сидла эта курточка недурно, но Францъ похожъ былъ въ ней на маленькую голубенькую зебру. Ему, впрочемъ, это было безразлично, онъ пріосанился и принялся гордо шагать по комнат, напвая какую-то галиматью.
— Что это онъ поетъ? спросила я.
— Глупую псню которую пвалъ мой мужъ когда носился со своими соціалистами и увлекался политикой… Переставь сейчасъ же, слышишь! крикнула она на сына.
Ддъ подозвалъ мальчика къ себ, и они снова занялись игрушками.
Я встала.
— Ты только не теряй мужества! сказала я на прощанье Август.
— Нтъ! Я горячо врю и надюсь! отвчала она.
Такъ какъ Краузе родня Эрики, то и намъ пришлось нсколько боле сблизиться съ ними, но ужь я позабочусь о томъ чтобы близость эта не перешла извстныхъ границъ.
Эдуардъ началъ нсколько исправляться съ тхъ поръ какъ его взяли изъ гимназіи. Да вдь и не всякому дается ученье: кто слишкомъ избалованъ для того чтобы проникнуться страстью къ наукамъ, кто пропустилъ для этого время, а у кого и отъ природы нтъ къ тому способностей. Такимъ людямъ и въ самомъ дл ужь лучше бросить ученье, а то нахватаютъ однихъ верховъ и выйдетъ изъ нихъ ни рыба, ни мясо. Ужь лучше сдлаться морякомъ, какъ хочетъ Эдуардъ чмъ быть вчно недовольнымъ всмъ въ мір только потому что противъ воли тянешь лямку и исправляешь должность къ которой насилу-насилу удалось кое-какъ подготовиться. Да и мало ли у кого къ чему призваніе, въ наше время всего отъ людей ожидать можно.
Г. Краузе иметъ теперь на сына несравненно больше вліянія чмъ прежде и недавно говорилъ мн что начинаетъ лелять вадегкду что изъ Эдуарда еще и можетъ выработаться дльный человкъ, если онъ будетъ продолжать идти такъ какъ идетъ теперь. Намъ, какъ родственникамъ, это можетъ быть только пріятно, что же касается того что мальчикъ посидлъ въ исправительномъ дом, то на мой взглядъ въ этомъ нтъ ничего ужаснаго, я на собственномъ опыт убдилась что даже и вполн невинному человку ничего нтъ легче какъ попасть на скамью подсудимыхъ.
О томъ что въ дйствительности было и гд пропадалъ Эдуардъ, никому еще не удалось развдать, потому что самъ Краузе упорно молчитъ обо всемъ случившемся. Когда же я спросила Краузиху о томъ что длалъ Эдуардъ въ Гамбург, то она написала мн самую невозможную исторію, сама она можетъ-быть уже и вритъ въ нее, но каждаго посторонняго человка исторія эта поражаетъ своею неправдоподобностью. Мальчику, видите ли, хотлось посмотрть море, вотъ онъ и отправился въ Гамбургъ, а затмъ его похитилъ капитанъ какого-то невольничьяго корабля и два дня продержалъ его въ трюм, намреваясь, разумется, увезти его съ собою на Югъ, но слава Богу, отецъ вовремя нашелъ и освободилъ сына…
— Это очень счастливо, сказала я,— потому что еслибы корабль усплъ уже уйти въ море, г. Краузе пришлось бы плыть за нимъ въ догонку.
Какую рожу она скорчила при этихъ словахъ!
Насколько возможно дядя Фрицъ уже устроилъ свою новую квартиру, но когда я осматривала ее, то замтила что въ ней не достаетъ еще весьма многаго. На это дядя Фрицъ заявилъ что онъ съ особеннымъ удовольствіемъ мечтаетъ о томъ какъ окончательно будетъ устраивать свою квартиру уже вмст со своею молодою женой. Я ничего не имла возразить на это, вдь и мы съ Карломъ всю обстановку у себя устраивали посл свадьбы.
Мы заране сообща обсудили кто и что подаритъ молодымъ къ свадьб и ршили не дарить имъ никакихъ блестящихъ, ни къ чему негодныхъ бездлушекъ, а только все вещи прочныя и полезныя. Докторъ для своего подарка выбралъ стнные часы, Бетти ршила вышить на диванъ подушку, а кружокъ хороваго пнія къ которому принадлежалъ дядя Фрицъ, заая вкусы своего члена, поднесъ ему предъ его отъздомъ въ Лингенъ пуншевую чашу съ двумя дюжинами къ ней стакановъ, одну дюжину въ расходъ, а другую про запасъ. Въ дорогу я дала Фрицу большую коробку всякихъ сластей для маленькихъ сестеръ и братьевъ Эрики.
— Фрицъ, сказала я ему,— ты непремнно тотчасъ же напиши какъ у васъ тамъ все обойдется.
— Если у меня на, то будетъ время и если я выйду цлъ и невредимъ изо всей исторіи.
— Да будь пожалуста повнимательне къ бабушк.
— Чего тутъ? вдь ужь мы теперь съ ней на ты!
Поздъ начиналъ трогаться. Я хотла было еще крикнуть брату: ‘позжай на встрчу счастію’, но поздъ уже ушелъ.
Итакъ, дядя Фрицъ ухалъ въ Лингенъ.
Мн также со своей стороны хотлось попировать въ день свадьбы и потому я предложила, пользуясь хорошею погодой, прокатиться куда-нибудь за городъ.
— Что ты скажешь на это, обратилась я къ Бетти,— чтобы вамъ прохаться въ Тегель?
— Въ Тегель? какъ-то особенно повторила она.— Ну что же, подемъ, если теб этого такъ хочется.
Еще бы мн не хотлось! Мы съ Карломъ уже давно задумали маленькій планъ, и я горла нетерпніемъ поскоре осуществить его. Планъ этотъ собственно былъ мой, но чтобъ исполненіе его было вполн удачно, объ этомъ взялся похлопотать Карлъ.
Время было уже посл полудня. Мы расположились въ лсу, откуда открывается чудесный видъ на озеро, а такъ какъ я давно сбиралась устроить здсь маленькій пикничекъ, то и корзинку со всякими припасами мы не забыли захватить съ собой. Бетти была чрезвычайно молчалива, вроятно она вспоминала о томъ, какъ весело проводили мы нкогда время въ этихъ самыхъ мстахъ.
Мужъ мой также былъ не особенно разговорчивъ, онъ зналъ о томъ что должно было вскор произойти, во не былъ вполн увренъ въ благополучномъ исход задуманнаго нами плана. Я же напротивъ ни минуты не сомнвалась въ его полномъ успх, зачмъ бы мн иначе выбирать мстомъ нашей прогулки именно Тегель? Я хотла соединить настоящее съ давно прошедшимъ, а протекшій между этими двумя періодами промежутокъ времени разв не все то же что зимній день? Гд морозъ и снгъ, когда боярышникъ начинаетъ цвсти? они забыты.
Мой Карлъ то и дло посматривалъ на часы и не спускалъ глазъ съ озера. Наконецъ мы увидли отчаливавшую отъ противоположнаго берега лодку, она направлялась прямо къ тому мсту гд мы находились.
— Ужь не къ намъ ли кто детъ? сказала я, какъ будто ничего не зная.
— Надюсь что да, проговорилъ мой Карлъ и откашлянулся.— Вы знаете, продолжалъ онъ,— что я давно желаю имть компаніона, дло мое требуетъ значительныхъ силъ и большихъ хлопотъ…
Лодка приближалась.
— …Я нашелъ человка который пользуется съ моей стороны полнымъ довріемъ, но мн хотлось бы чтобъ и вамъ онъ также пришелся по душ…
Онъ взглянулъ на Бетти.
— …Я ршилъ предоставить мой выборъ на ваше полное усмотрніе. Вотъ почему я и просилъ этого господина присоединиться къ намъ сегодня во время нашей прогулки. Да вотъ и онъ!
И пнившая воду подъ мощными взмахами веселъ лодка врзалась въ берегъ. Бетти вскочила, да такъ и окаменла на мст: она узнала двухъ сидвшихъ въ лодк людей, то были Феликсъ и Максъ.
Легкими быстрыми шагами спшилъ Феликсъ къ Бетти, онъ протянулъ къ ней об руки и она точно во сн подала ему свои.
— Итакъ все же ‘Бухгольцъ и Сынъ’, шепнула я Карлу.
Въ отвтъ онъ только улыбнулся.
Возвращались мы лсомъ въ слдующемъ порядк: юная чета нсколько впереди, мой Карлъ съ корзинкой посередк, а я съ г. Максомъ замыкали шествіе.
— Ну что же, вы довольны теперь? сказала я ему.
— Да, отвчалъ онъ,— отъ всего сердца доволенъ, другъ мой счастливъ.
— Вы также вполн заслуживаете счастія, и я помогу вамъ отыскать самую прелестную, самую обворожительную невсту.
— Очень вамъ благодаренъ, отвчалъ онъ,— но къ сожалнію ваше любезное предложеніе опоздало, у меня уже есть невста.
— Отъ души поздравляю, улыбнулась я,— но не забудьте пожалуста что Бухгольцша горитъ нетерпніемъ поскоре съ ней познакомиться.
Когда всть о помолвк Бетти разнеслась, вс знакомые стали являться къ намъ съ поздравленіями. Надзирательша страшно изумилась и выразила предположеніе что это бракъ по разсудку, такъ какъ г. Феликсъ Шмидтъ длается компаньйономъ моего мужа. Я отвтила ей что разсудокъ, разумется, не можетъ не играть роли въ такомъ дл какъ бракъ.
Отъ еодора Вихманна-Лейенфельса было получено желаніе счастья въ стихахъ, мы очень смялись надъ этими стихами, они были написаны по всмъ правиламъ стихосложенія. Теперь онъ пишетъ критики о всевозможныхъ вещахъ, даже о чемъ ровно никакого понятія не иметъ, но тмъ не мене уже усплъ многимъ задать страху.
Аманда Кулеке также пришла поздравить свою пріятельницу.
— Дитя мое, сказала она,— теб можно позавидовать, ты выходишь за человка котораго любишь. Ты глядишь вполн счастливою невстой, и нужно отдать теб справедливость, вкусъ у тебя хорошъ.
Бетти обняла ее.
— Пора бы, однако, сынамъ Германіи подумать и обо мн, продолжала Аманда.— Правда, намедни мн было подвернулся женихъ, да онъ мн не понравился, терпть не могу коротышекъ, а къ тому у него голова настоящій кочанъ капусты.
Трудно было угадать, шутитъ ли она или говоритъ серіозно, но во всякомъ случа ей очень трудно найти жениха подъ пару, сердце-то у нея прекрасное, да ужь очень она высока выросла. Жаль двушку.
Нсколько дней спустя было получено письмо отъ дяди Фрица изъ Рюдесгейма.
— Да онъ просто съ ума спятилъ! воскликнула я.— Карлъ, прочти пожалуста эту чепуху.
‘Любезный Вильгельмъ’, писалъ мн мой братецъ, ‘мы на Рейн. Онъ несравненно шире нашей Шпреэ. Я еще не пробовалъ мокра-ли въ немъ вода. Вчера я усадилъ Эрику на Лорелейской скал, она играла губами на золотой гребенк, а я съ Бедекеромъ подъ мышкой съ лодки внималъ этимъ дивнымъ звукамъ. Картина была до того поразительна что вс мимо шедшіе пароходы останавливались чтобы полюбоваться ею. Весь Рейнъ былъ положительно запруженъ, такъ что полицейской власти пришлось силой разгонять этихъ звакъ. Вильгельмъ, прізжай къ намъ, мы повторимъ представленіе, а ты еще кстати будешь аккомпанировать на гармоніи.

Дядя Фрицъ.’

— Онъ врно получилъ солнечный ударъ! воскликнула я.— Какъ ты полагаешь, Карлъ?
— На другой страниц тоже что-то написано, качая головой, проговорилъ мужъ.
— Читай, читай скоре, Карлъ! Я право даже боюсь, никогда еще онъ не завирался до такой степени…
Мужъ мой продолжалъ чтеніе:
‘Милая фрау Бухгольцъ,— Нельзя ли вамъ устроиться такъ чтобы пріхать провдать двухъ безконечно счастливыхъ на Рейн людей. Людямъ этимъ хочется выразить вамъ свою признательность и тысячу разъ повторить вамъ до какой степени они счастливы. Мы постоянно вспоминаемъ о васъ, Фрицъ васъ необыкновенно высоко цнитъ, а я со своей стороны надюсь что вы полюбите также и меня. Прізжайте, прізжайте! Какъ прекрасенъ Божій міръ! Зачмъ васъ нтъ съ нами?

Ваша Эрика.’

— Знаешь ли, сказала я моему Карлу,— когда Фрицъ хочетъ выразить мн свое расположеніе, то онъ поступаетъ какъ разъ противоположно аптекарямъ, которые золотятъ пилюли снаружи, оставляя всю горечь внутри. Однако, насколько я понимаю, если кто когда наслаждался своимъ свадебнымъ путешествіемъ, такъ это Фрицъ и Эрика. Но създить къ нимъ мн невозможно: къ осени надобно приготовить все приданое Бетти, а затмъ внуки-близнецы отнимаютъ у меня страшное количество времени, къ тому же я уже имла случай видть какъ безобразно все идетъ когда куда-нибудь удешь.
Свадьбу мы будемъ праздновать самымъ тснымъ кружкомъ, таково желаніе Бетти.
И вотъ въ дом у васъ попрежнему станетъ все тихо и пусто, какъ въ то время какъ мы только-что въ него перехали. Дтей уже нтъ, мы не слышимъ ни ихъ шаговъ, ни звуковъ ихъ голоса: они какъ птенчики вылетли изъ роднаго гнздышка. Домъ опустлъ, мы опять одни, одни какъ и въ первое время посл нашего брака, но брачный внецъ былъ еще зеленъ, а теперь, какъ только въ саду зацвтетъ сирень, я буду праздновать свою серебряную свадьбу.

КОНЕЦЪ.

‘Русскій Встникъ’, NoNo 4—12, 1886

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека