Секретные донесения о настроениях к украинских губерниях зимой 1825-1826 г, Капнист-Скалон Софья Васильевна, Год: 1826

Время на прочтение: 8 минут(ы)

ВОСПОМИНАНИЯ И РАССКАЗЫ ДЕЯТЕЛЕЙ ТАЙНЫХ ОБЩЕСТВ 1820-х годов

том I

ОБЩАЯ РЕДАКЦИЯ
Ю. Г. ОКСМАНА и С. И. ЧЕРНОВА

ИЗДАТЕЛЬСТВО ВСЕСОЮЗНОГО ОБЩЕСТВА ПОЛИТКАТОРЖАН И ССЫЛЬНО-ПОСЕЛЕНЦЕВ
МОСКВА
1931

СЕКРЕТНЫЕ ДОНЕСЕНИЯ О НАСТРОЕНИЯХ К УКРАИНСКИХ ГУБЕРНИЯХ ЗИМОЙ 1825-1826 г.

(К главе пятой воспоминаний С. В. Капнист.)

Рапорты малороссийского военного генерал-губернатора кн. Н. Г. Репнина и генерал-адъютанта Н. И. Демидова на имя Николая I о настроениях в украинских губерниях зимою 1825—1826 г. печатаются нами с оригиналов, находящихся в Архиве Октябрьской Революции, в Москве, в делах быв. Государственного Архива, разряд I В, No 20, лл. 117—120, и No 22, дл. 21—22 и 25—30.
Черновой отпуск рапорта кн. Н. Г. Репнина от 12 января 1826 г… существенно отличающийся в нескольких местах от отправленного в Петербург оригинала, впервые опубликован был И. Ф. Павловским в ‘Трудах Полтавской Ученой Архивной Комиссии’, в. 1, II, 1905, стр. 64—66 (ср. его перепечатку в брошюре ‘Из прошлого Полтавщины’, П., 1918, стр. 9—10). На воспроизводимом нами оригинале этого рапорта сохранилась отметка: ‘К сведению при допросах’.
Донесения генерал-адъютанта Н. И. Демидова, печатаемые нами впервые, в русской и украинской исторической литературе ни в какой части до сих пор использованы не были.

1. Рапорт малороссийского военного губернатора кн. Н. Г. Репнина.

Его Императорскому Величеству

малороссийского военного губернатора
Генерал-Адъютанта Князя Репнина

Рапорт.

Получив известно о возмущении, сделанном Черниговского пехотного полка Подполковником Муравьевым-Апостолом, почел я обязанностию своею принять меры предосторожности, которые не безызвестны Вашему Императорскому Величеству из донесения моего Г. Управляющему Министерством Внутренних Дел.
Адъютант мой Штабс-Ротмистр Бибиков представил мне бумаги, найденные в комнате Матвея Муравьева-Апостола, в коих находится как его собственная переписка, так и брата его Сергея,— которые при сем на благоусмотрение Вашего Императорского Величества всеподданнейше представляю.
Надворный Советник Князь Баратов, — тоже внезапно ночью осматривал дом Титулярного Советника Захарченка, в оном совершенно ничего не открылось, а переписка его с отцом Муравьевых заключалась единственно о хозяйственных предметах.
Захарченко шестидесятилетний старик, наклонный к ябеде, ни сколь не способный не сумасбродству молодых Муравьевых.
Я почел нужным рассмотреть письма 1825 года, для открытия могущих быть следов в здешнем крае, из которых важнейшие особо представляю в сем же конверте.
Из допросов дворовых людей, лично мною сделанных, сведений собранных от соседей, и полицейских наблюдений о Матвее Муравьеве, всеподданнейше допишу Вашему Императорскому Величеству, что он, проживая последнее лето в деревне отца своего, селении Хомутце Миргородского повета, ездил к Дмитрию Прокофьевичу Трощинскому, влюбившись в внучку его княжну Хилкову, к сестрам своим, вблизи Хомутца живущим: Анне Ивановне Хрущовой и Елене Капнистовой, которые и его посещали. По характеру как сестер, так и мужей их, совершенно мне известных, они не способны к какому-либо сообществу в его злодейских замыслах.
К Матвею Муравьеву три езжал раз брат его и несколько раз Полтавского полка капитан Бестужев, который, как из переписки видно, был деятельнейшим членом заговора.— Один день провел в Хомутце офицер полка, состоявшего под командою Пестеля, Лоре, более же совершению никого не было и знакомства он не имел.
В семье Капнистов Матвей Муравьев поссорился с Алексеем, бывшим Адъютантом Генерала Раевского, что видно даже из переписок его и се <испорчено> можно главнейшею причиною, что и сей, по большой <испорчено> дружбе отца его с Трощинским, тоже искал руки княжны Хилковой.
Впрочем как сии семья, так и Хрущевых находятся под тайным полицейским надзором. Упоминаемый им в письме от 5-го августа, есть отставной Полковник Бервик.
Матвей Муравьев, получа в имении Трощинского письмо, коего в бумагах но оказалось (уповательно о кончине покойного Государя), отправился внезапно к брату 25-го ноября, не простившись даже с сестрами своими.
Из всего вышеписанного Ваше Императорское Величество благоусмотреть изволите, что в Малороссии нет ни малейших преступных связей от Муравьевых — и я щастливейшим себя считаю донести Вашему Императорскому Величеству еще раз, что тишина и спокойствие совершению везде сохраняются, — что, уверен, и впредь не изменится: впрочем буду иметь, объзжая сам губернии и посылая по оным надежнейших чиновников, бдительнейший надзор.
Я почел нужным донести Главнокомандующему 1-ю Армиею об открывшемся из переписки Муравьевых-Апостолов, представя ему выписку из важнейших писем и копню правил о составлении управ и вольных обществ.

Генерал-Адъютант Репнин.

12-го генваря 1826 г.

2. Донесения генерал-адъютанта Н. И. Демидова 1.

1 Датировано только первое донесение (30-го генваря 1826 г., и г. Киеве), происхождение же прочих уясняется из письма на имя Н. И. Демидова начальника главного штаба, от 4 февраля 1826 г.: ‘Государю императору угодно. чтоб ваше превосходительство отправились через Полтаву в Харьков и проездом через Малороссию старались бы разведать о духе тамошних жителей, дли чего можете остановиться на некоторое время в Полтаве, но прибытии же в Харьков, в силу данной вам инструкции, вникнуть бы в образ мыслей, в тамошнем университете существующий’ (‘Декабристи на Украіні, К., 1926, стр. 161). По окончании своей миссии на Украинце Н. И. Демидов (1773—1833) назначен был главным директором кадетских корпусов и сенатором, а в 1828 г. произведен в генералы-от-инфантерии. ‘Порядочная скотина был покойник! — вспоминал о нем Н. И. Греч. — Разграблением Вазы в шведскую войну он осрамил, себя навеки, но, несмотря на это, был потом главным начальником военно-учебных заведении’ (‘Записки о моей жизни’, Л., 1930, стр. 102).

Его Императорскому Величеству

Генерал-Адъютанта Демидова

Всеподданнейший Рапорт.

Со дня прибытии моего в Киев главнейшая цель моих старании состояла дабы всеми мерами, осведомись о липах составлявших прежде бывшею Масонскую здесь ложу, узнать их действие, намерение и открыть не было ли где их когда после закрытия доя, еще тайных соединений, как здесь в городе, так около оного и в протчих местах губернии. — По всем принятым для сего мерам, тайным расследованиям, употребляя на сие надежных людей, доселе ни малейше никто в подозрении не оказался и хотя особы, составлявшие Масонское общество, известны мне по именам с описанием качеств, способности ума и нравственности каждого, но не один из них не открылся ныне сомнительным, или известным в тайном с кем-либо соединении, что впрочем и верному дознанию было бы крайне затруднительно и даже невозможно.
В минувшие ныне контракты (время, в кое наипаче, при стечении множества лиц и иностранцев, могли бы возникнуть подозрительные соединения) ничего к замечанию не оказалось. Все было покойно ‘и каждый в особенности занимался своим делом. Присутствие мое здесь вообще доставило причину каждому наблюдать, даже сверхобыкновенную осторожность, ибо вообще мое пребывание навлекло как будто некоторое опасение, в чем я удостоверялся по известиям о различных в городе о сем толках.— В последний день контрактов все почти вдруг разъехались, а остались лишь одни постоянные города жители. По заверению Гражданского Губернатора (каковой кажется быть в полной мере исполненным усердия и ревности) по всюду замечается спокойствие и благонамерение, каковое последнее тем более ознаменовалось, что во время возмущения мятежников Черниговского пехотного полка в местах, где шайка разбойников проходила, никто из обывателей ни малейше не присоединился к оной, отвергая предлагаемые от них злоумышленные ими выгоды. В городе ж каждой с ужасом рассуждал о гнусном поступке Муравьева-Апостола и все успокоились узнав о покорении мятежников. Стираясь всячески и по возможности изведывать мысли, суждения и разговоры в городе, сколь мог я узнать, все и каждой восхищаются справедливейшими и паче благодетельными мерами, кои благоугодно было принять за правило Вашему Императорскому Величеству в уличение виновных и отделение от них, не токмо невинных, но даже и участвовавших по завлечению злоумышленниками и легковерию. Вот мысли и мнения, кои я осмеливаюсь иметь щастие довести до Высочайшего сведения Вашего Величества.
В продолжении моего пребывания в Киеве я узнавал о мерах, кои употреблял в бытность здесь Генерал Эртель, желая тем, хотя несколько, изыскать полезные следы к моим действиям, но ни малейшего к успеху из сказанных мер не извлек, тем более что и Генерал Эртель решительного к открытию подозрения учинить не мог.
Я предоставляю себе необходимым иметь щастие изъустно донести Вашему Императорскому Величеству о всем том, что по возможности старался я извлечь, частию из сделанных мною замечаний, различных разведований и частию из всего мною слышанного во время пребывания моего в Житомире и Киеве.

Генерал-Адъютант Демидов.

No 6.
30-го генваря 1826 г.
В г. Киеве.

——

На Высочайшее Вашего Императорского Величества благоусмотрение осмеливаюсь всеподданнейше представить следующее:
В бытность мою в Житомире, желая угнать о качестве мыслей жителей, из разговоров с некоторыми лицами, имеющими понятие о нравственности того края, мог я заметить, что жители (разумея класс дворян) во всех отношениях не благоприятствуют России и что даже и лица, на коих возложены местные правлении, но содействуют к нравственному соединению обеих наций Российской и Польской, принадлежа сами к последней. Правила воспитания молодых дворян вообще (так сказать) отклоняют оных от всего, что может касаться до пользы России, сильно утверждая нравы в прежней их национальности, что самое противодействует взаимным связям обоих наций. Таковое нравственное положение давно приобретенного края Польши легко может вспомоществовать различным намерениям, могущим из вне действовать та спокойствие и благоденствие России.
По всем замечаниям моим в Киеве касательно той же нравственности относительно поляков, и равное вышеписанному делаю заключение.— Все значущие лица сей нации благоговеют к памяти в бозе почивающего Монарха, но в душе не благоприятствуют Россини и имяни русскому, что так же заметил я из разговоров с отправленным мною из Санкт-Петербурга князем Антонием Яблоновским, который, увлечен будучи некоторою, как будто, откровенностию, сказал мне, что никогда не искал знакомства с русскими потому, что он поляк и дал понятие, что может быть не отказался бы, как верный сын отечества, при общем вооружении жертвовать собою для содействия к освобождению его от чуждых ему правлений, каковое мнение можно почесть общим и всех протчих подобных ему лиц той же нации.
К замечанию не лишне подлежит то, что лучшего воспитания юношество, уже предубежденное противу пользы России и получившее некоторые правила (так сказать) особенного духа, вообще чуждается вступлению в Российскую службу, а посему многие из молодых людей достаточного состояния, не имея никаких чинов, идут по выборам дворянства, без всяких степеней достигают званий маршалов поветовых и губернских, и даже получают места президентов почему, будучи значительными лицами, имея влияние на круг дворянства, руководствуют оное своими правилами и противудействуют тем успехам нравственности края Польши, кои от времяни могли бы уже возрасти не взаимной пользе и связи обеих наций.
В самом Киеве и даже окрестностях, по всевозможным моим разведываниям, в тайне употреблением нужных людей и различно получаемым сведениям, в настоящее время ни малейшего не оказалось сомнительным к беспокойствию или тому подобному. Вообще была заметна тишина, но как в краю Киева между значительными лицами большею частию находятся Поляки то сии будучи по жительству более в недрах России, суть, хотя не столь сильны в сравнении с протчими в предубеждении противу пользы оной, не менее ж наклонность к вольнодумству уповательно могла частию проникнуть и до тамошних мест, а посему было б предосудительно удостоверится в совершенном единодушии и приверженности к престолу и отечеству вообще всех и каждого, тем более, что частию зло достигло даже и до самых недр России, к сему же время контрактов, ежегодно в Киеве существующих, уповательно дает некоторое соединение многим чужестранцам, могущим завлекать свои злоумышления и в вышеписанную страну Киева и окружности, где между Польской нациею в правилах вольнодумства (сколь мог я осведомится) значительны не только особы мужеского пола, но даже и женского, кои в своих суждениях крайне превышают то, что касается до сведений, полу их принадлежащих, и не менее первых умеют выражать чувства их приверженности к своему отечеству.
Все вышеписанное основал я частию на собственно-извлеченных мною замечаний, различных разговоров, клонившихся до предмета моего любопытства и, наконец, на тех сведениях, кои получал я от разных лиц, бывших мною в употреблении для расследований нужных к моему соображению, те чему много способствовал тамошний Гражданский Губернатор, коего нашел я крайне усердным, благонамеренным и приверженным, к престолу и отечеству. Не осмелюсь ручатся за основательность моих замечаний, но имею щастие повергнуть оные Высочайшему возрению Вашего Императорского Величеств усердствуя по всей возможности сим оправдать возложенную на меня священную волю Вашу.

Генерал-Адъютант Демидов.

На Высочайшее Нашего Императорского Величества благоусмотрение осмеливаюсь всеподданнейшие представить соде данные мною замечания в проезд из Киева черен Малороссию до Харькова:
Въехав в границы Полтавской губернии и следуя по тракту до Губернского города, проезжал я города Борисполь, Переяславль, Лубны и Хароль, во всех оных останавливаясь, призывал к себе городничих, требуя от таковых точных сведений о существующем порядке, спокойствии и благонравии жителей, сверьх сего разговаривая с обывателями по станциям старался так же разведывать образ их мыслей, суждений, испытывая тем нравственность проезжаемого мною края. По всем моим соображениям, основанных на изустных мне донесениях городничих и различных разговорах с обывателями, явствуют повсюду тишина, спокойствие и благонравие. Во время же нескольких дней пребывания моего в Полтаве старался дополнить сведения мои о сказанных предметах подробным об оных суждениям с Малороссийским Военным Губернатором, как равно с Полтавским Гражданским Губернатором, предводителем Дворянства и протчими особами могущими дать мне понятие о нравственности жителей сказанной стороны. Все сии лица подтвердили то, что извлек я во время проезда моего до помянутого города. Сверьх сего Военный Губернатор по всей силе своей ответственности ручается за благонравие вверенных ему Губерний и тем удостоверяет о совершенном спокойствии их обывателей.
Касательно подобных сведений о обывателях Слободско-украинской губернии и самого города Харькова, то, на основании моих замечаний и отзыва Гражданского Губернатора, оные суть подобны вышепрописанным, а о помещике оной губернии Статском Советнике Карамзине прилагаю особенную записку, каковую по прозьбе Гражданского Губернатора имею щастие довести до Высочайшего сведения {Приложенные к этому донесению специальные записки Н. И. Демидова о В. Н. Каразине и о Харьковском университете, как не характеризующие периода 1825—1826 гг., нами не воспроизводятся.— Ред.}.
В силу воле Вашего Императорского Величества дабы в Харьков стараться вникнуть в существующий дух тамошнего университета, повергаю к Высочайшему благоусмотрению нижеследующее:
До прибытия моего в сей город будучи еще в Киеве и Полтаве для предварительного моего соображения извлекал я разные сведения о .нравственном устройстве университета, разведывая от тех лип, кон по разно-времянному их нахождению в Харькове равно и по слухам могли отчасти удовлетворить моему любопытству, каковое но всей мере возможности дополнил я во время присудствия моего и оном городе. В следствие чего на основании извлеченных мною сведений имею щастие приобщить составленную записку о нравственном положении университета существовавшем при прежних трех попечителей [попечителях?] равно и ныне исправляющим сию должность Статским Советником Перовским. — Сверьх сего по неоднократным моим оного посещениям во время преподавания лекций по части философии заметил я, что толковании по сему предмету основаны на правилах истины и установленной обязанности профессоров. К сему каждое приуготовляемое толкование подвергается предварительному рассмотрению Главного Начальства. Строгость, коею руководствуется исправляющий должность попечителя в правилах начальства вверенной ему части, кажется предупреждает всякой беспорядок могущей бы водвориться в нравственность университетского юношества. Сколь но слухам, столь же и сам мог я заметить, оное находится в повиновении и даже страхе. — Все те лица, от коих старался я получать сведении о университете, согласно удостоверяют, что замечаются успехи в порядке и учтивстве студентов. Исправляющий должность попечителя (коего видел я в Харькове первый раз) кажется мне быть крайне благоразумным, строгим начальником и отлично усердствующим оправдать в полной силе возложенную на него обязанность. Все сие осмеливаюсь повергнуть Высочайшему благоусмотрению Нашего Императорского Величества.

Генерал-Адъютант Демидов.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека