В. В. Воровский
Sclavus saltans
Sclavus saltans!
Sclavus sait ans!
П. Орловский
Sclavus saltans, Воровский Вацлав Вацлавович, Год: 1909
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
Есть хороший обычай подводить в начале года итог минувшему году и таким образом проверять пройденную ступень развития… или упадка.
И, следуя этому хорошему обычаю, я хочу сегодня пригласить читателя обратить внимание на одну черту, весьма ярко характеризующую минувший год.
Эта черта — смех.
Если отмечать в человеке или в каком-нибудь обществе, так сказать, историю его смеха — как он смеется, над чем смеется, когда смеется,— мы получим богатейший материал для изучения его психологии.
На этот раз мы ограничимся одной сферой смеха — литературной.
Нам, благочестивым россиянам, не много литературного смеха досталось на долю. Сатира и карикатура никогда не могли у нас хорошо развиться ‘по причинам, от редакции не зависящим’.
Короткий период 60-х годов, когда чуть было не укрепились в литературе сатира и карикатура, миновал слишком быстро1.
Единственным сатириком у нас был и остался Салтыков.
Не лучше повезло и юмору. Лучшие юмористы — Гоголь, Чехов, Новодворский2 — так смеются (особенно последние два), что от их смеха плакать хочется.
Мы не знали и до сих пор не знаем здорового, искреннего смеха над ответственным за себя уродством. Ибо наше уродство всегда выражало чужую волю и не могло отвечать за себя.
Положение дел, казалось, изменилось три года тому назад.
Пышным цветом распустилась юмористическая и сатирическая пресса, и в ней впервые зазвучали нотки искреннего, свободного смеха.
Чувствовалось, что люди получили не только возможность, но и желание хохотать ‘над тем, что кажется смешно’.
Однако и этот порыв к смеху был короток. Журналы начали скоропостижно умирать, а с тем и смех3.
Но осталось одно литературное наследие от этого периода.
Потребность в смехе породила спрос на смех, такой же рыночный спрос, какой бывает на яркие материи или модные меха.
Под влиянием этого спроса создалась целая профессия смеющихся к смешащих литераторов, именуемых обыкновенно маленькими фельетонистами.
Каждая ‘уважающая себя’ газета обязательно начала обзаводиться такими смехунами,— которые побогаче, держали по два, по три. Наконец, создалась специальная понедельничная газета, которая давала только смех.
После недели политики, литературы, науки и скуки читателя обдавали целым номером смеха.
Но смех есть лишь определенное отношение к какому-нибудь объекту. Необходимы были объекты, на которых можно было бы изощрять смех.
В теориях словесности обыкновенно разъясняется, что комичное создается тогда, если делать глупое, дурное, вредное с искренним сознанием, что это умно, хорошо и полезно. Ну, а вся наша общественная жизнь сложилась с этой точки зрения крайне комично. Так что недостатка в объектах, казалось бы, не должно было быть.
Но, к сожалению, авторы комичного в жизни обладали волшебной силой недопускания комичного в литературу. Размах смеха был сужен, круг его ограничен.
Но смех как профессия не переставал существовать. Была целая каста лиц, которые приспособились и привыкли выражать смехом все свои эмоции: радость и горе, негодование и восторг, веселье и слезы. Они были такие же профессионалы смеха, как их коллеги были профессионалами политики, театра, литературной критики. Они жили этим и ни к чему другому не были приспособлены.
На все их сомнения и недоумения им отвечали одно: ‘смейся, паяц!’
И приходилось смеяться. Кругом царил мрак и уныние, а они смеялись. Общественная жизнь была загнана в узкий круг, где кроме литературы и искусства ей ничего не оставили, а они все смеялись.
И когда им не над чем было смеяться, они набросились на изящную литературу и начали смеяться над нею.
Писали пародии, шаржи, карикатуры. И на то, что заслуживало смеха, и на то, что стоило слез. И над претензиозными попугаями модничающих гениев, и над кровью сердца страждущего художника.
Ибо нужно было жить, а чтобы жить — нужно было работать, а работать они могли только смехом.
И эта жалкая картина пляшущего раба, когда кругом его царит мерзость запустения, особенно ярко резала глаза в истекшем году.
Каков будет этот год — мы не знаем, едва ли будет хорош, но что из минувших последний был наиболее мрачным, это бесспорно. И среди этого мрака, быть может, наиболее мрачным пятном — благодаря своей ненужной крикливости — был этот смех над самим собою.
Вероятно, многие из этих пляшущих рабов сознают, что творят это лишь в силу печальной необходимости. Но, кажется, есть и такие, которые серьезно воображают, что делают умное, хорошее и полезное дело.
К ним тоже был бы применим критерий комичного, если бы они не были просто жалки.
О, если бы ушло в вечность вместе со старым годом это грустное наследие его!
‘Одесское обозрение’,
8 января 1909 г.
1 В 60-е годы XIX в под влиянием освободительного движения в России наблюдался расцвет сатирической журналистики. Особенной политической остротой отличались сатирические журналы ‘Свисток’ — приложение к ‘Современнику’, редактировавшееся Н. Добролюбовым, и ‘Искра’, во главе которого стоял поэт В. Курочкин.
2 Новодворский А. О. (псевдоним А. Осипович) — писатель-народник.
3 В 1905—1907 гг. в России выходило множество сатирико-юмористических журналов, газет, листков, некоторые из них конфисковывались царскими властями с первого же номера.