Счастье привалило, Лейкин Николай Александрович, Год: 1902

Повесть
Время на прочтение: 41 минут(ы)
Скачать в PDF

Н. А. Лейкинъ.

ВН РУТИНЫ.

СЧАСТЬЕ ПРИВАЛИЛО.

ДВ ПОВСТИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Товарищество ‘Печатня С. И. Яковлева’. 2-й Рождественская ул., д. No 7.
1902.

СЧАСТЬЕ ПРИВАЛИЛО.

I.

Василій Ермолаичъ Куцынъ, почтамтскій служащій, молодой человкъ съ претензіей на франтовство, явился домой со службы измученный, похлебалъ поданныхъ ему квартирной хозяйкой полуостывшихъ сальныхъ щей съ разваренной въ мочало говядиной и залегъ спать на клеенчатомъ диван, замняющемъ ему кровать. Спалъ онъ довольно долго, крпко и видлъ во сн предметъ его давнишнихъ мечтаній — шинель съ бобровымъ воротникомъ и таковыми-же лацканами, видлъ, что онъ гуляетъ въ этой шинели по Невскому и по Большой Морской, а барышни такъ и стрляютъ въ него глазами. На голов его глянцевый цилиндръ, на носу его золотое пенснэ… Но тутъ его разбудили. Его трясла за плечо хозяйкина кухарка и говорила:
— Баринъ! А баринъ! Василій Ермолаичъ! Къ вамъ ваша тетенька пришла и васъ спрашиваетъ.
Куцынъ прочухался и лежа сталъ протирать глаза.
— Какая тетенька? Что ты врешь?— сказалъ онъ.
— Да ужъ вамъ лучше знать, какая у васъ тетенька есть.
— Дарья Максимовна, что-ли?
Василій Ермолаичъ ужъ сидлъ на диван и почесывался.
— Да не говоритъ, какъ ее звать. Скажи, молъ, что тетенька евонная…
Василій Ермолаичъ всталъ и сдлалъ по комнат нсколько шаговъ, покачиваясь отъ сна.
— Да полно теб тамъ пудриться-то!— послышалось за дверью.— Не велика важность, что тетка тебя и въ безбль увидитъ. Я войду.
И на порог показалась крупная женщина въ суконномъ пальто съ бличьимъ воротникомъ съ хвостами, съ головой, окутанной пуховой косынкой и съ подвязанной блымъ платкомъ скулой.
— Гд Богъ-то у тебя? — спросила она, стала искать въ полутемныхъ углахъ комнаты икону, нашла, перекрестилась и, поклонясь Куцыну, произнесла:— Здравствуй! Цлуй тетку! Что идоломъ-то стоишь!
— Извините, тетенька, заспавшись я…— пробормоталъ Куцынъ.— Безъ спиньжака можно съ вами? — спросилъ онъ.— Я не знаю, куда я свой спиньжакъ закинулъ.
— Хоть еще что-нибудь съ себя сними, такъ мн и то все равно, — отвчала тетка, сматывая съ головы пуховую косынку.
Племянникъ подошелъ къ ней и поцловалъ ее.
— Ну, а теперь молись и самъ Богу. Крестись, — сказала тетка, видя, что кухарка ушла изъ комнаты.
— Позвольте… Въ какихъ-же это смыслахъ?— спросилъ Куцынъ, прибавляя огонь въ ламп.
— Крестись. Богъ теб счастье посылаетъ. Счастье теб привалило.
Тетка сла къ столу. Племянникъ, звая во весь ротъ, перекрестился.
— Чайкомъ прикажете попотчивать? Сейчасъ я велю- самоваръ поставить, — сказалъ онъ.
— Что чай! Ты долженъ тетку водочкой съ солененькимъ сначала попотчивать, а ужъ потомъ чай-то.
— Въ лучшемъ вид могу. Матрена!— закричалъ племянникъ, вынулъ изъ жилетнаго кармана рубль и вышелъ изъ комнаты отдавать приказъ кухарк. Черезъ минуту онъ вернулся.
— Въ какомъ-же смысл, тетенька, счастье-то?— спросилъ онъ, свъ передъ теткой и закуривая отъ лампы папироску.
— Агничку Лукашину знаешь?— задала вопросъ тетка.
— Это городового-то дочку? Какъ-же не знать! Предметъ, о которомъ я вздыхалъ и даже стихи любовные ей писалъ, но возмечтали он о своей красот и приняли другой смыслъ посл своей гордости.
— Ну, а теперь она за тебя замужъ выйти желаетъ. Сама ко мн прізжала и говоритъ мн: ‘такъ и такъ, Дарья Максимовна, устройте мн это дло и предложите ему’.
— Позвольте, тетенька… Да вдь она теперь съ этимъ самымъ генераломъ… съ его превосходительствомъ Анемподистомъ Валерьянычемъ…— замтилъ племянникъ.
— Ничего не обозначаетъ. Они и по сейчасъ душа въ душу живутъ. Генералъ назжаетъ къ ней два, три раза въ недлю и недавно ей серьги — вотъ съ какими брилліантами подарилъ.
— Однако, если она и по сейчасъ у генерала въ воспитанницахъ и душа въ душу, то какъ-же я-то тутъ?— удивлялся племянникъ.
— А это ужъ ты самъ обмозговывай. На то у тебя царь въ голов. Да по моему тутъ и обмозговывать нечего, а прямо надо хать къ этой Агничк и сказать ей: ‘Вампиръ души моей, я весь твой’.
— Но какъ-же генералъ-то-съ?
— Генералъ даже самъ образомъ благословлять желаетъ, отцомъ посаженнымъ вызывается быть, три тысячи рублей теб въ руки сейчасъ посл внца дать общаетъ, — отвчала тетка.
— Ахъ, вотъ что! Вотъ въ какихъ смыслахъ!
Племянникъ сдвинулъ брови и почесалъ затылокъ. Произошла пауза. Тетка продолжала:
— А какая у нея квартирка-то! Я про Агнію Васильевну… Вдь какъ принцессу какую генералъ ее устроилъ. И будуаръ, и гостиная… Въ столовой такой буфетъ дубовый стоитъ, что на немъ на дверяхъ и рыбы, и птицы, и крокодилы висятъ, изъ дерева точеные… То-есть не крокодилы. А какъ ихъ… Ну, вотъ раки-то большіе бываютъ… Какъ они называются?
— Омары…— подсказалъ племянникъ.
— Да, да… Омары… Спальня — ума помраченье. Пещера эдакая изъ розовой шелковой матеріи сдлана, а въ пещер-то ейная кровать стоитъ. Да вдь такая кровать, милый мой, что тронъ! А будуаръ голубой и въ немъ голубой фонарь горитъ. Ужъ я ахала, ахала, умилялась, умилялась! А Агничка мн и говоритъ: ‘А вотъ этотъ будуаръ, коли будетъ онъ согласенъ’… То-есть ты-то это, про тебя-то это… ‘А вотъ этотъ голубой будуаръ ему подъ кабинетъ, если онъ будетъ согласенъ со мной перевнчаться. Голубой цвтъ даже ему, какъ мужчин, больше къ лицу будетъ’. Такъ вотъ…
Племянникъ вздохнулъ. Потомъ сильно затянулся папироской и выпустилъ дымъ.
— Вы говорите, три тысячи, тетенька? — спросилъ онъ.
— Три тысячи.
— А генералъ по прежнему къ Агничк назжать будетъ?
— Да ужъ само собой. Вдь это для него утха. Я про Агничку…
— Три тысячи за такое дло мало, тетенька, — сказалъ племянникъ.
— Мало? Да вдь можешь поторговаться, коли мало. Это только съ перваго разговора три-то тысячи. И потомъ разочти, Вася, то, что вдь генералъ и за-уши тебя куда-нибудь вытянетъ, если ты будешь почтителенъ и не станешь супротивничать. Онъ вонъ ейнаго отца изъ городовыхъ въ урядники куда-то схлопоталъ и на свой счетъ переправилъ.
— Протекція? Насчетъ протекціи я, тетенька, сразу сообразилъ. Безъ этого ужъ нельзя.
— Да и три тысячи деньги большія, — сказала тетка.
— Врно-съ. Но вы то сообразите, что я теперь экзаменъ на четырнадцатый классъ выдержалъ. Я, тетенька, вдь ужъ чиновникъ, настоящій чиновникъ. Тоже вдь какъ старался, какъ зубрилъ, какъ дрожалъ, когда на экзаменъ-то шелъ!
— Это-то имъ и надо. Изъ-за этого-то они тебя и облюбовали, — пояснила тетка.— Вся штука въ томъ и заключается, чтобы этой самой Агничк женой чиновника быть. Понимаешь?
— Какъ не понять! Не глупые. Ну, а какъ, тетенька, насчетъ одежи? То-есть насчетъ одёжи мн? Не говорила она? Вдь ужъ если на такое дло идти, то надо, чтобы весь гардеробъ генералъ жениху къ свадьб сшилъ.
— Обо всемъ этомъ ты самъ переговоришь.
— Консультація должна быть обширная объ этомъ предмет. Прежде всего, тетенька, шинель съ бобровымъ воротникомъ. Безъ шинели никакъ нельзя, если длу быть. О шинели съ бобровымъ воротникомъ я давно воображалъ. Воротникъ и лацканы. Такую шинель, тетенька, я даже сейчасъ во сн видлъ.
Племянникъ улыбнулся во всю ширину рта.
— Ну, вотъ видишь, сонъ, стало быть, въ руку, — сказала тетка.— Неужели генералъ изъ-за шинели постоитъ!
Вошла кухарка. Въ рукахъ она несла бутылку и что-то завернутое въ срую бумагу. Куцынъ умолкъ и сталъ принимать изъ рукъ кухарки водку и закуску.

II.

Ночью Василій Ермолаичъ Куцынъ опять видлъ во сн шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами. Видлъ онъ ее довольно странно: видлъ, что шинель виситъ на гвозд и манитъ его къ себ рукой, бормоча: ‘возьми меня, возьми’.
— Возьму!— крикнулъ Куцынъ и тутъ-же проснулся.
Вечеромъ на другой день, около восьми часовъ, Куцынъ звонился у дверей квартиры Агнички Лукашиной.
Ему отворила нарядная горничная и спросила:
— Вамъ кого?
— Агнію Васильевну желаю видть. Къ Агні Васильевн, — пробормоталъ Куцынъ.
— Да вы кто такой? Вы отъ кого?
— Я Василій Куцынъ. Такъ и скажите ей, что Василій Куцынъ желаетъ ихъ видть,
— Вы отъ генерала, что-ли? Вы что-нибудь принесли? Если принесли, такъ давайте. Я передамъ.
— Нтъ, миленькая, я отъ тетки, отъ собственной тетки. Такъ и скажите, что Куцынъ отъ тетки Дарьи Максимовны.
Горничная пошла докладывать. Куцынъ продвинулся въ прихсшую, и тутъ до него донесся голосъ Агнички:
— Зачмъ-же по вечерамъ-то ходить! На это есть день. А то храни Богъ генералъ узнаетъ.
Въ отвтъ на это Куцынъ закричалъ:
— Днемъ, Агнія Васильевна, мн невозможно! Днемъ я на служб. Я человкъ чиновный!
— Ну, войдите поскорй, коли-такъ…— послышался отвтъ.
Куцынъ сбросилъ съ себя пальто и вбжалъ въ гостиную, уставленную мягкой мебелью. Горла лампа подъ темно-розовымъ абажуромъ. Около лампы, опершись рукой на столъ, покрытый бархатной салфеткой, передъ нимъ предстала Агничка Лукашина — пухленькая блондинка съ миловиднымъ лицомъ. Одта она была въ блый фланелевый съ розовой отдлкой пеньюаръ и старалась держать себя какъ можно серьезне, солидне.
— Богиня души моей! — крикнулъ Куцынъ восторженно и ринулся къ ней.
Но она остановила его, попятившись, и сказала:
— Пожалуйста безъ глупостей. Вы за дломъ пришли, такъ и говорите о дл. Садитесь пожалуйста.
— Но любовь моя по прежнему безконечна, Агнія Васильевна, — произнесъ Куцынъ.
— Этого ничего не надо. А вы садитесь… и я вотъ тутъ сяду.
Агничка опустилась на стулъ поодаль отъ него. Слъ и Куцынъ.
— Какъ вы жестоко принимаете меня, Агнія Васильевна, — сказалъ онъ.
— Мой генералъ и этого-то не любитъ.
— Ахъ, оставьте вы генерала! Вдь я пришелъ говорить насчетъ законнаго брака съ вами. Вы присылали вчера ко мн тетеньку Дарью Максимовну.
— Да, присылала. Объ этомъ и генералъ Анемподистъ Валерьянычъ знаетъ. Такъ вотъ объ этомъ и говорите.
— А неужели не вспомнимъ старину! Неужели не вспомнимъ, какъ прошлый годъ на масляной я васъ въ своихъ объятіяхъ на санкахъ съ горъ каталъ! Неужели не вспомнимъ, какъ мы съ вами и вашей подругой Настенькой годъ назадъ ряжеными по сосдямъ ходили! Вы, я, Настенька и мой пріятель Кубковъ!— съ восторгомъ сталъ говорить Куцынъ.
— Бросьте. Не хорошо. Горничная Марфуша передать можетъ. А Анемподистъ Валерьянычъ очень ревнивы.
— Ахъ, бдная, моя бдная! Какъ вы запуганы-то! Изъ такой бойкой двицы — и вдругъ…
Куцынъ покачалъ головой.
— Ну, что тутъ… Ну, оставимъ… Ну, будемъ говорить о дл…— опять остановила его Агничка.— Вотъ видите, мн нужно перевнчаться законнымъ бракомъ, и какъ можно скоре перевнчаться. При генерал я счастлива, живу во все свое удовольствіе, но генералъ жениться на мн не можетъ, потому что у него жена есть. Разводъ длать — долго ждать. Такъ вотъ мы и ршили, чтобы найти мн мужа… Я сама и указала на васъ. Только послушайте, Василій Ермолаичъ, все это надо сдлать какъ можно скоре, непремнно въ ныншнемъ мясод.
— Готовъ, готовъ! Готовъ хоть сейчасъ прижать миленькую Агничку къ моему сердцу. Любовь моя безконечна!— воскликнулъ Куцынъ.
— Вотъ этого-то и не придется, — отрицательно пошевелила пальчикомъ Агничка.— Сейчасъ посл внца я поду съ Анемподистомъ Валерьянычемъ за границу.
— Какъ? А я-то какъ-же? Тетенька передавала мн, что я буду жить у васъ въ квартир, — воскликнулъ Куцынъ:— настоящимъ манеромъ жить, что вы мн подъ кабинетъ какой-то вашъ голубой будуаръ отдалите!
— Да…— протянула Агничка.— Мы ршили такъ, что вы останетесь караулить мою квартиру, если вы будете согласны на наши условія и женитесь на мн.
— Вотъ это штука!— почесалъ себ затылк Куцынъ.— Тетка мн объ этомъ ничего не говорила. И надолго вы удете за границу?:
— Ну, мсяца на три. И сейчасъ-же посл внчанья вы мн выдадите отдльный паспортъ.
— Вотъ это тоже закуска… Ну, а какъ-же я буду потомъ-то, когда вы вернетесь изъ-за границы? Это я насчетъ квартиры, насчетъ житья съ вами?
— Ничего не знаю. Обо всемъ этомъ вы поговорите съ самимъ генераломъ, а я ничего не знаю, — сказала Агничка.
— Если выдать вамъ паспортъ и не жить съ вами, это очень, очень для меня печальныя событія, — покачалъ головой Куцынъ.— Были препятствія прежде, явилась между нами бездна и вотъ теперь, когда эта бездна закрылась и блеснула для меня звзда любви — вдругъ такой афронтъ!
— Обо всемъ этомъ вы съ генераломъ переговорите. Я передамъ генералу, что вы согласны на мн жениться, генералъ вызоветъ васъ ко мн…
— Позвольте, Агнія Васильевна — перебилъ ее Куцынъ.— Можетъ быть и насчетъ приданаго перепутано? Тетка сказала мн, что передъ внцомъ я долженъ получить три тысячи рублей на руки, но я нахожу, что этого мало.
— Тысячу рублей, а не три… — огорошила Агничка. — Одну тысячу.
Куцынъ вскочилъ съ мста.
— А это ужъ совсмъ невозможно! Помилуйте, вдь я выдержалъ экзаменъ на четырнадцатый классъ и теперь чиновникъ! Наконецъ, я не уродъ, не пьяница. Я такой человкъ по своей физіономіи, что меня изъ десятка красивыхъ мужчинъ не выкинешь. Кром того, я брюнетъ, а брюнеты вообще цнятся, Агнія Васильевна. Нтъ-съ, какъ хотите, но сколь ни велика моя любовь къ вамъ, а за тысячу рублей я не могу. Брюнетъ, трезвый человкъ, чиновникъ… тихаго характера.
— Да ничего мн этого не надо отъ васъ… Понимаете? Ничего не надо, — старалась его вразумить Агничка.— Ни красоты мн вашей не надо, ни трезвости… Вотъ чиновничество — это другое дло.
— И все это вы хотите за тысячу рублей? Невозможно! Пять тысячъ — вотъ это такъ…
— Я скажу генералу. Приходите посл завтра объ эту пору сюда, я приглашу генерала и вы переговорите съ нимъ.
— Да и кром пяти тысячъ нужно, Агнія Васильевна, чтобъ жениху полный гардеробъ былъ. Прежде всего шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами…
— Съ Анемподистомъ Валерьянычемъ обо всемъ этомъ условитесь.
— Потомъ фрачная пара, пиджачная пара изъ англійской матеріи, сюртукъ.
— Съ нимъ, съ нимъ условитесь. А теперь прощайте. У меня зубы болятъ.
Агничка встала, держась за щеку. Поднялся и Куцынъ.
— Также насчетъ квартиры надо условиться, — сказалъ онъ.— Жить съ вами подъ одной кровлей для меня, Агнія Васильевна, будетъ неземное блаженство…
— Съ Анемподистомъ Валерьянычемъ, съ нимъ. А теперь прощайте.
— И насчетъ протекціи его превосходительства, Агнія Васильевна…
— Съ нимъ, съ Анемподистомъ Валерьянычемъ…— твердила Агничка, пятясь.
— Такъ послзавтра вечеромъ, Агнія Васильевна?
— Послзавтра вечеромъ.
— Но вы все-таки убдите генерала насчетъ пяти-то тысячъ. Мое почтеніе, Агнія Васильевна.
— Прощайте, прощайте.
Агничка исчезла въ сосдней комнат. Куцынъ направился въ прихожую.

III.

И опять Куцынъ видлъ во сн шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами. На этотъ разъ онъ видлъ, что шинель спускалась съ неба. Спустилась шинель, остановилась передъ нимъ, и только что онъ хотлъ взять ее, она побжала отъ него. Онъ началъ ловить ее, бгалъ за ней и вдругъ проснулся.
Это было передъ тмъ, какъ Куцыну идти къ Агничк Лукашиной для переговоровъ у нея съ генераломъ.
Когда онъ уходилъ изъ дома, его поймала квартирная хозяйка и сказала ему:
— Пора ужъ вамъ заплатить мн за комнату-то! Вдь надо и честь знать. Вдь я живу жильцами, а не отъ радости имъ комнаты отдаю.
— Всенепремнно, хозяюшка, всенепремнно. Теперь ужъ скоро. Черезъ недлю я буду богатъ, — отвчалъ Куцынъ и юркнулъ за дверь.
И вотъ Куцынъ опять у Агнички Лукашиной. Тамъ онъ засталъ свою тетку Дарью Максимовну. Тетка сидла съ Агничкой, пила мадеру и закусывала апельсиномъ. Генерала еще не было, но Агничка объявила, что онъ скоро придетъ.
Агничка обошлась съ Куцынымъ на этотъ разъ ласкове и, подавая руку, — сказала:
— Можете даже поцловать ее. При вашей тетеньк не опасно.
Куцынъ прильнулъ къ рук съ такой жадностью, что даже оцарапалъ себ губу о брилліантовыя кольца, которыхъ на рук Агнички было великое множество.
— Это васъ Богъ наказалъ, — замтила ему Агничка, видя, что онъ обтираетъ платкомъ кровь.— Обрадовались и накинулись, какъ невдь на что. Ну, садитесь. Не хотите-ли одеколону на губу? — прибавила она.
— Ничего-съ, Агнія Васильевна!.. Маленькая царапинка. И такъ затянетъ, — отвчалъ Куцынъ, садясь.
— Ну, тогда выпейте мадеры. У меня генералъ всегда мадеру пьетъ. Красное вино ему доктора запрещаютъ, блое онъ не любитъ, ну, мадеру и пьетъ.
— Да она генеральскій напитокъ и есть, — вставила свое слово тетка.— Вотъ я ужъ знаю трехъ генераловъ — одного военнаго, одного судейскаго и вашего статскаго — и вс мадеру обожаютъ.
— А вы, тетенька, что-же это мн наврали насчетъ приданаго-то?— началъ Куцынъ, обращаясь къ тетк:— сказали, что три тысячи, а на поврку всего только тысячу. Да и насчетъ голубого будуара…
— Милый мой! что мн принцесса сказала, то я съ ея словъ теб и передала, — откликнулась тетка.
— Генералъ такъ и поршилъ сначала, что жениху дадимъ три тысячи, но онъ думалъ, что Василій Ермолаичъ пожилой человкъ. Когда-же я ему сказала, что Василію Ермолаичу и тридцати лтъ нтъ, то не захотлъ даже вовсе нимъ дло, и ужъ только я пожалла Василія Ермолаича и уговорила генерала, сказавъ, что тутъ даже тысячу рублей возьмутъ, — проговорила Агничка.
— Позвольте! Да вдь молодой-то, я думаю, лучше, цнне! — воскликнулъ Куцынъ, поперхнувшись мадерой, которую пилъ.
— А онъ боится, опасается. ‘Намъ, говоритъ, гораздо лучше старичка или пожилого’. Понятное дло, что ревнуетъ… О, онъ ужасти какой ревнивый! А что до будуара, то я сказала Дарь Максимовн, сказала, не отрекаюсь, что вы, Василій Ермолаичъ, можете жить въ голубомъ будуар, пока квартиру мою будете караулить, — поясняла Агничка.— Такъ тетенька и передала вамъ. А теперь мой генералъ спятился… То есть онъ даже и не пятился, потому я отъ себя сказала насчетъ будуара. А когда онъ узналъ, то ему стало жалко мебели и онъ сказалъ: ‘ну, для такого гуся и комнаты нашей горничной достаточно’.
Куцына при этихъ словахъ покоробило, и онъ проговорилъ, пожимая плечами:
— Странно… Что-же я за обсвокъ въ пол! Я недуренъ собой, брюнетъ, чиновникъ четырнадцатаго класса. Брюнеты, Агнія Васильевна, очень цнятся.
— А онъ брюнетовъ-то и боится. Ну, да вы насчетъ будуара не безпокойтесь. По всмъ вроятіямъ, будуаръ голубой я вамъ и выхлопочу.
— И за тысячу рублей при этихъ порядкахъ, Агнія Васильевна, я не могу жениться. Никакъ не могу, — твердо сказалъ Куцынъ.— Пусть генералъ узжаетъ одинъ, безъ васъ за границу, узжаетъ навсегда, тогда я на васъ и за тысячу рублей женюсь. Но такъ, чтобы намъ жить, какъ мужу съ женой.
— Что вы, что вы! Ни за что на свт!— воскликнула Агничка.
— Тысячу рублей и шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами, — прибавилъ Куцынъ.
— Не стоитъ объ этомъ и разговаривать…. Помилуйте, я генераломъ только и дышу.
— Ну, а если по вашему, то вотъ какія мои условія…
— Нтъ, нтъ, объ условіяхъ ужъ будете съ генераломъ говорить!— замахала руками Агничка, блестя брилліантами колецъ.— Я не умю торговаться и опять что-нибудь напутаю. А генералъ сейчасъ прідетъ. Онъ сказалъ, что посл восьми часовъ, а ужъ восемь било. Кушайте мадеру, закусывайте апельсинами, — предложила Агничка Куцыну.— Или, быть можетъ, вы клюквенной пастилы хотите или конфетъ? У меня и то, и другое есть.
— Да ставь, ставь все на столъ, — откликнулась Дарья Максимовна.— Жениха подчивать надо.
— Ахъ, какой ужъ я женихъ при такихъ порядкахъ!— тяжело вздохнулъ Куцынъ.— Бдность моя, Агнія Васильевна, заставляетъ на такое дло торговаться. Пожить хочется, въ люди выйти. Только, Агнія Васильевна, изъ-за того и иду на это дло, чтобъ Анемподистъ Валерьянычъ меня въ люди вытянулъ, мсто какое-нибудь получше предоставилъ. На протекцію Анемподиста Валерьяныча я вполн надюсь и ужъ вы будете первая моя ходатайница, какъ старая подруга и любовь.
Агничка кивнула головкой.
— Насчетъ этого не безпокойтесь, — сказала она.— Генералъ даже говорилъ объ этомъ. ‘Пускай, говоритъ, онъ безъ насъ квартиру покараулитъ, а какъ только мы вернемся изъ-за границы, сейчасъ я ему буду о мст хлопотать въ провинціи и ушлемъ его куда-нибудь подальше’…
— Позвольте, зачмъ-же подальше-то?
Куцынъ сдлалъ печальное лицо,
— А ужъ объ этомъ съ самимъ генераломъ поговорите, — сказала Агничка.— Онъ скоро прідетъ. Да вотъ онъ!
Въ это время раздался въ прихожей звонокъ.
Агничка бросилась въ прихожую. Тамъ послышалось чмоканье и слово ‘папочка’. Затмъ раздался громкій кашель, наконецъ громкое сморканіе, а черезъ минуту въ гостиную входилъ, шаркая ногами, средняго роста старикъ въ черномъ сюртук, съ краснымъ носомъ, съ бакенбардами въ просдь. Онъ былъ лысъ и зачесывалъ темные еще волосы съ лвой стороны головы на правую черезъ лысину. Входя въ гостиную, онъ протиралъ носовымъ платкомъ стекла золотого пенснэ.
Агничка тотчасъ-же отрекомендовала ему Куцына.
— Вотъ, папаша, женихъ, о которомъ я вамъ говорила.
Анемподистъ Валерьяновичъ произнесъ многозначительное ‘гмъ’, надлъ на носъ пенснэ, — пристально посмотрлъ въ лицо Куцына и сказалъ:
— Молодъ на такое дло идти. Надо-бы какого-нибудь постарше.
Онъ подалъ Куцыну два пальца, которые тотъ схватилъ обими руками.
— А вотъ это евонная тетенька, — отрекомендовала ему Агничка Дарью Максимовну.
На нее онъ только покосился и произнесъ:
— Тетку-то я впрочемъ, кажется, видлъ у тебя.
— Видли, ваше превосходительство, видли! Видли, когда я Агніи Васильевн гадала на картахъ о вашемъ превосходительств.
— Обо мн? Ну, и что-же вышло?— угрюмо спросилъ старикъ.
— Что любите ее безконечно и обожаете.
— Гмъ… Чайку-бы, Агничка, поскорй… Иззябъ я. Погода ужасная на двор, — сказалъ Анемподистъ Валерьяновичъ, садясь.
— Сейчасъ, сейчасъ, папаша! Я распоряжусь.
И Агничка выбжала изъ гостиной.Генералъ сидлъ, разсматривалъ сквозь пенснэ Куцына, и вынималъ изъ своихъ ушей вату и пряталъ ее въ жилетный карманъ.

IV.

— Вы что-же собственно будете?— обратился Анемподистъ Валерьяновичъ къ Куцыну посл нкоторой паузы.— Вы канцелярскій служитель или чиновникъ?
— Чиновникъ, ваше превосходительство, — почтительно отвчалъ Куцынъ и даже привсталъ со стула.— Недавно выдержалъ экзаменъ на первый чинъ.
— Такъ…— пробормоталъ Анемподистъ Валерьяновичъ и, вынувъ изъ кармана сигару, слегка облизалъ ее.
Куцынъ схватилъ со стола коробку со спичками, чиркнулъ объ нее спичкой и тотчасъ-же подосплъ къ нему съ огнемъ. Генералъ закурилъ сигару и кивнулъ Куцыну въ знакъ благодарности.
— Такъ…— повторилъ онъ и опять спросилъ: — По почтовому вдомству служите?
— По почтовому, ваше превосходительство, но очень у насъ скудно содержаніе.
— Такъ… А у кого-же оно не скудно? Везд скудно, везд…
— А работой завалены. Теперича сортировка… Да она у насъ! съ восьми часовъ утра до семи вечера.
— Ну, молодежь-то должна трудиться. Богъ труды любитъ. А въ праздности развратъ, растленіе нравовъ. Праздность — мать пороковъ, — наставительно произнесъ генералъ и опять спросилъ Куцына:— Сколько-же вы жалованья получаете?
— Какое наше жалованье, ваше превосходительство!
Куцынъ махнулъ рукой.
— Однако? Однако? Я долженъ знать…— стоялъ на своемъ генералъ.
— Тридцать рублей-съ… Еле на квартиру и столъ хватаетъ. А я люблю быть чисто одвшись. Чтобы и галстучекъ, и манишечка, и все, что слдуетъ. А на какія средства, помилуйте! Живу на окраин… Шагаешь, шагаешь на службу-то и со службы. Сколько сапоговъ истреплешь! А на конку не хватаетъ. Трудно, очень трудно, ваше превосходительство. Вотъ оттого-то и иду на такое дло.
— На какое дло?— улыбнулся генералъ.
— Да вдь вы знаете, ваше превосходительство, зачмъ я пришелъ, — отвчалъ Куцынъ.
— Ахъ, да… Но долженъ вамъ сказать, молодой человкъ, что теперь, когда я васъ увидалъ, я вижу, что вы не вполн пригодны на такое дло.
— Отчего-же, ваше превосходительство?
— Молоды.
— За то удалъ, ваше превосходительство. Охъ какой онъ удалой!— вставила свое слово тетка.
— Вотъ этого-то я и боюсь. Это-то и неудобно, — отвчалъ генералъ.
— Но нравъ у него тихій, покладистый… Овца можно сказать.
— Позвольте, тетенька. Не вмшивайтесь. Дайте мн разговаривать съ генераломъ, — остановилъ тетку Куцынъ и сказалъ генералу:— При чемъ-же тутъ молодость, ваше превосходительство?
— Хе-хе-хе…— разсмялся генералъ.— Причемъ тутъ молодость. Какъ при чемъ! А когда-же Агничка можетъ разсчитывать быть вдовой при вашей молодости? Вы вдь Аридовы вки прожить можете.
— Ахъ, вотъ что! Но зачмъ-же ей быть вдовой, ваше превосходительство?— спросилъ Куцынъ.
— Не ломайте изъ себя дурака! Не люблю я этого!— строго сказалъ генералъ и пыхнулъ большимъ клубомъ дыма.— Терпть не могу, кто притворяется. Говорите на чистоту.
Вошла Агничка.
— Въ столовой все готово, папка. Пойдемте, — сказала она.— Мадеру и пастилу съ апельсинами двушка туда перенесетъ,
Вс, перешли въ столовую, Дарья Максимовна тотчасъ-же толкнула Куцына въ бокъ, указала на дубовый буфетъ и проговорила:
— Вотъ они крокодилы-то эти самые на дверяхъ буфета висятъ, о которыхъ я теб сказывала.
— Ну, ихъ!— разочарованно пробормоталъ Куцынъ.— Ничего это до меня теперь, какъ оказывается, относиться не будетъ. Про все вы мн наврали, тетенька. Три тысячи… голубой будуаръ — и все это прахомъ… все это одна мечта.
— Прошу, господа, садиться кому гд любо…— приглашала Агничка.— Генералъ сядетъ около меня, а я у самовара буду чай разливать. Вотъ генералу графинчикъ съ финь-шампанемъ, вотъ пепельница.
Вс услись. Дарья Максимовна, свшая рядомъ съ Куцынымъ, опять кивнула ему на чайникъ, стоявшій на самовар, и шепотомъ замтила:
— Смотри, чайникъ-то серебряный.
— Ахъ, оставьте пожалуйста! Ну, что мн теперь до чайника!— уныло произнесъ Куцынъ, вынулъ изъ кармана папироску, привсталъ и почтительно спросилъ генерала:
— Дозволите закурить, ваше превосходительство?
Генералъ отвтилъ не вдругъ. Онъ нахмурился, сдлалъ нкоторую паузу и сказалъ:
— Ну, кури… что съ тобой длать!
Вс приняли по стакану чаю. Генералъ подлилъ себ къ чаю коньяку.
— Такъ вотъ, Анемподистъ Валерьянычъ, — начала Агничка, кивая на Куцына:— Я говорила имъ насчетъ тысячи рублей, но они не согласны.
— И очень глупъ, что не согласенъ, — отвчалъ генералъ.— Дороже онъ не годится. Молодъ.
— Здсь недоразумніе, ваше превосходительство, — отвчалъ Куцынъ.— Мн объявили, что три тысячи приданаго, иначе-бы я не пришелъ. Да и три-то тысячи мало. И шелъ я сюда, чтобы поторговаться.
— А торговаться станешь, такъ я и на тысячу не соглашусь. Многаго хочешь. Слишкоъ о себ возмечталъ. Выше головы возмечталъ. Да…— заговорилъ генералъ.— У меня за три-то тысячи есть вдовый старичекъ, весь въ ревматизмахъ, почти разслабленный. А ты молокососъ и здоровъ, какъ быкъ.
Генералъ говорилъ Куцыну ужъ ‘ты’.
— Главнымъ образомъ, Василій Ермолаичъ, вы должны на протекцію разсчитывать, — начала Агничка:— Анемподистъ Валерьянычъ васъ на хорошее мсто поставитъ… и вообще не оставитъ.
— Ахъ, Агнія Васильевна, голубушка!— сказалъ Куцынъ.— Да вдь на хорошемъ-то мст я уже ни на комъ другомъ жениться не могу, потому что буду женатъ, стало быть ужъ и другого приданаго мн взять будетъ нельзя. Что съ васъ взялъ, тмъ и буду сытъ.
— Смотрите, какъ разсуждаетъ!— прищелкнулъ языкомъ генералъ.— Торговать собой разсчитываетъ, какъ товаромъ. Ну, не развратъ это, спрашивается? Спрашивается, не растленіе это нравовъ? А еще молодой человкъ! Вотъ она ныншняя-то молодежь!
— Да вдь одинъ разъ живешь, ваше превосходительство. Вдь хочется и семейнымъ домкомъ пожить, — сказалъ Куцынъ.— А если вы, какъ мн сейчасъ объявили, посл внца для Агніи Васильевны паспортъ отберете, то вдь вы меня на бобыльство обрекаете.
— Охъ, какой ты разсчетливый! Весь на разсчет, — покачалъ головой генералъ, кивнувъ на графинчикъ съ коньякомъ, и прибавилъ:— Пей съ коньякомъ-то. Дозволяю.
Куцынъ поблагодарилъ и сталъ подливать къ себ въ стаканъ коньякъ, говоря:
— Я, ваше превосходительство, передъ вами съ открытой душей. Я не хочу хитрить, а говорю какъ есть, какъ чувствую. Вдь надо разсудить и такъ и этакъ, если я на такое дло ршаюсь. Могу я, ваше превосходительство, съ вами говорить откровенно? Вы не обидитесь?
— Говори, — угрюмо кивнулъ ему генералъ.
Куцынъ для храбрости отпилъ большой глотокъ чаю съ коньякомъ и заговорилъ:
— Конечно, вс люди смертны, года ваши обширны, ваше превосходительство…
— Терпть я не могу, кто года считаетъ!
— Да я не считаю, ваше превосходительство, а конечно-же вы человкъ не молодой и скорй меня умереть можете, такъ разв только посл смерти вашей удастся мн Агнію Васильевну къ себ привлечь…
Генералъ даже поперхнулся чаемъ. Онъ побагровлъ и выпучилъ глаза.

V.

— Такъ ты на мою смерть разсчитываешь?— закричалъ генералъ.— Агнію Васильевну хочешь посл моей смерти къ себ водворить? Нтъ, не удастся, мой милый! Ни за что не удастся! стукнулъ онъ кулакомъ по столу.— Такое духовное завщаніе сдлаю, что она ни за что, ни за что къ теб не пойдетъ.
— Да я и сама не пойду, — прибавила Агничка.— Съ какой стати къ мужу въ неволю идти!
Куцынъ помолчалъ и горько улыбнулся.
— Ну, вотъ видите, — сказалъ онъ:— такъ какъ-же можно только тысячу рублей взять! Никакихъ разговоровъ быть не можетъ.
— Не держи себя, Васюша, гордо, не держи, не возносись, — замтила Куцыну тетка, съ наслажденіемъ вшая варенье съ блюдца.— Ихъ превосходительство человкъ добрый и прибавитъ теб.
— Да я, тетенька, и не возношусь, — отвчалъ Куцынъ.— А вдь пришли ко мн и объявили, что даютъ три тысячи рублей. Оттого я и пошелъ переговорить. А теперь ужъ вдругъ тысячу рублей объявляютъ. Ну, что такое тысяча!
— Тысяча рублей даже при четырехъ съ половиной процентахъ можетъ сорокъ два рубля съ полтиной въ годъ принести, — объявилъ генералъ.
— Позвольте — что такое сорокъ два съ полтиной! На нихъ даже шинели съ бобровымъ воротникомъ не сошьешь.
Произошла пауза. Генералъ хмурился и подлилъ себ въ чай еще коньяку.
— Такъ сколько-же ты, наконецъ, хочешь?— спросилъ онъ, сдлавъ хлебокъ чаю.
— Да чтобъ не торговаться, четыре тысячи, ваше превосходительство, — отвчалъ Куцынъ, и затянулся папироской.— И это будетъ дешево, если сообразить, какія условія женитьбы вы ставите. Деньги передъ внцомъ. И кром того…
— Что кром того?— задалъ вопросъ генералъ, тревожно смотря на Куцына.
— Кром того, вы сдлаете мн шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами и весь гардеробъ: пиджачную пару, фрачную, сюртукъ.
— Фю-фю-фю! Домишко еще на Петербургской сторон не надо-ли? Проси больше.
— Домишко не надо. А гардеробъ — полный гардеробъ, какъ настоящему жениху. И шесть сорочекъ, шесть исподнихъ, полдюжины носковъ и полдюжины полотенецъ.
— Однако!.. Вотъ это называется ловкачъ! Запрашивать умешь!
Генералъ прищелкнулъ языкомъ.
— Вовсе не запрашиваю, ваше превосходительство. Это ужъ безъ запроса.
— Тогда, милый мой, ты мн не годишься. За три-то тысячи у меня разслабленный старикъ на Агніи Васильевн женится. Тогда я съ тмъ сойдусь. Я уже сказалъ теб, что тотъ мн подходяще.
— Воля ваша, ваше превосходительство. А иначе я не согласенъ. Вдь вы въ какія условія-то изволите меня ставить!
— Въ какія?
— Танталовы муки. Будемъ говорить откровенно. Вдь я въ Агнію-то Васильевну влюбленъ. Ну, женюсь я — и что-же выйдетъ? Выйдетъ такъ, что и близокъ локоть, да не укусишь. Придется говорить, какъ лисиц въ басн Крылова: ‘хорошъ виноградъ да зеленъ, какъ разъ оскомину себ набьешь’. А я, ваше превосходительство, влюбленъ. Это моя старая любовь.
— Вы-то въ меня влюблены, да я-то въ васъ нисколько. И для меня вы даже какъ волку трава, — вставила свое слово Агничка и отвернулась отъ Куцына.
Тотъ только вздохнулъ при этихъ словахъ и проговорилъ:
— Ахъ, Агнія Васильевна, Богъ вамъ судья!
— Да что: Агнія Васильевна! Очень ужъ вы сильно заламываете! Спускайте скорй цну, такъ, можетъ, я на васъ буду смотрть иначе. А погляжу я на васъ и вижу, что вы корыстный человкъ. Кром того, шинель съ бобровымъ воротникомъ еще захотли и гардеробъ.
— Шинель съ бобровымъ воротникомъ и съ лацканами непремнное условіе, Агнія Васильевна. Я, Агнія Васильевна, эту шинель вотъ уже боле мсяца чуть не каждую ночь во сн вижу. Въ разныхъ видахъ она мн снится.
Произошла пауза.
Тетка Дарья Максимовна ла пастилу и говорила:
— Торгуйтесь, торгуйтесь, господа. Что-жъ замолчали! Вы набавляйте, онъ спуститъ — вотъ и сойдетесь. Вдь и онъ тоже… Понятное дло, онъ думаетъ, что запросъ въ карманъ не лзетъ.
— Нтъ, тетенька, дешево я себя не продамъ…— проговорилъ Куцынъ.
Генералъ расправилъ нахмуренныя брови и подвинулся къ Куцыну со стуломъ.
— Спусти, молодецъ! Полно теб дорожиться-то!— сказалъ онъ сколь возможно ласкове Куцыну и потрепалъ его по плечу.
— Не разсчетъ, ваше превосходительство. Я вдь ужъ вамъ открывалъ свою душу.
— Ну, какая тутъ душа! Что тутъ! Пустяки… Главное, мн съ тобой хочется потому сойтись, что Агнія Павловна говоритъ, что у тебя характеръ смирный. Старикъ, о которомъ я теб говорилъ, хоть и проситъ три тысячи, но дв возьметъ, мн-же не хочется съ нимъ связываться потому, что у него характеръ неспокойный… Брюзга онъ, — разсказывалъ генералъ и опять хлопнулъ Куцына по плечу, проговоривъ:— Ну, возьми дв тысячи — и тогда сейчасъ по рукамъ ударимъ.
Куцынъ подумалъ и произнесъ:
— Три, ваше превосходительство. Меньше трехъ никакъ взять нельзя.
— Дв и насчетъ шинели я не буду спорить, — сказалъ еще разъ генералъ.— Воротникъ разумется нмецкаго бобра.
— Шинель необходимое условіе, ваше превосходительство, сколько-бы я, деньгами ни взялъ. Шинель непремнно должна быть съ лацканами бобровыми.
— Ну, хорошо, хорошо. Только деньгами дв тысячи, — стоялъ на своемъ генералъ.
— Три, ваше превосходительство и, кром шинели, гардеробъ, какъ я сказалъ.
— Изволь. И противъ гардероба не спорю, но только дв тысячи.
— Три, иначе ужъ очень будетъ обидно. Вдь испорчена жизнь, ваше превосходительство, — упрямился Куцынъ.
— Да что вы все заладили три, да три!— закричала на Куцына Агнія Васильевна.— Словно на базар, словно на рынк! Вдь здсь не торговое мсто. Какой нелюбезный! Это даже и нехорошо съ вашей стороны. Вдь тутъ дло дамы касается. А вы всегда учтивый,
— Агнія Васильевна… Да вдь ужъ это будетъ у меня капиталъ на всю жизнь.
— Ну, для меня спустите, для меня, безстыжіе ваши глаза.
Агнія Васильевна сдлала Куцыну глазки.
Тотъ сомллъ отъ восторга.
— Для васъ я готовъ что-нибудь уступить, Агнія Васильевна, — проговорилъ онъ.
— Ну, вотъ и отлично. Стало быть грхъ пополамъ. Дв съ половиной тысячи.
— Много, Агнія Васильевна. Вдь пятьсотъ рублей составляютъ цлыхъ три шинели по моему разсчету.
— Да полно вамъ сквалыжничать-то! Вдь ужъ шинель у васъ будетъ!— опять закричала на Куцына Агничка.— Уступайте сейчасъ пятьсотъ рублей.
Она шутливо показала ему свой стиснутый кулачекъ и топнула подъ столомъ ножкой. Куцынъ блаженно улыбнулся.
— О, богиня моя!— воскликнулъ онъ.— Ну, хорошо, извольте. Дв съ половиной тысячи. Но только для васъ, только для васъ, Агнія Васильевна. Вдь вотъ какой у меня характеръ, ваше превосходительство: какъ только он со мной ласковымъ манеромъ — сейчасъ я и растаялъ-съ. А оттого, что стародавняя любовь.
— Ну, объ этомъ ты теперь забыть долженъ, — строго сказалъ генералъ испросилъ:— Такъ по рукамъ? Дв съ половиной тысячи?
— По рукамъ, ваше превосходительство, — отвчалъ Куцынъ.— Но кром всего вышесказаннаго уповаю на вашу протекцію насчетъ хорошаго мста мн и прошу меня не обмануть.
— Прямой разсчетъ мн будетъ хлопотать, чтобы услали тебя куда-нибудь подальше почтмейстеромъ, такъ чего-жъ ты сомнваешься-то.
Генералъ подалъ Куцыну два пальца. Тотъ пожалъ ихъ обими руками.

VI.

— Ну, вотъ и отлично! Вотъ и сладились!— торжествующе говорила тетка Куцына Дарья Максимовна.— А на мою гршную долю, разумется, какъ было условлено, сто рублей.
— Получите полностью, — отвчалъ генералъ.
— И ужъ подари мн, милка моя, за мое сватовство старательное, твою барашковую кофточку шерстью вверхъ, — обратилась Дарья Васильевна къ Аничк.
— Да вы съума сошли, что-ли! Вдь она триста пятьдесятъ рублей стоитъ, — откликнулась та.
— Да что ты! За что-же это такъ? Овчинка…
— Мерлушка… Это считается дорогой мхъ.
— Ну, такъ хоть какую-нибудь другую вещь. Очень ужъ мн что-нибудь отъ невсты на память хочется имть.
— Хорошо. Я вамъ срые перовые хвосты подарю. Анемподистъ Валерьянычъ общался мн собольи купить.
— Ну, вотъ спасибо, милушка, спасибо.
Дарья Максимовна чмокнула Агничку въ’ щеку и прибавила:
— А теперь я на радости мадерки выпью.
— Ну, а мы, молодой человкъ, приступимъ къ обсужденію деталей нашего дла, — началъ генералъ, обратясь къ Куцыну.— Внчаться надо въ слдующее воскресенье. Не въ это, а въ слдующее. Это придется… сегодня у насъ пятница… Черезъ девять дней готовьтесь внчаться.
— Съ удовольствіемъ, ваше превосходительство, если только будетъ готова шинель къ этому дню, — отвчалъ Куцынъ.
— Что шинель! Шинель мы готовую купимъ.
— Да и фрачная пара нужна, потому что у меня фрака не имется.
— Поспемъ. Внчаться вы будете въ домовой церкви. Шаферомъ у Агніи Васильевны будетъ мой домашній секретарь и управляющій моимъ домомъ. А теб никакого шафера не надо. Надо, чтобы безъ огласки.
— Чмъ секретне, ваше превосходительство, тмъ лучше, потому вдь для меня срамъ.
— О свидтеляхъ не заботься, свидтели у меня найдутся. Да я и самъ буду свидтелемъ.
— Слушаю-съ. Когда мы подемъ шинель покупать, ваше превосходительство?
— Далась ему эта шинель!
— Предметъ давнишней мечты, Анемподистъ Валерьянычъ.
— Шинель купишь наканун свадьбы. Я дамъ теб на нее сто пятьдесятъ рублей, и ты купишь.
— Нельзя-ли пораньше, ваше превосходительство? Нельзя-ли завтра? И ужъ тогда я былъ-бы спокоенъ, потому какъ-бы задатокъ.
— Далась ему эта шинель!
— Да дайте вы ему ужъ сегодня на шинель-то, Анемподистъ Валерьянычъ, — обратилась къ генералу Агничка.
— Съ какой-же стати давать, если мы не имемъ его еще въ рукахъ!
— Не надую я васъ, ваше превосходительство. Я человкъ честный. Это въ задатокъ. Задатки везд даются. Въ крайнемъ случа я могу выдать вамъ росписку, что вотъ такъ и такъ въ счетъ приданаго на покупку шинели сто пятьдесятъ рублей получилъ.
— Хорошо. Будь по вашему. Сейчасъ получите это пятьдесятъ рублей на шинель, — согласился генералъ и продолжалъ:— На другой день посл свадьбы вы выдаете Агніи Васильевн отдльный видъ на жительство.
— А когда-же дв-то съ половиной тысячи приданаго я получу?— спросилъ Куцынъ.
— Передъ внцомъ.— Гд ужъ тутъ передъ внцомъ возиться, ваше превосходительство! Спшка… Суетня… Лучше ужъ наканун…
— А потомъ цлый день и дрожи изъ тебя, и думай — прідешь ты въ церковь или не прідешь. Нтъ, это не рука.
— Да вдь и передъ внцомъ взять, такъ можно надуть, ваше превосходительство, если такъ разсуждать…— проговорилъ Куцынъ.
— Въ церкви передъ внцомъ, такъ какъ-же ты надуешь? Я теб деньги въ руки, а ты невсту за руку и ведешь ее къ аналою.
— Могу росписку выдать наканун въ двухъ съ половиной тысячахъ.
— Не заговаривай мн зубы. Не люблю. Ну, что мн твоя росписка! Ну, что я по ней получу? Что у тебя есть? Предъявить по мсту твоего служенія исполнительный листъ и получать изъ твоего жалованья, такъ велико-ли свое жалованье! Въ шесть-семь лтъ не получишь, — разсуждалъ генералъ.— А вотъ росписку насчетъ паспорта ты своей будущей жен Агніи Васильевн долженъ выдать. Долженъ засвидтельствовать своей подписью, что вотъ такъ и такъ, женясь на дочери такого-то Агніи Васильевн Лукашиной, обязуюсь ей выдать отдльный видъ на жительство для проживанія во всхъ городахъ Россійской Имперіи и за границей.
— Хорошо. Могу-съ…— кивнулъ въ знакъ согласія Куцынъ.— Но позвольте вамъ замтить, что себя вы обезпечиваете всякими росписками, а какое-же я-то обезпеченіе имю? Нтъ, ужъ надо обоюдно…
— А шинель? Я-же теб шинель въ обезпеченіе даю, — напомнилъ ему генералъ.— Наконецъ, гардеробъ, о которомъ ты просишь. Ты его получишь за день, за два до свадьбы.
— Все это такъ, но дайте и деньгами хоть ста три рублишекъ дня за четыре до свадьбы. Хочется, ваше превосходительство, хоть какой-нибудь мебелишкой обзавестись. А то будешь женатъ, прідешь къ себ домой въ холостую квартиру и никакого у тебя улучшенія. Хоть кровать съ тюфякомъ хорошую себ купилъ-бы, съ хорошими подушками и одяломъ. Ну, столикъ, кресло…
— Да вдь ты удешь изъ Петербурга на новое мсто, такъ на что теб мебель?
— Ахъ, ваше превосходительство! Дайте потшиться-то. Вдь ужъ я весь вамъ продалось, на все согласенъ, такъ потшьте и меня, бднаго, тремя сотенками. Я кровать себ складную, куплю. Триста рублей… всего триста рублей себ прошу.
— Агнія Васильевна, заступитесь за меня несчастнаго, — обратился Куцынъ къ Агничк.
— Что такое?— спросила та, не слыхавъ разговора.
— Кром шинели и гардероба, триста рублей впередъ, въ задатокъ проситъ, — объяснилъ генералъ.
— Дайте ему. Пусть онъ не ноетъ. Ну, что вы сквалыжничаете!— отвчала Агничка пренебрежительно.
— Хорошо. Ты получишь. Только будь и самъ аккуратенъ. Теперь, кажется, все. Можешь уходить, — кивнулъ генералъ Куцыну.
Куцынъ сдлалъ заискивающее лицо.
— А на шинель, ваше превосходительство?— напомнилъ онъ.
— Ахъ, ужъ мн эта шинель!
Генералъ сморщилъ лицо, ползъ въ карманъ за бумажникомъ, вынулъ сто пятьдесятъ рублей и вручилъ ихъ Куцыну.
— Очень, очень благодаренъ! Завтра исполнятся мои мечты насчетъ шинели!— съ восторгомъ проговорилъ онъ и спросилъ:— Когда теперь прикажете явиться, ваше превосходительство?
— Пришлю сказать и назначу день и часъ. А гардеробъ заказывай. Деньги уплатимъ по счету у портного.
— Имю честь кланяться, ваше превосходительство.
Куцынъ поклонился.
— Прощай. Но повторяю: будь аккуратенъ.
Генералъ подалъ Куцыну два пальца, Агничка позволила приложиться къ ручк, и Куцынъ удалился.

VII.

Спустя дней пять вечеромъ въ каморк Василія Ермолаевича Куцына на стол горла лампа подъ стекляннымъ молочнаго цвта абажуромъ, киплъ самоваръ, выпуская изъ-подъ крышки струю пара и стояли полубутылка водки съ рюмками и тарелка съ нарзанными кусочками колбасы и булки, а за столомъ сидли самъ Куцынъ и его тетка Дарья Максимовна. На стн, на гвозд висла шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами, и Куцынъ, указывая на все тетк, чуть не въ четвертый уже разъ торжествующе говорилъ ей:
— Нтъ, какова шинель-то, тетенька!
— Да ужъ слышали, слышали. Что говорить, шинель удивительная, — отвчала тетка.
— А вотъ теперь когда мы уже по рюмочк выпили, я надну ее и пройдусь въ ней передъ вами. Когда у портного примривалъ и въ трюму на себя смотрлъ, такъ выходило ужасно солидно.
Куцынъ вскочилъ со стула, накинулъ на себя шинель, гордо закинулъ голову и прошелся по комнат.
— Баронъ, совсмъ баронъ, а то такъ аристократъ…— умилялась тетка.— Вотъ теперь — настоящимъ ясенихомъ въ церковь внчаться подешь.
— Къ ста пятидесяти рублямъ генеральскихъ-то пришлось пятнадцать рублей прибавить, тетенька, — хвастался Куцынъ.— Вдь на атлас стеганная. Извольте посмотрть, какая стежка-то! Въ елку. А боберъ-то какой!— тряхнулъ онъ воротникомъ.— Вы думаете, подкрашенный? Ничуть. Три раза теръ его мокрымъ платкомъ — ни капли краски не сдало. А вотъ сейчасъ фрачную пару покажу.
— Успли ужъ сшить разв?— удивилась тетка.
— Готовый купилъ. Зачмъ-же заказывать, если готовыя есть? Такъ скоре и лучше. Чего звать-то? Генералъ ужъ и деньги портному по счету заплатилъ.
Фрачная пара висла на стн надъ диваномъ, прикрытая блой простыней. Куцынъ повсилъ на гвоздь шинель и сдернулъ простыню съ платья.
— Тутъ и фрачная пара, и сюртукъ-съ… Фрачная пара шестьдесятъ пять рублей, сюртукъ тридцать…— говорилъ онъ.— Сукно не англійское, а рижское, но наврное не меньше четырехъ рублей аршинъ. А вотъ и спиньжачная парочка, — хлопнулъ себя Куцынъ по бедрамъ, — ужъ обновилъ.
Онъ былъ въ срой триковой парочк и темно-красномъ галстук.
— За вс три костюма сто сорокъ рублей генералъ заплатилъ, — сообщилъ Куцынъ.— А вотъ этотъ галстухъ въ магазин готоваго платья въ скидку мн дали.
— Ну, вотъ видишь, я вдь все это теб подсдобила, — проговорила тетка.
— Сонъ, сонъ-съ, тетенька. Конечно, я вамъ премного благодаренъ, но прежде чмъ шинель-то получить, вдь я ее разъ восемь во сн видлъ. Стоитъ передо мной, какъ живая. Нтъ-съ, главнымъ образомъ тутъ сонъ въ руку.
— Однако, не будь меня, такъ и сонъ былъ-бы ни причемъ, — стояла на своемъ тетка.
— Предопредленіе-съ… пророчество… Я такъ разсуждаю, что это мн за мои труды неустанные. Вдь ужъ какъ я по служб работаю!
— Однако, я зачмъ къ теб забжала-то, — опять начала тетка.— Ты, Вася, какъ тамъ хочешь, а ужъ за мое сватовство долженъ мн хорошей шерстяной матеріи на платье подарить.
— Позвольте. Да вдь вы оттуда, съ той стороны сто рублей за сватовство получите, если еще не получили. Сто рублей и какую-то тамъ вещь. Получили?
— Нтъ еще, не получила.
— Совтую поторопиться, тетенька.
— Ничего… Они люди честные.
— Честные-то честные, но не ровенъ часъ… Все можетъ случиться!— какъ-то загадочно сказалъ Куцынъ и подмигнулъ глазомъ.— Да-съ… Совтую не запускать и ужъ во всякомъ случа получите завтра или послзавтра.
— Нтъ, ужъ когда я вижу, что теб все заране до женитьбы купили, то я спокойна.
— Это, тетенька, ничего не обозначаетъ. Я — человкъ запасливый. Я самъ по себ, а вы сами по себ. И повторяю: совтую вамъ какъ можно скоре себя обезпечить.
— Ты меня пугаешь, Васенька…
Тетка тревожно смотрла на Куцына.
— Нарочно пугаю-съ…— повторилъ племянникъ.— А потомъ близокъ локоть да не укусишь. Да-съ. Что до меня, то я ужъ триста рублей въ задатокъ получилъ.
— Когда?
— Вчера. Былъ у Агнички. Пилъ съ генераломъ красный портвейнъ и получилъ. Генералъ получилъ съ меня росписку на имя Агнички, гд я написалъ, что въ случа женитьбы моей на такой-то и такой-то двиц обязуюсь на другой-же день посл свадьбы выдать ей отдльный видъ на жительство. Отчего-же такой записки не написать, что въ случа женитьбы моей? Я и написалъ. Разстроится дло — и паспорта не надо выдавать.
— Да не разстроится, Васенька. Они оба рады-радешеньки, что сторговались съ тобой, — сказала тетка.— И наконецъ, какъ-же пятиться-то имъ, если и задатокъ теб дали, и шинель, и гардеробъ. Агничка подвнечное платье себ шьетъ.
Куцынъ посмотрлъ на тетку, подмигнулъ и произнесъ:
— И все-таки будьте осмотрительне, тетенька. А теперь выпьемте, — произнесъ онъ, указавъ на бутылку.
— Пугаешь ты меня, Вася, пугаешь. Зачмъ такъ? — проговорила тетка, проглатывая рюмку водки.— Но все-таки завтра я пойду къ Агничк и попрошу у ней денегъ. Вдь условіе-то наше какое? Получить мн сто рублей посл свадьбы. Ну, я и думала…
— Раньше просите, тетенька, раньше. Настаивайте…— сказалъ Куцынъ, закусывая колбасой водку.
— Да непремнно выпрошу. Ужъ хоть четвертную бумажку въ задатокъ выпрошу.
— Все просите. А то потомъ не получите. Нтъ, я теперь при хорошемъ задатк, такъ и правъ!
Куцынъ самодовольно улыбнулся и торжествующе хлопнулъ себя по животу. Тетка опять говорила въ раздумь:
— Нтъ, я не думаю, чтобы они отреклись, не такіе они люди… Я все про генерала-то съ Агничкой, Васенька… А что если генералъ говорилъ, что у него есть второй женихъ на примт, разслабленный старичекъ этотъ самый, такъ просто онъ хвастался, я думаю… Прямо хвастался. И наконецъ, зачмъ-же тогда задатки теб давать, если пятиться!
А племянникъ глядлъ на тетку и продолжалъ улыбаться.
— Чего ты улыбаешься-то?— возвысила голосъ тетка.
— Судьбой своей доволенъ, тетенька. Судите сами: обмундировался и деньги есть въ карман. Понятное дло, мн любо, — отвчалъ Куцынъ и хлопнулъ себя по карману.
— Такъ вотъ давеча я не договорила-то, — опять начала тетка.— Такъ вотъ, коли ты такъ ужъ очень доволенъ, то и ублаготвори меня за хлопоты платьишкомъ.
— Съ той стороны, тетенька, торопитесь получить, съ той стороны. А съ меня будетъ и того, что я васъ угощаю. Сегодня было угощеніе, третьяго дня было угощеніе.
— Да что теб стоитъ десятку-то какую-нибудь на платьишко мн отъ двухъ съ половиной тысячъ!— приставала тетка.
— Дв съ половиной тысячи еще буки-съ! Это еще журавль въ неб, — отвчалъ племянникъ.— А отъ трехсотъ рублей, полученныхъ мной, извольте получить три рубля на ваше кофейное удовольствіе. И затмъ будьте здоровы!
Племянникъ вынулъ изъ жилетнаго кармана три серебряныхъ рубля и положилъ ихъ на столъ передъ теткой.
— Ну, и на этомъ спасибо, — сказала она, взяла деньги и стала прощаться, сбираясь уходить домой.
Куцынъ поцловался съ ней, почтительно подалъ ей ея пальто, проводилъ ее до дверей на лстницу и, когда она стала спускаться внизъ по лстниц, крикнулъ ей:
— Торопитесь съ Агнички-то получить, что вамъ слдуетъ! А то потомъ поздно будетъ!

VIII.

За два дня до свадьбы генералъ вызвалъ Куцына для свиданія запиской.
Онъ прислалъ ему записку съ курьеромъ по мсту служенія и въ ней было слдующее:
‘А. В. Перебоевъ, свидтельствуя свое почтеніе Василію Ермолаевичу Куцыну, проситъ его прибыть сегодня, въ пятницу, въ девять часовъ вечера къ А. В. Лукашиной для переговоровъ по неотложному длу’.
‘Безпокоится’…— подумалъ Куцынъ, расписываясь въ пріем записки отъ курьера въ разсыльной книг, и сказалъ курьеру:
— Если его превосходительство спроситъ, то доложите имъ, что въ назначенный часъ прибуду.
Вечеромъ ровно въ девять часовъ Куцынъ былъ у Агнички.
Генералъ встртилъ его въ прихожей. Онъ былъ возбужденъ и закричалъ:
— Что-же это значитъ, что ты совсмъ не являешься къ невст! Только по вызову. Четыре дня уже не былъ. Словно будто не ты женишься.
— Я не зналъ, ваше превосходительство, что это нужно, — почтительно отвчалъ Куцынъ.
— Да какъ-же не знать-то! Вдь все-таки ты участвуешь въ бракосочетаніи… какъ главное лицо. Съ тобой надо и объ томъ переговорить, и объ этомъ. Сообщить и то, и это, а ты скрываешься.
— Виноватъ, ваше превосходительство…— извинялся Куцынъ, снимая съ себя шинель и бережно вшая ее при помощи горничной на вшалку.
— То-то виноватъ! Шинель взяли, гардеробъ взяли, деньги получили и глазъ не кажете, словно и не ваше дло, — проговорила Агничка.
Генералъ все-таки подалъ Куцыну два пальца и, когда Куцынъ вошелъ въ гостиную, строго сказалъ ему:
— Я тебя вызывалъ для объясненій.
— Съ удовольствіемъ, ваше превосходительство. А что такое случилось?— заговорилъ Куцынъ.
Въ дверяхъ изъ другой комнаты появилась Агничка и, перебивъ генерала, спросила Куцына:
— А зачмъ вы третьяго дня взяли изъ церкви у дьячка свой паспортъ?
— Да… То-есть разрщеніе начальства о вступленіи въ бракъ?— поддакнулъ генералъ и нетерпливо заморгалъ глазами.
Куцынъ нсколько смутился и покраснлъ.
— Да зачмъ-же ему быть-то теперь тамъ, ваше превосходительство, — отвчалъ онъ.— Вдь ужъ надобность въ немъ миновала.
— Какъ миновала! Врешь ты!— закричалъ генералъ.
— Зачмъ-же мн врать! Окличка въ церкви ужъ сдлана.
— Мало-ли что сдлана. Свидтельство и видъ должны оставаться въ церкви до внчанія. Въ день свадьбы съ него будутъ записывать въ книгу.
— Ахъ, такъ въ день свадьбы-то я его привезу въ церковь, ваше превосходительство. Будьте спокойны.
— Но зачмъ ты взялъ его, я не могу понять! — горячился генералъ.— Каверзы какія-нибудь задумалъ, что-ли?
— Какія-же могутъ быть каверзы, ваше превосходительство!
— Такъ зачмъ-же? Зачмъ? Или за тмъ, что я былъ благороденъ и заране выдалъ теб на руки то, что ты требовалъ? Скверно, братъ, нехорошо. Съ порядочными людьми такъ не поступаютъ, — сказалъ генералъ, нервно дергая себя за бакенбарды.
— Не извольте безпокоиться, Апемподистъ Валерьянычъ, — успокаивалъ его Куцынъ.— Я взялъ разршеніе, чтобы заране заготовить отдльный видъ на жительство для Агніи Васильевны.
— Заране! Кто-же теб заране будетъ заготовлять такой видъ, если ты еще не женатъ!
— Общали, ваше превосходительство. Чиновники мн общали.
— Не заговаривай мн зубы, пожалуйста, не заговаривай, Вдь я тоже чиновникъ и у меня такихъ какъ ты десятки подъ начальствомъ. Да…
— Вамъ угодить хотлъ, хотлъ, чтобы Агнія Васильевна поскоре имла въ рукахъ. А свидтельство я возвращу, ваше превосходительство.
— Чтобы завтра-же оно было возвращено! И возвращено мн. Завтра вечеромъ въ девять часовъ мн, вотъ здсь у Агніи Васильевны! — строго отдалъ приказъ генералъ.
— Слушаю-съ, ваше превосходительство. Будетъ исполнено, — поклонился Куцынъ.
Произошла пауза. Куцынъ робко переминался съ ноги на ногу. Генералъ успокоился и, значительно понизивъ тонъ, сказалъ:
— А теперь садись. Мн, кром того, теб кое-что сказать надо.
Куцынъ взглянулъ на Агничку.
— Позвольте прежде у Агніи Васильевны ручку поцловать, — обратился онъ къ генералу.— Вы такъ приняли меня строго, что я не усплъ еще и поздороваться съ ними.
— Цлуй.
Агничка поднесла къ наклонившемуся Куцыну свою руку и тотъ, чмокнувъ ее, слъ. Слъ и генералъ.
— Ты долженъ, братецъ ты мой, все-таки ходить къ невст, все-таки показываться ей, — заговорилъ онъ.— Вотъ завтра придешь. И послзавтра посл внца я не хочу лишать тебя удовольствія участвовать въ семейномъ торжеств. Завтра у насъ здсь будетъ маленькій пиръ посл внца. Буду я и будутъ свидтели. Будетъ вдова сестра Агніи Васильевны. Будетъ ея двоюродный братъ. Я хочу все это честь честью. Агнія Васильевна писала своему отцу, что она выходитъ за тебя замужъ. Мы пошлемъ ему поздравительную телеграмму. Выпьемъ за его здоровье шампанскаго и пошлемъ. Понялъ?
— Понялъ, ваше превосходительство, — поклонился Куцынъ.
— Ну, такъ вотъ и прізжай. Тетку твою Агнія Васильевна тоже пригласила. Ты даже можешь пріхать изъ церкви въ карет съ Агніей Васильевной. Такъ приличне будетъ. Все-таки, знаешь, для глазъ приличне: женихъ и невста вмст. Я не люблю рзкостей. Это не въ моемъ характер. Ну, пожалуй, и я сяду съ вами въ карету, какъ посаженый отецъ. Повторяю, я не люблю никакихъ выходокъ, которыя бросаются въ глаза. Ты все-таки женихъ и въ день свадьбы долженъ занимать подобающее теб мсто. Мы даже будемъ пить за твое здоровье, — добавилъ генералъ, улыбнувшись.
— Благодарю васъ, ваше превосходительство, — еще разъ поклонился Куцынъ.
— Ну, а свидтельство-то все-таки завтра принеси, успокой меня.
— Принесу непремнно-съ.
— То-то, принеси. Мы тебя балуемъ, исполняемъ твои прихоти, долженъ и ты быть съ нами деликатенъ. Долженъ все это чувствовать.
— Я и чувствую, ваше превосходительство.
— И на дл это доказать. Агнія къ теб расположена, очень расположена. Доказательствомъ могутъ служить т шесть сорочекъ и по полдюжин другого блья, которое она теб купила и сейчасъ передастъ. Агнія Васильевна, передай ему…— обратился генералъ къ Агничк.
Та сходила въ сосднюю комнату, вынесла оттуда два увсистые пакета съ бльемъ и передала ихъ Куцыну.
— Видишь, какъ мы тебя балуемъ!— похвастался генералъ.— Стало быть будь и ты деликатенъ и предупредителенъ. Ахъ, да… насчетъ мста теб начальника почтоваго отдленія въ провинціи я ужъ просилъ кого нужно и мн общано, — прибавилъ онъ.— Ты займешь первую открывшуюся вакансію.
Куцынъ поклонился.
— Вамъ все сдлано. Не должны быть и вы подлы противъ насъ, — добавила Агничка.
‘Боятся, опасаются, что надую ихъ’, — подумалъ Куцынъ.— ‘Заискиваютъ. Ну, да теперь успокоились’.
Произошла пауза. Говорить было больше не о чемъ, и генералъ сказалъ:
— Не смю больше задерживать. Можетъ быть теб по дламъ своимъ надо, такъ можешь уходить.
Куцынъ поднялся.
— Если позволите, то мн дйствительно надо, ваше превосходительство, — проговорилъ онъ.
— Уходи, уходи. Я не задерживаю. А завтра ждемъ тебя, ждемъ съ свидтельствомъ.
— Слушаю-съ, ваше превосходительство. Явлюсь.
Куцынъ взялъ два пакета съ бльемъ и направился въ прихожую. Когда онъ надвалъ на себя шинель, къ нему въ прихожую выскочила Агничка и, подавая ему что-то завернутое въ бумагу, произнесла:
— Вотъ вамъ банку клубничнаго варенья. Берите. Дома напьетесь чаю съ вареньемъ за мое здоровье. Вотъ я какая! Видите, какъ объ васъ забочусь!— прибавила она.
Куцымъ поблагодарилъ, сунулъ банку въ карманъ и опять подумалъ:
‘Заискиваютъ… Что-то чуютъ’… Онъ сходилъ съ лстницы съ пакетами и разсуждалъ:
‘А вдь наказать ихъ можно. Что съ меня взять? Да и нельзя. Ничего не возьмутъ’.

IX.

Генералъ былъ у Агнички въ субботу вечеромъ, наканун назначеннаго ея внчанія, и ждалъ Куцына, но Куцынъ не явился. Ни своего вида на жительство, ни разршенія начальства о вступленіи въ бракъ Куцывъ не прислалъ. Генерала это очень безпокоило. Онъ бгалъ по комнатамъ, нервно дергалъ себя за сдые бакенбарды и бормоталъ:
— Не явился самъ и не прислалъ… Вотъ подлецъ-то! Не сбирается-ли онъ насъ надуть завтра?
— Какъ надуть?— добродушно спрашивала Агничка.
— Не прідетъ въ церковь, не прідетъ внчаться — вотъ и все.
— Такъ вдь тогда и двухъ слишкомъ тысячъ не получитъ.
— Что ему дв тысячи, если онъ теперь ужъ обмундированъ, при шуб и триста рублей получилъ!— продолжалъ говорить генералъ.— Вдь все это ни за что получилъ, такъ — здорово живешь. А дв-то тысячи предстоитъ ему теперь получить за женитьбу.
— Не откажется онъ отъ двухъ тысячъ. Не такой онъ человкъ.
— Я, будучи на его мст, отказался-бы. Вдь женитьба ему петля. Навсегда связанъ по рукамъ и по ногамъ и долженъ признавать чужихъ дтей за своихъ. Вдь онъ-же не дуракъ, не безъ глазъ, видитъ, что ты ужъ ждешь.
— Ну, вотъ… Я все время передъ нимъ была въ капотахъ.
— Фу, ты пропасть! Ну, не замтилъ онъ этого теперь, такъ долженъ ожидать этого въ будущемъ. Вдь понимаетъ-же онъ, для чего мы его женимъ, для чего онъ теб, сокровище эдакое, понадобилось.
Генералъ такъ безпокоился, что поминутно пилъ воду. Онъ хотлъ посылать за Куцынымъ, хотлъ самъ хать къ нему, но Агничка продолжала твердить:
— Не откажется онъ отъ двухъ тысячъ. Вдь дв тысячи для него капиталъ. Перестаньте безпокоиться и выбросьте это изъ головы.
— Однако, можно послать къ нему твою горничную, — настаивалъ генералъ.
— Бросьте… У нея языкъ съ дыркой… Мало-ли что она наскажетъ ему о насъ, — отвчала Агничка.
— Ну, тогда я самъ съзжу. Долженъ-же я себя успокоить. А успокоюсь я, когда буду имть документы его въ карман.
Генералъ даже схватился за свою шапку, но Агничка вырвала ее у него изъ рукъ и сказала:
— Сядьте… Скушайте вотъ апельсинъ и это успокоитъ вашу горячку. Просто онъ сегодня напился пьянъ съ радости или печали, я ужъ не знаю, и загулялъ.
Уходя отъ Агнички, генералъ разсуждалъ:
— Впрочемъ, вдь и документы не спасутъ, если онъ это задумалъ. Пусть у меня и паспортъ его будетъ въ карман, и дозволеніе начальства о вступленіи въ бракъ, но если онъ завтра не захочетъ внчаться — ничего съ нимъ не подлаешь. Нтъ, не слдовало ему давать задатковъ!
— Повнчается…— стояла насвоемъ Агничка.— Судите сами, дв тысячи слишкомъ и ваша протекція.
— Ахъ, милочка! Молодежь такъ не разсуждаетъ. Они о будущемъ не думаютъ и довольствуются настоящимъ. Обутъ, одтъ, сытъ, кое-что есть въ карман — онъ и доволенъ. А одтъ онъ съ иголочки, — закончилъ генералъ, поцловалъ Агничку и ушелъ.
Ночью генералъ спалъ плохо, но когда онъ засыпалъ, ему грезился Куцынъ. Куцынъ бжалъ будто-бы отъ него, а генералъ догонялъ его, запыхавшись, падалъ и сейчасъ-же просыпался.
Проснулся генералъ раньше обыкновеннаго и первая его мысль была о Куцын.
‘Непремнно надо будетъ създить къ нему и развдать, почему онъ и самъ не явился и докменты не прислалъ’, — ршилъ генералъ, но за утреннимъ чаемъ вмст съ газетами получилъ письмо отъ Куцына и тотчасъ-же весь вспыхнулъ отъ удовольствія.
Куцынъ писалъ ему:

Ваше превосходительство
Многоуважаемый
Анемподистъ Валеріановичъ.

Простите великодушно, что въ субботу вечеромъ я не могъ явиться, согласно данному общанію, къ досточтимой Агніи Васильевн для свиданія съ Вами. По вол неумолимаго начальства моего я былъ дежурнымъ по мсту служенія. Письмо это пишу, чтобы успокоитъ ваше превосходительство. Въ воскресенье, въ 3 1/2 часа дня, я буду въ назначенной Вами для внчанія церкви и привезу вс нужные для бракосочетанія документы. Душевно преданный вашему превосходительству

В. Куцынъ.

Завтракалъ генералъ уже совсмъ спокойный, сълъ яичницу, выпилъ благо вина, и сейчасъ-же посл завтрака надлъ фракъ, ленту черезъ плечо и отправился къ Агничк.
Агничка еще не одвалась къ внцу, а сидла у себя въ спальн и любовалась на блое подвнечное платье, висвшее у нея въ спальн, пришпиленное къ матеріи алькова. Около нея сидла тетка Куцына Дарья Максимовна и ныла, выпрашивая у нея денегъ за сватовство, но Агяичка отказывала ей, говоря:
— За обдомъ посл внчанія все получите полностью, а теперь извините меня. Генералъ ужъ и такъ вчера вечеромъ очень сердился, что мы Василія Ермолаича рано наградили. Онъ общался генералу документы какіе-то прислать и не прислалъ.
— Ну, дай ты мн, милушка, хоть половину-то теперь. Слезно тебя прошу.
— Да что вы пристали, какъ съ ножомъ къ горлу!— крикнула на нее Агничка.— Вамъ сказано, что посл внчанья — ну, и получите за обдомъ.
Генералъ вошелъ сіяющій, веселый и сказалъ Агничк, бросившейся къ нему здороваться:
— Все въ порядк. Куцынъ прислалъ извинительное письмо. Онъ былъ дежурный по служб. Документы привезетъ въ церковь къ четыремъ часамъ.
— Вдь говорила я вамъ… А вы горячку пороли…— упрекнула Агничка генерала.
Тетка Куцына опять пристала къ ней насчетъ денегъ.
— Ну, вотъ видишь-же, душечка, не по своей вин Васютка къ вамъ не пріхалъ вчера, такъ отчего-же ты сомнваешься и не хочешь мн дать сейчасъ хоть сколько-нибудь денегъ?
— Ахъ, Боже мой! Да что надъ вами каплетъ, что-ли, смола горячая каплетъ, что вы ко мн, какъ съ ножомъ къ горлу, пристали! Какое недовріе!— воскликнула Агничка.— Что мы мошенники, что-ли! Вамъ сказано, что за обдомъ получите — ну, и получите. Вдь платокъ въ задатокъ уже получили. Ну, а теперь помогите мн одваться. Вдь ужъ пора одваться къ внцу.
Она позвонила горничную. Генералъ, полюбовавшись на свою красную ленту въ большое тріомо, вышелъ изъ спальни.
Горничная и Дарья Максимовна- начали помогать Агничк одваться.
Въ гостиной генералъ легкимъ баскомъ съ хрипотой распвалъ: ‘Положилъ ёси на главахъ ихъ внцы’…

X.

Церковь, въ которую пріхала внчаться Агничка, была очень нарядная, новенькая, съ иголочки, но маленькая, съ низкимъ потолкомъ, безъ купола и помщалась въ третьемъ этаж казеннаго дома.
Когда карета подъхала къ подъзду, дверцы кареты выскочилъ отворять ливрейный швейцаръ-старикъ съ необычайно длинными усами и бакенбардами. Изъ кареты вышли Агничка въ ротонд, крытой темно-малиновымъ бархатомъ, ея сестра вдова въ очень потертомъ пальто съ кошачьимъ воротникомъ, тетка Дарья Максимова и мальчикъ-образникъ съ образомъ, сынъ швейцара. Вслдъ за ними подъхалъ въ саняхъ на своей лошади и генералъ.
Въ вестибюл швейцаръ снялъ со всхъ верхнее платье, и вс направились наверхъ въ церковь.
— Женихъ уже въ церкви?— спросилъ генералъ швейцара.
— Никакъ нтъ-съ, ваше превосходительство.
Генерала точно что кольнуло и даже какъ-то подернуло. Онъ взглянулъ на часы. Было безъ пяти минутъ четыре.
— Странно. А общался въ три съ половиною быть на мст. Какая неаккуратность!— пробормоталъ онъ.— Дарья Максимовна! Племянника-то вашего нтъ еще!— крикнулъ онъ тетк Куцына.
— Да не можетъ быть. Что-же это онъ?..— сказала тетка, остановившись на лстниц, и покачала головой.
— Да вообще задралъ носъ и сталъ какъ-то фыркать и умничать съ тхъ поръ, какъ шинель и обмундировку получилъ. Не слдовало давать до поры до времени — вотъ что!
На верхней площадк генерала встртилъ его личный секретарь и управляющій домомъ Мечтаевъ — худой, маленькій и вообще тщедушный и болзненный, хотя не старый еще человкъ во фрак и съ Станиславомъ въ петлиц.
— Жениха-то еще нтъ, — сказалъ ему генералъ.
— Нтъ, ваше превосходительство. А между тмъ, нужны его бумаги, чтобъ внести въ книги, — отвчалъ Мечтаевъ.
— Кокоринъ нашъ здсь?
Старшій дворникъ? Здсь-съ. Я вызвалъ его въ свидтели. Но вообще мы ничего не можемъ подлать, пока жениха нтъ. Сначала въ книг росписываются женихъ и невста, а ужъ потомъ и свидтели ручаются по жениху и невст.
— Знаю я, знаю. Ужасная неаккуратность.
Генералъ поправилъ на себ ленту, тронулъ за крестъ, выставлявшійся ниже жилета сбоку, и весь сморщился.
Вс вошли въ церковь. У свчной выручки, около книги для записи вступающихъ въ бракъ, стоялъ молодой дьячекъ въ стихар. Онъ разговаривалъ со старшимъ дворникомъ генерала Кокоринымъ — откормленнымъ, бородатымъ мужчиной въ черномъ пиджак и высокихъ франтовскихъ сапогахъ, Голова его была жирно смазана помадой. Оба поклонились генералу и дьячекъ сказалъ:
— Изволили вы, ваше превосходительство, просить насъ быть поаккуратне и начать внчаніе ровно въ четыре часа. Теперь четыре, а жениха нтъ.
— Знаю, знаю я!— раздраженно отвчалъ генералъ.— Что-жъ вы подлаете съ ныншней молодежью! Они либеральничаютъ и не хотятъ признавать никакого подчиненія. Надо подождать его минутъ пять, десять. Онъ долженъ сейчасъ явиться.
— Вдь вотъ и концерта не могли пвчіе пропть невст при вход, — продолжалъ дьячекъ.— По правиламъ первый концертъ пвчіе поютъ жениху. Женихъ всегда раньше въ церковь является.
— Бросьте. Прідетъ.
Генералъ переминался.
— А до прізда жениха не нельзя-ли вмст концертъ пропть?— спросилъ онъ.
— На это закона нтъ. Но не порядокъ.
Генералъ подошелъ къ маленькому хору пвчихъ въ кафтанахъ и проговорилъ:
— Женихъ замшкался. Пойте сначала концертъ невст.
Пвчіе запли и кончили.
Генералъ взглянулъ на часы. Было ужъ четверть пятаго.
‘Что-же этотъ мерзавецъ-то? Ужъ не вздумалъ-ли насъ надуть’?— мелькнуло у него въ голов.
Его манила къ себ Агничка, стоявшая вмст съ съ Дарьей Максимовной и своей сестрой. Она ужъ чуть не плакала
— Что съ нами Куцынъ-то длаетъ! Какова дрянь!— сказала она.
— А вотъ я заставлю его походить за деньгами годъ субботъ, такъ онъ и будетъ знать, — отвчалъ генералъ, то блдня, то красня.
— Нтъ, ужъ вы это оставьте пожалуйста,— остановила его Агничка.— А то выйдетъ скандалъ. Онъ, пожалуй, убжитъ изъ церкви и внчаться не будетъ.
— Внчаться не будетъ! Убжитъ! Нужно сначала, чтобъ онъ пріхалъ.
— А неужели вы думаете, что онъ не прідетъ? Вотъ срамъ-то будетъ!
По щекамъ Агнички полились дв крупныя слезинки, и она заморгала глазами. Генералъ стоялъ и бормоталъ:
— А все задатки… Не дай мы ему задатковъ — не задиралъ-бы онъ такъ носъ, не дерзничалъ-бы такъ. Вдь это дерзость! Непочтительность. Неуваженіе къ старшимъ! Вольнодумство! И эту непочтительность онъ прямо противъ меня направилъ. Я въ десять разъ старше его чиномъ.
Генералъ горячился. Часы надъ свчной выручкой показывали сорокъ минутъ пятаго.
— Нельзя-ли послать за нимъ? — предлагала Агничка.
— Послать… Кого послать?.. Некого послать. Да и могутъ разъхаться. Надо послать свидтелей-поручителей, а они нужны, чтобы расписываться. Безъ этого внчать не будутъ.
— Да вотъ хоть Дарья Максимовна създитъ.
Взоръ генерала упалъ на тетку Куцына, которая стояла ни жива, ни мертва и молчала.
— А Дарью Максимовну мы теперь можемъ только поблагодарить, что она намъ такую дрянь сосватала, — сказалъ онъ.— Ну-съ, — отнесся къ ней генералъ.— Что вы намъ теперь скажете о гнусномъ поведеніи вашего племянника? Гд онъ теперь? Что онъ надъ нами куражится?
— Ахъ, ваше превосходительство! Онъ и на меня-то за послднее время сталъ плевать, какъ на послднюю животную, — слезливо отвчала тетка Куцына.— Приходила я къ нему поздравить его съ обновками, просила его, чтобъ онъ на радостяхъ меня ублажилъ хоть какимъ-нибудь подарочкомъ хорошенькимъ. и что-жъ онъ, безчувственный? Только три серебряныхъ рублишка на кофей отвалилъ.
— Это, сударыня, къ длу не относится.
Генералъ обернулся къ Дарь Максимовн спиной.
— Если вы хотите, ваше превосходительство, то я съзжу къ нему, — предложила она.
— Да-съ… придется създить, если онъ черезъ пять минутъ не явится. Кто его знаетъ! Вдь могли и убить его, изувчить… Наконецъ, скоропостижная смерть. Все можетъ случиться.
Вс были какъ на иголкахъ. За свчной выручкой шептались управляющій и дьячекъ.
Прошло, наконецъ, не пять минутъ, а четверть часа, а Куцынъ все еще не прізжалъ. Пробило пять.
Генералъ былъ взбшенъ. Къ нему подошла Дарья Максимовна.
— Я поду за нимъ, ваше превосходительство,— сказала она.
— Самъ я поду! — отвчалъ генералъ и поспшно сталъ выходить изъ церкви,

XI.

Минуты черезъ три генералъ летлъ на своихъ санкахъ къ Куцыну.
— Пошелъ скорй!— кричалъ онъ кучеру.
И крупный срый рысакъ, мрно выбивая ногами, мчался, обдавая генерала снжною пылью.
Отъ церкви до Куцына было довольно далеко. Куцынъ жилъ на Петербургской сторон. Генералъ никогда не бывалъ у него, а только писалъ ему письма. Пришлось отыскивать улицу и домъ.
Но вотъ и улица и домъ найдены. Генералъ выходитъ изъ саней, звонитъ въ колокольчикъ у дверей и, вызвавъ дворника, спрашиваетъ его, гд такой-то нумеръ квартиры. Дворникъ, увидавъ у воротъ рысака, запряженнаго въ сани подъ медвжьей полостью, и замтивъ красную ленту въ распахнутыя полы генеральской шинели, приходитъ въ трепетъ и безъ шапки ведетъ генерала въ спрашиваемую квартиру.
— Тутъ скользко, ваше сіятельство, не поскользнитесь… Здсь ступенька, не извольте споткнуться, ваше превосходительство, — предупреждаетъ онъ генерала на каждомъ шагу, поддерживаетъ его подъ локоть на лстниц и, наконецъ, подведя къ двери, обитой драной клеенкой, звонится въ колокольчикъ.
— Кто тамъ? — слышится женскій голосъ за дверью.
Генералъ вспылилъ.
— Да отворяйте-же, чортъ васъ побери! — крикнулъ онъ.— Чего вы боитесь? Вдь не можетъ-же быть, чтобъ къ вамъ звонились воры и разбойники.
— Отворяй, Степанида! — кричитъ въ свою очередь дворникъ и ударяетъ въ дверь кулакомъ.
Дверь отворена. Передъ генераломъ молодая заспанная баба въ розовомъ ситцевомъ плать и съ маленькой жестяной лампочкой въ рук.
— Здсь чиновникъ Куцынъ живетъ?— говоритъ генералъ.
— Куцынъ?— переспрашиваетъ баба.
— Да, Куцынъ Василій Ермолаевъ.
— Ахъ, Василій Ермолаичъ? Они ухавши.
— Куда ухавши? Въ церковь?
— Нтъ, въ Костромскую губернію.
— Какъ въ Костромскую губернію?— восклицаетъ генералъ, и къ лицу его мгновенно приливаетъ кровь, такъ что оно длается красное.— Да вдь онъ долженъ сегодня внчаться.
— Ничего намъ этого, господинъ милый, неизвстно. Мы прислуги.
— Да ты врешь! Шутишь, дура-баба! Такъ со мной шутить нельзя!
Генералъ умышленно распахиваетъ полы шинели и показываетъ красную ленту. Кухарка пятится.
— Какія-же шутки, баринъ. Что вы, помилуйте… Они сегодня утречкомъ ухали.
На губахъ генерала выступила пна.
— Ты скрываешь его, глупая баба! Такъ смотри, за это отвтить можешь. Куцынъ сегодня въ четыре часа долженъ внчаться и его ждетъ уже невста въ церкви.
— Зачмъ намъ скрывать, баринъ. Про внчанье тоже намъ ничего неизвстно. А уложились они вчерась, всю свою новую одежу уложили въ чемоданъ и ухали сегодня утречкомъ.
— Вотъ такъ мерзость! Вотъ такъ подлость! Да это предательство какое-то… Это гнусность… — бормоталъ генералъ и не зналъ, ему длать.
Онъ переминался съ ноги на ногу передъ дверью.
— Это точно, ваше превосходительство, что они ухали… Куцынъ-съ этотъ самый…— поддакнулъ дворникъ.— Я и по паспортной книг нонче отмчалъ ихъ… то-есть по домовой-съ.
— Но вдь это-же невозможное безобразіе!.. Это… это… это насмшка… Хуже насмшки…
Генералъ не зналъ, что говорилъ.
— Ухали-съ… Сначала привели извозчика рано утромъ, а потомъ уложили мшки и ухали…— продолжалъ дворникъ.
— Фу-у-у!— произнесъ генералъ, снялъ съ головы мховую шапку и тронулъ себя за влажный лобъ и темя.— Дай мн воды… Мн что-то нехорошо. Мн въ голову ударило…— обратился онъ къ баб.— Такая неожиданность… такая мерзость.
— Пожалуйте въ кухоньку, ваше превосходительство. Тутъ приссть можно…— предложилъ ему дворникъ и ввелъ его въ кухню.
Генералъ вошелъ, сбросилъ съ себя шинель и шапку на блый некрашенный столъ и слъ на табуретку, отирая потъ платкомъ со лба и лысины. Руки и ноги его дрожали. Баба подала ему воды въ жестяномъ ковш и онъ съ жадностью выпилъ нсколько глотковъ.
Баба косилась на красную ленту генерала и спрашивала:
— Внучка ваша за него замужъ-то должна выйти, что-ли?
Генералъ промолчалъ. Дворникъ махнулъ баб шапкой — ‘дескать, молчи’, и тутъ-же прибавилъ:
— Можетъ-ли ихъ генеральская внучка выдти замужъ за такого стрекулиста!.. И ты тоже…
Въ кухню вошла грузная женщина съ необычайно широкимъ лицомъ и крупными полушаріями на груди и протянула нараспвъ:
— Что здсь за шумъ? Покоя не даютъ. Чего тутъ?..
Но, увидвъ красную ленту, она не договорила и тоже попятилась.
— Господина Куцына вотъ розыскиваютъ… — сказалъ ей дворникъ.— Они должны сегодня внчаться, а вотъ оказались сбжавши.
— Василій Ермолаичъ? Я евонная квартирная хозяйка. Онъ не сбжавши, а ухалъ на новое мсто въ Костромскую губернію, почтмейстеромъ похалъ. Честь-честью разсчитался и ухалъ. Былъ долженъ мн и все до копйки уплатилъ.
Генералъ поднялся съ табуретки и заговорилъ уже спокойне:
— Ну, хорошо-съ… Больше ничего… Я долженъ хать обратно…
Дворникъ сталъ подавать ему шинель. Генералъ надлъ.
— Ухалъ, — повторила хозяйка.— На мсто ухалъ. Генералъ ему какой-то схлопоталъ мсто. Хорошее мсто. Онъ и деньги на проздъ получилъ.
‘Это я, дуракъ… Я, я… я просилъ за него… Просилъ и мн общали, что первая вакансія будетъ его’…— пронеслось въ голов генерала и ему снова ударило въ голову.
Онъ слъ опять и тяжело дышалъ. Черезъ минуту онъ сказалъ съ пафосомъ:
— А вы знаете, что этотъ человкъ надулъ честную двушку, обольстилъ ее, общалъ на ней жениться и ухалъ, оставивъ ожидать ребенка? Да-съ… Сегодня онъ долженъ былъ внчаться съ ней и ухалъ. Я отецъ посаженый. Изъ жалости согласился благословлять… Да-съ… И теперь эта несчастная двица въ церкви и ждетъ своего жениха. А онъ ухалъ. Ну, не подлецъ-ли онъ? Не мерзавецъ-ли? Честно это? Благородно? Вотъ она ныншняя молодежь!— закончилъ генералъ.
— Ну, на это-то его, пожалуй, взять, — проговорила хозяйка.— А за квартиру онъ честно разсчитался и за харчи разсчитался.
— И мн полтину далъ, — добавила баба-кухарка.
Генералъ надлъ шапку и уходилъ изъ кухни.
— Посвти его превосходительству! — крикнулъ баб дворникъ.
Баба вынесла на лстницу лампу.
Квартирная хозяйка стояла въ открытыхъ дверяхъ и спрашивала генерала:
— А можетъ быть вы ему и мсто-то спроворили?
Генералъ не отвчалъ.

XII.

Поразясь красной лентой и проникнувшись участіемъ къ непріятностямъ генерала, дворникъ ухаживалъ за нимъ, какъ нянька. Онъ проводилъ его по двору за ворота, усадилъ въ сани, поправилъ полы шинели, за что и получилъ двугривенный на чай. Поблагодаривъ за подачку, дворникъ сказалъ: А знато было-бы да вдано, ваше сіятельство, такъ я могъ-бы его и задержать, жениха то-есть. А я еще помогалъ ему мшки yкладывать на сани. Что-бы вамъ предупредить насчетъ его съ вечера!
— Пошелъ! Обратно пошелъ въ церковь!— вмсто отвта скомандовалъ генералъ кучеру.
Рысакъ помчался.
Сидя въ саняхъ, генералъ ужъ не горячился, но только теперь почувствовалъ онъ всю горесть своего положенія, все то оскорбленіе, которое нанесъ ему Куцынъ.
‘За что, за что человкъ такъ горько насмялся надо мной и надъ Агничкой!— повторялъ онъ мысленно.— За нашу доброту и доврчивость? За то, что я снизошелъ къ нему и обращался съ нимъ почти какъ съ равнымъ себ? За то, что я съ ногъ до головы обмундировалъ его? За то, что далъ денегъ, выхлопоталъ ему мсто? О, люди, люди!— вопіялъ онъ про себя.— Молодъ, зеленъ, материно молоко на губахъ не обсохло, а какъ надулъ пожилого заслуженнаго человка! Фитюлька, мразь, канцелярская букашка, а какъ укусилъ меня, слона! Жестоко укусилъ. Ну, откажись онъ внчаться съ Агничкой вчера вечеромъ, мы не похали-бы въ церковь и тогда все-таки было-бы легче. А вдь онъ до послдней минуты довелъ, заставилъ пріхать въ церковь, подлецъ изъ подлецовъ, и добился полнаго скандала. Ну, зачмъ ему еще вчера вечеромъ понадобилось написать мн письмо, что онъ ровно въ три съ половиной часа дня прідетъ въ церковь и привезетъ вс нужные для внчанья документы? Прямо для скандала. А скандалъ теперь вышелъ полный. Что подумаетъ теперь мой секретарь, что будетъ говорить мой-же дворникъ Кокоринъ! Что подумаютъ священникъ съ дьячкомъ? Притча во языцахъ! А бдная Агничка’?
Генералъ даже закрылъ глаза — до того показалось ему все это ужасно.
— Она сейчасъ упадетъ въ обморокъ, а потомъ… потомъ выцарапаетъ мн глаза…— прибавилъ онъ мысленно и вслухъ воскликнулъ:
— За что такія испытанія! Не мздоимецъ я, не лихоимецъ я, не убійца, не воръ. А только увлекся въ пожиломъ возраст двушкой (генералъ никогда не называлъ себя старикомъ), и хотлъ эту двушку и ребенка, прямо по доброт своей, поставить на легальную почву, сдлать и ребенка, и ее самое законными.
Онъ не замтилъ, какъ рысакъ остановился ужъ у подъзда церкви, какъ выскочилъ изъ подъзда ливрейный швейцаръ и сталъ высаживать его изъ саней.
— А жениха все еще нтъ, ваше превосходительство, — отрапортовалъ онъ генералу.
Генералъ вздрогнулъ, хотлъ его обругать, но опомнился и только стиснулъ зубы.
‘Идти-ли ужъ? — мелькнуло у него въ голов, когда онъ снялъ съ себя шинель и остановился передъ лстницей.— Не лучше-ли вызвать внизъ своего секретаря Мечтаева, дать ему деньги, велть разсчитаться за пвчихъ, объявить, чтобъ Агничка хала домой, и самому хать къ ней’?
Онъ постоялъ съ минуту въ раздумьи и отправился наверхъ.
Каждая ступенька, на которую онъ ступалъ, какъ-бы колола его въ сердце. Ноги подкашивались.
На верхней площадк лстницы встртилъ его секретарь Мечтаевъ и, ни говоря ни слова, только бросилъ на него вопросительный взглядъ. Въ отвтъ генералъ махнулъ рукой.
— Не похалъ?— спросилъ онъ.
— Надулъ, подлецъ! — отвчалъ генералъ.— Его ужъ нтъ въ Петербург.
А съ Агніей Васильевной ужъ два раза было дурно.
— Голубчикъ, разсчитайтесь пожалуйста за все. Вотъ деньги. Заплатите вдвое, что-ли, но чтобы не роптали… А-я не могу… Я не въ состояніи…
Генералъ дрожащими руками вынулъ изъ кармана бумажникъ, сунулъ Мечтаеву безъ счета пачку денегъ и въ изнеможеніи опустился на стоявшую на площадк скамейку.
Секретарь удалился и вскор донеслись пронзительный крикъ и рыданія Агнички. Генералъ вздрогнулъ, но не пошевелился.
Подбжалъ дворникъ Кокоринъ и сказалъ ему:
— Пожалуйте, ваше превосходительство. Васъ невста просятъ.
Генералъ только махнулъ рукой и проговорилъ:
— Ступай. Уходи…
Онъ видлъ, какъ мимо него прошли, громыхая сапогами, пвчіе.
Наконецъ, показалась Агничка. Ее вели подъ руки сестра ея вдова и Дарья Максимовна. Агничка ужъ не плакала больше, а только бормотала:
— Ахъ, какой ужасный скандалъ! Ахъ, какой срамъ… Не знаю куда и глаза теперь дть. На всхъ смотрть совстно.
А Дарья Максимовна восклицала:
— Но за что онъ меня-то нагрлъ на сто рублей! Зачмъ онъ меня-то наказалъ за мою доброту? Вотъ такъ племянничекъ! Вотъ такъ Васенька! А вдь я его на рукахъ няньчила. Спасибо, спасибо! Отблагодарилъ тетку!
Он не замтили генерала и стали спускаться внизъ. Генералъ поплелся за ними. Одвшись, Агничка стала садиться въ карету. Сла вмст съ ней и сестра ея вдова. Ползла въ карету и Дарья Максимовна, говоря:
— Милушка, Агнія Васильевна, и я съ вами. И я къ вамъ… Можетъ, генералъ мн за мою простоту хоть золотой кругляшокъ пожертвуетъ?
— Вонъ! Прочь, злоехидница! — проскрежеталъ зубами генералъ, оттолкнулъ ее, захлопнулъ двери кареты и крикнулъ извозчику:— Пошелъ!
Карета похала.
Самъ генералъ слъ въ свои сани и помчался сзади.
Онъ халъ къ Агничк на танталовы муки.
И муки генералу отъ Агнички были въ этотъ вечеръ жестокія.
Лейкин Николай Александрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Просветитель, Лейкин Николай Александрович, Год: 1905
  2. Купец пришел!, Лейкин Николай Александрович, Год: 1903
  3. Под южными небесами, Лейкин Николай Александрович, Год: 1899
  4. На заработках, Лейкин Николай Александрович, Год: 1891
  5. В царстве глины и огня, Лейкин Николай Александрович, Год: 1890
  6. Вне рутины, Лейкин Николай Александрович, Год: 1902
  7. Где апельсины зреют, Лейкин Николай Александрович, Год: 1893
  8. Из записной книжки отставного приказчика Касьяна Яманова, Лейкин Николай Александрович, Год: 1874
Электронная библиотека