‘Современникъ’, No 1, 1864
Сатирические очерки и рассказы Петра Горского, Головачев Аполлон Филиппович, Год: 1864
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Сатирическіе очерки и разсказы Петра Горскаго, съ 10-ю рисунками Волкова. Цна 1 р. 50 к. Изданіе B. Е. Геккеля. 1863.
Въ No 266 ‘Московскихъ Вдомостей’ за прошлый годъ, въ объявленіи отъ книгопродавца Генкеля объ выход ‘Сатирическихъ очерковъ и разсказовъ’ Петра Горскаго сказано:
‘Появившіеся въ послднихъ годахъ въ лучшихъ вашихъ періодическихъ изданіяхъ статьи Петра Горскаго обратили на себя всеобщее вниманіе. Собраніе ихъ въ одну книгу вроятно найдетъ сочувствіе въ той части публики, которая съ удовольствіемъ читаетъ очерки Щедрина, воспоминанія Селиванова, разсказы Марка Вовчка, комедія Островскаго и разсказы Писемскаго. Авторъ сатирическихъ разсказовъ хотя и не пользуется еще тою извстностью, какъ вышеприведенные писатели, но вроятно скоро займетъ почетное мсто въ кругу нашихъ лучшихъ литераторовъ’ и проч.
Это объявленіе вмст съ заглавной виньеткой, гд сверху изображенъ жукъ въ паутин, а внизу чортъ съ перомъ въ рук, сидящій верхомъ на человк еврейскаго типа, могутъ служить первоначальными матеріалами для оцнки дарованія автора, его взгляда на литературную дятельность вообще и на дятельность сатирическаго писателя въ особенности. Но прежде чмъ разбирать какъ эти матеріалы, такъ и находящіеся въ самой книжк, мы должны сказать нсколько слонъ о томъ, къ какой части публики мы обращаемся съ нашей статейкой и съ какого рода читателями желаемъ бесдовать по поводу сатирическихъ очерковъ и разсказовъ г. Петра Горскаго.
Выписанное нами объявленіе ‘Московскихъ Вдомостей’ уже отчасти указываетъ, съ какой именно частью публики мы будемъ говорить. Въ публик существуютъ такіе люди, которые, прочтя извщеніе о выход книжки г. Петра Горскаго, уже на основаніи одного этого извщенія книжки не купятъ и къ нашей статейк отнесутся какъ къ вещи совершенно ненужной и не интересной. Эти люди хвалятся какимъ-то особеннымъ чутьемъ и по самымъ ничтожнымъ признакамъ, по одному слову, по картинк, по мсту событія будто бы всегда и безошибочно могутъ угадать, въ чемъ дло, къ какому роду и порядку относится явленіе, представившееся ихъ глазамъ, и къ какому разряду людей принадлежитъ человкъ, съ которымъ они встртились. Понятно, что мы обращаемся не къ нимъ, а къ другой части публики, гораздо многочисленнйшей, и представляющей боле разнообразныхъ оттнковъ, нежели первая. Словомъ, мы обращаемся къ тмъ людямъ, которые, прочтя объявленіе ‘Московскихъ Вдомостей’, пошли къ книгопродавцу Генкелю, а увидвъ на заглавномъ лист книги сверху жука въ паутин, а внизу чорта съ перомъ въ рук, сидящаго верхомъ на человк еврейскаго типа, засмялись и заплатили полтора рубля. Вотъ этимъ-то людямъ мы хотимъ доказать всю легкомысленность ихъ поведенія и привести къ раскаянію въ излишнемъ мотовств, а если книжка г. Петра Горскаго и при чтеніи доставила имъ удовольствіе, то застыдиться этого ощущенія и поскорй подарить ее въ знакъ дружбы какому нибудь пріятелю.
Если бы читатель, купившій книжку г. Петра Горскаго, прочелъ внимательно объявленіе, припечатанное въ ‘Московскихъ Вдомостяхъ’, то могъ бы легко усмотрть, на что бьетъ авторъ. Онъ говоритъ о себ (авторъ, а не издатель г. Генкель, потому что ни одинъ издатель не осмлится, безъ согласія автора, печатать рекламы объ издаваемомъ имъ сочиненіи), что книжка его ‘вроятно найдетъ сочувствіе въ той части публики, которая съ удовольствіемъ читаетъ очерки Щедрина, воспоминанія Селиванова, разсказы Марка Вовчка, комедіи Островскаго и разсказы Писемскаго’.
Такимъ безобразнымъ сопоставленіемъ именъ г. Петръ Горскій хочетъ внушить, что онъ хотя и неизвстенъ, но можетъ написать совершенно такъ же, какъ и всякій извстный писатель, какъ Щедринъ, Марко Вовчокъ, Островскій, Селивановъ, Писемскій, которыхъ многіе привыкли безразлично называть извстными писателями, безъ всякаго отношенія къ ихъ дйствительному значенію и положенію, какъ общественныхъ дятелей. Кром этой грубой уловки для распространенія своей книжки, г. Петръ Горскій такимъ сопоставленіемъ именъ уже заране указываетъ на то, какъ онъ понимаетъ значеніе сатиры и какъ смотритъ онъ на свою дятельность, какъ сатирика. Уже изъ этого одного видно, что свое призваніе онъ открылъ не во внутренней потребности духа, а почерпнулъ изъ наблюденій надъ ходомъ книжной торговли, внимательно изучая, какой товаръ ходче идетъ съ рукъ. Заглянувъ въ книжку, мы въ каждомъ очерк, въ каждомъ разсказ увидимъ ясно подтвержденіе этой мысли. Мы увидимъ, что г. Петръ Горскій замтилъ, что то общество, представителемъ котораго является наша литература, въ послднія шесть, семь лтъ обратило почти исключительно свое вниманіе на изученіе самого себя. Оно стало вглядываться въ окружающую среду и принялось выставлять на видъ вс недостатки общественнаго строя жизни и обличать ихъ, предавая осмянію и преслдованію. Литература, по необходимости покорная всякому движенію стала разработывать разные жизненные вопросы, ставя ихъ такъ, сказалась общественная потребность, и доискиваясь причинъ ненормальныхъ явленій. Тогда же, по необходимости, занялась она и всмъ тмъ.
Что голодно и бдно,
Несчастно, зелено и блдно,
Что ходитъ, голову склоня,
и стала настоятельно допрашиваться, откуда взялся этотъ элементъ, а допросясь, отнеслась къ нему сочувственно, въ ущербъ явленіямъ противуположнаго свойства. Такое положеніе литературы не ускользнуло отъ внимательнаго глаза г. Петра Горскаго, заинтересовавшагося имъ по отношенію къ книжной торговл, но совсмъ не по внутреннему значенію. Еслибы г. Петръ Горскій вдохновлялся произведеніями какого нибудь замчательнаго современнаго писателя, мы не видли бы въ этомъ большой бды, во первыхъ потому, что многіе таланты на столько сильны, что, по необходимости, должны раздражать своимъ вліяніемъ дарованія втораго сорта, а во-вторыхъ, иногда попадаются и въ этихъ случаяхъ подражатели довольно хорошіе. Часто послдніе, начитавшись произведеній какого-нибудь замчательнаго писателя, особенно имъ понравившагося, проникнувшись его мыслями, могутъ излагать заимствованное легко, довольно художественно и не безъ пользы для массы читателей. Но это возможно только въ тхъ случаяхъ и когда писатель-подражатель живо ощущаетъ дйствительность, ощущаетъ свою солидарность съ современнымъ обществомъ и иметъ твердое и опредленное воззрніе на весь окружающій его строй общественной жизни. Тутъ подражательность является лишь по недостатку наблюдательности, по неспособности отъ массы однородныхъ явленій отдлить явленіе типичное, характерное, и нтъ сомннія, что у такого писателя все слилось бы въ туманную картину, если бы его любимый авторъ не служилъ ему путеводной звздой или, лучше сказать, указкой. Но у г. Петра Горскаго, при совершенномъ отсутствіи наблюдательности, нтъ никакого чутья дйствительности, лежащей передъ нимъ, никакого пониманія того, что совершается въ обществ и литератур, никакого сознанія общественныхъ нуждъ и стремленій. О сатир въ современномъ ея значеніи онъ также не иметъ ни малйшаго понятія, и хотя иметъ большую охоту подражать, но подражаетъ или тому, кому подражать пора давно прошла, или тому, кому подражать совсмъ никогда не слдовало. Въ результат же выходитъ, что онъ употребляетъ всевозможныя усилія,чтобы обличить то, что въ настоящее время обличать смшно и глупо.
Очерки и разсказы г. Горскаго состряпаны просто. Берется какое нибудь положеніе, событіе, званіе или лицо, къ которымъ общество относится или особенно сочувственно или особенно враждебно, потомъ длается какое нибудь описаніе или пошло мелодраматическое или пошло ругательное, пересыпанное самымъ дикимъ остроуміемъ, а въ заключеніе авторъ, какъ бы подавленный грустными или возбуждающимъ негодованіе впечатлніями, восклицаетъ: ‘недовольно ли?’ или ‘не отложитъ ли до другаго раза?’ Этотъ способъ писанія сатирическихъ очерковъ г. Петръ Горскій довелъ до замчательной простоты. Понравится ему остроумная замтка какого нибудь писателя, онъ сейчасъ хватается за нее и начинаетъ воздвигать цлое зданіе. Придумываются смшныя фамиліи и имена, потомъ эти фамиліи и имена придаются лицамъ мужескаго и женскаго пола и сочиняется между ними разговоръ или, лучше сказать, рядъ несодянныхъ репликъ, поражающихъ своею ложью и тупымъ паясничествомъ. Такимъ образомъ произошелъ, напримръ, очеркъ ‘Благотворительное общество’. У Гоголя въ ‘Мертвыхъ душахъ’ гд-то есть замтка, что вс мы очень скоры на заведеніе всякихъ благотворительныхъ обществъ и даже охотно даемъ деньги, но дло всегда оканчивается тмъ, что половина денегъ истрачивается на празднество въ честь такого событія, потомъ нанимается помщеніе и затмъ бднымъ остается два съ полтиной, да еще въ распредленіи этихъ денегъ не вс члены между собою согласны. Мы не помнимъ подлинныхъ выраженій Гоголя, но въ томъ, что мы сказали, заключенъ весь скудный матеріалъ, изъ котораго г. Петръ Горскій сочинилъ очеркъ, помстившійся на 28 страницахъ. Читатель удивляется, какъ можно такой вздоръ размазать на 28 страницахъ, а между тмъ, это очень просто. Изображается губернскія городъ, или даже не изображается, а просто говорится, что въ одномъ губернскомъ город существуютъ жители. Эти жители гоняются за столицей въ модахъ и французскомъ язык. Я высшее чиновничество обнаруживаетъ сильную наклонность къ аристократизму. Въ город живетъ г-жа Бомондова (не правда ли, какая смшная фамилія?), для которой ‘задача жизни — комъ иль фо’, хотя, какъ ядовито сообщаетъ намъ авторъ, аристократическимъ благовоніемъ она пропиталась въ 7 рот Измайловскаго полка и въ Теряевой улиц,мстахъ, какъ извстно жителямъ Петербурга, весьма глухихъ и отдаленныхъ отъ всего аристократическаго. Г. Бомондовъ, ‘добрякъ страшный, когда-то франтъ, а теперь обрюзгшій и расплывшійся, во всемъ слушается своей супруги. Онъ держитъ ручки постоянно на брюшк, а головку нсколько на бокъ. Занимая очень и очень значительный постъ въ город, онъ полжизни провелъ бай-бай, вполн полагаясь на административныя способности своей супруги’. Супруга натурально опредляетъ чиновниковъ ‘съ элегантными манерами, но до того несвдущихъ, что они одинъ за другимъ были удадалены отъ службы ‘высшемъ начальствомъ’. Эта г-жа Бомондова, занимаясь своимъ туалетомъ и отличаясь самыми изящными манерами, не терпитъ ничего грязнаго и грубаго.
Всякій бднякъ противенъ этой злой г-ж Бомондовой, вс они кажутся ей чуть не преступниками. Читатель замчаетъ,конечно, сколько сатирическаго яда разлито въ описаніи авторомъ аристократической дамы губернскаго города и какъ новъ и занимателенъ этотъ ядъ. Дале на сцену выводятся: начальникъ строительной коммиссіи, говорящій противъ дармодства и тунеядства и ‘страдающій одышкой отъ непомрной толщины’, предсдатель палаты, неодобряющій пьянства, о которомъ, однако, разсуждаетъ ‘допивая пятый стаканъ чаю съ ромомъ’ и пр. и пр. Вс они не согласны на сборъ денегъ, но такъ какъ острота Гоголя должна воспріять образъ разсказа, то является добродтельный полиціймейстеръ, который склоняетъ ихъ къ филантропіи. Наконецъ чиновники и ихъ жоны собираютъ деньги и тотчасъ же устраиваютъ балъ и пикникъ. ‘Однимъ словомъ, заключаетъ г. Петръ Горскій, дло кончилось тмъ, что отъ всей пожертвованной суммы не. осталось ничего кром двухъ съ полтиной!’ Авторъ даже двухъ съ полтиной не утаилъ изъ того матеріала, которымъ воспользовался для своего разсказа—добросовстность, поистин высокая. Все же, что авторъ внесъ оригинальнаго въ разсказъ состоитъ изъ нестерпимаго балаганства и самаго глубокаго пренебреженія ко всмъ условіямъ времени, мста и правдоподобія.
Въ доказательство приводимъ описаніе бала:
‘Вс аристократическія дамы приложили особое попеченіе, чтобы все было какъ въ Петербург, драпировка какъ въ Петербург, костюмы на дамахъ какъ въ Петербург, освщеніе — какъ въ Петербург. Ну, натурально, при такихъ стараніяхъ не могло быть ничего такого, чтобы ‘зловредные’ гимназисты чиновники, потрясающіе спокойствіе градовъ и весей, могли поднять назубки…а чтобы этого не случилось, чтобы какой нибудъ бальныя разговоръ на французскомъ язык, состоящій изъ двухъ основныхъ элементовъ вуи и нонъ, непопалъ въ ‘Искру’ или ‘Гудокъ’ — въ вид спасительнаго громоотвода, изобртеннаго г. Франклиномъ — всмъ здшнимъ шикарнымъ дамамъ, барышнямъ, господамъ гарнизоннымъ ффицерамъ, прошедшимъ полный кадетскій курсъ, съ полнымъ успхомъ, служило краткое руководство къ изученію французскаго языка, по метод Робертсона. Метода Робертсона, или врне, краткіе разговоры, служили для здшнихъ барышенъ и кавалеровъ путеводной звздой, среди подводныхъ камней, шхеръ, какіе встрчаются при спряженіи французскихъ глаголовъ, французскихъ оборотовъ рчи и пр. и пр. Господа офицеры, явившись на балъ, повторяли французскую кадриль, расчерчивая переходы паръ въ каждой фигур на аспидной доск. Иные, чтобы изучить новомодные танцы, въ род лансье, на самой практик отправлялись въ пріятные, гостепріимные дома, исполненные единственно молодыхъ барышень, гд все семейство состоитъ изъ барышень, словно папаша съ мамашей со втораго года вступленія въ бракъ только и производили дочекъ да дочекъ…
Балъ начался, балъ окончился, къ крайнему удовольствію всхъ присутствовавшихъ — блистательно… никто не ‘подгадилъ’. Вс барышня отвчали, какъ прилежныя ученицы, на вопросы господъ кавалеровъ, претендующихъ на знаніе французскаго языка, вс кавалеры, озадаченные вопросомъ дамъ на томъ же язык, отлично выходили изъ критическаго положенія, благодаря сказанной метод Робертсона лля частицамъ вуй и нонъ. Когда приходилось имъ стать въ тупикъ при вопрос, изъ котораго они ни одной іоты не понимали, они или он строили глубокомысленную, озабоченную физіономію и отвчали вуй. Нонъ (non) отвчать было не всегда выгодно, потому что вопрошающій или вопрошающая могли предложить доказать, почему нонъ? тогда пришлось бы доказывать, почему нонъ, а не вуй. Сначала бала все шло комъ-или-фо между дамами, но потомъ ‘подгадили мужчины’! Извстно изъ психологіи, что эта ‘грубая половина рода человческаго’ любитъ во всемъ подгадить. Когда, посл балу, вс отправились на фейерверкъ, то обнаружилась страшная неурядица между аристократическимъ обществомъ. Грубые мужчины обнаружили свои ‘звриные инстинкты’ въ отношеніи къ благоприличнымъ дамамъ и двицамъ. Наконецъ начался фейерверкъ. Подъ покровомъ темной ночи, всякій дозволилъ себ нкоторыя вольности, которыя не дозволилъ бы при дневномъ свт’.
Мы взяли для оцнки литературныхъ способностей г. Петра Горскаго очеркъ ‘Благотворительное общество’, потому что онъ замчателенъ какъ по простот концепціи, такъ и по манер изложенія и вдобавокъ достаточно характеристиченъ. Но всхъ очерковъ и, разсказовъ восемь. Въ очерк ‘Хорошіе люди’, изображены два чиновника: Петръ Иванычъ, кончившій курсъ въ университет, и Иванъ Петровичъ, не бывшій въ университет и къ тому же носящій фамилію Пролазовъ. Смшная фамилія Пролазовъ уже показываетъ что это за гусь этотъ Иванъ Петровичъ. И дйствительно. Иванъ Петровичъ отличается знаніемъ святцевъ, хорошо чинить перья, всячески уметъ услужить, словомъ — настоящій пролазъ. Иванъ Петровичъ къ начальству является тихо и скромно, знакомится сначала съ камердинеромъ и разумется получаетъ мсто. Петръ Ивановичъ напротивъ того, будучи прекраснымъ человкомъ, остается несчастнымъ на всю жизнь, потому что съ камердинеромъ не знакомится, почеркъ имемъ скверный и къ начальству является шумно. Въ конц очерка, однако, Ивана Петровича вмст съ его начальникомъ. Сидоромъ Сафронычемъ Загребистымъ, начальство отдаетъ подъ судъ. Вотъ и все — оригинальнаго тоже и столько же, какъ и въ разсказ ‘Благотворительное общество’! Въ очерк ‘Отживающіе люди’ говорится о губернскомъ город и о живущемъ тамъ чиновник по фамиліи Медоточивый. Этотъ Медоточивый необыкновенный плутъ, онъ, какъ указываетъ его фамилія, уметъ говорить сладко, а потому со всми живетъ въ ладу, грабитъ всхъ, кто попадается ему подъ руку, и всегда, каковъ бы ни былъ начальникъ, уметъ держать его въ рукахъ. Штуки, этотъ Медоточивый длаетъ совсмъ невозможныя, такъ что только читаешь, да удивляешься фантазіи автора. И въ этомъ род вс очерки, вс разсказы. Видно, что г. Горскій начитался собственно разсказовъ Основьяненка и ршилъ, что это и есть писатель, который заслуживаетъ подражанія. Конечно, есть у него поползновеніе написать и такъ, какъ пишутъ современные сатирическіе писатели, но основательно онъ знакомъ только съ сочиненіями Основьяненки. Основьяненко, съ его міросозерцаніемъ и юморомъ, пришелся какъ нельзя боле по душ г. Петру Горскому, и онъ просто перекладываетъ своего любезнаго писателя въ очерки боле или мене длинные, не замчая всхъ неудобствъ такого производства. Въ разсказ ‘Синхридъ Синхридычъ’ это подражаніе доходитъ до самой наивной степени, и читателю прямо вручается ключъ къ источнику, изъ котораго преимущественно почерпаетъ авторъ свое вдохновеніе. Въ этомъ разсказ давно умершій и забытый панъ Халявскій снова оживаетъ и является во всей своей неприкосновенности. Выписываемъ одно мсто, когда собирается семейный совтъ для ршенія вопроса, въ какое заведеніе помстить мальчика.
‘— Да что я скажу? Нтъ лучше службы въ Расе, какъ гермизонная, отдайте его въ юнкера ко мн, такъ я его живо приведу въ христіанство!…
‘— Что ты такое говоришь, братецъ? возразилъ папаша, —онъ и по метрикамъ записанъ, что окрещенъ въ православную вру.
‘— Да, это и я скажу: у меня въ приход святое крещеніе воспріялъ, отвтилъ отецъ Пафнутій.
‘— Эхъ вы, штафирки! воскликнулъ подпорудчикъ:—нашей военной поведенціи не смекаете! Отчего же если арестантики дурно ведутъ себя, или солдаты, начальникъ поручаетъ ихъ мн и всегда говоритъ: ‘приведи, братецъ, ихъ въ христіанство!’
‘— Осмлюсь, сестрица, мое глупое слово молвить, вмшался сапожный торговецъ: — нтъ великатственный сапожной комерціи: накупилъ съ рынку сапоговъ и сбывай ихъ за тройную цну… Тутъ дло на чести-съ: видишь, что покупатель простоватъ, четверную цну гни . Купецкая поведенція супротивъ военщины куды лучше-съ, дитя и Храма Божія не забудетъ, и всему опчеству пользу принесетъ…
‘— Да что, сестрица, далеко ходить? пустите сына по комерсіатской части. Золотое дно ефтатъ комерсіатъ, братецъ-то оттуда ее съ пустыми руками вышелъ, замтила какая-то родственница.
‘— Истинное раздолье, что говорить! подхватила другая,— мой тятенька былъ сортовщикъ, я ефтатъ комерсіатъ знаю…
‘— Ты спроси меня, голубушка, объ этомъ! отозвался родитель: — все это было, да сплыло! Теперь начальство-то на насъ въ три ока глядитъ! Молю Бога, что убрался по-добру, по-здорову!..
‘— Прежде чмъ приступить къ сему важному дду, началъ отецъ Пафнутій: — нужно сдлать ему умственное воспитаніе, дабы опредлять, къ чему онъ наипаче способенъ.
‘— Вотъ это такъ! вотъ это такъ! воскликнули вс, очень довольные, что ршеніе не осталось ни на чьей сторон…
‘— Что-жъ ребенка-то мучить! Онъ и безъ наукъ большихъ чинъ елестратора получитъ, а тамъ выйдетъ въ люди: кусокъ хлба есть…
‘— Пратхцю иметъ, не нищій какой ни будь, добавила родственница.
‘— Только къ дилехтору съ поклономъ съзжу, такъ и безъ наукъ примутъ — подхватила мамаша.
‘— Такъ-то оно такъ! Все же ученіе есть свтъ, а неученіе тьма. Ну, скажите что нибудь изъ грамматики.
‘— А что вамъ въ ней нужно? Я принесу…
‘— Да вы и понятія не имете ни о чемъ, нечего и спрашивать. Не проходили ли вы ариметику?
‘— Аряхметику?!!..
‘— Ну, да! скажите, какія бываютъ дроби, напримръ?
‘— Волчья, заячья, бекасиная!…
‘— Нтъ, онъ ни къ чему не приготовленъ, лучше оставимъ,— сказалъ батюшка.
‘ — Были бъ денежки, батюшка, а науки сами по себ ничего не значатъ. — Вонъ, какіе есть ученые, а безъ сапогъ ходятъ, а нашъ братъ сиволдай въ козловыхъ щеголяетъ, по пяти съ полтиной пара-съ! замтилъ торговецъ.
‘— Куда же лучше его въ науку отдать, въ гимназію, или въ кадетской корпусъ?…
‘— А по моему, отдайте сына лучше въ арестантскія роты, чмъ въ гимназію, замтилъ подпоручикъ.
‘— Это почему? тамъ обучаютъ тоже всмъ наукамъ: и физикамъ, и химикамъ разнымъ, и метрикамъ, и геометрикамъ, возразила мать.
‘— Если хотите развратить сына, чтобы онъ церковь забылъ, такъ отдавайте въ гимназію, сказалъ подпоручикъ унылымъ тономъ.
‘— Да почему же? почему? спросилъ отецъ.
‘— Да разв вы не знаете, что онъ оттуда поступитъ въ нетриситетъ, ну, и будетъ пропащая головушка!…
‘— Ахъ, и въ самомъ дл, матка моя, они правду баютъ, вмшалась родственница:— вдь ефти нетриситетскіе скубенты чистые головорзы!… Вдь тамъ ихъ рзать людей заставляютъ, вотъ-те Христосъ! Мн жена тамошняго сторожа сказывала, что привезли шестерыхъ въ ихній кіятеръ, называется, трое было мерзлыхъ, а трое въ апокалипсическомъ удар были, а скубенты-то взяли ихъ, да и зарзали!… Да вдь какъ разбойники издвались! ни одной жилки цлой не оставили!.’..
‘— Экія страсти! воскликнула мамаша: — середи благо дня въ город ржутъ!…
‘— Дуры вы, дуры! замтилъ родитель:—да вдь они на мертвыхъ затмъ и практикуются, чтобы умть живыхъ рзать!… Одинъ операторъ до того напрактиковался, что въ людей собачьи желудки вставлялъ, да и то жили, какія еще видныя должности посл занимали…
‘— Какъ это такъ? спросили почти вс въ одинъ голосъ.
‘— У одного въ желудк ракъ завелся, да можетъ,быть не одинъ, а цлая сотня!… Надо было вынуть желудокъ, да вычистить, вотъ операторъ разрзалъ у больнаго брюхо, вытащилъ желудокъ и положилъ на окошко: откуда ни возьмись собака — цапъ-цапъ, желудокъ-то и проглотила!… Фельшера за ней, а ея и слдъ простылъ.
‘— Что я, батюшка, буду безъ желудка-то длать: вдь его собака съла, завопилъ больной.
‘— Ничего, не унывай, это дло еще можно поправить, поймайте, скорй собаку! говоритъ докторъ.
‘Собаку поймали, докторъ ее сейчасъ же зарзалъ, вынулъ изъ нея ея же собственный желудокъ и вставилъ въ брюхо больнаго. Чтожь бы вы думали! Больной живетъ до сихъ поръ, только лаять сталъ по собачьи! Занимаетъ, говорятъ, отличную должность, а какъ почувствуетъ расположеніе лаять, то, чтобъ себя не конфузить, запирается на это время одинъ въ комнат. Такъ вотъ оно, что значитъ нетриситетская наука-то!
‘— Ужь если отдавать, братецъ, такъ всего лучше въ кадетскій корпусъ: тамъ всмъ наукамъ обучатъ, и маршировк, и еограхіи, и гимнастик, а главное — не развратятъ.
‘— Вотъ это такъ! вотъ это такъ! подтвердили вс: — его камплхця словно пригнана для кадетскаго корпуса.
‘— А что оттуда прямо въ ахвецеры, говорятъ, выпущаютъ? спросила мамаша у собранія.
‘— Прямо въ ахвецеры, отвчалъ подпоручикъ: — съ разу на все готовое сядетъ: и прогоны до полка даютъ, и деньщика, и жалованье передъ, и фатеру отводятъ, даже Царь батюшка шьетъ имъ платье на свой коштъ’.
Читатель видитъ, сколько ума, такта и таланта въ этихъ такъ называемыхъ сатирическихъ очеркахъ и разсказахъ, и какого сорта юморъ господствуетъ въ нихъ. Остроуміе самое плоскодонное, выражающееся въ перевираніи словъ, какъ напримръ титехтеры, дилехтеры, камплехця, аряхметика, и въ изобртеніи игривостей въ род мамзюха, трепыхало и т. под., разлито въ изобиліи по всей книжк, но особенно блещетъ въ именахъ и фамиліяхъ дйствующихъ лицъ, какъ напримръ: Свинодевъ, Рукочесовъ, Мардальонъ Харитонычъ, Загребистый и т. под. А если авторъ выдумаетъ какое нибкдь имя, которое кажется ему почему либо уже очень хорошо и удачно придуманнымъ, то онъ и отстать отъ него не можетъ: ставитъ все въ кавычки и долго объясняетъ его правдоподобіе и характерность. Придумалъ онъ напримръ фамилію Полированный, ну и обрадовался, а сейчасъ увряетъ читателя, что эта фамилія и возможна, и удачна, и много выражаетъ:
…’Можетъ быть читатель усомнится, есть ли въ дйствительности ‘полированный’ чиновникъ? Что же тутъ мудренаго? Вдь на Гороховой, близь Малой Морской есть же зубной врачъ Праведный! Я знаю даже одну управу благочинія, гд были цлыхъ два ‘Блыхъ’ чиновника. А разв нтъ въ нашихъ присутственныхъ мстахъ чиновниковъ ‘Чистыхъ’, ‘Утшительныхъ’ и т. д. А если есть у васъ въ управ чиновники ‘Чистые’, врачъ въ Гороховой ‘Праведный’, то можно допустить, что въ нашемъ благонамренномъ городскомъ обществ найдется секретарь ‘Полированный’.
У г. Петра Горскаго есть также очерки, въ которыхъ описывается жизнь и судьба бдныхъ тружениковъ, и гд обличеніе, играющее главную роль въ другихъ разсказахъ, является только рамкою. Къ сожалній), и здсь почти все отзывается или положительной выдумкой, или самой безобразной натяжкой. И здсь па каждомъ шагу пиво, что правда жизни положительно не знакома автору, что даже личныя его ощущенія скудны, а чужая боль, а чужое горе вовсе не понятны и интересуютъ его только своей вншней стороной, отъ этого везд присутствуетъ дланный азартъ и резонерство. Если обличительныя поползновенія автора скудны и возбуждаютъ жалость, то отношенія его къ такимъ предметамъ, каковы сюжеты разсказовъ ‘День на бирж и ночь на квартир’ и ‘Бездольный’, возбуждаютъ положительно непріятное чувство своею деревянностью, облеченною въ форму сочувствія потому только, что эта форма почему-то требуется публикой. Такъ напримръ, говоря о презрніи, которое питаютъ благовоспитанные люди къ бднякамъ г. Петръ Горскій объясняется слдующимъ образомъ: ‘она (какая-то дама) не подозрвала, что между такими отрепанцами, забулдыгами, пьянчужками, есть много людей честныхъ, добрыхъ, толковитыхъ и даровитых, которыхъ вся и слабость состоитъ въ томъ, что они любятъ под часъ не въ мру выпить… Приласкай ихъ кто нибудь, приголубь, отучи отъ ‘пагубнаго порока’, что очень не трудно сдлать со многими изъ нихъ — и они будутъ изъ благодарности полезнйшіе, преданнйшіе люди?’ Наконецъ въ одномъ очерк авторъ, обличая разныхъ лицъ, мшающихъ бднякамъ жить на свт, совсмъ зарапортовался, и обличилъ матросовъ въ томъ, что они длаютъ кресту на могилы изъ казеннаго лсу (стр. 33).