Сандэлло, Столыпин Александр Аркадьевич, Год: 1899 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 14 минут(ы)

САНДЭЛЛО.

Лирическіе отрывки *).

*) Отдавая въ печать прилагаемые лирическіе отрывки, авторъ считаетъ необходимымъ сдлать оговорку что если онъ ршился ввести историческія лица сравнительно мало извстныя въ фантастическую фабулу стихотворнаго разказа, то его къ этому побудила поразившая его при изученіи этой эпохи аналогія нкоторыхъ вяній и вкусовъ съ нашимъ современнымъ художественнымъ вырожденіемъ. Полагая что историческая точность въ данномъ случа представляетъ нкоторый интересъ, авторъ старался придерживаться педантически къ подлиннымъ фактамъ и выраженіямъ, поскольку они касались личностей Аретина и Іоанна Медичи, допустивъ единственное отступленіе по отношенію къ картинамъ на сюжетъ соблазнительныхъ сонетовъ Аретина которыя въ дйствительности были написаны Юліемъ Романомъ, ученикомъ Рафаэля.

Примчаніе автора.

P. В. 1899. X.

Посвященіе гр. П. Д. Бутурлину.

Пвецъ stornelli и сонета,

Съ прямою щедростью поэта

Мою ты бдность пожаллъ:

Ты мн пожертвовалъ идею,

И долго нянчился я съ нею,

И наконецъ-то одоллъ.

Прими жь твой жемчугъ,— на досуг

Вдали отъ свта и отъ длъ

Я въ память одъ умершемъ друг

Его оправилъ какъ умлъ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Прекрасное должно быть величаво.
А. Пушкинъ.

Въ горахъ былъ монастырь вблизи Милана,

Извстный всюду братіей святой…

Когда двухъ лтъ, по прихоти тирана,

Сандэлло вдругъ остался сиротой,

Святая братія его призрла,

О немъ пещись, въ утху старыхъ дней,

Тогда жъ взялся отецъ Вароломей.

Счастливый мальчикъ росъ почти безъ дла

И безъ заботъ, какъ полевой цвтокъ

Онъ разцвталъ, пригртый солнцемъ ласки.

Не будучи ни книженъ, ни жестокъ,

Старикъ училъ его готовить краски

И пть молитвы: все, что самъ онъ зналъ

(Достаточно чтобъ не лишиться рая),

И, набожно святыхъ изображая,

Порой онъ, бросивъ кисть, повствовалъ

Про ихъ дла, про вольныя страданья,

Про чудеса, которыми полны

Святыхъ отцовъ умильныя преданья,—

Волшебный бредъ забытой старины!

Италія межъ-тмъ необычайный,

Играючи, свершала свой удлъ,—

Ужь Рафаэль въ то время овладлъ

Святыхъ небесъ божественною тайной,

И гордый Тиціанъ уже вникалъ

Въ игру лучей и свтъ ихъ благородный,

Ужь въ зарев картинъ его пылалъ

Могучій блескъ республики свободной,

Но не былъ одаренъ Вароломей

Ихъ геніемъ. Онъ населялъ полотна

Лишь группами безжизненныхъ тней,

И живопись его была безплотна,

Какъ т мечты которыми онъ жилъ.

Господь благословлялъ его старанье,

И въ блдный сонмъ своихъ небесныхъ силъ

Онъ иногда вдыхалъ очарованье.

Текли года… Ужь чуткій ученикъ

За кистью старика слдилъ упорно

И, возгорвъ къ искусству непритворно,

Онъ таинство нехитрое проникъ.

Не утоливъ огня небесной жажды,

Погибнетъ тотъ кто ею былъ томимъ.

Сандэлло къ старику пришелъ однажды

И у дверей остался недвижимъ:

Внезапно имъ смущенье овладло…

(Смущеніе — печать высокихъ думъ…)

Наставнику признался онъ несмло

Что ужь давно… безъ правилъ… на-обумъ

Пытался онъ чертить изображенья

И рисовалъ угодниковъ, Мадонъ…

Какъ-будто вышло… пусть посмотритъ онъ…

И тутъ монахъ увидлъ вдохновенья

Взлелянный, но недозрлый плодъ,

Неловкости и мощи сочетанье…

Должно-быть неожиданный приходъ

И юноши внезапное признанье

Глубоко взволновали старика,—

Молчалъ онъ долго и смотрлъ картину,

И блдная, дрожащая рука

Ея не выпускала. Къ господину,

Пытаясь робко взглядъ его прочесть,

Сандэлло обратился: ‘Есть ошибки?’

И, просвтлвши юностью улыбки,

Отвтствовалъ старикъ: ‘Ошибки есть,

Но, самъ ты знаешь,— какъ насущнымъ хлбомъ,

Всю жизнь мою искусствомъ прожилъ я,

Ты знаешь что работалъ я любя

И много… А теперь, клянусь я небомъ:

Когда бъ я могъ служенью красоты

Три жизни дать, когда бъ я ежечасно

Трудился,— все жь пытался бы напрасно

Я то создать что сразу создалъ ты!

Въ какихъ ты снахъ узрлъ твоей Мадонь!

Небесный ликъ? Счастливецъ, кто открыла

Красотъ предвчныхъ точные законы

Твоей душ? Кто херувимскихъ крылъ

Твоей мечт святую далъ подмогу

И указалъ на истину теб?

Дерзай, мой сынъ,— ты вышелъ на дорогу

И побдишь ты въ жизненной борьб.’

Замолкъ… Мечты внезапной вереницей

Сандэлло охватили, но къ окну

Монахъ его подвелъ, потомъ страну

Пытливо обозрлъ онъ и десницей

На городъ отдаленный указалъ.

‘Вотъ’, молвилъ онъ: ‘вотъ торжище земное-…

Гд грхъ силенъ, гд царствуетъ Ваалъ,

Гд, нарядившись въ платье золотое,

Накрасивши свой безобразный ликъ,

Людей прельщаетъ ложь, и угнетенный

Опоры ищетъ тщетно… Ослпленный

Тамъ гибнетъ родъ людской, но такъ великъ

Соблазнъ и такъ насъ привлекаетъ сильно

Къ своимъ стямъ раскинутымъ обильно

Лукавый врагъ,— онъ такъ неумолимъ,—

Что отъ борьбы неравной мы бжимъ,

И счастье мы за мирною оградой

Находимъ какъ за врною броней…

Господь съ тобой, Сандэлло мой родной,

Да поститъ онъ и тебя отрадой,

Но тамъ, въ міру ты долженъ до конца-

Бороться,— ты избранникъ благодати,

И я не смю отъ Господней рати

Отнять ея достойнаго бойца.

Иди, учись, достигни громкой славы,

Будь смлъ и гордъ, предъ сильнымъ не дрожи

И тамъ, гд ложь и гд насилье правы,

Гд Богъ забытъ,— на небо укажи.’

II.

Tanti signori mi rompon continuamente la testa
colle visite, ehe le mie scale son consummate dal
frquentar dei lor piedi, corne il pavimento del
Campidoglio dalle ruote dei carri trionfali.
(Lettere dell Aretino, t. 1, f. 206).

Плохо,— быть сердечной бур:

Всякій грустью былъ томимъ,

Но плнительной Лаур

Надолъ веселый Римъ.

Надолъ ей шепотъ вздорный

Вчно ласковыхъ рчей,

Шумъ и блескъ толпы придворной

И признанья королей.

Въ ней вчерашніе кумиры

Не волнуютъ ничего,

Даже папскіе турниры

Даже пиршества его,—

Слишкомъ много ей кадили,

Слишкомъ радовали взоръ,

Слишкомъ пышно оцнили

Дорогой ея позоръ.

Въ честь красавицы Лауры

Слишкомъ нжно передъ сномъ

Напвали трубадуры

Серенады подъ окномъ,

И поклонники творили

Слишкомъ мрачныя дла,

Волны Тибра уносили

Слишкомъ часто ихъ тла…

Тщетно папа Левъ десятый

Предлагалъ ей роль играть

И отъ дня Анунціаты

Умолялъ не узжать,

Тщетно,— дв непреклонной

Захотлося одной

Повстрчаться съ благовонной,

Оживляющей весной.

Въ пышной вилл, близь Милана,

Вотъ гд можно будетъ ей

Просыпаться утромъ рано

И порхать среди полей,—

Вы жь, прощайте… надоли!..

И, не видя ни души,

Вотъ ужь ровно три недли

Какъ живетъ она въ глуши…

Близь терасы, мимо креселъ,

Гд царитъ ея покой,

Разъ идетъ, красивъ и веселъ,

Съ Ношей путникъ молодой…

‘Подожди, мой другъ, ты воленъ

Поболтать и отдохнуть…

Чмъ ты, милый, такъ доволенъ

И куда ты держишь путь?’

III.

Doutez de ]а vertu, de la nuit et du jour,
Doutez de tout au monde et jamais de l’amour.
А. de Musset.

САНДЭЛЛО.

…Я вижу на неб зарю,

Алетъ западъ, вечеръ скоро…

Пора мн въ путь. Благодарю

За честь, прекрасная синьора.

ЛАУРА.

Постой немного… ты сказалъ

Что слава ждетъ тебя?.. Да, слава,—

Души высокой идеалъ…

Постой… не то… не знаю право,

Что я хотла…

САНДЭЛЛО.

Вы блдны…

ЛАУРА.

Скажи,— черты мои красивы?

САНДЭЛЛО.

О, какъ, синьора… какъ могли вы

Спросить объ этомъ? Вы полны

Небесной прелести, предъ вами

Блднютъ вымыслы ума,

Вы — солнце, красота сама!

И это знаете вы сами…

ЛАУРА.

Конечно, знаю… не о томъ

Спросить хотла я, но, видишь,

(Ты съ этимъ чувствомъ не знакомъ)

Порою даже ненавидишь

И красоту, и солнца свтъ,

Въ себ — тщеславья призракъ ложный,

Въ природ — блескъ ея тревожный,

Ея мучительный привтъ.

Какъ счастливъ ты: безъ колебаній

— Властитель, царь твоихъ созданій,—

Спокойно можешь ты идти,

Не отвлекаясь по пути,

А я, Сандэлло, мыслью плнной

Я рвусь безсильно изъ оковъ:

Вдь каждый столбъ моихъ дворцовъ,

Картины кисти вдохновенной,

И все чмъ я окружена,—

Моихъ продажныхъ ласкъ цна.

Ты содрогнулся… О, когда бы

Ты зналъ какъ въ тишин ночей

Я содрогаюсь… Какъ мы слабы,

Какъ ты силенъ мечтой твоей!

Подумай, что за отвращенье,

Какой томительный позоръ

Встрчать лишь низкой страсти взоръ

И рдко, рдко сожалнье!

Сердца поклонниковъ моихъ

Такъ оскорбительно открыты,

Такъ быстро радости забыты

Что, право, вспоминать о нихъ

Не стоитъ. Первый ты, быть-можетъ,

Со мною просто говорилъ.

САНДЭЛЛО.

Синьора, я изо всхъ силъ…

Я знаю,— это не поможетъ,

Но я сочувствую… для васъ

Я ежедневно цлый часъ

Молиться буду… двадцать Аме

И тридцать…

ЛАУРА.

Милый мальчикъ мой,

Благодарю, но я не въ прав

Смущать молитвенный покой

Твоихъ безгршныхъ думъ. Иди же,

Забудь меня… нтъ: иногда

Въ часы безмолвнаго труда

Припомни обо мн,— я ниже

Еще паду, во мн совсмъ

И стыдъ заглохнетъ, но, межъ тмъ,

Я не забуду нашей встрчи…

Знай: словъ твоей невинной рчи

И взоровъ ласковыхъ твоихъ

Давно мн чуждое сіянье,

Ихъ свжесть, ихъ благоуханье

И неземная прелесть ихъ

Стократъ душ моей дороже

Чмъ въ жизни счастье и успхъ

И сладость временныхъ утхъ,

Сулящихъ мн одно и то же…

Прощай же, Богъ съ тобой…

САНДЭЛЛО.

Я вамъ

Желаю счастья,— не наружно:

Отъ сердца. Врьте, если нужно,

Я жизнь мою для васъ отдамъ,

Не сожаля, не тоскуя…

ЛАУРА.

Зачмъ мн лгать… Я не хочу,

Сандэлло,— слышишь, не хочу я

Чтобъ ты ушелъ… Пусть заплачу

Души спасеньемъ я за это,

Мн все равно… да,— я не лгу:

Я отказаться не могу

Отъ неожиданнаго свта,

Отъ неожиданной любви…

Какъ хочешь это назови,

Что хочешь думай, но съ тобою

Я отдохнуть хочу душою,

Въ твоихъ объятіяхъ забыть

Я все хочу,— хочу любить!

Молчи и слушай со вниманьемъ,

Безъ удивленья, до конца:

Теперь сама моимъ признаньемъ

Поражена я, но сердца

У женщинъ созданы такъ странно:

То что мы можемъ въ мигъ прожить,

Ты могъ бы описать пространно

И ничего не объяснить:

Завсу ночи рветъ зарница

И золотитъ изъ края въ край,—

Лови ее и узнавай,

Была ль то Божія десница

Иль адскій пламень… Но теперь

Все кончено,— безъ сожалнья

Осталось намъ проникнуть въ дверь

Открытую для наслажденья…

Ласкаясь, нжа и любя,

Я счастьемъ окружу тебя.

Замретъ природа, грустно мля

И намъ завидуя… Какъ фея

Тебя я дивно упою,

Но знай одно лишь,— что впервые

Порывы страсти огневые

Я безкорыстно отдаю

И первой, пламенной любовью

Длиться не хочу ни съ кмъ:

Пусть я лишь смю къ изголовью

Приникнуть твоему,— лишь съ тмъ

Могу любить я и гордиться

И жить тобой,— теб молиться!

Пойми, мой другъ, въ моей судьб

Я видть не хочу препоны

И даже той… твоей Мадоны

Имть соперницей себ

Я не должна,— ужасно это,

Но пустъ свершится: этотъ взоръ

Меня смущалъ бы какъ укоръ,

Какъ дождь и холодъ въ сердц лта

Мою бы леденилъ онъ кровь…

Мой другъ, къ чему меня тревожить?

Ее ты долженъ уничтожить,—

Она убьетъ мою любовь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Обрядъ чудовищнаго торга

Свершился: съ трепетомъ восторга

Соединились ихъ уста,

И въ жертву страсти скоротечной

Младенецъ отданъ былъ Предвчный

И Матерь Господа Христа.

IV.

‘… роковое ихъ сліянье
И поединокъ роковой’.
Тютчевъ.

Кто въ жизни пилъ лобзаній тонкій ядъ

Искусныхъ, опытныхъ, къ тому жь согртыхъ

Надъ пламенемъ любви,— тотъ цлый адъ

Внутри себя зажегъ. Въ незрлыхъ, лтахъ

Онъ сердце жжетъ и сушитъ, стариковъ

Онъ убиваетъ быстро. Грудью страстной

Довольно разъ вдохнуть его: несчастный,

Когда отъ жизненныхъ бжитъ оковъ,

Съ измученной душой предстанетъ къ Богу,

Увядшею какъ сорванный цвтокъ,

И даже слезъ мучительный потокъ,

Ея грхи смывавшій по-немногу,

Яснй лишь явитъ жизненный обманъ,

Омывши прахъ съ рубцовъ несчетныхъ ранъ.

* * *

За то въ минутномъ пробуждень

Дотоль невдомыхъ страстей,

Какая сила наслажденья,

Какъ много призрачныхъ огней,

Какъ безконечная истома

Чуть слышной ласки хороша,

Какъ безсознательно влекома

Къ ней полусонная душа,

Какъ зной природы полуденной,

Среди таинственныхъ ночей,

Въ звздахъ, въ дремот благовонной

Небесно согласованъ съ ней!

* * *

Когда въ порывахъ негасимыхъ

Сандэлло новыхъ ласкъ просилъ,

Въ чертахъ безумно имъ любимыхъ

Онъ отблескъ неба находилъ

Казалось, сшедши съ пьедестала,

Богиня строгой красоты

Предъ нимъ стыдливо оживала

Велньемъ творческой мечты.

Когда жь роскошнымъ пресыщеньемъ

Порой онъ сладко былъ томимъ,

Она заоблачнымъ видньемъ

Предстать умла передъ нимъ

И, нжа слухъ и взоръ плненный,

Мечтой воздушной овладвъ,

Умла строй души влюбленной

Сложить въ задумчивый напвъ…

… Страшась бездйствіемъ покоя

На скуку дни его обречь,

Лаура своего героя

Стремилась всячески развлечь:

Новеллы звучной иль поэмы

Ей вымыслы внушали темы

Для разговоровъ и остротъ,

Для милыхъ женственныхъ заботъ,

Въ размръ любимаго поэта

Они вникали и потомъ

Облечь стремилися вдвоемъ

Въ уборъ наряднаго сонета

Волшебныхъ вздоровъ нжный хламъ,

Столь близкій любящимъ сердцамъ…

И разъ движеньемъ полнымъ ласки

Она ввела его въ покой,

Гд кисти, полотно и краски

Сама заботливой рукой

Она тайкомъ установила…

Сандэлло вздрогнулъ,— какъ пожаръ

Въ немъ прежнихъ дней проснулся жаръ,

Его невдомая сила,

Казалось, двигала къ труду.

И кисть, столь цнную когда-то,

Схватилъ онъ, какъ искатель злата

Нашедшій рдкую руду.

И началъ онъ изображенье

Смлй чмъ прежде,— вдохновенье

Лилось спокойно, какъ рка,

И возмужавшая рука

Свободнй двигалась, но… странно:

Не зрлъ небесныхъ онъ красотъ,

Которыми тому лишь годъ

Онъ наслаждался постоянно,

Предъ взоромъ мысленныхъ очей

Возникла пелена густая,

Онъ небо звалъ, онъ жаждалъ рая,

Но, вмсто свта и лучей,

Земныя видлъ онъ виднья,

И небо было безъ движенья,

Какъ грозный, чужеврный храмъ,

Глухой къ страданьямъ и мольбамъ…

И тутъ Сандэлло двы гршной

Впервые ласку отстранилъ

И долго въ скорби безутшной,

Рыдая, счастье хоронилъ.

* * *

Несчастный… Съ рчью осужденья

Къ теб должны ль мы прилагать

Высокомрнаго презрнья

Неизгладимую печать?

Къ чему? Неопытный мечтатель,

И такъ судьбой наказанъ ты,

А, между тмъ, твои черты

Мы вс,— и я, и ты, читатель,

Въ себ находимъ безъ труда:

Богъ всть откуда и куда

Мы съ дтства, полные надежды,

Идемъ и праздничной одежды

Боимся складки мы измять.

Пятно малйшее позоромъ

Своимъ волнуетъ взоръ… но взорамъ,

Увы, придется привыкать…

И съ доброй, и съ худою славой

Ознакомляйся путемъ,

Въ какихъ лохмотьяхъ, Боже правый,

Мы вс до цли добредемъ!

И кто изъ насъ, идя пустыней,

Творя измну лучшимъ днямъ,

Своей не жертвовалъ святыней

Уму, разчету иль страстямъ?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Evviv a il gran Diavolo!

Съ парами виннаго тумана

Пальба, раздоры, смхъ и гулъ

Шумнй становятся. Подъ Фано

Царятъ безумье и разгулъ:

Среди чинаръ и кипарисовъ

Расположивъ веселый станъ,

Пируетъ герцогъ Іоаннъ,

Отважнйшій изъ Медичисовъ,

По прозвищу ‘Высокій Чортъ’.

Пируетъ съ нимъ его дружина,

Горятъ костры, въ ихъ блеск вина

Пылаютъ. Ужасъ распростертъ

Въ окрестныхъ селахъ. Сбереженья

Крестьянокъ мирныхъ безъ зазрнья

Хватаютъ, рвутъ толпы воровъ,—

Кто гонитъ къ лагерю коровъ,

Кто пикой ловитъ куръ и утокъ,

Кто денегъ ищетъ, кто вина…

Проклятья… скрежетъ… Но дана

Самимъ вождемъ на трое сутокъ

Войскамъ свобода,— и кипитъ

Восторгъ безумный разрушенья,

И самъ на это безъ смущенья

Взираетъ царственный бандитъ.

И то… пируй! Увидишь скоро

И ты конецъ, падешь и ты,

Франциска лучшая опора,

Внецъ воинственной мечты.

Твои позорные солдаты

Литавры чернымъ обовьютъ

И шлемы закоптятъ и латы,

И зорю надъ тобой пробьютъ,

Копье воткнувши въ знакъ печали

Въ сырую землю предъ тобой,

Одинъ изъ тысячи едва ли

Не освятитъ тебя слезой,

И, отлетая къ выси горней,

Для нихъ — утрата изъ утратъ,

Оплаканъ будешь ты упорнй

Чмъ Брутъ и праведный Сократъ.

* * *

Пируй, минуты не теряя,

Пируй, пока еще живой,

Довольный славой негодяя,

Ты не окончилъ какъ герой,

Пируй,— до слуха властелина

Проклятья вдовъ не долетятъ,

И лесть и дружба Аретина

Тебя безсмертятъ и клеймятъ,

Пируй, но къ пиру роковому,

Прошу я, гостя допусти

И будь къ скитальцу молодому

Ты ласковъ,— у тебя въ чести

Сыны свободные искусства,

А мой Сандэлло изнемогъ.

Erg любилъ когда-то Богъ

И вдохновлялъ святое чувство,

Но онъ былъ женщиной плненъ

И предпочелъ ее святын,

И Богъ отвергъ его, а онъ…

Отвергъ онъ женщину, и нын

Разбивши бренный свой кумиръ,

Онъ такъ безпомощенъ и сиръ

Что ищетъ онъ душой безумной

Тревогъ, забвенья и борьбы,

Прими жь его въ свой лагерь шумный

‘Да сбудутся его судьбы’.

II.

I principi, tributati dai popoli,
il servo loro tributani.
(Надпись на медали выбитой въ честь Аретина).

Палатка Аретина въ лагер подъ Фано (Аретинъ, Сандэлло, потомъ герцогъ).

АРЕТИНЪ.

Да, герцогъ мн говаривалъ не разъ:

Дай, Пьетро, срокъ мн, если только Богъ

Да счастье мн помогутъ на войн,

Въ твоемъ отечеств тебя владыкой

Я сдлаю… Свое онъ сдержитъ слово,

Дай Богъ лишь жить, да царствовать ему…

Умно ты сдлалъ что сюда пріхалъ:

Щедре нтъ и ласковй нтъ князя,

Признайся самъ,— такой ли ждалъ ты встрчи,

И ждалъ ли ты коня себ въ подарокъ

И цпи золотой?

САНДЭЛЛО.

А если онъ,

Среди тревогъ и ужасовъ войны

Отвагою безумной увлеченъ,

Найдетъ себ внезапную кончину,

Тогда, поэтъ, что станется съ тобой?

АРЕТИНЪ.

Да сохранитъ его Святая Два

Во вкъ отъ бдствія,— всемірнымъ горемъ

Оно явилось бы,— но Аретинъ

Не пропадетъ и въ гор,— помни это!

Божественной и царскою душой

Судьба меня не даромъ одлила:

Какъ вс меня боятся! Какъ Францискъ

Подарками похвалъ добиться хочетъ,—

То рдкимъ ожерельемъ, то плащемъ,

Межъ тмъ его непримиримый врагъ

Униженно ведетъ переговоры

Чтобъ пенсіей мое купить молчанье…

Печать, братъ, сила,— понялъ это я

И первый сталъ роскошно жить я потомъ

Моей чернильницы. Смясь надъ всми,

Я низменнымъ горжусь происхожденьемъ,

И умъ меня воздвигнулъ надъ толпой,

Одинъ лишь умъ и даже не наука:

Я — бдный переплетный подмастерье,

Я — въ школ не былъ… Предо мной дрожатъ!

…Моя мечта когда-нибудь ухать

Въ свободную Венецію,— лишь тамъ

Просторъ перу и тонкимъ наслажденьямъ,—

Не трогай лишь правительства, а самъ

живи какъ хочешь, тамъ фламандскій Папа

Громить не станетъ съ высоты престола

Толпу друзей предмстника, и тамъ

Въ тюрьму не бросятъ за сонетъ игривый,

Да… я не стану тамъ въ свчахъ нуждаться,

Какъ бдный Тассъ который не лишенъ

Ни нжности въ стихахъ, ни дарованья,

Хотя безцвтенъ…

САНДЭЛЛО.

При двор не всякій

Пороками уметъ искупить

Свой геній.

АРЕТИНЪ.

Вкъ ты нашъ пойми, Сандэлло,

Ты, кажется, не глупъ, а говоришь

Какъ двушка четырнадцати лтъ:

Италія, гд нту равновсья,

Для насъ урокъ: она царица міра!

Знай: правды нтъ, ни доблести, ни Бога,—

Есть красота, и ей мы служимъ вс:

Убей отца, но дрожь предсмертной муки

Сумй въ безсмертный мраморъ перелить,—

Толпа тебя проститъ и возвеличитъ.

Богъ? Церковь? Гд они?— Старикъ распутный.

Но золото… прекрасныя сдины…

Престолъ и громы… это красота.

Германскіе суровые аскеты

Приходятъ въ Римъ съ мучительнымъ вопросомъ:

Гд правда? Глупые: къ чему искать…

Съ холодной дерзостью мы отвчаемъ

Прекраснымъ зрлищемъ, церковнымъ пньемъ,

Кадильнымъ дымомъ въ мраморныхъ дворцахъ…

И что жь? Мы правы — это красота!

Ты думаешь, великій Рафаэль,

Божественныхъ Мадонъ живописуя,

Небесною мечтой былъ вдохновленъ?

Ошибся ты,— онъ видлъ предъ собою

Любовницы развратныя черты

И полотну передавалъ ихъ рабски…

Но онъ великъ,— онъ тоньше чмъ другіе

И глубже красоту онъ понималъ,

Порокъ, въ его штрихахъ неуловимыхъ.

Онъ въ сторону отбрасывалъ волшебно

Не потому, чтобъ былъ порокъ противенъ,

А потому что былъ онъ некрасивъ.

А мы — толпа,— предъ нимъ благоговя,

Сквозь смертную стремимся оболочку

Увидть душу… нтъ у насъ души!

САНДЭЛЛО.

О, Аретинъ, ужасныя слова

Ты вымолвилъ, а самъ ты, между тмъ,

Господне имя часто призываешь

И о душ безсмертной говоришь.

АРЕТИНЪ.

Привычный и красивый оборотъ!

САНДЭЛЛО.

Когда-нибудь, одинъ, перелистай

Ты книгу сердца, и въ ея страницахъ

Пылающихъ, но смутныхъ ты найдешь

Другой совтъ, другія указанья…

Меня не разъ сомнньемъ поражало

Всеобщее стремленье къ красот,

Всеобщее забвенье остальнаго,

Но молча я не могъ идти за вкомъ

И этимъ оправдаться: гадъ, ползущій

По руслу бурнаго потока, все же

Останется нечистъ, и Богъ лишь знаетъ

Куда потокъ стремится… Словно бредъ

Однажды мн пригрезилось виднье

Безумное, но ты его поймешь:

Когда Христосъ Себ завоевалъ

Сердца людей высокою кончиной,

Олимпъ не могъ со смертью примириться,—

Онъ слишкомъ долго жилъ и слишкомъ ясно

Былъ воплощенъ: смерть не иметъ власти

Надъ яркою, безсмертною идеей…

И грозный Зевсъ съ семьею лучезарной

У Господа просилъ себ пощады,

И внялъ Господь униженнымъ мольбамъ,

Богамъ онъ отдалъ новую планету,

И создалъ имъ людей, и общалъ

Ихъ царствія во вкъ не прикасаться…

Сердца людей коснли беззаботно

Въ упорномъ поклонень красот…

И къ истин и къ благу равнодушны,

Ваятели, художники, пвцы

Царили надъ восторженнымъ народомъ.

Красавецъ былъ, какъ богъ, превознесенъ,

Безъ жалости уродовъ убивали.

Замтивъ что природные пороки

Въ людскомъ разврат губятъ красоту,

Годъ отъ года богъ псней, Аполлонъ,

Своихъ пвцовъ возвышеннй, сильне,

Любовне и жарче вдохновлялъ:

Поэзія дошла до совершенства,

.До сладости невыразимыхъ чаръ,

До волшебства, до чудныхъ сочетаній…

Но родъ людской красотамъ не внималъ, —

Ужь онъ терялъ свободу ощущеній,

Ужь гибнулъ онъ… и свтозарный богъ

Въ отчаянь избралъ себ пророка

И сразу въ душу влилъ ему всю мощь,

Которой самъ, какъ богъ, онъ обладалъ…

И сей пророкъ проникъ въ сердца людскія

И все восплъ что можно въ нихъ познать:

Пороки, злость, коварство, жажда крови,

Тупой разчетъ и ложь и лицемрье,

Кишащіе въ позорной темнот,

Внезапно заблистали красотою,

Гармоніей внезапно облеклись,

Такими же безсмертными богами,

Какъ самъ Олимпъ, изъ чудотворныхъ строфъ

Они хулой на небо возлетали,

И гордость ихъ внчала, и Зевесъ,

Осмысленной борьбы не дожидаясь,

Зажегъ свой міръ и все испепелилъ…

Прошли вка,— исчезло все живое,

Дремучій лсъ покрылъ просторъ степей,

Небесный сводъ лазурь надъ нимъ раскинулъ,

И красота безъ жизни тамъ царитъ…

О, Пьетро, Пьетро, за тебя мн больно,—

Походишь ты на страшнаго пвца.

АРЕТИНЪ.

Есть разница, мой другъ, у Аполлона

Изрядную я выпросилъ бы сумму

Чтобъ пасквиля въ печать не отдавать…

И, спасши міръ, я собственною пользой

Зевеса бы избавилъ отъ хлопотъ.

ГЕРЦОГЪ ІОАННЪ (входя).

Какихъ хлопотъ? Какого тамъ Зевеса?

АРЕТИНЪ.

Поэтъ и живописецъ размечтались

И сочиняютъ сказки.

ГЕРЦОГЪ.

Очень радъ:

Съ любимцами боговъ я поболтаю

И отдохну отъ непріятныхъ сценъ.

АРЕТИНЪ.

Вамъ причинили горесть?

ГЕРЦОГЪ.

Непріятность:

Ничтожный фортъ, дрянная деревушка

И вздумала къ имперцамъ перейти.

Мой храбрый Лукантоніо ихъ живо

Взялъ штурмомъ,— часъ одинъ все дло длилось,.

Сдалось три тысячи… я всхъ казнилъ.

САНДЭЛЛО.

Какъ? Столько жертвъ! Зачмъ же ихъ казнить?

ГЕРЦОГЪ.

Законъ войны,— чтобъ прочіе боялись…

Что длать, братъ: когда бы я, какъ ты,

Художникомъ былъ мирнымъ, то и мухи

Не тронулъ бы, пожалуй, а теперь

Свое я исполняю ремесло,

И всякій знаетъ что ‘Высокій Нортъ’

Шутить не любитъ.

АРЕТИНЪ.

Отъ питомцевъ Марса

Тней холодныхъ требуетъ Эребъ.

ГЕРЦОГЪ.

Мой Аретинъ,— тотъ къ казнямъ ужь привыкъ,

А вотъ къ боямъ никакъ не привыкаетъ.

АРЕТИНЪ.

Поэту мирному не…

ГЕРЦОГЪ.

Знаю, знаю…

А все-таки мн скучно безъ тебя,

Когда ты въ Римъ запрячешься, и не съ кмъ

Мн поболтать спокойно посл дла…

Пойдемъ со мной, ты кстати мн поможешь

Капитоло Франциску написать.

Твой дивный слогъ онъ любитъ… Какъ на дняхъ

Опредлилъ ты разговоръ?

АРЕТИНЪ.

Подпилокъ

Живой бесды обостряетъ тонкость

Ума.

ГЕРЦОГЪ.

Какой языкъ! Ты геній! Ты же,

Сандэлло, молодецъ: вчера мн Пьетро

Исторію Мадоны разказалъ,—

Завидую, хвалю и поощряю!

Ты заплатилъ по-царски,— больше всхъ…

А женскія сердца не забываютъ

Такихъ вещей. Съ моей же стороны

Я длаю заказъ теб: шестнадцать

Ты мн картинъ напишешь,— содержанье:

Т славные сонеты Аретина,

Изъ-за которыхъ онъ сидлъ въ тюрьм…

Припомни страсть таинственной твоей

Любовницы и ею вдохновись.

Прощай, мой другъ.

САНДЭЛЛО (одинъ).

Погибшія мечты!..

III.

Лагерь подъ Фано, площадь предъ ставкой герцога. Аретинъ, Лаура, герцогъ (помогаетъ Лаур выйти изъ кареты).

Рушенье свтлыхъ міровъ въ безнадежную бездну хаоса…
А. Толстой.

ГЕРЦОГЪ.

Ба, это ты, Лаура!..

ЛАУРА.

Какъ я рада,

Я такъ напугана, представьте, герцогъ,

Сейчасъ навстрчу мн попались люди

Ужасные: толпой остервенлой

Они тащили что-то и ругались,

Испуганные бранью площадной

И этимъ шумомъ, мулы понесли…

ГЕРЦОГЪ.

Сейчасъ случилось страшное несчастье.

АРЕТИНЪ.

Не стало нашего Сандэлло.

ЛАУРА.

Какъ!

Сандэлло… что же это…

ГЕРЦОГЪ.

Да, конечно,

Не знаешь ты: художникъ тутъ такой

Гостилъ у насъ, онъ обладалъ талантомъ…

АРЕТИНЪ.

Но былъ въ ум немного поврежденъ.

ГЕРЦОГЪ.

Ты, кажется, разстроена, Лаура,

И этотъ разговоръ…

ЛАУРА.

Конечно… нтъ…

Я испугалась, но теперь прошло…

Что жь, говорите вы, Сандэлло этотъ?

АРЕТИНЪ.

Тутъ цлая исторія: порой

Его тревожили воспоминанья,

Тогда онъ становился нестерпимъ,

То молчаливъ, то дерзокъ, то разгуленъ.

Сегодня онъ поссорился въ таверн

Съ нетрезвою толпою игроковъ

И плохо кончилъ: встртила ты ихъ…

ЛАУРА.

О, бдный, бдный юноша!

ГЕРЦОГЪ.

Что длать…

Везетъ не всмъ… но не идетъ, Лаура,

Къ твоимъ чертамъ печали выраженье.

Ты не откажешься, надюсь, отдохнуть

Въ моей походной ставк. Аретинъ

Развеселитъ тебя новеллой… кстати

Увидишь ты въ моей опочивальн

Творенія покойнаго Сандэлло,

Он способствуютъ въ вечерній часъ

Любви утхамъ… Что жь, пойдемъ?

ЛАУРА.

Охотно.

IV.

Не смерть увижу я, но воскресенье.
Апухтинъ.

Витаетъ смерть въ кругу земномъ

И каждый часъ нужна ей пища,

Она разитъ какъ Божій громъ,

Врываясь въ скорбныя жилища…

Смолкните клики безумства и бредъ ликованія,

Смолкните въ страх смертельномъ предъ тнью безгласною,

Вы же раздайтеся громче, земныя рыданія,

Къ свтлому небу мольбой восходя ежечасною:

Боже, съ плачемъ неутшнымъ

Мы пришли о брат гршномъ

Сокрушиться предъ Тобой,

Скорбью наша мысль объята,

Душу страждущую брата

Со святыми упокой.

Мы жизнью суетно любимой

Погружены въ опасный сонъ,

Но днесь утратой нестерпимой

Нашъ духъ на время пробужденъ…

Страшно намъ, страшно отъ гршнаго сна пробужденіе,—

Съ чмъ предъ Судьей мы предстанемъ, съ какимъ оправданіемъ?

Братья, скорй почерпайте въ пучин терпнія,

Къ Богу взывая сугубо надгробнымъ рыданіемъ:

Боже, съ плачемъ неутшнымъ

Мы пришли о брат гршномъ

Сокрушиться предъ Тобой,

Скорбью наша мысль объята,

Душу страждущую брата

Со святыми упокой…

* * *

Молилась братія: преставился спокойно

Въ своемъ монастыр отецъ Вароломей,—

Въ кончин ждалъ, проживъ достойно,

Онъ избавленья отъ скорбей,

И твердо вруя что Бога въ день урочный

Прославитъ за него великій ученикъ,

Кончаясь, съ ласкою заочной,

Благословлялъ его старикъ.

Александръ Столыпинъ.

Крутецъ, 1892 г.

‘Русскій Встникъ’, No 10, 1899

САНДЭЛЛО.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Читайте также: