‘Отечественныя Записки’, No 3, 1847
Самоеды в домашнем и общественном быту. Владимира Иславина, Майков Валериан Николаевич, Год: 1847
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Самоды въ домашнемъ и общественномъ быту. Владиміра Иславина. Санктпетербургъ. 1847. Въ тип. Мин. Гос. Имущ. Въ 8-ю д. л. 142 стр.
По свидтельству всхъ путешественниковъ, посщавшихъ сверъ Россіи, архангельскіе Самоды находятся въ жалкомъ состояніи. Это обстоятельство обратило на себя вниманіе г. министра государственныхъ имуществъ: по его порученію, г. Иславинъ отправленъ былъ министерствомъ для изслдованія на мст причинъ бдственнаго состояніи дикарей, кочующихъ между ркою Мезенью и Уральскимъ-Хребтомъ, въ стран, извстной подъ общимъ названіемъ Мезенской-Тундры. Ему же поручено было г. министромъ составить предположенія о мрахъ къ возстановленію прежняго благосостоянія Самодовъ, продолжавшагося до-тхъ-поръ, пока эта небольшая горсть монгольскаго племени не раздляла ни съ кмъ своего пользованія мшистыми тундрами, необозримыми стадами оленей и удобными мстами для рыбной и звриной ловли.— Сочиненіе, изданное г. Иславинымъ, заключаетъ въ себ въ высшей степени любопытное описаніе быта архангельскихъ Самодовъ и еще боле-занимательное изслдованіе ихъ отношеній къ русскимъ и зырянскимъ промышленикамъ, поселившимся въ томъ кра въ XVI, XVII и XVIII столтіяхъ. Сверхъ-того въ книг этой разсяно нсколько чрезвычайно важныхъ замчаній о промышлености и быт русскихъ переселенцевъ. Чтобъ ознакомить читателей съ прекраснымъ трудомъ г. Иславина, заимствуемъ изъ него нсколько чертъ, въ полной увренности что любители живыхъ и умныхъ статистическихъ описаній поспшатъ обзавестись его книгой
Описаніе быта дикихъ племенъ представляетъ много сторонъ, любопытныхъ съ разныхъ точекъ зрнія. Для читателей, непривыкшихъ и несклонныхъ углубляться въ смыслъ ежедневныхъ явленій жизни цивилизованныхъ обществъ и наслаждаться анализомъ разнообразныхъ и постепенныхъ успховъ ихъ развитія, описанія эти имютъ всю прелесть новизны, какъ изображенія предметовъ очевидно и разительно противоположныхъ тому, что кажется ненаблюдательному и маломыслящему человку вполн извстнымъ и нисколько-незамчательнымъ. Другую крайность представляютъ люди, доведенные близорукимъ анализомъ и трепетностью малодушной натуры своей до ребяческаго сомннія въ выгодахъ цивилизаціи. Первые кидаются на описанія дикихъ народовъ точно такъ же, какъ бгутъ въ балаганъ зазжаго промышленика, показывающаго человка съ двнадцатью пальцами на рукахъ. Какъ не проникнуться имъ интересомъ такого зрлища, когда въ человк съ десятью пальцами нтъ для нихъ ничего занимательнаго, загадочнаго, достойнаго вниманія и размышленія! Точно также, какъ не полюбопытствовать прочесть книгу, въ которой описываются люди, живущіе въ лсахъ и пустыняхъ, питающіеся сырымъ мясомъ, неупотреблящіе ни ножей, ни вилокъ, ни носовыхъ платковъ? Другіе, приходя въ отчаяніе отъ черныхъ сторонъ образованной жизни и принимая за цивилизацію сумму золъ, сопряженныхъ съ слабымъ ея развитіемъ, обращаются къ тмъ же книгамъ въ надежд отъискать въ дикомъ быту элементы того идеальнаго благосостоянія обществъ, которыхъ не находятъ они въ ндрахъ образованности. Авторы путешествій къ диким народамъ часто сами впадаютъ въ одну изъ этихъ крайностей: одни изъ нихъ, захавъ на малоизвстный островъ Тихаго-Океана или въ двственные лса Америки, смотрятъ на новый міръ, открывшійся ихъ праздному наблюденію, какъ на кунсткамеру, въ которой только то и интересно, что заключаетъ въ себ уродство и странность. Прочитайте описаніе, составленное такимъ путешественникомъ, и вы увидите передъ собою не людей, задержанныхъ въ развитіи силою враждебныхъ обстоятельствъ мстности, климата и исторіи, а какія-то особенныя существа, занимающія середину между человкомъ и животными. Другіе не преминутъ попотчевать васъ другаго рода каррикатурой: засыпая свои разсказы обольстительными терминами — свобода, довольство, простота нравовъ и т. п. они бьются изо всхъ силъ, чтобъ опоэтизировать передъ вами картины зврскаго эгоизма, заглохшихъ потребностей и грубаго удовлетворенія животныхъ нуждъ. Ни изъ этого, разумется, отнюдь не слдуетъ, чтобъ изученіе быта дикихъ народовъ не имло интереса для людей, неподходящихъ ни подъ одну изъ поименованныхъ вами категорій. Дло только въ томъ, что образованный и дальновидный наблюдатель интересуется ими со сторонъ совершенно-противоположныхъ. У родства дикой жизни человка занимаютъ его не сами-по-себ а какъ проявленія началъ, задерживающихъ его развитіе: онъ вовсе не видитъ въ дикар существа особеннаго, обиженнаго природой, напротивъ, вся занимательность изслдованія этого существа сосредоточивается для него только на сочувствіи къ однородному съ нимъ существу, неимвшему средствъ развить въ себ всю полноту потребностей и силъ, образующихъ человческій характеръ. Съ другой стороны, никогда не увлечется онъ своей симпатіей до неразумнаго предпочтенія животнаго существованія дикихъ племенъ, несопряженнаго, конечно, съ множествомъ волъ полуобразованности,— условіямъ того быта, въ которомъ человкъ проявляется человкомъ.Однимъ словомъ, сознаніе и живое чувство превосходства цивилизаціи предъ неразвитіемъ не покинетъ его ни на минуту, и, наблюдая дикость, онъ будетъ служить все-таки цивилизаціи — опытнымъ изслдованіемъ силъ, противодйствующихъ ея успхамъ. Часто это изслдованіе открываетъ ему въ первый разъ глаза и на такія проявленія дикости, которыя встрчаются и въ обществахъ, называемыхъ образованными. Часто доходитъ онъ этимъ путемъ до плодотворной критики многихъ черныхъ сторонъ полуцивилизаціи, прикрытыхъ обманчивыми формами, но въ сущности заключающихъ въ себ то же, что во всей нагот бросается въ глаза въ обычаяхъ дикаго племени.
Г. Иславннъ можетъ быть смло названъ искуснымъ наблюдателемъ, нисколько незараженнымъ ни предубжденіемъ противъ жалкихъ существъ, которыхъ бытъ удалось ему изслдовать, ни смшнымъ пристрастіемъ къ такъ-называемымъ преимуществамъ дикаго состоянія человка. Въ составленномъ имъ описаніи быта Самодовъ вс подробности такъ умво выбраны, что между ними нтъ ни одной недостойной вниманія мыслящаго человка и неисполненной общечеловческаго интереса. Такъ, на-пр., при описаніи домашняго быта Самодовъ, онъ обратилъ особенное вниманіе на положеніе женщинъ у этого народца. Нельзя не одобрить этой внимательности, потому-что ничмъ такъ хорошо не измряется степень развитія общества, какъ положеніемъ въ немъ лицъ слабйшихъ по натур своей и тмъ самымъ предоставленныхъ природой на произволъ сильныхъ. Вотъ нсколько подробностей, показывающихъ, далеко ли ушли Самоды въ этомъ отношеніи.
‘Самодка или, какъ называютъ ее Русскіе, инька — не сметъ переступить чрезъ синикуй (мсто въ чум, т. е. шалаш самодскомъ, противоположное входу, считающееся священнымъ и служащее хранилищемъ лучшихъ вещей и самыхъ лакомыхъ припасовъ): это значило бы опоганить святыню, и он такъ строго чтутъ этотъ обычай, что рдко случается, чтобы инька погршила противъ него: оно было бы врнымъ предзнаменованіемъ какой-нибудь бды, и конечно посл этого промыселъ былъ бы неудаченъ или же въ слдующую ночь волкъ зарзалъ бы нсколько оленей въ стад, одно средство для предохраненія себя въ такомъ случа отъ бды — бросить въ сипи куй горящій уголекъ, такъ какъ ‘огонь все очищаетъ’. Вообще, по понятіямъ Самодовъ, женщина почитается столь нечистою, что опоганиваетъ всякую вещь, черезъ которую переступитъ: веревка ли она, топоръ ли, оленья ли шкура и т. д. все длается нечистымъ и непремнно должно быть окурено или верескомъ или, что еще дйствительне, оленьимъ саломъ. Женщина и у крещеныхъ Самодовъ считается нечистою, но они мало-по-малу отстаютъ отъ обычая окуривать опоганенныя вещи.’ (Стр. 23).
Униженіе, которому подвергаются у Самодовъ родильницы, возбуждаетъ глубокое негодованіе:
‘Для родильницы ставится особый чумъ, называемый сямай мядико — поганый чумъ, если онъ есть, а если нтъ, то она родитъ въ томъ же чуму, въ которомъ живетъ семейство, по для очищенія чума посл родинъ, бабка, наливъ въ котелъ воды, спускаетъ въ него березовую губку, варитъ ее на огн и тою водою кропитъ вещи и людей, находящихся въ чуму…. ‘Въ продолженіи 8-ми недль, родильница почитается столь нечистою, что не сметъ даже раздлять ниши съ мужемъ. По прошествіи этого времени ее окуриваютъ верескомъ или оленьимъ саломъ, а чумъ переносятъ на другое м сто. Отъ этого обычая и крещеные еще совершенно отстать не могутъ.’ (Стр. 120—121).
Какъ трогательны посл этихъ отвратительныхъ подробностей длаются изображенія общечеловческихъ чертъ этого униженнаго, втоптаннаго въ грязь существа. Вотъ мсто, котораго нельзя читать безъ особенной симпатіи къ бднымъ инькамъ:
‘Волосы Самодки заплетаютъ, но Русски, въ дв косы, къ которымъ прившивають красные и желтые суконные лоскуточки и ленты яркихъ цвтовъ, въ ушахъ носятъ серьги, а иныя на ше бусы и разнаго рода ожерелья, ферроньеры также въ большемъ употребленіи и обыкновенно состоятъ изъ металлическихъ цпочекъ, у богатыхъ даже и серебряныхъ, опутываемыхъ въ нсколько рядовъ вокругъ головы.— Русскіе и Зыряне, доставляющіе имъ этотъ товаръ, пользуются ихъ слабостью и разумется берутъ за все въ три-дорога, а Самодки, даже и бдныя, не могутъ отказать себ въ удовольствіи увшаться красными и желтыми суконцами и звонкими побрякушками…’ (Стр. 32).
Но особенно интересны въ описаніи самодскихъ обычаевъ т черты грубости, которыя невольно раждаютъ въ ум читателя любопытныя сближенія. Вотъ, на-примръ, какимъ цинизмомъ исполнены понятія Самодовъ о брак и какъ мало заботятся эти дикари прикрывать, ихъ пріятными и тонкими продлками:
Отецъ женитъ дтей своихъ, не спрашивая напередъ ихъ на то согласія, и случается такъ, что родители сосватаютъ сына съ самаго его малолтства, иногда даже и на несовершеннолтней двиц. Тогда отецъ, для переговоровъ съ родителями невсты, посылаетъ къ нимъ родственника или знакомаго сватомъ, по Сам. Эву, который съ шомполомъ или парильнымъ крюкомъ въ рук, отправляется въ невстинъ чумъ, по прізд туда объявляетъ отцу имя пославшаго его и кладетъ ему на колни лисицу красную или бурую, для опредленія этимъ состоянія жениха, самъ выходить изъ чума, а иногда и узжаетъ тотчасъ же обратно къ хозяину своему. Если подарокъ понравится отцу, и онъ пожелаетъ отдать дочь свою замужъ, то оставляетъ его у себя, если же нтъ, то немедля отсылаетъ обратно. Въ первомъ случа сватъ снова детъ въ чумъ будущаго тестя, но этотъ разъ беретъ только одну бирку и молча подаетъ ее тестю, который намчаетъ на ней столько рубежковъ, сколько желаетъ взять за дочь свою оленей, песцовъ и т. л. и отдаетъ ее свату, сватъ, если уполномоченъ въ томъ отъ хозяина, срзываетъ съ бирки то число рубежковъ, которое ему кажется лишнимъ. Условившись наконецъ въ цн, каждый изъ нихъ, на обоихъ концахъ палочки, кладетъ клеймо свое, раскалываетъ бирку на двое и тотъ и другой беретъ каждый по половинк. Въ продолженіе всей этой сдлки не говорится почти ни слова и только дйствуютъ посредствомъ знаковъ.
‘Цны самодскимъ невстамъ бываютъ довольно значительныя, соображаясь съ красотою и молодостью невсты и съ богатствомъ жениха’ и пр. (Стр. 126 и 127).
Богослуженія у Самодовъ нтъ никакого Жрецы ихъ — тадибеи, занимаются почти исключительно шарлатанскимъ леченіемъ болзней и разнаго рода предсказаніями. Вотъ что между-прочимъ разсказываетъ о нихъ г. Иславинъ:
‘Самоды прибгаютъ обыкновенно къ Тадибею для излеченія отъ болзней, для предсказанія — успшенъ ли будетъ промыселъ, для указанія — кто похитилъ изъ стада оленей и т. д. Тогда Тадибей, чтобы испытать сперва въ состояніи ли онъ излечить больнаго, начинаетъ длать надъ самимъ собою разнаго рода истязанія, садится подъ большой пологъ, гд ставитъ подл себя котелъ съ теплою водою, по нскольку -человкъ съ каждой стороны поперемнно обвязываютъ ему веревкой то руку, то ногу, то голову и тянутъ съ обихъ сторонъ: тогда видно,— какъ Тадибей бьется подъ пологомъ и слышно какъ у него будто отрываются члены, если по окончаніи всего этого испытанія Тадибей выйдетъ цлъ и невредимъ, то значитъ, что въ немъ дйствуетъ высшая сила и что успхъ въ леченіи несомнителенъ. Во время вдохновенія онъ длаетъ будто вонзаетъ себ шомполъ или ножъ въ (одинъ бокъ, а изъ другаго вынимаетъ его и даже присутствующимъ позволяетъ длать тоже надъ собою, и если не покажется ни капли крови, а только останутся слды на одежд Тадибея, то это предркаетъ счастливый успхъ’ и проч. (Стр. 110-111).
Прочитавъ разсказъ, г. Иславина о шарлатанств тадибеевъ, мы не могли не вспомнить нсколькихъ фактовъ, которыхъ сами были очевидцами въ стран, играющей огромную роль въ просвщеніи человчества. Одинъ изъ этихъ фактовъ приводитъ Валери въ своемъ ‘Путешествій по Италіи’. Выписываемъ нсколько строкъ изъ его разсказа:
‘Въ сентябр 1826 іода, я присутствовалъ (въ Неапол, въ церкви Св. Януарія) при совершеніи чуда надъ кровью. Стклянки съ кровью св. Януарія хранятся въ особомъ шкапу позади алтаря. Отъ этого шкапа есть всего на все два ключа, изъ которыхъ одинъ находится у представителей города, другой у архіепископа. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Случалось, если чудо слишкомъ-долго не совершалось, что народъ кидался съ озлобленіемъ на иностранцевъ, которыхъ всхъ почитаетъ ои і. Англичанами и еретиками. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . На этотъ разъ чудо совершилось въ полдень, такъ какъ мн предсказали люди, совтовавшіе зайдти въ церковь именно объ эту нору, пушечный выстрлъ возвстилъ счастливую новость,’ (Voyage en Ital., 1. XII, ch. VII).
По перейдемъ теперь ко второй задач г-на Иславина — къ изслдованію отношеній, существующихъ между Самодами и переселенцами изъ Русскихъ и Зырянъ. Въ-продолженіе всего сочиненія, чуть по на каждой страниц упоминается о притсненіяхъ, претерпваемыхъ Самодами отъ этихъ промышлениковъ. Авторъ не жалетъ фактовъ для доказательства той мысли, что эти притсненія составляютъ единственную причину разоренія дикарей. Въ глав защиты идутъ ‘акты историческіе, г. Иславипъ доказываетъ свидтельствами лтописей и сохранившимися до-сихъ-поръ грамматами, что Самоды были первыми обитателями и владтелями тундры. Но, по нашему мннію, эти историческія доказательства никакъ не могутъ имть силы доводовъ юридическихъ. Они дйствительно убждаютъ въ томъ, что Самоды первые заняли Мезенскую-Тундру, во слдуетъ ли изъ этого, что Русскіе и Зыряне не имли права въ-послдствіи также поселиться въ этихъ мстахъ? Здсь неумстно было бы пускаться въ размышленія о разумности или неразумности права завладнія землею, но, смотря на вопросъ даже съ общепринятой и тысячелтіями утвержденной точки зрнія, нельзя не замтить, что Самоды, какъ народъ кочевой, не могутъ претендовать на это право даже и на тхъ основаніяхъ, на которыхъ оно приписывается народу осдлому, занимающемуся промыслами, предполагающими признаніе поземельной собственности. Ни Русскіе, ни Зыряне но отнимали у Самодовъ ни земли, ни оленей, ршительно ничего, а дло въ томъ, что безпечнымъ дикарямъ, почти-незнакомымъ съ торговлею, дйствительно пришлось плохо, когда въ пустын, гд они нкогда кочевали одни, вдругъ появилось промышленики, неутомимые, ловкіе и оборотливые. Изъ одного оленеводства извлекли они такія выгоды, о какихъ и не помышляли ихъ дикіе соперники, ограничивающіеся употребленіемъ въ пищу мяса оленя да приготовленіемъ изъ шкуры и жилъ этого животнаго одежды, ремней и нитокъ въ домашнемъ обиход. Для Русскихъ и Зырянъ, напротивъ того, оленеводство служитъ источникомъ множества продуктовъ, которыми они ведутъ дятельный торгъ. Одинъ этотъ промыселъ могъ бы уже сдлать ихъ значительными капиталистами. Но они не ограничиваются имъ, употребляя часть своихъ капиталовъ на пріобртеніе хорошихъ снастей для звриной и рыбной ловли, которая опять приноситъ имъ огромныя выгоды. За неимніемъ добрыхъ снарядовъ, Самоды и въ этомъ отношеніи отстали отъ своихъ осдлыхъ соперниковъ: они принуждены бываютъ или брать у нихъ снасти на прокатъ, платя за пользованіе дорогою цною, или идти къ нимъ въ долю, что длается также на условіяхъ крайне невыгодныхъ для дольщиковъ. Если присоединить къ этому экономическія преимущества осдлой жизни предъ кочевою, то мы получимъ уже много данныхъ, которыми объясняются бдственные для Самодовъ результаты соперничества съ Русскими и Зырянами. Г. Иславинъ въ книг своей развиваетъ эту мысль во всемъ ея объем и очевидности. Не понимаемъ посл этого, о какихъ же притсненіяхъ говоритъ онъ такъ часто? Правда, Самоды вошли въ долги, и значительная часть ихъ, поэтому, живетъ въ работникахъ, т. е., въ кабал у Русскихъ и Зырянъ, правда и то, что наши промышленики нердко пользовались и до-сихъ-поръ не перестаютъ пользоваться ихъ страстью къ пьянству, какъ Жиды въ западныхъ губерніяхъ, по первое обстоятельство — опять-таки неминуемый результатъ превосходства, втораго же — какъ оно ни постыдно для сильныхъ, все-таки нельзя назвать притсненіемъ, а скорй обольщеніемъ. Одну только продлку изъ описанныхъ г. Иславинымъ находимъ мы достойною часто употребляемаго имъ названія — ‘притсненіе’: это то, что Русскіе и Зыряне, пользуясь легковріемъ Самодовъ, забираютъ ихъ въ кабалу подъ предлогомъ долговъ вымышленныхъ, сдланныхъ будто-бы ихъ отцами и ддами. На такое плутовство тмъ необходиме было указать, что оно легко можетъ быть устранено введеніемъ строгихъ юридическихъ формъ. Какъ бы то ни было — это частный случай, изъ-за котораго не слдуетъ упускать изъ виду, что, въ-слдствіе необходимаго, хотя и довольно-тягостнаго общенія съ русскими и зырянскими промышленниками, самоды отстаютъ мало-по-малу отъ своей дикости. Большая часть изъ нихъ приняла уже христіанскую вру. Впрочемъ, въ заключеніи своей книги, г. Иславинъ обнаруживаетъ взглядъ на отношенія Самодовъ къ ихъ соперникамъ, совершенно-согласный съ нашимъ. Вотъ собственныя слова путешественника:
При этомъ, хотя кратко-обрисованномъ очерк настоящаго быта Самодовъ, не излишне было бы упомянуть и о состояніи нын существующаго у нихъ административнаго порядка, еслибъ не предвидлось, что частію по замчаніямъ мстнаго начальства, частію же по моимъ предположеніямъ, прежнія постановленія вскор подвергнутся измненію и могутъ быть приняты новыя мры для устройства этого народа.— Но даже и при новомъ, лучшемъ порядк вещей нельзя предсказать Самодамъ счастливой будущности: племя это должно въ непродолжительномъ времени слиться съ народомъ сильнйшимъ — это слишкомъ естественный ходъ вещей, явленіе повторяющееся каждый разъ, при столкновеніи боле развитаго народа съ полудикимъ, необразованнымъ племенемъ, — и какъ могутъ безпечные, недальновидные Самоды устоять противъ нравственнаго надъ ними вліянія бойкихъ предпріимчивыхъ Зырянъ и Русскихъ? Богатые слишкомъ нуждаются въ нихъ для сбыта промысловъ, бдные слишкомъ привыкли считать ихъ своими властителями, и бднымъ трудно представить себ, чтобы они могли существовать безъ Зырянъ и Русскихъ, а весь народъ слишкомъ страстно преданъ горячимъ напиткамъ, чтобы когда-либо могъ самостоятельно управлять собою и удержать хотя малую часть неутраченнаго еще достоянія своего.’ — (Стр. 141.)
Вотъ это справедливо! Не понимаемъ только, почему же авторъ отказываетъ Самодамъ въ счастливой будущности. Вдь находитъ же онъ,’ что при жалкой самостоятельности своей, они вполн несчастны: отъ-чего же не допустить, что, по сліяніи съ Русскими и Зырянами, они сдлаются счастливе, усвоивъ себ хоть половину тхъ свойствъ, которыя теперь даютъ этимъ переселенцамъ такой важный перевсъ надъ дикими обитателями тундры? Вотъ, еслибъ г. Иславинъ принадлежалъ къ числу тхъ мыслителей, которые въ народ больше всего уважаютъ его оригинальность, т. е. уклоненіе отъ общечеловческаго характера, и утверждаютъ, что національная особенность то же, что личность въ отдльномъ человк, тогда мы нисколько не удивились бы его сомннію и объяснили бы его скорбью о предстоящей утрат самодской народности… Но мы не замтили въ немъ никакихъ странныхъ теоретическихъ предубжденій, что и заставило насъ указать на мелкіе промахи, встрчающіеся въ весьма-маломъ количеств въ его прекрасномъ сочиненіи.
Въ заключеніе нашего отзыва, не можемъ не заимствовать изъ книги г. Иславина нсколько въ высшей степени любопытныхъ фактовъ относительно быта Русскихъ и Зырянъ, поселившихся въ стран Самодовъ.
Трудно поврить, чтобы въ такомъ отдаленномъ и, но общепринятому понятію, пустынномъ, заброшенномъ кра, было столько распространено между крестьянами богатства и благосостоянія: но говоря уже о значительномъ (для крестьянина) состояніи человкъ 15-ти Ижемекихъ крестьянъ, изъ коихъ каждый иметъ по нскольку тысячъ (до 6.000) оленей и по нскольку десятковъ тысячъ чистаго капитала, даже у иныхъ бдныхъ печорскихъ крестьянъ боле встрчаешь довольства, чмъ во многихъ губерніяхъ пространной Россіи.’. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ‘Между Ижемскими оленеводцами богатымъ почитается только тотъ, у котораго отъ 1,000 до 5,000 или 6,000 оленей, т, которые имютъ ихъ отъ 500 до 1,000 принадлежатъ къ среднему состоянію, а имющіе 100, 200, 300 оленей считаются бдными, между тмъ какъ Самодъ бднымъ почитается только тогда, когда иметъ мене 50 оленей’ (Стр. 74-75).
Въ самомъ быту своемъ, переселенцы отличаются развитіемъ потребностей, неслыханнымъ между крестьянами внутреннихъ губерній. Но г. Пелавинъ весьма-справедливо упрекаетъ ихъ въ жадности, эта слабость ведетъ ихъ къ неумренному вылавливанію рыбъ и зврей, которое иметъ слдствіемъ своимъ ежегодное уменьшеніе тхъ и другихъ. Замчательно, что священникъ Вельяминовъ говоритъ то же самое о промыіиленивахъ Алеутскихъ-Острововъ.
Остается пожелать, чтобъ у насъ появлялось побольше такихъ сочиненій, какъ ‘Самоды въ домашнемъ и общественномъ быту’ г. Иславина.