Саламбо, новый роман Флобера, Флобер Гюстав, Год: 1863 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 14 минут(ы)

НОВОСТИ ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

САЛАМБО, НОВЫЙ РОМАНЪ ФЛОБЕРА.

Salamb, par М. Gustave Flauheit. Un vol. Paris. 1862.

Густавъ Флоберъ выступилъ на литературное поприще пять лтъ назадъ, какъ новый талантъ, хотя ему было уже боле сорока лтъ отъ роду. Его первый романъ: Госпожа Бовари, изобразившій правы средняго сословія во французской провинціи, произвелъ сильное впечатлніе имлъ большой успхъ. Критика отмтила въ немъ чрезвычайную силу наблюдательности, рзкую яркость красокъ и поразительную истинность образовъ, но въ то же время она не могла не возстать противъ того матеріализма, которымъ проникнуто все воззрніе Флобера на человческую природу, и противъ порожденной этимъ матеріализмомъ свободы и откровенности, съ которою онъ изображаетъ разныя чувственныя движенія въ человк. Прошло пять лтъ, впродолженіе ихъ Флоберъ ничего не печаталъ, но было извстно, что онъ работаетъ надъ большимъ и серьзнымъ произведеніемъ. Оказалось, что это историческій романъ изъ нравовъ древняго Карагена, подъ заглавіемъ? ‘Саламбо’. Наконецъ, около новаго года, книга появилась въ продаж и на нсколько времени приковала къ себ вниманіе французской публики. И ожиданія, съ которыми встрчено было это произведеніе, и успхъ его настолько значительны, что заставляютъ насъ разсмотрть его невозможности подробно.

Дйствіе романа происходитъ въ ту эпоху карагенской исторіи, которая послдовала за первою пуническою войною: въ это время, какъ извстно, карагеняне отказались платить жалованье своимъ наемникамъ, которые служили имъ въ войн съ Римомъ. Наемники возмутились, а вслдъ за ними поднялись и туземцы карагенской области, въ которой сами карагеняне были неболе, какъ пришельцы-побдители. Сперва мятежники имли успхъ и побждали карагенянъ, выходившихъ съ ними на бой. Но, наконецъ, Гамилькаръ ловкимъ маневромъ стснилъ возмутившіеся народы между двухъ горъ и почти все ихъ войско выморилъ холодомъ. Предводители возстанія, рабъ Спендій и африканецъ Мато, погибли насильственною смертью, Вообще, въ теченіе всей войны, продолжавшейся четыре года, жестокостямъ съ обихъ сторонъ не было предла. ‘Дрались не люди, а дикіе зври’, замчаетъ Полибій. Во время этихъ-то кровавыхъ событій разыгрывается романъ Флобера. Сдлаемъ обзоръ его содержанія и нсколькими выписками покажемъ самый способъ изложенія Флобера.

Наемники, наводнившіе Карагенъ и безпокоющіе его народонаселеніе и правительство, празднуютъ годовщину побды, одержанной ими въ Сициліи, дли пира имъ предоставили сады Гамилькара, прежняго ихъ предводители, непользовавшагося въ ту эпоху расположеніемъ согражданъ и отсутствующаго изъ Карагена. Среди оргіи, пирующіе освобождаютъ рабовъ Гамилькара, и въ числ ихъ находится Спендій, которому впослдствіи предстоитъ быть однимъ изъ предводителей наемниковъ. Едва явившись среди пирующихъ и изъявивъ имъ благодарность за освобожденіе, одъ возбуждаетъ наемниковъ въ раздору, обративъ вниманіе воиновъ на то, что имъ не дали для пира чашъ священнаго легіона. Воины, принимая это обстоятельство, какъ знакъ презрнія къ нимъ карагенянъ, тотчасъ же требуютъ почетныхъ чащъ, хранящихся въ храм, но получаютъ отказъ. Вн себя отъ бшенства, не внимая объясненіямъ карагенскаго полководца Гпскона, варвары бросаются къ бассейнамъ, полнымъ рыбокъ съ драгоцнными каменьями и кольцами у рта, и начинаютъ убивать этихъ священныхъ пенатовъ фамиліи Барка. Услышавъ смятеніе, изъ верхняго этажа своего дворца, въ садъ является дочь Гамилькара, Саламби, сестра Анпибала. Эта два посвятила себя богамъ, съ дтства проводитъ она жизнь свою въ созерцаніи и обожаніи богини Тапиты, нчто въ род карагенской Венеры, живя около жрецовъ-евнуховъ, посщенныхъ богин, и часто бесдуя съ ними, Саламбо создала себ цлый міръ мечтаніи и мистицизма, обожая роскошную богиню въ самомъ прозрачномъ, чистомъ ея образ, въ образ луны.

‘Никто еще не зналъ ея (т. е Саламбо). Извстно было только, что она ведетъ жизнь уединенную и благочестивую. Воины увидли ее ночью, на колняхъ, въ созерцаніи звздъ, среди иміама курильницъ. Она была блдна отъ луннаго свта и что-то божественное, какъ будто легкій паръ, окружало е. Глаза ея, казалось, глядли дале земнаго пространства. Она шла, наклонивъ голову и держа въ правой рук маленькую лиру изъ чернаго дерева.’

Медленной поступью идетъ она къ варварамъ, сопровождаемая жрецами, которые поютъ гимнъ богин, и сокрушается объ истребленіи священныхъ рыбокъ. Она грозитъ — если безпорядокъ не прекратится — увезти съ собою домашняго духа: чернаго змя, который спитъ на листахъ лотуса: ‘Онъ пойдетъ на мой свистъ, и если я сяду на галеру, онъ поплыветъ за мной по пнистымъ волнамъ.’ Несмотря на то, что варвары не понимаютъ ея псенъ, они удивляются и прельщаются ею.

‘Но вотъ Саламбо окончила священный гимнъ. Она обращается къ варварамъ на ихъ нарчіяхъ — тонкая деликатность женщины, которую она употребляетъ, чтобы смягчить ихъ гнвъ. Она говорила къ грекамъ по-гречески, къ лигурійцамъ, кампанцамъ, неграмъ — на ихъ нарчіи, и для каждаго изъ нихъ голосъ ея напоминалъ прелести родины. Увлеченная воспоминаніями о Караген, она пла о битвахъ съ римлянами, и варвары рукоплескали. Она воспламенялась блескомъ обнаженныхъ мечей и, простирая руки, произносила различныя воззванія. Лира ея упала, Саламбо замолкла — и, прижавъ об руки къ сердцу, закрыла глаза и нсколько минутъ оставалась такъ, наслаждаясь волненіемъ всхъ этихъ людей.’ Тогда невольно африканецъ Мато приблизился къ ней. Въ свою очередь, Саламбо чувствуетъ внезапное, непреодолимое влеченіе подойти къ нему и быстро наливаетъ вина въ золотую чашу, это знакъ ея примиренія съ арміей. ‘Пей!’ — говоритъ она Мато. Но въ это время одинъ воинъ изъ племени галловъ произноситъ какія-то слова на своемъ язык. Мато хочетъ знать, что онъ говоритъ, и Спендій объясняетъ африканцу, что галлъ спросилъ: ‘скоро ли свадьба’, такъ какъ, по обычаю галльскаго племени, если женщина заставляетъ воина пить, то тмъ самымъ она предлагаетъ ему свое ложе.

Едва кончилъ галлъ, какъ Гарр-Авасъ, предводитель нумидійцевъ, влюбленный уже въ Саламбо и ревнивый какъ тигръ, выхвативъ изъ-за пояса дротикъ, пригвоздилъ имъ къ столу руку Мато. Саламбо исчезаетъ. Несмотря на рану, Мато, руководимый Спендіемъ, который хорошо знаетъ дворецъ, потому что былъ въ немъ рабомь, кидается искать Саламбо, но тщетно. Между тмъ ночь пришла.

‘Они (Мато и Спендій) стояли на верхней послдней террас. Огромная масса тни растилалась передъ ними, и, казалось, заключала въ себ неопредленныя громады, словно гигантскія волны чернаго окаменлаго океана, Но вотъ свтлая полоса обозначилась на восток, налво внизу — каналы Мегары блыми извилинами своими начинали обозначать зелень садовъ. Коническія кровли семиугольныхъ храмовъ, террасы, лстницы, ограды, постепенно, все боле и боле начинали обозначаться на блдномъ небосклон, а вокругъ полуострова — катился пнистый поясъ, между тмъ какъ изумрудное море, казалось, застыло отъ утренней свжести. Мало но малу розовый небосклонъ расширялся, высокіе дома, склоненные къ земл, выростали громоздились, какъ стадо черныхъ козъ, спускающихся съ горъ. Длінше и длинне становились безлюдныя улицы, недвижно стояли пальмы, мстами возвышающіяся изъ-за стнъ, наполненныя водой цистерны казались щитами, забытыми на дворахъ, маякъ герменскаго мыса начиналъ блднть. Надъ акрополемъ, въ кипарисовыхъ лсахъ, лошади Ешмуна, чуя свтъ, становились на мраморные парапеты и ржали по направленію къ солнцу.’ Мало по малу Карагенъ просыпается.

‘Все было облито красноватымъ цвтомъ, какъ будто богъ изливалъ на Карагенъ золотой дождь, раздирая свои жилы. Блистали украшенія галеръ, кровля Каммона, казалось, объята пламенемъ, и изъ отворявшихся храмовъ виднлся слабый свтъ. По мостовой улицъ слышался стукъ колсъ большихъ телегъ, прибывающихъ изъ окрестностей, нагруженные верблюды спускались съ укрпленій. Въ переулкахъ мнялы отпирали ставни своихъ лавокъ, аисты улетали, блые паруса колыхались. Изъ лса Тапиты слышались тамбурины священныхъ жрицъ-прелестницъ, а на вершин Маппаловъ начинали дымиться печи, предназначенныя для обжиганія глиняныхъ гробницъ.’

Посл пира, посредствомъ раздачи каждому наемнику золотой монеты, карагенянамъ удается удалить ихъ изъ столицы и убдить расположиться въ долин Сикк, находящейся на нсколько дней пути отъ Карагена. На пути въ Сикку Спендій не покидаетъ Мато, предугадывая выгоды, которыя онъ можетъ извлечь изъ отношеній съ могучимъ, грубымъ, суеврнымъ и храбрымъ африканцемъ, самъ Спендій трусливъ въ дл, но храбръ на все другое и чрезвычайно изобртателенъ. Мато гнететъ тайная грусть: этотъ богатырь упалъ духомъ и, когда армія располагается лагеремъ въ долин, онъ по цлымъ днямъ бродитъ или лежитъ въ бездйствія. Что съ нимъ?

‘Онъ обращался за совтомъ ко всмъ мудрецамъ своей арміи, и къ тмъ, которые гадаютъ но движеніямъ змевъ, и къ тмъ, которые читаютъ но звздамъ, и къ тмъ, которые вщаютъ по праху мертвецовъ. Онъ лечился отъ своей болзни смолой камеди, горнымъ укропомъ и ядомъ эхидны, леденящимъ сердце, негритянки при лунномъ свт накалывали ему лобъ золотыми ножами, сопровождая этотъ обрядъ заклинаніями, надвалъ на себя ожерелья, и ладонки, призывалъ Ваал-Камона, Молоха, семь Кабировъ, Таниту и Венеру грековъ. Онъ вырзалъ на мдной доск какое-то имя и зарылъ ее въ песокъ, у входа своей палатки.’

Однимъ словомъ, дочь Гамилькара овладла сердцемъ Мато. Гарр-Авасъ, нашедшій возможность присоединиться къ арміи, зорко слдитъ за Мато, ищетъ случая убить его, и вроятно бы исполнилъ свое намреніе, еслибъ Спендій не охранялъ того, кого ршился сдлать своимъ орудіемъ. Суффетъ Ганнонъ является въ лагерь, чтобъ уплатить воинамъ часть долга карагенянъ. Этотъ Ганнонъ и смшонъ, и гадокъ: все тло его покрыто проказой: онъ ведетъ себя какъ глупецъ, и Спендій, взявшись быть его толмачемъ, такъ переводитъ слова его, что армія начинаетъ волноваться. На бду Ганнона, въ лагерь является бглецъ изъ Карагена и говоритъ, что онъ остался одинъ изъ всхъ балеарскихъ пращниковъ, высадившихся въ Карагенъ посл выступленія изъ него наемниковъ, а что вс другіе перебиты карагенянами. Воины, раздраженные уже рчами, которыя, по увренію Спендія, говоритъ Ганнонъ, при этомъ извстіи приходятъ въ изступленіе, начинаютъ грабить пожитки Ганнона, едва успвающаго спастись бгствомъ на осл, и предводительствуемые Мато, или лучше сказать, Спендіемъ, идутъ къ Карагену. Тамъ Саламбо ночью, на террас, пребываетъ въ обожаніи звздъ и луны, свтила, которому она служитъ и которое иметъ вліяніе на ея природу. Она повряетъ кормилиц Танаахъ скуку и томленіе, ее гнетущее.

‘…Иногда, Танаахъ, говоритъ она своей раб:— что-то такое, что тяжеле паровъ волкана, душитъ меня. Мн слышатся какіе-то голоса, огненный шаръ катится по груди, давитъ меня — я чувствую, что умираю, и потомъ что-то пріятное проводитъ по моему тлу, отъ головы до ногъ… Какая-то ласка обнимаетъ меня, и я изнемогаю, какъ будто какой нибудь богъ простирается надо мной. О! я хотла бы затеряться въ туман ночей, въ стру фонтановъ, въ соку деревъ, выйти изъ моего тла, быть только дуновеніемъ, лучемъ и подняться до тебя, о мать — богиня!

‘Она высоко подняла руки и потянулась, какъ луна вся блдная и легкая въ своей длинной одежд, потомъ опять упала, трепещущая, на ложе изъ слоновой кости, но Танаахъ надла ей на шею ожерелье изъ амбры съ зубами дельфина, чтобъ отогнать ужасы, ее обуявшіе, и Саламбо слабымъ голосомъ говоритъ: ‘позовите мн Шахабарима.’ Шахабаримъ — евнухъ, верховный жрецъ Таниты, который воспитывалъ и который до сихъ поръ наставляетъ Саламбо. Въ бесд съ нимъ она хочетъ разсять свое томленіе и думаетъ, что ей будетъ легче, если она постигнетъ тайны богини, ей бы хотлось видть богиню въ ея святилищ, посмотрть на древняго идола, покрытаго великолпной мантіей, священнымъ покрываломъ, отъ котораго зависятъ судьбы Карагена, ей кажется, что еслибъ она дотронулась до этого покрывала, прикосновеніе къ которому стоитъ жизни, то къ ней бы перешла часть его удивительныхъ свойствъ. Шахабаримъ, зная отъ. Гамилькара, что Саламбо не предназначено быть жрицей, и что она можетъ выйти замужъ, отказывается исполнить ея желаніе и тмъ еще боле раздражаетъ ее. Впрочемъ, это раздраженіе, эти восторги молодой двы, въ которыхъ Саламбо видитъ только религіозный экстазъ въ сущности имютъ и другую причину: невольно образъ Мато мелькаетъ передъ нею, такъ что покрывало, котораго она такъ жаждетъ скрываетъ для нея еще нчто другое, кром богини. Между тмъ грозная армія наемниковъ пришла къ Карагену. Мато, у котораго одна только мысль, или бродитъ около стнъ города, или влзаетъ на деревья, чтобъ имть возможность смотрть вдаль, или плаваетъ около утесовъ, составлявшихъ естественное укрпленіе Карагена, и старается вскарабкаться на нихъ. Африканецъ повсюду ищетъ какой нибудь ходъ, какой нибудь проломъ, чрезъ который онъ могъ бы пробраться въ городъ, гд сокрыто его сокровище.

‘Его безсиліе выводило его изъ себя. Онъ ревновалъ Саламбо къ Карагену, заключившему ее въ стнахъ своихъ, какъ къ кому нибудь, кто бы обладалъ ею. Взамнъ прежняго разслабленія, имъ овладла какая-то безумная и постоянная жажда дятельности. Щека его горли, глаза блистали, голосъ былъ дикъ и онъ быстро ходилъ по лагерю, или же, сидя на берегу, онъ теръ пескомъ свой большой мечъ и металъ стрлы въ пролетавшихъ ястребовъ. Состояніе души его вырывалось наружу въ бшеной рчи.’

Спендію, однако, удалось нсколько успокоить Мато, и онъ начинаетъ приготовлять свою армію къ битв. Члены великаго совта Карагена стараются отклонить бду и посылаютъ къ варварамъ для переговоровъ Гискона, которому удается нсколько укротить непріятелей уплатой имъ долга карагенянъ, но являются и недовольные, и братья умерщвленныхъ балеарцевъ не хотятъ простить карагенянамъ смерть соотечественниковъ, да и Спендій употребляетъ въ дло интриги — а потому Гискона съ товарищами, по приказанію Мато, схватываютъ и бросаютъ въ ровъ. Надежда на миръ рушится. Тогда Спендій предлагаетъ Мато пробраться ночью въ Карагенъ черезъ водопроводы, Мато, разумется, соглашается. То ползкомъ, то вплавь пробираются они по трудному пути, совершаютъ на немъ чудеса ловкости и, наконецъ, проникаютъ въ городъ. Едва выбравшись изъ-подъ мрачныхъ сводовъ водопровода, Мато хочетъ идти въ домъ Гамилькара, но Спендій, до начала предпріятія заставившій Мато поклясться себ въ слпомъ повиновеніи, удерживаетъ его отъ намренія идти туда, гд Саламбо, и направляется съ своимъ спутникомъ къ храму богини Таниты. Онъ хочетъ, чтобъ Мато похитилъ изъ храма священное покрывало богини, и хотя трудно ему уговорить предводителя, который страшится гнва боговъ за такое святотатство, но Спендій, небоящійся чужеземныхъ боговъ и врующій только въ святыня своей страны, внушаетъ Мато мысль, что какъ скоро это покрынало будетъ въ его рукахъ, то онъ сдлается непобдимъ и безсмертенъ, и будетъ обладать Саламбо. Мато, наполовину черезъ силу, наполовину изъ желанія обладать Саламбо, схватываетъ покрывало заимфъ, которое Спендій снялъ съ идола, надваетъ его на себя и, полный вры въ свою непобдимость, не слушая увщаній Спендія, направляется къ дому Гамилькара, съ твердой ршимостью увидть Саламбо.

Дйствительно, онъ безпрепятственно проникаетъ въ покой, гд молодая два спитъ на лож въ род гамака. ‘Она спала, положивъ голову на руку. Кольцы ея волосъ такъ роскошно падали вокругъ нея, что казалось, будто она лежитъ на черныхъ перьяхъ, и ея широкая блая туника, мягкими складками облегая ея тло, ниспадала до ногъ. Сквозь полуоткрытыя вки виднлись глаза ея. Отвсно натянутыя занавси окружали ея голубоватой атмосферой, и дыханіе ея, сообщаясь шнурамъ постели, казалось, качало ее въ воздух.’ Прожужжалъ москитъ… Мато приблизился къ красавиц… Она просыпается отъ слишкомъ яркаго свта загорвшейся и тотчасъ же потухшей ткани, она сначала думаетъ, что видитъ призракъ: это покрывало, столь желанное, у ней, и Мато, какъ будто угадавшій ея мечты, принесъ его, показываетъ талисманъ во всемъ его блеск и готовъ уже накинуть его на нее. Вдругъ она приходитъ въ себя и съ крикомъ: ‘святотатство!’ зоветъ слугъ къ себ на помощь. Они прибгаютъ, но, видя Мато, облаченнаго въ сіяющую ткань, страшатся тронуть его. Онъ выходитъ изъ дворца Гамилькара, идетъ по городу сопровождаемый угрозами, проклятіями жителей, узнавшихъ уже о похищеніи имъ священной ткани, до которой, однако, никто не сметъ дотронуться, достигаетъ городскихъ воротъ и въ виду всхъ величественно выходитъ изъ Карагена, унося съ собой его сокровище. Спендій хотя съ трудомъ, но также усплъ выбраться изъ непріятельскаго города.

Затмъ начинаются военныя дйствія: главный предводитель — Мато, идетъ осаждать Утику, на помощь которой отправляется Ганнонъ и одерживаетъ побду, но вслдъ за тмъ потерпваетъ пораженіе, благодаря хитрости Спендія, который пустилъ горящее стадо свиней на слоновъ Ганнона и чрезъ это ршилъ побду въ пользу наемниковъ. Карагенъ, устрашенный ихъ успхами, вызываетъ Гамилькара спасти родной ему городъ, и предводитель возвращается на родину.

‘Лунный гадатель, наблюдавшій ежедневно съ кровли храма Ешмуна за измненіями свтила и дававшій знать о нихъ трубнымъ звукомъ, однажды утромъ замтилъ на восток что-то похожее на птицу, слегка касающуюся морской поверхности своими длинными крыльями,

‘То былъ корабль въ три ряда веселъ, на его носу изваяна была лошадь. Солнце всходило, гадатель прикрылъ глаза руками и, схвативъ трубу, громко затрубилъ.

‘Изъ всхъ домовъ стали выходить люди, не хотли врить разсказамъ, слышалась брань, пристань была покрыта народомъ. Наконецъ вс признали трех-ярусную галеру Гамилькара.

‘Гордо и свирпо подвигалась она, разрзывая вокругъ себя пну, рея стояла прямо, парусъ выгибался по всей длин мачты, мрно стучали по вод гигантскія весла, время отъ времени показывался ея киль, устроенный какъ сошникъ плуга, и находившаяся на ея носу лошадь, съ головой изъ слоновой кости, подымая об ноги, казалось, бжала по равнин моря.

‘Близъ мыса втеръ стихъ, парусъ упалъ, и рядомъ съ кормчимъ толпа увидла человка съ открытой головой: то былъ онъ, суффетъ Гамилькаръ! Его желзные набедренники блистали, красивый плащъ, прикрпленный на плечахъ, открывалъ руки, длинныя жемчужины висли у него въ ушахъ и на грудь его спускалась густая черпая борода.

‘Между тмъ галера, качаясь среди скалъ, шла около пристани, и толпы слдовали за ней, крича:

‘— Привтъ, благословеніе теб, око Каммона! Спаси насъ! То вина богатыхъ! Они хотятъ умертвить тебя! Берегись, Барка!’

‘Онъ не отвчалъ, какъ будто оглушенный шумомъ океана и битвъ. Но, спустившись съ лстницы акрополя, Гамилькаръ поднялъ голову и, скрестивъ руки на груди, посмотрлъ на храмъ Ешмуна. Взоръ его устремился еще выше, на голубое, ясное небо, строгимъ голосомъ отдалъ онъ приказаніе своимъ матросамъ. Галера заколыхалась, задвъ за идолъ, поставленный на углу пристани, чтобъ утишать бури, и въ купеческомъ порт, полномъ нечистотъ, обломковъ и кожи плодовъ, она отталкивала, ломала суда, прикрпленныя канатами къ сваямъ и съ крокодиловыми челюстями на носу. Народъ сбгался, нкоторые бросались вплавь. Но галера была уже около воротъ, усаженныхъ гвоздями, ворота отворились и она исчезла подъ глубокимъ сводомъ…

‘Никто, кром морскаго суффета, не имлъ нрава входить въ адмиральскій домъ…

‘Суффетъ вступилъ въ пустые покои, на каждомъ шагу ему попадались оружія, разные предметы, ему знакомые, въ сняхъ, въ курильниц лежалъ еще пепелъ благовоній, зажженыхъ при его. отъзд для заклинанія Мелькарта. Не такъ надялся онъ возвратиться! Все сдланное, все виднное имъ пришло ему на память:. осады, пожары, легіоны, бури, Дрепанумъ, Сиракузы, Лилибеи, Этна, Эрикъ, пять лтъ сраженій — все, до того печальнаго дня, когда карагеняне положили оружіе и отдали Сицилію. Дале онъ опять видлъ лса лимонныхъ деревьевъ, пастуховъ и стада на срыхъ горахъ — и сердце его трепетало при мысли о другомъ Караген, основанномъ въ иномъ мст. Его планы, воспоминанія, какъ шумныя волны, носились у него въ голов, оглушенной еще качкой корабля, опасенія удручали его и, вдругъ ослабвъ, онъ почувствовалъ необходимость обратиться къ богамъ…’

Гамилькаръ принимаетъ начальство надъ войскомъ и разбиваетъ Мато, но побда эта не приноситъ карагенянамъ существенной выгоды, ибо варвары сосредоточиваютъ вс свои силы и принуждаютъ Гамилькара отступить въ укрпленный лагерь.

Эта новая неудача заставляетъ карагенянъ думать, что бдствія ихъ проистекаютъ отъ потери священнаго покрывала — и вотъ они обвиняютъ дочь Гамилькара въ сообщничеств съ похитителемъ. Въ народ является мысль принести ребнка въ умилостивительную жертву Молоху. Съ своей стороны, Саламбо, горя желаніемъ увидть Мато и уступая внушеніямъ верховнаго жреца Шахабарима, ршается идти за священнымъ покрываломъ въ лагерь варваровъ. Ночью выходитъ она изъ города, проникаетъ въ лагерь варваровъ и, пробывъ нсколько времени въ палатк Мато, она выходитъ оттуда съ священнымъ покрываломъ на своихъ блыхъ плечахъ, по, выходя, она не можетъ сказать, подобно Юдифи: ‘Господь не допустилъ безчестія рабы своей, Онъ дозволилъ мн вернуться къ вамъ безгршной, полной радости, что Онъ побдилъ, а мы освобождены…’

Съ возвращеніемъ въ храмъ священнаго покрывала, возвращается къ карагенянамъ и побда: Гарр-Авасъ передается Гамилькару и вслдствіе этого, наемники терпятъ страшное пораженіе. Поле битвы усяно трупами. ‘Греки роютъ могилы концами своихъ мечей, спартанцы завертываютъ мертвыхъ соотечественниковъ въ свои крайніе плащи, аиняне погребаютъ ихъ лицомъ къ солнечному восходу, кантабры громоздятъ надъ трупами груды камней, надамоны перегибаютъ ихъ на двое и связываютъ ремнями, а гарамандійци погребаютъ трупы на берегу моря, чтобъ они были постоянно омываніи волнами. Латинцы печалятся, что не могутъ сокрыть въ урнахъ перпла своихъ соотечественниковъ, кочевники жалютъ о горячихъ пескахъ гд трупы превращаются въ муміи, а кельты — о трехъ камняхъ подъ дождливымъ небомъ, въ глубин залива, полнаго островковъ…’

Но наемники не теряютъ надежды на счастіе, они идутъ къ Карагену и начинаютъ его осаду. Спендій разрушаетъ водопроводъ карагенянъ и отводитъ отъ города рку, которая какъ водопадъ низвергается въ долину. Карагеняне, лишенные воды, въ ужас, народъ требуетъ умилостивительныхъ жертвъ и сенатъ соглашается предать въ жертву Молоху дтей, изъ которыхъ одно должно принадлежать знатной фамиліи. Выборъ падаетъ на десятилтняго сына Гамилькара — Аннибала, но отецъ ребенка находитъ средство замнить его сыномъ раба. Четырнадцать жертвъ принесены Молоху, боги принимаютъ жертвы и посылаютъ на Карагенъ обильный дождь. Успхъ войны начинаетъ клониться на сторону карагенянъ, сорокотысячная армія варваровъ окружена въ ущелій ‘Топора’: со всхъ сторонъ горы и утесы, среди ея открывается голодъ, принуждены сть животныхъ, затмъ муловъ, и наконецъ войско находится въ страшной необходимости пожирать своихъ мертвецовъ, каждый ждетъ смерти сосда, чтобъ състь его потомъ, сильный убиваетъ для этого слабаго, слоны, львы и шакалы уменьшаютъ и безъ того уменьшившуюся армію варваровъ… Она не существуетъ. Несчастный Мато съ небольшимъ отрядомъ попадается въ плнъ и подвергается страшной казни въ Караген, на глазахъ Саламбо, которая уже невста Гарр-Аваса, Саламбо съ ужасомъ смотритъ на эту казнь, вспоминая ихъ свиданіе въ палатк: ‘она какъ бы снова видла его у своихъ ногъ, обнимающаго ея станъ, шепчущаго сладкія слова. Она снова хотла ихъ слышать, ихъ прочувствовать, она не хотла его смерти.’ Изнемогая отъ этихъ впечатлній, Саламбо умираетъ, но народъ говоритъ, что она умерла потому, что осмлилась дотронуться до священной ткани богини.

Изъ этого очерка читатель можетъ замтить, что исторія широкой долей входитъ въ романъ Флобера. Очевидно, чтобы остаться врнымъ исторической истин, онъ долженъ былъ тщательно изучить древнюю карагенскую жизнь. Флоберъ храбро взялъ на себя этотъ нелегкій трудъ, даже предпринималъ путешествіе въ сверную Африку и, дйствительно, подробно познакомился съ карагенскимъ бытомъ. Но все это знакомство — чисто вншнее. И въ рукахъ самой науки нтъ богатаго матеріала для изученія карагенской народности, а тмъ боле мало данныхъ для художественнаго ея воспроизведенія. Въ пониманіи этой народности Флоберъ, если не ошибаемся, руководствовался общею характеристикою семитическаго племени, сдланною знаменитымъ Ренаномъ — источникъ, несомннно прекрасный, но слишкомъ -широкій, слишкомъ общій для художника. Поэтому, Флоберъ недостатокъ подробностей, или, лучше сказать, недостатокъ связи въ подробностяхъ долженъ былъ восполнять изъ своего воображенія, а чтобы въ тоже время не оторваться, по возможности, отъ истины, онъ старался пользоваться всми археологическими мелочами. Вслдствіе этого явилось у него, съ одной стороны, тщательное, чуть не ученое описаніе вншняго быта карагенянъ, а съ другой — нсколько общихъ, но скудныхъ чертъ ихъ племеннаго типа. Частностей же ихъ внутренней, духовной жизни, которыя должны были дать смыслъ и фонъ всей картин, не оказалось. Это лишило живости его описанія, а между тмъ Флоберъ придирается къ каждому случаю, чтобы представить читателю картину порта, осады, религіозныхъ обрядовъ и пр., переполняя все это множествомъ археологическихъ подробностей — и читатель чувствуетъ наконецъ утомленіе. Тоже впечатлніе выноситъ читатель и изъ тхъ сценъ, гд авторъ заставляетъ дйствовать народную массу. Сперва он нравятся, какъ, напримръ, первая сцена пира, но потомъ вы замчаете повтореніе: да кром того ваше непріятное впечатлніе усиливается тмъ боле, что тутъ дикая жестокость и животный разгаръ страстей являются на каждомъ шагу и кровь льется широкою ркою. Подъ конецъ это становится нетолько скучно, но и отвратительно.

Боле удались автору нкоторыя отдльныя личности, боле или мене извстныя намъ изъ исторіи. Особенно хорошо очерчены у него Гамилькаръ — этотъ купецъ-вождь, типъ полководца въ торговомъ государств, и бездарный вельможа, обжора, суффетъ Ганнонъ. Гамилькаръ знакомъ читателямъ изъ прежнихъ выписокъ, а вотъ нсколько строкъ изъ характеристики Ганнона:

‘Какъ только суффетъ (Ганнонъ) прибылъ въ Карагенъ, начальники города явились къ нему съ привтомъ. Онъ пожелалъ отразиться въ бани и позвалъ своихъ поваровъ.

‘Три часа спустя онъ сидлъ еще въ коричномъ масл, которыщ была наполнена ванна, и, купаясь, лъ гусиные языки съ маковыми сменами, приправленные медомъ и поставленные передъ нимъ на бычачьей кож. Подл него безмолвно стоялъ его врачъ, грекъ, длинномъ желтомъ плать, отъ времени до времени подогрвая ванну а двое мальчиковъ, наклонясь на ступеняхъ бассейна, терли ему ноги ‘Ладонъ курился въ кадильницахъ, и голые втиральщики, съ которыхъ потъ катился, какъ вода изъ губки, начали тереть ему члены мазью, составленною изъ пшеницы, сры, чернаго вина, молока суки, мирры, камедистой смолы и амбры. Его мучила постоянная жажда…’

Женскихъ личностей въ роман только одна — сама героиня Саламбо. Но что это за характеръ? Въ созданіи его, кажется, авторъ опять старался быть какъ можно ближе къ исторической истин, но эту историческую истину, повидимому, онъ понялъ такъ, что семитическая женщина неболе какъ самка мужчины. Не входя въ ученый споръ объ этомъ предмет, замтимъ однако, что — личность Саламбо не составляетъ никакого дльнаго характера: это какое-то странное существо, съ страшно узкимъ внутреннимъ міромъ, религія ея тупа, лишена всякаго энтузіазма, истинной и полной любви въ ней не видно — въ ней только и есть что чувственные порывы, они только и создаютъ ея внутреннюю борьбу, въ ихъ удовлетвореніи предлъ всхъ ея стремленій. Мы не могли бы не подивиться созданію этого лица, еслибы не знали, что Флоберъ — матеріалистъ. Это обстоятельство поясняетъ намъ и т пространныя описанія разныхъ щекотливыхъ предметовъ и положеній, которыя встрчаются и въ новомъ его роман. Мы считаемъ Флобера писателемъ серьзномыслящимъ и потому уврены, что онъ дозволилъ себ эту свободу изображенія, конечно, не съ цлью раздражить чувственные инстинкты читателя соблазнительными картинами въ род пошлостей Фоблаза, но нельзя не упрекнуть его за такое рзкое пренебреженіе къ нравственнымъ понятіямъ общества и еще боле за то, что иною нескромною картиною онъ рискуетъ доставить своему произведенію тотъ позорный успхъ скандала, на который онъ вовсе не разсчитывалъ, но который такъ не рдокъ въ ныншнемъ французскомъ обществ.

‘Отечественныя Записки’, No 1, 1863

НОВОСТИ ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

САЛАМБО, НОВЫЙ РОМАНЪ ФЛОБЕРА.

Salamb, par М. Gustave Flauheit. Un vol. Paris. 1862.

Читайте также: