С брачной постели на эшафот. Часть вторая, Беблих Герман, Год: 1875 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 195 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

БИБЛІОТЕКА ДЛЯ ЧТЕНІЯ

Сентябрь 1875 года.

Д-ръ г. ЛИББАХЪ

Съ брачной постели на эшафотъ

Романъ.

I.
Тихая свадьба.

Конечно, было не время при тхъ событіяхъ, которыя совершались въ Париж, длать роскошную свадьбу.

Поэтому маркизъ Лебланъ ршилъ сдлать свою свадьбу самой тихой. Кром того, у него была еще другая причина. Женщина, которая должна была сдлаться подругой его жизни, была не боле какъ подругой его уединенія, утшительницей его приближающейся старости.

Никто изъ сосдей дома маркиза, одного изъ лучшихъ домовъ въ улиц Риволи, не подозрвалъ, что тутъ празднуется свадьба.

Только внутри комнаты были убраны цвтами, остальное-же все было въ своемъ обыкновенномъ вид.

Въ роскошномъ будуар, въ которомъ мы уже были въ начал нашего разсказа, сидла Елена, а горничная прикалывала ей къ волосамъ послднее украшеніе.

Волосы Елены были украшены миртовымъ внкомъ, изъ-подъ котораго спускался вуаль.

Въ бломъ шелковомъ плать, отдланномъ миртовыми цвтами, Елена была прелестна, но она не казалась счастливой.

Какое-то горе, казалось, давило ее. Время отъ времени она тяжело вздыхала.

— Кажется, все готово, прервала наконецъ молчаніе горничная, оглядвъ костюмъ своей госпожи.

— Благородарю тебя, Пеппи, ты можешь идти, отвчала Елена Вальтеръ.

Но горничная не ушла.

— Какъ жаль, сказала она,— что вы будете внчаться не въ собор Богоматери или церкви Инвалидовъ. Не часто бываютъ такія невсты, какъ вы! О, какъ вы прелестны!

Елена не отвчала, а только вздохнула.

— О, въ какомъ восторг будетъ маркизъ, увидавъ свою невсту! продолжала служанка.— Прикажете позвать его?

— Нтъ, нтъ! Я хочу еще нсколько минутъ пробыть одна, потомъ ты позовешь маркиза…. Что графиня Алиса уже пріхала?

— Нтъ еще, сударыня. Попросить ее сюда, когда она прідетъ?

— Да.

Пеппи ушла, качая головой.

Она не могла понять, какъ могла невста, въ день своей свадьбы, быть такой печальной, а въ особенности невста такого важнаго и богатаго господина, какъ маркизъ Лебланъ.

Конечно, онъ былъ не молодъ, но будь она на мст Елены, она не обратила бы на это вниманія.

Но, очевидно, Елена думала иначе. Этотъ шагъ былъ для нея тяжелъ, очень тяжелъ, и она не разъ колебалась, прежде чмъ ршилась на него. Еще и теперь она сидла, задумчиво глядя передъ собой.

— О, еслибы Максъ сказалъ мн тогда хоть одно слово, начала она наконецъ,— хотя-бы взглядомъ показалъ, что онъ меня еще любитъ, то я не сдлала бы этого, я не могла-бы этого сдлать, но онъ не любитъ меня боле, можетъ быть, даже презираетъ меня!— Что-же мн остается, какъ не выбрать между всми людьми того, къ которому я чувствую наиболе уваженія? Счастье любви не выпало на мою долю, я должна проститься со всми надеждами моего сердца, со всми мечтами моей юности. Простите вс мои мечты о счастьи!

Вдругъ до ея плеча дотронулась нжная рука и мягкія губки прикоснулись къ ея лбу.

— Алиса, вскричала Елена,— это ты, моя дорогая!

— Ты желала, Елена, поговорить со мной.

— Да, Алиса, чтобы еще разъ открыть теб мою Душу.

Она посадила свою пріятельницу рядомъ съ собой и, прижавъ ея голову къ своей груди, продолжала:

— Алиса, оставайся моей подругой! Дружба осталась моимъ единственнымъ утшеніемъ въ жизни. Если я должна отказаться отъ любви, то по крайней мр, мн осталась дружба. Ты знаешь, Алиса, что я привязана къ теб всмъ сердцемъ, ты моя, единственная подруга. Будетъ-ли Сабина Леконтъ мн другомъ, я еще не знаю, тогда мн не съ кмъ будетъ, кром тебя, подлиться моимъ горемъ. Я желаю отъ всего сердца, Алиса, чтобы ты была счастливе меня.

— Ты несчастлива, Елена? Если это такъ, то для чего ты ршилась на этотъ шагъ?

— Нтъ, я не несчастлива. Нтъ, нтъ! Я должна благодарить Бога за то, что мн предстоитъ. Я оплакиваю не мое будущее. О, я была-бы очень неблагодарна, еслибы сдлала это! Я оплакиваю то, что потеряно безвозвратно. Что значатъ вс блага въ мір, богатство, титулъ, даже дружба въ сравненіи съ любовью?

— Почему-же ты должна отказаться отъ того счастья, которое ты такъ сожалешь? Неужели ты не найдешь сердца, которое тебя бы также любило?

— Это я не знаю, но я знаю то, что никогда никого не буду такъ любить, какъ его, но его любовь погибла для меня безвозвратно. Того, кому я отдаю сегодня мою руку, я люблю, какъ отца. Я покорюсь моей судьб, я уже ршилась, но ты, Алиса, ты еще такъ молода, жизнь передъ-тобой исполнена надеждъ, и я трепещу при мысли, что теб можетъ быть предстоитъ такая-же участь какъ и мн.

— Мн? Ахъ, дорогая моя, мн предстоитъ еще худшее! Ты, по крайней мр, отдаешь свою руку человку, котораго ты уважаешь и любишь, какъ отца, я же должна выйти замужъ за человка, который мн отвратителенъ.

— Бдная! Но не теряй еще надежды.

— О, тотъ, котораго я люблю, для меня также потерянъ, какъ и тотъ, котораго ты любишь.

— Разв онъ сказалъ теб, что не любитъ тебя?

— Я не знаю ничего о его чувствахъ, любитъ-ли онъ меня или полюбитъ-ли когда-нибудь, но я знаю, что между нами бездна. Гордость моихъ родителей, а въ особенности высокомріе моей матери, служатъ непреодолимой преградой между имъ и мною.

— Алиса, если ты въ состояніи не раздлять предразсудковъ своихъ родителей, то сдлай это.

— О, я далека отъ подобныхъ предразсудковъ, но я должна слушаться -моихъ родителей и должна выйти за того, за кого они хотятъ. Гольборнъ общалъ принять мою сторону и защитить меня, но теперь онъ не можетъ этого сдлать, такъ какъ вчера ухалъ изъ города…. Ахъ, я очень несчастна, несчастне тебя! Я такъ измучена и обезсилена, что завидую твоей ршимости.

— Тогда довольствуйся, какъ я, дружбой, и будемъ стараться заглушить наше горе. Увренность въ твоей дружб облегчитъ мн мой настоящій шагъ.

— Да, будемъ друзьями на всю жизнь.

Он обнялись.

Наконецъ Елена вырвалась изъ объятій своей подруги.

— Теперь мн легче, сказала она,— оставь меня и скажи моему жениху, что я его жду. Мн надо только кончить одно небольшое дло и тогда я буду готова принять его.

Он обнялись еще разъ и Алиса вышла.

Елена проводила ее до двери, потомъ вернулась назадъ, подошла къ своему письменному столу и открыла потайной ящикъ, изъ котораго вынула небольшую шкатулку. Въ ней лежали письма и записки, завянувшій листокъ, бантъ, локонъ волосъ и разныя подобныя мелочи.

Она вынула изъ шкатулки небольшой листокъ, исписанный стихами.

Она прочитала ихъ и ея глаза наполнились слезами.

— Да, тогда! тогда! прошептала она. Тогда Максъ любилъ меня…. а теперь? Ахъ, года охладили его сердце!… Онъ не помнитъ ничего изъ того, что написалъ мн тутъ. Прощайте надежды на счастье! Сегодня я разстаюсь съ моимъ прошлымъ, съ моимъ идеаломъ, съ моей молодостью!

Въ эту минуту дверь отворилась и вошелъ, маркизъ Лебланъ.

Онъ былъ во фрак и въ бломъ галстух.

Онъ былъ, конечно, далеко не молодъ, и его волосы были уже сды, за то глаза еще блестли мужествомъ и энергіей.

— А, это ты, сказала Елена, вставая и длая нсколько шаговъ ему навстрчу.

Маркизъ взялъ ея руку и поднесъ къ губамъ.

— Воспоминанія прошлаго, сказалъ онъ, бросивъ взглядъ на открытую шкатулку,— въ настоящую минуту? Долженъ я на это смотрть, какъ на дурное предзнаменованіе?

— Конечно, нтъ, Этьень, сказала она,— я только прощалась съ воспоминаніями моей юности.

— Елена! Дорогая Елена! сказалъ маркизъ.— Если твое ршеніе слишкомъ тяжело для тебя, то ты еще можешь возвратиться назадъ.

— Я не хочу этого,отвчала Елена,— я хочу сдлать то, на что ршилась, и это для меня не будетъ теперь тяжело!

— Я повторяю теб, Елена, то, что я уже говорилъ, я не могу дать теб юношеской любви, я могу быть для тебя только нжнымъ и преданнымъ другомъ, для котораго твои желанія будутъ закономъ. Хочешь ли ты быть моей подругой? Можешь-ли ты пожертвовать мн твоей молодостью?

— То, что ты называешь жертвой, для меня очень легко, Этьень, я не скрыла отъ тебя, что я уже любила и надялась быть женой любимаго человка. Судьба разлучила насъ, не только насъ, но ш наши сердца. Я не могла бы любить никого, кром тебя.— Ты хочешь сказать, что чувствуешь ко мн дружбу?

— Нтъ, любовь, Этьень. Я люблю тебя, какъ отца, какъ благодтеля. Разв ты не былъ имъ, когда моя неопытность чуть было не бросила меня въ руки порока? Разв ты не приносишь мн большую жертву, женясь на мн? Ты возносишь меня, дочь простого рабочаго, до положенія, которое недосягаемо выше той среды, въ которой я родилась. Ты забываешь мое прошедшее и длаешь меня своей женой. О, Этьень, жертва, которую ты мн приносишь, гораздо боле моей, если только ее можно назвать жертвой.

— Я желаю только одного, дорогая Елена, отвчалъ маркизъ,— чтобы ты никогда не разскаявалась въ своемъ поступк,

— Этого никогда не будетъ, Этьень.

— Чтобы воспоминанія, лежащія тамъ (онъ указалъ на шкатулку), не слишкомъ сдлались теб тяжелы.

— О, съ воспоминаніями я покончила…. Смотри, вотъ что я длаю съ ними.

Сказавъ это, она взяла все содержимое шкатулки и, ршительно подойдя къ камину, бросила все въ него, одно мгновеніе — и бумага была объята пламенемъ.

Благодарный взглядъ и горячее пожатіе руки доказали ей, какъ маркизъ цнилъ жертву, которую она приносила ему въ эту минуту, а радость, которую она чувствовала, видя удовольствіе, доставленное ему этимъ поступкомъ, заглушило боль, которую она испытывала при вид того, какъ огонь уничтожалъ воспоминанія ея единственной любви.

— Ты готова слдовать за мной, дитя мое? сказалъ маркизъ.

— Я готова, Этьень.

Она взяла его руку и пошла за нимъ въ пріемную, гд ихъ ждали графъ Бошанъ съ женой и дочерью.

Вс вмст отправились въ залу, на конц которой былъ воздвигнутъ алтарь, гд уже дожидался священникъ.

Твердыми шагами Елена подошла къ алтарю.

Четверть часа спустя, Елена Вальтеръ сдлалась маркизой Лебланъ.

Графъ Бошанъ поздравилъ ее и пожелалъ счастья, графиня холодно и церемонно обняла новобрачную, но Алиса нжно прижала ее къ груди…. Цлый потокъ слезъ облегчилъ ея переполненное сердце.

Имъ не надо было говорить, чтобы понять другъ друга.

Вскор все общество сло за обдъ, который можно было назвать роскошнымъ по тому времени.

— Я не думалъ, замтилъ графъ Бошанъ,— что буду сидть за столомъ съ какими изысканными кушаньями въ такое время, когда у насъ убиваютъ лошадей и собакъ, по случаю могущаго быть недостатка въ мяс.

— Я боюсь, что мой поваръ не хорошо приготовилъ кушанья съ непривычки. Фазаны изъ зоологическаго сада, а дичь — оленина, оттуда же.

— Какъ? Неужели въ зоологическомъ саду убиваютъ рдкіе экземпляры, находящіеся тамъ? вскричала съ изумленіемъ графиня.

— Вс животныя въ зоологическомъ саду убиты и мясо роздано въ магазины. Говорятъ, что это мясо стоитъ нсколько милліоновъ.

— Боже мой, до чего мы дожили, сказалъ графъ.— Парижанъ обманывали, говоря, что въ город запасовъ хватитъ на годъ. Теперь очевидно, что это ложь, а когда народъ голоденъ, то нельзя винить его, если онъ наконецъ начинаетъ бунтоваться.

— Длаютъ все возможное, чтобы народъ былъ сытъ, сказалъ маркизъ, — для этого вс мясныя лавки и булочныя закрыты и каждый получаетъ изъ казеннаго магазина ежедневную, опредленную порцію, за извстную плату.

— Это продолжится нсколько дней или недль, а что будетъ потомъ?

— Да, что потомъ? Я боюсь худшаго и поэтому сдлалъ приготовленія, чтобы моя жена оставила Парижъ. Она не должна страдать отъ Тхъ ужасовъ, которые намъ предстоятъ.

— Дай мн остаться съ тобой, сказала Елена.— Я не буду спокойна, если оставлю тебя и нашихъ друзей.

— Дитя мое, сказалъ маркизъ,— долгъ удерживаетъ меня здсь, къ тому же мн не позволятъ оставить Парижъ. Но какъ буду я исполнять мой долгъ, если я буду безпокоиться о теб? Поэтому, оставь завтра Парижъ съ людьми, получившими позволеніе оставить его.

— Сколько я знаю, замтилъ графъ,— это позволеніе получили только англичане.

— Да, подтвердилъ маркизъ,— около 150 англичанъ получили позволеніе оставить завтра Парижъ. Вчера я получилъ отъ сенскаго префекта, господина Араго, собственноручный пропускъ для моей жены, и я надюсь, что нмцы пропустятъ ее какъ свою соотечественницу.

— Конечно, отвчалъ графъ,— и, что касается меня, маркиза, то я посовтовалъ бы вамъ исполнить желаніе вашего супруга. Я бы желалъ достать такое же позволеніе для моего семейства и быть убжденнымъ, что нмцы тоже пропустятъ ихъ. Конечно, я ни минуты не оставилъ бы ихъ здсь, къ тому же я безпокоюсь о моемъ имніи въ Ланж, говорятъ, что это ‘мсто скоро сдлается театромъ военныхъ дйствій.

— Мн кажется, что если господинъ Гольборнъ усплъ туда добраться, то на счетъ имнія ты можешь быть спокоенъ, замтила Алиса.— Онъ будетъ поддерживать твои интересы лучше тебя самого.

— Въ этомъ я убжденъ, отвчалъ графъ,— я нисколько не сомнваюсь въ его усердіи, честности и способностяхъ. Дло только въ томъ, что я не знаю, добрался-ли онъ.

— Дйствительно, надо много мужества и преданности къ вамъ, замтилъ маркизъ,— чтобы ршиться на опасное путешествіе.

— О, у него нтъ недостатка въ мужеств! Живо вскричала Алиса.— Угрожающіе жесты господина СенъКруа не испугали его и не заставили не исполнить его долга моего защитника.

Графиня строгимъ взглядомъ заставила дочь замолчать.

— Я также вполн уважаю его, продолжалъ графъ,— и очень сожалю, что одно время, вслдствіе разныхъ намековъ, недоврялъ ему.

— Это клевета, вскричала маркиза,— вы можете вполн полагаться на его честность.

— Съ какой увренностью ты это говоришь, сказалъ смясь маркизъ,— точно ты знаешь этого молодаго человка. Сколько мн кажется, ты его никогда не видала?

Легкій румянецъ вспыхнулъ на лиц Елены, она опустила глаза и подавила вздохъ.

— Я его никогда не видала, сказала она,— но я слышала о немъ.

— Я не упрекаю тебя нисколько, что ты такъ живо приняла сторону этого молодаго человка,, и я охотно соглашаюсь съ тобой, что одинъ его послдній поступокъ заслуживаетъ ему полное уваженіе всхъ.

Алиса и Елена обмнялись взглядомъ, котораго никто не замтилъ, но который он об отлично поняли. Одно и тоже чувство заставило ихъ тяжело вздохнуть.

II.
Тьеръ и Бисмаркъ.

Между тмъ какъ въ Париж увеличивался недостатокъ състныхъ припасовъ, а съ нимъ и раздраженіе народа, правительство Національной Обороны придумывало новые планы, чтобы уничтожить непріятеля или, по меньшей мр, освободить городъ отъ осады, въ Версали, въ нмецкихъ войскахъ, все шло въ томъ же порядк, какъ и въ мирное время.

Войска, не бывшія въ дл, занимались ученьями.

Офицеры ли въ гостинницахъ, какъ у себя дома.

Летли пробки шампанскаго и велись веселые разговоры.

Казалось, никто не обращалъ ни малйшаго вниманія на то, что бомбы изъ парижскихъ фортовъ летали ежеминутно и что каждое мгновеніе ожидали вылазки.

Въ описываемый нами день въ Версали царствовало необычайное волненіе.

Въ Версали узнали, что Тьеръ долженъ пріхать для переговоровъ съ Бисмаркомъ.

Надежды французовъ снова возродились, говорили, что Тьеръ прідетъ не какъ проситель, а что самъ канцлеръ призвалъ его изъ боязни пораженія, котораго онъ опасался со стороны парижанъ или отъ организованной Гамбеттой арміи. Радость еще боле увеличилась, когда пришло извстіе о пораженіи фонъ-деръ Тана.

Сближая это пораженіе съ пріздомъ Тьера, французы ни минуты не сомнвались, что пруссаки должны быть въ полнйшемъ страх. Они и не предполагали, что въ эту минуту бомбардированіе Парижа было уже ршеннымъ дломъ.

Прусскія орудія, нсколько времени не отвчавшія на огонь французскихъ фортовъ, начали обстрливать Парижъ.

Сначала парижане съ ужасомъ смотрли на все увеличивающійся огонь непріятельскихъ баттарей, но наконецъ, стали смяться и говорить, что глупо думать, что можно взять Парижъ, и что, пока пруссаки будутъ бомбадировать Парижъ, Луарская армія подойдетъ и уничтожитъ ихъ.

Прибывъ въ Версаль, Тьеръ не сейчасъ же просилъ аудіенціи у Бисмарка, а хотлъ сначала осмотрться.

Печально было для него это мсто.

Тьеръ, еще такъ недавно говорившій, что французское войско непобдимо, теперь принужденъ былъ явиться просителемъ въ городъ Людовика Великаго.

Тьеръ остановился въ гостинниц.

Онъ сидлъ въ комнат перваго этажа, диктуя своему секретарю Ремюза и печально глядя въ окно.

Звонъ сабель и шпоръ нмецкихъ военныхъ отовсюду долеталъ до него.

Передъ окномъ поминутно мелькали чуждые ему люди, въ иностранныхъ мундирахъслышался грохотъ орудій, бомбадировавшихъ Парижъ.

Въ полдень Тьеръ отправился прогуляться по городу.

Онъ выбралъ самую уединенную дорогу, и если ему попадались нмецкіе офицеры, то онъ старался скрыться отъ ихъ взглядовъ за какимъ-нибудь деревомъ.

Человкъ, который хвалился вынести Францію на своихъ плечахъ, а теперь едва замчаемый, когда онъ, со своимъ маленькимъ ростомъ, проскальзывалъ между группами высокихъ германцевъ, явился заступникомъ за ту самую воинственную націю, которой военныя страсти онъ самъ тикъ часто возбуждалъ и поощрялъ.

То, что онъ видлъ и слышалъ, было для него далеко не успокоительно.

Его опытный глазъ сразу увидлъ, что исполинскія приготовленія германцевъ заставляли бояться для Парижа всего худшаго.

Совершенно разстроенный, онъ возвратился наконецъ въ гостинницу.

Уже издали до него доносились веселые голоса изъ столовой.

Немудрено! Праздновали день рожденія Мольтке.

Кронпринцъ давалъ обдъ.

Еще боле огорчился-бы Тьеръ, еслибы могъ бросить взглядъ въ эту столовую. На первомъ мст онъ увидлъ-бы кронпринца съ его рыцарской наружностью, на право отъ него гиганта-канцлера, человка съ желзной волей, на лво — знаменитаго стратегика, въ честь котораго давался праздникъ, молчаливаго графа Мольтке, и другихъ знаменитыхъ германскихъ воиновъ.

На всхъ лицахъ видна была отвага и ршимость.

Разговоръ за столомъ былъ веселъ и шуменъ.

Праздникъ былъ не мене беззаботенъ, какъ еслибы онъ происходилъ во дворц кронпринца въ Берлин.

Вчерашняя депеша о пораженіи фонъ-деръ Тана потеряла свое значеніе, такъ какъ вслдъ за нею пришла другая, увдомлявшая, что онъ снова занялъ прежнюю позицію.

Разговоръ вертлся на разныхъ анекдотахъ объ осаждающей арміи.

Всеобщая веселость дошла до крайней степени, когда кронпринцъ неожиданно вынулъ изъ кармана вчерашнюю французскую газету и передалъ ее канцлеру, говоря:

— Вотъ самыя новйшія извстія изъ Парижа.

— Какъ? вскричалъ изумленный Бисмаркъ.— Извстія отъ вчерашняго числа? Какъ, Ваше Высочество, достали вы ихъ? Сколько мн извстно, въ главной квартир нтъ ни одного нашего шпіона.

— Да еслибы и былъ, сказалъ, смясь, кронпринцъ,— то, вроятно, не занимался бы переноской газетъ.

Наконецъ, кронпринцъ сталъ, смясь, разсказывать, какимъ образомъ онъ досталъ эту газету.

— Я не хочу, сказалъ онъ,— оставлять васъ въ недоумніи. Эта газета попала ко мн, благодаря геройскому поступку одного офицера шестаго полка, капитана фонъ-Дорнекъ.

— Это не первый его геройскій поступокъ, замтилъ генералъ Блюменталь,— но все-таки, я не могу себ представить, какъ могъ онъ достать вчерашнюю газету.

— Дло очень просто, продолжалъ кронпринцъ.— Нсколько дней тому назадъ онъ разсказывалъ о различныхъ происшествіяхъ на его форпост, около Грепеля, гд между нашими и французскими постами осталось еще нсколько обитаемыхъ домовъ, жители которыхъ безпрепятственно входятъ и выходятъ изъ Парижа. ‘Значитъ вы бы могли достать намъ черезъ этихъ людей парижскую новую газету?’ замтилъ я. Капитанъ ничего не отвчалъ, но сегодня утромъ привезъ мн эту газету.

— А онъ не разсказывалъ, какъ онъ досталъ ее, спросилъ канцлеръ.

— Я, конечно, спросилъ объ этомъ, продолжалъ кронпринцъ,— тогда онъ разсказалъ мн слдующее: Вчера, вечеромъ, взявъ съ собою двоихъ солдатъ, онъ подкрался къ одному изъ этихъ обитаемыхъ домовъ, онъ постучался, и когда ему открыли дверь, то онъ, ни слова не говоря, прошелъ въ комнаты. Видъ прусскаго офицера съ револьверомъ въ рукахъ, сильно испугалъ хозяина дома, но Дорнекъ успокоилъ его словами: ‘Я требую отъ васъ только какую-нибудь сегодняшнюю газету, дайте мн ее скоре и если вамъ дорога жизнь, то не шумите.’ желаемая газета лежала на стол и, не дожидаясь отвта, Дорнекъ взялъ ее и хотлъ уйти, но хозяинъ попросилъ его, какъ одолженія, чтобы онъ взялъ съ собою дв бутылки вина, а дв другія разбилъ, чтобы можно было сказать слдующему французскому патрулю, что пруссаки ворвались въ домъ силой.

Разсказъ кронпринца возбудилъ живйшій интересъ, который превзошло только желаніе узнать заключавшіяся въ газет новости.

Бисмаркъ поспшно пробжалъ газету и сообщилъ ея содержаніе.

Въ ней говорилось, что вс лошади и другія домашнія животныя, также какъ и вс животныя изъ зоологическаго сада, убиваются для употребленія въ пищу, о тхъ надеждахъ, которыя возбуждались путешествіемъ Гамбетты, и наконецъ о томъ, что 120 англичанъ оставятъ завтра Парижъ.

Особенно забавны были угрозы противъ нмцевъ, изъ которыхъ ни одинъ, по словамъ газеты, не долженъ былъ возвратиться на родину.

— Жаль, замтилъ одинъ изъ молодыхъ генераловъ,— что мы не можемъ, въ отвтъ на эти угрозы, сейчасъ же начать бомбардированіе Парижа, а должны ждать результатовъ переговоровъ съ президентомъ Національнаго Собранія.

Такимъ образомъ шелъ этотъ праздникъ, между-тмъ какъ Тьеръ приготовлялся къ своему разговору съ канцлеромъ.

Переговоры имли мсто въ квартир графа Бисмарка, въ одномъ изъ строеній, принадлежавшихъ ко Дворцу. Эти переговоры должны были происходить тайно, поэтому вс свидтели были удалены.

Изъ всего разговора извстно только то, что было услышано въ сосдней комнат, и это достаточно характеризуетъ остальное….

Президентъ былъ принятъ Бисмаркомъ чрезвычайно любезно.

Онъ молча и внимательно выслушалъ его рчь.

Тьеръ говорилъ канцлеру, что Гамбетта, пріхавши въ Туръ, организуетъ армію, что эта армія скоро будетъ готова и нападетъ съ тылу на нмцевъ, если они не заключатъ заране миръ.

Онъ напомнилъ канцлеру, что династія Наполеона, бывшая причиной войны, низложена и требовалъ заключенія мира или, по крайней мр, перемирія, чтобы Франція имла время выбрать себ правительство.

Тьеръ говорилъ по французски, и Бисмаркъ по французски-же отвчалъ ему, что Германія нисколько не противится заключенію мира, но что онъ желаетъ прежде всего знать условія, предлагаемыя Національнымъ Собраніемъ.

— Я надюсь, отвчалъ Тьеръ,— что вы боле не настаиваете на тхъ условіяхъ, которыя вы, предлагали Жюлю-Фавру въ самомъ начал осады, а именно: вознагражденіи за военныя издержки, присоединеніи Эльзаса и Лотарингіи и занятіи французскихъ провинцій до окончательной уплаты всей контрибуціи?

— Вс эти условія я предлагаю и теперь, отвчалъ Бисмаркъ, — но я не длаю ихъ тяжеле.

— Вы забываете, что положеніе измнилось, возразилъ Тьеръ,— Мы организуемъ въ тылу у васъ армію, которая освободитъ Парижъ. Ни клочка нашей земли, ни одного камня нашихъ крпостей не отдадимъ мы вамъ. Я предлагаю вамъ заключить миръ на условіяхъ, которыя я вамъ предложу. Близко время, когда не вы намъ, а мы вамъ предпишемъ условія.

— Милостивый государь, отвчалъ Бисмаркъ по нмецки,— я васъ не понимаю, если вы хотите, чтобы мы васъ вполн понимали, то говорите по-нмецки.

Тьеръ былъ удивленъ, услыша это, такъ какъ Бисмаркъ легко и хорошо говорилъ по-французски.

Но президенту ничего не оставалось, какъ заговорить по-нмецки, какъ онъ умлъ.

— Теперь я отвчу вамъ, сказалъ Бисмаркъ.— Избавьте себя отъ труда вести теперь переговоры. Я вамъ совтую возвратиться и ждать хода длъ, пока вы не будете въ состояніи заключить миръ такой, какой вы хотите.

Тьеръ былъ испуганъ твердостью и ршительностью, съ какой говорилъ канцлеръ.

Угрозы его не произвели на Бисмарка ни малйшаго впечатлнія.

О твердый характеръ этого человка разбивалась вся французская дипломатическая ловкость.

Съ такимъ отвтомъ Тьеръ не смлъ возвратиться въ Туръ. Униженіе было слишкомъ велико и должно было произвести во Франціи подавляющее впечатлніе.

Тьеръ вдругъ измнилъ тонъ и сталъ говорить какъ скромный проситель, что, въ интересахъ самой Германіи, слдуетъ дать Франціи завести прочное государственное устройство.

— Я прошу для этого только восьми-дневное перемиріе, чтобы можно было устроить всеобщую подачу, голосовъ.

Канцлеръ, смясь, замтилъ Тьеру, какъ онъ измнилъ тонъ.

— А, сказалъ онъ,— теперь мы другъ друга понимаемъ, и можемъ говорить по-французски.

Дйствительно, разговоръ продолжался затмъ по-французски и результатомъ его было то, что Бисмаркъ согласился на восьми-дневное перемиріе, но только тогда, когда Парижъ будетъ сданъ.

Тьеръ старался упросить графа, чтобы онъ отказался отъ этого послдняго условія, но, конечно, безплодно.

Ничего, кром восьмидневнаго перемирія посл сдачи Парижа, Тьеръ не могъ добиться отъ канцлера и возвратился въ Туръ далеко не съ тми надеждами, съ какими узжалъ оттуда.

III.
Розовыя надежды.

Между тмъ, въ Париж голодъ увеличивался съ каждымъ днемъ.

Самыми важными вопросами для каждаго парижанина были завтракъ и обдъ.

Хотя и была установлена такса на хлбъ и на мясо, но она была очень высока, да и за большія деньги нельзя было иногда достать състныхъ припасовъ.

Конечно, отъ этого всего боле страдали низшее и среднее сословія — купцы, дла которыхъ были въ засто, рабочіе, у которыхъ не было работы и которымъ ничего боле не оставалось, какъ идти въ солдаты.

Что значили тридцать граммъ мяса, составлявшіе ежедневную порцію парижанина? И чмъ, наконецъ, должны были питаться люди, неимвшіе никакихъ средствъ?

Важныя дамы на свои средства держали столы для бдныхъ.

Мэры давали бднымъ марки, по которымъ они должны были получать въ этихъ учрежденіяхъ свои порціи бульона.

Алиса Бошанъ не успокоилась до тхъ поръ, пока мать не позволила ей принять участіе въ этомъ добромъ дл. Сначала графин было очень непріятно видть, что дочь должна имть близкія сношенія съ простымъ народомъ, который прежде она видла только издалека, но, во-первыхъ, она уступила просьбамъ дочери, во-вторыхъ — совтамъ мужа, не желавшаго возбуждать къ себ ненависть народа.

Это поведеніе было постоянно неодобряемо де-Сенъ-Круа, который уврялъ, что положеніе длъ далеко не такъ худо и что нечего бояться господства въ Париж черни.

Между тмъ графъ все боле и боле убждался, что шевалье не совсмъ врно судитъ о длахъ.

Тмъ не мене шевалье продолжалъ быть другомъ его дома, отъ котораго онъ получалъ вс извстія о ход длъ и посщенія котораго онъ каждый день ожидалъ съ напряженнымъ нетерпніемъ.

Отель графа Бошанъ съ нкотораго времени былъ положительно осаждаемъ бдными.

Алиса, на сколько могла, удовлетворяла всмъ просьбамъ.

Едва графиня и Алиса выходили, какъ ихъ окружали со всхъ сторонъ.

— О, барышня, говорила одна женщина, державшая на рукахъ ребенка,— дайте мн сегодня за обходомъ еще одну порцію, для моего другаго ребенка, который голодаетъ дома.

— Есть у васъ марка? спросила графиня.

— Къ несчастію, нтъ, отвчала женщина,— Порцію, которую я получила по марк, я отдала моему мужу. Ему также надо сть, онъ работаетъ на укрпленіяхъ.

— Приходите, я вамъ дамъ безъ марки.

— Только прошу васъ, дорогая барышня, не заставляйте меня очень долго ждать, вчера моя сосдка прождала на холод три часа, и когда вернулась домой, то ребенокъ, котораго она держала на рукахъ, умеръ.

— Вы не будете ждать, только приходите, отвчала Алиса, у которой на глазахъ навернулись слезы при этомъ разсказ.

Едва избавлялись он отъ одной, какъ подходили другіе, такъ что он насилу могли войти въ домъ.

Алиса сейчасъ же прошла въ комнату отца.

Заливаясь слезами она обняла его.

— О отецъ! Какая везд нужда! Это ужасно. Мы должны приносить еще большія жертвы.

— Дитя мое, сказалъ графъ, гладя ее по щек,— я знаю, что отъ дороговизны многіе должны страдать, но мы не можемъ сдлать ничего боле.

— Посмотри, сколько бдныхъ толпится у дома! У нихъ нтъ марокъ, а между тмъ надо же ихъ чмъ-нибудь накормить. Мн нужны деньги, чтобы заплатить за ихъ сегодняшній обдъ.

— Ты слишкомъ добра, Алиса, мы должны подумать о себ. меня положительно нтъ въ распоряженіи тхъ суммъ, которыя отъ меня теперь требуютъ.

— Ты не долженъ отказывать, отецъ. О! ты не имешь понятія о томъ, какъ велика нужда! Мы проходили черезъ рынокъ, онъ представляетъ ужасное зрлище! Тамъ были жены прежде зажиточныхъ буржуа, он пришли купить что-нибудь, но что могли он купить?

— Сенъ-Круа говорилъ мн, что въ Париж нтъ недостатка въ състныхъ припасахъ.

— Да, конечно, но цны ихъ доступны только богатымъ.

— Это только высокая такса, дитя мое, ты не вполн понимаешь дла.

— Да, такса! Но кто можетъ платить по 15 и 20 франковъ за курицу, или 35 франковъ за кролика, или 20 франковъ за фунтъ свинины? Молока, масла, нтъ боле въ продаж. Подумай, что станутъ длать бдные, если имъ не помогать? Они перемрутъ съ голода!

Графъ, провелъ рукою по лбу.

— Да, да, нужда велика и можетъ быть она доведетъ Парижъ до всего худшаго. Я подумаю объ этомъ. Правда, у меня есть деньги, но имъ дано другое назначеніе. Я хочу, чтобы ты поговорила объ этомъ съ Сенъ-Круа, который совершенно инаго мннія на счетъ дороговизны. Я жду его. Не хочешь-ли ты остаться и сказать ему, что ты узнала изъ опыта?

— Сенъ-Круа? Нтъ, отецъ! Если онъ говоритъ не то, что я, то онъ обманываетъ тебя.

— Твое мягкое сердце заставляетъ тебя видть все въ худшемъ вид, чмъ есть на самомъ дл.

— Нтъ, я не преувеличиваю, положеніе длъ хуже, чмъ я въ состояніи описать… и если правда то, что я слышала сегодня, то оно сдлается просто ужасно. Поврь мн, отецъ. Я не врю Сенъ-Круа, который, не извстно по какой причин, скрываетъ отъ тебя положеніе длъ.

— Ты предубждена противъ него, дитя мое, но, я надюсь, что со временемъ ты оцнишь его по достоинству.

— Шевалье де-Сенъ-Круа! доложилъ въ эту минуту лакей.

— А, хорошо, проси, сказалъ графъ.— Не останешься-ли ты, дитя мое? Шевалье будетъ очень радъ тебя видть. Въ послднее время это не часто ему удавалось.

— Я не могу видть этого человка.

— О, дитя мое, твое отвращеніе къ моему другу сильно огорчаетъ меня. Я приписываю это твоей молодости. Твоя неопытность длаетъ тебя несправедливой, но я не хочу, чтобы ты впередъ говорила такъ о человк, котораго я уважаю. Я хочу, чтобы ты осталась.

По знаку графа лакей вышелъ, и почти въ туже минуту вошелъ шевалье.

Графъ дружески съ нимъ поздоровался, но Алиса холодно отвтила на его поклонъ.

— Я только-что говорилъ съ моей дочерью о томъ предмет, который насъ всхъ интересуетъ, сказалъ графъ, пожимая руку гостя.

— Я не сомнваюсь, что графиня Алиса иметъ врное понятіе о положеніи Парижа, отвчалъ любезно шевалье.— Графиня принадлежитъ, какъ я узналъ, къ дамскому благотворительному комитету, и даже помогаетъ при раздач супа парижскимъ нищимъ. Кто-бы могъ это подумать!

— Не одинъ только патріотизмъ, отвчала Алиса,— принуждаетъ насъ длать то, что намъ прежде было непріятно, но также и состраданіе требуетъ, чтобы мы, по мр возможности, помогали нашимъ ближнимъ.

— Я подозрваю, что вашъ секретарь не избавилъ и дамъ отъ своихъ совтовъ. Очевидно, что онъ напугалъ ихъ местью черни, если он не примутъ участія въ дл патріотической благотворительности.

— Господинъ Эргардъ не говорилъ объ этомъ ни со мной, ни съ моей матерью, спокойно отвчала Алиса.— Да еслибы онъ даже и говорилъ, то не было никакой надобности принуждать насъ страхомъ принять участіе въ благотворительности. Достаточно было, чтобы онъ сказалъ намъ правду о царствующей въ Париж страшной нужд.

— Ну, что касается до этого, то вы видите дло въ черномъ свт, сказалъ Сенъ-Круа.— Благодаря Бога, въ Париж нтъ недостатка въ състныхъ припасахъ, ихъ хватитъ еще на нсколько мсяцевъ, и до сихъ поръ въ Париж нтъ еще ни одного голодающаго.

— Этого я не могу положительно утверждать, отвчала Алиса,— если можетъ быть никто еще не умеръ отъ голода, то наврно многіе умерли отъ недостаточности пищи или отъ дурнаго ея качества.

— Если вамъ будетъ угодно просмотрть недльный отчетъ, то вы увидите, что нтъ недостатка въ състныхъ припасахъ.

— О, конечно, продаютъ всякое мясо, рыбу и хлбъ, но по какой цн?

— Цна скоро упадетъ, отвчалъ Сенъ-Круа,— мы скоро доставимъ въ Парижъ състные припасы изъ такого источника, о какомъ до сихъ поръ никто и не подумалъ.

— А что это за источникъ? спросилъ съ любопытствомъ графъ.

— Помните-ли вы о крестьянахъ изъ окрестностей Парижа, нашедшихъ въ немъ убжище?

— О, да, я отлично объ этомъ помню. Ихъ пріютили въ пустыхъ жилищахъ. Я самъ отдалъ одному изъ этихъ людей небольшой домъ, въ которомъ у меня прежде жилъ нмецкій купецъ, оставившій теперь Парижъ.

— Ну, такъ эти люди обработали и засяли вс пустыя мста, такъ что къ будущей весн все это поспетъ.

— Да, къ весн! замтилъ графъ…— Если только Парижъ продержится до весны.

— О, они также пригонятъ скотъ на рынокъ.

— Пригонятъ скотъ? Какъ могутъ они это сдлать?

— Какъ! Вы этого не знаете? Вы ничего объ этомъ не слыхали?

— Ничего это для меня совершенная новость.

— И, конечно, пріятная… Вы увидите, графъ, что състные припасы не только не будутъ длаться дороже, но еще подешевютъ, да къ тому же нуждамъ Париж и теперь не такъ велика.

— А что подлываетъ клубъ Красныхъ? Маркизъ Лебланъ говорилъ мн вчера, что тамъ открыто обсуждали, должна-ли въ Париж управлять Коммуна или Комитетъ Національной Обороны.

— Все ихъ число ограничивается пока только нсколькими энтузіастами. Поврьте мн, что нтъ ни малйшей опасности.

— Я почти ршился, будучи разстроганъ разсказомъ дочери о нужд въ Париж, взять часть денегъ, положенныхъ у Дювернэ, и употребить ихъ для благотворительной цли.

— Вы длаете боле, чмъ требуетъ отъ васъ патріотизмъ, графъ, сказалъ Сенъ-Круа.

— И вы думаете, что деньги не подвергаются опасности?

— Конечно, никакой.

— Я долженъ вамъ напомнить, что потеря этого капитала будетъ для меня не малымъ ударомъ.

— Вы можете быть на этотъ счетъ вполн спокойны. Дювернэ можетъ подвергнуться опасности только тогда, когда правленіе перейдетъ въ руки черни, ненавидящей его, какъ императорскаго банкира.

— А вы думаете, что это невозможно?

— Конечно, нтъ. Теперь уже едва говорятъ о Коммун. Нсколько фанатиковъ, составляющіе ее теперь, должны заботиться только о своемъ собственномъ пропитаніи, политика играетъ у нихъ второстепенную роль.

— И вы думаете, что теперь еще можно надяться на возстановленіе законной монархіи на мсто республики?

— Боле чмъ когда-либо. Я вамъ скажу по дружб, что пруссаки вполн покровительствуютъ стремленіямъ легитимистовъ.

— Откуда вы это узнали?

— А, у насъ есть свои лазутчики. Вы знаете, что сотня людей каждое утро выходятъ въ лежащія между укрпленіями поля картофеля и другой зелени и роютъ ихъ?

— Да, и они продаютъ свою добычу факторамъ.

— Да, и это подаетъ поводъ къ различнымъ сценамъ, такъ какъ люди, выходящіе за этой добычей, принадлежатъ къ поддонкамъ общества, а т, которые у нихъ покупаютъ, пожалуй, еще хуже.

— Очень часто, вроятно, случается, замтилъ графъ,— что пруссаки стрляютъ въ этихъ бдняковъ и убиваютъ ихъ.

— Будьте покойны, они не только не длаютъ этого, но даже позволяютъ имъ проходить черезъ свои линіи.

— Какъ это возможно?

— Они стараются узнать отъ нихъ извстія изъ Парижа.

— И, вроятно, находятся измнники, которые доставляютъ эти извстія?

— Очень возможно, но, съ другой стороны, они узнаютъ прусскія извстія, они поддерживаютъ между нами и осаждающими обмнъ извстіями, такъ, мы узнали, что Бисмаркъ имлъ разговоръ съ Тьеромъ, и въ этомъ разговор канцлеръ выразилъ желаніе, чтобы тронъ занялъ одинъ изъ Бурбоновъ.

Глаза графа засверкали надеждой.

— Это было бы для насъ такимъ успхомъ,о которомъ я едва смлъ мечтать. О, что скажетъ мой другъ Лебланъ, начинающій уже терять надежду, когда я ему скажу это!

Расположеніе духа графа сдлалось самымъ веселымъ.

Извстія о дороговизн были Алисой преувеличены, Коммуны почти не существовало, и шансы на возстановленіе законной монархіи сильно увеличились… Чего боле можно было въ настоящее время ждать и на что надяться?

Когда Сенъ-Круа сталъ прощаться, то графъ проводилъ его съ новыми увреніями въ дружб.

Алиса почувствовала точно ударъ въ сердце, когда увидла на лиц Сенъ-Круа выраженіе холодной насмшки и злаго торжества, прикрываемыхъ наружной любезностью.

IV.
Путешествіе по осажденному городу.

Графъ Бошанъ былъ не мало удивленъ, когда лакей доложилъ ему о посщеніи маркиза Лебланъ въ сопровожденіи Левина.

Посщеніе друга было графу, конечно, пріятно, но имя Левина заставило его нахмуриться.

Онъ много разъ отказывалъ этому человку принять его, такъ какъ не могъ преодолть недоврія къ нему, которое возбудилъ Сенъ-Круа.

Но теперь онъ не могъ не принять Левина, пришедшаго въ сопровожденіи маркиза.

— Вы удивляетесь, сказалъ войдя маркизъ,— какъ я познакомился съ Левинымъ?

— Да, по правд сказать, это такъ, и, кром того, я удивляюсь, Левинъ, что вы такимъ способомъ желаете проникнуть ко мн въ домъ, прибавилъ онъ высокомрнымъ тономъ.

— Вы можете быть уврены, графъ, отвчалъ Левинъ,— что я не сталъ бы стараться войти къ вамъ, если бы дло шло не объ услуг, которую я хочу оказать вамъ и вашимъ единомышленникамъ. Я знаю, что вы получаете неврныя извстія, я васъ предостерегалъ черезъ нкоторыхъ людей, но вы не хотли слушать моихъ предостереженій. Тогда я обратился къ маркизу и онъ согласился собственными глазами убдиться, правду-ли я говорилъ или нтъ.

— Да, я нахожу, что намъ необходимо убдиться лично, въ какомъ положеніи дло въ Париж, сказалъ маркизъ, — и для этого я предлагаю вамъ, въ сопровожденіи меня и Левина, пройтись по улицамъ Парижа.

— Это едва-ли нужно, отвчалъ Бошанъ,— я все отлично знаю, я знаю, что Парижъ въ состояніи выдержать еще нсколько мсяцевъ осады, по крайней мр, до тхъ поръ, пока Гамбетта успетъ образовать армію въ тылу осаждающихъ, и то, что наши политическія стремленія теперь въ лучшемъ положеніи, чмъ когда-либо. Коммуны бояться нечего, такъ какъ то волненіе, которое происходитъ, есть просто народное одушевленіе на защиту города.

— Во всякомъ случа, не лишнее убдиться самому, чмъ врить чужимъ разсказамъ. Предположимъ, что Сенъ-Круа, намренно или нтъ, обманываетъ насъ, и предположимъ также, что Левинъ также говоритъ намъ неправду, тогда намъ не остается ничего другаго, какъ убдиться лично. Пойдемте.

Графъ Бошанъ не привыкъ ходить пшкомъ по городу, а лошади его были у него вс взяты.

Только для того, чтобы убдить въ справедливости словъ Сенъ-Круа, графъ Бошанъ согласился наконецъ отправиться въ сопровожденіи Леблана и Левина.

Они пошли къ Монмартрскому бульвару.

Тамъ все было въ волненіи.

Образовался новый корпусъ вольныхъ стрлковъ, которые представлялись народу.

Ихъ было всего на все 960 человкъ, собравшихся вмст для того, чтобы вести родъ партизанской войны, безпокоить непріятеля и способствовать его уничтоженію.

Характеръ французовъ таковъ, что малйшій лучъ надежды приводитъ ихъ въ совершенное одушевленіе.

Никто не сомнвался въ томъ, чтобы эти 960 человкъ не перебили множества нмцевъ.

Разсчитывали, сколько нмцевъ придется на каждаго изъ нихъ, и находили, что черезъ четыре недли не останется въ живыхъ ни одного нмца.

— Какъ только можетъ быть народъ такъ легковренъ! сказалъ Бошанъ.— Едва-ли эти комедіанты сколько-нибудь повредятъ нмцамъ. Лучше было бы образовать изъ этихъ людей правильное войско, тогда они могли бы принести пользу.

— Да, было бы очень печально, если бы мы возлагали вс наши надежды по защит города только на ініхъ.

— У насъ есть еще другія средства къ оборон, объяснилъ Левинъ,— у насъ есть 400,000 національныхъ гвардейцевъ… Если вы послдуете за мною къ Лувру, то увидите оттуда какъ идутъ смны къ укрпленіямъ.

— Четыреста тысячъ должны везд пробить себ дорогу, замтилъ Бошанъ.

— Надо, думать, коротко отвчалъ Левинъ.— Вы увидите войска, на которыхъ лежатъ надежды осажденныхъ.

На Луврской площади они дйствительно увидали проходившихъ національныхъ гвардейцевъ.

Шумъ этого войска заглушалъ крики народа.

Казалось, будто дло шло не о простой прогулк по бастіонамъ внутреннихъ укрпленій, а о какомъ-то геройскомъ подвиг, совершить который приготовлялась эта гвардія.

Радостныя восклицанія черни едва не оглушили нашихъ троихъ зрителей. Но какой печальный видъ представляло это войско! Это былъ какой-то хаосъ. Никто даже не давалъ себ труда соблюдать строй.

По необходимости, они раздлялись на батальоны, но объ ученьяхъ и дисциплин не было и рчи, никто объ этомъ не думалъ, да никто и не смлъ этого требовать.

Можетъ быть, дйствительно многіе изъ нихъ были истинно храбры и готовы умереть за отечество, еслибы это было нужно, но къ чему служила эта храбрость, когда все дло національной гвардіи заключалось въ томъ, чтобы три раза въ день ходить на бастіоны, которымъ никто и не думалъ угрожать?

Генералъ Трошю, коммендантъ Парижа, или не доврялъ этимъ людямъ, или съ непростительной безпечностью откладывалъ ихъ обученіе.

— Боже мой! вскричалъ графъ Бошанъ.— Неужели эти люди должны бороться противъ строго дисциплинированныхъ, испытанныхъ въ сраженіяхъ прусскихъ солдатъ?

— Однако, это такъ, отвчалъ Левинъ.— На эту національную гвардію возложены вс надежды парижанъ. Вы должны узнать истину, погодите немного, и вы увидите войска, составляющія лучшую часть нашей обороны.

Едва прошли передъ ихъ глазами національные гвардейцы, какъ вдругъ они увидли идущихъ морскихъ солдатъ.

Когда увидли ихъ, идущихъ въ строгомъ порядк, съ ршительными лицами, думающихъ только объ исполненіи своего долга, то раздался крикъ:

— Вотъ это настоящіе мужчины!

Бошанъ и Лебланъ могли бы присоединиться къ этому крику.

Лица моряковъ дышали увренностью въ себ и внушали довріе, этого нельзя было отрицать.

— Къ несчастію, ихъ въ Париж всего двнадцать тысячъ, сказалъ Лебланъ.— О, вся наша армія не стоитъ ихъ!

— Не угодно-ли вамъ, господа, посмотрть также подвижную гвардію? сказалъ Левинъ.

— Эту я знаю, отвчалъ Бошанъ.— Нтъ, нтъ, довольно съ меня этого зрлища. Да, Левинъ, я сознаюсь, что въ этомъ отношеніи я былъ не правъ. Я не хотлъ врить, чтобы для защиты Парижа было такъ мало сдлано. Было необходимо, чтобы я вышелъ изъ дома, чего я не длалъ четыре недли, чтобы убдиться въ этомъ.

Они пошли по улиц Риволи, гд увидли, что вс блестящіе магазины были закрыты.

— Это понятно, объяснилъ Левинъ.— Никто не занимается длами. Прикащики въ національной гвардіи: никто не покупаетъ ничего, кром състныхъ припасовъ.

— Ну, вотъ, наконецъ, хоть одинъ магазинъ открытъ, сказалъ Лебланъ,— вроятно это ювелиръ:, посмотрите, какъ народъ толпится у оконъ.

— Мн очень любопытно, что выставлено въ этомъ окн? сказалъ Бошанъ.

— Вы можете это сейчасъ узнать, сказалъ Левинъ. Сказавъ это, онъ протолкался къ окну.

— Въ окн выставлена жаренная индйка, сказалъ онъ.

— Индйка? спросилъ графъ.— И для того, чтобы посмотрть на жаренную индйку народъ такъ толпится?

— Они наслаждаются хоть глядя на нее, сказалъ Левинъ,— потому что далеко не всякій можетъ ее купить. Эта индйка стоитъ 60 франковъ.

— Это невозможно?!..

Ихъ дорога лежала мимо Новаго моста, около котораго былъ рынокъ. Съ каждымъ шагомъ мимо него, Бошанъ все боле и боле убждался, что Сенъ-Круа или самъ получалъ неврныя свденія, или обманывалъ, и что Левинъ и Эргардъ были правы, говоря, что дла въ Париж такъ плохи.

Масло продавалось уже давно по ужасной цн — пятьдесятъ франковъ за фунтъ. Капуста стоила десять франковъ за кочанъ.

Въ мясныхъ лавкахъ не было ни говядины, ни свинины,— продавалось только лошадиное и собачье мясо, да и то въ ограниченномъ количеств, такъ какъ все мясо было взято въ казенные магазины и оттуда выдавалось порціями.

Вс остальные припасы продавались по соотвтствующей цн.

Хозяйки стояли около лавокъ и пересчитывали содержимое своихъ кошельковъ, чтобы сообразить, что можно купить. Но многія останавливались и печально качали головами. Что могла значить какая-нибудь селедка или кочанъ капусты на цлое семейство? А на что-нибудь другое не хватало денегъ.

Ужасная минута!

— Да, очевидно, что нужда въ Париж велика, сказалъ графъ, — но если вс достаточные люди станутъ оказывать помощь бднымъ, то нужда будетъ не такъ чувствительна… Я думаю, Лебланъ, что мы должны пожертвовать денегъ на помощь людямъ, которые принуждены здсь покупать.

— Помощь небольшаго числа богатыхъ людей будетъ недостаточна, чтобы помочь всмъ нуждающимся, графъ, сказалъ Левинъ.— Вы можете убдиться, до чего дошелъ недостатокъ въ състныхъ припасахъ. Не угодно-ли вамъ позавтракать въ какомъ-нибудь изъ лучшихъ ресторановъ? Это лучшій способъ увидть это.

Въ эту минуту они были на площади Моберъ, на которой находился одинъ изъ такихъ ресторановъ.

Теперь, также какъ и прежде, онъ былъ посщаемъ людьми изъ высшаго класса.

Только народу было гораздо мене, чмъ прежде, только изрдка, тамъ и сямъ, требовали порцію лошадинаго филея или ослинаго языка въ мадер. Въ вин, казалось, не было недостатка, да оно и мало поднялось въ цн.

Въ утренней газет было написано, что Тьеръ видлся съ Бисмаркомъ въ Версал, чтобы просить его о заключеніи перемирія.

— Къ чему намъ перемиріе? кричали вс.— Мы не хотимъ перемирія! Послдніе почтовые голуби принесли извстіе, что армія Гамбетты организована подъ начальствомъ Орэль-де-Палладина.

— Это неправда! Не Тьеръ просилъ о перемиріи, а пруссакъ — изъ страха.

— Да, теперь они должны бояться насъ, варвары! вскричалъ одинъ вольный стрлокъ, въ срой бархатной куртк, съ черными шелковыми шнурками и золотыми кисточками.— Теперь очевидно, что они хотятъ мира, такъ какъ боятся, что мы зайдемъ къ нимъ въ тылъ и они не вернутся назадъ живыми…

— Нтъ, мы не хотимъ перемирія!

На эту тему велся весь разговоръ.

Спрашивали, что это за Орэль-де-Палладинъ?

Въ одной изъ газетъ говорилось, что еще въ прежнихъ сраженіяхъ ему попала въ голову пуля, которая придала его лицу выраженіе жестокости, которое одно должно привести въ ужасъ непріятеля.

Вообще онъ оказывался, хотя до тхъ поръ никто о немъ не слыхалъ, человкомъ строгой дисциплины, высокоталантливымъ организаторомъ и тактикомъ, передъ которымъ Мольтке — школьникъ.

За однимъ столомъ сидло нсколько человкъ, и между ними одинъ офицеръ національной гвардіи и одинъ начальникъ вольныхъ стрлковъ.

Они занимались тмъ, что отмчали на карт, какую дорогу, по ихъ мннію, выберетъ Орэль-де-Палладинъ, чтобы зайти въ тылъ пруссакамъ, такъ что они заране разсчитывали, черезъ сколько времени и въ какомъ мст онъ уничтожитъ пруссаковъ. Это мсто было обозначено маленькимъ краснымъ знаменемъ.

— А, вотъ тутъ новая штука сержанта Гоффъ! перебилъ ихъ разговоръ тотъ, который прочиталъ изъ газетъ свденія объ Орэль-де-Палладин.

— Сержанта Гоффъ? съ любопытствомъ закричали со всхъ сторонъ.— Что это такое? Читайте скорй!

— Въ прошлую ночь онъ прокрался въ тростникахъ до прусскихъ форпостовъ и большую часть ночи просидлъ тамъ, потомъ, вдругъ, напалъ на часоваго, прокололъ его штыкомъ и сталъ самъ въ ровъ, чтобы ждать смны….

— Это ловкая штука, сейчасъ виднъ въ ней нашъ храбрый Гоффъ! вскричали вс съ одушевленіемъ.

— Какая отважность! вскричалъ одинъ.— Ждать тамъ-же во рву смны!

— Послушайте конецъ статьи! Когда, наконецъ, пришелъ капралъ съ новымъ часовымъ, сержантъ Гоффъ ударилъ одного штыкомъ, другаго прикладомъ, и тогда уже бросился бжать назадъ. Каски двоихъ убитыхъ онъ принесъ съ собой, какъ трофеи побды.

— Этотъ человкъ, замтилъ одинъ изъ говорившихъ,— похожъ на индйца, также какъ они, онъ уметъ по слду высмотрть врага и также неожиданно уметъ напасть на него.

— Онъ, кажется, каждую ночь пробирается туда, замтилъ другой,— и каждый разъ возвращается съ большими трофеями.

— Еслибы у меня была сотня такихъ людей, какъ сержантъ Гоффъ, сказалъ третій,— то скоро не осталось-бы въ живыхъ ни одного пруссака.

— Есть и другіе люди, замтилъ военный стрлокъ,— которые, также какъ и сержантъ Гоффъ, обманываютъ и убиваютъ пруссаковъ. Такъ сдлали недавно съ однимъ пруссакомъ я и мой товарищъ. Я взялъ въ руки тачку и пошелъ прямо къ тому мсту, гд стоялъ прусскій часовой. Онъ не медлилъ, увидя такую отличную цль, что я былъ безоруженъ, на это онъ не обратилъ никакого вниманія, медленно поднялъ ружье, прицлился и — пафъ! прямо въ лобъ ему попала пуля,— это выстрлилъ изъ засады мой товарищъ, на котораго часовой не обратилъ никакого вниманія.

— Конечно, ршили вс вольные стрлки,— такіе люди какъ Гоффъ — наша единственная надежда.

— Что это за происшествіе съ сержантомъ Гоффомъ? спросилъ Бошанъ Левина, который съ замтнымъ вниманіемъ слушалъ этотъ, по всей вроятности, лживый разсказъ про сержанта Гоффа, между тмъ какъ злая и насмшливая улыбка играла у него на губахъ.

— По всей вроятности, это сказка, замтилъ Лебланъ.

— Ну, нтъ, отвчалъ Левинъ,— сержантъ Гоффъ существуетъ и не преувеличиваютъ, когда говорятъ, что онъ обладаетъ хитростью индйца. Онъ родомъ изъ Саверни. Во время войны пруссаки убили его старика-отца, поэтому онъ поклялся мстить имъ и не спокоенъ, если каждый день не убьетъ одного или нсколькихъ пруссаковъ. Онъ каждую ночь прокрадывается къ нмецкимъ форпостамъ и ждетъ по нскольку часовъ, пока не найдетъ себ жертвы и длаетъ это совершенно хладнокровно. Разсказываютъ множество его приключеній.

— Я уже нсколько разъ читалъ о нихъ, сказалъ Лебланъ,— но я не могу поврить, чтобы это была правда. Не врится какъ-то, когда читаешь, какъ этотъ человкъ возвращается каждый день съ разными трофеями, касками, саблями, орденами и т. п., взятыми съ убитыхъ имъ.

— Все это справедливо! Въ настоящее время сержантъ Гоффъ всеобщій любимецъ и популярнйшій человкъ во всемъ Париж.

Разсказы о различныхъ военныхъ подвигахъ необыкновенно возбудили фантазію говорившихъ.

Не уставали разсказывать о различныхъ подвигахъ противъ пруссаковъ, въ род подвиговъ сержанта Гоффа.

Бошанъ находилъ сначала глупымъ и дтскимъ основывать на подобныхъ единичныхъ случаяхъ большую потерю и, можетъ быть, даже совершенное пораженіе пруссаковъ.

— Парижане положительно безумны, сказалъ онъ, обращаясь къ своимъ спутникамъ.— Конечно, подобное одушевленіе есть хорошая вещь, но въ немъ нтъ ни смысла, ни разумности. И я долженъ сознаться, что все мною слышанное сильно ослабило мою надежду на мобилизаціи арміи въ провинціи.

Невольно онъ отошелъ отъ этой группы разговаривавшихъ и направился къ другой, которые разговаривали не такъ громко и, повидимому, не о политик.

Недалеко отъ буфета сидлъ господинъ, повидимому изъ высшаго общества и съ нимъ дама.

Съ ними была хорошенькая двочка, лтъ четырехъ или пяти.

Они спросили для всхъ троихъ порцію варенаго картофеля и что-то въ род рагу изъ лошадинаго мяса.

Видно было, что они остались не особенно довольны своимъ завтракомъ, по крайней мр малютка съ завистью смотрла на разныя лакомства, выставленныя въ буфет.

Боле всего ея вниманіе привлекала лежавшая на тарелк груша.

Бошанъ и его спутники видли, какъ ребенокъ упрашивалъ отца и мать дать ему эту грушу и какъ т со слезами на глазахъ убждали его, что это невозможно, что эта груша слишкомъ дорога.

Тутъ Бошанъ не могъ боле сдержать себя.

Онъ подошелъ къ буфету, взялъ нсколько грушъ, заплатилъ за нихъ громадную цну, потомъ подалъ ребенку и вышелъ вонъ вмст со своими спутниками.

— Что нужда въ Париж въ настоящее время громадна, сказалъ онъ,— въ этомъ я убдился, но это только временно. Сенъ-Круа уврялъ меня, что крестьяне, пріютившіеся въ Париж, засяли густыя поля, а также пригонятъ скотъ.

— Такихъ людей около 10,000, отвчалъ Левинъ,— но разв они могутъ продовольствовать милліонъ? Откуда они могутъ пригнать скотъ? Какъ могутъ нсколько обработанныхъ ими полей доставить зелени на весь Парижъ?

— По крайней мр, я очень радъ, что могу убдить васъ хоть въ этомъ, отвчалъ Бошанъ.— Я самъ пустилъ въ одинъ мой пустой домъ подобное семейство бглецовъ. Если вамъ все равно, друзья мои, то пойдемте туда и узнаемъ отъ нихъ самихъ относительно этого вопроса.

Они отправились къ этому дому, находившемуся на бульвар Магдалины.

Какъ разъ при вход въ домъ они услышали крикъ птуха, на который отвчали крики нсколькихъ куръ.

Они съ удивленіемъ вошли на лстницу.

На ихъ стукъ въ дверяхъ показался жившій въ дом.

— Что вамъ угодно? спросилъ онъ.

— Я владлецъ этого дома, мое имя графъ Бошанъ. Позвольте намъ войти, чтобы поговорить съ вами объ одномъ обстоятельств.

— Я очень радъ лично познакомиться съ вами, графъ, отвчалъ крестьянинъ,— хотя мн и непріятно, что вы пришли въ мое жилище. Если вамъ все равно, то переговоримте здсь о чемъ вамъ надо.

Бошанъ былъ очень удивленъ этой манер принимать хозяина дома, который отдалъ квартиру даромъ, тмъ не мене онъ уже готовъ былъ согласиться на это странное предложеніе.

Но Левинъ сдлалъ ему знакъ, чтобы онъ настоялъ на томъ, чтобы войти.

Только посл долгихъ переговоровъ позволилъ наконецъ жилецъ хозяину войти въ свою квартиру.

Почти насильно вошли они въ переднюю.

Но каково было ихъ удивленіе, когда они увидли, что передняя была превращена въ курятникъ, весь полъ котораго былъ густо покрытъ птичьимъ удобреніемъ.

— Боже мой! съ изумленіемъ вскричалъ Бошанъ, вступивъ на грязный полъ,— что вы тутъ сдлали?

— Изъ этого будетъ къ весн отличный навозъ, объяснилъ жилецъ.— Если вамъ здсь не нравится, то пройдемте въ другую комнату.

Слдующая комната была превращена въ помщеніе для кроликовъ.

Ужасный запахъ заражалъ всю комнату.

Въ слдующей комнат, гд прежде была спальня, посредин стояла большая бочка съ водой, въ которой плавали утки.

Хозяинъ былъ пораженъ, вмст съ друзьями онъ переходилъ изъ комнаты въ комнату.

Крестьянинъ слдовалъ за ними съ такимъ видомъ, какъ сельскій хозяинъ, радующійся, что можетъ показать свое имущество въ такомъ порядк.

— А залъ? спросилъ графъ,— чтобы сдлали изъ него?

— О, тамъ живетъ ‘баринъ’, сказалъ онъ самодовольно.

Дверь въ залу открыли и взорамъ пришедшихъ предсталъ внецъ всего хозяйства — въ углу стояла громадная свинья!

— Но, другъ мой, вскричалъ Бошанъ,— почему же это вы поселили вашего ‘барина’ въ моемъ зал? Разв вамъ мало двора, въ которомъ вы могли бы помстить его вмст съ курами и утками?

— Это я вамъ сейчасъ объясню, дорогой графъ. Скоро наступитъ время посва. Куда же я посялъ бы ячмень? Мн и то не малаго труда стоило снять мостовую со всего двора, чтобы сдлать его удобнымъ для посва.

Съ глубокимъ вздохомъ вышелъ графъ изъ испорченнаго дома.

— Какъ вы думаете, спросилъ Левинъ,— можетъ-ли подобное разведеніе скота удовлетворить нуждамъ всего Парижа?

— Этого я не думаю, отвчалъ Бошанъ.

А также, думаете ли вы, что они способны доставить на весь Парижъ зелени?

— Это я также не думаю.

— И такъ, вы видите, что съ этой стороны нечего надяться.

— Къ несчастью, да, Сенъ-Круа лгалъ, или онъ также легковренъ, какъ и остальные парижане и совершенно не признаетъ опасности. Но за то онъ наврно знаетъ, что намъ нечего бояться Красныхъ, такъ какъ у него между ними есть свои шпіоны.

— А что говоритъ шевалье де-Сенъ-Круа о планахъ и намреніяхъ Коммуны? спросилъ Левинъ.

— Что въ настоящее время о ней нтъ и рчи, и что вс жители Парижа заботятся только о своемъ пропитаніи до прихода Гамбеттовской арміи.

— Я не говорю, чтобы Коммуна непремнно стала во глав правленія, но я знаю, что и въ этомъ отношеніи господинъ де-Сенъ-Круа иметъ неврныя свденія.

— Невозможно, чтобы онъ говорилъ и тутъ неправду.

— Какъ вамъ угодно, графъ. У Красныхъ есть свои клубы, въ которые они собираются каждый вечеръ и разсуждаютъ о возстановленіи правленія Коммуны. Если хотите, то вы можете сами въ этомъ убдиться. Пойдемте въ какой-нибудь изъ клубовъ.

— Въ Оффиціальной Газет не признаютъ существованія этихъ клубовъ, сказалъ Лебланъ.

— Въ Оффиціальной Газет! насмшливо возразилъ Левинъ,— да, конечно, органъ генерала Трошю взялъ себ за правило обманывать парижанъ на счетъ опасностей и ужасовъ ихъ положнія.

— Я въ самомъ дл начинаю думать, Левинъ, что вы знаете больше, чмъ мой другъ Сенъ-Круа. Я готовъ пойти въ клубъ и надюсь, что маркизъ также пойдетъ съ нами, сказалъ Бошанъ.

— Для меня это дло также иметъ свой интересъ. Я со всхъ сторонъ слышу объ этихъ клубахъ…

— Въ какой же мы пойдемъ?

— Республиканскихъ клубовъ теперь множество. Выбирайте какой угодно. На площади Моберъ есть клубъ ‘Отечество въ опасности’, потомъ ‘Бельвиль’, ‘Освобожденіе’, ‘Мщеніе’ и наконецъ женскій клубъ ‘Странныхъ Сестеръ’.

— Ведите насъ въ какой хотите.

— Ну, пойдемте въ тотъ, который я назвалъ первымъ, потому что онъ ближе другихъ.

Войдя въ залъ клуба, они съ трудомъ нашли себ мсто, такъ много было народа.

Наружность этого собранія имла въ себ что-то ужасное.

Почти на всхъ лицахъ выражалось озлобленіе и кровожадность, а слушая говорившаго въ то время оратора можно было принять его за оратора 92-го года.

Онъ самъ, кажется, вообразилъ себя Робеспьеромъ или Маратомъ, а остальные также должно быть считали себя маленькими Маратами и Робеспьерами.

Ораторъ былъ въ мундир національнаго гвардейца.

Это былъ человкъ съ всклокоченной бородой и дикимъ выраженіемъ лица.

— Неужели это въ самомъ дл національный гвардеецъ? спросилъ графъ.

— Конечно, отвчалъ Левинъ,— почти вся національная гвардія состоитъ изъ парижскихъ коммунистовъ.

Между тмъ ораторъ въ громкой рчи развивалъ систему, которая должна одна была привести Францію къ развитію.

Франція должна была составить изъ себя соціальную республику изъ Парижской Коммуны, точно также вс остальные города съ ихъ округами должны были образовать такія же республики, такимъ образомъ во Франціи образовалось бы сто или полтораста республикъ, которыя вмст должны были составить конфедерацію.

— Когда это исполнится, продолжалъ ораторъ,— только тогда водрузимъ мы во Франціи знамя истинной свободы, которое разрастется на всю Европу и на весь свтъ. Мы, во что бы то ни стало, должны уничтожить вс элементы, препятствующіе свобод. Мы должны стараться, во чтобы то ни стало, овладть властью, чтобы избавиться отъ измнниковъ мы должны произвести такой же судъ, какъ въ 93 году.

Всеобщее одобреніе прервало оратора.

Онъ вынулъ изъ кармана бумагу, развернулъ ее и началъ читать.

Это былъ списокъ лицъ, которыя вскор должны были быть объявлены измнниками отечества, и сталъ требовать приговоренія ихъ къ смерти, онъ требовалъ, чтобы члены клуба произнесли этотъ приговоръ заочно надъ Базэномъ и его товарищами, Канроберомъ, Дебфомъ и Коффиньеромъ.

Все собраніе поднялось съ мстъ и единогласно провозгласило смертный приговоръ.

Ораторъ сталъ продолжать, говоря, что общество должно позаботиться о приведеніи въ исполненіе этого приговора.

Смертный приговоръ былъ произнесенъ, надо было привести его въ исполненіе.

Одинъ обратился къ оратору съ вопросомъ, какъ это сдлать.

Ораторъ отвчалъ, что каждый гражданинъ долженъ всегда имть при себ ножъ или револьверъ и убить виновнаго, гд бы его ни встртилъ.

Это предложеніе нсколько охладило всеобщее одушевленіе.

Бошанъ и Лебланъ нашли, что пробыли уже довольно въ этомъ клуб и захотли только постить еще какой-нибудь женскій клубъ.

Въ этомъ клуб они видли худшую сторону своихъ защитниковъ, вроятно, въ женскомъ клуб представится лучшая сторона человчества.

Тамъ не могъ быть, по всей вроятности, вопросъ ни о чемъ другомъ, кром благотворительности, ухода за больными и о средствахъ противъ ужасовъ, вызываемыхъ войной.

Левинъ молча повелъ ихъ въ клубъ ‘Странныхъ Сестеръ’.

Президентъ въ немъ была женщина, члены также, во всемъ клуб былъ только одинъ мужской членъ, секретарь клуба — гражданинъ Дюпонъ.

Левинъ узналъ между членами клуба мегеръ, требовавшихъ, чтобы его, какъ шпіона, бросили въ Сену.

Президентша была никто иная, какъ наша старая знакомая изъ дома Гурдонъ, Элли, возлюбленная Дюпона.

Дюпонъ приготовлялся въ эту минуту защищать два своихъ предложенія, первое, что женщины должны вооружиться, чтобы защищать укрпленія, и второе, что вс парижанки должны защищать свою честь противъ непріятеля, даже… Тутъ ораторъ замолчалъ и торжествующимъ взглядомъ обвелъ все собраніе.

Вс смотрли на него съ жаднымъ любопытствомъ.

Тогда онъ продолжалъ:

— Даже….

— Да говорите же, наконецъ! вскричала одна изъ слушательницъ.

— Даже синильной кислотой!

— Синильной кислотой? повторили съ удивленіемъ слушательницы.

— Объяснитесь понятне! Вы подразумваете подъ этимъ ту кислоту, которой былъ убитъ Прево?

— Ту самую.

— Хорошо, сказала президентша,— но что вы хотите этимъ сказать, гражданинъ Дюпонъ?

Гражданинъ Дюпонъ началъ описаніе аппарата, которымъ было легко убить всхъ попавшихъ въ Парижъ пруссаковъ.

— Это мое изобртеніе, сказалъ онъ,— я назвалъ его ‘перстъ Божій’, я могъ его точно также назвать ‘прусскій наперстокъ’, поэтому я предоставляю вамъ выбрать одно изъ этихъ названій.

Президентша нашла, что прежде надо узнать аппаратъ, а потомъ выбрать названіе, и потребовала чтобы ораторъ объяснилъ его.

— Аппаратъ, сказалъ гражданинъ Дюпонъ,— состоитъ изъ каучуковой штуки, въ род наперстка, который должна носить каждая патріотка. На конц этого наперстка находится небольшое помщеніе для кислоты, и изъ него немного выходящее остріе иголки… Когда подойдетъ пруссакъ, то гражданка должна сдлать ему привтливое лице и протянуть ему руку, какъ только онъ подастъ свою, она уколетъ го, небольшая часть кислоты стечетъ въ рану — и онъ умретъ! Даже если подойдетъ нсколько пруссаковъ, то и тогда ихъ нечего бояться, стоитъ только уколоть ихъ всхъ, одного за другимъ.

Пока гражданинъ Дюпонъ говорилъ такимъ образомъ, женщины заливались слезами, мужчины же въ галлереяхъ не могли удержаться отъ смха.

Посл этого вопроса президентша подняла вопросъ о костюм.

Какой костюмъ выбрать?

Дюпонъ предложилъ костюмъ, напоминавшій маскарадный костюмъ дебардера.

Потомъ онъ сталъ выхвалять изобртенные имъ корсеты, какъ вдругъ раздался съ галлереи мужской голосъ, что Дюпонъ, какъ чиновникъ, долженъ быть исключенъ. Гражданинъ Дюпонъ отвчалъ говорившему, что онъ не иметъ права говорить въ женскомъ клуб, а можетъ только слушать.

Говорившій, оказавшійся національнымъ гвардейцемъ, шести футовъ роста, вмсто отвта, соскочилъ на ораторскую трибуну и хотлъ говорить.

При вид этого поднялся страшный визръ женскихъ голосовъ, вс бросились на нарушителя правилъ клуба и принялись его толкать, бить и щипать, такъ что онъ едва вырвался изъ рукъ и то въ разорванномъ плать.

— Тутъ уже чистое безуміе, сказалъ Бошанъ,— пойдемте вонъ! Я довольно видлъ и слышалъ. Боже мой! Что предстоитъ Франціи и Парижу, если власть попадетъ въ руки этихъ безумцевъ!

V.
Наканун великихъ событій.

Голодъ въ Париж достигъ высшей степени.

Тридцать граммъ мяса, триста граммъ хлба, составляли дневную порцію парижанина.

И какого труда стоило достать эту порцію!

По цлымъ часамъ стояли голодные на холод, чтобы дождаться очереди.

— Надо сдлать что-нибудь, чтобы уничтожить такой недостатокъ, былъ всеобщій голосъ,— Какъ нибудь надо выйти изъ этого положенія.

Между тмъ Трошю, губернаторъ Парижа, казалось, не имлъ ни малйшаго намренія сдлать нападеніе. Печать, открытыя собранія, голосъ всего Парижа, не могли принудить его къ этому.

Онъ старался прикрыться тмъ оправданіемъ, что еще не наступило время.

Наконецъ — это было двадцать-девятаго ноября — на стнахъ появилась прокламація, въ которой генералъ Дюкро говорилъ, что наступило наконецъ время разорвать, желзное кольцо, стягивавшее Парижъ.

‘Начало будетъ тяжело, говорилось въ этой прокламаціи,— и необходимо большое напряженіе, но оно не превышаетъ нашихъ силъ. Боле четырехъ-сотъ пушекъ, изъ которыхъ дв трети большаго калибра, будутъ сопровождать армію, которая состоитъ изъ ста-пятидесяти тысячъ человкъ, хорошо вооруженныхъ и снабженныхъ достаточнымъ количествомъ снарядовъ. Съ своей стороны, заключалъ Дюкро прокламацію,— я ршился побдить или умереть. Я могу быть убитымъ, но не отступающимъ, тогда не останавливайтесь, но отмстите за меня!’

Такія ршительныя слова привели весь городъ въ патріотическое одушевленіе.

Съ какимъ чувствомъ желали парижане успха храбрецамъ и съ какой радостью шли сухопутные и морскіе солдаты, готовые пожертвовать жизнью за освобожденіе своей родины!

Весь городъ былъ на улиц, чтобы видть проходящія войска.

Вс удивлялись, что въ своей прокламаціи Дюкро не сказалъ, на какую часть будетъ направлено нападеніе.

Но вечернія газеты объяснили это.

‘Замчательно, говорилось въ нихъ, — что. пруссаки знаютъ о каждомъ нашемъ нападеніи и встрчаютъ насъ готовыми. Поэтому про пункты этого нападенія не знаютъ даже сами офицеры, чтобы неизвстный шпіонъ не могъ узнать о немъ. Только вечеромъ будетъ имъ это сообщено, а рано утромъ послдуетъ и самое нападеніе.’

Между тмъ, пока въ Париж происходило это волненіе, любимица Левина, Нетти, печально и задумчиво сидла въ маленькой комнат гостинницы, въ предмстьи Св. Антонія. Много дней провела она тутъ почти безъ всякаго общества и при очень скудной пищ.

Но все-таки она должна была быть довольна своей судьбой и благодарной своему покровителю, такъ какъ онъ спасъ ее отъ позора.

Очень часто она по нскольку дней съ нимъ не видлась.

Въ этотъ день она мене всего ожидала его видть, такъ какъ она узнала отъ хозяина, что весь Парижъ занятъ проходомъ войскъ. Она была почти испугана, когда Левинъ вдругъ вошелъ.

— Мое милое дитя, сказалъ онъ ласково,— я принесъ вамъ порцію мяса и хлба.

— Порцію? отвчала Нетти,— я уже получила мою. Вы были такъ, добры, что присылали мн каждый день порцію черезъ хозяина.

— Ну, при такой величин порцій другая не лишняя — это моя.

— Разв вамъ она не нужна?

— Нтъ, Нетти, я сегодня пообдаю въ другомъ мст. Извините меня, если я теперь прощусь съ вами. Мой долгъ зоветъ меня въ другое мсто.

— Ахъ, я такъ давно не видала васъ. Неужели вы не можете мн удлить нсколько минутъ или, по крайней мр, сказать мн, имете-ли вы какія-нибудь извстія о Зельм?

— Нтъ, дитя мое, человкъ, общавшійся мн доставить о ней свденія, до сихъ поръ еще не исполнилъ своего общанія. О, моя несчастная Зельма!

— Ахъ, я такъ боюсь за нее!

— Я врю! Но вамъ она была только пріятельница, а мн дочь, самое дорогое для меня существо въ свт. Я отомщу тмъ, кто причинилъ ей горе. Но часъ моей мести еще не насталъ, я еще не долженъ думать о моей личной мести! У меня есть боле высокій долгъ, дитя мое, мы объ этомъ поговоримъ въ другой разъ… Прощайте! Очень можетъ быть, что мы не скоро увидимся.

Вдругъ, въ дверь слегка постучались.

— Кто это можетъ быть? съ удивленіемъ спросила Нетти.

Левинъ отворилъ дверь.

Дюшень, нищій, стоялъ смясь въ дверяхъ и спрашивалъ можно-ли на минуту войти.

— Что вамъ надо? спросилъ Левинъ.

Нищій вошелъ, онъ былъ не въ лохмотьяхъ, какъ прежде, а одтъ довольно хорошо.

Въ рукахъ у него была корзина, которую онъ поставилъ на стол.

— Я хотлъ, Левинъ, сказалъ Дюшень,— заплатить вамъ часть моей благодарности.

— Благодарности? За что?

— Разв вы не длили со мной вашъ скудный обдъ въ то время, когда я нуждался? Разв не платили мн дорогую цну за вс мои услуги? Я знаю, что у васъ есть средства, но знаю также, что эти средства вы бережете для одной дорогой вамъ особы и знаю, какъ вамъ тяжело было платить мн изъ этихъ денегъ… О, у меня также есть сердце и я не забываю длаемаго мн добра.

— Я очень радъ это слышать, отвчалъ Левинъ,— и чмъ же вы хотите отплатить мн?

— Вотъ видите-ли, у меня здсь въ корзинк есть нсколько фунтовъ хорошаго мяса, а это не шутка въ настоящее время. Такъ какъ я знаю, что вы очень заботитесь объ этой молодой двушк, то я подумалъ, что вамъ будетъ пріятно, если я отдамъ ей это мясо.

— Это такой подарокъ, отъ котораго въ настоящее время никто не откажется, отвчалъ Левинъ,-но скажите мн, Дюшень, откуда вы достали это мясо? Вы не могли его купить.

— О, я могъ бы и купить его, отвтилъ Дюшень смясь,— я боле не принужденъ просить милостыню. Я теперь дловой человкъ, Левинъ.

— Дловой человкъ?

— Да, конечно! Пролетарій сдлался богатымъ человкомъ. Дло, которымъ я занимаюсь, принадлежитъ къ самымъ выгоднымъ. Тогда какъ вс дла въ засто, мое процвтаетъ.

— А какого рода ваше занятіе?

— Это моя тайна.

— И оно даетъ вамъ такъ много, что вы можете длать такія закупки?

— Ну, эту-то я не покупалъ, но промнялъ на нкоторое количество моего товара. Берите это мясо, оно добыто честнымъ путемъ и дарится отъ чистаго сердца.

— А вамъ оно не нужно?

— О нтъ! еслибы я въ немъ нуждался, то не отдалъ бы его, потому что, при всей моей къ вамъ благодарности и дружб, я все-таки подумалъ бы прежде объ себ.

— Ну, Дюшень, я не отказываюсь, и беру вашъ подарокъ для моей воспитанницы.

— Я очень радъ, и если вы хотите, то я буду такимъ образомъ улучшать ея обдъ.

— Я объ этомъ хотлъ васъ просить, Дюшень. Мой долгъ призываетъ меня сегодня туда, откуда я очень можетъ быть скоро не вернусь. Прошу васъ, позаботьтесь, чтобъ моя пріемная дочь не страдала отъ голода.

— Это будетъ сдлано.

Поклонившись нсколько разъ съ лукавой улыбкой, Дюшень вышелъ изъ комнаты.

Отдавъ хозяину приказанія на счетъ своей воспитанницы, Левинъ также ушелъ. Онъ пошелъ къ Тамплю, погруженному во мракъ.

Парижскія улицы и магазины боле не освщались газомъ, а горло только нсколько керосиновыхъ лампъ.

На улицахъ царствовалъ печальный мракъ и люди бродили по нимъ какъ тни.

Съ большимъ трудомъ, постоянно толкаясь направо и налво, добрался Левинъ до лавки своего пріятеля Леона, торговца старыми вещами.

Она была закрыта и товаръ убранъ съ оконъ.

Только дверь не была закрыта и сквозь щель виднъ былъ слабый свтъ.

Левинъ проскользнулъ туда.

Прошло около получаса, какъ раздался шумъ оружія и военная музыка, и показался баталіонъ національной гвардіи.

Онъ шелъ черезъ Тампль.

Національная гвардія не шла мрнымъ шагомъ, какъ регулярное войско.

Вс солдаты шли въ безпорядк и громко разговаривали подъ музыку.

Когда батальонъ проходилъ по Тамплю, дверь лавки, Леона отворилась и изъ нея вышелъ высокій національный гвардеецъ.

Онъ пробрался черезъ народъ и присоединился къ солдатамъ.

Едва онъ подошелъ къ солдатамъ, какъ раздался всеобщій крикъ:

— А! сержантъ Гоффъ!

Это былъ тотъ самый знаменитый сержантъ Гоффъ, который не пропускалъ ни одного дня, не убивъ нсколько ненавистныхъ враговъ.

Толпа проводила почти до заставы баталіонъ, въ которомъ находился такой популярный человкъ.

VI.
Сержантъ Гоффъ.

Служба на окопахъ, конечно, не принадлежитъ, къ числу пріятныхъ, по крайней мр она была мученьемъ для парижской національной гвардіи, состоявшей изъ самыхъ разнообразныхъ элементовъ, начиная отъ работника до банкира или высшаго чиновника включительно.

Ночью морозъ доходилъ до 10-ти градусовъ.

Продовольствіе было недостаточно.

Конечно, солдаты получали порцію лошадинаго мяса, чтобы сварить себ супъ и полтора франка жалованья, но все это не могло усладить имъ непріятностей сторожевой службы.

Для защиты отъ холода у нихъ не было ничего кром досчатыхъ бараковъ, въ которыхъ они могли лежать на солом, и нсколькихъ одялъ, которыми закрывались т, которые не стояли на часахъ.

Но одяла плохо защищали отъ холода, а солома, конечно, не была пріятнымъ ложемъ для изнженныхъ парижанъ.

Конечно, богатые люди могли брать съ собой шубы или теплыя одяла, но т, которые не могли позволить себ такой роскоши, были принуждены ходить взадъ и впередъ цлую ночь, чтобы немного согрться.

Сто первый баталіонъ долженъ былъ стоять около Банка.

Все уже было готово, цпь часовыхъ разставлена.

Въ 10 часовъ появился генералъ Дюкро, чтобы передать офицерамъ планъ нападенія на слдующій день.

Такъ какъ у него было много слушателей, то онъ принужденъ былъ говорить такъ громко, что слова его долетали до цпи.

Но въ этомъ, конечно, не было опасности,-такъ какъ цпь состояла изъ самыхъ надежныхъ солдатъ.

Сборъ былъ конченъ къ одиннадцати часамъ.

Каждый зналъ, что ему надо длать и командиръ 101-го баталіона хотлъ возвратиться съ своими офицерами въ лагерь, какъ вдругъ къ нему подошелъ одинъ изъ солдатъ цпи.

— А, сержантъ Гоффъ, сказалъ полковникъ,— я знаю, что вы хотите быть избавленнымъ на ночь отъ сторожевой службы.

— Да, прошу васъ, полковникъ.

— Ну, сегодня не было бы надобности убивать пруссаковъ по одиночк, продолжалъ смясь полковникъ,— завтра вы будете имть возможность бить ихъ въ большомъ числ, что вы потеряете сегодня, то наверстаете завтра.

— Я далъ общаніе, полковникъ.

— Ну, хорошо…. Господинъ лейтенантъ, обратился онъ къ начальнику караула,— сержантъ Гоффъ можетъ оставить на ночь лагерь.

— Слушаю, полковникъ.

Сержантъ Гоффъ вошелъ въ свою палатку, снялъ ранецъ, взялъ въ руки ружье и пошелъ по направленію къ покрытому снгомъ лсу.

— Онъ слишкомъ смлъ, говорили его товарищи.

— Счастье сдлало его смлымъ, замтилъ одинъ.— Разв онъ не приноситъ каждый день трофеи?

Между Медономъ и Кламаромъ находится довольно большой лсъ. Около опушки этого лса стояли прусскіе форпосты, даже въ самомъ лсу стояли часовые.

Французы и не подозрвали, что въ этомъ лсу были устроены укрпленія и вооружены орудіями большаго калибра.

Какъ могли они поврить, чтобы въ лсу могли ставить баттареи! Они не могли же стрлять черезъ деревья!

Они были уврены, что баттареи устроены на восточно-западной границ лса, поэтому они постоянно стрляли въ мнимыя батареи.

Между тмъ какъ они обстрливали пустое мсто, пруссаки, не смотря на холодъ, окончили баттареи въ лсу.

Какъ громадна была разница между французскими и нмецкими войсками!

У однихъ — безпорядокъ, произволъ, своеволіе, неопытность и невжество,у другихъ — строгая дисциплина, желзное терпніе, неутомимое постоянство, опытность и военныя способности.

Для защиты отъ холода у осаждающихъ были вырыты глубокія ямы, дно которыхъ было уложено соломой.

Въ этихъ ямахъ стояли часовые.

Гауптвахты также были выкопаны въ земл.

Это были большіе подвалы, которые немного возвышались надъ землею, крыши -ихъ были посыпаны землею, подвалы эти топились.

Въ пищ также не было недостатка, такъ какъ крестьяне, продававшіе прежде свои продукты въ Парижъ, были теперь очень рады, что могли продать ихъ хоть пруссакамъ. Если бы кто нибудь ночью взглянулъ на этотъ лсъ, то не нашелъ бы въ немъ никакихъ слдовъ людей.

Глубокое молчаніе царствовало въ лсу.

Нельзя было подумать, что сто тысячъ солдатъ готовы были встртить нападеніе.

Да, они были готовы, но ихъ не было видно.

Въ лсу стояла тройная цпь часовыхъ, мимо которыхъ никто не могъ пройти незамченнымъ.

Въ ночь на 29-е ноября, какъ разъ на опушк лса со стороны Медона, показалась темная точка.

Кто былъ смльчакъ, приближавшійся къ цпи?

Разв онъ не зналъ, что погибъ, если не знаетъ пароля и лозунга?

Человкъ, шедшій къ лсу, все приближался и наконецъ часовой, прикрытый стволомъ дерева, могъ различить французскій мундиръ.

Часовой стоялъ и не шевелился.

Не доходя до часоваго десяти шаговъ, незнакомецъ бросилъ ружье, да и было пора, такъ какъ часовой убилъ бы человка вооруженнаго. Только невооруженнаго долженъ былъ спросить часовой пароль и потомъ, если онъ его не знаетъ, приступить къ дальнйшему разспросу.

Въ ту минуту, когда незнакомецъ бросилъ ружье, часовой вышелъ изъ-за дерева.

— Кто идетъ?

— Человкъ изъ 101-го полка національной гвардіи, отвчалъ низкій голосъ.

— Пароль?

— Я не знаю ни пароля, ни лозунга, но меня ждетъ офицеръ на гауптвахт.

— Подойди! скомандовалъ часовой.

Незнакомецъ сдлалъ два шага впередъ.

— Стой!

Тогда онъ сталъ внимательно разсматривать незнакомца.

— А, хорошо! я вижу — вы сержантъ Гоффъ! Вы можете идти, товарищъ, идите впередъ.

Сержантъ пошелъ впередъ, а за нимъ часовой, съ ружьемъ на плеч, такъ они дошли до слдующаго часоваго, тамъ первый передалъ сержанта второму, а самъ возвратился на свой постъ. Второй передалъ его третьему и уже этотъ довелъ его до гауптвахты.

— Стой! Кто идетъ? закричалъ часовой съ гауптвахты.

— Съ поста номеръ первый! сказалъ солдатъ, провожавшій сержанта.

— Вы ведете плннаго? спросилъ часовой, узнавшій товарища.

— Нтъ, этотъ человкъ желаетъ говорить съ начальникомъ караула.

— Можетъ идти!

Часовой проводилъ сержанта до входа въ подземную гауптвахту.

Въ средин ея горлъ веселый огонь, вокругъ него сидли смнившіеся съ караула и приготовлялись ужинать.

Они только что убили барана.

Одни чистили его, другіе приготовлялись жарить.

Въ одномъ конц помщенія находилась досчатая перегородка, за которой находилось помщеніе для дежурнаго по караулу офицера.

Тамъ стоялъ деревянный столъ и нсколько стульевъ.

Взгляды сидвшихъ солдатъ обратились съ любопытствомъ на вошедшихъ.

Унтеръ-офицеръ всталъ съ мста и спросилъ:

— Что такое?

Но какъ только онъ вглядлся въ вошедшаго сержанта, какъ сейчасъ же самъ отвчалъ:

— А, сержантъ Гоффъ! Я сейчасъ доложу о васъ офицеру.

Онъ исчезъ за перегородкой и почти сейчасъ же вышелъ вонъ, чтобы ввести туда сержанта.

Вытянувшись въ дверяхъ, онъ хотлъ рапортовать по военному.

Но дежурный капитанъ, фонъ-Дорнекъ, перебилъ его.

— Хорошо, сказалъ онъ,— я знаю… иди!

Солдатъ отдалъ честь и вышелъ.

— Садитесь пожалуйста, Левинъ, сказалъ капитанъ, обращаясь къ національному Гвардейцу.

Національный гвардеецъ слъ, капитанъ придвинулся къ нему.

— Мы уже нсколько дней ждемъ извстій, сказалъ онъ, въ воздух что-то есть, неправда-ли?

— Завтра рано утромъ будетъ нападеніе, отвчалъ Левинъ.

— Я такъ и думалъ, сказалъ капитанъ,— и, что касается насъ, то мы уже готовы, вопросъ только въ томъ, будетъ-ли нападеніе съ этой стороны.

— Нападеніе будетъ съ юга, изъ двухъ позицій, съ Gare-au-boeuf и съ La Нау. Войсками, которыя займутъ эти позиціи, будетъ командовать Винуа. Дюкро же въ это время перейдетъ Марну по понтонному мосту.

— Вы знаете подробности?

— Я случайно услышалъ весь планъ.

— Отлично!

Капитанъ взялъ записную книжку и карандашъ и тогда сказалъ:

— Продолжайте.

Левинъ тихимъ голосомъ разсказалъ все, что зналъ про планъ нападенія.

Цлый часъ продолжался разсказъ, пока наконецъ Левинъ не разсказалъ всего, что зналъ,, тогда капитанъ закрылъ записную книжку и положилъ ее въ боковой карманъ.

— Ваши извстія, сказалъ онъ,— такъ важны, что вы имете право требовать какого хотите вознагражденія.

Левинъ печально покачалъ головой.

— Вы знаете, капитанъ, что я не требую никакого вознагражденія.

— До сихъ поръ, по крайней мр, вы отказывались отъ всякихъ вознагражденій, но услуга услуг рознь. Мы вамъ очень много обязаны, я могу васъ уврить, что всякое ваше требованіе будетъ исполнено.

— Я не шпіонъ, капитанъ, отвчалъ Левинъ рзкимъ и ршительнымъ тономъ.— Я эльзасецъ, и отъ всей души расположенъ къ нмцамъ, но, не смотря на это, я ни за что не согласился бы быть измнникомъ относительно тхъ, кто даритъ меня своимъ довріемъ, если бы я не дйствовалъ въ интерес самой Франціи. Уже давно пора, чтобы Парижъ былъ, сданъ, такъ какъ, если въ немъ водворится Коммуна, то повторятся сцены 93-го года и можетъ быть даже хуже.

— Мой другъ, еслибъ мы хотли принести жертву, то мы взяли-бы два парижскихъ форта въ 24 часа.

— Я знаю, что Бисмаркъ сказалъ это Жюлю Фавру, отвчалъ Левинъ,— но я не думаю, чтобы это такъ легко было сдлать. Французы будутъ отчаянно защищать свои форты, да если даже нмцы и овладютъ какими-нибудь фортами, то это еще не значитъ взять Парижъ. Парижане ршились до прихода арміи Гамбетты отчаянно защищаться.

— О ослпленіе! Мы еслибы хотли, то могли бы взять когда угодно Парижъ штурмомъ, но наши начальники не хотятъ безъ нужды жертвовать человческой жизнью. Мы хотимъ взять городъ голодомъ, это будетъ удобне. Но если почему-нибудь намъ сдлалось бы неудобно ждать, то конечно мы взяли бы Парижъ штурмомъ.

— Чмъ скоре кончится настоящее положеніе длъ, тмъ будетъ лучше и для Парижа, и для всей Франціи, сказалъ Левинъ,— и такъ какъ это мое убжденіе, то я не считаю безполезнымъ исполнять ремесло шпіона.

— Это такъ, отвчалъ Дорнекъ,— но ослпленные люди не поймутъ этого, и, кром того, вы точно также дйствуете и въ интересахъ нмцевъ. Вы оказываете вашими сообщеніями услугу тмъ и другимъ. Я никогда не сомнвался въ вашемъ благородств, Левинъ, вотъ вамъ въ этомъ моя рука.

Говоря это, онъ дружески пожалъ руку сержанту.

— Вы отказываетесь отъ всякаго вознагражденія, а между тмъ, сколько мн извстно, вы далеко не богаты, вы потеряли все свое состояніе и ведете бдственную жизнь.

— То, что вы говорите, справедливо только отчасти, отвчалъ Левинъ.— Я спасъ небольшую часть моего состоянія, но я берегу ее для одной особы, которая мн дороже жизни, которую я ищу съ опасностью жизни, и которая, если я ее найду, не должна длить со мной моей бдности.

— Ваше безкорыстіе еще боле возвышаетъ васъ въ моихъ глазахъ. Такъ какъ вы отказываетесь отъ всякаго вознагражденія, то по крайней мр не откажитесь хоть поужинать со мною, я слышу, что мои люди уже приготовили ужинъ.

Въ эту минуту вошелъ унтеръ-офицеръ, чтобы донести, что ужинъ готовъ.

Капитанъ приказалъ ему накрыть два прибора.

— Кушайте баранину, Левинъ, угощалъ капитанъ, когда они сли за столъ.— Неправда-ли, что для парижанина это лакомство? Выпейте стаканъ вина, это васъ укрпитъ къ завтрашнему дню.

— Отъ этого я не откажусь, капитанъ.

Когда наступило время смны караула, сержантъ всталъ.

— Мн пора идти, сказалъ онъ,— чтобы не возбудить подозрнія въ моихъ.

— Конечно вы возьмете съ собой трофеи? сказалъ смясь фонъ-Дорнекъ.

— Мн очень тяжелъ этотъ обманъ.

— Желаете вы убить одного или двухъ пруссаковъ?

— Чмъ больше, тмъ лучше.

— Ну, тогда возьмите три… Эй, унтеръ-офицеръ, проводи сержанта Гоффа за цпь, отдай ему брошенное ружье и три каски…. Да, другъ мой, не думаете-ли вы, что будетъ недурно запачкать кровью вашъ штыкъ? Это сдлаетъ для вашихъ товарищей вашъ подвигъ еще вроятне.

Посл этого Левинъ со своимъ провожатымъ оставили гауптвахту.

Между тмъ капитанъ фонъ-Дорнекъ отправилъ рапортъ о случившемся своему полковому командиру.

VII.
Нападеніе.

Утромъ 29-го ноября пушки фортовъ гремли съ удвоенной силой, возвщая начало сраженія.

Винуа занялъ со своими войсками позиціи Gareau-boeuf и La Нау и укрпился на нихъ.

Сначала извстія съ поля битвы были самыя радостныя для парижанъ, но чмъ боле приближался вечеръ, тмъ извстія длались все мене и мене благопріятными.

Сначала пришли темные слухи, что отбитыя позиціи снова заняты пруссаками, затмъ пришло извстіе, что везд, гд думали застать пруссаковъ въ расплохъ, они были уже приготовлены къ нападенію.

Генералъ Дюкро, который произвелъ главное нападеніе, не былъ въ состояніи продолжать его.

Нкоторые національные гвардейцы открыто выражали свой гнвъ на незнаніе и неспособность своихъ начальниковъ.

Одинъ изъ солдатъ, принадлежавшихъ къ корпусу Дюкро, разсказывалъ, какъ выразилось невжество одного генерала при переход черезъ Марну.

Рка въ одномъ мст образуетъ полуостровъ, входъ на который называется ‘Пряжкой’.

Перейдя мостъ черезъ первый рукавъ, названный генералъ обращается къ начальнику своего штаба:

— Какъ называется эта рка?

— Марна! отвчалъ офицеръ.

— Марна? Я всегда думалъ, что около Парижа течетъ Сена.

— Да, но это Марна.

Посл-этого они прошли по полуострову, раздляющему два рукава рки.

Подошли ко второму мосту.

— Какъ называется эта рка? снова спросилъ генералъ.

— Марна, генералъ.

— Какъ, опять Марна? вскричалъ онъ.— Значитъ мы идемъ назадъ? съ гнвомъ вскричалъ онъ.

Его едва могли убдить, что они переходили не черезъ этотъ рукавъ.

Этотъ разсказъ живо обжалъ весь Парижъ и былъ напечатанъ въ вечернихъ газетахъ.

Наконецъ было получено извстіе, что Дюкро одержалъ побду, перешелъ Марну и оттснилъ прусскую армію назадъ.

Говорили, что онъ взялъ множество плнныхъ и пушекъ.

Число пушекъ колебалось между четырьмя и двумя стами.

Въ первый разъ со времени осады парижане слышали о настоящемъ успх.

Радость была безгранична.

Генерала Дюкро превозносили до небесъ, говорили, что онъ дрался какъ левъ.

На самомъ дл было то, что французы взяли дв прусскихъ пушки.

Он были провезены по всему Парижу, и такъ какъ ихъ видли то тутъ, то тамъ, то и ршили, что это все разныя.

Къ вечеру число орудій, привезенныхъ къ городъ, дошло по разсказамъ до 400.

Радость парижанъ не знала границъ, такъ что даже Трошю, обвиняемый прежде въ неспособности, оказался теперь одареннымъ всми достоинствами.

‘Это онъ, писали въ газетахъ,— создалъ эту армію изъ ничего, онъ далъ возможность одержать сегодняшнюю побду!’

Побда! Какъ пріятно звучитъ это слово для французскихъ ушей, и какъ они отвыкли въ послднее время его слышать!

Въ слдующій день, 30-го ноября, битва продолжалась.

Въ городъ снова приходили извстія о побд, и вс оффиціальныя газеты были наполнены извстіями о новыхъ успхахъ Дюкро, и, для подтвержденія, дв взятыя наканун пушки были снова провезены по городу.

Вечеромъ 30-го ноября вс парижане были убждены, что нмцы окончательно разбиты, или даже совсмъ уничтожены.

Парижане не жалли принесенныхъ жертвъ, надясь, что осада скоро будетъ совсмъ снята.

Нмецкая армія была прорвана, и если бы только подошла армія Гамбетты, то непріятель былъ бы совсмъ уничтоженъ.

1-ое декабря было употреблено на перевязку раненныхъ и на укрпленіе занятыхъ уже позицій.

Ожидали новаго нападенія со стороны пруссаковъ.

Для увеличенія радости парижанъ въ ночь на 1-е декабря прилетли изъ Тура почтовые голуби съ извстіемъ, что армія Гамбетты готова была двинуться къ Парижу.

Вечеромъ 1-го декабря городъ былъ иллюминованъ, парижанамъ недоставало для полной радости только достаточнаго количества пищи.

Радость французовъ была самая необузданная.

Незнакомые люди обнимались на улицахъ.

Первый шагъ къ освобожденію былъ сдланъ и скоро врагамъ будетъ отомщено.

Настало 2-ое декабря, но ожидаемыя побдныя всти не приходили.

Цлые часы смотрли съ высокихъ мстъ города потому направленію, откуда должна была показаться армія Гамбетты и старались различать, принадлежалъ-ли слышанный громъ орудій фортамъ или арміи Гамбетты.

Томительное ожиданіе продолжалось до 3-го декабря.

3-го на стнахъ появилась прокламація Дюкро, въ которой онъ говорилъ, что снова перешелъ назадъ Марну, чтобы не утомлять солдатъ безполезной битвой, и добровольно оставилъ занятыя позиціи, такъ какъ он не приносили никакой пользы.

Это извстіе произвело дйствіе ушата холодной воды на возбужденіе парижанъ.

Для чего, спрашивали другъ друга, принесъ Дюкро столько жертвъ для занятія этихъ позицій, если он безполезны?

Вдругъ пришло, извстіе, что пруссаки прислали въ фортъ Банвъ парламентера.

Для чего могли Прислать парламентера, какъ не для того, чтобы договориться объ условіяхъ отступленія?

Въ этотъ вечеръ во всхъ клубахъ только и было рчи, что о томъ, на какихъ условіяхъ позволить пруссакамъ отступить, и было ршено, что они не заслуживаютъ никакой милости.

Конечно, нмцы должны были отдать вс свои орудія, заплатить вс военныя издержки и уступить часть своей страны.

Хотли взять рейнскія провинціи или прусскія провинціи до Берлина.

Другіе клубы шли еще дале.

Они требовали, чтобы пруссаковъ совсмъ не отпускали, чтобы съ ними не заключали никакого мира, а уничтожили ихъ всхъ до одного.

Вс эти вопросы еще не были ршены, когда сдлалось извстно зачмъ прізжалъ парламентеръ.

Онъ привезъ къ генералу Трошю слдующее письмо отъ графа Мольтке:

‘Версаль, 5-го декабря 1870 г.

‘Я нахожу нужнымъ увдомить Ваше Превосходительство, что Луарская армія, подъ начальствомъ Орэль-де-Палладина, вчера была разбита при Орлеан и этотъ городъ занятъ нмецкими войсками. Если Ваше Превосходительство желаетъ въ этомъ убдиться, пославъ своего офицера, то я готовъ дать ему пропускъ туда и обратно’.

‘Преданный Вашему Превосходительству

‘Графъ фонъ-Мольтке, Начальникъ Генеральнаго Штаба’.

Трошю отвчалъ слдующее:

‘Благодарю Ваше Превосходительство за извщеніе о пораженіи Луарской арміи, но отказываюсь поврить ваше извщеніе предложеннымъ вами способомъ.

‘Остаюсь съ полнымъ уваженіемъ, преданный Вашему Превосходительству

‘Генералъ Трошю, Губернаторъ Парижа.’

Большая часть парижанъ просто сочла извстіе Мольтке ложнымъ. Немногіе, понимавшіе врно положеніе длъ, толковали это въ свою пользу.

— Что это доказываетъ? говорили на бульварахъ,— Мольтке говоритъ о пораженіи, а не объ уничтоженіи. Если наша армія одержала не полный успхъ, то пруссаки уже назовутъ это пораженіемъ. Значитъ дло еще не такъ важно.

На этомъ и ршили.

Такъ парижане надялись, хвастались и страдали въ ожиданіи снятія осады. Они сами были виноваты, что были принуждены выпить до дна чашу страданій.

VIII.
Дружескій союзъ.

На Лангрскомъ плато, тамъ гд буковые лса простираются до самой Саоны, стоитъ въ самой романической мстности замокъ Бретонъ. Вокругъ него лежатъ владнія маркиза Лебланъ.

У подножія горы, на которой стоитъ замокъ, лежитъ деревня Бретонъ, на южномъ конц которой, на небольшомъ возвышеніи, стоитъ деревенская церковь.

Замокъ Бретонъ былъ построенъ много лтъ тому назадъ, но позднйшія пристройки измнили его древній стиль.

Владлецъ этого замка гораздо мене заботился о сохраненіи древняго стиля замка, чмъ о его внутренней отдлк.

Вся внутренность замка была роскошно отдлана. Въ ней соединилась роскошь временъ Людовика XIV съ новйшимъ комфортомъ.

Въ одной изъ комнатъ замка, передъ яркимъ огнемъ камина, сидли дв женщины.

Одна изъ нихъ была хозяйка этого замка, молодая маркиза Лебланъ. Она только недавно пріхала въ замокъ, но все уже давно было приготовлено для ея прізда.

Было воскресенье.

Все въ замк и вокругъ него было погружено въ тишину.

Маркиза первая прервала молчаніе.

— Мой мужъ былъ правъ, сказала она,— увряя меня, что во всей юго-восточной Франціи нтъ боле прелестнаго мста чмъ это.

— Думаете ли вы, сказала другая дама,— что къ весн будетъ заключенъ міръ и наше здшнее спокойствіе не будетъ нарушено войною? Меня пугаетъ мысль, что мы и здсь не будемъ избавлены отъ ужасовъ войны.

— Я также боюсь, едва избавившись отъ всхъ этихъ ужасовъ, снова подвергнуться имъ, но еще боле боюсь я за васъ, мадемуазель Леконтъ.

— О, за меня не бойтесь, маркиза! Я такъ привыкла къ горю и несчастіямъ, что едва-ли можетъ со мной случиться что нибудь худшее.

— Я боюсь, что вы станете раскаяваться, что искали убжища въ нашей стран, если она сдлается театромъ войны.

— О, нтъ, въ этомъ я никогда не буду раскаяваться, отвчала собесдница маркизы.— Нтъ, нтъ, маркиза, я всю жизнь буду благодарна вамъ и вашему супругу за то, что вы дали мн здсь убжище.. То, что я могу здсь испытать, ничто въ сравненіи съ тмъ, что я уже перенесла.

— Разв вы забываете, что вы выстрадали, сказала Елена,— что вы сирота и одна въ цломъ свт! О, какъ я бы желала, чтобы вы вполн на меня по ложились. Для меня еще необходиме дружба, чмъ для васъ! О, еслибы я могла пріобрсть вашу дружбу, ваше довріе!

— Вы меня смущаете вашей добротой, маркиза, я точно также отъ всего сердца желаю заслужить вашу, дружбу.

— Знаете ли, Сабина, заговорила маркиза, беря за руку свою пріятельницу,— знаете-ли, я уже боялась, что вамъ здсь не нравится, или что вы не чувствуете ко мн ни малйшаго доврія.

— О, это неправда, маркиза! Простите меня, если мое поведеніе даетъ вамъ поводъ думать, что я не чувствую себя у васъ какъ дома. Это не моя вина — а вина воспоминаній о прошломъ, котораго я не могу забыть.

— Я очень рада, что вы такъ говорите, Сабина. Это успокоиваетъ меня нсколько. О, будьте убждены, что какъ я, такъ и мой мужъ, бывшій другомъ вашего отца, сдлаетъ все, чтобы вы забыли ваши прошлыя страданія. Мы постараемся замнить вамъ отца и мать. Видите-ли, Сабина…. Вы мн позволите такъ называть васъ?…

— Я даже прошу васъ объ этомъ. Разв я не обязана вамъ?

— О, не говорите такъ! Нтъ, не вы, а я вамъ обязана, я такъ счастлива, что вы около меня. О, будемте друзьями, Сабина. Можетъ быть ваше сердце разбито, но дружба послужитъ вамъ утшеніемъ.

— Я не знаю, маркиза, достойна ли я вашей дружбы.

— Какъ можете вы такъ говорить, Сабина! Обнимите меня, и будемъ говорить съ этихъ поръ другъ другу ты! Будь моимъ другомъ и прогони мысль, что мы длаемъ теб благодянія. Не облагодтельствованной, а равной должна ты быть въ этомъ дом.

Зельма Левинъ, такъ какъ это была она, не могла вполн преодолть страха, что ея обманъ будетъ открытъ.

Доброта маркизы заставила ее на мгновеніе забыть страхъ и безпокойство, а дружеское объятіе Елены вызвало слезы благодарности и счастія на глаза несчастной Зельмы.

Дружескій союзъ былъ заключенъ. Зельма нашла дружеское сердце, которое должно было ей замнить все, что она потеряла — родителей, честь, любовь и надежду!

Будущность казалась ей прежде мрачной и одинокой, теперь среди этого одиночества ей мелькнулъ лучъ дружбы.

— О, зачмъ я не знала тебя раньше! говорила Елена.— Я была такъ одинока и чувствовала себя такой сиротой въ этомъ большомъ город. Я не знаю, чтобы я длала, еслибы не подружилась съ дочерью графа Бошана. Но Алиса не могла быть для меня тмъ, нмъ ты будешь. Она двушка, будущность которой исполнена надеждъ, которой счастье улыбается. Мы же об, и ты, и я, одинаково несчастливы. Очень часто Алиса звала меня къ теб, когда ты была въ Париж, но я постоянно отказывалась, мн казалось, что я не гожусь въ подруги для счастливой двушки, это было посл того, какъ я узнала, что счастье любви потеряно для меня на всегда. Напрасно также старался мой мужъ уговорить меня постить тебя, когда твой отецъ сражался на укрпленіяхъ за своихъ неблагодарныхъ соотечественниковъ.

— Твой мужъ? спросила Зельма съ озабоченнымъ видомъ. Разв онъ не былъ у насъ никогда?

— Никогда, отвчала маркиза,— онъ познакомился съ твоимъ отцемъ въ кафе.

Зельма вздохнула съ облегченіемъ.

Она дрожала при мысли о прізд маркиза, теперь она могла его ждать спокойно.

Маркизъ не бывалъ въ дом Леконта, значитъ онъ не зналъ его дочери.

— Знай я тебя раньше, я бы избжала многихъ тяжелыхъ дней, продолжала Елена.

— Почему ты, такая молодая и прелестная, уже потеряла всякую надежду на счастье любви? спросила Зельма.

— Ахъ, вздохнула Елена, — ты моя подруга и я разскажу теб все. Человкъ, котораго я любила, который съ дтства казался мн идеаломъ мужчины, встртился мн здсь въ Париж. Мое сердце было глубоко обрадовано, когда я увидла его, и хотя мн уже тогда представлялась блестящая партія, но я промняла бы всякое богатство на счатіе быть его женой. Но онъ отказался отъ моей любви, и только тогда дала я мое согласіе маркизу.

— И ты вышла за него не любя? спросила Зельма.

— Онъ не требуетъ отъ меня любви, но только уваженія и дружбы, а то и другое онъ вполн заслужилъ: когда ты узнаешь его, ты, какъ и я, полюбишь его какъ отца, и онъ будетъ очень счастливъ, узнавъ, что мы съ тобой подружились. Ты будешь для него дочерью. Я очень желаю его поскорй увидть, потому что хотя я и не люблю его такъ, какъ жена должна любить своего мужа, но я люблю его, какъ отца, и скучаю безъ него, какъ дочь безъ отца. Не правда-ли, ты понимаешь это чувство?

— Ахъ, да!

— О, я не хотла напоминать теб о судьб твоего несчастнаго отца, поспшно вскричала маркиза.— Когда прідетъ мой мужъ, и мы не будемъ боле одн, тогда я надюсь, что твое горе мало по малу заглохнетъ… Какъ ты думаешь, не прогуляться-ли намъ въ хорошую погоду до церкви, даже дальше, до горъ, которыя поднимаются тамъ вдали, на которыхъ виднется этотъ замокъ?

— Что это за замокъ?

— Это замокъ Бошанъ. Имніе графа Бошанъ находится рядомъ съ имніемъ моего мужа. Вроятно, графъ будетъ здсь лтомъ, и тогда ты увидишь свою подругу Алису. Неправда-ли ты будешь часто тогда здить въ этотъ замокъ, также какъ и Алиса къ намъ? Она отличная наздница, а на лошади тутъ не боле часа зды.

Зельма испугалась.

Алиса знала дочь генерала Леконта, значитъ обманъ будетъ открытъ. Неужели ей надо будетъ снова бжать и скитаться безъ друзей, безъ родины?

— Врно-ли это, спросила она дрожащимъ голосомъ,— что графъ Бошанъ съ своимъ семействомъ прідетъ на лто въ имніе?— Обыкновенно они проводили здсь лто. Но Алис, кажется, не особенно нравится деревенская жизнь, ей боле нравится парижская, и я уврена, что не будь Парижъ осажденъ, то она пріхала-бы сюда только вслдствіи моихъ усиленныхъ просьбъ.

— Ну, такъ я прошу тебя, не зови ее.

— Нтъ? Разв ты не хочешь видть своей пріятельницы?

— Нтъ, она только живе напомнитъ мн то время, когда мой отецъ былъ еще живъ. Ея прибытіе растравитъ заживающую рану… лучше будетъ если, она не прідетъ.

— Ну, какъ хочешь, тогда я не буду ее звать.

Въ эту минуту раздался колокольный звонъ въ церкви.

Вскор пустыя улицы деревни стали оживляться, крестьяне шли въ праздничныхъ костюмахъ къ церкви.

— Вс крестьяне протестанты, сказала Елена,— я также. Мой мужъ говорилъ мн, что сегодня будетъ здсь говорить свою первую проповдь новый священникъ. Такъ какъ мой мужъ владлецъ этой церкви, то мн надо присутствовать при этой проповди. Хочешь меня сопровождать, Сабина?

— Съ удовольствіемъ, отвчала Зельма.

— Въ такомъ случа надо поторопиться, чтобы не опоздать.

Маркиза велла заложить карету. Об пріятельницы поспшно одлись и отправились въ церковь.

IX.
Свиданіе.

Для маркизовъ Лебланъ въ церкви была поставлена особенная скамейка, ближе къ алтарю.

Об дамы сли на эту скамейку и стали усердно молиться.

У обихъ было на сердц тяжело, об нуждались въ божественномъ милосердіи.

Зельма, также какъ и Елена, была протестантка, такъ какъ жена Левина была протестантка и воспитала дочь въ этой религіи.

Наконецъ вошелъ молодой проповдникъ.

Но почему же Зельма неожиданно поблднла, увидя его?

Почему овладло ею такое волненіе?

Почему, услыша голосъ проповдника, она такъ покраснла?

Проповдникъ былъ высокій молодой человкъ, его лице сіяло истинной врой.

Божественнымъ одушевленіемъ сверкали его ясные глаза, и его проповдь была запечатлна глубокой врой.

‘Придите ко мн вс труждающіеся и обремененные и азъ упокою васъ’: таковъ былъ текстъ его проповди, и слушателямъ казалось, что они слышатъ самаго Спасителя, говорящаго эти слова….

Проповдь кончилась, посл короткой молитвы, вс стали расходиться.

Зельма дрожа взяла подъ руку свою спутницу.

Передъ ними стоялъ человкъ, при вид котораго Зельма испытала такія разнообразныя чувства.

Какая разница была между тмъ, какимъ она видла его теперь и тмъ, когда онъ говорилъ ей о своей любви!

Тогда она не могла представить его себ служителемъ Божіимъ, какимъ онъ былъ теперь.

Тогда она хотла бжать отъ него, теперь онъ какой-то магической силой притягивалъ ее, точно онъ одинъ могъ возвратить миръ ея сердцу, точно только около него могла она найти спокойствіе душевное.

Молодой проповдникъ подошелъ къ дамамъ.

Не усплъ онъ открыть ротъ, чтобы заговорить съ маркизой, какъ взглядъ его упалъ на ея спутницу.

Онъ узналъ 3ельму.

— Ахъ, мадемуазель Леконтъ! Вы здсь? вскричалъ онъ.— Я бы никогда не подумалъ, что вы отправитесь сюда, хотя вы прежде и выражали это желаніе…

— Простите меня, что я вамъ не сказала о цли моего путешествія и что я не простившись разсталась съ вами и съ вашими родителями, отвчала Зельма.— Я надюсь, что мн представится случай доказать вамъ, что не неблагодарность….

— О, въ этомъ я былъ убжденъ, живо перебилъ онъ ее.— Вамъ не надо уврять меня въ этомъ… Простите меня, маркиза, обратился онъ къ Елен,— свиданіе съ мадемуазель Леконтъ такъ удивило меня, что я на минуту забылъ все.

— А, вы знаете мою пріятельницу? отвчала Елена.— отъ всего сердца извиняю васъ, что вы забыли обо мн… Я очень рада, продолжала она, обращаясь къ Зельм,— что здсь нашелся человкъ теб знакомый… Вы должны загладить вашу вину, сказала она опять проповднику,— пріхавъ ко мн сегодня.

— Я съ благодарностью принимаю ваше предложеніе.

— Почему ты его знаешь? спросила маркиза свою пріятельницу, садясь въ карету.

— Я жила въ дом его отца, господина Дюбока, когда, оставивъ Парижъ, я принуждена была пробыть нкоторое время въ Гренел, сдлавшемся въ то время театромъ войны. Мн сказали, что будетъ опасно продолжать путешествіе пока все не успокоится, и тогда господинъ и госпожа Дюбокъ, родители этого проповдника, предложили мн у себя убжище, Шарль Дюбокъ также случайно находился въ то время въ дом своихъ родителей.

— Я бы никогда не подумала, сказала Елена съ плутовскимъ смхомъ, что это знакомство было такое непродолжительное, судя по тому, какъ онъ на тебя глядлъ, я бы скоре подумала, что онъ влюбленъ въ тебя.

— Я не думаю, отвчала Зельма.

— Ну, ты можешь не бояться. Если-бы онъ уже не былъ назначенъ сюда, то я все-таки не отдала бы никому кром него этого мста. Его сегодняшняя проповдь мн очень понравилась. Что ты скажешь?

— Я скажу только, что его проповдь имъ прочувствована и легко находитъ дорогу къ сердцу слушателей.

— Особенно слушательницъ, сказала смясь Елена.— Молодой проповдникъ всегда иметъ большое вліяніе на женскія сердца, поэтому бойся, моя милая.

— О, что ты говоришь! съ упрекомъ сказала Зельма.— Если онъ ищетъ жену, то съуметъ найти боле достойную, чмъ я.

X.
Подозрительный гость.

Въ первой, или, лучше сказать, въ единственной гостинниц въ Брэй, въ маленькомъ городишк округа Лангръ, царствовало необыкновенное оживленіе.

Хозяйка съ ея хорошенькой дочкой едва успвали удовлетворять требованіямъ многочисленныхъ постителей. Самъ хозяинъ этой гостинницы, Обрэй, съ важнымъ видомъ сидлъ у буфета и только наблюдалъ за всмъ происходившимъ вокругъ, что было не малымъ трудомъ, такъ какъ гостинница была полна постителей. Обрэй былъ довольно значительнымъ лицомъ въ город не только по своему богатству, но и потому, что занималъ различныя почетныя должности.

Между постителями было много офицеровъ, вербовавшихъ солдатъ въ Луарскую армію, у нихъ не было недостатка въ деньгахъ, и они не любили отказывать себ въ хорошемъ завтрак.

— Негодяи! сказалъ Обрэй, обращаясь къ своему сосду, высокому некрасивому человку.— Вс, кому нечего сть, бгутъ къ знаменамъ! И это офицеры!

— Сущая истина, подтвердилъ высокій,— выгнанные студенты!

— Прикащики безъ мстъ! подхватилъ третій, коротенькій человчекъ, который, казалось, старался наверстать въ ширину то, чего ему недоставало въ вышину.

— Ничего нтъ удивительнаго, Ферю, продолжалъ высокій,— дла идутъ плохо, гд же имъ было найти себ мста? Они и сочли за лучшее получать по три франка въ день содержанія, живутъ себ безъ заботъ, да еще имютъ удовольствіе считаться защитниками отечества.

— Если такъ смотрть на нихъ, отвчалъ Ферю,— то можно предвидть результатъ. Они еще способны дать убить себя за эти три франка, но нечего ждать отъ нихъ одушевленія.

— Во всякомъ случа, продолжалъ Обрэй, — они отодвинутъ отсюда театръ военныхъ дйствій, это теперь для насъ всего важне.

— Мн кажется, сказалъ Ферю, — что мы даже обязаны благодарностью этимъ людямъ, и я надюсь, что вы, Обрэй, будете настолько патріотомъ, чтобы не взять съ нихъ за завтракъ. Они отплатятъ вамъ за это въ десятеро.

— Мы получимъ свой барышъ и безъ патріотическихъ жертвъ, объявилъ коротко Обрэй.

— А тутъ онъ удвоится, возразилъ Ферю.— Эта Луарская армія доставляетъ много выгоды подрядчикамъ.

— Посл сдачи Макъ-Магона, сказалъ толстякъ,— у насъ не было совсмъ войска, и подряды очень упали. Но теперь дло поправляется, можно нажить не одну сотню тысячъ франковъ, если я врно считаю, поставка каждыя дв недли по десяти тысячъ быковъ можетъ принести кое-что.

— Конечно, отвчалъ съ важнымъ видомъ Обрэй,— это можетъ принести кое-что, и я думаю также, что и мой хлбный подрядъ будетъ не мене прибыленъ… Какъ вы полагаете, Баумейстеръ?

— Еще-бы! Вамъ-то перепадетъ, а вотъ нашъ братъ ничего не получитъ. Кто будетъ строить въ такое время? Теперь всякій прячетъ свои деньги.

— Будетъ и на вашей улиц праздникъ, Баумейстеръ, утшалъ его толстякъ.— Подумайте, сколько строеній разрушено въ эту войну, сколько ихъ посл будутъ строить! Когда наше дло кончится, наступитъ ваша очередь.

Между тмъ вербовщики, столпившись около длиннаго стола, подняли страшный гвалтъ: псни, тосты за республику, за Гамбетту, за Коммуну, смшивались съ угрозами пруссакамъ и клятвами драться до послдней капли крови.

Среди этого шума въ гостинницу вошелъ молодой человкъ съ небольшой сумкой, составлявшей весь его дорожный багажъ.

Такъ какъ вс столы были заняты, исключая того, за которымъ сидли три друга, разговоръ которыхъ мы сейчасъ передали, то новый гость направился къ этому столу и слъ, сбросивъ съ себя дорожную шубу.

По дерзкому виду, съ которымъ смотрлъ на него Обрэй, онъ заключилъ, что тотъ хозяинъ гостинницы и обратился къ нему съ просьбой дать что-нибудь позавтракать.

Обрэй не удостоилъ его отвта,и пожавъ плечами, указалъ на буфетъ, гд хлопотали его жена и дочь.

Но т уже замтили новаго гостя и подошли къ нему, чтобы спросить, чего онъ хочетъ.

— Дайте мн сначала стакан вина, и потомъ завтракъ, отвчалъ молодой человкъ не совсмъ чистымъ французскимъ языкомъ.

— Еще одинъ изъ Луарской арміи, шепнулъ Баумейстеръ своему сосду.

— Очевидно, отвчалъ тотъ.

Близость этого человка безпокоила троихъ друзей, и они придумывали, какъ бы дать ему понять, что невжливо садиться за одинъ столъ cъ такими высокопоставленными особами.

— Разв вы не хотите сидть вмст съ вашими товарищами? сказалъ Обрэй.

Молодой человкъ взглянулъ по указанному направленію.

— Вы думаете, что я вербовщикъ? Вы ошибаетесь.

— Такъ вы не вербовщикъ, и не служите въ Луарской арміи?

— Нисколько. Я просто путешественникъ:

— Бродяга, прошепталъ толстякъ.

Обрэй одобрительно кивнулъ головой, такъ какъ это было также и его мнніе.

— Вы путешествуете безъ багажа? сказалъ онъ насмшливо.— Осмлюсь спросить, куда это вы направляетесь.

— Я пріхалъ изъ Тура и цль моей поздки имніе графа Бошанъ, которое находится не далеко отсюда.

— Такъ значитъ, вы управляющій графа? спросилъ съ любопытствомъ толстякъ.

— Нтъ, но у меня есть порученіе отъ него.

— Порученіе? повторилъ съ громкимъ смхомъ Баумейстеръ.— Графъ Бошанъ въ Париж и не можетъ давать никакихъ порученій. Вотъ мы васъ уличили во лжи.

— Да вы и не французъ, прибавилъ Обрэй.

— Это правда, отвчалъ молодой человкъ,— я нмецъ, и зовусь Эргардомъ. Но все-таки у меня есть порученіе отъ графа.

— Нмецъ! сказалъ Обрэй,— и конечно шпіонъ! Во всякомъ случа, вы очень подозрительная личность.

— Это можетъ показаться съ перваго взглядано мои бумаги въ порядк.

— Да, вс вы таковы, возразилъ насмшливо Баумейстеръ.— Любезный Обрэй, вы окружный коммисаръ, и ваша обязанность удостовриться подозрителенъ-ли этотъ молодой человкъ или нтъ.

— Если онъ даже и не шпіонъ, то во всякомъ случа бродяга, прибавилъ Ферю.

— И сверхъ того невжа, такъ какъ онъ смлъ ссть за одинъ столъ съ нами….

— Эй, Цилли! крикнулъ Обрэй,— не давать ничего этому человку, онъ нмецъ и въ высшей степени подозрителенъ. Милостивые государи, продолжалъ онъ громкимъ голосомъ, обращаясь къ вербовщикамъ, — я прошу васъ помочь мн свести этого человка въ мэрію.

— Эта помощь не нужна, сказалъ Эргардъ,— если вы считаете меня подозрительнымъ, я самъ пойду вмст съ вами въ мэрію.

— Мн исполнять должность полицейскаго! возразилъ насмшливо Обрэй.— Для этого у насъ есть солдаты, любезный.

При этихъ словахъ поднялся страшный шумъ.

— Смерть шпіону! На вислицу его! кричали многочисленные голоса.

Положеніе Макса Эргарда было чрезвычайно опасно.

Однако онъ не потерялъ присутствія духа.

— Вы офицеры, сказалъ онъ, обращаясь къ вербовщикамъ,— прилично-ли вамъ осуждать человка, не давъ ему возможности оправдаться? Я прошу васъ свести меня въ мэрію, чтобы я могъ доказать, что я не шпіонъ.

Эти слова произвели нкоторое впечатлніе и Максъ нашелъ себ защитниковъ.

Конечно, наши три друга не имли ничего противъ немедленнаго наказанія шпіона, такъ какъ, по ихъ мннію, онъ заслуживалъ это уже и потому, что осмлился проникнуть въ ихъ кругъ.

Результатомъ совщанія было то, что Максъ былъ отправленъ подъ конвоемъ въ мэрію.

Тамъ его подвергли самому строгому допросу, но его бумаги оказались въ совершенномъ порядк.

Графъ Бошанъ позаботился о томъ, чтобы національность Макса не подвергла его какой-нибудь опасности.

Друзья хозяина гостинницы напрасно ждали извстія о казни шпіона. Наконецъ ихъ терпніе лопнуло и они отправились въ мэрію наводить справки о томъ, какъ поступили съ подозрительной личностью.

Къ ихъ величайшему удивленію, имъ отвчали, что арестованный отпущенъ, какъ совершенно не подозрительный.

— Какъ? Такъ значитъ, мы въ немъ ошибались? сказалъ Баумейстеръ.— Я готовъ присягнуть, что онъ шпіонъ.

— Во всякомъ случа несправедливо, что съ нимъ ничего не сдлали,— прибавилъ Ферю.— Если онъ даже и не шпіонъ, то безъ сомннія нахальный бродяга.

— По крайней мр, любезный Обрэй, меня утшаетъ то, что мы показали ему, что французъ не уступитъ заносчивому нмцу.

— Это правда, мн даже кажется, что гораздо лучше, что изъ этой исторіи ничего не вышло. Это задержало бы насъ и могло бы повредить нашимъ дламъ.

— Да, это было-бы плохо, продолжалъ Ферю,— а теперь мы можемъ отправиться и перекупить все, что только можно, для того чтобы армія, если она сюда придетъ, не могла-бы сдлать никакихъ реквизицій и была-бы совершенно въ нашихъ рукахъ.

— Это тоже и мое мнніе… Бауцейстеръ, вы пойдете съ нами? Можетъ быть и вамъ что нибудь перепадетъ.

— Съ большимъ удовольствіемъ, такъ какъ я тоже надюсь заработать какой-нибудь барышъ.

— А если даже вы и ничего не получите, продолжалъ Обрэй,— то по крайней мр, мы хорошо пообдаемъ. Управляющій замка Бошанъ угоститъ насъ по царски, да и погребъ Бретона то-же нельзя презирать.

— Ну, относительно Бретона, это еще вопросъ, возразилъ Ферю, — тамъ теперь живетъ молодая маркиза, а она очень экономна.

— Что понимаетъ маркиза въ продлкахъ управляющаго, продолжалъ Обрэй,— да къ тому же она объ этомъ не очень-то заботится. Вотъ если-бы самъ маркизъ былъ тамъ, это было-бы другое дло, онъ ненавидитъ подрядчиковъ. Это истинное счастіе, что вс господа оставляютъ дла своимъ управляющимъ.

— Такъ завтра утромъ мы отправимся сначала въ замокъ Бошанъ.

— Хорошо, мы подемъ въ моемъ экипаж.

Максъ Эргардъ, наученный горькимъ опытомъ, ршилъ не обращаться за услугой ни къ кому изъ жителей Брэй, и узнавъ, что замокъ Бошанъ находится всего въ двухъ миляхъ отъ города, не нанялъ экипажа, а отправился туда пшкомъ.

Было ясное зимнее утро, воздухъ былъ сухъ и чистъ.

Проходя по совершенно пустынной мстности, Максъ началъ обдумывать свое положеніе.,,

Сколько приключеній доставило ему короткое пребываніе во Франціи!

Жизнь въ Париж была сопряжена для него съ неизбжной опасностью, однако онъ стремился мечтою назадъ.

Въ этомъ Париж была одна особа, о которой онъ думалъ съ сердечною болью. Однако, онъ не, могъ не сознаться, что разлука было самое лучшее, что онъ мотъ сдлать…

Максъ могъ быть спокоенъ на счетъ судьбы, этой особы.

Левинъ далъ ему, слово заботиться, чтобы графиня Алиса не сдлалась, жертвою недостойнаго союза.

Не лучше-ли было, ему бжать отъ нея? Не лучше ли было направиться къ границамъ Германіи, вмсто того чтобы преслдовать цль своего путешествія?

Но нтъ! Онъ былъ обязанъ благодарностью графу Бошанъ.

Графъ доврился ему и честь не позволяла Максу обмануть его довріе…

Чтобы исполнить порученіе графа, онъ долженъ сдлать все, что только въ его силахъ.

Но будетъ-ли это возможно? Съуметъ, ли онъ, при своей неопытности въ управленіи, оказать графу услугу, которую тотъ отъ него ожидалъ?

Возвратъ былъ, невозможенъ.

‘И такъ я, сдлаю все, что только., можно, сказалъ самъ себ Максъ.— Я не самъ взялъ на себя эту обязанность и не моя вина, если я окажусь не въ состояніи ее исполнить.’

Въ такихъ размышленіяхъ, онъ достигъ лса, по другую сторону котораго возвышался замокъ Бошанъ.

Превосходное шоссе вело черезъ лсъ.

Вдругъ мысли Макса были прерваны стукомъ экипажа, и въ ту-же минуту онъ замтилъ за поворотомъ шоссе карету, мчавшуюся во весь опоръ. Кучеръ напрасно старался остановить лошадей.

Карета едва не ударилась о камень, стоявшій на краю шоссе и въ эту минуту изъ нея раздался крикъ женщинъ.

Страхъ ихъ былъ весьма основателенъ, потому что лошади угрожали опрокинуть карету.

Максъ бросился впередъ, схватилъ лошадей за узду и сильною рукою рванулъ ихъ въ сторону. Нкоторое время они тащили Макса съ собой, но онъ не выпускалъ изъ рукъ узды, и карета наконецъ остановилась.

Кучеръ соскочилъ съ козелъ и старался успокоить испуганныхъ животныхъ.

Въ эту минуту въ окн кареты показалась какая-то дама.

— Помогите намъ выйти, Жоржъ, сказала она,— мы пойдемъ назадъ пшкомъ.

Максъ подошелъ къ карет и сказалъ, снимая шляпу:

— Теперь нтъ никакой опасности, лошади уже успокоились и вы можете безопасно продолжать вашъ путь.

Въ глубин кареты сидли дв дамы.

Та, которая только-что говорила съ кучеромъ, была уже не первой молодости, но важной и аристократической наружности.

Ея лицо выражало энергію и самостоятельность.

Небольшіе черные усы придавали ей мужской видъ.

Ея худощавое лицо, съ крупными чертами, казалось, никогда не было красиво и далеко не гармонировало съ ея полнотою.

Ея спутница была маленькая, хорошенькая брюнетка, въ большихъ черныхъ глазахъ которой выражался сильный страхъ.

— Мы вамъ очень благодарны, сказала старшая изъ дамъ,— вы оказали намъ такую большую услугу, что я не знаю, буду-ли въ состояніи наградить васъ за нее. Но если вы хотите, если вы будете такъ добры…

— Мн не надо никакой награды, прервалъ Максъ,— избавляя васъ отъ опасности, я только исполнилъ свою обязанность. Я очень счастливъ, что моя попытка увнчалась успхомъ.

— Вы не французъ? сказала дама, услышавъ иностранный акцентъ Макса.

— Я нмецъ, отвчалъ тотъ.

— Нмецъ?… Сюзетта, нмецъ! вскричала она, обращаясь къ своей спутниц.— Очень жаль, что вы нмецъ, продолжала она,— въ такомъ случа я не могу предложить вамъ мста въ карет. Если вы желаете ссть рядомъ съ кучеромъ…

— О! не безпокойтесь, возразилъ Максъ,— я могу продолжать мой путь и пшкомъ.

И съ легкимъ поклономъ онъ удалился отъ кареты.

— Мы можемъ безопасно хать дальше, объявилъ кучеръ,— лошади совершенно успокоились.

— Нтъ, нтъ! мы не подемъ дальше, позжайте назадъ въ замокъ.

Кучеръ повернулъ назадъ, и, немного спустя, он обогнали Макса, спокойно шедшаго по краю дороги.

— Какъ жаль, что онъ нмецъ, сказала старшая дама, обращаясь къ Сюзетт.

— Да, жаль! Онъ очень красивъ, и у него такой знатный видъ.

— Что понимаешь ты въ знатности, Сюзетта! Нмецъ можетъ быть нахальнымъ, дерзкимъ, но знатнымъ — никогда! Это качество принадлежитъ однимъ только французамъ, и нмецкіе болваны напрасно стараются его перенять.

Максъ скоро потерялъ изъ виду карету, и черезъ нсколько минутъ, выйдя изъ лсу, увидлъ передъ собой замокъ Бошанъ. Пройдя черезъ одну изъ принадлежащихъ графу деревень, онъ подошелъ къ самому замку по шоссе, обсаженному большими деревьями.

Передъ замкомъ находился широкій дворъ, по обимъ сторонамъ котораго тянулись службы. Черезъ дворъ вело хорошо убитое, но запущенное шоссе. Цвточныя клумбы были также запущены.

Вокругъ замка царствовала мертвая тишина, прерываемая только лаемъ своры собакъ, кинувшейся на Макса.

При этомъ шум дверь маленькаго домика, находившагося у входа на дворъ, отворилась и на порог показался человкъ въ охотничьемъ плать, съ хлыстомъ въ рук.

— Назадъ, Аяксъ! Молчать, Неро! закричалъ онъ на собакъ, сопровождая свои увщанія ударами хлыста.

— Что вамъ угодно? спросилъ Макса егерь, разогнавъ собакъ.

— Я хочу видть управляющаго замка.

— Вы пришли по важному длу?

— Да, по важному.

— И вы не сбираете на снаряженіе отряда вольныхъ стрлковъ, или на ваше собственное вооруженіе для поступленія въ армію, или тому подобное?…

— Нисколько, отвчалъ Максъ.

— Вы меня извините за такіе вопросы, продолжалъ егерь.— Подобные постители осаждали насъ каждый день и господинъ управляющій приказалъ, разъ на всегда, гнать ихъ безъ околичностей.

— Хорошій-же патріотъ вашъ управляющій!

— Я не скажу, чтобы онъ былъ плохимъ патріотомъ. Онъ отъ всего сердца желаетъ французамъ побды, а нмцамъ гибели, но, когда дло коснется до денегъ, тогда г. Бриссонъ не очень церемонится.

— Такъ какъ я ни вольный стрлокъ, ни солдатъ, то конечно могу видть господина управляющаго?

— Извините, возразилъ егерь,— но я долженъ знать цль вашего посщенія.

— У меня есть къ вашему управляющему порученіе отъ графа Бошанъ.

— Отъ графа? Такъ онъ, значитъ, не въ Париж?

— Нтъ, онъ тамъ, но я иду прямо оттуда.

— Можетъ-ли это быть!Тогда идите за мной, я проведу васъкъ господину Бриссонъ. Онъ теперь за столомъ, но я думаю, что въ этомъ случа онъ сдлаетъ исключеніе изъ своего правила не безпокоить себя длами за обдомъ.

Максъ подошелъ къ замку въ сопровожденіи егеря.

Встртившій ихъ швейцаръ окинулъ Макса съ ногъ до головы недоврчивымъ взглядомъ и вопросительно взглянулъ на егеря.

— Вы идете къ управляющему? спросилъ онъ.

— Конечно, отвчалъ егерь.

— Вы знаете, продолжалъ швейцаръ,— что господинъ Бриссонъ, разъ на всегда, веллъ не безпокоить его за обдомъ.

— Теперь другое дло. У этого господина есть порученіе отъ графа.

— Да, да! Но вы будете отвчать, если это не такъ.

Проходя въ столовую, расположенную въ нижнемъ этаж замка, Максъ встртилъ многочисленныхъ слугъ, носившихъ вина, кушанья и т. п., какъ будто-бы обдало большое общество.

Егерь отворилъ дверь и попросилъ Макса войти.

— Разв вы не хотите доложить прежде обо мн господину управляющему? сказалъ Максъ.

— Этого не нужно, возразилъ егерь,— войдите, прошу васъ.

Столовая была роскошно отдлана. Ея стны были покрыты рзными изъ дерева украшеніями, вся мебель была изъ рзнаго дуба.

На окнахъ висли тяжелыя темныя занавси и огромный коверъ покрывалъ почти весь полъ. Посреди залы стоялъ большой круглый столъ, уставленный изысканными кушаньями.

За этимъ столомъ сидло двое, мужчина и дама.

Въ этой послдней Максъ узналъ ту самую, которая отказала ему, какъ нмцу, въ чести сидть съ ней въ карет.

Противъ нея сидлъ маленькій худощавый человкъ съ рдкими блокурыми волосами, необыкновенно острымъ носомъ, и большими срыми живыми глазами.

Онъ тотчасъ-же замтилъ вошедшихъ, такъ какъ сидлъ лицемъ къ двери, въ которую они вошли.

— Я вамъ приказалъ, разъ на всегда, Франсуа, закричалъ онъ,— чтобы вы не пускали никого во время обда. Вы забыли это? Какъ вы смете не исполнять моихъ приказаній?

— Невжа! прошептала въ носъ дама.— Какъ эта дрянь заносчива съ людьми своей породы!

Она медленно обернулась, но при взгляд на вошедшаго постителя, у ней вырвался крикъ изумленія, такъ какъ она узнала въ немъ того самаго молодаго человка, который спасъ ее въ лсу.

— А, нмецъ! вскричала она,— это онъ!

— Что! нмецъ! повторилъ управляющій,— нмецъ! И вы смете, Франсуа….

— Извините, господинъ Бриссонъ, отвчалъ егерь,— этотъ господинъ прибылъ съ порученіемъ отъ графа Бошанъ.

— Какъ? что? воскликнулъ съ удивленіемъ маленькій человчекъ, тогда какъ его срые глаза, казалось, хотли пронзить насквозь Макса.

— Порученіе отъ графа у этого… этого нмца? Чистая мистификація!… Кто знаетъ, что можетъ за этимъ скрываться! Пусть онъ подождетъ, пока я не позову.

И Бриссонъ въ гнв выпилъ одинъ за другимъ два стакана бордо.

Но, къ его величайшему изумленію, эти энергическія слова не произвели никакого дйствія.

Максъ подошелъ твердымъ шагомъ и слъ рядомъ съ управляющимъ.

— Милостивый государь! вскричалъ тотъ, — если вы не выйдете сейчасъ вонъ, я велю выбросить васъ за дверь и проводить со двора съ собаками.

— Какая неслыханная дерзость, прошептала дама,— на это способны только нмцы, прибавила она презрительно.

— Я сегодня еще не обдалъ, продолжалъ Максъ,— и потому прошу васъ велть накрыть еще одинъ приборъ.

— Приборъ! Какая дерзость! вскричала дама.— Милостивый государь, продолжала она, бросивъ на Макса гнвный взглядъ,— если вы думаете, что та услуга, которую вы мн оказали, даетъ вамъ право такъ дйствовать, то вы очень ошибаетесь. Я не буду васъ защищать, если господинъ Бриссонъ захочетъ наказать вашу дерзость.

— И это будетъ немедленно исполнено, прибавилъ управляющій.— Франсуа, выбрось его вонъ!

Но Франсуа остался неподвиженъ.

Бриссонъ вскочилъ въ гнв, чтобы позвонить, но Максъ удержалъ его.

— Прежде чмъ привести въ исполненіе ваши угрозы, господинъ управляющій, сказалъ онъ,— подождите немного, чтобы вамъ посл не раскаяваться. Я новый управляющій имньями графа Бошанъ.

Бриссонъ окаменлъ, какъ жена Лота у Содома.

Дама была не мене его удивлена, и прежде чмъ они могли оправиться отъ изумленія, Максъ вынулъ свои бумаги и положилъ ихъ на столъ передъ управляющимъ.

— Это мои бумаги, сказалъ онъ,— вы видите, что он только-что подтверждены мэромъ въ Брэй. Тутъ мои инструкціи относительно васъ, господинъ управляющій, и… если я имю честь видть экономку замка, продолжалъ онъ, обращаясь къ дам,— то тутъ есть также кое-что касающееся васъ.

Бриссонъ слъ снова на свой стулъ и сталъ перебирать одну бумагу за другой.

Он были написаны рукой графа, утвержденіе ратуши было также несомннно.

Это была ужасная дйствительность, молодой человкъ оказался снабженнымъ неограниченными полномочіями.

Самъ управляющій нисходилъ на степень подчиненнаго этого нмца. Экономка также должна была подчиняться его контролю и исполнять его приказанія.

Когда управляющій и экономка убдились въ этомъ. Максъ сказалъ съ насмшливой улыбкой:

— Теперь вы, конечно, ничего не имете противъ того, чтобы я обдалъ съ вами?

— О, нтъ! нтъ! отвчалъ съ низкимъ поклономъ Бриссонъ, совершенно перемняя тонъ.— Пожалуйста извините меня, я право не зналъ….

— Я также прошу извиненія, господинъ Эргардъ…. прибавила экономка.

— О! не безпокойтесь, прервалъ ихъ извиненія Максъ,— я хорошо знаю причины такого обращенія со мной.

— Франсуа! закричалъ Бриссонъ,— бгите скорй и велите подать приборъ для господина управляющаго и бутылку… какое вино выпьете, господинъ Эргардъ, бордо или бургонское?

— Не надо вина, отвчалъ Максъ,— если вы позволите, я выпью одинъ стаканъ вашего. Я полагаю, что одной бутылки достаточно для насъ троихъ за обдомъ.

— О! вы можете не такъ бережно обходиться съ виномъ, прервала его экономка,— нашъ погребъ хорошо снабженъ и реквизиціи его не коснулись. Если даже посл и будетъ недостатокъ въ вин, то всегда можно обозначить его выданнымъ въ армію.

— Это будетъ обманъ, отвчалъ Максъ.— Я хочу, чтобы мое приказаніе было исполнено. Одной бутылки для насъ достаточно.

Экономка и Бриссонъ обмнялись удивленными взглядами.

— И такъ, вы экономка? продолжалъ Максъ.

— Нтъ, отвчала та гордо,— но мн поручено смотрть за домомъ.

— Я полагаю, что вы ведете книги?

— Книги? Я дочь шевалье де-Бандье, а не какая-нибудь служанка, которая должна давать во всемъ отчетъ.

— Да, да! Но конечно вы можете хотя приблизительно перечислить мн расходы?

— Можетъ быть да, а можетъ быть и нтъ, отвчала гордо экономка.

— Авы, господинъ управляющій, продолжалъ Максъ, обращаясь къ Бриссону,— можетъ-быть будете столь добры, что покажете мн въ какомъ положеніи находятся имнія графа?

— Къ вашимъ услугамъ, отвчалъ тотъ униженно.— Мн очень жаль, что я долженъ буду представить вамъ довольно печальную картину.

— Какъ? Насколько я знаю, у васъ не длали реквизицій. Кром того, по мннію графа, ныншнею осенью можно ожидать хорошаго урожая. Въ такомъ случа, какимъ образомъ могутъ финансы графа находиться въ дурномъ положеніи?

— Вотъ видите, сказалъ Бриссонъ,— наши арендаторы теперь не платятъ, частью по случаю войны, а частью оттого, что они думаютъ, что сами скоро будутъ нуждаться въ деньгахъ. Они больше не работаютъ и принуждены жить на свои экономіи. Поэтому при всемъ желаніи они не могутъ заплатить за аренду.

— Если они не хотятъ платить, то съ нихъ можно взыскать, отвчалъ Максъ.— Конечно тмъ, которые дйствительно находятся въ бдственномъ положеніи по случаю войны, слдуетъ дать отсрочку.

— Но, господинъ управляющій, мн было жаль слишкомъ притснять бдныхъ людей.

— Я объ этомъ и не говорю. Я не намренъ притснять бдныхъ, напротивъ, я хочу дать имъ средства снова взяться за дло. Но въ какомъ же положеніи т имнія, которыми вы сами занимаетесь?

— Тоже въ очень печальномъ. Мы почти ничего не сяли. Да и для чего было это длать, когда всегда можно ожидать, что наши посвы будутъ потоптаны войсками? Кром того мы были не въ состояніи засять поля.

— Это почему?

— У насъ нтъ ни скота, ни лошадей.

— Отчего?

— Лошади забраны въ ремонтъ, а скотъ скупленъ поставщиками арміи. Должно всмъ жертвовать для отечества.

— Конечно, но надо также заботиться и о себ. Очень дурно, что у насъ нтъ лошадей и быковъ, но мн кажется, что вы все-таки сберегли нкоторыхъ, напримръ, ту пару вороныхъ, на которой хала госпожа де-Бандье.

— О, что вы говорите! Мы едва сберегли четверку упряжныхъ лошадей для госпожи де-Бандье и по три верховыхъ для меня и для васъ.

— Теперь не время думать о роскоши, и госпожа де-Бандье можетъ отказаться отъ прогулокъ въ экипаж:, что-же касается до насъ съ вами, господинъ Бриссонъ, то мн кажется, что намъ совершенно достаточно по одной лошади.

Бриссонъ и экономка снова переглянулись съ печальнымъ видомъ.

— И такъ, господинъ Бриссонъ, продолжалъ Максъ,— вы приведете въ порядокъ ваши книги и покажете мн ихъ завтра, а вы, прибавилъ онъ, обращаясь къ экономк,— будьте такъ добры, велите приготовить мн комнату, я очень усталъ, и, кром того, мн надо заняться длами.

— Съ удовольствіемъ, отвчала экономка,— Прикажете приготовить вамъ комнаты въ лвомъ флигел замка? Тамъ есть шесть комнатъ, предназначенныхъ для гостей, но такъ какъ теперь никто сюда не здитъ, то вы можете занять вс шесть, черезъ полчаса все будетъ готово.

— Мн совершенно достаточно и одной.

— Одной? удивительно! прошептала уходя госпожа де-Бандье.

Въ эти полчаса Бриссонъ совершенно убдился, что Максъ желаетъ серьезно контролировать его управленіе

Приходъ Сюзетты, явившейся объявить Максу, что его комната готова, прервалъ тягостный для Бриссона разговоръ.

— Онъ очень красивъ, этотъ новый управляющій, думала горничная, провожая его со свчей въ рукахъ.

XI.
Печаль.

На другое утро экономка и Бриссонъ снова встртились въ столовой, гд уже былъ приготовленъ завтракъ.

— Сюзетта, сказала госпожа де-Бандье,— доложи господину управляющему, что завтракъ ютовъ.

— Не безпокойтесь, сказалъ съ печальнымъ видомъ Бриссонъ.

— Разв его нтъ дома? спросила экономка.— Гд-же онъ?

— Мн сказалъ швейцаръ, что новый управляющій рано утромъ ухалъ вмст съ Франсуа.

— Ухалъ? Боже мой, въ такую погоду! вскричала госпожа де-Бандье, указывая на окна, въ которыя билъ дождь со снгомъ.— Зачмъ-же онъ похалъ?

— Осматривать имнія, какъ сказалъ мн швейцаръ. И онъ поручилъ сказать мн, чтобы я приготовилъ къ его возвращенію вс книги и былъ бы го. товъ дать ему отчетъ.

— Это уже немного слишкомъ, сказала экономка.— Посл того неограниченнаго доврія, которымъ вы пользовались, этотъ контроль оскорбителенъ.

— Ахъ, хорошо если-бы только это было. Я готовъ перенести вс оскорбленія, но это самое лучшее, что можно ожидать…. Графъ никогда не проврялъ моихъ книгъ. Онъ всегда просматривалъ только балансъ и не требовалъ никакихъ подробностей.

— Что касается до меня, замтила госпожа де-Бандье,— то я нисколько не боюсь этого контроля. А если этотъ новый управляющій не будетъ доврять мн, то я пожалуюсь на него графу, когда тотъ сюда возвратится. Вы тоже можете это сдлать.

— Да, но кто знаетъ, кому графъ повритъ больше, мн или ему? Изъ полномочія, даннаго этому молодому человку, мн кажется даже видно…. что графъ мн боле не довряетъ. Зачмъ ему было иначе присылать сюда этого человка съ такими полномочіями?

— Въ такомъ случа, значитъ, новый управляющій усплъ возбудить къ себ довріе графа, по всему видно, что онъ честный и совстливый молодой человкъ и это мн очень пріятно, хотя его поведеніе относительно насъ очень мн не нравится. Замтили вы, что мое имя не внушило ему никакого уваженія?

— Да, да, вс нмцы таковы, они не умютъ себя порядочно вести.

— Я этого не скажу. Мн даже очень нравится его поведеніе. Не смотря на немного невжливое его прибытіе сюда, видно, что онъ получилъ хорошее воспитаніе.

— Смотрите, вы увлекаетесь имъ точно также какъ и графъ, и кажется, что я скоро лишусь вашей благосклонности и останусь одинъ, безъ всякой опоры…. и тогда, я это предвижу, мое паденіе будетъ неизбжно.

— Мой любезный Бриссонъ, сказала госпожа де-Бандье, протягивая руку управляющему,— кто говоритъ, что вы лишитесь моей благосклонности? Я высоко цню то уваженіе, которое вы мн всегда оказывали, мы всегда были друзьями, и что касается до меня, то мн никогда не приходило въ голову не доврять вамъ. Если я нахожу въ этомъ молодомъ человк какія-нибудь достоинства, это еще не значитъ, что ихъ вамъ недостаетъ.

Это было сказано снисходительнымъ тономъ, съ самой милостивой улыбкой.

Бриссонъ поспшилъ поднести къ губамъ руку экономки и выразилъ свою глубочайшую благодарность.

— А теперь, продолжала госпожа де-Бандье,— мы можемъ ссть завтракать.

— Разв мы смемъ это сдлать раньше возвращенія управляющаго?

— Конечно. Мы не должны передъ нимъ унижаться. Чмъ боле мы будемъ ему подчиняться, тмъ заносчиве станетъ онъ съ нами. Наша совсть спокойна и мы не должны бояться его контроля.

— Да, мы не должны, сказалъ Бриссонъ съ глубокимъ вздохомъ,— вы нтъ, а я… ну, да мы увидимъ.

И они услись за круглымъ столомъ другъ противъ друга. Но аппетитъ Бриссопа былъ уже далеко не прежній.

Напрасно старалась госпожа де-Бандье разсять его печаль, черезъ нсколько минутъ онъ поднялся, говоря, что ему нужно еще привести въ порядокъ свои книги и счеты до возвращенія новаго управляющаго.

Въ то самое время, когда Бриссонъ выходилъ изъ столовой, вошелъ слуга и доложилъ, что какіе-то три господина, прибывшіе изъ города, желаютъ говорить съ господиномъ управляющимъ.

— Я никого не приму до возвращенія новаго управляющаго, сказалъ уходя Бриссонъ.

— Пусть эти господа подождутъ, приказала экономка,— введите ихъ сюда.

Слуга вышелъ, и черезъ минуту въ столовую вошли съ низкимъ поклономъ Обрэй, Ферю и Баумейстеръ.

XII.
Новый управляющій.

Хотя три гостя прибыли съ дороги, однако они были одты самымъ изысканнымъ образомъ.

— Позвольте доказать вамъ, сказалъ Баумейстеръ, съ пріятной улыбкой цлуя руку госпожи де-Бандье,— что не одни только дла привлекаютъ меня къ вамъ.

— Я очень рада, отвчала экономка,— что вы не забываете вашихъ друзей.

— Какъ я могу позабыть это! продолжалъ Баумейстеръ.— Я смотрю на васъ, какъ на прекрасный свжій цвтокъ, выросшій среди покрытаго снгомъ поля.

— О! вы настоящій поэтъ! отвчала съ любезной улыбкой госпожа де-Бандье.— Прошу васъ, присядьте, продолжала она обращаясь къ прочимъ, — Вы, конечно, позавтракаете у насъ?

— Вы слишкомъ добры, отвчалъ Обрэй,— мы не хотимъ утруждать васъ.

— О, конечно, нтъ! прибавилъ Ферю,—и если-бы не знали, какъ гостепріименъ замокъ Бошанъ, то мы отказались бы отъ вашего предложенія. Но мы не желаемъ огорчать васъ отказомъ.

При этихъ словахъ онъ слъ за круглый столъ и остальные послдовали его примру.

Слуги снова засуетились и госпожа де-Бандье принялась съ самымъ любезнымъ видомъ, исполнять обязанности хозяйки.

— Къ нашему величайшему сожалнію, мы узнали, что господинъ Бриссонъ не можетъ боле заниматься съ нами длами. Говорятъ, что графъ прислалъ сюда новаго управляющаго?

— Это правда, отвчала экономка,— онъ здсь уже со вчерашняго дня.

— Онъ, наврное, еще не посвященъ во вс обстоятельства своей должности, замтилъ Ферю,— такъ-что я полагаю, что онъ предоставитъ пока управленіе господину Бриссону?

— Можетъ быть, онъ это и сдлаетъ, во всякомъ случа, онъ очень самостоятеленъ.

— Каковъ же онъ, какъ человкъ?

— Очень благородный человкъ и будь онъ французъ, онъ былъ бы настоящимъ джентльменомъ, онъ мн очень понравился, отвчала госпожа де-Бандье.

— Вы говорите, что онъ не французъ? спросилъ Обрэй.

— Онъ нмецъ.

— Тмъ лучше для насъ, шепнулъ Ферю своему сосду Обрэй,— нмцамъ всегда недостаетъ ума и ловкости, намъ легко будетъ сдлать его нашимъ.

Обрэй кивнулъ ему одобрительно въ отвтъ.

— Вы намрены еще что-нибудь покупать? спросила госпожа де-Бандье, прерывая молчаніе.

— Мы взяли большіе подряды для Луарской арміи, отвчалъ Ферю,— и можемъ дать хорошую цну, кром того, намъ извстно, что здсь есть много лишняго скота….

— И вашъ хлбный запасъ еще долго не истощится, прибавилъ Обрэй.

— Мы думаемъ, что это будетъ пріятно господину Бриссону, продолжалъ Ферю, — и мы разсчитываемъ также на вашу помощь, въ случа если новый управляющій поставитъ намъ слишкомъ тяжелыя условія.

— Я думаю, замтилъ Баумейстеръ,— что это намъ едва-ли понадобится. Новый управляющій, наврное, не будетъ мшаться въ эти дла. Но посл, когда здсь будутъ что нибудь строить или чинить, я прошу васъ не позабыть обо мн.

Я всегда помню о васъ и безъ напоминаній, отвчала экономка,— вы знаете мое расположеніе къ вамъ, продолжала она, обращаясь ко всмъ троимъ,— и я общаюсь сдлать все, что могу, чтобы помочь вамъ привести ваши дла къ концу.

Въ эту минуту послышались въ корридор шаги и кто-то сказалъ повелительнымъ тономъ:

— Пошлите сейчасъ господина Бриссона въ мою комнату.

— Это новый управляющій, сказала госпожа де-Бандье, — я сейчасъ велю доложить ему, что вы желаете съ нимъ переговорить. Необходимо предупредить его, если вы желаете заключать сдлки съ господиномъ Бриссономъ.

— Конечно, конечно, подтвердилъ Обрэй.

— Не торопитесь такъ, замтилъ Ферю, усердно занимаясь паштетомъ,— на это будетъ время посл завтрака, кром того, онъ потребовалъ къ себ господина Бриссона, и ему можетъ быть будетъ непріятно наше посщеніе.

— Какъ вы хотите, отвчала экономка.

Съ видомъ преступника, ожидающаго ршенія своей участи, вошелъ Бриссонъ въ комнату Макса.

Напрасно старался онъ принять скромный видъ простодушнаго человка, совсть котораго спокойна.

Боязливый видъ и прерывающійся голосъ выказывали его смущеніе и страхъ.

— Вы приказали… сказалъ онъ.— Къ сожалнію, я не могъ привести въ порядокъ мои книги и счеты.

— Очень жаль, что вы этого не сдлали, отвчалъ Максъ строгимъ тономъ.— Сверхъ того я долженъ выразить вамъ мое неудовольствіе, господинъ управляющій, прибавилъ онъ.— Отчего не засяны т поля, которыя должны были быть засяны съ осени?

— Я уже вамъ говорилъ, что у насъ нтъ ни лошадей, ни быковъ.

— Немного скота у васъ есть, и вы должны были сдлать все, что позволяли ваши средства. А почему вы не позаботились запасти сколько необходимо хлба для посва?

— Къ сожалнію, мы должны были продать поставщикамъ арміи больше, чмъ могли.

— У васъ не было реквизицій, и вы могли оставить у себя все, что хотли. Сегодня-же посл обда я осмотрю хлбные запасы и сравню ихъ количество съ тмъ, которое показываютъ ваши книги.

— Что хотите вы длать? вскричалъ въ ужас Бриссонъ.— У васъ будетъ много дла и безъ этого, напримръ, недоимки и т. п…

— Я и этимъ займусь, отвчалъ Максъ.— А теперь принесите ваши книги, какъ он есть, мы подведемъ вмст итоги и составимъ инвентарь.

— Боже мой! я погибъ! прошепталъ уходя Бриссонъ.

Тотчасъ по его уход, въ комнату Макса вошла Сюзетта и доложила ему, что госпожа де-Бандье проситъ его придти, такъ какъ изъ города пріхали трое господъ, которые желаютъ переговорить съ нимъ о длахъ….

— Скажите Франсуа, отвчалъ Максъ,— чтобы онъ привелъ сюда этихъ господъ.

Минуту спустя наши три друга ужъ входили съ низкими поклонами.

— Что вамъ угодно? спросилъ ихъ Максъ.

Тутъ только они осмлились прямо взглянуть на него, и въ то-же мгновеніе отскочили назадъ съ испугомъ, такъ какъ они узнали въ новомъ управляющемъ того самаго молодаго человка, котораго они наканун отправили въ мэрію, какъ измнника.

Отъ испуга ни одинъ изъ нихъ не нашелъ, что сказать, такъ что Эргардъ долженъ былъ повторить свой вопросъ.

Обрэй оправился первый, такъ какъ онъ считалъ себя важной особой. Однако онъ не посмлъ говорить своимъ обычнымъ нахальнымъ тономъ.

— Позвольте намъ прежде всего, началъ онъ,— поздравить васъ съ вашей новой должностью.

— Я полагаю, что не это причина вашего посщенія, отвчалъ Максъ важнымъ тономъ, хотя онъ едва удерживался отъ смха при вид смущенія своихъ гостей.

— Конечно не одно это, продолжалъ Обрэй,— мы также просимъ у васъ извиненія за то столкновеніе…

— Не безпокойтесь объ этомъ, прервалъ его Максъ,— мое время разсчитано и я прошу васъ прямо приступить къ длу. Кто вы такіе?— А! онъ насъ не узнаетъ, подумалъ Баумейстеръ, и эта мысль возвратила ему бодрость.

— Я торгую скотомъ и мое, имя Ферю, сказалъ маленькій человчекъ,— а это мой другъ Обрэй, торговецъ хлбомъмы оба поставщики Луарской арміи.

— А я всегда производилъ починки и постройки въ имніяхъ графа, отвчалъ Баумейстеръ,— и прошу васъ, господинъ управляющій, также осчастливить меня вашимъ довріемъ и благосклонностью и дать мн работу. Если вамъ нужно поручительство, то госпожа де-Бандье охотно поручится за меня…

— Это поручительство не много вамъ поможетъ, отвчалъ Максъ,— госпожа де-Бандье можетъ оцнить ваши личныя достоинства, но въ постройкахъ она не много понимаетъ. Я справлюсь объ этомъ иначе, я осмотрю ваши постройки, сравню ихъ дйствительную стоимость съ вашей цною и тогда мы увидимъ, стоитъ-ли поручать вамъ работу.

— Чертъ возьми! шепнулъ Ферю своему другу Обрэй,— нтъ никакой надежды.

— Молчи, отвчалъ тотъ,— мы сдлаемъ ему извстные намеки и если онъ ихъ пойметъ, то, конечно, сдлается нашимъ, какъ и Бриссонъ.

Съ этой надеждой онъ началъ, обращаясь къ Эргарду.

— Если вы въ состояніи простить намъ то столкновеніе, которое мы вс оплакиваемъ…

— Я прошу васъ не упоминать боле объ этомъ, прервалъ его Эргардъ,— ничто не можетъ заставить меня измнить моему долгу, и я намренъ избгать всего, что можетъ быть непріятно или невыгодно для графа. Поэтому безъ обиняковъ, господа… Вамъ, господинъ Баумейстеръ, я скоро дамъ отвтъ. А вы, господинъ Ферю, желаете купить скота, и вы, Обрэй — хлба?

— Совершенно врно, господинъ управляющій, и не только теперь, но мы просимъ, чтобы вы и на будущее время продавали хлбъ и скотъ исключительно намъ, какъ это уже давно длается.

— И господинъ управляющій не будетъ недоволенъ, если дастъ намъ предпочтеніе, прибавилъ Обрэй.

Это должно было изображать тонкій намекъ.

— Что вы подъ этимъ подразумваете? спросилъ Эргардъ почти суровымъ тономъ.

— Рука руку моетъ, продолжалъ Обрэй,— конечно, мы будемъ имть барышъ, если будемъ исключительными покупателями и мы охотно предоставимъ нкоторыя выгоды продавцу. Мы покупаемъ по обыкновеннымъ рыночнымъ цнамъ, но мы не имемъ ничего противъ того, чтобы цна была обозначена немного ниже въ книгахъ и роспискахъ. Излишекъ конечно идетъ въ пользу продавца.

— Такими-то длами вы и занимались съ господиномъ Бриссономъ?

— Да, конечно, мы не такіе люди, чтобы быть неблагодарными…

— Жить и давать жить, это наше правило, отвчалъ Обрэй.

— И господинъ Бриссонъ соглашался на такія предложенія?

— Конечно, отвчалъ Ферю съ хитрой усмшкой,— откуда-же могъ онъ нажиться?

— Такъ значитъ господинъ Бриссонъ мошенникъ! вскричалъ Эргардъ такимъ тономъ, что радостная улыбка моментально исчезла съ лицъ нашихъ троихъ друзей.— Да, мошенникъ, продолжалъ Эргардъ,— который получитъ свое наказаніе.

Друзья уныло переглянулись. Средство, на которое они возлагали столько надеждъ, произвело совершенно неожиданное дйствіе.

— Я надюсь, господа, продолжалъ Эргардъ,— что вы поможете мн въ качеств свидтелей уличить Бриссона въ мошенничеств.

— Все погибло! прошепталъ Обрэй.

— Нтъ еще, шепнулъ ему въ отвтъ Ферю,— не помогли общанія, поможетъ лесть. Подожди, онъ нмецъ…. дай мн дйствовать.

— Господинъ управляющій, началъ онъ, обращаясь къ Максу,— мы нисколько не хотимъ наносить графу убытокъ. Мы будемъ платить рыночную цну и забирать у васъ все, что у васъ будетъ продажнаго. Разъ въ сношеніяхъ съ нами, вы не будете никогда въ стсненномъ положеніи. Вамъ не надо будетъ пріискивать покупщиковъ и никогда не будетъ задержекъ въ уплат, вы можете видть изъ книгъ, что мы всегда платили во время. Все это, кажется, нисколько не вредитъ выгодамъ графа.

— Противъ этого я ничего не имю, отвчалъ Эргардъ,— но только это постыдно, господа, что вы принимали участіе въ мошенничеств. Относительно продажи я не могу вамъ сказать ничего ршительнаго, пока не будетъ составленъ инвентарь. Но, кажется, что хлба и скота у насъ очень мало.

— Можетъ быть васъ удерживаетъ то, что мы поставщики Луарской арміи? спросилъ Ферю.— О, господинъ управляющій, разв можетъ славная нмецкая армія бояться этого сброда….

Говоря эти слова, онъ толкнулъ своего сосда локтемъ, какъ-бы желая сказать: ‘смотри, я попалъ ему не въ бровь, а прямо въ глазъ.’

— Побдоносная нмецкая армія, продолжалъ Ферю,— конечно разобьетъ Луарскую, какъ и вс прочія, и возьметъ Парижъ, мы отъ всей души желаемъ нмцамъ побды.

— Стыдитесь! сказалъ Эргардъ.— Вы, французъ, желаете униженія своего отечества? Я, нмецъ, хотя и желаю успха моимъ соотечественникамъ,— по тмъ не мене я жалю о судьб французовъ. А вы…. Это безчестно, господинъ Ферю! Это недостойно француза!

При этихъ словахъ Баумейстеръ не могъ удержаться и не выразить своего удивленія.

— Я уважаю вашъ характеръ, господинъ управляющій….. Друзья мои, продолжалъ онъ, обращаясь къ своимъ товарищамъ,— мы были несправедливы, думая, что господина управляющаго можно подкупить деньгами или лестью, какъ Бриссона. Онъ честный человкъ съ головы до ногъ, и если мы хотимъ съ нимъ имть дло, то должны идти прямо…

— Я очень радъ, господинъ Баумейстеръ, отвчалъ Эргардъ,— что вы это сознали. Я буду оказывать вамъ преимущество передъ другими, конечно, подъ условіемъ, что вы не будете длать мн безчестныхъ предложеній. Теперь я не могу сказать вамъ ничего опредленнаго, но прошу васъ, навдаться черезъ нсколько дней. Кром того, я прошу васъ пробыть еще немного въ замк, такъ какъ я хочу разспросить господина Бриссона о томъ, что я отъ васъ слышалъ, и вы можете мн понадобиться въ качеств свидтелей.

Но это предложеніе пришлось не по вкусу тремъ друзьямъ и они подъ разными предлогами поспшили откланяться.

Еще съ четверть часа посл ихъ ухода Максъ напрасно ждалъ Бриссона.

Выйдя изъ терпнія, онъ позвонилъ и приказалъ вошедшему Франсуа сказать управляющему, чтобы тотъ немедленно пришелъ къ нему.

Черезъ четверть часа вернулся Франсуа.

— Гд-же господинъ Бриссонъ? Почему онъ не пришелъ съ вами? спросилъ Эргардъ.

— Господина Бриссона здсь нтъ, отвчалъ Франсуа,— часъ тому назадъ онъ веллъ осдлать свою лошадь и ухалъ.

— А, мошенникъ, удралъ! подумалъ Эргардъ,— Дйствительно было уже давно пора прекратить эти безпорядки, еще нсколько лтъ такого управленія, и состояніе графа обратилось-бы въ ничто.

XIII.
Графиня Лафитъ.

Даже въ блестящее царствованіе Людовика XIV не былъ Версаль такъ оживленъ и населенъ.

Конечно, въ немъ было мало увеселеній. Нмецкіе офицеры не были настолько утомлены тяжелой службой, чтобы, желать развлеченій въ свободные часы, поэтому въ Версал было довольно скучно.

Однако лагерная жизнь была такъ утомительна, что офицеры не отказывали себ въ единственномъ удовольствіи, ужинать вмст въ гостинниц.

Понуривъ голову и не обращая ни на что вниманія, шелъ капитанъ фонъ-Дорнекъ по улицамъ Версаля, направляясь къ гостинниц.

— О чемъ это вы задумались, товарищъ? раздался вдругъ чей-то звучный голосъ.

Дорнекъ поднялъ голову и узналъ въ говорившемъ своего друга, доктора Фалька.

— А! вы здсь, вскричалъ онъ радостно, — а я только что думалъ о васъ.

— Къ чему вы стараетесь уврить меня, будто меня нельзя позабыть? Я-бы не сердился, даже еслибы мой родной братъ забылъ о моемъ существованіи. Я полагаю, что вамъ есть о чемъ думать и безъ меня… Однако мы сегодня ужинаемъ вмст?

— Я только что получилъ приглашеніе придти въ Hotel de Paris, тамъ сбирается сегодня самое отборное общество. Герцогъ Кобургскій, пріхавшій вчера, живетъ тамъ со всей своей свитой… Но, я вамъ говорю, что я въ самомъ дл думалъ о васъ.

— Можетъ-ли это быть? Смю спросить, какъ это я имю честь быть предметомъ вашихъ мыслей?

— О, конечно. Я думалъ о нашемъ послднемъ свиданіи въ Гренел и полагалъ, что вы еще тамъ.

— Я сейчасъ только-что оттуда, я явился сюда только для того, чтобы похлопотать о перемщеніи нашего гренельскаго лазарета.

— Вашъ лазаретъ былъ также предметомъ моихъ мыслей.

— Конечно, вы не мечтали о томъ, что рано или поздно попадете въ мои руки?

— Нисколько! Я такъ привыкъ къ этой мысли, что уже боле ею не занимаюсь. Теперь я думалъ не о себ, а о вашихъ больныхъ, или, лучше сказать, о вашей больной.

— А! О той, которой вы покровительствуете?

— Вы, конечно, не забывали заботиться о ней?

— Я длалъ все, что могъ. Но часто мн это надодало, когда я думалъ о томъ, что при моей гигантской работ, мн досталось еще и это экстренное занятіе.

— Такъ, значитъ, изъ-за тягости вашей работы, несчастная должна была оставаться безъ леченія?

— Ну, нтъ! Только ея болзнь требуетъ постояннаго надзора, а для этого у меня дйствительно не было времени. Эти безпрестанныя битвы снабжаютъ насъ такимъ количествомъ матеріала, что намъ положительно невозможно заниматься посторонними длами.

— Я этому охотно врю, но я говорю, что вы мн лично общали, если…

— Объ этомъ я не забылъ, и все, что только было въ моихъ силахъ, я сдлалъ.

— Въ какомъ-же положеніи теперь больная?

— При моемъ послднемъ посщеніи я нашелъ ее въ опасномъ положеніи, я ршился непремнно продолжать леченіе и только боялся, что при возвращеніи найду ее уже мертвою или въ безнадежномъ положеніи.

— Разв рана была смертельна?

— Нтъ, только, какъ я вамъ сказалъ при нашемъ послднемъ свиданіи, ей необходимъ покой, а его нтъ въ Трепел. Пушечная пальба, шумъ сраженій, происходившихъ у самой деревни, все это раздражало больную, а въ ея положеніи всякое волненіе опасно, поэтому ея здоровье, вмсто того чтобы улучшаться, все боле и боле ухудшалось.

— И противъ этого ничего нельзя сдлать?

— Ее необходимо перевезти въ такое мсто, гд она могла-бы пользоваться спокойствіемъ и уходомъ. Въ такомъ только случа можетъ она поправиться: для окончательнаго-же излеченія ей слдовало-бы отправиться въ южныя страны, я-бы предпочелъ Меранъ… Но это воздушные замки, а пока я еще не считаю возможнымъ вылечить ее.

— Такъ, по вашему мннію, больная должна быть увезена куда нибудь, гд она пользовалась-бы спокойствіемъ и уходомъ до тхъ поръ, пока не поправилась бы настолько, чтобы быть въ состояніи вынести перездъ въ Меранъ?

— Да, это мой взглядъ.

— Въ случа если я найду такое мсто, будете-ли вы такъ добры, перевезете-ли туда больную, конечно, на мой счетъ?

— Съ удовольствіемъ, если представится удобный случай. Но вы знаете, что нашей лазаретной фур и безъ того много работы.

— Можно будетъ нанять какой нибудь экипажъ.

— Поищемъ, но гд-же вы найдете такое мсто?

При этихъ словахъ, они вошли въ Hotel de Paris, и разговоръ поневол прекратился.

Въ числ гостей, наполнявшихъ залы отеля, находились также многіе окрестные жители, которые сочли за лучшее не оставлять своихъ домовъ изъ-за войны, и жили въ согласіи съ побдителями.

Между ними была одна дама, про которую никто не зналъ, что она такое.

Она старалась уврить каждаго, что она другъ Бисмарка, Жюля Фавра и многихъ другихъ подобныхъ особъ.

Она скоро завязала разговоръ съ Дорнекомъ, хотя и видла его въ первый разъ.

Увидя входящаго лорда Русселя, она подошла къ нему и поручила поклониться отъ нея его тзк, германскому посланнику, д’Израели, и еще Богъ знаетъ какимъ высокопоставленнымъ лицамъ Англіи.

— Кто это такое? спросилъ Дорнекъ своего друга.

— Графиня Лафитъ, отвчалъ тотъ,— одна изъ самыхъ странныхъ личностей, какія только мн встрчались. За ея манію привязываться ко всякому, ее прежде считали французскимъ шпіономъ, но теперь, кажется, отказались отъ этой мысли. Во всякогмъ случа, шпіонъ она, или нтъ, но она очень гостепріимна и радушно встрчаетъ всякаго, кто къ ней ни прідетъ.

Графиня была уже не молода, но на ея лиц видны были слды прежней красоты. Она говорила по нмецки, но съ явнымъ французскимъ акцентомъ.

Наши два друга едва нашли себ мсто, гд приссть, какъ она снова подошла къ нимъ.

— Какъ я рада васъ видть, господинъ фонъ-Дорнекъ, сказала она,— мы уже цлую вчность съ вами не видлись, послдній разъ мы были вмст у герцога Мекленбургскаго…. Или скоре во Флоренціи, гд мы обдали вмст у Гарибальди…. Вы это, конечно, помните, капитанъ?

Дорнекъ, конечно, не помнилъ этихъ событій.

Онъ замтилъ графин, что никогда не имлъ чести быть ни у герцога Мекленбургскаго, ни у Гарибальди.

Она нисколько на это не разсердилась, а продолжала съ прежней любезностью:

— Какъ вы поживаете? Что длаетъ генералъ Блументаль? Я его не вижу сегодня здсь… Нтъ-ли извстій отъ генерала Фалька фонъ-Фалькентшейнъ? Я познакомилась съ нимъ во Франкфурт и онъ общалъ мн писать, но, должно быть, у него нтъ времени.

Въ эту минуту въ залу вошелъ герцогъ Кобургскій въ сопровожденіи Бисмарка и многихъ генераловъ.

Графиня бросилась къ нему и тотчасъ завела оживленный разговоръ. Она разсказывала герцогу невроятные случаи изъ своихъ дорожныхъ приключеній и приводила въ свидтели въ справедливости ея словъ фонъ-Дорнека и доктора.

Къ счастью герцогъ скоро замтилъ ея манію.

Такъ какъ графиня говорила бгло на многихъ языкахъ и умла необыкновенно живо разсказывать, то около нея собралось много слушателей.

— Ну, Дорнекъ, сказалъ смясь одинъ изъ офицеровъ,— вамъ скоро придется подтверждать, что вы присутствовали при свиданіи графини съ папой.

— Дйствительно, она меня ставила въ неловкое положеніе, отвчалъ фонъ-Дорнекъ,— не могу-же я сказать ей въ глаза, что она говоритъ ложь.— Конечно, это было-бы невжливо относительно такой любезной дамы, какъ графиня Лафитъ. Что бы ни говорили, но ея столъ очень хорошъ. Она окажетъ всякую услугу, какую-бы у нея ни просили, если только она въ состояніи это сдлать, и въ этомъ случа она не различаетъ друзей и враговъ.

— Это миритъ меня со всми ея странностями, отвчалъ фонъ-Дорнекъ.

За столомъ ему случайно пришлось сидть рядомъ съ графиней, она разсказала ему, какъ она принуждена была противъ воли остаться въ своемъ загородномъ дом, и что теперь она поставила себ задачей устроить примиреніе между ея старыми друзьями Бисмаркомъ и Жюль-Фавромъ, и въ конц концовъ пригласила Дорнека и доктора завтракать у нея на другой день.

Докторъ хотлъ отказаться, но Дорнекъ остановилъ его.

— Кто знаетъ, шепнулъ онъ,— можетъ быть мы найдемъ тамъ убжище для нашей больной!

— Хотя у меня и нтъ свободнаго времени, отвчалъ также тихо ему докторъ,— но я буду васъ сопровождать въ этомъ посщеніи.

Приглашеніе было принято и на другой день оба друга отправились верхомъ къ графин Лафитъ.

Она жила въ хорошенькой вилл съ круглой крышей, узкими окнами, маленькимъ прудомъ и бесдкой въ швейцарскомъ вкус.

Дорнекъ и докторъ были приняты графиней очень радушно.

Она показала имъ весь домъ до спальной включительно, и, наконецъ, привела въ бесдку, въ которой стояли шесть кроватей.

— Это предназначено для раненыхъ, сказала графиня — я просила моего друга Бисмарка устроить здсь лазаретъ, но мн отвчали, что докторамъ главнаго лазарета слишкомъ далеко сюда здить, а особеннаго доктора въ настоящее время нельзя назначить…. Но, можетъ быть, посл мой лазаретъ будетъ устроенъ….Если вамъ угодно, господа, мы сейчасъ будемъ завтракать.

Къ завтраку явились еще двое гусарскихъ офицеровъ, также ‘друзья’ графини.

Графиня была воплощенная живость и маленькое общество было-бы очень оживлено, если-бы Дорнека не преслдовала его неотступная мысль.

Гусарскіе офицеры, какъ оказалось изъ разговора, были постоянными гостями графини, отправляясь каждый день въ эту мстность подъ предлогомъ рекогносцировки.

Очевидно, что со шпіономъ не поступали-бы такъ.

Да и что могла сдлать графиня въ своемъ уединенномъ дом, передъ глазами прусскихъ жандармовъ?

Кром того, она была въ ссор съ своими французскими сосдями за то гостепріимство, которое она оказывала нмцамъ.

— Считаете-ли вы это мсто удобнымъ? спросилъ Дорнекъ доктора.

— Для чего?

— Для помщенія нашей больной.

— Въ высшей степени удобно! Здсь такъ спокойно, а что касается до графини, то она будетъ очень счастлива видть одну изъ своихъ кроватей занятою.

— Но гд-же найти доктора?

— У меня много знакомыхъ докторовъ въ Версал, которые охотно согласятся здсь завтракать и возьмутъ на себя трудъ ежедневно посщать больную, если только графиня будетъ давать имъ для этого экипажъ.

Посл завтрака гусары со смхомъ объявили, что имъ пора вернуться въ Версаль, чтобы донести о результат ихъ рекогносцировки.

Дорнекъ и докторъ остались еще нсколько времени посл ихъ ухода.

— Графиня, началъ Дорнекъ, — мн кажется, что васъ очень огорчаетъ то обстоятельство, что вашъ такъ хорошо устроенный лазаретъ оказался безполезнымъ. Можетъ быть вы согласитесь пріютить у себя одну даму, жизнь которой зависитъ отъ того, найдетъ-ли она для своего леченья спокойное мсто?

— О! конечно, капитанъ, я съ удовольствіемъ приму ее, хотя мн пріятне было-бы ухаживать за ранеными.

— Вамъ это и предстоитъ.

— Конечно, она не жертва войны?

— Несчастная была ранена пулей въ Гренельской гостинниц.

— А! это, другое дло. Такъ, значитъ, у меня будетъ раненая дама? О, любезный капитанъ, вы меня очень обяжете…. Я буду вамъ очень благодарна, если вы пришлете ко мн эту больную.

— Я, съ своей стороны, также очень вамъ благодаренъ и вы наврно не будете раскаиваться въ вашемъ общаніи, когда я вамъ скажу, что эта больная дочь генерала Леконта.

— Какъ? Дочь моего друга Леконта? Боже мой, онъ здсь? Какъ я счастлива, что мн можно будетъ за ней ухаживать! Вы, капитанъ, и вы, докторъ, прошу васъ, привезите ее сюда скорй, она найдетъ здсь самый лучшій уходъ. Только мн будетъ трудно найти доктора…

— Объ этомъ я позабочусь, сказалъ Фалькъ.

— Если вы хотите, я пришлю за больною экипажъ.

— Будьте такъ добры, отвчалъ докторъ,— пришлите въ Гренель посл-завтра экипажъ, удобный для перевозки тяжело-раненыхъ.

— Это будетъ сдлано, господинъ докторъ… О! какъ я желаю, чтобы бдная раненая была бы здсь…

— У меня есть за вами общаніе, товарищъ, сказалъ Дорнекъ доктору, когда они возвращались въ Версаль,— вы общали мн перевезти нашу больную.

— Если она васъ такъ интересуетъ, то я сдлаю все возможное, чтобы только перевезти ея безъ вреда для ея здоровья.

— Благодарю васъ за это впередъ, сказалъ фонъ-Дорнекъ, прощаясь съ своимъ другомъ.

XIV.
Нераскрытая тайна.

Дюбокъ стоялъ у дверей своего Гренельскаго дома и съ печальнымъ видомъ смотрлъ на картину, представлявшуюся его глазамъ.

Жители Гренеля такъ привыкли къ движеніямъ войскъ черезъ ихъ деревню, что Дюбокъ уже не обращалъ на это вниманія.

Тамъ былъ цлый походный госпиталь, и люди съ красными крестами на рукавахъ то и дло носили раненыхъ на носилкахъ.

— Какое несчастіе эта война, подумалъ со вздохомъ Дюбокъ, — въ чемъ виноваты вс эти несчастные раненые? О! дай Богъ, чтобы это все скоре кончилось!

Въ эту минуту какой то деревенскій экипажъ прозжалъ мимо его дома и Дюбокъ узналъ въ сидящей въ немъ дам хозяйку гостинницы.

— Здравствуйте, господинъ Дюбокъ! закричала она ему.

— А! это вы! здравствуйте сосдка! Куда это вы дете?

— Въ Нельи, мн надо сдлать тамъ кое-какія закупки. Вы знаете, что офицеры обдаютъ у меня, вс запасы истощились. Я вернусь сегодня посл обда, отвчала хозяйка гостинницы, и велла кучеру остановиться.

Дюбокъ подошелъ къ ней говоря:

— Вы узжаете хоть ненадолго отъ печальнаго вида, который представляетъ теперь наша, прежде такая спокойная, мстность.

— О, да! Сердце разрывается глядя на всхъ страдающихъ. Слава Богу! Они перевозятъ лазаретъ въ Сепъ-Жермень, по крайней мр, у меня освободится мсто, такъ какъ три большія комнаты были заняты больными, такъ что остальные жители будутъ очень рады, когда ихъ увезутъ.

— Вамъ извстно, почему увозятъ отсюда лазаретъ? Можетъ-быть боятся, что парижане снова овладютъ этимъ мстомъ?

— Я не думаю, чтобы причиной было это, но главный докторъ Фалькъ находитъ, что это мсто неудобно для больныхъ, такъ какъ имъ нтъ ни минуты покоя. Докторъ здилъ въ Версаль и просилъ о перемщеніи лазарета, ему позволили, и вотъ они уже принялись за дло.

— Знаете-ли, я хотлъ сегодня быть у васъ.

— О, въ такомъ случа, я очень сожалю, что мн сегодня непремнно надо быть въ город. Я давно желала поговорить съ вами. О, я должна разсказать вамъ такъ много новаго! Я теперь уже немного понимаю по нмецки и узнала много интереснаго отъ обдающихъ у меня офицеровъ.

— Поговорить съ вами было, не единственной причиной моего посщенія, сосдка, но вы говорили, когда мы съ вами видлись послдній разъ, объ одной больной, которая лежитъ у васъ и которой вы даже уступили свою спальню.

— Да, это мадемуазель Леконтъ.

— Да, именно. Мой сынъ увряетъ, что она обманщица, что она присвоиваетъ себ чужое имя… Я прошу васъ провести меня къ ней, чтобы я могъ изслдовать это дло.

— О, къ несчастью, это невозможно, такъ какъ докторъ запретилъ говорить съ нею. Я сама не могу ее ни о чемъ спрашивать и даже должна почти не говорить, чтобы не безпокоить ее.

— И ей нисколько не лучше?

— Теперь ей даже гораздо хуже. Помощникъ главнаго доктора сказалъ мн, что она не поправится, я этому не поврила, но теперь и самъ докторъ Фалькъ боится за ея жизнь.

— Значитъ, мн нельзя переговорить съ ней?

— Едва-ли, но впрочемъ я сейчасъ спрошу доктора.

— Можетъ-быть мн позволятъ предложить ей нсколько вопросовъ, на которые ей довольно будетъ отвчать знаками. Эти вопросы объяснятъ одно дло, которое меня сильно интересуетъ, въ интересахъ моего сына я долженъ пролить свтъ на это темное дло.

— Вотъ что, сосдъ, я не буду спрашивать доктора, а прямо проведу васъ къ больной. Ваша правда, что это дло должно объясниться, я сама хочу знать, которая изъ.двухъ дамъ дочь генерала Леконта.

— Мой сынъ увряетъ, что видлъ бумаги той, которая жила у насъ, и что она дочь генерала Леконта.

— Ну, въ такомъ случа, та, которая у меня обманщица, сказала хозяйка,— и необходимо, чтобы вы объяснили это дло какъ можно скоре, такъ какъ младшій докторъ говоритъ, что она должна скоро умереть.

— Если она умретъ, то тайна останется не разъясненной.

— Если вы объясните все это доктору, то я уврена, что онъ позволитъ вамъ переговорить съ больной. Мн самой любопытно знать истину.

— А когда могу я придти къ вамъ для этой цли?

— Когда я возвращусь, сосдъ, если вамъ угодно, то сегодня-же вечеромъ.

— Я непремнно приду, сосдка… Счастливаго пути!

Экипажъ покатился.

Дюбокъ постоялъ съ минуту, потомъ съ облегченнымъ сердцемъ вернулся назадъ.

— Слава Богу, сказалъ онъ,— что это сомнніе наконецъ разршится. Въ интересахъ моего сына я долженъ стараться, чтобы ни тни сомннія не лежало на той, которой онъ, какъ кажется, очень живо интересуется.

Госпитальныя фуры хали одна за другой по улицамъ и къ вечеру вс выхали изъ города, такъ что тишина на улицахъ ничмъ боле не прерывалась.

Какъ было условлено, Дюбокъ явился вечеромъ въ гостинницу.

— Хозяйка сейчасъ придетъ, сказала ему служанка,— она занята, но я позову ее.

Дйствительно, хозяйка очень скоро пришла, но объявила, что она, къ крайнему своему сожалнію, не можетъ поговорить съ нимъ.

— Вотъ что, кончила она,— я должна приготовить ужинъ, мы не должны сердить господъ пруссаковъ они хорошо платятъ и очень любезны, когда имъ хорошо подаютъ… Когда все будетъ готово, тогда я къ вашимъ услугамъ. Неправда-ли, вы подождете, пока я буду свободна?

— Я не хочу васъ задерживать, сосдка, вы знаете, что я пришелъ для вашей больной…. мнимой мадемуазель Леконтъ.

— Да, я это знаю.

— Какъ ея здоровье въ настоящую минуту?

— Я ничего не могу сказать, такъ какъ, вернувшись домой, я еще не имла времени видть больную.

— Вы можете провести меня къ ней?

— Мн будетъ очень жаль, если она окажется обманщицей, такъ какъ я уже полюбила ее, она такая кроткая, такъ благодарна за все, что для нея длаютъ.

— Другую тоже нельзя было не полюбить.

— Хмъ! во всякомъ случа это интересно, и мн самой хочется знать результатъ вашихъ разспросовъ…. Ахъ, Боже мой, звонятъ… Извините меня, сосдъ, черезъ десять минутъ я вернусь.

Черезъ четверть часа она дйствительно возвратилась и сказала:

— Я сначала пойду посмотрю, не спитъ-ли она, будить ее я не стану. Бдняжка! Можетъ-быть она даже умерла, и никто объ этомъ и не знаетъ, такъ какъ мои люди не позаботились врно о ней во время моего отсутствія.

— Подите, сосдка, и посмотрите, не. спитъ-ли она, и въ состояніи-ли сказать нсколько словъ, а то я не желаю безпокоить ее или, тмъ боле, подвергать ее опасности. Идите, я подожду васъ здсь.

Хозяйка пошла и вернулась черезъ пять минутъ, на лиц ея выражался неописанный ужасъ.

— Ея нтъ тамъ! вскричала она.

— Не шпіонъ-ли она? сказалъ Дюбокъ.

— Если это и такъ, то все-таки она не могла убжать, она была такъ слаба, что едва могла двигаться.

— Не знаетъ-ли кто-нибудь изъ вашей прислуги, куда она длась?

Хозяйка вышла, но скоро вернулась съ извстіемъ, что никто ничего не знаетъ.

Слуги и служанки весь день старались быть по дальше отъ дома, чтобы не помогать переноск раненыхъ, и потому не могли знать, что длалось въ дом.

Только когда весь лазаретъ ухалъ вернулась прислуга въ домъ.

Да и тогда никто не входилъ къ больной, лежавшей въ спальн хозяйки, одна только старая судомойка говорила, что больную унесли вмст съ остальными.

— Вроятно, говорила она,— это нашу больную несли на особыхъ носилкахъ и положили въ отдльный экипажъ. Я удивилась, потому что это былъ совсмъ не лазаретный экипажъ, въ которомъ была устроена постель, но куда они ее увезли, этого я не знаю.

— Очень можетъ быть, что бдняжка умерла, сказала хозяйка,— и никого не было въ послднія минуты около нея. Да, наврно она умерла, поэтому ее и унесли.

— Значитъ эта тайна такъ и останется не разршенной! сказалъ Дюбокъ.— Я боюсь, чтобы она не была роковой для моего сына. Богъ не допустилъ, чтобы я разъяснилъ ее, буду надяться, что это не погубитъ моего сына.

XV.
Выздоровла!

Къ числу гостей, часто бывавшихъ у графини Лафитъ, принадлежалъ теперь также капитанъ фонъ-Дорнекъ, которому графиня постоянно сообщала о здоровь ихъ больной.

Каждый день она посылала свою карету за докторомъ въ Версаль, и доктора изъ тамошняго лазарета охотно прізжали.

Если одинъ былъ занятъ, то прізжалъ другой, такъ какъ вс знали, что встртятъ въ дом графини дружескій пріемъ и хорошій завтракъ.

— Какъ здоровье вашей больной? спрашивалъ постоянно капитанъ фонъ-Дорнекъ, когда другіе гости удалялись и онъ оставался вдвоемъ съ хозяйкой.

Сначала извстія были далеко не радостныя.

Графиня каждый разъ говорила съ печальнымъ видомъ, что, по словамъ доктора, положеніе больной еще очень сомнительно.

Черезъ недлю извстія сдлались отрадне.

— О, ей гораздо лучше, отвчала графиня на обычный вопросъ капитана.— Въ уход за ней нтъ недостатка, вс предписанія доктора тщательно исполняются. Ужасно только то, что докторъ запрещаетъ съ ней говорить, изъ боязни что она станетъ отвчать, а это ей крайне вредно, а между тмъ мн надо ей такъ много сказать и о многомъ разспросить, я полюбила ее теперь какъ дочы Сколько благодарности, признательности и доброты выражаетъ ея взглядъ! Мн стоитъ большаго труда, чтобы удержаться и не обнять, не поцловать ее, и не сказать, что я готова исполнить всякое ея желаніе, я была-бы счастлива, еслибы она пожелала чего-нибудь.

— Ваше сочувствіе и доброта вполн заслуживаютъ вамъ признательность вашей больной, а также и мою. Прошу васъ, не давайте ей ни въ чемъ нуждаться, а главное, возьмите на себя заботу перевезти больную на Югъ, какъ только она будетъ въ состояніи хать. Издержки на это путешествіе…

— О, не говорите объ издержкахъ, перебила его графиня,— я рада, что могу взять ихъ на себя.

— Вы не должны этого длать. Я, къ счастію, довольно богатъ, чтобы взять на себя эту часть попеченій о больной. Я не скрою отъ васъ, что я въ высшей степени интересуюсь вашей больной и былъ-бы счастливъ видть ее вполн здоровой. Я уже сдлалъ вс нужныя приготовленія для ея путешествія въ Меранъ, но позвольте мн попросить васъ объ одномъ.

— О чемъ угодно, мой другъ.

— Вы не должны говорить больной, изъ какого источника идутъ эти средства, я не хочу, чтобы мое имя было произнесено. Вы можете сказать, что эти деньги вы получаете отъ родственника или друга ея отца.

— О, великодушный другъ! сказала графиня.— Какъ вы заслужили благодарность мою и моей больной! Благородно быть неизвстнымъ благодтелемъ, который не желаетъ даже благодарности.

Въ продолженіи трехъ недль извстія о состояніи больной длались все лучше и лучше, и наконецъ графиня объявила, что докторъ позволилъ сказать ей нсколько словъ и похать прокатиться немного.

Графиня была вполн счастлива, когда сла съ своей больной въ карету, она говорила безъ умолку и въ конц каждой фразы повторяла:

— Но, моя дорогая, не отвчайте мн! Дайте мн одной говорить, мн уже легче на сердц, что вы можете меня слушать.

Прежде всего она разсказала больной, какъ та попала къ ней въ домъ, что когда она была въ Гренел ранена и французскій докторъ объявилъ ее убитой, нмецкій докторъ, вскор вслдъ за тмъ пришедшій въ домъ, нашелъ ея рану опасной, но не смертельной. Сдланная затмъ операція удалась и съ тхъ поръ ее лечилъ нмецкій докторъ, пока наконецъ графиня, узнавъ отъ капитана Дорнекъ о ея положеніи, не взяла ее къ себ.

— Я знаю, отвчала Сабина слабилъ голосомъ,— что обо мн все время заботился одинъ человкъ, который отказывается отъ всякой благодарности… О, скажите мн его имя!

— Это капитанъ фонъ-Дорнекъ, поспшно сказала графиня, забывъ о данномъ общаніи.— Онъ сначала заботился, чтобы за вами ухаживали въ Гренел и потомъ просилъ меня взять васъ къ себ.

— Доставьте мн удовольствіе поблагодарить его.

Только тутъ вспомнила графиня, что фонъ-Дорнекъ просилъ хранить его вмшательство въ тайн,.

Совсть стала мучить ее, что она не исполнила его просьбы.

— Моя дорогая мадемуазель Леконтъ, сказала она, беря за руку Сабину,— вы недолжны выражать ему вашей благодарности, такъ какъ онъ не желаетъ, чтобы вы знали, что онъ для васъ сдлалъ.

— Онъ слишкомъ гордъ, чтобы принять мою благодарность?

— Гордъ? О, нтъ, но онъ желаетъ избавить васъ отъ чувства быть обязанной кому-нибудь. Зовите это не гордостью, а благородствомъ.

— Я такъ много обязана ему, что должна выразить ему мою благодарность, дайте мн для этого случай.

— О, случай найдется, отвчала графиня,— такъ какъ капитанъ часто бываетъ у меня, и именно для того, чтобы узнать о вашемъ здоровь. Я передамъ ему ваше желаніе и если онъ захочетъ, то провожу его къ вамъ.

— Прошу васъ, сдлайте это!

Чмъ лучше длались извстія о здоровь Сабины, тмъ рже стали длаться посщенія фонъ-Дорнека.

Такъ что прошло много дней прежде чмъ онъ пріхалъ въ замокъ.

На его вопросъ о здоровь больной, графиня отвчала:

— О, мадемуазель Леконтъ совсмъ поправилась, она можетъ говорить сколько угодно, но она еще немного слаба и опасность, что можетъ сдлаться хроническая болзнь легкихъ, также еще не совсмъ прошла. Впрочемъ, докторъ вчера уврялъ меня, что поздка на Югъ уничтожитъ и эту опасность.

— И мадемуазель Леконтъ уже въ состояніи предпринять эту поздку?

— Докторъ думаетъ, что, при соблюденіи всхъ предосторожностей, можно хать, а такъ какъ я сама съ ней поду, то думаю, что вс предосторожности будутъ приняты.

— Это очень благородно съ вашей стороны, графиня, ваше поведеніе внушаетъ къ вамъ не только уваженіе, но даже восхищеніе всхъ знающихъ васъ. Вы мн не оставляете ничего, по крайней мр я желаю взять на себя самую меньшую сторону — денежную.

Говоря это, онъ протянулъ графин бумажникъ съ деньгами.

— Этого будетъ, вроятно, достаточно на первое время, само собою разумется, что вс слдующія издержки я беру на себя.

— Какое великодушіе!

Конечно, по нашему уговору, мадемуазель Леконтъ не должна ничего знать объ этомъ.

— Я общала вамъ это, но я проговорилась, и мадемуазель Леконтъ просила меня передать вамъ, что она желаетъ лично васъ поблагодарить за все.

— Это было не хорошо съ вашей стороны, графиня, назвать меня, я сдлалъ такъ мало, что мн совстно принимать благодарность. Вамъ однимъ должна быть благодарна мадемуазель Леконтъ.

— Значитъ вы не хотите доставить бдному ребенку удовольствіе васъ видть?

— Я думаю, что это избавитъ ее отъ необходисти благодарить врага ея отечества. _z

— Она не видитъ въ васъ врага своей родины, прусскаге офицера, а видитъ своего благодтеля.

— Все-таки я знаю, что свиданіе со мной должно вызвать въ мадемуазель Леконтъ непріятное чувство. Позвольте мн умолчать, почему я считаю за лучшее не видться съ мадемуазель Леконтъ.

— Я знаю, что это очень огорчитъ бднаго ребенка.

— Если вы боитесь этого, то не говорите ей, что я былъ.

— Это одно, что я могу сдлать. Хотя лгать и не слдуетъ, но въ этомъ случа солгать необходимо.

Они поговорили еще нсколько минутъ, посл чего капитанъ веллъ подать свою лошадь.

Едва онъ сталъ прощаться съ графиней, какъ дверь отворилась и вошла Сабина.

Лице ея было прозрачной близны, представлявшей контрастъ съ ея темными волосами и чернымъ платьемъ.

Было что-то воздушное, неземное во всей ея фигур.

Пораженный этимъ явленіемъ, фонъ-Дорнекъ неподвижно остановился среди комнаты.

Одно мгновеніе онъ думалъ, что это сверхъ-естественное явленіе, потомъ имъ овладло волненіе. Она представилась ему не смертной, но богиней, и богиней для него не досягаемой.

Если онъ ее полюбитъ, то можетъ-ли онъ надяться, что эта любовь будетъ когда-либо раздлена? Какъ могъ онъ на это надяться?

Она была дочь французскаго генерала, сражавшагося противъ нмцевъ.

Какъ должно было ей быть тяжело благодарить врага отечества! Да, единственное чувство, на которое онъ могъ разсчитывать — была благодарность, и это возмущало гордость молодаго человка.

Сабина между тмъ подошла къ графин.

— Сабина, дорогая моя! вскричала графиня,— вы пришли? Я не думала, чтобы вы желали принять участіе въ нашемъ обществ.

— Я до сихъ поръ напрасно ждала, капитанъ, сказала слабымъ голосомъ Сабина,— что вы постите меня, чтобы я могла васъ поблагодарить. Вы не хотите принять моей благодарности. Но я должна высказать вамъ ее, я должна сказать вамъ, что я всю жизнь не забуду, что я обязана вамъ этой жизнью.

— Не мн, отвчалъ Дорнекъ,— не мн должны вы быть благодарны. Того, что я сдлалъ, не было-бы достаточно для спасенія вамъ жизни, вы обязаны вашей жизнью, посл Бога, моему другу доктору и графин.

— Для меня, можетъ быть, было-бы лучше, еслибы я умерла, для меня въ жизни нтъ боле ни радости, ни надежды. Моя жизнь иметъ для меня цну только потому, что я обязана ею благороднымъ сердцамъ, принявшимъ во мн участіе. Вы, капитанъ, были первымъ, который принялъ во мн участіе, и вамъ должна я быть боле всего благодарна. Не обижайте меня отказомъ принять мою благодарность.

— О, я не думаю обижать васъ! вскричалъ Дорнекъ, беря руку Сабины и поднося ее къ губамъ.— Я только желалъ-бы убдить васъ, продолжалъ онъ,— что тотъ, кто призванъ сражаться противъ вашей родины, не чувствуетъ никакой ненависти къ членамъ французскаго народа, но, къ сожалнію, я узналъ, что, противъ воли, я скоре повредилъ вамъ, чмъ оказалъ пользу.

— Вы заходите слишкомъ далеко, другъ мой, сказала тогда графиня.— Чмъ вы повредили Сабин? Вы не можете отказаться, что вы первый дали приказаніе перевязать раненую, и также вы сказали мн объ ней и просили меня взять ее къ себ.

— Это сдлалъ-бы всякій другой, отвчалъ капитанъ,— который даже не чувствовалъ бы никакого состраданія къ судьб вашего отца и не былъ проникнутъ, какъ я, желаніемъ на сколько возможно доказать это его дочери, но, тмъ не мене, я, какъ сказалъ уже, повредилъ вамъ, хотя и невольно, давъ пропускъ черезъ наши войска двушк, которая показала мн бумаги на ваше имя.

— Это были мои бумаги, сказала Сабина,— он у меня пропали, я только сейчасъ вспомнила о нихъ. Я думаю, что та, которая взяла ихъ, сдлала это только для того, чтобы получить пропускъ черезъ прусскія войска.

— Очень можетъ быть, что это было единственное ея намреніе и что вамъ не будетъ черезъ это никакихъ непріятностей, по все-таки у васъ теперь нтъ бумагъ. Могу я узнать, какова была цль вашего отъзда изъ Парижа?

— У меня была рекомендація къ другу моего отца въ провинцію.

— Вы съ нимъ лично знакомы?

— Нтъ, онъ зналъ только моего отца.

— Въ такомъ случа, васъ могутъ принять за обманщицу, если вы явитесь безъ пропуска и безъ бумагъ.

— Я объ этомъ уже думала.

— Въ такомъ случа вамъ лучше не хать въ провинцію.

— Вы нашли здсь друзей, прибавила графиня,— для насъ нтъ надобности въ вашихъ бумагахъ. Останьтесь у меня, не будемъ боле разлучаться. Какъ только вы немного поправитесь, мы подемъ въ Меранъ и, когда во Франціи все успокоится, тогда мы вернемся назадъ и вы останетесь у меня сколько хотите.

— Чмъ заслужила я такую доброту? сказала Сабина.— Ахъ, нтъ, нтъ! Я не должна принимать такой жертвы, я знаю что такое путешествіе будетъ дорого стоить.

— О, объ этомъ не безпокойтесь! перебила ее графиня,— Мн еще не было случая сказать вамъ, что одинъ другъ вашего отца далъ мн денегъ на это путешествіе.

— Другъ моего отца? отвчала Сабина, недоврчиво и вопросительно глядя на графиню,— кто этотъ другъ и какъ узналъ онъ о томъ, что со мной произошло?

— О, люди, длающіе добро, не хотятъ, чтобы знали ихъ имя, отвчала графиня,— прошу васъ, не спрашивайте меня, я могу вамъ только сказать, что я не хотла брать этихъ денегъ, но этого нельзя было сдлать, не оскорбивъ дававшаго.

— Изъ этого вы можете видть, сказалъ Дорнекъ,— что ваша будущность не лишена надеждъ. Тотъ кто, какъ вы, внушаетъ всмъ къ себ дружбу и участіе, можетъ надяться на лучшую будущность. Время исцлитъ ваше горе.

— Вы удивляете меня, капитанъ, сказала Сабина,— вы говорите со мной не какъ съ француженкой, если-бы я была дочерью вашей страны, то и тогда то, что вы для меня сдлали, доказывало бы благородство вашего сердца,— но какъ должна я назвать это, когда вы сдлали все это для врага вашей родины?….

— Ни одного француза, ни одну француженку не считаю я своимъ врагомъ…. Мы не такіе фанатики, чтобы не различать личности отъ принципа:, я не желаю ничего боле, какъ того, чтобы вы видли во мн не солдата непріятельской арміи, а человка — я не смю сказать друга…

— Богъ свидтель, что я это длаю! вскричала Сабина, протягивая ему руку.— Когда я молюсь за свою родину, я также буду просить Бога, чтобы онъ пощадилъ жизнь благороднйшаго человка!

XVI.
Бомбардированіе.

Подтвержденіе извстія о пораженіи Луарской арміи, отъ котораго такъ гордо отказался Трошю, было вскор получено парижанами черезъ голубиную почту, но въ этомъ извстіи говорилось только, что армія Орэль-де-Палладина была раздлена на двое, о пораженіи же не было сказано ни слова.

Потомъ было получено извстіе, что на мсто Орэль-де-Палладина главнокомандующимъ Луарской арміей назначенъ генералъ Шанзи.

Орэль-де-Палладинъ, котораго еще недавно превозносили до небесъ, вдругъ превратился въ неспособнаго и нершительнаго генерала, за то Шанзи былъ чуть не самъ богъ войны и никто не сомнвался, что онъ скоро соединитъ раздленныя части своей арміи и направится противъ осаждающихъ.

Однако раздленіе арміи безпокоило нкоторыхъ.

— Что жъ такое! говорили другіе,— у насъ за то теперь дв арміи.

Одинъ изъ ораторовъ клуба ‘Отечество въ опасности’ говорилъ, что раздленіе арміи даже выгодно, такъ какъ каждая часть ея можетъ дйствовать отдльно.

— Глупости! перебилъ одинъ изъ собранія,— этакъ пожалуй надо раздлить каждаго солдата на четверо, тогда будетъ четыре вмсто одного.

Но возразившаго заставили замолчать, называя его другомъ пруссаковъ, и слова его были заглушены криками: ‘Да здравствуетъ республика! Да здравствуетъ Трошю!’

Посл своей ршительной прокламаціи къ народу, Трошю сдлался уважаемымъ лицемъ.

Трошю былъ патріотъ, уважаемый французъ, способный полководецъ и опытный организаторъ.

Правительственные журналы придавали большое значеніе нападенію 1-го декабря.

Во время него заняли Авронское плато и до сихъ поръ владли имъ.

Каждый день приходили извстія, какую важную роль будетъ играть это плато въ защит Парижа и что съ него очень легко было прорвать линію осаждающихъ.

Другіе не столь легкомысленные ораторы довольствовались тмъ, что говорили, что пруссаки не могутъ взять Парижа, не взявъ Авронскаго плато, взять-же это плато невозможно, значитъ, Парижъ вн всякой опасности.

Это, можетъ быть, было причиной того, что отправившійся въ Версаль для заключенія мира Жюльфавръ продолжалъ по прежнему предлагать только денежную контрибуцію, но не соглашался уступить ‘ни клочка французской земли, ни одного камня французскихъ крпостей’.

Графъ Бисмаркъ объявилъ ему на это, что не ране станетъ вести переговоры о мир, какъ тогда, когда французы въ существ согласятся на предложенныя имъ условія.

— Мы никогда не согласимся на уступку французской земли, объявилъ Жюль-Фавръ.

— Вы согласитесь, когда мы возьмемъ Парижъ, лаконически отвчалъ Бисмаркъ.

— Пруссаки никогда не возьмутъ Парижъ.

— Я вамъ совтую не доводить дла до крайности, отвчалъ Бисмаркъ,— мы принуждены будемъ бомбардировать Парижъ.

Жюль-Фавръ выслушалъ эту угрозу смясь — бомбардировать Парижъ изъ такой дали, въ которой пруссаки стояли отъ него!

Правда, въ начал осады пруссаки пробовали свои орудія и пустили въ городъ нсколько бомбъ, но это не имло ничего общаго съ бомбардированьемъ.

Еслибы нсколько бомбъ и попали въ городъ, то только въ окраины его, а никакъ не въ средину.

Когда Жюль-Фавръ вернулся въ Парижъ, то парижане также стали смяться надъ пустой угрозой — бомбардировать городъ, между тмъ въ газетахъ писали, что Авронское плато укрпляется все боле и боле.

Это плато лежитъ передъ фортомъ Росни и представляетъ возвышенность, которая защищается огнемъ фортовъ и господствуетъ надъ улицей Шелъ. Передъ большимъ нападеніемъ тридцатаго ноября и перваго декабря, пруссаки занимали это плато, но затмъ оставили его.

Только поздне узнали, почему пруссаки такъ легко уступили это плато.

Плато это было занято моряками, подъ начальствомъ адмирала Сезине.

Съ каждымъ днемъ получались все новыя извстія объ укрпленіи Аврона, и французы насмшливо говорили, что пруссаки не сдлали еще ни одной попытки овладть имъ.

Такъ что наконецъ вс пришли къ убжденію, что на Авронъ не будетъ совсмъ сдлано нападенія.

Какъ же были удивлены войска, когда въ одно утро раздался громъ орудій!

Что такое? Откуда?

Вс съ удивленіемъ переглядывались, офицеры схватили подзорныя трубки. Да — одна, дв, три баттареи, неожиданно показавшіяся вдали, открыли огонь.

Бомбы перекрещивались въ воздух и градомъ сыпались на плато.

Въ первыя минуты изумленіе было неописанное.

Солдаты, блдные отъ страха, прятались въ укрпленія, но офицеры убдили ихъ, что бомбардированіе трехъ баттарей не можетъ имъ принести никакого вреда. Канониры бросились къ орудіямъ, чтобы отвчать на огонь прусскихъ баттарей, и началась артиллерійская битва между французами и пруссаками.

Въ оффиціальномъ донесеніи, отправленномъ вечеромъ въ Парижъ, говорилось, что убито и ранено 180 человкъ, но о нравственномъ вліяніи бомбардированія не говорилось ни слова.

Раненые говорили съ удивленіемъ и страхомъ объ этомъ бомбардированіи.— Никогда, говорили они,— не было ничего столь ужаснаго. Это былъ настоящій дождь бомбъ.

Каждый разъ когда падалъ какой нибудь морякъ, другой могъ сказать, что и его скоро ожидаетъ такая же участь. Надо, впрочемъ, сказать правду, что войска, занимавшія это плато, храбро держались на немъони состояли по большей части изъ старой пхоты и изъ моряковъ.

Но съ первой же минуты было ясно, что невозможно долго выдержать подобный огонь.

Очень можетъ быть, что офицеры раздляли это мнніе, но они боялись высказывать его.

Что скажутъ въ Париж, когда будетъ оставлена позиція, о важности и недоступности которой говорилось цлыя три недли?

Три недли работали надъ укрпленіемъ этой позиціи, и въ ту минуту, когда эти работы были объявлены оконченными, приходилось оставить позицію.

Можетъ быть Сезине надялся, что бомбардированіе прекратится хоть на нсколько времени… Но это была напрасная надежда. На другой день появились еще четвертая и пятая баттареи и бомбы падали на плато еще чаще.

Бомбардированіе продолжалось до вечера, тогда прусскія орудія замолчали.

Тогда ршились принести въ Авронъ святую Женевьеву, покровительницу Парижа, чтобы заставить замолчать прусскія орудія.

Но это не помогло, на слдующій день бомбардированіе началось снова, но, къ великой радости французовъ, было не такъ сильно какъ наканун, и въ Париж начали надяться, что пруссаки отказываются взять Авронъ.

Но посл полудня открылось еще три новыхъ баттареи, такъ что плато стало обстрливаться восемью баттареями.

Прусскія орудія стояли вн французскихъ выстрловъ и посылали имъ свои двухсотфунтовыя бомбы, тогда какъ ядра французскихъ морскихъ орудій падали отъ нихъ въ 500-хъ шагахъ.

На позиціи невозможно было удержаться, это было очевидно.

Поэтому французы ждали ночи, чтобы дать приказаніе отступить.

Отступленіе было тяжело и сомнительно, непріятельскія бомбы падали на улицы, по которымъ надо было проходить.

Надо было увезти въ нсколько часовъ т снаряды, которые привозили три недли.

Тмъ не мене отступленіе совершилось счастливо, и это нсколько утшило парижанъ.

Они дошли до того, что готовы были праздновать счастливое отступленіе какъ побду.

Но бюллетень, изданный на другой день генераломъ Трошю, былъ самаго обезнадеживающаго свойства.

Въ немъ говорилось, что осада вошла въ новый фазисъ.

Большинство думало, что этотъ новый фазисъ ничто иное какъ бомбардированіедругіе предполагали, что если нмцы и овладютъ Авронскимъ плато, то все-таки имъ будетъ невозможно бомбардировать съ него Парижъвъ этой увренности поддерживало также объясненіе губернатора.

Сначала парижане были изумлены, узнавъ о сдач Аврона, но мало по малу изумленіе перешло въ гнвъ.

— Какъ? говорили вс,— цлый мсяцъ укрпляли Авронъ и не могли укрпить его достаточно хорошо!

Правительство отвчало на это, что времени не было достаточно, такъ какъ сильный холодъ мшалъ французамъ работать.

Но къ чему вело негодованіе? Къ чему вели упреки? Фактъ оставался все тотъ же: французы принуждены были оставить Авронъ.

Теперь стало ясно, почему пруссаки сначала оставили его безъ боя.

Но еще боле чмъ потеря Аврона безпокоило парижанъ другое. Пруссаки открыли огонь съ восьми баттарей, о существованіи которыхъ никто и не подозрвалъ.

— Какъ это случилось, спрашивали себя парижане,— что пруссаки, удаленные отъ нашей линіи укрпленій на четыре и пять тысячъ метровъ, могли произвести такія работы такъ, что мы о нихъ даже и не подозрвали?

Съ ужасомъ думали парижане, что, можетъ быть, пруссаки построили множество такихъ баттарей, о которыхъ они даже и не подозрвали и вдругъ направятъ ихъ ужасный огонь на Парижъ.

Но не только страхъ этого бомбардированія чувствовали французы, а также и недовріе къ своимъ генераламъ, которые на дл были также удивлены появленіемъ баттарей, какъ и вс остальные.

Но это было извинительно простымъ обитателямъ города, генералы же, командовавшіе фортами, должны были знать, какія работы предпринимаетъ непріятель.

Въ первую минуту страха французамъ казалось, что они окружены множествомъ баттарей, появившихся какимъ-то чудомъ вокругъ нихъ.

Въ Париж поднялась сильная оппозиція противъ правленія Національной Обороны, ее прежде всего составляли интернаціоналки, которыя возбуждали національную гвардію къ открытому возмущенію.

Было ясно для всхъ, что Парижъ управлялся неспособными генералами, но они одни еще могли спасти Парижъ.

— ‘Предпринимайте-же что-нибудь’!

Эти слова Трошю долженъ былъ слышать отовсюду.

Везд во время осады обыкновенно бываетъ такъ, что губернаторъ города долженъ ободрять гражданъ. Здсь же было наоборотъ: граждане говорили Трошю, что они готовы на всякія жертвы и ободряли его, чтобы онъ не терялъ мужества.

Трошю неохотно принимался за мечъ, а предпочиталъ дйствовать перомъ, такъ и въ этомъ случа онъ написалъ прокламацію къ парижанамъ.

‘Я объявляю, писалъ онъ,— что въ виду опасностей, которымъ подвергается отечество, вс мы должны соединиться для защиты его. Успокойтесь, граждане Парижа! Парижскій губернаторъ никогда не сдастъ города.’

Такое увреніе опять нсколько возвратило парижанамъ надежду, но вс ждали не словъ, а дла, а этого ждали напрасно.

Партія радикаловъ не могла найти удобне случая, чтобы пріобрсти всъ. Неудовольствіе гражданъ и національной гвардіи облегчало ей игру.

При каждой революціи въ Париж Коммуна играла нкоторую роль и страхомъ этой Коммуны Наполеонъ пользовался много разъ для успха своихъ плановъ.

Но такъ какъ Коммуна никогда не появлялась на дл, то она казалась какимъ то привидніемъ, которымъ пугали жителей Парижа въ данный моментъ.

Но это привидніе вдругъ превратилось въ живое существо.

Въ одно утро на углахъ улицъ появились красныя афиши, въ которыхъ гражданъ призывали къ возстанію, такъ какъ правительство замышляло измнить, а буржуазія трусила.

Это было открытое воззваніе къ гражданской войн.

Тогда правительство ршило дйствовать строгостью и потребовать строгій отчетъ отъ составителей этихъ прокламацій.

Но вс розыски были совершенно безполезны.

Главныхъ зачинщиковъ не могли отыскать, для боле тщательныхъ розысковъ не было времени, а т, которыхъ взяли, были только орудіемъ въ рукахъ другихъ, поэтому они были вскор отпущены.

Возбужденіе въ Париж было чрезвычайно и еще боле усиливалось ужасами бомбардированія.

Канонада продолжалась со все увеличивающейся силой.

Сначала она была направлена на восточные форты Росни и Ножанъ, но потомъ перешла на южные и на сверные.

Громъ орудій слышался не переставая и парижане стали привыкать къ нему.

Вс съ нетерпніемъ брались за газеты, чтобы прочитать, какой вредъ принесло бомбардированіе.

Оффиціальныя извстія были въ этомъ отношеніи очень успокоительны.

Говорили, что ядра долетаютъ только до фортовъ, но почти не попадаютъ въ нихъ, и что потеря людей самая незначительная, каждый день было не боле одного убитаго и двухъ раненыхъ, а иногда и того мене.

Въ конц декабря и начал января недостатокъ състныхъ припасовъ и холодъ дошли до крайней степени.

Парижане утшали себя только тмъ, что и нмцамъ не лучше.

Наступилъ канунъ Рождества, проходившій прежде всегда такъ весело.

Большее число церквей было закрыто, освщенныя керосиномъ улицы были полутемны и только изрдка раздавались по нимъ шаги прохожаго.

Наступилъ новый годъ.

Прежде его встрчали съ пожеланіями счастья и веселья, теперь же ни на одномъ лиц не видно было радости.

Графъ Бошанъ со слезами на глазахъ обнялъ жену и дочь, пришедшихъ поздравить его съ новымъ годомъ, онъ не могъ спокойно глядть на нихъ.

Онъ упрекалъ себя, что не позаботился во время, чтобы он могли оставить городъ и не принуждены были терпть ужасный недостатокъ.

Къ этому еще присоединялась мысль, что можетъ быть въ Париж скоро произойдутъ еще и не такіе ужасы!

Онъ сидлъ одинъ передъ каминомъ и передъ нимъ лежалъ на тарелк кусокъ лошадинаго мяса.

Графъ, не терявшій никогда мужества, чувствовалъ, что ужасъ охватываетъ его при мысл о голод.

Мужество покинуло его и слезы показались у него на глазахъ.

Не было человка въ Париж, который бы въ этотъ первый день года не чувствовалъ всего ужаса положенія.

— О, Боже мой, неужели эта ужасная война никогда не кончится!

Въ эту минуту лакей доложилъ о прізд князя Гросова.

Графъ молча пожалъ руку вошедшему пріятелю и жестомъ показалъ ему на кресло передъ каминомъ, чтобы раздлить съ нимъ его скудный завтракъ.

Гросовъ поблагодарилъ, но взялъ только стаканъ вина, поданный ему лакеемъ.

— Я вижу, сказалъ онъ,— что на васъ этотъ день произвелъ такое-же впечатлніе, какъ и на меня. Я просто бжалъ изъ дома, я не могу переносить сегодня одиночества. Я не ожидалъ, что найду васъ не веселе меня.

— Я сегодня огорченъ не одной заботой о самомъ себ, отвчалъ Бошанъ,— я думаю о моемъ дорогомъ отечеств, О, бдная Франція! Что съ тобой будетъ!

— У меня сердце обливается кровью, когда я объ этомъ думаю, сказалъ Гросовъ.— Проклятые пруссаки! Варвары! Они насъ всхъ раззорили, морятъ съ голода, отняли у насъ все, бомбардируютъ насъ!— Это все я еще могъ бы имъ простить, но такого новаго года я никогда не забуду!

— Вы прежде всего думаете лично о себ, сказалъ Бошанъ,— но для меня мое собственное я стоитъ на послднемъ план. Я съ ужасомъ думаю, что будетъ съ Франціей посл этой войны. Мы попадемъ во власть Коммуны и тогда горе намъ и нашей родин!

— О, дла еще не такъ дурны, отвчалъ Гросовъ.—Прокламація Коммуны была, по всей вроятности, дломъ нсколькихъ отдльныхъ личностей, такъ какъ слдствіе не открыло никакихъ слдовъ существованія тайнаго общества.

— О, это общество существуетъ, другъ мой, отвчалъ Бошанъ,— въ этомъ нечего сомнваться. Очень жаль, что предводители его неизвстны, чтобы можно было примрно наказать ихъ. Я убжденъ, что число коммунистовъ очень велико.

— Нашъ другъ Сенъ-Круа уврялъ меня, что Коммуна пустой призракъ, которымъ пугаютъ буржуазію.

— А прокламація?

— Сенъ-Круа предполагаетъ, что можетъ быть ее напечатало само правительство, чтобы доказать буржуазіи, что она должна во всякомъ случа держаться настоящаго правительства, если не хочетъ подвергнуться еще худшимъ опасностямъ.

— Вы думаете, что они хотятъ сдлать тоже что удавалось длать Наполеону? О, нтъ, этому я не врю! Я очень часто прежде врилъ извстіямъ СенъКруа, но теперь я убдился, что онъ во многомъ ошибается, и неврно судитъ о положеніи длъ, я убдился, что Коммуна гораздо опасне, чмъ думаютъ.

— Нтъ, правительство еще достаточно сильно, чтобы сдержать радикаловъ, если они предпримутъ что-либо.

— Они въ тишин достигли большой силы. Большее число мэровъ принадлежитъ къ коммунистской партіи, они собираютъ вокругъ себя новыхъ приверженцевъ, говоря открыто, что они единственные представители народа, такъ какъ они избраны имъ, тогда какъ члены настоящаго правительства сами назначили себя.

— Ну, мэровъ еще нельзя упрекать за то, что они теперь мшаются въ политику, говорятъ о ход осады и представляютъ правительству трудности ихъ должности.

— Однако они стали почти приказывать въ на стоящее время.

— Это все-таки еще не такъ дурно…. Мы теперь въ такомъ положеніи, что только энергическія требованія народа могутъ принудить нашихъ генераловъ къ битв. Городъ былъ бы давно сданъ, если бы народъ энергически не противился этому.

— Я не могу отдлаться отъ мысли, что вс принесенныя нами жертвы безполезны и что, можетъ быть, лучше было-бы, еслибъ городъ былъ уже сданъ пруссакамъ. Сдлайте такъ какъ я, убдитесь лично въ положеніи длъ и вы станете, какъ я, бояться за будущность Франціи.

Такъ какъ князь Гросовъ не нашелъ у своего пріятеля того разсянія, котораго искалъ, и разговоръ принялъ такое направленіе, которое еще боле увеличило его дурное расположеніе духа, то онъ не продолжалъ дольше своего посщенія, а вскор простился и ушелъ.

Въ это время вс въ Париж ходили пшкомъ, такъ какъ вс лошади были взяты на продовольствіе.

Начиная отъ Итальянскаго бульвара до Монмартрскаго, были открыты только очень немногіе рестораны. Въ одинъ изъ нихъ зашелъ Гросовъ. Вс привыкли находить въ этихъ ресторанахъ только утонченнйшія кушанья и вина.

Вина были и теперь хороши, но что за странный видъ представляла карта кушаньевъ! Волчьи котлеты рядомъ со слоновымъ хоботомъ и рагу изъ кенгуру!

Съ глубокимъ огорченіемъ слъ князь передъ окномъ и сталъ смотрть на бульваръ.

Какая жизнь кипла прежде на всхъ улицахъ, а особенно въ такой день!

Тысячи каретъ катились по бульвару!

А теперь на всемъ бульвар не было ни одного экипажа! О, какъ далеко было все прежнее!

Небо было сумрачно, шелъ снгъ. Лучшіе магазины были закрыты. Вс улицы имли очень печальный видъ, точно также какъ и внутренности домовъ.

Въ кафе собралось довольно большое число постителей.

Вдругъ въ ресторанъ вошелъ человкъ средняго роста, широкоплечій, съ рзкими чертами лица, съ мрачнымъ и проницательнымъ взглядомъ.

— А, Рауль Риго! вскричалъ одинъ изъ постителей.— Что новаго?

Вошедшій слъ къ столу, спросилъ стаканъ портвейна и порцію крысы въ мадер, которую онъ сталъ медленно сть.

Одинъ изъ офицеровъ національной гвардіи, замтивъ что онъ стъ такъ медленно, сказалъ пожимая плечами:

— Кажется, это не очень вкусно, господинъ Риго, но приходится принуждать себя. Такой человкъ, какъ вы, долженъ подавать народу примръ.

— Я не сталъ бы сть ничего другаго, кром того, что дятъ мои голодающіе братья, сказалъ Риго, взглянувъ искоса на говорившаго,— еслибы у меня даже и было что-нибудь лучшее.

— О, это ршительно!

— О, мы слышали его вчера въ клуб, продолжалъ другой національный гвардеецъ,— я тогда же сказалъ, что этотъ человкъ думаетъ благородно и у него слово не расходится съ дломъ. Вы вчера общали намъ въ клуб либераловъ бросить ясный взглядъ на событія, не сдлаете-ли вы это теперь?

— Вы можете прочитать это въ моей сегодняшней газет. Правительство обманываетъ насъ.

— Какъ? вскричали многіе присутствовавшіе.— Обманывало? Давно-ли? Скажите, Риго!

— Правительственныя газеты увряли насъ, что пруссаки не въ состояніи занять Авронъ, такъ какъ онъ защищенъ огнемъ съ фортовъ Росни и Ножанъ.

— Да, сказалъ одинъ старикъ, который за другимъ столомъ также лъ крысу въ мадер и держалъ передъ собою газету,— тутъ говорится, что пруссаки не могутъ занять этой позиціи, такъ какъ огонь обоихъ фортовъ обстрливаетъ ее.

— Ну, такъ я скажу вамъ, продолжалъ Риго,— что пруссаки заняли Авронъ, и если вы этому не врите, то прочитайте вотъ этотъ листокъ, доставленный нашимъ шпіономъ.

Онъ вынулъ экземпляръ ‘Прусскаго Монитера для Сены и Уазы’ и подалъ его національнымъ гвардейцамъ.

Вс хотли знать, что было написано въ прусской газет. Тамъ говорилось, что пруссаки заняли Авронъ въ тотъ же день какъ французы оставили его.

— Это ничто иное какъ хвастовство! замтилъ одинъ изъ гвардейцевъ.

— Вы думаете? иронически возразилъ Риго.— Ну, вы скоро убдитесь, что это фактъ. Пруссаки скоро покажутъ намъ, что они тамъ наставили баттареи.

— Какъ? съ ужасомъ вскричалъ старикъ,— вы думаете, что они будутъ оттуда бомбардировать Парижъ?

— Пустяки! сказалъ одинъ изъ присутствующихъ.— Бомбардировать Парижъ съ Аврона! Такъ далеко не хватаетъ ни одно орудіе. Во всякомъ случа, если Авронъ даже и занятъ, то выстрлы съ него могутъ долетать до фортовъ Росни и Ножанъ, и даже, можетъ быть, до городскаго вала, но никакъ не до самаго Парижа.

— Ого! сказалъ Риго, пожимая плечами,— это говорили также офицеры про южныя прусскія баттареи, а разв нмецкія орудія не послали съ нихъ нсколько выстрловъ въ самый Парижъ?

— Это просто была ошибка, вмшался Гросовъ въ разговоръ.— Очень легко могло случиться, что орудія, нацленныя слишкомъ высоко, перебрасывали ядро черезъ форты въ городъ.

— Можетъ быть это было случайно, сказалъ Риго,— но вы видли, что ихъ ядра могутъ долетать до города.

— Съ Аврона до города еще дальше, чмъ съ южныхъ баттарей у Гренеля.

— Не могу спорить, я не артиллеристъ.

— Они не осмлятся разрушить бомбардировкой лучшій европейскій городъ, сказалъ одинъ изъ присутствующихъ.— За такое варварство отмстятъ вс европейскія націи. Если они осмлятся разрушить Парижъ, то гнвъ всей Европы обрушится на нихъ.

Затмъ вс ршили, что бомбардированіе невозможно, во первыхъ по причин большаго разстоянія, а во вторыхъ потому, что пруссаки не осмлятся на это.

Въ эту минуту одинъ маленькій человкъ вскричалъ:

— Если только Бисмаркъ осмлится это сдлать, тогда, граждане, тогда…

Онъ не кончилъ.

Раздался громкій трескъ — стекла задрожали — полетли камни мостовой,— потомъ все смолкло.

Вс съ ужасомъ переглянулись.

Бомба упала передъ самымъ рестораномъ и обломки ея попали въ него.

Маленькій человчекъ, собиравшійся произнести угрозу Бисмарку, въ случа если онъ осмлится бомбардировать Парижъ, безмолвно опустился на стулъ и, блдный отъ ужаса, глядлъ на улицу, гд собравшійся народъ кричалъ при вид новой бды, угрожавшей городу.

Да, это не была случайно упавшая въ городъ бомба, это было начало бомбардированія.

Вторая, третья бомба упали на бульваръ и скоро на улиц не осталось ни одной живой души.

Казалось, прусскія орудія нарочно цлились въ этотъ пунктъ, такъ какъ въ теченіи часа боле двадцати бомбъ упали на небольшое пространство.

Откуда были направлены выстрлы узналось очень скоро.

Пришедшіе съ фортовъ національные гвардейцы объявили, что на Монмартрскій бульваръ стрляли орудія, поставленныя на Аврон.

XVII.
Узнанъ!

Извстіе, что пруссаки начали бомбардировать городъ, привело народъ въ ужасъ и вмст съ тмъ въ бшенство.

Множество жалобъ и представленій было отправлено въ прусскій лагерь, но безъ всякаго успха. Количество бомбъ, падавшихъ въ городъ, росло съ каждымъ часомъ и даже ночью бомбардированіе не прекращалось.

Съ каждымъ днемъ оказывались новыя баттареи, о существованіи которыхъ французы и не подозрвали. Возвращавшіеся съ фортовъ національные гвардейцы разказывали объ ужасномъ дйствіи прусскаго бомбардированія на форты. Внутри города было тоже не лучше.

Казалось, нмцы хотли доказать парижанамъ, что могутъ бомбардировать весь городъ.

Съ каждымъ днемъ бомбы падали все дале, и въ такія мста, которыя еще наканун, казались боле всего безопасными.

Не только многіе частные дома были разрушены, но также и многіе казенные. Сорбонна и музеи сильно пострадали при бомбардированіи.

Къ несчастно, прусскія бомбы падали какъ разъ на госпиталь, наполненный больными.

Генералъ Трошю веллъ перенести туда всхъ раненыхъ и извстилъ объ этомъ генерала Мольтке.

Тогда можно было замтить, что прусскія бомбы стали тщательно избгать это мсто.

Вс жители города бросились въ ту часть его, куда не падали бомбы. Но къ чему это вело? На слдующій день вс прусскія орудія были направлены на этотъ пунктъ.

Парижъ дошелъ до крайней степени бдствій.

Къ голоду прибавился еще страхъ за свою жизнь и за имущество.

Извстно, что въ городахъ, посщаемыхъ большими несчастіями, всми овладваетъ увренность въ погибели, которая иметъ неизбжнымъ слдствіемъ уничтоженіе всякаго порядка.

Тоже самое было и въ Париж. Не было боле и рчи о порядк. Дома, оставленные владльцами, перешли во владніе черни, пріобртшей въ Париж страшную силу.

Полиція была безсильна.

О поддержаніи порядка нечего было и думать.

Это время было самымъ благопріятнымъ для коммунистовъ.

Шайки большой и малой величины, среди которыхъ часто виднлся мундиръ національной гвардіи, расхаживали по улицамъ съ краснымъ знаменемъ, угрожая то членамъ правительства, то приверженцамъ Наполеона, то легитимистамъ. Все, даже жизнь каждаго гражданина, было оставлено на произволъ этихъ шаекъ.

Среди уничтоженія всякаго порядка домъ старухи Гурдонъ долженъ былъ сильно пострадать. Средства, которыми она удерживала своихъ невольницъ, потеряли свое дйствіе, поэтому заведеніе сильно опустло, и остались только т двушки, которыя предпочитали подобную жизнь свобод, которая имла-бы своимъ слдствіемъ голодъ и мученія.

За то число постителей значительно увеличилось, такъ какъ вс спшили насладиться жизнью, не зная, долго-ли придется пользоваться ею. Деньги бросали не жаля…

Въ одномъ изъ концовъ залы сидло двое, которые видимо пришли въ этотъ домъ не для удовольствія.

Напрасно обращались къ нимъ обитательницы дома съ разными разговорамнони не слушали ни ихъ, ни жалобъ старухи Гурдонъ на то, что ея лучшіе ‘экземпляры’ убжали и что она принуждена была отпустить Элли, такъ какъ боялась, что въ противномъ случа чернь разрушитъ ея домъ.

Въ самомъ дл разговоръ этихъ двухъ лицъ не долженъ былъ имть свидтелей. Сидвшіе были шевалье де-Сенъ-Круа и его другъ Клингсбергъ или, какъ онъ назывался въ Париж, виконтъ Дюпортъ.

— Теперь уже время, говорилъ послдній, продолжая начатый разговоръ,— Лебланъ взялъ свои деньги изъ банка Дюверне, Бошанъ не замедлитъ послдовать его примру.

— А все этотъ проклятый еврей виноватъ, сказалъ Сенъ-Круа, сдвинувъ брови.— Онъ испортилъ намъ все дло и я не сомнваюсь, что онъ предупредитъ также и Дюверне, если узнаетъ какъ-нибудь, что замышляется противъ него. То, что мы хотимъ сдлать, мы должны сдлать сейчасъ же. Все уже готово. Сегодня же ночью надо облегчить контору Дюверне отъ находящихся въ ней денегъ.

— Я думаю, что тамъ найдется не мене милліона.

— Въ этомъ я не сомнваюсь, вопросъ въ томъ, найдемъ-ли мы для этого подходящихъ людей.

— Объ этомъ я позаботился. Флоріанъ, мой лакей, какъ разъ такой молодецъ, какого намъ надо, но я не знаю, гд бы найти еще необходимую намъ помощь. Я знаю одинъ притонъ въ предмсть Св. Антонія, гд всегда почти можно найти какого-нибудь отчаяннаго молодца. Они сдлаютъ всякое дло за деньги.

— Хорошо, но я еще не знаю, можемъ-ли мы безопасно взяться за это дло.

— Почему же нтъ? Завтра рано утромъ мы возмутимъ чернь, разрушатъ его домъ, разграбятъ все, что мы оставимъ, и, конечно, никому не придетъ въ голову думать о насъ, все будетъ приписано народу и мы можемъ быть вполн спокойны.

— Этотъ планъ мн очень нравится. Мн надо только сегодня пойти въ клубъ ‘Отечество въ опасности’, надо тамъ сдлать намекъ на нападеніе на Дюверне, но самъ я не могу этого сдлать, поэтому я заставлю дйствовать Буланже или Пирона.

— Хорошо! чего же вы еще сомнваетесь?

— Знаете вы какъ стерегутъ этотъ домъ?

— Я вамъ уже говорилъ, что сегодня время. Домъ совсмъ не стерегутъ, вчера бомбы падали въ Латинскомъ квартал и именно на площади Сорбонны, гд стоитъ банкирскій домъ Дюверне. Во всемъ околодк нтъ ни одной собаки. Ни одного патруля не проходитъ по этой мстности, такъ что намъ не надо принимать никакихъ предосторожностей.

— Мн кажется, что не слишкомъ-ли поспшно сдлали мы вс приготовленія. Не отложить-ли до завтра?

— Для чего откладывать на завтра то, что мы можемъ сдлать сегодня? Кто знаетъ, будутъ-ли завтра обстоятельства также благопріятны какъ сегодня! Кто знаетъ, можетъ быть завтра пруссаки выберутъ цлью своихъ выстрловъ другой кварталъ.

— Если это дло удастся, то это будетъ не дурная ловля.

— Конечно! Половина состоянія графа Бошанъ въ банк, онъ будетъ раззоренъ.

— Вамъ, кажется, жаль вашего будущаго тестя?

— За кого вы меня принимаете?

— Знаете, что я уже началъ въ васъ сомнваться?

— Во мн?… Мн кажется, я не подалъ вамъ къ этому ни малйшаго повода, и всегда честно длился съ вами.

— Конечно, такъ какъ вы не можете сдлать этого одни, то и длитесь поневол со мной.

— Мы не мало получили денегъ, работая вмст. Состояніе Бенуа мы получили все, состояніе Гросова также рано или поздно получимъ. Только жаль будетъ когда пройдетъ осада.

— Когда пройдетъ осада, наступитъ Коммуна и я думаю все-таки тогда остаться въ Париж.

— Но скажите же, относительно чего вы во мн сомнвались?

— Относительно вашего поведенія съ графомъ Бошанъ. Мн кажется, что вы усердно увиваетесь около его хорошенькой дочери.

— А еслибы и такъ?

— Я думалъ, что тогда вамъ нтъ никакой надобности прибгать къ касс Дюверне, такъ какъ рано или поздно состояніе графа и безъ того перейдетъ къ вамъ.

— Вы ошибаетесь, мой достойный другъ! Графъ Бошанъ пожертвуетъ всмъ своимъ состояніемъ для политическихъ цлей. Если я женюсь на его дочери, то получу остальное. То же, что онъ хочетъ пожертвовать для политическихъ цлей, я хочу спасти для себя.

— Для насъ, хотли вы сказать, другъ мой, такъ какъ мы должны длить все по ровпу.

— Конечно! конечно!

— Я вамъ совтую не выставлять на показъ вашей привязанности къ. графу Бошанъ. Вы знаете, что чернь ненавидитъ его?

— О, я нахожусь въ полной безопасностя. Партія роялистовъ считаетъ меня своимъ и хотя знаетъ мои сношенія съ Коммуной, но вритъ, что я веду эти сношенія для ихъ же пользы. Точно также члены Коммуны думаютъ, что я для ихъ пользы имю сношенія съ роялистами.

— Но когда-нибудь вамъ придется же перейти на сторону которой-нибудь изъ нихъ.

— Я это знаю! Я перейду на сторону той партіи, за которой останется побда. Если Коммуна побдитъ, то я останусь ей вренъ и надюсь, что не проиграю, если Коммун придется плохо, то я опять-таки стану на сторону побдившей партіи. Поэтому я въ моихъ политическихъ сношеніяхъ гораздо боле въ безопасности, чмъ кто бы то ни было. Что я ношу маску, этого никто не подозрваетъ, кром Левина, который везд становится мн поперегъ дороги, и я до тхъ поръ не успокоюсь, пока не сдлаю его безвреднымъ.

— Онъ потому вамъ смертельный врагъ, что вы похитили у него дочь и состояніе, хотя и не прямымъ образомъ.

— Нтъ, другъ мой, самымъ прямымъ. Его вражды мн нечего теперь бояться, я нашелъ средство на время избавиться отъ его мести.

— А! но какое же это средство?

— Очень простое! Я общалъ ему возвратить его дочь. За это общаніе онъ отказался отъ всякой личной вражды. Онъ заране счастливъ, что увидитъ дочь и сожалетъ только, что птичка не много общипана.

— Немного? замтилъ громко смясь Дюпортъ.— Я думаю, что на ней не осталось ни одного перышка. Часть ея украшенія осталась въ вашихъ рукахъ, другая же… отъ Гурдонъ она убжала, но я не сомнваюсь, что рано или поздно она должна снова пасть, если это уже не случилось.

— Я тоже думалъ это одно время.

— Вы въ самомъ дл думаете возвратить старику его дочь?

— Еслибы могъ, то конечно отдалъ бы, только бы раздлаться съ нимъ.

— Значитъ вы искали ее?

— Я обыскалъ вс веселые дома въ Париж, тамъ ее нтъ. Больше я, понятно, не могъ ничего сдлать, какъ могу я найти сбжавшую двушку въ такомъ громадномъ город какъ Парижъ?

— Но согласится-ли старикъ долго ждать?

— Этого-то я и боюсь. Съ нкотораго времени я не принимаю его. Онъ много разъ старался застать меня дома, но, понятно, я веллъ всегда говорить ему, что меня нтъ дома.

Въ эту минуту дверь отворилась и въ комнату вошелъ высокій, широкоплечій мужчина, съ надвинутой на глаза шляпой.

— Чортъ возьми! вскричалъ Сенъ-Круа,— это Левинъ.

Дйствительно, это былъ онъ.

Бросивъ взглядъ вокругъ себя, онъ въ одну минуту узналъ Сенъ-Круа и твердыми шагами подошелъ къ нему.

— Вы видите, шевалье, сказалъ онъ,— что я умю васъ найти, если не могу застать васъ дома.

— Я удивляюсь, Левинъ, отвчалъ Сенъ-Круа,— что вы преслдуете меня.

— Господинъ Горжевскій, сказалъ Левинъ, не обращая вниманія на эти слова,— я спрашиваю васъ, что вы сдлали, чтобы найти мое дитя?

— Я искалъ ее везд, гд только могъ надяться найти.

— Положимъ, что это такъ, сказалъ Левинъ, садясь,— и ваши розыски, конечно, остались безплодными?

— Совершенно.

— И такъ, вы не исполнили вашего общанія, точно также и я считаю теперь себя свободнымъ отъ моего.,

— Но, Боже мой, Левинъ, что же я могъ сдлать? Какъ могу я въ настоящее время, когда никто не показывается на улицу изъ страха быть убитымъ, какъ могу я найти кого-нибудь, особенно если еще это лице желаетъ спрятаться? Не будьте ко мн несправедливы!

— Я несправедливъ къ вамъ? сказалъ насмшливо Левинъ.— Я согласенъ, что вамъ трудно и даже невозможно найти мою дочь. Вы нарочно возбудили во мн надежду, что. возвратите мн ее, чтобы я оставилъ васъ въ поко. Но теперь я нашелъ васъ и не выпущу боле изъ рукъ. Я отомщу вамъ за дочь.

Лице его было такъ угрожающе, онъ говорилъ съ такой ршимостью, что шевалье невольно почувствовалъ страхъ.

— Но скажите, разв я могъ сдлать что-нибудь боле, чтобы найти вашу дочь? сказалъ онъ.

— До этого мн нтъ дла… Я вамъ поклялся оставить васъ въ поко, если вы возвратите мн мою дочь. Я и теперь не отказываюсь отъ этого, но я знаю, что, къ сожалнію, вы даже не сдлали всего, что могли сдлать, чтобы найти ее.

— Изъ чего вы это заключаете?

— Изъ той жизни, какую вы ведете. Вы преслдуете множество различныхъ плановъ, и, можетъ быть, даже ни разу не вспомнили о данномъ мн въ минуту страха общаніи.

— Да, это правда! Вы знаете, что я политическій агентъкром того, въ настоящее время всякій долженъ позаботиться и о себ. Подождите немного. Я вамъ общалъ, что, какъ только кончится осада, я сдлаю все возможное, чтобы открыть мстопребываніе вашей дочери.

Левинъ подумалъ съ минуту.

— Хорошо! сказалъ онъ.— Я принесу еще эту жертву, я отложу еще разъ мою месть. Я вамъ дамъ мсяцъ сроку посл сдачи Парижа. Но ничего больше.

— Клянусь вамъ честью!

— Не говорите о вашей чести, господинъ Горжевскій. Клянитесь лучше страхомъ моей мести! Но такъ какъ мы заключаемъ новый договоръ, то я поставлю и новыя условія. Я требую, чтобы вы отказались отъ графини Алисы, чтобы вы перестали скрывать отъ графа Бошанъ и его партіи настоящее положеніе длъ, чтобы вы перестали играть вашу фальшивую политическую роль, и если вы не исполните хоть одного изъ этихъ условій, тогда конецъ нашему договору, господинъ де Сенъ-Круа.

Сказавъ это, Левинъ всталъ.

Сенъ-Круа хотлъ удержать его.

— Позвольте мн сказать нсколько словъ.

— Мн нечего боле слышать.

— Но вы ставите мое существованіе на карту, если требуете этого… да послушайте же, Левинъ!

— Я не хочу ничего слышать! Я сказалъ мое послднее слово.

Идя къ двери, онъ прошелъ мимо стола, за которымъ сидли два офицера національной гвардіи.

Взглянувъ на него, одинъ изъ нихъ сейчасъ же вскричалъ съ радостнымъ удивленіемъ:

— Эге, кто бы могъ подумать, что суровый, молчаливый сержантъ Гоффъ бываетъ въ дом мадамъ Гурдонъ! Какъ кажется, онъ думаетъ не объ одной своей мести!

Левинъ хотлъ пройти мимо, но говорившій загородилъ ему дорогу.

— О, нтъ, старый товарищъ! Вы чокнетесь съ нами! Тотъ, кто длитъ съ нами тяжести службы на форпостахъ, иметъ право длить съ нами и удовольствія мирныхъ дней….

— Господа, сказалъ Левинъ,— вы ошибаетесь относительно моей личности.

— Неужели вы не узнаете офицера вашего баталіона, лейтенанта Бошъ? Разв я не длилъ съ вами постель, когда вы вернулись съ трофеями, взятыми съ убитыхъ нмцевъ?

— Вы право ошибаетесь!

— Посмотрите! засмялся офицеръ.— Ему непріятно, что его нашли въ дом Гурдонъ… Ну, садитесь же.

— Такъ какъ вы положительно ошибаетесь, господа, отвчалъ Левинъ,— то я не долженъ принимать вашего любезнаго приглашенія. Благодарю васъ!

Сказавъ это, онъ поспшно вышелъ.

XVIII.
Подъ землей.

Сенъ-Круа съ большимъ любопытствомъ слушалъ разговоръ Левина и двухъ офицеровъ.

— Чортъ возьми! шепнулъ онъ Дюпорту,— не представится ли тутъ случай избавиться отъ этого Левина?

Онъ всталъ и подошелъ къ столу.

— Господа, сказалъ онъ офицерамъ,— вы убждены, что этотъ человкъ сержантъ Гоффъ?

— Я думалъ, что вы съ нимъ знакомы, отвчалъ офицеръ,— онъ сидлъ съ вами за однимъ столомъ.

— Это одинъ еврей, Левинъ, котораго сильно подозрваютъ, что онъ шпіонъ, если сержантъ Гоффъ и онъ одно лице, то ясно, что мы имли дло съ очень опаснымъ шпіономъ.

Слово ‘шпіонъ’ не потеряло въ Париж своего значенія и произвело въ этомъ случа такое впечатлніе, что оба офицера въ изумленіи глядли на говорившаго.

— Шпіонъ, говорите вы?— Сержантъ Гоффъ?… Это невозможно!

— Вы видли, что онъ отказывался отъ знакомства съ вами, продолжалъ Сенъ-Круа,— онъ дйствительно эльзасецъ, но пруссаки не убивали у него никакого отца, чтобы онъ могъ ненавидть ихъ, да, онъ уже давно доставляетъ пруссакамъ извстія о ход нашихъ длъ.

— О, теперь мн ясны его военные трофеи, вмшался въ. разговоръ Дюпортъ.— Вс удивлялись, какъ ему удавалось проскальзывать мимо прусскихъ часовыхъ и убивать ихъ, я васъ увряю, онъ преспокойно проходилъ мимо этихъ форпостовъ, въ, прусскій лагерь и его трофеи чистый обманъ.

— Боже мой! Вы мн открыли, глаза! вскричалъ офицеръ.— И мы приглашали этого измнника ссть за одинъ столъ съ нами!.. Поймаемъ его! На фонарь шпіона!…

На улиц, къ нимъ присоединилось множество народу и крики… ‘Держите шпіона!’ раздались по всей улиц.

Швейцаръ дома Гурдонъ объявилъ, что только что вышедшій человкъ пошелъ по Цвточной улиц.

Острый слухъ Левина далъ ему возможность услышать за собой этотъ крикъ еще издалека.

Онъ ускорилъ шаги. Чтобы лучше избжать преслдованія, онъ бросился въ маленькій переулокъ, шедшій около сада Гурдонъ.

Преслдователи, какъ казалось, раздлились на нсколько частей.

Крики приближались все боле и боле, наконецъ раздались впереди его. Очевидно было, что всякій путь къ отступленію отрзанъ.

Одну минуту онъ остановился, потомъ бросился бжать.

Изъ улицы Берже показалась другая часть преслдователей.

— Это онъ! Это шпіонъ! слышалъ онъ крики за собой.

Ему показалось, что онъ узналъ Сенъ-Круа.

Онъ опять побжалъ.

Не было никакого спасенья, если земля не разверзнется подъ нимъ, то ему не спастись отъ преслдователей, а если онъ попадетъ въ ихъ руки, то долженъ проститься съ жизнью.

Левинъ задыхался, онъ прислонился спиною къ стн сада Гурдонъ и ршился ждать своихъ преслдователей, ища глазами, нтъ-ли какого-нибудь оружія.

Вдругъ изъ за столба забора вышелъ человкъ.

— Чортъ возьми! Это вы, Левинъ?

Левинъ съ удивленіемъ взглянулъ на говорившаго.

— Дюшень, я погибъ, прошепталъ онъ, узнавъ говорившаго.

— А, такъ эти крики относятся къ вамъ?

— Я узнанъ и погибъ! Дайте мн, Дюшень, то, что вы держите въ рукахъ, по крайней мр, я умру защищаясь!

Дюшень представлялъ странный видъ.

Онъ былъ въ. грязномъ плать, даже боле грязномъ, чмъ то, которое онъ носилъ, будучи нищимъ, тмъ боле былъ страненъ этотъ костюмъ для человка, который говорилъ недавно, что онъ иметъ средства.

На плечахъ у него былъ мшокъ, въ рукахъ вилы.

— То, что у меня въ рукахъ, сказалъ онъ смясь,— не поможетъ вамъ противъ сотни людей, изъ которыхъ многіе, вроятно, вооружены. Но вы не погибли, Левинъ, я могу васъ спасти, если вы послдуете за мною, въ мое дловое помщеніе.

Левинъ взглянулъ на него, точно упрекая, что тотъ шутитъ въ такую минуту.

Но Дюшень продолжалъ.

— Вамъ надо торопиться! Еще Одна минута и будетъ поздно… Идите скоре.

Онъ взялъ Левина за руку и повелъ за тотъ столбъ, изъ за котораго онъ вышелъ, тогда подъ ногами онъ увидлъ глубокое отверстіе, какъ разъ достаточное для того, чтобы въ него могъ пройти человкъ. Это было отверстіе, которое вело въ каналъ для стока нечистотъ.

— Идите скоре, сказалъ Дюшень,— они отъ насъ не боле какъ въ пятидесяти шагахъ, черезъ минуту они будутъ здсь.

Левинъ поспшно сталъ спускаться по желзнымъ ступенямъ, которыя вели внизъ, вслдъ за нимъ шелъ Дюшень, который закрылъ за собою отверстіе плитой.

Отверстіе было футовъ пятнадцать въ глубину.

Левинъ почувствовалъ, что лстница подъ его ногами кончилась, но непроницаемая тьма окружала ихъ.

— Стойте спокойно, Левинъ, сказалъ шепотомъ Дюшень.— Вы здсь въ безопасности, тутъ насъ никто не станетъ искать, а еслибы и стали, то мы найдемъ здсь, гд спрятаться… Погодите, я хочу зажечь огонь.

— Я не могу понять, Дюшень, какого рода занятія можете вы здсь длать.

— Нтъ? Оглядитесь только вокругъ, сказалъ Дюшень, зажегши фонарь.— Видите крысъ? Честное слово, это такіе экземпляры, за которые мн, платятъ отъ 35 до 50 су за штуку. Если вамъ это кажется шуткой съ моей стороны, то вы можете присутствовать при моей охот, и вы увидите, что мене чмъ въ полчаса мой мшокъ будетъ полонъ, а это представляетъ капиталъ въ 50 франковъ.

Сказавъ это, онъ приступилъ къ охот и дйствительно, черезъ полчаса весь мшокъ его былъ наполненъ. Онъ ловилъ крысъ, придавливая ихъ своими вилами и если попадалась не достаточно большая, то онъ бросалъ ее, такъ какъ по его словамъ у него ‘не было недостатка въ товар’.

— Мн нтъ надобности носить мой товаръ по домамъ, сказала она,— въ каждой колбасной и въ каждомъ ресторан съ удовольствіемъ купятъ мою дичь. У меня нтъ большой конкурренціи, такъ что намъ нечего бояться, что насъ застанетъ здсь какой-нибудь охотникъ въ род меня. Парижъ великъ, и здсь мой округъ. Я думаю, что онъ не изъ худшихъ, въ чемъ вы, я полагаю, и сами уже убдились. Понятно, что эти рдкости ловятся для парижскихъ лакомокъ. Для себя я вымниваю за дюжину экземпляровъ моей дичи полфунта говядины и мъ также хорошо какъ какой-нибудь милліонеръ.

— Это ужасно, что вы ршились сюда войти! сказалъ Левинъ.— Какой отвтъ должны дать т, которые обманываютъ парижанъ ложными надеждами и довели ихъ до такого положенія! Дйствительно, парижане должны будутъ считать себя счастливыми, когда городъ будетъ сданъ.

— Что касается до меня, то я желаю, чтобы Парижъ еще не скоро сдался, такъ какъ съ каждымъ днемъ мясо будетъ длаться рже, и мой товаръ поднимется въ цн. Еще два мсяца — и я сдлаюсь на будущее время человкомъ обезпеченнымъ.

— Мн кажется, что ваше занятіе не очень пріятно, но, къ несчастію, оно необходимо.

— Вы правы, оно непріятно, впрочемъ тутъ есть еще и нравоученіе.

— Нравоученіе? въ томъ, что вы взялись за это занятіе?

— Конечно! Я могъ-бы дйствовать не такъ, только тотъ, можетъ считаться преступнымъ, кто совершаетъ преступленіе съ полнымъ желудкомъ, я же предпочитаю продолжать мое непріятное, но честное занятіе. Значитъ, на сытый желудокъ люди честне.

— Разв вамъ представлялся другой источникъ прибыли?

— Мн представлялся сегодня случай въ два часа получить сумму, которая заразъ избавила бы меня отъ нужды. Въ нашу гостинницу приходилъ сегодня Флоріанъ, лакей виконта Дюпорта, и предлагалъ мн взяться за одно дло вмст съ нимъ и съ его бариномъ.

— А, и съ его бариномъ! Какое же дло предлагалъ вамъ Дюпортъ? Не возвратить-ли ему назадъ двушку, которую вы привели ко мн?

— Нтъ, дло шло не о ней, а объ одной краж…. О, виконтъ не пренебрегаетъ такими длами!

— Ваше извстіе для меня очень интересно, Дюшень. И такъ, Дюпортъ замышляетъ кражу?

— Дло должно быть не маленькое, такъ какъ Флоріанъ общалъ только на мою долю двадцать тысячъ франковъ.

— Вы поступили честно, отказавшись отъ этого.

— Я не знаю, какъ бы я поступилъ, еслибы я былъ голоденъ, но теперь мн нечего заботиться о томъ, чтобы не умереть съ голоду, мой запасъ товару великъ, значитъ, я могу быть спокоенъ на этотъ счетъ, потому и посовтывалъ ему обратиться къ другому.

— Кого хотятъ они обокрасть?

— Этого я не знаю, онъ только говорилъ, что гд-то на Сорбоннской площади.

— Дюшень, сказалъ Левинъ,— я знаю, гд должна произойти эта кража.— Свтъ фонаря упалъ въ лице Левину, онъ былъ блденъ какъ полотно.

— Скажите мн, продолжалъ онъ,— когда эта кража должна совершиться?

— Сегодня ночью.

— Банкиръ Дюверне долженъ быть предупрежденъ, Дюшень. Я долженъ выйти отсюда, чтобы сдлать это.

— Неужели вы хотите выйти? Васъ легко могутъ узнать, и тогда вамъ плохо придется, и меня не будетъ чтобы помочь вамъ, или можетъ быть я и буду, но не найдется подобной лазейки, чтобы снова спрятаться. Не длайте безразсудства, Левинъ.

— Я общался графу Бошанъ предупредить его, если банкиру Дюверне будетъ грозить опасность, такъ какъ все состояніе графа лежитъ у этого банкира. Я не подозрвалъ, что эта опасность такъ близка.

— Что вамъ за дло до этихъ людей, Левинъ? Ваша личная безопасность должна быть для васъ дороже состоянія банкира или капитала графа Бошанъ. Что касается перваго, то я не чувствую къ нему ни малйшаго состраданія. Онъ велъ дла Наполеона и его жены, у него лежали украденныя у Франціи деньги, онъ другъ и пріятель съ Неккеромъ, который побуждалъ къ Мексиканской войн.

— Я также не сочувствую ему, отвчалъ Левинъ,— но состояніе графа Бошанъ должно быть спасено. Выпустите меня на свтъ божій, я долженъ попытаться.

— Во всякомъ случа подождите вечера. Въ темнот еще можно будетъ рискнуть, при свт керосиновыхъ лампъ не такъ легко узнать человка.

— Вечеромъ, можетъ быть, будетъ уже поздно!

— Если вы уже непремнно хотите предупредить Бошана, то я могу сдлать это, вы же оставайтесь здсь. Поврьте мн, что черезъ нсколько часовъ всему Парижу будетъ извстно, что сержантъ Гоффъ шпіонъ. Васъ начнутъ преслдовать и если найдутъ, то повсятъ на первомъ фонар. Вы знаете, что я не люблю вообще мшаться въ чужія дла, но для васъ я готовъ сдлать иногда даже вещь для себя не особенно пріятную.

— Если вы сдлаете это, Дюшень, то я общаю вамъ большое вознагражденіе.

— Дло не въ этомъ. Видите-ли, я не такъ легко забываю то добро, которое мн длаютъ. Вы обращались со мной почеловчески въ то время, когда я былъ нищимъ и когда вс отталкивали меня. Вы чувствовали ко мн истинное состраданіе и хотя сами были бдны, но длились со мной послднимъ. Я знаю, что вамъ не было надобности жить бднякомъ, но я уважаю причину, по которой вы не тратили остатка вашего состоянія. Все это привязало меня къ вамъ и принуждаетъ исполнить то, о чемъ вы просите.

— Я надюсь, что буду имть случай доказать вамъ когда-нибудь мою благодарность, Дюшень.

— Это совершенно лишнее!… Скажите мн прежде всего, есть-ли у васъ въ Париж убжище, въ которомъ вы могли бы считать себя въ безопасности?

— Домъ еврея Леона, въ Тампл.

— О, это отлично! Намъ надо только слдовать по этому каналу около четверти часа, тогда мы выйдемъ на свтъ въ улиц Какъ, а оттуда два шага до Тампля. Теперь четыре часа. Когда мы туда дойдемъ, настанутъ сумерки и вамъ вроятно удастся добраться неузнаннымъ до дома Леона. Но я вамъ повторяю, что нужна крайняя осторожность, вы погибнете, если васъ кто-нибудь узнаетъ.

Посл этого они отправились по ужасной дорог, среди зараженнаго воздуха клоака.

XIX.
Обыскъ.

Об части гнавшихся за Левиномъ подъ предводительствомъ Сенъ-Круа, Дюпорта и двухъ офицеровъ національной гвардіи сошлись въ переулк гд скрылся еврей.

Они были немало изумлены, когда увидли, что преслдуемый пропалъ. Вдоль всего переулка шла гладкая каменная стна въ пятнадцать футовъ вышины, значитъ, перескочить черезъ нее было невозможно. По другой сторон былъ деревянный заборъ, сквозь который онъ тоже не могъ пролзть.

По ту сторону забора работали рабочіе, которые видли-бы, еслибъ кто-нибудь перелзъ черезъ заборъ, а между тмъ они говорили, что никого не видли.

Какъ и предполагалъ Дюшень, никому не пришло въ голову искать ихъ въ клоак, да если-бы и пришло, то они уже такъ много времени потеряли въ переговорахъ, что бглецъ долженъ былъ быть уже далеко. Да кром того, его и трудно бы было найти въ запутанныхъ переходахъ клоака.

— Мы можемъ обыскать его жилище, сказалъ Дюпортъ,— и занять домъ. Во всякомъ случа онъ туда возвратится и мы наврно найдемъ неопровержимыя доказательства того, что онъ шпіонъ.

Это предложеніе было встрчено всеобщимъ одобреніемъ, и вся толпа съ шумомъ и крикомъ отправилась въ предмстье Св. Антонія.

Дюпортъ, Сенъ-Круа и оба національныхъ гвардейца вошли въ домъ.

Бертрамъ, хозяинъ гостинницы, вышелъ имъ на встрчу, съ удивленіемъ спрашивая, что имъ надо.

— Въ вашемъ дом живетъ шпіонъ, сказалъ СенъКруа.— Мы хотимъ произвести обыскъ..

— Шпіонъ въ моемъ дом? спросилъ Бертрамъ.— Неужели? У меня бываетъ такъ много народа, что это очень возможно. Смотрите, сдлайте одолженіе.

— Его нтъ теперь у васъ, это мы уже знаемъ, сказалъ Дюпортъ.— Мы хотимъ обыскать его комнату.

— Кто же это?

— Сержантъ Гоффъ.

— Это ошибка, такого у меня не живетъ.

— Ага! значитъ, онъ здсь подъ другой маской! Въ такомъ случа скажите, живетъ-ли у васъ еврей Левинъ?

— Да, господа! И онъ принадлежитъ къ числу моихъ лучшихъ постояльцевъ.

— А, къ лучшимъ постояльцамъ! Значитъ, онъ человкъ достаточный?

— Онъ живетъ очень бдно, и, кажется, только тмъ, что доставляетъ ему его мелочная торговля.

— Это неправда! объявилъ Дюпортъ.— У шпіоновъ всегда много денегъ, значитъ, и у этого он также должны быть.

— Вы говорите что онъ шпіонъ? Этому я не поврю, господа. Правда, у него есть капиталъ въ нсколько тысячъ франковъ, которыя онъ поручилъ мн…

— Что я говорилъ? вскричалъ съ торжествомъ Дюпортъ.— У него есть нсколько тысячь франковъ, значитъ, его бдность только обманъ!

— Конечно, сказалъ одинъ изъ національныхъ гвардейцевъ.— У всхъ шпіоновъ есть деньги, дайте ихъ сюда.

— Господа, я не имю права отдать вамъ ввренныя мн деньги.

— Давайте ихъ, или я велю разрушить вашъ домъ! вскричалъ офицеръ.

— Въ такомъ случа, прошу васъ дать мн письменное удостовреніе, что я уступилъ только сил.

— Этого не нужно. Вотъ этотъ господинъ, шевалье де-Сенъ-Круа, позаботится обо всемъ… Которая его комната? Мы хотимъ произвести обыскъ.

— Войдите пожалуйста сюда. Это комната, которую онъ занималъ въ послдній разъ. Но прошу васъ ничего не портить.

— Не сопротивляйтесь, Бертрамъ, сказалъ Дюпортъ,— а то мы отведемъ васъ въ Мазасъ, какъ принимающаго участіе въ шпіонств.

— Боже мой! я и не думаю сопротивляться вашему обыску.

Посл этого онъ открылъ комнату, которую занималъ Левинъ, Дюпортъ, Сенъ Круа и два національныхъ гвардейца, въ сопровожденіи нсколькихъ человкъ изъ толпы, вошли въ комнату. Въ ней стоялъ товарный коробъ разнощика, который, конечно, весь былъ обысканъ, и товары разбросаны по всей комнат. Все было сто разъ перебрано, но не нашлось ровно ничего подозрительнаго, что еще боле раздражило толпу.

— У него должно быть другое мсто, куда онъ прячетъ свой костюмъ національнаго гвардейца, сказалъ Дюпортъ.

— Увряю васъ, что у Левина нтъ другой комнаты. Въ той комнат, гд живетъ молодая дама, которой онъ покровительствуетъ, нтъ ничего ему принадлежащаго.

— Молодая дама, которой онъ покровительствуетъ? сказалъ Сенъ-Круа, обмнявшись взглядомъ съ Дюпортомъ.— Чортъ возьми, прошепталъ онъ,— не Зельма-ли уже это?

— Откройте комнату молодой дамы, вскричалъ Дюпортъ.— Мы должны видть ее… я хотлъ сказать, мы должны обыскать эту комнату.

— Господа, вы испугаете даму, если такъ неожиданно къ ней войдете.

— Намъ нечего останавливаться передъ женскимъ страхомъ! Мы исполняемъ нашъ долгъ, сказалъ національный гвардеецъ.

Тогда, оттолкнувъ Бертрама, хотвшаго защищать входъ въ комнату, они вошли въ нее.

Нетти вскрикнула отъ страха, когда въ первомъ вошедшемъ въ комнату, она узнала виконта Дюпорта, человка, который угрожалъ отвести ее обратно къ Гурдонъ, если она не исполнитъ его желанія.

Дюпортъ былъ также не мало изумленъ, узнавъ двушку.

— А, это недурная находка! вскричалъ онъ, обращаясь къ своимъ спутникамъ.— Господа, эта молодая дама наша пріятельница, убжавшая отъ Гурдонъ! Мы хорошо сдлаемъ, если отведемъ ее назадъ.

— О, ради Бога, не отводите меня туда назадъ, вскричала двушка.— Сжальтесь надо мною! Я не сдлала ничего дурнаго тмъ, что убжала отъ позора и безчестія изъ дома Гурдонъ.

— Ты была неправа, что сдлала это, сказалъ одинъ изъ офицеровъ,— ты была у нея перломъ. Сегодня же ты вернешься къ ней и будешь съ нами ужинать.

— Убейте меня, вскричала несчастная,— но не бросайте меня снова въ этотъ позорный домъ.

Въ толп послышались голоса сочувствія.

— Если она не хочетъ назадъ къ Гурдонъ, сказалъ одинъ,— то было бы несправедливо силой вести ее туда.

— Это очень похвально, что она желаетъ остаться честной двушкой, прибавилъ другой.

— Это все равно, сказалъ Дюпортъ.— Она пріятельница шпіона, и уже по одному этому мы не должны обращать вниманія на ея просьбы.

— Надо узнать, виновна-ли она, продолжалъ прежній голосъ,— и если виновна, наказать ее, а не вести назадъ къ Гурдонъ.

— Сначала она проведетъ съ нами этотъ вечеръ, вскричалъ одинъ изъ національныхъ гвардейцевъ, схватывая Нетти за руку,— а потомъ вы можете вести ее въ Мазасъ, или повсить, или разстрлять!

— О, лучше убейте меня, но не ведите къ Гурдонъ, вскричала со слезами Нетти.

— Твое визжанье не поможетъ!… Возьмите, свяжите ее и если еще она станетъ сопротивляться…

— Эй, что тутъ такое? раздался громовой голосъ, и мужчина въ сопровожденіи женщины протолкался черезъ толпу въ комнату Нетти.

— Это пріятельница шпіона, объяснили имъ.

— А, вскричалъ Дюпортъ,— отлично, это нашъ пріятель Буланже, онъ отведетъ плнницу, а вотъ и Дюпонъ. Подойдите сюда, господа, это пріятельница еврея Левина, шпіона, воспитанница тетки Гурдонъ. Отведите ее назадъ къ ней! А завтра утромъ мы отведемъ ее въ Мазасъ.

— Шпіонку! Ее надо убить на мст! вскричала Бетти, шедшая подъ руку съ Буланже.

— Къ чему вести ее сначала къ Гурдонъ, продолжалъ Дюпонъ, также ведшій подъ руку женщину.— Мы можемъ сейчасъ же судить ее и постановить приговоръ.

— Да, къ чему вести ее назадъ къ Гурдонъ! сказалъ одинъ изъ говорившихъ прежде въ пользу Нетти.— Она не хочетъ идти въ этотъ домъ позора. Къ чему похищать у нея ея честь? Если она заслуживаетъ смерти, то убейте ее, но отнимать у нея честь никто не иметъ права.

— Что? Кто говоритъ про ея честь? закричала Бетти.— Эта шпіонка считаетъ себя лучше насъ. Отправьте ее сначала къ Гурдонъ!

Въ эту минуту Дюпонъ также усплъ, наконецъ, войти въ самую комнату.

Нетти уже была схвачена и Буланже хотлъ ее связывать, какъ вдругъ кто-то схватилъ его за руку.

— Назадъ! закричалъ женскій голосъ.— Эта двушка не пойдетъ къ Гурдонъ! Назадъ, говорю я.

Вс взоры обратились на говорившую.

Между жертвой и палачемъ стояла молодая двушка съ черными, блестящими глазами.

— Не вамъ мшаться въ наши дла! вскричалъ одинъ изъ офицеровъ.

— Въ этомъ я вамъ помшаю! отвчала двушка.

— А, это Элли! вскричали въ одинъ голосъ Сенъ-Круа и Дюпортъ.

— Элли, спасите меня! закричала Нетти.

— Молчи! повелительно сказала Элли, не глядя на просившую.— Молчи! повторила она,— ты видишь, что я этого не позволяю. Сюда, Дюпонъ! Ты будешь защищать ее. Она не притворщица, она добродтельне, чмъ кто-либо изъ насъ, и конечно не шпіонъ… Господинъ Сенъ-Круа и вы, Дюпортъ, я вамъ запрещаю трогать ее или вы будете имть дло со мной!

Президентша женскаго клуба была личность, которой боялись, потому что на ея сторон были не только вс мегеры, члены ея клуба, но и большая часть черни, такъ что на защиту Нетти готовъ былъ не одинъ Дюпонъ, но цлая масса народа, а потому Дюпортъ и его сторонники не осмлились прибгнуть къ сил.

— Въ такомъ случа ее надо стеречь здсь въ дом, сказалъ Дюпортъ,— такъ какъ, во всякомъ случа, она подозрительна.

Противъ этого никто, даже Элли, не могъ ничего возразить.

Послдовавшій за этимъ обыскъ не имлъ никакого успха.

На время Нетти была спасена, но когда производившіе обыскъ выходили изъ комнаты, Дюпортъ шепнулъ ей:

— Погоди, моя красотка. Ты отъ меня не уйдешь. Ты здсь будешь въ заключеніи и прежде чмъ тебя повсятъ, ты будешь моей любовницей.

Черезъ полчаса народъ оставилъ домъ, но Нетти съ ужасомъ увидла, что вокругъ него были поставлены часовые.

XX.
Агентъ роялистовъ.

— Гражданинъ Булье, я долженъ сказать вамъ нсколько словъ, сказалъ Сенъ-Еруа, выходя изъ дома, гд они длали обыскъ.

— Вы не будете сегодня въ собраніи? спросилъ Булье.

— Я сегодня занятъ, но мн надо передать вамъ нчто. Собраніе будетъ сегодня въ церкви Сенъ-Северинъ?

— Конечно, наши уже собрались тамъ, отвчалъ Булье.

— Безъ всякихъ препятствій со стороны начальства?

— Разв у насъ не было отличнаго предлога? Церковь Сенъ-Северинъ какъ разъ достаточна для того, чтобы дать убжище всмъ тмъ, которыхъ прусскія бомбы лишили жилища и если даже узнаютъ, что мы устроили тутъ собраніе, то и тогда не посмютъ употребить противъ насъ силу. Возбужденіе въ Париж такъ сильно, что правительство не посметъ еще боле раздражить народъ.

— Отлично, Булье! Я могу вамъ сообщить изъ самаго врнаго источника, что правительство думаетъ объ измн. Трошю предприметъ еще одно нападеніе, но единственно для того, чтобы уменьшить число войска. ‘Національная гвардія требуетъ кровопусканія, говоритъ онъ,— ну, я ей доставлю его.’

— Горе измнникамъ! вскричалъ Булье, сжимая кулаки.

— Трошю и не думаетъ боле пытаться защищать городъ, онъ сдастъ его. Эти извстія я получилъ изъ самаго достоврнаго источника. Мы должны принять мры, гражданинъ.

— Да, время Коммуны наступило, надо только достать оружіе и деньги.

— Въ оружіи нтъ недостатка, вся національная гвардія станетъ на нашу сторону, въ деньгахъ тоже не будетъ недостатка, если вы съ вашими людьми поищете ихъ въ банк Дюверне.

— А! у этого мошенника! У этого лакея Наполеона и измнника! Да, да, его голова падетъ!

— Этого не нужно. До его головы намъ меньше нужды, чмъ до его капиталовъ.

— Да, мы поступимъ по справедливости, отнявъ у него деньги, украденныя у Франціи.

— Само собою разумется! Эти деньги не могутъ быть употреблены на лучшее дло.

— Конечно! вс измнники отечества должны будутъ лишиться своихъ денегъ, этимъ они хотя немного искупятъ свою вину противъ народа.

— То, что мы хотимъ сдлать съ банкомъ Дюверне, должно быть сдлано какъ можно скоре, такъ какъ завтра онъ хочетъ отдать вс свои деньги подъ защиту правительства.

— А, онъ чувствуетъ опасность!

— Вы позаботитесь, гражданинъ, чтобы нападеніе было сдлано завтра рано утромъ.

— Если надо, то можно и сегодня вечеромъ.

— Нтъ, нтъ! поспшно вскричалъ Сенъ-Круа.— Не сегодня! Сегодня вечеромъ еще рано. Завтра мы можемъ воспользоваться этимъ нападеніемъ и заставить народъ смнить правительство Національной Обороны и требовать, чтобы правительственная касса была передана Коммун, а вечеромъ это не такъ было бы удобно сдлать.

— Вы правы, и такъ, завтра рано утромъ?

— Это мое мнніе.

— Положитесь на меня, это будетъ устроено!… И такъ, вы не придете туда?

— Я уже говорилъ вамъ, что я занятъ…. Вы знаете, что въ интересахъ нашего дла я пока еще не долженъ разрывать сношеній съ аристократіей. Поздне, когда мы твердо станемъ на ноги и намъ нечего будетъ бояться аристократіи, тогда я открыто разорву сношенія съ этими измнниками.

— Вы приносите Коммун большую пользу, гражданинъ Сенъ-Круа.

— Каждый обязанъ служить длу, какъ можетъ. Я исполняю только свой долгъ, такъ же какъ вы вашъ.

Посл этого онъ простился съ Булье и своимъ другомъ Дюпортомъ и отправился къ Итальянскому бульвару.

Послдуемъ за Сенъ-Круа.

XXI.
Предостереженіе.

Графъ Бошанъ читалъ своей жен и дочери вечернюю газету, которую т съ ужасомъ слушали.

Дйствительно, извстія были самаго тревожнаго свойства.

Сначала говорилось о томъ, какъ бомба ударила въ женскій пансіонъ и многихъ воспитанницъ убила или ранила, потомъ говорилось, что зданіе Сорбонны также сильно пострадало отъ бомбъ.

Затмъ слдовали извстія о волненіи въ народ, который требовалъ, чтобы національная гвардія сдлала вылазку для соединенія съ арміею Гамбетты.

Орель-де-Паладинъ былъ смненъ и на мсто его назначенъ генералъ Шанзи, за котораго ручался самъ Гамбетта, также находившійся при арміи.

Само собою разумется, за этимъ слдовала длинная похвальная рчь генералу Шанзи, который до этого времени былъ мало кому извстенъ, точно также какъ и Орель де-Паладинъ.

Несмотря на это, ему приписывались необыкновенные военные подвиги и громадный талантъ.

Говорилось также и о голод: что женщины боялись ходить подъ прусскими бомбами за полученіемъ своей порціи провизіи, а что т, которые ршались на это, принуждены были по цлымъ часамъ ждать на мороз своей очереди, да и кром того подвергались опасности быть убитыми.

Все это было очень неутшительно и слушательницы графа глядли далеко не весело.

Вдругъ совершенно неожиданно доложили о приход Сенъ-Круа.

— Другъ мой, обратился къ нему графъ.— Вы вроятно принесли какое-нибудь утшительное извстіе, такъ какъ посл всего, что мы сейчасъ узнали, намъ надо услышать что нибудь радостное — или я ошибся?

— Нтъ, извстіе которое я принесъ нельзя позвать утшительнымъ, но все-таки лучше, что мы его узнали. Я счастливъ, что могу вамъ доказать, что тотъ, кому вы оказываете ваше полное довріе, недостоинъ его.

— Вы говорите о Левин?

— Да, о немъ! я не долженъ былъ-бы возбуждать противъ него подозрнія, такъ какъ я знаю, какъ твердо вы въ немъ уврены, и я въ конц концевъ оказался бы клеветникомъ, поэтому я не сталъ-бы этого говорить если-бы у меня не было блестящаго доказательства моихъ словъ.

— О, клеветникомъ я никогда не сталъ бы васъ считать, сказалъ графъ, но вроятно вы ошибаетесь на счетъ него. Ваши слова одно время поколебали было мое довріе къ этому человку, но онъ убдилъ меня и моего друга Леблана, что онъ ничего не лгалъ, поэтому, я сознаюсь, мое довріе къ нему опять возвратилось.

— Я съ своей стороны тоже напрасно старалась открыть моему мужу глаза, сказала графиня, потому что мн самой этотъ Левинъ очень не симпатиченъ.

— Однако мн кажется, мама, замтила Алиса, что мы не имемъ никакой причины недоврять ему. До сихъ поръ онъ никогда не обманывалъ насъ, напротивъ того, оказалъ намъ много серьезныхъ услугъ.

— Простите меня, сказалъ Сенъ-Круа.— Но онъ всмъ намъ лгалъ. Я скажу вамъ коротко: Левинъ шпіонъ. Мы имемъ неопровержимыя доказательства этого, и когда его поймаютъ, что можетъ быть уже случилось, то расправа съ нимъ будетъ не долга.

— Шпіонъ! вскричалъ графъ.— Этому я не могу поврить.

— Онъ шпіонъ, и самый опасный. Вы слышали про сержанта Гоффа?

— Я часто читалъ въ газетахъ про его подвиги, впрочемъ я всегда думалъ, что это только выдумка, пока Левинъ не сказалъ мн, что сержантъ Гоффъ дйствительно существуетъ, и что разсказы о немъ нисколько не преувеличены.

— Левинъ самъ сказалъ вамъ это?… Ну, такъ вы, я думаю, будете удивлены, когда узнаете, что этотъ сержантъ никто иной какъ самъ Левинъ.

— Онъ самъ? Вы вроятно ошибаетесь, шевалье.

— О, нисколько! Онъ былъ узнанъ двумя офицерами національной гвардіи, и затмъ преслдуемъ какъ шпіонъ… Какую другую цль могла имть его двойная роль, какъ не ту, что онъ былъ шпіонъ у пруссаковъ? Какъ Левинъ, бдный разнощикъ, онъ собираетъ свднія, а какъ сержантъ Гоффъ, который ночью пробирается до самыхъ прусскихъ форпостовъ, онъ передаетъ эти свднія нашимъ врагамъ.

— И вы не думаете, что тутъ возможна какая-нибудь ошибка?

— О, это несомннно. Къ счастью, мы сняли маску съ этого опаснаго шпіона. Онъ отъ насъ не уйдетъ, такъ какъ онъ почти всмъ извстенъ въ той или другой роли.

— Я не могу поврить, сказала Алиса, чтобы Левинъ могъ преслдовать какую-нибудь безчестную цль, очень можетъ быть, что если это и правда, то его образъ дйствія имлъ какую-нибудь благую цль.

— Дитя мое, какъ ты можешь говорить въ пользу шпіона? сказалъ съ упрекомъ графъ.

— Мн самому было трудно этому поврить, продолжалъ Сенъ-Круа,— если бы у меня не было доказательствъ, то я можетъ быть и теперь бы еще сомнвался. Какъ хитеръ долженъ онъ быть, что могъ такъ долго обманывать насъ, придавая себ видъ честнаго человка!

— Боже мой, и этому человку врилъ я!

Въ эту минуту появился камердинеръ и доложилъ, что какой-то человкъ желаетъ говорить съ графомъ.

— Кто такой? спросилъ графъ.

— Онъ не говоритъ своего имени, но сказалъ только, что онъ пришелъ отъ имени господина Левина.

— А, посолъ шпіона, измнника! вскричалъ графъ, вскакивая съ мста, точно желая вымстить свой гнвъ на этомъ посланномъ.

— Значитъ, Левинъ до сихъ поръ спасся отъ преслдованій, сказалъ Сенъ-Круа.— Послушаемъ, что скажетъ этотъ посолъ. Вроятно это посольство иметъ цлью просьбу о вашей помощи.

— Я буду покровительствовать шпіону?.. Нтъ! Пусть падетъ на него справедливая месть моихъ согражданъ! Отъ меня ему нечего ждать ни помощи, ни состраданія.

— Но, отецъ, сказала Алиса, тихонько подойдя къ графу, — разв Эргардъ не говорилъ теб, чтобы ты доврялъ Левину?

— Онъ также обманулся, какъ и мы вс.

— Если только господинъ Эргардъ не его сообщникъ, прибавилъ Сенъ-Круа.

— Нтъ ничего невозможнаго, замтила графиня.— Эргардъ нмецъ, Левинъ эльзасецъ…

— Но мама, перебила ее Алиса, — съ нашей стороны было бы не только несправедливостью, но и неблагодарностью, недоврять господину Эргарду.

— Конечно, мы еще не имемъ никакихъ причинъ недоврять ему, сказалъ графъ. Онъ можетъ быть просто, какъ я уже сказалъ, обманутъ, какъ и мы вс.

— Этотъ человкъ ждетъ отвта, замтила Алиса со страхомъ глядя на отца.

— Его надо выгнать изъ дома! закричалъ съ гнвомъ графъ.— Боже мой, и я доврялъ шпіону, и поручилъ ему заботу о безопасности большей части моего состоянія!

— Очень можетъ быть, что Левинъ желаетъ черезъ своего посланнаго оправдаться передъ тобою.

— Я не хочу слушать его оправданій! Его посланнаго надо выгнать изъ дома и запретить ему когда бы то ни было сюда показываться.

Съ такимъ приказаніемъ слуга вышелъ.

Въ ту же минуту Алиса также вышла изъ комнаты.

Въ передней она нашла лакея, говорящаго съ человкомъ, наружность котораго не особенно внушала довріе.

Это былъ человкъ съ сдыми волосами и морщинистымъ лицемъ.

Въ рукахъ онъ держалъ измятую и порыжлую шляпу. Глаза его выражали хитрость, а на губахъ играла полу-насмшливая, полу-злая улыбка. Алиса сдлала знакъ лакею идти прочь и сказала, обращаясь къ незнакомцу.

— Вы пришли отъ Левина?

— Да, сударыня.

— Мой отецъ не хочетъ васъ слушать, такъ какъ Левина подозрваютъ, что онъ шпіонъ.

— Очень можетъ быть, что это подозрніе основательно, сказалъ старикъ, пожимая плечами,— очень можетъ быть, что нтъ. Если Левинъ и шпіонъ, то съ самымъ похвальнымъ намреніемъ. Для парижанъ будетъ лучше, если городъ сдастся, по крайней мр тогда прекратится голодъ… Я говорю такъ только съ точки зрнія другихъ, для меня же будетъ выгодне, если осада еще продолжится.

— Кто вы такой?

— Мое имя Дюшень, мое занятіе въ настоящее время доставка провіанта.

Алиса не замтила иронической улыбки, которой онъ сопровождалъ свои слова, и продолжала спрашивать:

— И такъ, до сихъ поръ Левинъ еще на свобод?

— Онъ въ безопасности и его не поймаютъ, если онъ не сдлаетъ неосторожности показаться на улиц.

— Вы его другъ?

— Я ему благодаренъ, какъ никому въ свт, и еслибы не это, то я ни за что не былъ бы здсь.

— Левинъ желаетъ, чтобы мой отецъ защитилъ его?

— Вы ошибаетесь, вашъ отецъ ничего не можетъ сдлать для Левина, такъ какъ, спрятавъ его у себя, онъ только навлекъ бы на себя ненависть черни, а Левина все-таки бы не спасъ. Дло идетъ не о Левин, а о вашемъ отц, или, лучше сказать, о его состояніи. Онъ хотлъ придти самъ, но я взялся передать его порученіе.

— И въ чемъ состоитъ это порученіе?

— Въ томъ, чтобы вашъ отецъ, не медля ни минуты, взялъ свои деньги изъ банка Дюверне.

— Вы думаете, что банку Дюверне грозитъ опасность?

— Объ этомъ мн ничего не поручено говорить, но очень возможно, что сегодня ночью или завтра утромъ банкъ будетъ обокраденъ или что нибудь въ этомъ род, почему я знаю? Я уже сказалъ, что мн это ршительно все равно, я длаю это только для удовольствія Левина. Еслибы вы не вышли ко мн, сударыня, то вашъ лакей, по приказанію вашего отца, выгналъ бы меня, и вашъ отецъ ничего не узналъ бы. Теперь вы передадите ему мои слова и онъ можетъ принять свои мры. Меня очень трогаетъ ваша привтливость и если вамъ когда нибудь понадобится помощь стараго Дюшеня, то я буду очень радъ доказать вамъ мою благодарность.

— О! напротивъ того, мы вамъ должны быть благодарны!… Останьтесь! Ваше сообщеніе иметъ громадную важность. Я сейчасъ скажу объ этомъ отцу. Я очень рада, что Левинъ не заслужилъ упрековъ, которые длали ему сейчасъ мой отецъ и шевалье де-СенъКруа.

— Шевалье де-Сенъ-Круа въ настоящую минуту у вашего отца?

— Въ такомъ случа я вамъ посовтую, постарайтесь удержать его на весь вечеръ, если можно, то даже до полуночи.

— Для чего?

— Причины этого я вамъ не могу сказать, отвчалъ Дюшень, пожимая плечами,— но только поврьте мн, что это я совтую для вашей пользы… Но извините, мн пора.

— Все, что вы говорите, такъ загадочно, но въ тоже время мн кажется, что ваши опасенія имютъ основаніе и ваше предостереженіе заслуживаетъ такого же вниманія, какъ и предостереженіе Левина.

— Врите вы мн или нтъ — это ваше дло.

— Возьмите по крайней мр это, сказала Алиса подавая свой кошелекъ,— и будьте уврены, что мой отецъ также вознаградитъ васъ, когда узнаетъ, что ваше предостереженіе основательно.

— Благодарю васъ, сказалъ Дюшень,— я беру эти деньги точно также какъ возьму и отъ вашего отца, если онъ мн предложитъ деньги, такъ какъ мое благополучіе кончится вмст съ осадой.

Сказавъ это, онъ вышелъ, а Алиса вернулась къ себ въ комнату.

Она была такъ испугана всмъ слышаннымъ и въ тоже время такъ удивлена, что она нашла нужнымъ сначала собраться съ мыслями, а потомъ уже передать отцу все слышанное.

Можно-ли было врить этому человку? Ему лично — конечно нтъ, но онъ говорилъ отъ имени Левина, который, Алиса была убждена, не способенъ ни на что дурное.

Разв въ самую минуту отъзда, Эргардъ не говорилъ, что онъ оставляетъ ей въ лиц Левина друга и защитника?

Это воспоминаніе заставило Алису ршиться.

Она поспшно встала и пошла въ комнату, гд были вс. Ея разстроенное лице бросилось въ глаза отцу и матери.

— Что съ тобой, Алиса? спросила съ безпокойствомъ графиня.— Тебя, кажется, что-то безпокоитъ?

— Одно извстіе, которое я сейчасъ получила, отвчала Алиса, и которое я скажу теб, отецъ, какъ только ты согласишься меня выслушать.

— Говори, моя милая! сказалъ графъ,— что съ тобой? Что тебя огорчаетъ?

— Я должна сказать это теб одному…. Если шевалье извинитъ….

— О, что касается меня, отвчалъ Сенъ-Круа,— то я хотлъ сейчасъ уйти, у меня есть сегодня одно важное дло, но еслибы этого и не было, то и тогда я бы не остался, если вы этого не желаете.

— О, вы ошибаетесь въ томъ, что я хотла сказать, отвчала Алиса.— Я, напротивъ того, была бы довольна, еслибы вы остались на весь вечеръ.

— Какъ? съ удивленіемъ вскричалъ шевалье,— такъ ли я слышалъ? Вы желаете, чтобы я остался? Какъ я счастливъ, что вы этого желаете и въ тоже время какъ несчастливъ, что не могу исполнить вашего желанія.

— Вы такъ часто говорили мн, шевалье, о вашей безусловной мн покорности, не пропускайте же перваго случая доказать ее.

— Мадемуазель Алиса…. только не сегодня, пробормоталъ шевалье.

Но Алиса перебила его.

— Я не принимаю никакихъ извиненій, шевалье…. Отецъ, продолжала она, обращаясь къ графу,— шевалье ничего не иметъ противъ того, чтобы мы съ тобой на нсколько минутъ оставили его.

— Какія у тебя сегодня странныя причуды, сказалъ графъ.— Съ одной стороны меня очень радуетъ то, что ты наконецъ начинаешь, кажется, отдавать справедливость моему другу, но, съ другой стороны, меня безпокоитъ твоя таинственность.

— Да, это должно быть дйствительно странный разговоръ, при которомъ не должна присутствовать даже -я — мать, сказала графиня.

— Ты это узнаешь потомъ, мама…. Прошу тебя, отецъ…. А вы, шевалье, отложите ваше дло?

— Какъ могу я не исполнить вашего желанія?

— Я этого и ожидала отъ васъ.

Графъ дйствительно съ нетерпніемъ желалъ узнать, что скажетъ ему дочь.

До сихъ поръ Алиса старалась длать беззаботное лице, особенно когда уговаривала шевалье.

Когда она осталась вдвоемъ съ отцемъ, лице ея приняло то же озабоченное выраженіе, которое поразило графа, когда она возвратилась.

— Отецъ, сказала она, беря его за руку,— отецъ, знаешь-ли ты съ кмъ я говорила?

— Нтъ, дитя мое.

— Съ посланнымъ Левина.

— Какъ? Не смотря на мое запрещеніе, не смотря на мое нежеланіе? вскричалъ графъ.

— Я это сдлала потому, что была убждена въ несправедливости твоего сужденія относительно Левина.

— Онъ шпіонъ!

— Можетъ быть, но тебя онъ никогда не обманывалъ. Твое довріе онъ вполн заслужилъ и я могу теб доказать это. Ты и не подозрваешь, за чмъ онъ присылалъ этого человка.

— О, конечно затмъ, чтобы просить моего покровительства?

— Нтъ, дло шло не о немъ, а о теб и о твоемъ состояніи. Онъ прислалъ сказать, чтобы ты сегодня-же взялъ свои деньги отъ Дюверне, черезъ нсколько часовъ будетъ, можетъ быть, уже поздно, такъ какъ банкъ будетъ запертъ, значитъ, теб нечего терять времени.

— Какъ? Почему мои деньги могутъ быть въ опасности у Дюверне?

— Разв ты не говорилъ, что Левинъ общался увдомить тебя, когда банку Дюверне будетъ грозить опасность?

— Да, онъ общалъ это.

— Онъ держитъ свое общаніе, такъ какъ прислалъ теб сказать это.

— Если это такъ, то Сенъ-Круа долженъ знать объ этомъ. Онъ посщаетъ клубы Коммуны.

— Стой, отецъ! Ты долженъ общать мн, что не скажешь Сенъ-Круа ни слова о томъ, что теб извстна опасность, угрожающая банку.

— Дитя мое, не подразумваешь-ли ты подъ этимъ, что мы должны недоврять шевалье?

— Общай мн, отецъ! Я взяла на себя обязательство, что все, что я узнала, не будетъ извстно этому господину.

— Ты странная двушка, ты дала себя обмануть. Шпіонъ способенъ на всякое мошенничество. Кто знаетъ, что кроется подъ этимъ!

— Я сначала тоже сомнвалась, но теперь я убждена, что узнала истину. Хотя я не знаю почему, но онъ желалъ, чтобы я удержала Сенъ-Круа у насъ до полуночи и, какъ ты видишь, я уже начала дйствовать сообразно.

— Такъ ты только по этой причин удержала шевалье?

— Конечно.

— И такъ, въ твоей дтской головк уже есть женское умнье притворяться? Что же касается меня, то я не способенъ на притворство. Я не скажу моему другу о томъ, что ты мн сообщила, чтобы не компрометировать тебя передъ нимъ, но въ тоже время я не сдлаю по секрету отъ него того, что ты мн совтуешь. Онъ, какъ агентъ нашей партіи, конечно, прежде всхъ зналъ бы, еслибы банку грозила какая-нибудь опасность. Взять безъ его вдома мои деньги отъ Дюверне значило-бы показать недовріе къ нему.

— И такъ, ты хочешь оставить безъ вниманія мое предостереженіе?

— Я не врю въ опасность. Еслибы она существовала, то, какъ я уже сказалъ, Сенъ-Круа зналъ бы объ ней, а то, что я сегодня слышалъ о Левин, заставляетъ меня видть въ его предостереженіи какую-нибудь вредную цль.

— Отецъ, я прошу тебя, не слдуй слпо твоему предубжденію! Не оставляй безъ вниманія предостереженія Левина.

— Я поговорю объ этомъ съ Сенъ-Круа.

— Ты хочешь выдать меня и Левина?

— Этого я не хочу сдлать…. Если онъ раздляетъ твои опасенія, то я сдлаю то, что ты совтуешь, если нтъ — то твой совтъ напрасенъ.

Алиса огорченно простояла съ минуту, потомъ вдругъ она взглянула на отца и сказала:

— Пусть будетъ такъ, какъ ты говоришь!… Иди назадъ, говори съ Сенъ-Круа. Я сама спасу все, но въ настоящую минуту я не въ состояніи принять участіе въ вашемъ обществ, тмъ не мене я надюсь, что найду за ужиномъ Сенъ-Круа еще у насъ. Отецъ, ты увидишь, что былъ несправедливъ къ Левину. Я желаю только, чтобы ты увидалъ это не слишкомъ поздно.

XXII.
Банкъ Дюверне.

Банкирскій домъ Дюверне и К^о, принадлежащій къ первымъ банкамъ въ Париж и даже въ Европ, иметъ историческую знаменитость.

Уже Людовикъ XV клалъ въ этотъ банкъ свои деньги.

Во время революціи 93-го года ненависть мятежниковъ обрушилась на Дюверне, но тогда ему удалось избжать опасности. Очень можетъ быть, что его голова пала бы на гильотин, если бы не имли интереса въ томъ, чтобъ удержать во Франціи банкира и его банкъ, въ которомъ, кром королевскихъ денегъ, лежали еще деньги многихъ частныхъ лицъ.

Поэтому, во время первой имперіи, онъ сразу могъ снова открыть блестящій банкъ.

Вскор затмъ онъ заслужилъ полное довріе императора.

Какъ намъ уже извстно, Дюверне пользовался также и довріемъ Наполеона III.

Въ описываемое нами время банкъ находился на Сорбоннской площади, въ большомъ каменномъ дом, окна котораго были съ желзными ршетками, а двери также окованы желзомъ.

Прежде въ банк занималось до ста человкъ, теперь же не было никого.

Служащіе въ банк не могли приходить, такъ какъ прусскія бомбы въ большомъ количеств падали на площадь и даже въ домъ, гд помщался банкъ, домъ былъ во многихъ мстахъ поврежденъ ими, нкоторыя бомбы даже залетали внутрь дома.

Немногіе, остававшіеся въ дом, искали убжища въ касс, бывшей подъ толстыми сводами.

Хозяинъ банка, Дюверне, разговаривалъ со своимъ другомъ Экеромъ.

— Послдуйте моему совту, говорилъ послдній,— передайте вашу кассу въ Національный банкъ, или куда хотите, но не оставляйте денегъ здсь, потому что я убжденъ въ близкой опасности.

— Я въ этомъ далеко не такъ твердо убжденъ, отвчалъ Дюверне, — но, тмъ не мене, я до тхъ поръ не успокоюсь, пока не приготовлю все для предотвращенія всякихъ случайностей. Вс деньги и бумаги уже приготовлены для того, чтобы ихъ перевезти.

— Сдлайте такъ какъ я, я теперь просто частный человкъ, поэтому мн нечего бояться черни.

— Народъ не забылъ еще мексиканской войны!

— А также и наполеоновскихъ капиталовъ. Мы оба одинаково ненавидимы, но поврьте, что чернью руководитъ не одна ненависть, но также и желаніе грабежа. Грабежъ назовутъ политической справедливостью и воспользуются этимъ, чтобы обогатиться. Два милліона, лежащіе въ вашей касс, отлично могутъ пригодиться Коммун для борьбы съ правительствомъ.

— Вы твердо убждены, что Коммуна станетъ бороться съ правительствомъ?

— Мой другъ, это также врно, какъ то, что мы здсь сидимъ съ вами, что Коммуна водворится въ Париж.

— По увреніямъ Сенъ-Круа, никакой опасности еще нтъ, сказалъ Дюверне.

— Неправда! Я васъ увряю, что вся національная гвардія на сторон Коммуны. Если революція еще не вспыхнула, то это потому, что Трошю ничего не говорилъ о сдач Парижа. Что же касается до роялистской партіи, то она никакъ не можетъ разсчитывать на успхъ.

— Сенъ-Круа, агентъ этой партіи, другаго мннія.

— Въ такомъ случа, онъ слпъ, какъ и тысячи другихъ.

— Относительно Коммуны онъ иметъ врныя свднія и общалъ предупредить меня, какъ только соберутся первыя тучи и какъ только я получу отъ него предостереженія, такъ сейчасъ же приму мои мры.

— Если онъ до сихъ поръ ничего не говорилъ, то онъ или ненадежный, или неспособный агентъ.

— Ну, его интересы связаны съ моими, такъ какъ вс деньги его партіи лежатъ у меня.

Разговоръ двухъ друзей часто прерывался трескомъ разрывающейся бомбы.

Въ эту минуту трескъ раздался необыкновенно близко.

Въ комнату съ ужасомъ вбжалъ швейцаръ.

— Бомба! могъ только онъ произнесть.

— Попала въ домъ? докончилъ Дюверне.

— Наружная стна пробита… Угловое окно разбито!

Дюверне глубоко вздохнулъ.

— Эта бомба новое предостереженіе, продолжалъ Экеръ, когда швейцаръ ушелъ,— Вы видите, что домъ такъ разрушенъ, что не въ состояніи выдержать нападенія. Наружная стна во многихъ мстахъ повреждена, ршетки попорчены, внутрь дома теперь не трудно попасть.

Не смотря на опасность, Дюверне и его другъ вышли изъ-подъ сводовъ, чтобы осмотрть поврежденія.

Экеръ былъ правъ, домъ не могъ сопротивляться никакому нападенію.

Случайно они взглянули въ окно.

Вся площадь представляла видъ разрушенія и запустнія, вс дома были оставлены жителями, бжавшими отъ опасности.

Оба друга были положительно испуганы, когда услыхали, что кто-то позвонилъ.

— Это какое-нибудь необычайное посщеніе, замтилъ Экеръ.— Только крайняя надобность можетъ заставить кого-нибудь придти сюда.

Швейцаръ, отворившій дверь, былъ еще боле удивленъ, увидя передъ собой молодую двушку.

— Что вамъ угодно, сударыня? спросилъ онъ, едва вря своимъ глазамъ.

— Я желаю видть г-на Дюверне, отвчала пришедшая.

— Видть г-на Дюверне! механически повторилъ швейцаръ.— Разв вы не знаете, что банкъ закрытъ. И какъ вы не боялись идти черезъ площадь? Разв вы не видите, что и здсь въ дом не безопасне?

— Я знаю все это… Будьте такъ добры, проведите меня къ г-ну Дюверне… То, что мн надо ему сказать, не терпитъ отлагательства.

Дюверне съ удивленіемъ покачалъ головой, когда швейцаръ доложилъ ему, что его желаетъ видть молодая дама по очень важному длу.

Молодая дама не ждала позволенія войти, а вошла сама вслдъ за швейцаромъ.

Дюверне сейчасъ же узналъ ее.

— Боже мой! вскричалъ онъ.— Графиня Бошанъ! Что заставило васъ придти сюда? Разв вы не знаете, какъ опасно теперь ходить по площади.

— Я это знаю, отвчала Алиса, такъ какъ это была она.

— Какая неосторожность! продолжалъ Дюверне.— Какъ позволилъ вамъ вашъ отецъ идти одной и притомъ сюда?

— Мой отецъ не знаетъ, что я пошла къ вамъ, но я должна была сдлать это, чтобы предостеречь васъ.

— Меня предостеречь, графиня?… Вы?.. Какъ вы…

— Не спрашивайте меня, перебила Алиса, надо торопиться. Вы должны сегодня же помстить ваши деньги въ безопасное мсто, иначе он сегодня ночью будутъ украдены и, можетъ быть, завтра утромъ чернь нападетъ на вашъ домъ, чтобы овладть остатками.

Дюверне видимо поблднлъ и глядлъ то на своего друга, то на молодую двушку, точно желая убдиться не бредитъ-ли онъ.

— Сегодня же ночью, говорите вы, графиня? Почему вы думаете, что меня собираются обокрасть?

— Не спрашивайте меня! Не медлите ни минуты. Если вы не хотите помстить въ безопасное мсто всхъ вашихъ денегъ, то я требую, чтобы вы сдлали это съ деньгами моего отца, и, какъ я уже сказала, не позже, чмъ сегодня вечеромъ, потому что ночью будетъ уже поздно.

— Но, Боже мой, Сенъ-Круа ничего мн не говорилъ.

— А между-тмъ онъ наврно знаетъ про это.

— Ага! онъ значитъ заодно съ мошенниками, сказалъ Экеръ.— Я вамъ говорилъ тоже, что и эта молодая дама, онъ долженъ былъ уже давно предупредить васъ объ опасности.

— Но, графиня, вы можетъ-быть ошибаетесь?

— Нтъ. Когда вы исполните то, что я вамъ говорю, тогда я вамъ все объясню. Впрочемъ, вы и безъ меня узнаете это сегодня ночью или не позже завтрашняго утра. Я боюсь, что узнаютъ про мою отлучку изъ дома. Еще разъ совтую вамъ поторопиться. Въ шесть часовъ банкъ закрывается, вы должны покончить все до тхъ поръ.

Сказавъ это, она хотла идти.

— Но графиня, вскричалъ Дюверне.— Вы не можете вернуться назадъ безопасно. Не хотите-ли пройти въ подвалъ?

— Благодарю васъ, я должна торопиться.

Сказавъ это, Алиса вышла, оставивъ Дюверне въ изумленіи.

— Вы не хотли слушаться моего предостереженія, сказалъ Экеръ.— Вы видите теперь, что другіе знаютъ положеніе длъ лучше васъ. Я убжденъ, что эта молодая особа сказала правду, и совтую вамъ исполнить то, что она сказала, а также собрать свденія объ этомъ Сенъ-Круа, чтобы убдиться не за одно ли онъ съ коммунистами.

Алиса говорила съ такой увренностью, что Дюверне былъ испуганъ.

Таинственность ея предостереженія еще боле заставила его сдлать требуемое Алисой.

Было довольно трудно увезти вс деньги и бумаги, однако это было сдлано.

По крайней мр отъ ночного грабежа касса была въ безопасности — даже боле: Дюверне переговорилъ съ полицейскимъ префектомъ Араго и тотъ общалъ принять необходимыя мры.

XXIII.
Убжала!

Въ смертельномъ страх сидла Нетти въ своей комнат, каждую минуту ожидая, что палачи схватятъ ее и она тмъ или другимъ образомъ погибнетъ. Или ее возвратятъ въ домъ Гурданъ, или она сдлается жертвою какого-нибудь негодяя, или, наконецъ, чернь умертвитъ ее какъ шпіона.

Вдругъ дверь отворилась. Нетти испустила крикъ ужаса — но это были не ея палачи.

Это была Элли, подошедшая къ ней съ важнымъ и суровымъ видомъ.

— О! спасите меня! вскричала Нетти, бросаясь ей на встрчу. Клянусь вамъ, я невинна — я не шпіонъ.

— Тише! Нетти, я постараюсь это сдлать, но не ручаюсь за успхъ. Я васъ не спрашиваю виновны вы или нтъ, я постараюсь спасти васъ во всякомъ случа, такъ какъ мн васъ жаль. Что вы не попадете въ руки Гурданъ, за это я ручаюсь. Я не допущу этого, такъ какъ я ненавижу эту старую сводницу. Но я не могу вамъ помочь, если вы попадете во власть прочихъ вашихъ враговъ. Въ такомъ случа пусть Богъ вамъ поможетъ.

— Но что-же я такое сдлала! За что меня такъ подозрваютъ?

— Вамъ покровительствуетъ опасный шпіонъ. Для того, чтобы подозрвать васъ, достаточно и того, что онъ о васъ заботился, хотя-бы вы и дйствительно не были его помощницей.

— Боже мой! Зельма его дочь, и онъ заботился обо мн какъ о ея подруг.

— Очень можетъ быть, что это правда, но я не знаю, поврятъ-ли этому т…. Во всякомъ случа, виновны вы или нтъ, но вы должны стараться убжать.

— Тамъ стоятъ караульные…. отвчала прерывающимся голосомъ Нетти.

— Конечно, я не могу провести васъ мимо караульныхъ. Дюпонъ общалъ мн стараться о томъ, чтобы вы не были отданы Гурданъ, но онъ не можетъ избавить васъ отъ допроса…. Въ этомъ дом есть другой выходъ, попытайтесь убжать черезъ него. Я видла, что тамъ нтъ караульныхъ. Одвайтесь скоре и слдуйте за мной.

Нетти, дрожа отъ страха, послдовала совту своей спасительницы, и он вмст вышли изъ комнаты.

Въ сняхъ ихъ встртилъ хозяинъ дома, Бертрамъ. Куда это вы, Нетти? спросилъ онъ.

— Я хочу выпустить ее черезъ заднюю дверь, отвчала Элли.

— Этого я никакъ не могу допустить.

— Почему это? спросила Элли, бросивъ на Бертрама вызывающій взглядъ.— Я полагаю, что ваши жильцы могутъ выходить изъ дому, когда имъ угодно.

— Только не эта дама, отвчалъ ршительно хозяинъ.— Я не имю ни малйшаго желанія брать на себя отвтственность за это. Я не хочу, чтобы меня заподозрили въ сообщничеств со шпіономъ.

— Я беру это на себя, отвчала Элли повелительнымъ тономъ.

— Но…

— Тутъ нечего думать. Если вы помшаете этой двушк убжать отсюда, то очень можетъ быть, что вы сдлаетесь сооучастникомъ въ убійств.

— Я очень сожалю Нетти, и желаю отъ всей души, чтобы она спаслась…. Ну, если вы думаете, что мн не угрожаетъ ни малйшая опасность, и если вы общаетесь мн засвидтельствовать, что я выпустилъ Нетти только по вашему приказанію, то я, конечно, съ удовольствіемъ….

— Вы предусмотрительны, сказала Элли съ насмшливой улыбкой.— Хорошо, я вамъ это общаю.

Самолюбію Элли льстило, что ея власть считали настолько значительной, что ея слово могло избавить буржуа отъ преслдованія Коммуны.

Обезпечивъ себя съ этой стороны, Бертрамъ пожелалъ Нетти счастливаго пути и проводилъ обихъ двушекъ черезъ дворъ и боковое строеніе къ двери, выходившей въ узкую улицу, которая шла параллельно улиц св. Антонія.

Элли отворила дверь и взглянула на улицу.

— Я вамъ говорила, сказала она,— что они забыли про существованіе этого выхода. Здсь нтъ никого и вы можете идти, но берегитесь, чтобы васъ не увидлъ кто-нибудь изъ вашихъ преслдователей.

Нетти вышла и робко остановилась. Куда идти? направо или налво? Куда ведетъ эта улица? Что будетъ съ ней одинокой и беззащитной въ этомъ громадномъ Париж?

Какое отчаянное положеніе для безпомощной двушки! Элли угадала мысль своей подруги.

— Я провожу васъ, Нетти, сказала она,— до Лильской улицы, но больше я ничего не могу для васъ сдлать.

Но едва они сдлали нсколько шаговъ, какъ изъ сосдняго дома выскочили двое и загородили имъ дорогу — Не напрасно я думалъ, вскричалъ одинъ изъ нихъ,— что голубка попытается улетть отсюда. Хорошо, что я догадался сторожить здсь! Теперь вы пойдете со мной, мое сокровище…. Флоріанъ, длай, что я теб приказалъ.

Тотъ, къ которому были обращены эти слова, подошелъ къ Нетти и потребовалъ, что бы она слдовала за нимъ.

— Стойте, виконтъ! вскричала Элли, схватывая Нетти за руку,— Я не позволю вамъ взять эту двушку.

— Берегитесь Элли! сказалъ, грозя пальцемъ, виконтъ.— Вамъ будетъ худо, если я скажу нашимъ, что вы помогали убжать плнниц. Вы идете противъ воли союза.

— Не я, а вы, виконтъ, идете противъ союза, отвчала Элли.— О! я знаю, зачмъ вы хотите взять къ себ Нетти, но я этого не допущу.

— Вы хотите мшать мн длать, что я хочу?

— Да, я помшаю вамъ.

Нетти плакала, дрожа отъ страха, уцпившись за руку Элли.

— Будьте спокойны, мое дитя, ободряла ее Элли.— Этотъ человкъ не сведетъ васъ ни къ Гурданъ, ни къ себ.

— Какая глупость вступаться за эту двчонку. Она шпіонъ!

— Это еще не доказано. А если ее въ этомъ подозрваютъ, то ее надо свести въ Мазасъ.

— Я буду ее лучше стеречь въ моемъ дом.

— Она никогда не будетъ у васъ, а въ Мазас или на свобод.

— Однако, это просто смшно, замтилъ Флоріанъ,— что вы позволяете этой двушк мшаться въ ваши дла. Если союзъ найдетъ, что это не справедливо, тогда вы выдадите вашу плнницу, но пока, она будетъ въ нашей власти, и что касается до меня, то я исполню свою обязанность свести ее въ безопасное мсто…. и такъ, моя милая, прибавилъ онъ обращаясь къ Элли,— пустите, это моя плнница.

И оттолкнувъ ее, онъ схватилъ Нетти за руку и потащилъ ее за собой съ помощью Дюпорта.

— Дюпонъ! Дюпонъ! Сюда! Буланже! На помощь! закричала Элли.

— Молчите, сказалъ съ досадой Дюпортъ, обращаясь къ ней,— я заплачу за ваше молчаніе. Что вамъ въ этой двчонк? Я думаю, для васъ гораздо важне оставаться со мною въ дружескихъ отношеніяхъ. Не считайте меня неблагодарнымъ.

Но Элли продолжала кричать, не обращая вниманія на общанія Дюпорта, пока наконецъ къ нимъ не сбжались караульные.

— Наша плнница пыталась убжать, сказалъ обращаясь къ нимъ Дюпортъ, перемняя тонъ, и Элли помогала ей въ этомъ. Я надюсь, что вы отведете плнницу въ какое-нибудь мсто, безопасное отъ побга.

— Въ Мазасъ.

— Нтъ, не въ Мазасъ, а въ церковь Сенъ-Северина, продолжалъ Дюпортъ. Тамъ изслдуютъ это дло, мы тамъ разскажемъ и о той помощи, которую Элли оказывала этому бгству, и я отъ всей души желаю, сказалъ онъ обращаясь къ Элли, чтобы это не доставило вамъ непріятностей.

— Да, въ церковь Сенъ-Северина, согласился Буланже, тамъ мы разберемъ это дло. У насъ все должно длаться по справедливости. И такъ, безъ возраженій! пойдемте съ нами, продолжалъ онъ, обращаясь къ Нетти, — и берегитесь, если вы дйствительно шпіонъ!

— Я буду провожать эту двушку, сказала Элли….. пойдемте, Нетти.

И, взявъ снова за руку дрожащую двушку, она пошла съ ней въ сопровожденіи Дюпорта и караульныхъ.

XXIV.
У алтаря.

Приходъ Нетти съ ея караульными въ церковь Сенъ-Северина прервалъ пламенную рчь Булье.

— Тише, вы тамъ! закричалъ Пиронъ, сидвшій рядомъ съ патеромъ, у кафедры. Не прерывайте! То, что Булье хочетъ сказать, очень важно.

— Кажется, тамъ произошло что-то особенное, сказалъ патеръ, замтивъ волненіе, произведенное въ толп новоприбывшими.

— Что тамъ? кричалъ Пиронъ. Тише! Слушайте Булье!

— У насъ есть очень важное дло, отвчалъ Буланже, прокладывая себ дорогу. У насъ есть плнница — шпіонъ.

— Это еще надо доказать, шпіонъ она или нтъ, возразила Элли.

Минуту спустя Буланже, Дюпортъ и Нетти стояли передъ Пирономъ.

Элли послдовала за ними.

— Я требую, гражданинъ Пиронъ, сказала она, — чтобы эту двушку отправили въ Мазасъ.

— Зачмъ-же въ Мазасъ? отвчалъ Пиронъ, мы можемъ сами судить ее.

— Я того-же мннія, сказалъ Буланже — Мы устроимъ судъ и опредлимъ виновна-ли она или нтъ. Если она виновна, она не избгнетъ заслуженнаго наказанія…. Скоро мы одни будемъ судить во всемъ Париж.

— Ее надо свести въ настоящій судъ, возразила Элли. Вы не имете никакого права судить ее.

— Кто говоритъ это, гражданка? замтилъ ей Буланже. У насъ все длается по справедливости.

Между-тмъ патеръ внимательно разсматривалъ строгія и прекрасныя черты Нетти.

Казалось, что блдность покрывавшая щеки двушки, и ея умоляющій взглядъ придавали ей въ глазахъ патера новую прелесть.

Его срые глаза все боле и боле разгорались.

— У насъ теперь нтъ времени, сказалъ Дюпонъ, поддерживая мнніе Элли,— судить эту двушку. Булье хотлъ говорить намъ о боле важныхъ длахъ. Я полагаю, что лучше будетъ свести нашу плнницу въ Мазасъ.

— Я того-же мннія.

— Я тоже.

— У насъ есть важныя дла, кричали многочисленные голоса.

Патеру также стало жаль Нетти, такъ какъ онъ предвидлъ, какова будетъ ея участь, если чернь станетъ ее судить своимъ судомъ.

Его вмшательство внушило Нетти надежду.

— Клянусь вамъ, что я невинна! вскричала она обращаясь къ патеру съ умоляющимъ видомъ. Я никогда не помогала никакому шпіону, я не знала, что того, кто далъ мн убжище, подозрваютъ въ шпіонств. Умоляю васъ, спасите меня отъ этихъ людей: пусть меня сведутъ въ тюрьму, тамъ меня будутъ судить настоящіе судьи.

— Успокойтесь, мое дитя, возразилъ патеръ съ лицемрною кротостью, взявъ за руку Нетти. Вы нигд не найдете суда боле справедливаго, чмъ нашъ. Васъ не сведутъ въ Мазасъ.

— Убирайтесь къ чорту! кричалъ съ кафедры Булье.— Не мшайте мн говорить! То, что я хочу сказать, важне всего этого.

— Булье правъ, пусть караулятъ эту двушку до тхъ поръ, пока у насъ не будетъ свободнаго времени.

— Хорошо, гражданинъ Дюпортъ будетъ ее стеречь и приведетъ сюда, когда мы составимъ судъ.

— Я протестую противъ этого! вскричала Элли. Гражданинъ Дюпортъ иметъ безчестные намренія относительно этой двушки. Если вы находите, что ее надо задержать подъ арестомъ до суда, то стерегите ее сами,

— Если то, что вы говорите про гражданина Дюпорта, справедливо, сказалъ патеръ, то я тоже возстаю противъ выдачи ему плнницы, ее можетъ стеречь Буланже.

Посл долгихъ переговоровъ, было наконецъ ршено, что Буланже и Дюпонъ отведутъ плнницу въ одну изъ нишъ и будутъ ее тамъ стеречь.

Булье могъ наконецъ продолжать свою рчь.

Онъ потребовалъ, на другой же день утромъ идти и разрушить банкъ Дюверне, а также уничтожить правительство Національной Обороны и учредить Комитетъ Народнаго Благосостоянія.

Чтобы не возбудить подозрнія, Дюпортъ воздержался противорчить ршенію, принятому относительно Нетти. Его досадовало, что патеръ былъ также противъ негоесли-бы не это, то протестъ Элли не имлъ бы никакихъ послдствій.

Вечеръ приближался и въ церкви сдлалось такъ темно, что надо было ее освтить.

Принесли факелы и воткнули ихъ въ кольца, находившіяся на стнахъ.

Красноватый дрожащій свтъ факеловъ, освщавшій пеструю волнующуюся толпу, громкіе споры и крики полупьяной черни — все это производило на Нетти ужасное впечатлніе. Она едва не лишалась сознанія и ей казалось, что ее окружаютъ не люди, а какіе-то дикіе зври.

Элли не отходила отъ нея и старалась возбудить въ ней мужество.

Когда Булье кончилъ свою рчь и вс споры прекратились, былъ составленъ судъ.

Предсдателемъ былъ выбранъ Дюпортъ, такъ какъ онъ поймалъ шпіона.

Но онъ отклонилъ эту честь, увряя, что у него есть сегодня очень важное дло, и что онъ долженъ уйти вмст съ Флоріаномъ.

— Если гражданинъ Дюпортъ считаетъ эту двушку шпіономъ, вмшалась Элли,— то онъ долженъ и обвинять ее. Я думаю, что у него не можетъ быть никакого дла важне этого, или, можетъ быть, у него не хватаетъ мужества?

— Вы ошибаетесь, Элли, отвчалъ Дюпортъ.— Чтобы доказать, что вы не правы, я прошу отложить процессъ до завтра: тогда я буду присутствовать при разбирательств.

Но со всхъ сторонъ послышались возраженія, такъ какъ толпа желала интереснаго зрлища суда и заране имъ восхищалась.

Вс требовали, чтобы судъ состоялся немедленно.

— У насъ довольно времени, чтобы разобрать дло и исполнить ршеніе, сказалъ Буланже.— Кто знаетъ что будетъ завтра? Можетъ быть, мы будемъ уже засдать въ ратуш.

Мнніе Буланже нашло поддержку и было ршено немедленно же судить Нетти.

Пиронъ, выбранный предсдателемъ предложилъ выбрать Буланже въ присяжные.

Дюпонъ и Булье были также выбраны, патеру было поручено вести журналъ.

Они заняли мсто въ алтар, освщенномъ двумя факелами, туда же столпились и прочіе, чтобы не проронить ни одного слова изъ преній.

Страсти черни были такъ возбуждены, что Нетти только благодаря энергической защит Элли и Дюпона избгла смерти въ то время, когда ее проводили черезъ толпу.

Какой-то національный гвардеецъ хотлъ ударить ее своей саблей.

Къ счастью, нашлись нкоторые друзья Дюпона, въ томъ числ и Буланже, которые защитили Нетти.

— Пусть никто не сметъ сказать, закричалъ Буланже, что мы убиваемъ безъ суда. Все должно происходить у насъ по справедливости!

Наконецъ полумертвую отъ ужаса Нетти привели въ алтарь и поставили передъ судьями.

— Твое имя, гражданка? спросилъ Пиронъ.

— Позвольте ей ссть, сказала Элли.— Вы видите, что она едва держится на ногахъ.

— Обвиняемый долженъ стоять при допрос, отвчалъ Булье, этого требуетъ достоинство суда.

— Все это глупости… сядь, дитя мое, продолжала Элли, и, не ожидая позволенія, она взяла стулъ и усадила на него Нетти.

Взглянувъ, Нетти угадала, что ей нечего ожидать отъ нихъ состраданія.

— Твое имя, гражданка? повторилъ Пиропъ.

— Нетти Бриссонъ, отвчала обвиняемая едва слышнымъ голосомъ.

— Откуда родомъ?

— Я родилась въ городк Брэй, въ округ Лангръ.

— Твои родители живы?

— Нтъ, я сирота. Мой отчимъ управляетъ имніями графа Бошанъ.

— А! ея отчимъ управляющій имніями роялиста, замтилъ Бульеслдовательно и сама она роялистка.

— Конечно! кричала толпа. Она шпіонъ роялистовъ.

— Не прерывайте допроса, уговаривалъ Пиронъ. Надо еще ясне доказать ея виновность… Что заставило тебя явиться въ Парижъ, гражданка?

— Я не по своей вол пріхала въ Парижъ, отвчала Нетти. Мой отчимъ не любилъ меня. Посл смерти моей матери я терпла отъ него постоянныя мученія. Я была ему ненавистна, и онъ старался развязаться со мной. Часто я думала убжать отъ него, но у меня не было никого, къ кому-бы я могла обратиться. Однажды къ намъ пріхала изъ Парижа какая-то дама, и увезла меня съ собой, мн кажется, что она дала отчиму денегъ. Эта дама была госпожа Гурданъ.

— Ага! сказалъ насмшливо Булье. Обитательница дома госпожи Гурданъ! Ну, отъ такой особы нельзя ждать ничего хорошаго.

— Вы лучше-бы сдлали, гражданинъ Булье, если-бы выслушали до конца обвиняемую и взяли-бы назадъ ваши безразсудныя слова, замтила ему Элли.

— А вы, гражданка, лучше-бы сдлали если-бы не заступались за шпіона, отвчалъ Булье.

— Тише! закричалъ Пиронъ, ударивъ огромнымъ ключемъ по мраморной плит алтаря.

— Какъ вы оставили домъ Гурданъ? продолжалъ онъ допрашивать.

— Я убжала, какъ только увидла, для какой цли я была привезена въ него.

— Это правда, замтила Элли, я могу это подтвердить.

— Дальше! Какъ познакомились вы съ Левиномъ?

— У Гурданъ была его дочь, и мы вмст убжали оттуда, но одно происшествіе разлучило насъ. Мн встртился на дорог виконтъ Дюпортъ, и сдлалъ мн безчестное предложеніе. Но мн удалось отъ него скрыться, и я нашла убжище у отца моей несчастной подруги, Левина.

— Вы знали тогда, что Левинъ состоитъ въ національной гвардіи?

— Нтъ, этого я не зналая никогда не видла его въ мундир.

— Вы также не сопровождали его когда онъ выходилъ изъ города?

— Никогда.

— И вы никогда не доставляли ему извстій? Не помогали ему при его переодваніяхъ?

— Я очень рдко его видла, и никогда не выходила изъ дома, въ которомъ жила. Что-же касается до переодваній, то я никогда не видла его, ни въ мундир національной гвардіи, ни въ какомъ-либо другомъ плать, кром его обыкновеннаго.

— Что вы можете еще намъ сказать?

— Я не могу сказать ничего кром того, что я невинна, я готова присягнуть въ томъ, что все, сказанное мною, чистая истина.

— Обвиняемыхъ не приводятъ къ присяг, замтилъ Буланже. То, что она говоритъ, продолжалъ онъ, не доказываетъ ея вины — напротивъ, все говоритъ въ ея пользу.

— Теперь надо ршить, виновна она или нтъ, сказалъ предсдатель. Гражданинъ Булье, вы будете прокуроромъ. Нтъ-ли здсь кого-нибудь, кто согласился-бы быть защитникомъ подсудимой?

Во всей толп не нашлось ни одного желающаго.

— Повсьте ее! Къ чему эти разсужденія? закричала Бетти, вскакивая на ступени алтаря.

— Зачмъ ей защитника! сказалъ съ кровожадной усмшкой національный гвардеецъ. Кончите скоре дло — это будетъ лучше всего.

— Этого не слдуетъ длать, гражданинъ, замтилъ гвардейцу президентъ.— Буланже правъ: у насъ все должно происходить по справедливости.

При красноватомъ свт факеловъ, и въ клубахъ табачнаго дыма, лицо Булье совершенно походило на морду бульдога.

— Въ немногихъ словахъ, началъ онъ, докажу я вамъ, граждане, виновность подсудимой. Она дочь управляющаго имніями роялиста.

— Падчерица, а не дочь, замтила Элли.

— Падчерица, поправился Булье.— Это нисколько не измняетъ дла.

— Конечно нтъ! кричала толпа.

— Потомъ она была въ дом Гурданъ.

— Противъ воли, прервала Элли.

— Она подружилась съ дочерью шпіона, а потомъ и съ самимъ шпіономъ. Шпіонъ жидъ, а жидъ ничего не длаетъ даромъ. Онъ не принялъ бы ее къ себ въ домъ и не укрылъ-бы, если-бы не надялся извлечь изъ этого какую нибудь выгоду. На что-же онъ могъ разсчитывать, какъ не на помощь въ шпіонств.

— Быть другомъ шпіона — это преступленіе заслуживающее смертной казни, замтилъ одинъ изъ слушателей.

— Я того-же мннія, сказалъ прокуроръ,— и поэтому я считаю виновность подсудимой доказанной и требую, чтобы ее присудили къ смертной казни.

— Браво! ревла толпа.— Смерть шпіону! Повсить ее!

— Такъ какъ защитника подсудимой не нашлось, началъ предсдатель,— то я полагаю…

— Стойте! прервала его Элли,— Я буду защищать ее.

Ропотъ неудовольствія пронесся по толп, но значеніе Элли, какъ президентши женскаго клуба, было такъ велико, что никто не осмлился открыто ей противорчить.

— Граждане! начала Элли, не обращая вниманія ни на ропотъ толпы, ни на угрожающіе взгляды Булье. Ее ли вы присудите къ смерти эту двушку, это будетъ не правосудіе, а убійство. Разв то, въ чемъ ее обвиняютъ, есть тяжкое преступленіе? Она падчерица управляющаго роялиста — разв изъ этого слдуетъ, что она сама роялистка? Разв вы не слышали, что отчимъ съ ней дурно обходился. Значитъ они жили не въ согласіи. Она попала потомъ въ домъ Гурданъ, но это не ея вина: она не знала, что это за домъ. Что она оттуда убжала, это, я думаю, говоритъ въ ея пользу. Въ ея поступкахъ нтъ и тни чего-нибудь подозрительнаго. Она невинна, и вы не должны ее убивать.

На всякихъ другихъ, кром слушателей Элли, эти слова произвели бы впечатлніе. Но тутъ были не люди, а кровожадные зври, имъ нужна была кровавая жертва, и въ отвтъ на слова Элли послышались насмшливые крики и даже угрозы.

Кричали, что она сама измнница и другъ шпіона.

Дикая толпа хотла жертвы, и жертва должна была быть принесена.

Посл короткаго совщанія президентъ объявилъ ршеніе. Только одинъ Дюпонъ былъ противъ обвиненія, но его мнніемъ пренебрегли.

XXV.
Кража.

Дождь бомбъ, падавшій на площадь Сорбонны, не прекратился и ночью.

Безпрестанно слышался во мрак свистъ снарядовъ — потомъ блескъ, взрывъ и обломки строеній, камни мостовой разлетались въ стороны. Это повторялось почти каждую минуту.

На площади царствовалъ глубочайшій мракъ, такъ какъ никто не ршался зажигать здсь лампы. Впрочемъ этого было и не нужно, такъ какъ никто не заходилъ въ эту часть города.

Дома, находившіеся на площади, были покинуты своими обитателями.

Казалось, что тутъ не было ни одной живой души.

Но нтъ! подъ арками Сорбонны виднлись три тни, скрывавшіеся въ глубин ниши, хотя эта предосторожность была совершенно излишняя.

Ихъ никто-бы не увидлъ, даже если-бы они стояли на открытомъ мст.

Но при томъ дл, которое привело ихъ сюда, никакая предосторожность не была излишней.

Вдругъ разорвавшаяся вблизи бомба освтила ихъ лица.

Одинъ изъ нихъ, закутанный въ широкій плащъ, казалось принадлежалъ къ высшему слою общества.

У другаго былъ на плечахъ пустой мшокъ.

Третій казалось, скрывалъ подъ своимъ пальто множество какихъ-то инструментовъ.

Его лицо было лицомъ настоящаго мошенника.

— Чортъ побери! произнесъ послдній.— Если-бы дло шло не о двадцати тысячахъ франковъ, я ни за что не взялся-бы за это.

— Кажется, что мы сюда пришли только за тмъ, чтобы быть убитыми какимъ нибудь осколкомъ бомбы. Отчего не приступить прямо къ длу?

— Подождите еще немного, Маркъ-Понъ, отвчалъ человкъ въ плащ.— Сенъ-Круа общалъ придти въ 11 часовъ.

— Теперь уже больше чмъ 11 часовъ, а его еще нтъ. Я не имю ни малйшаго желанія быть убитымъ.

— Я тоже думаю, господинъ виконтъ, вмшался державшій на плечахъ мшокъ,— что намъ нечего больше ждать. Если шевалье не пришелъ, то это его дло. Я. не понимаю, зачмъ намъ нужно четвертаго.

— Дло не такъ легко, какъ ты думаешь, ФлорІанъ, поэтому-то намъ и надо четвертаго.

— Я думаю, что тамъ теперь нтъ даже ни одной крысы, сказалъ Маркъ-Понъ, кивнувъ головой по направленію къ дому Дюверне.— Мы не встртимъ наврное никакого сопротивленія. Кром того, благодаря тому, что тамъ надлали бомбы, намъ легко будетъ проникнуть въ банкъ.

— Поэтому-то я и боюсь, что тамъ поставленъ караулъ, замтилъ Дюпортъ.

— Караулъ? отвчалъ насмшливо Флоріанъ.— Я не думаю, чтобы нашлись такіе дураки, которые согласились-бы караулить домъ, который эти проклятые пруссаки, кажется выбрали цлью для своихъ бомбъ.

— Это правда, сказалъ виконтъ,— едва-ли кто на это ршится.

— Вы знаете расположеніе дома, виконтъ?

— Да, я тамъ часто бывалъ вмст съ Сенъ-Круа и хорошо знаю мстность.

— Въ такомъ случа, къ длу! сказалъ МаркъПонъ.

— Если шевалье придетъ, когда все будетъ уже кончено, то онъ, конечно, получитъ гораздо меньше того, что онъ получилъ-бы, если-бы помогалъ намъ.

— Какъ вы туда думаете попасть? спросилъ Дюпортъ.

— Черезъ угольное окно, отвчалъ Маркъ-Понъ.— Я уже заране все высмотрлъ. Въ этомъ окн дв желзныя полосы разбиты бомбой, такъ что ихъ легко будетъ совсмъ отогнуть… И такъ къ длу!

Густой снгъ съ дождемъ увеличивали темноту и помогли виконту и его товарищамъ незамтно пройти до банка.

Окно, черезъ которое они хотли проникнуть въ зданіе банка, было высоко отъ земли.

Флоріанъ прислонился къ стн и Маркъ-Понъ вскочилъ на его плечи.

Опытный мошенникъ все хорошо высмотрлъ, дйствительно, пригнуть желзныя полосы было довольно легкой работой.

Скоро Маркъ-Понъ былъ уже внутри банка.

— Дорога открыта! закричалъ онъ высунувшись изъ окна.

Дюпортъ вскочилъ на плечи Флоріана и послдовалъ за Маркъ-Пономъ во внутрь дома. Флоріанъ остался сторожить на площади.

Маркъ-Попъ заботливо заперъ ставпи, между тмъ какъ Дюпортъ открылъ потайной фонарь, кругомъ стояли шкапы и бюро, въ которыхъ лежали цнныя бумаги банка.

— Не попробовать-ли здсь? сказалъ Маркъ-Понъ, указывая на шкапы.

— Если будетъ время, то мы займемся этимъ посл, отвчалъ виконтъ. Тамъ внизу дло будетъ гораздо легче, я боюсь, что мы убьемъ много времени на отпираніе этихъ шкаповъ.

— Ну, такъ пойдемъ дальше.

Они ни сколько не заботились о шум, который производили ихъ шаги, такъ какъ было очевидно, что въ дом не было никого. Конечно швейцаръ могъ ихъ услышать, но Дюпортъ и его товарищъ были не такіе люди, чтобы бояться одного человка.

Дюпортъ не солгалъ, говоря, что онъ хорошо знаетъ мстность.

Дйствительно они пришли кратчайшимъ путемъ ко входу въ подземелье банка.

Обитая желзомъ дверь запирала этотъ входъ и Маркъ-Понъ уже вынулъ свои инструменты, приготовляясь ее выломать, какъ вдругъ Дюпортъ замтилъ, что дверь не была заперта на ключъ.

— Въ самомъ дл! сказалъ смясь Маркъ-Понъ. Дло гораздо легче чмъ мы думали.

Они спустились въ подземелье, въ которомъ должны были стоять ящики съ золотомъ.

Но ящики частью исчезли, частью были пусты.

Они обошли все подземлье, все было пусто!

— Чортъ побери! вскричалъ Дюпортъ. Они спрятали свои деньги…. Но можетъ быть, содержимое тхъ шкаповъ вознаградитъ наши труды.

Они направились къ выходу.

Но что это значитъ?

Дюпортъ испугался: дверь была заперта.

— Вы, должно быть, заперли ее на ключъ, когда мы сюда вошли, замтилъ Маркъ-Понъ.

— Нтъ, нтъ, я хорошо помню, что не запиралъ ея, кто-нибудь шелъ за нами и заперъ насъ здсь.

Вдругъ изъ пиши въ стн выскочили четверо и схватили Дюпорта и Маркъ-Пона.

Фонарь виконта упалъ на полъ и потухъ.

Посл минутной борьбы оба вора были связаны и брошены на полу въ подземель.

Между тмъ Флоріанъ съ нетерпніемъ ожидалъ возвращенія своихъ товарищей. Изнутри не было слышно никакого шума, и онъ думалъ, что тамъ дло идетъ безъ помхи.

Ему было далеко не пріятно стоять на площади, гд поминутно разрывались бомбы.

Передъ началомъ дла они условились, что Дюпортъ и Маркъ-Понъ, наполнивъ мшокъ деньгами, передадутъ его въ окно Флоріану.

Съ каждой минутой нетерпніе Флоріана возрастало.

Наконецъ ставни открылись.

— Готово? спросилъ Флоріанъ.

— Сейчасъ!, отвчалъ ему чей-то голосъ, подожди немного, все будетъ готово.

У дверей банка послышался шумъ.

— Что это значитъ? спросилъ тихо Флоріанъ. Кто,то отпираетъ дверь!

— Это ничего! отвчалъ тотъ-же головъ. Намъ не,чего бояться.— Тутъ только Флоріанъ замтилъ съ ужасомъ, что этотъ голосъ былъ ему незнакомъ.

Онъ бросился бжать.

Было уже поздно, онъ былъ схваченъ сильными руками.

Въ эту-же ночь три вора были посажены въ Мазасъ.

XXVI.
Послдняя исповдь.

На башн церкви Сенъ-Северина било полночь, когда окончился судъ надъ Нетти.

— Нетти Бриссонъ, сказалъ президентъ, судъ Коммуны нашелъ тебя виновной въ шпіонств и присуждаетъ тебя къ смертной казни. Это ршеніе будетъ немедленно исполнено.

Страшный ревъ поднялся со всхъ сторонъ и уже нкоторые бросились было, чтобы схватить Нетти, какъ вдругъ поднялся патеръ и остановилъ ихъ движеніемъ руки.

— Граждане, сказалъ онъ громкимъ голосомъ, мы вс христіане и поэтому мы не должны отказывать преступникамъ въ возможности исповдать ихъ грхи и примириться съ Богомъ. Позвольте мн исповдать эту преступницу.

Хотя большинство и было на сторон патера, но очень можетъ быть, что его требованіе не было-бы исполнено, если-бы одно случайное обстоятельство не пришло ему на помощь.

Боковая дверь церкви неожиданно отворилась и вбжалъ Сенъ-Круа.

Онъ быстро протснился сквозь толпу и, не обращая вниманія на происходившее, всталъ около президента и началъ говорить. Эта поспшность обратила на него всеобщее вниманіе. Мгновенно вс споры прекратились.

— Граждане, къ оружію! говорилъ Сенъ-Круа. Теперь настало время, когда мы должны дйствовать или потерять все. Намъ измнили. Дюпортъ, Флоріанъ и Маркъ-Понъ схвачены. Не надо терять ни минуты…. Впередъ! Разрушимъ домъ Дюверне — потомъ въ ратушу. Долой правительство! Возьмемъ въ наши руки власть — и потомъ мщеніе врагамъ!

— Къ оружію! къ оружію! раздались крики въ церкви.

— Возьмемъ у Дюверне награбленныя деньги!

— Освободимъ нашихъ!

Началось всеобщее движеніе.

Нсколько человкъ бросились въ проходъ, ведшій изъ ризницы въ церковныя подземелья.

Въ конц этотъ проходъ разширялся и его стны были покрыты вковыми надписями. На полу лежали огромные камни, также покрытые надписями.

Одинъ изъ этихъ камней былъ приподнятъ и подъ нимъ открылся спускъ внизъ.

При свт факеловъ было видно, что тамъ стояли многочисленные гробы.

Коммунисты бросились внизъ и начали вытаскивать всякаго рода оружіе.

Черезъ полчаса вс были вооружены.

Въ церкви раздавались воинственные возгласы.

— Гражданинъ Сенъ-Круа правъ, сказалъ Пиронъ, мы должны дйствовать, но что намъ съ ней длать. Онъ указалъ на Нетти, которую Элли и патеръ защищали отъ нападеній толпы.

— Въ чемъ дло? спросилъ Сенъ-Круа.

— Это шпіонка, которую мы только что судили, отвчалъ Пиронъ.

— Пусть здсь останется нсколько человкъ, чтобы исполнить приговоръ, сказалъ Сенъ-Круа.

Это приказаніе было немедленно исполнено и черезъ минуту церковь Сенъ-Северина почти совершенно опустла.

Только нсколько женщинъ, и полупьяныхъ коммунистовъ со зврскими лицами остались, чтобы сторожить плнницу и исполнить надъ нею приговоръ суда.

Элли попыталась тронуть сердце Пирона, который остался, чтобы наблюдать за исполненіемъ приговора. Но все было напрасно.

— Я ничего не могу для васъ сдлать, отвчалъ онъ.— Ршеніе суда должно быть исполнено.

— Кончайте скоре! сказалъ національный гвардеецъ, ударивъ саблей о каменный полъ церкви. Мы не за тмъ здсь остались, чтобы слушать цлую ночь это хныканье. Мы также хотимъ помочь нашимъ товарищамъ свергнуть правительство и проложить дорогу къ свобод.

— Судъ даетъ вамъ время исповдаться, сказалъ патеръ, наклоняясь къ полубезчувственной Нетти.— Если вы хотите воспользоваться этимъ позволеніемъ, то слдуйте за мной въ ризницу.

Нетти попыталась подняться, но силы ей измнили.

— Мужайтесь! шепнулъ ей на ухо патеръ.— Еще не вся надежда потеряна. Слдуйте за мной.

Утопающій хватается за соломенку, поэтому слова патера возбудили въ ней надежду на спасеніе. Собравъ послднія силы, она поднялась и при помощи Елли, шатаясь, пошла за патеромъ.

— Наша религія запрещаетъ присутствіе третьяго лица при исповди, сказалъ патеръ, остановившись въ дверяхъ ризницы и обращаясь къ Элли.

Она остановилась въ недоумніи, но патеръ, пропустивъ Нетти, поспшилъ запереть дверь на ключъ.

XXVII.
Въ исповдальн.

Ризница церкви Сенъ-Северина была довольно большая, четыреугольная комната со стрльчатыми сводами.

Пропустивъ Нетти, патеръ старательно заперъ дверь въ церковь, но позабылъ запереть ту, которая выходила въ проходъ, по которому коммунисты ходили за оружіемъ.

Нетти упала на колна передъ стоявшимъ въ ризниц распятіемъ и начала молиться, закрывъ лицо руками.

Патеръ стоялъ около нея и его срые глаза боле и боле разгорались.

Его лицо приняло низкое, скотское выраженіе. Если бы Нетти взглянула на него, то скоро потеряла бы надежду на спасеніе.

Наконецъ, Нетти подняла голову.

— Я готова исповдаться, сказала она патеру, скрывшему уже свои истинныя чувства подъ маской благочестія.

— Оберите прежде ваши силы, дитя мо и отдохните, отвчалъ онъ.

И поднявъ Нетти, онъ усадилъ ее на диванъ. Если бы она не была такъ взволнована, то наврное почувствовала бы, какъ дрожали его руки и билось его сердце.

Патеръ взялъ стулъ и слъ около Нетти.

— Это, можетъ быть, ваша послдняя исповдь, мое прекрасное дитя, началъ онъ.— Я хочу говорить съ вами не о вашихъ грхахъ, а о томъ, какъ вамъ попытаться спастись отъ вашихъ враговъ…. Знаете, зачмъ я выбралъ для исповди это мсто?

Нетти вопросительно взглянула на патера.

— Чтобы васъ спасти, продолжалъ онъ.

— Вы… вы хотите меня спасти? вскричала Нетти, колеблясь между сомнніемъ и надеждой,— Вы это можете сдлать?

— Я хочу и могу васъ спасти, отвчалъ патеръ,— для этого нужно только ваше согласіе принять мою помощь.

— О! какъ я вамъ благодарна за вашу доброту, вскричала Нетти.— Я буду молиться за васъ всю жизнь. Богъ вознаградитъ васъ за то, что вы для меня длаете.

— Говори истину, дочь моя! Передъ тобой служитель Бога.

— О! я ничего не солгала изъ боязни смерти. Я надюсь, что вы дадите мн отпущеніе.

— Такъ я не обманулся въ теб, дочь моя, продолжалъ патеръ,— ты достойна моей помощи. Если ты согласишься на мои условія, ты не умрешь и этотъ не будетъ твоимъ послднимъ часомъ.

Эти слова, улыбка и взглядъ, ихъ сопровождавшія, все это возбудило въ Нетти снова сомннія.

— Дочь моя, продолжалъ патеръ, прижимая къ груди руку Нетти,— отъ тебя теперь зависитъ умереть черезъ часъ или спастись. Слушай! Какъ только я тебя увидлъ, во мн вспыхнула страсть къ теб… О! не пугайся дочь моя, не отдергивай твою руку…

Нетти съ крикомъ вскочила и бросилась къ двери въ церковь.

Она была заперта.

Патеръ догналъ Нетти и схватилъ ее за руку.

— Ты не знаешь, что длаешь! вскричалъ онъ. Если я отворю эту дверь и скажу: она созналась на исповди въ своемъ преступленіи, какъ ты думаешь, что тебя тогда ждетъ?

— Назадъ! воскликнула Нетти.— Прочь! О, Боже мой, врно такъ суждено, что моя честь даже въ часъ смерти должна подвергаться опасности.

— О, какъ ты хороша въ этомъ страх! сказалъ патеръ.— Приди ко мн! Будь моей, и ты будешь свободна! Я знаю здсь потайную дверь и выведу тебя на свободу, даже боле, я укажу теб Мсто, въ которомъ ты будешь въ полной безопасности отъ твоихъ враговъ.

При этихъ словахъ патеръ схватилъ Нетти и прижалъ ее къ своей груди.

Но она собрала вс свои силы и, вырвавшись изъ его объятій, бросилась къ двери въ потайной проходъ, которую патеръ позабылъ запереть.

Страхъ придалъ ей крылья.

Прежде чмъ патеръ усплъ Опомниться, она была уже въ проход.

Но скоро она услышала за собой его торопливые шаги и его тяжелое дыханіе.

— Стой! ты не уйдешь отъ меня! кричалъ патеръ.

Онъ былъ правъ, проходъ не имлъ выхода.

Она была окружена со всхъ сторонъ стнами. Не было никакого выхода, кром того узкаго корридора, по которому она бжала, изъ конц его она видла бгущаго съ факеломъ въ рук патера.

— Теперь ты видишь, вскричалъ онъ,— что теб некуда уйти отъ меня. Ты не хотла отдаться добровольно, такъ покоришься сил. Но за то ты не получишь въ награду свободы.

— Помогите! закричала Нетти.

Ея крикъ замеръ подъ сводами корридора.

— Кричи, сколько хочешь! сказалъ патеръ схватывая ее опять въ объятія.— Тебя никто не услышитъ.

Страхъ придалъ Нетти нечеловческую силу. Еще разъ вырвалась она изъ его рукъ. Вдругъ она увидла у своихъ ногъ отверстіе въ полу и горвшій внизу факелъ.

Коммунисты позабыли закрыть снова камнемъ ходъ въ подземелье.

Быстре молніи спустилась Нетти внизъ по лстниц и схвативъ факелъ, бросилась внутрь подземелья.

Какое зрлище представилось ея глазамъ!

Кругомъ по стнамъ стояли гробы, изъ которыхъ иные были раскрыты.

Нсколько полусгнившихъ труповъ валялось на полу.

Страхъ объялъ Нетти.

Идти дальше по этому подземелью, среди труповъ…. Нтъ! Это было свыше силъ бдной двушки и безъ того полумертвой отъ страха.

Кто дастъ ей силы продолжать бгство?

Нашлось нчто, что возбудило ея мужество.

Она увидла спускавшагося по лстниц патера и это снова придало ей силы и она побжала по подземелью изъ одного отдленія въ другое.

Число гробовъ все уменьшалось и наконецъ Нетти прибжала въ отдленіе, въ которомъ не было уже ни одного, а вмсто того стояли ящики съ оружіемъ.

Это былъ арсеналъ коммунистовъ и вмст съ тмъ пороховой погребъ.

Патеръ шагъ за шагомъ слдовалъ за несчастной двушкой.

— Видишь! вскричалъ онъ.— Дальше некуда идти, и ты не убжишь отъ меня.

Отчаяніе внушило Нетти смлую мысль.

Съ факеломъ въ рук подбжала она къ открытой бочк съ порохомъ.

Патеръ отскочилъ назадъ въ ужас.

— Что ты длаешь, безумная! вскричалъ онъ.

— Я знаю хорошо, что длаю, отвчала Нетти. Не только спасу я мою честь цною жизни, но также погибнетъ и негодяй, осмлившійся поднять на меня руку.

Между-тмъ оставшіеся въ церкви коммунисты начали уже терять терпніе.

Прошло боле часа съ тхъ поръ, какъ патеръ увелъ Нетти въ ризницу.

Элли пришла въ голову мысль, не подвергается-ли бдная двушка какой-либо новой опасности.

Она сообщила объ этомъ прочимъ, коммунисты взволновались и начали стучать въ дверь и звать патера.

Никто не отвчалъ.

Тогда выломали дверь и вошли въ ризницу — тамъ не было никого, но дверь въ потайной проходъ была отперта.

— Патеръ измнникъ! было первою мыслью коммунистовъ.

Они бросились въ проходъ и дошли до самаго конца — никого не было.

Вдругъ изъ отверстія въ полу показался свтъ: патеръ услышалъ крики и спшилъ къ выходу.

— Она убжала! она въ подземель! кричалъ онъ. Схватите ее, она сумашедшая!

Значеніе этихъ словъ скоро объяснилось: какъ только Нетти увидла зврскія лица спшившихъ къ ней коммунистовъ, она спокойно поднесла свой факелъ къ пороховой бочк.

— Берегитесь! сказалъ патеръ. Если вы подойдете къ ней, она взорветъ церковь и мы вс погибнемъ.

Странная вещь! Нетти, до сихъ поръ едва державшаяся на ногахъ, полубезчувственная отъ страха, теперь въ минуту страшной опасности, каждую минуту ожидая смерти, была совершенно спокойна.

— Назадъ! сказала она твердымъ голосомъ.

Безчеловчные преслдователи поблднли отъ ужаса и остановились неподвижно у входа въ подземелье.

Никто не смлъ идти дальше. Только національный гвардеецъ нашелся въ этомъ положеніи.

— Стрляйте въ нее! закричалъ онъ, и, схвативъ ружье изъ стоявшаго около него ящика съ оружіемъ, зарядилъ его и прицлился.

— Стрляй! сказала Нетти приближая факелъ къ бочк. Если я буду убита, этотъ факелъ упадетъ въ порохъ.

Ружье выпало изъ рукъ гвардейца.

Коммунисты стояли, не зная, что длать.

Положеніе было дйствительно безвыходное.

XXVIII.
Утро посл ужасной ночи.

Въ то время, когда происходили описанныя событія, ршалась судьба Парижа.

Правительство ршило сдать городъ нмцамъ.

Но, чтобы не возбудить подозрнія, на стнахъ домовъ были прибиты прокламаціи, которыя оканчивались словами:

— Будьте спокойны, граждане! Губернаторъ Парижа никогда не капитулируетъ!

Посл этихъ прокламацій появилась слдующая, подписанная генераломъ Винуа.

— Врагъ убиваетъ нашихъ женъ и дтей, бомбардируетъ насъ день и ночь, разрушаетъ наши дома. Но единственный крикъ раздается по Парижу: къ оружію! Т изъ насъ, которые, жертвуя своей жизнью отечеству, идутъ противъ непріятеля, предпочтутъ смерть на пол битвы постыдной сдач. Мы умремъ, но побдимъ!

Уступая настоятельному требованію Парижанъ, правительство назначило вылазку, въ которой должны были участвовать многіе батальоны національной гвардіи.

Эта вылазка была организована въ ночь передъ тмъ днемъ, когда происходили описанные нами событія.

Съ нетерпніемъ ожидали съ часу на часъ парижане извстій съ поля сраженія.

Было объявлено, что начало вылазки было безукоризненно, но парижане уже начали сомнваться. Въ толп ходили слухи, распускаемые особенно коммунистами, что эта вылазка была назначена только для того, чтобы сдлать небольшое кровопусканіе національной гвардіи.

Дйствительно, подъ конецъ извстія приходили все неутшительне и вечеромъ появился бюллетень слдующаго содержанія:

— Огромныя массы артиллеріи и пхоты, выдвинутыя непріятелемъ, заставили наши войска отступить изъ тхъ деревень, которыя они заняли утромъ. Наши потери еще неизвстны, потери непріятеля, по показаніямъ плнныхъ, огромны.

Эта комедія, столько разъ уже игранная, надола парижанамъ и возбудила сильное неудовольствіе. Каждый разъ говорилось объ огромной артиллеріи нмцевъ, которая ршала судьбу сраженія.

Что-же длали французскіе генералы съ своей артиллеріей?

Обвиняли неумніе главнокомандующаго, но это была вина правительства, которое хотло пріучить парижанъ къ мысли о капитуляціи.

Къ довершенію несчастія въ вечернихъ газетахъ было напечатано извстіе, полученное съ почтовыми голубями, что армія Шанзи, на которую въ Париж такъ надялись, разбита и почти уничтожена.

Бомбардированіе Парижа не прекращалось во время вылазки, и даже не уменьшалось.

Такъ не можетъ продолжаться дальше, говорилъ каждый — это должно наконецъ какъ нибудь кончиться.

Особенно доставалось Трошю. О немъ говорили въ насмшку, что онъ во все время вылазки стоялъ на колняхъ передъ образомъ Святой Женевьевы, покровительницы Парижа, и молилъ ее о помощи.

Въ такомъ положеніи были дла, когда Дюверне явился вечеромъ въ ратушу и сообщилъ правительству о томъ, что ему передала графиня Алиса.

Ему тотчасъ дали средства перевезти его деньги въ военное министерство.

Префектъ полиціи сдлалъ необходимыя распоряженія о поимк мошенниковъи Сенъ-Реми было поручено усмирить возмущеніе, едва только оно возникнетъ.

Какъ мы видли, Сенъ-Круа вмсто того, чтобы дождаться утра, ршилъ произвести нападеніе въ ту-же ночь.

Среди треска падающихъ бомбъ, вдругъ послышался гулъ огромной толпы, стремившейся на площадь Сорбонны.

Небольшаго труда стоило разрушить домъ Дюверне.

Такъ какъ нападенія ожидали не раньше утра, то всю стражу банка составляли нсколько полицейскихъ, которые были не въ состояніи противиться вооруженной толп коммунистовъ.

Однако деньги и цнныя бумаги были спасены и коммунисты должны были удовольствоваться разрушеніемъ всего оставшагося, что имъ попало подъ руку.

Окончивъ это дло, толпа отправилась въ мэрію двадцатаго округа и, завладвъ находившимися тамъ двадцатью тысячами порцій хлба, роспила въ честь Коммуны бочку вина.

Посл этого подвига было ршено отправить депутацію къ правительству и потребовать отставки Трошю, и учрежденія комитета народнаго благосостоянія.

Депутація не имла никакого успха.

Тогда Пиронъ, бывшій членомъ депутаціи, выйдя на ступени ратуши, подалъ знакъ, и въ одно мгновеніе толпы мятежниковъ наполнили площадь.

Со всхъ сторонъ послышались угрозы и требованія выдачи Трошю.

Вдругъ изъ двора ратуши вышли два батальона линейныхъ войскъ подъ командой Сенъ-Реми.

Сенъ-Реми вскочилъ на ступени ратуши и приказалъ Пирону сойти прочь.

Тотъ угрюмо повиновался.

— Если вы черезъ десять минутъ не очистите площадь, сказалъ Сенъ-Реми, обращаясь къ толп, то я прикажу стрлять.

Въ отвтъ послышались угрозы и насмшливыя восклицанія.

Изъ толпы раздались выстрлы и одинъ офицеръ, стоявшій около Сенъ-Реми былъ пронзенъ тремя пулями предназначавшимися для полковника.

Часовой передъ ратушей подвергся той-же участи. Сенъ-Реми приказалъ стрлять.

Батальоны открыли огонь и толпа съ крикомъ бросилась бжать.

На земл осталось множество убитыхъ и раненыхъ.

Все казалось было кончено, какъ вдругъ изъ оконъ стоявшихъ на площади домовъ раздались выстрлы.

Бжавшіе коммунисты проникли туда и начали стрлять.

Но войска правительства скоро овладли этими домами и взяли нсколько сотъ плнныхъ, въ томъ числ много національныхъ гвардейцевъ 101-го батальона.

Черезъ нсколько часовъ мятежъ былъ усмиренъ и Парижъ сталъ спокоенъ по прежнему.

— Я полагаю, говорилъ Сенъ-Реми, донося правительству о положеніи длъ, что это возмущеніе только начало будущихъ смутъ, и что необходимо сдлать приготовленія къ возможно скорому усмиренію будущихъ бунтовъ.

— Вы видите все въ слишкомъ черномъ свт, полковникъ, сказалъ съ насмшливой улыбкой одинъ изъ членовъ правительства.— Эти возмущенія заслуживаютъ скоре презрнія чмъ гнва. Тутъ не можетъ быть и рчи о правильной организаціи. Уже самое безпорядочное начало этого возмущенія показываетъ до чего оно безсмысленно. Люди, которыхъ вы арестовали, скоре дураки чмъ заговорщики.

— Если они и дураки, отвчалъ Сенъ-Реми, то во всякомъ случа дураки чрезвычайно опасные, которые ко всмъ нашимъ несчастіямъ хотятъ прибавить еще гражданскую войну.

Какъ велико было ослпленіе на счетъ настоящаго положенія города!

Араго думалъ, что это волненіе было возбуждено агентами Бисмарка.

— Но что можетъ изъ этого выйти? прибавилъ онъ.— У этихъ людей нтъ оружія, поэтому мы всегда будемъ въ состояніи подавить возмущеніе.

— У нихъ есть оружіе, отвчалъ Сенъ-Реми. Припомните, господа, что мы однажды уже открыли ихъ арсеналъ, въ которомъ было нсколько сотъ ружей и сабель. Изъ показаній плнныхъ выяснится, нтъ-ли у нихъ и теперь гд-нибудь склада оружія.

— Конечно, это выяснится. Плнные отправлены въ Мазасъ, и, когда будетъ свободное время мы ими займемся.

Таковъ былъ отвтъ на донесеніе Сенъ-Реми.

Онъ предвидлъ, что увренность и беззаботность правительства будутъ виною несчастій Парижа.

Будущее показало, какъ онъ былъ правъ.

Безъ всякаго приказанія — даже противъ воли Трошю, ршился Сенъ-Реми допросить нкоторыхъ, плнныхъ. Изъ ихъ словъ онъ заключилъ, что главнымъ сборнымъ мстомъ коммунистовъ была церковь Сенъ-Северина.

— Тамъ долженъ быть и ихъ арсеналъ, подумалъ Сенъ-Реми,— не излишне будетъ разорить это гнздо воровъ и убійцъ.

Если-бы онъ сталъ просить на это позволенія, то правительство наврно-бы ему отказало, боясь, чтобы кто нибудь не сказалъ, что оно притсняетъ бдныхъ бглецовъ, ищущихъ убжища отъ прусскихъ бомбъ.

Поэтому Сенъ-Реми отправился въ эту экспедицію только съ небольшимъ отрядомъ своего полка.

Церковь была далеко не такъ полна, какъ всегда, въ ней было всего нсколько человкъ, по большей части женщинъ, но все ясно показывало, что Сенъ-Реми не ошибся въ своихъ подозрніяхъ.

Вс бывшіе въ церкви были арестованы. Имъ было сказано, что они получатъ свободу только тогда, когда укажутъ, гд находится ихъ арсеналъ.

Коммунисты пытались сопротивляться.

Подъ сводами церкви раздались выстрлы, трое или четверо были убиты, остальные сдались.

Сенъ-Реми началъ осматривать церковь, думая найти оружіе, но она была пуста.

Онъ вышелъ въ ризницу, но и тамъ не было ничего.

Но тутъ онъ увидлъ вторую дверь ризницы и открывавшійся за ней проходъ въ стн.

Слдуя по этому ходу, Сенъ-Реми достигъ входа въ подземелье.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Въ смертельномъ страх провела Нетти остатокъ ночи.

Ужасная стража не покидала своего мста.

Бдная двушка едва удерживала въ рукахъ факелъ, но ни на шагъ не отходила отъ пороховой бочки.

Все меньше и меньше становился факелъ, когда онъ весь сгоритъ, она лишится своего единственнаго оружія.

Этого-то и ждали ея палачи, Нетти видла, что это скоро случится и думала, что ей сдлать, когда факелъ, который былъ уже едва въ нсколько дюймовъ длиною, совершенно сгоритъ.

Должна-ли она воспользоваться послдними искрами и погребсти себя и коммунистовъ подъ развалинами церкви?

Она не могла придти ни къ какому ршенію, но только твердо желала лучше умереть, чмъ выдать себя палачамъ, а особенно этому ужасному патеру.

Ей приходила мысль, въ прав-ли она губить столько людей.

Въ эту минуту опасность угрожала ея жизни, а не. чести.

Не будетъ-ли это преступленіемъ, если она, чтобы не быть убитой этими людьми, уничтожитъ сотни человческихъ жизней?

Факелъ начиналъ уже жечь пальцы НеТти.

Она опустила руку, факелъ упалъ на полъ.

Этого только и ждали ея преслдователи’.

— Огня! принесите огня! закричали они и, не смотря на темноту подземелья, бросились къ тому мсту, гд они только-что видли свою жертву.

Вдругъ издали показался свтъ.

Но отъ чего-же коммунисты не пользуются имъ, чтобы схватить свою плнницу? Отчего они стоятъ какъ окаменлые?

При свт факеловъ, они узнали мундиры подвижной гвардіи. Они увидли блескъ штыковъ.

— Измна! измна! кричали коммунисты.

— Спасайтесь! Мы открыты!

Вс бросились бжать, Нетти была позабыта.

Каждый заботился только о своемъ спасеніи, но это было невозможно.

У входа появился Сенъ-Реми. Взглядъ, брошенный вокругъ, убдилъ его, что онъ находится въ арсенал Коммуны.

— Назадъ съ факеломъ! закричалъ онъ.— Здсь стоятъ бочки съ порохомъ.

— А вы что тутъ длаете? продолжалъ онъ, обращаясь къ коммунистамъ.— Ни съ мста! Сдавайтесь!… Что это значитъ? Двушка между бочекъ съ порохомъ?…

Нетти не могла произнести ни слова.

Помощь-ли это, или отъ этихъ людей ей угрожаетъ новая опасность?

Она не знала, истина это или обманъ воображенья?

Но начальникъ этихъ людей очевидно не принадлежалъ къ ея палачамъ.

— Кто вы? Какъ вы сюда попали? спросилъ Сенъ-Реми Нетти. Если вы тоже изъ этихъ, то вы моя плнница….

— О! вскричала Нетти, убейте меня, но не выдавайте этимъ людямъ.

— Не выдавать васъ имъ?… Значитъ, вы не изъ ихъ числа? Значитъ, вы къ нимъ не принадлежите

— Они силою привели меня въ эту церковь и хотли убить, я убжала отъ нихъ сюда.

— Вы убжали сюда?

— Я ршилась лучше погибнуть подъ развалинами церкви, чмъ выдать себя этимъ людямъ. ‘

При этихъ словахъ она указала на лежавшій на полу и еще дымящійся остатокъ факела.

— Чортъ возьми! Вы настоящая героиня! вскричалъ Сенъ-Реми. Вы значитъ плнница Коммуны?

— Она шпіонъ! закричалъ одинъ изъ коммунистовъ.— Она заслуживаетъ смерти и юна была-бы уже наказана, если-бы ей не пришла дьявольская мысль сидть съ факеломъ на краю пороховой бочки и угрожать намъ взрывомъ, если мы осмлимся подойти къ ней.

— Я хотла пожертвовать жизнью, но не честью, отвчала Нетти.

— Я не могу ршить виновны вы или нтъ, отвчалъ ей вжливо Сенъ-Реми, но мн кажется, что вы заслуживаете помощи всякаго честнаго человка. Я васъ отведу къ настоящимъ судьямъ и они ршатъ вашу участь. Сведите ихъ въ безопасное мсто, продолжалъ онъ, обращаясь къ солдатамъ, указывая на коммунистовъ, и, взявъ подъ руку Нетти, вышелъ съ нею изъ подземелья.

XXIX.
Капитуляція.

Съ уничтоженіемъ клуба въ церкви Сенъ-Северина, не была устранена опасность возмущенія.

Парижъ волновался, вс были недовольны Трошю.

Повсюду начались демонстраціи, и Трошю находился въ стсненномъ положеніи.

Когда онъ ршался что нибудь длать, его обвиняли въ неспособности, кром того, онъ самъ видлъ, что ничего нельзя сдлать.

Извстія, принесенныя голубями, были самые печальныя.

Гамбетта усплъ вооружить еще дв арміи подъ начальствомъ Федэрба и Бурбаки.

Одна изъ нихъ была разбита, другая отброшена къ границамъ Швейцаріи.

Никто не ршался объявить Парижу объ этихъ извстіяхъ и въ это время Трошю сложилъ съ себя власть губернатора, что выставило его далеко не въ выгодномъ свт.

Онъ остался только президентомъ совта министровъ.

Генералъ Винуа былъ назначенъ главнокомандующимъ.

Такимъ образомъ исполнились такъ часто повторявшіеся слова.

‘Губернаторъ Парижа никогда не капитулируетъ’.

Когда Парижъ сдался, Трошю не былъ боле губернаторомъ.

Нужда достигла высшей степени, състныхъ припасовъ оставалось только на восемь дней.

Наконецъ, 27-го января, Парижъ узналъ свою участь.

Вечеромъ этого дня появилась слдующая прокламація.

‘Сограждане! Пока правительство могло разсчитывать на помощь, оно считало своей обязанностью не щадить ничего для защиты города. Хотя наши войска еще способны къ бою, но счастье отъ насъ отвернулось. Насъ нельзя обвинить ни въ чемъ, мы уступаемъ только необходимости, и заключаемъ договоръ.

Врагъ не войдетъ въ городъ и національная гвардія сохранитъ оружіе. Весь свтъ увидитъ, что мы въ продолженіи четырех-мсячной осады выказали изумительное мужество и энергію. Съ новыми силами выступимъ мы въ будущихъ битвахъ. Наша честь и честь нашего отечества нисколько не страдаютъ отъ этой сдачи. Боле чмъ когда-нибудь уврены мы въ будущности нашего отечества.’

Это случилось на 135-мъ дн осады.

Все кончилось, все и навсегда! Читавшіе эти прокламаціи шли домой, понуривъ голову, на многихъ лицахъ видны были слезы.

XXX.
Пріемная дочь.

Въ парк Бретона уже начала зеленть трава, появились первые весенніе цвты и теплое апрльское солнце пробуждало къ жизни почки деревьевъ и нкоторыя изъ нихъ уже начинали покрываться листьями.

Прекрасная погода вызвала въ паркъ обитателей замка.

Маркизъ Лебланъ прогуливался по аллеямъ съ своей молодой женой и пріемной дочерью.

— Не правда-ли, Сабина, сказала маркиза, теперь здсь гораздо лучше чмъ зимой, когда мы ничего не видли, кром однообразнаго снжнаго покрова?

— Мн всегда здсь хорошо, отвчала Зельма. Я не знаю лучшаго мста на земл.

— Я очень рада это слышать, мой другъ. Я люблю тебя какъ сестру и не могу безъ тебя жить…

— Эгонъ, прибавила маркиза, обращаясь къ мужу, я очень теб благодарна за то, что ты доставилъ мн подругу, которая длаетъ мою жизнь вдвойн пріятною.

— Какъ могу я перестать длать то, что теб пріятно, Елена! Я теб обязанъ вчной благодарностью за то, что ты ршилась связать твою молодость съ моей старостью. Видть тебя веселой и счастливой — это мое высшее удовольствіе.

— Я знаю и цню это, Эгонъ, и я люблю тебя, какъ дочь любитъ отца…. Не правда-ли, ты тоже полюбилъ Сабину во время твоего пребыванія здсь. Въ ней есть что-то такое, что привлекаетъ къ ней сердце.

— Я могу только подтвердить твои слова, отвчалъ маркизъ. Если бы даже ея отецъ не былъ моимъ другомъ, я все-таки принялъ-бы участіе въ ея судьб. Я буду вашимъ отцемъ, продолжалъ онъ обращаясь къ Зельм, и постараюсь сдлать все, что я могу, чтобы вознаградить васъ за т несчастія, которыми преслдовала васъ судьба.

— О! маркизъ! Какъ вы добры! Вы оказываете^мн такую любовь, какъ будто-бы я дйствительно была вашей дочерью. Я никогда не буду въ состояніи высказать вамъ мою благодарность.

— Я не хочу никакой благодарности, кром вашего общанія, что вы хотите быть моей дочерью.

— О! общаю вамъ отъ всего сердца! Какъ могу я любить кого-нибудь другаго кром васъ! Мое единственное желаніе не разлучаться съ вами и не покидать этого убжища!

— Что можетъ разлучить тебя съ нами? вскричала Елена. Нтъ! нтъ! Этого никогда не случится!

— Однако я думаю, что намъ все-таки предстоитъ скорая разлука, замтилъ маркизъ. Ты забываешь, что Сабина молодая двушка. Она должна осчастливить не только подругу и отца, но также и мужа.

— О! Я никогда не выйду замужъ! вскричала живо Зельма. Я желаю навсегда остаться здсь.

— Время излчитъ твое горе, сказала Елена, печальныя воспоминанія исчезнутъ и ты не откажешься отъ счастія супружеской любви. Ты думаешь, я не вижу, что ты отвчаешь на любовь Дюбока?

— Ты ошибаешься, Елена!

— О! Женщина не можетъ ошибаться въ такихъ вещахъ! Я уврена не только въ томъ, что онъ любитъ тебя всей душою, но и въ томъ, что твое сердце также не осталось спокойнымъ.

— Я не могу этого отрицать, уже его первая проповдь произвела на меня сильное впечатлніе. Симпатія душъ влечетъ меня къ нему.

— Если вы дйствительно любите Дюбока, сказалъ маркизъ, зачмъ-же вы тогда его отталкиваете. Я знаю его, правда, только нсколько недль, но уже чувствую къ нему глубочайшее уваженіе. Онъ честный человкъ, врный своему долгу и добродтели. Что можете вы найти въ немъ дурнаго? Конечно, есть много людей, которые лучше его лицемъ, но я думаю, что для васъ качества души гораздо важне красоты? Если вы его любите, отчего не хотите вы его осчастливить?

— Не спрашивайте меня! Я не могу отвчать. Я знаю, что не могу сдлать его счастливыми Больше я не могу сказать.

— Какая ты недоврчивая, Сабина, сказала маркиза. Ты точно скрываешь что-то отъ меня. Можетъ быть, твое сердце принадлежитъ уже другому?

— О! Нтъ! нтъ! мое сердце свободно.

— Если это такъ, дочь моя, сказалъ маркизъ, отчего-же вы противитесь вашему влеченію къ Дюбоку? Для моей родной дочери я не желала-бы лучшаго мужа.

— О! вы не поврите, какъ мн непріятно огорчать васъ! вскричала Зельма.

— Меня это очень печалитъ, сказала маркиза. Было-бы такъ хорошо, у тебя была-бы цль жизни и ты счастливо жила-бы съ любящимъ тебя супругомъ въ томъ хорошенькомъ домик на гор. Мы могли-бы часто видться и никогда-бы не разлучились. Кто знаетъ, можетъ быть кто-нибудь другой овладетъ твоимъ сердцемъ и увезетъ тебя отъ насъ.

— Я никогда не буду принадлежать никому другому! вскричала Зельма, бросаясь въ слезахъ въ объятія Елены. Я люблю его, его одного, но я не могу быть его женой. Пожалйте меня, но не осуждайте!

— Успокойся, другъ мой, отвчала Елена, ласково трепля по щек плачущую Зельму. Твоя душа еще полна страшныхъ воспоминаній, это заставляетъ тебя видть все въ черномъ свт. Ты должна быть и будешь его женой.

— Я не могу сдлать его счастливымъ.

— Онъ будетъ счастливъ съ тобой, Сабина. Я была бы въ этомъ уврена, даже если бы онъ не сказалъ мн этого.

— Посл такого признанія, дочь моя, сказалъ маркизъ, вы не должны боле противиться нашему желанію. Дюбокъ будетъ у насъ сегодня и если у васъ есть какія-нибудь причины противиться своему союзу съ нимъ, то я, какъ отецъ, постараюсь ихъ устранить.

— Нтъ! нтъ! это слишкомъ скоро! вскричала Зельма. Дайте мн время подумать! Позвольте мн самой переговорить съ нимъ!

— Я доставлю теб случай переговорить съ нимъ наедин, сказала Елена.

— А! вотъ случай уже и представился, прибавилъ маркизъ, увидя идущаго по алле сада Дюбока. Останься здсь съ Сабиной, Елена, я сейчасъ приведу къ вамъ нашего друга. Но помни, дочь моя, сказалъ онъ, обращаясь къ Зельм, что насъ очень огорчитъ, если результатомъ этого свиданія будетъ не то, чего мы ожидаемъ. И онъ пошелъ на встрчу Дюбоку.

— Милости просимъ, дорогой другъ! сказалъ маркизъ, пожимая его руку. Мы только-что говорили о васъ и Сабина выразила желаніе поговорить съ вами наедин… Позвольте, я сведу васъ къ дамамъ.

— Какъ! Сабина соглашается? вскричалъ живо Дюбокъ. Такъ значитъ, я могу надяться?

— Я думаю, что да, мой другъ, продолжалъ маркизъ. Она еще колеблется, но эти колебанія происходятъ отъ ея печальнаго настроенія. Ваши слова производятъ на нее такое вліяніе, что вы конечно скоро разсете ея печаль…

Увидя подходящихъ маркиза и Дюбока, Елена взяла подъ руку Зельму и пошла къ нимъ на встрчу.

— Сабина не позволила мн быть посредницей между вами, сказала она, обращаясь къ Дюбоку. По ея желанію я оставляю васъ однихъ. Мы будемъ ждать васъ въ столовой… Твою руку, Эгонъ.

Елена одобрительно кивнула своей подруг, какъ бы говоря:

— Мужайся и не забывай о нашемъ общемъ желаніи! Маркизъ взялъ ее подъ руку и они возвратились въ замокъ.

XXXI.
Роковое посщеніе.

Зельма, опустивъ глаза, въ смущеніи стояла передъ Дюбокомъ.

Ея губы шевелись, но она не могла произнести ни слова.

Дюбокъ съ восхищеніемъ смотрлъ на молодую двушку.

Его жизнь была до сихъ поръ спокойна и однообразна. Его душа была гладкая поверхность воды, не смущаемая никакими бурями, ясное и прозрачное зеркало.

Но эта вода была глубока и подъ вліяніемъ страсти она взволновалась до дна.

Дюбокъ первый прервалъ молчаніе.,

— Сабина, сказалъ онъ взволнованнымъ голосомъ, долженъ-ли я говорить вамъ, что я не могу жить, безъ васъ, что я люблю васъ всей душой? Ни на земл, ни на неб нтъ для меня ничего дороже васъ. Заклинаю васъ, Сабина, отвтьте мн прямо, могу-ли я надяться или нтъ. Принадлежитъ-ли ваше сердце кому-нибудь другому?

— Нтъ, чуть слышнымъ голосомъ прошептала Зельма, поднявъ на Дюбока свои черные глаза.

Въ этомъ взгляд было что-то особенное, что наполнило счастіемъ Дюбока.

— Такъ скажите-же, Сабина, продолжалъ онъ страстно, скажите-же: можете вы меня любить или нтъ?

— Боже, помоги мн! прошептала Зельма, прижимая руку къ сердцу, какъ-бы желая заглушить его біеніе. Ахъ! я должна, я хотла-бы имть силу сказать и теперь: ‘нтъ’…. но я не могу.

— Вы меня любите, Сабина? вскричалъ Дюбокъ, ставъ на колни и покрывая поцлуями руки Зельмы. Вы любите меня! Боже, благодарю тебя! Лучшее мое желаніе исполнилось. Тысячу разъ благодарю васъ за это, Сабина! Моимъ единственнымъ желаніемъ было услышать отъ васъ эти слова. Сдлать васъ счастливой будетъ цлью всей моей жизни.

— Стойте! вскричала Сабина. О! вы не знаете, какое горе причиняете вы мн. Нтъ, нтъ. Я не смю слышать отъ васъ такія слова.

— Вы не смете слышать, что ваша любовь длаетъ меня счастливйшимъ изъ смертныхъ?

— Пока вы не узнаете всю истину я не смю этого: слышать. Вы дарите вашу любовь недостойной, ни о,: небесное созданіе! Я скоре буду сомнваться въ чистот лучей солнца, въ бытіи Бога, чмъ въ твоей добродтели.

— Вы не знаете всего и я не могу, я не смю сказать вамъ.

— Я уважаю вашу тайну, Сабина, и общаю вамъ не пытаться ее проникнуть. Мн достаточно обладанія вами.

— Но если бы вы знали, что я не…. О! Боже мой! я не могу этого произнести.

— Что бы я ни узналъ о васъ, Сабина, я никогда не перестану любить васъ. Но горе тому, кто осмлится усумниться въ вашей добродтели! Я не поврилъ бы ангелу, посланному съ неба. Я никогда не спрошу васъ о тайн, которая тяготитъ вашу душу. Я буду стараться разсять ласками облака печали, затуманивающія ваше прекрасное лицо. Сабина, ангелъ мой, скажи мн, что ты хочешь быть моею!

Онъ не считалъ ее недостойной. Онъ не поврилъ бы даже разоблаченію той лжи, благодаря которой она нашла себ убжище у маркиза.

Обрадованная мыслью, что Дюбокъ не допускаетъ ни малйшаго сомннія въ ея добродтели, что онъ поклялся уважать ея тайну, Зельма въ первый разъ посл долгаго времени почувствовала облегченіе и не могла противиться очарованію, неотразимо привлекавшему ее къ Дюбоку.

Она видла его пылающіе глаза, слышала слова страсти — могла ли она противиться влеченію любви!

Она чувствовала его горячее дыханіе, слышала біеніе его сердца.

Ихъ уста все боле и боле сближались, и наконецъ слились въ долгомъ поцлу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Очевидно, говорила Елена, подходя съ мужемъ къ замку, что она отъ насъ что-то скрываетъ. Что бы это могло быть?

— Можетъ быть бдность, отвчалъ Маркизъ. Подумай, что у ней ничего нтъ и она, очень можетъ быть, боится, чтобы ея мужъ не упрекнулъ ее когда нибудь въ этомъ.

— Разв я боялась этого упрека? Разв не было у меня также ничего, кром того, что ты мн далъ? продолжала маркиза. Впрочемъ это возможно, что Сабину тяготитъ мысль о бдности. Она такъ скромна, что никогда не подумаетъ о томъ, что ея достоинства выкупаютъ съ избыткомъ недостатокъ состоянія.

— Конечно я постараюсь уничтожить этотъ недостатокъ, сказалъ маркизъ. Я дамъ ей такое приданое, какое далъ-бы родной дочери. Она не войдетъ въ домъ ея мужа съ пустыми руками.

— Я длала ей намеки на этотъ счетъ, замтила маркиза, но она такъ скромна и нетребовательна, что не выразила никакого желанія. Я предлагала ей часто въ ея распоряженіе мою кассу, предлагала ей драгоцнности — я готова была сдлать все, чтобы только увидть ее веселой. Но нтъ, она ничего не хотла брать и. я боюсь, чтобы она не сочла предложенія приданаго оскорбительнымъ.

— Да, да, съ ней надо очень нжно обходиться. Надо сдлать такъ, чтобы въ этомъ предложеніи не было ничего для нея оскорбительнаго.

— Кром того, мн кажется, что я знаю еще одну причину ея сопротивленія.

— Какую?

— Ея уныніе. Она боится, что не будетъ въ состояніи сдлать пріятною жизнь своего мужа.

— Это правда. Но кто-же сметъ упрекать ее въ этомъ? Печальная исторія слишкомъ еще свжа въ ея памяти. Ты была права, говоря, что только время излчитъ ея горе.

— Она сама желаетъ избавиться отъ воспоминаній прошлаго. Это она уже не разъ мн говорила. Поэтому она не хочетъ видться съ графиней Алисой, боясь, чтобы это свиданіе не напомнило ей живо о ея гор. Когда графъ Бошанъ былъ у насъ съ дочерью, она подъ предлогомъ болзни ушла въ свою комнату и ни за что не хотла видться съ Алисой.

— Это хорошо, что она старается сама забыть о прошломъ. Но я думаю, что въ послдствіи она не будетъ отказываться отъ посщеній своихъ друзей.. Не подетъ-ли она сегодня съ нами къ графу Бошанъ?

— Я не могла проникнуть ея желанія, но я думаю, что теперь, когда она спокойне смотритъ на прошлое, она можетъ снова видться съ’тми,— кто напоминаетъ ей о поразившемъ ее несчастіи.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Подойдя къ замку, они увидли, что конюхъ водитъ по двору чью-то лошадь.

— Если я не ошибаюсь, это Сенъ-Круга сказалъ маркизъ. Я узнаю лошадь, которую графы предоставилъ въ его распоряженіе.

Онъ не ошибся. Сенъ-Круа ожидалъ ихъ въ гостиной замка.

— Я къ вамъ только на одну минуту, сказалъ шевалье, поздоровавшись съ маркизомъ и Еленой. Графъ Бошанъ поручилъ мн пригласить васъ сегодня къ нему въ замокъ.

— Передайте графу, что мы прідемъ, но зачмъ вы такъ торопитесь? останьтесь у насъ обдать.

— Мн очень лестно ваше приглашеніе, но, извините, я никакъ не могу имъ воспользоваться. Я долженъ сегодня осмотрть одно имніе, которое я намренъ купить. Кром того я жду одного моего друга изъ Парижа, который долженъ сегодня пріхать въ Брэй. Я сегодня вечеромъ буду въ замк Бошанъ и мы поговоримъ объ одномъ весьма важномъ обстоятельств.

— Я предвижу, что дло идетъ о нашей политик.

— Вы не ошиблись. Теперь для насъ самое благопріятное время. Унасъ больше шансовъ на успхъ, чмъ когда-либо.

— Я, напротивъ, почти убжденъ, что вс т деньги, которыя пожертвовали нашему длу, брошены напрасно,

— О! нисколько! Конечно, до сихъ поръ мы не имли особенно большаго успха, но скоро мы достигнемъ нашей цли.

— Мн очень любопытно знать, на чемъ вы основываете такіе выводы.

— Національное собраніе состоитъ по большой части изъ республиканцевъ.

— И это вы называете шансами на успхъ?

— Это собраніе только временное, оно должно только заключить миръ съ нмцами. Потомъ будутъ опять выборы.

— На которыхъ также выберутъ республиканцевъ.

— Конечно нтъ. Въ Париж теперь господствуетъ Коммуна.

— Къ сожалнію — да! И какъ ужасны ея дйствія!

— Это для насъ благопріятно. Коммуна противоядіе противъ республики. Вс желавшіе до сихъ поръ республики, перемнятъ свое мнніе — даже Наполеона предпочтутъ они правленію, подобному тому, которое теперь господствуетъ въ Париж. Если мы будемъ дйствовать, то наврно большинство будущаго собранія будутъ составлять роялисты.

Въ это время лакей принесъ графинъ съ виномъ и стаканы.

— Такъ видите, сказалъ Сенъ-Круа, мы можемъ теперь имть надежду. Да здравствуетъ король Генрихъ V! прибавилъ онъ, поднимая свой стаканъ.

— Мн кажется, замтилъ маркизъ, что вы довольно врно разсчитываете. Сегодня вечеромъ я переговорю съ графомъ Бошанъ.

— Натурально надо будетъ опять много денегъ,прибавилъ Сенъ-Круа.

— Конечно, отвчалъ маркизъ.— Въ деньгахъ не будетъ недостатка. Я и мои друзья, мы всегда готовы на всякія жертвы… однако я снова прошу васъ отобдать у насъ сегодня. Вы еще не имли случая видть нашу гостью, Сабину Леконтъ.

— Да, я слышалъ отъ графини Алисы, что она живетъ у васъ… бдная двушка!

— Вы ее знали?

— Я не видлъ ее ни разу, но графиня Алиса мн часто о ней говорила. Она, кажется, очень огорчена несчастною судьбою своего отца.

— Къ сожалнію, даже слишкомъ. Не смотря на вс старанія, мы никакъ не могли разсять ея печаль.

Пока маркизъ разговаривалъ съ шевалье, Елена вышла изъ гостиной и теперь возвращалась, ведя за руку Зельму и Дюбока.

Лицо Дюбока сіяло счастіемъ, Зельма шла, стыдливо потупивъ глаза.

Но не смотря на радостную улыбку, игравшую на ея губахъ, какое-то внутреннее горе проглядывало на ея лиц.

Голосъ совсти говорилъ ей, что она ложью достигла этого счастья.

— Наше лучшее желаніе исполнилось, Эгонъ, вскричала Елена.

— Тысячу разъ поздравляю васъ, сказалъ маркизъ, протягивая руки Зельм и Дюбоку. Позвольте мн, дочь моя, продолжалъ онъ, обращаясь къ Зельм, представить васъ одному моему другу.

Онъ обернулся и Зельма вдругъ увидла Сенъ-Круа.

Ея колни задрожали, дыханіе стснилось. Голова Зельмы закружилась и она едва не упала.

— Я долженъ непремнно съ вами сегодня поговорить, шепнулъ ей на ухо бросившійся поддержать ее Сенъ-Круа.

Елена вскрикнула, увидя, что Зельма упала въ обморокъ.

Дюбокъ былъ страшно испуганъ.

Одинъ Сенъ-Круа сохранилъ спокойствіе. Онъ взялъ на руки безчувственную Зельму и положилъ ее на софу.

Вс столпились около нея. Дюбокъ покрывалъ поцлуями руки Зельмы.

Елена приказала принести кресло, на которомъ можно было-бы перенести Зельму въ ея комнату.

Наконецъ Зельма пришла въ себя, увидвъ СенъКруа, она вскрикнула и закрыла лицо руками.

Ея смущеніе и волненіе тмъ боле безпокоили окружавшихъ, что никто изъ нихъ, кром Сенъ-Круа, не зналъ причины.

Но Сенъ-Круа молчалъ и не измнилъ ея тайн.

— Извините меня, сказалъ онъ, подходя къ Зельм, мн очень жаль, что я напомнилъ вамъ о вашемъ гор. Но я надюсь, и это мое лучшее желаніе, что при нашемъ будущемъ свиданіи въ вашей душ уже не будетъ слдовъ постигшаго васъ ужаснаго несчастія.

И простившись съ маркизомъ и Еленой, онъ вышелъ.

— Случай очень удобный! думалъ онъ, вызжая изъ замка. Безъ всякаго труда я достигну теперь такого результата, какого иначе намъ никогда-бы не достичь, не смотря на мою хитрость и отважность Дюпорта.

XXXII.
Невольное орудіе въ рукахъ преступника.

Маркизъ Лебланъ и Елена хотли было отложить свою поздку въ замокъ Бошанъ, но Зельма упросила ихъ не длать этого и не стсняться оставить ее одну.

Между тмъ прибылъ докторъ и объявилъ, что обморокъ уже прошелъ и не предвидится никакихъ опасныхъ послдствій.

Онъ сказалъ, что причиною этого было сильное волненіе и предписалъ покой, сказавъ, что боле не нужно никакихъ лекарствъ.

Посл обда Зельма осталась одна.

Ея первою мыслью было: бгство! Но она вспомнила, что еще сегодня клялась никогда не разлучаться съ Еленой.

Кром того она надялась найти въ этомъ убжищ не только спокойствіе, но и возможность снова возвратиться на путь добродтели, съ котораго судьба заставила ей сойти.

И она должна теперь оставить эту мирную гавань и снова терпть нужду и подвергаться всмъ опасностямъ, окружающимъ одинокую двушку!

Наконецъ случилось то, чего она такъ боялась.

Ея тайна стала извстна одному человку, а онъ былъ безсовстенъ и пылалъ мщеніемъ.

Они не могла надяться на состраданіе.

Ей было непонятно, отчего онъ, какъ казалось, не узналъ ее. Ни словомъ ни малйшимъ жестомъ не показалъ онъ, что знаетъ ея тайну.

Но она слишкомъ хорошо знала Сенъ-Круа, чтобы считать его способнымъ къ великодушію. Она боялась, что подъ этимъ кажущимся состраданіемъ скрывается новая опасность.

Посл долгихъ колебаній, Зельма ршилась наконецъ бжать.

Уложивъ свои вещи, которыя заняли только маленькую дорожную сумку, она позвонила.

— Приготовьте мн экипажъ, сказала она вошедшей горничной, я хочу хать въ Брэй.

— Сейчасъ, отвчала горничная, но теперь пріхалъ шевалье Сенъ-Круа и проситъ васъ принять его.

— Я увижу его, сказала сама себ Зельма, я ему скажу, что его мщеніе удалось, что я покидаю мое убжище, что я никогда его не выдамъ, если онъ позволитъ мн спокойно ухать. О! онъ несчастье всей моей жизни! Врно Богъ не хочетъ, чтобы я нашла себ спокойное убжище.

— Попросите шевалье войти, сказала она наконецъ горничной.

Сенъ-Круа вошелъ, улыбаясь, и тотчасъ-же безъ церемоніи развалился въ креслахъ.

— Ну, моя милая, вы очень долго заставили меня ждать, сказалъ онъ. Вы врно думали принять меня, или нтъ?

— Я никогда не приняла бы васъ, господинъ Горжевскій или господинъ Сенъ-Круа,— я не знаю, которое изъ этихъ именъ ваше настоящее, если бы не была къ этому принуждена.

— Что я вижу! вскричалъ Сенъ-Круа, увидя уложенный мшокъ Зельмы, вы кажется, собираетесь бжать? Хорошо, что, я не отложилъ моего визита до завтра!

— Вы принуждаете меня къ этому бгству.

— Я? Нисколько! Вы ошибаетесь. Я всей душой желаю, чтобы вы здсь остались и продолжали играть роль Сабины Леконтъ.

— Я не могу здсь остаться, такъ какъ вы знаете мою тайну.

— Я помню нашу старую дружбу и если-бы я не зналъ, что вы меня ненавидите, то я сталъ-бы вамъ говорить даже о моей любви къ вамъ.

— Молчите! вскричала Зельма гнвнымъ голосомъ. Каждое ваше слово ложь. Я знаю что вы меня не пощадите, но все-таки я прошу васъ, я умоляю, дайте мн спокойно уйти отсюда.

— Вамъ не нужно пытаться растрогать меня, я и безъ того охотно даю вамъ слово никому не открывать вашей тайны. Въ глазахъ всхъ вы будете Сабиной Леконтъ.

— Эту роль я играю сегодня въ послдній разъ.

— О, нтъ, Зельма! Я нетолько не хочу вашего бгства, но даже, напротивъ, запрещаю вамъ это. Я хочу, чтобы вы оставались здсь и продолжали играть вашу роль.

— Вы этого хотите?

— Вы сейчасъ узнаете причину. А если вы убжите отсюда, то я разскажу маркизу, его жен и вашему жениху исторію вашей жизни, конечно, не вмшивая въ нее себя, со всми прибавленіями, которыя я сочту необходимыми.

— О! Боже мой! Но что-же я должна сдлать, чтобы избгнуть этого?

— Остаться здсь жить, спокойно выйти замужъ за Дюбока, сдлаться счастливою матерью семейства — вотъ, что вы должны длать. Мн кажется, что я поступаю довольно великодушно,— не мшая вашей блестящей карьер. Даже боле: я всми силами буду стараться устранить отъ васъ опасность быть открытой. Вы знаете, откуда можетъ вамъ она угрожать?

— Да, я знаю.

— До сихъ поръ вамъ удавалось избгать встрчи съ графиней Алисой, но это боле вамъ не удастся, или я не приду къ вамъ на помощь. Я буду васъ предупреждать заране о посщеніяхъ Алисы, чтобы вы имли время придумать какое-нибудь средство избжать встрчи, поздку, болзнь — что вы хотите. Впрочемъ, эта опасность не будетъ долго угрожать вамъ. Черезъ нсколько недль будетъ моя свадьба съ графиней Алисой.

— О, несчастная!

— Чмъ-же это несчастная? Я этого не вижу. Женясь на ней, я сдлаюсь богаче отца. Посл свадьбы мы удемъ отсюда и ваша тайна будетъ безопасна. Скажите теперь, если у васъ другъ лучше меня?

— Что-же изъ этого слдуетъ? спросила Зельма, со страхомъ смотря на Сенъ-Круа.

— Вы сейчасъ узнаете. Вы предполагаете, что я ничего не длаю безкорыстно?

— О! Я это слишкомъ хорошо знаю.

— Прежде чмъ идти дальше, я выясню ваше положеніе. Вы видите, что безъ моего позволенія вы не можете и думать о бгств. Поэтому общаете-ли вы мн оставаться здсь?

— Разв могу я не общать?

— Отлично! Теперь перейдемъ къ моимъ условіямъ. Я думаю, мн не нужно вамъ напоминать, что у меня ничего нтъ.

— Когда вы растратили имущество моего отца, у васъ дйствительно ничего не осталось.

— Поэтому мн нужны деньги. Если-бы удалось одно предпріятіе въ Париж, я былъ-бы милліонеромъ. Но этотъ планъ былъ открытъ. Теперь я знаю измнника и онъ получитъ заслуженное наказаніе.

— Должно-быть дло шло о какомъ нибудь мошенничеств.

— Ну да, передъ вами мн нечего скрывать, дйствительно было нчто въ этомъ род. Какъ похожа моя судьба на твою, дорогая Зельма! Вы, посл жизни, исполненной приключеній, стремитесь въ мирную гавань, хотите вести спокойную жизнь и т. д., я нахожусь въ такомъ же положеніи. Мн надоло быть авантюристомъ, рисковать жизнью въ смлыхъ предпріятіяхъя хотлъ-бы теперь спокойно и беззаботно жить въ хорошемъ обществ. Но для этого прежде всего нужны деньги.

— Не для этого-ли вы и хотите жениться на графин Алис?

— Алиса далеко не богатая невста, особенно, если ея отецъ не перестанетъ жертвовать огромными суммами своему политическому заблужденію. Во всякомъ случа, чтобы жениться на ней, я долженъ имть какое-нибудь состояніе. Я хочу теперь купить имніе.

— Вы только-что сказали, что у васъ нтъ денегъ.

— Совершенно справедливо! И вы должны помочь мн въ этой нужд.

— Я?… Вы отлично знаете, что у меня ничего нтъ. Вы отняли все у меня и у моихъ родителей, вы взяли даже мои драгоцнности.

— Я не говорю о вашихъ деньгахъ. Я говорю о деньгахъ маркиза Лебланъ. Онъ богатъ и для него ничего не значитъ какая-нибудь сотня тысячъ франковъ.

— Я васъ не понимаю. Вы хотите занять у маркиза эту сумму?

— Ахъ! кто говоритъ о займ. Я хочу просто получить эту сумму и я надюсь, что съ вашей помощью успю въ этомъ.

— Съ моей помощью?… Я должна выпросить у маркиза…?

— О, вы не хотите меня понять, Зельма! Я выскажусь ясне. Насколько я знаю, вы можете свободно пользоваться имуществомъ маркиза. Если вы даже и не распоряжаетесь его кассой, то во всякомъ случа можете просить, какую хотите сумму. Можетъ-быть, даже вы иной разъ возьмете денегъ, не спрашивая объ этомъ маркиза. Натурально вы все это будете мн передавать.

— Какъ? вскричала Зельма. Я должна обокрасть мою благодтельницу?

— Не употребляйте такихъ рзкихъ выраженій. Это дло далеко не такъ дурно, какъ вы думаете. Впрочемъ, какъ хотите. Я требую этого за мое молчаніе.

— Сенъ-Круа, заклинаю васъ всмъ, что для васъ есть святаго, если въ вашей груди сохранилась хоть искра человческаго чувства, не принуждайте меня къ этому! Требуйте все, кром этого!

— Это мое единственное условіе и я не могу его уничтожить. Я такъ и думалъ, что вы сначала будете горячиться, но, обдумавъ спокойно это дло, вы увидите, что оно далеко не такъ дурно. Вотъ, напримръ, какимъ образомъ можете вы достать денегъ: скоро предстоитъ ваша свадьба….

— О! Я никогда не выйду замужъ!

— Это противъ уговора. Вы должны выйти замужъ за Дюбока. Тогда маркизъ, который васъ очень любитъ, конечно позаботится о приданомъ. Вы можете просить тогда, что захотите. Подарокъ въ нсколько тысячъ франковъ для него ничего не значитъ. Кром того, я думаю, что отъ васъ не запираютъ дверей и шкаповъ, сегодня я надюсь получить отъ васъ покрайней мр три тысячи франковъ.

— Я должна сдлаться воровкой, обманщицей, вскричала Зельма, ломая руки. О! Боже мой! какъ низко я упала!

— Вы упали только въ вашемъ собственномъ мнніи, въ глазахъ-же другихъ вы все еще пользуетесь уваженіемъ. То, что я отъ васъ сегодня требую, не можетъ вамъ повредить, такъ какъ никому и въ голову не придетъ подозрвать васъ. Мое время разсчитано и я прошу васъ поторопиться съ этими тремя тысячами франковъ.

— У меня нтъ денегъ кром, той тысячи франковъ, которую мн подарила маркиза.

— Хорошо! А это что за шкатулка, въ которой оставленъ ключъ?

— Это шкатулка маркизы.

— Вы позволите мн посмотрть, нтъ-ли въ ней денегъ?

И, не дожидаясь позволенія, Сенъ-Круа взялъ стоявшую на письменномъ стол серебряную шкатулочку и сталъ перебирать лежавшія въ ней бумаги.

— А! какъ я врно угадалъ! сказалъ онъ. Тутъ именно то, что мн нужно.

— Сенъ-Круа, заклинаю васъ! вскричала Зельма, не трогайте этого! удовольствуйтесь тмъ, что:я вамъ дамъ. Не длайте меня сообщницей вашихъ преступленій!

— Глупое дитя! Я возьму отсюда дв тысячи франковъ и поставлю эту шкатулку на мсто. Теперь ты говоришь, что у тебя есть тысяча франковъ? Давай ее сюда, я тороплюсь!

Зельма вынула деньги и, бросивъ ихъ на столъ, упала въ кресло, закрывъ лицо руками.

Сенъ-Круа хладнокровно пересчиталъ деньги.

— Прощай, моя милая! сказалъ онъ, надвинувъ на ухо шляпу и уходя изъ комнаты. До скораго свиданія.

— Мадемуазель Леконтъ опять сдлалось дурно, сказалъ Сенъ-Круа, встртивъ въ корридор горничную. Скажите ей отъ меня, что я извиняюсь за то безпокойство, которое я ей причинилъ моимъ посщеніемъ.

XXXIII.
Свиданіе.

Графъ Бошанъ сидлъ въ своемъ кабинет у большаго письменнаго стола. Передъ нимъ сидлъ Максъ, нагородившій передъ собой груду книгъ и бумагъ, которыя онъ поочереди передавалъ графу для просмотра.

— Я вами чрезвычайно доволенъ, сказалъ графъ, просмотрвъ послднюю бумагу. Вы сдлали гораздо боле того, что вамъ было поручено.

— Ваша похвала мн очень пріятна, графъ, отвчалъ Максъ. Я хотлъ бы вамъ сказать одну вещь, она можетъ быть вамъ не понравится, но во всякомъ случа, я надюсь, что вы признаете, что я говорю въ виду вашихъ интересовъ.

— Говорите, господинъ Эргардъ.

— Во-первыхъ, я долженъ вамъ сообщить, что суммы, которыя вы употребили для политическихъ цлей въ послдніе мсяцы, чрезвычайно велики.

— Это ничего! Не должно ничего жалть для блага отечества.

— Но надо также принять нкоторыя предосторожности. Я боюсь, чтобы по примру Парижа и въ другихъ городахъ Франціи не возникли бы также Коммуны. Тогда междоусобная война охватитъ всю Францію, и нельзя будетъ и думать о доход съ вашихъ имній.

— Не бойтесь! Мой другъ Сенъ-Круа говорилъ мн, что въ Версал онъ узналъ отъ людей, стоящихъ весьма близко къ правительству, что это возстаніе будетъ скоро усмирено. Даже если-бы я пожертвовалъ всмъ моимъ капиталомъ, то и тогда для меня и для моего семейства будетъ достаточно дохода съ имній, который составляетъ по-крайней мр 100,000 франковъ.

— Вспомните однако, что Сенъ-Круа не разъ уже ошибался.

— О, нтъ! господинъ Эргардъ! На этотъ разъ онъ наврно не ошибается.

— Но я имю основанія полагать….

— Успокойтесь, господинъ Эргардъ, прервалъ графъ, нахмуривъ брови. Я знаю, что вы чувствуете непріязнь къ шевалье и что главная прочина этого Левинъ.

— Да, Левинъ говорилъ мн о Сенъ-Круа такія вещи, которыя способны внушить недовріе — кром того я и самъ знаю нчто.

— Мы никогда не сговоримся на этомъ пункт, господинъ Эргардъ. А если я считаю кого нибудь своимъ другомъ, то я не хочу слушать про него никакихъ клеветъ.

Максъ закусилъ губы и замолчалъ. Онъ видлъ, что графъ безусловно вритъ Сенъ-Круа и что пока у него нтъ неопровержимыхъ доказательствъ, онъ не можетъ ни въ чемъ обвинять шевалье, не рискуя выказать себя клеветникомъ и лжецомъ.

Максъ уже нсколько разъ думалъ оставить домъ графа, но онъ не могъ ршиться разстаться съ Алисой.

Дловое совщаніе было прервано приходомъ слуги, доложившаго о прізд маркиза и маркизы Лебланъ.

Графъ всталъ и дружески поблагодарилъ Эргарда за его стараніе.

— Чтобы доказать вамъ мою благодарность, прибавилъ онъ, я удвоиваю ваше жалованье.

И такъ благодарность и прибавка жалованья было все, что получилъ Эргардъ. Онъ былъ награжденъ какъ управляющій, но все еще неизмримая пропасть отдляла его отъ семейства графа.

Онъ чувствовалъ, что любимое имъ существо стояло на недосягаемой для него высот.

— Надюсь, что вы будете сегодня съ нами ужинать? спросилъ графъ, протягивая руку Максу. У насъ будетъ маркизъ Лебланъ, который будетъ очень радъ васъ видть. Со времени вашего смлаго полета, онъ о васъ самаго лучшаго мннія. Мн будетъ очень пріятно сообщить ему, что мы въ васъ не ошиблись.

Алиса была очень огорчена, когда узнала, что Сабина не могла пріхать и очень испугалась, услыхавъ отъ Елены, что ея подруга внезапно лишилась чувствъ.

— Я непремнно поду къ ней завтра, сказала она…. Папа, ты мн позволишь хать завтра въ Бретонъ.

— Ты знаешь, что я теб позволяю длать все, что ты хочешь.

— Я очень буду рада твоему посщенію, сказала Елена, но я прошу тебя отложить его до совершеннаго выздоровленія Сабины. Если-бы ты знала, какое ужасное дйствіе производитъ на нее все, что напоминаетъ ей о ея несчастій.

— Очень жаль, что Сабина пренебрегаетъ участіемъ друзей. Она такъ охотно прежде со мной говорила и была очень рада моимъ посщеніямъ, именно въ то время, когда отецъ ея былъ почти постоянно на укрпленіяхъ и она оставалась совершенно одна. Я не понимаю, отчего она такъ перемнилась.

— Скоро наступитъ время, когда твои посщенія не будутъ вредить ея здоровью.

— Я не поврю, пока не услышу отъ нея самой, что она не хочетъ со мной видться. Она прежде часто говорила мн, что хотла-бы всегда быть со мной вмст.

— Если ты на этомъ настаиваешь, то прізжай и удостоврься сама.

Между тмъ маркизъ и графъ говорили о политик и ршили, что необходимо пожертвовать еще денегъ, чтобы на будущихъ выборахъ перевсъ былъ на сторон роялистовъ.

Вечеромъ явился Сенъ-Круа и объявилъ, что здоровье Сабины Леконтъ гораздо лучшеэта новость очень обрадовала всхъ, особенно Елену и Алису.

Алиса хотла поблагодарить шевалье, но слова благодарности остановились у нея въ горл.

— Не знаю почему, сказала она Елен, но я ненавижу и боюсь этого человка, мн даже кажется, что его близость опасна.

— Бдное дитя! И отецъ непремнно хочетъ выдать тебя за него?

— Это уже ршено.. Онъ расположилъ въ свою пользу и отца, и мать, и я знаю, что вс мои просьбы будутъ напрасны. Я не избгну печальной участи быть его женой.

— Я постараюсь уговорить твоего отца. Я знаю, что онъ тебя любитъ и онъ не захочетъ, чтобы ты была несчастной на всю жизнь.

— Не пытайся напрасно! Онъ непреклоненъ. Я буду противиться пока въ состояніи — потомъ лишу себя жизни!…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Къ ужину пришелъ въ гостиную Максъ и графъ представилъ его маркизу.

Максъ былъ пораженъ, увидя маркиза, ему казалось, что онъ гд то его видлъ. Наконецъ онъ вспомнилъ, что видлъ его дущимъ въ карет съ Еленой.

— Это былъ тотъ самый старикъ, о которомъ она ему говорила и отношенія котораго къ Елен онъ считалъ такими двусмысленными.

Поэтому, онъ смотрлъ на маркиза съ непріятнымъ чувствомъ.

Когда былъ поданъ ужинъ, Максъ вошелъ въ столовую послднимъ.

Дамы были уже тамъ и графъ поспшилъ представить Макса маркиз.

— Господинъ Эргардъ, сказалъ онъ, называвшійся въ Париж мистеромъ Гольборномъ.

Максъ былъ пораженъ увидя Елену и услышавъ, что графъ называетъ ее маркизой Лебланъ.

Онъ молча взглянулъ на нее, Елена въ смущеніи потупила глаза и судорожно сжала руку Алисы.

— Неправда-ли, шепнула ей Алиса, какъ онъ красивъ и строенъ? О! если-бы ты знала благородство его характера, его нжное сердце, его энергію!

— Я понимаю, Алиса, сказала Елена дрожащимъ голосомъ, что любящая его двушка способна на всякія жертвы для того, чтобы имъ обладать. Но горе той, чья жертва будетъ напрасна!

Максу было непріятно присутствіе Сенъ-Круа, благосклонность маркиза его смущала и безпокоила.

Онъ думалъ не совершаетъ-ли онъ преступленія уже и тмъ, что не открываетъ маркизу тайну своей прежней любви къ Елен?

Ему казалось, что онъ играетъ фальшивую роль.

Онъ былъ такъ занятъ своими мыслями, что не замтилъ какъ Алиса старалась встртиться съ нимъ глазами.

По окончаніи ужина онъ воспользовался первымъ удобнымъ случаемъ, чтобы уйти.

Маркиза также скоро отправилась домой, Алиса просила ее бывать у нихъ почаще.

— Я не могу боле бывать у васъ, отвчала Елена дрожащимъ голосомъ, я не знаю, будетъ-ли мн возможно переговорить съ твоимъ отцемъ.

— Боже мой! я теперь остаюсь совершенно одна! Ты запрещаешь мн здить къ теб и сама не хочешь бывать у насъ. Что-же я такое сдлала, что вс друзья оставляютъ меня на жертву моей ужасной судьб? Отчего ты не хочешь бывать у насъ.

— Я сохраню это въ глубин моего сердца и даже, если-бы я должна была разсказать мою тайну всему свту, что и тогда ты не узнала-бы ея. Храни тебя Богъ! Я не могу ничмъ теб помочь!

XXXIV.
Новая республика.

Господство Коммуны въ Париж началось, какъ уже было сказано, провозглашеніемъ Центральнаго Союзнаго Комитета.

18 марта, въ воскресенье, была отличная погода и вс парижане вышли подышать чистымъ весеннимъ воздухомъ.

Весь Булонскій лсъ, зелень котораго еще не распустилась, былъ полонъ гуляющими.

Этотъ день Центральный Комитетъ выбралъ для окончательнаго утвержденія своей власти.

Въ улиц Мира, тамъ гд она прилегаетъ къ бульвару, стояли два полка національной гвардіи.

Для какой цли были они тамъ — этого никто не зналъ.

Нсколько любопытныхъ остановились на бульвар.

Тогда подошла группа людей, принадлежавшихъ къ числу членовъ клуба общественнаго порядка.

Говорили, что этотъ клубъ состоялъ изъ бонапартистовъ, желавшихъ возстановить павшую династію. Они звали себя ‘людьми порядка’.

Эти люди подошли, неся трехцвтное знамя и крича: ‘Да здравствуетъ республика’!

Казалось національная гвардія только и ждала подобнаго случая, чтобы показать свою энергію.

Раздалось нсколько выстрловъ, которые испугали собравшуюся на бульвар публику, которая обратилась въ бгство.

Но прежде чмъ они успли убжать изъ подъ выстрловъ, національная гвардія дала залпъ и боле чмъ сотня убитыхъ осталась на мст.

Раздались крики, что это убійство, что никто не давалъ національной гвардіи права дйствовать такимъ образомъ.

Правительственнымъ чиновникамъ не оставалось ничего боле какъ только по возможности скоре оставить Парижъ съ небольшимъ количествомъ оставшихся врными регулярныхъ войскъ.

Вс они отправились въ Версаль, куда Прибылъ Тьеръ съ войскомъ.

Коммуна сдлалась госпожей Парижа.

Первымъ приказаніемъ, которое она отдала посл этого, было освобожденіе политическихъ преступниковъ.

Конечно, Дюпортъ и его товарищи были точно также выпущены.

Освобождали всякаго кто объявлялъ себя готовымъ взяться за оружіе на защиту Коммуны.

Понятно, что самые тяжкіе преступники прежде всего выразили это согласіе, такъ что почти вс преступники были выпущены.

Войска Центральнаго Комитета не мало черезъ это увеличились. Мирные парижскіе граждане съ ужасомъ и безпокойствомъ узнали о такомъ начал новаго правленія.

Версальское правительство нисколько не было расположено уступать требованіямъ коммунистовъ и называло ихъ предводителей мятежниками.

Ратуша, этотъ капитолій революціи, представляла дйствительно устрашающій видъ.

Гревская площадь была уставлена орудіями.

Еще ни разу городъ не видлъ столько собранной вмст артиллеріи.

Изъ отдаленныхъ частей города чернь стремилась къ этому мсту.

Никогда еще улицы Парижа не были такъ оживлены

Бульвары, улица Риволи, вс улицы на которыхъ прежде жила аристократія, были теперь наполнены чернью.

При такой обстановк подошелъ день, назначенный Коммуной для выборовъ, день, котораго многіе такъ нетерпливо ждали, а другіе такъ боялись.

Никакого порядка не существовало въ выборахъ.

Голосъ подавалъ кто хотлъ и сколько разъ хотлъ и, не смотря на это, избирателей нашлось немного. Это были выборы, которые при всякихъ другихъ обстоятельствахъ были бы признаны не дйствительными, такъ какъ у всхъ выбранныхъ было только небольшое большинство голосовъ.

Но сами выбранные очень мало заботились объ этомъ.

Такимъ постыднымъ образомъ составившееся собраніе назвало себя ‘Парижской Коммуной’.

Въ четыре часа пополудни подача голосовъ была окончена и имена выбранныхъ членовъ торжественно объявлены.

Еслибы Парижъ не былъ въ такомъ тяжеломъ положеніи то можно было-бы смяться, когда на слдующій день прочитали имена новыхъ властелиновъ.

Но положеніе длъ не позволило веселиться, оно заставляло стыдиться истинныхъ патріотовъ.

Кто были люди, которымъ была поручена Судьба Парижа?

Это были преступники, злостные банкроты, убійцы, люди, которыхъ прежде преслдовалъ законъ.

Лучшіе были т, имена которыхъ были совершенно неизвстны.

И такіе люди стали полновластными господами Парижа

Да, надо было не мало мужества, чтобы оставаться въ этомъ покинутомъ и Богомъ, и людьми город, чтобы повиноваться такимъ правителямъ и не красня видть скипетръ въ такихъ рукахъ.

Съ окончаніемъ выборовъ должна была окончиться роль Центральнаго Комитета, но власть пріятна, и не смотря на свое заявленіе, что онъ передаетъ свою власть въ руки вновь избранныхъ, Центральный Комитетъ объявилъ, что онъ органъ національной гвардіи и поэтому будетъ продолжать свое существованіе.

Такимъ образомъ въ Париж оказалось два правленія, члены которыхъ были одинаково недостойны и безчестны, во всемъ же остальномъ постоянно спорили между собою.

Они отдавали совершенно противоположныя приказанія и каждое изъ правленій употребляло всю свою власть на то, чтобы имъ отданныя приказанія исполнялись.

Изъ этого вышло то, что члены того и другаго стали взаимно ненавидть другъ друга.

Сначала въ Версали очень безпокоились по поводу учрежденія Коммуны, но когда узнали, что въ Коммун происходятъ междоусобія, то Тьеръ, президентъ Національнаго Собранія, который сначала готовъ былъ на уступки, вдругъ объявилъ, что коммунисты будутъ наказаны какъ бунтовщики.

Если онъ думалъ этой угрозой испугать Коммуну, то очень ошибался.

Коммуна объявила себя воюющей стороной, Національное Собраніе, Тьера и ихъ армію врагами отечества и гражданская война началась.

Двсти-пятьдесятъ полковъ національной гвардіи составляли военную силу Коммуны-кром того, къ нимъ прибавилась еще новые полки.

Каждый парижанинъ отъ 15 до 55 лтъ былъ обязанъ по приказанію Коммуны взяться за оружіе.

Паническій страхъ овладлъ всми.

Большая часть парижанъ ршилась оставить городъ.

Но это было легче сказать, чмъ сдлать.

Коммуна предвидла это и приняла мры, чтобы помшать переселенію.

Никто ни подъ какимъ предлогомъ не долженъ былъ оставлять городъ.

Кто хотлъ пробраться сквозь линію, тотъ рисковалъ быть убитымъ. Силы версальцевъ точно также съ каждымъ днемъ увеличивались.

Главнымъ образомъ войско ихъ увеличивалось возвращавшимися изъ Германіи плнными, такъ что армія дошла почти до трехъ-сотъ тысячъ, силы обихъ сторонъ были значительны.

Ожесточеніе обихъ сторонъ было безгранично.

Въ Париж знали, что должны драться за свою жизнь.

Надо было сражаться, или подвергаться опасности быть убитымъ какъ измнникъ своей родины.

Это была исполинская борьба за жизнь и смерть.

XXXV.
Начало господства ужаса.

Къ двумъ различнымъ правителямъ Парижа, т. е. Коммун и Центральному Комитету прибавился еще третій: ‘Комитетъ народнаго благосостоянія’, на которомъ не только лежала забота о защит города, но также о благосостояніи гражданъ.

Комитетъ народнаго благосостоянія не только могъ самъ приводить въ исполненіе различныя мры, но также отдавать приказанія двумъ остальнымъ.

Даже отдльные члены Комитета народнаго благосостоянія были облечены особенной властью, такъ, напримръ, каждый изъ нихъ имлъ право требовать арестовать какъ другаго члена того же комитета, такъ и члена Коммуны и Центральнаго совта и даже не было необходимости, чтобы это требованіе имло какое-либо основаніе.

Въ Комитет народнаго благосостоянія находилась худшая часть всей интернаціонали.

Во глав стоялъ столь прославившійся впослдствіи Рауль Риго, вмст съ нимъ были: Булье, Пиронъ, Делеклюзъ, Курбе и извстный патеръ Дагоберъ.

Мры, ими принимаемыя, были ужасны и вполн справедливо время ихъ владычества заслужило названіе времени господства ужаса.

Каждый день выходилъ какой-нибудь изумительный декретъ, который уничтожалъ прежній порядокъ вещей и давалъ доказательства господства террора.

Прежде всего уничтожены были всякія денежныя обязательства.

Хозяева не имли права назначать цну найма и жильцу было предоставлено заплатить, если онъ захочетъ и сколько хочетъ.

Отказать жильцу отъ квартиры ни одинъ домовладлецъ не имлъ права.

По векселямъ и роспискамъ было достаточно уплатить треть, чтобы они считались вполн оплаченными.

Если же по нимъ и совершенно не платили, то кредиторы были обязаны ждать неопредленное время.

Частная собственность также была не въ большей безопасности.

Роялисты, бонапартисты и тайные приверженцы версальскаго правительства были объявлены лишенными имущества, а они сами заключены и даже казнены за свои политическія убжденія.

Шпіонство и политическія преслдованія никогда не достигали такой степени какъ во время Коммуны.

Каждый день доносили на десятки роялистовъ или бонапартистовъ, и если на нихъ падало кром того хотя малйшее подозрніе въ приверженности версальскому правительству, то ихъ безъ разговоровъ разстрливали.

Конечно не хватало времени убдиться въ виновности всхъ, которыхъ приговаривали къ смерти.

Эти казни сопровождались неумолкаемымъ громомъ пушекъ.

Пока внутри Парижа царствовалъ терроръ, подъ стнами города происходила кровавая борьба.

Весь городъ былъ баррикадированъ и сраженіе въ Нльи и вокругъ было баррикаднымъ сраженіемъ

Эта борьба продолжалась уже боле недли: сегодня версальцы брали нсколько баррикадъ, на завтра парижане снова отбивали ихъ.

Много крови было пролито и результатомъ было все боле и боле возраставшее ожесточеніе обоихъ сторонъ. Ненависть къ Тьеру и начальникамъ версальскаго войска была безгранична и декретъ, приказывавшій раззорить домъ Тьера и полковника Сенъ-Реми былъ встрченъ съ восторгомъ.

Все, что находилось въ этихъ домахъ, было объявлено собственностью Коммуны.

Наружность дома Тьера была не роскошна, но онъ стоялъ среди большаго сада изъ старыхъ деревьевъ и кром того внутри дома были собраны сокровища искусствъ и древности.

Съ дикой радостью приступила чернь къ длу разрушенія.

Прежде всего на крыш дома было водружено красное знамя, затмъ начался грабежъ.

Сколько неоцненныхъ сокровищъ погибло!

Не нашли нужнымъ поручить разборъ ихъ знатоку древностей, а поручили это бывшему рабочему Буланже, который выбралъ только то, что было цннаго по его мннію, а многія древнія рукописи предалъ огню.

Онъ взялъ только золотыя и серебряныя вещи.

Ярость черни не пощадила даже старыхъ деревьевъ сада!

Посл разграбленія и разрушенія дома Тьера, дошла очередь и до дома полковника Сенъ-Реми.

Съ нимъ было немного возни. Полковникъ не былъ ни богатый человкъ, ни собиратель рдкостей, онъ былъ солдатъ и его домашняя обстановка отличалась простотой.

Дюпонъ, которому былъ порученъ первоначальный обыскъ, нашелъ въ дом очень мало такого, что стоило бы спасти отъ разграбленія.

Онъ уже думалъ кончить свой обыскъ, какъ вдругъ ему сказали, что въ то время, какъ надъ домомъ выставляли красное знамя, въ комнат подъ крышей былъ кто-то.

— Въ такомъ случа обыщите весь верхъ и приведите того, кто тамъ есть, приказалъ Дюпонъ.

Результатомъ обыска было то, что къ Дюпону привели дрожащую отъ испуга двушку.

— Чортъ возьми! вскричалъ онъ, взглянувъ на приведенную. Да это та, которой покровительствуетъ Элли… Какъ попали вы сюда, гражданка?

— Полковникъ Сенъ-Реми спасъ меня отъ моихъ преслдователей и взялъ меня подъ свое покровительство, отвчала Нетти. О, не выдавайте меня опять этимъ ужаснымъ людямъ! Отведите меня въ судъ, но не въ такой, какъ тотъ, который приговорилъ меня къ смерти.

— Вы осуждены законно, гражданка, сказалъ Дюпонъ, да если бы даже это было и не такъ, то уже то, что вы находитесь въ дом роялиста, само по себ очень подозрительно. По справедливости, я долженъ бы былъ сейчасъ привести въ исполненіе произнесенный надъ вами приговоръ, но ради Элли я сведу васъ въ Комитетъ народнаго благосостоянія…. Отведите ее въ Мазасъ.

Между тмъ домъ былъ отданъ въ распоряженіе черни.

Какъ уже было сказано выше, многія семейства, посл капитуляціи Парижа, выхали изъ него, особенно т, которыя имли средства жить вн Парижа.

Т, которые пропустили время, впослдствіи горько раскаивались, такъ какъ было отдано Коммуной приказаніе никого, подъ страхомъ смертной казни, не выпускать изъ города безъ особеннаго разршенія.

Но въ то время, какъ многіе оставили городъ, многіе также и явились въ него.

Большая часть были преслдуемые преступники и очень мало кого привлекали въ Парижъ идеи коммунистовъ.

Къ числу людей, явившихся въ Парижъ посл капитуляціи, принадлежалъ также Бриссонъ, бывшій управляющій графа Бошанъ.

Онъ перешелъ на сторону коммунистовъ и пользовался среди ихъ большимъ успхомъ.

То обстоятельство, что онъ служилъ роялисту и потомъ оставилъ эту службу, по его словамъ, для того, чтобы перейти на сторону Коммуны, заслужило ему всеобщее довріе, такъ что онъ надялся въ скоромъ времени быть выбраннымъ въ Комитетъ народнаго благосостоянія.

XXXVI.
Засданіе Коммуны.

Въ тотъ день, когда былъ разрушенъ домъ Тьера и Сенъ-Реми, въ ратуш состоялось соединенное засданіе Коммуны и Комитета народнаго благосостоянія.

Предсдателемъ былъ Асси.

Кто могъ-бы подумать, что этотъ худощавый, нервный человчекъ съ торопливой рчью будетъ диктаторомъ Парижа.

Съ курящейся трубкой въ зубахъ онъ глядлъ на срыя башни Консьержери, гд около полугода тому назадъ было его жилище.

Съ трубкой въ зубахъ отдалъ онъ приказъ по войскамъ и подписалъ смертный приговоръ.

Послднее было для него довольно тяжело, такъ какъ онъ былъ не особенно силенъ въ грамот, и кром своего имени едва-ли умлъ что-нибудь написать.

Написать смертный приговоръ самому онъ едвали былъ въ состояніи.

Въ этотъ день, соединенное засданіе сдлало одно весьма важное постановленіе.

Булье поднялся со своего мста.

— Граждане! обратился онъ къ собранію. Шайки версальцевъ разстрливаютъ нашихъ плнныхъ и мы безпрестанно получаемъ извстія о такихъ убійствахъ. Виновные вамъ извстны. Это жандармы и старые императорскіе солдаты, это роялисты, которые при крикахъ: ‘да здравствуетъ король!’ и неся блое знамя шли противъ Парижа. Версальское правительство ставитъ себя вн законовъ войны и человколюбія. Мы должны воспользоваться правомъ репрессалій….

— Конечно! воспользуемся правомъ репрессалій, если наши противники не уважаютъ правилъ войны между цивилизованными народами!

— Когда они разстрляютъ одного нашего плннаго, прибавилъ Пиронъ, томы имемъ право разстрлять столько-же или даже двойное число ихъ плнныхъ.

— Плнныхъ? Намъ не хватитъ ихъ, замтилъ Рауль Риго.

Этотъ человкъ, еще недавно одвавшійся чуть что не въ лохмотья и посщавшій кофейни низшаго сорта, былъ въ настоящее время парижскимъ полицейскимъ префектомъ и членомъ Комитета народнаго благосостоянія.

Естественно, что и туалетъ его былъ въ гораздо лучшемъ вид чмъ прежде.

— Мы возьмемъ заложниковъ, сказалъ онъ, конечно, изъ людей почему-нибудь дорогихъ версальцамъ и за каждаго нашего плннаго, котораго версальцы разстрляютъ, мы разстрляемъ двоихъ заложниковъ.

— Вы, значитъ, хотите, чтобы мы также, какъ и версальцы были виновны въ безчеловчности, сказалъ одинъ изъ членовъ, а именно Рошфоръ, знаменитый издатель ‘фонаря’.

— Кого можемъ мы брать въ заложники, кром военно-плнныхъ, сказалъ другой членъ. Мы не имемъ никакого права разстрливать людей, не принимающихъ никакого участія въ войн. Этого члена звали Шодэ.

— Кто сметъ противорчить? вскричалъ Рауль Риго.

— Мы! мужественно отвчали Шодэ и Рошфоръ.

— Мы не желаемъ быть убійцами! сказалъ молодой человкъ лтъ тридцати съ благородными и пріятными чертами лица.

Этотъ человкъ былъ единственный членъ Коммуны, который возбуждалъ къ себ симпатію.

Это былъ морякъ Россель, который перешелъ на сторону коммунистовъ потому, что въ этомъ онъ видлъ единственное средство продолжать борьбу противъ нмцевъ, съ которыми французское правительство готовилось заключить миръ.

Онъ не подозрвалъ до чего дойдетъ безразсудство людей къ которымъ онъ присоединился.

— И вы также, гражданинъ Россель? вскричалъ Риго, вскакивая съ мста. Берегитесь! Я буду требовать вашего арестованія!

— Меня могутъ арестовать, спокойно отвчалъ Россель, но я не желаю принимать участіе въ декрет, длающемъ убійцами членовъ Коммуны.

— Граждане! я предлагаю арестовать этихъ троихъ измнниковъ, вскричалъ Риго.

Но на этотъ разъ арестъ не былъ ршенъ.

Тогда Риго продолжалъ:

— Въ Париж есть достаточно людей, не принадлежащихъ къ числу приверженцевъ Коммуны. Напримръ, многіе изъ духовенства, съ парижскимъ архіепископомъ во глав. Арестуйте ихъ и разстрливайте одного за однимъ, пока версальцы не станутъ признавать насъ воюющей стороной.

— Какая безчеловчность! вскричалъ Россель. Разстрливать духовенство, которое ухаживаетъ въ настоящее время за ранеными и больными. Граждане! на это никто не можетъ согласиться.

— Берегитесь, граждане, вскричалъ Риго, еще разъ повторяю вамъ, что эти трое — измнники.

— А я, сказалъ Россель, не колеблясь въ виду опасности, я предлагаю исключить изъ нашей среды человка, который сначала подавалъ поводъ къ смху, а теперь желаетъ заставить сдлать преступное дло.

— Я подавалъ поводъ къ смху? вскричалъРиго.— Когда это было?

— Припомните только вашъ первый декретъ, который вы издали какъ полицейскій префектъ, отвчалъ Россель,— онъ у меня съ собой. Если вы забыли, то я вамъ его прочитаю.

Въ это время въ Коммун нашлось еще нсколько членовъ, исключенныхъ поздне, какъ недостаточно либеральныхъ, которые были настолько мужественны, что присоединились къ мннію Росселя, что декретъ смшонъ.

Предложеніе арестовать трехъ противорчившихъ членовъ, также какъ и предложеніе взять заложниковъ и разстрливать ихъ, были отвергнуты.

Но предложеніе Булье, за каждаго военно-плннаго, разстрляннаго версальцами, разстрливать двоихъ военно-плнныхъ версальцевъ, и въ особенности офицеровъ, было принято.

Затмъ было сдлано второе предложеніе живописцемъ Курбе. Это предложеніе было коротко.

‘На разсмотрніе Коммуны предлагается, что такъ какъ Вандомская колонна есть напоминаніе о господств тирана, то не должна-ли она быть уничтожена.’

Это предложеніе удивило многихъ.

Вандомская колонна, памятникъ побдъ, воздвигнутая Наполеономъ I, должна была быть разрушена!

Не смотря на это, предложеніе было принято.

Въ это время вошелъ Дюпонъ и объявилъ, что домъ Сенъ-Реми разрушенъ.

Тогда Піа сдлалъ предложеніе разрушить церковь Сенъ-Бреа и площадь, на которой она стоитъ, назвать Іюньской площадью.

Предложеніе было сейчасъ же принято..

— Гражданинъ Дюпонъ будетъ вести это дло, прибавилъ Піа.

— Конечно, отвчалъ Дюпонъ, я съ удовольствіемъ возьмусь за это дло, но я долженъ сдлать еще одно сообщеніе, а именно то, что я нашелъ въ дом Сенъ-Реми женщину, которую я отправилъ въ Мазасъ.

— Женщину въ дом полковника? Я не зналъ, что онъ женатъ, замтилъ Россель.

— Женщина, которую я нашелъ у полковника, не жена его и не любовница, а никто другая, какъ молодая двушка, которую мы въ церкви Сенъ-Северина приговорили къ смерти.

— Какъ! Вы взяли Нетти Бриссонъ? вскричалъ Буланже.

— Нетти Бриссонъ? вскричалъ одинъ изъ присутствовавшихъ. Скажите мн, откуда она родомъ?

— О, не сомнвайтесь, гражданинъ Бриссонъ, это ваша дочь, объяснилъ Булье или, лучше сказать, ваша падчерица. Она заслужила смерть^и была бы казнена, если бы ее не спасъ Сенъ-Реми.

— И такъ она шпіонъ? вскричалъ Бриссонъ. Въ такомъ случа она заслужила смерть, и я не скажу ни слова въ ея пользу.

— Она приговорена по закону, сказалъ Дюпонъ, но я просилъ-бы комитетъ еще разъ пересмотрть ея дло.

— Къ чему? сказалъ Риго. Намъ нтъ времени заниматься такими пустяками! Ее надо сегодня же разстрлять.

— Я ничего не имю противъ этого, сказалъ Бриссонъ, нимало не трогаясь судьбою своей дочери.

— Я сдлаю на это одно возраженіе, сказалъ одинъ изъ членовъ, до сихъ поръ молчавшій, а именно патеръ Дагоберъ, снявшій свое священническое плать. Мн кажется, что ее приговорили безвинно.

— Безвинно? вскричалъ Пиронъ. Разв мы ее не допрашивали, прежде-чмъ произнести приговоръ?

— Позвольте вамъ замтить, гражданинъ Пиронъ, что то, что вы считали самымъ увеличивающимъ вину обстоятельствомъ, теперь не существуетъ.

— Этого я не зналъ!

— Разв вы не ставили ей въ большую вину то, что она дочь человка, который служилъ роялисту?

— Это правда! сказалъ Булье, объ этомъ была рчь.

— Въ такомъ случа, продолжалъ Дагоберъ, такъ какъ теперь стало извстно, что ея отецъ самъ не роялистъ и служилъ роялисту почти противъ воли такъ, что воспользовался первымъ случаемъ, чтобы бросить эту службу и перейти на сторону Коммуны, то дло совершенно измняется.

— Я тоже такъ думаю, сказалъ Пиронъ.

Несмотря на возраженія Риго и молчаніе Бриссона, было ршено снова пересмотрть все дло, или, лучше сказать, отмнить смертный приговоръ.

Дагоберъ воспользовался благопріятной минутой и старался доказать совершенную невинность Нетти.

— Я присоединяюсь къ вашему мннію, гражданинъ Дагоберъ, сказалъ Россель, и предлагаю, чтобы не только смертный приговоръ былъ отмненъ, но кром того плнниц была бы сейчасъ-же возвращена свобода. Если желаютъ наказать ее за то, что она принимала покровительство шпіона, то пошлите ее въ лазаретъ, ухаживать за ранеными. У насъ недостатокъ въ уход за ранеными и такого случая — хоть немного уменьшить его — не слдуетъ упускать.

— Гражданинъ Россель правъ, сказалъ Шодэ. Я поддерживаю его предложеніе. Пошлемъ ее въ Нельи, тамъ ей будетъ достаточно работы и мы каждый день слышимъ оттуда жалобы на недостатокъ сидлокъ.

— Я долженъ возразить на это, сказалъ Риго, что намъ не слдуетъ быть сострадательными. Сотня смертныхъ приговоровъ окажетъ намъ не мене пользы, чмъ побда надъ версальцами.

— Гражданинъ Риго, шепнулъ ему на ухо Дагоберъ. Эта двушка очень хороша и я хочу, чтобы она была моей. Если вы будете стоять за ея смертный приговоръ, то не разсчитывайте на мой голосъ въ будущихъ выборахъ.

Это ршило дло.

Риго боле не возражалъ и присоединился къ мннію Росселя.

Было ршено, что гражданка Нетти Бриссонъ будетъ отправлена въ военный лазаретъ въ Нельи.

Нетти избжала одной опасности, чтобы подвергнуться другой.

XXXVII.
Военноплнный.

Съ того дня какъ Коммуной было ршено разрушеніе Вандомской колонны, площадь, на которой она стояла, постоянно была полна народомъ, желавшимъ въ послдній разъ полюбоваться на нее.

Инвалиды, ветераны великой арміи плакали отъ гнва и не разъ національной гвардіи приходилось употреблять силу, чтобы разогнать народъ, принимавшій угрожающее положеніе.

Въ особенности отличался въ этомъ капитанъ однаго батальона національной гвардіи, который былъ никто иной какъ виконтъ Дюпортъ.

Онъ былъ положительно грозой для всхъ недовольныхъ.

Между тмъ приготовленія къ разрушенію колонны шли своимъ чередомъ.

Чмъ ближе подходило время паденія колонны, тмъ боле увеличивалось раздраженіе одной части народа, за уничтоженіе этой гордости ихъ города.

Другая же часть, напротивъ того, радовалась.

Большая часть прессы была противъ этого варварства.

Но Коммуна была непоколебима и въ три часа по полудни 10-го мая началось исполненіе ея декрета.

Въ пять съ половиною часовъ изображеніе императора упало, увлекая за собою часть верхушки колонны. Почти вслдъ за этимъ, съ оглушительнымъ трескомъ упала и сама колонна.

На оставшейся стоять нижней части колонны было водружено красное знамя.

Но празднику суждено было неожиданно прерваться.

Курьеръ привезъ извстіе, что версальцы сдлали нападеніе на Нельи и что даже форту Неси угрожала опасность, если не подоспетъ подкрпленіе.

Усиленная пушечная пальба и безъ того давала знать парижанамъ, что вблизи Нельи сражаются.

Извстія съ поля сраженія были не утшительны, поэтому національные гвардейцы, находившіеся на Вандомской площади, принуждены были поспшитъ къ Нельи, чтобы подать помощь….

Полковникъ Сенъ-Реми, командовавшій нападавшимъ на Нельи отрядомъ, дйствовалъ такъ успшно, что уже начали надяться на совершенную побду.

Почти вс баррикады были взяты, и версальскіе батареи открыли такой сильный огонь противъ фортовъ Исси и Банвъ, что коммунисты не могли разчитывать получить изъ нихъ никакого подкрпленія.

Одна баррикада за другой переходила въ руки правительственныхъ войскъ и инсургенты были оттснены почти до самыхъ противоположныхъ городскихъ воротъ.

Тамъ гд уже дома начинали рдть, часть національныхъ гвардейцевъ держалась еще очень твердо и остонавливала версальскія войска.

Въ одномъ изъ этихъ домовъ былъ устроенъ лазаретъ для поданія раненымъ первой помощи. Домъ этотъ стоялъ среди большаго сада. Въ одномъ изъ оконъ втораго этажа, видно было блдное лице молодой двушки.

Она нисколько не боялась страшнаго шума орудій, битва, происходившая чуть-что не у ея ногъ, нисколько не пугала ея.

Она чувствовала только состраданіе къ несчастнымъ, падавшимъ на пол сраженія.

О, какъ желала бы она, чтобы одна изъ пуль, летавшихъ вокругъ, поразила ее въ грудь.

Но этого не случилось.

Раздавшійся вдали радостный крикъ привлекъ ея вниманіе.

Она взглянула въ окно и увидла шедшую на подкрпленіе національную гвардію.

Этому свжему войску не могли противустоять версальскія войска, которыя съ утра были въ дл.

Но что она видитъ! храбрый начальникъ версальцевъ повелъ ихъ въ третій разъ на несдававшуюся баррикаду.

Блдное лице двушки еще боле поблднло при вид начальника версальцевъ.

— Ахъ, это мой избавитель! О еслибы я могла спасти его, то съ радостью пожертвовала бы для этого моей жизнью.

Молодая двушка задрожала, видя что подкрпленіе все боле и боле приближается.

Если онъ не отступитъ во время, то онъ погибъ. Раздалось приказаніе идти штурмовать баррикаду. Громкій голосъ командовавшаго долетлъ до ея слуха, защитники баррикады, видя, что къ нимъ подходитъ подкрпленіе, пріобрли новое мужество и отбили нападеніе.

— Возьмите еще эту баррикаду, раздался голосъ Сенъ-Реми и вы овладете городомъ, а вскор и фортами! Мужайтесь! Докончимте побду!

Это было невозможно, подкрпленіе уже почти подошло.

Версальцы стали отступать, одинъ Сенъ-Реми медлилъ.

Вдругъ двушка въ окн вскрикнула отъ ужаса, она увидла какъ лошадь сдлала скачекъ черезъ ограду саду, и тамъ упала, придавивъ собой своего, повидимому бездыханнаго, всадника.

Въ тоже самое время, парижане намревались преслдовать отступавшихъ версальцевъ.

Одновременно съ этимъ дверь лазарета быстро отворилась. Двушка изъ лазарета подбжала къ тому мсту, гд упалъ Сенъ-Реми. Для него было большимъ счастіемъ, что, когда онъ былъ раненъ, лошадь его кинулась въ садъ, этимъ онъ избгъ непріятеля.

Молодая двушка поспшно подняла его голову, и перевязала рану на лбу.

Нтъ, онъ не умеръ! Сердце его билось, онъ дышалъ.

Наконецъ онъ открылъ глаза.

— Нетти! вскричалъ онъ взглянувъ на двушку. Вы? Вы — здсь.

— Слава Богу,— вы живы! отвчала Нетти. Но какъ мн спасти васъ, чтобы вы не попались въ руки этимъ ужаснымъ людямъ?

Сенъ-Реми съ благодарностью взглянулъ на двушку.

Онъ сдлалъ ужасное усиліе, чтобы выбраться изъ подъ лошади.

Конечно безъ помощи Нетти ему не удалось-бы этого сдлать. Страхъ за дорогаго ей человка увеличилъ ея слабыя силы.

Не далеко отъ этой группы, слышались шаги національной гвардіи, преслдовавшей версальцевъ.

Скоро наступила темнота.

— Въ состояніи-ли вы подняться? тихонько спросила Нетти. Я боюсь, что васъ здсь откроютъ.

— Благодарю васъ, моя спасительница, отвчалъ полковникъ, за вашу помощь и заботу обо мн. Но я не въ состояніи уйти отъ непріятеля.

— О, я хочу попробовать, вы не должны попасться имъ въ руки! Тамъ въ дом нашъ лазаретъ. Одна комната еще свободна и я туда положу васъ. До утра васъ тамъ не найдутъ, а до тхъ поръ, я постараюсь найти средство спасти васъ.

Полковникъ взялъ за руку стоявшую около него двушку, и сказалъ:

— Я не долженъ принимать вашей помощи, я могу навлечь на васъ опасность, а этого я не желаю, даже еслибы дло шло о моей жизни.

— Ради Бога, полковникъ, поторопитесь. Вы слышите, что національная гвардія снова остановилась у баррикадъ. Кто знаетъ, не придетъ ли въ голову кому нибудь придти сюда.

Сенъ-Реми сдлалъ безполезное усиліе приподняться.

— Еще минуту подождемъ, сказалъ онъ, теперь я не въ состояніи встать. Нетти старалась помочь ему, но и съ ея помощью онъ все-таки не могъ подняться.

Въ саду все было тихо, но Нетти и Сенъ-Реми были въ саду не одни. Когда штурмъ баррикады былъ отбитъ, двое людей вошли въ садъ. Оба они были одты въ форму національной гвардіи, одинъ былъ офицеръ, другой — простой солдатъ. Что заставило ихъ оставить свое войско и искать здсь защиты? Они заботливо оглядлись вокругъ и, не видя ничего, офицеръ сказалъ.

— Здсь мы можемъ совершить метаморфозу, Флоріанъ, снимая свое военное платье и надвай татское.

— Уврены-ли вы, Дюпортъ, отвчалъ Флоріанъ, что бгство такимъ способомъ возможно?

— Конечно, наши будутъ ждать утра, чтобы снова укрпить баррикады, а между тмъ въ это время версальцы получатъ подкрпленіе.

— А что будетъ съ нами?

— Всю ночь мы должны будемъ прятаться здсь, а утромъ, когда версальцы займутъ эту часть города, мы отправимся куда хотимъ, точно простые жители этого города.

— Все-таки это сомнительно, Дюпортъ, если въ этомъ саду наши расположатся на бивуакъ, то намъ придется въ Париж еще хуже, кто знаетъ сколько еще время продержится Коммуна? Это много если нсколько недль, а когда версальцы овладютъ Парижемъ, то всхъ носящихъ, оружіе наврно разстрляютъ.

— Конечно только тхъ, которые попадутся имъ въ руки, а мы, очень можетъ быть, когда версальцы и возьмутъ городъ, могли бы найти средство избжать этого.

— Мы не должны такъ долго ждать, Флоріанъ, отвчалъ Дюпортъ. Мы должны скоре убираться отсюда, а то Сенъ-Круа одинъ длаетъ дла, барыши которыхъ ему бы слдовало длить съ нами. О, онъ вроятно воображаетъ, что я не въ состояніи контролировать его. Онъ будетъ непріятно пораженъ моимъ неожиданнымъ появленіемъ.

— Погоди, мн кажется, я слышу голоса, сказалъ Флоріанъ.

Оба замолчали и стали прислушиваться. Дйствительно, они услыхали тихій разговоръ.

Флоріанъ тихонько пошелъ по направленію голосовъ, Дюпортъ послдовалъ за нимъ.

Въ темнот они различили наконецъ группу.

Они увидли офицера правительственныхъ войскъ и наклонившуюся надъ нимъ двушку.

— Это одна изъ нашихъ сестеръ милосердія, перевязывающая раненаго, сказалъ Флоріанъ.

— Чортъ возьми! вскричалъ Дюпортъ.— Да это Нетти! Значитъ она здсь сестра милосердія… Уйдемъ скоре, а то она меня узнаетъ!

Но Нетти также слышала голоса.

Она поднялась и пошла туда, откуда слышались они.

— Встаньте скоре, полковникъ, сказала она поспшно вернувшись назадъ.— Въ саду два національныхъ гвардейца. Если они узнаютъ васъ, то вы погибли.

Было поздно.

Вблизи раздались громкіе голоса.

— Гд Дюпортъ?

— Дюпорта нигд нтъ.

— Его нтъ между ранеными.

— Вроятно версальцы взяли его и разстрляли.

— Можетъ быть его отнесли въ лазаретъ.

Скоро весь садъ наполнился національными гвардейцами.

Стало невозможно скрыть полковника отъ глазъ его враговъ.

— Это что такое? вскричалъ одинъ изъ національныхъ гвардейцевъ, наткнувшись на убитую лошадь полковника.

— Гражданинъ Клюзере! закричалъ онъ,— раненый штабъ-офицеръ.

— Умоляю васъ, вскричала Нетти, не зовите сюда его враговъ. Разв вы не видите, что онъ раненъ? Будьте сострадательны, помогите мн перенести его въ лазаретъ.

Сначала солдатъ хотлъ исполнить просьбу молодой двушки, но когда онъ наклонился, чтобы поднять Сенъ-Реми, тотъ сказалъ ему:

— Я не нуждаюсь въ вашей помощи! и съ большимъ усиліемъ поднялся самъ.

— А, полковникъ Сенъ-Реми! вскричалъ солдатъ.— Мн очень жаль, сударыня, что не могу вамъ помочь отвести его въ лазаретъ… Вы мой плнникъ, полковникъ.

Сказавъ это, онъ сталъ громко звать товарищей и въ одну минуту полковникъ былъ окруженъ.

Раненаго отвели къ маіору Клюзере.

— Наконецъ-то мы взяли хоть одного, сказалъ смясь Клюзере,— къ которому мы примнимъ право репрессалій!… Полковникъ Сенъ-Реми, Комитетнароднаго благосостоянія постановилъ, какъ вамъ должно быть извстно, что за каждаго плннаго, разстрляннаго версальцами, мы будемъ разстрливать двоихъ офицеровъ изъ правительственныхъ войскъ.

— Мн извстенъ этотъ разбойническій декретъ, твердо отвчалъ Сенъ-Реми, хотя онъ едва держался на ногахъ,— Но я долженъ вамъ замтить, что версальцы не разстрливаютъ плнныхъ, да если-бы это и было, то и тогда это было бы только достойное наказаніе мятежниковъ, но я повторяю, что до сихъ поръ ни одинъ плнный не былъ разстрлянъ.

— Это неправда! Вы взяли въ плнъ Дюпорта и наврно разстрляли его! закричали нкоторые солдаты.

— Его нтъ между ранеными!

— Въ лазарет его также нтъ!

— Значитъ онъ взятъ въ плнъ, а версальцы разстрливаютъ всхъ плнныхъ офицеровъ, сказалъ маіоръ,— поэтому, въ силу декрета Коммуны, мы должны разстрлять васъ.

— Господинъ маіоръ, раздался женскій голосъ,— будьте человколюбивы.

— Кто это говоритъ? вскричалъ Клюзере.— Разв гражданка не знаетъ, что въ Коммун нтъ титуловъ? Зовите меня: гражданинъ Клюзере… Что вамъ надо гражданка?

— Будьте человколюбивы! Онъ раненъ! Позвольте отвести его въ лазаретъ и покрайней мр не убивайте сейчасъ. Я клянусь вамъ, что капитанъ Дюпортъ не взятъ въ плнъ! Онъ свободенъ, я его недавно видла въ саду.

— Это неправда! закричали многіе солдаты.— Онъ самъ отдалъ приказъ своему отряду преслдовать непріятеля и не возвратился назадъ — значитъ онъ взятъ въ плнъ.

— Солдатамъ не идетъ спорить съ женщиной, сказалъ Клюзере,— а вамъ гражданка я приказываю идти на вашъ постъ и не стараться вашими жалобами помшать исполненію приговора.

Нетти ушла, но отправилась не на свой постъ, какъ приказалъ Клюзере, а пошла къ стоявшимъ у лазарета повозкамъ, перевозившимъ раненыхъ въ главный лазаретъ.

Она подошла къ одной повозк, которой правилъ человкъ въ форм національной гвардіи, но съ краснымъ крестомъ на рук.

— Даміенъ, сказала она,— я знаю что вы противъ воли служите въ національной гвардіи.

— О, да! Я учитель и человкъ мирный и только противъ воли служу этимъ убійцамъ.

— Очень можетъ быть, что вамъ сегодня же представится случай бжать, но прежде вы должны оказать мн услугу, какъ врный приверженецъ правительства.

— О, васъ вс такъ любятъ, что всякій съ радостью все для васъ сдлаетъ.

— Вы должны какъ можно скоре отвезти меня въ главную квартиру Росселя.

— Это противно приказаніямъ моего начальства.

— Я извиню васъ передъ генераломъ. Дло идетъ о спасеніи жизни полковника Сенъ-Реми, котораго хотятъ разстрлять.

— Хотятъ разстрлять этого благороднаго человка?

— Да, и казнь назначена сегодня же ночью!

— Конечно, такое дло боится дневнаго свта!

— И такъ вы согласны, Даміенъ.

— Да, для такого дла, я готовъ рисковать всмъ.

Нетти сла въ закрытую повозку и они похали въ Неси, гд была главная квартира генерала Росселя.

Пріхавъ, Нетти стала требовать видть генерала.

Ей отвчали, что генералъ занятъ.

Но она требовала неотступно, говоря, что иметъ сообщить ему нчто весьма важное.

Наконецъ ей удалось быть проведенной къ генералу, который былъ занятъ съ нсколькими офицерами составленіемъ плана военныхъ дйствій.

— Кто вы? спросилъ Россель строгимъ тономъ.

— Я сестра милосердія въ лазарет Нельи, отвчала Нетти.

— Я это вижу по вашей форм…. Ваше имя?

— Нетти Бриссонъ.

— Бриссонъ? Бриссонъ? сказалъ генералъ, припоминая. А, да! Это имя одного изъ членовъ Комитета.

— Это мой отчимъ, генералъ.

— И вы та самая, которую коммунисты приговорили было къ смерти?

— Да, генералъ! И я спаслась только благодаря вашему заступничеству. Я всю жизнь буду вамъ благодарна.

— Вамъ не за что благодарить меня! Одного моего заступничества едвали-бы было достаточно для вашего спасенія…. Но чего вы хотите?

— Я хочу предупредить убійство, генералъ.

— Говорите понятне.

— Полковникъ Сенъ-Реми взятъ въ плнъ….

— Сенъ-Реми?… А, мой бывшій товарищъ! прошепталъ про себя Россель. Онъ взятъ въ плнъ!

Слова Нетти были услышаны другими офицерами.

— Сенъ-Реми взятъ въ плнъ?… Это очень пріятное извстіе!

— Генералъ, продолжала Нетти, полковника Сенъ-Реми хотятъ убить!

— Что вы говорите? вскричалъ Россель. Его глаза гнвно засверкали.

— Маіоръ Клюзере отдалъ приказъ разстрлять полковника.

— Клюзере убійца! вскричалъ Россель, и лицо его приняло ужасное выраженіе. Гражданинъ Гроссэ, обратился онъ къ своему адъютанту, отправляйтесь сейчасъ же и скажите, что я отмняю казнь.

— Гражданинъ Россель, отвчалъ адъютантъ, при всемъ уваженіи къ вамъ, я не долженъ передавать подобнаго приказанія.

— Не должны? Вы отказываетесь повиноваться мн?

— Въ этомъ случа — да! Клюзере правъ. Декретъ Комитета повелваетъ разстрливать каждаго непріятельскаго офицера.

— Гражданинъ Гроссэ правъ! сказалъ другой штабъофицеръ. Мн самому это дло непріятно, но каждый солдатъ обязанъ повиноваться тому правительству, которому онъ служитъ.

— Это несправедливый декретъ! вскричалъ Россель. Я не убійца и не хочу сдлаться имъ, несмотря ни на какіе декреты. Во всякомъ случа я здсь приказываю, и строго буду наказывать всякое нарушеніе дисциплины.

Сказавъ это онъ отворилъ дверь въ сосднюю комнату и, позвавъ дежурнаго, отдалъ приказаніе арестовать адъютанта.

— Сударыня, сказалъ онъ посл этого, обращаясь къ Нетти, благодарю васъ! Вы дйствительно оказали мн и Коммун большую услугу, такъ какъ дали мн знать о готовящемся совершиться преступленіи. Черезъ полчаса я самъ буду въ Нельи.

— О, благодарю васъ, генералъ! Я знала, что не напрасно обращусь къ вамъ…. Но у меня есть къ вамъ еще одна просьба, касающаяся лично меня.

— Говорите! Вы благородная двушка и если только возможно, то я исполню вашу просьбу.

— Мн необходимо было торопиться сюда, еслибы я шла сюда изъ Нельи пшкомъ, то помощь полковнику подоспла-бы слишкомъ поздно. Я не нашла въ Нельи ничего кром повозки для перевоза раненыхъ. Національный гвардеецъ Даміенъ тронулся моими просьбами и привезъ меня сюда. Я общала ему, что попрошу у васъ ему прощеніе. Онъ не сдлалъ-бы этого, еслибы не надо было предупредить убійство.

— Даміенъ не только не будетъ наказанъ, но я даже похвалю его завтра…. Ну, теперь вы можете отправляться! Васъ довезетъ де Нельи моя собственная карета.

Пять минутъ спустя посл отъзда Нетти, Россель слъ на лошадь и поскакалъ въ Нельи.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Собранный маіоромъ Клюзере военный судъ ршилъ, что для устрашенія версальцевъ необходимо разстрлять ихъ плннаго офицера.

Но многіе изъ офицеровъ говорили, что слдуетъ сдлать исключеніе для Сенъ-Реми, какъ одного изъ любимйшихъ офицеровъ и человка заслужившаго всеобщее уваженіе.

— Тмъ лучше! сказалъ Клюзере, версальцы увидятъ, что мы не останавливаемся личными взглядами. Но позвольте вамъ замтить, что полковникъ СенъРеми первый сталъ стрлять въ гражданъ, потому онъ заслуживаетъ строгаго наказанія.

Приговоръ былъ постановлентогда Клюзере обратился къ полковнику, говоря, что ему дается полчаса, чтобы приготовиться къ смерти.

— Я не нуждаюсь въ приготовленіяхъ, сказалъ Сенъ-Реми, я жилъ такъ, что каждую минуту готовъ предстать передъ нашимъ общимъ Судьей. Да проститъ Онъ васъ такъ, какъ я васъ прощаю!

— Лейтенантъ Анго, сказалъ Клюзере, я поручаю вамъ привести въ исполненіе приговоръ, потомъ продолжалъ, обращаясь къ офицерамъ: господа, я приглашаю васъ ужинать ко мн въ палатку.

Мсто для совершенія казни было скоро найдено.

Сенъ-Реми, не смотря на свою слабость, нашелъ достаточно силы, чтобы держаться на ногахъ безъ посторонней помощи.

— Завяжите приговоренному глаза! скомандовалъ лейтенантъ Анго.

— Прошу васъ, не длайте этого, сказалъ СенъРеми, я часто смотрлъ въ глаза смерти и не боюсь ея.

— Таково предписаніе.

— Ну, въ такомъ случа, исполните одну просьбу, которую вы можете исполнить, не преступая вашихъ инструкцій.

— Гражданинъ Коммуны не долженъ исполнять просьбъ слуги версальцевъ.

— У гражданина Коммуны должно быть сердце въ груди. Я прошу васъ только передать благородной двушк, заступившейся за меня, что я умеръ, думая о ней.

— Гражданка, которая заступилась за васъ, можетъ быть, измнница.

— Если вы не согласны исполнить моей просьбы, то я обращаюсь ко всмъ присутствовавшимъ, слышавшимъ мои слова. Я надюсь, что найдется хоть одинъ, который исполнитъ послднюю просьбу умирающаго… Я готовъ.

Принесли платокъ, чтобы завязать ему глаза.

Команда при разстрляніи не произносится громко, но знаками, такъ что приговоренный не знаетъ, когда раздастся выстрлъ.

Анго отошелъ къ сторон и поднялъ свою шпагу, что значило ‘готовься!’.

Затмъ, протянулъ ее горизонтально, что значило ‘прицлься!’.

Оставалось только опустить саблю, что замняло бы команду ‘или!’.

Но вмсто этого раздался громкій голосъ, закричавшій ‘стой!’.

Солдаты опустили ружья.

Лейтенантъ Анго съ удивленіемъ оглянулся.

Это былъ генералъ Россель.

Онъ сталъ между приговореннымъ и солдатами.

— Лейтенантъ Анго, сказалъ онъ, отпустите людей, я отмняю казнь.

— Генералъ, сказалъ Анго, я исполняю приговоръ военнаго суда.

— Я здсь приказываю! Велите отвести плвдаго въ лазаретъ. Я отмняю приговоръ!… Позовите маіора Клюзере!…

Извстіе о прибытіи генерала быстро дошло до палатки начальника и прежде чмъ Анго передалъ приказаніе генерала, Клюзере былъ уже тутъ.

Между тмъ, съ Сенъ-Реми сняли повязку.

Онъ сейчасъ же узналъ Росселя.

Было время, когда они съ нимъ были друзьями.

— Благодарю васъ за спасеніе моей жизни, сказалъ Сенъ-Реми, какъ честный человкъ, вы не могли дйствовать иначе, и я ничего другаго не ожидалъ отъ васъ.

— Дйствительно, вамъ нечего благодарить меня, товарищъ, благодарите вотъ эту двушку, отвчалъ Россель, указывая на подходившую Нетти.

— Генералъ, сказала тогда Нетти, вы хотите перевезти его въ фортъ, но вы видите, онъ раненъ, и рана его такъ давно не была перевязана, что его жизни грозитъ опасность.

— Я вижу, вашъ лобъ перевязанъ, товарищъ, сказалъ Россель. Мадемуазель Бриссонъ говоритъ правду? Ваша рана опасна?

— Вы видите, что я могъ стоять, когда меня хотли разстрлять, что же касается того, опасна ли рана, то этого я не знаю.

— Вы должны остаться въ здшнемъ лазарет до тхъ поръ, пока докторъ скажетъ, что васъ можно безъ всякой опасности перенести. Маіоръ Клюзере, продолжалъ онъ, вы будете стеречь плннаго, а эта двушка, его спасительница, можетъ за нимъ ухаживать.

Посл этого генералъ поворотилъ лошадь и похалъ прочь.

Между тмъ, энергія, поддерживавшая полковника, оставила его, и онъ потерялъ сознаніе.

Клюзере поручилъ лейтенанту Анго стеречь раненаго, а самъ съ гостями отправился назадъ въ палатку, продолжать прерванный ужинъ.

Поставивъ часовыхъ, Анго также присоединился къ нимъ.

Д-ръ г. ЛИББАХЪ

Съ брачной постели на эшафотъ

I.Тихая свадьба.

II.Тьеръ и Бисмаркъ.

III.Розовыя надежды.

IV.Путешествіе по осажденному городу.

V.Наканун великихъ событій.

VI.Сержантъ Гоффъ.

VII.Нападеніе.

VIII.Дружескій союзъ.

IX.Свиданіе.

X.Подозрительный гость.

XI.Печаль.

XII.Новый управляющій.

XIII.Графиня Лафитъ.

XIV.Нераскрытая тайна.

XV.Выздоровла!

XVI.Бомбардированіе.

XVII.Узнанъ!

XVIII.Подъ землей.

XIX.Обыскъ.

XX.Агентъ роялистовъ.

XXI.Предостереженіе.

XXII.Банкъ Дюверне.

XXIII.Убжала!

XXIV.У алтаря.

XXV.Кража.

XXVI.Послдняя исповдь.

XXVII.Въ исповдальн.

XXVIII.Утро посл ужасной ночи.

XXIX.Капитуляція.

XXX.Пріемная дочь.

XXXI.Роковое посщеніе.

XXXII.Невольное орудіе въ рукахъ преступника.

XXXIII.Свиданіе.

XXXIV.Новая республика.

XXXV.Начало господства ужаса.

XXXVI.Засданіе Коммуны.

XXXVII.Военноплнный.

Читайте также: