РУССКІЙ ИНДИВИДУАЛИЗМЪ.
РУССКІЙ ИНДИВИДУАЛИЗМЪ.
I.
II.
III.
IV.
Н. Шелгуновъ
‘Дло’, NoNo 7, 1868
Русский индивидуализм, Шелгунов Николай Васильевич, Год: 1868
Время на прочтение: 25 минут(ы)
Кто ходитъ въ сапогахъ, тому кажется, что вся земля покрыта кожей,— говоритъ нмецкая поговорка. Ту же самую мысль русскій человкъ, не всегда имющій сапоги, выразилъ гораздо пряме и проще, пословицей: сытый голоднаго не разуметъ. И дйствительно, въ этомъ обоюдномъ неразумніи заключается вся наша исторія. Неразумніе другъ друга,— разномысліе — вотъ исторія нашего прошлаго, исторія нашего настоящаго. Мало того, что у насъ не понимаетъ сытый голоднаго: у насъ не понимаетъ сытый сытаго и голодный голоднаго.
Фактъ русскаго разномыслія наблюдается удобне всего въ литературномъ мір, изображающемъ собою русское интеллектуальное представительство. Что же мы замчаемъ въ этомъ мір? Мы замчаемъ, что журналы и газеты ведутъ между собою самую отчаянную борьбу и чуть-ли не этой вражд посвящаютъ всю свою дятельность. Спросите литераторовъ, что поднимаетъ ихъ желчь, что возбуждаетъ ихъ ненависть, что длаетъ ихъ, повидимому, непримиримыми врагами, и они не найдутъ отвта, потому что для этой вражды не существуетъ никакой разумной причины.
У иностранцевъ вражда литературныхъ органовъ объясняется враждою партій, но у насъ этой причины не существуетъ. Въ Россіи есть только три періодическихъ изданія съ опредленнымъ цвтомъ, и эти три изданія имютъ дйствительное право ненавидть: другъ друга. Все остальное не иметъ ровно никакого цвта и, слдовательно, не должно бы имть никакихъ поводовъ и основаній для обоюдной ненависти. Но обратите вниманіе на то, что вражда нашихъ періодическихъ изданій усиливается во время подписки, и для васъ станетъ яснымъ, какіе интересы управляютъ представителями русскаго интеллекта. Людьми двигаетъ кружковый интересъ, мелочныя мысли, мелочныя чувства. Нашъ современный литературный дятель утратилъ свои литературные и общественные идеалы, онъ измельчалъ и превратился въ простого наемника, работающаго тому, кто платитъ лучше. Десять лтъ тому назадъ у насъ были общія цли и стремленія, мысль была напряжена и настроена въ извстномъ направленіи. Теперь же мы потеряли центръ тяжести и разползлись врозь. Въ чемъ искать причину этого явленія, поражающаго весь общественный русскій организмъ и лишь нсколько рзче замтнаго въ литературномъ мір? Есть три тому причины, которыя я и разсмотрю въ трехъ послдующихъ главахъ.
Старые люди обвиняютъ новое поколніе въ томъ, что оно не выставило интеллектуальныхъ представителей въ род Пушкина, Лермонтова, Гончарова, Тургенева. Со стороны вншней оцнки факта упрекъ этотъ справедливъ: новое поколніе дйствительно не создало ни одного поэта и романиста. Но констатируя фактъ съ одной стороны, мы должны констатировать его и съ другой. А въ такомъ случа мы скажемъ, что если молодое поколніе не создало ни одного поэта и романиста, значитъ они ему и не нужны.
И дйствительно, какая особенная польза явилась для нашего Времени, если бы представители русской интеллигенціи направили вс свои умственныя силы на измышленіе грандіозныхъ романовъ и поэмъ въ звучныхъ стихахъ?
Нужды и потребности настоящаго времени совсмъ не т, какими он были лтъ 20—30 тому назадъ. Въ это былое время вся Россія была преисполнена самыхъ сладкихъ и обольстительныхъ мечтаній въ собственную силу, умъ, непогршимость и экономическое благосостояніе. Правда, что эту довольную Россію изображала всего небольшая толпа обезпеченныхъ и довольныхъ людей, которые, ходя сами въ сапогахъ, думали, что вся земля покрыта кожею. Обезпеченнымъ, довольнымъ и счастливымъ людямъ не было вовсе никакихъ причинъ обременять свой умъ какими бы то ни было размышленіями, и довольный русскій человкъ, облачившись въ халатъ, требовалъ только одного, чтобы ему не мшали лниться, чтобы его забавляли. Сытый не понималъ голоднаго Понятно, что этимъ сытымъ людямъ, необязаннымъ напрягать свой умъ на серьезное размышленіе, оставалось только давать просторъ воображенію. И вотъ обезпеченное и довольное поколніе, жившее спустя, рукава и недумавшее о завтрашнемъ дн, создаетъ блестящихъ поэтовъ и романистовъ, которые должны услаждать его досуги и украшать его сытую, довольную жизнь.
Наше время — иное время. Предтечей новыхъ людей былъ Блинскій — умъ критическій, указавшій своимъ появленіемъ, что въ русской жизни должна наступить новая пора. Родившись и воспитавшись въ то время, когда еще никто не предчувствовалъ 19 февраля 1861 года, Блинскій является частью продолжателемъ стараго литературнаго направленія и умиляется Пушкинымъ, съ другой же даетъ чувствовать вяніе новаго духа. Блинскій умеръ, не сказавъ своего послдняго слова, и какъ разъ въ моментъ того умственнаго перелома, который сдлалъ бы изъ него человка современнаго новымъ нуждамъ и требованіямъ русскаго общества.
Въ моментъ преобразованій русская жизнь заявила такія требованія, которыхъ ни Пушкинъ, ни Лермонтовъ понять были не въ состояніи. Для новаго времени потребовались и новые дятели. Приходилось думать не объ услажденіи досуговъ праздныхъ людей: наступила пора серьезнаго, всесторонняго обсужденія всхъ условій соціальнаго русскаго быта, ибо безъ этихъ обсужденій и самыя реформы оказались бы невозможными. И вотъ мы видимъ, что въ литератур явилась цлая масса писателей самаго серьезнаго направленія. Въ подобныхъ писателяхъ пушкинская Россія не нуждалась. Объ экономическихъ вопросахъ разсуждать тогда было незачмъ. Ученость пугала людей, привыкшихъ въ спячк мыслей. И если кое-гд являлись люди, выдававшіеся изъ общаго уровня познаній, то были баричи-диллетанты, длавшіе даже изъ науки праздную забаву.
Для новаго времени и для новыхъ потребностей диллетантизмъ оказывался вещью непригодной. Занятіе наукой вызывалось самой жизнью, слдовательно длалось жизненнымъ вопросомъ, а не праздной забавой, какъ то было прежде. Даже сама критика, при Блинскомъ блуждавшая еще въ возвышенныхъ регіонахъ изящнаго, должна была опуститься на землю и разбирать литературныя произведенія не по отношенію ихъ къ какимъ-то смутнымъ идеаламъ, а по отношенію къ живымъ людямъ, связаннымъ простыми, несложными практическими отношеніями. Однимъ словомъ, новыя требованія создали въ литератур именно такихъ дятелей, которые были для нихъ необходимы. И читатель сообразитъ безъ труда, какъ былъ бы смшенъ въ наше время какой нибудь Пушкинъ, воспвающій звучнымъ стихомъ Евгенія Онгина въ то время, какъ русскому обществу необходимо излагать теорію труда и капитала.
Такимъ образомъ, упрекъ въ томъ, что новое поколніе не умло создать Пушкина, Лермонтова, Тургенева, падаетъ самъ собою, ибо подобные люди новому поколнію вовсе ненужны. Но съ другой стороны, если старое поколніе укоряетъ новое, то почему и новое не въ прав бы укорить старое, что оно не создало Добролюбова и подобныхъ ему замчательныхъ литературныхъ дятелей. Будьте же справедливы. Каждому времени свое.
Нашему времени совершенно ненужны беллетристы. Намъ нужны писатели, способные понять и объяснить нашъ соціальный бытъ и указать средства, которыми Россія можетъ быть поставлена въ возможно выгодное экономическое и интеллектуальное положеніе. Эту задачу понимали именно такъ литературные дятели перваго періода настоящей эпохи преобразованія. Дятелей этихъ уже нтъ, они сошли со сцены. Но писатели, смнившіе ихъ и расплодившіеся, какъ песокъ морской, совершенно не понимаетъ ни требованій своего времени, ни того великаго дла, которому они должны служить. Мы раскидались по мелочамъ, разбрелись въ сторону и, вмсто того, чтобы преслдовать серьезныя цли и высказывать спасительныя истины, ударились въ сплетни и дрязги. Для насъ какъ будто бы изчезли общенародныя нужды Россіи, какъ будто бы экономическіе и соціальные вопросы сдлались не нашего ума дломъ. Вмсто того, чтобы держать себя въ литератур съ серьезностью людей, стоящихъ во глав умственнаго движенія, мы держимъ себя, какъ бабы въ торговой бан. Легіонъ голодныхъ публицистовъ, снискивающихъ себ жалостныя крохи за свой, дйствительно, жалостный трудъ, совершенно напрасно дозволяютъ себ высокомрную мысль, что они служатъ интеллектуальными представителями Россіи. Россія не поблагодаритъ ихъ за это, ибо такого интеллектуальнаго представительства ей ненужно. Ей нужно интеллектуальное представительство сознательное, ей нужны люди, умющіе понимать требованія времени и способные быть такими публицистами, какіе ей нужны.
Публицистъ нашего времени,— публицистъ, какой требуется теперешнимъ моментомъ русской общественной жизни, долженъ быть прежде всего человкомъ самаго серьезнаго экономическаго воспитанія. Переломъ, совершающійся въ русской жизни, есть переломъ экономическій, слдовательно вамъ нужны и писатели экономическіе. На вс вопросы мы должны смотрть или исключительно съ экономической точки зрнія, или съ преобладающимъ экономическимъ оттнкомъ. Какъ только мы сойдемъ съ этого пути, мы впадемъ немедленно въ ошибку и вс наши выводы будутъ ложны. Чтобы дйствовать въ дух своего времени, публицисты наши должны обратиться къ примру писателей, сошедщихъ со сцены. Они должны проникнуться экономической теоріей и имть способность отыскивать и создавать параллели при разршеніи соціальныхъ вопросовъ.
Если бы люди, позволяющіе себ съ дтскимъ неразуміемъ легкомысленную вражду и считающіе свою праздную болтовню служеніемъ общественному длу, были знакомы лучше съ принципами экономической науки, то они конечно знали бы, какъ экономическая теорія относится къ подобнымъ человческимъ дйствіямъ. Я понимаю, что могутъ ошибаться и вести себя недостойно люди незнающіе, но если вы, господу считаете себя сливками русскаго ума и руководителями толпы, то и держите себя съ достоинствомъ, подобающимъ подобнымъ сливкамъ.
Да, основной недостатокъ современнаго русскаго публициста въ томъ, что онъ ршительно чуждъ экономическихъ принциповъ и не понимаетъ, насколько экономическіе законы управляютъ соціальною жизнью человчества.
Объ одномъ закон, имющемъ ближайшее отношеніе къ занимающему насъ вопросу, я скажу теперь. Законъ этотъ называется закономъ сочетанія силъ и весьма мтко опредленъ англійскою простонародною пословицей: дв собаки вмст поймаютъ больше зайцевъ, чмъ четыре порознь. Соотвтственное сочетаніе силъ есть не простое увеличеніе силы въ арифметической прогрессіи или умноженіе данной силы на извстное число единицъ: сочетаніемъ труда создается сила новая, до того небывалая. Такъ, если вы заставите тысячу рабочихъ толкать по одиночк вковой дубъ, то у васъ получится тысяча толчковъ, а дубъ останется на мст. Но если та же тысяча рабочихъ напретъ на дерево дружно однимъ разомъ, то она своротитъ не одинъ, а можетъ быть нсколько вковыхъ дубовъ. Этой новой силы прежде вовсе не существовало и она создалась лишь сочетаніемъ труда.
Въ закон сочетанія труда различаютъ сочетаніе простое и сложное. Въ простомъ сочетаніи цль, для достиженія которой направлены совокупныя усилія, понимается легко безъ всякаго напряженія мысли. Такъ, если десять человкъ везутъ нагруженную телгу, то безъ всякихъ особенныхъ размышленій каждый изъ нихъ видитъ насколько они помогаютъ другъ другу и какой общей цли они достигаютъ. Примръ подобнаго же простого сочетанія силъ представляетъ и сотрудничество въ какомъ нибудь одномъ журнал. Сотрудники даннаго журнала также, какъ рабочіе въ приведенномъ выше примр телги, понимаютъ безъ труда, что они впряглись въ возъ, который не двинется ни на шагъ впередъ, если сотрудники захотятъ уподобиться лебедю, щук и раку. И вотъ интересъ, стоящій передъ носомъ, связываетъ Людей до извстной степени въ тсное единство и рабочіе стараются пть по возможности дружнымъ хоромъ.
Это пониманіе необходимости согласія, дающееся непосредственнымъ чувствомъ, не служитъ ручательствомъ особенно сильнаго головного развитія рабочихъ людей. Пробнымъ камнемъ ума является другой случай — случай сочетанія сложнаго. Въ сложномъ сочетаніи уже необходимо находить связь причинъ и послдствій и умнье понимать солидарность интересовъ, повидимому, разнородныхъ или отдаленныхъ. Возьмемъ, напримръ, общество или городъ, въ которомъ есть булочники, сапожники, столяры, слесаря, портные, кузнецы. Каждый изъ этихъ ремесленниковъ въ отдльности образуетъ простое сочетаніе силъ, но въ то же время они связаны, вс вмст, сочетаніемъ сложнымъ, безъ котораго имъ бы и существовать невозможно. Каждый ремесленникъ нуждается прежде всего въ хлб и одежд, слдовательно, чтобы получить то и другое, онъ долженъ трудиться для полученія необходимыхъ ему предметовъ отъ булочника и портнаго. Булочникъ и портной въ свою очередь нуждаются въ сапогахъ, въ столярныхъ и кузнечныхъ издліяхъ, и, слдовательно, должны трудиться, чтобы подучить необходимые для нихъ предметы отъ слесаря, столяра, сапожника. Такимъ образомъ, каждый работаетъ для себя, и для каждаго является и солидарность интересовъ и сложное сочетаніе силъ, которымъ создается благосостояніе цлаго общества.
Пока дло идетъ о ремесленныхъ производствахъ, можно, пожалуй, и не отыскивать въ головахъ ремесленниковъ особеннаго свта, возбуждающаго въ нихъ сознательное представленіе о необходимости согласія. Но такой оскорбительный для ремесленниковъ взглядъ будетъ несправедливъ, ибо, если ремесленники не будутъ понимать своихъ обоюдныхъ интересовъ, то, конечно, имъ не создать и своего общаго благосостоянія. Но дло усложнится, когда отъ ремесленныхъ интересовъ перейдемъ къ интересамъ общественнымъ. Какъ булочники, слесаря, сапожники, портные связаны между собою сочетаніемъ сложнымъ, такъ еще боле сложное и развтвленное сочетаніе является въ труд людей даннаго общества во всей его совокупности. Если люди не въ состояніи понять своей взаимной связи и необходимости дружныхъ коллективныхъ усилій, то, конечно, явится общественное безсиліе, разномысліе и рознь. Фактъ такого безсилія, созданнаго разномысліемъ, представляетъ наша современная журналистика. Признавая законъ сочетанія простого, русскіе литераторы какъ будто бы не имютъ никакого понятія о закон сочетанія сложнаго. И въ этомъ причина того жалкаго состоянія современной нашей публицистики, въ которомъ ее такъ справедливо укоряютъ. Припомните періодъ 1857—1861 года, и вы согласитесь съ справедливостью моего замчанія. Литературная и общественная сила того періода заключалась именно въ сочетаніи силъ, направленныхъ къ одной цли. Не то замчаемъ мы въ наше время. Сложнаго сочетанія уже нтъ, и оно замнилось простымъ, ремесленнымъ сочетаніемъ, тмъ боле печальнымъ, что пережитый опытъ пропалъ для насъ безслдно, и мы не съумли путемъ знанія купить себ твердо выработанное убжденіе въ необходимости дружныхъ усилій для достиженія общаго благополучія. И въ тоже время мы громко кричимъ о своемъ патріотизм, мы выдаемъ себя за представителей русскаго интеллекта. Печальное представительство!
Чтобы читатель могъ ясне видть, какую силу даетъ обществу сложное сочетаніе труда, я укажу ему на два факта изъ русской исторіи: 1612 и 1812 г. Въ оба эти года обнищавшая, изнеможенная Россія съумла отстоять себя отъ враговъ, которые при иныхъ обстоятельствахъ, конечно, ее бы поглотили. Не думайте, чтобы насъ спасло исключительно коллективное, сложное сочетаніе, имющее именно свойства создавать силу небывалую, какъ читатель видлъ въ примр, приведенномъ о дуб.
Если мы обратимся снова къ нашему времени, то увидимъ, что и въ настоящій моментъ наше благополучіе зависитъ отъ умнья понять важность подобнаго сочетанія. Удивительные результаты создавались въ русской исторіи общимъ восторженнымъ состояніемъ, но никогда хладнокровнымъ размышленіемъ. Изъ 1857—1861 году наша общественная и литературная сила создались тою же восторженностью. Но какъ только восторженность кончилась, мы оказались безсильными идти дружно къ одной цли, исключительно головнымъ побужденіемъ. Нами управляли всегда страсть и сырой порывъ, и почти никогда хладнокровное, разсудочное убжденіе, строго выработанный научный принципъ.
Въ этомъ отсутствіи строгаго принципа и научнаго пониманія заключается причина, почему иностранцы берутъ надъ нами во всемъ перевсъ. Иностранцы — люди сложнаго сочетанія, мы — простого.
Можно простить массу русскаго населенія, если она не въ состояніи понять этой простой вещи, но позоръ людямъ, считающимъ себя народною интеллигенціей и въ то же время неумющимъ придать экономическому закону сложнаго сочетанія силъ широкаго соціальнаго характера.
Къ счастью для Россіи, кром самозванныхъ представителей, въ ней бывали и представители истинные. Они какъ прежде, такъ и теперь, понимали и понимаютъ, что русская поговорка: одинъ въ пол не воинъ — иметъ тотъ же соціально экономическій смыслъ, какъ и англійская поговорка — дв собаки вмст поймаютъ больше зайцевъ, чмъ четыре порознь.
Думаю, что первая причина нашего разномыслія, о которой я хотлъ говоритъ читателю въ настоящей глав, уяснилась достаточно. Причина эта, какъ видитъ читатель, есть отсутствіе умственной зрлости всей массы русскаго народа и по преимуществу недостатокъ научнаго экономическаго образованія въ представителяхъ русскаго интеллекта. Только немногіе понимаютъ всю соціальную важность экономическаго закона сложнаго- сочетанія силъ, ну, а одинъ въ пол не воинъ.
Разномысліе, замчаемое въ представителяхъ русскаго интеллекта, можетъ показаться страннымъ, если обратить вниманіе на освобожденіе крестьянъ, земскія учрежденія, данное народу самоуправленіе, расширеніе выборнаго начала я другія реформы нашего времени.
Правительственная власть даетъ стран права, а между тмъ страна, и что печальне — представители ея интеллекта, лзутъ сами порознь въ щели. Нтъ такого дла, которое было бы въ состояніи пробудить коллективныя усилія, если не будетъ предшествовать тому приказаніе свыше, или полицейскій толчекъ.
Возьмемъ хоть послдній голодъ. Россія выслала на большія дороги толпы голодающихъ крестьянъ, во многихъ мстахъ развились уже болзни отъ голода и лишеній и, несмотря на то, общество молчало повсюду, земство дремало, пока не послдовало призыва изъ Петербурга о сбор денегъ и не были разосланы подписные листы.
Полицейскими настояніями возбудились въ доброхотныхъ жертвователяхъ великодушное чувство, и скудная лепта людей, думающихъ только о своихъ личныхъ интересахъ и норовящихъ, какъ тараканы, упрятаться въ щели, потекла въ Петербургъ.
Наступила весна, солнце пригрло сытыхъ и они вообразили, что сыты и голодные. Теперь повсюду тихо, нигд не говорится о голод, прекратились сборы въ пользу нуждающихся и, какъ будто-бы бдствія, заставившаго насъ поговорить полчаса, никогда и не бывало. Ни въ комъ даже и не шевелится мысль о томъ, чтобы глубже вникнуть въ причины, создавшія неурожай и голодъ послдняго года и устранить ихъ навсегда. Конечно, разливовъ ркъ мы не устранимъ, но разливы въ этомъ голод и не играли важной роли. Мало ли гд бываютъ разливы и люди не мрутъ отъ недостатка хлба. А между тмъ и наша литература, и земство, и народъ не думали и даже не длали ровно никакихъ попытокъ для уясненія себ тхъ общихъ причинъ, по которымъ Россія будетъ еще надолго не застрахована противъ подобныхъ случайныхъ бдствій.
Почему же мы не думаемъ? Почему нужно непремнно, чтобы возбуждало въ насъ умственную энергію полицейское приказаніе? Причина этого заключается во всей нашей предшествовавшей исторіи.
Новгородцы пригласили варяговъ потому, что сами не могли водворить у себя порядка. Фактъ этотъ многимъ шутникамъ кажется забавнымъ, но въ дйствительности смшного въ немъ мало, ибо прибытіе варяговъ положило конецъ зародышу самостоятельнаго развитія русской жизни и ввело новое начало, поглотившее народное самоуправленіе. Россія раздлись на дв части: варяжская сторона направила вс свои усилія къ централизаціи, къ Москв, національно-русская выдлила изъ себя псковскую и новгородскую общины, козачество и расколъ.
Эти явленія, вызванныя стремленіемъ въ свободному, самостоятельному существованію, съ одной стороны мшали центральной власти, какъ разбродъ силъ, съ другой, какъ протестъ и революціонное начало, колебавшее централизацію.
Понятно, что между двумя подобными крайними представительствами должна была возникнуть борьба на жизнь и смерть,— борьба, тянувшаяся во все продолженіе русской исторіи, пока она не завершилась полнымъ торжествомъ Москвы надъ всею Россіею, и петровскимъ императорскимъ всемогуществомъ.
Чтобы нсколько наглядне представить читателю сущность народныхъ утратъ и воспитательнаго пріема Москвы, пріучавшей на, родъ къ терпливому ожиданію всхъ благъ свыше, я приведу кое-какіе факты изъ царствованія Алекся Михайловича, этого кроткаго, благочестиваго и сердобольнаго московскаго царя.
При Алекс Михайлович приказные воеводы, цловальники и вообще вся чиновная Русь, служившая исполнительнымъ органомъ Москвы, думала только о себ и хлопотала исключительно о личной нажив. Наглость ихъ тупоумія доходила до того, что, напримръ, князь Звнигородскій просилъ себ мсто воеводы блозерскаго, потому что тотъ въ одинъ годъ съ. небольшимъ усплъ скопить себ состояніе, а онъ, князь, задолжалъ и умираетъ съ голоду. И вс народные правители были того же склада понятій. Деньги съ народа не собирались, а просто вымогались и грабились. Можетъ быть только половина всего, а можетъ быть и меньше доходила до Москвы на нужды государевы, остальное прилипало къ карманамъ провинціальныхъ чиновниковъ. Но и то, что приходило въ Москву, расходовалось совершенно произвольно людьми, приставленными для храненія казны. ‘Они денежную казну многую крали и сами сносили и свозили и стороннимъ людямъ сносить и свозить давали, и мдь привозя и принимая у стороннихъ людей въ деньги длали многожды и отъ того воровства обогатли большимъ богатствомъ, и на т воровскія деньги дворы и всякіе заводы и промыслы построили, а покупали и заводили большою, дорогою цною’.
По свидтельству иностранцевъ, царя окружало густое облако доносчиковъ и бояръ, которые направляли ко злу его доброе намреніе. Царь зналъ, какіе люди его окружаютъ, царь зналъ, какое кровопійство совершается въ город и самъ онъ писалъ о служилыхъ людяхъ слдующее: ‘у насъ дутъ съ нами отнюдь не единодушіемъ, наипаче двоедушіемъ, какъ есть облава — овогда благопотребнымъ воздухомъ и благонадежнымъ и уповательнымъ явятся, овогда же зноемъ и яростью и ненастьемъ, всякимъ злохитреннымъ обычаемъ московскимъ явятся, овогда знаніемъ, отчаяніемъ и погибелью прорицаютъ, овогда тихостью и бдностью лица своего отходятъ лукавымъ сердцемъ, всегда на гогулную статью: вс врозь’.
Чтобы покрыть то, что разграбливалось чиновниками, приходилось обременять народъ новыми налогами, и вотъ правительство измышляло постоянно новые и новые источники дохода, падавшіе, разумется, двойною тяжестью на народъ, ибо каждый казенный сборъ давалъ поводъ въ новому чиновному вымогательству и взяткамъ. Обижаемый народъ писалъ на своихъ мучителей, что они ‘чинятъ всякіе большіе налоги и спрашиваютъ поминковъ и почестей большихъ, на правеж бьютъ и въ тюрьму сажаютъ для своей корысти’.
Такъ какъ измышленіе налоговъ и сборъ ихъ лежали на обязанности чиновниковъ, то явилась цлая система, весьма хитро придуманныхъ злоупотребленій, которыми даятели избавлялись отъ законныхъ платежей, а т, кто не хотлъ поблагодарить сборщиковъ, переписчиковъ и т. д., платили въ казну сугубо. Разнообразіе сборовъ и пошлинъ было такъ велико и взысканіе производилось такъ безжалостно и мучительски, что разбгались цлые посады.
Воеводская администрація была не гражданскимъ управленіемъ, а настоящимъ грабежемъ и разбоемъ. Достойными исполнителями воли царскихъ воеводъ являлись міроды и мужики-горланы. Правды никакой не было, а всюду царствовали личный произволъ и воеводское приказаніе.
Власть, незнавшая народа и хотвшая ршать все своимъ умомъ и крутыми деспотическими средствами, простирала свое полицейское вмшательство до того, что хотла даже и физіологическіе законы и естественныя явленія подчинить своему вліянію. Такъ въ одной челобитной писалось: ‘начальство во все лто не даетъ избъ и бань топити ни одного дня въ недл, печатаетъ избы и мыльни и отъ того чинятся народу убытки и нужи великія и многіе люди отъ той нужи и стужи расходятся отъ своихъ домовъ и живутъ по волостямъ и по деревнямъ, потому что отъ озера (жаловались блозерцы) приходятъ сверы и втры по многія времена и бываетъ стужа великая въ лтнее время, отъ той стужи, отъ хлбной нужи, что печь негд, мало и людей остается въ город и на посад, а каменьщики и кирпищики ежелтно сходятъ къ Москв къ государеву длу, и печей на полыхъ мстахъ власть некому.’
Если чиновная заботливость простиралась такъ далеко, что мужикъ безъ позволенія начальства не смлъ печь хлбовъ и мыться въ бан, то каково же было вмшательство власти въ длахъ боле близкихъ царскому интересу! Вся народная жизнь была опутана воеводскими вмшательствами, безъ полицейской власти народъ не смлъ ни ходить, ни здить, ни отправляться на заработки, ибо отъ самовольнаго его удаленія терпла то казна и могъ послдовать денежный недоборъ, то страдала рекрутская повинность, то карманъ воеводы и подначальныхъ ему приказныхъ.
Раньше народъ поставлялъ своихъ выборныхъ, а тутъ и выборы не могли длаться безъ воеводскаго приказа и избирались въ головы, цловальники, сборщики, люди любезные воеводамъ, которые конечно являлись исполнителями не народной воли, а воли воеводъ.
Ране и судъ производился выборными отъ народа и губные старосты назначались имъ самимъ, посадскіе же люди судились сами промежъ себя. Съ назначеніемъ же воеводъ изчезло и это народное право, и ничмъ необуздываемый произволъ воцарился въ суд.
Шагъ за шагомъ отнимались отъ народа его вольности и права, и подавлялась его общественная самодятельность. Народъ всецло былъ отданъ въ произвольное управленіе воеводъ. Одного только права не могли отнять отъ народа, за то онъ и пользовался имъ въ самыхъ широкихъ размрахъ: права бгать и расходиться врозь. И народъ бгалъ то отъ многихъ податей и великихъ непомрныхъ платежей, то отъ солдатскихъ кормовъ, отъ запасныхъ денегъ, отъ ямскихъ отпусковъ, отъ суровая непомрныя кортомы, отъ тяжелаго вытнаго и сошнаго письма, отъ жестокости помщиковъ, отъ напрасныхъ воеводскихъ пытокъ и правежей отъ взъемковъ и слуповъ подьяческихъ и продажнаго суда, отъ рекрутскихъ повинностей и тяжелой службы. Какъ народъ ни старался удержать, или, по крайней мр, сохранить хотя слабые остатки самоуправленія, но московская централизація шла безпощадно къ своей цли и не допускала никакихъ уступовъ. Нкоторыя крестьянскія общины общали платить правительству ежегодно по 1000 рублей, лишь бы ихъ освободили отъ казенныхъ начальниковъ и позволили имъ выбирать властей изъ себя и управляться самостоятельно. Но московская власть не шла ни на какія сдлки: вся власть и иниціатива должны были находиться въ ея рукахъ, народу же слдовало повиноваться всему безропотно и безпрекословно.
Бунтъ Стеньки Разина былъ послднимъ эпизодомъ этого періода борьбы народа, желавшаго сохранить свою самостоятельность, съ московской централизаціей, хотвшей сосредоточить всю власть въ своихъ рукахъ. Посл подавленія бунта, народу стадо еще туже, и ему пришлось забыть надолго о золотыхъ мечтахъ свободы и самоуправленія, на которое онъ хотя изрдка кидалъ умильные взоры.
Съ воцареніемъ Петра организація новой администраціи уже окончательно подкопалась подъ народное самоуправленіе, и народъ даже утратилъ право мечтать о лучшихъ временахъ.
Реформами новаго времени, слабыя попытки которыхъ начались при Екатерин II, центральная власть начала возвращать народу то, что было поглощено ею въ московской періодъ исторіи. Крестьянское самоуправленіе и земства развязали, въ значительной степени, руки народа, но историческое воспитаніе, тянувшееся вка, пріучило насъ къ такой пассивности, что мы и до сихъ поръ не умемъ пользоваться тмъ, что намъ даютъ въ руки. Наша неумлость, отвычка отъ самодятельности и самостоятельности и пассивность сдлали изъ насъ какую-то особенную породу людей, вовсе непохожую на остальное человчество. Бываетъ, что птица, родившаяся въ клтк, не хочетъ пользоваться свободой, которую ей даютъ, и снова возвращается въ клтку. Разсказываютъ, что и между крестьянами, получившими свободу, явились недовольные, хотвшіе прежняго рабства. Не то ли же самое чувство подавленности одушевляетъ и нашихъ публицистовъ, желающихъ работать не во имя широкихъ и благотворныхъ шаталъ и принциповъ, а трудящихся, какъ наемщики, служащихъ лицамъ, а не длу…
Разъединеніе, разномысліе, созданный въ насъ историческимъ путемъ атрофировали нашъ мозгъ и энергію такъ, что они перестали работать въ извстномъ направленіи. Вмсто совокупнаго стремленія въ общему каждый пошелъ въ индивидуализмъ. Вмсто навыка къ сложному сочетанію силъ, мы привыкли въ разъединенному дйствію, въ недоврію другъ къ другу, въ подозрительности, къ боязни быть обманутыми, и ради этихъ несоціабельнихъ свойствъ мы формулировали теорію, выразившуюся въ поговорк: ‘каждый самъ о себ, а одинъ Богъ обо всхъ’. Чтобы возвратить вс утраченныя нами общежительныя свойства, требуется работа въ противуположномъ направленіи цлаго рода новыхъ поколній, требуется наслдственная передача изъ поколнія въ поколніе привычки коллективной дятельности.
Правительство,— и преимущественно реформами послдняго времени, сдлавъ поворотъ на путь, противуположный политик допетровской Россіи, показало, что у него нтъ опасеній того времени и что народный партикуляризмъ и разрозненность для него невыгодны. Такимъ образомъ, испорченное древнею, великокняжескою Русью, исправляется новою, императорскою Россіею. А что же длаетъ общество? Что длаютъ представители интеллекта народной Россіи? Они стараются убдить всхъ, что послдствія извстныхъ историческихъ причинъ существуютъ еще долго посл того, когда причины эти устранены. И на каждомъ шагу мы стараемся доказать міру безошибочность этого злополучнаго соціальнаго закона. За что мы ни беремся, все валится у, насъ изъ рукъ. Затемъ ли мы литературный органъ — затемъ его, какъ свчную лавку, но литературная спекуляція требуетъ для своего успха иныхъ условій, чмъ торговля свчами: въ литературномъ дл нельзя ни обвшивать, ни обманывать, и глупыя мысли продавать за умныя. Затемъ ли торговое, промышленное или какое тамъ хотите предпріятіе — опять то-же самое: каждый является съ своимъ царемъ въ голов, накричитъ, нашумитъ, изобидитъ, наконецъ, обманувъ другъ друга и не оправдавъ обоюдныхъ ожиданій, мы разбредемся врозь и общественному предпріятію конецъ. Прежде мы ползли врозь отъ воеводъ, отъ вншнихъ причинъ, теперь же полземъ въ сторону потому, что воспитали въ своемъ мозгу своего собственнаго воеводу-самодура, обидчиваго, непрозорливаго, раздражительнаго, неспособнаго видть отдаленныя послдствія ближайшихъ причинъ. Мы губимъ себя и губимъ другъ друга своимъ индивидуализмомъ, и въ то же время смотримъ умиленно на міръ божій валъ праведника, заслуживающіе своимъ христіанскимъ поведеніемъ царствіе небеснаго.
Отчего же зависитъ то странное явленіе, что могутъ существовать историческія послдствія, когда причина, ихъ породившая, уже изчезла? Въ занимающемъ насъ вопрос дло объясняется просто давленіемъ старыхъ поколній на поколнія новыя, иначе сказать вліяніемъ жизни на школу.
Чтобы уяснить читателю наглядне это вліяніе, я сообщу ему фактически точныя свденія объ одной большой гимназіи, одного большого города.
Находясь почти годъ въ этомъ город и каждый день ходя но его улицамъ, я только въ извстные урочные часы или рано утромъ, или сейчасъ посл трехъ часовъ — встрчалъ на улиц гимназистовъ, въ остальное время они словно проваливались сквозь землю. Даже въ праздники мн не случалось встрчать на улиц учащейся молодежи.
Гимназисты, которыхъ мн случалось видть, отличались если и не вполн испитымъ видомъ, то тмъ не мене полнйшимъ отсутствіемъ свжести, точно будто они вс страдаютъ малокровіемъ. Отсутствіе свжести, сколько я замтилъ, прямо пропорціонально росту гимназистовъ. Маленькіе ученики I-го, а можетъ быть II-го класса еще сохраняютъ свжесть и румянецъ на щекахъ, но чмъ гимназистъ выше, тмъ онъ худощаве и безкровне, и тмъ неподвижне и стеклянне его взоръ. Отчего же зависитъ этотъ болзненный видъ гимназистовъ, напоминающій ремесленниковъ и мастеровыхъ большихъ промышленныхъ центровъ? А вотъ отчего, читатель.
Гимназисты отправляются въ гимназію въ одни дни въ 8 часовъ утра и остаются въ ней до 3-хъ, въ другіе въ 9 часовъ и остаются тоже до 3-хъ. Въ т дни, когда гимназисты остаются въ стнахъ гимназіи 7 часовъ, у нихъ бываетъ 5 лекцій, когда же 6 часовъ, то 4 лекціи. Но знаете ли вы, питатель, что значитъ пробыть въ школ 7 часовъ для мальчика, еще развивающагося, требующаго и движенія, и хорошей питательной пищи? Это значитъ, что при напряженномъ головномъ труд, которымъ онъ долженъ заниматься въ школ, 7 часовъ, проведенные голодомъ, должны совершенно его обезсилить. Мальчики боле сильнаго сложенія переносятъ это истомленіе, правда хоть и безъ ближайшихъ очевидныхъ послдствій, но за то т, которые или слабы, или растутъ сильно, придя домой и пообдавъ, должны ложиться спать, потому что иначе они не въ состояніи приготовлять уроки на слдующій день. Принимая только 6 и 7 часовъ занятій въ гимназіи, я сдлалъ умышленную ошибку въ пользу гимназіи: 6 или 7 часовъ приходится заниматься только тмъ, кто живетъ подл самой гимназіи, ученики же, особенно бдные, живущіе на конц города, должны употребить часъ или полтора на путешествіе въ гимназію и обратно домой. Такимъ образомъ, 7-ми часовой постъ превращается для нихъ въ 8*/2 часовой, и вы сами, читатель, поймете что это значитъ если представите себ, какія непріятныя послдствія и какое тревожное состояніе испытываетъ вашъ собственный желудокъ, когда посл чаю, выпитаго вами, положимъ въ 10 часовъ утра, вы получите обдъ не ране, какъ въ 7 часовъ вечера. Но вы человкъ взрослый, рости вы ужь перестали, каково же положеніе юноши или ребенка, у котораго булка, съденная съ чаемъ, переварилась черезъ два часа, и затмъ втеченіи 6 1/2 часовъ желудокъ его остается пустымъ! Способствуетъ ли такая діэта румянцу на щекахъ, вы поймете и безъ моихъ объясненій.
Гимназистъ, явившійся домой, старается, конечно, прежде всего вознаградить свой 8-ми часовой постъ. Т, кто совершенно ослабваетъ отъ сиднія въ гимназіи и родители которыхъ смыслятъ нсколько въ гигіен, ложатся отдохнуть на часъ или боле. Кому же этого не позволяютъ разныя обстоятельства, о которыхъ читатель узнаетъ дальше, т должны приниматься за приготовленіе уроковъ немедленно. Приготовленіе же уроковъ поглощаетъ почти ровно столько времени, сколько и лекціи. Для точности, я представлю читателю разсчетъ, возьмемъ для соображенія 7-й классъ и лекціи понедльника и вторника. Въ понедльникъ 6 лекцій: словесность, латинскій языкъ, исторія, законъ божій, французскій языкъ. Что бы приготовить уроки, нужно для перваго предмета 1 часъ, для второго 1 1/2 часа, для третьяго — 2 часа, для четвертаго 1/2 часа, для пятаго 1/2 часа — итого 6 1/2 часовъ.
Во вторникъ 4 лекціи: латинскій языкъ, словесность, математика, космографія. Чтобы приготовить эти уроки, нужно для первой 1 1/2 часа, для второй 1, для третьей — 1 часъ, для четвертой 1 1/2 и того 5 часовъ.
Слдовательно въ пятикласный день, на лекціи и на приготовленіе уроковъ слдующаго дня нужно 42 рабочихъ часовъ, а въ четырехъ классный день 13 1/2 часовъ. Въ первый день остается у ученика свободныхъ часовъ 12, во второй 10 1/2 часовъ. Какъ же располагаетъ этими часами ученикъ? На два чая — утренній и вечерній — и на обдъ употребитъ онъ положимъ 1 1/2 часа, на прогулки и отдыхъ столько же, итого 3, и затмъ на сонъ остается у него отъ 9 до 7 1/2 часовъ. Ну что же? Около 8 часовъ для сна, повидимому, вполн достаточно. Но во 1-хъ, 8 часовъ для слабаго мальчика лтъ 14—15 мало, а во 2-хъ у большинства 8 часовъ вовсе и не остается.
Въ гимназіи, о которой я говорю, считается учениковъ 190, изъ нихъ родители только 85 человкъ — люди вполн обезпеченные! вс остальные больше или меньше бдняки, что доказывается кром тхъ свденій, ‘которыя я собиралъ, самимъ сословнымъ ихъ положеніемъ. Такъ, крестьянъ и мщанъ учится 23, дтей чиновниковъ, положеніе которыхъ нынче очень неблистательно, 84, дтей изъ духовнаго званія 4, купцовъ 15 и дворянъ 67. Изъ этого числа освобождены отъ платы 19 человкъ, получаютъ стипендія 14 и за двухъ платитъ городское общество. Кром того 13 человкъ даютъ уроки итого оказывается бдныхъ, признанныхъ такими самимъ начальствомъ, 85 человкъ. Но т, кто бдными начальствомъ не признаны и вслдствіи того не освобождены отъ платы за ученіе, ‘не получаютъ стипендіи,— какими средствами они существуютъ? Въ первыхъ четырехъ классахъ существуютъ они какъ Богъ подастъ, въ послднихъ же трехъ — стараются пропитываться уроками. Такихъ, живущихъ уроками, гимназистовъ, въ 5 класс 3 изъ 23, въ 6-мъ 4 изъ 18, въ 7-мъ 6 изъ 11. Положеніе этихъ гимназистовъ дйствительно бдственное. За какіе нибудь 5 руб. въ мсяцъ приходится учить 2 часа въ день: но какъ 5 руб. въ мсяцъ для существованія недостаточно, приходится искать двухъ учениковъ и тратить на нихъ съ ходьбой каждый день около 7 часовъ, что же затмъ остается для сна, одинъ ила два часа? Но какъ спать два часа въ сутки мало, то понятно, что отнимается время отъ приготовленія собственныхъ уроковъ, или же гимназистъ не отваживается брать трехъ учениковъ. Спитъ онъ во всякомъ случа очень мало. Вотъ почему каждый гимназистъ, завалившись въ субботу спать пораньше, отсыпается въ воскресенье и считаетъ каждый праздникъ еще большимъ для себя небеснымъ благополучіемъ, чмъ ремесленникъ, истомленный недльною фабричною работой. Мн разсказывалъ одинъ гимназистъ, не изъ особенно прилежныхъ и даровитыхъ, что въ рабочіе дни ему не удается никогда ложиться ране 12 часовъ, а встаетъ онъ всегда въ 6. Здоровому же человку, уже вполн сформировавшемуся, самимъ закономъ его человческой природы показано спать не мене 8 часовъ. Все что меньше — идетъ въ ущербъ здоровья.
Мн могутъ возразить, что порядокъ гимназическихъ занятій устроенъ совсмъ не такъ ужасно, какъ я о немъ разсказываю, и что для отдыха гимназистовъ кром воскресныхъ дней даются весьма продолжительные праздники: рождество, святая, каникулы. Но въ этихъ-то праздникахъ чуть ли и не заключается вся причина зла. Дней отдыха въ году около 6 мсяцевъ: 52 воскресенья 14 дней рождества, 16 дней святой, каникулъ около 2 мсяцевъ или 60 дней, масляница 3 дня, праздничныхъ и торжественныхъ дней 30, итого 175 дней, значитъ на ученіе остается только полгода, т. е. годичный, курсъ стараются скомкать въ полгодичный срокъ. Что же въ этомъ хорошаго? Хорошаго нтъ ровно ничего, а о вредныхъ послдствіяхъ я буду имть честь доложить читателю немедленно.
Первое вредное послдствіе заключается въ томъ, что, превращая рабочій годъ въ полгода, приходится усиливать занятіе вдвое, при усиленныхъ занятіяхъ ученикъ истомляется и отъ продолжительной діэты во время. классовъ и отъ продолжительнаго сиднія за уроками, и отъ недоспанныхъ ночей, и отъ постояннаго напряженія силъ, возбузиденныхъ къ усиленной дятельности недостаткомъ времени. Ученику приходится постоянно пороть горячку, ибо онъ повсюду не успваетъ и повсюду долженъ спшить. Вмсто правильной, спокойной жизни, гимназистъ суетится весь свой вкъ и пріучается къ порывистости дйствій и къ суетливой безтолковой дятельности. Это — въ полугодіе занятій. Въ полугодіе же праздности, гимназистъ, напротивъ, живетъ совершенно спустя рукава, отъдается, отсыпается за прежнее тяжелое время. Но ни утраты тла, ни нравственныя утраты этими отдыхами не возстановляются. Нажитой жиръ спадаетъ скоро, безсонныя ночи и неумренное сидніе опять втягиваютъ щеки и вдавливаютъ глаза. Порывистая, безпорядочная дятельность пріучаетъ молодежь къ безпорядочности во всемъ и, вмсто укрпленія, ослабляетъ энергію, ибо человкъ привыкаетъ достигать своей дли не упорнымъ, медленнымъ, ровнымъ трудомъ, а короткими, сильными порывами, за которыми слдуетъ разслабляющая безцльная и безпечная праздность. Было бы конечно проще, если бы занятія гимназистовъ были сокращены ровно на половину, а вмст съ тмъ уничтожены и многіе праздники, особенно продолжительные и встрчающіеся въ теченіе недли.,
Вопросъ обобщается и гимназія, взятая для примра — превращается въ типъ.
Изъ распредленія классныхъ часовъ и учебныхъ занятій мы видли, что гимназисты, организованнымъ у нихъ порядкомъ, пріучатся къ порывистой и неправильной дятельности, слабютъ тломъ и въ у слабомъ тл воспитываютъ слабый духъ, неспособный въ ровной продолжительной спокойной энергіи, но есть и еще одна черта, боле вредная, вносимая въ школу изъ жизни, и противъ которой школа, при ея ныншней систем образованія, бороться ршительно не въ состояніи. Вредное вліяніе жизни заключается въ томъ сепаратизм и. индивидуализм, которые жизнь насаждаетъ въ школ.
Обратите вниманіе на сословный составъ гимназистовъ. Между ними есть и крестьяне, и мщане, и солдатскіе дти и дти лекарскихъ учениковъ, и дти купцовъ, дти чиновниковъ разныхъ ранговъ и положеній, дворянъ, едва не просящихъ милостыни и дворянъ-аристократовъ. Вс сословія, существующія въ Россіи, посылаютъ въ гимназіи своихъ представителей. Но каждое сословіе живетъ свою собственною жизнью, своимъ собственнымъ бытомъ и сколько сословій, столько и отдльныхъ міровъ, непонимающихъ другъ друга и къ другъ другу относящихся враждебно. Эта сословная разрозненность и разница міровоззрнія обнаруживается рзче всего въ первомъ класс гимназіи. Наиболе рзкая форма отношеній замчается между дворянствомъ, считающимъ себя высшимъ сословіемъ, и дтьми разныхъ бдняковъ, живущихъ въ подвальныхъ этажахъ и трущобахъ. Впрочемъ, къ чести человческой разсудительности нужно замтить, что эта боле рзко кидающаяся борьба аристократовъ съ плебеями скоро умиротворяется и со второго класса сословность не длитъ учениковъ на враждебные, лагери. Но за то съ тмъ большею силою развивается сепаратизмъ и даетъ себя чувствовать вредное вліяніе нелпостей, живущихъ въ головахъ разныхъ нелпыхъ родителей. Учиться заставляютъ дтей, поступающихъ въ гимназію, вовсе не ломоносовскія стремленія. Большинство учится такъ, потому что нужно учиться, дти чиновниковъ учатся для того, чтобъ сдлаться въ свою очередь тоже чиновниками. Такимъ образомъ гимназія превращается въ ремесленную школу, научащую человка ремеслу, которое должно его прокармливать впослдствіи! Вступая въ гимназію съ такою цлью, ученикъ изъ всхъ силъ бьется получить хорошій баллъ. Хорошій баллъ необходимъ не только для. того, что онъ даетъ дипломъ, но и для перехода въ высшій классъ. Худой же баллъ опасенъ, ибо грозитъ исключеніемъ изъ гимназіи. Какъ же достигнуть хорошаго балла и избгнуть дурнаго? Ближайшее средство, конечно, учиться хорошо, но учиться хорошо можно не всегда, частью по недостатку способностей, частью по недостатку средствъ для жизни и трудности добывать необходимыя учебныя пособія. И вотъ карьеризмъ, введшій ученика въ гимназію, является его кормчимъ въ стнахъ заведенія. Тамъ, гд не всегда берутъ способности, помогаетъ такъ называемое поведеніе, ученикъ прикидывается внимательнымъ и прилежнымъ, тихимъ и послушнымъ, онъ пріучается заискивать, унижаться и подличать предъ учителями и старшими. Уроки такой нравственности получаютъ дти преимущественно дома и преимущественно отъ маменекъ, какихъ нибудь бдныхъ старухъ-салопницъ, живущихъ насчетъ разныхъ милостивцевъ и кормильцевъ, маменекъ привыкшихъ вслдствіе того унижаться предъ благодтелями и заискивать у всякаго, отъ кого только можно ожидать какой либо подачки. Такая мать говоритъ своему сыну: учись и угождай. Тамъ, гд ученіе не помогаетъ, мать сама отправляется съ ходатайствомъ и съ униженными просьбами къ кому слдуетъ и нужно сознаться, что униженныя просьбы и до сихъ поръ не потеряли у насъ своего значенія. Бываютъ случаи, когда строптивый и шаловливый ученикъ длается передъ экзаменомъ кроткимъ и послушнымъ, перестаетъ курить и старается плнить начальство внезапнымъ и невиданнымъ до того благонравіемъ. Секретъ этой внезапности простъ и понятенъ: недостатокъ способностей и званія долженъ быть возмщенъ благонравіемъ.
Такъ какъ вся судьба ученика зависитъ отъ хорошихъ балловъ и вс его стремленія направлены къ тому, чтобы получить высшій баллъ противъ своего сосда, то каждый гимназистъ замыкается самъ въ себя, ограждаетъ себя отъ всякаго вншняго соперничества и изображаетъ изъ себя вооруженный военный лагерь, принимающій вс мры къ тому, чтобы не обнаружить своихъ силъ и не дать другому вооруженному лагерю возможности взять надъ собою верхъ.
Въ бывшихъ, замкнутыхъ военно-учебныхъ заведеніяхъ существовало полное товарищество,— жизнь велась коллективная, шалости длались сообща, виноватыхъ никто никогда не выдавалъ, даже подъ розгами. Система этого замкнутаго воспитанія, правда, загрубляла чувство, но съ другой стороны она создавала однокашничество и корпоративный духъ, который во всякомъ случа выше сепаратизма.
Ныншняя гимназія не то. Каждый входитъ въ гимназію изъ своей семьи особнякомъ, въ гимназіи видится со своими товарищами только въ теченіи учебныхъ часовъ и затмъ снова отправляется въ свой домашній особнякъ: одинъ въ семью солдатскую, другой въ мщанскую, третій въ купеческую, четвертый въ помщичью, пятый въ чиновничью, шестой въ семью духовнаго отца. Общаго единства, связывающаго разнообразныя воззрнія этихъ разныхъ міровъ, ршительно нтъ. Корпусное единство являлось вслдствіе общей всмъ военной карьеры, но гимназія не создаетъ никакой общей карьеры. Крестьянинъ, поступившій въ нее и не получившій увольненія отъ общества, можетъ уйти въ солдаты, сынъ чиновника уйдетъ въ приказные или учителя узднаго училища, сынъ дворянина отправится въ университетъ, чтобы искать высшихъ почестей и высшаго служебнаго положенія. Какъ вошли люди въ гимназію съ разныхъ концевъ свта, такъ они и разбредутся по разнымъ концамъ, окончивъ курсъ. Одного общаго стреы ленія, связывающаго гимназистовъ въ одно цлое, ршительно не существуетъ. Семейно-сословный особнякъ, живущій въ семь, вносится въ гимназію и двоитъ жизнь гимназиста. Въ гимназіи онъ держится врозь отъ своихъ товарищей своимъ учебно-гимназическимъ интересомъ, заставляющимъ его стремиться къ лучшему баллу, своей учебной несообщительностью и упорнымъ скрываніемъ знаній, которые могутъ дать ему перевсъ надъ своими товарищами, а дома онъ опять отдльный особнякъ отъ другихъ, ибо что можетъ имть общаго семья солдатская или мщанская съ семьей чиновной и дворянской, семья бдная съ семьей богатой.
Прежде, до 1864 г., и особенно въ эпоху 1857—1862 г., въ гимназію вносилось изъ жизни одушевленіе, обхватившее наше общество въ этотъ періодъ его реформаціонной дятельности. Тогда гимназисты читали журналы, толковали о вопросахъ, занимавшихъ ихъ родителей и затрогивавшихъ интересы всхъ сословій. Пора эта кончилась. Сословія молчатъ, въ семействахъ не говорится теперь ни о чемъ, кром повседневныхъ мелочныхъ вопросовъ ничтожнаго характера, о литератур никто ни гугу, да и сама литература заснула, ученикъ заваленъ до макушки своими учебными занятіями, латинскій языкъ отнимаетъ каждый день не меньше трехъ часовъ времени и ученику, измученному діэтою и трудомъ, толковать о какихъ бы то ни было вопросахъ или заниматься чтеніемъ книгъ не учебнаго свойства не остается ни секунды времени. Поужинавъ въ плотную, онъ бжитъ скоре спать, ибо завтра нужно снова начинать охоту и погоню за баллами. Съ введеніемъ латинскаго языка ученики начали сидть по преимуществу дома, каждый въ своемъ семейномъ особняк. Имъ незачмъ собираться и не о чемъ толковать, имъ нужно только готовить уроки, а для этого конечно удобне всего держать себя разъединенно отъ другихъ. И вотъ сепаратизмъ сословной семьи укрпляется въ ребенк, а потомъ и въ юнош, сепаратизмомъ образованія, и одиночка человкъ становится еще больше одиночкой и формируется въ какое-то странное, несоціабельное существо, замкнутое отъ другихъ и избгающее всего того, что, повидимому, должно бы придавать ему наибольшую силу и приносить наибольшую-пользу — коллективной дятельности, вросшаго и сложнаго сочетанія силъ.
Мн случилось встртить въ молодыхъ людяхъ отъ 16 до 18 лтъ замчательное отсутствіе искренности, замчательную сдержанность и осторожность, точно ихъ уже поломала жизнь, и людская измна и предательство научили въ своихъ ближнихъ видть опасныхъ враговъ.
Эта преждевременная зрлость и замкнутость могли создаться только семейнымъ воспитаніемъ и житейскимъ вліяніемъ родителей и общественныхъ отношеній, въ которыхъ вращается юноша. Когда одинъ изъ учениковъ гимназіи разсказывалъ мн съ полной откровенностью кое-какія ихъ гимназическія дла, о которыхъ я писать здсь не стану, то братъ его, боле молодой годами, но должно быть боле богатый опытомъ жизни, лежавшій въ другой комнат, на диван, говорилъ: вотъ дуракъ-то, вотъ болванъ! что онъ болтаетъ самъ не знаетъ что — и порицатель былъ правъ, ибо, за разговорами этого вечера, послдовали сплетни и неудовольствія. Хорошо, если неосторожный, но откровенный ученикъ принадлежитъ въ семь сильной, если же нтъ, то, конечно, за неосторожное слово ему можетъ предстоять преслдованіе, а въ крайнемъ случа даже худые баллы и увольненіе изъ гимназіи.
Вредное вліяніе семьи, чуждой общественныхъ интересовъ, чуждой знанія и погруженной въ повседневныя будничныя мелочности, вредно еще и тмъ, что настраиваетъ интеллектъ юноши въ направленіи, мшающемъ боле его развитію. Возьмемъ для примра семью бдной чиновницы, имющей пять человкъ дтей и живущую только уроками старшаго сына гимназиста. Какіе интересы могутъ одушевлять этихъ бдныхъ людей, помщающихся въ грязномъ, сыромъ, темномъ подполь и обязанныхъ существовать на 12 руб. въ мсяцъ. Старуха мать думаетъ вчно только о томъ, какъ бы добыть на 12 рублей больше предметовъ, необходимыхъ для жизни. Она охаетъ съ утра до вечера, она толкуетъ вчно о тхъ блаженныхъ временахъ, когда мужъ ея былъ еще живъ и когда жилось имъ хорошо. Она съ завистью толкуетъ о всякомъ человческомъ довольств и благополучіи и портитъ своимъ вліяніемъ дтей, убивая въ нихъ гордость и чувство собственнаго достоинства, возбуждая завистливое чувство, мелочныя страсти и оттягивая умъ своихъ дтей отъ размышленій, возвышающихъ духъ въ размышленіямъ подавляющимъ. Вліяніе такой матери, хныкающей съ утра до вечера, толкующей о милостивцахъ и благодтеляхъ, пріучаетъ дтей съ малолтства къ приниженности, къ зависти ко всему боле богатому и счастливому, къ заискиванію, въ погон за милостями и подачками, къ привычк жить чужою помощью и эксплуатировать чужой карманъ. Между гимназистами, выросшими подъ такимъ печальнымъ вліяніемъ, есть испорченные уже въ самой первой молодости, они привыкаютъ бдниться и заискивать, они становятся заносчивыми съ нисшими, и искательными, угодливыми съ высшими. Что я говорю о вліяніи подобной самоунижающейся бдности не есть изобртеніе моего собственнаго воображенія. Я могъ бы привести и фамиліи людей, но читатель повритъ мн и на слово. Корпусъ былыхъ временъ уничтожалъ подобное вліяніе своимъ корпоративнымъ духомъ, ныншняя же сепаративная гимназія бороться съ такимъ вліяніемъ не въ состояній. Или: семья, стоящая боле высоко, семья оберъ-офицерская, чиновная. Какіе интересы живутъ въ ней, какими разговорами въ ней занимаются? Напримръ, въ прошедшую зиму вниманіе нашего города, или по крайней мр лучшаго его общества, было поглощено всецло спектаклями любителей. Въ нкоторыхъ домахъ, кром разговоровъ о театр, не существовало никакихъ другихъ разговоровъ. А такъ какъ театра обладаютъ любопытнымъ свойствомъ пріучать къ пересудамъ, завистливымъ толкамъ, такъ какъ все въ нихъ основано на мелочномъ самолюбіи, на желаніи выставить себя лучше другихъ и снискать общую похвалу, то весьма естественно, что юноша, въ теченій цлой зимы, принимавшій участіе въ разговорахъ подобнаго свойства, настраивалъ свой интеллектъ въ этомъ направленіи, не особенно спасительнаго свойства, юноша заражался несчастной привычкой пересуживать, болтать пустяки, и вмсто дльныхъ мыслей упражнялся въ суемысліи и въ праздной болтовн.
И въ этомъ случа прежній замкнутый корпусъ былъ выше ныншней открытой гимназіи. Прежній корпусъ отрывалъ отъ семьи и спасалъ отъ ея вреднаго вліянія. Я не скажу, чтобы это отрываніе отъ семьи было бы всегда спасительно, но не подлежитъ однако никакому сомннію, что во многихъ случаяхъ только разрывомъ съ семьей и вредными ее традиціями можно создать новыхъ людей. Современная гимназія совершенно безсильна передъ этой задачей.
Я ничего не знаю о теперешнемъ университет. Было бы весьма желательно, чтобы человкъ, знакомый съ этимъ вопросомъ, указалъ бы, какой новый элементъ вносятъ наши высшія учебныя заведенія въ общественныя міровоззрнія слушателей, поступающихъ въ нихъ изъ гимназій. Впрочемъ, основываясь на фактахъ, представляемыхъ представителями русскаго интеллекта, подвизающимися въ русской литератур, я не сдлаю ошибки, если предположу, что и университетъ не уничтожаетъ сепаратизма и индивидуализма создаваемаго семьей и нисшей школой.