ОЧЕРКИ РУССКОЙ ЖИЗНИ.
ОЧЕРКИ РУССКОЙ ЖИЗНИ.
XI.
Н. Ш.
‘Русская Мысль’, кн. XII, 1886
Очерки русской жизни, Шелгунов Николай Васильевич, Год: 1886
Время на прочтение: 31 минут(ы)
Разбирая газетный матеріалъ для настоящаго очерка, я нашелъ въ Волжскомъ Встник довольно рзкую полемическую замтку противъ фельетона г. Эртеля, напечатаннаго въ Русскихъ Вдомостяхъ. И фельетонъ г. Эртеля, и возраженіе ему Волжскаго Встника относятся къ нашему самому больному мсту (а, впрочемъ, къ самому ли больному? У насъ такъ болитъ везд, что, пожалуй, трудно сказать, гд болитъ больше).
Г. Эртель, подъ названіемъ Житницы, описываетъ земледльческіе порядки Самарской губерніи. Да, край удивительный! Точно это и не Россія, а вновь открытая русскими купцами часть свта, въ которую они собрались, чтобы растащить все, что въ теченіе вковъ скопилось въ ея ндрахъ. Не ныньче, правда, началось это расхищеніе. Еще при калмыкахъ самарскій край обнаружилъ наклонность къ Latifundfn, когда десятки тысячъ десятинъ снимались русскими купцами по гривеннику за десятину по двадцати-четырехъ-лтнимъ контрактамъ. Когда калмыки были угнаны въ степь, земли ихъ отобраны въ казну и сроки калмыцкихъ контрактовъ кончались, оказалось, что десяти-копечная десятина выросла въ цн до семи рублей. Какъ такому золотому дну было не привлечь къ себ предпріимчивыхъ піонеровъ купеческой цивилизаціи? И піонеры пошли и завладли всмъ этимъ, нкогда дикимъ и пустыннымъ калмыцкимъ краемъ. Даже не выговоришь безъ трепету цифру десятинъ, принадлежащихъ доброму десятку теперешнихъ самарскихъ купцовъ, говоритъ г. Эртель. Одному купеческому семейству принадлежитъ 250,000 десятинъ, другому 180,000, третьему боле 100,000 и т. д. Владлецъ 4—5 тысячъ десятинъ считается вовсе но крупнымъ владльцемъ.
И вс эти многотысячныя хозяйства, повинуясь тяготющему надъ ними закону спроса и предложенія, живутъ всми инстинктами хлбнаго базара. Это даже и не земледльческія хозяйства, а скоре земледльческія фабрики, работающія на всхъ парахъ для какого-то невдомаго имъ рынка. Какъ можно больше вспахать, какъ можно больше засять, какъ можно скоре обмолотить и свезти на пристань или на станцію желзной дороги,— вотъ законъ самарскаго земледлія. Все, что изобртаетъ Европа по части скорйшаго обрабатыванія, все, что не требуетъ большихъ техническихъ знаній, но за то общаетъ быстрый результатъ, какъ, напримръ, паровая молотилка, найдетъ въ самарскомъ хозяйств и покупателя, и потребителя. Агрономъ тамъ не требуется, да ему и длать нечего. ‘Заводите какое хотите интензивное хозяйство въ Самарскомъ узд, дешевая уфимская блотурка непремнно сдлаетъ васъ банкротомъ’,— говоритъ г. Эртель. Убивающая своею дешевизной уфимская блотурка, съ одной стороны, и Самара и Балаково — съ другой, превратили самарскаго земледльца въ хлбнаго биржеваго игрока. Онъ не производитель (по существу), а сбытчикъ и продавецъ, его главная задача не въ томъ, чтобы создать зерно или вести хозяйство, а въ томъ, чтобъ играть въ торговую политику и знать ее досконально. Вмсто агрономіи, хозяинъ долженъ знать, кому сдать землю, да какъ и на сколько поднять арендную плату, онъ долженъ умть нанять по дешевой цн рабочихъ, заключить съ ними запутывающій ихъ контрактъ, умть ходить по судамъ. Даже самарскій мужикъ усвоилъ себ эту политику и рдко нанимается на посторонніе заработки. И онъ развилъ въ себ купеческіе инстинкты, и онъ обрабатываетъ свою землю рабочими или, какъ выражается г. Эртель, ‘рабами’. А рабовъ этихъ гонитъ въ самарскій край нужда въ огромномъ количеств. Цлыми сотнями, а иногда и тысячами, скопляются они въ базарныхъ селахъ въ ожиданіи спроса, худые, съ изможденными лицами, опаленными солнцемъ и втромъ, босые и полуодтые. И былой бурлакъ сталъ тоже рядомъ. Коренное дтище Волги, безъ роду и племени, оборванный, спившійся, съ лицомъ, одувшимся отъ пьянства, отчаянный, рчистый, грубый, бурлакъ тянетъ теперь земледльческую лямку, какъ онъ тянулъ прежде лямку судовую.
Что же спасетъ этотъ расхищаемый край, ‘что принесетъ сюда свтъ и посодйствуетъ подъему сознанія, когда силы крестьянина еще не оскудли, когда грозное малоземелье еще не подрзало ему крылья?— спрашиваетъ г. Эртель.— Грамотность? Но она не прочь стать орудіемъ самаго безшабашнаго кулачества. Земство? Но оно бьется здсь въ рукахъ невжественныхъ и продажныхъ и опять-таки всецло зависитъ отъ кулаковъ. Образцовыя фермы по рецепту г. Шарапова? Он могутъ играть здсь роль дорогой, но безполезной игрушки, смшной для крестьянъ и разорительной для землевладльцевъ, буде землевладльцы захотятъ подражать ей. Интеллигентный человкъ въ качеств заправителя, администратора и совтчика? Онъ либо безполезенъ, либо принесетъ вредъ, ибо практическими его познаніями воспользуются опять-таки ‘практическіе’ люди изъ крестьянъ, люди съ необходимо-кулаческимъ настроеніемъ.
‘То принесетъ сюда свтъ, — заключаетъ фельетонъ г. Эртель,— то подниметъ сознаніе массы, что принесетъ съ собою этическіе идеалы въ соединеніи съ практическими, что потрясетъ господствующее міровоззрніе въ самыхъ его основахъ, что вмст съ ‘фосфоритами’ принесетъ проповдь религіознаго апооза труда, проповдь автора удивительное рукописи О трудолюбіи и тунеядств крестьянина Бондарева,— однимъ словомъ, то, что мы, интеллигентные люди, назовемъ новымъ интеллигентнымъ ‘сектантствомъ’, когда оно появится, наконецъ, и что полицействующая литература не замедлитъ окрестить ‘движеніемъ въ народъ, подобнымъ движенію пропагандистовъ въ семидесятыхъ годахъ’, а мы согласимся и скажемъ: да, подобнымъ по сил движеніемъ, но совершенно иного склада и съ иными цлями’.
Этотъ вполн невинный фельетонъ вызвалъ, какъ я уже сказалъ, рзкую полемическую замтку, напечатанную въ Волжскомъ Встник и подписанную буквою И. Авторъ замтки видитъ въ г. Эртел ученика гр. Толстаго, замнившаго разсужденія вщаніями и дошедшаго до геркулесовыхъ столбовъ противорчій и самому себ, и здравому смыслу. По словамъ автора, г. Эртель только повторяетъ гр. Толстаго. У учителя — отрицаніе науки, у ученика шагъ еще дальше — отрицаніе грамотности, у обоихъ проповдь ‘этическихъ идеаловъ’, съ одной стороны, и, въ то же время, отрицаніе тхъ, условій, безъ которыхъ успхъ этой проповди невозможенъ, т.-е. грамотности и интеллигенціи. ‘Ни школой, ни совтомъ, ни руководствомъ интеллигентный человкъ,— заключаетъ авторъ замтку,— не поможетъ народу, по словамъ г. Эртеля, и вотъ нужно образовать секту, которая будетъ проповдывать ‘этическіе идеалы въ соединеніи съ практическими’ и давать крестьянамъ зрлище ‘апооза труда’. Бдный интеллигентный человкъ!… Ему, значитъ, остается сдлаться чмъ-то врод раскольничьяго попа’.
То-то такъ ли? И это ли предлагаетъ г. Эртель? Что его подивили земледльческіе порядки самарскаго края, гд всякій тащитъ и расхищаетъ, гд люди живутъ лишь алчными инстинктами, гд, съ одной стороны, зврообразный бурлакъ, спившійся и оборвавшійся или обнищавшій татаринъ, а съ другой — жомъ и молотокъ, выжимающій и выколачивающій изъ всхъ и всего, что только можно выжать и выколотить,— все это совсмъ просто и понятно. Всякаго свжаго человка подобные людскіе порядки, гд каждый или молотъ, или наковальня, не можетъ не заставитъ призадуматься. Такъ жить, очевидно, нельзя, а какъ же сдлать, чтобы люди жили по-человчески? И не только свжіе люди, впервые посщающіе эту новооткрытую и устроенную купцами страну, но и ея старые постоянные обитатели негодуютъ и протестуютъ противъ ея ‘виргинскахъ’ порядковъ. Прочитайте, что пишетъ г. Португаловъ въ No 39 Недли. Тутъ уже не захватъ, не расхищеніе производительныхъ мертвыхъ силъ природы, а что-то такое ужасное, чему и названія нтъ, и что свершается совсмъ спокойно, во имя права собственности. И дйствуютъ тутъ не одинъ, не два какихъ-нибудь случайно забравшихся въ культурную страну дикаря,— нтъ, тутъ вы имете дло съ понятіями цлой среды, съ ея представленіями о прав и законности и ея убжденіемъ, что это право будетъ защищено и охранено.
Неподалеку отъ Мелекеса (посадъ Ставропольскаго узда, Самарской губерніи) есть три деревни, въ которыхъ живутъ 93 домохозяина. По уставной грамот имъ отведена земля за 15 верстъ, на которую имъ и слдовало выселиться. Владлица, княгиня Трубецкая, вроятно, и выселила бы крестьянъ, но на это требовалось 20 тысячъ. ‘Такъ на этомъ дло и застряло,— разсказываетъ г. Португаловъ.— Мужики остались жить на своихъ мстахъ и жили бы, пока ихъ не снесло бы какимъ-нибудь ураганомъ или подземнымъ ударомъ. И ураганъ нашелъ… Помщики, нуждавшіеся постоянно въ деньгахъ, продавали и перепродавали эти деревни изъ рукъ въ руки, пока, наконецъ, он не очутились въ прошломъ 1885 году въ рукахъ владыки Маркова. Этотъ властелинъ, винокуренный заводчикъ и богачъ, первымъ дломъ распорядился и приказалъ снести деревни, почему-то ему мшавшія. Несмотря на вковую давность владнія, несмотря на просьбы и мольбы, въ ма 1885 года явились сынъ Маркова, едоръ, судебный приставъ Корниловъ и становой Благодаревъ съ партіей полицейскихъ урядниковъ и 30 человкъ плотниковъ — вятчанъ, коихъ предварительно напоили. И вотъ, когда этотъ воинственный отрядъ, подъ командою полицейскихъ, явился на мсто дйствія, все населеніе Мудовки было очевидцемъ приведенія въ исполненіе судебнаго ршенія. Это былъ буквальный разгромъ. Все ломалось въ дребезги, все разбивалось и выкидывалось. Прежде всего, была выброшена пища изъ печей. Жена крестьянина Еболдова, упавшая въ обморокъ, была вытащена за ногу на улицу, и приставъ былъ настоль до цивилизованъ и джентльменъ, что облилъ ее водой. Съ тхъ поръ она хилетъ. Разгромивши на первый разъ до основанія пять усадебъ, тутъ же приступили къ описи имущества крестьянъ на удовлетвореніе Маркова за какіе-то убытки. Все оцнивалось въ ничто и было продано за безцнокъ… Нсколько времени спустя, Марковъ прислалъ землекоповъ о веллъ рыть глубокую канаву вокругъ домовъ и дворовъ, оставшихся еще не разгромленными, чтобъ оттснить крестьянъ отъ сообщенія съ ихъ гумнами и лишить ихъ возможности не только выгонять скотъ на выгонъ, но даже выхать изъ дворовъ. Крестьяне Христомъ-Богомъ молили не окапывать ихъ рвами и ршительно заявили, что не дадутъ себя въ засаду. Тогда явился самъ едоръ Маркокъ и веллъ своимъ землекопамъ бить крестьянъ скребками и кирками. Словомъ, чуть не произошло кровопролитіе, но землекопы не ршились вступить въ открытый бой съ крестьянами. Тогда-то пошли волокита, аресты, уголовныя преступленія, сопротивленіе властямъ и такъ дале. Все было пущено въ ходъ, чтобы навязать крестьянамъ уголовщину, разорить ихъ до послдняго и если не мытьемъ, такъ катаньемъ заставить бросить свои кровныя земли и уйти куда угодно… Теперь это дло въ разныхъ инстанціяхъ’.
И это не въ одной калмыцкой Самар, совершенно такъ же нашъ купецъ исполняетъ свою гражданскую миссію на Кавказ, въ Сибири и везд, гд онъ является въ качеств представителя русскихъ началъ. Что же мудренаго, что насъ считаютъ дикарями и боятся, какъ огня, русской цивилизаціи? Да, тутъ дрогнешь и спросишь, что же длать, какою плотиной остановить разливъ этой дикой силы? Есть у насъ и школы, и грамотность, и интеллигенція,— все есть, повидимому, что есть и у другихъ христіанскихъ народовъ, — и вс эти просвтительныя и умягчающія средства, кажется, въ полномъ ходу, а ‘кадыкъ’ претъ себ, какъ какой-нибудь таранъ, и все разступается передъ нимъ, все уступаетъ его сил, все служитъ ей.
Но въ этомъ ли разлив купеческой цивилизаціи вся наша бда? Нтъ, читатель, это только полбды. Главная наша бда въ томъ, что мы сваливаемъ своихъ боговъ, которымъ еще вчера молились, и не умемъ сохранять умственнаго наслдства. Въ этомъ случа г. Эртель только одинъ, изъ многихъ, изъ тхъ многихъ, у которыхъ есть уже и свой органъ въ печати, и Волжскій Встникъ обвиняетъ его не въ томъ. Сказать, что грамотность, какою ее получаетъ народъ, не песетъ исцленія, еще не значитъ отрицать грамотность вообще, сказать,.что интеллигенція, т.-е. извстная часть ея, въ качеств заправителей, администраторовъ и совтниковъ, либо безполезна, либо принесетъ вредъ, тоже не значитъ отрицать интеллигенцію вообще. Въ сущности, съ кмъ же борется прогрессивная печать, хотя бы тотъ же самый Волжскій Встникъ, какъ не съ интеллигенціей, — съ тою интеллигенціей, которая, вмсто свта, вноситъ мракъ, вмсто образованія, сетъ невжество, вмсто правды и порядка, вноситъ неправду и безпорядокъ? Недавно судился, по опредленію сената, въ саратовской судебной палат николаевско-новоузенскій предводитель дворянства Акимовъ. Это одинъ изъ богатйшихъ землевладльцевъ Николаевскаго узда, человкъ еще среднихъ лтъ, значитъ, новой формаціи и подучившій университетское образованіе. Интеллигентъ несомннный. А посмотрите, что творилъ этотъ несомннный интеллигентъ. Является несомннный интеллигентъ съ мировымъ судьею Росляковымъ, оба пьяные, на засданіе для составленія списка лицъ, имющихъ право баллотироваться въ мировые судьи, и начинаютъ дебоширить, какъ въ трактир. Росляковъ коснющимъ языкомъ лепечетъ: ‘Алеша, ты у насъ сила… ты-власть, только прикажи, кого хочешь уберемъ!’ Но къ этому же Алеш (мировому судь Міродову) Акимовъ отнесся совсмъ не какъ къ сил: ‘я тебя вытащилъ изъ грязи,— сказалъ онъ ему,— а ты идешь противъ моихъ требованій!’ А секретарю създа, Спирину, когда тотъ спросилъ, почему онъ не внесенъ въ списокъ, Акимовъ отвтилъ: ‘ты пасквильный корреспондентъ, соціалистъ, принадлежишь, къ тайнымъ обществамъ, и я тебя вышлю съ жандармами’ и, выбжавъ изъ совщательной комнаты, сталъ кричать, чтобъ ему прислали немедленно жандармовъ. Міродовъ и Спиринъ обратились къ свидтелямъ этихъ сценъ, мировымъ судьямъ, съ просьбою составить протоколъ, но никто изъ нихъ не ршился на актъ подобной смлости: до того они трепетали передъ владыкой двухъ уздовъ. Протоколъ по просьб Спирина былъ составленъ товарищемъ прокурора, который и далъ протоколу ходъ. На суд выяснилось, что самодурство Акимова не имло границъ, что онъ ворочалъ всми длами узда и длалъ самыя дикія постановленія. Оказалось, что онъ обнаруживалъ всегда необузданный характеръ и въ Петербург судился за нечаянный будто бы выстрлъ. Хорошо объясненіе — необузданный характеръ! Медвдь еще необузданне, да и того сажаютъ на цпь. Вс эти необузданные до тхъ поръ и длаютъ всякія глупости, пока имъ позволяютъ. Гр. Толстой своею теоріей о непротивленіи злу не сказалъ ничего новаго. Онъ только формулировалъ нашу обыденную практику общественныхъ отношеній, когда каждый считаетъ себя очень маленькимъ и беззащитнымъ и при первомъ боле рзкомъ шум убгаетъ’ какъ мышенокъ въ свою норку. Кто же не знаетъ, что у насъ только единицами являются истинно-свободные и независимые люди съ выработаннымъ общественнымъ характеромъ, а что же мы длаемъ, чтобъ они вырабатывались и какія для этого существуютъ возможности? Вопросъ старый, тридцать лтъ тому назадъ разршенный еще нашею печатью, а теперь до того забытый, точно его никогда и не было. Вмсто того, чтобы въ общественныхъ мрахъ видть средства гражданскаго устроенія, мы снова обращаемся къ эстетик и художественности, къ поэзіи жизни и къ моральнымъ проповдямъ. Много вковъ нужно, чтобы не только въ распавшемся бурлак, потерявшемъ человческій образъ, но и въ такихъ интеллигентахъ, какъ едоръ Марковъ, сносящій деревни, или Акимовъ, стрляющій нечаянно въ людей, воспиталось то умягчающее художественное и поэтическое чувство, которымъ теперь нкоторые собираются врачевать Россію! Де подъ другимъ ли только соусомъ преподносятъ тутъ читающей публик толстовскую теорію о непротивленіи злу? Пока проповдники художественности будутъ насаждать чувство поэзіи жизни въ г. Акимов или въ едор Марков, первый успетъ проглотить по одиночк всхъ николаевцевъ и новоузенцевъ, а второй снесетъ вс деревни Ставропольскаго узда. А какія чувства слдуетъ воспитывать по этой теоріи въ робкихъ мышатахъ? Они и теперь при первомъ шорох разбгаются по норкамъ, съ поэтическимъ же чувствомъ и художественностью, гнушающимися всякимъ противленіемъ, они дадутъ такого стрекача, что ихъ уже ничмъ не выманишь изъ норки.
Мн думается, что оппонентъ г. Эртеля перенесъ центръ тяжести своихъ обвиненій совсмъ не туда. Г. Эртель раньше общаго вывода совершенно ясно говоритъ, что нужно довести ‘трудовую обстановку до поэзіи’, что нужно, чтобы ‘пахарь вкладывалъ свою душу въ работу’, чтобъ онъ ‘обходился съ нивой любовно’, чтобы земледльческій бытъ разцвлъ ‘тою поэзіей труда, которую такъ превосходно изображалъ Кольцовъ въ своихъ псняхъ’. Въ своихъ требованіяхъ г. Эртель настолько радикаленъ, что считаетъ необходимымъ ‘потрясти господствующее міровоззрніе (какое?) въ самыхъ его основахъ’ и это должны свершить, конечно, эстетики-художники, которые пойдутъ въ народъ и вложатъ въ него ‘любовное отношеніе къ хозяйству и поэтическія связи съ природой’, такъ, чтобы Самарская губернія превратилась въ ‘идиллію аксаковской Семейной хроники‘ (хороша идиллія!). Все это далеко не толстовская программа, которая при всей ея непослдовательности, все-таки, трогаетъ, такъ или иначе, чувство и можетъ давать направленіе поведенію. Въ эстетической же теоріи нтъ никакой программы: она не больше, какъ смутная фантазія, не дйствующая даже на воображеніе. Я говорю все это не о г. Эртел и пользуюсь его фельетонъ лишь какъ поводомъ, чтобъ указать на одно изъ теченій нашей публицистики. Въ Германіи, при подобныхъ же вншнихъ обстоятельствахъ, наблюдалось подобное же направленіе и тхъ, кто ему слдовалъ, Берне называлъ ‘лавендудовыми душами’. И у насъ завелись свои ‘лавендуловыя души’, но только у нихъ едва ли окажется много сторонниковъ. Русскій человкъ вообще не любитъ ничего слащаваго и слабостью мысли и характера его не увлечешь.
Но относительно малой пользы отъ грамотности и ея безсилія остановить разладъ царящаго у насъ самодурства и кулачества лавендуловыя души, все-таки, правы, но только изъ этого факта совсмъ не слдуетъ длать того вывода, который длаетъ оппонентъ г. Эртеля. Вдь, и Стюартъ Милль говоритъ, что благими послдствіями изобртенія машинъ пока еще не воспользовались рабочіе, но изъ этого уже никакъ не выходитъ, что Стюартъ Милль желаетъ уничтоженія машинъ. Есть масса благодтельныхъ изобртеній, которыми до сихъ поръ пользуются только сильные и богатые и лишь для нихъ однихъ открытъ пока свободный доступъ жъ благамъ цивилизаціи. Вдь, вся задача современнаго общественнаго мышленія, вс усилія лучшихъ и боле справедливыхъ людей направлены на то, чтобъ эти блага распредлялись какъ можно равномрне и не составляли бы привилегіи нкоторыхъ. То же повторяется и съ грамотностью, которая и не у насъ однихъ далеко не приноситъ своей пользы. Да и давно ли мы стали грамотями, давно ли завелись у насъ школы? Я говорю, конечно, о школ народной, о той многострадальной народной школ, которой такъ же не везетъ у насъ, какъ и многому другому, что предпринималось въ интересахъ справедливости и народа. Пожалуй, и намъ, образованнымъ, грамотность не приноситъ всей пользы, и, можетъ быть, отъ этого мы и сами приносимъ мало пользы. Не стану говорить о нашихъ многихъ внутреннихъ длахъ, о которыхъ нигд и ничего не прочитаешь, но возьму хоть шкоду: что и гд можетъ узнать о ней наша читающая публика? Я, напримръ, пользуюсь въ этомъ отношеніи большими средствами, чмъ обыкновенный читатель, потому что имю въ своемъ распоряженіи столичныя и провинціальныя газеты, но выбрать и выискать изъ нихъ то, что меня интересуетъ по какому-нибудь данному вопросу — настоящая Сизифова работа. То здсь, то тамъ, въ десяткахъ газетъ выищешь, въ вид маленькихъ и точно случайныхъ заплаточекъ, коротенькія извстія или корреспонденціи по интересующему вопросу, но когда ихъ начнешь связывать, чтобы получить цльную картину, то получается только дырявое лоскутное одяло или нчто врод тхъ дтскихъ складныхъ картинокъ, въ которыхъ половина фигуръ растеряна. Но въ этомъ нельзя винить и газеты: не святымъ же духомъ узнавать ихъ сотрудникамъ, что длается въ Россіи, когда и она молчитъ, и молчатъ т, кто ею вдаютъ. И вотъ и пишущіе, и читающіе довольствуются всякими обрывками свдній, какія находятъ въ газетахъ, и только по ихъ общему тону могутъ судить объ общемъ ход жизни. Словомъ, вмсто ясной, точной картины, открывается лишь срый фонъ какихъ-то теченій, точно съ высокой горы смотришь на океанъ, покрытый туманомъ. Видишь, что и здсь что-то не ладно и тамъ что-то не ладно, а въ чемъ и почему это не ладно, не поймешь и не узнаешь. Подобныя печатныя прятки (впрочемъ, не намренныя со стороны печати) едва ли приносятъ кому бы то ни было пользу, а тмъ боле россійскому неустройству.
Когда я дописывалъ эти слова, мн принесли письмо одного изъ моихъ далеко живущихъ друзей. Пишетъ онъ мн по поводу одного изъ моихъ очерковъ: ‘Пожаллъ я, между прочимъ, что, говоря о земств и противупожарныхъ мрахъ, вы не упомянули ни словечка о вятскомъ земств. Тамъ это дло дйствительно хорошо устроено: въ одномъ Глазовскомъ узд, наприм., больше тысячи пожарныхъ машинъ и при нихъ спеціально особый механикъ, который только и длаетъ, что здитъ по узду и осматриваетъ ихъ, чинитъ, поправляетъ, учитъ крестьянъ обращаться съ ними. Все это длаетъ, главнымъ образомъ, губернское земство, а не уздныя. То же самое, говорятъ, и въ другихъ уздахъ. Разумется, на самомъ дл не Богъ всть что, но, все-таки, видно хоть нкоторое стараніе и забота о мужик. А какъ прекрасно устроена тамъ медицинская часть, хотя докторовъ и фельдшерскихъ пунктовъ, все-таки, мало. Изъ пяти докторовъ (одинъ уздный), четыре тамъ люди молодые, очень дятельные и буквально ни съ кого не берущіе ни гроша, аптека также земская и все отпускаетъ безплатно, взыскивая только 5 коп. съ каждаго рецепта, т.-е. съ каждаго отпуска лкарствъ, хотя бы нкоторыя изъ нихъ стоили нсколько рублей. Какъ посравнишь все это съ такими чиновничьими палестинами, какъ, наприм., здшній округъ (письмо изъ Сибири), такъ и увидишь всю огромную разницу между чиновничье!’ и земскою дятельностью, какъ бы послдняя ни была плоха и узка. Тутъ положительно нельзя хворать,— такъ дороги доктора и аптека,— а въ деревн и подавно, потому что тамъ и доктора никогда не увидишь. Изъ двухъ докторовъ одинъ только и длаетъ, что по мертвымъ тламъ здитъ вскрытіе производить, а другой постоянно въ город живетъ…’ Упрекъ мн совершенно справедливый, но что же длать мн и вообще всякому другому русскому публицисту при нашихъ условіяхъ гласности? Кром вятскаго, есть еще много и другихъ земствъ, у которыхъ и пожарная, и медицинская, и школьная части устроены очень хорошо, на разв о нихъ можно гд-нибудь найти хоть одно печатное слово? Разв собираніе свдній о Россіи у насъ организовано, разв есть у насъ такой органъ, въ которомъ бы давались точные и подробные отчеты о внутреннихъ и земскихъ длахъ? Земства, правда, издаютъ свои постановленія, по какъ ихъ добыть обыкновенному смертному? Да если бы обыкновенный смертный ихъ и досталъ, онъ, все-таки, едва ли бы ихъ одоллъ и пришелъ бы къ какимъ-нибудь точнымъ и опредленнымъ итогамъ. Каждое земство пишетъ у насъ отчеты и доклады по-своему, а есть и такія управы, которыя никакихъ отчетовъ земскому собранію не представляютъ. А про разнообразныхъ регистраціяхъ un о какихъ общихъ итогахъ не можетъ быть и разговора. Напримръ, о земскихъ школахъ одн управы даютъ въ отчетахъ очень подробныя свднія, такъ что вы узнаете даже, гд каждый учитель или учительница окончили свое образованіе, другія же даютъ только огульную цифру школъ и расходовъ на нихъ и считаютъ это вполн достаточнымъ. Центральнаго земскаго органа у насъ нтъ, откуда же явиться земскому единству и на чемъ и какъ столковаться земцамъ? Попытки къ организаціи единообразія въ усиліяхъ, задачахъ и способахъ земской дятельности не имли до сихъ поръ никакого результата, да, по всей вроятности, скоро его и не достигнутъ. И вотъ и земская, и неземская Россія живетъ отгороженными кутками и каждый кутокъ варится въ своемъ собственномъ соку, не вдая, какъ варится его сосдъ. Какими же знаніями при такихъ средствахъ отечествовднія можетъ владть наше общество, на которое извстная часть печати возлагаетъ отвтственность за вс неустройства, если отечество отъ общества спрятано и если оно не иметъ на малйшаго понятія о томъ, какъ это отечество живетъ? Что же мудренаго, что наша тенденціозная печать не только играетъ общественнымъ, свдніемъ, какъ фокусникъ шарами, но еще и старается совсмъ завязать обществу глаза и заткнуть уши, чтобы затмъ лпить изъ него, какъ изъ воска, какія нужно фигурки? Именно такою игрой и занимается теперь эта часть печати въ вопрос о народномъ образованіи, въ польз котораго усомнился г. Эртель.
Въ одномъ изъ недавнихъ нумеровъ Кіевлянинъ сообщалъ, въ вид коротенькаго извстія, что министерство народнаго просвщенія собираетъ свднія о томъ, какія необходимы измненія въ программ учительскихъ семинарій, чтобы сельскія школы могли имть вполн подготовленныхъ учителей для преподаванія ремеслъ и общеполезныхъ сельскохозяйственныхъ знаній. Вмст съ этимъ сельскія школы предполагается приспособить къ мстнымъ условіямъ, такъ что въ одной школ можетъ преподаваться, какъ спеціальный предметъ, огородничество или садоводство, а въ другой — столярное или сапожное ремесло и проч., смотря по мстнымъ требованіямъ. Что же, мысль прекрасная и ее остается только одобрить. До Кіевлянину было нужно другое и въ одномъ изъ послдующихъ нумеровъ онъ разразился въ передовой стать цлою филиппикой противъ земскихъ школъ. Чтобы сохранить цвтъ и ароматъ этой филиппики, я приведу главную ея часть цликомъ.
‘Останавливаясь на этомъ новомъ теченіи въ сфер народнаго образованія и опредляя его значспіе,— говоритъ Кіевлянинъ,— намъ кажется, что осуществленіе вышеуказанной программы составитъ цлую эпоху въ жизни нашей народной школы, дастъ ей то твердое положеніе, какого она до сихъ поръ была совершенно лишена. Въ силу неисповдимыхъ судебъ наша народная школа еще недавно была поставлена въ столь ложное положеніе, что можно только удивляться, какъ до сихъ поръ это анти-народное искусственное насажденіе просвщенія не заглохло еще окончательно и не отбило у массы народа всякой охоты къ образованію. Преслдуя ложно (курсивъ Кіевлянина)реалистическія цли, наша школа направила вс силы къ тому, чтобы порвать естественную связь ея съ церковью, а равно и съ жизнью, и наши педагоги вели обученіе народа такъ, что вс ‘знанія’ (ковычки Кіевлянина), которыя давала школа, являлись ни къ чему (курсивъ опять Кіевлянина) непригодными и должны были забываться совершенно, все, что получили воспитанники такихъ школъ,— это льготу по отбытію воинской повинности, да и то лишь въ такомъ случа, если не упускалось время и ученикъ не усплъ превратиться въ совершенно безграмотнаго. Съ изданіемъ закона о церковно-приходскихъ школахъ въ систем народнаго образованія былъ пополненъ крупный проблъ и религіозно-нравственному просвщенію народа дано надлежащее мсто. Но это лишь одна сторона дла. Народную школу необходимо поставить такъ, чтобъ она, въ то же время, служила экономическимъ (курсивъ Кіевлянина) пользамъ и нуждамъ массы населенія, была реально связана съ потребностями жизни и удовлетворяла ихъ (курсивъ Кіевлянина). Эта вторая задача и будетъ достигнута со введеніемъ преподаванія въ народныхъ школахъ общеполезныхъ сельско-хозяйственныхъ знаній и ремеслъ’.
И такъ, оказывается, что измненіе въ программ учительскихъ семинарій составитъ цлую эпоху въ лизни нашей народной школы,
что законъ о церковно-приходскихъ школахъ пополнилъ крупный проблъ и религіозно-нравственному просвщенію народа дано надлежащее мсто,
что теперешняя (читай земская) школа была поставлена въ ложное положеніе и удивительно, какъ она еще окончательно не отбила у народа охоты къ ученью,
что земская школа стремилась порвать естественную связь народа съ религіей и жизнью,
что знанія, которыя она давала, являлись ни къ чему непригодными я должны были забываться совершенно.
Уже одного обвинительнаго пункта, что школа разрывала ‘естественную связь народа съ религіей и жизнью’, было бы совершенно достаточно, чтобы закрыть вс земскія школы. Отчего же он оказываются не только не закрытыми, но и растутъ ежегодно? На этотъ вопросъ даетъ вполн удовлетворительный отвтъ самъ, добросовстно оговорившій, до перечисленія обвинительныхъ пунктовъ: ‘намъ кажется’. Именно почтенному Кіевлянину все это только показалось. Но если это такъ, если Кіевлянинъ сознавалъ, что ему это только кажется, зачмъ же онъ пользуется невдніемъ читателя и говоритъ такъ утвердительно о вещахъ, ему точно неизвстныхъ? Во всякомъ случа въ этомъ ‘кажется’ заключается самое безобидное объясненіе тхъ обвиненій земской школы, которыя приходится встрчать въ газетахъ и выслушивать въ земскихъ собраніяхъ отъ людей, хотя и считающихъ себя земцами, но не знающихъ ни земскихъ длъ, ни не умющихъ думать по-земскому. А эти господа, благодаря слабому протесту противъ нихъ со стороны земства, уже не первый годъ высказываютъ совершенно безнаказанно такія вещи, которыхъ они при иныхъ условіяхъ высказывать бы устыдились. ‘Зачмъ намъ народное образованіе, на которое уходятъ десятки тысячъ ежегодно земскихъ денегъ, а пользы и на грошъ нтъ?— говорилъ на аткарскомъ земскомъ собраніи ныньче, въ октябр, гласный Гардеръ.— Образованіе народа приноситъ одинъ лишь вредъ! Деревенскіе ребята въ школахъ научаются безнравственности и неврію въ Бога. Учениковъ въ школахъ учатъ не закону Божію, а тому, что у коровы спереди есть голова, а сзади… хвостъ. Грустно!… Пора это зло пресчь! Закрыть надо школы, уничтожить! Пусть попы да дьячки учатъ народъ грамот! Они научатъ народъ чему-нибудь хорошему!’ Съ меньшимъ числомъ знаковъ восклицанія, но такъ же убдительно, говорилъ на курскомъ собраніи на ту же тему гласный Анненковъ: ‘Пора земству отказаться отъ обыкновенія строить зданія для школъ стоимостью въ 2—3 тысячи рублей, не нужны въ школахъ глобусы, ландкарты: расходы на все это не только, не полезны, но даже вредны. Образованіе же только приноситъ населенію вредъ, развращаетъ крестьянъ. На что, напримръ, употребляютъ свои знанія волостные и сельскіе писаря, какъ не на вредъ населенію? Продуктомъ образованности въ деревн являются, крон писарей, кабатчики, кулаки, аблакаты и прочіе пройдохи. Просвщеніе портитъ крестьянское юношество, которое не почитаетъ теперь родителей, забыло посщать церкви, пьянствуетъ’. Одесскій Встникъ говоритъ, что этотъ же самый г. Анненковъ, два года тому назадъ, доказывалъ въ земскомъ собраніи, что для бдняковъ должны быть организованы особыя школы, въ которыхъ фабриковались бы расторопные лакеи и ловкія горничныя.
‘Любопытно бы знать,— замчаетъ О. В.,— какая школа фабриковала самого г. Анненкова?’
И въ этомъ замчаніи газеты меньше всего ироніи. Оно напоминаетъ другое замчаніе, сдланное по поводу ‘нашихъ самоучекъ’ (Рус. М., кн. VII). Съ извстнымъ Слпушкинымъ былъ такой случай. Бстрчается съ нимъ какой-то незнакомецъ и для поправленія его денежныхъ обстоятельствъ даетъ ему 700 р. И когда Слпушкинъ полюбопытствовалъ узнать имя великодушнаго человка, тотъ ему отвтилъ: ‘На что теб меня знать,— вдь, я тебя знаю’, ссудилъ, да боле и не показывался. На какой почв возникъ этотъ великодушный человкъ?— спрашиваетъ авторъ. Откуда и въ самомъ Слпушкин то, что, обзаведясь кирпичнымъ заводомъ, онъ сталъ для рабочихъ вторымъ отцомъ, кормильцемъ, совтникомъ, судьею, заботливымъ попечителемъ о больныхъ? Откуда это, что онъ всегда совстился притснять своихъ должниковъ и, встртивъ кого-нибудь изъ нихъ, обыкновенно показывалъ, что не замчаетъ, потому что по опыту зналъ, какъ тяжело встрчаться съ заимодавцемъ.. Отчего, въ самомъ дл,— спрашиваетъ авторъ статьи,— одинъ и тотъ же нашъ народный міръ порождаетъ, въ одно и то же время, и самоотверженнаго мірянина, и мірода? Въ самомъ дл, какая шкода создаетъ подобныя крайности не только въ деревн, но и въ земств и гд хотите, на какой почв возникаютъ такія дикія понятія, что образованіе приноситъ вредъ, а просвщеніе портитъ, что школы нужно закрыть, какъ этого требуютъ гг. Гардеръ и Анненковъ? На какой почв возникла вражда противъ земства? Да все на почв того же самаго невжества, которое питается неудовлетворительною организаціей образованія, слабыми средствами просвщенія, а больше всего слабыми возможностями для борьбы въ самой жизни, въ повседневной ея практик, съ этимъ невжествомъ, такъ гордо и самоувренно поднявшимъ теперь свою голову и не только безстыдно рисующимся своимъ цинизмомъ, но и являющимся силою, имющею власть вязать и разршать. Г. Гардеръ, напримръ, вызвалъ на аткарскомъ собраніи ‘чрезвычайно шумныя пренія’, потребовалось его опровергать, потребовалось представлять доказательства, что онъ говоритъ вздоръ. Въ защиту народнаго образованія выступили четыре гласныхъ: А. Сафоновъ, Котовъ, Садовниковъ и Гарцуевъ, которые доказали, что народное образованіе въ узд находится въ очень хорошему состояніи, что народъ относится къ школамъ съ большою симпатіей и не жалетъ на нихъ послднихъ грошей. На предложенный предсдателемъ вопросъ: ‘желаетъ ли собраніе, по примру прежнихъ лтъ, ассигновать на народное образованіе 18,000 рублей?’ — собраніе отвтило утвердительно.
Зачмъ же г. Гардеръ и его сторонники поднимали весь этотъ шумъ? Зачмъ приходилось спорить и доказывать вновь то, что было еще доказано при Ломоносов? Зачмъ люди, неимющіе умственнаго ценза, допускаются къ разршенію общественныхъ вопросовъ? А что люди безъ умственнаго ценза стали выдвигаться теперь въ качеств демосеновъ, въ этомъ много повинна такъ называемая консервативная печать. Посмотрите, какимъ развтвленнымъ потокомъ разливается по Россіи… Ну хотя бы извстный родникъ, бьющій въ Москв. Московскія Вдомости читаются, конечно, высшею консервативною интеллигенціей, но за ними выступаетъ цлый рядъ провинціальныхъ газетъ, оффиціозныхъ, полуоффиціозныхъ, даже и совсмъ неоффиціозныхъ, какъ Кіевляинъ, Варшавскій Дневникъ, Виленскій Встникъ, Волынь, Кавказъ, Новороссійскій Телеграфъ, которые текутъ по провинціи ручейками того же цвта и утоляютъ жажду любознательнаго читателя все тою же водой. За этими претендующими на большую серьезность и основательность органами выступаютъ частью приспшники Московскихъ Вдомостей, какъ Южный край и Лучъ, а частью мелкіе органы ‘вольной печати’, разсчитывающіе на провинціальныхъ дешевыхъ подписчиковъ — Свтъ, Иллюстрированный Міръ, Всеобщая Газета, Волга, Радуга, Вокругъ Свта, набирающіе своихъ читателей между сельскимъ и городскимъ духовенствомъ, мелкими купцами и прикащиками, небогатыми землевладльцами, управляющими, кабатчиками, волостными писарями и т. п. малоразвитою и нетребовательною публикой. Что же мудренаго, что избиратель, начитавшійся г. Окрейца (Лучъ) или Южнаго, выбираетъ въ гласные людей того высокаго умственнаго ценза, какъ гг. Гардеръ или Анненковъ, а эти въ свою очередь превращаютъ земскія собранія въ приготовительный классъ общественности или въ арену общественныхъ недоразумній? Но нужно быть, однако, справедливымъ и къ гг. Гардеру и Анненкову. Какъ же имъ не высказывать своихъ мыслей, когда даже такіе солидные представители провинціальной печати, какъ, думаютъ о земскихъ школахъ совершенно такъ же? Ботъ мы и опять подошла къ школ и теперь отъ нея уже не отойдемъ.
И такъ, земскую народную школу обвиняютъ и прогрессисты извстнаго оттнка, и консерваторы. Прогрессистовъ школа не удовлетворяетъ потому, что не даетъ этическихъ идеаловъ и одна грамотность безсильна бороться противъ безшабашнаго кулачества, газетные консерваторы находятъ, что школа стремится порвать естественную связь народа съ религіей и жизнью, а консерваторы-практики, черпающіе руководящія идеи въ исполненію изъ консервативныхъ газетъ, уже совсмъ и не думая, оглашаютъ воздухъ кличемъ: ‘Долой школы! Пускай попы да дьячки учатъ народъ грамот’. Посмотримъ же, что говорятъ факты и даютъ ли они основаніе только къ этимъ выводамъ или къ какимъ-нибудь другимъ.
Исторія нашей народной школы коротка. До Петра Великаго у насъ была школа церковная (какъ и все тогдашнее образованіе), т.-е. тамъ и здсь,— и ужь, разумется, не въ деревняхъ,— учила дтей церковной грамот, потому что другой и не было, да молитвамъ. Петръ вводитъ гражданскую азбуку и создаетъ школу профессіональную, потому что ему были нужны знающіе люди. Но ‘посадскіе люди’ съ ужасомъ смотрли на вс эти цифирныя, военныя, навигацкія и разноязычныя школы и просили царя ихъ отъ школъ освободить, что Петръ и сдлалъ. Затмъ вплоть до царствованія Императора Николая о народной, т.-е. деревенской, мужицкой шкод ничего не слышно, правительство заботилось лишь о среднемъ и высшемъ образованіи и до деревни не доходило. При Император Никола, и въ особенности съ учрежденіемъ министерства государственныхъ имуществъ, начинаются въ казенныхъ и удльныхъ имніяхъ заводиться школы, въ которыхъ деревенскихъ мальчишекъ учили, обыкновенно силкомъ, грамот. Эти школы и тогда назывались ‘бумажными’, т.-е. объ нихъ писалось въ отчетахъ одно, а въ дйствительности было другое: народъ этихъ школъ не любилъ и смотрлъ на нихъ, какъ на своего рода рекрутчину. Надо было измниться всмъ условіямъ народной жизни, чтобы школы стали дйствительною потребностью, и это измненіе явилось съ освобожденіемъ крестьянъ и съ возникновеніемъ земства. Вотъ когда, наконецъ, не только наступила пора народной школы, но явилась и дйствительная школа.
Дореформенныя школы, доставшіяся въ наслдство земству, едва ли даже и можно было считать школами. Помщались он Богъ знаетъ гд и Богъ знаетъ какъ, и учили въ нихъ грамот по Домострою всякіе учителя — и отставные солдаты, и дьячки, и дворовые, и пьяные, и трезвые. Достались въ наслдство земству и церковно-приходскія школы, помщавшіяся тоже кое-гд и кое-какъ, то въ сторожк при церкви, то у дьячка, учебныхъ средствъ почти никакихъ не было, ни азбуки, ни книгъ для чтенія, и вся грамота сводилась къ механическому чтенію по букварямъ да церковнымъ книгамъ.
И вотъ точно чудомъ какимъ-то свершается нчто невиданное и небывалое. Вопросъ о народномъ образованіи становится общимъ вопросомъ, надъ нимъ задумывается не земство только, а лучшіе люди Россіи, прежняя Россія, никогда и не слыхавшая объ ученыхъ педагогахъ, о методахъ и педагогіи, тутъ внезапно, неизвстно откуда, точно изъ земли, создала рядъ даровитыхъ, знающихъ и фанатически преданныхъ длу народнаго образованія писателей, воспитателей, учителей, создавшихъ никогда еще неслыханную въ Россіи педагогію и установившихъ народную школу на научныхъ основахъ. Въ исторіи народной школы имена ея первоучителей и организаторовъ, какъ Ушинскій, Водовозовъ, Максимовичъ, Столпянскій, Золотовъ, баронъ Косинскій, баронъ Ворфъ, Студитскій, Кочетовъ, Блиновъ, Тихоміровъ — сохранятся навчно. Я перечислилъ далеко не всхъ изъ посвятившихъ себя народному образованію и масса ихъ служитъ лучшимъ показателемъ силы того движенія, которое овладло образованными людьми въ пользу народнаго образованія.
Движеніе это было вполн сознательное и люди отлично понимали, въ чемъ заключаются ихъ цли и задачи и какія трудности лежатъ имъ на пути. Нужно было создавать все вновь, потому что предъидушая школа (если только шкодой можно назвать то, что было) давала лишь отрицательныя указанія. Работа была большая и трудная, и не только для обыкновенной публики, но, пожалуй, и для земцевъ не всегда понятная. Только т, кто стоялъ у самаго дла, могутъ оцнить вполн тотъ, повидимому, мелочной, но, въ сущности, гигантскій трудъ, который вынесли на своихъ плечахъ творцы нашей народной школы. Они должны была и длать, и передлывать, учить и сами учиться. Для этого было мало одной энергіи — требовалась страстная любовь къ длу, извстная настойчивость и даже упрямство въ достиженіи цди. Двигалъ людьми не казенный формализмъ, не служебная исполнительность, а та благородная, одушевляющая сила, которая зовется искрой Божіей. И, можетъ быть, ни на какомъ другомъ поприщ жизнь не выдвинула столько беззавтныхъ энтузіастовъ, которые, несмотря ни на какія лишенія, толчки и непріятности, всецло охваченные любовью къ ближнему, отдавали вс свои силы, чтобы внести свтъ въ темный міръ заброшенной русской деревни. Это не фразы! Я не пишу исторію народной шкоды (а ее долженъ бы кто-нибудь написать, и именно теперь, когда еще свжо впечатлніе перваго труда и когда еще живы т, кому первымъ пришлось пробивать пути, класть первые камни этого будущаго зданія, да отвоевывать подъ нею каждый вершокъ земли, борясь съ окружающимъ невжествомъ и непониманіемъ),— я хочу только показать читателю, насколько неправды, и именно теперь, говорится и пишется объ одномъ изъ лучшихъ нашихъ ддъ. Чтобы читатель самъ убдился въ этомъ, я въ вид схемы народнаго обученія въ земскихъ школахъ представлю ему т результаты, которые были выяснены на первомъ създ учительницъ-семинарокъ земской учительской школы П. П. Максимовича въ Твери, въ август 1883 года. Эти итоги будутъ и живою картиной самой земской школы, какою она является теперь.
Первоначальное обученіе грамот ведется, во всхъ безъ исключенія шкодахъ, по звуковому методу. Это кропотливое дло требуетъ большаго вниманія и терпнія. Самое большое затрудненіе испытываютъ дти при первыхъ опытахъ сліянія звуковъ по разрзнымъ буквамъ, дти не могутъ догадаться, какъ связать звуки вмст, какъ прочитать дв буквы сразу, и всегда произносятъ каждый изъ двухъ звуковъ отдльно (мъ — а). Для устраненія этого затрудненія, учительница или учитель заставляетъ тянуть первый звукъ, а потомъ сразу прибавить къ первому звуку второй. Но и этотъ пріемъ очень часто не уменьшаетъ затрудненія, и учительниц нердко приходится самой подсказывать произношеніе слога. Затрудненія эти продолжаются, приблизительно, во время изученія перваго десятка буквъ. Де мало затрудняетъ дтей и сліяніе согласныхъ звуковъ съ мягкими гласными. Дти произносятъ мягкій гласный звукъ или твердо (ма, вмсто мя), или вмсто я произносятъ ья (мья.). Посл того, какъ дти познакомятся съ первыми 10—15 буквами, имъ выдаются книжки (не везд, правда). Дти этому ужасно рады, да довольны и родители, которыхъ обыкновенно особенно интересуютъ первые успхи обученія ребенка.
Дти при поступленіи въ школу говорятъ такъ, какъ они научи лисъ говорить въ семь, а потому ихъ языкъ отличается всми тми неправильностями, какія существуютъ въ мстномъ говор. Школа должна исправить этотъ недостатокъ, т.-е. то, что дйствительно неправильно въ мстномъ язык, и научать учениковъ понимать общелитературный языкъ, какимъ пишутся книги. Это дло о трудное, и деликатное и, къ сожалнію, не дающее прочныхъ результатовъ, ибо ребенокъ слышитъ общепринятый литературный языкъ только въ школ, а затмъ и до школы, и посл школы, и во всю жизнь его окружаетъ мстный говоръ. Учителя думаютъ, что замтное вліяніе школы и книги на мстный языкъ скажется только черезъ нсколько поколній, прошедшихъ послдовательно черезъ школу. Исправленіе говора дтей должно длаться умла и осторожно, чтобы въ ребенк не явилось чувства пренебреженія къ крестьянскому языку и къ тмъ, кто имъ говоритъ, чтобы ребенокъ не заважничалъ, чтобы въ немъ не явилось желаніе щеголять словами и оборотами, которыхъ онъ, пожалуй, даже и не совсмъ понимаетъ. Это дло требуетъ тмъ большей осторожности, что народный языкъ питаетъ языкъ литературный и служитъ его главнымъ источникомъ. Да, кром того, есть много словъ, не заключающихъ въ себ никакого дурнаго смысла, но которыя не употребляются въ литературномъ язык только потому, что не принято такъ говорить. Графъ Л. Толстой употребляетъ въ своихъ народныхъ разсказахъ слова: кобыла, портки и т. п., не принятыя въ литературной рчи. И, конечно, удерживаніе дтей отъ подобныхъ словъ принесетъ только вредъ, потому что дти станутъ доискиваться причины и могутъ приписать этимъ словамъ такой смыслъ, какого въ нихъ вовсе и сть. Народная шкода переводитъ теперь ученика постепенно отъ народнаго языка къ языку общелитературному и при этомъ исходною точкой отправленія въ обученіи языку, первою ступенью въ послдовательномъ умственномъ развитіи учащихся служитъ народный языкъ, слдующею ступенью служатъ: языкъ народной сказки, псни и пословицы, а высшею является языкъ литературный,
Когда дти выучатся читать слова и предложенія, имъ даютъ читать коротенькія повствованія и разсказы, представляющіе развитіе какой-либо одной основной мысли. Статьи описательнаго характера въ этотъ періодъ обученія мало доступны дтямъ и читаются ими съ большимъ трудомъ. Сказки, забавные анекдоты, шутки и прибаутки, скороговорки, псенки и т. п. хотя и охотно читаются дтьми, но встрчаютъ полнйшее неодобреніе и даже порицаніе со стороны родителей, и потому ихъ въ школ не читаютъ.
Обыкновенный способъ разработки статей заключается въ слдующемъ: статья читается вся сразу и два или три раза — механически я при этомъ исправляютъ ошибки учениковъ въ выговор и произношеніи словъ, въ интонаціи чтенія предложеній и проч. Посл механическаго прочтенія длается разборъ статьи по частямъ, причемъ объясняются дтямъ незнакомыя слова и выраженія, переспрашиваютъ прочитанное, а потомъ дти передаютъ своими словами содержаніе прочитаннаго отрывка. Такъ читается статья до конца. Въ конц статьи выводится главная мысль, и дти пересказываютъ содержаніе всей статьи.
Съ чтеніемъ басенъ дло идетъ трудне: въ нихъ сбиваетъ дтей вымышленная форма. Поэтому дтямъ нужно сначала прочесть басню и растолковать имъ прямой ея смыслъ, а потомъ уже смыслъ переносный. Примненіе дйствій и поступковъ животныхъ къ дйствіямъ и поступкамъ человка — очень трудная работа для дтей, басенные образы въ воображеніи дтей берутъ всегда перевсъ надъ объясненіями этихъ образовъ учителемъ.
Дти очень охотно заучиваютъ наизусть стихотворенія, но родители деревенскихъ дтей въ большинств случаевъ относятся къ этому занятію не одобрительно. Такъ же не одобряетъ народъ сказки и псенки, онъ считаетъ чтеніе сказокъ бездльемъ и, дорожа временемъ, требуетъ, чтобы школа учила ребенка только ‘длу’. Поэтому, несмотря на то, что сказка можетъ служить прекраснымъ воспитательнымъ матеріаломъ и вообще нравиться дтямъ, потому что соотвтствуетъ вполн той ступени развитія, на которой стоятъ дти, приходится иногда длать уступку родителямъ и пользоваться сказкой только для внкласснаго чтенія.
Чтеніе есть основа школы, ея главный развивающій элементъ въ области умственной и нравственной, сообразно этому и статьи, избираемыя для чтенія, длятся: на статьи, заключающія въ себ естественно-историческія, географическія и историческія свднія (описанія и разсказы) и образцово литературныя произведенія и статьи религіознаго и нравственнаго содержанія, развивающія и облагораживающія преимущественно чувства (басни, стихотворенія, повсти, разсказы и проч.). Совершенно справедливо замчаетъ одна изъ учительницъ (г-жа Боркова), что разумно направленнымъ чтеніемъ можетъ быть исчерпана почти вся задача современной народной школы.
. Какъ примръ вліянія задушевныхъ разсказовъ на чувство дтей, г-жа Боркова указываетъ на сказку, напечатанную въ — Откуда взялся ландышъ. ‘Одна старушка возвращалась отъ обдни съ своимъ внучкомъ Яшей, ихъ окружила толпа нищихъ, Яша, пораженный картиной бдности, спросилъ у бабушки: ‘почему такъ много несчастныхъ на свт?’ Старушка ему отвтила, что жилъ на свт злой старый колдунъ, онъ спряталъ людское счастье въ сундукъ и унесъ далеко въ лсъ. Съ тхъ поръ стало много горя въ людяхъ. Охваченный чувствомъ состраданія и любви, Яша все думалъ, какъ отыскать счастье людямъ. Позднею ночью онъ уходитъ, въ лсъ на поиски. Идетъ день, другой, заходитъ дале, а счастья все нтъ. Усталый, онъ падаетъ подъ сосенкой и плачетъ. Слезы его капаютъ на зеленую травку, на землю, и оттуда поднимаются ландыши, такіе же блые и чистые, какъ чисты были его слезы, желанія и любовь’. Сказка эта произвела глубокое впечатлніе на дтей, они заставляли ее перечитывать, задумывались и даже длали свои замчанія по поводу Яшиной жалости къ людямъ. Этотъ фактъ даетъ поводъ г-ж Борковой сдлать такой выводъ. Крестьянскій ребенокъ очень рано начинаетъ вести почти самостоятельную жизнь вн нравственнаго вліянія матери. Вся ушедшая въ заботу дня, крестьянская мать мало иметъ времени думать о дтяхъ, а если и ласкаетъ ихъ, разсказываетъ что-нибудь, то урывками и между дломъ. А, между тмъ, сплошь и рядомъ, дти бываютъ окружены фактами грубаго насилія и несправедливости, перевса физической силы надъ нравственною и въ этой обстановк быстро грубютъ и длаются безчувственными. Поэтому школа, по мннію г-жи Борковой, должна, насколько возможно, замнить крестьянскому ребенку недостающее ему умягчающее вліяніе матери, ввести его въ свтлый міръ добрыхъ чувствъ, человчности, правды и любви. Но отвчаетъ ли этимъ требованіямъ учебный матеріалъ, который иметъ въ своемъ распоряженіи современная народная школа? При классномъ чтеніи обыкновенно употребляются книги для чтенія Паульсона, Водовозова, Ушинскаго, Толстаго и Родина Радонежскаго. Въ масс начальныхъ училищъ нтъ библіотекъ для внкласснаго чтенія, а если он и попадаются иногда, то составленныя случайно, безъ системы, и потому не имютъ никакого значенія для нравственнаго и умственнаго развитія дтей. Перечисленные же выше авторы тоже не удовлетворяютъ вполн. Паульсонъ погршаетъ нравоученіями и натяжками добродтельныхъ чувствъ и потому не производитъ на дтей настоящаго впечатлнія. Водовозовъ иногда не интересенъ и сухъ. Толстой нравится дтямъ больше Паульсона и Водовоэова, но за то ни Радонежскій, ни Толстой не даютъ дтямъ знаній и заботятся только о развитіи чувства и воображенія. По отношенію въ передач полезныхъ знаній преимущества опять на сторон Водовозова и Ушинскаго. Эти особенности каждаго изъ авторовъ заставляютъ учителей строго относиться къ каждому изъ нихъ длать изъ статей для чтенія выборъ, наиболе соотвтствующій задачамъ воспитанія. Но этого мало. Сухое изложеніе статей, дающихъ знаніе, принуждаетъ учителей прибгать къ устнымъ бесдамъ, которыя, какъ замчено, дйствуютъ гораздо сильне на умъ и воображеніе дтей, чмъ чтеніе. И это понятно: книга сама по себ, все-таки, мертвая буква и требуетъ значительно усиленной работы воображенія и способности умозаключенія со стороны чтеца, а все это нужно ребенку еще пріобрсти. И, тмъ не мене, учителя пользуются бесдами, какъ вспомогательнымъ средствомъ, и книг дается преобладающее значеніе, какъ единственному источнику для самообразованія дтей въ будущемъ.
Кром классныхъ занятій въ школахъ, гд представляется для того возможность, ведутся съ учениками внклассныя чтенія. Но это возможно лишь въ тхъ немногихъ школахъ, гд вс ученики живутъ вблизи школы или гд дти остаются для ночлега. Чтеніе въ такихъ случаяхъ иметъ классный повторительный характеръ. Читаетъ или учительница, или же сами дти по очереди. Къ сожалнію, большая часть школъ крайне бдны книгами для самостоятельнаго внкласснаго чтенія учениковъ. Въ нкоторыхъ уздахъ ни въ одной шкод нтъ никакихъ книгъ, кром учебныхъ, и лишь въ немногихъ школахъ есть по нскольку названій богослужебныхъ книгъ (Псалтырь, Часословъ), житій святыхъ, дешевыхъ историческихъ, естественно историческихъ и географическихъ брошюръ.
Обученіе церковно-славянскому чтенію начинается во всхъ школахъ съ перваго же года и продолжается въ теченіе всего школьнаго курса. Дтей знакомятъ съ церковно-славянскою азбукой уже тогда, когда они пріучатся разбирать безъ труда слова и фразы гражданской печати. Имъ показываютъ только т буквы, которыхъ нтъ въ гражданской азбук, объясняютъ значеніе надстрочныхъ и строчныхъ знаковъ и тотчасъ же заставляютъ читать церковную печать. Дти разбираютъ церковно-славянскій текстъ безъ всякаго труда.
Главная задача обученія церковно-славянскому чтенію заключается въ томъ, чтобы довести дтей до умнья читать бгло церковно славянскія книги и понимать читаемое.
Вслдствіе недостатка времени, упражненіе въ славянскомъ чтеніи ограничивается книгами новозавтными, преимущественно Евангеліемъ, церковными пснопніями и тми псалмами, которые чаще другихъ читаются во время богослуженія. Чтеніе начинается съ Евангелія не только потому, что оно понимается дтьми легче псалмовъ, но еще и потому, что нкоторые изъ учениковъ оставляютъ шкоду по окончаніи двухлтняго курса, и начать обученіе съ Псалтыря или Часослова значитъ лишать ихъ возможности познакомиться съ Евангеліемъ, основой и источникомъ всего христіанскаго ученія.
При церковно-славянскомъ чтеніи учитель не входитъ въ толкованія догматическія. Это — дло законоучителя.
Чтеніе наиболе понятныхъ евангельскихъ разсказовъ облегчаетъ значительно преподаваніе закона Божія. Такъ, когда священнику въ школ г-жи Борковой пришлось разсказывать о чудесахъ Спасителя посл чтенія ихъ съ учительницей по Евангелію, то дти въ одинъ голосъ закричали: ‘мы это знаемъ, мы читали’.
Исторія суда, страданія и смерти Спасителя производитъ на дтей грустно-религіозное впечатлніе. ‘Помню, какъ однажды,— сообщаетъ г-жа Боркова,— когда передъ дтьми живо и ясно проходили картины суда, неистовства толпы, варварство стражи, домогательство фарисеевъ, и когда на этомъ ужасномъ фон выступалъ свтлый ликъ Христа, полный любви, милосердія и всепрощенія,— дти были серьезны и сосредоточены. У многихъ на глазахъ навертывались слезы, а одна двочка такъ и совсмъ заплакала и на вопросъ: ‘что съ ней?’ — отвчала: ‘Христа жалко’.
Совмстно съ чтеніемъ ведется во всхъ школахъ и обученіе письму. Оно не ограничивается однимъ механическимъ писаніемъ, а иметъ въ виду научитъ дтей правильно писать и излагать толково мысли. Наконецъ, дти обучаются и ариметик. Говоря коротко, земская начальная школа стремится создать для деревни такихъ грамотныхъ людей, которые бы могли ясно понимать, что они читаютъ, сознательно считать, правильно писать и толково излагать свои мысли. Конечно, для большинства школъ это только идеалъ, котораго не всегда возможно достигнуть по недостатку самыхъ необходимыхъ средствъ для преподаванія, т.-е. по бдности шкоды и недостаточному вниманію къ ней тхъ, отъ кого зависятъ порядокъ и устройство шкоды. Поэтому-то на създ и была избрана коммиссія, которой было поручено составить программу требованій отъ оканчивающихъ курсъ народной школы, выполнимую при самыхъ ограниченныхъ средствахъ школы.
Какое же отношеніе народа къ шкод и какое вліяніе школы на дтей? ‘Съ глубоко-радостнымъ чувствомъ мы можемъ занести къ нашъ отчетъ,— говоритъ предсдатель създа,— засвидтельствованный сотнею изъ разныхъ губерній собравшихся учительницъ фактъ единства воззрній на основныя задачи семьи и школы, школьнаго ученія и воспитанія, если въ чемъ и встрчаются между школою и семьею несогласія, такъ въ выбор способовъ первоначальнаго ученія, въ выбор матеріала для первоначальныхъ классныхъ упражненій, но и эти несогласія постепенно сглаживаются и въ главномъ, въ существенномъ, школа съ перваго же дня своего зарожденія идетъ рука объ руку съ семьею. Не мене отрадно,— говоритъ отчетъ,— и то воспитательное вліяніе, которое является результатомъ школьнаго ученія: сотни фактовъ свидтельствуютъ, что современная школа будитъ и развиваетъ духовныя силы, развиваетъ и укрпляетъ духовныя потребности къ дальнйшему умственному и нравственному развитію и, слдовательно, выполняетъ свою задачу’.
Лишь нсколько десятковъ лтъ назадъ, крестьянинъ не требовалъ ничего больше, какъ того, чтобъ его ребенокъ научился читать Часословъ и Псалтырь, и отдавали дтей въ ученье только боле зажиточные.
И теперь крестьянинъ требуетъ, чтобы школа научила дтей читать божественное, но онъ требуетъ еще, чтобы дти умли бойко и внятно прочитать и книгу гражданскую, прочитать и ‘протолковать бумагу’, четко и складно написать письмо и сдлать выкладки на счетахъ. Между крестьянами все больше и больше развивается спросъ на грамотность и знаніе, спросъ этотъ создается развитіемъ жизни и такъ какъ земская школа отвчаетъ полне всего этому спросу, той понятно, что крестьяне продпочитаютъ ее школамъ стариннаго образца. Въ ‘домашнія школы’ съ учителемъ-дьячкомъ, отставнымъ солдатомъ и проч. крестьяне отдаютъ дтей только по необходимости, когда вблизи нтъ земской школы. Очень часто отъ такихъ учителей переводятъ дтей на годъ и на два въ земскія школы доучиваться. Даже раскольники поступаютъ такъ. И дти полюбили школу и учатся охотно, безъ малйшаго принужденія.
Новой школ бываетъ трудно въ мстахъ глухихъ, гд учителями были до этого отставные солдаты, грамотные мужики, гд была въ ходу палка и линейка, въ такихъ мстахъ требуютъ старыхъ пріемовъ воспитанія и обученія. ‘Съ грустью нужно сознаться,— говоритъ отчетъ,— что защитниками старыхъ пріемовъ являются зачастую и священники’. Вообще о законоучителяхъ мы находимъ въ отчет такую замтку: ‘Всмъ извстно, что преподаваніе закона Божія, этого главнаго предмета, лежитъ на обязанности священника. Для всякаго понятно, сколько пользы можетъ принести священникъ школ своимъ нравственнымъ вліяніемъ и на дтей, и на родителей. Но, къ великому горю, не всегда такъ бываетъ…’ Во всякомъ случа учитель долженъ жить въ мир со священникомъ потому, что послдній всегда можетъ навредить учителю. До сихъ поръ на учителя смотрятъ, какъ на вещь, которую можно всегда передвинуть и распорядиться ею, какъ хочется. О почти въ однихъ дтяхъ учитель находитъ нравственную опору, онъ на нихъ отдыхаетъ душою, на нихъ видитъ свое вліяніе, они одни въ деревенской и почти одинокой жизни учителя являются его друзьями. О это тоже не фразы!
Тамъ, гд потребность въ грамотности настолько уже велика, что волостная земская школа удовлетворить ей не можетъ, или же школа земская лежитъ слишкомъ далеко, крестьяне устраиваютъ домашнія школы, т.-е. для обученія дтей нанимаемся крестьянами какой-нибудь грамотй — солдатъ, дьячокъ, грамотный мужикъ, черничка. Обыкновенная плата за выучку — отъ 3 до 5 руб. Главное занятіе въ школахъ этого типа (старыя школы) заключается въ чтеніи преимущественно церковныхъ книгъ, Часослова и Псалтыря, рдко въ письм (списываніе съ прописей) и въ счет (нумерація). Дисциплина въ школахъ строгая и и поддерживается побоями. Дти, поступающія изъ этихъ школъ въ школы земскія, отличаются послушною исполнительностью, робостью и скрытностью. Читаютъ они механически прекрасно, но не могутъ разсказать ничего изъ того, что прочитали, и пишутъ они красиво, но только съ прописей. Школы эти, по мр учрежденія земскихъ школъ, вымираютъ или отодвигаются дальше, или же замняются школами грамотности новаго типа — отводками земской школы, въ которыхъ учатъ кончившіе курсъ въ земской школ. Нсколько учениковъ изъ этихъ школъ явились на экзаменъ для полученія права на льготу четвертаго разряда, и вотъ какой отзывъ о нихъ далъ на създ экзаменаторъ: по своей подготовк ученики эти значительно уступаютъ окончившимъ курсъ въ земской школ: подъ диктовку пишутъ они хотя и довольно красиво, но малограмотно, читаютъ и разсказываютъ прочитанное хорошо, устно считаютъ порядочно, но съ ариметическими дйствіями знакомы не основательно.
Вотъ картина нашей земской школы, мн къ ней прибавлять нечего,— читатель самъ увидитъ, насколько правдиво увреніе Кіевлянина, что земская школа преслдуетъ ложно реалистическія цди и направила вс свои силы къ тому, чтобы порвать естественную связь народа съ церковью и жизнью, что знанія, которыя она даетъ, ни къ чему. Тутъ же читатель найдетъ отвтъ гг. Гардеру и Анненкову (которые, въ сущности, повторяютъ обвиненіе Кіевлянина, но только выражаются рзче), что учениковъ въ школахъ учатъ не закону Божію (не забудьте, что въ каждой школ есть законоучитель), а тому, что у коровы спереди голова, а сзади хвостъ, и что образованіе приноситъ населенію вредъ и развращаетъ крестьянъ.
По поводу предполагаемаго измненія въ программ учительскихъ семинарій, чтобы сельскія школы могли имть вполн подготовленныхъ учителей для преподаванія ремеслъ и общеполезныхъ сельско-хозяйственныхъ знаній, вызвавшаго въ Кіевлянин недостойный его солидности шумный восторгъ (усмотрна была въ этомъ даже цлая эпоха), я приведу опять факты. На томъ же самомъ създ, о которомъ была рчь, разсуждали и объ обученіи въ школахъ ремесламъ и было высказано вотъ что: ремесламъ въ школахъ не обучаютъ, и при настоящемъ короткомъ срок курса обученіе ремесламъ было бы не желательно: занятія эти подорвали бы общеобразовательное значеніе школы. Кром того, дти поступаютъ въ школу въ такомъ возраст, когда еще не созрли для физическаго труда. На весьегонскомъ же създ учителей въ 1882 г. (вотъ еще когда обсуждался этотъ вопросъ земскими учителями!) была признана и польза подобнаго обученія въ интересахъ народа и въ интересахъ школы, но было высказано ршительное мнніе противъ порученія обученія ремесламъ самимъ учителямъ (что именно и нравится Кіевлянину). Несомннно, что обученіе ремесламъ въ народной школ принесетъ больше пользы и мальчику, и его отцу, чмъ обученіе въ какой-нибудь мастерской. Но можетъ ли научить ремеслу школа, по крайней мр, теперешняя, когда у нея нтъ для этого ни помщеній, ни средствъ, и когда на ремесла она можетъ удлить только два часа въ недлю? И кто будетъ учить ремесламъ? Учитель? Но, прозанимавшись съ дтьми 6—7 часовъ, онъ нуждается въ отдых, а вечеромъ обязанъ прочитать десятка два-три, а иногда и боле, тетрадей самостоятельныхъ работъ и приготовиться къ работамъ слдующаго дня. Не нужно забывать еще, что сдлаться учителю мастеромъ совсмъ не такъ легко, и что люди, способные къ умственному труду, рдко имютъ ‘золотыя руки’, какія нужны для мастера. Погнавшись за двумя зайцами, можно не поймать ни одного. Да и вообще вопросъ о низшихъ сельско-хозяйственныхъ школахъ и школахъ ремесленныхъ — вопросъ для земства не новый и онъ, конечно, можетъ разршиться лишь учрежденіемъ отдльныхъ подобныхъ школъ, а не порученіемъ учителю, обучающему чтенію и письму, учить еще столярничанью и слесарничанью. Я, впрочемъ, не вдаюсь особенно въ этотъ вопросъ,— мн хотлось только проврить Кіевлянина по поводу его шумнаго умиленія передъ наступающею, по его мннію, ‘цлою эпохой’.
Гораздо трудне разршить вопросы и сомннія г. Эртеля. Наша земская школа длала несомннно много, несомннно много сдлали и т, кто создалъ народную школу. Довольно сказать, что при прежней (до-земской) школ грамотности читать народу было нечего, кром Часослова и Псалтыря, теперь же къ услугамъ школы и народа боле двухъ тысячъ названій. Все это создалось въ эти двадцать лтъ. Школъ всхъ около 30 т. и въ нихъ учащихся до 2 милліоновъ. Много? Нтъ, читатель,— такъ все это мало, что составляетъ лишь десятую часть дтей школьнаго возраста, а вмсто 30 тысячъ школъ, намъ нужно имть 300 тысячъ. Когда же это будетъ и когда вс дти школьнаго возраста пройдутъ черезъ школу? Дальше. Учителя нашихъ народныхъ школъ, какъ видлъ читатель, употребляютъ самыя энергическія и благородныя усилія, чтобы дать нравственно-умягчающее и умственно-просвщающее воспитаніе крестьянскимъ мальчуганамъ и достигаютъ, насколько позволяютъ обстоятельства, своей цли. Но, вдь, мальчуганъ вступаетъ въ школу всего 8—9 лтъ, а 12—13 лтъ онъ ее оставляетъ и вступаетъ въ дйствительную жизнь. Какова же эта жизнь, по крайней мр иногда, вы знаете изъ Житницы г. Эртеля. Ну, что мальчуганъ 12—13 лтъ, этотъ мышенокъ (какимъ бы его но сдлала добродтельнымъ шкода), можетъ подлать лицомъ къ лицу передъ тми, откормленными сырымъ мясомъ, котами, которыхъ передъ нимъ выставитъ жизнь въ образ ‘дятелей’, изображенныхъ гг. Эртелемъ и Португаловымъ? Добродтельнымъ мышатамъ не повернуть этой арміи котовъ, и, прежде чмъ одинъ изъ нихъ объ этомъ подумаетъ, онъ будетъ съденъ. Ясно, что рядомъ со шкодой нужно и еще кое-что, чего у насъ, очевидно, не достаетъ и что одно и поддержитъ благородныя усилія шкоды создать людей лучшихъ понятій. Это ‘нчто’ создадутъ не проповдники эстетическихъ красотъ (котовъ никакою эстетикой не прошибешь), а лишь иныя возможности для боле справедливыхъ отношеній, которыхъ мы до сихъ поръ не имемъ и, несмотря на прожитую тысячу лтъ, еще не выработали.
Что же касается школы, или, точне, земской народной школы, то, вдь, вс нападки на нее врод тхъ, которыя я привелъ, совершенно пустыя слова. Теперешняя народная школа, какъ теоретическая и практическая система, есть цлое знаніе, надъ которымъ мыслящая Россія трудилась двадцать лтъ. Этого знанія и опыта не вычеркнешь ни почеркомъ пера, ни газетными статьями, и кто бы ни сталъ открывать шкоду, онъ обратится къ этому нашему единственному умственному фонду, въ которомъ только и можно найти руководящія указанія по народно-школьному длу. Это, впрочемъ, знаетъ и самъ Кіевлянинъ, которому поэтому я и посовтовалъ бы припомнить напечатанную у него въ 10 нумер замтку о ‘засданіи совта законоучителей кіевскихъ городскихъ училищъ’. Все, что говорилось отцами, напримръ, объ общихъ отношеніяхъ къ учащимся и вообще о постановк шкоды, составляетъ давно извстную каждому сельскому учителю азбуку школьно-народной педагогики. Вдь, не станутъ же отцы доходить своимъ умомъ до того, до чего уже давно дойдено!