Время на прочтение: 4 минут(ы)
Дмитрий Дмитриевич Минаев
Русские писатели о переводе: XVIII-XX вв. Под ред. Ю. Д. Левина и А. Ф. Федорова.
Л., ‘Советский писатель’, 1960.
Дневник Темного человека.— ‘Русское слово’, 1863, No 11—12.
Кажется, уже более пятнадцати лет русские поэты стали знакомить нашу публику с песнями, а между тем по милости этих же самых русских поэтов публика мало знакома с поэтическою личностью немецкого юмориста. Автор ‘Германии’ с его убийственным юмором, от которого мороз продирает по коже и в то же самое время вырывается неудержимый хохот, по милости наших переводчиков выходит чем-то вроде Ф. Берга, воспевающего зайчиков и цветочки. Ту сторону огромного таланта Гейне, где только выражается один его каприз, минутная лирическая шалость, наши переводчики возвели в общий тип поэзии Гейне и начали взапуски переводить его песенки вроде следующей:
Превратились, дитя, мои слезы
Для тебя в полевые цветы,
То не вздохи мои раздаются:
Соловья там заслушалась ты.
Полюби меня только,— цветами
Я б усыпал малютки постель,
И всю ночь тебя стала б баюкать
Соловьиная нежная трель.1
Подобного рода песни не только переводить, но и самому писать нетрудно, пользуясь приемом Гейне. Это ведь не то что перевести его зимнюю сказку ‘Германию’, для чего нужно и переводчику иметь известную силу. С ‘Германией’ так и случилось. Г-н Водовозов ее не переводил, а точно перетаскивал на русский язык и сделал из Гейне какого-то немецкого Розенгейма. Г-н Всеволод же Костомаров переделал ‘Германию’ по своему масштабу (масштаб же г. Вс. Костомарова известен) и исправлял Гейне…2
Итак переводчики наши, считая Гейне поэтом вроде Фета и Тютчева, стали вперегонку переводить из него песни, им доступные. Да зато кто же и не переводил Гейне! Все переводили.
Если кто среди нас переводит стихи,—
То всю жизнь переводит из Гейне.
Я сам начал себя помнить с тех пор, как стал переводить из Гейне, и был еще в курточке, как изводил немецкого поэта и писал:
Высоко над землей
В небе звезды стоят,
С неземною тоской
Друг на друга глядят,
Что-то всё меж собой
Без конца говорят… и т. д.
Каждый из наших стихотворцев влезал в гейневскую перчатку и кричал оттуда, что он его переводчик. Множество его песен выдержали несколько переводов, и все дело заключалось в том, что один переведет, например:
Привяжи, душа-рыбачка,
Ты у берега челнок!..
Подойди, рука с рукою,
Сядем рядом на песок.
<М. Л. Михайлов>
Стихотворение переведено и, кажется, делу конец. Нет, не тут-то было: является новый переводчик, который, обидевшись за первого, пишет:
Красавица-рыбачка,
Причаль свою ладью,
Приди и выдь на берег,
Дай ручку мне свою.
<А. А. Фет>3
Но мы и двумя переводами не отделываемся и получаем третий:
Причаль, рыбачка, поскорей,
Я к берегу зову,
Из лодки выдь, мне руку дай —
И сядем на траву.
Вот как забавляются русские поэты!.
Забавляются русские поэты над Гейне и другим манером. Так, г. Н. Берг переводит, напр., песню Гейне (и притом не раз один уже переведенную другими), придумывает ей особое игривое название и выдает ее не за перевод, а за собственное сочинение. Сам, говорит, сочинил.4
Всякий раз, как я вспомню о русском поэте, а всякий русский поэт — непременно переводчик Гейне, он мне иначе не представляется, как в следующей московской обстановке. Все истинные поэты — необходимо живут в Москве, если случайно и заводятся они в Петербурге — то ненадолго: не сегодня, так завтра в белокаменную удерут.
Итак, сидит поэт в Москве в жаркий летний день у раскрытого окна. Грудь нараспашку, без сюртука и галстуха. Зной так и валит в комнату. Пот градом катится с поэта, и он прохлаждается домашним квасом, которого выпивает несколько графинов…
Поэт сидит, пьет квас и курит в черешневом чубуке жуков табак. Курит, потеет и пьет…
— Что я теперь стану делать? — думает поэт, допивая последний стакан квасу. Вдруг лицо его светлеет: он нашел себе занятие.
— Дай, говорит, я стану переводить Гейне! Именно Гейне переводить буду…
Затем он, действительно, садится переводить Гейне, т. е. не то что в самом деле Гейне… позвольте, тут есть маленький секрет, который я теперь открою.
Поэт идет к шкапу и вынимает из него стихотворения Гейне в переводе М. Михайлова. Вот по этой-то книжке он и будет переводить немецкого поэта. Вы, я вижу, меня не совсем понимаете? Я сейчас объясню все дело. Переводить Гейне — из самого Гейне — дело не всегда легкое, притом же этот немецкий язык… бррр!!. сами вы знаете, какой это язык: сосисками от него пахнет. Поэтому-то не лучше ли переводить Гейне по русскому переводу. Этот способ — презанимательный. Раскройте наудачу, например, книжку переводов М. Михайлова и читайте песню:
Когда гляжу тебе в глаза,
Стихает на сердце гроза,
Когда в уста тебя целую,
Душою верю в жизнь иную.
Когда склонюсь на грудь твою,
Не на земле я, а в раю…
Скажи ‘люблю’ — и, сам не знаю,
О чем я горько зарыдаю.
А вот другой перевод той же песни:
Когда в глаза тебе гляжу,
Грозы в душе не нахожу.
Когда я уст твоих коснусь —
Я богу верю и молюсь.
Когда склонюсь к тебе на грудь,
Мне, точно, рай — земной мой путь,
Шепнешь ‘люблю’,— не знаю сам,
Зачем я волю дам слезам.
Которая песня лучше? Но тут дело не в том, которая из них лучше, а в том, что первая песня — из Гейне, а вторая из Михайлова, т. е. перевод с перевода, а таких переводов в русской литературе немало.
1863. Дневник Темного человека.— ‘Русское слово’, No 11—12, Совр. обозр., стр. 94—98.
1 По-видимому, этот перевод стихотворения Гейне (‘Лирическое интермеццо’, 2) принадлежит самому Минаеву: похожее стихотворение было им опубликовано в журнале ‘Ласточка’ (1859, No 8).
2 В. И. Водовозову принадлежал первый русский перевод ‘Германии’, опубликованный в 1861 г. (‘Отеч. зап.’, No 11—12). Второй перевод — В. Д. Костомарова — был опубликован в 1863 г.
3 Упрек Минаева был неосновательным: цитируемый перевод Фета (Гейне, ‘Опять на родине’, 
впервые был опубликован в 1846 г., впоследствии он был включен во II том ‘Стихотворений А. А. Фета’ (М., 1863), что Минаев, очевидно, принял за первую публикацию. Перевод же Михайлова был впервые напечатан в 1856 г.
4 Имеется в виду перевод Н. В. Берга (Гейне, ‘Лирическое интермеццо’, 8), опубликованный без ссылки на Гейне под заглавием ‘Особая грамматика’ в ‘Современнике’ (1863, No 7).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
