Ручка леди Летиции, Сала Джордж Огастес Генри, Год: 1862

Время на прочтение: 43 минут(ы)

Ручка леди Летиціи

(ИЗЪ TEMPLE BAR’А.)

I. Какъ искалась рука.

Кто искалъ ея, руки этой? Искали многіе, люди степенные и нестепенные, какъ случалось, но глаза леди Летиціи смотрли такъ, что затрогивали и самыхъ нечувствительныхъ. Faites votre jeu, messieurs, говорили вчно они взглядами краснорчиве словъ. Faites votre jeu, барыня наша лакомый кусочекъ,— кто возьметъ? И труденъ былъ отвтъ на послдній вопросъ. Кто побдитъ, быстрый ли Меркурій, пламенный ли Купидонъ, холодный ли Маммонъ? А, между тмъ, маленькая ручка манила всхъ, и на приманку являлись многіе.
Между ними былъ одинъ французскій графъ, написавшій когда-то какую-то книгу и хорошо знакомый королю. Онъ жилъ на счетъ титула и своихъ прежнихъ отношеній къ Бурбонамъ, и потративъ весь свой умъ на книгу, толковавшую, какъ всегда, объ Англичанахъ, сталъ находить свою жизнь невыгодною и непріятною. Наскучивъ однообразнымъ препровожденіемъ времени въ своихъ кое-какъ меблированныхъ комнатахъ, онъ искалъ хорошенькой барыни съ капиталомъ и попалъ въ волшебный кругъ леди Летиціи. Леди Летиція была хороша собой, а графъ де-Дашъ считалъ ее, кром того, богатою. Тутъ же былъ одинъ баронетъ, членъ парламента и либеральный консерваторъ. Сэръ Сло Модледъ принадлежалъ къ числу тхъ новыхъ политическихъ людей, которымъ не довряютъ ни люди во власти, ни люди въ отставк. Онъ считалъ себ пятьдесятъ лтъ отъ роду, былъ вдовецъ, пользовался добрымъ здоровьемъ, и не нуждался въ деньгахъ, а нуждался въ женщин способной управлять порядочнымъ домомъ. Онъ принадлежалъ къ числу поклонниковъ леди Летиціи, ибо находилъ ее прекрасною и считалъ образованною. За нимъ слдовалъ майоръ Бленгеймъ, конно-гвардеецъ, тотъ самый Бленгеймъ, котораго четырехлтній Сезострисъ (рожденный отъ миссъ Китти) два года сряду выигрывалъ золотой кубокъ на Аскотскихъ скачкахъ. Гуляка среднихъ лтъ и добраго нрава, майоръ желалъ остепениться. Онъ былъ довольно богатъ, чтобы прнобрсти себ жену, и искалъ хорошенькой. Леди Летиція была хороша, и онъ находилъ ее ‘чертовски миленькой’. Продолжать ли дале нашъ перечень? Упоминать ли о длинновязомъ Сликимик, считавшимъ ее крутою, о пламенномъ Джак Бергонди, считавшемъ ее холодною, о хромомъ юрист Девис, считавшемъ ее колкою, о дородномъ мистер Формулус, ректор, считавшемъ ее кроткою, о боязливомъ, юномъ Геръ О’Паррент, считавшемъ ее сумасбродною? Кто еще? Да, леди Летиція была хороша, а Эдвардъ Ванзитарть считалъ ее доброю.
Хороша, богата, образована, крута, холодна, колка, кротка, сумасбродна, добра,— таковъ былъ рядъ разнообразныхъ мнній о ней! Впрочемъ, въ нихъ было мене противорчій чмъ въ леди Летиціи самой. Какъ облака мнялась она. Она могла говорить съ человкомъ серіознымъ и пустымъ, умнымъ и глупымъ, и знала хорошо вс ихъ коньки. Она была такъ проницательна, что женщины не знали что длать съ нею, и жалуя ее гораздо мене чмъ мущинъ, избгали ея общества. Ея отрывистыя замчанія были бойки и остры, а женскіе пріемы хитрости доведены ею до совершенства. Безсильны были противъ нея жеманно недоступныя барыни, она отталкивала матронъ, пугала вдовъ. Простыя двушки завидывали ей, хорошенькія убгали ея, и она оставалась въ обществ мущинъ, надъ которыми смялась вдоволь и которые считали ее ангеломъ.
Леди Летиція была высока и стройна, и имла самую очаровательную ножку въ свт. Именно, ногой своею очаровала она въ первый разъ Бленгейма, знатока въ этомъ дл и самозваннаго критика балета итальянской оперы. Ея торсъ, отъ головы до могъ былъ удивителенъ. Черные глаза ея блестли, какъ огонь, зубки были словно изъ слоновой кости, губки, какъ розовый бутонъ, а профиль прекрасно очерченъ. Поэты увряли, что взглядъ ея глазъ стоитъ царствъ, нжные юноши клялись, что за поцлуй ея губъ мало заплатить состояніемъ, vive Vamourl тянули разбитые старики, съ юношескимъ жаромъ, который щекоталъ на минуту ихъ изсохшіе члены. Но лучшими своими успхами, леди Летиція была обязана своей хорошенькой ручк. Никогда еще скульпторъ не передавалъ такой маленькой и миленькой руки.Она такъ берегла свои ручки, что общество даже подсмивалось за это надъ ней. Она носила всегда и везд перчатки, какъ при полномъ, такъ и при утреннемъ туалет, какъ въ бальной зал, такъ и на прогулк, и никто ни разу не подмчалъ еще тонкой близны ея рукъ.
— Чортъ возьми! ворчалъ Джакъ Боргонди,— я бы не хотлъ содержать жену въ вчныхъ перчаткахъ. На одни свои пальцы, она должна тратить круглую сумму.
— И стоитъ! басилъ майоръ, съ суровымъ взглядомъ.
— Стоитъ сотень тысячъ! подхватывалъ боязливый Геръ О’Паррентъ.
Дло дйствительно было странно, въ другой женщин оно показалось бы даже подозрительнымъ, но леди Летиція была шутлива, высказывала часто престранныя мысли и, повидимому, презирала толки общества. Такимъ образомъ, она продолжала очаровывать своихъ поклонниковъ и т сходили по ней съ ума, когда она барабанила своей маленькою ручкой.
Ну, а врны ли были вс прилагательныя, даваемыя ей обожателями?
Вс единогласно признавали ея красоту, ибо никто не былъ глупъ на столько, чтобы отрицать, что солнце свтитъ въ полдень? Богата? Гм! она жила хорошо, и, казалось, не нуждалась въ деньгахъ. Образована, она играла на фортепіано, говорила на разныхъ языкахъ, любила искусства, занималась живописью и даже ловко управляла кіемъ на билліард. Крута? Можетъ быть. Холодна? Боюсь, что нтъ. Колка? Она была благоразумна, ручаюсь. Кротка? Иногда. Сумасбродна? Съ нкоторыми. Добра? Не знаю, что отвчать наконецъ. Она платила по счетамъ, не отказывала бднымъ, ходила каждое воскресеніе по разу въ церковь, читала Евангеліе и любила дтей и тихихъ животныхъ. Что до послдняго, то она держала у себя кота, двухъ крошечныхъ блыхъ собачекъ, канарейку и попугая. Я, право, затрудняюсь ршить, была ли она добра, или нтъ. Самые непочтенные люди платятъ акуратно слдуемое, случается, что даже адвокаты бросятъ пенсъ бдному подметающему улицу, Дайвсъ ходилъ въ церковь или синагогу, кровожадная королева Марія читала Евангеліе, мистеръ Сквирсъ любилъ дтей, и графъ Фоско обожалъ блыхъ мышей. А потому-то, и вс скромныя, названныя мною, гуманныя качества могутъ не имть никакого значенія. Никто изъ насъ гршныхъ, впрочемъ, не выдержитъ, пожалуй, строгаго суда. Въ общемъ, леди Летиція была не хуже своихъ блажнихъ, и если кое-какія слабости замчались въ ней, то ей стоило повести лишь передъ вами своею крошечною ручкой, и вы забывали тотчасъ же ихъ.
Очень понятно, что кругъ въ которомъ царствовала леди Летиція, принадлежа къ числу порядочныхъ, не принадлежалъ, однако, къ числу избранныхъ. Какъ читатель вроятно понялъ уже, то былъ кружокъ смшанный, составленный изъ прекрасныхъ обломковъ, но, въ общемъ, представлявшій очень не стройный видъ. Сама леди Летиція хорошо понимала, что свтское неравенство ея сомнительно, а потому ршилась наложить на себя вторично брачныя оковы. Я сказалъ, кажется, вторично? Да, леди Летиція была вдова. Ея первый мужъ, лордъ Августъ Марло скончался таинственно въ Швейцаріи. Это былъ грубый человкъ и деспотъ, пятнадцатью годами старше своей молодой жены, съ которою обращался очень безцеремонно. Молодой человкъ съ состояніемъ, онъ рано началъ жить, и долго путешествовалъ по Европ въ сопровожденіи своего наставника, нкоего М. А., потакавшаго его шалостямъ и являвшагося, подчасъ, въ пьяномъ вид за table d’hte. Затмъ, онъ натолкнулся на игорный столъ. Его пригласили играть и, какъ бы чудомъ какимъ, сгребли вс его деньги. Почти раззоренный, онъ началъ пить, и скоро изъ порядочнаго малаго сталъ какимъ-то звремъ. Онъ сталъ держать крупные пари, потерялъ тутъ еще боле денегъ, и съ ними, что важне, потерялъ свой кредитъ. Скоро, онъ сдлался извстенъ за одного изъ самыхъ безнравственныхъ спекуляторовъ въ Европ. Сватающія маменьки признали его дурною партіей. Но вдругъ, между объявленіями о рожденіяхъ, бракахъ и кончинахъ, явилось въ Times’ извщеніе, что лордъ Августъ Марло сочетался бракомъ съ двицей Летиціей Лудло, отъ роду девятнадцати лтъ, дочерью покойнаго Ломлея Лудло, эсквайра. Общество взволновалось.— Чья она такая, эта Летиція Лудло?— Гд, когда и какъ родилась она, и что у нея за родство? Никто ничего не зналъ. Нкоторые говорили, что она была балетною танцовщицей, извстною прежде своею связью съ однимъ молоденькимъ нмецкимъ князькомъ. Другіе утверждали, что она была гувернанткой. Третьи увряли, что она была единственною дочерью одного манчестерскаго мыльнаго фабриканта, который бросилъ дла съ цлью показать людямъ и выдать замужъ свою наслдницу. Какъ бы то ни было, двица Летиція Лудло, девятнадцати лтъ, сочеталась бракомъ съ лордомъ Августомъ Марло, тридцати четырехъ лтъ. Бракъ совершился въ Женев, откуда чета перехала скоро въ Германію. Прошло три года, въ которое мало было слышно о ней. Говорили только, что жили они какъ собака съ кошкой. Въ одинъ прекрасный день, Morning Post объявилъ, что лордъ Августъ Марло былъ найденъ мертвымъ въ своей постел, въ Берн, и, несмотря на старанія родственниковъ замять дло, въ разныхъ кругахъ распространился слухъ, что лордъ совершилъ самоубійство.
Положительно извстно лишь то, что родственники лорда Августа, по разнымъ соображеніямъ, приняли вдову очень холодно. Ей предоставили, со всмъ тмъ, довольно значительный доходъ, и она нисколько не безпокоилась о расположеніи своихъ родственниковъ. Она смялась надъ ними, открыто высказала разъ, что покойный мужъ ея былъ зврь, и сильно поразила мистриссъ Гранди своимъ отказомъ носить полный трауръ по немъ. Она ухала потомъ въ Италію, и слухъ о ней доходилъ лишь тогда, когда она являлась къ своему венеціанскому банкиру за полученіемъ третнаго дохода. Посл двухъ лтъ вдовства, она является въ Лондонъ, гд мы и застаемъ ее съ ея маленькою манящею ручкой.
Ей двадцать четыре года теперь, время полнаго развитія красоты. Супружество придало формамъ ея округленность возмужалой женственности. Глаза ея — свточи Гименеева храма.
Изъ всхъ поклонниковъ леди Летиціи, самымъ безкорыстнымъ былъ Эдвардъ Ванзиттартъ, живописецъ, тотъ самый, котораго Donkey feeding on thistles, заслужилъ такія похвалы отъ мистера Боскина за до-рафаэлевскую строгость рисунка. Удивительный человкъ, былъ нашъ Ванзиттартъ. Злйшими его врагами были его теоріи, по одной изъ которыхъ Prae-Raphaelitism невозможенъ былъ въ ландшафтахъ. ‘Видишь ли’, объяснялъ онъ, ‘первый принципъ до-рафаэлистовъ есть врность оригиналу, и они, какъ ты знаешь, примняли его на дл, срисовывая ландшафты до послдней мелочи. Теперь, другъ, я задамъ теб вопросъ. Предположи, что я хочу рисовать прудъ. Могу ли я срисовать весь ландшафтъ въ одинъ день? положимъ, что могу. Но видъ пруда, въ продолженіи дня, измнится, по крайней мр, пятьдесятъ разъ, могутъ набжать тучи, можетъ зайдти въ него корова, утки могутъ взволновать его поверхность! Понимаешь ли ты? Въ то время, какъ я рисую, предметы, которые я рисую, измняются, какъ измняется природа каждое мгновеніе. Что же выйдетъ изъ этого? Я перемшаю все вмст, нарисую, положимъ, утку, корову, прудъ, которые будутъ въ разладиц между собой и съ общимъ содержаніемъ картины.’ Бдный Ванзиттартъ! Онъ читалъ слишкомъ много, и работалъ слишкомъ мало, съ нимъ бывали то припадки лни, то припадки нечеловческой энергіи. Два года не длалъ онъ ничего, и затмъ вдругъ, въ дв недли написалъ свой Distant prospect of a Skylark. Вообще онъ былъ слишкомъ пылокъ, и лучшимъ доказательствомъ этого служитъ то, что напримръ черезъ три часа посл своего перваго знакомства съ леди Летиціей, онъ предложилъ ей позировать для главной фигуры своей испанской двушки кормящей больнаго козленка. Къ несчастію, для его занятій, у него было много карманныхъ денегъ, и онъ могъ длать что хотлъ. Родственники его были богатые люди, самъ онъ также не нуждался въ деньгахъ, занимался сначала искусствомъ просто въ качеств любителя и, лишь посл долгихъ затрудненій, могъ сдлаться художникомъ по профессіи, профессіи, считавшейся пріятелями его крайне-жалкою.
Эдвардъ обожалъ леди Летицію, онъ обожалъ ее за ея красоту, за ея доброту, за ея сочувствіе къ искусству. Онъ считалъ ее совершенствомъ. Что другимъ казалось крутостью или сумасбродствомъ, то казалось ему очаровательною невинностью. Глаза ея стоили для него всхъ сокровищъ обихъ Индій. Нахмуренный взглядъ ея нагонялъ на него уныніе. Бдняжка! его жизнь была сегодня радостною, завтра — мрачною. То онъ хотлъ накинуться на майора, за то только что почтенный воинъ хвастался расположеніемъ къ нему леди, то онъ желалъ предложить, не слишкомъ вжливо, графу де-Дашу отправиться попутешествовать, за то лишь что любезный Французъ протанцовалъ съ леди Летиціей два раза сряду. Изъ ревности онъ сталъ желченъ, какъ какой-нибудь раджа. ‘Клянусь, сэръ, декламировалъ онъ, кровь моя волнуется при вид этого бднаго невиннаго созданія въ кругу разныхъ rous и дурней, да дурней! Зачмъ она не выгонитъ ихъ? Она не видитъ ихъ въ ихъ настоящемъ свт, бдная невинная голубка! и honni soit qui mal y pense!’ Эдвардъ въ сущности, побаивался, чтобы нкоторые изъ этихъ rou&#233,s и глупцовъ не завладли вожделннымъ святилищемъ. Онъ боялся однако сдлать предложеніе, чтобы не сойдти съ ума отъ презрительнаго отказа. Впрочемъ тысячи маленькихъ нжныхъ услугъ, сопровождаемыхъ полными обожанія взглядами, доказывали Летиціи его преданность. Она замчала старанія своего молодаго обожателя.
Я сказалъ выше, что леди Летиція имла намреніе вступить снова въ брачный союзъ, и прибавлю теперь, что не чисто денежные разчеты заставляли ее жертвовать собою вторично. Потому-то французскій графъ имлъ боле шансовъ получить ручку леди чмъ богатый сэръ Слоу Модлеръ. Леди Летиція была молода, страстна, впечатлительна. Выйдя, однажды, за грубаго деспота, она хотла выйдти теперь за истиннаго джентльмена, тогда она искала денегъ, теперь искала любви. Эти втреныя, веселыя, по видимому пустыя женщины, часто глубже думаютъ чмъ кажется, он способны часто къ великимъ привязанностямъ. Ихъ любовь, быть можетъ, чувственна, но и чувственна идеально. Она сильна и не знаетъ условій. Кому, изъ своихъ многочисленныхъ почитателей, отдавала леди Летиція преимущество? И кому изъ нихъ, расположена она была, отдать свою маленькую ручку? Трудно сказать, но достойне всхъ былъ Ванзиттартъ. Въ немъ было много хорошаго. Физически, онъ былъ красивъ собою: прекрасные русые волосы, хорошо обрисованныя живыя черты лица, свтлые срые глаза, темные усы и стройный корпусъ. Нравственно, онъ былъ честенъ, мужествененъ, самоувренъ, въ нкоторыхъ отношеніяхъ, онъ былъ не безъ эгоизма, но въ эгоизм его не было ничего низкаго и малодушаго. Умственно, онъ былъ очень даровитъ, порывы восторга будили по временамъ заснувшій мозгъ, и длали изъ него генія. Ко всему этому онъ любилъ искренно, безкорыстно. Могла ли леди Летиція не замчать его любви и его прекрасныхъ качествъ? Предпочитала ли она искателя приключеній, въ род графа де-Даша? пустаго фата, въ род сэръ-Слоу Модледа? разбитнаго военнаго Донъ-Жуана, въ род майора? тупаго проповдника, въ род Формулуса? и пролаза, въ род Боргонди? Жаднаго скупаго скрягу, въ род адвоката Девиса? льстиваго деспота въ зародыш, въ род мистера Сликимика? или дурня съ большими надеждами, въ род Геръ О’Паррента? Врно нтъ. Ея первое замужство достаточно просвтило ее. Но теперь, мы дошли до вопроса, на которомъ основывалось счастіе нсколькихъ. Стоила ли эта маленькая ручка исканій? Могла ли она служить дйствительною наградой, и для лучшихъ изъ искателей, и для худшихъ изъ нихъ? Заключались ли въ ней, для жениха, задатки честной любви? Или, была ли леди Летиція преступнымъ духомъ, присужденнымъ блуждать, съ восхода солнца, до искупленія своего грха? Была ли наконецъ самая ручка стилетомъ, приносившимъ смерть тому, кто станетъ держать ее у подножія алтаря? Мы увидимъ это.

II. Какъ была отдана рука.

‘Изъ дюжины моихъ почитателей,’ разсуждала леди Летиція, ‘умная женщина можетъ уважать только одного. Ванзиттартъ, несмотря на свои странности, человкъ честный и хорошо воспитанный. Что мн длать? Положеніе мое съ каждымъ днемъ становится опасне, и мн необходимо покровительство человка сильной воли и крпкихъ нервовъ. Таковъ ли Ванзиттартъ? Надюсь, что да. Однако, человкъ не можетъ поклоняться вмст и искусству и любви, они враги другъ другу, и оба такъ сильны, что если завяжется битва, оба должны пасть и погибнуть.’
Такъ думала леди Летиція, не зная или не подозрвая, что любовь и искусство — одно и то же.
Въ одинъ изъ вечеровъ поздней осени сидла она у огня въ своемъ будуар. Одинъ, бленькій пудель лежалъ на ея колняхъ, другой валялся у ногъ. Гладя рукою шелковыя уши собаки, она всматривалась въ каминный огонь. Что представлялось ей въ измнчивыхъ формахъ горящихъ углей? Странныя виднія, и въ числ ихъ чей-то неизмнный отвратительный образъ.
‘Оставь меня печаль, говорила она самой себ. О! она не уйдетъ, не уйдетъ никогда. Но виновна ли я? Совсть отвчаетъ: да, гордость говоритъ: нтъ. Правда ли, что кровью выкупаются ошибки въ род моихъ? Пусть т, которыя станутъ обвинять меня, вспомнятъ страданія мои, пусть вспомнятъ скотскую жизнь, которую вела жъ этимъ бездушнымъ звремъ, который запятналъ мою душу, и пусть будутъ они милосерды! Милосерды! Воплощенный бсъ является мн…’
Она ударила рукой по доск камина безъ всякаго признака боли. Это ли наша веселая, бойкая, отважная леди Летиція, такъ твердо увренная въ себ и такъ охотно бросавшая вызовъ свту? Она подняла свою лвую руку, повернула ее и посмотрла, потомъ, покачала головой и улыбнулась насмшливо.
‘Вотъ все, что я, толкующая о любви, могу дать. Жалкій подарокъ! Я отдала разъ эту руку, когда въ ней была еще истинная плоть и кровь, и когда сердце мое было не запятнано. Послдствія извстны свту. А теперь! Рука, какъ и сердце, дрябла, жестка, мертва. Для Ванзиттарта, мн хотлось бы другаго.’
Крупныя горячія слезы скатились на тонкіе пальцы въ перчатк, она плакала. И сквозь градъ падающихъ слезъ, ей все еще представлялись виднія въ огн, и все еще тотъ же образъ насмшливо глядлъ на нее. Слезы высохли, и она встала блдная и прекрасная.
‘Я могла бы любить этого человка! Пять лтъ тому назадъ, я могла пожертвовать для него своею жизнью, и даже теперь я могла бы сдлать многое, чтобы быть съ нимъ счастливой. Что я сдлала? Никакая исповдь не спасетъ меня теперь. Такова была моя судьба, судьба, выйдти за бездушнаго звря.’
Вы видите, читатель, что въ почк былъ червячекъ. У нашей дамы, какъ и у большинства ея ближнихъ, была своя забота, и она не была вполн безупречна. Неотступный образъ въ огн былъ ли образъ ея мужа? Безъ сомннія. Они никогда не любили другъ друга, и быть-можетъ, быть-можетъ… Нтъ, я увренъ, что наша леди была благоразумна. Она была несчастна, но чиста. Брачной постели никогда не измняли эти прекрасныя формы.
Она стала всматриваться въ образъ въ огн, который, все еще пугалъ ее. Потомъ, она быстро поднялась и закрылась рукою. Образъ не исчезалъ. Она торопливо заходила по комнат, видно было, что она сильно взволнована. Съ глухимъ шумомъ обрушивался уголь, а видніе все не исчезало.
На ней было небрежно накинутое черное шелковое платье, и непричесанные волосы падали длинными локонами вдоль ея щекъ: она была хороша въ своемъ странномъ волненіи. Она овладла наконецъ собою и сла снова, и снова, ршительная, блдная, раздраженная, стала всматриваться въ огненный ликъ. Въ немъ не было ничего утшительнаго. ‘Я сумашедшая,’ пробормотала она, откидаваясь на спинку кресла и открывая какую-то повсть Альфреда Мюссе. Минуть пять она читала спокойно. Но потомъ швырнула съ нетерпніемъ книгу, и задумчиво занялась длинными шелковыми ушами своей балованной собачки.
‘Есть грхи, которыхъ не загладитъ никакая любовь,’ проговорила она тихо.— ‘Я совсмъ погубила себя. Проклятъ будь тотъ, кто возьметъ эту безкровную руку въ свою!’
Долгій часъ провела она въ мрачной задумчивости.
Горничная прервала ее, доложивъ, что мистеръ Ванзиттартъ дожидастся внизу въ гостиной. При этихъ словахъ, свтлая улыбка озарила ея прекрасное лицо, и леди Летиція забыла свои тревоги.
— Вы бы лучше пригласили его наверхъ, сказала она.
Горничная вышла. Леди Летиція быстро оправила свои волосы передъ большимъ зеркаломъ, висвшимъ надъ каминомъ, и стала стоя ожидать гостя.
Черезъ минуту вошелъ Ванзиттартъ. Лицо его горло., глаза свтились, а въ плотно-сомкнутыхъ губахъ видна была ршимость. Онъ готовился къ чему-то.
— Добрый вечеръ, мистеръ Ванзиттартъ, проговорила леди Летиція съ очаровательною улыбкой, одною изъ тхъ, впрочемъ, которыми хорошенькія женщины стараются показать свое равнодушіе къ привтствуемому лицу.
— Добрый вечеръ, леди Летиція, отвтилъ Ванзиттартъ, со взглядомъ, ясно говорившимъ, что улыбка произвела свое дйствіе на его чувствительную натуру.
Она сла и указала гостю на стулъ. Никогда еще не была она такъ хороша и никогда еще глаза артиста не любовались ею съ большимъ восторгомъ. Леди Летиція не принадлежала къ числу тхъ холодныхъ женщинъ, которыя привлекаютъ людей умомъ. Въ ней была магическая сила, исходившая прямо изъ ея горячей плоти и крови. Она овладвала чувствами и жгла ихъ до тхъ поръ, пока ихъ одуряющій иміамъ, охватывая постепенно мозгъ, не покорялъ мысли силою теплой восхительной прелести ея присутствія.
Нсколько времени продолжалось молчаніе. Вліяніе ея усиливалось каждое мгновеніе. Артистъ страдалъ и поддавался очарованію съ томностью человка, засыпающаго въ раю гашиша.
— Вы были вчера въ опер, мистеръ Ванзиттартъ? Я видла, какъ вы разговаривали съ нашимъ чудакомъ майоромъ.
Удивительная женщина! Въ этихъ нсколькихъ словахъ, дважды сказался ея тактъ. Вопервыхъ, введеніемъ оперы, съ ея блестящею, ослпительною обстановкой, съ ея свтомъ и музыкой, которая, при ея словахъ, воскресила въ памяти художника мягкія аріи и обезсилила его предъ чувствомъ красоты. Вовторыхъ, небрежнымъ словомъ о майор, показавшемъ, что онъ, по крайней мр, не имлъ шансовъ завладть разборчивымъ маленькимъ сердцемъ говорившей. Ванзиттартъ не ршился произнести слова, и только кивнулъ головой.
Madame Aldori милая женщина и обворожительная пвица. Я была въ восторг. Новая опера удивительно хороша.
Это самое общее мсто изъ всхъ общихъ мстъ, казалось Ванзиттарту какою-то музыкой свыше.
— Изъ всхъ свтскихъ развлеченій, продолжала миледи,— опера, я думаю, всего опасне. Въ ней ложь прекрасна, въ ней все искусственно, она разочаровываетъ насъ по отношенію къ серіознымъ занятіямъ жизни. Она забавляетъ насъ много, но не учитъ ничему.
— Тутъ я едвали соглашусь съ вами, замтилъ Ванзиттартъ.— Мое любимое убжденіе, что художникъ овладвающій нашею душой, возвышающій ее надъ дйствительностью, по благородству своего дла, выше того, кто занимается ршеніемъ боле практическихъ задачъ. Вы улыбаетесь. Но скажите, не справедливо ли, что мы цнимъ красоту изъ красоты, не справляясь на сторон, велико ли ея практическое значеніе? Искусство, переносящее насъ въ другой міръ,— высшее, глубочайшее искусство, лишь отршаясь отъ тысячи житейскихъ дрязгъ, достигаемъ мы высокой сферы, въ которой дышитъ и живетъ художникъ…
— Артистъ! нжно проговорила леди Летиція.
— Безъ чистой красоты искусство было бы сухо, жалко и безплодно, продолжалъ Ванзиттартъ, отвтивъ наклономъ головы на замчаніе леди Летиціи.— Чистая красота — всемогуща, она восторгаетъ зрителя до всезабвенія. Лишь тогда, когда разбиваемъ мы наши земныя оковы, счастливы мы вполн! Что такое любовь, въ ея чистой сущности, какъ не сонъ, какъ не всезабвеніе утомительныхъ обыденныхъ заботъ, длающихъ человка такимъ жалкимъ существомъ.
— Вы думаете, значитъ, что любовь сообщаетъ всезабвеніе? спросила чуть слышно леди Летиція.
— Да, леди Летиція.
Они замолчали снова. Ванзиттарту было досадно, что онъ далъ волю своему воображенію. Онъ сдлалъ надъ собою усиліе и заговорилъ объ обыкновенныхъ вещахъ.
— Возвращаясь къ нашему первому вопросу, скажу, что новая опера мн очень нравится и что Альдори общаетъ много. Въ игр ея, однако, какъ будто недостаетъ драматизма, а въ ней самой — достоинства.
Леди Летиція не слушала. Разсянно сидла она, наблюдая неизмнный образъ въ огн. Когда онъ кончилъ, она повернула къ нему голову, и глаза ея были полны слезъ.
Этого было довольно, онъ ршился высказаться.
— Леди Летиція, есть люди, которымъ, въ длахъ сердца, нужны намеки, но есть и такіе, которые не нуждаются въ нихъ. Я пришелъ къ вамъ сегодня съ однимъ намреніемъ, и мое внутреннее чувство говоритъ мн, что вы угадали мою тайну. Я люблю васъ.
Глядя на огненный образъ, она вздрогнула, какъ отъ испуга. Щеки ея покрылись блдностью, рука затряслась.
— Я люблю васъ! Вы можете счесть меня дерзкимъ, рзкимъ, но я говорю искренно и надюсь, что при вашей справедливости и доброт, вы не перетолкуете словъ моихъ въ дурную сторону. У меня есть средства, я изъ хорошаго дома, и врьте мн, леди Летиція, что вы дороже для меня всего на свт.
— Не говорите! не говорите!..
То былъ тихій умоляющій стонъ, она закрыла лицо руками. Онъ выждалъ минуту и поднялся.
— Скажите мн, что вы меня не любите и я спокойно уйду отсюда. Вы не отвчаете. Да или нтъ? Говорите?
— Шш! Вы сами не знаете, что спрашиваете.
— Ошибался ли я, думая, что вы замчаете меня? Ради моей глубокой любви, леди Летиція, говорите.
— Нтъ, нтъ! не то!
— Не то! воскликнулъ онъ трепетно.— Что же больше можетъ быть между нами? Что можетъ препятствовать такой сильной любви, какъ моя? Любите ли вы меня? Скажите, любите ли.
— Боже! прости меня, да, да!
Онъ страстно прижалъ ее къ своей груди.
— Моя, моя, шепталъ онъ, въ упоеніи счастія. Но она высвободилась, подняла свое блдное заплаканное лицо и посмотрла на него испытующимъ взглядомъ.
— Вы не знаете, чего вы просите. Нтъ, Ванзиттартъ! Любовь, которой вы ищите, не стоитъ того. Вы не знаете, чего вы просите.
Онъ съ удивленіемъ взглянулъ на нее.
— Ванзиттартъ, не въ первый разъ вижу я, что нравлюсь вамъ, и убждена, что любовь ваша чиста и благородна. Но нашъ союзъ не принесетъ счастія ни вамъ, ни мн.
— Гд есть любовь, тамъ…
— Тамъ можетъ быть смерть. Оставимъ другъ друга.
— Никогда! воскликнулъ онъ, снова прижимая ее къ своей груди.
— Посл вашего сегодняшняго признанія, ты моя на вки.
Она обливалась горячими слезами, восклицая, ‘Что мн длать? что мн длать?’ Она наконецъ уступила, любя дйствительно человка. Она общала быть его женой.
— Оставь меня! проговорила она наконецъ.— Приходи завтра.
Онъ поцловалъ ее, и, держа ея руки въ своихъ, стоя глядлъ ей въ лицо. Тутъ, въ первый разъ, замтилъ онъ съ удивленіемъ, что правая рука леди Летиціи была горяча какъ огонь, а лвая холодна какъ ледъ. Онъ быстро вышелъ.
Леда Летиція снова осталась одна съ своимъ огненнымъ видніемъ. Оно не перемнилось. То былъ все тотъ же суровый и безпощадный ликъ.
‘Всезабвеніе!’ проговорила леди. ‘Правда ли, что любовь приноситъ всезабвеніе? Я грустна, очень грустна, и мн нужно это утшеніе. Исповди, которой желала и боялась я, не было, а она ужасна. Имю ли я право обманывать этого человка, такъ глубоко и безкорыстно любящаго меня?’
Она ушла въ спальню, но не могла заснуть. Всю ночь ворочалась она на подушкахъ, разсуждая съ собою, какъ передъ огненнымъ образомъ камина. Не любя темноты, она оставила горть всю ночь свою лампу. На разсвт она приняла усыпительныхъ капель, но проснулась рано и сошла внизъ вполн спокойная. Пристальный глазъ замтилъ бы на ея щекахъ два небольшія чахоточныя пятна, они говорили о болзни. Давно уже не чувствовала она себя такою довольной. Она ршилась, совтуясь съ своимъ счастіемъ, исполнить свое вчерашнее общаніе. Она была горда своею любовью, своимъ другомъ, горда новою надеждой на будущее. Она не будетъ уже несчастна, огненный образъ изгонится навсегда, она забудетъ его, она станетъ жить лишь для одной любви, а когда пройдетъ или погибнетъ любовь, она умретъ! Бдная леди Летиція! На зыбкомъ основаніи строила она свои планы,— словно строила замокъ на Гудвинскихъ пескахъ…
Когда, по данному слову, Эдвардъ Ванзиттартъ явился на другой день, леди Летиція сдлала ему признаніе. Она была дочь, говорила она, бдныхъ честныхъ родителей, получившая, по доброт богатаго дяди, хорошее образованіе. Когда она встртила, въ первый разъ, своего покойнаго мужа, лорда Августа, она была жалкою гувернанткой въ одномъ парижскомъ семейств. Нашъ молодой другъ восторженно, какъ всегда, объявилъ, что любитъ ее еще сто разъ боле за ея откровенность.
— Да и къ тому, прибавилъ онъ съ улыбкой, — лордъ Августъ…
— Не упоминай о. немъ, не упоминай, если ты только любишь меня! воскликнула леди Летиція вздрагивая.
Ванзиттартъ усмхнулся, обнялъ, поцловалъ, и былъ счастливъ.
Новость скоро распространилась. Слухъ, что Эдвардъ Ванзиттартъ, богатый артистъ, получилъ маленькую ручку леди Летиціи Марло, скоро подтвердился вполн. Когда Ванзиттарта спросили объ этомъ, онъ открыто подтвердилъ истину и пригласилъ спрашивавшаго выпить за свое здоровье. Онъ глядлъ побдителемъ. Онъ гордился своею побдой,— гордился вдвойн, ибо чувствовалъ, что заслужилъ ее. Остальные обожатели приняли дло различно, одни горячо, другіе презрительно, третьи спокойно. Графъ де-Дашъ сунулся къ живописцу съ парой заряженныхъ пистолетовъ. Ванзиттартъ не былъ трусъ, но раздляя англійское убжденіе въ безсмысленности такого рода дуэлей, онъ, послушавъ спокойно графа въ продолженіи десяти минутъ, вытолкалъ его на улицу. Сэръ-Сло Модледъ, считая себя стоикомъ, погребъ свое горе въ кипахъ парламентскихъ синихъ книгъ. Бленгеймъ погрозилъ вызвать Ванзиттарта, но услышавъ о судьб графа, благоразумно остерегся отъ приведенія угрозы въ исполненіе. Кто велъ себя порядочно, такъ это Джакъ Боргонди, который, встртивъ своего соперника въ клуб, пожелалъ ему счастія и опорожнилъ съ нимъ бутылку вина. Что до общества, то оно, разумется, вознегодовало. Ванзиттартъ былъ свтиломъ безчисленныхъ матушекъ, смотрвшихъ на него какъ на будущаго мужа своихъ дочерей. Вс старыя сказки насчетъ леди Летиціи воскресли снова. Она — лживое, безнравственное созданіе, она — причина смерти перваго мужа, бдный лордъ Августъ велъ печальную жизнь съ ней. Въ сознаніи своего достоинства леди Летиція презирала подобныя выходки, он только укрпляли ее. Проходя мимо своихъ непріятелей, она уничтожала ихъ своимъ простымъ, безыскусственнымъ превосходствомъ. Она была любима, и, еслибы въ огн не являлось докучливаго образа, она, я думаю, была бы совершенно счастлива. Она была молода еще, и зараза свта не охватила вполн ея женскаго сердца.
Родственники Ванзиттарта не противились браку. Они знали его характеръ. Въ немъ было много воли и настойчивости. Этого мало, въ немъ былъ здравый смыслъ и довольно проницательности, чтобъ отличить хорошее отъ дурнаго. Такимъ образомъ, въ первое воскресеніе посл Рождества Христова, назначена была свадьба Эдварда Ванзиттарта, эсквайра, съ леди Летиціей, вдовой лорда Августа Марло.
День приближался. Чувство художника не охладилось, но я долженъ сознаться, что Ванзиттартъ становился раздражителенъ и безпокоенъ. Основательныхъ поводовъ къ неудовольствію онъ не имлъ, но странность рукъ леди Летиціи разстраивала его. Сжимая ихъ утромъ, онъ чувствовалъ, что одна тепла, другая холодна. То же самое повторялось всегда. Правая рука горла, лвая была холодна какъ камень. Онъ напрягалъ свой мозгъ, чтобъ объяснить себ это, и, совсмъ своимъ желаніемъ, не могъ избавиться отъ непріятнаго впечатлнія. Другое, замченное имъ обстоятельство еще усиливало его безпокойство. Лвая рука леди Летиціи была всегда въ перчатк. Странно! Не потребовать ли объясненія? Но это могло бы показаться подозрніемъ, а онъ боялся опечалить своего ангела.
Недли за дв до Рождества, мистрисъ Мортимеръ Мортриксъ давала вечеръ, на которомъ танцовали и пли, и ли и пили, — всего понемножку. Мистрисъ Мортимеръ Мортриксъ была супругой одного богатаго купца, человка простаго, не любившаго церемоній, но любившаго до страсти игру въ лабетъ. Мистрисъ Мортриксъ принадлежала къ числу тхъ милыхъ женщинъ, которыя ладятъ со всякимъ обществомъ, ибо смотрятъ всегда съ достоинствомъ, говорятъ и длаютъ мало, и остерегаются всякаго затруднительнаго положенія. Подъ псевдонимомъ ‘Діаны’, она напечатала въ журнал Domestic Jew’s Harp рядъ статей о женскихъ занятіяхъ, одна изъ которыхъ ‘О нравственномъ сходств гренадеровъ и саперовъ’, надлала шуму въ окрестностяхъ Риджентсъ-парка, гд находятся казармы гвардіи.
Вечеръ удался, хозяйка умла загонять прислугу и угодить за то гостямъ. Въ числ приглашенныхъ находился и Эдвардъ Ванзиттартъ съ своею невстой. Леди Летиція ослпляла всхъ своею красотой. Сердце жениха, мало танцовавшаго и считавшаго такіе вечера одною помхой, сильно билось отъ гордости. Она была такъ мила и внимательна къ нему, такъ суха и холодна къ другимъ. Прежняя живость оставила ее, но вмсто нея явился свтлый, спокойный видъ, очень похожій на счастіе. Она была царицей вечера. И не удивительно, что одинъ мрачный юноша, съ слабыми глазками и длинными гладкими волосами (воспвавшій, какъ узнали посл, сновидніе и солнце), бросился въ библіотеку, и тамъ, въ мукахъ, похожихъ очень на муки отъ несваренія желудка, написалъ оду въ честь бровей леди Летиціи. Поэма эта, напечатанная вскор посл того, обнаружила, что мрачный юноша былъ совершенный враль, хотя прежде принимали его за порядочнаго молодаго человка съ большими надеждами.
Въ числ гостей былъ одинъ господинъ, представленный леди Летиціи подъ именемъ Монтегю Вернона. Онъ не понравился ей съ первой минуты. Она избгала его и блднла, какъ будто отъ страху, когда его глаза устремлялись на нее. Онъ былъ хорошъ собою. Высокій и не широкій лобъ, темныя брови и проницательные срые глаза, носъ и ротъ тонко и чисто очерченные. Мистеръ Вернонъ носилъ короткіе курчавые черные волоса, большіе длинные усы и широкіе бакенбарды. Онъ былъ высокъ и худъ, но мускулистъ. Ничего особеннаго въ общей его наружности не было. Только глаза смотрли холодно и пристально, вторя обычной усмшк нижней губы. Глаза эти не сходили съ леди Летиціи ни на минуту, слдили за ней изъ комнаты въ комнату и встрчали твердо ея глаза, когда, она обращались въ его сторону. Ванзиттартъ замтилъ пріемы незнакомца, счелъ ихъ дерзкими и ршился обмняться съ нимъ словомъ по окончаніи вечера.
Мистеръ Монтегю Вернонъ оставилъ, наконецъ, свое мсто и, подумавъ минуту, направился къ леди Летиціи, стоявшей особо въ углу комнаты. Ванзиттартъ, ревнивымъ взглядомъ, слдилъ за нимъ издали. Онъ поклонился, она тихо кивнула головой. Глаза ихъ встртились, и она поблднла. Онъ пришелъ просить миледи быть его дамой въ слдующемъ контръ-данс.
— У меня отданъ весь вечеръ.
— Пустяки.
Удивленная тономъ, съ которымъ произнесены были эти слова, она взглянула на него снова, и задрожала. Тотъ слегка улыбнулся.
— Извините меня, я…
— Благодарю васъ, хорошо я согласна… Когда онъ отходилъ, она съ изумленіемъ слдила за нимъ. Огненный ликъ опять возсталъ передъ нею, и она почувствовала себя дурно. Тутъ подошелъ ея женихъ, сильно разгоряченный.
— Что это за господинъ? спросилъ онъ. Она рукой показала ему, что не въ состояніи отвчать.
— Гм!.. Позволилъ онъ себ грубость?
— Нтъ… да…
— Негодяй! Я сведу съ нимъ счеты. Не бойтесь, я не сдлаю скандала.
Онъ направился было къ нему, но леди Летиція трепетнымъ шепотомъ остановила его.
— Не ходите! не ходите!
Онъ повернулся съ яростною усмшкой.
— Ахъ, не ходите! Вы не знаете, что вы длаете. Ради жизни, не трогайте этого человка.
— Что!..
— Не длайте вопросовъ, Эдвардъ, все объяснится посл. Шш!.. Онъ подходитъ къ намъ.
Видя блдное приближающееся лицо, Ванзиттартъ отвернулся въ сторону и отошелъ въ другой конецъ комнаты. Онъ не зналъ на что ршиться. Развязно и самоувренно подошелъ между тмъ Монтегю Вернонъ къ леди Летиціи, и поклонился ей.
— Если позволите, проговорилъ онъ, и затмъ быстро провелъ ее къ мсту.
Ванзиттартъ хмурился и ждалъ что будетъ дале. Онъ не хотлъ еще вмшиваться, чтобы не стать смшнымъ въ глазахъ общества, но ревность сильно мучила его. Отчего она и отвергаетъ, и поощряетъ, въ то же время, дерзкаго незнакомца? Въ ея поведеніи есть какая-то необъяснимая загадочность. Ванзиттартъ былъ обиженъ, потомъ раздраженъ, потомъ далъ волю своему негодованію. Танцы начались въ это время. Ванзиттартъ видлъ, что горячій взоръ иностранца былъ устремленъ на лицо его дамы, и что она какъ будто не смла воздержать такую наглость.
— Скажите, кто это? спросилъ онъ хозяина, мистера Мортимера Мортрикса, стоявшаго, безъ всякаго дла, въ отдаленномъ конц залы.
— Гм! Вы говорите о господин, танцующемъ съ леди Летиціей? Его зовутъ Вернономъ, Монтегю Вернономъ, и онъ кажется очень порядочнымъ человкомъ. Кто онъ? Не могу, право, сказать вамъ, но, какъ кажется, порядочный человкъ. Я знаю только, что онъ пріятель какого-то пріятеля моей жены.
— Благодарю васъ,— и подозрительный женихъ, не слишкомъ много узнавшій, воротился на старое мсто, и снова сурово устремилъ глаза на танцующихъ.
— Что это съ Ванзиттартомъ? спрашивалъ мистеръ Геръ О’Парренъ нашего храбраго майора Бленгейма. Оба эти обойденные почитателя находились въ числ приглашенныхъ.
— А? не понялъ майоръ, посматривавшій на одну полную вдовушку съ состояніемъ.
— Что съ Ванзиттартомъ? Онъ хмурится все на того черномазаго господина, который танцуетъ съ леди Летиціей. Чтобъ это значило?
— Ревность, чортъ возьми! отвтилъ доблестный воинъ:— ревность задаетъ. Не завидую ему нисколько. Увидите, она сыграетъ съ нимъ скоро славную штуку, или я не Бленгеймъ.
Шопотъ носилбя по зал. Общество было слишкомъ хорошо воспитано, чтобы смяться, но Ванзиттартъ видлъ, что его волненіе замчается и что ему, въ тайн, радуются. Онъ пересталъ хмуриться, и даже попытался сказать что-то забавное маленькому толстому господину, стоявшему подл, но толстый господинъ принялъ это за насмшку надъ собою и повелъ съ нимъ рчь съ ‘милостиваго государя’. Не слишкомъ вжливое восклицаніе готово было сорваться съ устъ артиста, но тутъ окончился контрадансъ и мистеръ Вернонъ проводилъ леди Летицію до ея мста. Она была необыкновенно блдна. Когда она садилась, незнакомецъ, на глазахъ Ванзиттарта, пожалъ ей руку, съ выразительнымъ взглядомъ, и отошелъ.
Женихъ сердито направился къ леди Летиціи. Она поднялась при его приближеніи и дрожащею рукой сжала его руку.
— Удемъ, удемъ! прошептала она. Онъ устремилъ на нее пристальный умоляющій взглядъ, но она, прося его не говорить, вывела его изъ залы. Они остановились внизу, въ прихожей.
— Не лучше ли было бы предупредить мистера Мортрикса, что вы узжаете? нетерпливо замтилъ Ванзиттартъ.
— Нтъ, нтъ! я должна хать не теряя минуты. Ахъ, я забыла мой плащъ! Потрудитесь сходитъ за нимъ.
— А карета, она не пріхала еще.
— Кто-нибудь изъ людей пусть сходитъ за наемной.
Ванзиттартъ бросился наверхъ. Черезъ минуту трепещущая леди Летиція услыхала позади себя голосъ.
— Извините, миледи, вы спшите, кажется, оставить нашъ милый вечеръ?
Дрожа вся, она повернулась и встртила рзкій насмшливый взглядъ Монтегю Вернона.
— Слушайте, миледи. Черезъ два дня, въ десять часовъ вечера, я буду у васъ. Надюсь застать васъ дома, и безъ чужихъ: я долженъ сообщить вамъ нчто важное. Теперь, прощайте.
Прежде нежели она могла проговорить что-нибудь, говорившій поднялся наверхъ и исчезъ изъ виду. Черезъ нсколько минутъ явился Ванзиттартъ. Приведи карету, и леди Летиція съ своимъ другомъ отправилась домой. По прізд, Ванзиттартъ хотлъ было войдти къ ней, но она ршительно остановила его.
— Не теперь, не теперь, сказала она.— Приходите утромъ. Мн нужно подумать.
Артистъ, уже сильно раздраженный, не сталъ возражать. Онъ вжливо пожелалъ ей хорошаго сна и ушелъ. Его не приняли. Волненіе леди Летиція безпокоило его и возбуждало въ немъ подозрнія. Тайна руки странно сходилась въ его ум съ тайной о дерзкомъ незнакомц. Онъ долженъ потребовать объясненій, и если ихъ не представятъ, разорвать сношенія. Такъ думалъ онъ сначала. Послдующія его разсужденія были умренне.
Между тмъ леди Летиція, достигнувъ своего будуара, была въ страшномъ волненіи. Она ходила изъ угла въ уголъ. Лицо ея то горло, то блднло, и она кусала до крови губы, чтобы сдержать душившія ее слезы. Она изнемогла наконецъ. Бросившись въ кресла, она заплакала страстно и горько, и глядя сквозь слезы, снова увидла вчный ужасный образъ въ огн.
— Прочь, дьяволъ! прочь! воскликнула она.— Я умру! О, прочь!,
Но ликъ не исчезалъ. Совсть, которой боимся вс мы, мучила ее. Такъ прошелъ часъ. Она велла подать закусить, и успокоилась немного. Прямо въ глаза опасности ршилась смотрть она, понимая что теперь нужна сила и ршимость.
Она старалась убдить себя, что ей нечего бояться, что тайна ея ручки останется неизвстною, но огненный ликъ говорилъ ей, что онъ извстенъ не ей одной. Новая мысль родилась въ ея голов. Въ крайности, нельзя ли будетъ предложить условія, заключить сдлку? Но чтобы ни случилось, она не покорится безъ борьбы, скоре умретъ. Грустно, больно все это, наканун той любви, которая дала бы ей всезабвеніе, грустно, что чаша забвенія отнята отъ ея устъ въ самую ршительную минуту.
Ошеломленная, обезсиленная, убитая всми этими впечатлніями, она заснула наконецъ. Крпко спала она эту ночь, какъ спятъ иногда каторжники, но сны ея были ужасны. Утромъ, Ванзиттарту сказали, что леди Летиціи такъ больна, что не можетъ принять его. Онъ ушелъ мучимый опасеніемъ и ревностью. Онъ зашелъ посл обда, и получилъ небольшую надушенную записку, которую прочелъ на улиц.
‘Дорогой мой Эдвардъ, не приходи ко мн до послзавтра. Мн грозитъ опасность, отъ которой присутствіе твое не можетъ спасти меня. Если опасность минуетъ, все объяснится, если нтъ, забудь и прости меня.

‘Летиція Марло.’

Трудно дать понятіе о состояніи нашего друга, тотчасъ по прочтеніи этой записки, въ своей забот о спасеніи любимой женщины, онъ забылъ все окружающее, онъ стократно извинялъ ее за ея загадочное поведеніе, за все что возбуждало въ немъ ревность, и молилъ лишь объ избавленіи ея отъ опасности. Онъ бросился назадъ къ дому, и сталъ настаивать на необходимости видть ее. Но приказанія леди Летиціи были положительны, она очень нездорова, видть ее невозможно. Онъ покорился наконецъ необходимости и ршился ждать назначеннаго въ записк времени.
Минулъ первый день, минулъ и второй. Вечеромъ этого послдняго дня, леди Летиція, изящно разодтая, сидла, передъ огнемъ, въ своей гостиной. Большое кресло ея было обращено спинкой ко входной двери, подл лежалъ небольшой пюпитръ, на которомъ покоилась ея лвая раскрытая рука. Правою рукой она ласкала свою собачку. Лицо ея было свтло, но пристальный глазъ замтилъ бы, что свжесть эта искусственна. Она была тиха и покойна, но врачъ узналъ бы, что она находится подъ вліяніемъ опіума. Она. была хороша и въ этомъ холодномъ неестественномъ спокойствіи. Въ ней не было страха, глаза ея свтились, какъ бы отъ вдохновенія, а губы были плотно сжаты. Безпрестанно взглядывала она на свои крошечныя золотые часы, и когда стрлка дошла до десяти, она нетерпливо стала ожидать звонка. Все было тихо. Она стала засыпать и, въ дремот, не замтила какъ кто-то вошелъ въ комнату и скользнулъ за тяжелую занавсь окна. Надежда, что человкъ котораго она страшилась, не будетъ, стала оживлять ее.
— Я сумашедшая, проговорила она. Онъ раскаивается въ своей дерзости, онъ не придетъ.
— Онъ здсь!
Монтегю Вернонъ, изящно одтый, подошелъ насмшливо къ огню и вжливо поздоровался съ леди Летиціей. Она вздрогнула, но не измнила своего положенія. Они поглядли другъ на друга, она все боле и боле убждалась въ ошибк, и стала смле.
— Какъ видите, миледи, я очень, замтилъ спокойно мистеръ Вернонъ.
Леди Летиція кивнула головой съ возможнымъ хладнокровіемъ.
— Мн некогда, сказала она, глядя на часы,— и я должна попросить васъ передать мн что нужно скоре. Въ чемъ дло?
— Вы извините меня, миледи, за мою просьбу не спшить такъ, осторожность, вы знаете, очень важное дло. Вы ловкая женщина, Летиція Лудло, но вы должны быть осторожны, очень осторожны.
Она усмхнулась, услышавъ свое прежнее имя.
— Продолжайте сказала она,— теперь вы сильне меня, но знайте, что вы поплатитесь за вашу наглость.
Онъ засмялся, и небрежно осматривая картины и вещи, прошелъ въ другой конецъ комнаты. Мысль мелькнула въ его голов. Стоя спиной къ леди Летиціи, онъ вынулъ изъ своего кармана длинный обоюду-острый ножикъ и, спрятавъ его позади, снова подошелъ къ ней. Она сидла въ томъ же положеніи, держа свою лвую руку на пюпитр, и презрительно смотря на него.
— Летиція Лудло, вы слишкомъ важничаете для женщины вашего сорта.
— Да? Въ чемъ же обвиняете вы меня?
— Летиція Лудло, я обвиняю васъ въ умышленномъ убійств лорда Августа Марло! И вотъ мое доказательство…
И прежде нежели успла она сдлать малйшее движеніе, онъ поднялъ свою руку и вонзилъ ножъ въ ладонь ея ручки, крпко пригвоздивъ ее къ деревянному пюпитру. Леди Летиція помертвла отъ ужаса, но боль, если она чувствовала боль, не дала ей силы освободить руку, на которой не показалось крови!

III. Исторія ручки.

Monsieur и madame Буасси, богатые свтскіе люди, проживали въ веселомъ Париж. Буасси былъ искусный журналистъ и одинъ изъ редакторовъ ультрамонтанскаго журнала Le Frappeur, впрочемъ, въ нкоторыхъ кружкахъ поговаривали, что будто жена писала за него передовыя статьи. Жена была умная женщина, и ne femme, sans peur et sans reproche, и женщина сильная. Она не держала мужа под башмакомъ, но держала его въ рукахъ.
— Милая Клотильда, замтилъ однажды, посл завтрака, мужъ жен,— нашимъ дтямъ пора уже начать учиться.
— Да, правда, отвчала жена:— Клотильд уже восемь лтъ, а Евгенію шесть. Что ты думаешь сдлать съ ними?
Жена сдлала этотъ вопросъ примирительнымъ тономъ, показывавшимъ однако полнйшее презрніе ко всему что бы ни предложилъ ея мужъ.
— Что съ ними сдлать, душа моя? Послать ихъ въ школу, куда-нибудь на югъ.
Жена вскрикнула.
— Буасси, это жестоко. Вы разрываете мое сердце. Вы убиваете меня, Буасси. Могу ли я допустить мысль о разлук съ моими дорогими дтьми? объ отсылк ихъ къ какой-нибудь толстой сердитой барын, безъ материнскаго сердца? Нтъ, нтъ, мы должны взять гувернантку.
Жена ршила, и слова ея стали закономъ. Мужу пришлось пріискать требуемое. Онъ напечаталъ нсколько объявленій. Изъ толпы желавшихъ, многія были найдены не удовлетворяющими требованіямъ. Наконецъ, жена, въ каталог страстей которой, да будетъ извстно, не значилась ревность, нашла чего хотла. Она была въ восторг. Къ ней явилась блдная, прекрасная молодая Англичанка, хорошо воспитанная и (во всхъ отношеніяхъ) образованная. Эту просительницу звали Летиціей Лудло, и вскор ей поручено было образованіе милыхъ Евгенія и Клотильды.
Единственною рекомендаціей ея была красота, но двушка была, при этомъ, терплива и настойчива, и могла говорить съ чувствомъ о чувствительныхъ предметахъ, когда хозяйка становилась разговорчива. Итакъ, хороша, образованна, добра, и т. д., какъ значится въ моемъ первомъ опредленіи. Дти любили ее, ибо она забавляла ихъ, между уроками, разными разказами, хозяйка любила ее, ибо она была прилична, почтительна, достойна, хозяинъ любилъ ее, ибо ее любила жена. Такимъ образомъ, вс были довольны Mdlle Letitia, и каждый считалъ ея находкой. Нтъ ничего удивительнаго, что ея хорошенькое личико обращало на себя вниманіе какъ гостей, такъ и сосдей, Бдная англійская двушка увидла себя въ свт, къ которому не привыкла до того. Она должна выказывать свои достоинства передъ гостями, и нкоторыя, заявившіяся при этомъ качества ея, сдлали ее еще миле и интересне. Многіе французы молокососы стали ухаживать за нею, даже водоносъ объявилъ, что Mdlle Letitia зажгла въ груди его страсть очень похожую на любовь. Этотъ послдній принадлежалъ къ числу санкюлотистовъ-республиканцевъ и уврялъ нашу молодую барышню въ совершенной необходимости полнаго равенства. Короче, молодая англійская гувернантка мадамъ Буасси сдлалась предметомъ всеобщаго вниманія, и сама она не могла конечно не замтить своего положенія.
‘Не могла не замтить?’ — Да, у нея были зоркіе глаза. Боюсь, что, въ это время, сердце ея не было уже совершенно безкорыстно, что надежда хорошаго выигрыша въ великой игр замужства имлась уже въ виду, и что нкоторыя соображенія насчетъ богатства и положенія ходили у ней въ голов. Неудивительно, что Летиція, будучи образована и хороша, разчитывала на побду надъ какимъ-нибудь странствующимъ рыцаремъ. Вы видите, что она была хорошо приготовлена къ тому. Оставивъ съ юныхъ лтъ очистительную семейную сферу и привыкнувъ смотрть на жизнь подъ грозными ауспиціями французской дамы, она научилась скрывать свои чувства или побждать ихъ. Ее трудно было изумить чмъ-нибудь. Разв только землетрясеніе могло сильно взволновать ее.
Она была холодна, но холодна снаружи, ибо посл оказалось, что подъ ея холодною наружностью тллся сдержанный волканъ самомннія, страстей и чувствъ. Она привыкла разсуждать сама съ собою и разсуждала такъ: ‘Едва ли полюблю я сама, но я должна проложить себ дорогу въ свт, и должна жить. Я не раздляю глупыхъ воззрній на душевныя расположенія. Мн нуженъ господинъ хорошаго нрава, богатый, любящій меня. Любя или не любя, я выйду за него съ твердымъ намреніемъ исполнять мои обязанности. Я буду такъ же безкорыстна, какъ большая часть женщинъ ныншняго промышленнаго поколнія.’ Она была убждена, что золотой вкъ Купидона кончился съ появленіемъ паровыхъ машинъ, съ этихъ поръ осталась только женитьба и выходъ замужъ, рожденіе дтей, затмъ да и питье. ‘Смю думать, я не лучше ближнихъ,’ говорила барышня, но, можетъ-быть, я побойче нкоторыхъ. Я и не изъ тхъ, которые способны къ нескромностямъ.’
Удобный случай представился скоро. Джентльменъ, соотечественникъ, попалъ въ сти молодой гувернантки.
Лордъ Августъ, зайдя однажды вечеромъ поболтать къ Буасси, не засталъ ни хозяина, ни хозяйки дома, и случилось такъ, что онъ проговорилъ цлый часъ съ хорошенькою молодою гувернанткой. Двушка разузнала кто онъ. Онъ не былъ ни Парисомъ, ни Аполлономъ, и былъ пятнадцатью годами старше ея, но онъ былъ не дуренъ, хорошо воспитанъ, и, какъ говорили, богатъ. Такъ-то, въ этотъ же вечеръ, этотъ лордъ, не уважавшій ни человческихъ ни божескихъ законовъ, а исполнявшій только свои прихоти, пожалъ своими длинными пальцами маленькія ручки Летиціи, сдлалъ ей какъ слдуетъ предложеніе и тутъ же получилъ согласіе.
Чтобы принять такъ смло это блестящее предложеніе, требовалась порядочная доля мужества со стороны моей гршной героини. Ясно было, что свтъ подниметъ шумъ противъ нея, возстанетъ на нее гордо и отвернется. ‘Что скажетъ мистеръ Гранди? Что подумаетъ мистриссъ Гранди? Но личныя и общественныя качества лорда Августа перевшивали вс воображаемыя опасности, и можно было надяться, что дла повернутся въ пользу смлой женщины. Она ршилась отдаться ему, къ худшему ли, къ лучшему ли, вопреки всему. Ршеніе было торопливо, сумасбродно, но корни сердца Летиціи выросли въ песчаной почв и не боялись переноса въ глинистую. Воспитаніе не развило въ ней цпкихъ свойствъ плюща. Необходимость сдлала ее искательницей приключеній, и настоящее ршеніе было ея первымъ и отважнйшимъ шагомъ къ счастію.
Сначала совершенъ былъ бракъ, котораго конечно не пощадили сплетни. Мысль о союз лорда съ гувернанткой оскорбляла общество. Съ мадамъ Буасси сдлалась истерика, она набросилась на мужа, и молила небо спасти дорогихъ Евгенія и Клотильду отъ пагубнаго вліянія этой опасной зми, Англичанки. Она ходила по городу, распространяя сплетни насчетъ своей потерянной ‘находки.’ Но шумъ скоро сталъ утихать. Бутыль скандала откупорилась съ шумомъ, но скоро осла. Въ большихъ приготовленіяхъ къ придворному балу, Летиція Лудло была забыта.
За бракомъ послдовало разочарованіе. Судьба не поблагопріятствовала нашей двушк, воздвигнутый ею замокъ стоялъ на зыбкомъ, какъ песокъ, основаніи. Она вышла за пьяницу, почти за банкрота, за героя игорныхъ домовъ, за человка безъ положенія и значенія. Она убдилась въ истин всего этого изъ нсколькихъ случайно попавшихъ въ ея руки писемъ, да изъ поведенія своего мужа. Золотыхъ яицъ, которыя разчитывала она найдти въ насдк, не оказалось. Она лишена была и тхъ утшеній, которыми общество окружаетъ иногда несчастливыхъ, общество было безжалостно къ ней, очень безжалостно. Она никогда не любила человка и, по разчету, отдалась ему. И лучше было бы ей остаться простою Летиціей Лудло, любимою воспитательницей дтей г-жи Буасси.
Убдившись въ своемъ промах, Летиція пришла въ отчаяніе. Она рыдала и ломала руки, въ уединеніи своей комнаты, она принимала сотни отчаянныхъ ршеній. Я думаю, что въ первыхъ припадкахъ отчаянія, она была бы способна заколоть мужа. Не грубый ли скотъ, не негодяй ли онъ? Не было ли, съ его стороны, гадко и жестоко обмануть бдную двушку ея же собственными фальшивыми картами? Не было ли, съ его стороны, неблагородно и безчеловчно жениться въ подобныхъ обстоятельствахъ? Да, было, миліонъ разъ да. Но онъ заплатитъ за это, онъ поквитается!
Какимъ же образомъ, спросятъ, парижскія кумушки не знали ни характера лорда Августа, ни его страшной бдности? Дло въ томъ, что въ Париж не могли составить себ врнаго понятія объ его положеніи. Онъ проживалъ въ дальней Германіи, и прізжалъ наслаждаться удовольствіями французской столицы тогда лишь когда у него были деньги. Ходилъ слухъ, дйствительно, что обстоятельства его не очень хороши, но слухъ этотъ не достигъ избраннаго круга, въ которомъ вращалась мадамъ Буасси.
Правда, леди Летиція имла нкоторое основаніе считать себя обиженною, но не слдуетъ забывать, что она была жертвой собственныхъ разчетовъ. Себя, въ этомъ дл, она считала однако вполн невинною. Изслдуя свое юное сердце, она находила себя открытою, доврчивою двушкой, чистою какъ снгъ, мягкою и впечатлительною, обольщенною и обманутою негодяемъ. Она измняла истину по своему желанію, чтобы смягчить непріятность разочарованія. Она не допускала, что прежде всего собственное ея поведеніе было дурно. Она воображала себя оскорбленною женщиной и ожесточалась отъ своихъ несчастій. Да оно и понятно: пріятне считать себя невинною жертвой, чмъ проведенною искательницей приключеній.
Въ первое время, милордъ длалъ все, чего только можно было ожидать. Онъ былъ въ упоеніи отъ своей молодой жены, и, совершенно счастливый, носился съ ней съ мста на мсто. Но въ три мсяца ушли и его наличныя деньги, и его преданность. Онъ сталъ находить, что бракъ бремя, что въ леди Летиціи есть недостатки. Онъ пришелъ къ этому убжденію тмъ скоре, что она старалась сдлать себя возможно непріятною. Она говорила ему крайне обидныя вещи, но оказалось, что онъ уметъ отплачивать за нихъ чашками и тарелками. Ни мужъ, ни жена не отличались терпніемъ. Красота становилась яростью, зврь оправдывалъ свои зврскія наклонности. Никакой ангелъ мира не могъ утишить бури. Иногда разыгрывались страшныя сцены. Говорили, что лордъ Августъ, страшно пьяный, являлся домой поздно ночью, отыскивалъ жену и начиналъ упрекать ее, понимая, при всемъ своемъ слпомъ зврств, что она никогда не любила его. При подобныхъ выходкахъ она блднла, но зловщій зеленоватый свтъ горлъ въ ея глазахъ и, казалось, пожиралъ ее внутренно. Однажды, пьяный, онъ ударилъ ее въ лицо, и она, съ разгорвшейся щекой, схватила большой острый столовый ножикъ, и готова была уже вонзить его въ сердце негодяя, когда вмшательство Луи Карра помшало этому.
Это былъ молодой человкъ, полу-французскаго и полу-англійскаго происхожденія, встрченный своимъ пріятелемъ Марло, черезъ годъ посл свадьбы, въ Рим. Отношенія этихъ людей были запутаны, они имли общія дла и въ многомъ зависли другъ отъ друга. Лордъ и леди Марло, вмст съ Карромъ, который поселился съ ними, отправились въ Баденъ-Баденъ. Карръ пользовался большимъ вліяніемъ на Марло и старался сохранить приличіе въ дом. Хозяйка не любила его, хотя инстинктивно старалась скрыть свое нерасположеніе отъ его проницательныхъ глазъ. Въ физическомъ отношеніи Карръ былъ высокъ ростомъ, не дуренъ собою и отличался какимъ-то особеннымъ выраженіемъ глазъ, въ нравственномъ, онъ былъ золъ, дерзокъ, разчетливъ. Ему было около двадцати восьми лтъ, и пріемы его обращали на него вниманіе прекраснаго пола.
Стараніямъ Карра чета была отчасти обязана тмъ, что не разъхалась. Изъ своихъ собственныхъ видовъ, онъ такъ устраивалъ дла, что лордъ и леди Марло продолжали жить вмст. Онъ научилъ ихъ скрывать свою нелюбовь другъ къ другу и смотрть на него, какъ на полезнаго посредника. Когда онъ довелъ ихъ до этого, они были въ его власти. Онъ такъ умлъ запугивать мужа и дйствовать на гордость жены, что ихъ унизительныя отношенія продолжались. Онъ разстилалъ подъ ними свои сти и готовилъ новыя средства для медленной отравы обоихъ.
Ежедневныя непріятности леди Летиціи нисколько не уменьшали ея красоты. У ней не было дтей. Лицо ея, какъ бы въ насмшку надъ ея горемъ, было прекрасно какъ всегда. Вс восхищались леди Летиціей, и многіе жалли ее. Люди со стороны, не видвшіе ее никогда раздраженною, считали ее ангеломъ, и мало кто поврилъ бы, что она не высокаго происхожденія. Это не много утшало бдную миледи. Одуряя себя иміамомъ лести, она стала посщать балы и вечера, пла, танцовала, казалась самою веселою изъ веселыхъ и наслаждалась печальною радостью считаться любезной и умной. Пріятно было видть, что ею восхищаются, несмотря на все презрніе къ мужу, и пріятно было припоминать, что мужъ, несмотря на вс свои пороки, былъ все-таки лордъ. Утопающій хватается за соломинку, и леди Летиція искала утшенія въ мелочахъ, и въ самой мысли, что многія, изъ-за нея, завидуютъ лорду Августу. Ея смшная гордость была полезна ей въ это время, она сохранила чистыми ея побужденія и мысли. Какъ ни презирала она своего мужа, однако, до извстнаго періода, оставалась врна ему даже въ мысляхъ. Она не упала еще совершенно въ своемъ собственномъ мнніи, ибо не утратила еще высокаго чувства женской стыдливости.
Но со дня на день и съ часу на часъ, присутствіе Карра отравляло ея душу. Тысячью мелкихъ намековъ и пріемовъ, Карръ внушалъ ей мысль о томъ что могло бы быть, еслибъ она способна была къ сильной любви. Она становилась безпокойна и раздражительна. Онъ старался дать ей почувствовать, что жалетъ ее, сочувствуетъ ей, а потомъ возбудить въ ея груди страшную мысль объ отмщеніи мужу. Онъ поддерживалъ заблужденіе ея въ томъ, что она была обманута, завлечена, и внушилъ ей убжденіе, что наказать обманщика будетъ простительно. Этимъ въ ней зародилось желаніе грха,— грха для грха, затмъ, желаніе ршиться на что-нибудь, что разорвало бы навсегда ея связь съ мужемъ. Чувство это возбудило въ ней новыя волненія, и она стала спрашивать себя, возможно ли ей еще любить? Въ глубин своей помраченной души она отыскивала обожающіе глаза Карра,— и содрогалась. Она не любила этого человка, но теперь начала бояться. Возможность подчиниться его вліянію ослабляла силу противодйствія ему.
Образъ его, какъ непріятенъ онъ ни былъ, зарубался невольно въ ея сознаніи, онъ преслдовалъ ее, какъ будто змй смутилъ ее. Наконецъ, желаніе грха обратилось въ ней въ сумасбродное, страстное желаніе отдаться тому, кого она боялась боле всхъ, она походила на человка, которому посл долгаго слдованія по темному потоку приходится ринуться въ стремнину бурныхъ водъ.
Дале, мужъ, подстрекаемый Карромъ, начинаетъ ревновать. То была пустая, смшная ревность, не имвшая никакой связи съ любовью и заявлявшаяся въ подслушиваніяхъ и поношеніяхъ. Вопреки себ, онъ гордился красотой своей жены и не могъ перенести мысли, чтобы надъ нимъ смялись. Карръ служилъ ему шпіономъ жены, о чемъ она узнала отъ того же Карра. Шпіонъ жаловался, что обязанность его тяжела и непріятна, а между тмъ на дл еще боле отдалялъ мужа отъ жены. Марло врилъ лишь Карру, не потому чтобъ онъ не зналъ низости его, но потому что считалъ его связаннымъ съ собою тломъ и душой, и полагалъ, что голова его слишкомъ занята деньгами, чтобы думать о любви. Постоянныя сообщенія съ нимъ еще боле убдили лорда Августа, что Карръ былъ преданъ ему. Въ этомъ онъ, разумется, ошибался. Карръ былъ негодяй и глубоко презиралъ его милость. Онъ былъ дерзокъ и хитеръ, леди Летиція нравилась ему, онъ не имлъ по части дружбы никакихъ особенныхъ правилъ, которыя могли бы отклонить его отъ исполненія своего желанія. Ссоры съ своимъ товарищемъ онъ не боялся. У лорда Августа не было ни денегъ, ни храбрости, и Карръ выжидалъ только удобнаго случая, чтобы прекратить не очень выгодныя отношенія къ нему.
Съ какою-то болзненною радостью принялась леди Марло раздражать ревность мужа, она забавлялась этою ревностью, давшею ей двойное преимущество надъ нимъ. Она нарочно насмхалась надъ нимъ и, въ обществ, не обращала на него никакого вниманія. Безспорно, все это было очень дурно, но вы знаете уже давно, что леди Летиціи далеко до ангела. Своими шутками, впрочемъ, она хотла не боле какъ уколоть и посердить мужа. Она вспыхнула бы и сочла бы себя страшно оскорбленною, еслибы кто предположилъ возможность неврности съ ея стороны. Она слпо полагалась на свой тактъ и свою честность, она слишкомъ опиралась на хрупкую опору личной и общественной гордости. Безумная! Она носилась на краю пропасти, она играла обоюдо-острымъ ножомъ. Не естественно, чтобы подойдя такъ близко къ грху, она была бы вн всякой опасности. Мало-по-малу, теряла она самоуваженіе,— эту личную защиту добродтели. Она не предавалась утонченнымъ объясненіямъ обтовъ данныхъ ею предъ алтаремъ, она считала себя связанною лишь грубоматеріальной силой. Любовь не открыла ей, что нравственный долгъ, составляющій сущность физическаго закона, очищаетъ и одухотворяетъ плотскія страсти, въ которыхъ раждается.
Когда, наконецъ, желзо стало горячо, Карръ началъ свои подступы. Сначала онъ представлялся обожателемъ издали, но мало-по-малу онъ все ближе и ближе охватывалъ ея женское сердце и въ тишин разставлялъ свои сти. Ея горящее лицо показывало, что она чувствуетъ его силу, знаетъ его намренія, и въ глазахъ ея показался странный угрожающій взглядъ. Но петля была наброшена слишкомъ искусно, леди Летиція почти утратила силу противодйствія. Короткость знакомства и привычка уничтожили понемногу ея нерасположеніе къ Карру, а защита его отъ грубыхъ припадковъ зврства мужа, поставила ее въ невольное обязательство къ нему. Въ отчаяніи отъ пустоты своего тоскующаго сердца, она стала спрашивать себя не зародилъ ли въ ней этотъ человкъ страсти похожей на любовь? Карръ притворился глубоко преданнымъ, принялъ положеніе рыцаря и взволновалъ ея душу первыми ослпительными вспышками страстнаго, неудовлетвореннаго чувства.
Потомъ, когда однажды мужъ былъ особенно грубъ, а кровь жены клокотала отъ ярости и омерзнія, Карръ сдлалъ ей признаніе въ любви. Онъ говорилъ сильно и восторженно, съ жаромъ влюбленнаго, съ мужествомъ героя. Страстно смотрли его глаза, обрывался голосъ, сильный станъ дрожалъ отъ худоскрытаго волненія. Нсколько минутъ она слушала его молча, но потомъ, вдругъ, какъ тигрица, бросилась на него, оттолкнула его отъ себя, она выместила на немъ всю злость свою на мужа. Такому хорошему актеру, какъ Карръ, не трудно было принять на себя роль мученика. Печально и покорно склонилъ онъ свою гордую голову, пока наконецъ она сама не почувствовала къ нему сожалнія. Онъ оставилъ ее какъ бы съ разбитымъ сердцемъ, но въ сущности, вполн увренный, что она все боле и боле запутывалась въ стяхъ. Въ эту страшную минуту испытанія у нея не было защиты. Она была слишкомъ горда, чтобы сказать обо всемъ мужу, скоре она готова была умереть. У нея не было друга, съ которымъ она могла бы подлиться своею скорбію, не было друга-женщины, не было хорошаго совтника. Бдная женщина! что ей длать? Къ сожалнію, она до сихъ поръ все еще воображала себя достаточно твердою для противодйствія искусителю. Въ своемъ сумасбродств она думала поощрить, до нкоторой степени, Карра, чтобы еще боле разсердить и унизить мужа. Она не опасалась поддаться очарованію, и пропасть навсегда. Но въ ум ея былъ уже хаосъ, въ сердц — буря. Прочная опора гордости рушилась подъ нею. Въ этой ужасной агоніи она обратилась къ средству, которое общало ей временный отдыхъ отъ мучившей тоски и полное забвеніе — къ опіуму. Мало-по-малу она пристрастилась къ нему, онъ овладлъ и тломъ, и душою ея. Опіумъ то веселилъ ее, то безпокоилъ ее. Въ немъ находила она защиту отъ разражавшейся надъ головой ея бури, въ немъ находила она и всезабвеніе. Она жила во сн. Вчера онъ былъ свтелъ и пріятенъ, нынче — мраченъ и зловщъ. Но въ поросли цвтовъ и вредныхъ травъ, ей видлась всегда ползущая змя, которая подходила къ ней все ближе и ближе и глядла на нее страшными, прельщающими глазами Карра.
Онъ подступалъ къ ней все чаще и чаще, а она все боле и боле поддавалась ему. Ежечасно и ежедневно отравлялъ онъ ея умъ и сердце, и почти убдилъ ее, что поступокъ, къ которому велъ онъ ее, будетъ справедливымъ возмездіемъ человку погубившему ея юную жизнь. А ядъ, которымъ одуряла она себя, нашептывалъ ей, что дальнйшее сопротивленіе безполезно.
Несмотря, однако, на вс эти испытанія, леди Летиція измнилась, повидимому, немного. Въ глазахъ свта она оставалась молодою, цвтущею, втреною, хорошенькою и бойкою барыней, которая никакихъ заботъ не знала. Она шутила, танцовала, каталась верхомъ, пла, играла, и всхъ плняла своею красотой. Не будучи ни счастливою, ни особенно доброю, она владла тою игривою вншнею веселостью, которую такъ часто принимаютъ за невинность и счастіе. Опіумъ, не тронувъ еще пока ея розовыхъ щекъ, сообщилъ между тмъ ея глазамъ особую прелесть и придалъ ея рчи большую увлекательность.
Такимъ порядкомъ прошли три года. За тмъ наступилъ кризисъ.
Лордъ и леди Марло и Карръ проживали въ одномъ изъ бернскихъ отелей. Они прибыли недавно изъ Германіи, гд Карръ какимъ-то таинственнымъ образомъ досталъ порядочный кушъ денегъ. Лордъ Августъ былъ въ очень плохомъ положеніи. Денегъ у него оставалось мало, а долговъ было много. Онъ сердился на жену и бранился, какъ будто она была виною его дурныхъ обстоятельствъ.
— Знаете, Карръ, обратился лордъ Августъ однажды вечеромъ къ нему,— вы должны ссудить мн еще немного денегъ.
— Долженъ? усмхнулся Карръ, покуривая сигару.
— Я знаю, что у васъ есть деньги, потому что, кажется, вы порядочно пообобрали того Италіянца. Ну, сколько и вы мн дадите подъ старый залогъ?
— Ничего.
Марло выпучилъ глаза и крупно побожился отъ удивленія.
— Что вы это, съ ума сошли? Хоть убей, не понимаю. Вы любите, я знаю, торговаться.
— Нисколько. Я знаю что говорю. Вы должны уже мн дв тысячи фунтовъ, а это порядочный долгъ, когда у должника нтъ ничего. Если я стану продолжать давать вамъ денегъ такимъ же порядкомъ, то очень скоро самъ разгорюсь, чего вовсе не желаю.
— Вы плутъ! Кто васъ вывелъ въ люди?
— Полно, не бранитесь какъ дуракъ. Вы безтолковы, и давно уже стали бы нищимъ, еслибы не было меня. Но не стоитъ толковать объ этомъ. Я сказалъ вамъ мое слово, и вы знаете, что я не измню своему слову.
— Однако, послушайте, Карръ, куда же къ чорту днусь я?
Карръ пожалъ плечами и презрительно улыбнулся.
— Вы намрены, значитъ, продолжалъ лордъ Марло,— разойдтись со мною?
— Именно. Безъ васъ мои дла шли бы лучше. Ну такъ отдайте же мн мои дв тысячи фунтовъ, и мы разъдемся.
— Я вижу, Карръ, вы выпили. Ну, чортъ съ вами, ступайте выспитесь и приходите, когда захотите ссудить мн еще тысячу фунтовъ.
— Не обманывайте себя, Марло. Я говорю серіозно. Ба!.. Пожалуй, я ссужу вамъ денегъ, если они вамъ дйствительно нужны, но вотъ съ какимъ условіемъ: я беру вашу жену!
— Чортъ тебя побери, негодяй! закричалъ лордъ Марло, вскакивая и дрожа отъ негодованія:— да какъ ты смешь оскорблять меня такимъ образомъ?.. А-а, я вижу, вы пошутили только. Купить мою жену! Ха, ха, ха! Я бы дьявольски обрадовался отдлаться отъ нея, право.
— Дв тысячи, которые вы должны мн, продолжалъ спокойно Карръ,— и еще тысяча, которую вы просите, составляютъ вмст три тысячи фунтовъ, цна, кажется, порядочная за такую разбитную барыню какъ Летиція. Вы ее ненавидите и она васъ ненавидитъ, и оба рады были бы разойдтись. Ну, Марло, такъ что ли?
Лордъ Марло не врилъ ни ушамъ, ни глазамъ, ни своимъ чувствамъ. Онъ еще не совсмъ утратилъ свою гордость, и кровь забушевала въ немъ отъ этого оскорбленія. Онъ не ршился, однако, тутъ же наказать виновника.
— Ступайте вонъ, сэръ, вонъ отсюда, произнесъ онъ, почти задыхаясь:— и приходите, когда раскаетесь въ своей подлой дерзости.
Карръ сначала улыбнулся насмшливо, потомъ разразился хохотомъ.
— Я зналъ напередъ это! воскликнулъ онъ.— Я всегда говорилъ, что у васъ есть какая-то тайная привязанность къ ней, что бы вы тамъ ни толковали. Ха! ха! ха! Если я скажу ей это, Марло, она ни за что не повритъ. Она думаетъ, что вы ее такъ же не терпите, какъ она не терпитъ и презираетъ васъ, и уврена, что вы продали бы ее дьяволу за какихъ-нибудь пять фунтовъ.
Разговоръ ихъ продолжался въ томъ же род еще нсколько времени. Лордъ Августъ не понималъ истинныхъ намреній Карра и еще боле возненавидлъ жену. Они помирились, наконецъ, кое-какъ, но что до денегъ, то Карръ требовалъ времени для размышленія. Правду говоря, онъ не думалъ ссужать ни одного пенни. Уже годъ, какъ готовилъ онъ раззореніе своему товарищу, и время его уже приближалось. Онъ только игралъ съ своею жертвой, какъ всегда длаютъ люди подобные Карру. Онъ былъ совершенно увренъ, что леди Летиція будетъ его, и онъ выжидалъ лишь дня, чтобы воспользоваться своею дурно-пріобртенною наградой.
Прошло нсколько дней, въ которые лордъ Августъ почти не оставлялъ своихъ комнатъ. Онъ сердился на себя, на Карра, за весь свтъ. Въ это же время, получилъ онъ извстія, показывавшія, что обстоятельства его становятся все хуже и хуже. Его кредиторы стали сначала подозрительны, потомъ настойчивы, потомъ — подняли шумъ. Онъ хотлъ было застрлиться, но ему и на это не доставало мужества. Онъ думалъ еще, что Карръ дастъ ему тысячу фунтовъ и что этими деньгами онъ какъ-нибудь поправитъ свое положеніе.
Въ то время какъ лордъ Августъ ходилъ да курилъ, Карръ велъ свое дло съ женой къ развязк. Черезъ нсколько дней, вечеромъ, они вмст сидли за чаемъ, въ одной изъ залъ отеля. Они говорили долго и горячо, и Карръ приводилъ леди Летицію своими просьбами, въ отчаяніе. Наконецъ, обезсиленная страхомъ и тоскою, бдная женщина уступила и согласилась бжать съ нимъ.
Черезъ часъ посл этого, лордъ Августъ пригласилъ Карра къ себ и снова сталъ просить у него денегъ. Карръ ршительно отказалъ. Взбшенные оба, они разстались, и лордъ Августъ созналъ тогда свое полное раззореніе. Холоденъ и жестокъ, Карръ побдителемъ отправился къ жен.
Оставшись одинъ, лордъ Августъ позвонилъ и потребовалъ вина. Черезъ какой-нибудь часъ онъ былъ уже пьянъ до того пункта, когда человкъ не владетъ боле своими чувствами, но когда вс дурныя страсти его вспыхиваютъ одновременно. Въ этомъ состояніи, ища ссоры съ кмъ-нибудь, онъ вздумалъ выместитъ свою злобу на жен. Его бдной голов казалось, что она отчасти виновата въ его раззореніи, и ему хотлось затять съ ней ссору. Онъ отправился внизъ, въ большую залу, и непредупрежденный, быстро вошелъ въ нее. Diable! что представилось его глазамъ. Блдная, какъ полотно, она сидла на диван подл Карра, котораго рука охватывала ея станъ. Оба быстро вскочили, и леди Летиція вспыхнула вся. На минуту, лордъ Августъ окаменлъ отъ изумленія. Затмъ, онъ опомнился, ринулся на свою жену и страшно ударилъ ее по лицу, второй и послдній разъ въ своей жизни. Карръ яростно оттолкнулъ его назадъ, и бросился поднимать Летицію, безчувственно упавшую на полъ. Дико глядя и грозя местью, мужъ бросился въ свою комнату. Захлопнувъ за собою дверь, онъ принялъ отчаянное ршеніе,— не первое, впрочемъ, съ тхъ поръ, какъ узналъ о своемъ раззореніи.
— Игра кончилась, умру же я героемъ.— И онъ потребовалъ себ кофею.
Онъ не пришелъ еще въ себя отъ ярости и опъяненія, когда принесли ему кофей. Боясь, въ своей послдней агоніи, потерять мужество и потребовать помощи, онъ обрзалъ шнурокъ отъ звонка. Большая комната его была старой постройки съ широкими подъемными окнами, которыя поддерживались тонкими желзными брусками. Въ смежной комнат стояла его кровать. Марло вынулъ изъ маленькой аптека пачку съ блымъ порошкомъ и высыпалъ его въ свой кофей.
— Теперь, нужно подумать о мести, пробормоталъ онъ.
Комната Летиціи находилась подл комнаты мужа. Поздно она услышала громкій стонъ въ его комнат и наконецъ шумъ отъ паденія тяжелаго тла. Она стала прислушиваться, и стонъ повторился. Въ смертельной блдности она вскочила съ кровати, на которой лежала одтая, и, схвативъ лампу, бросилась въ ту сторону откуда слышенъ былъ шумъ. Комната лорда Марло не была заперта, она вошла осторожно. Все было тихо. Никого не было въ первой комнат, но въ ней горла лампа, и на стол были разбросаны письменные матеріалы со сложеннымъ листкомъ записной книжки. Инстинктивно, забывъ на минуту свое положеніе, она схватила листокъ и прочла:
‘Я, умираю. Меня отравила жена моя. Марло.’
Кто-то зашевелился позади ее, и между ею и дверью, въ которую она вошла, предсталъ ей мужъ, блдный какъ смерть и съ пной у рта. Съ крикомъ ужаса выронила она листокъ изъ рукъ, и бросилась къ окну.
— Воды, воды! простоналъ мужъ.
Но, въ страх, она отшатнулась отъ него. Не знаю, за тмъ ли чтобъ попросить у ней помощи или ударить ее, мужъ шагнулъ къ ней быстро, и упалъ къ ея ногамъ, сжимая края ея платья. Съ крикомъ призывая помощь, хотла она поднять тяжелое окно, но рука ея дрогнула, и тяжесть была не по силамъ ей. Мужъ, не оставляя ея платья, катался на полу въ предсмертной агоніи, а между тмъ тяжелое окно упало съ шумомъ, прищемивъ подъ собою ея лвую руку. Ошеломленная болью и ужасомъ, она лишилась тутъ чувствъ.
Когда она пришла въ память, то увидла себя на своей постели, въ сторон слышались голоса. Убитая и слабая, она заснула снова. Такъ прошло нсколько дней. Она справилась потомъ и узнала все происшедшее.
Рука ея была отнята, и на мсто кисти виднлся забинтованный конецъ. Передъ ней лежало письмо на ея имя, она открыла его и прочла:
‘Миледи, одно несчастное дло, въ которомъ былъ замшанъ и лордъ Августъ, принудило меня оставить васъ. Утромъ, посл его смерти, меня хотли арестовать, но я усплъ уйдти. Я скрываюсь теперь, но мы еще встртимся.’

‘Вашъ навсегда Луи Карръ ‘

Не будемъ доле останавливаться на этомъ времени жизни леди Летиціи. Власти ршили, что лордъ Августъ умеръ отъ самоубійства, дло было замято, и онъ былъ прилично похороненъ. Черезъ нсколько времени посл похоронъ, вдова, считая себя, справедливо или нтъ, причиной его смерти, и потому убитая сердцемъ, поселилась уединенно въ Италіи.

IV. Конецъ о рук и о Летиціи.

Суровая усмшка стягивала губы Монтегю Вернона, когда стоялъ онъ передъ леди Летиціей, опираясь на ножъ въ проколотой ручк ея. Они молчали. Онъ не сводилъ съ нея, своихъ глазъ, съ ужасомъ отклонялась она отъ него, но блдное, прекрасное лицо ея не выражало никакой физической боли. Съ выраженіемъ и страха, и ненависти разсматривала она черты стоявшаго предъ нею человка. Изъ ея сжатыхъ губъ послышалось:
— Карръ.
Тотъ низко поклонился. Затмъ, онъ поднялъ свою голову и медленно высвободилъ руку Летиціи. Она быстро отняла ее и спрятала въ складкахъ своего платья. Карръ закрылъ, между тмъ, свой ножикъ и спряталъ его въ карманъ.
— Вы противны мн, продолжала Летиція,— вы, напоминаете мн о страшномъ времени. Я знаю цль вашихъ угрозъ.
— Гм! усомнился Карръ.
— Вы хотите денегъ?
— Нтъ.
— Нтъ?
Летиція утшала себя сначала мыслью, что единственная цль его посщенія — полученіе денегъ. Узнавъ свою ошибку, она терялась въ предположеніяхъ насчетъ его намреній. Карръ заговорилъ наконецъ.
— Не въ первый разъ уже вы, миледи, несправедливы ко мн. Я пришелъ просить вашей руки.
Онъ говорилъ съ выраженіемъ человка, который могъ бы легко приказывать.
— Жениться на мн, вамъ? воскликнула она вспыльчиво. Вы съ ума сошли. Вы не хотите понять, что я ненавижу, не терплю васъ всми силами моей женской природы.
— Я понимаю это, я это всегда понималъ, произнесъ онъ спокойно.
— Зачмъ же являться сюда подъ пустымъ предлогомъ, и бросать въ меня оскорбленіе за оскорбленіемъ?
— Предлогъ мой не пустой. Летиція Лудло, будьте осторожне. Я могу заставить васъ быть посговорчиве.
До сихъ поръ Карръ стоялъ, тутъ онъ взялъ стулъ, услся, и шутливо сталъ крутить пальцами своей правой руки небольшой листокъ почтовой бумаги.
— Я вполн увренъ, что вы, къ сожалнію, не расположены къ вашему покорному слуг. Не думайте также, что я питаю къ вамъ какую-нибудь безкорыстную привязанность. Но вы можете быть полезны мн въ моихъ длахъ, и я прошу васъ выйдти за меня.
Она указала ему на дверь, но онъ громко захохоталъ. Потомъ его обращеніе, изъ спокойно-насмшливаго, перешло въ горячее и грозное.
— Я не кончилъ еще съ вами, леди Летиція Марло. Вашъ мужъ былъ отравленъ арсеникомъ, и ядъ былъ всыпанъ въ его кофей. Я могу доказать, что вы грозили ему этимъ, что вы имли доступъ, къ его дорожной аптек, что вы были въ его комнат до принятія яда, что вы…
— Негодяй! перебила его Летиція:— вы знаете, что я невинна.
— Это между нами. Мн важны доказательства вашей невинности. Смотрите!
Карръ развернулъ бывшій въ его рук листокъ, и прочелъ злобныя слова написанныя лордомъ Марло передъ его смертью. Она взглянула на листокъ и откинулась на спинку кресла.
— Сотни людей могутъ присягнуть въ подлинности этой подписи. Слушайте теперь. Когда я, прибывъ на мсто, высводобилъ вашу руку изъ-подъ окна, отнесъ васъ въ вашу комнату и поднялъ на ноги домъ, мн попался въ руки этотъ лоскутъ бумаги, и я бережно спряталъ его. Теперь время воспользоваться имъ. Согласны вы на мое предложеніе?
— Нтъ! рзко отвчала Летиція.
— Это послднее ваше слово? спросилъ онъ.
— Да, подтвердила она.
— Хорошо. Я обращусь къ правосудію.
Она поднялась.
— Негодяй! воскликнула она.— Я сто разъ умру скоре чмъ позволю вамъ осквернить меня своимъ прикосновеніемъ. Длайте, если хотите, ваше лживое и безчестное показаніе. Я знаю мою опасность, но знаете ли вы свою? Если вы призовете меня къ суду, я взведу васъ на эшафотъ.
— Какъ такъ?
— Поклявшись, что вы были моимъ сообщникомъ и наушникомъ.
Карръ вздрогнулъ, онъ не ожидалъ этого. Летиція поняла свое преимущество.
— Хорошо, продолжала она,— что вы не станете безпокоить правосудіе. Если бы мн не удалось повсить васъ какъ отравителя лорда Марло, то я могла бы отыскать у себя нсколько документовъ, которые доказали бы, что вы поддльщикъ и шулеръ, и привели бы васъ къ каторг.
Карръ былъ пораженъ. Онъ никогда и не думалъ обращаться къ правосудію и полагалъ, что одной угрозы будетъ довольно. Онъ пришелъ къ убжденію въ необходимости полюбовной сдлки, и тотчасъ же, безъ малйшаго стыда, ршился на нее.
— Хорошо, я не стану длать затрудненій, проговорилъ онъ.— Покончимъ дло мирно. Дайте мн тысячи дв фунтовъ и т документы, о которыхъ вы упоминали.
— Нтъ. Я дамъ вамъ, пожалуй, чтобы никогда не видть васъ, тысячу фунтовъ, въ обмнъ на этотъ клочокъ бумаги.
— На это я не согласенъ.
— Въ такомъ случа, длайте какъ знаете.
— Хорошо.
Онъ взялъ шляпу и направился къ двери. Взявшись за ручку, онъ обернулся.
— Ршились вы? спросилъ онъ.
— Вы знаете, что да.
— Ну, давайте деньги, проговорилъ онъ, кусая губы.
Летиція открыла свой письменный столъ, и написала вексель, отдавая его Карру, она взяла у него записку мужа.
— Имю честь пожелать вашей милости доброй ночи, насмшливо произнесъ онъ, оставляя комнату.
Летиція вздохнула свободне. Она зажгла листокъ, и держала его, пока онъ не догорлъ почти до самыхъ пальцевъ. Она бросила остатокъ въ каминъ, и слдила за нимъ пока онъ не смшался съ золой. Затмъ, она подняла свою ручку, посмотрла на нее съ странною усмшкой и обернула ее платкомъ.
Весело шелъ, между тмъ, Карръ, приласкавъ горничную, отворившую ему дверь. Но не усплъ онъ сдлать нсколькихъ шаговъ, какъ два господина странной наружности схватили его и засадили въ карету. Въ этотъ, именно, день собирался онъ въ Германію. Вскор посл этого леди Летиція прочла въ одной французской газет, что нкто Карръ, за многія мошенничества, былъ приговоренъ къ галерамъ.
Полная побда была на сторон Летиціи, но въ борьб ей пришлось заглянуть внутрь себя, и она нашла въ своемъ сердц чувства стыда и грха. Она рано ушла въ свою спальню, но не могла заснуть. Мозгъ ея работалъ, горло сердце. Ея женихъ, Ванзиттартъ, долженъ былъ придти къ ней завтра, и о немъ-то безпокоилась она. Ей слдуетъ отказаться отъ него. Запятнанная жизнію, она не достойна быть его женой. Онъ слишкомъ чистъ, слишкомъ благороденъ для нея. Она любила его истинно, и не хотла губить его жизни.
Волненіе страшнаго свиданія помогло ей. Оно освободило ее отчасти отъ мученій совсти. Въ самыхъ дурныхъ обстоятельствахъ, она, во имя своихъ обязанностей къ мужу, съ презрніемъ отклонила предложенія его врага. Теперь боле чмъ когда-либо желала она любви, сочувствія, такихъ, какія способенъ былъ дать Ванзиттартъ, еслибы только онъ сталъ любить ее, узнавъ все. ‘Но это невозможно,’ думала она. Узнавъ о ея прошедшемъ, онъ броситъ ее, какъ бросаютъ истасканныя лохмотья, и отвернется отъ нея навсегда.
Ванзиттартъ явился и былъ допущенъ къ леди Летиціи. Онъ хотлъ было кинуться къ ней и прижать ее къ своему сердцу, но она холодно остановила, его.
— Тс! не длайте этого, промолвила она.— Мы должны разстаться навсегда.
— Разстаться, Летиція!
— Да, я не могу быть вашею женой.
Онъ отшатнулся, она была холодна и блдна, и лишь губы ея подергивались судорожно. Глаза ихъ встртились, и оба, онъ и она, вздрогнули: она — отъ стыда своихъ будущихъ признаній, онъ — отъ страха ихъ.
— Летиція, объяснитесь, прошу васъ. Вы сказали, что не можете быть моею женой. Отчего это?..
— Я не достойна васъ. Я уже сказала вамъ это однажды, а теперь повторяю тоже самое ршительне, потому что лучше сознаю свою недостойность. Оставьте меня, Ванзиттартъ, другая женщина, чище и выше меня, можетъ овладть вашимъ сердцемъ, хотя ни одна, Богъ свидтель, не можетъ любить васъ больше меня.
— Летиція!!.
— Хотите вы объясненія?
— Да!
— Извольте. Эдвардъ, глядите!
Она отняла свою лвую руку отъ груди и сдернула съ нея свой платокъ. Ванзиттартъ увидлъ прекрасно сдланную фальшивую руку, покрытую блою перчаткой. Ножъ раскололъ ее на двое, и только пальцы перчатки стягивали ее.
Онъ вскрикнулъ отъ удивленія и вопросительно взглянулъ на нее, она смотрла на руку съ грустною и спокойною усмшкой.
— Одинъ художникъ сдлалъ ее мн во Флоренціи. Она стоила мн очень дорого. Случай, вы видите, лишилъ меня моего талисмана. Неправда ли, очень искусная вещь?
Она говорила съ натянутою небрежностью, но трепетъ пробгалъ по всмъ ея членамъ.
— Что же все это значитъ? вскрикнулъ Ванзиттартъ.
Она указала ему на стулъ.
— Слушайте, сказала она,— и я разкажу вамъ все.
И она разказала ему, не щадя себя, всю исторію ручки.
— Теперь же, мистеръ Ванзиттартъ, я должна распрощаться съ вами. Черезъ нсколько дней я уду изъ Англіи, оставляя тайну мою въ рукахъ человка, который столько добръ и честенъ, что не разгласитъ ея.
И несмотря на вс ея усилія, горячія слезы брызнули изъ ея глазъ и залили прекрасное лицо… Въ припадк какого-то вдохновенія, Ванзиттартъ забылъ сомннія, злословіе, свтъ, все, и (во второй разъ) упалъ къ ногамъ леди Летиціи.
— Выслушай меня, Летиція. Мы не разстанемся! Откровенность, съ которою ты разказала мн всю истину, доказываетъ твою доброту и невинность. Теперь, ты дороже мн чмъ когда-нибудь. Я люблю тебя, люблю тебя истинно, за твою прошедшую скорбь и за довріе къ тому, кто сдлаетъ остальную жизнь твою счастливою.
Онъ поднялся и сжалъ ее въ своихъ объятіяхъ. У нея не стало боле силъ противиться ему, и его высокая любовь сдлала ее въ тотъ день чище и лучше.
Они были обручены.
— И клянусь, сэръ, говорилъ мн милый Ванзиттартъ, много лтъ посл того,— клянусь, сэръ, лучшей женщины не было и не будетъ на свт. Она скончалась, при рожденіи моей дочери, черезъ годъ посл нашего брака. Бдная Летиція! Да вотъ портретъ ея. Этюдъ для Чаусеровской Страдалицы Гризельды…

——

Въ этомъ году мы еще не успли помстить у себя ничего переводнаго по части беллетристики. Въ одномъ изъ слдующихъ нумеровъ начнемъ мы печатать переводъ новаго романа (No Name) извстнаго англійскаго писателя Вильки Коллинса. Это одна изъ самыхъ послднихъ новостей въ англійской литератур и иметъ большой успхъ, романъ еще не оконченъ и появляется въ еженедльныхъ тетрадкахъ Диккенсова журнала. Пока предлагаемъ читателямъ этотъ разказецъ довольно пустой и незначительный, но читающійся безъ скуки,— чтобы по крайней мр доказать, что не одни русскіе журналы принуждены бываютъ иногда печатать плохія беллетристическія вещи. Это еще одинъ изъ самыхъ интересныхъ небольшихъ разказовъ, появившихся въ послднихъ книжкахъ разныхъ иностранныхъ беллетристическихъ журналовъ. Онъ взятъ изъ очень распространеннаго англійскаго беллетристическаго журнала Temple Bar, издаваемаго эффектнымъ романистомъ г. Сала, чуть ли эта повсть не его пера. Ред.

‘Русскій Встникъ’, No 6, 1862

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека