Лилипутъ.
Лилипутъ.
Повсть Эд. Дженкинса.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
Центральное управленіе.
Вайтголъ, 30 іюня 18**.
секретарь начальника центральнаго управленія
Джереми Докстеръ.
IX.
X.
XI.
XII.
XIII.
XIV.
XV.
Лилипут, Дженкинс Эдвард, Год: 1893
Время на прочтение: 40 минут(ы)
Фельдшеръ кодльтонского приходского союза для бдныхъ въ Руссетшир бросилъ еще полъ-унціи на одну изъ чашекъ всовъ и сказалъ:
— Три фунта пять съ половиною унцій.
На другой оловянной чашк лежалъ завернутый въ блую пеленку крохотный ребенокъ.
— Нтъ, произнесъ докторъ, изъ-за такого ребенка совершенно не стоило, страдать бдной женщин. Посмотрите, что это за крошка, такого маленькаго я не видалъ никогда.
— Странный этотъ народъ, замтилъ мистеръ Ми, смотритель союза, онъ нисколько не думаетъ о томъ, что, рождая дтей, причиняетъ намъ столько хлопотъ и расходовъ. И сочинили-же законъ кормить и растить нищенское отродье!
Сидлка бережно сняла маленькій комочекъ мяса съ всовъ, которые были принесены изъ кухни спеціально съ цлью опредлить всъ новорожденнаго.
— Бдный ребенокъ, сказала она съ тяжелымъ вздохомъ,— какое у него крохотное тльце,— въ чемъ тутъ только и жизнь держится! Легкія у него наврно не больше зернышка? Не правда-ли, докторъ?
— Это золотушный ребенокъ, отвтилъ докторъ, не разслышавъ хорошо вопроса сидлки,— въ голов у него много воды. Посмотрите, какая она у него большая! Она вситъ, пожалуй, больше всего остального тла! А между тмъ руки и ноги такъ малы и худы, что годились бы любому жуку! Спартанцы немедленно утопили бы его, а индйцы Сверной Америки заставили бы васъ, мистрисъ Гуссетъ, прижать горло этому маленькому чудовищу, чтобы избавить свое племя отъ лишней обузы.
Глухой стонъ прервалъ глубокомысленныя разсужденія доктора. Это стонала мать новорожденнаго, мистрисъ Годжъ, жена Джона Годжа изъ Ганкерлея. Она явилась сюда въ пріемный покой, чтобы произвести на свтъ ребенка на счетъ прихода въ восьмой и послдній разъ.
— Бдная женщина! ей осталось жить не много, сказала сидлка, торопливо подходя къ больной.
Она нжно наклонилась къ умирающей и ласково спросила, что ей нужно. Вмсто отвта мистрисъ Годжъ выхватила изъ рукъ сидлки маленькое живое существо, прижала его къ своей исхудалой груди и горько, горько зарыдала. Потокъ горючихъ слезъ неудержимо полился по ея, истощенному нищетою, блдному лицу. Испуганная и изумленная мистрисъ Гуссетъ всячески старалась успокоить больную. Она хотла взять у нея ребенка, но мать прижимала его сильне и сильне къ себ. Прошло нсколько минутъ. Слезы больной изсякли,— дыханіе сдлалось едва замтнымъ, и скоро ребенокъ выпалъ изъ судорожно сжимавшихъ его рукъ. Приходской союзъ сдлалъ для живой мистрисъ Годжъ все, что могъ, теперь ей нужна была только могила.
Сидлка невольно вскрикнула, докторъ подошелъ и взялъ руки умершей, но тотчасъ-же опустилъ.
— Ничего нтъ удивительнаго, я это предвидлъ, сказалъ онъ прехладнокровно,— вдь у нея не было почти совсмъ крови. Питалась она, по всей вроятности, только капустою, рпою и морковью, а питательной пищи и не употребляла. Странно, какъ у этого народа еще бываютъ дти!
— Однако они производятъ на свтъ дтей прямо таки безъ счета, замтилъ мистеръ Ми, и еще приходятъ родить сюда. Нашъ союзъ пренесчастный! Вотъ и теперь: мать умерла, значитъ ребенка придется вскармливать рожкомъ, что, конечно, и будетъ возложено на насъ.
— Все равно мать не могла бы его сама вскормить, сказала мистрисъ Гуссетъ, прикрывая почтительно синеватую, изсохшую отъ нищеты и тридцатипятилтнихъ трудовъ, грудь умершей.
— Бдная женщина, она хорошо сдлала, что умерла,— добавила сидлка, отходя съ ребенкомъ отъ кровати.
— Вдь не нужно никакого слдствія, не правда-ли, мистеръ Ми? произнесъ докторъ. Я такъ и запишу въ книгу, что смерть произошла отъ истощенія силъ посл родовъ… Знаете что, мистрисъ Гуссетъ, вы отдайте этого ребенка двушк, которую прислали вчера изъ замка. Она молода, сильна, здорова и будетъ въ состояніи кормить двухъ дтей… Да, нечего сказать, невеселый канунъ Рождества…. Впрочемъ, желаю вамъ, мистрисъ Гуссетъ и вамъ мистеръ Ми, веселыхъ праздниковъ. Прощайте.
На слдующее утро Джонъ Годжъ ршилъ пойти въ пріемный покой, узнать о здоровь своей жены. Одвъ предварительно, при помощи своей тринадцатилтней дочери, остальныхъ дтей и, приготовивъ имъ похлебку изъ неимоврно большого количества воды, небольшой доли хлба, капусты и крошечнаго ломтика ветчины, онъ отправился въ путь.
Привратникъ грустно взглянулъ на вошедшаго Годжа, зная что за нсколько минутъ передъ тмъ принесли гробъ для его жены.
— Съ праздникомъ! сказалъ Джошъ Годжъ.
— Сегодня невеселый для васъ день, отвтилъ привратникъ: пройдите въ комнату смотрителя.
— Значитъ ребенокъ родился?
Привратникъ кивнулъ головой.
— А, такъ онъ врно родился мертвый, продолжалъ, не подозрвая о случившемся, Годжъ. Ну, не бда! Вдь дтей теперь такъ трудно выростить, а у моей бдной жены и безъ того много труда и заботъ. Пожалуй, только она, узнавъ объ этомъ, будетъ сильно горевать…
— Гмъ, возразилъ привратникъ:— ребенокъ то совершенно здоровъ, хотя, говорятъ, что такой крошка никогда еще и не рождался на свтъ Божій.
— Какъ-же это такъ, продолжалъ изумленный Джонъ, и ребенокъ совершенно здоровъ, а для меня сегодня — грустный день?.. Ну, такъ врно съ Мэри что нибудь неладно?
Привратникъ опять кивнулъ ему вмсто отвта головой.
— Это пройдетъ, возразилъ Годжъ съ увренностью. Moя Мэри и прежде бывала больна, но всегда поправлялась. Она гораздо сильне и выносливе, чмъ кажется!..
— Нтъ, ей уже никогда больше не поправиться, Джонъ! сказалъ привратникъ, мягко и вмст съ тмъ твердо,
— Что? Что вы говорите? воскликнулъ Джонъ и цлый потокъ слезъ хлынулъ изъ глазъ его.— Поймите, что это невозможно! Моя Мэри умерла? Вы говорите, Томасъ, что она умерла? Но этого не можетъ, не можетъ быть!
Джонъ Годжъ былъ окончательно пораженъ и уничтоженъ. Подъ нимъ какъ бы обрушилась почва, оборвалась послдняя опора. Не стало подруги его тяжелой адской жизни. Онъ остался одинъ, одинъ съ одиннадцатью дтьми — плодомъ ихъ обоюдной глупости и ‘преступнаго легкомыслія’.
Наплакавшись надъ гробомъ, вмщавшимъ въ себ останки его жены, онъ прошелъ въ комнату двушки, удаленной изъ замка, которая кормила грудного ребенка.
— Боже, ты мой! какая крошечка! вырвалось у него, когда онъ разглядлъ, сквозь застилавшія глаза слезы, миніатюрное созданіе.— Гд-же ему жить? У него и силъ-то на это не хватитъ!
Страданіе и горе Годжа стушевались на минуту передъ тмъ уморительнымъ фактомъ, что онъ былъ отцомъ этого лилипута.
Не боле недли оставался крошка Годжъ на попеченіи двушки изъ замка. Отъ природы онъ былъ очень спокойнымъ. Впрочемъ, если-бы онъ даже и кричалъ, то во всякомъ случа его крики не могли бы достигнуть далеко. Пиши, благодаря своему миніатюрному размру, онъ требовалъ также очень мало. Но, не смотря на это, изъ него впослдствіи, можетъ быть, и получился бы обыкновенный человкъ, не имющій никакой исторіи, чмъ была бы достигнута идеальная цль консервативной политики, если бы общество и приходъ оставили его тамъ, гд онъ случайно родился. Но дло въ томъ, что крошкой Годжемъ завладла печать. А когда печаль завладваетъ ребенкомъ или взрослымъ человкомъ, то для того ребенка или человка пропадаетъ на вки спокойствіе. Въ мстной приходской газет появилось извстіе, что въ кодльтонскомъ приходскомъ союз родился самый маленькій ребенокъ въ свт. Это извстіе было подхвачено столичными газетами и такимъ образомъ достигло Америки, Австраліи и Сандвичевыхъ острововъ. Не прилагая къ тому никакихъ усилій, крошка Годжъ завоевалъ себ почти всемірную извстность. Доктора, анатомы, естествоиспытатели и даже два соціальныхъ философа были въ числ любопытныхъ, постившихъ Кодльтонъ. Вс они были уврены въ томъ, что ребенокъ не можетъ долго прожить. Одинъ джентльменъ, извстный своимъ участіемъ во всевозможныхъ выставкахъ, захотлъ извлечь пользу изъ крошки Годжа. Онъ просилъ смотрителя заведенія, чтобы тотъ, посл смерти ребенка, положилъ его въ банку со спиртомъ и прислалъ въ Поктонскій музей, общая мистеру Ми за это хорошее вознагражденіе. Такимъ образомъ малютк Годжу предстояла блестящая будущность, сидя въ банк со спиртомъ, просвщать невжественныя массы. Но принесла-ли бы его смерть такую-же пользу, какъ жизнь,— это еще большой вопросъ. Между тмъ мстная извстность его была громадна. Сквайръ съ женою и дтьми и другіе мстные аристократы, постившіе его, предсказывали ребенку замчательную судьбу Тома Нуса.
Интересенъ тотъ фактъ, что всякое физическое уродство возбуждаетъ въ насъ крайнее любопытство, между тмъ какъ самыя чудовищныя нравственныя и соціальныя явленія оставляютъ насъ равнодушными зрителями. Никто изъ-этихъ любопытныхъ, ни доктора, ни анатомы, ни соціальные философы, ни сквайръ, ни пасторъ,— никто не увидлъ въ этомъ ребенк признаковъ вырожденія класса, доставляющаго намъ все необходимое. Если-бы мы глядли въ микроскопъ на многіе факты, чрезъ которые скользитъ нашъ взглядъ, не сознавая ихъ настоящаго значенія, то разв мы могли бы по совсти дозволять дальнйшее существованіе этихъ фактовъ?..
Кром печати на крошку Годжа обратила еще вниманіе другая власть, это былъ приходъ, отъ котораго зависла его судьба по вол провиднія и англійскихъ законовъ.
Отецъ его, Джонъ Годжъ, былъ земледлецъ у сосдняго фермера, который, несмотря на свою грубую одежду и грубость обхожденія, назывался джентльменомъ-фермеромъ. Годжъ получалъ еженедльно девять шиллинговъ и кром того имлъ безплатное жилище. Передъ хижиной находился клочекъ земли въ тридцать футовъ длины и шестнадцать ширины, на которомъ, благодаря трудолюбію покойной жены Годжа, произрастали горохъ, капуста и картофель. Но это, однако, еще не составляло всхъ доходовъ Годжа. Такъ во время жатвы мистеръ Джоли, такъ звали фермера, выдавалъ своимъ рабочимъ награду въ 30 шил., увеличивая такимъ образомъ общій ихъ годовой доходъ до 24 ф. 18 шил., кром того во время уборки хлба и молотьбы они получали ежедневно по кружк жиденькаго домашняго пива. Чтобы уврить своихъ рабочихъ въ отличнйшемъ качеств этого пива, мистеръ Джоли всегда пробовалъ его самъ на пол. Но то, что легко выносилъ сытый желудокъ фермера, не могло удовлетворять голодныхъ желудковъ рабочихъ. Семейство Годжа имло также свою долю въ ежегодномъ сбор колосьевъ посл жатвы, что составляло значительное подспорье ихъ запасу продовольствія. На Рождество семейство каждаго рабочаго получало отъ сквайра кусокъ говядины, мшокъ картофеля и полтонны угля, а отъ прихода два одяла. Второй сынъ Годжа получалъ по два шиллинга въ недлю, въ продолженіи полутора или двухъ мсяцевъ въ году, за работу на пол.
Итакъ на всю эту незначительную сумму онъ долженъ былъ прокормить, а если возможно, и обучить все свое многочисленное семейство, кром того поддерживать и свои силы, необходимыя для тяжелой работы. Онъ и его жена, по мр возможности, старались не обращаться за помощью къ приходу, но въ послднее время они были вынуждены это длать, въ особыя критическія минуты, подобныя той, какой началась наша повсть.
Проводивъ тло своей жены на кладбище, Джонъ Годжъ съ двумя старшими дтьми, вполн сознававшими понесенную ими потерю, возвратился домой. Первою его мыслью теперь было:
— Что длать съ крошкой?
Изъ словъ пастора, сказавшаго на кладбищ проповдь, онъ понялъ, что жена его умерла съ врой въ лучшую будущую жизнь. Но на что могли надяться т, которыхъ она оставила на земл? Сердце Годжа тоскливо сжималось… Пасторъ, приходъ, мистеръ Джоли и, наконецъ, его собственное положеніе, казалось, безжалостно издвались надъ всякой надеждой. Онъ предчувствовалъ, что ему нечего разсчитывать на помощь прихода, что законъ обяжетъ его самого воспитывать крошку. Годжъ не сознавалъ, что онъ самъ былъ виноватъ въ своемъ тяжеломъ положеніи, такъ какъ неправильно отягощалъ себя излишнимъ семействомъ. Но его сердцу, какъ и инстинкту животныхъ, былъ недоступенъ экономическій законъ Мальтуса. По его мннію, дти были даромъ Провиднія и являлись такою же естественною необходимостью, какъ дождь и ведро. Естественно поэтому, что Годжъ считалъ Провидніе обязаннымъ заставить или фермера, или сквайра, или пастора доставлять ему средства, необходимыя для прокормленія всего многочисленнаго семейства. Теперь, когда жена его умерла и ему приходилось заботиться обо всемъ одному, этотъ доводъ казался еще боле убдительнымъ, чмъ когда-либо. Но какіе результаты принесли эти размышленія, объ этомъ мы поговоримъ впослдствіи, а теперь посмотримъ, что сдлалъ приходъ для маленькаго Годжа.
Въ кодльтонскомъ приходскомъ союз происходило чрезвычайное засданіе совта. Необходимо было разршить множество важныхъ вопросовъ: о доставк угля, о контракт на мясо, объ Анн Симонсъ, восемнадцатилтней служанк, удаленной изъ замка за обнаружившуюся преступную связь съ красивымъ грумомъ, который по прежнему остался въ услуженіи у сквайра и, наконецъ, о крошк Годж. О всхъ этихъ вопросахъ мистеръ Ми составилъ себ боле или мене точное мнніе, но относительно того, что длать съ малюткой, онъ не могъ сказать ничего положительнаго. Онъ зналъ хорошо о бдственномъ положеніи стараго Годжа, зналъ о томъ, что у него, кром крошки Годжа, на рукахъ было еще десять дтей, изъ которыхъ старшей дочери было всего тринадцать лтъ. Такимъ образомъ, отдавъ Годжу новорожденнаго, онъ свяжетъ его по рукамъ и ногамъ. Съ другой стороны, мистеръ Ми былъ обязанъ разршить вопросъ о прокормленіи ребенка. Но онъ все-таки надялся, что кто-нибудь изъ попечителей пожелаетъ оставить ребенка въ приходскомъ союз, а потому и поступилъ противозаконно, не возвративъ отцу крошки-Годжа тотчасъ же посл похоронъ матери. Между тмъ мистеръ Ми былъ прежде всего чиновникъ, а чиновникъ обязанъ смотрть на все съ офиціальной точки зрнія и не сметъ предаваться проявленію какихъ бы то ни было альтруистическихъ чувствъ. Но въ глубин его души теплилась еще слабая искорка человколюбія, которая заставила его откликнуться на жалобные и безпомощные вопли крошки. Убдившись, что ребенокъ нисколько не вредитъ ни кормившей его двушк, ни ея ребенку, мистеръ Ми старался оправдать этимъ обстоятельствомъ противозаконность своего поступка.
Составъ совта попечителей приходского союза для насъ, быть можетъ, совершенно и не интересенъ, важно только то, что онъ имлъ большое вліяніе въ сельскихъ округахъ. Кодльтонскій союзъ, включавшій въ себ шестнадцать округовъ, состоялъ преимущественно изъ сквайровъ, пасторовъ, мировыхъ судей и фермеровъ. Послдніе являлись очень рдко на засданія и то только въ крайне важныхъ случаяхъ. Въ этотъ день, когда ршалась судьба крошки Годжа, засданіе состояло изъ мистера Бонда, секретаря приходскаго союза для бдныхъ, мистера Ми, смотрителя, мистера Кольмана, надзирателя, достопочтеннаго мистера Винвуда Лестеръ, капитана Колингсби, Сиднея Виргонъ, владльца сосдняго замка и предсдателя совта, мистера Кольдвель, стряпчаго, мистера Гаррисъ, оптоваго торговца и нкоторыхъ другихъ.
Вс вопросы были разршены быстро, одинъ за другимъ. Такъ относительно контракта на мясо ршено было испробовать въ ‘палат старухъ’ австралійское мясо, поставка угля была отдана племяннику мистера Гарриса. Красивый грумъ былъ обязанъ вносить ежемсячную сумму на воспитаніе ребенка молодой служанки, несмотря на то, что владлецъ замка яростно доказывалъ, что ‘ея вины тутъ гораздо боле, нежели его’. Послднимъ стоялъ на очереди вопросъ о крошк Годж. Такъ какъ мать его была похоронена на счетъ союза, то эти деньги ршено было посл непродолжительныхъ преній взыскать съ ея мужа.
— Что, ребенокъ тоже умеръ? спросилъ пасторъ, помощникъ котораго хоронилъ мистриссъ Годжъ.
— Нтъ, сэръ, онъ живъ, отвчалъ мистеръ Ми.
— Что же отецъ съ нимъ сдлалъ?
— Вотъ видите, сэръ, мы не хотли взять на свою отвтственность возвращеніе ребенка, при такихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ. Молодая служанка Симонсъ кормитъ его, не находя въ этомъ для себя никакого затрудненія, и, такъ какъ союзу это ничего не стоитъ, то я оставилъ ребенка до разршенія совтомъ этого вопроса.
— Совершенно незаконно, мистеръ Ми, сказалъ стряпчій:— contra legem.
— Но, вотъ видите, мистеръ Кольдвель, возразилъ пасторъ:— намъ это ничего не стоитъ, и потому распоряженіе мистера Ми совершенно благоразумно. Вроятно, у Годжа нтъ никого, кто бы могъ присмотрть за ребенкомъ.
— Ни души, отвчалъ мистеръ Ми.
— Ни матери, ни сестры покойной? спросилъ стряпчій.
— Никого.
— Все-же это неправильно. Благодаря новому закону о бдныхъ, нераднію попечителей и излишней филантропіи, наши интересы теперь совершенно пренебрегаютея самымъ позорнымъ образомъ.
— Какъ бы то ни было, продолжалъ мистеръ Ми, чувствуя, что почва подъ его ногами становится тверже:— вотъ факты, господа. У Годжа десять человкъ дтей, и старшему тринадцать лтъ, онъ получаетъ десять шиллинговъ въ недлю, работая шесть дней съ утра до вечера. Кто-же будетъ заботиться о новорожденномъ младенц?
Это простое изложеніе обстоятельствъ дла произвело поразительное впечатлніе на всхъ членовъ совта, точно такъ-же, какъ подобныя лаконическія, но фактически ясныя изреченія благороднаго англійскаго государственнаго человка нашего времени возбуждаютъ восторгъ печати и публики.
— Это до насъ не касается, возразилъ стряпчій: — человкъ, родившій ребенка, долженъ самъ его содержать. Будьте-же уврены, если мы оставимъ ребенка у себя, то центральное управленіе намоетъ намъ голову. Вдь что только пустыя слова, что ребенокъ намъ ничего не стоитъ, такъ какъ его кормитъ ваша служанка, господинъ предсдатель.
— Я попрошу васъ, милостивый государь, воскликнулъ гордый сквайръ:— придерживаться фактовъ. Она не моя служанка!
— Все равно, продолжалъ стряпчій: — она была вашей прежде, чмъ явилась сюда. Поврьте, я не желалъ сказать для васъ ничего обиднаго. Но дло въ томъ, что эта женщина, какъ ее тамъ зовутъ, будетъ боле сть бульона и пить пива при своей двойной работ, если я могу такъ выразиться, и, конечно, на это обратитъ вниманіе мистеръ Мордаунтъ.
Мистеръ Мордаунтъ былъ начальникомъ центральнаго управленія. Но члены совта были въ веселомъ настроеніи духа и ршили на время оставить крошку Годжа. Такимъ образомъ, Джонъ Годжъ освободился отъ разршенія неразршимаго вопроса или, лучше сказать, вопросъ этотъ былъ отсроченъ.
Предсказанія стряпчаго относительно того, что центральное управленіе намоетъ кодльтонскому приходскому союзу голову за ихъ противозаконное дяніе сбылись. Что-жъ длать? Такова видно была участь малютки Годжа, что вліятельный министръ обратилъ на него свое вниманіе. Не подумайте, читатель, что это произошло отъ слишкомъ большого шума, производимаго питомцемъ Анны Симонсъ: нтъ, онъ велъ себя вполн прилично и не былъ слишкомъ назойливъ. Дло произошло очень просто. Просматривая однажды съ двумя своими секретарями отчеты, присланные изъ различныхъ приходскихъ союзовъ, министръ остановился на выписк изъ отчета кодльтонскаго приходскаго союза. Въ этой выписк мистеръ Ми сообщалъ, что при союз оставленъ ребенокъ, мать котораго умерла вскор посл родовъ. Такъ какъ отецъ ребенка, работникъ Годжъ, иметъ еще, кром него, десять малолтнихъ дтей и не можетъ оказать малютк необходимаго попеченія, говорилось дале въ доклад смотрителя, то ршено было оставить его при союз. Тмъ боле, что ребенокъ не требуетъ никакихъ расходовъ, потому что его кормитъ вышеупомянутая въ отчет Анна Симонсъ.
Прочитавъ это донесеніе, министръ гнвно нахмурился.
— Посмотрите, какъ они злоупотребляютъ нашимъ довріемъ, сказалъ онъ. У ребенка есть отецъ, который обязанъ о немъ заботиться, а они оставляютъ его при союз. Замчательно! Во всякомъ случа, мы должны обратить на этотъ поступокъ союза серьезное вниманіе.
— Простите, замтилъ младшій секретарь, но мн кажется, что это исключительный случай. Вдь отецъ ребенка не иметъ никакой возможности заботиться о немъ и, кром того, онъ ничего не стоитъ союзу, такъ какъ его кормитъ Симонсъ.
— Отецъ ребенка, насколько мн извстно, отвчалъ министръ, не сумасшедшій и не калка, а для здороваго человка нтъ ничего невозможнаго. Затмъ, позвольте спросить васъ, сэръ, кто же кормитъ Анну Симонсъ? Вдь ее содержитъ союзъ, и неужели вы станете мн доказывать, что она можетъ прокормить двухъ дтей при томъ же количеств пищи и питья, какъ и одного? Такое доказательство было бы нелпостью, такъ какъ шло бы въ разрзъ съ логикой и законами природы.
— Я хотлъ сказать то-же самое, замтилъ старшій секретарь.
— Никто не станетъ отрицать вообще правильности вашихъ мнній, прибавилъ младшій секретарь, но такъ какъ этотъ ребенокъ очень миніатюренъ, то я позволяю себ сказать, что въ данномъ случа они не примнимы и обращать серьезнаго вниманія на такую мелочь совершенно не слдовало бы.
— Удивляюсь, сказалъ министръ строго, какъ вы м-ръ Докстеръ, прослуживъ такъ долго въ этомъ управленіи, не успли отучиться отъ вашихъ наивныхъ разсужденій. Знайте, сэръ, нтъ ничего недостойнаго въ томъ, что мой надзоръ простирается на каждую мелочь. Я хочу организовать совершенную систему инспекціи въ нашей стран.
М-ръ Докстеръ былъ окончательно пораженъ такимъ выговоромъ.
— Это дло нужно изслдовать порядкомъ, сказалъ старшій секретарь. Вы, м-ръ Докстеръ, потрудитесь написать совту попечителей кодльтонскаго приходскаго союза и потребуйте отъ нихъ подробнаго разъясненія.
Вопросъ о маленькомъ Годж былъ уже исчерпанъ, и представители высшаго центральнаго управленія занялись разсмотрніемъ другихъ длъ.
На первомъ же засданіи кодльтонскаго приходскаго совта, посл приведеннаго выше разговора, былъ снова поднятъ вопросъ о крошк Годж. Секретарь союза прочелъ слдующее письмо:
Мистеръ Ми, мн поручено увдомить господъ попечителей совта, что начальникомъ центральнаго управленія обращено вниманіе на весьма важную неправильность въ дятельности, ввреннаго вамъ, союза. Какъ извстно, изъ послдняго отчета, союзомъ содержится сынъ Джона Годжа изъ Ганкерлея, между тмъ какъ послдній совершенно здоровъ, находится въ полномъ разсудк и не пользуется никакою помощью союза.
Поэтому, согласно желанію г. начальника, прошу представить уважительныя причины, побудившія васъ отступить отъ закона. Если же такихъ уважительныхъ причинъ вами представлено не будетъ, то пришлемъ особаго комиссара для слдствія и ревизіи.
Съ почтеніемъ
Долгое время по прочтеніи этого письма длилось молчаніе. Улыбался только м-ръ Кальдвель. Онъ былъ очень доволенъ своей прозорливостью.
— Хорошо, отвтилъ Гаррисъ добродушно,— но если джентльменъ откажется отъ своего мста, то его замнитъ торговецъ.
— Мы немного уклонились въ сторону, замтилъ м-ръ Кальдвель, а между тмъ вопросъ ясенъ: что намъ длать съ крошкой? Кстати, скажите, пожалуйста, г. секретарь, отчего малютка не крещенъ еще до сихъ поръ?
— Какъ, ребенокъ не крещенъ? воскликнулъ пасторъ. Этого быть не можетъ. Вдь кто-нибудь да окрестилъ его?
Произошло всеобщее смятеніе. Справились объ этомъ у мистера Ми, послдній подтвердилъ слова Кальдвеля, что ребенокъ не былъ еще принятъ въ лоно церкви. Тогда пасторъ обратился съ пламенной рчью къ присутствующимъ, онъ отказывался участвовать въ дальнйшихъ преніяхъ о ребенк, который еще не получилъ святого крещенія, и приглашалъ къ тому же остальныхъ членовъ совта. Вс присутствующіе согласились съ пасторомъ къ величайшему неудовольствію стряпчаго и оптоваго торговца.
Анна Симонсъ принесла своего питомца, и пасторъ, прочитавъ установленныя молитвы, приступилъ къ таинству крещенія.
— Какъ же мы назовемъ его? спросилъ онъ неожиданно.
— Воспользуйтесь священнымъ писаніемъ, отвчалъ Кольдвель, и назовите его Веніаминомъ.
— Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, произнесъ пасторъ,— крещается младенецъ Веніаминъ.
Такимъ образомъ крошка Годжъ сдлался христіаниномъ.
Ребенокъ былъ унесенъ и члены опять принялись за обсужденіе спорнаго вопроса. Посл долгихъ препирательствъ, большинствомъ голосовъ было ршено, чтобы не сдлать попечителей союза простыми пшками въ рукахъ министра, послать послднему отвтъ, въ которомъ было бы объявлено ршеніе попечителей, въ виду безвыходнаго положенія Джона Годжа, оставить Веніамина на попеченіи Анны Симонсъ.
Трудно себ представить, что произошло посл такого постановленія совта. Въ Кодльтонъ былъ посланъ для разслдованія этого дла особый чиновникъ. Анна Симонсъ и смотритель союза были допрошены, ребенокъ освидтельствованъ, опредлено было точное количество пищи и питья, которое эта молодая женщина употребляла сверхъ обыкновеннаго количества, отпускаемаго кормилицамъ. Результатомъ этого слдствія былъ ученый докладъ, въ которомъ докторъ Сурчасъ, посл химическаго анализа, пришелъ къ заключенію, что Анна Симонсъ, кормя двухъ дтей, съдаетъ въ день на 4 унціи и выпиваетъ на полкружки пива боле обыкновеннаго, подвергая такимъ образомъ плательщиковъ налога для бдныхъ явному обману.
Вслдствіе этого доклада, центральное управленіе предписало кодльтонскому союзу немедленно-же прекратить свое незаконное покровительство Веніамину Годжу и внушить отцу его. что онъ самъ обязанъ содержать своего ребенка.
Это предписаніе центральнаго управленія было выполнено совтомъ, хотя и противъ воли, но въ точности.
— Чортъ знаетъ, что такое! воскликнулъ, наконецъ, сквайръ и щеки его гнвно запылали.— Центральное сдлалось ужъ слишкомъ придирчивымъ. Скажите, какое дло начальнику центральнаго управленія до того, что мы расходуемъ на малютку Годжа свои, поймите, свои собственныя деньги? Весь расходъ на него обошелся пока въ 40 шиллинговъ, а онъ грозитъ намъ за это слдствіемъ! Ну, какой-же порядочный человкъ пойдетъ посл этого въ попечители? Неужели мы, представители стариннйшихъ родовъ графства, дозволимъ, чтобы нами командовалъ какой-нибудь демократъ-выскочка? Это было бы ужъ слишкомъ!.. Эхъ, господа… и, не въ силахъ боле продолжать своей рчи, сквайръ, въ прилив гнва, ударилъ рукою по столу.
— Конечно, замтилъ пасторъ совершенно спокойно, такимъ образомъ наше самоуправленіе сводится къ нулю. Мы собираемся сюда лишь для того, чтобы исполнять предписанія мистера Мордаунта. Не будь я обязательнымъ членомъ союза, я бы давно уже вышелъ изъ него. Посудите сами, какая охота быть членомъ собранія, имющаго такое комическое значеніе.
— Но какъ же быть съ ребенкомъ? сказалъ стряпчій. Не вести же намъ изъ-за него войну съ главнымъ управленіемъ? У насъ вдь имется лишь одно оправданіе, такъ-ли, это миніатюрный размръ ребенка?
— Да, отвчалъ секретарь, другого предлога къ оправданію нтъ. Вдь мы содержимъ на самомъ дл ребенка.
— Стоитъ подымать шумъ изъ-за пустяковъ, замтилъ мистеръ Гаррисъ. Вдь ребенокъ самъ по себ ничто, а ничто ничего и не стоитъ. Правду я говорю, м-ръ Кальдвель?
— Ха-ха-ха! Безподобно! Остроумно, весьма остроумно, произнесъ стряпчій, у котораго были уважительныя причины соглашаться съ м-ромъ Гаррисомъ. Но такъ какъ пасторъ и сквайръ не обратили даже никакого вниманія на эту шутку, то стряпчій принялъ немедленно серьезный тонъ: оставимъ пока шутки, мистеръ Гаррисъ. Это вопросъ весьма важный. Что-же намъ, въ самомъ дл, предпринять?
— Бороться не на жизнь, а на смерть! воскликнулъ капитанъ Колингсби. Этотъ добрый малый не только на словахъ, но и на дл безъ малйшаго укора совсти готовъ былъ-бы, еслибъ потребовалось, навести на центральное управленіе 64 фунтовую пушку. По моему, дло не въ рост ребенка, а въ принцип. Если начальникъ центральнаго управленія будетъ вмшиваться въ такія дла, которыя мы сами сумли бы разршить не хуже его, то намъ здсь длать нечего! Пусть онъ самъ въ такомъ случа прізжаетъ сюда и распоряжается. Чортъ возьми! стану я здсь засдать для того, чтобы исполнять его приказанія!
— Э, капитанъ! сказалъ мистеръ Гаррисъ, большого убытка, если вы и удалитесь, не будетъ. Мы сумемъ замнить васъ какимъ нибудь боле практическимъ дятелемъ.
— Который умлъ-бы хорошо обдлывать свои длишки, не такъ-ли? прибавилъ капитанъ.
— Никто не станетъ отрицать того, произнесъ сквайръ, не глядя на м-ра Гарриса, что вы отлично знаете все то, что касается торговли углемъ, свчами и пр., конечно, если-бъ почувствовалась необходимость, то мы наврно нашли бы подобныхъ вамъ лицъ, желающихъ поступить въ совтъ, но для хорошей администраціи желательно, чтобы совтъ состоялъ исключительно изъ людей вліятельныхъ и способныхъ.
Джонъ Годжъ былъ очень непріятно пораженъ извстіемъ о возвращеніи ему приходскимъ союзомъ малютки сына. Съ этихъ поръ онъ былъ обязанъ кормить, одвать и воспитывать его самъ.
Роковой вопросъ, преслдовавшій Годжа со дня смерти его жены, долженъ былъ ршиться теперь во что-бы то ни стало. Разсуждать съ философскимъ спокойствіемъ и ожидать его разршенія въ будущемъ было немыслимо: вопросъ былъ поставленъ ребромъ. Годжъ и такъ уже долго медлилъ разршеніемъ этой роковой задачи, наконецъ, на другой день посл присланнаго ему сообщенія, нашелъ малютку Годжа на рукахъ у своей старшей дочери. Мэри привыкла уже няньчиться съ дтьми и ея спина даже нсколько сгорбилась отъ этого. Никогда еще ни одинъ питомецъ не подходилъ такъ къ ея росту, какъ крошка Веніаминъ, промелькнуло въ голов у Годжа. когда онъ увидлъ маленькую няньку, укачивающую, похожаго на куклу, ребенка. Остальныя дти окружали ее со всхъ сторонъ, оглашая воздухъ восклицаніями. Въ иную минуту это показалось бы Годжу очень забавнымъ, но теперь бдняг было не до того.
Въ глазахъ потемнло у Годжа при вид этой прелестной картины, прелестной на полотн, а въ дйствительности грустной и мрачной. Что ему длать? Двнадцатилтняя Мэри не могла постоянно ухаживать за груднымъ ребенкомъ, нанять женщину для исполненія этихъ обязанностей, онъ не могъ по недостатку средствъ, остаться ему самому дома, какъ единственному кормильцу семьи, было также немыслимо. Погруженный въ такія унылыя думы, Годжъ машинально протянулъ своему крошк сыну палецъ, и ребенокъ съ веселой улыбкой изо всхъ силъ схватилъ его обими рученками. Затмъ Годжъ взялъ сына къ себ на руки. Правильне будетъ сказать на одну руку, которая сильно задрожала при мысли, что достаточно одного неосторожнаго движенія — и задача разршена. Но это продолжалось только одно мгновеніе,— потому что подъ грубымъ рубищемъ поселянина билось доброе, нжное сердце,— и рука снова любовно и сильно прижала ребенка къ наболвшей груди.
— Мэри, сказалъ онъ, что намъ длать съ крошкой? Кто замнитъ ему мать?
— Я, отвчала Мэри, стараясь принять серьезный тонъ матери, который совершенно не согласовался съ ея маленькимъ ростомъ: — о, я отлично буду ухаживать за нимъ, если только вы, отецъ, станете одвать другихъ дтей. Да и Томасъ намъ поможетъ. Не такъ-ли, Томасъ?
Томасъ, въ дйствительности, не имлъ никакой склонности къ этому и предпочиталъ домашнимъ заботамъ ловлю птицъ и игру съ товарищами, но въ присутствіи отца ему не хотлось отказываться и онъ далъ милостиво свое согласіе.
— Но этого не можетъ быть, произнесъ Годжъ взволнованно: — ты не можешь, Мэри, ухаживать за нимъ постоянно. Вдь нужно же позаботиться и о другихъ дтяхъ. Кто же будетъ варить имъ супъ, чинить платье, блье, одвать, кормить ихъ?.. Но какъ Веніаминъ похожъ на мать! Бдная женщина! О, если бы она была въ живыхъ!.. Возьми у меня ребенка, Мери!
Съ этими словами онъ отдалъ ребенка дочери и вышелъ изъ комнаты. Мэри увидла, какъ онъ, съ опущенной на грудь головой, медленно направлялся къ кладбищу. Двочка не выдержала и разрыдалась. Увидвъ ея слезы, и вс остальныя дти начали плакать…
Такъ какъ попечители кодльтонскаго приходского союза окончательно отвернулись отъ Годжа, то онъ счелъ нужнымъ обратиться къ своему хозяину м-ру Джоли при первой же возможности. Но, встрчаясь съ фермеромъ, онъ долго никакъ не могъ высказать вслухъ своихъ желаній.
А нужда съ каждымъ днемъ становилась все сильне и сильне, и сердце Годжа истекало кровью. Ему приходилось сокращать и безъ того уже скудную пищу другихъ дтей, чтобы имть возможность купить для крошки Годжа бутылку снятого молока и заплатить за труды сосдк, м-съ Нолекенсъ, возстановлявшей отъ времени до времени въ его дом порядокъ. Но, не смотря на вс старанія Джона Годжа, на дтскихъ личикахъ все-же читались слды изнуренія и голода, а малютка
Годжъ становился съ каждымъ днемъ все меньше и хуже. Самъ Годжъ уходилъ по утрамъ безъ пищи, питался желудями, подобно блудному сыну, чтобы утолить свой голодъ.
Самоотверженіе маленькой Мари было поистин удивительно. Она отказывала себ даже въ той маленькой дол пищи, которая приходилась на ея долю и отдавала ее братьямъ и сестрамъ. За чахнувшимъ крошкой Веніаминомъ она ухаживала съ материнской нжностью и, благодаря постояннымъ заботамъ о немъ и недоданію, становилась сама все блдне и изнуренне. Глядя на нее, Джонъ Годжъ невыразимо терзался. Боже мой! Нужно было только разъ видть этого человка, окруженнаго одиннадцатью голодными дтьми, чтобы образъ его убійственно ясно врзался въ память. Рука моя дрожитъ, перо выпадаетъ и я не въ силахъ, не смю сказать всего, что накипло у меня на душ. Я могу только удивляться терпнію этого несчастнаго труженика.
Наконецъ, Годжу сдлалось не подъ силу выносить подобную пытку. Онъ собрался съ духомъ и, встртивъ однажды утромъ на снокос м-ра Джоли, обратился къ нему съ своей просьбой.
— Пожалуйста, сэръ, удлите мн минутку вниманія, произнесъ онъ,— я хочу сказать вамъ нсколько словъ.
— Мн нсколько словъ? И фермеръ пристально взглянулъ на Джона Годжа.— Хорошо. О чемъ-же?
Бдняга въ нершительности переминался съ ноги на ногу.
— Видите-ли, сэръ… Вы, конечно, слышали, сэръ…
— Чортъ возьми! Да что же вамъ отъ меня въ конц концовъ нужно? Бутыку молока для вашего сына или шиллингъ взаймы? Или, можетъ быть, вы пристрлили въ лсу зайца? Такъ я не могу вамъ ничмъ помочь. Мы должны во что бы то ни стало искоренить противозаконную охоту.
— Нтъ, м-ръ Джоли, дло не въ томъ. Вы, конечно, слышали, что у меня умерла жена и остался маленькій грудной ребенокъ. Такъ вотъ за этимъ ребенкомъ некому присмотрть… Моя дочь, Мэри, слишкомъ слаба для этого…
— Значитъ, вы хотите, чтобы я взялъ вашего ребенка?
— Нтъ, сэръ. Но, если бы я могъ платить сосдк 3—4 шиллинга въ недлю, она съ удовольствіемъ присмотрла-бы за ребенкомъ. А гд мн взять ихъ? Изъ моего небольшого жалованья я не могу удлить ни одного шиллинга.
— Такъ зачмъ-же дло стало? Обратитесь въ приходской союзъ за помощью. Вы знаете, я — одинъ изъ попечителей. Но предварительно вы должны достать отъ доктора свидтельство о болзни вашихъ дтей, и союзъ вамъ съ большой готовностью отпуститъ всякой пищи вдоволь.
— Спасибо за совтъ, сэръ! Нтъ, я не такой человкъ! Просить милостыни, когда я могу еще честно трудиться, я не стану. Я этого никогда не длалъ и не буду! Скоре ршусь умереть съ голода!
— Что и будетъ очень глупо съ вашей стороны! Скажите, для чего тогда устроены эти союзы, если не для оказанія помощи подобнымъ вамъ бднякамъ въ критическую минуту? И вы напрасно, Годжъ, считаете себя лучше другихъ.
Фермеръ сдлалъ сильно удареніе на послднихъ словахъ. Онъ былъ радъ, что нашелъ выходъ изъ своего положенія въ прекрасномъ нравственномъ принцип.
— Не думайте сэръ, что я не обращаюсь въ приходъ за помощью потому, что считаю себя лучше сосдей,— нтъ, но мы съ женою не привыкли къ этому. Мы обращались за помощью только въ крайнихъ случаяхъ. И я не отступлю отъ этого правила! Но мн кажется, сэръ, что мое жалованье — гутъ голосъ Годжа замтно дрогнулъ — можно было увеличитъ на нсколько шиллинговъ. Вдь я заслуживаю этого, сэръ. Вы хорошо знаете, что я могу сработать въ день вдвое противъ каждаго рабочаго въ Ганкерле, а поэтому и стою больше ихъ всхъ.
Годжъ говорилъ совершенную правду. Какъ по искусству работать, такъ и по опытности онъ выдлялся изъ толпы рабочихъ м-ра Джоли и если бы плата соотвтствовала труду, то онъ наврно получалъ бы еженедльно отъ 12 до 15 шиллиновъ М-ръ Джоли, какъ истый англичанинъ, не могъ не согласиться въ душ съ доводами Джона Годжа, но, какъ истый представитель своей націи, онъ не могъ высказать этого вслухъ, ибо въ этомъ дл былъ замшанъ его личный интересъ.
— Объ этомъ нечего и толковать! произнесъ м-ръ Джоли. Вы хорошо знаете, что я выдаю всмъ одинаковую плату. Вы на меня не смете обижаться! Разв я не даю вамъ, кром жалованья, еще жилище, дровъ, пива? А жалованья увеличить вамъ я не могу ни коимъ образомъ. Вс сосдніе фермеры возстанутъ противъ меня, если я это сдлаю.
— Но это не даетъ вамъ, сэръ, права поступать со мною несправедливо. Если вс другіе рабочіе, трудясь меньше меня, получаютъ то-же, что и я: дрова, жилища, пиво, то разв я не заслуживаю прибавки жалованья?
— Спорить съ вами я не стану. Это ваше дло: хотите — оставайтесь, а нтъ — такъ можете убираться.
— Вы правы, сэръ. Я не могу больше такъ жить. У меня дома дти умираютъ съ голода, а самъ я десять дней уже не обдалъ.
Видно было нчто недоброе во взгляд и голос Годжа, что фермеръ внезапно смягчился.
— Послушайте, Годжъ, если дло дошло до этого, то ступайте ко мн въ домъ, спросите у жены хлба, ветчины и молока для ребенка. Но помните, чтобы я никогда не слыхалъ отъ васъ ничего подобнаго. Если я увеличу вамъ заработную плату, тогда и вс потребуютъ того-же, а это разоритъ меня совершенно.
Онъ хотлъ было уже удалиться, но отчаяніе Годжа дошло до крайнихъ предловъ и онъ, собравъ всю свою энергію, воскликнулъ:
— Нтъ, сэръ! Этого мн недостаточно! Хлба, ветчины и молока хватитъ моей семь только на одинъ обдъ. Спасибо, сэръ, вамъ за это. Но я все-же остаюсь при томъ мнніи, что работать на васъ за 9 шиллинговъ я не могу и не буду!
Эта неожиданная перемна ошеломила фермера. Хлыстъ дрогнулъ въ его рук.
— Послушайте, неблагодарное животное, вы забываетесь, вы не помните съ кмъ говорите! Вотъ уже цлыхъ 20 лтъ, какъ я держу васъ на своей земл, плачу вамъ аккуратно жалованье, длаю подарки, а вы требуете увеличенія заработной платы! Такъ и быть, этотъ разъ я прощаю вашу выходку, но помните, что если вы осмлитесь мн еще разъ заикнуться объ этомъ, я, не медля ни минуты, выгоню васъ съ формы, и даю вамъ честное слово, что ни одинъ фермеръ въ нашемъ околодк, миль на 20 вокругъ, не дастъ вамъ работы! Подумайте хорошенько надъ моими словами, попробуйте сами выбиться на дорогу, а если у васъ не хватитъ на это силъ, то обратитесь туда, куда обращаются за помощью ваши товарищи. Приходской союзъ обязанъ вамъ помочь.
— Да, поймите же, что онъ возвратилъ мн моего ребенка! крикнулъ Годжъ вслдъ удалявшемуся фермеру.
Въ эту минуту въ сердц Годжа боролись, главнымъ образомъ, чувство негодованія и сожалнія. Онъ не могъ заглушить въ себ укора совсти за эту ссору съ фермеромъ, съ которымъ онъ былъ столько лтъ въ хорошихъ отношеніяхъ, а съ другой стороны онъ негодовалъ на фермера за его несправедливость, оправдываемую далеко не серьезными доводами. Осуждать Джоли слишкомъ строго за его отношеніе къ Годжу я не стану, такъ какъ и м-ръ Джоли и Годжъ были жертвами неправильной общественной системы.
Ничего, кром горькихъ размышленій, не принесло Годжу свиданіе съ фермеромъ. Онъ хотлъ было уже пойти домой, но нищета его была такъ велика, дти такъ голодны, что онъ почти безсознательно отправился на ферму Джоли, чтобы получить общанное подаяніе. Измученнаго Годжа утшала одна только мысль, что у него оставалось по крайней мр свободныхъ 24 часа, въ теченіе которыхъ онъ могъ отдохнуть и обдумать свое ужасное положеніе.
Положеніе семейства Годжа ухудшалось съ каждымъ днемъ. Голодная смерть незамтными, но быстрыми шагами подкрадывалась къ его хижин. Недостатокъ чувствовался не только въ пищ, но ршительно во всемъ. Одежда, въ которой покойная м-съ Годжъ какъ-то ухитрялась водить своихъ дтей, за послднее время такъ износилась, что обращала даже на себя вниманіе малосвдущаго въ этомъ дл Годжа. Въ т рдкія минуты, когда Мэри удавалось заглушить отчаянныя вопли малютки Годжа, законно требовавшаго себ пищи, ее можно было застать за стиркой блья или за починкой лохмотьевъ, покрывавшихъ изнуренныя тла ея братьевъ и сестеръ. Блдная, исхудалая, съ глубоко впавшими глазами, маленькая Мэри мужественно относилась къ своему безвыходному положенію. Мало того, у нея хватало еще энергіи веселыми пснями и разсказами развлекать голодныхъ младшихъ дтей въ то время, когда старшіе уходили собирать валежникъ для топлива. Но зато, оставшись одна, она давала волю своимъ слезамъ, вспоминая умершую мать и горько жалуясь на свою безотрадную долю.
Крошка Годжъ угасалъ съ каждымъ днемъ. Лкарство, которое Мэри получала нсколько разъ изъ приходской аптеки, не уменьшало страданій ребенка. Да и могли ли помочь мятныя капли противъ страшной болзни — голода?! Приходской союзъ и не подозрвалъ, что лучшимъ лекарствомъ здсь было бы молоко и пища. Скрывать ужасное положеніе дтской одежды отъ отца становилось для Мэри невозможнымъ. Дйствительно, по словамъ сосдки Годжа м-съ Молекенсъ, дтей нужно было или уложить въ постель, или сшить имъ новое платье. Джону Годжу самому бросались въ глаза эти ужасныя лохмотья, но онъ легкомысленно упрекалъ за это Мэри, говоря, что при жизни матери ничего подобнаго не было и что все было совершенно иначе. Какъ мало понималъ онъ, чего это стоило несчастной женщин! Впрочемъ, кто изъ мужей это понимаетъ?
Однажды Годжъ, возвратясь съ работы, ожидалъ ужина. На стол былъ приготовленъ каравай хлба, пучекъ кресса, собраннаго маленькимъ Томасомъ, и щепотка соли. Въ камин варился чай. Крошка Годжъ лежалъ въ старомъ грязномъ ящик, который служилъ колыбелью для всего семейства.
— Отецъ, сказала Мари, пристально глядя на него — какъ ты думаешь, что съ нами будетъ?
Годжъ въ эту минуту подносилъ ко рту большой кусокъ хлба и немного кресса, но, услыхавъ вопросъ Мэри, онъ невольно остановился. Его поразило это обстоятельство, что Мэри сама, своимъ умомъ дошла до этого рокового вопроса, который не давалъ ему покоя ни днемъ, ни ночью.
— Ахъ, Мэри! отвчалъ несчастный. Что я теб скажу на это? Какъ я могу знать, что съ нами будетъ. Это извстно Богу, а не мн.
— Отецъ, продолжала съ грустью бдная двочка: — не сердись на меня, я была очень бережлива, но все же деньги вс вышли. Мы должны 4 шилл. булочнику, а молочница не хочетъ давать молока для крошки, прежде чмъ мы ей не уплатимъ долга. Другія дти, отецъ, очень обносились, я чинила ихъ платья сколько могла, но теперь ужъ ничего не подлаешь — имъ нужны новыя платья.
— Боже, сжалься надо мною! вырвалось со стономъ у Годжа: — такъ жить я больше не въ силахъ!
— А, вотъ бдный крошка два дня уже почти ничего не лъ. Взгляните, отецъ, разв онъ похожъ на живого ребенка? Вдь это маленькій покойникъ и больше ничего.
— Бдный Веніаминъ, отвчалъ отецъ съ тяжкимъ вздохомъ: — онъ и самъ мучится и насъ мучитъ. Хорошо было бы, Мэри, если бы Богъ освободилъ насъ отъ него.
— О, нтъ! воскликнула Мэри и съ нжностью бросилась обнимать спящаго ребенка.— Что ты говоришь, отецъ? Кому онъ въ тягость? Если ты думаешь, что мн, то ты ошибаешься, я прямо — таки не могу обойтись безъ него! Ну, ну, не плачь, не плачь!
Годжъ не въ состояніи былъ вынести этого зрлища и ушелъ, а Мэри заботливо принялась укачивать, разбуженнаго ея ласками, ребенка.
Когда Годжъ возвратился домой, Мэри уже спала. Онъ зажегъ огарокъ, прибралъ кое-что въ комнат, прошелъ наверхъ, взялъ изъ комода нсколько вещей и опять сошелъ внизъ. Вещи эти онъ увязалъ въ узелъ, а самъ легъ на полъ и скоро заснулъ.
При первыхъ лучахъ восходящаго солнца, Джонъ Годжъ поднялся съ своего жесткаго ложа. Онъ сосчиталъ оставшіяся деньги, оказалось, что у него было всего на всего 2 шил. 9 пенс. Половину этихъ денегъ онъ оставилъ себ, а половину положилъ на столъ. Затмъ онъ принесъ воды, дровъ, ножъ и дв моркови, чтобы Мэри, проснувшись, могла сейчасъ взяться для приготовленія похлебки для дтей, и все это положилъ на столъ. Тутъ же на стол лежали его шляпа, палка и узелъ, а тяжелые башмаки стояли на полу, у стола. Покончивъ со всми приготовленіями, онъ прошелъ наверхъ проститься съ дтьми. Перецловавъ каждаго изъ нихъ, онъ въ глубокомъ раздумь остановился надъ Мэри, спавшею крпко съ малюткой Годжемъ.
— Сохрани тебя Богъ, моя милая двочка, подумалъ Годжъ: — Одинъ Богъ видитъ, какъ мн тяжело оставить тебя одну съ этой кучей голодныхъ ребятишекъ. Но что же мн длать? Если я уйду, то приходъ позаботится по крайней мр о нихъ, а я могу уморить ихъ только съ голоду. Прощай, Мэри!
Годжъ нагнулся поцловать спящую Мэри и горькая слеза скатилась изъ его глазъ ей на щеку. Утомленная дневными заботами и изнуренная голодомъ двочка полуоткрыла гласа, но тотчасъ же снова сомкнула ихъ. Не знала она, что ее разбудила послдняя дань отцовской любви.
Попрощавшись съ дтьми, Джонъ Годжъ выпрямился во весь ростъ и торжественно произнесъ:
— Клянусь Богомъ, я выпишу васъ къ себ въ Канаду, если зарабатываемыхъ денегъ будетъ достаточно для содержанія васъ всхъ. Клянусь, что я это исполню, и да поможетъ мн Всевышній!
Потомъ поспшно сошелъ съ лстницы, машинально надлъ башмаки, нахлобучилъ на глаза шляпу, взялъ палку и узелъ, и безъ оглядки побжалъ отъ своихъ дтей, отъ приходского союза, отъ м-ра Джоли, отъ попечителей о бдныхъ и отъ англійскихъ законовъ.
До сихъ поръ я только вскользь упоминалъ о сквайр Биртон, а этотъ чистосердечный человкъ заслуживаетъ того, чтобы поговорить о немъ по подробне. Благородный сквайръ относился съ любовью къ своимъ преданнымъ слугамъ и отъ души презиралъ джентльменовъ — холоповъ: онъ высоко чтилъ англиканскую церковь и питалъ невыразимое отвращеніе ко всмъ прочимъ сектамъ, онъ съ восторгомъ и уваженіемъ относился къ существующему порядку вещей и возмущался и негодовалъ противъ тхъ, которые хотли его пошатнуть. Поэтому не удивительно, что у него вскипла желчь при полученномъ отъ м-ра Джоли извстіи. Дло въ томъ, что разговоръ Годжа съ фермеромъ не остался тайной для остальныхъ рабочихъ и боле храбрые изъ нихъ, правда, не обремененные такимъ семействомъ, какъ Годжъ, ршили добиться стачкой повышенія заработной платы. Объ этомъ м-ръ Джоли и передала, сквайру Биртону. Послдній былъ такъ встревоженъ полученнымъ извстіемъ, что даже его семейство обратило на это вниманіе.
Семейство, почтеннаго м-ра Биртона было большое, добродушная, благородная жена, златокудрая красавица старшая дочь, съ голубыми глазами и пурпуровыми губками, живой портретъ отца, дв загорлыя младшія дочери, здоровые мальчики — по истин дозволяли отцу смотрть съ гордостью и радостью на Божій міръ.
Старшей дочери Эмиліи недавно минуло 20 лтъ, и не удивительно, что эта прелестная двушка покорила сердце молодого адвоката Генри Юбанка, сына богатаго сквайра Генриха Юбанка, владвшаго огромнымъ помстьемъ въ 10 миляхъ отъ Биртонъ-Голля. Точно также не удивительно, что молодой, красивый, подающій своими способностями большія надежды, адвокатъ отъ души полюбилъ скромную молодую двушку. Генри Юбанкъ недавно окончилъ кембриджскій университетъ, поселился у своего отца и занялся адвокатурой. Старый Юбанкъ и сэръ Биртонъ были большими друзьями, благодаря сходству своихъ политическихъ воззрній: поэтому сквайръ съ удовольствіемъ ожидалъ скораго вступленія въ родственную связь съ семействомъ баронета. Одно только смущало его — молодой человкъ осмливался имть свои собственные взгляды и мннія. Правда, Генри съ честью и гордостью носилъ имя своего отца, но тмъ не мене онъ презрительно смялся надъ его политическими мнніями, онъ самъ составилъ себ самостоятельныя убжденія въ политик и религіи, чуждыя совершенно предразсудковъ его касты. Въ виду этого сквайръ часто упрекалъ дочь въ томъ, что она выходитъ замужъ за радикала. Эмилія Биртонъ молчаливо сносила упреки отца. Она была далеко не такой куколкой, какъ современная женщина и все свое свободное время посвящала своему умственному и духовному развитію. Генри Юбанкъ восторгался ея чистосердечными юношескими порывами и благородными мыслями.
Какъ уже было сказано въ начал этой главы, сквайръ сильно волновался вслдствіе полученнаго отъ Джоли извстія. Видя это, Эмилія не могла отказать себ въ удовольствіи его успокоить, да и кром того ея доброе сердце было переполнено сочувствіемъ къ несчастнымъ бднякамъ, и это сочувствіе просилось наружу.
— Вдь вы прибавите имъ, конечно, жалованья, папа? просила она. Генри, прізжая сюда, нсколько разъ разговаривалъ съ нашими рабочими, и онъ находитъ, что мы имъ ужасно мало платимъ.
— Вотъ какъ! Такъ онъ бесдуетъ съ моими рабочими, скажите пожалуйста? О, я теперь хорошо понимаю, откуда имъ эта дурь забралась въ голову. Вотъ онъ главный зачинщикъ!
— Но вдь онъ только ихъ разспрашивалъ, онъ не общалъ имъ ничего, потому что, по его словамъ, не честно внушать имъ надежды, которыя въ ихъ настоящемъ положеніи не могутъ осуществиться.
— Въ настоящемъ ихъ положеніи! Чортъ возьми! Да откуда онъ знаетъ въ какомъ положеніи находятся мои рабочіе? Онъ совсмъ отсталъ отъ нашихъ длъ, углубившись въ свою математику и законы.
— Это правда. Но, папа, онъ знаетъ очень многое по этому вопросу. Онъ изучалъ политическую экономію, системы пользованія землей и пр. Вы вдь это хорошо знаете.
— Нтъ, я ничего не знаю, и слава Богу! Эти глупые радикалишки выдумали политическую экономію для своей пользы! Она совершенно разорила Англію! И чего эта политическая экономія мшается не въ свое дло? Все было хорошо до сихъ поръ. Вотъ теперь только появились молодцы… Ничего, я съ ними справлюсь!..
— Неужели, папа, вы и въ самомъ дл не хотите понять, что есть многое, что говоритъ за нихъ. Я не знаю, но мн такъ кажется, и Генри говоритъ…
— Мн не интересно знать, что говоритъ твой Генри. Это вопросъ ршенный, съ молодцами я раздлаюсь по своему! А теб скажу, вотъ что, голубушка: если Генри Юбанкъ будетъ прізжать сюда спеціально для того, чтобы учить тебя радикальнымъ и революціоннымъ идеямъ, то…
— Шшъ! Шшъ! воскликнула Эмилія, зажимая своей маленькой ручкой ротъ отцу.
— Я его выгоню въ шею! произнесъ сквайръ, съ трудомъ освобождая свой ротъ отъ неожиданной преграды.
Эмилія звонко разсмялась и сквайръ послдовалъ ея примру, такъ что непріятный разговоръ былъ замятъ.
Вечеромъ того же дня Эмилія получила отъ Генри Юбанка письмо, въ которомъ онъ извщалъ ее о своемъ прибытіи на другой день, но теперь она благоразумно не сказала ни слова объ этомъ отцу.
Вскор посл бгства Годжа изъ дому проснулась и Мэри. Она была очень удивлена тмъ, что не нашла отца въ постели. Взглянувъ въ окно и замтивъ, что солнце уже довольно высоко, двочка ршила, что она проспала и отецъ, не желая ее будить, ушелъ безъ завтрака на работу. На этомъ предположеніи она и успокоилась. Одвъ нкоторыхъ дтей и предоставивъ остальнымъ прикрыть свои обнаженныя тла, какъ имъ заблагоразсудится, она съ крошкой Годжемъ спустилась внизъ. Сдланныя отцемъ приготовленія изумили ее, но она тотчасъ-же догадалась, что отецъ ушелъ по всей вроятности на цлый день. Одно только заставило больно сжаться маленькое сердечко — это оставленныя отцомъ на стол деньги. Мэри смутно чувствовала, что эти деньги имли какую-то связь съ происходившимъ наканун разговоромъ. Но она и тутъ утшала себя мыслью, что отецъ отправился куда-нибудь искать боле хорошаго заработка или просить помощи. Часы шли за часами: Мэри, какъ всегда, мыла, чистила, варила, убирала, штопала брата своего Томаса она послала за молокомъ для крошки Годжа, на оставленныя отцомъ деньги. Накормленныя дти безпечно рзвились и семейство бглеца въ этотъ день не представляло такого грустнаго зрлища, какое можно было ожидать. Вечеромъ зашла ихъ навстить м-съ Нолекенсъ, которая принесла кое-что для малютки и помогла пересмотрть Мэри жалкіе остатки дтской одежды. Ея приговоръ въ этомъ отношеніи былъ ршительный, безапелляціонный.
— Эти лохмотья не годятся даже для бродягъ и цыганъ, а не то что для дтей порядочнаго семейства! сказала она.
— Отецъ сказалъ мн вчера, что ему не на что насъ больше содержать, отвчала Мэри. Знаете, м-съ Нолекенсъ, мн что то страшно. Я боюсь за отца, онъ кажется что то недоброе задумалъ. Вотъ и сегодня ушелъ на разсвт безъ завтрака. Какъ вы думаете, м-съ Нолекенсъ, у него голова не въ порядк!
М-съ Нолекенсъ подвергла Мэри искусному допросу и, хотя не сказала ей ни слова, но стала подозрвать ужасную истину. Это казалось ей тмъ возможне, что въ подобныхъ обстоятельствахъ ея мужъ поступилъ бы точно такъ же. Она осталась довольно долго въ семейств Годжа, причесала всхъ дтей и, уходя, оставила ихъ въ боле приличномъ вид.
Въ эту ночь Мэри долго ожидала отца, но онъ не являлся. Наконецъ, усталость взяла свое и бдная двушка отправилась съ ребенкомъ наверхъ. Но и въ постели она не могла долго сомкнуть глазъ и прислушивалась къ малйшему шороху въ ночной тишин. Но ни что не нарушало гробового безмолвія, мало по малу она забылась и заснула, но и во сн она часто вскрикивала тревожно: ‘отецъ, отецъ!’ Настало утро, но Мэри, открывъ глаза, не увидала опять подл себя спящей, неуклюжей фигуры дорогого человка.
Прошелъ день, другой, третій, а Годжа все не было. Мэри и вс сосди стали сильно безпокоится.
На третій день нсть объ исчезновеніи Годжа разнеслась повсюду. М-ръ Джоли навелъ необходимыя справки и послалъ за смотрителемъ бдныхъ. Между тмъ семейство Годжа находилось въ самомъ плачевномъ состояніи: денегъ у Мэри оставалось всего нсколько пенсовъ, а вопросъ объ одежд, съ каждымъ часомъ все боле и боле упрощался. На четвертый день пришелъ смотритель бдныхъ и подвергъ Мэри допросу, изъ ея словъ ему стало ясно, что 11 дтей находятся безъ пищи и одежды, а потому и должны поступить на попеченіе союза для бдныхъ. Крошку Годжа и Мэри м-съ Нолекенсъ оставила у себя, а остальныя дти были немедленно отправлены въ союзъ для бдныхъ. Между тмъ во всхъ окрестныхъ мстечкахъ было выставлено громадное объявленіе о наград за поимку Джона Годжа. М-ръ Ми отправился къ судь, пастору Лестеру, взялъ у него исполнительный листъ для ареста Годжа, ‘какъ бродяги и мошенника’, и отправилъ мстнаго полисмена въ сосднія графства для розысканія бглеца.
Что касается Годжа, то онъ искалъ спасенія въ бгств подъ вліяніемъ самыхъ смутныхъ идей. Ближайшей цлью его было достиженіе какого нибудь приморскаго города, откуда онъ хотлъ отправиться въ Канаду. Въ Ганкерле, гд жилъ Годжъ, сохранялось преданіе объ одномъ мстномъ жител, который, переселившись въ Канаду, нажилъ огромное богатство. Вотъ подъ вліяніемъ какой смутной идеи дйствовалъ Годжъ, и это не удивительно, если мы примемъ во вниманіе его недостаточное образованіе и недостаточную опытность. Три дня Годжъ шелъ все впередъ, разспрашивая дорогу въ Лондонъ, который онъ считалъ ближайшимъ приморскимъ городомъ. Кое-гд добрые люди оказывали помощь несчастному скитальцу. Но съ каждымъ часомъ все живе и живе вырисовывался передъ Годжемъ роковой вопросъ, чмъ онъ будетъ жить до прізда въ Канаду. Погруженный въ такія грустныя размышленія. Годжъ достигъ одного изъ провинціальныхъ городовъ, Проходя по улиц, изнуренный, голодный, онъ становился передъ ратушей, на которой красовалось объявленіе о его поимк. Онъ, какъ, человкъ неграмотный, самъ не могъ его прочитать, а потому хотлъ кого-нибудь попросить объ этомъ, какъ вдругъ онъ услышалъ знакомый голосъ, и въ ту-же минуту ганкерлейскій полисменъ Филиппъ Ноксъ ударилъ его по плечу и объявилъ, что арестуетъ его именемъ закона, Годжъ былъ такъ убитъ этимъ, что не промолвилъ ни слова и поплелся покорно, какъ овца, за полицейскимъ. Филиппъ Ноксъ былъ добрый малый и потому за все время пути ни разу не упрекнулъ Годжа, а скоре сожаллъ о томъ, что на его долю, по повелнію начальства, выпала эта непріятная задача, доставить Годжа обратно въ Ганкерлей. Скоро они достигли ганкерлейскаго арестантскаго дома, куда Годжъ и былъ заключенъ до преданія его суду.
Годжъ предсталъ предъ судомъ въ малую сессію. Судьями были сквайръ Биртонъ и пасторъ Лестеръ. Оба они были попечителями бдныхъ ex oflicio и разбирали дло, въ которомъ былъ заинтересованъ совтъ попечителей. И это длалось согласно строгому смыслу парламентскаго акта. Годжъ не замчалъ этой аномаліи: онъ въ продолженіе всей своей жизни видлъ, что эти господа судили и рядили по всмъ дламъ, касавшимся поселянъ, и, если-бы его они приговорили за побгъ къ вислиц, онъ и тогда-бы не сталъ сомнваться въ ихъ компетентности.
Мрачный, съ красными заплаканными глазами, съ всклокоченными волосами, съ искаженнымъ отъ душевныхъ страданій лицомъ, съ опущенной на грудь головой, стоялъ несчастный горемыка въ зал суда. Сквайръ придалъ своему цвтущему здоровьемъ лицу выраженіе безчувственнаго сфинкса. Пасторъ Лестеръ не улыбался какъ всегда, а старался быть по возможности серьезне. Оба они были убждены въ томъ, что Джонъ Годжъ совершилъ самый неблагородный, ужасный поступокъ, и смотрли на него съ той безжалостной строгостью, съ какою они взглянули-бы, напримръ, на человка, обвиняемаго въ незаконной охот на чужой земл, а это легко сказать!
Однако они говорили тихо, торжественно спокойно окинувъ, взоромъ всхъ присутствующихъ, Годжъ увидалъ, что среди нихъ были м-съ Нолекенсъ и Мэри съ крошкой Веніаминомъ на рукахъ. Онъ не хотлъ встрчаться съ ними взглядами, а потому еще ниже опустилъ голову. Если бы Годжъ былъ боле внимателенъ, то онъ наврно замтилъ бы молодого человка, сидвшаго близь скамьи подсудимыхъ, на мст, отведенномъ для лицъ судебнаго вдомства. Это былъ Генри Юбанкъ. Онъ такъ волновался и переминался съ ноги на ногу, что обратилъ на себя вниманіе сквайра. Онъ только что пріхалъ въ Ганкерлей къ своей невст Эмиліи Биртонъ, дочери сквайра, и, надо сказать, былъ очень нелюбезно принятъ послднимъ. Узнавъ отъ своей невсты о разбор дла Джона Годжа, Генри Юбанкъ поспшилъ въ судъ послушать его.
Первымъ былъ допрошенъ м-ръ Ми, смотритель бдныхъ. Онъ былъ вызванъ для доказательства того факта, что дти Годжа были оставлены безъ присмотра, безъ одежды и пищи. Посл этого, не совсмъ связнаго показанія, сквайръ спросилъ смотрителя:
— Обвиняемый имлъ пристрастіе къ вину?
— Нтъ, сэръ, я ничего не могу сказать о немъ въ этомъ отношеніи, я всегда слыхалъ, что обвиняемый — трезвый человкъ..
— Такъ на что-же онъ тратилъ свои деньги?
О, небесное правосудіе, отвть этому мудрому англійскому судь, что длалъ несчастный съ своими жалкими грошами!
— Никто этого не знаетъ, отвчалъ смотритель: — ясно только то, что онъ тратилъ ихъ не на свою семью.
Въ эту минуту раздался звонкій дтскій голосокъ, поразившій всхъ присутствовавшихъ:
— Это безсовстная ложь! Отецъ отдавалъ мн каждый грошъ, заработанный имъ! Но онъ получалъ только 9 ш.
— Да, и на эти деньги ему приходилось содержать 11 чел. дтей! сказала съ жаромъ м-съ Нолекенсъ: — а вы вотъ говорите, что онъ тратилъ ихъ не на свою семью!
— Не прерывать тишины въ суд! произнесъ секретарь.
Мистеръ Лестеръ сдлалъ внушеніе нарушителямъ порядка, а затмъ, обращаясь къ Мэри, спросилъ:
— Вы дочь обвиняемаго?
— Да, сэръ.
— Подойтите сюда.
Мэри съ крошкой Годжемъ, который привтливо улыбался судьямъ, подошла къ столу и, подвергнутая допросу, разсказала исторію несчастной жизни за послдніе три мсяца. Годжъ слушалъ разсказъ дочери, закрывъ лицо руками, лица судей, подъ вліяніемъ чистосердечнаго дтскаго разсказа, совершенно преобразились.
— Простите его, сэръ, прибавила двочка, окончивъ свой печальный разсказъ. Врьте, отецъ не хотлъ намъ сдлать ничего дурного. Онъ такой добрый, что не обидитъ мухи, и если онъ ушелъ, то только потому, что хотлъ пріискать лучшую работу. Отецъ не виноватъ, это все крошка Веніаминъ, если бы не крошка, мама была бы жива до сихъ поръ, и все шло бы совершенно иначе. Отпустите его, сэръ, на этотъ разъ!
Тутъ Мэри, а за нею и крошка Годжъ, подняли такой вопль, что ихъ на время удалили изъ залы суда. Если-бъ дло окончилось на показаніи Мэри, то Годжъ отдлался бы очень легко. Но къ несчастью секретарь предложилъ обвиняемому обычный вопросъ: что онъ иметъ сказать въ свое оправданіе? Вн себя отъ отчаянія и сознанія причиненнаго ему зла, Джонъ Годжъ воскликнулъ:
— Я? Что я скажу въ свое оправданіе? Ничего! Я не намренъ оправдываться! Вы. господа, хорошо знали всю мою жизнь. Я былъ честнымъ человкомъ, этого не одинъ человкъ не станетъ отрицать, и хотлъ остаться таковымъ до могилы… Но вы, господа, мн не дозволили. Я обратился къ фермеру Джоли, онъ здсь можетъ подтвердить мои слова, прося у него прибавки жалованья, чего я вполн заслуживалъ, но онъ мн отказалъ, Стоило-ли посл этого отсрочивать приближеніе голодной смерти? Я бы могъ еще кое-какъ продержаться, если м-ръ Джоли увеличилъ мн жалованье, или приходской союзъ согласился бы взять маленькаго Веніамина до тхъ поръ, пока я не найду себ жены для ухода за дтьми, но мн всюду отказали… А я умиралъ съ голоду. Господа, и если бы вы умирали съ голоду, то поступили бы такъ-же, какъ и я. Не стоило и пытаться одному мн ухаживать за дтьми и работать цлый день при такой скудной пищ. Нтъ, оставаться честнымъ при томъ жадовань, какое я получалъ, было невозможно. Мн оставалось только бжать отсюда, куда глаза глядятъ, искать себ работы и боле хорошей платы.
Молодой Юбанкъ при послднихъ словахъ Годжа сильне прежняго заметался на своемъ мст.
— Онъ самъ призналъ свою виновность, сказалъ м-ръ Биртонъ:— теперь намъ остается только прочесть ему приговоръ, не такъ-ли, господинъ секретарь?
Секретарь кивнулъ молча головой и, подыскавъ необходимую статью закона, началъ тихо совщаться съ судьями. Волненіе Генри Юбанка увеличивалось съ каждой минутой, онъ вскочилъ даже съ своего мста, точно желая что-то сказать, но затмъ снова слъ. Между тмъ сквайръ Биртонъ откашлялся и торжественно произнесъ:
— Джонъ Годжъ! Вы обвиняетесь въ ужасномъ поступк, къ счастью очень рдкомъ въ нашихъ краяхъ. За время своей 25 лтней дятельности, я не встрчалъ еще ни одного такого возмутительнаго дла! Вы — отецъ 11 невинныхъ малютокъ, которыми Господь Богъ благословилъ васъ, и о которыхъ вы обязаны были заботиться, вы бросили ихъ на произволъ судьбы, на голодную смерть!
— Нтъ, нтъ, онъ никогда не хотлъ намъ сдлать вреда! воскликнула съ пламеннымъ негодованіемъ Мэри, появляясь въ дверяхъ.
— Выведите ее отсюда, произнесъ сквайръ, и, посл исполненія этого приказанія, среди неодобрительныхъ комментаріевъ въ вполголоса со стороны м-съ Нолекенсъ и безмолвнаго отчаянія Годжа, судья продолжалъ:
— Законъ предвидлъ такой случай. Вы обвиняетесь сегодня совершенно справедливо, какъ бродяга и мошенникъ…
Годжъ вскочилъ съ мста и глаза его гнвно сверкнули.
— Да, какъ бродяга и мошенникъ, и будете подвергнуты заслуженному наказанію. По акту о бродяжничеств, изданному при Георг IV, глаза 83, ‘всякій, кто покидаетъ свою жену и своихъ или ея дтей на попеченіе прихода или городского общества, признается бродягой’. Это разумное постановленіе также древне, какъ и законъ о бдныхъ, а въ новйшемъ акт сказано, ‘что всякій, обращающійся въ бгство, долженъ быть признанъ неисправимымъ мошенникомъ и подвергнутъ наказанію, назначенному для неисправимыхъ мошенниковъ’. Ваша вина усилилась еще вашей дерзкой защитой, а поэтому судъ считаетъ необходимымъ наказать васъ примрно: принимая во вниманіе все вышесказанное, судъ приговариваетъ васъ къ заключенію на 6 недль въ исправительномъ дом.
— Боже мой! воскликнула м-съ Нолекенсъ: — вамъ это не пройдетъ даромъ! Стыдъ сказать, что пасторъ сидитъ здсь и участвуетъ въ такомъ нечестномъ, несправедливомъ приговор! Какъ Богъ святъ…
Тутъ ея краснорчіе было прервано, и полисменъ вывелъ ее изъ залы суда. Только что водворилась тишина, какъ она была снова нарушена.
— Стойте, господа! рзко произнесъ Генри Юбанкъ, вскакивая съ мста. Все производство этого дла незаконно! Этотъ судъ не компетентенъ!
— Сядьте, сэръ! Какое право вы имете обращаться къ суду?
— Право каждаго честнаго англичанина, который видитъ, что совершается несправедливость, воскликнулъ Генри Юбанкъ. Этотъ судъ не компетентенъ по принципамъ Великой Хартіи, такъ какъ судьи принадлежатъ къ числу обвинителей!
— Генри, что съ вами? Вы сума сошли? воскликнулъ сквайръ, страшно поблднвъ. Садитесь, сэръ…. Я… Я… Что? прибавилъ онъ, обращаясь къ секретарю, который шепталъ ему что-то на ухо.
— Приговоръ произнесенъ, громко сказалъ секретарь,— компетентность суда, м-ръ Юбанкъ, неизмнна и опредлена статутомъ. Уведите арестанта.
Молодой адвокатъ сдлалъ громадную ошибку. Его убжденія были лучше ею знаній. и не удивительно. Онъ могъ думать, что англійскій законъ не допуститъ такой чудовищной аномаліи: но случилось иначе.
Колесо рабочей мельницы въ Ганкерлейскомъ исправительномъ дом двигалось очень быстро, и въ опредленные часы арестантъ Джонъ Годжъ, какъ новый Сизифъ, ходилъ съ монотоннымъ однообразіемъ по его вчно опускавшимся и подымавшимся ступенямъ. Точно такъ же быстро вертлось великое колесо времени, и но его неумолимымъ ступенямъ шагала вверхъ и внизъ безпомощная нищета, пока, наконецъ, въ голов путались мысли, а въ сердц исчезалъ послдній лучъ надежды, застилаемый мракомъ отчаянія. Годъ, доставившій людямъ, въ томъ числ и дочери сквайра, Эмиліи, столько физическихъ и нравственныхъ страданій, близился къ концу. Молодая двушка была разлучена съ своимъ женихомъ. Въ тотъ день, когда Генри Юбанкъ поддался въ суд благородному, но неосторожному побужденію совсти, онъ получилъ отъ сквайра наскоро набросанную записку. М-ръ Виртонъ увдомлялъ его, что онъ лишился его доврія и воспрещалъ ему не только видться съ дочерью, но и переступать порогъ своего дома. ‘Мн очень непріятно’, прибавилъ онъ, что я долженъ сообщать это сыну моего лучшаго друга, но меня побуждаетъ къ тому глубокое сознаніе долга. Я обязанъ вамъ заявить, что ваши сужденія такъ же безсмысленны, какъ и ваши сочувствія. Ваши юридическія познанія такъ же плохи, какъ и ваше поведеніе, и вы публично заявили себя дуракомъ’. Эта записка доставила много грустныхъ минутъ Генри Юбанку. Правда, онъ могъ бы видться съ Эмиліей и безъ вдома отца, но Генри былъ слишкомъ честенъ для этого и мужественно переносилъ разлуку, энергично предавшись своей адвокатской дятельности.
Распространяться о томъ, какъ влачилъ Годжъ свое тяжкое существованіе въ исправительномъ дом, я не стану, скажу только, что на него боле всего дйствовалъ стыдъ заключенія. Между тмъ Мэри и крошка Годжъ при заботливомъ уход м-съ Нолекенсъ чувствовали себя очень хорошо. Время заключенія Годжа близилось къ концу, и остроумное начальство пріюта распорядилось такъ, чтобы выходъ Годжа изъ тюрьмы совпадалъ съ днемъ возвращенія ему остальныхъ 9 дтей. Придя къ своей хижин съ опущенной на грудь головой, онъ увидалъ этихъ безпомощныхъ, бдныхъ малютокъ, а вмст съ ними и попечителя бдныхъ. Перо мое не въ состояніи описать эту встрчу.
Попечитель былъ человкъ добрый, онъ вмст съ ключемъ отъ хижины принесъ также и пищи для дтей. Но тмъ не мене онъ сказалъ строго Годжу:
— Смотрите, не вздумайте бжать вторично, за вами будутъ теперь зорко слдить. Возьмите вашихъ дтей и помните, что забота о нихъ составляетъ вашу прямую и законную обязанность.
Годжъ ничего не отвтилъ на это. Онъ только безсознательно взглянулъ на дтей, которыя такъ громко и жалобно заплакали, что попечитель бдныхъ быстро удалился.
Между тмъ на двор стоялъ уже декабрь. Длинныя, мрачныя, холодныя ночи и короткіе, туманные, дождливые, бурные дни, срыя, нависшія тучи на неб, блый иней на деревьяхъ и кустахъ, грязь, снгъ, леденящій сверовосточный втеръ, краснорчиво свидтельствовали безпомощной нищет о роковомъ наступленіи зимы. М-ръ Джоли, за якобы нанесенное ему въ суд Годжемъ оскорбленіе, отказалъ послднему въ работ. Дти Годжа находились въ самомъ плачевномъ положеніи. Одежда, выданная приходскимъ союзомъ для бдныхъ, плохо предохраняла отъ холода. Были дни, когда въ хижин вовсе не разводили огня, а единственное существо, получавшее пищу, былъ крошка Годжъ…. Такъ шли дни за днями въ семейств Годжа до Рождества.
Не весело было на душ и у стараго сквайра Биртона. Онъ не мене своей дочери чувствовалъ потерю драгоцннаго для нихъ общества Генри Юбанка, тмъ боле, что и отецъ послдняго оскорбился поведеніемъ сквайра по отношенію къ его сыну. Но сквайръ съ непостижимымъ эгоизмомъ оправдывалъ себя, и причиною всхъ своихъ несчастій и непріятностей считалъ бдный людъ. Онъ невыразимо страдалъ, видя, что блдное личико Эмиліи длалось все грустне и грустне, чмъ ближе подвигалось время къ Рождеству.
Наконецъ, наступилъ и рождественскій сочельникъ, нкогда самый веселый и счастливый день во всемъ году въ помстьяхъ сквайра, начиная съ его дома и кончая самой скромной хижиной. Не то было въ этотъ сочельникъ. Черныя тучи цлый день заволакивали небо, втеръ уныло свистлъ между обнаженными деревьями, и у всхъ отъ этой мрачной погоды длалось еще мрачне на душ. Въ Биртонъ-Голл все длалось по старому обычаю: ранній обдъ, сожженіе въ камин рождественскаго чурбана, игры и танцы, но не было истиннаго веселья, и вс были какъ-то мрачны, неестественны. Эмилія, душа этого празднества, не смотря на вс свои усилія была очень разсянна и, по временамъ, грустно задумывалась, сквайръ ни въ чемъ не находилъ удовольствія и натянуто, судорожно смялся, а м-съ Биртонъ съ чисто женскимъ инстинктомъ спрашивала себя, чмъ все это кончится. Когда наступило время идти спать, сквайръ радостно звнулъ, а дочь его, ни съ кмъ не простившись, взяла свчу и поспшно пошла въ свою комнату, гд долго плакала, спрятавъ лицо въ нодушку.
Ужасная была эта ночь. Буря свирпствовала съ неудержимою силой, свинцовый мракъ окутывалъ землю. Несчастные, бездомные скитальцы тщетно искали себ убжища, суровый втеръ настигалъ ихъ всюду, пронизывалъ насквозь и заставлялъ ихъ издавать жалобные стоны, которые, вмст съ пронзительнымъ воемъ втра, образовывали какую-ту мрачную адскую мелодію. Въ эту ночь не одинъ сынъ нищеты предалъ свою жизнь въ руки кроваваго демона отчаянія. Эта ночь врзалась на всегда въ память сквайра. Всю ночь провелъ онъ, не смыкая глазъ, и только къ утру забылся тревожнымъ сномъ.
Утро было ненастное, какъ и слдовало ожидать посл такой ночи. Черныя тучи дико носились по небу, втеръ завывалъ въ труб и глухо стоналъ между втвями деревьевъ. Въ уединенныхъ мстахъ виднлся выпавшій ночью снгъ, какъ бы искавшій убжища отъ жестокой непогоды.
Сквайръ проснулся не въ дух, ничего не лъ за завтракомъ и, вставъ изъ-за стола, сталъ мрачно смотрть въ окно на простиравшіеся передъ нимъ поля, луга и лса. Все, что могъ видть его глазъ, составляло его собственность, но сегодня видъ всего этого вызывалъ далеко не радостныя мысли у сквайра.
Когда вс домашніе ушли въ церковь, онъ отправился въ свою библіотеку и услся въ спокойное кресло предъ ярко пылавшимъ каминомъ. Холодъ и втеръ могли царствовать только извн, но какъ было имъ проникнуть сюда, въ этотъ свтлый, теплый, роскошный уголокъ? А между тмъ сквайръ судорожно поводилъ плечами, недоумвая, откуда на него дуетъ стужа, и ближе подвигался къ камину. Онъ сидлъ задумчиво, мрачно устремивъ глаза въ пространство. Въ его голов гнздились тревожныя мысли, въ свист втра слышались ему вопли дтей и стоны холодныхъ и голодныхъ бдняковъ. Вс усилія побороть это тяжелое, гнетущее настроеніе тщетны.