Владимир Маяковский
Рожденные столицы
ВАРИАНТЫ и РАЗНОЧТЕНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИЖИЗНЕННЫЕ ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ В. В. МАЯКОВСКОГО, ВОШЕДШИХ В ДЕВЯТЫЙ ТОМ
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
Рожденные столицы, Маяковский Владимир Владимирович, Год: 1928
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Владимир Маяковский. Полное собрание сочинений в тринадцати томах.
Том девятый. 1928
Подготовка текста и примечания В. А. Арутчевой
ГИХЛ, М., 1958
Тот, кто никогда не был в так называемой ‘провинции’, плохо сейчас себе эту провинцию представляет.
Тот, кто был в этой провинции до революции, — не представляет ее совсем.
Прежде всего, самое название ‘провинция’ дико устарело. Архаический язык еще склонен называть провинцией даже такие города, как Минск, Казань, Симферополь, а эти города, волей революции ставшие столицами, растут, строятся, а главное, дышат самостоятельной культурой своей освобожденной страны.
Наши дни — начало культурной революции — постоянно отмечают рост интересов рабочей массы к литературе.
Мне, по моей разъездной специальности чтеца стихов и лектора литературы, нагляднее и виднее этот рост.
За последние два месяца я выступал около 40 раз по разным городам Союза.
Первое впечатление — аудитория круто изменилась. Раньше редкий город мог бы выдержать более, чем один о литературный вечер. И аудитория — прежде густые, потом битые сливки города. Расходились задолго до окончания, чтобы не обменяли их ботики и шубы. Расстанешься после вечера и больше никогда и никого не видишь, разве что у зубного врача на приеме.
Сейчас любой платный вечер, рассчитанный на пару-рублевые билеты, неизменно горит. Тем не менее барьеры поломаны и стекла выбиты — это идут по два, по три на каждый входной и галерочный билет. Неизменная фраза перед началом каждого чтения: ‘Прошу товарищей галерочников слезть в партер!’
Настоящая аудитория и настоящее чтение начинается только на другой день.
Так, в Баку, после вечера в бывшем особняке бывшего миллионера, теперь Дворце тюркской культуры, звонки — ‘отношения’.
— Товарищ Маяковский, ждем тебя в доках!
— Товарищ Маяковский, красноармейцы и комсостав такой-то и такой-то дивизии ждут тебя в Доме Красной Армии!
— Студенты не могут думать, что ты уедешь, не побывав у них…— и т. д., и т. д.
Зато и слушатель встречается по-другому.
Грузчик в Одессе, свалив на пароход чьи-то чемоданы, здоровается со мной без всякого обмена фамилиями и, вместо: ‘Как поживаете?’ — валит: ‘Скажи Госиздату, чтобы Ленина твоего дешевле издал’.
Красноармеец из уличного патруля (3 года назад в Тифлисе) сам удостоверяет мою поэтическую личность.
За один день читал (за один, но не один) от гудка до гудка, в обеденный перерыв, прямо с токарного станка, на заводе Шмидта, от пяти до семи — красноармейцам и матросам в только что строенном, прекрасном, но холодном, нетопленном Доме Красной Армии, от девяти до часу — в университете,— это Баку. Еще бы, он столичнится на моих глазах.
Я помню дореволюционный Баку. Узкая дворцовая прибрежная полоса, за ней грязь Черного и Белого города, за ней — тройная грязь промыслов, с архаической фонтанной и желоночной добычей нефти. Где жили эти добыватели — аллах ведает, а если и жили где, то недолго.
Пыльно, безлисто.
Культура — ‘интернациональная’.
Язык — среднерусский: ‘беру манташевские, даю манташевские!’
Запросы простые — заплатить копейку, вышибить рупь.
А тюркский язык — к чему он? Манташев и без него в Париже обойдется, а манташевский рабочий читать все равно не умеет.
Я видел Баку 24-го года.
Свобода наций бурно выплеснулась на каждый дом тюркским алфавитом вывесок.
С неба непрерывный дождь, с боков непролазная грязь (она течет с боков горок, делая улицы непроходимыми). С моря — непродуваемый, непродыхаемый норд-ост.
Каждый день моего недельного визита, пробираясь с кем-нибудь или к кому-нибудь из бакинцев, я слушал бесконечные планы, проекты.
Азцик. Тов. Агамали-Оглы говорит: ‘Тюркский алфавит — уже препятствие нашей культуре, мы переведем его на европейский, латинский’.
Азнефть. Тов. Киферис говорит: ‘Желонки, фонтаны уже препятствие для нефтепромышленности. Мы переведем ее, выравняем на Америку, на групповой привод’.
Азпролеты. Поэт говорит: экзотика, чадры, ‘синь тюркская’ и прочие восточные сладости, вывозимые отсюда Есениным,— уже препятствие для нашей культуры,— мы должны ориентировать ее на рабочего, на индустрию.
После годовщины десятилетия я опять объехал Баку.
Часов в 6 утра протираю глаза. И от утра, и от необычайности зрелища. Навстречу прогромыхал электропоезд. Огромнейшие, чистейшие вагоны поднимали к проводам пары стальных иксов. На таких иксах вели поезда электровозы по тоннелям под Нью-Йорком. В двадцать четвертом я трясся здесь в чем-то теплушечном, обдаваемый копотью. Тогда дорога шла через песок и пустырь, сейчас — через европейские коттеджи, в садиках и цветниках.
Въезжаю в Баку.
В первый раз в жизни читаю тюркские слова вывесок латинским шрифтом.
Этот шрифт — культурнейшая революция,— это сближены пониманием начертания — четверти человечества.
Хожу. На пригорке сад. Лестница белого камня. Было кладбище. Велели родственников перенести. Теперь разрастается парк и сад, а лестница из невзятых памятников.
Вечером читаю в Доме тюркской культуры. До начала меня ведут в просторный зал читальни. Тов. Юрин, талантливый поэт из Бакинской ассоциации пролетписателей, знакомит с тюркскими, уже большими и знаменитыми (4 года!) писателями.
На столе развернуты журналы — толстый лит-политический — полутюркский, полулатинский алфавит. Тоньше — пионерский.
Это уже не сколок с московской культуры. Разница не количественная, а качественная. Это столичная культура —экономического, политического и культурного центра Азербайджана.
Сходства культуры — это не насилие сотни миллионов над десятком,— это общность идей одного трудового человечества, на разных языках строящего одну коммунистическую культуру.
На другой день я сорок минут мчал трамваем через новенький город в клуб Шаумяна — рабочие-подростки слушали стихи, не шелохнувшись, а потом — засыпали снегом записок.
— Что такое рифма?
— Как выучиться стать поэтом?.. и т. д.
Через три часа заторопились, но и торопливость особенная.
— Кончай, товарищ, а то завтра, в 7 утра трубы таскать, а уходить не хочется.
Я взялся писать и о Минске, и о Харькове, и о Краснодаре, и о Казани, но не могу оторваться на коротком расстоянии фельетона и от одного Баку.
Поэты и писатели, где живая хроника городов и людей?
Жизнь интереснее и сложнее поэтических и беллетристических книг о ней.
Я видел, как хохотали рабочие Баку над Яковом Шведовым, повертевшимся по Баку в качестве метра и потом тиснувшего в Москве стих (проснитесь, тов. редактор! У вас есть Б. С. Э.?) о том, что баржи наливаются нефтью прямо в Баку и прямо прут на Босфор, и даже без крохотной пересадки. А в хвост к этому стиху пристегнул от стиха бакинского поэта Юрина и без всяких кавычек.
Это пишет ‘знаменитый’, бывший в Баку, а что пишут не знаменитые и не бывшие?
Провинция слопает! — так, что ли?
Фактов я еще наприведу в других очерках, но выводы и сейчас ясны.
Провинций много и сейчас, но они не то и не там, где были раньше. Провинция — думать, что для стихов подойдет и Каспийское море, впадающее в Черное.
Провинция — думать, что стихи величественнее газетной заметки, хотя их, как видите, можно высасывать из пальца (даже из чужого!), и никто за это из поэтов не выгоняет.
По Советской республике накопились новые факты, и ловить их в записную книжку интереснее, чем размусоливать потрепанный любовный фактик в целый роман или рассказ. Интереснее и читателю и писателю. Если писатель продолжит по-старому, его перерастет и массовый читатель, как уже перерос многие категории культработников.
Союз Советских Республик — это не политическая формула. Это жизнь тела территорий и наций со светлыми и особенными головами столиц.
[1928]
Рожденные столицы
Авторизованная машинописная копия:
Стр. 429
14 Вместо: По моей разъездной // 1 по своей разъездной
20—21 Вместо: потом битые // теперь битые
23—25 Вместо: Расстанешься после вечера и больше никогда и никого не видишь // Расстанешься с ними после вечера и больше их никогда не видишь
Стр. 430
24—25 Вместо: в только что строенном, прекрасном, но холодном // в холодном
Стр. 431
14 Вместо: Киферис говорит // Киферис говорил
17 Вместо: Поэт говорит // Поэт говорил
36 Вместо: культурнейшая революция // культурнейшая революцийща
Стр. 432
3 Вместо: талантливый // очень талантливый
8 Вместо: Тоньше // Больше
13 Вместо: Сходства // Сходство
34 Вместо: Яковом // Яшкой
39—41 Слова: [А хвост] А в хвост ….. кавычек — вставлены.
1 Знаком // отделяется текст основного источника от его первоначального варианта.
Но. с (Новые стихи), изд. ‘Федерация’, М. 1928, 108 стр. Слоны в комсомоле, изд. ‘Молодая гвардия’, М. 1929, 96 стр.
Сочинения, т. 4, ГИЗ, М.—Л. 1929, 382 стр.
Туда и обратно, изд. ‘Федерация’, М. 1930, 93 стр.
Сочинения, т. 6, ГИЗ, М.—Л. 1930, 256 стр.
Сочинения, т. 7, ГИЗ, М.—Л. 1930, 351 стр.
Без доклада не входить, ГИЗ, М.—Л. 1930, 112 стр.
Сочинения, т. 8, ГИЗ, М.—Л. 1931, 333 стр.
БММ — Библиотека-Музей В. Маяковского,
ГЛМ — Государственный литературный музей.
ИМЛИ — Институт мировой литературы им. А. М. Горького Академии наук СССР.
ЦГАЛИ — Центральный Государственный архив литературы и искусства СССР.
Рожденные столицы (стр. 429). Авторизованная машинописная копия (ЦГАЛИ), газ. ‘Ленинградская правда’, 1928, No 19, 22 января.
Печатается по тексту газеты ‘Ленинградская правда’.
Очерк написан после лекционной поездки Маяковского в конце 1927 г. по маршруту Харьков—Ростов—Новочеркасск—Таганрог-Армавир—Баку—Тифлис. В Баку Маяковский за четыре дня (с 4 по 7 декабря) выступил семь раз.
Стр. 429. Симферополь — был столицей существовавшей до 1945 г. Крымской АССР.
Стр. 430. …в Баку, после вечера в бывшем особняке бывшего миллионера.—Речь идет о первом выступлении Маяковского в Баку 4 декабря с чтением поэмы ‘Хорошо!’ в бывшем доме нефтепромышленника Мусы Нагиева. Адрес этого ‘бывшего особняка’ сокращенно записан Маяковским в записной книжке No 51: ‘Б<ывший> д<ом> Муса Нагиева Николаевская ул<ица> у Парапета ‘Исмаилья’ Дворец культуры’.
…желоночная добыча нефти — подъем нефти из скважины при помощи желонки, примитивного прибора, напоминающего ведро.
…’беру манташевские, даю манташевские!’ — Речь идет о биржевых спекуляциях акциями бывшего нефтепромышленника Манташева.
Стр. 431 Я видел Баку 24-го года.— В 1924 г. Маяковский в Баку не выступал, но, возможно, останавливался на обратном пути из Тифлиса, где он был в начале сентября 1924 г. Не лишено также вероятия, что 24-й год назван ошибочно и Маяковский имеет в виду свое посещение Баку в феврале 1926 г. Дальнейший текст подтверждает это предположение, так как с председателем АзЦИКа (Азербайджанского Центрального Исполнительного Комитета Советов) Агамали Оглы поэт познакомился в 1926 г.
Тов. Киферис — Тиферис Л. Л. (ум. 1956) — в 1927 г. один из руководителей технической реконструкции бакинской нефтяной промышленности. Групповой привод — метод глубоконасосной эксплуатации, при котором от одного привода (мотора) эксплуатируется несколько (группа) скважин.
Азпролеты — азербайджанские пролетарские поэты.
…восточные сладости, вывозимые отсюда Есениным.— Маяковский имеет в виду сборник стихов С. А. Есенина ‘Персидские мотивы’. Стихи, вошедшие в этот сборник, были написаны Есениным в 1924 г. в Баку.
…от необычайности зрелища. — Речь идет о первой в СССР электрифицированной в 1926 г. железной дороге между Баку и его рабочими пригородами — Сабунчи — Сураханы.
Стр. 432. Яков Шведов (род. в 1905 г.) — советский писатель.