РОСТОВСКАЯ ‘САТИРА’ 1800 ГОДА.
Ростовская ‘сатира’ 1800 года, Трефолев Леонид Николаевич, Год: 1896
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Трефолев Л. Ростовская ‘сатира’ 1800 года // Русский архив, 1896. — Кн. 1. — Вып. 2. — С. 206-208.
Вскоре по восшествии своем на Русский престол, император Павел I строжайше повелел, чтобы губернаторы доносили ему, ‘отнюдь не реже, как два раза в месяц’, самым обстоятельным образом о всех наиболее ‘замечательных происшествиях’. Губернаторы исполняли этот высочайший приказ на основании донесений исправников и городничих, но последние часто затруднялись различать крупное от мелкого, важное от пустого. Случались курьезные истории. К числу их относится ‘Дело о сочиненной Ростовским купеческим сыном Милютине сатире’. Дело это заключалось в следующем.
31 Июля 1800 г. Ростовская городская полиция донесла Ярославскому губернатору, тайному советнику Николаю Ивановичу Аксакову, что ‘с 13-го по 30-е Июля в городе Ростове пожаров и скотских падежей не имелось, а равно и никаких важных и заслуживающих внимания происшествиев (sic) не происходило, и противных узаконениям поступок не усмотрено, и жалоб ни от кого не было, кроме того, что оказался виновным в сочинении сатирической песни Ростовский купеческий сын Андрей Милютин, о коем и следствие производится’.
Злополучного ‘сатирика’ засадили в тюрьму, из которой, в Сентябре того же года, он послал к Аксакову следующее прошение:
‘Небезъизвестно вашему высокопревосходительству, по докладу к вам дошедшему от здешняго города г-на городничаго Горбунова, о выданной (sic) моей руки сего-ж города купеческому сыну Василию Разсыльщикову сатирическаго сочинения. По чистой совести и по долгу присяги я cиe и объяснил минувшаго Июля 23 числа в градской полиции, но он, господин городничий, меня содержит, яко закону преступника, с прочими тому подобными в тюремном сидении и тем хочет причинить мне, по комерции нашей купеческой, раззорение, отчего я уже чрез столь долгое содержание в тюремном сидении получаю немалое раззорение’.
‘Воззрите, наш щедрый отец, и не лишите законнаго вашего покровительства, которым я и вся Ярославская губерния обязаны пользоваться, повинуясь истинным и закона исполнительным (sic) вашим повелениям.
Но я, и по насланному в означенную полицию от вашего высокопревосходительства предложению, вторично был спрашиван прошедшаго Августа 31 числа, что точно-ль та сатирическая бумага от меня была выдана умышленно, но я тоже утверждал, что истинно она выдана без всякого злого умысла, которая тоже нигде мною в настоящее действие произведена не была. Все сие я, по долгу присяги, и объяснил той полиции справедливо, но оная полиция, приняв от меня объяснение, решения своего не оказывает, почему и прошу у вашего высокопревосходительства, милостиваго и законнаго покровителя, дабы я чрез cиe долгое сидение в тюрьме уже не мог и совсем лишиться купеческой комерции и прийти тем в крайнее раззорение и убожество, а тем-бы чрез то и посторонним не доставить вящшаго убытку.
‘Воззри, щедрый отец, на деланное мне от г-на Ростовскаго городничаго столь великое притиснение и не лиши пользоваться вашего высокопревосходительства щедрою защитою, которой с нетерпеливостью ожидать буду. К сему прошению Ростовский купеческий сын Андрей Петров Милютин руку приложил’.
Ярославское Губернское Правление потребовало от Ростовской городской полиции верную копию с означенной ‘сатиры’ вместе с объяснением: кто именно пострадал от сего произведения, на кого были устремлены ‘сатирические стрелы?’ В ответе значилось, что, по словам самого сочинителя, он ‘написал сию сатирическую песню на купеческую жену Анисью Кузнецову, на канцеляриста Дмитрия Романова, на маиоров Внукова, Кудрявцева и на коллежского асессора Озерова’. Далее Милютин показал, что ‘сочиненная им песня писана на вышеименованных людей без всякого умысла, и что оное сочинение от него последовало единственно в пьянстве, а для любопытства отдано было купеческому сыну Василью Разсыльщикову’.
В чем же, спрашивается, состояли вирши, взволновавшие чиновный люд в Ростове и Ярославле, начиная с маленьких приказных и кончая крупною персоною, губернатором? Увы! Мы не можем удовлетворить любознательности современного читателя. Вся ‘сатира’, состоящая лишь из 13-ти строчек, содержит в себе столько же, если не более, крепких словцов. От них не отказался бы и знаменитый эротический (тогда уже покойный) поэт Иван Семенович Барков, да и тот, конечно, внушил бы своему подражателю Ростовскому сатирику, что, описывая похождения туземных гетер с их поклонниками, все-таки нужно владеть стихом и покоряться рифме…
Как бы то ни было, копии ‘сатиры’ были приложены к делам, производившимся о Милютине в Ростовской полиции, в тамошнем Магистрате и в Ярославском Губернском Правлении. Cиe последнее сделало полиции выговор за то, что она, в противность указа 10 Февраля 1763 года, содержала его слишком два месяца в остроге, не передавая дела о нем в Магистрат, на его решение.
Магистрат решил (донесение Губернскому Правлению от 28 Ноября 1800 г., No 1114) так: ‘Хотя объявленный купеческий сын Милютин, за сочинение сатирической песни, и подлежал бы изображенному в Воинском 149 Артикуле взысканию, но как он cиe сделал без всякого намерения, единственно в пьянстве, которое (т. е. сочинение), в тоже время, сам он, не сказывая никому, чрез отсылку к надзирателю Лупандину обнаружил, а потому и помянутые в нем люди ничего к обиде их относящегося не ищут. В рассуждение чего и уважая долговременное его по сему делу под караулом содержание, вменив оное в чувствительное ему наказание, освободить от сего дела (и освобожден), а при том внушено ему, с должною подпискою, чтоб он впредь таковые песни сочинять не отваживался, иначе подвергнет себя неминуемому, по законам, наказанию, т. е. будет бит батогами нещадно’. Об этом решении чрез Ярославского губернатора доведено было до сведения высочайшей власти. Вероятно, император Павел I милостиво рассудил, что ‘сатирик’ Милютин, просидевший в остроге 13 недель, ровно по неделе за каждую строчку, подсказанную ему легкомысленною Музою, наказан вполне достаточно.