Россия под пером замечательного человека, Мещерский Владимир Петрович, Год: 1871

Время на прочтение: 61 минут(ы)

Россія подъ перомъ замчательнаго человка.

СОВРЕМЕННЫЯ ПИСЬМА.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Графъ Прокопій Александровичъ Ессентукскій родился въ одинъ изъ годовъ ныншняго столтія и родился благополучно. Родившись, кушалъ молоко отъ кормилицы, кричалъ много и очень рано сталъ подавать великія надежды.
Впрочемъ до двнадцатилтняго возраста ничего особеннаго не происходило съ молодымъ графомъ Прокопіемъ. Перебывало много гувернантокъ, а потомъ гувернеровъ, и къ началу тринадцатаго года, вслдствіе всего этого, юный графъ умлъ читать по-французски очень хорошо, по-нмецки отлично, по-русски съ грхомъ пополамъ, думать же умлъ онъ только по-французски.
Потомъ началось серіозное воспитаніе. Оно продолжалось до семнадцати лтъ, въ стнахъ какого-то корпуса, лотомъ какого-то лицея, потомъ опять какого-то корпуса. Перемны эти происходили отъ вопроса, долго не разршавшагося авторами дней графа Прокопія: къ чему онъ призванъ, къ военной или гражданской служб? Военная однакожь перетянула, нему много способствовалъ весьма убдительный аргументъ одного изъ дядей графа Прокопія, разсуждавшаго такъ: ‘военные люди на все способны, а штафирки дрянь,’ и вотъ семнадцати лтъ графъ Прокопій, окончивъ свое воспитаніе, былъ офицеромъ гвардіи и слдовательно полноправнымъ гражданиномъ. Тутъ опять началась жизнь въ которой ничего особеннаго не происходило, за исключеніемъ великихъ надеждъ, которыя продолжалъ подавать графъ, не только старому графу-отцу, не только танцевавшимъ съ нимъ дамамъ, но даже самому себ.
Графъ читалъ книги иногда даже съ удовольствіемъ, но съ толкомъ рдко, говорилъ по-русски съ товарищами по полку и, несмотря на корнетскій чинъ, сиживалъ въ театр въ первомъ ряду креселъ, гд въ антрактахъ балета или оперы, подъ впечатлніемъ спектакля и боле или мене оживленныхъ разговоровъ о предметахъ серіозныхъ, смутно подумывалъ и о Россіи и какъ будто представлялъ себя въ довольно интимныхъ съ нею отношеніяхъ.
Затмъ нашедши, и быть-можетъ не безъ основаній, что военная служба не представляетъ собою ничего особеннаго въ мирное время, и что не довольно скоро осуществлялись надежды, которыя онъ подавать сталъ отъ груди кормилицы’ графъ Прокопій взглянулъ снисходительно на службу штатскую, и въ галстук съ воткнутою въ оный красивою булавкой находилъ прелести почти столько же, сколько въ гвардейскомъ мундир.
Это обстоятельство боле другихъ побудило его къ переходу въ гражданскую службу. Переходъ состоялся. Галстуки и булавки были куплены, рубашки сидли отлично, фракъ былъ идеаленъ, а служба министерства была такъ же легка какъ куреніе хорошихъ сигаръ. Тутъ Россія стала къ графу Прокопію въ отношенія еще боле фамиліарныя, а камеръ-юнкерскій мундиръ придалъ этой фамиліарности то что Французы называютъ beaucoup d’applomb.
Кстати подоспла крестьянская реформа. Графъ похалъ въ деревню, и окунулся въ міръ о которомъ зналъ только по слухамъ что живутъ тамъ какіе-то мужики, а мужики эти des крпостные и не совсмъ счастливы. Изъ деревни онъ похалъ въ губернскій городъ: тамъ узналъ что такое губернаторъ и что такое губернскій крестьянскій комитетъ, съ тмъ и другимъ познакомился за обдами. Губернаторская власть ему поправилась, въ особенности потому что губернаторъ везд предсдалъ, имлъ жандарма въ передней, и могъ говорить все что хотлъ, съ полнымъ убжденіемъ что говоритъ хорошо и что вс его слушаютъ.
Все это вмст побудило его сказать себ: mon cher Proсоре, ты долженъ быть губернаторомъ! И вотъ, о удивленіе, графъ Прокопій толкуетъ о крестьянскомъ вопрос ничуть не застнчиве самого губернатора, слова: надлъ, усадьба, огородъ, тягло такъ и льются изъ него безъ зацпки одно о другое, онъ управляется съ ними съ такою же легкостью съ какою три года назадъ опредлялъ различіе между абиссинскимъ и пата* гонскимъ на въ балет, только послднее онъ мило и сладострастно подпвалъ на ухо разнымъ тайнымъ совтникамъ, а первыя онъ выливалъ съ достоинствомъ и важностью предъ членами крестьянскаго комитета На пути въ Петербургъ, графъ Прокопій ршилъ важный вопросъ: онъ созналъ себя эмансипаторомъ и довольно либеральнымъ.
Затмъ на первой по возвращеніи мазурк графъ Прокопій слъ такъ что за нимъ дв вліятельныя дамы могли слушать его рчи, и пока дама съ которою онъ танцовалъ выслушивала съ безмолвнымъ пораженіемъ вс провинціальные очерки графа Прокопія, сзади сидвшія вліятельныя дамы слушали en connaissance de cause, ничему не удивлялись по принципу, а къ концу мазурки ршили что графъ Прокопій Подаетъ великія надежды, и что такого человка надо и пуссировать и муссировать.
Черезъ три дня, графъ Прокопій сидлъ въ гостиной этихъ двухъ дамъ, и ораторствовалъ, между тремя и четырьмя часами, о судьбахъ Россіи, о помщик каковъ онъ былъ во дни оны, объ администраціи вообще, и о министр своемъ въ особенности. Отвчалъ онъ на вс вопросы съ изумительною полнотой, и доказавъ этимъ дамамъ что эмансипація давно уже имъ вся передумана и ршена во всхъ подробностяхъ и что apr&egrave,s tout le ‘выкупъ’ единственное средство выйти изъ нея съ честью и славой, графъ Прокопій всталъ и уходя понялъ что великія надежды имъ поданныя начинаютъ оправдываться съ быстротой молніи.
Черезъ семь дней посл этого, графу Прокопію предложили быть вице-директоромъ гд-то. Онъ задалъ себ вопросъ: не слишкомъ ли это мало? но все-таки принялъ и вступилъ въ должность съ тмъ неглиже въ отваг и ршимости которое даже на директора произвело впечатлніе весьма пріятное.
Пріятное это впечатлніе директора продолжалось не долго. Директоръ испыталъ непріятное впечатлніе смерти, а графъ Прокопій получилъ пакетъ, изъ котораго узналъ о своемъ повышеніи. Онъ улыбнулся и принялъ это повышеніе съ тмъ же чувствомъ съ какимъ Юрій Цезарь принялъ титулъ императора! Когда же ему сказали что въ какой-то гостиной, кто-то скептически отнесся къ его способностямъ, графъ Прокопій улыбнулся презрительно и сказалъ: ‘les jugements des. hommes sont comme eux, toujours injustes et toujours malveillants’ {Сужденія людей, подобно имъ самихъ, всегда несправедливы и всегда злы!}, а въ другой разъ пожалъ плечами и произнесъ: ‘errare hum an um est.’
Графъ Прокопій женился, кругъ дятельности его расширился, онъ сталъ особой. И вотъ однажды, въ разговор въ одной изъ петербургскихъ гостиныхъ большаго свта, онъ сообщилъ что отлично знаетъ Россію, ибо изучилъ ее во время сдланнаго имъ объзда въ теченіе семнадцати дней. Какъ подобаетъ интеллектуальному человку, графъ писалъ свои путевыя замтки, и писалъ ихъ въ форм писемъ своему полупріятелю и полуподчиненному. {Въ петербургскомъ чиновничьемъ мір есть категорія людей которые къ каждому мало-мальски значущему графу или князю относятся полупріятельски и подуподчиненно, въ силу подчиненія не іерархическаго, а добровольнаго, неизвстно чмъ вызываемаго. Обыкновенно это бываетъ вслдствіе робости и смиренія, одного, и ничмъ не стсняемой безцеремонности другаго. Графъ же Прокопій, когда писалъ эти письма, давно уже ничмъ не стснялся.} Счастливый случай сдлалъ насъ обладателями этихъ писемъ. Убдивши графа въ томъ что это сокровище бросаетъ новый свтъ на Россію, напоминаетъ собою замтки Токвиля объ Америк, и безъ сомннія будетъ способствовать къ развитію науки отечествовднія, мы получили позволеніе эту переписку предать гласности.

I.

Москва, прямо съ желзной дороги, 16го (17го) мая.

И такъ я ухалъ? Но зачмъ? Ma foi je me suie laiss dire что въ Россіи что-то произошло новаго и что apr&egrave,s tout надо составить себ о ней цльное и единое представленіе! Итакъ я призванъ взглянуть sur ce pays, которому (pays муж. рода) судьба дала названіе Россіи. Закрываю глаза и вижу сію страну развалинъ и опустошенія, о которой нсколько журналистовъ и нсколько Русскихъ, никогда не видвшихъ вблизи цивилизаціи въ Европ, говорятъ какъ о народ перерождающемся для великаго будущаго. Странная фикція, грустная иллюзія. Не будь я ce que je suis, я бы могъ, не выходя изъ моего кабинета, написать все что увижу, и сочинить цлый трактатъ о государств Россійскомъ и о его судьбахъ! Но я ду, и если новаго ничего не увижу, виноватъ буду не я!
Проводивъ меня, задали ли вы себ вопросъ который мн пришелъ въ голову въ ту минуту когда поздъ трогался: множество народа, толпившееся на дебаркадер, публика ли, или просто толпа? Публика въ Европ вдь единица, иногда пассивная, иногда активная, но у насъ? Qu’en pensez vous? У насъ, сколько мн кажется, эта толпа везд и всегда весьма не кстати, въ дорог вообще еще боле чмъ гд-либо, ибо мшаетъ думать, наблюдать и сосредоточиваться, вотъ почему, да извинитъ мн русская публика, я слъ въ особо приготовленное для меня отдленіе! Какъ люди наивны! Встртилъ на дебаркадер А. Н., который узнавъ зачмъ я ду и куда я ду, предложилъ мн свои услуги, увряя что иметъ много свдній о Россіи. Я улыбнулся въ отвтъ на такое предложеніе, но такъ чтобъ онъ могъ понять что есть люди которые въ этихъ услугахъ могутъ и не нуждаться. Но чтобъ его не обидть и pour sauver les apparences, я общался его выслушать и даже прибавилъ что эти свднія для меня — неоцнимое сокровище. И сдержалъ слово.
Между двумя большими станціями, пригласилъ въ свой вагонъ А. Н. для разговора. Нашелъ его, какъ многихъ — полнымъ иллюзуарныхъ свдній о Россіи! ‘Вы, подъ вліяніемъ всего что видите и слышите, живя въ Россіи, составили себ пристрастныя убжденія,’ сказалъ я ему. Бдные такіе люди! какъ легка надъ ними побда мысли! Vale! Пишите и пишите!

II.

18го мая, Москва.

Я въ Москв, но Москва не во мн. Знаете что сіе значитъ? Что я смю не любить Москвы: тамъ черезчуръ силенъ запахъ тулупа, а отъ него до Азіи не далеко. Въ то же время я нашелъ что есть что-то претендующее на дикую свободу, что мн не нравится въ движеніяхъ людей, въ ихъ образ мыслей и въ ихъ рчахъ…. Удивлялись тому что я въ Москв, но еще боле удивились тому что я призналъ нужнымъ похать по Россіи, съ тмъ чтобъ ее изучить. Тмъ которые удивлялись, я далъ понять что длаю это изъ снисхожденія къ нкоторымъ нуждамъ которыя у насъ находятъ своевременнымъ призвать общественными. Люди офиціальные показались мн corrects, люди не офиціальные или слишкомъ красными или слишкомъ мало Европейцами, слово Россія и Русскій у нихъ черезчуръ часто нау язык! Это признакъ несомннный того что главное вмстилище болзни носящей имя — національная политика — есть Москва. Нмецъ въ Москв se sent mal son aise, тогда какъ у насъ въ Петербург онъ и всякій представитель образованнаго Запада чувствуютъ что имъ воздаютъ должное. Пора Москв испытывать благодтельное гуманитарное и гуманизирующее вліяніе желзныхъ дорогъ. Мн сказали впрочемъ что ожидать этого трудно ибо движеніе къ Москв изъ Россіи сильне чмъ изъ Москвы въ Петербургъ. Жаль что не наоборотъ.
Обдалъ въ клуб. Обдъ хорошъ. Отклонилъ всякое чествованіе моего присутствія, какъ гостя. Признаюсь что недовріе къ языку Москвичей было причиной сего отказа. Москва слиткомъ живетъ нараспашку, а потому не сознаетъ отчетливо что можно и чего нельзя сказать.
Ея старички дятъ много, надваютъ на себя салфетки съ подбородка, слышатъ дурно, похожи на крпостниковъ, хотя въ сущности замерзли въ дорог, кто между 30мъ и 40мъ, кто между 40мь и 50мъ годомъ нашего вка. Они всегда отдльно обдаютъ отъ людей средняго возраста и тщательно осматриваются чтобы какъ можно дальше быть отъ людей молодыхъ. Они ищутъ робко лукаваго взгляда крпостнаго слуги кругомъ себя и грустятъ о томъ что его нтъ.
Средніе возрастомъ люди не имютъ ни нашей умренности, ни нашего умнья лавировать между двумя крайними точками — либерализмомъ и консерватизмомъ, это неумнье я приписываю тому что они въ Москв, куда звуки нашего камертона доходятъ гораздо слабе. Есть люди серіозно говорящіе о земств: ils en sont encore l! эти люди не читали, разумется, ни Маколея, ни Токвиля, и не видали вблизи ни Франціи, ни Англіи! Они мечтаютъ о политической роли какого-то сословія именуемаго образованнымъ, другіе называютъ это сословіе — землевладльцами. Эти люди выпытывали отъ меня мои взгляды. Я далъ имъ понять себя настолько чтобы не было большой рзкости между ихъ фикціями и моими убжденіями. Они очень удивлены были, поражены даже тмъ что въ иныхъ вопросахъ я очень либераленъ, и держусь принципа laissez-faire, но сказалъ имъ прямо и ясно что вн аристократическаго элемента не признаю никакого передоваго движенія прочнымъ. Я особенно желалъ высказать это краеугольное мое воззрніе, такъ какъ обращался къ слушавшимъ меня двумъ, тремъ руссофиламъ или славянофиламъ, которые изъ народа длаютъ основу и сущность соціальнаго положенія Россіи.
Молодыхъ людей мн было жаль, они готовятъ себ грустные дни въ будущемъ. Для нихъ не существуетъ ни срока службы, ни почтенной личности, ни авторитета мыслителей исторіи всемірной цивилизаціи, они считаютъ себя равными намъ съ вами и какъ будто анализируютъ то что мы говоримъ. Все это не общаетъ много хорошаго. Если отъ меня зависло, я все бы сдлалъ чтобы отвлечь молодежь отъ политики, даже поощрялъ бы долга и кутежъ. Лучше видть ихъ въ похмль отъ вина, чмъ въ опьяненіи отъ собственныхъ рчей и бредней. Въ Москв есть купцы съ образованіемъ, во безъ цивилизаціи! Они тоже тянутъ національную ноту. Явленіе это ново! Намотайте его себ на усъ. Vale!

III.

Отвть на письма I и II.

Петербургъ.

Ваше сіятельство,

Вчера и пыльче имлъ удовольствіе получить ваши два дорогія письма, отъ 17го и 18го мая, на которыя спшу отвтить.
Поистин вы совершаете хорошее дло! Вс дутъ отдыхать по дачамъ и за границу, а вы здите по Россіи съ тмъ чтобъ ее изучать, когда притомъ такъ Хорошо ее знаете!
На вашъ вопросъ о публик не знаю что сказать? Единства у насъ вообще мало между людьми, оттого-то, какъ вы изволили замтить, у насъ много людей иногда собирается въ извстномъ мст, во это множество не есть публика. И слава теб Господи что такъ!
Прелодитично изволили поступить съ А. Н., ужь гд ему соваться со свдніями о Россіи!
Въ Москв я никогда не былъ, но думаю, какъ вы, что она ничмъ особенно не замчательна, и что Нмцамъ тамъ дйствительно не такъ хорошо какъ у насъ. Но дастъ Богъ желзныя дороги помогутъ желанію вашего сіятельства насчетъ Москвы осуществиться.
Гд ей читать какого-нибудь Маколея или Токвиля, помилуйте, когда еле-еле можетъ справиться съ своимъ земствомъ. Воображаю какое удивленіе, скажу больше, благоговніе возбудили взгляды ваши: уже это одно такая значительная польза! Да! нельзя не жалть молодыхъ людей, вотъ и здсь подчасъ вижу такихъ которые осмливаются разсуждать насчетъ самыхъ почтенныхъ Лицъ, ужь видно вкъ такой. Какъ врны послднія ваши отроки, насчетъ того что лучше видть молодежь въ похмль отъ вина, чмъ въ опьяненіи отъ собственныхъ мыслей. Я всегда говорю что всякія собственныя мысли, у молодыхъ въ особенности, не что иное какъ вино, которое или опьяняетъ, или одуряетъ, и въ обоихъ случаяхъ вредно и опасно.
Что сказать вамъ о насъ гршныхъ? Какъ ваше сіятельство ухали, стало грустно, но можете быть уврены что духъ вашъ везд и во всемъ пребываетъ съ нами. Везд кругомъ, слава Богу, тихо, толковъ какихъ-нибудь особенныхъ не слыхать. Вчера встртилъ лишь князя II., но особеннаго ничего они не сказали. Если будутъ дда деликатныя или такія которыя требуютъ общихъ политическихъ соображеній, отложу ихъ до прізда вашего сіятельства.
Вы спрашиваете меня что говорятъ о вашей поздк? Кром отзывовъ уважительныхъ и слдовательно хорошихъ, ничего не слышно, газеты пока молчатъ. Впрочемъ оказывали мн что въ клуб были разныя шуточки насчетъ этого: такъ напримръ В. уврялъ что будто бы цль вашей поздки — узнать не говоритъ ли кто-нибудь лучше васъ въ Россіи. Но врьте, ваше сіятельство, это только одна зависть: всмъ не угодишь.
Жена, дти, вс чтущіе ваше сіятельство и я первый изъ нихъ кланяемся съ преданностью.

IV.

Москва, 19го мая.

Былъ на обд у Г. Цль этого обда была доказать мн что есть дятели земства. Ихъ было, кажется, четыре, и другъ на друга удивительно хмурились. Наивность во всемъ и изумительная самоувренность — ихъ отличительныя черты. Они говорятъ о хлбныхъ магазинахъ, о земскихъ школахъ, о земскихъ банкахъ, какъ говорятъ у насъ въ Петербург о вопросахъ изъ области всемірнаго интереса, они думаютъ что всякій изъ насъ ничмъ другимъ не озабоченъ какъ пустяками изъ земскаго хлама, и что нельзя быть Русскимъ, не зная что въ Подольск магазины въ порядк, а въ Вере земство нуждается въ банк! Въ этомъ ихъ наивность. Мн было ихъ жаль! Они въ полномъ убжденіи что открыли Америку, повозившись три года въ своихъ управахъ и собраніяхъ. Слова: народное благо, общественный интересъ начинаютъ и кончаютъ каждую фразу. Въ этомъ ихъ изумительная самоувренность. Us ont l’air de nous avoir pris ce que noos leur avons donn, c’est le plus grand de leur ridicule {Они какъ будто взяли у насъ силой то чтр мы имъ дали, въ этомъ главная смшная ихъ сторона.}.
Въ отвтъ на ихъ краснорчіе о школахъ, о потребностяхъ въ кредит, объ улучшеніи крестьянскаго быта, я поставилъ вопросъ прямо и точно, и такъ точно что очевидно ихъ озадачилъ и отвта не получилъ. Изъ этого заключилъ что узнавать Россію с’st presque de la uaivet (почти наивность): надо прежде еще ее учить понимать т вопросы которые мы ей задаемъ и изъ которыхъ слагается наука ея управленія. Вопросъ былъ слдующій: Гд кончается фикція и начинается фактъ въ области земства& Другими словами: гд земство длаетъ и гд оно думаетъ что длаетъ? Когда ма говорятъ про сельскую шкоду, я спрашиваю про кабакъ, и когда узнаю что кабакъ есть, я спокоенъ, ибо знаю что школой завершается фикція, а кабакомъ начинается фактъ. Вотъ какъ la rigueur изучаютъ государственную жизнь народа, оказалъ я имъ въ заключеніе.
Въ конц обда, я задалъ другой вопросъ тмъ которые показались мн умне, Крестьянское сословіе, есть ли оно активное или пассивное орудіе той тенденціозности въ оспариваніи у администраціи ея моральнаго и матеріальнаго авторитета которая есть отличительная черта корпоративнаго единенія всякаго земства? Вопросъ сей раздлилъ призванныхъ къ отвту на два лагеря: одни очень наивно отвергли присутствіе всякой будто бы тенденціозности въ земств и сдлали намъ честь назвать себя помощниками и сотрудниками правительства, другіе, вроятно не понявъ вопроса, ont fait volte face (свернули внезапно) и начали мн повствовать о какомъ-то политическомъ такт мужиковъ и умньи ихъ обсуждать земскіе вопросы въ сред земства. Само собою разумется что 19е февраля и все что съ этимъ datum immortale связано, играло главную роль въ апологіи крестьянъ, какъ политическихъ дятелей. Боле и такъ-сказать глубже я окунулся въ Москву за этимъ обдомъ. Люди говорившіе, казалось мн, живутъ въ счастливомъ забвеніи и того что мы въ Петербург наживаемъ сдину заботами о благ Россіи, но Россіи не какъ, а какъ государства Европы, и того что вс эти вопросы перебывала во всхъ умахъ европейскихъ мыслителей а народовъ. Они ршаютъ вопросы и не любопытствуютъ знать ршали ли мы ихъ, ршила ли ихъ Европа. Каждый говорунъ за интересы земства считаетъ себя или маленькимъ Петромъ Великимъ или, какъ я сказалъ, маленькимъ Колумбомъ.
Москва представляется мн средоточіемъ всхъ умственныхъ шалостей Россіи. C’est l’enfant chri et l’enfant terrible des gens de la province, qui abusant de leur ignorance, s’est arrog le droit de parler politique en leurs nome. {Это въ одно время и шальное, и возлюбленное дитя русскихъ провинціаловъ, которое, пользуясь ихъ невжествомъ, присвоило себ право говорить о политик и злоупотреблять этимъ мнимымъ уполномочіемъ.}
Впрочемъ пускай себ шалитъ она на здоровье, лишь бы намъ съ вами не мшала!
Вообще все то что я въ Москв слышалъ отъ такъ-называемыхъ ‘умныхъ русскихъ людей’ раздлилось въ ум моемъ на дв категоріи. Въ первую входитъ то что въ своей сущности я уже зналъ, но зналъ съ большимъ безпристрастіемъ и большею многосторонностью чмъ знаютъ они въ Москв, грша всегда пристрастіемъ къ тому что они называютъ интересами края, а что au fond есть не что иное какъ непомрныя требованія среды не достаточно озаренной лучами западнаго солнца. Ко второй категоріи я отношу то чего я не зналъ и что мн говорено было съ цлью чтобъ я узналъ. Вотъ здсь-то я нашелъ умы этихъ народныхъ дятелей бдными, Жиденькими, болзненно раздражительными и черезчуръ крикливыми. Я кое-что узналъ, но ничему не научился, ничто не поколебало моего политическаго катехизиса, ничто не измнило ни на іоту моихъ познаній о Россіи. Я имъ доказываю абсолютную несостоятельность волостнаго суда, какъ учрежденія дисгармонирующаго съ общимъ настроеніемъ государственнаго правосудія, а они мн разказываютъ какія-то чудеса про такой-то или другой волостной судъ. Я требую отмны этого учрежденія, съ точки зрнія государственной необходимости, то-есть государственнаго разума, а они говорятъ о какихъ-то заявленіяхъ сдланныхъ крестьянами въ пользу предоставленія имъ права на судъ мировой, etc. etc.
Что изъ такихъ примровъ вывести? Одно лишь: вторая категорія того что мн было говорено не есть что-либо для меня новое въ существ своемъ: это только видоизмненныя формы давно извстнаго, робкіе приступы къ предметамъ съ которыми мы обращаемся смло, это проявленія неумнья подходить къ вопросамъ и представлять ихъ въ надлежащемъ свт, однимъ словомъ, это дтство и отрочество того человка который достигаетъ совершеннолтія и зрлости, когда изъ узкой рамки національнаго дятеля выступаетъ на широкое поприще всемірнаго мыслителя.

V.

Между Москвой и К., 20го 21го мая, деревня,
волость, община, крестьянское самоуправленіе, и т. д.!

Переходъ, повидимому, рзкій отъ Москвы къ деревн, во всей ея неблаговидной нагот, навелъ на меня грусть, потому что я съ усиліями искалъ этой рзкости и не нашелъ ее!
Русская деревня вообще показалась мн картиной втораго акта той комедіи которой первый актъ я видлъ въ Москв. Тамъ завязка, тамъ группа дйствующихъ лицъ, говорящихъ и дйствующихъ для того чтобы подготовить зрителя къ необходимости признать жизнь въ картин втораго дйствія, и въ тхъ лицахъ которыя, подъ новымъ именемъ ‘крестьянъ’ имютъ значеніе общественной силы не въ себ, но въ томъ что имъ приписываютъ Москва и Москвичи.
Занавсъ втораго акта поднялся на той станціи желзной дороги гд я вышелъ чтобы навстить графа NN. и исполнить одну изъ важнйшихъ задачъ моего труда, взглянуть на крестьянскій бытъ, ршить самому на чьей сторон правда, на той ли которая признаетъ крестьянскій бытъ быстро иду’ щамъ внизъ, или на той которая съ умиленіемъ видитъ его восходящимъ вверхъ.
Увидлъ исправника, увидлъ посредниковъ, увидлъ и человкъ пятъ молодцовъ, въ которыхъ узналъ волостныхъ старшинъ, по медалямъ на груди, но не по выраженію благороднаго сознанія своего достоинства, присутствіе коего признаю атрибутомъ всякаго Образованнаго представителя власти. Эти пассивные агенты власти, съ азіатскимъ поклономъ ниже пояса, поднесли мн хлбъ-соль. Я принялъ его въ руки, и поднявъ, спросилъ ихъ: ‘какъ по вашему, хлбъ этотъ, испеченный вольными руками, изъ вольной муки, вкусне того хлба который пекли вы десять лтъ назадъ? Ихъ ‘какъ можно’ показалось мн такъ же натянутымъ какъ титулъ ‘ваша свтлость’, которымъ они меня величали!
Исправникъ показался мн представителемъ значительнаго прогресса въ мір нашей внутренней администраціи. Въ любомъ город Германіи, Франціи и даже Англіи, фигура его была бы на мст въ этомъ званіи.
Посредники показались мн тмъ что они есть — лишними!
Въ былое время они были дйствительностью, когда они разршали матеріальную задачу на нихъ возложенную. Теперь они фикція, представители какой-то принудительной опеки, съ нравственнымъ вліяніемъ на крестьянъ какъ предлогомъ, и съ жалованьемъ какъ причиной! То и другое обращаетъ ихъ въ защитниковъ quand mme идеи возрожденія крестьянъ.
Они начали было меня въ томъ уврять, но я съ перваго же слова далъ имъ понять что изслдованіе вопроса что такое русскій крестьянинъ посл десяти лтъ свободы — произвожу самъ, и въ подсказываніи и внушеніяхъ не нуждаюсь.
Посл посредниковъ очередь дошла до старшинъ. Сперва я призналъ нужнымъ поговорить съ ними en maese. Я задалъ имъ три вопроса: 1) чмъ отличается ныншняя власть надъ крестьянами отъ помщичьей? 2) признаютъ ли они, старшины, въ себ двойственность власти — власть физическую и нравственную? и 3) сознаютъ ли они различіе между общественнымъ и административнымъ началами?
На вс три вопроса, я получилъ отвты изъ которыхъ заключилъ что или они меня не поняли или, что вроятне, не хотли понять. Въ особенности понравился мн отвтъ одного изъ старшинъ на первый вопросъ: ‘какая власть, батюшка, класть власти розъ’, et rien de pins. Старшины не развиты для своей должности, вотъ фактъ несомннный.
Три другіе вопроса я отнесъ къ матеріальному быту крестьянъ вообще. ‘Улучшился ли бытъ крестьянина?’ спросилъ я, Отвтъ былъ: ‘какъ же, батюшка, у хорошаго крестьянина и ‘хозяйство хорошее.’ — ‘А у дурнаго?’ спросилъ я. ‘Ну, а у ‘дурнаго и хозяйство послабе.’ — ‘Сколько крестьянинъ ‘имлъ годоваго дохода до 1861 года и сколько теперь?’ былъ второй мой вопросъ. Отвтъ простъ: ‘А не ровно, батюшка, какъ у кого.’ — ‘Какую роль играютъ деньга въ экономіи ‘крестьянина?’ — третій вопросъ. Бднягамъ онъ показался такъ докъ, что отвта уже не послдовало никакого.
Такъ какъ степень матеріальнаго благосостоянія измряется всего врне степенью умственнаго развитія, то изъ жалкихъ и жидкихъ отвтовъ старшинъ я не могъ не заключить что хозяйство и экономическій бытъ крестьянъ laissent beaucoup dsirer (заставляютъ еще многаго желать). Если таковы старшины, власть самоизбранная этимъ бытомъ, то каковы же должны быть ихъ избиратели, la masse, le peuple или ‘народъ’, говоря языкомъ нашихъ національны’ политиковъ?
Замчательна отличительная черта народа — попрошайничество. Едва я кончилъ мои вопросы, и этимъ, такъ-сказать, устроилъ фактическую связь между сими жалкими представителями народа и мною, какъ трое изъ нихъ подошли ко мн поближе, приняли традиціонную позу просителей и начали излагать предо мною свою покорнйшую просьбу о томъ чтобы по случаю неурожая въ какихъ-то деревняхъ, съ нихъ не брали платежей за это полугодіе. ‘Je t’ai bien reconnu l, mon cher peuple Russe,’ {Я тебя въ этомъ узналъ, мой милый Русскій народъ!} подумалъ я, и воспользовался этимъ случаемъ чтобы оказать имъ приблизительно слдующее: ‘Господа старшины! Какъ ступень той власти которая управляетъ всею Россіей, вы должны понять что всякая просьба съ вашей стороны пріобртаетъ въ глазахъ массы значеніе правительственнаго дйствія. Сила правительства зиждется на повсемстномъ единообразіи въ осуществленіи его видовъ и примненіи его мропріятій, деревни суть ничтожные атомы цлаго именуемаго государствомъ, но въ то же время суть винты имющіе цлію скрплять тотъ или другой рычагъ всего механизма, ослабить малйшій винтъ, значитъ произвести безпорядокъ, а безпорядокъ въ малйшей части государственнаго механизма производитъ нарушеніе порядка и гармоніи въ цломъ. Неурожай печальное событіе, я это признаю вмст съ вами, но что же длать? изъ-за него нарушать порядокъ управленія нтъ возможности, обратите производительныя ваши силы съ земли, когда она неблагодарна, къ такимъ источникамъ которыхъ доходъ мене зависитъ отъ Зевеса и Феба! Идите къ своимъ очагамъ, живите благополучно, управляйте строго и мудро, и прежде всего ломайте что гарантировать исправность платежей — есть первая а главная ваша обязанность, какъ представителей власти.’ Слово: ‘слушаемъ, батюшка’, и низкій поклонъ отвтили ма на мои слова. Посредникъ подошелъ ко мн поближе и началъ было излагать мн свои соображенія о неудобств сроковъ платежей, о затрудненіяхъ ко взысканію недоимокъ и проч. Еще немного, и дошелъ бы до того что сталъ бы мн доказывать что крестьянинъ слишкомъ много платитъ, а мы платимъ слишкомъ мало, во я остановилъ его на дорог и сказалъ ему: ‘Почтеннйшій, знаете какой главный недостатокъ, не васъ лично, во вашего корпоративнаго индивидума? это то что вы гораздо боле защитникъ крестьянъ чмъ агентъ правительства, вотъ почему не удивляйтесь тому и не сердитесь на насъ, когда узнаете что мы, Петербуржцы, подаемъ голосъ за безусловное ваше уничтоженіе. Согласитесь что если должны быть защитники крестьянъ въ лиц правительственныхъ агентовъ, то простая справедливость требуетъ чтобы были ipso jure и — защитники дворянъ. Затмъ, судите сами чмъ бы сдлалось правительство, еслибы въ каждомъ агент своемъ оно находило не своего защитника, а защитника той или другой части государства. Но оставимте безплодную почву мстныхъ соображеній,’ сказалъ я, ‘и перейдемъ къ вопросамъ боле практически государственнымъ. Что вы думаете насчетъ переселенія крестьянъ?’ спросилъ я ихъ, настолько вопросительно чтобы показать имъ видъ человка нуждающагося въ ихъ свдніяхъ. Каково было мое удивленіе когда одинъ изъ нихъ, тотъ самый который такъ бойко и много рчисто я оказывалъ мн’ что наши законы о платежахъ и податяхъ законы драконовскіе, отвчалъ мн eans la moindre vergogne: ‘Да ничего мы не думаемъ, это вопросъ кабинетный, а не практическій. — ‘Такъ вы отвергаете фактическое значеніе вопросовъ кабинетныхъ?’ спросилъ я. Другой, поощренный неприличною выходкой перваго посредника, поспшно отвтилъ: ‘Совершенно.’ — ‘Напрасно,’ сказалъ я имъ, ‘кабинетъ относится къ практик какъ солнце къ земл и другимъ планетамъ: какъ солнце концентрируетъ и децентрируетъ свтъ и теплоту, безъ которыхъ жизнь земли немыслима, такъ и кабинетъ, не отъ земли приходитъ первоначальный лучъ къ солнцу, а отъ солнца къ земл, такъ точно и во взаимныхъ отношеніяхъ кабинета и практики: изъ кабинета исходитъ первоначальная мысль на практическую почву, и уже отъ практической почвы возвращается къ кабинету, какъ къ центру, вотъ почему когда я васъ спрашиваю о переселеніи, это доказываетъ что такой вопросъ есть, а если онъ есть, то объ немъ надо имть то или другое мнніе.’
По лицу и’ я увидлъ que j’ai touch juste. Изъ всего что они мн сказали объ этомъ вопрос я узналъ не много: мысль что переселеніе никогда не должно быть вопросомъ государственнымъ въ его цльности, а должно разршаться на мст съ помощью извстнаго ассигнованнаго каждой губерніи кредита — неврна. Прежде всего необходимы общія соображенія, общія мры и общія законоположенія, дабы случайностей, пробловъ и непредвиднныхъ затрудненій не было.
На мой вопросъ: отчего есть недоимки, оттого ли что исправники дурно взыскиваютъ платежи, или оттого что крестьяне дурно платятъ? господа посредники пропли мн длинную псню опять же о разныхъ мстныхъ будто бы причинахъ мшающихъ платить исправно, изъ этой псни, со множествомъ арій и варіантовъ, я понялъ одно: что, какъ всегда, виноваты мы, чиновники, а не бдные эти крестьяне, такъ что, почти выведенный изъ терпнія, я не могъ не сказать имъ: да оставьте господа, прошу васъ, наигрываніе на одну и ту же тему мстныхъ условій, причинъ и явленій, изучать вопросы государственные на мст, вовсе не значитъ узнавать какъ живется Сидору или Карлу, какой армякъ носитъ Семенъ, какой Кондратій: синій или срый, а напротивъ, это значитъ мстныя соображенія приводитъ къ общимъ. Дло не въ томъ какъ бы поменьше платить Карлу или Антону, а въ томъ какъ бы Карла и Антона заставить непремнно платить. Дло не въ томъ хорошо ли живется тому же Карлу, а въ томъ какими общими чертами, безошибочно врными, ознаменовался новый крестьянскій бытъ.
Потомъ мы перешли къ вопросу объ общин и круговой порук. Какъ я и ожидалъ, j’ai trouv dans ces gens l’expression fid&egrave,le de leur couleur. {Я нашелъ въ этихъ людяхъ врное выраженіе ихъ цвта.} Они готовы стоять за общину, подъ предлогомъ что это учрежденіе народное и историческое, а въ сущности потому что въ ихъ воображеніи община является какою-то силой независящею отъ Петербурга, а въ то же время осуждаютъ круговую поруку, подъ предлогомъ что она разорительна для хорошихъ хозяевъ и несправедлива, а въ сущности потому что она обезпечиваетъ интересы казны! Старую лису, какъ меня, не обманешь, я вижу насквозь не то что говорятъ мн, а то что скрывается подъ обманчивыми формами кругло складываемыхъ рчей.
На ихъ разглагольствованія я отвтилъ: ‘нтъ, господа, я мннія совершенно противоположнаго, и желалъ бы очень, чтобы вы имъ прониклись. Что до общины, то это одряхлвшая форма соціальной безиндивидуальности, сожитія безсознательнаго въ масс, дисгармонирующаго вполн съ задачей времени индивидуальнаго развитія. Круговую же поруку, какъ мру обезпечивающую исправное поступленіе платежей, я признаю необходимою. Киргизская степь и плательщики на Руси — одно и то же, на сознаніе долга платить разчитывать мы не можемъ ни здсь, ни тамъ, слдовательно должны себя обезпечивать мрами въ принцип несправедливыми, но въ силу государственной необходимости безусловно нужными.’
На первый разъ наблюденій бы довольно: я слегка утомился.
Какое счастье, подумалъ я, что я не министръ, вс эти народы m’auraient foit cent fois mourir d’une maladie de foie {Сто разъ бы сгубили меня отъ болзни печени.}. Въ коляск возл графа NN, хотя и среди полей, все же чувствовалъ себя какъ бы ближе къ Европ, ибо графа NN знаю за человка вполн образованнаго. Куря хорошія сигары, мы говорили очень оживленно о томъ что такое ныншнее хозяйство помщика.
Мысли графа показались мн остроумными и врными. По его мннію, вс хозяйства можно раздлить на три главныя категоріи. Первая категорія идеальныхъ хозяйствъ: это т гд преданіе розогъ и другихъ почтенныхъ по своей вразумительности средствъ не утратили свою впечатлительную силу, и гд съ хорошимъ Нмцемъ-управляющимъ, la rigueur, можно вести дло удовлетворительно.
Вторую категорію хозяйствъ составляютъ т мстности гд народъ начинаетъ образовываться. Кому сія истина не вдома? Образованіе народа — это экономическое бдствіе для помщика. Наконецъ третью категорію составляютъ имнія гд досел остались, Богъ знаетъ какъ и почему, мировые посредники перваго призыва, дти той большой когорты Робеспьеровъ, безъ которыхъ будто бы улучшеніе мужицкаго быта не могло совершиться.
Мы хали между полями. Знаете что я испытываю, оказалъ я графу, когда гляжу на эти поля, что-то въ род тоски, fangaisse de Pimpuissance faire de tout ce qui m’entoure un terrain fertile et digne du beau nom de terre Europenne. {Тоска безсилія вдлать изъ всего что насъ окружаетъ плодородную почву, достойную великолпнаго имени европейской земли.}
Изъ полей мы въхали въ паркъ графа: ощущеніе тни деревъ мн было особенно пріятно, мн показалось что это было дыханіе чего-то боле цивилизованнаго.
‘ Замтили ли вы одно?’ спросилъ меня графъ. ‘Есть мукики которые смотрятъ въ глаза и не снимаютъ тапокъ?’ оказалъ я, угадавъ мысль графа. ‘Замтилъ, какъ видите’, оказалъ я смясь, ‘это доказываетъ что у васъ имніе второй или третьей категоріи!’ Мы засмялись оба.
Подъзжая къ подъзду дома, графъ шепнулъ мн какъ бы въ отвтъ: ‘Какъ сдлать чтобъ избавиться отъ моего посредника? Становой циркулярно веллъ мужикамъ снимать шапки, при встрч со мной, представьте себ что этотъ скотина, посредникъ, осмлился жаловаться на такое распоряженіе мировому създу. J’avones, прибавилъ графъ, que le становой tait bte, maie en revanche, le посредникъ a fait cela par ce que c’est un….’ {Я сознаю что становой сдлалъ глупость, но за то посредникъ баловался потому что онъ — красный.}
Я прервалъ и кончилъ: ‘rouge’. Мы были уже на террас.

VI.

Отвть на письма IV и V.

Петербургъ.

Ваше сіятельство!

Два достопочтенныя письма ваши имлъ счастіе получить. Читаю ихъ и перечитываю и не знаю какъ ими вдоволь насладиться жаль что нельзя печатать столь по истин замчательное во всхъ ршительно отношеніяхъ описаніе Россіи. Въ письм изъ Москвы, какая государственная всеобъемлющая мудрость вопросовъ, а возл какая мутная водица въ от втахъ, надо вамъ быть министромъ, какъ хотите, а надо.
Москву такъ и видишь озадаченную вами, а вели Москв не понимать политическія соображенія вашего сіятельства, то гд же несчастной Россіи съ ними справиться? Шутки въ сторону, появленіе въ печати вашихъ писемъ открыло бы цлый міръ, научило бы какъ думать и смотрть вообще на Россію. Въ наше время, кто не мудрствуетъ, кто не пишетъ, но бда въ томъ что вс пишущіе лукаво мудрствуютъ. Читалъ Ивану Петровичу ваши письма: прочтемъ страницу и скажемъ вмст: такъ и чувствуется что не выходя изъ кабинета насквозь ее видятъ. Что о второмъ письм думаю и сказать не могу: и посредники, и старшины волостные, и помщики, и община и круговая порука, чего только не окинулъ вашъ гигантскій, такъ-сказать взглядъ, перо, мысль, взглядъ, проницательность, дальновидность, такъ все съ быстротой молніи вырзаютъ на бумаг, всю жизнь какъ она есть!
Мн ли не быть согласнымъ со всмъ что ваше сіятельство пишете?
У насъ, слава Богу, все благополучно. Не полагаете ли нужнымъ, въ виду того что газеты молчатъ, тиснуть гд-нибудь слдующее: ‘Мы узнали изъ достоврнаго источника, что графъ X. отправился въ путешествіе по Россіи, для изученія ее въ величайшихъ подробностяхъ.’ Я полагаю даже прибавить: ‘ Замчательно что это первый примръ между русскими людьми у насъ въ Россіи.’
Длъ деликатныхъ не было, но озадачиваетъ насъ одно: въ X. губерніи что-то много учреждается коммиссій по всмъ возможнымъ вопросамъ, говорятъ, даже учредилась коммиссія объ овцахъ, другая о свиньяхъ, третья объ уменьшеніи способности къ дторожденію въ женщинахъ.
Кто-то предложилъ, чуть ли не Иванъ Ивановичъ составить, по поводу столь значительнаго числа коммиссій, коммиссію у насъ. Какъ думаете, ваше сіятельство о семъ?

VII.

22го мая, село Воскресное, вечеромъ.

Посл сутокъ проведенныхъ въ деревн, пришелъ къ убжденію что: primo, есть люди съ рожденія созданные неспособными къ какой бы то ни было деревенщин, и secundo, что я къ этой категоріи людей долженъ отнести самого себя.
Впрочемъ entendons noos, деревня деревн рознь, давая мыслямъ, плненнымъ здсь къ какой-то полуазіатской атмосфер, свободу стремиться на западъ, подобно лучамъ солнца, проходящимъ сквозь темныя о густыя тучи чтобы пасть на зеленый дугъ или цвтущую гряду, я какъ бы предчувствовалъ и прозрвалъ что есть благодатные уголки на земл гд слово деревня является средоточіемъ многихъ прелестей: такъ напримръ, я видлъ предъ собою благорастворенную Туренъ, или прелестную природу графства Вельскаго, гд фермеръ и графъ, его палата общинъ и палата лордовъ, подъ снью Бога и природы, представляютъ собою то же мудрое согласіе какъ въ парламент, подъ снью закона и интересовъ края.
А здсь, гд согласіе, гд боги правды, мудрости, уваженія къ закону? Я вижу только образованнаго человка, помщика, звающаго отъ скуки и скучающаго отъ звоты, толпу людей которыхъ во что бы то ни стало хотятъ сдлать интересными, а на самомъ дл, не имющихъ ничего общаго съ уровнемъ человчества, полуграмотныхъ волостныхъ старшинъ, сельскаго пола, существо особенное, и мировыхъ посредниковъ — дурныхъ, когда они хороши, и хорошихъ, когда они дурны. И это называютъ у насъ деревней. Довольно я въ ней пробылъ чтобъ имть право сказать: довольно я ее понялъ.
Впрочемъ нтъ худа безъ добра Въ эти двадцать четыре часа я узналъ и увидлъ кое-что:
1. Я узналъ что есть быкъ и есть волъ, и что каждое изъ сихъ названій не есть одно и то же.
2. Я узналъ что иныя изъ натуральныхъ повинностей распредляются весьма неравномрно, и что есть цлыя деревни отступающіяся или отстраненныя отъ нихъ вовсе. Записалъ и приму къ свднію. Вспомнилъ что наканун моего отъзда, гд-то въ комитет, кто-то объ этомъ вопрос что-то сказалъ.
3. Узналъ по разчету, мною самимъ сдланному, что крестьяне платятъ больше чмъ я думалъ, и что это большее составляютъ какіе-то мірскіе сборы, о которыхъ я не подозрвалъ. Что значитъ състь собаку на математик: считаешь безъ опытовъ и безъ утомленія, и не для себя только, но и для тхъ бдныхъ стадъ которыхъ оптимисты наши имютъ наивность называть меньшею братіей.
4. Я понялъ ясне то что понималъ смутно: смыслъ словъ усадьба, огородъ а палевой надлъ, я даже дошелъ такъ далеко что просилъ доказать себ владніе пріуроченное къ однимъ мстамъ, выраженіе которое слышалъ не разъ въ нашихъ комитетскихъ длахъ.
5. Наконецъ я увидлъ что такое десятина, признаться сказать, я ее воображалъ себ то очень маленькою, то очень большою, это зависило отъ настроенія духа жъ которомъ я былъ когда слушалъ дло, и отъ степени моего участія къ помщику у котораго ее отбирало.
За то узналъ я тоже много такого что меня еще боле разочаровало насчетъ быта объ улучшеніи котораго иные изъ нашихъ хлопочутъ, не вдая сами зачмъ?
Я былъ въ деревенской изб, dans tout ce qu’il y a de plue изба, а узналъ въ ней что это даже не изба, а… забылъ какъ зовутъ это жилище временъ Рюрика, въ которомъ люди живутъ безъ малйшаго понятія о томъ что можно жить иначе. Изба, какъ вен сказали, есть жилище крестьянина степенью выше, строющееся въ губерніяхъ боле близкихъ къ Москв и за Москвой къ сверу.
Я вошелъ въ это жилище рано утромъ одинъ и, слдовательно, incognito, чтобы не вліять на отвты крестьянъ на мои вопросы. Живутъ они вс вмст въ одной комнат’ именуемой свтлицей или свтелкой, дти и женщины босыя, мущины и мальчика боле взрослые въ лаптяхъ, познакомился съ лаптями покороче, они некрасивы и неудобны. На мой вопросъ: ‘улучшился ли ихъ бытъ?’ сперва семья, а лотомъ подошедшіе крестьяне отвчали ма: ‘какъ же, батюшка, какъ не стать намъ лучше’, а на другой мой вопросъ: ‘вдь и прежде хорошо было?’ Они же отвчали: ‘и прежде, батюшка, хорошо было.’ Одинъ только молодой крестьянинъ, на видъ черезчуръ бойкій, хотлъ было что-то сказать и пролзть чрезъ толпу, во я увидлъ что другіе его удержали и тотчасъ убдился что былъ узнанъ, тмъ боле что въ изб уже очутились и исправникъ и посредникъ. Incognito не удалось. Пришлось говорить авторитетна
Я потребовалъ себ menu крестьянскаго обда, въ вид разказа о томъ что дятъ крестьяне: богатство мало измняетъ крестьянскій столь. Вообще деньги не вліяютъ на физіономію быта крестьянина, ни бульйонъ, ни изба, ни платье, ни наряды, ни образованіе, ничего не отзывается улучшеніемъ, съ деньгами, ила безъ денегъ, это все тотъ же русскій крестьянинъ, безъ мннія о себ, безъ мннія о другихъ.
Я спросилъ крестьянъ разговариваютъ ли они между собою, и о чемъ они говорятъ когда разговариваютъ. Молодой крестьянинъ, тотъ же бойкій малый, очень развязно отвчалъ: ‘да обо воемъ что придется къ слову, или что у кого на душ ляжетъ, то и скажешь’. Другой, тоже изъ молодыхъ (я замтилъ что молодые говорятъ охотне старыхъ), оказалъ между прочимъ что вчера она толковала о новыхъ подушныхъ. Дальнйшихъ объясненій я получить не могъ, посредникъ сказалъ мн что на нсколько копекъ увеличила окладъ податей и земскахъ сборовъ. Полчаса спустя, когда я остался одамъ, я задумался надъ тмъ какое вліяніе можетъ имть на политическія судьбы Россія крестьянскій разговоръ, ихъ отзывы о податяхъ не могутъ быть благопріятны намъ, а если такъ, то хорошо ли мы длаемъ что торопимся ихъ образовывать. Впрочемъ, какъ они мн сказали, газетъ еще они не чихаютъ, и то еще хорошо, а посл насъ — хоть будь потопъ, не все ли равно. Когда я говорю о будущности Россіи, это значитъ что я въ дух и обращаюсь съ нею какъ съ дитятей, котораго любятъ ласкать и баловать, а по правд оказать, думать о будущности Россіи дальше завтрашняго дня — дло рискованное. Вдь въ конц концовъ Россія не мы, и мы не Россія.
Чтобы судить объ успхахъ образованія, я спросилъ: есть ли школа и есть ли въ ней ученики? мн отвтила что школа есть, во учениковъ нтъ, на мой вопросъ: почему? мн оказали что началась рабочая пора въ пол, на мой вопросъ: бываютъ ли въ шкод экзамены? крестьяне вытаращили глаза, и одинъ только посредникъ умлъ отвтить: нтъ. Я подозвалъ къ себ мальчика, написалъ три слова на клочк бумажки и веллъ ему прочесть и объяснитъ мн ихъ смыслъ, мальчикъ, къ немалому изумленію, прочелъ очень скоро эти три слова, подозвалъ втораго, и тотъ прочелъ, но уже не три, а цлыхъ десять. На мой вопросъ: что это значитъ? посредникъ объяснилъ мн что у нихъ, благодаря священнику, школа существуетъ съ 1861 года, содержится на счетъ крестьянъ и идетъ отлично. Но разумется такая аттестація не обошлась безъ колкости, посредникъ прибавилъ что три раза онъ хлопоталъ объ экстраординарной наград священнику, но напрасно. Я улыбнулся а оказалъ ему: ‘досмотрамъ, удастся ли мн, боле чмъ вамъ, похлопотать о наград’, а запасалъ себ имя этого оригинальнаго священника. Невольно я припомнилъ что гд-то читалъ что такъ длала Екатерина II.
Вообще люди, какъ этотъ священникъ, живущіе въ глуши, куда никакой чортъ не заглядываетъ, и работающіе для такъ-называемой общественной пользы, меня удивляютъ: pourquoi diable se donnent-ils tant de peine? {Изъ-за какого дьявола они такъ бьются?} Ну, хорошо я пріхалъ, а не прізжай я, вдь такъ бы и умеръ этотъ ревнитель общественнаго блага, оцненный только двумя, тремя босоногими мальчишками.
Я собралъ мальчиковъ и оказалъ имъ нсколько ободрительныхъ словъ въ пользу необходимости ученія, ‘помните, оказалъ я кончая, что вы призваны быть тмъ поколніемъ которое должно засвидтельствовать предъ лицомъ всего міра великія прерогативы свободнаго гражданина. А вы, ихъ отцы и дды, заключилъ я обращаясь къ крестьянамъ, пользуйтесь природнымъ вашимъ авторитетомъ чтобы дтей своихъ посылать въ школу, гд подъ благородною снью неизмнныхъ началъ правды и науки, они должны воспринимать крещеніе гражданина.’
Двумъ, тремъ крестьянамъ я задалъ вопросъ о томъ какъ понимаютъ они земство. Изъ ихъ отвта я могъ заключитъ что иные не понимаютъ его вовсе, а другіе понимаютъ его смутно. Это напомнило мн нашъ разговоръ съ княземъ N, когда вопросъ о земств стоялъ еще на очереди имющихъ быть разршенными. Мы слишкомъ много трудимся и хлопочемъ изъ-за этого вопроса, сказалъ я, поврьте, наши добрые соотечественники не доймутъ и перваго слова того что мы обрабатываемъ для нихъ такъ тщательно.
По моему, ныншняя эпоха, наряду со многими несомннными достоинствами, иметъ одинъ существенно важный недостатокъ: nous antres, les administrateurs — noue faisons trop de cas des administrs. {Мы администраторы, слишкомъ носимся съ тми кого администрируемъ.} Невольно вспомнилъ я эти слова теперь, когда въ мрачной глубин крестьянской избы, лицомъ къ лицу съ дйствительностью, увидалъ земскихъ людей игнорирующими политическій смыслъ этого званія и этого учрежденія. Надо ли радоваться этому, или плакать надъ этомъ? Я еще недостаточно государственный человкъ чтобъ этотъ вопросъ ршить положительно.
Посредникъ сказалъ мн что въ его участк есть крестьяне очень толково будто знающіе земское дло, и что двое изъ нихъ даже въ должности членовъ уздной управы оказались весьма способными и дльными людьми: но я уполномоченъ этому не врить, посредники суть живыя рекламы крестьянскихъ совершенствъ и добродтелей! Это тмъ боле справедливо что сегодня за обдомъ мой почтенный хозяинъ, графъ N, жаловался очень энергично именно на крестьянъ въ дл земства, и въ карманъ не ползъ за доказательствами справедливости своей жалобы. Впрочемъ я буду имть случай взглянуть поближе на земское дло, намреваясь посвятить ему цлый день.
Итакъ, цлое утро я отдалъ на изученіе крестьянскаго быта. Еслибы пришлось Богу писать донесеніе и отчетъ въ томъ что я видлъ, я бы сказалъ: ma foi, не стоило портить столько крови для эмансипаціи, но такъ какъ въ качеств государственнаго человка, я призванъ буду когда-нибудь отвчать государству и давать матеріалы изъ которыхъ наши бдные историки-писаки могли бы созидать разныя краснорчивыя картины времени, то я скажу такъ: la rigueur, par ci, par l, Tmancipation а donn au бытъ du moujik, quelques amliorations. {Впрочемъ, нельзя не сознаться что эмансипація произвела въ быт мужика нсколько улучшеній.} Le moujik хорошій малый, но нтъ нужды на него смотрть серіозно.
Графъ N показался мн жителемъ необитаемаго острова. Онъ любитъ крестьянъ какъ разъ въ мру, безъ платоническихъ экзальтацій и безъ горькихъ воспоминаній объ утраченной надъ ними власти. Онъ не признаетъ потребности въ народномъ образованіи массъ и находитъ даже въ этой забот правительства экзажерацію могущую имть вредныя послдствія. Я немного его мннія, но мн, какъ чиновному человку, не дано говорить такъ же свободно какъ помщику.
Сосдей помщиковъ графъ N не принимаетъ въ интимную жизнь, увряя что они вс или des goujats (неучи), или красные, когда кто-нибудь является, онъ отсылаетъ его къ управляющему. На этотъ счетъ я позволилъ ему сдлать маленькую мораль, указавъ на то что при его состояніи и способностяхъ, онъ бы могъ изъ всхъ этихъ goujats и красныхъ сдлать себ политическую партію избирателей и хвалителей. То и другое въ нашъ вкъ полезно, ибо популярность играетъ, къ сожалнію, свою политическую роль даже у васъ!
Завтра утромъ двигаюсь дальше.
Въ сущности нельзя сказать чтобъ я былъ недоволенъ. Везд on est bon enfant, за исключеніемъ вопроса о платежахъ, гд вс точно сговорились мн жужжать на ухо про непомрные и неравномрные платежи. Графъ N жалуется на то что его разоряетъ земство, крестьяне жалуются на бремя всхъ своихъ платежей вмст, красные кричатъ о необходимости раздлить подати между всми сословіями поровну. Желалъ бы я чтобъ это жужжаніе было случайность, но боюсь чтобы въ этомъ сліяніи Колосовъ не было что-то похожее на предвзятое намреніе заявлять себя недовольными. Messieurs, говорю я всмъ этимъ господамъ поющимъ ту же арію, каждый платитъ много, даже слишкомъ много, ибо платитъ съ того что онъ иметъ: вы съ земли, я и мы вс петербургскіе люди — съ нашего спокойствія, здоровья и способностей, мы не жалуемся, и вы слдуйте нашему примру.
Кланяйтесь Петербургу отъ меня и отъ Россіи. Elle et moi nous sommes bons amis pour le moment! Vale!

VIII.

Отвть на письмо

Петербургъ, 26го мая.

Ваше сіятельство!

Многообильное письмо ваше изъ села Воскреснаго прибыло сегодня. Опять же скажу, но если можно еще съ большимъ убжденіемъ: такія письма читаешь съ какимъ-то упоеніемъ удовольствія, съ какимъ-то высоко-нравственнымъ наслажденіемъ. Не могу судить насколько вы способны любить деревню, во вижу ясно что понять ее для вашего ума и описать ее для вашего пера все равно что мн выйти изъ одной комнаты въ другую. Гд намъ до Турени или до княжества Вельсскаго и вообще до тхъ мстъ гд, какъ изволите говорить, имютъ пребываніе разные боги! Не могу представить себ ваше сіятельство въ деревн, я же самъ въ ней никогда не бывалъ и думаю, по правд сказать, что въ ней только и могутъ жить люди бездльные, и что вообще чиновному человку тамъ не мсто.
Открытія вашего сіятельства насчетъ быка и вола, насчетъ крестьянскихъ платежей, усадьбы и десятины и для меня оказались таковыми. Всегда слышалъ не совсмъ лестные отзывы насчетъ крестьянской избы и кушанья которое крестьяне употребляютъ, но никогда не думалъ чтобъ ужь было такъ плохо какъ вы изволите находить’. Нельзя не радоваться тому что газетъ крестьянинъ не читаетъ: чмъ дальше отъ зла, тмъ лучше. Разговоръ вашъ съ крестьянами и то что вы припомнили насчетъ разговора съ княземъ N. весьма интересенъ. Что же касается посредниковъ, то я вообще не очень довряю людямъ такого сорта: сколько кажется, въ нихъ нтъ достоинствъ дловыхъ людей и вообще правильныхъ служебныхъ воззрній. Думаю также, согласно мннію вашего сіятельства, что слишкомъ заботиться о всхъ вообще въ Россіи — излишнее дло, хлопотъ служебныхъ и безъ нихъ достаточно. Очень радуюсь что вообще вы довольны всмъ что видите, дай Богъ чтобъ это всегда такъ было.
Русскіе вообще народъ хорошій, но баловать ихъ не нужно, а ужь что до такъ-называемой ‘свободы’ относится, то безъ нея легко обойдешься. Вдь вы меня знаете. Ваше сіятельство, ужь мене охотника до всякихъ нововведеній и реформъ не найдешь. Что говорить, он вещь хорошая, но все-таки для чего он? Только то и длаютъ что переписку усложняютъ, да претензіи разныя увеличиваютъ такихъ людей которымъ что ни давай, а все мала
У насъ слава Богу все благополучно, имлъ счастіе передать вашей супруг ваши письма. Погода какъ нарочно съ вашего отъзда предурная.
Какъ слышно, у графа N. N. сильный насморкъ, такъ что никого не принимаютъ. Деликатныхъ длъ по случаю лтняго затишья еще не было, былъ маленькій только казусъ по длу о спор русскихъ купцовъ съ Нмцами въ город N., первые написали жалобу и явились сюда, полагаю что ограничатся внушеніемъ (Русскимъ) быть умренне и благоразумне.
Примите благодарность, ваше сіятельство, за поклонъ вашъ и Россіи намъ гршнымъ.

IX.

25го мая, губернскій городъ К., вечеромъ поздно.

Какое огромное событіе по всмъ своимъ послдствіямъ — желзныя дороги въ Россіи!
Со вчерашняго дня утромъ по ныншнюю минуту, сколько я перевидлъ людей, нравовъ, мстностей, центровъ дятельности, сколько я пережилъ пріемовъ, пріятныхъ и непріятныхъ впечатлній, сколько переслушалъ и произнесъ рчей, сколько мыслей мимоходомъ коснулся, сколько моихъ мыслей оставилъ за собою тмъ которые меня слушали и сумли меня понять, сколько наконецъ утомленія, и все это въ теченіе полутора сутокъ!
Изъ Воскреснаго выхалъ рано утромъ. Графъ хозяинъ провожалъ меня до желзной дороги. Исправникъ хотлъ угодить, ухалъ впереди и угощалъ насъ пылью. Мы выхали въ открытой коляск, опять паркъ, опять поле, опять свободные крестьянскіе полупоклоны, на станціи опять нсколько рекомендательныхъ и тенденціозныхъ фразъ посредника въ пользу крестьянъ. Въ заключеніе коснулся вопроса о переселеніи, о которомъ позабылъ было разспросить исправника. ‘Переселяются,.но мало’, сказалъ мн исправникъ: съ посредниками я уже говорилъ объ этомъ. ‘Иные даже возвращаются назадъ’, прибавилъ онъ. Онъ захотлъ повидимому узнать мое мнніе объ этомъ предмет. Я отвчалъ коротко и ясно: я допускаю переселеніе какъ фактъ, но дезапробирую его какъ принципъ.
Затмъ ухалъ и въ теченіе дня до вечера прохалъ цлыхъ дв губерніи.
Въ вагон занятіемъ моимъ были размышленія. Думалъ о томъ что говорятъ современники про мое путешествіе, думалъ и о томъ что скажутъ про него поколнія грядущія. Одни меня судятъ, другія меня будутъ судить, но какъ? вотъ вопросъ. Современному суду не достаетъ безпристрастія и дальновидности, отъ суда потомства ускользнутъ оттнки, ускользнетъ психическая часть моего дла.
На одной изъ станцій встртилъ князя П., крупнаго землевладльца въ той губерніи по которой мы летли тридцать верстъ въ часъ. Пригласилъ его ссть со мною. Онъ небыль удивленъ меня встртить, ибо узналъ гд-то что я ду. Я воспользовался случаемъ чтобы поразспросить его о губерніи. Впрочемъ, сказалъ я ему, я эту губернію знаю, земство безпокойное и съ претензіями на витіеватость! Суды еще боле безпокойные, воюющіе съ администраціей, губернаторъ умренный и порядочный, и пенька одна изъ главныхъ статей землевоздлыванія. Мой князь былъ слегка озадаченъ этимъ знаніемъ губерніи и, какъ часто уже случалось, все что онъ говорилъ показалось мн мутною водицей, сравнительно съ тмъ что я уже зналъ.
Князь началъ было жаловаться на полицію своего узда. Я ему сказалъ: жалобы на полицію приносите не людямъ, а Богу, ибо главный коммиссаръ ея для нашего милаго края — Богъ! Надо жить съ увренностію что она въ хорошихъ рукахъ.
Остановился для ночлега въ город Бр. въ полнйшемъ инкогнито, на станціи желзной дорога. Мои люди на бду sont indiscrets, cette indiscrtion привела мн утромъ разныхъ властей и съ ними предложеніе осмотрть городъ и его примчательности. Убдился что Хлестаковъ везд еще жить можетъ.
Изъ многаго что мн предлагали я выбралъ училище. Обошелъ оба класса, вошелъ предубжденный противъ учителей: представляю ихъ себ проповдниками нигилизма и тому подобныхъ разрушительныхъ ученій, первое впечатлніе однако было благопріятно: учитель добрый толстячокъ, очень усердно кланявшійся и очень старательно* объяснявшій географію Океаніи. Въ какой я губерніи? спросилъ я мальчика передней скамейки. Онъ отвчалъ мн скоро и бойко, и признаюсь, меня озадачилъ, я думалъ что я еще въ той губерніи откуда выхалъ, оказалось что я уже усплъ прохать дв губерніи.
На урок исторіи втораго класса я засталъ исторію Персовъ, повствуемую какимъ-то молодымъ учителемъ. ‘Что такое исторія цивилизаціи?’ спросилъ я одного ученика, показавшагося мн боле другихъ развитымъ. Но здсь еще боле озадачило меня замчаніе, довольно рзкимъ тономъ высказанное учителемъ, о томъ что мальчики этого слова не знаютъ, а понятіе о цивилизаціи имютъ по слову образованіе. Учитель, какъ показали мн его физіономія и дезинвольтура, оказался національной партіи. Я на него посмотрлъ съ удивленіемъ и думаю что онъ взглядъ мой понялъ. ‘Есть слова въ исторіи міра’, сказалъ я, ‘которыя не имютъ отечества, не имютъ и языка которому бы принадлежали исключительно: таково слово цивилизація. Дитя, какого бы положенія оно ни было, къ какой бы націи ни принадлежало, дитя хижины и дитя вельможи должно съ колыбели съ этими словами сродниться, какъ со звуками: отецъ и мать. Оно должно учиться чтобы любить свое отечество, да, но должно учиться и я ли того чтобы врзать въ себя убжденіе что оно въ то же время гражданинъ того всемірнаго отечества которое называютъ цивилизаціей.’
Затмъ я ушелъ, вернулся на станцію, въ 11 часовъ ухалъ, въ вагон припоминалъ главнйшіе фазисы исторія цивилизаціи Россіи. Бдная исторія! оказалъ я къ вечеру, кончая мои размышленія въ ту минуту когда прибылъ сюда. Встрча, усталость, обмнъ безцвтныхъ рчей и въ заключеніе мое намреніе назавтра изучить городъ и земство губерніи.
То что вы въ конц письма мн говорите объ отзывахъ оппозиціи насчетъ моей поздки, высказанныхъ въ клуб, меня не только не сердитъ, но заставляетъ улыбаться не безъ самодовольствія. Всякая эпиграмма скрываетъ на дн своей мысли sa raison d’tre et qui est le contraire de ce que Ton veut dire. А mon avis — надо быть quelque chose de plus qu’un simple mortel, чтобы заслужить честь эпиграммы. Vale.

X.

Отвтъ на письмо

Петербургъ.

Ваше сіятельство!

Не усплъ я, такъ-сказать, вдоволь насладиться вашимъ почтеннйшимъ письмомъ изъ села Воскреснаго, какъ принесла мн почта многоуважамеое письмо ваше изъ города К. Да-съ! Желзныя дороги въ Россіи — событіе огромное, но еще боле удивительна не знающая отдыха дятельность вашего сіятельства: тамъ, здсь, опять тамъ и опять здсь, везд вашъ взглядъ и ваши мысли! Боюсь, не утомляютъ ли васъ слишкомъ пріемы и изученіе, положеніе ваше трудное: откажешь — обидишь, а не откажешь — устанешь. Наконецъ-то заговорили газеты о вашемъ путешествіи. Тщательно собираю все что пишутъ, къ сожалнію, все больше критически относятся. Читаешь и все кажется какъ будто что-то насмшливое. Ужь не люблю я эту печать, скажу по откровенности вашему сіятельству, такъ и чешется рука ваши письма напечатать, пусть научатся какъ писать-то надо.
Вы изводили размышлять насчетъ того какъ современника а потомство посмотрятъ на ваше путешествіе а выражаете насчетъ того а другаго опасенія. Что касается современниковъ, то позвольте сообщать вашему сіятельству извстіе успокоительнаго свойства, не дале какъ вчера я узналъ это наврно. Въ гостиной князя Ф. была рчь о вашемъ сіятельств, самъ князь, графъ Е, и H. II. Д. говорили съ восхищеніемъ, какъ объ особ вашей вообще, такъ въ особенности о замчательномъ вашемъ путешествіи, имющемъ огромное политическое значеніе. При этомъ графъ . замтилъ что весьма легко можетъ быть что матеріалы вами имющіе быть собранными лосдузкать основаніемъ къ новымъ великимъ реформамъ въ будущемъ. Тогда поймутъ васъ вс, ваше сіятельство, а что газеты и разные необразованные люди говорятъ, такъ Богъ съ ними, на то вы и будете государственный человкъ чтобы на все плевать. Что же касается потомства, то поврьте, ваше сіятельство, оно не такъ легкомысленно будетъ, какъ нкоторые изъ современниковъ.
Даже инкогнито не гнушаетесь, что же можно больше сдлать? Инкогнито хорошая вещь, но если по правд сказать, оно мн кажется всегда лучше какъ дашь о себ знать, вдь неравно услышишь что-нибудь такаго что не совсмъ для уха образованнаго человка пріятно, или наткнешься на неблагонадежнаго человка, лучше подальше отъ того и другаго.
Рчь вашего сіятельства въ училищ всхъ насъ привела въ восторгъ. И гд же, подумаешь, такія слова раздавались? Въ глуши какого-то узднаго города!
Да, ужь нечего сказать, какіе бы тамъ фазисы ни были въ исторіи цивилизаціи Россіи, а пребдная она.
Престранные у насъ бываютъ казусы: представьте, что по длу о чрезвычайномъ размноженіи коммиссій въ X. губерніи оказалось что вс он учреждены на основаніи какого-то циркуляра. Что длать теперь? Издать ли новый циркуляръ въ отмну прежняго или закрыть коммиссіи? Вс въ тупикъ стали.

XI.

25го мы вечеромъ, въ томъ же губернскомъ город.

Сегодня провелъ одинъ изъ тхъ дней которые называютъ une jouyne bien employe! Еще два, три такихъ дня, и я пожалуй сдлаюсь ультра-Русскимъ: такъ много слышалъ я и видлъ людей кормящихъ на убой, говорящихъ любезныя вещи и серіозно задумывающихся надъ общественными интересами въ захолусть провинціальнаго города.
Нтъ, ршительно я начинаю врить въ цивилизацію Россіи. Ба,)онъ N и князь В. однажды въ какомъ-то комитет спорили со мною на эту тему, увряя что дальше цивилизаціи палки мы, то-есть Россія, еще не ушла, я протестовалъ по долгу совсти, хотя не чувствовалъ для своихъ аргументовъ солидной подъ собою почвы, но теперь, ma foi, je serai ferr grce {Я буду плотно вооруженъ доводами.}, чтобы защищать столь прекрасную тему.
Но усталъ, глаза въ особенности.
Не сознаю отчетливо чмъ въ особенности восхищаться, земскимъ ли собраніемъ которое я видлъ, городомъ или завтракомъ и обдомъ которые мн давали. Ко всмъ одинаково подходилъ съ недовріемъ. Но черезъ вс одинаково прошелъ съ удовольствіемъ. D’o diable берутъ они поваровъ и людей стряпающихъ на кухняхъ столь трудныхъ какъ земская, городская и обыкновенная Житейская.
Намъ ставятъ всегда въ упрекъ что мы въ Петербург беремъ себ лучшихъ людей изъ Россіи, и опустошаемъ ее до гола, приманивая ихъ нашими фаворами. Очень радъ видть и убдиться что это одна изъ тысячей клеветъ на насъ возводимыхъ. Въ провинціи есть люди, какъ есть хорошіе обды. Жду свиданія смоими оппонентами на эту тему въ Петербург, чтобъ имъ это объявить какъ фактъ не подлежащій сомннію.
Городъ въ смысл пункта концентрирующаго общественную жизнь не существуетъ. Городъ въ смысл мста удобнаго для жилья существуетъ еще меньше. Что говорила Екатерина II при прозд чрезъ такую мостовую какъ та которою меня угощали съ утра до вечера — не знаю: исторія и вс наши архивы и сборники, болтающіе много, объ этомъ не говорятъ ни слова, но я знаю и помню что я сказалъ: Боже, какое варварство! Мн сказали что недавно ее для кого-то исправили. Злая иронія! Чмъ же она должна была быть до этого ‘кого-то’ и чмъ же будетъ посл меня? Гд-то я читалъ что Петръ Великій кого-то изъ своихъ приближенныхъ, за дурной мостъ, собственноручно побилъ палкой, желалъ бы я быть имъ на все время моего пребыванія въ город Сл. чтобъ имть право бить всякаго кто не чувствуетъ какъ я что мостовая черезчуръ дурна.
Городской голова счелъ долгомъ, неизвстно почему, явиться ко мн въ мундир съ депутаціей. Онъ — мужикъ, но умный и дльный мужикъ, сумвшій настолько потереться объ людей чтобы составить себ свой міръ принциповъ общежитія и умнья жить. Онъ хорошо говоритъ, и въ крайнемъ случа можетъ быть тмъ идеаломъ для котораго не сегодня, такъ завтра будутъ у насъ писать либеральную реформу городскаго управленія. По его словамъ, городъ иметъ источники дохода въ будущемъ, тмъ лучше! Мы только этого и просимъ. Я спросилъ его: давитъ ли масса демократическая и бездомная городскаго общества (подъ нею я разумю мщанъ) на элементъ порядка, закона и уваженія къ собственности? онъ отвчалъ мн: давитъ-съ, но не всегда-съ! Депутація говорила не много, лица у нихъ — общій гостинодворскій типъ, среди котораго, какъ рдкость, блуждаютъ фигуры получиновническія и полудворянскія. Изучать боле было нечего. Въ извстныхъ случаяхъ, умный человкъ чувствуетъ инстинктивно что онъ всему научился.
Земское собраніе мн понравилось. Зала большая, хорошій воздухъ, резонансъ очень удовлетворительный. Есть ораторы, есть правая, есть и лвая сторона. Предсдатель, мой товарищъ по полку во дни оны, дирижируетъ гурьбу съ умньемъ, есть люди говорящіе съ толкомъ, есть люди говорящіе для того чтобъ ихъ не упрекнули въ молчаніи. Послдніе никогда не становятся первыми, къ чести собранія, а это много значитъ для такихъ юныхъ общественныхъ учрежденій. Дла о которыхъ шла рчь были мн знакомы: говорили объ уравненіи повинностей, дворянамъ досталось отъ Іудъ Искаріотскихъ своей среды, ищущихъ популярности на счетъ своихъ собственныхъ и чужихъ кармановъ. Въ итог я доволенъ былъ общимъ ходомъ дла и дисциплиной собранія, боле чмъ въ прав былъ ожидать.
Изъ собранія похалъ въ губернскую управу, гд меня ждали in corpore вс члены. Они угощали меня книгами, планами, отчетами и толкованіями на нихъ. Изъ любезности долженъ былъ принимать видъ живаго интереса. Было слишкомъ Жарко чтобъ оцнивать прелесть усовершенствованной бухгалтеріи. Былъ въ тюрьм. Несчастныхъ боле чмъ тюрьма можетъ вмстить, это подтвердило меня въ убжденіи что преступленія растутъ количествомъ не по днямъ, а по часамъ. Прокуроръ, коего главный недостатокъ показался мн тотъ что онъ стъ разные соусы ножомъ, оспаривалъ за обдомъ у губернатора этотъ фактъ, но я уполномочиваю себя его оспариванію не врить.
Губернаторъ человкъ умный и современный. Онъ grand seigneur и обращается въ то же время съ chose publique съ тактомъ и пониманіемъ государственнаго человка. Онъ прочелъ мн свою краткую записку о ныншнемъ состояніи губернаторской власти, которая, по его мннію, довольно дльному и оригинальному, страдаетъ тремя недугами: trop de responsabilit, trop de devoirs directe, et trop peu de prestige. {Слишкомъ много отвтственности, слишкомъ много прямыхъ обязанностей и слиткомъ мало обаянія.} Я раздляю и одобряю en gros его мнніе. Хотя онъ еще молодъ и иногда увлекается, но все же въ немъ есть задатки для будущаго восхожденія. Съ судомъ онъ не уживается, съ земствомъ живетъ мирно. Я расположенъ думать что онъ уметъ земству импозировать свое вліяніе грандъ-сеньйора, въ наше время умть это длать — не бездлица. Son seul defaut est d’crire: волостная старшина и городская голова!
Предводитель съ большею любовью говоритъ о своихъ прежнихъ суксесахъ въ гвардіи и свт чмъ о своей политической роли въ губерніи. J’aime cela! это добрякъ въ полномъ смысл слова. Насколько я его понялъ, il en a assez du земство. Онъ мечтаетъ о губернаторств.
Предсдатель окружнаго суда человкъ степенный по сану, но мальчишка по виду. Это одинъ изъ той толпы правовдовъ которые уже со школьной скамьи мечтаютъ о справедливости, равноправности и въ каждомъ изъ насъ хотятъ видть враговъ легальности.
Всхъ этихъ великихъ людей провинціи я видлъ въ два пріема: за завтракомъ у головы и за обдомъ у губернатора. Я испытываю удовольствіе, повторяя что тотъ и другой были отличны, слава провинціи!
Съ неменьшимъ удовольствіемъ повторяю и подчеркиваю для потомства, которое прочтетъ эти строки, это повтореніе, я достаточно близко видлъ городъ и земство Сл. губерніи чтобы сказать: оба превзошли мои ожиданія!
Посмотрю что будетъ дальше, а пока пора спать. Vale!

XII.

26го мая, губернскій городъ К., посл полуночи.

Пользуясь хорошею погодой, я переслъ въ общій вагонъ перваго класса. Одному сидть надоло, а въ общемъ вагон не такъ душно. Засталъ общество людей, на видъ порядочныхъ, но для которыхъ я былъ незнакомецъ. Это инкогнито доставило мн большое удовольствіе, въ особенности я оцнилъ его тогда когда прислушавшись къ разговору узналъ въ чемъ дло. Толковали двое молодыхъ, двое пожилыхъ и одинъ старый человкъ о Петербург и о томъ что принято называть общимъ терминомъ — политикой. Однимъ словомъ, насъ гршныхъ судили. При вход моемъ, я засталъ вопросъ о печати и литератур въ полномъ ходу. Двое молодыхъ, старичокъ и одинъ изъ среднихъ лтъ бранили насъ за то что мы, Петербуржцы, будто не любимъ патріотовъ. Sapristi, подумалъ я, они въ карманъ за словомъ не лзутъ, представители трехъ поколній въ вагон перваго класса, гд-то въ центр Россіи, проводятъ время въ томъ что обсу,иваютъ вопросъ о патріотизм съ точки зрнія политической. Я понадялся на втораго среднихъ лтъ собесдника, который, казалось мн, позволялъ говорить, не придавая никакого значенія словамъ своихъ собесдниковъ, и казался мн по физіономіи скоре изъ нашихъ чмъ изъ Русскихъ pur sang. Но ‘въ тихомъ омут черти водятся’, говоритъ пословица. Ни съ того, ни съ сего, когда казалось истощили они арсеналъ оружій противъ нашего бднаго Петербурга, за его нжную любовь ко всему что не дышетъ ультра-патріотизмомъ, молчаливый собесдникъ улыбнулся иронически и сказалъ приблизительно слдующее (я это запомнилъ, чтобы все цликомъ передать моему другу Павлу, какъ признакъ времени, и отчасти, отчего же нтъ? настроенія Россіи): ‘Знаете отчего’, сказалъ тотъ кто показался мн сфинксомъ: ‘причина очень простая и старая, даже нигилисты и разные исты пользуются сравнительно съ нами терпимостью извстной части общества, потому что они хитрятъ, а мы съ вами хитрить не умемъ’. Одинъ изъ собесдниковъ сказалъ на это: ‘ну нтъ’. Я взглянулъ на сфинкса съ удивленіемъ, и въ этомъ удивленіи заключался вопросъ: что это значитъ? Вроятно онъ меня понялъ, и поспшилъ развить свою странную мысль цлою диссертаціей, о которой не стоило бы вспоминать, еслибы въ ней, какъ на дн каждой мысли, даже глупйшей, не нашлось атома достойнаго анализа. Этотъ атомъ заключался въ той мысли что нигилисты имютъ выгоду хладнокровія невжества, а патріоты и вообще честные люди — невыгоду увлеченія, и пылкій жаръ убжденій. Въ сущности это правда, хотя, между нами будь сказано, если нигилисты и вся эта сволочь имютъ какія-либо привилегіи, то это потому что они насъ оставляютъ въ поко, et font leur petite besogne d’empoisonnement moral doses qui ne nous effraient pas. {И совершаютъ свое дльце отравленія нравственнаго въ пріемахъ, которые насъ не пугаютъ.} Это все des miserables, безъ таланта въ голов и безъ крышъ надъ головой! Если намъ съ вами чего-либо бояться, то это тхъ qui savent quelque chose. {Которые что нибудь знаютъ.} Государство гд было бы въ одно и то же время много Шекспировъ по чувству и по геніальности, неминуемо очутилось бы на краю пропасти и погибло, не такъ ли? Мы, чиновные люди, обречены были бы быть первыми жертвами слишкомъ честнаго и талантливаго направленія литературы. Къ счастью мы далеки отъ этого, и сквозь презрніе, которое питаю къ нигилистамъ, говорю имъ, когда въ дух, merci, messieurs.
Господа эти говорили также объ отсутствіи у насъ великихъ людей въ настоящее время. Когда объ этомъ заговорили, я позволилъ себ спросить одного изъ собесдниковъ: ‘что такое великіе люди’?— ‘Геніальные’, отвчалъ онъ мн. ‘Кто знаетъ’, сказалъ другой, ‘можетъ быть они есть гд-нибудь на Руси, да ихъ затираютъ люди, да и обстоятельства’. Не трудно было понять что это разсужденіе опять было направлено на счетъ насъ Петербуржцевъ. Я имъ сказалъ: ‘поврьте, господа, что для современниковъ нтъ великихъ людей: людей производятъ въ это званіе потомки’. Я свелъ очень искусно разговоръ на общія мысли чтобъ избгнуть весьма вроятныхъ колкостей на нашъ счетъ. И въ самомъ дл, кто можетъ сказать чмъ буду я или другой въ глазахъ потомства?
Переслъ посл этой станціи въ свой вагонъ. Мы еще не дожили до того времени когда порядочные люди вообще могутъ безъ опасенія составлять частъ того цлаго что въ образованномъ государств называютъ обществомъ, у насъ еще находишься подъ выстрломъ всякаго негодяя, боле или мене прилично одтаго.
Сегодняшній день превзошелъ вс остальные усталостью. Я напалъ на губернатора изъ особенно дятельныхъ, холерическаго темперамента, который безпощадно меня угощалъ всми прелестями и замчательностями своего пашалыка.
Завтракъ и обдъ были изобильны, но не особенно вкусны. Тюрьма меня поразила своими ужасами. Арестанты, какъ мн сказали, бгаютъ изъ нея черезчуръ безцеремонно и часто. Я приписываю это тому что смотритель, съ одной стороны, говоритъ слишкомъ литературно, изъ чего я заключилъ что онъ вроятно читаетъ журналы и газеты, а съ дрогой стороны, какъ мн показалось, на одномъ глаз у него бльмо и что-то тугъ на ухо.
Мостовая немного лучше чмъ въ К., но все же варварски дурна. Губернія, повидимому, правится хорошо. Исправники показались мн джентльменами: одинъ изъ нихъ говоритъ по англійски, какъ сказывалъ мн губернаторъ. Предсдатель управы на нихъ мн жаловался, но я усплъ убдиться что у господъ земскихъ коноводовъ это принципъ — жаловаться на полицію, даже тогда когда виноваты они, а не полиція. Этотъ предсдатель отставной морякъ, много говоритъ и съ губернаторомъ обходится слиткомъ по-товарищески. Онъ предложилъ мн похать осматривать богоугодныя заведенія. Я не могъ не согласиться, но пригласилъ съ собою вице-губернатора, чтобы не быть въ фальшивомъ положеніи одинокаго обожателя земскихъ подвиговъ. Зданія хороши, постели больныхъ опрятны, воздухъ чистъ, но фигура главнаго врача мн не поправилась. Разумется, все хорошее эти господа приписываютъ земству, то-есть себ, а все дурное — администраціи. Главный врачъ былъ въ сюртучк, говоритъ всмъ безразлично: ‘господинъ такой-то,’ и со всми слиткомъ развязенъ и слишкомъ боекъ. Нашелъ весьма неумстнымъ тотъ способъ рекомендаціи этого франта мн который употребилъ предсдатель. ‘Это нашъ земскій другъ и благодтель,’ сказалъ онъ, указывая мн на доктора, и затмъ этотъ докторъ ни съ того, ни съ сего, протягиваетъ мн руку. Нравы мняются, подумалъ я, и далъ доктору настолько руки чтобъ онъ понялъ неумстность своей выходки, но онъ не понялъ и началъ объяснятъ мн какія-то чудеса про экономію дровъ, пищи и чистоту воздуха.
Приглашеніе похать въ земскую управу я не принялъ. Довольно было и одного раза этого удовольствія, тмъ боле что фигуры членовъ управы, съ которыми познакомился, показались мн весьма не заманчивыми. Первый показался мн либераломъ, остальные такъ себ, ни то ни се, хотя впрочемъ губернаторъ отозвался о нихъ очень хорошо. Я былъ бы довольне, еслибы могъ находить въ этихъ управахъ себ равныхъ, des hommes de notre hord (людей нашего круга), съ этими господами надо изъ своего міра нисходить въ ихъ узкій міръ мелочныхъ интересовъ, вн которыхъ никакое общеніе мысли невозможно.
Я былъ заваленъ просьбами, подъ предлогомъ что меня принимаютъ за какого-то всемогущаго по всмъ вдомствамъ ревизора, въ особенности много было крестьянскихъ просьбъ, откуда я заключилъ что мировые посредники этой губерніи ничего не длаютъ. Просьбы отдалъ губернатору.
Женщины въ город показались мн красивыми и весьма нарядными: много костюмовъ европейскихъ, на одной изъ улицъ завидлъ вывску: ‘Coiffeur de Paris’. На главной площади мальчишки продаютъ газеты: я. нашелъ этотъ признакъ прогресса излишнимъ.
Вообще губернаторъ кажется слабымъ и слишкомъ прининимаетъ въ соображеніе то что для государственнаго человка не существуетъ — общественное мнніе.
Въ губерніи разводятъ много свекловицы, много сахарныхъ заводовъ, помщики народъ кутящій.
На губерніи много недоимокъ. Причины я добиться не могъ. Предводитель сидлъ слва отъ меня за обдомъ, онъ богатый человкъ, но молчаливый и безъ роли въ губерніи. Жена его красавица, губернаторъ, какъ мн показалось, для нея боле чмъ губернаторъ.

XIII.

Отвтъ на письмо XI и XII.

Петербургъ.

Ваше сіятельство!

Преисполненныя высочайшаго интереса письма ваши отъ 25го и 26го мая имлъ удовольствіе получить. Давно ли мы разстались, а ужь чуть ли не половина Россіи изъзжена и изучена вами. Опасеніе которое изволите выражатъ насчетъ того что можете сдлаться слишкомъ русскимъ человкомъ, врядъ ли серіозно: не такимъ людямъ какъ вы этого бояться. Нельзя не радоваться, подобно вашему сіятельству, тому что есть въ Россіи люди, но еще боле слдуетъ радоваться тому что есть люди, какъ вы, умющіе ихъ отыскивать. Въ этомъ отношеніи позволяю себ думать что ваше путешествіе не многимъ отличается отъ поздки Екатерины II, относительно любознательности. Выносить, и притомъ терпливо, мостовыя какъ т о которыхъ изволите писать и всякія другія непріятности, заслуга государственная не маловажная. Утшаю себя мыслію что по крайней мр повара въ городахъ, гд вы обдаете и завтракаете, заслуживаютъ одобренія. Что же касается земства, то по правд сказать, я смю полагать что вы изволите судить о немъ со снисходительностію, трудно привыкнуть къ мысли что могутъ быть у насъ люди вн администраціи.
Мысли губернатора насчетъ реформы этого учрежденія дйствительно замчательны. Дай Богъ такимъ людямъ, когда перестанутъ быть молоды, возвышенія на служб, особенно хорошо то что губернаторъ этотъ, какъ вы его изволите называть, гранъ-сеньйоръ.
Какъ не гршно было вашему сіятельству опять инкогнито сидть въ общемъ вагон: время теперь не такое чтобы можно было на каждый языкъ рзачитывать. Любуюсь вами и ‘вашею ловкою политичностію. Вы разговариваете какъ будто ни въ чемъ не бывало, съ людьми повидимому не совсмъ благонадежными, позволяете имъ высказывать сужденія боле чмъ странныя и даже находите въ ихъ мысляхъ что-то заслуживающее вниманія. Разговоръ, повидимому, былъ изъ мудреныхъ. Мысль о множеств Шекспировъ въ государств, какъ о значительномъ для него бдствіи, Замчательно врна: люди черезчуръ уже геніальные, когда они не на служб, больно безпокойны. Вообще литература вещь хотя и хорошая, но по моему лучше было бы, еслибы она не касалась вовсе политики. Что же относится до великихъ людей, то всякій порядочный человкъ знаетъ что ихъ у насъ, слава Богу, довольно, не всхъ, правда, цнятъ одинаково, но придетъ время, поврьте, когда такимъ людямъ, какъ вы, сумютъ отдать справедливость. Хотя бы памятную книжку у насъ почаще посматривали, увидли бы тамъ что у насъ великихъ людей чуть ли не больше, чмъ во всхъ другихъ государствахъ Европы. Эпизодъ съ докторомъ земской больницы есть послдствіе того что земство вообще черезчуръ безцеремонно. Помните ли, ваше сіятельство, что я въ прошломъ году имлъ честь представить записку о распространеніи на всхъ служащихъ въ земств обязанности носить мундиръ. Будь у него мундиръ, земскій врачъ не могъ бы явиться въ- сюртук. Вообще мундиръ полезная вещь, для людей онъ тоже что хомутъ для лошади!
У насъ, благодаря милости Божіей, все тихо и спокойно. У графа N. N. насморкъ прошелъ и они изволятъ уже заниматься длами и принимать, за то у князя Б., какъ сказывали, сильнйшій флюсъ, все причиной дурная погода. Въ Россіи все благополучно. Графъ X. очень озабоченъ убійствами и грабежами, о чемъ сказывали они мн вчера на pointe. По ихъ мннію, слдовало бы въ каждой губерніи учредить комитетъ для изслдованія этого вопроса, затмъ составить особую коммиссію здсь и, независимо отъ сего, циркуляромъ датъ знать всмъ кому вдать надлежитъ чтобы принимали мры къ уменьшенію таковыхъ преступленій и внушали народу что таковые, убійства и грабежи — великій грхъ. Впрочемъ Илья Павловичъ думаетъ что вроятно столь поразительное увеличеніе числа убійствъ происходитъ отъ того что 9/10 каторжныхъ возвращаются въ Россію съ мста ссылки, безъ вдома правительства. Можетъ ли это быть?
Жена, дти и вс преданные вашему сіятельству кланяются, изъ нихъ же первый азъ.

XIV.

27—28го мая, поздно вечеромъ.

Я въ Старгород! Онъ впечатллъ на меня своимъ величіемъ, я въ немъ нашелъ un ensemble d’antiquits plus imposant et plus riant, {Сочетаніе древностей боле величественное и свтлое.} чмъ въ Москв.
Я спрашивалъ себя зачмъ сіе впечатлніе?
Я же отвтилъ себ: затмъ что на сихъ камняхъ, холмахъ, Драмахъ и монументахъ печальная татарщина не оставила своей ржавчины. Древняя Россія, хотя и религіозная, врзала здсь привтливый, свободный и самобытный слдъ двственности.
На каждомъ шагу мн здсь говорятъ про Поляковъ. J’aime mieux les Polonais que les Tartares, отвчалъ я всю: полонизмъ иметъ свои невыгодныя стороны, я согласенъ, но съ ними вмст il marque dans les annales de ce pays des pages {Онъ оставилъ по себ слды на страницахъ лтописей.} посвященные успхахъ цивилизаціи, J’aime bien mieux a, чмъ все то что везд на Руси мн говоритъ про тяжелые дни, когда мы были les vils esclaves de nos mai tr&egrave,s les Tartares {Презрнными рабами нашихъ властелиновъ Татаръ.}.
D’ailleurs еще упрекъ. Я не люблю политику и національную въ особенности, quand il s’agit de saluer un pass aussi monumental que celui d’une ville comme Старгородъ {Когда дло идетъ о поклоненіи столь богатому воспоминаніями прошедшему, каково прошедшее Старгорода!}. Я хочу знать что говоритъ мн сей древній храмъ или читать его лтописи, но не хочу знать гд были тайки тхъ или другихъ инсургентовъ. Довольно съ ними имть дло въ нашихъ бумагахъ. Я хочу чувствовать себя гражданиномъ великой Европы, свободнымъ какъ туристъ Альбіона, мечтающимъ, рисующимъ, курящимъ и вопрошающимъ надъ каждымъ мстомъ, достойнымъ быть вопрошаемымъ.
Старгородъ стоитъ на трехъ холмахъ, на высшемъ изъ нихъ стоитъ святыня города и Россіи — монастырь, а подъ снію ея множество домовъ, гд разсажены большіе и малые двигатели центральной администраціи.
На одномъ изъ холмовъ есть памятникъ, боле другихъ замчательный по мысли. У подножія этого памятника я остановился и мечталъ. Возл меня никого не было живыхъ, но кругомъ-толпилось много умершихъ. Я говорилъ имъ: messieurs, parlez moi du pass, le prsent m’accable trop. {Господа, говорите мн про прошедшее, настоящее черезчуръ тяготитъ меня.} Они сжалились надо мною и стали говорить про все чего были свидтелями и подвижниками. О, рокъ! Даже въ тишин вечера и отходившаго ко сну города, мн показалось что я слышалъ патріотическія созвучья съ злобными аккордами противъ Поляковъ. Я сказалъ мертвымъ что сказалъ живымъ, и нашелъ что у первыхъ Гогеіне est moine dure чмъ у послднихъ. Они были благовоспитанне, подумалъ я и принялся бесдовать съ ними про все то гд національная ненависть не играла роковой роли. Тни которыя я вызывалъ я сталъ вопрошать о будущности сего града и сей страны. ‘Силы наши велики’, отвчали они, ‘но строя и гармоніи въ нихъ нтъ, мы вс воздвигали, мы вс боролись за великія цли, но умирая, даже среди побды, мы говорили прощаясь съ жизнью: друзья и братья il noue manque quelque chose (намъ не достаетъ чего-то)!’
Но среди е тихъ голосовъ, отдававшихъ справедливость своей слабости и унесшихъ съ собою въ могилу критическій умъ самосознанія, я будто слышалъ голоса другіе, мене скромные и eo ipso мене безпристрастные. Эти требовали отъ будущаго des choses extraordinaires et rclamaient pour leur pauvre moi les grandes prrogatives d’une capitale. {…вещей необычайныхъ и просили для своего бднаго ‘а’ великія прерогативы столицы.} Я сдлалъ будто не слышалъ, ибо не люблю даже съ мертвыми затрогивать вопросовъ гд Петербургу приходится быть sur la sellette. Наконецъ, не безъ непріятнаго чувства, услышалъ я такіе голоса гд звучали звуки дикіе и мн чуждые. При этомъ предо мною возставали лица въ одяніяхъ гд le cosaque se dessinait dans ses contours difformes. {Гд обрисовывался казакъ въ своихъ уродливыхъ очертаніяхъ.}
Странная вещь! Отошедши отъ памятника, я сошелъ внизъ и вышелъ въ міръ живыхъ. Мн показалось что мертвые, съ которыми я бесдовалъ, не умирали: до такой степени многіе изъ живыхъ походили на нихъ мыслями и рчами.
Вс живые сей веси и сего града распадаются на множество группъ. Разумется les deux grands groupes tant l’administration et les administrs. Посл этого идутъ т разныя категоріи лицъ о которыхъ я упомянулъ.
Прежде всего я нашелъ здсь чего не находилъ нигд кром Петербурга, au sein mme du groupe grandiose администраціи, я не безъ грусти констатировалъ если не расколъ, то все же раздвоеніе главныхъ образовъ мыслей на два лагеря.
Офиціальные grands-faiseurs думаютъ такъ, непризнанные, но фактически сильные grands-faiseurs думаютъ иначе.
Это иное въ образ мыслей составляетъ то что и у насъ длать вашъ сонмъ служителей государства: l’art de comprendre P&egrave,lement rysse et la manir de s’en servir! {Искусство понимать русскій элементъ и способъ его употребленія.} Первые благоразумне вторыхъ. Я выскажу по этому поводу, съ вашего позволенія, замтку, которая вамъ покажется можетъ-бытъ странною a purile, но она врна, ибо взята изъ міра практическихъ наблюденій. Вотъ она:
Элегантныя формы обращенія и большое умнье владть французскомъ языкомъ служатъ у насъ признакомъ d’une apprciation correcte des grandes questions politiques bouche bante {Врной оцнки важныхъ политическихъ вопросовъ еще не разршенныхъ.}.
Вотъ почему на ряду съ прелюбезнымъ обращеніемъ avec messieurs les Polonais, я нашелъ въ людяхъ первой категоріи признаки здраваго и хладнокровнаго обращенія съ ихъ causa. Наоборотъ въ тхъ которые говорятъ только по-русски, въ людяхъ съ бородами и длинными волосами, въ людяхъ которыхъ здсь Панургово стадо патріотовъ называетъ замчательными, въ людяхъ дйствительно умныхъ, но одностороннихъ и узкихъ, я нашелъ съ прискорбіемъ вс увлеченія и уклоненія инспирированныя фанатическою ненавистью ко всему что похоже на великую добродтель цивилизаціи — терпимость.
Крестьянское дло особенно этомъ фанатизмомъ страдаетъ. Поляки жалуются на это, но они настолько любезны и цивилизованы что умютъ жаловаться le sourire sur les l&egrave,vres.
Quant aux administrs, il me serait difficile пересчитать вс категоріи. Вопервыхъ il y a le parti des vieux croyants, то-еотъ старовровъ. Они косятся на администрацію и боятся каждаго ея поклона любому Поляку, по той простой причин что любой Полякъ для ихъ раздраженнаго воображенія является во образ вроломнаго инсургента. De ceux l je n’en veux point pour constituer cet lment appel a devenir fraichement atothone {Такихъ я не хочу для составленія элемента призваннаго сдлаться туземнымъ.} и извстнаго подъ именемъ усиленія русскаго элемента въ кра. Есть между ними люди образованные, люди говорящіе по-французски, но мало.
Затмъ есть равнодушные или умренные. J’aime mieux ceux l. Они водятся и дружатся съ Поляками и имютъ съ ними общаго — ненависть къ мировымъ посредникамъ вообще и къ своему въ особенности. Эти умренные суть землевладльцы, иные изъ чиновниковъ и люди торгующіе, въ жизни которыхъ le debet et credit не позволяютъ заниматься политикой. Первымъ я говорилъ въ дух примирительнаго, но все же нсколько авторитетнаго увщанія не забывать что иныя требованія правительства должны быть ими уважаемы, quand mme ils leur paratraient un peu trop доморощеннаго направленія.
Наконецъ есть Поляки. О нихъ что сказать вамъ? Они достойны своей участи, ибо шалятъ. Я имъ сказалъ за обдомъ у K. H.: ‘Messieurs les Polonais, je tous aime beaucoup, tous tes de Trais gentilhommes, mais tous avez eu tort d’avoir oubli dans vos pri&egrave,res Dieu celle de tous donner un peu plus де благоразуміе!’ {Господа Поляки, я васъ очень люблю, вы настоящіе джентльмены, но вы виновны въ томъ что забывали просить у Бога немного боле благоразумія.} Въ настоящую минуту они ведутъ себя хорошо, et me font de la peine (и мн ихъ жаль). Они говорили мн обо многомъ, и это многое se rsume, въ словахъ: on nous ruine (насъ разоряютъ), но я отвчалъ четырьмя: un peu de patience (немного терпнья).
Трудне мн было справиться съ русскими союзниками Поляковъ: и эти завалили меня, какъ прозжаго изъ Петербурга, вопросами. Я разршалъ ихъ un peu en Alexandre de Macdoine, и признаюсь позавидовалъ вамъ всмъ въ эти минуты, зная какъ перомъ легче это дло длать чмъ на словахъ. Мое правило всегда улыбаться, даже когда говорить непріятности, мн пригодилось: т которымъ я говорилъ вещи въ существ своемъ dsagrables улыбались тоже, и кто знаетъ, si un peu de ce sourire n’allait pas se loger plus loin que les lvres? {Быть-можетъ что-нибудь отъ этой улыбки проникло дальше губъ.}
Русскіе фанатики также осадили меня вопросами. Ils ont l’air de ne pas avoir assez de leur mtier de bourreau {Точно они не насытились ремесломъ палача.}, Этимъ я съ тою же улыбкой говорилъ то что могъ говорить, не компрометтируя ни достоинства Европейца, ни сана петербургскаго чиновника. En somme, вс, какъ мн показалось, остались довольны, и кончая день, я сказалъ какъ Титъ, mon ‘слава Богу’.
Ба два вопроса ваши отвчу просто и ясно:
На первый, относительно напечатанія въ газетахъ замтки обо мн, вотъ мой отвтъ: дать согласіе на напечатаніе того что вы предлагаете, значило бы насиловать общественное мнніе, надо наоборотъ, чтобы общественное мнніе приведено было къ тому чтобы найти насиліе въ себ самомъ, въ самостоятельной оцнк моихъ соприкосновеній, какъ каждаго порядочнаго человка, съ государственною жизнью, въ особенности когда этотъ порядочный человкъ становится послдователемъ Россіи.
На второй, отвтъ столь же простой. Множество коммиссій въ X. губерніи служитъ по моему лучшимъ выраженіемъ прогрессивнаго развтвленія мстной самодятельности: c’est le selfhelp de monsieur le gouverneur et compagnie {Въ этомъ а вижу самодятельность господина губернатора и Ко.}, и еслибы отъ меня зависло, я бы офиціально одобрилъ такой симптомъ движенія впередъ провинціальной государственной жизни. Впрочемъ у каждаго свой взглядъ! Россія и я шлемъ вамъ поклонъ, она по своему, а я по своему. Vale!

XV.

Отвтъ на письмо

Петербургъ.

Ваше сіятельство!

Начну письмо съ почтительнаго извиненія. Письмо ваше изъ Старгорода такъ замчательно хорошо во всхъ отношеніяхъ что я безъ вашего позволенія ршился снять съ него нсколько копій для лицъ которыя меня объ этомъ просили. Какое краснорчіе, какая глубина чувства, какое прелестное сочетаніе поэзіи съ тонкими политическими наблюденіями!
Да-съ, смю думать, что еслибъ искони много было такихъ людей на Руси какъ ваше сіятельство, татарщины не былобы и слда.
Умть быть въ одно и то же время и чиновникомъ а, какъ вы изволили выразиться, туристомъ Альбіона, могу сказать вещь не легкая.
Что же касается тней которыя вы изволили вызывать для бесды на одномъ изъ холмовъ Старгорода, то я нахожу во всемъ томъ что они говорили много правды, за исключеніемъ вопроса о столиц. Какъ можно себ представить иную столицу чмъ въ Петербург, Гд вс мы съ малолтства привыкли жить и справлять каждый свою службу! Вдь вотъ и Москва столица, и Старгородъ, какъ видно изъ письма вашего сіятельства, большой городъ, а все не то что Петербургъ. Тамъ разныя мысли бродятъ въ безпорядк и люди-то безпокоятся разными стремленіями, еще какъ будто не установившимися, словомъ, точно нтъ правильнаго порядка въ жизни, а ужь здсь у насъ все на своемъ мст, все прибрано, все идетъ такъ какъ слдуетъ.
Насчетъ мертвыхъ вообще — богъ съ ними, а вотъ что изволите говорить про живыхъ въ город Старгород, не совсмъ утшительно. По моему, въ образ мыслей между служащими всякое разъединеніе вредно, а тмъ паче въ столь важномъ вопрос какъ вопросъ о Полякахъ въ этомъ кра. Не знаю какъ вы, ваше сіятельство, но я полагаю что вообще такъ-называемый патріотизмъ въ политик вещица предурная, изобртенная газетами въ послднее время. Вдь какъ ни говори, а если мы дозволимъ увлекаться такъ-называемыми русскими чувствами въ одну сторону, то должны будемъ допустить увлеченіе въ другія стороны. Какъ хорошо что ваше сіятельство сами были тамъ, такъ-сказать на мст преступленія и могли каждаго патріотическаго вольнодумца или пристыдить, или разубдить. Какъ ни говори, а петербургскій чиновникъ много значитъ въ провинціи, и слдовательно много можетъ сдлать своимъ значеніемъ.
Да-съ, какъ не согласиться съ тмъ что самые лучшіе для насъ люди суть равнодушные. Вдь, кто этого не знаетъ, вс революціи происходятъ отъ патріотизма и чувствительности вообще.
Извините за философствованіе, но вы видите, ваше сіятельство, какъ сильно дйствіе вашихъ писемъ, даже и я разсуждать сталъ какъ-то свободне.
Думаю что дйствительно положеніе ваше ничуть не было легче Александра Македонскаго, среди столькихъ лицъ, обращавшихся къ вамъ съ разными вопросами.
Графъ П. сегодня прочелъ ваше письмо и возвращая его изволилъ написать мн! ‘Боюсь чтобы нашъ милый князь не сдлался полонофобомъ.’
По вопросу объ убійствахъ вообще мн пришла слдующая мысль: хорошо было бы сравнить съ отцеубійствомъ, относительно строгости наказаній, убійства надъ особами первыхъ трехъ классовъ, съ тмъ чтобы виновные посылались не въ каторжную работу, откуда они бгутъ, а въ особую тюрьму, которую слдовало бы для этого выстроить на земскія деньги. Какъ вы изволите взглянуть на такую мысль?
Общая семья всхъ помнящихъ ваше сіятельство приноситъ вамъ поклонъ и желаніе всякаго блага.

XVI.

29го того же мсяца, вечеромъ.

На этотъ разъ лишу вамъ не въ позднюю ночь, но по мр силъ, съ помощью заходящаго солнца, слдовательно днемъ, а если хотите и вечеромъ. Le набожный народъ молится въ это время Богу — наканун Троицына дня, et moi, пользуясь тмъ что люди заняты Богомъ, а не нами, спшу бесдовать съ моимъ врнымъ другомъ.
Прежде всего спасибо за ваше длинное письмо, въ которомъ нашелъ васъ, какъ всегда, скромнымъ, но интереснымъ. Спасибо за поклонъ отъ нашей общей семьи, скажите имъ что несмотря на жару, я настолько бодръ, что вспоминаю о всякомъ, и не забываю никого.
Не только не сержусь, но доволенъ тмъ что мое послднее письмо гуляло по рукамъ. Чмъ больше знаютъ что я длаю, тмъ лучше для меня, on aura soin malgr tout, de me rendre justice un jour. {Нехотя воздадутъ ма когда-нибудь должное.} Радуюсь что графъ П… читалъ мое письмо, но удивляюсь почему онъ нашелъ меня слишкомъ полонофобомъ. Скажите ему слдующее: s’il s’agissait de reconstituer le pays que nous gouvernons, en assistant au premier jour de за creation, {Еслибы надо было пересоздать управляемое нами государство’ присутствуя при первомъ дн его сотворенія.} я бы попросилъ Господа Бога первое мсто дать чему-либо солидному en fait de, peuple, похожему на Англичанъ или Прусаковъ, это что-то составило бы le fond: второе мсто — бднымъ Полякамъ. a aurait fait l’lment charmant et plein de {Он представили бы собою элементъ полный прелести и даровитости.} даровитость, которой намъ не достаетъ! и уже третье я бы выпросилъ намъ гршнымъ Русскимъ,— какъ элементу лни, удали и интеллектуальной неподвижности!
Но такъ какъ такая перетасовка невозможна, и восемь лтъ назадъ мы праздновали уже тысячелтіе нашего государства, то я, во время пребыванія моего въ Старгород, долженъ былъ, въ качеств чиновника, приладить les государственные интересы прежде общечеловческихъ, и давалъ руку русскому медвдю прежде чмъ протянуть ее au gentleman Polonais, qui par parenth&egrave,se est charmant. {Который, сказать въ скобкахъ, прелестенъ.}
Сегодня былъ въ честь князя С. обдъ, обильный блюдами и элементами его составлявшими.
Тостовъ и рчей было много. Намъ сказаны были любезности на всхъ тонахъ и изъ всхъ лагерей. Мое русское имя фигурировало тоже, les Moscovites ont bien voulu изъ него сдлать знаменіе чего-то имъ симпатизирующаго. Я отвчалъ два раза. Вотъ приблизительно что я сказалъ на первый тостъ за меня: ‘Господа Старогородцы (a a fait de l’effet) я приношу вамъ поклонъ отъ многихъ губерній, вамъ родныхъ по крови и вамъ близкихъ по сердцу, это одно даетъ мн право надяться на добрый привтъ между вами. Я ихъ видлъ эти губерніи цвтущими и счастливыми, цвтущими потому что видлъ ихъ весной, счастливыми потому что все что въ нихъ носитъ названіе общественной силы — цвтетъ какъ природа въ эту пору, и озаренная лучами яркаго восхода, дышетъ отъ всей груди подъ безпредльнымъ небомъ свободы, свободы разума, но не свободы страсти, свободы гражданина, но не свободы бродяги. Здсь застаю ту же благодатную весну, во на неб среди лазури ходятъ еще легкія тучки, отъ этихъ тучекъ ложатся тни, а эти тни, увы, мшаютъ вамъ слитъ ваши общественныя силы съ потоками жизни, кипящей отъ льдинъ свернаго полюса до волнъ Евксинскихъ, отъ Тихаго океана до Балтики. Вотъ почему, вдохновляясь вашими интересами, государственными боле чмъ личными, я льщу себя надеждой что вы оцните это вдохновеніе, какъ радушный отвтъ на радушный привтъ, и примете вашимъ сердцемъ желаніе моего: за здравіе и процвтаніе веси и града Старгорода въ лиц вашемъ. Д да исчезнетъ отъ общихъ вашихъ усилій съ его неба послдняя тучка, какъ таетъ воскъ отъ лица огня!’ Beaucoup de bravos, суксессъ и т. д.
На другой тостъ, не помню какой, сказалъ: ‘Между нами, господа, не устрашусь сего высказать, есть Поляки. Еслибъ ихъ не было, я спросилъ бы: гд же они? твердо вря что на сей зовъ откликнутся только друзья цивилизаціи и Россіи. Прогрессъ учитъ забывать изъ исторіи то что не столько поучительно, сколько грустно. Какъ гражданинъ государства, я претендую прежде всего на званіе бойца во имя прогресса и осняю себя этимъ славнымъ именемъ чтобы предложить вамъ, господа, выпить со мною за единеніе всхъ племенъ на почв сего богатаго жизнью края.’ Тостъ этотъ не совсмъ понравился, но я именно въ виду этого ‘не совсмъ’ и сказалъ его. Envoyez le коллегу П., чтобы онъ на мой счетъ сталъ не невренъ, а вренъ.
Какъ видите, мн пришлось на долю говорить боле другихъ. Сколько я уже сказалъ съ тхъ поръ что разстался съ вами! Вы Жалете что не имете полнаго собранія моихъ рчей — и я тоже, но справьтесь не печатаются ли он въ мстныхъ вдомостяхъ тхъ губерній гд я былъ. Иногда это длается.
Утро отдалъ занятію которое очень люблю, но на которое, увы, въ Петербург не хватаетъ времени — разбору здшней флоры. Посвятилъ ему три часа, между нами будь сказано, съ цвтами иногда пріятне имть дло чмъ съ людьми: вопервыхъ, знаешь тотчасъ чмъ они пахнутъ, вовторыхъ, s’ils ne sentent pas toujours bon, въ дурномъ даже запах нтъ примси тенденціозности, втретьихъ, знаешь наврное что они. ни о чемъ просить не будутъ. Давно не былъ вслдствіе такого занятія такъ въ дух желалъ бы и вамъ найти три часа для вашей любимой piscicultura, но зная что не найдете, не желаю вамъ этого.
Нахожу что ршеніе по длу о жалоб русскихъ купцовъ на нмецкихъ гражданъ — вполн основательно. Надо чтобы мало-по-малу первые пріучились понимать что любой городъ остзейскій — не Пенза и не Тамбовъ, ни до правамъ, ни по кулачному бою. Посовтуйте графу N. сальную свчу, какъ лченіе отъ насморка.
Насчетъ же убійствъ и вашихъ соображеній имю много что сказать pro et contra. Правда что убійство особъ первыхъ трехъ классовъ лишаетъ не только общество, во и государство большаго чмъ простое убійство, во не предвидите ли, въ случа легальнаго призванія такого различія, поводовъ къ насмшкамъ и сарказмамъ. Литература, газетная въ особенности, можетъ возбудить вопросъ: непремнно ли общество теряетъ многое при убійств всякаго третьяго класса? Вдь, между нами говоря, не вс они одного калибра и одного роста. Но объ этомъ до свиданія. Vale.

XVII.

Отвтъ на письмо.

Петербургъ.

Ваше сіятельство!

Приношу благодарность за ваше письмо отъ 29го минувшаго мсяца и за то что одобрили мой поступокъ относительно послдняго вашего письма.
Предполагаю что графъ П. изволили шутить, приписывая вашему сіятельству неблагопріятное расположеніе къ Полякамъ. Съ письмомъ вашимъ въ, карман, отправился сегодня же вечеромъ на Елагинскую стрлку, въ нfдежд увидть графа и исполнить ваше порученіе, въ каковомъ предположеніи не ошибся. Прочиталъ его сіятельству ваше почтенное письмо. Графъ засмялся, прослушалъ строки къ нему адресованныя и поручилъ мн передать вашему сіятельству что еслибъ они были Господь Богъ, они бы вовсе не создали Россію, какъ народность не нужную на земномъ шар и съ рожденія зараженную разными недугами, изъ которыхъ главнйшій Политическая неспособность. Надюсь что газеты передадутъ рчи вашего сіятельства за старгородскимъ обдомъ. Судя по тому что вы изводили оказать въ письм вашемъ, представляю себ эти рчи прекрасными. За то воображаю какъ пришлось утомлять вамъ ваше ухо рчами патріотическими! Особенно хороша должна быть ваша первая рчь, но спрашиваю себя: многіе ли изъ сидвшихъ за столомъ поняли ее настолько чтобъ оцнить ее?
Въ письм вашемъ вы именно предугадали насколько искренно я жалю что не могу собрать всхъ вашихъ рчей. Перебралъ вс газеты, рылся повсюду, но повидимому не все что было ваши сказано было напечатано. Газеты ограничиваются или краткомъ отчетомъ, или даже просто ничего не говорятъ. То и другое вроятно не безъ умысла, точно будто люди говорящіе кокъ вы у насъ не рдкость. Отрадно было прочитать въ письм вашего сіятельства что вы нашли время для занятій старгородскою флорой и въ этомъ занятіи — успокоительный отдыхъ, въ которомъ боле чмъ кто-либо нуждаетесь. Графъ П. много смялись когда я имъ прочиталъ остроумныя строки вашего сіятельства насчетъ предпочтенія которое вы даете цвтамъ предъ людьми вообще. Благодарю васъ что вспомнили о моей охот удить рыбу, къ сожалнію, какъ вы справедливо сказали, не могу найти время для столь невиннаго и пріятнаго занятія. Вчера, напримръ, едва только стала клевать первая рыба мою удочку, какъ пріхалъ курьеръ съ значительнымъ количествомъ бумагъ.
Прочиталъ съ большимъ вниманіемъ соображеніе вашего сіятельства въ отвть на мою мысль объ устройств тюрьмы для убійцъ знатныхъ особъ. Нельзя не согласиться съ ними, но я все-таки полагаю что коммиссія изъ свдущихъ лицъ могла бы заняться обсужденіемъ сего вопроса. Вдь какъ ни говори, даже юридически, убійца какой-нибудь кухарки не все равно что убійца какой-либо особы 2го или зго класса.
Вчера встртилъ барона Н., который поручилъ мн вашему сіятельству передать свой поклонъ. Онъ жалуется на то что вблизи его имнія устраивается православная церковь, чмъ оскорбляется достоинство господствующей въ кра вры лютеранской и слишкомъ облегчается возможность для народа соблазняться вншними обрядами православія. Онъ жалуется также на то что русскіе священники обучаютъ крестьянскихъ мальчиковъ русскому языку. Насчетъ перваго я сказалъ барону что было бы неловко запретить вовсе постройку русскихъ церквей, такъ какъ все же Остзейскій край часть Россіи, но что во всякомъ случа онъ можетъ быть увренъ что за всякое обращеніе въ православіе будетъ строго взыскано съ виновныхъ. Насчетъ втораго я совтовалъ ему подать офиціальную записку кому слдуетъ, въ увренности что приняты будутъ мры къ прекращенію немедленно такого злоупотребленія со стороны священниковъ.
Съ радостью думаю о томъ что сіе письмо мое вроятно предпослднее. Послднее адресую въ Москву. Вся духовная семья вашего сіятельства со мною приноситъ сердечный и почтительный поклонъ вмст съ пожеланіемъ вамъ благополучнаго возвращенія.

XVIII.

Старгородской губерніи имніе
помщика графа Н., 31го мая.

Если вы передали содержаніе моихъ рчей, а въ особенности тостъ за соединеніе Поляковъ съ Русскими графу П., то вроятно вы ему сказали что таковая передача имла цлью сдлать его не невренъ, но вренъ l’article de mes convictions quant au polonisme! {Касательно моихъ мыслей о полонизм.}
Теперь прошу васъ передать ему что я гощу въ великолпномъ имніи графа Н., Поляка въ полномъ смысл слова, bieu entendu не politiquemen parlant, но по гармоническому сочетанію въ немъ des charmes de l’homme du monde et de la culture d’un homme vritablement civilis! {Прелестей свтскаго и культуры истинно образованнаго человка.}
Но если П. будетъ мною доволенъ, я предвижу что Москва и московская партія, если узнаютъ объ этомъ, скажуть мн что я отдался вліянію Поляковъ. Les bons Moscovites, они вдь думаютъ что непремнно надо быть подъ чьимъ-нибудь вліяніемъ, и никакъ не хотятъ допустить чтобъ элементомъ вліяющимъ былъ тотъ кто гоститъ, а не тотъ у котораго гостятъ.
Какъ бы то ни было, но мн предстояло выбрать между пребываніемъ въ Старгород, съ перспективой заниматься скучнымъ выслушиваніемъ разныхъ крестьянскихъ вопросовъ, или une petite partie de plaisir въ замк d’un homme charmant.
Вы меня знаете: personne n’а plus que moi le courage de ses opinions. Я выбралъ второе, но съ двумя условіями, сказалъ я любезному хозяину: 1) qu’il ne soit pas question de politiqae {Съ тмъ чтобъ о политик не было рчи.} и 2) чтобы посл васъ я имлъ время провести нсколько часовъ у помщика русскаго, afin de pouvoir m’instruire путемъ сравненія..
Графъ мн на это возразилъ: ‘Извините, но такъ какъ я ручаюсь что вы у меня почувствуете себя лучше чмъ у моего русскаго сосда, то я бы васъ просилъ начатъ съ него, pour me garder, moi, pour la bonne bouche.’ {Чтобъ меня сберечь на послдокъ.}
Какъ сказано, такъ и сдлано. Я пробылъ нсколько часовъ у русскаго помщика Д., а теперь нахожусь у польскаго графа N., и вотъ peu pr&egrave,s l’esquisse exacte de mes впечатлнія.
Русскій помщикъ и польскій, оба имли незавидную долю подпасть подъ истребительное начало русскихъ мировыхъ посредниковъ муравьевскаго закала, другими, словами, они разорены насколько раззореніе было возможно, безъ опасенія поднять противъ насъ Европу, la quelle apr&egrave,s tout aujrait eu le droit de lever l’etendard de la rvolte, au nom de l’humanit, du principe de la proprit et de la civilisation. {Которая въ сущности имла бы право поднять противъ насъ знамя возстанія, во имя человчества, началъ собственности и цивилизаціи.} Оба, несмотря на то, настолько добряки что не проклинаютъ насъ съ вами чиновниковъ, но напротивъ, какъ видите, принимаютъ меня ‘очень радушно. Крестьяне у обоихъ благоденствуютъ, и къ чести помщиковъ будь сказано, оба не слишкомъ отъ этого не въ дух. Посредника я встртилъ на почтовой станціи и сказалъ ему: ‘не хочу васъ судить ни pro, ни contra и ставать на очную ставку съ вашими жертвами, а потому освобождаю себя отъ удовольствія имть васъ своимъ спутникомъ, но даю вамъ rendez vous въ волостномъ правленіи, гд я буду туристомъ не сегодня, такъ завтра.
Русскій помщикъ показался мн порядочнымъ человкомъ: онъ выписываетъ Московскія Вдомости pour se donner du mau tais sang (чтобы портить себ кровь) и Всть pour se calmer (чтобы себя успокоивать)! Это длаютъ здсь многіе, впрочемъ нашелъ у него и Dbats, и Illustration, и Revue des deux Mondes, и Punch, ergo — c’est un homme civilis. Онъ говоритъ безъ страсти, безъ желчи и безъ подобострастія, уметъ слушать (русскіе помщики рдко это умютъ), задаетъ вопросы самостоятельные, отвчаетъ съ признаками того что понимаетъ вопросъ (и этимъ наши бдные Русскіе не всегда отличаются). Жена его порядочная женщина, хотлось бы сказать Русская, во не могу, ибо оказалось что она Полька, дти одты по-шотландски, съ голенькими ножками. Voila pour le moral. Quant au comfort matiriel, {Вотъ все что относится до нравственной стороны быта, что же касается матеріальной….} онъ изряденъ, меня угощали завтракомъ, на которомъ все было въ изобиліи, но не особенно вкусно. Домъ большой, но содержится un peu la grce de Dieu, садъ маленькій, страдаетъ отсутствіемъ щегольства и нарядности.
Вы спросите: почему я былъ у этого помщика? отвтъ простой: потому что онъ изъ всхъ показался мн самымъ приданнымъ, и Г. рекомендовалъ его т какъ человка который мене другихъ надодаетъ администраціи. Онъ купилъ имніе тому два года. Ультра-Русскіе въ Старгород, узнавъ что я хочу взглянуть на деревню, попытались было т посовтовать създить къ помщику Б., подъ предлогомъ что онъ давнишній помщикъ и знаетъ край, я имъ отвтилъ: ‘господа, je me dfie un peu {Я нсколько остерегаюсь….} людей вообще знающихъ край, онъ мн слишкомъ много пожалуй скажетъ такого съ чмъ я согласиться не могу.
Моему же русскому помщику я задалъ три вопроса: первый: ‘испытываете ли вы чувство внутренняго спокойствія и удовольствія, сознавая себя въ своемъ имніи?’ Начало отвта было: ‘то-есть какъ?’ изъ чего я заключилъ что отвтъ былъ ‘нтъ’, c’est le ton qui fait la musique. {Вдь въ тон заключается музыка.}
Второй вопросъ: думаете ли вы что земство сольетъ здсь сословія и національные элементы въ одну гармоническую единицу? Начало отвта: ‘это зависитъ’…. и т. д. Я не далъ докончить, ибо по началу догадался что ‘нтъ’ и ‘да’ вмст n’augurent rien de bon. {Не предвщаютъ ничего хорошаго.}
Третій вопросъ: дйствительно ли крестьянское населеніе этого края отличается тми особенными качествами и достоинствами которыя имъ приписываютъ нкоторые народолюбцы? Начало отвта было: ‘признаться сказать, ваше сіятельство’. Довольно, сказалъ я, еслибы это было ‘да’, вы бы не начали, со словъ ‘признаться сказать’.
Итакъ вы видите что я разспрашиваю, и не ограничиваюсь тмъ что уже знаю, но судьб не угодно меня просвщать такъ какъ псевдо просвщаются наши ультра-поклонники du vох et virtus populli..
Quand mon grand seigneur Polonais онъ меня принялъ съ тою любезностію которая есть одна изъ отличительныхъ чертъ de cette pauvre nation.
Его домъ — дворецъ, жена — красавица, въ польскомъ значеніи этого слова, одно что хромаетъ — это прислуга, ее слиткомъ много, а опрятности слишкомъ мало. Дворецъ стоитъ въ саду, а садъ великолпенъ. Гуляя по саду, я спросилъ графа: служилъ ли этотъ садъ убжищемъ для инсургентовъ? онъ отвчалъ ‘нтъ’, но для посредниковъ ‘да’. J’ai trouv la rponse spirituelle. {Я нашелъ отвтъ остроумнымъ.}
Обдъ, къ немалому моему удовольствію, былъ сервированъ la Parisienne, благодаря хозяйк, которая въ Париж воспитывалась. Она и онъ добрые люди, рекомендуютъ какъ нельзя лучше свою національность. Посл обда прелестная графиня изволила бранить русскихъ чиновниковъ вообще, я ей сказалъ: Comtesse n’oubliez pas que je suis aussi un чиновникъ Russe. {Графиня, не забудьте что я то же русскій чиновникъ.} — ‘Europen’, ласково отвтила она. Мужъ же находитъ что вс чиновники хороши, кром мироваго. Я его успокоилъ общаніемъ что они скоро получатъ мировыхъ судей galants hommes et dignes des jolies femmes Polonaises. {Джентльменовъ и достойныхъ польскихъ красавицъ.} Впрочемъ здсь не мечтаютъ ни о земств, ни о судебной реморм, о нихъ, сколько я замтилъ, хлопочутъ Русскіе консерваторы, разчитывающіе на первое въ особенности, какъ на орудіе вліянія, и русскіе демагоги, ласкающіе себя надеждой что фаланга новыхъ дятелей будетъ, какъ прежде, ватагой sans culottes.
Вообще я вынесъ впечатлніе очень пріятное, между русскимъ и польскимъ помщикомъ, кром разницы матеріальной, есть различіе нравственныхъ такъ-сказать оттнковъ, тамъ гд идетъ дло объ отношеніяхъ къ окружающей жизни. Гд мой Русскій задумывается и задаетъ себ вопросъ: что длать? польскій панъ уже додумалъ и длаетъ, ils me font l’effet d’une nation, qui ne sait pas ce que la timidit. {Они мн кажутся націей не знающею что такое застнчивость.} Отчасти я это приписываю тому что они чаще васъ имютъ дло съ Европейцами. Не мшало бы намъ ставить себ народною педагогическою задачей — быть и вращаться какъ можно боле между сынами Альбіона и пожалуй даже между легкомысленными. Французами.
Вечеромъ былъ въ волостномъ правленіи. Заговорилъ съ волостнымъ старшиной по-польски, думая что онъ меня пойметъ. Онъ меня не понялъ вполн, за что я его похвалилъ. Сей агентъ правительства казался мн толковымъ, глаза у него умные, но нарядностію наши великорусскіе старшины перещеголяли хохловъ. Комната чистая запахомъ и отсутствіемъ домашнихъ элементовъ грязи, книги въ исправности, платежи тоже, за что сказалъ старшин спасибо, вышедши на улицу, сказалъ собравшимся крестьянамъ: ‘Теперь что вы свободны и счастливы, и улеглась буря національности, помните что вашъ долгъ взирать на помщика съ тою доврчивостію въ отношеніяхъ, безъ которой не мыслима гражданская жизнь и экономическое благосостояніе.’ Посредникъ напомнилъ мн своею физіономіей любовника, героя современныхъ комедій Александринскаго театра, говорящаго прекрасныя вещи, но не знающаго зачмъ и кому. Вечеромъ поздно былъ уже въ Старгород. Желаю здравія вамъ, вашимъ и моимъ.

XIX.

Отвть на письмо XVIII.

Петербургъ.

Ваше сіятельство!

Съ радостнымъ чувствомъ, въ надежд васъ увидть черезъ два дня, лишу сіе письмо въ Москву. Пишу оное, какъ всегда, по полученіи вашего почтеннаго письма, изъ имнія помщика графа Н.
Повторяю то что не разъ уже говорилъ: не могу надивиться вашей изумительной дятельности и подвижности. Какъ Юлій Цезарь, вы везд являетесь, все окидываете взглядомъ и одерживаете самую славную изъ побдъ — побду всевднія.
Вы изволите опасаться московской партіи и толкованія ею вашего пребыванія въ имніи польскаго помщика графа Н. Вы всегда надъ нею смялись, а тмъ паче теперь, когда вы увидли цлую Россію, во очію которой вы собою явили образъ человка презирающаго вс мелочи жизни и стоящаго выше всхъ партій и интересовъ. Какъ не понять того что соскучившись все тми же пріемами, длами, все русскими помщиками, вроятно повсюду одинаковыми, ваше сіятельство сочли за благо дать предпочтеніе удовольствію гостить у польскаго графа Н. предъ утомительными разными крестьянскими вопросами. Поляки, сколько я думаю и понимаю ихъ, люди деликатно образованные: удивительно ли посл этого что ваше сіятельство даете имъ преимущество предъ Русскими? но всегда вмст съ тмъ остаетесь безпристрастны, великодушны и справедливы и принимаете приглашеніе и отъ русскаго помщика.
Не разъ, перечитывая ваши почтенныя письма, думалъ себ, что бы я сдлалъ еслибы былъ на вашемъ мст? Не могу себ представить откуда взялъ бы хоть сотую часть той утонченной дипломатики которую на каждомъ шагу вы проявляете въ столь громадныхъ размрахъ и разнообразныхъ видахъ.
здитъ какъ вы, говорить какъ вы и людей понимать какъ вы — цлая наука! Думаю что не я одинъ, а вс затруднились бы подобно мн, будучи на вашемъ мст.
Вчера получилъ извстіе о непріятномъ недоразумніи, случившемся по поводу газетныхъ статей о путешествіи вашего сіятельства.
Печать во всемъ, какъ не разъ уже говорилъ вашему сіятельству, является недоброжелателемъ всякаго поистин прекраснаго дла. Случилось слдующее: газета N. напечатала престранную корреспонденцію изъ одного изъ городовъ гд ваше сіятельство изволили быть, дв другія газеты перепечатали сіе: между прочимъ въ сей странной корреспонденціи курсивомъ напечатано было слдующее: ‘У насъ много говорятъ про проздъ какого-то чиновника туриста, пробывшаго въ нашемъ город нсколько часовъ, въ теченіе которыхъ онъ отлично полъ, много, мало слушалъ и ничего не видлъ.’
Я было хотлъ хлопотать о взысканіи за такую неприличность, но сообразилъ что это значило бы вашему сіятельству оказать услугу медвдя. Угождай посл этого людямъ!
Кром этого эпизода, все слава Богу благополучно. Въ Россіи все смирно, у князя Н. флюсъ лопнулъ.

XX.

Москва, 3го іюня.

Получилъ здсь ваше письмо адресованное въ Старгородъ, mon cher ami. Что сказать вамъ? Большое ууфъ! Усталъ. Россія, которую я изъздилъ, меня слегка утомила. Не такъ легко какъ кажется, даже при желзныхъ дорогахъ, ее изучить, на этотъ разъ, хотя нсколько часовъ только раздляетъ меня отъ васъ, но я in vestra persona хочу вообразить себ Россію и сказать ей le gros de ce que j’en pense. Этого письма велите снять копію къ моему возвращенію, оно пригодится сыну когда подростетъ.
Въ каждомъ письм моемъ вы могли видть что я не испытывалъ вліянія среды, гд находился. Съ гордостью могу сказать что я изучалъ Россію, sans subir son influence. Боле чмъ когда-либо, я пришелъ къ убжденію что Россіи въ извстномъ смысл нтъ: c’est une figure oratoire que nous voulons bien employer en politique. {Это ораторская фигура къ которой мы добровольно прибгаемъ въ политик.} Наши балтійскіе друзья боле представляютъ собою Германію, чмъ все то что я видлъ представляетъ собою Россію, въ смысл политически-психически и логически конституцированнаго государства.
Столь положительно констатированный фактъ вамъ можетъ показаться или страннымъ или грустнымъ, если маменька и папенька васъ уврили въ томъ что Россія есть нчто столь же не фиктивное какъ Франція, Англія или Пруссія.
Каждая губернія есть фабрика, производящая свой товаръ по заказу, но далеко не есть составная часть какого-нибудь цлаго, того цлаго которое мы съ вами себ представляемъ, сидя въ нашихъ кабинетахъ. Требуйте отъ этихъ фабрикъ тф что имъ заказано сдлать, но не ожидайте отъ нихъ объединительной солидарности въ политическихъ интересахъ.
Любой государственный человкъ Англіи былъ бы очень озадаченъ, еслибы пришлось ему въ Тамбов или Пенз, созвавши митингъ, проводить какую-либо политическую идею: ему пришлось бы имть дло съ тысячами крестьянъ, не знающихъ даже что такое государство и нсколькими дворянами, воображающими что за чертой Тамбовской или Пензенской губерніи начинается луна или восходитъ Венера. Чмъ боле я живу, тмъ боле я убждаюсь что не будь запросовъ національности въ Россіи, ее бы не было. Газеты доказывающія Нмцамъ, Полякамъ и Финляндцамъ что она есть, похожи на тхъ престижитаторовъ которые оставляютъ публику подъ обаяніемъ прелести таинственнаго, тогда какъ здравый смыслъ, несмотря на эту прелесть, говоритъ, эта таинственность — вздоръ.
Фабрики или губерніи которыя я видлъ очень усердно занимаются то земскими, то судебными продуктами, впрочемъ не везд одинаково: я слышалъ Жалобы, гд именно не помню, на то что въ иныхъ губерніяхъ земство успло надость. Пожалуй правительству придется опять браться за мстныя хозяйства, dfaut d’amateurs.
Вс совершившіяся реформы прекрасныя вещи, но между вами буди сказано, боле чмъ когда-либо я того мннія que nos braves gens les administrs n’en avaient pas besoin. {Что наши добрые управляемые въ нихъ не нуждались.} Впрочемъ если это ихъ веселитъ, то Богъ съ ними.
Вообще моя поздка дала мн много успокоительныхъ элементовъ: мы можемъ, какъ говорится, слать sur les deux oreiles, т которые говорятъ объ общественномъ мнніи какъ будто хотятъ этимъ намъ угрожать революціей, общественнаго мннія нтъ, ergo революція невозможна. Пугачевъ tait un gros moujik invent par Catherine pour avoir le plaisir de dire Voltaire: mon cher ami, vous voyez comme j’envoie au diable les rvolutionaires. {Не боле какъ мужикъ выдуманный Екатериной съ цлью доставить себ удовольствіе сказать Вольтеру: мой другъ, вы видите какъ я оправляюсь съ революціонерами.}
Въ семнадцать дней я объхалъ Россію! Est-ce trop ou trop peu? {Слишкомъ ли много или слишкомъ мало?} Какъ вы думаете? Я думаю que c’est trop, ибо видвши только то что вижу всегда, не выходя изъ своего кабинета, и слышавши то что уже зналъ, или то чему не врю, я ничему не научился, а между тмъ въ эти семнадцать дней каждый изъ насъ, сидя предъ столомъ, могъ бы Тобольскую губернію перевести въ Харьковскую, а Архангельскую въ Бессарабскую, sans que personne des messieurs et mesdames qui les habitent s’en doutent le moins du monde! {И никто бы изъ господъ жителей не догадался.}
Вотъ исповдь моего послдняго впечатлнія. Боле чмъ когда-либо, я буду любить Россію какъ фикцію, то-есть сердцемъ чиновника, но не московскаго, а съ береговъ Невы en face d’une Europe civilise qui nous regarde. {Лицомъ къ лицу съ цивилизованною Европой, которая на насъ смотритъ.}
Москва въ эти нсколько часовъ показалась мн доброю старушкой пріятельницей, которая опять позабывъ что меня уже видла, начала болтать про старыя любимыя сплетни, эту Москву я видлъ за обдомъ у Г.
Какъ всегда, былъ разговоръ о томъ какъ хорошо было бы столицу леревесть въ Блокаменную: on n’en sort pas du хорошо, но le pourquoi этого ‘хорошо’ Москвичи объясняютъ большимъ присутствіемъ русскаго духа или что то же, не объясняютъ вовсе.
Петербургъ есть столица и долженъ быть столицей, это лучшее мсто для него какъ политической академіи Россіи, тогда какъ Москва, n’aurait eu que pour elle les souvenirs d’un pass barbare et les incertitudes d’un avenir aussi douteux qu’elle-mme! {Имла бы за себя лишь воспоминанія варварскаго прошедшаго о неизвстность будущаго, столько же сомнительнаго, какъ она сама.}
Завтра или послзавтра свидимся. Надюсь что вы не слишкомъ много приберегли мн ддъ деликатныхъ и требующихъ соображеній, а проглотили за меня все что могли.
Вы мн пишете въ послднемъ письм о вашихъ опасеніяхъ насчетъ Нмцевъ, которые будто бы вошли въ періодъ лтняго пароксизма, лихорадочнаго возбужденія къ сепаратизму. Скажу только: бдные Нмцы, сочувствуя ихъ горю, жаллъ бы и о себ, если бы въ роли русскаго чиновника долженъ былъ avoir le front уговаривать примиряться съ мыслію когда-нибудь обратиться въ Коломенца или Пошехонца. Вообще triste rle que celui d’un homme d’tat en Russie quand il doit по дламъ службы забыть qu’il eet homme civilis avant tout {Грустная роль русскаго государственнаго чиновника, когда онъ долженъ по дламъ службы забыть что прежде всего онъ человкъ цивилизованный.}.
Нельзя было лучше и умне отвтить моему другу барону N. Прибавлю только отъ себя еще слдующее: Moi qui suis Russe, я скоре согласился бы дать разныя привилегіи Ламаитамъ и Буддистамъ, еслибъ они возымли фантазію селиться въ Остзейскомъ кра, чмъ nos chers pravosavnoi, по той простой причин что они, то-есть Русскіе, sont les plus forts, и что притомъ я уважаю принципъ Евангелія, въ силу котораго послдніе должны быть первыми, а первыми послдними. Vale, amice!
Прощай Россія, здравствуй Петербургъ!
4го іюня, въ 9 часовъ безъ трехъ минутъ утра, почтенный графъ, сидя въ своемъ отдленіи вагона, улыбнулся прощальною улыбкой Россіи. Въ 9 часовъ ровно поздъ остановился у платформы Петербургской. станціи. Человкъ получавшій письма графа Прокопія стоялъ на этой платформ и съ легкимъ трепетомъ въ сердц ждалъ торжественной минуты свиданія съ путешественникомъ Въ девять часовъ и одна минута дверцы отдленія открылись, графъ вышелъ и твердою ногой стадъ на петербургскую почву. Въ этотъ мигъ графъ показался себ и человку который его встртилъ чуть не Петромъ Великимъ! Почтительный корреспондентъ кинулся къ графу, и губы ихъ слились въ одинъ долгій и нжный поцлуй, которому, за отсутствіемъ псни соловья, откликнулся громко и рзко свистокъ паровоза.

Кн. В. МЕЩЕРСКІЙ.

‘Русскій Встникъ’, No 3, 1871

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека