Ромео и Джульетта, Шекспир Вильям, Год: 1594

Время на прочтение: 137 минут(ы)

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬАМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОД И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрнное и дополненное по новйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ I.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ Т-на А. Ф. МАРКСЪ.

РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА

Трагедія ‘Ромео и Джульетта’ явилась въ первый разъ въ печати въ 1597 году въ формат in quarto и была затмъ издана черезъ два года, въ 1599 году вновь, съ поясненіемъ, что пьеса издается на этотъ разъ въ исправленномъ и дополненномъ вид. Подлинное заглавіе этого второго изданія было слдующее: ‘The most excellent and lamentable Tragedio of Romeo and Juliet. Newly corrected augmented and amended. As it hath been sundry times publiquely acted by the right honourable the lord Chamberlaine his servants’, т.-е. ‘Въ высшей степени превосходная и плаченная трагедія о Ромео и Джульетт, вновь исправленная, дополненная и измненная въ томъ вид, какъ она много разъ представлялась слугами достопочтеннаго Лорда Каммергера’. Разница текстовъ этихъ двухъ изданій такъ значительна, что второе нельзя даже считать перепечаткой перваго, вслдствіе чего въ критик возникли относительно происхожденія этихъ двухъ редакцій два различныхъ мннія. Нкоторые комментаторы считаютъ первое изданіе незаконнымъ плагіатомъ, искаженнымъ актерами и издателями, и признаютъ настоящимъ Шекспировымъ текстомъ только второе изданіе 1599 года, по мннію же другихъ, трагедія эта была два раза обработана самимъ Шекспиромъ, вслдствіе чего первое изданіе, 1597 года, признается точно также принадлежащимъ его перу, какъ и второе. Вполн точныхъ доказательствъ въ пользу справедливости котораго-нибудь изъ этихъ мнній не существуетъ, но сличеніе обихъ редакцій гораздо боле говоритъ въ пользу второго мннія, чмъ перваго. Измненія и прибавки второго изданія обличаютъ опытную, умлую руку, и вообще весь текстъ настолько выше и лучше текста перваго, что трудно себ представить даже со стороны безусловныхъ невждъ издателей возможность измненій и искаженій прекраснаго текста, и притомъ искаженій, не вызванныхъ ршительно никакой надобностью. Между тмъ мнніе, что самъ Шекспиръ исправилъ и улучшилъ пьесу, написанную имъ въ періодъ ранней молодости, не только совершенно правдоподобно, но иметъ вское за себя доказательство въ томъ, что объ этихъ исправленіяхъ и дополненіяхъ упоминается въ самомъ заглавіи второго изданія.
Это второе изданіе, 1599 года, было перепечатано въ слдующихъ годахъ еще два раза и затмъ помщено въ первомъ полномъ собраніи сочиненій Шекспира, изданномъ въ формат in folio въ 1623 году. Измненій противъ подлиннаго текста 1599 года въ этихъ изданіяхъ нтъ почти никакихъ (если не считать опечатокъ, которыми изобилуютъ вс издавшіяся въ то время книги), а потому и въ окончательномъ установленіи текста помощью сврки различныхъ варіантовъ, какъ это длалось для другихъ пьесъ Шекспира, въ настоящемъ случа не представилось надобности. Въ изданіи in folio трагедія ‘Ромео и Джульетта’ помщена въ отдл трагедій, третьей по счету пьесой. Раздленій на акты и сцены нтъ ни въ одномъ изъ помянутыхъ изданій. Слдующіе, серьезно смотрвшіе на дло, издатели продолжали держаться того же текста и если допускали нкоторыя незначительные измненія, то исключительно для поправки явныхъ ошибокъ или для разъясненія совершенно непонятныхъ мстъ, согласно толкованіямъ различныхъ комментаторовъ. Были, правда, и такія изданія, въ которыхъ самозванные поэты брались не только исправлять, но даже совершенно передлывать драму на свой ладъ, но о такихъ передлкахъ, конечно, не стоитъ распространяться.
Годъ, когда драма была написана, остался въ точности неизвстенъ, но выходъ въ свтъ перваго изданія — въ 1597 году, при чемъ извстно, что драма давалась на сцен и до того, ясно доказывалъ, что она написана Шекспиромъ значительно ране этого срока. А такъ какъ изъ хронологіи Шекспировыхъ произведеній вообще достоврно извстно, что до 1596 года были имъ написаны (если не считать сомнительной трагедіи ‘Титъ Андроникъ’) лишь нсколько легкихъ комедій и историческихъ хроникъ, къ литературной оцнк которыхъ нельзя примнять очень строгой мрки, то окажется, что трагедія ‘Ромео и Джульетта’ должна считаться первымъ изъ тхъ глубоко серьезныхъ произведеній, въ которыхъ геній Шекспира проявилъ себя съ полнымъ блескомъ и силой. Понятно потому, что изысканія критики съ особеннымъ тщаніемъ были направлены на то, чтобъ съ точностью опредлить годъ, а слдовательно — и возрастъ поэта, когда онъ создалъ это свое первое великое произведеніе. Къ сожалнію, точныхъ фактическихъ указаній на это, какъ уже сказаью, не нашлось. Въ текст драмы, впрочемъ, есть одно мсто, на которое указалъ Тирвигъ, а именно монологъ кормилицы во 2-й сцен 1-го дйствія, когда она, болтая о дтскихъ годахъ Джульетты, разсказываетъ о случа, бывшемъ съ нею одиннадцать лтъ тому назадъ, какъ разъ въ день землетрясенія. А такъ какъ въ Англіи въ 1580 году было дйствительно сильное землетрясеніе, то отсюда Тирвитъ сдлалъ выводъ, что драма была написана одиннадцать лтъ спустя, т.-е. въ 1591 году, т.-е. когда Шекспиръ имлъ 27 лтъ отъ роду. Хотя нтъ спору, что предположеніе это иметъ за себя нкоторую вроятность, и что Шекспиръ дйствительно могъ въ написанномъ простонароднымъ языкомъ монолог кормилицы употребить обыденное у простыхъ людей опредленіе времени по происшествіямъ, произведшимъ на всхъ какое-нибудь сильное впечатлніе, — но во всякомъ случа выводъ этотъ не больше, какъ остроумная догадка, не имющая въ свое подтвержденіе никакихъ иныхъ фактическихъ данныхъ. Сверхъ того, противъ мннія, что драма была написана въ 1591 году, существуетъ вское возраженіе, состоящее въ томъ, что этотъ и предыдущій, 1590 годы значатся первыми годами Шекспирова творчества, а потому трудно и даже невозможно предположить, чтобы рядомъ съ нсколькими незрлыми произведеніями (‘Титъ Андроникъ’ и ‘Генрихъ IV’) онъ могъ создать ‘Ромео и Джульетту’, т.-е. драму, которая даже въ своемъ первоначальномъ, дошедшемъ до насъ въ первомъ изданіи 1597 года, вид гораздо выше всхъ его первыхъ пьесъ. Тмъ не мене фактъ изданія драмы въ 1597 году явно доказываетъ, что она была произведеніемъ молодости поэта, чему подтвержденіемъ служатъ также особенности ея слога и вншняя форма стиховъ, тождественныя съ тми, какія замчаются въ раннихъ Шекспировыхъ произведеніяхъ, написанныхъ въ періодъ времени отъ 1591 до 1599 года. Особенности эти заключаются въ частомъ употребленіи римы (иногда перекрестной) въ сонетной форм нкоторыхъ монологовъ, въ цвтистомъ, напоминающемъ италіанскіе concetti, слоги и нкоторыхъ другихъ пріемахъ, которые поэтъ пересталъ употреблять въ позднйшихъ произведеніяхъ. Вс эти соображенія приводятъ къ очень вроятному заключенію, что драма ‘Ромео и Джульетта’ въ первой своей редакціи могла быть написана между 1593 и 1596 годами, а затмъ была исправлена и передлана авторами вновь въ 1597 или 1598 годахъ. Сдлать боле точное опредленіе, по крайней мр до сихъ поръ, не представляется возможности.
Фабула драмы была много разъ литературно обработана въ Италіи и Англіи еще до Шекспира, въ форм новеллъ, стихотворныхъ поэмъ, а также и драматическихъ произведеній. Древнйшая, дошедшая до насъ новелла, принадлежащая перу Массуччіо, появилась въ 1476 году и содержитъ разсказъ о двухъ любовникахъ Маріотто и Джаноцц, жившихъ въ Сіэн. Сюжетъ сходенъ съ обработаннымъ Шекспиромъ лишь въ общихъ чертахъ. главнаго мотива драмы — вражды двухъ домовъ — въ новелл нтъ. Содержаніе состоитъ въ томъ, что Маріотто, тайно обвнчанный съ Джаноццой, былъ изгнанъ изъ города за убійство кого-то въ драк. Джаноцца, принуждаемая выйти за другого, выпила, по совту монаха, также, какъ и Джульетта, усыпительное питье и послала сказать о томъ своему мужу, но онъ, не получивъ этого извстія вслдствіе того, что посланный былъ взятъ на пути въ плнъ корсаромъ, услышалъ только ложную всть о смерти Джаноццы и возвратился для того, чтобъ умереть на ея труп въ Сіэну, гд его схватили при разрытіи могилы и предали казни. Джаноцца умерла въ отчаяніи на его труп.
Боле популярной и боле сходной съ сюжетомъ драмы представляется другая новелла, написанная въ 1524 году Луиджи да-Порто. Въ ней мсто дйствія перенесено въ Верону, введена вражда двухъ домовъ Монтекки и Капулетти, и самые любовники уже носятъ имена Ромео и Джульетты. Событія новеллы почти т же, которыя выведены и въ драм. Авторъ заключаетъ разсказъ нравоучительнымъ прославленіемъ врной любви Джульетты, ставя ее въ примръ современнымъ втрянымъ женщинамъ. Посл Луиджи да-Порто тотъ же сюжетъ былъ обработанъ Банделло (1554). Разсказъ его уже гораздо подробне, чмъ произведеніе Луиджи да-Порта, и въ немъ встрчается очень много положеній, какія ввелъ и Шекспиръ въ свою драму, но, тмъ не мене, все произведеніе написано совершенно въ дух средневковыхъ новеллъ, т.-е. съ придачей гораздо большей важности изложеннымъ событіямъ, чмъ развитію драматическаго дйствія и характеровъ. Хотя ни одна изъ этихъ новеллъ не послужила Шекспиру канвой для его драмы непосредственно, но разсказъ Банделло иметъ особенную важность тмъ, что онъ былъ переработанъ съ гораздо большимъ развитіемъ событій и характеровъ англійскимъ поэтомъ Артуромъ Брукомъ въ огромную, написанную стихами, поэму, которая собственно и послужила Шексниру образцомъ его произведенія. Поэма Брука важна до такой степени, что на ней необходимо остановиться подробне. Для того же, чтобъ кончить съ прочими, написанными на тотъ же сюжетъ, произведеніями, остается упомянуть, что существуютъ еще разсказъ о Ромео и Джульетт, написанный Пайнтнеромъ, и испанская драма Луиджи ди-Гротто, озаглавленная ‘La Hadriana’, въ которой выведена любовь одной принцессы къ сыну непримиримаго врага ея отца. Изъ этихъ двухъ источниковъ Шекспиръ пользовался только разсказомъ Пайнтнера, хотя далеко не въ такой степени, какъ поэмой Брука.
Необыкновенная популярность легенды о Ромео и Джульетт лучше всего доказывается тмъ, что въ Италіи установилось даже мнніе, будто они существовали дйствительно. Въ Верон до сихъ поръ показываютъ старинную гробницу, въ которой, по преданію, замкнутъ прахъ знаменитыхъ любовниковъ. Въ исторіи же этого города, написанной Джираломо делла Корте, эпизодъ изъ любви разсказывается даже прямо, какъ истинное происшествіе. Подложность этого разсказа доказывается однако тмъ, что Корте явно заимствовалъ его изъ новеллы Банделло.
Возвращаясь къ поэм Брука, слдуетъ замтить, что въ ней мы имемъ дло уже не съ простодушной, написанной цвтистымъ языкомъ, средневковой новеллой, но съ серьезнымъ, имющимъ недюжинное поэтическое достоинство, произведеніемъ, обнаруживающимъ въ автор не только умнье разсказчика, но и истинный поэтическій талантъ. Поэма очень велика и содержитъ нсколько тысячъ длинныхъ, написанныхъ александрійскимъ размромъ, стиховъ. Заимствованія, сдланныя изъ нея Шекспиромъ, такъ значительны, что для желающихъ изучить его драму основательно предстоитъ полная необходимость познакомиться съ поэмой въ подлинник, но такъ какъ объемъ предположенныхъ для настоящаго изданія статей не позволяетъ помстить здсь полнаго ея перевода, то приходится ограничиться краткимъ изложеніемъ содержанія съ переводомъ лишь нкоторыхъ характерныхъ мстъ, имющихъ особенный интересъ по отношенію къ Шекспировой драм.
Поэма озаглавлена въ подлинник: ‘The tragicall historie of Romeus and Juliet, written first in Italian by Bandell and nowe in Englishe by Arthur Brook’, т.-е. ‘Трагическая исторія Ромеуса и Джульетты, написанная сначала по-италіански Банделло, а теперь по-англійски Артуромъ Брукомъ’.— Въ начал помщенъ также, какъ и въ драм Шекспира, небольшой прологъ въ форм сонета съ изложеніемъ содержанія. Затмъ, за подробнымъ описаніемъ блестящаго состоянія города Вероны, разсказывается о старинной вражд двухъ знаменитыхъ въ город домовъ — Капулетти и Монтекки, изъ коихъ къ послднему принадлежалъ молодой юноша Ромео, прославившійся во всей Верон, какъ своей красотою, такъ и душевными качествами. Ромео былъ безнадежно влюбленъ въ одну гордую красавицу, не раздлявшую его страсти, что приводило его въ такое отчаяніе, что онъ хотлъ даже навсегда оставить Верону, въ надежд забыть свою любовь вдали отъ ея предмета.
Въ это время въ дом Капулетти былъ назначенъ большой балъ.— ‘Это было, — говоритъ поэма, — зимой, когда рождественскіе праздники подстрекали городскихъ дамъ къ различнымъ увеселеніямъ, а потому глава дома Калулетти не щадилъ ни трудовъ ни издержекъ, чтобы задать достойный пиръ’. Во всей Верон не осталось ни одной знатной дамы ни одного извстнаго своими достоинствами кавалера, которые не были бы приглашены на праздникъ самимъ хозяиномъ лично или письменно, исключая, впрочемъ, членовъ дома Монтекки, не имвшихъ права входа вслдствіе старинной, раздлявшей оба дома, вражды. Случилось однако, что нсколько молодыхъ друзей Ромео уговорили его явиться на этотъ праздникъ въ маск, при чемъ хотя онъ и былъ узнанъ хозяевами, но они имли деликатность оставить его въ поко. По окончаніи ужина, маски были сняты, и Ромео, не принимая участія въ танцахъ, слъ въ уголъ и сталъ смотрть на танцующихъ. ‘Вдругъ, — продолжаетъ поэма, — увидлъ онъ такую прелестную двушку, что похитить ее не отказались бы даже Тезей и Парисъ, и, чмъ боле онъ на нее смотрлъ, тмъ боле чувствовалъ, что образъ прежней его красавицы, за которую онъ готовъ былъ умереть, сталъ мало-по-малу исчезать въ его сердц и наконецъ исчезъ, какъ будто бъ его никогда тамъ не было. Новая любовь вытснила прежнюю, какъ одинъ гвоздь выбиваетъ другой, вспыхнувъ такимъ яркимъ пламенемъ, что потушить ее могла только смерть въ потокахъ крови обоихъ влюбленныхъ’. Двушка также заинтересовалась красотой Ромео, и когда такимъ образомъ ‘купидонъ усплъ поразить ихъ сердца’, то обоимъ захотлось вступить въ разговоръ. Фортуна ршила благосклонно исполнить ихъ желаніе, давъ имъ возможность сойтись въ начинавшемся танц съ факелами. Двушка танцовала такъ граціозно, что заслужила громкія похвалы всего веронскаго общества, когда же танецъ былъ конченъ, и Джульетта сла на свое мсто, то Ромео, къ великой ея радости, занялъ мсто возл.
Дале слдуетъ описаніе разговора Ромео съ Джульеттой, посл чего они разошлись, ‘обмнявшись сердцами’. Джульетта спросила кормилицу объ имени Ромео и, узнавъ, что онъ Монтекки, съ горестью стала обвинять судьбу, заставившую ее полюбить кровнаго врага ея семьи, изъ чего, по ея предчувствію, ничего не могло выйти, кром бды и горя.
Много безсонныхъ ночей провела затмъ Джульетта, разсуждая о своемъ гор, и наконецъ убдилась, что она можетъ принадлежать только Ромео, при чемъ ей улыбалась надежда, что брачнымъ съ нимъ союзомъ кончится несчастная вражда ихъ отцовъ. Ромео искалъ, гд только было можно, случая съ нею увидться, но вс ихъ свиданія были такъ кратки и мимолетны, что наконецъ онъ во что бы то ни стало ршился добиться боле продолжительнаго тайнаго разговора. Разъ Джульетта, тоскуя по долгой съ нимъ разлук, подошла ночью къ окну и съ радостнымъ восторгомъ увидла Ромео, стоящаго внизу. Радость ея была однако очень смущена боязнью, какъ бы забравшійся въ садъ Ромео не навлекъ на себя преслдованія и мести ея родныхъ, когда же Ромео, ободривъ ее и успокоивъ, заговорилъ о своей пламенной любви, то Джульетта, признавшись ему въ томъ же, сказала, ‘что если онъ желаетъ только посягнуть на ея честь, то долженъ оставить эту мысль, если же съ честнымъ намреніемъ хочетъ на ней жениться, то она, забывъ не только вражду, раздляющую ихъ семьи, но даже долгъ повиновенія родителямъ, согласна оставить домъ, съ тмъ, чтобы слдовать за Ромео повсюду’. Разговоръ ихъ кончился пламенными клятвами Ромео, посл чего онъ общалъ отыскать своего духовнаго отца, монаха Лорензо, чтобы посовтоваться съ нимъ, какъ устроить ихъ дальнйшую судьбу. Джульетта изъявила на это свое согласіе, и затмъ они разстались, при чемъ авторъ прибавляетъ, что ‘на этотъ разъ Ромео ничего не получилъ отъ своей возлюбленной, кром ласковыхъ словъ’.
Дале слдуетъ подробное описаніе монаха Лорензо, его святой жизни, ученыхъ трудовъ, его дружбы съ Ромео и пр., и пр. Въ разговор съ Ромео монахъ предостерегаетъ его отъ излишнихъ увлеченій и опасностей, которымъ онъ и Джульетта могутъ подвергнуться, но, видя непреклонность Ромео, проситъ дать ему одинъ день на размышленіе. Между тмъ Джульетта открыла свою тайну кормилиц, которая общала ей свое содйствіе. Портретъ этой женщины нарисованъ замчательно живыми, яркими красками. Придя къ Ромео и узнавъ отъ него, что все готово къ тайному браку, она произноситъ длиннйшій монологъ, изъ котораго интересно привести характернйшія мста. ‘Ахъ какъ вы хитры, молодые люди: съ виду скромничаете, а на дл проводите всхъ! Какъ я ни стара, а вдь, право, не поврила бы вамъ ни въ одномъ слов, если бъ вы пришли съ этими росказнями ко мн. Ну, да ужъ что длать! Джульетта найдетъ средство скрыться изъ дома. Давно-давно перестала она даже чесать свои золотые волосы, забываясь сладкими мечтами. Вдь она вами только и живетъ, только о васъ и думаетъ. Не скромныя, надо признаться, мысли приходятъ ей въ головку! Если бъ вы знали, какая она была милашка въ ранніе годы! Сколько разъ я бывало посажу ее на колни, приподниму платье, шлёпну сзади, да потомъ тутъ же и поцлую’.
Кто не увидитъ, хотя бы только въ этомъ отрывк, готоваго портрета, который Шекспиръ въ своей драм только развилъ и отдлалъ подробне.
Внчаніе любовниковъ и послдующія затмъ сцены ихъ супружескихъ восторговъ описаны съ такими подробностями, какія могутъ быть допущены только въ простодушныхъ средневковыхъ новеллахъ. Счастье ихъ, тайное отъ всхъ, длится, по поэм Брука, нсколько мсяцевъ, посл чего происходитъ несчастная встрча на улиц нсколькихъ приверженцевъ враждебныхъ домовъ. Случившійся при этомъ Ромео вмшивается въ толпу съ намреніемъ предотвратить драку, но его вызываетъ двоюродный братъ Джульетты, бшеный Тибальдъ. Ромео тщетно старается отклонить вызовъ, но когда Тибальдъ настаиваетъ, то Ромео, вынужденный защищаться, убиваетъ его. Принцъ, къ которому Капулетти обращаются, взывая о наказаніи виновнаго, присуждаетъ Ромео къ изгнанію. Послдующія сцены отчаянія обоихъ любовниковъ описаны въ поэм съ гораздо большими подробностями, чмъ въ драм, при чемъ особенно рельефно выдается личность монаха Лорензо, увщевающаго Ромео покориться судьб.— ‘Мужчина ли ты?— восклицаетъ онъ въ отвтъ на отчаянныя жалобы упавшаго духомъ Ромео: — если да, то можно подумать, что только съ виду, потому что свойственный мужчинамъ умъ, какъ кажется, совсмъ подчинился у тебя страстямъ и прихотямъ’. Увщанія его очень длинны и цвтисты. Успокоивъ Ромео, монахъ устраиваетъ любовникамъ прощальное свиданіе, посл котораго Ромео отправляется въ ссылку, а убитая горемъ Джульетта возвращается домой.
Родные, замтивъ ея отчаяніе и слезы, приписываютъ ихъ грусти о смерти Тибальда. Мать увщеваетъ Джульетту покориться судьб, утшая общими фразами, что такова была воля Господня, что Тибальду хорошо на неб, что слезами нельзя вырыть его изъ могилы и т. п., въ заключеніе же и она и мужъ ея ршаютъ выдать Джульетту замужъ за извстнаго всмъ въ Верон молодого графа Париса. Всть эта, какъ и слдовало ожидать, только усугубляетъ горе Джульетты, посл чего она, принужденная хитрить и притворяться передъ родными, бжитъ посовтоваться съ монахомъ, который даетъ ей усыпительное питье и подробно учитъ, что она должна сдлать: — ‘Возьми, — говорить онъ:— эту склянку и въ день твоей свадьбы, чуть солнце озолотитъ небо, наполни ее до самаго верха водкой и выпей. Едва ты это сдлаешь, пріятная дремота овладетъ всми твоими членами, сила оставитъ тебя до того, что ты не будешь въ состояніи пошевелить пальцемъ, и даже твой пульсъ и сердце перестанутъ биться. Твои родные сочтутъ тебя умершей и перенесутъ твое тло въ погребальный склепъ твоихъ предковъ, гд ты останешься, пока я пошлю увдомить Ромео въ Мантую, и мы оба придемъ ночью тебя освободить, и затмъ ты удешь вмст съ нимъ отсюда’.
Джульетта съ радостью соглашается на предложенное средство и исполняетъ все, какъ сказалъ монахъ. Съ особенной рельефностью описаны въ поэм вс т хитрости, которыя приходится ей употребить, чтобъ обмануть родителей притворной покорностью ихъ вол относительно брака съ Парисомъ, а также чтобы удалить кормилицу и остаться ночью одной для исполненія задуманнаго плана. Но, когда наступаетъ роковая минута, невольное сомнніе и тяжелый страхъ овладваютъ ея душой.— ‘И такъ, — восклицаетъ она: — я должна выпить этотъ составъ, котораго дйствіе и сила мн совершенно неизвстны! Что если онъ на меня не подйствуеть совсмъ, или если я пробужусь прежде срока? Не сдлаюсь ли я тогда посмшищемъ для всхъ! Или если на меня поползутъ черви и другіе живущіе въ гробницахъ ядовитые гады, сочтя меня умершей! Какъ я, привыкшая къ свжему воздуху, перенесу спертый запахъ могилы и тлющихъ тлъ? Что если Ромео найдетъ меня задохшейся посл преждевременнаго пробужденія?’ — Дале приходитъ ей страшная мысль, что въ гробниц она увидитъ трупъ недавно умершаго Тибальда, — мысль, отъ которой ‘золотые волосы встаютъ дыбомъ на прекрасной ея головк, и потъ, холодный, какъ горный ледъ, выступаетъ на ея тл’.— Ужасаясь мысли быть запертой съ мертвыми тлами и чувствуя, что этотъ, мало-по-малу овладвающій ею, страхъ можетъ помшать исполнить ея намреніе, она быстро схватываетъ и выпиваетъ склянку, посл чего руки ея невольно скрещиваются на груди, и она безъ чувствъ падаетъ на постель.
Дале въ поэм описываются горе родителей и жениха, извщеніе Ромео о мнимой смерти Джульетты и его ршимость умереть на ея гробниц, для чего онъ покупаетъ ядъ у бднаго аптекаря. Интересное отступленіе въ конц поэмы Брука отъ первоначальныхъ новеллъ состоитъ въ томъ, что онъ заставляетъ Ромео умереть ране пробужденія Джульетты, тогда какъ, по другимъ авторамъ, любовники ведутъ еще предсмертный разговоръ. Шекспиръ, какъ извстно, слдовалъ въ этой сцен тоже изложенію Брука. Поэма кончается самоубійствомъ Джульетты на труп Ромео, посл чего исторія ихъ любви обнаруживается предъ всми изъ разсказа монаха. Въ заключительныхъ словахъ авторъ говоритъ, что ‘въ Верон нтъ мавзолея достойнй того, который былъ воздвигнутъ въ память несчастныхъ любовниковъ’.
Какъ ни кратко вышеприведенное изложеніе поэмы Брука, но всякій, кто сравнитъ драму даже только съ нимъ и обратитъ вниманіе на мста, заключенныя въ кавычки, безъ труда замтитъ, какъ значительны т заимствованія, которыя сдлалъ изъ поэмы Шекспиръ для своей трагедіи. Онъ не только сохранилъ вполн всю фабулу, не только взялъ и перенесъ цликомъ нкоторые, совсмъ готовые, характеры и монологи (какъ, напримръ, кормилицы и монаха Лорензо), но слдовалъ поэм даже въ тхъ драматическихъ положеніяхъ, въ какія ставилъ своихъ лицъ, заставляя ихъ часто говорить почти тмъ же языкомъ, какимъ говорятъ лица поэмы. Анализируя другія, наиболе глубокія драмы Шекспира, которыхъ фабула также имъ заимствована изъ постороннихъ источниковъ, мы видимъ, что, въ противоположность настоящему случаю, эти первообразы его произведеній были всегда только исходными точками для его собственныхъ самостоятельныхъ замысловъ, и что, пройдя нсколько начальныхъ шаговъ по чужому пути, онъ затмъ очень скоро сворачивалъ на другую дорогу, заводя читателя въ очарованный лсъ собственной фантазіи, гд развертывалъ такія могучія и глубокія картины, не имвшія ничего общаго съ первоначальнымъ источникомъ, что источникъ этотъ уничтожался совершенно передъ тмъ, что авторъ давалъ своего. Вслдствіе этого естественно рождается интересный вопросъ: почему совершенно иное представляютъ Ромео и Джульетта, и почему въ этой драм поэтъ съ любовью усыновилъ совершенно чужое дтище, ограничившись только, такъ сказать, его перевоспитаніемъ на свой ладъ? Отвтъ этотъ заключается во внутреннемъ значеніи легенды, на которой драма основана, а еще боле — въ личности самого поэта въ тотъ періодъ его жизни, кода онъ писалъ свою драму.
Всякій, знакомый съ средневковыми новеллами, знаетъ, что главная характеристическая ихъ черта состоитъ въ преобладаніи вншней формы надъ внутреннимъ содержаніемъ. Авторы ихъ прежде всего искали очаровать, увлечь и поразить читателя обиліемъ чудесныхъ и замысловато скомпонованныхъ событій. Психологической обработки характеровъ въ нихъ обыкновенно нтъ и слда. Чувства и сердечныя движенія дйствующихъ лицъ имютъ лишь вншній, шаблонный характеръ, что жъ до общей идеи, которую можно вывести изъ этихъ произведеній, то она обыкновенно не поднимается выше обыденнаго сухого нравоученія, часто наивнаго до приторности или до комизма. Но если примнить эту мрку къ легенд о Ромео и Джульетт, то исторія ихъ окажется далеко выходящей за такую узкую рамку не только въ безспорно талантливомъ произведеніи Брука, но даже и въ народныхъ, трактующихъ объ этомъ предмет, легендахъ. Хотя любовь составляетъ почти всегда неизбжный предметъ средневковыхъ новеллъ, но она обыкновенно является въ нихъ лишь основнымъ исходнымъ пунктомъ или вншней нитью, на которую авторъ нанизывалъ цвтистые плоды своей фантазіи, состоящіе въ разныхъ диковинныхъ, часто граничащихъ съ невозможностью, событіяхъ. Но идея изобразить горячую и вмст чистую страсть двухъ молодыхъ существъ, сдлавъ ее главной мыслью всего произведенія и одухотворивъ ею одною вс прочіе его эпизоды, могла сама по себ сдлаться предметомъ, достойнымъ глубокой и серьезной поэтической разработки. Если жъ вспомнить, что эта счастливая идея зародилась среди народа, особенно склоннаго къ горячему выраженію сердечныхъ чувствъ, и въ стран, гд все, начиная съ природы, какъ будто создано для того, чтобъ лелять и поощрять эти чувства, то мы увидимъ, что подобная обстановка давала прекрасный матеріалъ для воплощенія этой мысли. Такимъ образомъ и создалась эта прелестная легенда, — легенда живая и теплая, точно она насквозь проникнута лучезарнымъ солнцемъ ея родины и нимало не похожая на множество другихъ пустыхъ произведеній того времени. Сказавъ, что чистая горячая любовь составляетъ главный предметъ этой легенды, мы этимъ еще не исчерпываемъ всего ея содержанія, которое, если разсмотрть легенду внимательнй, окажется еще глубже и еще шире. Какъ ни прекрасно можетъ поэзія выражать чувства вообще и чувство любви въ особенности, но если она ограничится изображеніемъ только ея паоса, то такое произведеніе не выйдетъ за предлы обыкновеннаго лирическаго стихотворенія или небольшой поэмы. Но для произведенія повствовательнаго или, еще боле, для драмы, чувство должно бытъ непремнно изображено въ реальной обстановк, въ коллизіи съ противоположными ему элементами. Чмъ правдиве и живе будутъ изображены эти коллизіи, тмъ боле выиграетъ произведеніе. Въ настоящемъ же случа факты для этой коллизіи намчались сами собой. Если главнымъ предметомъ легенды была любовь, и притомъ любовь горячая и чистая до самоотверженія, то, само собой, въ противоположность ей, слдовало вывести мелочныя житейскія дрязги и узкій эгоизмъ. Вражда двухъ домовъ, къ которымъ принадлежали влюбленные, со всми послдствіями ихъ ссоры, имвшей такое пагубное вліяніе на судьбу любовниковъ, именно и составляетъ эти, противоположные главной иде, элементы. А такъ какъ, по несчастному, но, къ сожалнію, неизбжному закону природы, при столкновеніи двухъ крайностей должна непремнно уступить та сторона, на которой окажется боле идеальнаго простодушія и беззаботности относительно суроваго, враждебнаго ей реализма, то становится понятнымъ, что чистая, идеальная любовь Ромео и Джульетты не могла выдержатъ борьбы съ этимъ грубымъ реализмомъ и привела ихъ естественнымъ путемъ къ погибели, которую ничто не могло предотвратить. Такимъ взглядомъ объясняется и основная идея легенды — идея, которую можно формулировать въ словахъ, что если прекрасное и чистое захочетъ дйствовать самостоятельно, на свой страхъ и рискъ, не принимая въ расчетъ вліянія грубой и грязной реальной обстановки, то его ждетъ неминуемая гибель, отъ которой не спасетъ даже идеальная его чистота. Идея общая и глубокая, а потому и достойная вполн быть положенной въ основу великаго поэтическаго произведенія. Но идея эта въ настоящемъ случа не принадлежитъ ни Бруку, ни даже Шекспиру. Она выросла сама, на чисто общечеловческой почв и воплотилась въ ряд прекрасныхъ легендъ, различавшихся, правда, до нкоторой степени вншней формой, но одинаковыхъ по внутреннему содержанію. Потому, если талантливый или даже геніальный поэтъ задумалъ развить и разработать эту идею, то ему не слдовало, да и не зачмъ было измнять выведенные въ легенд факты, такъ прекрасно выражавшіе ту идею, а оставалось только влить въ готовое содержаніе тотъ духъ поэзіи, который былъ присущъ его собственному таланту. Талантливымъ поэтомъ въ настоящемъ случа былъ Брукъ, а геніальнымъ — Шекспиръ.
Заговоривъ объ основной иде легенды, а вмст съ тмъ и Шекспировой драмы, нельзя пройти молчаніемъ о множеств толкованій этой идеи различными комментаторами. Неизбжность смерти любовниковъ инстинктивно сознавалась всми, но объяснялась эта неизбжность весьма различно. Были даже такіе близорукіе моралисты, которые въ несчастной смерти Ромео и Джульетты видли справедливый приговоръ судьбы, постигшій ихъ за то, что они вступили въ бракъ безъ согласія родителей! О мнніи такихъ мудрыхъ критиковъ, конечно, не стоитъ распространяться. Боле извстный и даже держащійся до сихъ поръ взглядъ заключается въ мнніи, что всякая, доведенная до излишества, страсть несетъ въ себ самой зерно уничтоженія, измняя свою сладость на горечь, и потому исключительная преданность Ромео и Джульетты одной любви должна была неминуемо погубить ихъ даже безъ всякихъ вншнихъ причинъ. Такъ объясняли основную идею драмы многіе очень извстные комментаторы и въ томъ числ Гервинусъ. Горнъ даже картинно формулировалъ этотъ взглядъ въ выраженіи, что Ромео и Джульетта были порохъ и огонь, встртившіеся въ поцлу и уничтожившіеся въ этой встрч. Крейссигъ, приближаясь къ тому же взгляду, подтверждаетъ его, развивая мысль, что въ сказаніяхъ поэзіи всхъ народовъ страстная любовь всегда выставляется сестрою страданія. Дауденъ, напротивъ, опровергая такое мнніе, идеализируетъ смерть Ромео и Джульетты, говоря, что есть условія, при которыхъ смерть можетъ быть большимъ блаженствомъ, чмъ сама жизнь, и что конецъ драмы не только не производитъ тяжелаго впечатлнія, но, напротивъ, звучитъ гимномъ радости и торжества, заканчивая смертью, какъ неизбжнымъ удломъ всхъ, то блаженство, которое любовники успли вкусить, и если его потеряли, то потеряли въ минуту величайшаго имъ пользованія, и потому должны считаться безусловно счастливыми въ силу неизбжнаго закона, что всякое земное счастье кратковременно. Не останавливаясь на этомъ послднемъ, идеализированномъ уже черезъ край, взгляд, нельзя не сказать нсколькихъ словъ въ опроверженіе мннія Гервинуса и согласныхъ съ нимъ критиковъ, видвшихъ въ смерти Ромео и Джульетты естественное послдствіе излишка ихъ страсти. Если бъ это было такъ, то гибель обоихъ слдовало бы представить, какъ органическое послдствіе этой страсти. Такъ, напримръ, мы знаемъ, что излишекъ страсти пораждаетъ иной разъ пресыщеніе, которое, въ свою очередь, можетъ привести къ равнодушію и наконецъ даже къ ненависти. Или нердко случается, что тотъ же излишекъ иметъ обратную сторону въ ревности, отъ которой уже одинъ шагъ до трагическаго исхода. Если бъ любовь Ромео и Джульетты кончилась вслдствіе какого-нибудь случая, подобнаго упомянутымъ, то мнніе, что гибель лежала въ самой основ ихъ любви, могло бы, пожалуй, почесться справедливымъ, но драма не только не представляетъ ничего подобнаго, но, напротивъ, въ ней вся цпь враждебныхъ любовникамъ фактовъ подобрана какъ будто нарочно такъ, что ни одинъ изъ этихъ фактовъ не вытекаетъ изъ ихъ любви, а иметъ, напротивъ, характеръ чисто постороннихъ, чуждыхъ этой любви началъ. Такъ, напримръ, конечно никто не скажетъ, что вражда двухъ семей, бывшая главнымъ подводнымъ камнемъ, о который разбилось счастье Ромео и Джульетты, была послдствіемъ ихъ страсти. Если бъ они родились въ двухъ семьяхъ, связанныхъ, наоборотъ, узами дружбы, то счастью ихъ не было бы никакой помхи. Дале, если бъ Ромео не встртилъ совершенно случайно на улиц Тибальда и съ нимъ не поссорился, то дальнйшая судьба любящихъ также не потребовала бы принятія спшныхъ и опасныхъ мръ для ихъ спасенья. Наконецъ — случайность изъ случайностей — если бъ Ромео во-время получилъ письмо монаха, то мнимая смерть Джульетты не только не стала бъ причиной ихъ гибели, но сдлалась бы началомъ новаго и, на этотъ разъ, уже прочнаго счастья. Потому можно ли согласиться съ мыслью, что любовь Ромео и Джульетты сама въ себ несла зародышъ уничтоженья, и не естественне ли видть въ ней, напротивъ, изображеніе чистйшаго изъ чистйшихъ чувствъ, и при томъ воплотившагося въ такія дв личности, въ которыхъ совмстилось все, чтобъ достойнымъ образомъ воспринять это чувство? Молодость, искренность, чистота намреній, горячность увлеченія — это ли не была почва, на которой могло укорениться нжное растеніе ихъ любви? Но бда въ томъ, что растеніе это, требовавшее по самой своей натур если не тепличной, то, во всякомъ случа, боле мягкой атмосферы, попало, по несчастному сцпленію обстоятельствъ, подъ бурное дыханіе житейской зимы, вслдствіе чего и погибло, не выдержавъ ея злого натиска.
Кончивъ съ обзоромъ, что давалъ Шекспиру избранный имъ сюжетъ, и доказавъ, что въ измненіи этого сюжета не было никакой надобности, перехожу къ не мене интересному вопросу: почему онъ избралъ предметомъ своей трагедіи чужое, положимъ, очень благодарное, но, повидимому, совершенно исчерпанное и законченное произведеніе? Почему поступилъ такъ онъ — поэтъ, создавшій Гамлета, Лира и много другахъ произведеній, въ которыхъ геній его открылъ совершенно новыя области духа и поэзіи? Вопросъ этотъ могъ бы дйствительно затруднить отвтомъ, если бъ мы стали разсматривать Ромео и Джульетту на ряду съ названными другими трагедіями Шекспира, не обративъ вниманія на время, когда он были написаны. Но дло въ томъ, что драма ‘Ромео и Джульетта’ создана значительно ране ‘Гамлета’ и ‘Лира’, а потому понятно, что ране этихъ двухъ произведеній, въ которыхъ геній Шекспира, извдавъ весь міръ, поднялся въ анализ жизни до наибольшей высоты, поэтъ имлъ иные взгляды и иныя увлеченія, обусловленныя молодостью, а также меньшей опытностью въ жизни. Принявъ во вниманіе это послднее обстоятельство, невольно приходишь къ мысли, что если бъ Шекспиръ познакомился съ легендой о Ромео и Джульетт поздне того періода творчества, когда онъ создалъ Гамлета и Лира, и, если бъ онъ даже восхитился очаровательной прелестью этой легенды, то все-таки прелесть эта, можетъ-быть, не овладла бы его душой настолько, чтобъ онъ положилъ такой сюжетъ въ основу новаго глубокаго произведенія. Какъ ни прелестенъ былъ этотъ сюжетъ, но идеи Лира и Гамлета все-таки несравненно выше и шире, а потому созданіе Ромео и Джульетты посл этихъ трагедій было бы до нкоторой степени шагомъ назадъ. Хотя на это можно возразить, что Шекспиръ и посл создавалъ произведенія сравнительно слабыя, но не надо забывать, что оставленное намъ Шекспиромъ поэтическое наслдство рзко раздляется на нсколько категорій, которыя не слдуетъ смшивать. Поэтъ и поэтъ великій, во всемъ, чего ни касался, Шекспиръ однако далеко не одинаково относился ко всмъ своимъ созданіямъ. Есть между ними такія, въ которыя онъ клалъ всю свою душу и весь свой геній, но въ творчеств его были и иные моменты, когда онъ творилъ боле спокойно, не касаясь глубочайшихъ тайнъ и духа и жизни, изображенныхъ въ произведеніяхъ перваго рода. Такъ, во многихъ изъ своихъ комедій онъ, можно сказать, просто шалилъ съ своимъ геніемъ, заставляя его длать прелестные наброски, правда, полные жизни и красоты, но все-таки довольно поверхностные и потому не говорящіе намъ того, что сказали Гамлетъ, Лиръ, Отелло, Макбетъ и, безъ сомннія, также — Ромео и Джульетта. Эти послднія пять именъ составляютъ именно тотъ циклъ глубочайшихъ произведеній Шекспира, о которомъ идетъ рчь, а потому и вопросъ о послдовательности, въ какой эти произведенія могли быть написаны, примняется только къ нимъ. Вслдствіе этого не будетъ ошибки въ мнніи, что характеры Ромео и Джульетты врядъ ли могли быть созданы Шекспиромъ посл Гамлета и Лира. Но совсмъ иначе представляется вопросъ, если мы перенесемся въ тотъ періодъ жизни поэта, когда драма дйствительно была написана, т.-е. между 1591-мъ и 1596-мъ годами. Шекспиру было въ это время отъ 27 до 32 лтъ, т.-е. онъ находился въ самомъ лучшемъ и самомъ свтломъ період молодости. Написанныя имъ до тхъ поръ произведенія могли назваться только пробой пера, и ему было уже тсно и узко въ прежнихъ рамкахъ, а потому неудивительно, что онъ инстинктивно искалъ сферу, въ которой могъ бы серьезно испробовать силу полета своихъ собственныхъ крыльевъ. Пламенное желаніе увриться въ своихъ силахъ и употребить ихъ во что бы то ни стало, хотя бы даже не задаваясь какой-нибудь строго опредленной и самостоятельно обдуманной задачей, было въ молодомъ поэт слишкомъ велико, для того, чтобъ онъ не искалъ средствъ его удовлетворить. И вотъ подъ вліяніемъ такого-то настроенія представился ему сюжетъ, какъ бы нарочно созданный для подобнаго случая. Мысль изобразить чистую горячую любовь въ самомъ сильномъ, въ самомъ страстномъ ея вид какъ нельзя боле соотвтствовала молодости поэта и его кипвшимъ, жаждавшимъ дятельности силамъ, съ другой же стороны, готовая законченность сюжета представляла полную волю молодой фантазіи рисовать детали, не заботясь о ихъ группировк и общей гармоніи картины, которая была уже разработана вполн до него.
Въ созданной при такихъ условіяхъ драм представляется, конечно, величайшимъ интересомъ прослдить, что именно сдлано въ ней Шекспиромъ, т.-е, что онъ заимствовалъ изъ взятаго имъ прототипа, что нашелъ нужнымъ выпустить и что наконецъ создалъ самъ. Обращаясь къ поэм, мы видимъ, что сдланныя изъ нея Шекспиромъ заимствованія касались, во-первыхъ, фабулы всего произведенія, и, во-вторыхъ, отдльныхъ, выведенныхъ въ поэм, характеровъ, при чемъ онъ нердко заимствовалъ не только положенія, въ которыхъ лица эти находились, но даже и ихъ разговоры и монологи. Что до фабулы, то она, какъ уже сказано, перенесена Шекспиромъ въ его драму почти цликомъ. Какъ ни хороша однако эта фабула сама по себ, нельзя не сознаться, что есть въ ней и нкоторые недостатки, присущіе всмъ вообще средневковымъ новелламъ и заключающіеся въ томъ, что авторы ихъ, преслдуя главную цль — увлечь и заинтересовать читателей богатствомъ и разнообразіемъ выводимыхъ фактовъ — впадали часто въ излишнія длинноты и повторенія. Брукъ, какъ истинный поэтъ, гршитъ этими недостатками меньше своихъ собратьевъ, но и онъ не изъять отъ нихъ совершенно, вслдствіе чего, при тхъ обширныхъ заимствованіяхъ, которыя сдлалъ изъ поэмы Шекспиръ, недостатки эти перешли и въ драму, гд они даже рельефнй бросаются въ глаза, такъ какъ драматическое произведеніе вообще требуетъ боле осмотрительности во вншней обработк, чмъ поэма или романъ. Такъ, Шекспиръ не избжалъ въ драм нкоторой многорчивости (монологи кормилицы и монаха), а также и повтореній, какъ, напримръ, въ послдней сцен, когда монахъ Лорензо разсказываетъ принцу давно уже извстную зрителямъ исторію любовниковъ, чмъ производитъ настолько расхолаживающее впечатлніе во вредъ живости драматическаго дйствія, что при представленіи драмы на сцен монологъ этотъ всегда приходится выпускать или по крайней мр очень сокращать. Но помимо подобныхъ, вншнихъ, недостатковъ, перешли въ драму и иные, имющіе уже боле внутреннее и потому боле важное значеніе. Такъ, напримръ, мы знаемъ, что Шекспиръ, какъ психологъ по преимуществу, никогда не изображалъ серьезныхъ душевныхъ состояній, не объяснивъ и не мотивировавъ ихъ самыми точными причинами. А между тмъ въ Ромео и Джульетт страстная любовь главныхъ лицъ является совершенно внезапно, зарождаясь въ сердцахъ обоихъ точно по взмаху волшебнаго жезла. Конечно, въ этой внезапной любви по первому взгляду есть своего рода лирическая красота, но Ромео и Джульетта не лирическое произведеніе, и потому читатель въ прав былъ бы требовать боле ясной и боле глубокой мотивировки этой любви. Вспомнимъ, какъ психологически глубоко объясняетъ и мотивируетъ Шекспиръ зарожденіе любви въ другихъ серьезныхъ своихъ произведеніяхъ, напримръ, въ ‘Отелло’, въ ‘Мр за мру’, въ ‘Цимбелин’ и даже комедіяхъ. Объяснить подобный проблъ въ настоящей драм только и можно предположеніемъ, что, увлекшись наплывомъ чудныхъ поэтическихъ образовъ, впервые оснившихъ съ такой силой воображеніе, молодой поэтъ далъ полную волю своей фантазіи творить, что приходило въ голову, не прилагая особенной заботы о мотивировк фактовъ, и потому удовольствовался для своей драмы той готовой основой, какую давала поэма Брука. Еще рельефне обнаруживается вліяніе поэмы въ другомъ факт, а именно въ любви Ромео къ Розалинд, такъ же напрасно, по моему мннію, перенесенномъ Шекспиромъ въ свою драму. Были критики, видвшіе въ этой любви врную черту характера Ромео и находившіе въ ней прекрасное и умстное изображеніе той разницы, которая существовала между минутнымъ, ложнымъ увлеченіемъ Ромео къ Розалинд и истинной его любовью къ Джульетт, но мнніе это едва ли справедливо. Примры, что одна любовь вытсняется другой, конечно, бываютъ, и бываютъ часто, но во всякомъ случа трудно предположить, чтобъ подобная перемна могла произойти вдругъ, по первому взгляду, безъ всякой работы нашего внутренняго существа. Гд жъ будетъ въ подобномъ случа психологическая мотивировка такой любви, и не можетъ ли она скорй показаться знакомъ втренности и непостоянства — двухъ недостатковъ, въ которыхъ монахъ Лорензо имлъ полное право упрекать Ромео, выслушавъ его исповдь. Но, взглянувъ на этотъ фактъ съ вышеприведенной точки зрнія и объяснивъ эпизодъ о Розалинд также вліяніемъ поэмы, мы найдемъ понятное оправданіе и ему.
Что касается выведенныхъ въ драм отдльныхъ характеровъ, то здсь самостоятельная дятельность Шекспира является уже гораздо боле значительной и широкой. Очень близкое, сдланное имъ изъ поэмы заимствованіе касается только двухъ лицъ: кормилицы и монаха Лорензо, да и то въ обработк послдняго очень многое прибавлено самимъ Шекспиромъ. Затмъ два характера — Меркуціо и графа Париса — созданы Шекспиромъ самостоятельно, такъ какъ въ поэм упоминаются только ихъ имена. Наиболе сложная и интересная по результату работа предстояла Шекспиру при созданіи прочихъ дйствующихъ лицъ. Брукъ, несмотря на свой значительный поэтическій талантъ, все-таки не могъ избжать манеры старыхъ италіанскихъ новеллистовъ, и потому, гоняясь за богатствомъ и обиліемъ интересныхъ фактовъ и положеній, онъ не всегда обращалъ вниманіе, группируются ли эти факты въ гармоническое цлое, и не вредитъ ли ихъ обиліе ясности изображаемаго характера. Потому Шекспиру, какъ изобразителю живого, цльнаго человка по преимуществу, пришлось при переработк поэмы въ драму сдлать въ этомъ отношеніи очень многое, при чемъ по самому существу дла приходилось чаще сокращать содержаніе поэмы, чмъ вновь создавать факты. Слдя за поэмою, нельзя не подивиться тому умнію, съ какимъ онъ исполнилъ это дло. Много подробностей, иногда даже интересныхъ въ отдльности, но вредящихъ цлому впечатлнію по своей разрозненности, онъ спокойно выпускалъ, доcтигая тмъ, что остальные факты связывались боле гармонично и тмъ рельефне рисовали характеры лицъ, до которыхъ относились. Случалось ему также нердко влагать сказанное отъ лица автора поэмы въ уста создаваемыхъ лицъ, при чемъ сухая мораль или незначительное заключеніе превращалось подъ его перомъ въ живое слово, прекрасно оттнявшее то или другое лицо. Случаи подобнаго рода въ драм такъ многочисленны, что врно оцнить ихъ значеніе можно, только свривъ драму съ поэмой въ подробности, чего не позволяетъ сдлать объемъ настоящихъ очерковъ, а потому я прибавлю только, что если молодость и происходившая отъ того неопытность поэта сказались въ общей концепціи произведенія и въ группировк фактовъ избраннаго имъ сюжета, и если та же молодость сквозитъ въ общемъ тон всего произведенія, не обличающемъ еще того спокойнаго, объективнаго міровоззрнія, какимъ отличаются позднйшія произведенія Шекспира, — то совершенно иное представится, если взглянуть на отдльныя лица драмы съ точки зрнія психологическаго развитія ихъ характеровъ. Здсь Шекспиръ, несмотря на свою молодость, является совершенно тмъ же великимъ сердцевдцемъ, какого мы видимъ во всхъ прочихъ его произведеніяхъ. Если характеры Ромео, Джульетты и прочихъ дйствующихъ лицъ драмы уступаютъ Лиру, Гамлету и другимъ Шекспировскимъ лицамъ въ широт замысла или, иначе говоря, въ томъ, что именно въ нихъ изображено, то съ точки зрнія, какъ этотъ замыселъ выполненъ — лица драмы стоятъ совершенно вровень съ помянутыми произведеніями. Исключеніе представляетъ только служащая исходнымъ пунктомъ драмы слабая мотивировка любви главныхъ лицъ, о чемъ уже упомянуто выше, но зато все остальное развитіе какъ дйствія, такъ и характеровъ, представляетъ картину, законченную со всхъ сторонъ самымъ безукоризненнымъ образомъ. Строжайшая послдовательность поступковъ, объясненныхъ самымъ точнымъ, самымъ наглядно врнымъ образомъ, удивительное умнье въ выбор моментовъ и положеній, слагающихся въ совершенно стройное цлое, — словомъ, вс эти, присущія созданіямъ Шекспира, свойства, находимъ мы и въ лицахъ настоящей драмы, чмъ и оправдывается вполн причисленіе ея къ циклу лучшихъ его произведеній, несмотря на нкоторые поверхностные недостатки.
Бурная страсть, налетвшая внезапно и заставившая позабыть весь міръ — таковъ матеріалъ, изъ котораго созданы характеры обоихъ главныхъ лицъ драмы. Легко понять всю трудность, предстоявшую при выполненіи такой задачи. Если подъ именемъ характера понимается тотъ оригинальный колоритъ, которымъ облекаются людскіе поступки, вызываемые житейскими столкновеніями съ дйствительностью, то, чмъ разнообразне эти столкновенія, тмъ боле является матеріала для обрисовки характера, и чмъ, наоборотъ, однообразне душевное настроеніе, въ которомъ находится человкъ, тмъ трудне подмтить въ немъ оригинальныя, выдающіяся черты. Когда же мы дйствуемъ подъ напоромъ какой нибудь сильной страсти, то затрудненіе увеличивается еще боле. Страсть выводитъ людей изъ нормальнаго состоянія, а потому и сказать, что они такое, бываетъ въ подобномъ случа гораздо трудне, если жъ при этомъ вспомнить, что постоянное нахожденіе подъ вліяніемъ одной страсти закрываетъ доступъ вліянію на насъ прочихъ, хотя и боле мелочныхъ, но зато и боле разнообразныхъ житейскихъ впечатлній, то понятно, что подмтить оригинальныя, характерныя черты въ человк, страстно увлекшемся чмъ-нибудь однимъ, — почти невозможно. Такими именно являются оба главныя лица настоящей драмы. Дйствительно, что такое Ромео и что такое Джульетта? Представляютъ ли они оригинальныя, ярко бросающіяся въ глаза черты, какъ, напримръ, это можно видть въ Гамлет, въ Лир, въ Десдемон, въ Офеліи? — Нтъ, да и не могутъ представить. Находясь во все продолженіе драмы подъ аффектомъ своей любви, они пріурочиваютъ къ ней одной ршительно вс свои душевные порывы и, по необходимости, смотрятъ сквозь ея призму на вс положенія, въ какія ихъ ставятъ вншнія обстоятельства. Сказать, какъ поступили бы Ромео или Джульетта въ какомъ нибудь иномъ житейскомъ случа, при боле индифферентномъ состояніи души, и какія обнаружили бы при этомъ индивидуальныя, личныя черты — положительно невозможно по той простой причин, что мы ихъ въ такомъ положеніи не видимъ. Вслдствіе этого нкоторая струя односторонности и даже наружной безличности сама собой намчалась при созданіи характеровъ Ромео и Джульетты и намчалась, конечно, въ ущербъ оригинальности и ясности ихъ внутренняго существа. Но изобразить ихъ исключительно въ такомъ, можно сказать, оторванномъ отъ земного существованія, вид, было бы огромной ошибкой со стороны автора, и особенно автора драматическаго произведенія, гд все должно быть реально и естественно. Вчная пснь любви двухъ такихъ безплотныхъ существъ показалась бы скучна даже въ лирической поэм, а не то что въ трагедіи. Поэтому автору предстояла задача пролавировать между двумя трудностями, а именно: оставить, съ одной стороны, нетронутымъ тотъ кипучій аффектъ страсти, подъ которымъ Ромео и Джульетта должны были постоянно находиться, во имя основной идеи произведенія, а съ другой — отыскать и при этомъ положеніи въ ихъ нравственныхъ существахъ такія черты, которыя обнаруживали бы реальныхъ людей, скрпленныхъ съ земнымъ существованіемъ и его законами видимой, осязательной связью. Шекспиръ, по обыкновенію, разъяснилъ просто этотъ трудный вопросъ. Если, по основной иде произведенія, нельзя было заставить Ромео и Джульетту откликаться разнообразными сторонами своихъ характеровъ на вншнія впечатлнія, то надо было взглянуть, какую психологическую работу произвела овладвшая ими страсть на ихъ внутреннее существо, и какому развитію подверглись при этомъ ихъ души независимо отъ реальныхъ столкновеній съ жизнью. Жизнь есть развитіе или, лучше сказать, развитіе есть жизнь, а потому, если мы увидимъ въ комъ-нибудь поступательное движеніе внутреннихъ душевныхъ свойствъ и порывовъ, то предъ нами явится живой человкъ даже въ томъ случа, если развитіе это будетъ происходить подъ вліяніемъ одной и той же однообразной причины. Ромео и Джульетта жили подъ аффектомъ страсти, а всякая страсть иметъ свойство учить насъ изобртательности, какъ достичь желанной цли, какъ устранить встрчающіяся препятствія, и какъ лучше между ними пролавировать — однимъ словомъ, длаетъ насъ боле возмужалыми и зрлыми, боле твердыми и ршительными, заставляя сильно измниться внутренно въ сравнительно короткое время и научиться тому, на что понадобилось бы, при нормальномъ состояніи души, гораздо боле времени и вниманія. Вотъ это-то, вполн реальное и вполн живое, душевное свойство изобразилъ Шекспиръ и въ обоихъ любовникахъ. Реальная, связывающая ихъ съ жизнью черта состоитъ именно въ томъ, что они подъ вліяніемъ страсти мужаютъ и зрютъ внутренно, превращаясь изъ совершенно безличныхъ неопытныхъ дтей, какими являются въ начал драмы, въ личности твердыя и ршительныя, умющія, гд надо, себя сдержать, гд надо — за себя постоять и даже схитрить и притвориться и наконецъ даже ршительно и твердо бросить вызовъ самой судьб и безропотно умереть, когда вс усилія устроить жизнь, какъ имъ того хотлось, оказались безполезными. Вся драма представляетъ картину этой борьбы, и потому краткій обзоръ тхъ положеній, въ которыхъ Ромео и Джульетта являются, докажетъ лучше справедливость такого взгляда.
Что оба, и Ромео и Джульетта, были до своей первой встрчи совершенными дтьми, видно не только изъ прямого указанія самой драмы (Джульетт всего четырнадцать лтъ), но и изъ содержанія первыхъ сценъ. Совершенное дтство Джульетты обнаруживается тмъ равнодушіемъ, съ какимъ она относится къ словамъ матери, предлагающей ей выйти замужъ, — черта, характерная именно для того возраста, когда молодость готова смнить, но еще не смнила, въ двушк дтскій возрастъ. Что жъ до Ромео, то хотя онъ и представленъ въ первыхъ сценахъ будто бы влюбленнымъ въ Розалинду и, слдовательно, человкомъ, уже испытавшимъ жизнь, но манера выраженія этой страсти такова, что состояніе его души обличаетъ скоре только потребность любви, чмъ самую любовь. Мрачная меланхолія, убганіе свта и людей, равнодушіе къ шумнымъ удовольствіямъ — вотъ черты, которыя выказываетъ Ромео въ этихъ сценахъ, но такъ можетъ вести себя только влюбленный мальчикъ, а не взрослый уже молодой человкъ, хотя бы даже онъ встртилъ въ отвтъ на свою любовь одно равнодушіе. Допустивъ же, что Ромео еще ребенокъ, и что потребность любви только начинаетъ смутно просыпаться въ его воображеніи, мы прекрасно поймемъ это состояніе души, совершенно свойственное тому возрасту, когда дтство уже почувствовало первые порывы молодости, но не уметъ еще съ ними сладить и ихъ обуздать. При такомъ взгляд на душевное состояніе Ромео въ начал драмы становится еще боле понятнымъ то, что сказано выше о его будто бы любви къ Розалинд. Имя этой красавицы, заимствованное изъ поэмы Брука, могло быть даже совершенно выпущено изъ драмы, при чемъ меланхолія и страданія, испытываемыя юнымъ Ромео до встрчи съ Джульеттой, вовсе не стали бы для насъ мене понятны.
Первый самостоятельный шагъ въ развитіи характера Ромео обнаруживается въ сцен его свиданія съ Джульеттой въ саду (дйствіе II, сцена 2-я) посл того, какъ они увидлись и полюбили другъ друга на праздник Капулетти. Разница между тмъ, что онъ былъ прежде, и чмъ сдлался теперь, замчается съ перваго его шага. Куда двались его чёрная меланхолія и мрачный взглядъ на жизнь? Можно-ли узнать прежняго Ромео, которому казались тяжелыми, какъ свинецъ, подошвы башмаковъ, въ этомъ восторженномъ, забывшемъ весь міръ юнош, готовомъ въ виду враговъ перелзть черезъ всякій заборъ и переплыть, не будучи кормчимъ, широкій океанъ, лишь бы быть вблизи своей Джульетты? Онъ наэлектризованъ своей страстью до того, что, кажется, въ душ его нтъ мста никакой мысли, кром желанья видть и слышать ту, которую онъ любитъ. Но чуть прошла сцена свиданія и первыхъ восторговъ, какъ чистая, здоровая натура обоихъ влюбленныхъ обнаружилась сама собой и заставила ихъ тотчасъ же обратить вниманіе на серьезную сторону дла. Дти въ душ, они однако тотчасъ же инстинктивно почувствовали, что любовь, оснившая ихъ сердца, не та пустая огненная игрушка, отъ какой погибли многіе, но чувство истинное и сильное, которое должно быть закрплено и упрочено навки. Джульетта требуетъ брака, и Ромео съ радостью хватается за эту мысль. Бдные дти! Какъ прекрасно было ихъ намреніе и какъ мало могло оно принести имъ пользы! Они забыли ту стну житейскихъ дрязгъ и невзгодъ, которая стояла между ними въ вид ссоры ихъ отцовъ. Люди боле опытные, чмъ они, обратили бы прежде всего вниманіе на то, какъ уничтожить эту стну, но вдь они были еще дти! Житейская опытность не научила ихъ еще горькому правилу, что находить средства для исполненія прекрасныхъ намреній гораздо трудне, чмъ выдумывать эти намренія. Однако они все-таки взглянули на дло серьезно, и это доказываетъ, что развитіе, ведущее къ нравственной возмужалости, для нихъ началось съ-той самой минуты, когда они полюбили другъ друга. Они, правда, не умли практически примнить его къ жизни, но такое умнье дается не вдругъ, ихъ же жизнь погасла, чуть вспыхнувъ.
Покинувъ Джульетту, Ромео спшить къ монаху, чтобы устроить внчанье. Благодушный старикъ, по склонности всхъ любящихъ резонировать людей, предостерегаетъ его отъ избытка увлеченія и даже коритъ за втренность, упоминая вновь имя Розалинды. Ромео отвчаетъ общими фразами, называя свою прежнюю страсть бредомъ и пустяками. Иначе, конечно, онъ не могъ говорить, коль скоро эпизодъ съ Розалиндой уже былъ разъ введенъ въ драму, но сцена эта относительно дальнйшаго развитія характера Ромео интересна главнйше по той сдержанности и ршимости, съ какими онъ выражаетъ свою просьбу и намренія. Это уже не тотъ восторженный юноша, какого мы видли въ предыдущей сцен свиданья съ Джульеттой. Увренность въ своемъ счасть сдлало его сдержаннымъ и солиднымъ. Въ рчахъ его нтъ уже ни порывистости ни увлеченія. Онъ не только не спшитъ съ открытіемъ своей тайны, но, напротивъ, выражается сначала такимъ языкомъ, что почтенный монахъ даже не вдругъ понимаетъ, чего онъ хочетъ. Но дло сдлано: общаніе монахомъ дано, счастливый Ромео уходитъ и затмъ, въ ожиданіи часа свадьбы, встрчается случайно съ своими друзьями, Меркуціо и Бенволіо. Они тотчасъ же замчаютъ, что, осненный счастьемъ, Ромео измнился и сталъ не тмъ, чмъ былъ прежде. Въ противоположность прежнему мрачному настроенію, онъ съ веселой беззаботностью принимаетъ участіе въ разговор, остритъ не хуже ихъ обоихъ, но при этомъ ведетъ себя до того сдержанно, что, несмотря на избытокъ счастья, ни словомъ не проговаривается о своей тайн. Если эта скрытность, съ одной стороны, служить доказательствомъ, какъ много возмужалъ и развился, подъ впечатлніемъ своей страсти, тотъ Ромео-ребенокъ, который бывало-плакалъ и жаловался на свои воображаемыя горести всякому встрчному, то съ другой — увы — эта же скрытность была косвенной причиной постигшей обоихъ любовниковъ катастрофы. Если бъ Ромео открылъ друзьямъ тайну своей любви, то нашелъ бы въ нихъ врныхъ союзниковъ и пособниковъ. Меркуціо держалъ бы себя осторожнй съ Тибальдомъ и не вызвалъ его глупо на дуэль, чмъ было бы предотвращено и вышедшее изъ этой ссоры несчастье. Но трагическое въ судьб Ромео и Джульетты именно въ томъ и заключалось, что, занятые собой и своей любовью, они, правда, росли и развивались подъ ея вліяніемъ, но только внутренно, не принимая во вниманіе тяжелой окружающей ихъ среды, вслдствіе чего и погибли подъ ея случайнымъ гнетомъ.
За сценой свадьбы въ кель монаха, когда любовники, задыхаясь отъ восторга, длаются опять счастливыми дтьми, слдуетъ ссора и катастрофа съ Тибальдомъ. Въ начал сцены Ромео ведетъ себя еще осмотрительнй и еще сдержаннй, чмъ прежде. Изъ словъ его видно, что онъ началъ обдумывать свое положеніе даже относительно своихъ новыхъ родственниковъ-враговъ, что прежде, въ пылу страсти, не приходило въ голову ни ему ни Джульетт. Онъ спокойно переноситъ дерзкую выходку Тибальда и всми силами старается потушить готовый вспыхнуть огонь вражды. Если бъ не глупая фанфаронада пустоголоваго Меркуціо, то встрча эта не имла бы никакихъ печальныхъ послдствій, но положеніе, въ какое поставили себя Ромео и Джульетта, виситъ всегда на волоск и можетъ разрушиться отъ первой пустой случайности. Такъ и здсь: едва Меркуціо палъ отъ руки Тибальда — горячая молодая кровь Ромео не перенесла этого испытанія, несмотря на всю его готовность себя сдержать. И можно ли за это его винить? Вдь онъ все-таки еще былъ неопытный ребенокъ! Такъ или иначе — катастрофа случилась, посл чего несчастный любовникъ, принужденный искать спасенія въ бгств, удаляется въ отчаяніи, горестно называя себя игрушкой судьбы.
Слдующая сцена, въ кель монаха, когда Ромео узнаетъ о постигшемъ его приговор, рисуетъ картину полнаго отчаянія и подавленности несчастнаго любовника. Куда двались пріобртенныя имъ сдержанность и твердость. Онъ плачетъ, рыдаетъ, корчится, какъ безумный, на земл, такъ что вызываетъ даже строгій выговоръ со стороны спокойнаго и умющаго владть собой монаха. Не слдуетъ однако видть въ этомъ ошибки Шекспира относительно дальнйшаго развитія характера Ромео. Людская натура устроена такъ, что, длая шаги въ пріобртеніи опытности и умніи себя держать сообразно съ обстоятельствами, мы часто порывами возвращаемся къ прежнему состоянію и прежней слабости, особенно когда это вызывается нежданнымъ, тяжелымъ ударомъ. Ромео же былъ постигнуть горемъ, которое едва ли бъ могъ перенесть безропотно человкъ даже и боле зрлыхъ лтъ.
За прелестной слдующей сценой прощанья двухъ любящихъ мы встрчаемъ Ромео въ Манту, гд онъ, уже значительно успокоенный и пришедшій въ себя, ждетъ хорошихъ встей отъ своей возлюбленной, но вмсто того приходитъ страшная новость о ея смерти! Отсюда начинается въ драм самая серьезная и самая глубокая разработка характера Ромео. Пораженный, какъ громомъ, онъ, безъ всякихъ разсужденій, безъ всякихъ знаковъ отчаянія, мгновенно длаетъ прямой и единственный выводъ, какой могла имть для него эта всть.— ‘Джульетта умерла!’ — говоритъ пріхавшій встникъ.— ‘Сегодня въ гробу буду съ ней и я!’ — отвчаетъ Ромео. Онъ даже не любопытствуетъ узнать, отчего и какъ произошла катастрофа. Приговоренный къ смерти не станетъ интересоваться ничмъ. Вншніе факты и событія длаются для него роемъ призраковъ, быстро проносящихся предъ глазами, но не вызывающихъ въ душ никакого отклика. Глазъ видитъ, но не созерцаетъ, языкъ говоритъ, но, говоритъ что придетъ въ голову, безъ всякой систематизаціи мыслей. Такое состояніе души хорошо извстно людямъ, испытавшимъ, подобно Ромео, сердечный ударъ, который унесъ ршительно все, что имъ было дорого и мило. Замчательно, что въ подобномъ состояніи люди нердко становятся даже какъ будто безучастными къ главному, поразившему ихъ событію и начинаютъ съ какой-то тупостью развлекаться совершенно посторонними, не идущими къ длу мелочами. Такъ мать, потерявшая ребенка, хлопочетъ около его гробика, машинально перекалываетъ съ мста на мсто цвты или сердится, зачмъ не такъ поставлены свчи. Такое, повидимому, странное, но удивительно врное съ тмъ, что наблюдается въ жизни, состояніе души изображено Шекспиромъ и въ этой сцен. Сраженный встью о смерти Джульетты и сознавъ въ этой всти безповоротно свою собственную смерть, Ромео, полусознательно, то начинаетъ требовать бумаги и чернилъ, чтобъ написать отцу, то, вспоминая, что ему нуженъ ядъ, принимается бормотать о мелочахъ, какія онъ видлъ въ лавк аптекаря, торгующаго ядомъ. Ему мерещатся аллигаторъ, черепаха, горшки съ различными снадобьями, стоявшіе въ этой лавк — вещи, на которыя онъ, можетъ-быть, и вниманія не обратилъ, когда ихъ видлъ, но чьи образы вдругъ съ рельефностью возстановились въ его памяти, когда она, сраженная ударомъ, потеряла способность получать новыя впечатлнія. Актеръ, исполняющій эту сцену, долженъ приложить особенное стараніе, чтобъ понять ее и передать, какъ слдуетъ. Если онъ, какъ длаютъ многіе, изобразитъ человка, говорящаго энергично и горячо, то этимъ сгубитъ всю сцену, превративъ ее въ наборъ безсмысленныхъ фразъ. Но пусть произнесетъ онъ весь монологъ Ромео и весь слдующій разговоръ съ аптекаремъ, какъ человкъ, говорящій въ какомъ-то полузабыть, точно подъ гнетомъ сомнамбулизма, пусть даже въ ироническихъ репликахъ аптекарю выразитъ онъ не ту сознательную иронію, съ какой мы говоримъ, когда чувствуемъ себя выше предмета, надъ которымъ глумимся, но ту страшную, горькую усмшку, которая иногда кривитъ ротъ въ минуту душевныхъ терзаній противъ воли, — тогда мысль поэта, создавшаго эту сцену, будетъ передана врно, и мы увидимъ одно изъ тхъ замчательнйшихъ психологическихъ положеній, какія умлъ подсматривать и изображать только одинъ Шекспиръ.
Это нравственное полузабытье, этотъ ‘шумъ внутренней тревоги’, оглушившій все существо и препятствующій воспринимать вншнія впечатлнія, не покидаетъ Ромео до самой его смерти. Хотя онъ посл полученія страшной всти является предъ глазами зрителей только въ послдней сцен у тла Джульетты, но изъ произносимаго имъ при этомъ монолога мы узнаемъ, что во все время пути изъ Мантуи въ Верону онъ находился въ этомъ ужасномъ состояніи до такой степени, что даже не слыхалъ и не понялъ ничего изъ разсказа слуги о томъ, что Парисъ былъ женихомъ Джульетты, и что изъ-за этого произошла вся катастрофа. Убитый во всемъ, онъ сберегъ одну мысль и одну цль. Цль эта была ршимость умереть на гроб Джульетты. Къ этой дли онъ стремился и шелъ съ такой неудержимой энергіей, что въ ней, казалось, воплотились вся его сила и весь его характеръ. Бывшій ребенокъ, плакавшій такъ недавно надъ воображаемыми несчастьями, выросъ и окрпъ въ стремленіи къ этой цли до степени разъяреннаго тигра, готоваго сбросить съ пути и растерзать все, что можетъ ему помшать въ его намреніи. Онъ дйствительно грозитъ смертью своему слуг, если тотъ не исполнитъ его приказанія и вздумаетъ за нимъ подсматривать, при чемъ именно сравниваетъ себя съ тигромъ или съ яростнымъ моремъ. Но замчательно, что, сказавъ эту угрозу, онъ вдругъ мгновенно смягчается и ласково обращается къ тому-же слуг, называя его своимъ товарищемъ и другомъ. Это опять одно изъ тхъ микроскопически-тонкихъ и врныхъ психологическихъ движеній, какія умлъ подсматривать только Шекспиръ. Люди съ разстроенными до послдней степени нервами всегда бываютъ склонны быстро переходить въ своихъ сердечныхъ движеніяхъ изъ одной крайности въ другую. Бездлица, иногда даже воображаемая, способна вывести ихъ изъ себя, но вслдъ затмъ они рады со слезами просить прощенья у того, кого оскорбили. Такое же душевное движеніе повторяется и въ эпизод съ Парисомъ, котораго Ромео встрчаетъ на кладбищ. Сдержанно и ласково Ромео проситъ оставить его въ поко, но отказъ Париса мгновенно выводитъ его изъ себя.— ‘Такъ это вызовъ?— берегись же!’ — восклицаетъ онъ въ ярости, изъ одно мгновеніе смертельно раненый противникъ лежитъ у его ногъ. Но тутъ онъ опять смягчается и дружелюбно исполняетъ просьбу бывшаго соперника положить его возл тла Джульетты.— Достигнувъ этого дорогого тла, Ромео достигаетъ своей послдней цли. Выливъ въ рыдающемъ монолог всю скорбь своей души, онъ спокойно и твердо ‘разбиваетъ о скалы чолнъ гнетущей его жизни’.
Джульетта, какъ неразлучная спутница Ромео, хотя и переживаетъ въ драм т же душевныя перипетіи, какія выпадаютъ на его долю, но, съ фактической стороны, авторъ поставилъ ее въ нкоторыя иныя и, надо притомъ замтить, боле разнообразныя положенія. Это различіе объясняется тмъ, что Джульетта, какъ молодая двушка, живущая въ семь, конечно, не могла такъ свободно и спокойно предаваться сердечному влеченію, какъ могъ это длать Ромео, юноша уже взрослый и потому бывшій господиномъ своихъ поступковъ. Онъ могъ, если хотлъ, скрывать свою страсть, но въ этомъ для него не было безусловной необходимости. Для Джульетты же тактика скрытности стояла на первомъ план. Она, правда, сдлала по необходимости любимую кормилицу повренной своей тайны, но для родныхъ тайна эта должна была оставаться неприкосновенной, и это обусловливалось не только враждебными отношеніями обихъ семей, но еще боле личными характерами отца и матери Джульетты, далеко не бывшими съ ней въ близкихъ, интимныхъ отношеніяхъ. Этотъ послдній фактъ интересенъ въ особенности тмъ, что по немъ можно прослдить то удивительное искусство, съ какимъ Шекспиръ умлъ обставлять своихъ героевъ, смотря по цлямъ, къ какимъ они должны были прійти. Если бъ синьора Капулетти и ея мужъ были. изображены умными родителями, старавшимися жить душа въ душу со своей дочерью, то скрытность ея предъ ними показалась бы нравственной шероховатостью въ ея характер, бросающей нкоторую тнь на эту чудную, свтлую личность. Если бъ Джульетта, довряя вполн матери, открыла ей свою тайну, то весь ходъ драмы былъ бы иной. Но разъ мать и отецъ Джульетты изображены людьми хотя и не дурными, однако съ такими свойствами, какія не допускали интимнаго съ ними сближенія (онъ — горячій и ограниченный крикунъ, а она — холодная женщина, не понимавшая естественныхъ требованій молодой жизни), то этимъ Джульетта получала безупречное право дйствовать и поступать въ важныхъ вопросахъ жизни по своему собственному усмотрнію, а автору открывалась возможность создать характеръ Джульетты, какъ того требовала основная мысль драмы, т.-е. изобразить чистое, дтски-наивное существо, на которое судьба возложила тяжелое бремя справиться самостоятельно съ внезапнымъ напоромъ бурной страсти, налетвшей среди самыхъ неудобныхъ и затруднительныхъ обстоятельствъ.
Въ начал драмы Джульетта является ребенкомъ еще боле, чмъ Ромео. Онъ по крайней мр вздыхалъ по своей воображаемой страсти, ей же мысль о любви не приходила даже въ голову. Предложеніе матери выйти за Париса она выслушиваетъ съ такимъ равнодушіемъ, какъ. будто дло шло вовсе не о ней. Встрча съ Ромео сразу растопила это равнодушіе и мгновенно заставила распуститься пышнымъ цвтомъ эту богатую натуру. Принадлежа, подобно Ромео, къ тмъ цльнымъ существамъ, которыя не умютъ ничего длать наполовину и если разъ предадутся чувству, то предадутся ему всецло и навсегда — Джульетта въ этомъ превосходитъ даже самого Ромео, что и выражается прекрасно въ сцен ихъ объясненія въ саду, когда оба, задыхаясь отъ восторга, клянутся другъ другу въ своей привязанности. Ромео при этомъ только клянется и говоритъ о своей безбрежной любви, но въ отвтахъ Джульетты, полныхъ точно такой же страсти, постоянно проскальзываетъ мысль, что главная ея забота — какъ бы сдлать эту любовь прочной и вчной. Она не хочетъ, чтобы онъ клялся луной, потому что луна измнчива, хочетъ даже сократить теперешнее свиданіе, чтобъ дать ихъ любви разрастись въ постоянный пышный цвтъ. Наконецъ она же первая требуетъ, чтобы союзъ ихъ непремнно былъ освященъ бракомъ. Словомъ, полная отдача всей себя новому чувству, — отдача беззавтная и безповоротная, — выдается и сквозитъ въ каждомъ ея слов и движенія.
Прелестная комическая сцена, когда Джульетта торопитъ и тормошитъ свою старую, закашлявшуюся кормилицу, горя нетерпніемъ узнать, что сказалъ Ромео (д. II, сц. 5-я), рисуетъ опять Джульетту-ребенка, того самаго — милаго, но вмст горячаго и порывистаго ребенка, о которомъ кормилица недаромъ разсказывала, какъ она, будучи еще грудной крошкой, затяла драться, когда ей пришлась не по вкусу взятая въ ротъ полынь. Шекспиръ не забылъ, что героиня его, при всхъ своихъ идеальныхъ качествахъ, горячая италіанка, съ терпніемъ которой шутить нельзя. Щечки красавицы зардлись снова румянцемъ, едва старуха успла въ двухъ словахъ сказать свою всть. Гораздо серьезнй по значенію представляется другая сцена, происходящая между тми же лицами, построенная на тхъ же вншнихъ началахъ, какъ и настоящая, но уже иная по внутреннему содержанію. Кормилица является къ Джульетт также съ встью, которую тоже не можетъ выговорить вдругъ. Но то была всть радости, теперь же всть бды и горя. Старуха остается въ выраженіи своихъ чувствъ комичной попрежнему, но не румянецъ радости вызываетъ она своимъ разсказомъ на щечкахъ своей молодой госпожи.— ‘Ромео убилъ Тибальда’, — вотъ всть, съ какой она пришла на этотъ разъ. Вспышка гнва и отчаянія пораженной этимъ извстіемъ Джульетты настолько ясно выражена въ драм, что объяснять ее нтъ надобности. Довольно сказать, что потокъ оскорбительнйшихъ словъ и упрековъ выливается изъ прелестныхъ губокъ на того самаго Ромео, который за минуту считался обладавшимъ чуть не божьими совершенствами. Нкоторые критики видли въ этомъ порыв гнва Джульетты даже преувеличенность и фальшь относительно ея характера, но мнніе это несправедливо, и если взглянуть на эту сцену глубже, то окажется, что Шекспиръ и здсь остался тмъ же опытнымъ и всевидящимъ психологомъ, какимъ былъ всегда и везд. Не говоря уже о томъ, что Джульетта, какъ чистокровная италіанка, не могла выражать своихъ чувствъ иначе, какъ съ нкоторой преувеличенностью, стоитъ вспомнить, какая именно причина вызвала ея гнвъ, чтобы понять вполн его естественность и законность. Представьте себ дйствительно двушку, только что вышедшую замужъ за человка, котораго она любитъ восторженно и безгранично, представьте, что, утопая въ счасть, она ждетъ блаженную минуту перваго съ нимъ свиданія посл брака и вдругъ узнаетъ страшную всть, что человкъ этотъ — убійца любимаго ею брата! Упасть съ неба въ адъ было бы мене страшно, чмъ испытать такое разочарованіе. Чему жъ дивиться, что молодая, горячая кровь разразилась столь же сильнымъ отчаяньемъ, какъ силенъ былъ предшествовавшій ему восторгъ. Но зато какъ же умлъ Шекспиръ найтись въ этомъ положеніи и какъ просто и естественно привелъ вышедшую изъ себя Джульетту въ прежнее состояніе, сдлавъ ее опять чудной, любящей женщиной! — ‘Мужъ! бдный, милый мужъ! кто жъ молвитъ сердечное теб слово, если я, твоя жена, могла отъ тебя отречься!’ — таковы слова, которыми пришедшая въ себя Джульетта возвращаетъ свое сердце тому, кто ей всего дороже. Кто же не оцнитъ высокой сердечности этихъ словъ и не простить Джульетт минутнаго ея увлеченія!
Описанной сцен предшествуетъ извстный монологъ, когда Джульетта, ожидая Ромео, молитъ судьбу научить ее, какъ отдаться любви. Были критики, считавшіе содержаніе этого монолога не совсмъ идущимъ молодой двушк, а тмъ боле такому чистому существу, какъ Джульетта, но такое мнніе обличаетъ только излишнюю пуританскую щепетильность критиковъ. Если современная сцена, боле взыскательная, чмъ сцена Шекспирова времени насчетъ такъ называемой нравственности, дйствительно выпускаетъ или очень сокращаетъ этотъ монологъ при представленіяхъ драмы, то это еще не мрка для его оцнки, какъ поэтическаго произведенія. Если бъ мысли, выраженныя въ этомъ монолог, Джульетта высказывала кому-нибудь другому, то въ такомъ случа сцена эта дйствительно имла бы нсколько шокирующій характеръ, но совсмъ другое получается впечатлніе, когда мы вспомнимъ, что вдь это — монологъ, т.-е. рядъ мыслей, проносящихся въ головк Джульетты, когда она исповдуется въ нихъ только самой себ. Шагъ, передъ которымъ она стоить, такъ важенъ и ршителенъ въ жизни молодой двушки, что невольное о немъ представленіе является вполн понятнымъ и естественнымъ. Вставъ на такую точку зрнія, мы увидимъ, что Шекспиръ былъ вполн правъ, заставя свою героиню думать, какъ стала бы думать про себя на ея мст всякая женщина, а разъ душевное состояніе изображено въ поэтическомъ произведеніи врно, то узкій вопросъ о вншнемъ его приличіи или неприличіи уже не можетъ имть мста. Сверхъ того, нельзя не замтить, что самъ Шекспиръ смягчилъ характеръ этого монолога, заставя Джульетту постоянно вспоминать, что и она и Ромео отдаются любви чистыми и непорочными, а потому и ожидающіе ихъ восторги принесутъ въ себ счастье дозволенное и законное. Эта мысль, проходящая свтлой струей сквозь весь монологъ, не только служитъ достаточнымъ противовсомъ, чтобы заставить замолчать щепетильность критиковъ, но даже возводитъ Джульетту еще на боле высокій пьедесталъ невинности и чистоты.
Посл прелестной поэтической сцены разлуки влюбленныхъ Ромео не является боле предъ глазами зрителей до окончательной катастрофы, но въ роли Джульетты именно съ этой минуты и начинается рядъ самыхъ замчательныхъ, рисующихъ ея характеръ положеній. Основнымъ мотивомъ всхъ этихъ сценъ является на первомъ план удивительное пріобртенное ею умнье держать себя и вмест съ тмъ притворяться, что требуется тмъ самымъ положеніемъ, въ которое она поставлена. Вра ея въ себя въ этомъ случа такъ тверда и такъ велика, что она, подобно всмъ, слишкомъ хорошо знающимъ себя людямъ, позволяетъ себ даже иронически полувысказывать постороннимъ свои задушевныя мысли, зная хорошо, что основная тайна хранится подъ слишкомъ крпкимъ ключомъ, чтобы кто-нибудь могъ о ней узнать. Разговоръ ея съ матерью, когда послдняя говоритъ о Тибальд, а Джульетта отвчаетъ, подставляя въ мысляхъ вмсто имени Тибальда имя Ромео, весь основанъ на полунамекахъ, двусмысленныхъ до такой степени, что не понимать ихъ можетъ только ограниченная синьора Капулетти. Сцена эта до того характерна, что при сравненіи въ ней Джульетты съ тмъ простымъ, невиннымъ ребенкомъ, какимъ она была въ начал драмы, невольно бросается въ глаза, какой школой житейской опытности стало для этого ребенка то, что она пережила подъ вліяніемъ страсти, охватившей все ея существо.
Грубое обращеніе отца, требующаго брака Джульетты съ Парисомъ, и безсердечное отношеніе къ этому вопросу матери повергаютъ бдную двушку въ такое горькое отчаяніе, что она почти совершенно падаетъ духомъ, но когда даже ея послдній другъ, кормилица, оказываетъ ея горю медвжью услугу, подавъ совть забыть Ромео, то отчаяніе это обрывается вдругъ, застывъ, какъ ледяная глыба. Ей, Джульетт, данъ такой совть! Что значитъ передъ такимъ оскорбленіемъ все, что она вынесла отъ отца и матери? Гордо и презрительно, не удостоивъ даже гнвнымъ отвтомъ, высылаетъ она прочь свою бывшую любимицу, разрывая тмъ послднюю связь, скрплявшую ее съ роднымъ гнздомъ и минувшимъ дтствомъ. Прежней Джульетты нтъ больше! — передъ нами ршительная женщина, вс мысли которой совмстились въ одной цли: найти своего Ромео или умереть
Эту ршимость и это твердое самообладаніе сохраняетъ она до такой степени, что можетъ даже небрежно шутить съ Парисомъ, встртившимъ ее въ кель. Совтъ монаха, приведя Джульетту въ восторгъ и пробудя ея вру въ счастливый исходъ дла, порываетъ окончательно вс ея связи съ прошлымъ. Отецъ и мать для нея боле не существуютъ, она хитритъ и притворяется передъ ними, какъ самая опытная, привычная интриганка. Сомнніе, правда, закрадывается въ ея душу въ ршительный моментъ, когда надо выпить сонное питье, но нельзя забыть, что ей предложено дйствительно героическое средство, передъ которымъ былъ бы способенъ оробть всякій. Зато тмъ рельефне и тмъ ярче выдляется на этомъ фон робости и сомннія ея послдній, почти радостный крикъ, съ которымъ она бросается во мракъ неизвстнаго, думая защитить своего дорогого Ромео.
Послдняя сцена и смерть Джульетты построены на тхъ же психологическихъ началахъ, какъ и смерть Ромео. Въ этомъ случа они, какъ и слдовало ожидать, оказываются похожими другъ на друга, какъ дв капли воды. Подобно тому, какъ Ромео, ожидая всти радости, внезапно узналъ страшную новость о смерти Джульетты, — точно такъ же и она, пробудясь въ гробниц и ожидая упасть въ горячія объятія Ромео, находитъ только его холодный трупъ. Какъ онъ, услышавъ ужасную всть, мгновенно ршаетъ покончить съ собой, — такъ и она, увидя страшное зрлище, первымъ же движеніемъ руки схватываетъ пустую склянку, въ надежд, что въ ней осталось довольно яда и для нея. Подобно Ромео, она нимало не интересуется ни обстоятельствами ни причинами поcтигшей ихъ бды, но спшитъ только соединить, во что бы то ни стало, съ Ромео свою судьбу. Нтъ яда — кончаетъ дло кинжалъ. Потерявъ другъ друга, они потеряли все! Драма жизни обоихъ кончилась безусловно, значитъ, остается только опустить занавсъ. Всякій эпилогъ былъ бы невозможенъ и неумстенъ. Этимъ взглядомъ на конецъ драмы объясняется и тотъ интересный фактъ, почему Шекспиръ и Брукъ оба измнили окончаніе драмы противъ того, что мы находимъ въ примитивныхъ легендахъ, гд, какъ извстно, пробудившаяся Джульетта застаетъ отравленнаго Ромео еще въ живыхъ, и они ведутъ предсмертный разговоръ. Инстинктивное чутье подсказало обоимъ поэтамъ, что подобное продленіе страданій несчастныхъ любовниковъ было бы, во-первыхъ, слишкомъ жестоко, а во-вторыхъ — исказило бы основную мысль развязки, по которой возвращеніе къ какимъ бы то ни было проблескамъ жизни было бы для нихъ невозможно вслдъ за полученіемъ обоими ужасной всти.— Гаррикъ передлалъ окончаніе драмы согласно тексту легенды и игралъ роль Ромео въ этомъ вид. Очень можетъ быть, что подобная передлка давала ему возможность блеснуть полне своимъ актерскимъ талантомъ, но Шекспира нельзя искажать въ пользу такихъ цлей. Современная сцена возстановила подлинный текстъ, понявъ хорошо, что врное исполненіе драмы, по мысли поэта, производитъ на истинныхъ цнителей гораздо большее впечатлніе, чмъ всякая передлка, хотя бы и разсчитанная на большій сценическій эффектъ.

——

Изъ прочихъ лицъ драмы главную роль, по близости къ герою и героин, играютъ отецъ и мать Джульетты. Характеры обоихъ нарисованы ясно и вполн цлесообразно съ общимъ замысломъ произведенія. Отецъ — человкъ добрый по природ, но, вмст съ тмъ, вспыльчивый и ограниченный. Вспыльчивость его главнйше поддерживается тмъ, что, принадлежа къ такъ называемымъ баловнямъ судьбы по благосостоянію и удачамъ въ жизни, онъ не любить противорчія съ чьей бы то ни было стороны и вслдствіе этого всякое несогласіе съ своимъ мнніемъ принимаетъ за личную для себя обиду, противъ которой и вскипаетъ, какъ котелъ, не разсудивъ даже по своей ограниченности, кто правъ и кто виноватъ. Комическая его ссора съ Тибальдомъ изъ-за присутствія Ромео на праздник очень похожа на задорную выходку двухъ крикливыхъ птуховъ и служитъ прекраснымъ предварительнымъ эскизомъ этого характера, очень часто встрчающагося въ жизни именно среди отцовъ семействъ. Та же черта, хотя уже съ гораздо боле серьезнымъ послдствіемъ, выведена и въ объясненіи его съ Джульеттой, когда она отказывается выйти за Париса. Старикъ въ этой сцен рветъ и мечетъ, точно сорвавшійся съ цпи, но всякій можетъ замтить, что, будь Джульетта немного боле опытна въ жизни, а мать на ея сторон, то об он сумли бы прекрасно урезонить стараго крикуна и привести его къ порядку, такъ что онъ во всемъ бы съ ними согласился, думая, что поступаетъ именно такъ, какъ хочетъ самъ. Въ жизни онъ, подобно большинству ограниченныхъ людей, добрякъ и bon vivant и не только не желаетъ съ кмъ либо враждовать, но даже свою кровную ссору съ Монтекки поддерживаетъ больше по традиціи, чмъ по злоб. Это онъ обнаруживаетъ самъ, во-первыхъ, тмъ, что на своемъ праздник не думаетъ преслдовать вошедшаго Ромео, а потомъ — когда, въ разговор съ Парисомъ, добродушно высказываетъ убжденіе, что если поразсудить, то старые люди, какъ Монтекки и онъ, могли бы провести остатокъ жизни въ мир. Но бда именно въ томъ, что подобные люди не любятъ разсуждать, вслдствіе чего сварить съ ними, какъ говорится, кашу можно, только взявшись за дло очень тонко и умно. Пока Джульетта была невиннымъ ребенкомъ — она взяться за это не умла и не могла, когда же жизнь научила ее опытноcти, то браться за дло было уже поздно, и она поневол должна была обмануть стараго отца притворствомъ, въ чемъ и успла.
Характеръ синьоры Капулетти совсмъ иной. Мужъ ея вспыльчивъ и горячъ, она — сдержанна и холодна. Личность ея самымъ яснымъ образомъ высказывается въ той сцен, когда вмсто теплаго участія къ судьб дочери, оскорбленной отцомъ, она холодно отклоняетъ ея отчаянное, полное любви обращеніе, предоставляя ей поступать, какъ она вздумаетъ сама. Ясно, что подобная мать не могла быть искреннимъ другомъ дочери. Въ драм есть нсколько указаній, по которымъ можно прослдить и объяснить, почему она сдлалась именно такою. Старикъ Капулетти, болтая о своей прошедшей молодости, разсказываетъ о проказахъ, которыя были тридцать лтъ тому назадъ, синьора же Капулетти имла дтей уже въ года Джульетты, т.-е. четырнадцати лтъ, изъ чего можно сдлать выводъ, что, по мысли автора, мужъ былъ гораздо старше ея, и потому бракъ ихъ былъ явно неравенъ. Но неравные браки, какъ чуждые любви, обыкновенно имютъ одинъ изъ двухъ исходовъ: боле молодая сторона или не стсняется очень строго супружескими обтами, или принуждаетъ себя сохранить супружескую врность изъ чувства долга. Но въ этомъ послднемъ случа въ женщин является естественное желаніе чмъ-нибудь себя вознаградить за подобное самопожертвованіе, и он часто удовлетворяются тмъ, что возвеличиваютъ себя за свой подвигъ въ своихъ собственныхъ глазахъ и чрезъ это длаются склонными требовать такой же сдержанности и такого же самопожертвованія и отъ другихъ. Синьора Капулетти принадлежала именно къ подобной категоріи женщинъ. Холодная отъ природы, она, правда, осталась врна своему старому мужу, но, вмст съ тмъ, въ ней исчезла способность понимать молодое, горячее сердце своей дочери. Отказъ Джульетты выйти за Париса былъ принятъ ею за непозволительную дерзость противъ воли отца, и недальновидная мать, гордясь своимъ собственнымъ умньемъ переламывать себя въ подобныхъ случаяхъ, вздумала, не понявъ характера дочери, требовать того же отъ нея, чмъ и разорвала окончательно сердечную съ нею связь.
Личность кормилицы взята Шекспиромъ изъ поэмы Брука, гд она нарисована замчательно врными и законченными чертами. Характеръ ея слишкомъ понятенъ изъ самаго текста драмы, а потому и не нуждается въ какихъ-либо объясненіяхъ. Нельзя не обратить вниманія, до какой степени этотъ типъ, нарисованный триста лтъ тому назадъ, сохранилъ свои характерныя черты до нашего времени. Роль кормилицы Джульетты можно было бы смло вставить въ любую современную драму, не перемнивъ ни одной черты, и она оказалась бы совершенно на своемъ мст. Среди нашего недавняго крпостного сословія такую личность можно было встртить почти въ каждомъ патріархальномъ семейств. Та же непоколебимая преданность господамъ и гордость ихъ именемъ, та же горячая, до самоотверженія, любовь къ своимъ воспитанникамъ и, рядомъ съ этими прекрасными, обличающими добрую душу и чистое сердце качествами — самыя низменныя, самыя смшныя понятія о нравственности и чувств долга, самые невжественные, перетолкованные по-своему, взгляды на поступки людей, стоящихъ выше по развитію и образованію. Сама по себ личность кормилицы, конечно, не представляетъ чего-либо широкаго по замыслу и развитію, но какъ жанровая, умстно поставленная картинка, она всегда будетъ занимать видное мсто въ галлере комическихъ, созданныхъ Шекспиромъ, лицъ.
Меркуціо и Парисъ замчательны тмъ, что оба эти лица созданы исключительно Шекспиромъ. Въ новеллахъ и поэм Брука упоминаются только ихъ имена. Въ Меркуціо изображены характерныя черты современной Шекспиру золотой молодежи или того рода людей, которые. употребляя Шекспирово же выраженіе ‘бгутъ къ смерти по цвточкамъ’. Вивёры и гуляки — они не видятъ предъ собой ршительно никакой серьезной цли и всю жизнь проводятъ въ томъ, чтобы срывать вершки удовольствія этой жизни, которую въ то же время цнятъ, по своему легкомыслію, такъ мало, что готовы пожертвовать ею по поводу перваго пустячнаго случая. Если люди такого рода, съ тмъ вмст, недальни умомъ или пусты сердцемъ, то изъ нихъ выходятъ несносные, мелочные эгоисты или забіяки-бреттеры, общества которыхъ избгаютъ вс. Но разъ такія свойства соединяются, какъ въ Меркуціо, съ природнымъ остроуміемъ и добрымъ сердцемъ, то такихъ людей, наоборотъ, любятъ и ласкаютъ, какъ веселыхъ собесдниковъ и добрыхъ товарищей, охотно прощалъ имъ даже т затруднительныя положеніе, въ какія они, по своему безпутному легкомыслію, нердко ставятъ своихъ же собственныхъ друзей. Въ ход пьесы роль Меркуціо иметъ два значенія: онъ, во-первыхъ, разнообразитъ своимъ комическимъ оттнкомъ общій тонъ первыхъ трехъ дйствій, который могъ бы показаться безъ того нсколько сентименталенъ, а во-вторыхъ — затянная Меркуціо и кончающаяся его смертью ссора съ Тибальдомъ смягчаетъ и оправдываетъ нужное для дальнйшаго хода драмы вмшательство въ эту ссору Ромео, которое иначе противорчило бы той сдержанности, какую онъ выказываетъ посл брака съ Джульеттой. Для интересующихся въ Шекспир нравами того времени роль Меркуціо представляетъ необыкновенно цнный и благодарный матеріалъ. Она вся написана въ жанр тхъ преувеличенныхъ сравненій, метафоръ и натянутыхъ остротъ, которыя, съ легкой руки Лили, заполонили на нкоторое время англійскій литературный языкъ, оказавъ очень большое вліяніе на первыя произведенія даже самого Шекспира.
Личность Париса интересна тмъ, что характеръ его былъ обработанъ Шекспиромъ два раза. По общепринятому второму тексту драмы (изд. 1599 г.), въ Парис изображенъ безцвтный, но вмст съ тмъ въ высшей степени порядочный, учтивый и благовоспитанный юноша высшаго круга — словомъ, то, что называется подходящимъ и завиднымъ женихомъ. Его именно такъ описываетъ кормилица. Бракъ съ Джульеттой представляется ему прекрасной подходящей партіей, которую онъ ищетъ вполн искренно и честно, но страстной къ Джульетт любви (на которую такіе люди, впрочемъ, едва ли и способны) Парисъ не обнаруживаетъ ничмъ. Между тмъ, въ первой редакціи драмы (изд. 1597 г.) Парисъ изображенъ такъ же горячо влюбленнымъ въ Джульетту, какъ и Ромео. Вдумываясь въ это, сдланное Шекспиромъ, измненіе, нельзя не признать его вполн умстнымъ и цлесообразнымъ. Любовь Ромео и Джульетты изображена въ драм, окруженной такимъ высокимъ ореоломъ свта и чистоты, что всякая постановка возл нея какого-либо аналогическаго, даже искренняго чувства, показалась бы неумстной. Парисъ, влюбленный въ Джульетту, изобразилъ бы изъ себя нчто въ род комическаго Ромео въ миніатюр и не только не возбудилъ бы симпатіи, но, напротивъ, произвелъ бы диссонирующее впечатлніе, какъ лишній, поставленный не на мст, предметъ. А между тмъ, будучи отдаленъ отъ главныхъ дйствующихъ лицъ (какъ это сдлано во второй редакціи драмы) и потому не мшая производимому имъ впечатлнію, онъ, на ряду съ прочими аксессуарами, является также нужнымъ и умстнымъ звеномъ общей цпи. Трагическая его смерть отъ руки Ромео, кажущаяся на первый взглядъ совершенно случайной, иметъ, напротивъ, глубокій и вполн гармонирующій съ общей идеей драмы смыслъ, выражая ту судьбу, которая неминуемо постигаетъ легкую посредственность (Парисъ, въ сущности, именно таковъ), если она вздумаетъ неблагоразумно встать на дорог бурной страсти. Страсть, правда, нердко уничтожаетъ сама себя, но въ-то же время она губить все, что вздумаетъ оказать ей препятствіе. Такъ и здсь: пока скромный и неопытный юноша, Парисъ, мирно шелъ въ жизни своей спокойной и благополучной дорогой — судьба ему улыбалась во всемъ, но чуть вздумалъ онъ заградить путь разъяренному, какъ море, Ромео — роковой ударъ шпаги покончилъ съ нимъ разомъ.
Забіяка Тибальдъ и мирный, спокойный Бенволіо принадлежатъ къ чисто второстепеннымъ лицамъ, и ихъ, едва намченные, характеры не требуютъ объясненія.
Монахъ Лорензо былъ предметомъ многочисленныхъ разборовъ и критикъ. Нкоторые комментаторы приписывали ему значеніе, аналогическое съ значеніемъ хора древнихъ трагедій. Другіе видли въ немъ что-то въ род оракула, вщающаго приговоры судьбы, — но ни то ни другое мнніе справедливымъ признано быть не можетъ. Хоръ древнихъ трагедій выражалъ чувства, которыя, по содержанію представленія, должны были возбуждаться въ душ зрителей, въ роли же монаха Лорензо такого значенія нельзя найти и слда. Равно ничмъ не выражается его значеніе, какъ оракула, провозглашающаго въ происходящихъ событіяхъ свое послднее правдивое слово. Онъ, наоборотъ, самъ попадается въ ту хитросплетеную сть, помощью которой думалъ привести дло къ развязк, обнаруживъ тмъ свое полнйшее въ этомъ вопрос безсиліе, на ряду со всми прочими дйствующими лицами. Если отршиться отъ предвзятаго намренія видть въ этомъ лиц какое-то особенное существо и взглянуть на него съ обыкновенной точки зрнія, то монахъ Лорензо, подобно всмъ прочимъ Шекспировымъ лицамъ, окажется ни боле ни мене, какъ обыкновенный живой человкъ, введенный въ драму лишь потому, что оригинальные черты его характера были нужны, какъ подходящія краски, для нкоторыхъ деталей задуманной картины. Такъ, любовникамъ нужно внчаться — является монахъ. Нужно приготовить сонное питье для Джульетты — это дло приличне всего было поручить ему же, потому, во-первыхъ, что въ подобныхъ случаяхъ необходимъ человкъ, достойный доврія, а во-вторыхъ — тайныя знанія цлебныхъ свойствъ различныхъ веществъ изучались тогда именно въ монастыряхъ. Дале по содержанію драмы требуется лицо, которое своимъ авторитетомъ и благоразумными совтами сдерживало бы и направляло страстные порывы главныхъ лицъ, — монахъ Лоренцо является и тутъ самымъ подходящимъ субъектомъ. Наконецъ и въ развязк драмы, когда по ходу событій надо выслушать правдивую повсть о томъ, что случилось, — духовный отецъ оказывается и тутъ настоящимъ человкомъ на настоящемъ мст.— Вншняя сторона роли монаха Лорензо намчалась такимъ образомъ сама собой, что же до его характера, то здсь Шекспиръ, какъ и везд, остался вренъ основной черт своего творчества: изображать людей такими, каковы они въ дйствительности, со всми ихъ хорошими и дурными качествами, не перевышая и не перенижая, ради постороннихъ цлей, стрлки ихъ нравственныхъ всовъ ни въ ту ни въ другую сторону. Характеръ монаха Лорензо обрисованъ ясно и просто. Человкъ безусловно честный и добросовстный, онъ умлъ прослыть такимъ и въ общемъ мнніи, при чемъ уваженіе къ нему усиливалось еще боле благодаря его духовному сану и ученымъ познаніямъ. При этомъ однако отшельническая жизнь и сословіе, къ которому онъ принадлежалъ, вывели его настолько изъ колеи практической дятельности, что, когда ему пришлось (хотя и съ добрымъ намреніемъ) вмшаться въ бурно-кипвшій потокъ настоящей жизни, онъ оказался умющимъ давать только мудрые совты, изъ которыхъ не вышло ничего добраго. Своимъ согласіемъ на тайный бракъ Ромео и Джульетты, результатомъ котораго, по его мннію, могло послдовать примиреніе двухъ семей, онъ доказалъ, что смотрлъ на этотъ предметъ такъ же легкомысленно, какъ и сами неопытные любовники. Придуманное имъ героическое средство для спасенія Джульетты не удалось точно также. Ясно, значитъ, что онъ не былъ человкомъ дла. Даже его готовность длать добро (за что онъ и заслужилъ всеобщее уваженіе) также не выдержала прикосновенія съ дйствительностью, когда дйствительность эта грозила непріятностью для него самого. Придя спасать Джульетту на кладбище, онъ до того потерялся, увидя неудачу своего плана, что не задумался малодушно убжать, оставя бдную двушку въ такомъ ужасномъ положеніи. Словомъ, человкъ какъ есть, со всми достоинствами и недостатками, Шекспировскій характеръ въ полномъ смысл слова — таковъ монахъ. Лорензо. Въ конц его роли есть одна крайне замчательная фраза: — ‘власть, высшая, чмъ мы, перершила все то, что мы задумали!’ — говоритъ онъ очнувшейся Джульетт и этими словами высказываетъ всю основную мысль драмы. Добрый старикъ ошибся только, назвавъ (по привычк говорить духовнымъ слогомъ) эту власть высшей. Ромео и Джульетта погибли дйствительно отъ злого вліянія боле сильной, чмъ они, власти, но это была не та благородная власть судьбы, которой люди подчиняются безпрекословно! Это была, напротивъ, низменная, нечистая власть той среды, въ которую попала ихъ дтски-чистая, восторженная любовь! Это была власть дрязгъ и предразсудковъ, на почв которой выросла и укоренилась бывшая гибельной для нихъ вражда ихъ родственниковъ. И что бы ни говорили о благотворномъ смягчающемъ впечатлніи, которое производитъ въ конц драмы примиреніе двухъ домовъ — съ мнніемъ этимъ нельзя согласиться вполн. Сколько бы ни утшали себя глупые старики намреніемъ воздвигнуть Ромео и Джульетт памятникъ изъ чистаго золота — всякій наврно повторитъ, обратясь къ нимъ, горькое, укоризненное слово принца: — ‘любуйтесь, чмъ кончилась ваша слпая вражда и ненависть!’ — и затмъ невольно спроситъ самъ себя: ‘за что же была погублена эта молодая жизнь двухъ чистыхъ существъ?’

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Эскалъ, герцогъ Веронскій.
Парисъ, молодой дворянинъ, его родственникъ.
Монтекки, Капулетти, главы двухъ враждебныхъ домовъ 1).
Ромео, сынъ Монтекки.
Старый дядя Капулетти.
Меркуціо, родственникъ герцога, другъ Ромео.
Бенволіо, племянникъ Монтекки, другъ Ромео.
Тибальдъ, племянникъ жены Капулетти.
Лорензо, Джіованно, францисканскіе монахи.
Балтазаръ, слуга Ромео.
Абрамъ, слуга Монтекки.
Самсонъ, Грегоріо, слуги Капулетти.
Аптекарь.
Трое музыкантовъ.
Хоръ.
Мальчикъ.
Пьетро, слуга Капулетти.
Офицеръ.
Пажъ Париса.
Жена Монтекки.
Жена Капулетти.
Джульетта, дочь Капулетти.
Кормилица Джульетты.

Граждане Вероны, лица разныхъ сословій, родственники обоихъ враждующихъ домовъ, маски, стража и народъ.

Мсто дйствія — въ Верон, а одна сцена пятаго дйствія — въ Манту.

ПРОЛОГЪ 2).

Въ Верон, город прекрасномъ, жили
Два дома, равныхъ знатностью своей,
Но на бду враждой кровавой были
Раздлены ихъ семьи съ давнихъ дней.
И вотъ въ ряду ихъ родословной длинной
Родилась пара любящихъ сердецъ 3),
Которымъ рокъ судилъ своей кончиной
Семейной распр положить конецъ.
Вражда отцовъ, чья пагубная сила
Такъ горячо была возбуждена,
Что смерть дтей одна ее смирила,
Предъ вами будетъ изображена.
Почтите насъ терпньемъ и вниманьемъ,
Мы жъ слабый трудъ свой улучшимъ стараньемъ.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Площадь въ Верон.

(Входятъ Самсонъ и Грегоріо вооруженные).

Самсонъ. Клянусь честью, Грегоріо, мы не дадимъ себя замарать! 4).
Грегоріо. Конечно, мы не угольщики.
Самсонъ. Пусть насъ только тронутъ, — мы имъ покажемъ!
Грегоріо. Ну, ты покажешь разв только пятки 5).
Самсонъ. Когда меня расшевелятъ, я дерусь, какъ бшеный.
Грегоріо. Бда въ томъ, что тебя трудно расшевелить.
Самсонъ. Для этого мн довольно увидть собаку изъ дома Монтекки.
Грегоріо. Расшевелиться — значитъ бжать, а стоять твердо — значитъ быть храбрымъ. Потому, если тебя расшевелятъ, то ты убжишь.
Самсонъ. Если такъ, то собака изъ этого дома заставитъ меня стоять твердо. Покажись мужчина или женщина 6) изъ семьи Монтекки — я остановлюсь предъ ними, какъ стна.
Грегоріо. И окажешься трусомъ, потому что трусы всегда прячутся за стной.
Самсонъ. Врно, и потому женщины, какъ хрупкая посуда, всегда жмутся къ стн. Но я мужчинъ изъ дома Монтекки стану гнать отъ стны прочь, а женщинъ къ ней припру.
Грегоріо. Ссора между нашими господами, а мы только ихъ слуги.
Самсонъ. Это все равно, я буду поступать, какъ тиранъ, со всми. Подравшись съ мужчинами, не дамъ спуску и двчонкамъ.
Грегоріо. Какъ, и невиннымъ двочкамъ?
Самсонъ. Имъ или ихъ невинности,— понимай, какъ хочешь.
Грегоріо. Он поймутъ это такъ, какъ почувствуютъ.
Самсонъ. Меня он почувствуютъ, потому что я за себя постоять могу. извстно всмъ, что на мн мяса довольно.
Грегоріо. Конечно, потому что ты не рыба,— а будь ты ею, то наврное былъ бы треской. Берись за шпагу: вотъ идутъ двое изъ дома Монтекки. (Входятъ Абрамъ и Балтазаръ).
Самсонъ. Мечъ мой готовъ. Задирай ихъ ты, а я буду прикрывать твою спину.
Грегоріо. Ты, кажется, хочешь показать имъ свою собственную и убжать?
Самсонъ. Не бойся.
Грегоріо. Боюсь, чтобъ не вышло такъ.
Самсонъ. Дадимъ начать ссору имъ. Пусть право будетъ на нашей сторон.
Грегоріо. Я насуплюсь, когда они будутъ проходить. Пусть понимаютъ это, какъ хотятъ.
Самсонъ. Или какъ посмютъ. Я закушу на нихъ палецъ 7), вдь это обида! Посмотримъ, какъ они ее перенесутъ.
Абрамъ. Эй, пріятель, это ты на насъ закусилъ палецъ?
Самсонъ. Закусилъ.
Абрамъ. Я спрашиваю: на насъ ли ты его закусилъ?
Самсонъ. Грегоріо, — будемъ мы правы, если я скажу: да?
Грегоріо. Нтъ.
Самсонъ. Такъ нтъ, синьоръ, не на васъ. Закусилъ просто — и все тутъ.
Грегоріо. Вы, кажется, ищете ссоры?
Абрамъ. Ссоры?— Нтъ, мы ее не ищемъ.
Самсонъ. А если ищете, такъ я весь къ вашимъ услугамъ. Наши господа не хуже вашихъ.
Абрамъ. Да и не лучше.
Самсонъ. Хорошо, хорошо! (Вдали показывается Бенволіо).
Грегоріо. Говори — лучше. Вотъ идетъ родственникъ нашего господина.
Самсонъ. Лучше, лучше!
Абрамъ. Ты лжешь!
Самсонъ. Вынимай шпагу, если ты не трусъ! Грегоріо, помни свой ударъ!

(Дерутся).

Бенволіо. Ни съ мста негодяи! Шпаги въ ножны! Вы сами не донимаете, что длаете. (Выбиваетъ у нихъ шпаги).

(Входитъ Тибальдъ).

Тибальдъ. Какъ! Ты дерешься съ сволочью? Сюда,
Беннодіо! Смерть ждетъ тебя!
Бенволіо. Я только
Хотлъ ихъ помирить. Вложи свой мечъ
И помоги мн кончить дло миромъ.
Тибальдь. Съ мечомъ въ рукахъ и говорить о мир!
Мн такъ же невавистно это слово,
Какъ темный адъ, какъ ты, какъ вс Монтекки!
Держись смле, трусъ!

(Дерутся. Сбгаются приверженцы обоихъ домовъ, затмъ является толпа гражданъ, сооруженныхъ дубинами).

1-й гражданинъ. Эй! топоровъ съ бердышами! Бей ихъ! Руби! Долой Капулетти! Долой Монтекки! (Входитъ Капулетти въ домашнемъ плать, за нимъ его жена).
Капулетти. Что здсь за шумъ? Эй! Эй, мой длинный мечъ!
Жена Кап. Костыль, костыль!— теб ль съ мечомъ соваться!
Капулетти. Сказалъ я — мечъ! Вонъ, вонъ старикъ Монтекки идетъ сюда, мечомъ мн угрожая! (Входятъ Монтекки съ женой).
Монтекки. А, низкій Капулетти! (Жена его удерживаетъ).
Прочь! пусти!
Жена Монтекки. Для драки ты не сдлаешь ни шагу.

(Входитъ герцогъ со свитой).

Герцогъ. Мятежники, враги порядка! злобно
Пятнаете вы кровью вашихъ близкихъ
Свои мечи! Вы будете ли слушать
Меня, иль нтъ? Вы зври или люди?..
Ужель огонь вражды свирпой вашей
Способна потушить лишь только кровь
Изъ вашихъ ранъ? — Подъ страхомъ строгой пытки
Приказываю бросить вамъ сейчасъ
Оружіе изъ рукъ, покрытыхъ кровью,
И выслушать свой приговоръ изъ устъ
Разгнваннаго принца! — Въ третій разъ
Смутили вы, Монтекки съ Капулетти,
По поводу ничтожнйшей причины
Покой и миръ старинныхъ нашихъ стнъ!
Три раза старцы-граждане Вероны,
Забывши миръ и свой почтенный санъ,
Хватались ослабвшими руками
За старые, источенные пылью
Свои мечи, чтобъ потушить старинный
Вашъ злобный споръ! — Коль скоро повторится
Еще подобный случай — вашей жизнью
Отвтите вы оба, а теперь
Ступайте прочь отсюда! Капулетти,
Пойдетъ со мной! Монтекки жъ долженъ будетъ
Явиться въ замокъ нашъ сегодня въ полдень,
Чтобъ выслушать дальнйшее ршенье
Суда по длу этому! — Идите жъ!
И знайте, что ослушниковъ ждетъ казнь!

(Принцъ, свита, Капулетти съ женой, Тибальдъ, граждане и слуги уходятъ).

Монтекки. Кто пробудилъ вновь старую вражду?
Ты, кажется, племянникъ, былъ при этомъ?
Бенволіо. Придя сюда, увидлъ я, что здсь
Дерутся ваши слуги со слугами
Противника. Я ихъ хотлъ разнять,
Но тутъ явился бшеный Тибальдъ
Съ угрозами и бранью, вынулъ мечъ,
Махалъ, свистлъ имъ въ воздух и дерзко
Кричалъ мн въ уши вызовъ. Вслдъ затмъ,
Едва успли съ нимъ мы обмняться
Двумя-тремя ударами, — явилась
Толпа гражданъ, и битва стала общей,
Пока ее не прекратилъ своимъ
Явленьемъ принцъ.
Жена Монтекки. Гд сынъ мой? Гд Ромео?
Кто видлся сегодня съ нимъ? Какъ рада
Я всей душой, что не былъ въ драк онъ.
Бенволіо. Сегодня рано утромъ вышелъ я,
Преслдуемый грустной тайной думой,
На поле погулять, задолго прежде,
Чмъ первый лучъ божественнаго солнца
Усплъ проникнутъ въ золотыя окна
Блестящаго востока.— Проходя
За городомъ, тамъ, гд отъ стнъ на западъ
Раскинулась аллея сикоморъ,
Увидлъ я, какъ нашъ Ромео грустно
Гулялъ въ ея тни. Но чуть направилъ
Я шагъ къ нему — онъ быстро повернулъ
И скрылся въ чащ лса.— Я, привыкнувъ
Знать по себ, что люди любятъ быть
Одни въ минуты грусти, поступилъ,
Какъ мн шептала это мысль, оставивъ
Охотно одного, кто самъ старался
Меня избгнуть.
Монтекки. Тамъ его встрчали
Уже не разъ и видли, какъ онъ
Слезами спорилъ съ плачущей росой,
А вздохами — съ унылымъ стономъ втра,
Несущаго гряды тяжелыхъ тучъ.
И каждый разъ, лишь только на востоки
Распахивался свтлый пологъ дня, —
Задумчивый мой сынъ, спша укрыться
Отъ солнечныхъ лучей, бжалъ домой
И тамъ, закрывъ завсами окошки,
Творилъ себ искусственную ночь.
Онъ гибель наживетъ своимъ несчастьемъ,
Когда друзья не вступятся съ участьемъ.
Бенволіо. И тайна этой грусти неизвстна
Вамъ, добрый дядя?
Монтекки. Нтъ!— и я никакъ
Не могъ ее развдать.
Бенволіо. Вы пытались
Однако говоритъ съ нимъ?
Монтекки. О, конечно!
И я и кое-кто изъ нашихъ близкихъ
Старались разузнать ее, но онъ,
Какъ кажется, далъ слово быть своимъ
Единственнымъ совтникомъ, и если
Нельзя сказать, что онъ себ такъ вренъ —
То все жъ настолько скрытно-молчаливъ,
Что можетъ быть сравненъ съ цвточной почкой,
Въ которой поселился злой червякъ,
Грызущій нжный цвтъ ея задолго
До той поры, покуда онъ усплъ
Раскрыться передъ солнцемъ. Будь возможность
Узнать точнй, чмъ опечаленъ онъ —
Къ лченью путь, конечно бъ, былъ найденъ.

(Вдали показывается Ромео).

Бенволіо. Вотъ онъ! — Оставьте насъ — и я, быть-можетъ,
Узнать успю то, что васъ тревожитъ.
Монтекки. Дай Богъ, чтобъ мысль твоя была врна,
И ты усплъ узнать! — Идемъ, жена.

(Уходятъ Монтекки съ женой).

Бенволіо. Ромео! Съ добрымъ утромъ!
Ромео. Неужели
Такъ молодъ день 8)?
Бенволіо. Сейчасъ пробило девять.
Ромео. Какъ долги дни тоски! Скажи, здсь былъ
Сейчасъ отецъ мой, кажется?..
Бенволіо. Онъ точно.
А ты скажи теперь мн, чмъ усплъ
Себ ты сдлать столь протяжнымъ время?
Ромео. Отсутствіемъ того, что помогло бы
Его мн сократить.
Бенволіо. Любовь, конечно,
Вмшалась тутъ?
Ромео. Далекъ я!.. 9)
Бенволіо. Отъ любви?
Ромео. Не отъ любви, но отъ ея предмета!
Бенволіо. Ужель любовь, столь сладкая на видъ,
Жестоко такъ терзаетъ насъ на дл?
Ромео. О, да! Ее слпой привыкли звать,
Но насъ она ведетъ, куда захочетъ!..
Гд мы обдаемъ?— Что здсь за ссора
Была сегодня утромъ? — Впрочемъ, я
Разсказъ о ней ужъ слышалъ.— Много зла
Намъ длаетъ вражда, но вдвое больше
Мы терпимъ отъ любви!.. Любовь — блаженство
Среди бды и горе средь утхъ!
Ничтожность, покоряющая все!
Серьезная безпечность! Легкость съ виду —
На дл жъ тяжесть! Хаосъ чудныхъ формъ!
Рядъ крайностей, свинцовый пухъ, блестящій
И вмст мрачный дымъ! Холодный пламень,
Здоровый недугъ, бодрствующій сонъ!
Всегдашнее не то, чего мы жаждемъ —
Она вся въ насъ, и отъ нея мы страждемъ!
Смешься ты 10)?
Бенволіо. Нтъ, добрый другъ, я плачу.
Ромео. О чемъ, добрякъ мой?
Бенволіо. О твоей бд.
Ромео. Вотъ такъ любовь творитъ лишь зло везд!
Я ею грудь свою въ конецъ разстроилъ,
А ты еще печаль мою удвоилъ!..
Ты, показавъ участье мн свое,
Усугубилъ лишь горе тмъ мое!..
Любовь! Любовь! Ты — дымъ густой и мрачный!
Въ глазахъ же тхъ, кто любитъ, — ты прозрачный
И яркій свтъ! Ты — море смутныхъ грезъ,
Кипящее волнами горькихъ слезъ
Любовниковъ! Безумье съ свтлымъ взглядомъ!
Ты сладость намъ и вмст чаша съ ядомъ!..
Прощай! Я ухожу…
Беиволіо. Съ тобой и я.
Уйдя одинъ, обидишь ты меня.
Ромео. Меня совсмъ разбило горе это.
Я чувствую, что я не здсь, а гд-то
Въ иной стран!
Бенволіо. Скажи, кого ты любишь?
Ромео. Ты хочешь, чтобъ заплакалъ я?
Бенволіо. Зачмъ?
Скажи серьезно, просто.
Ромео. Такъ потребуй,
Чтобъ написалъ отчаянно-больной
Серьезно завщанье! — Кто жъ отвтитъ
Охотно на совтъ такой и встртитъ
Его съ улыбкою!— Но, впрочемъ, я
Скажу теб серьезно, что люблю
Я женщину.
Бенволіо. Попалъ я, значитъ, въ цль
Безъ промаха, когда подумалъ это.
Ромео. Стрлокъ искусный ты, — и я прибавлю,
Что та, кого люблю я, хороша!..
Бенволіо. Чмъ лучше цль, тмъ легче попадаютъ
Въ нее стрлой.
Ромео. Но въ эту цль попасть
Не такъ легко! Отъ стрлъ любви она,
Какъ кажется, навкъ защищена!
Святой въ душ прислужниц Діаны
Амура лукъ нанесть не можетъ раны.
Она пустой не терпитъ болтовни,
Влюбленныхъ глазъ не переноситъ взгляда,
Что жъ до того, чтобъ соблазниться мыслью
О золот, могущемъ совратить
Порою и святыхъ, — объ этомъ даже
Не можетъ быть и рчи 11)! Все богатство
У ней лишь въ красот, и если есть
Одинъ у ней порокъ, то онъ лишь въ томъ,
Что ей безъ всякой пользы приведется
Снести въ могилу прелести свои!
Бенволіо. Ужель она безбрачія обтомъ
Себя связала?
Ромео. Да! Какъ много въ этомъ
Жестокости!.. Связавъ себя такой
Ршимостью — она сведетъ съ собой
Въ могилу цлый рядъ красавицъ новыхъ,
Не давши жизни имъ!.. Въ ея суровыхъ,
Но вмст съ тмъ божественныхъ чертахъ,
Въ ея ум, во всхъ ея словахъ —
Хоть я свое отчаянье читаю,
Но вмст съ тмъ ее благословляю!..
Обтъ ея бжать любви стей
Мертвитъ мн жизнь среди счастливыхъ дней.
Бенволіо. Забудь ее!— совтъ послушай друга.
Ромео. Лиши жъ меня способности судитъ.
Бенволіо. Попробуй обратить свое вниманье
На рой другихъ красавицъ.
Ромео. Этимъ я
Приду лишь къ убжденью, что прелестнй
Ея на свт нтъ! Вс остальныя
Покажутся мн масками, подъ чьей
Бездушной, черной дымкой буду видть
Я лишь ее! Ослпшій никогда
Не позабудетъ дорогого дара
Утраченнаго зрнья 32). Такъ и я
Смотрть напрасно буду на красавицъ!
Он напомнить мн лишь только могутъ,
Что есть одна, прелестне ихъ всхъ!
Прощай! Совтъ твой ложенъ!..
Бенволіо. Рано-ль, поздно,
Увидишь ты, что мысль моя серьезна. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Улица.

(Входятъ Капулетти, Парисъ и слуга).

Капулетти. Старикъ Монтекки присужденъ къ тому же,
Съ чему и я.— Когда поразсудить,
Какъ слдуетъ, то, право, люди въ лтахъ,
Какъ я и онъ. могли бы провести
Остатокъ жизни въ мир.
Парисъ. Оба вы
Равно высоки знатностью и родомъ —
И потому нельзя не пожалть
О вашей долгой распр.— Но однако
Какой отвтъ дадите вы, синьоръ,
На мой вопросъ?
Капулетти. Я повторяю вамъ
То, что сказалъ и прежде: дочь моя
Жила еще на свт слишкомъ мало —
Ей полныхъ нтъ четырнадцати лтъ.
Пусть раза два еще поблекнетъ лто
Передъ зимой — тогда лишь для Джульетты
Придетъ пора, я думаю, чтобъ стать
Невстой вамъ.
Парисъ. Случалось мн встрчать
Юнй годами матерей.
Капулетти. Бываетъ!
Но вдь зато ихъ вянетъ красота.
Я вамъ скажу: мн зарывать случалось
Надежды въ гробъ.— Изъ всхъ ихъ мн осталась
Джульетта лишь. Наслдница моя 13)
Она во всемъ.— Но, впрочемъ, все же я
Готовъ вамъ уступить: поговорите
Съ ней сами вы. Когда вы согласите
Ее на бракъ, то, врьте, слово дамъ
Охотно я, что въ этомъ дл вамъ
Препятствовать не стану. Ей во власть я
Свое вполн передаю согласье!
Хочу собрать сегодня у себя
Я крутъ гостей. Домашніе друзья
Придутъ ко мн, и я, въ числ избранныхъ.
Считаю васъ пріятнйшимъ изъ званныхъ.
Вы звздъ такихъ найдете хороводъ,
Что блескъ затмитъ ихъ неба ясный сводъ.
Извстны вамъ, конечно, дни веселья,
Когда въ пылу разгульнаго похмелья,
Въ апрльскій день, похоронивъ зиму,
Даетъ исходъ веселью своему
Вся молодежь. Увидите вы это
Все у меня. Избрать, какъ изъ букета,
Красотку вамъ возможность я даю,
И хоть считалъ равно межъ нихъ свою
Джульетту я — но, врно, ей придется
Быть лишь въ числ — въ сравненьи жъ приведется
Отъ прочихъ звздъ, какъ я боюсь, отстать!
Идемте же! (Слуг). А ты изволь-ка взять
Вотъ этотъ листъ, да обойди вс домы,
Гд есть у насъ хотя одинъ знакомый:
Кричи всмъ тмъ, чье имя здсь стоитъ,
Что домъ мой весь къ услугамъ ихъ открытъ.

(Уходятъ Капулетти и Парисъ).

Слуга. Найди всхъ, чьи имена тутъ написаны! А что тутъ написано? Портной шей шиломъ, а сапожникъ мряй аршиномъ! Рыбакъ мажь кистью, а художникъ лови рыбу стью!— Велно отыскать всхъ тхъ, чьи имена здсь написаны, а я не могу отыскать даже — чьи написаны здсь имена! Надо поискать кого-нибудь грамотнаго. Да вотъ кстати кто-то идетъ въ добрый часъ. (Входятъ Ромео и Бенволіо).
Бенволіо. Былая страсть смняется иной:
Пожаръ потухъ, гд два огня сойдутся,
Одну бду легко прогнать другой,
Кто влво кривъ — направо долженъ гнуться.
Займи себ иной любовью взглядъ,
Увидишь самъ — исчезнетъ старый ядъ 14).
Ромео. Ведетъ твое лкарство прямо къ цли.
Бенволіо. Къ какой?
Ромео. Связать изломанную кость 15).
Бенволіо. Ты, кажется, рехнулся?
Ромео. Не совсмъ,
Но связанъ ужъ давно, какъ сумасшедшій,
Избитъ, какъ онъ, измученъ, заточенъ
Въ тюрьму безъ всякой пищи!— Многихъ благъ!

(Хочетъ уйти).

Слуга. Пошли Господь премногихъ блатъ и вамъ!
Читать, синьоръ, вы учены, конечно?
Ромео. Читать?— О, да — судьбу свою въ бд.
Слуга. Ну, это можно прочитать безъ книги,
Но можете ль вы также прочитать
То, что написано?
Ромео. Пожалуй, если
Знакомы будутъ мн языкъ и буквы.
Слуга. Отвтъ разуменъ вашъ. Прощайте, сударь!
Ромео. Постой, письмо твое я прочитаю.
(Читаетъ): ‘Синьоръ Мартино съ женой и дочерью, графъ Ансельмо съ прекрасными сестрами, вдовствующая синьора Витрувіо, синьоръ Пьяченціо съ милыми племянницами, Меркуціо съ братомъ Валентиномъ, мой дядя Капулетти съ женой и дочерьми, моя прекрасная племянница Розалина, Ливія, синьоръ Валенціо и его двоюродный братъ Тибальдъ, Лючіо съ очаровательной Еленой’.
Прекрасное общество! А гд оно соберется?
Слуга. Наверху.
Ромео. Гд?
Слуга. Будутъ ужинать у насъ въ дом.
Ромео. Въ чьемъ дом?
Слуга. Моего господина.
Ромео. Мн слдовало бы начать свой вопросъ этимъ.
Слуга. Я вамъ отвчу и безъ вопроса: мой господинъ — богатый и знатный синьоръ Капулетти, и если вы не принадлежите къ дому Монтекки, то прошу пожаловать къ намъ раздавить чарку 16). Желаю вамъ благополучія. (Уходитъ слуга).
Бенволіо. На праздничныхъ пирахъ у Капулетти
Въ числ другихъ веронскихъ нашихъ звздъ
Бываетъ Розалина — страсть и слабость
Твоей души. Попробуй посравнить
Ее съ другими безъ предвзятой мысли —
Покажется она теб, ей-ей,
Вороною средь блыхъ голубей.
Ромео. О, если такъ — пусть превратятся въ камень
Горячихъ слезъ, пролитыхъ мной, ручьи!.
Пускай сожжетъ безъ жалости ихъ пламень
Отступниковъ святой моей любви!..
Забыть ее! Съ тхъ поръ, какъ солнце стало
Свтить и грть — прелестнй не бывало
Созданья здсь!
Бенволіо. О, другъ мой, въ свтлый часъ
Встрчались съ ней вы съ глазу лишь на глазъ!
Попробуй увидать ее на бал
Среди другихъ двицъ въ блестящей зал.
Сравни ее съ указанными мной —
Увидишь самъ — восторгъ исчезнетъ твой.
Ромео. Исполнить я готовъ твою затю,
Но съ тмъ, чтобъ любоваться только ею. (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Комната въ дом Капулетти.

(Входятъ синьора Капулетти и кормилица Джульетты).

Синьора Кап. Гд дочь моя? Поди ее позвать.
Кормилица. О, Господи, да я ее звала ужъ!
По чести говорю! Летунья, птичка!
Храни насъ Богъ — куда жъ она двалась?
Джульетточка 17)! (Входитъ Джульетта).
Джульетта. Я здсь. Кто звалъ меня?
Кормилица. Звала синьора.
Джульетта. Что угодно вамъ?
Синьора Кап. Вотъ дло въ чемъ… Оставь насъ на минуту,
Кормилица — намъ надо поболтать
Наедин,— но нтъ, останься, впрочемъ.
Я вспомнила, что въ этомъ дл можешь
И ты подать совтъ. Джульетта наша,
Теб извстно, входитъ ужъ въ года.
Кормилица. О, Господи! да я ея года
Могу часами счесть!
Синьора Кап. Ей минетъ скоро
Четырнадцать.
Кормилица. Я прозакласть готова
Четырнадцать зубовъ, — а у меня
Всего четыре ихъ, — что нтъ еще ей
Четырнадцати лтъ! Да вотъ постойте:
Какъ много дней еще до Петрова 18)?
Синьора Кап. Недли дв.
Кормилица. Ну, вотъ, такъ въ эту ночь
И будетъ ей четырнадцать! Она вдь
Родилась въ день и часъ одинъ съ Сусанной!
(Пошли Создатель душеньк ея
Покой и миръ! — ей хорошо на неб,
А здсь была я, врно, недостойна
Её имть!) Такъ вотъ, какъ я сказала,
Въ Петрову ночь исполнится Джульетт
Четырнадцать. Наврно такъ! Я помню
День этотъ хорошо. Теперь прошло
Одиннадцать со дня землетрясенья 19).
Джульетточку хотли отучать
Тогда отъ груди. Вкъ не позабуду,
Синьора, я, поврьте, этотъ день!
Я грудь себ намазала полынью
И сла на ступеньку голубятни,
На солнышко. Вы узжали съ вашимъ
Тогда супругомъ въ Мантую.— Вдь вотъ
Какъ помню все! А дурочка моя
Какъ схватитъ грудь съ полынью прямо въ ротикъ —
И ну ревть! — ручонкой бьетъ, дерется!
А въ этотъ мигъ все дрогнуло кругомъ.
Вдь только-только убжать успла
Я съ ней изъ-подъ стны! Съ тхъ поръ прошло
Одиннадцать, а ужъ она въ то время
Могла одна стоять и даже бгатъ.
Ей-Богу, такъ! Дня за два передъ тмъ
Она себ, упавъ, расшибла лобикъ.
Мой мужъ (пошли Господь ему покой —
Веселый былъ!) взялъ на руки двчонку
И говоритъ: ‘Вотъ дурочка какая!
На лобъ упасть!— когда умне будешь,
Тогда ты станешь падать на затылокъ!
Не такъ ли птичка?’Что же? вдь представьте:
Двчонка перестала мигомъ плакать,
Да и лепечетъ: ‘да!’ Вотъ какъ порой
Помочь бд легко бываетъ шуткой!
Я голову даю, что не забыть
Мн этотъ день, когда бы прожила
На свт я сто лтъ! ‘Не правда ль, птичка?’ —
Сказалъ онъ ей, а дурочка умолкла,
Да и лепечетъ: ‘да!’
Синьора Кап. Ну, хорошо!
Пожалуйста, довольно.
Кормилица. Не могу я
Отъ смха удержаться, вспомнивъ это.
Вдь тотчасъ замолчала, улыбнулась,
Да и лепечетъ: ‘да!’, а вдь желвакъ
На лобик налился съ добрый камень!
Ужъ какъ она и плакала!— ‘Кто жъ станетъ
На лобикъ падать?’ — молвилъ ей мой мужъ:—
‘Умне будешь — на затылокъ падай!
Не правда ль, птичка?’ — Вмигъ она замолкла,
Да и лепечетъ: ‘да!’
Джульетта. Пожалуйста, замолкни,
Прошу, и ты.
Кормилица. Молчу, молчу! довольно!
Пошли теб Богъ благости своей!
Вдь ты милй мн вдвое и дороже
Моихъ всхъ вскормленицъ. Дожить бы только
До свадьбы мн твоей!
Синьора Кап. О ней-то я
И буду говорить теперь. Скажи,
Джульетта, мн: случалось ли теб
Когда-нибудь подумать о замужеств?
Джульетта. Признаться, думать мн не приходилось
Объ этой чести.
Кормилица. Чести? для тебя?..
Для умницы такой?— Да вдь когда бы
Я не была кормилицей твоей,
То, право бъ, поклялась, что ты всосала
Умишко съ молокомъ!
Синьора Кап. Пора подумать
Теб о ней. Въ Верон есть немало
Счастливыхъ матерей тебя моложе.
Сама я, помню хорошо, была
Ужъ матерью въ твои года, а ты
До сей поры все двушка. Узнай же,
Что графъ Парисъ намренъ на теб
Посвататься.
Кормилица. Ужель, синьора, правда?
Вотъ человкъ!— вдь писаный красавецъ!.. 20)
Синьора Кап. Онъ лучшій цвтъ веронской молодежи.
Кормилица. Цвтъ, цвтъ! воистину!
Синьора Кап. Что скажешь ты?
Способна ль полюбить ты будешь графа?
Сегодня съ нимъ увидишься на нашемъ
Ты праздник. Старайся прочитать
Въ его лиц достоинства, какія
Написаны столь щедрою рукой
Въ его чертахъ. Замть, какъ дополняютъ
Они одно другое, если жъ что,
Останется въ чертахъ неяснымъ, то
Сказать суметъ искренностью взора
Теб онъ самъ. Онъ съ книгой схожъ, которой
Бракъ будетъ тмъ, чмъ книг переплетъ.
Какъ рыбка ни вольна, но попадетъ
На удочку 21), А тотъ, въ комъ такъ согласна
Краса души съ наружностью прекрасной,
Гордиться можетъ тмъ. Насъ родъ людской
Подъ крышкой больше цнитъ золотой.
Твоимъ добромъ достатки графа будутъ,
Твои жъ притомъ нимало не убудутъ.
Кормилица. Гд жъ видано въ замужств убывать?
Не убыль будетъ — прибыль!
Синьора Каи. Что жъ? ты будешь
Его любить?
Джульетта. Почувствовать мн надо,
Способна ль страсть вселить въ насъ сила взгляда,
Но воли все жъ не дамъ моимъ глазамъ
Я боле, чмъ то угодно вамъ. (Входитъ слуга).
Слуга. Синьора, гости съзжаются, ужинъ накрыть, спрашиваютъ васъ и молодую синьору, кормилицу ругаютъ въ буфет, — словомъ, все въ порядк. Мн пора приниматься за дло. Прошу васъ поторопиться.
Синьора Кап. Графъ ждетъ. Идемъ.
Кормилица. Прибавишь ты, дружочекъ,
Къ счастливымъ днямъ счастливыхъ много ночекъ!

(Уходятъ).

СЦЕНА 4~я.

Улица.

Входятъ Ромео, Меркуціо, Бенволіо, нсколько масокъ и слугъ въ факелами,

Ромео. Что жъ, скажемъ мы привтствіе при вход
Иль такъ войдемъ?
Бенволіо. Не въ мод глупость эта.
Не нуженъ намъ повязанный Амуръ
Съ раскрашеннымъ его татарскимъ лукомъ 22),
Чей входъ пугалъ, бывало, дамъ, точь въ точь
Воронье пугало. Не надо также
И рчи заученной по суфлеру.
Пусть думаютъ о насъ, что захотятъ!
Войдемъ мы просто, протанцуемъ танецъ 23) —
И выйдемъ тотчасъ вонъ.
Ромео. Подайте факелъ.
Мрачна душа, такъ понесу я свтъ
Хотя въ рукахъ 24).
Меркуціо. О, милый нашъ Ромео!
Намъ очень хочется, чтобъ съ нами ты
Потанцовалъ!
Ромео. Нтъ, не проси — исполнить
Я это не могу. У васъ подошвы
Легки и тонки, у меня жъ подкладка
Моей души тяжелй, чмъ свинецъ 25).
Скакать нтъ силъ.
Меркуціо. Вдь ты влюбленъ, мой милый!
Займи жъ у купидона тару крыльевъ
И воспари надъ гршною землей.
Ромео. Онъ поразилъ крылатою стрлой
Мн сердце такъ, что надъ землей не въ силахъ
Я воспарить, когда бъ ссудилъ онъ даже
Свои мн крылышки. Тоской приниженъ
Я до того, что не могу взять верха
Надъ ней ничмъ и долженъ пасть жестоко
Подъ бременемъ губительной любви 26).
Меркуціо. Не задави, напротивъ, при паденьи
Любовь ты самъ: — она предметъ вдь хрупкій
И нжный.
Ромео. Какъ! — нжна любовь? Напротивъ,
Она жестка, убійственна, ужасна
И колется, какъ тернъ!
Меркуціо. Ну, если такъ —
Коли ее, какъ самъ уколотъ ею —
И клинъ ты выбьешь клиномъ. Дайте маску,
Закрою рожу рожей я! Пускай
Смется, кто желаетъ, надъ моей
Наружностью! Надлъ я мдный лобъ —
Пусть за меня краснетъ онъ и плачетъ.
Бенволіо. Впередъ, стучите въ дверь, но помнить только,
Что каждый долженъ будетъ танцовать.
Ромео. Я съ факеломъ!— пусть молодежь лощитъ
Подошвами тростникъ 27), я буду вренъ,
Пословиц отцовъ: ‘кто вноситъ свтъ —
Молчитъ и смотритъ!’ Какъ ни весела
Вся ваша шутка — для нея я мраченъ,
Какъ срый день.
Меркуціо. Вс кошки ночью сры 28)!
Когда ты сръ — мы вытащимъ тебя
Изъ ямы, гд испачкался любовью
Ты по уши.— Впередъ! Дорога наша
Ясна, какъ день.
Ромео. Ну хоть не такъ.
Меркуціо. Мн ясно
Лишь то, что, стоя здсь, сожжемъ напрасно
Мы факелы. Пойми: — понять слова
Суметъ здравымъ смысломъ голова
Въ пять разъ скорй, когда мы сами станемъ
Смотрть легко на нихъ и перестанемъ,
При помощи пяти всхъ чувствъ, жевать
Ихъ смыслъ на вс лады.
Ромео. Легко понять,
Что надо намъ итти.— Спрошу: умно ли
Мы длаемъ, такія взявши роли?
Меркуціо. Въ чемъ тутъ бда?
Ромео. Я видлъ ночью сонъ.
Меркуціо. Я также.
Ромео. Да? — въ чемъ заключался онъ?
Меркуціо. Въ немъ тотъ былъ смыслъ, что лгутъ вс сны безбожно.
Ромео. Кто мирно спитъ — тому лгать невозможно.
Меркуціо. Тебя, я вижу, просто постила
Царица Мабъ 29), она вдь повитуха
Фантазій всхъ и сновъ.— Собою крошка.
Не боле, чмъ камень, что блеститъ
На перстн альдермана 30), шаловливо
Она порхаетъ въ воздух ночномъ
На легкой колесниц и щекочетъ
Носы уснувшихъ! Ободы колесъ
Построены у ней изъ долговязыхъ
Ногъ паука, покрышка колесницы —
Изъ крыльевъ стрекозы, постромки сбруи —
Изъ нитей паутины, а узда —
Изъ луннаго сіянья.— Ручкой плети
Ей служитъ кость сверчка, а самый бичь
Сплетенъ изъ пленки. Крошечный комаръ
Сидитъ на козлахъ, весь гораздо меньше,
Чмъ червячокъ, который иногда
Впивается въ хорошенькую ручку
Лнивицы 31), а что до колесницы
Шалуньи этой — сдлана она
Изъ скорлупы обточенной орха
Червемъ иль блкой,— вдь они всегда
Поставщиками были экипажей
Для фей и эльфовъ. Въ этой колесниц
Промчится ль ночью по глазамъ она
Любовниковъ — то грезятся сейчасъ же
Имъ ихъ красотки, по ногамъ придворныхъ —
То имъ до смерти хочется согнуться,
Заднетъ адвоката — онъ забредитъ
Богатымъ заработкомъ, тронетъ губки
Красавицы — ей снится поцлуй.
Порой шалунья злая вдругъ покроетъ
Прыщами щечки ей, чтобъ наказать
За страсть къ излишнимъ лакомствамъ.— Законникъ,
Почуявъ на носу малютку Мабъ,
Мечтаетъ о процессахъ. Если жъ вдругъ
Она пера бородкой пощекочетъ
Носъ спящаго пастора — то ему
Пригрезится сейчасъ же умноженье
Доходовъ причта. Иногда она
Шалитъ и скачетъ на плечахъ солдата —
И тотъ съ просонковъ бредитъ и кричитъ
О вылазкахъ, подкопахъ, объ осадахъ,
Кричитъ: ‘бей! ржь!’, .мечтаетъ о пирушкахъ,
О кубкахъ въ три ведра. Въ его ушахъ
Грохочутъ барабаны. Смутно онъ
Проснется вдругъ, молитву пробормочетъ
И вновь уснетъ.— Она же заплетаетъ
Хвосты и гривы ночью лошадямъ,
Сбиваетъ ихъ въ комки и этимъ мучитъ
Несчастныхъ тварей. Если же заснутъ
Въ постел навзничь двушки — то эта
Проказница ихъ тотчасъ начинаетъ
Душить и жать, желая пріучить
Къ терпнью и сносливости, чтобъ сдлать
Изъ нихъ покорныхъ женщинъ. Точно такъ же
Царица Мабъ…
Ромео. Меркуціо, довольно!
Ты вздоръ болтаешь.
Меркуціо. Правда, заболтался
О грезахъ я, — а вдь он плоды
Разстроеннаго мозга, зачатыя
Изъ ничего игрой воображенья!
Пустой, ничтожный воздухъ! Вольный втеръ,
Рожденный дальнимъ сверомъ, отъ чьей
Внезапно отрывается онъ груди
И мчится къ намъ на югъ, въ страну обильныхъ
И свжихъ росъ…
Бенволіо. Теперь же этотъ втеръ
Насъ гонитъ прочь отсюда. Ужинъ конченъ,
Мы можемъ опоздать.
Ромео. А я боюсь,
Что явимся мы рано. Я смущенъ
Томительнымъ предчувствіемъ чего-то
Ршеннаго на неб. Мн сдается,
Что будетъ этотъ вечеръ для меня
Началомъ бдъ и горя, что на немъ
Ршится окончательно судьбою
Несчастный, преждевременный конецъ
Моей печальной жизни! Впрочемъ, пусть
Тотъ, у кого въ рукахъ моя судьбина,
Ведетъ меня. Впередъ, друзья! Смлй!
Бенволіо. Бей въ барабаны! (Уходятъ).

СЦЕНА 5-я.

Зала въ дом Капулетти.

(На сцен музыканты. Входятъ слуги).

1-й слуга. Гд Потпанъ? Что онъ не помогаетъ накрывать? Скоблитъ сковороды? блюдолизничаетъ?
2-й слуга. Худо, какъ все дло попадетъ въ руки одного или двоихъ, да и то немытыя.
1-й слуга. Убери прочь кресла, накрывай столы, да присматривай за серебромъ. Припрячь мн кусочекъ марципана, да вотъ еще: если ты меня любишь, устрой, чтобъ впустили Сусанну Гриндстонъ и Нелли.— Эй! Антонъ! Потпанъ 32)!
2-й слуга. Готово.
1-й слуга. Тебя ищутъ, кличутъ и зовутъ въ большой зал.
2-й слуга. Не могу же я быть разомъ въ двухъ мстахъ. Ну, ребята, живй!— правильно поживешь — больше наживешь.

(Слуги удаляются въ глубину театра. Входятъ Капулетти, его дядя, синьора Капулетти, Джульетта, кормилица, гости и Ромео съ масками).

Капулетти. Покорно просимъ, гости дорогіе!
А васъ, мои красавицы, прошу
Пуститься въ плясъ, — чьи ножки не болятъ!
Посмотримъ: — кто откажется, наврно
Слаба на ножки та 33)! Вотъ какъ искусно
Я васъ поймалъ! Не медлите жъ, синьоры! —
Да, помню время я, когда ходилъ
Самъ въ маск на балы и точно такъ же
Нашептывалъ красоткамъ на ушко
Немало сладкихъ словъ! Прошло безслдно
То времечко! — прошу же, не стсняйтесь!
Эй, музыку!

(Музыка, гости танцуютъ).

Раздайтесь, господа,
Для танцевъ нужно мсто. (Слугамъ) Эй, лнтяи!
Побольше свту! Сдвиньте по стнамъ
Проворне столы да загасите
Огонь въ камин: въ зал стало жарко.
Люблю, когда удастся такъ веселье,
Затянное вдругъ! — Ну, добрый дядя,
Что скажешь ты? Пора плясать для насъ
Давно прошла. Когда мы были въ маскахъ
Въ послдній разъ?
Дядя Капулетти. Тому назадъ лтъ тридцать.
Капулетти. Ну, ну! — не столько! Это былъ день свадьбы
Люченціо. День Троиды бываетъ
Вдь разъ въ году. Сочтя по немъ, прошло
Съ тхъ поръ лтъ двадцать пять. Вотъ, другъ, когда
Съ тобой мы были въ маскахъ.
Дядя Капулетти. Больше, больше!
Наврно такъ! Вдь тридцать будетъ лтъ
Его ужъ сыну.
Капулетти. Что ты говоришь?
Назадъ два года былъ онъ подъ опекой!
Ромео (слуг, указывая на Джульетту).
Кто дама та, что подала сейчасъ
Синьору руку?
Слуга. Я не знаю, сударь 34).
Ромео. О, блескъ ея способенъ свтъ затмить
Всхъ факеловъ! Такъ можетъ поразить
Лишь яхонтъ насъ. сверкающій на кож
Нубіянки!.. Не можетъ быть дороже
Сокровища! Стоитъ среди подругъ,
Какъ горлица, она, попавши въ кругъ
Воронъ и совъ! — О, если бъ могъ пробраться
Я ближе къ ней и богомольно взяться
За эту ручку! Освятить себя,
Коснувшись къ ней!.. О, неужели я
Любилъ когда-нибудь? Прочь, ослпленье!
Я не видалъ до этого мгновенья
Созданья лучше!..
Тибальдъ (наблюдая за Ромео). По всему судя,
Молодчикъ этотъ долженъ быть Монтекки.
Подай мн шпагу, пажъ.— Ужель наглецъ,
Прикрывшись маской, вздумалъ сдлать дерзость
На праздник? — О, если только вздумалъ
Онъ нагло оскорбить нашъ честный домъ —
Его убить я не сочту грхомъ!
Капулетти. Племянникъ, что съ тобой?— Чмъ взволновался
Такъ сильно ты?
Тибальдъ. Представьте, къ намъ забрался
Тайкомъ нашъ врагъ Монтекки! Убжденъ
Глубоко я и твердо въ томъ, что онъ
Пришелъ затмъ, чтобъ оскорбитъ нашъ праздникъ.
Капулетти. Ромео, можетъ-быть?
Тибальдъ. Ну, да! Онъ самый —
Наглецъ Ромео.
Капулетти. Ну, коль скоро такъ,
То ты не горячись. Оставь его
Въ тиши и мир: — онъ ведетъ себя
Вполн прилично. Я не разъ слыхалъ,
Что онъ среди веронской молодежи
Одинъ изъ лучшихъ юношей умомъ .
И добрымъ нравомъ. Я за цлый городъ
Не соглашусь, чтобъ наскочилъ онъ здсь,
Въ моемъ дому, на распрю или ссору.
Такъ замолчи и позабудь о немъ.
Я такъ хочу, и потому ты долженъ
Себя смирить. Разгладь свои морщины:
Он къ веселью нашему нейдутъ.
Тибальдъ. Какъ мн молчать, когда забрался тутъ
Подобный негодяй! Я не хочу,
Чтобъ онъ здсь оставался!..
Капулетти. Онъ однако
Останется!.. Ты это слышалъ?.. Кто
Изъ насъ двоихъ хозяинъ здсь?.. Ого,
Молодчикъ мой! Ршилъ ты, что не хочешь!
Прости меня Господь! — Иль ты затялъ
Скандалъ въ моемъ дому? Забыть намренъ
И честь и стыдъ 35)?
Тибальдъ. Самимъ вамъ, дядя, стыдно
Терпть такія вещи!
Капулетти. Ну, ну, ну!
Прошу безъ возраженій! Уходи ,
Отсюда прочь, а то вдь ты, я знаю,
Не выдержишь опять! Нашелъ же время
Со мной затять споръ, птухъ ты глупый!..
Ступай и успокойся! Эй, огня!
Побольше свту! — Постыдись! Тебя же
Уму вдь я учу.— Ну, что, красотки,
Довольны ль вы?
Тибальдъ. Горячность и терпнье —
Вотъ что ввести способно въ раздраженье!
Уйду теперь, но будь, что будетъ тамъ!..
Наружный миръ лишь желчь вдь дразнитъ намъ.
Ромео (подойдя къ Джульет и взявъ ее за руку).
Коль скоро ручки я непогршимой
Смутилъ покой, коснувшись мирно къ ней,
То пусть уста — два скромныхъ пилигрима —
Искупятъ грхъ нескромности моей. (Цлуетъ ея руку).
Джульетта. Напрасно рукъ своихъ прикосновенье
Сочли грхомъ вы, пилигримъ святой:
Въ немъ видть мы должны благословенье, —
Вамъ поцлуй позволенъ лишь такой!
Ромео. Но вдь уста отшельники имютъ.
Джульетта. Да, пилигримъ, но для молитвъ святыхъ!
Ромео. Такъ пусть уста послдовать умютъ
Примру рукъ, въ поддержку вры ихъ!
Джульетта. Кто святъ — того поддерживать не нужно.
Ромео. Позволь устамъ, въ молитв слившисъ дружной
Съ твоими, грхъ съ души моей мн снять.

(Цлуетъ ее въ губы).

Джульетта. Вашъ грхъ сталъ мой! — Теперь союзъ ихъ тсенъ…
Ромео. О, если такъ — спши его отдать
Обратно мн! (Цлуетъ ее еще).
Джульетта. Вашъ требникъ интересенъ 36).
Кормилица (подходя). Сударыня, васъ матушка зоветъ.
Ромео. Кто мать ея?
Кормилица. Вонъ что спросить придумалъ 37)!
Она хозяйка дома, сударь, дама
Почтенная, разумная и съ нравомъ,
Какой найдешь не часто. Я жъ — ея
Кормилица! По совсти скажу,
Что тотъ, кому достанется моя
Красавица, себ оближетъ пальцы 38).
Ромео. Ужель она изъ дома Капулетти?
Жизнь, жизнь моя — во власти ты врага!..
Бенволіо. Балъ конченъ, другъ. Пора итти домой.
Ромео. Боюсь, что съ нимъ мой кончится покой.
Капулетти. Нтъ, нтъ, синьоры, такъ нельзя! Должны мы
Стаканчикъ опрокинуть предъ концомъ 39).
Ну, если не хотите — какъ угодно.
Покойной ночи всмъ! Благодарю
За честь и посщенье! Эй! побольще
Огня сюда! — а тамъ и по постелямъ.

(Обращаясь къ дяд).

Усталъ я, другъ! — пора и на покой!

(Уходятъ вс, кром Джульетты и кормилицы).

Джульетта. Поди сюда, кормилица, скажи мн,
Кто тотъ синьоръ?
Кормилица. Наслдникъ старика
Тиберіо.
Джульетта. А тотъ, что переходитъ
Теперь порогъ?
Кормилица. Петручьо молодой.
Джульетта. А этотъ, что идетъ за ними слдомъ?
Онъ не хотлъ на бал танцовать.
Кормилица. Его не знаю.
Джульетта. Такъ узнай сейчасъ же.
О, если онъ женатъ — тогда, клянусь,
Мн будетъ гробъ моей постелью брачной!
Кормилица (возвращается). Его зовутъ Ромео, онъ — Монтекки,
Сынъ вашего заклятаго врага.
Джульетта. Источникомъ любви единой стала
Единственная ненависть моя!
Зачмъ его не избгала я,
Не знавъ, кто онъ? Какъ зло судьба сыграла
Со мной, вселивъ любовь къ врагу въ меня!
Кормилица. Что, что вы шепчете?
Джульетта. Такъ, ничего!
Заученный стишокъ во время танцевъ.

(За сценой зовутъ: ‘Джульетта!’)

Кормилица. Идемъ, идемъ! Джульетта, торопись.
Пора въ постель — вс гости разошлись. (Уходятъ).

ХОРЪ 40).

Былая страсть смнилася другой.
Та, для кого онъ тратилъ сердца силы,
Лишь стала призракъ блдный и нмой,
Когда сравнить ее съ Джульеттой милой.
Любя ее, Ромео самъ любимъ,
Но имъ любить возможно лишь украдкой:
Они враги заклятые, и имъ
Опасенъ крюкъ съ приманкой страсти сладкой.
Онъ видться такъ часто съ ней не смлъ,
Какъ пожелала бъ пылкой страсти сила,
Равно и ей поставленъ былъ предлъ,
Хотя она не мене любила.
Но страсть свое въ конц концовъ возьметъ,
Терпнья мигъ блаженство принесетъ.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Площадь, примыкающая къ саду Капулетти.

(Входитъ Ромео).

Ромео. Могу ль я удалиться, если сердце
Мое все здсь? — Впередъ, бднякъ! старайся
Найти себя 41)!

(Перелзаетъ черезъ стнку и исчезаетъ въ саду).
(Входятъ
Меркуціо и Бенволіо).

Бенволіо. Ромео! Эй, Ромео!
Меркуціо. Поврь, что онъ умне насъ и спитъ
Давно въ своей постел.
Бенволіо. Онъ пробрался
Сюда тайкомъ и перелзъ чрезъ стну.
Зови его.
Меркуціо. Я буду заклинать.
Ромео! Шутъ! Любовникъ! Сумасшедшій!
Явись подъ видомъ вздоха! Дай отвтъ
Намъ римою, ну хоть бы: страсть и сласть 42)!
Вздохни погромче! вымолви словечко
Венер въ честь, а также въ честь ея
Слпого мальчугана, Купидона 43),
Успвшаго такъ ловко подстрлить
Царя Кофетуа, когда возился
Тотъ съ нищею 44)! Не слышитъ онъ! — молчитъ!
Не движется! — бдняга мертвъ 45)! Такъ буду
Его я заклинать: во имя глазокъ
Прелестной Розалинды! Алыхъ губокъ!
Прелестной, стройной ножки, блой шейки
И прочихъ многихъ сладостей — взываю
Къ теб: явись сейчасъ передо мной,
Какъ листъ передъ травой 46)!
Бенволіо. Когда тебя
Услышитъ онъ — разсердится, конечно.
Меркуціо. Съ чего ему сердиться? Вотъ когда бъ
Я вздумалъ вызвать призрака. который
Всталъ между нимъ и прелестью его
И такъ стоялъ, пока не приказала бъ
Она ему сокрыться — это было бъ
Дйствительно обидно, а мое
Заклятье вдь безвредно! Я его
Лишь умоляю именемъ красотки
Явиться передъ нами.
Бенволіо. Онъ наврно
Здсь спрятался въ кустахъ, чтобъ наслаждаться
Уныньемъ ночи. Вдь любовь слпа
И потому закрыться любитъ тьмою.
Меркуціо. Кто слпъ, тотъ въ цль не попадетъ стрлою.
Сидитъ теперь подъ яблонью онъ врно,
Горюя, что прекрасная его
Не яблочко прекрасное, чье имя
Тайкомъ двчонки шепчутъ межъ собой.
О, если бы теб, Ромео, въ руки
Отдать его! — Но не пора ль въ постель?
Спать на трав и холодно я сыро.
Пойдемъ-ка прочь.
Бенволіо. Идемъ! Вдь пользы нтъ
Искать того, кто прячется нарочно. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Садъ Капулетти съ балкономъ ихъ дома.

(Входитъ Ромео).

Ромео. Шути надъ раной тотъ, кто не былъ раненъ!

(Джульетта показывается на балкон).

Но тсс… какой тамъ свтъ мелькнулъ въ окн!
То лучъ востока, а Джульетта — солнце!
О, встань, мое свтило, и затьми
Завистливое лунное сіянье!
Луна больна отъ ревности съ тхъ поръ,
Какъ ты — ея богини чистой жрица —
Явилась въ свтъ, своей красой затмивши
Ея красу! Не будь лишь, умоляю,
Весталкою! — одежда ихъ печальна 47)!
Желать безумно грустной ихъ судьбы!..
Вдь ты одна, моя любовь и радость!
О, если бъ знать объ этомъ ты могла!
Ты говоришь, но я тебя не слышу!
Твой свтлый взоръ вдь, впрочемъ, говоритъ
Со мной безъ словъ, и я ему отвчу.
Осмлюсь ли дождаться счастья я,
Чтобъ ты когда-нибудь заговорила
Со мной словами?.. О, твои глаза
Похожи на дв звздочки, случайно
Покинувшія темный небосклонъ
И въ личик сверкающія миломъ!..
О, если бы они взвились на небо
И заняли мста средь прочихъ звздъ!..
Сіянье ихъ заставило бъ померкнуть
Своихъ подругъ, какъ гаснетъ свтъ дневной
Мерцанье лампъ!.. Когда бъ твои глаза
Могли сверкнуть на неб — лучезарный,
Ихъ дивный свтъ пролился бъ по вселенной
Такой волной, что птички стали бъ пть,
Принявъ ихъ блескъ за первый лучъ разсвта!
Склонилась, вижу, нжно ты на ручку
Своей щекой!.. Зачмъ я не перчатка
И не могу коснуться, какъ она,
Твоей щеки!..
Джульетта. Какъ грустно мн!
Ромео. Чу! Голосъ
Ея услышалъ я!.. О, говори,
Мой чистый, свтлый ангелъ!.. Для меня
Являешься ты въ эту ночь вдь точно
Крылатымъ благовстникомъ небесъ,
Чье дивное явленье заставляетъ
Людей упасть въ восторг и вперить
Свои глаза на свтлое виднье,
Когда, въ полет быстромъ, разскаетъ
Небесный духъ прозрачныхъ тучъ завсу!
Джульетта (не видя Ромео). Ромео! О, Ромео! Для чего
Ты носишь это имя? Откажись
Отъ имени отцовъ, — иль, если ты
Не хочешь сдлать этого, скажи лишь,
Что любишь ты меня — я отрекусь
Отъ имени и дома Капулетти!
Ромео (тихо). Отвчу ль я, иль буду вчно слушать?
Джульетта. Ты врагъ мой лишь по имени! Ты все жъ
Останешься собой, не бывъ Монтекки!
Что въ имени? Нога, рука, лицо, —
Весь человкъ не въ имени, конечно.
Зовись другимъ: не все ль теб равно? —
Когда бъ назвали мы иначе розу —
Она не потеряла бы чрезъ это
Свой нжный ароматъ! Ромео также
Остался бы Ромео, если бъ дали
Ему другое имя или званье!
О, милый мой! Брось только это имя —
И я теб за то отдамся вся!..
Ромео (выходя впередъ). Ловлю тебя на слов я! Зови
Меня своей любовью! — этимъ я
Приму крещенье вновь и перестану
Быть, чмъ я прежде былъ!
Джульетта. Кто здсь? Это смлъ
Подслушивать меня, прикрывшись ночью?..
Ромео. Я не хочу назваться предъ тобой.
Мн ненавистно собственное имя
Съ тхъ поръ, какъ ты, прелестная, святая,
Его врагомъ считаешь! Будь оно
Написано — я разорвалъ его бы
Сейчасъ въ клочки!..
Джульетта. Ты не усплъ сказать
Со мной двухъ словъ, но я тебя ужъ знаю!
Не правда ль — ты Ромео и Монтекки?
Ромео. Ни тотъ и ни другой, коль скоро это
Теб не нравится!..
Джульетта. Какъ могъ забраться
Сюда ты въ садъ и для чего? Стна
Крута и высока! Подумай только,
Чему ты подвергаешься, когда
Тебя узнаютъ здсь мои родные!..
Ромео. На крыльяхъ я любви перелетлъ
Чрезъ эту стну! Камни задержать
Любви не могутъ! Захотть и сдлать —
Для ней одно и то же — потому
Твоя родня меня не испугаетъ.
Джульетта. Они тебя убьютъ, когда замтятъ!
Ромео. Твои глаза пронзить меня способнй,
Чмъ двадцать ихъ мечей! Твоя жъ улыбка,
Какъ панцыремъ, меня отъ нихъ закроетъ.
Джульетта. Я міръ бы отдала, лишь только бъ ты
Замченъ не былъ ими!..
Ромео. Ночь темна:
Меня замтить трудно, — но вдь если
Меня не любишь ты — что мн бояться
Тогда твоихъ родныхъ? Пріятнй мн
Пронзеннымъ быть мечами ихъ, чмъ жить
Отвергнутымъ тобой!..
Джульетта. Но какъ усплъ
Пробраться ты сюда? Кто показалъ
Теб дорогу въ садъ?
Ромео. Одна любовь!..
Она меня вела, а я за это
Ссудилъ ее глазами! — Я не кормчій —
Но если бы пришлось мн переплыть
Широкій океанъ, до самыхъ дальнихъ
Концовъ земли, гд ты была бъ наградой
Моимъ трудамъ — на все бы я ршился!..
Джульетта. Ночная тнь мшаетъ разсмотрть
Теб мое лицо, иначе могъ бы
Замтить ты, какъ отъ стыда зардлась
Я краской вся, увидя, что меня
Ты такъ поймалъ здсь на моемъ признаньи!
Мн надо бы отречься отъ всего,
Что здсь я наболтала. Да — отречься!…
Но прочь, притворство!— Ты меня вдь любишь?..
Я чувствую, ты мн отвтишь ‘да’ —
И мн довольно этого!.. Съ чему
Давать еще намъ клятвы?— Нарушаютъ
Ихъ безъ слда! Вдь клятвами влюбленныхъ
Юпитеръ шутитъ! — О, Ромео мой!
Когда меня ты любишь, молви это
Открыто мн!.. Находишь, можетъ-быть,
Ты, милый мой, что отдаюсь я слишкомъ
Теб легко? Не хочешь ли, я буду
Въ отвтъ теб сердиться? Отвчать
Отказомъ на мольбы? О, нтъ, нтъ, нтъ!
Нжна я слишкомъ, милый мой Монтекки, —
И потому боюсь, что упрекнешь
Меня ты въ легкости!.. Но врь мн, другъ мой,
Что на меня ты можешь положиться
Скорй, чмъ на другихъ, привыкшихъ лгать.
Изъ ложной скромности!.. Сама, поврь мн,
Была бъ скромне я, когда бъ ты только
Здсь не поймалъ меня, помимо воли
Подслушавши слова мои!.. Прости же
Меня, безцнный мой! И не подумай,
Что преданность моя къ теб, невольно
Здсь выданная ночью, будетъ слабой
Лишь потому, что скоро такъ ршилась
Теб отдаться я!..
Ромео. Клянусь луной,
Сребрящей эти листья на деревьяхъ…
Джульетта. Нтъ, нтъ, луной не надо!.. не клянись
Измнчивой луной! Она мняетъ
Свой обликъ каждый мсяцъ, точно хочетъ
Сказать намъ тмъ, что минетъ и любовь.
Ромео. Такъ чмъ же клясться?
Джульетта. Не клянись совсмъ!..
А если непремнно хочешь клясться —
Клянись собой!.. Теб поврю я,
Какъ божеству, которому молюсь я!..
Ромео. Когда мое все сердце…
Джульетта. Врю, врю!..
Не надо клятвъ! Какъ мн ни хорошо
Съ тобою здсь — скажу теб однако:
Меня страшитъ невольно этотъ скорый,
Ршительный союзъ нашъ, заключенный
Такъ быстро, такъ нежданно, темной ночью!..
Онъ кажется похожимъ мн на лучъ,
Сверкнувшій такъ внезапно, что сіянье
Его исчезло, прежде чмъ глаза
Успли разглядть его!.. Уйди!
Уйди, прошу!.. Пускай свиданье это
Останется похожимъ на цвтокъ,
Еще не распустившійся, какъ должно,
Но все жъ сулящій скоро разрастись
Въ прекрасный, пышный цвтъ, когда сойдемся
Съ тобой мы вновь! — Прощай, прощай!.. Спокойно
Засни теперь! Да оснитъ тебя
Блаженства лучъ, какимъ счастлива я!..
Ромео. Такъ мало давъ, меня ты покидаешь!
Джульетта. Чего жъ еще сегодня ты желаешь?..
Ромео. Чтобъ поклялась любить меня ты такъ же,
Какъ клялся я!
Джульетта. Я въ томъ клялась ужъ прежде,
Но я теперь готова взять назадъ
Мое теб признанье.
Ромео. Какъ! ты хочешь
Его отнять? — но почему жъ, другъ милый?
Джульетта. Чтобъ вновь теб отдать его и этимъ
Тебя уврить въ искренности словъ!
Но, впрочемъ, я желаю вдь того,
Что ужъ мое: — любовь моя не знаетъ
Границъ, какъ море… Чмъ сильне я
Тебя люблю — тмъ боле себя
Я чувствую охваченной любовью!..
И море и она равно-безбрежны! —
Но, чу! — я слышу шумъ! — Прощай, прощай!..

(За сценой голосъ кормилицы, зовущій Джульетту.)

Иду сейчасъ, кормилица! — Будь вренъ,
Монтекки милый, мн!.. Постой минуту:
Я тотчасъ ворочусь. (Уходитъ Джульетта),
Ромео. О, ночь блаженства
И радости!.. Подумать страшно мн.
Не грезой ли ночной я очарованъ!..
Все то, что испыталъ я, слишкомъ нжно,
Чтобъ быть дйствительнымъ!..

(Джульетта вновь показывается на балкон).

Джульетта. Еще два слова,
Ромео, милый мой, а тамъ — простимся
Съ тобой совсмъ!.. Когда твоя любовь
Честна и благородна, и ее
Ты хочешь завершить, какъ должно, бракомъ —
Пришли сказать мн завтра съ тмъ, кого
Пришлю къ теб сама я, день и часъ,
Который ты назначишь для внчанья.
Съ минуты этой и себя и все
Отдамъ теб во власть я и пойду
Вслдъ за тобой, хотя бъ на край вселенной!
Кормилица (за сценой). Джульетточка!
Джульетта. Сейчасъ! сейчасъ! Когда же
Ты думаешь иначе — я прошу…
Кормилица (за сценой). Да гд же ты?
Джульетта. Иду сейчасъ.— Прошу я
Тебя тогда забыть свои желанья
И горя не тревожить моего!
И такъ — пришлю я завтра!
Ромео. Всей душой
Клянусь теб!
Джульетта. Сто разъ прощай, мой милый!..

(Уходитъ Джульетта).

Ромео. Сто разъ несчастный тмъ, что съ этимъ словомъ
Исчезла ты! Любовь къ любви бжитъ,
Какъ школьники отъ книгъ своихъ рзвиться,
А отъ нея — какъ въ школу вновь учиться,

(Медленно и печально удаляется).

Джульетта (показываясь у окна).
Тс!.. тс!.. Ромео! здсь ты?.. О, зачмъ
Не ловчій я, чтобы могла всегда
Я сокола безцннаго прикликать 48)!
Неволи голосъ слабъ: иначе я
Заставила бы эхо встрепенуться
Въ его пещер! Легкій воздухъ сталъ бы
На вс лады твердить Ромео имя.
Ромео (возвращаясъ). Мн кажется, что я услышалъ голосъ
Моей души!.. Какъ серебристо-нженъ
Языкъ любви, раздавшійся внезапно,
Какъ музыка въ безмолвіи ночномъ!
Джульетта. Ромео!
Ромео. Милый другъ!
Кормилица (за сценой). Эй, эй! Джульетта!
Джульетта. Когда къ теб прислать должна я завтра?
Ромео. Поутру въ девять.
Джульетта. Ждать не будешь!— Боже!
Мн кажется — до этого мгновенья
Осталось двадцать лтъ! Совсмъ забыла,
Зачмъ тебя еще я позвала.
Ромео. Я буду ждать, покамстъ ты не вспомнишь.
Джульетта. Нтъ, милый мой! — иначе вспоминать
Я буду безъ конца, лишь только бъ видть,
Что ты стоишь и смотришь на меня!
Ромео. А я стоять останусь здсь съ надеждой,
Что ты не вспомнишь словъ твоихъ! — Забуду
Весь міръ и самъ!
Джульетта. Смотри: ужъ скоро утро —
Пора теб итти. Я отпустить вдь
Тебя хотла бъ, какъ дитя на мигъ
Пускаетъ полетать свободно птичку
На шелковомъ шнурк, которымъ можетъ
Вернуть мгновенно плнницу назадъ,
Ревниво сторожа свою игрушку.
Ромео. Пусть птичкой буду я!
Джульетта. Нтъ, нтъ, мой милый!
Вдь я тебя наврно бъ задушила
Тогда своими ласками!.. Прощай!
Спокойно спи! Вдь если все прощаться,
То до утра съ тобой намъ не разстаться!

(Уходитъ Джульетта).

Ромео. Спи тихо, ангелъ мой! Хотлъ бы я
Быть богомъ сна, чтобъ усыпить тебя.
Пойду теперь къ монаху я: — открою
Ему нашъ планъ и дло все устрою. (Уходитъ).

СЦЕНА 3-я.

Келья монаха Лорензо.

(Входитъ монахъ Лорензо съ корзиной лкарственныхъ травъ).

Мон. Лорензо. Ужъ свтлый день занялся надъ землей,
Рой темныхъ тучъ исчезъ передъ зарей.
Глубокій мракъ ползетъ, какъ пьяный, съ неба,
Завидя блескъ сверкающаго еба *9).
Покамстъ лучъ его не озарилъ
Собой земли и травъ не осушилъ —
Въ корзину мн набрать скоре надо
Цлебныхъ травъ, а также полныхъ яда,
Природа намъ для жизни все даетъ,
Изъ смерти жизнь нердко создаетъ
Она для насъ, — и мы, природы дти,
Питаться ею можемъ лишь на свт.
Ея даровъ нтъ силы перечесть,
И польза намъ наврно въ каждомъ есть!
Кто могъ постичь хотя. бы то значенье,
Какимъ для насъ одарены каменья,
Растеній сокъ и множество другихъ
Даровъ земли, столь нужныхъ для больныхъ?
Нтъ существа, которое бы жило
И пользы съ тмъ земл не приносило.
Но также нтъ такого, чтобъ порой,
Возставъ на то, чмъ суждено судьбой
Ему здсь быть, — оно не преступало
Границъ, къ чему судьба его призвала!.
Добро дурнымъ нердко можетъ стать,
Но и порокъ способенъ пользу дать..
Взять, напримръ хотъ это вотъ растенье:
Въ немъ вмст ядъ и средство исцленья.
Цлебенъ намъ пріятный ароматъ,
Но сокъ его содержитъ страшный ядъ.
Такія жъ дв играютъ люди роли: .
Въ насъ вчный споръ дурной и доброй вол.
Но зло сильнй: — мы съ нимъ въ борьб падемъ,
Какъ сплый плодъ, подточенный червемъ. (Входитъ Ромео).
Ромео. Привтъ мой вамъ, отецъ!
Мон. Лорензо. Benediciteо
Кто рано такъ привтствуетъ меня? .
Мой милый сынъ! — съ разсвтомъ раннимъ дня
Въ твои лта съ постелью разстается
Лишь только тотъ, въ комъ скорбью сердце бьется.
Безсонны мы лишь въ старые года!
Намъ рой заботъ мшаетъ, спать тогда,
Но юность спитъ спокойнымъ сномъ безпечно,
Не зная бдъ иль горести сердечной!
Вотъ почему приходъ внезапный твой
Въ столь ранній часъ твердитъ мн, что покой
Твоей души былъ чмъ-нибудь встревоженъ.
И если взглядъ мой вренъ и не ложенъ —
Предъ всми я поддерживать бы сталъ,
Что въ эту ночь Ромео мой не спалъ.
Ромео. Была тому пріятная причина.
Мон. Лорензо. Прости, Господь теб!Ты съ Розалиндой
Провелъ часы?
Ромео. О, нтъ, отецъ, не съ ней!
Забытъ тотъ бредъ души больной моей!
Мон. Лорензо. Хвалю тебя! Но гд же ты скитался?
Ромео. Я разсказать объ этомъ собирался
Теб сейчасъ.— Недавно пировалъ
Съ врагами я. Одинъ изъ нихъ попалъ
Стрлой въ меня и самъ былъ раненъ мною.
Насъ исцлить лишь можешь ты святою
Твоей рукой! Понять ты долженъ самъ,
Что злости нтъ въ душ моей къ врагамъ,
Коль скоро я, прося объ исцленьи,
Равно врагу дарую тмъ спасенье.
Мон. Лорензо. Яснй, мой сынъ: темна мн рчь твоя.
Не знавъ грха, простить его нельзя.
Ромео. Узнай тогда, что я попался въ сти
Слпой любви. Любя дочь Капулетти,
Взаимно ей я горячо любимъ!
Союзъ нашъ твердъ, и мы теперь хотимъ
Тебя просить, чтобъ ты святымъ обрядомъ
Его скрпилъ.— Гд обмняться взглядомъ
Успли мы, гд дали нашъ обтъ —
Скажу потомъ, теперь же дай отвтъ —
Могу, ль имть твое я общанье
Устроить намъ сегодня же внчанье?
Мон. Лорензо. Святой Францискъ! возможно ль людямъ такъ
Мнять свой взглядъ? Давно ли каждый шагъ
Ты посвящалъ желаньямъ Розалинды!
Какъ вижу я, твердятъ не безъ причины,
Что молодежь идетъ въ любви своей
Не дальше глазъ, — а сердце пусто въ ней!
Jesu Maria, сколько разъ, бывало,
Твое лицо обильно орошала
Изъ-за нея струя горячихъ слезъ 50).
Какой же вихрь любовь твою унесъ .
Такъ быстро прочь, и для чего напрасно
Ты слезы лилъ? Взгляни: лучъ солнца ясный
Слдовъ тоски не сгладилъ вдь въ глазахъ
Еще твоихъ. До сей поры въ ушахъ
Моихъ гудятъ твои мольбы и стоны!
Смотри: вотъ слдъ слезы неосушенной
Въ твоихъ глазахъ. Когда ты былъ собой
До этихъ поръ и пылъ сердечный свой
Дарилъ одной лишь только Розалинд,
То, самъ суди, —:возможно ли мужчин
Быть строгимъ такъ и женщину корить,
Когда онъ самъ не можетъ врнымъ быть?
Ромео. Бранилъ ты самъ любовь мою и врность.
Мон. Лорензо. О, нтъ, мой сынъ, но лишь ея чрезмрность!
Ромео. Похоронить совтовалъ ее.
Мон. Лорензо. Но ужъ никакъ, поврь, не для того,
Чтобъ замнить ее лишь страстью новой.
Ромео. Не упрекай!— страсть новая готова
Любить меня и слдовать за мной,
Но не таковъ предметъ былъ старый мой.
Мон. Лорензо. Ей хорошо извстно, значитъ, было,
Что пользы страсть твоя не приносила.
Въ любви читать ты вздумалъ по верхамъ,
Не научась, какъ должно, и складамъ!
Но Богъ съ тобой! Коль скоро я ршаюсь
Теб помочь, то, врь мн, соглашаюсь
Лишь потому, что Божій перстъ судилъ,
Чтобъ этотъ бракъ опять возстановилъ
Связь дружбы тамъ, гд были лишь раздоры.
Ромео. Идемъ, отецъ, скорй!
Мон. Лорензо. Не будемъ скоры
Въ поступкахъ такъ. Кто медленно идетъ,
Тотъ на пути врнй не упадетъ. (Уходятъ).

СЦЕНА 4-я.

Улица въ Верон.

(Входятъ Бенволіо и Меркуціо).

Меркуціо. Скажите мн, куда дваться могъ
Ромео нашъ? — вдь онъ не приходилъ
Домой и на ночь.
Бенволіо. Нтъ, — я видлъ нынче
Его отца и спрашивалъ о немъ.
Меркуціо. Бездушная двчонка Розалинда,
Того гляди, сведетъ его съ ума.
Бенволіо. Ты знаешь, что ему послалъ сегодня
Письмо Тибальдъ, племянникъ Капулетти.
Меркуціо. Клянусь, что вызовъ.
Бенволіо. Онъ ему отвтитъ.
Меркуціо. Само собой разумется, что кто уметъ писать тотъ можетъ и отвтить на письмо.
Бенволіо. Да, но онъ отвтитъ автору дломъ.— Вдь извстно, что, какъ аукнется, такъ и откликнется 51).
Меркуціо. Бдный Ромео! вдь онъ почти мертвъ уже теперь. Черные глаза блобрысой двчонки прострлили его насквозь. Звуки ея любовныхъ псенъ пронзили ему уши, о сердце его проткнуто въ самую середину стрлой слпого мальчугана съ лукомъ. И это человкъ, ршающійся выйти на бой съ Тибальдомъ!
Бенволіо. А что такое этотъ Тибальдъ?
Меркуціо. Величайшій драчунъ! царь котовъ перваго разбора 52), герой дуэльныхъ учтивостей. Онъ дерется, какъ поютъ по нотамъ, выдерживая размръ, такты и паузы. Скажетъ: ‘одинъ! два!’ и съ третьимъ разомъ всадитъ въ тебя свою шпагу. Въ пуговицу попадаетъ онъ, какъ мясникъ ножомъ. Словомъ, дуэлистъ отъявленный! дворянинъ первостепенный! Найти причину для ссоры ему ровно ничего не значитъ. Термины поединковъ: passado, punto reverso и все прочее — знаетъ онъ наизусть.
Бенволіо. Это что такое?
Меркуціо. Провалиться бы всмъ этимъ глупымъ, напыщеннымъ, моднымъ фантазерамъ! этимъ настройщикамъ рчи на модный ладъ: ‘добрый клинокъ! здоровый дтина! двка хоть куда!’ — и такъ дале! Не досадно ли, что насъ совсмъ одолли эти иностранныя мухи, эти разодтыя куклы съ ихъ вчнымъ ‘pardonnez moi’ въ конц каждой фразы. Они до того привыкли все длать по-новому, что не умютъ ссть по-старому на скамью. Охъ, ужъ мн эти вчные bons да bons 53)!

(Входитъ Ромео).

Бенволіо. Смотри, вотъ Ромео!
Меркуціо. Онъ потерялъ всю свою икру 54) и сталъ худъ, какъ сухая селедка. Мясо, мясо! скажи мн, какъ могло ты сдлаться рыбой? Онъ способенъ теперь воспринимать только Петрарковы мелодіи, но Лаура, когда сравнить ее съ его возлюбленной, въ его глазахъ не боле, какъ кухарка, хотя любовникъ Лауры и былъ выше его по части прославленія ея въ стихахъ. Дидона на его взглядъ — шлюха, Клеопатра — цыганка, Елена и Геро — уличныя потаскухи, Тизба — дрянь, несмотря на ея срые глаза. Синьоръ Ромео, bonjour! Вотъ теб французское привтствіе за твои французскіе штаны. Ты насъ славно надулъ прошлою ночью.
Ромео. Здравствуйте оба. Какъ я васъ надулъ?
Меркуціо. Показалъ намъ пятки.— Не понимаешь?
Ромео. Извини, любезный Меркуціо, во я былъ такъ занятъ въ послднее время, что ко мн нельзя быть очень придирчивымъ.
Меркуціо. Это значитъ, что, встртивъ кого-нибудь въ твоемъ расположеніи духа — слдуетъ поклониться и отложить дальнйшій разговоръ.
Ромео. Во всякомъ случа неучтивости я не сдлаю.
Меркуціо. Объяснено съ достаточной ясностью…
Ромео. И съ достаточной учтивостью.
Меркуціо. Да вдь мои разговоры блещутъ тоже цвтами учтивости.
Ромео. Цвтами?
Меркуціо. Именно такъ.
Ромео. Не тми ли, что носятъ на пряжкахъ башмаковъ? Мои башмаки хорошо ими украшены.
Меркуціо. Сказано недурно.— Удостой же насъ сохранить это остроумное расположеніе духа, пока башмаки твои не износятся, и шутки, освободясь отъ отвалившейся подошвы, останутся въ чистомъ вид.
Ромео. О дивная, единственная острота! Хотя дивная только по своей единственности.
Меркуціо. Поди сюда, Беннолю, — мое остроуміе начинаетъ истощаться.
Ромео. Пришпорь его и пріударь. Я вызову тебя на состязаніе.
Меркуціо. Въ гоньб по дикимъ уткамъ? Я отказываюсь! Въ каждой утк, которую ты выпустишь, больше остроумія, чмъ въ пяти моихъ. Потому мн тутъ съ тобой длать нечего.
Ромео. Такому гусю, какъ ты, тутъ дйствительно нечего длать.
Меркуціо. За эту штуку стоитъ щипнуть тебя за ухо.
Ромеа. Нтъ, добрый гусь, пожалуйста, не кусайся.
Меркуціо. Острота твоя похожа на кислое яблоко подъ прянымъ соусомъ.
Ромео. Пряный соусъ необходимъ для такого сладчайшаго гуся.
Меркуціо. Или, лучше сказать, для дичи! Вдь ты ее несешь въ своихъ остротахъ и растягиваешь такъ, что изъ вершка выходитъ аршинъ.
Ромео. Растягивая ихъ, я подтягиваю тебя, или, пожалуй, тоже растягиваю, какъ гуся на вертел.
Меркуціо. Ну, вотъ теперь я узнаю въ теб прежняго Ромео. Не лучше ли въ самомъ дл развеселиться и перестать душить насъ любовными вздохами? Теперь ты опять Ромео — тотъ Ромео, какимъ былъ прежде и тломъ и духомъ. Вдь любовь — величайшій дуракъ, который хлопочетъ только о томъ, какъ бы упрятать куда-нибудь подальше свою смазливую куколку.
Бенволіо. Ну, довольно, довольно!
Меркуціо. Ты хочешь погладить меня противъ шерсти, заставляя молчать.
Бенволіо. Иначе твоимъ розсказнямъ не будетъ конца.
Меркуціо. Ну вотъ ты и ошибся. Псня моя допта, и потому я кончилъ бы ее самъ. Доказывать больше мн нечего.
Ромео. Вотъ идетъ забавная парочка.
Меркуціо. Парусъ! парусъ! парусъ!

(Входятъ Кормилица Джульетты и Пьетро).

Бенволіо. Два: рубашка и юбка.
Кормилица. Пьетро!
Пьетро. Здсь!
Кормилица. Подай мое опахало.
Меркуціо. Да, дружище Пьетро! пожалуйста, прикрой ее опахаломъ, потому что вдь оно куда лучше ея физіономіи.
Кормилица. Съ добрымъ утромъ, прекрасные синьоры!
Меркуціо. Съ добрымъ вечеромъ, очаровательная синьорина.
Кормилица. Разв теперь вечеръ?
Меркуціо. Никакъ не меньше. Проклятая стрлка тащится уже за хвостомъ полудня.
Кормилица. О, Господи прости! Да кто вы такой?
Ромео. Онъ, добрая женщина, человкъ, который въ жизни самъ себ все портитъ.
Кормилица. Вотъ это хорошо сказано!— ‘самъ себ все портитъ’.— Не можете ли вы, . почтенные синьоры, сказать мн, гд я найду молодого Ромео?
Ромео. Я могу вамъ это сказать, хотя молодой Ромео сдлается уже старше въ ту минуту, какъ вы его найдете, сравнительно со временемъ, когда начали искать. Я самый младшій изъ носящихъ это имя, если не найдется никого хуже.
Кормилица. Ахъ, какъ вы хорошо говорите!
Меркуціо. Всхъ хуже — и говоритъ хорошо! Отлично! прелестно!
Кормилица. Если это вы — то, мн надо шепнуть вамъ словечко наедин.
Бенволіо. Врно, она хочетъ пригласить его ужинать.
Меркуціо. Сводня, сводня, сводня!— Ату его, ату!
Ромео. Какую ты дичь почуялъ’?
Меркуціо. Не зайца, синьоръ, не зайца! Это васъ хочетъ поймать, какъ зайца, этотъ старый паштетъ, который до того сталъ черствъ, что его никто и сть не пожелаетъ.
Заяцъ нашъ постарлъ,
Заяцъ нашъ посдлъ,
Състь его нтъ грха даже въ постъ!
Но когда заяцъ сдъ,
То, чтобъ състь его, нтъ
Никого, кто бъ настолько былъ простъ!
Ромео! скоро ты вернешься въ домъ отца? мы тамъ обдаемъ.
Ромео. Я иду за вами.
Меркуціо. Прощайте, престарлая синьора, прощайте!

(Меркуціо и Бенволіо уходятъ).

Кормилица. Ну и прощайте! Скажите, синьоръ, кто этотъ насмшливый безстыдникъ?
Ромео. Это господинъ, который любитъ слушать собственныя рчи. Онъ въ одну минуту наговоритъ больше, чмъ сдлаетъ дла въ цлый мсяцъ.
Кормилица. Если онъ вздумалъ меня отдлать своими рчами, такъ не на такую наскочилъ! Я не побоюсь и двадцати такихъ озорниковъ! А не управлюсь сама, такъ найдется, кому за меня вступиться.— Безстыдникъ этакій!.. Я ему не двчонка и не товарищъ! (Обращаясь къ Пьетро) А ты, болванъ, что стоишь и смотришь, какъ меня при теб обижаютъ? Хоть бы пальцемъ пошевелилъ!
Пьетро. Да я не видалъ, чтобъ онъ васъ обидлъ, а то я бы маху не далъ. Вытянуть шпагу умю я не хуже всякаго, если есть случай для доброй ссоры и право на моей сторон.
Кормилица. Клянусь Господомъ, онъ такъ меня разобидлъ, что каждая жилка ходитъ во мн ходуномъ!.. Бездльникъ!— Мн надо, синьоръ, шепнуть вамъ одно словечко. Я уже сказала, что молодая госпожа велла мн объясниться съ вами. О томъ, что она поручила передать, я до поры до времени помолчу, а сначала выслушайте-ка, что скажу вамъ я, старуха. Если вы вздумали только съ ней позабавиться, такъ подумайте, что вдь это дло нехорошее 55)! Дитя молодо, и потому, если вы ее обманете, то я скажу, что съ порядочными барышнями такъ не поступаютъ.
Ромео. Поклонись отъ меня твоей госпож, и скажи ей…
Кормилица. Ну, если такъ, то я все ей скажу. Обрадуете вы мою голубушку.
Ромео. Но что жъ ты ей скажешь: вдь ты меня не выслушала.
Кормилица. Я скажу, что теперь вы меня успокоили и поступаете, какъ слдуетъ порядочному человку.
Ромео. Устрой, чтобъ госпожа твоя пришла
На исповдь сегодня близъ полудня
Къ отцу Лорензо въ келью. Съ нею тамъ
Мы обвнчаемся. (Даетъ ей денегъ). А вотъ за трудъ твой.
Кормилица. Ни-ни — ни денежки!
Ромео. Ну, полно, полно!
Кормилица. Такъ нынче въ полдень? Все, синьоръ, исполню.
Ромео. Постой еще минуту.— За стной
Аббатства встртится теб сегодня
Мой посланный и передастъ веревки
Для лстницы. По ней достигну я
Сегодня ночью моего блаженства…
Теперь — прощай! Смотри, не проболтайся
И поклонись синьор отъ меня.
Кормилица. Храни Создатель васъ. Скажите только…
Ромео. Ну, что еще, дражайшая моя?
Кормилица. Слуга у васъ надеженъ? Тайна любитъ
Вдь только двухъ, а третій тайну губитъ.
Ромео. О, онъ надеженъ, какъ клинокъ изъ стали!
Кормилица. Ну, хорошо, хорошо! Вдь синьора-то у меня скажу вамъ, красавица! Когда она была еще вотъ такой крошкой… Здсь въ город живетъ одинъ господинъ, Парисъ по имени! Ужъ какъ онъ точитъ на нее зубы! А ей, моей голубушк, лягушка миле, чмъ онъ!— Я иной разъ въ шутку начну ей его похваливать — такъ она каждый разъ поблднетъ, какъ полотно.— А скажите, синьоръ, вдь Ромео и розмаринъ начинаются съ одной буквы?
Ромео. Съ одной, но что же изъ этого?
Кормилица. Какъ что? Шутникъ вы этакій! да вдь это собачье имя 56)! Нтъ, я уврена, что ваше имя пишется иначе.— А какъ она, моя голубушка, красно говоритъ о васъ и о розмаринахъ! Хотла бы я, чтобъ вы послушали.
Ромео. Кланяйся отъ меня твоей синьор. (Уходитъ Ромео).
Кормилица. Да, да, тысячу разъ!— Пьетро!
Пьетро. Здсь.
Кормилица. Возьми опахало и иди передо мной 57).

(Уходятъ).

СЦЕНА 5-я.

Садъ Капулетти.

(Входитъ Джульетта).

Джульетта. Велла ровно въ девять я пойти
Кормилиц. Она мн общала
Вернуться черезъ часъ. Быть-можетъ, встртить
Его не удалось ей? Впрочемъ, нтъ,
Бда вся въ томъ, что вдь она хромаетъ!
Посланцами любви должны быть мысли —
Т мысли, что летятъ быстре вдвое,
Чмъ солнечная тнь по скатамъ горъ!
Вдь и Венер въ экипажъ впрягаютъ
Двухъ быстрыхъ голубковъ! Амуръ несется
На крылышкахъ, какъ втеръ! — Солнце въ неб
Достигло полдня. Цлыхъ три часа
Прошло съ тхъ поръ — ея жъ все нтъ, какъ нтъ!
О, если бы у ней была моя
Любовь и кровь горячія, какъ юность…
Скорй стрлы исполнила бъ она
Тогда, что надо мн! Мои желанья
Ее бы окрылили, чтобъ снести
Мои слова возлюбленному другу,
А мн — его!— Но старость неподвижна
И тяжела:— спшить она устала,
Какъ будто жить давно ужъ перестала.

(Входятъ Кормилица и Пьетро).

Она, она! Голубушка, скоре!..
Что новаго? Ты видла его?.. (Указыыая на Пъетро).
Вели ему уйти.
Кормилица (Пьетро). Ступай и жди
Меня за воротами. (Пьетро уходитъ).
Джульетта. Ну скорй же,
Хорошая моя!.. Да что съ тобой?..
Глядишь ты такъ печально!— Если ты
Пришла съ дурною встью — все же мн
Скажи ее съ улыбкой!— если жъ съ доброй —
Не порти сладкой музыки ея
Такимъ печальнымъ видомъ!..
Кормилица. Охъ, устала!..
Дай мн вздохнуть:— вс косточки болятъ!
Такой конецъ въ мои года не шутка!
Джульетта. Скажи лишь, дло въ чемъ, а тамъ возьми
Себ мои за то, пожалуй, кости…
Кормилица. Какой тутъ спхъ!— минутку погоди!
Не видишь разв — я совсмъ задохлась.
Джульетта. Вдь голоса хватаетъ у тебя
Сто разъ мн повторять, что ты задохлась!..
Наговорить ты боле успла,
Чмъ надобно, чтобъ объяснить мн все!
Короче: ‘да иль нтъ?’, дурныя всти
Илъ добрыя?.. Скажи мн только это,
Подробностей не надобно пока.,
Мн лишь бы знать — добру быть или худу?..
Кормилица. Ну, не Богъ же знаетъ какой сдлала ты выборъ! Ромео! Нтъ, нтъ, не такого надо теб мужа. Личико у него, правда, смазливй, чмъ у другихъ, нога стройне, рука лучше, хорошъ и ростъ — да что во всемъ этомъ проку? Цвтомъ учтивости его назвать нельзя! — впрочемъ, зато онъ кротокъ, какъ ягненокъ, а потому пошли теб Богъ счастливый часокъ! Скажи, ты обдала дома сегодня?
Джульетта. Нтъ, нтъ, не дома! Все, что ты болтаешь,
Я знаю ужъ давно. Скажи мн только,
Что онъ сказалъ о свадьб? Это все,
Что нужно мн узнать!..
Кормилица. Вотъ разболлась
Теперь и голова! Какой же слабой
Я стала нынче:— такъ въ вискахъ и бьетъ,
Точь-въ-точь разбиться хочетъ на кусочки!
А тутъ и спину ломитъ.— Нтъ, голубка!
Слуга теб покорный бгать я
Впередъ такъ на посылкахъ. Ты замучишь
Старуху до-смерти.
Джульетта. Тебя мн жалко!
Ты добрая, хорошая моя, —
Скажи лишь, что веллъ сказать Ромео…
Кормилица. Дружокъ твой милый, честный человкъ,
Учтивый и пригожій, и поклясться
Готова я — тебя онъ не обманетъ.
Гд матушка твоя?
Джульетта. Да гд жъ ей быть?
Здсь, тамъ, ну — гд-нибудь… Какъ, право, глупа
На все ты отвчаешь нынче мн!
‘Дружокъ твой милый, честный человкъ!
Гд матушка?’
Кормилица. Владычица небесъ!
Да что жъ ты горячишься-то? Поможешь
Ты вылчить мн этимъ, что ли, к.ости?
Попробуй же сама впередъ носитъ
Свои ты всточки.
Джульетта. Вотъ горе, право!…
Узнаю ль наконецъ я, что веллъ
Сказать Ромео?..
Кормилица. Дано ли позволенье
Отправиться теб къ монаху нынче
На исповдь?
Джульета. Да, да!
Кормилица. Ну, вотъ — такъ въ кель.
Ты встртишь у монаха кой-кого,
Кто сдлаетъ тебя своей супругой!
Ага! небось, теперь зардлись щечки!
Подкрасить ихъ моя успла всть.
Ступай же въ церковь, мн жъ заняться надо
Другой заботой: лстницу связать,
Чтобъ было по чему дружку взобраться
Къ теб въ потемкахъ въ гнздышко свое.
Потха вамъ, а я совсмъ безъ ногъ!
Да и теб, дружокъ мой, мн сдается,
Сегодня въ ночь вдь охнуть приведется!
Прощай теперь. Смотри жъ, готова будь.
Джульетта. Прощай, прощай! Готовъ мой къ счастью путь58)!

(Уходятъ).

СЦЕНА 6-я.

Келья монаха Лорензо.

(Входятъ монахъ Лорензо и Ромео).

Мон. Лорензо. Дай Богъ, чтобъ не пришлось поздне вамъ
Раскаяться въ святомъ союз этомъ!
Ромео. Аминь, отецъ мой! Впрочемъ, что бы впредь
Со мною ни случилось — вс невзгоды
Ничтожны для меня, когда сравнить
Ихъ съ радостью, какую ощущаю
Я при одномъ лишь взгляд на все!..
Когда жъ соединишь ты наши руки
Святымъ благословеньемъ — о! тогда
Пускай хоть смерть враждебная любви
Сразитъ меня!— Я тмъ ужъ буду счастливъ,
Что хоть на мигъ назвалъ ее своей!
Мон. Лорензо. Чмъ страсть сильнй, тмъ у нея бываетъ
Печальне конецъ! Огонь и порохъ
Встрчаются затмъ, чтобы другъ друга
Взаимно уничтожить. Сладкій медъ
Намъ надостъ вкушаемый чрезъ мру,
И сласть свою утратитъ, — потому
Люби умренно!— тогда лишь можетъ
Любовь твоя продлиться!— Кто спшитъ —
Далекъ отъ цли, какъ и тотъ, кто медлитъ.

(Входитъ Джульетта).

Во вотъ твоя красавица! Никто
Не попиралъ такою легкой ножкой
Камней жилища этого. Влюбленный
Порхать свободно можетъ въ облакахъ,
Гуляющихъ на лтнемъ небосклон,
Не падая, — такъ суетно-легка
Бываетъ наша страсть!
Джульетта. Пріятный вечеръ,
Отецъ духовный, вамъ!
Мон. Лорензо. Теб Ромео
Отвтитъ на привтъ за насъ обоихъ.
Джульетта. Привтствіе относится мое
Къ нему и къ вамъ, иначе благодарность
Его была бы лишней.
Ромео. О, Джульетта!
Когда восторгъ твой равенъ моему,
И выразить его ты въ состояньи —
То выскажись! Наполни воздухъ чистымъ
Дыханьемъ устъ и сладкимъ звукомъ рчи,
Чтобъ выразить то дивное блаженство,
Какое мы, сойдясь, вкушаемъ здсь.
Джульетта. О, милый! счастье можетъ выражаться
Лишь чувствомъ — не словами! Для него
Не надобны пустыя украшенья!
Блаженствомъ бденъ тотъ, кто въ состояньи
Его описывать. Что до меня —
Я такъ тебя люблю, что неспособна
И половины высказать того,
Что чувствую!
Мон. Лорензо. Идемте же! Довольно!
Пора намъ кончить дло. Васъ двоихъ
Мн оставлять не слдуетъ, покамстъ
Господнихъ словъ языкъ мой вамъ не скажетъ
И въ плоть одну обоихъ васъ не свяжетъ. (Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА І-я.

Площадь въ Верон.

(Входятъ Меркуціо, Бенволіо, пажъ и слуги).

Бенволіо. Уйдемъ, прошу, Меркуціо, отсюда*
День жарокъ, сверхъ того, замтилъ я,
Что многіе изъ дома Капулетти
Гуляютъ здсь! — такъ долго ли до ссоры!
Въ такіе дни кипитъ сильне кровь,
И драки затваются невольно 59).
Меркуціо. Ты сталъ похожъ на тхъ удальцовъ, которые, войдя въ таверну, имютъ привычку крпко ударить шпагой по столу и при этомъ крикнуть: ‘дай Богъ, чтобъ не пришлось тебя употребить!’, а затмъ, зарядившись вторымъ стаканомъ, нападаютъ на трактирщика безъ всякой на это причины 60).
Бенволіо. И я похожъ, — по-твоему, на такого забіяку?
Меркуціо. Конечно, такъ! — Вдь ты самый горячій изъ глупцовъ, какіе только сыщутся въ Италіи. Бездлица можетъ тебя растревожить, — а разъ потревоженный, ты готовъ драться изъ-за бездлицы.
Бенволіо. Ну, что еще?
Меркуціо. Если бъ на свт жило двое такихъ, какъ ты, то мы скоро лишились бы васъ обоихъ, потому что вы непремнно съли бъ другъ друга. Вдь ты готовъ поссориться съ первымъ встрчнымъ изъ-за того, что у него въ бород однимъ волоскомъ больше, чмъ въ твоей. Радъ подраться съ человкомъ, щелкающимъ орхи, потому только, что твои глаза такого же цвта. Чьи глаза, кром твоихъ, могутъ выискивать подобные предлоги для ссоръ? Твоя голова начинена этими предлогами, какъ яйцо желткомъ и блкомъ, хотя половина этой начинки уже выбита отъ твоихъ безпрестанныхъ дракъ. Ты какъ-то вдь подрался съ человкомъ, который громко кашлянулъ на улиц и тмъ разбудилъ твою собаку, заснувшую на солнц. Не поссорился ли ты разъ съ портнымъ за то, что онъ надлъ свой новый камзолъ раньше Святой недли? А въ другой разъ выбранилъ какого-то прохожаго, прицпившаго старыя ленты къ новымъ башмакамъ. И посл всего этого хочешь ты еще проповдывать мн о миролюбіи!
Бенволіо. Если бъ я любилъ ссоры, какъ ты говоришь, то никто не поручился бы за цлость моей головы въ теченіе часа 61).
Меркуціо. Твоей головы? О, голова!

(Входитъ Тибальдъ съ нсколькими лицами изъ дома Капулетти).

Бенволіо. Клянусь головой, сюда идутъ Капулетти!
Меркуціо. Клянусь каблукомъ, я ихъ не испугаюсь!
Тибальдъ (своимъ). Постойте здсь, я съ ними объяснюсь.
(Къ Меркуціо и . Бенволіо). Пріятный день, синьоры! Я хотлъ бы
Сказать одно словцо съ однимъ изъ васъ, —
Меркуціо. Одно съ однимъ! Не можете ли вы его съ чмъ-нибудь спарить, — напримръ, хоть съ добрымъ ударомъ?
Тибальдъ. На это, синьоръ, вы найдете меня всегда готовымъ, если только представится благопріятный случай.
Меркуціо. А если онъ не представится, то разв вы не можете отыскать его сами?
Тибальдъ. Меркуціо! — я вижу, ты сплся съ Ромео.
Меркуціо. Сплся? разв мы менестрели? Ну, въ такомъ случа между нами и тобой выйдетъ только разноголосица. Смычокъ мой готовъ, и ты подъ него попляшешь! Настраивай свой!
Бенволіо. Синьоры, стойте!— мы въ публичномъ мст.
Уйдемте прочь туда, гд нтъ толпы.
Обдумайте сначала хладнокровно
Причину ссоры или разойдитесь.’
Здсь вс глаза направлены на насъ.
Меркуціо. Глаза даны на то, чтобы смотрть —
Такъ пусть себ глазютъ. Я ни шагу
Не отступлю ни для кого на свт. (Входитъ Ромео).
Тибальдъ. Довольно, Богъ съ тобой, — вотъ человкъ мой!
Меркуціо. Что жъ, носитъ, что ли, онъ твою ливрею
Что такъ его назвалъ ты?— ‘человкъ!’
Попробуй съ нимъ подраться!— отъ тебя
Онъ врно не отстанетъ. Самъ увидишь,
Каковъ онъ человкъ тогда.
Тибальдъ. Ромео!
Когда бъ я захотлъ теб сказать,
Что чувствую къ теб — мои слова
Слились въ одно бъ, сказавъ теб: ‘мерзавецъ!’
Ромео. Ты счастливъ тмъ, Тибальдъ, что у меня
Причина есть къ теб быть благосклоннымъ,
И потому я сдерживаю гнвъ
За эту дерзость. Знай: я не мерзавецъ!
А тамъ — прощай! Я вижу, ты меня
Еще не знаешь.
Тибальдъ. О, не думай этимъ
Раздлаться со мной за оскорбленье,
Какое ты нанесъ мн!.. Стой — и къ длу!
Ромео. Я никогда тебя не оскорблялъ,
Напротивъ, ты мн дорогъ: ты узнаешь
Позднй причину этого,— такъ будь же
Доволенъ этимъ. Имя Капулетти
Мн дорого не меньше, чмъ мое.
Меркуціо. О, низкая, безчестная покорность!
Alla stoccata 62) кончитъ съ ней! Ну, живо,
Птухъ Тибальдъ63)! готовъ ты или нтъ?
Тибальдъ. Теб-то чего отъ меня надо?
Меркуціо. Мн хочется получить одну изъ вашихъ девяти жизней, любезный кошачій принцъ. А затмъ, смотря по тому, какъ вы будете себя вести, я надюсь раздлаться и съ восемью остальными. Ну что жъ? вытянете вы изъ ноженъ за уши свою шпагу? Торопитесь, а то вдь я, пожалуй, успю окарнать ваши собственныя уши.
Тибальдъ. Становись — я готовъ!
Ромео. Любезный Меркуціо, перестань! Спрячь свою шпагу.
Меркуціо. Скорй, скорй! Покажи свое passado. (Они дерутся).
Ромео. Бенволіо, сюда! берись за шпагу
И выбьемъ ихъ рапиры. Постыдитесь,
Синьоры, бросьте драку! Герцогъ строго
Вдь запретилъ намъ затвать раздоры
На улицахъ.— Меркуціо, Тибальдъ!
(Тибальдъ ранитъ Меркуціо и уходитъ со своими).
Меркуціо. Я раненъ!.. Чортъ возьми его!.. Проклятье
Домамъ обоимъ вашимъ! Я готовъ…
Ужель ушелъ онъ цлымъ?
Бенволіо. Раненъ ты?
Меркуціо. Такъ, вздоръ! царапина. Довольно драться!
Гд пажъ? Ступай за лкаремъ! Ну, живо!
Ромео. Приди въ себя и успокойся: рана,
Какъ кажется, не очень глубока.
Меркуціо. Ну да, конечно, не глубже колодца я не шире церковныхъ дверей, но дло свое она сдлаетъ. Придите ко мн завтра — и вы увидите, какимъ я буду покойнымъ человкомъ 64). Расчеты мои со здшнимъ міромъ кончены. Чортъ бы добралъ дома обоихъ васъ! Значитъ, собака, крыса, кошка или мышь могутъ уложить человка на-смерть. Этотъ бездльникъ дерется по всмъ правиламъ ариметики. И на кой чортъ ввязались тутъ вы? Я раненъ изъ-подъ вашихъ рукъ.
Ромео. Я хотлъ теб же помочь.
Меркуціо. Сведи меня Бенволіо, домой, —
Я, кажется, не выдержу… Проклятье
Обоимъ вамъ!.. Чрезъ ваши домы сталъ
Я блюдомъ для червей. Прескверно мн
Становится. Охъ, домы ваши, домы!..

(Бенволіо его уводитъ).

Ромео. Мой другъ и принца родственникъ убитъ
Изъ-за меня! Я оскорбленъ жестоко
Тибальдомъ самъ, и этотъ-то Тибальдъ —
Мой родственникъ!— Джульетта! о, Джульетта!..
Какъ размягчила сердце ты мое!
Куда мои двались пылъ и храбрость!

(Возвращается Бенволіо).

Бенволіо. Ромео, другъ! Меркуціо скончался!..
Геройскій духъ умчался въ небеса,
Разставшись такъ безвременно съ землею?
Ромео. Днемъ ныншнимъ несчастья не уймутся:
Одни пройдутъ — другія вслдъ начнутся!

(Тибальдъ возвращается).

Бенволіо. Вотъ бшеный Тибальдъ бжитъ опять.
Ромео. Онъ счастливъ! живъ! — Меркуціо жъ убитъ!
Такъ убирайся въ небо милосердье,
И злость одна пособникомъ мн будь!..
Тибальдъ! бери назадъ мерзавца имя,
Которымъ смлъ ты бросить мн въ лицо!..
Меркуціо душа еще витаетъ
Недалеко и ждетъ, что вслдъ за нею
Отправишься и ты. Одинъ изъ насъ
Останется на мст!
Тибальдъ. Ты, мальчишка,
Съ нимъ друженъ былъ, такъ и ступай за нимъ!
Ромео. Ршатъ мечи. (Дерутся. Тибальдъ падаетъ).
Бенволіо. Бги, бги, Ромео!
Тибалдъ убитъ! Народъ спшитъ толпами.
Очнись, приди въ себя! Тебя казнятъ
По приговору принца, если стража
Тебя захватитъ. Прочь! бги скоре!..
Ромео. О, я судьбы игрушка 65)!
Бенволіо. Что стоишь ты?!.

(Ромео уходитъ. Сбгается толпа гражданъ).

1-й гражданинъ. Куда бжалъ Меркуціо убійца?
Его убилъ Тибальдъ! — Гд онъ? гд онъ?..
Бенволіо. Тибальдъ лежитъ предъ вами самъ.
1-й гражданинъ. Ступайте,
Синьоръ, за мной 66): во имя принца, я
Васъ приглашаю мн повиноваться.

(Входятъ герцогъ со свитой, Монтекки и Капулетти съ женами и своими приверженцами).

Герцогъ. Гд дерзкіе зачинщики раздора?
Бенволіо. Я, герцогъ благородный, разсказать
Могу весь ходъ несчастной этой ссоры.
Меркуціо, вашъ родственникъ, убитъ
Тибальдомъ здсь, — его жъ убилъ Ромео.
Синьора Кап. О, мой Тибальдъ! племянникъ мой, сынъ брата!
О, герцогъ! о, мой мужъ! нужна отплата
За эту кровь! Когда ты справедливъ,
Достойный принцъ, — пусть Ромео, проливъ
Тибальда кровь, поплатится своею!
О, мой Тибальдъ!..
Герцогъ. Узнать намъ должно, чьею
Виной свершилось все.. Пусть говоритъ
Бенволіо.
Бенволіо. Тибальдъ, убитый здсь
Рукой Ромео, былъ всему причиной.
Напрасно всми силами старался
Ромео укротить его, напрасно
Напоминалъ, изъ-за какой ничтожной
Причины вышла ссора. Онъ стращалъ
Его и вашимъ гнвомъ, но ни это,
Ни мирныя слова, ни просьбы съ самымъ
Униженнымъ и дружелюбнымъ видомъ
Не въ силахъ оказались укротить
Тибальда пылъ: онъ глухъ былъ къ увщаньямъ
И бшено бросался съ острой сталью
На храбраго Меркуціо. Тотъ также,
Невольно разсерженный, обратился
Со шпагой на Тибальда и, съ презрньемъ,
Достойнымъ храбреца, одной рукой
Парировалъ удары, а другой
Сражался съ нимъ. Но ловкость и умнье
Тибальда были выше.— Тутъ Ромео
Имъ громко крикнулъ: ‘стойте! разойдитесь!’
И съ этимъ словомъ бросился впередъ,
Чтобъ ихъ разнять. Искусною рукой
Развелъ онъ ихъ клинки, но въ этотъ мигъ.
Тибальдъ изъ-подъ руки его ударилъ
Меркуціо и тотчасъ убжалъ,
Однако вслдъ затмъ вернулся снова.
Ромео занятъ весь былъ въ этотъ мигъ
Горячей мыслью мести. Ихъ клинки
Сверкнули точно молнія и — прежде,
Чмъ могъ вмшаться я — Тибальдъ лежалъ
Ужъ на земл, его жъ противникъ скрылся.
Я все сказалъ и поддержать готовъ,
Когда хотите, жизнью правду словъ,
Синьора Кап. Онъ родственникъ убійц! онъ причастенъ
Здсь къ длу самъ: языкъ его пристрастенъ!
Ихъ двадцать здсь дралось! — какъ объяснить,
Что суждено убитымъ было быть
Лишь одному? Судъ принца правымъ будетъ!
Онъ смерть за смерть убившему присудитъ!
Герцогъ. Тибальдомъ былъ Меркуціо сраженъ:
За эту жизнь кто жъ долженъ быть казненъ?
Синьора Мон. Ромео правъ!— онъ друженъ былъ съ покойнымъ!
Убивъ врага, предупредилъ достойнымъ
Возмездьемъ онъ лишь то, къ чему его
Приговорилъ бы судъ и безъ того!
Герцогъ. За это преступленье присуждаю
Его къ изгнанью я и объявляю,
Что вашихъ ссоръ терпть безъ мести я
Не буду впредь! Родная кровь моя
Здсь пролита, и за утрату эту
Васъ призову я къ строгому отвту.
Ршенью твердъ я буду моему
И вашихъ просьбъ и плача не приму.
Ромео мной приговоренъ къ изгнанью,
И смерть грозитъ ему за ослушанье.
Возьмите трупъ. Васъ долженъ я смиритъ!
Прощать убійцъ — убійцей значитъ быть. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Комната въ дом Капулетти.

(Входитъ Джульетта).

Джульетта. Скорй, скорй, неситесь, кони солнца,
Къ закату дня! Зачмъ не Фаэтонъ
Сегодня правитъ вами 67)? Онъ быстре
Пригналъ бы васъ на западъ и заставилъ
Сойти на землю сумрачную ночь.
О, ночь, любви подруга! скрой своего
Завсой все, чтобы Ромео могъ
Невидимо сюда ко мн прокрасться!..
Для любящихъ свтильника довольно
Одной любви! — Къ тому жъ вдь говорятъ:
Любовь слпа, такъ для чего же свтъ ей?
Приди, приди ночь темная! будь мн
Наставницею строгой! Научи,
Какъ выиграть небесное блаженство
Взамнъ того, что потерять должны
Два чистыхъ существа, сойдясь для страсти!..
Смири порывы крови! Чистой я
Хочу любви отдаться! Скрой румянецъ
Стыдливости, какимъ горитъ невольно
Мое лицо! Вдь я чиста!.. любовь
Еще мн неизвстна! Дай мн силы
Съ ней встртиться, пока моя любовь
Сама смлй не станетъ! не привыкнетъ
Дозволеннаго счастья видть въ ласкахъ
Того, кто дорогъ мн!.. Спши, о ночь!
Спши, спши, Ромео! — Ты вдь день мой!..
Ты свтишь мн и ночью! Я тебя
Узнаю и во мрак. Средь него
Покажешься ты, мн блй и чище,
Чмъ снгъ на крыльяхъ ворона! Приди же
Съ отраднымъ взглядомъ, ночь!.. Дай моего
Ромео мн! — когда же онъ умретъ, —
Возьми его и преврати въ мильоны
Блестящихъ свтлыхъ звздочекъ! Пускай
Он собой покроютъ сводъ небесъ
И сдлаютъ его такимъ блестящимъ,
Что всякій полюбить захочетъ ночь,
Забывъ сіянье солнца! — Я купила.
Любимой право быть, но не могла
Еще имъ насладиться! И сама я
Вдь куплена равно, но не взята
Еще моимъ владльцемъ! Я похожа
На двочку, которая не можетъ
Конца дождаться дня, чтобы надть
Общанные къ празднику наряды!..
Но тс! — идетъ кормилица!..

(Входитъ кормилица съ веревочной лстницей).

Пришла,
Конечно, ты съ встями о Ромео!..
Вдь для меня гармоніей небесной
Звучитъ любой языкъ теперь, лишь только бъ
Твердилъ онъ это имя! Съ чмъ пришла
Ты, добрая моя? Веллъ, конечно,
Теб Ромео приготовить эти
Веревки для него?

(Кормилица, бросая веревки на полъ)

Да, да, веревки!
Джульетта. Но что съ тобой? ломаешь руки ты?
Въ чемъ горе? въ чемъ?..
Кормилица. Бда, бда, синьора!..
Ужасный, страшный день! Убитъ! онъ умеръ!..
Пропали мы! Убитъ, убитъ! онъ мертвъ!..
Джульетта. Иль небо такъ жестоко…
Кормилица. Нтъ, не небо —
Ромео такъ жестокъ 68)! Кому бы это
Пришло на умъ! Ромео! о, Ромео!
Джульетта. Иль дьяволъ ты, чтобъ мучить такъ меня?..
Въ одномъ аду людей терзать такъ можно!
Иль самъ себя убилъ Ромео?.. Если
Ты скажешь ‘да’ — меня ты этимъ словомъ
Сразишь скорй, чмъ взглядомъ василиска!..
Такое да сравнится съ страшнымъ нтъ
Въ вопрос, жить должна ли я на свт…
Такое да закроетъ мн навки
Мои глаза! Скажи скорй: убить онъ?..
Да или нтъ?.. Короткимъ этимъ словомъ
Отвтишь ты — жить мн иль умереть!
Кормилица. Я рану, рану видла! — своими
Глазами видла!.. Спаси, Создатель,
Несчастныхъ насъ! — Она въ его груди
Зіяетъ, — самъ же онъ лежитъ холодный
И блдный, точно пепелъ! черной кровью
Покрытый весь! Я въ обморокъ упала
При этомъ вид!
Джульетта. Сердце, разорвись:
Все потеряло ты 69)! Глаза, закройтесь!..
Вамъ больше не смотрть на блый свтъ!..
Смшайся съ прахомъ прахъ мой! Другъ мой милый,
Одна съ тобой сокроетъ насъ могила!..
Кормилица. Тибальдь мой бдный!— лучшимъ другомъ былъ ты
Моимъ всегда, учтивый мой Тибальдъ!
Синьоръ, какихъ не сыщешь! Привелось же
Мн пережить тебя…
Джульетта. Двойною бурей
Ты хочешь, кажется, меня сразить!..
Ромео нтъ, и мертвъ Тибальдъ! Лишилась
И мужа я и брата!.. О, греми же
Тогда труба послдняго суда!..
Къ чему мн жизнь, когда ихъ нтъ на свт!
Кормилица. Тибальдъ убитъ, Ромео же изгнали
За то, что онъ убилъ его! — изгнали!..
Джульетта. Творецъ небесъ! Ромео умертвилъ,
Сказала ты, Тибальда?..
Кормилица. Онъ! онъ точно!..
О, тяжкій день! Да, онъ убилъ, убилъ!
Джульетта. Иль сердце злой ехидны можетъ злобно
Прикрыться такъ роскошнйшимъ цвткомъ?..
Иль избрало чудовище такое
Прелестное жилище?.. Ангелъ съ виду,
Душою демонъ! извергъ-обольститель!..
Злой коршунъ въ перьяхъ голубя! прикрытый
Овечьей кожей волкъ! небесный образъ,
Скрывающій отребье! Отрицанье
Того, чмъ можно съ виду счесть его!
Святой съ душой проклятой! честный гршникъ!..
Что жъ можно ждать въ аду еще, коль скоро
Здсь, на земл, прикрылся падшій духъ
Такой прелестной плотью!.. Есть ли книга,
Столь дивная на видъ, съ такимъ гнилымъ,
Позорнымъ содержаньемъ?.. Неужели
Обманъ живетъ въ роскошнйшемъ дворц?..
Кормилица. Въ мужчинахъ нтъ ни совсти ни чести!
Вс, вс они обманщики, злоди!
Развратники, ничтожныя душонки!..
Эй, кто-нибудь! глотокъ мн дайте водки.
Состарлась отъ этихъ я тревогъ,
Позоръ теб, Ромео!
Джульетта. Прикуси
Себ языкъ 70): не для позора въ свтъ
Родился мой Ромео! Стыдъ не сметъ
Коснуться головы его. Короной
Увнчанъ онъ, короной доброй славы!
Онъ царь ея! Какъ повернуться могъ
Языкъ мой, чтобъ бранить его!..
Кормилица. Ужели
Вы станете хвалить убійцу брата?
Джульетта. Должна ли клясть я мужа моего?..
Мужъ бдный, милый мой!.. Кто жъ молвитъ слово
Сердечное теб, ужъ если я,
Твоей женой пробывъ не больше часу,
Могла тебя отречься?.. Говорятъ,
Что ты убійца брата,— но вдь братъ мой
Хотлъ убить тебя! Назадъ же, слезы
Безумныя! Вамъ время въ мигъ несчастья —
Такъ для чего жъ ошибкой льетесь вы
Теперь, въ минуту радости?.. Вдь мужъ мой
Здоровъ и живъ! Онъ умертвилъ Тибальда,
Но вдь Тибальдъ хотлъ убить его —
И самъ за то убитъ: — свершилось, значитъ,
Все къ лучшему! — такъ что жъ мн сокрушаться?
Одно лишь слово страшное томить
Меня сильнй, — ужаснй смерти брата!
О, если бъ мн забыть его! — но тщетны
Усилья вс: оно щемитъ мн грудь,
Какъ гршника терзаетъ злая совсть!
‘Тибальдъ убитъ, а мой Ромео изгнанъ!’
Онъ изгнанъ! О, смерть тысячи Тибальдовъ
Ничто предъ этимъ словомъ! Брата смерть
Была бы горемъ тяжкимъ, если бъ вслдъ
Не шло другое, хуже, или если бъ
Пришедшее за нимъ несчастье было
Такимъ же, какъ оно! О, если бъ ты,
Сказавши мн, что умеръ онъ, затмъ
Прибавила, что потеряла также
Отца и мать я съ нимъ! — мое несчастье
Я выплакать тогда могла бъ слезами!..
Но здсь, за страшнымъ словомъ — ‘умеръ братъ!’
Звучитъ другое: ‘твой супругъ въ изгнаньи!’
Ахъ, въ этомъ слов для меня слилась
Смерть всхъ родныхъ — отца, Ромео, брата,
Меня самой!.. Вс мертвы, вс убиты!
Ромео изгнанъ мой!.. Границъ и мры
Нтъ горю моему!.. Такая всть
Мн смерть одну должна съ собой принесть!
Гд мать съ отцомъ?
Кормилица. Они надъ тломъ плачутъ.
Пойдемъ туда.
Джульетта. О, что ихъ слезы значатъ?..
Когда бъ они могли слезами смыть
Всю кровь его — свои я стала бъ лить
И посл все равно! Вдь онъ въ изгнаньи! —
Возьми веревки эти: для свиданья
Не нужно ихъ! Обмануты судьбой
Он, какъ я. Сегодня милый мой
По нимъ мечталъ попасть въ мои объятья.
Напрасно все! — вдовой должна страдать я,
Не бывъ женой! Идемъ! Возьми ихъ прочь —
Мн будетъ смерть супругомъ въ эту ночь!
Кормилица. Поди къ себ, поди и успокойся.
Онъ въ кель скрылся, но сегодня въ ночь
Съ теб придетъ, устроится все дло.
Я знаю, какъ и гд его найти.
Джульетта. О, да!— отдай кольцо ему и сдлай,
Чтобъ милый мн пришелъ сказать ‘прости’. (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Келья монаха Лорензо.

(Входятъ монахъ Лорензо и Ромео).

Мон. Лорензо. Поди сюда, мой бдный, робкій сынъ!
Тебя убить несчастье дало слово,
И ты обвнчанъ съ горемъ.
Ромео. Бога ради,
Отецъ, какія новости?.. Что герцогъ?..
Чмъ дло ршено? Какое горе
Еще грозитъ невдомое мн?..
Мон. Лорензо. Ты къ горести усплъ уже привыкнуть,
Но я теб дйствительно принесъ
Твой приговоръ.
Ромео. Онъ приговоромъ будетъ
Мн страшнаго суда!
Мон. Лорензо. Изрекъ ршенье
Принцъ многимъ легче смерти. Ты не будешь
Казненъ, но только изгнанъ 71).
Ромео. Изгнанъ! Какъ?..
Будь милосердъ! скажи, что ты ошибся!..
Что долженъ умереть я! Ссылка мн
Ужаснй всякой смерти! Все, что хочешь,
Но только не изгнанье!..
Мон. Лорензо. Ты Верону
Покинуть долженъ тотчасъ же. Снеси
Покорно наказанье. Свтъ широкъ
И безъ нея.
Ромео. Мн свта нтъ нигд
Помимо стнъ Вероны!— вн ихъ — адъ,
Чистилище, застнокъ, мсто пытки!..
Быть изгнаннымъ отсюда значитъ мн
Быть изгнаннымъ изъ міра, а изгнанье
Изъ міра — смерть! Мн эта кара будетъ
Такая жъ казнь, лишь съ именемъ другимъ!..
Назвавши смерть изгнаньемъ, позолотишь
Ты тмъ орудье казни мн, съ насмшкой
Заставишь лечь подъ лезвее меча!..
Мон. Лорензо. О, гршникъ, тяжкій гршникъ! какъ возможно
Быть такъ неблагодарнымъ? Казнь судилъ
Законъ за твой проступокъ — милосердье жъ
Властителя смирило власть закона
Изъ милости къ теб! Онъ замнилъ
Изгнаньемъ смерть, — и ты не видишь въ этомъ
Сердечной доброты его?
Ромео. Не милость
Я вижу въ томъ, а пытку! Для меня
Рай только тамъ, гд будетъ жить Джульетта!
Послдняя собака, кошка, мышь 72)
Живутъ въ раю затмъ, что могутъ видть
Ее, когда хотятъ, — а я, Ромео,
Лишенъ отрады этой!.. Я готовъ
Завидовать дрянной навозной мух,
Которой какъ-нибудь удастся ссть
На бленькую ручку или щечку
Моей Джульетты, покраснть готовой
Стыдливостью весталки отъ такой
Нежданной ласки даже этой твари!
И эта тварь счастливе меня:
Ей слаще жить на свт, чмъ Ромео!
Она вольна, а я въ невол! изгнанъ!..
И ты еще захочешь уврять,
Что ссылка лучше смерти! Неужели
Ты не нашелъ острй ножа иль яда
Ужасне, которыми бы могъ
Со мной покончить разомъ? Неужели
Ты предпочелъ явиться съ объявленьемъ,
Что изгнанъ я? Вдь этимъ ты убилъ
Меня скорй, чмъ самымъ страшнымъ средствомъ!
‘Изгнанье!’ Слово это повторяютъ
Со страшнымъ стономъ гршники въ аду!
А ты, служитель церкви, разршитель
Людскихъ грховъ, мой лучшій другъ, имлъ
Настолько духа, чтобъ сразить меня
Ужаснымъ этимъ словомъ!..
Мон. Лорензо. Сумасшедшій,
Приди въ себя и дай сказать мн слово.
Ромео. О ссылк ты заговоришь опять!
Мон. Лорензо. Снабдить тебя оружьемъ лишь хочу я,
Чтобъ легче вынесть горе! Призови
На помощь мудрость: съ нею мы и въ ссылк
Себя утшить можемъ! Вдь она
Несчастья сладкій нектаръ!..
Ромео. Ахъ, повсься
Ты съ мудростью своей! Способна разв
Создать Джульетту мудрость? перенесть
Верону вслдъ за мной? перершить
Ршенье принца? Нтъ, нтъ, нтъ!— на это
Она глупа! такъ что жъ тогда въ твоей
Мн мудрости?
Мон. Лорензо. Нтъ, видно, глухъ бываетъ
Всегда лишенный разума.
Ромео. Что жъ длать,
Когда мудрецъ съ разсудкомъ здравымъ слпъ!
Мон. Лорензо. Поговоримъ объ этомъ всемъ серьезно!
Ромео. Ты говорить о томъ не въ состояньи,
Чего не можешь чувствовать! Когда бы
Ты молодъ былъ, какъ я! любилъ Джульетту,
Какъ я люблю! обвнчанъ былъ бы съ нею,
Затмъ убилъ Тибальда и узналъ,
Что изгнанъ ты — тогда заговорилъ бы
Иное ты!— ты вырвалъ бы себ
Вс волосы и бросился бъ на землю,
Какъ я теперь, искать себ свой гробъ. (За дверью стучатъ).
Мон. Лорензо. Вставай — стучатъ! Ромео! надо скрыться.
Ромео. Я прятаться не стану: море вздоховъ
Меня и то скрываетъ, какъ туманъ. (Стучатъ).
Мон. Лорензо. Прислушайся, стучатъ!— Кто тамъ?— Ромео!
Вставай скорй: тебя застанутъ здсь.
Скорй, скорй! Да ну же! поднимайся!
Ступай въ молельню!— Господи, какое
Упрямство въ немъ! — иду, иду! Кто бъ это
Стучалъ такъ сильно? Эй, кто тамъ? Откликнись!
Кормилица (за дверью). Отецъ святой, откройте!.. Это я.
Я прислана Джульеттой.
Мон. Лорензо. О, тогда
Прошу покорно! (Отворяетъ дверь. Входитъ Кормилица).
Кормилица. Ахъ, отецъ святой,
Скажите мн, гд мужъ моей Джульетты,
Синьоръ Ромео?
Мон. Лорензо. Вотъ онъ!— полюбуйся:
Отъ плача пьянъ, — лежитъ, какъ снопъ, и вопитъ.
Кормилица. Ахъ, Господи! точь въ точь моя синьора!
Точнехонько! несчастныя сердечки!
Какое сходство въ нихъ 73). Лежитъ и плачетъ!
То охнетъ, то вздохнетъ.— А вы, синьоръ,
Извольте-ка вставать:— вдь вы мужчина!
Что охать-то? Вамъ надо поберечь
Себя для васъ самихъ и для Джульетты.
Ромео. Ахъ, добрая моя!..
Кормилица. Ну, что? ну, что?
Смерть каждому конецъ положитъ горю.
Ромео. Ты говорила что-то о Джульетт.
Ну, что она? Ужель она считаетъ
Меня убійцей?.. Я вдь умертвилъ
Блаженство наше! пролилъ кровь почти.
Родную ей!.. Скажи мн, гд она?
Что длаетъ? Что говоритъ о мн
Несчастная, покинутая мужемъ
За бракомъ вслдъ 74)?
Кормилица. О, многаго она
Не говоритъ, а только плачетъ, плачетъ.
То бросится въ постель, то вскочитъ снова,
То васъ зоветъ, а то опять Тибальда,
Поплачетъ такъ — и снова упадетъ.
Ромео. Ромео имя стало, значитъ, ей
Убійственнымъ? Оно, какъ выстрлъ пушки.
Способно умертвить ее такъ точно,
Какъ умерщвленъ проклятою рукой
Моей Тибальдъ!.. Отецъ! я умоляю
Тебя, скажи, въ которомъ мст тла
Таится имя, чтобы могъ покончить
Я съ этимъ ненавистнымъ существомъ
Однимъ ударомъ? (Схватываетъ шпагу).
Мон. Лорензо. Удержи, безумецъ,
Отчаянную руку!.. Ты мужчина?—
Отвть мн: да иль нтъ?— по виду да,
А плачешь, точно женщина, длами жъ
Внушаешь мысль, что ты умомъ не выше
Безсмысленныхъ скотовъ! Ты сердцемъ слабъ,
Какъ женщина, хотя зовешься мужемъ,
И въ то же время дйствуешь, какъ зврь,
Мн стыдно за тебя. Клянусь моимъ
Священнымъ орденомъ, ты мн казался
Умнй и тверже! Умертвивъ Тибальда,
Сгубить теперь ты хочешь самъ себя,
А вмст съ тмъ жену свою, которой
Дороже ты всего! И по какой
Причин все: изъ ненависти глупой
Къ себ же самому! Иль ты глумишься
Надъ небомъ, надъ землей и надъ минутой
Рожденья твоего? Земля и небо
Въ тебя соединились — ты же хочешь,
Убивъ себя, разрушить ихъ союзъ.
Стыдъ, стыдъ теб! Позоришь ты свой умъ.
Любовь свою и плоть подобнымъ дломъ.
Какъ ростовщикъ, скрывающій добро,
Свое подъ спудъ!— Не хочешь наслаждаться
Ни плотью, ни умомъ ты, ни любовью!—
Что плоть въ мужчин, если потерялъ
Онъ духъ и твердость?— восковая кукла!
Въ любви ты клялся, но къ чему вс клятвы,
Когда любовь ты умертвишь съ собой?
А наконецъ твой умъ — краса и честь
Любви твоей и плоти — гд, скажи, онъ?
Его не вижу я въ твоихъ поступкахъ.
Я съ порохомъ сравнить его могу
Въ рукахъ у неумлаго солдата,
Который, поднеся неосторожно
Къ нему огонь, сражаетъ самъ себя
Оружіемъ для собственной защиты 75)!
Приди, приди въ себя! Твоя Джульетта
Еще жива — Джульетта, для которой
Хотлъ ты умереть — ты, значитъ, счастливъ!
Тибальдъ хотлъ убить тебя, а ты
Убилъ его — еще предлогъ для счастья!
Законъ теб грозилъ лишеньемъ жизни —
Его смягчили только для тебя:
Ты только изгнанъ, — это ли не счастье?
Ты одаренъ щедротами судьбы,
Ты осненъ ея благословеньемъ —
И между тмъ, какъ глупая двчонка,
Клянешь свою счастливую звзду!..
Смотри, будь остороженъ! За такіе
Проступки насъ караетъ строго Богъ!
Готовься же итти къ своей Джульетт,
Какъ было ршено.— Войди тайкомъ,
Утшь и успокой ее, но помни,
Что вамъ разстаться надо будетъ раньше,
Чмъ смнятъ часовыхъ, — иначе ты
Не будешь въ состояньи незамтно
Пробраться въ Мантую. Тамъ долженъ будешь
Остаться ты до времени, пока
Найдемъ мы средство здсь замять все дло,
Смягчить ршенье принца, сдлать гласнымъ
Вашъ тайный бракъ и возвратить тебя
Изъ ссылки вновь счастливйшимъ въ сто разъ,
Чмъ ты въ нее отправился.— Ступай,
Кормилица, впередъ, снеси синьор
Мой дружескій привтъ, и пусть она
Устроитъ какъ-нибудь, чтобъ домъ улегся
Сегодня раньше спать. Ея родные
Нуждаются въ поко посл горя.
Ромео будетъ тотчасъ.
Кормилица. Вкъ бы я
Стояла здсь и слушала такія
Разумныя слова. Вдь вотъ что значитъ
Ученымъ быть! Бгу, синьоръ, сейчасъ
Сказать, что вы за мной идете слдомъ*
Ромео. Да, да, ступай, и пусть твоя синьора
Готовится бранить меня.
Кормилица. Вотъ перстень,
Мн велно его вамъ передать.
Смотрите жъ, торопитесь: время къ ночи.
Ромео. О, какъ воскресъ я сердцемъ и душой!
Мон. Лорензо. Ступай теперь. Но помни, что твое
Спасенье все зависитъ, чтобъ ушелъ ты
Изъ города до смны часовыхъ
Иль днемъ усплъ перемнить одежду.
Я въ Мантую, гд жить пока ты будешь,
Не премину порою посылать
Кого-нибудь изъ слугъ твоихъ съ встями
О томъ, какъ здсь идутъ твои дла.
Прощай теперь! дай руку,— доброй ночи!
Ромео. Прощай, прощай! Когда бы не влекла
Меня любви неудержимой сила,
Съ тобой мн жаль, поврь, разстаться бъ было.

(Уходятъ).

СЦЕНА 4-я.

Комната въ дом Капулетти.

(Входятъ Капулетти, синьора Капулетти и Парисъ).

Капулетти. Несчастье приключилось такъ внезапно,
Что намъ не удалось, синьоръ, ршить
Вопросъ о нашей дочери. Она
Любила вдь покойнаго Тибадьда
Не мене, чмъ я. Но, впрочемъ, смерть
Постигнетъ всхъ!— Джульетта не сойдетъ
Сегодня внизъ. Уже довольно поздно.
Я самъ теперь давно бы былъ въ постели,
Когда бъ не вашъ визитъ.
Парисъ. Пора печали,
Конечно, не пора для сватовства 76).
Я ухожу. Желаю вамъ, синьора,
Заснуть спокойно ночью. Передайте
Привтъ мой вашей дочери.
Синьора Кап. Я завтра
Поговорю, синьоръ, съ ней обо всемъ.
Сегодня же она печальна слишкомъ,
И ей не до того.
Капулетти. Я, графъ Парисъ,
Готовъ вамъ поручиться честнымъ словомъ,
Что дочь моя полюбитъ васъ. Она,
Увренъ я, мою исполнитъ волю
Во всемъ и больше этого. Ступай,
Жена, къ Джульетт, прежде чмъ итти
Къ себ въ постель, и объяви сейчасъ же,
Что графъ Парисъ просилъ ея руки.
И пусть она — запомни это — будетъ
Готова къ серед на той недл.
Да, впрочемъ, что сегодня?
Парисъ. Понедльникъ.
Капулетти. Ого, такъ въ среду будетъ слишкомъ рано.
Назначимте въ четвергъ.— Такъ передай
Немедля ей, чтобы въ четвергъ была
Она готова быть женою графа.
Ну, что, довольны вы? Я не хочу
Шумливой свадьбы: будутъ два-три друга —
Не боле. Вы видите, Тибальдъ
Скончался*такъ недавно — потому
Неловко затвать намъ будетъ слишкомъ
Веселый пиръ. Пойдутъ, пожалуй, толки,
Что мы не чтимъ покойнаго. Пусть будутъ
Гостями только нсколько семействъ
Изъ близкихъ намъ — и тмъ покончимъ дло*
Такъ какъ же быть? какого мннья вы
О четверг?
Парисъ. Желалъ бы я, синьоръ,
Чтобъ онъ былъ завтра.
Капулетти. Значитъ, ршено.
Въ четвергъ сыграемъ свадьбу! (Жен) Приготовь
Джульетту къ этой новости сегодня жъ,
Пока она не спитъ: пускай узнаетъ
Она о брачномъ дн. Прощайте, графъ.
Эй, свту мн! Такъ поздно, что мы можемъ
Почти сказать, покойнаго утра! (Уходятъ).

СЦЕНА 5-я.

Комната Джульетты съ балкономъ, выходящимъ въ садъ.

(Входятъ Ромео и Джульетта).

Джульетта. Уходишь ты?— еще не скоро день!
Не жаворонка пнье испугало
Твой чуткій слухъ, а голосъ соловья!
Онъ каждый день на яблони гранатной
У насъ въ саду свои заводитъ псни.
Такъ не пугайся, милый мой, напрасно!
Клянусь теб, что это соловей!
Ромео. Нтъ, ангелъ мой, то жаворонка голосъ!
Предвстникъ утра, онъ поетъ всегда
Передъ зарей. Взгляни, какъ на восток
Озарены разсвтомъ облака,
И въ неб гаснутъ робкія свтила.
Веселый день уже златитъ вершины
Окрестныхъ горъ. Пора: остаться дольше
Мн будетъ стоитъ жизни.
Джульетта. О, не бойся!
Тотъ свтъ не свтъ дневной: онъ отражёнъ
Какимъ-нибудь блестящимъ метеоромъ,
Который освтитъ теб твой путь
До Мантуи. Останься же:— разлуки
Еще не близокъ часъ!
Ромео. О, моя радость!..
Пусть будетъ такъ! пусть я умру — мн сладко
И умереть по твоему желанью!..
Да, да, пускай туманный этотъ свтъ
Не будетъ свтомъ дня! Я буду думать,
Что это отблескъ Цинтіи! Пускай
Не жаворонка трели раздаются
Среди небесъ надъ нами! Я хочу,
Я радъ остаться здсь. Я встрчу смерть
Съ восторгомъ и желаньемъ!— вдь Джульетта
Ршила такъ!.. Я остаюсь! Не станемъ
Звать этотъ свтъ дневнымъ!
Джульетта. О, нтъ, мой милый!
День, день насталъ! Спши скорй уйти!
Крикливый пискъ тотъ — жаворонка голосъ.
Онъ, говорятъ, выдерживать уметъ
При пньи ладъ,— что пользы въ томъ?— тебя вдь
Ему не удержать 77)! Слыхала я,
Что съ жабой обмнялся онъ глазами 78).
Приличне имъ было бъ обмнять
И голоса, коль скоро такъ онъ долженъ
Пугать своимъ насъ пньемъ! Въ эту ночь,
Какъ ловли рогъ, тебя онъ гонитъ прочь!
Спши, спши — день сталъ уже прозрачнымъ!
Ромео. Для насъ съ тобой, увы, онъ будетъ мрачнымъ.

(Входитъ Кормилица).

Кормилица. Джульетта!
Джульетта. Что?
Кормилица. Сюда идетъ мамаша.
Ужъ день насталъ. Скорй, скорй!— пора
Разстаться вамъ!
Джульетта. Въ окошко день войдетъ —
Онъ жизнь мою съ собою унесетъ.
Ромео. Прощай, прощай!— пусть поцлуй прощальный
Насъ разлучитъ! (Спускается съ лстницы).
Джульетта. Уходишь въ путь ты дальній!
Ты! счастье! другъ! супругъ мой!— О, смотри жъ,
Чтобъ каждый день извстья получала
Я о теб! Вдь безъ тебя минуты
Мн тянутся, какъ дни! Я постарю
Съ тобой въ разлук, прежде чмъ опять
Мы свидимся.
Ромео. Поврь, не упущу
Малйшей я возможности, чтобъ всти
Имла ты о мн.
Джульетта. Ахъ, неужели
Ты вришь въ то, что свидимся мы вновь?
Ромео. О, да, о, да! — не сомнваюсь въ этомъ!
Теперешнее горе будетъ намъ
Залогомъ счастья въ будущемъ!
Джульетта. О, Боже,
Моя душа такъ склонна отъ природы
Къ предчувствіямъ! Я, видя, какъ стоишь ты
Теперь внизу, не въ силахъ побороть
Ужасныхъ думъ. Ты чудишься мн мертвымъ
И ужъ въ гробу! Я или худо вижу,
Иль сталъ ты страшно блднымъ.
Ромео. Ты сама
Мн кажешься такою же отсюда.
Печаль согнала краску съ нашихъ лицъ.
Прощай, прощай!.. (Спускается).
Джульетта. Судьба, судьба! твердятъ,
Что любишь ты измнчивости!— на что же
Теб тогда онъ нуженъ, — онъ! примръ
Любви и постоянства? Впрочемъ, будь
Измнчивой, судьба:— ты тмъ скоре
Поможешь мн надежду поддержать,
Что онъ ко мн вернется вновь!
Синьора Кап. (за сценой) Джульетта,
Ужель ты встала?
Джульетта. Кто меня зоветъ?
Ужели мать? Что можетъ это значить?
Такъ рано ль поднялась она, иль вовсе
Сегодня не спала? Какой нежданный
Ее приводитъ случай? (Входитъ синьора Капулетти).
Синьора Кап. Какъ себя
Ты чувствуешь, Джульетта?
Джульетта. Очень дурно, —
Мн нездоровится.
Синьора Кап. Все плачешь ты
О грустной смерти брата! Полно:— слезы
Его отрыть не могутъ изъ могилы,
А если бъ и могли — то все жъ ему
Ты жизнь не возвратишь. Приди въ себя.
Печаль, конечно, можетъ доказать
Привязанность, но слишкомъ предаваться
Печали безразсудно.
Джульетта. Дайте мн
Наплакаться до-сыта о потер,
Столь страшной для меня.
Синьора Кап. Ты плачемъ пользы
Ему не принесешь, а лишь разстроишь
Сама себя.
Джульетта. Такъ много потерявъ,
Осталось мн, конечно, только плакать!
Синьора Кап. Тебя я понимаю:— плачешь ты
Не столько о потер, какъ о томъ,
Что живъ еще презрительный убійца,
Джульетта. Какой убійца?!.
Синьора Кап. Негодяй Ромео.
Джульетта (въ сторону). Ему такое имя не пристало.
(Громко.) Прости ему Господь! Я извинила
Его отъ всей души, хоть сознаюсь,
Что точно нтъ на свт человка
Принесшаго мн больше тяжкихъ бдъ!
Синьора Кап. Причина въ томъ, что онъ живетъ и дышитъ.
Джульетта. Да, матушка! живетъ — и далеко
Отъ рукъ моихъ! отъ этихъ рукъ, горящихъ
Желаньемъ… мстить виновнику…
Синьора Кап. О, будь
На этотъ счетъ спокойна! Мы сумемъ
Отмстить ему. Я въ Мантую пошлю,
Гд будетъ жить убійца, человка
Надежнаго!— онъ поднесетъ ему
Стаканъ съ такимъ питьемъ, что вслдъ Тибальду
Уйдетъ и онъ! Надюсь, что тогда
Ты успокоишься 79).
Джульетта. О да, о да!..
Блаженства знать не буду я, пока
Ромео не увижу — хоть бы мертвымъ!
Я такъ скорблю о горестной утрат,
Что если вы найдете человка,
Способнаго подать ему отраву,
То я ее послала бъ отъ себя,
Затмъ, чтобъ онъ, ее принявши, могъ —
Заснуть въ поко! О, когда бъ вы знали,
Какъ горько слышать мн Ромео имя
И быть такъ далеко!.. Не мочь сказать
Ему въ глаза, ему — убійц брата —
Какъ велика моя къ нему любовь…
Синьора Кап. Найди лишь средство, я жъ берусь найти
Такого человка.— А теперь
Скажу теб пріятную я новость.
Джульетта. Какая новость можетъ быть пріятна
Въ такіе дни? Скажите, въ чемъ она?
Синьора Кап. Ты знаешь, какъ заботится о счасть
Твоемъ отецъ. Такъ вотъ, чтобы утшить
Тебя въ твоей теперешней печали,
Придумалъ онъ у насъ устроить праздникъ,
Котораго не ждали мы съ тобой.
Джульетта. И въ добрый часъ! Какой же это праздникъ?
Синьора Кап. А праздникъ тотъ, что въ будущій четвергъ
Прекрасный графъ Парисъ тебя во храм
Петра святого назоветъ своей
Счастливою супругой!
Джульетта. Я на это
Вамъ поклянусь и храмомъ и самимъ
Святымъ Петромъ, что графъ меня супругой
Не назоветъ! Я, право, изумляюсь
Такой поспшности:— не бывъ невстой,
Должна я быть женой! Прошу, скажите
Въ отвтъ отцу, что замужъ выйти я
Нимало не желаю, и ужъ если
На то пошло, то лучше соглашусь,
Чтобъ мужемъ мн тотъ самый сталъ Ромео,
Котораго, какъ вамъ самимъ извстно,
Я не терплю, — чмъ этотъ графъ Парисъ.
Поистин сказали вы мн новость!
Синьора Кап. Вотъ твой отецъ.— Попробуй съ нимъ сама
Поговорить и выслушай, какъ приметъ
Онъ твой отвтъ. (Входятъ Капулетти и кормилица).
Капулетти. Съ закатомъ дня кропится
Земля росой, — закатъ же дней Тибальда,
Какъ вижу я, ужь встрченъ не росой,
А цлымъ ливнемъ слезъ!— Довольно! полно!
Не вкъ же цлый плакать! Ты похожа
Своимъ тщедушнымъ тломъ на челнокъ
Среди валовъ и втра. Слезы льешь
Ты точно волны моря. Ты сама
Въ нихъ плаваешь, какъ чолнъ, а буря вздоховъ
Готова спорить силой со слезами.
Все это, вмст взятое, легко
Разрушить можетъ жизнь твою и тло.
Успла ль ты, жена, ей сообщить
О томъ, что мы ршили?
Синьора Кап. Да, но только
Не въ добрый часъ: синьора не желаетъ
Быть замужемъ и насъ благодаритъ.
Намъ, кажется, придется пожелать
Ей вмсто мужа гробъ.
Капулетти. Какъ! что?— постой,
Постой, жена 80)! Ты, кажется, сказала,
Что дочь не хочетъ замужъ? благодарна
За хлопоты?— Иль такъ она зазналась,
Что даже оцнить не въ состояньи,
Какую честь ей сдлалъ предложеньемъ
Такой женихъ?— ей, въ полномъ смысл дряни
Въ сравненьи съ нимъ?
Джульетта. Поврьте мн, синьоръ, —
Я вовсе не зазналась и душевно
За все вамъ благодарна. Зазнаваться
Мн нечего предъ тмъ, что мн противно,
А васъ благодарю я, сознавая,
Что зло, какое вы хотите сдлать
Мн этимъ бракомъ, вызвано любовью 81).
Капулетти. Что, что за дичь такая? что за глупость
Городишь ты? Зазналась — не зазналась!
Благодаритъ за то, что ей противно!
Но, впрочемъ, это въ сторону! Теб же
Я вотъ что объявлю: благодарить
И чваниться ты можешь, сколько хочешь,
Но въ будущій четвергъ изволь расправить
Суставчики затмъ, чтобы итти
Съ Парисомъ въ церковь, или я сумю
Согнуть тебя по-своему!.. Двчонка
Съ зелеными щеками! кукла! дрянь 82)!
Синьора Кап. Ну можно ль такъ бранить ее?— опомнись!
Джульетта. О, батюшка! молю я на колняхъ,
Позволь мн объяснить теб!..
Капулетти. Молчи!..
Повсься прежде, дерзкая двчонка!
Мой сказъ теб одинъ:— въ четвергъ ты будешь
Обвнчана, иль никогда не смй
Являться на глаза мои! — Ни слова
Въ отвтъ иль возраженье!.. У меня
Въ рукахъ чесотка, чтобъ тебя прибить!
Напрасно, вижу я, благодарили
Съ тобой, жена, мы Господа, что Онъ
Насъ наградилъ единственнымъ дитятей 83).
Намъ лучше бъ не имть и одного!…
Въ ней Богъ послалъ проклятье намъ! Прочь съ глазъ,
Дрянная тварь!..
Кормилица. О, Господи! не стыдно ль,
Синьоръ, такъ обращаться съ ней!
Капулетти. А ты
Суешься что? Вотъ гд еще сыскалась
Совтница!— Сверчокъ, знай свой шестокъ!
Пришей языкъ!
Кормилица. Я говорю не вздоръ.
Капулетти. Прочь, говорю теб!
Кормилица. Иль съ вами слова
Нельзя сказать?
Капулетти. Молчи, теб сказалъ я!
Ступай съ своими сплетнями къ сосдкамъ,
А здсь имъ мста нтъ.
Синьора Кап. Не выходи же
Такъ изъ себя.
Капулетти. О, вы меня хотите
Свести съ ума! Свой цлый прожилъ вкъ
Я, думая во сн и наяву,
И день и ночь, и дома и съ гостями,
Лишь объ одномъ — чтобы ее пристроить! —
И вотъ теперь, когда я отыскалъ
Примрнаго ей мужа — дворянина
Изъ знатной, уважаемой семьи,
Исполненнаго самыхъ лучшихъ качествъ,
Блистательныхъ надеждъ — такого, словомъ,
Какого только можно пожелать —
Дрянная эта кукла поднимаетъ
Туда жъ свой носъ, пищитъ: ‘я не желаю
Бытъ замужемъ! я слишкомъ молода!
Прошу, простите мн!’ — Ну, хорошо!
Тебя прощу, пожалуй, я, но только
Ты жить впередъ не будешь у меня!
Вотъ мой указъ теб! Такъ ты подумай!..
Я шутокъ не люблю! До четверга
Недалеко! Коль скоро образумить
Себя успешь ты — то въ этотъ день
Женой ты будешь графа, если жъ нтъ,
Тогда повсься, нищенствуй, издохни
Хоть на двор, затмъ, что я тебя
Считать своей не буду, и напрасно
Ты будешь ждать, чтобъ я теб помогъ
Своимъ добромъ!.. Ты слышала?.. такъ помни,
Что слово я держу! {Уходитъ Капулетти).
Джульетта. О, неужели
Въ густомъ туман горя, охватившемъ
Меня со всхъ сторонъ, не промелькнетъ
Ни искры сожалнья?.. Не оставь
Хотъ ты меня, родная! Умоляю
Тебя, устрой, чтобъ отложили бракъ
На мсяцъ… на недлю хоть! а если
Нельзя никакъ и этого, то лучше
Готовь тогда мн брачную постель
Въ семейномъ нашемъ склеп близъ Тибальда.
Синьора Кап. Ни-ни! и не проси!— Свое я дло
Исполнила,— ты жъ можешь поступать,
Какъ думаешь. (Уходитъ синьора Капулетти).
Джульетта. О, Боже!.. Посовтуй
Хоть ты мн, няня, какъ и что мн длать!
Супругъ мой живъ!— я связана обтомъ,
Предъ небомъ даннымъ, быть ему подругой!
Могу ли я принадлежать другому,
Пока онъ самъ не улетитъ на небо
И тмъ обтъ мн мой не возвратитъ?..
Утшь меня! подай совтъ мн добрый!
За что, за что, скажи мн, няня, небо
Запутало въ такую сть меня,
Несчастное и слабое созданье?..
Что жъ ты молчишь? Ужели у тебя
Нтъ средства мн подать совтъ и помощь?..
Кормилица. Есть, дитятко — и врное! Ромео,
Сама ты знаешь, изгнанъ, и наврядъ
Когда-нибудь ему опять придется
Съ тобой увидться, а если бъ даже
И привелось, то разв что украдкой.
Такъ кажется мн, право, что теб
Совсмъ не худо стать женою графа!
Вдь онъ прекрасный, честный человкъ.
Предъ нимъ Ромео дрянь! Самъ ясный соколъ
Не выглядитъ такъ бодро и свтло,
Какъ графъ Парисъ 84). Послушайся меня:
Сдается, право, мн, что будешь ты
Счастлива въ этомъ брак. Онъ никакъ
Не будетъ хуже перваго, Супругъ твой
Хотя и живъ, но все одно, что умеръ,
И въ немъ теб большого проку нтъ.
Джульетта. Отъ сердца рчь твоя?
Кормилица. Ей-eй отъ сердца!
Иначе провалиться мн!
Джульетта. Аминь!
Кормилица. Что, что?
Джульетта. Ты хорошо меня умла
Утшить этой рчью. Передай
Сейчасъ синьор-матери, что я
Пошла къ Лорензо каяться въ проступк,
Которымъ разсердила ихъ съ отцомъ!
Кормилица. Ну вотъ и дло! Мигомъ все исполню. (Уходитъ)
Джульетта. О, вдьма! злобный чортъ!.. Который грхъ
Чернй и хуже? — такъ желать мн счастья,
Иль такъ хулить того, кто дорогъ мн?
И это все тмъ самымъ языкомъ,
Которымъ столько разъ мн восхваляла
Она его жъ превыше всхъ похвалъ!
Прочь, гнусная совтница! съ тобою
Навкъ я буду впредь разлучена!..
Иду къ монаху въ келью! Если жъ мн
И онъ не дастъ совта въ горькой дол —
Такъ смерть всегда бываетъ въ нашей вол!.. (Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Келья монаха Лорензо.

(Входятъ монахъ Лорензо и Парисъ).

Мон. Лорензо. Итакъ, синьоръ, въ четвергъ:— не дологъ срокъ.
Парисъ. Желаетъ такъ отецъ нашъ Капулетти,
И у меня къ отсрочк нтъ причинъ.
Мон. Лорензо. Сказали вы, что мнніе синьоры
Еще вамъ неизвстно. Путь такой,
По-моему, немного опрометчивъ.
Парисъ. Она такъ много плачетъ о Тибальд,
Что я не могъ найти удобный часъ,
Чтобъ съ нею объясниться. Вамъ извстно,
Что вдь любовь не любитъ жить въ дому,
Гд плачутъ и грустятъ, ея жъ отецъ
Такъ сильно озабоченъ этой грустью,
Что поршилъ поставить ей предлъ
Скорйшимъ нашимъ бракомъ, видя вредъ,
Какой приноситъ дочери его
Всегдашнее ея уединенье.
Теперь извстна вамъ причина нашей
Поспшности.
Мон. Лорензо (про себя). О, если бы ее ‘
Я могъ не знать совсмъ! (Громко). Но вотъ идетъ
Сама Джульетта. (Входитъ Джульетта).
Парисъ. Радостная встрча!
Прошу принять любезный мой привтъ,
Прекрасная синьора и супруга!
Джульетта. Такой привтъ, синьоръ, приличенъ будетъ,
Когда я буду точно вамъ женой.
Парисъ. Но ждать недолго намъ: въ четвергъ внчанье.
Джульетта. Что будетъ — будь.
Мон. Лорензо. Все въ Божескихъ рукахъ!
Парисъ. Пришли въ грхахъ сознаться вы монаху?
Джульетта. Отвтивъ ‘да’, я въ нихъ сознаюсь вамъ.
Парисъ. Не скроете предъ нимъ вы, я надюсь,
Что любите меня?
Джульетта. Отъ васъ не скрою,
Что я люблю его.
Парисъ. Тогда, конечно,
Вы и ко мн покаетесь въ любви.
Джульетта. Пусть даже такъ, синьоръ, но согласитесь,
Что за глаза мое признанье больше
Имло бы цны.
Парисъ. Какъ глубоко
Жалю я, что слезы исказили
Такъ ваше личико.
Джульетта. Слезамъ большой
Нтъ пользы въ этомъ. Личико и прежде
Не многимъ было лучше.
Парисъ. Вы ему
Наносите обиду этой рчью
Сильне, чмъ слезами.
Джульетта. Въ правд нтъ
Обиды никому, къ тому жъ вдь я
Себ сказала это.
Парисъ. Васъ могу я
Назвать своей — и потому обида
Коснулась и меня.
Джульетта. На это я
Могу отвтить вамъ, что въ самомъ дл
Принадлежу я больше не себ. (Монаху)
Свободны ль вы, отецъ мой, иль прійти
Мн будетъ лучше предъ вечерней службой?
Мон. Лорензо. Свободенъ, дочь печальная моя.
Вамъ, графъ, придется насъ теперь оставить.
Парисъ. Избави Богъ, чтобъ захотлъ смущать
Я исповдь. Въ четвергъ, Джульетта, васъ
Я рано разбужу, а до того
Прощаюсь съ вами этимъ поцлуемъ.

(Цлуетъ ее и уходитъ).

Джульетта. Запри скоре дверь и возвращайся
Со мною вмст плакать! — Все погибло —
Труды, надежда, счастье!…
Мон. Лорензо. Ахъ, Джульетта!
Все знаю я! Забота о теб
Свела меня съ ума. Въ четвергъ ты будешь
Его женой — и средства отвратить
Несчастье нтъ.
Джульетта. Не повторяй, что знаешь
Мое ты горе, если средства нтъ
Его предотвратить! Ужь если ты
Со всмъ твоимъ умомъ мн не поможешь —
То не зови, по крайней мр, глупымъ
Того, на что ршилась я! — Со мной
Покончитъ мой кинжалъ 85). Господь меня
Связалъ съ Ромео сердцемъ, ты — рукою!
И потому, коль скоро дамъ согласье
Я этой же рукою подписать
Иной союзъ — то этимъ я разрушу,
Что сдлано и сердцемъ и рукой!
Ищи же потому, призвавъ на помощь
Всю опытность твоихъ преклонныхъ лтъ,
Чмъ намъ помочь! — иначе ты увидишь,
Какъ этотъ ножъ сыграетъ роль судьи
Межъ мной и тмъ, что такъ меня терзаетъ!
Онъ честно разршитъ и напрямикъ,
Чего не могъ достигнуть ты своими
Годами и умомъ! Не говори же
Мн лишнихъ словъ! Пустая рчь меня
Отъ смерти злой не только не избавитъ,
Но лишь скорй прибгнуть къ ней заставитъ,
Мон. Лорензо. Постой, мое дитя: спасти тебя
Возможность есть — хоть средство это страшно,
Но все же не ужасне того,
Что ждетъ тебя иначе. Если точно
Ршилась ты скоре умереть,
Чмъ быть женой Париса, — то скажи мн,
Готова ль будешь ты перенести
Одинъ лишь образъ смерти и избавить
Себя подобнымъ средствомъ отъ позора,
Которому хотла предпочесть
Ты даже смерть? — Когда согласна ты,
То я тебя спасу.
Джульетта. О, я готова
Спрыгнуть скорй съ бойницы этой башни,
Чмъ быть женой Париса! буду рада
Въ жилищ жить воровъ!.. въ пещер змй!..
Прикуй меня на цпь одну съ медвдемъ!
Брось въ мрачный ровъ, наполненный костями
Истлвшихъ тлъ, — стучащихъ! желтыхъ! страшныхъ!..
Зарой въ одну могилу вмст съ трупомъ,
Покрытымъ блымъ саваномъ! — все, все,
О чемъ бываетъ страшно даже вспомнить, —
Все вынести готова я безъ страха,
Лишь только бъ уберечь свою мн врность
Любимому Ромео!..
Мон. Лорензо. Если такъ,
То слушай, что скажу я:— возвратись
Немедля въ домъ, прими веселый видъ
И объяви отцу, что ты согласна
Женою стать Париса. Завтра жъ ночью
Лягъ спать одна. Не позволяй остаться
Съ собой ни даже нянюшк твоей.
Когда же ляжешь ты, то выпей этотъ
Составъ питья. Онъ пробжитъ, какъ холодъ,
По жиламъ всмъ твоимъ, біенье пульса
Замедлится, исчезнетъ теплота,
Прервется даже самое дыханье,
И ничего въ теб не обнаружитъ,
Что ты жива. Румянецъ губъ и щекъ
Получитъ блдность пепла, вки глазъ
Провалятся, какъ на лиц почившихъ,
Всмъ тломъ ты, лишеннымъ силъ и средствъ
Подать малйшій знакъ, подобна будешь
Умершему. Ты сорокъ два часа
Пробудешь въ этомъ сн, но наконецъ
Проснешься, какъ отъ сладостной дремоты.
Когда жъ придетъ будить тебя женихъ
Поутру въ день, назначенный для брака —
Тебя сочтутъ умершей и затмъ,
Какъ принято, снесутъ въ открытомъ гроб,
Одтую въ парадныя одежды,
Въ старинный склепъ семейства Капулетти.
Я жъ между тмъ увдомлю Ромео
Немедленно письмомъ о той минут,
Когда должна ты будешь пробудиться.
Онъ явится сюда — и оба мы
Придемъ къ теб въ гробницу въ то мгновенье,
Когда проснешься ты, — а тамъ Ромео
Съ тобой удетъ въ Мантую. Ты этимъ
Избавишься отъ горя и стыда,
Теб грозящихъ здсь, когда лишь только
Твой страхъ и слабость женщины не встанутъ
Препятствіемъ исполнить этотъ планъ.
Джульетта. О, дай мн склянку и молчи о страх!..
Мон. Лорензо. Бери, когда ршилась ты! — Ступай же
Теперь домой и будь благоразумна
Въ своихъ поступкахъ. Я пошлю, немедля
Письмо къ Ромео въ Мантую съ монахомъ.
Джульетта. Любовь, любовь, дай твердости! — Достичь
Я съ ней могу всего! Прощай, отецъ мой! (Уходитъ).

СЦЕНА 2-я.

Комната въ дом Капулетти.

Входятъ Капулетти, синьора Капулетти, кормилица и слуги).

Капулетти (одному изъ слугъ). Зови всхъ тхъ, чье имя въ этомъ списк. (Слуга уходитъ).
А ты достань мн двадцать поваровъ.
Да лишь, смотри, хорошихъ и умлыхъ.
Слуга. Дурныхъ, синьоръ, не будетъ. Я освдомлюсь о каждомъ, облизываетъ ли онъ себ пальцы, когда готовитъ кушанье.
Капулетти. Что жъ ты изъ этого узнаешь?
Слуга. Какъ что? Если поваръ не облизываетъ себ пальцевъ, значитъ, онъ плохо готовитъ, и потому такого я не возьму 86).
Капулетти. Ну, ну, ступай! — не мало мн придется
Еще похлопотать. (Кормилиц) А что Джульетта
Пошла къ отцу Лорензо?
Кормилица. Да, синьоръ.
Капулетти. Я очень радъ. Ее онъ образумитъ.
Капризна и настойчива она. (Входитъ Джульетта).
Кормилица. Смотрите, вотъ она, да и какая
Веселая.
Капулетти. Ну что, мое упрямство,
Гд быть изволила?
Джульетта. Тамъ, гд меня
Умли научить, что ослушанье
Тому, что вамъ угодно приказать —
Тяжелый грхъ!— Святой отецъ Лорензо
Мн приказалъ склониться передъ вами
Съ мольбою о прощеньи! Позабудьте жъ
Мою вину. Я общаюсь впредь
Васъ слушаться во всемъ.
Капулетти. Пускай пошлютъ
Сейчасъ за графомъ: завтра жъ поутру
Мы сладимъ это дло.
Джульетта. Я застала
Париса въ кель и старалась съ нимъ
Настолько быть любезной, сколько это
Позволено приличьемъ.
Капулетти. Радъ сердечно
Я это слышалъ. Ты себя вела,
Какъ слдуетъ. Ну, полно, встань!— что будетъ,
То быть должно. Мн надо повидаться
Немедля съ графомъ.— Эй! пусть кто-нибудь
Пойдетъ за нимъ! А твой святой монахъ,
Ей-Богу, сущій кладъ! Ему весь городъ
Обязанъ благодарностью.
Джульетта. Пойдемъ
Со мною, няня, въ комнату, — ты мн
Поможешь выбрать платья и уборы
Для завтрашняго дня. Рши, какіе
Приличне и лучше.
Синьора Кап. О, все это
Успемъ сдлать мы до четверга.
Капулетти. Ступай, ступай, — вдь свадьба будетъ завтра.

(Джульетта и кормилица уходятъ).

Синьора Кап. Едва ли будетъ время справить все:
Ужъ вечеръ.
Капулетти. Перестань! Молчи! Я самъ
Возьмусь за все и слажу дло мигомъ.
Ступай теперь къ Джульетт ей помочь.
Я спать не буду:— стану исправлять
На этотъ разъ обязанность хозяйки.
Что жъ это? Вс ушли. Ну, если такъ —
Пойду и я къ Парису: пусть онъ будетъ
Готовъ внчаться завтра.— Какъ легко
Мн стало на душ съ тхъ поръ, какъ эта
Упрямица взялась опять за умъ. (Уходитъ).

СЦЕНА 3-я.

Комната Джульетты.

(Входятъ Джульетта и кормилица).

Джульетта. Да, это платье точно будетъ лучше.
Теперь же, я прошу тебя, оставь,
Хорошая моя, сегодня ночью
Меня одну. Мн надо помолиться
И попросить, чтобы Господь явилъ
Свою мн благость. Много вдь лежитъ
На сердц у меня грховъ и горя.

(Входитъ синьора Капулетти.).

Синьора Кап. Ты занята? Не надо ли помочь?
Джульетта. Благодарю. Мы выбрали ужъ все,
Что нужно мн на завтра. Я прошу васъ:
Позвольте въ эту ночь мн лечь одной.
Пускай и няня ляжетъ вмст съ вами.
У васъ теперь занятій полны руки
Съ нежданнымъ этимъ дломъ.
Синьора Кап. Ну, прощай!
Ступай заснуть, — теб покой вдь нуженъ.

(Уходятъ синьора Капулетти и кормилица).

Джульетта. Прощайте! Знаетъ Богъ одинъ, придется ль
Намъ свидться!— Я чувствую, что дрожь
Мертвитъ мн жилы, холодъ гонитъ прочь
Струю горячей жизни!.. Не вернуть ли
Мн снова ихъ?— Эй, няня!— Нтъ, она
Здсь лишняя: — мой замыселъ мн должно
Одной исполнить.— Склянка здсь.— Что, если
Бездйственнымъ окажется питье?
Ужель тогда придется завтра мн
Женою быть Париса?.. Нтъ, нтъ, нтъ!
Вотъ кто меня спасетъ!.. (Кладетъ возл себя кинжалъ).
Онъ будетъ возл!
А если въ склянк ядъ? Что, если хитрый
Монахъ хотлъ убить меня?.. Вдь онъ
Внчалъ меня съ Ромео! Этотъ бракъ
Надлать можетъ бдъ ему… Невольно
Такъ думать я готова! — Впрочемъ, — нтъ!
Не можетъ быть: — онъ былъ всегда святымъ,
Достойнымъ человкомъ. Думать дурно
О немъ гршно 87).— Но если я проснусь
Въ могил прежде, чмъ придетъ Ромео?
Подумать страшно!.. Мн придется тамъ
Задохнуться безъ воздуха, безъ свта!..
Разстаться съ жизнью раньше, чмъ придутъ
Меня освободить… А если даже
Останусь я жива — чмъ это лучше?..
Быть запертой въ холодномъ гроб, ночью,
Со всмъ, что тамъ ужаснаго! въ пріют,
Гд собраны въ теченіе столтій
Останки нашихъ предковъ!.. гд Тибальдъ
Еще лежитъ, свжо похороненный,
Въ своемъ кровавомъ саван, съ лицомъ
Зеленымъ, какъ земля 88), гд въ часъ ночной,
Какъ слышала я, бродятъ тни мертвыхъ!..
О, страшно, страшно!.. Я могу проснуться
Средь смрада мертвыхъ! Услыхать ихъ стонъ!
Тотъ стонъ, который будто бъ издаетъ
Растенье мандрагоры, если вырвутъ
Его изъ почвы съ корнемъ, и лишаетъ
Разсудка тхъ, кто сдлалъ это 89)! Если
И я сойду съ ума при вид этихъ
Всхъ ужасовъ?.. начну играть безумно
Костями предковъ?.. разорву въ клочки
Кровавый саванъ брата? размозжу
Себ сама свой черепъ мертвой костью?..
О, Боже!.. вонъ, вонъ тамъ стоитъ Тибальдъ!..
Мн чудится, что ищетъ онъ Ромео,
Убійцу своего!.. Стой, стой, Тибальдъ!..
Пью за тебя Ромео, мой Ромео!..

(Выпиваетъ склянку и падаетъ безъ чувствъ на постель).

СЦЕНА 4-я.

Зала въ дом Капулетти.

(Входять синьора Капулетти и кормилица).

Синьора Кап. Возьми ключи и выдай спецій.
Кормилица. Просятъ
Еще тамъ сливъ и финиковъ къ паштету.

(Входитъ Капулетти).

Капулетти. Живй, живй!— проплъ второй птухъ,
Часы пробили три. Похлопочи,
Какъ надо, о печень, Анжелика 90),
Расходовъ не жалй.
Кормилица. Да полно вамъ
Въ хозяйство-то соваться! Спать ложитесь.
Того гляди, разстроитесь вы къ утру,
Проведши ночь безъ сна.
Капулетти. Э, вздоръ! случалось
Просиживать мн ночи напролетъ
Изъ пустяковъ, а все легко сходило.
Синьора Кап. Проказничалъ не мало прежде ты 91),
Да я теб помхой нынче въ этомъ.

(Синьора Капулетти и кормилица уходятъ).

Капулетти. О, ревность, ревность! — Что несешь, пріятель?

(Входитъ слуга съ дровами и корзинами).

1-й слуга. Для повара, синьоръ, а что — не знаю. (Уходитъ).
Капулетти. Живй, живй! Эй, дровъ сухихъ! Гд Пьетро?
Онъ знаетъ, гд они.
2-й слуга. Вдь у меня
Цла еще на плечахъ голова,
Такъ Пьетро, что трудить? — отыщемъ сами.
Капулетти. Отвтъ хорошъ. За это стоитъ сдлать
Тебя истопникомъ 92). Глядите: день
Ужъ на двор. Графъ общалъ явиться
Къ намъ съ музыкой и, врно, не замедлитъ.

(За сценой музыка).

Да вотъ и онъ! Жена, жена, гд ты?
Кормилица!— куда же вы пропали? (Входитъ кормилица).
Ступай будить Джульетту, — пусть она
Однется, а я здсь поболтаю
Покамстъ съ графомъ. Ну же, шевелитесь!
Женихъ готовъ. Вы слышите! скорй! (Вс уходятъ).

СЦЕНА 5-я.

Комната Джульетты.

(Джульетта лежитъ на постели. Входитъ кормилица^).

Кормилица. Джульетта, птичка, дитятко! Какъ крпко
Вдь спитъ моя голубка! — Полно, соня!
Вставать пора! Эй, сонная невста!
Не слышишь ты? Иль выспаться теперь
Ты хочешь на недлю? Чуетъ, врно,
Твое сердечко, что Парисъ настроилъ
Игру на то, чтобъ поразстроить нынче
Твой сладкій сонъ 93). Вставай! Ну, поглядите жъ,
Какъ крпко спитъ дитя! Вдь разбудить
Ее придется мн. Вставай! вставай!
Смотри, женихъ найдетъ тебя въ постели —
Сама не рада будешь. Ахъ, Владыка.
И спитъ-то вдь одтой, какъ была!
Ужель она, одвшись, вновь заснула?
Нтъ, надо разбудить. Вставай! вставай!
О, Господи, помилуй насъ!.. Голубка
Никакъ вдь умерла… Эй, люди! люди!
Вотъ до чего мн довелось дожить!..
Гд спиртъ? Понюхать дайте ей! Синьора!
Синьоръ! (Входитъ синьора Капулетти)
Синьора Кап. Что здсь за шумъ?
Кормилица. Охъ, горе! горе!
Синьора Кап. Что сдлалось?
Кормилица. Вотъ, вотъ, смотрите сами!
Ахъ, страшный день!
Синьора Кап. Какъ! Что?— мое дитя!
Дитя мое, очнись!.. открой глаза!..
Я умереть хочу съ тобою вмст!
Спасите! Помогите!.. (Входитъ Капулетти)
Капулетти. Гд Джульетта?
Стыда въ ней нтъ — женихъ готовъ давно.
Кормилица. Нтъ, нтъ ея! — голубушка скончалась!..
Синьора Кап. Мертва она! мертва! мертва, мертва!..
Капулетти. Что, что? Постойте, дайте мн взглянуть!..
Остыла, замеръ пульсъ! недвижны члены!
Жизнь отлетла отъ нея давно!
Мертва, мертва, какъ скошенный цвтокъ
Рукой холодной осени!..
Кормилица. Ахъ, страшный,
Ужасный день!
Синьора Кап. День горя и страданья!..
Капулетти. Скончалась! Смерть взяла ее! Языкъ мой
Сталъ мертвъ и нмъ отъ горести моей!..

(Входятъ монахъ Лорензо, Парисъ и музыканты).

Мон. Лорензо. Готова ли итти невста въ церковь?
Капулетти. Итти? О, да!— но не вернуться вновь!..
О, сынъ мой!— смерть холодная до брака
Легла въ постель съ невстою твоей!
Смотри: — вотъ, вотъ она, цвтокъ прелестный,
Ея рукой лишенный красоты!..
Смерть будетъ зятемъ мн: она одна
Теперь наслдникъ мой! Съ ней дочь моя
Вступила въ бракъ! О, я умру, оставивъ
Все страшной смерти!.. Тамъ, гд жизни нтъ,
Царитъ она одна!
Парисъ. Какъ долго ждалъ
Я этого утра! И вотъ какую
Принесъ онъ радость!
Синьора Кап. Горькій, страшный день!
Проклятый день! Не видывало время
Въ своемъ теченьи длинномъ часа хуже
И горестнй! Одно дитя имла
На радость я! любимое, родное!..
И смерть его безжалостно взяла
Изъ рукъ моихъ!..
Кормилица. О, горе! горе! страшный,
Несчастный день! Не знала дня такого
Во всю я жизнь! Черне не бывало
Дня никогда! О, горе! горе! горе!..
Парисъ. Обманутъ я, смерть гнусная, тобой!
Убитъ, сраженъ, измученъ, опозоренъ!
Спасенья нтъ!.. Гд вы, любовь и жизнь?
Ихъ больше нтъ!..— любовь осталась въ смерти!
Капулетти. Измученъ я! истерзанъ, сокрушенъ!
Проклятый день! Зачмъ явился ты
Разрушить такъ и праздникъ нашъ и счастье?
Дитя мое! Нтъ — больше, чмъ дитя:
Моя ты жизнь! Ужели привелось
Тебя мн видть мертвой? мертвой — жизнь!
Съ тобой должны сойти теперь въ могилу
Мои вс радости.
Мон. Лорензо. Довольно! стойте!
Стыдитесь, говорю вамъ! Скорбь не можетъ
Помочь несчастью. Вы и небо вмст
Владли этимъ милымъ существомъ,
Теперь же Богъ потребовалъ обратно
Ее къ себ, и это, врьте, будетъ
Съ ея же счастью! Вы не въ силахъ были
Спасти ее отъ смерти — Богъ же далъ
Ей вчное блаженство! Вы желали
Всмъ сердцемъ ей возвышеннаго счастья —
Такъ для чего жъ горюете теперь,
Когда она паритъ надъ облаками
Въ сіяньи счастья вчнаго? — Иль ваша
Любовь къ ней такъ слпа и неразумна,
Что вы готовы плакать надъ ея жъ
Небесной радостью? Жить долго въ брак
Не значитъ быть счастливой, но скончаться
Въ ея лта и въ самый брачный день —
Служить вамъ можетъ знакомъ, что она
Взята отъ васъ для счастья! Осушите жъ
Скоре ваши слезы и украсьте
Прекрасный трупъ гирляндами цвтовъ,
А тамъ, по заведенному порядку,
Снести велите въ церковь въ самомъ лучшемъ
Ея нарядномъ плать. Тяжело
Бороться намъ подчасъ бываетъ съ горемъ,
Но данъ на это разумъ намъ судьбой.
Капулетти. Все, все, что приготовлено для брака,
Послужитъ намъ теперь для похоронъ.
Колокола сольются съ нашей прежней
Веселой музыкой въ одинъ печальный
И мрачный звонъ! роскошный брачный пиръ
Послужитъ для поминокъ! гимны счастья
Смнятся панихидой, а цвтами
Осыпанъ будетъ трупъ. Все приметъ новый,
Ужасный, скорбный видъ.
Мон. Лорензо. Синьоръ, идите,
И вы, синьора, съ нимъ, а также вы,
Достойный графъ Парисъ. Пора готовить
Намъ шествіе въ печальную гробницу
Съ безцннымъ этимъ трупомъ. Божій гнвъ
Васъ покаралъ жестокимъ наказаньемъ,
Но тяжкій грхъ встрчать его роптаньемъ.

(Капулетти, синьора Капулетти, Парисъ и монахъ Лорензо уходятъ).

1-й музыкантъ. Подъ мышку, значитъ, трубы — и домой 94)!
Кормилица. Охъ, да, мои голубчики! ступайте.—
Не въ добрый часъ собрались мы сюда.

(Уходитъ кормилица).

1-й музыкантъ. Часъ часу рознь — и добрый набжитъ.

(Входитъ Пьетро).

Пьетро. Музыканты, голубчики-музыканты! сыграйте что-нибудь веселенькое, развеселите тоску моего сердца 95)!
1-й музыкантъ. Какую тоску твоего сердца?
Пьетро. Мое сердце, музыканты, до того надуто тоской что готово заиграть само. Сыграйте же мн что-нибудь забавножалостное, чтобъ меня успокоить.
2-й музыкантъ. Теперь играть не время.
Пьетро. Значитъ, не станете?
2-й музыкантъ. Нтъ.
Пьетро. Я бы вамъ хорошо заплатилъ.
1-й музыкантъ. Что же бы ты намъ далъ?
Пьетро. Ужъ, конечно, не денегъ, а заплатилъ бы краснымъ словцомъ — это вдь настоящая музыкантская плата.
1-й музыкантъ. Ну, въ такомъ случа я дамъ теб сдачу лакейской платой.
Пьетро. А я разобью теб башку лакейской палкой. Крючковъ вашихъ я соблюдать не стану, а просто брякну: вотъ теб — re! вотъ теб —fa! Понялъ?
1 -й музыкантъ. Значитъ, ты хочешь писать ноты на насъ 96)?
2-й музыкантъ. Уходи лучше прочь и съ палками своими и съ красными словами.
Пьетро. Эй, берегитесь и того и другого! Палкой я васъ отколочу, а словцомъ проткну насквозь. Отвчайте* мн по-ліодски.
Когда въ часы бды и муки
Мн вздохи сердце тяготятъ,
Струны серебряные звуки 97).
Почему серебряные? Разв звуки струнъ серебряные? Что скажешь ты на это, Симонъ Гудокъ?
1-й музыкантъ. Да я думаю, потому, что серебро пріятно звучитъ.
Пьетро. Недурно! А ты какъ полагаешь, Гуго Балалайка?
2-й музыкантъ. Серебряные звуки? Это такъ говорятъ потому, что музыканты играютъ только за серебро.
Пьетро. Еще лучше! А что скажешь ты, Джемсъ Смычокъ 98)?
3-й музыкантъ. Я? — а я, право, не знаю, что и сказать.
Пьетро. Отличился! Впрочемъ, вдь ты пвчій, такъ я отвчу за тебя. Говорятъ серебряные звуки музыки потому, что золота музыкантамъ за свой трудъ не видать, какъ своихъ ушей.
Струны серебряные звуки
Одни меня развеселятъ.

(Пьетро уходитъ, напвая).

1-й музыкантъ. Экій вредный бездльникъ!
2-й музыкантъ. Ну его!— пусть повсится! Пойдемъ-ка да подождемъ похоронной процессіи. Можетъ-быть, удастся и пообдать. (Уходитъ),

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Улица въ Манту.

(Входитъ Ромео).

Ромео. Коль скоро врить сладкой лести сна —
То онъ пророчитъ нынче мн веселье,
Въ груди легко 99), и сердце, точно внемля
Какому-то невдомому духу,
Готово прочь подняться отъ земли,
Подъ вяньемъ отрадныхъ, сладкихъ мыслей.
Мн снилось, будто милая моя
— 342 —
Наша меня умершимъ. Какъ чудесны
Бываютъ сны! Возможно ль умереть
И думать вмст! Сладкихъ устъ дыханье
Вдохнуло вдругъ въ меня такую жизнь,
Что я, вскочивъ, почувствовалъ себя
Царемъ вселенной. Какъ же быть отрадна
Должна любовь, когда уже одна
Мечта о ней ласкаетъ насъ такъ сладко!

(Входитъ Бальтазаръ).

Ромео. Ты изъ Вероны?— О, скорй, скорй!..
Какія новости? Ты не принесъ
Мн писемъ отъ монаха? Что Джульетта?
Здоровъ ли мой отецъ? Скажи мн только,
Довольна ли она? Тогда дурного
Я ждать уже не буду…
Бальтазаръ. Если такъ —
То можете не ждать его. Джульетта
Довольна всмъ! Въ гробниц Капулетти
Лежитъ она, безсмертной же душой
Витаетъ въ сонм ангеловъ! Я самъ
Присутствовалъ при скорбномъ погребеньи
Ея въ фамильномъ склеп, а затмъ
Скоре поскакалъ, чтобы доставить
Извстье это вамъ.— Простите мн,
Что былъ я принужденъ принесть такія
Дурныя новости, но я исполнилъ
Обязанность, возложенную вами жъ
Ромео. Ты такъ сказалъ?.. Такъ вызовъ я бросаю
Самой судьб!.. 100) Достань сейчасъ же мн
Перо, чернилъ, бумаги, и пускай
Готовы будутъ лошади… Ты знаешь,
Гд я живу — я ду нынче въ ночь…
Бальтазаръ. Синьоръ, синьоръ, я умоляю васъ,
Опомнитесь! Вы блдны! взоръ вашъ дикъ,
Въ немъ чудится недоброе…
Ромео. Молчи!.
Ты вздоръ несешь!.. Оставь меня и сдлай
Все такъ, какъ я сказалъ… Ты не привезъ
Мн писемъ отъ монаха?..
Бальтазаръ. Нтъ, синьоръ.
Ромео. Ну, ничего!.. Иди жъ, какъ я сказалъ,

(Бальтазаръ уходитъ).

Съ тобой, Джульетта, буду нынче ночью
Въ гробу и я!.. Какое только средство
Придумать мн?.. Отчаянье находитъ
Ихъ, впрочемъ, скоро! Помню я, что жилъ
Бднякъ-аптекарь здсь. Всегда въ лохмотьяхъ,
Въ морщинахъ лобъ, изсохшій и сухой,
Онъ день и ночь сидлъ въ своей конур
Средь разныхъ травъ и снадобьевъ сухихъ…
Въ его подвал, помню я, вислъ
Рядъ чудищъ: аллигаторъ 101), черепаха…
Наваленъ былъ рядъ ящиковъ пустыхъ…
Горшки съ землей, веревки, пузыри,
Мшки смянъ, какія-то лепешки, —
Все кучами валялось напоказъ.
Мн и тогда, когда я видлъ это,
Пришло на умъ, что если бъ кто-нибудь
Купить задумалъ яду, за продажу
Котораго положена здсь казнь, —
Голякъ наврно этотъ согласился бъ
Его продать… Предчувствіе, должно-быть,
Родило эту мысль.— Аптекарь мой
Продастъ теперь мн яду… Домъ его
Здсь, кажется, но лавка заперта…
Сегодня праздникъ.— Эй! сюда, аптекарь!..

(Входитъ аптекарь).

Аптекарь. Кто такъ кричитъ?
Ромео. Поди сюда! Ты, вижу,
На видъ бднякъ. Вотъ сорокъ золотыхъ —
Дай драхму мн отравы, но такой,
Которая, попавши въ тло разъ,
Какъ молнія его бы превратила
Въ холодный трудъ… Пусть ядъ твой будетъ также
Силенъ и скоръ, какъ скоръ полетъ ядра,
Летящаго изъ пушки подъ напоромъ
Огня и силы пороха…
Аптекарь. Такой
Составъ имю я, но вамъ извстно,
Что въ Манту казнятъ тхъ, кто торгуетъ
Такими веществами.
Ромео. Или ты
Такъ счастливъ въ жизни, что боишься смерти?
Смотри: ты худъ отъ голода! твой взглядъ
Исчахъ отъ злой нужды! твои лохмотья
Клеймятъ тебя въ глазахъ людей презрньемъ*
Ни люди ни законъ не защитятъ
Тебя ни въ чемъ: — они тебя не могутъ
Обогатить, — такъ полно же терпть!
Возстань на все и забирай червонцы.
Аптекарь. Беретъ моя ихъ бдность, а не воля.
Ромео. Я и плачу ихъ бдности твоей.
Аптекарь. Прибавьте этотъ сокъ въ любую жидкость
И выпейте: — тогда, ручаюсь вамъ,
Что если бы въ своемъ носили тл
Вы крпость двадцати — онъ кончитъ съ вами
Въ единый мигъ.
Ромео. Вотъ золото!— бери!..
Въ немъ худшій ядъ, родившій вдвое больше
Убійствъ и бдъ въ ужасномъ этомъ свт,
Чмъ зелья вс твоя, какими ты
Не смешь торговать… Не ты мн продалъ
Сегодня ядъ, а я теб… Прощай!..
Купи на деньги хлбъ и отъдайся.
А ты, составъ, — не ядомъ для меня,
А другомъ врнымъ будь! На гроб милой
Съ твоей я нынче познакомлюсь силой! (Уходитъ).

СЦЕНА 2-я.

Келья монаха Лорензо.

(Входитъ монахъ Джіованно).

Мон. Джіованно. Привтъ мой брату во святомъ Франциск.
Мон. Лорензо (входя). Джіованно голосъ, кажется! Счастливо ль
Ты създилъ въ Мантую? Ну что Ромео?
Когда онъ мысли выразилъ письмомъ,
То дай его
Мон. Джіованно. Я отъ тебя пошелъ
Сначала къ босоногому монаху
Изъ нашей братьи, онъ же обходилъ
Тогда больныхъ, но чуть хотли мы
Пойти назадъ, то стража 102), заподозрвъ,
Что мы съ нимъ были въ зачумленномъ дом,
Замкнула дверь предъ нами, не позволивъ
Намъ выйти вонъ, а потому и я
Не могъ съ письмомъ отправиться въ дорогу.
Мон. Лорензо. Но кто жъ отнесъ письмо мое къ Ромео?
Мон. Джіованно. Вотъ здсь оно. Я не былъ въ состояньи
Его ни снесть ни даже передать,
Такъ былъ великъ ихъ страхъ передъ заразой.
Мон. Лорензо. Какой несчастный и нежданный случай!
Письмо мое не вздорно: содержанье
Его настолько важно для меня,
Что поздняя доставка можетъ быть
Причиной многихъ бдствій.— Братъ Джіованно,
Достань, прошу, и принеси мн въ келью
Желзный ломъ.
Мон. Джіованно. Сейчасъ, любезный братъ.

(Уходитъ Джіованно).

Мон. Лорензо. Придется мн отправиться, какъ вижу,
Въ гробницу одному. Джульетт спать
Осталось три часа. Бдняжка будетъ
Наврно проклинать меня, узнавши
Что другъ ея не знаетъ ничего.
Я напишу ему о всемъ вторично,
Ее жъ на время скрою у себя,
Пока вернется онъ. Ужасно будетъ
Проснуться ей живой средь мертвыхъ труповъ.

(Уходитъ).

СЦЕНА 3-я.

Кладбище со склепомъ дома Капулетти.

(Входитъ Парисъ съ пажомъ, который несетъ цвты и факелъ).

Парисъ. Дай факелъ мн и, выйдя за ограду,
Задуй его:— я не хочу быть здсь
Замченнымъ. Когда жъ ты выйдешь, лягъ
Подъ тиссами да приложи къ земл
Покрпче ухо, здсь земля изрыта
И потому легко передаетъ
Малйшій шорохъ. Если ты услышишь
Шаги людей, то дай мн знать объ этомъ
Немедля свистомъ. Сдлай, какъ сказалъ я,
Но прежде дай цвты мн.
Пажъ. Страшно будетъ
Стоять мн на кладбищ темной ночью!
Что длать, впрочемъ: — слушаться велятъ.

(Уходитъ пажъ).

Парисъ. Цвтокъ пришелъ осыпать я цвтами.
Подъ твердымъ камнемъ впредь ты будешь жить!
Взамнъ воды святой тебя слезами
Явился я въ послдній разъ омыть!
Пусть грусть моя и слезы сожалнья
Теб обрядомъ будутъ погребенья. (Пажъ свиститъ).
Чу! поданъ знакъ! — сюда подходитъ кто-то.
Кто вздумалъ святотатственно смутить
Меня въ часы моей глубокой скорби?
Я вижу факелъ, — скрыться надо мн. (Удаляется).

(Входятъ Ромео и Бальтазаръ съ факеломъ, заступомъ и инструментами).

Ромео. Дай ломъ и молотокъ, затмъ возьми
Письмо вотъ это и отдай поутру
Его отцу. Теперь подай мн факелъ
И самъ ступай, — но помни: если только
Во что-нибудь свою ты цнишь жизнь, —
То, что бъ ты ни увидлъ иль услышалъ.
Не вздумай обернуться и прійти
Мн помшать! Я въ гробъ сойду, чтобъ видть
Лицо моей Джульетты и достать
Съ руки ея холодной цнный перстень,
Который нуженъ мн. Теперь ступай,
Но я теб еще разъ повторяю,
Что если ты вернешься помшать мн
Въ томъ, что задумалъ я — я разорву
Тебя въ клочки и размечу ихъ прахомъ
Здсь по гробамъ 103)… Я дикъ теперь и страшенъ
Въ ршимости, какъ страшенъ тигръ иль злобный,
Ревущій океанъ!..
Бальтазаръ. Уйду, синьоръ,
И вамъ мшать не буду.
Ромео. Ты докажешь
Свою любовь мн этимъ. Вотъ теб
За службу и труды. Прощай, товарищъ!
Будь веселъ и счастливъ.
Бальтазаръ (про себя). Я все же скроюсь
Поблизости. Онъ смотритъ такъ ужасно:
Боюсь, не приключилось бы бды

(Удаляется Бальтазаръ).

Ромео. Проклятая утроба жадной смерти!.,
Могильный склепъ, наполненный тлами
Безцнныхъ намъ людей!.. сорву насильно
Я дверь твою со старыхъ ржавыхъ петель
И новаго жильца здсь водворю!

(Ломаетъ дверь склепа).

Парисъ. Ужели это изгнанный Монтекки?
Злодй, убившій брата, чья кончина,
Какъ вс твердятъ, свела Джульетту въ гробъ!
Иль негодяй пришелъ сюда ругаться
Надъ мертвыми? Но я не допущу
Подобнаго позора. (Выходя) Стой! ни съ мста,
Злодй Монтекки! Или месть твоя
Живетъ въ теб и за предломъ гроба?
Иди за мной! — тебя я арестую!
Ты осужденъ и долженъ умереть!
Ромео. Да! долженъ и умру!.. затмъ пришедъ я!
А ты, прекрасный юноша, прими
Совтъ мой добрый: уходи отсюда!..
Не раздражай напрасно человка,
Готоваго на все.— Бги! Пускай
Въ душ твоей пробудитъ страхъ хоть этотъ
Могильный склепъ!.. Тебя я умоляю,
Не вызывай меня на новый грхъ
Напраснымъ споромъ!.. Уходи! Клянусь,
Что я тебя люблю гораздо больше,
Чмъ самъ себя! Оружье мн послужитъ
Лишь для меня.— Не оставайся жъ дольше
И уходи! Будь живъ! Сказать ты можешь,
Что милостью безумца принужденъ
Ты былъ бжать отсюда.
Парисъ. Презираю
Подобныя я выходки. Клеймлю
Тебя въ лицо названьемъ: негодяй!
Ромео. Такъ это вызовъ?.. берегись же, мальчишка!.. (Дерутся).
Пажъ. О, Господи! дерутся! Побгу
Скорй за стражей. (Уходитъ пажъ).
Парисъ. О, Боже, я убитъ!..
Когда въ теб есть сердце, положи
Меня, чтобъ умереть вблизи Джульетты! (Умираетъ).
Ромео. Изволь, исполню!.. дай взглянуть мн только
Въ твое лицо. Что вижу? графъ Парисъ
И родственникъ Меркуціо! Дорогой
Сюда болталъ о немъ слуга мн что-то,
Да я его не слушалъ… Онъ сказалъ,
Что графъ Парисъ былъ женихомъ Джульетты…
Такъ кажется?.. иль это мн приснилось?..
Иль, можетъ-быть, сошелъ съ ума я самъ,
Джульетты вспомнивъ имя, я придумалъ
Всю эту сказку? — Впрочемъ, все равно!..
Дай руку мн, товарищъ по несчастью!..
Въ торжественный ты ляжешь нынче гробъ!
Нтъ, нтъ, не въ гробъ!— въ чертогъ, залитый свтомъ104)!
Джульетта здсь, а красота ея
Способна освтить своимъ сіяньемъ
И самую гробницу! превратить
Въ залъ пиршества ее! Ложись же, мертвый,
Схороненный такимъ же мертвецомъ!

(Кладетъ тло Париса въ склепъ).

Слыхалъ я, будто люди передъ смертью
Бываютъ веселы. Врачи зовутъ
Веселье то послдней вспышкой жизни,
Похожей на зарницу. Не назвать ли
Зарницей свтлой мн то, что пришлось
Теперь увидть мн?

(Приближается къ тлу Джульетты).

О, моя радость!..
Сорвала смерть дыханье съ устъ твоихъ
Но и она безсильной оказалась
Твою разрушить прелесть… Красота
Твоя осталась прежней! Свжъ румянецъ
Твоихъ прелестныхъ устъ, дыханье смерти
Тебя не смло тронуть.— Не Тибальдъ ли
Схороненъ здсь въ кровавыхъ пеленахъ?
Могу ли съ нимъ я лучше расквитаться,
Какъ умертвивши и себя рукою,
Прескшей нить его несчастной жизни!..
Прости, товарищъ, мн! — Но какъ могла
Сберечь свою ты красоту, Джульетта?
Приходитъ мн на мысль, не полюбила ль
Тебя сама чудовищная смерть?
Не вздумала ли сдлаться твоимъ
Любовникомъ?— О, если такъ, на страж
Останусь вчно я въ жилищ этомъ
Печальной мглы! Останусь здсь съ червями,
Смнившими теб твоихъ прислужницъ!
Сложу мои печальныя останки!
Стряхну съ себя тяжелое ярмо
Моихъ зловщихъ звздъ! — Вотъ я смотрю
Въ послдній разъ въ лицо ей! простираю
Въ послдній разъ къ ней руки для объятій.
А губы! губы — чтобъ запечатлть
На сомкнутыхъ устахъ ея послдній
Прощальный поцлуй мой! — поздній даръ,
Похищенный у злой и жадной смерти!..
Теперь пора! зову тебя я, смерть!
Печальный кормчій, страшный, горькій спутникъ!
Разбей скорй о скалы мой челнокъ!
Иду, иду, любовь моя! (Выпиваетъ ядъ).
О, честный
И добрый мой аптекарь!— скоръ твой ядъ!
Встрчая смерть, цлую я Джульетту!.. (Умираетъ).

(Вдали показывается монахъ Лорензо съ фонаремъ, лопатой и ломомъ).

Мон. Лорензо. Святой Францискъ, защитой будь моей!
Какъ часто хилымъ шагомъ спотыкался
Сегодня я о гробы.— Кто здсь ходитъ?
Бальтазаръ. Знакомый вамъ и врный вашъ слуга.
Мон. Лорензо. Храни тебя Господь! Скажи мн, другъ мой,
Чей факелъ тамъ мелькаетъ вдалек,
Какъ будто нуженъ свтъ червямъ и мертвымъ?
Онъ, если не ошибся я, горитъ
Въ гробниц Капулетти.
Бальтазаръ. Это правда,
Отецъ святой: туда вошелъ синьоръ мой,
Любимый вами.
Мон. Лорензо Кто?
Бальтазаръ. Синьоръ Ромео.
Мон. Лорензо. Давно ль онъ тамъ?
Бальтазаръ Да добрыхъ полчаса.
Мон. Лорензо. Войдемъ туда со мной.
Бальтазаръ. Нельзя никакъ.
Синьоръ Ромео думаетъ, что я
Уже ушелъ. Онъ угрожалъ мн смертью,
Когда бы я задумалъ подсмотрть,
Что длаетъ онъ здсь.
Мон. Лорензо. Ну, если такъ —
Стой тутъ и жди, а я одинъ отправлюсь.
Невольно страхъ мн члены леденитъ:
Боюсь, боюсь, не вышло бы несчастья!
Бальтазаръ. Я тутъ заснулъ подъ деревомъ, и мн
Приснилося, что мой синьоръ сражался
Впотьмахъ здсь съ кмъ-то и его убилъ.
Лорензо (входя въ гробницу). Ромео, эй! О, Боже милосердый!..
Что вижу я! — на камн входа кровь!..
Что значатъ эти брошенныя шпаги
Въ крови и безъ хозяевъ, въ этомъ мст
Покойной тишины? — Ромео! О,
Онъ холоденъ и блденъ!.. Кто еще тутъ?..
Парисъ! и весь въ крови! — Но кто жъ виновенъ
Въ ужасномъ этомъ дл?— Тс! Джульетта
Готова пробудиться.
Джульетта (поднимаясь въ гробу). О, мой добрый,
Достойный покровитель! Гд Ромео?..
Я помню, что должна была проснуться
Въ гробниц здсь.— Но гд же мой Ромео?
Мон. Лорензо. Я слышу шумъ.— Уйдемъ, мое дитя!
Уйдемъ изъ этой смрадной ямы смерти!
Изъ мста неестественнаго сна!
Власть высшая, чмъ мы, перершила
Все то, что мы задумали.— Уйдемъ!
Супругъ твой мертвъ!.. вотъ онъ лежитъ съ Парисомъ
У ногъ твоихъ! Идемъ: я помщу
Тебя въ убжищ святыхъ монахинь.
Оставь пока разспросы, стража близко.
Идемъ, идемъ! Мн больше ждать нельзя!

(Уходитъ монахъ Лорензо).

Джульетта. Иди, или! — съ тобой я не пойду.
Но что же здсь? въ рукахъ Ромео склянка:
Въ ней ядъ, конечно… въ немъ нашелъ онъ свой
Безвременный конецъ!.. О, жадный! все
Онъ выпилъ, не оставивъ мн ни капли!..
Забылъ онъ обо мн! Я поцлую
Его въ уста: быть-можетъ, запеклось
Довольно для меня на нихъ отравы —
И я умру съ нимъ вмст!..
(Цлуетъ Ромео). Губы теплы.
Начальникъ стражи (за сценой). Эй, мальчикъ! гд дорога?
Джульетта. Слышенъ шумъ!
О, если такъ — то надо кончить разомъ!..
Гд, гд кинжалъ? (Схватываетъ кинжалъ Ромео).
Навки будутъ здсь
Твои ножны! (Закалывается).
Заржавишь ты со мной!..

(Падаетъ на трупъ Ромео и умираетъ).
(Входятъ
стража и пажъ Лариса).

Пажъ. Вотъ мсто то, — тамъ, гд сверкаетъ факелъ!
Нач. стражи. Земля въ крови. Обшарьте все кладбище.
Кто встртится — ведите всхъ сюда.

(Часть стражи уходитъ).

Печальный видъ: здсь графъ лежитъ убитый,
Въ крови Джульетта и еще тепла,
А между тмъ она здсь пролежала
Уже два дня. Пускай пойдутъ сейчасъ
За герцогомъ, зовите Капулетти,
Монтекки также. Мсто бдствій видимъ
Мы предъ собой, но, чтобъ узнать причину,
Должны собрать мы боле уликъ.

(Стража вводитъ Бальтазара).

1-й стражъ. Слуга Ромео — онъ былъ на кладбищ.
Нач. стражи. Стеречь его, пока прибудетъ принцъ.

(Входитъ монахъ Лорензо также подъ стражей).

2-й стражъ. Вотъ здсь еще монахъ,— онъ плачетъ, стонетъ
И весь дрожитъ. При немъ нашли лопату,
Кирку и ломъ. Онъ взятъ у входной двери.
Нач. стражи. Улики сильны — задержать его.

(Входятъ герцогъ со свитой).

Герцогъ. Что тутъ случилось? По какой причин
Такъ рано разбудили вы меня?

(Входятъ Капулетти, синьора Капулетти и прочіе).

Капулетти. Что сдлалось? Откуда эти крики?
Синьора Кап. Народъ кричитъ на улицахъ! ‘Ромео!
Парисъ! Джульетта!’ Вс бгутъ сюда,
Къ гробниц дома нашего.
Герцогъ. Какой
Услышать намъ еще придется ужасъ?
Нач. стражи. Здсь, государь, убитые лежатъ
Ромео и Парисъ. Что до Джульетты,
То и она, повидимому, также
Убита лишь теперь, хотя скончалась,
Какъ вамъ извстно, прежде.
Герцогъ. Пусть сейчасъ же
Начнутъ строжайшій розыскъ, чтобъ открыть
Виновниковъ убійствъ.
Нач. стражи. Задержанъ нами
Слуга Ромео и одинъ монахъ,
При нихъ нашли равно и инструменты,
Которыми они сломать хотли
Могильный склепъ.
Капулетти. О, Господи! взгляни,
Взгляни, жена, какъ истекаетъ кровью
Джульетты трупъ! Въ нее вонзенъ кинжалъ!
Какъ могъ попасть злодйскою ошибкой
Онъ въ грудь ея, когда его ножны
Пристегнуты къ умершему Монтекки?..
Синьора Кап. Видъ этотъ страшный звономъ погребальнымъ
Моимъ годамъ преклоннымъ прозвучалъ.

(Входитъ Монтекки).

Герцогъ. Поди сюда, Монтекки! Рано всталъ ты,
Чтобъ ранній сына увидать конецъ.
Монтекки. Ахъ, добрый герцогъ, въ эту ночь скончалась
Моя жена! — она была не въ силахъ
Снести изгнанье сына. Что же мн
Грозитъ еще подъ старость?
Герцогъ. Посмотри,
Увидишь самъ.
Монтекки. Ахъ, сынъ, жестокій сынъ!..
Гд жъ справедливость, если дти такъ
Отцовъ опережаютъ предъ могилой?
Герцогъ. Оставь пока роптанье, мы должны
Сначала разобрать, какъ было дло,
И вывести на свтъ его концы,
А также вс подробности. Коль скоро
Успемъ это сдлать мы, я буду
За васъ печальникъ первый и не стану
Препятствовать искать вамъ даже смерти.
А до того умйте подчинить
Терпнью ваше горе. Подведите
Теперь ко мн задержанныхъ
Мон. Лорензо. Изъ нихъ
Я больше всхъ внушаю подозрнье,
Хотя на дл меньше всхъ способенъ
Виновнымъ быть въ злодйств. Обстановка
Винитъ меня во всемъ, но я надюсь,
Въ одномъ сознавшись, оправдаться въ прочемъ.
Герцогъ. Открой же прямо все, что знаешь ты.
Мон. Лорензо. Я буду кратокъ, чувствуя, что слабыхъ
Не хватитъ силъ на длинный мн разсказъ.
Ромео, здсь лежащій передъ вами
Супругомъ былъ Джульетты, а она
Была ему женой. Внчалъ ихъ я.
Днемъ тайнаго ихъ брака — день былъ смерти
Тибальдовой, чья ранняя кончина
Была причиной высылки Ромео
За бракомъ вслдъ изъ города. Джульетта
Лила потоки слезъ не о Тибальд,
Но лишь о немъ, а вы, межъ тмъ, задумавъ
Ее утшить въ горести, хотли
Отдать ее насильно за Париса.
Тогда она, блуждая дикимъ взоромъ,
Въ отчаяньи пришла ко мн въ слезахъ,
Съ мольбой, чтобъ я предотвратилъ позоръ
Затяннаго брака, и грозила
Иначе умертвить сама себя
Тотчасъ, въ моей же кель! Видя это,
Я вздумалъ дать ей сонное питье,
Составленное мной. При этомъ умыслъ
Мой былъ таковъ, чтобы ее сочли
Умершею. Межъ тмъ я написалъ
О всемъ Ромео съ просьбой, чтобы прибылъ
Сюда онъ ночью и помогъ мн взять
Джульетту изъ могилы. Братъ Джіованно
Взялся отнесть письмо мое, но былъ
Задержанъ на дорог и принесъ
Письмо вчера обратно. Мн при этомъ
Одно осталось: поспшить сюда
Къ минут пробужденья и спасти
Уснувшую Джульетту, помстивъ
Ее къ себ до времени, покамстъ
Нашелъ бы случай я послать вторично
Письмо мое къ Ромео. Но лишь только
Усплъ сюда прійти я, незадолго
До мига пробужденья — на порог
Увидлъ я два трупа: это были
Ромео и Парисъ. Межъ тмъ успла
Проснуться и Джульетта. Я всей силой
Молилъ ее уйти и перенесть
Съ покорностью предъ волей Провиднья
Постигшее несчастье. Шумъ заставилъ
Меня спасаться бгствомъ. Но Джульетта
Осталась здсь въ отчаяньи одна.
Все говоритъ за то, что посягнула
Она сама на жизнь свою.— Вотъ все,
Что знаю я. Кормилица ея
Свидтелемъ была при этомъ брак.—
Коль скоро вы признаете, что я
Причиной этихъ бдствій — покарайте
Меня за то! Пускай остатокъ бдный
Моихъ преклонныхъ лтъ искупитъ зло
Подъ карою разящаго закона 105).
Герцогъ. Ты былъ всегда извстенъ благочестьемъ…
Но гд Ромео пажъ? Что скажетъ онъ?
Бальтазаръ. Я сообщилъ синьору моему
Извстье, что жена его скончалась.
Онъ съ почтою отправился немедля
Изъ Мантуи и, тотчасъ по прибытьи
Сюда, пошелъ въ гробницу, приказавъ,
Чтобъ нынче утромъ отдалъ я вотъ это
Письмо его отцу. Спускаясь въ склепъ,
Онъ угрожалъ убить меня, когда бы
Задумалъ я его остановить
Иль здсь остаться.
Герцогъ. Покажи письмо.
Мн надо прочитать его. А гд
Париса пажъ, сюда призвавшій стражу? (Пажъ подходитъ).
Что длалъ въ этомъ мст твой синьоръ?
Пажъ Париса. Явился онъ съ цвтами, чтобъ украсить
Синьоры гробъ, а мн веллъ стоять
Поодаль, что и сдлалъ я. Затмъ
Сюда явился кто-то, чтобъ сломать
Затворъ дверей, — синьоръ вступилъ съ нимъ въ ссору,
А я скорй за стражей побжалъ.
Герцогъ (прочтя письмо). Письмо вполн оправдываетъ то,
Что сказано монахомъ. Въ немъ описанъ
Весь ходъ любви и смерти ихъ, а также
Прибавлено, что ядъ купилъ Ромео
У бднаго торговца и затмъ
Пришелъ сюда, чтобъ умереть въ гробниц
Вблизи своей Джульетты.— Подойдите
Теперь, враги, Монтекки съ Капулетти!
Любуйтесь, чмъ окончились слпая
Вражда и ваша ненависть! Господь
Ршилъ убить любовью вашу распрю,
И самъ наказанъ я за послабленье
Проступковъ вашихъ тмъ, что потерялъ
Двухъ дорогихъ и близкихъ мн людей 106).
Мы кару терпимъ вс!
Капулетти. О, братъ Монтекки,
Дай руку мн! — въ ней вдовья часть Джульетты!
Я большаго не требую съ тебя!
Монтекки. Но я хочу Джульетт сдлать больше!
Я памятникъ изъ золота воздвигну
Джульетт въ честь, и, врь мн, что, пока
Вероны имя помнить будутъ люди,
До той поры, клянусь, не будетъ въ ней
Цнне гроба дочери твоей!
Капулетти. И склепъ одинъ замкнетъ пусть погребальный
Прахъ этихъ жертвъ вражды отцовъ печальной.
Герцогъ. Прискорбный міръ намъ этотъ день даетъ!
Сама заря унылымъ блескомъ свтитъ,
Идемте прочь! Судъ посл разберетъ
Кто будетъ правъ и кто за зло отвтитъ.
Разсказа нтъ печальнй и грустнй,
Какой даетъ смерть этихъ двухъ дтей! (Уходятъ).

ПРИМЧАНІЯ.

1. Въ подлинник главы двухъ враждебныхъ домовъ названы ‘Capulet и Montague’, что, при буквальномъ чтеніи по-русски, вышло бы: Капулетъ и Монтегю. Въ нкоторыхъ переводахъ сохранено это правописаніе, но я замнилъ его для врности, а также для благозвучія, италіанскимъ, что казалось мн вполн позволительно уже потому, что англійское правописаніе подлинника не что иное, какъ искаженіе италіанскаго. Если слдовать произношенію подлинника во всемъ, то пришлось бы назвать въ перевод Ромео — Ромьё, а Меркуціо — Меркюше. Имена дйствующихъ лицъ напечатаны въ первый разъ въ изданіи Роу 1709 г.
2. Пролога нтъ въ первомъ полномъ изданіи 1623 г. (in folio), вроятно, потому, что при представленіяхъ драмы онъ выпускался.
3. Въ подлинник здсь оригинальное, но едва ли переводимое выраженіе: ‘а pair of star-crossed lovers’, т.-е. пара перекрещенныхъ звздою любовниковъ. Смыслъ, надо полагать, тотъ, что жизнь Ромео и Джульетты представляется пресченной вліяніемъ несчастной звзды.
4. Въ подлинник Самсонъ говоритъ:— ‘мы не будемъ таскать углей (we’ll not carry coals). По объясненію Нэрса, тасканье углей, какъ грязная и низкая работа, возлагалась обыкновенно на глупыхъ и безотвтныхъ слугъ, которыхъ могъ всякій безнаказанно обидть. Въ этомъ смысл Самсонъ и говоритъ, что они не будутъ таскать углей. Буквальный переводъ былъ бы на русскомъ язык непонятенъ.
5. Въ подлинник здсь непереводимая игра созвучіемъ словъ: choler — желчь и collar — ошейникъ. Самсонъ говоритъ: — ‘we be in choler we’ll draw’, т.-е.: ‘когда я желченъ (разсерженъ) — я выхвачу мечъ’, а Грегоріо отвчаетъ: — ‘draw your neck out o’the collar’, т.-е.: ‘выхвати лучше свою шею изъ ошейника’, — въ смысл, что онъ, какъ трусъ, будетъ кланяться всмъ.
6. Въ подлинник сказано: ‘man or maid’, т.-е. мужчина или женщина. Нкоторые комментаторы (Деліусъ) полагаютъ, что Самсонъ говоритъ эти слова въ смысл слуга и служанка. Можетъ-быть, это и такъ, но, во всякомъ случа, прямого доказательства, что такое толкованіе врне, нтъ.
7. Закусить предъ кмъ-нибудь палецъ считалось вызывающей обидой въ томъ же род, какъ показать фигу.
8. Въ подлинник, на привтствіе Бенволіо:— ‘съ добрымъ утромъ’ — Ромео отвчаетъ: ‘is the day so young?’ — ‘ужели день такъ молодъ?’ Смыслъ тотъ, что тоскующему Ромео теченье времени кажется слишкомъ долгимъ, и онъ спрашиваетъ, неужели еще такъ рано, что можно желать добраго утра?
9. Въ подлинник на вопросъ Бенволіо:— ‘in love?’, т.-е. ‘въ любви?’ Ромео отвчаетъ:— ‘out!’, т.-е. ‘вн!’ (подразумвается: вн любви). Въ перевод отвтъ нсколько распространенъ, чтобы сдлать понятнымъ смыслъ.
10. Въ этомъ и въ послдующихъ монологахъ Ромео особенно отразилась усвоенная Шекспиромъ тогдашняя италіанская манера выражаться преувеличенными образами и метафорами. Такого рода разговоръ считался признакомъ хорошаго тона, самыя же выраженія такого рода назывались concetti.
11. Въ подлинник здсь боле краткое, но неудобное для перевода выраженіе. Говоря о безкорыстіи предмета своей любви, Ромео говоритъ, что она ‘Nor open her lap to sainteducing gold’, т.-е., что ‘она не подставляетъ подола платья для золота, соблазняющаго даже святыхъ’.
12. Въ подлинник этотъ монологъ довольно теменъ и непремнно требовалъ въ стихотворномъ перевод разъясненія. Вотъ буквальный прозаическій его переводъ: — ‘это путь, чтобъ ея красота казалась мн еще прекрасне. Счастливыя маски, лобзающія личики красавицъ, будучи черными, наводятъ насъ на мысль, что он скрываютъ красоту и т. д.’. Ясно, что оба эти предложенія, раздленныя точкой, не имютъ въ такой редакціи никакого смысла, и потому въ перевод они связаны.
13. Въ подлинник Капулетти говоритъ о Джульетт: — ‘she is the hopeful lady of my earth’, т.-е. буквально: ‘она полная надежды владтельница (въ смысл наслдница) моей земли’. Выраженіе это понимается комментаторами различно. Нкоторые полагаютъ, что подъ словомъ earth — земля — Капулетти понимаетъ свое тло, согласно извстному понятію, что наша плоть — земля, и называетъ Джульетту единственной своей наслдницей по плоти въ смысл продолженія его плоти, т.-е. потомства. Другіе же объясняютъ, что онъ хочетъ сказать о своихъ поземельныхъ владніяхъ и употребляетъ слово earth въ этомъ смысл, желая сказать, что Джульетта — единственная наслдница его поземельныхъ владній. Чье мнніе справедливе, ршить трудно, и потому въ перевод удержанъ только главный смыслъ словъ Капулетти, заключающійся въ томъ, что Джульетта — его единственная надежда и наслдница.
14. Перекрестная рима, употребленная въ этомъ монолог Бенволіо, встрчается въ Ромео и Джульетт нсколько разъ. Вообще же эту форму стиха находимъ мы у Шекспира довольно рдко, и при томъ по большей части въ его раннихъ произведеніяхъ. Обстоятельство это принимается въ число доказательствъ, что настоящая трагедія принадлежитъ къ числу произведеній Шекспировой молодости.
15. Въ подлинник Ромео въ предыдущей реплик говоритъ: — ‘твой подорожникъ (plantain leaf) для этого очень хорошъ’, и на вопросъ Бенволіо ‘для чего?’ — отвчаетъ: ‘для сломанной ноги’. Трава подорожника употреблялась, какъ лкарство, противъ ранъ и ушибовъ, и потому смыслъ словъ Ромео тотъ, что онъ, сравнивая совты Бенволіо съ лкарствомъ, прибавляетъ, что они, подобно подорожнику, хороши разв только отъ боли въ сломанной ног, а не отъ его сердечныхъ страданій.
16. Выраженіе: ‘раздавить чарку вина’ переведено буквально: ‘crush а cup of wine’.
17. Монологи кормилицы обыкновенно печатались въ старинныхъ изданіяхъ прозой. Капелль первый и, надо сказать, необыкновенно удачно, скомпоновалъ ихъ въ стихи. Вообще вся ея роль испещрена множествомъ мстныхъ выраженій, иногда совершенно непонятныхъ и даже невозможныхъ въ перевод безъ ихъ замны другими, боле употребительными въ современномъ разговорномъ язык. Такъ, напримръ, въ настоящемъ случа фразой ‘по чести говорю’ замнены слова подлинника: ‘клянусь невинностью, какая у меня была въ двнадцать лтъ’. Смыслъ тотъ же, какой приданъ редакціи перевода.
18. Въ подлинник: ‘Lammas day’ — день Петра въ веригахъ (1 августа).
19. Этотъ намекъ на землетрясеніе, бывшее за одиннадцать лтъ, подалъ поводъ къ мннію (Тирвитъ), что драма была написана въ 1591 году вслдствіе того, что землетрясеніе дйствительно было въ Англіи за одиннадцать лтъ, т.-е. въ 1680 году. Нечего прибавлять, что это очень сомнительное предположеніе.
20. Въ подлинник кормилица называетъ Париса: ‘а man of wax’, т.-е. человкъ изъ воска, въ смысл красивой статуи, вылпленной изъ воска. Точне можно было бъ перенести эти слова кормилицы фразой: вербный херувимъ, если бъ это выраженіе не имло въ русскомъ язык насмшливаго значенія. Употребленное въ перевод выраженіе ‘писаный красавецъ’ лучше передаетъ тотъ же смыслъ.
21. Въ подлинник здсь просто введена фраза: ‘the fish lives in the sea’, т.-е. ‘рыба живетъ въ мор’ — и затмъ прибавлено: ‘но тмъ боле заслуги тому, кто подъ прекрасной вншностью скрываетъ внутреннія достоинства’. Очевидно, что между этими обими фразами нтъ связи, поэтому я позволилъ себ осмыслить первую фразу, какъ сказано въ перевод. Во всякомъ случа смыслъ этого мста въ подлинник неясенъ, и потому каждый можетъ объяснить его по-своему.
22. Во время тогдашнихъ праздниковъ при вход замаскированныхъ гостей имъ иногда предшествовалъ амуръ и говорилъ привтствіе хозяевамъ. Татарскимъ лукомъ Бенволіо называетъ изогнутый по краямъ лукъ азіатскихъ народовъ, чмъ онъ отличался отъ длиннаго англійскаго лука. Амура обыкновенно изображали съ такимъ лукомъ. Лукъ названъ въ настоящемъ случа раскрашеннымъ, потому что дале Бенволіо сравниваетъ его съ пугаломъ для птицъ, которое раскрашивали, чтобы било въ глаза.
23. Здсь въ подлинник непереводимая игра словъ. Бенволіо говоритъ:— ‘we’ll measure them а measure’, т.-е. мы имъ отмримъ (т.-е. протанцуемъ) танецъ. Подъ именемъ measure былъ извстенъ танецъ, исполнявшійся при двор Елисаветы.
24. Въ подлинник игра словъ другая. Ромео говоритъ, что у него на душ тяжело (heavy), и потому онъ понесетъ свтъ (light). Но слово light значитъ также легкій.
25. Въ подлинник игра словами sole — подошва и soul — душа.
26. Въ этомъ монолог также игра словъ. Ромео говоритъ, что онъ пораженъ слишкомъ жестоко (too sore), чтобъ могъ воспарить (soar), и дале, что онъ слишкомъ связанъ (bound) для того, чтобъ прыгнуть (bound) выше своего горя. Вообще должно прибавить, что вс разговоры, въ которыхъ участвуетъ Меркуціо, испещрены подобнаго рода каламбурами и эротическими двухсмысленностями.
27. До введенія ковровъ полы комнатъ при празднествахъ устилали тростникомъ. Скользить по нимъ при танцахъ, конечно, было трудно, но тогдашніе танцы были гораздо живе, при чемъ ноги боле поднимались, чмъ скользили.
28. Опять игра словъ. Ромео оканчиваетъ свою рчь словами:— ‘I am done’, т.-е. со мной покончено, а Меркуціо возражаетъ поговоркой: ‘dun’s the mouse, the constable’s own word!’, т.-е. ‘темна (сра) мышь, какъ говоритъ констэбль.’ Настоящее значеніе этой поговорки не объяснено. Меркуціо же говоритъ ее только для того, чтобы, ухватясь за слово ‘dun’, перейти къ дальнйшимъ своимъ словамъ: ‘когда ты сръ’, и т. д.
29. Народная легенда о цариц Мабъ, передававшаяся въ томъ смысл, какъ ее разсказываетъ Меркуціо, очень древняго и совершенно неизвстнаго происхожденія. Даже самое имя Кабъ, несмотря на усилія многихъ филологовъ разыскать его коренное происхожденіе, осталось необъясненнымъ.
30. Агатовые перстни служили печатью должностнымъ лицамъ, альдерменамъ, бургомистрамъ и т. п. На нихъ часто вырзывалась небольшая человческая фигурка. Сравненіе маленькихъ людей съ агатовымъ перстнемъ находимъ мы у Шекспира также въ Генрих IV, когда Фальстафъ, намекая на своего малютку-пажа, говоритъ, что у него никогда не было въ услуженіи агата.
31. По тогдашнему народному поврью, въ концахъ пальцевъ лнивыхъ служанокъ зарождались черви (Деліусъ).
32. Для именъ слугъ и второстепенныхъ дйствующихъ лицъ Шекспиръ часто бралъ обыкновенныя существительныя имена разныхъ предметовъ. Такъ я здсь grindstone значитъ — жерновъ, а potpan — сковорода. Для перевода принято за правило замнять эти имена русскими словами съ соотвтственнымъ значеніемъ только въ томъ случа, если смыслъ имени иметъ связь съ дйствіемъ пьесы.
33. Въ подлинник Капулетти, говоря о ножкахъ красавицъ, употребляетъ выраженіе:— ‘that have their toes unplagued with corns’, т.-е. ‘чьи ножки не испорчены мозолями’. Читатели согласятся, что буквальный переводъ показался бы на русскомъ язык слишкомъ вульгаренъ для произнесенія такихъ словъ хозяиномъ на балу.
34. Хотя въ первоначальныхъ изданіяхъ не сказано, чтобъ Ромео длалъ этотъ вопросъ слуг, указывая именно на Джульетгу, но изъ дальнйшаго хода дйствія это становится понятнымъ само собой. Вслдствіе этого возбуждался вопросъ, не обращается ли Ромео съ своими словами къ какому-нибудь другому лицу, такъ какъ иначе становится страннымъ, какимъ образомъ слуга въ дом Капулетти могъ не знать дочери своего господина? Очень можетъ быть, впрочемъ, что это одинъ изъ тхъ мелочныхъ недосмотровъ, какіе встрчаются въ произведеніяхъ Шекспира нердко.
35. Въ подлинник Капулетти говоритъ:— ‘you will set cock-а-hoop’, т.-е. буквально: ‘хочешь положить втулку на обручъ’. Выраженіе это употреблялось, когда шла рчь о невоздержныхъ поступкахъ и вообще скандалахъ. Происхожденіе его Нэйтъ объясняетъ тмъ, что при дружескихъ попойкахъ разгулявшіеся гости иногда вынимали втулку изъ бочки и прившивали ее къ обручу, отчего эль вытекалъ непрерывной струей, подъ которую вс подставляли стаканы, кто какъ могъ. При этомъ, конечно, забывался всякій порядокъ.
36. Въ заключительныхъ словахъ этого прелестнаго разговора, написаннаго, по замчанію Ульрици, совершенно въ форм тогдашнихъ италіанскихъ сонетовъ, Джульетта говоритъ:— ‘you kiss by the book’, т.-е. ‘вы цлуете по книг’. По мннію большинства комментаторовъ, Джульетта хочетъ сказать этими словами, что Ромео цлуетъ ее методически, т.-е. заучивъ это искусство какъ бы по книги. но мн всегда чудился въ этомъ выраженіи Джульетты боле граціозный и шутливый смыслъ. Ромео, какъ извстно, одтъ въ этой сцен пилигримомъ, пилигримы же въ то время считались почти духовными лицами (Джульетта прямо называетъ Ромео святымъ), и потому Ромео очень могъ явиться съ молитвенникомъ или требникомъ въ рукахъ. Вотъ на этотъ-то требникъ, какъ мн кажется, Джульетта и намекаетъ въ своихъ послднихъ словахъ, шутливо задавая вопросъ: не въ этой ли книг святой пилигримъ научился цловать дамъ во время маскарадовъ? Повторяю, впрочемъ, что это личное мое толкованіе, которое всякій воленъ принять или нтъ, точно такъ же, какъ я имю право его предложить. Я видлъ, что на нкоторыхъ театрахъ сцена эта исполнялась именно такъ, т.-е. что Джульетта отвчала Ромео, указывая именно на молитвенникъ, который онъ держалъ въ рукахъ.
37. Въ подлинник кормилица на вопросъ Ромео отвчаетъ восклицаніемъ: — ‘marry, bachelor!’, слово marry значитъ жениться, но въ то же время оно употребляется какъ ироническое восклицаніе, равно значущее русскимъ выраженіямъ: ‘ишь, ты!’, ‘вотъ оно что!’ и т. п. Слово bachelor — значитъ холостякъ или молодецъ (въ значеніи молодой человкъ). Потому, хотя слова кормилицы и могутъ быть буквально переведены выраженіемъ: ‘женись, холостякъ!’, но ясно, что смыслъ ихъ совершенно иной, и что она хочетъ выразитъ простодушное изумленіе, какъ это можно не знать матери ея сокровища — Джульетты. Переводъ сдланъ въ этомъ смысл.
38. Кормилица заключаетъ свой монологъ словами, что тотъ, кому достанется Джульетта, ‘shall have the chinks’, т.-е. услышитъ звонъ золота. Ясно однако, что она говоритъ это не въ смысл богатства и приданаго, а личныхъ качествъ Джульетты, поэтому въ перевод употреблено боле характерное русское выраженіе, имющее тотъ же смыслъ.
39. Передъ уходомъ гостей подавались сласти и вино, что называлось banquet. Поэтому, хотя banquet означаетъ собственно пиръ или ужинъ, но въ настоящемъ случа слово это нельзя понимать такимъ образомъ. Въ подлинник Капулетти даетъ своей фраз также шутливый оборотъ, говоря: ‘we have а foolish trifling banquet towards’, т.-е. передъ нами глупый небольшой стаканчикъ.
40. Этого хора нтъ въ изданіи in quarto. Между комментаторами существуетъ даже сомнніе, принадлежитъ ли онъ перу Шекспира (Ульрици). Джонсонъ находитъ его совершенно лишнимъ.
41. Въ подлинник Ромео говоритъ: — ‘turn back dull earth, and find thy centre out’, т.-е. ‘назадъ, печальная земля! ищи свой центръ!’ — слово earth употреблено здсь въ смысл тло или плоть, и потому Ромео этими словами обращается къ себ.
42. Въ подлинник употреблены римы lore — любовь и dove — голубь.
43. Въ старыхъ изданіяхъ купидону приданъ эпитетъ Abraham. Уптонъ полагаетъ, что слдуетъ читать Adam, и видитъ въ этомъ намекъ на Адама Белля, извстнаго стрлка, прославленнаго въ одной старинной баллад. Въ перевод эпитетъ этотъ выпущенъ, какъ не имющій для русскихъ читателей смысла.
44. Намекъ на старинную балладу о корол Кофетуа, влюбившемся въ нищую. Объ этой баллад упоминается въ нсколькихъ пьесахъ.
45. Въ подлинник: — ‘the ape is dead’, т.-е. ‘обезьянка умерла’. Слово ape употреблено здсь въ ласкательномъ смысл, въ род собачка, бдняжка и т. п.
46. Въ подлинник Меркуціо вызываетъ Ромео явиться: — ‘in thy likeness’, т.-е. во всемъ своемъ подобіи. Шутливое это выраженіе равнозначуще съ употребленнымъ въ перевод.
47. Въ подлинник:— ‘her livery is sick and green’, т.-е. ‘ихъ одежда зеленая немочь’. Такъ называлась извстная болзнь двушекъ — малокровіе.
48. Въ соколиной охот соколовъ пріучали знать голосъ ихъ ловчаго и возвращаться по его призыву.
49. Эти первые четыре стиха монолога монаха въ изданіи in quarto 1609 г. и въ in folio напечатаны также въ послднемъ монолог Ромео, оканчивающемъ предыдущую сцену. Очень можетъ быть, что это — слдъ передлки, которой Шекспиръ подвергъ первый текстъ драмы, при чемъ перенесенные на новое мсто стихи остались, вроятно, по ошибк, не вычеркнутыми и были такимъ образомъ напечатаны два раза
50. Въ подлинник: ‘соленыхъ слезъ’, — Шекспиръ часто употребляетъ въ примненіи къ слезамъ этотъ эпитетъ, но такъ какъ въ русскомъ язык онъ неупотребителенъ, то и замненъ въ перевод равнозначущимъ ему по смыслу.
51. Въ подлинник здсь непереводимая игра словъ. Бенволіо говоритъ:— ‘he dares, being dared’ — т.-е., будучи вызванъ, онъ не испугается отвтить тмъ же.
52. Котъ Тибертъ былъ однимъ изъ лицъ старинной поэмы ‘Лисица-Рейнеке’. Меркуціо называетъ такъ Тибальда по созвучію его имени съ Тибертомъ.
53. Этой рчью Меркуціо нападаетъ на необыкновенно развитую въ то время страсть къ дуэлямъ, въ чемъ преимущественно отличались зазжіе дворяне-французы. Этимъ объясняются и французскія выраженія, помщенныя въ текст. Иноземныя моды, которымъ, несмотря на всю ихъ нелпость, англичане подражали, какъ обезьяны, задваются здсь также. Въ выраженіи, что — ‘они не умютъ ссть по-старому на скамью’ — осмяна мода носить широкія, наваченныя въ верхней части панталоны, мшавшія удобно сидть.
54. Въ подлинник здсь непереводимая игра словъ: — Меркуціо говоритъ, что Ромео пришелъ безъ Ро, т.-е. что отъ его имени, а слдовательно, и отъ него самого, осталась только половина. Но Roe по-англійски значитъ также икра, и этимъ объясняется дальнйшее шутливое сравненіе Ромео съ селедкой безъ икры въ томъ смысл, что онъ исхудалъ, какъ эта рыба. Точно такое же сравненіе длаетъ Фальстафъ въ хроник Генриха IV.
55. Въ подлинник кормилица говоритъ — ‘if you should lead her in а fool’s paradise’, т.-е. буквально, ‘если вы хотите завести ее въ рай глупцовъ’.
56. Буква О называлась въ учебникахъ собачьей буквой по сходству своего произношенія съ ворчаньемъ собаки. Розмаринъ считался цвткомъ врности, потому что сокъ его, по тогдашнему поврью, былъ лкарствомъ отъ потери памяти.
57. Въ Шекспирово время былъ обычай, что богатымъ дамамъ при прогулкахъ предшествовалъ слуга съ опахаломъ. Опахало это иногда длалось очень большой величины.
58. Въ послднихъ словахъ Джульетты непереводимая игра словъ:— ‘hie to high fortune’, т.-е. ‘взберусь (hie) къ высокому (high) счастью’.
59. Слова Бенволіо о жаркомъ дн не случайны. Было замчено, что наибольшее число убійствъ и ссоръ происходило въ Италіи въ жаркіе дни (Джонсонъ).
60. Въ этомъ монолог, равно какъ и въ дальнйшей болтовн, Меркуціо смется надъ скромнымъ и флегматичнымъ Бенволіо, выставляя его иронически драчуномъ и забіякой
61. Въ подлинник Бенволіо говоритъ, что если бъ онъ такъ любилъ ссоры, то лэнъ (владніе) его жизни (fee-simple) можно было бы купить за часъ съ четвертью, на что Меркуціо въ слдующей реплик отвчаетъ игрой словъ: ‘the fee simple! О simple!’ т.-е. ‘о, простота!’
62. Alla stoccata — италіанскій фехтовальный терминъ.
63. Въ подлинник Меркуціо называетъ Тибальда: — ‘rat-catcher’, т.-е. крысоловъ. Имя это въ связи съ именемъ царя котовъ, которое онъ давалъ ему въ четвертой сцен второго дйствія (прим. 52), но такъ какъ названіе крысоловъ не имло бы въ перевод значенія, то слово это замнено другимъ, лучше передающимъ смыслъ подлинника.
64. Въ подлинник Меркуціо говоритъ, что онъ будетъ а grave man — слово, имющее двойной смыслъ: grave — важный, спокойный и grave — гробъ.
65. Въ подлинник Ромео восклицаетъ: ‘О! я шутъ судьбы!’ — въ томъ смысл, что судьба надъ нимъ забавляется. Буквальный переводъ этого выраженія не имлъ бы смысла подлинника. Несчастная судьба называется у Шекспира нердко ‘глупымъ шутомъ’.
66. Гражданинъ говоритъ: — ‘up, sir!’, т.-е. буквально: ‘вставайте, синьоръ’, — что подало поводъ къ мннію, будто слова эти обращены къ Тибальду, котораго вошедшій гражданинъ считаетъ только раненымъ, но не убитымъ (Деліусъ). Это обращеніе къ мертвому вышло бы при представленіи пьесы на сцен довольно комично, а потому врне предположить, что гражданинъ велитъ итти за собой Бенволіо, какъ свидтелю убійства. Для объясненія же словъ ‘up’ — вставайте — можно предположить, что Бенволіо склонился надъ трупомъ, чтобъ узнать, точно ли Тибальдъ мертвъ.
67. Джульетта, жаля, что не Фаэтонъ правитъ конями солнца, намекаетъ на извстное миологическое сказанье, какъ сынъ еба, Фаэтонъ, свъ потихоньку отъ отца въ колесницу солнца, не умлъ управить лошадьми и хотя разбилъ при этомъ и колесницу и себя, но зато быстро пригналъ лошадей къ западу.
68. Въ подлинник здсь употребленъ иной оборотъ, который нельзя перевести на русскій языкъ. Джульетта говоритъ: — ‘can heaven be so envious?’, т.-е. ‘можетъ ли небо быть такъ завистливымъ?’ — а кормилица отвчаетъ: ‘Romeo can, though, heaven cannot’, т.-е. ‘небо не можетъ, но Ромео можетъ’. Слово envious (завистливый) употребляется въ англійскомъ язык также въ смысл жестокій, и кормилица понимаетъ его именно такимъ образомъ.
69. Въ подлинник Джульетта, желая сказать, что ея сердце потеряло все, называетъ его: pour bankrout, т.-е. бдный банкрутъ.
70. Въ подлинник: — ‘blisterd be thy tongue’, т.-е. пусть твой языкъ покроется волдырями.
71. Въ подлинник: — ‘no body’s death but body’s banishment’, т.-е. ‘не смерть тла, но изгнанье тла’.
72. Точно такое жъ отчаянное сравненіе съ благополучіемъ низкихъ тварей встрчается въ монолог Лира надъ трупомъ Корделіи: — ‘зачмъ живутъ на свт собака, крыса, лошадь’ и т. д. (послд. сцена 5-го дйствія).
73. Въ нкоторыхъ позднйшихъ изданіяхъ фраза: — ‘несчастныя сердечки! какое сходство въ нихъ!’ — напечатана, какъ реплика монаха.
74. Въ подлинник здсь непереводимая игра словъ. Ромео говоритъ:— ‘what says my conceal’d lady to our cancell’d love?’, т.-е. ‘что говорить моя тайная (conceal’d) жена о нашей расторгнутой (cancell’d) любви?’
75. Тогдашнія ружья не имли курковъ, и потому солдаты носили съ собой пороховницу и зажженый фитиль, вслдствіе чего порохъ, при неосторожности, могъ легко вспыхнуть.
76. Здсь непереводимая игра словъ: ‘This times of woe afford no time to woo’, т.-е., ‘это время скорби (woe), конечно, не время для сватовства (woo)’.
77. Въ подлинник Джульетта говоритъ о жаворонк, что онъ: — ‘makes sweet division’, т.-е. длаетъ (при пніи) плнительныя дленія (трели), но что это не врно, потому что онъ ‘dividethus’, т.-е. разлучаетъ (раздляетъ) ее съ Ромео.
78. У уродливой жабы большіе красивые глаза, а у сладко поющаго жаворонка — маленькіе и тусклые, отсюда народная приговорка, что жаба съ жаворонкомъ помнялись глазами.
79. Это спокойное намреніе важной и знатной синьоры Капулетти отравить Ромео было совершенно въ италіанскихъ нравахъ того времени.
80. Въ подлинник здсь оригинальное выраженіе: — ‘take me with you’, т.-е. ‘возьми меня съ собой’. Капулетти говоритъ этимъ, что онъ не сразу понялъ слова жены и хочетъ ихъ хорошенько сообразить.
81. Интересно сравнить эти слова Джульетты со сценой изъ Макбета, когда Дунканъ говоритъ лэди Макбетъ, что должно быть благодарнымъ даже за причиненныя намъ непріятности, если они вызваны со стороны виновниковъ ихъ любовью къ намъ (‘Макбетъ’, прим. 22).
82. Если въ прим. 79 сказано, что намреніе синьоры Капулетти отравить Ромео было совершенно въ дух современныхъ италіанскихъ нравовъ, то должно прибавить, что отборныя ругательныя слова, которыми старикъ Капулетти честитъ Джульетту, были совершенно въ дух тогдашняго англійскаго, даже образованнаго, общества.
83. Здсь опять одинъ изъ тхъ мелочныхъ недосмотровъ, которыхъ можно встртить у Шекспира множество. Изъ словъ Капулетти можно совершенно ясно заключить, что Джульетта была его единственной дочерью, а между тмъ во 2-й сцен 1-го дйствія, въ разговор съ Парисомъ, онъ же говоритъ, что схоронилъ много дтей.
84. Въ подлинник кормилица называетъ Ромео: ‘dishcloth’ — судомойка, о Парис же выражается, что даже у орла нтъ такихъ прекрасныхъ зеленыхъ глазъ. Это опредленіе красоты глазъ встрчается у Шекспира нердко.
85. Кинжалъ составлялъ тогда часть туалета дамъ и былъ носимъ ими постоянно (Уайтъ).
86. Стивенсъ отыскалъ старинную псню, изъ которой Шекспиръ заимствовалъ замчаніе о поварахъ. Въ одномъ изъ ея стиховъ говорится: — ‘А bad cook that cannot his own fingers lick’, т.-е. ‘плохъ поваръ, который не облизываетъ своихъ пальцевъ’.
87. Этихъ словъ Джульетты: — ‘думать дурно о немъ гршно’ — нтъ въ изданіи in folio.
88. Въ подлинник сказано: — ‘green in earth’, т.-е. зеленый въ земл. Нкоторые комментаторы полагаютъ однако, что слово green употреблено здсь въ смысл ‘свжій’, и что фраза эта должна значить: свже (въ смысл недавно) похороненный. Которое мнніе справедливе — ршить трудно, и потому въ перевод переданы оба смысла.
89. Корень мандрагоры состоитъ изъ круглой шишки съ двумя длинными корешками, вслдствіе чего напоминаетъ человческую фигуру. Народная фантазія придумала легенду, что, будучи вырванъ изъ земли, корень этотъ издаетъ жалобный стонъ, который лишаетъ разсудка того, кто его вырвалъ. Вообще растеніе это играло большую роль въ средневковой суеврной медицин. О немъ нердко упоминается у Шекспира, какъ о снотворномъ средств.
90. Въ текст нтъ разъясненія, къ кому относится имя Анжелики, къ синьор ли Капулетти, или къ кормилиц. Деліусъ полагаетъ, что къ первой, такъ какъ старикъ Капулетти прибавляетъ вслдъ затмъ, чтобъ она не жалла расходовъ, что можно сказать скоре жен, чмъ прислуг.
91. Въ подлинник синьора Капулетти называетъ мужа оригинальнымъ именемъ: ‘mouse hunt’, т.-е. мышиный охотникъ, — выраженіе, равносильное нашему шалунъ или проказникъ по части любовныхъ похожденій.
92. Въ подлинник здсь непереводимая острота. Капулетти называетъ слугу: — ‘logger head’, т.-е. хочетъ поручить ему начальство (head) надъ носильщиками дровъ. Но выраженіе logger-head можетъ также быть понято въ смысл деревянная голова.
93. Въ подлинник игра словъ основана на выраженіи rest, которое иметъ два смысла: остатокъ и покой: кормилица говоритъ, что Парисъ поставитъ на ставку все, что у него есть или осталось (rest), чтобъ Джульетта не знала покоя (rest) въ эту ночь. Читатели вспомнятъ, что подобныхъ двусмысленностей въ роли кормилицы немало.
94. Эта сцена балагурства музыкантовъ въ комнат, гд лежитъ считаемая умершей Джульетта, совершенно справедливо подвергалась нападкамъ критики по своей неумстности. Но дло въ томъ, что сценическая обстановка въ Шекспирово время было совсмъ иная, чмъ теперь. Въ глубин сцены находилась тогда ниша съ занавской, которая, въ случа надобности, спускалась, и эта была равносильно теперешней перемн декораціи. Если по ходу пьесы нужна была постель, то она ставилась въ глубин этой ниши. Джульетта, выпивъ сонное питье, засыпала на этой постели, посл чего занавсъ опускался, и дйствіе продолжалась какъ бы въ новой обстановк. Сверхъ того, надо прибавить, что сцена музыкантовъ была, вроятно, введена Шекспиромъ, какъ уступка требованію тогдашней публики, которая непремнно желала, чтобъ серьезныя сцены чередовались съ забавными интермедіями клоуновъ. Въ одномъ изъ старыхъ изданій трагедіи даже прямо указанъ въ этомъ мст выходъ клоуна Вилля Кемпа, очень извстнаго въ то время, любимаго публикою комика, забавлявшаго зрителей своими импровизированными балагурствами (Нэйтъ). Это послднее обстоятельство явно показываетъ, какъ небрежно печатали тогда драматическія произведенія, и сколько въ нихъ прибавлялось различныхъ фразъ, совсмъ не принадлежавшихъ перу автора.
95. Въ подлинник Пьетро восклицаетъ.— ‘Hearts ease, hearts ease!’, т.-е. ‘утхи сердцу! утхи сердцу!’ — что было началомъ одной тогдашней псни.
96. Въ подлинник здсь игра словъ. Пьетро говоритъ: — ‘do yon note me?’, т.-е. ‘вы меня понимаете?’ А музыкантъ отвчаетъ: — ‘you note us’, т.-е. ‘ты пишешь ноты на насъ’.
97. Авторъ псня, которую напваетъ Пьетро, былъ Ричардъ Эдвардсъ, самая же псня помщена въ сборник Перси, откуда Шекспиръ заимствовалъ очень много приведенныхъ имъ въ своихъ драмахъ псенокъ.
98. Въ подлинник имена музыкантовъ, къ которымъ обращается. Пьетро, слдующія: Calting — римская струна, Rebeck — трехструнная скрипка и Soundpost — скрипичная дужка.
99. Въ подлинник Ромео говоритъ: — ‘my bosom’s lord sits lightly in his throne’, т.-е. ‘властелинъ моей груди сидитъ легко на своемъ трон’. По мннію нкоторыхъ комментаторовъ, властелиномъ груди Ромео называетъ свою любовь, а по другимъ — сердце. Второе мнніе казалось мн боле вроятнымъ по своей простот.
100. Въ подлинник Ромео говоритъ:— ‘I defy you, stars!’, т.-е. ‘я вызываю васъ, звзды!’ Слово звзды употреблено здсь въ смысл судьба.
101. Въ Шекспирово время чучело аллигатора считалось необходимой принадлежностью всякой аптеки (Мэлоне).
102. Въ подлинник стоитъ здсь слово: ‘searchers’, т.-е. буквально: ‘сыщики’. Это была стража, спеціально назначенная для соблюденія санитарныхъ мръ противъ чумы.
103. Въ подлинник здсь неудобное для перевода выраженіе:— ‘hungry church yard’, т.-е. ‘голодное кладбище’ — смыслъ тотъ, что земля кладбища пожираетъ тла, сколько бы ихъ ни зарывали.
104. Въ подлинник употреблено слово: — ‘lantern’, т.-е. буквально: ‘фонарь’. Такъ назывались купола, освщенные со всхъ сторонъ продланными въ нихъ окнами.
105. Мэлоне справедливо замчаетъ, что разсказъ монаха слишкомъ длиненъ и, сверхъ того, совершенно излишекъ, такъ какъ факты, которые онъ сообщаетъ, уже извстны зрителямъ. При представленіяхъ драмы разсказъ этотъ обыкновенно сокращается, въ драму же онъ, вроятно, введенъ потому, что Шекспиръ при ея сочиненіи слишкомъ подробно слдовалъ поэм Брука, служившей основаніемъ тексту.
106. Герцогъ говоритъ о Меркуціо и Парис, которые были ему родственниками.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека