РЕЛИГІЯ ВЪ НАРОДНОЙ ШКОЛ.
РЕЛИГІЯ ВЪ НАРОДНОЙ ШКОЛ.
Не можетъ древо доброе приносить плоды
худые, ни древо худое приносить плоды добрые…
(Евангеліе отъ Матея, гл. VII).
——
——
——
——
——
——
——
Е. Марковъ.
‘Русская рчь’, No 1, 1881
Религия в народной школе, Марков Евгений Львович, Год: 1881
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Важно сознать, что намъ нужна серьезная и дйствительная школа для просвщенія народа.
Если правительство и общество станутъ твердо на эту точку зрнія, то дальнйшее разршеніе вопроса народнаго образованія уже не представитъ особыхъ трудностей и сомнній.
Разъ этотъ вопросъ потеряетъ свой полицейско-политическій характеръ и разсется въ немъ удушающая его теперь атмосфера подозрительности, вражды и недоврія, все въ немъ станетъ просто и ясно, онъ потечетъ спокойно, какъ рка равнины, освжая и наполняя новою жизнью все, что будетъ омываться его плодотворными водами.
Вопросъ этотъ просто войдетъ тогда въ область учебной и воспитательной техники, и вс разногласія его будутъ умщаться въ предлахъ практическихъ мръ, которыми лучше можно достигнуть одинаковой для всхъ цли.
Такого именно, давно желаннаго нами, давно намъ необходимаго, зиждительнаго характера кажется намъ и примиряющая програма дятельности нашего новаго министерства просвщенія. Если оно еще не успло заявить себя въ такой короткій срокъ никакими осязательными результатами, то, тмъ не мене, оно проявило несомннную ршимость возстановить нормальныя условія здоровья и спокойствія, которыхъ былъ лишенъ такъ долго этотъ важнйшій вопросъ нашей народной будущности.
Министерство, повидимому, твердо ршилось посвятить себя положительной органической работ надъ нимъ, покинувъ безсодержательный и вредоносный путь отрицательнаго охраненія его отъ мнимыхъ опасностей.
Впрочемъ общество еще можетъ желать со стороны министерства нкоторыхъ единовременныхъ отрицательныхъ мръ на пользу народнаго образованія, безъ которыхъ будетъ крайне затруднена сама положительная разработка этого дла.
Храмъ нашего народнаго просвщенія, во всхъ своихъ разнородныхъ отдлахъ и на всхъ своихъ ярусахъ, наполнился, въ послдніе дни, всякими непризванными мытарями и фарисеями, учредившими въ немъ свои торжища. По примру Божественнаго Учителя, прежде чмъ возвысить кроткій голосъ забытой истины, необходимо взять въ руки вервіе и изгнать изъ храма торгующихъ, опрокинувъ нечестивыя сдалища ихъ…
Прежде всего представляется вопросъ, каково должно быть общее воспитательное направленіе школы?
Мы считаемъ лучшимъ условіемъ. плодотворности и прочности воспитательнаго дла — основаніе его на почв религіозной нравственности. Это такая незамнимая и испытанная сила духовнаго благополучія народа, съ которою не можетъ идти въ сравненіе никакая другая. Не дозволяя себ заглядывать въ недоступные намъ горизонты далекаго будущаго, которое, конечно, можетъ принести съ собою иныя истины, иныя силы, — мы твердо вримъ, что, въ наше время, при настоящемъ уровн народнаго развитія, при настоящихъ условіяхъ народной жизни, только религіозное благочестіе способно внушить человку толпы т чувства братства, терпнія и мира, безъ которыхъ себялюбіе человка обращаетъ жизнь въ ожесточенную, никогда несмолкающую неждоусобную брань.
Животное начало хищничества, лежащее въ основ человческой природы, выражаемое знаменитымъ ‘homo homini lupus’ англійскаго философа, должно найти себ противовсъ въ какомъ нибудь столь же могучемъ, столь же обязательномъ высшемъ принцип, подобномъ принципу Евангелія: ‘братья, возлюбите другъ друга’.
Разсчитывать въ этомъ случа на научныя убжденія человка, на просвщенность его взглядовъ, раскрывающихъ всю практическую невыгоду и все внутреннее безобразіе животныхъ стремленій человка, — невозможно, потому что сила подобнаго убжденія достигается только путемъ очень сложныхъ и особенно счастливыхъ условій, которыхъ бываетъ лишено громадное большинство. Для человка толпы, поглощеннаго матеріальнымъ трудомъ, гораздо понятне и убдительне грубые разсчеты будничнаго здраваго смысла и естественные позывы себялюбія.
Для того, чтобы онъ самъ согласился возстать противъ этихъ привычныхъ, такъ сказать, осязательныхъ внутреннихъ внушеній своихъ, чтобы онъ счелъ нужнымъ смирить ихъ и покорить боле далекимъ соображеніямъ, — необходимо основать эти соображенія на требованія какого нибудь безусловнаго авторитета, сравнительно съ которымъ даже собственные очевидные интересы человка сами собою отступаютъ на задній планъ.
Что же другое можетъ стать такимъ безспорнымъ авторитетомъ въ глазахъ человка толпы, какъ не божественная сила, въ которую онъ вритъ, какъ въ всемогущую распорядительницу всхъ судебъ его, отъ рожденія до могилы и посл могилы, которая все видитъ, все знаетъ и все можетъ?
Не только для массъ, но и для людей съ гораздо боле высокимъ уровнемъ образованія, нельзя найти боле доступной и боле вліятельной формы воплощенія нравственной идеи, какъ религіозный авторитетъ.
Если исключительные философскіе умы въ состояніи создать себ нравственныя представленія и помимо этого основанія, то, во первыхъ, это не можетъ быть удломъ всякаго, а во вторыхъ, представленія эти удовлетворяютъ чрезвычайно мало даже самихъ философствующихъ людей, всегда сознающихъ нкоторую непрочность и условность найденной ими почвы.
Во всякомъ случа, не вдаваясь въ подробные психологическіе и историческіе доводы о незамнимости религіознаго начала для громаднаго большинства людей, что было бы здсь не совсмъ умстно, мы считаемъ нужнымъ заявить, что нашъ личный жизненный и педагогическій опытъ привелъ насъ къ непоколебимому убжденію въ этой истин.
И такъ, по мннію нашему, школа должна быть прежде всего основана, какъ бревна дома на своемъ фундамент, на религіозной нравственности. Но формы и пути, которыми школа должна проникаться этою религіозною нравственностью, бываютъ не всегда одинаковы.
Въ другихъ странахъ, особенно лютеранскихъ, есть готовая рать для проведенія религіозной нравственности въ школу — ихъ просвщенное духовенство.
Но у насъ, къ великому стыду и несчастію нашему, духовенство наше, говоря искренно, ни въ какомъ смысл не можетъ считаться воплощеніемъ религіозной нравственности и органомъ, способнымъ привить къ народу привычки этой нравстаенности.
Наше духовенство, за нкоторыми, конечно, отрадными исключеніями, взятое какъ цлое сословіе, какъ общій типъ, дляется представителемъ и проводникомъ въ народную массу не религіозно-нравственныхъ истинъ и вкусовъ, и вншней механической обрядности, иногда чуждой самымъ основнымъ идеямъ христіанства. Наше грубое и полуязыческое духовенство, проходя само темную школу грубости и тупости, не вноситъ въ жизнь народа никакого духовнаго совта, не возвышаетъ нисколько сердца и мысли массъ отъ привычныхъ имъ матеріальныхъ интересовъ въ идеальныя области любви и правды.
Наиболе дятельные представители духовенства стараются укоренить въ народ, по крайней мр, православную церковность, но только рдкія исключенія посвящаютъ себя длу истинно христіанскаго воспитанія душъ, въ высокомъ смысл Христова ученія.
Если вручить нашу зарождающуюся школу теперешнему духовенству, то въ ней очень скоро не осталось бы даже отдаленнаго намека на религіозно-нравственныя начала, точно также, какъ не осталось слда ихъ въ семинаріяхъ и духовныхъ училищахъ.
Язычески-грубое отношеніе къ религіи, крайняя матеріальность взглядовъ и вкусовъ, схоластическое притупленіе ума, замна лживою риторикою искренности чувства и правды знанія, наконецъ, униженіе въ себ человческаго достоинства — вотъ неизбжные плоды бурсацкихъ вліяній, гд бы и подъ какимъ бы титуломъ ни появились они.
Мы слишкомъ давно и слишкомъ близко познали ихъ и страдаемъ отъ нихъ, чтобы еще могли сомнваться въ этомъ въ настоящую минуту.
Но носителями религіозной нравственности вовсе не необходимо должны быть одни священники.
Мы, конечно, сами бы стояли за врученіе духовенству народной школы, если-бы наше духовенство переродилось въ своихъ глубоко укорененныхъ свойствахъ, если бы вмсто жреца православнаго капища, униженно звенящаго кошелькомъ и жадно обирающаго пироги, мы вдругъ увидали бы просвщеннаго наставника народа въ благочестивой жизни и благочестивыхъ помыслахъ. Но, не имя въ своихъ рукахъ возможности пересоздать существующія условія, мы можемъ обратиться къ тмъ молодымъ и новымъ силамъ общества, которыхъ будущее еще всецло зависитъ отъ насъ, которые еще не успли укоренить въ себ никакихъ качествъ, препятствующихъ выполненію ими нравственно воспитательныхъ цлей.
Сословіе учителей, образующихся въ учительскихъ семинаріяхъ, школахъ и другихъ педагогическихъ разсадникахъ, кажется, ближе всего подходящимъ къ этой потребности нашего народнаго образованія, сосредоточить самыя заботливыя воспитательныя условія на приготовленіи народныхъ учителей — вполн возможно даже при наличныхъ педагогическихъ силахъ нашихъ, даже при нашихъ наличныхъ денежныхъ средствахъ.
Можно сказать, не преувеличивая, что каждый дльный воспитанникъ учительской семинаріи есть уже самъ по себ готовая народная школа. Стоитъ только приготовить достаточный составъ учителей, исполненныхъ трудолюбія и нравственныхъ вкусовъ, и задача народной школы ршена однимъ этимъ фактомъ. Поэтому уставу нашихъ народныхъ школъ невозможно замалчивать, какъ о чемъ-то стороннемъ, объ учительской семинаріи и ея многообразныхъ связяхъ съ народною школою, какъ это длаетъ уставъ 1874 г.
Въ учительскую семинарію долженъ быть перенесенъ весь центръ тяжести просвтительныхъ задачъ нашей народной школы. Только въ ея предлахъ, черезъ ея посредство, иметъ смыслъ всякаго рода надзоръ и всякаго рода вліянія на народную школу. Если мы хотимъ видть эту школу направленною нравственно, работающею плодотворно, мы должны добиться, чтобы еще въ учительской семинаріи были привиты будущему учителю это нравственное направленіе, эта способность и желаніе плодотворнаго труда.
Поздне, вс эти вліянія и надзоры только останутся на словахъ, да на бумаг. Готоваго учителя уже не кому будетъ учить. Съ этой точки зрнія въ руководители учительскихъ семинарій нужно привлекать самыя основательныя и безупречныя педагогическія силы.
Никакіе расходы на учительскія семинаріи не будутъ убыточны обществу. Семинаріи эти приготовляютъ не привилегированныхъ свтскихъ шаркуновъ, не блестящихъ фрунтовиковъ) не людей, способныхъ съ особенною для себя выгодою эксплуатировать потомъ общество своими знаніями и талантами. Нтъ, они готовятъ одну за одной смиренныя очереди учителей народа, въ полезной дятельности которыхъ на пользу общую ихъ личная выгода иметъ слишкомъ скромную, можно сказать, ничтожную долю.
Во что бы ни обошлось воспитаніе народнаго учителя, не нужно забывать, что это цна цлой народной школы, со всми ея плодотворными сменами будущаго.
Жалко потратить даже одинъ грошъ на приготовленіе плохаго учителя и безполезной школы. Но если цною денегъ можно создать хорошаго воспитателя, а съ нимъ хорошую школу, то излишняя расчетливость будетъ въ прямой убытокъ обществу.
Мы говоримъ, конечно, про расходы, вызываемыя правильною воспитательною обстановкою будущихъ учителей, какова, напримръ, необходимость дать имъ въ руководители людей, вполн достойныхъ своего призванія, или снабженіе семинаріи полезными учебными и воспитательными пособіями.
Но собственно жизнь будущихъ учителей должна быть непремнно основана на величайшей скромности и простот привычекъ, которыя только одн могутъ сдлать сносною для народнаго учителя ожидающую его впереди обстановку.
Типъ жизни учительскихъ семинарій намъ нечего выдумывать. Онъ уже, къ счастью, выработанъ опытомъ народовъ, далеко опередившихъ насъ въ просвщеніи и благосостояніи.
Внутренній бытъ этихъ семинарій иногда суровъ и серьезенъ, какъ бытъ монастырей, и въ этомъ мало удивительнаго, потому что учительство въ народной школ дйствительно подвигъ своего рода, къ которому нужно готовиться соотвтствующимъ образомъ.
Неослабный трудъ, система самопомощи, примненная во всей своей широт, практическія упражненія въ работахъ, свойственныхъ народной сред, деревенская простота жизни, все это на почв глубокой религіозной нравственности, вотъ общая организація воспитанія учителей въ образцовыхъ семинаріяхъ Европы, напримръ, въ Швейцаріи, Бельгіи, Швеціи и проч.
Мы не коснемся здсь подробно организаціи нашихъ учительскихъ семинарій, такъ какъ предметъ статьи не требуетъ этого.
Для насъ достаточно пронести мысль, что учительскія семинаріи, устроенныя, направленныя по образцу лучшихъ европейскихъ заведеній этого рода, могли бы доставить и нашимъ народнымъ училищамъ такихъ наставниковъ, которыхъ религіозно нравственное настроеніе будетъ гораздо жизненне и плодотворне теперешняго нашего духовенства.
Въ чемъ можетъ по преимуществу проявляться это нравственное настроеніе учителя относительно школы?
Конечно, не въ пустыхъ наставленіяхъ піетизма, всегда дешевыхъ и всегда безполезныхъ.
Истиннымъ христіаниномъ можетъ быть только человкъ, живущій по христіански.
Для учителя жить по-христіански, значитъ прежде всего относиться съ теплою любовью къ своему длу. Честное выполненіе своего долга, независимо отъ надзоровъ, предписаній и взысканій, по внутреннему требованію своей совсти, настойчивая работа надъ усовершенствованіемъ этого дла, ради общей пользы, терпливое перенесеніе неудобствъ и тягостей своего положенія во имя высшихъ нравственныхъ цлей, и мирное довольство своею почтенною, хотя и скромною долею, — вотъ т религіозно-нравственныя условія, которыя необходимы въ учител для того, чтобы школа его давала добрые плоды.
Нельзя сказать, чтобы эти условія были практически недостижимы.
Въ Швейцаріи или Германіи этотъ типъ честнаго учителя можно встртить довольно часто. Даже у насъ, въ Россіи, онъ уже попадается. Сдлать этотъ типъ господствующимъ въ народной школ было бы большимъ благополучіемъ, и ваша учительская семинарія, по убжденію нашему, могла бы этого достичь.
Свтскій учитель уже потому могъ бы легче воспитать въ себ необходимое нравственное отношеніе къ школ, что онъ не встрчалъ бы противорчій ему ни въ установившемся дух касты, ни въ грубыхъ разсчетахъ своей личной корысти.
Духовенство, живущее еще подачками народа въ большей части мстностей Россіи, поневол заинтересовано поддерживать многіе суеврные, вовсе не христіанскіе обычаи и убжденія народа, уцлвшіе въ немъ отъ языческаго времени, и неизбжно связанные съ матеріальною выгодою духовенства, въ вид платы деньгами, приношеній натурою, угощенія и проч.
Чмъ матеріальне и грубе эти обычаи народа, тмъ осязательне отражаются они на благосостояніи духовенства. Частые праздники, напримръ, значитъ, частыя службы и частыя пированія, на которыхъ, конечно, не обходится безъ духовенства. Чтобы понять свою истинную выгоду боле разумнымъ и проницательнымъ взглядомъ, нужно быть просвщенне, чмъ бываетъ наше сельское духовенство.
Но при его настоящемъ положеніи, гонясь за кусками и за гривениками, т. е. за грубою и осязательною выгодою, оно упустило гораздо боле важныя и существенныя выгоды своего нравственнаго и общественнаго значенія въ ряду составныхъ силъ народа.
Нравственное вліяніе на школу правильно воспитаннаго учительскаго сословія вообще можетъ быть чище и безкорыстне. Учитель, если онъ сколько нибудь честно исполняетъ свое дло, никогда не явится передъ дтьми, которыхъ онъ не наставляетъ въ истин, живымъ отрицаніемъ и опроверженіемъ этой самой истины, какимъ невольно является въ ихъ глазахъ проповдникъ, воздыхающій въ церкви о грхахъ міра, убждающій другихъ, что ‘не о хлб единомъ будетъ живъ человкъ’, и тутъ же, не выходя изъ церкви, на ихъ же глазахъ, жадно торгующійся за каждый лишній грошъ въ свою пользу, провозглашающій всею вообще жизнью своею одинъ грубый культъ мамоны.
Но одно направленіе школьнаго дла въ дух христіанской любви, трудолюбія и скромности, какое великое значеніе ни иметъ оно, все-таки еще не осуществляетъ въ себ всхъ задачъ школы. Народная школа должна быть не только школою нравственности, но еще и школою познанія.
Если первое условіе ея почти неспособно возбудить сомннія и различія взглядовъ, то характеръ, предлы и составъ свдній, которыя должна сообщать низшая народная школа, поднимаютъ, напротивъ того, цлую тучу вопросовъ и разногласій.
Прежде всего встаютъ другъ противъ друга два враждебные стана: одни, которые желаютъ посредствомъ школы, такъ сказать, обойти всякое истинное знаніе, замнить его нкоторыми механическими пріемами письма, чтенія и счета, нелишними даже въ рабочемъ быту, отвратить вниманіе народнаго юношества отъ полезнаго знанія дйствительности въ міръ темной мистики и патріотическихъ суеврій, которыми стараются исключительно наполнить головы дтей.
Люди такого убжденія боятся знанія, считаютъ его опаснымъ оружіемъ въ рукахъ человка низшихъ общественныхъ положеній. Они словно инстинктомъ чувствуютъ свою собственную неправду и страшатся, что она будетъ не въ силахъ выдержать прикосновенія свта и мысли.
Такіе люди по всей справедливости считаются консерваторами дурнаго закала, ретроградами. Они дйствительно не столько дорожатъ справедливымъ усовершенствованіемъ общественныхъ отношеній и всей вообще жизни народа, сколько хлопочутъ о томъ, чтобы достигнутое ими, лично выгодное для нихъ положеніе, Какъ-бы ни было оно вредно для другихъ, охранялось на вки вчныя, какъ законы природы своего рода, отъ всякихъ измненій и посягательствъ. При такомъ насильственномъ задержаніи естественнаго народнаго роста, консерватизмъ самъ собою превращается въ отсталость, въ ретроградство. Жизнь не можетъ стоять на одномъ мст, она или прогресируетъ, т. е. двигается впередъ, развиваетъ все больше и дальше скрытыя въ ней силы, или же регресируетъ, т. е. движется вспять посредствомъ процеса обратнаго разложенія на составныя части всего, что успло сформироваться въ ея организм. Оттого все живое, движущееся, растетъ, а все мертвое, остановившееся, гніетъ {‘Stillstand ist Rckgang’, говоритъ нмецкая пословица.}.
Но такъ какъ ретроградство въ дл народнаго образованія, какъ и во всякомъ другомъ живомъ дл, есть процесъ гніенія и смерти, то мы, поневол, должны искать програму народной школы только среди взглядовъ, честно признающихъ необходимость и пользу знанія для всхъ людей вообще, а не для тхъ или другихъ избранниковъ, какъ это признавали, напримръ, составители устава начальной школы 1874 года, сознательно обратившіе его въ ‘уставъ предупрежденія и пресченія народнаго образованія ‘.
Только на почв искренняго признанія правъ всякаго человка на просвтленіе своего разума и на обогащеніе себя полезными знаніями, возможна дальнйшая, такъ сказать, техническая разработка вопроса начальнаго образованія.
Вс ограниченія, вся система постепенности его, могутъ имть смыслъ только съ такой точки зрнія. Но ограниченія и постепенность, само собою разумется, тутъ необходимы въ высшей степени. Одно право еще далеко не устанавливаетъ всхъ условій дла. Необходимо самымъ существеннымъ образомъ принять въ разсчетъ практическую возможность воспользоваться своимъ правомъ, добрыя или вредныя послдствія слишкомъ полнаго осуществленія этого права, безъ примненія къ данной обстановк, къ даннымъ силамъ и потребностямъ.
Человкъ постояннаго ручнаго труда не иметъ много времени для занятій ума. Въ мір сохи и станка остается не особенно много мста міру книги. Уже это одно обстоятельство необходимо вынуждаетъ ограничить область народнаго знанія, а слдовательно и програму начальнаго обученія. Кром того, если-бы у рабочаго класса и было много свободнаго времени, какъ, напримръ, бываетъ оно въ теченіи долгихъ зимнихъ вечеровъ у крестьянъ земледльческой полосы, не знающихъ другихъ промысловъ, то и тогда излишнее обиліе свдній было бы для нихъ вредомъ, а не пользою. s
Мы вообще стоимъ за строгую гармонію между міромъ мысли и физическою жизнью человка. Мы уже высказывались нсколько разъ, до какой степени считаемъ неправильнымъ, вреднымъ и опаснымъ, перевсъ книги надъ дломъ въ воспитаніи нашихъ передовыхъ сословій. Мы въ сильной степени приписываемъ этой уродливости развитія и нашъ духовный разладъ съ самимъ собою, и нашу общественную вялость, и физическое слабосиліе и болзненность нашихъ молодыхъ поколній.
Если явленіе это такъ вредно отзывается на людяхъ, имющихъ гораздо боле возможности сообразовать свою практическую жизнь съ жизнью своей мысли, то, понятно, до какой степени искалчило бы оно тотъ слой народа, которому часто некогда оторваться отъ ежедневной работы рукъ, даже на короткій часъ отдыха. ‘Лишніе люди’, ‘безсильные мечтатели’, составляютъ тягость и вредъ даже въ самыхъ счастливыхъ условіяхъ быта.
Но мечтатель — рабочій, но ‘лишній человкъ’, обязанный снискивать себ ежедневное пропитаніе трудомъ рукъ своихъ, это выходило бы за предлы всякой естественности. Наполнять голову работника свдніями и мыслями, только возбуждающими его безпокойство, безплодно нарушающими простой міръ его духа, не дающими ему силы ни на что, ему доступное, для него полезное, а только разслабляющими его собственныя практическія силы праздною мечтою или неисполнительными желаніями, — это значитъ не просвщать, а затемнять разумъ человка, надрывать его духовный организмъ непригодною и непосильною работою. Это значитъ хлопотать не о благололучіи его, не объ усовершенствованіи условій его жизни, а подносить ему отраву, вести его къ постепенному паденію и, можетъ быть, даже гибели.
Бывали, конечно примры, когда слишкомъ широкое раскрытіе умственныхъ глазъ рабочаго человка, даже нисколько не присноровленное къ прямымъ нуждамъ его развитія, вызывало могучую и плодотворную дятельность дремлющихъ силъ въ томъ или другомъ смысл. Но это были совершенно исключительныя натуры, герои исторіи, геніи своего народа.
Для огромнаго же большинства народа, окармливаніе излишнимъ знаніемъ принесетъ одинъ несомннный плодъ, — полное раздвоеніе съ средою и съ своимъ прошлымъ, глубокое внутреннее страданіе, безсиліе духа и, какъ неизбжный результатъ его, отвращеніе къ труду, полезному себ и другимъ.
Стремиться къ такому положенію вещей можетъ врагъ народа, но не другъ его. Мы высказываемся, напротивъ того, за самое осторожное и глубоко-обдуманное начертаніе програмы для начальнаго народнаго образованія, безъ всякаго увлеченія невдомыми горизонтами будущаго, безъ всякой примси теоретическихъ мечтаній.
Изъ безпредльнаго матеріала разнородныхъ знаній человка начальная народная школа должна сдлать строгій выборъ только одного необходимаго, только одного доступнаго, только одного примнимаго въ данномъ положеніи вещей.
Переродится черезъ нсколько десятковъ лтъ наше наличное народное юношество, явятся въ немъ иныя условія, иныя силы, иныя нужды, — само собою измнится, въ свое время, и школьная програма.
Програмы всхъ нашихъ учебныхъ заведеній, начиная отъ сельской школы грамотности, кончая университетами и академіями, даже програмы разныхъ случайныхъ и временныхъ курсовъ, устраиваемыхъ съ какою нибудь спеціальною цлью, начинаются съ закона Божія. У насъ словно боятся заикнуться объ изученіи чего нибудь безъ сопутствованія катихизиса, священной исторіи или богословіи.
Въ разсужденіе по этому поводу не принято даже входить. Это вопросъ какой-то исключительной щекотливости.
И т, это представляетъ, и т, кто разршаетъ, чувствуютъ себя связанными по рукамъ и ногамъ особенностью положенія этого предмета преподаванія.
Всякому, какъ начальнику, такъ и подчиненному, кажется, что малйшее нарушеніе въ програмахъ условнаго этикета относительно закона Божія, будетъ сочтено за вольнодумство, за потрясеніе общественныхъ основъ, что вся програма курсовъ безъ закона Божія будетъ лишена характера почтенности и благонадежности.
Черезъ это происходитъ иногда совершенно насильственное втискиваніе преподаванія закона Божія даже туда, гд въ немъ не можетъ предстоять надобности, единственно изъ соображеній педагогическаго приличія. Случается, что юноши, проходившіе этотъ предметъ въ достаточной подробности въ заведеніяхъ одного разряда, поступая въ заведенія высшаго разряда, опять посвящаютъ много времени изученію того, что уже давно изучено ими, даже безъ всякаго расширенія объема этого изученія.
Преподаваніе богословія въ университетахъ на первыхъ курсахъ всякаго факультета, практикующееся уже многіе десятки лтъ и не приводящее, какъ всмъ извстно, ровно ни съ какому результату, можетъ служить очень наглядною илюстраціею нашихъ мыслей. Вліяніе этихъ обязательныхъ лекцій богословія на студентовъ нашихъ университетовъ не только совсмъ ничтожно, но положительно вредно. Юноши наши относятся съ открытою небрежностью къ этому предмету преподаванія, не видя ни малйшей связи его съ свободно избранною ими ученою спеціальностью, чувствуя въ немъ повтореніе того самаго, что они твердо изучили втеченіи чуть не десятка лтъ своего прежняго школьнаго труда, а между тмъ, по уставу, это одинъ изъ главныхъ предметовъ каждаго факультета, изъ него нужно получить высшій баллъ, чтобы удостоиться кандидатскаго диплома. Понятно, что это послднее условіе и является центромъ тяжести всего вопроса. Всевозможныя уловки и сдлки пускаются въ ходъ, чтобы заручиться кандидатскимъ балломъ. Сами преподаватели богословія чувствуютъ эту обременительность и насильственность своего предмета, и какое-то чуждое и ненормальное положеніе его въ ряду другихъ предметовъ университетскаго преподаванія. Они обыкновенно довольствуются самымъ поверхностнымъ знаніемъ студентовъ, даже не знаніемъ, а хоть какою нибудь попыткою отвта, показывающею, что студентъ хоть разъ заглянулъ въ книгу, хоть не стоитъ молча передъ экзаменаторомъ. Добиваться же дйствительнаго знанія богословія преподаватели не смютъ и думать, почитая чуть не за милость со стороны студента, если онъ дастъ себ трудъ усвоить какіе нибудь 2, 3 текста.
При вступленіи своемъ въ университетъ, я былъ юношею съ религіознымъ направленіемъ, и помню, какое до оскорбительности тягостное впечатлніе производила на меня эта напрасная профанація священныхъ для меня предметовъ, эта усвоенная преподавателемъ недостойная роль ухаживатели за студентами, въ отвтъ на ихъ презрительное отношеніе къ его преподаванію. Понятно, что подобное насильственное навязываніе закона Божія, подобное обращеніе его въ орудіе пріобртенія дипломовъ, не только не разовьетъ ни въ комъ религіознаго чувства, но, пожалуй, убьетъ во многихъ и послднее расположеніе къ нему. Объ университет и богословіи я заговорилъ для примра. Но, конечно, результаты того же характера достигаются и всмъ вообще нашимъ казеннымъ преподаваніемъ закона Божія, съ выставленіемъ балловъ, троекъ съ минусомъ, пятерокъ съ крестомъ, съ наказаніями за единицы и проч. Я помню одного своего преподавателя, почтеннаго, впрочемъ, старичка, который требовалъ отъ хорошихъ учениковъ гимназіи, чтобы они, выходя къ каедр законоучителя, проговаривали весь свой урокъ изъ православнаго катихизиса Филарета безъ малйшей запинки, съ вопросами и отвтами.
Бывало, ждешь не дождешься торжественной минуты, когда тебя вызовутъ, молодая, какъ воскъ впечатлительная память отразила на себ цликомъ, будто въ зеркал, каждую запятую, и дтское тщеславіе трепещетъ отъ нетерпнія похвастаться передъ цлымъ классомъ товарищей своимъ безошибочнымъ отвтомъ…. Въ торжеств своемъ не сомнваешься, въ силы свои вришь.
И вотъ раздается долго жданный призывъ. Бросаешься къ каедр и, смло смотря въ суровые глаза старца, неподвижно устремленные на тебя съ безмолвнымъ требованіемъ, начинаешь бойко отчеканивать, будто по книжк читаешь: ‘вопросъ: достаточно ли одной молитвы внутренней безъ вншней? отвтъ: поелику человкъ состоитъ изъ души и тла, то о семъ безполезно и спрашивать’, и т. д, разгорячаясь все больше и больше плавностью своего безостановочнаго отвта, пока, наконецъ, постепенно умягчающійся ликъ старца не просіяетъ окончательно торжествующею улыбкою, и сквозь жесткіе усы не вылетитъ обычное лаконическое слово, сопровождаемое гордымъ сверканіемъ выпученныхъ на меня глазъ: ‘вамъ пять, господинъ!’…
Съ такою же, бывало, самоувренностью ждешь и экзамена, гд, кром товарищей, бываетъ и директоръ, и совтъ, а часто самъ архіерей или архимандритъ вмсто него.
Суровое лицо старца-учителя, съ умасленными по праздничному волосами, заране ликуетъ и осклабляется, когда къ экзаменаторскому столу подходитъ хорошій ученикъ, на котораго онъ надется, какъ на каменную гору.
Берешь билетъ изъ церковной исторіи, подаешь его, даже не разглядывая номера, чувствуя, что эта, страшная другимъ, церковная исторія, вся цликомъ сидитъ у тебя въ голов, и что ты не выронишь изъ нея ни одного слова… ‘Вамъ шестнадцатый, господинъ!’ провозглашаетъ учитель, устремляя прямо въ твои глаза свои неподвижные старческіе блки.
— Ну-съ, начинайте: ‘посл бури гоненій’….
— ‘Наступилъ мирный вкъ для христіанской церкви,’ — мгновенно подхватываешь оборвавшееся слово, словно пономарь приходской церкви, давно поджидающій съ веревкою въ рукахъ, подхватываетъ первый звукъ благовста соборнаго колокола.— ‘Константинъ, побжденный силою креста, и самъ оною побдившій’… и пошелъ, и пошелъ, безъ удержу и запинки, пока не прерветъ тебя какая нибудь торжественная похвала.
Конечно, при подобныхъ системахъ преподаванія, дти будутъ твердо знать наизусть и книжку православнаго катихизиса, и книжку православнаго богословія, и книжку священной исторіи.
Боле 30 лтъ прошло, какъ я разстался съ ученіемъ катихизиса, а до сихъ поръ помню большую часть его текстовъ.
Но спрашивается, что общаго между религіознымъ настроеніемъ человка и этими знаніями попугая? Система обученія длала то, что законъ Божій, религія, большею частью, представлялась дтямъ, какъ ‘урокъ батюшки’, который нужно знать и отвчать въ извстные часы, но который не имлъ ничего общаго со всмъ складомъ ихъ жизни, точно также, какъ не имла какая нибудь <нмецкая метода' Зейденштюкера или 'славянская граматика'.
— Голубчикъ, дай законца позубриться! приставалъ ко мн часто господинъ изъ лнтяевъ-товарищей, считавшій излишнею роскошью имть собственные учебники.
Это было самое характерное отношеніе къ религіи почти всхъ насъ, учениковъ гимназіи.
Къ ‘законцу’ относились именно какъ къ переплетенной въ корешокъ книжк, съ извстнымъ числомъ страницъ, которыя нужно было зубрить и за незнаніе которыхъ приходилось сидть безъ обда и даже подвергнуть свое тло сквернымъ суботнимъ экзекуціямъ.
Благія намренія составителей програмъ, включающихъ законъ Божій всюду и всегда, не привеля, какъ мы вс знаемъ, ни къ чему доброму. Религіозность нашего образованнаго класса, ‘зубрившаго законецъ’ во всхъ его видахъ и на всхъ ступеняхъ своего ученія, до такой степени ничтожна, что въ этомъ отношеніи мы стоимъ несравненно ниже всхъ народовъ Европы и образованной Америки. Кажется, опытъ былъ достаточно полонъ и достаточно поучителенъ.
Кажется, есть слишкомъ серьезныя основанія усумниться въ польз <зубренія законца' младенцами и юношами, мальчиками и двочками, и сознать, что наша установившаяся система преподаванія закона Божія страдаетъ глубокими внутренными недостатками.
Если столяры и сапожники нердко длаютъ изъ своихъ учениковъ дльныхъ мастеровъ, помощью колотушекъ и дранья волосъ, никогда не совтуясь съ ихъ собственною волею и вкусами, ломая ихъ поперекъ, въ случа сопротивленія, то не нужно забывать, что тутъ дло идетъ не о внутреннемъ развитіи духа, а o механической сноровк рукъ, которая пріобртается однимъ частымъ упражненіемъ, будетъ ли оно добровольное или насильственное, — все равно. Но религіозное настроеніе человка, но нравственныя стремленія его можно вызвать только единственнымъ путемъ воздйствія на свободную душу человка, возбудивъ искреннюю жизнь его сердца.
Отвты уроковъ, баллы, наказанія, переводы изъ класса въ классъ, выдача дипломовъ и признаніе служебныхъ правъ, — все это средства вншняго принужденія и насилія, совершенно чуждыя цлямъ и интересамъ религіозной нравственности, препятствующія, но не способствующія ей, искажающія ея характеръ и убивающія ея будущность.
Если ученіе закону Божію должно происходить путемъ устрашенія и взысканія, то въ такомъ случа вообще слдовало бы всхъ врующихъ сгонять въ церкви по приказамъ власти, подвергать отвтственности отсутствующихъ и предписать каждому молящемуся обязательное число крестныхъ знаменій, вздоховъ и колнопреклоненій. Во многихъ учебныхъ заведеніяхъ почти уже достигли этой механизація религіозныхъ упражненій, и посщеніе воспитанниками церкви, какъ по пріемамъ, такъ и по связаннымъ съ нимъ требованіямъ, весьма мало отличается отъ упражненій въ маршировк и военныхъ артикулахъ всякаго рода. По нашему мннію, это низведеніе религіи до степени какой нибудь географіи или французскаго языка и примненіе къ ея изученію всхъ мръ, употребляемыхъ при обязательномъ изученіи наукъ, искуствъ и ремеслъ, эта замна свободныхъ влеченій души человческой къ Божеству принудительными церковными парадами, — убиваетъ религію въ самомъ корн, и притомъ гораздо врне, чмъ всякій атеизмъ, всякое свободомысліе философовъ. Можно ли удивляться, что наше общество совершенно лишено религіознаго чувства, когда все воспитаніе нашего дтства и юношества, съ какихъ уже поръ основано на систем лицемрія и насильственности въ самыхъ глубокихъ вопросахъ сердца и духа.
Казенный характеръ религіи въ воспитаніи дтей невольно отражается и на позднйшихъ отношеніяхъ къ ней взрослыхъ людей. И тамъ религія продолжаетъ только стснять человка извстными формальными требованіями, какъ своего рода административное вдомство, необходимое при рожденіяхъ, женитьбахъ и даже смерти.
Посл вопроса: ‘какъ васъ зовутъ?’ судъ обязанъ предложить вопросъ: ‘бываешь ли у исповди и причастія?’
Безъ исповди и причастія, человкъ можетъ быть устраненъ отъ свидтельскихъ показаній. Безъ исповди и причастія человка не станутъ внчать. Безъ исповди и причастія человка не станутъ терпть на служб.
Я понимаю, что безъ исповди и причастія человкъ можетъ быть исключенъ изъ союза врующихъ, изъ своей церкви. Но допустить вмшательство въ этотъ вопросъ сердечныхъ врованій гражданскаго судью или административнаго начальника, это значитъ, религію обратить въ казенную службу, Бога замнить чиновникомъ.
Наше духовенство, пріученное держаться въ преподаваніи и въ своихъ отношеніяхъ къ юношеству на почв формальныхъ требованій, остается такимъ и относительно взрослаго общества.
У насъ священникъ немыслимъ какъ наставникъ, совтникъ и утшитель семьи въ ея затрудненіяхъ и гор, и вообще во всхъ случаяхъ ея внутренней духовной жизни, какимъ несомннно являются священники многихъ другихъ европейскихъ обществъ. Это понятно потому, что само духовенство наше лишено религіозно-нравственнаго воспитанія, а получаетъ такое же формальное знакомство съ истинами вры и всмъ вообще міромъ религіи, Какое получаетъ въ боле слабой степени наше свтское юношество.
Кому нечего дать, тому нечмъ длиться съ другими. Укоренившееся неуваженіе нашего общества съ духовному сословію, униженное и безвліятельное положеніе его, совершенно объясняются этимъ направленіемъ дятельности и этимъ характеромъ воспитанія нашихъ священниковъ. Они являются не пастырями душъ, не учителями народа, а мелкими чиновниками церковнаго вдомства, въ услуг которыхъ неособенно нуждается властное сословіе дворянъ и бюрократіи, но которые, подобно становымъ приставамъ и волостнымъ старшинамъ, могутъ держать въ нкоторой зависимости мелкій деревенскій людъ и извстнымъ образомъ эксплуатировать его въ свою пользу.
Такое положеніе вещей не должно быть и не можетъ быть терпимо, и мн кажется, что духовенству, боле чмъ кому нибудь, слдуетъ освтить этотъ вопросъ съ самою широкою откровенностью, чтобы приложить затмъ энергическія усилія къ своему нравственному возрожденію.
Продолжать же наше лицемрно-благоговйное молчаніе относительно такого кореннаго вопроса народной будущности — все равно, что идти въ пропасть съ завязавными глазами. Европа и Америка, кажется, ясно доказываютъ намъ, что новое время вызываетъ изъ ндръ обществъ такія грозныя, до сихъ поръ дремавшія въ немъ стихіи себялюбія и жадности, которыя разорвутъ въ клочки, растащатъ по косточкамъ весь выработанный вками нравственный міръ нашъ, если не встртятъ могущаго противовса въ другихъ, боле человчныхъ, боле общественныхъ началахъ нашей жизни, популярнымъ выраженіемъ которыхъ служитъ система христіанской нравственности.
Мы уже испытали въ два послдніе года, до степени какого зврства и полнаго уничтоженія человчества доходятъ инстинкты озлобленнаго себялюбія, когда они работаютъ въ сред, недающей имъ отпора въ твердо установленныхъ привычкахъ и убжденіяхъ религіозно-нравственной жизни.
При отсутствіи этихъ истинныхъ консервативныхъ началъ, въ благородномъ смысл этого слова, сила, самая ничтожная по размрамъ и самаго низшаго разбора по своему качеству, можетъ, какъ показалъ опытъ, принимать видъ чего-то грознаго и непобдимаго.
Но эта мнимая грозность и непобдимость, въ сущности, есть только наша собственная нравственная ничтожность, наша неспособность дать отпоръ чему бы то ни было, что само заявляетъ себя силою и беретъ на себя руководство нашими судьбами и нашею волею.
Въ подобной нравственной простот возможны самыя дикія, самыя невообразимыя явленія, разъ только нарушается рутина патріархальныхъ привыченъ и взглядовъ и личность человка пріобртаетъ смлость почина, которою она не пользовалась прежде.
Общество, безъ органическихъ нравственныхъ уставовъ, лишенное внутри себя твердой духовной структуры, есть страдательная масса, подобная водамъ моря или горамъ песку, которыми можетъ по произволу ворочать то одинъ, то другой втеръ. Движенія этихъ массъ могутъ быть ужасны, ничмъ неотвратимы, но он всегда безсмысленны и почти всегда гибельны.
Мексика и нкоторыя другія страны центральной и южной Америки представляются намъ нагляднымъ образцомъ того критическаго и безвыходнаго состояніи обществъ, въ которое он впадаютъ при отсутствіи внутреннихъ нравственныхъ основъ жизни, замняемыхъ вншнею религіозною образностью и офиціальнымъ лицемріемъ.
При этихъ условіяхъ ничто не въ состояніи обуздать разнузданное себялюбіе человка-звря, ничто не въ силахъ поставить надежную плотину противъ неистово напирающихъ, прибывающихъ все выше и все ближе угрожающихъ водъ разлива дикихъ людскихъ страстей…..
Всего страшне, если такимъ нравственнымъ хаосомъ, такою безсмысленною борьбою первобытныхъ духовныхъ атомовъ, непримиренныхъ другъ съ другомъ и не организовавшихся ни въ какое стройное цлое, замнится теперешнее полудикое міросозерцаніе простаго народа.
Что это міросозцаніе не можетъ остаться ‘на вки нерушимымъ’, объ этомъ и говорить нечего. Оно уже и теперь во многихъ отношеніяхъ расшатано, во многихъ мстахъ получило трещины и пробоины. Уже мы видимъ зарожденіе на нашихъ глазахъ новаго типа дикаря, не врующаго въ патріархальныя системы нравственности и открыто смющагося надъ ними. Это существа съ предпріимчивымъ и разсчетливымъ мозгомъ человка, съ безчувственно алчнымъ сердцемъ шакала, он ужасне и отвратительне всякаго звря.
Перешагнуть прямо отъ домоваго и вдьмы, отъ ‘глаза’ и ‘порчи’, къ наглому атеизму, къ безврію пса смердячаго, и съ тмъ вмст, конечно, къ культу всякой грубой, осязательной, ариметически доказывающей себя силы, — вотъ что грозитъ прежде всего, при настоящихъ условіяхъ народнаго образованія, нашему простому человку, когда сама собою закончится, наконецъ, стадія его патріархальнаго быта и онъ захочетъ окончательно выпростаться изъ своихъ дтскихъ пеленокъ.
Кулачество и міродство, ставшія обычною органическою формою, въ которую облекается русская народная жизнь при всякомъ своемъ шаг къ дальнйшему развитію, убдительне всего указываютъ, какіе плоды готовитъ намъ въ будущемъ то мнимое образованіе народа, которое снабжаетъ его механическимъ чтеніемъ по складамъ и механическимъ вычисленіемъ по счетамъ, не затрагивая глубины души его, не облагораживая его помысловъ, не обогащая его разума истиннымъ знаніемъ.
Вс лучшія силы нашего общества, которымъ дорога его судьба, которыя способны видть нсколько дальше завтрашняго дня, — должны соединиться въ дружный союзъ, чтобы обезпечить нашему простому народу, пока еще время не ушло, правильное религіозно-нравственное воспитаніе. Пути къ достиженію этой цли различны. Могучимъ средствомъ къ этому послужило бы коренное измненіе воспитанія нашего духовенства, усвоеніе имъ себ того практически нравственнаго характера, той теплоты отношеній къ своему длу, безъ которыхъ немыслимо призваніе христіанскаго пастыря. Много помогла бы длу и свободная дятельность частныхъ лицъ, одушевленныхъ желаніемъ посодйствовать религіозно-нравственному развитію народа, если-бы, конечно, дятельности этой не ставилось теперешнихъ безцльныхъ препятствій, если-бы перестали, наконецъ, смотрть, какъ на заговоръ противъ государственной безопасности, на образованіе обществъ съ разными добрыми цлями, и предоставили бы имъ право работать на излюбленномъ ими поприщ, какъ он умютъ, не преслдуя ихъ подозрительностью, не связывая имъ рукъ и ногъ безконечными разршеніями, запрещеніями и ограниченіями. Человку, незнакомому съ жизнью цивилизованнаго запада, трудно поврить, какую бездну вреда наносимъ мы сами себ, особенно будущности простаго народа, этимъ безумнымъ отвращеніемъ отъ него всякаго свободнаго, сочувственнаго влеченія къ нему нравственно настроенныхъ людей. Бесдовать съ народомъ, поучать народъ, совтовать народу, разъяснять народу — у насъ въ сущности дозволяется только деревенскому попу, да становому приставу, т. е. тмъ именно лицамъ, которыя почти никогда не захотятъ, да и не съумютъ ни разъяснить ничего, ни поучить ничему.
Всякое другое слово къ народу, живое или писанное, въ форм ли книги, въ форм ли бесды и лекціи, подлежитъ карантину, боле строгому, чмъ чума или холера. Появись кто нибудь не изъ мужиковъ въ чужомъ сел или деревн, начни говорить о чемъ нибудь, кром погоды или урожая, спрашивать что нибудь, кром дороги въ сосднее село или уздный городъ, — и всмъ покажется, что затвается Богъ знаетъ что, вс станутъ принимать энергическія мры противъ угрожающей обществу опасности. До такой степени недоврчиво относимся мы ко всякой частной дятельности, ко всему, что не несетъ на себ казенной печати и чиновничьяго мундира. Кому новость, что у насъ то и дло арестуютъ въ деревняхъ невинныхъ изслдователей народныхъ обычаевъ и нравовъ, излишне любопытныхъ статистиковъ, натуралистовъ, собирателей псенъ, въ род всмъ памятнаго П. И. Якушкина, и проч.
На-дняхъ, въ Курскомъ узд, волостной старшина арестовалъ даже своего земскаго врача, остановившагося переночевать въ изб мужика, до такой степени выдресировала полиція крестьянскія власти смотрть подозрительно на всякую личность въ плать образованнаго человка. Мн самому недавно чуть не пришлось попасться въ подобную же исторію, при посщеніи глухой деревеньки сосдняго узда, возбудившей мое любопытство нкоторыми своими древними историческими памятниками. Можно же себ представить, какой бы поднялся гвалтъ, если-бы подобные постители стали не только распрашивать крестьянъ объ ихъ свадебныхъ обрядахъ или о древнихъ курганахъ ихъ окрестности, а проповдывать народу его нравственныя обязанности и возбуждать въ немъ стремленіе къ боле духовной жизни. Т, кто считаютъ страшною опасностью для народа такое свободное общеніе съ его сердцемъ и мыслью мыслящихъ и сочувствующихъ людей, воображаютъ, конечно, что этимъ они защищаютъ его невинную душу отъ заразы разныхъ тлетворныхъ ученій, но это они именно только воображаютъ. На дл выходитъ совсмъ противное. На дл выходитъ, что благонамренные люди, которые могли бы оказать дйствительную пользу нравственному воспитанію народа путемъ устройства для него какихъ нибудь вечернихъ или праздничныхъ чтеній, бесдъ, обществъ трезвости или благочестивыхъ упражненій, удаляются отъ него, за невозможностью одолть открытымъ и законнымъ путемъ воздвигнутыя противъ ямъ препятствія. Люди же, дйствительно злоумышляющіе, люди настоящаго заговора, разумется, нисколько не стснены отсутствіемъ офиціальной возможности соприкасаться съ народомъ. Многочисленные политическіе процесы послдняго времени раскрыли съ самою полною очевидностью, что ‘хожденіе въ народъ’, получившее теперь свой спеціальный и весьма прискорбный смыслъ, производится партіею нашихъ анархистовъ безъ малйшаго затрудненія, что платье поденщика или молотъ кузнеца, не возбуждающіе подозрнія полиціи, только способствуютъ анархистамъ къ тснйшему сближенію съ народомъ и бъ большему вліянію на него.
Никто не долженъ такъ радоваться нашему ослпленію въ этомъ отношеніи, какъ именно наши анархисты. Всми неразумными мрами подозрительности мы играемъ въ руку никому другому, какъ имъ. Мы очищаемъ для нихъ поле дятельности, свободное отъ всякой конкуренціи, мы предоставляемъ имъ разносить въ народ свою гибельную проповдь, не встрчая никакого опроверженія, никакого противовса со стороны боле здравыхъ взглядовъ общества.
Вдь не разсчитывать же въ самомъ дл, что этотъ противовсъ и это опроверженіе дадутъ народу щедринскій ‘батюшка’ или щедринскій Граціановъ? Такимъ образомъ, вс наши удары, предназначаемые на защиту родной нравственности, падаютъ на открытыхъ друзей этой нравственности и минуютъ притаившихся враговъ ея. Такимъ образомъ, мы сами помогаемъ народу попасть въ сти, ему разставленныя, удачно лишая его друзей и защитниковъ и не з^мя обличить его губителей. На европейскомъ запад, въ цивилизованной Америк, совсмъ не то. Тамъ не одно духовенство, не одна школа заботятся о воспитаніи народа. Тамъ существуютъ сотни частныхъ обществъ и сотни тысячъ членовъ этихъ обществъ, тратящіе на свое дло миліоны рублей, которые посвящаютъ себя разнымъ видамъ просвщенія и воспитанія народа.
Одни издаютъ съ этою цлью дешевые народные журналы и книги, проводящіе въ народъ здравые взгляды и полезныя знанія, развивающія его нравственное чувство. Другіе устраиваютъ для него съ этою же цлью школы, классы, бесды, конференціи. Третьи учреждаютъ народныя библіотеки, музеи, театры. Четвертые организуютъ въ сред народа благотворительные союзы, пенсіонныя и вспомогательныя кассы, пріюты, богадльни всякаго рода, взаимный кредитъ, товарищества потребленія и товарищества добыванія…
Словомъ, помощью этихъ безчисленныхъ обществъ, невидимыми нитями проникающихъ все существо народной жизни, во всевозможныхъ сторонахъ ея, разработывающихъ ее со всмъ жаромъ искренности и свободнаго влеченія, въ народ цивилизованныхъ странъ выработывается гораздо боле сознательное и гораздо боле стойкое отношеніе ко всмъ вопросамъ его нравственной, умственной и общественной вслдствіе чего онъ перестаетъ быть азіатскимъ дикаремъ, грубою стихійною массою, послушною первому дуновенію, и длается настоящимъ человкомъ христіанской Европы.
Намъ, русскимъ, стыдно бы и вспомнить, что мы, величающіеся такъ часто своимъ православнымъ благочестіемъ, почти вовсе не заботимся на дл о религіозно-нравственномъ воспитаніи той части своего народа, которая лишена возможности получить его собственными усиліями. Мало того, воспитаніе это находится въ самомъ жалкомъ положеніи, даже среди нашихъ высшихъ классовъ, дворянства, купечества, духовенства.
‘Аще же и соль обуяетъ, чмъ осолите’? Нечестивые американскіе республиканцы, которыми мы пугаемъ, какъ букою, нашихъ наивныхъ православныхъ невждъ, оставляютъ насъ безконечно далеко за собою относительно развитія религіозной нравственности. Около 75, 000 частныхъ обществъ, считающихъ въ своей сред миліоны людей, посвящаютъ себя исключительно религіозному образованію народа въ этой стран неврія и либерализма.
Въ ней издается чуть не 500 однихъ религіозныхъ и нравственныхъ журналовъ, не считая многихъ тысячъ другихъ, предназначенныхъ также для просвщенія простаго народа, касающихся земледлія, промышленности, ремеслъ и политики. Правда, въ стран этой нтъ монастырей, въ безплодной праздности и тайномъ сластолюбіи проживающихъ деньги трудолюбиваго люда, увеличивающихъ и безъ того достаточное число народныхъ паразитовъ всякаго рода, но за то каждый храмъ Божій, каждый пасторатъ Америки, — это естественный центръ и разсадникъ народнаго образованія и благотворительности. Домъ американскаго священника — прежде всего значитъ школа для дтей, читальня для народа, пріютъ для бдныхъ. При церквахъ Америки считается около 5,000 библіотекъ съ миліонами томовъ книгъ, не считая многихъ тысячъ библіотекъ воскресныхъ школъ, которыя большею частью также групируются около духовныхъ учрежденій, и въ которыхъ еще большіе миліоны книгъ. Такой воспитательный и благотворящій характеръ необходимо было бы усвоить и нашему духовенству. Въ этомъ, несомннно, его главное призваніе, какъ пастырей церкви. Везд, гд прививалось первобытное христіанство, оно начинало съ этой обязанности наставленія и помощи, и даже въ нашей русской исторіи, при нашихъ первыхъ князьяхъ-христіанахъ, Владимір, Ярослав, Изяслав и проч., церковные приходы означали именно христіанскую школу и христіанскую взаимопомощь. Въ настоящее же время духовенство наше отодвинулось безконечно далеко отъ этихъ самыхъ главныхъ и самыхъ святыхъ обязанностей христіанскаго пастыря и потому, говоря по совсти, часто составляетъ теперь лишнее бремя въ числ многихъ другихъ тягостей народной жизни, только лишнюю начальствующую инстанцію, требующую поборовъ и стсняющую своими разршеніями каждый естественный шагъ крестьянской жизни, — но ни въ какомъ случа не помощь и не удовлетвореніе народу въ его насущныхъ нравственныхъ нуждахъ.
Совмстное поднятіе сознанія своего христіанскаго и нравственнаго долга въ сред духовенства и въ то же время предоставленіе свободной религіозно-нравственной дятельности всему русскому обществу, ршительное и безповоротное снятіе съ него въ этой области печати подозрнія и недоврія, — одни только могутъ обезпечить въ будущемъ религіозно-нравственное развитіе нашего народа и спасти его отъ неминуемо ожидающаго его впереди гибельнаго разнузданія ничмъ несмягченныхъ хищническихъ и грубо-матеріальныхъ его инстинктовъ. Въ этой необходимой борьб лучшихъ силъ общества съ темными сторонами животной натуры человка, народной школ придется, конечно, играть выдающуюся роль, потому что она можетъ вліять на религіозно-нравственное сознаніе невжественнаго простолюдина въ самую впечатлительную пору его жизни, въ дни его чистаго дтства.
Мы далеки при этомъ отъ мысли, будто религіозно-нравственное вліяніе школы должно сосредоточиться на преподаваніи одного предмета закона Божія и быть поручено исключительноу завдыванію и исключительнымъ заботамъ только одного законоучителя.
Вопросъ — кому въ нашей народной школ удобне, при существующихъ условіяхъ, обучать дтей религіи, нельзя смшивать съ совсмъ другимъ вопросомъ:— кому вврить религіозно-нравственное воспитаніе дтей этой школы. Наша глубокая, общая всмъ ошибка въ томъ, что и въ среднихъ, и въ низшихъ учебныхъ заведеніяхъ своихъ и даже при домашнемъ воспитаніи, мы привыкли отдлять религіозную нравственность въ какой-то особый научный предметъ, поручаемый особому спеціалисту, и затмъ успокоиваться на сознаніи, что мы сдлали все, что надлежало сдлать для обезпеченія нравственнаго направленія школы. Эта ошибка, впрочемъ, далеко неслучайная, а есть неизбжное послдствіе всей ложной системы нашихъ отношеній въ религіи.
Непроникнутые ею въ глубинахъ своей души и вмст съ тмъ признавая холоднымъ разсудкомъ незамнимую пользу ея для общества, въ качеств твердаго регулятора жизни, мы ограничиваемся лицемрнымъ формальнымъ благоговніемъ къ ней, и не понимая сами ея внутренняго могущества, ея безконечной живучести, ея свободнаго и искренняго характера, — въ близорукомъ малодушіи своемъ тщимся ограждать ея безъ всякой нужды отъ малйшаго самостоятельнаго отношенія къ ней, отъ прикосновенія къ ея таинственной скиніи всякой другой руки, кром приставленнаго къ ней левита.
Подумаешь, въ самомъ дл, смотря на вс наши искуственныя предосторожности и болзненныя тревоги въ области религіозныхъ вопросовъ, что религія Христа, восторжествовавшая надъ самыми могучими религіями древняго міра, ставшая религіею всего господствующаго образованнаго человчества, доживающая теперь свое второе тысячелтіе, — есть какое-то безсильное и хрупкое изобртеніе фантазіи, къ которому опасно близко допустить испытующую мысль человка, которая на каждомъ шагу нуждается въ защит и опор вншняго насилія, и безъ энергическаго содйствія становыхъ и цензоровъ разсыпалась бы въ прахъ при первомъ неосторожномъ обращеніи съ нею.
Съ этой ошибочной точки зрнія, мы, съ ревностью, достойною гораздо лучшаго дла, отгоняемъ отъ религіи цлое общество и вмст съ тмъ вгоняемъ нашихъ офиціальныхъ хранителей религіи въ узкія рамки кастоваго промысла и обряднаго отправленія должности, т. е. вынимаемъ изъ религіи душу ея, лишаемъ Христа Его ученіе.
Какъ и слдовало ожидать, плодомъ нашего безразсуднаго недоврія къ внутренней сил религіи и нашихъ стараній поддержать ея значеніе вншними чиновническими мрами явилась постыдная бдность религіозно-нравственнаго чувства во всемъ нашемъ обществ, длающая насъ еще боле отсталыми отъ европейскихъ народовъ, чмъ даже слабые успхи нашего матеріальнаго благосостоянія.
Наша будущая народная школа должна оправиться отъ этого откровеннаго сознанія, что система лицемрнаго, обязательнаго благоговніи передъ религіею, предписываемаго распоряженіями начальства, не привела насъ ни къ чему плодотворному, и что только свободное внутреннее отношеніе къ вопросамъ религіозной нравственности, основанное на искренности и теплот чувства, можетъ дать намъ какую нибудь надежду на лучшее будущее.
Поэтому было бы нелпо ограничивать эту область воспитательнаго воздйствія на дтей народа одними уроками закона Божія, кто бы ни былъ преподавателемъ его.
Вся жизнь школы поэтому, прежде всего жизнь самого учителя, должна стать этимъ непрерывнымъ урокомъ правды, труда и любви, и въ этомъ смысл истинно-христіанское направленіе воспитанія въ нашихъ учительскихъ семинаріяхъ является центральнымъ вопросомъ нравственной будущности нашего народа.
Только невжды, только грошовые либеральные болтуны могутъ считать христіанскую идею идеею отжившею или отсталою. Напротивъ того, ей теперь, боле чмъ когда нибудь, предстоитъ широкая будущность, и если вникнуть серьезно въ сущность основныхъ общественныхъ идеаловъ нашего времени, мы безъ труда убдимся, что въ нихъ только заключается, выраженное современнымъ языкомъ, примнительно къ современному положенію вещей, вчно истинное евангельское начало человческаго братства.
Но разъ мы признали, что учитель народной школы долженъ быть постояннымъ проводникомъ религіозно-нравственнаго элемента въ наши школы, вопросъ о томъ, ему ли или не ему должно быть поручено само преподаваніе закона Божія, является вопросомъ уже второстепеннымъ.
Въ народной школ не должно быть раздленія воспитательныхъ вліяній между лицами разнаго склада мыслей, разныхъ воспитательныхъ цлей. Съ этой педагогической точки зрнія, народной школ необходимъ одинъ учитель для цлаго класса. И, конечно, при настоящемъ жалкомъ нравственномъ уровн духовенства, вс преимущества находятся на сторон свтскаго учителя, когда этимъ учителемъ можетъ повсемстно быть воспитанникъ учительской семинаріи.
Такой учитель проходитъ очень серьезный курсъ закона Божія. Уже вступая въ семинарію, онъ долженъ выдержать экзаменъ изъ полнаго курса уздныхъ училищъ и затмъ цлые три года, уже ставъ зрлымъ юношею, посвящаетъ себя изученію религіи подъ руководствомъ избраннаго преподавателя, съ спеціальною педагогическою цлью. Ничто не препятствуетъ обставить экзаменъ изъ религіи выпускныхъ воспитанниковъ учительской семинаріи такими гарантіями, въ смысл контроля духовнаго вдомства, при которыхъ не останется ни малйшаго сомннія въ подготовленности этихъ воспитанниковъ къ нехитрой роли толкователя молитвъ, событій священной исторіи или основныхъ догматовъ христіанской вры. Вдь въ жизни, на дл, преподавателями закона Божія не только у дтей простаго народа, но и у большинства другихъ классовъ, являются не столько священники, сколько матери и бабушки, няньки и богомолки.
Но система казеннаго лицемрія намренно отворачивается отъ подобныхъ фактовъ жизни и въ чрезмрной заботливости своей считаетъ недостойными этого дла даже людей, спеціально подготовленныхъ къ нему.
Полуграмотный сельскій попъ, поучающій народъ, что въ благовщенскую пятницу работать нельзя, что на Ивана Постнаго круглаго не дятъ, что въ Семенъ день смена святятъ, а на Спасъ-Маккавея макъ съ медомъ въ церковь нужно нести, считается гораздо боле надежнымъ истолкователемъ Христовой религіи, чмъ самый разумный педагогъ, вышедшій изъ свтскаго заведенія.
Совершенное незнаніе своей религіи вашимъ народомъ до сихъ поръ, вопреки опыту вковъ, не убждаетъ сторонниковъ лицемрной религіозности въ непригодности нашего наличнаго духовенства къ роли законоучителя.
Сторонники эти стращаютъ общество, не знаю искренно или съ заднего мыслью, будто преподаваніе народу религіи въ рукахъ свтскаго учителя обратится въ орудіе безбожія и безнравственности всякаго рода.
Но такія произвольныя соображенія не должны, мн кажется, смущать даже самыхъ доврчивыхъ людей. Нужно смяться надъ здравымъ смысломъ, чтобы притворяться непонимающимъ такихъ простыхъ вещей. Врагъ религіи нисколько не нуждается въ урокахъ религіи, чтобы разрушить ее въ сердц дтей. Каждое слово его, по всякому поводу, въ каждомъ предмет преподаванія, можетъ быть направлено въ этомъ смысл, и оно будетъ тмъ вредне, чмъ незамтне проскользнетъ оно, чмъ тсне перепутаетъ собою сторонніе предметы, чмъ мене явится для него необходимости формулировать себя въ сколько нибудь опредленныхъ ученіяхъ. Враждебное религіи преподаваніе закона Божія есть безсмыслица, способная поразить своимъ внутреннимъ противорчіемъ даже малоопытныхъ дтей, кром того, это ложь такая осязательная и наглядная, что въ ней удостовриться легче, чмъ въ чемъ нибудь другомъ.
Ужъ если задаваться такимъ прискорбнымъ недовріемъ къ нашему сословію народныхъ учителей и вообще къ нашей свтской педагогіи, то нужно быть послдовательнымъ и вообще оградить отъ вторженія этихъ львовъ рыкающихъ, ищущихъ кого поглотити, не только нашу народную, но и всякую другую школу, гд они способны посять такіе гибельные плевелы. Изъ Назарета можетъ ли быть что доброе?
Вообще, если это такъ, то слдуетъ пересоздать съ корнемъ нашу учительскую семинарію, нашу свтскую педагогію.
Общество во всякомъ случа должно имть въ своемъ распоряженіи составъ вполн благонадежныхъ народныхъ учителей, которые были бы, по крайней мр, такими же искренними христіанами, какъ и наши сельскіе попы, дьяконы и проч.
Опытъ жизни нисколько, впрочемъ, не оправдываетъ опасеній и подозрній нашихъ лицемровъ религіи.
Говоря вообще, наши учительскія семинаріи, даже и при теперешнихъ серьезныхъ недостаткахъ своего воспитательнаго устройства, выпускаютъ изъ своихъ стнъ трудолюбивыхъ и не мудрствующихъ лукаво народныхъ учителей, ничмъ не дающихъ повода заподозрить ихъ въ невріи или стремленіяхъ растлить народъ. Можетъ быть и встрчались отдльные случаи, что кто нибудь изъ подобныхъ учителей уличался въ томъ или другомъ предосудительномъ направленіи своей дятельности, мы этого, признаемся, не знаемъ. Но противъ единичныхъ случаевъ не обезпечена никакая система, никакое учрежденіе.
И въ этомъ отношеніи уже несомннно, что духовныя семинаріи несравненно чаще являлись источникомъ происхожденія самыхъ враждебныхъ обществу стремленій, что, однако, не мшаетъ вообще воспитанникамъ ихъ пользоваться полнымъ довріемъ блюстителей общественной безопасности и даже считаться чуть не краеугольнымъ камнемъ ея.
Мы, съ своей стороны, понимаемъ возможность только одного отношенія къ выработываемымъ нами учрежденіямъ: или он заслуживаютъ доврія — и тогда имъ необходимо оказывать его вполн, или он его не заслуживаютъ — и тогда он ни къ чему негодны, тогда необходимо передлать ихъ, добиться того, чтобы они заслуживали наше довріе.
И такъ, мы прямо высказываемся за то, чтобы уроки религіи не отдлялись въ народной школ отъ другихъ предметовъ преподаванія и были поручены одному и тому же учителю.
Это, съ одной стороны, сообщитъ единство всей воспитательной жизни школы, а съ другой — подниметъ нравственное значеніе учителя въ глазахъ дтей.
Это въ одно и то же время обезпечитъ и дйствительный успхъ религіознаго обученія нашихъ крестьянскихъ дтей, и религіозное нравственное развитіе самаго учителя.
Въ преподаваніи закона Божія онъ получитъ очень удобный поводъ и очень врное средство стать самому въ боле близкое отношеніе къ вопросамъ религіи, чмъ это существуетъ теперь, при обязательномъ отчужденіи народнаго учителя отъ всего, что касается области вры.
Но при этомъ мы убждены, что характеръ преподаванія закона Божія въ нашихъ народныхъ школахъ долженъ во всякомъ случа совершенно измниться, кому бы ни было поручено это преподаваніе.
Вопросы и отвты по пунктикамъ, какъ солдаты учатъ свои сигналы и свой воинскій уставъ, не смягчатъ грубаго сердца и не смирятъ дикихъ страстей. Только простая, отеческая бесда пастыря съ дтьми, подобная тмъ, какія Спаситель міра велъ съ народомъ, то на гор, то съ рыбацкой лодки, бесда, примненная къ живымъ злобамъ дня и вся сана трепещущая внутреннею жизнью, приличествуетъ обученію Христовой религіи.
Единицы и пятерки, линейки и ставленіе въ уголъ, совершенно противорчатъ тому характеру искренности, который долженъ составлять ея первое условіе. Крестьянская жизнь безъ того даетъ слишкомъ много простора теоріи сокрушенія реберъ и преломленія жезла.
Необходимо, чтобы для крестьянскаго ребенка хоть откуда нибудь блеснулъ манящій лучъ свта и мира, чтобы неясныя потребности его дтскаго сердца были встрчены хоть съ чьей нибудь стороны съ ласкою любви, которая звучитъ въ безсмертныхъ словахъ евангелія: ‘Оставьте дтей и не возбраняйте имъ приходить ко Мн’.
Не будемъ бояться, что преподаваніе закона Божія въ народной школ свтскимъ учителемъ повлечетъ за собою ереси и потрясетъ чистоту православнаго ученія. Крестьянскія дти 11 и 12 лтъ не нуждаются въ богословіи и не поймутъ его. То немногое и простое, что доступно имъ въ области религіи и что одно поэтому нужно имъ, можетъ быть внушено имъ всякимъ мало-мальски разумнымъ и честнымъ христіаниномъ. Ереси, какъ мы знаемъ изъ исторіи, возникаютъ не на школьныхъ скамейкахъ, не въ дтскіе годы и не черезъ свтскихъ учителей. Нашъ великій расколъ, отшатнувшій одну половину русскаго народа отъ другой, укоренившій вковую вражду между властью и обществомъ, созданъ былъ въ строгихъ предлахъ церкви и людьми церкви. И архипастыри, давшіе къ нему поводъ своими планами церковнаго исправленія и обновленія, и суевры-протопопы, волновавшіе народъ во имя мнимой защиты стараго православія, — все это были кровные люди церкви, а не вторгнувшіяся въ нее чуждыя силы.
Что мы можемъ вполн спокойно смотрть на обученіе свтскими учителями нашихъ крестьянскихъ дтишекъ молитвамъ и священной исторіи, — въ этомъ лучше всего можно убдиться изъ такого авторитетнаго источника, какъ мнніе нашихъ выдающихся архипастырей, изложенное ими вслдствіе запроса ученаго комитета министерства народнаго просвщенія.
Въ весьма обстоятельной и интересной записк по этому предмету, составленной для ученаго комитета министерства народнаго просвщенія членомъ его, г. Лсковымъ, спеціально разработывающимъ этотъ важный вопросъ, заключается, между прочимъ, и выдающееся изъ всхъ другихъ мнній просвщенною широтою и основательностью взгляда, мнніе, поданное бывшему министру просвщенія графу Толстому тогдашнимъ попечителемъ дерптскаго учебнаго округа, ныншнимъ министромъ просвщенія Сабуровымъ. Мнніе это, отстаивающее твердо и доказательно необходимость допущенія свтскихъ учителей къ преподаванію закона Божія везд, гд это вызывается недостаткомъ законоучителей-священниковъ, было принято ученымъ комитетомъ, но, къ сожалнію, не получило, кажется, дальнйшаго практическаго примненія со стороны бывшаго министра.
А между тмъ изъ той же записки видно, что въ настоящее время въ нашей православной Россіи, гордящейся благочестіемъ своего народа, тысячи народныхъ школъ остаются вовсе безъ преподаванія закона Божія за неимніемъ или не желаніемъ священниковъ.
Нужно надяться, что теперь, когда, повидимому, ничто боле не препятствуетъ просвщенному автору записки приложить къ длу свои разумные взгляды, мы уже не будемъ боле слышать о русскихъ школахъ, въ которыхъ некому преподавать православную религію.
Припомнимъ также, что покойный Ушинскій, самый серьезный и талантливый изъ нашихъ русскихъ педагоговъ, задолго до поднятаго земствами вопроса о необходимости поручить преподаваніе закона Божія въ народныхъ школахъ свтскимъ учителямъ, за недостаткомъ или отказомъ священниковъ, проводилъ ту же мысль въ своемъ замчательномъ очерк: ‘О нравственномъ элемент въ русскомъ воспитаніи’.
‘Дло не въ томъ, духовное или свтское лицо должно завдывать народною школою, — справедливо говоритъ этотъ замчательный нашъ писатель, — но въ томъ, чтобы завдующій народною школою былъ истинный христіанскій воспитатель, истинный педагогъ по призванію, по знаніямъ и искуству’.
‘Для насъ нехристіанская педагогія есть вещь немыслимая’.
‘Величайшіе двигатели дла народнаго воспитанія: Франке, Песталоци, Арнольдъ и др., именно въ христіанств почерпали силы для своей плодовитой и энергической дятельности, пересоздавшей воспитаніе Европы’, говоритъ Ушинскій въ другомъ мст той же статьи. Намъ также кажется, что христіанскаго направленія школы невозможно оспаривать ни съ какой точки зрнія. Вся сумма нашей нравственности въ источник своемъ есть нравственность христіанская, и современный человкъ самой строгой науки съ гордостью признаетъ себя христіаниномъ, членомъ того историческаго общества, въ которомъ, какъ въ ковчег, прошли черезъ воды потопа смена европейской цивилизаціи. Поэтому лишать школу христіанскаго характера, значитъ убивать ея душу.
Будетъ ли преподавать законъ Божій священникъ или учитель, во всякомъ случа, преподаваніе это должно быть ведено по зрло обдуманному педагогическому плану. Въ этомъ отношеніи большое значеніе должны имть, съ одной стороны, выборъ и послдовательность предметовъ преподаванія, а съ другой самый способъ его. Мы считаемъ почти всмъ общею ошибкою законоучителей торопиться навязываніемъ догматическихъ истинъ вры самымъ маленькимъ дтямъ. Это въ большей части случаевъ опять-таки остатки системы лицемрія, а не искренности. Мы все словно боимся, что насъ обвинятъ въ упущеніяхъ, взыщутъ съ насъ за нерадніе къ интересамъ церкви. У насъ уже въ 10 лтъ дти знаютъ наизусть, что ‘вра есть уповаемыхъ извщеніе, вещей обличеніе невидимыхъ, т. е. увренность въ невидимомъ какъ бы въ видимомъ, въ желаемомъ и ожидаемомъ какъ-бы въ настоящемъ’, но это не мшаетъ тмъ же самымъ десятилтнимъ теософамъ не понимать главнйшихъ основаній своей религіи даже въ 30 лтъ. Какая цль упреждать время и естественное развитіе дтскаго разума? Если вообще неблагоразумно начинать обученіе ребенка съ запутанныхъ философскихъ положеній, то неблагоразуміе это длается нисколько не меньше оттого, что дло здсь идетъ о самой возвышенной и самой трудной изъ всхъ философій, — философіи религіозной. Младенецъ все-таки остается младенцемъ, и пища его, какъ вещественная, такъ и духовная, должна быть примнена къ его возрасту.
Его можно, конечно, путемъ насилованія сдлать скворцомъ, безсознательно повторяющимъ непонятныя ему мудреныя выраженія, но это, разумется, ни на волосъ не приблизитъ его ни къ вр, ни къ нравственности.
А между тмъ почти вс принятыя у насъ програмы народныхъ школъ преподаванія закона Божія начинаютъ съ главныхъ положеній богословія, т. е. съ ‘символа вры’, а иногда и прямо съ такъ называемаго ‘катехизиса’. Такова, напримръ, програма этого предмета, выработанная на учительскомъ създ въ Москв лтомъ 1874 года, подъ руководствомъ извстнаго нашего законоучителя священника Рождественскаго. Она требуетъ, чтобы уже въ первый годъ дти, поступающія въ народное училище, изучили такіе трудно доступные вопросы, какъ ‘свойства Божіи’, о Бог единомъ по существу и троичномъ въ лицахъ, и вс 12 членовъ символа вры, на одно изученіе символа вры предположено програмою употребить 16 уроковъ. Положимъ, что изученіе это происходитъ подъ заглавіемъ ‘молитвъ’, а не ‘катехизиса’, но сущность дла, разумется, та же.
Програма закона Божія, выработанная министерствомъ народнаго просвщенія и одобренная святйшимъ синодомъ 27 сентября 1869 года, хотя относитъ изученіе катехизиса по ‘начаткамъ’ къ 3-й зим, однако также длаетъ обязательнымъ изученіе дтьми символа вры въ первый годъ ихъ поступленія. Между тмъ ‘символъ вры’ безъ объясненій усвоенъ быть не можетъ, а несвоевременное объясненіе его, превышающее силы ребенка, можетъ принести больше вреда, чмъ пользы.
Надо твердо остановиться на томъ, чтобы знаніе основныхъ догматовъ вры сообщать ребенку посл всхъ другихъ подготовительныхъ и развивающихъ школьныхъ трудовъ его.
Дай Богъ, чтобы даже при соблюденіи этой предосторожности умственныя силы крестьянскаго ребенка въ послднемъ школьномъ году оказались настолько зрлы, чтобы могли постигнуть сколько нибудь врно хотя общій смыслъ христіанской догматики.
Точно также нужно возразить и противъ стремленія нашихъ законоучителей слишкомъ расширять объясненіе богослужебныхъ обрядовъ въ народной школ. Безспорно, христіанскій ребенокъ, обучавшійся въ школ, долженъ хорошо понимать значеніе всхъ существенныхъ священнодйствій, при которыхъ онъ присутствуетъ въ своемъ храм. Но между такимъ необходимымъ знаніемъ и требованіями програмъ, подобныхъ, напримръ, програм московскаго учительскаго създа, разстояніе слишкомъ велико.
Третій годъ ученія въ народной школ, по этой програм, въ количеств 62 уроковъ, весь цликомъ посвящается объясненію церковныхъ обрядовъ въ малйшихъ подробностяхъ ихъ.
Тутъ и разъясненіе символическаго значенія даже такихъ частей храма, какъ притворъ, амвонъ, солея и пр., и изученіе такихъ второстепенныхъ подробностей, какъ ‘псалмы изобразительные’, ‘антифоны’, ‘каизмы’, ‘ирмосы’, ‘тропари’ и ‘каноны’, различные виды ектеніи, дополнительной, сугубой, великой, малой и проч., тутъ изложеніе всхъ особенностей службы на отдльные праздники и посты.
Мы думаемъ, что такое спеціальное знакомство съ богослужебнымъ обрядомъ не вызывается никакою необходимостью, оно приличествуетъ воспитаннику духовной семинаріи, приготовляющемуся къ отправленію этихъ обрядовъ, но вовсе не простому крестьянину, и ужъ особенно не ребенку 12, 13 лтъ, которому впору усвоить себ сколько нибудь ясно общій внутренній смыслъ таинствъ и обрядовъ, не затемняя себя массою техническихъ церковныхъ подробностей на чуждомъ греческомъ язык, съ слишкомъ условнымъ и отвлеченнымъ значеніемъ.
Въ этомъ отношеніи прежнія програмы закона Божія, вообще уступающія програм учительскаго създа основательностью педагогической разработки предмета, заслуживаютъ преимущества предъ нею практическою умренностью своихъ требованій въ объясненіи богослуженія.
Точно также нужно сожалть, что большинство нашихъ програмъ даетъ слишкомъ мало мста знакомству дтей съ подлиннымъ текстомъ евангелія.
Такъ, по програм московскаго учительскаго създа 1874 года, ученики послдняго школьнаго года, когда они съ наименьшею плодотворностью могли бы поучаться живымъ евангельскимъ словомъ, вовсе лишены случаевъ къ систематическому чтенію евангелія, такъ какъ програма рекомендуетъ его только при изученіи священной исторіи во 2-мъ класс, и то между прочимъ, не настаивая на его необходимости.
А между тмъ, изъ всего сказаннаго выше, кажется ясно, что именно евангеліе, т. е. прямое ученіе Христа, а вовсе не церковно-служебная византійская символистика, должно стать основнымъ камнемъ религіознаго образованія народа.
Если-бы все школьное обученіе закону Божію привело крестьянскаго юношу только къ тому, чтобы онъ прочелъ со ‘смысломъ’ и почувствовалъ своимъ сердцемъ одну эту божественную книгу, чтобы съ этихъ поръ она стала его прибжищемъ и утшеніемъ во всхъ тяжелыхъ или сомнительныхъ случаяхъ его трудовой жизни, — то результаты эти вполн оправдали бы религіозно:нравственныя стремленія народной школы и были бы несравненно дороже тонкаго знакомства нашихъ крестьянъ съ разными ирмосами и каизмами.
Нужно совершенно упустить изъ виду коренной, историческій грхъ религіознаго направленія нашего народа, его языческія пристрастія къ числу просфоръ и перстовъ, двукратнымъ и троекратнымъ аллилуія, осьми-конечнымъ и четырехъ-конечнымъ крестамъ, хожденіемъ ‘посолонь’ и противу солнца, чтобы съ такою ревностью возбуждать въ немъ съ дтства преувеличенное почитаніе обрядности и такъ скупо утолять его и безъ того скудную нравственную жажду внутренней правды изъ незамнимаго живаго источника этой правды.
Нельзя не вспомнить при этомъ разумнаго взгляда на значеніе евангелія извстнаго англійскаго професора Джона Стюарта Блекки, высказаннаго имъ въ его книг ‘о самовоспитаніи’.
‘Сколько тысячъ и даже десятковъ тысячъ книгъ о христіанской религіи было написано и выпущено въ свтъ со времени повданія человчеству евангелія! говоритъ Блекки,— а между тмъ въ нихъ несодержится ничего инаго, ничего лучшаго, чмъ въ самомъ евангеліи, и если-бы он завтра же вс исчезли съ лица земли, то христіанство отъ этого ни мало бы не потеряло’.
Научить крестьянское юношество читать евангеліе, любить евангеліе, нуждаться въ евангеліи, вотъ самая здравая и самая христіанская програма закона Божія для нашихъ народныхъ школъ.
Дать каждому юнош, оканчивающему курсъ народной школы, экземпляръ евангелія, какъ напутствіе въ предстоящей ему жизни, какъ всегдашнее напоминаніе о нравственныхъ цляхъ, поставленныхъ ему школою, — вотъ самый полезный подарокъ за школьные труды и одно изъ врныхъ средствъ поддержать привычку чтенія и мысли въ юношахъ — крестьянахъ, покидающихъ скамью училища. Къ сожалнію, если эта естественная христіанская програма весьма мало проникла въ предписанія ученыхъ комитетовъ и създовъ, то еще несравненно меньше коснулась она практики нашихъ народныхъ школъ.
Между тмъ, она такъ тсно связана съ перемною всего характера отношеній школы къ длу религіозно-нравственнаго образованія, что оставить ее въ прежнемъ жалкомъ положеніи, значитъ отказаться отъ всякой надежды видть въ нашихъ народныхъ школахъ дйствительные разсадники религіозной нравственности.
Пока изученіе ирмосовъ будетъ оставаться кульминаціонною точною школьнаго обученія религіи, до тхъ поръ сама религія останется только суеврнымъ механическимъ обрядомъ, чуждымъ всякаго вліянія на помыслы и поступки людей, какимъ она большею частью представляется теперь въ сред нашего простонародія.
Что касается до самаго способа передачи истинъ религіи дтямъ народной школы, то нужно признать, что современная педагогія разработала этотъ вопросъ съ полнотою и правильностью, такъ что недостатка въ указаніяхъ быть не можетъ, нужно только желать, чтобы наши законоучители, все равно, духовные или свтскіе, дйствительно держались въ этомъ отношеній разумныхъ совтовъ тхъ почтенныхъ духовныхъ педагоговъ нашихъ, которые, подобно извстному составителю учебниковъ отцу Д. Соколову, много и искренно поработали надъ дломъ пересажденія въ схоластическія пустыни богословскаго ученія плодотворныхъ пріемовъ современной дидактики.
Протоіерей Д. Соколовъ вообще долженъ считаться самымъ выдающимся представителемъ истинно педагогическаго направленія въ религіозномъ преподаваніи, въ его дятельности на этомъ пол отразилось то общее гуманитарное и вмст реальное стремленіе нашей педагогіи 60-хъ годовъ, которая поставила своимъ знаменемъ необходимость доступности, постепенности, соотвтствія съ дтскимъ возрастомъ въ преподаваніи каждаго предмета, которая готова была пожертвовать точными формами и строгою систематичностью знаній ихъ внутреннему вліянію на разумъ и сердце ребенка. Пронести эту педагогическую реформу въ области религіознаго преподаванія, по исключительности и особенной сложности положенія его въ ряду другихъ предметовъ школы, было особенно трудно и требовало особыхъ условій знанія, такта и таланта.
Поэтому нужно отдать честь первымъ почтеннымъ начинателямъ этого дла, во глав которыхъ, повторяемъ, по всей справедливости долженъ стоять отецъ Соколовъ. Уже одинъ трудъ 4го, подъ заглавіемъ: ‘Историческій очеркъ преподаванія закона Божія’, помщенный въ 2-мъ том весьма полезнаго изданія г. Бесселя: ‘Руководство къ преподаванію общеобразовательныхъ предметовъ’, въ высокой степени заслуживаетъ вниманіе педагоговъ. Но кром этого, онъ въ цломъ ряд журнальныхъ статей излагалъ въ 60-хъ годахъ свои разумные взгляды на методику закона Божія, положивъ въ основу ихъ ту мысль, что священная исторія, молитвы, догматическія основы вры и изъясненіе обрядовъ церкви, должны преподаваться дтямъ начальной школы совмстно, не раздляясь на особые предметы. Учебники его, получившіе потомъ сильное распространеніе, какъ напримръ, ‘Начальное наставленіе въ православной христіанской вр’, были построены именно на этой мысли.
Однако и такіе здравые педагоги, какъ протоіерей Соколовъ или Рождественскій, не могли вполн отдлаться отъ средневковыхъ преданій, слишкомъ властно тяготвшихъ надъ преподаваніемъ религіи. ‘Начальное наставленіе’, напримръ, словно въ опроверженіе разумныхъ убжденій и совтовъ самого автора книги, начинается именно съ такихъ, недоступныхъ ребенку, высокихъ богословскихъ положеній и опредленій, которыя, конечно останутся для него ‘кимваломъ бряцающимъ’, наборомъ торжественныхъ словъ, неспособныхъ проникнутъ въ его душу и остающихся только на кончик языка для безсознательнаго отвта на требованіе учителя.
Вотъ, напримръ, отрывовъ изъ перваго урока этого руководства. ‘Самъ Богъ открылъ намъ о Себ, что Онъ одинъ по существу и троиченъ въ лицахъ, т. е., что Онъ есть Богъ-Отецъ, Богъ-Сынъ и Богъ-Духъ Святый, что эти три лица имютъ равную силу и честь, что въ трехъ лицахъ одинъ Богъ, а не три. Различіе трехъ лицъ Божества состоитъ только въ томъ, что Сынъ Божій рождается отъ Бога-Отца, Духъ Святой исходитъ отъ Бога-Отца, а Богъ-Отецъ не рождается и не исходитъ отъ другаго лица’.
Не нужно быть даже педагогомъ, чтобы понять всю невозможность вселить въ слабый дтскій умъ подобныя высшія тайны религіозной догматики, которыя черезъ это неблагоразумное упрежденіе возраста могутъ только подвергаться вреднымъ искаженіямъ и профанаціи, не прибавляя ничего къ простодушной ясности дтской вры въ Бога.
На этомъ мы можемъ закончить свои мысли о религіозномъ образованіи въ нашей народной школ.
Общій выводъ ихъ простъ. Начальная школа, по нашему убжденію, должна дать дтямъ народа живыя религіозно-нравственныя стремленія, а не вншнюю церковную обрядность, которой и безъ того научитъ съ излишкомъ многолтняя практика церкви.
Хорошо, если-бы надъ воспитаніемъ въ дтяхъ этой религіозной нравственности могли поработать одновременно и церковь, въ лиц священника, и школа, въ лиц учителя, и семья, въ лиц родителей.
Но если печальныя обстоятельства дйствительности не подаютъ намъ надежды на полезную помощь двухъ изъ этихъ факторовъ, то пусть, по крайней мр, священники не мшаютъ народнымъ учителямъ обучать дтей школы тому, чему они сами не хотятъ или не могутъ обучать ихъ, но условіямъ своего положенія.
Хорошій священникъ, конечно, самый естественный и самый лучшій учитель религіи. Но тамъ, гд его негд взять или гд онъ отворачивается отъ школы, народный учитель, во всякомъ случа, можетъ и долженъ стать наставникомъ дтей въ евангельскомъ ученіи, принесенномъ Христомъ на землю не для мудрецовъ и книжниковъ, а для простыхъ сердцемъ и нищихъ духомъ.
Можно окружить приготовленіе народнаго учителя строгими требованіями и напряженнымъ вниманіемъ. Но разъ мы признали его достойнымъ быть наставникомъ народа, мы должны освободить его отъ оскорбительныхъ подозрній и доврить ему душу дтей съ такою же честною искренностью, съ какою мы довряемъ ее теперь священнику, ничмъ не доказавшему своего преимущества надъ ними.