Время на прочтение: 12 минут(ы)
Тихомиров П. В. [Рец. на:] Минто В. Дедуктивная и индуктивная логика / Пер. с англ. С. А. Котляревского, под ред. В. Н. Ивановского. М., 1896 г. // Богословский вестник 1895. Т. 4. No 12. С. 409-421 (2-я пагин.).
‘Дедуктивная и индуктивная логика Б. Mинто’.
Переводъ съ англійскаго С. А. Котляревскаго подъ редакціей Б. Н. Ивановскаго. Москва. 1896 г. XXI + 539 стр. Ц. 2 р.
Русскій переводъ Логики покойнаго профессора Эбердинскаго университета Вильяма Минто составляетъ первый выпускъ, издаваемой подъ редакціей Московскихъ профессоровъ ‘Библіотеки для самообразованія’. Какъ видно изъ предисловія, она разсчитана на лицъ, способныхъ, по своей подготовк, прослушать курсъ высшаго учебнаго заведенія, но почему-либо лишенныхъ возможности сдлать это, или — пожелавшихъ, по окончаніи высшей школы, освжить забытыя знанія, пополнить проблы и т. п. (стр. VII). Этимъ опредляются т требованія, какія рецензентъ и читатель въ прав предъявлять къ данной книг.
Задача всякаго учебнаго руководства, разсчитаннаго на уровень развитія студентовъ высшихъ школъ, состоитъ въ томъ, чтобы по возможности полно познакомить читателя съ современнымъ состояніемъ извстной науки, — указать вс важнйшія ея проблемы и способы ихъ ршенія,— ввести его въ духъ употребляемыхъ наукой методовъ и, наконецъ, сдлавъ ясною связь этого современнаго состоянія со всмъ историческимъ прошлымъ науки, намтить открывающіеся для нея горизонты въ будущемъ. Въ какой мр выполнена эта задача книгою Минто?
Самъ авторъ особенности свои въ изложеніи логики полагаетъ въ томъ, что онъ, во-первыхъ, ставитъ ея изученіе на историческую почву и, во-вторыхъ, подчеркиваетъ ея значеніе, какъ — практической дисциплины (стр. XIII). Первая изъ этихъ особенностей, поскольку она дйствительно достигается, составляетъ несомннное достоинство книги: задачи и составъ науки, ея методъ и т. п. едва-ли могутъ быть инымъ путемъ опредлены съ достаточною ясностью. Что-же касается второй особенности, то мы уже a priori можемъ сказать, что она длаетъ книгу Минто до нкоторой степени односторонней,— недостатокъ для учебника довольно существенный. Взглядъ на логику, какъ на практическую науку, является господствующимъ y англійскихъ писателей,— Милля, Бена, Джевонса и др., и автору, какъ ученику Бена (стр. XIV), было, конечно, довольно естественно подчиниться этой традиціи. Но что такой взглядъ но вполн отражаетъ общій характеръ современной научной разработки логики, съ этимъ,— мы уврены,— согласится всякій знакомый съ литературой предмета: напримръ, въ нмецкой логической литератур преобладаетъ стремленіе выдвинуть на первый планъ чисто теоретическій интересъ данной науки. Можно, конечно, не соглашаться съ этой постановкой и оспаривать ея законность, но считаться съ ней, какъ съ фактомъ, совершенно необходимо,— особенно въ учебник, назначенномъ не для элементарныхъ школъ (гд еще было-бы умстно оставить только безпорное), a для людей, способныхъ имть самостоятельное сужденіе и нуждающихся въ томъ, чтобы ихъ поставили in medias res всхъ не только безпорныхъ, но и спорныхъ вопросовъ науки. Между тмъ авторъ отдлывается отъ этого обязательства юмористическимъ замчаніемъ, что ‘ко многому въ позднйшемъ развитіи логики вполн приложима похвальба одного кэмбриджскаго математика, что лучше всего въ его новой теорем то, что она никоимъ образомъ и никогда не можетъ никому ни въ чемъ пригодиться’ (стр. 2). И такихъ замчаній пр адресу якобы совершенно ненужнаго теретизированія y него не мало въ самомъ изложеніи курса. Онъ, напримръ, отказывается — ‘входить въ изложеніе всхъ тхъ сложныхъ и громоздкихъ толкованій, которыя даются для законовъ мышленія въ логическихъ трактатахъ послдняго столтія’ (стр. 41) и т. д.
Стремленіе поставить изученіе логики на историческую почву, какъ сказано выше, составляетъ несомннное достоинство книги Минто. Но, къ сожалнію, эта историческая часть книги оставляетъ многаго желать со стороны своей полноты. Въ большинств случаевъ авторъ ограничивается ссылками лишь на Аристотеля да на англійскихъ логиковъ и — иногда на схоластиковъ. Пренебреженіе нмецкой логической литературой всюду рзко бросается въ глазa. И нельзя сказать, чтобы это пренебреженіе не отразилось вредно на основательности нкоторыхъ трактатовъ. Авторъ, напримръ, въ цлыхъ трехъ главахъ (ч. I, гл. IV, стр. 131—169) разсматриваетъ вопросы — о пяти родахъ сказуемаго (предикабилій), категоріяхъ Аристотеля и универсаліяхъ. Почему-бы, спрашивается, на ряду съ утратившимъ теперь значеніе Аристотелевскимъ ученіемъ о категоріяхъ не обозрть ученія объ этомъ предмет новйшихъ германскихъ философовъ? Это было-бы не только интересно, но и полезно. A въ вопрос объ отношеніи общихъ именъ къ дйствительности игнорированіе нмецкой литературы прямо порождаетъ поверхностность и сбивчивость въ собственныхъ сужденіяхъ автора.— Въ трактат о законахъ мышленія (стр. 37—50) ничего нтъ о т. н. закон достаточнаго основанія. Какъ-бы кто къ этому закону ни относился, во всякомъ случа, при постановк изученія логики ‘на историческую почву’ говорить о немъ необходимо: право на вниманіе даютъ ему уже одни споры о его значеніи въ логической литератур континента {Въ англійскихъ логикахъ этотъ законъ обыкновенно пропускается. Исключеніе составляютъ только логическія изслдованія Вильяма Гамильтона.}. Совершеннымъ игнорированіемъ этого закона Минто оказываетъ явную несправедливость не въ одной континентальной литератур, но отчасти и къ своей отечественной. Подобныхъ примровъ не мало можно указать и еще.
Обратимся теперь къ самому содержанію книги Минто. Открывается она введеніемъ, въ которомъ опредляются — происхожденіе, задачи и аксіомы логики (стр. 1—50). Правильнаго опредленія задачъ логики авторъ думаетъ врне всего достигнуть, разъяснивъ взглядъ на этотъ предметъ отца логики Аристотеля. ‘Часто, говоритъ онъ, ставился вопросъ: съ чего надо начинать въ логик? Особенно сильно стало чувствоваться это затрудненіе въ текущемъ столтіи — вслдствіе того, что, при общемъ оживленіи логическихъ изслдованій, лица, занимавшіяся ими, стояли на совершенно различныхъ точкахъ зрнія.— Съ чего начиналъ основатель логики? Отъ чего исходилъ Аристотель? Объяснивъ это, мы, кажется, всего легче ршимъ этотъ вопросъ, такъ-какъ система, созданная Аристотелемъ, и до сихъ поръ еще остается главнымъ стволомъ дерева логики, хотя она и дала отъ своего корня массу побговъ и оказалась обвитой множествомъ чужеядныхъ растеній’ (стр. 1). Показавъ затмъ связь Аристотелевой логики съ софистикой и съ извстной страстью древнихъ грековъ къ спорамъ (стр. 4—7), авторъ длаетъ выводъ, что ‘логика Аристотеля, по ея первоначальному назначенію, была такимъ-же практическимъ руководствомъ, какъ трактаты о мореплаваніи или руководства къ игр въ вистъ’ (стр. 4) и что ‘его великое открытіе заключалось въ указаніи того, какія формы, или типы, утвержденій мы должны стараться получить и какой обработк слдуетъ подвергать полученныя утвержденія’ (стр. 8). Логика Аристотеля была чисто формальной, потому что ‘она боле интересовалась доказательствомъ взаимныхъ отношеній предложеній (въ силлогизм), чмъ истинностью каждаго изъ нихъ въ отдльности’ (стр. 16). Такое-же отношеніе къ задачамъ ‘логики силлогизма и послдовательности’ (дедуктивная логика) усвояетъ себ и авторъ.
Относительно раздленія логики авторъ говоритъ: ‘Согласно обычаю, я послдую общепринятому теперь (?) дленію логики на дедуктивную и индуктивную. Эти названія во многихъ отношеніяхъ сбивчивы, но они упрочены силой обычая, и тщетно было-бы пытаться его уничтожить’ (стр. 17).
Согласно съ своимъ стремленіемъ подчеркнуть практическое значеніе логики, авторъ, вслдъ за этимъ опредленіемъ ея задачи и состава, разсматриваетъ ее, ‘какъ средство для предохраненія отъ ошибокъ или заблужденій’ (стр. 20—36). Часто говорятъ, что цль логики есть ‘помощь при отысканіи истины’. Авторъ находитъ такое выраженіе ‘сбивчивымъ’, потому что оно ‘приводитъ многихъ къ ошибочному предположенію, будто логика иметъ притязаніе быть искусствомъ открытія истины, т. е. будто она ставитъ своей задачей указать правила, при простомъ соблюденіи которыхъ изслдователи могутъ безошибочно до-ходить до новыхъ истинъ. Но это неприложимо даже къ логик индукціи, a еще меньше къ старой логик. Только косвенно,— удерживая людей отъ неправильныхъ выводовъ и разубждая ихъ, когда они думаютъ, что достигли своей цли,— можетъ логика направлять людей по пути истины. Истина часто скрыта въ лабирнинт, и логическія правила помогаютъ отыскивать ее, только предостерегая человка, когда онъ попадаетъ на ложный слдъ, и тмъ указывая ему, что онъ долженъ искать другого — истиннаго. Изслдователя влечетъ впередъ его собственное стремленіе, логика-же не столько указываетъ ему правильный путь, сколько предостерегаетъ отъ неправильнаго. Излагая условія, при соблюденіи которыхъ истолкованіе становится правильнымъ, аргументація — сильной, очевидность — убдительной и объясненіе фактовъ — достаточнымъ, логика показываетъ изслдователю, какъ проврить и очистить отъ ошибокъ заключенія, но не учитъ его, какъ къ этимъ заключеніямъ прійти’ (стр. 21). Въ виду этого, авторъ находитъ, что ‘перечень типическихъ формъ неправильнаго мышленія, иллюстрированный примрами, долженъ pari passu сопровождать изложеніе формъ мышленія правильнаго’ (стр. 22). И мы должны сказать, что съ этой стороны логика Минто не оставляетъ желать ничего лучшаго. Поводы къ заблужденіямъ и виды послднихъ указываются и анализируются такъ полно и иллюстрируются такими интересными примрами,— примрами, не выдуманными, а по большей части взятыми изъ жизни и литературы, — что едва ли какой другой учебникъ логики можетъ въ этомъ отношеніи конкуррировать съ разсматриваемымъ.
‘Распространено мнніе,— говоритъ авторъ въ томъ-же отдл введенія,— что логика намъ нужна для того, чтобы защитить насъ отъ софистическихъ ухищреній, отъ недобросовстной игры словами и правдоподобіемъ. Но на самомъ дл нашъ ‘внутренній софистъ’ — врагъ гораздо боле опасный, такъ-какъ ему благопріятствуютъ наши естественныя, природныя наклонности къ заблужденіямъ. Изъ каждыхъ нашихъ десяти заблужденій, вроятно, лишь въ одномъ случа мы бываемъ жертвами умышленнаго обмана со стороны настоящихъ ‘софистовъ’. Въ остальныхъ-же девяти мы подпадаемъ подъ власть нашихъ собственныхъ неразумныхъ влеченій и предубжденій: обыкновенно люди прежде всего обманываютъ самихъ себя, a потомъ уже другихъ людей’ (стр. 23). Отсюда дли автора естественно возникаетъ задача — указать главные роды нашихъ естественныхъ заблужденій или иллюзій и ихъ причины. Такихъ разрядовъ онъ насчитываетъ четыре. а) Заблужденія отъ нетерпнія. Какъ существо, созданное для дятельности и тяготящееся всякаго рода препятствіями, человкъ и въ познавательной области не легко мирится съ состояніями сомннія и неувренности, какъ препятствіями къ продолженію умственной работы. Поэтому и мы часто бываемъ склонны ‘наскоро составлять себ опредленные взгляды безъ достаточнаго знакомства съ дломъ и вообще считать проволочкой всякое предварительное изслдованіе дла, если только такое изслдоваеіе не становится нашей спеціальной задачей. Этотъ, основной фактъ нашей природы, это естественное, врожденное, нетерпніе объясняетъ значительное большинство ложныхъ врованій, которыя мы создаемъ и которыхъ упорно держимся. Мы должны быть уврены въ чемъ-либо, мы не можемъ быть спокойны, пока не достигли увренности, и хватаемся за первое, что,какъ намъ кажется, устраняетъ сомннія’ (стр. 26—28) {Эту человческую склонность авторъ иллюстрируетъ многими довольно удачно подобранными примрами. ‘Скажите любому англичанину,— приводить онъ изреченіе одного остряка,— что поднятъ вопросъ о томъ, населены—ли планеты, и онъ почувствуетъ себя обязаннымъ имть на этотъ счетъ свое собственное мнніе. Сила увренности,— замчаетъ онъ при этомъ,— не пропорціональна количеству затраченной на нее умственной работы, и, можетъ быть, общее правило таково, что чмъ мене увренность основана на разсужденіи, тмъ крпче за нее держатся’ (стр. 28).— ‘Продавецъ колоніальныхъ товаровъ иметъ вполн законченный взглядъ на иностранную политику, y молодой леди — своя полная теорія о таинствахъ, и ни тотъ ни другая нисколько не сомнваются въ врности своихъ взглядовъ. Сельская поповна выскажетъ твердое убжденіе, что Парижъ никогда не можетъ быть взятъ, или что Бисмаркъ — негодяй’ (стр. 29).— На этой склонности основываются и разнаго рода суеврія (стр. 30).}. b) Заблужденія, происходящія подъ вліяніемъ удовольствія, доставляемаго д 123,ятельностью,— состоятъ въ переоцнк результатовъ и выводовъ своихъ спеціальныхъ научныхъ занятій (стр. 31—32). с) Заблужденія, происходящія подъ вліяніемъ чувства: этотъ источникъ заблужденій боле другихъ очевиденъ и издавна составлялъ любимую тему для моралистовъ (стр. 32—33) {Этимъ вліяніемъ чувства на мысль авторъ объясняетъ тотъ фактъ, что ‘людямъ, интересы которыхъ приходятъ въ столкновеніе, такъ трудно бываетъ понимать чужіе аргументы и доврять честности своихъ противниковъ. Часто можно видть совщанія капиталистовъ съ рабочими, на которыхъ каждая изъ сторонъ совершенно не можетъ оцнить значенія доводовъ другой стороны и удивляется ея ослпленію, хотя об одинаково состоятъ изъ лицъ, не способныхъ совершить сознательно безчестный поступокъ’ (стр. 33).}. d) Заблужденія, происходящія подъ вліяніемъ привычки. Примрами здсь могутъ служить: страхъ, который испытываютъ многіе люди, оставаясь въ темнот, сила привязанности къ привычнымъ для насъ ученіямъ и способамъ дйствія и наша непобдимая антипатія къ тмъ, кто не держится этихъ ученій и поступаетъ иначе, вс Бэконовскія idola fori, склонность врача y всякаго больного открывать наиболе распространенную или модную въ данное время болзнь и т. п. (стр. 33—35).— При самомъ изложеніи логики авторъ впослдствіи показываетъ, какъ каждая изъ этихъ диспозицій къ заблужденію вліяетъ на тотъ или иной совершенно правильный логическій пріемъ, превращая его изъ способа открытія истины въ орудіе ошибки.
Заканчивается введеніе трактатомъ ‘объ аксіомахъ діалектики и силлогизма’, т, е. о законахъ тожества, противорчія и исключеннаго третьяго (стр. 37—50). Толкованіе этихъ законовъ отличается y автора замчательной ясностью и наглядностью,— иллюстрируется множествомъ примровъ и историческихъ справокъ.
Таково содержаніе введенія. Недостатками этого введенія являются неполнота по части затрогиваемыхъ вопросовъ и нкоторая догматичность изложенія. Желательно было-бы здсь видть, напримръ, трактаты о метод и пособіяхъ логики, о мст и значеніи ея въ ряду другихъ наукъ, объ отношеніи ея къ философіи (послднее особенно нужно въ виду того, что почти 2/3 всхъ писателей по логик, въ томъ числ и англійскихъ, обработываютъ ее не иначе, какъ въ связи съ гносеологіей, a иногда и метафизикой) и т. п. Затмъ не мшало-бы автору познакомить читателей съ спорами о предмет и задачахъ логики, о законахъ мышленія и проч. Раздленіе логики на дедуктивную и индуктивную устарло, нарушаетъ стройность и единство плана въ изложеніи науки и, вообще, не можетъ быть убдительно оправдано. Но вс эти недостатки вполн покрываются живостью и дловитостью изложенія, особенно цнными въ учебник, простотою разсужденій, умньемъ автора прямо подойти къ вопросу и дать на него ясный и толковый отвтъ, a главное — обиліемъ интересныхъ примровъ.
Прежде чмъ перейти къ разсмотрнію ученій развитыхъ въ каждой изъ двухъ частей книги Минто, мы остановимся на план, какому слдуетъ авторъ. Дедуктивная логика состоитъ y него изъ трактатовъ — объ элементахъ предложеній (именахъ или терминахъ), объ истолкованіи предложеній и непосредственныхъ выводахъ, о взаимной зависимости предложеній и силлогизм. Индуктивная разсуждаетъ объ основаніяхъ и методахъ установки причинной связи явленій. Съ перваго взгляда видно, что этимъ планомъ исключена изъ логики Минто цлая половина обычнаго въ курсахъ этой науки отдла — о т. н. ‘систематическихъ формахъ мышленія’: именно, нтъ трактатовъ о доказательств и о метод. Важность и необходимость этихъ трактатовъ доказывать нтъ надобности. Въ индуктивной логик, или ‘логик наукъ’, какъ ее называетъ авторъ, ощущается недостатокъ прикладного отдла, который долженъ-бы содержать характеристику методовъ и пріемовъ отдльныхъ наукъ. Этотъ отдлъ есть y Бэна, и очень жаль, что Минто не послдовалъ въ этомъ случа примру своего учителя.
Досел мы, большею частію, указывали т недостатки книги Минто, какихъ желательно было-бы въ ней не видть въ силу ея назначенія, какъ учебника. Читатели видятъ отсюда, съ какихъ сторонъ эта книга не удовлетворяетъ тому идеалу учебника для высшихъ школъ, какой мы выставили въ начал своей рецензіи. Но относительно всхъ этихъ недостатковъ мы должны сказать, что они въ весьма большой степени обусловливаются пониманіемъ авторомъ своей задачи и тми историческими школьными традиціями, которыми опредлялся характеръ его работы. Значитъ, мы,— при всей законности своихъ требованій,— не нашли y автора, въ сущности, только того, чего онъ не хотлъ или не могъ дать. A потому и отвтственность за названные недостатки должна, по нашему мннію, главною своею тяжестью падать не на него, a на нашу ‘комиссію по организаціи домашняго чтенія’, не оговорившую въ предисловіи этихъ недочетовъ и не указавшую средствъ пополнить ихъ {A сдлать это было-бы очень легко въ приложеніи. Вдь нашла-же комиссія возможнымъ дать въ этомъ приложеніи два очерка изъ логики Бана объ анализ предложеній и силлогистической аргументаціи (стр. 475 и сл. 489 и слд.).}.
Теперь мы посмотримъ, насколько удовлетворительно выполнена работа Минто въ рамкахъ тхъ требованій и задачъ, какія онъ самъ себ поставилъ.
Здсь мы прежде всего позволимъ себ отмтить то общее впечатлніе, какое производитъ чтеніе этой книги. Впечатлніе это — чрезвычайно выгодно для автора. Вс привыкли считать одной изъ неизбжныхъ принадлежностей учебника логики нкоторую сухость и даже скуку. Но начавъ читать книгу Минто, мы съ самыхъ-же первыхъ страницъ были пріятно удивлены, не найдя въ ней ничего подобнаго: живость и свжесть изложенія, проникнутаго мстами глубокимъ и тонкимъ юморомъ или блещущаго остроуміемъ, a мстами возвышающагося до лиризма или поражающаго тонкой психологической наблюдательностью,— буквально заставляли забывать, что читаешь учебникъ по одной изъ самыхъ трезвыхъ и положительныхъ философскихъ наукъ. Давно знакомыя и даже прискучившія правила и формулы какъ будто оживали, и казалось, что читаешь какой-нибудь мастерски составленный художественный фельетонъ. Такое впечатлніе не покидало насъ до самаго конца книги и способствовало тому, что мы прочли ее,— при ея значительномъ объем (539 страницъ) — всего въ три дня. Указанные выше недостатки книги мы замтили только уже при вторичномъ ея чтеніи, когда задумали написать о ней рецензію и когда, поэтому, постарались уже отршиться отъ перваго и общаго впечатлнія, такъ подкупающаго въ ея пользу.
Дйствительно, разсматриваемая сама въ себ, книга Минто есть замчательный трудъ. Прежде всего, поднимаемые въ ней вопросы обсуждаются со всею полнотой, какая только была возможна. Разсужденія автора обнаруживаютъ его глубокую вдумчивость, a приводимые имъ примры и поясненія показываютъ въ немъ многосторонне образованнаго и обширно начитаннаго мыслителя. Право, политика, медицина, обыденная жизнь, литература, исторія, философія — все даетъ ему матеріалъ для иллюстраціи и обоснованія развиваемыхъ имъ положеній. Благодаря этому логическія правила крпко и отчетливо залегаютъ въ сознаніи читателя. Вотъ нсколько примровъ въ подтвержденіе сказаннаго.— Вс мы еще изъ средней школы знаемъ, что умозаключеніе ‘post hoc ergo propter hoc’ — несостоятельно, и каждый изъ насъ не затруднится подтвердить это такими банальными примрами, какъ ‘день не есть причина ночи’. Но вотъ Минто поясняетъ значеніе простаго фактическаго преемства явленій такимъ не только выразительнымъ, но и художественнымъ примромъ, заимствованнымъ изъ трагедіи Шекспира ‘Генрихъ ІV’ (ч. III, актъ 1, явл. 13):
‘Глэндоудръ: Когда я родился, чело небесъ браздилося огнями горящихъ молній, и земля тряслася въ своей осyов, будто жалкій трусъ.
Готспорь: Да вдь земля и безъ того содрогнулась-бы въ это время, если-бы ты и не родился вовсе, или если-бы окотилась въ этотъ моментъ кошка твоей матери’ (стр. 367).
Другой примръ на тотъ-же случай онъ беретъ изъ ‘Бесдъ о смшныхъ и неосторожныхъ умозаключеніяхъ’ Латимера: одинъ старикъ считалъ причиною засоренія пескомъ гавани въ Сэндвич построенную псредъ тмъ Тентердейскую колокольню (стр. 365). Затмъ,— напримръ, вс историки знаютъ и, конечно, внушаютъ своимъ ученикамъ, что разсказъ, долго хранившійся и передавшійся путемъ устнаго преданія, не заслуживаетъ большого доврія. Но едва-ли многимъ изъ нихъ приходила въ голову мысль о возможности иллюстрировать это положеніе на примр простой игры, извстной y англичанъ подъ названіемъ ‘русской сплетни’ (Russian scandal), {Сущность этой игры заключается въ слдующемъ: кто-нибудь изъ членовъ общества, A , пишетъ короткій разсказъ или исторію и читаетъ его В., В. повторяетъ на память С., С. — Д. и такъ дале. Когда этотъ разсказъ обойдетъ такимъ образомъ все общество, то послдній слушатель пишетъ свою версію, и она сравнивается съ оригиналомъ. При самомъ полномъ желаніи вести игру добросовстно, измненія вообще бываютъ очень значительныя (стр. 358—359).}, что рекомендуетъ Минто. Главы объ исторической достоврности и о степени правдивости очевидцевъ изобилують любопытнйшими иллюстраціями, изъ которыхъ мы видимъ, напримръ, что ‘Періодъ времени, достаточный для созданія вполн законченной легенды нужно измрять иногда часами, a не годами’ (стр. 360), что ‘въ дйствительности мы видимъ гораздо меньше, чмъ обыкновенно полагаютъ’ (стр. 357 прим.) и т. п.—Дале, вроятно, вс изучавшіе логику помнятъ, какими ненатуральными обыкновенно кажутся вс примры на ‘retitio principii’ и ‘ignoratio elenchi’, Минто даетъ этому обстоятельству вполн толковое объясненіе. ‘Легче, говоритъ онъ, объяснить, въ чемъ состоятъ названныя заблужденія, чмъ наглядно иллюстрировать ихъ. Неправильность проскальзываетъ здсь, главнымъ образомъ, въ продолжительныхъ разсужденіяхъ. Ошибочное разсужденіе, которое, будучи выражено просто, въ немногихъ предложеніяхъ, не обмануло-бы даже и ребенка, можетъ обмануть половину свта, если его развить въ цломъ том in qtiarto’ (стр. 285). Подобными примрами полна вся книга.
Въ отдльныхъ трактатахъ есть не мало подробностей, очень выгодно отличающихъ логику Минто отъ извстныхъ въ нашей учебной литератур книгъ по этому предмету. Такъ, въ глав о предложеніяхъ или сужденіяхъ введенъ отдлъ о ‘спеціальныхъ трудностяхъ’, соединенныхъ съ словесною формулировкой предложенія, напримръ, исключающихъ, временныхъ и модальныхъ (стр. 95—102). Польза этого отдла безспорна, между тмъ какъ въ учебникахъ его часто опускаютъ. Весь трактатъ объ опредленіи (стр. 103—138) обработанъ образцово и во многихъ отношеніяхъ оставляетъ позади себя логику Бэна, которому первому принадлежитъ честь выясненія важности этого отдла въ логик и самой основательной его разработки. Глава о ‘противоподразумваемости (counterlmplication) предложеній’ (стр. 195—208) представляетъ прямое нововведеніе въ логику, но нововведеніе очень полезное. Дло здсь вотъ въ чемъ. Въ обыкновенномъ язык ‘всякое утвердительное сужденіе относительно чего-нибудь есть всегда почти скрытое отрицаніе относительно чего-нибудь другого.— Положимъ, напр., вашъ собесдникъ, говоря о дтяхъ, замчаетъ, что Джонъ — хорошій мальчикъ, естественно заключить отсюда, что въ ум говорящаго есть представленіе о другихъ дтяхъ, которыхъ нельзя причислить къ хорошимъ мальчикамъ. Такой выводъ сразу могъ-бы сдлать всякій, кто услыхалъ-бы такое мнніе, и напрасно высказавшій его станетъ возражать, что онъ говорилъ исключительно объ одномъ Джон. Или, положимъ, напри-мръ, есть два кандидата на должность школьнаго учителя, А. и В., и кто-нибудь подчеркиваетъ то обстоятельство, что A. — превосходный преподаватель… Сразу можно заключить, что тотъ, кто хвалитъ А., не считаетъ В. такимъ превосходнымъ учителемъ, какъ А. Справедливость подобнаго заключенія признаютъ вс’ (стр. 195—196) Обстоятельному выясненію закона и правилъ такого рода выводовъ и посвящена разсматриваемая глава. Въ изложеніи ученія о силлогизм заслуживаетъ упоминанія указаніе на особый родъ энтимемы, который авторъ называетъ энтимемой отвлеченно указаннаго принципа: напримръ, одно умозаключеніе объявляютъ противнымъ ‘принципамъ политической экономіи’, другое — ‘теоріи эволюціи’, третье — несовмстимымъ съ ‘наслдственностью’ или нарушающимъ ‘священный принципъ свободы договора’,— при этомъ предполагается, что слушатель знакомъ съ тми принципами, на которые длаютъ ссылки (стр. 258).
Можно, правда, въ изложеніи авторомъ различныхъ логическихъ ученій находить и такія вещи, съ которыми трудно согласиться. Но ихъ очень немного. Такъ, напр., говоря о научной номенклатур, онъ боле склоняется къ тому мннію, что ‘при установленіи научныхъ терминовъ лучше приспособлять старыя имена, чмъ изобртать новыя’ (стр. 128), хотя и сознаетъ связанныя съ этимъ неудобства. А по нашему мннію, старыя имена всегда контрабандно привнесутъ въ новыя понятія старый, отжившій смыслъ. Поэтому удобне ужъ допускать неологизмы: пусть лучше страдаетъ языкъ, чмъ мысль. Ученію о вроятныхъ заключеніяхъ (стр. 453—458) можно-бы пожелать большей основательности. Знакомство съ нмецкой логической литературой здсь оказало-бы автору существенную услугу.
Каково-же,— спрашивается теперь,— должно быть наше общее сужденіе о книг Минто? Мы видимъ, что въ своемъ положительномъ содержаніи она составляетъ весьма цнное пріобртеніе для нашей учебной литературы. Недостатки-же ея — такого рода, что создаютъ для нея нужду скоре въ пополненіи, чмъ въ переработк. A это признакъ дйствительно хорошей и умной книги.
Достоинства разсматриваемой книги еще боле возвышаются даннымъ при ней приложеніемъ, которое содержитъ массу примровъ для упражненія учащихся въ классификаціяхъ,— опредленіяхъ, анализ предложеній и силлогизмовъ и т. п. (ст. 471—539). Примры эти не вс принадлежатъ Минто, a очень многіе взяты въ русскій переводъ изъ Джевонса, Бэна, Ибервега, Кинса, и Фаулера, a также подобраны В. Н. Ивановскимъ и A. C. Блкинымъ. Примры эти, въ большинств случаевъ, отличаются серьезнымъ характеромъ и могутъ задать учащемуся хорошую умственную работу. Нужда въ ‘задачник’ при изученіи логики давно уже сознается y насъ преподавателями этого предмета.
Въ заключеніе мы должны сказать, что переводъ книги сдланъ чистымъ и легкимъ литературнымъ языкомъ. Въ корректурномъ отношеніи она тоже вполн исправна, и назначенная ей цна (2 рубля) можетъ считаться даже скромной.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
