Рэчель Рэй, Троллоп Энтони, Год: 1863 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 413 минут(ы)

РЭЧЕЛЬ РЭЙ.

РОМАНЪ
АНТ. ТРОЛЛОПА.

ГЛАВА I.
СЕМЕЙСТВО РЭЙ.

Есть женщины, которыя не могутъ рости одн, какъ иныя деревья на открытомъ мст, для которыхъ опора и теплота какой нибудь стны, поливка и тычинка становятся безусловною необходимостью, которыя, во время роста своего, непремнно будутъ гнуться и искать подпоры для своей жизни, разстилаться втками своими по земл, когда достигнутъ ея, и когда обстоятельства жизни недоставятъ имъ желанной поддержки въ близкомъ и удобномъ для нихъ разстояни. О большей части женщинъ можно сказать, что они превосходно длаютъ, что выходятъ замужъ, какъ можно тоже сказать и о большей части мужчинъ, когда мы видимъ, что мужъ и жена сообщаютъ силу другъ другу, не теряя ее ни тотъ, ни другая, для женщинъ же, о которыхъ я говорю теперь, брачный союзъ становится совершенно необходимымъ, и он всегда почти вступаютъ въ него, хотя союзъ этотъ часто бываетъ неестественнымъ. Женщина, нуждающаяся въ стнк, къ которой могла бы прислониться, будетъ клясться въ повиновени иногда своему повару, иногда своему внуку, иногда своему адвокату. Она будетъ совершенно довольна всякимъ уголкомъ, всякимъ столбикомъ, всякимъ пнемъ, который въ состояни выдержать ея тяжесть, она отъискиваетъ этотъ уголокъ, столбикъ или пень, привязывается къ нему и за тмъ выходитъ замужъ.

Такою женщиною была и наша мистриссъ Рэй. Ужь одно имя ея {Ray — лучь, блескъ.} наводитъ на мысль, что она вышла замужъ при торжественной обстановк, пользующейся особенною популярностью между дамами. Она была похожа на молодое персиковое деревцо, которое, въ ранне дни его, тщательно пручали рости, прислонясь къ благотворной стнк, обращенной на солнышко. Наконецъ для нея отъискали естественную подпору, и все пошло своимъ чередомъ. Но небо заволоклось черными, грозными тучами, дунулъ свжй втеръ, и теплое уютное убжище, теплая стнка, къ которой она прислонилась и чувствовала себя совершенно безопасною, вдругъ оторвалась отъ ея втокъ, въ то самое время когда он, въ полнот своей жизни, начинали разстилаться дальше и дальше. Она вышла замужъ девятнадцати лтъ, и потомъ, посл десяти лтъ супружескаго счастя, сдлалась вдовою.

Мужъ ея, нсколькими годами старше ея, былъ степенный, трезвый, трудолюбивый и усердный человкъ, какъ нельзя боле способный для того, чтобы служить защитой отъ житейскихъ невзгодъ для женщины, которую онъ выбралъ себ въ подруги. Оба они жили въ графств Экстеръ, хотя тотъ и другой по мсту своего рожденя принадлежали къ Девонширу. Мистеръ Рэй, не будучи священникомъ, занимался, однакоже, духовными длами. Онъ былъ адвокатъ, но адвокатъ того рода професси, которая иметъ близкое сходство съ профессей священнической, которая длала его духовнымъ и почти священникомъ. Онъ управлялъ длами цлаго епископства, зналъ, въ чемъ состояли права и какихъ правъ не предоставлено пребендарямъ и каноникамъ, регентамъ пвчихъ и даже самимъ пвчимъ. Впрочемъ, онъ уже много лтъ покоился въ могил до начала нашего разсказа, и если мы упомянули о немъ, то собственно для поясненя, при какихъ обстоятельствахъ мистриссъ Рэй получила первый оттнокъ того колорита, который церковныя дла сообщили ея жизни.

И такъ, посл десяти лтъ супружеской жизни, мистеръ Рэй скончался, оставивъ мистриссъ Рэй съ двумя дочерями, самою старшею и самою младшею изъ всхъ дтей, которыхъ она имла. Старшей, Дороте, было тогда больше девяти лтъ, и такъ какъ она имла чрезвычайное сходство съ покойнымъ отцомъ, была степенна, серьезна и даже сурова, то мистриссъ Рэй не замедлила опереться на свою старшую дочь. Доротея сдлалась для ней подпорой, при которой она росла до настоящаго времени. Опираясь на нее, мистриссъ Рэй продолжала рости и росла все время, за исключенемъ одного быстро пролетвшаго года. Въ этомъ году Доротея взяла себ мужа и потеряла его, такъ что въ одномъ и томъ же дом были дв вдовы. Она, подобно матери, вышла замужъ рано, соединивъ свою судьбу съ судьбой молодаго священника близь Бэзельхорста, но онъ прожилъ только нсколько мсяцевъ, и старшая дочь мистриссъ Рэй возвратилась въ коттэджъ своей матери, мрачная, жесткая, суровая, въ траур, подъ именемъ мистриссъ Прэймъ. Мрачною, жесткою, суровою и въ траур она оставалась съ тхъ поръ въ течене девяти послдовавшихъ лтъ, конецъ этихъ девяти лтъ приводитъ насъ къ началу нашего разсказа.

Относительно самой мистриссъ Рэй, мн кажется, что бдный мистеръ Прэймъ переселился въ вчность къ лучшему. Это обстоятельство упрочивало за ней подпору, въ которой она такъ сильно нуждалась. Надо, однакоже, признаться, что мистриссъ Прэймъ оказалась боле суровымъ властелиномъ, чмъ была Доротея Рэй, и что мать испытывала бы боле мягкое обхождене, если бы дочь ея не выходила замужъ. Я полагаю, что причиною такой суровости былъ трауръ, который она носила. Казалось, какъ будто мистриссъ Прэймъ въ выбор для себя крепа, бомбазина и фасона чепца ршилась подавить всякую идею о женской мягкости, какъ будто она дала себ клятву, неизмнную клятву, что мужчины больше никогда уже не посмотрятъ на нее съ удовольствемъ. Матери, въ которыя она одвалась, придавали другимъ вдовушкамъ прятный интересный видъ, особенную въ своемъ род привлекательность, хотя и наводившую грустныя думы. Въ мистриссъ Прэймъ ничего этого не бывало. Когда она возвратилась въ коттеджъ своей матери, близь Бэзельхорста, ей не было еще двадцати лтъ, но трауръ сообщалъ чертамъ ея лица грубое, суровое, далеко не располагающее къ себ выражене. Ея шляпки и чепцы имли какой-то неуклюжй, тяжелый, плачевный фасонъ, отличавшйся щепетильностью, какой только могло бы потребовать приличе, въ ней не замтно было той милой небрежности, въ которой обнаруживается вкусъ молоденькой женщины. Самая матеря, изъ которой он были сдланы, имла какой-то бурый оттнокъ, платье на ней постоянно одно и то же, грубое, черное, льнувшее къ тлу, непрятное для глазъ по своему фасону, какимъ бываетъ фасонъ платья, которое носится изо дня въ день, безъ всякой перемны. Отъ природы и по воспитаню мистриссъ Прэймъ была чопорная и опрятная женщина, но казалось, что ея особенныя понятя о долг заставляли ее ратовать противъ природы и воспитаня, по крайней мр, въ наружности. Вотъ какова была ея судьба, прежде чмъ она достигла двадцатаго года!

Доротея Рэи не лишена была женской привлекательности. Не смотря на бурые оттнки въ шляпк и на простой фасонъ въ плать, она имла правильныя черты лица и свтлые глаза. Даже теперь, съ приближенемъ къ тридцатому году, она могла бы быть такою же миловидною, какою была въ молодости, если бы только пожелала принять на себя прежнй свой видъ. Но въ томъ-то и дло, что она вовсе этого не желала. Напротивъ, она желала быть безобразной, отвратительной, непривлекательной, отталкивающей,— такъ, чтобы прослыть вдовою, въ строгомъ смысл этого слова.— Здсь я нисколько не преувеличиваю, и не хочу, чтобы слова мои толковали въ другую сторону. Мистриссъ Прэймъ не лицемрила — нисколько, она не длала ни малйшей попытки показывать передъ мужчинами, что ее тяготила скорбь тяжеле той, которую она дйствительно переносила, лицемрени въ какомъ случа не было ея недостаткомъ. Недостатокъ ея заключался въ томъ, что она пручила себя къ убжденю, что веселость есть смертный грхъ, и что чмъ боле будетъ она становиться сурове, тмъ скоре приблизится къ осуществленю тхъ надеждъ на счасте въ будущемъ, которыя наполняли ея сердце. Во всхъ своихъ словахъ и помышленяхъ она была неподдльна, но за то, въ какомъ множеств словъ и мыслей своихъ она уклонялась отъ истины! Это была стнка, на которую мистриссъ Рэй позволяла себ опираться въ течене многихъ прошедшихъ годовъ, и хотя опора была прочная, но не должно допускать, чтобы она во всякое время была прятна.

Мистриссъ Рэй сдлалась вдовой, когда ей не было еще тридцати, она горевала о своемъ муж, выражала свою горесть сначала потоками слезъ, а впослдстви только грустила, проводя долге часы въ напрасныхъ сожалняхъ. Но въ своемъ вдовств она не казалась грубою или жесткою. Быть мягкою — всегдашнее ея свойство. Она была женщина во всхъ отношеняхъ, и имла такъ много женской привлекательности, что вовсе не хотла отказываться отъ нея даже въ то время, когда носила самыя широкя плерезы. Искать расположеня къ себ мужчинъ никогда не было въ ея помышлени, съ тхъ поръ какъ она пробрла расположене того, кто былъ ея господиномъ, но все же она не хотла лишать себя женскихъ прелестей, того полутомнаго, полуумоляющаго взгляда, который плнилъ духовнаго адвоката. Она постепенно сбрасывала съ себя глубокй трауръ, и потомъ, не обращая на него никакого вниманя, одлась такъ, какъ одваются сорока и сорока-пятилтня женщины,— хотя дочь принуждала ее однако надвать при извстныхъ случаяхъ темные цвта, которые ни подъ какимъ видомъ, впрочемъ, не соперничали съ темными платьями дочери, и которыхъ никогда бы она не надла, еслибы дйствовала по своей собственной вол. Она была мягкаго нрава, доброй души, любящая, робкая женщина, всегда внемлющая, врующая и поучающаяся,— съ нкоторою наклонностью къ легкой веселости въ сердц, которую, однако, постоянно подавляли и сдерживали обстоятельства ея жизни. Она могла бы поговорить за чашкой чаю, скушать съ наслажденемъ поджаренный тостъ или горячй пирожокъ, если бы никто не шепталъ ей на ухо, что всякое удовольстве подобнаго рода — тяжелый грхъ. Не смотря на горе, которое она переносила, она пручила бы себя вровать, что этотъ мръ былъ бы прятнымъ мстомъ, еслибы ей не такъ часто представлялось, что мръ есть юдоль плача, гд никакое удовольстве существовать не можетъ. Надо сказать, что религя доставляла мистриссъ Рэй утшене, но въ то же время и сильно тревожила ее. Она доставляла ей утшене, и если мн позволено будетъ высказать свое мнне, то мн кажется, утшене ея являлось при размышленяхъ о будущей жизни. Но въ этомъ мр она мучила ее, увлекала ее то въ одну, то въ другую сторону, и оставляла въ душ ея тяжелыя сомння, не относительно истинъ, которыя заключала въ себ религя, но относительно поведеня, которое она внушала, а также образа врованя въ нее. Когда пасторъ говорилъ ей въ своей проповди, что она должна жить просто и готовиться къ будущей жизни, что всякя помышленя о здшнемъ мр — помышленя нечестивыя, и что все принадлежащее этому мру полно скорби и страданй, она приходила домой съ глазами, полными слезъ, задумывалась о томъ, до какой степени она сдлалась гршницею изъ-за этого чаю, изъ-за какого нибудь пирожка и невинной болтовни, въ которой проведены были часы субботняго вечера. Она давала себ общане никогда больше не смяться, и жить дйствительно въ юдоли слезъ. Но потомъ, когда свтлый лучь солнца падалъ на нее, когда вокругъ нея запвали птички, когда существо, которое она любила, льнуло къ ней и цаловало ее, она снова становилась счастливою, на перекоръ самой себ, и снова смялась музыкальнымъ плнительнымъ смхомъ, забывая, что подобный смхъ — грховенъ.

И опять, тотъ же самый пасторъ мучилъ ее,— тотъ самый, который въ воскресенье говорилъ ей съ каедры, какъ безпредльно тщетны вс наши попытки, вс стремленя къ земному счастю. Съ радушнымъ, веселымъ, немного красноватымъ лицомъ, онъ приходилъ къ ней въ понедльникъ и распрашивалъ ее о всхъ ея маленькихъ прихотяхъ,— онъ зналъ ея исторю и средства ея къ жизни,— шутилъ съ ней, спокойно разсказывалъ о своихъ взрослыхъ сыновьяхъ и дочеряхъ, которые длали успхи въ свт, и выражалъ нжную заботливость объ устройств ихъ благополучя. Два, три раза въ годъ мистриссъ Рэй являлась въ пасторскй домъ и, само собою разумется, проведенные тамъ вечера не были вечерами горькихъ стованй. Чай и жареные тосты при этихъ случаяхъ пользовались особеннымъ вниманемъ. Мистриссъ Рэй никогда не сомнвалась въ безукоризненности жизни пастора, и никогда не пручала себя къ тому, чтобы усматривать разницу между его ученемъ и поведенемъ. Она врила и въ то и другое, и безсознательно тревожилась, что ея вроване такъ измнялось. Она никогда не размышляла объ этомъ, никогда не замчала, что ея другъ позволялъ себ увлекаться въ своихъ проповдяхъ подъ влянемъ усердя, и что онъ осуждалъ этотъ мръ во всхъ отношеняхъ, надясь этимъ путемъ научить своихъ слушателей осуждать его хотя въ нкоторыхъ отношеняхъ. Мистриссъ Рэй не дозволяла себ права приходить къ подобнаго рода заключенямъ. Она во всемъ видла несомннныя истины. Слова пастора въ церкви, и пасторъ вн церкви были для ея мягкой, чистой, доврчивой души одинаково важны, но эти-то различныя слова и тревожили ее, и мучили ее.

Объ этомъ особенномъ пастор я могу сказать, что это былъ высокопочтеннйшй Чарльзъ Комфортъ, ректоръ Костона, одного прихода въ Девоншир, миляхъ въ двухъ отъ Бэзельхорста. Мистеръ Прэймъ года два былъ его викаремъ, и во время своего викарата женился на Дороте Рэй. Посл женитьбы онъ умеръ, и вдова его возвратилась изъ дома, который мужъ ея занималъ близь церкви, въ коттеджъ своей матери. Мистеръ Прэймъ имлъ небольшое состояньице и по смерти своей оставилъ жен двсти фунтовъ безспорнаго годоваго дохода. А какъ всмъ извстно было, что доходъ мистриссъ Рэй былъ значительно меньше этого, то жители Бэзельхорста и Костона положительно говорили, что такое приращене семейнаго богатства послужитъ для мистриссъ Рэй большимъ утшенемъ. Но мистриссъ Рэй не сдлалась богаче. Мистриссъ Прэймъ, безъ всякаго сомння, платила свою долю на содержане коттеджа въ Брагзъ-Энд,— такъ называлось мсто, гд жила мистриссъ Рэй. Мистриссъ Прэймъ платила извстную долю и не больше. Она учредила въ Бэзельхорст благотворительное общество, сдлавшись въ немъ президентомъ, и тратила деньги на пользу этого учрежденя какъ ей хотлось. Мн кажется, что мистриссъ Прэймъ хотлось имть боле вляня на этихъ благотворительныхъ митингахъ, чмъ ея сотрудницы въ томъ же виноградник, и что это вляне или пожалуй власть она пробртала съ помощю своихъ денегъ. Конечно, я ни подъ какимъ видомъ не ставлю ей этого въ тяжелое обвинене. Въ подобныхъ учрежденяхъ вообще ощущается надобность въ сильномъ, энергическомъ, руководящемъ ум. Если никто не приметъ на себя власти, то не будетъ и проявленя ея тамъ, гд всего боле оказывается въ ней надобность. Такя женщины, какъ мистриссъ Прэймъ, часто бываютъ необходимы. Впрочемъ, у насъ у всхъ есть свои слабости, свои искушеня, и, мн кажется, что искушенемъ мистриссъ Прэймъ было властолюбе.

Надобно замтить, что Бэзельхорстъ — городъ, и городъ съ рынкомъ, гостинницами, большой пивоварней, скверомъ и главной улицей,— между тмъ какъ Костонъ — деревня, или врне, сельскй приходъ, въ трехъ миляхъ къ сверу отъ Бэзельхорста, на рк Авон. Брагзъ-Эндъ, хотя и расположенъ въ черт Костонскаго прихода, но находится отъ церкви и деревни мили на полторы по дорог къ городу, представляя собою до нкоторой степени предмстье города Бэзельхорста и сельскую простоту Костонскаго прихода. Никто не зналъ, какимъ образомъ очутилось тутъ это мстечко, и почему оно имло связь съ именемъ Брагга. Этотъ уголокъ состоялъ изъ зеленаго поля, небольшаго деревяннаго мостика, перекинутаго черезъ ручей, весело струившйся въ рку Авонъ. Здсь сгруппировалось съ полдюжины коттеджей, съ пивной и сидровой лавочкой. На одной сторон поля находился домъ со всми службами и принадлежностями фермера Сторта, а подл него на самомъ пол съ садовой ршеткой, тянувшейся до самаго моста, находился и хорошенькй коттеджъ мистриссъ Рэй. Мистеръ Комфортъ зналъ мужа мистриссъ Рэй и прискалъ для нея это спокойное, уютное мстечко. Коттеджъ, дйствительно, былъ премиленькй, съ одной небольшой комнатой, выходившей окнами въ садикъ, и другой, нсколько побольше — на дорогу и поле. Въ лицевой комнат жила мистриссъ Рэй, любуясь изъ окна вншнимъ мромъ, который ограничивался зеленымъ полемъ Брагзъ-Энда. Другая комната, оставалась, повидимому, въ тщетномъ ожидани, что вотъ сейчасъ явится въ нее жилецъ, который, однакожъ, не являлся. Здсь хранились въ отличномъ порядк лучшя вещи и наряды вдовы, другой подумалъ бы, впрочемъ, что ихъ совсмъ бросили, если бы они не доставляли удовольствя владтельниц дома сметанемъ съ нихъ пыли. Здсь на небольшомъ кругломъ столик симметрически лежало нсколько книгъ, съ красивыхъ переплетахъ съ золотымъ обрзомъ. Тутъ же находился маленькй коврикъ удивительнаго блеска, сдланный изъ благо стекляруса и блестокъ. Много убито было и заботъ и времени на это рукодлье, хотя въ сущности онъ не служилъ ни для домашняго употребленя, ни для украшеня комнаты. На каминной полк красовались морскя раковины и дв-три китайскя фигурки. Въ окн висла птичья клтка, но безъ птицы. Все было весьма чисто, но самая комната съ перваго взгляда на нее сообщала преобладающую идею о ея совершенной безполезности и тщеслави. Она не въ состояни была соотвтствовать никакой цли, съ которою мужчины и женщины употребляютъ комнаты, но если бы кто сказалъ это мистриссъ Рэй, тотъ въ ея понятяхъ остался бы жестокимъ, безсердечнымъ человкомъ.

Комната, выходившая окнами въ поле, была довольно уютная и совершенно достаточная для удовлетвореня всхъ потребностей вдовы. Тутъ былъ небольшой, заставленный книгами книжный шкэфъ. Тутъ былъ семейный обденный столъ, за которымъ раздлялась трапеза, и другой небольшой столикъ у окна, за которымъ мистриссъ Рэй занималась рукодльемъ. У одной стны стоялъ старый диванъ, подл него — старое кресло, а подъ ними старый коверъ, такой старый, что бдная женщина съ грустью начинала сознавать, что ей скоро должно или вовсе не имть ковра, или завести новый. По этому предмету между ней и мистриссъ Прэймъ уже сказано было нсколько словъ, но сказанныя слова оставались безъ послдствй. Наконецъ, надъ каминомъ висло старинное круглое зеркало. Сказавъ все это, мн кажется, больше нтъ надобности пускаться въ дальнйшее описане мебели и другихъ принадлежностей лицевой комнаты въ Брагзъ-Энд.

Но не все еще описалъ я семейство мистриссъ Рэй. Остановись я на этомъ, и тогда жизнь ея дйствительно нельзя было бы не считать горькою и печальною, она была женщина, которая особенно нуждалась въ обществ. До сихъ поръ я говорилъ только объ одной дочери, тогда какъ намъ уже извстно, что при мистриссъ Рэй, посл смерти ея мужа, оставалось ихъ дв. Одна дочь, которой мистриссъ Рэй боялась и повиновалась, зная, что для нея это была необходимость, другую она любила и леляла, — имть предметъ, на которомъ бы можно было сосредоточивать свою нжность, также составляло для нея другую необходимость. Она не могла бы жить, если бы ей некому было сказать нсколько словъ, выражающихъ чувства матери и ея любовь. Этой младшей дочери, Рэчель, было два года, когда умеръ отецъ, а во время этого разсказа, возрастъ ея приближался къ двадцати. Сестра ея была только семью годами старше, но по всмъ своимъ дйствямъ, по образу мыслей, казалась старше по крайней мр полстолтемъ. Иногда Рэчель чувствовала себя по лтамъ гораздо ближе къ матери. Съ матерью она могла смяться, бесдовать, мало того, тайкомъ составлять причудливые планы на счетъ препровожденя тхъ часовъ, которые мистриссъ Прэймъ посвящала благотворительному обществу въ Бэзельхорст,— планы, на окончательное исполнене которыхъ у старшей вдовы часто недоставало присутствя духа.

Рэчель Рэй была блокурая, статная, миловидная двушка, имвшая весьма близкое сходство съ матерью во всемъ, кром того только, что если въ глазахъ матери всегда выражалась нкоторая слабость, то глаза дочери оттнялись силою характера. На ея лиц была написана наклонность стремиться къ предпоставленной цли, чего недоставало мистриссъ Рэй. Она была воспитана подъ наблюденемъ и руководствомъ мистриссъ Прэймъ, но не смотря на то, не научилась возставать противъ другихъ. Всякаго рода господствоване было для нея совершенно чуждо. Отъ времени до времени маленькое своеволе, обнаруживавшееся въ вовсе ненужной прогулк лтнимъ вечеромъ въ Бэзельхорстъ, маленькое упрямство, выражавшееся въ отказ объяснить, гд она была и съ кмъ видлась, неумстное званье въ церкви, или жалоба на длинноту второй воскресной проповди,— вотъ вс ея недостатки, вс ея грхи, и когда сестра начинала упрекать ее, длать замчаня, Рэчель въ послднее время вздергивала свою головку, бросала лукавый взглядъ на мать и не обнаруживала ни малйшаго раскаяня. Посл этого мистриссъ Прэймъ становилась мрачною и гнвною, предсказывала сестр своей страшныя вещи, доказывала ей, что она добровольно стремится къ бездн мрскаго нечестя. При такихъ случаяхъ мистриссъ Рэй чувствовала себя совершенно несчастною: она врила сначала въ одно дитя, а потомъ въ другое. Она старалась защищать Рэчель, пока слабая защита ея не разсыпалась въ дребезги, и ей не давали вымолвить слова. Принужденная наконецъ сознаться, что Рэчель находится на пути къ погибели, мистриссъ Рэй цаловала ее, плакала надъ ней и упрашивала слушать проповди со вниманемъ. До этой поры Рэчель никогда не возставала. Она никогда не утверждала, что для нея прогулка въ Бэзельхорстъ лучше всякой проповди. Никогда не выражала смло, что ей нравился свтъ и его нечесте. Но наблюдатель выраженй человческаго лица, если бы такой наблюдатель случился тутъ, непремнно бы увидлъ, что дни возстаня наступили.

Рэчель была блокурая двушка, съ волосами, не льнянаго, но свтло каштановаго оттнка, густыми, волнистыми и глянцевитыми волосами, такъ что прелесть ихъ невозможно было скрыть, что бы тамъ ни длала для этого мистриссъ Прэймъ. Она была прекрасно сложена, высока и стройна, со всми признаками здоровья и силы. Она любила ходить, какъ будто движене было прятно для нея, ходить свободно, какъ будто самое дйстве ходьбы доставляло для нея удовольстве. Она была весела, развязна и умна въ ихъ маленькомъ коттедж, прилежно сидла за иглой, приводя въ порядокъ наряды, и не щадила силъ своихъ, помогая въ хозяйств. Мистриссъ Рэй нанимала маленькую двочку и садовника, которые разъ въ недлю приходили на полдня, но я не думаю, чтобы двочка въ дом, а садовникъ вн дома, исполняли больше тяжелой работы, чмъ Рэчель.

О, сколько трудовъ положено было на этотъ коверъ, на его зашиванье, подшиванье, на штопанье и наложене заплатъ! Даже Доротея не могла обвинить ее въ праздности. Доротея укоряла ее только въ безполезномъ труд, потому что Рэчель не такъ часто посщала митинги благотворительнаго общества, носившаго назване Доркасъ.

— Да какъ же, Долли, когда же я успю сшить свое собственное платье и присмотрть за платьемъ мама? Прежде всего нужно подумать о себ, а потомъ ужь о другихъ.

Доротея опускала на полъ огромную корзину доркасскаго общества, и на эту тему начинала читать сестр довольно длинную проповдь.

— Все-таки надо, чтобы платья наши были одинаковы, говорила Рэчель, когда проповдница кончала свои назиданя.— Я думаю, ты сама не захочешь, чтобы мама пришла въ церковь въ какомъ нибудь платьишк.

При этомъ Доротея сердито брала огромную корзинку и скорымъ шагомъ отправлялась въ Бэзельхорстъ,— весьма скорымъ шагомъ, если принять въ соображене зной лтней поры. По дорог несчастныя мысли западали ей въ душу. Она своими глазами видла цвтное платье, принадлежащее сестр ея Рэчель, и своими ушами слышала извстя о… о молодомъ человк! Такя извстя для ея слуха были извстями, въ которыхъ заключались и нечесте, и суета, и ужасный грхъ, извстя, разсуждать о которыхъ едва ли допускало приличе, даже говорить о нихъ слдовало бы не иначе, какъ въ полголоса, шопотомъ. Молодой человкъ! Возможно ли, чтобы такой позоръ обрушился на ея сестру! Она еще ни слова не говорила объ этомъ сестр, но сдлала мрачный намекъ опечаленной матери.

— Нтъ, сама я не видла, но слышала это отъ миссъ Поккеръ.

— Это отъ той, которая должна была выдти за мужъ за сына булочника Вильяма Вайткота, который ухалъ въ Торки, подхвативъ себ другую. Говорятъ, онъ сдлалъ это потому, что она страшно коситъ глазами.

— Мать! и Доротея говорила весьма суровымъ голосомъ: — какое намъ дло до Вильяма Вайткота, или до того, что миссъ Поккеръ коситъ глазами? Она все-таки женщина, ревнующая о добр.

— Вдь это посл того, какъ онъ оставилъ Бэзельхорстъ, моя милая.

— Мать! относится ли это до Рэчель? Спасетъ ли это ее, если она будетъ въ опасности? Я вамъ говорю, что миссъ Поккеръ видла, какъ она прогуливалась съ молодымъ человкомъ съ пивовареннаго завода.

Хотя мистриссъ Рэй имла сильное расположене излить все свое неудовольстве на миссъ Поккеръ, хотя въ душ, и особливо въ настоящую минуту, она ненавидла миссъ Поккеръ за сплетни на ея милую любимую дочь, но она не могла не сознаться даже самой себ, что дло дошло до ужаснаго положеня, если только дйствительно правда, что Рэчель видли гулявшею съ молодымъ человкомъ. Она не огорчалась этимъ, какъ огорчены были мистриссъ Прэймъ и миссъ Поккеръ, но она всегда полна была безпредльнаго ужаса относительно молодыхъ людей вообще. Она всхъ ихъ считала за волковъ,— за волковъ въ овечьей шкур и безъ шкуры. Сомнваюсь я, дозволяла ли она себ когда нибудь имть убждене, что люди пожилые, степенные, пользующеся уваженемъ, были въ свое время людьми молодыми. Когда ей приходилось слышать о какой нибудь свадьб, когда узнавала, что какой нибудь борющйся съ искушенями свта сынъ Адама бралъ себ жену, становился семьяниномъ и принимался за трудъ на пользу общественную, она радовалась безпредльно, представляя себ, что этотъ сынъ Адама, женившись, совершилъ великй, благородный подвигъ. Но когда ей прошепчутъ на ухо, что такой-то молодой человкъ присматриваетъ себ молоденькую двушку, что онъ принимаетъ единственную мру, съ помощю которой могъ бы надяться найти себ жену, она содрогалась при мысли о нечести свта, и молилась въ душ, да спасена будетъ эта двушка, какъ отъ пожарища. Молодой человкъ, въ ея понятяхъ, былъ все равно что дикй лютый зврь, ищущй молоденькихъ женщинъ, чтобы пожрать ихъ, какъ кошка ищетъ мышей. Эта идея была въ ней господствующая, идея, которой она крпко держалась до тхъ поръ, пока не западала ей въ голову другая, по какому нибудь особенному случаю. Когда молодой Ботлеръ Корнбюри, старшй сынъ сосдняго сквайра, прхалъ въ Костонъ за хорошенькой Патти Комфортъ,— Патти Комфортъ считалась первой красавицей во всемъ Девоншир,— и когда Патти Комфортъ дозволялось здить въ Торки на балы, собственно съ тою цлю, чтобы встрчаться съ нимъ, мистриссъ Рэй представляла себ, что этому такъ и должно быть, потому что самъ ректоръ доказывалъ ей, что иначе это и быть не могло. Ботлеръ Корнбюри женится на Патти Комфортъ — такъ этому и слдовало быть. Но если бы она услышала о танцахъ Патти безъ присовокупленя нсколькихъ поясненй со стороны самаго мистера Комфорта, умъ ея сталъ бы работать совсмъ иначе.

Конечно, она желала, чтобы дочь ея Рэчель нашла себ мужа, тмъ боле, что Рэчель была уже старше тхъ лтъ, въ которые она сама и мистриссъ Прэймъ выходили замужъ, по при всемъ томъ для нея было что-то ужасное въ самой мысли о молодомъ человк, и теперь, хоть она и старалась защитить свою любимую дочь, но не знала, какимъ образомъ сдлать это, разв только однимъ расположенемъ не врить словамъ миссъ Поккеръ.

— Вдь ты знаешь, она всегда была такая недоброжелательная, ршилась сказать мистриссъ Рэй.

— Мать! сказала мистриссъ Прэймъ своимъ особенно суровымъ голосомъ: — нтъ никакого основаня думать, что миссъ Поккеръ хочетъ злословить ребенка. Я убждена, что Рэчель будетъ въ Бэзельхорст сегодня вечеромъ. А если такъ, то вроятно намрена снова съ нимъ встртиться.

— Посл чаю, я знаю, она отправится туда, сказала мистриссъ Рэй: — потому что дала общане прогуляться съ двицами Таппитъ. Такъ она сказала мн.

— Въ самомъ дл! съ двицами съ пивовареннаго завода! О матушка!

Дйствительно, три миссъ Таппитъ были дочери Бонголла и Таппита, старинныхъ пивоваровъ въ Бэзельхорст. Он были законныя дти мистера Таппита, единственнаго оставшагося въ живыхъ партнера въ пивоварномъ завод. Имя Бонголла въ течене многихъ лтъ употреблялось собственно для того, чтобы сообщить фамили Таппитъ прочность и самостоятельность. Миссъ Таппитъ выходили для прогулки изъ пивовареннаго завода, оттуда же вышелъ и молодой человкъ, какъ говорила миссъ Поккеръ. Тутъ былъ поводъ къ сильному подозрню, и мистриссъ Рэй встревожилась. Разговоръ этотъ между двумя вдовами происходилъ въ субботу, въ коттедж, до обда, а посл обда старшая сестра старалась убдить младшую быть ея спутницей въ рукодльную общества Доркасъ, но старалась напрасно.

ГЛАВА II.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВКЪ СЪ ПИВОВАРЕННАГО ЗАВОДА.

Въ течене лтнихъ мсяцевъ общество Доркасъ въ Бэзельхорст, имло по четыре послобденныхъ митинга въ недлю, и на всхъ ихъ мистриссъ Прэймъ была предсдательницей. По обыкновеню, она отправлялась туда вскор посл обда, такъ чтобы прибыть въ рукодльную къ тремъ часамъ и оставалась тамъ до девяти, или до тхъ поръ пока начинало смеркаться. Митинги собирались въ гостиной, принадлежавшей миссъ Поккеръ, за что учреждене выдавало ей умренную плату. Вс дамы, жившя въ Бэзельхорст, въ середин своихъ занятй расходились по домамъ пить чай, а мистриссъ Прэймъ, какъ лишенная этой возможности, по отдаленности коттэджа, пила чай у миссъ Поккеръ, платя за это, что слдовало. Такимъ образомъ между мистриссъ Прэймъ и миссъ Поккеръ образовалась тсная дружба, или врне, быть можетъ, этимъ путемъ мистриссъ Прэймъ пробрла себ самую покорную слугу.

Было нсколько случаевъ, что Рэчель ходила съ сестрой своей на доркасске митинги и раза два оставалась въ дом миссъ Поккеръ пить чай. Но это ей чрезвычайно не понравилось. Она знала, что въ этихъ случаяхъ сестра платила за нее, и ей казалось, что Доротея обнаруживала своими поступками и обращенемъ, что она была госпожей этого скромнаго угощеня. Кром того Рэчель чрезвычайно не понравилась миссъ Поккеръ. Ей не нравились косые глаза этой лэди, не нравился тонъ ея голоса, не нравилась доходившая до униженя ея услужливость передъ мистриссъ Прэймъ, а главне всего не нравилось ея сильное предубждене противъ молодыхъ людей. Когда Рэчель оставила въ послднй разъ комнату миссъ Поккеръ, она ршила, что больше никогда не будетъ пить чай у нея. Она не сказала себ положительно, что никогда больше не будетъ принимать участя въ доркасскихъ митингахъ, но при лтнемъ распредлени ихъ, ршене ея относительно чаю заключало въ себ равносильный приговоръ и относительно митинговъ.

Только по этому случаю, увряю васъ, а отнюдь не ради молодаго человка съ пивовареннаго завода Рэчель ршилась въ эту субботу отказаться отъ приглашеня сестры. Отказъ былъ сдланъ необыкновенно смло собственно потому, что самое приглашене сестры отличалось необыкновенной настойчивостью.

— Рэчель, я особенно этого желаю и думаю, что ты должна идти, говорила Доротея.

— Нтъ, Долли, лучше я не пойду.

— Это значитъ, продолжала мистриссъ Прэймъ:— что ты предпочитаешь удовольствя долгу, ты смло заявляешь свою ршимость пренебрегать тмъ, что, какъ теб извстно, ты должна длать.

— Ничего такого я не знаю, сказала Рэчель.

— Если подумаешь объ этомъ, то узнаешь, сказала мистриссъ Прэймъ.

— Во всякомъ случа, сегодня я ршительно не намрена идти къ миссъ Поккеръ.

И Рэчель вышла изъ комнаты.

Вскор посл этого-то разговора мистриссъ Прэймъ и сообщила мистриссъ Рэй страшное извсте о молодомъ человк, и въ то же время сдлала намекъ, которымъ старалась внушить своей матери, что Рэчель слдуетъ держать въ покорности, т. е., что Рэчель не должна имть права разсуждать, что если она захочетъ, такъ пойдетъ, а не захочетъ, не пойдетъ на доркасске митинги. Во всхъ длахъ подобнаго рода, согласно съ взглядомъ Доротеи на этотъ предметъ, Рэчель должна длать, что ей приказываютъ. Но какимъ образомъ заставить Рэчель длать, что ей приказываютъ? Какимъ образомъ сестра принудитъ ее присутствовать при митингахъ? Повиновене въ этомъ мр часто зависитъ сколько отъ слабости того, кмъ управляютъ, столько же и отъ силы того, кто управляетъ. Человку, который идетъ налво, вы вдругъ приказываете повелительнымъ, голосомъ идти направо. Если онъ колеблется, вы усиливаете повелительность въ своемъ голос, усиливаете повелительность въ глазахъ, и онъ повинуется. Мистриссъ Прэймъ попробовала было это, но Рэчель не повернула на право. Когда мистриссъ Прэймъ обратилась за помощью къ матери, это былъ признакъ, что собственная ея сила повелвать покинула ее. Посл обда старшая сестра сдлала еще одну небольшую безплодную попытку, и потомъ, снова испытавъ неудачу, уплелась съ своей огромной корзинкой.

Мистриссъ Рэй и Рэчель остались одн у открытаго окна, любуясь резедой. Былъ юль мсяцъ, когла солнце отличается своимъ зноемъ, а въ южныхъ частяхъ Девоншира юльское солнце бываетъ чрезвычайно знойно: во всей Англи нтъ другой подобной части. Сельскя дороги низки и узки, ни малйшаго втерка не пробгаетъ по нимъ. Со всхъ сторонъ возвышаются холмы, такъ что каждое мсто представляло собою закрытый уголокъ. Тучная красноватая земля поглощаетъ зной и держитъ его: съ онмлаго моря не тянетъ ни струйки прохладнаго воздуха. Изъ всхъ графствъ въ Англи, Девонширъ самое очаровательное для глазъ, но, зная, каковъ онъ бываетъ въ своемъ лтнемъ блеск, я долженъ признаться, что эти южныя страны не годятся для прогулокъ среди лтняго дня.

— Боюсь, что ей будетъ очень жарко съ этой огромной корзинкой, сказала мистриссъ Рэй, посл непродолжительной паузы. Не слдуетъ полагать, что мистрисъ Рэй и Рэчель, оставшись дома, были праздны. Об он держали въ рукахъ по иголк, Рэчель занималась шитьемъ не своего цвтистаго платья, которое возбудило подозрне въ сестр, но праздничнаго платья матери, которое нуждалось въ ея помощи.

— Она могла бы оставить ее въ Бэзельхорст, еслибъ захотла, сказала Рэчель:— или я бы донесла ее до мосту, зачмъ же она, уходя, разсердилась на меня?

— Не думаю, Рэчель, что она дйствительно разсердилась.

— О, нтъ, мама, разсердилась, очень разсердилась.— Я знаю это по тому, какъ она вылетла изъ дверей.

— Мн кажется, она только обидлась, что ты не пошла вмст съ ней.

— Но, мама, мн ужасно не нравится ходить туда. Мн не нравится эта миссъ Поккеръ. Мн нельзя ходить туда безъ того, чтобы не пить чай у нея, а этого чаю, право, я терпть не могу. Наступила небольшая пауза.— Вдь вы не хотите принудить меня, не правда ли, мама? И опять, кто же займется домашними длами? Вы тоже вдь не любите пить чай одн.

— Нтъ, вовсе не люблю, сказала мистриссъ Рэй.

Но едва ли она думала о томъ, что говорила. Мысли ея были далеко отъ этого предмета, он сосредоточивались на молодомъ человк. Она чувствовала, что по долгу своему обязана была сказать что нибудь Рэчель, и между тмъ не знала, что сказать. Неужели же ей привести слова самой миссъ Поккеръ? Ей тяжело было бы нарушить спокойстве и отраду настоящихъ счастливыхъ минутъ какимъ нибудь непрятнымъ намекомъ. Кром часовъ, въ которые Рэчель ухаживала за ней и утшала ее, мръ не далъ ей ничего лучшаго. Ни слова не было сказано о предмет, столь нечестивомъ и полномъ суеты, а между тмъ мистриссъ Рэй знала, что въ половин шестаго ей подадутъ ея вечернй чай въ вид маленькаго пиршества, котораго бы она не увидла, если бы мистриссъ Прэймъ оставалась дома. Въ пять часовъ Рэчель вышмыгнетъ изъ комнаты, приготовитъ горячй тостъ, перебжитъ черезъ поляну къ жен фермера Сторта, за густыми сливками, прджаритъ пирожокъ и такимъ образомъ устроитъ маленькй банкетъ. Рэчель превосходно умла приготовлять подобные банкеты, она знала, какъ придать чайнику веселый видъ, и располагать каждую вещь такъ, что во всемъ ощущался комфортъ, ухаживая за матерью, очаровательно порхая около нея, она заставляла бдную вдову чувствовать на нкоторое время, что и въ юдоль плачевную проникаетъ иногда свтлый лучь солнца. Ничего бы подобнаго не было, если бы она заговорила о миссъ Поккеръ и молодомъ человк. Да повторилось ли бы еще это наслаждене въ течене многихъ предстоявшихъ вечеровъ? Если между ней и Рэчель поселится недовре, то на что будетъ похожа ея жизнь?

А между тмъ, тутъ былъ ея долгъ! Въ то время, какъ она сидла у открытаго окна и глядла изъ него, ее тяготили неясныя идеи объ обязанностяхъ матери къ своей дочери, идеи очень неясныя, но тмъ не мене сильныя въ своемъ дйстви. Она знала, что для благополучя своей дочери ей слдовало принести въ жертву все, но не знала, въ чемъ именно должна состоять ея жертва въ настоящую минуту. Хорошо ли будетъ, если она оставитъ все это дло въ рукахъ мистриссъ Прэймъ, и такимъ образомъ совершенно отречется отъ своей власти? Мистриссъ Прэймъ повела бы его съ большимъ искусствомъ и съ большою силою рчи, чего сама она не въ состояни была бы сдлать. Но хорошо ли это будетъ для Рэчель, и будетъ ли Рэчель повиноваться сестр? Другое дло она сама: Рэчель исполнитъ всякое ея приказане, если бы только она вздумала отдать его. Она ршилась наконецъ выдти изъ тягостнаго положеня и исполнить свой долгъ.

— Ну что, моя милая, пойдешь сегодня въ Бэзельхорстъ? сказала она.

— Да, мама, я прогуляюсь посл чаю, конечно, въ такомъ случа, если я вамъ не понадоблюсь. Я общала миссъ Таппитъ встртиться съ ними.

— Нтъ, ты мн не будешь нужна. Но, Рэчель…

— Что, мама?

Мистриссъ Рэй ршительно не знала, съ чего начать. Дло это со всхъ сторонъ окружено было множествомъ затрудненй. Какъ бы ей начать, чтобы ввести въ разговоръ молодаго человка, не оскорбивъ дочери и не обнаруживъ ни малйшаго недовря, котораго, впрочемъ, она вовсе не испытывала?

— Теб нравятся эти миссъ Таппитъ? сказала мать.

— Да, въ нкоторомъ род. Он очень милыя двушки, надо же съ кмъ нибудь познакомиться. Мн кажется, он гораздо лучше миссъ Поккеръ.

— О, да, мн самой никогда не нравилась миссъ Поккеръ. Но, Рэчель…

— Что же, мама? Я знаю, вы что-то хотите сказать, но вамъ какъ будто это непрятно. Долли врно наябедничала на меня, и вы хотите сдлать мн выговоръ, только у васъ не достаетъ духу. Правда, мама? Сказавъ это, Рэчель оставила работу, подошла къ матери, стала на колни и посмотрла ей въ лицо.— Вы хотите побранить меня и не можете собраться съ духомъ?

— Милая моя, сказала мать, погладивъ мягке волосы дочери.— Я не хочу и никогда не хотла бранить тебя. У меня и привычки нтъ браниться. Я ненавижу всякую брань.

— Но меня, мама, вы хотли бы побранить, я это знаю.

— Мн сказали одну вещь, которая ужаснула меня.

— Вамъ сказали! что же вамъ сказали, и кто?

— Твоя сестра, а ей сообщила миссъ Поккеръ.

— О, миссъ Поккеръ! Какое миссъ Поккеръ дло до меня? Если она станетъ между нами, все наше счасте рушится.

Рэчель встала съ колнъ и приняла сердитый видъ, который еще боле напугалъ бдную мать.

— Скажите же, мама, въ чемъ дло?.. Я уврена, что тутъ есть что нибудь страшное.

Мистриссъ Рэй бросила на дочь умоляющй взглядъ, какъ будто выпрашивая прощеня за то, что ввела въ разговоръ такой непрятный предметъ.

— Доротея говоритъ, что въ среду вечеромъ ты прогуливалась подъ вязами кладбища съ… съ молодымъ человкомъ съ пивовареннаго завода.

Въ этихъ нсколькихъ словахъ было высказано все. Обширность преступленя, въ которомъ обвиняли Рэчель, сдлалась очевидною для нея въ этихъ простыхъ выраженяхъ. Мистриссъ Рэй, сказавъ эти ужасныя слова, сначала поблднла, потомъ покраснла — поблднла отъ ужаса, покраснла отъ стыда. Она сожалла, что высказала ихъ. Ея нерасположене къ миссъ Поккеръ простиралось почти до ненависти. Боязливо взглянула она въ лицо Рэчель и по складкамъ, которыя образовались на лбу и надъ глазами, прочитала истинное значене высказанныхъ словъ.

— Хорошо, мама, что же дальше? спросила Рэчель.

— Доротея думаетъ, что можетъ статься, ты и сегодня идешь, въ Бэзельхорстъ, чтобы встртиться съ нимъ снова.

— А если это и правда!

Судя по тону голоса, какимъ сдланъ этотъ вопросъ, для мистриссъ Рэй было ясно, что отъ нея ожидается отвтъ. Но что ей отвчать? Никода еще не приходило ей въ голову, что дочь ея ршится защищать такое поведене, какое ей приписывали, никогда еще не думала она, что ей предложатъ вопросъ о приличи или неприличи подобнаго поведеня. Она вовсе не приготовилась доказывать, почему это такъ страшно и преступно. Она считала это за грхъ, въ томъ смысл, какъ слово грхъ обыкновенно употребляется,— какъ воровство, какъ обманъ.

— Положимъ, что я иду снова встртиться съ нимъ,— что же изъ этого слдуетъ?

— Ахъ, Рэчель,— кто онъ такой? Я даже не знаю его имени. Когда Доротея говорила мн, я не врила этому, а когда она разсказала, я подумала, что мн слдуетъ спросить тебя. О Боже, Боже! надюсь, что тутъ нтъ ничего дурнаго. Ты всегда была такая добрая,— я не могу подумать что нибудь дурное о теб.

— И прекрасно, мама. Не думайте ничего дурнаго обо мн.

— Никогда и не думала, моя милочка.

— Я иду въ Бэзельхорстъ вовсе не для того, чтобы прогуливаться съ мистеромъ Роуанъ,— тутъ, кажется, объ немъ идетъ рчь.

— Не знаю, мой другъ, — я никогда не слышала имени молодаго человка.

— Да, это мистеръ Роуанъ. Я дйствительно прогуливалась съ нимъ подъ ильмами кладбища, когда эта женщина своими зоркими, косыми глазами увидла меня.— Мистеръ Роуанъ принадлежитъ къ пивоваренному заводу. Онъ въ какомъ-то родств съ Таппитами, онъ былъ родной племянникъ старушки мистриссъ Бонголъ. Онъ служитъ на завод клеркомъ, и со временемъ долженъ сдлаться партнеромъ,— только не думаю, что это будетъ, потому что постоянно ссорится съ мистеромъ Таппиттомъ.

— О Боже, Боже! сказала мистриссъ Рэй.

— Теперь, мама, вы знаете о немъ не меньше моего, впрочемъ вотъ еще,— сегодня поутру онъ ухалъ въ Экстеръ и не вбротится до понедльника, слдовательно мн никакой нтъ возможности встртиться съ нимъ сегодня вечеромъ,— не хорошо со стороны Долли говорить подобныя вещи,— весьма не хорошо.

Рэчель не могла перенести этой обиды и горько заплакала.

Мистриссъ Рэй, безъ всякаго сомння, казалось, что Рэчель знала довольно много о мистер Роуанъ. Она знала его родственныя связи, знала его виды на будущее, и чмъ эти виды могли омрачиться, знала также о его занятяхъ и намреняхъ. Изъ этихъ данныхъ мистриссъ Рэй не вывела логическаго заключеня, но все-таки уврилась, что между мистеромъ Роуанъ и ея дочерью существовала довольно короткая дружба. И какъ это случилось безъ всякаго вдома съ ея стороны?— Миссъ Поккеръ могла быть непрятна, даже отвратительна,— мистриссъ Рэй расположена была думать, что эта лэди дйствительно непрятна и даже отвратительна,— но тмъ не мене не должно ли было допустить, что ея маленькая исторя о молодомъ человк оказывалась совершенно справедливою!

— Никогда больше не пойду на эти гадке тряпичные митинги.

— Рэчель,— какъ теб не стыдно говорить подобныя вещи?

— Не хочу, мама. Моя нога не будетъ въ дом этой женщины. У нихъ только и разговора тамъ, что одн сплетни на счетъ бдныхъ молоденькихъ двушекъ. Если вы ничего не говорите противъ моего знакомства съ мистеромъ Роуанъ, то имъ какое дло?

Это уже черезчуръ много сказано. Мистриссъ Рэй вовсе не думала о томъ, что не препятствуетъ знакомству свой дочери съ мистеромъ Роуаномъ.

— Но я ровно ничего не знаю о немъ. Я первый разъ слышу его имя.

— Да, мама, вы никогда не слышали. Я очень мало знаю его,— такъ мало, что нечего сказать о немъ,— почти что нечего. Я не хочу имть секретовъ отъ васъ, мама.

— Но, Рэчель, онъ… онъ… Я хочу сказать, не было ли чего особеннаго между нимъ и тобой? какимъ это образомъ ты гуляла съ нимъ одна?

— Я не гуляла съ нимъ одна,— онъ только провожалъ меня немного. Онъ вышелъ съ завода съ кузинами и мы вс были вмст, а когда кузины ушли на заводъ, то само собою разумется, я принуждена была воротиться домой. Я не могла отказать ему въ желани пройтись со мной по тропинк вдоль кладбища. И что же изъ этого слдуетъ, мама? Вдь онъ не могъ укусить меня?

— Но, моя милая…

— Ахъ! мама, ради Бога, не бойтесь за меня! Тутъ Рэчель перешла черезъ комнату и снова стала на колни у ногъ свой матери.— Если вы будете ко мн доврчивы, я разскажу вамъ все.

Услышавъ это уврене, мистриссъ Рэй, разумется, общала Рэчель быть доврчивой, и въ замнъ этого надялась услышать отъ нея все въ ту же минуту. Но она замтила, что ея дочь не намрена была разсказывать всего въ это же время. Получивъ общане матери, Рэчель крпко обняла ее, поласкала ее, по обыкновеню, погладила, и потомъ спустя не много, снова принялась за работу. Мистриссъ Рэй была въ восхищени, что худшая часть объясненя кончилась, но все таки чувствовала, что разговоръ кончился не такъ, какъ бы слдовало.

Вскор посл того наступилъ часъ маленькаго банкета, и Рэчель занялась, приготовленемъ его такъ охотно и такъ весело, какъ будто не было, сказано и слова о молодомъ человк. Она отправилась черезъ поле за сливками, поболтала нсколько минутъ съ мистриссъ Стортъ, потомъ захлопотала на кухн, длая чай и поджаривая хлбъ. Никогда еще она не занималась такъ охотно хозяйствомъ для доставленя удовольствя матери, никогда не заботилась съ такою горячностью о томъ, чтобы приготовленя ея понравились,— не смотря на то, мистриссъ Рэй видла, что все идетъ не въ обыкновенномъ порядк вещей: въ голос Рэчель было что-то особенное, обнаруживавшее ея внутреннее безпокойство, въ быстрот ея движенй что-то несвойственное ея натур. Мистриссъ Рэй чувствовала, что это было такъ дйствительно, и потому не могла быть совершенно спокойною. Она показывала видъ, что все ее радуетъ, все доставляетъ наслаждене, но Рэчель знала, что ея радость была не настоящая. Ничего, однакоже не было сказано больше, ни относительно вечерней прогулки въ Бэзельхорстъ, ни о той прогулк, изъ которой миссъ Поккеръ вывела исторю. Мистриссъ Рэй, на сколько позволяла ей бодростъ, удерживалась отъ попытки возобновить при этомъ случа прежнй разговоръ.

Когда кончился чай и опрятно прибраны были чайныя чашки и ложки, Рэчель начала приготовляться къ прогулк. Она всми силами старалась не торопиться, не показать ни малйшаго виду съ своей стороны, что хочетъ оставить мать какъ можно скоре. Даже когда все было сдлано, она не хотла уйти, не уврясь въ добромъ расположени матери.

— Если вы хотите, мама, чтобы я осталась, такъ скажите,— вдь я нисколько не забочусь объ этой прогулк.

— Нтъ, душа моя,— я вовсе не хочу, чтобы ты оставалась.

— Ваше платье окончено.

— Благодарю тебя, мой другъ, ты очень добра.

— Я вовсе не была добра,— но буду, если вы будете уврены во мн.

— Я буду уврена.

— Во всякомъ случа, за сегоднишнй вечеръ, вамъ нечего бояться, потому что я иду прогуляться по церковнымъ лугамъ только съ тремя тми двушками. Он очень любезны, и мн, право, не хотлось бы разлучаться съ ними.

— Я и не желаю, чтобы ты разлучалась съ ними.

— Вдь одурь возьметъ, не имя знакомства, не правда ли?

— Правда, правда, сказала мистриссъ Рэй.

Рэчель завязала шляпку и ушла.

Боле двухъ часовъ посл того вдова сидла одна, думая о своихъ дтяхъ. Относительно мистриссъ Прэймъ не было ни малйшаго повода къ углубленю въ неопредленныя, наводящя боязнь размышленя. Мистриссъ Прэймъ была совершенно безопасна отъ мрскихъ приманокъ и соблазновъ. Она основалась какъ крпкая скала, и служила, при своемъ постоянств и твердости характера, посохомъ, на который слабая мать могла опереться безопасно. Но, съ другой стороны, она была такъ сурова, и самая твердость ея была такъ отяготительна! Рэчель была слабе, боле предана свту и тмъ тщетнымъ желанямъ и помышленямъ, которыя можно назвать порочными, но съ другой стороны, жить вмст съ ней — такъ отрадно для души! Рэчель, хотя и слабая и преданная свту и почти порочная, но въ то же время она такъ добра, такъ внимательна, такъ плнительна! Во время этихъ размышленй мистриссъ Рэй начинала впадать въ сомнне: неужели, думала она, мръ человческй такое дурное мсто, и неужели чай, тосты и другя маленькя прихоти могутъ вводить людей въ прегршеня?

— Желала бы я знать, что это за молодой человкъ, сказала она про себя.

Возвращене мистриссъ Прэймъ всегда было аккуратно, какъ часы. Въ этомъ перод года она неизмнно приходила домой ровно въ половин десятаго. Мистриссъ Рэй сильно надялась, что Рэчель воротится прежде, такъ чтобы въ этотъ вечеръ не было и разговора о ея прогулк. Выраженемъ какого нибудь требованя при этомъ случа ей не хотлось обнаружить недовря, и потому, при уход Рэчель, она не сказала ни слова по этому предмету, но теперь она безпрестанно смотрла на часы и чмъ ближе подходило время къ появленю мистриссъ Прэймъ, тмъ она становилась безпокойне. Ровно въ девять съ половиною мистриссъ Прэймъ вошла въ домъ, принеся съ собой тяжелую корзинку съ работой, а вмст съ тмъ и лицо, полное глубочайшаго неудовольствя. Усталая, она опустилась на стулъ у стны, не сказавъ ни слова,— ея движеня, ея премы были таковы, что для матери не возможно было не замтить взволнованнаго состояня дочери.

— Не случилось ли чего нибудь худаго, Доротея? спросила она.

— Рэчель, конечно, еще не воротилась? сказала мистриссъ Прэймъ.

— Нтъ, нтъ еще. Она съ двицами Тапитъ.

— Нтъ, мать,— она не съ двицами Таппитъ, и голосъ ея, когда она сказала эти слова, былъ ужасенъ для матери.

— Въ самомъ дл? Я думала, что она съ ними. А ты знаешь, гд она?

— Кто же можетъ сказать, гд она теперь! Полчаса тому назадъ я видла ее вдвоемъ съ…

— Съ кмъ же? Наврное не съ молодымъ человкомъ съ пивовареннаго завода,— потому что онъ въ Экстер.

— Мать, онъ здсь,— въ Бэзельхорст! Полчаса тому назадъ онъ и Рэчель стояли вдвоемъ подъ вязами на кладбищ. Я видла ихъ своими глазами.

ГЛАВА III.
РУКА ВЪ ОБЛАКАХЪ.

Прежде чмъ Рэчель отворила дверь коттеджа и прервала разговоръ между мистриссъ Рэй и мистриссъ Прэймъ, прошло довольно времени для подробныхъ вопросовъ и не мене подробныхъ отвтовъ. Было уже около половины одиннадцатаго. Рэчель никогда до этого раза не возвращалась такъ поздно. На восточной части горизонта потухла послдняя полоска солнечнаго отраженя и наступила темнота ночи. Находиться въ это время за дверями дома было поздно для всякой такой двушки, какъ Рэчель Рэй.

Между матерью и старшей дочерью произошелъ длинный разговоръ, — сердце мистриссъ Рэй, безусловно поврившей сообщенному извстю, переполнилось опасенями за ея дитя. Рэчель добровольно пренебрегала приличемъ, поведене ея было слишкомъ страшно, чтобы его описывать. Прошло два-три часа съ тхъ поръ, какъ мистриссъ Рэй съ любовю матери дала общане довряться во всемъ младшей своей дочери, и позволила ей идти одной, гордясь ея хорошенькой наружностью. Тогда ей приходило даже на мысль, что если молодой человкъ степенныхъ правилъ, то подобное знакомство, быть можетъ, не имло въ себ ничего порочнаго. Но теперь все перемнилось. Все счасте ея, основанное на доври, покинуло ее. Вс плнительныя надежды — рушились. Сердце ея было полно боязни, лицо ея было блдно отъ печали.

— И почему она знаетъ, гд онъ долженъ быть? спросила Доротея.— Только онъ вовсе не въ Экстер, онъ здсь, и она была вмст съ нимъ.

Посл этого мать и дочь молча и съ угрюмыми лицами сидли до возвращеня Рэчель. Она вошла въ комнату съ принужденной улыбкой.

— Я запоздала, не правда ли? сказала Рэчель.

— Ахъ, Рэчель! очень запоздала, замтила мать.

— Половина одиннадцатаго,— сказала мистриссъ Прэймъ.

— Пожалуйста, Долли, не говори такимъ страшнымъ голосомъ,— какъ будто ты ждешь свтопреставленя, возразила Рэчель съ свирпымъ взглядомъ на сестру, показывая этимъ, что она ршилась вступить въ бой.

Здсь, прежде чмъ мы приступимъ къ описаню дальнйшей истори этого вечера, необходимо сказать нсколько словъ о фирм Бонгола и Таппита, о семейств Таппита вообще и о мистер Роуан въ особенности.

Къ чему было заводить пивоваренный заводъ въ Бэзельхорст, когда вс въ той части свта пьютъ сидръ, и какимъ образомъ, при подобныхъ обстоятельствахъ, гг. Бонголъ и Таппитъ извлекали пользу изъ своихъ произведенй,— я ршительно не могу сказать. Бэзельхорстъ находится въ сердц Девоншира,— въ стран по преимуществу сидра. Со всхъ сторонъ окруженъ онъ садами, и фермеры говорятъ тамъ о своихъ яблокахъ, какъ въ Честер говорятъ они о сыр, въ Эссекс о пшениц и въ Линкольншир объ овцахъ, мужчины пьютъ тамъ сидръ галлонами — галлонами ежедневно, сидровые прессы можно найти въ дом всякаго сквайра, всякаго пастора и всякаго фермера. Ремесло пивовара въ Бэзельхорст должно бы быть по видимому также неприбыльно, какъ и ремесло панталоннаго портнаго въ горной Шотланди, или башмачника въ Коннот, не смотря на то, Бонголъ и Таппитъ были пивоварами въ Бэзельхорст въ течене пятидесяти лтъ и жили на доходы съ пивовареннаго завода.

Не должно полагать, что они были великими людьми, подобно такимъ знаменитостямъ въ мр пивоваровъ, какъ Барклэй и Перкинсъ, или Рейдъ и К. Не были они новыми, съ розовыми лицами, благоденствующими пивоварами, поступающими въ парламентъ, когда вздумается, въ качеств депутатовъ отъ того или другаго мстечка, подобно новйшимъ героямъ бочки съ горькимъ напиткомъ. Когда одного студента Оксфордскаго университета спросили, кто изъ людей больше всего оказалъ пользы человчеству, и когда онъ отвтилъ ‘Бассъ’,— мн кажется, онъ нисколько не ошибся. Отвтъ былъ вполн удовлетворительный. Но ни одинъ студентъ университета не могъ бы сказать этого за Бонгола или Таппита, не заслуживъ насмшекъ и даже выговора со стороны взбшеннаго профессора. Изъ чановъ ихъ текла какая-то кислая и мутная струя, напитокъ — непрятный для вкуса, холодный, непитательный для желудка. Кто его пилъ, я никакъ не могъ узнать. Ему не позволяли являться на стол порядочнаго джентльмена. фермеры вовсе ничего о немъ не знали. Работники, по привычк, утоляли свою жажду сидромъ. Не смотря на то, пивоваренный заводъ гг. Бонгола и Таппита дйствовалъ, и въ большомъ, неуклюжемъ, квадратномъ кирпичномъ дом, въ которомъ жило семейство Таппитъ, было тепло и комфортабельно. Одно уже слово: пиво — сообщаетъ идею о получаемыхъ отъ него выгодахъ.

Старожилы Бэзельхорста помнили еще старика Бонгола, того самаго, который основалъ фирму, он умеръ за двадцать лтъ до перода моей истори. Это былъ приземистый, жирный старикъ, ростомъ не выше пяти футъ, весьма молчаливый, весьма тяжелый и весьма необразованный. Впрочемъ, онъ понималъ свое дло и учредилъ фирму на очень прочномъ основани. Подъ конецъ жизни, онъ принялъ въ товарищи племянника своего Таппита и до самой смерти былъ самымъ строгимъ его учителемъ. Фирма усвоила настоящее свое назване только со смертю Бонгола. Во время жизни его пивоваренный заводъ носилъ назване завода Бонгола,— а когда кончились дни траура,— и только тогда,— мистеръ Таппитъ выставилъ вывску съ соединенными именами Бонгола и Таппита, фирмы, подъ которою заводъ извстенъ и по настоящее время.

Въ Бэзельхорст существовало общее мнне, что мистеръ Бойголъ не завщалъ племяннику отдльно своей доли въ этомъ предпряти. Нкоторые заходили даже такъ далеко, что говорили, что изъ состояня своего, которое могъ бы онъ оставить, ничего не было отказано мистеру Таппиту. Истину въ этомъ отношени можно разъяснить сейчасъ же. Вдова мистера Бонгола владла третью дохода со всего предпрятя, вмсто права на полную половину. Эту треть и эти права она завщала своему племяннику, или врне, двоюродному племеннику, Лук Роуану. Не во власти, однакоже, было этого молодаго человка явиться въ заводъ и тамъ потребовать себ мсто партнера. Не могъ онъ сдлать этого, даже если бы и пожелалъ. Когда старушка мистриссъ Бонголъ умерла въ Долиш, въ весьма преклонныхъ лтахъ, и именно девяносто семи лтъ, между мистеромъ Таппитъ и дальнимъ его родственникомъ Лукою Роуаномъ возникъ, что впрочемъ весьма естественно, маленькй споръ. Мистеръ Таппитъ говорилъ, что Роуанъ долженъ взять тысячу фунтовъ стерлинговъ и отказаться отъ всхъ притязанй на солодъ и хмль. Адвокатъ Роуана требовалъ десять тысячъ фунтовъ. Въ это время Лука Роуанъ приготовлялся въ Лондон къ вступленю на адвокатское поприще, а такъ какъ мрачный видъ камеръ въ Линкольнъ-Инскихъ поляхъ казался ему мене привлекательнымъ, чмъ прекрасныя рчки въ Девоншир, то онъ и задумалъ отправиться на пивоваренный заводъ въ качеств партнера. Посл предварительныхъ совщанй, наконецъ, было ршено, что онъ займетъ тамъ мсто писца на двнадцать мсяцевъ, съ правомъ пользоваться умренною частью дохода со всего предпрятя, и что если къ концу этого срока, онъ окажется способнымъ и почувствуетъ расположене дйствовать въ качеств партнера, то фирма приметъ назване Таппита и Роуана, и тогда Роуанъ долженъ будетъ приписаться къ Бэзельхорсту пивоваромъ. Сверхъ этого читателю были уже сообщены нкоторыя свдня о видахъ молодаго человка на будущее. ‘Не думаю, что онъ когда нибудь сдлается партнеромъ, говорила Рэчель своей матери: потому собственно, что ссорится съ мистеромъ Таппитомъ’. Такое заявлене со стороны Рэчель было совершенно основательно. Посл трехъ-мсячнаго пребываня на завод, мистеръ Роуанъ нашелъ, что обхождене родственника ни подъ какимъ видомъ нельзя назвать прятнымъ. Мистеръ Таппитъ хотлъ обходиться съ нимъ какъ съ писцомъ, а онъ хотлъ, чтобы съ нимъ обходились какъ съ партнеромъ. Само собою разумется, что и мистеръ Таппитъ тоже ничего не находилъ прятнаго въ обращени молодаго человка. Молодой Роуанъ не былъ лнивъ и не былъ лишенъ образованя, въ немъ оказывалось гораздо больше энерги и смтливости, чмъ, по мнню Таппита, требовалось для занятя мста пивовара въ Бэзельхорст, но онъ ни подъ какимъ видомъ не хотлъ приложить къ длу свои дарованя, по указанямъ единственнаго владльца завода. Мистеръ Таппитъ желалъ, чтобы Роуанъ научился пивоваренному искусству сидя на стул, и чтобы уроки въ этомъ искусств были чисто ариметическе. Лук Роуану показывали, какъ нужно вести скучныя, грязныя, непрятныя счетныя книги, ему постоянно твердили, что въ нихъ-то и заключается естественный трудъ пивовара. Лука же Роуанъ желалъ изучить химическое дйстве солода и хмля другъ на друга, и не пробывъ еще двухъ недль на завод, сталъ совтовать мистеру Таппиту употребить полезный процессъ, чрезъ который влага могла бы быть мене мутною. ‘Будемъ варить хорошее пиво’, говорилъ онъ, но Таппитъ не считалъ за нужное принимать посторонне совты.— Да, сказалъ Таппитъ: и продавать по два пенса кружку, которая самимъ обойдется въ три пенса! ‘Это еще надо испытать,— сказалъ Роуанъ. Я увренъ, что это можетъ быть сдлано съ пользою, только надо научиться, какъ это длать’.— Я всю свою жизнь варилъ пиво, сказалъ Таппитъ. ‘Да, мистеръ Таппитъ, но люди только теперь начинаютъ оцнивать все то, что можетъ сдлать для нихъ химя. Если вы позволите, я сдлаю опытъ въ небольшомъ размр’. Посл этого мистеръ Таппитъ выразительно объявилъ своей жен, что Лука Роуанъ никогда не будетъ его партнеромъ.— Своими фантазями онъ разоритъ всякаго заводчика въ мр, говорилъ Таппитъ. Правда, Роуанъ фантазировалъ и, можетъ статься, правда тоже, что онъ разорилъ бы всякй пивоваренный заводъ, если бы ему позволили дйствовать по своему.

Мистриссъ Таппитъ не имла къ Роуану такого отвращеня, какое питалъ ея мужъ. Роуанъ былъ рослый, красивый молодой человкъ, которому родственники оставили хорошее состояне, а у мистриссъ Таппитъ были три взрослыя дочери. Ея понятя о молодыхъ людяхъ вообще далеко не согласовались съ понятями по этому предмету мистриссъ Рэй. Она знала, какъ часто случалось, что молодой партнеръ женился на дочери старшины фирмы, и ей казалось, что въ этомъ случа уже сдланы были необходимыя распоряженя. Молодой Роуанъ жилъ въ ея дом и весьма естественно долженъ былъ сблизиться съ ея дочерями. Зоркй глазъ ея подмтилъ, что Роуанъ имлъ воспримчивый характеръ, любилъ дамское общество и вообще былъ наклоненъ къ тмъ прятнымъ предбрачнымъ разговорамъ, отъ дйствя которыхъ для неопытнаго молодаго человка такъ трудно оторваться. Мистриссъ Таппитъ намревалась посвятить ему Огюсту, вторую изъ ея стада, впрочемъ намрене это не имло въ себ ничего положительнаго. Если бы Лука вздумалъ отдать предпочтене Март — старшей, или Черри — младшей дочери, мистриссъ Таппитъ не стала бы препятствовать, но во всякомъ случа, она надялась, что молодой человкъ исполнитъ свой долгъ, взявъ за себя одну изъ ея дочерей.— Ради Бога, Т., не будь такъ глупъ, сказала она мужу, когда послднй принесъ свою жалобу. Она всегда называла мужа своего одной буквой Т., и только торжество какого нибудь особеннаго случая оправдывало ее въ обращени къ нему съ словами мистеръ Таппитъ. Называть его Томомъ или Томасомъ, она считала слишкомъ вульгарнымъ.— Не будь такъ глупъ. Неужели теб никогда не случалось имть дло съ молодыми людьми? Вс его зати уничтожатся, лишь только, онъ поставитъ себя въ упряжь, подъ словомъ ‘зати’ подразумвалось безразсудное, желане Роуана варить хорошее пиво, но он были такого гибельнаго свойства, что Таппитъ ршился ни подъ какимъ видомъ не принимать ихъ. Лука Роуанъ никогда не долженъ быть его партнеромъ, никогда, хотя бы у Таппита было двадцать дочерей, ожидающихъ замужства!

Рэчель познакомилась съ Таппитами до прзда молодаго Роуана въ Бэзельхорстъ, и была отрекомендована ему всми ими совокупно. Если бы они раздляли благоразуме матери, то по всей вроятности не поступили бы такъ опрометчиво. Рэчель была миловидне каждой изъ нихъ, хотя этотъ фактъ, можетъ статься, не былъ имъ извстенъ. Въ оправдане ихъ я только и могу сказать, что у нихъ дйствительно недоставало благоразумя матери. Они были добрыя, вчно смющяся, обыкновенныя двушки, очень похожя другъ на друга, съ длинными каштановыми локонами, съ свжимъ цвтомъ лица, съ большими ртами и толстыми носами. Огюста была выше другихъ, и потому, въ глазахъ матери, считалась красавицей. Сами же двушки, когда явился между ними отдаленный кузенъ, вовсе не думали о томъ, чтобы прибрать его къ своимъ рукамъ. Напротивъ, посл перваго дня, въ который успла уже образоваться между ними нкоторая дружба, они общали познакомить его съ мстными красавицами, и Черри заявила при этомъ свое убждене, что Роуанъ влюбится въ Рэчель, лишь только ее увидитъ.— Она такая стройная, высокая, сказала она: — несравненно выше насъ.— Поэтому я увренъ, что она мн не понравится, сказалъ Лука.— О, нтъ, вы должны полюбить ее, потому что она наша подруга, возразила Черри: для меня нисколько не будетъ удивительно, если вы страшно въ нее влюбитесь. Мистриссъ Таппитъ ничего этого не слышала, но, не смотря на то, начала питать къ Рэчель враждебное расположене. Не должно полагать, что она позволяла своей дочери Огюст принимать какое либо участе въ ея планахъ. Мистриссъ Таппитъ могла сама строить планы для своей дочери, но не могла учить свою дочь строить таке же планы. Относительно двушки все должно было совершаться въ естественномъ, прятномъ, обыденномъ порядк подобнаго рода вещей, но мистриссъ Таппитъ полагала, что ея собственныя преимущества такъ велики, что она могла заставить порядокъ вещей совершаться по ея желаню. Когда ей сообщили, спустя дв недли посл прзда Роуана въ Бэзельхорстъ, что Рэчель Рэй прогуливалась съ ея дочерями и молодымъ человкомъ, она не могла удержаться, чтобы не сказать двухъ, трехъ недоброжелательныхъ словъ.

— Рэчель Рэй весьма хорошая двушка, сказала она: — но она не принадлежитъ къ числу тхъ лицъ, которыхъ вы должны представлять чужому человку, какъ свою особенную подругу.

— Почему же, мама? спросила Черри.

— Почему, моя милая! На это есть много причинъ. Мистриссъ Рэй весьма почтенная женщина, но…

— Муж ея былъ джентльменъ, сказала Марта:— и большой другъ мистера Комфорта.

— Душа моя, я ничего не имю сказать противъ нея, продолжала мать: — разв только одно, что она не водится съ людьми, которыхъ мы знаемъ. Тутъ еще есть мистриссъ Прэймъ, другая дочь, а у нея задушевная подруга миссъ Поккеръ. Не думаю, чтобы вы захотли подружиться съ миссъ Поккеръ.

Жена пивовара занимала въ Бэзельхорст довольно почетное положене, и желала, чтобы дочери поддержали его.

Теперь будетъ понятно, какимъ образомъ Рэчель образовала свое знакомство съ Лукой Роуаномъ, и, мн кажется, можно положительно допустить, что она не была виновна въ несоблюдени приличя, разв только въ томъ можно обвинить ее, что она ничего не сказала своей матери объ этомъ знакомств. До принесенныхъ домой злобныхъ извстй о первой ея встрч на кладбищ, Рэчель видлась съ нимъ только два раза. При первомъ случа она очень мало думала объ этомъ, мало думала о самомъ Лук Роуан, или о ея знакомств съ нимъ. Говоря по истин, это обстоятельство совершенно вышло изъ ея памяти, и потому она ничего объ немъ не говорила. Когда они встртились второй разъ, Лука прошелъ съ ней большую часть дороги къ коттеджу, съ ней одной, присоединясь къ ней въ то время, когда Таппиты вошли въ заводъ, какъ впослдстви и объясняла Рэчель своей матери. Во всемъ, что было сказано ею, заключалась совершенная истина, но нельзя привести въ ея защиту, что посл второй встрчи съ мистеромъ Роуаномъ, она ничего не сказала о немъ, потому собственно, что ничего не думала: она думала много и считала за лучшее сберечь свои думы для себя.

Двицы Таппитъ ни за что не хотли отказаться отъ своей подруги на томъ лишь основани, что миссъ Поккеръ не нравилась ихъ матери, и когда Рэчель встртилась съ ними въ извстную намъ субботу, эту роковую субботу, он были очень съ ней любезны. Пивоваренный заводъ стоялъ на краю города, въ узкомъ переулк, который велъ отъ церкви на большую улицу. Переулокъ этотъ, Пивоваренный, какъ онъ назывался, не былъ главной дорогой къ церкви, онъ упирался въ ршетчатую, окружавшую кладбище, ограду съ воротами, которые по воскресеньямъ отворялись, и чрезъ которые народъ той части города входилъ въ церковь. Отъ противуположной стороны кладбища шла дорога къ началу большой улицы, а отъ улицы за городъ, къ мосту, отдлявшему городъ отъ Костонскаго прихода. По одной сторон этой дороги находился двойной рядъ тополей и вязовъ, образовавшихъ подъ собой аллею для пшеходовъ. Эта старая аллея начиналась внутри кладбища, тянулась черезъ нижнй конецъ его и продолжалась ярдовъ на двсти за его ограду. Весьма естественно, что Рэчель, оставивъ двицъ Таппитъ у дверей ихъ дома, избрала эту аллею за самую кратчайшую дорогу къ коттеджу, но та же аллея далеко не была кратчайшимъ путемъ для мистриссъ Прэймъ, посл ея выхода изъ квартиры миссъ Поккеръ на большой улиц, такъ какъ большая улица вела прямехонько къ Костонскому мосту.

Необходимо надобно сказать и то, что съ кладбища тянулась еще третья дорожка, которая не выводила ни на какую прозжую дорогу, а прямо шла черезъ поля. Церковь стояла на возвышени, такъ что земля опускалась косогоромъ къ западу, и видъ отъ церкви былъ восхитительный. Дорожка, о которой мы сказали, вела чрезъ небольшое поле, съ высокими живыми изгородями, и мимо огородовъ, къ двумъ маленькимъ деревушкамъ, принадлежащимъ Бэзельхорсту, это было мстомъ любимой прогулки жителей города. Здсь-то Рэчель и гуляла съ двицами Таппитъ въ тотъ вечеръ, когда Лука Роуанъ впервые проводилъ ее до Костонскаго моста, и здсь они условились снова прогуляться въ ту субботу, когда Роуану слдовало быть, какъ полагали, въ Экстер. Рэчель должна была придти подъ вязы и тамъ встртиться съ подругами, или на кладбищ, или наконецъ зайти за ними на заводъ.

Она нашла трехъ сестеръ прислонившимися къ ршетк церковной ограды.

— Мы давнымъ давно дожидаемся тебя, сказала Черри, боле другихъ сестеръ расположенная къ Рэчель.

— Но вдь я сказала, чтобы вы меня не ждали, отвчала Рэчель,— я никогда не бываю уврена, что могу придти.

— Мы знали, что ты придешь, сказала Огюста: — потому что…

— Почему же? спросила Рэчель.

— Ни почему, сказала Черри, — она шутитъ.

Рэчель ничего больше не сказала, не понявъ значеня этой шутки. А шутка заключалась въ томъ, что Роуанъ воротился изъ Экстера, и что Рэчель, какъ предполагалось, услышала о его возвращени, и потому приходъ ея на прогулку считался несомнннымъ. Огюста, впрочемъ, не имла злаго умысла, и вовсе не подумала о томъ, что хотла сказать.

— Дло въ томъ, сказала Марта: — мистеръ Роуанъ воротился домой, только я не думаю, что мы его увидимъ сегодня, потому что онъ занимается съ папа.

Рэчель въ течене нсколькихъ минутъ оставалась безмолвною и задумчивою. Она не успла еще успокоиться, не успла освободиться отъ дйствя недавняго разговора съ матерью и во все время одинокой прогулки своей въ город думала объ этомъ молодомъ человк. Впрочемъ, она думала о немъ, какъ иногда мы думаемъ о длахъ, которыя не должны поставить насъ въ затруднительное положене. Онъ былъ въ Экстер и слдовательно до возвращеня его ей представлялось довольно времени, чтобы ршить, слдуетъ ли ей или не слдуетъ принять предложене его дружбы.— Я надюсь, что мы будемъ друзьями, говорилъ онъ, протянувъ ей руку, когда они прощались на Костонскомъ мосту. Потомъ онъ что-то еще прибавилъ, очень невнятно, но Рэчель поняла изъ его невнятныхъ словъ, что съ тхъ поръ, какъ онъ увидлъ ее, Бэзельхорстъ сдлался для него совершенно другимъ мстомъ. При этомъ раз Рэчель поспшила домой съ чувствомъ полупрятнымъ, полутяжелымъ, какъ будто съ ней случилось что-то особенное, выходившее изъ обыкновеннаго порядка вещей. Но все это ни къ чему не вело. Было ли тутъ что нибудь такое, что она могла бы разсказать своей матери? Для разсказа ничего особеннаго не было, а между тмъ, она не могла говорить о молодомъ Роуан, какъ бы стала говорить о случайномъ знакомств. Разв она не чувствовала крпкаго пожатя руки, когда онъ прощался съ ней?

Рэчель сама испытывала ту неопредленную боязнь молодыхъ людей, которая такъ сильно овладла душой ея матери, и которая, относительно ея сестры, совершенно перестала быть неопредленною. Рэчель знала, что они были естественными врагами лицъ ея пола и возраста, и что ей дозволительна была дружба всякаго рода, кром дружбы съ кмъ либо изъ нихъ. А такъ какъ Рэчель была добрая двушка, любящая свою мать, заботящаяся о томъ, чтобы поступать во всемъ хорошо, руководилась чистыми, непорочными мыслями, то она чувствовала, что мистера Роуана должно избгать. Если бы онъ не сказалъ ей самъ, что долженъ отправиться въ Экстеръ, она не явилась бы въ тотъ вечеръ для прогулки съ двицами съ пивовареннаго завода. Что слдовало бы ей длать посл этого, и могли ли устроиться сами собою эти дла, она никакимъ образомъ не могла предвидть, въ этотъ вечеръ она считала себя совершеню безопасною, и потому пришла на условленную прогулку.

— Какъ ты думаешь? сказала Черри: — вдь у насъ, на будущей недл будетъ вечеръ.

— Вроятно раньше, возразила Огюста.

— Во всякомъ случа, у насъ будетъ вечеръ, и ты должна придти къ намъ. Ты получишь приглашене, когда ихъ будутъ разсылать. Къ намъ собираются на нсколько дней мать и сестра мистера Роуана, и по этому случаю мы намрены немножко щегольнуть.

— Я никогда не бывала на званыхъ вечерахъ и ничего о нихъ не знаю. У васъ врно будутъ танцы?

— Разумется, безъ этого нельзя, сказала Марта.

— И разумется, ты придешь и будешь танцовать съ Роуаномъ, сказала Черри.

Ничто не могло быть безразсудне Черри Таппитъ, и Огюста начинала понимать это, хотя ей и не позволено было принимать участя въ планахъ и предначертаняхъ матери. Посл этого много говорено было о предстоявшемъ вечер, но разговоръ о немъ главне всего поддерживался двицами Таппитъ. Рэчель заране была почти уврена, что ея матери не понравится приглашене на танцы, и вполн уврена, что сестра ея всми силами вооружится противъ такого нечестя. Она, однако же, выслушала списокъ всхъ ожидаемыхъ гостей и сдлала нсколько вопросовъ относительно мистриссъ Роуанъ и ея дочери. Вдругъ на одномъ крутомъ поворот дорожки, ведущей въ городъ по другому направленю, он встртились съ самимъ Лукой Роуаномъ.

Онъ былъ кузенъ Таппитовъ, и потому, хотя родство было не близкое, присвоилъ себ право называть кузинъ просто по одному имени, Марта, тридцати лтъ отъ роду и четырьмя годами старше кузена, пручилась уже называть его Лукой, для другихъ онъ былъ еще пока мистеромъ Роуаномъ. Встрча, само собою разумется, была самая дружеская, и Роуанъ пошелъ вмст съ ними по другой дорожк. Передъ Рэчель онъ приподнялъ шляпу и подалъ ей руку. Рэчель сконфузилась, увидвъ его, такъ сконфузилась, что не могла съ обыкновеннымъ спокойствемъ спросить его о здоровь. Она сильно разсердилась на себя и отъ души желала сидть въ это время съ женщинами общества Доркасъ въ дом миссъ Поккеръ. Всякое другое положене было бы гораздо лучше этого, гораздо лучше положеня, въ которомъ она стыдилась самой себя и обнаружила, что не могла держать себя спокойно въ присутстви этого молодаго человка, какъ будто онъ былъ боле чмъ обыкновенный знакомый. Она вспомнила и крпкое пожате руки, и невнятно высказанныя .слова, и предостережене матери. Когда Роуанъ замтилъ ей, что воротился раньше, чмъ предполагалъ, Рэчель не могла понять его словъ, какъ будто они ничего не означали. Неожиданное его возвращене было знаменательнымъ для нея фактомъ, приводившимъ въ безпорядокъ ея обыкновенный спокойный образъ мыслей. Она говорила мало или, врне, ничего не говорила. Роуанъ не замчалъ ея смущеня, но Рэчель до такой степени сознавала это чувство, что ей казалось, какъ будто вс должны были видть его.

Такимъ образомъ шли они шагъ за шагомъ по полю, обратно къ окраинамъ города, и потомъ въ Пивоваренный переулокъ, по дорожк, противоположной той, которая шла съ кладбища. Всю дорогу они больше ни о чемъ не говорили, какъ только о предстоявшемъ вечер. Любила ли миссъ Роуанъ танцы? Потомъ постепенно двицы Таппитъ стали называть ее просто Мэри, доказывая право на это тмъ, что она имъ кузина. Роуанъ сказалъ, что на этомъ основани имъ слдовало бы и его называть просто по имени, дв младшя сестрицы соглашались воспользоваться этой привилегей, но не прежде какъ получатъ разршене мама, словомъ, прогулка проведена была въ самой дружеской болтовн. Рэчель говорила мало, даже не боле того, что нужно было сказать, когда кто нибудь обращался къ ней, но она чувствовала, что ее не исключали изъ дружескаго кружка. Отъ времени до времени Роуанъ обращался къ ней съ тмъ или другимъ вопросомъ, при чемъ голосъ его такъ прятно звучалъ въ ея ушахъ. Онъ не разъ длалъ усиле идти рядомъ съ ней,— попытка слишкомъ легкая, чтобы назвать ее усилемъ,— но Рэчель почти безсознательно уничтожала эту попытку, занимая мсто такъ, что Огюста всегда ихъ раздляла. Огюста была не совсмъ въ хорошемъ расположени духа, нсколько сказанныхъ словъ обнаруживали даже наклонность къ угрюмости,— по веселое настроене Черри боле, чмъ сглаживало это.

Достигнувъ пивовареннаго завода, вс они выразили крайнее изумлене, узнавъ, что уже половина десятаго. Удивлене Рэчель было неподдльное.

— Я сю же минуту должна идти домой, сказала она: — не знаю, что мама подумаетъ обо мн.

И затмъ, пожелавъ всмъ спокойной ночи, поспшила безъ дальнйшаго промедленя на кладбище.

— Я провожу васъ мимо привиднй, сказалъ Роуанъ.

— Не безпокойтесь, я не боюсь здшнихъ привиднй, отвчала Рэчель на ходу. Но Роуанъ все таки пошелъ за ней.

— Я зайду въ городъ за вашимъ отцомъ, сказалъ онъ, обращаясь къ кузинамъ:— и вмст съ нимъ приду домой.

Огюста съ нкоторой досадой увидла, что Роуанъ догналъ Рэчель прежде, чмъ послдняя достигла мостковъ, перекинутыхъ черезъ ограду, она остановилась въ дверяхъ дома, чтобы посмотрть, кто перейдетъ мостки первымъ.

— Что ни говори, а эта двушка — кокетка, сказала она сестр своей Март.

Роуанъ перешелъ мостки первымъ и потомъ повернулся, чтобы помочь миссъ Рэй. Въ такомъ положени, Рэчель не могла отказать ему въ рук, она бы и должна была это сдлать, но у нея недостало присутствя духа, необходимаго для подобнаго отказа.

— Вы позволите мн проводить васъ домой, сказалъ Роуанъ.

— Ни подъ какимъ видомъ не позволю. Вы вдь сказали Огюст, что зайдете въ городъ за ея папа.

— Я и зайду, но прежде провожу васъ хоть до мосту, вы не можете отказать мн въ этомъ.

— Извините, могу и даже хочу. Прошу васъ, оставьте меня. Я уврена, вы не захотите огорчить меня.

— Посмотрите, сказалъ Роуанъ, указывая на западъ: — видали вы когда нибудь такой закатъ солнца? Видали ли вы когда нибудь такое кровавое освщене?

Освщене, въ самомъ дл, было удивительное, солнце только что скрылось и вся западная часть неба покрылась яркимъ розовымъ блескомъ. Въ нсколько секундъ, проведенныхъ ими на одномъ мст, блескъ этотъ такъ быстро измнялся, что, казалось, должно совершиться страшное чудо: такъ силенъ и мраченъ и въ то же время такъ ярокъ, былъ колоритъ горизонта. Казалось, что лежавшя внизу между холмами поля и кустарники купались въ крови. Вязы и тополи закрывали собою даль, такъ что на нее можно было смотрть только между ихъ стволами.

— Подойдемте къ оград, сказалъ Роуанъ: — если вы проживете тысячу лтъ, вамъ ни разу не придется увидть такого заката. Вы никогда не простите себ, упустивъ подобный случай, тмъ боле, что на это понадобится не больше трехъ минутъ.

Рэчель подошла съ нимъ къ оград, впрочемъ, она сдлала это не вслдстве его просьбы. Въ то время, какъ Роуанъ говорилъ о великолпи солнечнаго заката, острый слухъ Рэчель уловилъ звуки женскихъ голосовъ подл самой ограды, черезъ которую она перешла, и зная, что ей нельзя сейчасъ же оторваться отъ Роуана, отошла въ сторону отъ главной дорожки на кладбищ, чтобы проходившй или проходившая не увидли ее разговаривающею съ молодымъ человкомъ. Рэчель поэтому послдовала за нимъ до ряда тополей и вязовъ, и тамъ они остановились освщенные заревомъ вечерней зари. Если слухъ Рэчель былъ очень остръ, то не мене остры были глаза новаго пришельца. Въ то время, какъ она остановилась съ Роуаномъ подъ вязами, сестра ея тоже остановилась на дорожк и узнала фигуры ихъ обоихъ.

— Рэчель, сказалъ молодой человкъ посл минутнаго молчаня: — сколько бы вы ни прожили, но никогда на Божьей земл не увидите вы такого поразительно-великолпнаго явленя. Посмотрите! вонъ это,— какъ будто рука человка, густое пурпуровое облако, точно огромная рука протянулась изъ другаго мра, чтобы взять васъ. Вы видите?

Голосъ Роуана звучалъ какъ-то особенно прятно. Его слова для молодаго ея слуха были полны поэзи и чарующей таинственной романтичности. Онъ говорилъ съ ней, какъ никто еще не говорилъ,— ни мужчина, ни женщина. Рэчель испытывала чувство, тяжелое и вмст съ тмъ отрадное, въ словахъ молодаго человка отзывалась та очаровательность, которая была извстна ей только въ однихъ грезахъ. Онъ сдлалъ ей вопросъ и повторилъ его, такъ что она принуждена была отвтить, при этомъ Рэчель убдилась въ факт, что онъ назвалъ ее просто по имени, и что за это ему слдовало бы сдлать замчане. Но въ состояни ли она была замтить человку, который просилъ ее посмотрть на творчество Боже и просилъ такимъ языкомъ, какого она никогда не слыхала?

— Да, вижу, это очень величественно, но…

— Тутъ были и пальцы, но вы видите, какъ они исчезаютъ. Рука все еще тутъ, но кисти ея уже нтъ. Вы и я можемъ представить ее себ, потому что видли ее, когда она была ясна, но мы не можемъ теперь показать ее другимъ. Не знаю, видлъ ли кто нибудь еще эту руку, или только удалось увидть ее вамъ и мн. Прятно было бы думать, что она показана намъ, и только намъ однимъ.

Теперь уже невозможно было длать замчаня по поводу употребленнаго въ разговор имени Рэчель. Она должна была оставить это безъ послдствй, какъ будто не слышала.

— Весь свтъ могъ увидть это явлене, если бы смотрлъ на него, сказала Рэчель.

— Не можетъ быть. Неужели вы думаете, что вс глаза могутъ видть одинаково?

— Какъ же иначе? непремнно. Я такъ полагаю.

— Вс глаза будутъ видть одинаково кусокъ хлба, или ограду кладбища,— но не вс глаза одинаково будутъ видть облака.— Не случалось ли вамъ открывать иногда цлые мры между облаками? Мн случалось.

— Цлые мры! сказала Рэчель, приходя въ восторгъ отъ его энерги, и потомъ подумала, что Роуанъ былъ правъ. Она никогда бы не увидла руки, если бы его не было тутъ, чтобы показать ее. Поэтому она всматривалась въ измнявшеся цвта горизонта и совсмъ забыла, что ей не слдовало медлить ни минуты.

Въ то же время она чувствовала, что тонетъ, тонетъ и тонетъ въ порочности. Ей не слдовало оставаться тутъ ни на минуту, ей вовсе не слдовало быть вмст съ нимъ,— а между тмъ она медлила. Она ршительно не знала теперь, какъ ей удалиться.

— Да, цлые мры въ облакахъ, продолжалъ Роуанъ, посл паузы, продолжавшейся минуты дв.— Неужели вамъ никогда не случалось чувствовать, что вы заглядываете въ друге мры за предлами нашего, въ которомъ вы кушаете, пьете, и спите? Неужели у васъ нтъ другихъ мровъ въ грезахъ вашего сна?

Да, подобныя грезы знакомы были Рэчель, и теперь она припоминала, что ей случалось видть въ облакахъ странныя фигуры. Она знала, что съ этой поры будетъ наблюдать за облаками и въ формахъ ихъ отыскивать частицы другихъ мровъ. Она смотрла на притокъ краснаго разстилавшагося внизу отъ нея свта, съ полнымъ сознанемъ, что онъ близокъ отъ нея, касался ея, съ полнымъ сознанемъ, что съ каждой проведенной подъ тополями минутой, она впадала въ новый проступокъ, съ полнымъ сознанемъ, что красота изчезающихъ цвтовъ, которыми она любовалась въ его присутстви, имла какую-то особенную чарующую прелесть, приводила ее въ восторгъ и умилене, которыхъ прежде она никогда не ощущала. Наконецъ Рэчель тяжело вздохнула.

— О чемъ вы вздыхаете? спросилъ Роуанъ.

— О, я должна идти, я такъ дурно сдлала, что остановилась здсь. Прощайте, пожалуйста, я васъ прошу, не идите со мной.

— Но на прощанье, вы дадите мн вашу ручку? И онъ взялъ протянутую руку.— Что же тутъ дурнаго, если вы остановились полюбоваться закатомъ солнца? Ужь не представляюсь ли я вамъ какимъ нибудь чудовищемъ? Кажется, я ничего не сдлалъ, чтобы вы должны были бояться меня?

— Не удерживайте меня, мистеръ Роуанъ, я никогда не думала, что вы остановите меня.— Въ это время наступили вечерне сумерки, и хотя прошло нсколько минутъ посл того, какъ мистриссъ Прэймъ прошла по кладбищу, но теперь она не узнала бы ихъ.— Посмотрите, темнетъ, я должна идти сю минуту.

— Позвольте мн проводить васъ, по крайней мр до моста.

— Нтъ, нтъ, нтъ. Прошу васъ, не сердите меня…

— Извольте. Вы пойдете одн. Но остановитесь еще на минуту и дайте мн сказать одно слово.— Почему вы боитесь меня?

— Я васъ не боюсь… только… но вы знаете, что я хочу сказать.

— Мн кажется… да, мн кажется, я вамъ не нравлюсь.

— Мн вс нравятся. Доброй ночи!

Роуанъ снова взялъ протянутую руку.

— Я говорю это потому, что вы мн нравитесь, очень нравитесь! Почему бы не быть намъ друзьями? Хорошо, хорошо. Больше я не буду васъ удерживать. Я не тронусь съ этого мста, пока вы нескроетесь изъ виду, но смотрите же, не забудьте: я непремнно хочу понравиться вамъ.

Когда Роуанъ произносилъ послдня слова. Рэчель почти бгомъ удалялась отъ него, и хотя слова эти были сказаны тихо, но она разслышала въ нихъ и запомнила каждую букву. Что онъ подразумвалъ подъ словами, что непремнно хочетъ понравиться ей? Понравиться ей! Да возможная ли вещь, чтобы онъ ей не понравился? Только не должно ли ей принять какя нибудь мры, чтобы больше съ нимъ не видться? Понравиться ей! Какой смыслъ заключался въ этихъ словахъ? Ужь не намренъ ли онъ просить ее полюбить его? И если такъ, то что она должна отвтить?

Какъ прекрасны были облака! Лишь только Рэчель вышла за ограду и снова могла видть западную часть неба, какъ стала смотрть на нее во вс глаза, въ надежд, не увидитъ ли остатка таинственной руки. Нтъ, рука приняла чудовищную форму, неопредленную и мрачную, сливавшуюся съ темнотою ночи. Вся прелесть видня изчезла. Однако Роуанъ совтовалъ ей отыскивать въ облакахъ новые мры, и казалось, что въ словахъ его она находила тайное значене. Въ то время, какъ Рэчель смотрла на опускавшуюся темноту, она чувствовала себя окруженною какою-то таинственностью, кто-то говорилъ ей о чемъ-то чудесномъ, за предлами здшняго мра, тамъ далеко, далеко… о чемъ-то до такой степени полномъ тайны, что она ршительно не знала, думала ли она о закрытой, недосягаемой дали горизонта, или о своемъ собственномъ будущемъ, еще боле отдаленномъ и боле закрытомъ. Она вся дрожала, тяжелые вздохи вылетали изъ ея груди, ей хотлось плакать, и она ускоряла шаги, и снова почти бжала. Роуанъ совершенно подчинилъ ее своему вляню, сообщилъ ей магнетизмъ своего собственнаго бытя. До ея слабости, свойственной женщин, до особенной воспримчивости ея натуры, еще никто и никогда не касался. Рэчель услышала теперь первое слово романа, никогда еще не достигавшее ея слуха, и это слово обрушилось на нее съ такою громадною силою, что она чувствовала себя подавленною.

Слова романа! Нтъ: — слова духа тьмы! такъ назвала бы ихъ мистриссъ Прэймъ. И сказавъ это, она высказала бы свое вроване во множество добрыхъ женщинъ и добрыхъ мужчинъ. Она сама была добрая женщина, женщина тяжело боровшаяся съ исполненемъ своего долга, въ который она вровала такъ, какъ учили ее. Когда мистриссъ Прэймъ проходила кладбище, избравъ дорогу мимо пивовареннаго завода подъ влянемъ какого-то убжденя, что можетъ статься, встртитъ тамъ сестру, она была поражена ужасомъ, увидвъ, что Рэчель стоитъ съ извстнымъ намъ молодымъ человкомъ. Что ей было длать? Она остановилась на минуту, чтобы спросить себя: не должно ли воротиться къ ней? по потомъ вспомнила, что сестра ея упряма, что изъ этого можетъ выйти сцена, что она ничего не сдлаетъ хорошаго, и потому прошла мимо. Хороши слова романа! Не исходятъ ли вс такя слова отъ отца лжи, такъ какъ въ нихъ заключается ложь и обманъ? Вотъ мысли, которыя гнздились въ голов мистриссъ Прэймъ въ то время, какъ она возвращалась домой, думая о порочности своей сестры,— сестры, которую должно было снасти отъ романа, какъ съ пожарища, но спасене это не иначе могло состояться, какъ съ помощю самой строгой дисциплины. Часы митинговъ доркасскаго общества слдовало увеличить, и Рэчель должна находиться тамъ постоянно.

Между тмъ Рэчель спшила домой въ сильномъ смущени. О встрч съ матерью и сестрой она не думала много до самыхъ дверей коттэджа. Она думала только о немъ,— думала о томъ, какъ онъ былъ хорошъ, какъ величественъ, и — какъ опасенъ, о немъ и его словахъ, какъ хороши были эти слова, какъ торжественны, и какъ страшно опасны. Она знала, что было очень поздно, и все боле и боле ускоряла шаги. Она знала, что передъ матерью ей должно покориться, противъ сестры возстать,— но ни матери, ни сестр не поврять глубины своихъ думъ. Она все еще думала о немъ и о рук въ облакахъ, когда отворяла дверь коттэджа въ Брагзъ-Энд.

ГЛАВА IV.
ЧТО ДЛАТЬ?

Рэчель все еще думала о Роуан и рук въ облакахъ, когда отворила дверь коттэджа, но лицо сестры и тонъ голоса сестры скоро привели ее къ полному сознаню своего настоящаго положеня.— Ради Бога, Долли, не говори такимъ страшнымъ голосомъ: какъ будто сейчасъ будетъ свтопреставлене,— сказала она на первый упрекъ, но послдовавше упреки были такъ страшны и такъ жестоки, что Рэчель увидла себя совершенно неспособною остановить ихъ шуточнымъ тономъ.

Мистриссъ Прэймъ желала, чтобы мать произнесла только т слова порицаня, которыя слдовало произнесть. Она предпочитала оставаться безмолвною, зная, что и въ молчани своемъ могла быть такою же суровою, какъ и во время разговора, если только мать воспользуется этимъ случаемъ какъ слдуетъ. Мистриссъ Рэй была доведена до убжденя, до какой степени необходимо было прибгнуть къ жесткости, но когда наступила минута говорить, и когда ея милое прекрасное дитя остановилось передъ ней, она не могла произнести тхъ словъ, которыя ей продиктовали.

— О Рэчель, Рэчель! сказала она: — Доротея говорила мн, и потомъ она остановилась.

— Что же вамъ говорила Доротея? спросила Рэчель.

— Я говорила ей, сказала Доротея:— что съ часъ тому назадъ видла тебя стоявшую одну съ молодымъ человкомъ, на кладбищ. А между тмъ ты сказала, что онъ ухалъ въ Экстеръ.

Щеки Рэчель и вообще все ея лицо покрылось яркимъ румянцемъ. Въ увренности своей читать по лицу ближняго сокровенныя его думы, мы привыкли думать, что выступившй на лицо румянецъ обнаруживалъ скрываемый обманъ. Большею частю мы знаемъ лучше теперь, и научились разбирать съ большею аккуратностю вншне признаки, передаваемые движенями сердца. Незаслуженное обвинене въ неправд всегда вызоветъ румянецъ на лицо молодаго и невиннаго созданя. Мистриссъ Рэй принадлежала въ этомъ отношени къ числу несвдущихъ, и внутренно простонала, увидвъ смущене дочери.

— Рэчель, неужели это правда? спросила она.

— Въ чемъ правда, мама?— Пожалуй, впрочемъ, правда, что мистеръ Роуанъ говорилъ со мной на кладбищ, въ то время, когда я вовсе не знала, что Доротея дйствовала въ качеств лазутчицы.

— Рэчель, Рэчель! сказала мать.

— Весьма необходимо, чтобы кто нибудь въ качеств лазутчицы смотрлъ за тобой, сказала сестра.— Лазутчица! Ты думаешь разсердить меня, употребивъ подобное слово, но будь уврена, меня не разсердятъ никакя слова. Я нарочно пошла посмотрть за тобой, опасаясь, что къ этому былъ поводъ,— замть, опасаясь, но не думая объ этомъ,— теперь мы узнали, что поводъ былъ основательный.

— Никакого тутъ не было повода, сказала Рэчель, посмотрвъ въ лицо сестры глазами, развивающаяся сила которыхъ становилась очевидною.— Никакого тугъ не было повода. Мама, вдь вы не думаете, что былъ какой нибудь поводъ къ тому, чтооы слдить за мной?

— Зачмъ ты сказала, что молодой человкъ ухалъ въ Экстеръ? спросила мистриссъ Прэймъ.

— За тмъ, что онъ самъ мн сказалъ, что будетъ тамъ, — онъ сказалъ это намъ всмъ, когда мы вмст гуляли. Вмсто того, чтобы прхать завтра, онъ прхалъ сегодня. Что бы ты сказала, если бы я точно также спросила тебя о твоихъ друзьяхъ?

Когда послдня слова сорвались съ языка Рэчель, она вспомнила, что ей не должно было бы называть мистера Роуана своимъ другомъ. Мечтая о немъ про себя, она никогда не называла его другомъ. Она никогда не допускала, что обращаетъ на это внимане. Она признавалась себ, что было бы опасно заключить дружбу съ такимъ человкомъ, какъ онъ.

— Такъ онъ теб другъ, Рэчель! сказала мистриссъ Прэймъ.— Если ты будешь искать такой дружбы, какъ эта, то кто можетъ сказать, что съ тобой станется?

— Я не искала ея. Я ничего не искала. Люди знакомятся и сближаются другъ съ другомъ безъ всякихъ заискиванй, они и рады бы не сближаться, да не могутъ.

Въ это время мистриссъ Прэймъ сняла шляпку и шаль, Рэчель тоже положила свою шляпку и легкую лтнюю мантилью, но не должно думать, что во время этихъ операцй война была прекращена. Мистриссъ Прэймъ знала очень хорошо, что надо высказать гораздо больше, и съ нетерпнемъ ждала, что это многое выскажетъ ея мать. Рэчель тоже знала, что высказано будетъ многое, и тоже съ нетерпнемъ ждала, когда все это кончится, и кончилось бы скоро, еслибъ ей удалось склонить мать на свою сторону.

— Если мать считаетъ приличнымъ, воскликнула мистриссъ Прэймъ: — позволить теб оставаться наедин съ молодымъ человкомъ, въ сумерки, на кладбищ, тогда мое дло кончено. Въ этомъ случа я не скажу больше ни слова. Но я должна сказать ей, должна тоже сказать и теб, что если это продолжится, то я не могу оставаться въ коттэдж.

— О, Доротея! сказала мистриссъ Рэй.

— Не могу, ршительно не могу. Если Рэчель не откажется отъ этихъ встрчь съ помощю собственнаго понятя о своемъ долг, то ее должно принудить отказаться съ помощю власти тхъ, которые старше ея.

— Отказаться… отъ чего отказаться? сказала Рэчель, чувствуя, что къ глазамъ ея приступаютъ слезы, и стараясь ихъ удержать.— Мама,— я ничего дурнаго не сдлала. Мама, вы врите мн,— врите?

Миссъ Рэй не знала, что сказать. Она старалась поврить имъ обимъ, хотя слова одной такъ прямо противорчили словамъ другой.

— Не думаешь ли ты выпросить себ права, сказала мистриссъ Прэймъ:— права стоять тамъ одной во всякй часъ ночи, со всякимъ молодымъ человкомъ, который теб понравится? Если такъ, то ты не можешь быть моей сестрой.

— И не хочу быть сестрой твоей, когда ты думаешь обо мн такъ жестоко,— сказала Рэчель, не въ состояни боле удерживать слезы. Honni soit qui mal y pense. Въ этотъ моментъ она не вспомнила этихъ словъ, чтобы высказать ихъ, но они вполн выражали ея мысль. И теперь, сознавая свое безсиле, черезъ эти слезы, которыя брали надъ ней ршительный верхъ, Рэчель ршилась ничего не говорить, пока не представится возможности оправдаться передъ одной матерью. И въ самомъ дл, какимъ бы образомъ могла она въ присутстви своей сестры, объяснить обстоятельства, сопровождавшя это свидане у кладбищенской ограды? Дло другое безъ нея: она стала бы на колни у ногъ матери и разсказала бы ей все,— по крайней мр, она думала, что матери могла бы разсказать все. Рэчель, обыкновенно, занимала съ сестрой одну спальню, но при нкоторыхъ случаяхъ,— когда заболвала мать и т. п.,— она спала въ одной комнат съ матерью.

— Мама, сказала она:— вы позвольте мн спать сегодня съ вами. Я теперь же отправлюсь, а когда вы придете, я разскажу вамъ все. Спокойной ночи, Долли!

— Спокойной ночи, Рэчель!— и голосъ мистриссъ Прэймъ, когда она произнесла сестр своей вечернее прощанье, раздался какъ голосъ коршуна. Дв вдовы въ течене нсколькихъ минутъ сидли молча, въ ожидани, кто изъ нихъ начнтъ разговоръ. Наконецъ мистриссъ Прэймъ встала, бережно сложила свою шаль и не мене бережно положила на нее шляпку и перчатки. Она вообще очень бережно обходилась съ своимъ платьемъ, но въ порывахъ гнва часто швыряла его на маленькй диванъ.

— Не хочешь ли чего закусить, Доротея? спросила мистриссъ Рэй.

— Не хочу ничего, благодарю, сказала мистриссъ Прэймъ, и голосъ ея снова прозвучалъ, какъ зловщее карканье ворона.

Посл этого мистриссъ Рэй начинала считать возможнымъ удалиться къ Рэчель безъ дальнйшихъ словъ.

— Я очень устала, сказала она:— и думаю уйти, Доротея.

— Мать, сказала мистриссъ Прэймъ:— надобно же что нибудь сдлать.

— Да, моя милая, она разскажетъ мн сегодня,— все разскажетъ.

— Но скажетъ ли она вамъ правду?

— Рэчель никогда еще не говорила мн лжи. Я уврена, она не знала, что молодой человкъ будетъ здсь. Согласись сама, что если онъ воротился изъ Экстера раньше, чмъ предполагалъ, то чмъ же она виновата!

— Вы, пожалуй, скажете, что она не виновата и въ томъ, что была съ нимъ на кладбищ… наедин? Желала бы я знать, что бы вы подумали о всякой другой двушк, услыхавъ о ней подобную вещь?

Мистриссъ Рэй содрогнулась, неясная мысль,— легкая тнь воспоминаня, промелькнула въ ея голов, и по видимому послужила поводомъ къ смягченю виновности ея дочери.

— Но положимъ… сказала она.

— Что же такое положимъ? спрашивала мистриссъ Прэймъ.

Но мистриссъ Рэй не осмлилась пуститься дальше съ своимъ предположенемъ. Она не осмлилась сдлать намека, что мистеръ Роуанъ весьма можетъ быть хорошй молодой человкъ, и что молодые люди могутъ влюбиться другъ въ друга съ самою благонамренною цлью. Правда, она сама съ трудомъ врила въ подобную благонамренность, и знала, что дочь съ презрнемъ отвергнетъ это.

— Что же такое положимъ? повторила мистриссъ Прэймъ сурове прежняго.

— Если другя двушки оставили ее и ушли на заводъ, то можетъ статься она не виновата, сказала мистриссъ Рэй.

— Да вдь она не шла съ нимъ по дорог. Ея лицо даже не было обращено къ дому. Они стояли подъ деревьями, и судя по времени, въ какое я воротилась домой, они оставались тамъ еще съ полчаса. Подумайте только — одна, съ совершенно чужимъ человкомъ, имени котораго она не называла намъ до тхъ поръ, пока ей не сказали, что миссъ Поккеръ видла ихъ вмст! Вы не можете подумать, что я хочу ее выставить передъ вами хуже, чмъ она есть. Она вамъ дочь, а мн сестра, и мы обязаны заботиться о ея благополучи.

— Ты говорила давеча, что намрена уйти и оставить насъ, сказала мистриссъ Рэй, съ выраженемъ скоре грусти, чмъ гнва.

— Да, говорила, и должна оставить васъ, если ничего не будетъ сдлано. При вид подобныхъ вещей, съ моей стороны было бы безразсудно оставаться здсь, особливо когда не хотятъ слышать моего голоса. Впрочемъ, если бы я и ушла, она все-таки останется моей сестрой. Я должна раздлить и скорбь и… и позоръ.

— Доротея, не говори такихъ словъ.

— Я должна ихъ говорить. Не отъ подобныхъ ли встрчь и происходитъ этотъ позоръ, горесть и грхъ? Вы любите ее нжно, точно также люблю ее и я, и поэтому неужели мы должны допустить ее до погибели? Кого вы любите, того должны и наказывать. Я никакой не имю надъ ней власти, это сама она не разъ уже выражала мн, и потому я снова говорю, что если все это не будетъ прекращено, то я непремнно должна оставить вашъ коттэджъ. Теперь, покойной ночи. Надюсь, что вы переговорите съ ней серьезно.

Мистриссъ Прэймъ взяла свчу и удалилась.

Минутъ десять мать сидла одна внизу, размышляя о положени младшей своей дочери и стараясь придумать слова, которыя бы она употребила при первой съ ней встрчи. Позоръ, горесть и грхъ! Ея дочь погибаетъ! Какя ужасныя слова! А между тмъ она ничего не могла отвтить на нихъ. Отрадная идея о порядочномъ муж для ея дочери покинула ее, не успвъ укорениться. Она вспомнила взгляды Рэчель, и заране предугадывала, что не въ состояни будетъ взять надъ ней верхъ. Въ течене этихъ десяти минутъ она ничего особеннаго не придумала, и точно также взяла свчу и удалилась. При вход въ спальню, мистриссъ Рэй не замтила дочери. Она молча затворила дверь и сдлала нсколько шаговъ вглубь комнаты, когда показалась Рэчель.

— Мама, сказала она: — поставьте свчу, я хочу говорить съ вами.

Мистриссъ Рэй поставила свчу, и Рэчель взяла ее за об руки.

— Мама, мы ничего дурнаго не думаете обо мн, не правда ли? Вы не врите тому, что говоритъ обо мн Доротея? Скажите, что не врите, иначе я умру.

— Милая моя, я и прежде никогда и ничего дурнаго о теб не думала.

— А теперь думаете, да? Не вы ли общали мн, когда я уходила, что будете врить мн и неужели вы такъ скоро забыли свое общане? Мама, взгляните на меня. Длала ли я когда нибудь и что нибудь, почему бы вы могли считать меня такою, какою меня считаетъ сестра?

— Не думаю, чтобы ты сдлала что нибудь, но ты еще такъ молода, Рэчель.

— Я, мама, молода! Я старше тхъ лтъ, въ которые вы и Долли выходили замужъ. Я достаточно стара, чтобы отличать хорошее отъ дурнаго. Разсказать ли вамъ, что случилось сегодня вечеромъ? Онъ прхалъ и встртилъ насъ всхъ на поляхъ. Я еще до встрчи знала, что онъ воротился, мн сказали это Таппиты, но уходя отсюда, я, право, думала, что онъ въ Экстер. Я бы не вышла изъ дому, если бы не была въ этомъ уврена, мн кажется, ни за что бы не вышла.

— Значитъ, ты боишься его?

— Нтъ, мама, не боюсь. Но онъ говоритъ мн такя странныя вещи, для встрчи съ нимъ я ни за что бы не пошла. Онъ нашелъ насъ на поляхъ, откуда вмст съ нами воротился къ пивоваренному заводу, и тамъ я простилась съ двицами Таппитъ. Я пошла черезъ кладбище, мистеръ Роуанъ догналъ меня, въ это время заходило солнце, и онъ остановилъ меня полюбоваться картиной заката, я остановилась… на нсколько минутъ. Мн стыдно было самой себя, я это чувствовала, но какъ отказаться? Мама, если бы я могла припомнить все, что онъ говорилъ, я передала бы вамъ каждое его слово, передала бы каждый его взглядъ, каждую черту его лица. Онъ просилъ меня быть его другомъ. Мама, если вы врите мн, я буду разсказывать вамъ все. Я никогда не обману васъ.

Говоря это, Рэчель продолжала держать руки матери. Теперь же она прильнула къ ней, прютилась у ней на груди, и постепенно щека ея сближалась съ щекой матери, ея губы прильнули къ ше послдней. Какая мать могла отклонить отъ себя подобныя ласки, могла оставаться черствою и суровою при такомъ выражени любви? У мистриссъ Рэй, по крайней мр, не было на это достаточной твердости. Побжденная, она крпко обняла свою дочь, и, стараясь успокоить ее, произносила нжныя слова, называла ее своей милой, дорогой, неоцненной милочкой. Она все еще находилась подъ влянемъ тяжелаго, наводившаго ужасъ извстя о молодомъ человк, все еще думала, что тутъ была какая-то страшная опасность, для избжаня которой он вс должны держать себя на сторож, но въ то же время не чувствовала себя разъединенною съ любимой дочерью, и перестала врить въ т ужасныя слова, которыя употребила мистриссъ Прэймъ.

— Вы будете мн врить? сказала Рэчель.— Вы не будете думать, что я сочиняю истори, чтобы васъ обмануть?

Мать множествомъ поцалуевъ увряла дочь свою, что будетъ ей врить.

До поздней ночи сидли он вмст, разбирая каждое слово, сказанное Роуаномъ, но разборъ этотъ показался бы далеко неудовлетворительнымъ для мистриссъ Прэймъ, если бы ей удалось его подслушать. Мистриссъ Рэй скоро заговорила о молодомъ человк, какъ будто онъ вовсе не былъ волкъ, какъ будто онъ вовсе не могъ быть хищнымъ волкомъ съ прирожденной ему волчьей шкурой и волчьей алчностью, или, что еще хуже и еще хищне — волкомъ въ овечьей шкур. О любви его къ Рэчель не сказано было ни слова, но Рэчель объявила матери, что онъ называлъ ее по имени, и мистриссъ Рэй вполн поняла этотъ признакъ.

— Милая моя, ты не должна дозволять ему этого.

— Знаю, мама, я бы не дозволила, но онъ такъ бгло говорилъ, что не было возможности остановить его, а посл того не стоило.

Мясгриссъ Рэй сообщено было и о предполагаемомъ вечер, Рэчель, склонивъ свою голову на колна матери, призналась, что ей хотлось бы принять въ немъ участе.— Вдь вы знаете, мама, таке вечера не поведутъ къ дурному. На этотъ доводъ мистриссъ Рэй выразила колеблющееся согласе, и въ то же время заявила положительное убждене, что весьма многе вечера влекли за собою пагубу.— Тамъ будутъ танцы, а они мн не нравятся, говорила мистриссъ Рэй.

— Зачмъ же меня учили въ школ танцовать? сказала Рэчель.

Теперь, когда дло зашло такъ далеко, нельзя не сознаться, что Рэчель сдлала очень многое, чтобы оставить за собой нкоторую долю господства надъ матерью.

— Вроятно и онъ будетъ тамъ? сказала мистриссъ Рэй.

— О, да, онъ будетъ, отвчала Рэчель.— Но чего же мн бояться его? Неужели всю жизнь свою я должна избгать его встрчи? Долли думаетъ, что меня должно держать взаперти, имть за мной строгй присмотръ, но вы, мама, не согласны съ этимъ, я уврена. Если бы я захотла быть дурною, поврьте, что самый строгй присмотръ ни къ чему не поведетъ.

Таке доводы со стороны самой Рэчель страшно отзывались въ ушахъ мистриссъ Рэй, не смотря на то, она соглашалась съ ними.

На другое утро Рэчель спустилась внизъ первою, сестра застала ее за обыденными домашними работами, какъ будто наканун ничего особеннаго не случилось.

— Съ добрымъ утромъ, Долли, сказала она, накрывая столъ для завтрака.

— Съ добрымъ утромъ, Рэчель, отвчала мистриссъ Прэймъ голосомъ ворона.

О молодомъ человк и о кладбищ не было сказано ни слова. Въ девять часовъ спустилась къ нимъ мистриссъ Рэй, совершенно готовая отправиться въ церковь. Вс три расположились за столомъ, вмст завтракали, и все-таки во время завтрака о вчерашней сцен не было сказано ни одного слова.

Мистриссъ Прэймъ имла обыкновене ходить къ обдн въ одну изъ церквей Бэзельхорста, не въ старую приходскую церковь, которая стояла на кладбищ, близь пивовареннаго завода, но въ новую, которая была построена въ дополнене къ старой и въ которой высокопочтеннйшй Самуэль Пронгъ былъ служащимъ пасторомъ. Такъ какъ намъ представится случай познакомиться съ мистеромъ Пронгомъ, то здсь не мшаетъ объяснить, что онъ не былъ помощникомъ стараго доктора Харфорда, ректора или приходскаго пастора въ Бэзельхорст. Онъ имлъ свой участокъ, который былъ отдленъ отъ стараго прихода не совсмъ-то съ добраго соглася ректора. Докторъ Харфордъ занималъ это мсто боле сорока лтъ, занималъ его почти сорокъ лтъ до того времени, когда состоялось отдлене, и всегда полагалъ, что приходъ долженъ оставаться приходомъ нераздльнымъ, особливо посл того, какъ ему не согласились дать новыхъ бенефицй. Поэтому докторъ Харфордъ не любилъ мистера Пронга.

Но за то его любила мистриссъ Прэймъ, любила той любовью, которую набожныя женщины дарятъ нравящимся имъ духовнымъ особамъ. Мистеръ Пронгъ былъ энергическй, строгй, трудолюбивый и, мн кажется, не любившй иновря молодой человкъ, который прилагалъ особенное и, разумется, похвальное старане при сочинени своихъ проповдей. Старане и трудолюбе, безспорно, качества весьма похвальныя, но нельзя сказать того же о гордости, съ которою онъ думалъ о своихъ проповдяхъ и ихъ результатахъ. Онъ говорилъ много о прославлени слова Божя, и въ своемъ желани исполнять это былъ, безъ всякаго сомння, чистосердеченъ, но онъ позволялъ себ впадать въ убждене, что его собраты по призваню, окружавше его, не проповдывали слова Божя, что они были безпечные пастыри или собаки пастыря, совершенно равнодушные къ волку, а чрезъ это онъ сдлался непопулярнымъ между сосднимъ духовенствомъ и сосднимъ дворянствомъ. Весьма естественно, что такой человкъ, поступивъ въ участокъ, вырзанный почти изъ самаго центра прихода доктора Харфорда, сдлался занозой въ тл этого старика. Мистеръ Пронгъ имлъ, однако же, свой кругъ друзей, весьма преданныхъ друзей, и между ними мистриссъ Прэймъ была одною изъ преданнйшихъ. Въ течене послднихъ двухъ лтъ она постоянно присутствовала при утреннемъ богослужени въ его церкви и весьма часто ходила гуда раза два въ день, не смотря на то, что прогулка была скучная и дальняя, заставлявшая ее проходить черезъ всю длину Бэзельхорста. По поводу посщеня этой церкви между мистриссъ Рэй и мистриссъ Прэймъ существовало небольшое разномысле. Мистриссъ Прэймъ желала, чтобы мать и сестра пользовались краснорчемъ мистера Пронга, но мистриссъ Рэй, при всей своей моральной слабости, оставалась твердою въ ршимости своей держаться убжденй Бостонскаго пастора, мистера Комфорта. Для нея было чрезвычайно прискорбно, что дочь ея оставила церковь мистера Комфорта, и положительно отклонила намрене удалить ее изъ своего прихода. Рэчель, разумется, держалась въ этой размолвк стороны своей матери, и во время домашнихъ диспутовъ употребляла довольно рзкя выраженя на счетъ мистера Пронга. Она утверждала, что мистеръ Пронгъ получилъ образоване въ Эйлинтон и иногда забывалъ употреблять букву h. Когда высказывались подобныя вещи, мистриссъ Прэймъ приходила въ сильный гнвъ и доказывала, что совершенство произношеня доктора Харфорда никого не приведетъ къ спасеню. О доктор Харфорд не было, впрочемъ, и рчи, не было даже никакого повода къ введеню его въ этотъ диспутъ. Мистриссъ Прэймъ не хотла говорить что нибудь противъ мистера Комфорта, у котораго мужъ ея былъ куратомъ и который, въ былые молодые ея дни былъ духовнымъ ея свточемъ. Мистеръ Комфортъ далеко не имлъ недостатковъ доктора Харфорда, хотя оба старика и были друзьями. Мистеръ Комфортъ въ молодости былъ кальвинистомъ, въ среднихъ лтахъ присоединился къ парти евангелической, а подъ старость сдлался приверженцемъ парти терпимости. Поэтому мистриссъ Прэймъ щадила его въ своихъ приговорахъ, хотя и отдлилась отъ его прихода. Онъ сдлася холодноватымъ, но не такимъ холоднымъ камнемъ, какъ старый ректоръ въ Бэзельхорст. Такъ говорила мистриссъ Прэйм. Старикамъ свойственно утрачивать теплоту, и потому она могла простить мистера Комфорта. Докторъ же Харфордъ вовсе не имлъ теплоты,— онъ никогда не былъ проникнутъ той теплотою, которую она такъ высоко цнила. И потому она осуждала и осмивала его. Въ замнъ этого Рэчель осуждала и осмивала мистера Пронга.

Хотя мистриссъ Прэймъ имла обыкновене ходить въ церковь въ Бэзельхорстъ, но въ это воскресенье объявила, что намрена сопровождать свою мать въ приходскую церковь Костона. Ни слова не было сказано о молодомъ человк, и наконецъ вс вышли изъ коттэджа молча и съ угрюмыми лицами. При такихъ мысляхъ, какя лежали въ душ каждой, нельзя было и ожидать, чтобы прогулка ихъ до церкви могла совершиться съ удовольствемъ. Рэчель разсчитывала на прогулку съ матерью, и ршила заране, что все будетъ прятно. Она сказала бы слово-другое о Роуан и постепенно примирила бы свою мать съ его именемъ. Но случилось такъ, что она ничего не сказала, и надо бояться, что въ душ ея, во время богослуженя, оказывался большой недостатокъ христанской любви къ родной ея сестр. Мистеръ Комфортъ, но обыкновеню, употребилъ полчаса на проповдь, и потомъ вс отправились домой. Проповдь доктора Харфорда никогда не занимала больше двадцати минутъ,— случалось часто, что онъ кончалъ духовную свою бесду минутъ черезъ десять. Какъ длинна была бы проповдь мистера Пронга, не могли бы предсказать ни одинъ мужчина, и ни одна женщина: впрочемъ онъ не утомлялъ ни себя, ни своихъ прихожанъ боле часа.

Мистриссъ Рэй и дв ея дочери воротились домой угрюмыя, холодная баранина и картофель были скушаны молча и съ унынемъ. Казалось, что никакой разговоръ для нихъ не былъ доступенъ. Он не могли даже говорить объ обыкновенныхъ воскресныхъ предметахъ. Ихъ умы были заняты исключительно однимъ предметомъ, и казалось, что предметъ этотъ съ общаго соглася былъ удаленъ отъ ихъ губъ на цлый день. Затмъ посл чаю, дв сестры снова отправились въ Бостонскую церковь, оставивъ свою мать за библей: но и тутъ ни слова не было сказано, въ тяжеломъ молчани прошло все время до самаго вечера. Для мистриссъ Рэй и Рэчель это былъ одинъ изъ самыхъ скучныхъ и печальныхъ дней, каке только выпадали въ ихъ жизни. Я сомнваюсь, чтобы душевныя страданя мистриссъ Прэймъ были такъ же велики. Она находилась подъ влянемъ убжденя, что готовится какой-то важный кризисъ. Если Рэчель не заставятъ подчиниться ея власти, она оставитъ коттэджъ.

Рэчель, побжавъ отъ ограды кладбища, оставила Роуана на томъ мст, гд они стояли. Онъ смотрлъ ей вслдъ, пока она не повернула въ переулокъ, тогда онъ обернулся и снова посмотрлъ на западъ, гд все еще виднлись багровыя полосы. Блескъ свта изчезъ, но отъ горизонта ближе къ зениту все еще оставались т удивительные оттнки цвтовъ, которыми окрашиваются края облаковъ посл яркаго заката солнца. Онъ прислъ на деревянный выступъ ограды, любуясь потухающимъ свтомъ и углубясь въ невольныя и полуопредлевныя думы о Рэчель Рэй. Онъ не спрашивалъ себя о томъ, что хотлъ онъ выразить, увряя се въ своейдружб и требуя отъ нея взаимнаго чувства, но признавался самому себ, что она была очень мила,— боле мила, чмъ хороша, и потомъ внутренно улыбнулся, вспомнивъ всю ея очаровательность, которую придавало ей встревоженное настроене духа. Онъ помнилъ хорошо, что называлъ ее Рэчель, и что она позволила ему это, оставивъ его слова незамеченными: онъ помнилъ и въ то же время понималъ, какъ и почему она это допустила. Онъ зналъ, что Рэчель находилась въ смущени, и что если оставила это обстоятельство безъ вниманя, то потому собственно, что не могла выбрать момента, чтобы выразить свое неудольстве. Онъ отдавалъ себ полную справедливость за свое торжество, въ которомъ ничего не сдлалъ неблагороднаго, и въ то же время нисколько не обвинялъ ее въ легкомысли.

— Что за двушка! сказалъ онъ про себя:— сколько въ ней двственности!— Мало по малу мысли его перешли на друге предметы, и по всей вроятности на возможность приготовленя хорошаго пива вмсто дурнаго.

Лука Роуанъ былъ молодой человкъ, весьма хорошй человкъ, съ порядочнымъ состоянемъ, съ большими надеждами въ жизни, никогда не оскорблялъ женщины, всегда былъ справедливъ къ своимъ друзьямъ, полный энерги, надежды и гордости. Но въ то же время онъ былъ занятъ собой, склоненъ къ сарказму, иногда къ цинизму, а иногда къ притворству. Быть можетъ, онъ былъ чуждъ той байроновской изнжености, которая лтъ двадцать тому назадъ господствовала между молодежью. Не смотря на два прямыя свои назначеня — быть адвокатомъ или пивоваромъ, онъ пускался иногда писать романы и кропать стишки въ своей одинокой спальн. Какъ бы то ни было, въ Бэзельхорст находились молодые люди гораздо хуже Луки Роуана.

— Теперь отправлюсь за Таппитомъ, сказалъ онъ, медленно спустивъ ноги съ окраины ограды.

ГЛАВА V.
МИСТЕРЪ КОМФОРТЪ ПРЕДЛАГАЕТЪ СВОЙ СОВТЪ.

Мистриссъ Таппитъ какъ нельзя боле была занята и озабочена предстоявшимъ вечеромъ. Онъ выросталъ и ширился въ ея ум, какъ выростаютъ и ширятся подобныя вещи,— пока не принялъ размровъ настоящаго бала. Когда мистрисъ Таппитъ въ первый разъ посовтовалась съ своимъ мужемъ и получила отъ него позволене послать приглашеня, тогда предполагалось только, что въ дом ихъ соберутся дочери знакомыхъ семействъ, собственно для того, чтобы визитъ миссъ Роуанъ не показался ей скучнымъ, но хозяйка дома была женщина честолюбивая, по ея понятямъ, дв скрипки съ контрбасомъ оказывались необходимыми, потому что одного фортепано было бы недостаточно, въ гостиной нужно было снять коверъ, въ столовой — приготовить ужинъ. Предстоявшй вечеръ, въ измненномъ своемъ вид, постепенно выросталъ въ глазахъ мистера Таппита, и мистеръ Таппитъ увидлъ себя не въ состояни остановить это возрастане. Слово балъ — было бы словомъ роковымъ, мистриссъ Таппитъ была слишкомъ хорошимъ генераломъ, а ея дочери — слишкомъ разсудительными и предусмотрительными помощницами, чтобы позволить осуждать себя за употреблене такого выраженя. Это было ни больше ни меньше какъ вечернее собране у мистриссъ Таппитъ на чашку чаю, хотя въ Бэзельхорст подъ этимъ обыкновеннымъ собранемъ на чашку чаю подразумевалось нчто особенное.

Первый приступъ мистриссъ Таппитъ къ выполненю своего плана сопровождался большимъ успхомъ. Мистриссъ Ботлеръ Корнбюри случайно побывала на пивоваренномъ завод и общала не только прхать на вечеръ, но и привезти съ собой еще кого нибудь изъ фамили Корнбюри. Мистеръ Ботлеръ Корнбюри былъ старшй сынъ самаго могущественнаго сквайра миляхъ въ пяти отъ Бэзельхорста, отецъ его былъ очень старъ и потому онъ самъ уже носилъ титулъ сквайра. Мистриссъ Ботлеръ, правда, не пользовалась особеннымъ почетомъ въ то время, когда слыла за красавицу подъ названемъ Патти Комфортъ, но она благосклонно приняла новыя почести и считалась замчательной особой въ этой части графства. По обыкновеню, она не принимала участя въ городскихъ празднествахъ и держала себя поодаль отъ людей даже боле высокаго полета, чмъ Таппиты. Она была женщина честолюбивая и воодушевила мужа своего желанемъ занять въ парламент мсто въ качеств представителя города Бэзельхорста. Въ предстоявшую осень должны были начаться выборы въ Бэзельхорст, и мистриссъ Корнбюри уже приготовилась къ битв. Этимъ самымъ объясняется ея посщене пивовареннаго завода, и отсюда истекаетъ ея готовность принять полувысказанное со стороны мистриссъ Таппитъ приглашене.

Вечеръ былъ назначенъ во вторникъ,— во вторникъ черезъ недлю посл того воскресенья, которое такъ непрятно прошло въ Брагзъ-Энд, а въ первый понедльникъ посл того же воскресенья мистриссъ Таппитъ и ея дочери внимательно разсматривали списокъ ожидаемыхъ гостей и приготовляли приглашеня. Здсь надобно замтить, что семейство Роуанъ стало пользоваться ихъ уваженемъ посл того, какъ Лука Роуанъ поступилъ на пивоваренный заводъ. До его прзда, Таппиты почти совсмъ не знали его и приготовились принять его подъ свое покровительство, но оказалось, что это былъ молодой человкъ вовсе ненуждавшйся ни въ чьемъ покровительств, и Таппиты незамтно стали пручаться къ мысли, что его мать и сестру слдуетъ считать боле важными особами. Лука Роуанъ не любилъ хвастаться и не имлъ ни малйшаго намреня преувеличивать свою мать и сестру, но были, однако же, проронены слова, по которымъ Таппиты не могли не заключить, что мистриссъ Роуанъ должна имть лучшую спальню, и что для танцевъ Мэри Роуанъ необходимо заручиться лучшими кавалерами.

— Что же вамъ длать на счетъ Рэчель Рэй? сказала Марта, сидя передъ спискомъ. Огюста, стоявшая подл сестры, склонясь на нее, сдлала гримасу и ничего не сказала. Въ прошедшую субботу она, отъ дверей дома своего, слдила за Рэчель, и ясно видла, какъ Роуанъ подвелъ ее къ оград подъ деревья. Она ничего не могла сказать противъ Рэчель, но искренно желала, чтобы ее исключили.

— Разумется, ее надо пригласить, оказала Черри. Черри сидла напротивъ сестры, надписывая на конвертахъ адресы, по которымъ предстояло потомъ написать пригласительныя записки.— Мы вдь объявили ей, что пригласимъ ее, и сказавъ это, она сдлала на конверт слдующую надпись: ‘миссъ Рэй, въ коттэджъ Брагзъ-Эндъ, въ Костон’.

— Погоди на минуту, душа моя,— сказала мистриссъ Таппитъ изъ угла дивана, на которомъ она сидла.— Отложи этотъ конвертъ въ сторону, Черри. Рэчель Рэй двушка хорошая, но принимая все въ соображене, я не думаю, чтобы было удобно пригласить ее на вторникъ. Мн кажется, это ей не совсмъ-то идетъ.

— Но, мама, мы уже ей объявили, сказала Марта.

— Дйствительно объявили, сказала Черри.— Не пригласить ее теперь — была бы самая низкая вещь въ мр.

— Я не совсмъ уврена, что это понравится мистриссъ Роуанъ, сказала мистриссъ Таппитъ.

— И мн кажется, что Рэчель далеко не то, къ чему, быть можетъ, пручена миссъ Мэри, сказала Огюста.

— Если она обнаружила уже свое намрене кокетничать передъ вашимъ кузеномъ, сказала мистриссъ Таппитъ: — мн не слдуетъ поощрять ее въ этомъ.

— Это такой вздоръ, мама, сказала Черри.— Если она нравится ему, то не здсь, такъ въ другомъ мст онъ увидитъ ее.

— Душа моя, ты не должна называть вздоромъ того, что говорю я, замтила мистриссъ Таппитъ.

— Но, мама, если ужь мы пригласили ее? при томъ же она благородная двушка, сказала Черри.

— Не думаю также, что и мистриссъ Ботлеръ Корнбюри понравится встрча съ ней, продолжала мистриссъ Таппитъ.

— Отецъ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри хорошй ихъ другъ, сказала Марта.— Мистриссъ Рэй постоянно бываетъ на вечерахъ мистера Комфорта.

Въ этомъ род продолжался разговоръ, пока настойчивость Черри и справедливость Марты не одержали, наконецъ, побды. Конвертикъ, за которомъ Черри надписала адресъ своей подруги, пошелъ въ дло, и записка была отправлена на почту со всми другими записками, назначене которыхъ было недосягаемо для понятй заводскаго мальчика. Мы будемъ продолжать нашу исторю, послдуя за запискою, которую костонскй почтальонъ подалъ въ Браггзъ-Энд въ семь часовъ утра во вторникъ. Она была отдана въ собственныя руки Рэчель. Рэчель прочитала ее передъ кухоннымъ столомъ, прежде чмъ вышли изъ своихъ комнатъ и спустились внизъ ея мать и мистриссъ Прэймъ. Въ коттэдж Браггзъ-Энда господствовали печаль и уныне. Въ течене всего понедльника въ дом не было покоя, и Рэчель большую часть дня провела въ комнат матери. Въ интервалы отсутствя Рэчель, между мистриссъ Рэй и мистриссъ Прэймъ говорено было весьма много, не смотря на то, ни та ни другая не пришли къ обоюдному соглашеню, и угроза мистриссъ Прэймъ выхать изъ коттэджа все еще оставалась, Мистриссъ Рэй, слушая слова старшей дочери, продолжала думать, что вокругъ нихъ витаютъ злые: духи, но все-таки не соглашалась приказать Рэчель сдлаться постоянной и преданной служительницей Доркасскихъ митинговъ. Понедльникъ не принадлежалъ къ числу Доркасскихъ дней, и потому онъ былъ очень мраченъ и очень скученъ.

Рэчель нсколько минутъ стояла, съ запиской въ рук, страшась, что прежде, чмъ она пошлетъ отвтъ на нее, ей снова придется вступить въ бой и окончательно его выиграть. Она уже говорила матери, что получитъ приглашене, но тогда у мистриссъ Рэй положительно недостало присутствя духа, необходимаго для ршительнаго и безусловнаго отказа на такое приглашене. Если бы мистриссъ Прэймъ не жила съ ними въ одномъ дом, Рэчель нисколько бы не стала сомнваться въ возможности отправиться на вечеръ. Если бы мистриссъ Прэймъ не было тутъ, Рэчель,— это становилось теперь очевидно для нея, — могла бы поступать по своему ршительно во всемъ. Безъ опоры, доставляемой мистриссъ Прэймъ, мистриссъ Рей постепенно отклонялась бы отъ того суроваго кодекса морали, который принуждалъ ее усвоивать наставленя, сообщаемыя окружавшими ее, и она вступила бы въ новую школу подъ руководствомъ Рэчель. Но мистриссъ Прэймъ все еще была тутъ, и Рэчель самой не хотлось идти на бой, если только этого можно было избгнуть. Поэтому Рэчель опустила записку въ карманъ, не отвтивъ на нее и не говоря о ней ни слова, до тхъ поръ, пока мистриссъ Прэймъ не отправилась на вечернюю прогулку въ Бэзельхорстъ. Только тогда Рэчель вынула ее изъ кармана и прочитала матери.

— Я полагаю, мама, мн нужно отвчать съ вечерней почтой?

— Ахъ, Боже! сегодня вечеромъ! это очень поспшно.

— Во всякомъ случа, мама, дальше утра откладывать нельзя, и то въ такомъ лишь случа, если изъ этого отлагательства. выйдетъ что нибудь хорошее.

Мистриссъ Рэй, казалось, думала, что изъ этого могло выйти что нибудь хорошее, а весьма могло статься, что вышло бы что нибудь и очень дурное.

— А ты непремнно хочешь отправиться, душа моя? спросила мистриссъ Рэй посл непродолжительной паузы.

— Да, мама, мн бы хотлось.

Мистриссъ Рэй произнесла какой-то звукъ, выражавшй сильное безпокойство, и снова замолчала.

— Не могу понять, зачмъ теб хочется идти въ это мсто,— и еще непремнно. Кажется, ты никогда не обращала вниманя на подобныя вещи. Ты знаешь, что сестр твоей это не понравится, да и я сама не уврена еще, слдуетъ ли теб идти туда.

— Я скажу вамъ, почему непремнно хочу отправиться, только…

— Хорошо, хорошо, моя милая!

— Не знаю только, поймете ли вы то, что я намрена сказать.

— Полагаю, что пойму, если ты разскажешь.,

Рэчель, прежде чмъ приступить къ объясненю, минуты съ дв обдумывала слова, которыя предстояло ей употребить.

— Мама, я особенно не забочусь объ этомъ вечер, хотя и сказала, когда двицы Таппитъ объявили мн, что мн будетъ очень, прятно, но я чувствую…

— Что же ты чувствуешь, мой другъ?

— А вотъ что, мама. Долли и я не сходимся въ понятяхъ о подобныхъ вещахъ, и я не намрена позволять ей распоряжаться мною, какъ ей вздумается.

— О, Рэчелъ!

— Что же, мама, разв вы этого желаете? Если, вы скажете мн, что дйствительно, не хорошо ходить на вечера, я откажусь отъ нихъ. Въ моей уступк не будетъ большой потери, потому что мн рдко выпадаютъ подобные случаи. Вы однакоже ничего не говорите, или говорите только, что лучше, если бы я не пошла, такъ какъ это не понравится Долли. Но я ршительно не хочу, чтобы она управляла мною. Мама, не глядите на меня съ такимъ изумленемъ. Неужели и вы думаете, что это справедливо и что такъ должно быть?

— Однако ты слышала, что она хочетъ оставить насъ.

— Мн будетъ очень жаль, если она это сдлаетъ, надюсь, впрочемъ, что она не оставитъ насъ, во всякомъ случа я не могу думать, что ея угрозы въ этомъ отношени должны сдлать какую нибудь разницу. Я скажу вамъ еще боле, я непремнно, хочу отправиться на вечеръ мистриссъ Таппитъ, хочу это сдлать наперекоръ тому, что говорило Долли о… о мистер Роуан. Я хочу показать, и ей и вамъ, что не боюсь встрчаться съ нимъ. И зачмъ мн бояться кого бы то ни было?

— Ты должна бояться дурныхъ поступковъ.

— Да, и если было бы дурно встрчаться съ какимъ нибудь другимъ молодымъ человкомъ, мн не слдуетъ идти, но во встрч съ нимъ нтъ ничего особенно дурнаго. Долли высказала насчетъ этого много обиднаго и я намрена дать ей понять, что на слова ея не хочу обращать вниманя.

Въ то время, какъ Рэчель говорила эти слова, мистриссъ Рэй смотрла на нее и изумлялась выраженю ршимости, которую видла на ея лиц. Глаза Рэчель имли то движене, и брови приняли тотъ изгибъ, которые мистриссъ Рэй видла прежде, но до настоящей минуты едва ли понимала ихъ точное значене. Теперь она начала угадывать эти признаки врно и понимать, что ей будетъ трудно управляться съ своимъ небольшимъ семействомъ.

Разговоръ кончился общанемъ со стороны Рэчель, что до завтра она не будетъ отвчать на записку.

— Это значитъ, сказала Рэчель: — что я должна такъ отвчать, какъ вздумается Долли.

Но въ ту же минуту она раскаялась въ этихъ словахъ, и еще боле раскаялась, когда мать со слезами на глазахъ объявила ей, что у нея вовсе нтъ намреня дйствовать въ этомъ дл подъ руководствомъ Доротеи.

— Рэчель, сказала она:— теб не слдовало бы говорить подобныя вещи.

— Дйствительно, мама, не слдовало, потому что въ цломъ мр нтъ такой добренькой, какъ вы, и если вы полагаете, что мн не должно идти на вечеръ, я сейчасъ же напишу къ Черри и объясню, что не могу воспользоваться ея приглашенемъ. Поврьте, я нисколько не забочусь объ этомъ вечер.

Мистриссъ Рэй не сдлала теперь никакого замчаня. Она уже ршила, что ей нужно длать. Она хотла отправиться въ пасторскй домъ, къ мистеру Комфорту, объяснить ему все дло и дйствовать по его совту.

Ни слова не было сказано въ коттэдж о приглашени, когда мистриссъ Прэймъ возвратилась съ прогулки, ни слова не было сказано объ этомъ и на слдующее утро. Мистриссъ Рэй заявила свое намрене отправиться въ пасторскй домъ, и ни одна изъ дочерей не спросила ее, для чего? Рэчель не имла надобности спрашивать, она хорошо понимала цль своей матери. Что касается до мистриссъ Прэймъ, она была въ эти дни мрачная, угрюмая, мало длала вопросовъ, слдила за ходомъ событй глазами зловщей колдуньи и берегла слова свои, пока не наступитъ моментъ, когда внутреннее побуждене заставитъ ее высказать ихъ съ страшною силою. По окончани завтрака, мистриссъ Рэй надла шляпку и молча отправилась къ мистеру Комфорту.

Не знаю, могла ли другая вдова, поставленная въ обстоятельства мистриссъ Рэй, сдлать что нибудь лучше, какъ идти къ своему пастору за совтомъ, но, не смотря на то, мистриссъ Рэй, подойдя къ воротамъ пасторскаго дома, видла, что объяснене цли ея прихода будетъ не безъ затрудненй. Ей представлялась необходимость разсказать все, разсказать, какимъ образомъ Рэчель сдлалась предметомъ вниманя Роуана, какъ Доротея видла въ этомъ страшныя вещи и до какой степени Рэчель наклонна къ мрской сует. Чмъ боле думала она объ этомъ, тмъ боле уврялась, что мистеръ Комфортъ наложитъ запрещене на предстоявшй вечеръ. Не дале какъ вчера казалось ей, что онъ говорилъ со всмъ умиленемъ, что никогда не должно дозволять удовольствямъ мра сего подползать близко къ сердцу. Удвоенными шагами и съ удвоеннымъ бенемъ сердца мистриссъ Рэй подошла къ дверямъ пасторскаго дома и немедленно очутилась въ присутстви стараго друга своего мужа.

Каковы бы ни были недостатки въ характер мистера Комфорта, онъ все таки былъ человкъ весьма доброй души и терпливый. Въ его чистосердечи сомнваться могъ только тотъ, кто его не зналъ. Когда онъ поучалъ свою паству пренебрегать деньгами, ему казалось, что онъ пренебрегалъ ими самъ. Когда онъ говорилъ маленькимъ дтямъ, что этотъ мръ не долженъ ихъ плнять, онъ забывалъ, что самъ наслаждался всми благами и удовольствями мра сего. Если мистеръ Комфортъ имлъ какой порокъ, то порокъ этотъ заключался въ томъ, что онъ былъ несговорчивъ. Онъ любилъ пользоваться всми выгодами и доходами, которыя доставляло ему мсто, и старался расширить ихъ, на сколько возможно. Порокъ этотъ, однакоже, извинялся въ немъ тмъ, что вс его дти были хорошо и даже богато устроены въ жизни, и что жена его, въ случа вдовства, была бы обезпечена на остатокъ дней своихъ. Онъ далъ своей дочери прекраснйшее приданое, безъ котораго владтели помстья Корнбюри Гранджъ, быть можетъ, приняли бы ее въ домъ свой не такъ радушно, и теперь, когда онъ становился богаче и богаче, вс полагали, что посл смерти онъ оставитъ ей еще больше.

Онъ выслушалъ мистриссъ Рэй съ величайшимъ вниманемъ, попросивъ ее сначала подкрпить себя рюмкой вина. Въ течене разсказа онъ отъ времени до времени останавливалъ вдову добродушными словами и потомъ, когда мистриссъ Рэй кончила, онъ спросилъ объ житейской обстановк мистера Роуана.

— Полагаю, молодой человкъ иметъ состояне, сказалъ онъ.

— Иметъ состояне! повторила мистриссъ Рэй, не уловивъ значеня его слова.

— Онъ иметъ пай въ пивоваренномъ завод, не такъ ли?

— Кажется иметъ, или будетъ имть. Такъ, по крайней мр, сказывала Рэчель.

— Да, да, я слышалъ о немъ прежде. Если Таппитъ не приметъ его въ товарищи, онъ долженъ будетъ выдать ему порядочный кушъ денегъ. Нтъ никакого сомння, что молодой человкъ со средствами. Ну что же, мистриссъ Рэй, полагаю, Рэчель ничего не можетъ сдлать лучше, какъ только выдти за мужъ за него.

— Выдти за мужъ за него!

— Да, почему бы и не такъ? Между нами, мистриссъ Рэй, Рэчель становится у васъ прехорошенькой двушкой,— просто красавицей. Я вовсе не думалъ, что она будетъ такая высокая и такъ хорошо будетъ держать себя.

— Ахъ, мистеръ Комфортъ! вы знаете, красота опасная вещь для молоденькой женщины.

— Знаю, знаю, это правда. Но вы знаете также, что хорошенькя двушки скоре и лучше другихъ устроиваются въ жизни, и если этому молодому человку нравится миссъ Рэчель…

— Но, мистеръ Комфортъ, ничего подобнаго тутъ нтъ. Я полагаю, что онъ вовсе не думалъ объ этомъ, я уврена, что и Рэчель не думаетъ.

— Какъ не думать! прежде всего они молодые люди. На вашемъ мст, я бы ни за что не сталъ мшать ихъ сближеню. Вечерня прогулки по кладбищу мн не нравятся,— но я думаю, это былъ только случай.

— Я уврена, что Рэчель сдлала это необдуманно.

— А я такъ вполн увренъ, что она не видла въ этомъ ничего неприличнаго. Что касается до молодаго человка, весьма естественно, что если онъ неравнодушенъ къ ней, то долженъ былъ проводить ее.Если вы просите моего совта, мистриссъ Рэй, то на вашемъ мст я сказалъ бы ей, чтобы она была осторожна, но не сталъ бы заботиться о томъ, чтобы ихъ разлучить. Супружество — это счастливйшее состояне для молодой женщины и, разумется, для молодаго человка. А какимъ же образомъ молодые люди могутъ достичь такого состояня, если имъ не будетъ позволено видться другъ съ другомъ?

— А на счетъ вечера, мистеръ Комфортъ!

— О, пусть отправляется, ничего дурнаго изъ этого не выйдетъ. Я вамъ вотъ что скажу, мистриссъ Рэй: моя дочь, мистриссъ Корнбюри, подетъ отсюда,— она задетъ за вашей дочерью и привезетъ ее назадъ. Въ этихъ случаяхъ молоденькой двушк всего лучше отправляться съ замужней женщиной.

Мистриссъ Рэй выпила рюмку хересу и отправилась домой въ крайнемъ недоумни и даже въ сильномъ безпокойств относительно весьма важнаго вопроса: — какой же нравственный образъ жизни долженъ лучше всего соотвтствовать набожной христанк?

При этомъ свидани сказано было нсколько словъ и о мистриссъ Прэймъ. Мистриссъ Рэй сообщила, что мистриссъ Прэймъ намрена разойтись съ матерью и сестрой, если ей не будетъ позволено смотрть на вопросъ о молодомъ человк съ пивовареннаго завода съ ея собственной точки зрня. Мистеръ Комфортъ въ немногихъ словахъ, высказанныхъ по этому предмету, не обнаружилъ ни малйшей наклонности на сторону мистриссъ Прэймъ.— Въ такомъ случа она поступитъ весьма недобросовстно, говорилъ онъ. Мн кажется, что мистриссъ Прэймъ пручилась въ послднее время черезчуръ держаться своего мння. Если тутъ все, что она успла усвоить, слушая проповди мистера Пронга, то гораздо бы лучше было оставаться въ своемъ приход.

Посл этого ничего больше не было сказано о мистрисъ Прэймъ. ‘О, пусть отправляется, ничего дурнаго изъ этого не выйдетъ’,— таковъ былъ совтъ мистера Комфорта насчетъ предстоявшаго вечера. Каковъ бы онъ ни былъ, мистриссъ Рэй чувствовала себя обязанною слдовать ему. Она объявила Рэчель, что попроситъ совта пастора, и приметъ его, что бы ни сказали ей. Не смотря на то, на обратномъ пути къ дому она испытывала нкоторое безпокойство. Послдня наставленя клонились къ тому, чтобы опрокинуть вс убжденя ея жизни. Согласно его ученю, на молодыхъ людей не слдуетъ смотрть, какъ на хищныхъ волковъ. Встрча на кладбищ, которая тяжестью своего нечестя совершенно задавила Доротею, и которая даже ей самой казалась ужасною,— не имла ничего важнаго, это былъ извинительный случай со стороны Рэчель и весьма естественный поступокъ со стороны Роуана! Что это было довольно естественно и въ волк,— мистриссъ Рэй не могла понять, ей сказали теперь, что овца можетъ выдти изъ дому и встртиться съ волкомъ безъ всякой опасности! И опять эти вопросы на счетъ доли Роуана въ пивоваренномъ завод, эти положительныя утвержденя мистера Комфорта, что молодой человкъ,— человкъ или волкъ, смотря по обстоятельствамъ,— хорошо обезпеченъ въ жизни! Короче сказать, свидане мистриссъ Рэй съ пасторомъ не имло тхъ результатовъ, которыхъ она ожидала, объясненя съ нимъ еще больше поставили ее въ недоумне: дорога къ злу представлена ей такою легкою и прятною! Мистриссъ Рэй уже обдумывала затруднительный вопросъ объ отправлени Рэчель на вечеръ и возвращени съ вечера домой, теперь вс затрудненя устранены, въ этомъ отношени она могла быть спокойна, но съ другой стороны въ Рэчель могло возбудиться тщеславе. Ей предстояло войти въ гостиную мистриссъ Таппитъ подъ крыломъ лэди, важнйшей во всемъ сосдств. Посл того въ течене остальной получасовой прогулки къ дому, мистриссъ Рэй была углублена въ размышленя о томъ, въ какое платье однется Рэчель.

Когда мистриссъ Рэй подошла къ дверямъ коттэджа, Рэчель ждала ее въ саду.

— Ну что, мама? спросила она.

— Доротея дома?— и получивъ отвтъ, что Доротея занимается работой, мистриссъ Рэй велла Рэчель идти за ней въ ея комнату. Тутъ она разсказала свой запасъ новостей, не удерживая дочь свою отъ выраженя удовольствя, которое доставляли ей эти новости. Она ничего не сказала о Роуан и его средствахъ къ жизни, оставивъ себ эту часть совта мистера Комфорта, она только заявила какъ фактъ, что Рэчель должна принять приглашене и что на вечеръ ее отвезетъ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри.— Ахъ мама! милая, дорогая мама! сказала Рэчель, и потомъ, спустя нсколько секундъ, тяжело вздохнула, румянецъ покрылъ ея щеки, какъ будто ей стало чего-то стыдно. Въ эту минуту Рэчель ничего не сказала, позволивъ себ углубиться въ свои думы. Она сильно желала отправиться на этотъ вечеръ, хотя уже и пручила себя къ мысли, что если ей и запретятъ отправиться, то она перенесетъ это безъ особеннаго разочарованя.

— Теперь намъ надобно объявить объ этомъ Дороте, сказала мистриссъ Рэй.

— Да, мама, надобно, отвчала Рэчель, думая совсмъ о другомъ, ея мысли носились, быть можетъ, подъ вязами кладбища, гд она вмст съ Роуаномъ смотрла на руку въ облакахъ, онъ сказалъ ей, что рука эта какъ будто хотла ее взять, и Рэчель никогда не устраняла изъ своего воображеня идеи, что это была его рука, на которую ей запрещали смотрть,— рука, которая потомъ держала ея руку, когда Рэчель торопилась уйти.

Наступилъ уже часъ вечерняго чаю, когда мистриссъ Рэй собралась съ духомъ сообщить мистриссъ Прэймъ послдствя своего совщаня съ мистеромъ Комфортомъ. Посл обда мистриссъ Прэймъ отправилась въ Бэзельхорстъ, но какъ митингъ въ дом миссъ Поккеръ оказался далеко не полнымъ, то къ чаю она воротилась домой. На этотъ разъ не было за чаемъ ни горячаго тоста, ни вскипяченныхъ сливокъ. Для другихъ можетъ показаться самолюбемъ со стороны мистриссъ Рэй и Рэчель, что они берегли такя лакомства только для своихъ маленькихъ банкетовъ, но въ сущности, мистриссъ Прэймъ не нравились никакя лакомства, они только длали ее еще угрюме и ворчливе. Она любила, чтобы чай былъ крпкй, чтобы хлбъ былъ чорствый, даже въ одежд она отдавала преимущеетво старымъ поношеннымъ платьямъ. Она приближалась къ тому пероду воздержаня и умерщвленя плоти, въ которомъ пепелъ становится прятнымъ кушаньемъ, а самый грубый холстъ прятнымъ для тла.

— Доротея, сказала мистриссъ Рэй и посмотрла на темную мутную жидкость въ своей чайной чашк: — я была сегодня у мистера Комфорта.

— Да вдь я слышала, какъ вы говорили, что пойдете туда.

— Я ходила просить его совта.

— О!

— Я находилась въ сильномъ сомнни и потому сочла за лучшее отправиться къ пастору моего прихода.

— Я теперь мало обращаю вниманя на приходы. Мистеръ Комфортъ — старикъ и, мн кажется, не такъ преданъ истинамъ евангеля, какъ бывало прежде. Если принадлежность къ приходамъ должна быть обязательна, то что будутъ длать т несчастные, которымъ придется имть у себя такого пастора, какъ докторъ Харфордъ?

— Докторъ Харфордъ весьма добрый человкъ, сказала Рэчель:— онъ содержитъ двухъ куратовъ.

— Я боюсь, Рэчель, что ты ничего не смыслишь въ этомъ. Онъ содержитъ двухъ куратовъ!— но что это за кураты? Они ходятъ на игры въ криккетъ, принимаютъ участе въ стрльб молодыхъ женщинъ изъ лука! Если вамъ дйствительно нуженъ былъ совтъ, мама, то мн прятне было бы услышать, что вы ходили къ мистеру Пронгу.

— Нтъ, моя милая, я не ходила къ мистеру Пронгу, и ходить не намрена. Мистеръ Пронгъ, смю сказать, человкъ хорошй, но я знаю мистера Комфорта больше тридцати лтъ, и при томъ же внезапныя перемны мн не нравятся.

При этомъ мистриссъ Рэй какъ-то особенно быстро помшала свой чай. Рэчель не сказала ни слова, но ей весьма понравилась отрывистая рчь и одушевлене матери. Она была очень довольна, что съ этого времени мистеръ Комфортъ долженъ считаться ихъ семейнымъ совтникомъ. Она вспомнила, какъ она всегда любила мистера Комфорта, — вспомнила о дняхъ, когда Патти Комфортъ ласкала ее, какъ ребенка.

— Прекрасно, сказала мистриссъ Прэймъ.— Разумется, мама, вы должны быть лучшимъ судьей о самой себ.

— Да, мой другъ, должна, или врне сказать, я не хотла положиться на свои сужденя и отправилась къ мистеру Комфорту за совтомъ. Онъ говоритъ, что ничего дурнаго не будетъ, если Рэчель отправится на этотъ вечеръ.

— На вечеръ? на какой вечеръ? почти провизжала мистриссъ Прэймъ. Мистриссъ Рэй совсмъ забыла, что Дороте ничего еще не было сказано на счетъ приглашеня на вечеръ.

— Мистриссъ Таппитъ намрена дать вечеръ на пивоваренномъ завод, сказала Рэчель самымъ мягкимъ голосомъ:— и на этотъ вечеръ пригласила меня.

— И ты идешь туда? Вы намрены позволить ей идти туда?

Мистриссъ Прэймъ сдлала эти два вопроса и получила на нихъ въ одно и то же время два отвта.— Да, сказала Рэчель — полагаю, что пойду, — такъ по крайней мр говоритъ мама. Мистеръ Комфортъ говоритъ, что изъ этого ничего не можетъ выдти дурнаго, подтвердила мистриссъ Рэй: — за ней задетъ и возьметъ ее сама мистриссъ Ботлеръ Корнбюри.

Въ этомъ страшномъ приглашени совершенно погибалъ весь вопросъ о подчинени Рэчель вляню Доркасскаго общества за тотъ проступокъ, въ которомъ обвиняли ее по поводу ея свиданя съ молодымъ человкомъ подъ вязами кладбища! Вмсто того, чтобы Рэчель отправиться къ миссъ Поккеръ въ самомъ старомъ мериносовомъ плать, ей предстояло нарядиться въ кисею и отправиться на вечеръ, на которомъ извстный молодой человкъ долженъ быть героемъ! Все это, взятое вмст, было слишкомъ много для Доротеи Прэймъ. Она машинально стряхнула крошки съ своего грязнаго траурнаго платья, и съ скрипомъ отодвинула стулъ.

— Мать, сказала она:— я не могла бы этому поврить! не могла бы ршительно! и съ этими словами суровая вдова удалилась въ свою комнату.

Мистриссъ Рэй была сильно огорчена, но тмъ не мене Рэчель поджидала почтальона на его обратномъ пути въ Бэзельхорстъ, поджидала собственно за тмъ, чтобы отправить къ мистриссъ Таппитъ записку, въ которой выражалось удовольстве въ приняти благосклоннаго приглашеня на вечеръ.

ГЛАВА VI.
ПРИГОТОВЛЕНЯ НА ВЕЧЕРЪ МИСТРИССЪ ТАППИТЪ.

Я имю расположене думать, что мистриссъ Ботлеръ Корнбюри надлала мистриссъ Таппитъ много хлопотъ и вовлекла въ лишне расходы, когда съ готовностю и удовольствемъ приняла приглашене на вечеръ, и что мистриссъ Таппитъ узнала объ этомъ прежде, чмъ наступилъ званый вечеръ. Она поставлена была въ необходимость суетиться, что очень не нравилось ей, принуждена была обращаться къ мистеру Таппиту съ просьбами о выдач денегъ, что возбуждало въ ней досаду. Мистриссъ Таппитъ была хорошая жена, она никогда не вводила мужа въ долги, и по домашнему хозяйству ничего не держала отъ него въ секрет, по крайней мр ничего такого, о чемъ ему слдовало знать. Она понимала преимущества своего положеня, и если бы представлялась малйшая возможность датъ вечеръ безъ экстренныхъ расходовъ, или безъ насильственнаго отступленя отъ своихъ обыкновенныхъ привычекъ въ жизни, она спокойно бы перенесла всякя возраженя мужа, отодвинула бы его при этой окази на заднй планъ безъ всякаго неудобства для себя и безъ всякихъ замчанй и предостереженй съ его стороны. Но когда мистриссъ Ботлеръ Корнбюри удостоила своимъ снисхожденемъ, когда скрипки и контрабасъ становились предметами существенной необходимости, когда мистриссъ Роуанъ и Мэри начинали принимать въ ея воображени огромные размры, и когда потребовалось составить смту на приготовлене настоящаго ужина, тогда мистриссъ Таппитъ почувствовала потребность въ особенной помощи и увидла себя вынужденною войти въ соглашене съ мужемъ.

Трудъ этотъ былъ тмъ тяжеле и непрятне для ея чувствъ, что она уже разъ отклонила своего мужа отъ вмшательства въ ея дла, когда онъ спросилъ на счетъ вечера.

— Дочери наши пригласятъ нсколькихъ друзей, сказала она.— Предоставь это имъ, мой другъ. Он вдь не часто видятъ гостей въ своемъ дом.

— Мн кажется, я также часто вижу моихъ друзей, какъ и всякй другой въ Бэзельхорст, возразилъ мистеръ Таппитъ съ негодованемъ: — и я полагаю, что мои друзья должны быть и ихъ друзьями.

Такимъ образомъ между супругами возникло маленькое неудовольстве, съ котораго покорность становилась для мистриссъ Таппитъ еще непрятне.

— Ботлеръ Корнбюри! Онъ щенокъ! Я не хочу видть его, и что еще больше, не хочу подавать за него голоса на выборахъ.

— Пожалуйста, мой другъ, ты не скажи ей этого, при томъ же онъ и не прдетъ. Я полагаю, что теб самому прятно видть дочерей своихъ не хуже другихъ, и если он покажутъ, что у нихъ въ дом бываютъ порядочные люди, то порядочные люди съ удовольствемъ обратятъ на нихъ внимане.

— Порядочные люди! Если нашихъ дочерей надо длать порядочными посредствомъ баловъ, такъ ужь пусть он лучше будутъ непорядочными. Чего все это будетъ стоить?

— Очень немного, Т., не больше того, что стоитъ одинъ изъ твоихъ рождественскихъ обдовъ. Будетъ музыка, лишнее освщене и легкй ужинъ. Винъ особенныхъ не потребуется, при такихъ случаяхъ пьютъ немного, но конечно, понадобится негусъ и лимонадъ. За ужиномъ можно бы подать бутылочки дв шампанскаго, такъ для виду.

— Шампанскаго! воскликнулъ пивоваръ.

Онъ никогда еще въ дом своемъ не длалъ расходовъ на шампанское, хоть и жаловалъ его за публичными обдами. Идея о покупк шампанскаго сильно ему не понравилась, мистриссъ Таппитъ увидла, въ чемъ дло, и сама отказалась отъ этой идеи, по крайней мр въ настоящую минуту. Она отказалась отъ шампанскаго, но въ замнъ того получила отъ мужа разршене на музыку и ужинъ, разршеня котораго онъ, какъ порядочный супругъ, не могъ отмнить. Мистриссъ Таппитъ вела свои дла отлично, и въ этотъ день собственноручно приготовила къ обду мужа его любимый пирогъ съ говядиной. Таппитъ, въ свою очередь, не лишенъ былъ дальновидности, и тотчасъ же понялъ значене этихъ маленькихъ маневровъ.

— Гм! сказалъ онъ:— желалъ бы я знать, чего будетъ стоить мн этотъ пирогъ?

— Ахъ, Т., какъ ты можешь говорить подобныя вещи? Какъ будто пирогъ съ говядиной для тебя диковинка!

Пирогъ однако же имлъ свое дйстве, какъ имла его и вскипяченная до чрезмрности вода, которую подали ему въ тотъ вечеръ для грога, по всему дому сдлалось извстно, что папа въ хорошемъ расположени духа, и что мама очень умна.

— Двицы должны бы имть новыя платья прежде чмъ кончится мсяцъ, сказала мистриссъ Таппитъ на другое утро мужу своему до выхода его изъ спальни.

— Ты хочешь сказать, что имъ нужно сдлать новыя платья для этого вечера? сказалъ пивоваръ, судя по тону его голоса, казалось, что горячй джинъ съ водой утратилъ свое благотворное дйстве.

— Другъ мой, он должны же продться, ты это знаешь. Я уврена, что во всемъ Бэзельхорст не найдутся двушки, которыя бы въ отношени нарядовъ стоили дешевле. Да и въ обыкновенное время имъ необходимо сшить новыя платья почти немедленно.

— Вздоръ!

Мистеръ Таппитъ брился, и чтобы произнесть слово, нарочно отвелъ бритву въ сторону. Онъ хотлъ сказать, что ему хорошо извстно, что легкое кисейное платье, сшитое на вечеръ, не замнитъ существеннаго утренняго наряда.

— Да, мой другъ, я уврена, что наши дочери довольно благоразумны, какъ благоразумна и я. Тридцати пяти шиллинговъ на каждую будетъ совершенно достаточно, Что касается до меня, то мн ничего не нужно въ сентябр ныншняго года.

Надо замтить, что мистеръ Тапнитъ, какъ человкъ въ свою очередь благоразумный, и какъ нжный супругъ, имлъ обыкновене 1 сентября дарить жен своей какой нибудь цнный нарядъ, называя ее при сей окази своей куропаточкой, своей птичкой,— въ этотъ день они сочетались брачными узами. Мистриссъ Таппитъ часто прибгала къ этому намеку, когда требовалось подйствовать на его щедрость для другихъ цлей, зная, что сентябрскй подарокъ отъ нея не уйдетъ.

— А тридцати пяти шиллинговъ на каждую довольно? сказалъ мистеръ Таппитъ, повернувъ лицо свое, покрытое мыломъ, и потомъ снова началъ дйствовать бритвой подъ правымъ ухомъ.

— О, да, я думаю, довольно. По два фунта стерлинговъ на каждую будетъ совершенно достаточно.

При этомъ, вдругъ увеличенномъ на пятнадцать шиллинговъ, требовани, мистеръ Таппитъ сдлалъ маленькй прыжокъ, и не имя удобнаго положеня для такого прыжка, круто взялъ бритвой и въ тотъ же моментъ громко вскрикнулъ.

— Ну вотъ, сказалъ онъ: — изъ-за васъ я обрзался. О Боже, Боже! Нтъ ужь, когда я обржусь, то кровь не скоро остановится. Ахъ, перестань, Маргарета: отъ этого не будетъ лучше. Посмотри, мыло вмст съ кровью течетъ мн за рубашку.

При этомъ случа мистриссъ Таппитъ представилось много хлопотъ, потому что рана на скул мистера Таппита не соглашалась закрыться немедленно, однако она достигла своей цли, и за это получила на платье своимъ дочерямъ. Эти платья двицы Таппитъ должны были сдлать сами, но, привыкнувъ къ подобной работ, он не выразили ни малйшаго неудовольствя, одно только было непрятно, что эта необходимость со всми другими приготовленями къ вечеру принуждала ихъ къ усиленной дятельности. Три вечера сряду до двнадцати часовъ ночи он прилежно сидли съ нарядными обновами на колняхъ и съ иголками въ рукахъ, но никто изъ нихъ не стовалъ на это, потому что на пивоваренный заводъ должна была прхать мистриссъ Ботлеръ Корнбюри. Вс он старались закончить самую тяжелую часть своей работы до прзда Роуановъ, сомнваясь въ томъ, успютъ ли он еще сблизиться съ Мэри Роуанъ на столько, чтобы можно было сообщить ей вс маленькя домашня тайны и продолжать свой трудъ въ присутстви новой подруги въ течене перваго дня пребываня ея въ ихъ дом. Поэтому въ среду и четвергъ он трудились какъ работницы, съ тмъ чтобы въ пятницу и субботу можно было гулять по городу барышнями въ строгомъ смысл этого слова.

Списокъ гостей, однакоже, давалъ имъ больше хлопотъ, чмъ что либо другое. Кого бы пригласить для составленя парти мистриссъ Ботлеръ Корнбюри? Одно время мистриссъ Таппитъ предлагала написать нкоторыя приглашеня съ изъясненемъ въ нихъ именно этой цли. Если бы идея ея была приведена въ исполнене, то многе, которые, быть можетъ, и не приняли бы приглашеня, соблазнились бы, прочитавъ извщене, что ихъ особенно приглашаютъ для свиданя съ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри. Но Марта сказала, что это послужитъ въ ущербъ танцамъ.

— Примутъ, душа моя, такое приглашене, непремнно примутъ, съ убжденемъ говорила мистриссъ Таппитъ.

— Только не для танцевъ, мама, сказала Марта.— Кром того, по всей вроятности она узнаетъ объ этомъ, и можетъ быть, ей это не понравится.

— Ну, не знаю, сказала мистриссъ Таппитъ:— это показало бы ей, какъ дорого мы цнимъ ея расположене.

А изъ жителей Бэзельхорста такъ немного оказывалось способныхъ для составленя парти мистриссъ Ботлеръ Корнбюри!— Правда, можно бы указать на миссъ Харфордъ, дочь ректора. Она бы составила партю кому угодно, и, такъ какъ она очень добра, то вроятно бы прхала. Но она была старая два и никогда не отличалась изысканностю въ своихъ нарядахъ.— Не прдетъ ли жена капитана Гордона? замтила мистриссъ Таппитъ. При этомъ предложени вс двицы покачали головами. Капитанъ Гордонъ въ недавнее время занялъ виллу близь Бэзельхорста и обнаружилъ полное нерасположене ко всякаго рода сношенямъ съ жителями города. Мистриссъ Таппитъ сдлала визитъ его ‘супруг’, и визитъ этотъ не былъ даже отплаченъ: вмсто него прислали по почт карточку въ конверт.

— Нтъ, мама,— тутъ ничего не будетъ хорошаго, сказала Марта:— она только стснила бы насъ, еслибы и прхала.

— Въ церкви она всегда стоитъ вытянувшись, какъ палка, сказала Огюста.

— Конецъ носа у нея всегда такой красный, сказала Черри.

Пригласительной записки, поэтому, въ домъ капитана Гордона не было отправлено.

— Вотъ если бы намъ залучить къ себ двицъ Фосетъ! сказала Огюста. Фосеты было большое семейство, которое проживало въ центр Бэзельхорста, и въ которомъ было четыре дочери, вс боле или мене замчательныя по искусству своему въ танцахъ, и не мене замчательныя еще и тмъ, что это были самыя веселыя, самыя милыя и самыя популярныя двушки въ Девоншир. У нихъ была толстая добродушная мать и худощавый, но также добродушный отецъ, бывшй одно время банкиромъ въ Экстер. Вс желали познакомиться съ Фосетами, пользовавшимися особеннымъ расположенемъ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри. Но мистриссъ Фосетъ никогда не посщала мистриссъ Таппитъ. Дочери и матери были знакомы на поклонахъ и всегда весьма любезны другъ къ другу. Старикъ Фосетъ и старикъ Таппитъ видлись другъ съ другомъ ежедневно въ город, и знали другъ друга также хорошо, какъ знали каменный крестъ на городскомъ рынк, но ни одно изъ этихъ двухъ семействъ не бывало въ дом другаго. Та и другая сторона допускали, что Фосеты стояли выше Таппитовъ, и потому вопросъ о знакомств между ними оставался въ поко. Но теперь, нельзя ли чего нибудь сдлать?— Конечно,— прекрасная вещь, что у насъ будетъ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри, сказала Огюста:— но для миссъ Роуанъ было бы прятно видть здсь танцующими двицъ Фосетъ.

Марта покачала головой и наконецъ написала записку отъ имени матери: ‘Мои дочери для доставленя своей подруг, которая должна на дняхъ прхать изъ Лондона, намрены составить маленькй танцовальный вечеръ, и считали бы себя чрезвычайно много обязанными, если бы пожаловали къ намъ ваши молодыя лэди. Мистриссъ Ботлеръ Корнбюри была такъ добра, что дала слово пожаловать къ намъ’ и пр. и пр. Мистриссъ Таппитъ и Огюста находились на седьмомъ неб блаженства, когда мистриссъ Фосетъ отвтила, что три ея дочери съ особеннымъ удовольствемъ принимаютъ приглашене, даже разсудительная Марта и мене честолюбивая Черри остались какъ нельзя боле довольны.

— Признаюсь, мы очень счастливы, сказала мистриссъ Таппитъ.

— Жаль только, что миссъ Фосеты отобьютъ отъ насъ лучшихъ кавалеровъ, замтила Черри.

— Не думаю, сказала Огюста, вздернувъ головку.

Но тутъ встртилось другое затруднене, и именно трудно было прискать людей, которые бы составили партю мистриссъ Ботлеръ Корнбюри, и что имъ длать съ тми людьми, которые должны прхать и которые ни подъ какимъ видомъ не могли равняться ей? тутъ были, напримръ, Григсы, семейство прекратившаго торговыя занятя бэзльхорстскаго лавочника, которое проживало за городомъ въ изумительно красномъ каменномъ дом. Оно приглашено было до прзда мистриссъ Ботлеръ Корнбюри въ пивоваренный заводъ,— иначе, мн кажется, шансы его участвовать въ вечер были бы весьма неврны. Въ числ членовъ семейства былъ молодой Григсъ,— человкъ ужасный по своей вульгарности, съ оглушительнымъ голосомъ, человкъ несносный, со множествомъ колецъ, перстней, булавокъ и запонокъ, человкъ отталкивающй отъ себя отвратительнымъ запахомъ духовъ, которыми онъ себя спрыскивалъ. Онъ былъ отвратителенъ даже для двицъ Таппитъ: съ другой же стороны Григсы и Таппиты знали другъ друга больше полстолтя, и между обыкновенными знакомыми Адольфъ Григсъ могъ быть терпимъ. Что будутъ длать он, когда онъ попроситъ отрекомендовать его Джоселин Фосетъ? Изъ всхъ людей, это былъ единственный человкъ, который вовсе не сознавалъ своихъ собственныхъ недостатковъ. Нкогда онъ обнаруживалъ нкоторые признаки нжной любви къ Черри,— но Черри до такой степени ненавидла его, что ненависть ея доходила почти до страсти. Она просила исключить его изъ списка, но мистриссъ Таппитъ боялась этимъ разсердить его отца.

Рюли тоже надлали хлопотъ. Старикъ Джошуа Рюль былъ солодовщикъ, жившй въ Костон, его жена и дочь были тоже приглашены прежде чмъ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри удостоила посщенемъ пивоваренный заводъ. Старикъ Рюль снабжалъ солодомъ пивоваренный заводъ почти съ самаго начала существованя завода, безвредне такихъ людей, какъ мистриссъ Рюль и ея дочь, не существовало во всемъ околодк, но они были близке сосди Комфортовъ, близке сосди отца и матери мистриссъ Корнбюри, и мистеръ Комфортъ скоре пригласилъ бы къ себ на обдъ своего могильщика, чмъ Рюлей. Рюли впрочемъ никогда и ничего подобнаго не ожидали и потому жили въ очень добромъ согласи съ пасторомъ.— Я боюсь, что ей не понравится встрча съ мистриссъ Рюль, сказала матери Огюста, вмсто отвта мать только покачала головой.

Еще на первыхъ дняхъ недли, прежде чмъ Рэчель получила приглашене, Черри отправила своей подруг записку слдующаго содержаня: ‘Безъ всякаго сомння, ты придешь. Можетъ быть, ты будешь затрудняться въ томъ, какимъ образомъ явиться сюда и воротиться домой, то я попрошу мистриссъ Рюль захать за тобой. Я знаю, у нея довольно просторная коляска, и притомъ же она такая добрая’. Рэчель послала къ Черри отдльную записку, въ которой, безъ всякаго хвастовства, сообщила своей подруг, что относительно прзда на вечеръ и возвращеня домой, она нисколько не безпокоится. ‘Мама была вчера у мистера Комфорта, писала Рэчель: — и онъ былъ такъ добръ, что сказалъ ей, что мистриссъ Ботлеръ Корнбюри задетъ за мной и привезетъ меня обратно. Во всякомъ случа я премного благодарна теб и мистриссъ Рюль’.

— А какъ вы думаете? сказала Черри, получивъ эту записку среди одного изъ фамильныхъ совщанй:— Огюста говорила, что мистриссъ Ботлеръ Корнбюри не понравится встрча съ Рэчель Рэй, выходитъ совершенно напротивъ: мистриссъ Ботлеръ привезетъ Рэчель въ своей собственной карет.

— Ничего подобнаго я не говорила, сказала Огюста.

— Говорила, Огюста, ну, такъ говорила мама или кто нибудь другой. Какъ это мило, что Рэчель будетъ находиться подъ покровительствомъ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри!

— Желала бы я знать, что она наднетъ, сказала мистриссъ Таппитъ, одержавшая въ это утро побду надъ раненнымъ пивоваромъ въ борьб за три нарядныхъ платья.

Въ пятницу утромъ прхала мистриссъ Роуанъ съ дочерью, Лука Роуанъ встртилъ ихъ наканун въ Эксетер. Мистриссъ Роуанъ была до нкоторой степени величественная женщина, медленная во всхъ своихъ движеняхъ и осторожная въ словахъ, такъ что двицы Таппитъ были очень рады за доблестное окончане своихъ нарядовъ до ея прзда. За то Мэри ни подъ какимъ видомъ не казалась величественною, она была моложе двицъ Таппитъ, любила нравиться, имла прятные круглые глаза и ласковый голосъ. Не прошло трехъ часовъ пребываня Мэри въ новомъ дом, какъ Черри ршительно присвоила ее себ, разсказала ей все о предстоящемъ вечер, все о нарядахъ, все, что знала о мистриссъ Ботлеръ Корнбюри и двицахъ Фоссетъ, и наконецъ нсколько словъ о Рэчель Рэй.— Могу вамъ сказать, что одинъ молодой человкъ почти влюбленъ въ нее.

— Ужь не братъ ли мой? спросила Мэри.— Да, сказала Черри: — впрочемъ, нтъ, нтъ, я шучу. Въ субботу Мэри тоже усердно трудилась, помогая украшать гостиную, а прежде чмъ наступилъ знаменитый вторникъ, мистриссъ Роуанъ и мистриссъ Таппитъ находились уже въ конфиденцальныхъ отношеняхъ. Мистриссъ Роуанъ сразу замтила, что мистриссъ Таппитъ была провинцалка,— такъ она говорила своему сыну,— но все же она была хорошая женщина и добрая мать, такъ что мистриссъ Роуанъ стала удостоивать ее своимъ расположенемъ.

Въ Браггсъ-Энд приготовленя на вечеръ требовали почти такой же думы, какъ и на завод, съ большею еще, можетъ быть, озабоченностю. Надо припомнить, что мистриссъ Прэймъ, когда слухъ ея былъ пораженъ неожиданными новостями, стряхнула крошки съ своего платья и оскорбленная удалилась въ свою комнату. Въ тотъ вечеръ Рэчель больше уже не видла своей сестры. Мистриссъ Рэй поднималась въ спальню своей дочери, но пробыла тамъ не больше двухъ минутъ.

— Что она говоритъ? почти шопотомъ спросила Рэчель.

— Она очень огорчена. Говоритъ, что если тебя нельзя принудить хорошенько объ этомъ поразмыслить, то она должна оставить коттэджъ. Я передала ей, что сказалъ мн мистеръ Комфортъ, но она только смется надъ нимъ. Кажется, я по возможности стараюсь длать все лучшее.

— Нельзя же допустить, мама, чтобы она всмъ распоряжалась, иначе я отказалась бы отъ вечера.

— Нтъ, моя милая, я этого не хочу, особливо посл того, что сказалъ мистеръ Комфортъ.

Мистриссъ Рэй, отправляясь къ пастору, была въ полной увренности, что онъ сдлаетъ запрещене на счетъ вечера, и что, опираясь на такое запрещене, она могла бы дать этому длу направлене, онюдь не оскорбительное ни той, ни для другой изъ ея дочерей. Она надялась также, что воротится домой, вооруженная такими громами противъ молодаго человка, которые бы успокоили Рэчель и удовлетворили Доротею. И вдругъ совтъ, совершенно противоположный тому, котораго она ожидала, не только разочаровалъ ее, но привелъ въ крайнее уныне и даже спуталъ вс ея идеи. Она поставлена была въ безвыходное положене, она знала, что тутъ не могло быть выбора, ей оставалось только принять въ этой битв сторону Рэчель. Она оторвала себя отъ всхъ якорей, кром якоря, который далъ ей мистеръ Комфортъ, и потому ей слдовало держаться его всею своея силою. Рэчель должна была отправиться на балъ даже и въ такомъ случа, если бы Доротея привела въ исполнене свою угрозу. Въ тотъ вечеръ ничего не было сказано о Дороте, и мистриссъ Рэй позволила постепенно увлечь себя въ кроткое совщане на счетъ наряда Рэчель.

Имъ предстояло проводить этотъ образъ жизни въ течене почти цлой недли. Рано на другое утро мистриссъ Прэймъ оставила коттэджъ, сказавъ, что будетъ обдать у миссъ Поккеръ, и отправилась прямо въ небольшой домъ на одной изъ боковыхъ улицъ, позади новой церкви, гд проживалъ, мистеръ Пронгъ. Не помню, говорилъ ли я, что мистеръ Пронгъ былъ холостой человкъ? Во всякомъ случа это былъ фактъ, и въ Бэзельхорст не было недостатка въ людяхъ, которые утверждали, что онъ исправитъ эту ошибку, женившись на мистриссъ Прэймъ. Слухъ этотъ, хотя и доходилъ до мистриссъ Прэймъ, но не производилъ на нее никакого дйствя. Свтъ совершенно опостыллъ бы для нея, если бы злые языки поставили ей преграду къ посщеню избраннаго ею пастора. Поэтому-то, въ настоящемъ своемъ затруднени, она и отправилась къ мистеру Пронгу.

Мистеръ Самуэль Пронгъ былъ небольшаго роста, лтъ за тридцать, съ рдкими, свтло-каштановыми волосами, съ небольшимъ, немного вздернутымъ носомъ, съ глазами, не лишенными блеска и выраженя, и съ обыкновеннымъ, даже непрятнымъ ртомъ. Онъ имлъ хорошй, открытый лобъ, и если бы не ротъ, то лицо его выражало бы умъ и постоянство. Его губы обличали въ немъ надменность и усиле выказать достоинство, котораго не обнаруживало ни его лицо, ни осанка, онъ какъ-то особенно держалъ свою голову и отъ времени до времени выдвигалъ впередъ, подбородокъ, что конечно длалось для сообщеня наружности большаго достоинства, и что, мн кажется, только служило во вредъ его попытк. Онъ былъ набожный, хорошй человкъ, не самолюбивый, и можетъ быть, честолюбивый не боле того, сколько идетъ всякому мужчин, искреннй, трудолюбивый, довольно образованный и умный, врный во многихъ отношеняхъ своему призваню, но въ немъ недоставало одного существеннаго качества, присущаго всякому пастору англйской церкви: онъ не былъ джентльменъ. Не могу ли я назвать это необходимымъ качествомъ для пастора всякой церкви? Онъ не былъ джентльменъ. Я не хочу сказать этимъ, что онъ былъ воръ или обманщикъ, не хочу также выразить этимъ свою жалобу на то, что онъ вмсто зубочистки, употреблялъ вилку и въ разговор опускалъ букву h, гд бы она ни находилась. Я ни подъ какимъ видомъ не намренъ отказаться отъ того, что хочу выразить, допуская, впрочемъ, что большинство мужчинъ и большинство женщинъ поймутъ меня. Не говорю я тоже и того, что этотъ недостатокъ вредилъ его духовному сану вообще, или даже въ особенности, между людьми джентильными, я говорю только, что именно это его несчасте чрезвычайно какъ вредило ему въ его призвани. Прекраснымъ фасономъ фрака любуется и восхищается не тотъ, кто его носитъ, и не т, которые сами имютъ хороше фраки и умютъ оцнивать его достоинство на плечахъ другихъ, но т, у кого нтъ этой одежды, имютъ самые острые глаза, для того, чтобы произнести безпристрастный приговоръ надъ фракомъ ближняго, лучше ихъ одтаго. Что говорится здсь о фракахъ, то же самое можно сказать и о джентильности, о манерахъ благовоспитаннаго человка. Она высказывается въ одномъ какомъ нибудь слов, обнаруживается при первомъ взгляд, безсознательно оцнивается тми, кто ея не иметъ. Она служитъ величайшею помощью для доктора, для адвоката, для члена парламента, впрочемъ, въ послднемъ случа, можно обойтись и безъ нея, для государственнаго сановника, но для пастора она составляетъ существенную необходимость. И такъ, мистеръ Пронгъ не былъ джентльменъ.

Мистриссъ Прэймъ повдала свою повсть мистеру Пронгу, какъ мистриссъ Рэй повдала свою мистеру Комфорту. Повторять ее здсь не представляется надобности. Мн думается, что она представила поступокъ своей сестры въ вид величайшаго безразсудства, и сдлала это, впрочемъ, безъ преднамренной несправедливости. Она высказала свое убждене, что Рэчель можно-бы еще вывести на прямую дорогу, если только ее будетъ направлять рука достаточно твердая и вооруженная безусловной властью. Потомъ она разсказала мистеру Пронгу, что мистриссъ Рэй ходила къ мистеру Комфорту, какъ и сама она пришла теперь къ нему. Тяжело, не правда ли? даже жестоко было для бдной Рэчель, что исторя о ея минутномъ свидани подъ вязами разглашалась такимъ образомъ между мстными духовными совтниками. Мистеръ Пронгъ сидлъ съ спокойнымъ и даже кроткимъ лицомъ, когда ему разсказывали простую исторю о поступк Рэчель, но когда рчь дошла до неумстности совта мистера Комфорта, ротъ его принялъ выражене воображаемаго высокаго достоинства, подбородокъ выдвинулся впередъ, такъ что для всякаго другаго мене очарованнаго, чмъ мистриссъ Прэймъ, стало бы очевиднымъ, что кошелекъ сдланъ вовсе не изъ шелку, но что въ выдлку его введенъ матералъ боле грубый.

— И что будутъ длать овцы, когда пастырь ихъ дремлетъ, сказалъ мистеръ Пронгъ, покачавъ при этомъ головой и сморщивъ губы.

— Да, возразила мистриссъ Прэймъ:— слава Богу, что для овецъ остается еще нсколько людей, которые не бгутъ отъ труда своего, даже среди полуденнаго зноя.

Мистеръ Пронгъ прищурилъ глаза и поклонился, потомъ снова придалъ рту своему тотъ непрятный видъ, который, по его мнню, придавалъ ему особенное достоинство, онъ хотлъ этимъ выразить, что со всею готовностю отклонилъ бы отъ себя подобный комплиментъ, какъ вовсе ненужный, если бы не принуждали принять его какъ справедливую дань. Онъ считалъ себя за пастыря, который не боялся полдневнаго зноя, и въ то же время сильно ошибался, полагая, что вс друге пастыри недобросовстно исполняютъ свой трудъ. Ему казалось, что никакя овцы не подятъ на здоровье и вдоволь травы, если при нихъ не будетъ постоянно находиться пастырь съ своимъ посохомъ. По его мнню, пастырь долженъ былъ знать, какая трава боле сочна и питательна, и въ какихъ мстахъ ее можно срывать до самаго корня. Пастырь, который смотрлъ только за тмъ, чтобы овцы его паслись подъ его глазами, который только смотрлъ за огородами и загонялъ въ нихъ на ночь овецъ,— онъ чистый лнтяй, если для него становился невыносимъ зной полуденнаго солнца. Такимъ точно длался и мистеръ Комфортъ, и потому мистеръ Пронгъ не любилъ его въ душ. Конечно не для всхъ овецъ была выносима паства, подобная той, которую соблюдалъ мистеръ Пронгъ, и потому онъ былъ вынужденъ прискивать для себя особенное стадо… Это стадо состояло изъ избранныхъ со всего Бэзельхорста, и изъ этихъ избранныхъ мистриссъ Прэймъ была избраннйшею. Подобное заблуждене довольно обыкновенно между молодыми, горячо преданными своему призваню пасторами.

Не буду описывать ихъ разговора, потому что они употребляли священныя слова и говорили о священныхъ предметахъ. Какъ тотъ, такъ и другая были чистосердечны и, относительно ихъ языка, не подлежатъ осужденю. И тотъ и другая ошибались въ своихъ сужденяхъ. Мистеръ Пронгъ оправдывалъ мистриссъ Прэймъ въ ея ршимости оставить коттэджъ, если ей не представлялось возможности принудить свою мать положить конецъ такому великому нечестю, какое совершалось на пивоваренномъ завод.— Таппиты, говорилъ онъ: — весьма свтске люди, весьма свтске,— совершенно неспособные для того, чтобы быть подругами сестры мистриссъ Прэймъ. Что касается до молодаго человка, то, по его мнню,— ничего больше не слдовало говорить о немъ въ настоящее время, но что за Рэчель должно имть строгй надзоръ,— весьма строгй надзоръ.

Мистриссъ Прэймъ просила его навстить ея мать и объяснить свой взглядъ на вопросъ,— но онъ положительно отклонилъ отъ себя это приглашене.

Сдлалъ бы это съ особеннымъ удовольствемъ, говорилъ мистеръ Пронгъ:— съ особеннымъ удовольствемъ! но не въ моемъ характер соваться туда, гд меня не жалуютъ!— Въ случа надобности, мистриссъ Прэймъ должна была оставить коттэджъ и на время помститься въ дом миссъ Поккеръ, но мистеръ Пронгъ, зная нсколько мягкость характера мистриссъ Рэй, имлъ расположене думать, что если мистриссъ Прэймъ довольно тверда, то не слдовало бы доводить этого вопроса до подобнаго состояня. Мистриссъ Прэймъ отвчала, что она будетъ тверда, но во всякомъ случа намревалась сдержать свое слово.

Манера мистера Пронга во время прощанья съ своей любимой овцой оправдывала до нкоторой степени ту молву, на которую сдланъ былъ намекъ. Онъ крпко пожалъ руку мистриссъ Прэймъ и шопотомъ призвалъ благословене на ея главу. Впрочемъ подобныя вещи между подобными людьми не заключаютъ въ себ того значеня, которое имютъ он во вншнемъ мр. Эти люди доступны доказательствамъ и довольно сговорчивы, тогда какъ вншнй мръ молчаливъ и сухъ. Быть можетъ, они слишкомъ свободно обращаются съ чувствомъ любви, но эта вина все-таки лучше, чмъ положительное отсутстве любви. Мистеръ Пронгъ не скрывалъ своей любви, а мистриссъ Прэймъ сочувствовала и одинаково отвчала ему.

— Если я могу вамъ помочь, милый мой другъ, говорилъ мистеръ Пронгъ, не отпуская ея руки: — приходите ко мн всегда. Вы мн не наскучите.

— Вы можете помочь мн, и потому я буду приходить, сказала она, отвчая на пожате руки не мене крпкимъ пожатемъ.

Въ то время, какъ мистриссъ Прэймъ проводила время въ назидательной бесд, Рэчель и ея мать совщались на счетъ бальнаго платья, и когда молодая вдова воротилась въ коттэджъ, старшая дятельно занималась въ Бэзельхорст выборомъ и покупкою нарядовъ. Маленькй запасъ сбереженныхъ денегъ былъ открытъ, и на нихъ купленъ премиленькй кусокъ кисеи, съ помощю котораго и съ необходимымъ количествомъ лентъ, Рэчель могла принарядиться, не щегольски, но мило и опрятно, такъ что не стыдно было показаться на какой угодно балъ. Надо было видть, съ какимъ удовольствемъ мистриссъ Рэй занималась выборомъ наряда для своей дочери, особливо теперь, когда преграда религознаго страха была уничтожена и житейское море хлынуло на нее со всею силою. Она все еще чувствовала, что утопаетъ, но въ то же время сознавалась, что такое утопане очень прятно, она даже чувствовала, что для нея это было благостно. Во всякомъ случа ей разршилъ это мистеръ Комфортъ, и если она заблуждалась, то отвчать за это долженъ мистеръ Комфортъ. Когда разложили передъ ней кусокъ свтлой кисеи, она съ наслажденемъ смотрла на него, прикасалась къ нему пальцами и прикладывала выбранныя ленты, наклонивъ на бокъ голову. Отъ времени до времени она окидывала взглядомъ Рэчель и позволяла себ желане, чтобы молодой человкъ полюбилъ ея дочь еще больше въ новомъ ея плать.— О! какъ это гршно! А если такъ, то какя величайшя гршницы должны быть вс матери!

При отсутстви Доротеи утро прошло въ коттэдж очень спокойно. Едва только мистриссъ Прэймъ удалилась, какъ Рэчель получила записку отъ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри, въ которой подтверждалось предложене мистера Комфорта относительно кареты.

— Ахъ папа! что вы сдлали! сказала мистриссъ Ботлеръ, когда отецъ передалъ ей свое общане: — мн придется остаться тамъ на цлую ночь,— вдь она не захочетъ ухать раньше послдняго танца!

Но она, подобно отцу, была очень добра, и потому, хотя сначала ей и не понравилось такое предложене, но когда прошли первыя стованя, она ршилась выполнить его какъ слдуетъ. Она написала любезную записку, сказавъ въ ней, что съ особеннымъ удовольствемъ задетъ за Рэчель въ такомъ-то часу, и что Рэчель съ своей стороны должна была назначить часъ своего возвращеня.

— Это будетъ очень мило, сказала Рэчель, восхищаясь мыслью о покойной и грандозной поздк въ карет мистриссъ Ботлеръ Корнбюри.

— Такъ вы окончательно ршились? спросила мистриссъ Прэймъ свою мать въ тотъ вечеръ.

— Воротиться назадъ теперь поздно, Доротея, отвчала мистриссъ Рэй, почти со слезами.

— Въ такомъ случа я не могу оставаться въ этомъ дом, сказала Доротея.— Я переду къ миссъ Поккеръ,— но не раньше того утра,— такъ что, если вы передумаете, то можно еще все поправить.

Но мистриссъ Рэй не имла ни малйшаго расположеня передумывать, и съ большимъ усердемъ принялась за приготовленя къ ‘балу’ мистриссъ Таппитъ. Слово ‘вечеръ’ было уже оставлено съ общаго соглася всего Бэзельхорста.

ГЛАВА VII.
БАЛЪ МИСТРИССЪ ТАППИТЪ.— НАЧАЛО.

Мистриссъ Ботлеръ Корнбюри была очень хорошенькая женщина. Она обладала той особенной красотой, которая такъ часто встрчается въ Англи, и которую рдко можно находить гд нибудь въ другомъ мст. Она имла прекрасныя черты лица, выразительные блестяще глаза, превосходный цвтъ лица и правильный, полный совершенства бюстъ съ головой Юноны,— не смотря на всю красоту, она отличалась особенной простотой, сообщавшей ей еще большую очаровательность. Мн случалось встрчать въ Итали и Америк, быть можетъ такихъ же красавицъ, какихъ видалъ я въ Англи, но ни въ той, ни въ другой стран красота ихъ не предназначалась, по видимому, для семейной жизни. Въ Итали красота нжная, соединяющаяся съ красотою тла, въ Америк жесткая, соединенная съ умомъ, въ Англи она соединяется съ сердцемъ, и, мн кажется, счастливйшая изъ трехъ. Я не говорю, что мистриссъ Ботлеръ Корнбюри была женщина съ весьма сильными чувствами: ея сильнымъ чувствомъ была семейная любовь. Она отправлялась на балъ мистриссъ Таппитъ собственно потому, что это могло послужить въ пользу видамъ ея мужа, она обременяла себя принятемъ подъ свое покровительство Рэчель Рэй собственно потому, что ее просилъ отецъ, ея величайшее честолюбе состояло въ томъ, чтобы улучшить положене въ свт сквайровъ Корнбюри Грэнджа. Она уже разсчитывала, нельзя ли со временемъ устроить, чтобы мужъ ея занялъ въ парламент мсто въ качеств представителя своего округа.

Ровно въ девять часовъ вечера знаменитаго вторника, карета Корнбюри остановилась у воротъ коттэджа въ Браггзъ-Энд, и Рэчель Рэй, совершенно одтая, съ яркимъ румянцемъ на щекахъ, взволнованная, но все-таки счастливая, вышла изъ коттэджа и, ступивъ на подножку кареты, боялась занять въ ней свободное мсто.

— Садитесь, садитесь, моя милая, сказала мистриссъ Корнбюри:— не бойтесь, вы меня не изомнете. Я думаю, мы встртимъ множество гостей?

Рэчель весело отвчала, что не знаетъ, но тоже полагала, что гостей будетъ много. Потомъ она хотла поблагодарить мистриссъ Корнбюри за ея любезность, и разумется сконфузилась на первыхъ же словахъ.

— Я въ восторг, ршительно въ восторг, сказала мистриссъ Корнбюри.— Похавъ со мной, вы сдлали для меня большое одолжене. Сама я никогда не танцую, и потому нахожу удовольстве брать съ собой двицъ, которыя танцуютъ.

— Разв вы вовсе не танцуете?

— Иногда становлюсь протанцовать кадриль. Когда женщина иметъ пятерыхъ дтей, мн кажется, ей не слдуетъ позволять себ больше этого.

— О, я тоже буду танцовать одну кадриль.

— А вальсировать,— разв не хотите?

— Мама ничего не говорила на счетъ вальса, но я уврена, что это ей не понравится. Кром того…

— Что же, кром того?

— Не знаю,— умю ли я? Я училась, когда была очень маленькая, но теперь забыла.

— Стоитъ только попробовать, и вы сейчасъ же вспомните. До выхода замужъ, я любила вальсъ лучше всхъ другихъ танцевъ.

И это говорила дочь мистера Комфорта, пастора, который съ такимъ усерднымъ краснорчемъ проповдывалъ воздержане отъ свтскихъ удовольствй! Даже Рэчель пришла въ нкоторое замшательство, ей показалось, что она положительно тонетъ въ волнахъ житейскаго моря.

Подъхавшая къ пивоваренному заводу карета мистриссъ Ботлеръ Корнбюри произвела большую суматоху,— и Рэчель чувствовала, что она гораздо бы спокойне пробралась въ гостиную подъ покровительствомъ мистриссъ Рюль. Вс слуги, по видимому, бросились на нее, и когда она очутилась въ премномъ зал и была проведена оттуда въ одну изъ внутреннихъ комнатъ, ей не позволили поправить свой туалетъ безъ помощи горничной. Мистриссъ Корнбюри, привыкшая къ подобнымъ вещамъ, была готова въ одну минуту, она обратила горничную къ молоденькой лэди съ той доброй мыслью, что туалетъ двицы требуетъ большаго вниманя, чмъ туалетъ замужней женщины. Рэчель теряла свою голову, и знала, что теряетъ ее. Воротившись снова въ премный залъ, она ршительно не знала, гд находится, а когда мистриссъ Корнбюри взяла ее за руку и повела на верхъ, у Рэчель явилось сильное желане вернуться домой. На первой площадк,— танцовальный залъ былъ на верху,— он встртили мистера Таппита, голубой атласный жилетъ котораго такъ и бросался въ глаза,— на второй площадк он нашли мистриссъ Таппитъ, въ великолпномъ плать изъ зеленаго ирландскаго поплина.

— Ахъ, мистриссъ Корнбюри! какъ мы рады! Двицы Фоссетъ уже здсь, он только что прхали. Какъ вы добры, что прхали! Какъ вы добры, что привезли Рэчель Рэй! Здоровы ли вы, Рэчель?

Мистриссъ Корнбюри, выслушавъ это, спокойно вошла въ гостиную, и Рэчель снова увидла себя увлекаемую за ней. Она полагала что ей слдовало бы оставить свою покровительницу, какъ скоро послдняя благополучно доставила ее въ домъ, и что, не отрываясь отъ нея, она употребляла во зло ея расположене, не смотря на то, Рэчель не могла выбрать момента, въ который бы удобне было оставить ее. Въ гостиной,— въ той самой комнат, изъ которой вынесли ковры,— он встрчены были двицами Таппитъ, которыя при настоящемъ случа такъ перемшались съ двицами Фоссетъ, что Рэчель съ трудомъ могла отличить однхъ отъ другихъ. Мистриссъ Ботлеръ Корнбюри была окружена въ одинъ моментъ, и на нее со всхъ сторонъ посыпались слова. Рэчель тоже находилась въ середин кружка, къ ней тоже обратилось нсколько голосовъ, но присутстве духа совершенно покинуло ее, и она никогда не могла припомнить того, что говорила при этомъ случа.

Танцы уже были, они начались жиденькой кадрилью, въ которой ранне гости приняли участе безъ всякаго одушевленя, и въ которую они стали противъ желаня. Къ концу кадрили прхали двицы Фоссетъ, а вслдъ за ними и мистриссъ Корнбюри, такъ что вечеръ, можно сказать, снова начался. То, что было сдлано до этой поры, можно сравнить съ настраиваньемъ инструментовъ передъ началомъ оперы. Конечно, кому прятно находиться при этомъ настраиваньи, однако бываютъ случаи, когда не представляется никакой возможности избгнуть подобнаго неудовольствя. Какъ бы то ни было, Рэчель, подъ покровительствомъ мистриссъ Корнбюри, была представлена на сцену какъ разъ въ настоящую минуту. Какъ скоро кончилась несвязная болтовня, Черри взяла Рэчель за руку и отвела ее немного въ сторону.

— Теб нужно взять карточку, сказала Черри, подавая билетикъ, на которомъ напечатаны были танцы въ томъ порядк, въ какомъ они должны были слдовать одинъ за другимъ.— Первая кадриль уже кончена:— такая скучная вещь. Я танцовала съ Адольфомъ Григсомъ, собственно потому, что не могла бы отъ него отдлаться на одну кадриль.,

Рэчель взяла карточку, но никогда не видвъ ее прежде, ршительно не понимала ея назначеня.

— Когда тебя ангажируютъ, ты должна записать своего кавалера,— вотъ какъ это сдлано у меня, и Черри показала свою карточку, которая носила уже на себ имена разныхъ кавалеровъ, нацарапанныя ероглифами, понятными только для одной ея.

— Нтъ ли карандаша у тебя?

— Нтъ, въ такомъ случа приходи ко мн, онъ виситъ у меня вотъ здсь.

Рэчель начинала понимать и въ то же время думать, что едва ли ей встртится надобность въ карандаш, когда къ ней воротилась мистриссъ Корнбюри съ молодымъ человкомъ.

— Я хочу отрекомендовать вамъ моего кузена, Вальтера Корнбюри, сказала она. Мистриссъ Корнбюри была женщина, которая очень хорошо знала обязанности покровительницы и не хотла пренебрегать ими.— Онъ вальсируетъ очаровательно, продолжала мистриссъ Корнбюри шопотомъ,— такъ что вамъ нечего бояться, если пуститесь съ нимъ въ первый разъ. Онъ всегда исполняетъ то, что я ему приказываю.

Рекомендаця была кончена, и Рэчель не имла случая ни повторить своего опасеня, ни сказать еще разъ, что, по ея мнню, лучше бы не вальсировать. Она не знала, о чемъ ей говорить съ мистеромъ Вальтеромъ Корнбюри, и не успла сказать еще слова, какъ уже онъ ангажировалъ ее на два танца, на первый вальсъ, который сейчасъ долженъ былъ начаться, и на одну изъ ближайшихъ къ ужину кадрилей.

— Она очень мила, говорила мистриссъ Ботлеръ Корнбюри своему кузену: — я хочу, чтобы вы были съ ней любезны.

— Не безпокойтесь, въ моихъ рукахъ она будетъ порхать, какъ бабочка, сказала Вальтеръ.— Однако, сколько собралось здсь всякаго народа!

— Да, и вы должны со всми танцовать.

— Ничего, я не разборчивъ: я буду танцовать, пока не потушатъ огней.

И Вальтеръ воротился къ Рэчель, которая уже работала карандашомъ Черри.

— Неужели Рэчель Рэй будетъ вальсировать съ Вальтеромъ Корнбюри? сказала Огюста своей матери. Огюста только что отказала отвратительному Григсу и должна была принять предложене заводскаго конторщика, не мене отвратительнаго.

— Это потому, что она прхала въ карет, сказала мистриссъ Таппитъ: — я не думаю, впрочемъ, что она уметъ вальсировать, и вслдъ за этимъ поспшила принять новыхъ гостей.

Рэчель ни на минуту не оставалась одна, яркое освщене, множество гостей, новизна всего, что окружало ее, приводили ее въ такое замшательство, что она не имла ни малйшей возможности остановить свои мысли на предмет, на которомъ он постоянно были сосредоточены въ течене послдней недли. Она не успла даже осмотрть комнату и взглядомъ отыскать въ ней Роуана. Въ толп она разсмотрла Мэри Роуанъ, но не разговаривала съ ней. Она узнала, ее по описаню, которое сдлала Черри Таппитъ. Рэчель не видала молодаго Роуана съ тхъ поръ, какъ разсталась съ нимъ подъ вязами, съ тхъ поръ изъ семейства Тацпитовъ она не видла ни души. Ея мать ни слова ей не говорила о нихъ, и постоянно предостерегала, чтобы въ вечернихъ прогулкахъ своихъ, она не искала встрчи съ ними,, посл того, что сказала сестра, она сама сознавала необходимость избгать прогулокъ въ Бэзльхорст, а избгая встрчи съ Роуаномъ, она не могла встртиться съ женскимъ обществомъ съ пивовареннаго завода.

Наконецъ, гостиная немного очистилась, нетанцующе, будучи оттснены назадъ, образовали изъ себя небольшя группы, музыка заиграла вальсъ. Сердце Рэчель готово было выпрыгнуть, когда къ ней подошелъ ея кавалеръ и повелъ ее къ арен танцевъ. Рэчель безмолвно поручала себя молодому Корнбюри, она не находила словъ объяснить ему, что съ большимъ бы удовольствемъ осталась на мст, во мрак, за стною кринолинъ.

— Нельзя ли подождать немного, сказала она съ замиранемъ сердца.

— Сдлайте милость. Никакой нтъ надобности торопиться, только займемте такое мсто, откуда мы можемъ пуститься въ вальсъ, когда вздумается. Пожалуйста, танцуя со мной, вы ничего не бойтесь.— Патти мн все разсказала, и поврьте, стоитъ только сдлать кругъ, другой,— и вы будете тапцовать превосходно.

Въ голос молодаго человка было много добраго, располагающаго, Рэчель чувствовала, что можетъ попросить его позволить ей приссть.

— Право, я не могу, сказала она.

— О, ничего, попробуемте!

Вальтеръ Корнбюри обхватилъ ея станъ, и они понеслись. Онъ дйствительно сдлалъ два круга, очень тихо и спокойно, какъ ему казалось, но не такъ казалось это Рэчель: она думала, что въ вихр вальса голова ея готова была отдлиться, о ногахъ своихъ и ихъ движеняхъ она не знала ничего, хотя очень врно слдовала такту музыки, она длала это совершенно безсознательно, и, когда Вальтеръ Корнбюри позволилъ ей остановиться, Рэчель не знала, куда повернуться, не знала, въ какой части комнаты остановилась. А между тмъ ей нравилось это, она испытывала нкоторое торжество отъ убжденя, что, танцуя въ первый разъ, нисколько себя не сконфузила.

— Очаровательно! сказалъ Вальтеръ Корнбюри. Рэчель хотла что-то отвтить, но у нея захватило духъ, и она не могла выговорить слова.

— Очаровательно! повторилъ молодой человкъ.— Музыка играетъ немного медленно, но мы сейчасъ заставимъ ее играть поживе.

Медленно! Рэчель казалось, что она кружилась въ какомъ-то вихр, водоворот, быстрота котораго, хотя и прятная, въ то же время наводила на нее ужасъ.

— Не угодно ли! мы сдлаемъ еще одинъ туръ.— И Рэчель снова закружилась, прежде чмъ успла высказать свое мнне на счетъ музыки.

— Я никакъ не подозрвала, что эта двушка уметъ танцовать, сказала мистриссъ Таппитъ, обращаясь къ мистриссъ Рюль.

— Не думаю, чтобы это понравилось ея матери, если бы она увидала, сказала мистриссъ Рюль.

— А что бы сказала мистриссъ Прэймъ? замтила мистриссъ Таппитъ.

Какъ бы то ни было, начало сдлано, и Рэчель, когда ей дали поняте, что танецъ этотъ кончился, начинала убждаться, что мръ вальсированья былъ открытъ для нея, по крайней мр на этотъ вечеръ. Ну, было ли тутъ что нибудь дурное, порочное? Рэчель сомнвалась. Если бы до прзда кареты мистриссъ Корнбюри, кто нибудь замтилъ ей, что она будетъ вальсировать въ этотъ вечеръ, она бы съ ужасомъ отклонила себя даже отъ идеи объ этомъ! О! какъ легокъ путь къ берегамъ ядовитаго Аверна! но разв она стремилась къ берегамъ Аверна?

Рэчель продолжала ходить по комнат между множествомъ гостей, склонясь на руку своего кавалера и отвчая на его добродушные вопросы одними односложными словами, когда до руки ея коснулся чей-то веръ, она обернулась, и встртилась лицомъ къ лицу съ Роуаномъ и его сестрой.

— Я давнымъ давно пробираюсь къ вамъ, сказалъ онъ, показавъ молодому Корнбюри видъ извиненя: — и никакъ не могъ, хотя во время вальса такъ былъ близокъ отъ столкновеня съ вами, что чуть чуть не пустилъ васъ на дно.

— Премного вамъ обязаны, что позволили намъ избжать такого несчастя, сказалъ Корнбюри:— не правда ли, миссъ Рэй?

— У меня на рукахъ былъ такая тяжесть, сказалъ Роуанъ.— Однако я долженъ представить васъ моей сестр. Скажите, ради Бога, гд вы пропадали въ эти десять дней?

Представлене кончилось, и молодой Корнбюри, увидвъ, что дама его поступила на руки другой дамы, заблагоразсудилъ удалиться.

— Я очень много слышала о васъ, миссъ Рэй, сказала Мэри Роуанъ.

— Въ самомъ дл? Не знаю, кто бы могъ сказать вамъ обо мн.

Слова эти были не совсмъ учтивы, но Рэчель ршительно не умла прибрать другихъ словъ.

— Больше всего я слышала отъ Черри и… и отъ брата.

— Я очень рада познакомиться съ вами, сказала Рэчель.

— Онъ говорилъ мн, что вы непремнно придете прогуляться съ нами, но слова его не оправдались, и мы вс согласились, что вы исчезли.

— Я оставалась дома, сказала Рэчель.— Она не могла при этомъ не припомнить всхъ словъ, сказанныхъ на кладбищ въ минуты послдняго свиданя, не могла не чувствовать ихъ до ногтей своихъ пальцевъ. Роуанъ долженъ былъ знать, почему она не приходила раздлить прогулку съ двицами съ пивовареннаго завода. Неужели же онъ позабылъ, что называлъ ее просто Рэчель и крпко держалъ ее за руку? Неужели онъ позволялъ себ длать подобныя вещи съ другими двицами такъ часто, что не обращалъ на это никакого вниманя?

— Врно вы берегли себя для бала, сказалъ Роуанъ.— Впрочемъ, и то надо сказать, рдке люди имютъ полное право и показываться рдко. Но теперь скажите, есть ли на вашей карточк хоть одна ваканся для меня?

— Ваканся! сказала Рэчель.

— Ужь не намрены ли вы сказать, что нтъ ни одной? Взгляните сюда:— я берегъ эти танцы нарочно для васъ, хотя, можетъ быть, двадцать двицъ просили меня сдлать для нихъ одолжене.

— Ахъ, братъ! какъ ты можешь говорить такой вздоръ? сказала Мэри Роуанъ.

— А что же? я говорю правду: — вотъ он и онъ показалъ свою карточку.

— Я ни кмъ не ангажирована, сказала Рэчель: — кром, впрочемъ, одной кадрили, на которую я дала слово мистеру Корнбюри, тому джентльмену, который теперь ушелъ.

— Въ такомъ случа, вы не будете претендовать, если я пополню вашимъ именемъ вс проблы, вс ваканси, которыя, не забудьте, я берегъ собственно для васъ.

И имя Рэчель сейчасъ же очутилось противъ безчисленнаго множества танцевъ. Потомъ Роуанъ взялъ ея карточку и въ разныхъ мстахъ написалъ свое имя. Рэчель знала, что она была слишкомъ безсильна, чтобы мшать ему дйствовать во всемъ по своему, а онъ обладалъ достаточной силой, чтобы поступать, какъ ему хочется.

Лука Роуанъ долженъ былъ протанцовать первый изъ множества общанныхъ танцевъ, и Рэчель осталась одна съ Мэри Роуанъ.

— Скажите, вамъ правится мой братъ? спросила Мэри.— Впрочемъ, я не имю права предлагать вамъ подобные вопросы. Мы вс считаемъ его очень умнымъ.

— Мн кажется, онъ очень уменъ.

— Даже слишкомъ уменъ для того, чтобы быть пивоваромъ. Вы, однакожь, не обращайте вниманя на мои слова. Я бы лучше желала, чтобы онъ поступилъ въ военную службу.

— Для моего брата, если бы онъ былъ у меня, я бы этого не пожелала.

— А чего бы вы пожелали?

— Право, не знаю.— У меня никогда не было брата, можетъ статься, быть пасторомъ.

— Да, это было бы очень хорошо, но братъ не захотлъ бы быть пасторомъ. Его предназначали въ адвокаты, и это ему вовсе не понравилось. Онъ говоритъ, что въ искусств варить пиво гораздо больше поэзи, но, безъ всякаго сомння, говоря это, онъ смется надъ нами. Ахъ, вотъ и мой кавалеръ. Надюсь видться съ вами очень часто, пока буду гостить въ Бэзльхорст.

Рэчель осталась одна, но въ ту же минуту къ ней подошла мистриссъ Таппитъ.

— Душа моя, сказала она:— мистеръ Григсъ желаетъ удостоиться чести протанцовать съ вами кадриль.

Такимъ образомъ Рэчель увидла себя подл отвратительнаго мистера Григса.

— Какъ мн жаль тебя, сказала подошедшая Черри.— Помни, что больше одного раза съ нимъ не нужно танцовать. Я, по крайней мр, этого не сдлаю.

Посл того Рэчель позволено было просидть въ поко до окончаня польки. Потомъ подошла къ ней мистриссъ Корнбюри сказать слово, другое, но не оставалась при ней долго, такъ что Рэчель могла помечтать о Роуан и подумать о томъ, что должна сказать ему. Взглянувъ украдкою на карточку, она увидла, что Роуанъ написалъ свое имя противъ пяти танцевъ. Невозможно же было протанцовать съ нимъ однимъ пять танцевъ, и потому два изъ нихъ она вычеркнула ногтемъ. Слдующй танецъ принадлежалъ Роуану, и во время его она хотла объяснить ему, зачмъ это сдлала. Настоящее со всми предшествовавшими обстоятельствами принимало въ ея думахъ огромные размры и возбуждало въ ней тревожныя чувства. Она была бы несчастлива, если бы Роуанъ не подошелъ къ ней, какъ была несчастлива и теперь, когда онъ почти не отрывался отъ нея, или, если не несчастлива, то во всякомъ случа взволнована. И что она скажетъ на счетъ свиданя подъ вязами? Ничего, если онъ самъ не начнетъ разговора объ этомъ предмет. Рэчель воображала, что онъ скажетъ что нибудь о рук въ облакахъ, и если скажетъ, то она должна заставить его понять, что…. что…. Словомъ, она не знала, на чемъ остановить свои думы. Представится ли ей возможность намекнуть ему, что онъ не долженъ называть ее однимъ именемъ?

Въ то время, какъ она раздумывала объ этомъ, къ ней подошелъ и слъ рядомъ мистеръ Таппитъ.

— Очень мило, не правда ли? сказалъ онъ.— Очень мило, во всхъ отношеняхъ.

— О, да! весьма мило. Я не думала, что будетъ такъ прекрасно.

Съ мистеромъ Таппитомъ, въ голубомъ его жилет, она могла говорить нисколько не стсняясь. О Боже! только одни молодые люди пользуются особеннымъ вниманемъ, какимъ только свтъ въ состояни располагать, вниманемъ, которымъ стоитъ пользоваться. Когда мужчин стукнетъ сорокъ, и онъ сдлается тучнымъ, тогда всякй можетъ говорить съ нимъ безъ всякаго къ нему уваженя!

— Да, да, очень мило! сказалъ мистеръ Таппитъ, который, однако же, былъ не совсмъ-то спокоенъ. Онъ заходилъ въ столовую и увидалъ, что лакей разбиралъ длинно-шейныя бутылки, разстанавливая ихъ въ ряды, повидимому дюжинами.— Это что? спросилъ онъ довольно рзко.— Шампанское, сэръ! Тутъ долженъ бы быть ледъ, но вроятно объ немъ забыли.— Откуда достала мистриссъ Таппитъ столько вина? Очевидно было, что съ помощю какой нибудь хитрости она умла провести его. Онъ улыбался, улыбался и улыбался въ течени всего вечера, онъ непремнно хотлъ вывдать отъ мистриссъ Таппитъ, прежде чмъ позволитъ ей успокоиться. Онъ оставался въ столовой подъ видомъ наблюденя за сервировкой стола, но въ сущности онъ считалъ бутылки. Ихъ оказалось, однако же, всего одна дюжина. Онъ зналъ, что Григсы продавали по шести шиллинговъ за бутылку. Три фунта стерлинговъ, Боже, Боже!

— Да, да, очень мило! просто прелесть! сказалъонъ миссъ Рэчель.— Не забудьте выпить за ужиномъ бокальчикъ шампанскаго. Кстати, не доставить ли вамъ кавалера? Да вотъ, Боккетъ, на слдующй танецъ будь кавалеромъ миссъ Рэй.

Боккетъ былъ конторщикомъ на пивоваренномъ завод. Рэчель не могла отговориться, и потому имя Боккета было занесено на карточку, хотя Рэчель крайне не хотлось танцевать съ такимъ кавалеромъ. Недли дв тому назадъ, когда Рэчель не здила еще въ карет мистриссъ Корнбюри, когда не вальсировала еще съ кузеномъ мистриссъ Корнбюри, когда не любовалась еще заходящимъ солнцемъ съ Роуаномъ, тогда, пожалуй, она охотно согласилась бы танцовать и съ мистеромъ Боккетомъ, если бы только въ т дни мечтала о танцахъ. Въ это время снова подошла мистриссъ Корнбюри, приведя съ собой другихъ кавалеровъ, и карточка Рэчель начала пополняться.

— Кадриль передъ ужиномъ вы танцуете со мной, сказалъ Вальтеръ Корнбюри.— Это ршено, вы знаете.

О, какой новый, какрй чудный мръ открывался для Рэчель, и какъ отличался онъ отъ доркасскихъ митинговъ въ квартир миссъ Поккеръ!

Наконецъ наступилъ моментъ вечера, который изъ всхъ моментовъ былъ для Рэчель самый затруднительный. Къ ней подошелъ Лука Роуанъ съ приглашенемъ на слдующую кадриль. Рэчель говорила уже съ нимъ, или, врне, онъ съ ней говорилъ, но это было въ присутстви третьяго лица, когда, само собою разумется, ничего не могло быть сказано ни о закат солнца, ни объ облакахъ, ничего на счетъ общаня дружбы. Но теперь ей предстояло снова находиться съ нимъ въ уединени, въ уединени другаго рода, въ уединени позволительномъ, въ течени котораго онъ могъ говорить ей, что ему угодно, и отъ котораго она не могла даже убжать. За величайшй грхъ считали поступокъ ея, когда она простояла съ нимъ нсколько минутъ подл ограды, а теперь она стояла съ нимъ озаренная блескомъ лампъ и люстръ, одтая въ лучшее платье, онъ могъ нашептывать ей слова, какя вздумается. Впрочемъ, она была уврена, ей казалось, что она была уврена, что онъ не скажетъ ей столь очаровательныхъ, столь полныхъ значеня словъ, какъ слова, которыми онъ заставлялъ ее наблюдать за рукой въ облакахъ.

До конца первой фигуры Роуанъ ничего не говорилъ.

— Скажите мн, спросилъ онъ потомъ: — почему никто не видлъ васъ съ прошлой субботы?

— Я была дома.

— Гм! вы говорите мн правду. Вспомните, что говорили мы при прощаньи… мы общались быть друзьями, а другъ долженъ говорить другу всю истину. Впрочемъ, можетъ быть, вы не припомните, что мы говорили?..

— Я не думаю, мистеръ Роуанъ, чтобы я сказала что нибудь особенное.

— Въ самомъ дл? Въ такомъ случа я только мечталъ. Я воображалъ, что вы общали мн вашу дружбу.

Роуанъ остановился, ожидая отвта, но Рэчель молчала. Она не могла объявить ему, что не хочетъ быть его другомъ.

— Однако вы не сказали еще, почему вы оставались дома? Смотрите же: на такой прямой вопросъ вы должны отвчать не мене прямо. Не оскорбилъ ли я васъ?

Рэчель молчала. Ей казалось, что комната ходитъ вкругъ нея, и что музыка производитъ головокружене. Если бы она сказала, что онъ ничмъ не оскорбилъ ее, это послужило бы ему въ оправдане, что онъ называлъ ее Рэчель.

— Вдь я ничмъ не оскорбилъ васъ? повторилъ онъ.

— Ахъ, мистеръ Роуанъ, оставьте это теперь, вы должны начинать фигуру,— и такимъ образомъ на минуту она выведена была изъ затруднительнаго положеня.

Подавая ему об руки, чтобы сдлать окончательный шенъ, Рэчель льстила себя надеждою, что боле онъ уже не воротится къ этому предмету. И дйствительно, онъ не возобновлялъ прерваннаго разговора до конца кадрили. Продолжая танцовать, онъ говорилъ съ ней очень мало, такъ что къ концу послдней фигуры Рэчель по прежнему наслаждалась удовольствями бала. Роуанъ сказалъ нсколько словъ о наряд мистриссъ Корнбюри, нсколько словъ о замчательномъ расположени бриллантовъ мастера Григса, при чемъ Рэчель чуть-чуть не расхохоталась, и наконецъ сказалъ нсколько похвальныхъ словъ двицамъ Таппитъ.

— Что касается до Черри, говорилъ Роуанъ:— то я положительно влюбленъ въ нее за ея непринужденное, доброе, искреннее обращене, а Марта, изъ всхъ живыхъ женскихъ созданй, самое честнйшее и справедливйшее.

— О, я передамъ ей ваши слова, сказала Рэчель: — ей это очень понравится.

— Нтъ, вы этого не длайте. Вы не должны передавать того, что говорю я вамъ по особому доврю.

Слово ‘довре’ снова заставило Рэчель замолчать, и молчане ея продолжалось до тхъ поръ, пока Роуанъ по окончани танца не подалъ ей руки.

— Пойдемте къ лстниц: мы тамъ чмъ нибудь освжимся, сказалъ онъ.— Мн нравятся подобныя собраня особенно потому, что здсь всякому дозволяется заглядывать куда угодно. Вы видите вонъ эту маленькую комнату съ открытою дверью. Тутъ мистеръ Таппитъ хранитъ свои старые сапоги и бичь, съ которымъ онъ объзжаетъ свою срую лошадь. Теперь тутъ четверо играютъ въ карты и одинъ изъ нихъ сидитъ на перевернутомъ чемодан.

— А куда же двались старые сапоги?

— Часть собрали въ одну груду на постели мистриссъ Таппитъ. Я самъ помогалъ тащить ихъ туда. Другая часть поразсована подъ ршетки каминовъ, которые теперь не топятся. Сюда, сюда, тутъ есть мсто у окна.

И Роуанъ посадилъ Рэчель въ ниш стараго окна на площадк лстницы, потомъ принесъ ей лимонаду, и когда Рэчель выпила его, онъ расположился подл нея.

— Не пора ли намъ отправиться къ танцующимъ?

— Танцы начнутся еще черезъ нсколько минутъ. Музыканты опять настраиваютъ инструменты. Я совтую вамъ посл каждаго танца оставлять минуты на дв раскаленный воздухъ гостиной. Кром того, вы должны еще отвтить мн на давнишнй вопросъ. Неужели я чмъ нибудь оскорбилъ васъ?

— Пожалуйста не говорите объ этомъ. Я прошу васъ. Теперь все кончено.

— Нтъ, напротивъ, далеко еще не кончено. Я зналъ, что вы сердитесь на меня, и сказать ли, почему?

— Нтъ, мистеръ Роуанъ, не говорите ничего объ этомъ.

— Во всякомъ случа я могу думать, что вы меня простили. Но что, если я точно также оскорблю васъ и въ другое время? Если я попрошу позволеня длать это такъ, чтобы оно не было оскорбленемъ? Вы только подумайте, что если мн придется провести всю свою жизнь въ Бэзльхорст, неужели вы назовете безразсуднымъ желане во мн имть васъ моимъ другомъ? Неужели вы намрены разлучиться съ Черри Таппитъ только потому, что вы боитесь меня?

— О, нтъ..

— Но разв вы не доказали этого въ течене прошлой недли? скажите, миссъ Рэй, и неужели мн всегда надо будетъ говорить: ‘миссъ Рэй?’ — Роуанъ замолчалъ, но Рэчель ничего не сказала.— ‘Рэчель’ — такое прекрасное имя.

— Напротивъ, я думаю, очень некрасивое.

— Это одно изъ лучшихъ именъ въ Библи, имя, заключающее въ себ много поэзи. Кто не помнитъ Рэчель {Рахиль.}, оплакивающей своихъ дтей?

— Это идея, а не имя. Руь вдвое миле, а Мэри самое очаровательное изъ всхъ именъ.

— До сихъ поръ я не зналъ еще ни души, кого бы звали Рэчель, сказалъ Роуанъ.

— А я до сихъ поръ не знала ни души, кого бы звали Лукою.

— Тутъ есть въ своемъ род случайность, не правда ли? случайность, которая должна сдлать насъ друзьями. Поэтому я могу обращаться къ вамъ называя васъ просто Рэчель!

— О, нтъ, пожалуйста этого не длайте. Что подумаютъ объ этомъ друге?

— Быть можетъ, они узнаютъ въ этомъ истину, сказалъ Роуанъ.— Быть можетъ, они станутъ воображать, что я называю васъ такъ потому, что вы мн нравитесь. Быть можетъ, они подумаютъ, что вы позволяете мн это длать, потому что я вамъ нравлюсь. Люди часто длаютъ подобныя ошибки.

Въ эту минуту подошелъ къ нимъ съ раскраснвшимся лицомъ мистеръ Боккетъ.

— Я искалъ васъ везд, сказалъ онъ, обращаясь къ Рэчель: — танцы кончаются, а васъ нигд нтъ.

— Ахъ, какая жалость, сказала Рэчель: — я совсмъ позабыла.

— Я такъ и думалъ, сердито сказалъ мистеръ Боккетъ и въ то же время подалъ руку Рэчель и повелъ ее въ комнаты.

Оставался конецъ какого-то вальса, и онъ могъ еще сдлать съ ней хотя одинъ туръ. Вс почти вслухъ называли ее красавицей бала, и потому мистеръ Боккетъ не хотлъ упустить такой прекраснйшй случай.

— Ахъ, мистеръ Роуанъ, сказала Рэчель, посмотрвъ назадъ въ то время, какъ ее уводили: — я должна сказать одно слово мистеру Роуану. Съ этимъ вмст она отдлилась отъ своего кавалера, и, сдлавъ нсколько шаговъ назадъ, почти шопотомъ сказала Роуану: — въ моей карточк вы назначили себ чрезвычайно много танцевъ. Два или три изъ нихъ вы должны вычеркнуть.

— Ни одного, сказалъ Роуанъ:— я ангажировалъ васъ и кончено.

— Но я, право, не могу.

— Само собою разумется, я не буду васъ принуждать, но изъ карточки не вычеркну ничего… и ничего не забуду.

Рэчель присоединилась къ мистеру Боккету, который не замедлилъ объявить ей, что Роуана на пивоваренномъ завод никто не любитъ.

— Мы считаемъ его черезчуръ высокомрнымъ. Показываетъ видъ, что знаетъ больше всякаго другаго.

ГЛАВА VIII.
БАЛЪ МИСТРИССЪ ТАППИТЪ.— ОКОНЧАНЕ.

Рэчель Рэй была единодушно признана красавицей вечера. Я думаю, она была обязана этимъ сколько могущественному вляню мистриссъ Ботлеръ Корнбюри, столько же и собственной красот. Мистриссъ Ботлеръ Корнбюри, принявъ на себя роль покровительницы, выполняла ее отъ чистаго сердца и всми силами старалась возвысить въ глазахъ общества свою protg. Еще задолго до ужина, карточка Рэчель была совершенно полна, но эта полнота начинала безпокоить ее, Рэчель знала, что длала ошибки. Т мста, на которыхъ стояла буква Р., она считала для себя священными. Она заране дала себ слово не танцовать съ нимъ вс занятые этой буквой танцы и пропустить изъ нихъ по крайней мр два, но въ то же время не хотла принять предложеня ни отъ кого другаго, тмъ боле, что она не опредляла, который именно изъ танцевъ долженъ быть пропущенъ. Рэчель старалась объяснить это, когда вальсировала съ нимъ, не задолго передъ ужиномъ, но объяснене какъ-то не вязалось, потому что все ея внимане обращено было на выполнене танца.

— Если только вы придадите себ немного больше энерги, говорилъ Роуанъ: — вы будете вальсировать превосходно.

— Нтъ, мн никогда не вальсировать хорошо, отвчала она: — да я и не думаю, что мн когда нибудь придется еще разъ вальсировать.

— Однако вамъ это нравится?

— О, да, чрезвычайно нравится. Но вдь нельзя длать всего, что намъ нравится.

— Нтъ, по крайней мр, для меня теперь нельзя. Вы сами не позволяете мн дать того, что мн нравится.

— Пожалуйста, мистеръ Роуанъ,— не говорите въ этомъ тон. Если вы будете говорить, вы уничтожите все мое удовольстве. Вы должны позволить мн наслаждаться имъ до самаго конца.

Такимъ образомъ она боле и боле сближалась съ нимъ, сама того не замчая.

— Какъ прекрасно расположенъ вашъ домъ для танцевъ, сказала мистриссъ Корнбюри хозяйк дома.

— Помилуйте… я не думаю. Наши комнаты такя маленькя. Вы очень добры, мистриссъ Корнбюри, говоря это. Поврьте, я никогда не буду въ состояни вполн выразить вамъ мою признательность…

— Кстати, сказала мистриссъ Корнбюри: — какая прекрасная двушка выросла изъ Рэчель Рэй!

— Да, правда, сказала мистриссъ. Таппитъ.

— И какъ прекрасно танцуетъ! Я этого не ожидала. Молодые люди по видимому въ восторг отъ нея. Какъ вы объ этомъ думаете?

— Мн кажется, что это такъ. Только я всегда была такого мння, что подобный восторгъ — несчасте для молоденькой двушки,— особливо когда въ немъ нтъ никакого значеня,— а это прямо можно сказать о бдной Рэчель.

— Я вовсе этого не вижу.

— Вы знаете ея мать, мистриссъ Корнбюри, — он никогда не бываютъ въ обществ. Вы были такъ добры, что привезли ее сюда, и дйствительно, она очень мила. Мои дочери любятъ ее. Я только боюсь, чтобы это не вскружило ей голову. А вотъ и мистеръ Таппитъ. Вы должны, мистриссъ Корнбюри, пожаловать внизъ и что нибудь поужинать.

И мистеръ Таппитъ въ голубомъ своемъ жилет увелъ мистриссъ Корнбюри.

— Надо вамъ сказать, я не имю привычки ужинать.

— По крайней мр вы должны выпить бокалъ шампанскаго, сказалъ мистеръ Таппитъ. Такъ какъ вино это было на лицо, то мистеръ Таппитъ вполн оцнивалъ всю важность настоящаго случая.

На послднй танецъ передъ ужиномъ, Рэчель съ самаго начала была ангажирована Вальтеромъ Корнбюри. По окончани его, большинство танцовавшихъ не могло попасть въ столовую по причин страшной тсноты. Поэтому молодой Корнбюри предложилъ Рэчель прогуляться съ нимъ по комнатамъ, пока не дойдетъ до нихъ очередь. Онъ имлъ особенное расположене для такой прогулки именно съ Рэчель.

— Вы, кажется, дурачитесь съ этой двушкой, мастеръ Вальтеръ? сказала мистриссъ Корнбюри.

— Я полагаю, она за тмъ и прхала сюда, отвчалъ кузенъ.

— Ни подъ какимъ видомъ, помните, что она отдана на мое попечене, поэтому я прошу васъ не говорить ей пустяковъ.

Вальтеръ Корнбюри по всей вроятности говорилъ уже ей нкоторые пустяки, но это были пустяки самые невинные. Если бы они были сказаны во всеуслышане, и тогда ихъ можно бы назвать самыми невинными. Молодые люди не бываютъ такъ изощрены въ утонченныхъ любезностяхъ, какъ старшая ихъ братя, и обыкновенно ограничиваются такими замчанями, услышавъ которыя не моглибы не одобрить ни маменьки, ни бабушки. Романъ у нихъ составляется скоре изъ помышленй, нежели изъ словъ. Вальтеръ Корнбюри воображалъ, что онъ ухаживаетъ за хорошенькой двушкой, и чувствовалъ себя счастливымъ, но ничего не выразилъ Рэчель теплаго, кром разв надежды встртиться съ ней на слдующемъ балу въ Торкне.

— Я никогда не бываю на публичныхъ балахъ, сказала Рэчель.

— Почему же, миссъ Рэй?

— До сихъ поръ я не здила ни на каке танцы.

— Но теперь, когда вы начали, то, безъ сомння, будете и продолжать.

Дальше этого ухаживанье мистера Корнбюри не заходило. На этомъ мст Лука Роуанъ съигралъ съ нимъ шутку — самую злую шутку, взявъ во внимане что онъ, Роуанъ, въ нкоторой степени хозяинъ въ дом, и что окружавше его обязаны повиноваться ему: Онъ приказалъ музыкантамъ играть, пока старше гости будутъ ужинать,— и потомъ потребовалъ руку Рэчель, чтобы имть удовольстве предложить ей кусокъ холоднаго цыпленка и бокалъ шампанскаго.

— Миссъ Рэй будетъ ужинать со мной, сказалъ Корнбюри.

— Ужинъ еще не готовъ, сказалъ Роуанъ:— и миссъ Рэй ангажирована мною на этотъ танецъ.

— Вы очень ошибаетесь, сказалъ Корнбюри.

— Вовсе не ошибаюсь.

— Ошибаетесь. Миссъ Рэй, спустимтесь въ залъ и посмотримъ, нтъ ли свободнаго мста для насъ.

Корнбюри смотрлъ на Роуана, какъ на пивовара и ремесленника, и по всей вроятности обнаружилъ ему свое пренебрежене.

— Мстъ свободныхъ нтъ, и вамъ нечего безпокоить миссъ Рэй спускаться внизъ. Для кадрили нужна пара, и потому я увренъ, что миссъ Рэй останется со мной.

— Ахъ, Рэчель! ты здсь! сказала Черри.— Только тебя и недостаетъ. Это будетъ прекрасно, теперь такъ просторно.

Маленькая сцена между двумя молодыми людьми огорчила Рэчель. Не явись Черри, и она осталась бы съ мистеромъ Корнбюри, находя, что такой поступокъ будетъ благовидне, но голосъ Черри взялъ верхъ надъ ней, она подала руку молодому Роуану и удалилась медленнымъ нетвердымъ шагомъ.

— Конечно, миссъ Рэй можетъ располагать собой, какъ ей угодно, сказалъ Корнбюри.

— Конечно можетъ, сказалъ Роуанъ.

— Мн очень жаль, сказала Рэчель:— но я ангажирована и, какъ кажется, меня дйствительно ждутъ.

Вальтеръ Корнбюри сдлалъ принужднный поклонъ, и на этомъ кончилось его ухаживанье ‘Подобныя вещи всегда случаются, когда попадешь между людьми этого рода!’ Такъ утшалъ себя молодой человкъ, одиноко спускаясь къ ужину.

— Кончено, сказалъ Роуанъ:— Черри будетъ нашимъ vis—vis, а потомъ мы отправимся внизъ и поужинаемъ съ комфортомъ.

— Но вдь я сказала, что пойду вмст съ нимъ.

— Теперь это невозможно, потому что онъ ушелъ безъ васъ.— Какая шалунья эта Черри! Знаете ли, что она сказала о васъ?

— Нтъ, скажите.

— Не хочу. Это заставитъ васъ много о себ думать.

— О, никогда! я хочу, чтобы Черри любила меня, потому Что сама люблю ее отъ души.

— Она говоритъ, что вы далеко… Впрочемъ, нтъ, не скажу.— Я ненавижу комплименты, а это такъ похоже на комплиментъ. Скажите-ка теперь, кто забылъ свою очередь? Для меня не будетъ удивительно, если молодой Корнбюри уйдетъ въ пивоварню и утопится въ одномъ изъ чановъ.

Все шло очень мило, прекрасно. Это былъ уже третй танецъ съ Роуаномъ, и Рэчель начинала думать, что можетъ быть, и друге два пройдутъ безъ всякаго неприличя съ ея стороны. Она немного сожалла о мистер Корнбюри, сожалла, впрочемъ, скоре о его кузин. Мистриссъ Корнбюри была такъ добра, такъ внимательна къ ней, что ей слдовало бы оставаться съ Вальтеромъ, когда онъ этого желалъ. Такъ говорила она самой себ, а между тмъ ей нравилось, что къ ужину поведетъ ее Лука Роуанъ. У нея была еще и другая причина безпокойства. Она постоянно встрчала глаза мистриссъ Таппитъ, устремленные на нее, и каждый разъ замчала въ нихъ что-то недоброе. Она испытывала также инстинктивное чувство, что Огюста смотрла на нее безъ расположеня, и что причиною этого нерасположеня было внимане къ ней Роуана. Все было прекрасно, но Рэчель чувствовала, что ее окружаетъ опасность, иногда она переставала на минуту наслаждаться своимъ счастьемъ, и приходила въ, трепетъ при мысли о настоящемъ своемъ положени. Она была теперь отдлена отъ мистриссъ Прэймъ, какъ одинъ полюсъ отдленъ отъ другаго.

— Теперь отправимтесь ужинать, сказалъ Роуанъ.— Пойдемте, Черри, хотите вы идти впередъ вмст съ Бойдомъ? Бойдъ былъ прятель Роуана.— Знаете ли, какую съигралъ я славную шутку? Я уже во второй разъ спускаюсь къ столу. Такъ какъ я нкоторымъ образомъ принадлежу къ здшнему дому, то я проводилъ миссъ Харфордъ внизъ, походилъ съ ней минутъ пять около стола, потомъ потерялся въ толп, а потомъ пришелъ наверхъ распорядиться музыкой. Въ столовой теперь просторно. Времени у насъ довольно. Я употребилъ всевозможныя хитрости, чтобы предложить вамъ рюмку вина изъ моихъ собственныхъ рукъ.

— Ахъ, мистеръ Роуанъ, нехорошо.

— И это моя награда! Я не обращаю вниманя на то, что дурно, если оно мн прятно.

— Какое ужасное правило!

— Все прекрасно… Впрочемъ, ничего, вы однако сознаетесь, что вамъ прятно.

— О, да, очень прятно.

— Въ такомъ случа я доволенъ и оставлю это правило для мистера Корнбюри. Я скажу вамъ нчто больше, если позволите.

— Пожалуйста не говорите мн, чего не слдуетъ.

— Я сдлалъ все, что могъ, для устройства этого вечера собственно съ той цлью, чтобы видть васъ здсь.

— Пустяки.

— Увряю васъ. Я, какъ нельзя больше, заботился объ этомъ, потому что сегоднишнй вечеръ доставлялъ мн возможность сказать вамъ одно слово, и теперь я боюсь сказать его.

Рэчель сидла подл него, и не могла удалиться. Она не могла убжать отъ него, какъ это сдлала на кладбищ, не могла обнаружить чувства обиды передъ лицомъ окружавшихъ ее, а между тмъ, не должна ли она была принять какя нибудь мры, чтобы остановить его?

— Пожалуйста, не говорите подобныхъ вещей, прошептала она.

— Повторяю вамъ, что я боюсь сказать это слово.— Позвольте мн вина. Вы тоже выпьете немного. Нтъ? Прекрасно. Не идти ли наверхъ? Да, я боюсь сказать это слово. Они стояли въ это время въ зал, ничего не длая, спинами къ другой двери.— Не знаю, какой бы вы дали мн отвтъ.

— Пойдемте наверхъ, это будетъ лучше.

— Одну минуту, миссъ Рэй. Почему вы такъ неохотно остаетесь со мной даже на какую нибудь минуту?

— Напрасно вы это говорите. Только все-таки лучше идти теперь на верхъ.

— Помните ли вы, какъ я держалъ вашу руку, когда мы стояли у ограды?

— Нтъ, не помню. Вамъ бы не слдовало этого длать. Знаете ли, мн кажется, вы очень жестоки.

При этомъ обвинени, она потупила глаза, тихй, дрожавшй голосъ убждалъ Роуана, что она говорила серьезно.

— Я жестокъ! сказалъ Роуанъ.— Это слишкомъ тяжелое слово.

— Иначе вы не лишали бы меня удовольствя, пока я нахожусь здсь, говоря такя вещи, которыя — вамъ слдовало бы знать — мн не нравятся.

— Я, право, не думалъ о томъ, будутъ ли вамъ нравиться мои слова, или нтъ, теперь я знаю это, я готовъ отдать все на свт, лишь бы быть уврену, что вы будете-вспоминать объ этомъ вечер, какъ объ одномъ изъ счастливыхъ въ вашей жизни.

— Я такъ и буду вспоминать, если вы пойдете наверхъ и…

— И что?

— И будете держать себя… не обращая на меня большаго вниманя.

— Напротивъ, я буду обращать внимане. Рэчель, подождите, еще одну минуту. Выслушайте меня.

Роуанъ хотлъ было стать противъ нея, но она отвернулась отъ него и одна убжала наверхъ. Что бы такое было, что онъ желалъ ей сказать? Рэчель знала, что ей прятно было бы услышать это, мало того, она очень желала услышать. Но она испугалась его, и въ то время, какъ она тихо пробиралась къ двери гостиной, ршилась сказать мистриссъ Корнбюри, что готова отправиться домой. Протанцевать еще два танца съ Роуаномъ не было никакой возможности, а что касается до другихъ приглашенй, то они должны были пройти сами собою. Одинъ изъ нихъ былъ сдланъ въ начал вечера мистеромъ Григсомъ. Великимъ было бы дломъ избавиться отъ танца съ этимъ мистеромъ. Рэчель хотла попросить Черри извиниться за нее передъ всми. Передъ входомъ въ гостиную Рэчель стало стыдно самой себя, она находила невозможнымъ занять какое нибудь мсто. Ее тяготила мысль, что ей не слдовало прогуливаться по комнат безъ кавалера, и что гости будутъ наблюдать за ней. Она была почти у самыхъ дверей, когда замтила, что къ тмъ же дверямъ подходитъ и мистеръ Роуанъ. Она ршилась, во что бы то ни стало, избгнуть его, сознавая съ полною увренностю, что не въ состояни будетъ удержать его отъ разговора, въ то время, когда будетъ окружать ихъ такое множество гостей. А между тмъ, услышавъ веселый его голосъ, когда онъ заговорилъ съ кмъ-то у дверей, Рэчель почувствовала, что ршимость измняла ей. Къ счастю, въ этотъ моментъ подошла мистриссъ Корнбюри.

— Что это значитъ, что вы одн?— Я думала, ваша рука общана на вс танцы до пяти часовъ.

— Мн кажется, я кмъ-то ангажирована и теперь, но ршительно не знаю, кмъ. Вроятно онъ забылъ.

— Весьма вроятно, гости около этого времени всегда бываютъ въ нкоторомъ замшательств. Не желаете ли въ? приссть?

— Благодарю васъ, вы угадали мое желане. Но, мистриссъ Корнбюри, если вы готовитесь ухать, я съ своей стороны совершенво готова.

— Ухать! теперь! я была уврена, что вы протанцуете по крайней мр еще часа два.

Рэчель отвчала на это, что она очень устала.— При томъ же, мистриссъ Корнбюри, я бы хотла уклониться вонъ отъ того господина, и она взглядомъ показала на мистера Григса.— Мн кажется, онъ скажетъ, что я ангажирована имъ на слдующй вальсъ, но онъ мн ужасно не нравится.

— Бдненькй! правда, онъ очень некрасивъ, если только въ этомъ дло, то я выведу васъ изъ затрудненя, не узжая отсюда.

Вслдъ за тмъ подошелъ мистеръ Григсъ, и сдлавъ очень низкй поклонъ, подставилъ Рэчель выдвинутый локоть, воображая, что она въ тотъ же моментъ просунетъ ему подъ локоть свою руку.

— Мн кажется, сэръ, вамъ придется извинить миссъ Рэй въ настоящую минуту: она очень устала.

Мистеръ Григсъ взглянулъ на свою карточку, потомъ взглянулъ на Рэчель, потомъ взглянулъ на мистриссъ Корнбюри, перебирая пальцами маленькя побрякушки, висвшя на часовой цпочк.

— Это слишкомъ жестоко, сказалъ онъ:— страшно жестоко.

— Мн очень жаль, сказала Рэчель.

— И мн очень жаль,— очень. Мистриссъ Корнбюри, я думаю, туръ или два будутъ для нея полезны. Вы согласны?

— Нтъ, не согласна. Если миссъ Рэчель говоритъ, что не можетъ танцовать, то, безъ всякаго сомння, вы не захотите принуждать ее.

— Я смотрю на это совсмъ иначе, совершенно съ другой точки зрня. Всякй джентльменъ иметъ свои права, вы знаете, мистриссъ Корнбюри. Миссъ Рэй не можетъ отвергать…

— Миссъ Рэй будетъ утверждать, что она не намрена танцовать на этотъ разъ. А одно изъ правъ всякаго джентльмена заключается въ томъ, чтобы врить слову всякой лэди.

— Позвольте замтить, мистриссъ Корнбюри, вы поступаете очень жестоко.

— Рэчель, сказала мистриссъ Корнбюри: — перейдемте на другую сторону. Тамъ есть мста на диван.

Мистриссъ Корнбюри поплыла черезъ гостиную, и Рэчель послдовала за ней еще боле смущенная. Мистеръ Григсъ оставался между тмъ прикованнымъ къ мсту, свирпо крутилъ усы и выраженемъ лица своего ясно показывалъ, что не зналъ, что ему длать.

— Да, это холодно, сказалъ онъ:— чертовски холодно.

— Что нибудь не ладно, Григсъ? сказалъ писецъ изъ городскаго банка, хлопнувъ Григса по плечу.

— Могу сказать — скверно, что называется скверно, отвчалъ Григсъ:— такъ важничаютъ, что ни на что не похоже! Миссъ Черри, могу ли я имть честь провальсировать съ вами?

— Конечно нтъ, сказала Черри, проходившая мимо. Мистеру Григсу ничего не оставалось больше, какъ только отойти къ дверямъ.

Между тмъ, Рэчель чувствовала, что дла ея идутъ весьма дурно. Надобно же такъ случиться, что она непрятно разошлась съ тремя джентльменами. Она обидла мистера Корнбюри и мистера Григса и, употребивъ вс усиля, дала понять мистеру Роуану, что онъ обидлъ ее! Она воображала, что вся гостиная узнаетъ объ этомъ, и что мистриссъ Корнбюри будетъ стыдиться за нее. Что мистриссъ Таппитъ была уже очень на нее сердита, въ этомъ Рэчель не сомнвалась нисколько. Она сожалла, что прхала на балъ, и начинала думать, что сестра ея была права. Ей начинало казаться, что она не умла вести себя. Въ течени короткаго времени она была счастлива, очень счастлива, но она боялась, что въ эти немногя минуты счастя она чмъ-то сильно себя компрометировала.

— Надюсь, вы не сердитесь на меня изъ-за этого Григса? почти сквозь слезы сказала Рэчель, обращаясь къ своей покровительниц.

— Сердиться на васъ! нисколько. И за что мн сердиться на васъ? Мн бы слдовало разсердиться на этого господина, но я принадлежу къ числу людей, которые никогда ни на кого не сердятся. Вы прекрасно сдлали, отказавъ ему. Никогда не принуждайте себя танцевать съ человкомъ, который вамъ не нравится, и помните, что молодая барышня въ танцовальномъ зал всегда можетъ дйствовать по своему. Ни въ какомъ другомъ мст это ей недозволительно, не правда ли, душа моя? Я уду отсюда, когда вамъ угодно, но помните, что я не тороплюсь. Вы молоденькая барышня, слдовательно имете полное право располагать своимъ временемъ. Если вы непремнно хотите ухать, я попрошу кого нибудь кликнуть карету.

Рэчель объявила, что непремнно хочетъ ухать, мистриссъ Корнбюри подозвала къ себ Вальтера.

— Такъ вы ужь узжаете? сказалъ Вальтеръ.— Миссъ Рэй такъ страшно обидла меня сегодня, что я не могу даже выразить моего сожалня.

— Она и васъ обидла? Клянусь честью, душа моя, вы показали себя сильною при этомъ случа. Въ двицахъ, мн ничего такъ не нравилось, какъ раздражать всхъ моихъ поклонниковъ.— Рэчель, однакоже, сконфузилась и считала себя совершенно-убитою, когда услышала обвинене мистера Вальтера.

— Мистрисъ Корнбюри, у меня не было въ ум обидть его! Въ карет я скажу вамъ, какъ это было. Ну, что вы обо мн подумаете?

— А я очень просто подумаю, чтобы намрены вскружить головы всмъ молодымъ людямъ въ Бэзельхорст. Впрочемъ, завтра я все это узнаю отъ Вальтера, онъ разсказываетъ мн все, что его очаровало и чмъ онъ былъ разочарованъ.

Пока подавали карету, Рэчель держалась подл своей покровительницы, но отъ времени до времени глаза ея, наперекоръ ей самой обращались въ ту сторону, гд находился мистеръ Роуанъ. Неужели онъ огорчился тмъ, что она оставила его, или это все была шутка для него? Въ настоящую минуту онъ танцовалъ съ Черри Таппитъ, и Рэчель была уврена, что все это была шутка, но шутка жестокая, потому что она подвергала ее такому множеству злыхъ замчанй. Съ нимъ она готова была поссориться — положительно поссориться. Она дастъ ему понять, что онъ не долженъ называть ее просто по имени, когда ему вздумается, и потомъ удалиться, чтобы поступить точно такимъ же образомъ съ другими. Она скажетъ Черри, что вс ихъ прогулки, посщеня и дружескя сношеня должны прекратиться, потому что этотъ молодой человкъ хочетъ пользоваться ея положенемъ собственно для того, чтобы огорчать ее! Ему необходимо замтить, что она не была въ его власти! Вовремя этихъ размышленй, она встртила его взглядъ, въ тотъ моментъ, когда онъ сдлалъ въ танц внезапную остановку почти подл нея, и вс суровыя мысли ея изчезли. Скажите на милость,— чего же она хотла отъ него?

Въ эту минуту он собрались уже хать. Такая особа, какъ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри, не могла, само собою разумется, удалиться безъ парадныхъ проводовъ. Мистера Таппита вытащили изъ маленькой комнатки, гд играли въ карты, вытащили для того, чтобы онъ провелъ подъ руку до самой кареты почтенную гостью, удостоившую его своимъ посщенемъ, мистриссъ Таппитъ вертлась около гостьи, щедро разсыпая благодарности за оказанную милость.— Мы надемся, что мистеръ Корнбюри вполн успетъ,— сказала она въ вид послдняго прощальнаго привта. Это было сказано подъ самое ухо мистера Таппита, и мистриссъ Корнбюри льстила себя надеждою, что мистеръ Таппитъ будетъ на ихъ сторон. Мистеръ Таппитъ ничего, однако, не сказалъ на счетъ своего голоса при выборахъ, онъ провожалъ мистриссъ Корнбюри съ торжественнымъ молчанемъ.

Между тмъ двицы Таппитъ сгруппировались около Рэчель.

— Не могу представить себ, почему вы такъ рано узжаете, говорила Марта.— Я тоже не могу, сказала мистриссъ Таппитъ:— но разумется, было бы не хорошо заставить мистриссъ Корнбюри ждать, когда она была такъ чрезвычайно добра.

— Негодная двушка! Тутъ вовсе не то, сказала Черри:— она сама торопила мистриссъ Корнбюри.

— Доброй ночи, сказала Огюста весьма холодно.

— Смотри же, Рэчель, сказала Черри: — завтра приходи поговорить, пищи для этого у насъ будетъ много.

Тутъ Рэчель повернулась, чтобы идти, и увидла у самаго локтя Роуана, который ждалъ проводить ее внизъ. Положене Рэчель было безвыходное, она должна была взять его руку, и такимъ образомъ они вмст спустились съ лстницы въ залъ.

— Завтра вы придете сюда? сказалъ Роуанъ.

— Нтъ, нтъ, скажите и Черри, что я не приду.

— Въ такомъ случа я самъ приду въ Браггзъ-Эндъ. Позволитъ ли мн ваша матушка зайти въ вашъ коттэджъ?

— Нтъ, не приходите. Прошу васъ, не длайте этого.

— Непремнно приду,— непремнно и непремнно! Какя съ вами вещи? Позвольте мн накинуть вамъ шаль. Если вы не придете къ кузинамъ, то ждите меня къ себ. Теперь, доброй ночи! Доброй ночи, мистриссъ Корнбюри!

И Лука схватилъ неохотно протянутую руку Рэчель и крпко, крпко пожалъ ее.

— Я не хочу длать нескромныхъ вопросовъ, сказала мистриссъ Корнбюри:— но мн кажется, что этотъ молодой человкъ очарованъ вами.

— О, нтъ, сказала Рэчель, не зная, что отвтить.

— А я скажу: о, да! прекрасный молодой человкъ и джентльменъ, чего нельзя сказать о всхъ другихъ кавалерахъ. Однако вы очень удачно отвернулись отъ этого мистера Григса.

— Благодаря вашей помощи. Мн только жаль, что вамъ пришлось имть дло съ нимъ.

— Я должна была сдлать ему замчане. Мой долгъ — защищать. Для этого-то замужня женщины и здятъ на балы. Отказавъ ему, вы поступили весьма благоразумно. Всякая двица должна избгать сближеня съ такими мужчинами, какъ этотъ, не потому, чтобы они могли сдлать какую нибудь непрятность, но потому что они отнимаютъ у васъ возможность пользоваться удовольствемъ. Балы даются преимущественно для молоденькихъ барышенъ, и по моей теори, барышни должны пользоваться всми удовольствями бала, чувствовать себя счастливыми въ течене всего вечера, а не приносить себя въ жертву мужчинамъ, которыхъ он не желаютъ и знать. Правда, не всегда можно отказаться отъ приглашеня, но всегда можно уклониться отъ него въ послдстви, если вы захотите. Такъ по крайней мр поступала я, будучи двицей.

И это говорила дочь мистера Комфорта, грустныя поученя котораго относительно свтскихъ удовольствй и мрской суеты такъ часто наполняли грудь Рэчель благоговнемъ!

Рэчель сидла молча, припоминая все, происходившее въ дом мистриссъ Таппитъ, и въ то же время придумывая маленькую рчь, въ которой хотла выразить мистриссъ Корнбюри всю свою признательность за ея добродуше и внимане. Не слдовало ли также извиниться передъ ней за свое поведене?

— Скажите, что такое было между вами и моимъ кузеномъ Вальтеромъ?— спросила мистриссъ Корнбюри посл непродолжительной паузы.

— Надюсь, что тутъ я не виновата, сказала Рэчель. Но…

— Но что же? Само собою разумется, что вы не виноваты, стоитъ только представить себ множество джентльменовъ, которые ухаживали за вами въ одно и то же время.

— Онъ хотлъ проводить меня къ столу,— что съ его стороны было очень любезно. И потомъ, въ то время какъ мы ждали, когда столовая будетъ попросторне, заиграли кадриль, я была ангажирована мистеромъ Роуаномъ.

— Ахъ да, понимаю, у мистера Вальтера отняли даму. Ничего: его гнвъ въ подобныхъ случаяхъ не бываетъ продолжителенъ. Вотъ и Браггзъ-Эндъ. Я такъ рада, что вы были со мной, и надюсь въ скоромъ времени свезти васъ куда нибудь въ другое мсто. Поклонитесь отъ меня вашей мама. Да вонъ она у дверей: врно поджидаетъ васъ.

Рэчель выпрыгнула изъ кареты и по дорожк, усыпанной крупнымъ пескомъ, подбжала къ коттэджу.

Мистриссъ Рэй дйствительно ждала свою дочь и внимательно вслушивалась, когда раздастся шумъ каретныхъ колесъ. Не было еще двухъ часовъ, такъ что постители баловъ считали отъздъ Рэчель весьма. раннимъ, но для мистриссъ Рэй каждая минута посл полночи была весьма позднею. Она не сердилась, даже не досадовала, и только просто выразила удовольстве, что дочь ея наконецъ воротилась.

— Ахъ, мама! какъ вамъ не гршно дожидаться меня! сказала Рэчель:— я торопилась, но раньше не могла ухать.

Мистриссъ Рэй объявила, что въ своемъ ожидани не находятъ ничего дурнаго, и потомъ,— съ извинительнымъ любопытствомъ, какъ женщина, никогда не бывавшая на балахъ,— желала сейчасъ же узнать вс, что длала Рэчель.

— Ну что, приглашалъ ли тебя кто нибудь танцовать? спросила мистриссъ Рэй, сознавая, подъ влянемъ материнскаго самолюбя, что ея дочь должна была пользоваться уваженемъ наравн съ другими.

— О, какъ же, мама! приглашали многе, очень многе.

— И что же, теб не было не ловко?

— Нтъ, я была совершенно свободна. Сначала только я боялась за вальсъ.

— Не хочешь ли ты сказать, что ты вальсировала, Рэчель?

— Да, мама. Вс вальсировали. Мистриссъ Корнбюри говорила, что въ двицахъ она всегда вальсировала, а такъ какъ это принято всми, то я не могла отстать отъ другихъ. Я начала съ ея кузеномъ. И не хотлось, правда, но мн такъ стыдно стало за себя, что не было никакой возможности отказаться.

Мистриссъ Рэй и теперь не сердилась, но она была изумлена и до нкоторой степени взволнована.

— И что же, теб понравился вальсъ?

— Да, мама.

— Вс ли были внимательны къ теб?

— Да, мама.

— Кажется, ты не имешь расположеня говорить объ этомъ много, я полагаю, ты устала?

— Устала, — но совсмъ не то. Тутъ есть многое, о чемъ нужно подумать. Завтра, когда я успокоюсь, я разскажу вамъ все. Впрочемъ, не много придется и разсказывать.

— Въ такомъ случа спокойной ночи, моя милая.

— Спокойной ночи, мама… Мистриссъ Корнбюри была такъ добра… вы не можете представить себ, какъ она добродушна.

— Она всегда была доброе создане.

— Если бы я была ей сестра, она и тогда не могла бы сдлать для меня больше того, что сдлала. Мн кажется, я положительно влюблена въ нее. Въ ней и на волосъ нтъ того, что я ожидала. Она любитъ поступать по своему, но за то, какая она добрая! когда я попадала въ какое нибудь маленькое затруднене…

— Такъ что же она длала, и въ какя затрудненя ты попадала?

— Я не могу вамъ высказать того, что хотлось бы мн. Она оказывала мн такое внимане и уважене, какое стала бы оказывать знатной молодой лэди изъ Лондона, или всякой, всякой… вы знаете, что я хочу выразить.

Мистриссъ Рэй сидла со свчой въ рук, ощущая полное удовольстве отъ сознаня, что дочери ея оказывалось уважене. Она знала, что хотла выразить Рэчель, и размышляла, съ извинительною гордостью, что сама происходила отъ людей порядочныхъ. Таппиты стояли выше ея въ свт, выше стояли и Григсы, но она знала, что ея предки были люди благородные, между которыми не существовало ни Григсовъ, ни Таппитовъ. Для нея прятно было думать, что съ ея дочерью обращались какъ съ лэди.

— Она оказала мн большую милость. Этотъ ужасный мистеръ Григсъ хотлъ было танцовать со мной, но она ему не позволила.

— Мн очень не нравится этотъ молодой человкъ.

Бдная Черри! вамъ бы надо послушать, какъ она отзывается о немъ! Мистриссъ Корнбюри осталась бы еще доле, если бы я не упросила ее хать,— и потомъ она говоритъ такъ мило и такя милыя вещи…

— Она всегда такъ говорила, когда еще была молоденькой двочкой.

— Я чувствую, что влюблена въ нее. Потомъ былъ великолпный ужинъ. Шампанское!

— Нтъ!

— Я съла кусочекъ холодной индюшки. Мистеръ Роуанъ провожалъ меня къ ужину.

Послдня слова были сказаны весьма тихо, и Рэчель, произнося ихъ, не ршилась взглянуть въ лицо матери.

— Ты танцовала съ нимъ?

— Да, мама, три раза. Я бы осталась тамъ до боле поздней поры, но онъ ангажировалъ меня еще на два танца, а я этого не хотла.

— Ну что онъ..? Онъ…

— О, мама, я не могу вамъ сказать. Я не знаю, какъ вамъ сказать. Я бы желала, чтобы вы узнали все безъ всякихъ объясненй съ моей стороны. Онъ говорилъ, что завтра явится сюда, если я не приду на заводъ, а я положительно не могу идти туда.

— Не говорилъ ли онъ еще чего нибудь, кром этого, Рэчель?

— Онъ называлъ меня просто Рэчель, и говорилъ… нтъ мама, я не, могу вамъ объяснить, какъ онъ говорилъ. Если вы, мама, думаете, что это не хорошо, то я никогда больше не увижу его.

Мистриссъ Рэй сама не знала, какъ ей думать объ этомъ. Она желала, чтобы это было хорошо и въ то же время ей показалось, что, это было дурно. За нсколько минутъ передъ этимъ Рэчель не могла открыть рта, заботясь о томъ, какъ бы скоре уйти въ свою спальню, а теперь, когда принуждене между матерью и дочерью уступило мсто откровенности, он сидли больше часа, разговаривая о Роуан.

— Неужели онъ придетъ и въ самомъ дл? сказала Рэчель, склонивъ на подушку свою утомленную голову: — и за чмъ онъ хочетъ придти?

ГЛАВА IX.
МИСТЕРЪ ПРОНГЪ У СЕБЯ НА ДОМУ.

Балъ мистриссъ Таппитъ состоялся во вторникъ, а наканун этого дня, въ понедльникъ, мистриссъ Прэймъ, со всми пожитками своими, перебралась въ квартиру миссъ Поккерь. Въ тотъ день, когда сдлано было предложене относительно этой переборки, миссъ Поккеръ была одушевлена какой-то непрятной, угрюмой, если можно такъ выразиться, радостью.— О да, это ужасно! говорила она. Она готова была сдлать все, охотно отдавала мистриссъ Прэймъ лицевую комнату, а для своей кушетки предназначала небольшую заднюю комнатку, обращенную окнами на черепичную кровлю сахарной кладовой Григгсовъ. Она никакъ не думала, чтобы подобная вещь была возможна,— положительно не думала. Балъ!— мистриссъ Прэймъ не могла не перебраться, ршительно не могла. Въ маленькомъ чуланчик было достаточно мста, чтобы поставить вс картонки и ящики мистриссъ Прэймъ. Дочь мистриссъ Рэй отправляется на балъ! При этомъ, конечно, было сказано нсколько грозныхъ словъ относительно участи нечестивыхъ людей,— повторять эти слова здсь мы не считаемъ за нужное.

Переселене это, или врне, бгство, было весьма грустнымъ событемъ. Какой-то старикъ изъ Бэзельхорста, на телжк, запряженной осломъ, прхалъ за вещами мистриссъ Прэймъ, и съ помощю двушки очень скоро вытащилъ и уложилъ все имущество младшей вдовы. Рэчель въ это время сидла въ комнат матери. За завтракомъ дв сестры встртились и молча раздлили чай и хлбъ съ масломъ. Въ то время какъ Рэчель снимала скатерть со стола, мистриссъ Прэймъ торжественно спросила ее, намрена ли она продолжать свое упорство въ призвани гибели на себя и на мать?— Ты не имешь права предлагать мн подобные вопросы, отвчала Рэчель, и снова удалилась въ комнату матери, гд и оставалась, пока старикъ съ осломъ, сопровождаемые мистриссъ Прэймъ, не удалились изъ Браггзъ-Энда. Мистриссъ Рэй, когда старшая дочь оставляла ее, стояла у дверей коттэджа и безпрестанно подносила къ глазамъ носовой платокъ.— Доротея, это огорчаетъ меня, длаетъ меня совсмъ несчастною.— Меня это тоже длаетъ несчастною, быть можетъ, скорбь моя сильне вашей. Но я должна исполнить свой долгъ.— И за тмъ дв вдовы обмнялись холодными поцалуями, мистриссъ Прэймъ удалилась изъ коттэджа въ Браггзъ-Энд.— Это обстоятельство совершенно измнитъ наше хозяйство,— сказала мистриссъ Рэй младшей дочери, намреваясь свести свои небольше хозяйственные счеты.

Понедльникъ былъ днемъ собраня членовъ доркасскаго общества въ квартир миссъ Поккеръ, а такъ какъ дйствя митинга начались вскор посл того, какъ мистриссъ Прэймъ разобрала свой багажъ въ лицевой комнат и сдлала хозяйственныя условя и распоряженя съ своей подругой, то первый день переселеня прошелъ безъ особенной скуки. Мистриссъ Прэймъ привыкла къ миссъ Поккеръ, и потому образъ жизни и привычки этой лэди, хотя и далеко несогласовавшеся съ образомъ жизни и привычками въ Браггзъ-Энд, не длали непрятнаго впечатлня, но на другое утро, посл завтрака, въ голову мистриссъ Прэймъ запала идея, что миссъ Поккеръ не можетъ быть прятной собесдницей, не говоря уже подругой. Она безпрестанно болтала о безнравственности обитателей коттэджа, безпрестанно длала вопросы о Рэчель и молодомъ человк. Мистриссъ Прэймъ, безъ сомння, была сердита на мать и сильно оскорблена своей сестрой, но ей не нравилось преувеличиваемое, натянутое сочувстве своей врной подруги.— Онъ никогда не женится на ней, вы знаете: онъ и не думаетъ объ этомъ,— говорила миссъ Поккеръ снова и снова. Мистриссъ Прэймъ тяжело было слышать подобныя вещи о своей сестр.— Мн говорили, что на этихъ танцахъ молодые люди позволяютъ себ ужасныя вольности,— сказала миссъ Поккеръ, забывъ въ избытк дружелюбныхъ чувствъ о той скромности въ словахъ, которой обрекала себя въ то время, когда старалась пробрсть дружбу мистриссъ Прэймъ. Прежде чмъ кончился обдъ, мистриссъ Прэймъ ршила, что ей должно снова, и какъ можно скоре, перетащить свой скарбъ и устроиться гд нибудь отдльно.

Посл чаю она вышла прогуляться, отклонивъ отъ себя сопровождене миссъ Поккеръ, и во время прогулки вспомнила о мистер Пронг. Не отправиться ли ей къ нему за совтомъ? Онъ врно скажетъ, какой ей лучше принять образъ жизни. Онъ скажетъ также, возможно ли ей или нтъ снова воротиться въ коттэджъ, потому что сердце ея начинало уже нсколько смягчаться. На одной изъ улицъ она встртила самого мистера Пронга, который шелъ куда-то по духовнымъ требамъ.

— Я думаю завтра утромъ придти къ вамъ, сказала она, посл взаимныхъ обычныхъ привтствй.

— Сдлайте одолжене, сказалъ мистеръ Пронгъ: — приходите пораньше, прежде чмъ начнется трудъ дневной работы. Я также особенно желаю васъ видть. Девять часовъ не будетъ поздно? а если не кончите къ тому времени завтрака, то въ половин десятаго.

Мистриссъ Прэймъ уврила его, что ея утренняя трапеза всегда кончается раньше девяти часовъ, и общала быть къ назначенному часу. Посл того тихо прошла она по главной улиц до Костонскаго моста и воротилась назадъ, стараясь угадать, по какому бы длу мистеръ Пронгъ особенно желалъ ее увидть. Вроятно онъ хотлъ просить ея содйствя къ доставленю женской работы кому нибудь изъ его паствы. Она охотно бы оказала ему услугу, чувствуя, что ей прятне было бы имть дло съ мистеромъ Пронгомъ, чмъ съ миссъ Поккеръ. Пройдя главную улицу и находясь уже вблизи дверей своего дома, она увидла причину ея семейной распри, увидла молодаго человка, стоявшаго у входа въ винный погребъ Григгсовъ. Онъ разговаривалъ съ прикащикомъ, и мистриссъ Прэймъ, проходя мимо него, мрачно нахмурилась подъ своей вдовьей шляпкой.

— Пришлите ихъ сейчасъ же на пивоваренный заводъ, говорилъ Лука Роуанъ.— Он понадобятся сегодня вечеромъ.

— Понимаю, отвчалъ прикащикъ.

— Да скажите посланному, чтобы онъ подалъ корзинку въ заднюю дверь.

— Понимаю, сказалъ прикащикъ, примигнувъ однимъ глазомъ. Прикащикъ понималъ очень хорошо, что молодой Роуанъ заказывалъ шампанское къ ужину мистриссъ Таппитъ, и что, повидимому, ему желательно было, чтобы мистеръ Таппитъ не видалъ, какъ принесутъ бутылки въ домъ.

Миссъ Поккеръ обладала способностью рано вставать, такъ что мистриссъ Прэймъ не встртила ни малйшаго затрудненя въ томъ, чтобы кончить ‘утреннюю трапезу’ и быть въ дом мистера Пронга пунктуально въ девять часовъ. Мистеръ Пронгъ, казалось, не слишкомъ заботился объ этомъ свидани, потому что на стол стоялъ еще чайникъ и шелуха отъ огромнаго количества шримсовъ, уничтожене этихъ крошечныхъ раковъ служило невиннымъ удовольствемъ, которому мистеръ Пронгъ постоянно предавался.

— Скажите, пожалуйста! такъ и есть: девять часовъ.— Мы въ одну минуту уберемъ эти вещи. Мистриссъ Моджъ, мистриссъ Моджъ!

Явилась мистриссъ Моджъ, и столъ былъ вскор очищенъ.

— Я бы не желалъ, чтобы вы застали меня такъ поздно за завтракомъ, сказалъ мистеръ Пронгъ: — вамъ можетъ показаться, что я не думалъ о васъ.

Сказавъ это, онъ взялъ со стола забытую раковинку шримса, и, чтобы отдлаться отъ нея, положилъ ее въ ротъ. Мистриссъ Прэймъ выразила надежду, что не потревожила его, и что, само собою разумется, она вовсе не ожидала, чтобы онъ думалъ о ней исключительно. При этомъ мистеръ Пронгъ какъ-то особенно посмотрлъ на нее и сказалъ, что онъ думалъ о ней цлую ночь. Посл того мистриссъ Прэймъ заняла стулъ, обтянутый волосяной матерей, а мистеръ Пронгъ расположился на другомъ такомъ же стул, откинулся къ его спинк, прищурилъ глаза и сложилъ на грудь руки.

— Я не думаю, что квартира миссъ Поккеръ будетъ удобна для меня, сказала мистриссъ Прэймъ, первая начавъ свою исторю.

— Я никогда не думалъ этого, мой другъ, сказалъ мистеръ Пронгъ, еще больше прищуривъ глаза.

— Она весьма добрая женщина, превосходная женщина, сердце ея наполнено чувствомъ христанской любви и благочестя, но…

— Совершенно понимаю, мой другъ.— Она не во всемъ можетъ быть, для васъ подругой.

— Я не совсмъ уврена, нужна ли еще мн подруга.

— Ахъ! вздохнулъ мистеръ Пронгъ, потомъ покачалъ головой и почти совсмъ зажмурилъ глаза.

— Если не возвращаться уже въ коттэджъ, то я лучше желала бы жить одна.— Въ коттэджъ я бы воротилась, если бы он…

— Если бы и он тоже воротились. Да, блистателенъ былъ бы конецъ той борьбы, которую вы начали, если бы вы могли навести ихъ на путь истины! Но теперь вы не можете воротиться туда, иначе присутствемъ своимъ вы будете поощрять и танцы, и любовныя интриги на открытомъ воздух (почему любовныя интриги на открытомъ воздух были непозволительне, чмъ въ тсной маленькой комнатк на задней улиц, мистеръ Пронгъ не объяснилъ), и шумныя пиршества, и отсутстве добрыхъ длъ, и пренебрежене правилами строгой нравственности. Мистеръ Пронгъ, становясь энергичнымъ въ своей рчи, приподнялся съ мста и раскрылъ глаза. Но онъ раскрылъ ихъ только на моментъ и потомъ снова закрылъ.— Нтъ, мой другъ, сказалъ онъ: — нтъ. Этого быть не должно. Ихъ нужно извлечь изъ геенны огненной, но не такъ, не такъ.

Посл этого минуты на дв водворилось молчане.

— Я думаю нанять для себя комнатки дв въ одной изъ спокойныхъ улицъ близь новой церкви, сказала мистриссъ Прэймъ.

— Да, не мшаетъ… на нкоторое время.

— Пока не представится возможность воротиться къ матери.— Согласитесь, мистеръ Пронгъ, грустно смотрть на разъединене родныхъ.

— Очень грустно, если, впрочемъ, оно не клонится къ исполненю воли Господней.

— Но я надюсь, вполн надюсь, что все это измнится.— Рэчель, я знаю, упряма, но у матери моей намреня добрыя. Она готова исполнять свой долгъ, если вблизи ея хорошй руководитель.

— Надюсь и я. Надюсь, что свтъ истины озаритъ ихъ обихъ. Мы будемъ бороться за нихъ, вы и я. Будемъ бороться за нихъ вмст. Мистриссъ Прэймъ, мой другъ, если вы приготовились выслушать меня со вниманемъ, я сдлаю вамъ предложене, которое, мн кажется, вы сами сознаете, не лишено важнаго значеня.

И мистеръ Пронгъ моментально выпрямился во весь ростъ, открылъ глаза и для сообщеня своей фигур достоинства сложилъ свои губы особеннымъ образомъ.

— Приготовились, ли вы, мистриссъ Прэймъ, выслушать меня?

Мистриссъ Прэймъ, изумленная до нкоторой степени, отвчала утвердительно.

— Я долженъ просить васъ выслушать меня. Какое бы ни могъ я произвесть впечатлне на ваше сердце, мн неудастся коснуться вашего ума, если вы не выслушаете меня до конца.

— Я готова слушать васъ, мистеръ Пронгъ.

— Да, мой другъ, потому что это будетъ необходимо. Если бы я могъ сообщить вашей душ все то, что происходитъ въ моей собственной, не употребляя словъ, какъ бы я былъ счастливъ! Слова человческя, даже самыя лучшя и сильныя, какъ слабы бываютъ они! Они часто передаютъ совсмъ не то, что хотло бы передать создане, которое ихъ употребляетъ. Это испыталъ, я думаю, всякй проповдникъ, обращаясь къ своей паств съ назидательными поученями. Я самъ это испытываю, но никогда еще не испытывалъ такъ сильно, какъ теперь.

Мистриссъ Прэймъ не совсмъ поняла его, но она снова уврила его, что будетъ слушать съ особеннымъ вниманемъ, и не будетъ стараться придавать имъ другаго значеня, кром того, которое, повидимому, будетъ его собственное.

— Ахъ… по видимому! сказалъ онъ: — видимаго такъ много въ этомъ обманчивомъ мр. Но вы поврите мн, что вс мои слова, вс мои поступки клонятся къ укрпленю себя въ моей професси.

Мистриссъ Прэймъ сказала, что она совершенно вритъ, и потомъ, взглянувъ въ лицо своего собесдника, увидала, что губы его выражали что-то необыкновенное. Она не доискивалась, что именно выражали он, но фактъ былъ для нея очевиденъ.

— Другъ мой, сказалъ онъ, и вмст съ этимъ потащилъ по ковру свой стулъ, чтобы поставить его какъ можно ближе къ стулу, на которомъ сидла мистриссъ Прэймъ:— наши судьбы въ этомъ мр, ваша и моя, во многихъ отношеняхъ одинаковы. Мы оба одиноке. На рукахъ у насъ обоихъ много работы, и работы также во многихъ отношеняхъ почти одной и той же. Мы посвящены одному и тому же длу: не такъ ли?

Мистриссъ Прэймъ, которой приказано было слушать и не говорить, сначала ничего не отвтила. Но повторенемъ вопроса ее вызывали на отвтъ.

— Не такъ ли, мистриссъ Прэймъ?

— Я ни подъ какимъ видомъ не могу сравнить свой трудъ съ трудомъ проповдника слова Божя, отвчала она.

— Однако вы можете раздлять съ нимъ этотъ трудъ. Вы теперь поняли меня. И позвольте мн уврить васъ, что длая вамъ это предложене, я ничего для себя не ищу. Я забочусь не о своемъ собственномъ житейскомъ комфорт и счасти.

— О, полагаю, что нтъ, сказала мистриссъ Прэймъ, и въ ея голос какъ будто отозвалось самое легкое, едва уловимое для слуха выражене соболзнованя.

— Нтъ, положительно нтъ. Я нуждаюсь въ помощи, въ откровенной бесд, въ сочувстви, въ душ, сродной моей душ, въ поддержк, когда почувствую изнеможене, въ подмог, когда трудъ окажется слишкомъ тяжелымъ для меня, въ ласковомъ слов по окончани дневныхъ занятй. А вы… неужели и вы не желаете того же самаго? Не одинаковы ли мы въ этомъ отношени, и не будетъ ли прекраснымъ дломъ, если мы сойдемся другъ съ другомъ?

Сказавъ это, мистеръ Пронгъ протянулъ руку и положилъ ее на столъ ладонью кверху, какъ будто ожидая, что мистриссъ Прэймъ положитъ въ нее свою руку, вмст съ тмъ онъ наклонилъ свой стулъ, такъ чтобы привести себя въ соприкосновене съ ней, и лицо его освободилось отъ натянутаго выраженя. Онъ говорилъ серьезно, а въ такя минуты его лицо и весь его организмъ приходилъ въ нормальное положене.

— Я не совсмъ понимаю васъ, сказала мистриссъ Прэймъ.

Напротивъ, она понимала его превосходно, но считала за лучшее не отвчать и этимъ самымъ вызвать его на дальнйшее объяснене. Ей нужно было время для приготовленя отвта, она еще не ршила, что слдуетъ ей отвтить: да или нтъ.

— Мистриссъ Прэймъ, я предлагаю вамъ сдлаться моей женой. Я ничего не сказалъ о любви, объ этомъ общечеловческомъ чувств, которое одно изъ Божьихъ созданй питаетъ къ другому,— не потому, могу васъ уврить, что не питаю его, но потому, мн кажется, что вы и я должны быть руководимы въ нашихъ поступкахъ скоре чувствомъ долга, чмъ жалкими внушенями сердца.

— Сердце очень обманчиво, сказала мистриссъ Прэймъ.

— Это правда, совершенная правда, но мое сердце въ этомъ дл не обманчиво. Я питаю къ вамъ всю глубину той любви, которую долженъ питать всякй человкъ къ подруг своей жизни, къ своей жен.

— Но, мистеръ Пронгъ…

— Позвольте мн кончить, прежде чмъ дадите вашъ отвтъ. Я много думалъ объ этомъ, какъ вы можете поврить, и только въ одномъ обстоятельств сомнваюсь относительно благоразумя предпринимаемаго шага. Люди будутъ говорить, что я женюсь на васъ изъ… изъ… короче сказать, изъ-за вашихъ денегъ. Эта мысль для меня крайне прискорбна, но я ршилъ въ душ своей, что мой долгъ перенести ее. Если мои побужденя чисты,— тутъ онъ остановился, въ ожидани поощреня, но не получилъ его:— и если въ поступк моемъ ничего нтъ дурнаго, меня не должна останавливать боязнь злыхъ языковъ

Мистриссъ Прэймъ все еще не отвчала. Она чувствовала, что всякое слово соглася, хотя и сказанное на послднй вопросъ, могло быть принято за согласе на главное предложене. Мистеръ Пронгъ имлъ возможность въ уединени обдумать виды свои на супружескую жизнь, не она лишена была такой возможности. Такъ какъ подобная идея никогда еще не приходила ей въ голову, то она не чувствовала ни малйшей наклонности располагать собою поспшно.

— А что касается денегъ… продолжалъ онъ.

— Да, такъ что же? сказала мистриссъ Прэймъ, скромно потупивъ глаза свои, потому что мистеръ Пронгъ какъ-то нершительно приступалъ къ выраженю своихъ идей относительно денегъ.

— Что касается денегъ, то нужно ли объяснять вамъ, что мои побужденя чисты и безкорыстны? Я знаю, что въ житейскихъ длахъ ваша обстановка лучше моей. Моя професся доставляетъ мн около ста тридцати фунтовъ стерлинговъ въ годъ.

Нельзя не допустить, что задача была трудная. Въ это время мистеръ Пронгъ снялъ руку со стола, находя попытку неудачною, и поставилъ свой стулъ на четыре ножки. Онъ началъ съ требованя, чтобы мистриссъ Прэймъ выслушала его терпливо и со вниманемъ, но вроятно не разсчиталъ, что она будетъ слушать его съ терпнемъ и вниманемъ такимъ неизмннымъ и холоднымъ. Она не сказала даже слова, когда онъ сообщилъ ей о величин своихъ доходовъ.

— Вотъ все, что я получаю здсь, продолжалъ мистеръ Пронгъ:— и вамъ, по всей вроятности, извстно, что другихъ средствъ я не имю.

— Я этого не знала, сказала мистриссъ Прэймъ.

— Нтъ, нтъ, никакихъ. Но что же изъ этого слдуетъ?

— О, ровно ничего.

— Деньги — дрянь. Кто сильне меня сознаетъ эту истину?

Мистеръ Пронгъ во всхъ своихъ словахъ желалъ быть честнымъ, и, утверждая, что деньги — дрянь, полагалъ, что высказалъ совершенную истину. Онъ думалъ также, что произнесъ правдивую похвалу мистриссъ Прэймъ, заявивъ предположене, что она была одного съ нимъ мння. Въ этомъ случа, однакоже, онъ былъ не совсмъ не погршителенъ, ни относительно самаго себя, ни относительно ея. Онъ не жаденъ былъ до денегъ, но цнилъ ихъ очень высоко, а что касается до мистриссъ Прэймъ, то въ своей независимости она находила безпредльное удовольстве. Какъ бы то ни было, она имла двсти фунтовъ въ годъ, значительную часть которыхъ тратила на человколюбивыя цли. Эта трата составляла для нея роскошь въ жизни. Пышные наряды и вкусныя блюда вовсе ее не соблазняли, не смотря на то, она не была чужда искушенй и не всегда, быть можетъ, сопротивлялась имъ. Быть госпожей своихъ денегъ, наблюдать за приношенями, не только своими, но и постороннихъ лицъ, быть великою между бдными и считаться замчательной особой въ своемъ околодк,— было ея слабостью, въ которой обнаруживалось честолюбе. Когда мистеръ Пронгъ сказалъ, что деньги въ глазахъ его дрянь, она невольно покачала головой. Зачмъ же она писала эти страшно колкя записки къ своему агенту въ Экстер, когда присылка ей третныхъ денегъ замедлялась хотя нсколькими днями? ‘Избавьте меня отъ одинокой вдовы,— говаривалъ агентъ:— особливо если она евангелическаго исповданя’. Мистриссъ Прэймъ съ наслажденемъ любовалась лоскуткомъ бумаги, передававшимъ ей во владне ея перодическое богатство. Деньги для нея ужь ни подъ какимъ видомъ не были дрянью, и я сильно сомнваюсь, что они были дрянью и въ глазахъ самого мистера Пронга.

— Разумется, относительно денежныхъ пособй и тому подобнаго могутъ быть длаемы распоряженя, какя вамъ угодно.

Когда мистеръ Пронгъ началъ, или врне сказать, когда собирался начать свое объяснене, онъ ршился употребить всю силу своего краснорчя для сообщеня своему искательству врнаго успха, но трудъ былъ такъ тяжелъ, что и лучшее его краснорче теряло въ этой борьб всю свою силу. Не знаю, длало ли это какую нибудь разницу для мистриссъ Прэймъ, иначе онъ продолжалъ бы употреблять вс усиля къ прискиваню такихъ выраженй, какя были необходимы и полезны для достиженя цли. Если бы онъ заговорилъ о ‘тому подобномъ’ въ начал объясненя, то могъ бы безъ всякаго сомння поразить ужасомъ свою слушательницу, но теперь она до такой степени углубилась въ серьезныя размышленя, что мало обращала вниманя на слова оратора.— Сто тридцать фунтовъ,— сказала она самой себ, стараясь, конечно безуспшно, взглянуть подъ шляпкой на свое лицо.

— Кажется, я сказалъ теперь все, продолжалъ мистеръ Пронгъ.— Если вы доврите себя моему храненю, я, съ помощю Божей, постараюсь исполнить мой долгъ въ отношени къ вамъ. Я очень немного высказалъ лично о себ и своихъ чувствахъ, полагая, что въ этомъ не могло быть особенной надобности.

— Совершенно такъ, сказала мистриссъ Прэймъ.

— Я высказалъ скоре т обязанности, которыя мы должны принять на себя, если вы согласитесь… быть… быть моей женой, перемнить имя ваше на имя мистриссъ Пронгъ.

Посл этого онъ началъ снова ждать отвта.

Такъ какъ мистриссъ Прэймъ сидла во вдовьемъ траур, то, на видъ, ничто не общало въ ней соглася на перемну имени. Ея старая креповая шляпа была очень поношена и помята, не такъ какъ бываютъ иногда помяты шляпки у молоденькихъ лэди, и если молоденькя лэди при томъ еще хорошенькя, то помятыя шляпки часто идутъ къ нимъ гораздо лучше, чмъ шляпки, имющя самый безукоризненный видъ,— шляпка мистриссъ Прэймъ была такъ плотно надта, что почти закрывала лицо. Платье ея имло такой фасонъ и такъ сидло на ней, что длало ея наружность старе наружности ея матери. Она научилась лишать себя всякихъ наружныхъ украшенй, которыя бы сообщали ей привлекательность, и быть можетъ, при настоящемъ случа, была недовольна, убдясь, что не достигла еще полнаго успха въ лишеняхъ подобнаго рода.

— Я давно покончила со свтомъ и со всми суетами и заботами свта, сказала она, покачавъ головой.

— Никто не можетъ покончить со свтомъ, пока въ немъ остается еще трудъ, который онъ или она обязаны исполнить. Монахи и монахини пробовали это, и вы знаете, къ чему они пришли.

— Но я вдь вдова.

— Да, мой другъ, и вы показали себя вдовою, охотно неся выпавшй вамъ жребй. Но неужели вы не знаете, что могли бы быть боле дятельною и полезною, сдлавшись женой священника, нежели оставаясь одинокой женщиной?

— Но, мистеръ Пронгъ, мое сердце давно умерло.

— Нтъ, быть этого не можетъ. Пока тло остается въ этой юдоли слезъ, должно оставаться при немъ и сердце. Мистриссъ Прэймъ снова покачала головой, но съ анатомической точки зрня, мистеръ Пронгъ былъ совершенно правъ.

— Возникнутъ другя надежды, и, можетъ статься, явятся другя заботы,— но он будутъ служить источникомъ безмятежнаго счастя.

Мистриссъ Прэймъ поняла, какъ будто онъ намекалъ на семейство, на дтей, и при этомъ намек еще разъ покачала головой.

— Быть можетъ, мое объяснене изумило васъ своею неожиданностью?

— Да, мистеръ Пронгъ,— изумило — крайне изумило!

— Въ такомъ случа, можетъ быть, вы пожелаете имть время на размышлене, прежде чмъ дадите отвтъ.

— Быть можетъ, это будетъ самое лучшее, мистеръ Пронгъ.

— Пусть будетъ по вашему. До котораго же дня? Если до пятницы — достаточно? Если я приду къ вамъ въ пятницу утромъ, быть можетъ, тамъ будетъ миссъ Поккеръ?

— Непремнно будетъ.

— А посл обда?

— Мы будемъ на Доркасскомъ митинг.

— Мн бы не хотлось безпокоить васъ просьбой пожаловать ко мн.

Мистриссъ Прэймъ сама чувствовала, что тутъ представлялось нкоторое затруднене. До этой поры она не видла препятствй, которыя бы не позволяли ей заходить въ квартиру мистера Пронга. Его маленькая гостиная была для нея священнымъ мстомъ,— почти частью храма, и она нисколько не стсняясь входила въ нее. Но теперь порядокъ вещей совершенно измнился. Могло быть, что эта самая комната сдлается ея принадлежностью, ея собственностью, и потому она не могла уже входить и смотрть на нее съ прежнимъ благоговнемъ. Гостиная эта какъ будто вдругъ обратилась въ комнату любви, и мистриссъ Прэймъ неиначе могла войти въ нее, какъ нарочно съ тмъ, чтобы выразить свое согласе на сдланное ей приглашене, или даже съ тмъ, чтобы объявить отказъ.— Быть можетъ,— сказала она:— вы зайдете въ субботу, часовъ въ десять. Въ это время миссъ Поккеръ будетъ на рынк.

Мистеръ Пронгъ согласился, мистриссъ Прэймъ встала и начала прощаться. Какъ страшно нечестива и порочна была бы Рэчель въ глазахъ своей сестры, если бы назначила молодому человку время и мсто для свиданя съ нимъ наедин! Такъ легко бываетъ полагаться на себя, и такъ легко — не полагаться, на другихъ.

— Прощайте, сказала мистриссъ Прэймъ, и съ этими словами подала руку своему поклоннику.

— До свиданя, подумайте объ этомъ хорошенько, если можете. Если полагаете, что, сдлавшись моей женой, будете полезне, чмъ въ настоящемъ своемъ положени, тогда…

— Вы считаете моею обязанностю…

— Вамъ самимъ я предоставляю ршить это. Я только изложилъ вамъ сущность дла. Прошу васъ, поймите его, деньги не должны быть препятствемъ.

Сказавъ это, мистеръ Пронгъ проводилъ свою гостью.

Мистриссъ Прэймъ пошла очень медленно и не по самой кратчайшей дорог къ квартир миссъ Поккеръ. Въ сдланномъ ей предложени многое предстояло обдумать. Если это разъединене съ матерью и сестрой останется навсегда, то ея участь въ жизни будетъ весьма незавидная. Она уже ршила, что постоянное житье съ миссъ Поккеръ будетъ не по ней, и хотя въ то самое утро чувствовала, что было бы спокойне жить отдльно одной, но теперь, заглядывая впередъ на это одиночество, находила въ немъ весьма мало привлекательнаго. И въ самомъ дл, не справедливо ли, что будучи женой пастора, она могла длать гораздо боле добра, чмъ оставаясь одинокой вдовой? Она уже однажды испытала эту жизнь, но тогда она была очень молода. При этомъ воспоминани, она оглянулась на свою раннюю жизнь, подумала о тхъ надеждахъ, которыя волновали ее, когда она стояла передъ алтаремъ, много, много лтъ тому назадъ. Каждая вещь, вс люди, весь мръ представлялись ей тогда совершенно въ другомъ вид! Она вспомнила нкотораго рода любовь, которую чувствовала въ своемъ сердц, и говорила самой себ, что подобная любовь не можетъ повториться въ отношени къ мистеру Пронгу. Въ этихъ размышленяхъ она подошла къ той же самой кладбищенской оград, у которой видла Рэчель вмст съ Роуаномъ, и, вспомнивъ нкоторыя сцены изъ своихъ двическихъ дней, почувствовала расположене простить свою сестру. Но тутъ вдругъ она вздохнула и ускорила свои шаги. Разв она сама въ т дни не обрталась во мрак, и разв посл того не было позволено ей узрть свтъ? Въ течене немногихъ мсяцевъ супружескаго счастя ей мало удалось выполнить Того труда, который теперь становился для нея возможнымъ. Тогда она была за мужемъ плотски, теперь могла бы быть за мужемъ духовно, если, по конечномъ размышлени, будетъ признано съ ея стороны благоразумнымъ принять предложене мистера Пронга именно въ этомъ смысл. Потомъ безсознательно она начала размышлять о правахъ замужней женщины на деньги,— а также объ отчуждени отъ нея этихъ правъ. Она не знала этого закона, и спрашивала себя, не посовтоваться ли ей со стряпчимъ. Наконецъ она подумала, что это было не практично до отвта ея мистеру Пронгу.

Она даже не могла обратиться за совтомъ къ матери. Она спрашивала себя и объ этомъ, и ршила, что ей нельзя такъ унизить себя при существовавшихъ обстоятельствахъ. Не было ни души, къ кому бы она могла прибгнуть за совтомъ. Съ своей стороны мы можемъ сказать о ней, что кто бы ей ни подалъ совтъ, она все-таки поступила бы по внушеню своего разсудка. А какъ было бы полезно для нея, если бы она пробрла хотя самый незначительный запасъ свднй о закон?

ГЛАВА X.
ЛУКА РОУАНЪ ЗАЯВЛЯЕТЪ СВОИ ЗАМЫСЛЫ НА ПИВОВАРЕННЫЙ ЗАВОДЪ.

— Дло въ томъ, Т., на счетъ вина была какая нибудь шутка между молодыми людьми, а потомъ Роуанъ пошелъ и заказалъ его.

Такъ мистриссъ Таппитъ, по окончани бала, прежде чмъ ей было позволено лечь спать, объясняла мужу своему появлене за ужиномъ шампанскаго. Но это его не удовлетворило. По словамъ его, онъ вовсе не желалъ, чтобы длались къ его столу заказы, которые придутъ на умъ какому нибудь молодому человку. Мистриссъ Таппитъ хотла поправиться и сдлала еще хуже.

— Правду сказать теб, Т., мн кажется, это было сдлано въ вид подарка нашимъ дочерямъ. Ты знаешь, мы много длаемъ для его удовольствя, и, какъ я полагаю, онъ нашелъ справедливымъ отплатить имъ этимъ подаркомъ.

Кажется, ей, какъ жен, слдовало бы лучше знать своего мужа. Правда, онъ сердился за издержки на вино, но во всякомъ случа этотъ гнвъ предпочиталъ чувству, что на его столъ доставлены припасы другимъ человкомъ,— да еще молодымъ человкомъ, котораго онъ желалъ считать своимъ подчиненнымъ, который не хотлъ ему подчиниться, и на котораго онъ начиналъ смотрть весьма неблагопрятно.

— Подарокъ дочерямъ! Говорю теб, что я не хочу имть подобныхъ подарковъ. А если это было такъ, то, мн кажется, онъ позволилъ себ дерзость,— величайшую дерзость. Я ему такъ и скажу,— и настою на томъ, чтобы онъ взялъ деньги отъ меня. Вамъ не слдовало принимать подобные подарки.

— Милый Т., я такъ много хлопотала цлую ночь, и думаю, что теб, вмсто того чтобы бранить меня, слдовало бы позволить мн заснуть.

На другое утро, само собою разумется, въ семейств Таппитъ происходили о прошедшемъ бал различные толки подъ влянемъ различныхъ обстоятельствъ. За завтракомъ присутствовала мистриссъ Роуанъ съ сыномъ и дочерью,— и тутъ, конечно, была пропта хвалебная пснь. Балъ во всхъ отношеняхъ былъ великолпенъ, и пивоваренный заводъ обезсмертилъ себя на нсколько лтъ. Много было сказано въ похвалу мистриссъ Ботлеръ Корнбюри,— при чемъ, разумется, дло не обошлось и безъ порицанй, потому что ‘она не знала ужь, куда и дваться съ этой Рэчель Рэй’, двицы Таппитъ говорили о своихъ кавалерахъ, а Лука торжественно объявилъ, что все было превосходно. Но когда Роуаны удалились и Таппиты остались одни, кром стараго Таппита явились еще и друге, у которыхъ тоже нашлось сказать нсколько словъ не въ похвалу, мистера Луки. Мистриссъ Таппитъ не хотла обращать особеннаго вниманя на нерасположене мужа къ молодому человку, надясь, что онъ по всей вроятности сдлается ея зятемъ. Въ пивоваренномъ завод, между пивными чанами, онъ могъ быть тернемъ, но въ Бэзельхорстскомъ вншнемъ мр на него смотрли какъ на цвтущее лавровое дерево. Она, однакоже, не имла ни малйшаго желаня допускать разрастаня терня въ предлахъ ея дома, чтобы Рэчель Рэй, или ей подобная, не могла воспользоваться лавровымъ деревомъ. Лука Роуанъ велъ себя на бал весьма дурно. Онъ не только не оказывалъ вниманя ея дочерямъ, но, употребляя собственное выражене мистриссъ Таппитъ, такъ ухаживалъ за этой глупой двчонкой, что обратилъ на себя всеобщее внимане.

— Однако мистриссъ Ботлеръ Корнбюри ничего дурнаго не видла въ этомъ, сказала Черри.

— Мистриссъ Ботлеръ Корнбюри не составляетъ еще цлаго общества, возразила мистриссъ Таппитъ.— Могу уврить тебя, что я ничего хорошаго въ этомъ не видла,— и, что еще боле, ничего хорошаго не видлъ въ этомъ и твой папа.

— Весь вечеръ онъ распоряжался здсь, какъ хозяинъ дома, сказала Огюста: — приказывалъ музыкантамъ играть то, играть другое, что вздумаетъ.

— Ну, увидитъ, что онъ здсь вовсе, не хозяинъ. Вашъ папа сегодня же хочетъ поговорить съ нимъ серьезно.

— Какъ! на счетъ Рэчель? спросила Черри съ изумленемъ.

— На счетъ всего вообще, отвчала мистриссъ Таппитъ.

Въ это время въ гостиную вошла мистриссъ Роуанъ, и разговоръ снова обратился къ великолпямъ бала.

— Мн кажется, что было хорошо, сказала мистриссъ Таппитъ съ натянутой улыбкой.— Я уврена, что тутъ не щадили ни хлопотъ.

Мистриссъ Таппитъ знала, что двухъ послднихъ словъ не слдовало бы говорить, и она удержалась бы отъ этого, если бы было возможно,— но въ томъ-то и дло, что удержаться не было никакой возможности. Человкъ, который разсказываетъ вамъ, сколько стоитъ ему дюжина вина, знаетъ, что длаетъ дурно, пока еще слова не сорвались съ языка,— а какъ ихъ удержать, чтобъ они не сорвались!

Мистеръ Таппитъ не имлъ намреня прочитать Роуану назидательную лекцю относительно его поведеня съ Рэчель Рэй. Онъ встрчалъ нкоторое затруднене обращаться къ своему будущему партнеру даже по заводскимъ дламъ, съ высокимъ тономъ и надлежащимъ авторитетомъ. Такъ какъ онъ былъ значительно старше, а Роуанъ значительно моложе, то ему казалось, что подобный тонъ былъ необходимъ. Но чтобы принять этотъ тонъ, мистеръ Таппитъ, какъ уже сказано, встрчалъ большя затрудненя. Роуанъ держалъ себя по своему, ни сколько не стсняясь, безъ всякой подчиненности, и Таппитъ, конечно, не ршался длать ему замчанй на счетъ поведеня его въ гостиной. Когда пришло время, онъ даже не имлъ достаточно присутствя духа, чтобы намекнуть на бутылки шампанскаго, и Роуанъ заплатилъ счетъ въ погреб Григгса, безъ дальнйшаго обращеня къ этому предмету. Но вопросъ о пивоварн былъ для Таппита жизненнымъ вопросомъ. Тамъ, между чанами, онъ господствовалъ съ тхъ поръ, какъ Бонголлъ пересталъ быть ихъ королемъ, и за неограниченную власть надъ этими чанами стоило вступить въ битву. Таппитъ начиналъ уже сознаваться, что даже и въ этой битв онъ испытывалъ нкоторыя затрудненя. Онъ не могъ сдлать замчаня Роуану, не могъ принудить его ходить къ своимъ занятямъ правильно, ежедневно, дловымъ образомъ. Лука Роуанъ не принялъ бы его замчанй, не измнилъ бы своего собственнаго порядка,— особливо по приказаню мистера Таппита. Безъ сомння, мистеру Таппиту при этихъ обстоятельствахъ не возможно было отстранить его отъ товарищества, а онъ только этого и добивался, онъ совтывался съ адвокатами, совтовался съ документами, заглядывалъ въ старые счеты, и имлъ основане бояться, что по духовному завщаню Бонголла, Лука Роуанъ былъ въ прав требовать гораздо боле того, что Таппитъ расположенъ былъ дать.

— Лучшебы вамъ принять его въ товарищи, говорилъ адвокатъ.— Молодая голова всегда бываетъ полезна.

— Только не тогда, когда молодая голова хочетъ быть хозяиномъ, отвчалъ Таппитъ.— Если я это сдлаю, то все дло уберется къ собакамъ.

Онъ не совсмъ точно объяснилъ адвокату, что честолюбе Роуана ограничивалось только желанемъ варить хорошее пиво, но, впрочемъ, весьма ясно показалъ, что такой партнеръ ему не по нутру.

— Въ такомъ случа, клянусь честью, вамъ придется заплатить ему десять тысячъ фунтовъ. Сколько я понимаю, требоване его еще очень умренно.

Для Таппита это была весьма дурная новость.— А если я ему не дамъ десяти тысячъ!— Очень хорошо было извстно, что заводъ и право производства пива стоили денегъ, и потому адвокатъ сообщилъ, что Роуанъ можетъ принять законныя мры къ продаж всего заведеня.— По всей вроятности онъ можетъ купить его самъ и принять на себя обязательство платить вамъ въ годъ извстную сумму, говорилъ адвокатъ.— Такой взглядъ на вопросъ далеко не согласовался съ идеями мистера Таппита. Тридцать лтъ онъ пробылъ пивоваромъ въ Бэзельхорст, и все еще хотлъ оставаться пивоваромъ. Мистриссъ Таппитъ была такого мння, что устранились бы всякаго рода затрудненя, если бы Лука Роуанъ влюбился въ одну изъ ея дочерей. Мистриссъ Роуанъ приглашена была въ Бэзельхорстъ собственно съ цлю устроить это дло. Но Лука Роуанъ, какъ обимъ имъ казалось теперь, былъ упрямый молодой человкъ, который въ дл пивовареня, равно какъ и въ дл любви, не хотлъ, чтобы имъ руководили т, которые лучше всего знали, какъ руководить имъ. Во время бала мистриссъ Таппитъ внимательно слдила за нимъ, и теперь совсмъ отказалась отъ него. Онъ только разъ танцовалъ съ Огюстой и потомъ оставилъ ее въ ту минуту, какъ кончился танецъ.— Я бы предложила ему полтораста фунтовъ, и если это ему не понравится, пускай длаетъ, что знаетъ, сказала мистриссъ Таппитъ.— Пускай длаетъ, что знаетъ!— возразилъ мистеръ Таппитъ: — это значитъ, пускай отправляется къ какому нибудь лондонскому адвокату.— Приготовляясь переговорить съ молодымъ Роуаномъ на другое утро посл бала, мистеръ Таппитъ чувствовалъ затруднительность своего положеня, но при настоящемъ случа боле сильное чувство было въ пользу удаленя тягостнаго человка. Всякая участь въ жизни была бы выносима, лишь бы только не вести пивоварнаго дла съ такимъ партнеромъ, какъ Лука Роуанъ.

— Надюсь, ваша голова довольно свжа для того, чтобы заняться дломъ,— сказалъ Таппитъ, когда Лука Роуанъ вошелъ въ контору и слъ на табуретъ.

Таппитъ сидлъ въ своемъ обычномъ кресл, сложивъ руки на большой старинный покрытый кожею столъ, на которомъ лежало множество бумагъ и который никогда не подвергался чистк или приведеню въ порядокъ со временъ незапамятныхъ. Онъ повернулъ свое кресло, чтобы видть лицо Роуана, сидвшаго на табурет, принадлежавшемъ мальчику, котораго Таппитъ нанималъ для конторы.

— Свжа ли моя голова? сказалъ Роуанъ.— Свжа какъ огурецъ. Вчера вечеромъ я ничего почти не пилъ.

— Я думалъ, что вы, можетъ быть, утомились отъ танцевъ.

При этомъ мысли Таппита перенеслись на шампанское, и онъ ршилъ, что сидвшй передъ нимъ молодой человкъ былъ слишкомъ непрятенъ, чтобы держать его въ завод.

— О, нисколько. Такя вещи никогда меня не утомляютъ. Я вышелъ въ заводъ вмст съ людьми, когда не было еще восьми часовъ. Знаете-ли, что? Я увренъ, что мы бы сберегли треть топлива, перемнивъ дымовыя трубы. Я никогда не видывалъ такихъ трубъ. Он, должно быть, поставлены продавцами каменнаго угля, чтобы больше выходило ихъ товара.

— Сдлайте одолжене, въ настоящее время намъ некогда думать о трубахъ.

— Я только говорю, и говорю собственно для вашей же пользы, а не для своей. Если вы не хотите поврить мн, то попросите Ньюмана осмотрть ихъ, какъ только увидитесь съ нимъ въ Бэзельхорст.

— Велика фигура, Ньюманъ! Много онъ знаетъ!

— Онъ получилъ лучше заказы въ Девоншир и знаетъ свое дло лучше, чмъ всякй другой въ здшнихъ краяхъ.

— Такъ и есть. Впрочемъ теперь, пожалуйста, оставимъ его въ поко. Дла въ такомъ вид, въ какомъ я ихъ веду, приносили мн пользу въ течене тридцати лтъ, въ этомъ отношени я могу сослаться на вашего дядю, который понималъ, что длалъ. Я не люблю перемнъ. Они стоятъ денегъ, и сколько могу судить, часто вводятъ въ убытокъ.

— Если мы не пойдемъ наравн со свтомъ, сказалъ Роуанъ:— свтъ оставитъ насъ назади. Посмотрите на новыя машины, которыя вводятся повсюду. Вроятно, это длается не ради того, чтобы тратить деньги. Это соревноване, соревноване должно быть и въ производств пива, какъ и во всемъ другомъ.

Минуты дв мистеръ Таппитъ молчалъ, собираясь съ мыслями, и потомъ началъ свою рчь.

— Я вамъ вотъ что скажу, Роуанъ: мн не нравятся эти новыя выдумки. Они очень хороши для васъ. Вы молодой человкъ, и, можетъ статься, совсмъ иначе смотрите на вещи. Я старъ, и не вижу надобности вмшиваться во вс эти перемны. Мн ясно одно, что вы и я не можемъ вмст, въ качеств партнеровъ, вести одно и то же дло. Я намренъ дйствовать по своему, во первыхъ потому, что имю гораздо больше опытности, а во вторыхъ потому, что мой пай въ этомъ предпряти больше другихъ.

— Остановитесь на минуту, мистеръ Таппитъ, я не совсмъ увренъ, что онъ больше другихъ. Теперь я ничего не намренъ говорить объ этомъ: я это сказалъ только къ тому, что позволить вашему заявленю пройти нкзамченнымъ — значило бы показать, что я соглашаюсь съ вами.

— Гм! очень хорошо. Могу и я съ своей стороны выразить надежду, что вы увидите, что ошибаетесь. Я участвовалъ въ этомъ предпряти больше тридцати лтъ, и было бы очень странно, если бы я, съ моимъ многочисленнымъ семействомъ, увидлъ себя поставленнымъ на одну доску съ вами, съ молодымъ человкомъ, который вовсе не занимался этимъ дломъ, и который еще не женатъ.

— Не понимаю, какое отношене иметъ женитьба къ нашему длу.

— Не понимаете? А вы увидите, что въ здшнихъ краяхъ всми такъ принято. Вы здсь не въ Лондон, мистеръ Роуанъ.

— Разумется, не въ Лондон, но я полагаю, что законы везд одинаковы. Тутъ рчь идетъ о капитал.

— О капитал! сказалъ мистеръ Таппитъ.— Я не знаю, чтобы вы вносили какой нибудь капиталъ.

— Его внесъ Бонголлъ, а я здсь представитель Бонголла. Но въ настоящую минуту не лучше ли намъ оставить этотъ вопросъ въ поко. Если мы согласимся на счетъ веденя дла, вы не найдете во мн суроваго человка относительно нашихъ паевъ.

При этомъ Таппитъ почесалъ въ голов и старался вызвать изъ нея новую мысль.

— Не вижу только, какъ мы согласимся на счетъ веденя дла, сказалъ онъ.— Вы сами не хотите, чтобы вами кто нибудь руководилъ.

— Ничего этого я не знаю. У меня одно желане — улучшить наше производство.

— Да,— и вмст съ тмъ погубить его!— тогда какъ я тридцать лтъ получалъ прибыль отъ него, я говорю вамъ это положительно.

— Это было бы то же самое, что вливать новое вино въ старыя бутылки, замтилъ Роуанъ.

— Я не говорю ни слова о вин, но смю надяться, что въ пив я что нибудь да смыслю.

— Не долженъ ли я понимать, сказалъ Роуанъ:— что вы положительно ршили не принимать меня партнеромъ въ ваше старинное предпряте?

— Да, кажется, это ршено.

— Однако, въ выраженяхъ о длахъ подобнаго рода слдовало бы быть опредлительне. Тутъ нельзя позволять себ полагаться на то, что кажется.

— Разумется, я ршилъ это окончательно. Нисколько не сомнваясь, что вы умный молодой человкъ, я въ то же время нисколько не сомнваюсь и въ томъ, что мы никогда не сойдемся, да и сказать вамъ правду, Роуанъ: по моему мнню, приготовленемъ пива вы никогда не пробртете себ состояня.

— Вы думаете?

— Да,— никогда.

— Очень жаль!

— Не знаю, стоитъ ли сожалть объ этомъ. Вы будете имть доходъ весьма достаточный для холостаго человка, чтобы начать какое нибудь дло,— и при томъ же вдь есть другя занятя, кром пивоварства, и несравненно лучшя.

— Безъ сомння! Но дло-то въ томъ, что я ршился быть пивоваромъ. Мн нравится это заняте. Тутъ представляется случай для химическихъ опытовъ и просторъ для философическихъ изслдованй, что въ моихъ глазахъ доставляетъ этому занятю особенную прелесть. Вамъ, конечно, можетъ представляться страннымъ, но мн нравится быть пивоваромъ.

Таппитъ только почесалъ въ голов и выпучилъ глаза на молодаго человка.

— Положительно нравится, продолжалъ Роуанъ.— Адвокатъ ничего не можетъ сдлать для улучшеня своего ремесла. Во всякомъ другомъ ремесл многое можно сдлать, вс они требуютъ улучшенй, но мн нравится такое, въ которомъ могу длать улучшеня самъ,— по своимъ понятямъ и убжденямъ. Понимаете ли вы меня, мистеръ Таппитъ?

— Съ такими идеями, какъ эти, мн кажется, Бэзельхорстъ не мсто для васъ, сказалъ мистеръ Таппитъ.

— Напротивъ, здсь-то и есть мое мсто! сказалъ Роуанъ.— Оно-то и есть то самое мсто, въ которомъ я нуждаюсь. Пивное производство, какъ я его понимаю, находится здсь въ боле дурномъ состояни, чмъ во всякой другой части Англи (эти слова вовсе не были комплиментомъ для пивовара, который тридцать лтъ занимался своимъ дломъ),— здсь оно хуже, чмъ во всякой другой части Англи. Народъ тянетъ здсь отвратительный яблочный сокъ, потому только, что никогда не пробовалъ здоровой влаги изъ солоду и хмлю. Я думаю, Девонширъ самый лучшй округъ для человка, который намренъ трудиться и приносить пользу, и во всемъ Девоншир для труда нтъ другаго мста, лучше Бэзельхорста.

Мистеръ Таппитъ приведенъ былъ въ крайнее недоумне. Ужь не думаетъ ли этотъ молодой человкъ дать ему понять, что намренъ конкуррировать съ нимъ, открывъ другое заведене подъ самымъ его носомъ, устроить на деньги Бонголла другой пивоваренный заводъ напротивъ завода, носившаго фирму Бонголла? Могла ли подобная неблагодарность возникнуть въ душ какого бы то ни было человка?

— Не совсмъ-то понимаю я васъ, сказалъ Таппитъ:— но не сомнваюсь, что все вами сказанное очень хорошо.

— Я не думаю, что очень хорошо, мистеръ Таппитъ, но увренъ, что я говорилъ правду. Здсь, въ Бэзельхорст, я служу представителемъ интересовъ мистера Бонголла, и намренъ вести дла мистера Бонголла въ томъ самомъ город, въ которомъ положено этому длу основане.

— Да вотъ вамъ дло мистера Бонголла на лицо,— оно вотъ здсь, гд я сижу, и въ добавокъ въ моихъ рукахъ!

— Конечно, вы имете право пользоваться этимъ мстомъ, этимъ зданемъ.

— Да, да, и именемъ фирмы и… и… и… Короче сказать, это старинное учреждене. Во всю мою жизнь я ничего подобнаго не слышалъ.

— Совершенная правда, это старинное учреждене, и если я выстрою здсь другой пивоваренный заводъ,— что, по всей вроятности, мн можно будетъ сдлать,— я не воспользуюсь именемъ Бонголла. Во первыхъ, это было бы не совсмъ благовидно, а во вторыхъ, онъ варилъ такое дурное пиво, что фирма его скоре принесла бы мн вредъ, нежели пользу. Если вы потрудитесь сказать мн вашъ взглядъ на этотъ предметъ, тогда я скажу вамъ свой. Надюсь, мистеръ Таппитъ, вы также будете откровенны, какъ и я.

— Мой взглядъ? Я не имю особеннаго взгляда. Я думаю вести свои дла, какъ велъ до настоящей поры.

— Но, мн кажется, вы намрены войти со мной въ сдлку. Требованя мои слдующя: или я долженъ поступить въ это заведене наравн съ вами, относительно паевъ и распоряженй, или я попрошу васъ выдать мн такую сумму денегъ, на которую по ршеню адвокатовъ буду имть законное право. Короче, или вы должны принять меня въ товарищи, или откупиться.

— Я думалъ выдавать вамъ ежегодно условную плату.

— Нтъ, этого я не желаю. Я уже высказалъ вамъ свои планы, и чтобы выполнить ихъ, я долженъ или открыть свой собственный заводъ, или участвовать въ вашемъ. Условная пласта для меня безполезна.

— Двсти фунтовъ въ годъ, намекнулъ Таппитъ.

— Вы шутите! Считать по три процента, такъ и тогда мн слдуетъ триста фунтовъ.

— На десять тысячъ нечего и разсчитывать.

— Очень хорошо, мистеръ Таппитъ. Откровенне этого я не могъ высказаться. По моимъ соображенямъ гораздо лучше вести дло отдльно, но я не желалъ бы расходиться съ вами. Во всякомъ случа придется отдлиться, если мои условя не будутъ здсь приняты.

Посл этого ничего больше не было сказано. Таппитъ повернулся къ столу, показавъ видъ, что намренъ заняться бумагами, а Роуанъ спустился съ табурета и вышелъ на дворъ пивоварни. Съ тхъ поръ, какъ онъ поосмотрлся въ Бэзельхорст, постояннымъ намренемъ его было сдлаться господиномъ если не этого, то другаго мста.— Всю свою жизнь выпускать такой товаръ съ завода!— да это было бы для меня убйственно,— говорилъ онъ про себя, глядя на мутную влагу, которая струилась изъ тсныхъ холодильниковъ. Онъ вмнялъ себ въ непремнную обязанность варить хорошее пиво. Что касается до его желаня уничтожить потреблене сидра, то я самъ расположенъ думать, что привычка въ народ къ этому напитку была слишкомъ сильна, чтобы искоренить ее. Въ настоящую минуту, закуривъ сигару, онъ началъ ходить по двору. Въ первый разъ такъ откровенно высказалъ онъ мистеру Таппиту свои виды,— и, высказавъ ихъ, ршилъ, что медлить не слдуетъ.

— Я позволю ему подумать до субботы, говорилъ онъ: и если къ тому времени не дастъ онъ отвта, я потребую его черезъ адвокатовъ. Посл этого думы его перешли на Рэчель Рэй и на событя минувшаго вечера. Онъ общалъ Рэчель придти въ Браггзъ-Эндъ, если она сама не явится въ городъ, и ршился непремнно исполнить свое общане. Онъ зналъ очень хорошо, что Рэчель не придетъ, вполн понимая чувства, которыя не позволили бы ей сдлать этого. Поэтому прогулка посл обда въ Браггзъ-Эндъ была дломъ ршенымъ. На завод обдали въ три часа, и Роуанъ положилъ отправиться сейчасъ посл обда. Но что же онъ скажетъ ей, когда придетъ туда, и что скажетъ ея матери? Онъ еще не ршилъ, что въ тотъ же самый день попроситъ ее быть его женой, а между тмъ чувствовалъ, что если застанетъ ее дома, то сдлаетъ это безъ всякаго сомння.— Все это я обдумаю во время прогулки, сказалъ онъ, и бросивъ конецъ сигары, съ полчаса ходилъ по заводу, между чанами, трубами и печами.

Мистриссъ Таппитъ воротился въ домъ, какъ скоро представилась ему возможность пройти, не бывъ замченнымъ Роуаномъ. Онъ воротился въ домъ посовтоваться съ женой на счетъ сдланнаго ему совершенно неожиданнаго и откровеннаго признаня, онъ хотлъ высказать кому бы то ни было вс тяжелыя чувства, которыя столпились въ душ его относительно этого несноснаго молодаго человка. Знавалъ ли кто, слышалъ ли, разсказывалъ ли кто что нибудь равное, по своей громадности, этимъ чудовищнымъ замысламъ! Отъ него вдругъ требуютъ капиталъ на заведене, которое должно соперничать съ его заведенемъ въ одномъ и томъ же город, или иначе онъ обязанъ принять себ въ товарищи молодаго человка, который вовсе не знаетъ дла, но который, не смотря на то, ршился принять на себя роль главнаго распорядителя въ завод! Его, Таппита, который былъ такъ вренъ и преданъ Бонголлу въ дни молодости, хотятъ теперь на старости лтъ принести въ жертву дерзкому мальчишк, представителю Бонголла! При первыхъ порывахъ гнва, Таппитъ объявилъ своей жен, что не дастъ ему денегъ и не возьметъ себ въ товарищи. Если Роуанъ не согласится получать условной платы, какъ получала ее старушка мистриссъ Бонголлъ, то пусть ищетъ удовлетвореня путемъ закона. Тщетно мистриссъ Таппитъ доказывала ему, что это поведетъ ихъ къ разореню.— Такъ что же? ну и разоримся, сказалъ Таппитъ, приходя въ крайнее негодоване: — за то весь Бэзельхорстъ, весь Девонширъ узнаетъ, почему!— Негодный, зловредный молодой человкъ! Таппитъ не могъ объяснить, не могъ даже понять, въ чемъ именно состоитъ зло и вредъ отъ предложеня Роуана, но былъ вполн убжденъ въ его зловредности. Онъ принялъ этого человка въ свой домъ, у него даже въ настоящую минуту гостили мать и сестра этого же самаго человка, онъ позволилъ ему ходить, по заводу и видть производство дла во всхъ подробностяхъ,— и вотъ вамъ благодарность за это!— Если бы я разсказалъ все это въ городской библотек, говорилъ Таппитъ:— молокососъ этотъ не смлъ бы показаться на главной улиц.

Мистриссъ Таппитъ, встревоженной, но не взбшенной, представлялось все это дло совершенно въ другомъ свт, но она не могла не принять участя въ негодовани мужа. Когда она сказала, что было бы хорошо занять денегъ и развязаться съ негодяемъ, разумется на услови, что онъ не заведетъ пивоварни въ Бэзельхорст, то Таппитъ съ страшной клятвой объявилъ, что для подобной цли не хочетъ занимать денегъ. Онъ не иначе хотлъ имть дло съ такимъ предателемъ, какъ чрезъ своего, адвоката, Хонимана.— Но вдь Хониманъ говорилъ уже, что надо съ нимъ раздлаться, сказала мистриссъ Таппитъ. Въ такомъ случа я обращусь къ другому адвокату, отвчалъ Таппитъ.— Если Хониманъ не хочетъ держать мою сторону, я возьму Шарпита и Лонгфэйта. Они не уступятъ ему ни на волосъ. Мистриссъ Таппитъ замолчала. Она знала, какъ безполезно было бы говорить мужу въ настоящую минуту, что въ затваемой тяжб останутся въ выигрыш только Шарпитъ да Лонгфэйтъ. Въ настоящую минуту мистеръ Таппитъ испытывалъ нкоторую гордость въ своемъ гнв, и почти былъ счастливъ въ своемъ изступлени, но мистриссъ Таппитъ казалась убитою. Не подвернись эта негодная двчонка, Рэчель Рэй, все могло бы устроиться отличнымъ образомъ.

— Не давать ему обда въ моемъ дом! сказалъ Таппитъ.— Какое мн до этого дло! продолжалъ онъ, когда жена доказывала ему, что Лука Роуанъ долженъ сидть за однимъ столомъ съ мистриссъ Роуанъ и Мэри.— Ты можешь имъ сказать, что хочешь. Хотятъ он оставаться здсь — пусть остаются, хотятъ ухать — пусть узжаютъ, но чтобы его нога не была подъ моимъ обденнымъ столомъ.

Передъ обдомъ, однако же, его убдили отмнить такое приказане.— Весь Бэзельхорстъ, говорила жена, подымется на ноги, если гости удутъ изъ его дома голодные, за нихъ вступится весь Бэзельхорстъ. Поэтому ршено было, что посл обда, когда молодежь удалится на прогулку, мистриссъ Таппитъ переговоритъ съ мистриссъ Роуанъ.

— Съ завтрашняго дня, чтобы его не было въ этомъ дом, сказалъ Таппитъ, подкрпивъ это приказане крупными словами, по которымъ мистриссъ Таппитъ поняла, что на нихъ должны основываться ея переговоры.

Въ три часа Таппиты и Роуаны вс сли за столъ. Мистеръ Таппитъ обдалъ, соблюдая глубокое молчане, молодые люди все еще разсуждали о вчерашнемъ бал, мистриссъ Таппитъ и мистриссъ Роуанъ то и дло, что мнялись любезностями. За подобными обдами отъ отца семейства требуется только, чтобы онъ доставилъ для стола все необходимое и разрзалъ поданныя блюда. Если онъ исполняетъ это удовлетворительно, то молчане съ его стороны не вмняется ему въ большую вину. Мистриссъ Таппитъ знала, что мужъ ея находился далеко не въ хорошемъ расположени, и Марта могла сдлать замчане, что у отца ея что-то не ладно. Для прочихъ, я расположенъ такъ думать, угрюмость Таппита не имла никакого значеня.

ГЛАВА XI.
ЛУКА РОУАНЪ ПЬЕТЪ ПОРТВЕЙНЪ КАКЪ СЕРЬЕЗНЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВКЪ.

Миссъ Таппитъ имли обыкновене, въ течене долгихъ лтнихъ дней, отправляться около семи часовъ на вечернюю прогулку, сейчасъ же посл чаю, который подавался въ шесть часовъ. Но вслдстве этого самаго обыкновеня, обдъ на пивоваренномъ завод назначался ровно въ часъ. При настоящемъ случа обдъ былъ отложенъ до трехъ часовъ, изъ угожденя мистриссъ Роуанъ, мистриссъ Таппитъ находила, что обдать въ три часа фэшенэбельне, чмъ въ часъ, и слдовательно семейныя обыкновеня были нарушены. Для чаю признано было всего приличне половина восьмаго, и потому сестрицъ Таппитъ и двицу Роуанъ отправили на прогулку въ пять часовъ, когда солнце все еще пекло довольно сильно.

— Нтъ, сказалъ Лука въ отвтъ на приглашене сестры:— сегодня я что-то не расположенъ къ прогулк: вы отправляетесь такъ рано.

Въ эту минуту онъ сидлъ посл обда за рюмкой портвейна.

— Двицы будутъ сожалть, что часы ихъ прогулки не согласуются съ вашими, замтила мистриссъ Таппитъ саркастическимъ и колкимъ тономъ.

— Я думаю, мы можемъ прогуляться безъ него, сказала Черри, смясь.

— Разумется, подхватила Огюста безъ смха.

— Все же теб бы можно было идти вмст съ нами, сказала Мэри.

— Для него въ другомъ мст есть металлъ боле привлекательный, замтила Огюста.

— Непрятно даже видть такой споръ изъ-за молодыхъ людей, сказала мистриссъ Таппитъ.— Въ наши молодые годы никогда этого не бывало,— не правда ли, мистриссъ Роуанъ?

— Признаюсь, я не вижу большой перемны, отвчала мистриссъ Роуанъ:— мы бывали рады, когда представлялась возможность длать прогулку съ молодыми людьми, и обходились безъ нихъ, когда не имли этой возможности.

— Точно такъ же обойдемся и мы, сказала Черри.

— Говорите за себя, а не за другихъ, замтила Огюста.

Во все это время мистеръ Таппитъ не сказалъ ни слова. Онъ тоже пилъ портвейнъ, и по мр убыли вина изъ рюмки, гнвъ его возрасталъ. Что это за Роуаны, которые прхали въ его домъ и надлали такой страшный безпорядокъ? Молодой человкъ сидлъ въ столовой, какъ хозяинъ дома и всего, что есть въ дом, говорилъ Таппитъ про себя, его жен не давали выговорить слова въ ея собственной комнат. Въ столовой вяло непрятной атмосферой раздора, которая постоянно заражала ихъ всхъ и заставляла даже двицъ догадываться, что вокругъ нихъ творится что-то нехорошее.

Мистриссъ Таппитъ встала со стула и, сдлавъ принужденный поклонъ своей гость, дала этимъ понять, что наступила самая удобная минута перейти въ гостиную, при этомъ Лука Роуанъ отворилъ дверь, и дамы удалились.

— Благодарю васъ, сэръ,— очень торжественно сказала мистриссъ Таппитъ, проходя мимо молодаго человка. Мистриссъ Роуанъ прошла первою и, въ знакъ благодарности, ласково кивнула головой,— Мэри щипнула его за руку. Марта произнесла какую-то благодарность, которой съ тмъ вмст выражалось и прощене, Огюста прошла молча съ вздернутымъ носомъ, Черри бросила на него унылый взглядъ. Роуанъ отвтилъ Черри, кивнувъ головой, они поняли, что дла идутъ не такъ, какъ слдуетъ.

— Сэръ, я больше не хочу вина, сказалъ Роуанъ.

— Какъ хотите, отвчалъ Тапнитъ.— Вино на стол, пейте, если угодно.

— Мн кажется, мистеръ Тапнитъ, вы хотите со мной поссориться.

— Можете думать, что хотите. Я не обязанъ высказывать всякому, что у меня на ум.

— Разумется, никто не говоритъ про это. Но согласитесь, что непрятно видть подобныя вещи въ одномъ и томъ же дом. Я думаю въ особенности о мистриссъ Таппитъ и двицахъ.

— Вамъ вовсе не за чмъ безпокоиться объ нихъ. Предоставьте это пожалуйста мн.

Лука, проводивъ дамъ, не садился на стулъ, и теперь находилъ за лучшее не длать этого.

— Позвольте пожелать вамъ добраго дня, сказалъ Роуанъ.

— Желаю и вамъ того же, сказалъ Таппитъ, отвернувъ лицо: его глаза были устремлены въ одно изъ открытыхъ оконъ.

— Мистеръ Таппитъ, если я долженъ проститься съ вами такъ, какъ теперь, и притомъ въ вашемъ дом,— то, безъ сомння, это должно быть въ послднй разъ. Я не имлъ намреня оскорблять васъ, и не думаю, чтобы подалъ вамъ поводъ къ оскорбленю.

— Вы!— вы не подали повода къ оскорбленю?

— Конечно нтъ. Если, къ несчастю, между нами возникло несогласе на счетъ нашего дла,— я не вижу причины, по которой бы слдовало вносить его въ частную жизнь.

— Послушайте, молодой человкъ, сказалъ Таппитъ, обращаясь къ Роуану.— Давича утромъ вы вздумали учить меня въ моей контор, но теперь, кажется, намрены учить меня здсь. Я пью свое собственное вино, въ своей собственной комнат, и хочу пить его въ тишин и спокойстви.

— Очень хорошо, сэръ, я не буду васъ больше безпокоить. Быть можетъ, вы попросите у мистриссъ Таппитъ извиненя за меня, передадите ей всю мою признательность за ея гостепримство, которымъ не смю больше пользоваться. Я найму комнату въ гостинниц Дракона и напишу оттуда нсколько словъ матери или сестр.

Лука оставилъ столовую, взялъ шляпу въ прихожей и ушелъ изъ дому. Въ настоящую минуту ему предстояло передумать о многомъ. Онъ чувствовалъ, что его выгнали изъ дома мистера Таппита, и не обратилъ бы на это большаго вниманя,— если бы тутъ участвовалъ одинъ только мистеръ Таппитъ. Онъ былъ, однако, въ дружескихъ отношеняхъ со всми двицами, даже къ мистриссъ Таппитъ онъ чувствовалъ нкоторую дружбу, что касается двицъ, особливо Черри, онъ привыкъ уже питать къ нимъ легкую братскую любовь, которая не тяготила его своимъ возрастанемъ, но съ которой не въ его натур было разстаться безъ сожалня. Когда онъ увидлъ себя въ этомъ семейств, онъ признавался самому себ, что Таппиты не имли ни въ привычкахъ, ни въ образ жизни, всего того, что онъ желалъ бы видть въ своихъ лучшихъ и близкихъ друзьяхъ. Не знаю, чтобы онъ много думалъ объ этомъ,— но знаю, что чувствовалъ это: не смотря на то, онъ ршился полюбить ихъ. Онъ намревался избрать себ въ жизни дорогу промышленника и смло ршилъ, что не должно ставить себя выше избраннаго промысла. Его мать иногда напоминала ему, съ не совсмъ-то неподдльной гордостью, что онъ — джентльменъ. Въ отвтъ на это Роуанъ раза два просилъ опредлить это слово, и затмъ между ними возникала легкая, очень легкая размолвка. Мать всегда подъ конецъ уступала сыну, по ея мнню, для него солнце свтило гораздо ярче, чмъ для всхъ другихъ божьихъ созданй. Оставивъ теперь домъ пивовареннаго завода, Роуанъ вспомнилъ, что за нсколько часовъ былъ близокъ ко всмъ имъ, устроивалъ балъ, отдавалъ приказаня и распоряжался въ дом, какъ родной членъ семейства. Онъ позволялъ себ обращаться съ ними какъ съ близкими родными и считать себя однимъ изъ близкихъ родныхъ. Онъ отъ природы былъ впечатлителенъ и очень скоро воспользовался дружбой, которая ему была позволена. Теперь его удалили изъ этого дома, и въ то время, когда онъ проходилъ черезъ кладбище, отправляясь заказать себ комнату въ гостинниц и написать къ сестр необходимую записку, онъ былъ печаленъ и почти несчастливъ. Онъ былъ увренъ въ непогршительности своихъ взглядовъ на пивоварное производство, и потому не могъ обвинять себя въ томъ, что заявилъ ихъ мистеру Таппиту, но не смотря на то, его все-таки тревожило, что онъ оскорбилъ близкаго ему человка. Ко всмъ этимъ мыслямъ примшивались другя мысли относительно Рэчель Рэй. Онъ вовсе не воображалъ, что причиною гнва на него въ пивоваренномъ завод было явное внимане и предпочтене, которыя онъ оказывалъ Рэчель Рэй. Ему и въ голову не приходило, что мистриссъ Таппитъ смотрла на него, какъ на будущаго зятя, или что при этомъ взгляд, она перестала благоволить къ нему собственно потому, что его собственные виды не совпадали съ ея видами. Онъ никогда не мечталъ, что ему придавали особенную цнность, особенное значене какъ будущему, по всей вроятности, мужу,— не имлъ ни малйшей идеи о томъ, что на него смотрятъ какъ на призъ. Онъ съ полнымъ врованемъ держался за протянутую ему правую руку Таппита, а теперь сожаллъ, что эту руку такъ внезапно отъ него оторвали.

При всей своей впечатлительности, Роуанъ въ то же время имлъ веселый до нкоторой степени характеръ, и, когда нанялъ себ комнату и написалъ къ сестр записку, въ которой просилъ собрать и прислать къ нему вещи его, онъ началъ смотрть на это дло спокойно и равнодушно. Старикъ Таппитъ, какъ говорилъ онъ самому себ, былъ старый оселъ, который, если и думалъ обратить разговоръ на счетъ пивовареннаго завода въ причину раздора, то помочь этому не представлялось никакой возможности. Въ записк къ Мэри Роуанъ просилъ выразить мистриссъ Таппитъ всю его признательность и въ то же время смло высказать ей всю правду.— Скажи ей, писалъ онъ: что я вынужденъ оставить домъ, потому что мистеръ Таппитъ и я не можемъ согласиться на счетъ пивовареннаго дла.

Сдлавъ это, Роуанъ взглянулъ на часы и отправился на прогулку въ Браггзъ-Эндъ.

Было уже сказано, что Роуанъ не имлъ намреня просить Рэчель въ тотъ же день сдлаться его женой,— что онъ еще не ршился на это, хотя и отправлялся въ Браггзъ-Эндъ въ такомъ настроени духа, которое по всей вроятности привело бы его къ этому результату. Боюсь, чтобы изъ этого не вывели заключеня, что Роуанъ былъ также легокъ въ своемъ намрени, какъ легокъ въ сердц, но я не увренъ, что онъ заслуживалъ такого порицаня. Мужчины почти вс имютъ обыкновене вести подобныя дла безъ всякихъ предварительныхъ плановъ и даже желанй. Онъ зналъ, что Рэчель ему нравилась. Я сомнваюсь даже въ томъ, что онъ когда нибудь признавался самому себ, что влюбленъ въ нее, сомнваюсь также, что онъ сдлалъ это признане, предпринимая настоящую прогулку,— хотя и расположенъ думать, что онъ убдится въ этомъ факт прежде чмъ дойдетъ до дверей коттэджа. Онъ уже, какъ мы объявили, сказалъ Рэчель нсколько словъ, которыхъ не смлъ бы произнесть, если бы не имлъ намреня жениться на ней, — но все же: онъ говорилъ слова и длалъ поступки безъ предварительнаго размышленя.

По возвращени съ бала, Рэчель объявила матери, что Лука Роуанъ общалъ придти и вмст съ тмъ просила позволеня удалиться изъ коттэджа на весь вечеръ, если мать находила что нибудь дурное въ свидани съ молодымъ человкомъ. Мисстриссъ Рэй въ жизнь свою не испытывала такого затруднительнаго положеня.

— Я не вижу надобности бжать отъ него, сказала она:— и кром того, куда же ты уйдешь?

Рэчель въ ту же минуту отвтила, что если ея отсутстве необходимо, она найдетъ, куда удалиться.— Для этого, мама, я просто останусь на верху въ моей спальн.

— Онъ непремнно узнаетъ это, сказала мистриссъ Рэй, говоря о молодомъ человк, какъ будто его слдовало бояться, да она и дйствительно его боялась.

— А если вы думаете, что мн не нужно уходить, то, быть можетъ, лучше всего, если я останусь, сказала Рэчель весьма тихо, но съ нкоторою твердостью въ голос.

— Не знаю, о чемъ мн говорить съ нимъ, сказала мистриссъ Рэй.

— Это будетъ зависть отъ того, мама, о чемъ онъ самъ заговоритъ, отвчалъ Рэчель.

Посл этого не было и рчи объ уход изъ коттэджа, но все-таки утро прошло у нихъ не совсмъ легко или прятно. Он длали усиля спокойно сидть за работой и разговаривать о бал мистриссъ Таппитъ, но приходъ молодаго человка на все вообще, боле или мене, набрасывалъ тнь. Он не могли такъ говорить и даже смотрть другъ на друга, какъ говорили бы и смотрли, еслибъ ихъ не тревожило это ожидане. По обыкновеню он отобдали въ часъ, и посл обда каждая изъ нихъ простояла передъ зеркаломъ съ большею заботливостью, чмъ въ обыкновенные дни.

— Хорошъ ли этотъ воротничекъ? спросила мистриссъ Рэй.

— Хорошъ, мама, отвчала Рэчель почти съ гнвомъ. Она тоже брала свои маленькя предосторожности, но ей не хотлось, чтобы эти предосторожности были замчены, чтобы о нихъ сказали хотя слово.

Часы посл обда тянулись весьма скучно. Не знаю, почему Роуана ждали ровно въ три часа, мистриссъ Рэй положительно думала, что онъ придетъ въ это время. Но Роуанъ въ три часа только садился за обдъ и не раньше половины шестаго отправился въ гостинницу Дракона.

— Я думаю, до его прихода намъ нельзя напиться чаю, сказала мистриссъ Рэй, въ то самое время, когда Роуанъ вышелъ изъ дверей пивовареннаго завода:— да еще придетъ ли?

Рэчель догадывалась, что ея мать начинаетъ досадовать, предполагая, что мистеръ Роуанъ не сдержитъ слова.

— Придетъ или нтъ, все равно, мама, сказала Рэчель. Я пойду и приготовлю чай.

— Повремени еще нсколько минутъ, душа моя, сказала мистриссъ Рэй.

Для Рэчель легко было только сказать ‘все равно — придетъ или нтъ’,— въ сущности же это длало огромную разницу.

— Я выду на нсколько минутъ и повидаюсь съ мистриссъ Стортъ, сказала Рэчель, вставая съ мста.

— Пожалуйста не уходи, моя милая, прошу тебя, приди онъ во время твоего отсутствя, я ршительно не буду знать, что съ нимъ говорить.

Рэчель снова сла, и во второй разъ объявила намрене приготовить чай, подумавъ, что никакая слабость со стороны матери не должна мшать ей. Тогда мистриссъ Рэй, съ своего мста подл окна, увидла молодаго человка, переходившаго черезъ зеленый лугъ. Онъ шелъ очень медленно, размахивая толстой тростью и держась въ сторон отъ дороги, почти подл самой окраины фермы мистриссъ Стортъ.— Идетъ! сказала мистриссъ Рэй съ нкоторымъ испугомъ. Рэчель, всми силами старавшаяся сохранить спокойстве, не могла усидть на мст, вспрыгнула и посмотрла на лугъ изъ-за плеча матери. Она, однакожь, сдлала это въ нкоторомъ отдалени отъ окна, такъ что съ луга не было возможности увидть ее.

— Онъ и есть,— сказала Рэчель и, подтвердивъ такимъ образомъ тождественность молодаго человка, снова сла на мсто.— Что-то говоритъ съ работникомъ фермера Сторта,— сказала мистриссъ Рэй.— Врно спрашиваетъ, гд мы живемъ,— замтила Рэчель:— онъ никогда здсь не бывалъ.

Роуанъ, окончивъ разговоръ, который показался мистриссъ Рэй длинне, чмъ бы требовалось для одного вопроса, смло перешелъ черезъ лугъ и, не останавливаясь ни на секунду, вошелъ въ ворота коттэджа. Мистриссъ Рэй притаила дыхане, она не могла спокойно усидть на кресл. Рэчель, сознавая, что должно же что нибудь сдлать, встала со стула и почти выбжала въ корридоръ. Она знала, что лицевая дверь была открыта, и потому приготовилась встртить Роуана въ прихожей.

— Я говорилъ вамъ, что приду, сказалъ Роуанъ.— Надюсь, позволите войти?

— Мама будетъ очень рада васъ видть,— сказала Рэчель, и вслдъ за тмъ ввела его въ комнату и представила. Мистриссъ Рэй привстала, сдлала книксенъ и пробормотала что-то насчетъ дальняго пути изъ города до коттэджа.

— Мистриссъ Рэй, я сказалъ, что приду сюда, если миссъ Рэй не явится къ извстному времени на пивоваренномъ завод. У насъ, какъ извстно, былъ такой славный вечеръ, о которомъ, безъ всякаго сомння, хотлось бы другимъ переговорить.

— Надюсь, что мистриссъ Таппитъ и ея дочери въ добромъ здоровьи посл бала? сказала Рэчель.

— О, да. Вы знаете, что посл вашего отъзда, мы танцовали еще, по крайней мр, часа два. Не думаю, однако, что мистеръ Таппитъ сегодня совершенно въ своей тарелк.

— Неужели онъ нездоровъ? спросила мистриссъ Рэй.

— Нтъ, — не то, что бы нездоровъ, но мн кажется, этотъ вечеръ совершенно его разстроилъ. Согласитесь сами, кому изъ пожилыхъ мужчинъ можетъ показаться прятнымъ нарушене ихъ привычекъ. Дамамъ это непонятно.

— Напротивъ, очень понятно, потому что он же и должны поправить подобное нарушене, сказала Рэчель.— Во всякомъ случа мн очень жаль мистера Таппита.

— Мн тоже очень жаль, онъ очень добрый человкъ, когда не бываетъ разстроенъ. У васъ здсь, мистриссъ Рэй, очаровательное мсто.

— Мн кажется, мы здсь гордимся нашими цвтами.

— За ними только одна я, кажется, и ухаживаю, сказала Рэчель.

— Я ничего такъ не люблю, какъ хорошенькй садикъ,— къ сожалню, только, не могу запомнить названя цвтовъ. Такое множество они имютъ названй. Когда я былъ мальчикомъ въ Варвикшир, тамъ, кром розы и махровой гвоздики, ничего больше не было. Само собой разумется, такя названя припомнить не трудно.

— Да и у меня вдь ничего особеннаго вы не найдете, сказала Рэчель.

Вскор посл того, тотъ и другая ходили по маленькимъ дорожкамъ маленькаго садика, гд Рэчель рвала цвты для него. Она не находила затрудненя въ этомъ, потому что подл него стояла мать, будь они одни — Рэчель ни за какя бы сокровища въ мр не сорвала для него цвточка.

— Не угодно ли будетъ мистеру Роуану войти въ комнату и выпить чашку чаю? сказала мистриссъ Рэй.

— Почему же,— отвчалъ Роуанъ,— если меня просятъ.

Рэчель была въ восторг отъ матери, не потому что послдняя оказала гостю особенное внимане, но потому что держала себя, какъ слдовало хозяйк дома. Мистриссъ Рэй до такой степени страшилась прихода молодаго человка, что Рэчель опасалась за нее, что она не скажетъ ни слова. Теперь же, когда все выяснилось, Рэчель успокоилась. Заслуга эта, однакоже, скоре принадлежала Роуану, но не мистриссъ Рэй. Одаренный способностью сближаться съ людьми, онъ пробрлъ расположене вдовы, и черезъ десять минутъ оба они послдовали за Рэчель въ домъ. Рэчель надла вскор шляпку съ намренемъ сходить въ домъ фермера.

— Мама, я сбгаю за сливками къ мистриссъ Стортъ.

— Нельзя ли и мн идти вмст съ вами? сказалъ Роуанъ.

— Конечно, нельзя, сказала Рэчель.— Вы нарушите спокойстве мистриссъ Стортъ, и мы не получимъ сливокъ.

Съ этими словами Рэчель вышла изъ коттэджа, и Роуанъ остался съ ея матерью.

По приглашеню вдовы онъ расположился въ кресл и минуты дв не говорилъ ни слова. Мистриссъ Рэй занялась разстановкой чайныхъ принадлежностей и съ удаленемъ Рэчель почувствовала всю тяжесть присутствя чужаго человка. Пока Рэчель оставалась въ коттэдж, и даже во время прогулки между цвтными куртинами, она была совершенно спокойна, но теперь сознане, что молодой человкъ былъ тутъ и молчаливо сидлъ съ ней въ одной комнат, начинало ее тревожить. Хорошо ли она сдлала, пригласивъ его напиться чаю? Онъ казался овечкой и говорилъ какъ овечка, но разв не извстно всему свту, что волки часто одваются въ овечью шкуру, собственно для достиженя своихъ злыхъ цлей? Благоразумно ли она поступала? И опять въ его молчани было что-то особенное, невольно наводившее безпокойство. Что бы такое сказать ему, чтобы нарушить молчане? Безпокойству ея, однакоже, былъ положенъ конецъ самимъ Роуаномъ.

— Мистриссъ Рэй, сказалъ онъ:— мн кажется, ваша дочь — премиленькая двушка, какой я въ жизнь свою не видывалъ.

Мистриссъ Рэй моментально опустила чайницу, которую держала въ рукахъ, и вздрогнула, съ прерваннымъ вздохомъ, какъ будто на нее плеснули холодной водой. Въ этотъ моментъ она не сказала ни слова. Да и что должна отвтить она на такой смлый вопросъ?

— Клянусь честью, не видывалъ, продолжалъ Роуанъ, онъ былъ слишкомъ углубленъ въ свои собственныя чувства и мысли, чтобы обращать внимане на мистриссъ Рэй.— Она не только очень хороша, но въ ней есть что-то особенное,— я не знаю, какъ это назвать,— короче сказать, я вижу въ ней двушку, которая нравится мн лучше всего на свт. Я сказалъ ей, что приду сегодня, и, какъ видите, пришелъ, чтобы высказать вамъ это. Надюсь, вы на меня не сердитесь?

— Пожалуйста, сэръ, не говорите ей ничего такого, что можетъ вскружить ей голову.

— Сколько я понимаю ее, мистриссъ Рэй, то не очень легко вскружить ей голову. А что, если она вскружила мою?

— О, нтъ. Молодымъ джентльменамъ, какъ вы, нечего опасаться за подобную вещь. Но для бдной двушки…

— Кажется, мистриссъ Рэй, вы не совсмъ меня понимаете. Я ршительно не думалъ объ опасности. Я тогда буду въ опасности, когда увижу, что для нея я ровно ничего не значу, но не думаю, что она будетъ обо мн такого мння. Хотлось бы мн знать, позволите ли вы мн приходить сюда и видться съ ней? Я не сомнваюсь, что она не будетъ противъ этого, и можетъ быть, полюбитъ меня.

— Не знаю, сказала мистриссъ Рэй.

— Но я бы хотлъ испытать.

— Вы ничего еще ей не говорили, мистеръ Роуанъ?

— Ничего, не думаю, что говорилъ. Я имлъ это намрене вчера на балу, но ей не угодно было остаться и выслушать меня. Не думаю, что она очень заботится о мн, но я хотлъ бы испытать, если вы позволите.

— А вотъ и она,— сказала мистриссъ Рэй и снова взяла чайницу, такъ что Рэчель смло могла думать, что въ ея отсутстве ничего особеннаго не случилось. Не смотря на то, если бы Роуанъ ушелъ, ей было бы передано каждое слово.

— Полагаю, вы любите кипяченые сливки, сказала Рэчель, снимая шляпку. Роуанъ объявилъ, что это единственная вещь въ цломъ мр, которую онъ любитъ, и что онъ прхалъ въ Девонширъ нарочно за тмъ, чтобы всю свою жизнь наслаждаться этимъ лакомствомъ.— Все остальное въ Девоншир, говорилъ Роуанъ,— ему не по вкусу. Онъ имлъ еще другую цль въ жизни: — вывести сидръ изъ употребленя.

— Прошу васъ не длать этого, сказала мистриссъ Рэй:— за обдомъ я постоянно пью сидръ.

При этомъ Роуанъ объяснилъ, что намренъ сдлаться пивоваромъ, и что вмняетъ себ въ непремнную обязанность вывести изъ употребленя такой жалкй напитокъ, какъ сидръ.— Девонширцы, уврялъ онъ, не имютъ понятя о пив, и онъ хотлъ пручить ихъ къ нему. Мистриссъ Рэй сначала горячо защищала сидръ, потомъ перестала, и въ маленькомъ обществ водворилось спокойстве и счасте.— Я въ жизнь свою ничего подобнаго не слышала, сказала мистриссъ Рэй.— Что же фермеры будутъ длать съ своими яблонями? Да это разоритъ весь здшнй край!

— Разумется, оно введется не вдругъ, сказалъ Лука.

— Не вдругъ! даже мистеромъ Роуаномъ! сказала Рэчель.

Боле часа просидлъ Роуанъ посл чаю и мистриссъ Рэй не на шутку полюбила его. Обращаясь къ Рэчель, онъ говорилъ съ ней съ особеннымъ почтенемъ, и казалось, что былъ въ боле дружественныхъ отношеняхъ съ матерью, а не съ дочерью. Мистриссъ Рэй сильно тяготила мысль, о чемъ ей говорить съ молодымъ человкомъ во время отсутствя Рэчель и сознане, что ей придется по его уход передать Рэчель, о чемъ съ нимъ говорила, но она чувствовала себя счастливою, пока Роуанъ оставался, и начинала надяться, что онъ не скоро уйдтъ. Рэчель также была совершенно счастлива. Она мало говорила, но много думала о своихъ встрчахъ съ нимъ,— о рук въ облакахъ, о предложени дружбы, о первомъ танц на балу, о продлк, съ помощю которой Роуанъ завладлъ ею на время ужина, и, наконецъ, о тхъ словахъ, которыя онъ высказалъ, удержавъ ее посл ужина въ столовой. Она знала, что Роуанъ нравился ей, и боялась поощрять развите этого чувства. И что могло быть миле настоящихъ минутъ, когда ей представлялась возможность сидть и слушать его въ присутстви матери? Теперь она нисколько не боялась его. Теперь ее не страшили ничьи взгляды. Теперь ее не тревожила мысль, что она поступаетъ противъ правилъ благопристойности. Тутъ не было мистриссъ Таппитъ, которая бы упрекала ее сердитымъ своимъ взглядомъ.

— Мистеръ Роуанъ, я уврена, что вамъ не нужно торопиться, сказала Рэчель, когда онъ всталъ и началъ искать свою шляпу.

— Душа моя, у мистера Роуана кром разговоровъ съ нами есть другя дла.

— О, нтъ, никакихъ нтъ длъ. Посл восьми часовъ не пойдетъ же онъ варить пиво.

— Когда устрою свой заводъ, то пиво будетъ вариться у меня цлую ночь,— въ настоящую же минуту едва ли найдется во всемъ Бэзельхорст человкъ, который былъ бы свободне меня. Теперь я отправляюсь на Костонскй мостъ, закурю тамъ сигару и буду курить, пока не явится кто нибудь изъ знакомыхъ и не прогонитъ меня въ городъ. Во всякомъ случа, я не смю больше безпокоить васъ. Доброй ночи, мистриссъ Рэй.

— Доброй ночи, мистеръ Роуанъ.

— Могу ли я придти и еще разъ повидаться съ вами?

Мистрисъ Рэй молчала.

— Я уврена, мама будетъ очень рада, сказала Рэчель.

— Я хочу услышать это отъ самой вашей мама, сказалъ Лука.

Бдная женщина! Она чувствовала, что ее поставили въ такое положене, изъ котораго всякй безопасный выходъ былъ совершенно невозможенъ. Не могла же она сказать своему гостю, что не будетъ рада его посщеню. Посл такой прятной, откровенной бесды она не могла заговорить съ нимъ вдругъ холоднымъ тономъ, а между тмъ, сказавъ, что онъ можетъ приходить, она этимъ самымъ дала бы позволене ему являться въ коттэджъ въ качеств поклонника Рэчель. Не будь тутъ Рэчель, она попросила бы у него пощады, и, въ порыв одушевленя, бросилась бы передъ нимъ на колна. Но въ присутстви Рэчель она не могла этого сдлать.

— Я полагаю, что занятя не позволятъ вамъ уходить изъ города такъ далеко.

Это была самая пустая увертка, напрасная, неумстная попытка.

— О, нисколько, сказалъ Роуанъ.— Я каждый день длаю довольно дальня прогулки, и вы увидите меня въ самомъ непродолжительномъ времени.— Завтра вы будете у Таппитовъ?— спросилъ онъ, обращаясь къ Рэчель.

— Не знаю, отвчала Рэчель.

— Мн кажется, я могу сказать вамъ правду, я не люблю секретничать съ друзьями, сказалъ Роуанъ.— Дло вотъ въ чемъ: Мистеръ Таппитъ прогналъ меня изъ дома.

— Васъ — прогналъ? сказала мистриссъ Рэй.

— Перестаньте, мистеръ Роуанъ! сказала Рэчель.

— Это правда, продолжалъ Роуанъ.— Вся исторя вышла изъ-за пива. Онъ хочетъ быть честнымъ, и я точно также. Но въ длахъ подобнаго рода, такъ трудно опредлить, кто правъ, кто виноватъ. Мн кажется, намъ придется обратиться къ закону. Однако сюда идетъ какая-то лэди, и потому остальное я доскажу завтра. Я хочу, мистриссъ Рэй, чтобы вы все узнали и все поняли.

— Какая-то лэди! сказала мистриссъ Рэй, взглянувъ въ открытое окно.— Ахъ, Боже мой! не Доротея ли?

Роуанъ еще разъ простился, крпко пожавъ руку Рэчель въ глазахъ матери. По выход изъ коттэджа, въ садик, онъ встртился съ мистриссъ Прэймъ и приподнялъ шляпу съ величайшимъ спокойствемъ.

ГЛАВА XII.
РЭЧЕЛЬ РЭЙ НАЧИНАЕТЪ ДУМАТЬ, ЧТО ‘ОНЪ ЕЙ НРАВИТСЯ’.

Появлене Роуана за чайнымъ столомъ мистриссъ Рэй, какъ было сказано въ предъидущей глав, случилось въ среду вечеромъ, и читатели, вроятно, припомнятъ, что въ этотъ же самый день поутру, мистриссъ Прэймъ имла объяснене съ мистеромъ Пронгомъ, въ гостиной послдняго. Она общала дать отвтъ мистеру Пронгу въ субботу, и вслдстве этого ршилась какъ можно серьезне обдумать и обсудить выгодныя и невыгодныя стороны сдланнаго ей предложеня. Она очень желала получить совтъ отъ человка, хорошо знакомаго съ закономъ, но находила, что это невозможно,— что это первоначальное пособе было для нея недоступно. Она сама на столько знала законы своего отечества, что могла быть уврена, что, въ случа принятя предложеня, ея деньги такъ прочно могутъ быть закрплены за ней, что мужъ не посметъ прикоснуться къ нимъ, но она не знала, можно ли устроить дла такимъ образомъ, чтобы въ рукахъ ея было право распоряжаться своимъ капиталомъ, какъ вздумается. Къ тремъ часамъ того же дня она ршила, что можно принять предложене мистера Пронга, если денежный вопросъ будетъ разршенъ согласно съ ея желанемъ. Ее никто не сталъ бы укорять въ томъ, что она сдлалась женой священника. Общество миссъ Поккеръ становилось для нея противно. Уединене не нравилось ей. И опять, не представлялась ли ей возможность, сдлавшись замужней женщиной, трудиться еще усердне, чмъ теперь, при настоящемъ ея положени?— не могла ли она продолжать свой трудъ съ увеличеннымъ терпнемъ и силой? Въ три часа она почти совсмъ ршилась перемнить свое положене,— но все же крайне нуждалась въ совт и нкоторыхъ свдняхъ. По какому-то случаю ей пришло на мысль, что ея мать знакома съ длами подобнаго рода. Во многихъ отношеняхъ ея мать далеко была неопытная женщина, но очень вроятно, что въ этомъ затруднени могла бы оказать ей помощь. Во всякомъ случа ея мать могла пораспросить другихъ, а у мистриссъ Прэймъ не было ни души, къ кому бы она могла обратиться съ довремъ. И притомъ же, ршаясь на такой шагъ, она обязана была объявить объ этомъ матери. Правда, она поссорилась въ Браггзъ-Энд и съ сестрой и матерью, но въ жизни бываютъ обстоятельства, при которыхъ забываются семейныя ссоры, особливо такя легкя и непродолжительныя, какъ ссора между мистриссъ Прэймъ и мистриссъ Рэй. Вотъ почему мистриссъ Прэймъ и явилась въ Браггзъ-Энд въ ту минуту, когда Роуанъ выходилъ изъ коттэджа.

Она вступила на зеленый лугъ съ масличной втвью въ душ, и не доходя еще до воротъ, ршила, что при настоящемъ случа, должно забыть, на сколько это было въ ея власти, вс непрятности, но когда она увидла Роуана, выходившаго изъ дверей, въ груди ея вдругъ замерли вс миролюбивыя чувства. Она пручила себя смотрть на Роуана, какъ на олицетворене зла, какъ на самое зло въ отношени къ Рэчель. Она возвысила голосъ противъ него, она оставила свой домъ, оторвалась отъ семейства, потому собственно, что не совмстно было съ строгостю ея правилъ, чтобы т, кого она знала близко, знали близко и его. Едва только оставила она домъ своей матери, какъ эту пагубнйшую причину раздора свободно принимаютъ въ семейство, гд произошелъ этотъ раздоры. Ей показалось, что ея мать была въ высшей степени лицемрка. Не дале какъ нсколько дней тому назадъ, мистриссъ Рэй не могла безъ ужаса слышать имя Роуана. Но куда же двался теперь этотъ ужасъ? Въ понедльникъ мистриссъ Прэймъ выхала изъ коттэджа, во вторникъ Рэчель отправилась на балъ, чтобы видться съ этимъ молодымъ человкомъ, а въ среду молодой человкъ пьетъ уже чай въ коттэдж Браггзъ-Энда! Мистриссъ Прэймъ ушла бы назадъ, не сказавъ слова ни матери, ни сестр, если бы подобная ретирада была возможна.

Мистриссъ Прэймъ величественно и торжественно отвтила на привтстве Роуана и потомъ вошла въ коттэджъ.

— Ахъ, Доротея! сказала мать, и голосъ ея обнаруживалъ, что ей было стыдно.

— Какъ мы рады видть тебя, Долли, сказала Рэчель, но въ тон ея голоса не отзывалось ни малйшаго стыда. Какъ будто ничего особеннаго не случилось.

— Я не имла намреня нарушить вашу прятную бесду.

Мистриссъ Рэй ничего не сказала, въ эту минуту она не нашлась, что отвтить, но Рэчель взяла на себя отвтить сестр.

— Ты бы вовсе не нарушила ее, если бы пришла пораньше. Впрочемъ ты не опоздала еще выпить чашку чаю, если хочешь.

— Я пила чай, благодарю васъ, два часа тому назадъ, мистриссъ Прэймъ сказала послдня слова, какъ будто въ отдаленности времени, въ которое она ла и пила, заключалась величайшая добродтель, особливо при вид такой расточительности и роскоши на чайномъ стол матери. Пить чай въ восемь часовъ! Да гд это видано?

— Во всякомъ случа мы очень рады видть тебя, сказала мистриссъ Рэй.— Я боялась, что ты не придешь къ намъ никогда.

— Можетъ статься, было бы гораздо лучше, еслибъ не пришла.

— Я этого не вижу, сказала Рэчель.— Гораздо лучше, что ты пришла. Я ненавижу ссоры и надюсь, что ты пришла сюда съ тмъ, чтобы остаться съ нами.

— Нтъ, Рэчель, я не намрена здсь оставаться. Мать, нтъ никакой возможности не сказать ни слова, видвши, какъ молодой человкъ вышелъ изъ этого дома, хотя я знаю, мой голосъ здсь ничего не значитъ.

— Это былъ мистеръ Лука Роуанъ, сказала мистриссъ Рэй.

— Я очень хорошо знаю, кто это былъ, сказала мистриссъ Прэймъ, потрясая головой.— Рэчель вроятно помнитъ, что я видла его прежде.

— И ты увидишь его снова, если останешься здсь, Долли, сказала Рэчель. Это было сказано съ досады, того рода досады, которую всегда возбуждали въ ней упреки сестры.

— Безъ сомння, сказала мистриссъ Прэймъ: — онъ будетъ ходить сюда, когда вздумаетъ. Только я не увижу его. Мать, если вы одобряете это, то, разумется, я больше ничего не скажу, ничего кром разв того, что я подобныхъ вещей не одобряю.

— Что же ему мшаетъ быть хорошимъ молодымъ человкомъ, сказала мистриссъ Рэй.— Если онъ полюбилъ Рэчель, то кто же можетъ запретить ему любить ее? И если Рэчель должна полюбить его, то я не вижу, почему бы ей не полюбить, точно также, какъ любятъ и другя двушки.

Мистриссъ Рэй немного вышла изъ себя, иначе она бы не позволила себ говорить такъ много въ присутстви Рэчель. Она, вроятно, забыла, что Рэчель не было еще извстно свойство предложеня Роуана.

— Мама, зачмъ вы это говорите? Тутъ ничего подобнаго нтъ, сказала Рэчель.

— Я не врю, что есть, сказала мистриссъ Прэймъ.

— А я говорю, что есть, сказала мистриссъ Рэй: — и право, Доротея, не хорошо съ твоей стороны говорить такъ и думать о своей сестр.

— Очень хорошо. Я вижу, что лучше сейчасъ же воротиться въ Бэзельхорстъ.

— Да, да, такое недоброжелательство весьма непохвально. Я не могу переносить подобныхъ раздоровъ, какъ мать, я должна высказать это и заступиться за нее. Я уврена, что онъ весьма хорошй молодой человкъ, въ немъ вовсе нтъ ничего дурнаго, онъ можетъ приходить сюда, когда ему угодно. Что касается до Рэчель, то мн кажется, она точно также съуметъ держать себя, какъ умла ты, когда была въ ея лтахъ. Ты говоришь, что у него нтъ намреня жениться на ней, напротивъ, онъ пришелъ сюда собственно потому, что иметъ это намрене и чтобы выпросить у меня позволене видться съ ней. Я сначала не сказала ему, что онъ можетъ, потому что въ это время Рэчель ходила на ферму за сливками, и я подумала, что сперва нужно посовтоваться съ ней. Если это еще нечестно и неблагородно, то я не знаю, что можетъ быть честне и благородне, онъ иметъ занятя и въ состояни содержать жену и семейство. Наконецъ, если молодымъ людямъ запрещено будетъ просить позволеня видться съ молодыми двицами, которыя имъ нравятся, то я первая не знаю, какимъ же образомъ молодые люди будутъ жениться.

Сказавъ это, мистриссъ Рэй опустилась на стулъ, поднесла передникъ къ глазамъ и заплакала. Это была краснорчивая рчь, и я не могу сказать, которую изъ сестеръ она больше всего поразила. Что касается до Рэчель, то эта рчь сообщила ей весьма многое, о чемъ она вовсе не знала, столь многое, прибавимъ мы, что это совершенно измнило ея взглядъ на свою жизнь. Молодой человкъ, о которомъ она такъ много мечтала и котораго она такъ сильно боялась, боялась, что ея думы о немъ становились опасными, этотъ самый молодой человкъ, который такъ заинтересовалъ ее, пришелъ въ Браггзъ-Эндъ собственно затмъ, чтобы выпросить позволене ухаживать за ней! И онъ сдлалъ это, не сказавъ ей ни слова! Въ этомъ поступк было что-то особенно Очаровательное, очаровательне всхъ рчей, которыя она отъ него слышала. До этой поры она сердилась на него, хотя онъ и нравился ей, сердилась, хотя была почти влюблена въ него. Она не знала, почему это такъ было, но причина заключалась въ томъ, что при прежнихъ свиданяхъ онъ не оказывалъ ей того уваженя, на которое она имла полное право. Настоящй его поступокъ вполн искупалъ этотъ недостатокъ. Въ то время, когда значене словъ матери запало въ ея сердце, когда она поняла изъ этихъ словъ, что Лука Роуанъ будетъ принимаемъ въ коттэдж, какъ ея поклонникъ, ея глаза наполнились слезами и враждебное чувство къ сестр было подавлено притокомъ счастя.

И мистриссъ Прэймъ была почти въ равной степени изумлена, но далеко не въ равной степени восхищена. Если бы все это дло сложилось какъ нибудь иначе, она по всей вроятности смотрла бы на бракъ сестры съ Роуаномъ какъ нельзя боле благопрятно. Во всякомъ случа, смотря на мръ, каковъ онъ есть на самомъ дл, принимая въ соображене, что вс мужчины не могутъ быть провозвстниками слова Божя, и не вс женщины помощницами такихъ провозвстниковъ, мистриссъ Прэймъ ни подъ какимъ видомъ не пошла бы противъ подобнаго брака. Но въ ослплени своемъ, она ршила, что Лука Роуанъ былъ черная овца, что онъ былъ смола, къ которой нельзя прикоснуться безъ того, чтобы не замараться, что онъ былъ человкъ, на котораго вс религозные люди должны были смотрть, какъ на анаему — какъ на человка проклятаго, а отъ этой идеи она не въ состояни была отвязаться внезапно. Зачмъ этотъ молодой человкъ въ ночное время гулялъ на кладбищ подъ вязами? Если онъ дйствительно честный человкъ, то зачмъ принималъ на себя этотъ франтовской видъ — видъ, въ которомъ такъ много было свтскаго? Кром того, онъ ходилъ на балы и соблазнялъ другихъ длать то же самое! Словомъ, это былъ молодой человкъ, видимо принадлежавшй къ тому классу людей, которыхъ мистриссъ Прэймъ считала опасне рыкающихъ львовъ. Невозможно же ей было отказаться отъ своего мння только потому, что этотъ рыкающй левъ приходилъ къ ея матери подъ благовиднымъ предлогомъ. Въ этотъ моментъ ей представлялась существенная необходимость составить суждене, котораго она должна была держаться неизмнно. Она должна была или согласиться на бракъ Роуана, или воспротивиться этому. Она знала, это въ настоящую минуту отъ нея требовалось ршене и потому, прежде чмъ высказаться, она должна была на минуту призадуматься. Но эта минута только подтвердила приговоръ противъ поклонника Рэчель. Снялъ ли бы серьезный молодой человкъ шляпу съ такимъ франтовствомъ и втренностью? Если молодой человкъ дйствительно имлъ виды на брачную жизнь, то неужели онъ не принялъ бы на себя боле степенный видъ? Приговоръ мистриссъ Прэймъ былъ не въ его пользу, и она приступила къ произнесеню этого приговора.

— Прекрасно, прекрасно, въ такомъ случа, я не должна больше вмшиваться. Я бы не подумала, что Рэчель, видвъ его только два раза, да и какъ еще? прячась подъ деревьями кладбища!..

— Я вовсе не пряталась, сказала Рэчель:— и ты не имешь права говорить это.

Слезы помшали Рэчель мужественно, или съ ея обычнымъ присутствемъ духа, выдержать битву.

— Во всякомъ случа, Рэчель, оно казалось очень похоже на это. Я думала, что мать, прежде чмъ позволитъ своей дочери смотрть на молодаго человка, какъ на жениха, пожелаетъ ей узнать его гораздо больше, чмъ ты можешь знать о мистер Роуан.

— Но, Доротея, какимъ же образомъ они узнаютъ другъ друга, если не будутъ видться? спросила мистриссъ Рэй.

— Я нисколько не сомнваюсь, что онъ отлично уметъ танцовать,— а это для Рэчель, можетъ статься, самое необходимое.

Этотъ ударъ былъ направленъ прямо на бдную мистриссъ Рэй, которая недли дв тому назадъ согласилась съ старшей дочерью, что танцы — великй грхъ. Впрочемъ, ее ввелъ въ заблуждене совтъ мистера Комфорта.

— Но какъ же иначе она узнаетъ его? продолжала мистриссъ Прэймъ.— Вы говорите, онъ можетъ содержать жену,— неужели же въ этомъ заключается все необходимое для соображеня при выбор мужа, или что это есть главнйшая вещь? О, мать, вы должны подумать о своей отвтственности въ такое время, какъ это. Для Рэчель можетъ быть очень прятно имть молодаго человка своимъ поклонникомъ,— очень прятно, пока это продолжается. Но что… что… что…

Тутъ мистриссъ Прэймъ почувствовала такой сильный гнетъ отъ тяжести своихъ собственныхъ думъ, что не въ состояни была ихъ выразить.

— Я думаю о своей обязанности, сказала мистриссъ Рэй:— думаю, быть можетъ, больше, чмъ кто либо другой.

— И вы пришли къ заключеню, что этотъ путь самый лучшй для упроченя счастя Рэчель? О, мать!

— Онъ всегда ходитъ въ церковь по воскресеньямъ, сказала Рэчель.— Не знаю, право, почему ты длаешь о немъ такя дурныя заключеня?

Рэчель сказала это, пристально взглянувъ на мать, которая, повидимому, готова была покориться.

Многое можно бы сказать въ оправдане мистриссъ Прэймъ. Она могла имть почтенныя цли, согласуясь съ своими собственными воззрнями, но доктрина, которую она теперь проповдывала, была доктриной, которой держались обитатели Браггзъ-Эндскаго коттэджа. Вина, если только была тутъ вина, заключалась въ учени, подъ влянемъ котораго жили мистриссъ Прэймъ и ея мать. Въ желани своемъ жить согласно съ этимъ ученемъ он условились считать весь вншнй мръ полнымъ нечестя и опасностей. Он вовсе не воображали, что при составлени такого сужденя, у нихъ не доставало чувства любви къ ближнему, впрочемъ, едва ли еще знали он, что составили подобное суждене. Он были щедры на труды для помощи ближнему, но смотрли на эту добродтель съ доркасской точки зрня. При такомъ направлени жизни, младшая и боле энергическая женщина сдлалась кислою, угрюмою въ своемъ характер, между тмъ какъ старшая и боле слабая сохранила свое женское чувство, частю вслдстве своей слабости. Но кто можетъ сказать, что та или другая была женщина недобрая? об он были добрыя при тхъ свточахъ, которые были зажжены для освщеня ихъ пути. Теперь же младшая продолжала придерживаться старыхъ уроковъ, тогда какъ старшая оставляла ихъ. Старшая оставляла ихъ не съ помощю своего разсудка, но подъ влянемъ необходимости придти въ соприкосновене съ мромъ, необходимости, которая была вызвана жизнью и инстинктами младшей дочери. Она старалась, разъ и навсегда, преодолть это затруднене, обратившись за совтомъ къ священнику. Какой былъ результатъ ея обращеня, читателю уже извстно.

— Мать, сказала мистриссъ Прэймъ весьма торжественно: — похожъ ли этотъ молодой человкъ на того, котораго вы желали выбрать въ мужья Рэчель, шесть мсяцевъ тому назадъ?

— Я никогда и никого не желала выбирать ей въ мужья, сказала мистриссъ Рэй:— Доротея, теб не слдовало бы говорить со мной въ этомъ род.

— Не знаю, какъ же иначе говорить мн съ вами! Я не могу быть равнодушною къ такому предмету, какъ этотъ. Вы сами сказали мн, и сказали въ присутстви Рэчель, что дали позволене этому молодому человку приходить и видться съ ней, когда ему угодно.

— Ничего подобнаго я не говорила, Доротея.

— Вы не говорили? Я такъ по крайней мр поняла васъ.

— Я сказала, что онъ приходилъ просить позволеня и что мн прятно будетъ видть его, когда онъ придетъ, но ему этого ничего не высказала. Ничего подобнаго не говорила: правда ли, Рэчель? Но я знаю, что онъ придетъ, и не вижу причины, почему бы не придти. А если придетъ, мн не выгнать же его. Онъ пилъ чай, какъ серьезный, степенный молодой человкъ. Онъ выпилъ три большихъ чашки, и если, какъ говоритъ Рэчель, онъ регулярно ходитъ въ церковь, то я не знаю, за что мы должны осуждать его и говорить, что онъ безпутный?

— Я его не осуждала.

Теперь заговорила и Рэчель, и мы можемъ сказать, что ей необходимо было сдлать это. Жертву ея сердца судили въ ея присутстви,— судили такъ, что ей стало и тяжело, и больно,— судили дв женщины, изъ нихъ одна была ея родная мать, а другая — родная сестра. Дйствительно, все высказанное сильно ее взволновало, во всемъ этомъ такъ много было для нея и радостнаго, и печальнаго, что она до настоящей минуты не могла подавить душевныхъ движенй и завладть способностю говорить. Все это время она боролась съ своими чувствами и только теперь ей представилась возможность оказать помощь матери.

— Не знаю, мама, кому еще какая надобность судить его, изъ всхъ его словъ, которыя мн привелось слышать отъ него, я уврена, что никто не иметъ права судить о немъ дурно. Долли очень разсердилась на меня, потому что увидла, какъ я разговаривала съ нимъ на кладбищ, — зачмъ же прибавлять, что я пряталась?

— Я хотла сказать, что онъ прятался.

— Никто изъ насъ не прятался, дурно говорить подобныя вещи, непрятно ихъ слышать,— особливо отъ сестры. Я никогда ни отъ кого не думала прятаться. Что касается до моихъ чувствъ къ мистеру Роуану, посл такихъ словъ я никому ихъ не выскажу, кром мама. Если онъ попроситъ меня быть… его женой, я не знаю, что должна отвтить ему,— ршительно не знаю. Но пока жива мама, я безъ ея соглася не приму ничьего предложеня.

Сказавъ это, она обернулась къ матери, и мистриссъ Рэй, которую слова мистриссъ Прэймъ начинали вводить въ сомнне, снова сдлалась твердою въ ршимости своей поощрять любовь молодыхъ людей.

— Я не врю, что она когда нибудь сдлаетъ поступокъ, который заставитъ меня думать, что не слдовало бы ей доврять,— сказала мистриссъ Рэй, обнимая Рэчель съ глазами полными слезъ.

Теперь для мистриссъ Прэймъ было совершенно ясно, что ей ничего больше не оставалось длать, какъ только уйти. Усердно занявшись длами сестры, она на время забыла свои собственныя, и теперь, когда снова вспомнила причину, которая привела ее при настоящемъ случа въ Браггзъ-Эндъ, она чувствовала, что должна воротиться, не достигнувъ цли. Посл такого множества порицанй сердечныхъ длъ сестры, едва ли ей было возможно разсказывать свою собственную повсть. А между тмъ необходимость не допускала промедленя. Она обязалась дать отвтъ мистеру Пронгу въ субботу, и теперь сознавала, что едва ли можетъ принять предложене этого джентльмена, безъ предварительнаго совщаня съ матерью. Такое совщане въ настоящую минуту оказывалось невозможнымъ.

— Можетъ статься, гораздо будетъ лучше, если я уйду и оставлю васъ, сказала она. Если я не могу сдлать добра, то, конечно, не хочу длать и зла. Я желаю только, чтобы Рэчель образумилась и обратилась на лучшую, по моему мнню, дорогу въ жизни.

— Что же я такое сдлала? спросила Рэчель, быстро обернувшись къ сестр.

— Я говорю на счетъ Доркасскихъ митинговъ.

— Мн не нравятся тамошня женщины,— вотъ почему я не ходила туда.

— Мн кажется, вс он добрыя, достойныя похвалы, набожныя женщины. Впрочемъ теперь безполезно говорить объ этомъ. Доброй ночи, Рэчель, и она холодно подала сестр руку.— Доброй ночи, мать, я желала бы завтра повидаться съ вами наедин.

— Приходи сюда обдать, сказалъ мистриссъ Рэй.

— Нтъ, но если вы придете ко мн поутру, я буду очень благодарна.

Мистриссъ Рэй дала общане, и мистриссъ Прэймъ поплелась обратно въ Бэзельхорстъ.

Съ удаленемъ сестры, Рэчель чувствовала, что многое должно быть переговорено между ней и ея матерью. Мистрисъ Рэй была такъ непослдовательна въ умственныхъ отправленяхъ, что ей и въ голову не приходило, что во время визита Прэймъ она обнаружила передъ Рэчель совершенно новый взглядъ на намреня Роуана, или что были сказаны нкоторыя слова, длавшя дальнйшее объяснене необходимымъ. Она уполномочила Рэчель считать Роуана своимъ поклонникомъ, а между тмъ не знала, что сдлала это. Но Рэчель запомнила каждое слово. Она ршила, что, безъ позволеня матери, не позволитъ себ заключать особенной дружбы съ Роуаномъ, и въ то же время представляла себ, что съ позволеня матери подобная дружба будетъ очень прятна. Въ глубин души своей она была уврена, что не смотря на внушеня сестры, прятныя отношеня между ней и Роуаномъ не будутъ нарушены.

— Мама, сказала она:— я не знала, что онъ говорилъ съ вами въ такомъ род.

— Въ какомъ род, Рэчель?

Голосъ мистриссъ Рэй отзывался не совсмъ прятно. Теперь, когда мистриссъ Прэймъ удалилась, она была рада, что хоть на время этотъ опасный предметъ останется въ поко.

— Что онъ просилъ васъ позволить ему приходить сюда и что-то говорилъ на счетъ меня.

— Да, правда, — это было въ то время, когда ты уходила къ мистриссъ Стортъ.

— Какой же отвтъ вы дали ему?

— Я не дала никакого отвта. Ты воротилась, и я очень обрадовалась, потому что ршительно не знала, что сказать ему.

— А что онъ говорилъ насчетъ меня? скажите мама, если въ этомъ ничего нтъ дурнаго.

— Право, не знаю, впрочемъ я не вижу ничего дурнаго,— потому что никакой молодой человкъ не могъ бы объясняться лучше его, мн прятно было слышать его,— и я слушала нсколько минутъ.

— Ахъ, мама, скажите! и Рэчель стала передъ ней на колна.

— Изволь, онъ говорилъ, что ты такая миленькая двушка, какой онъ не видывалъ во всю свою жизнь.

— Въ самомъ дл, мама? и Рэчель, услышавъ прятныя слова, придвинулась поближе къ матери.

— Не слдовало бы говорить теб таке пустяки, потомъ онъ сказалъ, что ему хотлось бы приходить сюда и видться съ тобой и… и… ну, да проще сказать, онъ хотлъ просить тебя быть ему подругой, если я позволю.

— И что же вы сказали?

— Я ничего не могла сказать, потому что въ это время ты вошла въ комнату.

— Однако вы сказали Долли, что будете рады ему, когда бы онъ ни вздумалъ придти.

— Неужели сказала?

— Да, мама, вы сказали, что онъ всегда будетъ принятъ съ радостью, и что, по вашему мнню, онъ весьма хорошй молодой человкъ.

— Это я скажу и теперь. Почему же онъ долженъ быть чмъ нибудь другимъ?

— И я этого не говорю, но, мама…

— Что же, мой другъ?

— Что я должна сказать ему, когда онъ сдлаетъ мн этотъ вопросъ? Онъ раза два или три называлъ меня только по имени, и говорилъ со мной такъ, какъ будто ему хочется, чтобы я полюбила его. Если онъ скажетъ мн что нибудь въ этомъ род, что должна я отвтить?

— Если ты думаешь, что онъ теб не нравится, то такъ и должна сказать ему.

— Да, разумется, такъ и должна.

Посл этого Рэчель минуты дв оставалась безмолвною. Она все еще не получила полнаго отвта, котораго желала. При такомъ услови, на какое указала ея мать, Рэчель, мы можемъ сказать, сама бы знала, какъ составить отвтъ молодому человку, не прибгая ни къ кому за совтомъ. Но тутъ было другое обстоятельство, относительно котораго она считала необходимымъ получить мнне матери.

— Но, мама, я думаю, что онъ мн нравится, сказала Рэчель, спрятавъ лицо въ платье матери.

— Я этому не удивляюсь, сказала мистриссъ Рэй:— онъ и мн очень нравится. Онъ держитъ себя несравненно лучше, чмъ большая часть ныншнихъ молодыхъ людей, и при томъ же, у него есть состояне, а это что нибудь да значитъ. Молоденькая двушка никогда не должна влюбляться въ человка, который не можетъ заработать себ хлба, не смотря на то, какъ бы онъ ни былъ религозенъ или степененъ. Онъ, кром того, весьма не дуренъ. Красота, впрочемъ, не составляетъ главнаго достоинства, въ дни скорби она не доставитъ большаго утшеня, но признаюсь, мн прятно смотрть на молодаго человка съ красивымъ лицомъ, съ статной осанкой и легкой, живой поступью. Мистеръ Комфортъ расположенъ думать, что дло было бы хорошее, если бы оно состоялось, а ужь если онъ не знатокъ этого, то кто другой можетъ лучше знать это? Наконецъ, ничего не могло быть прекрасне со стороны молодаго человка, какъ придти сюда и съ самаго начала откровенно со мной объясниться. Между молодежью бываетъ много и хитрыхъ, но тутъ не было ни малйшей хитрости.

Такимъ образомъ Рэчель Рэй получила позволене матери считать Роуана своимъ пожлонникомъ, позволене, сопровождавшееся множествомъ словъ, не относящихся прямо до дла, множествомъ поцалуевъ и нсколькими слезами.

ГЛАВА XIII.
МИСТЕРЪ ТАППИТЪ ВЪ СВОЕЙ КОНТОР.

Лука Роуанъ, оставивъ коттэджъ, ускореннымъ шагомъ перешелъ черезъ зеленый лугъ на дорогу въ Бэзельхорстъ. Отправляясь съ завода въ Браггзъ-Эндъ, онъ шелъ медленно, думая о томъ, что будетъ длать, когда достигнетъ предла прогулки, но теперь не было надобности думать, вс сомння были разсяны, онъ высказалъ это матери Рэчель и ршилъ просить руки самой Рэчель. Онъ высказалъ мистриссъ Рэй свое намрене въ этомъ отношени, какъ бы полагая, что такое предложене съ его стороны могло быть отвергнуто, и высказывая его онъ, говорилъ правду. Сангвиникъ отъ природы, онъ вмст съ тмъ былъ самоувренъ, и хотя не имлъ наклонности считать себя побдоноснымъ героемъ, любовь котораго была бы счастемъ для всякой молоденькой лэди, но въ настоящую минуту заглядывалъ въ свою будущность безъ отчаяня. Онъ быстро возвращался домой по пыльной дорог, рисуя себ счастливое благополучное будущее, въ Бэзельхорст съ Рэчель Рэй, находящейся при немъ въ качеств жены, и Таппитовъ, живущихъ въ сосдней вилл на деньги, выплачиваемыя имъ старику Таппиту изъ доходовъ съ пивовареннаго завода. Таково было его настоящее разршене трудностей въ дл по этому заводу. Таппитъ становился старъ, и можетъ статься, было бы добрымъ и полезнымъ дломъ не только для него самого, но и для всего Девоншира, еслибы онъ согласился провести остатокъ дней въ томъ поко, которое доставляетъ прекращене занятй. Онъ уже не желалъ имть Таппита своимъ партнеромъ, точно такъ же, какъ Таппитъ не желалъ имть его своимъ. Не смотря ни на что, онъ ршился варить пиво и по возможности на томъ самомъ мст, гд его двоюродный ддъ Бонголлъ началъ это производство.

Здсь не мшаетъ объяснить, что Роуанъ не безъ основаня затялъ тяжбу съ Таппитомъ. Въ духовномъ завщани старика Бонголла заключались нкоторыя неясности, что случается почти во всхъ духовныхъ завщаняхъ, но все же въ немъ довольно опредлительно выражено желане, что полный его пай въ пивоварн долженъ перейти къ племянику посл смерти вдовы завщателя, если онъ умретъ еще при ея жизни. Случилось такъ, что онъ оставилъ вдову, и что вдова умудрилась пережить племянника. По условю между ней и Таппитомъ, заключенному съ соблюденемъ всхъ формальностей, вдова получала изъ прибыли съ завода по пяти сотъ фунтовъ въ годъ. Когда старшй Роуанъ, племянникъ Бонголла, умеръ, Таппитъ пручилъ себя къ мысли, что вс дла по пивоваренному заводу должны теперь оставаться въ его рукахъ навсегда, или до тхъ поръ, пока онъ самъ не выберетъ преемника. Онъ зналъ, что по смерти вдовы, отъ него отойдетъ нкоторая часть капитала, положеннаго въ предпряте, но никакъ не воображалъ, что молодой Роуанъ наслдуетъ отъ отца вс права, которыми обладалъ бы старикъ Роуанъ, оставаясь въ живыхъ. Отецъ молодаго Роуана избралъ для себя совсмъ другую дорогу, весьма успшно велъ свои дла, и посл смерти оставилъ деньги своей жен и деньги своимъ дтямъ. Когда молодой Роуанъ заявилъ свои права на участе въ длахъ пивовареннаго завода, не мудрено, что Таппитъ, не только былъ раздосадованъ, но и крайне изумленъ. Ему, какъ мы уже видли, совтовали и даже убждали его протянуть молодому человку правую руку дружбы и лвую руку товарищества по заводу, но Таппитъ думалъ, что совсмъ иначе можно обойтись съ молодымъ человкомъ, жителемъ Лондона, ничего не смыслящимъ въ дл пивовареннаго искусства, съ другой же стороны, жена Таппита думала, что молодому человку, по всей вроятности, прятно будетъ взять жену съ пивовареннаго завода и получать изъ доходовъ опредленную часть, однако, какъ намъ уже извстно, оба они сильно ошиблись въ своихъ ожиданяхъ. Роуанъ, вмсто того, чтобы позволить другимъ распоряжаться собою, захотлъ самъ распоряжаться заводомъ, да еще въ добавокъ такъ глупо влюбился въ Рэчель Рэй, вмсто того, чтобы взять за себя Огюсту Таппитъ.

Конечно, много безсердечя и жестокости выражалось въ иде устроить въ Бэзельхорст соперничествующй пивоваренный заводъ, на зло заводу подъ фирмою Бонголлъ и Таппитъ, и устроить его на деньги Бонголла и наслднику Бонголла. Но Роуанъ на возвратномъ пути въ Бэзельхорстъ, размышляя то о пив, то о любви, уврялъ себя, что онъ требуетъ только своей собственности. Поступи съ нимъ Таппитъ справедливо въ дл товарищества по заводу, и онъ поступилъ бы съ Таппитомъ великодушно. Заводъ приносилъ въ годъ до полуторы тысячи фунтовъ, изъ которыхъ мистриссъ Бонголлъ, какъ не принимавшая участя ни въ отвтственности, ни въ труд, получала только одну третью часть. Его адвокатъ сообщилъ, что онъ иметъ полное право требовать половину. Если бы Таппитъ согласился на счетъ переселеня въ виллу, онъ всю свою жизнь получалъ бы по тысяч фунтовъ въ годъ, а въ случа смерти, жена и дти были бы въ, свою очередь обезпечены. Если же это не состоится, то Роуанъ долженъ быть главнымъ распорядителемъ на завод, съ полной свободой длать въ немъ улучшеня. Для жителей Бэзельхорста пора начать варку хорошаго пива, пора открыть глаза всему Девонширу. Размышляя объ этомъ, и ршавшись завтра же откровенно объясниться съ Рэчель, Роуанъ вошелъ въ гостинницу.

— На верху васъ ждетъ какая-то лэди, желаетъ переговорить съ вами, сказалъ лакей.

— Лэди?

— Пожилыхъ лтъ, сэръ, отвчалъ лакей, намреваясь положить конецъ всякому изумленю со стороны Роуана.

— Да это ихъ матушка, сказала горничная тономъ упрека:— она въ отдльной гостиной подъ No 2-мъ.

Роуанъ отправился въ отдльную гостиную и тамъ нашелъ ожидавшую его мать.

— Согласись, это очень непрятно, сказала она, посл первыхъ привтствй.

— Вы говорите на счетъ Таппита?— дйствительно, очень прискорбно, но что же могъ я сдлать? Это старый, глупый человкъ. Онъ хотлъ со мной поссориться, такъ что я принужденъ былъ оставить его домъ. Если вы и Мэри желаете перехать оттуда на вс время, пока будете здсь, я могу найти для васъ квартиру.

Мистриссъ Роуанъ объяснила, что она не желаетъ приступить къ ршительному или немедленному разрыву съ мистриссъ Таппитъ. Разумется, визитъ ихъ долженъ сократиться, хотя мистриссъ Таппить и ея дочери оказываютъ имъ всевозможное внимане. Потомъ мистриссъ Роуанъ намекнула, нельзя ли какимъ нибудь образомъ примириться съ семействомъ пивовара.

— Но, мама, я съ семействомъ не ссорился.

— Да это почти одно и то же, не правда ли?. Нельзя ли сказать мистеру Таппиту что нибудь любезное, чтобы… успокоить его. Все же онъ старше тебя, ты это знаешь.

Роуанъ сразу замтилъ, что его мать принимаетъ въ борьб сторону Таппита, и потому приготовился сражаться съ большимъ мужествомъ. Онъ привыкъ уступать матери во всемъ маловажномъ: мистриссъ Роуанъ принадлежала къ числу женщинъ, которымъ нравились подобныя уступки, но въ длахъ боле серьезныхъ онъ дйствовалъ по своему. Отъ времени до времени, на часъ, на другой, мистриссъ Роуанъ показывала видъ огорченя и досады, но она такъ непритворно восхищалась своимъ сыномъ, ея любовь къ нему была такъ сильна, что это огорчене и досада проходили весьма скоро, и Роуанъ пручился къ мысли, что во всхъ семейныхъ длахъ его мнне должно господствовать.

— Да, онъ старше меня, но я не знаю, что могу сказать ему что нибудь особенно любезное, то есть, любезне того, что мною уже сказано. Любезность, которой онъ желаетъ, состоитъ въ уступк ему моихъ правъ: но я не могу быть до такой степени любезнымъ.

— Нтъ, Лука, я не позволю себ просить тебя объ уступк ему твоихъ правъ, ты долженъ быть увренъ въ этомъ. Но… если правда, что я слышала, то я буду несчастна!

— Что же вы слышали, мама?

— Это, я боюсь, вовсе не относится къ пивоваренному заводу.

— Не знаю, что вы хотите сказать.

— Не замшана ли въ это дло одна молоденькая двушка?

— Молоденькая двушка! въ какое дло? въ дло моей ссоры съ Таппитомъ? не поссорились ли мы изъ-за молоденькой двушки?

— Нтъ, Лука, ты знаешь, я вовсе не то хочу сказать.

— Что же вы хотите сказать, мама?

— Мн кажется, ты самъ знаешь очень хорошо. Нтъ ли тутъ молоденькой лэди, которую ты встртилъ въ дом мистриссъ Таппитъ и за которой ты ухаживаешь?

— Положимъ, что есть: какое же отношене это обстоятельство иметъ къ моей ссор съ мистеромъ Таппитомъ?

Когда Роуанъ длалъ этотъ вопросъ, передъ нимъ мелькнулъ легкй отблескъ истины, у него явилась какая-то слабая идея о связывающемъ звн между ухаживаньемъ за Рэчель Рэй и злобой мистера Таппита.

— Но такъ ли это, Лука? спросила озабоченная мать.— Меня безпокоитъ это больше, чмъ вс ваши пивоварни. Ничего не можетъ быть для меня убйственне, какъ видть тебя женатымъ на женщин ниже твоего состояня.

— Надюсь не довести васъ до этого.

— И ты говоришь, что во всемъ слышанномъ мною ничего нтъ особеннаго,— ршительно ничего?

— Мама, клянусь небомъ! ничего подобнаго я вамъ не говорилъ. Я не знаю, что могли вы слышать. Что вы слышали ложь и клевету, я догадываюсь по вашему разговору о женитьб ниже моего состояня. Но такъ какъ вы нашли необходимымъ спросить меня, то я не обману васъ ни на волосъ. Дйствительно, у меня есть намрене просить одну двушку, здсь въ Бэзельхорст, быть моей женой.

— Значитъ ты еще не просилъ?

— Вы строго меня экзаменуете. Если я не просилъ ее, то обязанъ это сдлать, не потому, чтобы обязательство было необходимо, я долженъ это сдлать безъ всякаго обязательства.

— И это миссъ Рэй?

— Да, миссъ Рэй.

— Ахъ, Лука! я положительно буду несчастна.

— Почему это? Разв вы слышали, что нибудь не въ ея пользу?

— Не въ ея пользу! я этого не скажу, потому что не желаю говорить что либо не въ пользу какой бы то ни было молоденькой женщины. Но знаешь ли ты, кто она такая, и кто ея мать? Вдь это бдные люди.

— Разв въ этомъ есть что нибудь дурное?

— Въ нравственномъ отношени ничего нтъ дурнаго, но хорошо ли будетъ это относительно приличя? Ты едва ли желаешь вступить въ родство съ людьми ниже тебя по состояню. Мн говорили, что мать живетъ въ маленькомъ коттэдж, въ самой скромной сфер, и что сестра…

— Я намренъ жениться ни на матери, ни на сестр, я намренъ жениться на Рэчель Рэй, если она согласится выйти за меня. Если бы въ это дло не вмшивались друге, я объявилъ бы вамъ свое намрене не ране, какъ убдясь въ успх, а такъ какъ вы спросили меня, то я не хотлъ васъ обманывать. Но, мама, пожалуйста не говорите дурно о ней, если, кром ея бдности, ничего боле дурнаго не можете сказать.

— Ты не понялъ меня, Лука.

— Полагаю, что не понялъ. Я не хочу думать, что, по вашимъ понятямъ, бдность можетъ служить препятствямъ моему браку.

— Нтъ, это тоже препятстве, но совсмъ не то, о которомъ я думаю. Найдется много молоденькихъ двушекъ, которымъ было бы прятно твое предложене, и въ этомъ нтъ бды, даже если бы у двушки за душой не было ни шиллинга. Гораздо было бы прятне, безъ всякаго сомння, если бы она имла что нибудь, хотя я вовсе не думаю считать это серьезнымъ препятствемъ. Но на что я главнымъ образомъ обращаю внимане, такъ это собственно на молоденькую лэди и на ея положене въ жизни.

— Согласенъ съ вами, это должно быть главнымъ предметомъ, сказалъ Роуанъ.

— Вотъ это-то я и хотла высказать:— обратилъ ли ты внимане на ея положене въ жизни, сдлалъ ли надлежащя освдомленя?

— Какъ же! сдлалъ, и право, теперь стыжусь самого себя, что длалъ ихъ.

— Я нисколько не сомнваюсь, что мистриссъ Рэй весьма почтенная женщина, но вдь людей, которые считаются ея друзьями, ты не можешь же назвать и своими друзьями. Самые лучше у нихъ друзья — это семейство фермера, который живетъ вблизи ихъ.

— Какимъ же это образомъ мистриссъ Корнбюри ршилась взять ее на балъ?

— Сейчасъ я могу объяснить теб это. Мистриссъ Таппитъ говорила мн, до какой степени для нея прискорбно, что многе черезъ это обстоятельство введены въ заблуждене.

При имени мистриссъ Таппитъ лицо Роуана нахмурилось, но онъ ничего не сказалъ, и мать продолжала.

— Ея дочери были очень добры къ миссъ Рэй, приглашали ее на прогулки съ собой, доставляли ей возможность имть развлеченя, собственно изъ сожалня къ ея одиночеству, потому что у ней не было ни одной подруги.

— Какъ же это такъ? А куда же двалось семейство фермера, которое жило вблизи нея?

— Если ты намренъ выслушать меня, то я буду благодарна теб, но если ты будешь перебивать меня на каждомъ слов, то, безъ всякаго сомння, я должна оставить тебя. И мистриссъ Роуанъ замолчала, но такъ какъ Лука ничего не сказалъ, то она продолжала.— Вотъ такимъ-то образомъ она и познакомилась съ двицами Таппитъ, и потомъ одна изъ нихъ, кажется младшая, пригласила ее на вечеръ. Это было сдлано весьма безразсудно, но мистриссъ Таппитъ не хотла отступить отъ слова дочери, и потому двиц этой позволили явиться на вечеръ.

— А чтобы поправить эту ошибку, то мистриссъ Корнбюри заставили взять ее съ собой?

— Мистриссъ Корнбюри случайно гостила у отца, въ приход котораго он жили много лтъ, и конечно была очень добра къ ней. Вообще это была несчастная ошибка. Бдную двушку вывели изъ ея надлежащей сферы, и она, какъ ты самъ это видлъ, почти не знала, какъ вести себя. Это чрезвычайно какъ огорчаетъ мистриссъ Таппитъ.

Для Роуана это было боле, чмъ невыносимо. Онъ разсердился не на мать, а на жену пивовара. Очевидно было, что она злословила Рэчель и старалась вооружить противъ нея его мать. Ему досадно было также, что его мать не замтила, что Рэчель занимала, или имла полное право занимать между женщинами положене гораздо выше того, которое приписывала ей мистриссъ Таппитъ.

— Я ни на волосъ не забочусь объ огорчени мистриссъ Таппитъ, сказалъ Роуанъ:— а что касается до поведеня миссъ Рэй въ ея дом, я, право, не думаю, чтобы въ немъ было что нибудь неприличное. Не знаю, какъ вы объ этомъ думаете, по крайней мр въ свтскомъ отношени, но мн кажется, что сами вы не составили бы подобной идеи, если бы ее не внушила вамъ мистриссъ Таппитъ.

— Лука, ты не долженъ такъ говорить съ своей матерью.

— Я долженъ говорить сильно въ защиту моей жены, какою, я надюсь, будетъ миссъ Рэй. Въ жизнь свою я ничего подобнаго не слышалъ! Тутъ дйствуетъ низкая, жалкая ревность. Вы, какъ моя мать, можетъ быть, находите лучше, чтобы я не женился?

— Нтъ, мой другъ, я хочу видть тебя женатымъ.

— Въ такомъ случа я поступлю, какъ мн нравится. Можетъ статься, вы думаете, что я долженъ прискать себ невсту съ деньгами, съ знатными друзьями и обширными связями. Подобное желане съ вашей стороны весьма естественно. Но почему эта женщина старается унизить такую молодую двушку, какъ Рэчель Рэй,— двушку, которую ея дочери называютъ своей подругой? Сказать ли вамъ, почему? Потому что Рэчель Рэй вс восхищались, а ея дочерями никто.

— Но найдутся ли въ Бэзельхорст люди, которые бы сказали, что она теб пара!

— Въ настоящее время, я вовсе не имю расположеня спрашивать объ этомъ кого нибудь въ Бэзельхорст, и я бы никому въ Бэзельхорст не совтовалъ навязывать мн свои мння по этому предмету. Я самъ ршилъ, что она мн пара, и пара во всхъ отношеняхъ. Я непремнно буду просить ее быть моей женой, а такъ какъ это ршено, и ничто въ мр не въ состояни измнить моей ршимости, то я надюсь, что вы пручитесь думать о ней боле выгодно. Я буду очень несчастливъ, если мой домъ не можетъ быть вашимъ домомъ собственно изъ-за этого несоглася.

Мистриссъ Роуанъ, при всей своей готовности покоряться сыну, не могла принудить себя согласиться съ нимъ въ этомъ дл, или по крайней мр не могла согласиться добровольно. Она чувствовала, что на ея сторон находилась правда и благоразуме, хотя она и не могла прискать словъ для выраженя того и другаго. Она объявила самой себ, что вовсе не иметъ наклонности пренебрегать людьми, которые живутъ въ небольшомъ коттэдж, или которые бдны. Она съ удовольствемъ готова была оказать всякую любезность самой мистриссъ Рэй, и точно также приняла бы подъ свое покровительство Рэчель, какъ приняла ея мистриссъ Корнбюри. Но совсмъ другое дло, когда ея сынъ задумалъ жениться на этой молодой женщин! Старушка, мистриссъ Корнбюри, по всей вроятности, сильно огорчилась бы, если бы который нибудь изъ ея сыновей вздумалъ вступить въ подобный бракъ. Когда представлялась необходимость подумать о такомъ серьезномъ предмет, какъ брачный союзъ, то стоило только припомнить, что мистриссъ Рэй жила въ коттэдж, и что фермеръ Стортъ былъ ея другъ и сосдъ. Лука не хотлъ и слушать благоразумныхъ доводовъ, такъ что мистриссъ Роуанъ принуждена была оставить его съ крайнимъ неудовольствемъ. При всей своей неопытности и опрометчивости, онъ умлъ говорить лучше ея, мистриссъ Роуанъ знала это и потому отступила, въ полной увренности, что будетъ побждена.— Я исполнила свои долгъ, сказала она, уходя.— Я предостерегла тебя. Конечно, ты самъ себ господинъ, и можешь длать, что теб угодно.— За тмъ она оставила его, не принявъ его предложеня проводить ее, и, при потухающемъ свт длиннаго лтняго вечера, пошла обратно въ домъ мистера Таппита.

Первымъ побужденемъ Луки, по уход матери, было немедленно пуститься въ коттэджъ и сразу поршить дло, но не взявъ еще шляпы, онъ вспомнилъ, что было бы крайне неумстно явиться въ Браггзъ-Эндъ въ двнадцать часовъ ночи, поэтому онъ бросился на диванъ и далъ полную свободу своимъ чувствамъ противъ семейства Таппита. Онъ хотлъ дать имъ понять, что не позволитъ имъ распоряжаться собою. Онъ прхалъ въ Бэзельхорстъ съ самыми дружелюбными чувствами, съ намренемъ улучшить ихъ состояне улучшенемъ пивовареннаго производства, а они вздумали обходиться съ нимъ, какъ съ человкомъ, совершенно отъ нихъ зависящимъ. Онъ не говорилъ самому себ, что у нихъ составленъ былъ заговоръ женить его на одной изъ дочерей, но обвинялъ ихъ въ ревности, безсердечи, сомнни и вообще во всхъ тхъ недостаткахъ и порокахъ, при которыхъ подобный заговоръ становился возможнымъ. Спустя часъ, ложась въ постель, онъ былъ переполненъ гнвомъ, и ршилъ выразить свой гнвъ рано поутру. Въ то время, какъ онъ молился о прощени его, съ условемъ, что и онъ прощаетъ другихъ, совсть заговорила въ немъ, но онъ заглушилъ ее и продолжалъ поддерживать гнвъ, пока не заснулъ.

Съ наступленемъ утра горечь и злоба въ душ молодаго Роуана значительно уменьшились. Наканун послднимъ его ршенемъ было отправиться передъ завтракомъ на пивоваренный заводъ, въ контору, куда мистеръ Таппить всегда приходилъ въ это время на полчаса, и на отрзъ объявить ему, что вс дальнйше переговоры между ними должны быть ведены ихъ адвокатами, но во время одванья, Роуанъ подумалъ, что положене мистера Таппита было дйствительно весьма затруднительное, что дружелюбная сдлка была бы гораздо лучше, и что, наконецъ, немного надо было уступить человку, который въ течени столь многихъ лтъ былъ партнеромъ его дяди. Мистеръ Таппитъ, кром того, нисколько не участвовалъ въ той клевет на Рэчель, которую позволила себ мистриссъ Таппитъ. Поэтому, гордясь до нкоторой степени чувствомъ человколюбя, Роуанъ вошелъ въ контору Таппита, не обнаруживъ на лиц ни малйшаго гнва.

Пивоваръ стоялъ спиной къ пустому камину, руки его находились подъ фалдами фрака, глаза устремлены были на письмо, которое онъ только что прочиталъ, и которое лежало раскрытымъ на его конторк. Роуанъ подошелъ съ протянутой рукой, и Таппитъ, колеблясь сначала принять предлагаемое привтстве, протянулъ, наконецъ, свою руку, и слегка коснувшись руки постителя, снова принялъ прежнюю позу, и снова спряталъ об руки подъ фалды фрака.

— Я пришелъ сюда, сказалъ Роуанъ:— предполагая, что, можетъ быть, до завтрака, вы пожелаете поговорить.

Письмо, лежавшее передъ Таппитомъ на конторк, было отъ лондонскаго адвоката Роуана, оно заключало въ себ предложене Роуана Таппиту получать по тысяч фунтовъ въ годъ и оставить заводскя занятя, предложене, которое, какъ думалъ Роуанъ, должно было самымъ спокойнымъ образомъ устранить вс затрудненя. Лука почти совсмъ забылъ, что дней десять тому назадъ, онъ отдалъ своему адвокату положительное приказане сдлать это предложене, и вотъ, предложене сдлано,— оно лежало на конторк Таппита. Таппитъ въ послдня пять минутъ размышлялъ о немъ, и съ каждой минутой въ немъ усиливалась злоба, которую онъ чувствовалъ къ Роуану. Роуанъ, въ двадцать-пять лтъ, очевидно, смотрлъ на Таппита, который ближе былъ къ шестидесяти, чмъ къ пятидесяти, какъ на очень стараго человка, но мужчинамъ въ пятьдесятъ-пять лтъ не нравится, чтобы на нихъ смотрли такимъ образомъ, а тмъ боле не нравится, чтобы молодежь распоряжалась ими, ставила бы ихъ на полку. И кром того, гд Таппитъ найдетъ ручательство въ ежегодной уплат ему тысячи фунтовъ,— какъ онъ самъ замтилъ при первомъ взгляд на письмо адвоката. Выкупить его и положить на бокъ! Онъ возненавидлъ Роуана отъ всей души, его ненависть, по свойству своему, была сильне ненависти, которую способенъ былъ бы питать къ нему Роуанъ. Онъ вспомнилъ шампанское,— вспомнилъ распоряженя и требованя молодаго человка въ его дом, вспомнилъ насмшки насчетъ пива и то неуважене, которое оказывалось его опытности въ дл пивовареня.

Выкупить его! Нтъ, этому не бывать! не бывать, пока въ карман его есть еще деньги и пока онъ можетъ стоять на ногахъ. Онъ былъ твердъ въ своей ршимости, тмъ боле, что мистриссъ Таппитъ была тоже на его сторон. Мистриссъ Роуанъ не оставила въ тайн разговора съ сыномъ въ гостинниц, и мистриссъ Таппитъ окончательно убдилась въ успх Рэчель Рэй. Когда Таппитъ объявилъ въ то утро, что будетъ биться до конца, жена поощряла его мужество.

— О! поговорить? сказалъ Таппитъ.— Врно, насчетъ письма, которое я получилъ?— и онъ съ презрнемъ оттолкнулъ отъ себя лежавшее передъ нимъ послане.

— Какого письма? спросилъ Роуапъ.

— Послушайте, молодой человкъ,— что бы между нами ни длалось, увертки и крючки должно отбросить въ сторону. Для меня ничего нтъ ненавистне обмана.

Гнвъ Роуана моментально возвратился къ нему, удвоился и даже утроился въ своей сил.

— Что вы этимъ хотите сказать?— спрашивалъ онъ.— Кто и кого обманывалъ? Какъ вы смете говорить мн подобныя вещи?

— Смотрите же сюда. Это письмо писано въ улиц Крэвенъ вашимъ адвокатомъ, что, конечно, вамъ очень хорошо извстно. Вамъ угодно было передать наше дло въ руки адвокатовъ, такъ пусть же оно въ ихъ рукахъ и остается. Я поступилъ весьма дурно, позволивъ себ имть съ вами сдлки. Прежде чмъ принять васъ на заводъ, мн слдовало бы узнать сначала, что вы за человкъ. Теперь я узналъ васъ, и прошу васъ покорнйше — держаться на будущее время по ту сторону воротъ. Слышите ли вы? Чтобы вашей ноги не было на завод, если не хотите, чтобы васъ вытолкали отсюда мои люди!

При этихъ словахъ лицо Таппита исказилось, такъ что противно было смотрть. Роуанъ до такой степени былъ пораженъ, что въ первую минуту не нашелся что отвтить своему врагу. Первая мысль его была — отговориться незнанемъ о письм адвоката, которое послужило поводомъ къ обвиненю его въ обман, но получивъ такой ударъ, какой только можно нанести словами, и услышавъ угрозу насчетъ личнаго оскорбленя, если не будетъ исполнено приказане, заключавшееся въ этихъ словахъ, онъ уже не находилъ возможности обратиться къ письму адвоката.

— Желалъ бы я видть того человка, который осмлится дотронуться до меня, сказалъ Роуанъ.

— Вы увидите его очень скоро, если не уберетесь отсюда,— сказалъ Таппитъ.

Къ счастю, рабоче въ это время ушли завтракать, и насиле не могло состояться. Роуанъ посмотрлъ кругомъ и убдился, что въ контор находились только онъ да Таппитъ.

— Мистеръ Таппитъ, сказалъ онъ:— вы глупйшй человкъ.

— Разумется,— сказалъ Таппитъ:— глупйшй, потому что не отдаю моего собственнаго хлба, хлба жены и моихъ дтей такому авантюристу, какъ вы.

— Я старался обходиться съ вами деликатно и честно, а вы, изъ-за несоглася со мной,— на что имете, конечно, полное право,— сочли за лучшее оскорблять меня самыми площадными выраженями.

— Если вы, молодой человкъ, не уйдете изъ моей конторы сю минуту,— я васъ выпровожу вонъ отсюда.

И Таппитъ, не смотря на свои пятьдесятъ-пять лтъ, схватилъ каминную кочергу. Надо замтить, что нтъ такой личной стычки, въ которой бы молодой человкъ не потерплъ пораженя, какъ въ стычк съ старикомъ. Это такъ врно, что нападене старика на молодаго человка слдовало бы считать малодушемъ. Если старикъ ударитъ тростью по голов молодаго человка,— то что можетъ сдлать молодой человкъ? ему остается только бжать, чтобы уклониться отъ другаго удара. И посл того еще старикъ, если онъ злаго характера, начнетъ разсказывать своимъ друзьямъ и хвастаться, что отдлалъ молодаго человка. Таппитъ, весьма естественно, поступилъ бы такимъ же точно образомъ, если бы въ его рук была не кочерга, а трость, но увидвъ кочергу въ рук, онъ испугался ея. Если женщина нападетъ на мужчину съ ножемъ, мужчина всегда будетъ правъ, хотя бы въ схватк онъ исколотилъ ее до нельзя. То же самое можно сказать о старик: если онъ возьметъ кочергу вмсто трости, то свтъ откажетъ ему въ преимуществ его сдинъ. Что-то въ род этой идеи пришло къ Таппиту,— пришло по инстинкту, и такимъ образомъ, хотя онъ и держалъ кочергу, но не ршился пустить ее въ дло.

— Должно быть, этотъ человкъ сошелъ сегодня съ ума! сказалъ Роуанъ, не тронувшись съ мста и подставивъ оба кулака подъ самый носъ противника.

— Вы хотите, чтобы я послалъ за полицей? сказалъ Таппитъ.

— За докторомъ, который лечить сумасшедшихъ, отвчалъ Роуанъ.

Таппитъ отвернулся и съ яростю позвонилъ въ колокольчикъ, но такъ какъ звономъ колокольчика призывался кто нибудь изъ заводскихъ работниковъ, которые, какъ уже сказано, вс завтракали, то движене Таппита осталось безъ послдствй.

— Но сумасшедшй ли вы, или просто дуралей, я не намренъ оставаться здсь противъ вашего желаня, мистеръ Таппитъ. Наше дло должно быть ршено путемъ закона, и я не покажусь въ эти зданя, пока не получу на то законнаго права въ качеств ихъ владтеля.

Сказавъ это, Роуанъ удалился.

Таппитъ проворчалъ еще что-то, поставилъ кочергу и, засунувъ руки въ карманы панталонъ, свирпо посматривалъ на дверь, въ которую вышелъ его врагъ. Онъ зналъ, что былъ неправъ — зналъ, что былъ очень глупъ. Онъ былъ человкъ, который съ успхомъ проложилъ себ дорогу, и шелъ по этой дорог не безъ благоразумя. Его нельзя назвать человкомъ буйнымъ или склоннымъ къ противузаконному употребленю кочерги. Онъ никогда не попадалъ въ затруднительное положене за драку, его совсть была чиста отъ крови разбитаго носа, его нельзя было обвинять въ преступлени подбитаго глаза. Онъ былъ трудолюбивъ и не любилъ нарушеня спокойствя, три раза онъ былъ церковнымъ старостой и разъ мировымъ судьей въ Бэзельхорст. Онъ былъ опекуномъ бдныхъ, смотрителемъ дорогъ и вообще занималъ различныя должности, поручаемыя степеннымъ добрымъ гражданамъ. Для чего длаютъ кочерги, какъ не для того только, чтобы поправлять ими огонь? Ему стыдно было самого себя, въ то время, какъ онъ стоялъ и свирпо смотрлъ на дверь. Въ немъ, можетъ статься, бытъ одинъ недостатокъ, и этотъ недостатокъ такъ безжалостно былъ высказанъ человкомъ, который бы не долженъ раскрывать рта по этому предмету. Онъ варилъ дурное пиво: и ктоже осмлился укорять его въ этомъ? Племянникъ Бонголла, наслдникъ Бонголла, молодой человкъ, который хотлъ занять въ завод мсто Бонголла! И кто выучилъ его варить пиво — дурное или хорошее? Не самъ ли Бонголлъ? И теперь, потому только, что онъ не хотлъ измнить прежняго порядка вещей, разорить себя въ тщетной попытк приготовлять влагу свтлую на видъ, его намренъ выжить изъ завода этотъ осколокъ отъ массивной глыбы Бонголла,— эта ничтожная доска одного изъ огромныхъ пивныхъ чановъ Бонголла! Ruat coelum, fiat justitia, сказалъ онъ, отправляясь завтракать. Онъ сказалъ это на другомъ язык, хотя мнне римлянина вполн согласовалось съ его собственнымъ мннемъ. ‘Буду отстаивать свои права, хотя бы мн пришлось поступить въ богадльню’.

ГЛАВА XIV.
РОУАНЪ ДЛАЕТЪ ВТОРУЮ ПРОГУЛКУ ВЪ БРАГГЗЪ-ЭНДЪ.

Вскор посл завтрака того утра, въ которое Таппитъ покушался было раскроить кочергой голову Роуана, мистриссъ Рэй вышла изъ коттэджа и направила свои шаги въ Бэзельхорстъ. Она отправлялась повидаться съ своей дочерью, мистриссъ Прэймъ, въ квартир миссъ Поккеръ, и почти была уврена, что цлью ея посщеня будетъ дальнйшее объяснене объ опасности допущеня этого волка Роуана въ овчарню Браггзъ-Энда. Она охотно бы уклонилась отъ этого совщаня, если бы это было возможно, зная очень хорошо, что когда при ней не будетъ Рэчель, то мистриссъ Прэймъ закидаетъ ее словами. Дйствительно, мистриссъ Рэй была очень озабочена. Въ коттэдж было ршено, что Рэчель можетъ принимать молодаго человка за своего поклонника, но что будетъ, если этотъ человкъ вовсе и не думалъ быть поклонникомъ, въ надлежащемъ смысл этого слова, если онъ окажется дурнымъ, негоднымъ молодымъ человкомъ, избалованнымъ повсой, распутнымъ волокитой? Провидню угодно было ниспослать ей испытане, которое какъ-то особенно тяготило ее въ это утро. Но Рэчель была для нея дороже всего въ свт. Для счастя Рэчель она готова была принести всякую жертву. Присутстве Рэчель, ея плнительныя улыбки, ея нжныя ласки доставляли мистриссъ Рэй невыразимое удовольстве. Не смотря на то, что Рэчель принадлежитъ ей, что она родное ея дтище, эти дни возмущали то блаженство, которымъ она наслаждалась. Лежавшая на ней отвтственность была такъ велика, сомння были такъ многочисленны, и при томъ возбуждались также часто, какъ часто и разсивались!

— Ршительно не знаю, что она будетъ говорить!

Мистриссъ Рэй сказала это, завязывая шляпку, въ то время, какъ Рэчель стояла подл нея, держа на рукахъ легкую лтнюю шаль.

— Поврьте, мама, тутъ будетъ старая исторя,— исторя моего нечестя и беззаконя, потому что я здила на балъ и не хотла ходить на митинги къ миссъ Поккеръ. Она скажетъ вамъ, что вы должны меня заставить, и если я не послушаюсь, то оставить меня безъ ужина.

— Перестань, Рэчель, Доротея знаетъ очень хорошо, что я не могу тебя принудить.

Мистриссъ Рэй обнаруживала нкоторую настойчивость въ своемъ характер, когда что нибудь не согласовалось съ ея взглядомъ на вещи.

— Но, мама, вдь вы не хотите, чтобы я ходила туда?

— Ахъ, я вовсе не думаю о митингахъ въ квартир миссъ Поккеръ. У меня на ум совсмъ другое.

— У васъ на ум мистеръ Роуанъ.

— Да, душа моя. Ршительно не знаю, что длать. Ужь если она зоветъ меня къ себ, то наврное наговоритъ мн столько страстей, что при одной мысли объ этомъ меня бросаетъ въ жаръ. Мн кажется, что никто бы не долженъ говорить мн подобныхъ вещей, кром пастора, родителей, учителей, учительницъ и тому подобныхъ людей.

Рэчель казалось то же самое, она думала, что дочь не должна бы говорить подобныя вещи такой матери, какою была ея мать, но на этотъ счетъ она ничего не сказала.

— Мн тоже не нравится идти въ домъ этой миссъ Поккеръ, продолжала мистриссъ Рэй.— Лучше бы она не приходила сюда. Я бы не пошла,— да нельзя: дала слово.

— На вашемъ мст, мама, я бы пошла.

— Да я и пойду, разв ты не видишь, что я совсмъ готова?

— Только я бы не позволила ей поступать такимъ образомъ, какъ поступаетъ она.

— Легко это сказать, Рэчель, но легко ли сдлать? Не могу же я сказать ей, чтобы она удерживала свой языкъ, а если бы и могла, она не послушаетъ меня. Ужь если идти, такъ надо идти поскоре. Я думаю, къ обду у насъ довольно холодной баранины?

— Кажется, будетъ довольно.

— Если на рынк попадется дешевая провизя, то я куплю цыплятъ и принесу въ своей корзинк.

Сказавъ это, мистриссъ Рэй, обремененная различными заботами, пошла въ Бэзельхорстъ.

— Придетъ ли онъ сегодня? сказала Рэчель, или врне, подумала объ этомъ, стоя въ открытыхъ дверяхъ котгэджа и взглядомъ провожая мать, переходившую черезъ зеленое поле. Былъ чудный лтнй день, согртый уже лучами утренняго солнца, но еще далеко не отягченный полуденнымъ зноемъ. Въ воздух звучали псни и трели птичекъ, цвты красовались во всей своей роскоши. Придетъ ли онъ сегодня? Ни одно изъ сомннй, приводившихъ ея мать въ затруднительное положене, не тревожило Рэчель. Тутъ были сомння другаго рода. Можно ли надяться, что онъ такъ ее полюбитъ, что не захочетъ разлучиться съ ней? Возможная ли вещь, чтобы такой прекрасный молодой человкъ, съ такимъ состоянемъ, такой умный, така, высоко поставленный въ общественной жизни, захотлъ имть ее своей женой, вывести ее изъ маленькаго коттэджа и изъ той житейской среды, въ которой она находилась? Когда онъ сказалъ, что придетъ въ Браггзъ-Эндъ, Рэчель подумала, что это будетъ прекрасно: по крайней мр онъ увидитъ, до какой степени скромно жили он. Посл этого онъ не будетъ называть ее просто Рэчель, говорила она про себя, а если и будетъ, то узнаетъ отъ нея, что она уметъ сдлать выговоръ человку, который осмлился воспользоваться скромностью ея положеня. Онъ пришелъ и не называлъ ее Рэчель. Онъ пришелъ и, воспользовавшись ея минутнымъ отсутствемъ, говорилъ какъ влюбленный молодой человкъ, и благороднымъ образомъ высказалъ ея матери свою любовь. Съ той точки зрня, съ которой Рэчель смотрла на этотъ предметъ, никто другой не съумлъ бы держать себя съ такимъ приличемъ и такой очаровательной любезностью, посл этого могла ли она не позволить ему привязаться къ ней? Онъ увлекся своими чувствами слишкомъ быстро, и не узналъ еще, до какой степени он были бдны и какое скромное мсто занимали въ обществ. А если дорога назадъ не понравится ему, если онъ не захочетъ измнить своего намреня, что въ такомъ случа… Я не совсмъ увренъ, чтобы Рэчель могла объяснить себ въ точныхъ выраженяхъ, что въ такомъ случа послдуетъ, она стояла въ дверяхъ, какъ будто намреваясь простоять тутъ до тхъ поръ, пока Роуанъ не покажется на зеленомъ лугу.

‘Желала бы я знать, когда онъ придетъ’. Она видла, какъ ея мать скрылась на поворот дороги, и, прежде чмъ вернуться въ коттэджъ, она изорвала на лепестки два цвточка. ‘Раньше вечера онъ не придетъ,— ршила Рэчель:— раньше вечера,— когда на завод окончатся работы’. Потомъ она вспомнила о ссор между нимъ и Таппитомъ, и старалась угадать, изъ-за чего вышла у нихъ эта ссора. Она была совершенно уврена, что Таппитъ былъ виноватъ, и сейчасъ же онъ представился ей упрямымъ, глупымъ, вздорнымъ старикомъ. Да, онъ придетъ къ ней сегодня, и Рэчель нужно было позаботиться о приготовлени сливокъ, которыя онъ такъ любилъ. Теперь она не убжитъ уже изъ дому. А какъ кстати случилась эта необходимость вчера, она доставила ему возможность высказать свою любовь. Устроивъ все это въ своемъ ум, Рэчель вошла въ коттэджъ и начала думать о домашнемъ хозяйств, какъ вдругъ услышала въ корридор мужске шаги. Она сейчасъ же вышла изъ гостиной и въ дверяхъ прихожей встртила Роуана.

— Здравствуйте, сказалъ онъ.— Мистриссъ Рэй дома?

— Мама нтъ дома. Она должна была встртиться съ вами на дорог, если вы пришли изъ Бэзельхорста.

— Я не могъ съ ней встртиться, потому что пришелъ сюда полемъ.

— О,— это совсмъ другое дло!

— А она ушла въ Бэзельхорстъ?

— Да, она пошла повидаться съ моей сестрой, мистриссъ Прэймъ.

Рэчель все это время стояла въ дверяхъ, не ршаясь пригласить его въ комнату.

— Могу ли я войти въ комнату? сказалъ Роуанъ.

Рэчель ршительно не знала, слдуетъ ли ей при такихъ обстоятельствахъ позволить ему войти. Но такъ какъ онъ уже въ дом, то не прогнать же его.

— Я боюсь, что вамъ придется долго ждать, если вы желаете видть мама, сказала она, отступивъ отъ дверей и открывъ Роуану входъ. Не притворялась ли она, не лицемрила ли? Неужели она не знала, что чрезъ отсутстве мистриссъ Рэй онъ много выигрывалъ, ничего не теряя? Къ чему она сказала, что ему придется ждать? Собаки защищаютъ себя зубами, лошади — копытами, лебеди — крыльями, кошки — когтями, такъ точно и женщины употребляютъ для своей защиты такое оруже, какимъ надлила ихъ природа.

— Я пришелъ собственно повидаться съ вами, сказалъ Роуанъ:— конечно мн прятно будетъ видть и вашу матушку, если она воротится до моего ухода. Но я не думаю, что она воротится, потому что вы не позволите мн оставаться такъ долго.

— Вы угадали, дйствительно не позволю,— у меня много дла: нужно приготовить обдъ, прибрать комнаты и привести все въ порядокъ.

Рэчель съ умысломъ сказала это, стараясь познакомить его съ образомъ своей жизни и дйствуя по тому плану, который она составила для своего собственнаго руководства.

Роуанъ вошелъ въ комнату, положилъ шляпу и подошелъ къ окну, такъ что спина его обращена была къ Рэчель.

— Рэчель! сказалъ онъ, сдлавъ быстрый поворотъ. Онъ снова назвалъ ее по имени, и Рэчель не нашла въ этотъ моментъ лучшаго отвта, кром заране составленнаго ею пустаго возраженя:

— Мистеръ Роуанъ, вы не должны называть меня по имени, вы знаете, что это не принято.

— Сообщила ли вамъ матушка, что я говорилъ ей вчера?

— Что вы говорили ей вчера?

— Да, когда вы уходили изъ дому?

— Что же вы говорили мама?

— Перестаньте, я знаю, что она сказала вамъ. Я вижу это по вашему лицу, и очень радъ, что она это сдлала. Неужели я и теперь не могу обращаться къ вамъ съ словомъ Рэчель?

Между ними стоялъ столъ, не позволявшй Роуану представить какой нибудь наружный знакъ своего присутствя въ качеств влюбленнаго. Онъ не могъ взять руки Рэчель и пожать ее. Рэчель молчала, потупивъ глаза въ столъ, къ которому прислонилась, она ничего не отвтила на его вопросъ,

— Неужели я и теперь не могу называть васъ Рэчель?— повторилъ Роуанъ.

Надюсь, читатели поймутъ, что Рэчель была совершенный новичокъ въ дл подобнаго рода, чего нельзя сказать о многихъ двицахъ. Молоденькая лэди, отказавшая шести искателямъ ея любви, отказывая седьмому, должна по всей вроятности чувствовать себя госпожею этого случая и нисколько не затрудняться, выслушивая признане въ любви восьмаго. Есть еще и другя молоденькя лэди, которыя хотя никому еще не отказывали и не выслушивали признанй въ любви, но такъ много обращались въ обществ, что въ моментъ предложеня всегда въ состояни сдлать отвтъ. Рэчель ничего не знала о томъ, что называется обществомъ, и сердце ея никогда еще не испытывало ни радости, ни тревоги при вид молодаго человка, который признавался ей въ любви. Поэтому, когда Роуанъ сдлалъ вопросъ и требовалъ отвта, она затрепетала, она чувствовала, что дыхане измняетъ ей. Она заране ршила, что ей нужно длать, когда наступитъ этотъ моментъ,— ршила, какъ должно ей вести себя, и что ей нужно говорить. Но теперь — куда двались вс ея ршеня? Она могла только стоять и трепетать. Разумется, онъ могъ называть ее Рэчель,— могъ называть ее, какъ ему угодно. Для Роуана, при его опытности, это было ясно, какъ день.

— Вы должны позволить мн еще больше, чмъ это, Рэчель, если не хотите, чтобы я былъ несчастливъ. Вы должны позволить мн называть васъ моей.

И Роуанъ сдлалъ движене вокругъ стола, чтобы приблизиться къ Рэчель, которая въ свою очередь во время этого движеня отступала отъ него, хотя и не такъ быстро, какъ онъ приближался.— Рэчель, и онъ протянулъ ей руку:— я хочу, чтобы вы были моей женой.

Рэчель позволила ему взять кончики своихъ пальцевъ, какъ будто она не могла отказать ему въ предложенномъ привт, но въ то же время отвернулась отъ Роуана и склонила головку. Она услышала все, что хотла услышать. Отчего бы ему не уйти теперь и не оставить ее подумать объ этомъ? Онъ произнесъ передъ ней слово, столь священное между мужчиной и женщиной. Онъ объявилъ, что хочетъ имть ее своей женой. Зачмъ же ему оставаться тутъ?

Роуанъ взялъ ея руку въ свою и другой рукой обхватилъ ея талю.

— Скажите, другъ мой,— скажите, Рэчель,— согласны ли вы? Я хочу, я долженъ получить отвтъ. Выразите мн его вашимъ взглядомъ, если не хотите его высказать,— и Роуанъ повернулъ свою голову черезъ ея плечо, чтобы посмотрть ей въ глаза.

— Мистеръ Роуанъ,— оставьте, пожалуйста, оставьте.

— Но, милая Рэчель, скажите хоть одно слово въ отвтъ. Вы должны сказать его. Рэчель, неужели вы не можете научиться любить меня?

Научиться любить его! Да могло ли быть что нибудь легче этого? Возможно ли было, подумала Рэчель, не любить его?

— Скажите мн одно слово, продолжалъ Роуанъ, все еще стараясь заглянуть ей въ лицо:— одно слово, и я оставлю васъ.

— Какое же слово?

— Скажите мн:— любезный Лука, я согласна быть твоей женой.

Рэчель оставалась въ его рукахъ въ пассивномъ положени, она хотла сказать это, но слова не являлись къ ней на помощь. Само собою разумется, она бы желала быть его женой. Зачмъ же ему больше безпокоить ее?

— Какъ хотите, Рэчель, но вы должны мн отвтить, иначе я останусь до возвращеня вашей матушки: пусть она отвтитъ за васъ. Если вы разлюбили меня, то, мн кажется, вы могли бы это сказать.

— Я не разлюбила васъ, прошептала Рэчель.

— Значитъ вы меня любите?— Рэчель слегка кивнула головой.— И согласны быть моей женой? Рэчель повторила то же движене.— И теперь я могу называть васъ Рэчель?

Въ отвтъ на это, Рэчель вырвалась изъ ослабленныхъ объятй Роуана и перебжала въ другой конецъ комнаты.

— Теперь вы не можете запретить. Подите сюда и сядьте подл меня, мн многое нужно сказать вамъ. Идите же и сядьте,— я больше васъ не трону.

Рэчель очень тихо подошла и сла, оставивъ свою руку въ его рук, она слушала его и ощущала въ своемъ сердц полный восторгъ. Сама она сказала только нсколько словъ. Роуанъ разсказалъ ей свою ссору на пивоваренномъ завод, былъ очень краснорчивъ и возбуждалъ невольный смхъ, описывая Таппита съ кочергой въ рук.

— И неужели онъ хотлъ ударить васъ?— спросила Рэчель, посмотрвъ на Роуана во вс глаза.

— Слава Богу, что не ударилъ, сказалъ Роуанъ:— онъ казался совершенно сумасшедшимъ, а отъ такого человка всего можно ожидать.

Посл того Роуанъ разсказалъ, что въ настоящее время живетъ въ гостинниц, и что вслдстве несчастной этой ссоры ему необходимо немедленно отправиться въ Лондонъ.— Но, прибавилъ онъ, ни подъ какимъ видомъ я бы не ухалъ, не получивъ отъ васъ отвта.

— Вамъ бы не слдовало и думать о брак въ такомъ затруднительномъ положени.

— Не слдовало бы?— А видите, я думалъ о немъ.

Тутъ онъ объяснилъ, что намренъ жениться безотлагательно, немедленно. Онъ хотлъ създить въ Лондонъ недли на дв и, по возвращени, окончить это дло въ течене мсяца.

— Ахъ, мистеръ Роуанъ! это невозможно.

— Вы не должны называть меня мистеръ Роуанъ, иначе я буду называть васъ миссъ Рэй.

— Въ самомъ дл это невозможно.

— Почему же?

— Такъ, невозможно. Вы можете спросить мою мама, — нельзя и подумать объ этомъ. Мн нужно время узнать, что вы за человкъ.

— Но вы сказали, что любите меня.

— Сказала, и теперь думаю, что не слдовало бы говорить: — я, право, не совсмъ еще знаю васъ. Мн кажется, вы очень любите поступать по своему, конечно, вы имете на это право, прибавила Рэчель: — но въ такомъ серьезномъ дл, право это принадлежитъ не вамъ однимъ. Никто еще не слыхалъ о такой поспшности. Подумаютъ, что мы съ ума сошли.

— Пускай, что хотятъ, то и думаютъ, я объ этомъ нисколько не забочусь.

— А я такъ забочусь, и даже сильно.

Роуанъ просидлъ часа два, разсказавъ въ это время все, что относилось до него. Онъ объяснилъ Рэчель, что независимо отъ пивоварни, у него было состояне, совершенно достаточное для содержаня жены, хотя и не съ такой роскошью, какую мы видимъ у мистриссъ Корнбюри, прибавилъ онъ.

— Если вы можете дать мн кусокъ хлба и сыру, то больше этого я не имю права и требовать, сказала Рэчель.

— Я имю боле четырехсотъ фунтовъ годоваго дохода, замтилъ Роуанъ.

Услышавъ это, Рэчель подумала, что дйствительно, онъ можетъ содержать жену. И зачмъ это человкъ, получая четыреста фунтовъ въ годъ, хочетъ еще варить пиво!

— За то у меня нтъ ничего, сказала Рэчель: — ни одного пенни.

— И прекрасно. Я держусь такой теори, что незамужня двушки не должны имть состояня. Если он имютъ его, значитъ он обезпечены, и потому имъ не нужно мужей. И опять я такого мння, что было бы гораздо лучше, если бы мужчины тоже не имли денегъ, это заставило бы ихъ зарабатывать хлбъ.

Рэчель слушала съ полнымъ удовольствемъ и совершеннымъ счастемъ. Она не совсмъ понимала его, по изъ словъ его заключала, что ея бдность въ его глазахъ не имла въ себ ничего дурнаго, и что онъ вовсе не искалъ жены съ состоянемъ.

— Но понравится ли это вашей мама? спросила Рэчель съ унынемъ.

— Не думаю, что не понравится, жаль только, что она гоститъ у этой мистриссъ Таппитъ, которая просто бсится на меня изъ за… полагаю изъ-за этой пивоварной ссоры. Впрочемъ, я не могу понять, изъ-за чего. Недлю тому назадъ я жилъ съ ними въ одномъ дом, теперь я не смю показать туда носа, сегодня меня выгнали съ завода кочергой.

— Надюсь, не изъ-за меня, сказала Рэчель.

— Почему же изъ-за васъ?

— Потому что на балу мистриссъ Таппитъ смотрла на меня, какъ будто… Но я думаю, это ничего не значило.

— Значило ли это что нибудь, или нтъ, для меня совершенно все равно.

— Но прятно ли это будетъ для вашей матери? Если это поведетъ къ чему нибудь…

— Поведетъ къ чему нибудь! Къ чему это поведетъ — дло уже ршеное.

— Вы знаете, что я хочу сказать. Какимъ образомъ я могу сдлаться вашей женой, если этого не пожелаетъ ваша мать?

— Послушайте, Рэчель,— это можетъ относиться только до двушки. Если ваша мать объявитъ, что я не могу быть вашимъ мужемъ, я только и могу вамъ сказать, что вы должны повиноваться ей. Но мужчина совсмъ другое дло. Мн крайне будетъ непрятно, если моя мать не полюбитъ моей жены, но никакя угрозы съ ея стороны не удержатъ меня отъ женитьбы, никакя угрозы не могутъ подйствовать и на васъ. Я самъ себ господинъ, и могу располагать собою совершенно независимо.

Со стороны Роуана все это было превосходно и въ теори могло быть весьма справедливо, но тутъ заключалось многое, что безпокоило Рэчель и набрасывало на ея любовь первую тнь тревоги. Она не могла быть счастлива, какъ нареченная невста Роуана, зная, что въ этомъ качеств не будетъ радушно принята его матерью. И опять какое право имла она считать вроятнымъ, что мать Роуана окажетъ ей подобное радуше? При настоящей встрч она сказала весьма немного по этому предмету. Она дала ему общане и не хотла отступать отъ него при первомъ появлени затрудненй. Ей должно было переговорить съ своей матерью, а можетъ статься, и его мать нсколько смягчится. Но чрезъ все это пробгало чувство уныня при мысли о выход замужъ за человка, котораго мать не охотно признаетъ ее своей дочерью.

— Однако вамъ пора уйти, сказала Рэчель: — вы должны уйти. Если у васъ нтъ никакого дла, то у меня его очень много.

— Въ настоящую минуту я самый праздный человкъ. Если вы прогоните меня, то мн придется уйти въ гостинницу и сидть сложа руки.

— Вы должны идти, хотя бы вамъ пришлось сидть сложа руки. Если вы пробудете еще дольше, то мама останется безъ обда.

— Если такъ, то, конечно, я уйду, но къ чаю я опять приду.

Такъ какъ Рэчель не сдлала положительнаго отказа на это предложене, то Роуанъ удалился съ полнымъ убжденемъ, что можетъ воротиться.

— Прощайте, Рэчель, сказалъ онъ: — когда я приду вечеромъ, вы наврное прогуляетесь со мной?

— Ужь не знаю, сказала Рэчель.

— Да, да, прогуляетесь, мы еще разъ полюбуемся заходящимъ солнцемъ, и вы сегодня не убжите отъ меня, какъ отъ чудовища.

Говоря это, онъ обнялъ ее и поцаловалъ, прежде чмъ Рэчель успла отвернуться отъ него.— Теперь вы моя навсегда, сказалъ онъ: насъ ничто не можетъ разлучить. Да благословитъ васъ Богъ, Рэчель!

— Прощайте, и они разстались.

Рэчель просила его уйти, приводя въ основане этому свои хозяйственныя хлопоты, но когда онъ ушелъ, она не сейчасъ принялась за работу. Она сла на то мсто, гд сидла подл него и стала размышлять о томъ, что было говорено, что было сдлано. Она должна быть женою человка, которому мечты ея всегда отдавали предпочтене. Первая ея любовь не встрчала никакихъ преградъ. Съ самыхъ первыхъ встрчъ, съ тхъ вечеровъ, въ которые она не смла сказать ему слова, его образъ постоянно былъ передъ ея глазами, его слова глубоко запали въ ея душу. Она научилась любить его прежде, чмъ узнала, что для нея длаетъ ея сердце. Постепенно, но весьма быстро, вс ея мысли сосредоточились на немъ, и онъ сдлался кумиромъ ея жизни. И теперь, когда она не имла еще достаточно времени, чтобы хорошенько подумать объ этомъ предмет, онъ былъ уже ея нареченнымъ мужемъ. Все это сдлалось такъ быстро, такъ неожиданно, что она трепетала отъ избытка своего счастя. Только одно облачко виднлось на ея небосклон,— это недовольное, угрюмое лицо его матери, но теперь, въ первыя минуты своего счастя, она не могла допустить мысли, что это облачко влечетъ за собою ураганъ. Поэтому Рэчель сидла, мечтая о своемъ счасти и съ нетерпнемъ ожидая возвращеня матери, чтобы разсказать ей все, поговорить объ этомъ нсколько часовъ и выяснить вс достоинства Роуана. Ея мать не была такая женщина, которая въ подобномъ случа стала бы удерживать ее отъ выраженй похвалы, или ршилась бы отказать своему дтищу въ счасти, доставляемомъ ей ея сочувствемъ. Спустя нсколько времени, она встала.— Я ничего еще не сдлала, и пожалуй, ничего не сдлаю. Мама захочетъ пообдать, не смотря на мое желане выйти замужъ.

Но не долго она пробыла на ногахъ, и не много еще сдлала въ приготовлени холодной баранины, предназначавшейся къ обду въ тотъ день, когда услышала шаги матери по песчаной дорожк. Она выбжала къ ней навстрчу съ огромнымъ запасомъ новостей, совершенно не зная еще, какими словами передать эти новости, о новостяхъ своей матери, или о тхъ извстяхъ, которыя предстояло услышать относительно свиданя съ мистриссъ Прэймъ въ Бэзельхорст, Рэчель почти не думала. Все, что бы ни сказала Доротея, не могло имть для нея особенной важности. Такъ по крайней мр думала Рэчель. Неудовольствя и ворчанья Доротеи должны теперь кончиться: ненавистный ей молодой человкъ сдлалъ предложене Рэчель, и сдлалъ такъ благородно, что вс замчаня Доротеи должны были утратить свою силу. Поэтому Рэчель, встрчая мать, думала только о новости, которую ей предстояло разсказать, а не о той, которую предстояло услышать.

Между тмъ мистриссъ Рэй до такой степени занята была своимъ разсказомъ, до такой степени убждена была въ необходимости обратить на него полное сосредоточенное внимане своей дочери, и съ момента встрчи на песчаной дорожк такъ торопилась передачею извстй, что Рэчель должна была повременить разсказомъ своей собственной истори.

— Ахъ, мой другъ, сказала мистриссъ Рэй: — если бы ты знала, сколько у меня новостей для тебя!

— Не знаете и вы мама, сколько новостей у меня для васъ,— отвчала Рэчель, подавая матери руку.

— Въ жизнь мою мн не было такъ жарко. Помоги мн войти. Ахъ, Боже,— какая жара! Въ корзинку не стоитъ смотрть, по выход отъ Доротеи, я такъ занята была тмъ, что услышала, что о покупкахъ не пришлось и подумать.

— Что же вы услышали, мама?

— Надюсь, что она будетъ счастлива, я уврена въ этомъ. Но все-таки это большой рискъ, ужасно большой рискъ.

— Что же это такое, мама?

И Рэчель, хотя не подозрвала, что бюджетъ матери, по своей важности, могъ равняться ея собственному бюджету, но все же сознавала, что тутъ было что-то особенное, что необходимо было выслушать.

— Твоя сестра выходитъ замужъ за мистера Пронга.

— Долли?

— Да, мой другъ. Это очень большой рискъ, но если женщина можетъ жить счастливо съ такимъ человкомъ, она можетъ выйти за него. Она только безпокоится на счетъ своихъ денегъ.

— Выходитъ замужъ за мистера Пронга! Полагаю, она можетъ это сдлать, если онъ ей нравится. Это дйствительно новость. Мн онъ никогда не нравился.

— Я никогда не говорила съ нимъ, и потому, быть можетъ, не слдовало бы дурно о немъ отзываться, но признаюсь, наружность этого человка мн тоже не нравится. Впрочемъ, душа моя, что значитъ наружность? Ровно ничего, мы вс и всегда должны помнить, Рэчель, что наружность обманчива, и если, какъ говоритъ Доротея, она хочетъ только заняться воздлыванемъ виноградника, ей нечего опасаться за его недостатки. Кажется, можно сказать, что онъ честный человкъ,— по крайней мр я надюсь, что онъ честный.

— Мн кажется нельзя, и сомнваться въ этомъ,— иначе онъ не былъ бы на настоящемъ мст.

— Изъ нихъ есть многе, которые страшно любятъ деньги,— конечно, если все, что мы слышимъ, правда. Быть можетъ, онъ вовсе и не думаетъ о деньгахъ,— хорошо, если такъ, въ такомъ случа онъ представляетъ собою исключене. Какъ бы то ни было, она намрена прикрпить ихъ къ себ какъ можно прочне, и мн кажется, поступитъ весьма благоразумно. Ну что будетъ съ ней, если онъ уйдетъ въ одно прекрасное утро и броситъ ее? Богъ его знаетъ! вдь у него нтъ здсь ни души, съ кмъ бы онъ имлъ какя нибудь связи. Откровенно говорю, что мн нравятся люди, у которыхъ есть связи съ другими людьми: тутъ чувствуешь нкоторую увренность, что они будутъ жить въ своемъ дом.

Рэчель тотчасъ же подумала, что Роуанъ имлъ связи съ другими людьми,— и людьми весьма порядочными,— что вс знали, кто онъ такой и откуда онъ явился.

— Но Доротея положительно ршилась сдлать этотъ шагъ, продолжала мистриссъ Рэй:— такъ что мн нечего было и говорить противъ этого. И какая была бы польза отъ того? Ршительно никакой, хотя его и нельзя назвать респектабельнымъ во всхъ отношеняхъ. Онъ, какъ теб извстно, мой другъ, священникъ, хотя и не учился въ нашихъ коллегяхъ, и поэтому никогда не можетъ быть епископомъ,— какъ сказывали мн. И опять же я не думаю, чтобы она когда нибудь воротилась въ коттеджъ, не воротилась бы она до тхъ поръ, пока бы ты не дала общаня подчиниться во всемъ ея правиламъ.

— Ну ужь этого я бы никогда не сдлала,— и Рэчель, заявляя свою ршимость съ выраженемъ въ голос нкотораго упрямства, сказала самой себ, что на будущее время она намрена подчиниться правиламъ совсмъ другаго человка.

— Я такъ и думала, я бы даже не стала и упрашивать тебя, зная, что вовсе не дло перетаскивать людей изъ одного прихода въ другой, изъ одной церкви въ другую. Хотя я и сказала ей, что отъ времени до времени, посл ея замужства, буду приходить и слушать мистера Пронга, но ни за что не оставлю мистера Комфорта. Однако она не настаивала на своемъ, какъ бывало прежде.

— И когда же это будетъ, мама?

— Завтра, мой другъ.

— Завтра!

— То есть завтра она думаетъ идти къ нему и объявить, что принимаетъ его предложене,— или онъ придетъ къ ней, въ квартиру миссъ Поккеръ. Тутъ нтъ ничего удивительнаго, кто знаетъ миссъ Поккеръ, мн кажется, я сдлала бы то же самое, если бы жила съ ней въ одномъ дом, только сначала едва ли бы согласилась жить вмст съ ней. Я полагаю, что это обстоятельство и заставляетъ Доротею сдлать такой шагъ,— право, такъ, моя милая. Я все разсказала, теперь пойду заняться приготовленемъ обда.

— Мама, и я иду съ вами. Картофель, я думаю, готовъ, и Китти можетъ накрыть столъ. Мама,— въ это время он поднимались по лстниц:— и мн нужно передать намъ кое-что.

Предоставимъ мистриссъ Рэй полную свободу распорядиться обдомъ, а Рэчель — разсказать свою исторю, прибавимъ только, что мать не позволила себ удерживать свою дочь отъ выраженй похвалы молодому человку, не хотла отказать своему дтищу въ счасти, доставляемомъ ея сочувствемъ. Эгогъ день по всей вроятности былъ счастливйшимъ въ жизни Рэчель, хотя счасте ея и омрачилось непредвидннымъ обстоятельствомъ. Въ четыре часа отъ Роуана принесли записку ‘неоцненной Рэчель’, въ которой говорилось, что телеграфическая депеша по этому ‘чудовищному пивоваренному длу’ отзываетъ его въ Лондонъ. Роуанъ общался писать оттуда. Впрочемъ Рэчель была такъ же счастлива и безъ него, говоря о немъ, какъ была бы счастлива въ его присутстви, слушая его.

ГЛАВА XV.
МАТЕРИНСКОЕ КРАСНОРЧЕ.

Въ пятницу утромъ происходило на пивоваренномъ завод торжественное совщане между мистриссъ Таппитъ и мистриссъ Роуанъ. Мистриссъ Роуанъ чувствовала себя въ затруднительномъ положени относительно образа дйствй, который ей слдовало принять, и союза, который слдовало заключить. Она была душевно привязана къ сыну, а къ мистриссъ Таппитъ не питала особеннаго расположеня. Съ другой же стороны ей крайне не нравился предполагаемый бракъ съ Рэчель Рэй, и она готова была заключить трактатъ съ мистриссъ Таппитъ, какъ наступательный, такъ и оборонительный, противъ своего сына, лишь бы только трактатомъ этимъ можно было постановить преграду такому безславному поступку съ его стороны. Передъ отъздомъ въ Лондонъ, Роуанъ видлся съ матерью и сообщилъ ей вс событя текущаго дня. Онъ разсказалъ, какъ Таппитъ, съ кочергой въ рук, выгналъ его изъ завода, и почему, вслдстве ‘безтолковаго упрямства Таппита’, представляется теперь необходимость передать общее ихъ дло въ руки закона. Роуанъ объявилъ также, что относительно Рэчель всяке доводы должны оставаться гласомъ вопющаго въ пустын. Утромъ онъ сходилъ въ Браггзъ-Эндъ, предложилъ Рэчель руку и предложене его было принято. Его мать поэтому видла,— такъ, по крайней мр, онъ догадывался,— что если оппозиця съ ея стороны должна теперь оказаться безполезною, то ей необходимо было принять Рэчель къ своему сердцу. Роуанъ зашелъ даже такъ далеко, что предложилъ матери наветить Рэчель во время его отсутствя: ‘съ вашей стороны было бы очень любезно, если бы вы завтра же могли это сдлать’, сказалъ онъ. Въ отвтъ на это мистриссъ Роуанъ сказала весьма немного. Она сказала очень мало, но выражене ея лица говорило многое.— Другъ мой! я не могу длать такихъ быстрыхъ движенй: я стара, и притомъ же боюсь, не поступаешь ли ты черезчуръ безразсудно.— Роуанъ сказалъ на это что-то въ род того, что обыкновенно говорятъ молодые люди,— насчетъ своего права дйствовать независимо, насчетъ того, что онъ знаетъ лучше другихъ, какая нужна ему жена, насчетъ денегъ, въ которыхъ онъ вовсе не нуждался, и насчетъ факта, ‘несомнннаго факта’, какъ онъ выразился,— и съ этимъ я совершенно согласенъ,— что Рэчель Рэй благовоспитанная двушка и во всхъ отношеняхъ можетъ равняться какой угодно лэди. Однако онъ былъ слишкомъ проницателенъ, чтобы не замтить, что его мать не соглашалась съ нимъ.— Когда женимся, тогда все перемнится,— сказалъ Роуанъ самому себ, и съ вечернимъ поздомъ отправился въ Лондонъ.

При такихъ обстоятельствахъ, мистриссъ Роуанъ видла, что ей не иначе можно объявить войну, какъ заключивъ союзъ съ мистриссъ Таппитъ. Если бы вопросъ о пивоварн стоялъ отдльно, мистриссъ Роуанъ со всею покорностю приняла бы сторону своего сыпа. Она непремнно отомстила бы за размахъ кочерги и на первый разъ мщене свое выразила бы немедленнымъ отъздомъ изъ завода. Она сказала бы нсколько словъ, нсколько напыщенныхъ фразъ относительно справедливаго требованя своего сына и вмст съ дочерью перехала бы въ гостинницу. При такомъ порядк вещей, визитъ ея должно было сократить, но не представлялось ли возможности нанести ударъ этому безразсудному браку, ударъ ршительный, съ помощю мистриссъ Таппитъ? Поэтому въ то самое утро, когда мистеръ Пронгъ съ восторгомъ выслушивалъ согласе мистриссъ Прэймъ принять его предложене, при извстныхъ, разумется, условяхъ, относящихся собственно до денегъ, мистриссъ Роуанъ и мистриссъ Таппитъ держали совщане на пивоваренномъ завод.

На этомъ совщани он согласились, что Рэчель Рэя была началомъ всхъ неудовольствй, источникомъ всякаго зла, сдланнаго и которое будетъ сдлано, и единственною, величайшею виновницею въ этомъ дл. Для мистриссъ Роуанъ было очевидно, что Рэчель не имла разумныхъ притязанй на такого мужа, какъ ея сынъ, равнымъ образомъ очевидно было и для мисстриссъ Таппитъ, что она не могла имть права выбирать себ мужа на пивоваренномъ завод. Если бы Рэчель Рэй никогда не бывала на завод, все могло бы кончиться довольно гладко. Мистриссъ Таппитъ, по видимому, не совсмъ-то была въ состояни представить логическе доводы по вопросу о пивоваренномъ завод, не могла доказать ни себ, ни своей союзниц, что Роуанъ сдлался бы прятнымъ партнеромъ, если бы былъ свободенъ отъ этихъ любовныхъ причудъ, она задалась неопредленной идеей, что Рэчель Рэй была виновницей всему злу, и что на Рэчель и на ея притязаня должны быть направлены соединенныя силы.

Поэтому он ршили създить вдвоемъ въ коттэджъ. Мистриссъ Таппитъ, какъ давнишняя сосдка, знала, изъ какой матери была сшита мистриссъ Рэй.— Весьма добрая женщина, говорила она мистриссъ Роуанъ: не такая испорченная и упрямая, какъ ея дочери. Если мы застанемъ тамъ Рэчель, то попросимъ ея мать переговорить съ нами наедин. Мистриссъ Роуанъ соглашалась съ этимъ предложенемъ, но не вдругъ, а медленно, съ выраженемъ достоинства, сознавая, что она нкоторымъ образомъ унижала себя, позволивъ управлять собою такой женщин, какъ мистриссъ Таппитъ. Въ настоящемъ случа необходимо было дйствовать за одно съ мистриссъ Таппитъ, необходимо было связать свои собственные интересы съ интересами Таппитовъ, но все это длала она съ такимъ видомъ, который ясно требовалъ для нея личнаго превосходства. Если мисстриссъ Таппитъ не замчала и не понимала этого, то сама же и была виновата, а отнюдь не мистриссъ Роуанъ.

Въ два часа он сли въ коляску у дверей пивовареннаго завода и покатили въ Браггзъ-Эндъ.

— Мама, посмотрите, сюда детъ коляска, сказала Рэчель.

— Ужь никакъ не сюда, отвчала мистриссъ Рэй.

— Наврное сюда, это коляска изъ гостинницы Драконъ, я узнаю ее по блой шляп на кучер. Посмотрите, мама, въ ней сидятъ мистриссъ Таппитъ и мистриссъ Роуанъ! Мама, я уйду отсюда.

И Рэчель, безъ дальнйшихъ словъ, убжала въ садъ. Она удалилась вовсе не замтивъ выраженя лица своей матери, умолявшаго ее остаться. Рэчель выбжала такъ быстро, что прзже не замтили ни одной складки ея платья. Она тотчасъ же почувствовала, по инстинкту, что эти дв женщины прхали въ качеств ея враговъ, разрушительницъ ея счастья, сильныхъ противницъ ея великой надежды въ жизни, она знала, что лицомъ къ лицу съ этими врагами ей не выиграть сраженя. Сама она не въ силахъ была бы твердо защищать свою любовь и объявить намрене сохранить обтъ, которымъ обмнилась съ Роуаномъ, но все же ршилась защищаться, нисколько не сомнваясь, что Роуанъ останется врнымъ своему слову безъ всякихъ усилй съ ея стороны. Мать сдлала бы весьма слабый отпоръ, Рэчель знала это очень хорошо. Прекрасно было бы, если бы и мать тоже убжала. Но какъ это было невозможно, то мистриссъ Рэй должна была встртить враговъ и сразиться съ ними, какъ съуметъ. Прзжя лэди пробыли въ коттэдж часа два, во все это время Рэчель скрывалась въ саду, ожесточая свое сердце противъ враговъ ея любви. Если Лука останется вренъ ей, она ему не измнитъ.

Между тремя лэди, когда он увидли себя вмст въ маленькой гостиной мистриссъ Рэй, было чрезвычайно много церемонй. Мистриссъ Роуанъ и мистриссъ Таппитъ не имли достаточно простора для своихъ широкихъ, накрахмаленныхъ платьевъ, та и другая держали себя величественно, сознавая, что он прхали къ низшей себя, и сознавая также, что прхали не съ дружелюбными цлями. Мистриссъ Таппитъ по всмъ правиламъ этикета отрекомендовала мистриссъ Роуанъ, и мистриссъ Роуанъ сдлала маленькй поклонъ съ полнымъ приличемъ и не безъ выраженя своего превосходства. Мистриссъ Рэй заявила надежду, что мистриссъ Таппитъ и ея дочери въ добромъ здоровьи, потомъ наступило молчане самое тягостное, самое мучительное для мистриссъ Рэй и самое ободрительное для мистриссъ Роуанъ. Оно придавало визиту дловой видъ и прокладывало путь къ серьезному разговору.

— Миссъ Рэчель, вроятно, нтъ дома? начала мистриссъ Таппитъ.

— Да, она вышла, сказала мистриссъ Рэй:— впрочемъ она гд нибудь около дома, если вы желаете ее видть.

Послдня слова она прибавила, чувствуя свою слабость и не зная, какъ выдержать всю тягость подобнаго свиданя.

— Въ настоящую минуту, можетъ быть, и лучше, что ея нтъ дома, сказала мистриссъ Роуанъ твердо, по ласково.

— Совершенно лучше, сказала мистриссъ Таппитъ, тоже твердо, но не такъ ласково.

— Намъ нужно переговорить собственно съ вами, мистриссъ Рэй, сказала мистриссъ Роуанъ.

— Это-то обстоятельство и привело насъ сюда такъ рано, сказала мистриссъ Таппитъ.— Была половина третьяго, а визиты въ Бэзельхорст никогда не начинались раньше трехъ. Мы желаемъ сказать вамъ, мистриссъ Рэй, нсколько словъ по весьма серьезному длу. Я уврена, вамъ извстно, какъ всегда было прятно для меня видть Рэчель съ моими дочерьми, я даже пригласила ее на балъ. Изъ этого вы можете заключить, что я не намрена сказать что нибудь непрятное относительно ея.

— Не намрены сказать только мн? замтила мистриссъ Рэй.

— Никому ршительно. Я не имю обыкновеня говорить о людяхъ дурное. Въ Бэзельхорст никто не припишетъ мн этой слабости. Дло вотъ въ чемъ, мистриссъ Рэй…

— Быть можетъ, мистриссъ Таппитъ, вы позволите мн? сказала мистриссъ Роуанъ.— Онъ мой сынъ.

— О, да, конечно, то есть, если вы желаете, отвчала мистриссъ Таппитъ, выпрямляясь на стул:— но мн казалось, что можетъ быть, такъ какъ я знаю миссъ Рэй очень хорошо…

— Нтъ ужь, мистриссъ Таппитъ, сказала мистриссъ Роуанъ, снова прервавъ слова своей подруги съ выразительной улыбкой.

— Сдлайте одолжене, сказала мистриссъ Таппитъ, признавая черезъ эту уступку превосходство мистриссъ Роуанъ.

— Я полагаю, вамъ извстно, мистриссъ Рэй, сказала мистриссъ Роуанъ:— что мистеръ Лука Роуанъ мой сынъ?

— Да, я это знаю.

— Вамъ также должно быть извстно, что между нимъ и вашей дочерью была какая-то… пустая болтовня?

— О, да. Только, ма’мъ, не пустая болтовня: мистеръ Роуанъ сдлалъ предложене моей дочери и она приняла его. Хорошо ли это, или худо, но открытая правда лучше всего, мистриссъ Таппитъ.

— Что правда, то правда, сказала мистриссъ Таппитъ:— и обманъ не есть правда.

— Я никакъ не думала, что это зашло такъ далеко, сказала мистриссъ Роуанъ, которая въ эту минуту, можетъ статься, забыла, что обманъ не есть правда: — можетъ статься, онъ и дйствительно сдлалъ предложене, которому, я полагаю, вы не придаете особеннаго значеня,— не приписываете значеня его слову положительне, чмъ онъ самъ предназначалъ ему.

— Избави Бойсе! сказала мистриссъ Рэй торжественно.— Это была бы весьма грустная вещь для моей бдной дочери. Но мн кажется, мистриссъ Роуанъ, вамъ лучше бы самимъ спросить его. Если онъ скажетъ, что не имлъ серьезнаго намреня, то разумется, этимъ дло и кончится, на сколько оно относится до Рэчель.

— Въ настоящее время я не могу спросить его, сказала мистриссъ Роуанъ: — потому что онъ ухалъ въ Лондонъ. Онъ ухалъ вчера вечеромъ, не сказавъ ни слова, когда воротится въ Бэзельхорстъ.

— Врне всего, что никогда, сказала мистриссъ Таппитъ весьма торжественно.— Можетъ статься, онъ говорилъ вамъ, мистриссъ Рэй, что товарищество между нимъ и мистеромъ Таппитомъ кончилось навсегда?

— Онъ говорилъ, что между нимъ и мистеромъ Таппитомъ произошла размолвка.

— Хороша размолвка! сказала мистриссъ Таппитъ.

— И потому не такъ легко спросить, сказала мистриссъ Роуанъ, досадуя на мистриссъ Таппитъ и на ея размолвки.— Во всякомъ случа, мистриссъ Рэй, наша цль въ этомъ дл должна быть одна и та же. Мы об желаемъ, чтобы наши дти были счастливы и респектабельны.

Говоря это, мистриссъ Роуанъ сдлала ударене на послднее слово.

— Что касается до моей дочери, я только одного и желаю, чтобы она была респектабельна,— сказала мистриссъ Рэй съ такимъ жаромъ, какого мистриссъ Таппитъ вовсе въ ней не подозрвала.

— Безъ сомння, безъ сомння. Но я вотъ что хочу сказать, мистриссъ Рэй: мой сынъ поступилъ относительно вашей дочери весьма безразсудно, какъ вообще поступаютъ молодые люди. Быть можетъ, онъ дйствительно сказалъ ей что нибудь такое, что вы приняли…

— Сказалъ ей что нибудь такое! Извините, ма’мъ, онъ пришелъ сюда и просилъ у меня позволеня предложить ей свою руку, на это я ничего не отвтила, потому что въ ту самую минуту Рэчель воротилась отъ фермера Сторта…

— Отъ фермера Сторта! вполголоса сказала мистриссъ Таппитъ, обращаясь къ мистриссъ Роуанъ, и при этомъ кивнула головой. Въ свою очередь кивнула головой и мистриссъ Роуанъ. Одно изъ самыхъ сильныхъ обвиненй, которыя можно было привести противъ мистриссъ Рэй, заключалось въ томъ, что она жила въ уровень съ фермеромъ Стортомъ, а не въ уровень съ Таппитами, и тмъ еще мене наравн съ Роуанами.

— Да, отъ фермера Сторта,— продолжала мистриссъ Рэй, не совсмъ понимая телеграфическе знаки своихъ собесдницъ.— Поэтому я не дала ему никакого отвта.

— Надюсь, вы его не поощрили? сказала мистриссъ Роуанъ.

— Нисколько, но онъ самъ поощрилъ себя, потому что на другое утро пришелъ сюда въ то время, когда я была въ Бэзельхорст.

— Я полагаю, миссъ Рэчель не знала, что онъ придетъ въ ваше отсутстве? продолжала мистриссъ Роуанъ.

— Какая хитрость,— неправда ли? сказала мистриссъ Таппитъ.

— Нтъ, она ничего не знала, и хитрости тутъ нтъ никакой. Если бы она знала что нибудь, то непремнно разсказала бы мн. Я знаю мою дочь, мистриссъ Роуанъ, и могу положиться на нее.

Мистриссъ Рэй одушевлялась все боле и боле, она ршилась храбро выдержать битву, но, къ сожалню, ей начали мшать слезы, удержать которыя она не находила никакой возможности.

— Поврьте, мистриссъ Рэй, я вовсе не желаю огорчать васъ, сказала мистриссъ Роуанъ.

— Меня сильно огорчаютъ, когда мн говорятъ, что Рэчель хитра.

— Я только сказала, что не было ли тутъ хитрости,— возразила мистриссъ Таппитъ.

— Я слышала, что вы сказали,— продолжала мистриссъ Рэй:— и право, не вижу причины, почему вы позволяете себ говорить противъ Рэчель въ этомъ род. Молодой человкъ вамъ не сынъ.

— Да, не сынъ, сказала мистриссъ Таппитъ:— и онъ уже больше не партнеръ мистера Таппита.

— Которымъ онъ и не желаетъ быть, сказала мистриссъ Роуанъ, вздернувъ кверху голову. Тысячу разъ жаль, что мистриссъ Рэй не имла догадки раздуть немного искру раздора, затлвшуюся между ея врагами. Сдлай она это, и он бы, кажется, готовы были уничтожить одна другую,— къ ея величайшему успокоеню.— Ршительно не желаетъ! Посл этого мистриссъ Роуанъ замолчала, а на лиц мистриссъ Таппитъ появилась улыбка, выражавшая полное недовре къ словамъ своей гостьи.

— Во всякомъ случа, сказала мистриссъ Роуанъ, посл непродолжительной паузы: чмъ нибудь надо же кончить наше объяснене. Лука Роуанъ мой сынъ, и я, конечно, имю право говорить. Такой бракъ, какъ этотъ, будетъ весьма неблагоразуменъ съ его стороны и весьма непрятенъ для меня. Судя по тому, какой оборотъ приняли дла на завод, Лука, по всей вроятности, не будетъ жить въ Бэзельхорст.

— Самая несбыточная вещь въ мр, сказала мистриссъ Таппитъ: — я не думаю даже, что онъ когда нибудь покажется въ Бэзельхорстъ.

— Что касается до этого, мистриссъ Таппитъ, то поврьте, мой сынъ не постыдится показать себя гд бы то ни было.

— Но, мистриссъ Роуанъ, ему нтъ больше никакой надобности прзжать въ Бэзельхорстъ. Вотъ это-то я и хотла сказать.

— Если онъ джентльменъ и господинъ своего слова, какимъ я считаю его, сказала мистриссъ Рэй: — ему предстоитъ величайшая надобность прхать сюда. У него, я уврена, вовсе не было намреня приходить сюда, говорить съ моей дочерью, просить ее выйти за него замужъ, а потомъ никогда не возвращаться и никогда ее не видть!— Я не поврю этому, хотя бы мн сказала это его мать.

— Я ничего подобнаго не говорю, сказала мистриссъ Роуанъ, начинавшая чувствовать, что ея положене довольно затруднительно: — но всмъ намъ извстно, что въ длахъ подобнаго рода молодые люди позволяютъ себ увлекаться, и чмъ больше увлекаются они, мистриссъ Рэй, тмъ молоденькя двушки должны быть разборчиве, осмотрительне.

— Однако, что же должна длать молоденькая двушка? Почему она знаетъ, что молодой человкъ дйствуетъ серьезно, или только увлекается, какъ вы выражаетесь?

Глаза мистриссъ Рэй все еще были влажны отъ слезъ, и къ сожалню я долженъ сказать, хотя она весьма не дурно выдерживала бой, защищая Рэчель, но все-таки удары непрятеля производили на нее свое дйстве. Она начинала желать, чтобы Лука Роуанъ никогда не показывался, чтобъ имя его никогда не было слышно въ Браггзъ-Энд.

— Въ свт по крайней мр такъ уже принято, что молоденькая лэди не должна принимать предложеня молодаго джентльмена съ перваго его слова, сказала мистриссъ Роуанъ.

— О, совершенная правда, подтвердила мистриссъ Таппитъ.

— У насъ у всхъ есть дочери, продолжала мистриссъ Роуанъ.

— У всхъ есть, сказала мистриссъ Таппитъ.— Это-то и побуждаетъ насъ объясниться по такому серьезному длу дружелюбнымъ образомъ.

— Мой сынъ очень добрый молодой человкъ,— весьма добрый.

— Не много опрометчивъ,— сказала мистриссъ Таппитъ.

— Пожалуйста, мистриссъ Таппитъ, позвольте мн кончить.

— Сдлайте одолжене, мистриссъ Роуанъ.

— Весьма добрый молодой человкъ, и я не допускаю вроятности, что въ дл подобнаго рода онъ поступитъ на перекоръ желанямъ матери. Ему предстоитъ еще проложить себ дорогу въ жизни.

— Которая ни подъ какимъ видомъ не поведетъ къ пивоваренному заводу, сказала мистриссъ Таппитъ.

— Ему предстоитъ еще проложить себ дорогу въ жизни, повторила мистриссъ Роуанъ, съ замтнымъ неудовольствемъ: — и если онъ женится года черезъ четыре, или лтъ черезъ пять, то этого времени только что будетъ достаточно, чтобы подумать о супружеской жизни. Я уврена, мистриссъ Рэй, вы согласитесь со мной, что въ продолжительной помолвк ничего не можетъ быть хорошаго, особливо для двушки.

— Онъ хотлъ жениться въ будущемъ мсяц, сказала мистриссъ Рэй.

— Да! ну это ясно показываетъ, что подобная вещь невозможна. Если тутъ и дано общане, то оно должно выполниться очень не скоро. Для этого должны пройти годы и годы!— Судя по артистической манер, съ которой мистриссъ Роуанъ произнесла слова, выражавшя продолжительность времени, всякую надежду на бракъ между Лукою и Рэчель слдовало отложить по крайней мр до будущаго столтя.

— Должны пройти годы и годы,— а намъ всмъ извстно, что это значитъ. Двушка умираетъ съ разбитымъ сердцемъ, а джентльменъ принимается вести жизнь холостяка и обдать постоянно въ своемъ клуб. Подобнаго порядка вещей, мистриссъ Рэй, я думаю, никто не пожелаетъ.

— Я знаю двушку, которая была помолвлена семь лтъ, сказала мистриссъ Таппитъ: — и что же? совсмъ изсохла,— сдлалась какъ тряпка,— а онъ, посл этого, женился на ключниц.

— Я скоре бы пожелала моей дочери оставаться въ старыхъ двахъ, чмъ испытывать всю тягость продолжительной помолвки, сказала мистриссъ Роуанъ.

— Я тоже, я пожелала бы этого всмъ моимъ дочерямъ. Случись что нибудь подобное и я скажу имъ: пусть вашъ папа устроиваетъ васъ. Онъ знаетъ, что это значитъ.— Не хорошо позволять двушкамъ распоряжаться такими вещами, какъ имъ хочется. Я говорю это не къ тому, что сомнваюсь въ здравомъ смысл моихъ дочерей: у нихъ его столько же, сколько у меня. Не хочу называть именъ, но тутъ есть одинъ молодой человкъ, съ прекрасной обстановкой, однако Черри моя не хочетъ и смотрть на него.

Мистриссъ Роуанъ еще разъ вздернула свою головку. Она чувствовала всю тяжесть, которою обременила себя, выбравъ себ въ спутницы такую особу, какъ мистриссъ Таппитъ.

— Чего же вы хотите отъ меня, мистриссъ Роуанъ?— спросила мистриссъ Рэй.

— Я хочу отъ васъ и вашей дочери, которая, я уврена, весьма хорошенькая двушка и вмст съ тмъ разсудительная…

— О, такъ и есть, сказала мистриссъ Таппитъ.

— Я хочу, чтобы вы оставили это маленькое происшестве безъ всякихъ послдствй. Если мой сынъ поступилъ безразсудно, то я прошу за него извиненя. Онъ не первый длаетъ глупость, и полагаю, не послднй. Но, мистриссъ Рэй, невозможно допустить, чтобы браки совершались такъ необдуманно. Во первыхъ, молодые люди не знаютъ другъ друга,— вовсе не знаютъ. Во вторыхъ… впрочемъ, я не хочу особенно указывать на различе ихъ положенй въ жизни. Только, мистриссъ Рэй, я предупреждаю васъ, что подобный бракъ будетъ весьма гибельнымъ для такого молодаго человка, какъ мой сынъ.

— Моя дочь никому не пожелаетъ гибели.

— И поэтому она перестанетъ думать о сдланномъ ей предложени. Я хочу, чтобы вы общали мн это.

— Если только Рэчель согласится на это, сказала мистриссъ Топпитъ:— мои дочери, по прежнему, съ удовольствемъ будутъ брать ее на прогулки.

— Рэчель и безъ нихъ имла и иметъ прогулки, да, мистриссъ Таппитъ,— вы напрасно объ ней безпокоитесь.

— Если изъ этого выйдетъ что нибудь дурное, то мои дочери не будутъ виноваты, сказала мистриссъ Таппитъ.

Наступила пауза, во время которой мистриссъ Роуанъ, повидимому, ждала отвта мистриссъ Рэй. Но мистриссъ Рэй ршительно не знала, что отвтить. Въ ней уже являлось расположене считать прибыте Луки Роуана въ Бэзельхорстъ скоре за прокляте, нежели за благословене. Она начинала убждаться, что въ этомъ дл судьба положительно будетъ противъ нея и противъ ея дочери. Она всегда боялась молодыхъ людей, всегда считала ихъ опасными, считала людьми, которые вносили хлопоты въ семейства, иногда рыкающими львами, а чаще всего волками въ овечьей шкур. Услышавъ въ первой разъ имя Луки Роуана въ связи съ именемъ ея дочери, она постоянно находилась въ какомъ-то тревожномъ состояни. Если бы въ настоящую минуту она могла дйствовать согласно съ своими собственными чувствами, она бы попросила, чтобы имя Луки Роуана никогда боле не произносилось въ ея присутстви. Гораздо было бы лучше, думала она, перенести то, что уже выпало для нихъ, чмъ пускаться на дальнйшй рискъ. Но все же она не могла дать отвта мистриссъ Роуанъ, не посовтовавшись съ Рэчель, она не могла дать даже такого отвта, который легко было придумать безъ всякаго совщаня. Она предоставила полную свободу любви Рэчель и теперь не могла дйствовать на перекоръ этому чувству. Рэчель, по всей вроятности, была обманута, и должна перенести свое несчасте. Какъ бы то ни было, смотря на этотъ вопросъ съ точки зрня своей собственной и Рэчель, она не могла сейчасъ же согласиться съ видами мистриссъ Роуанъ.

— Я поговорю съ Рэчель, сказала она.

— Передайте ей мое искреннее уважене, сказала мистриссъ Роуанъ:— и попросите ее понять, что я не стала бы вмшиваться, если бы не думала о благополучи той и другой стороны. Прощайте, мистриссъ Рэй.

И мистриссъ Роуанъ встала,

— Прощайте, мистриссъ Рэй, сказала мистриссъ Таппитъ, протягивая руку.— Поцалуйте за меня Рэчель. Надюсь, что мы, по прежнему, будемъ добрыми друзьями, не смотря на это недоразумне.

Однако мистриссъ Рэй не взяла руки мистриссъ Таппитъ, и не хотла даже отвчать на любезности жены пивовара.— Прощайте, ма’мъ, сказала она, обращаясь къ мистриссъ Роуанъ.— Я полагаю, что вы намрены сдлать все лучшее для вашего сына.

— Какъ вы для вашей дочери, сказала мистриссъ Роуанъ.

— Если такъ, то я могу сказать, что вы думаете очень дурно о вашемъ сын. Прощайте, ма’мъ.

Мистриссъ Рэй сдлала книксенъ и проводила ихъ съ сохраненемъ достоинства, хотя глаза ея были красны отъ слезъ и она дрожала всмъ тломъ отъ продолжительнаго напряженя нервовъ.

На обратномъ пути къ пивоваренному заводу весьма мало говорено было между двумя лэди, занимавшими коляску. Мистриссъ Роуанъ ршилась какъ можно скоре оставить домъ мистриссъ Таппитъ. Она увидла себя вынужденною обстоятельствами принять враждебную роль въ отношени къ мистриссъ Рэй, но въ сердц своемъ чувствовала гораздо больше вражды къ мистриссъ Таппитъ. Къ мистриссъ Рэй она могла бы питать дружескя чувства, если бы не эта любовная интрига, но къ мистриссъ Таппитъ не могла уже боле поставить себя въ прятныя отношеня. Еще разъ повторю, какъ жаль, что мистриссъ Рэй не съумла раздуть между ними искры раздора для своей собственной пользы и для пользы своей дочери.

— Ну что, мама, сказала Рэчель, возвратясь въ комнату, сейчасъ посл того, какъ услышала движене экипажныхъ колесъ по дорог, перескавшей лугъ. Она застала свою мать въ слезахъ, рыданя не давали ей возможности выговорить слова.

— Не плачьте, мама. Я знаю все, что он говорили. Я этого ждала. Мама, не плачьте.

— Но, душа моя,— вдь это убьетъ тебя.

— Убьетъ меня! Почему?

— Я знаю. Полюбивъ его, ты не захочешь лишиться его.

— А разв я должна его лишиться?

— Она такъ говоритъ. Она говоритъ, что сынъ ея вовсе не думалъ о брак, и что это все пустяки.

— Я не врю ей. Ничто, мама, не принудитъ меня поврить этому.

— Она говоритъ, что это будетъ гибельно для него во всякой карьер, особливо теперь, когда онъ поссорился изъ-за этой пивоварни.

— Гибельно для него!

— Такъ говоритъ его мать.

— Я никогда не пожелаю сдлать что нибудь такое, что будетъ для него гибельно, никогда, даже если бы это и убило меня, какъ вы сказали.

— Бдненькая Рэчель! Это дйствительно убьетъ тебя, — зачмъ онъ прхалъ сюда!

Рэчель перешла черезъ комнату и выглянула изъ окна на зеленый лугъ. Она стояла въ этомъ положени нсколько минутъ, между тмъ какъ ея мать безпрестанно вытирала глаза и старалась заглушить рыданя. По щекамъ Рэчель тоже катились слезы, но это были тихя слезы, не обильныя, но горькя.— Что онъ прхалъ сюда, объ этомъ я не сожалю, сказала она.

— Но онъ опять ухалъ, и что ты будешь длать, если онъ не воротится?

— Что я буду длать! Ничего, мама. Я ничего не могла бы длать даже и въ такомъ случа, если бы онъ былъ здсь, въ Бэзельхорст, проводилъ бы здсь всю свою жизнь. Если онъ не хочетъ, чтобы я была… была… его женой, то что же стану я длать? Но, мама, я не могу врить, чтобы онъ это сдлалъ. Вдь не дальше какъ вчера онъ былъ здсь.

— Он говорили, что ныншне молодые люди вовсе не думаютъ о томъ, что длаютъ.

— Отъ него я этого не ожидаю, онъ держитъ себя такъ серьезно, въ его голос отзывается столько правды.

— Все же она страшно противъ вашего брака.

Снова наступила пауза, посл которой Рэчель закончила разговоръ.— Во всякомъ случа, ясно, мама, что вы и я ничего не можемъ сдлать. Если она надется, что я откажусь отъ него, то очень ошибается. Отказаться отъ него! Да я не иначе могла бы это сдлать, какъ измнивъ ему, а я вовсе не намрена измнять ему. Если онъ мн измнитъ, тогда… тогда я должна перенести это. Мама, пожалуйста, до времени не говорите ничего объ этомъ Долли.

Въ отвтъ на это мистриссъ Рэй общала ничего не говорить мистриссъ Прэймъ о визит мистриссъ Роуанъ.

Слдующй день и воскресенье прошли далеко не радостно для обитательницъ коттэджа въ Браггзъ-Энд. До нихъ дошли извстя, что въ понедльникъ мистриссъ Роуанъ съ дочерью ухали въ Лондонъ, но отъ Луки письма не получали. Въ понедльникъ утромъ мистриссъ Рэй почти совсмъ ршила, что Лука Роуанъ потерянъ для нихъ навсегда, Рэчель не знала, что длать отъ тоски. Въ течене тхъ двухъ дней, субботы и воскресенья, и мистриссъ Прэймъ не являлась въ Браггзъ-Эндъ.

ГЛАВА XVI.
ПЕРВОЕ ЛЮБОВНОЕ ПИСЬМО РЭЧЕЛЬ РЭЙ.

Въ понедльникъ вечеромъ, посл чаю, мистриссъ Прэймъ пожаловала въ коттэджъ. Это былъ тотъ самый понедльникъ, въ который мистриссъ Роуанъ и ея дочь выхали изъ Бэзельхорста и послдовали за Лукою въ Лондонъ. Мистриссъ Прэймъ пришла и просидла съ матерью и сестрой около часа, воздерживаясь съ большимъ благоразумемъ отъ непрятнаго разговора насчетъ поклонника своей сестры. Она слышала, что Роуаны ухали, какъ слышала и то, что по всей вроятности ихъ больше не увидятъ въ Бэзельхорст. Мистеръ Пронгъ выразилъ мнне, что Лука не потревожитъ ихъ больше своимъ личнымъ появленемъ между ними. При такихъ обстоятельствахъ мистриссъ Прэймъ полагала, что можно пощадить свою сестру. Не много сказала она и о своихъ любовныхъ длахъ. Въ присутстви Рзчель она никогда не говорила о предложени мистера Пронга, ничего не сказала объ этомъ и теперь. Пока Рэчель оставалась въ комнат, разговоръ былъ весьма невинный и весьма не интересный, минуты на дв об вдовы остались наедин, и тогда мистриссъ Прэймъ дала понять своей матери, что дло между ней и мистеромъ Пронгомъ еще не совсмъ ршено.

— Дло вотъ въ чемъ, говорила мистриссъ Прэймъ: — такъ какъ деньги записаны на меня, то я не думаю, чтобы благоразумно было выпускать ихъ изъ рукъ.

Въ отвтъ на это мистриссъ Рэй сказала слова два, выражавшихъ согласе съ дочерью. Она боялась много говорить противъ мистера Пронга, боялась высказать боле ршительное мнне относительно предполагаемаго брака, но въ душ ей прятне было бы услышать, что дло съ Пронгомъ не состоится. Въ мистер Пронг не было ничего особеннаго, рекомендующаго его мистриссъ Рэй.

— Разв она выходитъ замужъ за него? спросила Рэчель, какъ скоро сестра удалилась.

— Покуда ничего еще не ршено. Доротея хочетъ удержать деньги въ своихъ рукахъ.

— Это, мн кажется, несправедливо. Если женщина вышла замужъ, то деньги должны принадлежать ея мужу.

— Я полагаю, такъ думаетъ и мистеръ Пронгъ, во всякомъ случа ничего еще не ршено. Мн кажется, что мы такъ мало его знаемъ. Онъ можетъ въ одинъ прекрасный день убжать въ Австралю.

— А говорила она что нибудь насчетъ… мистера Роуана?

— Ни слова, душа моя.

Вотъ все, что было сказано тогда о Лук Роуан между Рэчель и ея матерью. И какъ он могли говорить объ этомъ? Мистриссъ Рэй тоже думала, что онъ не покажется больше въ Бэзельхорст, Рэчель знала очень хорошо, что таково было убждене ея матери, хотя послдняя никогда его не выражала. Да и что могло быть сказано между ними теперь, или даже въ послдстви, если Роуанъ дйствительно принялъ какя нибудь мры, необходимыя для того, чтобы загладить свой поступокъ?

Пришелъ вторникъ, пришла и середа безъ всякой всточки отъ молодаго человка, въ течени этихъ двухъ дней въ коттэдж ничего о немъ не было говорено. Въ середу даже имя его не было упомянуто между ними, хотя каждая изъ нихъ думала о немъ въ течени цлаго дня. Мистриссъ Рэй почти окончательно убдилась, что Роуанъ послушался приказанй матери и ршился не тревожить себя больше насчетъ Рэчель, сама же Рэчель находилась въ какомъ-то страх, если не въ отчаяни. Возможная ли вещь, что все это должно остаться для нея одной мечтой, не имть никакого значеня? три, четыре дня тому назадъ, человкъ этотъ стоялъ тутъ, въ этой самой комнат, обнималъ ее, просилъ ея любви, назвалъ ее своей женой, и неужели все это не должно имть никакого значеня? Какое же ея мать должна составить себ мнне о мужчинахъ вообще, имя въ виду такой поступокъ со стороны Луки Роуана!

Однако, въ четвергъ поутру пришло письмо отъ Роуана, адресованное на имя Рэчель. Въ это утро мистриссъ Рэй уже встала, когда почтальонъ прошелъ мимо коттэджа, и хотя Рэчель сама приняла письмо, но не смла распечатать его, не показавъ прежде матери.

— Безъ сомння, это отъ него, сказала Рэчель.

— Я полагаю, отвчала мистриссъ Рэй, взявъ конвертъ въ руку и осмотрвъ его со всхъ сторонъ. Она говорила почти шопотомъ, какъ будто въ полученномъ письм заключалось что-то необыкновенно страшное.

— Страннымъ покажется, сказала Рэчель: — а вдь я ни разу не видла его почерка! Теперь я буду знать его навсегда. Она тоже говорила шопотомъ, и все еще держала письмо, какъ будто боясь его распечатать.

— Ну что же, моя милая? сказала мистриссъ Рэй.

— Можетъ быть, мама, прежде вы прочитаете.

— Нтъ, Рэчель. Это твое письмо. Я не хочу, чтобы ты думала, что я теб не довряю.

Рэчель сла и весьма бережно распечатала конвертъ. Письмо, которое она читала весьма медленно, было слдующаго содержаня:

‘Моя милая, неоцненная Рэчель!

‘Писать къ вамъ — для меня особенное удовольстве, хотя несравненно прятне было бы самому видть васъ и въ настоящую минуту сидть вмст съ вами у ограды кладбища. Въ Бэзельхорст это единственное мсто, которое нравится мн лучше всхъ другихъ мстъ. Мн слдовало бы писать къ вамъ раньше, я это знаю, и вы врно на меня сердитесь, но я долженъ былъ създить въ Нортамтонширъ для устройства нкоторыхъ длъ по наслдству покойнаго отца, такъ что посл нашего послдняго свиданя, я почти все время жилъ въ вагонахъ желзной дороги. Я еще тверже ршился заняться пивовареннымъ производствомъ, а такъ какъ этотъ Т. (этой буквой мистриссъ Таппитъ называла иногда своего мужа, и этой же буквой Роуанъ и Рэчель въ шутку величали между собой мистера Таппита) не иначе хочетъ согласиться на уступку, какъ путемъ закона, то я долженъ собрать весь свой капиталъ, въ противномъ случа пришлось бы приняться за дло лтъ подъ пятьдесятъ. Этотъ безмозглый старый дуракъ заставляетъ меня разорить его и все его семейство. Я хотлъ, даже не прочь отъ этого и теперь, сдлать что нибудь въ его же пользу, но если онъ упрямится, и если спорное наше дло затянется, то я выстрою другой пивоваренный заводъ подъ самымъ его носомъ. Все это потребуетъ денегъ, и потому я долженъ бросаться во вс стороны и приводить свои дла въ порядокъ.

‘Не правда ли, какъ это похоже на любовное письмо? Впрочемъ, вы должны принимать меня, каковъ я есть. Въ настоящее время вся моя душа переполнена пивомъ. Главнйшая цль моего честолюбя заключается въ томъ, чтобы стоять и окуриваться парами моихъ собственныхъ пивоваренныхъ чановъ. Это здоровое, полезное и прибыльное заняте, одно изъ тхъ, въ которыхъ хорошее рзко отдляется отъ дурнаго. Ни одинъ заводчикъ не варитъ дурнаго пива и не обмриваетъ, не зная этого. Когда же и гд прибыль и честность могутъ итти рука объ руку? вотъ задача, которую я хочу разршить.

‘Вы замчаете, что я пишу къ вамъ, какъ къ прятелю, а не какъ къ моей милой, очаровательной невст. Признаюсь откровенно, я не мастеръ на любовныя объясненя. Когда вы кивнули головой въ знакъ соглася быть моей женой, я понялъ, что дло кончено. Для меня, легкое движене вашей головы было равносильно множеству клятвъ. И теперь, мн кажется, я имю полное право говорить съ вами о всхъ моихъ длахъ и надяться, что вы сейчасъ же соберете цны на солодъ и хмль въ Дэвоншир. Помните, вы общали быть моимъ другомъ, и теперь я намренъ воспользоваться вашимъ общанемъ.

‘Вы должны обстоятельно соообщить мн все, что длала и говорила моя мать въ вашемъ коттэдж. Для меня ршительно все равно, что бы она ни говорила, но я боюсь, что она вмшивается не въ свои дла, и этимъ самымъ длаетъ изъ себя дурочку. Она забрала себ въ голову идею, что черезъ бракъ я долженъ получить хорошй барышъ, продать себя по самой высокой цн, существующей на рынк, что мн слдовало бы взять за женой деньги, а если не деньги, то семейныя связи. Правда, мн нравятся деньги, какъ нравятся он всякому, хотя вс притворяются въ этомъ и лгутъ,— но въ то же время мн нравится, чтобы он были мои собственныя, а что касается до связей, то я не нахожу словъ выразить вамъ, до какой степени я пренебрегаю ими. Сколько я знаю себя, я никогда не выбралъ бы себ подругой жизни женщину съ титуломъ лэди, и притомъ же у меня нтъ ни малйшаго желаня сдлаться по женитьб вторымъ кузеномъ бабушки какого нибудь баронета. Все это я высказалъ своей матери, какъ высказалъ и то, что между мною и вами дло уже покончено, но я замтилъ, что наше дло она надется разстроить. Во всякомъ случа, что бы тамъ она ни говорила, это не можетъ имть на васъ вляня. Она иметъ право говорить мн, что ей угодно, но никакого права — говорить вамъ, ршительно никакого. Впрочемъ, надо вамъ сказать, она добрйшая женщина въ мр, и, какъ скоро мы сочетаемся бракомъ, вы увидите, что она васъ приметъ съ распростертыми объятями.

‘Вы помните, я говорилъ, что бракъ нашъ долженъ состояться въ август. Желалъ бы я, чтобъ это такъ и было. Если бы мы могли поршить этотъ вопросъ въ то время, когда я приходилъ въ Браггзъ-Эндъ, то такъ бы это и было. Впрочемъ, я не намренъ обвинять васъ, хотя вы и виноваты, но теперь это не раньше можетъ состояться, какъ посл Рождества. Не могу назначить дня, когда увижусь съ вами, не могу потому собственно, что нельзя прхать въ Бэзельхорстъ безъ того, чтобы не встртиться съ Таппитомъ. По крайней мр мой адвокатъ не совтуетъ хать въ Бэзельхорстъ въ настоящее время. Надюсь, вы будете писать ко мн постоянно, раза два въ недлю, никакъ не меньше, адресъ мой прилагается. Надюсь также, вы сообщите мн все, что происходитъ у васъ. Передайте мое глубочайшее почтене вашей матушк, и затмъ остаюсь, неоцненнйшая Рэчель,

душевно вамъ преданнымъ
Лука Роуанъ’.

Письмо это не совсмъ было такое, какого ожидала Рэчель, не смотря на то, она все-таки находила его весьма прятнымъ. До этого раза она никогда не получала любовныхъ писемъ, и, по всей вроятности, никогда ихъ не читала даже въ печати, такъ что она не имла никакого понятя о свойств содержаня подобнаго документа. Ее немного изумило, когда Роуанъ назвалъ свою мать дурочкой, и, держась идеи, что съ людьми нельзя обходиться, какъ съ игрушками, изумилась также, когда онъ сказалъ, что люди ‘притворяются и лгутъ’,— ей показался забавнымъ намекъ на бабушку баронета, но все же она чувствовала, что содержане и слогъ письма были мене проникнуты прелестью и мене дышали любовью, чмъ она ожидала, наконецъ Рэчель испугалась, когда онъ выразилъ надежду, что она будетъ писать къ нему по два раза въ недлю. Во всякомъ случа, въ настоящую минуту письмо доставило удовольстве и радость, и что всего главне,— спокойстве. Рэчель читала его весьма медленно, по два, по три раза возвращалась назадъ, такъ что мистриссъ Рэй обнаружила нетерпне, прежде чмъ кончилось чтене.

— Кажется, оно очень длинно? сказала она.

— Да, мама, очень длинно. Почти кругомъ четыре страницы.

— О чемъ бы ему говорить такъ много?

— Онъ много пишетъ о своихъ частныхъ длахъ.

— Въ такомъ случа я не должна и читать его.

— О, нтъ, мама, вы должны! и Рэчель передала его матери.— Я не хочу и не смю получать письма отъ него, не показавъ ихъ вамъ,— особливо при настоящемъ положени нашего дла.

Мистриссъ Рэй взяла письмо, и на чтене его употребила времени гораздо больше, чмъ Рэчель.

— Онъ пишетъ, какъ будто хочетъ все имть совершенно по своему, сказала она.

— Непремнно хочетъ. Мн кажется, онъ такъ всегда и будетъ поступать. Онъ иметъ повелительный характеръ, но въ мужчин вдь это не дурно,— не правда ли?

Мистриссъ Рэй не совсмъ понимала, хорошо ли это въ мужчин, или нтъ, но смотрла на письмо какъ-то недоврчиво, не углубляясь въ него, чтобы открыть въ немъ полное значене, она, однако же, примчала, что молодой человкъ или прибралъ, или намренъ былъ прибрать все къ своимъ рукамъ, онъ требовалъ, чтобы все подчинялось его вол и удовольствю, безъ всякой гаранти съ его стороны, что подобное подчинене будетъ надлежащимъ образомъ оцнено. Мистриссъ Рэй имла наклонность сомнваться въ людяхъ и предметахъ, находившихся отъ нея въ отдалени. Въ Бэзельхорст можно было бы имть надзоръ за молодымъ человкомъ, даже если бы онъ удалился только въ Экстеръ, съ которымъ мистриссъ Рэй была лично знакома,— она была бы уврена въ его возвращени. Въ этомъ случа онъ ни подъ какимъ видомъ не скрылся бы у нея изъ виду. Кто могъ бы сказать, что онъ завтра же не женится на другой, что онъ не надавалъ полдюжины подобныхъ общанй? Это же самое чувство заставляло ее считать возможнымъ побгъ мистера Пронга въ Австралю. Ей больше бы нравилось, если бы любовникомъ ея дочери былъ молодой человкъ, имющй заняте, если не въ самомъ Бэзельхорст, то въ Тотнес, Дартмут или Бриксхам,— какъ говорится, подъ ея глазами,— молодой человкъ, поставленный въ такое положене, чтобы вс жители южнаго Девоншира знали вс его дйствя. Такой молодой человкъ, давъ двушк слово жениться на ней, сдержалъ бы это слово, а если бы онъ вздумалъ измнить, то ему не отвернуться бы отъ наказаня, которому бы подвергнули его глаза и языки сосдей. Но молодой человкъ, живущй въ Лондон,— молодой человкъ, который поссорился въ Бэзельхорст съ своими родственниками — молодой человкъ, такой своенравный и своевольный, который называетъ дурочкой свою родную мать, а всхъ прочихъ въ мр обманщиками, и притомъ въ первомъ любовномъ письм къ предмету своего обожаня,— могла ли мистриссъ Рэй съ довремъ смотрть на такого человка, какъ на любовника ея любимой овечки? Она очень медленно прочитала письмо, и, отдавая его Рэчель, тяжело вздохнула.

Прошло полчаса, и въ течене этого времени въ коттэдж ни слова не было сказано по поводу полученнаго письма. Рэчель замтила, что оно показалось матери не совсмъ удовлетворительнымъ, но въ то же время расположена была думать, что ея матери всякое письмо будетъ казаться неудовлетворительнымъ, пока ей не докажутъ, что она ошибается. Одно тутъ было совершенно ясно,— такъ же ясно для мистриссъ Рэй, какъ и для Рэчель,— что Роуанъ не имлъ ни малйшаго намреня уклоняться отъ исполненя даннаго общаня. Разв тутъ не заключалось того, что было существенно необходимо для ихъ успокоеня и увренности? Разв Рэчель не приняла предложеня Луки и не сказала ему, что любитъ его? разв не признано всми окружавшими ее, что такой бракъ будетъ для нея счастемъ? Опасность, которой он боялись, заключалась въ ожидани этого брака, сопровождаемомъ предположенемъ, что онъ не состоится. Даже предсказаня мистриссъ Прэймъ показывали, что въ этомъ-то и заключалось все зло. При такихъ обстоятельствахъ чего же больше нужно было желать, какъ только искренней, непринужденной, горячей увренности со стороны Роуана, что онъ сдержитъ свое слово?

Рэчель, какъ и всякую другую двушку на ея мст, главне всего занимала теперь мысль относительно отвта, который предстояло написать. Должна ли она писать къ нему, писать ли то, что ей нравилось, и можно ли было писать ей сейчасъ же? Она хотла имть теперь же перо въ рук, а имя его, непремнно продумала бы нсколько часовъ, прежде чмъ написала бы первое слово.

— Мама, сказала она наконецъ: — какъ вы думаете — вдь это хорошее письмо?

— Я не знаю, что и думать, душа моя. Вообще я сомнваюсь,— могутъ ли быть хорошими письма подобнаго рода.

— Какого же это рода, мама?

— Письма отъ мужчинъ, которые называютъ себя любовниками молоденькихъ двушекъ. Мн кажется, было бы безопасне, если бы подобныхъ писемъ не существовало,— гораздо безопасне.

— Но не получивъ этого письма, мы бы думали, что онъ насъ позабылъ. Это было бы весьма нехорошо. Вы сами сказали, что если онъ не напишетъ въ скоромъ времени, то всему конецъ.

— Сто лтъ тому назадъ между молодыми людьми не существовало вовсе этой переписки, а между тмъ дла ихъ устроивались гораздо лучше,— сколько я могу понимать.

— Да въ то время не вс умли и писать, сказала Рэчель:— тогда не было ни желзныхъ дорогъ, ни почтовыхъ марокъ.— Мама, я полагаю мн нужно отвчать?— На этотъ вопросъ мистриссъ Рэй не дала отвта въ ту же минуту.— Мама, неужели вы думаете, что мн не нужно отвчать?

— Да вдь не сейчасъ же ты станешь отвчать.

— Не сейчасъ,— а посл обда.

— Посл обда! Зачмъ теб такъ торопиться, Рэчель? Онъ написалъ къ теб спустя дней пять.

— Да, но онъ здилъ въ Нортамтонширъ по дламъ. Кром того, онъ не получалъ письма отъ меня, на которое бы нужно было отвчать. Я не хочу, чтобы онъ подумалъ…

— Что же бы онъ подумалъ, Рэчель?

— Что я забыла его.

— Пустяки!

— Или, что я не обратила на его письмо должнаго вниманя.

— Этого онъ не подумаетъ. Подожди немного: дай мн самой подумать, мн кажется, я должна съ кмъ нибудь посовтоваться.

— Только не съ Долли, торопливо сказала Рэчель.

— Нтъ, не съ твоей сестрой. У нея я не хочу спрашивать совта. Если ты позволишь, я снесу письмо молодаго человка къ мистеру Комфорту. Вришь ли ты, я никогда не чувствовала такой нужды въ чьемъ нибудь совт. Мистеръ Комфортъ старикъ, и ты врно согласишься показать ему это письмо.

Напротивъ, Рэчель сильно не хотла этого, но у ней не было средствъ избавиться отъ этой участи. Ей не нравилась даже идея, что ея любовное письмо будетъ разсматривать приходскй священникъ. Признаюсь, я не знаю ни одной молоденькой двушки, которой бы это понравилось. Но какъ бы это ни было дурно, все-таки лучше, чмъ подвергнуть письмо разсмотрню мистриссъ Прэймъ, притомъ же Рэчель вспомнила, что мистеръ Комфортъ посовтовалъ отпустить ее на балъ, и что онъ былъ отецъ ея подруги — мистриссъ Ботлеръ Корнбюри.

ГЛАВА XVII.
ПЕРЕДЪ ВЫБОРАМИ.

Въ эти дни,— въ дни, непосредственно слдовавше за отъздомъ Луки Роуана изъ Бэзельхорста,— семейство Таппитовъ употребляло вс свои усиля надъ заданной себ работой — обезславить молодаго человка, который недавно еще жилъ въ одномъ съ ними дом. Ихъ побуждало къ этому свое собственное положене, и длая это, они ни подъ какимъ видомъ не показывали себя такими чудовищами неправды и лжи, какими готовы назвать ихъ читатели нашего разсказа. Что касается до самого Таппита, онъ, разумется, врилъ, что Роуанъ былъ такой низкй негодяй, что вс направленныя противъ него злыя слова нельзя еще считать достаточно злобными. Разв не должно, разв не полезно обличать негодяевъ? А если наглость какого нибудь негодяя относилась прямо до него, до его жены и дтей, то разв не вмнялось имъ въ обязанность обличить этого негодяя, такъ чтобы наглость его сдлалась извстною всмъ, и такимъ образомъ потеряла бы силу своего дйствя? Таппитъ, разсказывая въ читальной зал гостинницы Драконъ, потомъ въ маленькой комнатк гостинницы Кингзъ-Хэдъ, и наконецъ, въ кругу респектабельныхъ фермеровъ и торговцевъ на хлбномъ рынк, что молодой Роуанъ прхалъ на пивоваренный заводъ и втерся въ домъ пивовара съ заране составленнымъ планомъ разорить его, Таппита, главу пивоварной фирмы,— онъ воображалъ, что говорилъ истину. И опять,— когда онъ съ ужасомъ разсказывалъ о намрени Роуана построить другой заводъ и подорвать его,— его ужасъ былъ непритворный. Онъ врилъ, что было бы въ высшей степени безчестно со стороны человка разорить заводъ Бонголла на деньги, оставленныя самимъ же Бонголломъ,— что это было бы такимъ злодйствомъ, съ которымъ не можетъ сравниться ни одно изъ коммерческихъ мошенничествъ. Потребителю пива ничего подобнаго не случалось слышать. Въ пользу Таппита нельзя также не сказать, что его мнне, какъ мнне общее, поддерживали окружавше его. Его сосдей нельзя было заставить возненавидть Роуана, какъ ненавидлъ онъ самъ. Они не называли молодаго человка олицетворенемъ зла, какъ называлъ его Таппитъ. Но мысль о соперничествующемъ пивоваренномъ завод была всмъ имъ крайне непрятна. Большая часть изъ нихъ знали, что Таппитъ варилъ отвратительное пиво, но они знали, что въ производство этого дурнаго пива Тапишъ положилъ капиталъ, что какъ заводчикъ, хотя и весьма дурнаго пива, онъ все-гаки былъ честный и полезный человкъ,— и потому они смотрли на всякую перемну, какъ на шарлатанство.

— Вдь здсь не Стаффордширъ, говорили они.— Хотите пить тамошнее пиво, покупайте его въ бутылкахъ отъ Григгза.

— Онъ скоро увидитъ, гд ему придется очутиться, если намренъ подорвать меня, сказалъ молодой Григгзъ.— Ничего, онъ еще прдетъ сюда, у насъ съ нимъ есть небольше счеты.

И вотъ къ другимъ дурнымъ слухамъ прибавился существенно дурной слухъ, что Роуанъ ухалъ, не заплативъ долговъ. Я расположенъ думать, что Таппита можно почти оправдать въ его злобныхъ мысляхъ и злобныхъ словахъ.

Не могу, однако, сказать того же самого въ защиту мистриссъ Таппитъ и ея двухъ старшихъ дочерей,— потому что Марта, справедливая Марта, въ эти дни покачивала головой, когда упоминалось при ней имя Роуана, — но все же, надо замолвить словцо и за нихъ. Не должно полагать, что единственной причиной досады и огорченя мистриссъ Таппитъ было ея разочароване отпосительно Огюсты. Если бы тутъ вовсе не было Огюсты, то для досады и огорченя такой женщины, какъ мистриссъ Таппитъ, совершенно было достаточно одного пристрастя молодаго денежнаго человка къ двушк, подобной Рэчель Рэй. Не она ли такъ свысока смотрла на Рэчель Рэй и презирала ее въ течени послднихъ десяти лтъ? Не она ли выражала удивлене между своими знакомыми, съ сострадательной словоохотливостью, что будетъ длать съ своей дочерью эта бдная женщина въ Браггзъ-Энд? Не сожалла ли она, что молодая двушка растетъ такой большой и общаетъ сдлаться такою грубой? Не естественно ли поэтому, что она приходила въ отчаяне, когда увидла, что мистриссъ Ботлеръ Корнбюри взяла эту двушку подъ свое покровительство и сдлала ее героиней бала въ ея собственномъ дом, во вредъ ея дочерямъ? При такихъ обстоятельствахъ, ей ничего не оставалось больше длать, какъ только возненавидть Роуана,— считать его за олицетворене зла, предсказывать для Рэчель всякаго рода бдствя и раздувать въ муж своемъ злобу противъ такого негодяя.

Огюста въ чувствахъ своихъ была мягче родителей, но, разумется, тоже возненавидла человка, который отдалъ предпочтене Рэчель Рэй и восхищался ею. Что касается до Марты, то ея нерасположене къ нему, или врне, ея обдуманныя порицаня, основывались на неприличныхъ поступкахъ Роуана въ общественномъ и коммерческомъ отношеняхъ. Она знала, что Роуанъ угрожалъ ея отцу въ длахъ пивовареня, что своимъ шампанскимъ онъ подалъ поводъ къ злословю. Черри держала себя храбро и продолжала отстаивать его передъ матерью и сестрой, но даже Черри не смла сказать ни слова въ его пользу передъ своимъ отцомъ. Мистеръ Таппитъ приведенъ былъ въ такое изступлене, что совершенно вышелъ изъ себя и схватилъ кочергу!— Посл этого кто же осмлится сказать слово въ защиту виновнаго, сказать его въ дом Таппита, а тмъ боле ему въ лицо?

Самымъ сильнымъ образомъ повредило Роуану шампанское. Онъ заказалъ это вино, если не по просьб, то по внушеню мистриссъ Таппитъ,— и заплатилъ за него. Оставляя Бэзельхорстъ, онъ шиллинга никому не былъ долженъ, и не имлъ обыкновеня оставаться въ долгу. Онъ былъ своенравенъ, самоувренъ, и можетъ статься, занятъ собой,— но въ то же время честенъ и независимъ. Шампанское, о которомъ идетъ рчь, было заказано не совсмъ обыкновеннымъ образомъ,— не за конторкой, какъ это длается, точно такимъ же образомъ была сдлана и уплата. Григгсъ, заявивъ въ гостинниц Кингзъ-Хэдъ о долг Роуана, воображалъ, что сказалъ правду. На другое утро онъ случайно услышалъ, что счетъ очищенъ, хотя своевременно и не былъ исключенъ изъ книги. Со стороны Григгса дло этимъ и кончилось. Онъ боле не говорилъ, что Роуанъ долженъ ему, не хотлъ поправить своего перваго показаня и далъ возможность распространиться молв, основанной на этомъ показани. Такимъ образомъ не прошло недли посл отъзда Роуана, какъ всему городу сдлалось извстнымъ, что онъ оставилъ въ Бэзельхорст неуплаченные счеты.

— Говорятъ, что этотъ молодой человкъ въ страшныхъ долгахъ, сказалъ мистеръ Пронгъ сестр Рэчель. Въ это время мистеръ Пронгъ и мистриссъ Прэймъ видлись ежедневно, и, казалось, полюбили другъ друга,— любовю холодною, серьезною, торжественною, но дло между ними далеко еще не было ршено. Любовь эта была, однакоже, на столько сильна, чтобы принудить мистера Пронга принять ршительное участе въ сопротивлени браку Роуана.— Говорятъ, онъ долженъ всему городу.

— То же самое говоритъ и миссъ Поккеръ, сказала мистриссъ Прэймъ.

— Знаетъ ли объ этомъ ваша мать?

— Моя мать никогда не знаетъ того, что знаютъ друге. Впрочемъ, онъ теперь ухалъ отсюда, и я не думаю, что намъ когда нибудь придется увидть его или услышать о немъ.

— А что, писалъ ли онъ къ ней?

— Не знаю.

— Вы узнайте. Вы не должны оставлять ихъ въ этой опасности. Ваша мать слабая женщина, и вы обязаны помогать ей своей силой. Двушка эта все-таки ваша сестра, и вы не должны позволять ей блуждать во мрак. Помните, Доротея, что въ этомъ дл на васъ лежитъ своего рода отвтственность.

Дороте не правилось напоминане о ея отвтственности такимъ пастырскимъ тономъ, и потому она ршилась еще сильне защищать свои денежныя права, прежде чмъ покорится разъ и навсегда супружеской власти мистера Пронга. Миссъ Поккеръ оказывала ей величайшее уважене, по тоже позволяла себ употреблять иногда назидательный тонъ, такъ что мистриссъ Прэймъ начинала сомнваться, гд она можетъ быть полезне, въ томъ ли свободномъ виноградник, который намревалась покинуть, или въ виноградник съ закрытымъ входомъ и строгимъ виноградаремъ, въ который предполагала войти. Во всякомъ случа она считала за нужное какъ можно строже присматривать за своими деньгами. Вмст съ тмъ она не могла не согласиться съ мистеромъ Пронгомъ, что ея мать должна познакомиться съ личностью Роуана, и съ этою цлью мистриссъ Прэймъ отправилась въ коттэджъ и прошептала на ухо изумленной мистриссъ Рэй фактъ, что Роуанъ въ страшныхъ долгахъ.

— Возможно ли это?

— Это врно, я вамъ говорю. Весь Бэзельхорстъ говоритъ объ этомъ. Вс говорятъ, что онъ поступилъ съ мистеромъ Таппитомъ самымъ безсовстнымъ образомъ.— Имете ли вы отъ него какое нибудь извсте?

Мистриссъ Рэй сообщила старшей своей дочери о письм и о своемъ намрени посовтоваться по этому письму съ мистеромъ Комфортомъ.

— Съ мистеромъ Комфортомъ! сквозь зубы процдила мистриссъ Прэймъ, выражая этимъ мнне свое, что ея мать отправляется къ весьма жалкому совтнику.— Какого же рода это письмо? спросила мистриссъ Прэймъ съ весьма естественнымъ желанемъ увидть его.

— Письмо довольно честное, даже очень честное, по моимъ понятямъ, судя по тому, что говорится въ немъ, нельзя сомнваться, что дло между ними ршенное.

— Это вздоръ.

— Можетъ статься, Доротея, я только говорю теб, что пишется въ его письм. Только одно не хорошо: — онъ назвалъ свою мать дурочкой.

— Нельзя и ожидать, что подобный человкъ станетъ уважать своихъ родителей.

— А между тмъ его мать считаетъ его лучшимъ молодымъ человкомъ въ цломъ свт. Съ своей стороны я должна сказать, что онъ всегда отзывался о ней съ самой искренней любовью, и я уврена, что онъ превосходнйшй сынъ. Не слдовало бы ему употреблять этого слова, особливо въ письм, впрочемъ, и то сказать, можетъ быть, въ Лондон на подобныя вещи не обращаютъ никакого вниманя.

— А я такъ не знавала молодаго человка, о которомъ бы такъ дурно отзывались въ томъ мст, которое онъ оставилъ, какъ отзываются о Роуан въ Бэзельхорст. Кажется, я должна сообщить вамъ объ этомъ, впрочемъ, если вы ршились обратиться къ мистеру Комфорту.

— Да, я ршилась спросить мистера Комфорта.— Онъ прислалъ уже сказать, что побываетъ у меня посл завтра.

Посл этихъ словъ мистриссъ Прэймъ отправилась домой, не увидавъ ни письма, ни сестры.

Здсь слдуетъ припомнить, что надъ Бэзельхорстомъ висли выборы, будущя требованя которыхъ и заставили мистриссъ Ботлеръ Корнбюри удостоить, своимъ посщенемъ балъ мистриссъ Таппитъ. Теперь былъ исходъ юля, а въ первыхъ числахъ сентября выборы должны были кончиться. Кандидаты на выборныя мста уже выступили въ поле, и мстные политики заране знали до точности, какъ пойдетъ это дло. Мистеръ Хартъ, богатый суконщикъ изъ Хаундститча и Реджентъ-Стрита, т. е. гг. Хартъ и Джакобсъ съ 110—136 въ Хаундститч и такими же цифрами въ Реджентъ-Стрит, явился въ выборномъ списк съ 173 голосами, такъ что Ботлеръ-Корнбюри, предки котораго прожили въ здшнемъ мст четыре столтя и постоянно доставляли изъ среды своей депутатовъ отъ различныхъ частей Девоншира, былъ поставленъ въ совершенный тупикъ, съ 171 голосомъ. Петиця, по всей вроятности, устранила бы еврея-суконщика отъ занятя въ парламент депутатскаго кресла, но всмъ извстно было, что Корнбюрйское помстье не могло вынести пяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ на издержки, необходимыя для петици, и въ добавокъ къ тому тысячи двухъ-сотъ фунтовъ на расходы собственно по выборамъ. Вс это знали и вс хорошо понимали, въ Бэзельхорст разсуждали о результат выборовъ, какъ о предмет, не подлежавшемъ ни малйшему сомнню. Не смотря на то, находились люди, которые готовы были держать пари за сторону Корнбюри.

Хотя дло такимъ образомъ было аккуратно устроено, хотя исходъ его былъ предвиднъ такимъ множествомъ и съ такой полной увренностю, но все-таки собране голосовъ продолжалось. Въ сущности же не много было голосовъ просимыхъ, еще меньше покупаемыхъ, и гораздо меньше купленныхъ. Партя Харта старалась запугать партю Корнбюри, щедро разсыпая деньги, и если бы не присутстве духа мистриссъ Ботлеръ-Корнбюри, то, по всей вроятности, успла бы въ этомъ. Старый сквайръ былъ скуповатъ на деньги, а молодой не хотлъ въ этомъ отношени слишкомъ тяжело налегать на своего отца, при томъ же хозяйка дома высказала свое убждене, что тутъ было больше дыму, чмъ огня, больше угрозъ къ подкупамъ, чмъ самыхъ подкуповъ. Она не хотла отступить, и когда ршене ея сдлалось извстнымъ въ Корнбюри-Гранджъ, то сражене нельзя было считать оконченнымъ.

Между голосами, которые не были еще общаны, былъ голосъ и мистера Таппита. Мистеръ Хартъ лично прзжалъ къ нему, но остался не совсмъ доволенъ его премомъ. Мистеръ Таппитъ былъ человкъ, который слишкомъ много думалъ о мстномъ своемъ вляни и мстныхъ привилегяхъ, и не имлъ ни малйшаго расположеня общать свой голосъ на легкихъ условяхъ, особливо въ тотъ моментъ, когда голосъ его принималъ столь важное значене. Безъ всякаго сомння онъ былъ такъ же либералъ, какъ и мистеръ Хартъ, но въ большихъ городкахъ политическя убжденя бываютъ шатки, и человкъ не всегда обязанъ подавать голосъ за кандидата либеральной парти потому, что самъ либералъ. Мистеръ Хартъ былъ увренъ въ своей сил, и вовсе не думалъ воздержаться отъ привычекъ древней своей расы, собственно для того, чтобы угодить вкусу мистера Таппита.— Это наглый, низкй еврей, говорилъ мистеръ Таппитъ своей жен.— Что касается до Ботлера-Корнбюри, то онъ черезчуръ ужь важничаетъ, считаетъ себя слишкомъ высокой особой, чтобы прхать и попросить. Я думаю вовсе не подавать голоса.

При этомъ мистриссъ Таппитъ напомнила ему, какъ любезна была къ нимъ мистриссъ Корнбюри: это было наканун сцены съ кочергой, мистеръ Таппитъ только улыбнулся и объявилъ, что вовсе не намренъ посылать въ парламентъ человка потому только, что жена этого человка прзжала къ нему на вечеръ.

Мы, однако же, зная Таппита лучше другихъ, можемъ положительно сказать, что онъ отдалъ бы свой голосъ всякому, кто только присоединился къ нему въ энергическомъ порицани Луки Роуана. Его умъ былъ занятъ обидой. Его сердце было обременено нспавистью къ своему врагу. Его душа была переполнена печалью. Хониманъ, котораго Таппитъ не смлъ еще покинуть, снова рекомендовалъ ему сдлать уступку — принять одно изъ трехъ предложенныхъ условй. Пусть Таппитъ возьметъ тысячу фунтовъ въ годъ и выдетъ изъ завода. Это былъ первый совтъ Хонимана. Если Таппитъ не согласенъ на это, то пусть приметъ врага своимъ полнымъ компаньономъ. Наконецъ, если это не правилось, то пусть займетъ десять тысячъ фунтовъ подъ залогъ всего имня и выдлитъ Роуана. Хониманъ полагалъ, что составить такую сумму не будетъ трудно, если только Таппитъ пуститъ въ ходъ скромныя сбереженя своей прошедшей жизни. Въ отвтъ на каждое изъ этихъ трехъ предложенй, Таппитъ только выходилъ изъ себя и бсновался. Знай все это мистеръ Хартъ, онъ безъ всякаго затрудненя заручился бы голосомъ Таппита.

Ботлеръ-Корнбюри не хотлъ хать къ пивовару.— Какая польза изъ того, что онъ принадлежитъ къ либеральной парти? говорилъ онъ жен.— Кром того, это такой человкъ, котораго я терпть не могу. Мы всегда ненавидли другъ друга.

Посл этого мистриссъ Ботлеръ-Корнбюри ршилась одна създить къ мистриссъ Таппитъ и, если можно, повидаться съ самимъ Таппииомъ. Она что-то слышала о безпокойств, надланномъ Роуаномъ, но слышала не все. Она слышала также о привязанности Роуана къ Рэчель Рэй, даже видла это, какъ намъ уже извстно. Но, къ несчастю для парламентскихъ интересовъ своего мужа, она не знала, что эти два обстоятельства имли тсную между собою связь. Къ весьма большому несчастю для тхъ же интересовъ, она задалась идеей, что Рэчель должна выдти замужъ за молодаго Роуана. Мистриссъ Корнбюри полюбила Рэчель, и будучи отъ природы дятельною, любившей занятя и устроивать чужя дла, она задумала устроить и этотъ бракъ. Такое предпряте было весьма не кстати, даже во вредъ настоящимъ видамъ ея мужа. Ей представлялась необходимость заручиться голосомъ Таппита,— а чтобы врне достичь этой цли, она не иначе должна была войти въ пивоваренный заводъ, какъ съ ненавистью на лиц и на словахъ къ Роуану и Рэчель Рэй.

Между тмъ, разговоръ, почти при самомъ его начал, перешелъ на похвалу Рэчель, и за тмъ на похвалу Роуану. Въ комнат съ матерью была одна только Марта. Мистриссъ Корнбюри не съ разу приступила къ выборамъ, она, весьма естественно, прежде всего сказала нсколько комплиментовъ насчетъ недавняго бала. Дйствительно, она не припоминала, когда ей удавалось видть что ни будь лучшее, молодыя барышни казались такими очаровательными. Она ухала рано, но это сдлано было не потому, что она торопилась, но потому, что Рэчель очень устала. Посл этого она сказала нсколько искреннихъ ласковыхъ словъ насчетъ Рэчель Рэй и ея поведеня на балу.— Мн казалось, прибавила она: что одинъ молодой джентльменъ весьма неравнодушенъ къ ней.

Лицо мистриссъ Таппитъ нахмурилось и помрачилось, какъ громовая туча, мистриссъ Корнбюри сейчасъ же замтила, что перешла черезъ границу, вступила на почву, которой ей главне всего слдовало бы избгать.

— Намъ всмъ извстно, сказала мистриссъ Таппитъ:— что этотъ одинъ молодой человкъ поступилъ весьма дурно,— можно сказать, безсовстно, безчестно,— впрочемъ, мистриссъ Корнбюри, мы тутъ ни въ чемъ не виноваты.

— Клянусь честью, мистриссъ Таппитъ, я ничего дурнаго не замтила.

— Я такъ думаю, что вс это замтили, — съ тхъ поръ вс говорятъ объ этомъ. Что касается до него, то его поступокъ въ тотъ разъ составляетъ только частицу его общаго поведеня, опредлене котораго на язык, какого онъ заслуживаетъ, мн даже неприлично. Его поступокъ съ мистеромъ Таппитомъ нельзя иначе назвать, какъ позорнымъ,— чисто позорнымъ.

— Я что-то слышала, но не знала, можно ли было поврить. Очень сожалю, что упомянула его имя.

— Онъ очень огорчилъ папа изъ-за пивовареннаго завода, сказала Марта.

— Это еще не все, Марта, ты сама знаешь, продолжала мистриссъ Таппитъ съ большимъ жаромъ:— онъ показалъ себя дурнымъ во всхъ отношеняхъ, важничалъ передъ цлымъ городомъ и потомъ ухалъ, не заплативъ долговъ.

— Мама, мы этого не знали.

— Объ этомъ говоритъ весь городъ. Твой отецъ собственными ушами слышалъ отъ самого Григгса, что въ его магазин остался счетъ, ужь я и не знаю, какой длинный.— Впрочемъ, это до насъ не касается. Онъ прхалъ сюда подъ ложнымъ предлогомъ, мы его прогнали и больше не хотимъ имть съ нимъ никакого дла. Я очень сожалю, мистриссъ Корнбюри, объ этой бдной и глупой двушк.

— Я вовсе не считала ее за бдную или глупую, сказала мистриссъ Корнбюри, которая въ искренней привязанности къ молодой своей подруг почти забыла о голос для мужа.

— Я должна сказать, что всегда считала ее такою, я считала ее весьма глупою, мн очень не понравились ея манеры, которыя она показывала въ моемъ дом и передъ моими дочерьми. Что же касается до него, то онъ думаетъ о ней нисколько не больше, чмъ обо мн. Во первыхъ, онъ далъ слово другой двушк.

— Мама, мы въ этомъ не совсмъ уврены, сказала Марта.

— Не знаю, душа моя, что вы называете своей увренностью. Я не могу сказать, что слышала это подъ клятвой. Но его сестра Мэри говорила твоей сестр Огюст, что онъ далъ слово другой и помолвленъ на ней. Кажется, этого доказательства весьма достаточно. Это, мистриссъ Корнбюри, такой человкъ, который дастъ слово двадцати, если только найдется двадцать такихъ глупыхъ двушекъ, которыя согласятся его выслушать. А она тоже!— никогда не танцовала, и вдругъ пустилась съ нимъ въ танцы! Вдь это просто надо быть совсмъ безъ стыда!

— Позвольте, мистриссъ Таппитъ,— сказала мистриссъ Корнбюри съ большимъ авторитетомъ въ своемъ голос: — положительно могу сказать, что этого я не видала. Она была поручена мн, и если это было такъ, какъ вы говорите, то должно винить не ее, а меня,— ршительно меня.

— О, нтъ,— я этого вовсе не думала, сказала мистриссъ Таппитъ, спохватясь, что сказала лишнее.

— Полагаю, что вы не думали, но я сама это думаю. Что касается до молодаго джентльмена, то я очень мало его знаю, — можетъ быть, онъ дйствительно очень нехорошъ.

— Вы это увидите, мистриссъ Корнбюри.

— Можетъ быть,— я не спорю. Но что до миссъ Рэй, то я знала ее всю свою жизнь, мой отецъ всю свою жизнь зналъ ея мать, и я не могу позволить, чтобы о ней говорили подобныя вещи. Она была отдана на мое попечене, а когда мн поручаютъ молоденькихъ двицъ, я не спускаю съ нихъ глазъ,— я длаю это собственно для ихъ же комфорта. Я забочусь о доставлени имъ удовольствя и постоянно смотрю за ними. На вашемъ балу, въ поведени миссъ Рэй я не замтила ничего неблаговиднаго, неприличнаго для молоденькой барышни, компрометирующаго и ее, и меня. Я должна это высказать, и если услышу хотя шопотъ противъ нея, я громко прокричу это же самое. Ахъ, мистеръ Таппитъ! какъ вы поживаете? Я такъ рада, что вы пожаловали: васъ-то мн особенно и надо видть.

Мистриссъ Корнбюри пожала руку Таппиту, который въ эту минуту вошелъ въ комнату, вмст съ пожатемъ руки, лицо мистриссъ Корнбюри приняло другое выражене.

Мистриссъ Таппитъ присмирла. Не приди мужъ ея въ эту минуту, она, можетъ статься, сказала бы слово, другое въ свою собственную защиту, будучи вынуждена сдлать это по неимню всякаго другаго способа къ отступленю. Но мужъ явился очень кстати, и она воспользовалась этимъ, чтобы прикрыть свое поражене. Какъ ни былъ ненавистенъ ей этотъ предметъ, она не смла продолжать аттаки на Рэчель, встртивъ такое сильное сопротивлене въ глазахъ мистриссъ Корнбюри. Слова ея были невыносимы, но огонь этихъ глазъ былъ еще невыносиме. Мистриссъ Таппитъ присмирла и оставила имя Рэчель безъ дальнйшихъ замчанй.

Мистриссъ Корнбюри увидла это съ перваго взгляда, — увидла и все поняла. Голосъ для выборовъ мужа по всей вроятности былъ потерянъ, онъ былъ бы положительно потерянъ, если бы Таппитъ и его жена переговорили объ этомъ дл, до его соглася на предложене голоса. Голосъ, по всей вроятности, былъ бы потерянъ даже и въ такомъ случа, если бы Таппитъ, въ невдни, своемъ о томъ, что происходило до него, согласился подарить его сквайру Корнбюри. Мистриссъ Корнбюри все это замтила, и знала, что потребовавъ его немедленно, ничего не потеряла бы.

— Мистеръ Таппитъ, сказала она:— я прхала просить за мужа. Дло вотъ въ чемъ: мистеръ Корнбюри говоритъ, что вы принадлежите къ либеральной парти, и поэтому-то онъ не ршается просить васъ лично. Я сказала ему, что, по моему мнню, вы окажете поддержку своему сосду, хотя въ политическихъ убжденяхъ между нимъ и вами существуетъ небольшая разница, окажете ее скоре, чмъ совершенно чужому человку, ремесло котораго и самая религя не могутъ говорить въ его пользу, и политическя убжденя котораго, если бы вы дйствительно ихъ знали, точно такъ же не согласуются съ вашими, какъ и убжденя моего мужа.

Эта маленькая рчь была приготовлена заране, но мистриссъ Корнбюри сказала ее такъ натурально, какъ будто она четверть столтя говорила все рчи.

Мистеръ Таппитъ произнесъ какой-то носовой звукъ. Нападене было сдлано такъ неожиданно, что онъ ничего больше не нашелъ отвтить, какъ только проворчать. Если бы мистриссъ Корнбюри явилась съ этой же рчью, и ввела въ нее нсколько словъ враждебныхъ Роуану, голосъ Таппита принадлежалъ бы ея мужу.

— Я уврена, со мной согласится и мистриссъ Таппитъ, продолжала мистриссъ Корнбюри, подаривъ недавно побжденнаго врага самой сладенькой улыбкой.

— Женщины ничего не смыслятъ въ этомъ дл, сказалъ Таппитъ, предполагая отнести значене своихъ словъ только къ жен и совсмъ забывъ, что мистриссъ Корнбюри была тоже женщина. Когда мысль эта мелькнула въ его голов, онъ страшно раскраснлся, и пожелалъ, чтобы полъ его собственной гостиной разверзся и поглотилъ его, не смотря на то, впослдстви онъ часто хвастался тмъ, какъ отдлалъ политика въ юбк, который прхалъ на заводъ просить голоса.

— Это очень жестоко, сказала мистриссъ Корнбюри и засмялась.

— Ахъ Т.! какъ теб не стыдно говорить такя вещи передъ мистриссъ Корнбюри!

— Я хотлъ это сказать, ма’мъ, одной моей жен, увряю васъ.

— Ничего, я прощу вамъ вашу сатиру, если вы отдадите мн нашъ голосъ, сказала мистриссъ Корнбюри съ самой очаровательной улыбкой.— Теперь онъ долженъ это сдлать, не правда ли, мистриссъ Таппитъ?

— О, да, я полагаю.

Мистриссъ Таппитъ, поставленная вдвойн въ затруднительное положене,— во первыхъ, вслдстве своего собственнаго пораженя, а ко вторыхъ, вслдстве грубаго невжества мужа, была окончательно поражена, она забыла усвоенныя въ послднее время привычки, и обратилась къ мыслямъ и даже языку прежнихъ дней. Она по прежнему начала бояться мистриссъ Корнбюри, сдлалась почтительною, оказывала уважене званю и мсту, которое занимали владтели Корнбюри-Гранджа. Подъ влянемъ страха, она начинала забывать ту тонкость въ выраженяхъ, которую изучила до извстной степени въ послднее время своей жизни.— Я полагаю, сказала мистриссъ Таппитъ.

Изъ носа Таппита снова вырвался какой-то глухой неопредленный звукъ.

— Это весьма серьезное дло, сказалъ онъ.

— Ваша правда, сказала мистриссъ Корнбюри, прерывая Таппита. Она знала, что лишится всякаго шанса, если позволитъ ему подняться, какъ говорится, умомъ на ноги.— Весьма серьезное дло, но самый фактъ, что вы колеблетесь, доказываетъ уже, что вы размышляли объ этомъ. Намъ всмъ извстна ваша преданность церкви и вы ни зачто не согласитесь отправить въ парламентъ еврея, въ качеств нашего депутата.

— Не знаю, сказалъ Таппитъ.— Я не преслдую даже и евреевъ, особливо когда они честно прокладываютъ себ путь и не мене честно ведутъ свои торговыя дла.

— Ахъ, да, торговыя дла!— Но, мн кажется, едва ли найдется человкъ, который былъ бы преданъ торговымъ интересамъ боле, чмъ мистеръ Корнбюри. Мы все покупаемъ въ Бэзельхорст. Къ сожалню, только наши люди, вмсто пива, пьютъ больше сидръ.

— Таппитъ нисколько объ этомъ и не думаетъ, мистриссъ Корнбюри.

— Мн кажется, отъ меня потребуютъ, чтобы я честнымъ образомъ поддержалъ свою партю? сказалъ Таппитъ.

— Совершенно такъ, но въ сущности, что такое ваша партя? не состоитъ ли она изъ вашихъ соотечественниковъ, исповдующихъ протестантскую религю? А евреи расползлись по всмъ частямъ королевства, и что будетъ съ нами, если передовые люди, подобные вамъ, будутъ обращать больше вниманя на различе убжденй между либеральной и консервативной партями, чмъ на основныя истины англиканской церкви? Ну, согласитесь ли вы выбрать депутатомъ еврея, который будетъ высказывать собственныя же ваши мння въ церковномъ придл, въ ризниц {Въ приходахъ Англи, для обсужденя вопросовъ относящихся до церкви, мряне собираются въ ризниц.}.

— Ты не согласишься, Т., сказалъ мистриссъ Таппитъ, начинавшая увлекаться краснорчемъ мистриссъ Корнбюри.

— Разумется, ризница все-таки соединяется съ церковью, сказалъ Таппитъ.

— Захотите ли вы тоже, чтобы еврей сдлался мэромъ въ Бэзельхорст,— захотите ли видть еврея въ кресл, которое три года тому назадъ вы занимали сами?

— Вотъ ужь это совершенно невозможно, потому что мэръ въ первое воскресенье посл выбора долженъ выслушать всю обдню.

— Захотите ли вы, чтобы еврей принималъ участе въ вашихъ собственныхъ длахъ, былъ вашимъ компаньономъ?

Мистриссъ Корнбюри не слдовало бы вовсе говорить о компаньон въ пивоваренномъ дл, все равно относилось ли бы это до еврея или христанина.

— Мн не нуженъ компаньонъ, и что еще боле, я ршительно не хочу имть его.

— Мистриссъ Корнбюри говоритъ въ пользу Луки Роуана! она принимаетъ его сторону! сказала мистриссъ Таппитъ,— при этомъ случа къ ней возвратилась часть ея храбрости. Мистеръ Таппитъ далъ полный оборотъ своей голов и злобно посмотрлъ на мистриссъ Корнбюри. Мистриссъ Корнбюри знала, что голосъ потерянъ,— и потерянъ собственно потому, что она не хотла обвинять человка, котораго любила Рэчель, это обстоятельство заставило ее еще сильне держать его сторону. Есть множество вещей, на которыя способна подобная женщина для достиженя подобной цли. Она могла улыбаться, когда Таппитъ выходилъ изъ себя, могла также улыбаться, когда мистриссъ Таппитъ объяснялась, какъ кухарка. Она умла польстить имъ обоимъ и съ притворно серьезнымъ видомъ говорить съ ними о евреяхъ и о своей приверженности къ церкви. Она бы отступилась отъ Луки Роуана, если бы онъ былъ одинъ. Но она не могла отступиться отъ двушки, которая поручена была ея покровительству, и которая во время бала пробрла искреннее расположене своей покровительницы. Рэчель понравилась ей и удовлетворяла ея чувству женской деликатности. Мистриссъ Корнбюри чувствовала, что слово, сказанное противъ Роуана, было бы словомъ, сказаннымъ и противъ Рэчель, и потому, оставивъ дальнйшй разговоръ о выборахъ, она ршилась пожертвовать голосомъ и вступиться за свою protge.

— Да, да, я принимаю его сторону, сказала она, спокойно выдержавъ злобный взглядъ мистера Таппита.

— Мистриссъ Корнбюри полагаетъ, что онъ воротится и женится на молодой двушк въ Браггзъ-Энд, сказала мистриссъ Таппитъ: — но я вамъ говорю, что онъ не осмлится показаться въ Бэзельхорстъ.

— Эта молодая двушка одурачитъ себя, если доврится такому обманщику, сказала Таппитъ.

— Мистриссъ Таппитъ, не лучше ли намъ прекратить разговоръ о миссъ Рэй, сказала мистриссъ Корнбюри.— Нехорошо говорить въ этомъ род о молоденькой двушк, я ни слова не сказала о помолвк ея за мистера Роуана. Сказавъ это, я поступила бы безразсудно, потому что ничего объ этомъ не знаю. Во всякомъ случа, хотя я мало видла молодаго джентльмена, но онъ понравился мн, при слов ‘джентльменъ’ мистриссъ Корнбюри пристально посмотрла въ лицо Таипита: — что же касается до миссъ Рэй, то я вполн уважаю ее, я объ ней высокаго мння. Независимо отъ признанной всми красоты, прятныхъ и благородныхъ манеръ, она весьма очаровательная двушка. Насчетъ голоса, мистеръ Таппитъ… вы еще объ этомъ подумаете.

Не явное ли это пренебрежене къ нему въ его собственномъ дом? А что касается до нея, до матери этихъ трехъ прекрасно воспитанныхъ дочерей, то каждое слово, сказанное въ похвалу Рэчель, не было ли ударомъ кинжала въ ея материнскую грудь? Въ состояни ли кто оставаться равнодушнымъ при такомъ оскорблени? Мистриссъ Корнбюри встала и хотла удалиться, но приведенные въ негодоване, оскорбленные Таппиты ршились обоюдно, хотя и безъ предварительнаго совщаня, дать положительный отвтъ.

— Я честный человкъ, мистриссъ Корнбюри, сказалъ пивоваръ: и люблю говорить откровенно. Мистеръ Хартъ принадлежитъ къ парти, которую я считаю долгомъ защищать. Не угодно ли вамъ передать это вмст съ моимъ почтенемъ мистеру Корнбюри? Что евреи не должны быть допускаемы въ парламентъ — чистйшй вздоръ. Это не все равно, что быть мэрами, или церковными старостами, или чмъ нибудь въ этомъ род. Я подамъ свой голосъ за мистера Харта, и, что еще больше, мы непремнно его выберемъ.

— А если вы, мистриссъ Корнбюри, питаете такое уважене къ миссъ Рэй, то посовтуйте ей не думать больше объ этомъ молодомъ человк. Дурной онъ человкъ, негодный человкъ. Спросите кого угодно, и вамъ всякй скажетъ, что онъ по уши въ долгу.

— Обманщикъ! сказалъ Таппитъ.

— Я полагаю, миссъ Рэй ничего не потеряетъ, потому что она видла его всего раза три, хотя на нашемъ балу и была съ нимъ черезчуръ интимна.

Мистриссъ Ботлеръ сдлала книксенъ, улыбнулась и вышла изъ комнаты. Мистриссъ Таппитъ позвонила въ колокольчикъ, а мистеръ Таппитъ, проводивъ гостью до дверей премной, показалъ только видъ, что намренъ помочь ей ссть въ карету.

— Негодная, пронырливая женщина, сказалъ Таппитъ, по возвращени къ жен.

— Понять не могу, что ее заставляетъ стоять горой и говорить подобныя вещи за эту двчонку! сказала мистриссъ Таппитъ, поднявъ об руки.— Впрочемъ, что же тутъ мудренаго: въ молодости она сама была втренница, и теперь, конечно, ей нравится, чтобы и другя точно также втренничали. Если ужь это она называетъ хорошими манерами, то я не желала бы, чтобы дочери мои имли у себя такую покровительницу.

— А и онъ тоже — хорошъ джентльменъ! сказалъ Таппитъ.— Если у насъ должны быть таке джентльмены, то я скоре бы выписалъ всхъ евреевъ изъ ерусалима. Они вотъ увидятъ своего джентльмена, узнаютъ, что онъ за птица! Онъ до свадьбы обкрадетъ свою мать, запомни мои слова!

Утшая себя этой надеждой, Таппитъ удалился въ контору.

Мистриссъ Корнбюри передъ отъздомъ улыбалась и во все время свиданя держала себя, не обнаруживая ни малйшихъ признаковъ гнва. Заявляя намрене взять Рэчель подъ свою защиту, она говорила даже съ усмшкой, и этимъ самымъ отнимала отъ словъ своихъ тонъ обиды. Но въ карет она не могла удержаться отъ гнва.— Не врю я ни слову, сказала она про себя. Невре ея относилось до утвержденя Таппитовъ, что Роуанъ обманщикъ, и что онъ ухалъ изъ Бэзельхорста по уши въ долгу. Не врю этому, повторила мистриссъ Корнбюри, и поставила себ въ непремнную обязанность узнать, до какой степени справедливо или ложно было обвинене. Она знала Бэзельхорстъ и жизнь въ Бэзельхорст во всей подробности и слдовательно имла полную возможность разъяснить подобную тайну. Если Таппиты, подъ влянемъ зависти, старались распространенемъ ложныхъ слуховъ отнять у Рэчель Рэй ея жениха, то она должна была ободрить любовь Рэчель распространенемъ истины, если только можно было говорить истину въ пользу Роуана, въ чемъ, впрочемъ, она не сомнвалась. Она заране испытывала удовольстве въ противодйствяхъ мистеру и мистриссъ Таппитъ.

Что же касается до выборнаго голоса мистера Таппита,— онъ былъ потерянъ навсегда!

ГЛАВА XVIII.
ДОКТОРЪ ХАРФОРДЬ.

Текущя событя заставили Рэчель промедлить отвтомъ на письмо Роуана, или врне сказать, заставили ее въ течене трехъ, четырехъ дней ждать ршеня: слдуетъ ли ей или не слдуетъ отвчать, это ожидане, само собою разумется, было для нея невыразимо тягостно. На первыхъ порахъ положено было не писать до тхъ поръ, пока не получится пастырское разршене, сопротивляться такому положеню Рэчель не хотла, но чмъ боле она думала объ этомъ, тмъ досадне ей становилось, тмъ сильне возбуждалось въ ней сомнне, справедливо ли поступала ея мать, подчиняя ее такой опек. Въ течене этихъ немногихъ недль въ характер Рэчель произошла большая перемна. Когда мистриссъ Прэймъ въ первый разъ принесла въ коттэджъ извсте, что миссъ Поккеръ видла, какъ Рэчель прогуливалась и разговаривала съ молодымъ человкомъ съ пивовареннаго завода, она, не смотря на гнвъ къ своей сестр, не смотря на отвращене къ мистриссъ Поккеръ, сознавала, что подобные разговоры были опасны, не говоря уже весьма неприличны, и потому ршилась положить имъ конецъ. А когда мистриссъ Прэймъ увидла сестру у кладбищенской ограды и съ этимъ вторымъ извстемъ пришла домой, Рэчель хотя и не знала, что именно происходило у ограды, но тмъ не мене чувствовала, что находится въ опасности. Въ то время, хотя она и сильно занята была Роуаномъ, но не видла въ немъ человка, который могъ бы сдлаться ея мужемъ. Она считала его за человка, который не имлъ ни малйшаго права называть ее по одному лишь имени, и считала собственно потому, что ей и на мысль не приходила возможность выдти за него замужъ. Да, она видла тутъ большую опасность: поведене свое она сама считала неприличнымъ, хотя ни въ чемъ не могла обвинять себя. При первомъ взгляд на мръ, ее ничто такъ не поражало въ немъ своею прелестью, какъ надежда на любовь молодаго человка, подобнаго Роуану. Хотя мать ея не принадлежала къ числу аскетовъ — она очень любила чай и поджаренные тосты, любила также посмяться съ своей дочерью — но тмъ не мене, она такъ усердно проповдывала аскетизмъ, что Рэчель начинала думать, что весь мръ состоитъ изъ людей или воздержныхъ до крайности, или развратныхъ. Доркасске митинги сдлались для нея отвратительными, потому что составлялись изъ женщинъ грубыхъ, безсердечныхъ, но все же она не могла вполн оправдать свою уклончивость отъ работы въ кругу этихъ женщинъ. Праздною она никогда не была. Съ тхъ поръ, какъ рука привыкла къ игл и домашнее хозяйство сдлалось понятнымъ для нея, она заработывала хлбъ и помогала въ работахъ, предпринимаемыхъ въ пользу бдныхъ. Она не читала романовъ, не научилась мечтать о любви, не умла создать для себя героя своего собственнаго романа. Она не приготовилась отрицать, и не отрицала, что поступаетъ дурно, позволивъ себ удовольстве разговаривать съ Роуаномъ.

Но вотъ назначается балъ или, врне сказать, небольшой семейный вечеръ, которому уже впослдстви суждено было принять размры бала. Рэчель очень желала быть на немъ, не ради удовольствя, которое бы ей хотлось доставить себ, не ради тхъ удовольствй, которыя другя двушки находятъ въ подобныхъ собраняхъ,— но ей говорило чувство женской гордости, что ей необходимо было пробрсти право встрчаться съ молодымъ человкомъ, необходимо заявить обществу, что между ними не было ничего такого, что бы заставляло ее страшиться встрчи съ нимъ. Конечно, нельзя отвергать, что съ приближенемъ вечера возникали и другя надежды,— надежды, въ существовани которыхъ она убждалась только потому, Что длала усиля къ ихъ подавленю. Ее обвиняли за Роуана,— и она хотла показать, что подобное обвинене ея не страшило. Но неужели онъ самъ подастъ поводъ къ дальнйшему обвиненю? Рэчель думала, что онъ этого не сдлаетъ, мало того, она была уврена, и во всякомъ случа надялась на это. Она утшала себя этими надеждами, и если бы Роуанъ не обратилъ вниманя на нее, она была бы несчастною.

Намъ извстно, какимъ образомъ Роуанъ обратилъ на нее внимане, какъ извстной то, была ли она несчастна. Правда, она бжала отъ него. Когда она оставила пивоваренный заводъ, заставивъ мистриссъ Корнбюри увезти ее, она сдлала это собственно потому, чтобы удалиться отъ Роуана. Но она бжала отъ него, какъ убгаютъ иногда отъ какой нибудь большой радости, чтобы предаться ей на свобод, въ тишин. Она еще не знала тогда, что отдала ему свою любовь. Ея сердце принадлежало Роуану. Она поставила уже его на свой пьедесталъ и приготовилась покланяться ему. Она готова была повиноваться ему, считать хорошимъ, что по его мнню было хорошо, и порицать все, что онъ порицалъ. Когда, спустя два дня, она склонила ему на грудь свою голову, она могла бы высказаться передъ нимъ словами страстной любви, если бы ее не удерживалъ двственный страхъ.

Рэчель, однакоже, не склоняла къ нему на грудь головы своей, не признавалась самой себ, что подобная любовь возможна для нея, до тхь поръ, пока не получила соглася матери. Что согласе ея матери было колеблющееся, полное сомння, выраженное безъ намреня выразить его,— выраженное такъ, что мистриссъ Рэй съ трудомъ сознавала, что выразила его,— Рэчелью не было понятно. Ея мать согласилась и довольно, Рэчель не позволила бы себ отступить назадъ. Повидимому, она узнала свои права, по крайней мр она показывала видъ, что иметъ права. До настоящей поры ея повиновене матери было искренно и просто, хотя вслдстве большей силы своего характера, она во многихъ случаяхъ руководила свою мать, но теперь, хотя не имла ни малйшаго расположеня возставать противъ родительской власти, хотя по поводу письма Роуана она тоже повиновалась, но начинала чувствовать, что такое повиновене можетъ обратиться для нея въ тяжелое бремя. Она не говорила себ: ‘мн позволили любить его, и теперь не должно протягивать рукъ своихъ, чтобы остановить мою любовь’,— но въ прилив чувствъ своихъ она невольно сознавала, что въ этихъ невысказанныхъ словахъ была правда. Рэчель имла свои права, и хотя вовсе не думала о томъ, что можетъ пользоваться ими, не обращая вниманя на права своей матери и ея совтниковъ, она понимала, однакоже, что отнявъ у нея эти права, съ ней поступятъ какъ нельзя боле несправедливо. Самое главное изъ этихъ правъ заключалось въ обладапи своимъ любовникомъ. Отнять его у нея, значило бы то же самое, что считать себя безвинно заточенною въ тюрьму,— ограбленною тми, которые должны бы быть его друзьями, оскорбленною, уязвленною, избитою въ потьмахъ, измннически изувченною тми, которые должны бы защищать его. Въ течени этихъ дней Рэчель ничего не говорила, она сидла съ выраженемъ въ лиц, страшившимъ ея мать.

— Не могла же я, Рэчель, заставить мистера Комфорта придти сюда раньше,— сказала мистриссъ Рэй.

— Что же длать, мама.

— Я вижу, какъ ты нетерпливо ждешь этого.

— Не думаю, мама, что я нетерплива. Кажется, я вамъ ничего не говорила.

— Если бы ты что нибудь сказала, для меня было бы легче, а то такъ тяжело смотрть на твое грустное лицо. Поврь, что я желаю сдлать все лучшее. Сама ты согласись, можно ли теб писать письма къ какому нибудь джентльмену, не будучи увренной, что это прилично.

— О, мама, не говорите объ этомъ.

— Ты не хочешъ, чтобы я обратилась за совтомъ къ твоей сестр, въ такомъ случа весьма естественно я должна обратиться къ кому нибудь другому. Ему семьдесятъ лтъ, и онъ знаетъ тебя съ тхъ поръ, какъ ты родилась. При томъ же онъ священникъ, его совть будетъ самый полезный. Мистеру Пронгу я ни слова не сказала бы объ этомъ, потому что, Богъ его знаетъ, откуда онъ прхалъ.

— Пожалуйста, мама, перестаньте. Вдь я непрочь, чтобы вы обратились къ мистеру Комфорту. Стоитъ ли говорить объ одномъ и томъ же все время.

— И что же я должна была сдлать? Молодой человкъ мн очень понравился. Я не знавала молодыхъ людей прятне его, съ такими прекрасными манерами и умными рчами. Я сама готова влюбиться въ него,— увряю тебя. Говоря теб откровенно, это такой молодой человкъ, какого я желала бы имть своимъ сыномъ.

— Милая мама! неоцненная мама! и Рэчель, соскочивъ съ мста, бросилась на шею матери.— Остановитесь на этомъ. Больше этого вы не должны говорить.

— У меня и въ ум не было сказать что нибудь непрятное.

— Знаю, знаю. Я не буду больше показывать своего нетерпнья.

— Мн только тяжело смотрть на тебя. Ты знаешь, что сказала его мать и… мистриссъ Таппитъ. Впрочемъ, я мало думаю объ этой мистриссъ Таппитъ, а все-таки она ему мать, и онъ не долженъ былъ называть ее дурочкой.

Надо правду сказать, положене Рэчель было самое непрятное, оно было бы еще непрятне, если бы Рэчель знала, какое множество людей въ Бэзельхорст говорило объ ней и Роуан. Что Роуанъ ухалъ, извстно было всякому, что онъ признался въ любви Рэчель — объ этомъ говорили вс, что онъ никогда не прдетъ въ Бэзельхорстъ — этому врили многе. Таппитъ безъ умолку и громко говорилъ о безчестныхъ поступкахъ молодаго человка, мистриссъ Таппитъ шептала на ухо всмъ своимъ знакомкамъ о безразсудств Рэчель и о своемъ оскорблени.

— Мн очень жаль ея,— сказала миссъ Харфордъ.

Мистриссъ Таппитъ имла доступъ въ домъ ректора. Мистеръ Таппитъ былъ ревностный защитникъ стараго ректора, и между ними существовала нкотораго рода дружба.

— О, да: очень жаль, сказала мистриссъ Таппитъ.

— Весьма жаль, прибавила Огюста, которая была вмст съ матерью.

— Она всегда казалась мн хорошенькой, тихой, скромной двушкой, сказала миссъ Харфордъ.

— Въ тихомъ омут, миссъ Харфордъ, знаете, кто водится. Этого я никогда отъ нея не ожидала, никогда. Она завлекла его своимъ кокетствомъ.

— Мы вс считали его за степеннаго молодаго человка, сказала миссъ Харфордъ.

Миссъ Харфордъ была кроткая, добродушная старая два, хотя въ жизнь свою она никого не завлекала и, можетъ быть, для нея утратились уже вс шансы къ завлеченямъ, тмъ не мене она не имла расположеня осуждать двушку, въ которую влюбился такой молодой человкъ, какъ Лука Роуанъ.

— Съ самаго начала и мы его считали степеннымъ. Онъ иметъ деньги, а вы знаете, какъ за подобными людьми гонятся нкоторыя двушки. Мы держали себя осторожно,— при этомъ мистриссъ Таппитъ съ гордостью посмотрла на Огюсту: — и узнали, что такое былъ на самомъ дл этотъ молодой человкъ. Онъ наконецъ сбросилъ съ себя овечью шкуру. Мистеръ Таппитъ стыдится теперь, что познакомилъ его съ нкоторыми лицами,— очень стыдится.

— Да, это можно приписать ей въ несчасте, но никакъ не въ вину, сказала миссъ Харфордъ, которая, защищая Рэчель, не обращала вниманя на Роуана. Бэзельхорстъ дйствительно начиналъ думать, что Роуанъ былъ волкъ въ овечьей шкур.

— Совершенная правда, сказала мистриссъ Таппитъ.— Бдная двушка очень несчастна.

Больше нечего было говорить, и мистриссъ Таппитъ удалилась.

Въ тотъ день у доктора Харфорда обдалъ мистеръ Комфортъ, Боглсръ Корнбюри съ женой и еще два, три человка. Предстоявше выборы, само собою разумется, были главнымъ предметомъ разговора, какъ въ гостиной, такъ и въ столовой, но въ разговор о выборахъ весьма естественно коснулись мистера Таппита, а коснувшись Таппита, нельзя было умолчать о Роуан.

Было уже говорено, что докторъ Харфордъ, въ перодъ времени, къ которому относится этотъ разсказъ, былъ ректоромъ въ Бэзельхорст въ течени многихъ лтъ. Въ духовномъ звани онъ провелъ почти полстолтя и, разумется, былъ дятельнымъ и способнымъ священникомъ. Но теперь, на старости лтъ, онъ становился недоволенъ перемнами, которыя касались и его, и хотя въ немъ оставалось еще довольно физическихъ силъ для дальнйшей службы, онъ не имлъ уже энерги для полезной дятельности. Одинъ человкъ не можетъ мняться, какъ мняются общества. Отдльныя лица имютъ сходство съ отдльными звньями безконечной цпи. Цпь совершаетъ безпрерывное движене, какъ будто каждая часть ея способна примняться къ кривой лини, но тмъ не мене каждое звно также твердо и крпко, какъ и всякая другая вещь изъ кованаго желза. Докторъ Харфордъ былъ въ свое время дятельнымъ, популярнымъ человкомъ, человкомъ, обладавшимъ даже нкоторыми тенденцями въ политик, хотя и пробылъ провинцальнымъ пасторомъ почти полстолтя. Въ своемъ приход онъ былъ боле, чмъ пасторомъ. Онъ былъ судья, принималъ участе въ городскихъ длахъ и давалъ имъ то или другое направлене. Онъ былъ политикъ, и хотя въ течени многихъ лтъ поддерживалъ консервативную партю, онъ однакоже громко говорилъ въ пользу билля о реформ въ то время, когда Бэзельхорстъ былъ небольшимъ мстечкомъ, зависимымъ отъ одного герцога, который имлъ вблизи помстья. Но либеральная партя ушла впередъ и оставила Харфорда на томъ самомъ мст, которое онъ избралъ для себя въ ранне дни своего мужества, и потомъ вдругъ явилось это непрятое постановлене, по которому приходъ его былъ раздленъ. Съ самаго начала докторъ Харфордъ не осуждалъ этого постановленя, и я сомнваюсь, чтобы онъ много о немъ думалъ, но когда люди, называюще себя коммиссонерами, вмшались въ его дла, отдлили отъ него часть прихода, не подчинивъ даже его власти, и передали его въ таке неопытныя руки, какя могъ послать случай, тогда докторъ Харфордъ сдлался ожесточеннымъ торемъ. Читатели мои не должны, однакоже, воображать, что это былъ вопросъ, касавшйся его кармана. Друге могли бы подумать, что его карманъ долженъ былъ пострадать, собственно потому, что его избавили отъ необходимости исполнять духовныя требы въ извстной части своего прихода. Его доходъ, далеко не чрезмрный, не уменьшился ни на шиллингъ. Весь его приходъ приносилъ ему до шести сотъ фунговъ въ годъ, изъ которыхъ онъ постоянно отдлялъ часть на содержане одного, а въ послднее время и двухъ куратовъ. Вопросъ этотъ ни подъ какимъ видомъ не былъ денежнымъ вопросомъ. Докторъ Харфордъ скоре согласился бы исполнить приказане принять третьяго курата, чмъ допустить постороннее вляне на его приходъ и ослаблене его собственной власти, а между тмъ на его приходъ сдлала нашестве, и его клерикальный авторитетъ утратилъ свое значене. Онъ боле уже не быль totus teres atque rotundus. Прелесть его жизни исчезла, спокойстве его души было нарушено. Онъ зналъ, что ему оставалось только умереть, проводя остатокъ дней своихъ въ неврныхъ предсказаняхъ пагубы своему любезному отечеству, отечеству, которое позволило сдлать перестановку въ своихъ древнихъ епархальныхъ межевыхъ столбахъ и вторжене въ свою духовную крпость.

Въ настоящую минуту, быть можетъ, ненависть къ мистеру Пронгу была преобладающимъ чувствомъ въ душ доктора Харфорда. Онъ всегда питалъ особенное нерасположене къ окружавшимъ его диссидентскимъ пасторамъ. Въ Девоншир въ послдне годы секты диссидентовъ приняли обширные размры, такъ что пасторы этихъ сектъ сдлались колючимъ тернемъ, вонзавшимся въ бока духовенства англиканской церкви. Докторъ Харфордъ перенесъ вс страданя, выпавшя на его долю отъ этого терня. Впрочемъ, въ сравнени съ пребыванемъ мистера Пронга въ Бэзельхорст, они служили для него не боле, какъ прятнымъ раздраженемъ. Онъ скоре согласился бы угощать диссидентскихъ пасторовъ всего Девоншира, нежели сидть за однимъ столомъ съ докторомъ Пронгомъ. Мистеръ Пронгъ былъ для него олицетвореннымъ зломъ,— анаемой! Докторъ Харфордъ безусловно врилъ всему дурному о мистер Пронг, врилъ, не имя къ тому ни повода, ни основаня. Онъ былъ убждепъ, что мистеръ Пронгъ употреблялъ крпке напитки, что онъ обиралъ своихъ прихожанъ: здсь слдуетъ замтить, что докторъ Харфордъ скоре согласился бы лишиться языка, чмъ употребитъ какое нибудь грубое слово относительно прихожанъ мистера Пронга, онъ врилъ, что мистеръ Пронгъ бросилъ жену въ какомъ-то приход, и наконецъ, что онъ получилъ духовный санъ незаконнымъ путемъ. Короче сказать, не было ничего относительно мистера Пронга, чему бы докторъ Харфордъ не поврилъ. Все это конечно заслуживаетъ глубокаго сожалня, потому что омрачало до нкоторой степени остатокъ его полезной и добросовстной жизни.

Докторъ Харфордъ, само собою разумется, намревался подать голосъ за мистера Корнбюри, но онъ не хотлъ возставать противъ мистера Таппита. Таппитъ твердо стоялъ подл него во всхъ парохальныхъ битвахъ, относившихся до новаго прихода. Таппитъ сопротивлялся парти Пронга ршительно во всемъ. Какъ церковный староста, Таппитъ покорялся доктору. Правила англиканской церкви свято соблюдались на пивоваренномъ завод, Бонголлъ точно также держалъ сторону предмстника доктора Харфорда.

— Онъ называетъ и всегда называлъ себя либераломъ, сказалъ докторъ.— Нельзя думать, чтобы онъ покинулъ свою партю.

— А еврей-то! сказалъ мистеръ Комфортъ.

— Что же такое! почему не подать голоса и за еврея?

При этомъ мистеръ Комфортъ, Ботлеръ Корнбюри, куратъ доктора Харфорда — молодой мистеръ Кэльклофъ, и капитанъ Бонгъ — старый холостякъ, проживавшй въ Бэзельхорст, вс устремили глаза на доктора Харфорда, докторъ Харфордъ ждалъ этихъ взглядовъ.

— Клянусь честью, сказалъ онъ: — я не вижу причины удивляться этому, положительно не вижу. При настоящемъ порядк вещей, я не вижу, почему бы евреямъ не служить намъ въ парламент такъ же хорошо, какъ служатъ христане. Если мои мозги суждено выбить мн изъ головы, я скоре бы позволилъ сдлать эту операцю моему заклятому врагу, нежели тому, кто называетъ себя моимъ другомъ.

— Но наши мозги покуда еще цлы, сказалъ Ботлеръ Корнбюри.

— Ваши, быть можетъ, а мои — нтъ.

— Я не думаю, что скоро будетъ конецъ мру, сказалъ капитанъ.

— Я тоже не думаю. Я ни слова не сказалъ о конц мра. Но если вы увидите, что часть вашего корабля отдана подъ команду какого нибудь лодочника, который не съуметъ отличить одного борта отъ другаго, вы врно пожелаете, чтобы скоре пришелъ конецъ мру, чмъ смотрть на такую неурядицу.

— Ну, это совсмъ не одно и то же, сказалъ капитанъ.— Вы не можете раздлить корабль.

— Не безпокойтесь, можно.

— Не думаю, чтобы какой нибудь христанинъ подалъ голосъ за еврея, сказалъ куратъ.— Надъ ними произнесенъ уже приговоръ — какой же человкъ согласится отмнить его?

— А уврены ли вы, что назначенемъ ихъ въ парламентъ приговоръ отмняется? сказалъ докторъ Харфордъ.— Не будетъ ли это продолженемъ того же проклятя?

— Въ этой иде будетъ заключаться утшене для Ботлера, если его не выберутъ, сказалъ мистеръ Комфортъ.

— Теперь парламентъ не то, что былъ прежде, продолжалъ докторъ: — въ этомъ нтъ никакого сомння.

— Кто же тутъ виноватъ? спросилъ мистеръ Комфортъ, который никогда такъ не поддерживалъ билля о реформ, какъ его собратъ.

— Я ничего не говорю о томъ, кто виноватъ. Весьма естественно, что всякая вещь, старя, становится все хуже и хуже.

— Докторъ Харфордъ находитъ, что парламентъ износился, замтилъ Ботлеръ Корнбюри.

— Что же изъ этого слдуетъ, если я дйствительно такъ думаю? Разв другя, не мене колоссальныя учрежденя не падали, не разрушались? Разв сенатъ римлянъ не испыталъ этой участи? А что касается до этихъ евреевъ, о которыхъ вы говорите, то клеймо проклятя на нихъ не служитъ ли доказательствомъ изношенности ихъ нкогда цвтущаго состояня и мудрости? Я расположенъ думать, что мы тоже износились, я желаю только одного, чтобы наша одежда продержалась на плечахъ до послдней минуты моей жизни, не обнаруживъ на себ множества прорхъ.

— Я такъ думаю совершенно напротивъ, замтилъ капитанъ.— Мн кажется, что мы не совсмъ еще созрли.

— Вы думаете, что мы могли бы поколотить французовъ, какъ это было при Трафальгар и Ватерлоо?— сказалъ докторъ.

Прежде чмъ отвтить, капитанъ подумалъ немного, и потомъ сказалъ весьма торжественно:— да, я думаю, я надюсь даже, недалеко то время, когда это сбудется.

— Нтъ, этому не бывать, если мы будемъ посылать въ парламентъ евреевъ, сказалъ мистеръ Комфортъ.

— Во всякомъ случа Таппитъ неправъ, сказалъ молодой Корнбюри.— Конечно, мн жаль потерять его голосъ, но я говорю это не потому. Онъ всегда поддерживалъ клерикальную партю, которая въ свою очередь поддерживала его. Его пиво не принадлежитъ къ числу лучшихъ, и мн кажется, онъ поступаетъ весьма благоразумно, держась своихъ старыхъ друзей.

— Пиво Таппита не можетъ служить доводомъ, сказалъ докторъ.

— Зачмъ же онъ заставляетъ своихъ сосдей обращать внимане на его недостатки?

— Но вдь друзья еврея точно также будутъ говорить, что пиво дурно, какъ и ваши друзья.

— Дло вотъ въ чемъ, сказалъ Корнбюри: Таппитъ воображаетъ, что я его личный врагъ. Въ настоящую минуту онъ сердитъ, какъ медвдь съ больной головой, потому собственно, что молодой человкъ, который долженъ быть его компаньономъ, разошелся съ нимъ. Тутъ еще завязалась любовная интрига: моя жена была тамъ и заварила кашу. Я же ни душой, ни тломъ не виноватъ, я въ жизнь свою не видывалъ этого молодаго человка.

— Я думаю, этотъ молодой человкъ — негодяй, сказалъ докторъ.

— Надюсь, что нтъ, сказалъ мистеръ Комфортъ, вспомнивъ о Рэчель и ея надеждахъ.

— Конечно, мы вс можемъ надяться, сказалъ докторъ:— но черезъ наши надежды негодяи все-гаки не будутъ порядочными людьми. Въ этомъ город есть друге негодяи, въ которыхъ произошла бы большая перемна, если бы мои надежды могли сдлать что нибудь хорошее.

Гости вс знали, что докторъ намекалъ въ особенности на мистера Пронга, положене котораго, впрочемъ, даже если бы надежды доктора осуществились, не было бы завидно.— Во всякомъ случа, я думаю, что этотъ Роуанъ негодяй большой руки: онъ какъ нельзя хуже поступилъ съ Таппитомъ. Сегодня утромъ Таппитъ разсказалъ мн все.

— Audi alteram partem, сказалъ мистеръ Комфортъ.

— Вы разумете партю этого негодяя, сказалъ докторъ.— У меня нтъ обыкновеня длать подобныя вещи. Если въ этомъ мр мы будемъ отлагать составлене нашихъ заключенй до тхъ поръ, пока не услышимъ всего, что будетъ сказано съ обихъ сторонъ всякаго вопроса, мы вовсе не придемъ ни къ какому заключеню. Я слышу, что онъ весь въ долгу, я врю, что онъ весь въ долгу, я врю, что онъ позорнымъ образомъ поступилъ съ самимъ Таппитомъ, такъ что Таппитъ въ защиту свою принужденъ былъ прибгнуть къ насилю, мало того, онъ грозилъ открыть здсь новый заводъ. Ну хорошо ли это со стороны молодаго человка, родственника учредителя этого завода?

— Я думаю, ему слдовало бы оставить пивоваренный заводъ въ поко, замтилъ мистеръ Комфортъ.

— Разумется, слдовало бы, сказалъ докторъ.— Я слышалъ еще, что онъ съигралъ скверную шутку съ какой-то двушкой изъ вашего прихода.

— О скверпой шутк я ничего не знаю. Шутка эта не будетъ скверной, если онъ женится.

Посл этого начался разговоръ о шансахъ Рэчель на брачный союзъ, разговоръ, довольно энергическй, и Рэчель назвала бы его лестнымъ для себя, еслибы знала его. Къ сожалню, я долженъ сказать, что общественное мнне, выраженное за столомъ доктора Харфорда, было далеко не въ пользу Луки Роуана. Мистеръ Таппитъ, какъ гражданинъ или какъ пивоваръ, не былъ великимъ человкомъ, которому жители Бэзельхорста со всей готовностю воздвигнули бы монументъ, но онъ уже много лтъ пользовался своею рода извстностью. Изъ сидвшихъ за столомъ доктора Харфорда — никто особенно не любилъ его, никто не питалъ къ нему чувства искрсиней дружбы, но давнее пребыване въ город давало ему нкоторое право на фэмиларность,— его знали вс. Онъ не былъ пьяница, согласно жилъ съ женой, не имлъ долговъ и вообще считался почтеннымъ гражданиномъ. Какое было дло доктору Харфорду и даже мистеру Комфорту, что онъ варилъ дурное пиво? Онъ никого не принуждалъ пить свое произведене. Почему же человку не заниматься, открыто и законнымъ образомъ, варкою дурнаго пива, если требоване на это пиво было такъ велико, что давало ему возможность жить этимъ занятемъ? Съ другой стороны, Роуанъ никому изъ нихъ не былъ лично извстенъ, они не хотли допустить перемны, при которой имлась въ виду передача имъ урока или улучшене ихъ состояня. Они врили, что мистеръ Таппитъ былъ оскорбленъ въ своей контор. Для нихъ обидно было, что молодой, неженатый человкъ, на плечахъ котораго не лежало бремени семейства, ршился длать угрозы пожилому человку, у котораго была жена и трое дочерей. Хороши или дурны были предложеня Роуана, справедливы или нтъ,— они не освдомлялись, да впрочемъ и ничего бы не узнали, если бы и захотли. Они судили человка и осуждали его. Мистеръ Комфортъ осуждалъ его точно также, какъ и докторъ Харфордъ,— не подумавъ, до какой степени приговоръ его могъ быть роковымъ для счастя бдной Рэчель Рэй.

— Дло въ томъ, Ботлеръ, сказалъ докторъ, когда мистеръ Комфортъ оставилъ столовую и ушелъ въ гостиную: — дло въ томъ, что ваша жена разыграла свои карты на пивоваренномъ завод не съ такимъ искусствомъ, съ какимъ она обыкновенно играетъ. Она приняла сторону этого молодаго человка, а посл того, не знаю, можно ли надяться, что Таппитъ будетъ стоять за васъ.

— Что же длать! не всегда и полководцы успваютъ, сказалъ Корнбюри, смясь.

— Да, нкоторые успваютъ. Я долженъ признаться, что ваша жена рдко въ чемъ не успвала.— Однако, пойдемте наверхъ, вы не говорите ей, что я обвиняю ее. Она хороша, какъ золото, и я не хотлъ бы ссориться съ нею.

Когда старый докторъ и Ботлеръ Корнбюри пришли въ госгипую, имена Роуана и Таппита не были еще изгнаны изъ разговора,— напротивъ, къ нимъ присоединились нкоторыя другя. Имя Рэчель снова было упомянуто, а также и имя сестры Рэчель.

— Папа, знаете ли вы, кто женится? спросила миссъ Харфордъ.

— Нтъ, мой другъ,— не знаю, отвчалъ докторъ.

— Мистеръ Пронгъ женится на мистриссъ Прэймъ, сказала миссъ Харфордъ, показывая торжественностю голоса, что предметъ этотъ по своему свойству устраняетъ всякя шутки. Нерасположенъ былъ къ шуткамъ и докторъ Харфордъ, услышавъ подобное извсте.— Мистеръ Пронгъ! сказалъ онъ.— Пустяки, кто сказалъ теб?

— Мн сказала Бэкеръ. Мистриссъ Бэкеръ была ключницею въ Бэзельхорстскомъ ректорскомъ дом и занимала эту должность боле тридцати лтъ.— Она узнала это въ дом Драббига, гд живетъ мистриссъ Прэймъ съ тхъ поръ, какъ оставила коттэджъ своей матери.

— Если, это правда, Комфортъ, сказалъ докторъ:— то поздравляю васъ съ вашей прихожанкой.

— Мистриссъ Прэймъ не принадлежитъ къ моему приходу, сказалъ костонскй священникъ.— Если это правда, то мн очень жаль ея мать,— очень жаль.

— Я ршительно не врю этому, сказала мистриссъ Корнбюри.

— Бдная, жалкая, несчастная женщина! сказалъ докторъ.— Надюсь, что небольшя деньги, которыя она иметъ, все еще въ ея рукахъ?

— Я полагаю, сказалъ мистеръ Комфортъ.

— Ахъ, да! я врю, что это правда, сказалъ докторъ.— Она всегда ухаживала за нимъ съ тхъ поръ, какъ онъ прхалъ сюда. Я не сомнваюсь, что это правда. Бдное, бдное создане! несчастная женщина!— И докторъ невольно вздохнулъ при мысли о несчасти, которое готовилось будущей жен мистера Пронга.— Дурной тотъ втеръ, который ничего хорошаго не приноситъ съ собой, продолжалъ онъ посл непродолжительной паузы.— Онъ броситъ ее, убжитъ отъ нея, лишь только заручится ея деньгами, и мы избавимся его. Бдная,— несчастная!

Прежде чмъ кончился вечеръ, мистриссъ Корнбюри и ея отецъ снова обсуждали вопросъ о возможности брака между Рэчель и Роуаномъ. Мистеръ Комфортъ заявилъ свое убждене, что было бы опасно поощрять подобныя надежды,— между тмъ какъ его дочь протестовала противъ этого и говорила, что ни подъ какимъ видомъ не оставивъ Рэчель, и по возможности поможетъ ей.

— Папа, вы подождите осуждать его,— сказала она.

— Я вовсе его не осуждаю, но едва ли мы увидимъ его въ Бэзльхорст. И опять, мой другъ, хорошо ли это, что онъ ухалъ, не уплативъ долговъ?

ГЛАВА XIX.
МИСТЕРЪ КОМФОРТЪ ЗАХОДИТЪ ВЪ КОТТЭДЖЪ.

Мистриссъ Рэй, сильно встревоженная письмомъ Роуана, отправилась къ мистеру Комфорту, но не застала его дома. Поэтому она написала ему, въ его кабинет, нсколько простыхъ словъ, объяснивъ дло, по которому нуждалась въ его совт. Почти и всякая другая женщина въ половину прикрыла бы настоящя свои желаня туманомъ двусмысленныхъ словъ, но мистриссъ Рэй не имла привычки скрывать что нибудь отъ своего священника.— Рэчель получила письмо отъ молодаго мистера Роуана, писала она: и я попросила ее не отвчать, пока я не покажу вамъ этого письма.— Мистеръ Комфортъ не замедлилъ послать въ Браггзъ-Энд сказать, что онъ самъ зайдетъ въ коттэджъ, и назначилъ часъ своего визита.— Визитъ этотъ долженъ былъ состояться на другое утро посл обда доктора Харфордда, и мистеръ Комфортъ много думалъ о предстоявшемъ совщани между нимъ и матерью Рэчель, въ то время, когда въ дом доктора разсуждали о поведени Роуана, но при этомъ случа онъ никому, даже своей дочери, не сказалъ о просьб, съ которой обратилась къ нему мистриссъ Рэй. Въ одиннадцать чаеовъ онъ показался у дверей коттеджа и, разумется, засталъ мистриссъ Рэй одну. Рэчель удалилась къ мистриссъ Стортъ и крайне изумила эту добрую женщину своимъ молчанемъ и смущенемъ.

— Что съ тобой, моя милая? сказала мистриссъ Стортъ: — неужели у тебя сегодня и словечка нтъ повеселе! Рэчель призналась, что нтъ, и мистриссъ Стортъ позволила ей оставаться въ мрачномъ настроени духа…

— Ахъ, мистеръ Комфортъ, какъ вы добры! начала мистриссъ Рэй, лишь только увидла своего друга внутри коттеджа. Отправляясь къ вамъ, я вовсе не думала безпокоить и просить васъ пожаловать сюда.

Мистеръ Комфортъ уврилъ ее, что это не составляетъ для него никакого безпокойства, что онъ въ долгу у нея визитомъ, и потомъ спросилъ о Рэчель.

— По правд вамъ сказать, она нарочно ушла за зеленый лугъ къ мистриссъ Стортъ, чтобы не мшать. Да, мистеръ Комфортъ, и для нея настало время испытанй,— тяжелое время, что бы тамъ ни длалось, а она добрая двушка, очень добрая двушка.

— Вамъ нтъ надобности, мистриссъ Рэй, и говорить мн объ этомъ.

— Но я должна говорить. Сестра ея все думаетъ, что Рэчель слишкомъ свободно подаетъ надежды этому молодому человку, но…

— Кстати, мистриссъ Рэй,— мн сказывали, что мистриссъ Прэймъ сама выходить за мужъ.

— Вамъ это сказывали?

— Да, да, — я слышалъ вчера въ Бэзльхорст,— выводитъ за мужъ за мистера Пронга.

— Она держала это въ такой тайн, что я не думала, что кто нибудь узнаетъ объ этомъ.

— Значитъ это правда?

— Не могу сказать, что дло окончательно ршено. Онъ сдлалъ ей предложене,— тутъ нтъ никакого сомння, мистеръ Комфортъ, какъ нтъ сомння и въ томъ, что она ему не отказала.

— Пусть она зорче смотритъ за своими деньгами, сказалъ мистеръ Комфортъ.

— Правда ваша, правда. Она вовсе не намрена передать ихъ ему,— это я вамъ врно говорю.

— He могу сказать, мистриссъ Рей, чтобы бракъ этотъ нравился мн,— не нравиться ни въ какомъ отношени. Нтъ, разумется, никакого основаня, почему бы старшей вашей дочери не выйти замужъ, но…

— Что же мн длать, мистеръ Комфорть? Я сама знаю, что онъ вовсе не то, чмъ бы ему слдовало быть,— въ немъ вовсе нтъ того, что нужно для священника. Зная, что онъ не былъ ни въ какой коллеги, я не хотла слушать его. Впрочемъ, мистеръ Комфортъ, ктобы тамъ ни пришелъ, а я никогда не оставлю вашей церкви. И если бы я имла вляне на Доротею, она никогда бы съ нимъ не связалась,— никогда. Но что же мн длать, мистеръ Комфортъ? Она можетъ ходить, куда хочетъ.

— Мистеръ Прэймъ былъ джентльменъ и христанинъ, сказалъ священникъ.

— Ваша правда, мистеръ Комфортъ, и мужъ, какимъ могла гордиться вся кы молодая женщина. Но онъ такъ скоро былъ взятъ отъ нея,— очень скоро! и посл того она такъ мало думала объ этомъ свт.

— Не знаю, о чемъ она думаетъ теперь.

— Не о себ, мистеръ Комфортъ,— ни на волосъ. Доротея очень сурова, но, надо отдать ей справедливость,— собой не занята.

— Зачмъ же, поэтому, она выходить за него?

— Затмъ, что онъ совершенно одинокй человкъ.

— Одинокй человкъ!

— И затмъ еще, какъ говоритъ Доротея, что, будучи женой священника, она въ состояни будетъ лучше воздлывать свой виноградникъ.

— Гм! воздлывать виноградникъ! Впрочемъ не мое дло, и, какъ вы говорите, я полагаю, вы ничмъ тутъ не поможете?

— Ничмъ,— я это знаю. Да она никогда и не думаетъ спрашивать моихъ совтовъ.

— Пусть только бережетъ свои деньги, вотъ и все тутъ.— Ну, что же вы мн скажете насчетъ милой моей Рэчель? Мн несравненно было прятне слышать о ея замужеств,— если бы я зналъ, что человкъ вполн ея достоинъ.

Мистриссъ Рэй опустила въ карманъ руку и, вынувъ оттуда письмо Роуана, передала его священнику. Доставая письмо, она смотрла въ его лицо глазами, въ которыхъ выражалось самое глубокое безпокойство. Она была сильно напугана обширностю этого брачнаго вопроса. Она боялась непрязни со стороны мистриссъ Роуанъ, и въ то же время сомнвалась въ постоянств Луки. Она не могла освободиться отъ мысли, что всякй молодой человкъ изъ Лондона — человкъ весьма опасный, что онъ могъ оказаться волкомъ, и что доврять свою овечку его попеченю было бы опасно. Не смотря на то, она отъ души желала, чтобы приговоръ мистера Комфорта былъ въ пользу молодаго человка. Если бы онъ только сказалъ, что молодой человкъ вовсе не волкъ,— если бы онъ принялъ на себя отвтственность за молодаго человка,—мистриссъ Рэй сдлалась бы одною изъ счастливйшихъ женщинъ въ Девоншир. Съ какимъ сяющимъ лицомъ, съ какой истинной радостью, съ какими улыбками сквозь слезы встртила бы она Рэчель по возвращени ея съ сосдней фермы! Съ какимъ нетерпнемъ смотрла бы она на Рэчель, переходящую зеленое поле, стала бы манить ее и заране разсказывать свою счастливую повсть знаками своей радости! Но въ это утро не суждено было сложиться такой счастливой повсти. Во время чтеня письма она пристально смотрла на лицо священника, и скоро замтила, что приговоръ состоится не въ пользу автора письма. Я не думаю, что мистриссъ Рэй была одарена особенной способностью быстро читать по выраженю лица, но въ этомъ случа она прочитала выражене лица мистера Комфорта. Каждый изъ насъ въ большей или меньшей степени одаренъ этой способностью. О истин, или недостатк истины въ каждомъ сказанномъ намъ слов мы, большею частю, судимъ по лицу говорящаго. По лицу каждаго мужчины, которыхъ мы видли, но которые все равно говорили ли съ нами, или нтъ, мы составляемъ суждене,— и въ девяти случаяхъ изъ десяти наше суждене бываетъ справедливо. Это десятое суждене,— то есть суждене неврное, ошибочное, всегда является къ намъ съ послдствями его ошибочности, и заставляетъ насъ говорить, что наружности обманчивы, что имъ нельзя доврять. Не довряя же имъ, мы всегда оставались бы въ сомнни, въ потемкахъ, въ невдни. Въ то время, какъ мистеръ Комфортъ читалъ письмо, мистриссъ Рэй знала уже, что въ этотъ день ей не позволено будетъ сказать Рэчель хотя нсколько радостныхъ словъ. Она угадывала, что молодой человкъ будетъ представленъ ей, какъ человкъ опасный, но ни подъ коимъ видомъ не знала, что читала по лицу священника непогршительно врно. Мистеръ Комфортъ читалъ медленно, взвшивая каждое слово,— окончивъ чтене, онъ такъ же медленно сложилъ его и положилъ въ конвертъ.

— Онъ высказываетъ свои намреня, сказалъ онъ, возвращая мистриссъ Рэй письмо.

— Да, мн тоже кажется, что онъ высказываетъ свои намреня.

— Но мы не можемъ сказать, долго ли будутъ оставаться при немъ эти намреня, не можемъ также сказать, будетъ ли этотъ союзъ хорошъ для Рэчель, даже если онъ останется и твердъ въ своихъ намреняхъ. Если вы просите моего совта, мистриссъ Рэй…

— Я прошу его, мистеръ Комфортъ.

— Въ такомъ случа, прежде чмъ позволить Рэчель подавать ему надежды, намъ всмъ слдуетъ узнать о немъ побольше, вотъ мое мнне.

Мистриссъ Рэй не могла подавить въ своемъ сердц легкой досады на священника. Она припомнила слова, столь различныя не только въ значени, но и въ самомъ тон, съ которымъ они были произнесены, слова, которыми онъ разршалъ Рэчель отправиться на балъ.—Молодые люди полюбили другъ друга, сказалъ онъ тогда такъ радушно, такимъ веселымъ голосомъ, какъ будто подобная любовь заслуживала всякаго поощреня. Онъ говорилъ тогда, что супружеская жизнь есть самое счастливое состояне, какъ для мужчинъ, такъ и для женщинъ, и при этомъ освдомлялся о средствахъ Роуана. Каждое пророненное имъ тогда слово выражало мнне, что Лука Роуанъ самый выгодный женихъ. А теперь онъ названъ чуть-чуть не настоящимъ волкомъ. Почему мистеръ Комфортъ не сказалъ тогда, при первомъ свидани, когда ничего еще не было сдлано, что прежде чмъ подавать надежды молодому человку, необходимо разузнать о немъ побольше? Мистриссъ Рэй чувствовала себя обиженною, но не смотря на то, довре къ такому совтнику не уменьшилось черезъ это обстоятельство.

— Я полагаю, надо отвчать, сказала мистриссъ Рэй.

— О, да, разумется, надо.

— Кто же долженъ отвчать, мистеръ Комфортъ?

— Пусть отвчаетъ сама Рэчель. Пусть она скажетъ ему, что не приготовилась еще вести переписку съ нимъ, и что это письмо пока будетъ послднее, понимаете?

— А насчетъ… насчетъ любви его къ ней? Вдь они, мистеръ Комфортъ, дали общане любить другъ друга, и право, ни одинъ молодой человкъ не признавался въ любви своей благородне мистера Роуана.

— Нтъ никакого сомння, что его намреня благородны, но знаете ли, мистриссъ Рэй, въ длахъ подобнаго рода нужно дйствовать какъ можно осторожне! Очевидно, что его мать не желаетъ этого брака.

— И онъ не долженъ былъ называть ее дурочкой, не правда ли?

— Я не придаю этому особаго значеня.

— Вы не придаете?

— Это ни больше, ни меньше, какъ шутка. Но мистриссъ Роуанъ считаетъ этотъ бракъ неровнымъ изъ-за денегъ, — вы знаете, что въ этихъ случаяхъ деньги играютъ весьма большую роль. При томъ же онъ далеко отсюда, и вы не можете знать, что онъ длаетъ.

— Это совершенная правда, мистеръ Комфортъ.

— Онъ поссорился съ здшними жителями. Съ своей стороны я расположенъ думать, что онъ поступилъ съ мистеромъ Таппитомъ весьма неблаговидно.

— Въ самомъ дл?

— Я такъ думаю, мистриссъ Рэй. Вчера о немъ былъ разговоръ въ Бэзльхорст, и я боюсь, что онъ поступилъ весьма дурно въ пивоваренномъ завод. Онъ обмнялся съ мистеромъ Таппитомъ весьма серьезными словами.

— Да, я это знаю. Онъ говорилъ объ этомъ Рэчель. Мн кажется, онъ сказалъ, что намренъ судиться съ мистеромъ Таппитомъ.

— А если такъ, то по всей вроятности его никогда здсь больше не увидятъ. Человку непрятно прзжать въ то мсто, гд онъ иметъ ссору.Что касается до тяжбы, то мн кажется, судя по тому, что я слышалъ, онъ ее проиграетъ. Безъ всякаго сомння онъ иметъ значительную часть въ пивоваренномъ завод, но онъ хочетъ быть господиномъ всего, а это, согласитесь, безразсудно. Еще это не все, мистриссъ Рэй: — тутъ есть еще нчто хуже этого.

— Хуже этого! сказала мистриссъ Рэй, и мрачныя тни быстро потушили въ ея сердц послднй лучь отрады.

— Мн говорили, что онъ ухалъ отсюда не уплативъ долговъ. Если это правда, то подобный поступокъ показываетъ, что средства его не въ цвтущемъ состояни. А зачмъ же мистеръ Комфортъ при свидани передъ баломъ Таппита положительно говорилъ, что Роуанъ иметъ хорошя средства? Эта мысль внезапно мелькнула въ голов мистриссъ Рэй. Мистеръ Комфортъ продолжалъ однакоже свои предостереженя.— Какъ скоро дло идетъ о счасти такой двушки, какъ Рэчель, то невозможно не быть осторожнымъ. Что будетъ съ нами, если впослдстви окажется, что мы отдали ее за негодяя?

— О, Боже, Боже! Я не думаю, что онъ можетъ быть негодяемъ: — онъ такъ степенно пилъ чай у меня.

— Я не говорю, что онъ негодяй, я не осуждаю его, но во всякомъ случа мы должны быть осторожны. Зачмъ онъ до отъзда не уплатилъ долговъ? Молодой человкъ долженъ всегда платить свои долги.

— Быть можетъ, онъ прислалъ сюда переводный вексель, сказала мистриссъ Рэй.—Эти векселя такъ удобны, конечно, когда вы имете деньги.

— Если онъ не прислалъ, то надюсь, что пришлетъ, могу васъ уврить, что мн не хотлось бы думать о немъ дурно. Можетъ статься, еще все окажется прекрасно. Вы можете быть уврены, мистриссъ Рэй, что если Роуанъ дйствительно привязанъ къ Рэчель, онъ ее не оставитъ, потому что она не бросилась въ его объятя при первомъ его слов. Ничто такъ не идетъ къ молоденькой двушк, какъ небольшая осторожность, эта осторожность заставитъ молодаго человка больше о ней думать. Если Рэчель воображаетъ, что любитъ его, то пусть немного простановится въ выражени своихъ чувствъ и посмотритъ, изъ какого матерала онъ выдланъ. Я, на ея мст, сказалъ бы ему, что, по моему мнню, до выраженя положительнаго соглася на бракъ, лучше подождать немного.

— Но, мистеръ Комфортъ, какъ же ей начать письмо? Вы видли, что онъ называетъ ее неоцненнйшею Рэчель.

— Пусть она скажетъ въ начал письма: ‘дорогой мистеръ Роуанъ’. Въ этомъ ничего не можетъ быть дурнаго.

— Она не должна, я полагаю, называть его Лукою.

— Я думаю, это будетъ лучше. Молодые люди придаютъ этому слишкомъ большое значене.

— А въ конц ей не слдуетъ говорить ‘душевно вамъ преданная’.

— Она сама лучше всякихъ нашихъ совтовъ пойметъ, что и какъ нужно писать, когда приступитъ къ письму. Поцалуйте ее за меня и скажите, что я считаю ее милой, хорошей двушкой, и что полное ваше довре къ ней должно служить для васъ величайшей отрадой.

Сказавъ это, мистеръ Комфортъ удалился.

Рэчель, сидвшая у окна большой лицевой кухни мистриссъ Стортъ, на противоположной сторон зеленаго поля, видла, какъ мистеръ Комфортъ вышелъ изъ коттэджа и слъ въ маленькй кабролетъ, который, вмст съ ливрейнымъ жокеемъ, стоялъ у садовой калитки въ течени переговоровъ. Мистриссъ Стортъ ходила около молочныхъ кринокъ, снимала сливки и сбивала масло, не обращая вниманя ни на Рэчель, ни на постителя коттэджа. Но она знала все, что происходило, и отъ всей души желала счастя молодой своей подруг и ея любовнику. Рэчель обождала, пока кабролетъ не скрылся изъ виду и не затихъ стукъ его колесъ, и потомъ приготовилась уйти. Она медленно встала со стула, какъ будто боясь показаться на зеленомъ пол, и простояла еще нсколько минутъ, прежде чмъ вышла изъ кухни.

— Ты ужь уходишь? сказала мистриссъ Стортъ, воротившаяся съ заднихъ предловъ своей территори, съ засученными по локоть рукавами и въ огромномъ передник, обхватывавшемъ почти все ея платье. Она также неохотно согласилась бы заниматься работой своей въ лицевой кухн, какъ не согласился бы я работать въ гостиной. — Ты ужь уходишь домой, моя милая?

— Да, мистриссъ Стортъ. Къ мама прзжалъ мистеръ Комфортъ по какому-то длу, и я, чтобы не мшать имъ, пришла посидть у васъ.

— Я всегда рада теб, какъ майскимъ цвтамъ, и утромъ, и вечеромъ, — ты вдь это знаешь, моя дорогая. Что касается до мистера Комфорта, то я всегда говорила, что отъ него не дождешься большаго комфорта. Пасторы умютъ хорошо и много говорить только съ каедры. Что они знаютъ о молодыхъ людяхъ и двушкахъ?

— Онъ очень старый другъ моей мама.

— Старые друзья всегда лучше новыхъ, этого я не отвергаю. Но послушай, моя милая, мой мужъ тоже старый другъ. Онъ знаетъ тебя съ тхъ поръ, какъ поднималъ тебя на руки, чтобы рвать сливы вонъ съ этого дерева, въ течени послднихъ десяти лтъ видлъ тебя гораздо чаще, чмъ мистеръ Комфортъ, Если они говорятъ что нибудь дурно о твоей радости, скажи мн, и Стортъ разузнаетъ, правда это, или нтъ. Никому не позволь отнять у себя своего милаго. Прятно, когда врныя сердца соединяются, но убйственно, когда ихъ разрываютъ.

Передавая такой добрый совтъ, заключающйся въ старинныхъ мстныхъ стихахъ, мистриссъ Стортъ обняла Рэчель, поцаловала ее и отпустила.

Тихо переходила Рэчель черезъ зеленое поле, не смя даже взглянуть на дверь своего коттэджа. Никого не стояло у этой двери, если бы Рэчель и смотрла на нее во вс глаза, то не увидла бы ничего такого, что могло бы сообщить ей что нибудь. Она шла очень медленно, размышляя по дорог о словахъ мистриссъ Стортъ:— ‘никому не позволь отнять у себя своего милаго’. Не тяжело ли, въ самомъ дл, переносить такое положене, особливо если она не подавала никакой надежды ни себ, ни Роуану, не получивъ на это полнаго разршеня. Рэчель хотла исполнить все, что бы ни приказала ей мать, но ей будетъ обидно, она чувствовала, что будетъ больно, обидно, оскорбительно, если мать прикажетъ ей думать о Роуан, какъ думаютъ о тхъ, кто навсегда насъ покинулъ.

Рэчель вошла въ коттэджъ безъ всякаго шума, еще тише вошла она въ комнату и увидла, что ея мать сидла на старой соф противъ камина, съ какимъ-то принужденнымъ спокойствемъ, мистриссъ Рэй смотрла на лежавшее передъ ней рукодлье. Это не было ея обыкновеннымъ мстомъ, и при томъ же она принадлежала къ числу женщинъ, которыя въ обыденныхъ занятяхъ своихъ никогда не оставляютъ мстъ, къ которымъ привыкли. Она имла старое кресло подл камина, и другое немного поменьше подл окна, ее всегда можно было найти на одномъ изъ этихъ креселъ, за исключенемъ особенныхъ случаевъ, подобныхъ настоящему, когда какое ни-будь важное обстоятельство заставляло ее покидать эти мста отдохновеня.

— Ну, что, мама! сказала Рэчель, подойдя къ матери. Мистриссъ Рэй взглянула въ лицо дочери и испугалась. — Что сказалъ вамъ мистеръ Комфортъ?

Не тяжело ли было для мистриссъ Рэй, что въ такую минуту она не имла мужа, на котораго могла бы опереться? Читатель вроятно припомнитъ, что въ самомъ начал этого разсказа мистриссъ Рэй была описана какъ женщина, особенно нуждавшаяся въ какомъ нибудь уголк, въ тычинк, въ подпор, на которыя могла бы склониться всей своей тяжестью, въ мужниной сил, которая могла бы руководить ее. Въ подобной опор, въ такой руководящей сил, она никогда такъ не нуждалась, какъ въ настоящее время. Мистриссъ Рэй взглянула въ лицо Рэчель и испугалась. — Онъ былъ здсь , моя милая, и ухалъ, сказала она.

— Я это знаю, мама, сказала Рэчель:— я видла, какъ онъ ухалъ, поэтому-то я и пришла отъ мистриссъ Стортъ.

Голосъ Рэчель звучалъ твердо, въ немъ не отзывалось ни малйшей нжности. Онъ былъ такъ твердъ, что показался мистриссъ Рэй даже обиднымъ. Нтъ сомння, что Рэчель страдала, да разв она не страдала тоже? Не готова ли она была отдать кровь изъ груди своей, подобно самк пеликана, лишь бы только получить отъ своего совтника приговоръ, который могъ бы доставить ея дочери утшене и радость? Не готова ли она была принести себя въ жертву за подобный приговоръ, даже въ такомъ случа, еслибы съ приведенемъ его въ исполнене она осталась совершенно одинокою и покинутою въ мр? Поэтому зачмъ же Рэчель должна обходиться съ ней сурово? Виновата ли она, если бдствю суждено обрушиться на нихъ обихъ?

— Я знаю, Рэчель, ты будешь обвинять меня, но я ничего другаго не могла сдлать. Я обязана была посовтоваться съ кмъ нибудь, а кто другой, какъ не мистеръ Комфортъ, въ состояни подать мн добрый совтъ? Ты сама не хотла, чтобы я пошла къ Дороте, а что касается до мистера Пронга…

— О, мама, мама! зачмъ вы говорите это? Разв я противилась вамъ? Разв я жаловалась на мистера Комфорта? Вы забыли, что ничего еще не передали мн.

— Нтъ, душа моя, я не забыла, хотя и желала бы забыть. Онъ говоритъ, что мистеръ Роуанъ весьма дурно поступилъ съ Таппитомъ, что онъ ухалъ отсюда, не заплативъ долговъ, что тяжбу онъ проиграетъ и что никогда не покажетъ своихъ глазъ въ Бэзльхорстъ, онъ говоритъ также, что съ твоей стороны было бы весьма безразсудно вступить съ нимъ въ переписку, весьма безразсудно, потому что такая молодая двушка, какъ ты, должна быть очень осторожна въ подобныхъ вещахъ, наконецъ онъ сказалъ, что будетъ уважать тебя еще боле, если ты не будешь… не будешь, какъ бы теб сказать, не будешь навязываться ему на шею. Это все его слова, потомъ онъ говоритъ, что если мистеръ Роуанъ дйствительно любитъ тебя, то безъ всякаго сомння, прдетъ сюда, что ты должна отвтить па письмо и назвать его дорогимъ мистеромъ Роуаномъ. Не называй его Лукою, потому что молодые люди любятъ придавать этому слишкомъ большое значене. Ты должна сказать ему, что между вами нтъ еще никакого обязательства, и слдовательно не можетъ быть ни переписки и вообще ничего въ этомъ род. Ты можешь, однако же, сказать что нибудь любезное, выразить надежду, что онъ здоровъ, словомъ, что нибудь такое, а потомъ, когда придешь къ концу, то подпишись ‘покорною слугою’. Тутъ не хорошо говорить что нибудь о любви или преданности, потому что, кто знаетъ, что изъ этого можетъ выйти. Кажется, все, дай мн припомнить, да, вотъ еще одно обстоятельство. Мистеръ Комфортъ сказалъ, что ты добрая двушка, и онъ увренъ, что ты ничего безразсуднаго не длала, ни дломъ, ни словомъ, ни въ помышлени, и я ему сказала то же самое. Вдь ты мое милое, прекрасное дитя. Ахъ, Рэчель, какъ бы я желала, чтобы все устроилось между вами надлежащимъ образомъ!

Никто не можетъ отвергать, что мистриссъ Рэй передала со всею отчетливостью слова мистера Комфорта, но они не сообщили Рэчель ясной идеи о томъ, что именно должна она длать.— Ухалъ отсюда, оставивъ долги! сказала она: — кто говоритъ подобныя вещи?

— Сейчасъ только сказалъ мн это мистеръ Комфортъ. Но можетъ статься, онъ пришлетъ вексель.

— Не думаю, чтобы онъ ухалъ, не заплативъ долговъ. И почему онъ долженъ проиграть процессъ, если правда на его сторон? Онъ не хочетъ длать вреда мистеру Таппиту.

— Душа моя, я ничего этого не знаю, знаю только, что они поссорились.

— Но почему же въ этой ссор мистеръ Таппитъ не столько же виноватъ, сколько и онъ? А что касается до предположеня, что онъ никогда не покажетъ глазъ въ Бэзльхорстъ!.. О, мама! неужели вы не знаете, что онъ никогда не постыдится показать своихъ глазъ гд бы то ни было? Не покажетъ своихъ глазъ! Мама, я не врю этому, ни слову не врю.

— Такъ сказалъ мн мистеръ Комфортъ.

Въ этотъ моментъ Рэчель вспомнила слова мистриссъ Стортъ: — ‘не позволяй никому отнимать у себя своего милаго’. Этотъ милый былъ единственнымъ ея достоянемъ, единственнымъ предметомъ, который она цнила выше всего въ свт. Онъ былъ ея радостью, гордостью, счастемъ, и теперь она чувствовала, что его хотятъ отнять у нея. Если бы въ это время мистеръ Комфортъ находился въ коттэдж, она встала бы передъ нимъ и заговорила бы, какъ никогда не говорила прежде. Въ ней забушевалъ духъ возмущеня противъ цлаго свта, — противъ цлаго свта, за исключенемъ только той слабой женщины, которая сидла передъ ней на соф. Глаза Рэчель запылали гнвомъ, мистриссъ Рэй видла это, но все же Рэчель ршилась повиноваться своей матери.

— Все это вздоръ, сказала Рэчель: —я никогда никому не поврю, что онъ побоится показаться въ Бэзльхорстъ. Наружность его не доказываетъ этого.

— Наружность, Рэчель, бываетъ обманчива.

— А что касается до долговъ, то не знаю, кто бы усплъ расплатиться съ ними, если ему дадутъ знать по телеграфу, чтобы онъ немедленно прхалъ. Въ Бэзльхорст, я уврена, есть множество людей, которые должны гораздо больше его. Къ тому же онъ иметъ пай въ пивоваренномъ завод, такъ что за его долги нтъ никакой надобности опасаться.

— Мистеръ Комфортъ вдь не сказалъ, что ты должна съ нимъ разсориться.

— Мистеръ Комфортъ! мама, что такое для меня мистеръ Комфортъ?

Это было сказано такимъ тономъ, что мистриссъ Рэй положительно вскочила съ мста.

— Но, Рэчель, онъ мой стариннйшй другъ: — онъ былъ другомъ твоего отца.

— Почему же онъ не говорилъ этого прежде? Почему… почему… почему? Мама, я не могу его бросить теперь. Разв я не сказала ему, что… что буду любить его? Куда и какъ я покажу свое лицо, если откажусь отъ своего слова? Мама, я люблю его, люблю его всмъ сердцемъ, всею силою моей души, и что бы тамъ ни говорили, для меня ршительно все равно. Сколько бы онъ ни былъ долженъ, я буду любить его по прежнему. Моя любовь нисколько бы не измнилась, даже и въ такомъ случа, если бы онъ убилъ мистера Таппита.

— Рэчель! подумай, что ты говоришь.

— Не измнилась бы, увряю васъ.— Онъ не виноватъ, если мистеръ Таппитъ началъ первымъ.

— Но, Рэчель, милая Рэчель, что же намъ длать? Если онъ ухалъ отсюда, мы не можемъ принудить его воротиться назадъ.

— Однако онъ сейчасъ же написалъ о себ.

— Да вдь и ты будешь отвчать ему—не такъ ли?

— Да, но какъ отвчать, мама? Могу ли я ожидать, что посл такого отвта онъ захочетъ видться со мной?—Мн вовсе нтъ надобности выражать надежду, что онъ находится въ добромъ здоровьи. Если я не могу сказать ему, что онъ мой милый, мой дорогой, мой ненаглядный Лука, и что я люблю его всмъ сердцемъ, то неужели я въ состояни буду сказать ему, чтобы онъ оставался на мст и больше не безпокоился? Желала бы я знать, что онъ подумаетъ о мн, когда я напишу подобный отвтъ!

— Если въ немъ есть постоянство, то онъ немного подождетъ и потомъ прдетъ сюда.

— Зачмъ ему хать сюда посл такого отвта? Что могу я предложить ему, если онъ и прдетъ? Нтъ, мама, можете сами написать отвтъ и ввести въ него, что вамъ угодно.

— Мистеръ Комфортъ говоритъ, лучше, если ты сама напишешь.

— Мистеръ Комфортъ! Не знаю, право, почему я должна длать все, что скажетъ мистеръ Комфортъ?

При этомъ на память Рэчель снова пришли слова мистриссъ Стортъ:— ‘пасторы умютъ хорошо и много говорить только съ каедры’. Посл этого въ течене нсколькихъ минутъ ничего не было сказано. Мистриссъ Рэй продолжала сидть на соф, и устремивъ свой взглядъ на столъ, поставленный по середин комнаты, безпрестанно утирала глаза носовымъ платкомъ. Рэчель сидла на стул, почти спиной къ матери, и пальчиками стучала по столу. Она была очень сердита, сердита даже на мать: ее убивала одна мысль, что письмо, какое приказывали ей написать, отдалитъ отъ нея навсегда ея любовника. Такимъ образомъ он сидли и въ течене нсколькихъ минутъ не сказали другъ другу слова.

— Рэчель, заговорила, наконецъ, мистриссъ Рэй: — если сдлано дурно, то не лучше ли поправить это?

— Что же я сдлала дурнаго? сказала Рэчель, вскочивъ съ мста.

— Я сдлала дурно, а не ты.

— Нтъ, мама, вы ничего дурнаго не сдлали.

— Мн слдовало бы знать больше, прежде чмъ я позволила ему войти въ нашъ домъ и поощряла тебя думать о немъ. — Тутъ я одна виновата. Другъ мой, ты простишь меня?

— Мама, вы ни въ чемъ не виноваты, и васъ не въ чемъ прощать.

— Я сдлала тебя несчастною, дитя мое, и мистриссъ Рэй зарыдала.

— Нтъ мама, я не несчастна, — а если несчасте неизбжно, то я перенесу его. Съ этими словами Рэчель встала, обвила руки вокругъ шеи матери и обняла ее. — Я напишу отвтъ, но не теперь. До отправленя на почту вы его увидите.

ГЛАВА XX.
ПОКАЗЫВАЕТЪ, О ЧЕМЪ РЭЧЕЛЬ ДУМАЛА, КОГДА СИДЛА У ОГРАДЫ КЛАДБИЩА, И КАКЪ ПОТОМЪ НАПИСАЛА ПИСЬМО.

Рэчель, давъ общане матери написать отвтъ, сейчасъ же удалилась въ свою комнату. Въ голов ея роилось множество думъ, которыя нужно было привести въ порядокъ, но которыя не иначе, однакоже, можно было привести въ удовлетворительный порядокъ, какъ въ уединени, и при томъ очевидно было, что это необходимо слдовало сдлать до написаня отвта. Надо припомнить, что до этой поры она не только никогда не писала любовныхъ писемъ, но никогда не писала боле или мене серьезнаго письма. Подъ влянемъ гнва, она хотла было предоставить этотъ трудъ своей матери, но потомъ въ ней вдругъ пробудилось чувство, котораго она почти не сознавала, чувство, говорившее ей, что сама она напишетъ письмо, по всей вроятности, съ большимъ достоинствомъ, чмъ ея мать. Что ея любовникъ оставитъ ее навсегда, она была почти уврена, но все же для нея было весьма важно, чтобы, оставляя ее, онъ сохранилъ полное къ ней уважене, хотя любовь и обратилась бы въ предметъ давно прошедшаго времени. Въ ея понятяхъ Роуанъ былъ благороднйшимъ существомъ, быть любимой имъ даже въ течене нсколькихъ дней доставляло ей гораздо боле почести, чмъ она когда либо надялась пробрсти Въ течене нсколькихъ дней ей позволено было мечтать, что счасте предназначало ему быть ея мужемъ. Но судьба поставила ей преграду, и теперь она боялась, что счасте и радость для нея миновали. Она просидла часъ въ одинокой своей комнат и почувствовала въ себ гораздо боле силъ, чмъ въ то время, когда уходила отъ матери. Ее поддерживала гордость, которой было совершенно достаточно на первый часъ ея тяжелой горести. Такъ бываетъ со всми нами во время какого нибудь горя. При первомъ прилив его, какя бы ни были наружные признаки, мы общаемъ себ поддержку со стороны какой-то внутренней силы, которой будетъ для насъ достаточно, чтобы скрыть его отъ глазъ вншняго мра. Но вскор и эта внутренняя поддержка измняетъ намъ, слезы берутъ верхъ надъ нашей гордостью, сознане нашего достоинства рушится подъ бременемъ, которымъ мы отяготили его, и потомъ съ громкими стованями мы сознаемъ передъ собой свое ничтожество. Въ настоящя минуты гордость не покидала еще Рэчель. Спустившись внизъ изъ своей комнаты, Рэчель ршилась подавить въ груди свою печаль. Она узнала, что значитъ любить,— знала это, быть можетъ, въ течене недли, и теперь это знане ни къ чему ей не служило. У нея положительно отнимали ея милаго. Ей приказано было отдать свое сердце этому человку, — сердце и руку, и теперь, когда она отдала все свое сердце, ей приказываютъ отказать ему въ рук. Она не осмлилась бы полюбить до тхъ поръ, пока не дали бы ей на это дозволеня. Дозволене было дано, и она полюбила, а теперь это же самое дозволене берутъ назадъ у нея. Рэчель знала, что ее оскорбили,— глубоко, сильно оскорбили, но она хотла перенести это оскорблене, ничего не обнаруживая, ничего не говоря. Съ этой ршимостью она спустилась внизъ и занялась домашнимъ хозяйствомъ.

Мистриссъ Рэй внимательно слдила за ней, и Рэчель знала, что за ней слдятъ, но ничего не показывала, ничего не говорила, продолжала заниматься своимъ дломъ, и только изрдка обращалась съ ласковымъ словомъ то къ матери, то къ маленькой двушк, которая прислуживала имъ.

— Не угодно ли вамъ, мама, идти обдать? сказала Рэчель съ улыбкой, взявъ руку своей матери.

— Лучше было бы, мн кажется, никогда больше не садиться за обдъ, сказала мистриссъ Рэй.

— О, мама! зачмъ это говорить, особливо, когда готовитесь поблагодарить Господа за т блага, которыя онъ ниспосылаетъ вамъ.

И мистриссъ Рэй тихимъ голосомъ, какъ будто ей сдлали выговоръ, прочитала молитву, и вмст съ дочерью сла за трапезу.

Время посл обда тянулось весьма медленно, и почти въ глубокомъ молчани. Ни мать, ни дочь не хотли заводить разговора о Лук Роуан, ни та, ни другая не находили возможнымъ говорить о чемъ нибудь другомъ. Въ течене этихъ скучныхъ часовъ, только разъ и обмнялись они нсколькими словами по этому предмету.

— Теб не достанетъ времени написать письмо посл чаю, сказала мистриссъ Рэй.

— Я не буду писать до завтра, отвчала Рэчель: — днемъ раньше или позже ничего не значитъ.

За чаемъ мисстриссъ Рэй спросила, не хочетъ ли Рэчель прогуляться, и вызвалась сдлать прогулку съ ней вмст, но Рэчель, соглашаясь съ предложенемъ, объявила, что лучше отправится одна. — Я знаю, съ моей стороны весьма дурно отвчать вамъ такимъ образомъ, когда вы столь добры, что предлагаете прогуляться со мной, не правда ли?

Мисстриссъ Рей поцаловала ее и отвчала, что весьма охотно останется дома.— Я знаю, теб о многомъ надо подумать, — сказала мать.— Легкимъ движенемъ головы Рэчель призналась, что ей дйствительно предстоитъ подумать о многомъ, и вскор посл того вышла изъ коттэджа.

— Я думаю зайти къ Долли,— сказала она.— Не хорошо ссориться съ ней, быть можетъ, она опять передетъ сюда и будетъ жить съ нами,— впрочемъ, я и забыла о мистер Пронг.

Передъ уходомъ ршено было, что она сходитъ къ сестр и пригласитъ ее къ обду въ коттэджъ на слдующй день.

Рэчель пошла по дорог въ Бэзльхорстъ прямо на квартиру сестры. До возвращеня домой она намревалась сдлать визитъ въ другое мсто, но для этого боле позднй часъ вечера казался удобне. Мистриссъ Прэймъ была дома, и Рэчель, когда попросили ее войти въ комнату, въ которой, благодаря Доркасскимъ митингамъ, ей знакомъ былъ каждый стулъ, — увидла въ ней не только сестру, но миссъ Поккеръ и мистера Пронга. Рэчель не видла этого джентльмена съ тхъ поръ, какъ узнала, что онъ сдлается ея зятемъ, и теперь не знала, какъ поздороваться съ пимъ, но скоро сдлалось очевиднымъ, что въ эгу минуту отъ нея не ожидали никакихъ наружныхъ знаковъ уваженя.

— Я думаю, мистеръ Пронгъ, вы знаете мою сестру, сказала Доротея. При этомъ мистеръ Пронгъ всталъ съ мста, взялъ руку Рэчель, пожалъ ее и опять слъ на стулъ. Рэчель, судя по выраженю его лица, подумала, что солнце и его любви тоже заволокло налетвшими облаками. Рэчель сказала нсколько привтствй, передала поклонъ отъ матери и выразила надежду, что сестра придетъ въ коттэджъ отобдать.

— Право, не знаю, сказала мистриссъ Прэймъ.— Эти обды такъ много отнимаютъ времени. Мн не придется возвратиться до…

— Разумется, ты должна остаться съ нами и чай пить, сказала Рэчель.

— И потерять цлый вечеръ! возразила мистриссъ Прэймъ.

— Отчего же и не такъ? отправляйтесь! сказала миссъ Поккеръ.— Вы такъ много трудились, не правда ли, мистеръ Пронгъ? Въ это время года глотокъ свжаго воздуха между цвтами принесетъ огромную пользу всему организму.

Говоря это, миссъ Поккеръ приняла видъ, какъ будто тоже глотаетъ свжй воздухъ.

— Благодаря Бога, я не могу жаловаться на здоровье. Идти собственно для этого — не стоитъ, сказала мистриссъ Праймъ.

— Ты доставишь удовольстве нашей мама,—замтила Рэчель.

— Мн кажется, Доротея, вамъ надобно сходить, сказалъ мистеръ Пронгъ, и Рэчель замтила, что въ его голос отзывался легкй тонъ авторитета. Хотя это и была самая легкая интонаця приказаня, но тмъ не мене она поразила слухъ Рэчель. Мистриссъ Праймъ покачала головой и ноздрями втянула въ себя воздухъ. При настоящемъ случа она не для чистаго воздуха употребила въ дло свои ноздри, но чтобы выразить этимъ пренебрежене къ власти, которую мистеръ Пронгъ вздумалъ было обнаружить.— Нтъ, Рэчель, благодарю тебя, лучше я не пойду, — то есть не пойду обдать. Можетъ быть, зайду къ вамъ вечеркомъ, когда посл окончаня работы вздумаю прогуляться. Тогда, быть можетъ, пройдется со мной и миссъ Поккеръ.

— А если ваша почтенная матушка позволитъ мн засвидтельствовать ей почтене, сказалъ мистеръ Пронгъ: — то я поставлю себ въ особенное счасте проводить обихъ дамъ.

Рэчель ршительно не знала, что сдлать посл такого предложеня. Она однако сказала, что ея матери будетъ весьма прятно видть у себя и мистера Пронга, и миссъ Поккеръ, но что касается до себя, она не сдлала подобнаго заявленя, при настоящемъ ея положени у нея было слишкомъ много своихъ собственныхъ думъ, чтобы думать и заботиться о подобныхъ любезностяхъ.

— Очень жаль, Долли, что не придешь къ обду, сказала она, и удержалась отъ приглашеня прочихъ къ чаю.

— Если бы тутъ былъ только одинъ мистеръ Пронгъ, говорила она впослдстви своей матери:— я бы его пригласила, потому что рано, или поздно онъ будетъ у насъ въ дом. Но я не хотла сказать этой отвратительной, косоглазой женщин, что вамъ прятно будетъ выпить съ ней чашку чаю,— напротивъ, я знала, что вамъ это было бы очень непрятно.

— Во всякомъ случа мы должны подать имъ пирожнаго и сладкаго вина, сказала мистрисъ Рэй.

— Да вдь она не захочетъ и шляпки скинуть, не захочетъ расположиться здсь какъ дома, а въ мою комнату я не приглашу ее ни за что.

Около восьми часовъ, Рэчель, оставивъ домъ, гд проживала сестра, отправилась на кладбище, не по пивоваренному переулку, мимо дома мистера Таппита, но по главной улиц, которая вела прямо къ церкви. На поворот въ главную улицу, Рэчель была остановлена знакомымъ ей голосомъ, оглянувшись кругомъ, она увидла мистриссъ Корнбюри, которая сидла въ низенькомъ кабролет и сама правила парой маленькихъ лошадокъ.— Какъ вы поживаете, Рэчель? сказала мистриссъ Корпбюри, взявъ об руки подруги своей, которая, увидвъ, что мистриссъ Корнбюри остановилась, подошла къ ея экипажу.— Я ду къ папа, мимо вашего коттэджа. Вы куда-то идете, — если не пробудете тамъ долго, то я подожду васъ и отвезу домой.

Но Рэчель, какъ мы уже сказали, предстояло сдлать еще визитъ, котораго она не хотла отложить до другаго раза.

— Мн бы очень было прятно, сказала она:—только…

— А! понимаю, понимаю. Вы хотите поймать другую рыбку. Но вотъ что я скажу вамъ, милая Рэчель, — и мистриссъ Корнбюри, нагнувшись къ краю кабролета, почти прошептала: — не врьте ничему, что услышите. Я разузнаю всю правду и сообщу вамъ. До свиданя.

— Прощайте, мистриссъ Корнбюри, сказала Рэчель, пожавъ руку своей покровительницы. Намекъ на Роуана вызвалъ яркй румянецъ на все ея лицо, такъ что мистриссъ Корнбюри догадалась, что Рэчель поняла ее. — Я все разузнаю, сказала она, тронувъ съ мста своихъ маленькихъ лошадокъ.

Все разузнаю!— Но легче ли было отъ этого Рэчель, когда ей предстояло отвчать на письмо Роуана? Она хорошо знала, что промедлить еще однимъ днемъ не было никакой возможности.

Рэчель перешла черезъ кладбище, оставивъ влв дорожку, ведущую къ пивоваренному заводу, и вправ ту, которая проходила подъ вязами, она подошла къ оград, прямо къ тому мсту, гд стояла съ Лукою Роуаномъ, любуясь отраженемъ заходящаго солнца между облаками. Это и было то самое мсто, которое Рэчель ршилась постить, она шла сюда, надясь еще разъ увидть на неб явлене въ род того, на которое Роуанъ однажды указалъ ей. Ограда, само собою разумется, была та же самая, и т же самыя были деревья, подъ которыми они стояли. Внизу подъ холмомъ разстилались роскошныя поля, глядя на которыя, они вдвоемъ любовались потухавшимъ свтомъ вечера. При настоящемъ случа руки въ облакахъ не появлялось, и причудливое солнце удалялось на покой безъ того блеска и великолпя, которымъ покрываются небеса, когда владыка ихъ опускается на свое ложе. Рэчель однакоже, хотя и шла сюда собственно за тмъ, чтобы полюбоваться украшенемъ небесъ, и не нашла его, но почти не замчала его отсутствя. Ея умъ до такой степени былъ занятъ Роуаномъ и его словами, что для освженя памяти ей вовсе не нужны были вншня явленя. Съ такимъ напряженемъ она припоминала выражене его лица въ тотъ памятный вечеръ, тонъ его голоса и каждое его движене, что совсмъ забыла о своихъ наблюденяхъ за облаками. Она сла на выступъ ограды, отвернувъ лицо отъ полей, съ намренемъ прислушиваться къ шагамъ проходящихъ, такъ что можно было сейчасъ же удалиться въ случа чьего нибудь приближеня,— но вскор забыла и объ этомъ намрени, и углубилась въ думы объ одномъ Роуан. Тогда разговоръ между ними былъ совершенно пустой, они сказали другъ другу нсколько словъ, не имвшихъ никакого значеня, но теперь въ этихъ словахъ повидимому заключалась вся ея судьба. Здсь, на этомъ мст, въ душ ея впервые пробудилась любовь къ нему,— любовь, какъ ангелъ, оснила ее своими широкими крыльями, — но какой ангелъ? — ангелъ тьмы или свта, ея сердце не въ состояни было сдлать между ними различя. Какъ хорошо она припоминала все это, припоминала, какъ онъ взялъ ее за руку, требуя себ права длать это на будущее время, какъ обыкновенное прощальное привтстве, припоминала, какъ онъ держалъ ея руку и смотрлъ ей въ лицо, пока она не увидла себя вынужденною замтить ему.— Я не думала, что вы будете вести себя такимъ образомъ, сказала она тогда, а между тмъ въ тотъ самый моментъ сердце измнило ей. Нжное, дружеское пожате руки, свтлый взглядъ и твердый тонъ голоса, брали верхъ надъ ея застнчивостью, надъ нерасположенемъ разстаться съ своей двственной любовью. Въ тотъ вечеръ она была такого убжденя, что ей слдовало бы разсердиться на него, но впослдстви она говорила самой себ, что ничего не могло быть лучше, прелестне, очаровательне того, что было сказано или сдлано въ тотъ вечеръ. Намреваясь впослдстви просить ея руки, онъ имлъ полное право задержать ее. — Вы мн очень нравитесь,— говорилъ онъ тогда:—почему бы намъ не быть друзьями?— Она убжала отъ него, смущенная, въ совершенномъ невдни своихъ собственныхъ чувствъ, почти убжденная, что, слушая его, длала проступокъ, но въ то же время она ощущала невыразимый восторгъ при одной мысли, что такой благородный, такой прекрасный, такой очаровательный молодой человкъ такъ убдительно просилъ ея дружбы.— Во всю дорогу къ коттэджу она была полна боязни, удивленя и непонятнаго восторга. Посл того наступаетъ балъ, который самъ по себ не имлъ для нея ничего прятнаго, потому что тамъ на нее устремлено было множество пытливыхъ глазъ. Но она припомнила тотъ моментъ, когда Роуанъ въ первый разъ подошелъ къ ней въ гостиной мистриссъ Таппитъ, въ то самое время, когда она ршила уже, что онъ не намренъ обращать на нее вниманя. Она вспомнила о тхъ безпрестанно повторявшихся танцахъ, которые были для нея такъ восхитительны, но которые своимъ повторенемъ наводили на нее безотчетный страхъ. Она вспомнила объ ужин, за которымъ Роуанъ хотлъ непремнно сидть рядомъ съ ней, вспомнила о встрч въ зал, когда онъ принудилъ ее остаться при немъ и слушать его,— принудилъ ее оставаться при немъ до тхъ поръ, пока волновавшй ее страхъ, въ свою очередь, не заставилъ ее прибгнуть къ своей покровительниц съ просьбой отвезти ее домой! Въ то время, какъ Рэчель сидла подл мистриссъ Корнбюри въ карет и потомъ когда лежала въ постели и размышляла о минувшемъ дн, она говорила самой себ, что Роуанъ поступалъ безразсудно,— но въ послдстви, въ течени тхъ немногихъ дней дозволенной любви, она готова была дать клятву передъ цлымъ свтомъ, что Роуанъ былъ правъ.

Да, Роуанъ былъ правъ. Рэчель снова и снова повторяла это себ, хотя все высказанное и все сдланное ею было причиною ея настоящаго горя. Роуанъ былъ правъ. Полюбивъ ее, онъ, какъ благородный человкъ, долженъ былъ высказаться въ своей любви. А что касается до нея,— если и она полюбила его, то разв не было бы съ ея стороны тоже благородно признаться въ своей любви? Что же она сдлала такое? за что она поставлена въ такое положене? При самомъ начал, когда онъ взялъ ея руку на этомъ самомъ мст, гд она сидла теперь, и потомъ когда онъ задержалъ ее въ зал мистера Таппита, она вполовину сознавала свой проступокъ, вполовину стыдилась своего поведеня, но этотъ неопредленный страхъ проступка и стыда былъ теперь смытъ, все теперь сдлалось блымъ, какъ снгъ, чистымъ, какъ текущая вода, свтлымъ, какъ солнечный лучъ, — сдлалось отъ одного позволеня любить человка, который ей нравился. Что же такое сдлала она, — за что приведена была въ такое состояне, въ какомъ теперь находилась?

При этихъ размышленяхъ она ожесточалась противъ всего свта, за исключенемъ Роуана,— ожесточалась даже противъ своей матери. Она сказала, что относительно письма будетъ повиноваться матери, и знала очень хорошо, что дйствительно исполнила бы все, что прикажетъ ей мать. Но здсь, у ограды кладбища, она начала составлять въ ум своемъ планы неповиновеня, — планы ужасные! Она не хотла подчиниться такому съ ней обращеню. Она хотла уйти изъ Бэзльхорста безъ вдома даже матери и отыскать его въ Лондон. Конечно, для двушки это было бы неприлично,— но какое ей дло до этого? лишь бы только онъ не нашелъ въ подобномъ поступк чего нибудь дурнаго. Не для него ли, не для его ли радости и гордости она охраняла всю свою двственную скромность и молодой двственный страхъ? А если ей не суждено больше видть его, если ее принудятъ отказаться отъ него, то что за надобность была бы для нея беречь и поддерживать ничмъ еще не омраченный блескъ ея женской брони? Съ потерею его, она теряла все на свт. Она хотла уйти къ нему, броситься къ его ногамъ и съ клятвою сказать ему, что жизнь безъ его любви становилась для нея невозможною. Если посл того онъ возьметъ ее къ себ какъ жену, она постарается доставить ему вс блаженство, какое только можно ожидать отъ нжности жены. Если онъ отвергнгь ее,— тогда… тогда ей останется только уйти и умереть. Въ такомъ случа какое она составила бы себ поняте о мужчин или женщин? Могло ли тогда имть какое нибудь значене для нея пренебрежене сестры и злобная, ядовитая добродтель такихъ созданй, какъ миссъ Поккеръ и мистеръ Пронгъ? Что бы тогда значили для нея вс жесты мистера Комфорта, выражающе его изумлене? Вдь они сами довели ее до этого.

Но что будетъ съ матерью, когда она бросится такрмъ образомъ за бортъ корабля и оторвтся отъ кормчаго, руководившаго этой поры всми ея поступками?— Зачмъ же… зачмъ же ея мать покинула ее, не оказала ей помощи въ т минуты, когда она въ нихъ боле всего нуждалась? Вспомнивъ о матери, она сейчасъ же увидла, что планъ возмущеня невыполнимъ,— но все-таки, зачмъ же ея мать покинула ее?

Что касается до Роуана, до тхъ извстй относительно его, которыя пробрались даже въ коттэджъ, она не заботилась о нихъ ни на волосъ. Мистриссъ Корнбюри предупредила ее не врить ни чему, что говорятъ, но Рэчель уже и безъ нея ничему не хотла врить и ничему не врила. Врить или не врить для нея было ршительно все равно. Жена не перестаетъ любить мужа, когда онъ попадаетъ въ затруднительное положене. Она не пойдетъ и противъ него потому, что друге поссорились съ нимъ. Она не отдлитъ отъ него своей судьбы потому, что онъ надлалъ долги! Это и есть то самое время, когда жена, преданная жена, льнетъ къ своему мужу и всми силами старается облегчить бремя заботъ его нжностью своей любви! А разв съ дозволенемъ любить его Рэчель не позволено было поставить себя въ точно такое же положене въ отношени къ. нему? Во всхъ своихъ думахъ она признавала за матерью право лишитъ ее привилеги любить этого человка, но лишить, прежде, чмъ Рэчель призналась ему въ любви. Никогда, даже въ душ своей, она не присвоивала себ подобной привилеги безъ предварительнаго разршеня. Но теперь возмущалась самая душа ея противъ отнятя дозволеня, которое было ей дано. Она возмущалась-духомъ, зная, что не обнаружитъ этого возмущеня ни словомъ, ни дломъ. Она была обижена,— смертельно обижена, у нея отнимали все, что только могла ей предоставить жизнь, и что стоило принять отъ жизни! При мысли объ этой обид, лицо Рэчель приняло угрюмое выражене. Она готова была повиноваться наставникамъ и руководителямъ,— но въ рукахъ ихъ не могла уже быть мягкою и гибкою. Повиновене въ этомъ дл служило бы для нея необходимостью. Наперекоръ дикой мысли сбросить съ себя двственныя узы и позволить броню свою разбить на части, она знала, что тутъ была другая броня, недопускавшая привести подобный планъ въ исполнене. Какъ женщина, она была обязана охранять женскую непорочность. Какъ бы велики ни были ея страданя, она должна была повиноваться. Она не могла дйствовать, какъ мужчина, не могла присвоить себ права защищать или пасть, защищая свою любовь. Доведене до настоящаго положеня было для нея величайшей обидой, — но она ршилась перенести эту обиду, на сколько позволятъ ея силы.

Рэчель все еще размышляла объ этомъ и продолжала сидть сосредоточивъ взоръ свой на церковной башн, когда чья-то рука слегка коснулась ея плеча. Изумленная прикосновенемъ, Рэчель быстро повернулась,— она не слышала ни чьихъ шаговъ,— и увидла передъ собой Марту Таппитъ и Черри. Черри первая приблизилась къ ней и первая заговорила.

— Продай мн свои думы за пенни, сказала она.

— Какъ ты испугала меня! сказала Рэчель.

— Значитъ твои думы стоятъ дороже, чмъ пенни. Не мечтаешь ли ты объ отсутствующемъ рыцар? — и Черри запла: ‘Полюбилъ онъ меня и ухалъ,— далеко, далеко’!

Бдная Рэчель вспыхнула и лишилась возможности говорить.

— Перестань дурачиться, сказала Марта сестр своей.— Рэчель, мы давно тебя не видли. Почему ты не приходишь прогуляться съ нами?

— Да, и въ самомъ дл,— почему ты не приходишь?— повторила Черри, добродуше которой также рзко бросалось въ глаза, какъ и дурныя ея выходки. Она увидла, что огорчила Рэчель, и ей стало жаль ея. Если бы какая нибудь двушка подсмялась насчетъ ея любовника, Черри не обидлась бы, и потому съ перваго раза она не поняла, что въ этомъ отношени Рэчель Рэй могла быть не похожа на нее.

— Мы не видли тебя съ самаго бала, и, право, съ твоей стороны весьма дурно, что ты не хочешь навстить насъ. Приходи завтра прогуляться вмст съ нами.

— Благодарю тебя: завтра не могу, — придетъ сестра изъ Бэзльхорста и проведетъ съ нами вечеръ.

— Хорошо, — въ такомъ случа приходи въ субботу, настойчиво продолжала Черри

Рэчель, однакоже, не дала общаня. Она чувствовала, что съ этого времени должна отдлиться отъ Таппитовъ. Роуанъ поссорился съ мистеромъ Таппитомъ: — благоразумно ли было бы поддерживать дружбу къ враждебному для него семейству? Рэчель знала также, что мистриссъ Таппитъ принадлежала къ числу тхъ, которые хотли отнять у нея ея милаго. Мистриссъ Таппитъ была ея врагомъ, точно такъ же, какъ мистеръ Таппитъ былъ врагомъ Роуана. Она не задавала себ вопроса относительно обязанности простить имъ нанесенныя ей обиды, но чувствовала, что отдлилась отъ нихъ, — отъ мистера и мистриссъ Таппитъ и отъ ихъ дочерей. Кром того, при настоящемъ своемъ настроени духа, она не нуждалась въ подругахъ. Она не могла говорить съ ними о предмет любви своей, какъ не могла принудить себя мыслить о какомъ нибудь другомъ предмет.

— Однако уже поздно, сказала Рэчель: — пора домой: мама, я думаю, давнымъ давно ждетъ меня.

Черри хотла было замтить, что Рэчель не очень торопилась, когда стояла здсь въ одинъ прекрасный вечеръ съ молодымъ человкомъ, но вспомнила упрекъ, отразившйся на лиц Рэчель при послдней ея выходк, и удержалась.

— Она по уши влюблена въ него, сказала Черри, когда Рэчель удалилась.

— Мн кажется, она очень безразсудна, сказала Марта серьезно.

— Я тутъ вовсе не вижу безразсудства. Онъ прекрасный молодой человкъ, и, сколько могу судить, точно также влюбленъ въ нее, какъ она въ него.

— Намъ извстно, что значитъ любовь молодаго человка, сказала Марта, довольно строго державшаяся той доктрины относительно волковъ въ овечьей шкур, въ которой воспиталась мистриссъ Рэй.

— Но вдь женятся же молодые люди? сказала Черри.

— Женятся, только не изъ-за хорошенькаго личика и видной фигуры. Мама, мн кажется, въ этомъ отношени совершенно справедлива,— я не думаю, что онъ воротится сюда.

— Если бы онъ былъ моимъ любовникомъ, я бы заставила его воротиться,—ршительнымъ тономъ замтила Черри.

Разговоръ этимъ кончился, и сестры отправились въ заводъ.

На пути къ дому Рэчель ршилась написать письмо въ тотъ же вечеръ. Мистриссъ Рэй должна была прочитать его, — таково было услове между ними, — но Рэчель не видла причины, почему бы ей не быть одной во время сочиненя его. Одна въ своей комнат, она могла бы изложить его лучше, чмъ передъ глазами матери. За столомъ гостиной, въ близкомъ присутстви матери, подъ ея наблюденемъ, Рэчель не могла бы иногда остановиться, подумать, и можетъ быть, поплакать надъ нимъ. Письмо это необходимо было написать въ слезами, съ тяжелой внутренней борьбой, съ усилями прискивать точныя слова, обдумывать выраженя, — написать самой кровью своего сердца. Оно не должно быть нжное. Нтъ, Рэчель приготовилась исключить всякую нжность. По всей вроятности, оно должно быть сжатое,— а если такъ, то самая сжатость его представляла уже другое затруднене. По дорог Рэчель не могла сказать себ, какими словами напишетъ его, но она надялась, что слова придутъ къ ней, если она подольше подождетъ ихъ въ уединени комнаты.

Рэчель воротилась домой около девяти часовъ и съ часъ просидла съ матерью, читая вслухъ книгу, которою они тогда были заинтересованы.

— Мама, я думаю, мн пора идти спать, сказала она.

— Ты всегда уходишь спать такъ рано, замтила мать. — Мн кажется, ты устаешь читать вслухъ, а сама я не могу: тяжело глазамъ.

— Нтъ, мама, я не устала, если угодно, я почитаю еще съ полчаса,— мн кажется, вы сами хотли лечь спать въ десять часовъ.

Посмотрли на часы, и такъ какъ не было еще десяти, то Рэчель должна была читать еще полчаса и потомъ уже отправилась на верхъ.

Она сла у открытаго окна и нсколько времени смотрла на небо. Лтняя луна была въ полномъ своемъ блеск, такъ что зелень передъ коттэджемъ казалась такою же яркою, какъ среди благо дня, за поляной виднлась въ легкомъ туман ферма мистера Сторта. Однажды Рэчель смотрла отсюда, какъ Роуанъ переходилъ черезъ поле къ коттэджу, размахивая тростью, и теперь она стала всматриваться въ то мсто, гд Бэзльхорстская дорога длала поворотъ,— она ждала, не покажется ли снова фигура Роуана. Она всматривалась съ такимъ напряженнымъ вниманемъ и до тхъ поръ, что, право, нисколько бы нс изумилась, если бы фигура Роуана показалась на дорог. Но фигура не показывалась, Рэчель отошла отъ окна и сла за маленькй столъ. Было поздно, когда она раздлась и легла въ постель, и еще позже, когда сонъ сомкнулъ ея покраснвше отъ слезъ глаза,— письмо, однакоже, было написано, и готово для просмотра матери. Вотъ это письмо, стоившее Рэчель такого большаго усиля и горя:

Браггзъ-Эндъ.
Четвергъ 186 *.

‘Дорогой мистеръ Роуанъ.

‘Премного обязана вамъ за письмо, которое недавно получила, и на которое слдовало бы отвчать скоре, но мама признала за лучшее повидаться прежде съ мистеромъ Комфортомъ, пасторомъ нашего прихода, и попросить его совта. Надюсь, вы не разсердитесь на то, что я показала мама ваше письмо, но иначе я не могу получать писемъ отъ васъ, и должна сказать вамъ, что даже и это письмо будетъ прочитано ею до отправленя на почту.

‘Сдлавъ это начало, я не знаю, какъ продолжать его, не знаю, что мн сказать вамъ. Мистеръ Комфортъ и мама ршили, что между нами еще не должно быть окончательной помолвки, и что, по крайней мр въ настоящее время, я не должна вести съ вами переписки. Это будетъ мое первое и послднее письмо. Само собою разумется, я не буду ждать отъ васъ писемъ, хотя знаю, что за это вы очень разсердитесь. Впрочемъ, если вы понимаете вс мои чувства, то не будете очень сердиться. Я знаю, что въ извстномъ вамъ вопрос заключалась истина, и потому, вмсто отвта, я только кивнула головой, какъ вы пишете въ своемъ письм. Если бы я дала вамъ двадцать клятвъ, о которыхъ вы говорите, они бы не связали меня крпче. Но ничто не можетъ связать меня противъ воли мама. За вашъ выборъ я всегда считала васъ великодушнйшимъ человкомъ. Я не знаю, почему вамъ вздумалось выбрать меня въ подруги своей жизни. Конечно, я готова была употребить вс свои усиля, чтобы осчастливить васъ, если бы только была въ состояни исполнить все, чего вы отъ меня тогда потребовали. Но вамъ очень хорошо извстна огромная разница между мужчиной и двушкой, и согласитесь, что я должна исполнять желаня мама.

‘Здсь носится слухъ, что такъ какъ дло насчетъ пивовареннаго завода не ршено, то, по всей вроятности, вы никогда не воротитесь въ Бэзльхорстъ, а какъ наше знакомство было весьма непродолжительно, то нельзя не допустить предположеня, что вы скоро меня позабудете. Быть можетъ, тутъ нтъ никакого основаня, но, во всякомъ случа, я не буду имть ни малйшаго права сердиться на васъ, если вы забудете меня. Не думаю, что вы совсмъ меня забудете, но не могу ожидать или даже надяться увидть васъ когда нибудь. (Два раза Рэчель вычеркивала это мсто, но наконецъ съ рыданями, выражавшими отчаяне, снова написала т же слова. Какое право имла она надяться, что онъ воротится къ ней посл нарушеня общаня, которое дала ему, когда склонила голову свою на его плечо?) — Я никогда не забуду васъ, и постоянно буду вашимъ другомъ, какъ вы желали того. Быть друзьями — намъ никто не запретитъ.

‘Я всегда буду помнить ту руку, которую вы показали мн однажды въ облакахъ, не дале, какъ сегодня вечеромъ, я ходила на то самое мсто, воображая, что еще разъ увижу ее. Но ничего подобнаго не было, и я приняла это за предзнаменоване, что вы никогда не прдете….. въ Бэзльхорстъ’. (Гд поставлены точки, тамъ было написано сначала ‘ко мн’, но въ этихъ словахъ заключалась нжность, и Рэчсль нашла необходимымъ замнить ихъ словами ‘въ Бэзльхорстъ’).— ‘Теперь я могу проститься съ вами, потому что все, что нужно было сказать, я сказала. Мама проситъ меня засвидтельствовать вамъ истинное свое почтене.

‘Да благословитъ васъ Богъ, и всегда будетъ вашимъ защитникомъ’.

‘Остаюсь вашимъ искреннимъ другомъ’.

Рэчель Рэй.

Утромъ Рэчель, спускаясь внизъ, взяла съ собой письмо и отдала его матери. Мистриссъ Рэй читала письмо весьма медленно, останавливаясь и задумываясь надъ нкоторыми мстами. Въ особенности она долго думала надъ словомъ: ‘предзнаменоване’, и даже заявила, что его слдуетъ исключить. Но Рэчель была очень серьезна, и на этотъ разъ ршилась поставить на своемъ.— Въ письм, говорила она, изложено все, что ей приказано. Нельзя же не позволить ей написать отъ себя хотя одно такое слово тому, который былъ такъ дорогъ для нея.

Письмо осталось безъ измненй, и вечеромъ поступило въ сумку почтальона.

ГЛАВА XXI.
МИСТРИССЪ РЭЙ ОТПРАВЛЯЕТСЯ ВЪ ЭКСTЕРЪ И ВСТРЧАЕТСЯ ТАМЪ СЪ ДРУГОМЪ.

Прошло шесть недль надъ коттэджемъ въ Браггзъ-Энд, а о Лук Роуан ничего не было слышно. Письмо Рэчель, копя съ котораго была нами представлена въ предъидущей глав, своевременно было отправлено по адресу, но отвта на него въ Браггзъ-Эндъ не приходило. Надо, однако же, сказать, что на него не только не просили отвта, но въ отвт этомъ было даже отказано. Рэчель объявила своему любовнику, что онъ не долженъ писать къ ней, и что конечно, сама она больше къ нему не напишетъ. Сдлавъ такое заявлене, Рэчель не имла права ожидать отвта, и постоянно утверждала, что вовсе не ждетъ его, а между тмъ всегда поджидала почтальона, и каждый разъ, когда опъ проходилъ мимо воротъ коттэджа, сердце ея обливалось кровью.— Онъ забылъ меня, забылъ,—говорила она самой себ съ глубокой горестью. — Я больше ничего не заслуживаю отъ него, но… но… Въ т дни она была молчалива и очень серьезна. Она длала все, что приказывала мать, но длала не совсмъ охотно. Маленьке банкеты, за которыми густыя вареныя сливки съ фермы мистера Сторта разыгрывали важную роль, повидимому кончились навсегда. Отъ времени до времени она обмнивалась двумя-тремя словами съ мистриссъ Стортъ, которая совершенно понимала, въ чемъ дло, но эти слова говорились при случайныхъ встрчахъ, потому что Рэчель перестала ходить на ферму. Ей предложена была помощь фермера Сторта,— но что могъ сдлать для нея фермеръ? могъ ли онъ вывести ее изъ такого затруднительнаго положеня ?

Въ течене этихъ шести недль Рэчель исполняла вс обязанности по домашнему хозяйству, но исполнене ихъ постепенно становилось медленне и медленне, такъ что мистриссъ Рэй начинала убждаться, что разочароване Рэчель обратилось въ источникъ постояннаго несчастя. Рэчель никогда не говорила, что ей нездоровится, — она не обнаруживала ни малйшихъ признаковъ какого нибудь недуга, но она постепенно худла, румянецъ на щекахъ совершенно увялъ, и выражене лица, котораго мать такъ страшилась, сдлалось постояннымъ. Мистриссъ Рэй внимательно слдила за всмъ, что длала Рэчель. Она знала дни, когда Рэчель поджидала почтальона. Она постоянно думала о своемъ любимомъ дтищ, и едва ли не съ такою же болью въ душ желала возвращеня Луки Роуана, какъ и сама Рэчель. Но что могла она сдлать? Она не въ силахъ была воротить его. Во всхъ своихъ поступкахъ, въ дозволени любить молодаго человка, и въ отобрани назадъ даннаго позволеня, она руководилась совтомъ своего пастора. Не сходить ли ей опять къ нему и попросить, чтобы онъ воротилъ для нихъ Луку Роуана? О, нтъ! при всемъ доври къ мистеру Комфорту, она знала, что даже и онъ не могъ бы этого сдлать для нея.

Въ течене этихъ шести недль между матерью и дочерью едва ли было сказано откровенное слово о предмет, главне всего занимавшемъ мысли ихъ обихъ. Между ними почти ни разу не было произнесено имя Луки Роуана. Раза два сдланъ былъ намекъ на пивоваренный заводъ, потому что сдлалось уже всмъ извстно, что адвокаты приступили къ разбирательству иска Роуана, но даже и при этихъ случаяхъ мистриссъ Рэй, замтивъ выражене глазъ Рэчель и появлявшяся на лбу ея дв .морщинки, прерывала свою рчь. Въ эти дни мистриссъ Рэй начинала бояться младшей своей дочери, — какъ нкогда боялась старшей. Правда, Рэчель никогда не позволяла себ выражаться такъ, какъ бывало выражалась мистриссъ Прэймъ. Отъ нея никогда не было слышно грубаго слова, — вс ея поступки отличались нжностью и вниманемъ къ матери, но все же на лиц ея отражался упрекъ, который становился почти невыносимымъ. И опять она такъ мало говорила въ течене дня, такъ любила уединене, любила сидть одна въ своей комнат! По вечерамъ она продолжала читать вслухъ для матери по нскольку часовъ, но это чтене очевидно обращалось для нея въ трудъ тяжелый и непрятный!

Надобно припомнить, что на другой вечеръ посл прогулки Рэчель въ Бэзльхортъ, мистриссъ Прэймъ, мистеръ Пронгъ и миссъ Поккеръ общали придти въ Браггзъ-Эндъ. Дйствительно, они пришли, спустя полчаса посл того, какъ почтальонъ унесъ письмо Рэчель. Они пришли, пробыли въ Браггзъ-Энд съ часъ времени, скушали по пирожку, выпили по рюмк вина, но время было проведено вовсе не весело. Для мистриссъ Рэй этотъ визитъ былъ ужасенъ. Рэчель сидла холодная, угрюмая, ни о чемъ не говорила. Она не только не попросила миссъ Поккеръ снять шляпку, но положительно не хотла говорить съ этой лэди, Мать не могла не подивиться, что Рэчель въ такое короткое время сдлалась капризною, своенравною, ршившись во всемъ поступать по своему. При настоящемъ случа, она ни слова не сказала миссъ Поккеръ, мистриссъ Прэймъ, замтивъ это, съ каждой минутой становилась все мрачне и мрачне, пока мистриссъ Рэй не пришла окончательно въ ужасъ. Миссъ Поккеръ улыбалась, смялась, и вообще всми силами старалась сообщить самой себ боле довольный видъ. Она говорила, какъ рада была видть наканун мистриссъ Рэй, какою здоровою казалась миссъ Рэчель, и выразила громадныя надежды, что миссъ Рэчель поститъ ихъ Доркасске митинги. — На все это Рэчель не отвчала ни полсловомъ. Отъ времени до времени она обращалась къ сестр, отъ времени до времени вступала въ разговоръ съ матерью. Когда мистеръ Пронгъ обращался къ ней съ какимъ нибудь вопросомъ, она отвчала ему двумя-тремя односложными словами, всегда прибавляя къ нимъ слово ‘сэръ’, но для миссъ Поккеръ не хотла открыть рта. Мистриссъ Прэймъ прогнвалась, — сдлалась угрюмою и очень сердитою, минуты, проведенныя въ этомъ визит, для мистрисъ Рэй были самыми страшными минутами.

Впрочемъ, этотъ визитъ замчателенъ въ нашемъ разсказ главне всего нсколькими словами, которыя мистеръ Пронгъ нашелъ удобный случай высказать мистриссъ Рэй относительно предположеннаго брака. Мистриссъ Рэй знала, что тутъ встрчались нкоторыя затрудненя насчетъ денегъ, и поэтому была расположена думать и даже надяться, что бракъ не состоится. Но при настоящемъ случа мистеръ Пронгъ въ своемъ объяснени съ мистриссъ Рэй держалъ себя такъ, — какъ будто въ дл брака уже все улажено. Слова его убдили мистриссъ Рэй и разсяли вс ея прежня надежды. Говоря объ этомъ своей будущей тещ, онъ обращался спиной къ прочимъ тремъ дамамъ, такъ что на нкоторое время совершенно забывалъ о ихъ существовани, и этимъ самымъ длалъ положене ихъ еще боле тягостнымъ. Нельзя не замтить здсь, что Рэчель, судя по ея твердой ршимости не обращать вниманя, при настоящихъ обстоятельствахъ, на улыбки и любезности миссъ Поккеръ, была способна на совершене какого нибудь великаго подвига.

— Мистриссъ Рэй, сказалъ мистеръ Пронгъ, — при этомъ въ его мягкомъ, нжномъ голос отозвалась и любовь, и святость: — я не могу позволить, чтобы этотъ моментъ прошелъ безъ выраженя съ моей стороны того чувства, которое я испытываю при мысли о предстоящемъ союз моемъ съ вашимъ любезнымъ семействомъ.

— Премного вамъ обязана, отвчала мистриссъ Рэй.

— Я увренъ, что Доротея сообщила уже вамъ объ этомъ обстоятельств?

— О, да,— сообщила.

— Поэтому было бы непростительно мн, какъ въ отношени долга, такъ и приличя, еслибы я не воспользовался настоящимъ случаемъ, чтобы уврить васъ въ безпредльномъ удовольстви, которымъ наполняется мое сердце, когда подумаю, что буду связанъ узами родственной любви съ вами и съ миссъ Рэчель. Семейныя связи — самыя легкя и прятныя узы, которыя налагаетъ на насъ священная любовь, а такъ какъ я не имю родныхъ, — ближе, чмъ въ Гилонг, въ колони Виктори, гд поселились моя мать, братъ и сестры, — то, удовольстве принять васъ и миссъ Рэчель въ мое сердце, становится еще безпредльне.

Все это было очень лестно для мистриссъ Рэй, но при ея особенномъ взгляд на достоинство людей, имющихъ своихъ собственныхъ родственниковъ, она думала, что было бы гораздо лучше для всхъ, если бы мистеръ Пронгъ отправился въ Гилонгъ къ прочимъ членамъ своей фамили, этого мння, однако же, она не высказала. Что касается до принятя мистера Пронга въ свое сердце, она сомнвалась до нкоторой степени относительно способности своей на этотъ подвигъ. Любить зятя — чувство весьма естественное. Она душою любила мистера Прэйма и вполн врила въ его любовь къ своей дочери, она приготовилась полюбить Луку Роуана, но не могла питать этого чувства къ мистеру Пронгу. Подобная любовь должна пробудиться естественнымъ образомъ, должна выросги сама собою, но требовать ея категорически, какъ права,— невозможно. Очень жаль, что мистеръ Пронгъ не осчастливилъ себя въ ндрахъ своего семейства въ Гилонг тмъ счастемъ, о которомъ онъ вздыхалъ.

— Вы очень добры, мистеръ Пронгъ, сказала мистриссъ Рэй.

— И когда такимъ образомъ мы соединимся узами эгого мра, продолжалъ мистеръ Пронгъ:— я надюсь, что насъ соединятъ другя узы, боле священныя въ своемъ свойств, чмъ узы семейныя, и боле необходимыя, чмъ си послдня. Доротея въ течене нсколькихъ мсяцевъ постоянно приходила въ мою церковь…

— О, я не могла бы и не могу оставить мистера Комфорта, сказала встревоженная мистриссъ Рэй.— Я не могла бы отстать отъ церкви своего прихода.

— Нтъ, нтъ, зачмъ отставать?— Я не вижу тутъ необходимости и не могу этого желать. Но согласитесь, мистриссъ Рэй, какъ восхитительно было бы, еслибы мы, связанные, какъ одно семейство, стали вмст въ одномъ и томъ же храм возсылать къ небу свои молитвы.

— Я могу молиться точно также и въ своей приходской церкви, отвчала мистриссъ Рэй.

Посл этого мистеръ Пронгъ, при настоящемъ случа, не настаивалъ больше, и вскор повернулъ свой стулъ и слъ лицомъ къ тремъ дамамъ, находившимся позади его спины.

— Я думаю, мистеръ Пронгъ, не лучше ли намъ отправиться домой, сказала мистриссъ Прэймъ, вставая съ мста съ выраженемъ гнва въ каждомъ своемъ движени.— Добрый вечеръ, мама, добрый вечеръ, Рэчель. Мн кажется, мы стснили васъ своимъ визитомъ. Зная это раньше, я бы не пришла.

— Ты знаешь, Долли, я всегда рада тебя видть: — жаль только, что ты рдко приходишь къ намъ, сказала Рэчель, и потомъ съ весьма холоднымъ поклономъ миссъ Поккеръ, съ весьма горячимъ пожатемъ руки со стороны мистера Пронга, и съ сестринскимъ, хотя далеко не искреннимъ поцалуемъ со стороны Доротеи, разсталась съ гостями. Вс сознавали, что визитъ былъ очень неудаченъ, по крайней мр это сознавали вс члены семейства Рэй. Мистеръ Пронгъ достигъ извстной цли, объяснивъ, что бракъ его слдуетъ считать дломъ ршеннымъ, миссъ Поккеръ тоже достигла своей цли, скушавъ пирожокъ и выпивъ рюмку вина въ комнат мистриссъ Рэй.

Посл этого визита, мистриссъ Прэймъ не показывалась въ коттэджъ въ течене нсколькихъ недль, ничего не говорено было въ это время о ея брачныхъ видахъ. Рэчель ни разу не сходила на квартиру сестры и, при случайныхъ встрчахъ съ ней, ни разу не спросила о мистер Пронг. По мр того, какъ проходили дни, а за днями — недли, на душ ея становилось слишкомъ тяжело, чтобы спрашивать о любовныхъ длахъ другихъ лицъ. Она, какъ я уже сказалъ, продолжала заниматься домашнимъ хозяйствомъ и рукодльемъ. Она не была больна на столько, чтобы ухаживать за ней, какъ за больною, но она ходила по дому весьма медленно, какъ будто ея члены были для нея слишкомъ тяжелы. Говорила она мало, и только тогда, когда къ ней обращалась мать. По цлымъ часамъ сидла она на диван, ничего не длая, ничего не читая, ни на что не глядя. Но все-таки по утрамъ, когда долженъ приходить почтальонъ, она не спускала глазъ съ дороги, на которой онъ долженъ былъ показаться, и когда онъ проходилъ коттэджъ, не завернувъ въ ворота, на ея уныломъ лиц отражалось отчаяне.

Въ конц шестой недли почтальонъ зашелъ-таки въ коттэджъ, какъ захаживалъ и прежде, но при этомъ случа принесъ письмо не отъ Луки Роуана. Письмо было адресовано на имя мистриссъ Рэй. Рэчель узнала по почерку, что оно написано джентльменомъ, завдывавшимъ денежными длами ея матери,— джентльменомъ, которому мистеръ Рэй, умирая, поручилъ это заняте. Поэтому Рэчель снесла письмо къ матери, сказавъ, что оно отъ мистера Гудолла.

Небольшой доходъ мистриссъ Рэй получался частю отъ нсколькихъ коттэджей въ Бэзльхорст, арендуемыхъ однимъ бэзльхорстскимъ купцомъ, и частю отъ акцй экстерскаго газоваго общества. Газовое общество въ Экстер считалось лучшимъ мстомъ для обращеня капиталовъ и мене, чмъ коттэджи, было подвержено невыгоднымъ случайностямъ. Срокъ, на который отданы были коттэджи въ аренду, кончился и мистриссъ Рэй совтовали продать эту недвижимость. Цны на мста для возведеня знанй близь города значительно возвысились, и потому мистеръ Гудоллъ совтовалъ разстаться съ этимъ небольшимъ имньемъ. Мистриссъ Рэй и Рэчель знали очень хорошо, что рано или поздно, но продажа была неизбжна, и вотъ теперь получено письмо, которымъ мистеръ Гудоллъ приглашалъ мистриссъ Рэй прхать въ Экстеръ для совершеня продажи. ‘Прислать къ вамъ вс документы я не ршился, писалъ мистеръ Гудоллъ:— это значило бы ршить дло, какъ ни попало, а какъ вамъ необходимо имть обо всемъ этомъ положительныя свдня, то лучше прзжайте сюда во вторникъ, такъ что вы легко можете воротиться въ Бэзльхорстъ въ тотъ же день’.

— Душа моя, сказала мистриссъ Рэй, войдя въ комнату:—я должна хать въ Экстеръ.

— Сегодня, мама?

— Нтъ, не сегодня, но во вторникъ. Мистеръ Гудоллъ пишетъ, что мн нужно имть положительныя свдня насчетъ продажи: — ужасныя хлопоты.

Однако, какъ ни были ужасны хлопоты, мистриссъ Рэй не огорчалась по поводу предстоявшей поздки. Она засуетилась, захлопотала, какъ это всегда бываетъ съ женщинами въ подобныхъ случаяхъ, но,— что у женщинъ тоже весьма обыкновенно, — эта суета и хлопоты доставляли ей удовольстве. Она просила Рэчель похать вмст съ ней, и на первыхъ порахъ даже сильно настаивала на этомъ, но подобная прогулка въ настоящя минуты не согласовалась съ настроенемъ духа Рэчель, и наконецъ, она успла отклониться отъ нея подъ предлогомъ лишнихъ расходовъ.

— Мн кажется, мама, это было бы очень безразсудно, сказала она.— Съ тхъ поръ, какъ ухала Долли, у васъ почти никогда не бываетъ лишнихъ денегъ, и при томъ же, когда мистеръ Гудоллъ въ первый разъ заговорилъ о продаж коттэджей, онъ предупредилъ васъ, что въ течене первыхъ трехъ-четырехъ мсяцевъ, вы ничего съ нихъ не получите.

— Но теперь онъ продалъ ихъ, душа моя:—значитъ у него на рукахъ должны быть наличныя деньги.

— Зачмъ же намъ тратить, мама, лишне десять съ половиной шиллинговъ? сказала Рэчель.

Мистриссъ Рэй не могла не уступить своей дочери, которая говорила такимъ ршительнымъ и даже повелительнымъ тономъ. Поэтому съ наступленемъ вторника Рэчель проводила свою мать только до станци желзной дороги.

— Встрчать меня, пожалуйста, не приходи, потому что я сама еще не знаю, на какомъ поду позд, сказала мистриссъ Рэй. — Во всякомъ случа, однако же, я постараюсь воротиться вечеромъ.

— Я буду ждать васъ къ чаю, сказала Рэчель, и когда тронулся поздъ, пошла обратно въ коттэджъ.

Рэчель пошла обратно немедленно, но взяла далеко не прямое направлене. Она не хотла пройти по всей длин главной улицы, хотла избжать пивовареннаго переулка, и въ то же время пройти черезъ кладбище. Поэтому отъ станци желзной дороги Рэчель отправилась къ небольшой деревеньк при подошв холма, на которомъ возвышалась церковь, и оттуда по тропинк, проложенной въ пол, къ церковной оград. Чтобы сдлать этотъ обходъ, она должна была пройти лишнихъ дв мили, въ то время, когда солнце стояло уже высоко и жгло своими лучами. Но что значили для нея и лишнее разстояне, и солнечный зной, когда имлась въ виду цль простоять нсколько минутъ на этомъ мст? Надо сказать, однако, что посщене мста, которое постоянно было въ ея мысляхъ, не принесло ей особенной пользы. Зачмъ ее такъ жестоко обидли? Зачмъ принудили ее принести себя въ жертву? Вотъ вопросы, которые она старалась разршить, когда дошла до ограды. Она парила въ небесахъ, когда впервые услышала отъ матери согласе считать Роуана своимъ женихомъ. Она была въ такомъ восторг, какъ будто для нея открылся рай, когда она увидла себя нареченной невстой Луки Роуана. Но вотъ приходитъ письмо отъ ея жениха, за тмъ слдуетъ совтъ священника, потомъ отвтъ на письмо, и посл того двери ея рая для нея закрылись! — Неужели онъ останется равнодушенъ къ этому? говорила Рэчель самой себ.— Нтъ, я не думаю. А если онъ не равнодушенъ, то почему бы ему не прхать сюда? Неужели я бы не похала къ нему, если бы была такъ же свободна, какъ онъ? Рэчель только что не много отдохнула у ограды кладбища, и потомъ пошла между вязами ускореннымъ шагомъ, съ унылымъ, почти разбитымъ сердцемъ. Никогда она не была бы доведена до этого состояня, если бы мать не сказала ей, что она можетъ любить его! Отсюда-то и истекало все ея горе. Съ ней поступили жестоко. Теперь уже всему свту извстно, что этотъ человкъ былъ ея женихомъ, весь свтъ зналъ объ этомъ. Черри Таппитъ пропла псенку насчетъ ея разочарованй. По этому случаю мистриссъ Таппитъ прзжала въ коттэджъ. Поэтому случаю мистеръ Комфортъ давалъ свои совты. Поэтому случаю мистриссъ Корнбюри прошептала ей нсколько словъ. Поэтому случаю мистриссъ Стортъ утшала ее и тоже давала ей свои совты. Мистеръ Пронгъ находилъ, что съ ея стороны неблагоразумно было любить такого человка. Мистеръ Стортъ находилъ это весьма благоразумнымъ и предлагалъ свою помощь. Все бы это ничего не значило, если бы Роуанъ оставался при ней. Черри могла пть до тхъ поръ, пока бы не охрипло ея горло, мистеръ Пронгъ могъ бы выражать свой ужасъ съ распростертыми руками и показывать видъ, что вотъ сейчасъ, сю минуту обрушатся небеса! Вс толки, вс пересуды не имли бы никакого значеня, если бы двери ея рая не затворились для нея. Но легко ли было, при закрытыхъ дверяхъ ея рая, переносить эти пересуды, это убждене, что извсте о ея положени распространилось весьма далеко! И кто же затворилъ эти двери? Она сама, своими собственными руками. Онъ, ея женихъ, не покидалъ ее. Онъ сдлалъ для нея все, что только требовала честь и благородство, быть можетъ, все, что требовала истинная любовь. Вдь мужчины не такъ мягкосердечны, какъ женщины,— доказывала Рэчель самой себ въ душ своей. Какъ бы ни былъ вренъ мужчина, нельзя, однако ожидать отъ него, что онъ будетъ поддерживать свою любовь посл того холоднаго равнодушя, которое она обнаружила въ своемъ письм! Она, дло другое, поддержала бы свою любовь, какъ бы холодно ни было его письмо! Она все-таки была женщина, однажды поощренная, ея любовь становилась для нея необходимостью.— Въ мужчин, говорила Рэчель самой себ, много гордости и мало постоянства. Нтъ, нтъ! она больше ее услышитъ о немъ. Двери ея рая затворились для нея навсегда! Таковы были думы Рэчель, когда она возвращалась домой, таковы были ея думы въ течени цлаго дня, проведеннаго въ совершенномъ одиночеств.

Вечеромъ, въ половин восьмаго, мистриссъ Рэй воротилась домой. Пройдя отъ станци желзной дороги дв мили, она очень устала. Кром того, она провела половину дня на ногахъ и прохала восемьдесятъ миль по желзной дорог, а это измучило ее еще больше. Да, она очень устала и, при другихъ обстоятельствахъ, принялась бы перечислять вечеромъ вс свои горести, точно также, какъ перечисляла Рэчель свои поутру. Но въ Экстер повстрчалось особенное обстоятельство, воспоминане о которомъ брало верхъ надъ усталостю мистриссъ Рэй, — такъ что когда Рэчель вышла къ ней на встрчу къ дверямъ коттэджа, она не показала виду, что устала, и только томно посмотрла въ лицо своей дочери, — посмотрла нжно, съ какимъ-то безпокойствомъ, и сказала два три слова, которыми хотла выразить всю свою любовь.

— Вы, должно быть, очень устали, сказала Рэчель, принудивъ себя оставить на время мрачное настроене духа.

— Устала, мой другъ, — очень устала. Я думала, что поздъ никогда не дойдетъ до Бэзльхорсга: останавливался на всхъ промежуточныхъ станцяхъ, мн кажется, я скоре бы дошла пшкомъ.

Лтъ двнадцать назадъ быстрота этихъ поздовъ наводила на мистриссъ Рэй такой ужасъ, что она ни подъ какимъ видомъ не ршалась совершать на нихъ путешествя.

— Кого вы тамъ видли? спросила Рэчель.

— Кого видла! сказалъ мистриссъ Рэй.— А теб кто сказалъ, что я кого нибудь видла?

— Да вы видли же, наконецъ, мистера Гудолла?

— О да, его, разумется, я видла. Я видла его, и коттэджи вс проданы. Наши проценты увеличатся еще на семь фунтовъ стерлинговъ въ годъ. На семь фонтовъ можно купить много вещей.

— А на десять фунтовъ еще больше.

— Конечно, больше, душа моя. Я и говорила мистеру Гудоллу, нельзя ли получать по десяти фунтовъ, —цифра эта какъ-то кругле, но онъ сказалъ, что это невозможно, потому что цны на акци сильно поднялись. Онъ могъ бы это сдлать, еслибъ я имла шестьдесятъ фунтовъ, но гд же ихъ взять?

— Кого же вы, мама, еще видли, кром мистера Гудолла? — Я знаю, что вы кого нибудь видли, и должны сказать мн.

— Пустяки, Рэчель. Ты не можешь знать, что я видла еще кого нибудь.

Здсь мы должны, однакоже, объяснить причину колебаня мистриссъ Рэй, и для этого считаемъ за лучшее обратиться къ ея поздк въ Экстеръ. Вс событя дня можно передать въ нсколькихъ словахъ, но одно изъ нихъ до такой степени озаботило ее, въ такое привело ее смущене, что нельзя не разсказать его съ нкоторой подробностю.

По ирзд въ Экстеръ, мистриссъ Рэй сла въ омнибусъ, который долженъ былъ доставить ее прямо въ контору мистера Гудолла. По дорог ей вздумалось зайти въ одинъ магазинъ на главной улиц, и потому она вышла на углу одного изъ переулковъ, выводившихъ къ дому, въ которомъ находилась контора. Она вышла изъ кареты очень осторожно, какъ и слдуетъ провинцальной дам не молодыхъ уже лтъ, вышла и повернула къ магазину, какъ вдругъ передъ ней, на мостовой, очутился Лука Роуанъ. Онъ стоялъ передъ ней лицомъ къ лицу, такъ, что не было никакой возможности показать видъ, что они другъ друга не замтили, даже если бы и пожелали того. Подобная попытка для мистриссъ Рэй была невыполнима и не согласовалась съ характеромъ Луки Роуана. Онъ только что вышелъ изъ магазина, и вылзавшая изъ омнибуса фигура мистриссъ Рэй обратила на себя его внимане.

— Здоровы ли вы? — сказалъ Роуанъ, протянувъ руку и такимъ голосомъ, какъ будто между нимъ и мистриссъ Рэй не было ничего такого, что требовало бы особеннаго тона или словъ.

— Мистеръ Роуанъ! Вы ли это? Вотъ уже не думала увидть васъ въ Экстер.

— Я полагаю, — какъ и я не думалъ встртиться съ вами. И что еще удивительне, мы прхали сюда по одному и тому же длу, хотя я и не зналъ объ этомъ до вчерашняго дня.

— По какому длу, мистеръ Роуанъ?

— Я купилъ ваши коттэджи въ Бэзльхорст.

— Нтъ!

— Купилъ и деньги заплатилъ, вы отправляетесь въ контору мистера Гудолла подписать запродажный актъ. Неправда ли? Видите, мн все извстно?

— Какъ это странно! — согласитесь сами.

— Дло въ томъ, что я долженъ купить въ Бэзльхорст участокъ земли подъ постройку зданя. Таппитъ продолжаетъ бороться, а такъ какъ я не намренъ уступить ему, то хочу имть въ Бэзльхорст свою недвижимость.

— Значитъ вы сроете коттэджи?

— Да, если не удастся срыть Таппита и получить старый заводъ. Я принужденъ былъ купить вашу землю, потому что другой, боле удобной для меня, не отыскалось. Вы продали ее слишкомъ дешево, скажите это отъ меня мистеру Гудоллу.

— Онъ говоритъ, что черезъ эту продажу я получу выгоду.

— Въ самомъ дл?— Въ такомъ случа я очень радъ. Я прхалъ изъ Лондона вчера собственно за тмъ, чтобы покончить это дло, и сегодня узжаю назадъ.

Во все это время ни слова не было сказано о Рэчель. Онъ даже не спросилъ о ея здоровь, какъ это длается между знакомыми. Онъ даже не показалъ ни малйшаго виду, что стсняется разговоромъ съ матерью Рэчель, казалось, что онъ, узжая, высказалъ ей все, что было нужно сказать. Мистриссъ Рэй съ самаго начала боялась услышать что нибудь лишнее, но теперь, когда Роуанъ оставлялъ ее, она стала сожалть, что онъ ничего больше не сказалъ. Но онъ еще не ушелъ, можетъ статься, что нибудь и скажетъ.

— У меня буквально нтъ минуты свободной, сказалъ Роуанъ, вторично подавая свою руку: — до отъзда мн нужно зайти еще въ два-три дома.

— До свиданья, сказала мистриссъ Рэй.

— До свиданя, мистриссъ Рэй. У васъ, я думаю, трактуютъ обо мн не совсмъ-то хорошо. Я знаю это. Въ настоящее время ничего больше не скажу. Здорова ли она?

— Слава Богу, благодарю васъ.

При этомъ вопрос по всему тлу мистриссъ Рэй пробжала лихорадочная дрожь.

— Я ничего не посылаю ей. При настоящемъ порядк вещей, всякя посланя были бы неумстны. Прощайте, мистриссъ Рэй.

Сказавъ это, Роуанъ ушелъ.

Въ ту минуту мистриссъ Рэй не успла сообразить, что ей нужно сдлать или сказать вслдстве этой встрчи, и нужно ли еще было сдлать или сказать что нибудь. Она съ нетерпнемъ ждала обратной поздки, чтобы все свободное время посвятить размышленямъ объ этомъ предмет. Сдлавъ покупки въ магазин, она поспшила въ контору мистера Гудолла въ крайнемъ недоумни, слдуетъ ли ей или не слдуетъ говорить Рэчель объ этой встрч. Въ дом мистера Гудолла она оставалась не долго, обдала тамъ, подписала актъ, распрашивала о состояни газоваго общества. Проникнутый воспоминанями о добродуши и искреннемъ расположени къ нему мистера Рэя, мистеръ Гудоллъ всегда оказывалъ особенное радуше и гостепримство въ тхъ рдкихъ случаяхъ, которые приводили мистриссъ Рэй въ Экстеръ. За обдомъ онъ сдлалъ нсколько вопросовъ о молодомъ покупател, которые ставили мистриссъ Рэй въ затруднительное положене.— Да, отвчала мистриссъ Рэй: она знаетъ его. Она недавно встртила его на улиц и услышала отъ него о покупк. Молодой Роуанъ,— мистриссъ Рэй называла его своимъ другомъ,— не разъ бывалъ въ ея коттэдж, но даже и виду не подалъ о своемъ желани купить ея недвижимость.— Хорошо ли о немъ отзываются въ Бэзльхорст? Мистриссъ Рэй такъ рдко бывала въ Бэзльхорст, что затруднялась отвтить на это. Она слышала, что Роуанъ поссорился съ мистеромъ Таппитомъ, и что многе обвиняютъ его за эту ссору. О его состояни она ничего не знала, но слышала, кто-то говорилъ, что онъ ухалъ не заплативъ долговъ. Не трудно представить себ, въ какомъ жалкомъ и безпомощномъ состояни находилась мистриссъ Рэй по время этихъ допросовъ, не смотря на то, что мистеръ Гудоллъ не сдлалъ ни одного намека на Рэчель.

— Во всякомъ случа мы получили наши денежки, сказалъ мистеръ Гудоллъ: — а мн кажется, въ этомъ должна заключаться наша главная забота. Надо, однако, сказать, что молодой человкъ — порядочный кремень. Не могу понять, что ему за охота оставлять долги за собой, имя такой хорошй запасъ денегъ.

Все это длало положене мистриссъ Рэй еще боле затруднительнымъ. Въ течене послднихъ двухъ-трехъ недль она сожалла, что ходила къ мистеру Комфорту за совтомъ, сожалла, что не позволила Рэчель написать Роуану отвтъ въ выраженяхъ горячей любви, сожалла, что не позволила, чтобы помолвка между молодыми людьми продолжалась такъ же, какъ началась. Но теперь она снова начала думать, что поступила благоразумно. Если этотъ человкъ дйствительно былъ кремень, то не лучше ли для Рэчель совсмъ оставить его, даже при всей ея горести? Размышляя объ этомъ на обратномъ пути въ Бэзльхорстъ, она снова ршила въ душ своей, что Роуанъ былъ волкъ, а между тмъ не могла ршить, что нужно и чего не нужно было говорить Рэчель о встрч съ нимъ, не ршила даже до той минуты, когда подошла къ дверямъ своего коттэджа.— Въ настоящее время я ничего не посылаю ей, говорилъ Роуанъ. При настоящемъ порядк вещей всякя посланя были бы неумстны. Что онъ этимъ хотлъ сказать? Какое въ этихъ словахъ выражалось намрене съ его стороны? Мистриссъ Рэй нсколько разъ задавала себ эти вопросы, но отвты на нихъ не являлись.

Промолчать о встрч со стороны мистриссъ Рэй было невозможно, даже если бы она и ршилась на это. Скрыть этотъ фактъ было бы также трудно, какъ трудно скрыть воду въ ршет: Рэчель вывдала бы его, даже и въ такомъ случа, если бы мистриссъ Рэй ршилась ни подъ какимъ видомъ не сообщать о немъ. Разсказывая о своей поздк, она уже дала понять Рэчель, что встртилась въ Экстер съ человкомъ, съ которымъ никакъ не надялась встртиться.

— Но, мама, кого же вы видли еще, кром мистера Гудолла? спросила Рэчель.— Я знаю, что вы кого-то видли, и должны сказать мн.

— Каке пустяки, Рэчель! почему ты можешь знать, что я еще кого нибудь видла?

Наступила небольшая пауза, посл которой Рэчель снова начала распрашивать.

— Я знаю, мама, что вы кого-то встртили. Другая пауза.— Мама, не встртили ли вы мистера Роуана?

Мистриссъ Рэй стояла, какъ обличенная въ проступк. Если бы она ничего и не сказала, то самый видъ ея лица съ достаточной ясностью отвчалъ на сдланный вопросъ.

— Дйствительно, я встртила мистера Роуана. Онъ прзжалъ въ Экстеръ по своимъ дламъ.

— И что же онъ говорилъ, мама?

— Ничего не говорилъ, по крайней мр, не сказалъ ничего особеннаго. Онъ-то и купилъ наши коттэджи, за этимъ собственно онъ и прзжалъ. Онъ объявилъ мн, что ему нуженъ участокъ земли близь Бэзльхорста, потому что пивоваренный заводъ ему не достается.

— Что же еще онъ говорилъ?

— Я же геб говорю, что ничего больше не было сказано.

— А обо мн неужели онъ даже не вспомнилъ?

Во время этого разговора мистриссъ Рэй смотрла въ сторону отъ Рэчель — она отвернулась отъ нея съ умысломъ. Но теперь, голосъ дочери, въ которомъ отзывалась вся пытка души, принудилъ ее перемнить свое положене и посмотрть на Рэчель. Она увидла такое жалкое выражене горя на лиц дочери, что сердце ея въ ту же минуту растаяло въ ней, и она начала желать, чтобы воротили имъ Роуана, со всми его недостатками.

— Скажите правду, мама, вдь все равно, я узнаю и посл.

— Да, мой другъ, онъ даже не упомянулъ твоего имени, хотя и сказалъ о теб нсколько словъ.

— Какя же эти слова, мама?

— Онъ сказалъ, что ничего не посылаетъ теб, потому что это было бы безполезно.

— Въ самомъ дл онъ это сказалъ?

— Да, сказалъ. Я полагаю, онъ хотлъ этимъ выразить, что безполезно передавать теб что нибудь, пока самъ не прдетъ.

— Нтъ, мама, совсмъ не то хотлъ онъ выразить. Я понимаю, что у него было на ум. Онъ впрочемъ совершенно правъ. Дйствительно, теперь всякое послане ко мн было бы безполезно. Все это я сдлала сама и потому обвинять его не имю никакого права. Мама, если вамъ ничего не нужно, то я пойду спать.

— Душа моя, ты ошибаешься, я въ этомъ уврена. У него совсмъ не то было на ум.

— Вы такъ думаете, мама? При этихъ словахъ на лиц Рэчель показалась томная, печальная, полная горести улыбка, улыбка столь грустная и жалкая, что поражала сердце матери сильне всякихъ звуковъ печали, всякихъ стоновъ или вопля горести,— А я такъ думала совсмъ иначе. Впрочемъ, всякя сомння и опасеня ни къ чему не приведутъ. Теперь все кончено.

— И во всемъ виновата я!

— О, мама, нисколько. Тутъ не виноваты ни вы, ни я. Мн кажется, лучше не говорить объ этомъ. О! зачмъ онъ прзжалъ сюда!

— Быть можетъ, Рэчель, еще все перемнится, и все будетъ хорошо.

— Быть можетъ, только не здсь, а въ другомъ мр. Въ здшнемъ мр для меня теперь ничего не можетъ быть хорошаго. Спокойной ночи, мама. Ради Бога, не думайте, что я сердита на васъ.

И Рэчель удалилась на верхъ, оставивъ мистриссъ Рэй одну — съ ея горемъ.

ГЛАВА XXII.
ДОМАШНЯЯ ПОЛИТИКА ВЪ ПИВОВАРЕННОМЪ ЗАВОД.

Между тмъ дла въ пивоваренномъ завод шли не совсмъ-то прятно, и мистеръ Таппитъ становился самымъ непрятнымъ человкомъ въ ндрахъ своего семейства. Тяжебное дло иногда обращаетъ человка въ чрезвычайно любезнаго собесдника въ кругу жены и дтей. Это бываетъ иногда даже при очевидномъ проигрыш процесса, если только адвокатъ съуметъ поддержать въ тяжущемся воинственное настроене духа, и если самая борьба въ тяжб будетъ доставлять удовольстве. Если это будетъ стоить мн тысячу фунтовъ — скажетъ такой господинъ:— я вопьюсь въ него, какъ слпень. Пусть онъ попробуетъ стряхнуть меня. Въ такое время смло можно разсчитывать на его веселый юморъ и расположене къ щедрости. Въ такя минуты жена смло можетъ просить денегъ на званый обдъ, а дочери на новыя платья. Въ эти минуты онъ пручается не обращать вниманя на деньги и воображать, что нисколько не стсняясь и полными пригоршнями можетъ сять пятифунтовыя ассигнаци. Но далеко не то было съ мистеромъ Таппитомъ. Адвокатъ его, Хониманъ, не поддерживалъ въ немъ воинственнаго духа, а въ минуты хладнокровнаго размышленя, мистеръ Таппитъ боялся поручить свои интересы двумъ другимъ адвокатамъ, Шарпиту и Лонгфэйту. И мистриссъ Таппитъ, тоже въ минуты хладнокровнаго размышленя, начинала страшиться гибели, до которой, по всей вроятности, могъ довести ихъ этотъ ужасный молодой человкъ. Она уже узнала, до какой степени ложны были слухи насчетъ легкомысля, заносчивости, безпечности и долговъ Луки Роуана. Для нея было очевидно, что Хониманъ боялся этого молодаго человка, и что Хониманъ, хотя не обладалъ такою дальновидностью, какъ друге адвокаты, но былъ во всякомъ случа человкъ честныхъ правилъ. Хониманъ тоже полагалъ, что если заводъ продадутъ Роуану, то общанные послднимъ тысяча фунтовъ въ годъ будутъ уплачиваемы аккуратно, такому ршеню вопроса сама мистриссъ Таппитъ соглашалась подчиниться, считая это за лучшее средство, которое предлагала неумолимая судьба. Хониманъ доказывалъ ей, что мистеръ Таппитъ, послушавъ добраго совта, могъ бы принять Роуана своимъ компаньономъ, на равныхъ условяхъ относительно власти и владня, но со львиною долею изъ прибыли, предлагаемою самимъ Роуаномъ. Но она знала, что Таппитъ не согласится на это. и знала также, что если бы его убдили согласиться на нкоторое время, то могли бы выйти самыя печальныя послдствя.— Они разодрались бы, мистеръ Хониманъ, побили бы другъ друга кочергами, говорила мистриссъ Таппитъ: — и что стали бы длать наши покупатели, если бы объ этомъ напечатали въ газетахъ? На мст мистера Таппита, я предоставилъ бы ему полную свободу, отвтилъ Хониманъ.— Это показываетъ, что вы не знаете Таппита, возразила мистриссъ Таппитъ. Какъ бы то ни было, тысяча фунтовъ въ годъ и почетное удалене въ виллу представлялись мистриссъ Таппитъ самымъ выгоднымъ ршенемъ. Она хотла употребить все свое вляне, чтобы достичь этого результата разумется въ такомъ лишь случа, если ее уврятъ, что тысяча фунтовъ будетъ выдаваться за годъ впередъ.

Что же касается до самаго Таппита, то онъ уже не такъ заботился о продолжени битвы, какъ это было на первыхъ порахъ посл отъзда Роуана. Его храбрость и желане борьбы не имли хорошей поддержки. Еслибы Хониманъ потрепалъ его по плечу и взялъ бы съ него чистыя денежки, сказавъ, что все въ свое время ршится въ его пользу, и что Роуанъ будетъ уничтоженъ, онъ прямо сталъ бы хвастаться по всему Бэзльхорсту и былъ бы счастливъ. Тогда мистриссъ Таппитъ съ своими дочерьми весело бы проводили время, Таппиты вышли бы изъ борьбы съ четырьмя или пятью стами фунтовъ годоваго дохода на всю жизнь, вмсто предлагаемыхъ тысячи фунтовъ, и никто никого не сталъ бы обвинять за подобный результатъ. Но у Хонимана не доставало духу для такой поддержки. При своей угрюмости, недятельности, неподвижности, онъ только качалъ головой и говорилъ, что дла идутъ дурно. Таппитъ ругался, выходилъ изъ себя и уже вполовину ршился передать свое дло Шарпиту и Лонгфэйту. Шарпитъ и Лонгфэйтъ охотно приняли бы на себя обязанность ободрять его, сулить ему огромныя выгоды, но судьба, повидимому, не хотла довести Таппита до конечнаго разореня, не допустивъ его до такого сумасбродства, чтобы искать совтовъ Шарпита и Лонгфэйта. Судьба только длала его сердитымъ и непрятнымъ въ ндрахъ своего семейства. Изыскивая средства къ избавленю себя отъ такого страшнаго врага, онъ предпочелъ занять сумму денегъ, необходимую для того, чтобы откупиться отъ Роуана. Роуанъ требовалъ десять тысячъ фунтовъ, тогда какъ Таппитъ все еще думалъ, что можно помириться на семи, а много много на восьми тысячахъ.

— Не думаю, что онъ возьметъ меньше десяти, говорилъ Хониманъ:— потому что его пай стоитъ этихъ денегъ.

Это было очень досадно, кто же можетъ удивляться, что Таппитъ былъ непрятнымъ собесдникомъ въ своемъ собственномъ дом?

На другой день посл поздки мистриссъ Рэй въ Экстеръ, Таппитъ отправился въ маленькую контору мистера Хонимана,— что, мимоходомъ сказать, обратилось у него въ ежедневную привычку, и сидлъ тамъ, съ шляпою на голов, разсуждая о своихъ длахъ.

— Мистеръ Роуанъ купилъ коттэджи у мистриссъ Рэй, сказалъ Хониманъ.

— Вздоръ! вскричалъ Таппитъ, какъ будто подобная покупка со стороны Роуана была для него новымъ оскорбленемъ.

— Да,— купилъ, продолжалъ Хониманъ.— Тутъ нтъ ни малйшаго сомння. Если онъ намренъ построить заводъ, то лучше этого мста ему бы не выбрать. Совсмъ въ сторон отъ города, и въ то же время, какъ говорится, стоитъ только руку подать на главную улицу.

Не хочу повторять восклицаня Таппита, когда онъ выслушалъ замчане своего адвоката,— скажу только, что по свойству своему оно доказывало, что эта новость произвела на него впечатлне.

— Это такой человкъ, отъ котораго можно ожидать чего вы и не думали, говорилъ Хониманъ.— Разоряя васъ, онъ не задумается разорить и самого себя.

— Не думаю, что у него было бы что нибудь терять.

— Тутъ-то вы и ошибаетесь. Онъ заплатилъ за землю наличныя деньги, въ противномъ случа Гудоллъ не отдалъ бы ее. Гудоллъ знаетъ свое дло не хуже всякаго другаго.

— И вы думаете, что онъ скоро приступитъ къ постройк?

При этомъ вопрос выражене лица Таппита, право, смягчило бы сердце всякаго обыкновеннаго адвоката,— но Хониманъ принадлежалъ къ числу такихъ людей, которыхъ ничто не въ состояни ожесточить или смягчить.

— Не знаю, мистеръ Таппитъ, къ чему онъ намренъ приступить и когда? Если бы не эта тяжба, то разумется вы бы позволили ему строить что угодно и только бы смялись надъ нимъ.

Мистеръ Таппитъ произнесъ другое восклицане, еще крпче нахлобучилъ свою шляпу, потомъ вышелъ изъ конторы адвоката и воротился на заводъ.

На завод обдали въ три часа, въ этотъ день во время обда отецъ семейства былъ очень непрятенъ. Онъ до того бранилъ горничную, что бдная двушка едва могла отличать ложки отъ вилокъ. Онъ осуждалъ произведеня кухарки, такъ что эта почтенная особа объявила, что если ‘ея господинъ сдлался такимъ разборчивымъ, то можетъ прискать себ другую кухарку, и чмъ скоре, тмъ лучше,— хоть сейчасъ, она готовила кушанья на людей получше его, и опять будетъ готовить’.— Таппитъ ворчалъ на дочерей своихъ до того, что вс он, надувъ губки, молча пришли къ взаимному соглашеню — никогда больше не обращать вниманя на его настоящее настроене духа. На вопросы жены,— вопросы чисто любезные и клонившеся къ его успокоеню,— онъ отвчалъ такимъ тономъ, что мистриссъ Таппитъ ршилась на сонъ грядущй хорошенько посчитаться съ нимъ.— Я знаю свой долгъ, говорила она самой себ: — и могу вытерпть много. Но есть такя вещи, которыя не могутъ входить въ кругъ моей обязанности.— Посл обда Таппитъ сейчасъ же ушелъ въ свою контору и тамъ въ первый разъ на этой недл увидлъ ‘Бэзльхорстскую газету и Современную лтопись’. Это былъ еженедльный листокъ, первоначальное назначене котораго состояло въ сообщени жителямъ южнаго Девоншира, по воскресеньямъ, новостей минувшей недли,— и вслдстве этого на каждомъ его нумер днемъ выпуска значилось воскресенье. Но постепенно онъ началъ являться въ свтъ раньше срока,— сначала наканун его, а потомъ цлымъ днемъ раньше, такъ что теперь, въ перодъ нашего разсказа, онъ былъ выпущенъ въ пятницу утромъ.

— Прочитайте-ка вотъ это,— сказалъ здоровенный старикъ, управляющй заводомъ, подавая Таппиту газету и наложивъ толстый свой палецъ на извстный столбецъ. Старикъ этотъ помнилъ Бонголла, и хотя уважалъ Таппита, но не боялся его.— Вы только прочитайте вотъ это. Разумется, это ничего не значитъ,— но все-таки не мшаетъ знать, что говорятъ друге.

И управляющй подалъ Таппиту газету, чуть не просверливъ своимъ ногтемъ дыры на томъ мст, на которое хотлъ обратить особенное его внимане.

Таппитъ прочиталъ статью, и отъ нея желчь разлилась въ немъ еще боле. Это была критика на его пиво, написанная далеко не въ дружелюбномъ тон. ‘Никакой нтъ причины, гласила статья: почему Бэзльхорстъ долженъ наводняться влагой, которой не слдовало бы предлагать для питья никому изъ христанъ. Бэзльхорстъ точно также способенъ отличать хорошее пиво отъ дурнаго, какъ и всякй другой городъ въ Британской импери. Пусть мистеръ Таппитъ обратитъ на это внимане, въ противномъ случа изъ подъ самыхъ его ногъ явится молодой соперникъ и сорветъ съ его чела хмлевой внокъ, который сплелъ для себя и носилъ Бонголлъ’.— Такое нападене было тмъ боле жестоко, что самая газета обязана своимъ существованемъ деньгамъ Бонголла и всегда была предана интересамъ Бонголла. Теперь же жестоко было съ ея стороны нападать на него. Впрочемъ, и то сказать, имлъ ли онъ право ожидать чего нибудь другаго? Извстно было всмъ, что онъ общалъ свой выборный голосъ еврею, тогда какъ газета поддерживала интересы Корнбюри.

Какъ бы то ни было, Таппитъ не хотлъ смотрть на это нападене съ надлежащей точки зрня. Въ настоящее время всякую бду, которая обрушивалась на него, онъ приписывалъ своему заклятому врагу.

— Продлки этого грязнаго, низкаго, скрытнаго мерзавца, сказалъ онъ управляющему.

— Не думаю, мистеръ Таппитъ, ршительно не думаю.

— Я теб говорю, что это его продлки, чтобы ты тамъ ни думалъ.

— Какъ вамъ угодно, мистеръ Таппитъ, сказалъ управляющй, и вышелъ изъ конторы, оставивъ своего хозяина размышлять надъ газетой въ уединени.

Горькое, тяжелое время наступило для пивовара. Онъ принадлежалъ къ числу тхъ людей, которые не теряютъ мужества, когда вокругъ ихъ раздаготся бранные крики, но которые среди тишины и спокойствя не могутъ держаться своихъ убжденй. Онъ бушевалъ, громко говорилъ и настаивалъ на своемъ въ то время, когда его окружали друге, слушали его и, быть можетъ, восхищались, но становился трусомъ, когда оставался наедин и начиналъ размышлять о длахъ, которыя ни подъ какимъ видомъ не согласовались съ его желанемъ. Что же ему длать, если окружавше его, которые знали всю его жизнь, какъ знали его и издатели газеты, что ему длать, если вс они возстали противъ него и заговорили о дурномъ пив, какъ говорилъ Роуанъ. Безъ поддержки старыхъ друзей своихъ, онъ не могъ стать лицомъ къ лицу съ этимъ новымъ непрятелемъ. Хониманъ говорилъ ему, что онъ потерпитъ поражене. Что станетъ съ нимъ и съ его семействомъ, если поражене окажется неизбжнымъ? Нахлобучивъ шляпу на самыя брови, и балансируя въ своей маленькой контор на заднихъ ножкахъ высокаго табурета, онъ бранилъ Хонимана на чемъ свтъ сгоигь. Если бы Хониманъ обладалъ умомъ, искусствомъ, адвокатскимъ смысломъ, если бы онъ былъ похитре, былъ способенъ на какую нибудь выдумку, все бы уладилось какъ нельзя лучше. Но въ томъ-то и бда, что Хониманъ дуракъ, оселъ, трусъ, мало того, онъ просто плутъ. Къ счастю для Хонимана, и къ счастю также для самого мистера Таппита, эта ругань не выходила за предлы собственной груди Таппита. Намъ всмъ извстно, какъ прятно иногда ругнуть такимъ образомъ нашего задушевнаго друга, но при этомъ, конечно, мы довольствуемся тмъ ограниченнымъ числомъ слушателей, къ которому мистеръ Таппитъ обращался при настоящемъ случа.

Между тмъ мистриссъ Таппитъ сидла въ гостиной съ своими дочерями и тоже въ душ не была счастлива. За обдомъ мужъ огорчилъ, обидлъ ее, она тоже имла приватное совщане съ мистеромъ Хониманомъ.— Вы лучше не позволяйте ему продолжать эту тяжбу, говорилъ Хониманъ. Онъ проиграетъ ее, и тогда заплатитъ вдвое. Мистриссъ Таппитъ не мене мужа своего негодовала на Роуана, но вполн сознавала безразсудство раздражать молодаго человка во вредъ самимъ себ. Въ тотъ же вечеръ она собиралась весьма серьезно поговорить съ Таппитомъ, а между тмъ перебирала въ ум своемъ вс обстоятельства распри Роуана, стараясь разсмотрть ее со всхъ сторонъ. Въ присутстви дочерей своихъ, за исключенемъ впрочемъ Марты, она не имла обыкновеня длать критическихъ замчанй насчетъ образа дйствй и поведеня ихъ отца, но при настоящемъ столь важномъ случа, отступила отъ этого правила и въ полномъ женскомъ семейномъ конклав занялась обсужденемъ семейныхъ длъ.

— Не знаю, что сдлалось съ вашимъ папа, начала она.— Сегодня онъ не похожъ на самого себя.

— Я полагаю, онъ озабоченъ тяжбой, которую затялъ мистеръ Роуанъ, сказала дальновидная Марта.

— Противный человкъ! Я желала бы, чтобы онъ никогда не приближался къ здшнему мсту, замтила Огюста.

— Не знаю, я не нахожу въ немъ ничего противнаго, сказала Черри — Онъ всмъ намъ нравился, когда жилъ у насъ.

— Но онъ такъ низко поступилъ съ папа! сказала Огюста.— Я называю это мошенничествомъ, чистйшимъ мошенничествомъ.

— Прежде чмъ отзываться о немъ подобнымъ образомъ, нужно узнать и понять, въ чемъ дло, сказала Марта.— Конечно, для папа это больно и досадно, но почему знать, можетъ быть, мистеръ Роуанъ иметъ какое нибудь право на своей сторон.

— Я ничего не знаю насчетъ права, сказала мистриссъ Таппитъ.— Я только думаю, что онъ не имлъ никакого права прхать сюда и поступать на перекоръ, такъ сказать, самому призраку роднаго дяди. Я соглашаюсь съ Огюстой и нахожу, что поступокъ его весьма грязный.

— Весьма позорный, съ негодованемъ сказала Огюста.

— Но если законъ на его сторон, продолжала мистриссъ Таппитъ: — то вашему папа не слдовало бы идти противъ него. Что будетъ съ нами, если мы лишимся всего и намъ велятъ заплатить больше того, чмъ иметъ вашъ папа? Прятно ли будетъ, если насъ выпроводятъ изъ этого дома?

— Не думаю, что онъ сдлаетъ это, сказала Черри.

— Ты говоришь, Черри, какъ будто влюблена въ этого человка, сказала Огюста.

— Я знаю, кто изъ насъ была влюблена въ него, отвчала Черри.

— Что касается до любви, сказала мистриссъ Таппитъ:— то намъ всмъ извсто, кто влюбленъ въ него — хитрая, дрянная двчонка! Во всемъ этомъ дл меня ничто такъ не бситъ, какъ мысль, что она была у насъ на балу.

— Это все Черри устроила, сказала Огюста. На такое замчане Черри отвчала сестр одной гримасой.— Борьба за Рэчель при настоящихъ обстоятельствахъ была бы совершенно проиграннымъ дломъ, Черри не имла бы достаточно отваги для продолженя этой борьбы въ защиту своей подруги.

— Вопросъ вотъ въ чемъ: что намъ слдуетъ длать относительно этой тяжбы? сказала мистриссъ Таппитъ.— По манерамъ и обращеню вашего папа не трудно замтить, что онъ сильно встревоженъ. Онъ не хочетъ принять его своимъ компаньономъ, это врно.

— Еще бы! я такъ и думала, сказала Огюста.

— Все это очень хорошо, замтила Марта: — но если молодой человкъ можетъ доказать свои права, онъ долженъ и воспользоваться ими.— А вы знаете, мама, что говоритъ объ этомъ мистеръ Хониманъ?

— Знаю, душа моя, знаю. Мистриссъ Таппитъ сообщала своему голосу торжественный тонъ, и дочери начали слушать ее съ напряженнымъ вниманемъ.— Да, мой другъ, я знаю. Мистеръ Хониманъ полагаетъ, что вашъ папа долженъ уступить.

— И принять его въ компаньоны себ? сказала Огюста.— Папа, кажется, ршилъ, что онъ не въ состояни сдлать этого.

— Изъ этого еще не слдуетъ, что папа, прекративъ тяжбу, долженъ принять мистера Роуана своимъ компаньономъ. Онъ можетъ заплатить деньги, которыя требуетъ мистеръ Роуанъ.

— А найдутся ли у него эти деньги? спросила Марта.

— Вотъ еще! неужели не найдутся? сказала Огюста.

— Или, продолжала мистриссъ Таппитъ: — вашъ папа можетъ совсмъ отказаться отъ завода, получивъ хорошя отступныя въ вид ежегодной платы, которая будетъ служить обезпеченемъ для насъ всхъ. Вашъ папа занимался эгимъ дломъ въ течени многихъ лтъ, онъ работалъ, какъ каторжникъ. Кром меня никто не знаетъ его труженичества. Быть пивоваромъ и управлять всмъ заводомъ — не шуточное дло! Пусть попробуетъ заняться этимъ молодой Роуанъ, ничего! не обрадуется!

— Въ состояни ли онъ будетъ платить намъ отступныя? спросила Марта.

— Мистеръ Хониманъ говоритъ, что въ состояни, въ противномъ случа заводъ снова поступитъ въ наше владне.

— Гд же мы будемъ жить? спросила Черри.

— Этого еще нельзя ршить. Во всякомъ случа, гд нибудь по близости, чтобы папа вашъ могъ наблюдать свои интересы и знать, что дла идутъ исправно. Можетъ статься, что Торки будетъ самымъ лучшимъ мстомъ.

— Торки! это будетъ просто прелесть!— сказала Черри.

— А Роуанъ? неужели онъ прдетъ и будетъ жить на завод? сказала Огюста.

— Разумется, если только захочетъ,— замтила Марта.

— И женится на Рэчель Рэй?— сказала Черри.

— Ну ужь этого-то онъ никогда не сдлаетъ, съ энергей возразила мистриссъ Таппитъ.

— Никогда, никогда и никогда! воскликнула Огюста, еще съ большей энергей.

Въ этомъ род значительное и влятельное большинство женскихъ членовъ въ семейств пивовара разсматривало предложене Роуана. При этомъ, разумется, не было и помину о снисхождени къ проступкамъ молодаго человка, но вс видли, съ свойственнымъ женщинамъ благоразумемъ, что было бы безразсудно раззоряться изъ-за одной къ нему ненависти. Съ другой стороны для какой же женщины, живущей въ грязномъ кирпичномъ дом, въ дыму и духот пивовареннаго завода, идея о приморской вилл въ Торки не покажется очаровательною? Никто изъ семейства, даже сама мистриссъ Таппитъ, не знали количества годоваго дохода, служившаго вознагражденемъ Таппиту за его неусыпные труды. Но судя по тому скромному образу жизни, который заставляли ихъ вести,— доходъ не могъ быть великъ. При измнившихся обстоятельствахъ, по поводу предложеня Роуана, мистеръ Таппитъ получалъ бы тысячу фунтовъ въ годъ,— а въ Торки — чего бы, кажется, нельзя было сдлать на тысячу фунтовъ въ годъ! До возвращеня мистера Таппита домой,— а въ тотъ вечеръ дла задержали его въ гостинниц Дракона до десяти часовъ,— въ женскомъ собрани было ршено принять предлагаемые тысячу фунтовъ.

Мистеръ Таппитъ все еще былъ озабоченъ и встревоженъ. Какого рода дла удержали его въ гостинниц Дракона, онъ не удостоилъ объяснить, но, повидимому, свойство ихъ нисколько не способствовало къ его успокоеню. Быть можетъ, мистриссъ Таппитъ догадывалась, въ чемъ они состояли, но прямо этого не ршилась высказать. Она сдлала легкое замчане, которое съ тмъ вмст послужило и намекомъ на эти дла.

— Фуй, какая гадость! воскликнула она, когда мистеръ Таппитъ приблизился къ ней:— ужь если вы хотите курить, то пожалуста курите хорошй табакъ.

— Я и курю хорошй, отвчалъ Таппитъ, сдлавъ быстрый поворотъ.— Это такъ называемый лучшй птичй глазокъ. Вы не знаете толку въ табак!

— Извините, Т.: я знаю толкъ. Для меня всякй табакъ — отрава, чистйшая отрава, — вамъ это очень хорошо извстно. Но это крпкое вонючее зелье, къ которому вы пристрастились въ послднее время, въ состояни убить кого угодно.

— Я и не думалъ пристраститься къ крпкому вонючему зелью, сказалъ Таппитъ.

Это было началомъ вечерняго совщаня. Я расположенъ думать, что мистриссъ Таппигъ имла свои собственные разсчегы, и находила, что вс ея замчаня будутъ дйствительне, если ея мужъ останется въ непрятномъ настроени духа. Мн кажется, она сдлала вышеприведенныя замчаня не столько потому, что ей не нравился табачный дымъ, сколько потому, что заявлене досады могло бы доставить ей случай начать предположенное совщане съ справедливымъ до нкоторой степени негодованемъ съ ея стороны. Мистриссъ Таппитъ очень рдко сердилась на трубку своего мужа, и еще рже длала ему замчаня относительно грога.

— Т, сказала она, когда Таппитъ, посл намека на вонючее зелье, съ сердитымъ видомъ сбросилъ съ себя сюртукъ:— что вы намрены длать насчетъ этой тяжбы?

— Намренъ ничего не длать.

— Это вздоръ, Т., что нибудь вы должны же длать. Что говоритъ мистеръ Хониманъ?

— Хониманъ — дуракъ.

— Пустяки, Т.,— онъ не дуракъ. А если онъ дуракъ, то зачмъ же вы позволяете ему управлять вашими длами такъ долго? Во всякомъ случа я не врю, что онъ дуракъ. Я убждена, что онъ знаетъ свое дло не хуже другихъ, которые стараются показать изъ себя умницъ. Что касается вашего намреня поручить вашу тяжбу Шарпиту и Лонгфэйту, то объ этомъ не слдуетъ и думать.

— Кто же говоритъ, что я намренъ поручить имъ это дло?

— Вы сами говорили.

— Ничего подобнаго не было. Вы слышали, что я упоминалъ ихъ имена, но о поручени имъ своего дла ничего не говорилъ,— хотя, признаться, сожалю, что этого не сдлалъ.

— Пожалуста, Т., не говорите подобныхъ пустяковъ,— иначе вы выведете меня изъ терпня.

— Я вовсе ничего не хочу говорить:— я хочу спать.

— Но мы должны переговорить объ этомъ дл. Вамъ легко сказать, что вы вовсе не хотите говорить, но что станетъ со мной и съ моими дочерьми, если отъ насъ отнимутъ заводъ? Неужели вы думаете, что я могу спокойно сидть и смотрть на ваше разорене?

— Да кто же говоритъ о моемъ разорени?

— Мн кажется, весь Бэзльхорстъ говоритъ объ этомъ. Если человкъ затваетъ тяжбу, когда адвокатъ говоритъ ему, что затвать ее не слдуетъ, то чего же можетъ онъ ожидать, какъ не разореня?

— Вы ничего тутъ не смыслите. Совтую вамъ привязать свой языкъ и пустить меня спать.

— Извините, мистеръ Таппитъ, я тутъ много смыслю,— и мн нтъ необходимости привязывать языкъ. Вамъ легко приказывать подобныя вещи, но неужели вы думаете, что мн тоже легко смотрть на ваше разорене, думать о томъ, что дочери мои останутся безъ куска хлба, безъ прюта, безъ одежды? О себ я никогда не безпокоилась,— это всякй скажетъ. Во всякомъ случа, Т., надо же что нибудь предпринять насчетъ требованя Роуана. Хотя онъ поступаетъ и безсовстно, но законъ на его сторон, и притомъ же это такой человкъ который не задумается ни надъ чмъ, лишь бы только поставить на своемъ. Если бы вы спросили меня, Т….

— Васъ-то я и не хотлъ спрашивать, сказалъ Таппитъ.

Въ супружескихъ стычкахъ подобнаго рода Таппитъ никогда не уступалъ, и до послдней минуты поддерживалъ присутстве духа ради рзкаго словца.

— Я знаю это, и тмъ стыдне для васъ, что вы не хотли посовтоваться съ женой своей, съ матерью вашихъ дтей о такомъ серьезномъ дл. Вы очень ошибаетесь, если думаете, что я должна молчать. Я знаю очень хорошо положене вашего дла. Вы или должны признать этого молодаго человка своимъ компаньономъ…

— Будь я…

Таппитъ не посовстился бы докончить восклицаня въ спальн жены своей, если бы дла, которыми онъ занимался въ гостинниц Дракона, имли законный характеръ.

— Прекрасно, сэръ, прекрасно. При настоящемъ случа я ничего не скажу насчетъ грубости вашего языка, хотя могла бы сказать весьма многое, если бы захотла. А если вы не намрены признать его своимъ компаньономъ,— то должны же сдлать что нибудь другое.

— Разумется, долженъ.

— Вы согласны съ этимъ, — и вамъ остается только одно: принять предлагаемую имъ тысячу фунтовъ. Пожалуста, Т., поберегите ваши проклятя для другаго мста,— здсь они совершенно безполезны. Хониманъ говоритъ, что уплата будетъ врная,— а если нтъ,— если онъ окажется неисправнымъ, то вы можете прогнать его. Подумайте,— какъ вамъ это нравится? Вамъ нужно только имть немного наличныхъ, чтобы можно было продержаться мсяцевъ шесть,— пока не обнаружится его неисправность.

— И я долженъ, значитъ, отъ всего отказаться?

— Почему же отъ всего отказаться?— напротивъ. Вы будете имть комфортъ, какой только доступенъ для человка. Нельзя же всю свою жизнь трудиться и мучиться, какъ трудитесь и мучитесь вы теперь. Для человка вашихъ лтъ ужасно не имть ни минуты отдыха,— это отзовется на какомъ угодно здоровь. Я не говорю собственно о васъ,— съ вами, можетъ быть, этого и не случится.

— О, какой вздоръ!

— Все это прекрасно,— пусть будетъ вздоръ,— но мой долгъ смотрть за этимъ, думать и говорить объ этомъ. Ну, что будетъ со мной и съ моими дочерьми, если вы отъ тяжелыхъ трудовъ преждевременно сойдете въ могилу?

При этомъ страшномъ намек голосъ мистриссъ Таппитъ зазвучалъ чрезвычайно торжественно.

— Неужели вы думаете, я не знаю, что заставляетъ васъ ходить и засиживаться до поздней поры въ гостинниц Дракона?

— Я не засиживаюсь до поздней поры.

— Я не обвиняю васъ, Т., и вамъ не слдуетъ отвчать мн такъ грубо. Весьма естественно, что для подкрпленя силъ посл такого утомленя, до какого вы доводите себя, вы должны позволить себ нкоторыя привычки. Я понимаю это. Я знаю очень хорошо, что такое человкъ, что онъ можетъ сдлать и чего не можетъ. Все было бы прекрасно, если бы вы имли компаньона, на котораго можно положиться.

— Ничто въ мр не принудитъ меня вести дло съ этимъ человкомъ.

— Въ такомъ случа, слдуетъ уступить ему и удалиться. Подобный поступокъ будетъ благороденъ. Само собою разумется, вы сохраните за собою право прзжать въ заводъ и смотрть, чтобы все было исправно. А если вы будете жить комфортабельно въ какомъ нибудь порядочномъ мстечк, напримръ, въ Торки или ему подобномъ, вамъ не представится надобности ходить каждый вечеръ по трактирамъ. Я уврена, что года черезъ два вы будетъ такимъ же крпкимъ, какъ и прежде.

Таппитъ изъ подъ одяла проворчалъ, что онъ и теперь еще крпокъ, а насчетъ трактировъ сдлалъ довольно крпкое замчане. Онъ ни подъ какимъ видомъ не хотлъ уступить жен,— ни однимъ словомъ не выразилъ своего соглася, но все-таки планъ жены сдлался ему извстнымъ,— онъ могъ дйствовать теперь ршительне, мистриссъ Таппитъ, гася свчу, сознавала въ душ своей, что совершила великй вечернй подвигъ.

ГЛАВА XXIII.
РАСКАЯНЕ МИСТРИССЪ РЭЙ.

Прошли еще дв недли, а въ Браггзъ-Энд все еще ничего не было слышно о Лук Роуан. За то въ Бэзльхорст говорили о немъ много. Тамъ очень скоро узпали о покупк имъ коттэджей, и вслдъ за тмъ распространился правдоподобный слухъ, что онъ намренъ немедленно приступить къ постройк необходимыхъ зданй для новой пивоварни. Слухъ этотъ, однакоже, былъ принятъ безъ всякаго ужаса, безъ того шумнаго негодованя, котораго, какъ воображалъ Таппитъ, онъ вполн заслуживалъ. Напротивъ, Бэзльхорстъ принялъ его съ полнымъ одобренемъ. Почему бы, и въ самомъ дл, племяннику Бонголла не выстроить новаго завода, особливо, если онъ ршился варить хорошее пиво? Насчетъ таппитскаго пива во всхъ питейныхъ заведеняхъ начались сужденя весьма неодобрительнаго свойства и громко отзывались на кухняхъ Бэзльхорстской аристократи.

— Какое это пиво! говорила повариха доктора Харфорда, она выросла въ одной изъ внутреннихъ провинцй и знала, что значитъ хорошее пиво.— Это просто каке-то помои, которыхъ и въ ротъ нельзя взять,— особливо, если кто готовитъ кушанье на кухонной плит.

Такимъ образомъ слухъ о постройк Роуаномъ новаго завода распространился весьма быстро, и вс съ тревожнымъ нетерпнемъ ожидали событя, когда положенъ будетъ первый кирпичъ. Распространившаяся по Бэзльхорсту ложная молва относительно Роуана и его долговъ заглохла. Ее уничтожала совершенно противная молва, въ Бэзльхорст существовало теперь общее убждене, что Роуанъ иметъ средства,— весьма значительныя средства,— существенный капиталъ, что поселене такого человка въ город было бы весьма благодтельно для общества. Ложный слухъ относительно неуплаченнаго счета Григгса былъ опровергнутъ, и при этомъ обнаружилась истина, далеко не длавшая чести выдумк Таппита. Единственный товаръ, доставленный Григгсомъ Роуану, состоялъ въ шампанскомъ къ ужину Таппита, за которое Роуанъ заплатилъ наличными деньгами черезъ нсколько дней. Все это открыла мистриссъ Корнбюри, она употребляла вс средства, чтобы истина была извстна всему Бэзльхорсту. Эта истина сдлалась, наконецъ, извстною и мистриссъ Рэй,— но къ чему она служила теперь? Она велла своей дочери поступить съ молодымъ человкомъ, какъ съ волкомъ,— и его, какъ волка, выпроводили изъ овчарни. Теперь она услышала, что его ждутъ въ Бэзльхорстъ, что онъ богатый человкъ, что вс жители города составили о немъ хорошее мнне, что онъ намренъ приняться за большя дла. Возможно ли желать лучшаго жениха для молоденькой двушки? А между тмъ, она выпроводила его изъ коттэджа, какъ будто онъ дйствительно былъ волкъ!

Истину эту мистриссъ Рэй впервые узнала отъ мистриссъ Стортъ. Мистеръ Стортъ арендовалъ корнбюрйскую землю, и мистриссъ Стортъ, разумется, была хорошо извстна мистриссъ Корибюри. Эта лэди, разузнавъ до мельчайшихъ подробностей всю исторю о покупк вина и увривъ себя, что Роуанъ ни подъ какимъ видомъ не откажется отъ своихъ интересовъ въ Бэзльхорст, ршилась сообщить мистриссъ Рэй о своемъ открыти. Сама она не хотла зазжать къ мистриссъ Рэй, и не хотла показываться Рэчель въ коттэдж, до тхъ поръ, пока не въ состояни будетъ привезти боле существенное утшене, чмъ одно простое доказательство хорошаго поведеня Роуана. Поэтому она отправилась къ мистриссъ Стортъ и передала ей все, что узнала.

— Я думаю, бдняжка скучаетъ о немъ, сказала мистриссъ Корнбюри въ малепькой гостиной мистриссъ Стортъ, выходившей окнами на огородъ. Мистриссъ Стортъ тоже сидла, облокотясь на уголъ стола, съ заткнутыми за кушакъ полами платья: она готова была приступить къ работ сейчасъ же по отъзд супруги сквайра, но въ то же время охотно желала, чтобы визитъ супруги сквайра продлился.

— О! какъ еще скучаетъ-то, мистриссъ Ботлеръ!— вдь она души въ немъ не слышитъ. Если истинная любовь существуетъ, то она истинно любитъ этого молодаго человка.

— И онъ сдлалъ ей предложене? Кажется, тутъ не можетъ быть сомння?

— Накакого въ мр, мистриссъ Ботлеръ. Прямо она не говорила объ этомъ, не говорила и мать, но если онъ не сдлалъ предложеня, то я голову свою отдамъ за кусокъ сыру. Поврьте, мистриссъ Ботлеръ, я что нибудь да смыслю. Я знаю, когда двушка заберетъ дурь себ въ голову, начнетъ втренничать и думать о томъ, о чемъ не слдуетъ, и знаю, когда она ведетъ себя прилично, и подаетъ надежды молодому человку, когда это можно.

— Какъ же вамъ и не знать, мистриссъ Стортъ!

— Не мн бы говорить что нибудь противъ вашего папа. Никто, кажется, больше Сторта и меня не уважаетъ своего священника, Стортъ никогда не заикнулся насчетъ платы мистеру Комфорту десятинныхъ денегъ, но все-таки, мистриссъ Ботлеръ, я думаю, вашъ папа немного погршилъ въ этомъ дл. Сколько мн извстно, это онъ сказалъ мистриссъ Рэй, что молодой человкъ совсмъ не то, чмъ бы онъ долженъ быть.

— Папа хотлъ сдлать лучшее. Вы сами знаете, какя странныя вещи разсказывали объ этомъ молодомъ человк.

— Я слухамъ никогда не врила, и никогда не врю.— Народъ любитъ поврать, посплетничать, не правда ли, мистриссъ Ботлеръ? И о немъ что говорили, я тоже не врила. Это такой славный молодой человкъ, какого вы не встртите въ цлое столте, тоже самое можно сказать и о двушк. Очень хорошо, мистриссъ Ботлеръ, я передамъ мистриссъ Рэй все, что вы сказали, только боюсь, что будетъ поздно, боюсь, что слишкомъ поздно. Онъ, какъ мн кажется, малый упрямый.

Мистриссъ Корнбюри еще питала надежду, что упрямство въ упрямомъ человк можно преодолть, но на этотъ разъ не сказала мистриссъ Стортъ ни слова.

Мистриссъ Стортъ, съ дружескимъ расположенемъ, сообщила мистриссъ Рэй о своемъ свидани съ мистриссъ Корнбюри, но трудно сказать, что могло выйти изъ этого — польза или вредъ.

— Такъ онъ не долженъ ни одного шиллинга? спросила мистриссъ Рэй.

— Ни шиллинга, отвчала мистрисъ Стортъ.

— И онъ намренъ прхать въ Бэзльхорстъ насчетъ этого пивовареннаго дла?

— Тутъ нтъ ни малйшаго сомння.

Еслибы эти извстя пришли во-время, они были бы благотворны, но что теперь мистриссъ Рэй должна была длать съ ними? Она сознавала, что ей нельзя скрыть ихъ отъ Рэчель, и въ то же время не знала, какимъ образомъ передать ихъ, не увеличивъ горести Рэчель. Не было никакой вроятности, чтобы Рэчель могла услышать о Роуан отъ кого нибудь другаго, кром нея. Очевидно было, что мистриссъ Стортъ не имла намреня передавать что нибудь Рэчель, какъ было очевидно, что мистриссъ Рэй приходилось взять эту обязанность на себя.

Положене Рэчель въ это время было источникомъ большаго горя для мистриссъ Рэй. Она никогда не улыбалась, не искала развлеченй, ничего не читала, и когда говорила, то слова ея были холодны и черствы, и самый разговоръ почти исключительно ограничивался предметами, относившимися до хозяйства. Ея мать знала, что она не хвораетъ, потому что она кушала, пила и работала. Даже Доротея осталась чрезвычайно довольна количествомъ шитья, которое Рэчель сдлала въ течене этихъ дней. Но хотя и не хворала Рэчель, но она поблднла, похудла, не похожа стала на себя. Изъ всхъ признаковъ, за которыми такъ тщательно наблюдала мистриссъ Рэй, признаковъ, которые больше всего тревожили и мучили ее, это были морщинки на лбу ея дочери, морщинки, по которымъ мистриссъ Рэй научилась теперь читать весьма правильно, и которыя обозначали какое-то опредленное внутреннее намрене и внутреннюю ршимость, что это намрене не должно быть предметомъ обыкновеннаго разговора. До этой поры Рэчель была всмъ для своей матери: была ея другомъ, ея наставникомъ, ея руководителемъ, ея величайшимъ утшенемъ, была предметомъ, на который мать могла расточать весь запасъ своей нжности, любимымъ существомъ, которому могла поврять вс свои невинныя фантази. Но теперь мистриссъ Рэй не смла быть нжной къ Рэчель, не смла говорить съ ней о предметахъ, выходящихъ изъ ряда обыкновенныхъ, а завести разговоръ о Лук Роуан она несмла и подумать. Рэчель никогда не огорчала свою мать, ни разу не сказала ей слова упрека, а между тмъ каждая минута текущей жизни ихъ была безмолвнымъ упрекомъ, столь жестокимъ и тяжелымъ, что бдная мать не знала, какъ перенести ей бремя своей ошибки.

Вмст съ тмъ какъ боязнь мистриссъ Рэй увеличивалась къ младшей дочери, боязнь к^гь старшей дочери уменьшалась. Конечно, это происходило частю вслдстве отсутствя мистриссъ Прэймъ. Она являлась въ коттэджъ только въ качеств гостьи, но никакой гость или гостья не могутъ обнаруживать такого господства въ дом, какъ поселившееся въ душ какое нибудь томительное чувство, присутствующее за всякаго рода трапезами и заявляющее свое первенство во всхъ разговорахъ.— Это происходило также и большею частю отъ преобладающей тоски, наполнявшей сердце мистриссъ Рэй съ утра и до ночи, въ то время, какъ она наблюдала за горестью бдной Рэчель. Мистриссъ Рэй томилась, сокрушалась въ душ за свое дтище,— готова была отдать все на свт, лишь бы только помочь ему, облегчить его. Еслибы этотъ человкъ и въ самомъ дл былъ волкъ,— таковы были ея чувства въ настоящее время,— она, мн кажется, приняла бы его въ коттеджъ со всмъ радушемъ. Отстранивъ его, она сдлала поступокъ, послдствй котораго не предвидла ни подъ какимъ видомъ, и теперь раскаявалась, сокрушалась. О, Боже! что ей должно сдлать, чтобы помочь своей бдной, убиваемой горемъ дочери! Это желане до такой степени заглушало въ груди ея вс другя желаня, что она готова была наговорить дерзостей мистриссъ Прэймъ, не страшась и даже не думая о послдствяхъ. Вс ея надежды и вс опасеня сосредоточивались въ настоящее время на одной Рэчель. Еслибы Рэчель предложила отправиться вдвоемъ въ Лондонъ и отыскать тамъ Луку Роуана, то, я думаю, едва ли у нея достало бы духу отказаться отъ подобной поздки.

Въ эти дни мистриссъ Прэймъ являлась въ коттеджъ аккуратно раза два въ недлю посл чаю, а по субботамъ пила съ матерью чай. При этихъ случаяхъ, разумется, много было говорено о ея видахъ на бракъ съ мистеромъ Пронгомъ. Ничего еще не было ршено, только Рэчель заключала въ душ своей, что этому браку не бывать. Что касается до мння мистриссъ Рэй, то она, конечно, полагала, что бракъ состоится, смотря по послднимъ словамъ, сказаннымъ ей старшей дочерью въ разговор объ этомъ предмет.

— Доротея никогда не разстанется съ своими деньгами, говорила Рэчель: — а въ такомъ случа мистеръ Пронгъ никогда на ней не женится.

Въ это время мистриссъ Прэймъ жаловалась матери, что она несчастлива.

— Я хочу поступить по справедливости, сказала она:— но всегда ли можно это сдлать?

— Совершенная правда, отвчала мистриссъ Рэй, думая о томъ, что въ длахъ другихъ людей бываютъ затрудненя, до такой же степени непреодолимыя, какъ и затрудненя, на которыя жаловалась мистриссъ Прэймъ.

— Онъ говоритъ, продолжала младшая вдова:— что ему собственно ничего не нужно, но что замужней женщин не совсмъ идетъ имть отдльные доходы.

— Мн кажется, онъ правъ,— сказала мистриссъ Рэй.

— Я вполн врю тому, что говоритъ онъ о себ, сказала мистриссъ Прэймъ.— Онъ не для денегъ хочетъ имть мои деньги, но желаетъ указывать мн, какъ я должна употреблять ихъ.

— Такъ и слдуетъ, если онъ будетъ твоимъ мужемъ,— сказала мистриссъ Рэй.

Подобные разговоры происходили обыкновенно въ отсутствя Рэчель. Когда мистриссъ Прэймъ приходила въ коттеджъ, Рэчель оставалась только для того, чтобъ обмняться съ ней нсколькими словами, а по субботамъ наливать ей чаю и подать хлбъ съ масломъ, съ той любезностью, на которую гостья имла полное право, посл того Рэчель удалялась въ свою спальню, и только тогда спускалась внизъ, когда мистриссъ Праймъ приготовлялась уйти.— Наконецъ, въ одинъ изъ этихъ вечеровъ, мистриссъ Прэймъ объявила свое намрене воротиться въ коттэджъ, и снова жить съ матерью и сестрой. Она не сказала о ршительномъ отказ мистеру Пронгу, но объясняла свое возвращене тмъ, что считала это теперь удобнымъ, такъ какъ причина ея удаленя изъ коттэджа была устранена. О любви Рэчель говорилось очень мало между матерью и старшей дочерью, да мистриссъ Прэймъ и не имла къ тому особаго расположеня.

— Безъ всякаго сомння, дло съ этимъ молодымъ человкомъ покончено,— и потому если вы желаете, то я не вижу, отчего бы мн не воротиться.

— Ну, я еще не знаю, покончено ли, сказала мистриссъ Рэй и при этомъ вся покраснла отъ сильнаго волненя.

— Я, по крайней мр, такъ полагаю. Судя по тому, что я слышала, онъ вовсе не думаетъ о ней, да едва ли когда нибудь и думалъ.

— Не намъ знать, Доротея, о чемъ онъ думаетъ, мн кажется, лучше бы не говорить объ этомъ. Кром того, если ты намрена выйти за мужъ…

— Если бы я и выходила, то ничто не можетъ помшать мн прхать сюда на мсяцъ или на два. Мое замужество еще не врно, можетъ быть, и совсмъ не состоится. А я думала, что если сдлаю это, вы будете рады пожить вмст еще нкоторое время.

— Разумется, Доротея, я буду очень рада. Я никогда не хотла бы разлучаться съ моими дтьми. Ты ухала отсюда по своему желаню, а не по моему. Я тогда была такъ огорчена, что не знала, что и длать. Съ того времени, конечно, случилось много такого, что заставило меня забыть объ этомъ гор.

— Однако вы не можете сказать, что я сознавая себя правою, поступила неблагоразумно.

— Не знаю, какъ теб сказать, отвчала мистриссъ Рэй.— Если ты считала себя правою, то, мн кажется, ты имла право удалиться, но во всякомъ случа, теб бы не слдовало такъ думать о сестр.

— Ну, хорошо мама, не будемъ вспоминать о старомъ.

— Изволь,— если ты этого желаешь.

— Тутъ одно только врно, что Рэчель, уклоняясь отъ обыкновеннаго образа нашей жизни, навлекла сама на себя большое несчасте. Я боюсь, что она и теперь мечтаетъ объ этомъ молодомъ человк больше, чмъ бы слдовало.

— Да, она все еще думаетъ о немъ. И почему же ей не думать?

— Почему! Очень просто! потому что двушк не должно думать о мужчин, который вовсе не думаетъ о ней.

При этомъ мистриссъ Рэй заговорила, какъ, можетъ быть, никогда еще не говорила прежде.

— Какое ты имешь право сказать, что онъ вовсе о ней не думаетъ? Почему ты можешь знать? Онъ думалъ о ней также честно и благородно, какъ не всякй мужчина, можетъ статься, думалъ о женщин, которую желалъ бы имть подругой своей жизни. Онъ пришелъ къ ней прямо и попросилъ ее быть его женой. Что же еще больше этого можетъ сдлать мужчина въ отношени къ двушк? И Рэчель не подавала ему ни малйшей надежды до тхъ поръ, пока не обнадежили его т, которые имли на это право. Она не сказала ему слова въ поощрене. Мн кажется, не у всякой женщины найдется дочь, которая вела бы себя лучше, честне, прямодушне и двственне, нежели Рэчель. Я была дура, хуже чмъ дура, позволивъ длать о ней дурныя заключеня.

— Не на мой ли счетъ вы это говорите?

— Я ни о комъ не говорю, кром самой себя, и нтъ надобности говорить. Мистриссъ Рэй въ это время горько плакала и отирала передникомъ слезы, струившяся изъ ея покраснвшихъ глазъ.— Въ отношени къ Рэчель, ы поступила совершенно какъ дура, хуже чмъ дура,— я погубила ее. Не думать о немъ! Неужели же двушка не будетъ думать о мужчин день и ночь, если любитъ его больше, нежели себя? Не думать о немъ! Она будетъ думать о немъ до гробовой доски, будетъ думать о немъ, пока въ ней останется способность думать о чемъ нибудь другомъ. Я презираю подобную жестокость, я презираю себя за свою безсердечность. До конца своей жизни я никогда не прощу себ этого.

— Вы только исполнили свой долгъ.

— Въ томъ-то и дло, что я вовсе его не исполнила. Погубить дочь,— убить ее горемъ изъ-за какихъ нибудь сплетенъ — не есть долгъ матери. Она всегда была — прекрасной двушкою, она удалялась отъ него, старалась изгнать его изъ своихъ мыслей, не хотла признаться себ, что занята имъ, пока онъ самъ не пришелъ сюда и не высказался прямо, какъ благородный человкъ. Доротея, я вотъ что скажу теб:— я готова отправиться въ Лондонъ и упасть передъ нимъ на колна, если бы только этимъ можно было возвратить его Рэчель! Я готова даже на это. А если онъ прдетъ сюда, я непремнно пойду къ нему.

— О, мать!

— Я знаю, онъ любитъ ее. Онъ не принадлежитъ къ числу втренныхъ повсъ, которые полюбятъ двушку на недлю или на дв, и потомъ забудутъ ее. Она оскорбила его, а онъ упрямъ. Она оскорбила его по моему приказаню, это моя вина, я готова обратиться въ прахъ, лишь бы только воротить его къ ней, я бы сдлала это. Пожалуйста, не говори мн, что она о немъ не думаетъ. Я говорю теб, Доротея, что она всегда будетъ думать о немъ, не потому, быть можетъ, что она полюбила его, но потому, что ее заставили признаться въ своей любви.

Нжность и горе мистриссъ Рэй до такой степени были сильны, что мистриссъ Прэймъ не осмлилась длать возраженй. Горячность, съ какою говорила мать, усмиряла ее, и въ настоящую минуту она чувствовала, что любовь Рэчель и любовникъ Рэчель не могли быть приличными предметами для того, чтобы показать силу своего краснорчя. Положене бдной Рэчель заслуживало полнаго сожалня. Мистриссъ Рэй утверждала, что Рэчель была совершенно права, и обвиняла только себя за то собствеино, что противилась ея желанямъ. Подобный взглядъ на этотъ предметъ, разумется, далеко не согласовался съ взглядомъ мистриссъ Прэймъ, которая все еще была того мння, что молодымъ людямъ не должно позволять влюбляться, и которая страшилась приближеня всякаго любовника, подходящаго съ лютней въ рук, съ легкими, мягкими, нжными словами. По ея теори мужчины и женщины могли вступать въ бракъ и имть дтей, но она думала, что таке браки должны заключаться не только съ серьезнымъ настроенемъ духа, но съ угрюмой торжественностью, съ отсутствемъ всякаго вида веселости, которыя показывали бы, что любовь совершенно чужда примси всякаго другаго чувства. Рэчель, напротивъ, дйствовала совершенно въ другомъ дух, и, надо сказать, мистриссъ Прэймъ почти радовалась ея неудач. Она не врила въ разбитыя сердца, она видла въ этомъ дйствительность наказаня и полагала, что настоящее положене длъ будетъ благотворно для ея сестры. Если бы она обладала достаточною силою воли, она бы, при этомъ случа, снова сказала одну изъ сказанныхъ уже проповдей, но горесть матери брала верхъ надъ ней, и она не въ состояни была выразить своихъ убжденй.

— Надюсь, что она скоро оправится.

— Дай Богъ! сказала мистриссъ Рэй.

Въ этотъ моментъ Рэчель спустилась внизъ и присоединилась къ нимъ въ гостиной. Она явилась съ выраженемъ на лиц грустнаго спокойствя, она какъ будто ршилась ничего никому не говорить о своихъ думахъ. Садясь подл сестры, она бросила взглядъ на лицо матери и увидла ея заплаканныя глаза,— увидла, что она все еще плакала.

— Мама, сказала Рэчель:— въ чемъ дло, не случилось ли чего?

— Нтъ, мой другъ, ничего не случилось.

— О чемъ же вы плакали, если ничего не случилось? Долли, что это значитъ?

— Мы разговаривали, отвчала Доротея: — а въ этомъ мр вс предметы до того непрятны, что говорить о нихъ безъ слезъ не всегда возможно, безъ слезъ внутреннихъ или наружныхъ. Люди имютъ расположене думать, что въ словахъ ихъ не заключается истиннаго значеня, когда они говорятъ, что здшнй мръ есть юдоль плачевная.

— Все это такъ, но я не хотла бы видть мою мама плачущею.

— Ничего, Рэчель, сказала мистриссъ Рэй: — если ты не будешь обращать на меня вниманя, то я скоро успокоюсь.

— Я говорила о своемъ намрени воротиться въ коттэджъ, сказала мистриссъ Прэймъ: — разумется, если это угодно будетъ матери.

— Но это не могло заставить мама плакать.

— Къ разговору моему присоединились еще нкоторыя другя вещи.

Рэчель больше не спрашивала, въ ожидани ухода сестры она сидла молча.

— Разумется, мы будемъ очень рады твоему возвращеню, если ты сама желаешь, сказала мистриссъ Рэй.— Мн крайне не нравится разъединене семейства, конечно, разъединене въ то время, когда оно должно составлять одно цлое.

Получивъ одобрене своего намреня, мистриссъ Праймъ простилась и ушла въ Бэзльхорстъ.

Въ течене нсколькихъ минутъ ни мистриссъ Рэй, ни Рэчель, не начинали разговора. Мать сидла и покачивалась въ кресл, дэчь оставалась неподвижною на томъ самомъ мст, которое заняла по приход въ гостиную. Ихъ лица не были обращены одно къ другому, но Рэчель занимала такое положене, что могла наблюдать за матерю, не будучи замченной. Отъ времени до времени мистриссъ Рэй поднимала руку къ глазамъ утереть на нихъ слезы, отъ времени до времени слышны были тихе звуки, какъ будто она старалась, но безуспшно, подавить свои стоны. Она намревалась, по уход мистриссъ Прэймъ, переговорить съ Рэчель, признаться сй въ своей ошибк, по которой удалила Роуана, и упросить свою дочь, чтобы она простила ее и любила бы ее по прежнему. Мистриссъ Рэй хотла сдлать это не потому, что сомнвалась въ любви Рэчель, не изъ боязни, что Рэчель выбросила ее изъ своего сердца или научилась уже ненавидть ее,— она знала очень хорошо, что Рэчель все еще любила ее,— но потому, что жизнь, будучи лишена того множества признаковъ постояннаго вниманя и любви къ ней, къ которому она уже привыкла, становилась для нея пустою, холодною, безотрадною. Если такому отношеню между ними суждено продолжаться навсегда, то чмъ покажется ей мръ при остатк ея дней? Она могла перенести разлуку съ Рэчель, въ случа замужства послдней, потому что при этой разлук все-таки могла разсчитывать въ будущемъ на прежня ея ласки. Отдавая ее мужу, она, конечно, расплакалась бы, но ея слезы, не смотря на ихъ горечь, были бы отрадны. Но въ проливаемыхъ слезахъ въ настоящее время ничего не было отраднаго, ничего такого, что могло бы, хотя нсколько, облегчить ея горе. Если бы она могла свободно переговорить съ Рэчель по этому предмету, если бы могла найти случай признаться ей въ своей вин, то неужели прежня ласки не возвратились бы къ ней, ласки, хотя и окропляемыя горькими слезами, но все таки нжныя? А между тмъ она боялась заговорить съ своимъ дтищемъ. Она знала, что лицо ея дочери носило суровое, угрюмое выражене, и что голосъ ея не былъ голосомъ минувшихъ дней. Она знала, что дочь ея безпрестанно думала о нанесенномъ ей вред, хотя въ то же время была уврена, что никто, даже дочь ея, не обвинялъ ее въ этомъ вред. Она вполн понимала состояне души Рэчель, но не находила словъ, которыя могли бы облегчить это состояне.

— Пора, я думаю, спать, сказала она наконецъ, оставивъ объяснене до другаго раза.

— Мама, о чемъ вы плакали, когда я пришла сюда? спросила Рэчель.

— Разв я плакала, душа моя?

— Да вы и теперь плачете.— Я знаю, что кром меня никто не можетъ быть причиной вашего несчастя.

Мистриссъ Рэй хотла было объяснить, что Рэчель ошибается, и что она сама длаетъ другихъ несчастными, но и теперь не могла найти словъ, чтобы высказать это.

— Нтъ, отвчала она:— не ты, и никто нибудь другой. Мистеръ Комфортъ правду говоритъ намъ въ своихъ проповдяхъ, что это все происходитъ отъ тщеславя и суеты. Въ мр этомъ ничто не можетъ доставить намъ счастя. Мн кажется, я плачу потому, что глупе другихъ. Я никого не знаю, кто назвалъ бы себя счастливымъ. Доротея, я уврена, несчастлива, какъ несчастлива и ты, мой другъ.

— Я не хочу, мама, чтобы вы изъ-за меня были несчастливы.

— Разумется, не хочешь.— Я это знаю. Но что же мн длать, когда я вижу, какъ идутъ дла? Я старалась сдлать лучшее и…— разбила сердце моей дочери, намревалась сказать мистриссъ Рэй, но слова измнили ей, и она снова залилась слезами, спрятавъ лицо свое въ передникъ.

Рэчель продолжала сидть на прежнемъ мст, лицо ея все еще оставалось серьезнымъ и неподвижнымъ. Мистриссъ Рэй не видла его, она не смла взглянуть на него, но знала, что оно было серьезно, знала, что если бы оно смягчилось, ея дочь подошла бы къ ней, обняла бы ее, заключила бы ее въ своихъ объятяхъ. Не смотря на то, Рэчель не вставала съ мста, и мистриссъ Рэй зарыдала вслухъ.

— Мама, я желала бы доставить вамъ утшене, но не знаю, какимъ образомъ, сказала Рэчель посл непродолжительной паузы.— Дайте пройти немного времени, и тогда все пойдетъ по прежнему.

— Нтъ, мой другъ! тому ужь не бывать, что было до его прзда въ Бэзльхорстъ, сквозь слезы сказала мистриссъ Рэй.

— Во всякомъ случа, онъ тутъ не виноватъ, сказала Рэчель, почти сердито.— Чья бы ни была тутъ вина, но никто не иметъ права сказать, что онъ поступилъ дурно.

— Я, по крайней мр, никогда этого не говорила. Одна я поступила дурно! воскликнула мистриссъ Рэй.— Теперь мн все извстно, мн не слдовало обращаться за совтомъ ни къ кому, кром моего сердца. У меня и въ ум не было говорить что нибудь противъ него, я и не думала объ этомъ. Я полюбила его, ни одинъ молодой человкъ не могъ понравиться мн, какъ понравился онъ съ перваго раза, когда пришелъ сюда и пилъ съ нами чай. Теперь я знаю, что все, что говорили о немъ, чистйшая ложь.— Я это знаю.

— Въ чемъ же состоитъ эта ложь?

— Въ томъ, что будто бы онъ весь въ долгу, ничего не иметъ, бжалъ изъ Бэзльхорста и никогда въ него не вернется. Теперь вс отзываются о немъ съ отличной стороны.

— Въ самомъ дл, мама?

Мистриссъ Рэй въ одинъ моментъ, по одному тону голоса, замтила, что въ чувствахъ Рэчель произошла перемна. Рэчель сдлала этотъ маленькй вопросъ съ прежнею нжностью, съ выраженемъ того милаго любопытства, съ которымъ многе ея вопросы становились столь очаровательными для слуха матери.— Въ самомъ дл, мама?

— Да, вс такъ отзываются, и я полагаю, что дурные слухи насчетъ его распространили эти злые люди съ пивовареннаго завода. У него слишкомъ много своихъ денегъ, иначе какъ же онъ могъ купить наши коттэджи и заплатить за нихъ деньги въ одну минуту? Я полагаю, что онъ воротится и будетъ жить въ Бэзльхорсг, я въ этомъ уврена, только…

— Только что, мама?

— Если онъ не намренъ придти къ теб, то лучше бы онъ и не показывался сюда.

— Мама, онъ не придетъ ко мн. Если бы у него было это намрене, онъ давно бы написалъ о немъ.

— А можетъ статься, онъ ршился не давать о себ знать, пока не прдетъ сюда, замтила мистриссъ Рэй, но она сдлала это замчане голосомъ, до такой степени обнаруживавшимъ сомнне, что Речель была убждена, что ея мать сама этому не вритъ.

— Я не думаю, мама. Если онъ ршился на это, то зачмъ же ему оставлять меня въ сомнни? Онъ очень честенъ и очень вренъ, но въ то же время, мн кажется, у него жесткое сердце. Когда я написала ему письмо посл принятя его предложеня, онъ вроятно разсердился и подумалъ, что я измнила ему. Онъ очень честенъ, но должно быть, и очень чорствъ.

— Я такъ не могу допустить этой мысли, ужь если онъ полюбилъ тебя, то не долженъ быть такимъ безсердечнымъ, какъ ты полагаешь.

— Мужчины, мама, совсмъ не то, что женщины. Мн кажется, что я простила бы его, что бы онъ ни сдлалъ, и опять мн думается, что онъ не въ состояни сдлать для меня ничего такого, за что требовалось бы прощене.

— Я никогда не прощу его, никогда, если онъ не придетъ сюда.

— Не говорите этого, мама. Вы даже не имете права сердиться на него, потому что вдь мы сказали ему, что помолвка не можетъ состояться — посл общаня, которое я дала ему.

— Я никакъ не думала, что онъ приметъ это серьезно съ перваго слова, сказала мистриссъ Рэй. Наступило молчане, продолжавшееся нсколько минутъ.

— Мама, сказала Рэчель.

— Что скажешь, мой другъ?

Мистриссъ Рэй все еще качалась въ кресл и все еще не могла подавить вылетавшихъ изъ груди ея стоновъ.

— Мн такъ прятно слышать отъ васъ, что вы его уважаете и не врите тому, что говорятъ о немъ.

— Не врю ни одному дурному слову о немъ: ему бы не слдовало только сердиться изъ-за слова, которое сказала ему двушка. Онъ долженъ былъ знать, что ты не могла писать ему, какъ бы теб хотлось, и какъ могъ бы писать онъ.

— Мама, не будемъ больше говорить объ этомъ. Если вы не думаете о немъ дурно…

— Я не думаю о немъ дурно. Я вовсе не думаю о немъ дурно, напротивъ, я приписываю ему все прекрасное. Я отдала бы все въ мр, лишь бы только воротить его. Право, отдала бы.

— Милая мама!

Съ этими словами Рэчель встала со стула и подошла къ матери.

— Я знаю, тутъ во всемъ я одна виновата. О дитя мое, я такъ несчастна! Въ течене всей ночи я не могу проспать больше получаса: все думаю о томъ, что я сдлала,— я, которая готова отдать за твое счасте всю свою кровь.

— Нтъ, мама, не вы виноваты.

— Я, я одна виновата. Сказавъ ему, что онъ можетъ приходить сюда, мн не было никакой надобности ходить къ другимъ людямъ за совтомъ. Ты же всегда была такая милая, добрая!

— Вы не должны говорить, мама, что не желаете его возвращеня.

— Напротивъ, я очень желаю, потому что тогда онъ ничего не будетъ значить для тебя. Я желаю, чтобы онъ не возвращался, но готова бы сдлать все на свт, лишь бы возвратить его теб. Мн кажется, я пойду къ нему и скажу ему, что это я все надлала.

— Нтъ, мама, не длайте этого.

— Почему же нтъ? Мн все равно, что бы тамъ ни говорили. Твое счасте для меня дороже всего въ мр.

— Но я не приму его, если онъ придетъ ко мн этимъ путемъ. Какъ это можно! Просить его придти ко мн и пожалть меня, какъ будто я не могу жить безъ него! Нтъ, мама, не длайте этого. Я люблю его, люблю его всей душой. Иногда мн думается, что я не могу жить безъ его любви, иногда я чувствую, что разсказы о разбитыхъ сердцахъ заключаютъ въ себ истину. Но привлечь его такимъ образомъ я не хочу. Посл этого могъ ли бы онъ любить меня, если бы я сдлалась его женой? Во всякомъ случа, мама, мы будемъ съ вами по прежнему друзьями,— не правда ли? Я была бы очень несчастлива, если бы вы были о немъ дурнаго мння!

Въ эту ночь мать съ дочерью спали въ одной постели, мистриссъ Рэй не могла пожаловаться на безсонницу. Она не признавалась себ, что ея печаль облегчилась, потому что ничего не было сказано или сдлано къ уменьшеню печали ея дочери, но все же на другой день Рэчель по прежнему увивалась вокругъ матери, и горечь скорби мистриссъ Рэй была нсколько уменьшена.

ГЛАВА XXIV.
ВЫБОРЫ ВЪ БЭЗЛЬХОРСТ.

Въ конц сентября наступилъ день выборовъ, а вмст съ нимъ прибылъ въ Бэзльхорстъ и Лука Роуанъ. Ваканся открылась по случаю принятя засдавшимъ тогда въ парламент депутатомъ мста короннаго управителя помстьемъ Хельпхольмъ. Другими словами, старый джентльменъ, совершивъ въ жизни своей посильный подвигъ, оставилъ службу и уступилъ свое мсто другому, боле молодому и дятельному. Старый депутатъ оставался въ парламент до конца засданй, предоставивъ весьма немного времени на новые выборы, которыми поэтому и нужно было поспшить. Многе полагали, что Бэзльхорстске жители по нкоторомъ размышлени не обратятъ вниманя на происки лондонскаго портнаго — еврея, поэтому-то и дано было имъ на размышлене чрезвычайно мало времени. Рядъ публичныхъ спичей, о богатств, либеральныхъ тенденцяхъ, щедрости и успхахъ мистера Харта прожужжалъ уши всмъ Бэзльхорстцамъ, чему, конечно, много способствовалъ налетвшй рой подставныхъ избирателей, между ними вскор явился и самъ портной — еврей, изумившй всхъ своимъ умньемъ свободно и краснорчиво говорить спичи. Въ его словахъ вовсе не было замтно того еврейскаго акцепта, того зюзюканья, которымъ, какъ полагали нкоторые, онъ долженъ былъ опозорить себя. Его носъ не отличался ястребиной крючковатостью, даже ширина переносицы была не боле обыкновенной. Это былъ маленькй человчекъ, съ свтлыми глазками, съ бойкимъ языкомъ, весьма расторопный и въ весьма новой шляп. Повидимому онъ зналъ очень хорошо, какъ нужно вести выборы. Для враговъ и для друзей у него всегда была готова и сладенькая улыбка, и доброе словцо. Взять перевсъ надъ партей Корнбюри онъ поручилъ своимъ сподвижникамъ и приверженцамъ. Онъ тратилъ большя суммы денегъ, бросая ихъ по всмъ направленямъ, но такъ, чтобы это не было замчено другой стороной и не подало повода къ подозрню. Онъ лъ и пилъ, какъ всякй христанинъ, и громко хохоталъ, когда какой нибудь истинный защитникъ протестантской вры покушался удалить его съ улицы, неся на всемъ виду окорокъ ветчины. Быть можетъ, наибольшую силу и увренность въ свою популярность онъ пробрталъ въ небольшой комнат позади буфета гостинницы Драконъ, гд онъ выпивалъ кружку Таппигова пива.

— Тамъ-то онъ и поразитъ меня, сказалъ Ботлеръ Корнбюри, когда услышалъ объ этой продлк.

Какъ бы то ни было, ведене войны требовало благоразумя и осторожности. Вопросъ относительно завода Таппита и пива Таппита распространился и занималъ умы всего Бэзльхорста, и мистеръ Хартъ не иначе могъ привязать къ себ партю Таппита, какъ выпивая публично кружку его пива.

— Дай мн поскоре рюмку водки, говорилъ мистеръ Хартъ своему слуг, по возвращени въ комнату свою немедленно по совершени подвига. Онъ былъ крпкаго сложеня, и я могу положительно сказать, что черезъ полчаса онъ снова становился человкомъ и снова принимался за туже работу.

Да, вопросъ о пив Таппита и пивоваренномъ завод Таппита широко распространился по Бэзльхорсту, и сдлался для жителей предметомъ разговора, нераздльнымъ не только съ исторей бдной Рэчель Рэй, но и съ длами предстоявшихъ выборовъ. Намъ извстно, какимъ образомъ Таппитъ объявилъ себя врнымъ приверженцемъ еврея, врнымъ до того, что общалъ ему свой голосъ, врнымъ даже до послдняго засданя въ комитет еврея, и дятельнымъ собирателемъ голосовъ въ пользу еврея. Его жена, страсти которой были слабе, а благоразуме сильне, чмъ у мужа, подавала ему при этомъ случа благе совты.— Ты можешь, говорила она: — идти противъ Корнбюри, если хочешь, но надо это длать осторожне. Я совтовала бы теб больше молчать. При настоящемъ положени нашего дла съ Роуаномъ, гораздо было бы лучше вовсе не подавать своего голоса.

Но Таппитъ былъ упрямый, сердитый человкъ, въ эту минуту его не могли удержать никаке законы благоразумя, и онъ, къ большому огорченю своей жены, всей душой предался выборамъ. Ботлеръ Корнбюри, или мистриссъ Ботлеръ Корнбюри,— для него это было все равно,— открыто принимали сторону Роуана въ дл по пивоваренному заводу. До Таппита донесся слухъ, что обитатели Корнбюри-Гранджа громогласно выразили желане имть хорошее пиво. При такихъ обстоятельствахъ, для Таппита не представлялось никакой возможности отступить отъ битвы. Онъ ворвался въ самую ея средину, въ самый разгаръ, и хвастался между друзьями, что еврей смло можетъ разсчитывать на успхъ. Мн кажется онъ былъ правъ,— правъ по крайней мр относительно своего собственнаго душевнаго спокойствя. Ничто не сообщаетъ человку такого одушевленя и стремленя къ битв, какъ самая битва. Въ течене этихъ дней онъ почти забылъ о Роуан. Ему предстояло поддерживать назначене еврея, и потому онъ до такой степени занятъ былъ рчью, которую хотлъ сказать, и успхомъ пораженя мистера Корнбюри, что заставлялъ жену свою молчать и показывалъ пренебрежене къ Хониману въ его собственной контор. Хониманъ намревался подать свой голосъ за Ботлера Корнбюри, принималъ непосредственное участе въ интересахъ Корнбюри, и зналъ очень хорошо, которая сторона его хлба намазана масломъ. Шарпитъ и Лонгфэйтъ были мстными адвокатами, и Таппитъ по необходимости долженъ былъ вступить въ самыя тсныя отношеня съ этой знаменитой фирмой.— Будьте уврены,— смло говорилъ Шарпитъ пивовару,— мы не хотимъ вмшиваться. Мы никогда не вмшиваемся въ дла клентовъ другой фирмы. Подобныхъ вещей мы никогда не длали и не намрены длать. Люди часто обращаются къ намъ и безъ этого. Но, мистеръ Таппитъ, позвольте мн подружески предостеречь васъ: не дайте вы этому молодому авантюристу повредить вашему прекрасному длу.

Мистеръ Таппитъ находилъ въ этихъ словахъ много любезности, и не мене того здраваго смысла. При настоящемъ случа онъ не предоставилъ Шарпиту права дйствовать въ его пользу, но подумалъ объ этомъ и ршился, по окончани выборовъ, немедленно приставить плечо свое къ этому новому колесу.

Но даже и въ дл выборовъ все какъ-то не клеилось у Таппита. На завод у него находился подмастерье или управляющй, по имени Вортсъ, серьезный, респектабельный, полезный человкъ, воспитанный Бонголломъ, и Бонголломъ же завщанный Таппиту,— человкъ, не столько заботившйся о хорошемъ пив, сколько о выгодахъ фирмы,— слуга почти неоцнимый въ дл пивовареня. Таппитъ однако же находилъ въ немъ недостатки, состоявше главне всего въ томъ, что Вортсъ особенно гордился названемъ слуги Бонголла и въ силу этого не видлъ никакой необходимости подчиняться своему послднему господину. Разъ въ день, при первой встрч съ Таппитомъ, онъ прикасался къ шляп, и, отдавъ эту честь, считалъ себя въ завод равнымъ Таппиту. Пятки его никогда не дрожали отъ гнвныхъ вспышекъ пивовара, — никогда не прибавлялъ онъ шагу, если Таппитъ торопился, никогда не смялся при шуткахъ Таппита, если — какъ это всегда и случалось — шутки Таппита по своему свойству не возбуждали смха. Короче сказать, не во всхъ отношеняхъ онъ былъ хорошимъ слугой, и Таппитъ, въ часы своего благополучя, допускалъ въ себ мысль, что заводъ хорошо можетъ идти и безъ него. Но, съ того дня, въ который передъ Таппитомъ обнаружилось коварство Роуана, въ немъ явилось расположене сойтись какъ можно ближе съ своимъ управляющимъ. Когда Вортсъ прикасался къ своей шляп, Таппитъ отвчалъ на привтстве съ улыбкой, и совтовъ Вортса не иначе просилъ, какъ заискивающимъ тономъ. Таппитъ начиналъ заговаривать съ Вортсомъ о Роуан, разсказывалъ ему о скверныхъ его поступкахъ, надясь, весьма естественно, возбудить въ Вортс негодоване. Но Вортсъ при подобныхъ случаяхъ соблюдалъ зловщее молчане.

— Гм!— я въ этомъ не совсмъ увренъ, сказалъ однажды Вортсъ, и такимъ образомъ сразу разошелся съ пивоваромъ въ мнни по фундаментальному пункту стратеги Таппита, противопоставленной стратеги Роуана.— Въ самомъ дл? сказалъ Таппитъ, показавъ свои зубы, — Подите-ка лучше теперь и присмотрите за людьми при телгахъ. Вортсъ присмотрлъ за людьми при телгахъ, но сдлалъ это съ идеей въ голов, что можетъ статься, не долго приведется ему присматривать за людьми и телгами Таппита. Онъ не заботился о хорошемъ пив, но мысль о необходимости варить хорошее пиво поражала его своимъ блескомъ.

Надо сказать, что Вортсъ тоже имлъ голосъ на выборахъ, и до ушей Таппита дошли слухи, что его подчиненный намренъ подать этотъ голосъ за мистера Корнбюри.

— Вортсъ, сказалъ Таппитъ дня за два до выборовъ:— вы, безъ сомння, подадите голосъ за мистера Харта?

Вортсъ дотронулся до шляпы, потому что вопросъ былъ сдланъ въ начал дня, при первой встрч съ Таппитомъ.

— Хорошенько еще не знаю, отвчалъ Вортсъ.— Я думалъ подать голосъ за молодаго сквайра, котораго знаю съ его рожденя, а еврейскаго джентльмена не знаю вовсе.

— Послушайте, Вортсъ: если вы намрены оставаться въ этомъ заведени, то я прошу васъ поддерживать либеральные интересы, какъ поддерживаю я самъ. Фирма Бонголлъ и Таппитъ всегда, съ самаго начала своего существованя, поддерживала либеральные интересы.

— Старый хозяинъ никогда не подавалъ голоса за евреевъ, никогда не шолъ противъ сквайра. Старый хозяинъ всегда стоялъ за протестантскую религю.

— Очень хорошо, Вортсъ, — я скажу только одно,— здсь, въ одномъ и томъ же мст двухъ различныхъ мннй существовать не можетъ, особливо теперь, въ такое время, когда вс принадлежаще къ пивоваренному заводу должны стоять другъ подл друга — плечомъ къ плечу. Вортсъ, вы въ течене многихъ лтъ получали хлбъ отъ здшняго завода.

— Онъ не даромъ мн и доставался: онъ мн стоилъ тяжелыхъ трудовъ,— это всякй скажетъ. Потъ и кровь моя принадлежатъ заводу, но я никогда не торговалъ своимъ голосомъ,— и не намренъ торговать.

Сказавъ это съ особеннымъ одушевленемъ, которымъ далеко не выражалось подчиненности или рабства, Вортсъ оставилъ своего хозяина.

— Этотъ человкъ тоже идетъ противъ меня, почти съ отчаянемъ сказалъ Таппитъ жен своей во время завтрака.

— Какъ! Вортсъ? спросила мистриссъ Тапитъ.

— Да, — неблагодарная собака! Живетъ на завод съ самаго дтства, съ тхъ поръ, какъ началъ владть языкомъ,— больше сорока лтъ, въ послдне десять лтъ получалъ по два фунта стерлинговъ въ недлю — и теперь идетъ противъ меня!

— Неужели онъ переходитъ на сторону Роуана?

— Чортъ его знаетъ, куда онъ переходитъ! Онъ хочетъ подать голосъ за Ботлера Корнбюри, а этого уже довольно для меня.

— Ахъ, Т., я этого не ожидала, особливо въ настоящее время. Только подумать, какую помощь онъ окажетъ этому человку!

— Если онъ подастъ голосъ за Корнбюри, то черезъ недлю его не будетъ на завод. Въ одномъ и томъ же мст не могутъ существовать два различныя мння,— я этого не хочу.

Въ течене минуты или двухъ, мистриссъ Таппитъ сидла безмолвною, почти въ отчаяни. Посл того она ободрилась и заговорила.

— Т…— это не хорошо.

— Что не хорошо?

— Все очень скверно. Мы разоримся и останемся безъ прюта. О себ я не безпокоюсь, и никогда не безпокоилась, но подумать только о двицахъ! Что будутъ он длать, если насъ выживутъ отсюда?

— Кто же можетъ насъ выжить!

— Я знаю, кто, я вижу, въ чемъ дло. Я все начинаю понимать. Этотъ человкъ не пошелъ бы противъ тебя и противъ завода, если бы не зналъ, откуда дуетъ благопрятный втеръ. Вортсъ не дремлетъ — ршительно не дремлетъ,— онъ никогда не дремалъ. Т., ты долженъ принять предложене Роуана насчетъ ежегодной выдачи денегъ и жить безъ занятй. Если ты не примешь,— то я это сдлаю!

И мистриссъ Таппитъ, сказавъ эти смлыя слова, поднялась со стула и оперлась о столъ обими руками.

— Что-о? произнесъ Таппитъ, разинувъ ротъ отъ изумленя.

— Да, Т.,— если ты незаботишься о своемъ семейств, то я должна позаботиться. Что я говорю теперь,— это же самое говорилъ мн Хониманъ прежде. Теб длаютъ предложене, которое поставитъ наше семейство на джентильную ногу,— изъ здшней знати никто не получаетъ больше этого,— и ты только даромъ убиваешь время!

— Даромъ я не убиваю времени.

— Я бы не сказала этого, если бы это не относилось до твоей собственной пользы,— и если бы я ничего не смыслила въ этомъ. Принимать участе въ выборахъ дло прекрасное, но заниматься имъ идетъ только людямъ состоятельнымъ, которымъ больше нечего длать. Я не сказала бы ни слова, если бы это ничего не стоило, и для тебя, Т., такое дло,— ты самъ знаешь,— не дло.

— Разв я не бываю въ завод каждый день по семи и по восьми часовъ,— а часто и больше?

— Да, Т., бываешь, но что выйдетъ, если ты будешь вести себя въ этомъ род? Въ состояни ли ты представить себ мои чувства, когда тебя въ одинъ несчастный вечеръ принесутъ домой разбитаго параличемъ, собственно потому, что я позволила теб пристраститься къ такому препровожденю времени, которое для тебя пагубно? Нтъ Т., я знаю свой долгъ и намрена его исполнить. Ты знаешь, что докторъ Хаустусъ не дальше, какъ въ прошломъ мсяц, сказалъ, что если бы ты не былъ жолчный…

— Вотъ еще! жолчный!— да отъ всего этого всякй человкъ сдлается жолчнымъ!

‘Или всякая собака’ — прибавилъ бы онъ, еслибы животное это пришло ему на мысль.— Посл этихъ словъ Таппитъ опрометью убжалъ отъ жены въ свою маленькую контору, а оттуда въ скоромъ времени отправился въ гостинницу Дракона, гд въ одной изъ комнатъ происходили засданя еврея и гд Таппитъ пробылъ до одиннадцати часовъ ночи.

Въ день выборовъ Луку Роуана видли на главной улиц въ разговор съ Ботлеромъ Корнбюри. Роуанъ не принадлежалъ къ числу избирателей, потому что онъ еще недостаточно давно владлъ коттеджами, чтобы имть право подавать голосъ, но все же онъ объявилъ себя приверженцемъ парти Корнбюри. Мистриссъ Ботлеръ Корнбюри послала къ нему записку, въ которой выразила надежду увидться съ нимъ вскор посл выборовъ,— на второй или на третй день,— а Ботлеръ Корнбюри самъ прхалъ къ нему въ городъ. Хотя Роуанъ и не жилъ въ Бэзльхорст, но онъ не упускалъ случая заявлять свои мння относительно выборовъ, многе подозрвали, что это онъ писалъ статейки въ ‘Бэзльхорстской Газет’, въ которыхъ, не отрицая за избирающими права посылать въ парламентъ еврея своимъ представителемъ, доказывалъ въ то же время, что подобное избране не можетъ быть одобрено, и что избирательное сослове Бэзльхорста поступило бы въ настоящее время особенно неблагоразумно, отправивъ въ парламентъ мистера Харта.— ‘Мы всегда защищали, говорилось въ одной изъ этихъ статей: — право безусловной свободы выбора за всякимъ городомъ и мстечкомъ въ государств,— но мы уврены, что далекъ еще тотъ день, въ который избиратели въ Англи перестанутъ смотрть на своихъ ближайшихъ сосдей, какъ на лучшихъ своихъ представителей’.— Въ этомъ аргумент ничего особеннаго не заключалось, онъ соотвтствовалъ случаю и придавалъ нкоторую прочность длу, затянному Роуаномъ въ Бэзльхорст. Вс истые протестанты начали чувствовать потребность въ хорошемъ пив. Въ мстныхъ газетахъ безпрестанно стали появляться саркастическе вопросы, относившеся до Таппита. ‘Кто удостоиваетъ своимъ посщенемъ гостинницу въ Свинохорст подъ вывской ‘Пгая Собака’, и кто заставляетъ землевладльцевъ покупать жидкость, выдлываемую на пивоваренномъ завод Таппита?’ Вопросы подобнаго рода являлись десятками, и Таппитъ весьма неосновательно приписывалъ ихъ Лук Роуану. Роуанъ, дйствительно, написалъ статью о свобод выборовъ, но не удостоилъ своимъ замчанемъ ни пива Таппита, ни Пгой Собаки.

По поводу выборовъ въ Бэзльхорст произошла еще другая ссора между лицами, имющими связь съ нашимъ разсказомъ. Мистеръ Пронгъ имлъ голосъ въ Бэзльхорст и располагалъ воспользоваться имъ, при этомъ мистриссъ Прэймъ, какъ нареченная невста мистера Пронга, считала себя въ прав предложить мистеру Пронгу вопросъ:— какое онъ намренъ былъ сдлать употреблене изъ своего голоса? Мистриссъ Прэймъ казалось, что все сдланное въ пользу еврея должно быть вмнено въ непростительный грхъ, а мистеру Пронгу казалось величайшимъ прегршенемъ не поставить, на сколько отъ него зависло, въ затруднительное положене тхъ лицъ, съ которыми докторъ Харфордъ и мистеръ Комфортъ были связаны узами дружбы. Изъ этихъ двухъ лицъ, мистриссъ Прэймъ была логичне, она не хотла отдлять своей личной ненависти отъ библейской. Она тоже ненавидла доктора Харфорда, но евреевъ ненавидла больше. Она не имла расположеня поддерживать сторону еврея потому только, что мистеръ Комфортъ въ учени своемъ не соблюдалъ той чистоты, которой онъ держался съ самаго начала. Она была того мння, что честный человкъ и добрый христанинъ не должны были, при настоящихъ обстоятельствахъ, подавать голоса за Бэзльхорстскихъ кандидатовъ, а за еврея не должны были подавать голоса и ни при какихъ обстоятельствахъ. Все это мистриссъ Прэймъ высказала голосомъ не такимъ, какимъ бы долженъ быть голосъ женщины, намревающейся выйти замужъ.

— Доротея,— сказалъ мистеръ Пронгъ весьма торжественно, они сидли въ это время въ лицевой комнатк мистера Пронга, гд мистриссъ Прэймъ уже сдлала нкоторыя измненя въ разстановк мебели и этимъ распоряженемъ не совсмъ-то угодила мистеру Пронгу:— Доротея,— въ этомъ дл вы должны позволить мн быть лучшимъ судьей. Подача голосовъ за членовъ парламента — это такой предметъ, который весьма естественно не можетъ быть доступенъ для понятй лэди.

— Поврьте, что лэди точно также могутъ понимать, какъ и джентльмены, сказала мистриссъ Прэймъ: — на этотъ народъ самимъ Богомъ наложено клеймо проклятя, и поэтому джентльмены ничуть не больше имютъ права, чмъ лэди, идти противъ воли Божей.

Мистеръ Пронгъ тщетно старался объяснить ей, что прокляте наложено на цлый народъ, на цлую нацю, и не должно распространяться на единицы этого народа, которыя приняли другя нацональности.

— Прежде чмъ допустить эти единицы въ парламентъ, пусть он сдлаются христанами, сказала мистриссъ Прэймъ.

— Я этого самъ желаю. Отъ души желаю, чтобы он приняли христанство, я всегда буду молиться за мистера Харта, если онъ обратится.

Но этого было вовсе недостаточно для мистриссъ Прэймъ, аргументы которой были сильне. Она смло сказала своему нареченному, что онъ намренъ совершить величайшй грхъ, и что его побуждаютъ къ этому грху плачевныя мрскя страсти. При этихъ словахъ мистеръ Пронгъ зажмурилъ глаза, крестообразно сложилъ руки на грудь и покачалъ головой.

— Не отъ тебя, Доротея, сказалъ онъ:— не отъ тебя я слышу эти слова.

— Кто же долженъ говорить вамъ объ этомъ кром меня?

Мистеръ Пронгъ промолчалъ и съ закрытыми глазами снова покачалъ головой.

— Не лучше ли намъ разойтись, сказала мистриссъ Прэймъ посл пятнадцати-минутной паузы.— Можетъ статься, это будетъ лучше для насъ обоихъ?

Мистеръ Пронгъ только покачалъ головой. Для лэди, находившейся въ положени мистриссъ Прэймъ, трудно было опредлить съ точностью значене такого качанья головою при подобныхъ обстоятельствахъ. Во всякомъ случа мистриссъ Прэймъ была женщина достаточно опытная въ житейскихъ длахъ, чтобы ршить, что ей нужно получить въ отвтъ на свой вопросъ, если отвтъ этотъ оказывался необходимымъ.

— Мистеръ Пронгъ, сказала она:— я сейчасъ замтила, что можетъ статься, для насъ будетъ лучше, если мы разойдемся.

— Я слышалъ эти слова, сказалъ мистеръ Пронгъ: я слышалъ эти жестокя слова.— Но даже и теперь онъ не разжмуривалъ глазъ и не снялъ съ груди рукъ.— Я слышалъ эти слова,— какъ слышалъ я другя, еще боле жестокя. Лучше будетъ, если вы теперь оставите меня, дабы я могъ смириться въ усердной молитв.

— Все это прекрасно, мистеръ Пронгъ, и я надюсь, что вы смиритесь,— но при нашихъ отношеняхъ, я имю право требовать отъ васъ отвта. Мн кажется, вамъ не нравится тотъ родъ вмшательства, который я считаю лучшей привилегей и прятнйшимъ долгомъ жены. Если это правда, то намъ лучше разойтись,— разумется, разойтись друзьями.

— Вы обвинили меня въ грх, сказалъ Пронгъ:— въ тяжеломъ грх,— въ величайшемъ грх!

— По моимъ понятямъ, дйствительно, это былъ бы величайшй грхъ.

— Доротея — не судите, да не судимы будете, помните это.

— Изъ этого еще не слдуетъ, мистеръ Пронгъ, что мы не должны имть своихъ убжденй, и не должны предостерегать близкихъ намъ, когда видимъ, что они идутъ не по прямому пути. Я могла бы сказать то же самое вамъ, когда вы…

— Не должны, Доротея, это мой обязательный долгъ. Это мое прямое назначене. Для этого я назначенъ пасторомъ. Если вы не можете видть разницы, то я ошибся въ вашемъ характер,— сильно ошибся.

— Не хотите ли вы сказать, что никто, кром пастора не долженъ знать, что хорошо и что дурно, что справедливо и что несправедливо?— Мистеръ Пронгъ,— это чистйшй вздоръ. Мн непрятно говорить о томъ, что огорчаетъ васъ,— (мистеръ Пронгъ снова закачалъ головой и еще крпче зажмурилъ глаза) — но есть вещи, выносить которыя никто не въ состояни.

Мистеръ Пронгъ только покачалъ головой. Въ душ его скопилось такое множество чувствъ, что въ настоящую минуту онъ не могъ успокоиться и дать отвтъ на весьма серьезное предложене, сдланное его нареченной. Въ этотъ моментъ онъ дйствительно не могъ ршиться на тотъ шагъ, который указывали ему въ этомъ дл долгъ и благоразуме. Ему не совсмъ нравился характеръ мистриссъ Прэймъ. Какъ членъ его паствы, она вс его совты принимала за непогршительные, но теперь ему казалось, что большая часть его словъ, его мннй становились предметомъ ея дкой критики. Въ дл женитьбы онъ расчитывалъ на силу своей воли. Задумавъ взять себ жену, онъ хотлъ быть для нея добрымъ, любящимъ, заботливымъ мужемъ, но въ то же время быть ея властелиномъ, повелителемъ — какъ это и предназначалось при издани священнаго закона о женитьб. Въ этомъ отношени онъ нисколько не сомнвался въ своей сил. Грубыя, суровыя слова переносить онъ могъ бы, но и то не иначе, какъ обсудивъ ихъ надлежащимъ образомъ. Размышляя такимъ образомъ, онъ вовсе не былъ расположенъ позволить мистриссъ Прэймъ отказаться отъ даннаго ему слова,— позволить собственно потому, что она въ порыв гнва желала это сдлать. Поэтому онъ съ умысломъ ничего не говорилъ и только качалъ головой. Но къ несчастю, условя союза ихъ не были окончательно ршены относительно еще одного пункта. Мистриссъ Праймъ общала быть его женой, но общане свое облекла нкоторыми денежными кондицями, которыя ему сильно не нравились,— которыя ни подъ какимъ видомъ не согласовались съ тмъ безотчетнымъ первенствомъ и господствованемъ, которое, по его мнню, должно принадлежать мужу. Его взглядъ на этотъ предметъ былъ весьма положительный и онъ ни на волосъ не намренъ быль отступить отъ своего требованя. Ужь лучше оставаться холостякомъ, нежели принять имя мужа безъ привилегй, принадлежащихъ этому имени! Мистеръ Пронгъ, однако, надялся, что съ помощю твердости или мягкихъ словъ можетъ довести свою Доротею до образа мышленя боле женскаго. Онъ льстилъ себ, воображая, что обладаетъ силою краснорчя, которая возьметъ надъ ней верхъ. Разъ или два ему казалось, что онъ весьма близокъ къ успху. Онъ зналъ хорошо, что въ его пользу клонилось весьма многое. Женщина, которая сама говоритъ и о которой говорятъ, что она намрена выйти замужъ, не захочетъ отступить отъ своего намреня, а Доротея все-таки была женщина. Кром того, на его сторон былъ законъ,— истекающй изъ книгъ священнаго писаня. Онъ могъ сказать, что денежное распоряжене въ томъ вид, въ какомъ предлагала Доротея, принимало на себя отпечатокъ грха. Онъ уже говорилъ это, и, какъ ему казалось тогда, не безъ успха,— но Доротея вдругъ, совершенно неожиданно, обвиняетъ его самого въ тяжкомъ грх! Очевидно, что въ ея власти было отказаться отъ него собственно изъ-за денежнаго вопроса. Казалось теперь, что она имла желане отказаться, но уже подъ другимъ предлогомъ. Онъ началъ бояться, что, не сдлавъ уступки въ денежномъ вопрос, долженъ потерять жену, но ему не хотлось, чтобы немедленная размолвка состоялась вслдстве негодованя Доротеи, возбужденнаго вопросомъ чисто нравственнымъ. Это негодоване служило для Доротеи прикрытемъ упрямства ея по поводу вопроса о деньгахъ. Можетъ статься, онъ и покорился бы ей, но не по ея капризу. Поэтому онъ очень упорно жмурилъ глаза и качалъ головой.

— Вообще я думаю, еще разъ сказала мистриссъ Прэймъ:— лучше будетъ, если мы ршимся разойтись.

Съ этими словами она встала, полагая вроятно, что, принявъ такую нозу, она пробртетъ большую силу, чтобы вынудить отвтъ.

Сквозь щелки зажмуренныхъ глазъ мистеръ Пронгъ замтилъ это движене, потому что поднялся со стула и весьма твердо уперся въ столъ обими руками, но глазъ своихъ не открывалъ, по крайней мр не открывалъ боле, чмъ на дв маленькя щелочки.

— Прощайте, мистеръ Пронгъ, сказала она.

Мистеръ Пронгъ измнилъ только положене рукъ, онъ оторвалъ ихъ отъ стола и ладонями закрылъ себ лицо.— Да благословитъ васъ Богъ, Доротея!— сказалъ онъ:— да благословитъ васъ Богъ!— и съ этимъ вмст онъ вытянулъ руки, какъ будто благословляя ее въ темнот. Мистриссъ Праймъ, увидвъ безполезность проститься за руку съ человкомъ, который не захотлъ открыть глазъ, сдлала движене къ дверямъ, нарочно шелестя своимъ платьемъ. Мра эта, мн кажется, была лишняя, потому что мистеръ Пронгъ совершенно свободно располагалъ щелкой въ углу одного своего глаза.

— Прощайте, мистриссъ Пронгъ, снова сказала Доротея, отворивъ себ дверь.

— Да благословитъ васъ Богъ, Доротея! сказалъ онъ:— да благословитъ васъ Богъ!

Мистриссъ Прэймъ безъ всякой посторонней помощи отворила уличную дверь, вышла на улицу, и ступивъ на мостовую, дала себ слово, котораго не въ состояни было бы измнить никакое краснорче мистера Пронга,— дала слово остаться вдовой на остальные дни своей жизни.

Въ двнадцать часовъ дня, назначеннаго для выборовъ, мистеръ Хартъ имлъ большинство девяти голосовъ въ свою пользу со стороны своей собственной избирательной парти, и шесть голосовъ со стороны парти мистера Корнбюри. Партя Корнбюри положительно утверждала, что въ этомъ она видла несомннный успхъ. Приверженцы ея не принадлежали къ числу людей, которые бы торопились подачею голосовъ, между тмъ какъ приверженцы Харта находились вс, боле или мене, подъ его влянемъ, вс они спшили въ избирательныя залы, чтобы какъ можно раньше показать большинство голосовъ. Мистеръ Хартъ ораторствовалъ всюду, какъ ораторствовалъ и Ботлеръ Корнбюри, но въ дл ораторства, должно сознаться, еврей имлъ большое превосходство надъ христаниномъ. Есть классъ людей, даже боле, чмъ классъ, часть человчества, которой способность легко и красно выражаться дается весьма естественно. Англйске провинцальные джентльмены, при всемъ своемъ высокомъ образовани, при всей своей самоувренности, не принадлежатъ къ этой части. Если принять въ разсчетъ вс выгоды, которыми они надлены для усвоеня краснорчя, то быть можетъ, они еще боле удалены отъ этой части, чмъ всякй другой классъ людей въ Англи. Фактъ,— да, неопровержимый фактъ,— что нкоторые изъ величайшихъ ораторовъ, сдлавшихся извстными всему свту, отыскивались именно въ этомъ класс, ни на волосъ не уменьшаетъ истины моего замчаня. Лучшй виноградъ, быть можетъ, выростаетъ въ Англи, хотя Англю далеко нельзя назвать родиною винограда. Причина тутъ одна и та же. Цнность предмета зависитъ отъ его рдкости, и эта же самая цнность заставляетъ заботиться о томъ, чтобы предметъ сдлался рдкимъ. Способность свободно и красно выражаться, повидимому, весьма естественно принадлежащая всякому американцу, становится для обыкновеннаго англичанина диковинкой, въ Америк на хорошаго говоруна мало даже обращаютъ вниманя.— Этотъ господинъ обладаетъ удивительнымъ краснорчемъ, говоритъ англичанинъ, отзываясь объ американц.— Представьте, у насъ на это и вниманя не обращаютъ, отвчаетъ Янки, такой монеты у насъ много въ обращени.

Англйске провинцальные джентльмены не могутъ быть причислены къ той части человчества, которая уметъ свободно говорить передъ публикой, евреи — дло другое, ихъ причислить можно. Люди, пробртающе навыкъ краснорчиво говорить, это т, которые одарены способностью легко изучать языки. Это люди, которые больше наблюдаютъ, чмъ мыслятъ, которые способны больше удерживать въ памяти, чмъ создавать, которые могутъ быть и неодарены обширными умственными способностями, но всегда готовы употребить въ дло т способности, которыя имютъ, въ случа надобности у нихъ всегда найдется красное словцо, которое окажетъ имъ услугу, хотя услуга эта и не будетъ продолжительна.

Какъ бы то ни было, относительно краснорчя въ Бэзльхорст, смуглый маленькй человкъ, въ лоснящейся новой шляп изъ Лондона, былъ сильне своего противника, на столько сильне, что выборы начинали наводить скуку на бднаго Ботлера Корнбюри, и онъ отъ души желалъ бы спокойно сидть дома въ Корнбюри-Грандж. Онъ зналъ, что его краснорче служило ему во вредъ, тогда какъ краснорче еврея-портнаго ставило его въ глазахъ другихъ все выше и выше.— Это ничего не значитъ, говорилъ Хониманъ успокоительнымъ тономъ. Вдь это длается только такъ, изъ хвастовства, чтобы прошелъ скоре день. Если бы Гладстонъ былъ здсь, онъ бы не обратилъ вниманя на ихъ голоса, да стоитъ ли и другому-то обращать на это внимане. Эти слова успокоили Ботлера Корнбюри, не смотря на то, онъ сильно желалъ, чтобы день кончился скоре.

Не разъ принимался говорить и мистеръ Таппитъ, какъ принимался говорить и Лука Роуанъ, несмотря на шумные перерывы, когда доказывали ему, что онъ не принадлежитъ къ числу избирателей, не смотря даже на раннее привтстве его кошачьимъ концертомъ. Таппитъ, выставляя на видъ достоинства мистера Харта, за которыя онъ заслуживалъ назначеня въ парламентъ депутатомъ отъ Бэзльхорста, не упускалъ случая указать на оказанную ему обиду и несправедливость. Пивоваренный вопросъ сдлался до такой степени важнымъ, что публика слушала съ напряженнымъ вниманемъ, когда Таппитъ разсказывалъ, сколько лтъ Бонголлъ и Таппитъ варили пиво для нея. Приверженцы Роуана, безъ всякаго сомння, прерывали его безпрестанно:

— Какой же вкусъ имло ваше пиво? спросилъ одинъ голосъ.

— Неужели вы называете это пивомъ? сказалъ другой.

— Гд вы покупаете хмль? спрашивалъ третй.

Не смотря на то, Таппитъ, поддерживаемый твердымъ убжденемъ, что успшно выигрываетъ сражене, продолжалъ говорить довольно мужественно.

Роуанъ, конечно, не замедлилъ отвчать ему. Онъ гордился тмъ, что можетъ называть себя наслдникомъ Бонголла, и въ качеств наслдника намревался продолжать промыселъ Бонголла. Успетъ ли онъ улучшить качество стараго пива, онъ еще незналъ, но во всякомъ случа общалъ употребить все свое старане. Нсколько недль тому назадъ въ народ распущена была молва, что онъ бжалъ изъ Бэзльхорста и никогда въ него не воротится. А вотъ онъ здсь на лицо. Онъ купилъ недвижимость въ Бэзльхорст, намренъ жить въ Бэзльхорст, далъ себ слово варить пиво въ Бэзльхорст. Онъ ужь считалъ себя принадлежащимъ къ Бэзльхорсту. Какъ холостой человкъ, онъ надялся жениться и взять себ жену изъ Бэзльхорета. Это послднее заявлене было принято съ шумнымъ одобренемъ съ обихъ сторонъ и доставило Роуану ту популярность, которая была для него необходима. Тяжба Роуана придавала выборамъ особенный интересъ.

Вечеромъ, когда кончилась подача голосовъ, городской мэръ объявилъ, что мистеръ Ботлеръ Корнбюри избранъ депутатомъ большинствомъ одного голоса.

ГЛАВА XXV.
БЕЗЛЬХОРСТСКАЯ ГАЗЕТА.

Большинствомъ одного голоса! Услышавъ объ этомъ, Ботлеръ Корнбюри, отецъ, пришелъ въ крайнее уныне и въ душ пожаллъ, что его сынъ не потерплъ пораженя. Какой это выборъ, когда мсто получается большинствомъ одного только голоса? Можно ли оставить его безъ послдствй, безъ состязаня, особливо когда кандидатъ, потерпвшй поражене — еврей, располагавшй огромными средствами? Пожалетъ ли онъ денегъ на протестъ и на назначене вторичныхъ выборовъ? Мистеръ Ботлеръ Корнбюри самъ находился въ уныни и вовсе не раздлялъ радости своей восторженной жены. Мистеръ Хартъ, конечно, объявилъ, что будетъ протестовать, и такъ былъ увренъ въ получени мста, какъ будто уже занималъ его. Хотя въ послдне два часа выборовъ мистеръ Хартъ употреблялъ всевозможныя средства, но жители Бэзльхорста. вообще были уврены, что выборъ падетъ на молодаго Корнбюри. Таппитъ и нкоторые друге, впрочемъ весьма немноге, были совершенно другаго мння. Въ настоящую минуту Таппитъ ни подъ какимъ видомъ не хотлъ сознаться самому себ, что дло его парти проиграно. Въ этой борьб, столь важной для него, его поддерживало теперь одно только самообольщене и надежда на сомнительный успхъ. Результаты протеста едва ли могутъ быть введены въ настоящую исторю. Люди, знакомые съ длами подобнаго рода, поймутъ, съ какимъ ожесточенемъ должны были возобновиться выборы.

Съ помощю громкаго голоса мистера Сторта, извсте о выбор Ботлера Корнбюри достигло и коттэджа въ Браггзъ-Энд. Мистриссъ Рэй порадовалась своею тихою радостью, что зять мистера Комфорта увнчался успхомъ, и что Бэзльхорстъ не опозоритъ себя связью съ какимъ-то евреемъ. Для нея казалось чудовищнымъ одно уже то обстоятельство, что этому еврею позволили показаться въ Бэзльхорст и домогаться мста представителя города въ Парламент. Подобному человку она отказала бы во всхъ гражданскихъ правахъ и почти во всхъ правахъ общественныхъ. За боле сильнымъ и непогршительпымъ духомъ преслдованя всегда нужно обращаться къ женщин, и чмъ кротче, чмъ нжне женщина, чмъ боле въ ней любви и женскихъ качествъ, тмъ сильне въ ней развите этого духа. Сильная любовь къ любимому предмету порождаетъ сильную ненависть къ предмету ненавистному, отсюда-то и истекаетъ духъ преслдованя. Кто въ настоящее время въ Англи сильне всего возстаетъ противъ евреевъ, кто хотлъ бы отнять у нихъ пробртенныя ими права, какъ не т, которые больше всего преданы христанской вр! Кого можно считать смертельными врагами католиковъ, какъ не людей преданныхъ протестантской религи! Глядя на отдльныхъ лицъ, мы всегда находимъ истину въ этомъ замчани, хотя нельзя допустить того же самаго, когда мы будемъ разсматривать эти субъекты въ масс. Для мистриссъ Рэй казалось крайне изумительнымъ, что какого-то еврея принимаютъ въ Бэзльхорст, какъ будущаго представителя этого города въ Парламент, и что ему позволяютъ громко говорить въ нсколькихъ шагахъ отъ церковной башни.

Черезъ день посл выборовъ, мистриссъ Стоитъ принесла въ коттеджъ добавочный листокъ къ Бэзльхорстской газет, который былъ распубликованъ въ свое время, и въ которомъ заключались вс обстоятельства, сопровождавшя выборы. Не думаю, чтобы мистриссъ Стортъ нашла въ этомъ скучномъ набор избирательныхъ рчей что нибудь интересное для мистриссъ Рэй и ея дочери, еслибы тутъ не было одной особенной странички. Рчь Луки Роуана на счетъ Бэзльхорста была напечатана во всей подробности, въ ней заключалось и заявлене передъ публикой его брачныхъ намренй. Мистриссъ Стортъ вошла въ коттэджъ съ газетой, сложенной вчетверо, — ея палецъ указывалъ на то мсто, на которое она хотла обратить внимане другихъ. Ей казалось, что общане Роуана относилось прямо къ Рэчель, какъ казалось, что ничего не могло быть честне, благородне и мужественне этого заявленя. Это согласовалось съ ея понятями о рыцарств. Но она не совсмъ была уврена, что подобное заявлене, сдланное публично, понравится Рэчель, и потому приготовилась показать статью только одной мистриссъ Рэй.— Я принесла вамъ все описане, сказала она, продолжая держать въ рукахъ газету,— отъ одного джентльмена,— онъ ее прочиталъ, — вы можете ее оставить у себя совсмъ. Одинъ знакомый намъ молодой человкъ произнесъ рчь, которая на мой взглядъ лучше всхъ другихъ. Посмотрите-ка сюда, мистриссъ Рэй.

Съ этими словами, бросивъ на мать выразительный взглядъ и еще разъ ткнувъ пальцемъ въ то мсто, гд начиналась особенная статья, мистриссъ Стортъ оставила газету въ рук мистриссъ Рэй и удалилась.

Мистриссъ Рэй, которая не совсмъ поняла пантомиму и глаза которой не встртились еще съ словами, относившимися до женитьбы, увидла, однако, что на указанномъ столбц находилась рчь Луки Роуана, она начала ее съ перваго слова, и прочитала до самаго конца. Роуанъ присоединился къ газет, и потому получилъ отъ нея боле чмъ должную справедливость. Его слова были переданы во всей подробности, мистриссъ Рэй употребила уже на чтене минутъ десять прежде, чмъ дошла до тхъ словъ, которыя, какъ надялась мистриссъ Стортъ, должны были обрадовать ее.

— Что это такое, мама? спросила Рэчель.

— Рчь, душа моя, произнесенная на выборахъ.

— Чья же это рчь, мама?

Мистриссъ Рэй колебалась отвтить, и этимъ самымъ противъ воли своей дала знать Рэчель, кмъ произнесена была рчь.

— Рчь мистера Роуана,— сказала она наконецъ.

— Вотъ что! замтила Рэчель. и ей сейчасъ же хотлось овладть газетой, но для выраженя своего желаня она не сказала ни слова. Съ самаго того вечера, въ который ей приказано было наблюдать за облаками, она смотрла на Роуана какъ на особеннаго героя, какъ на человка умне всхъ другихъ людей, окружавшихъ ее, какъ на человка, созданнаго для совершеня великихъ подвиговъ и для своего прославленя. Ей нисколько не казалось удивительнымъ, что его рчь появилась въ газет. Человкъ этотъ былъ созданъ для того, чтобы возвыситься, говорить рчи, чтобы о немъ говорили. Такимъ она воображала его, и въ то же время желала, чтобы онъ не былъ такимъ. Можно ли было ей надяться, что подобный человкъ удостоитъ ее своимъ выборомъ? а если и удостоитъ, то будетъ ли она ему подъ пару? Теперь онъ самъ это замтилъ, поврилъ ея письму и оставилъ ее. Если бы онъ былъ боле похожъ на другихъ, окружающихъ ее людей,— боле простъ, мене склоненъ къ честолюбю, имлъ бы въ себ мене огня и геня, то, быть можетъ, она еще овладла бы имъ и удержала бы его. Призъ, конечно, не былъ бы такъ драгоцненъ, но все же, она думала, что для ея сердца его было бы весьма достаточно. Молодой человкъ, слова котораго печатаются въ газет немедленно посл его прзда, ршится ли сойти съ своей дороги, чтобы думать о ней? Не захочетъ ли онъ привести изъ Лондона какую нибудь грандозную лэди и сдлать ее своей женой?

— Ахъ Боже мой! сказала мистриссъ Рэй, совершенно изумленная.— Какъ ты думаешь, что онъ говоритъ?

— Что же такое, мама?

— Право, я и сама не знаю. Можетъ статься, онъ говоритъ совсмъ не то, что думаетъ. Не слдовало бы мн и говорить объ этомъ.

— Если это въ газет, то все равно, я узнаю, не узнаю разв въ такомъ случа, когда вы отошлете газету, не показавъ ее мн.

— Мистриссъ Сторгъ сказала, что мы можемъ оставить ее, именно по поводу этой статьи. Она всегда была добрйшею женщиной въ мр. Не знаю, что бы стали мы длать, еслибъ не имли такой сосдки, какъ мистриссъ Стортъ.

— Но мама, что же такое говорится въ газет?

— Мистеръ Роуанъ говоритъ… Ахъ нтъ! лучше ужь ты сама прочитай. Какъ странно, что онъ ршился говорить подобныя вещи публично, передъ всмъ народомъ. Онъ говоритъ… во всякомъ случа онъ позволилъ себ сдлать это потому, что онъ такъ честенъ, Я уврена, у него, что на ум, то и на язык. Хорошее хорошимъ и бываетъ. Возьми, мой другъ,— право, я не знаю, какъ разсказать теб, лучше прочитай сама.

Рэчель торопливо взяла газету и, подобно матери, начала читать рчь съ самыхъ первыхъ словъ, и кончила послдними. Дойдя до послднихъ словъ, она опустила газету.— Понимаю, мама, что вы подумали, и что подумала мистриссъ Стортъ, только этимъ совсмъ не то хотлъ сказать мистеръ Роуанъ.

— Что же, по твоему, хотлъ сказать мистеръ Роуанъ?

— Онъ хотлъ дать понять, что намренъ сдлаться, подобно имъ, постояннымъ жителемъ Бэзльхорста.

— Въ такомъ случа, зачмъ же ему говорить о прискани себ жены въ Бэзльхорст?

— Онъ не сказалъ бы этого, мама, если бы дйствительно думалъ о женитьб. Если бы на ум у него было что нибудь въ этомъ род,— онъ бы воздержался отъ подобныхъ выраженй.

— Но разв онъ не выразилъ, что намренъ жениться на бэзльхорстской двушк?

— Онъ выразился, какъ выражаются вс мужчины въ подобныхъ случаяхъ. Онъ хотлъ внушить имъ хорошее о себ мнне. Но, мама, перестанемте говорить объ этомъ. Тутъ нтъ ничего хорошаго.

— Признаюсь, я не могу этого понять, сказала мистриссъ Рэй.— Она замолчала и чтене газеты уступила Рэчель.

Лишь только кончился этотъ разговоръ, какъ на песчаной дорожк послышались чьи-то шаги, и мистриссъ Рэй, вставъ съ мста, объявила, что это шаги ея старшей дочери. Дйствительно это было такъ, и вскор мистриссъ Прэймъ явилась въ комнат. Было около четырехъ часовъ по полудни, а такъ какъ чай подавался въ коттэдж въ половин шестаго, то понятно было, что она пришла раздлить съ сестрой и матерью вечернюю ихъ трапезу. Посл первыхъ привтствй она расположилась на соф, ея манеры показывали какъ матери, такъ и сестр, что она чмъ-то взволнована, хотла что-то сказать, но колебалась.

— Сними шляпку, Доротея, сказала мать.

— Не хочешь ли сходить на верхъ, Долли, спросила сестра:— и поправить прическу посл прогулки?

Но Долли не обращала вниманя на свою прическу. Она, однако, сняла шляпку и положила ее подл себя на соф.

— Мама, мн нужно переговорить съ вами по одному особенному длу.

— Надюсь, что это не серьезное дло? сказала мистриссъ Рэй.

— Очень серьезное. Дла, мн кажется, большею частю бываютъ или должны быть серьезныя.

— Не выйти ли мн въ садъ, пока ты будешь говорить съ мама? спросила Рэчель.

— Нтъ, Рэчель, — для меня не нужно. То, что я хочу сказать, можетъ быть сказано при теб и при матери. Между мной и мистеромъ Пронгомъ все кончено.

— Неужели? сказала мистриссъ Рэй.

— Я думала, что это такъ и будетъ, замтила Рэчель.

— А почему ты такъ думала? сердито спросила мистриссъ Праймъ, обернувшись къ сестр.

— Я чувствовала, что онъ теб не пара, Долли, — вотъ почему я такъ думала. Теперь, когда все кончилось, мн кажется, я могу признаться, что онъ мн не нравился,— и по этому самому не надялась, что онъ будетъ моимъ зятемъ.

— Это еще не могло бы заставить тебя думать такимъ образомъ. Какъ бы то ни было,— можду нами все кончено. Мы ршили, что это такъ должно быть, сегодня поутру, и я сочла необходимымъ немедленно придти и сообщить вамъ объ этомъ.

— Я рада, что ты сказала намъ объ этомъ, сказала мистриссъ Рэй.

— Не было ли какой нибудь ссоры? спросила Рэчель.

— Нтъ, Рэчель, никакой ссоры не было, — не было ничего такого, что ты называешь ссорой. Мы увидли, что есть предметы, по которымъ мы не могли сойтись въ нашихъ мнняхъ, и поэтому ршились лучше разлучиться.

— Не изъ-за денегъ ли все это вышло? сказала мистриссъ Рэй.

— Пожалуй, да, — частю изъ-за денегъ. Если бы я знала тогда, каке по этой части существуютъ законы, я съ перваго же раза сказала бы мистеру Пронгу, что бракъ нашъ не можетъ состояться. Онъ хорошй человкъ, и надюсь, что я не возмутила его счастя.

— Я такъ всегда боялась, что онъ возмутитъ твое счасте, сказала Рэчель:— и потому, право, нисколько объ этомъ не жалю.

— Съ твоей стороны, Рэчель, это очень жестоко. Но пожалуйста, не будемъ больше говорить объ этомъ. Теперь, мама, я хочу знать, согласитесь ли вы, чтобы я возвратилась сюда и снова жила въ коттэдж?

Мистриссъ Рэй не знала, какой дать отвтъ, и потому въ течене нсколькихъ секундъ ничего не отвчала. Относительно себя она какъ нельзя боле радовалась возвращеню старшей своей дочери въ коттэджъ. При какихъ бы обстоятельствахъ ни было, она не могла отказать своему дтищу въ прют подъ своей собственной кровлей. Но въ настоящую минуту она не могла позабыть, при какихъ обстоя’тельствахъ мистриссъ Прэймъ удалилась, и мысль, что возвращене должно состояться при другихъ обстоятельствахъ, сильно возмущала чувство справедливости мистриссъ Рэй. Мистриссъ Прэймъ удалилась, громко порицая поведене Рэчель, и теперь выразила желане воротиться вслдстве неудачи въ своихъ собственныхъ брачныхъ предположеняхъ, какъ будто она оставила коттэджъ именно по поводу предполагаемаго брака. Двери коттэджа всегда будутъ открыты для радушнаго према мистриссъ Прэймъ, но ея возвращене должно сопровождаться прекращенемъ обвиненй противъ Рэчель. Мистриссъ Рэй не знала, какимъ образомъ облечь это услове въ слова, хотя въ ум ея предметъ этотъ представлялся совершенно ясно.

— Ну, что же, мать, спросила мистриссъ Прэймъ: — встрчается тутъ какое нибудь препятстве?

— Нтъ, мой другъ, вовсе никакого нтъ препятствя, это само собою разумется. Я отъ души буду рада твоему возвращеню, точно также и Рэчель, но…

— Но что же? Вы хотите сказать что, нибудь насчетъ денегъ?

— О, нтъ! О деньгахъ я вовсе не думаю. Если ты воротишься, да я и надюсь, что ты воротишься,— какъ-то неестественно, что ты должна оставаться въ Бэзльхорст въ то время, какъ мы живемъ здсь,— но мн кажется, ты должна признаться, мой другъ, что Рэчель вела себя, какъ слдовало во всемъ этомъ дл насчетъ… насчетъ мистера Роуана.

— Обо мн, мама, не безпокойтесь, сказала Рэчель, хотя, услышавъ эти слова, она готова была обнять свою мать и осыпать поцалуями.

— Нтъ, Рэчель, мы вс должны понимать другъ друга. Ты и твоя сестра до тхъ поръ не въ состояни будете спокойно жить вмст, пока изъ-за этого будутъ существовать мрачные взгляды.

— Я не знаю, что тутъ были когда нибудь мрачные взгляды, сказала мистриссъ Прэймъ съ весьма угрюмымъ выраженемъ.

— Во всякомъ случа мы должны понять другъ друга, продолжала мистриссъ Рэй съ удивительнымъ хладнокровемъ.— Съ тхъ поръ, какъ ты удалилась отъ насъ, я часто и долго думала объ этомъ. Да едва ли я думала боле о чемъ нибудь другомъ. Мн кажется, я никогда не прощу себ, позволивъ кому нибудь сказать Рэчель суровое слово объ этомъ.

— О, мама! зачмъ это… зачмъ! сказала Рэчель, а между тмъ объятя и поцалуи продолжали представляться въ ея воображени.

— Я вовсе не хочу говорить суровыхъ словъ, сказала мистриссъ Прэймъ.

— Конечно, я въ этомъ уврена, но они были говорены, не правда ли? Не мы ли обвиняли и порицали ее за то, что она пошла прогуляться однажды вечеромъ и была тамъ на кладбищ?

— Мама! воскликнула Рэчель.

— Хорошо, хорошо, мой другъ, я больше не буду говорить, скажу только вотъ что:— твоя сестра ушла отсюда, потому что, по ея понятямъ, ей не прилично было жить съ тобой, а теперь, если она намрена воротиться къ намъ,— и, конечно, я надюсь, что она воротится,— мн кажется, ей слдовало бы сказать, что она ошибалась.

Мистриссъ Прэймъ нахмурилась, и ни слова не сказала. Она сидла безмолвная и угрюмая, между тмъ, какъ ея мать смотрла въ каминъ, удивляясь своей смлости. Уступила ли бы она или нтъ, если бы оставалась съ мистриссъ Прэймъ наедин, я не могу сказать. Что мистриссъ Прэймъ не согласилась бы произнесть требуемаго сознаня, въ этомъ я увренъ. Рэчель, наконецъ, устроила все дло.

— Мама, если Долли воротится къ намъ, сказала она:— то я приму это за признане съ ея стороны, что она считаетъ меня довольно порядочною, чтобы жить со мной вмст.

— Хорошо, душа моя, отвчала мистриссъ Рэй:— можетъ статься, этого и довольно, но во всякомъ случа между нами не должно быть никакихъ недоразумнй.

И въ эту минуту мистриссъ Прэймъ не сказала ни слова, но за тмъ въ первыхъ своихъ словахъ заявила намрене перенесть въ коттэджъ вс свои вещи на другой же день. Рэчель одержала побду. Она чувствовала это и вполн сознавала, что теперь не будетъ длаться ни малйшихъ попытокъ отвести ее на доркасске митинги противъ ея собственной воли.

ГЛАВА XXVI.
КОРНБЮРИ-ГРАНДЖЪ.

Лук Роуану было объявлено, что, по окончани выборовъ мистриссъ Корнбюри желаетъ его видть, а вечеромъ въ день выбора, одержавшй побду кандидатъ, передъ возвращенемъ домой, пригласилъ Роуана прхать въ Гранджъ въ понедльникъ и пробыть до середы. Надо замтить, что Роуанъ въ перодъ выборовъ очень сблизился съ Корнбюри. Оба они были молодые люди, новому члену парламента только что исполнилось тридцать лтъ, и оба на это время заинтересованы были однимъ и тмъ же дломъ. Лука Роуанъ принадлежалъ къ числу такихъ людей, съ которыми человкъ, подобный мистеру Корнбюри, не могъ дйствовать съ равной энергей, не заключивъ дружескаго союза. Онъ имлъ прятныя манеры, смлый взглядъ, способность свободно объясняться, способность показывать видъ, но не сознавать равенства съ тми людьми, съ которыми приходилъ въ столкновене. Если бы Корнбюри вздумалъ считать себя, собственно по своему общественному положеню, слишкомъ высокимъ для товарищества съ Роуаномъ, онъ, весьма естественно, могъ бы не сближаться съ нимъ, но съ другой стороны, онъ не могъ бы поставить себя въ близкое соприкосновене къ человку, не подчинившись тому временному равенству, которое Роуанъ присвоилъ себ, и той временной фамильярности, которая истекала изъ этого равенства. Ботлеръ Корнбюри мало думалъ объ этомъ. Онъ находилъ, что Роуанъ прятный товарищъ, способный помощникъ, и потому между ними образовался тотъ родъ товарищества, при которомъ вс манеры и слова Роуана становились для него весьма естественными. Когда жена Корнбюри попросила его пригласить Роуана въ Гранджъ, онъ сначала крайне изумился, но потомъ сейчасъ же изъявилъ согласе.

— Хорошо, сказалъ онъ: — это необыкновенно прятный малый. Не вижу причины, почему бы ему не прхать сюда.

— У меня на это есть своя особенная причина, сказала мистриссъ Ботлеръ.

— Прекрасно, сказалъ мужъ.— Ты, пожалуйста, объясни ее моему отцу. И такимъ образомъ приглашене состоялось.

Роуанъ былъ человкъ разсудительне Корнбюри, и въ особенности разсудителенъ относительно своего положеня. Онъ очень хорошо понималъ свойство дружбы между собою и Ботлеромъ Корнбюри. Онъ имлъ намрене сдлаться пивоваромъ въ Бэзльхорст, а пивоваръ въ Бэзльхорст ни подъ какимъ видомъ не могъ бы принадлежать къ числу тхъ могущественныхъ пивоваровъ знатнаго имени, которые женятся на дочеряхъ лордовъ и отдаютъ своихъ дочерей за мужъ за влятельныхъ лордовъ. Онъ просто хотлъ быть торговцемъ въ город. Быть можетъ, ему не совсмъ нравилось общество Таппитовъ и Григгсовъ, но не смотря на то, онъ долженъ былъ по возможности довольствоваться тмъ, что есть. Во всякомъ случа, онъ не длалъ попытки проложить себ дорогу въ другое общество. Если бы друге вздумали искать его общества,— то дло другое. Когда Корнбюри пригласилъ Роуана прхать въ Корнбюри-Гранджъ, какъ будто оба они принадлежали къ одному и тому же сословю, какъ будто они были люди, связанные вмст, какъ въ общественномъ отношени въ своихъ домахъ, такъ и въ политическомъ — въ выборныхъ собраняхъ,— краска выступила на его лицо, и онъ съ минуту не ршался дать отвта.

— Вы очень любезны, сказалъ онъ наконецъ.

— О! вы должны прхать, сказалъ Корнбюри.— Моя жена особенно желаетъ этого.

— Она очень добра, сказалъ Роуанъ.— Но если вы пригласите въ Гранджъ всхъ лицъ, которые васъ поддерживали, то у васъ соберется весьма смшанное общество.

— Ваша правда, но я не намренъ длать подобнаго приглашеня. Видть васъ у себя — я буду очень, очень радъ.

— Прду,— съ особеннымъ удовольствемъ, отвчалъ Роуанъ, и все же не вдругъ, но, по прежнему, колеблясь.

— Напрасно я далъ общане хать туда,— говорилъ онъ про себя впослдстви. Это было въ воскресенье, посл вечерни,— спустя часъ или боле посл того, какъ изъ церкви вс разошлись по домамъ, и онъ одинъ сидлъ у ограды, глядя на западъ и вспоминая о томъ солнечномъ закат, которымъ любовался однажды вмст съ Рэчель. Ему не хотлось хать въ домъ мистера Корнбюри. Какъ ему покажется общество людей, которыхъ онъ встртитъ тамъ,— ему, избравшему себ карьеру, которая по необходимости поставитъ его между другими личностями?— Послать разв записку съ извиненемъ?— сказалъ онъ. Мн нужно быть въ Экстер. Тамъ ждутъ меня дла. И то сказать, я попаду въ кружокъ людей, которые теперь знаютъ меня, а какъ только горячка выборовъ пройдетъ, то вс они бросятъ меня.— А все-таки идея познакомиться съ такимъ домомъ, какъ Корнбюри-Гранджъ,— съ такими людьми, какъ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри, имла въ его глазахъ свою особенную прелесть, но, разумется, въ такомъ только случа, если сближене съ ними или съ подобными имъ будетъ на равныхъ условяхъ. Онъ могъ смотрть на нихъ, какъ на людей для него недоступныхъ, какъ недоступны бываютъ мороженое и кремъ для школьника, неимющаго въ карман ни одного пенни. Но если тотъ же школьникъ будетъ поставленъ въ такое положене, что долженъ уничтожить и мороженое, и кремъ, и пирожное, нисколько не обуздывая своего наслажденя, какъ будто карманы у него набиты деньгами, такъ точно долженъ и онъ, Роуанъ, вести себя въ отношени къ этимъ любимцамъ общества, когда увидитъ себя поставленнымъ между ними. Онъ любилъ и пирожное, и кремы, но въ то же время находилъ, что и вс другя, доступныя для него лакомства точно также вкусны и здоровы. Ну, стоило ли ему хать на пиръ, который разстроилъ бы его вкусъ, и за которымъ ему не окажутъ полнаго радушя, хотя онъ и не будетъ стсняться? Во всхъ его мысляхъ не обнаруживалось особеннаго достоинства. Онъ далъ себ слово не гнаться за такими предметами, за которые не въ состояни заплатить, а между тмъ, желалъ имть эти предметы. Онъ далъ себ слово, что никакое общественное положене, въ которомъ онъ могъ бы увидть себя, не должно сдлать перемны ни въ душ его, ни въ наружныхъ манерахъ, а теперь боялся показаться между людьми, боялся потому, что долженъ былъ увидть себя низшимъ между высшими. Тутъ вовсе не обнаруживалось достоинства, но подъ этимъ-то и скрывалось основане достоинства.— Поду, сказалъ онъ наконецъ, страшась, что въ побудительной причин къ отказу заподозрятъ его въ трусости.— Если я не понравлюсь имъ, то они же останутся въ проигрыш: зачмъ приглашали.

Безъ всякаго сомння, сидя у ограды кладбища, Роуанъ думалъ и о Рэчель. Онъ думалъ о Рэчель каждый день, каждый часъ, съ той минуты, когда побывалъ въ ея коттэдж, когда она склонила голову къ нему на плечо и позволила обнять ея станъ. Но его думы о ней были совсмъ не то, что думы Рэчель о немъ. Да и часто ли случается, что любовь мужчины бываетъ похожа на любовь женщины, на эту тревожную, полную опасенй, безпокойную, сопровождаемую безсонницей, робкую, всеобъемлющую любовь! Тмъ не мене, однако, она можетъ быть страстною, постоянною и врною. Письмо Рэчель разсердило его,— сильно разсердило. При встрч съ мистриссъ Рэй въ Экстер, онъ сказалъ ей правду, что ничего не иметъ послать въ Костонъ. Онъ исполнилъ свою роль и былъ отвергнутъ,— былъ отвергнутъ слишкомъ явно, потому что, когда въ коттэдж взвсили его достоинства и недостатки, недостатки оказались тяжеле. Онъ никакъ не подозрвалъ, что разсчетъ этотъ былъ сдланъ самой Рэчель, и потому никогда не говорилъ себ, что между ними все должно быть кончено. Онъ никогда не допускалъ мысли, что между ними долженъ поселиться раздоръ. Но онъ разсердился и хотлъ держаться отъ нея въ отдалени. Онъ и держался отъ нея въ отдалени, не хотлъ даже сознаться самому себ, что былъ сколько нибудь связанъ сказанными имъ словами. Всякая связь теперь была прервана. Не смотря на то, мн кажется, получивъ письмо, онъ полюбилъ ее сильне прежняго.

Со времени возвращеня въ Бэзльхорстъ, онъ бывалъ здсь, на этомъ самомъ мст, каждый вечеръ, здсь много думалъ онъ о предстоявшей жизни, а иногда и о минувшихъ дняхъ. Налво отъ него виднлись деревья, которыя стояли передъ лицевымъ фасадомъ пивовареннаго завода, скрывая отъ глазъ его старинное здане, это былъ домъ, въ которомъ жилъ старикъ Бонголлъ,— въ которомъ жилъ Таппитъ боле двадцати лтъ,— и мн, кажется, сказалъ онъ про себя, тоже суждено жить въ этомъ дом, съ чанами и пивными бочками передъ самымъ носомъ. Но успвалъ ли когда нибудь въ своихъ длахъ тотъ фермеръ, которому не нравился навозъ его собственнаго двора? Потомъ онъ подумалъ о Таппит и о предстоявшей борьб, и расхохотался, когда вспомнилъ сцену съ кочергой. Въ этотъ моментъ глазъ его встртился съ яркими цвтами женскихъ шляпъ, двигавшихся по полю, которое разстилалось передъ нимъ, и онъ догадался, что это были дочери Таппита, возвращавшяся домой съ прогулки. Роуанъ поспшно всталъ съ мста, скрылся за церковный олтарь и началъ наблюдать оттуда, надясь увидть между ними Рэчель. Но, разумется, Рэчель тутъ не было. Он бросили ее, подумалъ Роуанъ, и въ то же время сказалъ про себя, что придетъ время, когда он будутъ рады услышать ласковое слово отъ нея, увидть на ея лиц одобрительную улыбку. Его любовь къ Рэчель была истинне и сильне, чмъ когда нибудь, но въ то же время была такого свойства, что онъ имлъ возможность сказать самому себ, что въ настоящее время можно воздержаться отъ нея, чрезъ собственный поступокъ Рэчель, что на время она можетъ быть упразднена въ его сердц.

— Что же я буду длать съ собой цлый вторникъ? спросилъ онъ себя, возвращаясь домой съ кладбища въ воскресенье вечеромъ. Не знаю, что длаютъ съ собою эти люди, когда нтъ еще охоты ни съ ружьемъ, ни съ гончими. Для меня неестественнымъ кажется, что мужчина не долженъ заработывать свой хлбъ,— да нкоторымъ образомъ и женщина.

Въ понедльникъ посл полудня Роуанъ отправился въ Корнбюри-Гранджъ. Ботлеръ Корнбюри прхалъ въ Бэзльхорстъ на пар и взялъ его съ собой.

— Отдайте чемоданъ моему человку. Теперь все готово. Вы никогда еще не бывали въ Грандж? Отсюда всего пять миль зды по самой очаровательной мстности въ Дэвоншир, — но прогулка по рк еще прелестне,— едва ли во всей Англи найдется что нибудь очаровательне.

— Я знаю хорошо эту прогулку, сказалъ Роуанъ:— но ни разу не былъ въ парк.

— Это далеко не паркъ. Въ немъ и подобя нтъ парка. Гранджъ, по самому своему названю, ни больше ни меньше, какъ мыза, нчго въ род хорошо и съ комфортомъ устроенной резиденци для джентльмена фермера. Мы живемъ здсь, кажется, со временъ Адама, но не длали никакихъ перемнъ и перестроекъ.

— Это именно такой домъ, какой я самъ желалъ бы имть.

— А если бы имли, то не были бы имъ довольны. Вы непремнно бы захотли срыть его и выстроить побольше. Со временемъ я самъ намренъ сдлать это. Впрочемъ, если и сдлаю, то онъ никогда не будетъ имть настоящей своей прелести. Я думаю, этотъ господинъ подастъ жалобу,— не правда ли?

— Я долженъ сказать, что подастъ,— но ничего черезъ это не получитъ.

— Онъ знаетъ, что его кошелекъ длинне нашего, и этимъ хочетъ навести на насъ страхъ,— и, клянусь Георгомъ, наведетъ! Мой отецъ человкъ не богатый.

— Держитесь своихъ собственныхъ средствъ.

— Да больше нечего и длать. Отецъ моей жены, кажется, сдланъ изъ денегъ.

— Какъ! мистеръ Комфортъ?

— Да. Судьба надлила его изумительнымъ числомъ холостыхъ дядей и незамужнихъ тетокъ. Онъ любитъ меня и не мене меня любитъ идею, что я буду въ Парламент. Не намекнуть ли ему, чтобы, въ случа надобности, онъ заплатилъ за эту идею? Ну, вотъ — мы и дома. Не хотите ли до обда прогуляться по нашей мыз?

Роуанъ введенъ былъ въ домъ и представленъ старому сквайру, который принялъ его съ натянутой учтивостью прежнихъ дней.

— Гранджъ къ вашимъ услугамъ, мистеръ Роуанъ. Вы найдете здсь необыкновенное спокойстве, чего нельзя сказать о Бэзльхорст, особливо въ эти послдне два дня. Невстка моя гд-то съ дтьми. Она будетъ здсь къ обду. Ботлеръ,— ухалъ ли тотъ портной въ Лондонъ?

Ботлеръ отвчалъ отцу, что портной ухалъ по крайней мр изъ Бэзльхорста, и за тмъ молодые люди отправились до обда прогуляться.

Надо сказать, что одна только мистриссъ Ботлеръ-Корнбюри сообщала душу, оживляла обыденную жизнь въ Корнбюри-Грандж,— она одна находила соль, придававшая хлбу вкусъ, и вино, веселившее сердце. Удивительная эта сила, которая производитъ свое дйстве, почти безсознательно, на цлое общество, или на одно отдльное лицо, или на цлую толпу,— сила, которая принадлежитъ одному лицу, одаренному любезнымъ характеромъ, добрымъ здоровьемъ, прятнымъ умомъ и милой наружностью. Одаренная такими качествами, женщина не только сама становится очаровательною, но сообщаетъ всмъ находящимся вблизи нея, внезапное убждене, что общество за свое одушевлене обязано собственному ихъ характеру, здоровью, уму и наружности. Мистриссъ Ботлеръ Корнбюри была именно такая женщина. Благодаря ей, Корнбюри-Гранджъ пользовался особенной популярностью, стараго сквайра никто не находилъ скучнымъ человкомъ, молодой сквайръ прослылъ за человка умнаго, мужчины и женщины не находили, чтобы дни въ Корнбюри-Грандж тянулись долго, самый воздухъ — производилъ благотворное укрпляющее дйстве. Все, все это длала одна мистриссъ Ботлеръ Корнбюри.

Роуанъ не видлъ ее, пока не встртился передъ самымъ обдомъ въ столовой, гд нашелъ еще трехъ молоденькихъ дамъ, которыя гостили у доброй хозяйки. При вход Роуана она подошла къ нему и поздоровалась, какъ будто онъ былъ старый ея другъ. Весьма естественно, что разговоръ вертлся на выборахъ. Тутъ выражались благодарности, принимались поздравленя,— и когда старый мистеръ Корнбюри покачалъ головой, невстка старалась уврить его, что бояться теперь нечего.

— Не знаю, мой другъ, что ты подразумваешь подъ словами — теперь нечего бояться. По моему напротивъ, нужно очень бояться, когда дло идетъ о двухъ тысячахъ фунтовъ.

— Я уврена, что мы больше не услышимъ объ этомъ человк, сказала мистриссъ Корнбюри.

Старикъ протяжно вздохнулъ.— Мн кажется, сказалъ онъ:— ни одному джентльмену не пришлось бы бороться за мсто въ Парламент, если бы этимъ людямъ не позволили подвигаться впередъ. Нечего сказать — хорошо безпристрасте выборовъ! Я становлюсь боленъ отъ этого. Пойдемте, душа моя.— Онъ подалъ руку одной изъ молоденькихъ дамъ и побрелъ въ столовую.

Въ этотъ вечеръ мистриссъ Ботлеръ Корнбюри ничего особеннаго не сказала Роуану, она заботилась только о томъ, чтобы время для него прошло прятно. Вс его полу-болзненныя идеи относительно общественнаго различя между нимъ самимъ и семействомъ хозяина дома скоро изчезли. Домъ былъ весьма комфортабельный, двицы — очень миленькя созданя,— мистриссъ Корнбюри весьма любезна,— и вообще все было превосходно. На слдующее утро около десяти часовъ вс сли за чай, половина времени до завтрака прошла въ прятной болтовн, и только посл этого заговорили о томъ, что будутъ длать въ течене дня. Наконецъ ршено было, что вс отправятся черезъ лсъ къ тому особенному мсту, называемому Корнбюрйскими Скалами, гд рка пробгаетъ по каменистому оврагу. Мстные жители утверждали, что Корнбюрйскя Скалы — очаровательнйшее мсто въ Англи. Съ своей стороны, я не смю засвидтельствовать истину такого утвержденя, но могу сказать, что очаровательне этого мста я нигд не видлъ. Рка быстро бжитъ здсь, пнится и искрится, бжитъ быстро не потому, чтобы ее сжимали берега, напротивъ, она здсь шире и правильне въ своемъ направлени, чмъ въ нижней или верхней части, но потому что русло ея иметъ уклонъ. На одной сторон скалы отвсно опускались къ вод, а на другой разстилался лугъ, или врне, покрытый зеленью амфитеатръ, потому что позади низменной части берега полукругомъ возвышались скалы и со всхъ сторонъ замыкали эту равнину. Тутъ было четыре или пять акровъ зеленаго луга, но все пространство до такой степени было испещрено старыми небольшими дубами и кустами трна, что казалось обширне, чмъ на самомъ дл. Скалы по ту и другую сторону покрыты были въ нкоторыхъ мстахъ роскошной зеленью, такъ что вообще это мсто можно было принять за долину, изъ которой не было выхода. Внизу подл самой окраины берега стояла купальня, изъ которой можно было броситься въ глубину шести или семи футъ холодной, мрачной, чистой воды, какой только купающйся могъ бы пожелать въ своей душ.

— Я полагаю, вы никогда здсь не бывали? спросила мистриссъ Корнбюри Роуана.

— Бывалъ, отвчалъ Роуанъ. Меня всегда удивляетъ, что вы, поземельные магнаты, не бережете всхъ такихъ прелестей для однихъ себя. Смю сказать, что въ течене послднихъ трехъ мсяцовъ я бывалъ здсь чаще вашего.

— Весьма можетъ быть: въ ныншнее лто, это мой первый визитъ.

— А я здсь былъ разъ двнадцать. Я полагаю, вы назовете меня нарушителемъ чужихъ предловъ, если скажу, что нсколько разъ купался въ этой ванн.

— Въ такомъ случа вы сдлали больше, чмъ я, а между тмъ устраивая эту купальню, мы предназначали ее собственно для дамъ. Мн не нравится здшняя вода — она такая мрачная.

— А мн такъ очень нравится, — она была бы еще заманчиве, если бы казалась совершенно черною.

— Я люблю купаться тамъ, гд можно видть на дн блестяще, какъ брилланты камешки. Въ прсной вод этого вы никогда не увидите. Это только и можно найти въ какомъ нибудь уголк моря, гд нтъ песку, когда втеръ совершенно затихнетъ и приливъ достигнетъ полной высоты.— Тогда можно тихо, спокойно спуститься въ воду и даже представить себ, что принадлежишь морю, какъ сирена. Желала бы я знать, какимъ образомъ сложилась первая идея о сиренахъ?

— Кто нибудь увидлъ группу купавшихся молоденькихъ женщинъ.

— Но какъ же онъ присоединилъ къ нимъ зеркала и рыбьи хвосты?

— Очень просто, отвчалъ Роуанъ: — рыбьи хвосты потому, что он были въ мор, а зеркала потому, что он были женщины.

— И притомъ же у рыбы столько же разсудка, сколько у женщины, Кстати, мистеръ Роуанъ, заговоривъ о женщинахъ, о рыбьихъ хвостахъ, о зеркалахъ и другихъ женскихъ аттрибутахъ, скажите, когда вы видли въ послднй разъ миссъ Рэй?

Роуанъ отвчалъ не вдругъ, осмотрвшись кругомъ, онъ увидлъ, что зашелъ съ мистриссъ Корнбюри въ отдаленный конецъ луга, далеко отъ своихъ спутниковъ. Ему въ ту же минуту пришло на умъ, что мистриссъ Корнбюри объ этомъ-то и хотла переговорить съ нимъ, и по какому-то капризу ршился ничего не говорить объ этомъ предмет.

— Когда я видлъ миссъ Рэй? сказалъ онъ, повторивъ сдланный ему вопросъ.— Дня два или три спустя посл бала мистриссъ Таппитъ. Съ тхъ поръ я не видлъ ее.

— Почему же вы не сходите повидаться? спросила мистриссъ Корнбюри.

Вопросъ этотъ сдланъ былъ такимъ тономъ, который ставилъ его въ необходимость или отвчать, или сказать, что отвчать не будетъ. Вопросъ былъ сдланъ такъ твердо, такъ положительно, такъ рзко, что уклониться отъ него не представлялось возможности.

— Признаюсь, я не приготовился къ подобному объясненю, сказалъ Роуанъ.

— А я хочу, чтобы вы приготовились, или, сказать вамъ правду, я хочу, чтобы вы отвчали мн безъ приготовленя. Правда ли, что вы сдлали ей предложене и она приняла его?

Роуанъ съ минуту подумалъ и потомъ отвчалъ: — правда.

— Я бы не сдлала подобнаго вопроса, если бы не знала положительно, что это такъ и есть. Я ни слова не говорила ей, хотя и знала объ этомъ. Ея мать сказала моему отцу.

— Что же дальше?

— Если это такъ, то почему вы не сходите повидаться съ ней? Я уврена, что вы не принадлежите къ числу людей, которые способны на подобную шутку съ подобной двушкой собственно для своего развлеченя.

— Я не позволилъ бы себ подобнаго поступка, мистриссъ Корнбюри, въ отношени къ какой бы то ни было двушк.

— Въ этомъ я совершенно уврена. Но почему же вы не сходите къ ней?

Отвта не было, оба они молчали нсколько минутъ при подошв высившихся скалъ. Наконецъ мистриссъ Корнбюри повторила свой вопросъ: — почему же вы не сходите къ ней?

— Мистриссъ Корнбюри, сказалъ Роуапъ: — вы не должны сердиться на меня, если я скажу, что это такой вопросъ, отвчать на который въ настоящую минуту я не имю расположеня.

— И вы не должны сердиться на меня, если я, какъ другъ Рэчель, скажу вамъ объ этомъ что нибудь больше. Вы не желаете отвчать мн, и поэтому я больше не сдлаю вамъ ни одного вопроса. Рэчель никогда не говорила мн объ этомъ предмет — ни слова, но я знаю отъ другихъ, съ которыми вижусь каждый день, что она очень несчастлива.

— Очень грустно, если это правда.

— Да, я знала, что вамъ будетъ грустно. Но скажите, могло ли это быть съ ней иначе? Двушка,— вы знаете, мистеръ Роуанъ, не иметъ для занятя своего ума тхъ предметовъ, которые иметъ мужчина. Я думаю, что Рэчель Рэй была бы счастлива въ Браггзъ-Энд всю свою жизнь, если бы ей не сдлали предложеня любви. У этой двушки голова не наполнена романами, она и не искала подобныхъ вещей. Но по этой самой причин она мене способна перенести потерю сдланнаго ей предложеня. Мн кажется, вы не совсмъ еще знаете глубину ея характера и силу ея любви.

— Я знаю, что она постоянна.

— Такъ зачмъ же вы испытываете ее такъ жестоко?

Мистриссъ Корнбюри общала не длать вопросовъ, но вопросы представлялись ей самымъ легкимъ способомъ высказать то, что она намревалась. Въ свою очередь и Роуанъ, хотя объявилъ, что не будетъ отвчать на вопросы, но находилъ почти невозможнымъ избжать этого.

— Быть можетъ, испытане это длается ей совсмъ съ другой стороны.

— Я знаю, я понимаю. Ее заставили написать къ вамъ письмо. Это дло моего отца. Я разскажу вамъ всю правду. Это дло моего отца, и потому, мн кажется, я обязана объяснить его вамъ. Мать Рэчель пришла къ нему за совтомъ въ то время, когда въ Бэзльхорст носилась о васъ дурная молва. Вы видите, какъ я откровенна съ вами. Я хочу и себ отдать нкоторую справедливость. Я была уврена, что молва не имла ни малйшаго основаня, сдлала нужныя освдомленя, и оказалось, что я была права. Отецъ же мой далъ совтъ, который считалъ самымъ лучшимъ. Не знаю, что писала вамъ Рэчель, но письмо двушки, при такихъ обстоятельствахъ, едва ли могло заключать въ себ что нибудь боле, какъ выражене воли тхъ, которые ею руководили. Ей тяжело было принуждене, тяжело было написать подобное письмо, но еще будетъ тяжеле, если вы не простите ее.

Мистриссъ Корнбюри замолчала и пристально посмотрла въ лицо Роуана, они стояли въ это время подъ нависшей срой скалой. Роуанъ не отвчалъ, не показалъ даже признака, что слова спутницы произвели на него впечатлне. Въ эту минуту сердце его было переполнено нжностью къ Рэчель, но онъ не обнаружилъ ни малйшаго признака своей нжности.

— Я не хочу принуждать васъ, мистеръ Роуанъ, чтобы вы сказали что нибудь, продолжала мистриссъ Корнбюри: и премного вамъ обязана, что вы меня выслушали. Я знаю Рэчель много лтъ, и это можетъ служить мн извиненемъ.

— Тутъ не требуется никакихъ извиненй.— Если я ничего не говорю, то изъ этого еще не слдуетъ, что я считаю себя обиженнымъ. Есть вещи, о которыхъ мужчина не позволитъ себ говорить, не подумавъ о нихъ.

— О, конечно. Однако не пора ли намъ воротиться къ купальн?— Подумаютъ, что мы заблудились.

Такимъ образомъ мистриссъ Корнбюри высказала все, что хотла высказать въ пользу Рэчель Рэй.

По возвращени въ Гранджъ, оставалось цлыхъ два часа на туалетъ къ предстоявшему обду. Роуанъ воспользовался этимъ временемъ и одинъ ушелъ къ корнбюрйскимъ скаламъ. Придя къ рк, онъ слъ на окраин берега и началъ смотрть въ холодную темную струившуюся воду. Неужели онъ былъ жестокъ въ отношени къ Рэчель? Онъ не отвтилъ на подобный вопросъ мистриссъ Корнбюри, но теперь хотлъ отвтить на него самому себ. Женщины въ коттэдж усомнились въ немъ,— мистриссъ Рэй и ея дочь, и можетъ быть другая дочь, о которой онъ только слышалъ, поэтому онъ ршился, что он не увидятъ его больше, не услышатъ о немъ, пока не разсется всякое сомнне. Посл того онъ снова покажется въ коттэдж и снова попроситъ Рэчель быть его женой. Въ этомъ проявлялось нкоторое благородство. Въ гордости же его была какая-то суровость, вполн заслуживающая того упрека, который сдлала ему мистриссъ Корнбюри. Онъ былъ жестокъ въ отношени къ Рэчель. Растянувшись на трав во весь ростъ, онъ признавался самому себ, что боле заботился о своихъ собственныхъ чувствахъ, чмъ о чувствахъ Рэчель. Въ то время, когда мистриссъ Корнбюри говорила съ нимъ, онъ немогъ привести себя къ этому сознаню. Но теперь, въ глубокомъ уединени, онъ сознавалъ это. И въ самомъ дл, что за преступлене сдлала она противъ него, за которое должна переносить такое наказане отъ того, кто любилъ ее? Онъ вынулъ изъ кармана письмо Рэчель и, перечитывая его, находилъ, что въ каждомъ ея слов отзывалась любовь, хотя ей и не позволено было вложить въ нихъ ту нжную, пламенную, говорящую любовь, которой онъ желалъ.— На мой счетъ распустили дурную молву, сказалъ онъ про себя, вставая съ травы, чтобы въ пору воротиться въ Гранджъ.— Впрочемъ, это весьма естественно. Надо быть совершеннымъ осломъ, чтобы обращать внимане на подобныя вещи.

Въ тотъ вечеръ и на слдующее утро вс члены семейства были весьма любезны къ нему, посл того онъ возвратился въ Бэзльхорстъ вообще очень довольный своей поздкой.

ГЛАВА XXVII.
ВЪ КОТОРОЙ РШАЕТСЯ ВОПРОСЪ О ПИВОВАРЕННОМЪ ЗАВОД.

Въ течене дня или двухъ дней, непосредственно слдовавшихъ за выборами, мистеръ Таппитъ находился въ чрезвычайномъ уныни. Съ окончанемъ борьбы, онъ вдругъ лишился всякой энерги. Утшительныя увреня, что онъ одержитъ побду надъ своимъ врагомъ Роуаномъ, увреня ее стороны тхъ лицъ, съ которыми онъ дйствовалъ въ пользу мистера Харта, утратили всю свою прелесть. Одиноко и углубившись въ тяжелыя думы, онъ сидлъ въ своей контор, или покорно выслушивалъ тяжелые доводы жены въ стнахъ своего дома. Никто еще не могъ убдить его сознаться, что онъ согласенъ на всякое предложене, но самъ онъ зналъ, что долженъ же, наконецъ, на что нибудь ршиться. Если мистеръ Таппитъ не согласится на одно изъ трехъ сдланныхъ ему предложенй, Роуанъ немедленно приступитъ къ постройк новаго завода.— Это такой человкъ, говорилъ Хониманъ:— что если положитъ кирпичъ, то ничто въ мр не остановитъ его отъ возведеня цлаго зданя.

— Разумется, ничто не остановитъ,— говорила мистриссъ Таппитъ.— Ахъ, Т., что ты длаешь! если ты будешь дйствовать въ этомъ род, то мы разоримся, и тогда вс будутъ винить меня, вс будутъ упрекать меня, что я тебя не образумила.

Таппитъ скриплъ зубами и опрометью бжалъ изъ столовой въ контору. Изъ всхъ окружавшихъ его никто не хотлъ ему сочувствовать. Даже Вортсъ пошелъ противъ него, и получилъ отказъ отъ завода съ выраженемъ суроваго удовольствя, которое Таппитъ понималъ, какъ нельзя лучше.

Въ такомъ настроени духа Таппитъ сидлъ однажды въ своемъ конторскомъ кресл, въ шляп, нахлобученной на самые глаза, когда одинъ изъ заводскихъ мальчиковъ вошелъ доложить, что ему желаетъ представиться городская депутаця. Таппитъ снялъ шляпу и приказалъ просить депутацю въ контору. Депутаця состояла изъ трехъ торговцевъ, которые желали составить митингъ и обсудить на немъ петицю противъ избраня мистера Корнбюри, поэтому она просила Таппита занять на митинг предсдательское кресло. Мстомъ для митинга опредлялась гостинница Дракона, посл митинга назначенъ былъ небольшой обдъ. За обдомъ мистеръ Таппитъ вроятно согласится тоже занять предсдательское кресло. Мистеръ Таппитъ принялъ оба предложеня, и когда депутаця удалилась, онъ снова почувствовалъ себя въ своей тарелк. Прежнее мужество возвратилось къ нему и онъ сейчасъ же захотлъ упрекнуть свою жену за неумстность выраженй, съ которыми она къ нему обращалась. Занявъ на митинг предсдательское кресло, онъ надялся встртить мистера Шарпита,— и хорошенько отдлать своего врага. Возможно ли позволить такому молодому авантюристу, какъ Роуанъ, подорвать такую фирму, какъ фирма Бонголла и Таппита, или стереть со сцены своихъ подвиговъ такого самостоятельнаго въ город человка, какъ онъ! Всему этому виной — Хониманъ,— Хониманъ, который никогда не былъ твердъ въ какомъ бы то ни было дл. По окончани митинга, Таппитъ намревался перекинуться словцомъ — другимъ съ Шарпитомъ, и посмотрть, нельзя ли будетъ дать своему длу лучшее направлене.

Тяжелыми шагами, собственно для того, чтобы обозначить свою ршимость, мистеръ Таппитъ поднялся въ столовую, а оттуда въ спальню, гд сидла мистриссъ Таппитъ. Она поняла значене походки, и знала хорошо, что ею выражалось какое-то намрене. Мистриссъ Таппитъ достаточно имла природнаго смысла, чтобы посл тридцати-лтней опытности угадывать значене подобныхъ супружескихъ знаковъ и звуковъ. Она твердо сидла на мст, держа въ рукахъ юбку, которую починивала, и приготовилась къ битв.

— Маргаретъ, сказалъ Таппитъ, тщательно затворивъ за собою дверь: — я пришелъ сказать, что обдать дома не буду.

— Въ самомъ дл, сказала жена. Гд же вы будете обдать? въ Дракон?

— Да, въ Дракон. Меня просятъ занять кресло на митинг, назначенномъ по поводу недавнихъ выборовъ.

— Занять кресло!

— Да, мой другъ, занять первое кресло на митинг и за обдомъ.

— Послушай, Т., не длай изъ себя дурака.

— И не думаю длать, но послушай, Маргаретъ, я долженъ сказать теб разъ и на всегда, что мн не нравятся подобныя выраженя съ твоей стороны. Я не могу представить себ, почему ты не вришь столько въ мой здравый смыслъ, сколько врятъ друге люди въ Бэзльхорст, впрочемъ…

— Послушай, Т., ты можешь занять первое кресло, если теб нравится.

— Разумется, могу, я хочу, я долженъ занять его. Впрочемъ я пришелъ поговорить съ тобой не объ одномъ только этомъ. Ты сегодня сказала мн передъ Хониманомъ неумстныя вещи.

— Ну да, все, что говорю я — вещи неумстныя, я это знаю.

— Я не думаю, что ты забрала себ въ голову идею считать меня за сумасшедшаго.

— Этого я не говорила.

— Ты сказала что-то въ род этого.

— Нтъ, Т., не говорила.

— Говорила, Маргаретъ, говорила.

— Если ты удлишь мн минуту времени, Т., я скажу теб, что я говорила, и если желаешь, еще разъ повторю то же самое.

— Пожалуйста, избавьте меня отъ вашихъ повторенй.

— Я не хочу допустить недоразумнй между нами, не хочу, чтобы меня не такъ понимали, какъ слдуетъ.

— Я понялъ васъ очень хорошо.

— А я говорю, что вы меня не поняли. Если мн не позволяютъ сказать слова, то разумется съ моей стороны безполезно и ротъ открывать. Надюсь, я знаю свой долгъ, и надюсь, что я его исполняла, исполняла его въ отношени къ теб и къ моимъ дтямъ. Я знаю, что должна покоряться, и я покорялась. Тяжело, очень тяжело бывало смотрть иногда, что дла идутъ не такъ, какъ слдуетъ, но я помнила свой долгъ, долгъ жены, я молчала въ то время, когда всякая другая женщина въ Англи наговорила бы Богъ знаетъ чего. Но есть такя вещи, которыхъ женщина не въ состояни вынести и не должна выносить, если я вижу, что дтямъ моимъ готовится гибель, что он останутся безъ крова, безъ куска хлба, безъ платья, тогда въ словахъ у меня не будетъ недостатка.

— Разв он когда нуждались въ куск хлба?

— Но откуда он возьмутъ его, когда ты стремглавъ бросишься въ львиную пасть? Въ отношени къ теб, Т., я исполнила свой долгъ, и ни одинъ мужчина, ни одна женщина не скажетъ противнаго. Еслибъ это касалось собственно одной меня, я умерла бы съ голоду, но не сказала бы слова, но я не могу равнодушно видть, какъ этихъ бдныхъ несчастныхъ двушекъ ведутъ къ нищет, не могу видть, не сказавъ теб того, что говоритъ весь Бэзльхорстъ, я не могу равнодушно смотрть на твое поведене, Т., не могу сидть сложа руки и молчать.

— На мое поведене? Да разв я не работалъ, какъ лошадь? Не намрена ли ты сказать мн, чтобъ я отказался отъ моего занятя, отъ моего положеня, отъ всего, что у меня есть въ мр, бросить все, потому только, что въ Бэзльхорстъ прзжаетъ какой-то негодяй мальчишка и хочетъ завладть моимъ заводомъ? Маргаретъ, я теб вотъ что скажу, если ты считаешь меня за такого человка, то ты еще меня не знаешь.

— Конечно, гд мн тебя знать.

— Нтъ, нтъ! ты не знаешь меня.

— Если ужь на то пошло, то я знала очень хорошо, что меня обманули. Я не хотла говорить объ этомъ, но теперь должна. Въ течени двадцати лтъ меня заставляли врить, что заводъ твоя собственность, между тмъ оказывается, что ты имешь въ немъ только пай, и что еще хуже, самый незначительный пай. Позвольте узнать, почему мн объ этомъ не говорено было прежде?

— Женщина! вскричалъ мистеръ Таппитъ.

— Да, дйствительно женщина! Я полагаю, что я женщина, и потому ни въ чемъ не должна имть голоса. Не угодно ли вамъ будетъ отвтить мн на слдующй вопросъ: — вы намрены отправиться къ Шарпиту?

— Намренъ.

— Въ такомъ случа, мистеръ Таппитъ, я обращусь за совтомъ къ моимъ братьямъ.— Братья мистриссъ Таппитъ были бакалейщиками въ Плимут, были люди, которыхъ мистеръ Таппитъ никогда не любилъ.— Они не умютъ такъ высоко держать свою голову, какъ держите вы, или врне сказать, какъ держали ее, когда вс думали, что заводъ вашъ собственный, не безпокойтесь, ихъ никто не вытуритъ изъ магазина. Если вы отправитесь къ Шарпиту, я съ ними посовтуюсь.

— Вы можете совтоваться съ самимъ дьяволомъ, если хотите.

— О-о! прекрасно, мистеръ Таппитъ, прекрасно. Теперь ясно, что вы сумасшедшй, и что кто нибудь долженъ взять ваши дла на свое попечене. Если вы хотите послушаться моего совта, то оставайтесь сегодня дома, примите лекарство, а завтра повидайтесь съ докторомъ Хаустусомъ.

— Ничего подобнаго я не сдлаю.

— Очень хорошо. Конечно, я не могу принудить васъ. Вы господинъ самому себ. Если вы хотите отправиться на этотъ глупый митингъ, и потомъ пить джинъ съ водой и курить отвратительный табакъ до тхъ поръ, пока не запрутъ дверей въ Дракон, то я помочь этому не могу. Теперь, сейчасъ же, я ничего не могу сдлать, чтобы посадить васъ подъ присмотръ.

— Посадить меня! куда?

И мистеръ Таппитъ бросилъ взглядъ на жену, которымъ хотлъ совершенно уничтожить ее, особливо теперь, когда увидлъ, что никакя слова его не могли произвести подобнаго дйствя, онъ выбжалъ изъ дому не умывъ рукъ и не причесавъ волосъ передъ занятемъ на митинг предсдательскаго кресла.

Мистриссъ Таппитъ оставалась въ спальн еще съ полчаса и потомъ спустилась къ своимъ дочерямъ.

— Разв папа сегодня не обдаетъ дома? спросила Огюста.

— Нтъ, мой другъ, вашъ папа отправился обдать съ друзьями мистера Харта, парламентскаго кандидата, потерпвшаго на выборахъ поражене.

— А ршилъ ли онъ что нибудь насчетъ завода? спросила Черри.

— Нтъ еще. Вашъ папа очень этимъ озабоченъ и, мн кажется, онъ не совсмъ здоровъ. Я полагаю, онъ долженъ былъ отправиться на этотъ выборный обдъ. Когда джентльмены примутъ участе въ дл подобнаго рода, они должны довести его до конца. А такъ какъ они пожелали, чтобы вашъ отецъ предсдательствовалъ на митинг по поводу протеста, то, я полагаю, ему нельзя отказаться.

— И папа намренъ принять участе въ этомъ митинг? спросила Огюста.

— Да, мой другъ.

— Надюсь, что онъ не будетт, тратиться, сказала Марта.— Говорятъ, что эти протесты стоятъ чрезвычайно большихъ денегъ.

— Да, дти мои: для меня теперь самое безпокойное время, вроятно вы вс замтили это. Когда мы длали вечеръ, то я не была такъ озабочена, какъ теперь, иначе я ни за что не согласилась бы истратить пенни. Если вашъ папа ршится сдать заводъ, тогда все будетъ хорошо.

— Какъ бы я желала этого, сказала Черри: — тогда мы отправимся въ Торки и будемъ тамъ жить. Это грязное старое мсто становится для меня отвратительнымъ.

— А мн ничто такъ не нравится, какъ здшнй домъ, замтила Марта.

— Домъ, мои милыя, очень хорошъ, какъ хорошъ и заводъ, но нельзя ожидать, чтобы вашъ отецъ всегда такъ работалъ, какъ работаетъ въ настоящее время. Для его здоровья это очень много, черезчуръ много. Я вижу это, хотя другой кто нибудь и не замчаетъ. Кром меня, никому не извстно, что перенесъ вашъ папа на этомъ завод.

— Но почему же онъ не принимаетъ предложеня мистера Роуана? спросила Черри.

— Особливо теперь, когда вс говорятъ, что Роуанъ такъ богатъ? сказала Огюста.

— Я полагаю, папа не нравится мысль, что его отстраняютъ отъ завода.

— Его никто не отстраняетъ, моя милая, и никто не отстранилъ бы ни за что въ мр, сказала мистриссъ Таппитъ.— Сама я не хочу вмшиваться въ это дло, потому что не понимаю его, но признаюсь, я желаю, чтобы вашъ папа удалился. Я уже говорила ему это, но знаете, мужчины иногда не любятъ, чтобы имъ говорили подобныя вещи.

Мистриссъ Таппитъ въ минуты негодованя могла обходиться съ своимъ мужемъ очень жестоко, могла своими словами навести ужасъ на него, но въ то же время она понимала, что дурно отзываться объ отц въ присутстви его дочерей было бы съ ея стороны весьма не хорошо, остерегалась даже, чтобы не услышала прислуга, когда бранила она ихъ господина. Хотя мистриссъ Таппитъ и позволяла себ говорить страшныя вещи, но говорила ихъ въ полномъ убждени, что он не будутъ имть страшныхъ послдствй. Таппитъ не придавалъ имъ особеннаго значеня, и мрялъ ихъ по масштабу, который составила ему многолтняя его опытность. Человкъ, долго употреблявшй красный перецъ, по необходимости долженъ, для возбужденя вкуса, постепенно увеличивать дозы. Еслибы мистриссъ Таппитъ просто посовтовала мужу своему, прибгнувъ къ супружеской фразеологи, оставить свое ремесло и удалиться въ Торки, ея совтъ не имлъ бы никакого вса. Въ полномъ убждени, что подобное удалене принесло бы существенную пользу цлому семейству, она близко принимала къ сердцу этотъ предметъ, и потому совты ея отличались особенной энергей. Друге могутъ подумать, что мистриссъ Таппитъ зашла слишкомъ далеко, грозя мужу домомъ сумасшедшихъ и пугая его перспективой различныхъ роковыхъ недуговъ, но согласитесь сами, что премы лекарства назначаются по тлосложеню человка, и что если вкусъ прученъ къ большимъ дозамъ краснаго перцу, то эти дозы, по законамъ повареннаго искусства, должны быть постепенно увеличиваемы. При настоящемъ случа мистриссъ Таппитъ, говоря съ дочерями объ ихъ отц, употребляла выраженя, въ которыхъ заключалась одна похвала. На отсутствующаго пивовара не упала ни одна угроза. Но вс он понимали другъ друга и соглашались въ необходимости всевозможныхъ средствъ — принудить своего папа принять предложене мистера Роуана.

— Тогда, сказала Черри: — онъ женится на Рэчель Рэй, которая и сдлается госпожой въ нашемъ дом.

— Ну ужь, этому-то не бывать! весьма торжественно сказала мистриссъ Таппитъ.— Никогда! Онъ никогда не будетъ такимъ дуракомъ, чтобы сдлать подобную глупость.

— Никогда! подтвердила Огюста: — никогда!

Между тмъ въ гостинниц Дракона собрался митингъ. Не могу сказать, что мистеръ Таппитъ приглашенъ былъ при этомъ случа собственно для того, чтобы быть первенствующимъ лицомъ при составлени протеста. Его просто пригласили для занятя кресла на митинг изъ двнадцати человкъ Бэзельхорстскихъ жителей, которыхъ мистеръ Шарпитъ собралъ съ той цлью, чтобы они убдили мистера Харта взять его своимъ адвокатомъ, а чтобы для собраня этихъ двнадцати человкъ была какая нибудь приманка, то въ гостинниц Дракона заказанъ былъ обдъ. Мистеръ Таппитъ занялъ кресло въ большой, непокрытой коврами, душной комнат въ верхнемъ этаж, гд разъ въ мсяцъ происходили масонске митинги, и гд разъ въ недлю, въ рыночные дни, обдали сосдне фермеры. Онъ занялъ кресло и его окружило семь или восемь Бэзельхорстскихъ обывателей. Проче прислали сказать, что постараются придти къ обду. Мистеръ Шарпитъ, прежде чмъ посадить пивовара въ кресло, далъ ему нкоторыя наставленя относительно образа дйствй, вслдстве которыхъ мене, чмъ въ четверть часа, единодушно были приняты два предложеня, заране приготовленныя мистеромъ Шарпитомъ. Члены митинга совтовали мистеру Харту требовать поврки избирательныхъ списковъ и приступить къ такому требованю безотлагательно. Одинъ изъ писцовъ мистера Шарпита своевременно перенесъ эти предложеня на бумагу, и мистеръ Таппитъ, прежде чмъ ссть за обденный столъ, подписалъ письмо къ мистеру Харту, въ которомъ выражалась жалоба на неправильный образъ дйствй Бэзельхорстскихъ избирателей. Митингъ кончился, а до обда оставалось еще съ полчаса времени, въ течени котораго девять приверженцевъ мистера Харта бродили по двору гостинницы, заглядывали въ конюшни, мололи разный вздоръ съ хозяйкой дома, стоявшей у буфета, пробавлялись джиномъ, желудочными водками, и вообще находили, что время тянулось чрезвычайно долго и скучно. Это были люди приличной наружности, пожилыхъ лтъ, въ черныхъ, хотя и далеко не новыхъ фракахъ, съ длинными, на подобе ласточкина хвоста фалдами, въ черныхъ панталонахъ, въ шляпахъ въ вид горшка, опрокинутаго надъ дымовой трубой, и съ красными лицами, очевидно было, что они, разгуливая по гостинниц Дракона, сильно скучали.

— Что это за люди? спросилъ главнаго конюха одинъ изъ конюшенныхъ служителей.

— Люди, которыхъ собралъ сюда Шарпитъ, чтобы вытянуть побольше денегъ изъ кармана этого еврея, это все насчетъ выборовъ, отвчалъ конюхъ.

— А должно быть этотъ еврей не глупый малый, сказалъ служитель.

Наконецъ обдъ былъ поданъ, за столомъ сидлъ полный комплектъ членовъ митинга, и либеральные избиратели Бэзельхорста приготовились насладиться вкусными блюдами. Передъ обдомъ не было сдлано никакихъ условй, но гости понимали, что ихъ не попросятъ заплатить за угощенье. Шарпитъ принялъ это на себя. Вроятно онъ зналъ, какъ вывести этотъ расходъ, и если бы ему пришлось испытать въ этомъ неудачу, то рискъ былъ его собственный.

Въ то время, какъ либеральные избиратели заглядывали въ стойла и пили джинъ и горькя водки, мистеръ Шарпитъ и мистеръ Таппитъ держали частное совщане,

— Если вы передадите мн ваше дло, говорилъ Шарпитъ: — то разумется, я долженъ принять его. Этикетъ професси не позволитъ отказаться отъ исполненя вашего желаня.

— А разв нужно было бы отказаться? сказалъ Таппитъ, не совсмъ довольный словами мистера Шарпита.

— О, нтъ, ни подъ какимъ видомъ. Мн въ особенности нравятся дла подобнаго рода: — многаго, я знаю, не получишь, но тутъ придется исправить вредъ и оказать справедливость. Только знаете, у бднаго Хонимана и безъ того мало практики, а мн не хотлось бы отнимать хлбъ у него.

— Согласитесь, однако, что изъ-за этого мн не разоряться!

— Какъ сказано, такъ и будетъ сдлано, если вы перенесете дло ваше ко мн, я приму его. Я не могу отказаться, даже еслибъ и хотлъ. А если я приму его, то и сдлаю все, что нужно. Меня всякй знаетъ, каковъ я человкъ.

— Могу ли я застать васъ дома, завтра поутру часовъ въ десять?

— Да, въ десять часовъ я буду уже въ контор. Только, мистеръ Таппитъ, вы подумайте объ этомъ хорошенько. Я ничего, не говорю противъ Хонимана, ни слова. Вы этого, пожалуйста, не забудьте, чтобы впослдстви чего нибудь не вышло! Ахъ, да! вамъ пора занять кресло, мистеръ Таппитъ. Я сейчасъ приду и сяду подл васъ, если вы позволите.

Обдъ самъ по себ былъ весьма дуренъ, и гости, безъ всякаго сомння, сидли очень скучные. Я расположенъ думать, что каждый изъ нихъ съ большимъ комфортомъ пообдалъ бы дома. Кушанья состояли изъ жидкаго бульона, грибнаго соуса и сквернаго вина, поданнаго вмсто супу. Потомъ явилась на столъ половина мерлана, самой отвратительной рыбы, которая почему-то въ огромномъ количеств распространяется по всему Девонширу, за рыбой слдовали каке-то жестке, коричневаго цвта комки тста, въ которыхъ, по вскрыти ножемъ, оказывался фаршъ, весьма жирный и недожареный. Даже dura ilia либеральныхъ избирателей Бэзельхорста отклонила отъ себя знакомство съ этими лакомствами. Въ заключене обда поданъ былъ кусокъ ростбифа — весьма сыраго и часть баранины — недовареной и совершенно синей, въ сыромъ ея состояни. Когда посл первыхъ надрзовъ, сдланныхъ въ этихъ кускахъ, показалась кровь, вице-президентъ и двое или трое изъ его друзей громко заговорили. Все еще было сносно, когда подавали отвратительные комки жесткаго тста съ сальнымъ фаршемъ, сносенъ былъ и жиденькй бульонъ, но увидвъ состояне послднихъ двухъ блюдъ, гости не могли удержаться, чтобы не выразить своего негодованя. Таппитъ ничего не смлъ сказать, потому что въ Дракон потреблялось пиво съ его завода, но вице-президентъ торговалъ желзомъ, и Драконъ не имлъ къ его торговл никакихъ отношенй, онъ смло отправилъ къ содержательниц гостинницы грозное послане, что вс гости навсегда оставятъ Дракона и переберутся къ Синему Борову.— Чего же они хотятъ за три съ половиной шиллинга? гнвно отвчала хозяйка. Надо сказать, что Шарпитъ имлъ дло съ особой, которая хорошо понимала цну денегъ, и при томъ же онъ не совсмъ былъ увренъ, что обдъ этотъ удастся поставить насчетъ мистеру Харту. Наконецъ, вмсто десерта явился на стол пирогъ съ корками въ дюймъ толщиною, котораго никто не лъ, и такъ называемый кабинетный пуддингъ, съ кусками почечнаго сала. Утвердительно могу сказать, что каждый изъ гостей имлъ бы дома несравненно лучшй обдъ, и пообдалъ бы съ гораздо большимъ комфортомъ, но публичный обдъ въ гостинниц считается въ провинцяхъ между джентльменами средняго сословя какимъ-то отдыхомъ, и вмст съ тмъ выраженемъ своей независимости въ семейномъ быту. Не явиться на подобный банкетъ — значило бы подать сосдямъ поводъ сдлать заключене, что находишься подъ сильнымъ влянемъ жены. Если друге отправляются на эти банкеты, то почему же не отправиться и ему? Ему страшно надодаютъ рчи, которыя приходится выслушивать. Необходимость самому сказать рчь наводитъ на него сильное уныне. Онъ приходитъ въ негодоване, когда его попросятъ не говорить рчи. Онъ не иметъ ни малйшаго расположеня къ людямъ, между которыми сидитъ. Вино подается отвратительное. Горячая вода приносится остывшая. Сидть ему и жестко и тсно. Нтъ никакой возможности завести прятный разговоръ. Его безпрестанно приглашаютъ встать и выпить тостъ въ честь какого нибудь лица или учрежденя, за здоровье героя вечера, котораго онъ почти совсмъ не знаетъ, за церковь, за армю и флотъ, за королеву и проч. и проч. Все это наводитъ смертельную скуку, безпокоитъ, не доставляетъ ни малйшаго удовольствя. А между тмъ онъ снова и снова отправляется на публичный обдъ, потому что такъ принято, потому что этимъ выражается независимость англичанина. Французъ, который сидитъ три часа сряду, покачиваясь на заднихъ ножкахъ маленькаго стула, или прислонясь спиной къ подоконнику, который въ течени этихъ трехъ часовъ сначала выпьетъ чашку кофе, а потомъ стаканъ сахарной коды, быть можетъ, тоже заслуживаетъ не меньшаго сожалня, но за то жидкости, которыя онъ выпиваетъ, не вредятъ его здоровью.

Мистеръ Таппитъ и одиннадцать либеральныхъ избирателей Бэзельхорста соблюли весь церемоналъ, свойственный подобнымъ обдамъ. Они пили за здоровье королевы, за королевскихъ волонтеровъ, потому что между ними сидлъ щедушный маленькй лавочникъ, который записался въ это зване, потомъ пили за здоровье мистера Харта, и при этомъ дали слово непремнно возвратить его городу. Исполнивъ такимъ образомъ весь обрядъ, и завершивъ свой политическй трудъ, митингъ перебрался внизъ, въ уютную маленькую комнатку, подл буфета, и тамъ вс начали чувствовать себя боле довольными. Нкоторые изъ гостей, въ томъ числ и гнвный вицепрезидентъ, торговавшй желзомъ, отправились домой къ своимъ женамъ.— Мистриссъ Тонгсъ крпко держитъ его за уши, сказалъ Шарпитъ, подмигивая Таппиту.— Мы останемся и выпьемъ по отличному гроку. Въ свою очередь подмигнулъ и Таппитъ и съ принужденнымъ смхомъ покачалъ головой, но при этомъ вспомнилъ о мистриссъ Таппитъ, вспомнилъ ея страшныя слова, и въ то же время въ голов его мелькнула идея, что мистеръ Шарпитъ весьма опасный товарищъ.

Въ уютной комнатк осталось человкъ до шести. Здсь они дйствительно наслаждались, около девяти часовъ имъ подали часть вареной говядины, которая имла вкусъ лучше всхъ обденныхъ блюдъ, вода для грока была горячая, табакъ довольно прятный, такъ что скука совершенно исчезла. Рчей боле не произносилось, вс говорили о длахъ, которыя имли для нихъ существенный интересъ. Шарпитъ старался доказать, до какой степени было бы полезно и выгодно для каждаго дловаго человка, если бы этотъ богатый лондонскй портной поступилъ въ парламентъ представителемъ ихъ города. Разговоръ постепенно перешелъ на дла пивовареннаго завода, и Таппитъ, разгоряченный грокомъ, громко заговорилъ противъ Роуана.

— Клянусь Георгомъ! сказалъ щедушный лавочникъ: — если бы мн предложилъ кто нибудь тысячу фунговъ, я бы принялъ ихъ съ радостью.

— А я бы не принялъ, сказалъ Таппитъ: — и что еще больше, не хочу принять. Пивоваренное производство не то, что другя дла,— въ немъ есть много такого, чего вовсе нтъ въ другихъ.

— Правда, правда, сказалъ Шарпитъ:— это не то, что обыкновенная торговля.

— Никто и не споритъ, замтилъ лавочникъ.

Человкъ, исполнившй на митинг обязанности президента, всегда получаетъ за это нкоторое вознаграждене. Въ течене остальной части вечера, онъ иметъ право на лесть своихъ собесдниковъ, и обыкновенно пользуется ею, пока друге не напьются и не забудутъ субординаци. Таппитъ не былъ невоздержнымъ человкомъ, но при этомъ случа онъ переступилъ предлы умренности. Въ комнат было жарко и страшно накурено. Вино было дурное, а коньякъ — весьма крпкй. Шарпитъ безпрестанно предлагалъ выпить еще по стаканчику, и при этомъ сильно порицалъ Роуана, такъ что въ одиннадцать часовъ Таппитъ, отправляясь на заводъ, находился въ состояни не совсмъ приличномъ для отца такихъ дочерей и для мужа такой жены.

— Не проводить ли его до дому? сказалъ щедушный лавочникъ мистеру Шарпиту.

Таппитъ, съ подозрительностю пьянаго человка, быстро повернулся къ лавочнику, пристально посмотрлъ на него и назвалъ его наглымъ человкомъ. Потомъ онъ вышелъ изъ гостинницы, прошелъ по главной улиц и по Пивоваренному переулку добрался до собственныхъ дверей, зная дорогу какъ совершенно трезвый человкъ. Онъ не падалъ, не спотыкался, хотя слегка и пошатывался изъ стороны въ сторону. По дорог сильне и сильне укоренялась въ немъ идея, что Шарпитъ человкъ опасный, и что, можетъ быть, въ эту самую минуту онъ, Таппитъ, стоялъ на краю пропасти. Потомъ онъ подумалъ, что его вроятно ждетъ жена, и вкладывая запасный ключъ въ замочную скважину, совсмъ забылъ о количеств выпитаго грока, и сердце почти замерло въ его груди.

Какъ шли дла между нимъ и мистриссъ Таппитъ въ тотъ вечеръ, я не берусь описывать. Что она употребила свою власть великодушно, въ этомъ я не сомнваюсь. Что она употребляла ее разсудительно, въ этомъ я совершенно убжденъ. На слдующее утро въ десять часовъ, Таппитъ все еще лежалъ въ постели, и мистриссъ Таппитъ написала Шарпиту и Лонгфэйту записку, въ которой объяснила, что, по измнившимся обстоятельствамъ, предложенный визитъ состояться не можетъ. Нтъ никакого сомння, что голова мистера Таппита страшно трещала, что желудокъ его страдалъ, какъ нтъ сомння и въ томъ, что мистриссъ Таппитъ воспользовалась слабостью своего мужа для достиженя своихъ цлей, но она длала это разсудительно и добродушно. Только два, три слова и было сказано относительно состояня, въ которомъ Таппитъ воротился домой, слова два, три, собственно для того, чтобы сообщить своему вляню и господствованю боле силы. Принявъ нетрезвое состояне мужа за несомннный фактъ, мистриссъ Таппитъ достала изъ домашней аптеки приличные медикаменты, принесла чай, объяснила своимъ дочерямъ, что причиною недуга ихъ папа — дурная рыба, и не отходила отъ постели, пока не достигла своей цли. Если человку когда нибудь приходилось напиваться пьянымъ для своей собственной пользы, то мистеръ Таппитъ именно такъ и былъ пьянъ при настоящемъ случа. И если съ человкомъ въ этомъ состояни жена обращалась кротко и добродушно, то мистеръ Таппитъ не могъ желать боле кроткаго и добродушнаго обращеня со стороны мистриссъ Таппитъ.

— Пожалуйста, не тревожь себя, Т., говорила она:— на завод въ теб особенной надобности нтъ, а если и есть, то значитъ ли это что нибудь въ сравнени съ твоимъ здоровьемъ? Пивоваренное производство, благодаря Бога, теперь не должно тебя тревожить, — ты довольно потрудился. Тридцать лтъ такого труда, какъ твой, разстроитъ чье угодно здоровье. Я нисколько не удивляюсь твоей слабости, положительно нисколько. Удивляться надо только тому, какимъ образомъ ты такъ долго оставался здоровымъ. Если ты хочешь послушаться моего совта, то повернись на другой бокъ и засни еще на часочекъ.

Таппитъ, разумется, послушался этого совта, по крайней мр онъ повернулся на другой бокъ и зажмурилъ глаза. До этого времени онъ и слышать не хотлъ объ оставлени завода. И теперь онъ не сказалъ слова, которое выражало бы его согласе, по мало по малу приходилъ къ убжденю, что придется согласиться, прежде чмъ ему позволено будетъ одться. Теперь, при такомъ гадкомъ и слабомъ состояни его головы и желудка, согласе не представлялось ему въ дурномъ вид. Что ни говорите, а управлене заводомъ становилось день это дня затруднительне,— борьба была не по силамъ. Роуанъ былъ молодъ и силенъ, а мистеръ Шарпитъ очень опасенъ. Роуанъ и въ его мнни возвысился, точно такъ же, какъ въ мнни другихъ, — мистеръ Таппитъ не могъ допустить сомння, что предложенная Роуаномъ ежегодная выдача денегъ не будетъ уплачена. Онъ не спалъ, но находился въ томъ полудремотномъ состояни, въ которомъ люди размышляютъ о своихъ длахъ, хотя и безъ содйствя дятельной мысли. Онъ зналъ, что ему слдовало сидть въ это время въ своей контор, слдовало быть на работ. Онъ боялся, что если его не будетъ въ контор, то отъ него отступится весь мръ. Онъ стыдился самого себя, и иногда покушался вставать и сбросить съ себя летаргическое усыплене. Но желудокъ былъ разстроенъ и не позволялъ ему длать движенй. Отяжелвшая голова его покоилась на мягкой подушк и потому онъ лежалъ. Ему хотлось знать, который былъ часъ, но не зналъ, хотя для этого стоило только взглянуть на часы, висвше надъ его головой. Онъ слышалъ шаги своей жены, которая спускала то одну штору, то другую, чтобы свтъ не падалъ слишкомъ ярко на его глаза, или подходила къ двери отдать одной изъ дочерей какое нибудь приказане по домашнему хозяйству, но ни онъ, ни она не начинали разговора другъ съ другомъ. Мистриссъ Таппитъ соблюдала глубокое молчане до тхъ поръ, пока мужъ ея оставался неподвижнымъ, — при малйшемъ же его движени, при едва слышномъ стон, она подбгала къ нему и предлагала чаю.

Было около шести часовъ, обденный часъ на завод давно уже прошелъ, когда мистриссъ Таппитъ расположилась подл кровати, ршившись пожать плоды своей побды. Мистеръ Таппитъ только что приподнялся въ постели и объявилъ намрене встать и одться, сказавъ при этомъ, что никогда не будетъ сть этой отвратительной рыбы. Минута отрезвленя наступила, и мистриссъ Таппитъ увидла, что если онъ теперь увернется отъ нея, тогда ей будетъ еще больше хлопотъ съ нимъ.

— Это, Т., не отъ одной только рыбы, сказала она, съ выраженемъ строгости въ глазахъ.

— Я почти ничего не пилъ, сказалъ Таппитъ.

— Меня тамъ не было, и потому я не видла, пилъ ли ты, или не пилъ, — только ты былъ очень нехорошъ. Если бы не я, теб бы и въ двери не попасть.

— Какой вздоръ!

— Это совершенная правда. Слава Богу, Т., что ни одна изъ дочерей не видла тебя. Ты только подумай объ этомъ! Но я уврена, ничего подобнаго не случится, когда мы выдемъ изъ этого ужаснаго мста, я уврена, ничего бы подобнаго и не случилось, если бы не эти хлопоты, не это безпокойство.

Таппитъ ничего не отвчалъ на это, проворчалъ что-то подъ посъ самому себ и снова выразилъ намрене встать и одться.

— Значитъ, Т., теперь ршено, что мы оставляемъ это мсто?

— Я вовсе ничего не знаю.

— Однако, Т., теб слдуетъ знать. Дурачиться надо перестать, ты только взгляни на этотъ предметъ съ здравымъ смысломъ. Если мы не оставимъ завода, то что же придется намъ длать? Во всемъ город нтъ ни одного респектабельнаго человка, кром этого негодяя Шарпита, который бы поддержалъ нашу сторону. Сегодня утромъ ты веллъ мн написать къ Шарпиту записку и сказать, что ты не хочешь имть съ нимъ никакихъ сношенй,— я такъ и сдлала.

Таппитъ не видалъ записки жены своей къ адвокату,— не просилъ даже показать эту записку, когда она будетъ написана, и теперь убдился, что его, можно сказать, единственный защитникъ былъ устраненъ отъ него. Шарпитъ, впрочемъ, опасный человкъ въ качеств врага, былъ вдесятеро опасне въ качеств друга!

— Я уврена, что ты примешь предложене этого молодаго человка. Не велишь ли мн приссть и написать записку Хониману, чтобы завтра поутру онъ явился къ теб.

Таппитъ, безпрестанно вздыхавшй во все это время, сказалъ, что ему хотлось бы встать, но мистриссъ Таппитъ не позволяла ему оставить постель до тхъ поръ, пока онъ не согласится на ея предложене пригласить Хонимана на пивоваренный заводъ. Онъ зналъ хорошо, что сражене его проиграно, онъ убдился въ этомъ въ течене нсколькихъ часовъ полулетаргическаго своего состояня. Но человкъ или наця, сдаваясь другому человку или наци, долженъ все еще бороться. Таппитъ сердился, сильно сердился подъ одяломъ, увряя, что приглашене Хонимана будетъ безполезно. Письмо, однакоже, было написано отъ его имени и отправлено съ его вдома, такъ что приглашене это означало безусловную сдачу со стороны мистера Таппита. Мистриссъ Таппитъ, позволивъ мужу освободиться отъ заточеня подъ одялами, сказала еще нсколько словъ, которыми положительно опредлялось, что дло было ршено.

— Я полагаю, намъ позволятъ пробыть въ дом хоть одинъ мсяцъ,— иначе было бы неудобно насчетъ мебели.

— Да кто же насъ погонитъ, если мы останемся и на шесть мсяцевъ? сказалъ Таппитъ.

Дло совершенно выяснилось и мистриссъ Таппитъ, торжествуя въ душ, удалилась,— приготовивъ сначала все необходимое для мужчина туалета.

— Пожалуйста, мой другъ, оботри лицо мокрой губкой, сказала она:— потомъ наднь халатъ, и спустись на полчаса внизъ.

— Теперь я совсмъ поправился, сказалъ Таппитъ.

— Совершенно поправился,— но все же зачмъ лишне хлопоты на одванье.

Мистриссъ Таппитъ спустилась внизъ, и явилась въ гостиной между дочерями. Здсь она не могла удержаться, чтобы не протрубить о своемъ торжеств.

— Ну, дти, сказала она:— теперь все кончено, до наступленя зимы мы будемъ въ Торки.

— Нтъ! сказала Огюста.

— Это будетъ большая перемна, замтила Марта.

— Въ Торки, до наступленя зимы! сказала Черри.— Ахъ, мама, я удивляюсь вашему уму.

— Смотрите же, когда придетъ папа, вы благодарите его за то, что онъ сдлалъ для васъ. Это сдлано имъ собственно для васъ.

Наконецъ показался въ гостиной и мистеръ Таппитъ, и когда занялъ мсто въ обычномъ своемъ кресл, дочери одна за другой подходили къ нему и цаловали его. Посл того он выразили свою благодарность за предполагаемое удалене съ пивовареннаго завода.

— Ахъ, папа,— какъ это мило! сказала Черри.

Мистеръ Таппитъ ничего на это неотвтилъ,— да къ счастю, нечего было и отвчать. Это такой былъ случай, при которомъ молчане приняли вс за выражене полнаго соглася.

ГЛАВА XXVIII.
О ТОМЪ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА ФЕРМ ВЪ БРАГГЗЪ-ЭНД.

Когда мистриссъ Таппитъ ршила въ ум своемъ, что пивоваренный заводъ долженъ быть переданъ Роуану, она ни подъ какимъ видомъ не хотла допустить, что Рэчель Рэй сдлается хозяйкой дома, принадлежащаго заводу. Никогда! воскликнула она, когда Черри намекнула о такомъ результат:— никогда! Огюста повторила то же самое:— никогда, и никогда!— Я не хочу сказать, что она позволила бы своему мужу оставаться при своемъ заняти, съ тмъ, чтобы черезъ это устранить Рэчель отъ подобнаго возвышеня, но она никакимъ образомъ не могла поврить, что Роуанъ будетъ до такой степени глупъ, до такой степени беззаботенъ къ своимъ собственнымъ интересамъ, до такой степени обольщенъ, чтобы жениться на этой двушк изъ Браггзъ-Энда! Такого мння бываютъ вс мистриссъ Таппитъ о дочеряхъ другихъ женщинъ, когда испытаютъ сами какое нибудь разочароване относительно своихъ дочерей. Она не имла ни малйшаго повода желать добра Роуану, и право, нисколько бы не пожалла, если бы онъ женился на гарпи,— но она не могла равнодушно подумать объ успх двушки, которой прелести разстроили ея собственные планы.

— Не думаю, что мужчина можетъ сдлаться такимъ глупцомъ!— снова говорила она Огюст, когда вечеромъ на другой день посл отреченя Таппита до пивовареннаго завода дошелъ слухъ, что Луку Роуана видли прогуливавшимся на костонской дорог.

Утромъ въ тотъ же день мистеръ Хониманъ, исполняя желане, выраженное въ полученной записк, явился на заводъ и былъ принятъ мистеромъ Таппитомъ съ угрюмой и почти свирпой покорностью. Мистриссъ Таппитъ хотла встртить его первою, но въ этомъ не успла, ей однакоже удалось повидаться съ стряпчимъ, когда онъ выходилъ отъ мужа.

— Все ршено, сказалъ Хониманъ:— и я самъ увижу Роуана черезъ полчаса.

— Я считаю это за величайшую милость Божю, сказала мистриссъ Таппитъ, не приписывая себ при этомъ случа особенной чести въ достижени успха.

— Для него это былъ единственный выходъ,— разумется въ такомъ случа, если бы онъ не захотлъ принять молодаго человка дйствующимъ компаньономъ.

— На это никогда бы онъ не согласился, сказала мистриссъ Таппитъ,— и адвокатъ удалился.

Между тмъ Таппитъ, мрачный и какъ будто убитый, сидлъ въ контор. Такя минуты случаются въ жизни большей части изъ насъ, минуты, въ которыя существенный трудъ въ жизни прекращается,— и конечно, он не могутъ быть не печальными. Хорошо говорить о спокойстви и почет,— но душевное спокойстве происходитъ отъ одной только дятельности, а почетъ дается только тмъ, кто трудится на пользу общества. Никакой человкъ не долженъ сбрасывать хомута съ своей шеи, пока дйствительно не въ состояни будетъ нести навьюченной на него тяжести. Таппитъ сбросилъ съ себя хомутъ и теперь сидлъ въ своей контор чрезвычайно угрюмый.

— Что же, сэръ, прикажете мн оставить заводъ?

Этими словами были прерваны размышленя Таппита, словами, произнесенными довольно мягко. Таппитъ оглянулся и увидлъ передъ собой Вортса. Вортсъ подалъ голосъ за Ботлера Корнбюри, а Таппитъ — за мистера Харта, и мистеръ Хартъ потерплъ неудачу, посл этого Вортсъ, какъ непокорный подчиненный, получилъ приказане оставить заводъ. Данная недля срока прошла, и Вортсъ пришелъ спросить, долженъ ли онъ оставить сцену своихъ сорокалтнихъ трудовъ. Но какая была польза отказывать Вортсу отъ завода, даже если бы и оставалось еще желане наказать его непокорность? Черезъ недлю Вортса снова пригласятъ въ заводъ, и онъ будетъ ходить по заводу, какъ хозяинъ его, а самъ Таппитъ — какъ совершенно постороннй человкъ, да и то еще въ такомъ случа, если позволятъ ходить по этому заводу.

— Можешь оставаться, если хочешь, сказалъ Таппитъ, не глядя на Вортса.

— Я знаю, мистеръ Таппитъ, вы сами оставляете заводъ, сказалъ Вортсъ — и слышалъ, что оставляете на выгодныхъ условяхъ. Такимъ джентльменамъ, какъ вы, не идетъ работать подобно нашему брату. Если вы, мистеръ Таппитъ, дйствительно оставляете заводъ, то надюсь, что мы разлучимся по прятельски. Мы таки порядочное число лтъ пожили вмст,— весьма порядочное, чтобы разстаться не по прятельски.

Мистеръ Таппитъ соглашался съ этими доводомъ, онъ крпко пожалъ руку своему сотруднику, и потомъ вступилъ съ нимъ въ откровенный разговоръ, чего, конечно, не сдлалъ бы, если бы между ними не было ссоры. Въ этомъ разговор, я полагаю, онъ находилъ нкоторое утшене. Онъ ходилъ съ Вортсомъ по заводу, разсказывая ему такя вещи, въ которыхъ много было правды, и такя, которыя не совсмъ согласовались съ истиной. Напримръ, онъ говорилъ, что самъ ршился оставить это мсто, между тмъ какъ намъ извстно, что этой ршимости чрезвычайно много способствовала мистриссъ Таппитъ. Вортсъ принималъ вс слова мистера Таппита съ истиннымъ убжденемъ въ ихъ истин, и это утшало пивовара. Въ этотъ день Вортсъ держалъ себя весьма разсудительно, и старался какъ можно больше лить масла на взволнованныя воды, такъ что Таппитъ, прощаясь съ нимъ, выразилъ надежду, что заводъ будетъ благоденствовать ради его пользы.

— И ради вашей тоже, мистеръ Таппитъ, сказалъ Вортсъ: — вы всегда будете получать съ него лучшее яичко. Молодой хозяинъ для васъ же будетъ трудиться.

Въ этой мысли много было утшительнаго, и Таппитъ, садясь за обдъ, могъ держать себя какъ подобаетъ всякому мужчин.

Извсте, достигшее до мистриссъ Таппитъ, о томъ, что Роуана видли на костопской дорог, шедшаго къ Браггзъ-Энду, оказалось справедливымъ: въ то самое утро мистеръ Хониманъ видлся съ нимъ, и его карьера въ жизни была опредлена окончательно.

— Мистеръ Таппитъ одумался во-время, сказалъ Роуанъ мистеру Хониману.— Черезъ недлю было бы поздно, ему пришлось бы заплатить за вс работы, которыя были бы сдланы къ тому времени: я ршился приступить къ постройк немедленно.

— Да, мистеръ Роуанъ, вы предпринимаете превосходное дло, мистеръ Таппитъ усталъ и съ удовольствемъ передастъ его.

Такимъ образомъ вопросъ о пивоваренномъ завод получилъ окончательное ршене, до наступленя ночи въ Бэзльхорст вс уже знали, что Таппитъ и Роуанъ пришли къ соглашеню, и что Таппитъ поступаетъ на пенсю. Относительно количества пенси мння раздлялись: боле щедрая партя утверждала, что Таппитъ будетъ получать по дв тысячи въ годъ, между тмъ какъ другая сторона обрзала эту сумму до двухъ сотъ.

Вечеромъ этого дня, когда прошелъ дневной зной и наступила вечерняя прохлада, Лука Роуанъ вышелъ на главную улицу и по ней потихоньку добрался до Костонскаго моста. Здсь, на мосту, онъ очутился одинъ одинешенекъ и, облокотясь на парапетъ, нсколько минутъ смотрлъ на ручей, струившйся изъ подъ арки. Въ течене цлаго дня онъ былъ занятъ множествомъ предметовъ, такъ что въ настоящую минуту не ршился еще, что нужно ему длать и что говорить въ продолжене предстоявшаго вечера. Съ той минуты, когда Хониманъ объявилъ объ отречени Таппита, Роуанъ зналъ, что до окончаня дня онъ непремнно побываетъ въ Браггзъ-Энд. Онъ ршилъ заране, еще до полученя письма Рэчель, что лишь только дла его въ Бэзльхорст получатъ прочное основане, то онъ немедленно отправится въ Браггзъ-Эндъ, по раньше этого подобной прогулки не предприметъ. ‘Здсь говорятъ, писала Рэчель въ своемъ письм: здсь говорятъ, что такъ какъ дло насчетъ пивовареннаго завода становится весьма сомнительнымъ, то по всей вроятности вы никогда больше въ Бэзльхорст не покажетесь’. Въ этихъ-то словахъ и заключалась вся обида. Эти слова выражали сомнне въ его постоянств, и, главне всего, сомнне въ его честности. Онъ хотлъ наказать ихъ за это, зная, впрочемъ, что наказане падетъ на одну Рэчель, хотя Рэчель тутъ нисколько не была виновата. Это ея письмо, говорилъ онъ самому себ: и я долженъ отвчать въ томъ же дух, въ какомъ оно написано. Когда я снова покажусь между ними, он поймутъ меня лучше. До нкоторой степени Роуанъ гордился тмъ, что мистеръ Комфортъ и мистриссъ Ботлеръ Корнбюри составили о немъ такое поняте. Никому изъ нихъ не говорилъ онъ о своихъ намреняхъ, никому не говорилъ о своихъ средствахъ и о своемъ постоянств. Но ему хотлось доказать имъ это постоянство, доказать, что онъ никогда не хвастался тмъ, чего еще не имлъ. Когда мистриссъ Ботлеръ завела его въ отдаленную часть поляны у Корнбюрйскихъ Скалъ, стараясь узнать его намреня, разумется съ благою цлью относительно Рэчель, онъ сейчасъ же ршилъ, что не скажетъ ей ничего. Пускай себ вывдываетъ. Онъ былъ признателенъ ей за ея расположене къ Рэчель, но ни ей, ни самой Рэчель, не хотлъ высказаться до тхъ поръ, пока не покажетъ имъ, что вопросъ о пивоваренномъ завод пересталъ быть сомнительнымъ.

При всемъ томъ до настоящей минуты, до минуты, въ которую стоялъ на мосту, Роуанъ не придумалъ еще, что нужно сказать Рэчель или матери Рэчель. Со времени перваго визита своего въ коттэджъ, онъ никогда не отступалъ отъ намреня сдлать Рэчель своею женой.

Онъ принадлежалъ къ числу тхъ людей, которые, ршившись однажды на что нибудь, чувствуютъ увренность въ достижени полнаго успха. Онъ отправлялся теперь въ Браггзъ-Эндъ требовать того, что считалъ своею собственностью, но все еще не зналъ, въ какихъ выраженяхъ представить свое требоване. Онъ стоялъ на мосту и думалъ объ этомъ.

Роуанъ стоялъ на мосту и думалъ, но его думы только убгали назадъ и ничего для него не длали относительно его будущаго поведеня. Онъ вспомнилъ свою первую прогулку съ Рэчель, вязы на кладбищ, заходящее солнце, и танцы въ дом мистриссъ Таппитъ, онъ все это вспомнилъ, но безъ особенной радости торжествующаго любовника. Все это было такъ восхитительно, и все сдлалось такъ легко. Говоря это самому себ, онъ ни подъ какимъ видомъ не хотлъ винить Рэчель. Все устроилось такъ легко, думалъ онъ, и теперь становилось почти досадно, что это такъ сдлалось. Что касается до Рэчель, то ему какъ нельзя боле нравилось ея выражене любви къ нему. Ему нравилось, что двушка, намреваясь сдлаться его женой, могла еще показывать видъ равнодушя, какъ будто могла даже разстаться съ нимъ навсегда. Не смотря на то, онъ не могъ не пожелать, чтобы на его поприщ были какя нибудь крпости, которыя бы ему пришлось брать приступомъ. Таппитъ до сдачи своей оказалъ весьма слабое сопротивлене, а что касается до Рэчель, то не въ ея натур было оказывать какое либо сопротивлене. Роуанъ сошелъ съ моста, все еще не ршивъ, что сказать ему, когда онъ явится въ коттэджъ, а между тмъ зорке, хотя и косые глаза миссъ Поккеръ успли подсмотрть направлене его прогулки.

— Кажется, молодой Роуанъ снова отправляется въ Браггзъ-Эндъ! сказала она про себя, утшая себя, я полагаю, или стараясь себя утшить внутреннимъ убжденемъ, что онъ отправляется туда не съ добрымъ намренемъ. Старалась утшить себя, но безуспшно: потому что, хотя внутри ея и было убждене, но она боялась остаться при немъ, хотя въ ум и произнесла она слова, что Лука Роуанъ идетъ по костонской дорог не съ добрымъ намренемъ, но сердце ея произносило другя слова, что Рэчель Рэй счастливымъ супружествомъ своимъ восторжествуетъ надъ ней и надъ ея подозрнями. Не смотря на то, миссъ Поккеръ поспшила принести эту новость въ Бэзльхорстъ, и, повторяя ее дочерямъ лавочника и жен булочника, покачивала головой съ очевиднымъ удовольствемъ, какъ будто она дйствительно была убждена, что Рэчель колебалась между потерею имени и потерею сердца.

Роуанъ весьма тихо приближался къ Браггзъ-Энду, какъ будто онъ все еще боялся свиданя, по привычк размахивая тростью и держась луговой тропинки при окраин дороги, онъ подошелъ къ тому мсту, гд нужно было сдлать поворотъ на зеленый лугъ. Здсь онъ оставилъ большую дорогу и пошелъ вдоль забора фермера Сторта, такъ чтобы до перехода черезъ лугъ къ коттэджу, пройти мимо воротъ фермы. У самыхъ воротъ онъ встртился съ мистриссъ Стортъ. Она намревалась отправиться въ птичникъ, но, завидвъ еще издали Луку Роуана, забыла цыплятъ, утокъ, все свое хозяйство и предалась думамъ о счасти Рэчель, по случаю возвращеня ея любовника.

— Это онъ, онъ!— сказала она про себя, увидвъ его.— Какъ онъ тихо идетъ,— ужасно тихо! Если бы онъ шелъ ко мн съ радостью, я бы заставила его прибавить шагу.

— Ахъ, мистриссъ Стортъ! сказалъ Роуанъ, остановясь у воротъ.— Какъ вы поживаете?

— Такъ себ — помаленьку, благодарю васъ, мистеръ Роуанъ. Какъ вы поживаете? Не отправляетесь ли въ коттэджъ?

— Кто тамъ дома теперь, мистриссъ Стортъ?

— Вс он дома — мистриссъ Рэй, Рзчель и мистриссъ Прэймъ. Мн кажется, мистеръ Роуанъ, вы старшей дочери-то не знаете?

Роуанъ дйствительно не зналъ мистриссъ Прэймъ, и ни подъ какимъ видомъ не желалъ употреблять часовъ настоящаго вечера на знакомство съ ней.

— Мистриссъ Прэймъ тоже тамъ?

— Тамъ, мистеръ Роуанъ. Дни два какъ она воротилась.

Роуанъ промолчалъ и прижался къ столбу воротъ, чтобы обитатели коттэджа не могли замтить его, если не замтили раньше.

— Мистриссъ Стортъ, сказалъ онъ: — не можете ли вы сдлать для меня большаго одолженя.

— Это зависитъ… отвчала мистриссъ Стортъ:— если это что-нибудь хорошее для нихъ — извольте.

— Я не пришелъ бы къ вамъ, еслибы вздумалъ сдлать что нибудь дурное.

— Я уврена. Вдь она и вы намрены обратиться въ одно существо, тутъ нечего и говорить.

— Не моя будетъ вина, если это не исполнится, сказалъ Роуанъ.

— Прекрасно сказано. Теперь я готова сдлать все, что отъ меня зависитъ, чтобы свести васъ другъ съ другомъ. Если вы войдете въ мою маленькую комнатку, я приведу ее къ вамъ черезъ пять секундъ, непремнно приведу, мистеръ Роуанъ. Вы вдь не побрезгуете пройти черезъ кухню.

Роуанъ прошелъ черезъ кухню и очутился въ небольшой комнат, выходившей окномъ въ садъ, гд между розами росла капуста и овощи.

Мистриссъ Стортъ почти бгомъ перебжала черезъ лугъ къ дверямъ коттэджа и подошла къ открытому окну столовой. Мистриссъ Рэй сидла тутъ съ книгой въ рук,— весьма серьезной книгой, чтенемъ которой она была обязана присутствю въ дом своей старшей дочери, мистриссъ Прэймъ тоже была тутъ, и тоже съ книгой въ рук, безъ всякаго сомння весьма серьезной, Рэчель сидла на диван, углубясь въ шитье какого-то платья, принадлежавшаго матери. Мистриссъ Стортъ догадалась сразу, что никто изъ нихъ не видлъ, какъ Лука Роуанъ прошелъ въ ворота фермы, никто не подозрвалъ, что онъ находится близко.

— Ахъ, мистриссъ Стортъ! какими судьбами? сказала вдова.— Вы всегда придете на минутку, и мистриссъ Рэй, стараясь подавить звоту, обнаружила, что ея внимане не слишкомъ было сосредоточено на серьезной книг. Рэчель приподняла голову и, слегка кивнувъ ею, отдала постительниц привтстве, по это привтстве не выражало радости, какъ бывало прежде, до того времени, пока не постигло ее горе.

‘До наступленя вечера, на ея щекахъ слова покажутся вишенки’, подумала мистриссъ Стортъ, посмотрвъ на блдное лицо двушки. Мистриссъ Прэймъ также сдлала сосдк легкое привтстве, но сдлала такъ, чтобы ни на моментъ не оторваться отъ текущихъ мыслей. Мистриссъ Стортъ была свободная женщина, тогда какъ у мистриссъ Трэймъ руки полны были дла, ей некогда было заниматься болтовней съ мистриссъ Стортъ.

— Я не войду къ вамъ, мистриссъ Рэй:— мн хотлось бы сказать вамъ одно слово, если вамъ не трудно выйти ко мн, и одно слово Рэчель, если она не занята.

— Одно слово мн! сказала Рэчель, оставляя работу. Въ эти дни ея мысли постоянно были сосредоточены на одномъ и томъ же предмет, такъ что ей сейчасъ же представилось, что слово, которое хотла сказать мистриссъ Стортъ, имло отношене къ этому предмету. Мистриссъ Рэй тоже встала, сдлавъ отмтку въ своей книг. Мистриссъ Прэйм продолжала чтене внимательне прежняго. Тутъ замышлялось какое-то важное совщане, отъ котораго,— она не могла замтилъ,— ее устраняли весьма особеннымъ образомъ. Замышлялось что-то недоброе, въ противномъ случа ей тоже позволили бы участвовать въ совщани. Она ничего не сказала, но голова ея готова была треснуть отъ того напряженя, съ которымъ она принялась читать книгу, лежавшую нея на колняхъ.

Мистриссъ Стортъ, чтобы сказать одно слово, отошла къ отдаленному краю садика, расположеннаго передъ лицевымъ фасадомъ коттэджа. Рэчель явилась къ ней первою, вслдъ за ней пришла и мистриссъ Рэй.

— Что вы хотите сказать, мистриссъ Стортъ?

— Кое-что услышала. Вдь вы знаете, я всегда что нибудь услышу.— Милая Рэчель, не перейдешь ли ты черезъ лугъ, между тмъ, какъ я словцомъ другимъ перемолвлюсь съ твоей матерью. У воротъ ты подождешь меня. Мистриссъ Рэй, вдь онъ у меня въ комнат.

— Кто онъ? ужь не Лука ли Роуанъ?

— Вы угадали, этотъ самый молодой человкъ! Онъ пришелъ помириться съ ней. Такъ по крайней мр онъ сказалъ мн своими устами. Вы можете быть уврены въ этомъ, какъ… какъ въ чемъ вамъ угодно. Ужь вы, мистриссъ Рэй, оставьте ихъ мн: я бы не ршилась свести ихъ вмст, еслибъ не имла въ виду ихъ благополучя. Вдь я уврена, что наша милочка умерла бы, если бы онъ не вернулся, потому-то я и ршилась на это.

И мистриссъ Стортъ приложила къ глазамъ свой передникъ.

Рэчель съ недоумнемъ посмотрла на мать и на мистриссъ Стортъ, и потомъ, исполняя приказане, быстро перешла черезъ лугъ. Мистриссъ Рэй, услышавъ извсте сосдки, стояла пораженная смущенемъ и страхомъ, къ которымъ примшивалась радость. Какъ нельзя боле желала она его возвращеня, но теперь, когда онъ воротился, когда онъ такъ близко находился отъ нихъ, когда онъ намревался сдлать все, чего она желала, мистриссъ Рэй опять боялась его! Что бы тамъ ни говорили, а онъ все же былъ молодой человкъ, и могъ оказаться настоящимъ волкомъ! Мысль, что Рэчель отправилась на свидане съ своимъ любовникомъ, наводила ужасъ на нее, и она посмотрла на окно коттэджа, полагая, что мистриссъ Прэймъ слдитъ за ея безразсудствомъ.

— Ахъ, мистриссъ Стортъ! сказала она: — зачмъ вы не дали намъ времени подумать объ этомъ?

— Зачмъ не дала я времени? Да какъ же могла я сдлать это, когда онъ здсь, у меня дома? Для меня было слишкомъ достаточно времени, чтобы подумать объ этомъ. Когда молодые люди нравятся другъ другу, и когда это нравится людямъ старымъ, тутъ, кажется, не нужно много времени. Пойдемте ко мн, и мы поговоримъ объ этомъ на кухн, между тмъ, какъ молодежь будетъ говорить въ моей комнат. Онъ и самъ пришелъ бы сюда, если бы не мистриссъ Прэймъ. Какой молодой человкъ согласится высказать свои чувства въ ея присутстви? Поэтому-то я и приняла его въ свой домъ.

Мистриссъ Рзй и мистриссъ Стортъ нашли Рэчель у дверей дома и вмст съ ней вошли въ большую кухню.

— О, Рэчель, сказала мистриссъ Рэй.— Милая Рэчель!

— Чмъ вы такъ встревожены, мама? спросила Рэчель, и потомъ, посмотрвъ въ лицо матери, угадала всю истину.— Мама, сказала она: — неужели онъ здсь! неужели мистеръ Роуанъ здсь! и Рэчель схватилась за руку матери, чувствуя, что силы измняютъ ей, и что поддержка была необходима.

— Да, онъ здсь! сказала мистриссъ Стортъ съ торжествующимъ видомъ.— Онъ здсь въ моей комнат, и ты, душа моя, должна идти къ нему и выслушать, что онъ намренъ сказать.

— Мама! сказала Рэчель.

— Я полагаю, ты должна длать, что говорятъ теб, отвчала мистриссъ Рэй.

— Непремнно должна, сказала мистриссъ Стортъ.

— Нтъ, мама, лучше вы подите къ нему.

— Этого-то вовсе и не нужно, сказала мистриссъ Стортъ.

— Да зачмъ онъ пришелъ сюда? спросила Рэчель.

— Зачмъ? сказала мистриссъ Стортъ: — да зачмъ приходятъ молодые люди въ подобныхъ случаяхъ! Во всякомъ случа нехорошо оставлять его одного въ моей комнат, и потому пойдемъ къ нему вмст со мной.

Съ этими словами мистриссъ Стортъ взяла Рэчель за руку. Мистриссъ Рэй, пораженная неожиданностью, находилась въ крайнемъ недоумни. Прижавшись къ кухонному столу, она дрожала и смотрла на дочь взглядомъ, въ которомъ выражалась и мольба, и вся материнская любовь. Мистриссъ Стортъ дйствовала весьма ршительно. Посадивъ Луку Роуана въ свою комнату, она общала привести къ нему Рэчель, и теперь изъ-за пустой деликатности не хотла нарушить даннаго слова. Молодые люди любили другъ друга, имъ нужно было предоставить случай признаться въ своей любви. И такъ, взявъ Рэчель за руку и отворивъ дверь, ввела ее въ комнату.

— Мистеръ Роуанъ,— когда вы объяснитесь съ миссъ Рэчель, то найдете меня и ея мама на кухн. Сказавъ это, она затворила дверь и оставила ихъ однихъ.

Рэчель, когда ее вызвали изъ комнаты, въ тотъ же моментъ догадалась, что визитъ мистриссъ Стортъ имлъ тсную связь съ Лукой Роуаномъ. Впрочемъ, при настоящемъ настроени ея духа, все имло къ нему какое нибудь отношене, хотя, можетъ быть, и весьма отдаленное. Но теперь, прежде чмъ она успла составить себ какое нибудь поняте, ей говорятъ, что онъ здсь, въ одномъ съ ней дом, и что ее привели къ нему собственно за тмъ, чтобы она могла выслушать его слова и высказать свои собственныя. Все это было такъ неожиданно, такъ внезапно, въ течене нсколькихъ секундъ она хотла убжать изъ кухни мистриссъ Стортъ, если бы побгъ былъ возможенъ. Съ того времени, какъ Роуанъ ухалъ, бывали минуты, въ которыя она хотла бжать къ нему, въ которыя она готова была одна совершить самое дальнее путешестве для того только, чтобы сказать ему о своей любви и спросить, имла ли она какое нибудь право надяться на его любовь. Но теперь все это измнилось. Хотя ея мать находилась тутъ вмст съ своей прятельницей, но Рэчель казалось, что подобное свидане неприлично скромной двушк. Почему бы ему не придти въ коттэджъ и тамъ высказать все, что ему хотлось? Понравится ли ему настоящее свидане? Во всякомъ случа, она находилась въ безвыходномъ положени. Прежде чмъ она успла одуматься, какъ увидла себя въ кухн мистриссъ Стортъ, съ разршеня матери, потомъ, почти въ тотъ же моментъ, явилась идея, что бдный Лука былъ бы поставленъ въ затруднительное положене въ присутстви ея сестры. Когда ей объявили, что Лука Роуанъ на ферм, присутстве духа измнило ей, и она страшилась предстоявшей встрчи, но выходя изъ кухни и слдуя за мистриссъ Стортъ черезъ маленькй корридоръ въ комнату, она успла собрать свои мысли, и снова могла держать себя, какъ женщина, одаренная твердымъ духомъ.

— Рэчель! сказалъ Роуанъ, подходя къ ней и протягивая руку: — я пришелъ сюда отвтить вамъ лично на ваше письмо.

— Я знала, отвчала Рэчель: — что мое письмо не удостоится отвта, я знала это, когда писала его. Я не ждала отвта.

— Но разв я дурно длаю теперь, если приношу вамъ отвтъ лично? Какъ давно желалъ я увидть васъ! Неужели вы не скажете мн ни одного слова привтствя.

— Я рада васъ видть, мистеръ Роуанъ.

— Мистеръ Роуанъ! Зачмъ это? если я для васъ долженъ быть мистеромъ Роуаномъ, то мн остается только воротиться въ Бэзльхорстъ. Теперь я или долженъ быть Лукой, или между нами не должно существовать никакихъ названй. Помните, вы разсердились на меня, когда я васъ назвалъ по-просту Рэчель.

— Вы такъ однажды назвали меня, сэръ, и мн бы слдовало тогда разсердиться, но я не разсердилась. Я хорошо это помню. Вы были весьма несправедливы, а я весьма безразсудна.

— Но могу ли я теперь называть васъ этимъ именемъ?

Не получивъ въ тотъ же моментъ отвта, онъ повторилъ свой вопросъ тмъ повелительнымъ тономъ, который былъ въ немъ такъ обыкновененъ.

— Могу ли я теперь называть васъ, какъ мн нравится? Если нтъ, то мой приходъ сюда безполезенъ. Рэчель, скажите мн смло одно только слово: любите ли вы меня на столько, чтобы быть моей женой?

Рэчель стояла у открытаго окна, глядя отъ Роуана въ сторону, между тмъ какъ Роуанъ стоялъ отъ нея поодаль, какъ будто онъ не хотлъ и приближаться къ ней, пока не получитъ положительнаго увреня въ ея любви, которое вмст съ тмъ должно быть и раскаянемъ въ ошибк, сдланной ея письмомъ. Онъ, конечно, не былъ нжнымъ любовникомъ и ни подъ какимъ видомъ не имлъ расположеня отказаться отъ своихъ собственныхъ привилегй. Онъ сдлалъ минутную паузу, въ полномъ убждени, что его послднй вопросъ долженъ вызвать ясный отвтъ. Но отвта не было. Рэчель продолжала смотрть въ окно, какъ будто ршившись не говорить до тхъ поръ, пока его обращене, его слова, даже самый его голосъ, не сдлаются боле нжными.

— Въ вашемъ письм, продолжалъ онъ: — вы сказали что-то насчетъ разстроеннаго состояня моихъ длъ въ Бэзльхорст. Я не хотлъ показаться сюда, пока дла эти не будутъ устроены.

— Это говорила не я, отвчала Рэчель, сдлавъ быстрый поворотъ къ Роуану: — не я такъ думала.

— Но, Рэчель, это было сказано въ вашемъ письм.

— Значитъ, вы мало еще понимали мое положене, чтобы полагать, что все письмо написано отъ меня. Разв я не сказала вамъ, что писала подъ диктовку другихъ, писала, что мн приказали? Разв я не писала вамъ, что мама ходила за совтомъ къ мистеру Комфорту? Неужели вы не догадались, что всему этому причиной одинъ онъ?

— Я знаю только, что все это прочиталъ въ вашемъ письм,— единственномъ вашемъ письм ко мн.

— Мистеръ Роуанъ, вы несправедливы ко мн. Вы сами знаете, что несправедливы.

— Называйте меня Лукой, сказалъ Роуанъ:— называйте меня просто по одному имени.

— Лука, сказала Рэчель: — вы несправедливы ко мн.

— Въ такомъ случа, клянусь небомъ, это будетъ въ послднй разъ. Дай Богъ, чтобы между нами не было недоразумнй никогда, чтобы на будущее время я постоянно былъ справедливъ къ вамъ!

Сказавъ это, онъ подошелъ къ Рэчель и обнялъ ее.

— Лука, Лука, оставьте. Вы пугаете меня.

— Прежде, чмъ я оставлю васъ, вы должны подарить мн крпкй поцалуй, непремнно должны. Если вы меня любите, если хотите быть моей женой, если хотите, чтобы я понялъ, что вы и я съ настоящей минуты принадлежимъ навсегда другъ другу, что насъ не въ состояни разлучить никакая сила, ни совтъ какого нибудь посторонняго лица, ни страхъ матери, вы должны подарить мн прямой, крпкй поцалуй, который будетъ служить утвердительнымъ отвтомъ.

Рэчель колебалась, она слегка отвернулась отъ него, въ то время, какъ Роуанъ обнялъ ея талю. Она колебалась, взвшивая значене его словъ и размышляя о томъ, слдуетъ ли ей принять ихъ за свои собственныя. Потомъ она повернулась къ нему, и посл минутной паузы дала ему просимый отвтъ. Мистриссъ Стортъ сказала правду, на щечкахъ Рэчель въ одинъ моментъ показались вишенки.

— Милая Рэчель! Моя Рэчель, моя навсегда!— Теперь скажите мн еще одно слово: счастливы ли вы?

— Не умю и сказать вамъ, какъ я счастлива!

— Моя, Рэчель,— моя навсегда!

— Но, Лука,— я была несчастлива, очень несчастлива. Я думала, вы никогда ко мн не воротитесь.

— И неужели вы отъ этого были несчастливы?

— И еще какъ! Когда я писала къ вамъ это пцсьмо, я знала, что не имла права надяться, что вы когда нибудь вспомните обо мн.

— Но, скажите, возможно ли же было не вспоминать о васъ, если я любилъ васъ?

— Почему же, когда мама видлась съ вами въ Экстер, вы не прислали мн съ ней ни одного слова?

— Я ршился ничего не посылать, пока не кончится мое дло.

— Не жестоко ли это! Но вы не понимали своей жестокости. Я полагаю, что ни одинъ мужчина не въ состояни понимать ее. Я сама не могла поврить этому, пока… пока вы не ухали отсюда. Мн казалось тогда, что солнце покинуло насъ, что все было холодно и мрачно.

Они стояли у открытаго окна, любуясь капустой и розами, пока терпне мистриссъ Стортъ и мистриссъ Рэй не истощилось. Нтъ, мн кажется, надобности повторять всхъ сказанныхъ между ними словъ, кром тхъ, которыя уже повторены. Но когда въ дверь раздался легкй, полусдержанный стукъ, Лука подумалъ, что еще слишкомъ мало прошло времени, даже для предварительныхъ объясненй по длу, которое привело его въ Браггзъ-Эндъ.

— Можно намъ войти? спросила мистриссъ Стортъ весьма боязливо.

— О, мама, мама! сказала Рэчель, и спрятала лицо свое на плеч матери.

ГЛАВА XXIX.
МИСТРИССЪ ПРЭЙМЪ ОТРЕКАЕТСЯ ОТЪ СВОИХЪ УБЖДЕНЙ.

Прошло боле часа посл того нарушеня спокойствя въ коттэдж, о которомъ говорилось въ предъидущей глав, когда мистриссъ Рэй и Рэчель перешли черезъ зеленый лугъ и воротились въ коттэджъ одн. Въ течене этого часа он пробыли въ дом мистриссъ Стортъ, и, уходя домой, не просили Луку Роуана отправиться съ ними вмст. Мистриссъ Прэймъ оставалась въ коттэдж, необходимость требовала объяснить ей все, прежде чмъ попросить ее подать свою руку будущему зятю. На ферму пришелъ хозяинъ въ веселомъ расположени духа, мистриссъ Стортъ кудахтала надъ его шутками, какъ будто он были цыплята, выведенныя ей самою, мистриссъ Рэй то улыбалась или вздыхала, то смялась или плакала, пока съ ней не сдлалась истерика. При этомъ мистриссъ Рэй встала съ мста и сказала: ахъ, Боже мой! что подумаетъ о насъ Доротея?— Рэчель объявила, что сейчасъ же надобно уйти, и мать съ дочерью отправились домой, оставивъ Луку Роуана, готоваго тоже удалиться, какъ только мистриссъ Рэй и Рэчель благополучно дойдутъ до коттэджа.

— Я знала, что у васъ было намрене жениться на ней, сказала мисриссъ Стортъ:— я узнала это изъ газеты, гд было сказано, что вы объявили всему Бэзельхорсту, что женитесь непремнно на Бэзельхорстской двушк.

Въ отвтъ на это Роуанъ замтилъ, что, говоря свою рчь, онъ вовсе не думалъ о Рэчель, и если употребилъ это выражене, то собственно для ‘краснаго словца’, необходимаго при выборахъ. Но это красное словцо какъ нельзя боле шло къ настоящему случаю, какъ нельзя боле согласовалось съ понятями мистриссъ Стортъ, и потому она ни подъ какимъ видомъ не хотла допустить истины въ сдланномъ Лукою замчани.

— Знаю, знаю,— сказала она.— Прочитавъ это словцо въ газет, я сейчасъ же сказала доброй сосдк, что передъ святками мы получимъ изъ коттэджа свадебный пирогъ.

— Непремнно получите, сказалъ Роуанъ, пожавъ при прощаньи ея руку:— если не получите, вина будетъ не моя.

Рэчель, слдуя за матерью, до самаго коттэджа не сказала ни слова. Если бы возможно было, она осталась бы безмолвною на остальную часть вечера, на всю ночь, чтобы имть время подумать о минувшемъ событи и вполн насладиться своимъ счастемъ. До этой поры въ любви своей она не знала никакой радости. Едва только дали ей сдлать небольшой глотокъ изъ чаши радости, какъ сейчасъ же оторвали ее, и съ тхъ поръ заставили ее думать, что напитокъ, которымъ она хотла было утолить свою жажду, никогда боле не поднесутъ къ ея губамъ. Все дло устроилось теперь такъ внезапно, самое дйстве было такъ быстро, что она не находила минуты для размышленя. Она не находила минуты времени для составленя себ идеи, что дла могутъ устраиваться такъ прочно, что разочароване невозможно. Она такъ сильно, такъ жестоко была обожжена, что все еще боялась горячей воды. Ея сердце все еще болло отъ прежней язвы, какъ иногда продолжаетъ болть голова, хотя дйствительный недугъ и миновалъ. Рэчель нуждалась въ нсколькихъ часахъ совершеннаго спокойствя, въ течени которыхъ могла бы увриться, что ея недугъ тоже миновалъ, и что если оставалась еще боль, то она происходила отъ одного только воспоминаня о прежней боли. Но въ настоящя минуты такое спокойстве для нея было недоступно.

— Хочешь ты сама ей разсказать, или разскажу я? спросила мистриссъ Рэй, остановившись на минуту у самыхъ дверей коттэджа.

— Ужь лучше разскажите вы, мама.

— Я полагаю, она не будетъ противъ этого,— какъ ты думаешь?

— Надюсь, что нтъ, мама. Я буду считать ее весьма недоброжелательною, если она это сдлаетъ. Впрочемъ, вы знаете, отъ этого дло нисколько не измнится.

— Разумется, только все же это очень непрятно.

Посл этого маленькаго совщаня мать и дочь полубоязливыми, сдержанными шагами вошли въ столовую и присоединились къ мистриссъ Прэймъ.

Мистриссъ Прэймъ все еще сидла за книгой серьезнаго содержаня, но я обязанъ сказать, что въ течене продолжительнаго отсутствя матери и сестры, внимане ея не было сосредоточено на ней съ прежнимъ напряженемъ. Съ самаго начала она боролась съ желанемъ усвоить себ фактъ, что ея собесдницы удалились собственно за тмъ, чтобы поболтать съ женой сосдняго фермера, она тяжело боролась съ своей книгой, старалась пригвоздить глаза свои къ раскрытымъ страницамъ, какъ будто пригвоздивъ глаза, могла пригвоздить и мысли. Но отсутстве становилось наконецъ такъ продолжительно, что ее начали мучить догадки относительно предмета ихъ разговора. Если въ разговор этомъ ничего не было дурнаго. нечестиваго, то почему же ей не позволили принять въ немъ участя? Она, конечно, не воображала его нечестивымъ относительно обыкновеннаго мрскаго нечестя, но боялась, что это нечесте не согласовалось съ тми началами нравственности, которыми она желала бы связать свою мать. Он привыкли говорить въ сторон отъ нея о любви, объ удовольствяхъ, о тхъ трепетаняхъ сердца, которымъ сестра ея, къ несчастю, позволяла себ предаваться. Мистриссъ Прэймъ догадывалась, что мистриссъ Стортъ въ бюджет новостей принесла какя нибудь извстя о Лук Роуан, а объ этомъ молодомъ человк никакимъ образомъ не могла она составить себ хорошаго мння съ того вечера, въ который увидла его вмст съ Рэчель на кладбищ. Ничего дурнаго о немъ не знала она, но тогда онъ показался ей зловреднымъ человкомъ, и она не могла признаться себ, что ошибалась въ своемъ мнни. Громко и съ презрнемъ обвиняла она Рэчель, когда въ первый разъ заподозрила ее въ неравнодуши къ молодому человку. Посл того она сама испытала душевныя волненя, которыя по необходимости смягчили въ ней тонъ ея упрековъ и обвиненй, но даже и теперь она не могла простить своей сестр за такого любовника, какъ Лука Роуанъ. Она желала видть Рэчель за мужемъ, но за человкомъ угрюмымъ, мрачнымъ, траурнымъ, который носилъ бы на себ врный отпечатокъ юдоли плача. Увы! вкусъ ея сестры былъ совсмъ другаго рода.

— Ты, я думаю, полагала, что мы никогда не воротимся, сказала мистриссъ Рэй, войдя въ комнату.

— Нтъ,— этого я не полагала. Но я думала, что вы ужь очень засидлись у мистриссъ Стортъ.

— Дйствительно, мы засидлись, но я никакъ не думала, что мы пробыли долго. Дло въ томъ, Доротея, у мистриссъ Стортъ былъ одинъ джентльменъ, который и задержалъ насъ.

— Джентльменъ!.. Какой джентльменъ? спросила мистриссъ Прэймъ, вовсе не подозрвая, что джентльменъ этотъ былъ именно предметъ любви Рэчель.

— Мистеръ Роуанъ, моя милая. Онъ былъ на ферм.

— Какъ! молодой человкъ, котораго устранили отъ завода мистера Таппита?

Съ ея стороны это было сказано весьма дурно, она сама узнала это, какъ только слова сорвались съ языка. Но поправиться не было возможности. Она была противъ Луки Роуана и не могла удержаться отъ злыхъ выраженй. Рэчель стояла посредин комнаты, когда сестра ея сдлала этотъ вопросъ, но она не хотла и отвчать на него. Щеки ея покрылись румянцемъ, она выпрямила голову и сдлала жестъ оскорбленной гордости, но ничего не сказала.

— Мн кажется, Доротея, что ты ошибаешься, сказала мистриссъ Рэй.— Я слышала, что онъ устранилъ мистера Таппита.

— Ничего этого я не знаю, отвчала мистриссъ Прэймъ,— Знаю только, что они поссорились.

— Но теб не мшало бы узнать, потому что я уврена, теб прятне быть хорошаго мння о своемъ зят.

— Не хотите ли вы сказать, что онъ женится на Рэчель?

— Да, Доротея. Мн кажется, мы можемъ сказать, что теперь все ршено,— не правда ли, Рэчель? Какой превосходный молодой человкъ, лучше его не могла бы пожелать моя дочь. И такой красавецъ, на какомъ съ удовольствемъ можетъ остановить свой взоръ всякая женщина.

— Красота вещь весьма непрочная,— это одно только наружное качество, сказала мистриссъ Прэймъ съ замтнымъ негодованемъ, ей досадно было, что ея мать упомянула при настоящемъ случа о такомъ ничтожномъ предмет, какъ личная красота.

— Когда онъ пришелъ сюда вечеромъ, продолжала мистриссъ Рэй и пилъ съ нами чай, я, сама не знаю, почему-то сильно полюбила его, вроятно я уже тогда предчувствовала, что онъ сдлается такъ близокъ и такъ дорогъ для меня.

— Ничего подобнаго не могло быть. Вамъ не слдовало бы говорить такихъ вещей. Господь въ своемъ благомъ промысл не дозволяетъ намъ предчувствй подобнаго рода.

— Во всякомъ случа, я его очень полюбила,— не правда ли, Рэчель? полюбила его съ той минуты, какъ глаза мои въ первый разъ остановились на немъ. Только не думаю, что ему удастся вывести изъ употребленя въ Девоншир сидръ,— куда тогда днется такое множество яблонь? Конечно, ужь если народъ долженъ пить пиво, то само собою разумется, что хорошее пиво лучше дурнаго.

Во все это время Рэчель не промолвила слова, а ея сестра не выразила ни поздравленя, ни добраго желаня. Когда мистриссъ Рэй кончила, въ комнат наступило молчане, нарушить которое должна была старшая сестра.

— Если это дло ршеное, Рэчель…

— Кажется, что ршеное, перебила Рэчель.

— Если это дло ршеное, то надюсь, что оно поведетъ тебя къ нескончаемому счастю и благоденствю.

— Надюсь и я, сказала Рэчель.

— Супружество — весьма важный шагъ въ нашей жизни.

— Совершенная правда, моя милая, сказала мистриссъ Рэй.

— Весьма важный шагъ, требующй большой осмотрительности, особливо со стороны молодой двушки. Надюсь, ты достаточно узнала мистера Роуана, чтобы оправдать свою увренность въ немъ.

Все еще это былъ голосъ вороны! Мистриссъ Прэймъ сама знала, что каркаетъ, и охотно перемнила бы карканье свое на боле прятные звуки, еслибы это было возможно. Но въ томъ-то и бда, что для нея это было невозможно. Хотя она не допускала такихъ предчувствй, на которыя намекнула ея мать, но сама предавалась имъ, и до такой степени была предубждена противъ молодаго человка, что никакимъ образомъ не могла дать своимъ мыслямъ другаго оборота и принудить себя думать о немъ хорошо. По крайней мр она не могла сдлать этого въ настоящее время, хотя, быть можетъ, и старалась.

— Да благословитъ тебя Богъ, Рэчель! сказала она, прощаясь съ сестрой на ночь.— Можешь быть уврена въ искреннихъ моихъ желаняхъ, чтобы ты была счастлива. Надюсь, ты не сомнваешься въ въ моей любви, если я гораздо больше думаю о твоемъ блаженств въ другомъ мр, нежели въ этомъ.

Сказавъ это, мистриссъ Прэймъ поцаловала сестру, и он разстались.

Въ это время Рэчель занимала одну комнату съ матерью, и въ матери, когда он остались одн, увидла обиле того сочувствя, въ которомъ такъ нуждалось ея сердце.

— На Доротею ты не обращай особаго вниманя, говорила вдова.

— Нтъ, мама, я не обращаю.

— Я хочу сказать, чтобы ты не обращала вниманя на ея суровость. Она все таки добрая женщина, чувствъ у нея не меньше, чмъ у другихъ.

— Зачмъ она сказала, что его устранили отъ завода, зная, что это неправда?

— Ахъ мой другъ! неужели ты не можешь понять? Когда она впервые услышала о мистер Роуан…

— Мама, называйте его Лукой.

— Когда она впервые услышала о немъ, у нея родилась мысль, что онъ втренный, непостоянный человкъ, и что на ум у него ничего нтъ путнаго.

— Почему же она такъ дурно думаетъ о людяхъ? Кто научилъ ее?

— Миссъ Поккеръ, мистеръ Пронгъ и имъ подобные.

— Да, и это все люди, которые безпрестанно твердятъ о христанской любви къ ближнему!

— Ну, что же, мой другъ, нельзя думать, что они не питаютъ любви къ ближнему. Они стараются длать добро. Если Доротея дйствительно думала, что съ этимъ человкомъ опасно сводить знакомство, то что же могла она сдлать, какъ не высказать своего мння? Нельзя и требовать, чтобы она перемнилась вдругъ. Ты вспомни только, до какой степени она сама была озабочена этимъ дломъ съ мистеромъ Пронгомъ.

— Изъ этого, мама, еще не слдуетъ, что она должна называть Луку опаснымъ человкомъ. Опасный человкъ! Мн всегда становится досадно, когда я вспомню, что она всхъ, кром себя, считаетъ глупыми? Почему же кто нибудь другой не можетъ быть опаснымъ для меня?

— Все же, душа моя, мн кажется, что ее не слдуетъ обвинять въ несправедливости. Слава Богу! теперь все кончилось, и я считаю себя счастливйшею женщиною въ мр. Подумавъ, какой оборотъ приняло все дло, я не знаю, какъ выразить свою благодарность, — но, признаюсь, когда я впервые услышала о немъ, я тоже считала его опаснымъ человкомъ.

— А теперь, мама, вы не думаете, что онъ опасенъ?

— Нтъ, мой другъ, ни подъ какимъ видомъ. Я перестала считать его опаснымъ посл того вечера, когда онъ пилъ у насъ чай, только мистеръ Комфортъ сказалъ мн, что не мшало бы посмотрть, какъ пойдутъ дла, прежде чмъ ты… ты понимаешь, моя милая?

— Понимаю, понимаю, и за это ни на волосъ не считаю себя обязанной ему: но я прощаю его собственно для мистриссъ Корнбюри. Во все это время она одна вела себя превосходно — посл васъ, мама, она была одна.

Полагаю, что было уже поздно, когда мистриссъ Рэй легла спать, и почти сомнваюсь, что Рэчель смыкала глаза свои во всю эту ночь. Въ настоящемъ ея положени, ей казалось, что сонъ едва ли былъ необходимъ. Въ течене предшествовавшаго мсяца она завидовала тмъ, кто спалъ, печаль ея долго не позволяла ей сомкнуть глазъ. Часто, сидя въ кресл, она старалась заснуть, чтобы хотя на нсколько минутъ избавиться отъ пытки безотвязныхъ думъ. Зачмъ же спать ей теперь, когда каждая дума была для нея источникомъ новаго удовольствя? Не было ни одной минуты, проведенной съ нимъ, которой бы она не припомнила, не было ни одного слова его, котораго бы она не взвсила — снова и снова она вспоминала поняте, которое составила себ объ этомъ человк, когда глаза ея впервые остановились на его наружности. Она готова была поклясться, что первый ея взглядъ на него сообщилъ ей боле обширное, боле врное поняте о мужчин, чмъ поняте, составляемое при случайной, въ течене многихъ дней повторяющейся встрч со всякимъ другимъ мужчиной. Она почти была убждена, что Лука Роуанъ созданъ собственно для нея, и что судьба обрекла его единственно ей одной. Румянецъ выступалъ на ея лицо, когда она припоминала, какимъ образомъ наружность его, тонъ его голоса овладли ея зрнемъ и слухомъ съ того дня, въ который она въ первый разъ встртилась съ нимъ. Отправляясь на балъ мистриссъ Таппитъ, она, при полномъ убждени, что встртится съ нимъ, старалась уврить себя, что думаетъ о немъ столько же, сколько думала бы о всякомъ другомъ мужчин, но теперь сознавала все свое безразсудство въ попытк обмануть себя, она полюбила его съ перваго дня, или, пожалуй съ того вечера, когда онъ говорилъ и показывалъ ей великолпную картину заходящаго солнца, съ того дня и до настоящей минуты она не ощущала такого удовольствя, не ршалась подумать о счасти, которое такъ внезапно выпало на ея долю. На другое утро, когда она сошла внизъ къ завтраку, она была чрезвычайно спокойна,— такъ спокойна, что сестр ея показалось, какъ будто она страшится своей перспективы, но въ душ Рэчель не было подобнаго страха. Она была такъ счастлива, что самое спокойстве только увеличивало ее счасте.

Въ тотъ день, вечеромъ Роуанъ пришелъ въ коттэджъ и былъ формально представленъ мистриссъ Прэймъ. Мистриссъ Рэй, мн кажется, не находила маленькое общество за чаемъ столь прятнымъ въ этотъ вечеръ, какъ находила его при прежнемъ случа. Мистриссъ Прэймъ длала попытки завести разговоръ, она старалась принять молодаго человка, какъ будущаго ближайшаго родственника, была любезна къ нему, оказывала внимане, какимъ могла располагать, не смотря на то, чай тянулся страшно долго, такъ что даже мистриссъ Рэй почувствовала большое облегчене, когда молодые люди удалились на вечернюю прогулку. Я увренъ, что Рэчель ощущала особенное торжество, въ то время, когда завязывала ленты своей шляпки. Я увренъ, что она вспомнила тотъ вечеръ, когда сестра ея такъ сильно настаивала, чтобы она отправилась съ ней на доркасскй митингъ, когда Рэчель такъ положительно отказалась отъ этого приглашеня и вмсто того отправилась на прогулку съ двицами Таппитъ, и встртилась съ молодымъ человкомъ, о которомъ сестра ея отзывалась съ такимъ ужасомъ. А теперь этотъ же самый молодой человкъ нарочно пришелъ за ней, Рэчель отправляется съ нимъ, такъ мило склоняется къ нему на руку, и все это длается передъ самыми глазами ея сестры. На лиц Рэчель нельзя было не замтить радости, когда она съ такою увренностю подавала руку своему будущему мужу.

Двушки торжествуютъ въ перодъ своей любви, восхищаются своими любовниками, которые признаны всми, и любить которыхъ позволено,— какъ торжествуютъ и молодые люди въ перодъ своей любви, которая не признана и, можетъ быть, еще не дозволена. Topжество мужчины большею частю прекращается, когда ему дозволено будетъ занять свое мсто за семейнымъ столомъ по праву, подл своей нареченной. Онъ начинаетъ чувствовать себя существомъ обреченнымъ на жертву,— существомъ, у котораго рога очень мило убраны голубыми и блыми ленточками, но все-таки приготовленнымъ для жертвы, — двушка же чувствуетъ себя чрезвычайно восторженною въ течене нсколькихъ недль, чувствуетъ себя побдительницею, виновницею оваци, въ которой эта буколическая жертва, съ голубыми и блыми лентами на рогахъ, составляетъ главную прелесть и украшене. Въ такомъ настроени духа находились Рэчель и Лука Роуанъ, когда оставляли въ коттэдж двухъ вдовъ.

— Какъ мило видть ее счастливою, не правда ли? сказала мистриссъ Рэй.

Вопросъ этотъ съ перваго раза произвелъ на мистриссъ Прэймъ непрятное впечатлне, но въ то же время онъ представлялъ ей случай, котораго она желала въ душ, чтобы сознаться въ своемъ заблуждени относительно Луки Роуана. Она хотла выразить свое одобрене предполагаемаго брака и съ искреннимъ чувствомъ сестринской любви пожелать сестр благополучя. Въ присутстви Рэчель она не могла сдлать этого признаня. Хотя Рэчель не говорила о своемъ торжеств, но оно выражалось въ ея взгляд, на ея лиц, и это самое не допускало никакой возможности къ подобной покорности со стороны Доротеи. Но ршившись однажды выразить эту покорность, сознаться, что Рэчель не была виновата, она постепенно приходила къ убжденю въ необходимости сказать что нибудь ласковое.

— Мило ли? сказала она: — да, очень мило, въ этомъ, я полагаю, никто не станетъ сомнваться.

— И какъ это идетъ къ ней! Дорогая моя двушка! Видя снова ея радость, ея счасте, я сама становлюсь счастлива. Но, Доротея, посл того, какъ мы заставили ее написать къ нему письмо, для нея наступило самое печальное, самое тяжелое время.

— Въ здшнемъ мр, мать, большей части людей суждено испытывать то, что вы называете печальнымъ временемъ. Не учили ли насъ, что для насъ же лучше, если это такъ бываетъ? Разв вы и я не имли печальнаго времени? Если бы этого не существовало, тогда все въ мр было бы печально.

— Да, конечно, такъ, мы это знаемъ. Но вдь ничего не можетъ быть дурнаго, если она будетъ счастлива теперь, когда все вокругъ нея такъ свтло и такъ радостно. Видя, что они дйствительно любятъ другъ друга, вдь ты не пожелала бы ни ей, ни ему, чтобы они жили въ разлук?

— Нтъ, я этого не говорю. Если они любятъ другъ друга, то само собою разумется, они должны принадлежать другъ другу. Я только желала, чтобы мы знали его подольше.

— Я еще не уврена, что было бы лучше, если бы молодые люди знали другъ друга съ дтскаго возраста. Повидимому, онъ трудолюбивый, степенный молодой человкъ. Повидимому, вс отзываются о немъ съ отличной стороны.

— Я ничего не могу сказать противъ него, ни слова. И теперь, если мое мнне доставитъ Рэчель какое нибудь удовольстве, хотя я въ этомъ сильно сомнваюсь, но если доставитъ, то, я полагаю, она поступитъ благоразумно, принявъ его предложене.

— Разумется, доставитъ величайшее удовольстве.

— И я надюсь, что они будутъ счастливы на много лтъ. Я люблю Рэчель отъ души, хотя боюсь, что она не такъ обо мн думаетъ, и все сказанное мною было сказано мною отъ любви, а не отъ гнва.

— Въ этомъ, Доротея, я уврена.

— Теперь, когда она пристроится въ жизни и будетъ замужнею женщиной, ей не нужно будетъ обращаться за совтами ни къ вамъ, ни ко мн. Она должна повиноваться ему, и надюсь, что Богъ даруетъ ему милость направлять ея шаги по прямому пути.

— Аминь! торжественно произнесла мистриссъ Рэй.

Такимъ образомъ мистриссъ Прэймъ прочитала свое отречене, которое въ тотъ же вечеръ повторено было Рэчель въ боле мягкихъ выраженяхъ.

— Ты не будешь жить съ ней въ одномъ дом, сказала мистриссъ Рэй, подумавъ съ нкоторымъ сожалнемъ, что и для нея должны теперь кончиться т маленьке вечерне банкеты, на которыхъ поджаренные тосты и густые сливки разыгрывали большую роль: — но во всякомъ случа, я надюсь, вы будете друзьями.

— Разумется, мама. Ей только нужно хоть немного сблизиться съ свтомъ, и тогда все пойдетъ своимъ чередомъ. Что касается до ея житья, то не знаю, улучшится ли оно, Лука говоритъ, что вы безъ сомння передете къ намъ и будете жить вмст съ нами.

Спустя дня два или три, Рэчель увидла двицъ Таппитъ, въ первый разъ посл того, какъ помолвка сдлалась извстной. Былъ вечеръ, Рэчель снова гуляла съ Роуаномъ, и посл прогулки встртилась съ ними. Она была одна. Огюста хотла положительно отвернуться, хотя встрча была совершенно неожиданна, но Марта и Черри не ршились на подобный поступокъ.

— Мы слышали о вашей помолвк, сказала Марта:— поздравляемъ васъ. Вы слышали также, что мы намрены перехать въ Торки,— надемся, что на завод вы будете жить спокойно.

— Да, замтила Огюста: — теперь это мсто уже не то, что было прежде, и потому мы считаемъ за лучшее удалиться. Мама уже прискала въ Торки виллу, которая будетъ для насъ боле удобна.

Посл этого он сдлали вмст нсколько шаговъ. Черри, однакоже, немного поотстала, ей хотлось сказать еще нсколько словъ.— Я такъ счастлива, Рэчель, что ты и онъ сблизились другъ съ другомъ, сказала она, выбравъ удобную минуту.— Онъ очаровательный молодой человкъ, и я всегда говорила, что онъ долженъ влюбиться въ тебя. Посл бала въ этомъ уже не было никакого сомння. Не забудь, душа моя, прислать намъ свадебный пирогъ, мы прдемъ повидаться съ тобой въ родномъ нашемъ мст, и, вроятно, будемъ жить дружне прежняго.

ГЛАВА XXX.
ЗАКЛЮЧЕНЕ.

Рано въ ноябр мистеръ Таппитъ оффицально объявилъ свое намрене оставить занятя, и вслдстве этого составлены были, подписаны и скрплены печатью необходимые акты и обязательства о передач пивовареннаго завода Лук Роуану. Писецъ мистера Хонимана съ какимъ-то наслажденемъ выводилъ на бумаг приказныя фразы, къ величайшему спокойствю и выгод своего хозяина, между тмъ, какъ мистеръ Шарпитъ ходилъ по Бэзельхорсту, называя Таппита чистйшимъ осломъ и намекая, что Роуанъ былъ немного лучше, чмъ умный плутъ. Все сказанное имъ не производило, однакоже, никакого дйствя на Бэзельхорстъ. Въ Бэзельхорст образовалось общее мнне, что Роуанъ хотлъ затратить свой капиталъ въ этомъ город, и Бэзельхорстъ зналъ, что имть такого гражданина весьма желательно. Обязательства были написаны, рукоприкладства сдланы при необходимомъ числ свидтелей, и Таппитъ и Роуанъ еще разъ встртились на дружескихъ условяхъ, Таппитъ старался избжать этого, доказывая, какъ Хониману, такъ и своей жен, что его личное нерасположене къ молодому человку было едва ли не сильне прежняго, но ни Хониманъ, ни жена не позволяли ему предаваться гнву. Мистеръ Хониманъ представилъ мистриссъ Таппитъ самые убдительные доводы, что такое нерасположене будетъ вредить ихъ интересамъ, и Таппита принудили сдлать въ этомъ отношени уступку. Здсь мы можемъ прибавить, что дни господствованя Таппита въ семейств кончились навсегда, какъ это вообще бываетъ съ человкомъ, который оставляетъ занятя и дозволяетъ поставить себя въ каминный уголъ, какъ почтенную мебель. До этой поры онъ, и только одинъ онъ зналъ, какими суммами можно было воспользоваться отъ завода для хозяйственныхъ цлей, и мистриссъ Таппитъ часто приходилось выслушивать самые обидные намеки на сокращене расходовъ, но теперь въ ихъ распоряжене предоставлялась тысяча фунтовъ въ годъ, и она смло могла заявить свои права на эту сумму. Таппиту не представлялось боле надобности уходить изъ дому съ таинственными намеками, что онъ долженъ переговорить о длахъ, имющихъ связь съ солодомъ и хмлемъ, въ тхъ мстахъ, гд потреблялось пиво, не представлялось уже боле возможности прибгать къ различнымъ извиненямъ за отступленя отъ регулярнаго образа жизни, хотя бы это отступлене было не шире волоска. Не прошло двухъ лтъ, какъ уже онъ пручился считать за милость позволене прогуляться съ одной изъ своихъ дочерей. Человкъ не долженъ отказываться отъ общественныхъ занятй, если только при этомъ не имется въ виду пользы душевной. Что касается до счастя въ этой жизни, то оно едва ли бываетъ совмстно съ той утратой уваженя, которая всегда слдуетъ за оставленемъ труда. Otium cum dignitate — есть мечта. По крайней мр, такого положеня не существуетъ для человка, который нкогда трудился и работалъ. Онъ можетъ наслаждаться или спокойствемъ, или почетомъ, но спокойстве и почетъ едва ли могутъ быть соединены вмст. Несчастный Таппитъ убдился въ этой истин, прежде чмъ прошло три мсяца пребываня его на вилл въ Торки.

Его пригласили встртиться съ Роуаномъ по-дружески, и онъ повиновался. Выражене дружбы далеко не было сердечное, но, во всякомъ случа, соотвтствовало своей цли. Встрча состоялась въ столовой пивовареннаго завода, при этомъ случа присутствовала и мистриссъ Таппитъ. Она приняла Роуана съ особеннымъ величемъ, между тмъ какъ мистеръ Таппитъ, засунувъ руки въ карманы, стоялъ передъ каминомъ на ковр и казался гончей собакой, которую только что сейчасъ наказали. Когда Роуанъ подошелъ къ нему съ привтствемъ, онъ долженъ былъ вынуть правую руку — и протянуть ее гостю.

— Я очень радъ, что это дло устроилось между нами дружелюбнымъ образомъ, сказалъ Роуанъ, продолжая держать руку бывшаго пивовара.

— Да, и я полагаю, къ лучшему, сказалъ Таппитъ, произнося слова медленно и неохотно.— Смотрите же, помните ваше обязательство, иначе мн придется снова воротиться сюда.

— Въ этомъ отношени, мн кажется, бояться нечего, сказалъ Роуанъ.

— Надюсь, что нечего,— сказала мистриссъ Таппитъ такимъ тономъ, который покалывалъ, что она умла владть собою и вести разговоръ при этомъ случа гораздо лучше мужа.— Надюсь, что нечего, но это весьма большое предпряте для молодаго человка, и я уврена, что вы вполн понимаете свою отвтственность. Для насъ, конечно, было бы очень непрятно воротиться на заводъ, устроивши себя такъ комфортабельно въ Торки,— во всякомъ случа мы сдлаемъ это, если дла у васъ пойдутъ не хорошо.

— Не бойтесь, мистриссъ Таппитъ, вы никогда сюда не воротитесь.

— Надюсь, надюсь, но никогда не лишнее быть на сторож. Я уврена, вы сознаете, что мистеръ Таппитъ поступилъ съ вами весьма великодушно, и если вы тоже одарены этимъ высокимъ качествомъ, въ чемъ, конечно, мы не сомнваемся, качествомъ, которымъ вы должны обладать для управленя такимъ заведенемъ, какъ пивоваренный заводъ, то вы позаботитесь, чтобы ни я, ни мои дочери не испытывали неудобства чрезъ несвоевременное доставлене условленной суммы.

— Не безпокойтесь, мистриссъ Таппитъ, и въ этомъ отношени.

— Вы будете присылать ее, мистеръ Роуанъ, въ банкъ, черезъ каждые три мсяца. Врные разсчеты даютъ врныхъ друзей: чмъ короче эти разсчеты, тмъ продолжительне дружба. А такъ какъ мистеръ Т. не хочетъ безпокоить себя письмами и тому подобнымъ, то вы можете присылать строчку на мое имя въ виллу Montpellier, въ Торки, сказавъ только въ ней, что деньги отправлены.

— О, да, я даже этого требую, сказалъ Таппитъ.

— Другъ мой,— мистеръ Роуанъ такъ еще молодъ для веденя такого обширнаго дла, что едва ли можно требовать, чтобы онъ самъ писалъ письма, извщая ими, что деньги заплачены. Занятй у него будетъ бездна, и потому я не хочу утруждать его.

— Пожалуйста, мистриссъ Таппитъ, не безпокойтесь вы на счетъ денегъ, сказалъ Роуанъ, захохотавъ:— а чтобы вы имли свдня, какъ идутъ дла на старомъ завод, я всегда буду присылать вамъ къ Рождеству шестнадцать галлоновъ самаго лучшаго пива нашей варки.

— Съ вашей стороны, мистеръ Роуанъ, это будетъ любезнымъ вниманемъ, и мы съ удовольствемъ будемъ пить за успхъ и процвтане завода. Здсь на стол поставлено вино и пирожное,— неугодно ли вамъ выпить,— похоронить въ рюмк вина прошедшя неудовольствя. Т., мой другъ, потрудись налить вина!

Былъ полдень, и Лука Роуанъ безъ всякаго удовольствя выпилъ портвейну, простоявшаго въ графин цлую недлю. Впрочемъ онъ соотвтствовалъ цли, — самый погребальный обрядъ прошедшихъ неудовольствй совершенъ былъ съ такою искренностю, какую допускало свойство настоящаго свиданя. Не прошло еще полныхъ четырехъ мсяцевъ съ тхъ поръ, какъ въ этой же самой комнат Роуанъ налилъ Рэчель бокалъ шампанскаго. Тогда онъ былъ въ этомъ дом какъ членъ семейства мистера Таппита,— теперь онъ намревался сдлаться полнымъ господиномъ въ томъ же самомъ дом. Опуская на столъ рюмку, онъ не могъ удержаться, чтобы не окинуть взглядомъ комнату и не составить себ моментально идеи о перемнахъ, которыя онъ сдлалъ бы въ ней. Въ настоящемъ своемъ вид эта комната была очень мрачная. Въ ней весьма давно не блили потолковъ, не красили половъ, не перемняли шпалеръ,— давне, чмъ были возобновлены занавсы и ковры. Это была угрюмая и грязная комната. Такими, впрочемъ, были и сами Таппиты. Прежде чмъ привести туда Рэчель, онъ хотлъ, чтобы все это мсто было также свтло и радостно, какъ сама Рэчель.

Таппиты ни слова не сказали о его женитьб. Что касается до Таппита, то онъ вообще почти ничего не говорилъ, а мистриссъ Таппитъ, при всемъ своемъ желани показаться любезной, не могла принудить себя спросить о Рэчель Рэй. Имя Рэчель рдко упоминалось между ней и ея дочерями. Она какъ-то разъ съ непреодолимой энергей объявила Огюст, что Роуанъ въ этомъ отношени былъ глупе, чмъ она подозрвала, и посл того стала сознавать, что несчасте лучше всего переносить молча.

Посл этого свиданя Роуанъ не видался больше съ мистриссъ Таппитъ. Занятя заставляли его ежедневно быть на завод, гд отъ времени до времени онъ случайно встрчалъ бднаго старика, бродившаго между чанами и пустыми бочками, какъ призракъ пивовара. Относительно дла между ними не было сказано ни слова. Счетныя книги, ключи, заводскя принадлежности, все, все передавалось черезъ Вортса, и Роуанъ увидлъ себя полнымъ господиномъ всего заведеня, похлопотавъ не боле того, сколько бываетъ необходимо при перезд на новую квартиру.

Общане, данное мистриссъ Стортъ относительно присылки къ Рождеству свадебнаго пирога, немного позамедлилось. Свадьба Роуана и Рэчель состоялась въ начал января. Въ декабр прхала въ Бэзельхорстъ мистриссъ Роуанъ и сдлалась гостьей своего сына, который въ то время жилъ уже въ завод, но еще на холостую ногу. Первый визитъ этой лэди въ коттэджъ посл ея возвращеня былъ для Рэчель предметомъ величайшей важности. Теперь для нея все получило превосходный исходъ за исключенемъ вопроса о ея тещ. Женихъ воротился къ ней и любилъ ее лучше прежняго, ея мать была счастлива, отзывалась о Лук Роуан, какъ будто никогда не подозрвала въ немъ волчьихъ наклонностей, мистеръ Комфортъ говорилъ о предстоявшей свадьб, какъ будто во всемъ этомъ дл она дйствовала съ величайшимъ благоразумемъ и дальновидностью, разговаривалъ съ ней тономъ, въ которомъ выражалось много уваженя, и въ которомъ замчалась большая разница отъ тона того времени, когда онъ длалъ ей наставленя какъ двушк, какъ дочери мистриссъ Рэй — ни больше ни меньше, даже Долли, съ большею или меньшею искренностю, старалась выказать свое расположене, но Рэчель все еще боялась нерасположеня мистриссъ Роуанъ, и когда Лука объявилъ ей, что его мать прдетъ на святки въ Бэзельхорстъ, чтобы также присутствовать на свадьб — Рэчель казалось, что небо ея все еще омрачалось облаками.— Я знаю, твоя мать не полюбитъ меня, говорила она Лук. Она ршилась не любить меня, я замтила это, когда она прхала въ нашъ коттэджъ. Лука уврялъ, что она не поняла еще характера его матери,— утверждалъ, что его мать полюбила бы всякую женщину, которую онъ выбралъ бы себ въ подруги жизни,— полюбила бы ее, лишь только бы узнала, что выборъ этотъ отмнить невозможно. Рэчель очень хорошо помнила первый визитъ, который мистриссъ Роуанъ сдлала вмст съ мистриссъ Таппитъ, и когда услышала, что мать Луки снова въ ихъ коттэдж, она спустилась внизъ изъ своей спальни нетвердыми шагами и съ неспокойнымъ сердцемъ. При вход въ комнату, Рэчель увидла, что мистриссъ Роуанъ сидла съ мистриссъ Рэй и мистриссъ Прэймъ, и потому обычныя привтствя и первыя фразы были уже высказаны. Ожидане этого визита и для мистриссъ Рэй тоже было непрятно,— она тоже помнила, какъ гордо и далеко держала себя эта лэди при первомъ посщени коттэджа, но, войдя въ комнату, Рэчель замтила, что лицо ея не выражало того уныня, которое обыкновенно появлялось на немъ, когда она находилась въ обществ, для нея непрятномъ.

— Милое дитя мое! сказала мистриссъ Роуанъ, вставая съ мста и раскрывая руки для объятя.

Рэчель упала въ объятя, поцаловала мистриссъ Роуанъ, но не могла придумать слова, которое бы соотвтствовало настоящему случаю.

— Милое, родное дитя мое! повторила мистриссъ Роуанъ:— вдь ты знаешь, что теперь ты для меня такое же родное дитя, какъ и для твоей мама.

— Вы очень, очень добры, сказала мистриссъ Рэй.

— Дйствительно, очень добры, прибавила мистриссъ Прэймъ: — и я уврена, что вы найдете въ Рэчель покорную дочь.

Сама Рэчель не чувствовала расположеня къ тому, чтобы дать положительное въ этомъ уврене. Она намревалась быть покорною своему мужу и полагала, что подобной покорности совершенно достаточно для замужней женщины.

— Теперь, когда сынъ мой желаетъ устроить себя на всю свою жизнь, продолжала мистриссъ Роуанъ: — то желательно, чтобы онъ женился какъ можно скоре. Какъ вы думаете объ этомъ, мистриссъ Рэй?

— Я совершенно согласна съ вами, мистриссъ Роуанъ. Мн всегда прятно слышать, когда молодые люди женятся, особливо, когда пробртутъ средства къ жизни. Черезъ это они перестаютъ быть вертопрахами.

— Я не думаю, чтобы мой сынъ когда нибудь былъ вертопрахомъ, сказала мистриссъ Роуанъ.

— Моя мать и не думаетъ относить этихъ словъ къ вашему сыну, подхватила мистриссъ Прэймъ: — но что женитьба длаетъ молодаго человка боле степеннымъ — это врно, и вообще она длаетъ его боле постояннымъ въ отношени церковной службы.

— Мой Лука ходитъ въ церковь весьма регулярно, сказала мистриссъ Роуанъ.

— Мн нравится видть молодыхъ людей въ церкви, замтила мистриссъ Рэй.— Что касается до двушекъ — он должны ходить, но молодымъ людямъ позволяютъ такъ много поступать по-своему. Когда тотъ же молодой человкъ становится отцомъ семейства, тогда совсмъ другое дло.

При этомъ Рэчель покраснла, мистриссъ Роуанъ снова поцаловала ее, потомъ она сдлалась предметомъ различныхъ, весьма интересныхъ предсказанй, которыя ставили ее въ затруднительное положене и о которыхъ повторять здсь я не считаю за нужное. Посл этого свиданя Рэчель не боялась больше своей тещи.

— Вы полюбите мою мама, когда узнаете ее поближе, говорила невст Мэри Роуанъ, спустя дня два посл этого свиданя.— Знакомые и незнакомые вообще полагаютъ, что она знатная особа, но она всегда длаетъ все, о чемъ попросятъ ее родные, а что касается до Луки, то она покорна ему, какъ раба.

Не хочу сказать, что Рэчель подумала, что мистриссъ Роуанъ должна быть покорна и ей, но она ршила, что никогда не будетъ покоряться мистриссъ Роуанъ. Съ этой поры она намревалась служить одному, и только одному лицу.

Мистриссъ Ботлеръ Корнбюри тоже зазжала въ коттэджъ. Посщене ея было чрезвычайно прятно, тмъ боле, что мистриссъ Прэймъ ушла въ это время на доркасскй митингъ. Будь дома мистриссъ Прэймъ, тогда не было бы никакой возможности сдлать прятнаго намека на балъ мистриссъ Таппитъ.

— Пожалуйста, не говорите мн, сказала мистриссъ Корнбюри. Неужели вы думаете, что я ничего бы не увидла, даже если бы смотрла на все въ полглаза? Я въ тотъ же вечеръ сказала Вальтеру, что онъ очень еще неопытенъ, если воображалъ, что вы отправитесь ужинать съ нимъ.

— Но, мистриссъ Корнбюри, я дйствительно съ нимъ и хотла отправиться, да на бду заиграли другой танецъ, и я принуждена была остаться съ мистеромъ Роуаномъ, потому что была имъ ангажирована.

— Я нисколько, душа моя, по сомнваюсь, что вы были ангажированы имъ.

— Только на этотъ кадриль, я хочу сказать.

— Разумется, только на этотъ кадриль. А теперь вы ангажированы на другой танецъ, сказать ли вамъ, что я знала, что это такъ и будетъ?

Само собою разумется, что все это было очень мило и очень прятно, и когда мистриссъ Корнбюри, узжая домой, попросила, чтобы ее пригласили на свадьбу, Рэчель была какъ нельзя боле счастлива.

— Мама, сказала она: — я люблю эту женщину. Сама не знаю, почему, но я ее очень люблю.

— Въ ней осталось все, что было въ Патти Комфортъ, сказала мистриссъ Рэй: — она обладаетъ способностью привязывать къ себ людей. Говорятъ, что она длаетъ, что захочетъ, съ старымъ джентльменомъ въ Корнбюри-Грандж.

Здсь, можетъ статься, кстати будетъ сказать, что протеста насчетъ поступленя Ботлера Корнбюри въ парламентъ никакого не было, къ величайшему удовольствю какъ старика мистера Корнбюри, такъ и старика мистера Комфорта. У нихъ вынудили общане выдать, въ случа надобности, необходимыя суммы для поддержаня состоявшагося выбора, крайне неохотно дано было это общане, за то извсте объ отказ мистера Харта было принято съ величайшей радостью какъ въ Корнбюри, такъ и въ Костон.

Лука и Рэчель женились въ день новаго года, въ костонской церкви, и посл того сдлали маленькое путешестве въ Пензансъ и Лэндзъ-Эндъ. Для путешествя подобнаго рода погода была очень холодная, но снгъ, втеръ и дождь не производятъ на молодыхъ новобрачныхъ такого непрятнаго дйствя, какъ на другихъ людей. По возвращени домой, Рэчель ни подъ какимъ видомъ не хотла сознаться, что погода стояла холодная.— Въ Пензанс, говорила она: вовсе не было зимы,— и всегда продолжала говорить это впослдстви.

Мистриссъ Рэй не согласилась оставить свой коттэджъ. Она занимала его вмст съ мистриссъ Прэймъ, но боле чмъ половину своего времени проводила на завод. Мистриссъ Прэймъ и по се время остается тою же мистриссъ Прэймъ и, мн кажется, останется такою, хотя мистеръ Пронгъ отъ времени до времени и показывается въ коттэджъ.

Въ настоящее время, я полагаю, вс жители Девоншира и Корнваллиса допускаютъ, что Лука Роуанъ усплъ въ приготовлени хорошаго пива, съ какими результатами для самого себя — сказать не умю, но не думаю, однако, что онъ, съ помощю своей професси, успетъ закрыть фруктовые сады во всемъ Девоншир.

КОНЕЦЪ.

‘Современникъ’, NoNo 1—6, 1864

OCR Бычков М. Н.

РЭЧЕЛЬ РЭЙ.

ГЛАВА I.СЕМЕЙСТВО РЭЙ.

ГЛАВА II.МОЛОДОЙ ЧЕЛОВКЪ СЪ ПИВОВАРЕННАГО ЗАВОДА.

ГЛАВА III.РУКА ВЪ ОБЛАКАХЪ.

ГЛАВА IV.ЧТО ДЛАТЬ?

ГЛАВА V.МИСТЕРЪ КОМФОРТЪ ПРЕДЛАГАЕТЪ СВОЙ СОВТЪ.

ГЛАВА VI.ПРИГОТОВЛЕНЯ НА ВЕЧЕРЪ МИСТРИССЪ ТАППИТЪ.

ГЛАВА VII.БАЛЪ МИСТРИССЪ ТАППИТЪ.— НАЧАЛО.

ГЛАВА VIII.БАЛЪ МИСТРИССЪ ТАППИТЪ.— ОКОНЧАНЕ.

ГЛАВА IX.МИСТЕРЪ ПРОНГЪ У СЕБЯ НА ДОМУ.

ГЛАВА X.ЛУКА РОУАНЪ ЗАЯВЛЯЕТЪ СВОИ ЗАМЫСЛЫ НА ПИВОВАРЕННЫЙ ЗАВОДЪ.

ГЛАВА XI.ЛУКА РОУАНЪ ПЬЕТЪ ПОРТВЕЙНЪ КАКЪ СЕРЬЕЗНЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВКЪ.

ГЛАВА XII.РЭЧЕЛЬ РЭЙ НАЧИНАЕТЪ ДУМАТЬ, ЧТО ‘ОНЪ ЕЙ НРАВИТСЯ’.

ГЛАВА XIII.МИСТЕРЪ ТАППИТЪ ВЪ СВОЕЙ КОНТОР.

ГЛАВА XIV.РОУАНЪ ДЛАЕТЪ ВТОРУЮ ПРОГУЛКУ ВЪ БРАГГЗЪ-ЭНДЪ.

ГЛАВА XV.МАТЕРИНСКОЕ КРАСНОРЧЕ.

ГЛАВА XVI.ПЕРВОЕ ЛЮБОВНОЕ ПИСЬМО РЭЧЕЛЬ РЭЙ.

ГЛАВА XVII.ПЕРЕДЪ ВЫБОРАМИ.

ГЛАВА XVIII.ДОКТОРЪ ХАРФОРДЬ.

ГЛАВА XIX.МИСТЕРЪ КОМФОРТЪ ЗАХОДИТЪ ВЪ КОТТЭДЖЪ.

ГЛАВА XX.ПОКАЗЫВАЕТЪ, О ЧЕМЪ РЭЧЕЛЬ ДУМАЛА, КОГДА СИДЛА У ОГРАДЫ КЛАДБИЩА, И КАКЪ ПОТОМЪ НАПИСАЛА ПИСЬМО.

ГЛАВА XXI.МИСТРИССЪ РЭЙ ОТПРАВЛЯЕТСЯ ВЪ ЭКСTЕРЪ И ВСТРЧАЕТСЯ ТАМЪ СЪ ДРУГОМЪ.

ГЛАВА XXII.ДОМАШНЯЯ ПОЛИТИКА ВЪ ПИВОВАРЕННОМЪ ЗАВОД.

ГЛАВА XXIII.РАСКАЯНЕ МИСТРИССЪ РЭЙ.

ГЛАВА XXIV.ВЫБОРЫ ВЪ БЭЗЛЬХОРСТ.

ГЛАВА XXV.БЕЗЛЬХОРСТСКАЯ ГАЗЕТА.

ГЛАВА XXVI.КОРНБЮРИ-ГРАНДЖЪ.

ГЛАВА XXVII.ВЪ КОТОРОЙ РШАЕТСЯ ВОПРОСЪ О ПИВОВАРЕННОМЪ ЗАВОД.

ГЛАВА XXVIII.О ТОМЪ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА ФЕРМ ВЪ БРАГГЗЪ-ЭНД.

ГЛАВА XXIX.МИСТРИССЪ ПРЭЙМЪ ОТРЕКАЕТСЯ ОТЪ СВОИХЪ УБЖДЕНЙ.

ГЛАВА XXX.ЗАКЛЮЧЕНЕ.

Читайте также: