Рассказы Светляка, Пейн Джеймс, Год: 1888 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 30 минут(ы)

РАЗСКАЗЫ СВТЛЯКА.

(Glow-worm tales)

Джемса Пэна.

I.
Возмездіе.

Мой домъ находится теперь на западной окраин Манчестера, но было время, когда я жилъ на противоположномъ конц хлопчатобумажнаго города, откуда бжалъ по причинамъ ниже изложеннымъ и съ такимъ чувствомъ, что хоть на край свта такъ въ пору. Мое первоначальное жилище была вилла въ Парадизъ-Роу. Занятія же мои, по правд сказать, мало для меня привлекательныя, обязывали бывать въ центр города. Тамъ я длалъ воскъ, отъ котораго получалъ большую часть своего дохода, но медъ свой,— а я былъ въ ту пору очень трудолюбивой пчелкой — я собиралъ дома, возвращаясь изъ конторы и хотя тоже посредствомъ пера, но уже совсмъ въ другомъ род. Душа моя была предана литератур, и все время, какое я могъ урвать у гг. Дэля и Крона, торговцевъ хлопкомъ, посвящалось сочинительству. Если исключить тотъ промежутокъ времени, когда я перебирался изъ конторы домой, я могъ бы сказать, что сходилъ съ конторскаго табурета только затмъ, чтобы осдлать Пегаса, и онъ носилъ меня по поднебесью отъ семи до десяти часовъ вечера.

Спшу прибавить, что это выраженіе метафорическое. Какъ человкъ, все еще причастный къ дламъ, я былъ бы недоволенъ, еслибы кто-нибудь подумалъ, что я пишу стихи. Нтъ, я писалъ прозу, только прозу, но (если позволено такъ выразиться) высшаго порядка. Я писалъ повсти для толстаго журнала и передовыя статьи для мстной газеты или двухъ, короче сказать — занимался такъ называемой художественной литературой. У меня была молодая жена и нсколько человкъ дтей, и прибавка, которую я такимъ образомъ получалъ къ моему оффиціальному доходу, была очень для насъ кстати, но главное: литературная работа была мн по сердцу. Съ гусинымъ перомъ въ рукахъ, (стальными я писалъ только конторскіе счета) за письменнымъ столомъ, съ цлымъ роемъ мыслей въ голов, которыя я готовился изложить на бумаг — я былъ счастливъ какъ царь. Это скромное удовольствіе, оно знакомо немногимъ, и никому не покажется завиднымъ, но поврьте мн, что нтъ боле пріятнаго и возвышеннаго.

Когда наши дтки лягутъ спать, жена приходила обыкновенно ко мн и садилась возл съ шитьемъ въ рукахъ. У насъ былъ уговоръ, чтобы она первая не заговаривала, если я молчу, чтобы не спугнуть вдохновенія. И я могъ на нее въ этомъ положиться. Иныя женщины не могутъ двухъ минутъ помолчать, когда работаютъ. Моя Клементина была не изъ нихъ… къ счастью для насъ обоихъ.

Мннія могли расходиться (то-есть мнніе и мнніе другихъ людей) на счетъ полезности или пригодности моихъ литературныхъ трудовъ, но каковы бы они ни были, для нихъ требовалась безусловная тишина. Малйшій шумъ, трескъ угля въ камин, дверь, хлопнувшая гд-нибудь на чердак — и конченъ балъ, еслибы соловей заплъ въ саду, я былъ бы парализованъ, наши дв служанки ходили всегда въ туфляхъ въ т часы, когда я предавался сочинительству.

Цлый долгій мсяцъ вилла моя въ Парадизъ-Роу оправдывала свое названіе ‘Эдемъ’, но на пятой недл змій высунулъ голову изъ-за цвтовъ и прошиплъ: ‘Сэръ, вы обманулись въ названіи своей резиденціи, это не ‘Эдемъ’, а ‘Чистилище’.

Дло было въ 7 ч. 16 м., и я по обыкновенію сидлъ одинъ за своимъ любимымъ занятіемъ, когда за стной, у которой помщался какъ разъ мой письменный столъ, раздался словно пушечный выстрлъ, а за нимъ послдовало три или четыре взрыва, точно ракеты. Въ первую минуту я такъ и подумалъ, что это ракеты и что он разбили мн черепъ, и онъ разлетлся въ разныя стороны.

Моя врная жена, услышавшая канонаду въ дтской, сбжала съ лстницы и въ одинъ моментъ очутилась около меня. Когда она вошла въ комнату, безобразная канонада возобновилась и съ такимъ эффектомъ, что кочерга упала на полъ, а крышка чернильницы запрыгала.

— Милосердное небо! что это такое?

— Я такъ и думала, что тебя это обезпокоитъ, начала Клементина дрожащимъ голосомъ.

— Обезпокоитъ! это убьетъ меня! Я больше не напишу ни одной строчки сегодня вечеромъ. Что это за громъ?

— Милый Чарльзъ, я съ сожалніемъ должна сказать, что это дочь нашей сосдки, м-съ Броунъ. Она только-что вернулась изъ пансіона и играетъ на фортепіано ‘Битву при Праг’. Джемима говоритъ, что она всегда этимъ занимается на праздникахъ. Джемима знаетъ этотъ околодокъ, и такъ глупо, что она не сказала этого раньше, я уврена, что ты не купилъ бы ‘Эдема’!

— Но неужто же она постоянно играетъ на фортепіано! Вдь это ужасъ, что такое! Похоже было на фейерверкъ, только безъ огня. Ни одинъ человкъ этого не вынесъ бы, и только дьяволъ могъ измыслить такую пытку.

— Джемима говоритъ, что барышня играетъ на фортепіано впродолженіи шести недль отъ семи до десяти, но только по воскресеньямъ она играетъ духовныя вещи.

Я не пылкій человкъ, но нетерпливый и, попадись мн въ эту минуту барышня-сосдка, я бы свернулъ ей шею, не смотря на ея полъ, нжный возрастъ и благочестіе. Обстоятельство было не такого рода, чтобы можно было отложить его въ долгій ящикъ или задуматься надъ нимъ: въ тотъ же моментъ я слъ и написалъ Броунамъ (такъ связно, какъ только было можно при такомъ адскомъ шум) записку съ вжливымъ замчаніемъ. Я встрчался съ нимъ и разговаривалъ, и онъ показался мн добрымъ малымъ, но я подозрвалъ, что жена у него аспидъ. М-съ Броунъ слишкомъ туго стягивалась корсетомъ, чтобы не быть сварливой, но должно же и у нея биться подъ корсетомъ сердце. И ужь, конечно, въ христіанскомъ государств… но я забгаю впередъ.

Письмо мое гласило слдующее:

‘Любезный м-ръ Броунъ, обращаясь теперь къ вамъ, я знаю, что разсчитываю на дружеское участіе сосда, а не опираюсь на законное право. По закону домъ англичанина — его крпость, и онъ можетъ, если захочетъ, палить день и ночь изъ пушекъ. Къ несчастію я такъ устроенъ, что шумъ окончательно лишаетъ меня способности къ литературному труду, которому (какъ вамъ не безъизвстно) я по необходимости предаюсь отъ семи часовъ до десяти вечера. Ваша миленькая дочка играетъ на фортепіано удивительно для своихъ лтъ — (я говорилъ правду: никакой взрослый демонъ, не только такой чертенокъ, какъ она, не могъ бы произвести больше грому) — но еслибы вы были столь добры попросить ее играть днемъ, а не вечеромъ, то обязали бы меня на всю жизнь. Въ ожиданіи вашего благосклоннаго согласія, за которое впередъ благодарю васъ, остаюсь

преданный вамъ,
Чарльзъ Джонсъ’.

Я былъ въ такомъ состояніи волненія и нетерпнія, такъ какъ ужасная канонада все время не превращалась, что написалъ на конверт: ‘просятъ немедленно отвта’ и веллъ посланцу дожидаться. Отвтъ пришелъ скоро, но привелъ меня въ совершенное отчаяніе. Онъ былъ написанъ, какъ я тотчасъ же догадался по почерку, тряпичному, какъ уши упрямаго осла, Броуномъ женскаго пола и гласилъ такъ:

‘Любезный сэръ, моего мужа нтъ дома, но ваша просьба такого рода, что я, не колеблясь, отвчаю вамъ за него отказомъ, какъ вы изволили врно выразиться, вы не опираетесь на легальное право и простите, если я прибавлю, что ваша просьба неблагоразумна. Моей дочери неудобно играть на фортепіано въ иные часы, какъ отъ семи до десяти, изъ это время она будетъ упражняться и впредь. Преданная вамъ

Абигаель Броунъ’.

Не смотря на поздній, часъ, я схватилъ шляпу и побжалъ къ агенту, черезъ посредство котораго купилъ виллу ‘Эдемъ’, и взялъ отъ него объявленіе, которое въ ту же ночь приклеилъ къ стнамъ дома. ‘Сія вилла продается и уступается во владніе немедленно. Всякое мало-мальски разумное предложеніе будетъ принято’.

Посл этого я гулялъ по улицамъ до десяти часовъ, а затмъ вернулся домой нсколько успокоенный. Жена увряла, что ровно въ десять часовъ шумъ прекратился, но эхо его, казалось, все еще наполняло домъ, я чувствовалъ, что рискую заболть нервной горячкой, и написалъ своимъ принципаламъ, что нкоторое время не буду приходить въ контору. Я ршился сидть дома до семи часовъ, чтобы какъ-нибудь не пропустить покупателя.

На слдующее же утро мн подали карточку, на которой стояло: ‘М-ръ Джозефъ Плумплинъ’. Онъ оказался плотнымъ человкомъ далеко не аристократической наружности, но я привтствовалъ его такъ, какъ еслибы онъ былъ членъ королевскаго дома. Манеры у него были рзки до крайности, но онъ показался мн честнымъ человкомъ, и дловая сторона моего характера тотчасъ же подсказала мн, что этотъ человкъ пришелъ не по-пустому.

— Я вижу, что этотъ домъ продается. Я самъ архитекторъ и знаю, какой домъ стоитъ купить и какой нтъ. Если мы сойдемся въ цн, я куплю виллу ‘Эдемъ’. Сколько вы за нее хотите?

Я назвалъ сумму, которая мн казалась подходящей, но, говоря правду, я бы охотно взялъ половину, только бы сбыть домъ съ рукъ.

— Слишкомъ дорого, сказалъ онъ, качая солидно головой, цлыхъ сто фунтовъ лишку.

Будь я французъ, я бы вскочилъ и расцловалъ его въ об щеки, но, будучи англичаниномъ, я скрылъ свою радость и покачалъ головою такъ же ршительно, какъ и онъ.

— Домъ недорогъ по той цн, какую я назначилъ.

— Безъ сомннія, я знаю это такъ же хорошо, какъ и вы, холодно отвчалъ онъ, домъ стоитъ даже дороже, но когда въ объявленіи стоитъ: ‘уступается во владніе немедленно’, это обозначаетъ, что у человка есть резоны желать выхать изъ дома. Ну а я, надо вамъ знать, человкъ дловой и не люблю проволочекъ. Если угодно: грхъ пополамъ, я сейчасъ же выдамъ вамъ чекъ на требуемую вами сумму, минусъ 50 фунтовъ.

И онъ вынулъ изъ кармана жилета большую и грязную чековую книжку и распахнулъ ее настежь, точно дверь.

— Любезный сэръ, отвтилъ я съ умиленіемъ, нтъ никакой надобности такъ торопиться: пусть вашъ стряпчій пришлетъ завтра мн письмо на предложенныхъ вами условіяхъ, и домъ вашъ.

— Подъ словами ‘немедленное владніе’ я понимаю, что могу перехать черезъ недлю, продолжалъ м-ръ Плумплинъ… такъ? черезъ недлю?

Я кивнулъ головой и съ трудомъ удержался, чтобы не сказать: перезжайте сегодня вечеромъ,— и этимъ испортить все дло, еслибы онъ услышалъ фортепіано, дло разошлось бы. Я почувствовалъ, что такъ какъ онъ самъ собирался жить въ дом, то я продалъ его съ сокрытіемъ его главнаго неудобства, но дловая сторона моего характера напомнила мн, что своя рубашка въ тлу ближе… и я согласовался съ этимъ.

Наведя справки на счетъ состоятельности м-ра Плумплина и убдившись въ ней, я въ тотъ же день пошелъ искать себ новый домъ и на этотъ разъ мн посчастливилось найти ‘особнякъ’. Черезъ недлю мы перебрались въ него со всми пожитками къ вящему моему удовольствію, передъ тмъ каждый вечеръ отравляло мн фортепіано этого ужаснаго ребенка. Я думалъ, что ничто не могло быть хуже ея піесъ, но змій ‘Эдема’ имлъ въ запас боле ужасныя вещи: въ иные вечера она играла гаммы.

Шесть мсяцевъ спустя, садясь въ омнибусъ на возвратномъ пути изъ города, я очутился сосдомъ м-ра Плумплина. Онъ сейчасъ, же узналъ меня, хотя думаю, во всякомъ случа я заговорилъ бы съ нимъ. Человкъ всегда чувствуетъ себя неловко съ незнакомцемъ, которому продалъ домъ или лошадь: самъ-то онъ знаетъ вс ихъ маленькія несовершенства, между тмъ какъ тотъ-то о нихъ провдаетъ только тогда, когда ихъ купитъ, и даже въ ‘Эдем’ не было ничего особенно худаго, я сознавалъ, что жизнь тамъ (помимо даже музыкальныхъ сосдей) не безупречна. Я взялъ быка за рога и спросилъ:

— Я надюсь, что вы довольны своимъ домомъ, м-ръ Плумплинъ?

— Да, отвчалъ онъ, совсмъ натурально (чмъ снялъ тяжелое бремя съ моей души). Я не изъ тхъ людей, которые плачутъ по волосамъ, снявши голову. Кром того, будучи архитекторомъ, я, знаете, и не ожидалъ найти совершенствъ. Въ переднемъ чердак сыровато, но я знаю, какъ съ этимъ справиться, я пустилъ въ ходъ парижскій цементъ, и скоро все будетъ улажено.

Я не настаивалъ. Вообще разговоръ объ ‘Эдем’ былъ щекотливъ, но я не могъ сдержать любопытства и не разузнать, какими заклинаніями онъ выжилъ музыкальнаго бсенка изъ сосдства. Что онъ этого добился — было ясно, въ противномъ случа онъ бы не былъ такъ веселъ.

— А довольны ли вы сосдями, м-ръ Плумплинъ?

— О, да, хотя я вдь съ ними мало знакомъ.

И вдругъ прибавилъ:

— Да вотъ, одного изъ моихъ сосдей зовутъ Броунъ, онъ — большой чудакъ, что, какъ вы думаете, онъ сдлалъ, хотя, по правд сказать, я думаю, что это сдлала его жена.

Ну, подумалъ я, начинается: Плумплинъ извдалъ фортепіано. Я отвчалъ однако съ невольной краской въ лиц, что не могу догадаться, что такое сдлалъ Броунъ.

— Видите ли: у меня большая семья и главнымъ образомъ все барышни, само собой разумется, что он вс играютъ на фортепіано, поочереди, конечно… и почти весь день, понятно. Почему же имъ и не играть?

— Конечно, конечно, подтвердилъ я. Безумная радость овладла мной. Я подумалъ, что поэты и моралисты не безъ основанія учатъ насъ, что возмездіе ждетъ даже въ здшней жизни.

— Ну, понятно, продолжалъ онъ, пренебрежительно: однако этотъ человкъ, или врне его жена, потому что почеркъ похожъ на женскій, имлъ наглость написать мн письмо. Оно со мной, пошарилъ онъ въ карман, вотъ оно.

И онъ прочиталъ письмо вслухъ въ омнибус, сопроождая чтеніе возгласами и замчаніями, выражавшими негодованіе и досаду.

‘Любезный м-ръ Плумплинъ, (что за нахальство, скажите пожалуйста! сейчасъ ужъ и ‘любезный‘ какъ ей что-то понадобилось!) Обращаясь теперь къ вамъ, я знаю, что разсчитываю на дружеское участіе сосда, а не опираюсь на мое право.

— (Законное право! еще бы! желалъ бы я поглядть, какъ бы она пустила въ ходъ законное право въ такомъ дл).

‘По закону домъ англичанина — его крпость, и онъ можетъ, если захочетъ, палить день и ночь изъ пушекъ.

— (Разумется, можетъ!)

‘Къ несчастію жена моя такъ устроена, что шумъ — какъ игра на фортепіано…’

— Ну слыхали вы что-нибудь подобное? освдомился м-ръ Плумплинъ съ дикимъ хохотомъ. Ну какое мн дло до вкусовъ его жены. Ну, короче сказать, эта дама протестовала противъ ‘шума’. Не очень лестно, замтила жена, называть игру нашихъ дочекъ шумомъ. Но она ее назвала такъ. Но пуще всего меня бситъ ея нахальство. Слыхали вы когда про такое письмо?

— Никогда, отвчалъ я не очень твердо.

Дло въ томъ, что я узналъ въ посланіи м-съ Броунъ т самыя выраженія, какія я употребилъ въ письм къ ней. Она списала ихъ дословно, безъ всякаго уваженія къ литературной собственности, но надюсь, не безъ горькихъ размышленій о томъ, что когда-то осталась глуха къ такому краснорчію.

— Что же вы отвтили ей? спросилъ я съ непобдимымъ любопытствомъ.

— Отвтилъ ей? Я отвтилъ то, что и всякій другой на моемъ мст, если только онъ не идіотъ. Я написалъ ея мужу, конечно, такъ какъ письмо было отъ него, хотя я и знаю, что не онъ писалъ его, и высказалъ откровенно свое мнніе. Я оказалъ ему, что онъ не только не иметъ никакихъ законныхъ правъ — въ чемъ и самъ сознается по своему здравомыслію — но что просьба его неблагоразумна.

— (Очень хорошее это слово по-моему, да и хорошо ей знакомое, я думаю).

— Если вамъ не нравится наша музыка, продолжалъ м-ръ Плумплинъ, то перезжайте въ другое мсто. Купите домъ на другомъ конц города: вотъ что я сказалъ ему.

— Добраго утра, сэръ.

II.
Хорошенькаго понемножку.

Я одинъ изъ тхъ хорошихъ людей, которые, отправляясь за каникулахъ за городъ или на воды, берутъ съ собою (случается) и женъ, а потому не считаются молодыми кавалерами. Но тотъ случай, о которомъ я говорю, былъ совсмъ особеннаго рода: моя жена заболла и для нея требовалась перемна воздуха. Болзнь ея была такъ-называемый tic-douloureux. Такъ называется острая, рзкая боль въ вискахъ, распространяющаяся на кости лица и заставляющая человка желать, чтобы у него совсмъ не было головы. Тутъ заодно болятъ и зубы, и у уши, и лицо, словомъ какая-то адская комбинація болей. Лкарства противъ этого нтъ, но малйшій шумъ доводитъ боль до нестерпимости, поэтому спокойствіе и тишина — вотъ средства, рекомендуемыя врачами отъ этой болзни, смирно сидть у хиннаго моря и ждать погоды — вотъ всеобщая панацея. Иногда кром хинина и тишины прописывается прямо морской воздухъ, для разнообразія, конечно (такъ какъ надо же врачамъ жить, а если они не будутъ разнообразить свои предписанія, то вс паціенты ихъ бросятъ).

— Морской воздухъ вамъ необходимъ, сударыня, морской воздухъ, и полнйшее спокойствіе!

Никто, кром докторовъ, не знаетъ, какая польза проистекаетъ для людей изъ поздки на море. Они мняютъ удобные дома на боле или мене неудобныя квартиры, здоровую пищу на скверные обды и если судьба спасетъ ихъ отъ квартиры, гд жилъ передъ тмъ больной скарлатиной, то они вернутся домой живыми и загорлыми. Во время этой поздки они пользовались, благодаря морскому воздуху, превосходнымъ аппетитомъ и ли больше, чмъ слдуетъ, а мужчины при этомъ, не зная, какъ убить время, курили, не переставая, и разстроили себ печень. Каждый, въ сущности, гораздо хуже себя чувствуетъ чмъ тогда, когда узжалъ изъ города, но на видъ вс здорове — впродолженіи двухъ или трехъ дней. Посл этого срока румяна изъ пны рожденной Венеры — солнечный загаръ — сходить и дло обнаруживается на чистоту. Болзнь поселяется въ дом и для домашняго доктора осенній сезонъ весьма прибыленъ.

Но каникулы, о которыхъ я говорю, заключались въ кратковременной поздк, рекомендованной докторомъ въ поискахъ за ‘морскимъ воздухомъ и безусловнымъ спокойствіемъ’. Первое на остров, какъ Великобританія (до нелпости маломъ) легко достигается, Брайтонъ такъ близокъ отъ Лондона, что туда дохать стоитъ всего три шиллинга, но Брайтонъ пріютъ бродячихъ музыкантовъ, его чудный воздухъ наполненъ звуками духовыхъ инструментовъ. Рамсгэть кишитъ шарманками, въ Дувр и Фолькстон нмецкій и французскій языкъ образуютъ (какъ и слдуетъ ожидать) раздирательный диссонансъ. Гранвиль, конечно, тоже обращенный лицомъ къ Франціи портъ, но, какъ мн сказали, французъ туда не заглядываетъ, а если и заглянетъ, то ужь тамъ и остается, натурализуется и утрачиваетъ свой акцентъ. Перездъ по морю такъ дологъ, и онъ такъ настрадается отъ него, что ужь потомъ не двигается съ мста. Конечно, англичане здятъ въ Гранвиль, но лишь затмъ, чтобы ссть тамъ на пароходъ и отправиться на континентъ. Перездъ дешевъ, хотя, какъ я уже говорилъ, утомителенъ. Самъ городъ скученъ, скучне даже чмъ его сосдъ, прекрасный городъ Санвиль. ‘Живя въ Санвид можешь сходить въ Гранвиль, гласитъ пословица, но придя въ Гранвиль, остается только утопиться’.

Я подумалъ, что вотъ настоящее мсто для жены съ ея нервною болью и потребностью въ тишин и спокойствіи.

Я такъ же добронравенъ, какъ и талантливъ, но друзья находятъ, что я суетливъ. Я всегда и всюду поспваю: я люблю, чтобы все было впередъ готово и удобно: мсто въ вагон, номеръ въ гостиниц — все это я всегда нанимаю заране. На этотъ разъ нездоровье жены совершенно оправдывало чрезвычайныя мры предосторожности. Разспрашивая знакомыхъ, я узналъ, что лучшая извстная гостиница въ Гранвил — ‘Каравансарай’ — всегда полна прізжающими и отъзжающими туристами, а слдовательно, какъ я разсудилъ, шумомъ и гамомъ. Тамъ былъ другой отель — ‘Сверный Утесъ’ — не столь усердно посщаемый и названіе котораго меня плнило. Онъ, должно быть, вдали отъ шумной толпы, на верху какой-нибудь скалы, окруженный со всхъ сторонъ рокочущими волнами. Поэтому я телеграфировалъ въ гостиницу ‘Сверный Утесъ’, прося приготовить мн номеръ съ ‘гостиной, окнами на море’ и съ обычной предусмотрительностью прибавилъ: ‘отвтить по телеграфу’.

Только по истеченіи полусутокъ получился отвтъ, и это меня порядкомъ разстроило, но наконецъ пришло извщеніе: ‘Номеръ приготовленъ, какой требуется’. Итакъ предварительныя мры для исцленія нервныхъ болей жены были приняты.

Однако по прибытіи въ Гранвиль, находящійся въ значительномъ разстояніи отъ столицы, нервныя боли усилились: трехчасовая зда по желзной дорог, впродолженіи которой мы прозжали черезъ двадцать туннелей и сотню мостовъ, не способствовали исцленію. Наконецъ мы увидли обширное голубое зеркало океана, которое, подобно женской улыбк (для тхъ, кто съ нею незнакомъ), кажется неисчерпаемымъ и бездоннымъ убжищемъ любви и покоя.

Уже одинъ видъ моря принесъ какъ бы нкоторое облегченіе бдной страдалиц въ то время, когда она растянулась въ открытой коляск, взявшейся доставить насъ въ наше временное жилище. Мы прохали мимо ‘Каравансарая’, и намъ показалось, что тамъ и пусто, и тихо, посл этого извощикъ своротилъ съ морскаго берега въ городъ.

— Стой, любезный, куда же ты насъ везешь?

Извощикъ придержалъ лошадь и, оглянувшись на меня, подарилъ тмъ презрительнымъ къ невжеству взглядомъ, который свойственъ людямъ очень мало знающимъ.

— Я везу васъ туда, куда вы сказали,— въ гостиницу ‘Сверный Утесъ’.

— О! значитъ такъ! Врно ближе чмъ вдоль моря?

— Ближе! Я думаю, что ближе, когда она совсмъ и не у моря.

— Не у моря? завопилъ я.

— Другъ мой, взмолилась жена, пощади мою бдную голову.

Пристыженный я ничего больше не говорилъ, а возница проворчалъ сквозь зубы: ‘голова, какъ же!’ продолжалъ путь. Онъ сознавалъ, что больная для него союзница, и онъ можетъ говорить и длать что ему вздумается. Онъ привезъ насъ, однако, куда слдуетъ. Прохавъ въ гору съ полумилю по улиц, представлявшей изъ себя родъ сплошнаго базара, мы прибыли на террасу ‘Свернаго Утеса’.

— Ну, обопрись, душа моя, сказалъ я ласково жен, мы теперь должно бытъ очень близко отъ гостиницы.

— Въ такомъ случа, слабо проговорила больная, гостиница не должна быть очень близко отъ моря.

— Какъ знать, но мы во всякомъ случа поднялись довольно высоко въ гору и, можетъ быть, съ нея открывается видъ на море. Что же ты опять сталъ?— обратился я къ извощику.

Это опять было очень несправедливо, такъ какъ извощикъ совсмъ не останавливался кром того раза, когда я самъ остановилъ его, но чувство справедливости было омрачено во мн раздраженіемъ.

— Я сталъ, потому что мы пріхали, отрзалъ возница съ большимъ, чмъ тогда, презрніемъ.

Я выглянулъ въ окно и увидлъ, что четыре дома на террас соединены въ одно и что на фронтон двухъ центральныхъ стояли на голубомъ фон слова: Гостиница ‘Свернаго Утеса’. Какъ разъ напротивъ находился общественный садъ, а затмъ шла широкая аллея для пшихъ и конныхъ. А затмъ линія неба, подъ которой — хотя оно было столько же видно, какъ и изъ Лондона смогло лежать море.

— Это нестерпимо, разразился я, это подлый обманъ!

— Другъ мой! простонала жена, моя голова!

Извощикъ захохоталъ, и я слышалъ это сатанинское гоготаніе, взбгая на ступеньки подъзда.

— Гд хозяинъ? гд управляющій? Кто тутъ виноватъ въ этомъ обман? Покажите мн мою телеграмму со словами ‘видъ на море!’ — вотъ вопросы, которыми я закидывалъ съ негодующимъ пыломъ, такъ какъ жена не могла меня слышать.

Высокая женщина, на которую я не обращалъ вниманія и замтилъ только, что она очень высока, просто великанша, такъ какъ была выше меня, а я вовсе не малаго роста, когда надваю сапоги съ каблуками, поглядла на меня сверху внизъ, держа въ рук пачку телеграммъ.

— Мы сдлали все, что могли для васъ, нжно проворковала она, но комнаты передняго фасада вс заняты. Городъ биткомъ набитъ постителями, сэръ.

Спасенія не было, и вотъ мы съ женой стали подниматься за великаншей по лстницамъ и шли долго, долго, пока не добрались до тсной комнатки, чуть не чулана на задней сторон дома.

— Здсь очень тихо, замтила великанша.

— И очень душно, сердился я. Но, можетъ быть, съ этой высоты видно море?

— По правд сказать, сэръ, море по ту сторону дома. Но здсь видъ на чудный лугъ…

— Лугъ! закричалъ я, я вижу только безконечный тентъ…

— Ахъ, да! конечно! (точно она только-что увидла это), здсь устроили тентъ, потому что въ понедльникъ сюда прідутъ попировать нсколько французовъ.

— Должно быть, вся нація?

— Нтъ, сэръ, только тысяча четыреста человкъ, или около того.

Великій Боже! Тысяча четыреста человкъ французовъ собиралось отобдать подъ окномъ моей бдной жены, которая пріхала въ Гранвиль за тишиной и спокойствіемъ.

Великанша догадалась о томъ, что у меня на ум, и поспшно прибавила:

— Шуму никакого не будетъ. Они не прідутъ раньше полудня, а удутъ на пароход въ шесть часовъ.

— Мы будемъ въ это время гулять, по всей вроятности, прошептала больная, цпляясь за тнь надежды. Завтра воскресенье, и мы хорошенько отдохнемъ.

— Вотъ гостиная, промолвила великанша, отворяя дверь въ сосднюю комнату.

Гостиная была точь въ точь такая же, какъ и спальная, только вмсто постели въ ней стоялъ столъ. Окно тоже выходило на тентъ, такъ что по правую руку тентъ, по лвую руку тентъ и, куда бы мы ни заглянули, все тентъ, да тентъ.

— Это ужасно! Это… (но тутъ я спохватился и понизилъ голосъ) хорошо, сударыня. Мы уврены, что вы постарались, какъ могли, и съ своей стороны постараемся устроиться наилучшимъ образомъ.

Посл этого жена и я остались вдвоемъ.

— Я знала, что ты спустишь тонъ, сказала она не такъ жалобно, какъ говорила до сихъ поръ. Я замтила, что ты первый разъ только взглянулъ на эту молодую женщину. Она, конечно, то, что вульгарные люди называютъ красивая женщина, но право же, я не вижу, чмъ тутъ такъ восхищаться.

— Душа моя, ты удивляешь меня. Когда я восхищался женщиной?

— Словами — нтъ, Чарльзъ, но взглядами — другое дло.

Докторъ замтилъ, что жен необходимо ‘поднять тонъ’. Мн,очевидно, это уже удалось. Воздухъ Гранвиля уже принесъ ей пользу, такъ какъ ршительно ничто въ моемъ поведеніи не вызывало такой энергіи, сравнительно, въ ея рчи. Совершенно справедливо, что я не замтилъ, какъ хороша собой экономка до того момента, какъ внезапно смягчилъ голосъ. Но это простое совпаденіе обстоятельствъ. Я всегда вжливъ съ женщинами. Предполагать, что я вжливе съ хорошенькими, чмъ съ другими — просто клевета. Въ настоящемъ случа я чувствовалъ, что виноватъ передъ этой дамой за то, что принялъ ее за великаншу. Она, безъ сомннія, очень хороша собой, очень хороша.

Тутъ мн послышалось, что жена моя попросила ‘уксусу’ для своей бдной головы.

— Не лучше ли, душа моя, примочить голову одеколономъ, а не уксусомъ?

— Я не говорила про ‘уксусъ’, Чарльзъ, я говорила, что эта женщина годится въ ‘ушкуйницы’.

— Она, конечно, кажется чертовски зла, поспшилъ я поддакнуть, такъ какъ жена убдила меня, что докторъ прежде всего напиралъ на то, что ей не слдуетъ противорчить. Но, слава Богу, намъ съ нею не дтей крестить.

Никогда не худо поблагодарить Бога, въ особенности, когда, какъ въ настоящемъ случа, желаешь угодить жен.

Мы пообдали въ своей комнат, такъ какъ жена не переносила шума table-d’hte, но подозрваю, что обдъ намъ принесли тогда, когда table-d’hte уже кончился. Я не могъ не вспомнить, что кухня въ ‘Каравансара’ (стариннйшей изъ гостиницъ) считалась одной изъ лучшихъ въ Англіи. Про кухню ‘Свернаго Утеса’ этого никакъ нельзя было сказать. Но, въ сущности, мы вдь пріхали сюда за спокойствіемъ и тишиной, а не за хорошими обдами.

Мы спозаранку улеглись спать, но на разсвт, то есть въ 3 часа 45 минутъ, я былъ разбуженъ непрерывной стукотней. Точно сотни топоровъ рубили дерево. Ной съ домочадцами должно быть такъ стучалъ, когда строилъ ковчегъ. Но только, что не шестеро, а повидимому шестьдесятъ человкъ стучало въ настоящую минуту.

Я надялся, что больная не проснется, но вдругъ услышалъ ея стонъ:

— Что это такое, Чарльзъ? они разбиваютъ мн голову!

Мн вообразилось въ состояніи полудремоты, въ какомъ я находился, что кто-то умеръ въ гостиниц и его заколачиваютъ въ гробъ, но такого предположенія нельзя было высказать при больной. Припомнивъ, что мы не въ Лондон, а въ провинціи, я сказалъ, что это врно колютъ дрова.

— Это ужасный этотъ тентъ! простонала она.

И, дйствительно, чудовище это все росло, точно бойницы на Отрантской крпости.

Лежа въ постели, мы догадывались, почему плотники мшали спать добрымъ людямъ, принимаясь за работу въ такой неурочный часъ. Они желали убдить честной народъ въ томъ, что теперь вовсе не утро воскресенья, а вечеръ субботы. И, дйствительно, въ шесть часовъ утра, когда сонъ давно уже бжалъ отъ нашихъ глазъ, эти негодяи ушли.

Я ненавидлъ красавицу, пообщавшую намъ ‘спокойствіе’ съ такой силой, что даже жена была бы довольна, еслибы она могла заглянуть мн въ душу. Само собой разумется, что нервная боль только усилилась, и весь день прошелъ въ прикладываніи ледяныхъ компреcсовъ и въ поискахъ спальной, какъ можно дальше отъ отвратительнаго тента. Та, которую намъ отвели, наконецъ была больше первой, но съ боле скуднымъ убранcтвомъ. На окнахъ не было даже занавсей, а такъ какъ они выходили на востокъ, то мы знали, что солнце ворвется въ нихъ и разбудитъ насъ. Поэтому мы завсили ихъ всмъ, чмъ только могли, всякими шалями, пинюарами, такъ что комната превратилась какъ бы въ дешевую лавку съ готовымъ платьемъ. Мы опять спозаранку улеглись, въ сладкой надежд, что ужъ на этотъ-то разъ мы выспимся какъ слдуетъ. И только когда потушили огонь, то увидли, въ какую новую бду мы попали. Дверь въ корридоръ была стеклянная, для того, чтобы въ нее проходилъ дневной свтъ, а по вечерамъ корридоръ оказывалъ такую же услугу комнат, такъ какъ въ немъ горлъ громадный рожокъ газа. Спать при такихъ условіяхъ немыслимо.

Я вскочилъ съ постели и задулъ газъ. Посл того мы долго пытались уснуть, но напрасно. Во-первыхъ кровать у насъ была не съ пружиннымъ матрацомъ, а точно набита булыжникомъ. Такую кровать можно было бы смло рекомендовать членамъ Инквизиціи, и они съ успхомъ воспользовались бы ей для пытки. Я только-что задремалъ и мн снилось, что я — Св. Лаврентій, и меня поджариваютъ на жаровн, какъ вдругъ… трескъ, что-то сверкнуло, и вся комната ярко озарилась.

— Пожаръ! пожаръ! завопилъ я,

— Нтъ, простонала моя несчастная жена, я бы желала, чтобы это былъ пожаръ, по крайней мр мы бы сгорли, и мук конецъ. Кто-то опять зажегъ газъ.

Какой-то услужливый болванъ сходилъ за спичками и зажегъ потушенный газовый рожокъ. Совсть подсказала мн, что это сдлала ‘красивая молодая женщина’, такъ какъ только она одна могла достать до рожка.

Я пройду молчаніемъ наши послдующія муки.

Представьте себ нервныя боли, посл двухъ безсонныхъ ночей и посл солнечнаго и газоваго припека! Весь слдующій день былъ посвященъ международнымъ торжествамъ, и благодареніе неба за то, что шелъ дождь.

Я ощущалъ злобную радость при вид промокшихъ, раскисшихъ, несчастныхъ французовъ. Если когда-нибудь непріятель вторгнется въ предлы Англіи, то черезъ подводный туннель, а не черезъ каналъ. Я самъ не очень хорошо переношу море, но молодцомъ схожу на берегъ сравнительно съ тми несчастными нсколькими сотнями французовъ. Что касается парохода, привезшаго ихъ, то мн казалось, что нтъ больше никакой возможности привести его въ приличное состояніе, а слдуетъ тотчасъ же и на вки потопить его въ мор. Какой злой насмшкой должна была звучать въ ушахъ злополучныхъ путешественниковъ военная музыка, встртившая ихъ. Правда, къ обду они нсколько оправились, такъ какъ производили подъ тентомъ такой шумъ, какого не произвели бы четырнадцать тысячъ англичанъ, но мысль, что имъ придется хать назадъ, должна была отравлять имъ пиршество. Моя несчастная жена, съ ледянымъ компрессомъ на голов и съ ватой въ ушахъ, видла всю эту международную процессію, самая интересная часть спектакля была встрча ихъ мэромъ Гранвиля въ тог и съ цпью на ше, и я никогда не забуду его удивленія, когда мэръ Сен-Мало чмокнулъ его въ об щеки!

Полное согласіе воцарилось между двумя странами за банкетомъ, но боюсь, что entente cordiale мене интересовала меня, чмъ вопросъ о перемн квартиры. Я пустилъ въ ходъ всю энергію, чтобы найти помщеніе въ презрнномъ было мной ‘Каравансара’, а пуще всего постель, устланную не булыжникомъ. Когда я наконецъ этого добился и водворилъ мою бдную больную, я спросилъ, чмъ могу еще услужить ей. Она поманила меня рукой и прошептала умирающимъ голосомъ:

— Увези меня, пожалуйста, назадъ домой!

Я увезъ ее домой или по меньшей мр ея изможденное тло на другое утро, но не раньше какъ по прошествіи шести недль она оправилась отъ дйствія ‘морскаго воздуха и тишины и спокойствія’.

Само собой разумется, что насъ преслдовала исключительная неудача. Но тмъ не мене полагаю, и не безъ основанія, что въ большей или меньшей степени неуспхъ всегда сопровождаетъ знаменитое докторское предписаніе и описалъ личный опытъ въ предостереженіе своимъ ближнимъ.

Не возите больныхъ ‘для перемны воздуха’, если не уврены, что кром воздуха найдете тамъ, куда дете, и другія вещи, ровно необходимыя для здоровья, одной перемны не достаточно, если она вообще не лучшему.

III.
Судья не впопадъ.

Я, надюсь, оказывалъ всегда должное уваженіе властямъ предержащимъ, но никогда не оцнялъ вполн значеніе этихъ властей, пока не сталъ однимъ изъ нихъ, будучи выбраннымъ въ ‘мировые’ округа Мидльсексъ. Такъ вульгарно характеризовала невжественная толпа мое новое званіе, но излишне, полагаю, прибавлять, что настоящій титулъ мой былъ членъ мироваго суда. Въ старинныхъ мстечкахъ и округахъ, гд сохраняются добрые старые обычаи, люди, удостоенные такой почести, препоясываются даже мечемъ, подносимымъ колнопреклоненной корпораціей, но въ наши дни эта церемонія обыкновенно опускается. По новымъ правиламъ намстникъ графства (по зрломъ размышленіи и, быть можетъ, помолившись предварительно) выбираетъ самыхъ почтенныхъ и пригодныхъ для этого поста лицъ и письмомъ извщаетъ ихъ объ избраніи. Въ этой простот,быть можетъ, еще больше, смысла для тхъ, кто уметъ, смотрть въ глубь вещей — чмъ въ старинной форм инвеституры.

По вншнему виду я былъ, казалось, тотъ же человкъ, что и до моего возвышенія, но, Боже, какая однако огромная разница!

Въ святая святыхъ души своей я сознавалъ себя custos rotulorum, то есть лицомъ не дюжиннымъ, позвольте вамъ, замтить, персоной, такъ сказать. Я самъ, собственно говоря, не зналъ, что разумю, но какъ любой профессоръ метафизики былъ готовъ вразумить другихъ.

Во-первыхъ, я веллъ пришить къ шляпамъ моихъ слугъ кокарды такой величины, что мой грумъ жаловался жен, что надъ нимъ смются, говоря, что не кокарда пришита къ нему, а онъ пришитъ къ кокард. Я призвалъ его къ себ въ кабинетъ и прочиталъ наставленіе, какъ бы съ судейской скамьи, очень краснорчивое и внушительное, и отпустилъ юношу черезъ три четверти часа, полагаю, съ пользою для него, но въ горькихъ слезахъ. Я нашелъ удивительно сильную (и, надюсь, оригинальную) фразу: ‘я не хочу, несчастный мальчикъ, подбавлять горечи къ вашему горькому положенію’.

Сначала я вознамрился было, чтобы подготовить себя къ своимъ важнымъ обязанностямъ читать ‘судебные уставы’, но посл шестикратныхъ попытокъ, при чемъ первые пять оканчивались легкой дремотой, а послдняя, шестая, такимъ крпкимъ сномъ, что онъ смахивалъ на апоплексическій ударъ, я отказался отъ своего намренія и ограничился чтеніемъ полицейскихъ отчетовъ, гд въ сущности каждый могъ почерпнуть все самое существенное. Я находилъ также полезнымъ для практики обращаться къ шарманщикамъ на улиц со словами:

— Послушай-ка, любезный, я какъ мировой судья…— и заканчивалъ цитатой изъ 4-го отдла, 19 параграфа. Но прежде чмъ я успвалъ договорить, шарманщикъ обыкновенно складывалъ свою подставку, убиралъ ученыхъ мышей, обезьянъ и все прочее въ этомъ род и, пробормотавъ сквозь зубы insensato — слово, выражающее по-итальянски покаяніе, я такъ это понимаю — поспшно удалялся.

Я вовсе не люблю всюду совать свой носъ, что бы тамъ ни говорили завистливые люди, которымъ такъ же невозможно попасть въ мировые судьи, какъ и въ члены парламента, но, сознаюсь, что мн хотлось найти случай отправить правосудіе, не коллективно, въ мировомъ създ (гд личность сливается съ большинствомъ или, что почти такъ же дурно, съ меньшинствомъ), но единолично, и наконецъ такой случай представился. И представился къ тому же тогда, когда я находился въ обществ племянника Джона изъ Итона, и это мн было тмъ пріятне, что мальчикъ отличался легкомысліемъ и нуждался въ урок, который бы внушилъ ему достодолжное почтеніе и уваженіе къ высокому званію, въ какое облеченъ его дядя.

Мы обдали съ нимъ на святкахъ у другаго дяди, въ сверо-восточномъ округ Лондона, и, увлекшись различными праздничными забавами, какъ-то: шарадами, играми и пуншемъ, засидлись до поздней ночи. Было очень холодно и шелъ снгъ, около дома по близости не было извощичьей биржи, и мы пошли домой пшкомъ, намреваясь взять перваго попавшагося извощика. Въ половин перваго мы увидли кэбъ у дверей трактира, который, какъ и подобало въ такой поздній часъ, былъ запертъ и не долженъ былъ бы скрывать въ ндрахъ своихъ ни извощика и ни инаго какого постителя. Съ хитростью, свойственной тмъ, кто привыкъ обходить законъ, хозяинъ потушилъ вс огни въ дом. Но съ легкомысліемъ, отличающимъ преступленіе, позабылъ, что присутствіе пустаго кэба у дверей доказываетъ его вину.

— Вотъ, сказалъ я Джону, прямое нарушеніе параграфа 7, статьи 8-й, и ты увидишь, какъ судья дйствуетъ въ такихъ случаяхъ.

Быть можетъ, мною руководило не одно чувство долга: я озябъ и усталъ, и ршился, во что бы то ни стало, добыть кебъ, который бы отвезъ насъ домой.

— Ваша воля, дядюшка, отвчалъ Джонъ довольно почтительно, но прибавилъ что-то, въ род: ‘Вотъ потха!’ Хотя я нашелъ это безсмысленнымъ, разв только онъ хотлъ такимъ неподходящимъ словомъ охарактеризовать непріятную погоду и снгъ, залплявшій намъ глаза.

Я изо всей мочи позвонилъ у дверей и отступилъ на обледнлую мостовую, чтобы видть эффектъ моего звонка. Въ дом не было и признака жизни, и я опять позвонилъ: и опять ничего.

— Джонъ, сказалъ я, такъ же врно какъ то, что этого человка зовутъ Уильямъ Вилькинсъ, онъ лишится патента. Онъ спряталъ кэбмана на задахъ и поитъ его водкой вопреки закону. Онъ, очевидно, желаетъ убдить меня, что улегся уже спать со всей семьей, но онъ плохо знаетъ твоего дядю.

И я опять позвонилъ, и затмъ сталъ стучать ручкой зонтика въ дверь. Окно въ верхнемъ этаж отворилось:

— Что нужно? вопросилъ сонный и ворчливый голосъ или, врне сказать, голосъ, притворявшійся соннымъ.

— А то, произнесъ я строго и внушительно, что вы укрываете кэбмана, экипажъ котораго стоитъ у вашихъ дверей, а самъ онъ, я увренъ, сидитъ у васъ и пьетъ водку.

— Врешь! перебилъ голосъ очень явственно.

Но прежде нежели я усплъ дать волю негодованію, Джонъ такъ захохоталъ, какъ я не считалъ даже пристойнымъ для Итонскаго воспитанника: громко и, говорю это съ сожалніемъ, пошло.

— Ну, убирайтесь же по-добру, по-здорову, закричалъ голосъ у окна, ясно, что вы пьяны.

— Сэръ, повелительно сказалъ я, позвольте вамъ доложить, что я — засдаю въ совт Мидльсексскихъ судей.

— Оно и видно! былъ дерзкій отвтъ. У тебя на лбу написано ‘трактирный засдатель’. Ступай, проспись!

И окно съ шумомъ захлопнулось.

Съ сожалніемъ говорю, что чувство униженія, испытанное мною, только усиливалось отъ непристойнаго поведенія племянника, который вмсто симпатіи къ моей особ, или хотя бы къ величію закона, оскорбленнаго въ моемъ лиц, продолжалъ хохотать.

— Идемъ, сказалъ я строго, трактирщикъ, очевидно, пьянъ, это дло слдуетъ досконально разобрать, и я пойду за полисменомъ.

Мн уже было не до кэба: я ршилъ — не изъ личной мести, о, нтъ!— наказать и отправить правосудіе. Я поучу этого разбойника трактирщика, не щадя живота (снгъ валилъ хлопьями),— что нельзя шутить съ правосудіемъ.

Джонъ продолжалъ покатываться отъ смха все время тягостныхъ поисковъ за охранителемъ закона, какъ дикарь какой-то, время отъ времени повторяя: у тебя на лбу написано: трактирный засдатель! Ха! ха! ха!

Признаюсь, я не видлъ въ этомъ восхищеніи ршительно ничего забавнаго и, признаюсь, очень сожаллъ, что за оскорбленіе судьи можно наказать только тогда, когда онъ находится при исполненіи обязанностей, потому что маленькая острастка была бы полезна для Джона.

Но какъ бы то ни было, не стану распространяться о личномъ оскорбленіи. На конц слдующей улицы мы нашли полисмена.

И тутъ опять Джонъ чуть-было не скомпрометтировалъ моего достоинства, потому что не усплъ я сообщить въ вид предисловія полицейскому, что засдаю въ совт Мидльсексскихъ судей, какъ мальчишка снова покатился со смху, и это заставило полисмена замтить:

— Не лучше ли вамъ обоимъ идти спать?

Но когда я подалъ мою карточку, онъ живо образумился и пошелъ за нами къ дверямъ ‘Семи Звздъ’ (такъ назывался трактиръ), гд все еще стоялъ кэбъ, а зданіе погружено было все въ тотъ же мракъ.

— Должно быть, это постоянно практикуется, какъ думаете, полисменъ? сказалъ я.

Но онъ, повидимому, этого не думалъ и только покачалъ головой. Соединенными усиліями (долженъ замтить, что Джонъ на этотъ разъ тоже усердно колотилъ въ дверь) мы снова вызвали появленіе трактирщика у окна.

— Эге! да это ты опять и подъ карауломъ! Такъ всегда, бываетъ съ трактирными засдателями.

Я просто онмлъ отъ негодованія, и полисменъ долженъ былъ говорить за меня. Что касается Джона, то онъ прислъ на мостовой и корчился словно въ конвульсіяхъ, запихавъ перчатки въ ротъ.

— Трактирщикъ,этотъ джентльменъ, мидльсексскій судья, это врно, я самъ видлъ его карточку. Онъ говоритъ, что въ трактир скрывается кэбманъ и пьетъ водку посл положеннаго часа.

— А я уже сказалъ ему, что онъ вретъ, былъ нахальный отвтъ.

Джонъ сильне скорчился, пролепетавъ:— Господи! я умру!

— Нтъ, нтъ, отвчалъ полисменъ, джентльменъ — представитель закона, и лучше вамъ не сердить его, а не то вы лишитесь патента.

— И лишится, сказалъ я, такъ же врно, какъ врно то, что его зовутъ Уильямъ Вилькинсъ.

— Ну а я вамъ говорю, отвтилъ трактирщикъ ворчливо, но уже не такъ грубо, что я выпроводилъ кэбмана изъ моего дома до полуночи.

— Но вотъ стоитъ его кэбъ, съ недовріемъ замтилъ я.

— Господи, Боже! да онъ спитъ въ кэб! закричалъ вдругъ полисменъ.

И сказалъ правду: извощикъ спалъ, какъ сурокъ.

Само собой разумется, что съ Джономъ опять сдлались конвульсіи. М-ръ Вилькинсъ освдомился изъ окна, вполн ли я теперь, уврился въ томъ, что поднялъ шумъ изъ-за пустяковъ или же еще желаю поломаться надъ честнымъ человкомъ. Потомъ вдругъ спросилъ очень внушительно: чмъ я заплачу ему за безпокойство.

Я чувствовалъ себя — не скажу виноватымъ, но обманутымъ, а потому далъ м-ру Вилькинсу соверенъ. Я счелъ, что пяти шиллинговъ будетъ довольно съ полисмена, и, давая ихъ ему, тонко далъ понять, что даю съ тмъ, чтобы онъ позабылъ, что видлъ мою карточку. А племянника я тоже ублаготворилъ, объяснивъ ему, что на святкахъ мало ли что бываетъ, и что недостойно джентльмену сплетничать, тмъ боле на счетъ родственника.

Я молча возвращался домой (племянникъ по временамъ все-таки хихикалъ и корчился), размышляя о безуспшности добрыхъ намреній и о неудачахъ въ отправленіи правосудія, которыми полна исторія міра.

IV.
Жертва стойкости.

Я изъ тхъ людей, которымъ завидуютъ впродолженіи трехъ мсяцевъ въ году и которыхъ сожалютъ въ теченіи девяти остальныхъ, потому что они живутъ ‘загородомъ’. Лтомъ наша резиденція очаровательна, въ особенности хорошъ садъ и привлекаетъ толпы знакомыхъ изъ Лондона. Они не только всегда охотно обдаютъ у насъ, но по собственной иниціатив то и дло прізжаютъ къ намъ и остаются до послдняго позда. Неопредленныя выраженія въ род ‘въ хорошую погоду’ или еще боле неопредленныя ‘въ одинъ изъ красныхъ деньковъ’, къ которымъ прибгаютъ изъ любезности, становится очень опасно употреблять, такъ какъ ихъ принимаютъ въ серьезъ и ловятъ на слов. Все это было бы очень лестно, хотя и убыточно, еслибы только длилось круглый годъ. Но въ промежуткахъ отъ октября до іюня никто ршительно не посщаетъ насъ.

Въ отвтъ на наши скромныя приглашенія мы слышимъ выраженія нжнаго сожалнія, долженствующія убдить самыхъ скептическихъ людей: ‘общаніе, данное раньше’, ‘болзнь новорожденнаго младенца’, ‘хромота лошади’ та или другая катастрофа постоянно мшаютъ нашимъ знакомымъ провести съ нами такой вечеръ ‘какъ тотъ очаровательный, какой они провели прошлаго іюля’. Они надются однако, что это удовольствіе опять достанется имъ, ‘когда погода станетъ чуть-чуть получше’, подъ чмъ разумется, конечно, когда наступитъ лто. Что касается того, чтобы пріхать отобдать съ нами зимою, то они все собираются переговорить съ нами объ этомъ при свиданіи. И дйствительно, порою мы слышимъ, прізжая въ гости къ знакомымъ, боле или мене невинные намеки на этотъ счетъ. Кто-нибудь изъ присутствующихъ вдругъ замтить намъ, а proros обдъ:— удивительно право, какъ это люди, которые живутъ въ двадцати верстахъ отъ города, не хотятъ признавать временъ года и ждутъ, что вы прідете къ нимъ обдать, какъ въ август мсяц, когда на двор снгъ по колно. Это, право, верхъ эгоизма, какъ справедливо замтилъ намедни нашъ милый хозяинъ, Джонсъ.

Такъ какъ мы давно уже живемъ загородомъ, то излчились отъ эгоизма, но не потеряли чувствительности. Наши общественные нервы не замерзли и когда намъ наступаютъ на мозоли, то намъ бываетъ больно. Намъ больно, что Джонсъ такъ думаетъ и говоритъ про насъ, и жена роняетъ одну или дв слезы, когда мы возвращаемся домой въ закрытомъ экипаж. Долженъ сознаться, что путь долгонекъ-таки. Я засыпаю, прежде нежели мы съдемъ съ городской мостовой, а когда мы прозжаемъ по большому пастбищу около нашего дома, то я ощущаю значительную перемну въ температур. Лтомъ это пріятное, прохладное мсто, съ красивымъ мстоположеніемъ, гд рзвятся бабочки и хлопочутъ пчелки. Но зимою тамъ холодно и пустынно.

Днемъ тамъ никого не встртишь, а по ночамъ попадается изрдка патруль. Въ былыя времена это было любимымъ мстопребываніемъ рыцарей большой дороги, и помню, что въ ту эпоху тмъ, кто жилъ по сосдству, бывало еще трудне обирать у себя гостей. Оно и теперь пользуется худой славой, и по этой причин жена всегда тревожится, когда дни убываютъ, а съ тмъ вмст и пріздъ гостей. Она настаиваетъ на томъ, чтобы я каждый вечеръ обходилъ весь домъ, прежде нежели идти спать я доложилъ ей, что все обстоитъ благополучно. Будучи роста не выше средняго, да и то въ сапогахъ съ каблуками, а въ туфляхъ такъ и того меньше, я часто подумываю, что было бы разумне предоставить ворамъ воспользоваться серебромъ и другими предметами и не рисковать тмъ, что для меня всего дороже. Конечно, я могъ бы уравновсить шансы, запасшись заряженнымъ револьверомъ, но бда въ томъ, что не умю обращаться ни съ какими орудіями за исключеніемъ дождеваго зонтика. Рискуя такимъ образомъ подстрлить самого себя, вмсто вора, я говорю жен:

— Ни за что на свт не ршусь я, моя душа, пролить кровь человческую, и тмъ паче свою собственную.

Съ другой стороны, такъ какъ я врю въ силу воображенія, то всегда ношу въ карман халата, во время ночныхъ экспедицій, дтскій пистолетикъ, принадлежащій нашему сыну Джону, но похожій на настоящій и, по моему мннію, долженствующій произвести тоже впечатлніе на вора, не подвергая опасности мою персону.

— Жалкіе негодяи, приготовилъ я на всякій случай рчь, ваша жизнь въ моихъ рукахъ (при этихъ словахъ я показываю дуло пистолета), но изъ ошибочнаго, быть можетъ, милосердія я убью изъ васъ только одного, того, кто послднимъ оставитъ мой домъ. Я буду считать до шести (или шестнадцати, смотря по числу воровъ) и затмъ выстрлю.

Посл такого обращенія я разсчитываю, что во они опрометью бросятся вонъ изъ дверей, которыя я и запру за ними на двойной запоръ. А вы спросите у меня, что это за двойной запоръ? Я вамъ не могу отвтить на это удовлетворительно. Я и самъ не знаю, но мой любимый романистъ — пишетъ все сенсаціонные романы — постоянно употребляетъ его, и я заключаю, что онъ ужь, врно, знаетъ, что говоритъ.

Дло было въ начал туманнаго октября, когда листья улетли и знакомые наши послдовали за ними. Я сидлъ одинъ до поздней ночи, ршивъ прочитать моего любимаго автора до горькаго конца, то есть до третьяго тома включительно, гд вс его главные герои (за исключеніемъ комическихъ) бываютъ убиты, крон одного. Тотъ остается живъ, но съ наслдственной наклонностью къ самоубійству. Немного разстроенный чтеніемъ и очень сонный, пошелъ я обычнымъ дозоромъ, который, правду сказать, производилъ невнимательно и машинально.

Въ столовой все было на видъ какъ слдуетъ, также и въ гостиной и, безъ сомннія, въ моемъ кабинет, гд я сидлъ, все какъ слдуетъ и въ передней — нтъ не все какъ слдуетъ, такъ какъ я увидлъ на кругломъ столик громаднйшую и толстйшую пару мужицкихъ сапогъ, рядокъ съ зонтикомъ жены и ея перчатками. Даже и въ ту ужаснуюминуту я помню, какъ этотъ контрастъ и нелпое присутствіе этихъ чудищъ поразили меня почти съ такой же силой, какъ и страхъ, я былъ удивленъ и встревоженъ, какъ и Робинзонъ Крузое при вид знаменитыхъ слдовъ ногъ и по той же самой причин.

Сапога и слды сами по себ были ничего, но разсудокъ, теперь вполн проснувшійся, сразу подсказалъ, что кто-нибудь долженъ же былъ ихъ оставить и находится, по всей вроятности, въ настоящую минуту по сосдству и даже подъ моей кровлей.

Если вы дадите профессору Оуэну ногу какого-нибудь существа, онъ построитъ изъ собственной головы все его туловище и голову: нчто въ род этой таинственной способности проснулось и во мн, и я представилъ себ туловище шести слишкомъ футовъ ростомъ, широкоплечаго силача, съ ногами какъ столбы, и кулаками величиной съ тыкву. Изъ сней дверь вела въ буфетъ, и тамъ, конечно, пребывалъ великанъ и уже завладлъ нашимъ серебромъ.

Конечно, я могъ тотчасъ же удостовриться въ этомъ и заглянуть въ буфетъ, но я не люблю никакихъ поспшныхъ дйствій, быть можетъ, этотъ жалкій бродяга (не найдя большой наживы) устыдится и самъ уйдетъ. Было бы дурно лишить его случая проявить раскаяніе. Къ тому же мн вдругъ пришло въ голову, что, быть можетъ, онъ вовсе не воръ, а какой-нибудь родственникъ (седьмая вода на кисел, конечно одной изъ нашихъ служанокъ. Очень дурно съ ея стороны, очень дурно, что она пустила его въ домъ въ такой поздній часъ, но вдь возможно, что она это сдлала и что въ эту минуту онъ ужинаетъ въ кухн остатками отъ обда, которые, я знаю, хранились въ кладовой. Такое поведеніе, повторяю, не похвально, но я искренно надялся, что такъ дло и было. Тайная любовь, хотя бы и незаконная, все же лучше нежели грабежъ съ убійствомъ. Кашлянувъ довольно громко, чтобы предупредить джентльмена о томъ, что я не сплю и что ему лучше убраться по-добру, по-здорову, я пошелъ на чердакъ за справками.

И тутъ я не могу не сдлать отступленія и не поговорить о чрезвычайной сонливости женской прислуги. Что касается нашей, то она напомнила мн, кром красоты, спящую царевну. Я стучался въ ихъ дверь добрыхъ четверть часа, прежде нежели он услыхали и еще съ четверть часа убждалъ ихъ изъ-за дверей, что никакого пожара нтъ. Будь въ самомъ дл пожаръ, он бы сгорли въ своихъ постеляхъ. Успокоившись на этотъ счетъ, он пришли въ страшное негодованіе, когда, съ подобающей деликатностью и осторожностью, я спросилъ ихъ, нтъ ли въ числ ихъ родственниковъ такихъ, которые носятъ необыкновенно большіе сапоги, и не былъ ли кто изъ нихъ недавно въ гостяхъ, у нихъ… напримръ сегодня вечеромъ.

Он въ одинъ голосъ отвчали, что и не слыхивали о подобныхъ вещахъ и что никто въ ихъ родств не носитъ сапогъ, такъ какъ у нихъ только родственницы.

Удовлетворивъ свое любопытство касательно этого пункта (и крпко разочаровавшись), я почувствовалъ, что теперь долженъ неизбжно произвести осмотръ дома. Со свчей въ рук и съ дтскимъ пистолетомъ въ карман, я пошелъ въ буфетъ. Къ моему вящему успокоенію онъ былъ пустъ. Неужели воръ уже ушелъ? Если такъ, то онъ оставилъ сапоги, такъ какъ они стояли на прежнемъ мст. Ихъ размры вновь поразили меня. Неужели только одинъ воръ пришелъ въ этихъ сапогахъ?

Я вошелъ въ кухню: ни одна мышь не шевельнулась, но за то легіонъ таракановъ разбжался во всхъ направленіяхъ, за исключеніемъ одного. Они избгали шкапа, за которымъ и лежалъ джентльменъ, котораго я искалъ, скорчившись, такъ какъ ему было тсно, но притворяясь, что спитъ. Въ самомъ дл, хотя я и не слыхалъ до той минуты даже его дыханія, не усплъ свтъ моей свчи упасть ему въ лицо, какъ онъ громко захраплъ. Я сразу понялъ, что онъ хотлъ доказать, что спитъ сномъ праведныхъ, какъ честный труженикъ. Я зналъ, прежде чмъ онъ раскроетъ ротъ, какъ онъ станетъ меня уврять, что, утомленный до изнеможенія, онъ забрался подъ мой кровъ только затмъ, чтобы выспаться и только.

— Поберегите вашъ порохъ, сэръ, сказалъ онъ, такъ какъ я старательно выставилъ изъ кармана кончикъ пистолетика Джона,— я бденъ, но честенъ, я пришелъ сюда только за тмъ, чтобы выспаться.

— Какъ вы вошли? строго спросилъ я.

— Влзъ въ окно, былъ жалобный отвтъ, и легъ спать.

— Значитъ, вы поставили сапоги на столъ въ сняхъ, чтобы вамъ ихъ вычистили поутру?

При этомъ онъ осклабился.

Усмшка какъ бы говорила: смйся, смйся, сила на твоей сторон. Но кабы не твой пистолетъ, ты бы у меня не такъ посмялся, голубчикъ.

— Вставайте, приказалъ я,— и надньте ваши сапоги.

Онъ поднялся точно какой зврь, вылзающій изъ берлоги, и заковылялъ впереди меня въ переднюю.

Хотя онъ казался очень свирпымъ, я былъ благодаренъ ему за послушаніе, и мн стало его жаль.

— Вы въ самомъ дл изъ нищеты пришли сюда? Вы голодный? спросилъ я.

— Нтъ, теперь больше не голоденъ, отвтилъ онъ, ухмыляясь.

Конечно, онъ намекалъ на то, что поужиналъ на мой счетъ, и въ ту минуту я подумалъ, что съ его стороны очень мило признаться въ этомъ. Еслибы я зналъ тогда, какъ узналъ впослдствіи, что онъ сълъ полторы тетерьки и выпилъ большой горшокъ девонширскихъ сливокъ, которые мы получили въ подарокъ, то счелъ бы это за наглость. Я нашелъ также довольно большой наглостью, когда, стоя въ дверяхъ, которыя я растворилъ передъ нимъ, онъ сказалъ:

— Не дадите ли мн полкроны, сэръ, чтобы помочь мн обратиться на путь истинный?

Но считая, что лучше разстаться съ нимъ миролюбиво, я далъ ему полкроны. Онъ плюнулъ на монету ‘для счастья’, и былъ такъ добръ, что объяснилъ это, и, довольствуясь этимъ объясненіемъ и не потрудившись поблагодарить меня, удалился.

Было три часа утра, туманъ разсялся и показались звзды и мсяцъ. Какое-то мирное спокойствіе овладло мною. Я чувствовалъ, что сдлалъ доброе дло и вмст съ тмъ избавился отъ очень опаснаго субъекта, и что пора мн лечь спать. Жена, однако, которую разбудили служанки, ждала съ волненіемъ, чтобы я разсказалъ ей обо всемъ, что случилось. Я описалъ ей весь эпизодъ съ такимъ драматизмомъ, что она объявила, что ничто въ мір не заставитъ ее отнын ночевать въ дом одной безъ меня. Это было, быть можетъ, достойное наказаніе за легкое преувеличеніе въ моемъ разсказ, которое я невинно позволилъ себ, но оказалось очень для меня неудобно. Время отъ времени, пообдавъ въ клуб, я оставался въ город, задерживаемый обстоятельствами, вн моей власти находящимися, какъ-то игрою въ вистъ или тому подобное, и до сихъ поръ мн стоило только послать телеграмму съ выраженіемъ сожалнія въ томъ, что я, быть можетъ, не вернусь ночевать домой. Теперь конецъ этимъ льготамъ, если только мн не удастся снова успокоить жену. Поэтому я сталъ уврять, что совсмъ невроятно, чтобы бродяги вторично забрались въ домъ, когда…

— О! не говори мн пустяковъ, возразила жена съ нетерпливымъ раздраженіемъ въ голос. Господи! Кто же детъ по дорог?

Она подумала, что это какой-нибудь конный разбойникъ, тогда какъ, если можно такъ выразиться, это было какъ разъ противоположное, а именно: конный патруль.

— Постучи въ окно, позови его. Я непремнно хочу его видть! воскликнула жена.

Мн ничего не оставалось, разъ жена сказала, что она непремнно хочетъ (это пойметъ всякій женатый человкъ), какъ исполнить ея желаніе. Поэтому я позвалъ патрульнаго и разсказалъ ему о томъ, что случилось.

— Какъ давно былъ здсь этотъ человкъ, сэръ, спросилъ онъ.

— Слишкомъ часъ тому назадъ. Нечего и думать вамъ нагнать его. И, кром того, я право думаю, что онъ раскаялся и собирается на будущее время вести честную жизнь.

— Вы думаете? сказалъ патрульный съ тмъ состраданіемъ въ голос, какое слышится у постителя сумасшедшаго дома, разговаривающаго съ сумасшедшимъ, считающимся неопаснымъ. Прекрасно, но такъ какъ я уже тутъ, то не лучше ли намъ обойти домъ и поглядть, не оставилъ ли онъ посл себя товарища.

— На стол стояла только одна пара сапогъ, сказалъ я съ убжденіемъ, это я знаю наврное.

Тмъ не мене, такъ какъ я зналъ, что это будетъ пріятно жен, я согласился на его предложеніе. Онъ привязалъ лошадь и вошелъ въ домъ съ фонаремъ въ рук. Въ сняхъ, разумется, никого не было, я только-что проходилъ черезъ нихъ, въ гостиной тоже никого, въ передней тоже никого… но на стол стояла, какъ и прежде, гигантская пара сапогъ.

— Что вы скажете? указалъ на нихъ патрульный.

— Это т же самые, отвтилъ я въ изумленіи. Готовъ побожиться, что узнаю ихъ изъ тысячи. Что же это значитъ?

— А это значитъ, сухо отвтилъ онъ, что джентльменъ, который собирался вести честную жизнь, передумалъ и вернулся обратно.

И такъ оно и было. Мы нашли его на томъ самомъ мст за шкапомъ.

— О, Господи! Это вы, г. полисменъ? жалобно спросилъ онъ. Значитъ, все кончено.

Еслибы ему пришлось имть дло только со мной, то онъ, вроятно, попросилъ бы у меня еще полкроны. По всей вроятности, онъ ршилъ, что теперь, когда вс опасенія на ныншнюю ночь разсялись, онъ можетъ безпрепятственно расположиться въ дом. Игра была смлая, но вс козыри остались въ его рукахъ.

Я помогъ связать ему руки крпкой веревкой, той самой, которая уже послужила коновязью для лошади патрульнаго.

— А теперь, холодно сказалъ послдній, пойдемъ и наднемъ сапоги.

Вторично въ эту ночь я увидлъ, какъ совершалъ эту операцію мой воръ на этотъ разъ съ помощью патрульнаго. Я не желаю, какъ говорятъ судьи, накрываясь черной шапкой, увеличивать горечь чувствъ этого несчастнаго человка (онъ былъ отпущенъ изъ тюрьмы на срокъ и теперь вновь накликалъ на себя пятилтнюю каторжную работу), но не могъ удержаться, чтобы не сказать:

— Мн кажется, вы могли бы удовольствоваться ужиномъ и полукроной и не возвращаться сюда для грабежа.

Мой аргументъ не произвелъ, повидимому, никакого дйствія, благодарность — чувство неизвстное этому дикому существу. Подобно многимъ цивилизованнымъ людямъ, онъ приписывалъ вс свои бды одной своей добродтели:

— Нтъ, сэръ, не въ томъ дло, отвтилъ онъ. Я жертва своей стойкости.

‘Русскій Встникъ, No 7, 1888.

II.Хорошенькаго понемножку.

III.Судья не впопадъ.

IV.Жертва стойкости.

Читайте также:

II.
Хорошенькаго понемножку.

III.
Судья не впопадъ.

IV.
Жертва стойкости.