Путевые впечатления. Часть вторая, Дюма Александр, Год: 1837

Из путевых впечатлений
Время на прочтение: 155 минут(ы)
Скачать в PDF

ПУТЕВЫЯ ВПЕЧАТЛЕНІЯ,

СОЧИНЕНІЕ
АЛЕКСАНДРА ДЮМА.

Переводъ съ Французскаго

Димитрія Журавскаго.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
ПЕЧАТАНО въ типографіи X. ГИНЦЕ.
1838.

ОГЛАВЛЕНІЕ ВТОРОЙ ЧАСТИ.

Эзскія воды
Авентикумъ
Карлъ-Смлый
Фрибургъ
Бернскіе медвди. Первая поздка въ Оберландь
Тунское озеро. Вторая поздка въ Оберландъ
Долина Лаутербруненъ. Третья поздка въ Оберландь
Переходъ чрезъ Венгепальпъ
Фульгорнъ
Розенлауни

ЭЗСКІЯ ВОДЫ.

Аость — прекрасный городокъ, не принадлежащій ни къ Савоіи, ни къ Піемонту: жители его утверждаютъ, что земля ихъ входила въ составь той части Имперіи Карла Великаго, которая досталась въ наслдство фамиліи Штралингенъ. Въ самомъ дл, хотя они выставляютъ пособіе войскомъ, однакожъ не платятъ никакихъ податей и сохранили право свободной охоты, во всемъ прочемъ кой-какъ повинуются королю Сардинскому.
Исключая отвратительнаго нарчія, которое, кажется, произошло отъ испорчеченнаго Савойскаго языка, весь Аостъ иметъ характеръ Италіанскаго города: везд, внутри домовъ, обои и столярная обдлка замнены фресковою живописью, и трактирщики всегда подчуютъ васъ за обдомъ какимъ-то тстомъ и сливками, которыя они величаютъ пышными названіями макароновъ и собайона. Къ этому прибавьте Астійское вино и котлеты la milanaise, и вы будете имть полное понятіе о Вальдаостенскомъ обд.
Городъ Аостъ назывался прежде Корделъ, по имени Корделія Латіеля, начальника основавшейся здсь колоніи цизальпинскихъ Галловъ, Салассовъ. Въ царствованіи Августа, Тарквиній Баронъ, предводительствуя Римскимъ легіономъ, овлавлъ ею и въ память этого событія выстроилъ у городскихъ воротъ тріумфальную арку, которая и нынче еще цла, на ней вырзаны слдующія дв надписи, принадлежащія къ новйшимъ временамъ:
Салассъ долго защищалъ свои пепелища,
Но онъ палъ: и побдоносный Римъ
Здсь положилъ свои лавры.

=

Во славу Октавія-Августа Цезаря!
Онъ разбилъ здсь на голову Салассовъ,
Въ лто отъ основаніе Рима DCCXXIV.
(За 24 года до рождества Христова.)
Въ конц улицы Троицы другія три древнія арки, изъ сраго мрамору образуютъ трое воротъ, изъ которыхъ въ одни ужъ никто не здитъ, средняя арка, по выше другихъ двухъ, была исключительно назначена для императора и консула, на одной изъ ея колонъ есть надпись:

Императоръ Октавій-Августъ воздвигъ эти стны,
Выстроилъ городъ въ три года
И далъ ему свое имя, въ лто отъ основанія Рима
DCCXXVII.

Въ нкоторомъ разстояніи отъ этого монумента видны кой-какіе остатки амфитеатра изъ сраго мрамору.
Въ архитектур церкви видны разные характеры эпохъ, въ которыя она была основана и перестроена. Паперть въ Римскомъ стил, съ оттнкоіо Италіанскаго вкуса, окна en ogive могутъ быть отнесены къ началу четырнадцатаго столтія. На хорахъ, вымощенныхъ древнимъ мозаикомъ, представляющимъ богиню Изиду, окруженную двнадцатью мсяцами года, есть нсколько прекрасныхъ мраморныхъ гробницъ, изъ которыхъ на одной лежитъ статуя Томаса, графа Савойскаго, напротивъ олтаря, на готическомъ бареліеф удивительной работы, скульпторъ изобразилъ со всею наивностію искуства пятнадцатаго столтія всю жизнь Іисуса Христа отъ рожденія его до самой смерти.
Вс эти зданія, не исключая развалинъ монастыря Святаго Франциска, патрона города, можно осмотрть въ два часа. По крайней мр мы употребили на это не больше времени.
Возвратясь въ трактиръ, мы нашли извощика, за которымъ послалъ хозяинъ во время нашего отсутствія. Онъ взялся довезти насъ въ тотъ же день до Пре-Сенъ-Дизіё, свалилъ насъ всхъ шестерыхъ въ свою карету, гд и четверымъ было бы тсно, увряя что чмъ тсне тмъ лучше, заперъ дверцы, и будучи вренъ своему слову, не смотря на нашъ ропотъ и крики, не прежде остановился какъ въ трехъ миляхъ за Аостомъ, немного дале Вильнева.
Мы обязаны были этимъ минутнымъ отдыхомъ одному случайному обстоятельству. За восемь дней до того, льдяная масса скатилась съ горы въ одно озеро, котораго названіе я такъ хорошо записалъ въ свою памятную книжку, что теперь не въ состояніи разобрать его, подняла въ немъ воду на двнадцать или пятнадцать футовъ и вытснила ее изъ береговъ. Потокъ стремительно хлынулъ, проложилъ себ путь, снесъ скотный дворъ встрченный имъ на этой дорог, потопилъ пятдесятъ восемь коровъ, восемдесятъ овецъ и четыре человка, ихъ изуродованные трупы нашли вдоль береговъ этой новой рки, которая перескла большую дорогу и бросилась въ Дару. Изъ пней, досокъ и камней кой-какъ сдлали на скорую руку мостъ, черезъ который кондукторъ не ршался прохать съ нашею тяжело-нагруженною каретою, и мы, пользуясь этимъ случаемъ, поспшно выбрались на минуту изъ своей клтки.
Я думаю, что никакой картезіанецъ, траписть, дервишъ, факиръ, живой феноменъ, рдкій зврь, котораго показываютъ за дв копйки, не ограниченъ до такой степени въ своемъ произвол, какъ несчастный путешественникъ въ почтовой карет. Только что онъ занялъ въ ней мсто, вс его желанія, потребности, воля, поступаютъ въ полное распоряженіе кондуктора, котораго онъ длается такъ сказать собственностію. Воздуху даютъ ему не боле того, сколько въ обрзъ нужно чтобъ не задохнуться, сть ему позволяютъ ровно столько, сколько необходимо чтобъ довезти его до мста живымъ. Не говорю уже о видахъ, живописныхъ мстахъ по дорог, которыми онъ желалъ бы полюбоваться, о любопытныхъ предметахъ, которые онъ захотлъ бы осмотрть, въ городахъ, гд есть почтовыя станціи, ему не позволяютъ даже и заикнуться объ этомъ, подъ страхомъ оскорбленія отъ кондуктора, ршительно, публичныя кареты — превосходное изобртеніе…. для купеческихъ прикащиковъ и чемодановъ.
Мы объявили обладателю нашего ветурино, что только четверо изъ насъ будутъ продолжать путь въ его машин, а двое, въ числ которыхъ былъ и я, ршились пройти пшкомъ остальныя восемь лье.
Мы пришли въ Прё-Сенъ-Дизіе поздно ночью и нашли тамъ нашихъ каретныхъ товарищей больше насъ утомленныхъ, мы условились на другой день перейти пшкомъ чрезъ малый Сенъ-Бернаръ.
По утру первый, кто изъ насъ проснулся, вскрикнулъ отъ удивленія и разбудилъ всхъ насъ своимъ восклицаніемъ: вчера, вступивъ въ городъ ночью, мы не могли составить себ никакого понятія о прелестномъ вид, который открывается изъ окошекъ трактира, а трактирщикъ, привыкшій къ нему, и не думалъ сказать намъ объ этомъ.
Мы опять были у подошвы Монъ-Блана, но уже съ другой стороны, противуположной Шамуни. Пять ледниковъ спускались съ снжнаго гребня нашего стараго пріятеля и заслоняли собою горизонтъ какъ стною: это неожиданное зрлище, къ которому мы нисколько не были приготовлены, показалось намъ прелестне всего, что только мы видли впродолженіи нашего путешествія, не исключая даже и Шамуни.
Мы сошли спросить у хозяина названіе этихъ ледниковъ и пиковъ, между тмъ какъ онъ намъ объяснялъ это, мимо насъ прошелъ охотникъ съ карабиномъ въ рук и съ двумя козами на плечахъ: то были самецъ и самка, оба были убиты одною пулею, — выстрлъ достойный Ба-де-Кюсера.
Хозяинъ смекнувъ, что мы были изъ числа любопытныхъ, предложилъ показать намъ королевскія бани, такимъ образомъ мы узнали, что въ Пре-Сенъ-Дизіе есть минеральныя воды и тотчасъ приняли предложеніе хозяина, — что было очень неблагоразумно съ нашей стороны.
Тогда трактирщикъ повелъ насъ въ дрянной, обмазанный блой глиной домишка, который мы должны были осмотрть съ чердака до погреба, онъ не пропустилъ намъ ни одной кастрюльки, ни одной банной губки. Слава Богу, думалъ я, наконецъ мы свободны! но на галере злодй еще остановилъ насъ и показалъ гвоздь, на которомъ его величество удостоивалъ вшать свою шляпу.
Я обратился въ бгство, посылая ко всмъ чертямъ короля Сардиніи, Кипра и Іерусалима. Мое восклицаніе натурально склонило разговоръ на политику, а какъ въ нашемъ обществ было четыре представителя различныхъ мнній, то и начался между нами споръ, который продолжался до самаго Бургъ-Сенъ-Мориса, онъ такъ сократилъ пройденныя нами восемь миль, что мы ихъ и не замтили. Тотъ, кто меньше всхъ охрипъ, взялся позаботиться объ обд.
Когда мы встали изъ за стола, оставалось еще четыре часа до вечера, мы растянулись въ двухъ телжкахъ, которыя чинно похали съ нами и остановились не прежде одинадцати часовъ у гостинницы Краснаго-Креста въ Мутье.
Въ этомъ городк нтъ ничего замчательнаго, кром соляныхъ заводовъ, на другой день по утру мы пошли ихъ осматривать
Заведеніе учреждено въ полутор мили отъ источника, изъ котораго извлекается соль: этотъ источникъ, выходя изъ земли, содержитъ въ себ полторы соленыхъ частей на сто такихъ же частей воды. На пути къ заводу водяныя части испаряются и тмъ увеличивается пропорція соли у насоса, который поднимаетъ эту воду на высоту тридцати футовъ и разливаетъ ее на множество маленькихъ каналовъ, отъ куда она падаетъ на тысячи натянутыхъ веревокъ. Отъ этого чрезвычайнаго раздленія струй водяныя части испаряются гораздо сильне, соль остается и наконецъ вода такъ сильно насыщается ею, что уже можетъ быть испаряема до-суха кипяченіемъ въ котлахъ.
Можнобъ было прямо добывать соль вываркою воды, выходящей изъ самаго источника, но въ такомъ случа издержки на сгараемый матеріалъ были бы гораздо значительне.
Изъ сорока тысячъ килограмовъ соли, потребляемыхъ. въ Савоій, съ этаго однаго завода добывается до пятнадцати тысячь килограмовъ, король продаетъ ее своимъ подданнымъ по шести су за фунтъ, между тмъ какъ въ Боз фунтъ соли, выработанный посредствомъ такого же механизма, продается правительствомъ по шести льярдовъ.
Въ тотъ же день, въ четыре часа по полудни, мы пріхали въ Шамбери. Ничего не могу сказать о внутренности монументальныхъ зданій столицы Савоіи, меня туда не пустили, отъ того что на мн была срая шляпа. Кажется, эти строгія мры противъ мятежныхъ шляпъ суть послдствія какой нибудь дипломатической депеши, однакожъ я настаивалъ на своемъ и съ жаромъ доказывалъ несправедливость такого требованія, королевскіе карабинеры, которые содержали караулъ у дворцовыхъ воротъ, сказали мн забавничая, что уже если я этого не премнно хочу, то есть въ Шамбери одно зданіе, куда они могутъ меня отвести: въ тюрьму. Полагая, что французскій дворъ не захочетъ объявлять войны Сардинскому, изъ за человка такого важнаго каковъ бывшій библіотекарь короля, я отвчалъ моимъ забавникамъ, что они любезне и остроумне, нежели сколько можно ожидать отъ Савояровъ и карабинеровъ.
Мы ухали тотчасъ посл обда, сбавивъ осьмнадцать франковъ со счета, представленнаго намъ трактирщикомъ, по имени Шевалье, — что, по видимому, было ему вовсе избыточно, — и черезъ часъ пріхали въ Эзъ-Бани. Первое слово, услышанное нами на площади, было: да здравствуетъ Генрихъ V! произнесенное съ такою силою легкихъ и такъ внятно, что лучше нельзя было и желать. Я тотчасъ высунулъ голову въ дверцы, полагая что тотчасъ схватятъ легитимиста, объявляющаго свое мнніе во всеуслышаніе. Ничего не бывало: десять или двнадцать карабинеровъ, бродившихъ по площади, и не думали брать его подъ карауль, вроятно по тому, что на немъ была черная шляпа.
Вс три Эзскія гостинницы были полнехоньки, холера нагнала туда пропасть трусовъ, а политическія обстоятельства — множество недовольныхъ изъ Парижа, такимъ образомъ онъ сдлался сборнымъ мстомъ дворянской и денежной аристократіи. Маркиза де Кастри была представительницею первой, а баронъ Ротшильдъ представителемъ второй, всмъ извстно, что госпожа де Кастри принадлежитъ къ числу самыхъ милыхъ и любезныхъ женщинъ въ Париж.
Впрочемъ, отъ такого стеченія постителей цны на квартиры и столъ нисколько не возвысились. Я нашелъ у одного москотильнаго лавочника прекрасную комнату за тридцать су въ день, а у трактирщика обдъ за три франка. Я привожу здсь эти подробности, которыя многимъ покажутся вовсе незанимательны, для пользы и употребленія подобныхъ мн бдняковъ, которые, быть можетъ, привыкли считать ихъ важнымъ дломъ.
Я хотлъ было уснуть, но въ Эз это невозможно прежде полуночи: мои окны выходили на площадь, на которой всегда собиралось человкъ съ тридцать тхъ неугомонныхъ франтовъ, которымъ кажется, что чмъ больше они шумятъ, тмъ имъ веселе. Среди этого гвалта я могъ разобрать одно только слово, потому что не боле какъ въ полчаса его повторили разъ сто: это было имя Жакото. Въ той мысли, что это долженъ быть какой нибудь важный господинъ, я поспшно сошелъ внизъ, чтобы съ нимъ познакомиться.
На этой площади дв кандитерскія, одна была пуста, другая полнехонька, одна разорялась, другая обогащалась. Я спросилъ у своего хозяина, почему вс предпочитаютъ послднюю: онъ отвчала мн, что тамъ Жакото, дале я не посмлъ распрашивать, кто такой этотъ Жакото, чтобъ не показаться провинціаломъ и отправился въ многолюдную кандитерскую: вс столы были заняты, оставалось одно только мсто, которое я тотчасъ занялъ и позвалъ мальчика.
Ни кто не отозвался. Тогда я напрягъ легкія и повторилъ зовъ самымъ звонкимъ голосомъ, но также безуспшно какъ и въ первый разъ.
— Вы пріхали не давно въ Эзъ? сказалъ мн съ сильнымъ нмецкимъ акцентомъ мой сосдъ, потягивая пиво, и выпуская клубы табачнаго дыма.
— Сегодня ввечеру, отвчалъ я.
Онъ кивнулъ головою, какъ бы хотлъ сказать: понимаю! И, обратясь къ дверямъ сказалъ одно только слово: Жакото.
— Сейчасъ, сударь, сейчасъ!— отвчаль чей-то голосъ, и вмст съ тмъ явился самъ Жакото,— никто другой какъ кандитерской слуга.
Онъ остановился передъ нами, усмшка была какъ бы отпечатана стереотипно на этомъ добромъ, широкомъ и глупомъ лиц, которое надобно самому видть, чтобъ имть о немъ понятіе. Между тмъ какъ я спрашивалъ у него смородиновки, двадцать голосовъ вдругъ закричали:
— Жакото, сигару!
— Жакото, журналъ!
— Жакото, огня!
Жакото въ ту-же минуту вынималъ изъ кармана что у него спрашивали, и я подумалъ сначала, что онъ обладаетъ волшебнымъ кошелькомъ фортуната.
Въ ту же минуту послышался еще одинъ голосъ изъ темный аллеи, примыкающей къ кандитерской.
— Жакото, двадцать луидоровъ!
Жакото приложилъ руку ко лбу въ вид зонтика, посмотрлъ въ ту сторону, и удостоврившись въ состоятельности просителя, опять запустилъ руку въ чудесный карманъ, вытащилъ изъ него горсть золота, отдалъ ему ничего не прибавивъ къ обыкновенному своему восклицанію: Сейчасъ, сударь, сейчасъ! и побжалъ за моею смородиновкою.
— Ты проигрываешь, Павелъ? сказалъ молодой человкъ, сидвшій у сосдняго стола.
— Три тысячи франковъ….
— Вы играетъ? сказалъ мн Нмецъ.
— Нтъ.
— Отъ ч6во?….
— Я не имю надобности въ выигрыш, потому что не такъ бденъ, и не могу проигрывать, потому что не такъ богатъ.
Онъ посмотрлъ на меня пристально, проглотилъ стаканъ пива, выпустилъ клубъ дыма, облокотился на столъ, подперъ голову руками и сказалъ мн съ важностію.
— Вы хорошо длаетъ, молодой человкъ! Шакото!….
— Сейчасъ, сударь, сейчасъ!
— Еще бутылка и другой сигаръ.
Жакото принесъ ему шестую сигарку и четвертую бутылку, онъ зажегъ одну и откупорилъ другую.
Между тмъ какъ я занимался своею смородиновкою, двое изъ нашихъ товарищей подошли ко мн и ударили по плечу, они съ дюжиною пріятелей, которыхъ нашли въ Эз, условились отправиться на другой день къ озеру Бурже, за полмили отъ города, для купанья, и пришли спросить меня, не хочу-ли я присоединиться къ ихъ обществу. Нечего было и спрашивать, я освдомился только, на чемъ и какъ они подутъ, но они отвчали, чтобъ я ни о чемъ не хлопоталъ потому что обо всемъ уже позаботились. Въ этой увренности я легъ спать.
На другой день меня разбудилъ ужасный шумъ подъ окнами. На ту пору мое имя замнило имя Жакото, тридцать голосовъ посылали его во второй этажъ со всею силою человческихъ легкихъ. Я бросился опрометью съ постели, полагая что въ дом пожаръ, и побжалъ къ окну. Тридцать или сорокъ ословъ со столькими же всадниками на своихъ хребтахъ, построенные въ два ряда, занимали всю ширину площади. Санхо пришелъ бы въ восторгъ отъ этого зрлища. Меня звали въ строй.
Я попросилъ пять минутъ сроку, на скоро одлся и сошелъ къ нимъ. Они были такъ вжливы и внимательны, что припасли для меня превосходную ослицу Кристину. Маркизъ Монтегю, верхомъ на прекрасномъ кон съ волнистою гривой, единодушно провозглашенный генераломъ, командовалъ всею нашею бригадой, когда все было готово, онъ скомандовалъ поговоркой весьма употребительною у кирасирскихъ полковниковъ:
— ‘Впередъ! по четыре въ рядъ, по вол — рысью, а подъ силу и въ галопъ!’
Мы двинулись, за каждымъ изъ насъ халъ мальчикъ, вооруженный иглою, которою кололъ нашихъ ословъ сзади. Черезъ десять минутъ мы пріхали къ озеру Бурже, но изъ тридцати пяти, которые отправились въ путь, на мсто прибыли только двнадцать, изъ прочихъ, пятнадцать попадали на дорог, а восемь отстали, будучи не въ силахъ заставить ословъ своихъ прибавить шагу, что же касается до моей Кристины, она скакала какъ конь Персея.
Чудесны озера Швейцаріи и Савоіи, въ которыхъ голубыя воды такъ прозрачны, что на глубин восмидесяти футовъ можно видть дно. Чтобы постигнуть наслажденіе, съ какимъ мы бросились въ это свтлое озеро, надобно пріхать сюда, какъ мы, прямо съ береговъ Сены, изъ грязныхъ ея купальней.
На противуположномъ берегу возвышалось какое-то зданіе довольно замчательной наружности, погрузивъ въ воду одного изъ моихъ товарищей, въ ту минуту какъ онъ показался на поверхности ея, я спросилъ у него, что это за монументъ. Онъ схватилъ мою голову обими руками, ноги уперъ въ плечи, и къ свою очередь погрузилъ меня въ глубину на пятнадцать футовъ, и когда голова моя выникла, отвчалъ: Это Готкомбъ, мсто погребенія герцоговъ Савонскихъ и королей Сардинскихъ.— Я его поблагодарилъ.
Предложили отправиться туда завтракать, а потомъ осмотрть королевскія гробницы и перемжающійся фонтанъ. Но гребцы сказали намъ, что надобно отказаться отъ удовольствія видть это послднее диво, потому что фонтанъ не бьетъ уже дней съ восемь подъ предлогомъ, что на двор 20 градусовъ тепла. Не смотря на то, предложеніе было единогласно принято, однакожъ кто-то изъ насъ сдлалъ весьма разумное замчаніе, что тридцать пять молодцовъ не легко будетъ насытить яйцами и молокомъ, — единственными припасами, которые можно найти въ бдной Савойской деревн. Въ отвращеніе такаго бдствія, тотчасъ послали мальчика съ двумя ослами и запискою къ Жакото, чтобы онъ прислалъ намъ самый комфортабельный завтракъ, за который должны были заплатить т изъ насъ, кто упадетъ съ ословъ на обратномъ пути. Какъ можно было предполагать, мы пріхали въ Готкомбъ прежде нашего провіантместера, и въ ожиданіи его пошли къ часовн, въ которой заключаются гробницы.
Это — маленькая прекрасная церковь, выстроенная въ новйшія времена, но по плану и въ вид готической. Еслибъ стны ея покрыты были мрачною темною краскою, которую одни только вка оставляютъ на полет, ее можно было бы принять по наружности за зданіе конца пятнадцатаго столтія.
У самаго входа стоитъ гробница основателя церкви, короля Карла-Феликса, поручивъ церкв прахъ своихъ предковъ, онъ, какъ послдній въ род и какъ почтительный сынъ, казалось выбралъ для себя это мсто для того, чтобъ охранять покой своихъ праотцевъ, которыхъ родъ продолжался доле семи вковъ.
По обимъ сторонамъ пути, ведущаго на хоры, стоятъ одн за другими великолпныя мраморныя гробницы, на которыхъ лежать герцоги и герцогини Савойскія, первыя съ изображеніями льва у ногъ — эмблема мужества, послднія съ собакою — символъ врности. Другіе изображены во власяниц и въ деревянныхъ башмакахъ, въ знакъ страданій и смиренія: почти вс эти монументы прекрасной работы и выполнены сильно и наивно, но надъ каждою гробницей, какъ бы для того чтобъ составить рзкую противуположность съ характеромъ и костюмами прочихъ изваяній, вдланы прекрасныя медальоны, овальные и четвероугольные, на которыхъ новйшіе художники изобразили разныя сцены, взятыя изъ жизни того, чей прахъ покоится подъ камнемъ, украшеннымъ тмъ медальономъ. Тамъ вы увидите среди битвы героя, не въ томъ вооруженіи, въ которомъ онъ изображенъ на своей гробниц, а въ Греческомъ костюм, съ мечемъ или копьемъ въ рук, въ академической поз Ромула и Леонида. Эти господа не могли унизиться до копированья того, что есть, а воображенія у нихъ было больше нежели сколько надобно для произведенія истиннаго. Да будетъ съ ними миръ Божій!
Нсколько монаховъ молились тамъ за упокой душъ усопшихъ. Они принадлежатъ къ аббатству примыкающему къ церкв, на которое возложена обязанность отправлять въ ней службу, оно основано въ начал двнадцатаго вка и дало христіанству двухъ папъ: Жофруа Шатиліонскаго, избраннаго въ 1241 году подъ именемъ Целестина VI, и Іоанна Кастана Урсинскаго — подъ именемъ Николая III, въ 1277 году.
Между тмъ какъ мы осматривали монастырь, собирая эти свденія, прибыла наша провизія и устроивался великолпный завтракъ подъ каштанами въ трехъ стахъ шагахъ отъ аббатства. Узнавъ объ этомъ благословенномъ событіи, мы тотчасъ разпрощались съ достопочтенными отцами и бгомъ пустились къ каштанамъ. На пути мы оставили въ лв перемжающійся фонтанъ, однакожъ я полюбопытствовалъ взглянуть на это мсто, и нашелъ тамъ неподвижнаго съ сигарой во рту, съ руками заложенными за спину, вчерашняго моего Нмца: онъ уже три часа ждалъ появленія воды, ему забыли сказать, что уже восемь дней какъ фонтанъ не бьетъ.
Я возвратился къ товарищамъ, они лежали вокругъ завтрака, какъ настоящіе Римляне, съ перваго взгляда на кушанья я отдалъ полную справедливость генію Жакото, онъ изъ числа тхъ рдкихъ людей, которые стяжали свою знаменитость истинными заслугами.
Когда завтракъ съли, вино выпили, а бутылки разбили, стали думать объ отъзд и возобновили условіе, сдланное поутру: кто не удержится на сдл, тому платить за тхъ, кто усидитъ. Такимъ образомъ нашъ завтракъ обратился въ пикъ-никъ.
По возвращеніи нашемъ, мы нашли весь Эзь въ суматох. Т, у которыхъ были лошади, приказывали ихъ закладывать, у кого ихъ не было нанимали кареты, прочіе толпились въ контор дилижансовъ, иные мущины собирались даже въ дорогу пшкомъ, дамы окружили насъ съ распростертыми руками, умоляли уступить имъ нашихъ ословъ, и на вс вопросы отвчали только, холера, холера!— Видя, что не добьешься толку отъ этой устрашенной толпы, мы позвали Жакото.
Онъ явился со слезами на глазахъ.— Мы спросили у него, что случилось. Вотъ въ чмъ дло.
Одинъ содержатель кузницъ, который прибылъ сюда вчера, и по прізд вздумалъ похвастаться тмъ, что ускользнулъ отъ шестидневнаго карантина, назначеннаго Сардинскимъ правительствомъ для всхъ иностранцевъ, вдругъ почувствовалъ посл завтрака сильное головокруженіе и боль въ живот. Несчастливецъ былъ такъ неостороженъ, что сказалъ объ этомъ сосду, который, мигомъ смекнулъ, что у него вс признаки Азіатской холеры, тогда вс встали съ ужаснымъ воплемъ, и многіе выбжавъ на площадь стали кричать: холера! холера! какъ кричать: пожаръ!
Больной, привыкшій къ такимъ припадкамъ, которые всегда у него проходили отъ пріема чаю, или даже просто теплой воды, меньше всхъ потревожился отъ этого крика. Онъ преспокойно всталъ, чтобъ отправиться домой и приняться за свое леченье, но у дверей всртилъ пять докторовъ заведенія минеральныхъ водъ. Къ его же несчастію въ ту самую минуту, какъ онъ собирался привтствовать поклономъ Савоярдской факультетъ, сильная боль заставила ею вскрикнуть, и рука, которая взялась было за шляпу, натурально опустилась на животъ, къ центру боли. Доктора значительно взглянули другъ на друга, какъ будто бы хотли сказать: дло-то не шутка! Двое изъ нихъ схватили паціента за руки, стали щупать у него пульсъ и объявили, что у него холера въ сильнйшемъ градус.
Содержатель кузницъ, который очень хорошо помнилъ приключенія Г. Пурсоніяка, сказалъ имъ со всевозможною кротостію, что не смотря на глубокое его уваженіе къ ихъ званію и учености, онъ думаетъ что ему лучше извстенъ этотъ припадокъ, потому что онъ подвергался ему разъ двадцать, и что болзнь, принятая ими за эпидемическую, ничто иное какъ обыкновенное засореніе желудка, и по этому просить ихъ посторониться немножко и пропустить его домой, гд онъ намренъ напиться чаю. Но доктора объявили, что они никакъ не могутъ согласиться на его прозьбу, потому что правительство поручило имъ надзоръ за городомъ въ отношеніи къ здоровью жителей, и что слдовательно всякой прізжій на Эзскія воды, въ комъ откроется болзнь, принадлежитъ имъ по праву. Бдный содержатель кузницъ сдлалъ послднее усиліе и попросилъ чтобъ, ему по крайней мр дали сроку четыре часа — полечиться по своему, общаясь если не выздороветъ въ это время, предать свое тло и душу въ руки медицины. На это медицина отвчала, что Азіатская холера, та самая которая въ немъ поселилась, такъ быстро развивается, что черезъ четыре часа онъ можетъ умереть.
Между тмъ доктора перешепнулись, одинъ изъ нихъ вышелъ и вскор возвратился съ четырьмя королевскими карабинерами и сержантомъ, который закрутивъ усъ спросилъ, гд негодяй холерный. Ему указали на больнаго, два карабинера взяли его за руки, двое другихъ за ноги, сержантъ обнажилъ саблю и пошелъ за ними, отпечатывая слдъ и считая: разъ, два! пять докторовъ замыкали шествіе. Бдной содержатель кузницъ задыхался отъ бшенства, кричалъ изо всей силы и кусалъ все, что ни попадало ему на зубъ. Очевидно было, что это симптомы Азіатской холеры во второмъ градус, болзнь ужасно усиливалась.
И такъ уже не оставалось никакого сомннія въ появленіи эпидеміи, когда прошелъ этотъ кортежъ. Вс удивлялись достойнымъ докторамъ, которые подвергались зараз съ такимъ самоотверженіемъ, однакожъ каждый собирался бжать отъ нее подальше и какъ только могъ поспшне, и мы нашли весь городъ объятый паническимъ страхомъ.
Въ эту минуту подошелъ нашъ Нмецъ и ударивъ Жакото по плечу, спросилъ его, не оттого-ли вс въ такомъ испуг, что фонтанъ пересталъ битъ? Жакото повторилъ ему съ начала до конца свою исторію, которую только что кончилъ. Нмецъ слушалъ съ свойственной ему важностію, потомъ, когда тотъ кончилъ, сказалъ только: А! и пошелъ къ заведенію.
— Куда вы идете? куда вы идете? закричали ему со всхъ сторонъ.
— Пойду смотрть больнаго! отвчалъ онъ и продолжалъ свой путь. Черезъ десять минутъ онъ возвратился тмъ же мрнымъ шагомъ, вс его окружили и стали распрашивать, что длается съ холернымъ.
— Его отворяютъ, отвчалъ онъ.
— Какъ отворяютъ!
— Да, да, его отворяютъ животъ, — и при этомъ онъ сдлалъ такой жестъ, что нельзя было сомнваться въ род операціи, которую онъ хотлъ выразить.
— Стало быть онъ умеръ?
— О! да, конечно, сказалъ Нмецъ.
— И отъ холеры?
— Нтъ, отъ несваренія желудка. Бдный человкъ! онъ много позавтракалъ и ему было больно, они положили его въ горячую ванну и завтракъ задушилъ его: вотъ и все.
Онъ правду сказалъ, на другой день похоронили содержателя кузницъ, а на третій день никто уже и не думалъ о холер. Одни доктора увряли, что онъ умеръ именно отъ нее.
На другой день я уже не участвовалъ въ экспедиціи къ озеру. Я предполагалъ скоро выхать изъ Эза и хотлъ еще осмотрть новйшее заведеніе для минеральныхъ водъ.
Основаніе города Эза теряется въ мрак временъ. Древніе его жители, извстные подъ именемъ Акуесовъ, находились подъ непосредственнымъ покровительствомъ проконсула Домиція, какъ доказываетъ первоначальное названіе его минеральныхъ водъ: Aquae Domitianac, въ царствованіи Августа туда прізжали пользоваться богатйшіе Римляне.
Эзъ быль истребленъ пожаромъ четыре раза: въ первой — въ третьемъ столтіи, во второй и третій въ тринадцатомъ, наконецъ послдній разъ бъ семнадцатомъ столтіяхъ, въ 1000 году онъ перешелъ отъ Римлянъ въ обладаніе короля Трансъ-Орлиской Бургундіи, потомъ къ Берольду Саксонскому, посл того долгое время былъ поводимъ къ преніямъ и воин между герцогами Савойскими и графами женевскими, и наконецъ по трактату, заключенному въ 1295 году, остался за первымъ.
Посреди разныхъ переворотовъ послдовавшихъ во время движенія варваровъ, которымъ надобно приписать первое разореніе Римскихъ бань, до послдняго пожара, случившагося въ 1650 году, утратилась память о цлебномъ свойств Эзскихъ водъ. Притомъ дождевыя воды, ниспадая съ горъ, окружающихъ городъ, и увлекшія съ собою черноземъ и камни, мало по малу накрыли древнія Римскія строенія слоемъ песку въ восемь или десять футовъ толщиною. Не прежде какъ вначал XVIII вка одинъ докторъ, изъ маленькаго города Кабіо, въ Дофике, открылъ эти минеральные источники, на которые жители не обращали ни какого вниманія. Результаты химическихъ. опытовъ, которые онъ длалъ надъ ними, хотя и не совсмъ были удовлетворительны, однакожъ обнаружили ихъ цлебное свойство противъ нкоторыхъ болзней, возвратившись въ свой городовъ, онъ, при первомъ удобномъ случа, предписалъ употребленіе этихъ водъ и самъ сопровождалъ туда богатыхъ паціентовъ, которые послдовали его рецепту. Изцленіе ихъ было поводомъ къ изданію маленькой брошюрки подъ заглавіемъ: О чyдесныхъ исцленіяхъ и свойствахъ Эзскихъ содъ, она вышла въ свтъ въ Ліон въ 1624 году и распространила ихъ знаменитость, которая съ тхъ поръ безпрерывно возрастала.
Изъ Римскихъ памятниковъ остались только арка, или скоре сводъ, развалины храма Діаны и остатки бань.
При искапываніи могилъ въ церкв Бурже нашли еще алтарь Минервинъ, камень для жертвоприношеній, урну въ которой собирали кровь жертвы, и каменный заостренный ножъ, которымъ ее закалали. Въ порыв религіознаго усердія священникъ истребилъ вс эти антики.
Римская арка дала поводъ ко многимъ спорамъ, одни утверждали, что она составляла входъ въ бани, которыя находятся въ близкомъ отъ нея разстояніи, другіе полагали, что это надгробный памятникъ, иные наконецъ превратили ее въ тріумфальныя ворота.
По крайней мр изъ надписи можно узнать имя того, кто воздвигъ се, хотя и неизвстно съ какою цлью. Вотъ она:

L. Pompeivs Campanvs
vivs fecit.

Отъ того эта арка и названа Помпеевой аркой.
Отъ храма Діаны осталось гораздо меньше: часть его камней передлана въ великолпныя плиты для лстницы Серкла {Cercle называютъ мсто вечернихъ собраній пользующихся на водахъ.}, оставшіеся въ цлости исчезли подъ стнами дряннаго маленькаго театра, которому они служили фундаментомъ. Одна изъ четырехъ стнъ библіотеки Серкля составляла часть стны этого древняго памятника. Содержателямъ заведенія пришла благая мысль не обивать ее обоями, и такимъ образомъ любопытные могутъ на досуг дивиться колосальнымъ камнямъ, изъ которыхъ былъ построенъ этотъ храмъ. Меньшіе изъ нихъ въ два фута вышиною и отъ четырехъ до пяти толщиною. Они положены одинъ на другой безъ всякаго цемента и, кажется, держатся только собственною тяжестію и равновсіемъ.
Послдняя часть Римскихъ бань находится подъ домомъ одного частнаго человка, по имени Періе. Мы уже сказали, что дождевые ручьи покрыли эти древнія строенія наносною землею, такъ что они совершенно исчезли и оставались въ неизвстности до тхъ поръ пока Г. Періе не открылъ ихъ при заложеніи фундамента своего дома.
Спустившись на четыре ступени древней лстницы, выложенной блымъ мраморомъ, вы вступаете въ восьмиугольную баню, около двадцати футовъ длиною, и окруженную со всхъ сторонъ ступеньками, на которыхъ садились приходившіе париться. Эти ступеньки и дно бани также выложены блымъ мраморомъ. Подъ каждою ступенькою проведены теплопроводы, а подъ верхнею ступенькою видны отверстія, черезъ которыя проходилъ сюда горячій паръ. Посреди пола бани стоялъ огромный мраморный бассейнъ съ холодною водою, въ которую Римляне окунывались напередъ въ бан. Онъ разбитъ при заложеніи фундамента, но наносная земля, наполнившая внутренность его, отвердвши отъ времени, сохранила врный оттискъ внутреннихъ его формъ.
Подъ банею устроенъ другой водоемъ для горячей воды, которой паръ подымается въ верхнюю комнату. Надобно думать, что въ немъ вмщалось огромное ея количество, потому что стна примыкающаго къ нему водопровода покрыта ржавчиной до семи футовъ вышиною.
Одна только верхняя часть этого водоема отрыта, но по четвероугольнымъ капителямъ колонъ, выказывающихся изъ земли, и заключая по извстному о неизвстномъ, можно полагать сообразно съ правилами архитектуры, что эти колонны углубляются въ землю на десять футовъ, он выстроены изъ кирпича и на каждомъ карниз — штемпель съ именемъ фабриканта, отъ котораго он доставлены, его звали Гларіанусъ.
Слдуя тмъ же путемъ, по которому нкогда струилась вода, вы входите въ корридоръ, который наполнялся паромъ этой воды, на потолк видны отверстія паропроводовъ, которыхъ противуположныя отдушины выходятъ въ самую баню надъ верхними ступеньками, какъ мы уже сказали.
Въ конц другаго корридора находится маленькая отдльная баня для двухъ человкъ, въ восемь футовъ длины и четыре ширины, умывальною служитъ сана баня, она вся выложена блымъ мраморомъ и опирается на кирпичныя колонны, между капителями которыхъ струилась минеральная вода. Въ нее сходятъ съ одной стороны по ступенямъ такой же длины и ширины какъ и самая баня. Подъ каждой изъ этихъ ступеней устроены водопроводы, чтобъ мраморъ не производилъ непріятнаго ощущенія на голыя ноги постителей и не охлаждалъ горячую воду, проведенную въ баню. Впрочемъ вся эта разработка, которую можно было приписать ученымъ наклонностямъ хозяина, произведены единственно для выкопанія погреба, къ которому ведутъ прямою линіею описанные нами корридоры.
Возвратившись на верхъ, мы увидли въ саду древній меридіанъ, онъ мало въ чемъ разнится съ нашимъ.
Новыя зданія суть Серклъ и бани.
Въ Серкл собираются постители водъ. За 20 франковъ вы можете получитъ билетъ на ваше имя, который дастъ вамъ право на входъ въ залы. Въ одной изъ этихъ залъ собираются дамы, работаютъ въ ней или занимаются музыкой, другая — танцовальная или концертная, третья — биліардная, четвертая библіотека, о которой мы уже говорили по случаю Діанина храма.
Можно съ удовольствіемъ прогуляться въ обширномъ саду, примыкающемъ къ заведенію. Съ одной стороны открывается горизонтъ миль на пятъ или на шесть, съ другой его замыкаетъ Кошачій зубъ, самая возвышенная гора окрестностей.
Зданіе, гд берутъ ванны, начато въ 1772 году и окончено въ 1794, по повелнію и на счетъ Виктора-Амедея. Объ этихъ щедростяхъ Сардинскаго короля гласитъ Латинская надпись на фронтон.
Въ первой комнат, съ правой стороны отъ входа, есть два крана съ билетиками, сюда приходятъ постители по три раза въ день выпивать три стакана воды. На одномъ билетик написано: сра, на другомъ, квасцы. Въ срной вод 55 градусовъ тепла, она пятою долею легче обыкновенной, серебрянная монета, брошенная въ нее, окисляется въ дв секунды, въ квасцовой — 36 градусовъ.
Вообще минеральныя воды отличаются отъ обыкновенной воды, вскипяченной до 80 градусовъ, тмъ, что послдняя отъ прикосновенія съ воздухомъ, въ два часа теряетъ почти шестдесятъ градусовъ, между тмъ какъ минеральная вода, влитая въ ванну въ восемь часовъ вечера, черезъ двнадцать часовъ теряетъ не боле 14 или 15 градусовъ, слдственно для обыкновенной ванны оставляетъ достаточную теплоту въ 18 или 19 градусовъ.
Больные берутъ минеральныя ванны въ 35 или 36 градусовъ, и въ этой температур нечего ни прибавлять ни убавлять, потому что она соотвтствуетъ температур крови, это даетъ Эзскимъ водамъ значительное преимущество предъ другими водами, которыя вообще или слишкомъ горячи, или слишкомъ холодны. Въ послднемъ случа воду надобно подогрвать, черезъ что теряется большое количество газу, если же напротивъ она, слишкомъ горяча то надобно ее разбавлять холодною водою, или охлаждать воздухомъ, и въ обоихъ случаяхъ, легко себ представить сколько она теряетъ своей цлебной силы отъ смшенія и испаренія въ воздух.
Кром того, Эзскія воды обладаютъ естественнымъ преимуществомъ передъ прочими заведеніями такаго рода. Везд почти горячіе источники выходятъ изъ низменныхъ мстъ, а здсь, напротивъ, она бьетъ съ высоты тридцати футовъ надъ фундаментомъ заведенія, черезъ что вода посредствомъ собственной тяжести можетъ подниматься сама собою на такую высоту, какая нужна для усиленія или уменьшенія ихъ дйствія при употребленіи душей.
Въ извстныя времена года, и въ особенности когда температура воздуха спускается до 12 или 9 градусовъ надъ точкою замерзанія, каждая изъ этихъ водь, которыя по видимому истекаютъ изъ одного ключа, представляетъ особенный феноменъ. Тогда срная вода напитывается вязкимъ веществомъ, которое сгущаясь принимаетъ вкусъ и питательное свойство настоящаго мяснаго студеня, а квасцовая вода несетъ съ собою почти такое же количество чистаго растительнаго студеня.
Въ 1822 году, въ послдній день масляницы, по всей цпи Альповъ пробжало землетрясеніе, черезъ тридцать минутъ посл удара, оба крана, срный и квасцовый, извергли значительное количество животной и растительной желатины.
Слишкомъ длинно было бы описывать разные врачебные кабинеты и находящіеся въ нихъ шпринцовальные приборы, теплота воды, проводимой ими на больныя части тла, измняется смотря по роду болзни, но температура кабинетовъ всегда одинакова, въ тридцать три градуса, исключая одного кабинета, называемаго адомъ, въ которомъ она гораздо выше, оттого что его водопроводы заключаютъ въ себ большую массу горячей воды, и когда затворить въ немъ дверь и форточки, прекращается всякое сообщеніе съ вншнимъ воздухомъ и вдыхаешь въ себя одни пары, освобождающіеся изъ воды. Эта истинно адская атмосфера ускоряетъ біеніе сердца до ста сорока пяти разъ въ минуту, пульсъ одного Англичанина, умершаго отъ чахотки, билъ здсь по двсти десяти разъ въ минуту, то есть, по три раза съ половиною въ секунду. Здсь-то заморили содержателя кузницъ. Шляпа этого несчастнаго еще висла на крюк.
Можно сойти къ ключамъ черезъ входъ, устроенный въ самомъ город, это отверстіе съ ршеткою въ три фута шириною, названное зминою дырою потому что отъ одинадцати до двухъ часовъ туда собирается множество ужей, привлеченныхъ полуденнымъ солнцемъ и теплотою пара, выходящаго изъ этой отдушины. Въ эти часы вы всегда можете видть, съ какимъ наслажденіемъ они грются, въ этой двойной теплот: дти пріучаютъ къ себ этихъ не ядовитыхъ пресмыкающихся и употребляютъ ихъ, какъ наши продавцы вощанки и мыла для выведенія пятенъ, чтобъ выманить у путешественниковъ нсколько грошей.
Будучи расположенъ осматривать все любопытное въ Эз и около него, я отправился къ каскаду Грези, находящемуся въ трехъ четвертяхъ мили за городомъ. Онъ пріобрлъ печальную знаменитость въ 1817 году, несчастною кончиною баронессы Брокъ, штатсъ-дамы королевы Гортензіи, впрочемъ, водопадъ самъ по себ ничмъ не замчателенъ, кром нсколькихъ впадинъ, прорытыхъ имъ въ скал, изъ которыхъ въ одной погибла эта прекрасная молодая женщина. Когда я тамъ былъ, вода въ нихъ такъ убыла, что края трехъ впадинъ въ пятнадцать или восемнадцать футовъ глубиною были совсмъ сухи, внутри ихъ вода прорыла себ путь сквозь скалу къ ручью, который быстро течетъ въ глубин около тридцати футовъ, между берегами столь сближенными, что легко можно перескочить съ одного на другой. Королева Гортензія постила этотъ каскадъ съ госпожами Перкинъ и Брокь, послдняя, переходя по доск черезъ самую широкую впадину, хотла опереться на зонтикъ, но вмсто доски кончикъ попалъ въ воду, лишившись упора, она перегнулась всмъ тломъ на сторону, доска перевернулась госпожа Брокъ вскрикнула и исчезла въ бездн: тогда ей было 25 лтъ.
На томъ самомъ мст, гд это случилось, королева приказала соорудить ей памятникъ съ слдующую надписью:

Здсь
Г-жа баронесса Брокъ.
25-ти лтъ оть роду, погибла
Въ глазахъ своего друга
10 іюня 1815 года.

=

О вы,
Постители здшнихъ мст!
Съ осторожностію переходите
Черезъ эти бездны,
Помните о тхъ,
кто васъ
любить!

На обратномъ пути, съ одной стороны дороги, на берегу ручья Залива найдете желзистый ключъ Сенъ-Симонъ открытый сыномъ господина Деспина, однимъ изъ Эзскихъ докторовъ. Онъ приказалъ построить надъ нимъ классической фонтанецъ, и вырзать посреди его еще боле классическое имя богини Rugie, а подъ этимъ словомъ: ключъ Сенъ-Симона. Не знаю, этимологія этого имени иметъ ли какое нибудь отношеніе къ пророку нашихъ временъ.
Вода этого источника употребляется противъ желудочныхъ и лимфатическихъ болзней. Я отвдалъ ее мимоходомъ: на вкусъ она довольно пріятна.
Я пришелъ какъ разъ къ обду. Вставши изъ за стола, вс разошлись, каждый въ свою сторону, и я замтилъ, что никто не жаловался на боль въ желудк. Я пошелъ спать уставши отъ утренней прогулки.
Въ полночь меня разбудилъ шумъ и свтъ. Толпа постителей наполняла мою комнату и четверо изъ нихъ держали въ рукахъ зажженные факелы, они пришли за мной чтобъ вмст отправиться на Кошачій-Зубъ.
Есть шутки, которыя тогда только нравятся, когда душа настроена до извстной степени веселости и расположенія. Безъ сомннія, т изъ нихъ, которые посл ужина, приправленнаго виномъ и бсдою, будучи одушевлены обими, и опасаясь чтобы сонъ не прервалъ оргіи, предложили провести остатокъ ночи вмст и прогуляться на вершину Кошачьяго-Зуба, чтобы полюбоваться оттуда утреннею зарю: это предложеніе должно было удивительно какъ понравиться ихъ товарищамъ. Но я, уставши, бросился въ постель въ спокойномъ расположеніи духа, съ надеждою на самую безмятежную ночь, и вдругъ меня будятъ и длаютъ такое неумстное приглашеніе: легко себ представить, что я принялъ его не съ слишкомъ пламеннымъ восторгомъ, — что казалось довольно страннымъ моимъ полуночникамъ. Изъ этого они заключили, что я еще въ просонкахъ и чтобы прибодрить схватили меня за руки и за ноги и разложили посреди комнаты, между тмъ какъ другой еще боле предусмотрительный пріятель вылилъ въ мою постель воду, которую я по неосторожности оставилъ въ лаханк. Такимъ образомъ если прогулка и не сдлалась оттого пріятне, по крайней мр она стала необходимостію, которой я тотчасъ покорился, показавъ видъ будто нахожу въ ней особенное удовольствіе, черезъ пять минутъ я приготовился въ путь. Насъ было двнадцать человкъ, а съ двумя проводниками четырнадцать.
На площади мы видли мимоходомъ Жакото, онъ запиралъ уже свою кандитерскую, и Нмца, который докуривалъ послднюю цигару и осушалъ послднюю бутылку. Жакото пожелалъ намъ много веселиться, а Нмецъ закричалъ: ‘Хорошая дорога….’ Спасибо вамъ!…
Чтобы добраться до подошвы горы, цли нашего похода, мы перехали маленькое озеро Бурже, оно было тихо, прозрачно и голубаго цвта, казалась, дно его усяно было такимъ же множествомъ звздъ какъ и небо. На западной его сторон виднлась, какъ какой нибудь блой призракъ, башня Готкомбъ, а между ею и нами тихо скользили по водамъ рыбачьи лодки съ зажженными факелами у кормы, которыхъ свтъ отражался въ зеркальномъ озер.
Еслибъ я могъ быть здсь одинъ, мечтать цлые часы въ какой нибудь брошенной лодк, конечно не пожаллъ бы ни о своей постели, ни о сладкомъ сн, но не для этого меня сюда привели, я здсь для того чтобы позабавиться. Слдственно я забавлялся! Странный этотъ міръ, гоняясь за удовольствіемъ всегда пройдешь мимо счастія!…
Въ половин перваго мы стали взбираться на гору, и очень было бы любопытно посмотрть на наше шествіе при свт факеловъ. Въ два часа мы были уже на трехъ четвертяхъ дороги, но остальная четверть такъ была трудна и опасна, что проводники сдлали намъ привалъ чтобы выждать разсвта.
Toгда мы опять пошли въ гору, которая вскор стала такъ крута, что мы почти касались ея грудью идя одинъ за другимъ. Каждый изъ насъ долженъ былъ употребить всю свою ловкость и силу чтобъ не оборваться, цпляясь обими руками за кустарники и маленькія деревья, и упираясь ногами въ неровности скалы. Камни обрывались подъ нашими ногами, мы слышали какъ они скатывались по склону горы, крутой какъ высокая крыша, и провожали ихъ глазами иногда до самаго озера, которое разстилалось голубою скатертью въ четверти мили подъ нами, проводники старались только отыскивать удобнйшій путь и не могли подать намъ никакой помощи: только изрдка они говорили намъ, чтобы мы не оглядывались, потому что отъ этого голова закружится, и эти предостереженія, повторяемыя отрывистымъ голосомъ и въ короткихъ словахъ, доказывали всю опасность нашего положенія.
Вдругъ одинъ изъ нашихъ товарищей, который шелъ впереди насъ за проводниками, вскрикнулъ такимъ голосомъ, что морозъ пробжалъ у насъ по всмъ членамъ. Онъ ступилъ на камень, уже пошатнувшійся отъ тяжести проводниковъ, которые тоже упирались въ него, камень вывернулся съ мста и вмст съ тмъ переломились втви, за которыя онъ ухватился.
— Удержите его! закричали проводники. Но это было легче сказать, чмъ сдлать. Каждый изъ насъ едва могъ самъ держаться, и никто не былъ въ состояніи подать ему помощи, хотя онъ катился и близко отъ насъ. Мы уже почитали его погибшимъ, оледенли отъ ужаса и едва переводя духъ слдили за нимъ взорами, когда онъ поровнялся съ маркизомъ Монтегю, который шелъ позади всхъ, маркизъ схватилъ его за волосы. Съ минуту казалось, что оба они упадутъ, и этотъ короткій промежутокъ времени былъ ужасенъ, и я увренъ, что вс, кто тамъ были, долго будутъ помнить страшное мгновеніе, когда эти два человка висли надъ бездною въ 2,000 футовъ глубиною, въ неизвстности, низвергнутся-ли въ нее оба они или удержатся на земл.
Наконецъ мы добрались до маленькаго еловаго лса, и здсь хотя крутизна и не уменьшилась, однакожъ удобне стало подниматься при пособіи сучьевъ и пней, за которые мы цплялись и удерживались. Противуположная опушка этого лса почти вплоть примыкаетъ къ подошв голой скалы, которой форма дала гор странное ея названіе, Кошечьяго-Зуба, выемки, неправильно выдолбленныя въ скал, образуютъ родъ лстницы, которая ведетъ на самую вершину.
Изъ насъ только двое ршились на эту послднюю экспедицію, мы же остались на мст, не потому чтобы эта часть пути была трудне пройденнаго вами, а что видъ съ вершины не могъ быть обширне панорамы, которая простиралась передъ нами, и которая далеко не вознаградила насъ за усталость и ушибы, и такъ мы пустили ихъ однихъ карабкаться на эту колокольню, услись на скалы и занялись извлеченіемъ изъ тла камешковъ и завозъ. Между тмъ они взобрались на вершину и, какъ будто въ знакъ обладанія, развели тамъ огонь и закурили цигары.
Черезъ четверть часа они сошли, но съ намреніемъ не затушили огонь, что бы посмотрть съ низу, будетъ-ли виднъ дымъ.
Когда мы закусили, проводники спросили насъ, хотимъ-ли мы возвратиться той-же дорогой, или другою, которая гораздо безопасне, но въ той-же мр и длинне этой: мы единогласно избрали послднюю. Въ три часа мы были уже въ Эз, и съ середины площади эти господа могли съ гордостію и наслажденіемъ полюбоваться дымомъ зажженаго ими маяка. Я спросилъ у нихъ, позволено-ли мн теперь, повеселившись какъ нельзя лучше, отправиться на покой, спать. У каждаго изъ нихъ, вроятно, было тоже на ум, и потому они отвчали, что теперь не предвидится къ тому никакого препятствія.
Мн кажется, я бы проспалъ тридцать шесть часовъ сряду, какъ Бальма, еслибъ меня не разбудила страшная суматоха на улиц. Я открылъ глаза, — глубокая ночь, — подошелъ къ окну и увидлъ весь городъ Эзъ на площади: вс говорили вдругъ, вырывали одинъ у другаго лорнеты, и смотрли вверхъ, не жаля своего позвоночнаго столба. Я подумалъ, что они пришли смотрть затмніе луны.
Чтобы участвовать въ наблюденіи феномена, я поспшно одлся и сошелъ на площадь, вооруживъ мой глазъ зрительною трубкою. Все небо было освщено багровымъ заревомъ и казалось какъ-бы объятымъ пламенемъ, Кошачій-Зубъ пылалъ.
Въ ту-же минуту я почувствовалъ, что кто-то беретъ меня за руку, я обернулся и увидлъ нашихъ двухъ товарищей, творцовъ маяка, они кивнули, мн головою и пошли. Я спросилъ, куда они бгуть, одинъ изъ нихъ приложилъ об руки ко рту въ вид трубы и закричалъ мн: въ Женеву. Я тотчасъ понялъ въ чемъ дло: эти удальцы зажгли Кошачій-Зубъ и Жакото тихонько предупредилъ ихъ, что король Сардинскій очень дорожитъ своими лсами.
Я опять обернулся къ младшей сестр Везувія, право, это быль прекрасный волкамъ втораго разряда.
Пожаръ ночью въ горахъ — великолпнйшее зрлище. Пламя, свободно врзавшись въ лсъ, извивается во вс стороны, подобно змю, ползетъ около пня дерева, стоящаго на пути, встаетъ, обхватываетъ его своими огненными жалами, лижетъ его листья, взбгаетъ на его вершину и внчаетъ ее свтлою короною, спускается по его втвямъ, и обливаетъ ихъ яркимъ блескомъ, какъ тисъ, приготовленный для народнаго увеселнія: вотъ что называется великолпіе!
Потомъ, когда это дерево, пожираемое пламенемъ, встряхнетъ свои листья, или втеръ разветъ ихъ по воздуху огненнымъ дождемъ, когда каждая искра, упадая, длается средоточіемъ новаго пожара, когда эти пожары, разширяясь во вс стороны, идутъ другъ другу на встрчу, встртятся и сольются въ одно огромное горнило, которое займетъ пространствомъ цлую милю, и каждое горящее дерево сообщаетъ своему пламени особенный отливъ и особенную форму, когда раскаленные камни отторгаются отъ горы и скатываются по ней, все истребляя на пути, когда огонь свищетъ какъ втеръ и втеръ завоетъ какъ буря: о! тогда вы оцпенете отъ удивленія и скажете, что это величественне и чудесне всего, что вы видли дотол! Неронъ быль знатокъ въ наслажденіяхъ, когда вздумалъ зажечь Римъ.
Стукъ кареты, сопровождаемой четырьмя королевскими карабинерами, вывелъ меня изъ этого восторга. Я узналъ въ ней карету нашихъ Ріоджіери, которые не успли добраться до Савойской границы и были настигнуты жандармами Карла-Альберта по доносу проводниковъ и указанію почтмейстера. Ихъ хотли было посадить въ тюрьму, но вс мы поручились за нихъ, и сами они дали честное слово не узжать изъ города, такимъ образомъ они получили возможность насладиться зрлищемъ, за которое должны были заплатить.
Пожаръ продолжался три дня.
Въ четвертый къ нимъ принесли счетъ въ тридцать семь тысячь франковъ.
Такая сумма за нсколько дрянныхъ десятинъ лсу, которымъ по высокому его положенію ни кто не могъ пользоваться, показалась имъ слишкомъ непомрна, они стали переписываться, и черезъ недлю счетъ прислали къ нимъ пониженный до 780 франковъ.
Уплативъ эту сумму, они могли выхать изъ Эза и нсзаставили повторить себ этого, тотчасъ расплатились, получили квитанцію и поспшно ухали, опасаясь чтобъ на другой день не потребовали съ нихъ какой-нибудь недоимки.
Я не хочу назвать ихъ по имени: нынче оба они пользуются въ. Париж такою значительностію, что я не ршился бы затмить ея чмъ нибудь.
Впродолженіи недли, послдовавшей за ихъ отъздомъ, случилось два только событія. Первое — ужасный концертъ, данный намъ самозванцемъ первымъ бассомъ Комической Оперы, и самозванцемъ баритономъ, отставнымъ гвардейцемъ. Второе событіе — переселеніе Нмца въ комнату смжную съ моею, до того онъ жилъ въ дом Руасара, противъ самой зминной диры, и довелось ему разъ найти ужа въ своемъ сапог.
Легко можно пресытиться прогулками на ослахъ и въ такомъ даже случа, когда свалишься съ нихъ не боле двухъ или трехъ разъ, еще скоре надость игра въ карты, когда не понимаешь наслажденія выиграть, ни огорченія проиграть, ктому жъ я уже осмотрлъ все, что было замчательнаго въ Эз и его окрестностяхъ, и къ довершенію бдъ господинъ первой бассъ и господинъ первый баритонъ угрожали намъ вторымъ концертомъ. Сообразивъ вс эти обстоятельства, я ршился перемнить это пошлое существованіе и начать новое посщеніемъ большаго Картезіанскаго монастыря, въ десяти или двнадцати миляхъ отъ Эза, предполагая возвратиться оттуда въ Женеву, а потомъ продолжать обозрніе Альповъ, начиная съ Оберланда. И такъ я приготовился къ отъзду, нанялъ экипажъ за обыкновенную цну, по 10-ти франковъ на день, и 10 сентября поутру зашелъ проститься съ моимъ сосдомъ, Нмцемъ, онъ предложилъ мн цигару и стаканъ пива: я думаю, что онъ никого еще такъ не угощалъ.
Между тмъ какъ мы потягивали пиво и облокотясь на столикъ пускали другъ къ другу густые клубы дыму, мн пришли сказать, что карета готова: онъ всталъ и проводилъ меня до дверей. Тутъ онъ спросилъ у меня.
— Кута вы деть?
Я ему сказалъ куда.
— А! а! продолжалъ онъ, вы дете посмотрть Картезіанцы: какой смшной народъ!
— По чему?
— Да, да, они кушаютъ въ чернилица, а ложится спать въ шкафь.
— Что за діавольщина! какъ такъ?
— Вы увидишь сами.
Потомъ онъ пожалъ мн руку, пожелалъ мн хороша дорога, и заперъ за собою дверь. И я не могъ отъ него добиться ни слова больше.
Я пошелъ еще проститься съ Жакото и выпить у него чашку шоколаду. Не смотря на то, что я издерживалъ у него не много, онъ питалъ ко мн глубокое уваженіе съ тхъ поръ, какъ ему сказали, что я писатель, когда я сказалъ ему, что узжаю изъ Эза, онъ спросилъ у меня, не напишу-ли я чего нибудь объ Эзскихъ водахъ. Я отвчалъ ему, что вроятно нтъ, но что однакожъ это статочное дло.
Тогда онъ попросилъ меня упомянуть и о кандитерской, въ которой онъ первый буфетчикъ, — что, говорилъ онъ, принесетъ великую пользу его хозяину, я общалъ не только не забыть его кандитерской, но и его самаго, Жакото, прославитъ въ моемъ сочиненіи по мр силъ моихъ и возможности. Бднякъ поблднлъ, услышавъ что и его имя, можетъ быть, попадется въ напечатанную книгу.
Общество, которое я оставилъ въ Эз, была странная смсь всхъ общественныхъ состояній и политическихъ мнній. Однакожъ аристократія родовая, отвсюду изгоняемая и вытсняемая шагъ за шагомъ денежною аристократіею, которая смнила ее, какъ на скошенномъ пол всходить другая жатва и занимаетъ мсто первой, — первенствовала тамъ, что значитъ другими словами, что карлистская партія была сильнйшая. Непосредственно за нею слдовала партія обладателей собственности, представляемая богатыми купцами Парижскими, Ліонскими негоціантами и содержателями кузницъ въ Дофинё: вс эти честные господа казались очень несчастными, потому что Constitutionnel не пропускали въ Савоію {Въ Савоіи дозволены только дв газеты: Gazette и Cuotidienne.}.
Было также и нсколько представителей партіи бонапартистовъ. Ихъ тотчасъ можно узнать по вчному ропоту на настоящее, — отличительная черта ихъ характера, — и по таинственному восклицанію, которое они непремнно втиснуть въ разговоръ, о чемъ бы вы ни заговорили: Ахъ! еслибъ Наполеону не измнили!— Простодушный народъ! они не видятъ дальше конца своей шпаги я мечтаютъ еще о новомъ возвращеніи съ Эльбы для Іосифа или Луціана, не зная того, что люди, подобные Наполеону, оставляютъ по себ только семейство, но не наслдниковъ.
Республиканская партія была очевидно слабе всхъ: если не ошибаюсь, вся она заключалась во мн одномъ, и то многіе почитали меня просто утопистомъ, потому что я не признаю революціонныхъ правилъ Tribune, ни Американскихъ теорій National’я, говорю громко, что Вольтеръ писалъ плохія трагедіи и снимаю шляпу, идя мимо образа Спасителя.
Межевыя черты всхъ этихъ партій въ особенности замтны были между женщинами. Одн только представительницы предмстій Сенъ-Жермена и Сентъ-Оноре якшались между собою: родовая аристократія — сестра аристократіи, основанной на слав, а денежная аристократія — не законнорожденная. Мущинъ уравнивала и сближала картежная игра, касты исчезаютъ около зеленаго стола, и тотъ знатнй всхъ, кто понтируетъ на большую. Ротшильдъ смнилъ Монморанси, и еслибъ завтра онъ отступился отъ своего закона, то посл завтра никто уже не оспаривалъ бы у него званія перваго христіанскаго барона.
Размышляя про себя такимъ образомъ, я катился къ Шамбери, и вскор въхалъ въ него, но не смлъ остановиться, потому что на мн еще была все таже срая шляпа. Я замтилъ только мимоздомъ, что на вывск одного трактира съ надписью: ‘Французскому оружію’, еще остались три лиліи старшей линіи Бурбоновъ.
Въ трехъ миляхъ за Шамбери мы прохали подъ сводомъ, прорзывающимъ гору, около полутораста шаговъ длиною. Этотъ проздъ начатъ Наполеономъ и оконченъ ныншнимъ правительствомъ Савойскимъ.
Дале лежитъ на пути деревня Лстницы, въ четверти мили за нею — маленькой городокъ, полуфранцузскій полусавойскій. Рка разграничиваетъ оба королевства: мостъ, брошенный черезъ нее, съ одной стороны охраняется Сардинскимъ часовымъ, а съ другой Французскимъ. Ни тотъ, ни другой, не имя права ступить на сторону сосда, преважно расхаживають, каждый начиная съ своего конца, сходятся по середин моста, обозначенной вымощенною дорожкою, оборачиваются другъ къ другу спиной и отправляются опять къ концамъ, и этотъ маневръ повторяется покуда не придетъ смна. Впрочемъ я съ удовольствіемъ увидлъ мареновыя паиталоны и трехцвтную кокарду моихъ соотечественниковъ.
Мы пріхали въ Сенъ-Лоранъ, въ этой деревн оставляютъ экипажъ и берутъ лошаковъ для перезда четырехъ миль, до самаго монастыря. Мы не нашли здсь ни одного лошака, вс они были на какой-то ярмарк. Ламаркъ и я, какъ хорошіе ходоки, мало о томъ заботились, но одна дама, которая путешествовала съ нами не такъ была равнодушна къ этой неудач, однакожъ она ршилась итти съ нами. Мы послали за проводникомъ, который взялъ наши три узла и связалъ ихъ въ одинъ. Уже было половина восьмаго, оставалось только два часа до вечера, а ходьбы предстояло часа на четыре.
Дофинейская долина, въ глубин которой возвышается Картезіанской монастырь, можетъ быть сравнена съ самыми мрачными Швейцарскими ущеліями: такое же богатство въ природ, таже сила въ прозябеніи, тотъ-же величавый видъ, только дорога, такъ же проложенная по крутымъ косогорамъ, удобопроходиме Аднійскихь дорогъ и почти везд въ четыре фута шириною. По этому днемъ она вовсе не опасна, и пока еще было свтло мы шли по ней какъ нельзя лучше. Но наконецъ настала ночь, и ужасная буря еще сгустила темноту. Мы спросили у проводника, гд-бы намъ укрыться, но по всей этой дорог нтъ ни одного жилья и надобно было продолжать путь, между тмъ какъ до монастыря оставалось ровно столько-же, сколько мы прошли.
Ужасенъ былъ этотъ походъ. Вскор полилъ сильный дождь и стало совершенно темно. Наша спутница ухватилась за руку проводника, Ламаркъ за мою, и мы пошли такимъ образомъ въ два ряда, въ этомъ мст дорога была довольно узка, вдоль пропасти неизвстной глубины, изъ которой доходилъ до насъ глухой шумъ потока. Ночь была такъ темна, что мы не могли разглядть дороги, по которой шли, и блое платье дамы, служившее намъ путеуказателемъ, было видимо тогда только, когда озарялось молніею, которая ксчастію сверкала такъ часто, что почти на половину замняла темноту своимъ блескомъ. Прибавьте къ. этому акомпаньементь раскатовъ грома, котораго удары удвоивались отъ каждаго эха и грохотъ четверился отраженіемъ отъ скалъ: ну, свтопреставленіе и только!
Наконецъ звонъ монастырскаго колокола возвстилъ намъ, что мы уже близко къ цли, и въ самомъ дл черезъ полчаса молнія окатила своимъ блескомъ гигантскій корпусъ стараго монастыря Картезіанцевъ въ разстояніи отъ насъ не боле двадцати шаговъ. Внутри его царствовала мертвая тишина, прерываемая однимъ только звономъ колокола, въ пятидесяти его окнахъ не видно было ни одного огонька, можно было подумать, что это давно опустлый монастырь. Мы позвонили. Монахъ отворилъ намъ. Мы уже хотли войти, но увидвъ даму, онъ поспшно заперъ дверь и ушелъ, какъ будто-бы самъ сатана постилъ монастырь. Картезіанскимъ монахамъ запрещено принимать женщинъ, одна только была разъ въ этихъ стнахъ, переодтая въ мужское платье, и посл ея отъзда, когда монахи узнали, что уставъ ихъ нарушенъ, они исполнили вс обряды заклятія нечистой силы во всхъ комнатахъ и кельяхъ, куда она входила. Одно только позволеніе папы отворяетъ двери этого монастыря женскому врагу человческаго рода. Сама герцогиня Беррійская въ 1829 году должна была употребить это средство для посщенія Картезіанцевъ. Мы не знали, что длать, но вскор дверь опять отворилась, вышелъ монахъ съ фонаремъ и повелъ насъ въ отдльной флигель, находящійся въ пядитесяти шагахъ отъ монастыря. Тамъ всегда проводятъ ночь путешественницы, которыя, подобно нашей, стучатся въ ворота монастыря, не зная строгаго устава послдователей святаго Брюно.
Бдный монахъ, нашъ вожатый, по имени Иванъ-Марій, показался мн самымъ кроткимъ и услужливымъ созданіемъ въ мір. На него возложена обязанность принимать путешественниковъ, служить имъ и показывать монастырь. Онъ началъ съ того, что предложилъ намъ какой-то жидкости, составляемой монахами для возбужденія теплоты въ путешественникахъ, продрогшихъ отъ холода или дождя, мы были именно въ такомъ состояніи и никогда этотъ удивительный элексиръ не могъ быть употребленъ боле кстати. И въ самомъ дл, проглотивъ нсколько его капель, мы подумали что это — жидкой огонь, и стали бгать по комнат какъ бшеные и просить воды, еслибъ отецъ Иванъ-Маріи вздумалъ въ эту минуту поднести намъ ко рту свчу, мн кажется мы стали-бы извергать изъ себя пламя, подобно Какусу.
Между тмъ огромный каминъ запылалъ и на стол явились молоко, хлбъ и масло, Картезіанцы не только сами постятъ, но заставляютъ постить и своихъ постителей.
Когда мы окончили нашъ убогій ужинъ, монастырскій колоколъ зазвонилъ ко всенощной. Я спросилъ отца Иванъ-Марія, можно-ли мн отслушать ее. Онъ отвчалъ, что хлбъ и слово Божіе суть достояніе всхъ христіанъ, и я пошелъ въ монастырь.
Я изъ числа тхъ людей, на которіхъ вншніе предметы, въ особенности религіозные монументы, имютъ сильнйшее вліяніе. Но нигд мн не случалось видть зданія съ такимъ мрачнымъ выраженіемъ какъ большой Картезіанской монастырь. Ктомужъ изъ всхъ монашескихъ орденовъ одинъ только этотъ пощаженъ Французской революціею, и вотъ все, что осталось нынче отъ врованія нашихъ отцевъ, это послдняя крпость, которую сохранила религія на земл неврующихъ. И то, каждый день равнодушіе подкапываетъ ее внутри, а время — снаружи: въ пятнатцатомъ столтіи въ этомъ монастыр было четыреста Картезіанцевъ, а нынче, въ девятнадцатомъ, ихъ осталось только двадцать семь, и уже шесть лтъ это число не пополняется, впродолженіи этого времени вступили только двое, но не могли выдержать строгаго искуса, и потому, вроятно, братство все будетъ уменьшаться по мр того, какъ смерть будетъ посщать его кельи, которыя опустютъ навсегда, и придетъ время, когда младшій изъ монаховъ, переживши всхъ, въ свою очередь почувствусть приближеніе смерти, запретъ дверь монастыря изнутри и уляжется живой въ могилу, которую себ заране приготовилъ, потому что на другой день некому ужъ будетъ положить его въ нее,
Изъ всего, что я разсказывалъ до сихъ поръ, читатель можетъ заключить, что я не принадлежу къ числу тхъ путешественниковъ, которые приходятъ въ восторгъ не чувствуя его, которые восхищаются тамъ, гд проводникъ скажетъ имъ восхищаться, выказываютъ поддльныя чувства, будто-бы внушенныя имъ людьми и мстами, о которыхъ имъ заране твердили, что имъ надобно удивляться, нтъ, я не изъ такихъ, я обнажаю передъ читателемъ свои ощущенія во всей ихъ истинн, быть-можетъ я разсказываю слабо испытанное мною, но за то разсказываю только то, что самъ испыталъ. По этому читатель легко поврить мн, если я скажу, что никогда не испытывалъ такого ощущенія, какое овладло мною когда я увидлъ въ конц длиннаго готическаго коридора въ восемь сотъ футовъ длиною отворившуюся дверь кельи, вышедшаго изъ нея и медленно подвигающагося подъ сводами, потемннными временемъ, Картезіанскаго монаха съ сдою бородою, въ такомъ-же одяніи, какое носилъ святой Бруно и въ которомъ восемь вковъ не измнили своимъ теченіемъ ни одной складки. Святой мужъ приближался важно и тихо посреди круга дребезжущаго свта лампы, которую онъ держалъ въ рук, между тмъ какъ впереди и позади его все было темно. Когда онъ подходилъ ко мн, я почувствовалъ, что ноги мои подгибаются подо мной, и невольно упалъ на колни: онъ замтилъ меня въ этомъ положеніи, подошелъ съ кротостію, и поднявъ руки надъ опущенною моею головою, сказалъ: ‘Благословляю тебя, сынъ мой, если ты вруешь, благословляю и тогда, если не вруешь.’ Въ эту минуту я бы не отдалъ этого благословенія за вс блага міра.
Когда онъ удалился, я всталъ. Онъ шелъ въ церковь, и я послдовалъ за нимъ. Тамъ ожидало меня новое зрлище.
Весь бдный орденъ, состоящій изъ шестнадцати отцевъ и одинадцати братьевъ, собрался въ маленькой церкви, освщенной люстрою подъ чернымъ покрываломъ. Одинъ монахъ отправлялъ службу, а остальные слушали его не сидя, но на колняхъ, разпростертыя на мраморномъ помост, ихъ голые, выбритые головы выказывались изъ подъ капишоновъ. Тамъ были и старцы и молодые. Вс они стеклись сюда движимые различными чувствами: однихъ привела религія, другихъ — несчастіе, этихъ — страсти, — а иныхъ, быть можетъ, преступленіе. У нкоторыхъ жилы въ вискахъ бились какъ будто бы въ нихъ текло пламя, другіе плакали, видлъ и такихъ, которые едва чувствовали въ себ обращеніе остывшей крови, эти — молились. О! конечно изъ описанія жизни всхъ этихъ людей, составилась бы превосходная поучительная исторія.
Когда служба кончилась, я просилъ показать мн монастырь ночью, опасаясь чтобъ день не принесъ съ собою другія мысли, и желая его видть въ тогдашнемъ расположеніи моего духа. Братъ Иванъ-Марій взялъ лампу, далъ мн другую и мы начали осмотръ съ коридоровъ. Я уже сказалъ, что они огромны, длиною они равняются церкв Святаго Петра въ Рим, и заключаютъ въ себ по обимъ сторонамъ четыреста келій, которыя прежде были обитаемы вс въ одно время, а нынче изъ нихъ триста семдесять три — пустыя. Каждый монахъ вырзалъ надъ своими дверями любимую мысль, собственную или заимствованную изъ твореній какаго нибудь святаго отца. Вотъ замчательнйшія изъ нихъ:

Amor, qui semper аrd es et nunqiiaui extingueris,
Accoude me to tu in urne tuo.

——

Dans la solitude, dieu parle au coeur de riiomme, et
Dans le silence, l’homme parle au coeur de dieu.

——

Fuge, Late, Tage.

——

А la faible raison garde toi de te rendre,
Dieu l’а fait pour l’aimer et non pour le comprendre.

——

Une heure sonne, elle est dj passe.

Мы вошли въ одну изъ этихъ пустыхъ келій, которой жилецъ, монахъ, умеръ за пять дней до нашего прихода. Вс он одинаковы: во всхъ есть дв лстницы, одна ведетъ на верхній этажъ, другая въ нижній, верхній этажъ составляетъ маленькій чердакъ, въ средин первая комната — съ каминомъ, а возл нея кабинетъ. На стол лежала книга, открытая на той страниц, на которую умирающій бросилъ одинъ изъ послднихъ своихъ взоровъ: то была Исповдь Святаго Августина. Къ первой комнат примыкаетъ спальня, въ которой вся мебель состоитъ изъ налоя и кровати съ соломенникомъ и шерстянымъ одяломъ, къ этой постели придланы двустворчатыя двери, которыя затворяются изнутри: это объяснило мн — что разумлъ мой Нмецъ, когда говорилъ, что Картезьянцы спятъ въ шкапахъ.
Нижній этажъ состоитъ изъ одной мастерской, снабженной токарными или столярными инструментами, каждому монаху позволено употребить два часа въ день на какую-нибудь ручную работу, и часъ на обработываніе маленькаго сада, который примыкаетъ къ мастерской: въ этихъ занятіяхъ заключается все его развлеченіе.
Возвратившись на верхъ, мы осмотрли орденскую залу, обвшанную портретами генераловъ ордена, отъ святаго Бруно, его основателя {Основаніе ордена относится къ 1084 году.}, умершаго въ 1101-мъ году, до Инокентія Масона, умершаго въ 1705-мъ, здсь прерывается рядъ портретовъ до Іоанна-Батиста-Мартеса, ныншняго генерала ордена. Въ 92-мъ году, во время разоренія монастырей, Картезьянцы оставили Францію, и каждый изъ нихъ взялъ съ собою одинъ изъ этихъ портретовъ. Впослдствіи они возвратились въ монастырь вмст съ портретами, а т, которые умерли впродолженіи эмиграціи, приняли вс мры, чтобъ не затерять эти памятники ордена, взятые ими на сохраненіе, нынче они вс въ наличности.
Оттуда мы прошли въ столовую: она раздлена на дв части, одна — для братьевъ, другая — для отцевъ. Они пьютъ изъ глинянныхъ сосудовъ и дятъ на деревянныхъ тарелкахъ, эти сосуды съ двумя ручками, за которыя они подымаютъ ихъ обими руками, по примру первыхъ христіанъ, тарелки имютъ форму чернильницы, среднее углубленіе наполняется соусомъ, а по закраинамъ располагаются овощи и рыба, — единственная пища, дозволенная монастырскимъ уставомъ. Я еще разъ вспомнилъ Нмца и по форм тарелокъ уразумлъ его замчаніе — что Картезьянцы дятъ изъ чернилицъ.
Братъ Иванъ-Марій спросилъ меня, не желаю ли я видть кладбище, хоть теперь и ночь. Но послднее обстоятельство, которое казалось ему препятствіемъ, для меня было новою приманкою къ этому посщенію. И такъ я попросилъ его проводить меня туда. Мы пошли. Отворяя дверь въ кладбищную ограду, онъ схватиль меня за руку и указалъ на монаха, который рылъ себ не вдалек могилу. При этомъ зрлищ я съ минуту оставался неподвижнымъ, потомъ спросилъ у моего вожатаго, можно-ли мн поговорить съ этимъ человкомъ, онъ отвчалъ, что нтъ къ тому никакого препятствія, тогда я попросилъ его удалиться, если это ему дозволено. Повидимому мое предложеніе не только не показалось ему нескромнымъ, но еще было ему пріятно, потому что онъ едва передвигалъ ноги отъ усталости. Я остался одинъ.
Не зная еще какъ подступить къ моему могильщику, я подошелъ къ нему на нсколько шаговъ, онъ меня замтилъ, пересталъ работать и оборотясь ко мн, оперся на заступъ, ожидая отъ меня перваго слова. Я пришелъ еще въ большее замшательство, однакожъ чувствовалъ, что мое молчаніе становится смшнымъ, и сказалъ ему наконецъ:
— Вы слишкомъ поздно занимаетесь грустною работой, мой отецъ, кажется, что посл дневныхъ трудовъ и благочестивыхъ упражненій вы бы должны чувствовать нужду въ отдых и посвятить успокоенію немногіе часы, которые молитва оставляетъ вамъ свободными, тмъ боле, отецъ мой, прибавилъ я улыбаясь (замтивъ что онъ еще молодъ), что вамъ нечего торопиться этою работою.
— Здсь, сынъ мой, отвчалъ монахъ отеческимъ и грустнымъ голосомъ, старцы не всегда умираютъ прежде молодыхъ, и въ могилу сходятъ не по старшинству лтъ, ктомужъ когда моя могила будетъ готова, можетъ быть Богъ позволить мн лечь въ неё.
— Извините, отецъ мой, отвчалъ я, хоть я и набоженъ сердцемъ, но мн мало извстны святыя правила и обряды: и такъ, можетъ быть, я и ошибаюсь въ томъ, что скажу вамъ, но мн кажется, что отрченіе вашего ордена отъ всего мірскаго не должно простираться до желанія смерти.
— Человкъ властенъ надъ своими длами, отвчалъ Картезіанецъ, но не надъ желаніями.
— Ваше желаніе слишкомъ мрачно, отецъ мой.
— Оно мн по сердцу.
— Такъ вы много страдали?
— И теперь страдаю.
— Я полагалъ, что здсь обитаетъ одно лишь спокойствіе?
— Раскаяніе проникаетъ всюду.
Я посмотрлъ на этого человка пристальне и узналъ въ немъ того монаха, котораго видлъ эту ночь въ церкв распростертаго на полу и рыдающаго. Онъ тоже узналъ меня.
— Вы были сегодня у заутрени? спросилъ онъ.
— Былъ, и кажется стоялъ возл васъ, не правда ли?
— Вы слышали мои стенанія?
— Я видлъ, что вы плакали.
— Что же вы подумали обо мн?
— Что Богъ умилосердился надъ вами, пославъ вамъ слезы въ облегченіе.
— Да, такъ! съ тхъ поръ какъ онъ мн ихъ возвратилъ, я надюсь, что гнвъ его смягчается.
— Пробовали-ль вы усладить ваши горести, разсказомъ ихъ которому нибудь изъ вашихъ братьевъ?
— Здсь каждый несетъ бремя, соразмрное съ своими силами, и чужое горе переполнило бы мру.
— Однакожъ это доставило-бы вамъ облегченіе.
— Я тоже думаю.
— Утшительно найти сердце, которое сострадаетъ нашему несчастно, и руку, которая дружески сжимаетъ руку страждущаго. Съ этими словами я взялъ его руку и пожалъ ее. Онъ отнялъ ее у меня, скрестилъ на груди об свои руки и вперилъ въ меня пронзительный взоръ, какъ будто хотлъ сквозь мои глаза прочесть сокровеннйшія чувства въ моемъ сердц.
— Это участіе или нескромность? сказалъ онъ мн…. Въ самомъ ли дл вы добры, или только любопытны.
Грудь моя сжалась.
— Еще разъ вашу руку, отецъ мой!… и прощайте.— Я удалился.
— Послушайте, сказалъ онъ.— Я остановился. Онъ подошелъ ко мн.— Да не скажутъ, что мн предлагали утшеніе и я отвергъ его, что Богъ привелъ васъ ко мн, а я васъ удалилъ. Вы сдлали для несчастнаго то, чего шестъ лтъ никто для него не длалъ: вы пожали ему руку. Благодарю васъ….. Вы сказали, что разсказъ испытанныхъ имъ горестей облегчить его душу, и этимъ обязались ихъ выслушать.— Теперь не прорывайте меня и не говорите! Довольно…. Выслушайте все, до конца, — я чувствую потребность высказать все, что такъ долго лежало на моемъ сердц.— Потомъ, когда я кончу, оставьте меня тотъ же часъ, но спрашивайте моего имени, и я не спрошу какъ васъ зовуть: только объ этомъ прошу васъ.
Я общалъ исполнить его желаніе. Мы сли на разбитой гробниц одного изъ генераловъ ордена. Онъ склонилъ чело на об руки, это движеніе откинуло капишонъ назадъ, и когда онъ поднялъ голову, я могъ разсмотрть его черты. Онъ былъ молодъ, съ черными глазами и бородою, худъ и блденъ отъ монашеской жизни, которая, конечно, помрачила его красоту, но за то придавала ему больше выразительности. Это была голова Джіаура, — такая какъ я себ представлялъ ее прочитавши поэму Байрона.
— Ни кчему вамъ знать, сказалъ онъ, гд я родился и гд жилъ. Тому ужъ семь лтъ какъ случилось произшествіе, которое разскажу вамъ, мн тогда было двадцать четыре года.
Я былъ богатъ и знатенъ, изъ училища я вступилъ прямо въ свтъ съ ршительнымъ характеромъ, горячею головою, сердцемъ исполненнымъ пылкихъ страстей, и съ увренностію, что ни что не можетъ противиться человку настойчивому въ своихъ желаніяхъ и богатому. Первые опыты утвердили меня въ этомъ мнніи.
Вначал весны 1825 года, помстье, смжное съ деревнею моей матери, объявили продажнымъ, его купилъ генералъ М…. Я встрчался съ генераломъ въ обществахъ еще до его женитьбы. Онъ быль человкъ важный и суровый, множество сраженій, въ которыхъ онъ участвовалъ, пріучили его смотрть на мущинъ какъ на единицъ, а на женщинъ какъ на нулей. Я думалъ, что онъ женился на какой нибудь маршальской вдов, съ которой бы могъ толковать о Маренгскомъ и Аустерлицкомъ сраженіяхъ, и не надялся найти въ этомъ сосдств какое нибудь удовольствіе.
Онъ сдлалъ намъ обыкновенный визитъ, и рекомендовалъ свою жену моей матери. Природа не создавала ничего восхитительне этой женщины.
Вы знаете свтъ, его странную нравственность и правила чести, которыя повелваютъ уважать собственность ближняго, доставляющую ему одно лишь удовольствіе, и позволяетъ отнять у него жену, то есть — его счастіе. Увидвъ госпожу М…., я забылъ характеръ ея мужа и его пятидесятилтнюю славу, которую онъ стяжалъ тогда, какъ мы еще были въ колыбели, и двадцать ранъ, полученныхъ имъ въ то время, когда насъ еще нянчили на рукахъ, я забылъ отчаяніе его старости, позоръ, которымъ покрою конецъ столь прекрасной жизни, я забылъ все!…. мною овладла одна только мысль, одно желаніе — обладать Каролиною.
Какъ я уже сказалъ вамъ, помстье моей матери и генерала были смжны, и это близкое сосдство послужило мн предлогомъ къ безпрерывнымъ посщеніямъ, генералъ очень полюбилъ меня, а я, неблагодарный! я искалъ дружбы этого старика для того только, чтобъ отнять у него сердце жены!
Каролина была беременна, и генералъ больше гордился будущимъ своимъ наслдникомъ, чмъ выигранными имъ сраженіями. Любовь его къ жен сдлалась оттого еще нжне и, такъ сказать, чадолюбиве, но Каролина вела себя такъ, что, не подавая своему мужу ни малйшаго повода къ неудовольствію на себя, не длала однакожъ его счастливымъ. Я замтилъ это расположеніе съ врнымъ взглядомъ оцнщика, свойственнымъ человку, для котораго важна малйшая оттнка въ чувствахъ обожаемаго предмета, и убдился что госпожа М…. не любила своего мужа. Однакожъ, — мн казалось тогда непостижимымъ, — отчего она принимала мою любовь съ такою вжливостію и холодностію. Она не искала моего присутствія, — доказательство, что не находила въ немъ никакого удовольствія, но и не избгала его, — доказательство, что оно не внушало ей никакого опасенія. Взоры мои, безпрерывно устремленные на нее, встрчались съ ея взорами случайно, — когда она ихъ подымала съ работы или съ клавишей фортепіана, но, казалось, что глаза мои потеряли ту обворожительную силу, которую прежде Каролины нкоторыя женщины приписывали имъ.
Такъ прошло лто. Желанія мои превратились въ настоящую любовь. Каролина какъ будто вызывала меня на бой своимъ равнодушіемъ, и я принялъ вызовъ со всею пылкостію своего характера. Невозможно было говорить ей о любви, потому что каждый разъ, когда я заводилъ рчь объ этомъ, улыбка недоврчивости мелькала на ея устахъ и прерывала объясненіе, и такъ я ршился писать къ ней. Однажды вечеромъ я завернулъ письмецо въ ея шитье, и когда на другой день поутру, принимаясь за работу она стала ее развертывать, я слдилъ за каждымъ ея движеніемъ, разговаривая съ генераломъ. Я видлъ, что она взглянула на адресъ, нисколько не измнившись въ лиц, и положила мое письмо въ карманъ безъ малйшаго смущенія. Только едва замтная улыбка пробжала по ея губамъ.
Во весь тотъ день она обнаруживала желаніе поговорить со мною, но я нарочно отъ нея уклонялся. Ввечеру она работала съ нсколькими дамами около стола. Генералъ читалъ журналы, а я сидлъ въ темномъ углу, откуда могъ на нее смотрть, не будучи никмъ замченъ. Она стала искать меня глазами, увидла и подозвала къ себ.
— Будьте такъ добры, нарисуйте мн дв готическія буквы для угла моего платка, К и М.
— Съ величайшимъ удовольствіемъ.
— Но мн это надобно сегодня, сейчасъ. Подите сюда. Она попросила одну изъ своихъ пріятельницъ подвинуться и показала мн знакомъ, чтобъ я слъ возл нея. Я взялъ стулъ и слъ. Она подала мн перо.
— У меня нтъ бумаги.
— Вотъ бумага, сказала она, и подала мн письмо, сложенное въ Англійскомъ конверт. Я думалъ, что это отвть, и со всевозможнымъ хладнокровіемъ сняль конвертъ: въ немъ было завернуто мое письмо. Между тмъ она встала и хотла выйти. Я остановилъ ее.
— Сударыня, сказалъ я, подавая письмо такъ, чтобы вс его видли, вы дали мн по ошибк письмо съ вашимъ адресомъ. Для рисунка вензелей мн довольно одного конверта.
Она видла, что мужъ ее поднялъ глаза съ журнала, поспшно подошла ко мн, взяла у меня изъ рукъ письмо, посмотрла на адресъ и сказала равнодушно:
— Ахъ, да! это письмо отъ матушки. Генералъ снова углубился въ свой Французскій курьеръ. Я сталъ рисовать вензель. Госпожа М…. вышла.
— Можетъ быть, эти подробности кажутся вамъ скучными, сказалъ мн Картезіанецъ, прерывая свой разсказъ, можетъ быть, вамъ странно ихъ слышать изъ устъ человка, который носить это платье и копаетъ себ могилу: но сердце отъ земли и память отъ сердца — отрываются послднія.
— Вс эти подробности истинны: поэтому они и занимательны. Продолжайте.
— На другой день, въ шесть часовъ поутру, меня разбудилъ самъ генералъ, онъ былъ въ охотничьемъ плать, и предложилъ мн отправиться въ поле на охоту.
Сначала это неожиданное посщеніе привело меня въ нкоторое замшательство, однакожъ я вскор оправился, замтивъ въ его наружности такое-же спокойствіе, а въ его голос столько-же добродушія и чистосердечія, какъ и всегда. Я принялъ его предложеніе и мы отправились вмст.
Разговаривая о незначащихъ предметахъ, мы дошли до того мста, гд надобно было зарядить ружья и изготовиться къ охот. Тамъ мы остановились. Во время этого занятія онъ вперилъ въ меня пронзительный взоръ, который привелъ меня въ смущеніе.
— О чемъ вы думаете, генералъ? сказалъ я ему.
— Я думаю, отвчалъ онъ, объ одной очень сумазбродной вещи, о томъ, что вы вздумали влюбиться въ мою жену.
Можете представить себ, какъ меня поразилъ этотъ отвтъ.
— Я, генералъ! вскричалъ я въ изумленіи…
— Да, вы, не станете-ли вы отговариваться?
— Генералъ, клянусь вамъ…
— Не лгите, милостивой государь, ложь недостойна благороднаго человка, а вы, надюсь, благородный человкъ.
— Но кто вамъ это сказалъ?…
— Кто, кто? моя жена….
— Госпожа М…..!
— Вы, можетъ быть, скажете, что она ошиблась?— Но взгляните вотъ на это письмо, которое вы писали къ ней вчера.— Онъ подалъ мн бумагу, которую я тотчасъ узналъ. Потъ выступилъ у меня на лиц. Видя, что я не ршаюсь взять письмо, онъ свернулъ его патрономъ и зарядилъ имъ ружье.
Посл того, онъ положилъ свою руку на мое плечо и сказалъ: — Правда-ли все то, что вы писали въ этомъ письм? Таковы-ли на дл ваши мученія, какъ вы ихъ описываете? Въ самомъ-ли дл вы проводите такія адскія ночи? На этотъ разъ скажите мн всю правду…
— Иначе могъ ли бы я чмъ нибудь оправдаться, генералъ?
— Когда такъ, дитя мое, отвчалъ онъ кроткимъ голосомъ, вамъ надобно ухать, разстаться съ нами, путешествовать по Италіи и Германіи и возвратиться тогда, когда вылечитесь совершенно.
Я подалъ ему руку, онъ дружески пожалъ ее.
— И такъ, ршено? сказалъ онъ мн.
— Да, генералъ, я ду завтра.
— Вы можете быть уврены, что если вамъ понадобятся деньги, рекомендательныя письма….
— Премного благодаренъ.
— Послушайте, я предлагаю это вамъ какъ отецъ, не сердитесь. Вы ршительно отказываетесь? Ну, такъ пойдемте охотиться, и больше объ этомъ ни слова.
Минутъ черезъ десять поднялась куропатка, генералъ выстрлилъ въ нее и бдное мое письмо взлетло и закурилось.
Въ пять часовъ мы возвратились въ замокъ, я хотлъ было проститься съ генераломъ не заходя къ нему, но онъ просилъ войти. Mesdames, сказалъ онъ, входя въ гостинцую, этотъ прекрасный молодой человкъ пришелъ проститься съ вами, завтра онъ детъ въ Италію.
— Въ самомъ дл вы насъ оставляете? сказала Каролина, поднявъ глаза съ работы. Я вперилъ въ нее укоряющій взоръ, она выдержала его очень равнодушно секунды дв или три, потомъ снова принялась за работу.
Каждый сказалъ нсколько словъ, объ этомъ внезапномъ отъзд, о которомъ я до тхъ поръ не говорилъ ничего, но никто не отгадалъ настоящей его причины.
Госпожа М… угощала меня за. обдомъ съ неимоврною любезностію.
Вечеромъ я распрощался со всми, генералъ проводилъ меня до дверей парка. Мн кажется, что простившись съ нимъ, я чувствовалъ къ его жен больше ненависти, чемъ любви.
Я путешествовалъ цлый годъ, видлъ Римъ, Неаполь, Везувій, и съ удивленіемъ замчалъ, что страсть, которую я почиталъ вчною, съ каждымъ днемъ охлаждалась въ моемъ сердц. Наконецъ я сталъ на нее смотрть какъ на одно изъ тысячи приключеній, которыми усяна жизнь молодаго человка, и которыя иногда приходятъ на мысль, но наконецъ и совсмъ забываются.
Я возвратился во Францію чрезъ Монъ-Сенисъ. По прізд въ Гренобль, я сговорился съ однимъ молодымъ человкомъ, съ которымъ познакомился во Франціи, отправиться вмст осмотрть Картезіанской монастырь. Такимъ образомъ я увидлъ эту обитель, въ которой живу теперь уже шесть лтъ, и тогда я, какъ теперь помню, смючись сказалъ Эммануэлю (имя моего товарища), что еслибъ я зналъ этотъ монастырь въ то время какъ былъ влюбленъ, то постригся бы въ немъ въ монахи.
Я возвратился въ Парижъ, нашелъ тамъ прежнихъ своихъ знакомыхъ, и жизнь моя связалась узломъ на той же нити, которую оборвало знакомство съ госпожею М…. Мн казалось, что разсказанное мною теперь — ничто иное какъ сонъ. Между тмъ мать моя соскучилась въ деревн, въ которой я уже не могъ жить, продала ее и купила домъ въ Париж.
Я увидлся съ генераломъ, онъ былъ очень доволенъ мною и предложилъ мн побывать у его жены, я согласился, будучи увренъ въ своемъ равнодушіи, Однакожъ, входя въ ея комнату, я почувствовалъ нкоторое волненіе, но столь слабое, что я не обратилъ на это никакого вниманія. Госпожи М…. не было дома.
Нсколько дней спустя я похалъ въ Булонскій лсъ, и тамъ, на поворот аллеи, встртилъ генерала съ женою. Уклониться отъ нихъ показалось бы смшно, ктомужъ, чего мн было опасаться свиданія съ госпожею М….?
И такъ я подъхалъ къ нимъ. Каролина очень похорошла съ тхъ поръ какъ мы разстались, тогда беременность имла вліяніе на ея здоровье, но теперь съ здоровьемъ возвратилась къ ней и вся свжесть.
Она стала говорить со мною голосомъ гораздо мягче обыкновеннаго и подала мн руку, которая затрепетала когда я пожалъ ее. Дрожь пробжала у меня по всему тлу. Я посмотрлъ на нее, она потупила взоры. Я похалъ шагомъ съ ними и возл нея.
Генералъ пригласилъ меня къ себ въ деревню, куда онъ узжалъ съ женою черезъ нсколько дней, и просилъ тмъ настоятельне, что мы продали свою. Я отказался. Каролина обернулась ко мн: ‘Прізжайте-же’ сказала она мн. До тхъ поръ я еще не зналъ ея голоса, но я ничего не отвчалъ и впалъ въ глубокое раздумье: это ужъ была не та женщина, которую я зналъ годъ тому назадъ.
Она обратилась къ мужу.
— Monsieur ** врно боится соскучиться у насъ, сказала она, позвольте ему привезти съ собою одного или двухъ своихъ товарищей: можетъ быть, это заставитъ его согласиться.
— Это совершенно отъ него зависитъ, отвчалъ генералъ. Слышите? сказалъ онъ мн.
— Покорно васъ благодарю, генералъ, отвчалъ я въ разсянности, но я далъ слово…
— Которое выполнить вамъ пріятне, чмъ принять наше приглашеніе? сказала Каролина…. Прекрасно! Эти слова она сопровождала улыбкою.
Я согласился.
Въ Париж я продолжалъ видться съ молодымъ человкомъ, съ которымъ познакомился во Флоренціи. Наканун моего отъзда онъ пришелъ ко мн и спросилъ, куда я ду. Я не имлъ никакой причины отъ него скрываться, — Странное дло! сказалъ онъ, и я чуть не попалъ туда же.
— Вы знакомы съ генераломъ?
— Нтъ, но одинъ изъ моихъ пріятелей хотлъ меня отрекомендовать ему, да онъ теперь ухалъ въ Нормандію за наслдствомъ какого-то дяди, который у него умеръ: это тмъ для меня непріятне, что лишаетъ меня теперь удовольствія провести съ вами время въ деревн, куда вы дете.
Я вспомнилъ предложеніе генерала привезти съ собою товарища, и сказалъ Эммануелю.
— Угодно вамъ хать туда со мною?
— Разв вы такъ коротки въ дом?
— О, конечно.
— Ну, такъ я согласенъ.
— Хорошо! будьте же готовы завтра въ восемь часовъ, я заду за вами.
Въ часъ мы пріхали въ замокъ генерала, дамы были въ парк, намъ показали. куда они пошли, и мы скоро ихъ догнали.
При нашемъ появленіи, мн показалось какъ будто госпожа М…. поблднла. Она стала говоритъ со мною и въ голос ея отразилось чувство, въ которомъ я не могъ ошибиться. Генералъ принялъ Эмануеля ласково, но жена его обошлась съ нимъ съ замтною холодностію.
— Вы видите, сказала она своему мужу, показывая ему едва замтнымъ движеніемъ бровей на Эммануеля, который стоялъ къ ней спиною, что безъ того позволенія, которое вы дали господину ***, мы бы не имли чести видть его у насъ, впрочемъ я благодарна ему за это вдвойн.
И прежде чмъ я нашелъ, что ей отвчать, она отвернулась отъ меня и стала разговаривать съ одною дамою.
Однакожъ это неудовольствіе прошло такъ скоро, что оно больше польстило мн, чемъ огорчило. За столомъ я сидлъ возл вся и не замтилъ въ ней ни малйшаго слда его. Она была мила какъ нельзя больше.
Посл кофе генерал предложилъ прогуляться въ парк. Я предложилъ руку Каролин: она ее не приняла. Въ каждомъ ея движеніи была замтно какая-то нга, которую Италіянцы называютъ moi’bidezza, и для которой нтъ точнаго слова на нашемъ язык.
Счастіе сводило меня съ ума. Эта страсть, которая едва могла охладть впродолженіи цлаго года, въ одинъ день снова овладла мною съ прежнею силой, я еще никогда не любилъ столько Каролину.
Прошло нсколько дней и обращеніе госпожи М…. со мною ни сколько не измнялось: только она всегда избгала оставаться со мною на един. Но въ этой предосторожности я видлъ только новое доказательство ея слабости, и любовь моя, — если только это возможно, — еще увеличилась.
Генералу надобно было хать въ Парижъ по какому-то длу. Когда онъ объявилъ о своемъ отъзд, мн показалось какъ будто молнія радости блеснула въ ея глазахъ, и я сказалъ про себя: — О! благодарю тебя, Каролина, благодарю! ты радуешься его отсутствію потому, что будешь тогда свободне: о! мы раздлимъ между собою вс часы, вс минуты, вс секунды этого отсутскія!
Генералъ ухалъ посл обда. Мы проводили его до конца аліеи. На обратномъ пути въ замокъ Каролина по обыкновенію оперлась на мою руку, она казалась очень слабою, грудь ея сильно волновалась, дыханіе было прерывисто. Я говорилъ ей о своей любви, она не обидлась, и когда наконецъ запретила мн продолжать этотъ разговоръ, глаза ея утопали въ такой нг, что невозможно было согласить ихъ выраженіе съ ея запрещеніемъ.
Вечеръ прошелъ какъ сновидніе. Не знаю, въ какую играли игру, но помню только то, что я все былъ подл ней, что волосы ея касались моего лица при малйшемъ ея движеніи, и что рука моя разъ двадцать встрчалась съ ея рукою, это былъ пламенный вечеръ: огонь лился въ моихъ жилахъ.
Насталъ часъ расходиться, къ моему счастію недоставало только услышать изъ устъ Каролины слова, которое я уже двадцать разъ повторилъ ей тихо: люблю тебя, люблю!… Я вошелъ въ свою комнату веселъ и горделивъ, какъ царь вселенной, потому что завтра, думалъ я, завтра, можетъ быть, прелестнйшій цвтокъ созданія, драгоцннйшій алмазъ изъ рудниковъ человчества, Каролина, будетъ моею! моею!… Вс радости земныя и небесныя заключались для меня въ одномъ этомъ слов.
Я повторялъ его какъ безумный, расхаживая по комнат. Я задыхался…
Я легъ, но не могъ уснуть, всталъ, подошелъ къ окну и отворилъ его. Ночь была чудесная, небо сіяло звздами, воздухъ казался набальзамированнымъ: все было прекрасно и счастливо, какъ я: потому что, кто счастливъ, тотъ и прекрасенъ.
Я думалъ, что это спокойствіе природы, ночь и тишина успокоятъ меня, передо мною лежалъ паркъ, въ которомъ мы цлой день гуляли…. Я могъ найти тамъ въ аллеяхъ слды маленькихъ ея ножекъ…. разцловать т мста, гд она сидла: я бросился на вольный воздухъ.
На длинномъ фасад замка свтъ виднъ былъ въ двухъ только окнахъ: это была ея комната. Я прислонился къ дереву и устремилъ взоръ на занавски.
Я увидлъ ея тнь, она еще не ложилась, быть-можетъ, также какъ и я, она пылала любовью, которая не давала ей сомкнуть очи…. Каролина, Каролина!…
Нсколько минутъ она стояла неподвижно, и, казалось, внимательно прислушивалась лотомъ вдругъ бросилась къ дверямъ, приникающимъ къ самому окну. Другая тнь мелькнула подл нея, ихъ головы соединились, свтъ погасъ, я вскрикнулъ и остался на мст въ оцпенніи, едва переводя духъ.
Сначала я думалъ, что мн почудилось, или приснилось виднное мною на яву…. я снова устремилъ глаза на эти мрачныя занавсы, сквозь которые взоры мои не могли проникнуть!….
Монахъ схватилъ мою руку и почти смялъ се въ своихъ рукахъ.
— Ахъ! вскричалъ онъ, ревнивы ли вы? ревновали ли вы когда нибудь?
— Вы ихъ убили? отвчалъ я.— Онъ сталъ смяться дикимъ, судорожнымъ хохотомъ, прерываемымъ рыданіями, потомъ вдругъ всталъ, сжалъ голову обими руками и перегнулся назадъ, испуская глухіе, подавленные вопли.
Я всталъ и поддержалъ его.
— Дальше, дальше, сказалъ я ему, будьте мужественны….
— Я такъ любилъ эту женщину! Я бы отдалъ ей свою жизнь до послдняго вздоха, свело кровь до послдней капли, свою душу до послдней мысли! И эта женщина погубила меня и въ этомъ мір, и въ томъ! да, сударь, — потому что я умру, думая объ ней, вмсто того чтобъ думать о Бог.
— Отецъ мой!
— Такъ, вскричалъ онъ съ возрастающимъ жаромъ, разв вы не замчаете, что я все таковъ какъ былъ, вотъ уже шесть лтъ какъ я зарылся, живой, въ этотъ гробъ, въ надежд что смерть, которая въ немъ обитаетъ, убьетъ наконецъ мою любовь. И чтожъ! дня не проходило безъ того, чтобы я не метался въ кель, ни одной ночи, чтобъ въ монастыр не раздавались мои вопли, даже тлесныя страданія не могутъ заглушить терзаній моей души!— Смотрите! Онъ распахнулъ рясу и показалъ мн свою грудь, истерзанную власяницей, которую онъ носилъ на тл.—
— И такъ вы ихъ убили! сказалъ я.
— О, я сдлалъ гораздо хуже! отвчалъ онъ Было одно только средство разршить мои сомннья, — дожидаться, хоть до свту, въ корридор, ведущемъ въ ея комнату, и увидть, кто оттуда выйдетъ.
Не знаю, сколько часовъ я провелъ тамъ, отчаяніе и радость по могутъ измрять время. Свтлая полоса уже показывалась на горизонт, когда дверь отворилась и я услышалъ голосъ Каролины, она тихо прошептала:
‘Прощай, мой милый Эммануель! до завтра!’
Потомъ дверь затворилась, Эммануель прошелъ мимо меня, не знаю, какъ онъ не услышалъ біенія моего сердца… Эммануель!…
Я ушелъ въ свою комнату и бросился на паркетъ, вс роды мщенія вертлись у меня въ голов, я призывалъ на помощь сатану, чтобъ выбрать изъ нихъ самое ужасное, — и, думаю, что онъ услышалъ мое призваніе. Утвердившись въ одномъ план, я немного успокоился и сошелъ къ завтраку. Каролина стояла передъ зеркаломъ и вплетала въ волоса каприфолій, я подошелъ къ ней тихонько, такъ что она вдругъ увидла мою голову въ зеркал изъ за своего плеча, Вроятно, я былъ очень блденъ, потому что она вздрогнула, и обернувшись ко мн, сказала:
— Что съ вами?
— Ничего, я дурно провелъ ночь.
— Ктожъ тому причиною? прибавила она улыбаясь.
— Письмо, которое я получилъ вчера ввечеру, простившись съ вами, мн надобно непремнно хать въ Парижъ.
— На долго?
— На одинъ день.
— День скоро пройдетъ.
— Какъ кому, иногда это — годъ, иногда часъ.
— А въ который разрядъ ставите вы вчерашній день?
— Въ разрядъ счастливйшихъ дней, сударыня, въ цлой жизни встрчается одинъ такой день, потому что когда счастіе достигаетъ до этой точки, оно уже не можетъ увеличиваться и должно убывать. Когда древніе доживали до такаго дня, они бросали въ море какую нибудь драгоцнную вещь, чтобъ умилостивить злыя божества. Я думаю, вчера мн надобно бы было послдовать ихъ примру.
— Вы ребенокъ, сказала она мн, подавая мн руку, чтобъ идти въ столовую. Эммануеля не было: съ самаго утра онъ отправился на охоту. О! они взяли вс предосторожности, чтобы ни кто не могъ уловить ни одного ихъ взгляда.
Посл завтрака я попросилъ Каролину написать мн адресъ ея музыкальнаго магазина, въ которомъ, сказалъ я ей, хочу купить нсколько романсовъ. Она взяла лоскутъ бумаги, написала адресъ и дала мн его. Только мн и было надобно.
Я веллъ осдлать лошадь, оставивъ мой тильбюри, я хотлъ хать скоро. Каролина вышла на крыльцо посмотрть на мои отъздъ, покуда она могла меня. видть, я халъ шагомъ, но при первомъ поворот пустилъ лошадь во весь опоръ, въ два часа я проскакалъ десять милъ.
По прізд въ Парижъ, я тотчасъ отправился къ матушкину банкиру, взялъ у него 30,000 франковъ, оттуда пошелъ прямо на квартиру Эммалуеля, спросилъ его камердинера, и когда онъ пришелъ, заперся съ нимъ въ кабинет.
— Томъ, сказалъ я ему, хочешь-ли получить 20,000 франковъ?
— 20,000 франковъ? сказалъ онъ.
— Да, 20,000 франковъ.
— Хочу-ли я ихъ получить, я?… конечно, хочу!….
— Можетъ быть я и ошибаюсь, но мн кажется, что ты за половину этой суммы ршился бы на дло вдвое хуже того, которое сей-часъ теб предложу.
Томъ улыбнулся.
— Вы мн не льстите, сударь.
— Нтъ, потому что я тебя знаю.
— Ну, такъ скажите, что вамъ угодно,
— Слушай. Я вынулъ изъ кармана адресъ, который мн дала Каролина, и показалъ его ему.— Твой баринъ получаетъ и письма этого почерка? сказалъ я ему.
— Получаетъ, сударь.
— Куда онъ ихъ кладетъ?
— Въ письменный столь.
— Мн надобны вс эти письма. Вотъ теб 5,000 франковъ задатка. Остальныя 15,000 получишь когда принесешь мн всю переписку.
— А гд вы будете меня ожидать?
— У себя дома.
Черезъ часъ явился Томъ.
— Вотъ они, сударь, сказалъ онъ, подавая пакетъ писемъ.
Я сравнилъ почерки и нашелъ ихъ совершенно одинаковыми…
Я отдалъ ему 15,000 франковъ, онъ ушелъ, и я заперся въ своемъ кабинет. Я отладь золото, чтобы добыть эти письма, а когда прочелъ ихъ, отдалъ бы всю кровь свою, чтобы они были писаны ко мн.
Эммануель былъ уже два года любовникомъ Каролины. Онъ зналъ ее еще въ двушкахъ, и ухалъ, когда она вырыла замужъ, ребенка, которымъ господинъ М…. такъ гордился, онъ называлъ своимъ. Съ этихъ поръ, не имя случая познакомиться съ генераломъ, они не могли видться. Но въ тотъ день, когда я встртилъ его въ лсу съ женой, она съ своимъ любовникомъ выбрала меня для прикрытія ихъ любви. Мн было поручено опять свести Эммануеля съ Каролиною, и эти вниманія, ласки, даже эта нжность, которую она показывала ко мн, все это имло цлью отвлечь подозрнія генерала, который посл давнишняго признанія жены своей, не долженъ былъ и не могъ меня опасаться.— Видите, какъ искусно она составила и вела интригу и какъ жестоко дурачила меня, недогадливаго!….
Но теперь пришла моя очередь!….
Я написалъ къ Каролин:
‘Милостивая государыня! Вчера, въ одинадцать часовъ вечера, я былъ въ саду, когда Эммануель вошелъ въ вашу комнату, и видлъ какъ онъ вышелъ сегодня въ четыре часа утра: я былъ въ коридор, когда онъ вышелъ изъ вашей комнаты. Съ часъ тому назадъ я купилъ у Тома за 90,000 франковъ вашу переписку съ его господиномъ.’
Генералъ долженъ былъ возвратиться въ замокъ не прежде какъ черезъ два или три дни, и потому я былъ увренъ, что письмо это не попадетъ къ нему въ руки.
На другой день въ одинадцать часовъ, Эммануель, блдный и запыленный, вошелъ въ мою комнату, онъ нашелъ меня на кровати, какъ я бросился на нее вчера не раздваясь, я не спалъ всю ночь. Онъ подошелъ ко мн.
— Вы, конечно, знаете, за чмъ я пришелъ къ вамъ? сказалъ онъ мн.
— Догадываюсь, милостивый государь.
— У васъ мои письма?
— У меня, милостивый государь.
— Вы, конечно, мн ихъ отдадите?
— Нтъ, милостивой государь.
— Чтожъ вы намрены съ ними сдлать?
— Это моя тайна.
— Вы ршительно не хотите отдать?
— Ршительно.
— Но заставляйте меня сказать вамъ, кто вы.
— Вчера я былъ шпіонъ, сегодня — воръ, я сказалъ уже это самъ себ прежде васъ.
— А если я повторю?
— Это было бы противно хорошему тону.
— Такъ вы дадите мн удовлетвореніе безъ этого?
— Конечно.
— Сейчасъ-же?
— Сейчасъ.
— Но, предупреждаю васъ, мы будемъ драться на смерть.
— Въ такомъ случа позвольте мн сдлать послднія распоряженія, они будутъ коротки.— Я позвонилъ. Вошелъ мой камердинеръ, человкъ врный и преданный, на котораго я могъ положиться.
— Іосифъ, сказалъ я ему, я буду стрляться съ этимъ господиномъ, и можетъ случиться, что илъ убьетъ меня.— Я подошелъ къ письменному столу и отворилъ его.— Какъ только узнаешь, что я убитъ, продолжалъ я, возьми эти письма и отнеси ихъ генералу М… Эти 10,000 франковъ, которые здсь лежатъ, назначаю теб. Вотъ ключъ. Я заперъ столъ и отдалъ ключъ Іосифу. Онъ поклонился и вышелъ.
— Теперь, къ вашимъ услугамъ, сказалъ я, обращаясь къ Эммануелю.
Онъ быль блденъ, какъ смерть, и потъ лилъ съ него въ три ручья.
— Что вы длаете, — очень низко! сказалъ онъ.
— Я это знаю.
Онъ подошелъ ко мн.
— По крайней мр, если вы меня убьете, отдадите-ли вы тогда эти письма Каролин?
— Это будетъ отъ нея зависть.
— Чтожъ ей сдлать, чтобъ получить ихъ? скажите….
— Она должна сама придти за ними.
— Сюда?
— Сюда.
— Такъ со мною?….
— Одна.
— Никогда!
— Не ручайтесь за нее.
— Она на это никакъ не согласится!
— Можетъ быть и согласится. Возвратитесь въ замокъ и посовтуйтесь вмст, я даю вамъ сроку три дня.
Онъ съ минуту подумалъ, и бросился изъ комнаты.
На третій день Іосифъ доложилъ мн. что какая-то дама въ покрывал желаетъ говорить со мною на сдин. Я веллъ ее просить: это была Каролина. Я сдлалъ ей знакъ ссть, она сла. Я стоялъ передъ ней.
— Вотъ, милостивый государь, сказала она мн, я сама пришла.
— И очень благоразумно сдлали, сударыня.
— Я пришла, надясь въ ваше благородство.
— Напрасно надялись, сударыня.
— И такъ, вы мн не отдадите этихъ несчастныхъ писемъ?
— Отдамъ, сударыня, но съ уговоромъ.
— Съ какимъ?
— О! вы конечно догадываетесь.
Она завернула голову въ занавсъ окна и опрокинулась назадъ въ глубокомъ отчаяніи, она поняла по моему голосу, что я буду непреклоненъ.
— Послушайте, сударыня, продолжалъ я, мы оба играли въ странную игру, вы дйствовали хитростію, я — силою, вышло, что я выигралъ партію, вамъ теперь остается проиграть ее.
Она ломала себ руки.
— О! ваше отчаяніе и ваши слезы безполезны, сударыня.
— Но, сказала она, если я обяжусь клятвенно, предъ олтаремъ, никогда не видть больше Эммануеля?
— Разв вы не обязались клятвенно, передъ олтаремъ быть врною генералу?
— Какъ! ничто, ничто, кром этого, не можетъ выкупить моихъ писемъ!… ни золото, ни кровь!… скажите?…
— Ничто!….
Она отбросила покрывало, закрывавшее ея голову и устремила на меня сверкающій взоръ. Блдная эта голова съ блестящими отъ гнва глазами и распущенными волосами прелестно рисовалась на красивомъ фон драпировки.
— О! вскричала она, стиснувъ зубы, о! милостивой государь, вашъ поступокъ — зврскій.
— А что скажете вы о себ, сударыня?…. Цлый годъ я старался истребить свою любовь, наконецъ достигъ своей цли, и возвратился во Францію, чувствуя къ вамъ одно уваженіе. Я забылъ прежнія свои мученья, хотлъ заняться другимъ предметомъ, и между тмъ встрчаюсь съ вами, тогда уже не я иду къ вамъ, вы сами идете ко мн, разшевеливаете давнишній пепелъ въ моемъ сердц, и раздуваете искры, еще тлвшія подъ этимъ пепломъ. И вотъ вспыхнуло пламя. Вы его видите въ моихъ глазахъ, въ голос, въ жилахъ, — во всемъ…. для чегожъ все это?…. на что вы меня употребили?…. На то, чтобъ привести въ ваши объятія человка, котораго вы любите, и скрыть подъ моимъ плащемъ ваши преступные поцлуи. Я это сдлалъ, слпецъ! Но и вы были въ ослпленіи, когда не подумали, что мн стоитъ только распахнуть плащъ, и весь свтъ увидлъ бы тогда вашъ позоръ!… Ну, сударыня, извольте ршить, сдлать-ли мн это?
— Но, я васъ не люблю, не люблю!….
— Не любви я требую….
— Иначе это будетъ насильство, сами посудите!
— Называйте какимъ угодно именемъ.
— О! вы не такъ жестоки, какъ притворяетесь, вы сжалитесь надъ бдною женщиной, которая умоляетъ васъ на колняхъ.— Она бросилась къ моимъ ногамъ.
— Сжалились-ли вы надо мной, когда я лежалъ у вашихъ ногъ?
— Но я женщина, а вы мущина…
— Легче-ли мн отъ того?
— Умоляю васъ, отдайте мн письма, заклинаю васъ именемъ Бога….
— Я пересталъ въ него врить.
— Именемъ прежней любви вашей ко мн…
— Ея ужъ нтъ…
— Именемъ всего, что вамъ драгоцнно въ мір…
— Я ничего больше не люблю.
— Когда такъ, длайте съ этими письмами, что вамъ угодно, сказала она вставая, но того, что вы за нихъ требуете, никогда не будетъ! Она бросилась изъ комнаты.
— Продолжаю вамъ срокъ до завтра, до десяти часовъ утра, сударыня! закричалъ я ей вслдъ: черезъ пять минутъ уже будетъ поздно.
На другой день, въ половин десятаго, Каролина вошла въ мою комнату и подошла къ моей постели.
— Я пришла, сказала она.
— Что новаго?
— Длайте со мной что хотите!
Черезъ четверть часа я всталъ, подошелъ къ письменному столу, взялъ на выдержку одно письмо изъ ящика и подалъ ей.
— Какъ! сказала она мн, блдня, одно?….
— Другія вы получите такимъ же образомъ, сударыня, когда вамъ будетъ угодно, вы можете за ними приходить…
— И она приходила? вскричалъ я, прерывая монаха.
— Два дни съ ряду….
— А на третій?
— Ее нашли мертвую съ Эммануелемь…. они задохлись въ чаду.

АВЕНТИКУМЪ.

На другой день на разсвт мы пошли осматривать часовню Сенъ-Бруно, лежащую въ полу-мили отъ монастыря, на вершин отвсной скалы, и замчательную только по живописнымъ окрестностямъ и смлости ея положенія. Внутри — посредственная фресковая живопись, изображающая портреты шести генераловъ ордена, а снаружи, надъ дверьми, вырзана слдующая надпись, которой послдняя фраза показалась мн непонятною, вотъ она:

SAGELLUM
SANCTI BRUNONIS

=

HIC EST LOCUS IN QUO
GRATIANOPOLITANUS EPISCOPUS
VIDIT DEUM
SIBI DIGNUM CONSTRUENTEM
HABITACULUM.

Изъ часовни мы вошли въ маленькой гротъ, въ которомъ текутъ одинъ возл другаго два источника, въ одномъ вода почти теплая, въ другомъ совсемъ мерзлая.
Мы возвратились по дорог, которой окрестности всюду запечатлны величавымъ и дикимъ характеромъ, я остановился полюбоваться ими и сказалъ своему товарищу, что эти мста, какъ будто нарочно расположены природою такъ, что живописецъ могъ бы снять съ нихъ превосходный ландшафтъ, безъ всякихъ измненій ни въ цломъ, ни въ подробностяхъ. Проводникъ засмялся.
Такъ какъ въ моихъ словахъ не было ничего смшнаго, ктомужъ они относились не къ нему, то я и обернулся спросить, чему онъ такъ радуется.
— Ахъ! отвчалъ онъ, ваше замчаніе напоминаетъ мн пресмшной анекдотъ.
— Который здсь случился?
— На этомъ самомъ мст.
— Нельзя-ли разсказать?
— Съ удовольствіемъ, тутъ нтъ никакой тайны, анекдотъ случился съ однимъ пейзажистомъ изъ Гренобля, который разъ захалъ сюда писать картины, малой съ большимъ дарованіемъ, право! ему тоже понравилось это мсто, и онъ раскинулъ здсь свою палатку, да какъ онъ тамъ устроился, — смхъ да и только! вооразите себ, онъ закрылъ эту палатку со всхъ сторонъ и только вверху оставилъ дыру, подъ которою устроилъ какую то машину, такъ что она закрывала дыру, пропуская свтъ въ палатку черезъ зеркало, и я, право, не знаю какъ это вышло, только вс окрестности на пятьсотъ шаговъ кругомъ отражались въ маленькомъ вид у него на бумаг, онъ называлъ это камерою, камерою…
— Обскурою?
— Точно такъ! И въ самомъ дл, взойдешь въ такую палатку, не видишь ни неба, ни земли, а только пейзажъ на бумаг въ натуральномъ вид, съ деревьями, камнями, каскадами, наконецъ все тутъ! такъ что еслибъ не было втра, я бы самъ могъ нарисовать это также хорошо какъ и онъ, вотъ что! Ну-съ, онъ рисовалъ разъ въ своей машин съ удивительнымъ усердіемъ, и вдругъ увидлъ что въ углу пейзажа что-то шевелится, хорошо, сказалъ онъ про себя, это оживитъ мою картину, и принялся-было рисовать движущійся предметъ, только смотритъ, присматривается, протираетъ глаза…. Знаетели, что такое шевелилось у него на картин?
— Что?
— Медвдь, — правда не больше оршка, потому что чертовское зеркало все уменьшало, а на дл преизряднаго роста, медвдь шелъ прямо къ нему, увеличиваясь на бумаг но мр того, какъ онъ приближался, вотъ онъ уже сталъ съ грецкой орехъ. Живописецъ испугался, бросилъ бумагу, палитру, кисти, да и далъ тягу въ монастырь, куда онъ прибжалъ полумертвый отъ страха. Съ тхъ поръ онъ бывалъ у насъ еще нсколько разъ, но уже никогда не ршался удаляться отъ жилыхъ мстъ за пятьсотъ шаговъ, и то принимаясь за работу, всегда осматривалъ вс уголки своей картины, не шевелится-ли гд какой-нибудь зврь.
Я общалъ сообщить это приключеніе моимъ товарищамъ по ремеслу и выполнилъ свое общаніе возвратившись въ Парижъ: анекдотъ имлъ успхъ необычайный.
Вскор мы опять прошли мимо большаго Картезіанскаго монастыря, я не хотлъ смотрть его днемъ, чтобы сохранить впечатлнія, которыя онъ оставилъ во мн въ прошлую ночь, и мы сошли, не останавливаясь до Святаго-Лаврентія де Понта, гд нашли свой экипажъ, въ тотъ же вечеръ мы возвратились въ Эзъ, а на другой день покатили по женевской дорог.
Впродолженіи обда въ Анеси я побжалъ въ церковь Посщенія, въ которой лежатъ мощи Святаго-Франциска Сальскаго, дожидаясь пока отворятъ ршетку на хоры, я осмотрлъ два маленькіе бюста, поставленные по обимъ ея сторонамъ: одинъ Святаго Франциска, другой Святой Шанталы, въ обоихъ піедесталахъ есть пустота, закрытая стекломъ, сквозь которое видно нсколько костей.
Черезъ пять минуть пришелъ ключарь весь запыхавшись и отворилъ хоры, у входа, прежде всего, я замтилъ большую двойную ршетку, ведущую въ обширную комнату темную и со сводами. Этою ршеткою церковь сообщается съ монастыремъ Посщенія, такимъ образомъ, монахини могутъ слушать обдню отдльно отъ прочихъ правоврныхъ, не подвергаясь нескромнымъ взглядамъ мірянъ. Останки Св. Франциска хранятся въ рак изъ бронзы и серебра, поставленной на олтар, тло лежитъ въ полномъ епископскомъ облаченіи, на руки надты перчатки и на одномъ пальц видно епископское кольцо. Эта рака, цною въ 18,000 франковъ, подарена въ 1820-мъ году графомъ Францискомъ Сальскимъ и графинею Софіею, его женою. Многіе изъ родственниковъ святаго и по нын еще живутъ въ окрестностяхъ Анеси, онъ умеръ въ 1625-мъ году.
Въ боковой часовни стоитъ другая рака съ мощами Святой Шанталы, ея рака стоитъ 15,000 франковъ. Она подарена церкв королевою Маріею-Христиною, супругою Карла-Феликса Савойскаго.
Ввечеру мы пріхали въ Женеву, переночивали въ ней, а на другой день, въ семь часовъ утра, уже плыли до прекрасному голубому озеру, въ полдень я обдалъ въ Лозан у добраго нашего пріятеля, Г. Пелиса, а въ часъ слъ въ красивую и спокойную коляску въ одиночку, далеко превосходящую удобствомъ наши дрянные фіакры и решізэд я покатился въ Мудонъ.
зда такомъ экипаж, — пріятнйшая изъ всхъ родовъ перемщенія, — къ сожалнію, возможна только на большихъ дорогахъ, потому что эти легкія колясочки не выдержали-бы проселочной тряски, обыкновенная наемная плата за человка, лошадь и экипажъ по десяти франковъ на день, но какъ эта цна одинакова и на обратный путь, порожнякомъ, то и надобно расчитывать по двадцати франковъ въ сутки кром на водку — тринкгельда — кондуктору, зависящаго отъ щедрости путешественника, который увеличиваетъ или уменьшаетъ его смотря по тому, какъ кучеръ исправлялъ свою должность. На водку обыкновенно даютъ по сорока копекъ въ день, прибавьте къ тому три франка за завтракъ, четыре за обдъ и два за ночлегъ, слдственно въ сутки вы должны издержать тридцать одинъ франкъ, а съ непредвидимыми случаями до тридцати пяти.
Теперь, сообщивъ вамъ эти подробности, которыя необходимо знать въ такой стран, гд жители живутъ половину года тмъ, что они заработали въ другую половину, и гд трактирщики считаютъ путешественниковъ птицами, изъ которыхъ каждый можетъ выщипнуть для себя перо, возвратимся къ маленькой коляск, которая катится по большой дорог изъ Лозаны въ Муртенъ, и изъ-за кожаной занавски которой я уже усматриваю вдали Мудонъ.
Мудонъ, Musdonium у Римлянъ, не иметъ ничего замчательнаго, кром четвероугольнаго зданія, принадлежащаго къ третьему вку, и каменнаго фонтана шестнадцатаго столтія, изображающаго Моисея со скрижалями закопавъ рукахъ.
Мы остановились обдать въ Пайэрн, въ этомъ город есть гробница королевы Берты. Ее выкопали изъ земли подъ сводомъ башни Святаго-Михаила, нкогда принадлежавшей древней оббатской церкв, въ которой, по слухамъ, сохранившимся въ народ преданіемъ, — была погребена эта королева.
Саркофага была высчена изъ цльнаго куска песчаника, въ которомъ сохранились въ цлости кости вдовы Родольфа. Государственный совть Вадтландскаго кантона, изслдовавши порядокъ производства этого отрытія и удостоврившись, что эти кости дйствительно принадлежали королев Берт, умерпіей въ 970-мъ году, приказалъ перенести ихъ въ приходскую церьковь и врзать на монумент черную мраморную доску съ слдующею надписью:

Блаженной памяти
Высоко-превосходной супруг Родольфа,
Короля Малой Бургоніи,
Которой память благословенна всми,
А прялка всюду ставится въ примръ.
Она основала церкви, укрпила замки,
Провела дороги, обрабатывала поля,
Кормила бдныхъ
За-Юранскихъ областей.
Черезъ IX столтій,
Какъ намъ сказано, нашли ея гробницу,
Въ лто спасенія MDCCCXVIII,
И въ благодарность за благодянія, которыми она осыпала предковъ,
Сыны благочестиво исправили гробницу,
Также и сенатъ и весь Вадтландскій народъ.

=

Другой памятникъ, не меньше любопытный для путешественниковъ, это — сдло королевы. Въ немъ видно еще отверстіе, въ которое она втыкала свою прялку, упоминаемую въ эпитафіи, отправляясь осматривать свое государство. Впрочемъ преданія той эпохи остались у всхъ въ памяти, какъ воспоминаніе о золотомъ времени, и когда хотятъ выразить счастливый вкъ, говорятъ: Это было тогда, когда пряла королева Берта.
Черезъ два часа по вызд изъ Пайэрна, мы въхали въ Авентъ, который подъ именемъ Лиситикуліа былъ столицей Гельвеціи подъ владычествомъ Римлянъ. Тогда онъ занималъ собою пространство вдвое больше противъ ныншняго. Барки озера Муртена приставали у подошвы его стнъ, въ немъ былъ циркъ, въ которомъ раздавалось рыканіе львовъ, сражались невольники, бани, гд женщины съ береговъ Нигера и Гиндуса расплетали благоухающіе волоса Римскимъ дамамъ, перевивая ихъ блыми или алыми лентами, и Капитолій, гд побжденные благодарили боговъ за торжество своихъ побдителей.
Въ одну изъ этихъ Римскихъ революцій, подобныхъ землетрясеніямъ, которыя распространись отъ Везувія, подземными путями разрушаютъ Фоліано, непримиримая вражда Гальбы и Вителія коснулась его. Не вдая о смерти перваго, Авентикумъ все еще держался его стороны, когда Албаній Цецина, генералъ-губернаторъ Гельвеціи, выступилъ противъ него съ легіономъ, названнымъ Страшнымъ. Овладвъ этимъ городомъ, Цецина обратилъ свои подозрнія на одного богатаго Римлянина, по имени Юлія Альпинія, и почитая его главою побжденной партіи, вопреки свидтельству многихъ лицъ о его невинности, не смотря на слезы его дочери, Юліи, посвященной Вест и названной прекрасною жрицею, осудилъ Альпинія на смертную казнь. Юлія не пережила своего отца, ей воздвигнули памятникъ съ слдующею эпитафіею.

JULIA ALPINULA HIC JACET,
INFELICIS PATRIS INFELIX PROLES.
EXORARE PATRIS NECEM NON POTUI,
MALE MORI IN FATIS ILLI ERAT.
VIXI ANNOS XXIII. (1).

(1) Здсь вопіетъ прахъ Юліи Олимпіи, несчастной дочери несчастнаго отца. Я не могла отвратить отъ него страшной смерти, которую судьба опредлила ему испытать. Я жила 95 года.
Камень, на которомъ была вырзана эта надпись, купленъ однимъ Англичаниномъ.
Съ тхъ поръ Авентукумъ пришелъ въ упадокъ. Ему наслдовала Vidonissa, нынешный Виндишъ {Маленькое мстечко въ Аргоніи.}, древняя столица оставалась въ забвеньи до тхъ поръ, пока Титъ-Флавій Сабиній, бывшій прежде сборщикомъ податей въ Азіи, удалился туда и умеръ, оставивъ вдову и двухъ сыновей, изъ которыхъ младшій достигъ Престола. Это былъ Веспасіанъ.
Вступивши на Римской престолъ, какъ благочестивый сынъ, онъ тотчасъ вспомнилъ объ убогомъ материнскомъ город, который онъ оставилъ въ горахъ Гельвеціи. Однажды онъ пріхалъ туда безъ короны и безъ ликторовъ, сошелъ съ колесницы въ нсколькихъ стадіяхъ отъ города и пошелъ по дорожк, которая такъ была ему знакома въ дтств, въ тотъ домъ, гд онъ родился: объявивъ свое имя жильцамъ его, онъ приказалъ показать себ ту комнату, въ которой жилъ пятнадцать лтъ. Изъ этой-то комнаты, въ которой Веспасіанъ такъ далекъ былъ мыслями отъ ожидавшей его великой будущности, онъ отдалъ повелніе о возобновленіи Авентикума. Все оживилось при этомъ могущественномъ слов: циркъ возвысился, снова огласился давно забытыми звуками и ревомъ зврей и стономъ сражающихся, другія бани, великолпне древнихъ, вышли изъ Кревольскихъ мраморныхъ домной, воздвигся величественный храмъ Нептуну и на его Тосканскихъ колонахъ, осненныхъ архитравомъ, изваяны морскіе кони Амфитриды и баснословныя Сирены, прельщавшія Улисса. Потомъ, когда городъ украсился по прежнему и сталъ снова любоваться собою въ голубыя воды озера Муртона, какъ кокетка въ зеркало, императоръ, въ довершеніе пышнаго его наряда, опоясалъ его стнами, вывезенными за дорогую цну изъ ломней Нардъ-Нолекса, {Нефшатель.} и Авентикумъ сдлался во второй разъ столицею страны, Genlis caput — титулъ, который онъ сохранилъ до царствованія Константина Хлора.
Въ 307 году посл Рождества Христова Германцы хлынули на Гельвецію, ворвались въ Авентикумъ и поживились въ немъ несмтною добычею. Императоръ услышалъ вопль его жителей, уводимыхъ въ неволю, и поспшилъ къ нимъ на помощь съ своею арміею, заставилъ Германцевъ отступить за Рейнъ, выстроилъ на берегу этой рки и озера городъ Констансъ и въ предупрежденіе дальнйшихъ нападеній, усялъ цпь горъ, идущихъ вдоль Арговія, крпостями и гарнизонами. Но помощь подана слишкомъ поздно, Авентикумъ былъ разоренъ вторично, и Аміанъ Марселинъ, прозжавшій черезъ него въ 555-мъ году, то есть сорокъ восемь лтъ спустя посл этого событія, нашелъ его совершенно опустлымъ, монументы почти истребленными, а стны разрушенными.
Такимъ образомъ онъ стоялъ изувченъ и пустъ до 607 го года, въ которомъ графъ Вильгельмъ {Покровительствующій охотно.} Бургонскій построилъ свой романской замокъ на фундамент капитолія императора Гальбы.
Спустя нсколько времени (въ 616-мъ году) впродолженіи войны между Теодорикомъ {Благородный и храбрый.} и Тсодъ-Бертомъ {Благородный и блестящій.}, Авентикумъ былъ снова взятъ приступомъ, замокъ, только что достроенный, разрушенъ, и весь городъ до того разоренъ, что всю окрестную страну назвали Этландомъ или опустлою землею, имя, сохраненное ею до 1078-го года, въ которомъ Бопардъ, епископъ Лозанскій, приказалъ выстроить новый городъ изъ развалинъ стараго, и вмсто Авентикума, назвалъ его Авентомъ.
Пытливый путешественникъ можетъ прочесть всю исторію этого новаго города, начертанную на каменныхъ и мраморныхъ книгахъ, и при нсколько строгомъ изслдованіи раздлить эти обломки по двумъ періодамъ, въ которыхъ они составляли цлое. Въ амфитеатр, выстроенномъ на возвышенномъ мст, на краю города, и теперь еще есть подвалы, въ которыхъ запирали львовъ, очевидно, это зданіе принадлежитъ къ первой эпох города — къ царствованію Августа. Гельвеніецъ и Римлянинъ, изваянные на городской стн, подавая другъ другу руку, доказываютъ, что она выстроена вскор посл заключенія мира съ Гельвеціею.
Дв уцлвшія колонны Нептунова храма, изъ благо мрамора, относятся къ царствованію Веспасіана. Это остатки изъ биржеваго зданія, воздвигнутаго компаніею Мартовъ {Лодочника.} на свой счетъ, какъ доказываетъ слдующая надпись, вырзанная на разбитомъ фронтон:

IN HONOREM DOMUS DIVINАЕ
NAUTAE AVRANII ARAMICI
SCOLAM DE SUO INSTRUXERUNT.

——

L. D. D. D.

На высшей изъ этихъ колоннъ — аистъ свилъ себ гнздо и вскармливалъ тамъ своихъ птенцовъ подъ покровительствомъ Ватландскаго правительства, которое наложило штрафъ въ 70 франковъ на.того, кто убъетъ одну изъ этихъ птицъ, и это постановленіе внушаетъ имъ такую довренность, что наше посщеніе по видимому нисколько не разстроило почтеннаго обитателя колонны въ его занятіяхъ по внутреннему хозяйству: онъ продолжалъ съ приличною важностію длить посредствомъ своего носа и когтей несчастную лягушку, съ материнскою справедливостію раздавъ по куску каждому изъ дтей.
Другія древности, достойныя нкотораго вниманія, суть: колосальная голова Аполлона, голова Юпитера и мраморный левъ. Эти обломки хранятся въ амфитеатр.
Амфоры, погребальныя урны, маленькія бронзовыя статуи и медали, отрытыя въ земл, путешественникъ можетъ видть у синдика Толера, который содержитъ ихъ въ порядк и расположилъ со вкусомъ, особенно совтую аматорамъ обратить вниманіе на маленькую статуйку, которую простодушный синдикъ покажетъ подъ именемъ Париса, подающаго яблоко. Если это въ самомъ дл Парисъ, и если вс размры въ этой фигур врны, то легко объяснить себ упорную любовь къ нему Елены, по видимому, признательность Венеры къ фригійскому пастуху не ограничилась одною красотою, которою она наградила его.
Во двухъ или трехъ стахъ шагахъ за стнами города, на лво, у дороги, стоить маленькій домъ, выстроенный на городской счетъ, въ немъ хранится довольно красивый мозаикъ, составлявшій по видимому дно ванны.
Вс эти рдкости мы осмотрли въ часъ или два, потомъ похали въ Муртенъ.

КАРЛЪ-СМЛЫЙ.

Муртонъ знаменитъ въ лтописяхъ Швейцарскаго народа пораженіемъ герцога Бургонскаго, Карла-Смлаго. Въ память своей побды городъ поставилъ передъ одними изъ воротъ своихъ трофей, — костенище, сложенное изъ череповъ и костей восьми тысячь Бургонцевь. Три вка существовалъ этотъ храмъ смерти, сохраняя на костяхъ своихъ, убленныхъ временемъ, слдъ богатырскихъ ударовъ мечей побдителей, на фронтон его была слдующая надпись:

DEO OPT. MAX.
CAROLI INCLVTI ET FORTISSIMI
BURGUNDIAE DUCIS EXERCITUS
MURALUM OBSIDENS AB HELVETUS
COESUS HOC SUI MONUMENTUM BELIQUIT (1).
ANNO MCCCCLXXVI.

(1) Всемогущему и всемилосердному Богу. Армія славнйшаго и зло храбраго Карла, герцога Бургонскаго, осаждавшая Муртенъ и истребленная Швейцарцами, оставила здсь этотъ памятникъ своего пораженія.
Во время нападенія Французовъ на Швейцарію, Бургонскій полкъ разорилъ этотъ памятникъ въ 1798 году, и, чтобы изгладитъ на всегда слды позора, понесеннаго праотцами, бросилъ вс кости въ озеро, которое, при каждой новой бур, и теперь выбрасываеть ихъ на берега.
Въ 1822 году Фрибурская республика воздвигла на томъ мст, гд было костенище, простую каменную четвероугольную колонну въ тридцать футовъ вышиною съ слдующею новою надписью на той сторон, которая обращена къ дорог:

VTCTORIAM
XXII JUN. MCCCCLXXVI
PATRUM CONCORDIA
PARTAM
NOVO SIGNAL LAPIDE
RESPUBLICA FRIBURG
MDCCCXXII. (1)

(1) Фрибургская республика воздвигнула сей новый монументъ въ память побды здсь? Іюня 1476 годя соединенными усиліями отцевъ ея — MDCCCXXII.
Если хотите обозрть однимъ взглядомъ поле сраженія мри Муртен, остановитесь шаговъ во ста отъ мста бывшаго костенища, тогда впереди открывается весь городъ, выстроенный амфитеатромъ на берегу озера, въ которомъ онъ омываетъ свои ноги, въ прав — Гурмельскія высоты, за которыми протекаетъ Сарина, въ лв — здшнее озеро, надъ которымъ господствуетъ, отдляя его отъ озера Нефшательскаго, гора Вильи, вся покрытая виноградниками, обернувшись вы увидите маленькую деревню Фаугъ, наконецъ, внизу, подъ ногами — простирается равнина, на которой произошло самое кровавое событіе изъ погребальной трилогіи герцога Карла, начатой въ Грансон, а конченной въ Нанси.
Первое пораженіе доказало герцогу, что, хотя онъ и сохранилъ прозваніе Смлаго, однакожъ лишился прозванія Непобдимаго: съ тхъ поръ въ герцогскомъ его герб осталось пятно, которое не иначе могло быть смыто, какъ кровью, одна мысль — мщеніе, замнило у него сознаніе въ собственныхъ силахъ, храбрость его не умсінни.тась, по самоувренность ослабла. На свое оружіе полагаешься до перваго въ немъ поврежденія. Не смотря на то, внушенія гордости влекли его къ погибели и онъ шелъ въ бурю какъ разбитый корабль, который ударяется о вс скалы, встрчающіяся на пути. Въ теченіи трехъ мсяцовъ онъ собралъ армію столь же многочисленную какъ и та, которая была, истреблена, по составлявшіе ее новые солдаты, набранные изъ Пикардіи, Бургоніи, Фландріи и Артуа — были совершенно чужды другъ другу и не могли сдружиться.
Въ лучшее время постоянное счастіе герцога внушило бы имъ взаимную довренность, но ужъ наступила злополучная година, и эти люди шли на битву съ ропотомъ и безъ дисциплины.
Съ своей стороны Швейцарцы, посл Грансонской побды, тотчасъ разсялись. Каждый пошелъ за своимъ знаменемъ въ свой кантонъ, потому что наступило Пастбищное время и снга, тающіе отъ майскаго солнца, призывали въ горы солдатъ-пастуховъ съ ихъ стадами.
Когда герцогъ Бургонскій расположился лагеремъ 10 іюня 1476 года въ маленькой деревн Фауг, лежащей на правой сторон озера, вся Швейцарія могла выставить противъ него одинъ только гарнизонъ изъ тысячи двухъ сотъ человкъ и весь оплотъ ея заключался въ маленькомъ городк Муртон. Но только что дошло до Берна извстіе о приближеніи герцога Бургонскаго со всми своими силами, тотчасъ понеслись гонцы во вс кантоны, на всхъ горахъ зажглись сигналы войны, и крикъ: Къ ружью! огласилъ вс долины.
Адріанъ Бубенбергъ, командиръ Муртонскаго гарнизона, безстрашно и спокойно смотрлъ на приближеніе этой арміи въ тридцать разъ многочисленне его гарнизона, онъ собралъ солдатъ и обывателей и объявилъ имъ, что въ настоящихъ обстоятельствахъ они будутъ нуждаться во взаимныхъ услугахъ, и что для общей ихъ безопасности необходимо всмъ имъ съ этой минуты составить одну только вооруженную семью и помогать другъ другу какъ братья, наконецъ, видя что рчь произвела въ нихъ желаемое дйствіе, заставилъ ихъ присягнуть въ томъ, что вс они до послдняго погибнуть подъ стнами города, скоре чмъ сдадутся непріятелю. Три тысячи голосовъ дали клятву въ одно время, потомъ еще одинъ голосъ поклялся умертвить того, кто будетъ говорить о сдач: голосъ этотъ быль Адріана Бубенберга. Взявши эти предосторожности, онъ написалъ къ Бернскимъ жителямъ: ‘Герцогъ Бургонскій здсь со всми своими силами, съ наемниками Италіанцами и нсколькими измнниками Нмцами, но пусть господа судьи, совтники и граждане ничего не боятся, не торопятся и успокоятъ умы всхъ нашихъ конфедератовъ. Я буду защищать Муртонъ.’
Между тмъ герцогъ охватывалъ городъ крыльями своей арміи, командуемой великимъ Батардомъ Бургонскимъ и графомъ Ромамтомъ. Первый расположился по дорог Двенша Эстевайера, второй по Абергской дорог, самъ герцогъ предводительствовалъ центромъ, и изъ великолпной деревянной ставки, которую онъ приказалъ себ выстроить на высотахъ Куржева, могъ ускорять или замедлять движенія фланговыхъ, какъ человкъ, который то открываетъ, то опять сжимаетъ свою руку. Съ одной только стороны городъ не былъ осажденъ, — со стороны озера, котораго волны омывали его стны, и каждую мочь несли къ нимъ лодки, нагруженныя людьми и припасами състными и военными.
Съ другой стороны Сарины, позади герцога, Швейцары формировали не только оборонительныя, но и наступательныя свои силы. Маленькіе города Лауненъ и Гумененъ были приведены въ состояніе противиться внезапнымъ нападеніямъ, и подъ ихъ покровительствомъ, Бернъ сдлался сборнымъ пунктомъ конфедератовъ.
Герцогъ, видя что нельзя было медлить, послалъ сказать городу, чтобы онъ сдался, и тотчасъ по полученіи отказа, графъ Романъ приказалъ открыть батарею изъ семидесяти огромныхъ бомбардъ, которыя черезъ два часа пробили въ стн брешъ, достаточно широкую для приступа. Бургонцы, видя что стна обрушилась, бросились къ ней съ крикомъ городъ взятъ! но въ бреш они встртили другую стну, которую не такъ легко было пробить какъ первую, стну живую, стну желзную, объ которую впродолженіи восьми часовъ пять разъ разбились одинадцать тысячь человкъ графа Романа. Семьсотъ солдатъ погибли въ первомъ этомъ приступ, и начальникъ артилеріи былъ убитъ ружейными выстрломъ.
Какъ раненый кабанъ, обернулся герцогъ Бургонскій и бросился на Лауненъ и Гунененъ. Ударъ раздался до Берна, который въ первую минуту содрогнулся при вид столь близкой опасности, однакожъ выслалъ свои знамена съ отрядомъ изъ шести тысячь человкъ на помощь этимъ двумъ городкамъ, этотъ отрядъ пришелъ въ ту самую минуту, когда герцогъ Карлъ ретировался.
Гнвъ Бургонца достигъ высшей своей степени. Нкоторымъ образомъ самъ осажденный между тремя городами, которые осаждалъ, онъ походилъ на льва, заключеннаго въ треугольникъ перекрестныхъ выстрловъ. Никто не смлъ подать ему совта, начальники съ робостію подходили къ нему, когда онъ ихъ призывалъ, а часовые у дверей его ставки съ ужасомъ слышали по ночамъ его вопли и трескъ оружія, которое онъ въ ярости ломалъ и бросалъ.
Десять дней безпрерывно гремла артилерія, разбивая стны и разрушая городъ, не поколебавъ ни на минуту твердости его жителей. Два приступа, подъ предводительствомъ самаго герцога, были отбиты, два раза Смлый всходилъ на вершину бреши, и два раза долженъ былъ опять сойти съ нея. Адріянъ Бубенбергъ поспвалъ взд и, казалось, перелилъ свою душу въ тло каждаго изъ своихъ солдатъ, употребивъ весь день на отраженіе неистовыхъ нападеній непріятеля, вечеромъ онъ писалъ къ своимъ союзникамъ. ‘Не спшите, будьте спокойны, господа, пока останется у насъ капля крови въ жилахъ, мы будемъ защищать Муртонъ.’
Между тмъ кантоны отправились въ путь и соединялись, ужъ прибыли войска изъ Оберланда, Бріена, Арговіи, Ури и Энтлибуха, къ нимъ присоединился графъ Овальдъ Пирштейнъ съ отрядомъ отъ владній эрцгерцога Сигисмунда, графъ Людовикъ Эптингенъ стоялъ уже лагеремъ подъ стнами Берна съ командою, высланною Стразбургомъ, который обязался выслать пособіе людьми и сдержалъ свое слово, какъ врный союзникъ, наконецъ герцогъ Рене Лотарингскій вступилъ въ городъ съ тремя стами кавалеристовъ, возл коня его шелъ огромный медвдь чрезвычайно ручной, которому онъ давалъ лизать свою голову и руку, какъ собак.
Недоставало только Цурихскихъ воиновъ, но и они прибыли 21 іюня вечеромъ. Съ ними пришли ратники изъ Турговіи, Бадена и вольныхъ округовъ.
Всхъ войскъ собралось больше, нежели сколько могли надяться конфедераты, оттого весь городъ Бернъ иллюминовали, а передъ дверями домовъ накрыли столы для угощенія прибывшихъ защитниковъ отечества. Имъ дали отдохнуть два часа, а ввечеру вся армія конфедератовъ, исполненная надежды и храбрости, двинулась въ походъ и каждый кантонъ затянулъ свою боевую псню.
Поутру они отслушали заутреню въ Гюменен, потомъ расположились въ боевомъ порядк на противуположномъ скат горы, на которомъ стояла ставка герцога.
Гансъ Гальвиль командовалъ авань-гардомъ. Это былъ благородный и храбрый рыцарь изъ Арговіи, котораго Бернъ принялъ въ число своихъ гражданъ въ награду за подвиги, совершенные имъ въ арміи короля Богемскаго и впродолженіи послдней войны Венгріи съ Турками. Подъ его командою находились Оберландскіе и Энтлибухскіе горцы, старые пхотинцы и восемдесятъ волонтеровъ изъ Фрибурга, которые для разпознанія другъ друга среди сраженія воткнули на свои шляпы и каски вмсто султановъ липовыя втви. За аванъ-гардомъ слдовалъ главный корпусъ войска подъ командою Ганса Вальдмана изъ Цуриха и Вильгельма Гертера, начальника Стразбургскаго отряда, назначивъ послдняго въ число главныхъ предводителей арміи, Швейцарцы воздали, въ лиц его, почесть врнымъ союзникамъ своимъ, которыхъ онъ привелъ на защиту конфедераціи. Подъ ихъ начальствомъ находились вс кантоны, построенные около знаменъ своихъ, охраняемыхъ особыми отрядами изъ вогмидесяти человкъ самыхъ храбрыхъ и вооруженныхъ кирасами, пиками и сриками.— Аріеръ-гардомъ командовалъ Гаспаръ Гортенштейнъ, изъ Люцерна. Съ обоихъ фланговъ, на разстояніи тысячи шаговъ по сторонамъ, шли къ разсыпную но тысячи человкъ, для охраненія арміи отъ засадъ и внезапныхъ нападеній посреди лсовъ, покрывающихъ скатъ, по которому она спускалась отъ Гуменена къ Лаунену.
Вся соединенная армія конфедератовъ состояла изъ тридцати или тридцати четырехъ тысячъ человкъ. Войско герцога Бургонскаго было почти также велико, но въ лагерномъ расположеніи казалось гораздо многочисленне отъ множества маркитантовъ и распутныхъ женщинъ, всюду слдовавшихъ за нимъ.
Наканун того дня въ этомъ сборищ была тревога отъ распространившагося слуха, будто-бы Швейцарцы перешли Сарину, Герцогъ обрадовался этому извстію, вдругъ двинулъ всю свою армію, дошелъ съ нею до вершины горы на встрчу непріятелю, но пошелъ дождь и войско воротилась въ свой лагерь.
На другой день герцогъ приказалъ сдлать тотъ-же маневръ и въ этотъ разъ увидлъ на другой сторон горы непріятелей, засвшихъ въ лсу. Небо было пасмурно и шелъ частый дождь. Швейцарцы, занятые въ то время вооруженіемъ своей конницы, не трогались съ мста. Герцогъ, прождавъ тамъ часа два или три, почелъ этотъ день потеряннымъ и возвратился въ свою ставку, а генералы его, видя что порохъ измокъ, тетивы на лукахъ опустились и люди изнемогаютъ отъ усталости, скомандовали къ отступленію. Этой минуты только и ждали конфедераты. Замтивъ движеніе непріятеля, Гансъ Гальвиль тотчасъ закричалъ своему аванъ-гарду: — На колни, ребята, и помолимся!— Вс преклонили колна. Это движеніе было повторено въ главномъ корпус арміи и въ аріеръ-гард: голоса тридцати четырехъ тысячь человкъ, молящихся за свободу и счастье, вознеслись къ Богу.
Въ эту минуту, случайно-ли или въ знаменіе покровительства небеснаго, облачная завса, покрывавшая небо, разорвалась, и лучь солнца блеснулъ и отразился на оружіи ополченія. Тогда Гансъ Гальвиль всталъ, обнажилъ шпагу, и обратясь къ сторон, откуда нисходилъ дучь, вскричалъ: ‘Храбрые воины, Богъ намъ посылаетъ свтъ своего солнца, помните о женахъ вашихъ и дтяхъ!’
Вся армія вдругъ поднялась, и закричавъ въ одинъ голосъ: Грансонъ! Грансонъ! двинулась впередъ и достигла въ добромъ порядк вершины холма, занятаго за нсколько минуть передъ тмъ солдатами герцога. Тамъ стая чорныхь собакъ, которыя шли впереди арміи встртила стаю охотничьихъ собакъ, принадлежащихъ Бургонцамъ, и какъ бы раздляя ненависть господъ своихъ къ ихъ врагамъ, вступила съ ними въ ожесточенный бой, но собаки конфедератовъ, привыкшія сражаться съ буйволами и медведями, легко одержали побду надъ своими противниками и обратили ихъ въ бгство къ Бургонскому лагерю: конфедераты приняли это за добрый знакъ.
Швейцарцы раздлились на два отряда въ намреніи произвести дв атаки. Еще наканун того дня тысяча или тысяча двсти человкъ были отряжены отъ арміи въ обходъ: переправившись чрезъ Сарину, нсколько пониже соединенія ея съ Аромъ, они явились передъ графомъ Романомъ, котораго должны были тревожить, и такимъ образомъ препятствовать ему подать помощь герцогу Карлу. Гальвиль, командовавшій однимъ отрядомъ, въ составъ котораго вошелъ аванъ-гардъ, и Вальдманъ, начальникъ другаго отряда, такъ разсчитали свои движенія, чтобы произвести атаку обоимъ въ одно время, они разошлись съ одного пункта на подобіе буквы V и направили атаки, Гальвиль на правый, а Вальдманъ на лвый флангъ лагеря, укрпленнаго по всей его окружности рвами и брустверомъ, въ амбразурахъ котораго виднлись черныя жерла множества бомбардъ и кулевринь большаго калибра. Вся эта линія окоповъ оставалась безмолвною и грозною до тхъ поръ, пока конфедераты не подошли къ ней на разстояніе полувыстрла изъ пушки. Тогда огненная полоса вдругъ опоясала весь лагерь, и судя по громкимъ воплямъ, раздавшимся въ колоннахъ Швейцарцевъ, можно было заключить, что встники смерти уже вырвали изъ нихъ цлые ряды.
Колонна Гальвиля пострадала больше другихъ отъ этого перваго залпа. Рене Лотарингскій прискакалъ къ нему на помощь съ тремя стами всадниковъ. Но въ ту самую минуту одн ворота укрпленія отворились, отрядъ Бургонской конницы высыпалъ въ поле и бросился на непріятельскую кавалерію въ копья.
Когда они сблизились на разстояніе длины четырехъ копьевъ одни отъ другихъ, ядро убило лошадь подъ Рене Лотарингскимъ, который вмст съ нею покатился въ грязь: его сочли убитымъ. Теперь Гальвиль въ свою очередь подосплъ къ нему на помощь и спасъ его. Съ другаго фланга Вальдманъ достигъ до самаго рва, но тамъ сильный огонь Бургонской артилеріи заставилъ его отступить за одинъ холмъ, гд онъ вскор привелъ въ порядокъ свой отрядъ и возобновилъ атаку.
Въ эту пору послали сказать герцогу Карлу, что Швейцарцы атакуютъ. Онъ никакъ не ожидалъ отъ нихъ такой дерзости, и даже не вышелъ изъ ставки при первыхъ залпахъ, полагая что это стрляютъ батареи по городскимъ стнамъ.
Встовой нашелъ его въ ставк, полувооруженнымъ, на боку у него вислъ мочь, голова и руки были обнажены. Сначала онъ не хотлъ врить этому извстію, и когда встовой сказалъ, что самъ видлъ Швейцарцевъ, нападающихъ на лагеръ, герцогъ пришелъ въ ярость, разбранилъ его и ударилъ кулакомъ. Въ эту минуту вошелъ рыцарь, на лбу у него была рана, вс латы окровавлены. Надобно было поврить собственнымъ глазамъ, герцогъ поспшно надлъ шлемъ и нарукавники, вскочилъ на боеваго коня, который стоялъ у дверей совсемъ осдланный, и когда приближенные замтили ему, что онъ забылъ свой мечь, — указалъ на тяжелую желзную булаву, висвшую у его стремени, и отвчалъ что этого оружія слишкомъ достаточно, чтобъ расколотить въ прахъ такихъ скотовъ какъ его враги. Съ этими словами онъ пустилъ своего коня въ галопъ, остановился на возвышеннйшей точк лагеря и приподнявшись на стременахъ, обнялъ однимъ взоромъ все поле сраженія. Герцогъ Соммерсетскій, начальникъ отряда Англичанъ, и графъ Марльскій, старшій сынъ конетабля де Сенъ-Поля, едва завидли герцогское знамя, тотчасъ прискакали къ Карлу и спросили у него, что имъ длать.— То, что я буду длать! отвчалъ герцогъ, пришпоривая свою лошадь, и поскакалъ къ одному мсту, гд Швейцарцы пробились въ укрпленіе. И здсь отличался Гальвиль съ своимъ отрядомъ: будучи отраженъ съ одной стороны, онъ прошелъ вдоль ретраншаментовъ, высматривая слабйшую точку, нашелъ ее, овладлъ и тотчасъ обернувъ непріятельскія пушки, сталъ поражать Бургонцевъ мткими выстрлами ихъ собственной артилеріи. Это дло происходило на томъ самомъ мст, гд нынче Фрибургская дорога, и сюда-то скакалъ герцогъ. Онъ упалъ какъ громъ посереди этой свалки, и самъ вступилъ въ рукопашный бой, вс, кого онъ поражалъ своимъ оружіемъ, — оружіемъ мясника, — катились къ ногамъ его, какъ волы, сраженные обухомъ. Такимъ образомъ сраженіе приняло на этомъ пункт другой оборотъ, нсколько благопріятнйшій для герцога, какъ вдругъ онъ услышалъ на правомъ фланг громкіе крики и страшную суматоху. Вотъ что тамъ происходило. Гертенштейнъ съ своимъ аріеръ-гардомъ, согласно съ планомъ сраженія, принятымъ Швейцарскими предводителями, отправился въ обходъ, обошелъ лагерь и напалъ на него съ тылу въ томъ мст, гд онъ примыкалъ къ озеру. Великій Батардъ, защищавшій этотъ пунктъ, оказалъ сильное сопротивленіе атакующимъ и, быть можетъ, усплъ-бы отразить ихъ, еслибъ въ это самое время Адріанъ Бубенбергъ не сдлалъ вылазки изъ города и не поставилъ его между двухъ огней, тогда безпорядокъ и смятеніе распространились во всемъ его отряд.
Несмотря на вс усилія, герцогъ Карлъ не могъ отнять своей артилеріи, которая осталась въ рукахъ Швейцарцовъ и при каждомъ залп похищала цлые ряды Бургонцевъ, но какъ съ нимъ находился отборный отрядъ его войска, то никто и не думалъ объ отступленіи. Этотъ отрядъ состоялъ изъ конныхъ егерей, людей принадлежащихъ къ собственному его дому и изъ Англичанъ. Быть-можетъ, они могли-бы доле выдержать бой, но герцогъ Рено, который между тмъ совссмъ оправился, въ сопровожденіи графовъ Эптингена и Тирштейна, подосплъ къ Швейцарцамъ съ своимъ коннымъ отрядомъ. Въ первую атаку герцогъ Соммерсетскій и графъ Марльскій были убиты. Рене устремлялъ вс свои усилія на знаменщика, смертельнаго врага своего. Три раза онъ бросался на него и былъ уже такъ близко, что могъ достать его рукою, но каждый разъ между имъ и знаменемъ являлся новый рыцарь, котораго онъ долженъ былъ прежде сразить, наконецъ онъ настигъ знаменщика, Якова de-Moes’а, убилъ подъ нимъ лошадь, и между тмъ какъ рыцарь бился подъ издыхающимъ животнымъ прижавъ къ груди знамя своего государя, вмсто того чтобъ защищаться, Рене концемъ своей двоеручной шпаги, нашелъ между его латами обнаженное мсто, и налегши на эфесъ всею тяжестію своего тла, пригвоздилъ къ земл врага своего. Между тмъ, одинъ изъ всадниковъ его свиты сошелъ съ коня, и протершись между лошадьми, вырвалъ изъ рукъ Якова de Moes’а знамя, которое онъ выпустилъ только съ послднимъ вздохомъ.
Съ этой минуты дло приняло такой-же оборотъ какъ и при Грацсон, отступленіе Бургонцевъ превратилось въ настоящее бгство и смятеніе между ними еще увеличилось когда Вальдманъ, одержавъ побду на атакованномъ имъ пункт, напалъ на нихъ съ фланга. Герцогъ Карлъ съ немногими изъ оставшихся при немъ всадниковъ былъ окруженъ со всхъ сторонъ, графъ Романъ, тревожимый Швейцарскимъ отрядомъ, посланнымъ противъ нею, ничего не зная что длается въ арміи, не могъ придти къ нему на помощь, слдственно оставалось одно только средство — пробиться сквозь эту живую стну, которой толщи нельзя даже было видть, и пробившись, скакать во весь опоръ въ Лозанну. Шестнадцать рыцарей окружили герцога, и взявши копья на перевсъ, прорзались сквозь всю армію конфедератовъ. Четыре изъ нихъ, именно сиры Гримбергъ, де Росембо, де Мальи и де Монтегю, были убиты на пути, остальные двнадцать рыцарей съ своимъ государемъ выхали на дорогу въ Моржъ и прибыли въ этотъ городъ черезъ два часа, проскакавъ не отдыхая двнадцать миль. Вотъ все, что осталось отъ сильной и роскошной арміи Карла Смлаго.
Когда герцогъ обратился въ бгство, никто уже не сопротивлялся конфедератамъ, они разсыпались по полю сраженія, поражая всякаго, кто еще стоялъ на ногахъ и добивая поверженныхъ, кром женщинъ, никому по было пощады. Не довольствуясь этимъ, они преслдовали въ лодкахъ Бургонцевъ, спасавшихся черозъ озеро, вода поглотила груды тлъ и обагрилась кровью, и долго посл того рыбаки, вытаскивая сти, находили въ нихъ обломки оружія.
Лагерь герцога Бургонскаго и все, что тамъ было, досталось въ добычу Швейцарцамъ, ставку герцога, со всми найденными въ ней дорогими матеріями, мхами и драгоцннымъ оружіемъ, побдители отдали герцогу Рене Лотарингскому въ знакъ уваженія къ храбрости, оказанной имъ въ томъ дл. Конфедераты раздлили между собою артилерію: каждый кантонъ, выставившій отъ себя отрядъ войска, получилъ на свою долю нсколько орудій, какъ трофей побды. Муртону ихъ дали двнадцать. Я ходилъ смотрть этихъ старыхъ свидтелей великаго пораженія. Эти пушки не литыя, а спаянныя изъ колецъ разныхъ величинъ: оттого, вроятно, он были очень не прочны.
Въ 1828 или 1829 году Муртонъ просилъ у Фрибурга пушекъ, чтобы отпраздновать на славу годовой юбилеи конфедераціи: не знаю почему, метрополія кантона отказала въ этомъ. Тогда тамошніе молодые люди вспомнили о пушкахъ горцога Карла и вытащили ихъ изъ арсенала, гд он покоились уже четыре столтія, имъ казалось достойнымъ себя праздновать день заключенія ихъ новаго пакта свободы — трофеями побды, одержанной ихъ старою Федераціею. И такъ они потащили ихъ съ громкими кликами на эспланаду, которая остается влв у путешественника, възжающаго въ городъ, но при первыхъ выстрлахъ разорвало одну кулеврину и бомбарду, и пять или шесть юношей, составлявшихъ прислугу при этихъ двухъ орудіяхъ, были убиты или ранены.

ФРИБУРГЪ.

Въ Муртон мы остановились только на два часа, и этого времени было достаточное чтобы осмотрть все замчательно въ город. Въ три часа пополудни мы опять сли въ нашу маленькую колясочку и отправились въ Фрибургъ. Черезъ полчаса зды по плоскимъ мстамъ кучеръ остановился у подошвы горы и пригласилъ насъ взойти на нее пшкомъ, будто-бы для того, чтобы мы насладились видомъ прекрасныхъ окрестностей, но въ самомъ дл, я думаю, для облегченія своей лошади. Я и прежде позволялъ обманывать себя такимъ образомъ, притворяясь будто по замчаю никакой хитрости, потому что еслибъ не мои товарищи, я бы шелъ пшкомъ во всю дорогу. По крайней мр въ тотъ разъ приглашеніе кучера имло нкоторое основаніе. Отсюда взоръ обнимаетъ все поле сраженія, городъ, озеро Муртенское и Нефшательское, и видъ дйствительно былъ прелестенъ, на этомъ самомъ мст стояла ставка герцога Бургонскаго. Пройдя еще сполчаса пшкомъ, мы достигли вершины горы, и только что переступили на противоположный ея скатъ, я тотчасъ узналъ то мсто, гд армія конфедератовъ такъ благочестиво приготовлялась къ сраженію. Остальная часть пути но представляетъ ничего замчательнаго, кром прелестной долины Готеронской, которая начинается у самой дороги за милю до Фрибурга и оканчивается у воротъ этого города. Проводникъ указалъ намъ ну: стынь Снятой-Магдалины на вершин горы, противуположной той, съ которой мы спускались, предлагая намъ създить туда на другой день, и Римской водопроводъ, который тянотся во глубин долины и нынче проводитъ воду изъ Сараны въ Готеронскія кузницы.
Ворота, черезъ которыя възжаютъ въ Фрибургъ по дорог изъ Муртона, суть произведеніе самой смлой постройки, какую мн случилось когда либо видть, они висятъ надъ пропастью въ двсти футовъ глубиною, и стоить только ихъ разрушить, чтобы: сдлать городъ неприступнымъ съ этой стороны, весь Фрибургъ, кажется, вы строенъпо плану фантастическаго архитектора, поспорившаго объ исполненіи его посл сытнаго обда. Это самой горбатый городъ, какой я только видлъ, Богъ сотворилъ занимаемое имъ мсто, люди не тронули его, а только застроили своими домами: и все тутъ. Прохавъ ворота, тотчасъ надобно спускаться не по улиц, а по лстниц въ дватцать пять или тридцать ступеней, она приведетъ васъ въ маленькую долину, вымощенную и обставленную съ обихъ сторонъ домами. Прежде нежели постите соборъ, который возвышается прямо передъ вами, надобно посмотрть дв вещи: на лво фонтанъ, на право — лицу. Этотъ фонтанъ, какъ монументъ XV вка. Любопытенъ еще своею наивностію, онъ представляетъ Самсона, раздирающаго пасть льву. У Жидовскаго Геркулеса, вмсто шпаги, заткнута за поясъ ослинная челюсть.— Липа напоминаетъ одно событіе того-же столтія, которому она обязана своимъ существованіемъ.
Мы уже сказали, что восемдесять молодыхъ людей, высланныхъ отъ Фрибурга на Муртенскую битву, воткнули липовыя втви въ свои каски и шляпы, чтобы узнавать другъ друга во время сраженія.
Начальникъ этого небольшаго братскаго, отряда тотчасъ посл побды отправилъ въ Фрибургъ одного изъ своихъ подчиненныхъ съ этимъ извстіемъ. Молодой Швейцарецъ, подобно Греку Марафонскому, прибжалъ въ свой городъ безъ отдыха и, какъ онъ, упалъ на площади полумертвый отъ изнеможенія съ крикомъ: Побда! и махая липовой вткой, которая была у него на каск вмсто султана. Эту самую втку Фрибургцы съ благоговеніемъ посадили на томъ мст, гд упалъ ихъ соотечественникъ, и изъ нея-то выросло огромное дерево, которое теперь стоитъ на площади.
Колокольня церкви, въ триста восемдссятъ шесть футовъ вышиною, есть одна изъ высочайшихъ колоколенъ во всей Швейцаріи. Вообще въ стран Альповъ мало такихъ монументовъ, горы подавляютъ храмы своими коллосальными размрами, какой безумецъ станетъ строить колокольню у подошвы Монъ-Блана или Юнгъ-Фрау?— Паперть лучше чмъ въ другихъ церквяхъ, виднныхъ мною въ Швейцаріи: на ней изображенъ въ барельеф страшный судъ со всми его подробностями: Богъ награждаетъ или наказываетъ людей, пробуждаемыхъ звукомъ трубы архангела, и ангелы раздляютъ ихъ на дв толпы, которыя идутъ по ршенію Судіи: одни, избранные, въ замокъ, представляющій рай, а проклятые — въ пасть змя, то есть въ адъ, въ числ послднихъ помщены три папы, которыхъ можно отличить по ихъ тіарамъ.— Внизу барельефа есть надпись, свидтельствующая, что церковь состоитъ подъ покровительствомъ Святаго Николая, и что Фрибургцы крпко вруютъ въ защиту избраннаго ими Святаго и въ довренность, которою онъ пользуется у престола Превчнаго, вотъ она:

PROTEGAM НANC VRBEM ET SALV-
ABO EAM PROPTER NICOLAUM SERVUM
MEUM (1).

(1) Охраню и спасу грядъ Сей, ради Николая, раба моего.
Внутренность церкви замчательна только готическою кафедрою довольно красивой отдлки, главный олтарь — во вкус статуарія Людовика XV-го и очень похожъ на парнасъ Г. Титона, Тиле.
Наступилъ вечеръ и мы отложили до завтра осмотръ прочихъ рдкостей города.
Фрибургъ городъ католической по превосходству, врующій и ненавистливый, какъ въ XVI вк. Это расположеніе сообщаетъ характеру жителей его весьма замтный оттнокъ среднихъ вковъ. Они но длаютъ никакаго нравственнаго различія между папствомъ Григорія VII и Бонифація VIII, между церьковью демократическою и церьковью аристократическою, при случа, они сегодня же
!!!!!!!!!Пропуск 168
город, построенномъ съ военною цлью на вершин крутой горы, какъ гнздо хищной птицы, поймете также и всю пользу, какую поенный геній извлекъ изъ мстности, которая, казалось, скорй должна была служить убжищемъ дикимъ козамъ, чмъ жилищемъ человка, наконецъ увидите сами, что валы и укрпленія замняютъ скалы, опоясывающія весь городъ.
Влв отъ города, какъ отброшенные назадъ волосы, возвышается лсъ старыхъ черныхъ сосенъ, ростущихъ въ разслинахъ скалъ, откуда вытекаетъ Сарина, какъ широкая лепта, опоясывающая лсъ, она извивается срыми волнами по долин и исчезаетъ при первомъ поворот.
Позади рчки, на гор, противуположной городу, нсколько повыше предмстья, возвышаются амфитеатромъ Бургиліонскія ворота, къ которымъ ведетъ тропинка, просченная въ гор. Этотъ видъ ни мало не волнаграждаетъ за усталость, которую чувствуешь пришедши туда: эта Римская постройка, какъ и вс другія постройки одной съ ней эпохи, тяжела, массивна и четвереугольна. Вблизи отъ вороть, влв отъ дороги, ведущей къ нимъ, стоить красивая маленькая часовня, выстроенная въ 1700 году, въ наружныхъ ея нишахъ помщены четырнадцать статуи святыхъ, дв или три изъ нихъ довольно замчательны по отдлк, на всхъ вырзанъ 1650 годъ. Внутри часовни нтъ ничего достойнаго вниманія, кром многочисленныхь изъявленій набожности жителей, вс стны обвшаны приношеніями по обтамъ, и каждое изъ нихъ есть документъ какого нибудь чуда, совершеннаго Пресвятою Двою, но имя которой сооруженъ этотъ храмикъ, наивныя картины, надписи еще наивне, изображаютъ случаи, въ которыхъ обнаружилось могущество покровительницы.
Одна представляетъ старика на смертномъ одр, изцляемаго видніемъ, другая — женщину, чуть не раздавленную каретою, и невидимую руку, останавливающую бшеную лошадь, третья — утопающаго человка, котораго послушгая волна выноситъ на берегъ по приказанію Двы Маріи, наконецъ послдняя картина изображаетъ дитя, падающее въ пропасть, и ангела, который поддерживаетъ его на своихъ крыльяхъ, внизу есть надпись, которую предлагаю читателю по всей ея врно подлинности:
Le 26 Jullv 1799 et tombe depuis le heau du roch de la maison des fr&egrave,res Bourger, en montant Montlorge jusque dans la Sarine, Joseph fils de Jean Veinsand Kolly hour geo it de Eri bourg, g de’cinq ans prserv de Dieu et de Ja Sainte vierge, sans auquun mal.
Я веллъ показать себ мсто этого паденія: ребенокъ уладь съ высоты около 180 футовъ.
Возвращаясь по Бернской дорог, нашъ ризникъ показалъ намъ мсто, назначенное инженерами для постройки висячаго моста, который долженъ соединить городъ съ противулежащею горою. Этотъ мостъ будетъ имть 180 футовъ длины и 150 вышины: онъ возвысится на 90 футовъ надъ кровлями высочайшихъ домовъ, построенныхъ во глубин долины. Мысль, что Фрибургъ украсятъ постройкою совершенно въ новйшемъ вкус, огорчила меня столько же, сколько, казалось, радовала его жителей. Этотъ родъ проволочныхъ качель, называемыхъ висячимъ мостомъ, какъ я думаю, будетъ въ совершенномъ разлад съ древнимъ и строгимъ характеромъ города, котораго видъ переноситъ ваше воображеніе черезъ нсколько вковъ назадъ, во времена жаркой вры и феодализма. Нсколько арестантовъ въ полосатыхъ платьяхъ, блыхъ съ чернымъ, работающихъ тамъ подъ присмотромъ полицейскаго, не представляли ничего утшительнаго въ этой картин, которая, при моихъ понятіяхъ объ искуств и національности, произвела на меня такое же непріятное впечатлніе, какое могло бы произвести каштановое платье посереди Константинополя или короткіе панталоны на берегахъ Ганга.
Въ три часа мы возвратились къ нашему экипажу, который вмст съ лошадью и кучеромъ ожидалъ насъ съ неподвижностію и терпніемъ достойными фіакра, мы услись въ немъ съ ризникомъ и отправились въ пустынь Святой Магдалины. Прохавъ съ полмили, коляска остановилась и мы пошли по проселочной дорог.
Когда мы выхали изъ Фрибурга, погода было прекрасная, но это не помшало служителю Святаго Николая запастись огромнымъ зонтикомъ, который, судя по особенному къ нему уваженію хозяина, казалось быль всегдашнимъ его дорожнымъ спутникомъ, впрочемъ это былъ старый служивый въ семь или восемь футовъ окружностію, одтый въ голубую выбойку и покрытый въ нсколькихъ мстахъ четвероугольными заплатками изъ сраго сукна,— почтенный зонтикъ, праотецъ всхъ зонтиковъ, который нынче можно найдти только у насъ, въ Бретаніи или въ Нижней-Нормандіи. Предосторожность ризника возбудила въ насъ смхъ, живой и веселый, какъ вс Нмецкія Швейцарцы, онъ долго и съ безпокойствомъ смотрлъ на насъ, стараясь угадать причину нашей веселости, и наконецъ отгадавъ, сказалъ громко самому себ: А! это мой зонтикъ, понимаю!
Черезъ десять минуть мы начали взбираться при нестерпимомъ жар въ двадцать пять градусовъ по отвсной тропинк, ведущей къ Бургиліонскимъ воротамъ. Солнечные лучи падали намъ прямо на голову, чуть не вертикально, между тмъ какъ проводникъ нашъ, раскинувъ свой зонтикъ, преспокойно карабкался на гору по маленькой боковой тропинк, подъ тнью этой подвижной машины, которая накрывала его какъ крыша. Это зрлище возбудило въ насъ подозрніе, что привязанность, которую онъ оказывалъ своему спутнику, была не совсмъ безкорыстна, какъ мы сначала думали. Мы остановились и смотрли завистливымъ взоромъ на его восшествіе посереди движущейся тни, которая окружала его какъ атмосфера землю. Поровнявшись съ нами, онъ также остановился, посмотрлъ на насъ съ удивленіемъ, доискиваясь причины нашей остановки, потомъ, видя что мы передаемъ другъ другу бутылку съ киршвасеромъ и обтираемъ лица платками, сказалъ про себя, какъ будто отвчая на заданный себ вопросъ: — ‘Ахъ! понимаю, вамъ жарко: это отъ солнца!’ — Потомъ продолжалъ свое восшествіе и кончилъ его съ такимъ же спокойствіемъ духа, какъ и началъ.
Возвратившись къ коляск, нашъ ризникъ, подобно кавалеристу, который, прибывъ на мсто, прежде всего озабочивается о своей лошади, тщательно свернулъ свое сокровище, къ которому я начиналъ питать столь же глубокое уваженіе какъ и онъ самъ, симетрически сложилъ одна за другою вс складки, потомъ, спустивъ къ нимъ по зеленой тесемк мдное кольцо, уложилъ свою драгоцнность какъ могъ удобне въ углу коляски, а самъ слъ на краю скамейки, нсколько поодаль отъ своего друга, соблюдая такимъ образомъ должное уваженіе и къ нему, и къ намъ. Слдственно, очень естественно, что когда надобно было выйти изъ коляски, чтобы пройти пшкомъ по проселочной дорог остальныя три четверти мили до пустыни, зонтикъ выбрался первый, какъ первый и услся, и мы не прежде могли отправиться въ путь какъ посл тщательнаго освидтельствованія — не приключилось ли ему какой бды. Впрочемъ для этого была достаточная причина. Покуда мы хали въ коляск, небо покрылось тучами и громъ, грохотавшій вдали надъ долиною, съ каждымъ ударомъ прибижался къ намъ. Вскор пошелъ дождь крупными каплями, но какъ мы уже были на половин дороги, то есть почти въ равномъ разстояніи отъ экипажа и отъ цли нашего путешествія, то и бросились бжать къ рощ, за которою, какъ мы полагали, найдемъ пустынь, но не пробжали мы и пятидесяти шаговъ, какъ дождь полилъ ливмя, а шаговъ черезъ сто на насъ ужо не было сухой нитки, однакожъ мы остановились не прежде какъ подъ деревьями, окружающими пустынь. Тогда мы обернулись и увидли нашего ризника, который преспокойно шелъ подъ своимъ зонтикомъ, какъ подъ обширнымъ навсомъ, осторожно пробираясь къ намъ по камнямъ, образовавшимъ на дорог архипелагъ маленькихъ острововъ посереди дождевой воды, въ буквальномъ смысл наводнившей всю долину. Такимъ образомъ онъ добрался до насъ, и мы удостоврились съ перваго взгляда, что особа его осталась неприкосновенною отъ верхнихъ оконечностей до нижнихъ: ни одной капли поды не было на его волосахъ, ни одного грязнаго пятнышка на башмакахъ ярко налакированныхъ. Онъ остановился въ четырехъ шагахъ отъ насъ, съ удивленіемъ вытаращилъ свои большіе глаза на наше мокрое и дрожащее собраніе, и, какъ будто не понимая, что гроза — единственная причина нашего бдственнаго положенія, подумалъ нсколько минуть и сказалъ, опять обращаясь къ самому себ: ‘Ахъ! понимаю, вы мокры: это отъ грозы.’
Этакой негодяй! мы бы его съ удовольствіемъ задушили и даже, помнится, кто-то изъ насъ предложилъ съыграть съ нимъ эту шутку. Но, ксчастію, мы были отвлечены отъ этой дурной мысли звукомъ колокола, который раздался въ нсколькихъ шагахъ отъ насъ и, казалось, выходилъ изъ подъ земли: это былъ колоколъ пустыни, которая была отъ насъ близехонько. Гроза была сильная, но не продолжительная, какъ и вс вообще грозы въ горахъ, дождь пересталъ, небо опять стало ясно, мы стряхнули платья и пошли къ гроту, оставя ризника въ большихъ хлопотахъ, отыскивающаго удобное мсто для просушенія своего зонтика.
Вскор мы подошли къ чудеснйшему произведенію терпнія человческаго, — произведенію, единственному въ своемъ род изъ всхъ длъ, какія совершала рука человческая отъ сотворенія міра.
Въ 1760 году одинъ крестьянинъ изъ Грюэра, по имени Иванъ Дюпре, вознамрился сдлаться отшельникомъ и выкопать себ такую пустынь, какая не могла придти на мысль ни одному изъ первыхъ отцевъ церкви. Долго онъ отыскивалъ удобное мсто, и наконецъ нашелъ здсь массу скалъ, довольно крпкую и притомъ столь мягкую, что онъ могъ выполнить свое предпріятіе. Эта масса, покрытая на вершин растительною землею, усянною пышными деревьями, обращена къ югу однимъ изъ боковъ своихъ, срзаннымъ отвсно, и возвышается на двсти футовъ надъ долиною Готтертонскою. Дюпре направилъ вс свои усилія на эту скалу, имя цлью вырыть себ не простой гротъ, но настоящее жилище человческое со всми къ нему принадлежностями, кром того, онъ далъ обтъ ничего не стъ и не пить, кром хлба и воды, во все время продолженія его работы, которая черезъ двадцать лтъ не была еще кончена, трагическая смерть бднаго отшельника прервала его труды: вотъ какъ это было.
Странность обта Дюпре, его постоянство въ исполненіи, смлость этой работы во внутренности горы, привлекали къ Магдалин множество постителей, которые обыкновенно отправлялись сюда по кратчайшей и живописной дорог чрезъ Готертонскую долину. Было однакожъ и здсь маленькое неудобство: у самой подошвы пустыни надобно было переправиться черезъ Сарину, но Дюпре устранилъ и это затрудненіе, самъ построилъ небольшую лодку, и оставляя лопату, принимался зл весло при каждомъ посщеніи его пустыни какимъ нибудь обществомъ. Однажды нсколько молодыхъ студентовъ пришли также просить отшельника перевезти ихъ на другой берегъ, на середин рки одинъ изъ нихъ, чтобы подшутить надъ своимъ товарищемъ, который боялся воды, сталъ обими ногами на края лодки, и не смотря на увщанія благочестиваго перевощика, началъ качать ее съ буку на бокъ такъ неосторожно, что наконецъ она перевернулась: модрдые и сильные студенты одолли быстрое теченіе рки и выплыли на берегъ, а бдный старикъ утонулъ, и его пустынь осталась неконченною.
Мы вошли въ гротъ, спустившись на четыре или пять ступенекъ, черезъ корридоръ, пробитый въ скал въ восемь футовъ толщиною. Это отверстіе привело насъ къ террас, высченной въ самомъ камн, который выдастся надъ ней, какъ въ нкоторыхъ готическихъ домахъ каждый этажъ выступаетъ надъ нижнимъ на улицу. Биравъ была дверь, мы отворили ее и вошли въ часовню пустыни длиною въ сорокъ футовъ, шириною въ тридцать, вышиною въ двадцать. Два раза въ годъ приходитъ сюда священникъ изъ Фрибурга служить обдню, и тогда подземная эта церковь, напоминающая катакомбы, въ которыхъ первые христіане совершали свои таинства, наполняется жителями окрестныхъ деревень, и два — три образа составляютъ все ея убранство. По обимъ сторонамъ олтаря высчены въ скал еще дв двери, изъ которыхъ одна ведетъ къ ризницу, — маленькая четвероугольная комната, футовъ въ десять ширины и вышины, другая въ колокольню. Эта странная колокольня, — которой скромныя притязанія, въ противуположность ея сестрамъ, никогда но простирались къ небесамъ, но ограничивались лишь поверхностію земли,— сверху похожа на колодезь, а снизу на трубу, ея колоколъ повшенъ между деревьями, осняющими вершину горы, на высот четырехъ или пяти футовъ подъ землею, а труба колокольни, черезъ которую приводятъ его въ движеніе, иметъ семьдесять футовъ длины.— Мы вернулись въ часовню, прошли мимо олтаря къ двери, находящейся почти прямо противъ него, и вступили въ комнату, изъ которой лстница въ восемнадцать ступеней ведетъ въ маленькій садъ, изъ этой комнаты насъ провели на дровяной дворъ, а оттуда въ кухню.
Не смотря на скудную пищу, на которую осудилъ себя почтенный отшельникъ, онъ не пренебрегъ однакожъ этой частію своего жилища, столь важной въ жилищахъ другихъ, подобныхъ ему отшельниковъ, кажется даже, что, по какому-то безкорыстному предпочтенію, онъ въ особенности занялся отдлкою этой части своей пустыни. При вход въ нее, мы сначала подумали, что вошли въ одну изъ тхъ пещеръ, которыя геній Вальтеръ-Скотта выкапывалъ въ горахъ Шотландскихъ, всегда населяя ихъ растрепанною колдуньей съ полоумнымъ ея сыномъ.— И здсь, въ этой кухн, старая женщина сидла у огромнаго камина, котораго дымъ выходилъ въ трубу въ восемдесятъ футовъ вышиною, отвсно просченную въ скал, она щипала какую-то зелень, между тмъ какъ на огн киплъ котелъ, противъ ней сидлъ длинный парень, около двадцати шести лтъ, протянувъ ноги передъ собою, и не замчая что купалъ ихъ въ грязной луж, которая образовалась на полу во время грозы отъ дождя, стекавшаго сюда черезъ трубу, онъ былъ углубленъ въ изслдованія и открытія съдаемыхъ частицъ въ шелух, которую мать его бросала на полъ, и которую онъ подбиралъ и разсматривалъ одну за другою съ боязливою жадностію обзьяны. Мы съ минуту остановились у дверей посмотрть на эту сцену, освщенную только краснымъ отсвтомъ пылающаго очага, въ которомъ съ трескомъ и ярко горла цлая сосна, срубленная съ втвями и сучьями и поставленная въ камин стоймя, такимъ образомъ пламя охватывало ее отъ корней до верхушекъ. Одинъ только Рембрандтъ могъ бы изобразить на полотн эту чудную картину съ жаркимъ ея колоритомъ, съ живописнымъ выраженіемъ, онъ одинъ могъ бы постичь всю ея поэзію и уловить движеніе и игру этого быстраго и смолистаго свта, который отражался на сморщенномъ лиц старухи, пробираясь по серебристымъ ея волосамъ, и ярко озарялъ профиль молодаго человка, оставляя другую его сторону въ густой тни.
Никто не слыхалъ, какъ мы вошли, но при первомъ нашемъ движеніи, мать подняла на насъ глаза, и заслоняясь рукой отъ ослпительнаго свту камина, увидла насъ въ дверяхъ. Она протянула ногу, и порядочнымъ пинкомъ прервавъ глубокомысленныя занятія сына, сказала ему на испорченномъ Нмецкомъ язык, чтобы онъ показалъ намъ пустынь, молодой человкъ вынулъ изъ камина пылающую сосновую головню, медленно поднялся какъ больной, постоялъ нсколько минуть посереди лужи, сгуствшей отъ примси сажи и золы, безсмысленно посмотрлъ на насъ, потомъ звнулъ, протянулъ руки и подошелъ къ намъ. Онъ произнесъ нсколько непонятныхъ гортанныхъ звуковъ, которые, безъ сомннія, не принадлежатъ ни къ какому человческому нарчію, но когда онъ протянулъ руку съ головнею къ той сторон, въ которой были другія комнаты, мы поняли, что онъ приглашаетъ насъ осмотрть ихъ, и пошли за нимъ.
Сначала онъ повелъ насъ въ корридоръ длиною въ восемдесятъ футовъ, а шириною въ четырнадцать, но я никакъ не могъ понять, къ чему онъ служитъ. Этотъ корридоръ освщенъ четырьмя окнами, пробитыми въ камн какъ бойницы въ различныхъ толщахъ, опредленныхъ большими или меньшими выступами скалы снаружи. Дурачокъ поднялъ свой факелъ и указалъ намъ пальцемъ на дверяхъ едва замтныя черты карандаша, прибавивъ, въ вид истолкованія: геу! геу!— восклицаніе, которое онъ повторялъ всякой разъ когда указывалъ на что нибудь. Мы съ трудомъ могли разглядть форму буквъ, однакожъ успли разобрать имя Маріи-Луизы, дочери Германскихъ кесарей, которая, будучи еще супругою императора, матерью короля, постила эту пустынь въ 1815-мъ году, и написала здсь свое имя.
Изъ корридора мы вошли въ послднюю комнату этого страннаго жилища, въ спальню пустынника. Его деревянная кровать съ тюфякомъ и одяломъ служитъ теперь постелью старух, а противъ этой кровати, на сыромъ полу раскинуто нсколько пучковъ соломы, которые не годились бы въ постилку лошади въ конюшн или собак въ ея канур: на нихъ спитъ идіотъ. Тамъ проводятъ жизнь эти несчастныя существа и живутъ однимъ лишь подаяніемъ любопытныхъ путешественниковъ, которые приходятъ осматривать странное ихъ убжище.
Длина всей проски въ скал — триста шестьдесятъ пять футовъ: пустынникъ остановился на этомъ числ въ память числа дней въ году.
Сводъ везд въ четырнадцать футовъ вышиною.
На обратномъ переход черезъ комнату, примыкающую къ часовн, мы сошли по лстниц въ восемнадцать ступеней въ садъ, гд росли нсколько тощихъ овощей, подъ надзоромъ провожавшаго насъ молодаго человка. Указательный его знакъ въ сопровожденіи обыкновеннаго восклицанія геу! геу! заставилъ насъ обернуться къ одному углубленію въ скал: это входъ къ источнику съ прекрасною водою, который называется Погребомъ пустынника.
Такимъ образомъ мы осмотрли во всхъ подробностяхъ это подземное зданіе. Между тмъ погода разгулялась и мы не могли придумать ничего лучшаго, какъ ссть въ коляску и продолжать путь къ Берну. Въ этихъ мысляхъ мы опять прошли потерну и стали отыскивать проводника, сильно озабоченные первыми ощущеніями голода, который, по всей вроятности, долженъ былъ возрастать въ геометрической прогресіи. Мы нашли нашего служителя Святаго Николая подъ тнью дерева, онъ сидлъ передъ камнемъ, на которомъ видны были разные объдки. Этотъ шутъ уже усплъ славно позавтракать, судя по косточкамъ цыпленка, разбросаннымъ около него по земл, и по фляг безъ пробки, поставленной возл зонтика, очевидно было, что вся жидкость перешла изъ нея въ другой сосудъ, боле упругій и вмстительный. А онъ самъ сидлъ устремивъ глаза къ небу и читая про себя молитву.
Это зрлище ужасно разстроило наши желудки.
Мы спросили у него, нельзя ли достать по сосдству чего нибудь състнаго, въ род того чмъ онъ сейчасъ занимался. Онъ заставилъ насъ повторить себ вопросъ нсколько разъ, потомъ, подумавъ немного, сказалъ съ безстрастною прозорливостію, составляющею отличительную черту его характера: — ‘Ахъ, да! вы хотите сть? я понимаю: это движеніе!’
Потомъ всталъ, и не прибавивъ больше ни слова, сложилъ свой ножикъ, спряталъ флягу въ карманъ, взялъ зонтикъ и пошелъ къ тому мсту, гд ожидала насъ коляска, такъ хладнокровно, какъ будто позади его сытаго желудка не было двухъ голодныхъ.
Вскор мы пришли къ экипажу и посовтовались съ кучеромъ о плат проводнику: положили дать ему талеръ (шесть франковъ нашей монетой) за половину дня, проведенную имъ съ нами, и такъ я вынулъ изъ кармана талеръ-и положилъ ему въ руку. Ризникъ взялъ монету, внимательно осмотрлъ ее съ обихъ сторонъ, попробовалъ толщину, и удостоврившись что она не стерта и не обрзана, положилъ ее въ карманъ и снова протянулъ руку.
Тогда я дружески взялъ эту руку, и сжавъ ее изо всей силы, сказалъ очень чисто по Нмецки, Gut reis, mein freund! (добрый путь, любезный другъ!) Бднякъ сдлалъ такую рожу, какъ будто самъ чортъ въ нее вселился, и сталъ лвой рукою отклеивать пальцы на правой, бормоча сквозь зубы какія-то слова, которыхъ мы не могли понять, между тмъ мы сли въ коляску и похали. Черезъ четверть мили намъ пришло въ голову спросить у кучера, слышалъ-ли онъ, что сказалъ проводникъ.
— Слышалъ, господа, отвчалъ онъ.
— Что жъ?
— Онъ сказалъ, что талера очень мало для человка, который въ одинъ день перенесъ и дождь и жаръ и голодъ.
Можно себ представить, какое впечатлніе произвелъ этотъ упрекъ на людей, изжаренныхъ на солнц, промокшихъ до костей и умирающихъ отъ голоду. И такъ мы остались къ нему совершенно нечувствительны, но переводъ этихъ словъ напомнилъ намъ о голод и мы спросили у кучера, нтъ ли гд на дорог трактира до Берна. Отвтъ лишилъ насъ и послдней надежды.
Черезъ два часа онъ остановился и спросилъ, не угодно-ли намъ осмотрть Лауненское поле сраженія.
— Есть-ли трактиръ на Лауненскомъ пол сраженія?
— Нтъ, сударь, это только большая равнина, гд Родольфъ Эрлакь, предводительствуя народомъ, побдилъ дворянство въ 1359 году.
— Прекрасно, а сколько еще миль сталось до Борна?
— Пять.
— Талеръ на водку если довезешь насъ туда въ два часа.
Кучеръ погналъ свою лошадь въ галопъ съ усердіемъ, котораго не уменьшила и наступившая ночь, и черезъ полтора часа, съ вершины горы Бумилицъ, мы увидли огни столицы Бернскаго кантона, разбросанные по долин, какъ свтящіеся червяки на лугу.
Черезъ десять минутъ коляска остановилась на двор гостинницы Сокола.

БЕРНСКІЕ МЕДВДИ.

На другой день говоръ нсколькихъ сотъ голосовъ разбудилъ насъ до-свту. Мы бросились къ окну и увидли рынокъ передъ самою гостинницею въ полномъ его блеск.
Дурное расположеніе духа, въ которое привело насъ ранее пробужденіе, скоро разсялось при живописномъ зрлищ, которое представилось намъ на этой площади, покрытой крестьянками въ національныхъ костюмахъ.
Что мн больше всего не нравилось въ Швейцаріи, — это повсемстное усвоеніе нашихъ модъ, не только въ высшихъ сословіяхъ, всегда готовыхъ отступить отъ нравовъ и обычаевъ своихъ предковъ, но даже и въ простомъ народ, который обыкновенно, свято сохраняетъ ихъ въ преданіяхъ. Но теперь, нечаянный случай вполн вознаградилъ меня за долгое и всегда обманутое ожиданіе, собравъ на этой площади, передъ моими глазами, самыхъ хорошенькихъ крестьянокъ, изъ кантоновъ, смежныхъ съ Берномъ. Тамъ были: Вадтландка съ короткими волосами, въ высокой остроконечной соломенной шляп, отняющей ея розовыя щечки, Фрибуржанка, которой открытая голова обвивалась тремя рядами косъ, составляющихъ весь ея головной уборъ, Валасска, съ высокимъ шиньономъ на голов и въ шляпк, обшитой чернымъ бархатомъ и широкою лентою, вышитою золотомъ и висящею до самаго плеча, наконецъ, между всми ими, отличалась особенною граціозностію здшняя Бернка въ маленькой шапочк изъ желтой соломы, усянной цвтами какъ корзинка и щегольски надтой на-бочекь, между тмъ какъ дв длинныя блокурыя косы выбгали изъ подъ нея, на ше бантъ изъ чернаго бархата, рукава рубашки широкіе и сборчатые, талія охвачена корсетомъ съ серебряннымъ шитьемъ.
Строгій, печальный, старый городъ Бернъ, казалось, также принарядился на этотъ день въ свое праздничное платье, онъ усыпалъ улицы свои женщинами, какъ кокетка убираетъ натуральными цвтами свое бальное платье. Темныя его аркады, выдающіяся сводами надъ нижними этажами домовъ, оживлены были веселою и безпечною толпою, которая радостно и быстро снуя взадъ и впередъ, рзко отдлялась яркими цвтами одеждъ отъ сраго полутона камней, легкость и пестрота колеровъ, безпрестанно измнявшихся въ этой толп, поражали насъ еще сильне когда мы останавливали взоры на группахъ молодыхъ людей, тамъ и сямъ разбросанныхъ съ ихъ большими блокурыми головами въ маленькихъ кожаныхъ шапочкахъ, съ длинными волосами, откинутыми воротниками и въ голубыхъ сюртукахъ со сборками на таліи, однимъ словомъ — настоящіе Нмецкіе студенты, которые здсь, какъ будто въ двадцати шагахъ отъ своихъ университетовъ, Лейпцигскаго или Іенскаго, весело разговаривали въ кружкахъ, или важно прогуливались по-парно съ пенковыми трубками во рту и съ кисетомъ, украшеннымъ федеральнымъ крестомъ у пояса. Мы закричали изъ окошекъ: браво! и захлопали въ ладоши точно такъ, какъ при поднятіи занавса съ картины превосходно поставленной на сцен, потомъ, закуривъ сигары въ знакъ братства, подошли къ двумъ изъ этихъ молодыхъ людей и спросили, какъ пройти къ собору.
Вмсто того чтобы указать рукою, какъ сдлалъ-бы озабоченный Парижанинъ, одинъ изъ нихъ отвчалъ намъ по Французски съ сильнымъ Германскимъ акцентомъ: ‘Сюда’! и заставивъ своего товарища ускорить шагъ, пошелъ передъ нами.
Пройдя шаговъ около пятидесяти, мы остановились передъ старинными часами весьма сложнаго устройства, изъ рода тхъ, надъ усовершенствованіемъ которыхъ механикъ пятнадцатаго вка употреблялъ иногда всю свою жизнь… Нашъ вожатый улыбнулся.— Не угодно ли подождать? сказалъ онъ, скоро будетъ бить восемь часовъ.
Въ самомъ дл, въ туже минуту птухъ, сидвшій на маленькой этой колокольн, захлопалъ крыльями и проплъ три раза автоматическимъ своимъ голосомъ. При этомъ призыв четыре евангелиста съ молотками въ рукахъ вышли одинъ за другимъ изъ своей ниши и каждый ударилъ четверть часа своимъ молоткомъ по колоколу, съ первымъ ударомъ отворилась маленькая дверь подъ циферблатомъ, странная процессія потянулась изъ нея, обошла полукружіемъ основаніе часовъ и скрылась въ противуположной двери, которая, съ послднимъ ударомъ колокола, затворилась за послднимъ лицемъ процессіи.
Мы уже замтили особенное уваженіе Бернцевъ къ медвдямъ, наканун, възжая въ городъ черезъ Фрибуріскія ворота, мы видли въ тни коллосальныя изваянія этихъ животныхъ, поставленныя у възда, какъ у насъ возл Тюльери кони, усмиряемые невольниками. Теперь, на пространств пятидесяти шаговъ, пройденныхъ нами до часовъ, мы оставили влв фонтанъ, надъ которымъ возвышался каменный медвдь, съ знаменемъ въ лап и покрытый рыцарскою броней, а у ногъ его стоялъ на заднихъ лапахъ медвжонокъ, одтый пажемъ, и лъ кисть винограду, поддерживая ее передними лапами. Проходя по площади Чердаковъ, мы еще замтили на фронтон одного монумента двухъ медвдей, поддерживающихъ городской гербъ, одинъ изъ нихъ высыпалъ изъ рога изобилія сокровища торговли на толпу молодыхъ двушекъ, которыя поспшно собирали ихъ, между тмъ какъ другой, въ знакъ союза, граціозно протягивалъ лапу рыцарю, одтому по Римски, временъ Людовика XV. Наконецъ изъ часовъ, на которые мы смотрли съ такимъ любопытствомъ, вышла процессія — опять медвдей: одни играли на кларнетахъ, другіе на скрыпкахъ, контробассахъ и волынкахъ, за ними преважно выступали еще медвди, со шпагами на боку, ружьями на плечахъ, съ разпущенными знаменами и съ унтеръ-офицерами въ замк. Право, было чмъ позабавиться, мы хохотали отъ души. Наши Бернцы, привыкшіе къ этому зрлищу, смялись нашему смху, — и не только не оскорблялись, но еще, казалось, наша веселость доставляла имъ самимъ истинное наслажденіе. Наконецъ мы спросили, отчего у нихъ на каждомъ шагу встрчаешь этихъ животныхъ, которые по своей пород и фигур до сихъ поръ никому не служили образцомъ изящности въ пріемахъ и вжливости въ обращеніи, и привязанность города къ этимъ четвероногимъ не иметъ-ли другой какой нибудь причины, кром ихъ шкуры и мяса.
Они отвчали намъ, что медвди патроны города, и имютъ неоспоримое право на этотъ титулъ, потому что дали Берну свое имя. Въ самомъ дл, Baer, который по Нмецки выговаривается Беръ, значитъ медвдь. Тотъ изъ двухъ студентовъ, который лучше говорилъ по Французски, видя что мы желаемъ узнать подробне степень родства Медвдей съ ихъ городомъ, предложилъ разсказать намъ его происхожденіи на пути въ церковь. Можно себ представить, съ какою благодарностію я, ловецъ преданій и легендъ, принялъ это предложеніе. Вотъ что разсказалъ нашъ чичероне.
Городъ Бернъ основанъ въ 1191 году, Бертольдомъ V, герцогомъ Церингенскимъ. Кончивъ его, и обнеся стнами съ воротами, онъ сталь искать имени для построеннаго имъ города съ такою же заботливостію, съ какою мать придумываетъ имя для своего дитяти. Кнесчастію, благородному владльцу по видимому досталось въ удлъ не слишкомъ блестящее воображеніе, потому что, самъ будучи но въ силахъ найдти искомое, онъ позвалъ наконецъ къ себ на помощь все окрестное дворянство и задалъ ему славный пиръ.
Пировали три дня, по прошествіи которыхъ еще не ршили какимъ именемъ назвать новорожденнаго, наконецъ одинъ изъ гостей предложилъ отправиться на другой день всемь обществомъ на охоту въ сосднія горы и дать городу имя перваго звря, котораго убьютъ. Предложеніе было принято единогласно.
На другой день дворянство отправилось на охоту съ разсвтомъ. Охотились уже съ часъ, какъ вдругъ въ одной сторон послышались громкіе побдные крики охотники побжали къ тому мсту: стрлокъ герцога убилъ оленя.
Повидимому Бертольду не очень понравилось это животное, онъ объявилъ, что не назоветъ свой прекрасный и крпкій военный городъ именемъ животнаго, котораго трусливость вошла въ пословицу. Насмшники утверждали, что для герцога олень имлъ еще другое особенное значеніе, о которомъ онъ съ умысломъ умалчивалъ, хотя быть-можетъ оно-то и внушило ему отвращеніе къ этому животному: герцогъ Бертольдъ былъ старъ, а имлъ прекрасную молодую жену.
И такъ положили не считать этого выстрла и вс снова принялись за охоту.
Къ вечеру охотники встртили медвдя.
Слава Богу! Вотъ это животное ужъ не могло посрамить своимъ именемъ ни чести человка, ни чести города. Бднаго звря убили безъ пощады и онъ далъ городу свое имя. И нынче еще камень, поставленный въ четырехъ миляхъ отъ Берна, у воротъ Мури-ІІІтальденскаго кладбища, удостовряетъ въ справедливости этой этимологіи краткою, но ясною надписью. Вотъ она, на старомъ Нмецкомъ нарчіи:
Erst baer hier fam. (1)
(1) Здсь убитъ первый медвдь.
Нечего было отвчать на столь неоспоримыя доказательства и я поврилъ студенту на слово.
Впрочемъ, эта исторія служитъ только предисловіемъ къ другой, несравненно оригинальне этой, но мы разскажемъ ее въ своемъ мст.
Между тмъ мы вышли изъ одного нереулка на большую площадь и вдругъ прямо передъ нами открылся соборъ. Это готическое зданіе довольно замчательно своимъ стилемъ, хотя и не сообразнымъ съ архитектурными правилами того времени, потому что въ немъ одна только колокольня и вовсе нтъ башенъ,— необходимой принадлежности тогдашнихъ соборныхъ церквей, да и самая колокольня, на высот 191 фута, какъ бы срублена, такъ что она походить на большую голову сахару съ отколотою верхушкою. Этотъ соборъ начатъ въ 1421 году по планамъ Матіаса Гейна, избраннымъ и утвержденнымъ преимущественно породъ планами другаго архитектора, его состязателя, котораго имя неизвстно. Послдній скрылъ свою досаду, и когда зданіе было уже доведено до половины своей высоты, онъ попросилъ однажды у Матіаса позволенія сходить съ нимъ на платформу. Доврчивый Матіасъ исполнилъ его желаніе съ поспшностію, которая длаетъ больше чести его самолюбію нежели благоразумію, онъ пошелъ впередъ и началъ показывать ему вс подробности работъ, которыми его соперникъ надялся нкогда самъ управлять. Послдній сталъ осыпать похвалами своего собрата, который желая доказать ему, что онъ заслуживаетъ ихъ, пригласилъ его осмотрть другія части, даже и показалъ ему кратчайшую дорогу на верхъ по доск, положенной съ одного края стны на другой въ шестидесяти футахъ надъ землею. Въ туже минуту послышался крикъ. Бдный архитекторъ упалъ и разшибся.
Никто не былъ свидтелемъ несчастія Матіаса, кром его соперника, который разсказывалъ посл, что доска, криво положенная на двухъ стнахъ не ровной вышины, перевернулась подъ тяжестію его тла и что онъ долженъ былъ съ горестію видть паденіе Матіаса, не будучи въ состояніи подать ему никакой помощи. Черезъ недлю онъ получилъ мсто покойнаго архитектора и воздвигъ ему на самомъ мст ею паденія статую, черезъ что пріобрлъ себ въ Берн обширную репутацію скромнаго художника.
Мы вошли въ церковь, внутри которой нтъ ничего достойнаго вниманія, какъ и во всхъ вообще протестанскихъ храмахъ, только по обимъ сторонамъ хоръ возвышаются дв гробницы, одна герцога Церингенскаго, основателя города, другая, Фридриха Стенфера, бывшаго Бернскимъ судьею во время завоеванія города Французами въ 1798 году.
Изъ собора мы пошли на Терассу, такъ называется, если не ошибаюсь, мсто для прогулки горожанъ: она возвышается надъ нижнимъ городомъ на 108 футовъ и укрплена отвсною стною такой-же высоты, которая, подобно каменной одежд на крпостномъ валу, удерживаетъ землю отъ осыпки.
Съ этой Терассы открывается чудеснйшій видъ. Внизу, подъ ногами, какъ пестрый коверъ, разсыпаны кровли городскихъ домовъ, между ними извивается Ааръ, быстрая и прихотливая рка, которой голубыя воды истекаютъ изъ ледника Финстеръ-Ааргорна, и окружаютъ со всхъ сторонъ Бернъ, — эту твердыню, около которой сосднія горы замняютъ передовыя укрпленія. На второмъ план возвышается Гуртенъ, холмъ въ три или четыре тысячи футовъ вышиною, черезъ который взоръ досягаетъ до огромной цпи ледниковъ, замыкающихъ горизонтъ какъ бы бриліантовою стною, можно подумать, что за этимъ свтозарнымъ поясомъ начинается волшебное царство Тысячи Одной Ночи, — такъ дивно на немъ играютъ лучи восходящаго солнца, переливаюсь всми цвтами радуги, отъ темно-голубаго до блдно-розоваго, — такъ пышно озаряютъ его лучи заходящаго солнца когда городъ и долина уже погружены во мракъ. Эта великолпная терасса, усаженная прекрасными деревьями, какъ мы уже сказали, есть внутренное городское гульбище. Въ двухъ кофейняхъ, построенныхъ на обоихъ концахъ, гуляющіе могутъ найдти прекрасное мороженое. Между кофейнями, на самой середин парапета, поставленъ камень, а на немъ вырзана Нмецкая надпись, свидтельствующая объ одномъ произшествіи почти чудесномъ. Взбсившаяся лошадь понесла по этой терасс молодаго студента и соскочила съ нимъ съ высоты ста восьми футовъ на улицу: лошадь разбилась о мостовую, а молодой человкъ отдлался легкимъ ушибомъ. Вотъ буквальный переводъ этой надписи:
Сей камень поставленъ здсь во славу всемогущества Божія, дабы память объ ономъ перешла въ позднйшее потомство. Отсюда господинъ Теобалдъ Вейнцейфли 25-го мая 1654-го года упалъ съ своею лошадью. А посл сего происшествія онъ служилъ еще церкви тридцать лтъ въ званіи священника и умеръ въ глубокой старости, напитанный духомъ святости, 25 ноября 1694 года.’
Одна бдная женщина, осужденная на каторжную работу, вспомнила скачокъ студента и ршилась повторитъ его: она бросилась съ терассы, но была не такъ счастлива какъ Вейнценфли: несчастная разбилась и испустила духъ на мст.
Взглянувъ еще разъ на этотъ великолпный ландшафтъ, мы пошли къ нижнимъ воротамъ въ намреніи обойти Бернъ черезъ Альтенбургъ, — прекрасный холмикъ на другомъ берегу Лары, весь усаженный виноградникомъ, онъ лежитъ немного повыше города. На пути намъ показали маленькой готической трактиръ съ вывскою сапога, конечно такая вывска надъ дверьми винопродавца всякому покажется странною, но вотъ преданіе, объясняющее эту странность.
Генрихъ IV послалъ въ Бернъ въ 1602 году Бассомпьёра, въ качеств посланника, къ тринадцати кантонамъ, чтобъ возобновить съ ними союзъ, заключенный еще въ 1582 году между Генрихомъ III и Федераціею. Бассомпьеръ, открытымъ своимъ характеромъ и праводушіемъ въ переговорахъ, устранилъ вс затрудненія и заключилъ прочный и дружескій союзъ между Швейцаріею и Франціею. Когда онъ, отправляясь въ обратный путь, садился на лошадь у дверей этою трактира, вдругъ явились депутаты отъ тринадцати кантоновъ, они подошли къ нему съ огромными круговыми чашами (widercome) въ рукахъ, въ намреніи предложить послдній тостъ на проводы: Депутаты окружили его, подняли вс вмст тринадцать чашъ, изъ которыхъ каждая вмщала въ себ по бутылк вина, и, провозгласивъ здоровье Франціи, осушили однимъ залпомъ вс кубки. Бассомпьеръ, изумленный этою неожиданною вжливостію, въ торопяхъ нашелъ одно только средство отвчать имъ достойнымъ образомъ. Онъ позвалъ своего слугу, веллъ ему спшиться и стянуть съ себя сапогъ, взялъ его за шпору и приказалъ вылить въ него тринадцать бутылокъ, вина, потомъ, возвысивъ этотъ импровизованный бокалъ, провозгласилъ: ‘За здоровье тринадцати кантоновъ!’ — и выпилъ вс тринадцать бутылокъ.
Швейцарцы заключили, что онъ достойный представитель Франціи.
Отъ этого трактира до нижнихъ воротъ около ста шаговъ. Тамъ мы перешли Ааръ по каменному мосту довольно красивому, и черезъ полчаса достигли вышины Альтенберга. Оттуда представляется тотъ же прекрасный видъ, какъ и съ соборной терассы, съ тою разницеіо, что здсь второй бельведеръ Берна находится на первомъ план картины. Но какъ ни вликолпна была эта прогулка, однакожъ мы скоро повернули назадъ, потому что тамъ ни одно дерево не умряетъ своего тнью солнечнаго зноя, который сталъ наконецъ невыносимъ, между тмъ какъ на противуположномъ берегу Аара виднлась чудесная роща съ аллеями, наполненными гуляющими. Сначала мы думали, что должны будемъ вернуться къ мосту, чтобы перейти на ту сторону, но къ счастію тутъ же, внизу, увидли перевозъ на маленькомъ плоту. Перевощикъ, вроятно, получаетъ порядочный доходъ, потому что мы дожидались съ четверть часа пока дошла до насъ очередь переправляться, — такъ много было народу. Онъ старый служивый республики, и, въ награду за оказанныя имъ услуги, получилъ отъ города исключительное право перевозить пасажировъ, желающихъ переправляться черезъ Ааръ. За перевозъ платятъ по грошу, кром членовъ двухъ почтенныхъ сословій общества, которые однакожъ не имютъ ничего общаго въ своихъ обязанностяхъ — повивальныхъ бабокъ и солдатъ: ихъ перевозятъ даромъ. Мой инвалидъ, посл нсколькихъ вопросовъ когда распозналъ что я Французъ, почелъ долгомъ сдлать и мн одинъ вопросъ: за котораго короля я стою, за стараго или за новаго? Отвтъ мой былъ также ясенъ какъ и его вопросъ. Ни за того, ни за другаго.
Вообще Швейцарцы большіе охотники до вопросовъ, которые могутъ даже показаться слишкомъ нескромными, но они распрашиваютъ съ такимъ простодушіемъ, что нельзя не извинить ихъ наглости, потомъ, когда вы удовлетворили ихъ любопытство, они начинаютъ посвящать васъ въ таинства собственныхъ домашнихъ длъ, и съ такою подробностію, какой могутъ ожидать одни только самые короткіе пріятели.
За общимъ столомъ, черезъ четверть часа вы узнаете вашего сосда такъ, какъ будто были знакомы съ мимъ дв^дцать лтъ. Впрочемъ вы совершенно вольны отвчать или нтъ на эти вопросы, обыкновенно принадлежащіе къ роду тхъ, которые предлагаетъ вамъ трактирная книга прозжихъ.— Ваше имя и званіе, откуда идете и куда?— Этотъ обычаи отлично замняетъ предъявленіе послортовъ, потому что вы всегда можете узнать такимъ образомъ, когда и по какой дорог отправился вашъ другъ или знакомый, котораго нагоняете, и такія же извстія могутъ получить объ васъ самихъ пріятели, которые дутъ за вами.
Для насъ было совершенно равно, идти въ одну сторону или въ другую, лишь бы только видть что нибудь новенькаго, и потому мы заблагоразсудили присоединиться къ толп, которая шла на гулянье Энигъ, загородное мсто, посщаемое публикою чаще всхъ другихъ гуляній. У Ларбергскихъ воротъ собралось множество народу, мы спросили о причин, и вамъ отвчали лаконически: Медвди. Въ самомъ дл, когда мы протиснулись къ парапету, около котораго стояли прислонясь, какъ въ райк, двсти или триста человкъ, мы увидли зрлище, которымъ они наслаждались, — четырехъ огромныхъ медвдей, раздленныхъ по парно въ двухъ великолпныхъ рвахъ, содержимыхъ въ отличной чистот и вымощенныхъ плитами, какъ столовыя залы.
Зрители забавлялись, какъ и у насъ въ Париж, подчиваніемъ обитателей этихъ рвовъ яблоками, грушами и пирогами, съ тою разницею, что здсь это наслажденіе удвоивалось отъ особеннаго обстоятельства, которое я рекомендую господину директору сада des Plantes, и совтую ввести и у насъ для большей потхи охотниковъ до подобныхъ зрлищъ.
Первую грушу, которую кинули при мн Бернскому Мишк, онъ проглотилъ безъ всякаго совмстничества, но со второю было иначе. Въ ту минуту какъ онъ, разлакомившись первою удачею, лниво приподнялся и отправился къ тому мсту, гд упалъ его десертъ, какой-то незванный гость, котораго я никакъ не могъ разглядть, — такъ быстры и проворны были его движенія, — выскочилъ изъ отверстія, продланнаго въ стн, схватилъ грушу у самаго носа изумленнаго медвдя и скрылся въ свою норку при громкихъ рукоплесканіяхъ всей публики. Черезъ минуту, лукавая головка лисицы съ живыми глазами и черной мордочкой выглянула изъ отверстія, ея убжища, и казалось выжидала новаго случая поживиться на счетъ хозяина замка, въ которомъ она какъ-будто занимала флигель.
Мн захотлось повторить опытъ, и я купилъ пироговь, какъ самую лакомую приманку для апетита обихъ противниковъ. Лисица, замтивъ что я позвалъ торговку, вроятно угадала мое намреніе, устремила на меня свои глаза и уже не спускала ихъ съ пироговъ, которые я захватилъ въ лвую руку, а правою показалъ ей одинъ изъ нихъ, плутовка сдлала головою маленькое движеніе какъ будто хотла сказать: Будь покоенъ, понимаю твое намреніе, потомъ стала облизываться съ увренностью ловкаго мошенника, который не сомнвается въ успх предпріятія и почитаетъ себя вправ заране распоряжаться чужимъ добромъ, какъ своею собственностію. Однакожъ, теперь я хотлъ подвергнуть для ловкость труднйшему испытанію нежели въ первый разъ. Медвдь съ своей стороны тоже замтилъ мои приготовленія съ видимымъ удовольствіемъ, слъ, устремилъ на меня глаза, открылъ пасть и граціозно покачиваясь протянуль ко мн лапы. Между тмъ лисица, прокрадываясь, какъ кошка, вышла изъ своей норы, и тогда я увидлъ, что не одна быстрота движеній была причиною, что въ первый разъ я не могъ распознать какой она породы, но и еще одно случайное обстоятельство: у бднаго животнаго не было хвоста.
Я бросилъ пирогъ, медвдь проводилъ его глазами и опустился на четвереньки чтобъ его поймать, но при первомъ его движеніи. лисица перепрыгнула черезъ его спину, такъ врно разсчитавъ скачокъ, что упала прямо носомъ на пирогъ, потомъ побжала къ своей нор, описывая большой кругъ. Взбшенный медвдь приложилъ къ своему мщенію вс свои геометрическія познанія, тотчасъ нашелъ прямую и слдственно кратчайшую линію къ ретраншаменту непріятеля, и бросился по ней съ быстротою, какой я и не подозрвалъ за нимъ, лисица и онъ прибжали къ цли почти въ одно время, но лисица была немного впереди и зубы медвдя щелкнули у самаго отверзтія въ ту минуту, какъ воровка скрылась въ немъ. Тогда я понялъ, отъ чего у бдняги недоставало хвоста.
Я повторилъ этотъ опытъ нсколько разъ къ неизяснимой потх всего собранія и къ особенному удовольствію лисицы, которая изъ четырехъ пироговъ всегда ловила два.
Медвди, помщенные въ другомъ рву, гораздо моложе и меньше этихъ. Я спросилъ, отчего это, и мн отвчали, что они — наслдники, и по смерти старыхъ медвдей, займутъ ихъ мсто и вступятъ въ обладаніе ихъ имніемъ. Это требуетъ поясненія.
Мы уже разсказали, какимъ образомъ Бернъ получилъ свое названіе. Съ тхъ поръ это животное сдлалось гербомъ города, и его изображеніе помстили не только въ герб, на фонтанахъ, въ часахъ и на монументахъ, но еще положили достать живыхъ медвдей и содержать ихъ на счетъ города. Это было не трудно исполнить, стоило только протянуть руку къ гор и выбрать любаго. Поймали двухъ медвжатъ и привели ихъ въ Бернъ, гд они выросли и вскор своего граціозностію и любезностію снискали бел предльую привязанность гражданъ.
Въ это время одна старая и очень богатая двица, которая въ послдніе годы своей жизни обнаруживала особенное расположеніе къ этимъ милымъ животнымъ, скончалась не оставивъ по себ другихъ наслдниковъ, кром самыхъ дальнихъ родственниковъ. Ея завщаніе открыли установленнымъ порядкомъ въ присутствіи всхъ, кто основывалъ на немъ какія нибудь надежды. Она отказывала 60,000 ливровъ доходу медвдямъ, и тысячу экю единовременно Бернской больниц, для учрежденія одной кровати для члена изъ ея семейства, желающаго воспользоваться этимъ пособіемъ.
Имющіе притязаніе на наслдство, возстали противъ завщанія подъ предлогомъ что оно противузаконно. Съ другой стороны, для защищенія духовной, назначали одного адвоката, человка съ отличнымъ дарованіемъ, который усплъ наконецъ восторжествовать надъ своими противниками: невинность бдныхъ четвероногихъ, которыхъ хотли было ограбить, была всенародно признана, завщаніе объявлено дйствительнымъ и наслдникамъ разршено немедленно вступить въ обладаніе ихъ имуществомъ.
Это сдлалось легко, наслдство заключало въ наличномъ капитал въ милліонъ двсти тысячь франковъ, который тотчасъ былъ внесенъ въ Бернское казначейство, съ предписаніемъ правительства о сохраненіи въ неприкосновенности этой суммы и о выдач съ ней процентовъ уполномоченнымъ наслдниковъ, полагая ихъ на прав несовершенно-лтнихъ. Легко себ представить, какая произошла перемна въ хозяйств опекуновъ, они выстроили себ домы и завели кареты, давали отъ имени своихъ доврителей великолпные обды и балы въ отмнномъ вкус. А послдніе получили отъ того выгоду, что ихъ сторожъ принялъ званіе камердинера и билъ ихъ не иначе какъ камышевою палкою съ золотымъ набалдашникомъ.
Кнесчастію, нтъ ничего прочнаго въ человческихъ длахъ. Едва нсколько поколній медвдей насладились благополучіемъ, до тол неизвстнымъ ихъ роду, какъ вспыхнула Французская революція. Исторія нашихъ героевъ по такъ тсно связана съ этимъ огромнымъ переворотомъ, чтобы пускаться здсь въ ислдованія сю причинъ и всхъ послдствій, мы ограничимся событіемъ, въ которомъ они играли ролю.
Швейцарія по близкому сосдству съ Франціею не могла не почувствовать великаго землетрясенія, которымъ революціонный полканъ потрясъ весь міръ: однакожъ она ршилась противиться этой воинственной лав, которая хлынула потокомь на Европу. Кантонъ Вадтландъ объявилъ себя независимымъ, Бернъ собралъ свои войска, сперва побдилъ при Нейнек, потомъ былъ два раза побжденъ при Штраубрун и Гpayхгольц, посл чего побдители, подъ предводительствомъ генераловъ Бруна и Шаупбурга, вступили въ столицу. Черезъ три дня Бернскія сокровища выступили въ походъ.
Одинадцать лошаковъ, навьюченныхъ золотомъ, отправились въ Парижъ: двое изъ нихъ везли на себ имущество бдныхъ медвдей, которые, какъ ни отличались умренностію въ мнніяхъ, однакожъ были включены въ списокъ аристократовъ и подверглись общей съ ними участи. Правда, у нихъ оставался еще домъ ихъ уполномоченныхъ, который Французы не могли унести съ собою, но уполномоченные объявили на него притязанія по поводу издержекъ, такъ что медвди лишились и этого обломка минувшаго счастія и богатства.
Тогда эти благородныя животныя явили міру и роду человческому въ особенности великій примръ философической стойкости въ несчастіи, которое они перенесли съ тмъ же неизмннымъ достоинствомъ и смиреніемъ, какое обнаруживали въ счастіи, и впродолженіи пяти лтъ, съ 1798 года по 1803, когда революція волновала всю Швейцарію, медвди постоянно пользовались уваженіемъ всхъ партій.
Между тмъ Швейцарія понизила свои горы подъ рукою Бонапарта. Первый консулъ наградилъ ее актомъ посредничества и девятнадцать кантоновъ вздохнули свободне, пріютившись подъ крыло, которымъ Франція оснила ихъ.
Только что спокойствіе возстановилось. Бернское правительство поспшило вознаградить своихъ гражданъ за понесенные ими убытки и потери. Вс бросились къ нему съ просьбами: кто о мст, кто о вознагражденіи изъ казенныхъ суммъ или наград за услуги отечеству. Но т, которые больше всхъ имли право просить и получить просимое, пренебрегли искательствомъ и съ увренностію въ справедливости своего дла, ожидали въ молчаніи чтобы республика сама вспомнила объ нихъ.
Республика оправдала наконецъ превосходный свой девизъ: Одинъ для всхъ, вс для одного. Открыли въ пользу медвдей подписку, которою собрали 60,000 франковъ. На эту сумму, столь умренную въ сравненіи съ прежнимъ капиталомъ, городской совтъ купилъ участокъ земли, приносящій доходу 2,000 ливровъ. Несчастныя животныя изъ миліонщиковъ превратились въ простыхъ выборнымъ. {Въ Женев тарифъ избирательнаго права положенъ въ 9 франковъ. Думаю, что и въ Берн тоже.}
И это маленькое достояніе впослдствіи уменьшилось вполовину однимъ случаемъ, который однакожъ не имлъ никакой связи съ политикой. Прежде медвди жили въ самомъ город, во рву смжномъ съ стною тюрьмы. Однажды ночью одинъ изъ заключенныхъ, осужденный на смерть, доставъ гд-то желзный шпиль, сталъ сверлить въ стн отверстіе, часа черезъ два или три онъ услышалъ, что и съ противоположной стороны стны кто-то работаетъ такаго какъ и онъ: это придало ему бодрости. Онъ подумалъ, что кто нибудь изъ подобныхъ ему несчастныхъ принялся помогать ему изъ сосдней тюрьмы, чтобы соединиться съ нимъ и облегчить побгъ себ и ему. Эта надежда усиливалась въ немъ по мр того, какъ работа подвигалась впередъ, невидимый помощникъ принялся за дло съ такимъ жаромъ, что пренебрегалъ даже всми предосторожностями необходимыми для успха, камни выламываемые имъ, катились съ шумомъ, сильное его дыханіе было слышно очень явственно. Осужденный чувствовалъ необходимость удвоить свои усилія, потому что неосторожность его товарища каждую минуту могла открыть ихъ замыселъ.
Ксчастію, оставалось ужъ не много работы чтобы пробить стну на сквозь. Послдній и самый огромный камень долго противился всмъ его усиліямъ, наконецъ и онъ пошатнулся и черезъ пять минутъ покатился на противуположную сторону. Свжій воздухъ проникнутъ въ тюрьму и осужденный увидлъ, что неожиданную помощь ему подали снаружи. Чтобы не терять драгоцннаго времени, онъ въ туже минуту влзъ въ узкое отверстіе, открытое ему такъ нечаянно, но на самой середин стны онъ также нечаянно встртился носомъ къ носу съ однимъ изъ медвдей, который, съ своей стороны, старался всми силами пробраться въ тюрьму. Онъ услышалъ шумъ, произведенный заключеннымъ внутри тюрьмы, и по разрушительному инстинкту, свойственному этимъ животнымъ, тотчасъ принялся помогать ему изо всхъ силъ.
Осужденному оставалось выбрать одно изъ двухъ, быть повшеннымъ или разтерзаннымъ, первое было — врно, послднее возможно: онъ предпочелъ послднее и усплъ. Медвдь оробвши при вид человка, который всегда, сохраняетъ свою власть, даже и надъ самыми лютыми зврьми, пропустилъ его не сдлавъ ему никакаго вреда.
На другой день тюремщикъ, взойдя въ тюрьму нашелъ странное превращеніе: вмсто осужденнаго, на его солом лежалъ медвдь.
Тюремщикъ убжалъ, оставивъ дверь отворенною, медвдь преважно пошелъ вслдъ за нимъ и, не находя нигд преградъ, вышелъ на улицу: спокойно продолжая путь, онъ пробрался наконецъ на овощной рынокъ. Можно себ представить, какое висчетлніе произвело на торгующую толпу появленіе этого новаго покупщика. Въ одну минуту рынокъ опустлъ и незваный гость могъ на простор выбирать изъ лотковъ зелень и фрукты, которые были ему по вкусу. Онъ не упустилъ этого прекраснаго случая, и, вмсто того чтобы пользуясь наведеннымъ имъ страхомъ, убраться въ горы, куда, ужъ врно, никто бы за нимъ погнался, онъ началъ лакомиться грушами и яблоками, до которыхъ, какъ извстно, медвди большіе охотники. Лакомство его погубило.
Два кузнеца, которыхъ лавка выходила на площадь, придумали средство отвести бглеца назадъ въ ровъ. Они накалили до красна двое большихъ клещей и, подкравшись съ обихъ сторонъ къ мародеру, въ ту минуту какъ онъ сосредоточилъ все свое вниманіе на завтрак, крпко ухватили его каждый за ухо. Медвдь, чувствуя себя въ плну, не сопротивлялся и покорно пошелъ за своими проводниками, протестуя однимъ лишь жалобнымъ ревомъ противъ притеснительнаго средства, употребленнаго для его ареста.
Бернскій совтъ, разсудивъ что подобный случай можетъ повториться и быть причиною какаго нибудь несчастія, опредлилъ перевести медвдей за городъ, и устроить имъ два рва въ укрпленіяхъ. Издержки на вырытіе этихъ двухъ рвовъ, въ которыхъ нынче живутъ Бернскіе медвди, уменьшило ихъ имущество до половины, потому что по смтамъ эта работа обошлась въ 30,000 франковъ, которые отчислили отъ ихъ капитала.
Записавъ вс эти подробности въ памятную книжку, мы пошли дале осматривать окрестности Берна. Передъ нами открылась великолпная аллея, мы присоединились къ толп, черезъ часъ перехали въ лодк рку, и прибыли въ Рейхенбахъ, тамъ съ одной стороны мы увидли шумную и веселую Швейцарскую генгетту, съ другой старый и мрачный замокъ Родольфя Эрлака, въ первой мы могли найти добрый завтракъ, въ другомъ — великое воспоминаніе, на этотъ разъ голодъ взялъ верхъ надъ поэзіею: мы вошли въ генгетту.
Прекрасная вещь эти Немцкія генгетты для тхъ, кто любитъ вальсъ и кислую капусту. Кнесчастію, я могъ пользоваться однимъ только изъ этихъ удовольствій.
И такъ, позавтракавъ на скорую руку, я бросился въ середину танцующей залы и подалъ руку первой крестьянк, какая мн попалась, она приняла приглашеніе безъ всякихъ церемоній, хоть у меня на рукахъ были перчатки, — роскошь, неизвстная въ этомъ веселомъ собраніи. Я тотчасъ закружился съ нею, сразу попавши въ тактъ этого быстраго и плавнаго вальса, какъ будто я ничему больше и не учился какъ танцовать.
Правду сказать, оркестръ, хотя и составленный изъ деревенскихъ музыкантовъ, Богъ знаетъ съ какими инструментами, чудесно помогалъ намъ, и, признаюсь откровенно, ни одинъ изъ Парижскихъ оркестровъ какъ мн кажется по приспособленъ къ вальсу лучше этого.
Кончивъ вальсъ, я попросилъ у моей танцовщицы очень понятно по-Нмнцки позволенія поцловать ее,— замчу мимоходомъ, что это одна изъ тхъ фразъ Нмецкаго языка, которой акценты и грамматическая постройка врзались въ мою память глубже всякихъ другихъ, она исполнила мою просьбу съ замтнымъ удовольствіемъ.
Потомъ мы отправились съ визитомъ къ Рейхенбахскому замку, о которомъ носится преданіе полу-историческое, полу-поэтическое, какъ и вс вообще Швейцарскія преданія. Тамъ старый Родольфъ Эрдакъ отдыхалъ отъ воинственныхъ трудовъ и проводилъ послдніе дни своей жизни столь полезной для отечества, столь уважаемой его соотечественниками.
Однажды пришелъ его навстить зять его, Рюденсъ, который и прежде часто бывалъ у него, въ этотъ разъ у нихъ завязался споръ о приданомъ, которое старикъ долженъ былъ уплатить молодому человку. Рюденсъ выходитъ изъ себя, хватаетъ у камина шпагу Лауненскаго побдителя и наносить старику ударъ, отъ котораго онъ умираетъ на мст. Убійца спасается бгствомъ, но дв собаки Родольфа, которыя были на привязи по обимъ сторонамъ воротъ, срываются съ цпей, преслдуютъ бглеца въ горы и черезъ два часа возвращаются домой, покрытыя кровью: съ тхъ поръ никто не видлъ Рюденса.
Молодой человкъ, который разсказалъ намъ эту исторію, возвращался въ Бернъ и предложилъ намъ сопутствовать ему, на что мы тотчасъ согласились. Дорогою мы разсказали ему что видли и спросили у него лтъ-ли еще чего посмотрть. Онъ отвчалъ, что мы уже познакомились съ живописнйшею частію города, однакожъ предложилъ сдлать маленькой кругъ и возвратиться въ Бернъ черезъ Голіафову башню.
Башня Голіафова называется такъ по тому, что въ ней помщена какъ въ ниш колосальная статуя святаго Христофора, въ дватцать два фута вышиною, съ аллебардою въ рук, съ мечемъ на боку, и расписанная съ головы до ногъ красною и голубою красками. Эта статуя изваяна вконц XV столтія однимъ изъ лучшихъ скульпторовъ того времени, и была сначала поставлена позади главнаго олтаря Бернскаго собора для охраненія драгоцнной чаши, купленной за большую сумму пожертвованную на этотъ предметъ однимъ богатымъ и набожнымъ помщикомъ.
Но какъ черезъ два мсяца посл того чаша была украдена, то раздраженные граждане перевели статую въ Ломбахскую башню, вмнивъ ей въ обязанность защищать этотъ передовой постъ противъ Фрибургцевъ, съ которыми Бернъ былъ тогда въ воин. Не смотря на то, черезъ недлю башню взяли приступомъ, посл чего святаго Христофора переименовали въ Голіафа и противъ его статуи поставили маленькую и очень красивую статуйку Давида, угрожающаго великану своимъ пращемъ.

Первая поздка по Оберланду.

ТУНСКОЕ ОЗЕРО.

На другой день мы занялись осмотромъ собственно матеріальной части Берна, потому что вчера успли выжать изъ него все живописное и поэтическое.
Кром собора, о которомъ мы уже говорили, по части монументальной намъ оставалось еще осмотрть церковь Святаго Духа, арсеналъ, монетный дворъ, общественные хлбные магазины, больницу и присутственное мсто, гд живутъ судьи и казначеи. Вс эти зданія построены между 1718 и 1770 годами, и по этой причин вс дорожники рекомендуютъ ихъ путешественникамъ какъ великолпные памятники искуства, между тмъ какъ на глаза артистовъ они кажутся довольно жалкими домишками.
Въ половин осьмаго ввечеру мы выхали изъ Берна по дорог къ Туну, самой лучшей и ровной изъ всхъ Швейцарскихъ дорогъ. Вообще дороги въ кантонахъ Вадтландскомъ, Фрибургскомъ и Бернскомъ содержатся прекрасно, а что еще лучше, правительства этихъ трехъ кантоновъ, быть-можетъ первыя изъ всхъ правительствъ въ мір, придумали, что большія дороги учреждаются не для однихъ только прозжихъ по и для прохожихъ, и потому приказали везд разставить по нимъ скамьи въ нкоторомъ разстояніи одн отъ другихъ, какъ на публичныхъ гульбищахъ, а возл этихъ скамеекъ — столбики, на, которые разнощики могутъ класть свои лотки, и потомъ легче взваливаютъ ихъ на плечи.
Черезъ два часа по вызд изъ Берна наступила ночь и окружила наръ т,ой прозрачною тнью которая предшествуетъ восхожденію луны, однакожъ мы еще не могли ее видть, потому что она скрывалась за многочисленною семьею ледниковъ, которые, подобно мрачнымъ привидніямъ, неподвижно стояли толпою на горизонт и смотрли на спящую долину, но вскор ихъ вершины озарились матовымъ сребристымъ отблескомъ, который съ минуты на минуту становился ярче. Наконецъ прямо изъ за снжной главы Эйгера выникъ ущербленный вершиною горы, огненный, шаръ который легко было принять за одинъ изъ тхъ маяковъ воины, которые призывали древнюю Швейцарію къ оружію. Вскор онъ опять принялъ свою сферическую форму, казалось съ минуту отдохнулъ на остроконечной вершин Эйгера, какъ огонь святаго Иліи на верху мачты, потомъ медленно и безмолвно поднялся къ небу, какъ аэростатъ, только что тронувшійся съ земли.
Такимъ образомъ мы продолжали путь посереди всхъ фантастическихъ очарованій ночи, не теряя ни на минуту изъ виду снжной стны, къ которой приближались, и откуда, хотя мы еще были отъ ней въ шести миляхъ, доходили до насъ невнятные стопы и звуки, производимыя паденіемъ лавинъ и трескомъ ледниковъ. Время отъ времени то справа, то слва раздавался боле явственный шумъ и заставлялъ насъ обернуться въ ту сторону, откуда онъ происходилъ: то былъ или водопадъ, набрасывающій на гору свой газовый шарфъ, или сосновый лсъ, волнуемый втромъ, который пробгая по вершинамъ деревъ извлекалъ изъ нихъ звуки, похожіе на ропотъ страждущихъ и конечно понятные для обитателей лсовъ. Предметы по наружности самые неодушевленные, получили отъ Бога, подобно намъ, разные голоса и звуки для изъявленія радости или скорби, любви и ненависти.
Прислушайтесь къ говору земли въ прекрасную лтнюю ночь, прислушайтесь къ рчи Океана во время бури.
Мы прибыли въ Тунъ въ половин пятнадцатаго, но въ такую чудесную ночь мы прохали бы еще миль пять или шесть съ величайшимъ наслажденіемъ.
Отсюда мы должны были продолжать путь иначе: впереди, озера и горы везд замняютъ большія дороги. Мы расплатились съ нашимъ кучеромъ, который при этомъ случа сказалъ намъ, что онъ въ отчаяніи разставаясь съ нами. Мы поняли, что это вжливый способъ просить прибавки на водку, и какъ онъ былъ славный малый, то за этимъ дло у насъ не стало. Черезъ четверть часа онъ пришелъ къ намъ, уже утшенный, и объявилъ что везетъ обратно въ Лозанну одну даму съ кавалеромъ, — съ чмъ мы его и поздравили.
Въ Тун нтъ ничего замчательнаго, кром артиллерійской школы, но такъ какъ мы пріхали въ Швейцарію не за тмъ чтобы смотрть какъ палятъ изъ пушекъ, то я и занялъ мсто въ почтовой лодк до Интерлакена, не потому чтобы этого рода путешествіе было удобне сухопутнаго, но потому что надялся выманить у пассажировъ какое нибудь преданіе. На другой день въ половин десятаго мы отправились въ путь.
Садятся въ лодку у самыхъ дверей трактира. Минутъ съ десять мы плыли вверхъ по Аару, который вытекаетъ изъ Финстеръ-Агорнскихъ ледниковъ, низвергается на скалахъ Гандека съ высоты 300 футовъ и вливаетъ свои воды въ озеро Бріенцъ и Тунъ, — протекая ихъ во всю ширину, оба эти озера отдлены одно отъ другаго прекрасной деревнею Интерлакеномъ, которой положеніе означается самимъ именемъ ея. Проплывши эти десять минутъ мы вошли въ озеро.
Тотчасъ горизонтъ разширяется во вс стороны, однакожъ съ правой стороны дальше чмъ съ лвой, потому что съ этой стороны холмъ {Подъ словомъ холмъ везд подобно разумть земляную возвышеннность въ 5 или 4,000 футовъ, а гора, массу въ 6 и 19,000 футовъ вышиною.}, покрытый лсомъ, обставляетъ края озера во всю его длину, и отсюда походить на стну, покрытую плющомъ, между тмъ какъ на право ландшафтъ удаляется отъ береговъ озера и представляетъ два ряда горъ, изъ которыхъ послдній какъ будто выглядываетъ черезъ первый. Въ иныхъ мстахъ этотъ первый планъ разверзается и открываетъ черезъ синеватое ущелье долину, которая съ береговъ озера кажется не тир крпостнаго рва, между тмъ какъ она въ милю шириною. При възд въ озеро, прежде всего попадаются въ глаза развалины замка Шадо (Schadenu), построеннаго вначал XVII столтія однимъ изъ потомковъ фамиліи Эрлаковъ. Эта развалина не напоминаетъ собою никакаго историческаго преданія, ктомужъ замокъ Штратлингенъ, — въ полумили откуда, — подавляетъ его тяжестію своихъ воспоминаній.
Родоначальникъ этого дома, если врить Эйнингенской хроник, — никто другой какъ одинъ изъ Птоломеевъ, потомокъ по своей матери Александра Македонскаго, а по отцу — одной изъ знатнйшихъ фамилій Римскихъ патриціевъ. Будучи обращенъ въ христіанскую вру нкоторымъ чудомъ онъ принялъ при крещеніи имя Теодорика, и вскор посл того, спасаясь отъ гонителя своего, императора Адріана, пришелъ ко двору герцога Бургонскаго, бывшаго тогда въ войн съ Французскимъ королемъ {Всякому понятно, что мы здсь говоримъ словами хроники и что король Французскій и герцогъ Бургонскій ІІ-го столтія суть собственныя произведенія ея сочинителя. Чувствуя недостаточность нашего воображенія, мы бы не смли позволить себ такія историческія вольности.}. Когда об арміи сошлись, ихъ предводители ршили кончить свою распрю единоборствомъ двухъ избранныхъ ими воиновъ, герцогъ Бургонскій назначилъ для этого Теодо-Рика. Но наканун дня сраженія воинъ, который долженъ былъ сражаться съ нимъ за Французскаго короля, увидлъ ночью во сн, будто-бы архангелъ Михаилъ держитъ сторону его противника. Это видніе такъ его устрашило, что на другой день онъ объявилъ себя побжденнымъ. Герцогъ Бургонскій изъ благодарности къ Теодо-Рику, за доставленную имъ побду, въ которой небесное участіе обнаружилось такъ очевидно, выдалъ за него дочь свою, Демуту, съ приданымъ Губеланда, — земля въ которой заключалась малая Бургонія съ Вандалическимь озеромъ. На берегу этого то озера, и въ самомъ живописномъ мст новый обладатель прекрасной земли выстроилъ замокъ Штратлингенъ.
Двсти лтъ спустя сиръ Арнольдъ де Штратлингенъ, потомокъ Теодо-Рика, основалъ церковь Рая во имя святаго Михаила, въ знакъ признательности за чудесную помощь, оказанную имъ его предку.
Когда работники положили послдній камень, послышался голосъ, который произнесъ слдующія слова: ‘Здсь сокрыто сокровище, которому нтъ цны.’ Тотчасъ стали искать это сокровище и наконецъ нашли въ главномъ олтар колесо отъ колесницы пророка Ильи. Въ этомъ мст продлали въ олтар отверзтіе, въ которое вводили больныхъ и бснующихся, и въ высокоторжественные дни они не разъ получали совершенное исцленіе.
Посл многихъ переворотовъ, постепенно волновавшихъ другія части свта, маленькая Бургонія, которая дотол была подвластна владльцамъ того же рода Штартлингеновъ, наконецъ была пожалована въ королевство. Король Родольфъ и королева Берта, которой мы видли въ Поэрн сдло и гробницу, царствовали тамъ въ X столтіи, но вскор простыя и благочестивыя нравы, которыми они обезсмертили свои имена, замнились роскошью и нечестіемъ. Ихъ царство при наслдникахъ стало называться Zur Goldenen Lust, ‘жилищемъ золота и утхъ’ а замокъ Шпіецъ выстроенный ими на берегахъ озера, — Gulden Hof, ‘золотымъ дворцомъ.’ Наконецъ распутство и нечестіе усилилось въ этомъ маленькомъ царств до такой степени, что милосердіе Божіе истощилось и погибель ихъ стала неизбжна. И такъ, когда Ульрикъ, послдній изъ этого роду, пригласилъ въ день своей свадьбы весь свой дворъ на прогулку по озеру, Богъ послалъ такую бурю, что съ перваго порыва втра лодка опрокинулась. Съ минуту озеро было покрыто цвтами и драгоцнностями, потомъ все исчезло въ волнахъ и никто изъ гостей, созванныхъ на этотъ смертный пиръ, не былъ помилованъ Богомъ.
Надпись, вырзанная на скал, означаетъ мсто на озер, гд случилось это несчастіе.
Между тмъ какъ одинъ изъ пассажировъ разсказывалъ намъ эту трагическую повсть, небо собиралось совершить и надъ нами такое-же чудо, какое погубило царскую фамилію Штратлингеновъ. Потемнло, тучи постепенно нависли и скрыли отъ насъ блыя вершины Блумлисальна и ІОнгъ-Фрау, потомъ он опустились на другую цпь горъ пониже первой, и находившіяся на второмъ план картины измняли очерки ихъ формъ, представляя ихъ взору въ самыхъ странныхъ и фантастическихъ призракахъ, въ особенности Низенъ, чудесная пирамида, которая сохраняетъ правильность размровъ пирамиды до высоты 5,000 футовъ, съ удивительнымъ снисхожденіемъ позволяла играть съ собою этимъ своенравнымъ дтямъ воздуха. Сначала прилетла небольшая туча, зацпилась за его остроконечную вершину, осталась на ней, раскинулась по могучимъ ея плечамъ, приняла волнистую форму парика a la Louis XIV, потомъ, разширясь внизу, она завязала свои концы на груди горы въ вид галстука. Наконецъ эта прозрачная масса, постепенно сгущаясь и спускаясь, срубила голову великану и покрылась на могучій его фундаментъ скатертью, какъ-будто Микромегасъ устроилъ тамъ пиръ на который пригласилъ Гаргантуа.
Мои наблюденія были прерваны замтнымъ на глазъ вихремъ, который мчался на насъ изъ долины въ тысячу разъ быстре скаковой лошади. Онъ былъ издалека виднъ оттого, что несъ съ собою снжную пыль, сметенную имъ съ вершинъ, горъ съ которыхъ спустился, я предупредилъ кормщика, но онъ отвчалъ мн отрывистымъ голосомъ, и даже не оборачиваясь въ ту сторону, — такъ онъ былъ занятъ рулемъ: Да, да, очень вижу, и смю уврить что, намъ будетъ славная гонка если не успемъ добраться вонъ до тхъ скалъ. Ну, ребята, закричалъ онъ гребцамъ, по четыре руки на весло, налегай сильной и гребите живо! Гребцы тотчасъ исполнили приказаніе, и маленькая наша лодка полетла по озеру какъ ласточка, которая ретъ надъ водою, едва обмакивая въ ней концы своихъ крыльевъ.
Вмст съ тмъ первый порывъ втра, предвстникъ бури, промчался надъ нами и сорвалъ шляпу съ головы, кормчаго, который однакожъ не обратилъ на это ни малйшаго вниманія. Полагая что онъ не замтилъ отсутствія своей шляпы, я сказалъ ему, протягивая руку къ тому мсту, гд она плавала какъ блуждающая лодочка: — Послушай-ка, хозяинъ, разв ты не видишь?
— Вижу, вижу, отвчалъ онъ не поворачивая головы.
— Ну! чтожь не подбираешь своей шляпы?
— Правительство дастъ другую, въ моемъ контракт съ нимъ объ этомъ говорено. Иначе мн бы мало было жалованья: вотъ уже пятая ныншній годъ.
— Прекрасно, если такъ — то добрый ей путь.
Въ туже минуту шляпа, въ которой по видимому оказалась течь, наполнилась водою и исчезла.
Между тмъ какъ я смотрлъ на крушеніе бдной шляпы, я почувствовалъ что движеніе лодки становилось медленне. Я обернулся и увидлъ, что двое гребцовъ оставили весла и проворно убирали парусъ. При этомъ маневр наши дамы закричали, потому что надялись укрыться отъ дождя, который приближался. Кормчій обернулся къ нимъ и сказалъ: — Хотите поплавать какъ моя шляпа? Нтъ? Такъ не мшайте намъ и сидите смирно.
Въ самомъ дл видно было, что мы не успемъ укрыться за скалами, хотя он были отъ насъ не дале пятидесяти шаговъ, вихрь мчался быстре насъ и уже послышался пронзительный свистъ первыхъ его шкваловъ, смшанныхъ со снгомъ. Въ туже минуту маленькая наша лодка прянула по волнамъ, какъ камень брошенный ребенкомъ въ воду и отразившійся рикошетомъ на ея поверхности: буря окружила насъ со всхъ сторонъ, вашъ миніатюрный океанъ вздумалъ разыграть ураганъ.
Однакожъ опасности было больше нежели сколько можно было предполагать сначала, въ прошлую зиму, на томъ самомъ мст, гд мы тогда были, потонула барка, нагруженная лсомъ, и люди съ трудомъ спаслись, взобравшись на самый верхъ своего груза, Ночью морозъ окружилъ это возвышеніе льдомъ, такъ что утромъ оно походило на подполюсный островокъ. Тамъ, претерпвшіе баркокрушеніе, пробыли двадцать четыре часа, покуда другіе гребцы успли освободить ихъ. А мы не имли даже и этой надежды на спасеніе въ случа погибели, и кормчій объяснилъ мн это какъ нельзя лучше вопросомъ вполголоса: — Умете-ли вы плавать? Я понялъ что это значило, и подъ предлогомъ что не хочу портить на дожд своей блузы, высвободился изъ этого узкаго футляра и приготовился на всякой случай.
Однакожъ мы отдлались однимъ страхомъ, наша лодка промчалась черезъ всю ширину озера, поперегъ втра, который каждую минуту грозилъ перевернуть ее, и она благополучно пристала къ оконечности носа ниже грота Сенъ-Беата.
Ступивши на землю вмсто того чтобы сердиться на, бурю, я возблагодарилъ ее за то что она доставила мн случай побывать въ Сенъ-Беатенъ-Гол, въ который я не могъ бы попасть иначе.
Я расплатился съ кормщикомъ за перевозъ и сказалъ ему, что пройду пшкомъ остальныя полторы мили до Нейгауза, отъ котораго ходятъ дилижансы до Интерлакена.
Гроза продолжалась еще сполчаса, но мы укрылись отъ нея въ маленькой хижин, выстроенной на берегу. Потомъ небо прочистилось и лодка наша опять отправилась въ путь съ пассажирами, а я пошелъ на гору въ сопровожденіи мальчишки, который предложилъ мн свои услуги въ качеств проводника.
Дорогой я узналъ отъ него, что въ грот, который мы шли осматривать, жилъ святой Беатій въ третьемъ вк. Самъ онъ завоевалъ его у дракона, прежняго обладателя грота, святой приказалъ ему оставить свое жилище и послушное чудовище тотчасъ повиновалось. Легенда говоритъ, что святой Беатій родился въ Англіи и происходилъ отъ знатной фамиліи. До обращенія своего въ христіанство онъ назывался Светоніемъ, его окрестили въ Рим въ царствованіе императора Клавдія, посл чего онъ отправился изъ этого города съ своимъ товарищемъ, — который также перемнилъ свое имя Ахатана Юста, — въ Гельвецію проповдовать христіанскую религію. Вскор онъ обратилъ къ ней множество народу, и одно совершенное имъ чудо удвоило число его приверженцевъ. Однажды перевощики не хотли перевезти его черезъ озеро въ деревню Эйненгснъ, гд его ожидала большая толпа народу, онъ разостлалъ на воду свой плащъ, сталъ на него, и такимъ образомъ переплылъ по озеру дв мили до самой деревни, съ тхъ поръ вся страна покорилась слову человка котораго божественное призваніе обнаружилось столь блистательнымъ чудомъ.
Дорога къ гроту чрезвычайно трудна, потому что во многихъ мстахъ перерзана глубокими оврагами, маленькой нашъ проводникъ указалъ мн одинъ изъ нихъ, называемый жителями Флоксграбеномъ, и сказалъ, что нсколько лтъ назадъ одинъ путешественникъ, прозжая здсь ночью, упалъ въ этотъ оврагъ съ лошадью. Несчастный переломилъ себ об ноги и испускалъ такіе пронзительные крики, что его услышали на другомъ берегу озера, въ разстояніи цлой мили, покуда успли подать помощь, онъ умиралъ отъ жажды, какъ обыкновенно бываетъ при переломленіи членовъ, и будучи не въ состояніи тронуться съ мста, омочилъ конецъ своего плаща въ ручей, который протекалъ пониже мста его паденія, и высасывая изъ него воду, утолялъ такимъ образомъ жажду.
Однакожъ мы дошли, не испытавъ ничего подобнаго, до входа въ гротъ или лучше сказать въ гроты, потому что въ пещер два отверзтія. Изъ подъ нижняго свода вытекаетъ ручей Беатенъ-Бахъ (ручей святаго Беатія), который отсюда съ шумомъ бросается на скалы и прядаетъ черезъ нихъ. На берегу этого источника умеръ святой 98 лтъ. Глубина этого свода около 30, а ширина 40 или 45 футовъ: гротъ, изъ котораго выходитъ ручей, хотя и не пользуется такимъ уваженіемъ какъ его сосдъ, однакожъ гораздо любопытне, входъ въ него расположенъ арками, изъ которыхъ выходитъ потокъ, подъ ними можно пройти около 600 или 650 футовъ, хотя он постепенно понижаются. Мы не сдлали никакихъ приготовленіи къ подземному путешествію въ этой пещер, да хотя бы и готовы были, вскор представилось неожиданное препятствіе.
Не успли мы взглянуть на отверстіе грота, какъ мн показалось, что шумъ, выходящій изъ глубины его, началъ постепенно увеличиваться. Я сказалъ объ этомъ проводнику, который тотчасъ началъ внимательно прислушиваться, потомъ вскричалъ.
— Это Зесфельдской смотръ, спасайтесь! и безъ дальнйшихъ объясненій бросился бжать со всхъ ногъ. Хоть я и не понялъ значеніе Зесфелдскаго смотра, однакожъ, видя какъ проводникъ усердно улепетываетъ, невольно послдовалъ его примру, самъ не зная куда и отъ чего бгу. Наконецъ онъ остановился, и я тоже. Мы взглянули другъ на друга, онъ засмялся.
Мн показалось, что онъ подшутилъ надо мною, и я уже схватилъ его за ухо, желая доказать ему свое отвращеніе къ подобнымъ вольностямъ, какъ вдругъ онъ указалъ мн на отверстіе пещеры, и сказалъ: — Смотрите!…. Я взглянулъ въ ту сторону и увидлъ феноменъ, котораго причину я тотчасъ отгадалъ: отверзтіе грота наполнилось почти до верху потокомъ, который поднялся на высоту втрое большую противъ прежней. Шумъ, слышанный нами, происходилъ отъ прилива воды, прибывшей въ поток отъ послдняго дождя, который просочился сквозь разслины: еслибъ мы вошли въ пещеру но дале какъ на 100 шаговъ, то не усплибы выбраться изъ нея. Что же касается до названія Зесфельдскаго смотра, подъ которымъ извстно у здшнихъ жителей, это явленіе, возобновляющееся посл каждой грозы, то проводникъ объяснилъ мн, что оно происходитъ отъ Зесфольдскаго пастбища, находящагося на вершин горы, и отъ сходства шума прибывающей воды съ батальнымъ огнемъ, посереди котораго изрдка раздаются пушечные выстрлы. Онъ уврялъ меня, что этотъ шумъ бываетъ слышенъ за дв мили.
Посл этого объясненія мы разстались съ Беатомъ-Голомъ и благополучно возвратились въ Пейгаузъ, гд я нашелъ маленькую карету, которая за полтора франка привезла меня въ Интерлакенъ. Тамъ я нашелъ нашихъ пассажировъ, которые еще не оправились отъ страха, они садились за столъ. Однакожъ между ними недоставало одного: бднякъ такъ перепугался, что по прізд сюда схватилъ лихорадку, которая еще не оставила его по прошествіи пяти дней, когда я возвратился съ горной прогулки.

Вторая поздка въ Оберландъ.

ДОЛИНА ЛАУТЕРБРУНЕНЪ.

Мн кажется, я сказалъ уже безъ дальнйшихъ объясненій, что Оберландъ начинается отъ Туна. Теперь скажемъ нсколько словъ объ этомъ имени и о стран, которая его носить.
Ober land значить — верхняя страна. Для Берна она тоже самое, что Діэпъ для Парижа, — увеселительное мсто для среднихъ классовъ. За годъ или за два нсколько семействъ условливаются хать къ ледникамъ, точно также какъ и у насъ за годъ или два впередъ радуются въ улицахъ Святаго-Мартына или Святаго-Деонисія предстоящей поздк къ берегамъ моря. Впрочемъ знаменитость этой прекрасной, страны простирается далеко за предлы Швейцаріи.
Иные Англичане нарочно прізжаютъ изъ Лондона и Французы изъ Парижа посмотрть одинъ только Оберландъ, и проведя дней семь или восемь въ окружающихъ его горахъ, возвращаются до мой въ полной увренности что видли въ Швейцаріи все, что голько стоитъ видть. И то правда, что эта страна хотя и не самая любопытная, однакожъ конечно самая блестящая.
Интерлакенъ, по своему положенію, служитъ сборнымъ пунктомъ для путешественниковъ, прізжающихъ осматривать Оберландъ и возвращающихся оттуда. Не рдко можно встртиться тамъ за столомъ съ представителями восьми или десяти разныхъ націй, и тогда обденные разговоры ведутся на такомъ смшанномъ нарчіи, что самый искусный филологъ едва ли могъ бы понять нсколько словъ: ноіоворивши такимъ образомъ съ дв недли, право можно позабыть родной языкъ.
Не легче столковаться съ здшними проводниками, — и это не малое затрудненіе, очень по многіе изъ нихъ говорятъ понятно по Французски. Тотъ, котораго мн далъ трактирщикъ, въ пять дней прошелъ со мною полный курсъ мстнаго нарчія.
Приготовленія къ дорог заняли цлое утро, такъ что мы не прежде отправились въ Лаутербруненъ какъ въ часъ по полудни.
Намъ сказали, чтобы мы, проходя Маттинъ, маленькую деревню въ четверти часа ходьбы отъ Интерлакена, не забыли посмотрть расписанные стекла одного частнаго дома, существующія три столтія. Одно изъ нихъ показалось мн довольно странно, и я попросиль хозяина дома истолковать мн значеніе изображенной на немъ фигуры, то былъ медвдь, вооруженный булавою, съ двумя рпами за кушакомъ и одною въ лап. Вотъ къ какому случаю относится этотъ смшной рисунокъ:
Въ 1950 году, во время войны, Германскій императоръ сдлалъ воззваніе къ Оберландцамъ и приказалъ имъ выслать въ его армію столько людей, сколько, найдется способныхъ носить оружіе. Въ Изельтвальд, на берегахъ озера Бріенца жили тогда три сильные и могучіе великана, они проводили все время на охот и одвались въ шкуры медвдей, которыхъ душили своими руками. Оберландскій народъ справедливо полагалъ, что выполнить свою рекрутскую повинность достойнйшимъ образомъ когда выставить для императорской арміи этихъ трехъ великановъ. Когда ихъ представили императору, онъ пришелъ въ сильный гнвъ, потому что надялся на вспомогательный отрядъ посильне этихъ трехъ человкъ, которые не были даже вооружены.
Великаны сказали императору, чтобы онъ не безпокоился на счетъ ихъ числа, потому что они втроемъ будутъ ему столько же полезны, какъ и цлой отрядъ, а оружіе они достанутъ, себ въ первомъ лсу, черезъ который будутъ переходить.
Въ самомъ дл, за часъ до сраженія они вошли въ одинъ лсъ, вырубили себ каждый по дереву, очистили ихъ отъ втвей и такимъ образомъ вооружились дубинами. Одинъ изъ нихъ сталъ на правомъ фланг большой арміи, другой на лвомъ, а третій въ центр. Конецъ сраженія доказалъ, что они не напрасно на себя надялись. Ихъ огромныя булавы сдлали въ непріятельскихъ рядахъ такое опустошеніе, что побда вскор ршилась въ пользу императора, который изъ благодарности къ ихъ заслуг сказалъ имъ тогда: — Просите у меня, чего хотите, — все получите. Великаны посовтовались между собою, потомъ старшій отвчалъ:
— Мы просимъ у милостиваго вашего величества пожаловать намъ право рвать для себя въ огородахъ Бенигена, на императорскихъ земляхъ, всякой разъ какъ мы будемъ гулять на берегу озера и почувствуемъ жажду, по три рпы на каждаго, — по одной въ руку, и по дв за кушакъ.
Его величество согласился на ихъ прозьбу.
Великаны въ восхищеніи возвратились въ Изельтнальдъ и наслаждались всю жизнь привилегіею вырывать и сть императорскія рпы.
Въ четверти мили за Маттиномъ вправо отъ дороги видны развалины замка Уншпуненъ, нкогда принадлежавшаго феодальному помщику того-же имени, который пользовался глубокимъ уваженіемъ въ Бернскомъ совт. Нсколько уже разъ онъ пытался разными предложеніями старому Вальтеру де Бадейшвилю, независимому обладателю долины Обергасли, присоединить эту долину къ городской земл. Между тмъ какъ Уншпуненъ хлопоталъ объ этомъ, молодой Вальтеръ увидлъ его дочь, влюбился въ нее и въ свою очередь приступилъ къ отцу съ подобною же прозьбою, которая однакожъ осталась также безуспшноіо, какъ и вс прежнія. Взбшенный Уншпуненъ запретилъ молодымъ людямъ видться, но молодыя люди, которые очень мало заботились о родительскихъ длахъ, однажды скрылись вмст, остявя стариковъ улаживать свои выгоды съ пользою города Берна.
Черезъ годъ старый Вальтеръ умеръ.
Однажды ввечеру, когда одинокій Уншпуненъ оплакивалъ потерю единственной своей дочери, два странника изъ Рима постучались у воротъ его замка и просили гостепріимства, онъ приказалъ ввести ихъ. Странники подошли къ нему, стали передъ нимъ на колни, и откинувъ капишоны, просили у него отеческаго благословенія, — послдняго обряда, котораго недоставало еще ихъ брачному союзу. Сначала старикъ заупрямился, тогда они вынули дв бумаги и подали ему, одна была — прощеніе отъ папы, другая, — дарственная запись долины Обергасли Бернскому кантону. Уншпуненъ не могъ устоять противъ этой двойной атаки, вспомнилъ, какъ онъ страдалъ въ разлук съ дочерью, и простилъ ихъ обоихъ.
Въ полумили оттуда мы перешли ручей Саксатенъ по обломкамъ моста, разрушенные наканун бурею: потомъ слдуя берегомъ Лутхина, вверхъ противъ его теченія, вошли въ долину Лаутербруненъ.
Эта маленькая долина, безъ сомннія, одна изъ прелестнйшихъ долинъ Швейцаріи. Нигд не чувствуешь полне силы прозябенія, опоясывающаго яркою зеленью подошвы горъ, какъ здсь. Везд, гд только есть клочекъ земли, заронившееся въ нее зернышко тотчасъ говоритъ: Эта земля моя, и — покрываетъ ее. Когда голая и безплодная скала, скатившись съ вершины горы, остановится въ долин, втеръ тотчасъ покрываетъ ее пылью, которую дождь обращаетъ въ плодоносную почву, вскор на ней зазеленетъ мохъ, упадаетъ жолудь, выростаетъ маленькое деревцо, распространяешь свои бесчисленные ползучіе корни, спускаетъ ихъ по извилистымъ бокамъ скалы, пока коснется ими земли, получая уже пищу отъ общей матери, повелительно утверждается на скал, охватывая ее корнями, какъ орлиными когтями, укрпляется, ростетъ, выростетъ, — такъ что наконецъ одинъ только гнвъ Божій можетъ свергнуть великана.
Пройдя сполмили посереди этой картины, въ которой коренные тоны, сами по себ явственно обозначенные, пріобртаютъ еще больше рзкости отъ тней и свту, набросываемыхъ на нихъ облаками и солнцемъ, — мы достигли Скалы братьевъ, надъ которою господствуетъ Ритекъ-Флухъ. На этомъ красноватомъ пик, какъ означаетъ его названіе, нкогда возвышался укрпленный замокъ, принадлежавшій двумъ братьямъ, Ульриху и Родольфу. Любовь къ одной женщин поселила между ними вражду. Отвергнутый Родольфъ скрылъ свою горесть и до времени не обнаруживалъ ненависти. Наканун свадьбы онъ пригласилъ брата на охоту, и послдній ни чего не подозрвая, принялъ его приглашеніе: они отправились въ горы. У подошвы скалы, о которой мы говорили, Родольфъ, видя что это глухое мсто способствуетъ его преступнымъ замысламъ, поразилъ брата кинжаломъ. Ульрихъ упалъ.
Тогда, вынувъ изъ кустовъ заступъ, спрятанный туда еще наканун, убійца вырылъ могилу, положилъ въ нее свою жертву, покрылъ ее землею, и примтивъ на себ кровь, пошелъ къ рчк Лутхинъ, которая протекаетъ въ нсколькихъ шагахъ отъ скалы.
Смывши съ платья вс, пятна онъ всталъ и въ послдній разъ взглянулъ на мсто убійства, желая удостовриться, не осталось ли какаго нибудь обличительнаго признака. Трупъ Ульриха, который онъ только что похоронилъ, лежалъ на песк.
Родольфъ вырылъ другую яму. въ другой разъ бросилъ въ нее своего брата, но по мр того какъ засыпалъ его землею, кровь снова выступала на плать убійцы, такъ что по окончаніи работы онъ былъ весь покрытъ ею.
Не вря собственнымъ глазамъ, Родольфъ въ другой разъ сошелъ къ ручью, котораго чистая вода опять смыла съ него страшный призракъ, потомъ, почти въ безпамятств обернувшись къ скал, испустилъ громкій крикъ и убжалъ. Могила въ другой разъ выбросила трупъ.
Ввечеру Ульриховы слуги нашли тло своего господина и отнесли его въ замокъ.
Родольфъ, не смя ни у кого просить пристанища, умеръ съ голоду въ горахъ.
Надпись, вырзанная въ скал, удостовряетъ въ справедливости этого произшествія, но умалчиваетъ впрочемъ подробности, расказанныя нами, которыя безъ сомннія показались слишкомъ ничтожными строгому историку, сочинителю надписи. Вотъ она:
‘Здсь баронъ Ротенфлухъ убитъ своимъ братомъ. Убійца, спасаясь бгствомъ, кончилъ жизнь свою въ изгнаніи и отчаяніи, съ нимъ прескся ихъ родъ, дотол столь богатый и могущественный.’
Почти напротивъ развалинъ замка Ротенфлуха, на другой сторон долины, какъ будто для симметріи возвышается огромная гора Шейниге-Платъ, на красной покругленной вершин которой замтны слды первобытныхъ водъ. Эта вершина, господствующая надъ долиной по крайнй мр на 5,000 футовъ, замчательна еще тмъ, что геній горы низвергнулъ съ нея одного охотника. Проводникъ разсказалъ мн эту исторію такимъ голосомъ, въ которомъ поперемнно отражалось то сомнніе, то слпое легковріе. Этотъ охотникъ сначала принялся за свое ремесло какъ за средство къ пропитанію, но потомъ пристрастился къ нему съ жаромъ, отличающимъ всхъ вообще горныхъ охотниковъ.
Онъ прославился своею ловкостью и молва о немъ распространилась отъ одного края Оберланда до другаго. Однажды онъ гнался за дикою козою, которая уже была на снос: бдное животное, будучи не въ состояніи перескочить черезъ оврагъ, который не затруднилъ бы ее въ другое время, и видя впереди и позади себя неминуемую погибель, легла на краю пропасти и стала плакать, какъ серна, преслдуемая собаками. Страданія бдной матери не тронули охотника, онъ натянулъ тетиву и вынулъ изъ колчана стрлу, но когда поднялъ лукъ для прицла, увидлъ старика, который сидлъ на краю оврага, коза лежала и лизала ему руки: этотъ старикъ былъ геній горы. Охотникъ опустилъ лукъ и геній сказалъ ему:
— Жители долинъ, которымъ Богъ далъ вс богатства, какія производитъ Плодоносная почва, зачмъ вы приходите сюда мучить обитателей горъ? Я не схожу къ вамъ похищать или уводить воловъ изъ вашихъ хлвовъ. Зачмъ же вы ходите ко мн убивать козъ на моихъ скалахъ или орловъ посереди моихъ тучъ?
— За тмъ, что я родился бденъ, отвчалъ охотникъ, Богъ не даль мн ничего, чмъ надлилъ другихъ людей, кром голода. Оттого, какъ у меня нтъ ни куръ, ни коровъ, я долженъ ходить сюда, брать яйцы въ орлиныхъ гнздахъ, и ловить козъ въ ихъ убжищ, чтобъ не умереть съ голоду. Орелъ и коза находятъ себ пищу въ гор, а я не могу ее найти въ долин.
Тогда старикъ, подумавъ немного, сдлалъ охотнику знакъ подойти къ нему, подоилъ козу въ маленькую деревянную чашку, въ которой молоко тотчасъ обратилось въ сырь, и подавая ее охотнику сказалъ:
— Вотъ, чмъ ты теперь всегда можешь утолять свой голодъ, а для утоленія жажды всегда достанетъ на твою долю воды, которая льется въ долин, съ моего чела. Ты всегда найдешь этотъ сыръ цлымъ въ твоей котомк или въ шкафу, лишь бы только ты не съдалъ его весь разомъ, я теб его даю съ условіемъ, чтобы ты впередъ оставилъ въ поко моихъ козъ и орловъ.
Охотникъ общалъ отказаться отъ своего ремесла, повсилъ лукъ надъ каминомъ и цлый годъ питался чудеснымъ сыромъ, который всякой разъ находилъ цлымъ.
Козы, съ своей стороны, стали опять доврчивы къ людямъ, он сходили въ долину и радостно прыгали на встрчу къ домашнимъ козамъ, посщавшимъ ихъ горы.
Однажды ввечеру охотникъ увидлъ изъ окна дикую козу, которая подошла къ дому такъ близко, чти не выходя онъ могъ застрлить ее, искушеніе было слишкомъ сильно, онъ снялъ со стны лукъ и, забывъ общаніе, данное имъ генію, прицлился съ обыкновенною своею мткостію и убилъ беззаботное животное.
Онъ тотчасъ побжалъ къ тому мсту, гд оно упало, взвалилъ его на плечи, и принесши домой, сжарилъ кусокъ на ужинъ.
Съвши жаркое, онъ вспомнилъ о сыр, который теперь могъ замнить ему десертъ, подошелъ къ шкафу и отворилъ его, но оттуда вышелъ большой черный котъ съ человческими глазами и руками, и съ сыромъ въ зубахъ, онъ выпрыгнулъ въ открытое окно и скрылся.
Охотникъ нисколько объ этомъ не заботился, потому что козы такъ привыкли къ долин, что цлой годъ ему не надобно было ходить за ними въ горы, однакожъ мало по малу они одичали, попадались рже, и наконецъ совсмъ исчезли. Тогда охотникъ, позабывъ старика, генія горъ, опять сталъ преслдовать ихъ по скаламъ и ледникамъ.
Однажды онъ пришелъ къ тому самому мсту, куда за три года до того пригналъ козу на снос. Онъ ударилъ по тому кусту изъ котораго она тогда выскочила, и въ этотъ разъ такая же коза бросилась оттуда и побжала. Охотникъ прицлился, спустилъ стрлу и пораженное животное упало на краю той пропасти, гд явился старикъ.
Охотникъ побжалъ къ издыхающей коз, но прежде нежели усплъ схватить ее, она скатилась со скалы въ пропасть.
Тогда онъ нагнулся посмотрть куда упало животное и увидлъ на дн пропасти генія горы, который вперилъ въ него сверкающіе глаза, охотникъ уже не могъ отвести отъ нихъ своихъ взоровъ. Онъ почувствовалъ сильное головокруженіе, хотлъ бжать и не могъ. Старикъ позвалъ его три раза по имени и въ третій разъ охотникъ испустиль громкій, отчаянный крикъ, который быль слышанъ во всей долин, и бросился въ бездну.
Я назвалъ Лутхиномъ маленькую рчку, которая течетъ вдоль дороги въ Лаутербруненъ. Это ошибка. Надобно сказать: дв Лутхины (zwey Lulchincii), потому что въ тысяч шаговъ за двумя горами, о которыхъ мы говорили, черная Лутхинъ {Черная Лутхинъ названа такъ потому, что проходя у подошвы Веттеръ-Горна она размываетъ и увлекаетъ съ собою частицы аспиду, которыя сообщаютъ ей черный цвтъ.}, выходящая изъ Гриндервальденскаго ледника, соединяется съ блою Лутхинъ, вытекающею изъ ледника Чингель. На нкоторомъ пространств он текутъ одна возл другой на одномъ русл, не не смшивая своихъ водъ, которыя сохраняютъ каждая у своего берега собственный свой цвтъ: одна гипсовый, другая — пепельный. Тамъ дорога раздвоивается вмст съ рчками и втви ея ведутъ по берегамъ одна въ Лаутербруненъ, другая въ Гриндервальдъ.
Мы пошли по берегу блой Лутхинъ, и черезъ часъ пришли въ трактиръ Лаутербрунена.
Мы воспользовались получасомъ времени, котораго трактирщикъ потребовалъ на приготовленіе нашего обда, и пошли смотрть Штаубахъ, одинъ изъ знаменитйшихъ Швейцарскихъ водопадовъ.
Мы еще издали завидли эту огромную водяную колонну, похожую на тромбу, которая низвергается отвсно съ высоты 900 футовъ, хотя напоръ верхнихъ водъ образуетъ на ней легкую кривизну. Мы подошли какъ могли ближе, то есть къ самому краю водоема, вырытаго имъ въ скал, не стремительностію, а безпрерывностію своего паденія: потому что этотъ столбъ, составляющій вверху скалы плотную водяную массу, разсыпается внизу мелкою пылью. Невозможно вообразить себ что нибудь прелестне струистыхъ движеній этого великокпнаго водопада, они превосходятъ гибкостію пальму, волнуемую втромъ, молодую двушку, одушевленную рзвой пляской, змю, распускающую свои кольца.
Каждое дуновеніе втра волнуетъ ее какъ хвостъ колоссальной лошади, такимъ образомъ изъ этого огромнаго количества воды, которая низвергается сначала непрерывною массою, потомъ раздляется и дробится, едва нсколько капель попадаютъ въ водоемъ, для нея приготовленный. Втеръ уносить остальное на разстояніи четверти мили, и покрываетъ влагою, какъ бриліантовою росою, вс деревья и цвты.
Отъ разнообразія движеній этого прекраснаго водопада два путешественника, которые придутъ сюда черезъ десять минутъ одинъ посл другаго, рдко найдутъ его въ одномъ и томъ же вид,— такъ сильно на него вліяніе воздушныхъ перемнъ, за которыми онъ слдуетъ съ удивительнымъ кокетствомъ, но не одна только наружная форма водопада, даже и цвтъ его подверженъ частымъ измненіямъ, каждый часъ онъ какъ-будто переодвается въ другое платье,— такъ разнообразны колера, производимые отраженіемъ солнечныхъ лучей въ его влажной пыли и водяныхъ блесткахъ. Иногда потокъ южнаго втра (Fonwind) подхватываетъ водопадъ на серединъ паденія, останавливаетъ его на-лету, гонитъ къ источнику, перехватываетъ струи и недопускаетъ ихъ коснуться земли, но вскор масса воды увеличивается вверху, удвоиваетъ силу напора и побдивъ сопротивленіе, низвергается въ долину съ большимъ шумомъ и стремительностію. Порою также налетаетъ на него мерзлое дуновеніе свера и олдняеть хлопья его пны, которые тотчасъ превращаются въ градины. Настанетъ зима, снгъ лпится по бокамъ скалы, съ которой низвергается водопадъ, покрываетъ ихъ ледяной корою, которая съ каждымъ днемъ нарастаетъ, увеличивается въ размрахъ справа и слва и наконецъ образуетъ два огромные опрокинутые пилястра, съ перваго взгляда ихъ можно принять за первый опытъ смлой архитектуры, которая, заложила фундаментъ въ воздух и воздвигаетъ зданіе сверху внизъ.

Третья поздка въ Оберландъ

ПЕРЕХОДЪ ЧЕРЕЗЪ ВЕНГЕНАЛЬП.

На другой день съ разсвтомъ насъ разбудила Тирольская псня, которую проводникъ нашъ затянулъ подъ окномъ.
Съ самаго Берна, только что Германское нарчіе коснулось нашего слуха, везд оно сопровождалось мстными національными пснями. Надобно путешествовать по Германіи чтобы понять до какой степени музыкальный геніи сроднился съ этою землею. Дти, убаюкиваемыя въ колыбели народными напвами, заучиваютъ ихъ и повторяютъ вмст съ первыми звуками роднаго языка, люди необученные, безъ всякой методы прикладываютъ губы къ инструментамъ и извлекаютъ изъ нихъ такіе гармоническіе звуки, какихъ иногда мы напрасно требовали бы отъ самыхъ искусныхъ нашихъ виртуозовъ. Здсь вы не услышите нестройныхъ псней, которыми дти оглашаютъ равнины Франціи, ни дикаго крика проводниковъ Савойскихъ горъ: это псни, между которыми есть гармоническая связь, безчисленныя модуляціи, основанныя на немногихъ нотахъ, октавы смло взятыя мимо промежуточныхъ нотъ, отрывки въ шесть голосовъ, изъ которыхъ каждый сразу схватываетъ свойственный ему тонъ развиваетъ его во всхъ модуляціяхъ, узоря его иногда блестящими и быстрыми нотками своей фантазіи. Этого вы нигд не услышите, кром Италіи, и то, какъ мн кажется, гораздо въ низшей степени.
Проводникъ мой, полагая что я его не слышалъ, опять затянулъ другую Тирольку тономъ выше. Я отворилъ окно и выслушалъ его до конца.
— Хороша-ли будетъ погода, Виллеръ? сказалъ я ему когда онъ кончилъ.
— Да, да, отвчалъ онъ мн, оборачиваясь, сурки свищутъ, это добрый знакъ. Только, если вашей милости угодно отправиться теперь-же, въ три часа мы будемъ въ Гриндервальд и успемъ осмотрть ледникъ сегодня.
— Я готовъ.
Въ самомъ дл, мн оставалось только надть штиблеты и блузу. У дверей трактира я нашелъ Виллера съ мшкомъ на плечахъ и палкою въ рук, онъ мн подалъ ее и мы отправились въ путь.
Вотъ я и опять сталъ горцемъ, опять путешествую какъ охотникъ, артистъ и поэтъ, съ памятною книжкой въ карман, ружьемъ на плеч и окованною палкою въ рук.— Путешествовать, значить жить, во всей полнот этого слова, то есть забывать прошедшее и будущее для настоящаго, дышать полною грудью, наслаждаться всемъ, пользоваться всею природою какъ своею собственностію, отыскивать въ земл золотыя руды никмъ еще не тронутыя, въ воздух — чудеса, никмъ еще невиданныя, подбирать въ трав жемчугъ и бриліанты, которые предшествовавшая вамъ толпа по невжеству и беззаботности принимала за снжные хлопья или за капли росы.
Конечно, все это — сущая истина. Многіе прошли прежде меня, тамъ гд я проходилъ, и не видли того, что я видлъ, не слыхали разсказовъ, которые я слышалъ, и не возвратились домой съ такимъ множествомъ поэтическихъ воспоминаній, которыя я извлекалъ, иногда съ большимъ трудомъ, изъ праха временъ давно прошедшихъ.
Правду сказать и то, что къ этому много способствовало необыкновенное терпніе, котораго плодомъ было множество историческихъ изысканій, сдланныхъ мною дотол. Я перелистывалъ память своихъ проводниковъ, какъ рукописи, и считалъ себя счастливымъ когда живыя эти преданія могли изъясниться на родномъ моемъ язык. Я но пропустилъ ни однихъ развалинъ, не заставивъ проводника вспомнить ихъ имена, ни одного имени, не добившись его смысла. Эти безконечныя исторіи, которыя, быть можетъ, припишутъ моему воображенію, потому что ихъ нтъ ни въ какой исторіи, ни въ какомъ дорожник, вс были мн разсказаны съ большею или меньшою поэзіею этими дтьми горъ, которые родились въ одной съ ними колыбели, слышали ихъ отъ отцовъ своихъ, а т — отъ своихъ ддовъ. Однакожъ, бытъ можетъ, придетъ время, когда они уже не станутъ ихъ разсказывать своимъ дтямъ, потому что нынче сомнительная улыбка путешественника esprit fori всегда почти останавливаетъ на ихъ устахъ эти наивныя легенды, которыя какъ алпійскія розы цвтутъ на берегу каждаго потока, у подошвы каждаго ледника.
Кнесчастію Венгеналпъ (такъ называется гора, на которую мы взбирались) не представляетъ путешественнику ничего подобнаго, но взамнъ чудеснйшій видъ открывается передъ вами по мр того, какъ вы возвышаетесь. Внизу долина Лаутербруненъ, зеленая какъ изумрудъ, разбрасываетъ по дерну красные свои домики, прямо — великолпный Штаубахъ, котораго мы могли тогда видть верхнія дуги паденія, и который отсюда вполн оправдываетъ свое названіе.— Водяная пыль, — такъ онъ походитъ на легкій паръ, плавающій надъ долиной, влв простирается на разстояніи двухъ или трехъ миль долина, замыкаемая вконц снжною горою, откуда низвергается Шмадрибахъ, какъ будто тамъ предлъ міра, вправ разстилается по прямой черт та долина которую мы прошли, слдуя взоромъ по рк Лутхинъ, которая служить глазу проводникомъ до деревни Интерлакенъ, можно видть сквозь голубоватую атмосферу, принадлежащую однимъ только гористымъ мстамъ, вс дома и деревья, которыя отсюда кажутся игрушками на подобіе тхъ, изъ которыхъ дти строютъ на столахъ города и сады.
Черезъ часъ ходьбы мы сдлали привалъ, чтобы согласить отвлеченное наслажденіе природою съ потребностію въ завтрак, — что было не трудно исполнить. Выступъ скалы замнилъ намъ столъ, у ручья заняли холодной воды, и сли въ тни орховаго дерева. При первомъ взгляд, брошенномъ мною на примасы, вынутые Виллеромъ изъ котомки, я отдалъ полную справедливость его предусмотрительности и счелъ его достойнымъ званія генералъ-провіантмейстера всего каравана на весь остатокъ пути.
Еще черезъ часъ мы достигли перваго уступа Венгснальна, по дорог, высченной въ отвсной скал зигзаками. Отсюда бока горы становятся отложе, и наконецъ тропинка бжитъ съ милю по прямой черт до самаго шале, въ которомъ путешественники останавливаются для отдыха, и который лежитъ у подошвы Юпгфрау.
Не знаю, названіе ли придавало ли этой гор въ моихъ глазахъ очаровательную прелесть, но знаю наврное, что кром настоящей причины, по которой дали ей это имя, оно чудесно гармонируетъ съ ея красивыми размрами и двственной близною. Какъ бы то ни было, только мн показалось какъ будто она любимица путешественниковъ. Проводники съ улыбкою указываютъ вамъ другія дв горы, лежащія на могучей ея груди, которыя географы называютъ серебрянными горами {Silberhrnr.}, а наивные проводники — сосцами. Правда, они показываютъ вамъ еще вправ Финстсръ-Лгорнь повыше ея {15,254 фута, а въ Юнгфрау только 12,872 фута.}, и Блумлисальпъ могуче ея основаніемъ, но все таки опять возвращаются къ Альпійской дв, которую почитаютъ царицею горъ.
Названіе двственности дано Юнгфрау потому, что отъ сотворенія міра ни одно живое существо не оскверняло ея блоснжной мантіи своимъ прикосновеніемъ, даже нога дикой козы и когти орла еще не досягали до тхъ высокихъ воздушныхъ слоевъ, посереди которыхъ она возвышаетъ свою голову. Однакожъ человкъ предпринялъ лишить ее имени, которое она такъ долго и свято сохраняла. Одинъ охотникъ, но имени Иумалъ, сдлалъ съ нею только, что Бальма съ Монъ-Бланомъ: посл многихъ безполезныхъ и опасныхъ попытокъ, онъ достигъ наконецъ возвышеннйшей ея точки, и однажды поутру горцы съ изумленіемъ увидли красный флагъ, развевающійся на голов пристыженной двицы. Съ тхъ поръ они называютъ ее просто frau и говорятъ, что она уже потеряла право носить названіе jung, — что все равно еслибъ у насъ кто нибудь сорвалъ съ чела или съ гроба молодой двушки букетъ помаранцовыхъ цвтовъ, это символическое украшеніе, въ которомъ подруги ведутъ ее къ олтарю или провожаютъ въ могилу.
На одинъ изъ этихъ сосцевъ, тотъ, который обращенъ къ долин Лаутербруненъ, однажды огромный ламергейеръ {Большой Альпійскій коршунъ.} унесъ изъ Гриндервальда ребенка и пожралъ его въ глазахъ отца его, матери и другихъ жителей деревни, сбжавшихся на его крикъ и никто не могъ подать ему помощи.
Вправо отъ Юнгфрау возвышается Ветеръ-Горнъ названный такъ потому, что по немъ можно угадывать погоду за нсколько времени впередъ, когда онъ укутается въ тучи — дурной знакъ, а откроется — хорошій. Съ лвой стороны Юнгфрау простирается, на основаніи, въ нсколько миль длиною Блумлисальпъ (цвточная гора), которой имя, столь же значительное какъ и Ветеръ-Горна, показалось мн однакожъ вовсе не соотвтствующимъ ея наружному виду, потому что цвточная гора вся покрыта снгомъ. Для объясненія этой несообразности я прибгнулъ къ Виллеру, который разсказалъ мн слдующее преданіе:
— Наши Альпы, началъ онъ, не всегда были такъ дики какъ теперь. Въ наказаніе за грхи людей Богъ послалъ снги на наши горы и спустилъ ледники въ наши долины, прежде стада паслись тамъ, куда теперь не осмливается забгать дикая коза, ни орелъ залетть. Въ то время Блумлисальпъ конечно былъ нарядне всхъ своихъ братьевъ и сестеръ, потому что одинъ онъ заслужилъ названіе цвточной горы. Эта гора принадлежала одному пастуху, богатому какъ Царь, у котораго было чудесное стадо, но изъ всего стада онъ больше всхъ любилъ одну блую телку. Для этой любимицы онъ приказалъ выстроитъ великолпный хлвъ словно дворецъ, къ которому вели лстницы, выдланныя изъ сыру. Въ одинъ зимній вечоръ, мать его, которая была бдна и жила въ долин, пришла его навстить, но когда она стала упрекать его въ расточительности, сынъ сказалъ ей, чтобъ она въ тотъ же вечеръ отправилась въ свою деревню, потому что у него негд помстить ее на ночь. Напрасно она упрашивала дать ей уголокъ возл очага его кухни, или въ хлв его телки, онъ приказалъ своимъ пастухамъ вывести ее вонъ. Влажный, пронзительный втеръ свистлъ въ воздух и бдная женщина, очень плохо одтая, скоро продрогла до костей, тогда она стала сходить въ долину, призывая на неблагодарнаго сына небесное мщеніе. Едва произнесла она проклятіе, какъ дождь, который тогда шелъ превратился въ такой густой снгъ, что по мр того какъ мать сходила, позади ея до послднихъ складокъ ее платья гора вся покрывалась какъ-будто саваномъ. Пришедъ въ долину, изнемогшая отъ холода, усталости и голода, старушка упала, и другой день ее нашли мертвою, и съ тхъ поръ цвточная гора покрыта снгомъ.
Между тмъ, какъ Виллеръ разсказывалъ мн это преданіе, послышался какой-то шумъ, похожій на грохотъ грома, перемшанный съ ужаснымъ трескомъ, я подумалъ что подъ нами разверзается земля и съ безпокойствомъ глядя на проводника спросилъ: Что это такое? Виллеръ протянулъ руку къ Юнгфрау и указалъ мн на ней какъ-бы серебрянную, движущуюся ленточку, которая низвергалась съ боковъ горы.— А! это водопадъ! сказалъ я.
— Нтъ, это обвалъ, отвчалъ Виллеръ.
— Какъ, этотъ ужасный шумъ происходить отъ него?
— Точно такъ.
Я не хотлъ этому врить, мн казалось невозможнымъ, чтобы этотъ снжной ручеёкъ, который издали похожъ на легкій газовый ніарфъ, могъ произвести такой страшный шумъ. Я оборачивался во вс стороны и искалъ глазами настоящей его причины, но въ это время шумъ утихъ, и когда я снова посмотрлъ на Юнгфрау, ленты на ней ужо не было.
Тогда Виллеръ сказалъ мн, чтобы я выстрлилъ изъ своего ружья на воздухъ: я выстрлилъ. Звукъ, который сначала показался мн слабе чмъ въ долин. Встртивъ на пути гору, вдругъ отразился отъ него эхомъ и возвратился къ намъ сильне, за послдними его вибраціями послдовалъ глухой и постепенно возрастающій шумъ, похожій на тотъ, которому за минуту я такъ удивлялся. Тогда Виллеръ показалъ мн у подошвы одного изъ сосцовъ Юнгфрау другую движущуюся ленту, а какъ этотъ шумъ былъ такой-же какъ и въ первой разъ, то и нельзя было не убдиться, что и причина его была та-же.
Между тмъ, какъ мы длали этотъ опытъ, къ намъ подбжалъ какой-то горный карликъ, вдвойн кретинъ, съ маленькою пушкою въ рукахъ, онъ поставилъ ее у нашихъ ногъ, навелъ ее съ такимъ же стараніемъ какъ будто хотлъ пробить въ гор брешь, и приложивъ къ затравк кусокъ труту, дулъ на него до тхъ поръ, пока пушка выстрлила. Въ туже минуту возобновилось то самое явленіе въ третій разъ. Этотъ бднякъ прибжалъ и выпалилъ съ такой поспшностію оттого, что услышалъ мой выстрлъ: онъ — производитель обваловъ по ремеслу, а какъ я самъ произвелъ себ лавину не хуже его, то онъ и побоялся лишиться на этотъ разъ нсколькихъ бановъ {Маленькая Швейцарская монета въ 5 су.}, которые онъ дйствіемъ своей артиллеріи выманиваетъ у путешественниковъ переходящихъ Венгенальпъ, я успокоилъ его, заплативъ ему и за свой выстрлъ столько же, сколько за его.
Полюбовавшись съ часъ этимъ великолпнымъ зрлищемъ, мы пошли дальній все въ гору, по отлогому скату, и остановились на возвышенной точк Венгенальпа. Мы уже давно оставили за собою сосны, которыя, подобно храбрымъ солдатамъ, отбитымъ въ приступ, сначала столпились передъ нами лсомъ какъ перестроивающаяся армія, потомъ разсялись на разныхъ высотахъ, до которыхъ допускала ихъ степень растительной силы каждой, уподобляясь стрлкамъ, прикрывающимъ отступленіе, наконецъ на рубеж ихъ царства, тамъ и сямъ разбросаны были по земл обнаженные пни безъ зелени и коры, какъ мертвыя тла, распростертыя и ограбленныя на пол сраженія.
Мы остановились на этой вершин, чтобы проститься съ пройденною нами страной и привтствовать новую землю, которая открывалась передъ нами. Тогда я замтилъ, что мы случайно находились въ самомъ центр круга около тридцати шаговъ въ окружности и что около него цвли Алпійскія розы, пурпуровая горчанка и акониты, между тмъ какъ подъ нами земля была совсмъ обнажена и суха какъ въ нашихъ лсахъ т-мста, гд выжигаютъ въ печахъ уголья. Я сталъ объ этомъ распрашивать Виллера, который долго не хотлъ мн разсказать слдующаго преданія, и, надобно отдать ему справедливость, что согласившись наконецъ сообщить мн его, заране предупредилъ, что самъ вовсе ему не врить.
Нкогда, въ долин Годминъ жилъ одинъ человкъ, на все готовый, глубоко свдущій въ чародйств и повелвавшій животными какъ разумными слугами. Каждую ночь съ суботы на воскресенье онъ сзывалъ на высочайшихъ горахъ, то медвдей, то орловъ, то змй, и тамъ, очертивъ себя кругомъ, котораго они не могли переступить, подзывалъ ихъ къ себ свистомъ и собравъ всхъ раздавалъ приказанія, которыя они тотчасъ отправлялись исполнять во вс четыре конца Оберланда. Въ одну ночь, когда чародй созвалъ драконовъ и змй, они отказались исполнить его приказанія, которые, знать, были слишкомъ мудрены. Тогда взбшенный волшебникъ прибгнулъ къ чарамъ, которыхъ еще никогда не употреблялъ дотол, страшась произнести слова всемогущія, но въ той же степени преступныя. Едва онъ ихъ произнесъ, какъ два дракона, отдлились отъ толпы пресмыкающихся, которыя его окружали, и полетли къ сосдней пещер, волшебникъ подумалъ, что привелъ ихъ наконецъ въ повиновеніе, но вскор они возвратились неся на своихъ хребтахъ огромнаго змя, котораго глаза блестли какъ карбункулы, а голова была украшена маленькою бриліантовою короною, то былъ царь василисковъ. Драконы приблизились къ кругу, чрезъ который не могли перейти, подняли на плечахъ своего царя и перебросили его черезъ магическую черту, до которой онъ такимъ образомъ не коснулся. Чародй усплъ только перекреститься и вскричать: я погибъ! на другой день его нашли мертвымъ посереди адскаго круга, на которомъ съ тхъ поръ не растетъ никакая былинка.
Мы тотчасъ оставили это проклятое мсто и продолжали путь къ Гриндервальду, куда и прибыли благополучно, не встртивъ ни царя, ни царицы василисковъ.
Остановившись на минуту у трактира заказать обдъ, мы тотчасъ отправились къ леднику, до котораго не дальше четверти часа ходьбы отъ деревни.
Я уже столько говорилъ о разныхъ ледникахъ, что во стану описывать Гриндервальдскаго, который ктомужъ не представляетъ ничего особеннаго. Разскажу только одно произшествіе, здсь случившееся, которое можетъ дать врное понятіе о нравахъ этой породы людей, мужественныхъ и исполненныхъ самоотверженія, которые занимаются ремесломъ проводниковъ.
На Гриндервальдской ледникъ ведутъ нсколько лстницъ, грубо высченныхъ во льду, сначала я вовсе не располагалъ карабкаться на нихъ, не предвидя въ этомъ ни пользы, ни удовольствія, но Виллеръ, знавшій мою слабую сторону сказалъ мн, что покажетъ мн тамъ нчто занимательное. Я тотчасъ пошелъ за нимъ. Посл довольно труднаго всхода, продолжавшагося съ четверть часа, мы достигли поверхности ледника, котораго скатъ отсюда не такъ труденъ и дорога становится легче, однакожъ почти на каждомъ шагу надобно было обходить глубокія трещины, которыхъ стны постепенно темня, соединяются въ глубин 50-ти, 60-ти и 100 футовъ. Виллеръ перескакивалъ черезъ вс эти трещины, наконецъ и я послдовалъ его примру, еще черезъ четверть часа мы пришли къ другой ям, похожей на отверзтіе колодезя. Виллеръ остановился и бросилъ въ нее большой камень, котораго звукъ паденія достигъ до насъ черезъ нсколько секундъ, потомъ онъ сказалъ мн: — Въ эту пропасть упалъ и убился въ 1891 году Г. Муромъ, Гриндервальдской пасторъ.
Вотъ какъ это случилось и что оттого произошло.
Г. Муромъ, одинъ изъ искуснйшихъ естествоиспытателей той страны, проводилъ все время, свободное отъ обязанностей, въ прогулкахъ по горамъ, довольно свдущій въ физик и ботаник, онъ длалъ любопытныя метеорологическія наблюденія, и составилъ травникъ, въ которомъ размстилъ по семействамъ вс почти Альпійскія растенія. Однажды, занимаясь новыми изысканіями онъ перешелъ, Гриндервальдской ледникъ, остановился на томъ мст, гд мы тогда были, и сталъ бросать камни въ бездну, о которой я говорилъ. Прислушиваясь къ ихъ паденію, онъ полюбопытствовалъ видть внутреннія части пропасти, и, опершись своей кованой палкой на противуположный край, наклонился надъ нею, но слабо утвержденная палка соскользнула съ мста и пасторъ упалъ въ пропасть. Испуганный проводникъ прибжалъ задыхаясь въ деревню и разсказалъ несчастный случай, котораго былъ свидтелемъ.
Нсколько дней печальная эта новость занимала всю страну, пасторъ былъ любимъ всми, и потому не удивительно, что вмст съ сожалніемъ о немъ, родились нкоторыя подозрнія на счетъ врности бывшаго съ нимъ проводника, вскор эти подозрнія усилились до того, что стали явно говорить, будто пасторъ убить и потомъ брошенъ въ ту бездну, и что убійство совершено съ тою цлью, чтобы овладть его золотыми часами и кошелькомъ,.
Тогда весь корпусъ проводниковъ, оскорбленный подозрніемъ, павшимъ на одного изъ его членовъ, собрался и ршилъ, что одинъ изъ нихъ, кому достанется по жребію, подвергая опасности собственную жизнь, спустится въ пропасть, которая стала могилою ихъ несчастнаго пастора, и если на труп найдены будутъ часы и кошелекъ, то проводникъ невиненъ. Жребій палъ на самаго сильнаго и крпкаго проводника, по имени Бургененъ.
Въ назначенный день вся деревня собралась на ледник. Бургененъ веллъ обвязать себя около тла веревкою, повсилъ на шею фонарь, и, взявъ въ одну руку колокольчикъ, чтобы дать знать когда его вытащить, а въ другую — свою кованную палку, чтобы не наткнуться на острыя льдины, спустился въ бездну на веревк, которую четыре человка по немногу опускали. Два раза, чуть не задыхаясь отъ недостатка воздуха, онъ звонилъ, и его вытаскивали на верхъ, наконецъ въ третій разъ люди, державшіе веревку, почувствовали что на конц ея тяжесть удвоилась, и дйствительно вскор вытащили Бургенена вмст съ изувченнымъ тломъ пастора.
На труп нашли часы и кошелекъ.
Надгробный камень, покрывающій могилу пастора, удостовряетъ въ справедливости случая, котораго онъ сдлался жертвою, и самоотверженіе того, кто подвергая опасности свою жизнь извлекъ изъ пропасти его тло для Христіанскаго погребенія.
Бургененъ полагалъ, что онъ спустился по крайней мр во глубину 750 футовъ.

ФАУЛЬГОРНЪ.

На другой день, въ восемь часовъ утра, мы отправились въ путь, намъ предстояло труднйшее восшествіе изъ всхъ дотол совершенныхъ нами, ни много ни мало мы располагались ночевать въ высочайшемъ жилищ человческомъ во всей Европ, то есть на высот 8,121 футъ надъ поверхностію моря, — на 579 футовъ выше монастыря Святаго Бернара, послдняго предла вчныхъ снговъ.
Фаульгорнъ если не высочайшая, то по крайнй мр одна изъ самыхъ высокихъ горъ цпи, отдляющей долины Тунъ, Интерлакенъ и Бріенцъ отъ долинъ Гриндервальда и Розенлауви. Не дале какъ за годъ или за два одинъ трактирщикъ, разсчитывая на любопытство путешественниковъ, вздумалъ устроить на площадк, срзывающей вершину этой горы, маленькой трактиръ на лтнее время. Съ наступленіемъ октября хозяинъ оставляетъ свою спекуляцію вмст съ жилищемъ, снимаетъ двери и окна, чтобъ не длать на будущій годъ новыхъ, и предоставляетъ свой домъ на волю всхъ бурь небесныхъ, которыя бушуютъ около него до тхъ поръ, пока не остается ни одного бревна на мст.
Трактирщикъ, у котораго мы остановились въ долин, изъ дружбы къ своему собрату предупредилъ насъ, что на возвышенныхъ странахъ, куда мы отправлялись, жизненныя силы поддерживаются весьма скудными средствами, потому что тамошній трактирщикъ, принужденный доставать вс свои припасы изъ Гриндервальда или Розенлауви, запасается ими по понедльникамъ на всю недлю, — что хотя и не представляло никакаго неудобства для путешественниковъ, которыя посщаютъ его во вторникъ, однакожъ очень невыгодно для тхъ, которыхъ, какъ на примръ насъ, судьба приведетъ туда въ воскресенье.
Взаключеніе онъ пригласилъ насъ для собственной нашей пользы возвратиться ночевать въ его трактиръ, гд мы найдемъ, какъ намъ уже извстно по опыту, превосходный ужинъ и мягкую постель, мы поблагодарили его за приглашеніе и сказали, что если успемъ сойти съ горы сегодня же, то ршительно намрены тотчасъ отправиться въ Розенлауви, чтобы выиграть такимъ образомъ цлый день пути. Этотъ отвть въ минуту уменьшилъ на половину нжное участіе, которое онъ намъ оказывалъ скачала, и которое при отъзд нашемъ замнилось совершеннымъ равнодушіемъ. Онъ даже обнаружилъ слишкомъ явно это послднее чувство, отказавъ мн на отрзъ продать общипаннаго цыпленка, котораго я на всякой случай хотлъ взять съ собою въ товарищи. И такъ мы отправились въ большомъ безпокойств на счетъ нашей гастрономической будущности. Мн оставалось только возложить все свое упованіе на ружье, висвшее у меня черезъ плечо на перевязи, но всякой знаетъ какъ мало можетъ полагаться путешественникъ въ Швейцаріи на обдъ, добываемый охотою, потому что дичь. которой и безъ того очень мало, рдко попадается около прозжихъ мстъ. По этому я оставилъ дорогу и вмст съ проводникомъ сталъ шарить по сторонамъ по всхъ кустахъ, надясь поднять какую нибудь дичь.
Время отъ времени проводникъ останавливался и говорилъ мн: — Слышите?— Я прислушивался.— И въ самомъ дл до меня доходилъ какой-то рзкой свистъ.— Что это такое? спрашивалъ я.— Сурки, отвчалъ проводникъ. Знаете-ли? продолжалъ онъ, суреи блюдо славное.— Чортъ возьми, еслибъ мн нагнать того, что свищетъ.
— О! вы никакъ не догоните. Его обдираютъ какъ кролика, втыкаютъ на вертлъ, поливаютъ свжимъ масломъ или сливками, потомъ посыпаютъ млкою зеленью, и когда вы скушаете мясо и обсосете косточки, — станете облизывать пальцы.
— Если такъ, любезный другъ, не худо-бы мн убить хоть одного.
— Это невозможно. Или если вы хотите скушать его на холодное, то просто кладутъ въ котелъ съ водою, солью, перцомъ и пучкомъ петрушки, иные подливаютъ туда винца. Такъ это варятъ часа два, потомъ приправляютъ соусомъ изъ уксуса, прованскаго масла и горчицы. Да! если вамъ случится когда нибудь кушать сурка такъ приготовленнаго, вы мн скажете про него добрыя всти.
— Ну! любезный другъ, я постараюсь сообщить теб такія всти сегодня-же вечеромъ.
— Эге! попробуйте! Эти животныя, такія лукавыя, они знаютъ какъ они вкусны въ вид жаркаго или холоднаго: оттого-то къ себ и не подпускаютъ никого. Зимой другое дло, мы отрываемъ ихъ норы и вынимаемъ оттуда сонныхъ дюжинами.
Я вовсе не намренъ былъ ждать зимы, чтобы отвдать сурка, и потому тотчасъ пустился въ преслдованіе за свистуномъ: но когда я приблизился къ нему шаговъ на четыреста, свистъ умолкъ, вроятно животное скрылось въ норку, потому что его нигд но было видно. Почти въ туже минуту другой сурокъ возбудилъ во мн новую надежду, но и въ этотъ разъ я опять искалъ напрасно. Обманувшись такимъ образомъ разъ пять или шесть и уставши до чрезвычайности, я долженъ быль сознаться въ справедливости словъ моего проводника.
Я уже возвращался со стыдомъ на дорогу, какъ вдругъ неизвстная мн птица вылетла изъ подъ моихъ ногъ, я не былъ на готов, и потому она успла отлетть футовъ на пятдесятъ когда я послалъ ей свой зарядъ. Не смотря на разстояніе, я замтилъ что попалъ, проводникъ также закричалъ мн, что она ранена, но не смотря на то птица продолжала летть, а я пустился за нею бжать.
Одинъ лишь охотникъ можетъ понять, какія дороги доступны тому, кто преслдуетъ подстрленную имъ дичь. Изъ всего вышеписаннаго я не думаю, чтобы читатель полагалъ меня въ числ неустрашимыхъ горцевъ. И чтожъ! Въ этотъ разъ я сбжалъ во весь духъ съ горы крутой какъ крыша, перескакивая черезъ кустарники, спрыгивая со скалъ, попадавшихся мн на дорог, увлекая съ собою цлый полкъ камней, которые насилу поспвали за мною, и еще на этомъ быстромъ бгу я ни разу не взглянулъ себ подъ ноги, не спуская глазъ съ преслдуемой птицы и не упуская ни малйшаго движенія ея неправильнаго полета. Наконецъ она упала по ту сторону потока, а я, увлеченный сильнымъ разбгомъ, перескочилъ черезъ него, не расчитывая даже ширины и наложилъ руку на свое жаркое. Это былъ чудесный блый рябчикъ. Съ торжественнымъ видомъ я показалъ его издали моему проводнику, который оставался на томъ же мст, гд я выстрлилъ. Тутъ только я замтилъ какое пространство пробжалъ въ столь короткое время, думаю, что меньше чемъ въ пять минутъ я оставилъ за собой съ четверть мили.
Теперь я подумалъ о возвращеніи, — трудномъ дл по многимъ причинамъ, и во первыхъ потому, что надобно было переправляться обратно черезъ потокъ. Я подошелъ къ нему и только теперь замтилъ, что онъ былъ въ 14 или 15 футовъ шириною, — пространство, которое хотя за минуту передъ тмъ я и перескочилъ, однакожъ на эту пору какъ я сталъ всматриваться въ него показалось мн весьма благороднымъ. Два раза я разбгивался, и два раза останавливался на берегу, до меня достигъ смхъ моего проводника, я вспомнилъ тогда Пайо, надъ которымъ самъ смялся въ подобномъ же случа, и ршился послдовать его примру, то есть, итти вверхъ по теченію ручья, пока не найду моста или боле удобнаго мста. Черезъ четверть часа я замтилъ, что ручей поварачиваетъ въ сторону противуположную направленію, котораго мн слдовало держаться, и что я уже и безъ того очень отдалился отъ своей дороги,
Я обернулся къ проводнику, его скрывала отъ меня маленькая возвышенность, я воспользовался этимъ обстоятельствомъ и взявъ сосновый сукъ измрилъ имъ глубину потока, уврившись что въ немъ воды не больше какъ на два или на три фута я смло сошелъ въ него и перешелъ на другой берегъ въ бродъ. Но половина трудностей была еще впереди, мн предстояло еще вскарабкаться на крутую гору.
Только что я принялся за эту работу, явился мой проводникъ на вершин горы, я закричалъ ему, чтобы онъ принесъ мн мою палку, безъ которой я конечно остался бы на дорог. Быть можетъ я поступилъ бы человколюбиве, еслибъ приказалъ ему бросить ко мн палку, но кром того что я самъ не зналъ, не остановитъ-ли ее на пути какое нибудь препятствіе я хотлъ еще отмстить ему за смхъ, котораго не забылъ, ктомужъ холодная вода, которой орошены были мои панталоны, привела меня въ сердитое расположеніе духа.
Не смотря на это, Виллеръ тотчасъ пришелъ ко мн съ покорною услужливостію, которою отличаются эти добрые люди, помогъ мн своею опытностію, въ иныхъ мстахъ тащилъ меня своею палкою, въ другихъ поддерживалъ подъ плечи. Такимъ образомъ я прошелъ въ три четверти часа ту дорогу, которую пробжалъ въ пять минутъ.
Между тмъ мы все поднимались выше и уже стали намъ попадаться на дорог большія пятна снгу, которыя не могли растаять отъ лтняго жара, изъ каждаго ущелья дулъ холодный втеръ, на который во всякомъ другомъ случа я едва ли бы обратилъ вниманіе, но теперь, посл ванны въ ручь, чувствовалъ на себ очень явственно его ледяное прикосновеніе.
Оттого, у маленькаго озера, лежащаго въ 7,000 футовъ надъ поверхностію моря, меня проняла порядочная дрожь, а 121 футами повыше, то есть на вершин Фаульгорна, я уже не могъ свести зубъ на зубъ.
По этому неудивительно, что сначала я не обратилъ ни малйшаго вниманія на зрлище, которымъ пришелъ насладиться, а бросился со всхъ ногъ въ маленькую избушку, называемую трактиромъ, я чувствовалъ въ живот сильную боль и никакъ не согласился бы имть дло съ воспаленіемъ, даже на самомъ возвышенномъ жилищ человческомъ во всей Европ. Въ предупрежденіе опасности я тотчасъ приказалъ развести себ большой огонь, хозяинъ спросилъ у меня, сколько я желаю фунтовъ дровъ.
— Ну, Богъ съ тобой, любезный другъ, вели принести вязанку, что потянетъ, то потянетъ. На унціи не согрешься когда прозябнешь какъ я.
Хозяинъ принесъ полно и положилъ его на всы, стрлка означала десять фунтовъ.— Вотъ на 50 франковъ, сказалъ онъ мн.
Такая цна натурально должна была казаться не дешевою для человка, который родился посереди лсовъ, гд возъ дровъ продается по 12 франковъ, по этому я сдлалъ очень выразительную мину.
— Да, сударь, сказалъ мн хозяинъ, который повидимому совершенно ее понялъ, вдь мы должны ходить за дровами за 4 или 5 миль и носить ихъ на своихъ плечахъ, оттого-то житье здсь дороговато, потому что стряпать нельзя безъ дровъ…
Направленіе послдней фразы и отрывистое ея окончаніе не предвщали ничего добраго на счетъ цнъ състнаго, но какъ бы то ни было, мое жаркое уже стоило мн 30 франковъ, заплаченныхъ за дрова, которыя я долженъ былъ сжечь чтобы обогрться, и я ршился ограничить этимъ вс издержки на обдъ, которыя вроятно соотвтствовали бы цн дровъ.
Я веллъ распилить полно на три части, заперся въ свою комнату, всунулъ на 10 франковъ дровъ въ печь и вытащивъ изъ своей котомки блье, суконныя панталоны и сюртукъ, подбитый мхомъ, началъ наряжаться сообразно съ мстными обстоятельствами.
Едва я кончилъ свой туалетъ, какъ Виллеръ постучался у моей двери: онъ сказалъ мн, чтобы я поторопился выйти если желаю насладиться чудеснымъ зрлищемъ во всей его полнот.
Небо предвщало грозу, а гроза могла скрыть отъ насъ огромную панораму, которую мы пришли посмотрть, я вышелъ поспшно.
Тотчасъ мы взобрались на маленькій холмъ футовъ въ пятнадцать вышиною, къ которому примыкалъ трактиръ, это была возвышеннйшая точка Фаульгорна.
Обернувшись къ югу мы увидли всю-цпь ледниковъ, которая простиралась передъ нами съ самаго Берна отъ востока на западъ, и хотя она удалена была отъ насъ на четыре или пять миль, однакожъ казалось замыкала собою горизонтъ въ нсколькихъ шагахъ. Вс эти исполины съ блыми волосами и плечами казались олицетворенными вками, которые держа другъ друга за руки, опоясывали собою весь міръ, нкоторые изъ нихъ, повыше своихъ братьевъ великановъ, — Веттеръ-Горнъ, Финстеръ-Ааргорнъ, Юнгфрау и Блумлисальпъ, — превышали цлой головою всю эту патріархальную семью старцевъ, время отъ времени шумная лавина отдлялась отъ ихъ чела, разсыпалась по ихъ плечамъ Подобію струямъ водопада или скользила между скалами, составляющими ихъ вооруженіе, какъ-бы огромная змя, которой серебристая чешуя блеститъ на солнц.
Каждый изъ этихъ пиковъ иметъ характеристическое названіе, которымъ онъ обязавъ или своей наружности или какому нибудь мстному преданію: такъ напримръ, Шрекъ-Горнъ — страшный пикъ, или Блумлисальпъ — цвтущая гора.
Къ сверу картина измняется совершенно, въ трехъ шагахъ отъ того мста, гд мы стояли, гора, разщепленная какимъ нибудь внезапнымъ потрясеніемъ, срзывается отвсно и позволяетъ видть въ глубин 6,500 футовъ всю долину Интерлакенъ съ ея деревнями и обоими озерами, которыя походятъ на два огромныя зеркала, вставленныя въ зеленыя рамы, за ними, вдали, на голубоватомъ горизонт, рисовались темными массами Пилатъ и Рита, поставленные по обимъ сторонамъ Луцерна, какъ великаны Тысячи Одной Ночи, стерегущіе какой нибудь очарованный городъ, у ихъ ногъ разстилалось озеро четырехъ кантоновъ, а за ними, на всемъ пространств какое могъ обнять взоръ, блестло голубое Цугское озеро и сливалось съ небомъ, съ которымъ казалось оно граничило.
Виллеръ ударилъ меня по плечу, я обернулся, и слдуя направленію его пальца, увидлъ что буду зрителемъ великолпнйшаго представленія, какое только даетъ природа, кром бури на мор, то есть, — бури въ гор.
Тучи, которыя несли съ собою бурю, отдлились, одна отъ вершины Ветеръ-Горна, другая съ боковъ Юнгфрау, и черныя и грозныя безмолвно сближались какъ дв непріятельскія арміи, наступающія одна на другую пока не сойдутся на разстояніе смертоноснаго выстрла. Хотя он летли съ ужасною быстротою, однакожъ въ воздух не слышно было ни малйшаго шелеста, казалось ихъ влекла какая-то двойная притягательная сила, глубокое безмолвіе, не прорываемое ни малйшимъ звукомъ одушевленнаго существа, распространилось во всей природ, и все мірозданіе съ тайнымъ трепетомъ, въ оцпенніи, ожидало угрожавшаго ему перелома.
Молнія, сопровождаемая ужаснйшимъ ударомъ грома, повтореннаго протяжными перекатами по всмъ ледникамъ, — возвстили о сближеніи тучь и завязки между ними дла, это электрическое сотрясеніе какъ будто оживило все созданіе: оно вдругъ проснулось со всми признаками ужаса. Подулъ жаркій и тяжелый втеръ, колыхая за недостаткомъ деревьевъ крестъ, слабо державшійся въ земл, собаки нашихъ проводниковъ завыли, и три дикія козы, выскочивъ не знаю откуда, вдругъ запрыгали по скату горы, вплоть примыкавшей къ Фаульгорну, я послалъ имъ пулю, которая взрыла снгъ въ нсколькихъ шагахъ отъ нихъ, но они не обращали на это ни малйшаго вниманія, выстрлъ не заставилъ ихъ даже оглянуться, — такъ силенъ былъ ужасъ внушенный имъ ураганомъ.
Между тмъ тучи перескались, вились одна надъ другою и перестрливались молніями. Со всхъ сторонъ горизонта стремились другія тучи разныхъ видовъ и цвтокъ, какъ свжіе полки, поспвающіе на сраженіе, прибывъ къ главной арміи они бросались въ свалку, увеличивая собою массу паровъ. Вскор запылалъ весь южный горизонтъ, между тмъ какъ та часть неба, гд было солнце озарилось пурпуровымъ блескомъ пожара, картина оцвтилась фантастически, Тунское озеро казалось катило огненныя волны, озеро Бріенцъ приняло зеленой цвтъ какъ театральная декорація, освщенная цвтными лампами, а озеро четырехъ кантоновъ и Цугское подернулись матовою близною.
Втеръ усилился, клочки разорванныхъ тучь, разносимыя по всмъ направленіямъ, какъ будто по данному сигналу бросились къ земл, многія части картины исчезли, какъ будто на нихъ спустился занавсь. На насъ капнуло нсколько дождевыхъ капель и вслдъ за тмъ мы были охвачены со всхъ сторонъ паромъ, молнія блеснула возл насъ и отразилась на дул моего ружья, которое я тотчасъ бросилъ, какъ будто оно раскалилось до красна. Мы были въ самомъ центр бури.
Раздался крикъ: спасайтесь! и мы вс убжали въ трактиръ. Минутъ съ десять дождь хлесталъ въ окна, буря потрясала нашу хижинку, какъ будто хотла сорвать ее съ фундамента, громъ билъ въ землю у самыхъ дверей. Наконецъ дождь пересталъ, прояснилось, и мы осмлились выйти. Небо было чисто, солнце блестяще, гроза опустилась подъ наши ноги, раскаты грома шли снизу вверхъ, между тмъ какъ за нсколько минутъ онъ гремлъ прямо надъ нашими головами, во 100 футахъ подъ нами буря, какъ необозримое море, клубила свои волны, во глубин которыхъ сверкала молнія, потомъ изъ этого океана, покрывавшаго пропасти и долины, постепенно выникали какъ большіе острова, снжныя вершины Ейгера, Монка, Блумлисальпъ и Юнгфрау, и вдругъ между ними появилось какое-то живое существо, выплывая изъ этихъ паровыхъ валовъ и поднимаясь надъ ихъ поверхностію: то былъ большой Алпійскій орелъ, который искалъ солнца, и наконецъ увидвъ его, величественно понеся къ нему, пролетвъ въ сорока шагахъ отъ меня, а я такъ былъ погруженъ въ созерцаніе этого великолпнаго зрлища, что даже и не думалъ послать за нимъ пулю.
Гроза гремла по долин во весь остальной день, настала ночь.
Изнемогая отъ усталости и еще не совсмъ оправившись отъ послдствіи переправы черезъ ручей, я надялся что сонъ возстановитъ равновсіе въ моихъ жизненныхъ силахъ, сильно разстроенныхъ въ тотъ день, но на этотъ разъ разсчитывалъ, не вводя въ счетъ моего хозяина или, скорй, гостей его.
Но усплъ я лечь, какъ надъ моею головою поднялась чертовская суматоха. Видно электрическая жидкость, напитавшая воздухъ, сильно подйствовала на нервную систему нашихъ проводниковъ и расположила ихъ къ веселости. Этихъ молодцовъ собралось человкъ съ двнадцать на чердак, который замнялъ бельэтажъ надъ нижними комнатами, занятыми путешественниками, такъ какъ оба эти этажа раздлены были одною лишь настилкою, изъ сосновыхъ досокъ не толще одного дюйма, то мы не потеряли ни слова изъ ихъ разговора, который врно показался бы мн столько же занимательнымъ, какъ и веселымъ, еслибъ не вели его на Нмецкомъ язык. Непрерывный стукъ чокающихся стакановъ и пустыхъ бутылокъ, катящихся но полу, появленіе двухъ, трехъ гостей другаго пола, и совершенная темнота, которую предпочли свту изъ опасенія пожара, навели на меня такой ужасъ, что, не предвидя близкаго окончанія шумной этой вакханаліи, я схватилъ свою кованную палку, которая стояла у постели, и сталъ стучать ею въ потолокъ, приглашая сосдей перестать шумть. Ва самомъ дл шумъ утихъ, буяны стали говорить между собой шопотомъ, но видно они только поощряли другъ друга къ сопротивленію, потому что черезъ нсколько секундъ громкій хохотъ, внезапно раздавшійся, далъ мн почувствовать, что первое мое увщаніе было пренебрежено. Я опять взялъ палку и повторилъ его, прибавивъ нсколько изъ самыхъ выразительныхъ браней, какія только могъ отыскать въ моемъ походномъ запас Германщины, отвть не замедлилъ: одинъ изъ нихъ взялъ стулъ, отсчиталъ имъ въ полъ столько-же ударовъ, сколько я сдлалъ, и чтобъ по остаться въ долгу, отпустилъ мн по Французски самую отчетистую фразу: лучше этого я никогда не слыхивалъ, возмущеніе было явно.
Съ минуту я помогъ опомниться отъ такаго ужаснаго возраженія, потомъ сталъ думать, какимъ бы способомъ заставить бунтовщиковъ сдаться. Между тмъ, заключивъ по моему молчанію, что я побжденъ, они стали кричать и шумть пуще прежняго.
Къ ихъ несчастію, я вспомнилъ что труба отъ моей печки выходила подъ кровлю того чердака, гд засли мои непріятели. Хозяинъ дома, вроятно, полагая что по дороговизн лса эта печь всегда останется однимъ лишь украшеніемъ комнаты, нисколько не заботился о послдствіяхъ устройства этой трубы, будучи притомъ увренъ, что если нтъ огня безъ дыма, то тмъ боле не будетъ дыма безъ огня.
Эта мысль была для меня лучомъ свта, другой, меньше меня скромный, назвалъ бы ее геніальнымъ проблескомъ. Я соскочилъ съ постели, хлопая въ ладоши, какъ арабъ, который зоветъ свою лошадь, побжалъ въ кухню, принесъ оттуда столько сна, сколько могъ собрать, заперъ въ своей крпости окна и двери изнутри и началъ приготовлять свое мщеніе.
Читатель, безъ сомннія, уже отгадалъ мое намреніе, я началъ съ того, что смочилъ немного мой горючій матеріалъ, чтобы онъ испустилъ изъ себя какъ можно больше дыму и потомъ злодйски набилъ имъ печь, снарядивъ такимъ образомъ свою артиллерію, я запалилъ ее, легъ въ постель и преспокойно ожидалъ результата столь искусной операціи, успху которой еще способствовала темнота въ непріятельскомъ лагер.
Прошло нсколько минуть и мои проводники продолжали забавляться по прежнему, вдругъ одинъ изъ нихъ закашлялся, другой чихнулъ, а третій, вдохнувъ нсколько разъ носомъ воздухъ, объявилъ честному собранію, что пахнетъ дымомъ. Съ этими словами вс встали изъ за стола.
Тутъ надобно было усилить огонь, чтобы воспользоваться безпорядкомъ, произведеннымъ въ непріятельской арміи, и не дать ей соединиться: я бросился къ печк, забилъ въ нее двойной зарядъ, заперъ дверь, и сложивъ руки, какъ артиллеристъ у своей пушки, ожидалъ, какое дйствіе произведетъ этотъ второй маневръ.
Успхъ превзошелъ мое желаніе, не кашель и не чиханье, но отчаянной ревъ, вой и крикъ на разныхъ тонахъ неумолкно раздавались на чердак. Я прокоптилъ ихъ какъ окороки. Черезъ пять минутъ у моего окошка постучался парламентеръ. Теперь, какъ побдитель, я могъ предписывать условія и воспользовался побдою какъ истинной герой: какъ Александръ, я помиловалъ семейство Дарія и заключилъ съ нимъ мирный договоръ, въ которомъ первая статья была, что онъ перестанетъ шумть, а вторая, что я не буду топить своей печи.
Об эти статьи были свято соблюдаемы съ обихъ сторонъ, и я начиналъ уже, не засыпать, а надяться что засну, какъ вдругъ одна изъ собакъ нашихъ проводниковъ испустила жалобный и протяжный вой, другая подхватила я вс он завыли хоромъ.
Я подумалъ, что и четвероногіе сговорились съ своими хозяевами меня мучить, опять всталъ и, отыскавъ въ моемъ арсенал орудіе, которое могло служить и хлыстикомъ и палкою, вышелъ изъ комнаты въ намреніи отправиться на псарню и хорошенько потеребить шерсть обитателей ея, къ какой бы они пород не принадлежали.
Но только что я вышелъ, Виллеръ, котораго я сначала не примтилъ, потому что ночь, и безъ того ужасно темная, казалась мн еще черне по выход изъ свтлой комнаты, — взялъ меня за руку и сдлалъ знакъ, чтобъ я молчалъ, я повиновался, слушая обими ушами и самъ не зная, что я слышу. Вскор изъ глубины долины поднялся къ намъ неявственный крикъ, но такой отдаленный и слабый, что въ двадцати шагахъ отъ насъ его ужъ невозможно было бы разслышать
— Зовутъ на помощь! сказали въ одинъ голосъ вс проводники, собравшіеся здсь. Врно путешественники заблудились въ горахъ, зажжемъ факелы, спустимъ собакъ, и — въ дорогу!
Никакая рчь, я думаю, не подйствовала бы на слушателей скоре этой, каждый побжалъ на свое мсто, одни въ кухню за ромомъ, другіе на чердакъ за фонарями, иные на псарню спускать собакъ, потомъ вс они соединились, испустили хоромъ громкій крикъ, чтобы дать знать путешественникамъ, что ихъ услышали и идутъ къ нимъ на помощь.
Я тоже взялъ факелъ, какъ и другіе, нисколько, впрочемъ, не полагая, чтобы я могъ быть полезенъ ночью на такой дорог, по которой и днемъ ходилъ иногда на четверенькахъ, я хотлъ только разсмотрть во всхъ подробностяхъ эту новую для меня сцену.
Кнесчастію, непрошли мы пяти сотъ шаговъ, какъ каждый изъ проводниковъ пустился въ свою сторону, потому что мужественные мои спутники, зная въ совершенств мстность, легко могли и ночью ходить по дорогамъ, непроходимымъ для всякаго другаго. Я разсудилъ, что если я пойду отыскивать другихъ, то другіе также должны будутъ отыскивать меня самаго, — что было бы бссполезною тратою времени, и потому ршился, — хотя и не слишкомъ филантропически, однакожъ благоразумно, — ссть на скалу, откуда взоръ мой, спускаясь въ долину, могъ слдить по всмъ направленіямъ за движеніями фонарей, весьма похожихъ на блуждающіе огни.
Сполчаса они, казалось, блуждали безъ всякой цли, — такъ неровны были ихъ движенія и различны направленія, — то изчезая въ оврагахъ, то вдругъ снова появляясь въ другомъ мст на вершин скалы. Крики людей, лай собакъ и пистолетные выстрлы придавали этой картин какой-то странный характеръ. Наконецъ вс огни направились къ общему центру соединились на извстномъ пространств, отъ котораго уже не отдлялись, потомъ двинулись вс вмст въ обратный путь, направляясь на ту скалу, на которой я сидлъ, и сопровождая заблудившихся путешественниковъ въ два ряда, точно такъ какъ патруль отводитъ арестантовъ на гауптвахту.
По мр того какъ процессія приближалась, при мерцающемъ свт факеловъ обрисовывалась все явственне безпорядочная група мущинъ, женщинъ, дтей, муловъ, лошадей и собакъ, все это говорило, ржало, выло на различныхъ нарчіяхъ.
Когда караванъ поровнялся со мною, я присоединился къ нему и вмст съ нимъ пришелъ въ трактиръ. Тотчасъ разобрали по сортамъ этотъ винегретъ и въ немъ оказалось: десять Американцевъ, одинъ Нмецъ и одинъ Англичанинъ, вс — въ прежалкомъ положеніи. Американцевъ нашли въ озер, Нмца на снгу, а Англичанина висвшаго на сук дерева надъ пропастью въ три тысячи футовъ глубиною.
Остальная часть ночи прошла въ совершенномъ спокойствіи.

РОЗЕНЛАУВИ.

На другой день, въ 8 часовъ утра, вс были уже на ногахъ, пхота и кавалерія выстроились въ боевомъ порядк на площадк Фаульгорна, кавалерія состояла изъ одной дамы Француженки, Американца съ женою и семерыхъ дтей его, а пхота — изъ старшаго сына этого юнаго семейства, Англичанина, меня и шести проводниковъ. А бдный Нмецъ, хотя и провелъ ночь въ кухн на плит, которую нажарили какъ печь, но не могъ еще пошевелиться ни однимъ членомъ и малйшее движеніе извлекало у него не человческіе крики. Мы оставили его на Фаульгорн, гд, если Провидніе не совершило въ его пользу особеннаго чуда, онъ долженъ находиться и нынче, потому что тамошняя температура ни мало не способствуетъ къ излеченію колотья.
Когда подтянули подпруги муловъ и наполнили фляги, маленькая армія наша выступила въ походъ въ томъ веселомъ расположеніи духа, которое всегда почти бываетъ послдствіемъ благополучнаго избавленія отъ опасности.
Мы намрены были осмотрть на пути ледникъ Розенлауви и ночевать въ Мейренген, это былъ довольно длинный переходъ, но наши дамы сидли на надежныхъ лошакахъ, а мои два товарища и я могли бы поспорить крпостью ногъ съ самыми удалыми горцами Оберданда.
Я говорю: мои два товарища, потому что мы не прошли еще и пятисотъ шаговъ, какъ ужъ сдлались наилучшими друзьями, нигд не сдружаются такъ скоро, какъ въ училищ, на охот, или въ путешествіи, ктомужъ я видлся съ Американцемъ еще въ Париж у княгини Сальмъ, а Англичанинъ, вопреки природному характеру своихъ соотечественниковъ, былъ чрезвычайно веселонравенъ и рзовъ, что составляло забавную противуположность съ его важнымъ лицемъ, которое оставалось безстрастнымъ посереди безчисленныхъ прыжковъ, безъ которыхъ онъ не могъ обойтись ни на минуту. Одинъ только Дебюро, съ своей важной наружностію и живыми тлодвиженіями, можетъ быть его pendant.
Будучи самъ въ веселомъ расположеніи, я не долго съ нимъ церемонился, его пріемы, если не физіономія, тотчасъ разсяли всякое принужденіе между нами.
Я отроду не видывалъ никого проворне, неосторожне и ловче въ своихъ неосторожностяхъ нашего Англичанина, проводники не могли ему надивиться и смотрли на него съ такимъ выраженіемъ, которое можно перевести этимъ словомъ: — Бсись, бсись дружокъ, придетъ пора, свернешь себ шею. А онъ, не обращая ни малйшаго вниманія на эти предостерегательные взгляды, продолжалъ себ перепрыгивать черезъ пропасти, скакать на одной ног по деревьямъ, переброшеннымъ черезъ потоки въ вид моста, и набирать огромный букетъ цвтовъ, которые могли бы оставаться на своихъ мстахъ цлую вчность, прежде нежели я ршился бы ползть за ними, какъ бы хороши они ни были.
Его отважность тмъ боле заслуживала удивленія, что мы шли тогда по ужасной дорог, проложенной въ глинистомъ стланц отъ Фаульгорна въ Розенлауви только два года назадъ, а дождь, который шелъ наканун и ночью, сдлалъ ее еще опасне. Ноги людей и муловъ поминутно скользили по глинистой почв, наши дамы поминутно испускали пронзительные крики, да правду сказать и было чего кричать, когда ихъ мулы взбирались почти на отвсную тропинку. Въ одномъ мст она шла по самому краю пропасти въ 1,500 футовъ глубиною и до того съузилась, что проводники, не смотря на опасность, не могли держать лошадей за поводья. Въ этомъ самомъ мст лошакъ старшей дочери Американца споткнулся и молодая двушка, выбитая изъ сдла, упала на шею животнаго, въ этомъ положеніи она качалась какъ маятникъ и сама не знала куда упадетъ, на лво или на право, то есть, на скатъ горы или въ пропасть, ксчастію одинъ изъ проводниковъ толкнулъ ее палкою и она съ ужаснымъ крикомъ упала на ту сторону, гд подвергалась опасности только ушибиться или оцарапаться.
Это приключеніе взволновало весь караванъ. Дамы, въ испуг чтобы самимъ не упасть, соскакивали съ лошаковъ и падали у ихъ ногъ, со всхъ сторонъ раздавались крики одинъ другаго пронзительне, каждый, считая себя на краю погибели, звалъ на помощь, которую невозможно было никому подать, и которая, правду сказать, никому не была нужна. Собаки выли, проводники бранились, лошаки, пользуясь этою остановкою, разбрелись щипать травку по краямъ пропасти, а Англичанинъ, повиснувъ въ 25 футахъ надъ нашими головами, въ такомъ положеніи, отъ котораго закружилась бы голова у дикой козы, преспокойно насвистывалъ God save the king.
Наконецъ все пришло въ порядокъ, дамъ вытащили изъ подъ ногъ четвероногихъ, проводники провели ихъ одну за другою по остальной части дурной дороги, и черезъ десять минутъ весь караванъ выбрался здравъ и невредимъ на лугъ, гладкій какъ дерновые ковры Версальскаго сада.
Мы воспользовались этимъ случаемъ чтобъ позавтракать, и наши дамы, совсмъ оправившись отъ паническаго страха, принялись помогать намъ довольно мужественно. Потомъ выступили въ дальнйшій путъ.
Вскор мы достигли Обергасли и перешли плацъ борцовъ, на которомъ горцы упражнялись еще наканун, и мы очень сожалли, что не застали здсь этого зрлища.
Температура въ воздух становится здсь умренне и мстами снова появляются сосны, которыя перестаютъ рости на горахъ за извстными высотами, какъ будто очерченыя волшебнымъ кругомъ, черезъ который не смютъ переступить. Эти уединенныя деревья послужили мтою для нашихъ горныхъ палокъ, которыя мы вздумали бросать въ нихъ, какъ копья, и на разстояніи 30 или 40 шаговъ всаживали ихъ въ пни на всю длину желза. Особенно Американецъ оказывалъ въ этомъ упражненіи удивительную ловкость, а Англичанинъ изъ насъ троихъ былъ самый неискусный. Отъ этого между ними завязался довольно жаркій споръ, посереди котораго я ихъ оставилъ, бросившись по съ палкою, а съ ружьемъ, за тетеревомъ, который поднялся вн выстрла, я надялся настигнуть его, когда онъ станетъ опускаться, однакожъ мое преслдованіе было безполезно, и черезъ десять минутъ я вышелъ изъ перелска по другую его сторону къ тому мсту, гд оставилъ дорожныхъ товарищей.
Еще издали я замтилъ, что вс они остановились на берегу ручья, и подходя къ нимъ, никакъ не могъ постигнуть, что такое длалъ Англичанинъ,— такъ странно мн показалось его занятіе: онъ бралъ въ ротъ воду и потомъ выпускалъ ее изъ середины щеки. Сначала я подумалъ, что онъ выпускаетъ воду изъ уха и подивился этой новой штук, по приблизившись къ нему еще нсколько шаговъ, замтилъ что извергаемая вода принимала красный цвтъ отъ примси крови.
Вотъ что случилось: Англичанинъ, взбшенный превосходствомъ Американца, предложилъ ему пари, что онъ даже не добросить до него своей палки въ разстояніи 60 шаговъ. Американецъ принялъ пари: ихъ поставили въ назначенномъ разстояніи, и Англичанинъ врный, своему слову, флегматически ожидалъ удара этого новаго орудія, желзо пробило ему щеку на сквозь и переломило зубъ. Это приключеніе усмирило немного нашъ аріоръ-гардъ, и вскор голова колонны вступила въ широкія ворота трактира Розенлауви.
Мы остановились тамъ на столько времени, сколько нужно было чтобъ взять ванну, которую не надобно было и нагрвать, потому что ее наполнили теплою водою изъ ближайшаго минеральнаго ключа, посл чего мы отправились къ леднику, славнйшему изъ Обердандскихъ ледниковъ.
Въ этотъ разъ налетла надъ нашими головами меньшая сестра грозы, которая наканун была у насъ подъ ногами, и эта перемна въ положеніи была для насъ весьма чувствительна, однакожъ не смотря на благоразумное предостереженіе грома, мы продолжали путь и благополучно пришли къ подошв ледянаго моря, лежащаго въ четверти мили отъ трактира.
Ледникъ Розенлауви вполн достоинъ своей знаменитости, и если онъ не самый большой, по крайней мр, какъ мн кажется, то самый прекрасный изъ всхъ ледниковъ Оберланда. Онъ весь — прелестнаго лазореваго цвта, котораго происхожденіе мн неизвстно, но который принадлежитъ ему одному и представляетъ взору вс свои оттнки, отъ блдно-голубаго цвта бирюзы до яркаго темно-синяго сапфира. Отверстіе, находящееся у его подошвы, изъ котораго съ шумомъ вырывается Рейхенбахъ, походить на портикъ какого нибудь дворца волшебницы, длинныя колонны, столь легкія и прозрачныя, что ихъ можно почесть произведеніемъ воздушныхъ геніевъ, поддерживаютъ сводъ, украшенный зубчатыми фестонами, въ которыхъ изящность соединена съ разнообразіемъ и оригинальностію. Разсматривая глубину этой пещеры, въ которой рокочетъ сердитый потокъ, удивленіе, которое возбуждаетъ фантастическая эта архитектура, возрастаетъ до такой степени, что невольно завидуешь богин обитательниц такого жилища, и чувствуешь сильное влеченіе броситься туда, чтобы раздлить его съ нею. Конечно Гете сочинилъ свою Ондину у входа въ одинъ изъ такихъ гротовъ.
Шумъ воды, которая разбивается о скалы и отражается отъ нихъ пною, уже съ четверть часа заглушалъ громъ, который однакожъ, все усиливался. Мы даже совсемъ забыли грозу, какъ вдругъ нсколько крупныхъ и теплыхъ дождевыхъ капель напомнили намъ о ней, мы взглянули на небо, оно накрыло какъ крышкою обширную воронку, образуемую горами, во глубин которой мы находились, и казалось все боле спускалось по ихъ скатамъ, приближаясь къ намъ какъ будто должно было остановиться на нашихъ головахъ, у насъ сперлось дыханіе, намъ казалось что мы заключены подъ колоколъ огромной пневматической машины и что съ первой молніей воспламенится горячая атмосфера окружавшая насъ, Наконецъ сильный ударъ грома разорвалъ этотъ балдахинъ паровъ, и буря, потрясая воздухъ, стряхнула на насъ свои влажныя широкія крылья, въ которыхъ заструился проливной дождь.
Мы были слишкомъ далеко отъ трактира, и потому укрылись подъ деревомъ, гд изъ блузъ и палокъ выстроили маленькую палатку и пріютили въ ней дамъ. Сначала этотъ навсъ защищалъ насъ какъ нельзя лучше, но черезъ четверть часа, холстъ намокъ, вода стала проникать внутрь и наконецъ два или три фонтана полились на наши головы, какъ изъ шпринцовки, оставалось одно только средство къ спасенію: открыто сразиться съ дождемъ и бурею и пробиться сквозь нихъ къ трактиру,— на что мы и ршились, по грязи, доходившей до лодыжки, а въ иныхъ мстахъ віэ вод по колна, мы дотащились наконецъ до нашего убжища, вода струилась съ насъ какъ изъ жолобовъ.
Позвали Виллера, которому поручены были вс наши узлы и велли ему подать блье, но онъ отвчалъ, что зная наше намреніе ночевать въ Мейнериген, онъ воспользовался однимъ случаемъ и отправилъ туда вс наши вещи. Слдственно въ Розенлауви не было у насъ даже чистаго платка.
Продолжатъ путь въ Мейрингенъ не было никакой возможности, потому что отъ бури дороги стали непроходимы, он превратились въ русла быстрыхъ потоковъ.
Оставалось одно только средство пособить горю и мы его употребили: велли нагрть постели и легли въ нихъ, покуда обсушивали наши платья.
Мы обдали лежа, какъ Римскіе императоры, потомъ заснули.
Не знаю сколько времени мы спали, помню только, что мы наслаждались самимъ глубокимъ и сладкимъ сномъ, когда трактирная служанка вошла въ нашу комнату со свчею.
— Что такое? спросилъ я съ досадою человка, которому помшали въ пріятнйшемъ его занятіи.
— Ничего, сударь, только вамъ надобно встать.
— Встать, для чего?
— Для того что, изволите видть, отъ дождей пода сильно прибыла въ двухъ маленькихъ каскадахъ, что подъ трактиромъ, и ручей, который течетъ у нашихъ воротъ, снесъ мостъ, а можетъ бытъ снесетъ скоро и домъ….
— Какъ снесетъ?…. Этотъ самый домъ, въ которомъ мы теперь лежимъ?
— О, сударь, съ нимъ ужъ разъ это случилось! не съ этимъ, а съ другимъ.
— А мое платье?
— Только что успете его надть.
— Поди же поскорй, принеси мн его.
Ручаюсь, что никто въ свт не одвался такъ проворно, какъ я тогда.
Еще не продвъ рукъ въ рукава блузы и не слушая что мн кричала служанка, я ухватился за перилы лстницы, въ низу которой была дверь, въ кухню, отворилъ ее и бросился туда опрометью.
— Уже! вскричалъ я, очутившись въ вод по колна.
— Послушайте, сударь!… кричала мн служанка, но я не слушалъ, и увидвъ другую дверь хотлъ ее отворить.
— Вы попадете прямо въ ручей!
Я оставилъ ручку, и вскочивъ на печь, сталъ вылзать въ окно.
— Остановитесь, сударь, внизу каскадъ!
— Ахъ, боже мой! такъ я ршительно окруженъ со всхъ сторонъ! Кудажъ мн выйти? не для чего было и подымать меня съ постели! по крайней мр она замнила бы мн лодку.
— Можно выйти въ окно втораго этажа.
— Чортъ тебя возьми! зачмъ же ты мн съ перваго разу этого но сказала!
— Я уже съ часъ вамъ это говорю, но вы меня не слушаете, а бгаете какъ угорлый.
— Правда, я виноватъ, но веди жъ меня.
Мы взошли въ верхній этажъ и она указала мн на досчечку, которой одинъ край лежалъ на окн, а другой на гор, этотъ путь сообщенія такъ былъ похожъ на Магометовъ мостъ, что ни одинъ христіанинъ не отважился бы пройти по немъ безъ возраженій.
— Послушай, двушка! сказалъ я мигнувъ и почесывая за ухомъ, нтъ ли другаго выхода?
— Разв вы боитесь? пріятель вашъ Англичанинъ, знаете, тотъ у котораго флюсъ, перемахнулъ черезъ эту доску однимъ прыжкомъ.
— А! такъ онъ здсь прошелъ, онъ очень хорошо сдлалъ, а дамы тоже?
— Нтъ, проводники перенесли ихъ на рукахъ.
— А гд проводники?
— На гор, рубятъ сосны, чтобъ перерзать водопадъ.
Невозможно было отговориться и я храбро ршился на подвигъ, но вмсто того чтобъ пройти пшкомъ, я перехалъ по доск верхомъ. Кто увидлъ бы меня тогда съ низу, во время этого перезда, тотъ конечно принялъ бы меня за вдьму, отправляющуюся на шабашъ верхомъ на помел.
Когда наконецъ я добрался до противуположнаго конца доски и прикосновеніе съ твердой землей возвратило мн присутствіе духа, которое я почти потерялъ впродолженіи страннаго путешествія, — я пошелъ къ тому мсту, гд свтились факелы, тамъ представилось мн самое необыкновенное и великолпное, зрлище котораго я никогда позабуду.
Водопадъ, который еще наканун удивлялъ насъ своею легкостію и прозрачностію, превратился въ страшный потокъ, вода, которая вчера казалась намъ сребристою пной, грозно стремилась теперь черными и грязными волнами и увлекала съ собою обломки скаль, перобрасывая ихъ какъ легкіе камушки, и столтнія деревья, ломая ихъ какъ топкія тростинки. Между тмъ наши проводники, обнаженные до пояса и вооруженные топорами, рубили сосны съ жаромъ, свойственнымъ горцамъ, и направляли ихъ паденіе поперегъ водопада, чтобы перерзать его стремленіе, какъ плотиною. Только четверо и ли пятеро изъ нихъ, готовые на смну своихъ товарищей, держали въ рукахъ факелы, которыхъ мерцающій блескъ освщалъ эту картину. Но вскор понадобились къ робот вс руки, и факельщики, принимаясь за топоры, стали искать мста, гд бы поставить факелы. Видя ихъ затрудненіе, я взялъ факелъ изъ рукъ одного изъ нихъ, и подбжавъ къ отдльной сосн, которая господствовала надъ тмъ мстомъ, гд мы находились, зажегъ ея смолистыя втви, черезъ десять минутъ она запылала яркимъ огнемъ съ самой вершины, и сцена освтилась достойнымъ ея канделябромъ.
Не могу выразить величественнаго, напоминающаго первобытныя времена міра, характера, который представляло зрлище этихъ вольныхъ дтей природы въ борьб съ ея стихіями, эти деревья, которыя во всякой другой земл были бы намчены неприкосновеннымъ казеннымъ клеймомъ, падали одно за другимъ подъ скирой горца, увреннаго, что никто не потребуетъ отъ него отчета, все вмст походило на отрывокъ изъ первой сцены Катона. Я тоже взялся за топоръ и, признаюсь, исправлялъ новую свою должность съ наслажденіемъ, которое превратилось въ восторгъ, когда я увидлъ паденіе срубленной мною чудовищной сосны, у меня невольно вырвался крикъ торжества: быть можетъ, въ ту минуту я почувствовалъ тщеславіе въ первой разъ въ жизни. Во мн родилась какая-то необыкновенная увренность въ своей сил, и мн кажется я срубилъ бы тогда весь лсъ не отдыхая.
Вскор раздался крикъ: довольно! вс топоры остановились, вс взоры обратились къ потоку, онъ былъ побжденъ и окованъ. Истребленіе кончилось какъ скоро сдлалось безполезнымъ.
Мы возвратились въ трактиръ почти съ увренностію, что теперь никто ужо не выгонетъ насъ, однакожъ два человка остались стеречь потокъ, чтобы подать сигналъ тревоги въ случа опасности. Не знаю, хорошо ли они стерегли, — только мы спали безъ просыпа до восьми часовъ утра.
Нашъ сонъ былъ тмъ спокойне, что мы знали, что завтрашній переходъ, хотя самый длинный изъ всхъ предшествовавшихъ, будетъ однакожъ вовсе не утомителенъ: изъ десяти миль мы должны были прохать четыре по озеру Бріенцъ, а въ Мейринген, въ которомъ нтъ ничего такого, для чего стоило бы останавливаться, предполагали пробыть столько времени сколько нужно на завтракъ.
На пути везд видны были ужасные слды вчерашней грозы, дорогу перескали, на промежуткахъ въ четверть мили глубокія рытвины, во глубин которыхъ текли еще быстрые ручьи, — остатки вчерашнихъ дождевыхъ потоковъ, отъ этихъ ручьевъ наше путешествіе было чрезвычайно трудно и утомительно, еще больше затрудняли насъ деревья, которыя, будучи вырваны съ корнемъ, цпляли втвями за камни и перерзывали дорогу баррикадами, лошаки нашихъ дамъ съ удовольствіемъ остановливались передъ ними пощипать листьевъ, но весьма не охотно переходили черезъ нихъ, оттого каждый шагъ сопровождался криками и страхомъ, которые иногда были довольно основательны. Пробившись такимъ образомъ съ два часа, мы достигли вершины невысокой горы, отдлявшей долину Розенлауви отъ долины Мейрингенъ. Дерновая площадка издали представляетъ взору путника богатый свой коверъ для привала, и когда, прельщенный этой зеленой пеленою, онъ спшитъ туда отдохнуть, съ каждымъ шагомъ увеличивается его удивленіе къ кокетству горы, которая у краевъ площадки, гд онъ надялся найти только отдыхъ, разсыпала на показъ безъ всякихъ приготовленій вс сокровища прелестнйшей долины Швейцарской.
Достойна замчанія эта заботливость природы являться взорамъ человка съ наилучшей своей стороны, она всегда поражаетъ васъ своею граціозностію или величіемъ, роскошью или суровостью. Посереди такого множества пиковъ и скалъ, которыхъ вершины доступны однимъ орламъ и дикимъ козамъ, всегда есть какая нибудь возвышенность, куда человкъ пролагаеть себ путь именно, и оттуда взоръ его обнимаетъ окрестные ландшафты въ наибольшей ихъ полнот, въ самомъ живописномъ вид, — какъ будто кокетка природа, равнодушная къ похваламъ животныхъ, чувствуетъ потребность въ удивленіи людей для удовлетворенія своей гордости, или, какъ царица, проникнута сознаніемъ слабости своего пола, но можетъ царствовать, по раздливъ своего престола съ царемъ.
Мейрингенская площадка наводить на эти странныя мысли больше, чмъ всякое другое мсто. Посл двухъ-часоваго пути, посереди мстности весьма не обильной красотами, представляющей взору одинъ лишь утомительный видъ двойной стны горъ и каскада, падающаго съ большой высоты, но столь тонкаго, что его назвали Веревочнымъ каскадомъ (Scilibach), — вдругъ, безъ всякой постепенности, какъ будто отдернулся огромный занавсъ, передъ вами открывается чудеснйшій и разнообразнйшій ландшафтъ, который вполн вознаграждаетъ путешественника за его усталость, или, лучше сказать, заставляетъ забыть ее.
Мы провели съ полчаса въ глубокомъ созерцаніи этого зрлища, котораго перо не въ состояніи выразить на бумаг, ни кисть на холст, потомъ пошли къ Рейхенбахскому каскаду, котораго паденіе не было еще видно, но означалось издали водяною пылью похожею на паръ, выходящій изъ жерла волкана.
Дорога къ нему идетъ по дерновому скату, столь крутому что въ немъ нарочно сдлали ступеньки до самой вершины. Съ этой площадки видна вся бездна, въ которую низвергается вода, въ 80 футахъ ниже того мста, она разбивается о камни и отражается вверхъ мелкой водяною пылью столь пронзительною, что заставляетъ зрителя укрыться отъ этого дождя, восходящаго съ земли къ небу, въ небольшомъ домик, нарочно для того выстроенномъ.
Тамъ, какъ и во многихъ другихъ мстахъ Швейцаріи, продаютъ множество вещей, выдланныхъ изъ дерева ножемъ, изящность ихъ формъ и тщательная отдлка пристыдили бы многія издлья, производимыя нашими мануфактурами изъ матеріаловъ несравненно высшей доброты. Между ними мы замтили сахарницы, обвитыя кругомъ дубовою вткою или плющомъ, съ дикою козою на крышк, вилки и ложки съ рзьбою, какія употреблялись въ средніе вка, наконецъ чаши, подобныя тмъ, которыя Виргиліевы пастушки оспоривали другъ у друга пніемъ, все это продается довольно дорого: при мн, за такія чаши заплатили сто франковъ.
Изъ этого домика, сборнаго пункта путешественниковъ, мы сошли на другую площадку, около ста футовъ ниже первой, отсюда открывается нижнее паденіе Рейхенбаха, дробимое еще сильне верхняго по расположенію скалъ, по которымъ низвергается вода. Я не видалъ Пенея, о которомъ говоритъ Овидій, и не знаю, врна-ли описанная имъ картина:
. . . . . . . . . .Spumosis volvilur undis
Dejectuque gravi tenues agilautia fuinos
Nubila coud uc it, summasque aspergine silvas
Implicit, ct sonilu plus quam viciua fatigat,
но знаю, что это описаніе такъ идетъ къ Рейхенбаху, что я краду его изъ первой книги Превращеній, чтобы не описывать самому, будучи увренъ, что моя картина была бы не такъ врна, какъ его.
Отъ второй площадки до Мейрингена не боле десяти минутъ пути, а отъ Мейрингена до Бріенца — два часа. Въ послдней деревн мы наняли лодку и отправились къ Гейбаху, который оспориваетъ у Рейхенбаха первенство надъ всми каскадами Оберланда. Я не берусь ршить ихъ споръ, не смотря на всю важность предмета: наконецъ можно всемъ пресытиться даже и каскадами, а я ихъ столько видлъ впродолженіи пяти дней сряду, что всякое названіе, оканчивающееся на бахъ, возбуждало во мн одну досаду.
Не смотря на то, изъ опасенія прослыть раскольникомъ, еслибъ не остановился посмотрть Гейбаха, я храбро вышелъ на берегъ и началъ взбираться на гору, съ вершины которой онъ низвергается одинадцатью дугами, шумъ его паденія мы слышали отъ самаго Бріенца, то есть, на разстояніи цлой мили.
Почти въ половин дороги мы нашли регента Керли съ двумя дочерьми, онъ ожидалъ насъ и пригласилъ зайти въ хорошенькой шале, въ которомъ главная комната была украшена фортопіаномъ, онъ слъ и заигралъ, а дочери тотчасъ стали пть Швейцарскія аріи и Тирольскія псни. Хотя это гостепріимство и музыкальное угощеніе были не совсмъ безкорыстны, однакожь добрый хозяинъ показалъ столько радушія, что заплативши ему деньги, мы почли еще обязанностію изъявить ему нашу благодарность за пріемъ, какъ только умли лучше. Онъ остался въ восхищеніи отъ насъ, по крайней мр въ той же степени, какъ и мы отъ него, и на прощань подарилъ намъ литографированный портретъ, на которомъ изображены были онъ самъ за фортопіаномъ, и акомпанирующія дочери его, которыя поютъ стоя за нимъ.
Есть на этой гор особенность въ мстности, которая одна можетъ вознаградить за трудность пути, ведущаго къ верхнимъ паденіямъ Гейбаха, это гротъ въ скал позади одной изъ дугъ водопада, которая совершенно закрываетъ его отверстіе, такъ что въ него можно войти совершенно сухимъ, кривизна дуги, описываемая быстрымъ паденіемъ каскада, дозволяетъ свободно обозрвать весь впереди находящійся ландшафтъ: озеро, деревню Бріенцъ и Ротъ-Горнъ, у подошвы котораго они находятся. Все это видишь сквозь газообразный занавсъ воды, которой волнистые переливы сообщаютъ противулежащимъ предметамъ одушевленный видъ, между тмъ какъ эти предметы сами двигаются позади проораннаго занавса, уподобляясь безцвтнымъ призракамъ огромныхъ Китайскихъ тней.
Посвятивъ около часа регенту Керли и его каскаду, мы отправились въ дальнйшій путь къ озеру. Общаніе двойнаго тринкгельда, если мы прідемъ въ Интерлакенъ до пяти часовъ, окрылило нашу лодку. Какъ запоздалыя морскія птицы, мы пролетли мимо красиваго острова, принадлежащаго одному Италіанскому генералу, который долго служилъ Франціи, и будучи изгнанъ изъ своего отечества, удалился сюда. Нсколько дале проводники указали намъ Танцилацъ, отвсную скалу, которой вершина срзана площадкою, покрытою великолпнымъ дерномъ, нкогда жители сосднихъ городовъ собирались здсь танцовать. Однажды, молодой, человкъ и молодая двушка, которымъ родители не позволяли соединиться бракомъ, назначили тамъ свиданіе, стали вальсировать и они вмст съ другими, но замтили, что съ каждымъ кругомъ эта пара боле и боле приближалась къ пропасти, наконецъ въ послднемъ круг они крпко обнялись, уста ихъ сомкнулись, и какъ будто увлеченные вальсомъ, оба бросились въ пропасть, на другой день нашли въ озер ихъ трупы въ объятіяхъ одинъ другаго. Съ тхъ поръ эта площадка запустла: жители перенесли свой танцплацъ на другое мсто, въ долину. Въ пять часовъ безъ четверти мы вышли на берегъ откуда оставалось не боле десяти минутъ пути до Интерлакена.
Путешествіе по озеру не только не утомило, но еще освжило насъ, и потому посл обда мы пошли въ Гогбюль, прекрасное гульбище, находящееся за Интерлакеномъ.
Гогбюль — не что иное какъ Англійскій садъ, занимающій всю отлогость, отъ подошвы до вершины, одной возвышенности въ триста или четыреста футовъ высотою, по мр того какъ подымаешься на нее, проски между деревьями открываютъ отдльныя части панорамы, которую съ вершины можно всю обнять однимъ взглядомъ. Кром этого чудеснаго зрлища, въ Гогбюл замчательна одна только скамья, на которой Генрихъ Французскій, Каролина Берійская и Шатобріань, прозжая чрезъ Интерлакенъ, вырзали свои имена.
Возвратясь въ трактиръ, я нашелъ опять Виллера, онъ спросилъ меня, какой дорогой я желаю выхать изъ Оберланда въ малые кантоны. Предстоялъ выборъ изъ трехъ ущелій: черезъ Брунигъ, Гримзель и Текли, много наслышавшись о послднемъ, я предпочелъ его двумъ другимъ.
На третій день я имлъ удовольствіе встртиться съ Гемлилицемъ къ лицу, что значить другими словами, что если когда нибудь я возвращусь въ Интерлакенъ, то выду изъ него черезъ Гримзель или Брунигъ.

ПРИМЧАНІЯ

Прочитавъ мою главу о медвдяхъ, многіе, вроятно, подумали, что я, какъ настоящій путешественникъ, вмсто разсказа были, увлекся здсь своей фантазіей. Не желая, чтобы такая мысль, столь далекая отъ истины, остались въ ум моихъ читателей, я предлагаю здсь буквальную копію съ письма, которое послужитъ мн атестатомъ Въ правдивости.

Любезнйшій Александръ!

Сейчасъ я прочелъ въ Revue des deux mondes твою статью подъ заглавіемъ: Бернскіе медвди, все въ ней такъ врно, что я не могу не сообщить теб еще нкоторыхъ подробностей, относящихся къ этимъ милымъ животнымъ и извстныхъ мн одному.
Французы, вступивъ въ Бернъ, не только вывезли оттуда всю медвжью казну, но и обладателей ея, двухъ изъ четырехъ медвдей, одинъ дзъ нихъ былъ тотъ самый Мартынъ, который впослдствіи приводилъ въ восторгъ весь Парижъ, и котораго знаменитость достигла и до тебя. Казна медвдей состояла вся изъ французскихъ монетъ въ 6, 24 и 48 ливровъ съ штемпелями Людовика XIV.
Эти деньги употреблены на Египетскую экспедицію и изъ нихъ намъ выдали передъ отбытіемъ жалованье за три мсяца передъ. Маршалу Сіоше, командовавшему тогда 18 бригадою, поручено было представить директоріи ключи отъ города вмст съ его казною и медвдями. При этомъ случа его произвели бригаднымъ генераломъ.
Я могу смло ручаться за достоврность этихъ подробностей, потому что самъ присутствовалъ при отъзд Ихъ превосходительствъ и назначилъ имъ мсто позади перваго обоза, въ которомъ отправлялось также и ихъ имущество, я былъ тогда капитаномъ и командовалъ эскадрономъ 3 драгунскаго полка.
Прощай, любезнйшій Дюма, очень буду радъ если эти подробности могутъ быть теб полезны, потому что тб извстно, какъ я тебя люблю.

Весь твой,
Баронъ Дермонкуръ.

P. S. Я имлъ даже случаи удостовряться, что похищеніе медвдей сдлало въ Берн сильнйшее впечатлніе, чемъ похищеніе казны, оно всхъ повергло въ глубокую печаль и разъ двадцать дамы мн говорили: пусть-бы вы только взяли наши деньги, — такъ и быть! но отнять у насъ добрыхъ нашихъ медвдей — это ужасно! Впрочемъ отъ неблагопріятнаго впечатлнія, которое оставило въ Бернскихъ дамахъ это произшествіе, больше всхъ пострадали наши молодые офицеры, весьма немногіе изъ нихъ, — вещь очень рдкая, — оставили городъ съ сердечнымъ сожалніемъ.

II.
ИНТЕРЛАКЕНЪ.

Мы уже сказали, что изъ этой деревни путешественники отправляются прямо въ горы, слдственно здсь они должны сдлать вс путевыя приготовленія, которыхъ важность вполн постигаешь тогда только, когда самъ сдлаешь это путешествіе пшкомъ, и убдишься на опыт, что самое незначительное упущеніе или малйшая неосторожность имютъ весьма неблагопріятныя послдствія, которыя могутъ не только уменьшить удовольствіе, но даже подвергнуть опасности жизнь.
По этому мы постараемся, по крайнй мр вашего разумнія, указать здсь на предосторожности, какія долженъ взять любитель путешествій.
Въ самомъ трактир Интерлакена можно купить дорожный мшокъ, башмаки, палку и флягу, слдственно не за чмъ запасаться этими вещами въ другомъ мст, потому что он будутъ только обременять васъ и понадобятся не прежде, какъ наступить пора идти пшкомъ. Въ мшк обыкновенной величины удобно помщается самый полный дорожный гардробъ, то есть верхнее платье, или фрачная пара, панталоны, дв пары стиблетъ, два жилета, четыре рубашки, четыре галстука и шесть паръ носковъ. Кром того, въ одинъ карманъ можно положить маленькой нессесеръ, а въ другой зрительную трубку.
Панталоны должны быть суконныя, потому что по мр восшествія холодъ усиливается такъ, что на вершин горы вамъ будетъ очень пріятно чувствовать на себ плотную ткань вмсто тонкихъ панталонъ, столь-же пріятныхъ въ долин, стиблеты надобно имть кожанные, чтобы защитить ноги отъ острыхъ камней, унизывающихъ дороги, и пней, разбросанныхъ по ней, цвтныя рубашки предпочитаются блымъ, фуляры — накрахмаленнымъ галстукамъ, и шерстяные носки — нитянымъ.
Башмаки, — вещь очень важная, на которую прошу путешественниковъ обратить особенное вниманіе, узкіе башмаки въ горахъ скоре натираютъ ноги, чмъ въ долин, а въ широкихъ поступь не можетъ быть врна и безопасна въ трудныхъ мстахъ, особенно когда спускаешься съ горы. Да не убоится Парижанинъ толщины подошевъ и величины гвоздей. Съ толстыми подошвами онъ не почувствуетъ впечатлнія камней, по которымъ пройдетъ, и которые растерли бы его ноги черезъ часъ, если бы он были обуты въ тонкіе сапоги. Большіе гвозди будутъ ему очень полезны на крутизнахъ и скользкихъ мстахъ, гд, при помощи ихъ, ноги его будутъ становится такъ твердо, какъ будто подкованныя, ктомужъ наши охотничьи башмаки, какъ бы крпки они не были, не выдержатъ осьмидневной ходьбы по горамъ.
Палку надобно также выбирать съ особеннымъ вниманіемъ, это — и оружіе и подпора, на одномъ конц она бываетъ окована желзнымъ остріемъ, которое служитъ крпкою точкою упоры при восшествіи на гору или спуск съ нея, а другой конецъ иногда украшается рогомъ дикой козы, но это украшеніе и неудобно и опасно: неудобно потому, что безпрестанно цпляется за деревья и платье, опасно, оттого, что подымаясь на гору, вы понадетесь на его крпость, которая рдко выдерживаетъ тяжесть тла, и отъ неосторожнаго напора рогъ легко можетъ переломиться и подвергнуть васъ паденію.
Палка должна быть по крайней мр въ 6 футовъ длиною, для того чтобы помогала перепрыгивать черезъ ручьи въ 10 или 12 футовъ шириною.
Въ отношеніи къ фляг надобно употребить дв предосторожности: во первыхъ дунутъ въ нее, чтобъ узнать, нтъ ли въ ней трещины, — обстоятельство, которое можетъ имть самыя бдственныя послдствія: во вторыхъ — наполнить ее превосходнымъ киршвассромъ, который впрочемъ можно найти и въ бднйшихъ Швейцарскихъ хижинахъ: это самый вкусный и здоровый напитокъ, я видлъ молоденькихъ и хорошенькихъ женщинъ, которыя въ Париж, быть можетъ, не выдержали бы одного его запаха, здсь, впродолженіи нашего горнаго путешествія, такъ потягивали киршвассръ, что одинъ ихъ глотокъ сдлалъ бы честь самому жаркому приверженцу этого напитка.
Взявши вс эти предосторожности и надвши на дорогу тиковые панталоны. блузу изъ сраго холста, соломенную шляпу, кожанные стиблеты и башмаки, подбитые гвоздями, можете надяться на благополучное окончаніе путешествія, безъ особенныхъ приключеній. Нтъ надобности говорить, что проводникъ несетъ мшокъ, а палка и фляга остаются въ вашемъ распоряженіи.
Да позволено мн будетъ къ этой длинной инструкціи прибавить еще одинъ совтъ, который я нарочно ставлю послднимъ потому, что онъ не меньше другихъ важенъ: это обращеніе съ проводниками.
Ихъ преданность и честность обратились въ пословицу, и слдственно въ этихъ двухъ пунктахъ они всегда будутъ одинаковы, какъ бы вы съ ними не обходились, ваша надмнность не помшаетъ имъ исполнить, въ отношеніи къ вамъ своего долга, по тогда, кром долга, не ожидайте отъ нихъ ничего, они не заведутъ съ вами непринужденной бсды, изъ которой горожанинъ научается отъ горца столькимъ новымъ для него вещамъ, не услышите разсказовъ объ охотахъ, которые такъ сокращаютъ нашъ путь, ни народныхъ преданій, которыя придаютъ странствію столько поэзіи, откажетесь и отъ множества маленькихъ услугъ, которыя такъ облегчаютъ его, потомъ, когда придете въ трактиръ, тотчасъ замтите изъ счета хозяина, что по вашему повелительному тону заключили, что вы умете также и платить дорого.
Еслижъ, напротивъ, вы сдлаете нашего проводника своимъ товарищемъ — будьте покойны: ему не придетъ въ голову, будто вы унизились до него или возвысили его до себя, — но къ чувству долга присоединится еще благодарность, которую онъ вамъ скоро докажетъ самою полною доврчивостію и безпредльною преданностію, тогда для насъ не будетъ ничего сокровеннаго ни въ его душ, ни въ стран его, онъ ввритъ вамъ вс свои семейственныя тайны, разскажетъ вамъ мстныя преданія, какъ бы они не казались ему невроятны, и въ этихъ умственныхъ тайнахъ, въ этихъ преданіяхъ, если вы только захотите вникнуть въ нихъ поглубже, всегда найдете какую нибудь тайну сердца или природы.
Ктомужъ, мн кажется, есть что-то отрадное въ мысли, что разставаясь съ однимъ изъ этихъ людей, котораго жизнь принадлежитъ каждому путешественнику, вы оставляете въ немъ воспоминаніе пріятнйшее нежели т, которыя были здсь прежде васъ, и которыя придутъ посл, и что, быть-можетъ, вы пришлете къ нимъ когда нибудь своихъ друзей, которыхъ ваше имя замнитъ рекомендательныя письма и доставитъ у этихъ добрыхъ людей радушный пріемъ.

КОНЕЦЪ.

Дюма Александр
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Путевые впечатления. Часть первая, Дюма Александр, Год: 1837
  2. Кавказ, Дюма Александр, Год: 1859
  3. Гора Гемми, Дюма Александр, Год: 1834
  4. Базар поэта, Андерсен Ганс Христиан, Год: 1842
  5. В сказочной стране, Гамсун Кнут, Год: 1903
  6. Николаевская Россия, Кюстин Астольф Де, Год: 1843
  7. Картины из Италии, Диккенс Чарльз, Год: 1846
  8. Где рождаются циклоны, Шадурн Луи, Год: 1922
Электронная библиотека