‘Гражданин’, No 43, 1873
Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/grazh/1873/22ocN43.htm
Въ журналахъ можешь ты однако отыскать
Его отрывокъ, взглядъ и нчто,
Объ чемъ бишь нчто? Обо всемъ!
Все знаетъ! и пр.
Н. Страховъ.
Простая речь о мудреных вещах. Сочинение Михаила Погодина, Страхов Николай Николаевич, Год: 1873
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Простая рчь о мудреныхъ вещахъ. Сочиненiе Михаила Погодина. Москва, 1873. 4о.
Почтенный нашъ ученый испытывалъ большiя тревоги и колебанiя, и тогда, когда ршался печатать эту книгу, и тогда, когда уже держалъ ея корректуру, и наконецъ даже въ то время, когда книга была вполн напечатана. Поэтому вслдъ за текстомъ книги онъ напечаталъ Дополненiя и замчанiя (стр. 337), за этими дополненiями Послсловiе, за послсловiемъ еще 90 страницъ, и тогда только выпустилъ книгу въ свтъ.
Такiя необыкновенныя обстоятельства конечно зависли отъ содержанiя и характера самой книги, мы разскажемъ все дло словами автора.
‘Давно’, говоритъ онъ, ‘началъ я записывать въ особой тетради мысли и выраженiя о духовныхъ предметахъ, приходившiя мн на умъ, — особенные случаи, встрчавшiеся со мною самимъ въ продолженiи жизни, и слышанные отъ другихъ, на кои имются строго-критическiя доказательства. Лтъ тридцать слишкомъ назадъ зародилось во мн желанiе огласить ихъ простою рчью, вн всякихъ школьныхъ правилъ, справокъ и предубжденiй, какъ представлялись мн эти вопросы среди чтенiй, размышленiй, наблюденiй, опытовъ, или созрли внутренно, безъ непосредственнаго моего въ томъ участiя’ (стр. 3).
Нсколько разъ въ теченiе этихъ тридцати лтъ авторъ принимался за исполненiе своей мысли, но, по его выраженiю, ‘не находилъ силы справиться съ задачей’. Наконецъ года три тому назадъ онъ остановился на слдующемъ намренiи:
‘Пересматривая ее (тетрадь) тогда’, говоритъ онъ, ‘я подумалъ, не лучше ли передать ее, какъ она есть, собрать написанныя начала или приступы, и вс разсянные замтки и отрывки, указать нкоторые вопросы и недоумнiя, коими для мыслящихъ могутъ быть замнены иныя положенiя, приведя все только въ нкоторый наружный порядокъ по предметамъ, не заботясь ни о какой систем, ни о какой полнот’ (стр. 4).
Такъ и сдлано было, въ этомъ вид и является теперь передъ нами главная часть книги, именно первыя 337 страницъ. Но въ то время, когда въ типографiи набирались эти страницы, авторъ счелъ нужнымъ поступить слдующимъ образомъ:
‘Предложенные мысли и случаи’, разсказываетъ онъ, ‘я посылалъ въ корректурныхъ листахъ ко многимъ своимъ знакомымъ, ученымъ и неученымъ, духовнымъ и свтскимъ, богословамъ, философамъ, естествоиспытателямъ… Нкоторыми ихъ замчанiями я усплъ воспользоваться. Прочiя, начиная съ частныхъ, передаю здсь со своими по мстамъ отвтами’ (стр. 351).
За этими словами дйствительно слдуетъ рядъ поправокъ и возраженiй на то, чт напечатано на предъидущихъ страницахъ. Но затмъ авторъ почувствовалъ, что общiй характеръ его книги гораздо боле, чмъ отдльныя ея мста, возбуждаетъ возраженiй и требуетъ поясненiй, и потому написалъ пространное Послсловiе (стр. 364 — 382), въ которомъ старается опровергнуть замчанiя, направленныя его знакомыми противъ его книги, взятой въ цломъ.
Но этимъ еще не кончилось.
‘Въ приложенiяхъ’, пишетъ авторъ, ‘я намренъ былъ сначала помстить разборъ, написанный мною, системы Дарвиновой, которая сводитъ съ ума часть нашей интеллигентной (? — знакъ поставленъ авторомъ) толпы, но получилъ отъ одного почтеннаго естествоиспытателя, которому отдавалъ его на разсмотрнiе, возраженiя, требующiя отъ меня отвта. Не имя ни времени, ни расположенiя написать его теперь, я отлагаю печатанiе моего разбора вмст съ возраженiями и объясненiями до другаго изданiя’ (стр. 382).
Такъ говорилъ авторъ въ конц послсловiя, но потомъ онъ измнилъ ршенiе, и вотъ какъ объясняетъ эту перемну, обращая свою рчь къ естествоиспытателю:
‘Изъ уваженiя къ вашему мннiю я хотлъ было отложить печатанiе своего разбора до втораго изданiя книги, чтобы печатая его безъ возраженiй, не присвоивать cеб лишняго доврiя отъ читателей, но нечаянная задержка въ типографiи доставила мн досугъ и, слдовательно, возможность соблюсти безпристрастiе и вмст оборонить свое воззрнiе, то есть напечатать вмст — разборъ, ваше опроверженiе и свою оборону’ (стр. 448).
Эти три вещи, т. е. разборъ Дарвиновой теорiи, письмо естествоиспытателя и отвтное письмо автора, и напечатаны вслдъ за послсловiемъ. Авторъ однако же прибавилъ еще пять небольшихъ замтокъ различнаго содержанiя, которыми и оканчивается книга.
Вся эта исторiя по нашему мннiю очень поучительна. Она свидтельствуетъ во первыхъ о явномъ недоврiи автора къ своему произведенiю, о томъ, что его тревожило сомннiе въ польз и состоятельности книги. Во вторыхъ она несомннно свидтельствуетъ и о совершенной его добросовстности, о простосердечномъ желанiи принести пользу и послужить истин. Знакомые автору богословы, философы и естествоиспытатели исполнили свой долгъ очевидно съ такимъ же добрымъ усердiемъ. Видно, что они внимательно читали книгу и не покривили душой. Отзывы ихъ не рдко очень рзки и горячи, и большею частiю совершенно дльны. Печатая ихъ, авторъ можно сказать напечаталъ полную критику на свою книгу, отъ нкоторыхъ онъ пытается оборониться, но другiе самъ находитъ справедливыми, или же опровергаетъ очень слабо.
Въ числ совтовъ поданныхъ автору знакомыми учеными, иные прямо совпали съ сомннiемъ, которое его мучило, они содержатъ въ себ предложенiе отказаться отъ печатанiя книги. Естествоиспытатель въ своемъ письм заявляетъ, что ему ‘прискорбно видть ршенiе (автора) напечатать замтки о Дарвин’ (стр. 436), и распространяется на эту тему съ большимъ жаромъ, въ его поводахъ впрочемъ мало справедливаго. Другой знакомый сдлалъ боле основательное замчанiе:
‘Выписки’, говоритъ онъ, ‘относящiяся до случаевъ въ какомъ-нибудь отношенiи замчательныхъ, не будучи освщены руководительнымъ объясненiемъ, направлены къ опредленнымъ положительнымъ цлямъ, могутъ давать пищу суеврiю’ (стр. 379).
Всего важне мы находимъ замчанiе того, кого авторъ называетъ однимъ изъ своихъ благопрiятелей.
‘Особенно мн кажется’, пишетъ онъ, ‘внимательно нужно просмотрть все что вы разсказываете о собственной жизни. Лучше здсь опустить все не такъ значительное, и все, чт можетъ подавать поводъ къ какому-нибудь соблазну или глумленiю. Къ откровенной общественной исповди у насъ мало привыкли, и исповдь въ автобiографiи живаго человка принимается совсмъ иначе, чмъ исповдь, напримръ, въ посмертныхъ запискахъ. На людей серьозныхъ и искреннихъ ваши признанiя конечно подйствуютъ назидательно, но на большинство читателей какъ бы он не произвели другаго впечатлнiя! Нельзя не принять во вниманiе того, что у васъ есть не мало литературныхъ и общественныхъ неблагопрiятелей, а еще боле у насъ есть людей, готовыхъ поглумиться при всякомъ удобномъ случа, хотя бы надъ самымъ искреннимъ и глубокимъ убжденiемъ и самымъ добрымъ движенiемъ сердца. Не нужно конечно смущаться людскими толками и глумленiями, но нужно и съ своей стороны предотвращать все, что можетъ подать поводъ къ соблазну, особенно тамъ, гд дло идетъ о самыхъ глубокихъ основахъ и самыхъ высокихъ чаянiяхъ жизни‘.
‘Случаи и наблюденiя надъ собою’, пишетъ другой рецензентъ, ‘могутъ подать поводъ къ великимъ глумленiямъ со стороны фельетонныхъ борзописцевъ и тому подобной братiи, а это было бы крайне прискорбно и больно для всхъ друзей вашихъ и для всхъ людей, уважающихъ вашу личность, для всхъ друзей всякаго честнаго дла, для каждаго, кто дорожитъ интересами религiозными, общественными, народными’ (стр. 379, 380).
Въ отвтъ на эти предостереженiя авторъ говоритъ, что онъ ‘сдлалъ нсколько исключенiй въ этомъ отдленiи книжки’ и что ‘будущiя глумленiя его нисколько не смущаютъ, какъ не смущали прошедшiя’ (стр. 381). Но мы не нашли отвта на другую сторону предостереженiй, именно на возможность соблазна.
Главный предметъ книги — вопросы религiозные, между тмъ одно изъ духовныхъ лицъ, читавшихъ книгу въ корректур, говоритъ: ‘Что касается размышленiй и замчанiй о религiозныхъ предметахъ, то въ нихъ еще много есть неточнаго, сбивчиваго, непослдовательнаго, даже неврнаго’ (стр. 366). Другое духовное лицо замчаетъ: ‘Вообще вся рчь о пап и католичеств мало вяжется съ общимъ содержанiемъ и сама по себ неудовлетворительна’ (стр. 372).
Авторъ книги не ршается противорчить этимъ строгимъ приговорамъ, онъ защищается только слдующими соображенiями: ‘Такъ’, говоритъ онъ, ‘Можетъ быть иметъ право сказать наука богословiя, но въ моей книжк излагаются мысли свтскаго человка, которыя представляются уму въ естественномъ его положеiи. Наук богословской он могутъ служить примромъ возникновенiя мыслей у мiрянъ, — даже полезнымъ указанiемъ, чт она должна имть въ виду для вразумленiя несвдущихъ‘ и пр. (стр. 368).
И такъ почтенный авторъ вполн могъ видть, и конечно видлъ вс недостатки своей книги. Понятно однакоже, что ему трудно было отказаться отъ исполненiя мысли такъ долго его занимавшей. Сознавая вс несовершенства своего произведенiя, онъ однакоже не потерялъ всякой надежды и думалъ, что въ его книг есть и достоинства, и что она можетъ быть полезна.
‘Нужды нтъ’, пишетъ онъ, ‘что собранiе мое представитъ какую-то смсь съ недостатками всякаго рода, повторенiями, уклоненiями, вставками, отступленiями, съ одной стороны съ проблами, съ другой съ представленiями одной и той же мысли въ разныхъ только видахъ и оборотахъ, нужды нтъ, что собранiе мое будетъ состоять изъ разноцвтныхъ и разношерстныхъ, такъ сказать, лоскутковъ, сшитыхъ на живую нитку. Дло не въ искуств, не въ авторств, не въ форм, а въ содержанiи: цль моя не строить, не предлагать системы, а произвести извстное впечатлнiе, привлечь вниманiе, содйствовать душевному настроенiю, возбудить большее уваженiе къ жизни, благоговнiе передъ ея высокими задачами, удержать сколько-нибудь отъ дерзкаго умничанья и легкомысленнаго отрицанiя нашу несчастную молодежь’ (стр. 5).
Все это очень откровенно и иметъ свою долю привлекательности. Мы видимъ, какъ просто и естественно зародилась эта книга, мы находимъ въ ней обыкновенную для М. П. Погодина, такъ сказать погодинскую живость и искренность, мало того — духъ книги возбуждаетъ въ насъ уваженiе. Это старинный и общiй русскiй духъ, существующiй у насъ многiе вка. Предписанiя его всмъ извстны: не заносись умомъ, — все кругомъ насъ непостижимо, и помни, что нашею жизнью таинственно руководитъ Провиднiе. На эти темы и до сихъ поръ часто ведутся у насъ простодушные разговоры, часто разсказываются разные случаи изъ жизни своей и чужой. Книга М. П. Погодина есть ничто иное, какъ собранiе такихъ разговоровъ и разсказовъ, напечатанныхъ въ томъ самомъ вид, какъ они ведутся въ тсномъ кругу, и составившихъ цлый томъ in quarto.
Но не даромъ же авторъ самъ чувствовалъ, что въ его книг что-то не ладно, не даромъ онъ посылалъ корректурные листы къ знакомымъ, не даромъ знакомые огорчались и совтовали ему выпустить одинъ одно, другой другое. Дло въ томъ, что и авторъ и знакомые, къ которымъ онъ обращался, — люди ученые. А ученымъ людямъ бываетъ свойственна такъ называемая ученая добросовстность, они не любятъ говорить о томъ, чего не знаютъ, и не проповдываютъ того, чего хорошенько не понимаютъ. Автору очень хотлось поговорить о высокихъ предметахъ его книги, но онъ понималъ, что къ нему будутъ приложены читателями весьма строгiя требованiя, да и самъ не могъ не прилагать къ себ этихъ требованiй. Вотъ откуда его колебанiя.
Мы находимъ, что они особенно справедливы, если онъ имлъ въ виду нашу молодежь. Трудно думать, чтобы ‘Простая рчь’ нашла себ въ молодежи много читателей, и едва-ли сбудется надежда автора удержать этой книгой кого-бы то ни было отъ умничанья и отрицанiя. Можетъ ли сильно подйствовать книга, не имющая никакой связи, никакой руководящей мысли, не содержащая ничего опредленнаго, и въ добавокъ представляющая постоянную неточность и неясность въ понятiяхъ богословскихъ, философскихъ, естественно-научныхъ? Въ такой книг могутъ найти себ прiятное или даже назидательное чтенiе только люди, которые заране стоятъ на сторон автора, которые отказались отъ большихъ умствованiй и любятъ отъ времени до времени твердить: ‘какъ все премудро! какъ все непостижимо!’
Но молодежь не можетъ питать такого настроенiя. Она умствуетъ, и слдовательно требуетъ строгихъ и ясныхъ умствованiй. И едва-ли правъ почтенный авторъ, когда онъ считаетъ чмъ-то несущественнымъ въ своемъ дл — систему, искуство, форму. Не слишкомъ ли мы вообще пренебрегаемъ этими вещами, и не довольно ли уже намъ пренебрегать ими? Не отъ этого ли пренебреженiя зависитъ жалкое состоянiе русской науки? Даровитыхъ людей у насъ много, и русскiе юноши, какъ свидтельствуетъ Тургеневъ въ ‘Дым’, обыкновенно удивляютъ нмецкихъ профессоровъ своими бойкими способностями. Но точно также удивляетъ потомъ профессоровъ и то, что изъ этой бойкости ничего не выходитъ. Въ числ нашихъ способныхъ людей встрчаются такiе, которые обильны идеями, и иногда даже идеями оригинальными и плодотворными, но обыкновенно эти идеи остаются у нихъ только въ зачаткахъ, никогда не бываютъ развиты, разработаны. Если кто изъ нашихъ способныхъ людей пишетъ, то къ этимъ писанiямъ вполн прилагается злая замтка Грибодова:
Эта странная зыбкость русскихъ умовъ, ихъ нерасположенiе къ серьезной и долгой остановк на одной мысли, на одной работ, есть очень печальное явленiе нашей умственной жизни. Наши труженики бездарны, наши умники лнивы — таково общее правило. Поэтому, намъ кажется, у насъ слдуетъ всячески проповдывать строгiй трудъ, систематичность въ мысляхъ, отчетливость въ форм изложенiя.