Процессъ маленькаго человчка съ большими послдствіями.
Процессъ маленькаго человчка съ большими послдствіями.
. Булгаковъ.
‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 5, 1893
Процесс маленькаго человечка с большими последствиями, Булгаков Федор Ильич, Год: 1893
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Двадцать лтъ непрерывно Великобританія на суш и на мор вела отчаянную борьбу съ Наполеономъ Бонапартомъ и въ союз съ европейскими державами добилась, наконецъ, ршительнаго торжества. За кровавыми битвами слдовали шумныя празднества. Въ Лондонъ съхались государи и фельдмаршалы союзныхъ государствъ и торжествовали побду вмст съ англичанами. Престижъ Англіи въ длахъ вншнихъ сталъ еще важне, чмъ когда-либо. Ея владнія въ Вестъ-Индіи увеличились значительно. На юг и на запад Африки завелись англійскія колоніи. Въ Остъ-Индіи отошли къ Англіи обширныя густо населенныя области. Наконецъ, посл побдъ Нельсона при Абукир и Трафальгар никто уже не могъ оспаривать первенства Англіи на мор.
Но за то внутри государства обнаруживались симптомы мене отрадные. Они давали поводъ даже къ серьезнымъ тревогамъ. Война съ ея стремленіемъ къ объединенію силъ предоставила правительству диктатуру, и по заключеніи мира заправлявшее длами торійское министерство Ливерпуль-Кастельрифъ-Эльдона повидимому не желало добровольно разстаться съ властью.
Національный долгъ возросъ до 900 милліоновъ фунтовъ стерлинговъ. Рынки Европы, несмотря на превращеніе Наполеоновской континентальной блокады, оставались по прежнему недоступными. Хлбные законы, возобновленные въ пользу привилегированныхъ классовъ, повліяли на вздорожаніе хлба. При большомъ предложеніи и при маломъ спрос фабричный трудъ вознаграждался недостаточно. Получалось накопленіе богатства безъ соразмрнаго его распредленія. Средній классъ, цвтъ англійскаго народа и истинный элементъ здравомыслія, замтно утрачивалъ свое значеніе. Кругомъ распространялись нужда и бдность.
При такихъ условіяхъ зарождалось недовольство, пріобртала почву агитація. Законодательные проекты либеральныхъ виговъ оказывались недостаточными. И вотъ такъ-то на англійской почв возникла демократическая партія и ршительно взяли верхъ демагоги, въ род Гента и Боббетта, не разборчивые въ средствахъ и готовые на всякія крайности. Начались безпорядки, мятежи, повлекшіе за собой печальныя послдствія.
Правительство въ свою очередь не преминуло прибгнуть къ крайнимъ мрамъ. Прекративъ дйствіе акта ‘Habeas Corpus’, оно возобновило законъ противъ тайныхъ и мятежническихъ собраній, за соблазнъ солдатовъ установило смертную казнь и расширило практическое примненіе статута Эдуарда III о государственной измн. Свобода слова была подавлена. Полицейская власть давала чувствовать себя всюду. Вошли въ честь низкіе способы преслдованія. Пользовались услугами глубоко презрнныхъ сыщиковъ и доносчиковъ. Лордъ Сидмоутъ, министръ внутреннихъ длъ, циркулярно предписалъ лордамъ-лейтенантамъ графствъ арестовывать каждаго, на кого послдуетъ доносъ о печатаніи богохульствъ и мятежническихъ памфлетовъ, причемъ не требовалось, какъ досел полагалось по закону, признанія виновности заподозрннаго, по приговору присяжныхъ. При такихъ нарушеніяхъ Конституціи и ‘Magna Charta’, казалось, снова вернулись мрачныя времена Стюартовъ. Сила получила перевсъ надъ правомъ. Недовольство на это было всеобщимъ. Боббеттъ, вліятельнйшій издатель широкораспространенной народной газеты, бжалъ въ Америку, чтобы, какъ онъ говорилъ, написать тамъ исторію послдняго дня англійской свободы.
Въ такое время англійское правительство безпощадно преслдовало авторовъ и продавцевъ оппозиціонныхъ книгъ и брошюръ. Въ числ процессовъ этого рода достопамятнйшимъ въ исторіи Англіи явился процессъ Гона 1817 года Кто былъ этотъ Гонъ?
Гонъ былъ книгопродавецъ и антикваръ, въ тоже время занимавшійся литературнымъ трудомъ. Дла его шли плохо. Испробовалъ онъ многое за свою жизнь и успховъ не имлъ ни въ чемъ. Онъ уже посидлъ въ долговой тюрьм. Не имя ни средствъ, ни надеждъ на улучшеніе своего положенія, въ довершеніе всего онъ былъ отцомъ цлой кучи ребятъ. Зарывшись въ старыя книги, писалъ онъ статьи для журналовъ въ своей маленькой темной лавк въ Old-Bailey. Этотъ-то человкъ, до сихъ поръ никому невдомый и почти безъ имени, какъ-бы осненный внезапнымъ вдохновеніемъ, съ смлой откровенностью напалъ на властелиновъ страны. Желчные его памфлеты ходили по рукамъ. То были факелы, опалявшіе и воспламенявшіе все, что всегда казалось доступнымъ пламени. Его арестовали безъ малйшихъ проволочекъ.
18-го декабря состоялось первое засданіе суда по его длу. Оно происходило въ Гильдголл. Предсдательствовалъ Абботъ,— братъ лорда Кольчестера. Обвиняли подсудимаго въ напечатаніи нечестиваго нападенія на Катехизисъ, Сумволъ Вры и Молитву Господню. О политическомъ преступленіи, изъ-за чего собственно затяно было это дло,— не упоминалось. Прокуроръ, сэръ Самуэль Шефердъ, исполнялъ свои обязанности съ большимъ апломбомъ.
Передъ лицомъ судей, облачившихся въ свои богатые мундиры, предсталъ бдно одтый, удрученный, словно надломленный, подсудимый. Онъ былъ слишкомъ бденъ, чтобы взять себ адвоката. Несвободно владя рчью, непривычный къ публичности и мало знакомый съ техническими формами, имющими такое значеніе въ англійской юрисдикціи, онъ самъ, казалось, мало заботился о своемъ дл. Сперва оробвъ, онъ скоро овладлъ собой. Онъ негодовалъ на строгость, съ какой къ нему относились, на высокія судебныя издержки, какія требовались отъ него, на попытки возстановить противъ него присяжныхъ. Въ спокойной шестичасовой защит обрисовалъ онъ себя честнымъ, врующимъ христіаниномъ, убжденнымъ послдователемъ Божественнаго ученія, высшая заповдь котораго — терпніе и любовь. Онъ утверждалъ, что его нападки касались правительства, а не религіи. Онъ ссылался на то, что пародіи до сихъ поръ не преслдовались никогда. Онъ указывалъ на Лютера, передоваго борца свободной, критической рчи, котораго папа Левъ X хотлъ заставить замолчать общаніемъ богатой мзды, на Каннинга, который безнаказанно пародировалъ книгу Іова. Начитаннымъ выказывалъ себя маленькій, невидный, мало симпатичный человчекъ, искусно пользовался онъ своими знаніями, и тмъ складне выходила его рчь. Прокуроръ и судьи неоднократно перебивали его, старались спутать и запугать. Они объявили священной обязанностью присяжныхъ осудить преступленіе, содянное противъ религіи. Они состязались другъ съ другомъ въ горячности и страстной партійности. Все оказалось напрасно! Совщаніе присяжныхъ длилось всего нсколько минутъ. Они оправдали Гона отъ взведеннаго на него обвиненія.
Но правительство не примирилось съ такимъ ршеніемъ. Уже 19-го декабря Гонъ снова предсталъ на суд Кингсъ-бенча (верховный судъ въ Англіи).
Самъ лордъ оберъ-судья Элленборо принялъ на себя обязанности предсдателя. Гонъ защищался спокойно и хладнокровно, ни разу не преступивъ границъ порядочности. Онъ и тутъ ссылался на сильные прецеденты. Онъ признавалъ, что его сочиненія могли оказаться весьма неудобными для правящихъ классовъ и, съ ихъ узкой нелиберальной точки зрнія, въ высшей степени предосудительными. Но они не заключаютъ въ себ ничего противнаго отечественнымъ законамъ, которые онъ чтитъ, тмъ мене — чего-нибудь противъ Божескихъ законовъ, передъ которыми онъ умиленно преклоняется. Видимо взбшенный государственный прокуроръ пытался остановитъ Гона въ его рчи, обращался съ нимъ сурово и презрительно. Въ наставленіи присяжнымъ, сочиненіе, послужившее поводомъ къ обвиненію, назвалъ онъ богохульнымъ и безбожнйшимъ порожденіемъ жалкаго памфлетиста. Но судъ присяжныхъ и на этотъ разъ оказался иного мннія: сухо и прямо произнесъ онъ свое ‘невиновенъ’.
Упорствуя въ ненависти и злоб, правительство все еще настаивало на своемъ.
20-го декабря Гонъ снова долженъ былъ защищаться передъ судомъ. Все надялись напасть таки, наконецъ, на боле податливый составъ присяжныхъ. На этотъ разъ Гонъ, казалось, не могъ уже дольше выдерживать всей тяжести неотступнаго преслдованія. Онъ производилъ впечатлніе совершенно разбитаго человка. Когда ему предложили слово, ему, очевидно, надо было прежде всего успокоиться и перевести духъ. Сконфуженно попросилъ онъ для себя пять минутъ времени. Элленборо отказалъ, насмшливо предложивъ обвиняемому — буде онъ находитъ это умстнымъ — попросить объ отсрочк судебнаго производства. Тутъ уже обвиняемый вышелъ изъ себя и раздраженно отвтилъ:
— Нтъ, милордъ, этого я не прошу.
И вотъ онъ выростаетъ до своего апогея, черты лица его просвтляются, глаза горятъ, и потовъ краснорчія струится съ его устъ. Онъ жаловался на жестокое, безчеловчное обращеніе, безпримрное со временъ безбожнаго Джефрея — также лорда верховнаго суда — обращеніе, съ какимъ англійскій судъ позволяетъ себ относиться въ полноправному гражданину передъ лицомъ присяжныхъ. Надменное выраженіе ‘Cimis Romanus sum’ внятно раздается въ его гордой рчи.
‘Приговоръ мой,— восклицаетъ онъ,— въ рукахъ моихъ согражданъ. Его свтлость мн не судья. Вы, гг. присяжные, и только вы одни мои судьи. Его свтлость сидитъ тутъ въ ожиданіи вашего приговора!’
Оспаривая въ дальнйшей своей аргументаціи утвержденіе на счетъ подлинности анастасійскаго Сумвола Вры,— преисполненный гнва, въ оправданіе своего мннія, подсудимый сослался на отца лорда Элленборо, епископа Карлейльскаго. Отстранить такой авторитетъ судьямъ было неудобно. Лордъ-судья, сраженный, какъ молніей, упалъ на стулъ и теперь уже формально безпомощно просилъ о пощад. Но присяжные, безъ дальнйшихъ колебаній, объявили подсудимаго свободнымъ отъ всякаго обвиненія.
Гона съ тріумфомъ доставили домой. Вс предавались откровенной и шумной радости, по поводу исхода процесса. Вс удивлялись человку изъ народа, который, при всей ограниченности своихъ скудныхъ средствъ, устоялъ противъ сильной власти высшихъ королевскихъ судовъ, безъ помощи адвоката справился съ тремя одно за другимъ слдовавшимъ обвиненіями, ни разу не потерявъ самообладанія и присутствія духа. Лордъ оберъ-судья, оскорбленный и глубоко saдтый, вышелъ въ отставку. А въ пользу Гона собрана была большая сумма денегъ.
Такъ прошелъ процессъ Гона, одинъ изъ достопамятнйшихъ процессовъ. Онъ долженъ былъ явиться сильнымъ двигателемъ насилія и, вмсто того, явился могущественнымъ рычагомъ свободы. Онъ долженъ былъ усилить власть правительства, а между тмъ онъ ослабилъ ее. Министры безполезно пускали въ ходъ громадныя свои полномочія. Тщетно длались ими подобающія въ такихъ случаяхъ увщанія и предостереженія. Напрасны были вс обращенія въ религіозному чувству англичанъ, напрасно противъ бднаго, измученнаго, сндаемаго страхомъ узника употреблялись вс юридическіе крючки и уловки.
Правительство отыскивало виновность подсудимаго не тамъ, гд она была, и, стараясь восторжествовать надъ безсильнымъ, навязало ему такое преступленіе, котораго онъ не совершалъ. Позорность такого обвиненія встртила сильный отпоръ со стороны присяжныхъ. Они вовсе не симпатизировали подсудимому, они находили въ его образ дйствій не мало такого, что заслуживало порицанія и строгаго возмездія. Но они понимали свой долгъ вершителей суда, какъ люди просвщенные и независимые.
Урокъ этого процесса подйствовалъ. Благопріятныя слдствія его обнаружились не тотчасъ-же. Еще прошли годы въ безпорядкахъ и кровопролитіяхъ. Но, подъ давленіемъ общественнаго мннія, власть стала уступчиве, а вмст съ тмъ улеглось и возбужденіе въ стран. Здравый смыслъ англійскаго народа взялъ верхъ. Съ ослабленіемъ репресалій было возможно провести и реформу парламента. Что же касается свободнаго выраженія мыслей, главнйшаго пункта разсказаннаго процесса, то тутъ восторжествовали доктрины Юніуса, великаго псевдонима, который рекомендовалъ представителямъ совсти націи: ‘вписать въ ихъ души и запечатлть въ дтяхъ, что свобода печати есть паладіумъ всхъ гражданскихъ, политическихъ и религіозныхъ правъ англичанина’.