Приключения Алисы в стране чудес.
Alice’s Adventures in Wonderland (1865).
Перевод с английского А. Н. Рождественской (1908 — 1909).
Иллюстрации Чарльза Робинсона.
Первая публикация перевода: Кэрролл Льюис. Приключения Алисы в волшебной стране / Перевод А. Н. Рождественской, иллюстрации Ч. Робинсона. // Журнал ‘Задушевное слово’, том 49. 1-7, 9-21, 22-33. — 1908 — 1909
Источник текста: ‘Приключения Алисы в Стране Чудес’ Льюиса Кэррола: Репринтное воспроизведение издания ‘Кэрролл Л. Приключения Алисы в стране чудес. — Изд-во т-ва М. О. Вольф, 1911’. — ЦТР МГП ВОС, 1991. — 223 с.
Оптическое распознавание символов и вычитка: http://sobakabaskervilej.ru (Официальный сайт повести Артура Конан Дойла ‘Собака Баскервилей’).
Печать типографии Т-ва М. О. Вольф
Подобно тому, как у нас в России, трудно встретить в интеллигентной семье грамотного ребенка, который не знал бы ‘Сказки, о рыбаке и рыбке’, так в Англии нельзя встретить ребенка, не знакомого с ‘Приключениями Алисы в стране чудес’.
Успех, выпавший на долю этой книги в Англии, представляет нечто исключительное, небывалое. Она расходится в сотнях тысяч экземпляров, существует в десятках различных изданий, дешевых и дорогих, обыкновенных и роскошных, иллюстрируется лучшими художниками. Отдельные же ее эпизоды служат даже темою для самостоятельных картин. Нет в Англии интеллигентного дома, где в числе первых книг начинающего читать ребенка и среди любимых книг юноши или подростка-девушки, не нашлось бы ‘Приключений Алисы’. Нет ни одного грамотного юного англичанина, который не восторгался бы этою повестью-сказкою, нет взрослого, который не вспоминал бы с удовольствием сохранившиеся в его памяти те или другие эпизоды из этой прочитанной в детстве книги.
Вся молодая Англия буквально зачитывается ‘Приключениями Алисы’. После ‘Хижины дяди Тома’, ‘Робинзона Крузо’, — а из новой литературы — после ‘Маленького лорда’, ‘Необыкновенных сказок’ Киплинга и повестей Олькот — ни одна детская книга не имеет там такого распространения, как ‘Приключения Алисы в стране чудес’.
Причина успеха кроется в бесспорной оригинальности сюжета, приноровленного к пониманию и вкусу детей, и в своеобразной обработке его. По духу своему являясь типичной сказкой, книга в то же время далека от шаблона существующих сказок и не напоминает ни одной из них.
Полные шуток, острот, курьезных выдумок, невероятных положений, невинных пародий и пр., ‘Приключения Алисы’ представляют собой, как замечает один из критиков, ‘одно из остроумнейших произведений мировой детской литературы’. Этим объясняется, что книга, появившаяся сначала в Англии, стала теперь одинаково популярной и в Германии, и во Франции, и в Италии.
Но остроумие книги Кэрроля совершенно своеобразное, оригинальное. ‘Странная книга!’ — скажут многие, прочитав ‘Приключения Алисы’, скажут потому, что тот юмор, которым они проникнуты, совершенно чужд обыденности, и потому, что в этом юморе отразились далеко не всем доступные и понятные детская логика и детская фантазия. Но кроме того, ‘Приключения Алисы’ одна из тех книг, которые недостаточно только читать: каждая страница, каждый эпизод требует от юного читателя размышления, заставляет его задумываться постоянно и вникать в скрытый смысл шутки или выходки героев.
Передать на другом языке весь юмор и все своеобразие ‘Приключений Алисы’ очень трудно. Русская переводчица старалась все-таки возможно точнее воспроизвести тонкости английского подлинника и сохранить все его достоинства. В повести-сказке Кэрроля встречается, между прочим, ряд веселых, смешных стихотворений. При переводе этих стихотворений тоже по возможности избегались отступления от подлинника и изменения, дабы юные русские читатели и читательницы получили полное понятие о книге, которая стала такой популярной в Англии и которою зачитывается уже несколько поколений детей в других странах.
Иллюстрации в настоящем русском издании воспроизведены по акварельным и черным рисункам известного английского художника Чарльза Робинзона, украшающим лучшее, роскошное лондонское издание повести-сказки Кэрроля.
Кто написал приключения Алисы
У английского священника Доджсона, в маленьком городе Дарсбюри, в 1832 году родился сын, которому дали имя Чарльз. Мальчик рос живым, веселым, бойким шалуном, любил бегать, играть, лазить по деревьям и возиться с жабами и дождевыми червями, которых раздражал тоненькими прутиками, чтобы они дрались между собою.
Чарльз был самый старший из одиннадцати детей священника. Он очень любил своих меньших братьев и сестер и придумывал для них постоянно веселые игры и развлечения. Так, с помощью знакомого столяра, он устроил театр марионеток и разыгрывал пьесы, которые сам сочинял. Для меньших сестер он сделал карету-омнибус, а однажды смастерил даже железнодорожный поезд, вагоны которого состояли из тачки, тележки и бочонка. В этом ‘поезде’ он возил маленьких пассажиров кругом сада, останавливаясь на станциях, где заранее приготовлял угощение. Но все это не мешало Чарльзу заниматься очень усердно науками. Особенно он пристрастился к математике и любил решать трудные задачи.
Когда Чарльзу минуло одиннадцать лет, отец его переселился в город Крофт, куда был переведен в качестве настоятеля церкви. Чарльза он поместил пансионером в школу в Ричмонде, где мальчик вскоре стал выделяться своими большими способностями и… необыкновенной веселостью. Между прочим, он очень любил забавлять своих товарищей рассказами о разных небылицах.
Из пансиона в Ричмонде Чарльз, уже восемнадцатилетним юношей, перешел в духовную школу в Оксфорде — одну из старейших школ в Англии. А по окончании курса, сдав экзамен на духовное звание, остался в этой школе преподавателем и в то же время читал проповеди в церкви.
Любимою наукою Чарльза Доджсона продолжала оставаться математика, к которой он пристрастился еще в детстве. Теперь он начал сам писать книги по математике, составлять сборники задач, решений и объяснений многих сложных вопросов этой науки и т. п. Эти труды вскоре прославили его имя среди английских ученых.
Большой известностью пользовался также Доджсон как проповедник. К своим проповедям он всегда тщательно готовился, читал много книг духовного содержания, и его проповеди были всегда очень содержательны и интересны. Обыкновенно люди ученые, в том роде, как Доджсон, бывают очень серьезны. Но Доджсон, напротив, отличался очень веселым нравом, охотно шутил, рассказывал анекдоты, смешил своими рассказами друзей.
Время, свободное от занятий, молодой математик очень любил проводить в кругу детей. У него было много маленьких друзей — мальчиков и девочек, с которыми он гулял по полям и лесам, занимая их придуманными им самим веселыми ‘историями’, и вызывая всегда шумный восторг юных слушателей.
Во время летних каникул Доджсон часто совершал путешествия по разным странам Европы, побывал, между прочим, в России и, возвращаясь на родину, собирал вокруг себя детей и рассказывал им о том, что видел, прибавляя всегда к своему рассказу множество шуток и прибауток.
В числе юных друзей Доджсона были три девочки, сестры Лиддель: Лора, Алиса и Эдита. Их особенно полюбил Доджсон, катался с ними по целым часам в лодке, совершал длинные прогулки по окрестностям города и т. п.
Во время одной из таких прогулок девочки стали упрашивать Доджсона рассказать им какую-нибудь интересную и веселую историю.
— Хорошо, — ответил Доджсон, — я расскажу вам, что произошло однажды в голове одной девочки, которую звали Алисой.
И Доджсон стал рассказывать те удивительные приключения, которые потом составили целую книгу.
Сестры слушали рассказ, затаив дыхание. Иногда, чтобы подразнить их, он останавливался и говорил: ‘А остальное я доскажу вам потом’. — ‘Потом уж пришло!’ — кричали юные слушательницы, — и он, исполняя их просьбу, принимался рассказывать дальше.
— Все это было на самом деле? — спрашивали иногда девочки.
— Вероятно, — отвечал, смеясь, Доджсон, — если не было, то могло быть… Не все ли равно? Впрочем, дослушайте до конца, тогда все узнаете…
Часть сказки о приключениях Алисы была рассказана таким образом в лодке, часть — на небольшой полянке, под стогом сена, где Доджсон и его слушательницы садились отдыхать после прогулок.
Повесть-сказка, придуманная Доджсоном, очень заинтересовала трех сестер Лиддель и одна из них, Алиса, тезка той самой девочки, про которую рассказывал Доджсон, упросила его ‘написать всю сказку на бумаге’. ‘Я хочу сохранить ее на память, прочесть на досуге вновь, да и познакомить с нею моих подруг’, — приставала она.
Доджсон исполнил желание девочки и, спустя несколько недель, передал ей рукопись повести-сказки, украсив ее смешными намеренно неуклюжими рисунками. Эта рукопись переходила из рук в руки среди подруг Алисы, и все они читали ее с восторгом. Случайно про сказку о приключениях Алисы в стране чудес узнал один лондонский издатель и предложил Доджсону напечатать ее. Доджсон согласился, с условием, чтобы вместо его имени на книге значилось выдуманное им имя, или так называемый псевдоним — Льюис Кэрроль.
И вот, в 1865 году появилась в продаже новая книга — ‘Приключения Алисы в стране чудес’, подписанная именем Льюиса Кэрроля. На первой странице ее было помещено стихотворение, в котором описывалась прогулка автора с тремя девочками, во время которой и слагалась эта сказка.
‘Приключения Алисы’ сразу были замечены и постепенно приобретали все большее и большее число читателей среди английских детей, и стали их любимой книгой. Долго никто не знал, что выдумал и написал эти приключения ученый профессор математики и проповедник. Сам Доджсон скрывал, что он автор ‘Приключений’ и, когда к нему обращались с вопросами по этому поводу, утверждал, что эту сказку написал его приятель Кэрроль, большой чудак, прячущийся от людей.
Однако долго это оставаться тайной не могло. Прошло уже несколько лет, и все уже знали, что именно сам Доджсон и есть тот ‘приятель-чудак’, о котором он говорил.
В числе лиц, заинтересовавшихся ‘Приключениями Алисы’ была королева английская Виктория. Заметив, как восторгаются ее дети сказкою-повестью про Алису, королева пожелала иметь и все другие произведения того же автора. Каково же было ее удивление, когда ей доставили целую кипу ученых сочинений по математике! Королева была очень удивлена тем, что серьезный проповедник и ученый математик мог написать такую интересную и забавную книгу для детей. ‘Вам никто не помогал в работе над вашею сказкою?’ — спросила королева представившегося ей Кэрроля. — ‘Ваше Величество, у меня были две помощницы, — ответил Кэрроль. — Одна из них — фея фантазия, а другая — любовь к детям. И если мой труд нравится и имеет успех, то этим, — прибавил он, — я обязан этим двум моим помощницам’.
Кроме ‘Приключений Алисы’, Кэрроль написал еще несколько повестей для детей и целый сборник детских стихотворений, но эти сочинения не имели уже такого успеха, как первая сказка, поставившая автора ‘Алисы’ в ряды знаменитейших английских детских писателей.
Сочиняя и рассказывая эту сказку, и нарочно нагромоздив в ней разные, очень странные, неправдоподобные и, как будто, нарочно бессмысленные встречи и случаи, Доджсон стремился главным образом развлечь и заинтересовать детей. Но вместе с этим он хотел доказать, что при правильном рассуждении и согласовании мыслей с поступками все устраивается в жизни хорошо и благополучно и что ребенок, который правильно, разумно думает и ни перед чем не теряется, непременно победит все невзгоды, встречающиеся на житейском пути. Но этой мысли Доджсон не высказывает открыто в своей повести-сказке, а предоставляет находить и прочесть ее между строк самим юным ее читателям и читательницам.
Как сложилась повесть-сказка про Алису
Мы медленно плыли.
Чуть двигалась лодка
По глади зеркальной реки,
А руль наш вертелся и вправо, и влево,
Не слушаясь детской руки.
Гребли тоже дети и пенили воду,
Слегка ударяя веслом,
И брызги взлетали, сверкая на солнце,
И падали, искрясь, кругом.
С высокого неба горячее солнце
Снопы посылало лучей.
Не двигался воздух, казалось, он замер,
И все становилось душней…
—— Рассказывай сказку — вдруг крикнули дети,
— О Боже, в такую жару!
— Про то расскажи нам, чего не бывает!
— Нет, нет… ни за что… не могу!
Но их было трое. Они так просили
И так приставали ко мне,
Что мне поневоле пришлось
Моей злополучной судьбе.
И стал я рассказывать им про Алису…
Сейчас же примолкли они
И жадно с восторгом внимая рассказу,
Они забывали грести.
Когда ж говорил я: потом вам докончу,
Ведь начал рассказ я давно,
С веселым мне смехом они отвечали:
— Потом? Да пришло уж оно!
Так вот как сложился рассказ про Алису,
И я досказал его весь…
А то, что с ней было и что с ней случилось,
Все в сказке написано здесь.
Алисе надоело сидеть на горке рядом с сестрой и ничего не делать, раза два заглянула она украдкой в книгу, которую читала ее сестра, но там не было ни разговоров, ни картинок. ‘А какой же толк в книге, — подумала Алиса, если в ней нет ни картинок, ни разговоров?’
Потом она стала соображать (насколько это было возможно, так как в этот невыносимо жаркий день она чувствовала себя сонной и усталой), стоит ли вставать, идти за маргаритками и рвать их, чтобы сплести из них венок, или нет? Вдруг белый кролик с розовыми глазками пробежал мимо нее.
В этом не было, конечно, ничего особенного. Не удивлялась Алиса даже и тогда, когда Кролик пробормотал про себя: — ‘Ах, батюшки, я опоздаю!’
Думая об этом впоследствии, Алиса не понимала, как могла она не удивляться, услыхав, что Кролик заговорил, но в то время это не казалось ей странным. Однако, когда кролик вынул из жилетного кармана часы взглянув на них, побежал дальше, Алиса вскочила, сообразив, что никогда еще не случалось ей видеть кролика в жилете и с часами. Сгорая от любопытства, она бросилась за ним и успела заметить, как он нырнул в большую лазейку, которая вела в его норку под живой изгородью.
В ту же минуту Алиса нырнула вслед за ним, даже не подумав о том, как она выберется оттуда.
Кроличья норка шла сначала прямо и была похожа на темную пещеру, дальше эта пещера круто обрывалась и притом так неожиданно, что не успела Алиса опомниться, как полетела куда-то вниз, точно в глубокий колодец. Он, наверное, был уж очень глубок, или же Алиса падала слишком медленно, но только она вполне успевала осмотреться и раздумывать о том, что будет дальше.
Сначала она поглядела вниз, но там было так темно, что невозможно было ничего разглядеть. Тогда она оглянулась по сторонам колодца, на них было много шкапов с книгами и полок с посудой, а кое-где висели по стенам географические карты и картины. Пролетая мимо одной полки, Алиса схватила стоявшую на ней банку. На банке был приклеен бумажный ярлычок с надписью: ‘Апельсинный мармелад’, однако, к величайшему огорчению Алисы, банка была пуста. Сначала она хотела бросить ее, но, побоявшись попасть кому-нибудь в голову, ухитрилась поставить ее на другую полку, когда пролетала мимо нее.
‘После такого падения, — подумала Алиса, — мне уж не страшно будет упасть с лестницы. И дома меня, наверное, будут считать очень смелой. Мне кажется, что если бы я свалилась с крыши даже самого высокого дома, то это было бы не так странно, как свалиться в такой колодец’.
Думая так, Алиса падала всe ниже, ниже и ниже.
‘Неужели этому не будет конца? — подумала она. — Хотелось бы мне знать, сколько миль успела я пролететь за это время? — Я, — прибавила она громко, — должно быть, теперь уже недалеко от центра земли. До него … гм … до него … четыре тысячи миль’.
Алиса выучилась уже многому во время уроков в своей классной комнате. Положим, теперь было совсем не время выказывать свои познания, да не перед кем было и хвалиться ими, но все таки не мешало освежить их в памяти и повторить пройденное.
— Да, до центра земли четыре тысячи миль. Под какой же я теперь широтой и долготой? — Алиса не имела ни малейшего понятия о широте и долготе, но ей нравилось произносить такие серьезные ученые слова.
— А может быть, я пролечу через весь земной шар насквозь! — продолжала она. — Как смешно будет увидеть людей, которые ходят головами вниз! Их, кажется, называют анти … патиями. (Тут Алиса немножко запнулась и порадовалась, что у нее нет слушателей, она почувствовала, что этих людей называют не антипатиями, а как-то по-другому.) Я спрошу у них, в какую страну я попала. ‘Скажите, пожалуйста, сударыня, Новая Зеландия это или Австралия?’ — спрошу я у какой-нибудь дамы (Алиса хотела при этом сделать реверанс, но это было ужасно трудно сделать, падая с огромной высоты). — Только она, пожалуй, сочтет меня глупой, ничему не учившейся девочкой! Нет, лучше не спрашивать. Может быть, я это узнаю как-нибудь иначе.
Прошло уже много времени, а Алиса все продолжала падать. Делать было нечего, и потому она снова начала говорить.
— Дина будет очень скучать без меня сегодня вечером (Дина была кошка). Надеюсь, ей не забудут дать блюдечко молока за вечерним чаем… Дина, моя милочка, как бы мне хотелось, чтобы ты была теперь здесь, со мной! В воздухе, должно быть, нет мышей, но ты могла бы поймать летучую мышь, а она очень похожа на обыкновенную. — Тут Алисе вдруг захотелось спать, и она несколько раз проговорила сонным голосом: — Едят ли кошки летучих мышек? Едят ли кошки летучих мышек? — Иногда она ошибалась и спрашивала: — Едят ли летучие мышки кошек или нет? — Впрочем, ведь раз некому ответить, то не все ли равно, о чем спрашивать?
Алиса чувствовала, что засыпает, и ей уж приснилось, что она гуляет с Диной и говорит ей: — Скажи мне правду, Диночка, ела ты когда-нибудь летучую мышь? — как вдруг — хлоп! — И Алиса упала на кучу листьев и сухих веток.
Но она ни крошечки ни ушиблась и сейчас же вскочила. У нее над головой было темно. Прямо перед ней тянулся длинный проход и видно было, как белый кролик со всех ног бежит по этому проходу. Нельзя было терять ни минуты. Алиса понеслась за ним, как ветер, и услыхала, как он повернув за угол, сказал: ‘Ах, мои ушки и усики! Как же я опоздал!’
Алиса была совсем близко от него, когда он повернул за угол, она бросилась туда же, но кролик вдруг исчез. И она осталась одна в длинной низкой комнате, освещенной целым рядом ламп, свешивавшихся с потолка.
Кругом комнаты было множество дверей, но все они были заперты. Алиса пробовала отворить их, но это не удалось ей, и она вернулась на середину комнаты, грустно раздумывая о том, как бы ей выбраться отсюда.
Вдруг она набрела на столик из толстого стекла и очень обрадовалась, увидев на нем золотой ключик. Ей тотчас же пришло в голову, что им можно отпереть какую-нибудь из дверей. К несчастью, ключ не подошел ни к одной из них, то он был слишком велик, то чересчур мал.
Обходя во второй раз кругом комнаты, Алиса обратила внимание на занавеску, которой не заметила раньше. Приподняв ее, она увидела низенькую дверку, в поларшина вышиной. Она попробовала вложить ключ в замочную скважину, и к ее величайшему восторгу, он как раз пришелся.
Алиса отворила дверь и вошла в маленькую комнатку. В одной из ее стен был около самого пола крошечный, величиной с мышиную норку, вход куда-то, откуда лился яркий солнечный свет. Алиса стала на колени, посмотрела туда и увидела самый чудный сад, какой только можно себе представить. Ах, как бы хорошо пойти туда и погулять около клумб с яркими цветами и фонтанов! Но даже голова Алисы не могла пройти во вход, ведущий в сад. ‘Да и что толку, если бы она прошла? — подумала Алиса. — Все равно, плечи бы не прошли, а на что годится голова без плеч? Как бы я желала уметь складываться, как подзорная трубка! Может быть, я сумела бы это сделать, если бы только знала с чего начать’.
Столько удивительных вещей случилось в этот день, что Алисе уже начало казаться, что нет ничего невозможного. Так как в маленькую дверку никак нельзя было пройти, то нечего было и стоять около нее. Ах, как хорошо, если бы можно было сделаться совсем маленькой! Алиса вернулась к столу: на нем, может быть, найдется еще какой-нибудь ключ. Никакого ключа не было, зато Алиса увидела пузырек, которого — она была вполне уверена в этом — раньше здесь не было. На бумажке, привязанной к пузырьку, было красиво написано крупными печатными буквами: ‘Выпей меня’.
Ничего не стоило, конечно, написать: ‘Выпей меня’, можно было, пожалуй и выпить, но Алиса, как девочка умная, не хотела торопиться и поступить необдуманно. ‘Сначала посмотрю, — подумала она, — не написано ли на пузырьке ‘яд’. Она читала много разных хорошеньких страшных рассказов про детей. Иногда дети, о которых в них говорилось, получали смертельные ожоги и умирали, иногда их съедали дикие звери или вообще случалось с ними что-нибудь другое, такое же неприятное. А почему? Да только потому, что они поступали необдуманно и забывали, что им говорили папа и мама, например, что о раскаленную кочергу сильно обожжешься, если схватишься за нее, а если обрежешь палец ножом, то из пальца пойдет кровь. Но Алиса хорошо помнила все это, помнила она также, что не следует пить из пузырька, на котором написано ‘яд’, потому что от этого заболеешь.
На пузырьке не было написано слово ‘яд’, и Алиса решила попробовать то, что было налито в нем. А так как оно оказалось очень вкусным и напоминало в одно и то же время пирог с вишнями, жареную индейку, печенье, ананас и поджаренные тартинки с маслом, то Алиса выпила все до капли.
…
— Как странно — воскликнула Алиса. — Мне кажется, я складываюсь, как подзорная трубка!
Так оно и было на самом деле. Алиса сделалась совсем крошкой, ростом всего в шесть вершков. Лицо ее просияло при мысли, что теперь ей можно будет пройти в маленький вход и погулять в чудном саду. Сначала, однако, она постояла немного, чтобы узнать, не станет ли она еще меньше. Это очень смущало ее. ‘Ведь может случиться, — думала она, — что я буду делаться все меньше и меньше, как свеча. Какая же я буду тогда?’ И она старалась представить себе, каков бывает огонь, когда свеча догорит и потухнет, но не могла припомнить, чтобы хоть раз видела такой огонь.
Через несколько времени, убедившись, что она уже не становится меньше, Алиса решила тотчас же отправиться в сад, но, подойдя к дверке, вспомнила, что не взяла с собой золотого ключика. А когда она пошла за ним к столу, то увидела, что не может достать до него. Она совершенно ясно видела ключ сквозь стекло и попробовала было добраться до него, вскарабкавшись по ножке стола, но это не удалось ей, потому что ножка была очень скользкая. Алиса пробовала взбираться по ней несколько раз, но все неудачно. Наконец, совсем выбившись из сил, бедная девочка села на пол и заплакала.
— Ну, полно плакать! Этим ведь не поможешь! —— строго сказала она себе через некоторое время. — Советую тебе перестать! Все равно из этого не выйдет никакого толку!
Алиса часто давала себе очень разумные советы, но довольно редко следовала им. Иногда она давала себе такие строгие выговоры, что слезы навертывались у нее на глазах, а раз она даже выдрала себя за уши за то, что сплутовала, играя в крокет сама с собой. Эта странная девочка очень любила воображать, что в ней живут два человека.
‘Но теперь не стоит воображать, что во мне два человека! — думала бедная Алиса. — От меня осталось так мало, что едва-едва хватит и на одну девочку’.
Вскоре после этого она увидела маленькую стеклянную коробочку, лежавшую под столом. В ней оказался пирожок, на котором было красиво выложено коронкой: ‘Съешь меня’.
— Отлично, я попробую съесть этот пирожок, — подумала Алиса. — Если я сделаюсь от этого больше, то достану ключ, а если стану меньше, то пролезу под дверь. И во всяком случае мне можно будет пойти в сад.
Она откусила меленький кусочек и приложила руку к голове, чтобы посмотреть, поднимается она или опускается. К ее величайшему удивлению, голова ее не поднялась и не опустилась. Это, положим, бывает всегда, когда ешь пирожок, но Алиса так привыкла ожидать только чего-нибудь чудесного, что все обыкновенное уже казалось ей странным.
Она опять откусила кусочек пирожка и живо съела его весь.
— Господи! Что же это такое? — воскликнула вдруг Алиса. — Я начинаю раздвигаться, как огромная, самая огромная подзорная труба! Прощайте, ноги!
Когда она взглянула вниз, ей показалось, что ноги ее едва видны, до того далеко были они от головы.
— Мои бедные маленькие ножки! Кто же будет теперь надевать на вас чулки и башмаки? Я буду слишком далеко, чтобы о вас заботиться. Устраивайтесь сами, как знаете… Но я должна быть добра к ним, — задумчиво проговорила она, — а то они, пожалуй, не захотят идти туда, куда мне нужно. Что бы мне сделать для них? Да вот что: я буду покупать им новую пару туфелек к каждому Рождеству. — И Алиса стала раздумывать, как устроить это.
‘Туфли придется присылать с посыльным, — думала она. — Как смешно будет делать подарки своим собственным ногам! И как странно будет надписывать: ‘Милостивой государыне правой ноге Алисы. Посылаю вам предкаминный коврик, чтобы вам было теплее. Сердечный привет от Алисы’.
— Что это, какие глупости мне приходят в голову!
Тут Алиса стукнулась головой о потолок, так как была теперь ростом чуть не в полторы сажени. Вспомнив, что хотела идти в сад, она схватила золотой ключик и побежала ко входу.
Но бедная девочка и не думала о том, что будет не в состоянии пройти в него. Она могла только, лежа на боку, смотреть в сад одним глазком. При этой новой неудаче Алиса снова села на пол и заплакала.
— Как тебе не стыдно! — через несколько времени воскликнула она. — Такая большая девочка и плачет! Перестань сию же минуту, слышишь?
Но, несмотря на это, она продолжала плакать. Слезы ручьями лились у нее из глаз, и скоро кругом нее образовался пруд вершка в три глубиной и залил собою половину пола в зале.
Вдруг вдали послышались быстрые, легкие шаги — они приближались к Алисе. Она торопливо вытерла глаза, чтобы посмотреть, кто идет.
Это возвращался белый кролик, великолепнейшим образом расфранченный, с парой белых лайковых перчаток в одной руке и с большим веером в другой. Он шел очень торопливо, бормоча про себя:
— Ах, герцогиня, герцогиня! Она страшно рассердится за то, что я заставил ее дожидаться.
Алиса была в таком отчаянии, что готова была обратиться за помощью ко всякому. А потому, когда кролик подошел ближе, она проговорила тихим, робким голосом:
— Прошу вас, господин кролик…
Но она не успела договорить. Кролик задрожал всем телом, выронил свои лайковые перчатки и веер и, бросившись со всех ног, скрылся в темноте.
Алиса подняла упавшие вещи и стала обмахиваться веером, потому что в комнате было очень жарко.
— Боже мой, какие все странные вещи случаются сегодня! — сказала она. — А вчера все шло как обыкновенно. Не переменилась ли я сама за ночь? Постараюсь вспомнить. Такая ли я была, как всегда, когда встала утром? Мне кажется, как будто я была немножко другая. Кто же я теперь? Вот в чем загадка.
И Алиса стала припоминать всех своих знакомых девочек одних с нею лет, чтобы решить, в которую из них она могла превратиться.
— Я, наверное, не Ада, — сказала она. — У нее длинные вьющиеся волосы, а мои совсем не вьются. Я и не Мабель, потому что я уже выучилась многому, а она не знает почти ничего. К тому же ведь Мабель и есть Мабель, а я — я. Господи, как все это странно и непонятно! Посмотрим, знаю ли я теперь то, что знала раньше… Четырежды пять — двенадцать, четырежды шесть — тринадцать, четырежды семь… Что же это? Ведь так я никогда не дойду до двадцати! Да и потом ведь таблица умножения — это совсем не важно. Лучше спрошу себя из географии. Лондон — столица Парижа, Париж — столица Рима, Рим… нет, я уверена, что все это не так! Должно быть, я стала Мабелью. Попробую сказать стихи про маленького крокодила.
Алиса сложила руки, как делала всегда, отвечая уроки, и начала говорить стихи, но голос ее был какой-то хриплый, а слова как-будто немножко изменились:
Малютка-крокодил в волнах
Хвост золотой купает,
И в ярких солнечных лучах
Им плещет, им играет.
Малютка-крокодил, резвясь,
И мило так, когтями
Пленяет рыбок и, смеясь,
Глотает их с хвостами!
— Нет, я и тут что-то напутала! — воскликнула бедная Алиса, и у нее на глазах навернулись слезы. — Должно быть, я стала Мабелью и мне придется жить в тесном неуютном домике, и у меня не будет моих игрушек, и я должна буду учить много-много уроков!… Нет, я решила: если я Мабель, я останусь здесь, под землей. Если кто-нибудь просунет голову сверху и скажет: ‘Иди сюда, милочка!’, я только посмотрю наверх и спрошу: ‘Кто я? Сначала скажите мне это, и если мне понравится быть тем, кем я сделалась, то я пойду наверх. А если нет, то я останусь здесь до тех пор, пока не сделаюсь кем-нибудь другим…’ Но как бы мне хотелось, — воскликнула Алиса, и слезы вдруг хлынули у нее из глаз, — как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь поглядел сюда вниз! Мне так наскучило быть здесь совсем одной!
Сказав это, Алиса опустила глаза и к удивлению своему увидела, что надела на руку маленькую перчатку кролика. ‘Должно быть, я опять стала маленькой’, — подумала она и, вскочив, подошла к столу, чтобы измерить свой рост.
Да, она стала гораздо, гораздо ниже — теперь она была всего вершков четырнадцати ростом и с каждой минутой становилась все меньше и меньше. Алиса догадалась, отчего это происходит — оттого, конечно, что она держит веер кролика. Она поспешила бросить его и как раз вовремя, а то от нее не осталось бы ничего.
— Я едва-едва спаслась! — воскликнула Алиса, очень довольная, что все кончилось благополучно. — Ну, теперь в сад!
И она побежала к маленькой дверке. Но дверка была опять заперта, и золотой ключик снова лежал на стеклянном столе.
‘Все неудачи и неудачи! — подумала бедная девочка. — Такой маленькой я еще никогда не была. Это очень неприятно, даже отвратительно!’
Думая это, она поскользнулась. Послышался всплеск, полетели брызги и, она очутилась по самую шею в соленой воде. Сначала ей показалось, что она упала в море. ‘В таком случае, — подумала она, — я могу вернуться домой на пароходе’.
Алиса была на морском берегу только раз в жизни и думала, что все морские берега точь в точь такие же. На отмели дети всегда роют деревянными лопатками песок, подальше тянется ряд домов, а у берега стоят пароходы. Однако Алиса вскоре поняла, что попала не в море, а в пруд, который образовался из ее слез, когда она была в полторы сажени ростом.
— Как жаль, что я плакала так долго! — сказала Алиса, плавая в слезах и стараясь выбраться из пруда. — Пожалуй, кончится тем, что я утону в моих собственных слезах! Как странно это будет! Впрочем, сегодня все странно!
В это время недалеко от нее послышался плеск, и она поплыла в ту сторону, чтобы посмотреть, кто там. В первую минуту ей пришло в голову, что это морж или бегемот, но она вспомнила, какой стала крошечной, и поняла, что плывет мышка, которая, должно быть, так же, как и она сама, нечаянно упала в пруд.
‘Будет ли какой-нибудь толк, если я заговорю с этой мышкой? — подумала Алиса. — Здесь все такое необыкновенное, что, может быть, и она умеет говорить. Во всяком случае, ничего дурного не будет, если я попробую’.
— Не знаешь ли ты, мышка, куда нужно плыть, чтобы выбраться из этого пруда? — спросила она. — Я очень устала плавать, милая мышка!
Мышка пытливо взглянула на нее и как будто прищурила один глаз, но ничего не ответила.
‘Должно быть, она не понимает по-английски, — подумала Алиса. — Может быть это французская мышка, прибывшая с Вильгельмом Завоевателем’.
— Ou est ma chatte? — сказала она первую фразу из своего французского учебника.
Мышка подпрыгнула и задрожала от страха.
— О, простите меня, пожалуйста! — поспешила сказать Алиса, от души жалея, что так напугала бедную мышку, — я забыла, что вы не любите кошек.
— Не люблю кошек! — пронзительно дрожащим голосом воскликнула мышка.
— А любили бы вы их на моем месте?
— Должно быть, нет, — кротко ответила Алиса. — Пожалуйста, не сердитесь. А мне все-таки очень хотелось бы показать вам нашу кошку Дину. Вы, я думаю, полюбили бы кошек, если бы увидели ее. Она такая хорошенькая! А как мило мурлычет она, когда сидит около огня, лижет себе лапки и умывает мордочку. Я очень люблю держать ее на руках, и она молодец: великолепно ловит мышей! — Ах пожалуйста, простите! — снова воскликнула Алиса, видя, что мышка до того обиделась и испугалась, что вся шерсть поднялась у нее дыбом. — Мы не будем больше говорить про нее!
— Мы! — воскликнула мышка, дрожа до самого кончика хвоста, — как будто я стану говорить про такие вещи! Все наше племя ненавидит кошек — этих мерзких, низких, грубых животных! Не произносите больше при мне этого слова!
— Не буду, — ответила Алиса и, спеша поскорее переменить разговор, спросила:
— Любите ли вы собак?
Так как мышка не ответила ни слова, то Алиса снова заговорила:
— Около нашего дома живет такая миленькая собачка. Мне очень бы хотелось показать ее вам. Это террьер — вы знаете их? У него хорошенькие, блестящие глазки и длинная кудрявая шерсть. И он поднимает вещи, если бросишь ему, и служит, когда хочет, чтобы ему дали пообедать, или просит чего-нибудь вкусного. Это собачка фермера, и он говорит, что она очень полезна ему, что он не возьмет за нее и ста рублей. Он говорит, что она отлично убивает крыс, и мы… Ах, Господи, я опять испугала ее! — жалобно воскликнула Алиса, видя, что мышка торопливо поплыла от нее, так сильно загребая ногами, что волны пошли по пруду, и поднялась на нем буря.
— Милая мышка! — ласково позвала она ее. — Пожалуйста, вернитесь! Мы не будем больше говорить ни про кошек, ни про собак, если вы не любите их.
Услыхав это, мышка повернула назад и тихонько поплыла. Мордочка у нее побледнела (‘оттого, что она очень рассердилась’, — подумала Алиса), и она сказала чуть слышно, дрожащим голосом, обращаясь к Алисе:
— Поплывем к берегу. Там я расскажу вам мою историю, и вы поймете, почему я ненавижу кошек и собак.
Да и пора было плыть к берегу: в пруду теснилось теперь множество животных и птиц, случайно попавших туда. Тут были: утка, додо, попугай Лори, орленок и много других. И Алиса вместе со всеми поплыла к берегу.
III. Скачки наперегонки и длинный рассказ
Странное общество собралось на берегу: птицы с испачканными в грязи перьями, животные с прилипшей к телу шерстью. Все они вымокли до того, что с них текла вода, и все были мрачны.
Прежде всего нужно было, конечно, подумать о том, как бы обсушиться. Птицы долго толковали об этом, Алиса тоже принимала участие в разговоре и относилась к ним так дружески и запросто, как будто знала их всю жизнь. И это совсем не казалось ей странным. Она довольно долго спорила с Лори, райским попугаем, который под конец нахмурился и сказал: ‘Я старше тебя и потому знаю больше’. Но Алиса не могла согласиться с этим, не имея понятия о том, сколько ему лет. Лори самым решительным образом отказался сказать свои годы и после этого уж, конечно, нечего было говорить.
— Если вы все сядете и выслушаете меня, — сказала мышка, которая по-видимому, пользовалась в этом обществе большим влиянием, — то вы скоро высохнете.
Все тотчас же сели в кружок, а мышка поместилась посередине. Алиса тревожно смотрела на нее: она была уверена, что может простудиться, если платье ее не скоро высохнет.
— Г-м! — важно сказала мышка. — Уселись? Вы сразу высохнете от моего рассказа, так как более сухой материи я не знаю. Попрошу вас молчать и сидеть, как можно тише: Вильгельм Завоеватель имел большую поддержку в папе. Папа взял его сторону, и Вильгельм мог предложить свои услуги Англии. Предложение его было принято, так как англичане сильно нуждались в полководцах. Он же привык к завоеваниям и победам. Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумберлэнда…
— Уф! — вздрогнув, сказал Лори.
— Извините, — сказала очень вежливо, но сильно нахмурившись, мышь. — Что вы изволили сказать?
— Ровно ничего! — ответил Лори поспешно.
— Я, значит, ошиблась: мне показалось, что вы что-то сказали, — заметила мышь. — Итак, я продолжаю. Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумберлэнда, объявили себя на стороне Вильгельма, и даже Кэнтербюрийский архиепископ Стайдженд, известный патриот, нашел это благоразумным.
— Нашел что? — спросила утка.
— Нашел это, — сказала мышь раздраженным голосом. — Вы, конечно, поняли, что значит ‘это’.
— Я отчетливо понимаю, что значит ‘это’, когда сама что-нибудь нахожу, — заметила утка. — Это обыкновенно лягушка или червяк. Но спрашивается, что нашел архиепископ?
Мышь оставила без внимания этот вопрос и поспешно продолжала. — Нашел это благоразумным и сам отправился с Эдгаром Аселинг навстречу Вильгельму Завоевателю и предложил ему корону. Вильгельм вел себя сначала очень скромно, но дерзость нормандцев… Ну, как вы себя теперь чувствуете, душенька? — прибавила мышка, неожиданно обращаясь к Алисе.
— Я все такая же мокрая, — грустно ответила Алиса, —— я ни крошечки не высохла. Ваша сухая материя не помогает.
— В таком случае, — торжественно проговорил Додо, вскочив с места, — предлагаю собранию принять более радикальные меры и… отложить заседание.
— Говори понятнее! — прервал его орленок, — я не понимаю и половины твоих ученых слов, да думаю, что и сам ты не понимаешь их, — прибавил он и нагнул голову, чтобы скрыть улыбку. А некоторые из присутствующих не могли удержаться от смеха и довольно громко захихикали.
— Я хотел сказать, — обиженно проговорил Додо, — что мы просохнем всего скорее, если устроим скачки наперегонки.
— Что такое — скачки наперегонки? — спросила Алиса.
— Чтобы объяснить, что это такое, всего лучше это устроить. (И так как сами вы, наверно, захотите это устроить когда-нибудь зимою, я вам расскажу, как это устроил Додо.)
Он выбрал подходящее место и предложил, чтобы кто-нибудь дал знак, когда начать, прокричав ‘Раз-два-три!’, но никто этого не делал и всякий бежал, когда хотел, и останавливался, когда уставал. Прошло с полчаса, и все уже успели высохнуть.
— Довольно! Скачки кончены! — крикнул Додо.
Все окружили его.
— Кто же остался победителем? — спрашивали они. — Кто взял приз?
Додо не мог ответить на этот вопрос, не подумавши, и долго стоял, приложив коготь ко лбу, а участники скачек смотрели на него молча и ждали.
— Все остались победителями, все взяли приз, и каждому он должен быть выдан! — наконец решил Додо.
— А кто же будет выдавать их? — крикнуло множество голосов.
— Конечно, она, — ответил Додо, показав на Алису.
— Призы!… Призы!… — закричали все, бросившись к Алисе.
Она растерялась и, не зная, что делать, опустила руку в карман. К счастью, в нем нашлась коробочка конфет, не испорченных соленой водой. Она стала раздавать их, как призы, и как раз по одной досталось каждому.
— Но ведь и она сама должна получить приз, — сказала мышка.
— Конечно, — согласился Додо.
— Нет ли у тебя еще чего-нибудь в кармане? — спросил он, обратившись к Алисе.
— Только один наперсток, — грустно ответила она.
— Давай его сюда, — сказал Додо.
Все окружили Алису, а Додо торжественно вручил ей наперсток, сказав при этом:
— Просим тебя принять эту изящную вещицу! — и со всех сторон раздались восторженные крики и рукоплескания.
Церемония эта показалась Алисе очень глупой, но все смотрели так серьезно, что она не решилась засмеяться. Не зная, что сказать, она молча поклонилась и взяла наперсток, стараясь тоже смотреть как можно серьезнее.
Затем общество принялось за конфеты, и скоро послышался шум и недовольные крики. Большие птицы жаловались, что совсем не могли разобрать вкус конфет, а маленькие давились ими и их приходилось хлопать по спине. Наконец, конфеты были съедены. Все снова уселись и попросили мышку рассказать еще что-нибудь.
— Ты обещала рассказать мне свою историю, — сказала Алиса, — и объяснить, почему ты не любишь ‘к’ и ‘с’. — Она не решилась сказать ‘кошек’ и ‘собак’, да и одну начальную букву произнесла шопотом, чтобы не обидеть и не испугать мышки.
— Моя история очень длинная и грустная, — со вздохом сказала мышка, обернувшись к Алисе, — но, выслушав ее, не надо меня называть хвастуньей, а помнить только, что я способна на мужество и самопожертвование.
— Ваша история, наверно, интересна, — ответила Алиса, глядя на хвост мышки, — но все же название хвастунья очень вам к лицу, и я понять не могу, почему оно вам не нравится.
Пока мышь говорила, Алиса все время в упор глядела на мышиный хвост, — вот почему рассказ представился ей в следующем виде:
Лайка, встретившись
С мышкою, ей говорит:
Нам надо, голубка, судиться,
И нашей ссоре все будут
Дивиться. А ты не
Подумай вилять
И не жди
Пощады от Лайки,
Мышь, впереди!..
Мышь
Лайке
Ответить
Сумела,
Судиться
Она совсем я
Не хотела.
Но старая
Лайка
Шипела,
Пыхтела
И кончила
Тем,
Что
Вдруг
Заявила:
Мышь!
Я тебя
Съем!
— Вы, кажется, не слушаете меня! — вдруг строго сказала мышка, взглянув на Алису. — О чем вы думаете?
— Нет, я слушаю внимательно, — кротко ответила Алиса, — вы дошли до пятого изгиба… если не ошибаюсь.
— Я дошла до так называемого узла…
— Узел на хвостике! — воскликнула Алиса, всегда готовая оказать услугу. — О, дайте мне его развязать!
