ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНІЙ
ВСЕВОЛОДА СОЛОВЬЕВА
КНИГА 42-я
ПРИКЛЮЧЕНІЕ НА ДАЧ.
(Лтній разсказъ).
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
Приключение на даче, Соловьев Всеволод Сергеевич, Год: 1917
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Когда Анна Павловна семнадцатилтней двушкой гуляла передъ обдомъ со своей maman въ Лтнемъ Саду, или по Большой Морской, встрчные молодые и старые люди провожали ее долгимъ и восхищеннымъ взглядомъ.
На вечерахъ и въ театр даже самыя строгія дамы, имющія собственныхъ дочерей, невольно заглядывались на нее и одобрительно шептали: ‘est elle charmante cette petite!..’
Когда Анна Павловна на девятнадцатомъ году вышла замужъ за молодцеватаго полковника Корнилова и гуляла уже съ нимъ подъ руку, вчно свжая и цвтущая, изящно, со вкусомъ одтая, къ лицу причесанная, раздающая своимъ знакомымъ самыя милыя и привтливыя улыбки, вс въ одинъ голосъ ршили, что она ужасно похорошла, и что полковникъ Корниловъ долженъ считать себя счастливымъ человкомъ.
Когда Анна Павловна на двадцать третьемъ году овдовла и показалась посл двухъ мсяцевъ непритворной скорби, вся въ черномъ, съ немного поблднвшимъ лицомъ и легкой тнью подъ большими свтлыми глазами — никто не могъ сомнваться, что такой прелестной и соблазнительной вдовушки трудно сыскать во всемъ Петербург.
Конечно въ первую зиму никто не ршался за нею серьезно ухаживать — тнь полковника стояла передъ ней во всеоружіи и защищала ее отъ влюбленныхъ искателей. Но прошелъ еще годъ — и эта угрожающая тнь исчезла. Анна Павловна оказалась неизмнно окруженной цлымъ штабомъ не только молодыхъ, но даже и людей солидныхъ во всхъ отношеніяхъ. Она со всми была мила, ласкова, любезна, но и только. Ни одинъ темный слухъ, ни одна двусмысленная сплетня не смли коснуться ея репутаціи. Она смялась надъ страстными признаніями въ любви, она отвчала ‘нтъ’ на вс предложенія руки и сердца. Ршили, что Анна Павловна намревается сдлать какую-нибудь очень блестящую партію, высматриваетъ высокопоставленнаго пожилого человка. Однако, на этомъ не покончили. Ни какъ не могли ршиться оставить ее въ поко и надодали ей порядочно.
Къ лту она почувствовала себя очень уставшей, ей захотлось отдохнуть отъ знакомыхъ, пожить въ полномъ уединеніи. У нея была своя дача недалеко отъ одной изъ станцій Николаевской желзной дороги. Никому не сказавшись и почти ни съ кмъ не простясь, она перехала туда въ начал мая.
При ней была ся неизмнная компаньонка, очень приличная старая два, Настасья Ивановна. Изъ прислуги Анна Павловна взяла съ собою только горничную, такъ какъ на дач постоянно жилъ садовникъ, исполнявшій должность и кучера и лакея, а жена, его готовила ‘за повара’.
Станція была въ двухъ шагахъ, кругомъ нсколько дачъ, тутъ же неподалеку село и, конечно, Анн Павловн не могло и въ голову прійти чего-либо бояться. Но у Настасіи Ивановны на этотъ счетъ было свое мнніе. Она всю жизнь свою зачитывалась всевозможными романами, а къ сорока годамъ остановилась исключительно на страшныхъ, кишащихъ убійствами, грабежами и самыми невроятными преступленіями. Трудно даже было представить себ откуда она добываетъ такіе удивительные романы, но у нея всегда хранилось ихъ боле дюжины. Она читала ихъ съ наслажденіемъ и простодушно врила самымъ нелпымъ приключеніямъ. Съ перваго же дня по перезд на дачу она стала испытывать припадки мучительнаго страха. Ей казалось, что въ конц концовъ ихъ здсь непремнно ограбятъ, а можетъ быть даже и заржутъ. Анна Павловна сначала смялась надъ нею, но страхъ заразителенъ — и она сама начала иной разъ, особенно по вечерамъ, побаиваться.
Какъ-то въ конц іюня, Настасья Ивановна вышла на балконъ, гд хозяйка расположилась съ какой-то работой. Лицо старой двы выражало необыкновенное волненіе.
— Что съ вами?— невольно улыбаясь спросила Анна Павловна.
— Да помилуйте,— тревожно проговорила компаньонка,— я сейчасъ узнала, что вы отпустили Никиту на два дня въ городъ. Какъ же это мы одн будемъ ночевать?
— Да вдь не одн же мы — а кухарка, а горничная?
— Господи! что же могутъ сдлать женщины въ случа нападенія.
— А вы ночныхъ нападеній боитесь?..
— Ещо бы не бояться,— раздражительно отвтила Настасія Ивановна.— Здсь всего нужно бояться, всего! Въ дом одн женщины — мало ли что могутъ съ нами сдлать…
Анна Павловна улыбнулась, взглянувъ на компаньонку и невольно подумала: ‘что съ ней -то ужъ врядъ ли сдлаютъ что нибудь ужасное’. Дйствительно, бдная Настасія Ивановна была суха какъ щепка, угловата, съ рзкими чертами лица и весьма явнымъ, плотнымъ слоемъ пудры на дряблыхъ щекахъ.
— Успокойтесь, успокойтесь, не кому на васъ нападать,— проговорила Анна Павловна, справившись со своей улыбкой.— И к тому же здсь вс отлично знаютъ, что у Никиты непомрна, сила…
— Конечно, но вдь вы его отпустили на два дн… и кому нужно это знать, тотъ наврное это уже и знаетъ… Вы говорите некому!.. Помилуйте… а вспомните-ка нищаго, котораго мы вчера встртили въ рощ. Вдь онъ и вамъ показался подозрительнымъ, помните, какъ онъ смотрлъ на васъ…
— Ахъ, вздоръ какой! нищій какъ нищій…
— Ну, а шарманщикъ?— не унималась Настасія Ивановна.— Зачмъ онъ битый часъ стоялъ у порога и заглядывалъ въ садъ?..
— Да вдь онъ каждый день приходитъ и стоитъ пока ему не вынесутъ чего-нибудь…
— Наконецъ, я, знаете, что вамъ скажу… съ нкотораго времени я не совсмъ довряю Никит… мн кажется, что и на него намъ вовсе не слдуетъ такъ полагаться… право… Богъ ихъ знаетъ, этихъ людей…
— Что съ вами, Настасія Ивановна! вы подозрваете Никиту!.. Это ужъ просто глупо!
Компаньонка сдлала кислую мину и замолчала.
Анна Павловна замтила это.
— Вотъ вы и сердитесь,— сказала она,— я право не хотла насъ обидть, но дло въ томъ, что съ вашими подозрніями и страхами вы и на меня невольно страхъ наводите… Но согласитесь же, что все это только фантазіи.
— Хорошо! пусть и нищій, и шарманщихъ, и Никита — фантазіи… но вдь не фантазія же, наконецъ, слды человческихъ ногъ, которые мы сегодня видли утромъ въ саду, подъ нашими окнами…
— Ну, ужъ лучше замолчите, Настасія Ивановна! Эти слды… да это ваши же собственные слды, когда вы вчера прогуливались и мечтали, глядя на луну, вдь ваши туфли какъ разъ подходятъ къ слду…
— Не знаю какъ это мряли!.. Правда, что я вчера вечеромъ немного прошлась по саду, но что слды эти не мои — даю намъ слово… слава Богу у меня не такая громадная нога!.. Да и кто же мрилъ? Тотъ же Никита…
— Вы опять за Никиту!..
— Ну, я молчу, я молчу, только ради Бога будемте осторожне сегодня ночью… Право я не знаю, какъ и засну… Какъ подумаю — просто дрожу отъ страха… Только и слышишь что о разбойникахъ и грабителяхъ, вся жизнь наполнена ужасами… И эти люди… да разв отъ нихъ можно уберечься?!. они проникаютъ всюду, черезъ окно, черезъ печную трубу, они появляются во всевозможныхъ видахъ… помните мы недавно читали въ ‘Голос’: вора нашли подъ кроватью и на немъ былъ фракъ и блый галстукъ, и самая приличная, красивая наружность.
Въ это время у дверей показалась горничная и такъ неожиданно, что Настасія Ивановна и Анна Павловна вскрикнули и поблднли.
— Господинъ Рачинскій спрашиваетъ, можете ли вы принять это, сударыня?— объявила горничная.
— А!— перевела духъ Анна Павловна.— Проси, проси его сюда, на балконъ.
Горничная вышла.
— Послушайте, Анна Павловна, вы хорошо знаете этого господина Рачинскаго?— съ безпокойствомъ спросила Настасія Ивановна.
— Очень хорошо его знаю… то есть часто встрчала его зимою у знакомыхъ… да разв вы не помните — онъ и у меня былъ нсколько разъ…
— И вы въ немъ совершенно уврены?
— Господи, какія глупости! Онъ богатый человкъ, хорошаго круга и вообще очень милый.
— Все это ровно ничего не значитъ. Читали вы ‘Comte Horace’ Александра Дюма? Помните, этотъ графъ былъ принятъ зъ самомъ лучшемъ обществ, а въ конц концовъ все же оказался начальникомъ шайки бандитовъ… Но если господинъ Рачинскій вашъ хорошій знакомый, такъ значитъ это небо намъ его посылаетъ.
Рачинскій показался на порог. Онъ былъ еще молодъ, лтъ тридцати съ небольшимъ, наружность вполн приличная, хотя и незначительная. Онъ всю зиму упорно ухаживалъ за Анной Павловной, но, какъ и вс, безуспшно. Онъ выхалъ на одну изъ ближайшихъ станцій и не вытерплъ, чтобы не заглянуть къ прелестной вдовушк.
Во время обычныхъ привтствій и перваго вступленія въ разговоръ, Настасія Ивановна тщательно изучала гостя. Эти наблюденія оказались въ его пользу и она ршилась во что бы то ни стало упросить Анну Павловну оставить его ночевать и вообще не выпускать до возвращенія Никиты.
Она даже успла незамтно шепнуть объ этомъ Анн Павловн.
— Да разв это возможно?— замтила та.
— Ничего нтъ легче — все можетъ устроиться какъ бы случайно. Оставьте его обдать. Мы засидимся за кофе, потомъ отправимся гулять и не замтимъ какъ уйдетъ послдній поздъ… Ну, и въ поневол должны будете предложить ему остаться ночевать…
Конечно, тутъ не было ровно ничего неприличнаго и невозможнаго, и Анна Павловна хотя и храбрилась днемъ, но и сама не безъ трепета помышляла о ночи. Она ршилась послдовать совту Настасіи Ивановны.
Между тмъ Рачинскій, внимательно разсматривая альбомы, все же не могъ не замтить этихъ таинственныхъ перешептываній. ‘Ужъ не разсказываетъ ли она этой старой вдьм нкоторые эпизоды изъ моего ухаживанья’, подумалъ онъ. ‘Быть можетъ лтняя природа и эта деревенская обстановка Повысили мое шансы… Хорошо бы это было! она, право, кажется, опять похорошла… и ужъ если тутъ дйствительная строгость нравовъ… такъ вдь что же… я съ величайшимъ бы удовольствіемъ и женился на ней… пора, давно чувствую, что пора жениться’…
Хозяйка была необыкновенно любезна. Она показала Рачинскому свой садъ, цвты, огородъ. Потомъ повела его въ рощу, спустилась съ нимъ къ берегу рчки ‘на свое любимое мсто’, какъ она увряла. Она восхищалась природой, каждымъ цвткомъ, каждымъ кустикомъ и заставляла и его восхищаться, хоть онъ вовсе не былъ любителемъ цвтовъ и кустиковъ.
Наконецъ, Анна Павловна устала и очень мило оперлась на его руку, и глядла на него съ такой прелестной, кокетливой минной, что онъ чувствовалъ себя весьма довольнымъ.
— Вы конечно отобдаете со мной?— сказала она.
— Я разсчитываю пробыть у васъ никакъ не больше получасу, но у меня не хватаетъ силъ отказаться отъ вашего милаго приглашенія…
— Еще бы вы отказались!..
И она повела его назадъ въ домъ, въ столовую, гд Настасія Ивановна уже приготовляла отличную ботвинью.
Сели за столъ.
Рачинскій думалъ: ‘Если бы Анна Павловна въ Петербург была бы хоть въ половину такъ мила со мною, я давно бы почелъ себя счастливйшимъ человкомъ! Что же значитъ эта неожиданная внезапная перемна. Какъ она глядитъ! Какъ она глядитъ! Нтъ, это не просто любезность хозяйки. Какой это добрый геній надоумилъ меня сегодня сюда захать?..
— О чемъ это вы задумались?— спросила Анна Павловна,
— Я завидую вашему счастью… У васъ самая прелестная дача въ мір, и все, что я здсь вижу, заставляетъ меня убждаться, что идеалъ Руссо былъ истиннымъ идеаломъ.
— Сколько помнится, съ тхъ поръ какъ я васъ знаю, вы не разу еще не вздыхали по деревн, и у васъ вс привычки петербургскаго жителя,— замтила Анна Павловна.
— Вотъ я за это и былъ наказанъ,— сказалъ Рачинскій,— я теперь ненавижу Петербургъ, и вы знаете, имю ли я на это право… И искренно полюбилъ деревню… ‘lа compagne m’est beaucoup plus faborable que la ville’.
Анна Павловна слегка покраснла и сдлала маленькую гримаску. Однако Рачинскій подмтилъ нчто ободряющее и въ этомъ румянц и въ этой гримаск.
— Позвольте я вамъ налью краснаго вина,— любезно обратилась къ нему Настасія Ивановна и постаралась налить стаканъ какъ можно полне.
Дло въ томъ, что она по нкоторымъ, одной ей извстнымъ признакамъ, заподозрила храбрость Рачинскаго, къ тому же онъ не казался ей очень сильнымъ. Она подумала, что его непремнно нужно немного возбудить для того, чтобы въ случа нападенія, онъ могъ представить изъ себя надежнаго защитника. И вотъ она собственноручно наливала ему уже четвертый стаканъ и при этомъ необыкновенно любезно ему улыбалась.
‘Нтъ она не старая вдьма,— подумалъ Рачинскій,— она очевидно за меня и можетъ быть даже какъ-нибудь поможетъ моимъ завоевательнымъ планамъ… иной разъ эти сантиментальныя старыя двы — просто находка’!..
— Вамъ нравится эта дача!— заговорила Настасія Ивановну — и вы совершенно правы и дйствительно, здсь просто рай земной… особенно по ночамъ…
— По ночамъ?— спросилъ нсколько озадаченный Рачинскій.— Отчего же именно по ночамъ?
Настасія Ивановна замялась.
— Да потому что въ нашей рощ удивительно поютъ соловьи,— наконецъ нашлась она.
— О Шиллеръ!— чуть было громко не вскрикнулъ Рачинскій.
‘Богъ ихъ знаетъ, что у нихъ тутъ такое!— подумалъ онъ,— мн во всякомъ случа пора и честь знать, не то пропущу послдній поздъ’.
Онъ взглянулъ на столовые часы и съ удивленіемъ замтилъ, что еще очень рано. Справляться же со своими часами ему казалось не совсмъ приличнымъ, тмъ боле, что Анна Павловна въ это время глядла на него очень ласково.
Однако онъ все же ршилъ проститься.
Но об дамы наотрзъ отказались его выпустить, он объявили, что ему остался еще часъ до отхода позда, а станція всего въ пяти минутахъ ходьбы.
‘Меня хотятъ удержать,— это ясно,— подумалъ Рачинскій,— я даже почти увренъ, что он перевели часы. Но чего же имъ отъ меня нужно?.. ничего не понимаю?!.
И онъ снова слъ на свое мсто. Анна Павловна очевидно старалась заговорить его. Она перебирала все — и общихъ знакомыхъ, и журнальныя новости, а подъ конецъ даже вдалась въ длинныя разсужденія по поводу Россини и Мейербера… И говорила, говорила, и такъ говорила, что перебить ее оказалось невозможнымъ.
Наконецъ, она созналась, что теперь пора на станцію и вызвалась проводить Рачинскаго. Настасія Ивановна желала тоже прогуляться. Но такъ какъ садится роса и становится сыро — они должны потепле одться. Он сейчасъ, сейчасъ будутъ готовы. M-r Рачинскому не долго придется прождать ихъ и онъ никакимъ образомъ не опоздаетъ на поздъ.
И вотъ онъ одинъ въ столовой. Онъ взглянулъ на часы и убдился, что его предположеніе было справедливо — стрлка столовыхъ часовъ отставала на цлый часъ. Онъ ждетъ, ждетъ, наконецъ дамы возвращаются въ шляпахъ и накидкахъ. И въ эту самую минуту изъ растворенныхъ оконъ слышится свистъ уходящаго послдняго позда.
— ‘Я такъ и зналъ, что он перевели часы’ — говорилъ про себя Рачинскій.
Анн Павловн остается только предложить ему переночевать у нея въ дом, что она и длаетъ очень любезно.
Комната, назначенная для Рачинскаго, была рядомъ съ маленькой гостиной, выходившей на балконъ. Любезная хозяйка съ необыкновенной предупредительностью озаботилась комфортомъ своего гостя и съ перваго же взгляда онъ убдился, что ему здсь будетъ отлично. Онъ закурилъ сигару, подслъ къ открытому окошку и сталъ размышлять о своемъ положеніи.
‘Никогда не случалось со мной ничего подобнаго,— думалъ онъ,— что здсь былъ заговоръ, въ этомъ для меня нтъ сомннія: перевели часы, полчаса собирались провожать меня — все это что-нибудь да значитъ… Но зачмъ же я имъ? Къ чему эта комедія?… Если хотли только надо мною посмяться, такъ вдь подобная насмшка вовсе не зла и не остроумна… А между тмъ очевидно, что тутъ какіе-то планы… Я всю зиму ухаживалъ за Анной Павловной и, долженъ сознаться, совсмъ неудачно, но быть можетъ она теперь пожелала нсколько иначе взглянуть на меня? Какъ знать? Женщины такъ капризны и неожиданны… да и къ тому же лто, скука, одиночество… Я вовсе не желаю сыграть роль графа Нулина, но съ другой стороны было бы еще глупе не сумть воспользоваться случаемъ, который представляется при такихъ счастливыхъ предзнаменованіяхъ’.
Тутъ Рачинскій припомнилъ вс любовныя приключенія, какія только зналъ, и этимъ еще больше подогрлъ свою фантазію.
Да и къ чему же, къ чему же бы это Настасія Ивановна заставляла меня пить за обдомъ! И потомъ это восхваленіе здшнихъ ночныхъ прелестей… и соловьи, и перемигиванія, перешептыванія… Не могу же я оставить все это безъ вниманія. Почемъ я знаю, можетъ быть ужъ какое-нибудь окошко отворено, можетъ быть какая-нибудь дверь таинственно полуоткрыта… Можетъ быть… И вдь не могу же, не могу же я ухать завтра какъ болванъ… я долженъ по крайней мр сдлать рекогносцировку вокругъ дома, а въ случа чего-нибудь могу всегда вывернуться и сказать, что вышелъ въ садъ выкурить сигару’…
Рачинскій осторожно отворилъ двери и на цыпочкахъ вышелъ въ гостиную. У него невольно замирало сердце отъ волненія и нкоторой надежды. Онъ собирался уже пройти къ балкону и только боялся зацпить въ потемкахъ за какой-нибудь стулъ, какъ вдругъ надъ самымъ его ухомъ раздался голосъ:
— Боже мой, это вы?!
— Да, это я,— смущенно отвтилъ Рачинскій.
Чья-то рука крпко схватила его руку.
— Да вы-то кто же?— спросилъ онъ.
— Я, я… Настасія Ивановна,— прошепталъ голосъ.
— Чортъ возьми!— подумалъ Рачинскій,— на нее -то я ужъ никакъ не разсчитывалъ’.
И вдругъ ему въ голову пришла ужасная мысль: онъ началъ бояться, не имлъ ли онъ несчастья возбудить къ себ въ старой дв внезапную страсть — въ такомъ случа вдь сразу объяснялись вс странности ея поведенія и за обдомъ, и за весь вечеръ.
— Извините,— началъ онъ заикаясь,— я думалъ немного пройтись по саду… но теперь сейчасъ же вернусь въ свою комнату.
— M-r Рачинскій,— трагическимъ тономъ воскликнула Настасія Ивановна,— что вы можете обо мн подумать, встртивъ меня ночью у вашей двери…
Рачинскій началъ раздражаться и даже сердился.
— Клянусь вамъ,— насмшливо отвтилъ онъ,— что я объ васъ ровно ничего дурного не подумаю… вдь я имлъ уже случай убдиться въ поэтичности вашей натуры и меня нисколько не удивляетъ, что вы избираете для своихъ прогулокъ именно тотъ часъ, когда поютъ соловьи и порхаютъ эльфы и сильфы.
— Ахъ Боже мой!— протянула Настасія Ивановна,— ваши насмшки ужасны, но если бы вы знали истинную правду.
‘Она сейчасъ мн объяснится въ любви!’ — съ отчаяніемъ подумалъ Рачинскій.
— Я ничего не хочу знать, поспшилъ онъ прервать ее, я не хочу проникать въ тайники поэтической души вашей…
— Но теперь, вы ужъ должны меня выслушать!
— Господи! право это не нужно!.. къ чему же это!..
— А моя честь?— произнесла Настасія Ивановна съ достоинствомъ оскорбленной невинности.
— Ваша честь!.. но право я не понимаю, чмъ же она тутъ задта…
— Однако я должна же объяснить вамъ причину моего присутствія здсь и въ такое время… Я ушла изъ своей комнаты отъ страху… я не въ силахъ была одна оставаться.
— Чего же вы такъ испугались?— спросилъ Рачинскій.
— Помилуйте — наша дача такъ далеко отъ всякаго жилья… вс знаютъ, что Анна Павловна богата, и долго ли забраться сюда разнымъ ворамъ и грабителямъ… Съ нкотораго времени около нашаго забора стали показываться какіе-то очень подозрительные молодые люди… вчера замтили подъ окномъ слды человческихъ ногъ… нашъ садовникъ, единственный мужчина въ дом, отправился сегодня въ городъ… мы одн, мы съ Анной Павловной умираемъ отъ страха… и вотъ я ршилась переночевать здсь на маленькомъ диван, у самой вашей двери… чтобъ, если что-нибудь случиться…
— Понимаю,— перебилъ Рачинскій, которому все начинало становиться ясно,— я, значитъ, исправляю здсь должность садовника, или врне, ночного сторожа…
‘Ну — да, теперь все объясняется,— думалъ онъ,— и часы, и подливаніе вина за обдомъ… Эта старая дура хотла возбудить во мн храбрость на случай ночного нападенія…’
Такое неожиданное открытіе, посл всхъ его мечтаній и надеждъ, задло Рачинскаго за живое и порядкомъ взбсило. Ему хотлось хорошенько отплатить за себя и проучить старую трусиху.
— Однако, я долженъ замтить вамъ, сударыня,— посл нкотораго молчанія сказалъ онъ,— что вы и Анна Павловна очень неосторожны.
— Какъ неосторожны?— удивленно воскликнула Настасія Ивановна,— я васъ не понимаю.
— Да такъ, что вы меня совсмъ не знаете,— отвчалъ онъ.
— Дйствительно, я сегодня кажется въ первый разъ имю удовольствіе васъ видть… по вдь Анна Павловна…
— Анна Павловна встрчала меня въ обществ… я былъ у нея нсколько разъ, но это ровно ничего не значитъ — она меня знаетъ не больше вашего.
— Ахъ Боже мой, прошептала старая два замирающимъ голосамъ, но вдь мн кажется, не трудно сразу узнать порядочнаго человка… ваша вншность… ваши манеры… сейчасъ видно свтскаго человка..
— Въ свт встрчаются всякіе люди,— замтилъ Рачинскій такимъ таинственнымъ голосомъ, что у бдной Настасіи Ивановны забгали мурашки по кож.
— Господи, да кто же вы?— простонала она.
— Кто я?— началъ Рачинскій, окончательно уврившійся, что передъ этой госпожей можно съ полнымъ успхомъ разыграть какую угодно сцену изъ самой нелпой мелодрамы.— Кто я?.. я тотъ, кого именно вамъ не слдовало такъ заманивать и хитростью оставлять на ночь въ этомъ дом.
— Милостивый государь, объяснитесь, что это значатъ ваши таинственныя слова… вы меня пугаете…
— И вы не догадываетесь?
— Я… нтъ не догадываюсь… Боже мой, да что же это такое?!
— Слды человческихъ ногъ, которые вы видли вчера подъ окнами — мои.
— Караулъ!— отчаянно вскрикнула Настасія Ивановна.
— Ни звука — или вы погибли!— проговорилъ Рачинскій, стискивая ей руку.
Она такъ и присла на полъ.
— Ну, нечего терять время въ пустой болтовн!— продолжалъ онъ,— теперь ночи коротки, а я вовсе не желаю, чтобы меня поймали… Но неужели вы такъ и не догадались про меня… и даже встртивъ меня здсь ночью… что-жъ, вы думали, что я стану даромъ простуживаться изъ-за соловьинаго пнья?!.
— Берите все!— едва выговорила Настасія Ивановна.— Берите все… только не убивайте насъ…
— У меня въ карман пистолеты,— отвчалъ Рачинскій,— но я пущу ихъ въ дло только въ крайнемъ случа… теперь же мн нужно упрятать васъ въ безопасное мсто… я васъ запру въ свою комнату…
— Въ вашу комнату!.. ради Бога!.. что скажутъ!..
Но жестокій бандитъ ее не слушалъ: онъ ршительно впихнулъ ее за дверь и заперъ на ключъ.
— Если вы крикните или попробуете стучаться,— страшными голосомъ проговорилъ онъ,— я сейчасъ же въ васъ выстрлю.
И онъ вышелъ въ садъ.
Настасія Ивановна прислушалась — все тихо. Ея зубы стучали какъ въ лихорадк, и она была совершенно уврена, что ея волосы разомъ посдли отъ ужаса. Но что же ей длать? Она никакъ не могла ршить этого вопроса и вдругъ, совершенно даже неожиданно для себя самой, заорала благимъ матомъ, какъ будто ее рзали на части..
Анна Павловна въ пеньюар и со свчей показалась на по рог гостиной.
— Ржутъ, грабятъ, помогите!— вопила Настасія Ивановна.
Анна Павловна ничего не понимала и съ невольнымъ трепетомъ подошла къ двери.
— Что такое? зачмъ вы здсь? что съ вами?— опрашивали она.
— Мы пропали: у насъ въ дом шайка мошенниковъ!— простонала компаньонка.
— Вы съ ума сошли кажется!.. гд же Рачинскій?
— Я заперта на ключъ… отворите двери…
Анна Павловна попробовала дверь — точно: заперта:— но ключъ здсь. Она отворила. Настасія Ивановна блдная, съ выкатившимися глазами разсказала ей все, что случилось и, несмотря на свой страхъ, все же многое отъ себя прибавила.
— Я ничего не понимаю,— повторяла испуганно Анна Павловна
— А я же вамъ говорила, я вамъ говорила, что наружность обманчива. Вотъ вамъ Рачинскій… а еще увряли, что хорошо его знаете.
— Но что же теперь длать.
Настасія Ивановна, сначала нсколько успокоенная появленіемъ Анны Павловны, при этомъ вопрос снова представила себ весь ужасъ ихъ положенія и съ дикимъ крикомъ кинулась на балконъ.
— Куда вы? куда вы?
Но она ничего не слышала, она себя не помня побжала въ садъ, перелзла черезъ изгородь и пустилась къ станціи.
Анна Павловна въ недоумніи осталась на балкон.
‘Но вдь этого быть не можетъ,— думала она,— да гд же Рачинскій, онъ объяснилъ бы по крайней мр’… Рачинскій стоялъ передъ нею, а она чувствовала какъ дрожитъ и теряется…
— Объясните, ради Бога, что все это значитъ?— выговорила она наконецъ.
— Сударыня,— началъ Рачинскій отчаяннымъ голосомъ,— я пережилъ бурную молодость… роковая страсть къ картамъ меня разорила… Я потерялъ все… Я былъ неспособенъ къ тяжелому труду и сталъ искать средствъ для легкой наживы… я заглушилъ въ себ совсть… Остальное вамъ извстно…
— Оставьте эти глупыя шутки!— не зная куда дваться прошептала Анна Павловна.
— Шутки!— продолжалъ Рачпискій тмъ же тономъ.— О! если бы это была шутка! Часто по ночамъ мн грезятся дни моего счастливаго дтства, дни моей невинности — и я вскакиваю, покрытый холоднымъ потомъ, и рву себ волосы въ безсильномъ отчаяніи… Но каковы бы ни были мои заблужденія, въ одномъ чиста моя совсть — я еще не пролилъ человческой крови!
Онъ игралъ свою роль съ такимъ искусствомъ, что бдная Анна Павловна начинала дрожать все больше и больше.
— Зачмъ же вы сегодня не вспомнили о дняхъ вашей невинности?— проговорила она.
Рачинскій не выдержалъ и расхохотался.
— Нтъ, вы слишкомъ боитесь,— сказалъ онъ,— и продолжать съ моей стороны было бы безбожно. Пожалуйста простите меня. Еще минута — и вы наврное стали бы меня усовщевать и уговаривать перемнить образъ жизни, раскаяться, но вдь мн нужно было только поквитаться съ вами… Комедія за комедію…
— За какую комедію?— спросила Анна Павловна, переводя духъ и отъ радости даже не сердясь на Рачинскаго.
— Да разв не было у васъ заговора, чтобы заставать меня переночевать здсь… ваша Настасія Ивановна мн во всемъ призналась.
— Ну вотъ — теперь мн приходится просить у васъ прощенія…
— Мы уже поквитались.
— Въ такомъ случа пойдемте лучше въ гостиную здсь очень сыро.
Они зажгли свчи и заперли дверь на балконъ.
— Боже мой! да вдь не все еще кончено!— вдругъ съ ужасомъ вспомнила хозяйка.— А Настасія Ивановна!— вдь она побжала звать на помощь! Она притащитъ съ собою цлую станцію…
— Однако эта почтенная двица выказываетъ необыкновенную храбрость,— замтилъ Рачннскій.— Помилуйте, я общалъ всадить ей пулю въ лобъ, если она пикнетъ, а она побжала одна на станцію…
— Но подумайте только, какія сплетни начнутся… придутъ сюда, увидятъ насъ вдвоемъ, ночью… да вдь завтра же про меня вс сосди Богъ знаетъ что говорить станутъ…
— Да, я объ этомъ не подумалъ… а впрочемъ что же про меня сказать могутъ — я только исправляющій должность вашего сторожа и ничего боле…
— Перестаньте шутить — мн не до шутокъ. Вы поставили меня въ такое затрудненіе — такъ вы же меня должны и выручить.
— Позвольте мн не совсмъ согласиться съ вами, Анна Павловна, если я здсь, то никакъ не по своей вин — я только жертва заговора.
— Ну же, ну, придумайте что-нибудь скоре!— топнула ножкой Анна Павловна.
— У меня давно уже кое что придумано.
— Что такое? говорите!
— Нтъ, теперь не скажу, я боюсь, что вы не одобрите моего плана… И его выскажу только въ самомъ крайнемъ случа…
— Ну, такъ я придумала… и все очень просто. Слушайте, вы будете продолжать разыгрывать вашу роль грабителя.
— Прекрасно… а дальше что же?
— Вы не понимаете?
— Не совсмъ.
— Люди, которыхъ Настасія Ивановна притащитъ съ собою васъ уведутъ… и…
— Какъ вора?
— Такъ что же… вдь иначе невозможно…
— Согласитесь, однако, Анна Павловна, что я сегодня въ первый только разъ сыгралъ эту роль — да и то въ качеств любителя. Что же это такое? вы желаете моей погибели… да вдь кончится тмъ, что я самъ, по примру вашей компаньонки, побгу звать къ себ на помощь.
— Господи! что же мн длать?— печально прошептала Анна Павловна.— Послушайте, пожалуйста согласитесь… вдь лишь бы только увели васъ отсюда, а потомъ вамъ легко будетъ объявить все, и васъ сейчасъ же выпустятъ вы только прогуляетесь о станціи.
— Хороша прогулка!— съ жандармомъ!
— Но вдь вы этимъ меня спасете!
— Въ такомъ случа длать нечего — я согласенъ.
— Ахъ какъ я вамъ благодарна!.. Что же это вы такое длаете?..
— Я убираю ваши подсвчники, чтобы меня поймали съ поличнымъ…
— Боже мой! вы доведете меня до отчаянья!.. Вотъ они сейчасъ явятся, а вы только сметесь!
— Такъ вы желаете говорить серьезно,. Анна Павловна?— съ нкоторымъ волненіемъ спросилъ Рачинскій.
— Конечно.
— И вы не нашли другого средства, какъ выдать меня жандармамъ за вора?
— Да нтъ-же!
— Ну, такъ мн остается только передать вамъ свой планъ… То, что я выдумалъ — тоже очень просто и даже проще придуманнаго вами. Для вашей репутаціи вовсе не нужно, чтобы меня приняли за похитителя вашихъ вещей и серебра… Я могу быть у васъ въ дом совсмъ по другой причин…
— По какой же?— какъ-то робко смотря на него, спросила Анна Павловна.
— Вы меня знаете — я человкъ свободный и обезпеченный… и я люблю васъ… Вдь ничего дурного про васъ не могли бы сказать, если бы вмсто вора здсь нашли вашего жениха…
— Я ршилась никогда не выходить замужъ,— прошептала Анна Павловна, опуская глазки.
Вдругъ раздался страшный стукъ въ ворота. Это явилась Натасія Ивановна со всми людьми, какихъ она только могла добудиться на станціи, и нсколькими мужиками.
Вся эта ватага лзла прямо въ гостиную.
— Гд же воры?— спросило разомъ нсколько голосовъ.
— Какіе воры? что все это значитъ?— обратился къ нимъ Рачинскій, выходя на балконъ вмст съ Анной Павловной.
— Да вдь вотъ эта барыня подняла всхъ насъ на ноги… вишь на дачу сюда цлая шайка воровъ забралась…
— Что жъ это вы съума сошли?!— громко сказала Анна Павловна компаньонк.
Та только развела руками и глядла на всхъ, вытаращивъ глаза и ничего не понимая.
— Ей пригрезилось,— замтилъ Рачнискій.— Съ ней это часто бываетъ. Вдь вы такъ скоро пожалуй и меня, жениха Анны Павловны, сочтете за вора, Настасія Ивановна.
Настасія Ивановна разинула ротъ, да такъ и осталась, но будучи въ силахъ ничего выговорить.
Кругомъ раздался смхъ. Два-три человка стали браниться…
— Ишь, полоумная! Зря переполоху-то сколько надлала!.. Только добрыхъ людей смущаетъ…
И вс побрели во свояси.
Настасія Ивановна все сидла съ разинутымъ ртомъ и не говорила ни слова. Вдругъ она вскочила и остановилась передъ Анной Павловной въ трагической поз.
— Что же это — дура я вамъ что ли досталась?— задыхаясь проговорила она.—Я во многихъ домахъ жила, Анна Павловна, и, меня везд уважали… Я не стерплю такой обиды… Завтра же прошу меня разсчитать… я не одного дня больше у васъ не останусь…
И она, не желая слушать никакихъ объясненій и оправданій, горделиво ушла въ свою комнату и даже хлопнула дверью.
Впрочемъ, на другой день ее удалось успокоить, а черезъ мсяцъ она хлопотала и суетилась на свадьб Анны Павловны и Рачинскаго.
И это была самая милая, самая веселая свадьба, какую только можно себ представить.