В.В. Розанов
В.В. Розанов
Претензия Г. Думы на социальные перевороты
Претензия Г. Думы на социальные перевороты
Претензия Г. Думы на социальные перевороты, Розанов Василий Васильевич, Год: 1907
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Политическая сумятица вызывает и умственную. Воспаленные ожидания порождают самые фантастические мысли, в которых мы не находим соблюдения элементарнейших аксиом. Уже перед первою Думою на кадетских собраниях, которые во множестве посещались и членами нынешнего ‘левого блока’, делилась и переделялась земля, не принадлежащая ни кадетам, ни ‘пролетариям’, — переделялась без всякого обращения внимания на ее действительных хозяев, как пустующая, дикая. Так как сами кадеты по общественному и имущественному положению суть буржуа, то трудно не заподозрить, что все эти мирные обещания с кафедры выкладывались ими при полной затаенной уверенности, что правительство никогда не допустит подобной нелепости и несправедливости, как переложение миллиардов имущества из одних карманов в другие, переложение, как говорится, ‘здорово живешь’, за одно ‘спасибо’ и без всякого труда и задержки. У пролетариев в блузах и армяках, внимавших этим медовым речам, разгорались глазки на чужое имущество, и, бывало, они пускали злобные окрики на тех кадетских ораторов, которые хоть что-нибудь недодавали крестьянам, например удерживали при прежних владетелях виноградники, вообще куски земли, занятые или под растения высокой культуры, напр. находящиеся при свеклосахарных плантациях при соответственных заводах. ‘Всю, всю землю давай!’ — кричали товарищи в блузах и армяках, — и кадеты слабо возражали или уговаривали, что высококультурных кусочков так мало, что из-за них не следует поднимать спора с ‘бюрократией’, так как это все равно, что ничего. Но пролетарии мстительно настаивали на отнятии и культурных кусочков, земля делилась и переделялась с такою полною уверенностью, что никто этому ‘экспроприаторскому’ движению не осмелится поставить предела. В течение более нежели года мысль эта до такой степени носилась в воздухе, что к ней все привыкли, и, как все привычное, она не оказалась необыкновенною и не делала впечатления новизны. Повторяем, кадеты лично и про себя каждый отлично рассчитали, что никакое правительство этой экспроприации не допустит и что, следовательно, они, как буржуа, и ‘капитал сохранят’, и ‘репутацию приобретут’, столь необходимую в ‘пролетарских массах’ для успеха на выборах.
Много хитрости, мало чести. Но и то сказать: чему же пролетарии с фабрик и из деревень поверили? Их поманили голым и ничтожным обещанием, вся сказочность которого была бы совершенно очевидна для них, если бы они не отвлекались от своего деревенского реализма и не вошли в характерный городской туман мысли, где все понятия о земле крайне тусклы.
Что обещали кадеты? Чего требуют трудовики, пролетарии и наши трехцветные социалисты — ‘революционеры’, ‘демократы’ и ‘народники’? Тут замешалась очень неточная терминология. Крестьяне требуют земли. Им говорят: ‘Землю можно купить и вообще заработать, и, сознавая нужду крестьян в земле, правительство создает условия, помогающие этой крестьянской работе в направлении приобретения земли, увеличения наделов. В выработке же самых условий будут критически и творчески участвовать и парламент, и крестьяне-депутаты’. Все, что можно сделать, — очевидно, здесь содержится. И, кроме того, очевидно, здесь содержится и все, что нужно крестьянству. Уже в настоящее время сверх удельных и кабинетских земель, предназначенных для увеличения крестьянского землепользования, государство в тех же целях сосредоточило в своих руках громадное количество частновладельческой земли, спешно продававшейся в этот последний год. И можно быть уверенным, что лет через 10 очень много земель перейдут к крестьянам. Процесс медленный и бескровный, никого не разоряющий и не разрушающий национальной культуры. Но, видите ли, бескровность-то проекта возбуждает всего более тех, которые самое радение о крестьянской нужде взяли в предлог для того, чтобы пустить огонь и кровь по стране, для которых ‘великое потрясение’ земли нашей, говоря словами премьер-министра, нужно как картина, как зрелище и игра страстей. Прожектерам революции это, может быть, нужно, но это никак не может стать нужным обществу. Кадеты притворно и левые довольно чистосердечно настаивают, чтобы правительство, всеми способами высмеиваемое, порицаемое и обессиленное ими, проявило какую-то необычайную, так сказать, аграрно-диктаторскую власть. Свои земли, в форме удельных и кабинетских, правительство уже передало в крестьянский фонд. Лир отдал наследство дочерям, а дочери все еще чего-то требуют. Перед чем же остановилось правительство? Тут мы и входим в забвение такой нравственной аксиомы, без которой поступки человека или общества превращаются в сумасшествие. С напором, наивностью и наглостью ‘оппозиция’ требует, чтобы правительство взяло что-либо чужое и этим чужим наделило их. Правительство говорит: ‘Я не могу законно и en masse [в целом (фр.)] сделать то, за что единолично каждый наказывается, и наказывается по моему и вместе по всемирному закону’. Если правительство, только опираясь на силу свою, сегодня экспроприирует не на свои государственные и не какие-нибудь мелочи, вроде ленты земли под постройку железной дороги, и сделает это отвлеченно, потому что ‘одни богаты, а другие бедны, — и нужно помочь, бедным’, то этим как бы отвлеченно арифметическим поступком оно показывает путь и разрешает всякому взять ‘сколько ему, богатому, нужно’, взять от ‘чужого богатого избытка’. Что нравственно позволительно для государства, очевидно, позволительно нравственно и для частного человека. Государство и остановилось, уперлось всей силой своего государственного тела перед этой бессмыслицей и уголовщиной, более — перед этим сумасшествием. ‘Пролетарии’ ему говорят: ‘Дай нам земли’. Оно отдало, всю свою отдало. ‘Пролетарии’ теперь говорят: ‘Возьми чужую и отдай нам же!’ Но как же государство возьмет чужое, когда оно ему не принадлежит, когда это именно есть чужое, не свое! Государство может только ответить: ‘Я не привыкло воровать’.
Легче и рассудительнее десять раз распустить Думу, чем пойти на такое дело. Это вовсе не ‘новый закон’, проводить которые вправе Дума. Эта повальная конфискация имуществ есть такое ‘землетрясение’ всего социального строя, перед которым даже коренной государственный переворот показался бы делом сравнительно малым, менее волнующим все и всех. Ибо не забудем, что в устойчивости земельной собственности через посредство закладных листов земельных банков заинтересовано и все городское население, вплоть до мелких собственников. Обобрать придется и их, — обобрать мелких торговцев, врачей, адвокатов, учителей. Народ поговоркою своею требует: ‘Семь раз отмеряй — раз отрежь’. Эта тысячелетняя народная мудрость уж никак не менее выразительна, чем горяченькие статейки преходящих господ в левых газетах. И, конечно, правительство им не последует. Оно — не эфемерида, которая утром родилась и к вечеру умирает.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1907. 20 мая. No 11201.