Преступник
Преступник
Рассказ Алонсо Аскота
—————————————————————————
Преступник, Аскота Алонсо, Год: 1907
Время на прочтение: 14 минут(ы)
— Это ваше последнее слово, донья Роза?
— Да, это мое последнее, решительное и неизменное слово, дон Эстебан! Я благодарю вас за честь, но женой вашей быть не могу, потому что не люблю вас так, как должна любить будущего мужа.
Эти слова были с жаром и гордостью произнесены молоденькой девушкой. Щеки ее раскраснелись, а большие черные глаза сверкали как две звезды. Синий бумажный передник, надетый поверх ее чистенького полотняного платьица, быстро вздымался и опускался на худенькой груди, а маленькая голая ножка в деревянном башмаке нервно била по земле в такт ее словам.
Ее собеседник, мужчина лет за сорок, геркулесовского сложения, смуглый и черноволосый, в форме карабинера, слушал ее, нахмурившись и низко опустив голову на руку, которой опирался о глиняный забор огорода. Однако, выражение его сумрачного и недоброго лица говорило не столько о горе и страдании, как о досаде и затаенном упрямстве.
Выслушав последние слова молодой девушки, он криво усмехнулся и возразил:
— Скажите лучше, что вы любите не меня. Это будет ближе к истине.
— Возможно, но это вас не касается! — еще надменнее проговорила Роза.
Вся кровь бросилась в лицо солдату и от ее слов, и главное от тона, каким они были произнесены. Однако, он смолчал и, неуклюже поклонившись, медленной, тяжелой походкой направился к выходу. Но вдруг, словно спохватившись, он быстро вернулся к своей собеседнице и заговорил таким задушевным тоном, который был ему вовсе не к лицу:
— Послушайте, Розита, дитя мое, быть может, вы все-таки передумаете? Ведь это же ребячество — отказать положительному, обожающему вас человеку из-за какого-нибудь молокососа, который через два-три года изменит вам. Ну, что вам за охота жить по-нищенски в этой жалкой деревушке, когда я мог бы вас так хорошо устроить в городе, водил бы вас на бои быков и в театр, одевал бы вас в шелк и кружева!
— Вот как! — насмешливо воскликнула молодая девушка. — Стало быть дон Эстебан очень богат?
— Не так богат, как бы хотел того ради вас, моя королева, но что обещаю, то исполнить могу, потому что, знаете… ведь я в дружбе с контрабандистами, хоть и солдат. — И он двусмысленно усмехнулся. — К тому же если я отличусь, меня могут скоро произвести и в офицеры, и вы только вообразите, как будут все подруги завидовать огороднице Розе, когда она сделается барыней!
Последний аргумент несколько подействовал на молодую девушку. Она прищурила глаза и призадумалась. Но тотчас же вслед затем она звонко расхохоталась и ответила:
— Завидная доля, спору нет, но припомните-ка, что поется в одной песенке:
Горько жить с влюбленным старым королем,
Слаще быть с любимым нищим пастухом!
И, не переставая смеяться, она убежала в свою хижину.
Эстебан гневно сжал свои здоровенные кулаки и, с ненавистью глядя ей вслед, глухо воскликнул:
— Погоди же ты у меня, ядовитая девчонка! Не воображай, что я уступлю тебя этому оборванцу Пако! Эстебан Царра еще никому ничего не уступал!
В тот же вечер влюбленный карабинер сидел за столиком у двери трактира и, неторопливо ужиная, наслаждался душистой прохладой. Заслышав чьи-нибудь шаги на деревенской улице, пролегавшей мимо трактира, он каждый раз внимательно вглядывался в приближавшегося, очевидно кого-то поджидая. Наконец, увидя издали какую-то странную фигуру, смутно белевшуюся в полумраке, он радостно выпрямился и улыбнулся, откашлявшись. Но то была нехорошая, зловещая улыбка.
Между тем странная фигура приблизилась и, при свете фонаря, висевшего над входом в трактир, оказалась совсем молодым человеком с едва пробивающимися усиками и красивым привлекательным лицом. На нем был поношенный холщовый костюм и сдвинутая на затылок соломенная шляпа. Стройные загорелые его ноги были обнажены до колен. На одном плече он нес большую, наполненную виноградом корзину, а на другом — целый ворох всевозможных садовых инструментов. Он шел легкой, свободной походкой, но очевидно ноша его была нелегка, потому что его лоб и откинутые назад запыленные кудри были обильно покрыты потом. То был сирота Пако, работник живущего в деревне мелкого винодела, явный поклонник и тайный избранник Розы.
— Эй, Пако, добрый вечер! — окрикнул его карабинер.
— Ах, здравствуйте, дон Эстебан! Простите, я не узнал вас в этой темноте! — отвечал юноша, доверчиво приближаясь к солдату.
— Ничего, ничего, паренек, я не обижаюсь! — добродушно заговорил Эстебан.— Что, здорово утомился? Присядь-ка, будь моим товарищем.
— Благодарю вас, сеньор, но я… мне нужно домой.
— Ну, что делать дома? Лук с жестким хлебом жевать? Поужинай лучше со мною. Я тебя и вином угощу. Скучно мне что-то сегодня, в одиночестве и есть не хочется.
— Как прикажете! — радостно отозвался Пако и, бережно сложив свою ношу на землю, присел на кончик стула против солдата.
Тот же хлопнул в ладоши и приказал явившейся служанке подать вторую порцию ужина и лучшего вина, какое только у них найдется.
Пока служанка хлопотала, подавая заказанное, Эстебан участливо расспрашивал молодого человека об его житье-бытье и сожалел об его бедности.
— Впрочем, ведь ты еще так молод! — заметил он ему в утешение.— Ах, молодость, молодость, золотое время! — вздохнул он и понурился. Потом, будто что-то сообразив, быстро спросил его: — А сколько тебе лет?
— Девятнадцать исполнилось в прошлое воскресенье.
— А Розе семнадцать. Славная парочка!
— Почему вы вспомнили про Розу? — весь встрепенулся Пако, так густо покраснев, что это было заметно даже при тусклом свете масляного фонаря.
— Ах, ты, святая простота! — снисходительно засмеялся Эстебан. — Неужели ты думаешь, что никто не замечает тех пламенных взглядов, которыми ты ее пожираешь?
— Нет, я моей любви не скрываю, — смущенно отозвался юноша.— Но вы сказали ‘парочка’, а ведь я не знаю, как ко мне относится донья Роза. Она держит себя очень гордо.
— Что ж бы ты хотел, чтоб она первая бросилась тебе на шею? Порядочной девушке следует быть осторожной. Впрочем, может быть, она и бедности твоей боится.
— Да, вы думаете? — она говорила вам об — этом? — закидал его Пако тревожными вопросами.
— Нет, Бог с тобой, с какой же стати стала бы она мне говорить об этом? Просто я думаю, что такой хорошенькой девушке, как она, простительно мечтать о хорошей партии.
— Да, конечно, но что же мне тогда делать? — уныло проговорил бедняга, поникнув головой. — А пожалуй и она вовсе меня не любит?
— Ну, нет, в этом ты ошибаешься! — горячо возразил Эстебан. — Поверь моей опытности, сам ведь я тоже был молод и в любовных делах не промах, поэтому мои наблюдения над молодежью всегда верны. Но, разумеется, прежде, чем делать предложение, ты должен себя обеспечить, чтобы твоей жене и детям не пришлось голодать.
— Да как же мне это устроить? Ничего я не знаю, ничего делать не умею, кроме как ухаживать за виноградом! — чуть не плача возразил молодой человек.
— А ты не пой, как старая баба, а действуй по-мужски, старайся завоевать свою красотку, как мы их завоевывали в былое время. Эх, уж и молодежь нынче стала! Ни огня, ни отваги! — и солдат сокрушенно покачал головою.
— Меня никто не смеет назвать трусом! — дрогнувшим голосом воскликнул Пако, задетый за живое. — Я все готов сделать ради Розы… все честное, конечно. Но я не могу придумать, что именно надо сделать.
— Тише ты, петух, не горячись! — ласково посмеиваясь, остановил его Эстебан. — Вижу что ты не хуже нас, и за то дам тебе хороший совет. На, пей вино и слушай, что я буду говорить. Конечно, ни купцом, ни чиновником, ни офицером ты сделаться не можешь, особенно сразу, но и не имея песеты в кармане и будучи безграмотным, можно быстро заработать больше многих купцов и легче чиновников и офицеров. Скажи, ведь ты сумеешь ловко, как ящерица, прошмыгнуть по морскому берегу и тихо, как кошка, прокрасться в горах?
— Понятно сумею. Ведь я вырос в соседней рыбачьей деревне, а теперь постоянно приходится лазать вон по тем горам, так уже не спотыкнусь, как слепой осел. Но к чему вы это говорите? — с недоумением спросил Пако.
— А вот к чему. Знаешь ли ты, сколько может заработать в месяц ловкий, смелый контрабандист, если получать товар из первых рук, как это делается по близости отсюда?
— Нет, не знаю, — отозвался окончательно оторопевший юноша.
— Самое меньшее триста песет, да еще разных хороших вещиц может оставлять своей жене сверх этого.
— Так вы советуете мне идти в контрабандисты? — воскликнул Пако, всплеснув руками. — Что же это, вы смеетесь надо мною, дон Эстебан?
— Нисколько. Зачем же я стану смеяться над приятелем?
— Тогда я ничего не понимаю! Вы, королевский карабинер, обязанный стрелять в этих разбойников, советуете мне, которого удостаиваете своей приязни, сделаться таким же разбойником?
— Откуда же ты взял, что контрабандисты — разбойники? Напротив, они честные, храбрые молодцы, которых уважает каждый порядочный человек. Спроси, кого хочешь, и тебе скажут то же, что и я говорю. Они ничего чужого не берут, а только покупают заграничные товары по фабричной цене, чтобы потом с барышом перепродать их. На это каждый человек имеет право, и если наше правительство выдумало для своей наживы эти дурацкие таможни, то наплевать на них! Это только у нас, их во всем свете нигде больше нет, — бессовестно приврал Эстебан.
Но простодушный Пако вполне поверил ему и сидел, задумавшись. Слова его мнимого благодетеля произвели на него сильное впечатление. Однако, он еще колебался и несмело спросил:
— А как же, ведь вы присланы сюда с молодыми солдатами против контрабандистов? Вы должны их ловить?
— Мало ли что должен! Я нахожу это жестокой несправедливостью и никогда не делаю им зла. Все они меня отлично знают и делятся со мной и моими солдатами своими барышами.
— Зачем же вы тогда служите? — смущенно проговорил Пако. — Ведь это же измена.
— Однако, ты ко мне таких слов не применяй! — возразил карабинер, нахмурившись. — Судить то людей легко, а поживешь, так сам увидишь, что жизнь не шутка. Да, наконец, наше грабительское правительство и надуть не грешно. Лучше чем убивать бедных людей.
Молодой человек был вполне убежден этими малозначащими словами, но все-таки ему было как то не по себе: его и раскаяние мучило за резкий упрек, сделанный его покровителю, и еще какое то смутное чувство, зашевелившееся в глубине души, силилось опровергнуть то, что неразвитому уму казалось вполне правильным и справедливым. Но он подавил это досадное чувство, принятое им за трусость, и стал себе рисовать заманчивые картины роскошной, по его понятиям, жизни с Розой. Правда, это блестящее существование сопряжено с постоянным страшным риском, потому что ведь не все солдаты относятся к своей обязанности так, как Эстебан, но что за беда! Жизнь без опасности, без игры со смертью так скучна и бесцветна! Этою же опасностью он вполне искупит свой грех перед королем, потому что все-таки занятие контрабандой незаконно.
Хитрый карабинер отлично понимал то, что происходило в душе молодого человека, и не мешал его размышлениям. Наконец, тот поднял голову и решительно проговорил:
— Благодарю вас за совет. Я об этом подумаю.
— Подумай, милый, подумай! — одобрительно отозвался Эстебан и вдруг весело воскликнул: — А, кого я вижу! Вот кстати!
Это приветствие относилось к подошедшему к ним в эту минуту маленькому, пожилому человечку, весьма юркому и такому худому, что он казался не человеком, а связкой жил, облаченной в костюм из дорогого темного сукна. Карабинер обменялся с ним крепким рукопожатием и любезно пододвинул ему соломенный стул. Затем, указывая ему на почтительно вставшего Пако, он отрекомендовал его:
— Вот этот молодец горит желанием вступить в число доблестных ‘соперников короля’, под ваше начало, дон Леон.
Вновь прибывший довольно подозрительно оглядел юношу своими зоркими глазами и, по-видимому, остался доволен осмотром, так как снисходительно обратился к нему:
— Что ж, я не прочь взять тебя. Ты, как кажется, малый ловкий и честный. Милости просим, у нас дела на всех хватит. Условия же наши несложные: предашь нас — убьем как собаку, будешь неловок — поколотим, не исправишься—прогоним, окажешься молодцом—озолотим. Барыши же у нас делятся поровну между всеми. Я начальник, правда, но это только для порядка, — прибавил он в пояснение.
Суровые условия, высказанные предводителем контрабандистов, вместо того, чтобы устрашить Пако, возбудили в нем какой-то восторг. Ему чудилось в них нечто увлекательное и рыцарское, в чем могли найти исход его бесстрашная удаль и нерассуждающая отвага, свойственные молодости. Он перестал колебаться в своем решении, даже неожиданность случившегося больше не смущала его, и он готов был хоть сейчас бежать за этим доном Леоном, уже не только ради Розы, но просто из жажды сильных новых ощущений.
Между тем Леон, оставив юношу, совещался с Эстебаном.
— Сегодня на страже ваш отряд? — спрашивал он. — Да? Ну, значит, нам опасаться нечего. Только как бы ваш офицер не увязался за вами.
— Нашли кого бояться! — бесцеремонно расхохотался карабинер. — Он так любит спать, что его силой не вытащишь из дому. Конечно, если б ему донесли, что сегодня ночью предполагается крупный провоз контрабанды, то он потащился бы, надеясь отличиться перед начальством. Но этого не случится, потому что кто же может знать о ваших планах, кроме меня? А уж я-то не донесу, мы приятели, не так ли, дон Леон? Ха-ха-ха!
И бравый солдат так хлопнул своего собеседника по коленке, что тот даже поморщился.
— Однако, если, сверх ожидания, ваш лейтенант полезет с вами, вы постарайтесь дать нам знать, чтоб мы были наготове, — озабоченно сказал предводитель контрабандистов.
— Хорошо, постараюсь, но не могу ручаться за то, что мне удастся это сделать. Во всяком случае, будьте осторожнее.
И, помолчав с минуту, Эстебан прибавил, обращаясь к Пако:
— Вижу по твоим глазам, паренек, что ты готов хоть сейчас идти с доном Леоном. Что, разве я не угадал?
— Да, вы угадали — смущенно ответил юноша, — но, может быть, сеньору неугодно будет взять меня?
— По правде говоря, мне не хотелось бы впутывать новичка в такое крупное дело, как сегодняшнее, — неохотно отозвался Леон. — А впрочем, иди, если хочешь. Ночь сегодня безлунная, значит опасности меньше.
— Вот и отлично! — весело проговорил солдат. — За твое здоровье, новоиспеченный ‘соперник короля!’ Молодчина ты, Пако, право молодчина, что не зеваешь! Сегодня привезены разные турецкие товары. Красивых вещиц столько, что глаза разбегутся. Вот то будет славно, если ты завтра принесешь Розе разных подарков! Это будет даже предусмотрительно, а то — поверь мне, по опыту говорю, — девичье сердце причудливо, и легко могло бы случиться, что другой красавчик, но не такой бедняк, как ты, а богатый, вытеснил бы тебя из ее сердца.
Эти слова окончательно раззадорили молодого человека, и он сверкающими от воодушевления глазами смотрел на Леона, словно желая его спросить: сейчас, или не сейчас должен он бежать на помощь контрабандистам?
Старик очевидно понял его душевное состояние, потому что поощрительно улыбнулся и тотчас же встал, расправляя свои гибкие члены.
— До скорого свидания, дон Эстебан! — сказал он, лукаво улыбаясь, и потом обратился к Пако: — А ты, орленок, живей тащи свои корзины и иди к морю, на мыс Трех Пальм. Знаешь? Ну, и ладно. Через полтора часа мы там все будем в сборе.
Взволнованный и гордый названием ‘орленка’ Пако поспешно взвалил себе на плечи свою тяжелую ношу и чуть не бегом направился к дому своего хозяина. Разошлись в разные стороны и контрабандист с карабинером.
Последний пошел прямо к месту расположения своего отряда — обширный, покинутый владельцами дом. В саду возле дома стояло около двадцати палаток, занятых теми солдатами, которым не хватило места в доме. С большими предосторожностями, стараясь быть незамеченным своими молодыми товарищами, прокрался Эстебан в дом, неслышно прошмыгнул по коридору и постучался в дверь, находившуюся в конце его.
— Кого там черт принес? — послышался из-за двери недовольный, заспанный голос.
— Это я, сеньор лейтенант, — вполголоса отвечал Эстебан, входя и притворяя за собой дверь.
— Что еще случилось? — спросил молодой, но удивительно толстый офицер, сидевший на постели в одном нижнем белье.
— Я должен вам донести, сеньор лейтенант — внушительно заговорил Эстебан, — что сегодня около трех часов ночи произойдет большая высадка контрабандистов с дорогими турецкими товарами, привезенными на судне, которое бросило якорь за скалой Св. Изабеллы. Высадка состоится на мысе Трех Пальм.
— Ну, и что же? — с кислой гримасой спросил офицер.
— Я думаю, сеньор лейтенант, что в таком важном случае вам следует самому идти с солдатами. Я не могу брать на себя такой ответственности. Кроме того, извините меня, но по закону вы должны всегда находиться с нами на ночной страже.
— Ладно, ладно, сам знаю! — с досадой отмахнулся от него офицер, словно избалованный ребенок от строгой няньки. — Идите, собирайте людей. Я сейчас оденусь.
— Позвольте вас просить, господин лейтенант, никому не сообщать о том, что это я вам донес об этих мошенниках, а то они, пожалуй, еще зарежут меня из мести, а тогда кто же будет вас заменять на стражах? Осмелюсь также посоветоваться до последней минуты не говорить солдатам, что вы изволите идти с нами, так как среди них есть ненадежные молодцы, способные предупредить контрабандистов.
— Хорошо, делайте, как хотите. Мне то что? — вяло отозвался офицер, натягивая панталоны, и ворчливо прибавил: — Вот дьяволы! Выспаться человеку не дадут!
Час спустя после этого разговора все контрабандисты, в том числе и Пако, были уже в сборе на мысе Трех Пальм. Это дикое и пустынное место. Маленький мысок, вдающийся в море в виде довольно правильного равнобедренного треугольника, отделен от берега грядкой высоких камней, такие же камни, выступающие с обоих его боков из воды, почти совершенно скрывают его от нескромных взоров. Открытой остается лишь вершина этого треугольника, в несколько метров ширины, где у самой воды возвышаются три чахлые и затрепанные ветром пальмы. Песчаная береговая полоса тянется около километра вглубь страны, причем вся она усеяна камнями и утесами, которые, по мере удаления от моря, становятся все выше и крупнее и, наконец, переходят в настоящие горы, изобилующие пещерами, замаскированными колючими кустарниками и служащими складочным местом контрабанды. Узенький горный ручей, резво прыгая по камням меж двух высоких стен из камышей, пролагает себе путь к морю, в которое и впадает небольшим водопадом.
Трудно было бы придумать более подходящее место для разного рода дел, требующих тайны и осторожности.
Поблизости не было ни селений, ни пастбищ, множество камней и скал, горы, камыши, кусты, — все это покрывало берег и ближайшую часть моря целою сетью колеблющихся теней, среди которых маленькая лодка или кучка людей могла проскользнуть незаметно. Плеск же волн среди камней, журчание ручья, шум водопада и шуршание ветра в камышах совершенно заглушали шаги и шепот тех, кому тут приходилось прятаться от властей.
Особенно же в безлунные ночи, как та, о которой идет речь здесь, царила такая темнота, в которой разве лишь привычный взор контрабандиста, или злобный взор врага мог бы различить что-либо. Лишь далеко, на восточной стороне, мерцал одинокий огонек в рыбацкой деревушке, да звезды сияли на небе, а вдали, на фоне этого неба над морем неясно виднелась черная, кубообразная масса громадной скалы, известной под названием скалы Святой Изабеллы.
По ту сторону скалы и скрылось то торговое турецкое судно, груз которого предназначался для местных контрабандистов.
Когда эти последние оказались все налицо, Леон тихо крикнул чайкой,— и от западной стороны тотчас же отделились несколько лодок и бесшумно подплыли к оконечности мыска. Правившие ими подростки, почти дети, ловко выскакивали на берег и прятались за камнями и в камышах, Леон быстро, но внимательно оглядывал весла, обмотанные мочалой, чтобы они не стучали об уключины, контрабандисты усаживались в лодки по пяти человек, причем один садился за руль, двое на веслах, остальные же двое обозревали местность, — и лодки по очереди выплывали в море, сперва осторожно лавируя между камнями, потом же несясь стрелой. Сам Леон, вместе с Пако, поместился в последней лодке, и вскоре берег опустел, если не считать при-таившихся в тени детей, ожидавших возвращения этой таинственной флотилии.
Спустя два часа, контрабандисты благополучно вернулись и стали в том же порядке причаливать к берегу, быстро выгружая тюки с товарами и прокрадываясь с ними к горам.
Они уже были близко к цели, т. е. к пещерам, известным им одним, как вдруг со стороны гор, прямо им навстречу, грянул оглушительный ружейный залп. В первую минуту контрабандисты были так поражены этою неожиданностью, что остановились в недоумении, словно не веря собственным ушам. Но затем, сообразив, в чем дело, они бегом бросились к ручью и побросали свои тюки в камыши, после чего поспешно вскочили в свои лодки и как только возможно быстро поплыли в них, огибая западный берег. Все это было делом нескольких минут. Продолжающаяся пальба и крики преследующих их карабинеров мало тревожили контрабандистов, так как они по опыту знали, что солдаты того отряда, в котором Эстебан был унтер-офицером, если и стреляют в них и гонятся за ними по команде своего офицера, то тем не менее в результате никогда не оказывается ни раненых, ни пойманных.
Однако, на этот раз последствия ночного приключения были иные. Когда, вскоре после восхода солнца, Леон с тремя самыми опытными контрабандистами вернулись к горному ручью, на этот раз уже под видом рыбаков, и начали осторожно таскать брошенные тюки в пещеры, один из них заметил на песке, около самого моря, неподвижно лежавшего человека. Приблизившись к нему, контрабандист узнал в нем их вчерашнего ‘новобранца’, как они в шутку назвали Пако. Несчастный юноша лежал, раскинув руки, и не мигая глядел на солнце остекленевшими глазами, широкое бурое пятно уже засохшей крови расползлось по его темной рубашке, против того места, где находится сердце, такое же пятно виднелось на песке под его левым плечом.
Искренно огорченный контрабандист созвал своих товарищей, и все они, горячо проклиная карабинеров, стали совещаться о том, как доставить домой труп Пако и что сказать его хозяину в объяснение. Не успели еще они прийти к окончательному решению, как невдалеке показалась быстро к ним идущая фигура солдата, в которой они признали Эстебана.
— Иди сюда, иди, убийца, полюбуйся на дело рук своих! — еще издали закричали ему контрабандисты угрожающим тоном.
— Что такое? Неужели он убит? — взволнованно воскликнул Эстебан, подбегая. — Так и есть, я это предчувствовал! Ах, Боже мой, какое несчастье! А его-то хозяин не может понять, куда он пропал, и я обещал ему пойти поискать бедного парня. Недаром я вчера сначала отговаривал его идти в вам, а потом его удаль раззадорила меня, старого дурака, и я сам же стал ему помогать в его глупой затее. Правда, кто же мог ожидать, что лейтенант увяжется с нами? Но все-таки на моей душе грех, что я не удержал дурачка. Вот она, шальная то пуля: не разбирает, в кого попасть!
И, сокрушенно качая головою, Эстебан набожно перекрестился и, опустившись на колени, поцеловал холодный лоб покойника.
Решено было снести тело Пако к его хозяину и сказать, что оно найдено на месте ночной стычки карабинеров с контрабандистами, в число которых, вероятно, вступил молодой человек, измученный бедностью и зависимым положением.
Когда по деревне разнесся слух о случившемся и дошел до Розы, она, как безумная, бросилась в дом винодела и, увидя труп своего избранника, с воплем отчаянья упала на него и забилась в страшном истерическом припадке. Потрясенные этой сценой, присутствующие насильно оторвали ее от покойника и увели домой. Придя несколько в себя и узнав Эстебана, она с ненавистью рванулась к нему и воскликнула:
— Это ты его убил, злодей, изверг, змея!
— Нет, я его не убивал — кротко и грустно возразил карабинер, — я стрелял в воздух, так же, как и остальные солдаты, потому что вовсе не желаю неведомо ради чего проливать кровь своих ближних. Если же чья-то пуля, против воли стрелявшего, сразила его, то, почем знать, быть может это перст Божий, быть может он был тайным преступником и, ускользнув от суда людского, не избег Божьего суда.
— Сам ты преступник! Ты убил его, потому что знал, что я его люблю!
— Вы ошибаетесь. Я только сейчас это понял. Кроме того, у меня тоже есть самолюбие, и если вы меня отталкиваете, то и Бог с вами! Я найду себе другую жену.
Спокойно-печальный и полный достоинства тон Эстебана настолько поразил Розу, что ей стало стыдно за страшный упрек, который она бросила в глаза этому человеку. Она притихла и, низко поникнув головкой, стала снова плакать. Когда же, досыта наплакавшись, она устало откинулась на спинку стула и подняла глаза, перед нею все еще стоял Эстебан.
— Как, вы еще не ушли? — воскликнула она более удивленно, чем недовольно.
— Я ждал, пока вы заговорите со мною — мягко ответил карабинер, — чтобы передать вам те вещи, которые достались на долю Пако из сегодняшней контрабанды. Предводитель контрабандистов отдал их мне, сказав, чтоб я передал их, кому следует. Видя ваше горе, я решил, что не могу исполнить волю умершего лучше, как отнеся их вам. Как видите, я вовсе на вас не сержусь.
И, с этими словами, карабинер протянул молодой девушке несколько маленьких пакетиков, которые вынул из карманов. Но Роза отвернулась и снова залилась слезами.
— Неужели вы не хотите даже взглянуть на эти вещицы, которые Пако несомненно добывал для вас, купив их ценою своей жизни? — укоризненно проговорил Эстебан.—Неужели вы не дорожите этой единственной памятью о человеке, который вас так любил?
Роза вздохнула и, послушно положив пакетики к себе на колени, стала их развертывать. Из тонкой бумаги показались сперва прелестные алые туфельки, шитые золотом и жемчугом, потом тонкий как паутина шелковый шарф с пестрой вышивкой гладью, потом кусок мягкого розового шелка, широкий парчовый кушак с золотой пряжкой, золотые серьги и, наконец, коралловое ожерелье. По мере того, как на свет Божий выглядывали эти блестящие произведения Востока, смуглые пальчики молодой девушки все торопливее срывали бумагу, а заплаканное личико невольно оживлялось и светлело.
‘Она недолго прогорюет, и мне недолго придется ждать успеха’, — решил внимательно наблюдавший за нею Эстебан…
И он не ошибся. Спустя восемь месяцев после описанного утра, веселая и нарядная, как бабочка, Роза шла к венцу с рослым карабинером, затянутым в новый с иголочки мундир, и, следя уголком глаза за восхищением всех мужчин и завистью всех подруг, все выше и выше поднимала свою хорошенькую головку.
Текст издания: журнал ‘Пробуждение’, 1907, NoNo 19, 20. С. 302—314.