TOM III
TOM III
Предисловие редактора
Предисловие редактора
Предисловие редактора, Зелинский Фаддей Францевич, Год: 1918
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Зелинский Ф. Ф. Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы, отрывки
СПб.: Алетейя, 2018. — (Серия ‘Новая античная библиотека. Исследования’).
По счастливой прихоти алфавита четыре драмы, попавшие в настоящий третий том ‘Театра Еврипида’ И. Ф. Анненского, составляют настоящую тетралогию в истинном смысле слова: обе ‘Ифигении’, не будучи одновременны, объединены между собой единством фабулы, к ним примыкает ‘Ион’, вероятно одновременный с ‘Ифигенией Таврической’ и объединенный с ней единством настроения и мотивов: и здесь и там действие происходит перед храмом в благоговейной сакральной обстановке, и здесь и там угрожающее пролитие родной крови вовремя предупреждается узнанием — там брата и сестры, здесь матери и сына. Аполлон и Артемида во всех трех трагедиях незримо стоят в центре действия, но во второй и третьей ему дано направление к Афинам, вследствие чего богиня-покровительница этого города является в заключение выразительницей согласной воли своей и также единокровных с ней божесть. ‘Киклоп’, четвертая драма, завершающая тетралогию, — как и полагается — драма сатирическая, веселая, трактующая об Одиссее и Киклопе, перенесенных поэтом в сферу сатиров, спутников Диониса.
Все же художественное достоинство этих четырех драм неодинаково. Современный читатель, вероятно, отдаст предпочтение ‘Ифигении Авлидской’, в героине которой так трогательно изображена девичья нежность, благодаря ряду трагических переживаний возвышающаяся до самых вершин героического пафоса. Эта трагедия — достойная ровесница ‘Вакханок’ — к сожалению, разделила и ее участь: ее заключение пострадало. Желание представить ее возможно все-таки в цельном виде заставило меня прибегнуть к дерзновенной мере: восстановить самому конец, согласно предпосылкам поэта. Прошу читателя отнестись к этой попытке (эксод) так же снисходительно, как он привык относиться к реставрациям античных статуй. Кроме художественной, мною руководила также и практическая цель. ‘Ифигения Авлидская’ включена в число тех античных трагедий, которые вошли и в современный репертуар, и я всегда буду вспоминать с наслаждением постановку ее у нас в Санкт-Петербурге и вдохновенную передачу роли обеих героинь Д. М. Мусиной и Б. В. Пушкаревой. А для таких постановок желателен гармонический конец, взамен того диссонирующего, который присоединил поздний подражатель.
Место рядом с ‘Ифигенией Авлидской’ заняла бы, вероятно, в нашей оценке ‘Таврическая’, если бы вторая ее половина стояла на высоте первой, к сожалению, поэт испортил ее в наших глазах сложной и хитрой интригой побега, которой он не успел преодолеть к тому времени, когда он ее писал. Мы одобряем Гете, устранившего этот мало трагический элемент, и охотно даем его ‘Ифигении’ предпочтение перед образцом Еврипида, не следует, однако, забывать, что в этом окончательном облагорожении героини Гете лишь следовал эволюции, намеченной самим Еврипидом, который первый превратил жестокую и мстительную Ифигению-жрицу своего предшественника в Ифигению сострадательную, и что, завершая этот процесс облагорожения, Гете опять-таки находился под влиянием Еврипида и именно его посмертной ‘Ифигении Авлидской’. После нее возвращение к хитрой таврической жрице, играющей легковерностью простодушного царя-варвара, было уже невозможно: гетевская гуманизация напрашивалась сама собой.
Как бы то ни было, но при настоящих условиях ‘Ион’ произведет, вероятно, более гармоническое впечатление на читателя. Конечно, для правильной оценки этой ‘драмы романтического характера’, как ее назвал покойный Иннокентий Федорович, требуется и с нашей стороны немного… позволю себе заявить — здоровой наивности, способности интересоваться удачными неожиданностями богоуправляемой судьбы человека. Пусть же ее воскресят в себе те, кто ее не к пользе для себя потерял.
Благодаря потере родственных драм — и ‘Тиро’, и ‘Креусы’ Софокла и др., — ‘Ион’ Еврипида представляется нам уником, то же и по той же причине следует сказать и о сатирической драме ‘Киклоп’, даже и после обнаружения ‘Следопытов’ Софокла, так как эти последние возвращены нам не полностью. В этой изолированности заключается первый, очень своеобразный интерес нашей драмы, второй можно будет усмотреть, думается мне, в счастливом юморе поэта, повсюду просвечивающем в его оригинальной драматизации гомеровского сюжета, и, наконец, третий — в той не менее счастливой удачливости, с которой покойный Иннокентий Федорович сумел воспроизвести этот юмор в своем русском переводе.
Что касается относительной новизны включенных в этот том произведений Еврипида, то впервые печатается по рукописи покойного только ‘Ифигения Таврическая’, ‘Ион’ и ‘Киклоп’ уже находилась в числе шести драм, изданных им в самим в первом и единственном томе его петербургского издания 1906 г., наконец, ‘Ифигения Авлидская’ была им напечатана в Отделе классической филологии Журнала Министерства Народного Просвещения за 1898 г. Должен при том заметить, что покойный в своем переводе несколько изменил заглавия обеих ‘Ифигений’: ‘Авлидскую’ он назвал ‘Ифигенией-жертвой’, ‘Таврическую’ — ‘Ифигенией-жрицей’. Я сохранил эти заглавия с их красивой антитезой в виде подзаголовков, в виде же главных — по причине, изложенной во II томе, — восстановил те, которые завещаны нам античностью и под которыми эти трагедии цитируются на Западе и у нас…
Помечаю это предисловие датой окончания мною редакции этого третьего тома и пожеланием, чтобы обстоятельства позволили усердным и самоотверженным издателям, несмотря на постигшее их издательство в октябре 1917 г. несчастие {Имеется в виду пожар. (Прим. сост.)}, выпустить его без слишком длительного промедления.
Петроград,
май 1918