Костомаров Н.И. Казаки. Исторические монографии и исследования. (Серия ‘Актуальная история России’).
М.: ‘Чарли’, 1995.
ПРЕДИСЛОВИЕ к ‘Письму к издателю ‘Колокола’1
1 Письмо Н. Костомарова к издателю ‘Колокола’, перепечатывается с отдельного издания: Женева, 1885, ‘Громада’. Письму предшествовало предисловие издателя М. Драгоманова, которое мы сочли нелишним здесь воспроизвести.
Воспроизводимая дальше статья была первоначально напечатана в 61 No-ре ‘Колокола’ (15 Января 1860 г.) А. И. Герцена, под заглавием ‘Украина’. {Заглавие это, вероятно, сделано было самим Герценом.} Она появилась в самый разгар начавшегося между издателем и различными польскими деятелями обмена мыслей о том сложном явлении, которое называется польским вопросом. К сожалению, во время польского восстания 1863 г. статья эта, — хотя и признанная очень важною самим Герценом, — мало оказала влияния не только на польских деятелей, но и на редакцию ‘Колокола’, — как об этом мы говорили подробно в наших статьях ‘Историческая Польша и Великорусская демократия’.
Несмотря на это, — или, может быть, лучше сказать: смотря на это, — статья эта не потеряла своего значения и не потеряет его до тех пор, пока в Восточной Европе не разрешены те политико-социальные вопросы, которых она касается. В настоящую минуту перепечатка этой статьи показалась нам особенно необходимою в виду того, что смерть автора ее подняла вновь обсуждение этих вопросов, хотя и довольно робкое, даже во внутренней печати в России.
Статья эта принадлежит Н. И. Костомарову, как в этом можно удостовериться из самого содержания ее.
Письмо Костомарова к Герцену, — кроме характеристического для своего времени взгляда на историю Украины, — интересно еще как показание участника р характере и целях того политического направления, которому присвоилось название ‘Кирило-Мефодиевского Братства’ Костомарова, Шевченко и друзей их, — в 40-е годы, и как изложение стремлений кружка ‘украйнофилов’, группировавшихся в начале 60-х годов около петербургской ‘Основы’.
По этому одному письмо Костомарова представляет собою интересный документ для истории политических идей на Украине. Оно поясняет одну из ступеней в развитии того федерально-демократического движения, которое составляет характеристическую принадлежность политико-социальных стремлений украинцев даже и тогда, когда у них неясно специально украинское самосознание. Идеи костомаровского кружка несомненно представляют звено, которое соединяет стремления общества ‘Соединенных Славян’, образовавшегося в Киевской губернии в 1823-25 гг. с принципами ‘украйнофилов’ и ‘хлопоманов’ 60-х годов и украинских федералистов-социалистов настоящего времени.
Вот как определяет Горбачевский ‘цели и правила’ общества ‘Соединенных Славян’, влиятельным членом которого он сам был:
‘Общество имело главною целью освобождение всех Славянских племен от самовластия, уничтожение существующей между некоторыми из них национальной ненависти и соединение всех обитаемых ими земель федеративным союзом. Предполагалось с точностью определить границы каждого государства, ввести у всех народов форму демократического представительного правления, составить конгресс для управления делами Союза и для изменения, в случае надобности, общих коренных законов, предоставляя каждому государству заняться внутренним устройством и быть независимым в составлении частных своих узаконений. Вникая в основания благоденствия частного человека, мы убеждаемся, что они бывают физические, нравственные и умственные: посему гражданское общество, как целое, составленное из единиц, необходимо зиждется на тех же началах, и для достижения возможного благосостояния требует промышленности, отвращающей бедность и нищету, нравственности, исправляющей бурные наклонностиг смягчающей страсти и внушающей человеколюбие, и наконец — просвещения, вернейшего сподвижника в борьбе против зол, неразлучных с существованием, которое делает умнее и искуснее во всех предприятиях. Развертывать, распространять сии три остальные начала общественного блага поставлялось в первую и неизменную обязанность Славянина. Он должен был по возможности истреблять предрассудки и порочные наклонности, изглаживать различия сословий и искоренять нетерпимость верований, собственным примером побуждать к воздержанию и трудолюбию, стремиться к умственному и нравственному усовершенствованию и поощрять к сему делу других, всеми способами помогать бедным, но не быть расточительным, не делать людей богатыми, но научать их, каким образом посредством труда и бережливости, без вреда для себя и других, пользоваться оными. Убеждение в сих правилах заставляло Славян выводить следующие заключения: никакой переворот не может быть успешен без согласия и содействия целой нации: посему прежде всего должно приготовить народ к новому образу гражданского существования и потом уже дать ему оный, народ не иначе может быть свободным, как сделавшись нравственным, просвещенным и промышленным. Хотя военные революции быстрее достигают цели, но следствия оных опасны: они бывают не колыбелью, а гробом свободы, именем которой совершаются. Славяне, убежденные в том, что надежды их не могут так скоро исполниться, как они того желали, не хотели терять времени в пустых и невозможных усилиях, но вознамерились делать все, что зависит от них и ведет хотя медленно к предпринятой цели. В исполнение сего намерения они положили определить некоторую часть общественной суммы на выкуп крепостных людей, стараться заводить или споспешествовать заведению небольших сельских и деревенских училищ, внушать крестьянам и солдатам необходимость познания правды и любовь к исполнению обязанностей гражданина, и таким образом возбудить в них желание изменить унизительное состояние рабства и пр.’ (Зап. Неизвестного, Р. Архив, 1882, кн. 2, стр. 443-445).
Сравнивая эти ‘правила и цели’ с идеями кружка Костомарова, мы видим близкое сходство {Не так ясно и с неизбежным извращением, но все же в основе согласно с вышеприведенною выдержкою из Горбачевского, изложена была сущность стремлений Соединенных Славян и в ‘Докладе следственной комиссии 30 мая 1826 г.’ Этот доклад найден был на столе Костомарова в момент обыска у него в 1847 г. — ‘Сейчас видно, чем занимается’, — сказал при этом жандармский офицер. Этим мелким фактом доказывается и существование непосредственной преемственности между киевскими панславистами 40-х годов и ‘Соединеннными Славянами’ 20-х.}. Но между идеями обоих кружков существовало и крупное различие: у Соединенных Славян, несмотря на украинское происхождение большей части их, не видно и следа национального украинского самосознания. Воспитанные в период торжества сословной оторванности дворянства на Украине от массы населения и смешения понятий о государстве и нации, — наши ‘славяне’ 20-х годов не видели среди славянских племен украинского племени, а наоборот, представляли себе народ ‘русский’ столь же единым, как было едино ‘русское’ государство в XVIII в., после уничтожения украинских политических организаций (Гетманщины, Слободеко-Украинских полков и Сечи Запорожской {С. Славяне предположили в будущем политическом союзе следующие ‘восемь славянских колен: Россию, Польшу, Богемию, Моравию, Далмацию, Кроацию, Венгрию с Трансильванией, Сербию с Молдавией и Валахией’. (Донес, следственной комиссии, в книге издан, редакцией ‘Полярной Звезды’ — 14 Декабря 1825 г. и Император Николай I, 54)}).
Этот пробел в идеях С. Славян был одною из главных причин их слабости и грустного трагизма их гибели. Благодаря ему, С. Славяне лишили себя возможности пустить корни в массу окружающего их украинского населения, воспользоваться его свободолюбивыми- традициями, которые тогда были еще очень свежи и даже сказались ясно, — к удивлению самих славян!! — и в момент восстания Черниговского полка в Киевской губернии в 1825-26 гг. Отсутствие же национального украинского самосознания было причиною и того, что С. Славяне так легко и безусловно слились с ‘Южным Обществом’, имевшим не только не сходные, но во многом противные ‘славянским’ заговорщицко-централистические ‘цели и правила’. Вследствие этого, несмотря на то, что во время самого военного восстания в Декабре 1825 г. и в Январе 1826 г. С. Славяне превосходили членов Ю. Общества личною энергией, — они погибли почти совершенно бесплодно для своих идей, которые для большой публики их современников и ближайших потомков совершенно скрылись за стремлениями ‘Южного Общества’ и других ‘декабристов’ {Подробности ко всему сказанному о С. Славянах см. в названных выше ‘Записках Неизвестного’ (Горбачевского) в ‘Русск. Архиве’.}.
С этой стороны судьба С. Славян в известной степени повторилась, но еще более трагично, с теми ‘южанами’, которые пристали к ‘русским социальным революционерам’ 70-х годов. Общий прогресс демократических идей в течение XIX ст. и науки об украинском народе, — в значительной степени созданной усилиями костомаровского кружка и его последователей, — пробудили и в этих ‘южанах’ чувство национальной связи с окружающим их народом и даже сознание значения порывов этого народа к свободе. Но по разным причинам, — которые мы обсуждали при других случаях, — многие ‘южане’ не сочли для себя нужным образовать из себя самостоятельные группы, имеющие целью прежде всего непосредственно работать для этого, украинского народа, а отложили не только образование из себя подобных групп, но и открытое заявление своих украинских симпатий и даже вообще федеральных идей ‘на другой день после победы над общим врагом’. В этот ‘другой день’ они надеялись обуздать и те национально-централистические поползновения, которые сами ‘южане’ замечали у многих из их ‘русских’ союзников под космополитическими фразами.
Но как и следовало ожидать, все: эти и подобные расчеты ‘южан’, оказались ошибочными. Не будем говорить лишний раз о том, что невнимание к местным украинским условиям отняло у ‘южан’ почву (и при том благодарную!) для лучшей стороны их деятельности. Но согласившись поставить свои стремления к политической свободе, к которым они с таким трудом выбились, — не без влияния традиций своей родины, — из мистицизма ‘русского народничества’, согласившись поставить эти стремления под устарелый централистический девиз народной воли, приличный более абсолютизму религиозно-политических сект XVI-XVIII в.в., чем современным понятиям о свободе, — федералисты-южане затемнили перед обществом самую сущность своих политических идеалов. Умолчание же ‘южан’ о своих украинских симпатиях имело еще худшие последствия. Этим умолчанием ‘южане’, — которые принадлежали к числу самых энергических и самоотверженных членов известной партии и потому сгибли первые, — дали, после своей гибели, тем самым национально-централистическим элементам, которые они рассчитывали обуздать, после победы над общим врагом, но которые пережили их, — возможность эксплуатировать их собственные имена и их гибель в пользу стремлений прямо противоположных тем, за которые погибли вышеупомянутые южане: в пользу подновленных теорий бюрократизма и обрусения, своего рода катковщины в бланкистском и марксовском плаще {Некоторые подробности к сейчас сказанному см. в наших статьях и брошюрах: ‘Историческая Польша и Великорусская демократия’, — ‘Народная Воля’ о централизации политической борьбы’, — ‘К биографии Желябова’, — а также в брошюрах о Желябове, Кибальчиче, в Письме гг. П. ‘Лаврова и Л. Тихомирова к редакции ‘Przedswit’, ‘Запросы времени’ в IV No ‘Вестн. Нар. Воли’ и др.}.
Надо признать, что вина вышеупомянутого умолчания и почти бесплодной погибели стольких сынов Украины в значительной степени падает на слабости и ошибки представителей того направления, из которого в свое время вышло воспроизводимое дальше письмо Н. И. Костомарова.
Письмо это набрасывает программу украинских панславистов 40-х годов и ‘украйнофилов’ начала 60-х годов. Уже последняя в своей политической и социальной стороне не может быть названа ни достаточно ясною, ни достаточно полною для своего времени. С годами же люди направления Костомарова не только не развили политическо-социальной стороны своей программы, но даже допустили ей значительно атрофироваться. На предлагаемые на этот счет вопросы они отвечали обыкновенно указанием на то, что положение украинского народа и национальности требует в. данное время от сознательных украинцев главным образом культурной работы. Но в ответе этом забывалось, что, во-первых, культура имеет и политическую и социальную сторону, а во-вторых, что без известного простора, который дается только свободными политическими учреждениями, трудна, а для народов, не имеющих национальной независимости, почти совершенно невозможна никакая, самая мирная культурная работа, даже исключительно литературная и педагогическая.
Вот в этот момент атрофии политико-социальных стремлений у т. наз. ‘украйнофилов’ успело подрасти то поколение ‘южан’, которое увлечено было в т. наз. ‘русскую социально-революционную партию’, благодаря столько же неполноте образования, вынесенного из официальных школ, и собственным недосмотрам, сколько и недостаточной яркости политико-социальной стороны в знамени украинских народолюбцев.
В настоящее время хотелось бы думать, что круг пропусков и ошибок у различного рода прогрессивных направлений среди населения Украины исчерпан до конца и что исторический обзор прошлого этих направлений, которому назначается служить и настоящая брошюрка, поможет выработке всесторонней программы для солидарной деятельности всех элементов, которые имеют в виду свободу и развитие украинского народа, в неизбежной связи с свободою и развитием всех его соседей, славянских и неславянских.