Предисловие к комедии ‘Много шуму из ничего’, Аничков Евгений Васильевич, Год: 1902

Время на прочтение: 9 минут(ы)
Евг. Аничков

Предисловие к комедии ‘Много шуму из ничего

Комедия ‘Много шуму из ничего’ была впервые напечатана в 1600 году. Вышедший за два года перед тем трактат Миреса ‘Palladis Tamia’ в своем знаменитом перечне шекспировских произведений этой пьесы не упоминает. Основанием для подобного пропуска могло быть только то обстоятельство, что комедия эта в 1598 году еще не была известна публике. Шекспир написал таким образом ‘Много шума из ничего’ между 1598 и 1599 годами. Дата эта пригодится нам как для понимания всей пьесы вообще, так и при анализе характеров главных действующих лиц.
Как большинство шекспировских драм, и ‘Много шума из ничего’ построена на своде двух совершенно различных сюжетов.
Один из них заимствован частью из рассказа Далинды в ариостовском ‘Неистовом Роланде’, в то время уже переведенном на английский язык, а частью — из одной итальянской повести Банделло, вошедшей в известную компиляцию Бельфореста. Это горестные перипетии любви Клавдио и Геро. В повести Банделло роль Клавдио играет знатный молодой человек Тимбрео из Кордовы. Он так же близок ко двору, так же богат и так же отличился только что во время одной междоусобной войны, как и Клавдио. Он любит Финичию, дочь Лионато, человека небогатого, но принадлежащего к почтенному старинному роду. Прелестная Финичия полна всевозможных достоинств, и, казалось бы, ничто не должно препятствовать счастью молодых влюбленных. Предложение уже сделано и получено согласие, в доме Лионато шьют приданое. Все шло бы быстро к желанному концу, если бы в сердце Тимбрео не заговорила ревность, ревность бессмысленная и несправедливая, рожденная клеветой Джирандо. Так же как Дон-Жуан в ‘Много шума из ничего’, Джирандо позорит невинную девушку из зависти. Только Шекспир постарался обосновать этот скверный поступок: у него клеветник стал мрачным, озлобленным завистником, которому причинить зло доставляет особое наслаждение. В повести Банделло, растянутой и плохо рассказанной, Джирандо почти не обрисован, автор не остановился вовсе на его психологии, он только намекает на любовь Джирандо к Финичии, оставшейся без ответа.
Доказательства Джирандо почти те же, что и Дон-Жуана. Он одевает в дорогое платье одного из своих слуг, прыскает его духами, чтобы придать ему вид счастливого любовника, и тот ночью на глазах у Тимбрео ставит лестницу к одному из окон дома Лионато и проникает в комнаты. Тимбрео вне себя от негодования. Он отказывается от руки Финичии и публично обличает ее за мнимую измену. Услыхав ужасное обвинение, Финичия не может выговорить ни слова, она падает без чувств, и Лионато уверяет всех, что дочь его скончалась. Устраиваются торжественные похороны. Банделло сообщает даже стихотворную эпитафию на ее могиле. Но Финичия жива, ее скрывают за городом, в доме родственников. Тимбрео думает между тем, что он убил Финичию, и его берет раздумье. Не был ли он слишком жесток? Неужели могла Финичия сделать то, в чем он ее заподозрил? И он вспоминает, что человек, влезший в дом Лионато, проник вовсе не в комнату Финичии, а в нежилые комнаты. Раскаяние берет и Джирандо. Ведь он заведомо погубил ни в чем неповинную девушку. Он просит Тимбрео зайти с ним наедине в церковь, где находится мнимая могила Финичии, и здесь торжественно признается в своем злодеянии, Тимбрео в отчаянии, он идет повиниться к Лионато, и к своему удивлению получает от него не только полное прощение, но еще выражения дружбы.
Подошло лето, и вот Лионато приглашает обоих — и Джирандо и Тимбрео — ехать с его семьей загород провести целый день у родственников. Предложение это принято, и Тимбрео видит вновь Финичию, но ему говорят, что это вовсе не она, а ее младшая сестра, которой он еще не видел. Ему предлагают жениться на этой молодой особе. Тимбрео согласен, хотя сердце его принадлежит Финичии, и он останется верным ей до гроба. Лионато только этого и надо было. Теперь все выясняется и наконец наступает счастливый брак Финичии и Тимбрео. Джирандо также окончательно прощен, и он женится на настоящей младшей дочери Лионато.
В этом рассказе Шекспир почерпнул основную схему своей комедии, и между прочим и имя Лионато, но самую сцену предательства он заимствовал из рассказа Далинды в ‘Неистовом Роланде’. Здесь жертвой подобной же клеветы стала Гиневра, госпожа Далинды. Ее любит Ариоданто. Наговорщик Полинессо, пользующийся ласками Далинды, убеждает ее одеться в платье Гиневры и принять его в таком виде через окно комнаты своей госпожи Он убеждает Далинду, что это мимолетный каприз, невинная шутка, и она из любви к нему не решается отказать. Она и не подозревает, какое коварство готовит ее возлюбленный. Она не знает, что в саду будет спрятан Ариоданто и что он поверит после этой сцены преступным наговорам Полинессо. Обстоятельства, губящие добрую славу Гиневры, таким образом совершенно схожи с соответствующей сценой в ‘Много шума из ничего’.
Другой сюжет этой комедии Шекспира, переплетающийся тесно с первым, представляет собой дальнейшее развитие того, что уже было разработано в одной из первых его комедий, в ‘Бесплодных усилиях любви’. Вспомнилась эта пьеса Шекспиру едва ли случайно: в 1598 году она была заново поставлена в присутствии королевы Елизаветы. В том же году вышло в свет и первое издание этой комедии. Шекспир таким образом остановил еще раз свое внимание на этой забавной парочке, на Бироне и Розалинде, стоящих в самом центре ‘Бесплодных усилий любви’. Их остроумные словопрения, под которыми теплится горячая, хотя может быть и еще бессознательная любовь, в новом блеске воспроизведены в едкой, словесной вражде Бенедикта и Беатриче.
Подобно Бирону и Розалинде, Бенедикт и Беатриче, как только встретятся, преследуют друг друга колкостями и сарказмами. Как Бирон, Бенедикт славится своим остроумием. Беатриче так же, как и Розалинда, встречала и раньше своего соперника, и между ними давно завязалась эта салонная дуэль, так счастливо кончающаяся. Беатриче также сразу в первой же сцене, в разговоре с гонцом, обнаруживает свой глубокий интерес к Бенедикту. Только Бирон не был по природе таким ненавистником женщин, как Бенедикт. Он ведь даже неохотно подписался под предложением короля Наварры не видеть в течение целых трех лет ни одной женщины. Бирон даже справедливо предсказывает, что эту клятву придется нарушить. Рядом с этим и Розалинда гораздо менее строптива, чем Беатриче, она также не давала вовсе зарока не подчиняться ни одному мужчине.
Два сюжета, разработанные в ‘Много шума из ничего’, казалось бы, не имеют ничего общего друг с другом. С одной стороны, мрачная драма ревности и предательства, с другой — забавная перебранка двух светских остряков.
Однако достаточно вдуматься во взаимные отношения обоих сюжетов, чтобы убедиться, насколько они сознательно объединены. В комедии Шекспира они необходимы друг другу. Они не только взаимно друг друга пополняют, но, переплетаясь вместе, они одинаково способствуют развитию действия. Как всегда, и тут Шекспир сумел соединить требования драматического единства с стремлением обогатить и разнообразить действие. Мало этого, при всем различии, оба сюжета психологически схожи друг с другом, обе пары влюбленных одинаково оказываются жертвой заговора. Против Бенедикта и Беатриче, которых невольно влечет друг к другу, хотя они и поддаются так туго охватывающему их чувству симпатии, также затевается особого рода предательство: веселые гости Лионато, герцог и его придворные, забрасывают в сердца Бенедикта и Беатриче мысль о возможности любви, И эта мысль растет, крепнет и влечет обоих молодых людей друг к другу, и влечет уже не на вражду, а к счастливому исходу сватовства. Клавдио и Геро, напротив, попадаются в сети озлобленного Дон Жуана и его шайки. Клевета, совершенно невероятная и никому ненужная, производит свое действие. Геро поругана, уничтожена. Но это именно несчастье Геро служит последним толчком сближения Бенедикта и Беатриче. Беатриче не сомневается в невинности Геро и ищет опоры в мужестве Бенедикта. Этот злой остряк, представляющийся таким бесчувственным, должен выказать положительные черты своей натуры. И он оказывается благородным и смелым. Оба, Беатриче и Бенедикт, развертывают таким образом лучшие стороны своей души: первая — верность и твердость в дружбе, второй — решимость и готовность пожертвовать собою. Их взаимные усилия способствуют обнаружению той роковой лжи, из которой чуть было не погибла Геро. Таким образом один заговор ведет к уничтожению пагубных последствий другого.
Оба действия сливаются стало быть воедино. Оба они совершенно аналогичным путем и только через различные перипетии совместно стремятся к тому же самому исходу, — к тихой пристани супружеской любви. Этот параллелизм в обоих сюжетах комедии дает известное основание думать, что ‘Много шума из ничего’ есть нечто иное, как окончательная переделка недошедшей до нас пьесы Шекспира ‘Плоды усилий любви’ (Love’s Labour won). Сходство этого заглавия с названием только что заново поставленной и вышедшей отдельным изданием комедии ‘Бесплодные усилия любви’ (Love’s Labour lost) бросается в глаза. Один из сюжетов ‘Много шума из ничего’ также схож с ‘Бесплодными усилиями любви’. Различие между этими двумя пьесами лишь в том, что в ‘Много шума из ничего’ любовь торжествует над неподатливостью Беатриче, в суровом испытании, которое переживают Геро и Клавдио любовь также выходит победительницей. Заглавие ‘Плоды усилий любви’ подходит таким образом к разбираемой здесь пьесе. {Весьма веские соображения, однако, говорят и в пользу того, чтобы видеть Love’s labour won’ в комедии ‘Конец всему делу венец’. (Примеч. С. А. Венгерова).}
Слияние в ‘Много шума из ничего’ веселого сюжета с сюжетом грустным, почти трагическим в высшей степени характерно для того момента, когда была написана комедия. Особенностью этой отличаются ведь все комедии так называемого второго периода драматической карьеры Шекспира. Она придает его произведениям, написанным между 1595 и 1599 годами, особую вдумчивость и глубину. Под ее влиянием и сами действующие лица стали осложненнее. Их психология более продумана, их поступки более обоснованы. Шекспир уже начинает постепенно подходить к периоду высшего расцвета своего художественного дарования, своих умственных запросов. 1598 год, к которому относится написание комедии ‘Много шума из ничего’, есть конечный момент этого второго периода его творчества.
Вот почему, как ни близка ‘Много шума из ничего’ к ‘Бесплодным усилиям любви’, между ними все-таки целая пропасть. ‘Много шума из ничего’ уже отнюдь не комедия резвых шалостей. В ней уже отразился серьезный интерес к самым важным проблемам человеческой жизни. Психология елизаветинской драмы уже успела сделать огромные успехи с того времени, когда завистливый Грин прозвал Шекспира ‘потрясатель сцены’. Розалинда и Бирон только слабые эскизы Беатриче и Бенедикта. Они поверхностны и не глубоки. Их хватает только на светскую болтовню. В относящейся к тому же самому времени как и ‘Много шума’ комедии ‘Как вам это понравится’ (As you like it), с той нравственной победой, какую одерживает там Орландо над своим старшим братом, Оливером, когда спасает его от льва, тезка первой Розалинды (из ‘Бесплодных усилий любви’) стала значительно осложненнее и интереснее. Этой второй Розалиндой начинается та вереница женщин Возрождения, которая тянется через целый ряд шекспировских драм.
Беатриче занимает среди женщин этого типа одно из первых мест, она немногим уступает и Порции. Она чувствует достаточно силы, чтобы помериться с мужчиной и нелегко поддается ему, она спорит с ним и начитанностью, и природным умом и нравственной выдержкой. Она хочет и умеет не только заставить полюбить себя, но и научить уважать, как человека. Когда дядя Беатриче Лионато называет ее слишком строптивой и пророчит ей, что нелегко она найдет себе мужа, Беатриче, также, как и Бенедикт, уверяет, будто ей замуж вовсе и не хочется. Но это слова, скрывающие настоящие мысли. Она скорее слишком требовательна. Она подчинится не тому мужу, который укротит ее, как Петруччио укротил Катарину, она оставит свою девичью гордость перед тем, кто покажется ей достойным. Беда только в том, что такого человека нелегко найти: он должен соединять в себе пылкость юноши с опытностью мужчины, ведь именно это хочет сказать Беатриче, когда объясняет своему дяде, что ‘у кого есть борода, тот больше, чем юноша, а тот, у кого нет бороды, меньше, чем мужчина, но кто более юноши — не для меня, а кто меньше мужчины — для того я не гожусь’.
Если в характерах Беатриче и Бенедикта так ясно видна связь ‘Много шума из ничего’ с так называемым вторым периодом художественной деятельности Шекспира, то перипетии любви Геро и Клавдио вводят нас уже в новый, третий период. Это период больших трагедий. Его обыкновенно называют периодом пессимизма. ‘Много шума из ничего’ есть пьеса переходная. Она обнаруживает тот перелом в творчестве Шекспира, после которого воображение его создает трагические образы Лира, Отелло, Гамлета и др. В разбираемой пьесе великий драматург только как бы обернулся еще назад, оживил еще раз фигуры своих комедий. Великие горести человеческой жизни, которые он скоро представит перед нами во всем их ужасе, он также еще только намечает. Они изображены еще поверхностно, великий сердцевед еще верит в возможность счастливого исхода, только зная, куда поведет через несколько лет Шекспира его художественный гений, можно понять всесторонне ‘Много шума из ничего’.
И, действительно, Клавдио конечно не Отелло, Геро не Дездемона, Дон Жуан не Яго и не Эдмонд, незаконный сын Глостера, но во всем сюжете ‘Много шума из ничего’, заимствованном из новеллы Банделло, много черт приближает нас к великим трагедиям. Геро так же несправедливо и так же неправдоподобно оклеветана, как и Дездемона. И перед клеветой, зияющей, своей нелепостью, она так же беспомощна и безоружна. Ее несчастье лежит в неслыханной озлобленности ее предателя. Дон Жуан в ‘Много шума из ничего’ это одновременно прототип и Эдмонда в ‘Короле Лире’, и Яго в ‘Отелло’. Так же, как Эдмонд, он незаконный сын, вечно чувствующий унижение своего положения и таящий вследствие этого месть против той семьи, с которой он связан позором своего рождения. Он негодует и втайне ищет возможности стать вровень с теми, у кого в жилах течет та же кровь, что и у него, он также не может примириться с тем, что другие случайностью своего рождения получают все почести и все преимущества в обществе, тогда как у него все это отнято той же случайностью рождения. И, как Яго, Дон Жуан задумывает месть, от которой гибнет слабое, неповинное существо. Дон Жуан так же гений зла, воплощение глухой ненависти, бесполезной и беспощадной.
Успех Дон Жуана заключается однако не в его изобретательности, — успех его во вспыльчивом, легко воспламеняющемся нраве Клавдио. Гонец, рассказывая в первой же сцене ‘Много шума из ничего’ о только что окончившейся войне, изображает Клавдио героем, ‘с видом ягненка, совершающим поступки льва’. Разве тут нельзя увидеть своего рода зародыш столь же воинственного и столь же ревнивого мавра? И у него слово слишком близко к делу, он так же не склонен вовсе к размышлению. Отелло, правда, еще более легковерен, чем Клавдио, он еще более неукротим. Улики Дон Жуана подстроены поэтому более хитро, чем жалкая улика, придуманная Яго.
К последующему, мрачному периоду драматической деятельности Шекспира относится и мягкий, слишком покорный, слишком безответный характер Геро. Такова не одна только Дездемона, такова и бедная Офелия, погибшая отчасти также от подозрительности наболевшей души Гамлета. В ‘Много шума из ничего’ Геро спасает ее более решительная, созданная для борьбы подруга Беатриче. Через несколько лет Шекспир будет думать иначе. Он воочию покажет, что подобным женщинам вовсе нет спасения, им место не в жизни, они гибнут в соприкосновении с ожесточенным сердцем мужчины, с грубой, оскверненной пороками каждодневностью. Поэтому Гамлет и кричит в исступлении своей Офелии: ‘иди в монастырь’. В пессимистический период жизни Шекспира ему и самому, вероятно, казалось, что Дездемоне и Офелии место не а жизни, а в монастыре. Иначе их ждет трагический конец. Шекспир смотрел тогда на человечество мрачным взором Тимона Афинского.
Но вот к концу жизни в душе Шекспира настанет успокоение. Проблески надежды сверкнут перед ним. Переселившись опять в родной Стратфорд, он узнает радости семейной жизни, родительскую любовь, так ярко выраженную в ‘Перикле’ и в ‘Буре’. И по мере приближения к этому последнему периоду примирения, перед зрителями будут вновь вставать в шекспировской драме образы покорных, тихих и напрасно оклеветанных женщин. И тогда испытания их будут уже вновь приводить к счастливому исходу. Только залогом его явится не помощь со стороны, не участие более сильной, менее податливой натуры, самое долготерпение, самая нравственная чистота непорочной женщины помогут ей лучше всего преодолеть испытания. Тогда правда будет торжествовать над ложью по самому ходу событий. Добро окажется тогда сильнее зла. И тогда облик Геро превратится в более ярко обрисованные образы Имогены в ‘Цимбелине’ и Гермионы в ‘Зимней сказке’.
Воспроизводится по изданию: Библиотека великих писателей под редакцией С. А. Венгерова. Шекспир. Том. II. Издание Брокгауз-Ефрона. С.-Петербург, 1902.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека