Вильямъ Шекспиръ
Переводъ О. Н. Чюминой.
Предисловіе Е. Аничкова
Король Генрихъ VI.
Евгеній Аничковъ.
Предисловие к драме ‘Король Генрих Шестой’, Аничков Евгений Васильевич, Год: 1905
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Источник: Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 5, 1905.
Историческая драма къ послднему десятилтію царствованія королевы Елизаветы стала вдохновляться патріотическими идеями. ‘Великая Армада’, угрожавшая берегамъ Зеленаго острова, была разсяна, и ‘морская два, царствующая на Запад’ представилась теперь въ ореол непобдимой защитницы родины. Національное самосознаніе пробудилось въ англійскомъ обществ съ особой силой. Настроеніе стало приподнятымъ, гордымъ, полнымъ увренности въ себ и вры въ свои силы. Изъ всей англійской исторіи, разсказанной Голиншедомъ и Толлемъ, невольно притягивала къ себ вниманіе фигура побдителя французовъ, храбраго короля Генриха Пятаго, о подвигахъ котораго плись народныя баллады. Около 1588 г. неизвстный авторъ и доставилъ Лондонской публик удовольствіе увидть представленіе ‘Знаменитыхъ побдъ Генриха Пятаго, содержащее въ себ славную битву при Азинкур’. Пьеса имла громкій успхъ. Шутовскія сцены, введенныя вроятно Тарльтономъ какъ бы вторили въ ней воинственному лиризму патріотическихъ увлеченій, еще боле подчеркивая ихъ чисто народный характеръ. Прошло два три года и Нашъ еще не можетъ забыть объ этой драм. ‘Какъ пріятно, восклицаетъ онъ въ одномъ памфлет 1592 года, видть на сцен Генриха Пятаго, ведущаго плнниками французскаго короля и его дофина, чтобы они присягнули ему въ врности’.
И воспоминанія о владычеств Англіи надъ Франціей не оставляли воображенія патріотически настроенныхъ поэтовъ. Они невольно заняли центральное мсто въ англійской исторіи. Почему же это утратила Англія свое ленное владычество надъ Франціей уже при сын Генриха V, Генрих VI? Какъ связать царствующую теперь династію съ славнымъ побдителемъ при Азинкур? Отчего возникли вс эти внутреннія распри, вся эта кровавая борьба Іоркской и Ланкастерской династій, называемая ‘войной алой и блой розы’? Вотъ сомннія, которыя хотлось невольно какъ нибудь разршить, вотъ вопросы, надъ которыми невольно тянуло призадуматься и поразмыслить.
Этимъ историко-философскимъ интересамъ отвтили цлыхъ три слдовавшія за ‘Знаменитыми побдами Генриха Пятаго’ драматическія хроники.
Въ 1594 году вышла ‘Первая частъ борьбы между двумя знаменитыми домами Іоркскимъ и Ланкастерскимъ, со смертью добраго герцога Гомфри, и съ изгнаніемъ и со смертью герцога Суффолька и трагическимъ концомъ гордаго кардинала Винчестера, съ замчательнымъ возмущеніемъ Джека Кеда u съ посягательствомъ герцога Іоркскаго на корону’. Годомъ позже за ней послдовала другая пьеса съ такимъ же пространнымъ заглавіемъ: ‘Истинная трагедія о Ричард, герцог Іоркскомъ, и о смерти добраго короля Генриха VI, со всей борьбой между Ланкастерскимъ и Іоркскимъ домами, въ томъ вид, какъ она нсколько разъ была представлена служителями графа Пемброка’. Въ 1600 г. подъ тми же заглавіями вновь появились пьесы, въ высшей степени схожія съ только-что названными, и въ новомъ изданіи 1619 г. он уже носятъ одно общее заглавіе: ‘Вся борьба между двумя знаменитыми домами Ланкастерскимъ и Іоркскимъ. Съ трагическимъ концомъ добраго герцога Гомфри, герцога Ричарда Іоркскаго и короля Генриха VI. Въ двухъ частяхъ и вновь исправленная и дополненная. Написана Вильямомъ Шекспиромъ’.
Сообразно послднему пьесы эти и вошли въ первое изданіе произведеній Шекспира 1623 года. Это — ‘Вторая и третья части Генриха VI’, которымъ предшествуетъ еще и новая книга ‘Первая часть’. Боле ранняго изданія этой первой части до насъ не дошло, но несомннно она старше второй и третьей и была разыграна въ театр ‘Роза’ 3 марта 1592 г. Подъ этимъ числомъ помчена пьеса ‘Генрихъ VI’ въ извстномъ дневник Генсло и это, конечно, и есть наша ‘Первая часть’. Въ томъ же 1592 году Нашъ длаетъ совершенно ясный намекъ на ея главнаго героя Тальбота. ‘Какъ должна была обрадовать Тальбота, этого устрашителя французовъ, — восклицаетъ онъ, — мысль, что, пролежавъ двсти лтъ въ могил, онъ опять будетъ одерживать побды на сцен, что кости его снова будутъ покрыты бальзамомъ слезъ по крайней мр десяти тысячъ зрителей (въ нсколько представленій), которые, видя его передъ собою въ трагедіи, вообразятъ себ, что онъ вновь обливается передъ ними свжей кровью’.
Приблизительно около 1592 года, три трагедіи разсказывали такимъ образомъ событія отъ смерти Генриха V (1422 г.) до воцаренія Іоркской династіи въ лиц Эдуарда IV (1461 г.) и до смерти короля Генриха VI (1471 г.). A когда возникнетъ и ‘Ричардъ III’ Шекспира, эти событія уже будутъ доведены до восшествія на престолъ Генриха VII (1485—1509 г.), родного дда ‘царственной двы’ Елизаветы.
И вс эти шестьдесятъ три года англійской исторіи были объединены однимъ общимъ поэтическимъ замысломъ. Черезъ вс разсказанныя здсь событія, отъ осады Орлеана и появленія во французскомъ войск Іоанны д’Аркъ, черезъ перипетіи интригъ королевы Маргариты вмст съ Суффолькомъ и епископомъ Винчестерскимъ противъ герцога Гомфри, черезъ возмущеніе Джека Кеда и возстаніе Ричарда Плантагенета, герцога Іоркскаго, черезъ битву при Сентъ-Албан, до сватовства Эдуарда Іоркскаго во Франціи и отпаденія отъ него его брата Кларенса и наконецъ до убійства Ричардомъ Глостеромъ Генриха VI, черезъ вс эти разнообразные историческіе факты красной нитью проходитъ одна идея. Въ центр ихъ поставлена личность, либо слабая, робкая, не соотвтствующая тому назначенію, какое ей выпало на долю, либо напротивъ дерзающая и преступная. Судьба личностей опредляетъ собою направленіе событій, a самой этой судьбой личностей управляетъ незыблемый и роковой моральный законъ мірозданія.
Дйствительно, уже въ ‘Первой части’ несмотря на хаотичность дйствія, совершенно ясно выступаетъ основной, задуманный авторомъ замыселъ.
Генрихъ V, побдитель при Азинкур, умеръ и въ Англіи нтъ боле короля. Только братъ покойнаго Гомфри Глостеръ, регентъ королевства, еще держитъ кое-какъ бразды правленія. Но онъ не король и далеко не то, что его царственный братъ. A между тмъ, вотъ съ континента приходятъ извстія о томъ, что дофинъ Карлъ короновался въ Реймс, что почти вся Франція въ возмущеніи. И рядомъ съ этимъ въ самой Англіи начинается смута: Генрихъ Бофоръ, епископъ Винчестерскій, не хочетъ признать регентства Глостера и между ними сразу возникаетъ глухая вражда, a тутъ еще разгорается другая, боле страшная, боле чреватая послдствіями распря: еще живъ старый Мортимеръ, томящійся въ темниц за то, что онъ правнукъ Ліонеля, второго сына Эдуарда III, не призналъ законнымъ королемъ Генриха V. Генрихъ V — сынъ Генриха IV, Болинброка, и внукъ лишь третьяго сына Эдуарда III, Джона Гаунтскаго, герцога Ланкастерскаго. Когда Генрихъ IV, Болинброкъ, свергнулъ съ престола своего двоюроднаго брата, слабаго короля Ричарда II, сына Эдуарда, Чернаго принца, онъ прошелъ на тронъ королевства, лишь нарушивъ права Мортимеровъ, потомковъ Ліонеля. Мужество Генриха V заставило забыть вопросъ о престолонаслдіи. Сынъ узурпатора, онъ былъ по своимъ личнымъ достоинствамъ законный владыка Англіи. Но теперь его не стало, его сынъ малолтенъ, и старый Мортимеръ зоветъ въ свою тюрьму своего племянника, Ричарда Плантагенета, внука четвертаго сына стараго короля Эдуарда III, Эдмунда, герцога Іоркскаго, и напоминаетъ ему, что отецъ его, сынъ этого Эдмунда Іоркскаго, Ричардъ былъ женатъ на его, Мортимера, сестр Анн и что теперь черезъ эту Анну Мортимеръ Ричардъ Плантагенетъ, законный герцогъ Іоркскій, иметъ вс права и на королевскій престолъ, какъ отпрыскъ по матери старшей линіи королевской династіи.
A короля все нтъ. Только въ третьемъ акт видимъ мы этого мальчика Генриха VI. Онъ добръ и ласковъ, онъ всхъ хочетъ примирить, но y него нтъ ни мужества, ни отваги, ни истинной царственной, требующей подчиненія личности. И съ самаго появленія Генриха все понятно: славное время исторіи Англіи прошло безвозвратно, утрата Франціи неизбжна, ‘война алой и блой розы’ посл спора младшей линіи Ланкастеровъ и Ричарда Іоркскаго во двор Темпля неминуемо должна настать.
Правда, если слабость короля и стародавнее преступленіе его дда, Болинброка, искупленное только отчасти подвигами Генриха V, должно получить возмездіе, то вдь во Франціи борется вообще англійское оружіе, которое, какъ таковое, въ моментъ написанія трагедіи должно было казаться все таки непобдимымъ. Успхи его вдь зависятъ не отъ одного мужества короля. Неужели же французы оказались доблестне англичанъ? Неужели среди англійскихъ рыцарей трусъ и измнникъ не одинъ только Джонъ Фастольфъ? Этого, конечно, нельзя было допустить и отсюда главныя отступленія въ этой драм, отсюда главная ея запутанность. Событія во Франціи надо было охарактеризовать всесторонне и подробно.
Такъ возникъ, какъ выражается нмецкая критика, ‘смежный сюжетъ’ трагедіи.
Въ центр его стоятъ англійскій герой Тальботъ и французская двушка-воинъ, Іоанна д’Аркъ. Отвага Тальбота — несокрушима. Подъ Орлеаномъ и подъ Руаномъ онъ всюду остается побдителемъ. И, очевидно, не доблесть французовъ могла его погубить. Если онъ потерялъ Руанъ, то только изъ-за хитрости и предательства. Они воплощены въ Іоанн д’Аркъ. Уже въ хроник Голиншеда она изображена колдуньей и недостойной коварной обманщицей. Такою же она появляется и въ нашей трагедіи. Односторонность при ея обрисовк была естественна, особаго вниманія автора она не могла къ себ привлечь, этимъ еще нарушилось бы то внутреннее единство, кое-какъ да спаивающее вмст вс эти сцены, переносящіяся изъ Лондона во Францію, изъ Гаскони въ Руанъ, отъ придворныхъ интригъ, на поле брани. Разъ версія Голиншеда соотвтствовала замыслу, ее надо было принять безъ измненій.
Но не своими военными хитростями и адскими чарами, не тмъ, что она склоняетъ герцога Бургундскаго измнить англичанамъ — сильна Орлеанская два. Вдь чары ея въ конц концовъ становятся безсильны и ей предстоитъ получить возмездіе на костр. Коварство Іоанны только вторитъ и помогаетъ всеобщему распаду. Безсиліе короля передъ спорящими вокругъ его престола пэрами — вотъ въ чемъ главная бда. Этимъ основной замыселъ трагедіи сплетается со ‘смежнымъ сюжетомъ’. Тальботъ погибаетъ вмст съ сыномъ, потому что Ричардъ Іоркскій не можетъ согласиться съ герцогомъ Соммерсетомъ, принадлежащимъ къ младшей линіи Ланкастерскаго дома. Впрочемъ, и съ гибелью Тальбота еще далеко не все потеряно, самъ Ричардъ Іоркскій, захватившій въ плнъ Іоанну д’Аркъ, вдь также герой. Какъ претендентъ на англійскую корону, онъ не можетъ не дорожить владніями во Франціи и, какъ ддъ Елизаветы Іоркской, бабки побдительницы ‘великой Армады’, королевы Бетти, онъ долженъ былъ явиться въ ореол воинской доблести. Слабость короля Генриха заставляетъ его подпасть подъ вліяніе Суффолька, влюбленнаго въ Маргариту Анжу. ‘Французская волчица’ становится англійской королевой, и этотъ бракъ съ иноземкой и влечетъ за собой уступку прерогативъ Англіи надъ французской короной.
И женитьба короля на Маргарит Анжу естественно представлялась бдствіемъ. Изобразить его такимъ значило высказать косвенное одобреніе самой королев Бетти, отвергшей французское и испанское сватовство.
Бракъ Генриха VI и Маргариты Анжу, заканчивающій ‘Первую часть’ нашей трилогіи, составляетъ какъ бы конецъ перваго акта всего трагическаго замысла. Утрата сюзеренитета во Франціи только показатель вящей слабости короля и грядущаго безславнаго времени. Главная трагическая катастрофа еще впереди, подойти къ ней быстре помшали утшительныя для національнаго самолюбія сцены подвиговъ Тальбота и коварства Орлеанской двы. И вторая, и третья части сплетаются между собою уже тсне. Дйствіе почти не покидаетъ Англіи, содержаніе боле не двоится. Все дло въ борьб Ланкастерскаго дома съ Іоркскимъ. Даже возмущеніе Кэда, останавливающее насъ на полпути во второй части, только одинъ изъ эпизодовъ этой борьбы. ‘Французская волчица’, отъ которой происходятъ вс главныя бдствія Ланкастерской династіи, держитъ въ своихъ рукахъ вс нити событій. Это по ея вин король отнимаетъ регентство y Гомфри Глостера, единственной надежды Англіи. Враждою противъ брата Генриха V королевы Маргариты пользуется и епископъ Винчестерскій. Герцогъ Гомфри свергнутъ и тогда начинается истинная анархія. Ея олицетвореніе этотъ Джекъ Кэдъ, изображенный въ нашихъ пьесахъ врагомъ всякаго порядка. Мечты о всеобщемъ равенств ведутъ лишь къ разрушенію, къ убійству, къ разложенію всего государственнаго порядка. Вотъ чего добилась своими интригами ‘французская волчица’, вотъ до чего довела Англію себялюбивая политика враждующихъ между собою пэровъ.
И тутъ среди всего этого замшательства впервые ршается и Ричардъ Іоркскій перейти отъ словъ къ длу. Ему, конечно, помогъ случай — военное порученіе въ Ирландіи, иначе онъ не оказался бы такъ легко во глав войска, но главная причина его дйствій противъ короля, главная причина его успха во время Сентъ-Албанской битвы, конечно, въ ослабленіи принципа государственности, внесенномъ ‘французской волчицей’.
Если на битв при Сентъ-Албан и заканчивается вторая часть трагедіи, то, какъ трагедія историческая, она составляетъ лишь дальнйшее развитіе дйствія. Высшимъ моментомъ общаго историческаго замысла трагедіи надо признать эту пятую сцену второго акта ‘Третьей части’, когда король Генрихъ VI сознается, что онъ не призванъ вовсе царствовать, и въ это время рядомъ съ нимъ мучаются въ угрызеніяхъ совсти и безпредльномъ отчаяніи жертвы допущеннаго имъ междоусобія: отецъ, убившій своего сына, сынъ, убившій своего отца. Вотъ, чмъ была эта ‘война алой и блой розы’, вотъ до чего довелъ свою страну король, ради коварной ‘французской волчицы’ отказавшійся отъ прерогативъ во Франціи, купленныхъ англійской кровью. Бдствія Англіи дошли теперь до высшаго своего проявленія. Казалось бы, все должно погибнуть, и надежды не чуется ни откуда.
Сцену послдней битвы, проигранной Генрихомъ Шестымъ въ ‘Третьей части’ можно признать, такимъ образомъ, катастрофой самой національной трагедіи. Но трагедія горести англійской державы только ‘смежные сюжеты’, только отраженіе трагедіи борьбы за престолонаслдіе и за личныя выгоды и счеты пэровъ королевства.
Возмездіе должны получить вс виновники бдствій родины. Согласно тому взгляду на мірозданіе, по которому оно управляется однимъ общимъ моральнымъ закономъ, трагическій конецъ долженъ постигнуть и этого Суффолька, сосватавшаго королю ‘французскую волчицу’, и епископа Винчестерскаго, погубившаго вмст съ ними добраго герцога Гомфри Глостера, и Ричарда Іоркскаго, возставшаго противъ сына побдителя при Азинкур, и, наконецъ, самого слабаго Генриха Шестого, допустившаго междоусобія. И при нсколько хаотическомъ, слишкомъ повствовательномъ характер всхъ этихъ трехъ драматическихъ хроникъ, въ обихъ послднихъ частяхъ ея, то тамъ, то сямъ пестрютъ частичныя катастрофы, отвлекая вниманіе и не давая всему ходу дйствія пріобрсти вполн законченную стройность. Оттого такой случайной оказывается смерть Суффолька, оттого такъ неожиданно и какъ бы ненужно врзывается коротенькая третья сцена III акта ‘Второй части’, гд мучается на смертномъ одр епископъ Винчестерскій. Случайно и почти ненужно и убійство короля Генриха Шестого въ конц ‘Третьей части’.
Изъ-за этого преобладанія повествовательнаго элемента и невыдержанности трагическаго дйствія почти забытой оказалась и ‘французская волчица’ Маргарита Анжу.
Въ третьей части въ центр дйствія стоитъ уже не она. Тутъ впервые развертывается передъ нами фигура главнаго мстителя за вс злодянія, самаго коварнаго, дерзающаго, сильнаго и страшнаго изъ потомковъ Эдуарда III, не останавливающагося ни передъ какимъ злодйствомъ, Ричарда Глостера, третьяго сына Ричарда Іоркскаго.
Съ его полнымъ трагическимъ воспроизведеніемъ англійская публика ознакомилась нсколькими годами позже, когда вышелъ ‘Ричардъ III’ Шекспира, но и теперь, въ ‘Третьей части Генриха VI’, уже чувствуется его сумрачная личность и желзная воля. Зритель уже подозрваетъ, что этотъ бичъ Ланкастерской династіи погубитъ и свою собственную втвь королевскаго дома. Если ему выпало на долю умертвить Генриха VI, то въ послднемъ акт онъ уже замышляетъ козни противъ своего брата Кларенса, стоящаго между нимъ и его старшимъ братомъ, первымъ королемъ изъ Іоркской династіи, Эдуардомъ IV. И своему царственному брату онъ вренъ лишь до поры до времени. Воспитавшійся въ этой кровопролитной войн ради королевскаго престола, онъ самъ стремится ссть на мст брата, и никакое преступленіе не остановитъ его, мы невольно ждемъ, что рука его обагрится кровью его племянниковъ Эдуарда и Ричарда, наслдниковъ Эдуарда IV.
Трагическая фигура Ричарда III уже ведетъ насъ къ окончательной развязк всей этой трагедіи полувка англійской исторіи. Воцарившаяся въ годины смутъ Іоркская династія должна погибнуть въ страшныхъ угрызеніяхъ совсти Ричарда, когда онъ, наконецъ, достигнетъ престола. Преступленія привели ее къ гибели, какъ преступленія имли результатомъ и паденіе старшей линіи Ланкастеровъ. Только новая династія можетъ принести миръ и политическое величіе Англіи.
Эта династія взойдетъ на престолъ съ Генрихомъ VII, потомкомъ младшей линіи Ланкастерскаго дома, въ лиц Джона Соммерсета боровшейся съ герцогомъ Ричардомъ Іоркскимъ.
Побда Генриха VII, Ричмонда, надъ Ричардомъ III и восшествіе его на престолъ изображается въ Шекспировской трагедіи ‘Ричардъ III’, но уже ‘Третья часть Генриха VI’ забгаетъ впередъ и предсказываетъ новую династію. Генрихъ VI пророчествуетъ маленькому Ричмонду, что ему предстоитъ возсоздать новый разцвтъ англійской державы, и онъ называетъ этого случайно встрченнаго имъ мальчика ‘надеждой Англіи’. Ддъ королевы Елизаветы такимъ образомъ какъ бы становится законнымъ наслдникомъ и Генриха V, побдителя при Азинкур онъ какъ бы призванъ царствовать надъ сыномъ Генриха V преступно слабымъ, но добрымъ Генрихомъ VI. На самомъ дл Генрихъ Ричмондъ пріобртетъ право на корону Англіи тмъ, что женится на дочери Эдуарда IV изъ Іоркской династіи, но автору нашей трилогіи очевидно хотлось сблизить его потомковъ именно съ той линіей Ланкастерскаго дома, изъ которой вышелъ національный герой, сюзеренный владыка не только Англіи, но и побжденной силой англійскаго оружія ‘прелестной Франціи’.
Такъ разршилась историко-философская проблемма о преемственности англійскаго престолонаслдія и тсно связанная съ нею эпопея національнаго самосознанія Англіи. Но привести даже къ подобному далеко не совершенному трагическому единству событія исторіи Англіи удалось, конечно, не безъ цлаго ряда натяжекъ и отступленій. Авторъ нашей трилогіи далеко не придерживается точной исторической правды. Эдмундъ Мортимеръ, томящійся согласно нашей трагедіи въ темниц и сообщающій Ричарду Іоркскому о его правахъ на корону, вовсе не былъ въ дйствительности дядей Ричарда и умеръ спокойно на свобод, вовсе не во враждебныхъ отношеніяхъ ко двору. Еще боле отклоняются отъ истины наши драматическія хроники относительно Ричарда Глостера, брата короля Эдуарда IV. Онъ родился въ 1452 году и слдовательно въ Сентъ-Албанской битв (1455 г.) никакого участія принимать не могъ. Онъ находился въ то время на континент при двор своей сестры герцогини Бургундской. Въ Англію онъ прибылъ лишь девятнадцати лтъ въ 1571 году, когда братъ его, король Эдуардъ IV, вновь вернулся въ Англію, чтобы окончательно утвердиться на престол.
Такое же вольное обращеніе съ историческими фактами позволяетъ себ наша трагедія и въ сценахъ возстанія Джэка Кеда. Эта ненависть народной толпы противъ всхъ грамотныхъ людей заимствована изъ разсказа того же Голиншеда о боле раннемъ возстаніи Уота Тайлора.
И вспомнилась автору нашей трагедіи эта черта движенія 1381 года конечно не спроста. Тутъ, въ произвольномъ обращеніи именно съ этими историческими фактами, мы увидимъ совершенно ясно, по какому направленію стремился авторъ въ интерпретаціи событій, каковы т жернова, которые перемололи ихъ въ его воображеніи.
Джекъ Кедъ интересовалъ автора нашихъ трагедій не самъ по себ. Онъ въ полномъ смысл слова — личность эпизодическая. Обстоятельства этого народнаго возстанія даже не ‘смежный сюжетъ’, какъ борьба Тальбота съ Іоанной д’Аркъ въ ‘Первой части’. Джэкъ Кедъ — только показатель дезорганизаціи, анархіи, наставшей въ Англіи. Сбыточны или нтъ мечты о всеобщемъ равенств, которыми онъ увлекаетъ толпу, нашему драматургу было совершенно не важно. Дло не въ нихъ, дло въ отношеніи ихъ къ государственности, разрушенной виною стоящихъ во глав государства личностей. Разрушеніе государственности — главная вина тогдашнихъ недостойныхъ правителей Англіи, и чмъ важне для благоденствія родины принципъ государственности, чмъ пагубне его разрушеніе для національнаго величія, тмъ значительне и ужасне преступленіе правителей. И въ этихъ цляхъ государство и встало въ воображеніи автора въ ореол культурности, въ этихъ цляхъ Джэкъ Кедъ и его сообщники и задуманы именно разрушителями образованности. Можетъ быть человку, увлеченному идеями гуманизма, культурность и образованность и казались гораздо важне и выше всеобщаго блага и всеобщаго равенства, но изобразилъ онъ государственный порядокъ оплотомъ гуманитарныхъ силъ страны для цлей своей собственной, исходящей изъ основного собственнаго замысла интерпретаціи историческихъ событій. Въ центр этого замысла стоятъ не народныя массы, какъ это случится гораздо поздне въ ‘Коріолан’ Шекспира, въ центр его личности правителей, главная задача которыхъ — поддержаніе государства и главная вина — разрушеніе этого государства.
Если нашъ драматургъ насилуетъ такимъ образомъ историческіе факты, чтобы въ центр дйствія еще ярче вырисовались личности его героевъ, то естественно въ тхъ же цляхъ и самыхъ героевъ сдлать интересне, выпукле, естественно стремленіе преувеличить ихъ вліяніе на ходъ событій, поставить историческіе факты въ боле твсную зависимость отъ чисто личной судьбы героевъ.
Эти стремленія повліяли главнымъ образомъ на фигуру Маргариты Анжу, названной въ нашей трагедіи ‘французской волчицей’ и опредляющей собою все дйствіе ‘Второй части’. Въ существ дла эта Маргарита Анжу такая же эпизодическая личность, какъ и Джэкъ Кедъ. Интересъ также сосредоточивается не на ней самой. Она лишь вящій показатель слабости короля Генриха, лишь причина паденія Гомфри Глостера, лишь орудіе въ рукахъ епископа Винчестерскаго. Оттого автору вовсе не важно было, чтобы она погибла смертью трагическаго возмездія, но ему нужно было непремнно преувеличить политическое значеніе брака съ нею короля Генриха, ему нужно было непремнно надлить Маргариту такими чертами, которыя оправдывали бы ея названіе ‘французской волчицы’. И вотъ, для этого, если на самомъ дл Маргарита стала женою Генриха еще за два года до смерти героя Тальбота, то въ нашей трагедіи, наоборотъ, женитьба на ‘французской волчиц’ представлена основнымъ горестнымъ событіемъ, наступившимъ вслдъ за гибелью національнаго героя, оплота англійскаго господства во Франціи. Чтобы очернить Маргариту, придуманъ также и весь этотъ романъ съ Суффолькомъ, хотя никакого слда его нтъ въ историческихъ источникахъ, доставившихъ факты нашей трагедіи.
И фигура ‘французской волчицы’ намъ въ высшей степени важна.
Она даетъ намъ указанія и на то, почему въ нашихъ трагедіяхъ такъ преувеличено значеніе личности. Маргарита Анжу представляетъ собою ту характерную черту всего замысла ‘Генриха VI’, по которой его можно поставить въ историко-литературную перспективу. Маргарита Анжу вдь — это царица Тамора изъ ‘Тита Андроника’, это королева Изабелла изъ ‘Эдуарда II’ Марло. И рядомъ съ нею такой же характеръ навяннаго манерой Марло, героя носитъ и Тальботъ. Критики, отмчавшіе часто указанныя сходства героевъ ‘Генриха VI’ съ героями Марло, обыкновенно указываютъ на сцену между Тальботомъ и графиней Овернской, какъ на типично Марловскую сцену. Марловскихъ слабыхъ королей напоминаетъ и Генрихъ VI ‘играющій въ ритора’. Сцена, когда Іоанна д’Аркъ напрасно прибгаетъ къ заклинаніямъ адскихъ силъ, также пародируетъ соотвтственную сцену изъ Марловскаго ‘Доктора Фауста’. Въ словахъ Іоанны д’Аркъ рыцарю Люси, пришедшему за трупомъ Тальбота, можно видть и прямой намекъ на Марловскаго ‘Тамерлана’. Вдь этотъ ‘турокъ, обладающій пятьюдесятью двумя царствами’, надъ которымъ подсмивается Іоанна, и есть Тамерланъ.
Историко-философская проблемма о событіяхъ англійской исторіи отъ смерти Генриха V до восшествія на престолъ Тюдоровъ разршена на почв того трагическаго міропониманія, какое складывалось y передовыхъ англійскихъ драматурговъ въ конц 80-ыхъ и въ начал 90-ыхъ годовъ шестнадцатаго столтія.
Идея возмездія героической личности, посягнувшей на незыблемость моральнаго закона и возмездія страшнаго, рокового, неотвратимаго, вонзающагося въ сознаніе зрителя черезъ торжественную и часто высокопарную риторику дйствующихъ лицъ, черезъ потрясающій ужасъ наступающей въ конц дйствія катастрофы, эта идея, лежавшая въ основ трагедій римскаго ритора Сенеки, произвела въ то время цлый переворотъ въ драматическомъ искусств. Это она породила кровавую трагедію врод ‘Испанской трагедіи’ Кида, врод стараго Гамлета-мстителя — вроятно того же Кида, врод приписаннаго Шекспиру ‘Тита Андроника’. Сенековское вліяніе составляетъ одну изъ наиболе важныхъ для эволюціи драматическаго творчества чертъ и трагедій Марло. Манера Сенеки принесла съ собою и то стремленіе къ драматическому единству, которое отразилось въ елизаветинской драм извстной стройностью замысла, борющейся съ преобладаніемъ въ ней чисто повствовательныхъ элементовъ.
Борьба эта до нкоторой степени сказывается и въ ‘Генрих VI’. Мы видли, что, несмотря на хаотичность дйствія, въ немъ все таки сказывается попытка трагическаго объединенія событій. И чмъ дальше мы подвигаемся въ исторіи Генриха VI, тмъ боле ростетъ это стремленіе къ объединенію, къ нкоторому хотя бы единству.
И когда къ тремъ частямъ ‘Генриха VI’ прибавится еще ‘Ричардъ III’ Шекспира, это стремленіе осуществится. ‘Ричардъ III’ уже несомннно сенековская трагедія. Единство не нарушается даже ‘смежнымъ сюжетомъ’. Идея возмездія руководитъ всмъ ходомъ дйствія. Герой трагедіи, Ричардъ Глостеръ, надленъ всми чертами преступнаго героизма. Фигура взята уже изъ повствованія Мура, и ея зловщій, страшный трагизмъ ведетъ его черезъ вс глубины преступленія къ неотвратимому и заслуженному наказанію. Историческая проблемма уже почти забыта, трагическое міросозерцаніе не только вліяетъ на ея разршеніе, — оно уже совершенно вытснило ее и какъ бы заслонило ее собою. Этотъ Ричардъ Глостеръ, замнившій въ ‘Третьей части Генриха VI’ ‘французскую волчицу’, какъ будто высвободился изъ тяготвшихъ надъ нимъ оковъ историческаго повствованія, чтобы встать теперь передъ нами во всемъ величіи своей дерзающей, трагической натуры.
Фигура Ричарда Глостера, третьяго сына Ричарда Іоркскаго, которая вырисовывается въ послдней части ‘Генриха VI’ и во всю ширь и глубь использована въ ‘Ричард III’ Шекспира подводитъ насъ къ вопросу, который еще вовсе не былъ до сихъ поръ затронутъ и на которомъ однако всего боле останавливалось вниманіе шекспирологовъ, каждый разъ какъ заходила рчь о нашей трилогіи. Именно фигура Ричарда Глостера поможетъ намъ подойти къ вопросу о томъ, кто же авторъ драматическихъ хроникъ о Генрих VI.
Если ‘Генрихъ VI’ вошелъ въ первое изданіе произведеній Шекспира и боле раннее и нсколько иное, мене обработанное и слабое изданіе послднихъ двухъ частей этой трилогіи также называетъ ихъ авторомъ великаго драматурга, то есть и еще косвенное доказательство принадлежности ему этихъ трагедій. Въ 1592 г. умирающій Гринъ въ своемъ прощальномъ злобномъ памфлет: ‘Грошъ мудрости, купленный за милліонъ раскаянія’ предостерегаетъ своихъ собратій драматурговъ противъ какихъ то новичковъ. ‘О, не довряйте имъ, восклицаетъ Гринъ, потому что между ними есть одинъ взлетвшій высоко воронъ, разукрашенный нашими перьями, съ сердцемъ тигра, скрытымъ подъ шкурой актера, онъ думаетъ, что способенъ сплести такой же торжественный блый стихъ, какъ любой изъ насъ, и какъ истый Iohannes Factotum, считаетъ себя единственнымъ потрясателемъ сцены въ нашей стран’. Этотъ ‘Потрясатель сцены’, конечно, не кто иной, какъ Шекспиръ, имя котораго означаетъ по англійски: потрясатель копьемъ, и выраженіе ‘сердце тигра, скрытое подъ шкурой актера’ пародируетъ слова Ричарда Іоркскаго королев Маргарит въ ‘Третьей части Генриха VI’. Такимъ образомъ Гринъ несомннно считалъ эту пьесу шекспировской и изъ его дкой саркастической замтки можно судить о томъ, что эта трагедія именно и выдвинула молодого Шекспира, какъ драматурга.
Однако несовершенство въ художественномъ отношеніи нашихъ трагедій, ихъ очень часто плохіе стихи заставили цлый рядъ критиковъ сильно заподозрить принадлежность ихъ автору ‘Отелло’ и ‘Гамлета’.
Въ самыхъ словахъ Грина уже заключается какъ будто намекъ на то, что не одинъ Шекспиръ — создатель этой трилогіи. Дйствительно, зачмъ называетъ Гринъ Шекспира вороной, ‘украшенной нашими перьями’? Онъ какъ будто хочетъ приписать и себ самому и нкоторымъ изъ своихъ собратьевъ авторство прогремвшей пьесы. Мы видли также, что цлый рядъ ея сценъ представляетъ собою сколокъ съ трагедій Марло. Еще большій поводъ сомнніямъ въ этомъ смысл подаютъ раннія изданія ‘Второй и Третьей частей’ нашей трилогіи, вышедшія анонимно. Ихъ текстъ также значительно рознится отъ текста, извстнаго намъ по собранію сочиненій Шекспира. Невольно думается, что Шекспиръ только передлалъ боле раннія пьесы, только приложилъ къ нимъ свою геніальную руку. Въ самомъ созданіи ихъ участвовали и другіе драматурги, и особенно въ боле слабой первой части роль этихъ сотрудниковъ была, по-видимому, очень значительна.
Сомннія эти разршались различно.
Малонъ, Колльеръ, Дайсъ, Кортенэ и Крейсигъ считали авторами ‘Первой части борьбы’ и ‘Истинной трагедіи’ — Грина или Марло, a Шекспиру приписывали только ихъ дальнйшую переработку въ пьесы, извстныя намъ по изданію произведеній Шекспира. Такого же мннія держатся и представители новйшей англійской школы шекспирологовъ. Фэрниваль, слдуя за г-жею Ли, считаетъ, что даже въ переработк ‘Первой части борьбы’ и ‘Истинной трагедіи’ вмст съ Шекспиромъ работали Гринъ и Марло. Такъ же думаетъ и новйшій біографъ Шекспира Сидней Ли, склоняющійся только скоре въ сторону Грина и Пиля, какъ сотрудниковъ великаго драматурга. Подобные взгляды исходятъ главнымъ образомъ изъ наблюденія надъ стилемъ, при чемъ каждый разъ какъ то или иное выраженіе напоминаетъ манеру Марло или Грина, соотвтственная сцена относится на ихъ счетъ. Вс перечисленные шекспирологи какъ будто не допускаютъ возможности того, чтобы молодой Шекспиръ подражалъ боле старымъ драматургамъ, находился подъ ихъ вліяніемъ, и Гринъ называлъ его ‘вороной, украшенной нашими перьями’ именно потому, что узнавалъ въ немъ ученика и подражателя.
Рядомъ съ указаннымъ взглядомъ на происхожденіе нашей трилогіи очень давно была предложена другая гипотеза. Еще Шлегель, Ульрици, Найтъ и Деліусъ приписывали всю нашу трилогію Шекспиру и вышедшія анонимно: ‘Первую часть’ и ‘Истинную трагедію’, a равно и ‘Дв части’ считали ‘воровскими изданіями’, наскоро записанными во время представленія и поэтому дающія намъ н_е б_о_л__е р_а_н_н_і_й текстъ этихъ трагедій, a только ея и_з_в_р_а_щ_е_н_н_ы_й текстъ. И такого взгляда придерживаются многіе современные шекспирологи. Таково мнніе Женэ, Охельгаузера и Брандля. Вдь и Фэрниваль, считавшій, что въ созданіи ‘Первой части’ и ‘Истинной трагедіи’ Шекспиръ совершенно не участвовалъ, признаетъ, однако, что сцены съ Джэкомъ Кедомъ возникли подъ его вліяніемъ, a Сидней Ли приписываетъ ему и четвертую сцену II акта ‘Генриха VI, часть первая’, гд изображено зарожденіе спора ‘блой и алой розы’.
Шекспиръ часто передлывалъ старыя пьесы. Если его задушевный, столь дорогой ему ‘Гамлетъ’ возникъ изъ передлки ‘Гамлета’ Кида, то конечно легко предположить, что въ ранней молодости онъ воспользовался уже существовавшими пьесами. И если и ‘Гамлетъ’ нсколько разъ передлывался Шекспиромъ, то разв не надо счесть весьма правдоподобнымъ, что и въ молодости онъ отдлывалъ свои пьесы и посл того, какъ он были изданы. Сидней Ли справедливо полагаетъ, что принялся за эту работу Шекспиръ для новой постановки на сцену своей трилогіи.
A вдь трилогія эта имла громкій успхъ. Это мы хорошо знаемъ по отзывамъ Наша и Грина. И изъ словъ Грина, мн кажется, нельзя не заключить, что именно это раннее произведеніе Шекспира и выдвинуло его среди прочихъ драматурговъ. Въ сравненіи съ послдующими его произведеніями, ‘Генрихъ VI’ кажется, разумется, слабымъ, хаотичнымъ, слишкомъ увлекающимся риторикой, грубымъ и подражательнымъ. Онъ неизмримо ниже и ‘Эдуарда II’ Марло. Но въ немъ уже содержится зерно истинно-шекспировскаго драматическаго замысла. Своей ‘Третьей частью’ ‘Генрихъ VI’ уже подводитъ насъ къ одной изъ знаменитйшихъ историческихъ трагедій великаго сердцевда-драматурга.
Я разумю фигуру Ричарда Глостера, впослдствіи трагическаго злодя — узурпатора Ричарда III.
Охельгаузеръ въ своемъ этюд о Ричард III воочію указалъ, что образъ этого героя-дерзателя, такъ сильно поразившаго своеобразностью своего трагизма еще Шиллера, начинаетъ вырисовываться въ ‘Генрих VI’. И это не прибавка, не надстройка надъ вышедшими раньше ‘Второй частью’ и ‘Истинной трагедіей’ или ‘Обими частями’ — Ричардъ Глостеръ принадлежитъ самому замыслу этихъ трагедій. Ради созданія его авторъ нашей трилогіи насилуетъ факты исторіи, отступаетъ отъ Голиншеда и Голля, которымъ онъ часто слпо вритъ, и тутъ вдохновляется описаніемъ этого лица y Мура. Тутъ чувствуются личныя художественныя исканія.
И Ричардъ Глостеръ былъ необходимъ автору нашей трилогіи по самому общему историко-философскому запросу, лежащему въ основ всей трилогіи. Ричардъ Глостеръ, этотъ бичъ Ланкастерской династіи, это дтище междоусобій и борьбы за престолонаслдіе, оказывается и зменышемъ, выросшимъ на лон Іоркской династіи, погубившимъ и ее самое и своими титаническими преступленіями узаконившій новый государственный переворотъ — появленіе новой королевской династіи — восшествіе на престолъ Генриха VII, Ричмонда, дда королевы Елизаветы. Ричардъ III — это тотъ историческій поршень, которымъ приведены въ движеніе событія, опредлившія появленіе на престол Англіи ‘побдительницы великой Армады’, этой ‘морской двы, царствующей на Запад’, какъ назвалъ Елизавету Шекспиръ въ своемъ ‘Сн въ лтнюю ночь’.
Были или нтъ y Шекспира сотрудники при созданіи ‘Генриха VI’, одлся ли онъ павлиньими перьями Марло и Грина, не только подражая ихъ манер и на нихъ учась драматическому творчеству, несомннно одно: этой огромной, неуклюжей, но широкозадуманной трилогіей онъ впервые ‘взлетлъ высоко’ и взлетлъ не какъ воронъ, a какъ орелъ.