Григорий Федорович Квитка-Основьяненко
Григорий Федорович Квитка-Основьяненко
Предание о Гаркуше
Предание о Гаркуше
В уездном городе, в Малороссии, городническое присутствие.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Предание о Гаркуше, Квитка-Основьяненко Григорий Федорович, Год: 1842
Время на прочтение: 94 минут(ы)
Городничий подписывает бумаги, не читая их.
Квартальный (войдя в присутствие). Как прикажете, ваше высокоблагородие, с задержанными беспашпортными?
Городничий. Эх, боже мой! Я вам сколько раз подтверждал, чтобы вы о всем, к должности относящемся, докладывали дома. Ну, что же я вам теперь скажу?
Квартальный. Что прикажете?
Городничий. То-то и есть! что вам приказать? Ведь дело важное, они пашпортов не имеют.
Квартальный. Они говорят, что вовсе несомнительные имели пашпорты, но потеряли и что их вся Владимирская губерния знает.
Городничий. Так зачем же их и задержали, когда они несомнительны? Зачем удерживать, когда вся губерния знает?
Квартальный. Так прикажете отпустить?
Городничий. Да… или нет… знаете что? Проводите меня домой, я вам резолюцию скажу дома… Я дома как-то покойнее духом и тотчас найдусь, что делать, а здесь окружен бумагами. Вот их сколько у меня!
Квартальный. Нет ли ко мне чего относящегося? (Перебирает бумаги, подписанные городничим, и вскрикивает:) Что вы это наделали?..
Городничий (оторопев). А что?
Квартальный. Губернаторское предписание к вам, а вы и его подписали!
Городничий. Видишь, каковы штуки нашего письмоводителя! Прошу покорно! Он уже это со мною не впервые так подыгрывает. Там как-то подложил спорную расписку, да когда я ее по ошибке подписал, так он же и на меня вину вздумал складывать, зачем я, не читавши, подписываю. То-то и есть. Куда мне эту пропасть перечитать? Семь бумаг, семь полулистов, а есть и в лист. То-то и есть. Никто не видит нашей службы, никто не чувствует, как голова кругом идет.
Квартальный. Позвольте доложить и об этом арестанте, что неделю сидит на одном хлебе и воде.
Городничий. А что же, не признается?
Квартальный. Только и дела, что песенки попевает.
Городничий. Запоет он у меня сегодня по-моему. Всю правду скажет. Готово ли у вас все к допросу?
Квартальный. Готово все. Прикажите при вас его допрашивать?
Городничий. То-то и есть. Мне бы крайне не хотелось видеть его, но как жена моя любопытна знать об этой шайке, так и просила при ней произвести допрос. Я сейчас иду домой, отделался здесь, прикажите арестанта вести ко мне. Крепко ли он содержится?
Квартальный. Помилуйте, я каждый день его видаю. И выбрал к нему четырех приставов из богатейших обывателей. Они попеременно стерегут его, а упустят, будут отвечать, да и есть чем, правду сказать.
Городничий. Ну, так и примемся за дело. (Сложив подписанные им бумаги.) Фу ты пропасть! Не верится, что все это в один день подмахнул! А все ни во что, все выговор за выговором, замечание за замечанием. Подвели под выговор самого наместника, графа Румянцева[328]. Нет и году, как открыто наше наместничество и здесь учрежден город, а уже успели меня совсем очернить. То-то и есть! Побывали бы они в моей коже. (Встает.) Пойдем. Всех дел не переделаешь.
В доме городничего.
Жена городничего присматривает, как ключница ее укладывает яйца, хлебы, яблоки и др. приносы.
Ключница. Вот сколько добра наносят вам каждый день! Я уже не знаю, куда с ним и деваться.
Жена городничего. То ли бы у нас было, как бы место получше…
Обывателька (вбегает и, кидаясь к ногам городничевой жены, просит). Матиночко, голубочко, добродеечко! Помилуйте же меня, несчастную! Вы же у нас отец и мать! Не погубите моих сироточек!..
Жена городничего. Что тебе надобно? (Продолжает считать яблоки.)
Обывателька (все лежит у ног ее). Без вашей защиты я пропащая с моими деточками! Одним одна коровка была, и ту сегодня взяли к квартальному. Говорят, его корова куда-то забежала, так он напал на мою бедность! У меня только и имущества, только тем и пропитываю деточек…
Жена городничего (оставя свои занятия, с любопытством к ней). А хороша ли была твоя корова?
Обывателька. Отменная была, добродейко! Давала много молока, я, кроме того, что пропитывала деточек, залипшее продавала.
Жена городничего (кличет). Оська, иди сюда! (Слуга входит.) Ступай сейчас во двор квартального и возьми там всех коров и пригони сюда. Скажи, что я велела.
Обывателька (кланяясь в ноги городничихе). Покорно вам благодарим, добродейко! Вы наша защита, наша помощь. Правду люди говорят, в вашем хозяине толку мало, а вы нам всем голова. Подержи вас Бог на свете!
Жена городничего (не внимая ей, говорит ключнице). А ты, Устя, как пригонят ее корову, так отправь ее на хутор.
Ключница. Попробовать бы прежде, хороша ли на молоко?
Жена городничего. Все равно, не будет пригодна нам, можно будет продать.
Обывателька (от удивления всплеснув руками). Мою корову?
Жена городничего (равнодушно). Уже она, голубочка, не твоя. У тебя отнял квартальный, а чтобы он не смел своевольничать, так я у него отняла, а ты своего ищи на нем. Ступай себе.
Обывателька (бросаясь к ногам ее). Помилуйте вы меня, несчастную!..
Жена городничего. Полно, полно, ты мне надоела. Ступай домой. (Видя, что она не встает и рыдает у ног ее, приказывает ключнице:) Выведи ее, Устя, из дому и прикажи проводить со двора. От них нет покою.
Ключница (выводит обивательку, не могущую от рыдания слова промолвить). Иди же, иди проворнее. И не принесла ничего на поклон. Так ли приходят к начальству? (Уводит ее.)
Немного времени спустя, приходит к городничихе обыватель и говорит ей с упреком:
— Что же это будет хорошего, добродейко? Вы приказали огород отдать мне, потому что я умею с ним обращаться не как хозяин его, а теперь приказываете возвратить соседу, на что это похоже. Мало ли я вам передавал? И огород того не стоит, что вы с меня перебрали за это дело, которое и начать сами же велели. Конечно, он больше моего дал? Скажите только, что надо, я не постою, только не приказывайте возвращать.
Жена городничего. Кто же у тебя отбирает? С чего ты взял это? Разве не я приказала квартальному отдать тебе, а соседа выгнать?
Обыватель. Вестимо, что вы, спасибо вам за вашу правду, так же его высокоблагородие, муж ваш, не то повелевает.
Жена городничего. Как? А что он смеет повелевать?
Обыватель (вынимая из-за пазухи бумагу). А вот что: извольте просмотреть.
Жена городничего. Показывай ее своему батьку. Разве не знаешь, что я неграмотна? Ты мне расскажи, в чем дело. Что там написано, и кто подписал?
Обыватель. Написано просто: самоуправно захваченный мною огород возвратить такому-то, взыскав с меня за самовольное повладение, а подписать изволили они сами, г-н городничий.
Жена городничего (с сердцем выхватила бумагу и разорвала ее). Вот тебе и раз!
Обыватель (испугавшись). Ах, боже мой!.. Помилуйте, что вы сделали?
Жена городничего. Что сделала, то сделала. Как он смеет такие бумаги подписывать? (Городничий входит.) Вот же и сам на глаза, когда хотели. Что ты там это понаделал? Какую бумагу подписал?
Городничий. Я… я… и не одну подписал…
Жена его (с криком). Добром хвалишься! И все такие же глупости, как и это? Как ты смел из-за моего приказания делать противное?.. Так у тебя письмоводитель больше значит, нежели я, законная жена твоя? Зачем ты отнял у него огород? А?..
Городничий. Потому… потому, что он завладел неправильно…
Жена. Как ты смеешь говорить неправильно, когда я, я так приказала? Владей, мужичок, огородом, никого не слушай, знай одну меня и не бойся никого… А за повладение… что же?.. надобно заплатить, нечего делать! Так ты, что следует, доставь ко мне, и всегда одну знай, а на них не смотри.
Обыватель (отходя, все кланяется). Всенижайше благодарим, добродейко, за вашу правду и неоставление.
Жена городничего (мужу). А ты как смел переумничивать то, что и я тебе приказала? Мало ли тебе доставалось? Того и смотри, что с пойманным разбойником так же наделаешь дурачеств. Я приказала, чтобы его при мне допрашивали. Что же не ведут?
Городничий (упрашивая жену). Сейчас приведут, тут и начнем. Сделайте милость, только не беспокойтесь, не надрывайте здоровья своего!.. А на меня отложите свой гнев. Что же? виноват так виноват. Спешил прочитать да, не разобравши, и подписал.
Жена. И тебе еще разбирать? Вперед не смей в полиции ни одной бумаги подписать, принеси ко мне, прочти, и когда скажу, тогда только и подписывай. Арестанта же надо хорошенько допросить. Нам до их числа нужды нет и кто у них начальник, черт с ними! Пуще всего выпытать надобно, много ли они награбили, что именно и где это спрятано. Можно бы уговорить его, чтобы довел наши подводы и выдали бы все, а за то потом и отпустить его: пусть снова разживаются…
Четыре мужика вбегают в расстроенном виде. Квартальный за ними вошел и стал у двери. Они, бросаясь к ногам городничихи, кричат все вместе: ‘Помилуйте, вельможная добродейко!.. Помилуйте!.. Пропали мы и с головами!.. Помилуйте!.. не осиротите наших детей!..’
Жена городничего. Что такое? Что вам надобно?
Городничий заложа руки за спину, ходит по комнате и насвистывает песню.
Мужики. Помилуйте!.. Ей, истинно мы не виноваты!.. Он сам ушел…
Жена городничего. Кто ушел?
Мужики. Харцыз, разбойник, что у нас под арестом был.
Жена городничего. Как? Так это вы его отпустили? Он откупился у вас?
1-й мужик. Когда бы откупился, так оно бы и ничего, было бы за что отвечать, а то же ушел без всего да еще и сбрехал, солгал на свою беду.
Жена городничего. Это ваши плутни!.. Расскажи, как это случилось.
1-й мужик. А как случилось? Так, просто случилось. Вот как случилось. Мы его берегли до сего часу крепко-накрепко, не давали ему и есть, а ему кто-то из стороны приносил всего. Мы никак не додумались, кто ему это приносил. А не раз заставали, что он доедает поросятину да еще и горилку пьет. Мы станем его бранить и приказывать, чтоб он ничего не ел, а он в ответ песни поет. Вот так и было до этого часа. Как приказали нам вести его, мы и хотели связать ему руки, а он и говорит: ‘На что вы свяжете меня?’ — а мы говорим: ‘Чтоб ты часом не ушел’. А он говорит: ‘Я и так не уйду’, а мы спрашиваем: ‘Jo?'[329] — а он говорит: ‘Ей-богу’, — а мы говорим: ‘А ну, побожись больше’. Он и побожился, и таки крепко. Вот мы и повели его. Только что вышли на улицу, смотрим, он не то думает, поворотил в другую сторону. Мы ему говорим: ‘Иди за нами’. А он поет, рукою махнул и идет своею дорогою. Мы ему кричим: ‘Брехун! сбрехал, побожился, а сам уходишь’. А он все-таки идет и не оглядывается. Глядим, уже далеченько отошел, мы стоим и советуемся, что нам делать? А вот этот Климко и говорит: ‘Побежим да поймаем его’. А мы говорим: ‘Побежим’. Вот, сложивши свои палки, начали перепоясываться, стянулись поясами крепче, знаете, чтоб легче было бежать. Как совсем, то, схвативши палочки, и побежали за ним изо всей мочи, а он, дурень, и не уходит, не бежит, а идет развалом. Мы так и набежали на него… а он… вдруг как оборотится к нам да как погрозит на нас пальцем… мы так и обмерли!.. даже присели от страху!.. Глядим, примечаем, а он все далее, все далее. Как же совсем скрылся, тут мы принялись ругать его… и уж как ругали!.. Поверите ли, добродейко, так ругали, что и сам письменный так не выдумает набранить, как мы ему спроста докладали. Откуда у нас слова набрались?.. Сами себе удивлялись. Уже будет помнить…
И проч., и проч. Кончилось на том, что пойманный разбойник из нововозникавшей шайки ушел. Жена городничего с упустивших не оставила взыскать по своему усмотрению. Не пощадила и квартального за слабый присмотр: обобрала все, что тот за полгода службы собрал. Не переставала жалеть, что не успела выспросить, где они скрывают свои награбленные вещи. Хвалилась, однако ж, что она его везде узнает, и лишь бы поймался, выпытает своим манером у него все.
Городничий же при всяком случае и обстоятельстве ходил по комнате и насвистывал песню.
Муж и жена Долбины в своей деревне, муж занимается счетами с приказчиком, жена заботится о приготовлении чая. Октябрьский вечер, пасмурный и сырой.
Слуга (входит к Долбину и докладывает). Приехал, сударь, гость и с ним верховых человека четыре.
Долбин. Конечно, кто из соседей заехали по незнанию. И наверно, охотники. Очень кстати. Подай огня в гостиную и доложи барыне. (Сам выходит и встречает гостя, не знакомого ему.) Позвольте узнать, кого имею удовольствие принять у себя на новоселье?
Гость. Извините мою невежливость и наносимое вам беспокойство. Я здешнего уезда помещик, отставной поручик Бурьяновский. Возвращаясь из города в свою деревню, рассудил, чтоб покойнее провести ночь, остановиться, с дозволения управителя, в доме. Я вовсе не знал о приезде вашем, иначе бы ни за что не обеспокоил вас…
Долбин. Помилуйте, я рад случаю, доставившему мне при первом случае такое приятное знакомство. Покорно прошу пожаловать… (Входят в гостиную. Долбин о чем-то беспокоится и тихомолком отдает приказания людям своим, рассылая их одного за другим.)
Гость. Как я вижу, так я вас обеспокоил своим наездом.
Долбин. Уверяю вас, ни малейше. Я приказываю насчет помещения и угощения людей ваших.
Гость. Извините меня, если я вас отягощаю ими, но провожатые и вооруженные в теперешнем случае необходимы.
Долбин. Отчего же это?
Гость. Неужели вы ничего не знаете?
Долбин. Я не имел к тому времени. Купив эту деревню и быв задержан в Москве, я послал приказчика принять имение, а сам с женою только сегодня утром приехал и кое-как успел расположиться. Вот почему не успел ничего узнать, о чем изволите говорить…
Гость. Так, может быть, я и потревожу вас своим рассказом. Весь уезд — или, точно, весь край наш — в страшной тревоге. Все вооружены, все на страже. У нас запорожцы частенько пошаливали, грабили помещиков и проявляющихся тиранили и даже умерщвляли, но все это проказничали так называемые ‘гайдамаки, харцызы’, являвшиеся в разных местах и потом скрывавшиеся из наших мест. Теперь же явилась сильная партия, в короткое время составившаяся или нахлынувшая откуда, неизвестно ничего, и, обращаясь все в наших местах, наводит ужас всем помещикам. Не далее как третьего дня наехали к одному помещику, забрали все, что могли, впрочем, даже не ударив никого. Под заграбленные вещи взяли у помещика фуры и волов, а после нескольких дней, в одно утро, все фуры и волы найдены близ двора помещичьего и деньги с запискою, что уплачивается за столько-то дней работы волами.
Долбин. Так вот отчего пред вечером, незадолго до приезда вашего, я увидел, что человек десять с дубинами приведены приказчиком во двор. На вопрос мой он сказал, что это ночные сторожа. Я приказал отпустить их, а он, покачав головою, сказал: ‘Напрасно, сударь. К ночи нельзя рассказать вам всего, пусть до утра. Тогда вы одобрите мои распоряжения!’ Все это я оставил без внимания. Так вот какие чудеса происходят у вас! А я полагал, что в Малороссии — тут-то и житье. С такими мыслями всегда искал случая в здешних местах купить имение.
Вошла хозяйка, гость рекомендовался, пили чай, говорили о всем, о выгодах различных имений, о хозяйственных заведениях в тех местах и пр. Г-же Долбиной очень нравилось местоположение новой их деревни, рассказывала о будущих своих заведениях, и, наконец, речь склонилась опять на разбойников. Узнав о существовании их в сих местах, г-жа Долбина испугалась крепко. Муж начал успокаивать, обещевая сформировать целую роту гарнизона, вооружить всех крестьян и не допустить напасть на себя.
Гость. Вам вовсе нечего опасаться, они не придут к вам. Странно очень, что они нападают только на таких, о ком идет худая молва. В одном селении жили два помещика. К одному из них, о котором говорили очень дурно, нагрянули разбойники. Управившись там по своему желанию, возвращались мимо другого. Увидев его среди двора, с небольшим числом людей приготовившегося к обороне, разбойники сказали ему: ‘Не бойся ничего, ты добрый пан. Мы тебя не тронем: иди в дом и успокой свою панью и деточек’. И в самом деле, прошли мимо, не сделав ему ничего, как, напротив, соседа его обобрали и сверх того сделали ему чувствительное наставление.
Долбин. Это странно! Берет ли начальство меры к истреблению такого зла?
Гость. Вам известно, что с открытием наместничеств введен только порядок и что благодетельные меры правительства не всеми поняты, да и сами исполнители не по всем частям еще готовы у нас, а потому действия по некоторым предметам идут слабо, как это нередко случается при введении нового устройства. Притом же суеверный простой народ распускает ужасные нелепости об этой шайке. Надобно вам знать, что за несколько лет явился какой-то шалун, по прозванию Гаркуша. Собрал небольшую шайку, ходил с нею открыто, проповедывал какие-то странные идеи. Его очень скоро схватили и упрятали в Сибирь. Теперь действующая у нас шайка распускает слухи, что будто этот самый Гаркуша вырвался из Сибири и атаманствует над ними. В самом деле, они при действиях своих всегда кричат: ‘Батько Гаркуша так приказал’. Впрочем, собирали толпы мужиков, вооружали их и намеревались выступать против разбойников. Тут шайка совершенно исчезала, а проявлялась очень скоро в другом уезде, подалее от прежних действий. Надобно правду сказать, не слышно, чтобы эти разбойники кого убивали, тиранили или зажигали где, они только грабят, а у иного оставят что-нибудь для прожития. В нашем же уезде как-то необыкновенно долго гостит эта шайка, о местопребывании коей при всех усиленных стараниях не могут никак узнать. Их нет нигде, а являются везде. Может быть, и выдумывают, но только уверяют, что атаман их, называющийся Гаркушей, является в разных видах. Вечером, при холодной, ненастной погоде, вот как теперь, к кому-либо из помещиков въедет военный чиновник, купец с товарами или мимо проезжающий чиновник и просит укрыть его в предостережение от разбойников. Ему дают убежище, а ночью, когда в доме все обеспечивались, странник впускал товарищей и в благодарность за гостеприимство ограбливал добродушных хозяев.
Г-жа Долбина (с ужасом оглядывает гостя, бледнеет и дрожащим голосом говорит). Но если… отдают ему все… то он уже… не убивает?
Гость (смеясь). Э! я вижу, сударыня, что вы крепко струсили и по странному моему у вас появлению почитаете меня за самого Гаркушу или за товарища его? Не бойтесь ни меня, ни настоящего Гаркуши… Его скоро изловят. К спокойствию нашему, у него с нашим начальством завелась личность, и оно теперь все меры употребляет схватить его. Надобно вам знать, что нашим городом управляет не городничий, а жена его, от нее вся расправа.
Долбин. Воображаю, как все части благоустроены в городе.
Гость. Именно. Все городские обыватели работают ей как помещице, в случае надобности к ней идут и от нее покупают защиту. Сверх того, она берет у них все, что ей нравится.
Долбин. Порядок.
Гость. Она пользуется временем. Знавши, что муж ее не способен к этой должности и потому будет удален, она спешит изо всего извлекать свои пользы. Не умею вам сказать, по какому случаю схвачен один из разбойнической шайки. Говорят, что будто сам Гаркуша поддался с умыслом, чтобы высмотреть действия городничихи. Какое бы ему, казалось, до того дело? Как ни идет управление, ему нет ни пользы, ни вреда, но так говорят. Верно только то, что городничиха приказала схваченного разбойника содержать под строгим присмотром. Не представляя его к суду, морила голодом, выспрашивала ни о чем более как только о месте, где хранятся награбленные им сокровища. Уже располагала приступить к пытке, как арестант ушел. Вскоре за тем доставлено к городничему письмо от Гаркуши, коим он благодарит жену его за хлеб-соль и угощение, оказанное товарищу его, и что он вскоре посетит ее сам с семьею своею и лично покажет свое расположение к ней. ‘Причем, — так пишет он, и городничий имел дух показывать это письмо многим, и мне также, — покажу, братику, и тебе любовь свою за твое мудрое управление городом’. Натурально, что это все самохвальство: как сметь ему показаться в городе, хотя бы и с многочисленною шайкой, а особливо, когда городничиха взяла свои меры и распорядилась, чтобы при малейшем даже подозрении о появлении Гаркуши в городе каждый хозяин дома бежал бы к ней, кто с дубиной, кто с топором, ружьем, с чем попало. Эта мера, кажется, заставит его удалиться от наших мест. Помещики также взяли все предосторожности. Одним словом, город и уезд вооружен. Гаркуше плохо приходит[ся].
В таком тоне разговор продолжался до ужина. Гость веселыми рассказами старался истребить в хозяйке подозрение, что не он ли сам Гаркуша. Для ночлега ему отвели покойную комнату. Долбин, осмотрев запертые двери, прилег в кабинете, положив близ себя заряженные пистолеты и поставив у дверей двух человек с дубинами. Жена же его к отражению неприятеля взяла больше предосторожностей. Она собрала всех своих женщин и девок, заперев накрепко двери спальни и заставив их стульями, скамейками, сундуками, приказала страже своей лечь около ее кровати, а при малейшем сомнении хотя одной, всем поднимать крик и звать на помощь.
Не обошлось без тревоги, к счастию, фальшивой: Машка, любимая кошка барыни, гоняясь за мышью, задела одну из служанок… Тревога готова была подняться, но, узнав причину, все успокоилось.
Сборная изба обывателей того города, где вместо мужа управляла городничиха.
Обывательский голова (к собравшейся громаде). А что, панове громада! Что присудите сделать с явными ослушниками? Сколько раз приказано и подтверждено было всем хозяевам, чтобы непременно вчера еще сносили свои подарки для пани городничихи, а сегодня бы нам всею громадою идти и поздравить ее вельможность, так вот же Степана Быркы нет как нет! А ему следует поднести за себя пять ульев пчел, от жены 30 аршин холста, а от маленьких детей двадцать рублей денег. Сама пани городничиха так расписала. Как же нам идти с поздравлением? Будет поверка подаркам, а Быркыных приносов не окажется, тогда что? Известно, что по заведенному порядку мы платим за бедных, так же Бырка не беден, а явный ослушник. К чему его присудите?
1-й обыватель. Взыскать с него вдвое. А то чтобы и нам чего не досталось от пани городничихи для ее же именин. До сих пор она уже в церкви, молится и акафисты[330] служит. Поскорее послать да и взыскать с него, что под руку попадет. Пусть после рассчитывается с начальством.
2-й обыватель. Я вчера видел Бырку, хвалился, что все приготовил, только тужил, бедняга, что денег нет, бегал везде и занимал.
3-й обыватель. Ну, уж у нас найдет у кого занять!
4-й обыватель. Особливо как часто будем поздравлять панью городничиху.
Голова (прикрикивает). Кто там горланит? Промолчал бы.
Один из толпы. Да чего молчать, когда мочи нет терпеть.
Другой. Хоть и берут, зато есть защита.
Первый. Защищают, пока можно взять, а как оберут, так ты же и в виноватых.
Голова (грозно). Кто там бунтует?
Голоса из кучи. Мы не бунтуем, пане голова!.. Видите, все даем, что приказывает пани городничиха… Скоро и давать нечего будет… Оно бы и не жаль, кабы пан городничий назначал… а городничихе нет закона управлять.
Голова. Говорите, говорите. Вот как даст она вам закон, так будете помнить ее. Она у нас начальство. Надобно ей донести про бунт.
Старик. Пане голова! Послушайте меня, старого человека. Не доносите ничего. Бунта никакого нет, а такая уже наша привычка: как почешешь язык, то будто и легче на душе. Городничиха будто самовластна, есть и над нею высшее начальство. Благодарим Бога, защищают нас. Было прежде сотничество, потом комиссарство, тесно было нашему брату, да только до тех пор, пока проведывало о нашей беде начальство, тогда их сменяли, проучивали их на порядках и так, что новый начальник не смел поступать с нами худо, и мы отдыхали. Теперь наставили нам городничего, он думает, что не он нам дан, а мы отданы на разживу ему. Добрый человек, да никуда не годится, даже жена им управляет, что же из него? Пани городничиха теснит нас крепко, совсем обирает, но мы не бунтуем, повинуемся во всем, а не выдерживаем, чтобы не погоревать о нашей беде, молва пойдет далее, и надеемся, что не укроется городничиха с своими делами пред главным начальством и нам дадут защиту и без нашей жалобы. От малого и до большого: вы, пане голова, в маленькой своей должности смотрите за всем, доглядаете до всего, чтоб везде был порядок, так и высшее начальство…
Бырка (с поспешностью, обвешанный разными мешками). Простите, пане голова, и вы, честная громада! Может, я задержал вас идти к пани городничихе с поклоном. Меня постигла было большая беда, не мог нигде найти денег.
Голова. Есть ли же деньги? Без них не можно…
Бырка. Есть, и очень есть. Спасибо, добрый… Господи, прости меня! Он хоть и недобрый… ну, спасибо, помог.
Один из обывателей. А у кого ты занял?
Бырка (вздохнув). Занял!.. Он не думает о займе, а помогает…
Несколько голосов. А кто?.. кто?.. Не старый ли Чуприна?
Бырка. Ну, уж нашел человека! Нет, панове громада! со мною такое случилось, что страшно и подумать, не то что рассказывать.
Несколько голосов. Расскажи… расскажи… пожалуйста, скорее…
Бырка. Вы знаете, что я на деньги не богат, а деньги надобны, пани городничиха не свой брат. Вы не ссудили меня, я и затужил. Оно не безделица: двадцати рублей на подарок не взнесу, всю худобу заберут. Я на всю ночь к Супоне, даже на Сухую Балку, а это будет верст пятнадцать…
Голоса. Будет… будет и, пожалуй, будет.
Бырка. Вот же я туда. Просил, молил, убивался около него, ничего, как стена! С тем и домой вернулся. Сидим с женою, горюем, куда бы все лучшенькое припрятать, пока набежит команда от пани городничихи… как вдруг… рып в хату человек… купец не купец, згонщик не згонщик, бог его знает кто… Вошел, помолился… ей-богу, я сам видел, как положил крест на себя по-христиански, учтиво поздоровался с нами и просил позволения покормить пока лошадь. ‘Я остановился было, — сказал он, — при въезде в город, да не нашел в домах хозяйства. С тем и весь город прошел, в хатах только женщины и дети. Мужики пошли, сказали мне, на праздник. Где у вас и какой это праздник?’ Я ему сказал, что городничиха именинница и что все пошли, по-нашему, на ралец, с поздравлением. ‘Отчего же ты не идешь?’ — спросил он меня. ‘А оттого, — говорю, — что не с чем’, — и рассказал ему про свою беду, видите, затем ему признался, что он мне показался добрым человеком и прямо по-нашему говорит. Он выслушал все, задумался и покручивал свои усы. Потом, усмехнувшись, говорит: ‘Жаль мне приятельки моей, вашей пани городничихи! Не получит от тебя, меньше у нее будет’. Потом встал и стал ходить по хате и говорит: ‘Жаль мне и тебя, человече добрый! Пока солнце взойдет, роса очи выест, или как наши латынщики говорят’, — да что-то и пробормотал по-немецки, что ли, ‘Но ты этого, говорит, не поймешь. Вот тебе двадцать рублевиков, неси их с прочими подарками и поспешай, тебя громада одного ожидает’, — и начал отсчитывать мне рублевики. Я стоял как каменный, после таки одумался и говорю: ‘До которого срока вы мне поверите такую сумму, и куда вам ее доставить?’ — ‘Не хлопочи об этом, — сказал он. — Это я передаю своей приятельке, вашей пани городничихе, а придет время, я от нее получу обратно. Скажи ты ей от меня, — тут стал говорить грозно, а глаза так и засияли, — что я никогда не забуду ее угощения, как она меня голодом хотела заморить, чтобы я открыл ей, где мои богатства, не забуду ее пощечины, которую она из ласки влепила мне, когда я не признавался. Она думала, что она имела надо мною волю? Как бы не так. Слышавши про нее многое, я нарочно поддался и пробыл у нее под арестом. Меня мои товарищи кормили и стерегли, чтобы со мною не сделали какого худа. Но когда она вздумала меня выпытывать уже непутем, тут я плюнул ей и не ушел, а пошел, так как и сидел, по своей воле. Зато уверился во всех ее деяниях, и скажи ей, что скоро буду к ней прямо в гости. Скажи ей…’ Тут я не смею и подумать, какими словами он ругал нашу панью городничиху, не в отказ слово, и потом продолжал: ‘Скажи ей, что я все ей припомню. Будет она помнить меня повек, не забудет, что я Гаркуша!..’ Как сказал он мне это, панове громада, так мы с женою и не опомнились и не расслушали, что он еще говорил. Проговоривши все, он помолился Богу, поклонился, вышел…
Я за ним, он сел на лошадь и поехал тихою ступою, да не из города, а в город, к дому пани городничихи.
Голова. Зачем ты его не схватил?
Бырка. Как бы я мог один с ним связаться? Он бы перекинулся в собаку, в зверя какого или птицу и ушел бы, а после мне отплатил бы.
Голова. Спрячьте же все подарки вот сюда, теперь не время, давайте ловить Гаркушу, знаете, что нам приказано от пани городничихи. Нуте, братцы, ловите Гаркушу!
Крик. Ловите, ловите Гаркушу!
Все обыватели, сложив в кучу деньги и вещи, бегут кучами в разные стороны, крича: ‘Ловите Гаркушу!’ Вскоре по всему городу раздается тревога, бьют в набат, крик, шум, стук трещотки, беготня по улицам, обыски по домам, и ничего более не слышно, как: ‘Гаркуша, Гаркуша, ловите, ловите!.. где?.. вон там Гаркуша!..’
При выезде из леса на поляне восемь человек охотников расположились отдыхать и завтракать. Слуги им приготовляют, подают, псари, выкликавши из лесу собак, управляются с ними. Всей прислуги человек двадцать, ружья сложены в кучу. Охотники, сидя на траве, пьют, едят, рассказывают анекдоты, подвиги собак своих — и весело им.
Вдруг на пригорке показался человек верхом, остановился, высматривал во все стороны, начал делать рукою разные знаки: то поднимал ее вверх, протягивал, тряс ею, как будто распоряжал чем-то. Потом, осматривая, заметил вдали отдыхающих охотников, сделал несколько новых знаков и шагом поехал вперед.
Лошадь под ним была добрая, сбруя простая, сам седок был в обыкновенном платье: черкеска, пояс, но ни ножа, как бы следовало, за поясом, шапка казацкая, но не франтовская, а степенная. Лицо обгорелое, усы густые, широкие, недлинные, глаз быстрый, проницательный. Он ехал шагом, казалось, не примечая вовсе охотников. Они заметили его в близком уже расстоянии.
Поравнявшись с охотниками, всадник, будто только тогда их увидевший, снял шапку и, окинув их своим взором, вежливо приветствовал: ‘Не годится, господа честные, желать вам удачи, охотники не любят этого слышать, но поздравить с добрым днем позвольте’.
Охотники. Спасибо, человек добрый! И, ежели не противно, желаем тебе благополучного пути.
Всадник. Пожелайте мне, господа, вместе удачного исполнения в намерении моем, тогда больше буду благодарен вам.
1-й охотник. Если намерение твое благое, желаем тебе успеха.
Всадник. Как не благое? Желается, государи мои, добыть больше денег. Что может быть лучше приобретения денег?
2-й охотник. Лишь бы честным образом.
Всадник. Suum cuique artifcium videtur esse honestum.
1-й охотник. Мы тебя не понимаем.
Всадник. Всякому свое ремесло кажется честным.
1-й охотник. Вашица чем промышляете?
2-й охотник. А не угодно ли вашици сойти с коня и разделить с нами хлеб-соль?
Всадник.(слезая с лошади). Как вы попали на мысль мою. Признаться сказать, выехав сегодня очень рано с ночлега, не привыкши возить с собою ничего запасного, я крепко проголодался, и ваше занятие меня соблазнило до того, что я решился с вами в речь вступить, надеясь быть приглашенным. (Управившись с лошадью, подошел к охотникам, кланяясь всем.) Всей честной компании мой поклон! Усталому позвольте отдохнуть. (Садится к охотникам.)
Подносят ему водку, подставляют закуску. Он пьет и ест порядочно.
3-й охотник. А куда вам путь лежит, и кто вы такой?
Всадник. Я человек, живущий промыслами и оборотами. Еду к Лубнам, туда я должен был выставить три тысячи рублей за купленных овец на сало. Теперь везу их.
4-й охотник. И одни душою, в теперешнее время, без провожатых?
Всадник. А что же? Время благоприятное, дорогу твердо знаю, провожатые не нужны, одному же ехать для меня свободнее: никто меня не стесняет, и я никого не отягощаю своими распоряжениями. Вольный казак.
5-й охотник. Но теперь опасно пускаться в дорогу, как вы, даже без вооружения.
Всадник. К чему мне вооружение? Я между людьми. Вы, государь мой, знаете по-латыни?
5-й охотник. Нет, и никто из нас не разумеет.
Всадник. Жаль, я бы кстати вам привел стих из Цицерона[331]. Скажу просто: можно ли человеку бояться людей?
6-й охотник. Каков человек, каковы люди. Попадитесь вы этому головорезу в руки, так он даст вам себя помнить!
5-й охотник. Прежде всего отнимет у вас деньги.
6-й охотник. А вас изжарит да съест с своею шайкою.
7-й охотник. Или оборотит в сову или ворону да и пустит гулять по белу свету до Страшного суда.
Всадник.(с удивлением посматривает на всех их). Что вы это, господа, мне рассказываете? Я что-то вас не понимаю.
5-й охотник. Мы говорим, сохрани вас Бог попасться в руки этому извергу, душегубцу, этому Гаркуше, который разбойничает в наших местах…
Всадник. Странно! О каких разбоях вы говорите?
5-й охотник. Неужели же вы ничего не слыхали о Гаркуше?
4-й охотник. Как он всех грабит?
1-й охотник. Сколько людей погубил?
8-й охотник. Сколько детей зарезал и кровь их пил?
7-й охотник. Сколько заколдовал людей? Кого навек оставил невидимкой, кого зверем, кого птицею. Страх берет вспомнить.
Всадник. И это вы все про Гаркушу говорите?
Все охотники. Как же? Это известный разбойник… душегубец… колдун… изверг… оборотень…
Всадник. Постойте, господа честные, полно, правда ли, что вы говорите? Кого он зарезал, убил, скажите?
2-й охотник. Пропасть погубил. Счету нет!
Всадник. Да скажите хоть одного, назовите по имени. Молчание? То-то же. Слушайте. Гаркуша никого не убил и не погубит никого ни за какие блага в мире. Он и не грабит благо нажитого. Одним словом, Гаркуша ни одному человеку безвинно не причинил даже испуга, не только зла. Вся цель Гаркуши исправить людей и истребить злоупотребления.
Голоса охотников. Кто дал ему на то право? Ему ли взяться за это?.. Ему ли разуметь что?.. Он просто разбойник… каторжный… душегубец… сорвался с сибирских цепей и явился у нас. Это диавол!
Всадник. Не горячитесь, господа честные, и не спешите осуждать человека, которого вовсе не знаете. Известно ли вам, что Гаркуша обучался в Киевской академии[332]? И как он учился! Гаркуша в классе философии был из отличных, об этом можно удостовериться из списков академических. На диспутах он побеждал своих противников. И с такими сведениями, познаниями, понятиями как можно, чтобы он вдался в разбойничество, душегубство и еще более подлый грабеж для своей пользы? Не унижайте так человека с такою душою.
Охотники. Но он был в Сибири… Он заслужил каторгу… он ушел оттуда.
Всадник. Все это не так. Будучи одарен чистым, здравым рассудком, видя вещи, как они есть, сострадая угнетенным, не видя благородного употребления даров, случайно людьми полученных, он негодовал, скорбел и, почувствовав в себе призвание пресечь зло, искоренить злоупотребления, дать способы добродетельному действовать по чувствам своим, а у сильного отнять возможность угнетать слабого, он принялся действовать, по молодости и неопытности, без обдуманного плана. Его не поняли, схватили, судили и сослали было на житье в Сибирь. Если бы он мог быть там полезен, он бы остался, но, видя, что ему там нечего делать, он нашел средство возвратиться сюда и начал действовать для пользы общей.
6-й охотник. Не забывая и себя.
Всадник. О, если бы его поняли или открыли бы ему, как лучше действовать для такой цели, он был бы благодарен.
3-й охотник. Вы так подробно описали нам Гаркушу, как будто знаете его коротко.
Всадник. Это правда, что я знаю его очень коротко.
2-й охотник. Знать его может лишь товарищ. Не из их ли вы числа, не в противность вам будь сказано?
Всадник (хладнокровно). Нет, я не из числа их, а я сам Гаркуша.
Охотники (вскочив). Как?.. Гаркуша?.. Это Гаркуша?.. Люди! Бросайте все… сюда все… схватите лошадь его… Кидайтесь все на него… свяжите его!..
Псари и вся охотничья прислуга суетятся, мечутся, лошадь увели в густоту леса. Охотники распоряжают, кричат, приготовляют ремни, пояса, своры, приказывают: ‘Берите его, все разом нападите на него. Смелее. Он без оружия’.
Гаркуша между тем, равнодушно придвинув к себе блюдо с жарким, спокойно ест и потом говорит: ‘Не советовал бы я вам, господа, так шалить. Покушайте лучше вкусного жаркого, а там разопьем прощальную чарку и расстанемся добрыми приятелями. Не шалите, нуте, полно! Не подражайте тем, кои postea habent seria ludo[333]’.
Охотники с людьми кидаются на него, схватывают его сзади, повалили, связали руки, ноги, привязали его к пню дерева.
Гаркуша ни малейше не противится, позволяет делать с собою, что угодно, и только говорит с досадою: ‘Ах, какие несносные! Любимого моего кусочка не дали доесть. Так ли угощают гостя?’
Охотники в восторге.
1-й охотник. Не прогневайся за угощение. Чем богаты, тем и рады.
Гаркуша (лежа). Если бы ты учился по-латыни, так я бы тебе сказал к этому случаю приличную присловицу.
2-й охотник. Вот будет тебе латынь!
3-й охотник. Эх, братцы, какого мы зверя заполевали!
4-й охотник. Куда думаете представить его?
5-й охотник. В город, прямо в город повезем с торжеством.
Гаркуша. Я должен городничихе своим посещением и сам без ваших хлопот буду у нее на сих днях.
6-й охотник. Ты нас потчевал латынскими поговорками, а мы тебе скажем нашу, собственную: хвалько нахвалится, будько набудется. О! да сколько нам чести и славы! Не везти ли прямо к губернатору?
7-й охотник. Куда-нибудь, только скорее, а то того и смотри, что оборотится в жабу или змею и ускользнет из наших рук.
Гаркуша(к нему с досадою). Слушай ты, дурень! Ты мне пуще всех несносен. Над их глупою радостью и торжеством я смеюся, но ты с своею глупостью просто несносен. В какой науке или книге ты почерпнул, что человек может принимать на себя другой вид? Что есть колдовство, волшебство? Докажи мне, существует ли оно? Probetur mihi logice[334].
1-й охотник. Готово ли?
Охотники. Готово все, как бы нам удачнее поместить нашу добычу?
Другие охотники. В торока его… к лошадиному хвосту… на свору… пусть бежит за нами.
2-й охотник. Берите его разом и взвалите поперек на мою лошадь.
3-й охотник. Мы все кругом около него, а мой Тишка поскачет вперед, чтоб мужики с телегою и кандалами поспешали сюда.
4-й охотник. Заряжены ли ружья в случае нападения?
5-й охотник. У всех заряжены. Куда им сметь напасть на нас? Сколько нас и людей, и все вооруженные! Нуте, поднимите его.
Гаркуша(с тем же хладнокровием). Советовал бы я вам, господа, ехать свободно своею дорогою, а меня хоть и так оставьте. Найдется сострадательный, развяжет меня: misericordia nunquam defuit mundo[335].
Охотники. Мы тебе покажем сострадание. Нуте. (Приступают к нему, чтобы поднять его)
Гаркуша. Не взыщите же, вашицы! (Свищет громко и пронзительно)
Вдруг из-за деревьев и кустов, окружающих место, является двенадцать человек страшного вида и вооруженных, бросаются к Гаркуше, чтобы развязать его.
Гаркуша. Обо мне не хлопочите, я еще полежу, мне тут покойно. Управьтесь-ка с этими молодцами. Перевяжите всех их поодиночке.
Охотники при внезапном появлении разбойников до того оторопели, что стояли как вкопанные и, имея при себе большие ножи, не смели обороняться, а допустили себя перевязать всех. Псари и другие хотели было убежать, но один из разбойников закричал на них: ‘Стой, ни с места!’ — и они остановились и так же, не защищаясь нимало, дали себя перевязать.
Гаркуша. Теперь распутайте и меня. (Его развязывают) Эки шалуны! Вздумали, что они могут совладеть с Гаркушею! Располагали представить его в город. Подождать было денька два, тогда бы пани городничиха великое спасибо сказала вам. Что же мне с вами делать? Вы наделали мне собою хлопот. Чего желаете? Переколоть или перестрелять вас?
Охотники и люди (их жалким и умоляющим голосом). Помилуйте, помилуйте! не погубляйте нас!..
Гаркуша. А как вы меня честили? а?
Охотники. Мы не знали, что это вы!..
Гаркуша. Homini, quern nescis, nequaquam male dicendum est. (He знавши человека, не должно говорить о нем худо.)
Охотники. Мы вперед не будем! Только не дайте нам безвременно умереть!
Гаркуша(посмотрев на них, с презрением качает головою). Дурни, дурни! Вы еще и теперь думаете, что Гаркуша способен сделать злодеяние? Пропадай ваша голова! Сложите их в кучу, коней их пустите, они прибегут домой и оповестят, что панам их приключилась беда, люди бросятся их отыскивать. Собак всех привяжите подле них, пусть воем извещают об арестантах, тем скорее отыщут. На первый раз довольно с вас и этого. Я о каждом из вас поразведаю, и если узнаю какие шалости за вами, то я вас и дома найду и проучу. Оставайтесь, цур вам! На коней живо! (Хотел было сесть на лошадь и остановился.) Да чего доброго! Эти дурни будут рассказывать, что я их за то повязал, что они нехорошо про меня говорили от незнания. Брешете. Я на ваши слова плюю.
А повязал я вас вот за что: вы прирожденные шляхтичи, вы вместо того чтобы исполнить долг дворянина, служить в какой-нибудь службе, вы ведете жизнь праздную, неполезную ни себе, ни обществу. Отняв у родителей сыновей, у семьи кормильцев, у земли работников, рыскаете с ними по полям, развращаете и их, как сами есте развратны. Лежите же до выручки. После этого маленького урока я буду за вами присматривать. Будьте вперед осторожны. Толпыга! Подъезжай ко мне, что слышно?
Один из разбойников подходит к нему и долго что-то рассказывает шепотом.
Гаркуша. Все мешают мне погулять у городничихи. (Командует шайке.) Врознь все. По дороге лубенской направляться от острых могил, сдать коней одному, а самим идти врознь до сухой вербы, там лежать также врознь и ждать свистка. (Гаркуша ускакал вперед, разбойники поехали врознь.)
Деревня
На высоком крыльце господского дома Марфа Петровна встречает при ехавшего мужа своего Ивана Ивановича, вылезающего из брички. Изо всех людских, коими обстроен большой двор, глядят мужчины, женщины, девки, дети. Вечер наступает.
Марфа Петровна. Насилу-то я вас дождалась! Где это вы так долго пробыли? Сказали, что вчера будете, да вот только что сегодня приехали. Как бы еще немного, так бы уже и вечер.
Иван Иванович(между тем всходил на крыльцо при помощи лакея). Здравствуй, Марфинька! Здорова ли была без меня? Уф, закачало!
Марфа Петровна. Идите скорее в комнату да лягте. Палашка! Скорее самовар. Не видишь, что барин приехал?
Дети выбегают кучею из дома навстречу Ивану Ивановичу, целуют его руки, кричат, прыгают, шумят и провожают отца в дом.