Перед смертью, Стриндберг Август, Год: 1892 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Август Стриндберг

Перед смертью

Действующие лица:

Г. Дюран, заведует пансионом, раньше служил на железной дороге.

Адель, 27 лет.

Анетта, 24 лет. V Его дочери.

Тереза, 18 лет.

Антонио, лейтенант итальянского кавалерийского полка.

Французская Швейцария. Восьмидесятые годы.

Декорация:

Столовая с длинным столом. На заднем плане дверь, через которую за вершинами кипарисов, растущих на кладбище, видно Женевское озеро с Савойскими Альпами и французским курортом Эвиан. Налево дверь в кухню, направо дверь в жилые комнаты.

Первое явление.

Г. Дюран и. Адель.

Г. Дюран смотрит в бинокль на озеро.

Адель выходит из кухни, на ней фартук, рукава засучены, в руках кофейник и прибор. Ты за хлебом еще не ходил, папа?

Дюран. Нет, я послал сегодня Пьера. Последние дни у меня так болит грудь, что я совсем не могу подниматься на крутые горы.

Адель. Опять Пьера? Ведь это три су стоит! А где их возьмешь, когда за последние два месяца в пансионе всего один постоялец?..

Дюран. Совершенно справедливо, но, по-моему, Анетта отлично могла бы ходить за хлебом!

Адель. Чтобы окончательно подорвать наш кредит!.. Это уж всегда была твоя обязанность!

Дюран. И твоя, Адель!

Адель. Я тоже устала, и я терпела больше всех!

Дюран. Да, ты терпела и была человеколюбива, тогда как Тереза и Анетта мучили меня. Мы с тобой вдвоем расширили наше дело, когда умерла мать. Тебе пришлось Золушкой сидеть на кухне, а мне служить за столом, мести пол, чистить платье, топить, быть на посылках. Ты устала… А как должен я себя чувствовать?

Адель. Ты не имеешь права чувствовать усталости, потому что у тебя трое непристроенных детей, приданое которых ты растратил!

Дюран прислушивается. Ты не слышишь? Что это? Как будто звонят и бьют в барабан в Кюлли? Если пожар, то всё погибли… Сейчас поднимется южный ветер, — я уж по озеру вижу!

Адель. А ты за наш дом страховые заплатил?

Дюран. Да, иначе я не получил бы последний раз закладной ссуды.

Адель. А сколько еще остается незаложенного имущества?

Дюран. Пятая часть страховой суммы. Ты знаешь, как упала в цене земля, когда железную дорогу провели восточней, вместо того, чтобы провести мимо нашего дома!

Адель. Тем это желательней, значит!..

Дюран строго. Адель! Пауза. Ты разведешь огонь в кухне?

Адель. Прежде чем не принесут хлеб, — невозможно!

Дюран. Да вот и хлеб!

Второе явление.

Те же. Пьер с корзиной.

Адель смотрит в корзину. Никакого хлеба нет! Один только счет! Другой!.. Третий!

Пьер. Да, булочник сказал, что он не будет больше отпускать, пока не получит по счету. А потом… мясник и хозяин колониального магазина, когда я проходил мимо них, дали мне эти счета. Уходит.

Адель. Господи!.. Теперь всё кончено! — А это что такое? Развертывает пакет.

Дюран. Это я купил свечи для панихиды по дорогом Ренэ. Сегодня день его смерти.

Адель. Это ты, конечно, можешь покупать.

Дюран. На мои собственные паевые деньги! Тебе не кажется достаточно унизительным, что я вынужден протягивать руку, когда постояльцы уезжают. Ты хочешь отказать мне в единственном удовольствии — предаваться моему горю раз в год. Хоть пожить воспоминанием о самом прекрасном, что дала мне жизнь.

Адель. Ну, если бы он был жив, еще неизвестно, нашел ли бы ты его прекрасным!

Дюран. Очень может быть, что в твоей иронии есть и доля правды… Но, во всяком случае, тот образ, который живет в моей памяти, совсем непохож на вас.

Адель. Будь любезен, уж объяснись сам с г. Антонио, когда он придет пить кофе без хлеба! О, если бы мама была жива! Она всегда умела находить выход там, где ты теряешься.

Дюран. У твоей матери были большие заслуги.

Адель. Хотя ты видел в ней одни недостатки.

Дюран. Г. Антонио идет! Уходи… Я поговорю с ним.

Адель. Лучше пошел бы да достал денег во избежание скандала.

Дюран. Я не могу достать больше ни одного су! Десять лет только и делал, что занимал. Пусть всё гибнет!.. Разом!.. Только бы кончилось!

Адель. Кончилось… для тебя!.. А о нас ты не думаешь!

Дюран. Конечно! Я о вас никогда не думал! Никогда!

Адель. Это ты, конечно, опять о воспитании?

Дюран. Я только отвечаю на несправедливый упрек! А теперь уходи. Встречу бурю… как всегда… Как всегда… Гм… Адель уходит.

Третье явление.

Дюран. Антонио.

Антонио из глубины сцены. Доброе утро, г. Дюран.

Дюран. Вы уже выходили, г. лейтенант?

Антонио. Да, был внизу — в Кюлли… смотрел, как тушили пожар. А теперь с удовольствием выпью кофе.

Дюран. Вы, конечно, поверите, как мне тяжело, но дело мое, за недостатком жильцов, дальше идти не может.

Антонио. Как же так?

Дюран. Попросту говоря, мы — банкроты.

Антонио. Неужели же, дорогой г. Дюран, нет никакой возможности помочь вам выйти из этого, надеюсь, временного затруднения?

Дюран. Нет, нет… ни малейшей возможности. Дела наши уже много лет в таком ужасном положении, что полное разорение для меня легче, чем всё эти волнения и ожидания дни и ночи напролет.

Антонио. Я все-таки думаю, что вы смотрите слишком мрачно.

Дюран. Я не хочу никакой помощи. Пусть нужда научит детей, что есть другая жизнь, кроме вечной игры и забавы. Еще Адель следит за кухней!.. А остальные? Что они делают? Игры, пенье, прогулки да флирт! И пока дома будет хоть черствая корка, они ничему не научатся!

Антонио. Пусть будет по-вашему, но, пока всё. положение не выяснится, есть все-таки надо! Позвольте мне остаться еще на месяц, и я заплачу вам вперед.

Дюран. Нет, благодарю вас. Надо кончать этот путь… хотя бы он и вел в озеро. Продолжать это ремесло, дающее вместо заработка одни унижения — я не желаю. Последнюю весну — вы не поверите — у нас не было ни одного жильца в продолжение трех месяцев. Наконец, явилось спасение в виде какого-то американского семейства. На следующее утро после их приезда я случайно увидел, как один из сыновей обнял на лестнице мою дочь, Терезу, и хотел ее поцеловать. Что бы вы сделали на моем месте?

Антонио смущенно. Не знаю…

Дюран. Я знаю, как я должен был поступить, как отец… Но я этого не сделал. Следующий раз я знаю, что мне делать.

Антонио. Именно поэтому-то вам следует обдумать всё хорошенько и не предоставлять судьбу ваших детей случайностям…

Дюран. Г. Антонио, вы еще молодой человек… Сам не знаю, почему, но я питаю к вам симпатию. Дорого это вам или нет, я прошу вас об одном: не смотрите с предубеждением на меня и мое поведение…

Антонио. Обещаю вам, г. Дюран, но ответьте мне на один вопрос: вы прирожденный швейцарец или нет?

Дюран. Я швейцарский гражданин.

Антонио. Это я знаю, — я вас спрашиваю, родились ли вы в Швейцарии?

Дюран нетвердо. Да!

Антонио. Я спрашиваю это, потому что… потому что это меня интересует. Кстати… раз вы говорите, что вам приходится закрыть ваш пансион, я хочу заплатить вам свой долг. Всего десять франков… Но уехать, не покончив с делали, я не могу!

Дюран. Я не уверен, действительно ли вы должны мне, потому что счетов я никаких не веду. Но если вы меня обманываете, вы мне ответите! А теперь пойду за хлебом! А что дальше будет, — увидим! Уходит.

Четвёртое явление.

Антонио. Сейчас же входит Тереза с мышеловкой в руке, в капоте, с распущенными волосами. Затем Адель.

Тереза. Ах, Антонио!.. А мне послышался голос отца!

Антонио. Да, он пошел за хлебом.

Тереза. Он всё еще не ходил? Нет, это просто невыносимо.

Антонио. Ты такая хорошенькая сегодня, Тереза! Вот только мышеловка уж совсем не идет.

Тереза. Тем более такая!… Целый месяц ставлю ее, и хоть бы раз попалась! А приманку каждый день съедают! Ты не видал Мини?

Антонио. Твою отвратительную кошку? Обыкновенно она вертится перед глазами с утра до ночи… Но сегодня судьба надо мною сжалилась!

Тереза. Во-первых, об отсутствующих дурно не говорят, а во-вторых, — кто любит меня, любит и мою кошку! Ставит мышеловку на стол и поднимает с пола из-под стола пустую чашку. Адель! Адель!

Адель, в кухонных дверях. Что угодно барышне?

Тереза. Мне угодно молока для кошки и корочку сыру в мышеловку.

Адель. Можешь сама позаботиться.

Тереза. Так не отвечают барышне.

Адель. Я отвечаю на твои слова… Что с тобой? Перед посторонним человеком с непричесанными волосами!

Тереза, Здесь только старые знакомые и… Антонио, поговори полюбезнее с тетей Адель, тогда она даст молока Мили. Антонио медлит. А, и ты не повинуешься?

Антонио, коротко. Нет.

Тереза. Это что такое? Хочешь хлыста попробовать?

Антонио. Ах, уйди ты ради Бога!

Тереза, смущенная. Что?.. Что такое? Ты хочешь напомнить мне о моем унизительном положении, о моих слабостях и моей вине?

Антонио. Нет, я подразумеваю свое унизительное положение, свою вину и свои слабость.

Адель берет чашку. Послушайте, друзья… Что это за словоизвержение?.. Извольте мириться, и я принесу вам отличного кофе. Уходит в кухню.

Тереза, со слезами. Я тебе надоела, Антонио, и ты хочешь теперь бросить меня!

Антонио. Перестань плакать!.. От слез у тебя глаза делаются невозможными!

Тереза. Если они не так хороши, как у Анетты…

Антонио. Ну, вот… Теперь Анетта… Однако, не шутя, кофе что-то уж слишком долго не дают…

Тереза. Ты был бы совсем хорошим семьянином, если бы был терпеливее относительно кофе…

Антонио. И ты могла бы быть хорошей семьянинкой, если бы могла обходиться без глупостей и не ворчать на своего мужа.

Пятое явление.

Те же. Анетта — одетая и причесанная.

Анетта. Вы, кажется, с утра уже ссоритесь?

Антонио. Смотри, Анетта уж совсем оделась!

Тереза. Ну, конечно, Анетта во всех отношениях — прелесть… И кроме всего еще то преимущество, что она старше.

Анетта. Если ты не замолчишь…

Антонио. Ну, ну… Будь умница, Тереза! Обнимает ее за талию и целует.

Шестое явление.

Те же. Г-н Дюран останавливается, изумленный, в дверях.

Дюран. Что это?

Тереза вырывается. Что?

Дюран. Мне показалось?

Тереза. Что тебе показалось?

Дюран. Я видел, как ты позволяла себя целовать…

Тереза. Это ложь!

Дюран. Что же я?.. Лишился зрения?.. Или ты лжешь мне в лицо?

Тереза. Ты не смеешь говорить о лжи… Ты сам лжешь!.. И нам всем лжешь, говоря, что ты швейцарец, хотя ты на самом деле француз!

Дюран. Кто это тебе сказал?

Тереза. Мне мать сказала!

Дюран, к Антонио. Г. лейтенант, счеты между нами кончены, и я прошу вас оставить этот дом… Сейчас же… Иначе…

Антонио. Иначе?..

Дюран. Выбирайте оружие!

Антонио. Не думаю, чтобы вы могли найти оружие более подходящее, чем сверкающие пятки!..

Дюран. Если бы я не предпочел в данном случае палку, я бы взял ружье, оставшееся у меня от последней войны.

Тереза. Ни на какой войне ты и не был, потому что дезертировал.

Дюран. Это тоже мать сказала?! С трупом сражаться я не могу, но превратить живого в труп я еще В состоянии. Подняв палку, идет на Антонио. Тереза и Анетта бросаются между ними.

Анетта. Одумайся!.. Что ты делаешь?

Тереза. Кончишь ты на эшафоте!..

Антонио отступает. Прощайте, г. Дюран, можете получить мое презрение вместе с десятью франками!

Дюран выхватывает из жилетного кармана золотую монету и бросает по направлению к Антонио. Шлю вам мое проклятие с этими деньгами! Негодяй!..

Тереза и Анетта следом за Антонио. Не уходите! Не уходите! Отец убьет нас!

Дюран ломает палку. Кто не может убивать, должен сам умереть!

Антонио. Прощайте! Вы еще пожалеете! Я был последней крысой на тонущем корабле. Уходит.

Седьмое явление.

Те же, кроме Антонио.

Тереза к Дюрану. Так ты обращаешься с гостями? Нечего удивляться, что дело гибнет!

Дюран. С такими гостями — именно так. Но скажи, Тереза… скажи, дитя мое… Берет её голову в руки. Скажи, любимое дитя мое, мне показалось это, или ты сказала неправду.

Тереза упрямо. Что такое?

Дюран. Ты знаешь, о чём я говорю… Меня интересует даже не самый факт… он, может быть, далеко не так преступен… Но вопрос, могу я полагаться на свой разум, на свои чувства, или нет!

Тереза. Говори о чем-нибудь другом! расскажи лучше, что мы будем сегодня есть!.. А что он будто бы поцеловал меня, — это неправда!

Дюран. Нет, правда! Клянусь Богом, я видел своими глазами!

Тереза. Докажи!

Дюран. Докажи! Двумя посторонними свидетелями или одним полицейским?! Обращаясь к Анетте. Анетта, дитя мое, скажи мне правду!

Анетта. Я ничего не видела!

Дюран. Ответ правильный! Нельзя же выдавать сестру! Как ты сегодня напоминаешь свою мать.

Анетта. Не смей говорить дурно о матери. И ей приходилось переживать такие дни, как сегодняшний.

Восьмое явление.

Т-в же. Адель со стаканом молока. Она ставит его на стол.

Адель обращается к Дираку. Вот тебе молоко! Ну, как дела с хлебом?

Дюран. С хлебом ничего не вышло, дети! А вообще всё пойдет так, как шло до сих пор!

Тереза вырывает у отца стакан с молоком. Ничего тебе не будет, раз ты швыряешь деньги и заставляешь голодать своих детей!

Адель. Он швырнул деньги? Несчастный! Правду говорила мать… Еще тогда надо было его засадить в сумасшедший дом!.. Он и тогда уже был сумасшедшим! Вот получай еще счет! Дюран смотрит на счет, вздрагивает, наливает стакан воды, выпивает и закуривает коротенькую трубку.

Анетта. Курить — это он умеет.

Дюран усталым и покорным тоном. Ах, дети, табак этот стоит вам ровно столько же, сколько и стакан воды… Еще полгода тому назад мне подарили его. Не взвинчивайте вы сами себя без толку!

Тереза берет у него спички. Оставь, в таком случае, спички…

Дюран. Если бы ты знала, Тереза, сколько я потратил спичек, вставая по ночам поглядеть, не сбросила ли ты с себя одеяла! Сколько раз, Анетта, я поил тебя тайком, когда ты кричала от жажды, а мать не давала тебе пить, потому что считала это вредным для детей!

Тереза. Это было так давно, что я и думать позабыла об этом. А затем ты сам говорил, что это была твоя обязанность.

Дюран. Да, и я исполнял свои обязанности и даже несколько больше!

Адель. Продолжай, продолжай! А что бы иначе вышло из нас? Бросить трех молоденьких девушек без ласки, без зашиты, без всего?!.. Ты знаешь, куда гонит нужда?

Дюран. Это я говорил еще десять лет тому назад, но никто не желал меня слушать. Двадцать лет тому назад я предсказал, что придет этот час, но помешать этому я был не в состоянии. Я — как тормоз на курьерском поезде, я видел, что всё идет к разрушению, но схватить рычаг и остановить машину я был не в состоянии.

Тереза. И теперь ты требуешь благодарности за то, что разорил нас?

Дюран. Нет, дитя мое, я требую только, чтобы вы не относились с такой озлобленностью ко мне. Для кошки у вас находятся сливки, а отцу, который еще ничего не ел, вы отказываете в стакане молока!

Тереза. Так это ты никогда не оставлял ни капли молока кошке?

Дюран. Да, я!

Анетта. Может быть, и у мышей всё съедал тоже он!

Дюран. Тоже я!

Адель. Свинья!

Тереза смеется. Подумайте только, если бы там был яд!

Дюран. Если бы он был…

Тереза. Ты бы, конечно, ничего не имел против… Ты столько раз собирался стреляться… хотя и не застрелился.

Дюран. Почему не застрелился?.. Откровенный упрек! А знаете, почему я этого не сделал? Потому, милые дети, что вам пришлось бы идти топиться тогда! Скажи еще что-нибудь такое же злое! У меня такое чувство, будто я слышу сейчас музыку— Знакомую музыку… доброго старого времени!

Адель. Брось свою бесцельную болтовню и сделай что-нибудь! Предприми что-нибудь!

Тереза. А ты знаешь, какие были бы последствия, если бы ты так оставил нас?

Дюран. Могу себе представить, — стали бы проститутками. Так всегда говорила ваша мать, когда, бывало, истратит всё деньги вместо хозяйства на лотерейные билеты.

Адель. Замолчи! И не смей говорить ни слова о нашей дорогой, любимой матери!

Дюран тихо напевает.

Свечка засверкает,

Дом весь озарит…

Ветер пронесется…

Счастье прилетит.

Да, уж счастье тогда наверное прилетит!

Ветер пронесется —

Гром вдруг загремит.

Гадая, удастся или нет. Да… нет… да… нет… Облака сгущаются. Поднимается ветер. Дюран вскакивает и говорит Адели. Загаси плиту… Ветер поднялся.

Адель взглядывает ему прямо в глаза. Никакого ветра нет!

Дюран. Загаси плиту! Если начнется пожар, мы не получим премии!.. Загаси плиту! Слышишь, загаси!

Адель. Не понимаю.

Дюран смотрит ей в глаза и берет её руки. Только слушайся!.. Делай, что я тебе говорю! Адель выходит в кухню, дверь оставляет открытой. Дюран обращается к Терезе и Анетте. Подите, дети, заприте ваши окна, да осмотрите заслонки в печах. А раньше поцелуйте меня!.. Я собираюсь уехать… чтобы достать вам денег.

Тереза. Ты можешь достать денег?

Дюран. Я застрахован и собираюсь реализовать полис.

Тереза. Сколько же ты можешь получить?

Дюран. Если продам — шестьсот франков… А если умру, пять тысяч! Тереза смущена. Говори, говори, дитя! Нет, не будем жестоки без надобности! Скажи, Тереза, ты так сильно любишь Антонио, что чувствовала бы себя несчастной, если бы не вышла за него?

Тереза. Конечно!

Дюран. Ну, так можешь выходить за него, — конечно, если он тебя любит. Только не будь злой по отношению к нему, а то будешь несчастна. Будь счастлива, моя милая, любимая девочка! Обнимает и целует ее в щеки. Тереза. Не умирай, отец! Не умирай!

Дюран. Разве ты не желаешь мне покоя?

Тереза. Конечно… если ты сам этого хочешь… Прости меня, отец… Я часто бывала несправедлива к тебе.

Дюран. Пустяки, девочка!

Тереза. Никто из нас не бывал такой злой по отношению к тебе, как я!

Дюран. А в тебе это я меньше всего замечал, потому что любил тебя больше всех… За что — не знаю! Ну, иди и закрой окна!

Тереза. Вот спички, папа!.. А здесь твое молоко!

Дюран с улыбкой. Ах, ты… ребенок!

Тереза. А что же мне сделать? Мне больше нечего тебе дать.

Дюран. Ты мне еще ребенком дала столько радости, что долгов за тобой нет! Ну, иди и взгляни на меня поласковее… Как раньше. Тереза идет, оборачивается и бросается ему на шею. Ну, вот, моя девочка… Вот и хорошо! Тереза убегает.

Девятое явление.

Дюран. Анетта. Потом Адель.

Дюран. Ну. будь счастлива, Анетта!

Анетта. Я не пойму, ты в самом деле уезжаешь?

Дюран. Уезжаю.

Анетта. Но ведь ты вернешься, папа?

Дюран. Никто не может поручиться за один день вперед. Во всяком случае, мы можем пожелать друг другу счастья!

Анетта. Прощай, отец!.. Счастливого пути!.. И ты ведь не забудешь, как бывало’ раньше, купить нам чего-нибудь? Уходит.

Дюран. Ты помнишь еще, хотя я уже давно ничего не покупал вам! Прощай, Анетта! Поет про себя.

Слезами пашню поливал,

Своею кровью удобрял.

А жатву соберет другой!

Таков уж жребий наш людской!

Входит Адель.

Адель?! Теперь выслушай меня!.. И пойми! И, если мой способ выражения туманен, то это значит только то, что я не хочу обременять твою совесть слишком большими сведениями. Не беспокойся… Девочек я отослал в их комнату. Теперь прежде всего тебе следовало бы спросить, застрахована ли моя жизнь… Ну!

Адель нерешительно спрашивает. Застрахована твоя жизнь?

Дюран. Нет, я был застрахован, но полис свой я уже давно продал, потому что заметил, что некоторые лица слишком нетерпеливо ждали получения этой страховой суммы. Но зато у меня застраховано имущество. Видишь это письмо? Припрячь его хорошенько! А теперь я задам тебе один вопрос! Ты знаешь, сколько свечей полагается на фунт в семьдесят пять сантимов?

Адель. Шесть.

Дюран показывает на пачку свечей. Сколько там свечей?

Адель. Только пять!

Дюран. Потому что шестая — наверху… И совсем близко…

Адель. Господи!

Дюран вынимает свои часы. Приблизительно минут через пять она догорит!

Адель. Не может быть!

Дюран. Нет, может. Ты видишь еще какой-нибудь выход из нашего положения? Нет! Следовательно…

Это о делах… Теперь еще одно!.. Что г. Дюран уходит из жизни шепчет поджигателем, это довольно безразлично… Но что в течение всей своей жизни он был честным человеком, это дети его должны знать… Родился я, правда, во Франции, но говорить об этом первому встречному я не считал нужным. Непосредственно перед воинской повинностью я влюбился в твою мать. Чтобы иметь возможность жениться, пришлось уехать сюда и здесь натурализироваться! Когда разразилась последняя война и казалось, что мне придется идти против моей родины, я поступил в партизанский отряд и действовал против немцев. Я никогда не дезертировал, как видишь, и всю эту басню выдумала твоя мать.

Адель. Мать никогда не лгала.

Дюран. Ну, вот… Опять встает между нами этот труп. Я не хочу обвинять покойницу, но клянусь тебе, я говорю правду. Слышишь?.. Относительно вашего приданого, т. е. наследства матери, дело обстоит так: сначала мать мотовством и глупыми спекуляциями растратила мои наследственные средства, так что мне пришлось бросить службу и открыть этот пансион. После этого часть материнских денег пошла на ваше воспитание… Растратой, надеюсь, это назвать нельзя… Итак, это тоже неправда.

Адель. А мать говорила на смертном одре…

Дюран. В таком случае, мать твоя лгала и на смертном одре, как лгала всю свою жизнь. И это проклятие, как злой дух, преследовало меня всю жизнь. Как вы мучили меня— ни в чём неповинного — этими ложными обвинениями! Я не хотел сеять смуту в ваши юные сердца и поколебать в вас веру в вашу мать — и потому молчал! Я нес крест в течение всей совместной жизни с женой. Всё ошибки её я выносил на собственной спине, брал на себя последствия её неправильных поступков… Пока, наконец, не начал сам думать, что виноват действительно я. А её совести хватало на то, чтобы вначале чувствовать себя только невиновной, а впоследствии даже какой-то жертвой. Когда она запутывалась в какую-нибудь историю, я обыкновенно говорил ей — свали вину на меня! И она сваливала!.. А. я принимал!.. И чем больше её вины принимал я на себя, тем сильнее она ненавидела меня с безграничной ненавистью человека, обязанного благодарностью другому. В конце концов, чтобы подкрепить себя в убеждении, будто она одурачила меня, она стала относиться ко мне с презрением и, наконец, научила и вас презирать меня… потому что, чувствуя свою слабость, хотела хоть чем-нибудь подкрепить ее… Я думал и надеялся, что слабость эта и зло умрут вместе с ней, но зло, как и болезнь, умеет только расти и развиваться. И когда я хотел изменить обычаи нашего дома, то натолкнулся на вас. Мать… Так говорила мать, и, значит, это правда… И для вас я был простаком, когда бывал добр, собачонкой, когда бывал ласков, и бесчестным, когда вы предъявляли свои требования и вели дело к гибели.

Адель. Конечно, бесчестно обвинять мертвую, которая не может защититься!

Дюран говорит быстро и взволнованно. Я еще не умер, но скоро умру! Ты возьмешь на себя мою защиту? Нет, не стоит… Но сестер своих защищай! Подумай о детях, Адель! Прояви свое материнское сердце по отношению к Терезе! Она моложе всех и больше всех хочет жить! Она бесхарактерна и бессознательно склонна и к злу и к добру! Постарайся, если возможно, выдать поскорей ее замуж. Вот уж и запах горящей соломы!

Адель. Господи, защити нас!

Дюран пьет из стакана. Защитит!.. А для Анетта отыщи место учительницы. Она выберется в люди… в хорошее общество. Когда выдадут деньги, распоряжайся ими ты! Не скупись и сделай сестрам всё, чтобы они могли показываться в обществе. Не спасай ничего, кроме семейных документов — в среднем ящике… Вот ключ!.. Полис у тебя… Сквозь крышу пробивается дым. Скоро всё исполнится!.. Сейчас зазвонят у св. Франциска!.. Обещай мне только одно. Ничего не говори сестрам! Это только нарушит спокойствие их жизни. И потом еще одно: ни одного дурного слова о матери. Портрет её — в шифоньерке… Вы этого не знали… Мне казалось достаточным вечное присутствие её призрака здесь. Поцелуй Терезу и скажи ей, чтобы она простила меня. И не забудь… когда будешь покупать платья, покупай ей самые лучшие… Ты знаешь, как она любит всё это… и куда может завести эта любовь! Скажи Анетте…

Раздается глухой удар колокола. Дым идет сильнее. Дюран кладет руки на стол и опускает голову.

Адель. Пожар! Пожар! Отец!.. Что с тобой?.. Ты сгоришь здесь! Дюран поднимает голову и, как бы объясняющим жестом, отодвигает стакан. Ты… принял яд?..

Дюран утвердительно кивает головой. Полис у тебя?.. Скажи Терезе и Анетте…

Голова его бессильно опускается. Новый удар колокола. Снаружи доносится шум.

Занавес.

————————————————————

Текст издания: А. Стринберг. Полное собрание сочинений. Том 6. Швейцарские новеллы. — Издание В. М. Саблина, Москва — 1909. С. 223.

ABBYY FineReader 12