ПОЗДРАВЛЯЮ!
ПОЗДРАВЛЯЮ!
КОГДА ЭТО ЗАВЕЛОСЬ?
ДОБРОХОТНОМУ ЧИТАТЕЛЮ
НАМ-ТО ХОРОШО!
[26 апреля 1930 г.]
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Поздравляю!, Осоргин Михаил Андреевич, Год: 1930
Время на прочтение: 5 минут(ы)
М. А. Осоргин. Заметки старого книгоеда
Честь имею поздравить редакцию газеты с десятилетием! Вот как раз и старый книгоед печатает у вас свою десятую статеечку о старых книгах — как бы тоже юбилей.
Между книгой и газетой разница большая. Книга на десятый год еще совсем молода, даже говорить о ней не приходится, для нее и сто лет — не старость. А газетный лист иной раз и назавтра стар.
Пусть читатель попробует порыться у себя и отыскать прошлогодний номер за тот же день. Где его найдешь? Давным-давно на что-нибудь употреблен, и памяти не осталось. Уж на что в библиотеках — и то не всегда можно найти, только очень большие любители сохраняют…
Так вот…
В сей юбилейный день позвольте поговорить, кто и когда изобрел газету. Впервые о том рассказано на русском языке в ‘Исторических, генеалогических и географических примечаниях в Ведомостях на 1729 год’, которые издавались при Академии наук в Санкт-Петербурге. И рассказано так:
‘Ежели по нынешнему определению говорить, то не находится во оном древнейшего следу, нигде как у италианцов в 16 секуле (веке). Звание газетов (ведомостей) тогда такожде от оных произошло, а то от некоторой малой монеты, которая от них газета именовалась, и всегда за читание оных ведомостей плачена бывала. И так должны мы италианцам первое благодарение за вымышление так полезного и приятного дела отдавать’.
Позже моду на газеты завели французы, и первым издателем был ‘славный Ронодо, бывший медикус в Монтпельере’. Затем появились ‘месячные писма’ в Голландии и в Германии, а в 1703 году, заботами Петра Великого, вышла первая газета и у нас в России.
Петровская газетка была неважная и не всякому удобопонятна, печатались в ней только официальные сведения. Когда же печатание ‘Ведомостей’ перешло из Москвы в Петербург, а редакцию взял в свои руки историограф Г. Ф. Миллер, стало поинтереснее, даже и для широкой публики. Стала газета выходить дважды в неделю, по вторникам и пятницам, появились разные сообщения из-за границы, так что, например, в ном [ере] 20 от 12 февраля 1729 года можно прочесть следующее:
‘Из Лондона. Некоторый из здешних купцов получил из Александрии из Египта некоторую преизрядную египетскую мумию (мертвое тело), которая по рассуждению Академии наук с 3000 лет лежала, и сия мумия телом некоторой королевы быть имеет’.
Вон еще с каких пор начали англичане заниматься этим делом!
Или, например, пишут из Парижа 28 дня генваря: ‘О чреватстве королевы чинят обнадеживание с подлинными обстоятельствами, о котором при дворе боле не сумневаются’. И есть также рассказ о загробном явлении, начинающийся так: ‘Некоторая дамская персона имела здесь на сих днях с духом некоторого кавалера, некоторой особливой случаи, как оная с некоторыми добрыми приятелями при ломберном столе сидела, и со оными приятелями в ломбр играла, вызвана она в другой покои, где она помянутого духа ей довольно знаемого кавалера нашла, но она то не за такого духа, но за самого оного кавалера признавала, понеже она о преставлении его еще веема неизвестна была, и зело удивилась она, что он в лице так зело бледен и применен быть казался’.
И дальше все случилось совершенно так, как случается и у нынешних спиритов под начальством писателя Конан-Дойля, о чем и посейчас в газетах иногда сообщается.
Можно также найти и о театре, так как был и этот отдел. ‘В среду 17 дня сего месяца (сентября), ради щастливого рождения тамошнего Принца, здешние французские комедианты безденежно играть будут и к тому всех охотников призывают. Во оной комедии будет представлен: ле-Педан скрупулес, или совестный школьный мастер’.
С того же 1729 года стали при газете печататься и статьи совсем как ныне, но только как бы особо, в виде ‘Примечаниев’: описания торжеств, легкие статьи, стихотворения и всякий иной материал. Писали их больше академики, конечно — немцы, а переводили на русский язык Адодуров1, Тредиаковский и другие.
Я считаю так, что уж наверное в сей день юбилея поместят ‘Последние новости’ свое обращение к читателю…
Этот обычай тоже стар и неизменен. И раньше, такую статью начиная, вперед нее ставили слова:
‘Доброхотному российскому читателю радоватися!’ или же просто: ‘Благосклонному читателю!’
И дальше писал сам редактор:
‘При сем подается тебе паки начатие некоторых новых трудов, которые токмо ради увеселения тебя и ради твоей пользы и вое прияты. Ко исполнению сего намерения собрались разные персоны, из которых всякий трудиться будет, к пользе и к удовольствию читателей нечто сообщать’.
И тут рассказывалось, о чем будут впредь сообщения. Но, осведомляя читателя и даже поучая его, тогдашняя редакция предупреждала, что каких-нибудь особенных идей она распространять не собирается. ‘Сие наперед себе выговариваем, чтобы от нас так имянуемые резонементы или рассуждения не ожидать. Сие есть нашему намерению противно, которое токмо туды склоняется, чтобы оными публичные ведомости нашим читателям толь лутче и вразумительнее изъяснять’.
Неуспешности или плохого тиража тогдашний издатель не боялся, ибо ‘…есть дело о ведомостях, бесспорно, в такой великой моде, как оное никогда не бывало’. А уж дело самого читателя решать, для чего ему потребна газета. Потому и писалось: ‘Любезный читатель, ты будешь оные употреблять по твоему соизволению, изволишь ли оные того удостоить, чтобы тебе оными несколько праздных окомгновений препровождать, или ты оные к чему последнейшему употреблять изволишь’.
В конце же издатель вручал себя ‘любви и склонности’ любезного читателя, прибавляя: ‘А в протчем ничего более не желаем, как всякому угодным быть. Благосклонного читателя к службе охотнейший слуга издатель’.
Времена, конечно, переменились, и нынешняя газета не только рассказывает о мумиях и чреватстве высокопоставленных дам, а позволяет себе также и резонементы. Иной раз из-за этих резонементов выходят между разными газетами большие неприятности или, по-нынешнему, полемика: ты, мол, левый, а я правый,— вот и получи на свою голову по двадцатое число! А тот со своей стороны тоже старается сказать неприятность. Но общее намерение остается прежним: сделать удовольствие читателю. Для чего, например, пишет свои заметки старый книгоед? Для того лишь, чтобы мог благосклонный читатель ‘…оными несколько праздных окомгновений препровождать…’. Пробежит глазками, зевнет, потянется,— и вот тебе, писатель, награда за усердный твой труд! А из дому выходя, завернет в номер газеты старые башмаки, намереваясь отдать таковые в починку.
И кто же, однако, не скажет, что труд наш есть благородный!
В заключение же позвольте взаимно порадоваться, что мысли свои и наилучшие думы мы здесь печатаем без особой оглядки и с достаточной свободой. Такое благо, ох, как велико!.. И в нынешней, и в предыдущей истории нашей страны газета весьма страдала от неприятностей, проистекавших обильно от цензурного ведомства, так что приходилось говорить не то, что по совести думаешь, и не так, как сказать хочется. То же и с книжками, иные из которых выходить выходили, конечно, по недоглядке, а потом сожигались с последствиями для авторов.
Таковой случай был, например, с редкой ныне книжкой ‘Двенадцать спящих будочников’, довольно поучительной балладой, написанной в подражание Жуковскому писателем Елистратом Фитюлькиным, хотя и предполагаю, что это не подлинная его фамилия. Издана книжка в университетской типографии в Москве в 1833 году2, тексту же ее предпослано стихотворное предисловие, которое является наилучшим доказательством, что лаской можно задобрить и жестокого цензора, хотя после все равно придется отвечать за неслыханную свою смелость:
Цензурушка,
Голубушка,
Нельзя ли пропустить?
Я Господа
О здравии
Твоем буду молить.
Свободу я
Тиснения
Всегда буду бранить.
Цензурушка,
Голубушка,
Нельзя ли пропустить?
Пропустить-то она пропустила, вняв поэтическому молению. А после вся книжка в магазинах была отобрана, правда, не за эти слова, а за насмешку над полицией, в тексте ее властями усмотренную.
И уж действительно: если и полицию не уважать — что же святого останется!
ПН, 1930, No 3321, 26 апр.
1 Адодуров В. Е. (1709—1780) — один из крупнейших переводчиков в XVIII в.
2 Книга ‘Двенадцать спящих бутошников’ вышла в 1832 г. Автором ее был племянник поэта В. А. Жуковского — В. А. Проташинский. О цензурной истории издания см.: Добровольский Л. М. Запрещенная книга в России. М., 1962, с. 30—31, No 3.