‘Міръ Божій’, No 9, 1897
Потерянный и возвращенный рай. Поэмы Іоанна Мильтона. Москва. 1897…, Мильтон Джон, Год: 1897
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Потерянный и возвращенный рай. Поэмы Іоанна Мильтона. Москва. 1897. Изданіе книгопродавца Губанова. Ц. 1 р. 50 к. Потерянный и возвращенный рай. Изд. Е. Коноваловой. Москва. 1897. Ц. 2 р. Поэмамъ Мильтона выпала на долю едва ли не самая оригинальная судьба среди всхъ классическихъ произведеній. Даже среди русской публики трудно найти читателя, который бы не слышалъ о Потерянномъ ра и, что особенно любопытно, даже въ томъ случа, если этому читателю во всю жизнь не было суждено прочесть ни одного иностраннаго литературнаго произведенія. Поэма Мильтона искони распространена среди русскихъ любителей ‘божественнаго’, совершенно равнодушныхъ и даже враждебныхъ къ ‘свтскимъ книгамъ’. Ни одно западно-европейское поэтическое произведеніе не переводилось и не издавалось въ Россіи столько разъ, сколько Потерянный рай, и не пользовалось такими, можно сказать, непримиримыми правами на авторитетъ. Замоскворцкій читатель, упивающійся исторіей райской жизни прародителей и ихъ грхопаденія, непремнно пришелъ бы въ ужасъ отъ нашихъ представленій о Сатан и счелъ бы ихъ клеветой на автора. Противорчіе, единственное въ литературной исторіи, и тмъ боле любопытное, что возникло и существуетъ вполн основательно.
Потерянный рай писался поэтомъ на склон лтъ посл очень бурной политической дятельности и далеко не благополучной семейной жизни. Поэма должна была сослужить великую нравственную службу престарлому слпцу, доставить ему единственное утшеніе воспоминаній, какое только доступно одинокимъ дятелямъ, сходящимъ съ общественной сцены. Она въ сущности продолжала ту же дятельность, только въ форм творческихъ образовъ и вдохновенныхъ рчей. Люди, подобные Мильтону, умираютъ, не покидая поста и только мняя оружіе.
Въ результат, библейскія сказанія о безнадежной, но упорной борьб падшихъ ангеловъ съ Творцомъ, о блаженств и преступленіи первыхъ людей ничто иное, какъ или замаскированная лтопись англійской революціи, или часто въ высшей степени искренняя личная исповдь поэта о мимолетныхъ радостяхъ и долголтнихъ, испытаніяхъ своей молодости. Это одновременно эпопея и лирическая пснь, одинаково субъективныя, горячо прочувствованныя. Не даромъ, и посл поэмъ у Мильтона оставалось еще много невыплаканныхъ слезъ и недоговоренныхъ рчей: въ драм Самсонъ-Борецъ на сцену являлся такой же обездоленный слпецъ-патріотъ, такой же одинокій энтузіастъ свободы, какимъ самъ авторъ былъ, среди общества реставраціи.
Отсюда совершенно особое впечатлніе, овладвающее вами при чтеніи поэмы,— впечатлніе, казалось бы, совершенно неожиданное по сюжету и по величавому тону рчи. Предъ вами будто совершенно исчезаетъ разстояніе, отдляющее васъ отъ изображаемыхъ, событій и отъ времени возникновенія поэмы. Васъ окружаютъ такіе могучіе вчные вопросы человческаго прогресса, такія настоятельныя задачи человческой психологіи, что вы только изумляетесь, искусству поэта слить библейскій сюжетъ съ неумирающими злобами, нашей повседневной дйствительности.
Это въ силахъ почувствовать ршительно всякій читатель, какъ бы скроменъ ни былъ уровень его литературнаго развитія. Этимъ и объясняется непрерывный спросъ на поэмы Мильтона и появленіе все новыхъ изданій.
Къ сожалнію, только качества этихъ изданій далеко не всегда, заслуживаютъ привтствій и весьма часто скоре способны ввести читателя въ заблужденіе, чмъ познакомить съ красотой и величавымъ смысломъ мильтоновской поэзіи.
Образчикомъ такихъ искаженій можетъ считаться изданіе московскаго книгопродавца Губанова. Изданіе, несмотря на довольно-высокую цну, разсчитано на сбытъ среди срой публики: именно она — кліентъ издателя, и тмъ прискорбне небрежность и невжество, отмчающія каждую страницу текста.
Мы укажемъ на самыя существенныя мста, не по грубости самихъ искаженій: есть и гораздо боле замчательныя въ этомъ, отношеніи, а по важности содержанія, по той тщательности, съ какою ихъ долженъ былъ отдлывать поэтъ въ силу своего глубокаго личнаго сочувствія извстнымъ мотивамъ.
Прежде всего, образъ и характеръ Сатаны нарисованъ Мильтономъ отнюдь не подъ вліяніемъ исключительно благочестиваго желанія заклеймить позоромъ мятежнаго ангела. Поэтъ, конечно, на сторон неба и свта, но онъ не можетъ отказать въ своемъ невольномъ удивленіи мужеству и вол Сатаны. Предъ нами поэтическое настроеніе будто двоится, всякій разъ, когда на сцен Сатана. Въ этомъ факт характернйшая черта мильтоновской поэмы. Авторъ, пережившій мятежную эпоху и лично принимавшій горячее участіе въ борьб націи за свободу, не могъ въ лиц даже падшаго ангела не оцнить великой отваги и великихъ усилій личности.
Нкоторыя мста поэмы поразительны по этому сплетенію правоврнаго объективнаго негодованія на преступленіе Сатаны и инстинктивнаго поэтическаго восторга предъ силой и доблестью.
‘Въ его глазахъ,— читаемъ мы о Сатан,— грозно глядвшихъ изъ подъ нахмуренныхъ бровей, читалась жестокость, но въ нихъ зато свтилась необузданная отвага, въ выраженіи лица, правда, отражалась неумолимая жажда мести, но оно было такъ гордо, такъ величаво и вмст съ тмъ такъ полно глубокой скорби, вызванной упреками совсти, что не трудно было не только имъ залюбоваться, но даже почувствовать къ нему состраданіе’.
И дальше эти величественнйшія картины Сатаны-оратора, Сатаны-воина: онъ говоритъ ‘преисполненный царственной гордостью, безъ малйшаго признака волненія’, передъ боемъ онъ похожъ на ‘блестящую комету, раскинувшую по скверному небу свою громадную гриву, съ которой сыпались на міръ войны, моровая язва и прочія бдствія’… А эти рчи: ‘сознаніе собственной слабости всегда постыдно’, ‘разумъ въ самомъ себ находитъ подобающее ему мсто и можетъ сдлать изъ ада рай, а изъ рая адъ. Не все ли равно, гд бы я ни жилъ, когда я остаюсь и буду оставаться такимъ же, какимъ былъ и какимъ долженъ быть, хотя бы и казалось, будто я стою ниже того, кто побдилъ меня своими громами’, ‘тотъ, кто побдилъ только силою, побдилъ врага только на половину’…
Очевидно, по какому направленію идетъ вдохновеніе поэта, и значитъ не понимать самой сущности мильтоновскаго замысла, если исказить образъ Сатаны въ Потерянномъ ра.
Именно это и происходитъ въ русскомъ перевод. Въ первой же книг англійское, столь характерное выраженіе ‘th’unconquerable will’, непобдимая воля, переводится ‘неумолимая злоба’, дальше русское ‘непреклонная твердость’ не соотвтствуетъ англійскому courage never to submit dr yield — ‘мужество никогда не покоряющееся и ничему не уступающее’.
Не мене извращены и описанія соратниковъ Сатаны, и извращены въ томъ же направленіи благонамренности. Напримръ, Молохъ у Мильтона едва уступаетъ Сатан по надменной отваг: онъ стремится сравняться съ самимъ Богомъ и лучше не существовать, чмъ быть ниже его по сил. На русскомъ язык совершенно другая мысль (стр. 28).
Въ результат, у читателя остается превратное представленіе о важнйшемъ мотив поэмы. Это тмъ сильнйшій недостатокъ перевода, что мильтоновскій Сатана долженъ считаться родоначальникомъ популярнйшей художественной поэмы, увлекавшей поэтовъ всхъ народовъ и въ публик вызывавшей въ полномъ смысл головокружительные восторги. Мы говоримъ о демонизм. Вс его существенныя черты цликомъ находятся въ мильтоновской поэм и впослдствіи поэтамъ оставалось только воспользоваться богатымъ матеріаломъ, величественный Сатана могъ стать родоначальникомъ безчисленныхъ демоновъ большого и малаго калибра, отъ Чайльдъ Гарольдовъ и Мавфредовъ до Ренэ и Онгиныхъ.
И Мильтонъ предвосхитилъ не только демоническую гордость и ненависть, но также и демоническое очарованіе, ту сторону психологіи, гд демонизмъ граничитъ съ донъ-жуанствомъ и борецъ на личность, свободу превращается въ губителя женскихъ сердецъ.
На эту тему у Мильтона классическая исторія искушеній Евы Сатаной. Здсь затронуты и развиты ршительно вс мотивы демоническаго донъ-жуанства, начиная съ классическаго изображенія женской красоты и кончая глубокой психологіей неотразимыхъ вліяній на женскую природу льстивыхъ и въ то же время сильныхъ рчей мужчины.
Здсь также не мало заключено личныхъ авторскихъ впечатлній и воспоминаній. Не даромъ разсказъ безпрестанно прерывается дорическими восклицаніями и явно личной исповдью поэта. Не могъ онъ до послднихъ дней забыть жгучаго оскорбленія, пережитаго въ день бгства молодой жены отъ него — любящаго, блестяще-талантливаго и на рдкость красиваго! Но воспоминанія теперь не вызовутъ метательнаго чувства, на столько оно успло улечься, тмъ боле что легкомысліе было скоро заглажено и, надо думать, искуплено. И поэтъ съуметъ со всмъ богатствомъ и лирической яркостью красокъ изобразить очаровательную красоту Евы, первое пробужденіе страсти и представить одну изъ самыхъ женственныхъ сценъ женскаго увлеченія, какія только удавались романистамъ.
Но такъ въ подлинник. Въ перевод опять или извращеніе текста, или ничмъ неоправдываемые пропуски. Именно тончайшіе штрихи въ картин Мильтона совершенно исчезли. Напримръ, поэтъ неоднократно описываетъ впечатлнія, какія красота я грація Евы производить на все населеніе рая, и достигаетъ здсь изящнйшей прелести стиля. Ева удаляется, оставляя Адама бесдовать съ Ангеломъ, въ подлинник
Not unattended, for on her as queen
A pomp of winning graces waitedstill…
T. e. Ева уходитъ ‘не одна’, ‘не безъ свиты’, ‘удаляется какъ царица’, и свита ея — ея прелести, всюду ее сопровождающія и заставляющія горть всю природу пламенемъ страсти. Русскій переводчикъ не почувствовалъ и малой доли поэзіи подлинника (стр. 166). Не мене обезцвчена и классическая сцена спора Адама съ Евой, въ роковой день искушенія: Ева хочетъ одна выполнить дневную работу, безъ Адама отдаться тайно волнующимъ ее думамъ и какимъ-то неразгаданнымъ, но страстно томящимъ предвкушеніямъ.
Мильтонъ уметъ въ нсколько строкъ заключить необычайно сложную цпь настроеній, какія овладваютъ душой женщины, инстинктивно сознающей могущество своей красоты, по природ тмъ боле склонной настаивать, чмъ убдительне доказываютъ ей неосновательность ея желанія, готовой загорться гнвомъ отъ противорчій Адама, но и въ самомъ раздраженіи обаятельно женственной.
Вотъ три стиха, которые для столь же лаконическаго и содержательнаго перевода на другой языкъ потребовали бы цлаго конкурса завзятыхъ мастеровъ стихотворной формы и тончайшихъ поэтическихъ оттнковъ:
То whom the virgin majesty of Eve,
As one who loves, and some unkindness meets,
With sweet austere composture thus replied… (Book IX)
У переводчика остался грубый остовъ, не дающій и слабой тни подлиннаго рисунка.
Немного дальше переводчикъ выпускаетъ нсколько строкъ, наполненныхъ сравненіями Евы съ разными миологическими красавицами. Трудно ршить, почему нкоторыя изъ этихъ красавицъ пощажены, а другія, какъ разъ самыя эффектныя, выпущены.
Въ результат Потеряный рай въ изданіи г. Губанова ршительно не заслуживаетъ распространенія, и, по пословиц, будутъ плакать т деньги, какія иной простой любитель грамоты отдастъ за уродливое дтище книгопродавческой спекуляціи.
Другой переводъ въ изданіи Е. Коноваловой не такъ опасенъ, потому что не разсчитанъ на простодушную публику. Въ общемъ онъ лучше и добросовстне своего конкуррента, языкъ гораздо литературне и авторъ несомннно знакомъ съ языкомъ подлинника. Но и здсь попадаются недоразумнія, не длающія чести вниманію переводчика. Приведемъ одинъ примръ изъ наиболе элементарныхъ.
Мильтонъ, изображая совтъ падшихъ ангеловъ, тщательно характеризуетъ личность каждаго оратора, непремнно своеобразную, не похожую на другихъ, между прочимъ Веліала, образецъ вншней красоты и внутренняго растлнія. Поэтъ говоритъ:
A fearer person lost not Heaven…
T. e. боле красиваго созданія не утрачивало небо. Даже въ изданіи г. Губанова эти слова переданы довольно точно: ‘Небо лишилось въ немъ прекраснйшаго ангела’, въ изданіи Е. Коноваловой: ‘Немного потеряло небо отъ потери этой прекраснйшей личности’ (стр. 35). Это не переводъ, а творчество переводчика!
Потомъ цну книги нельзя не признать слишкомъ высокой и слдуетъ пожелать, чтобы Потерянный рай нашелъ дйствительно литературнаго издателя и сталъ доступнымъ обширной русской публик въ форм, достойной подлинника. Особенно въ наше время эта популярность была бы желательна: мало можно указать произведеній, гд бы такое художественное вдохновеніе служило такимъ высокимъ нравственнымъ цлямъ не ради тенденціи, а въ силу своего естественнаго благородства.