Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь: Стихотворения. Политический памфлет. Проза. Воспоминания
M., ‘ТЕРРА’, 1994.
ПОСЛЕДНИЕ РИМЛЯНЕ
Сидели они, по обыкновению, в кафе. Разговор был задушевный и простой.
Оптимист с неподражаемым фатовством жевал сигарный окурок, потягивал подозрительную малагу и говорил:
— А по-моему, никаких таких оснований для пессимизма нет. О Крыме через неделю забудут. Национальный центр лопнет, как мыльный пузырь. Русских вышлют в Алжир. Лейг падет. Премьером будет Кашэн, министром иностранных дел — Фроссар. Версальский договор уничтожат, Севрский — тоже. Красная армия сметет с лица Земли и Польшу, и Латвию, и Эстонию. В Париже станет темно, как у негра в желудке, потому что ни одной унции шарбону Германия больше не даст. Иоффе приедет прямо на rue de Grenelle. Венская федерация поднесет ему титул маршала, и французская печать будет называть его маршал Жоффе. Это ясно. Ирландия отделится наконец от Англии и присоединится к России. Лорд-мэром города Корка будет не кто иной, как Каменев. Ллойд Джордж поселится в Праге и будет издавать ‘Волю Британии’. Горький отдаст визит Уэллсу, и во всем мире наступит период необычайного расцвета, тот вожделенный золотой век человечества, о котором мечтали Демьян Бедный и другие мыслители нашей эпохи.
Что же касается Востока, то там вспыхнет не лишенная местного колорита, так называемая священная война, которая кончится вничью: то есть, попросту говоря, ни одной души на Востоке не останется и все пойдет по-хорошему.
— Да,— закончил оптимист, допив малагу и швырнув в бокал сигарный окурок,— как хотите, а я верю в светлое и счастливое будущее!.. А вы?!
Пессимист сладострастно откашлялся, с невыразимым презрением посмотрел на розовую лысину собеседника и сказал:
— Буду краток и начну с того, что месяца через два, не позже, вас повесят на Красной площади в Москве, куда вместо Алжира со всеми вашими соотечественниками вы будете высланы. Никакого впечатления ваша смерть в Европе не произведет. В России — тоже.
Оптимиста передернуло, но он быстро примирился с собственной кончиной и процедил сквозь зубы:
— Продолжайте!..
— Что ж, можно и продолжать, хотя, после всего вышеизложенного, продолжение мое особенно вас интересовать уже не может!..
— Нет, все-таки…— оживился оптимист,— мне бы хотелось узнать, что будет… ну, например, с вами?!
— О, ничего особенного… почти то же самое, что с вами.
— И тоже в Москве?!— с радостным волнением спросил любитель малаги.
— О, нет!— снисходя к человеческой слабости, ответил пессимист,— это будет здесь… в Париже.
— Но каким образом?! Когда?!
— В три четверти седьмого, сегодня! — последовал спокойный и твердый ответ.
Дальнейший разговор как-то не вязался. Оптимист не выносил, когда над ним издевались.
Холодно попрощавшись, он быстро вышел.
Пессимист потребовал счет, заплатил за малагу оптимиста и за сигару оптимиста, дал сорок франков на чай будущему комиссару юстиции и отправился домой.
Нужно ли пояснять, что часы, висевшие в большом розовом салоне, внизу, пробили семь — ровно пятнадцать минут после того, как на прочных резиновых подтяжках он уносился в лучший мир, где праведники пьют из чаши блаженства и где Вечность длится не более мгновения.
Ибо пессимисты — честные люди, и все, что обещают они, исполняется.
1920
ПРИМЕЧАНИЯ
Рассказы и фельетоны, не вошедшие в книгу ‘НАША МАЛЕНЬКАЯ ЖИЗНЬ’
Последние римляне.— ПН, 7 декабря, 1920. С. 3. Лейг — Ф. Лейг, глава французского кабинета министров в 1920—1921 гг. Фроссар — Людовик Оскар Фроссар (1889—1946), французский политический деятель, журналист. Шарбон — уголь. Иоффе — А. А. Иоффе (1883—1927), советский государственный и партийный деятель, в 1920-е годы — полпред в Берлине, в Китае, в Австрии. Rue de Grenell— улица в Париже, где помещалось советское посольство. Корк — порт в Ирландии. ‘Воля Британии’ — по аналогии с русской эмигрантской газетой ‘Воля России’.