ПОСЛДНЕЕ СЛОВО НАУКИ.
ПОСЛДНЕЕ СЛОВО НАУКИ.
(Посвящается Надежд Павловн Ивановой.)
(Заключеніе)
ПОСЛДСТВІЯ БОРЬБЫ.
ПОСЛДСТВІЯ БОРЬБЫ.
I.
В. Португаловъ.
(Окончаніе въ слд. книжк.)
‘Дло’, No 6, 1870
Последнее слово науки, Португалов Вениамин Осипович, Год: 1870
Время на прочтение: 26 минут(ы)
Когда мы окидываемъ взоромъ vol d’oiseau людское населеніе земли, намъ невольно бросается въ глаза весьма странное и крайне неравномрное распредленіе племенъ и народовъ. Насъ поражаютъ неусидчивость, непостоянство и вчное стремленіе къ передвиженію всхъ націй и народностей. Всматриваясь глубже въ жизнь человчества, мы легко убждаемся, что на всемъ земномъ шар нтъ ни одного клочка, о которомъ съ достоврностью можно было бы утверждать, что такой-то народъ здсь именно родился, выросъ, возмужалъ и окрпъ, не двигаясь, не шевелясь съ мста. Такого клочка нтъ. Вс сидятъ не на своихъ мстахъ. Впродолженіи безчисленнаго ряда вковъ еще въ доисторическое время одни народы вытсняли другихъ и въ свою очередь были отодвигаемы новыми пришельцами. Нтъ народа, который могъ бы похвастать своимъ первобытнымъ мстожительствомъ. Вс захватили чужія мста. Вс стремятся захватить лучшія мста, каждому хочется жить тамъ, гд удобне, а потому онъ тснитъ сосда. Откуда эта страсть къ передвиженію? Откуда эта неусидчивость и непостоянство? Откуда это вчное стремленіе впередъ и впередъ? Это…. это борьба за лучшее существованіе. Борьба совершается еще и теперь на нашихъ глазахъ. Но еще рельефне, еще осязательне выступаютъ предъ нами послдствія нескончаемой борьбы за такое существованіе, теперь предъ нами именно результаты этой вчной борьбы и т могучіе элементы, которые могутъ и должны служить намъ ручательствомъ за дальнйшій успхъ, за торжество побды.
Изъ статистическихъ и этнографическихъ данныхъ легко придти къ тому заключенію, что численность народа, племени, расы какъ бы соотвтствуютъ степени культуры и цивилизаціи. Народы, стоящіе на самой низкой ступени культуры, отличаются и крайнею малочисленностью. Сверо-азіятскихъ дикарей всего какихъ нибудь 40,000, готтентотовъ всего какихъ нибудь 50,000, австралійцевъ не боле 80,000, папуасовъ едва ли найдется боле полутора или двухъ милліоновъ. Если нсколько дальше ушли средне-африканскіе народы, то и численность ихъ доходитъ почти до 10 милліоновъ. Первобытные обитатели Америки въ лучшіе дни своей жизни не поражали своею многочисленностью, а теперь число ихъ простирается всего до 12 милліоновъ. Не дальше ихъ ушли кафры, которыхъ численность не превосходитъ и 18 милліоновъ. Малайцевъ, правда, 28 или 29 милліоновъ, южно-американскихъ племенъ до 34 милліоновъ и африканскихъ негровъ вообще до 130 милліоновъ. За то и культура этихъ народовъ нсколько выше первобытныхъ дикарей. Вс эти народы, вмст взятые, не превосходятъ средне-азіятскую расу, отличающуюся наибольшею численностью въ 550 милліоновъ, и далеко уступаютъ блой рас, насчитывающей до 547 милліоновъ въ своей сред. Эти дв расы именно и стоятъ во глав современнаго движенія человчества. Откуда и почему такое неравномрное распредленіе? Мы въ этомъ видимъ послдствія борьбы за существованіе. Слдовательно эти послдствія бываютъ двоякаго рода: прогрессивныя и регрессивныя. Чмъ сильне была борьба народа за его существованіе и чмъ она была успшне, тмъ онъ многочисленне, тмъ выше его благосостояніе, тмъ лучшее занимаетъ онъ географическое положеніе, тмъ лучшею владетъ онъ культурою, тмъ распространенне его цивилизація, и наоборотъ, чмъ мене успшна была борьба, тмъ народъ малочисленне, тмъ ниже его благосостояніе, тмъ худшею владетъ онъ культурою, тмъ мене можетъ онъ похвалиться своимъ географическимъ положеніемъ, тмъ они бдне и несчастне. Такимъ образомъ многочисленность, благосостояніе, высокая степень культуры, цивилизація и процвтаніе науки суть послдствія прогрессивнаго начала, напротивъ того малочисленность, нищета, вымираніе, вырожденіе, канибализмъ, низкая степень культуры, отсутствіе даже зачатковъ науки — послдствія регрессивныя.
Въ жизни каждаго народнаго организма старались отыскать аналогію съ индивидуальною жизнью отдльнаго человка. Дрэперъ въ своей Исторіи умственнаго развитія Европы, {Исторія индуктивныхъ наукъ Уэвелля несравненно больше удовлетворяетъ этой цли.} которая, за исключеніемъ нсколькихъ страницъ, могла бы правильне называться исторіей невжественнаго развитія Европы, силился доказать, что въ жизни каждаго народа легко отличить цлый рядъ возрастовъ, что каждый народъ рождается, проводитъ дтство, шалитъ въ юности, мыслитъ въ зрломъ возраст, дряхлетъ въ старости и наконецъ сходитъ со сцены. Если что можно сказать относительно этого взгляда, то лишь одно, что такъ дйствительно было до сихъ поръ съ нкоторыми, но никакъ не со всми народами. Видть же въ этой аналогіи какой нибудь несомннный физіологическій законъ насъ положительно ничто не уполномочиваетъ, предполагать, что такъ оно всегда будетъ съ каждымъ народомъ, мы не беремъ себ права. Напротивъ того, коллективная жизнь народовъ совершается по такимъ законамъ, которые нисколько нейдутъ въ параллель съ индивидуальною жизнью человка, и если въ жизни тхъ и другихъ непремнно отыскивать аналогію и возводить ихъ въ принципы, то мы натолкнемся каждый разъ на такія противорчія, которыя примирить нтъ никакой возможности. Наконецъ такія толкованія убійственны для прогресса и отъ нихъ несетъ китаизмомъ. А мы вримъ въ прогрессъ, мы вримъ, что съ каждой исторической эпохой человчество пріобртаетъ новыя средства и отыскиваетъ новые пути къ дальнйшему совершенствованію, къ прогрессивному развитію, которому нтъ предла. Прогрессъ вовсе не старческая опытность, дряхлая и беззубая, а вчно свжая, цвтущая молодость. Тмъ-то и отличается народный организмъ отъ индивидуальнаго, что въ него постоянно вносятся новые, свжіе, бодрые элементы, которые, наскоро усвоивъ опытъ вковъ, не останавливаются на этомъ, а идутъ впередъ безъ оглядки, и мы не видимъ никакой надобности, чтобъ такое движеніе, такое состояніе когда нибудь прекратилось.
Тоже самое мы должны сказать о взгляд Гервинуса на историческое развитіе и его законъ. Въ своемъ Введеніи въ исторію XIX вка, Гервинусъ проводятъ идею историческаго развитія и доказываетъ, что во всей исторіи человчества замтенъ правильный прогрессъ свободы, которая сперва принадлежитъ лишь нсколькимъ личностямъ, потомъ распространяется на большее число и наконецъ достается многимъ. Отсюда совершается поворотъ въ обратную сторону и свобода снова достается въ удлъ не многимъ. Можетъ быть, что такъ было до сихъ поръ. Но мы знаемъ еще одну новую форму соціальнаго строя, при которой свобода становится достояніемъ не отборнаго множества, а собственностью всхъ и каждаго. Эта форма, правда, еще не выработалась окончательно, а потому историки не могутъ еще произнести своего приговора надъ этой формой соціальнаго строя, но что таковъ будетъ дальнйшій ходъ этого — строя легко предвидть. Онъ вверьхъ дномъ опрокинетъ вс опріористическія и обвтшалыя теоріи глубокомысленныхъ историковъ.
Оставляя въ сторон ученіе Каруса, который длитъ человчество на дневные и ночные народы, на утреннія и вечернія племена, мы нсколько остановимся на взгляд Клемма, который въ силу своей дйствительно-громадной учености, тщательнаго изученія своего предмета и необыкновенной начитанности глубо ко убжденъ, что все человчество представляетъ одно цльное существо, распадающееся на дв соотвтственныя половины, на мужскую и женскую втвь, на активную и пассивную отрасль. Мы вполн готовы принять этотъ взглядъ, но съ нкоторымъ ограниченіемъ, мы совершенно расположены принять это подраздленіе, по Клеммъ предлагаетъ его такъ ршительно и почти абсолютно, что мы не можемъ безусловно съ нимъ согласиться. Клеммъ готовъ утверждать, что если народъ родился пассивнымъ, то быть ему вчно такимъ и сдлаться активнымъ онъ и думать не смй. Уліе изъ одного чувства уваженія къ себ такой взглядъ для насъ оскорбителенъ, потому что Клеммъ относитъ къ пассивной половин и все славянское племя. Притомъ Клеммъ слишкомъ тсно связываетъ свое дленіе съ географическими и этнографическими условіями. Онъ относитъ къ активной рас однихъ лишь персовъ, арабовъ, грековъ, римлянъ и германцевъ, а всхъ остальныхъ народовъ къ пассивной рас. Но что же такого активнаго въ персахъ? И чмъ персы выше теперешнихъ обитателей Индіи и Китая? Положимъ, что Клеммъ совершенно справедливо считаетъ всю монгольско-финскую расу пассивною, но венгры и финляндцы доказываютъ, что они вполн способны сдлаться активными и заявляютъ себя и теперь въ этомъ отношеніи несравненно больше нкогда активныхъ грековъ, которыхъ активность давнымъ давно канула въ вчность, несмотря на вс самыя благопріятныя географическія и всякія космическія условія. Такимъ образомъ мы раздляемъ взглядъ Клемма и согласны съ нимъ въ томъ, что человчество теперь состоитъ изъ двухъ довольно неодинаковыхъ половинъ, активной и пассивной. По нашему крайнему разумнію, главное и преимущественное отличіе тхъ отъ другихъ заключается именно въ томъ, что народы активные кром самобытной культуры — главнымъ образомъ творцы и двигатели науки, въ ихъ рукахъ знамя прогресса. Совокупность этихъ элементовъ мы охарактеризуемъ общимъ именемъ: европеизмъ. Народы пассивные хотя и достигали подчасъ самостоятельной культуры, но культура ихъ ограничивается чисто-матеріяльными стремленіями, не нося въ себ высшихъ стимуловъ прогресса. Достигнувъ извстнаго предла культуры, они на ней успокоиваются и не чувствуютъ потребности идти дальше. Рядомъ съ культурой и рука объ руку съ цвтущимъ ея состояніемъ въ нихъ развивается невозмутимое самодурство и обломовщина становится господствующею чертою характера. Они способны цлыя вка, тысячелтія стоять на одной точк пассивнйшаго самоуслажденія. Такое состояніе мы характеризируемъ общимъ именемъ китаизма. Спору нтъ, что мы не ршаемъ и не разсматриваемъ вопроса абсолютно. Напротивъ того, мы положительно убждены, что нтъ ни одного народа, который вполн осуществлялъ бы въ себ европеизмъ во всей его чистот безъ малйшей примси китаизма, какъ нтъ народа, въ которомъ не просвчивала хотя бы искра божія, хотя бы одна черта европеизма. Но въ активныхъ народахъ именно преобладаетъ европеизмъ и хотя запасъ китаизма, унаслдованный вками, и довольно значителенъ, но въ томъ-то и сила европеизма, въ томъ-то его и преимущество, что онъ ведетъ отчаянную борьбу съ китаизмомъ, вытсняетъ его и непремнно вытснитъ, одержитъ верхъ надъ нимъ на всхъ пунктахъ земнаго шара и по всмъ отраслямъ человческой дятельности. Борьба между этими двумя элементами ведется искони вковъ, и торжествующій европеизмъ, почувствовавъ всю прелесть и выгоды побды, становится съ каждымъ днемъ все смле и смле и побда его несомннна. Посмотрите, кто господствуетъ на всемъ бломъ свт. Европеизмъ водрузилъ свое знамя на всхъ точкахъ земного шара. Нтъ страны, гд европеизмъ не устроилъ бы своей колоніи. Метрополія европеизма — центральная нервная система-непоколебимо царитъ на всемъ запад нашего материна. Каждая европейская колонія — а гд ея теперь нтъ?— это нервный узелъ, завдывающій обширною человческою провинціею, не рабски подчиненный своему президенту, а лишь связанный съ нимъ взаимными интересами прогресса. И дйствительно, вся Америка лишь колонія европеизма, также какъ и вся Австралія и вся Океанія. Такова сила борьбы за лучшую и прогрессивную жизнь, которую отстаиваетъ европеизмъ. Невольно ему все подчиняется. Въ его рукахъ свточъ и за нимъ слдуютъ вс. Пассивные народы не могутъ похвалится такимъ всемірнымъ господствомъ. У нихъ нтъ колоній. Они сидятъ на мстахъ подолгу, неохотно двигаются и до того свыкаются съ мстными условіями, до того становятся такъ сказать собственностью мстныхъ обстоятельствъ, что малйшее передвиженіе для нихъ гибельно. Они, правда, способны подмчать явленія окружающей природы и пускаются на изобртенія для удовлетворенія своихъ немногосложныхъ потребностей, но на извстной степени останавливаются, не идутъ дальше, удовлетворяются малымъ. У нихъ есть письмена, но нтъ литературы, они знакомы съ передвиженіемъ небесныхъ свтилъ, но у нихъ нтъ астрономіи, они строятъ корабли, но у нихъ нтъ мореплаванія, они умютъ приготовить разныя соли и кислоты, но у нихъ нтъ химіи, они умютъ лечить своихъ больныхъ, но у нихъ нтъ медицины, они знакомы съ искуствомъ книгопечатанія и съ порохомъ, но и эти искуства стоятъ у нихъ на самой низкой степени развитія. Пассивные народы имютъ, правда, законы, но у нихъ нтъ понятія о естественномъ прав, они обладаютъ массою отрывочныхъ знаній, межь ними обращается множество нравственныхъ и всякихъ другихъ правилъ, но у нихъ нтъ ни философіи, ни науки. Ученикъ строго заучиваетъ все преподанное учителемъ и свято храпитъ усвоенную мудрость. Онъ не позволитъ себ анализировать ее, обнаружить въ ней недостатки, исправить ихъ, пойти дальше. Это запрещаетъ ему уваженіе къ старшимъ, онъ вренъ традиціи предковъ и свято ненарушимо передаетъ ему сообщенное въ слдующія руки. Онъ смотритъ на себя лишь какъ на временный сосудъ, а не какъ на живой источникъ знаній.
Пассивные народы ничего не созидаютъ, а лишь подражаютъ. Ихъ культура и искуство, частная и общественная жизнь, разъ установившись, не выходитъ боле изъ обычной колеи. Соціальный ихъ строй — врнйшая копія ихъ семейнаго устройства. Религію свою они тщательно сохраняютъ до тхъ поръ, пока какой нибудь завоеватель не навяжетъ имъ новой, которой они опять-таки остаются врны, пока вншнія обстоятельства не измнятся. Такъ пассивные народы Индіи также охотно исповдывали буддискую вру, какъ браминскую, и также легко перешли въ магометанство.
Отличительная черта ихъ характера — тупое терпніе и умнье обжиться, свыкнуться со всякимъ положеніемъ. Мы въ одной изъ предыдущихъ статей своихъ высказали, что въ интерес прогресса — постоянное недовольство установленнымъ ходомъ вещей. Это благо народовъ активныхъ и ему совершенію чужды народы пассивные. Таково дйствительно отличіе народовъ активныхъ отъ пассивныхъ. Но изъ этого ничего не слдуетъ. Мы знаемъ, что на сцену исторіи народы активные выступили, говоря относительно, лишь недавно и стали таковыми лишь въ силу стеченія разныхъ благопріятныхъ обстоятельствъ, а потому мы глубоко убждены, что въ силу такихъ же обстоятельствъ каждый народъ можетъ изъ пассивнаго состоянія перейти въ активное, какъ, это случилось съ существующими теперь активными народами, и что такимъ же образомъ и активный народъ можетъ съ теченіемъ времени потерять свою активную роль и сдлаться глубоко пассивнымъ, лучшимъ и животрепещущимъ примромъ намъ могутъ служить греки. Обозрвая до историческую и историческую жизнь человчества, мы приходимъ къ тому заключенію, что народы могутъ быть скоре всего раздлены на 1) народы матеріальной культуры или исключительнаго культурнаго развитія и 2) на народы научной культуры или умственнаго научнаго развитія. Къ первымъ относится цлая цпь племенъ въ восходящей степени культурнаго развитія, начиная отъ австралійцевъ, стоящихъ на самой низкой ступени, за ними слдуютъ въ восходящемъ порядк папуасы, малайцы, африканскіе обитатели, американскіе индйцы и самое высокое положеніе въ этомъ отношеніи занимаютъ китайцы. Ко второй категоріи принадлежатъ лишь немногіе. Сперва это могущественное знамя развивалось въ древней Греціи, потомъ оно перешло въ руки арабовъ, пріютившихся на время въ уголку Европы въ Испаніи, а теперь оно величественно озаряетъ народовъ Запада Европы. Мы нарочно не упомянули о всхъ народахъ. При дальнйшемъ нашемъ изложеніи, читатель легко догадается, къ какой категоріи нашей схемы подходитъ тотъ или другой народъ и гд укажетъ ему мсто его патріотическое чувство. Эта схема кром того побуждаетъ насъ сознаться, что мы раздляемъ другой взглядъ Дрэпера на историческую жизнь народовъ умственнаго научнаго развитія. Мы дйствительно видимъ, что эти народы переживаютъ вкъ суеврія, вкъ традиціи, вкъ сомннія и изслдованія, чтобы добраться до вка разума и сдлаться господствующимъ въ борьб за существованіе. Ниже мы укажемъ, какіе элементы нужны для успшной борьбы за такое существованіе.
На памяти читателей свжо еще то время, когда всю образованную публику Европы охватило знаменитое ученіе Карла Риттера, который утверждалъ, что степень цивилизаціи, культуры и просвщенія находятся въ тсной и непремнной зависимости отъ размровъ береговой линіи страны, обитаемой народомъ. Какъ ни одностороненъ этотъ взглядъ, тмъ не мене онъ и до сихъ поръ сохранялъ свое почтенное мсто въ наук. Мы положительно считаемъ его однимъ изъ важнйшихъ элементовъ, фигурирующихъ въ судьб народовъ. По придавать ему господствующее значеніе былого времени значитъ впадать въ крайность и подвергать себя грубому и непростительному заблужденію. Положимъ, что крайнее извилистое развитіе береговой линіи Греціи дало ей возможность достигнуть высшей степени культуры, доставило ей средства и пути накопить богатства, положить начало чуть не всмъ наукамъ и создать лучшую форму соціальнаго строя, какую только видлъ древній міръ. Но та же береговая линія не помшала ей пасть безвозвратно. Положимъ, что превосходное очертаніе береговой линіи Европы много содйствовало ея историческому развитію, но своимъ благосостояніемъ, самобытной культурой, цвтущимъ развитіемъ науки и готовящимся соціальнымъ строемъ Европа обязана не ей лишь одной. Древняя Италія не уступала въ этомъ отношеніи древней Греціи, но она не достигла того мірового значенія, и не играла той міровой общечеловческой роли, какая выпала на долю Греціи. Германія почти вовсе лишена береговой линіи, но это ей не мшаетъ занимать самое видное мсто въ историческомъ развитіи человчества.
Тмъ не мене, однакожъ, мы все-таки считаемъ извилистую береговую линію за весьма важный элементъ историческаго и соціальнаго развитія человчества, хотя крайняя форма вовсе этому не благопріятствуетъ, какъ это ясно видно на островахъ Океаніи. Такимъ образомъ мы принимаемъ береговую линію за одинъ изъ элементовъ, ограничивающихъ успхи или способствующихъ борьб за существованіе, смотря по обстоятельствамъ. Въ предыдущей нашей стать мы видли, какъ важно значеніе пищи и какъ сильно успхъ борьбы зависитъ отъ мстной флоры и фауны. Отъ производительности земли зависитъ численность людского населенія, потомъ его благосостояніе, которое въ свою очередь обусловливаетъ форму и степень культуры. До извстнаго предла человкъ грубо зависимъ отъ окружающей природы. Но вотъ онъ сталъ на ноги. Отъ его личной энергіи зависитъ дальнйшій ходъ его судьбы. Онъ въ свою очередь порабощаетъ природу, извлекаетъ изъ нея возможно большую силу, побуждаетъ ее къ наивозможно большей продуктивной дятельности, создаетъ культуру, становится творцемъ науки и устроиваетъ соціальный бытъ. Это три могущественныхъ орудія, обезпечивающихъ успхъ борьбы за существованіе. Культура, наука и соціальный строй — вотъ т элементы, которые даютъ человку силу и возможность одержать побду надъ окружающей природой. Эти элементы не только обезпечиваютъ человку его существованіе, по разъ овладвъ ими, человкъ распространяетъ свое господство надъ своими мене сильными сосдями, подчиняетъ себ чуть не весь міръ, порабощаетъ всхъ тхъ, кто не владетъ этими элементами, онъ властелинъ міра и творецъ исторіи. Но эта завидная доля достается лишь тмъ, кто обладаетъ высшимъ развитіемъ всхъ этихъ трехъ элементовъ. Чуть одинъ изъ этихъ элементовъ ослаблъ или не соотвтствуетъ потребностямъ времени, застрявъ на одномъ мст и не подвигается впередъ, чуть лишь это случилось,— псенка спта, народъ сходитъ съ исторической сцены, падаетъ, погибаетъ. Народъ можетъ достигнуть высокой степени культуры, остановиться на ней, не идти дальше, не добрести до науки и до могущественнаго развитія соціальнаго строя и прожить цлыя тысячелтія въ такомъ положеніи, но тогда онъ въ ежеминутной опасности потерять почву подъ ногами, не сегодня, такъ завтра онъ можетъ сдлаться рабомъ, кормильцемъ, колоніей своего могущественнаго врага, владющаго всми необходимыми для борьбы элементами. Такъ вся Индія съ своими ста сорока милліонами — лишь жалкая колонія, рабыня могучаго британца. Народъ можетъ имть полное развитіе культуры въ своемъ привилегированномъ сословіи, онъ можетъ позаимствоваться немножко наукой отъ богатаго сосда, но бдствовать въ соціальномъ отношеніи. Онъ отпразднуетъ свое тысячелтнее существованіе, но не можетъ похвалиться самобытной культурой, не можетъ указать, что именно внесъ онъ въ общую сокровищницу науки. Онъ жалокъ соціальнымъ строемъ, а потому онъ въ вчной зависимости отъ сосдей въ культурномъ и умственномъ отношеніи, и въ соціальномъ отношеніи онъ играетъ второстепенную роль. Онъ не зналъ исторической міровой роли и пока онъ не сдлается самостоятельнымъ властелиномъ всхъ трехъ элементовъ, не видать ему исторической роли, какъ своихъ ушей.
О культурномъ развитіи у насъ еще существуетъ боле или мене опредленное понятіе, но о научномъ и соціальномъ самыя противоположныя, самыя неопредленныя и сбивчивыя представленія. Пусть развитой человкъ какъ нибудь устроитъ свою жизнь не такъ, какъ вс остальные, и на него вс готовы тыкать пальцами и прокричатъ, что это значитъ возвратиться въ первобытное дикое состояніе.
Дикій австраліецъ проводитъ всю свою жизнь въ совершенной нагот, въ холодное же время года онъ прикрывается чмъ нибудь, накинетъ на себя какую нибудь шкуру животнаго. Онъ тщательно старается прикрыть свою спину поставляетъ обнаженными передніе органы. Онъ любитъ украшать свою голову зубами, рыбьими костями, птичьими перьями или хвостомъ какого нибудь Динго. Онъ не щадитъ своего тла и, не смотря на мучительную боль, царапаетъ свою кожу, изрзываетъ ее во всхъ направленіяхъ, натираетъ охрой, разрисовываетъ себя разными красками. Онъ просверливаетъ свою носовую перегородку и вколачиваетъ туда куски дерева, кости. Онъ убираетъ свою шею и руки ожерельями и браслетами изъ костей и раковинъ.
Дикій папуасъ тоже большею частью голый, но любитъ убирать спою голову, придумываетъ особенную прическу. Онъ сплетаетъ волосы въ маленькія косички и вплетаетъ въ нихъ разныя погремушки изъ костей, также какъ цвтныя перья. Носъ, уши, ротъ, шею и руки онъ украшаетъ разными кольцами, повязками, перьями и подпиливаетъ, заостряетъ свои собственные зубы. Тоже самое длаетъ малаецъ.
Яванецъ ушелъ дальше. Жена его зачесываетъ свои красивые волосы назадъ и украшаетъ ихъ благоухающими цвтами. Мужчины связываютъ свои волосы въ узелъ и прикрываютъ ихъ цвтнымъ платкомъ. Женщины носятъ длинныя красивыя серьги изъ серебра и золота. Мужчины носятъ серебряныя или мдныя кольца на пальцахъ. Лучшее украшеніе яванца — кинжалъ у пояса и табакерка съ бетелемъ, при разныхъ церемоніяхъ и празднествахъ украшенія еще боле цнныя и самыя разнообразныя.
Кафръ — большой любитель всхъ возможныхъ украшеній. Кольца, браслеты и цпи для него кладъ. Первыя приготовляются изъ разныхъ металловъ, а цпи изъ раковинъ. ІІной просто гнется подъ бременемъ этихъ украшеній. Къ этому присоединяются различные амулеты изъ дерева, кореньевъ, зубовъ, роговъ и другихъ вещей, безъ чего не встртишь ни одного франта. Любимое украшеніе у нихъ — воловій хвостъ, который прикрпляется къ колну и виситъ вдоль голени. Мы недавно прочли въ газет, что нкоторыя обитательницы Европы придумали еще лучшее употребленіе коровьихъ хвостовъ. Он себ подлали изъ нихъ шиньоны. Волосы свои женщина-Кафръ украшаетъ страусовыми перьями, уши свои пробуравливаетъ и всаживаетъ туда куски слоновой кости. Мужчины же употребляютъ эти искуственныя отверстія съ боле практическою цлью. Они сохраняютъ въ нихъ свои табакерки. Почти тоже самое можно сказать о готтентотахъ.
Практическій китаецъ не знаетъ никакихъ модныхъ покроевъ въ плать. Онъ и здсь, какъ и во всемъ, сохраняетъ вчное постоянство, остается вренъ рутин. Онъ мняетъ платье лишь соотвтственно времени года. И даже въ этомъ иниціатива принадлежитъ правительству. Императоръ съ своимъ дворомъ сброситъ лтнее платье и наднетъ зимнее. Тогда и только тогда перемняетъ платье весь высокопоставленный классъ и за нимъ уже народъ. Рубашку китаецъ никогда не моетъ и носитъ ее до тхъ поръ, пока она не износится вся, тогда онъ надваетъ другую. Къ тому же онъ никогда не купается, полагая, что всякія ванны, бани, купанье вредны и противны Богу. Понятіе о чистот и божеств у нихъ самое относительное. Мужчины сплетаютъ свои волосы въ длинную косу, женщины украшаютъ ихъ цвтами и булавками. Цвтъ платья у женщинъ непремнно или зеленый или розовый, мужчины носятъ платье чернаго, голубого или фіолетоваго цвта. Смнить эти цвта — боже упаси. Желтый цвтъ означаетъ императорскій домъ и никто другой не сметъ облечься въ этотъ цвтъ.
Кром маленькихъ ножекъ китаянокъ интересенъ еще обычай отращивать себ ногти лвой руки до безпредльности. Это привилегія высшаго класса и означаетъ, что смертный сей не принадлежитъ къ рабочему классу. Конечно, ‘быть можно дльнымъ человкомъ и думать о крас ногтей’, но о китайц именно это сказать трудно. Чтобы не попортить свои ногти, онъ помщаетъ ихъ въ бамбуковомъ футляр. Всякія золотыя украшенія и вышиванія въ большомъ почет.
Таково состояніе матеріальной культуры отъ первобытной ступени австралійца до высоко поставленнаго китайца. Везд мы видимъ стремленіе человка заявить себя хоть сколько нибудь своею вншностью, если нтъ возможности проявить свои внутреннія достоинства. Тотъ же китаизмъ, конечно, господствуетъ во всей своей сил и по всей Европ. И здсь т же украшенія, т же кольца, серьги, брошки, ожерелья, браслеты, шиньоны и тому под. Но вотъ предъ вами образованный и развитый европеецъ и такая же европеянка. Они оба одты просто, удобно и комфортабельно. Покрои ихъ платья и свойства ткани соотвтствуютъ потребностямъ гигіены, они не носятъ никакихъ украшеній, они считаютъ серьги, кольца, брелоки, браслеты принадлежностію дикарей. Они стригутъ свои волосы и держатъ ихъ въ чистот. Мы имемъ нсколько знакомыхъ дамъ и двицъ, которыя не носятъ никогда никакихъ украшеніи, никакихъ серегъ, никакихъ колецъ, никакихъ шиньоновъ. Он отршились отъ этого излишества въ силу своего умственнаго развитія, въ силу научныхъ знаній. Понятно, какая непроходимая бездна между первобытнымъ дикаремъ и такимъ образованнымъ и развитымъ европейцемъ.
Нигд значеніе семейства, какъ основы общества, не выступаетъ такъ рельефно, какъ въ Кита. Каждый китаецъ постоянно мечтаетъ о томъ, чтобъ возможно скоре устроить себ семейное гнздо и въ немъ одномъ сосредоточить вс свои интересы, всю свою житейскую мудрость. Родители сами сильно хлопочутъ и заботятся объ этомъ, прежде чмъ дти успютъ достичь зрлаго возраста. Сватанье совершается прежде, чмъ дти подумаютъ даже, и безъ всякаго взаимнаго знакомства, чрезъ посредство всякихъ свахъ. Потомъ въ назначенный день совершается свадьба, сопровождаемая множествомъ церемоній, пиршествъ, обрядовъ, торжествъ.
То же самое мы видимъ повсюду въ Европ. Еврейская, магометанская и христіанская религія, господствующія въ Европ и въ Азіи, считаютъ бракъ религіознымъ или соціальнымъ фактомъ, обязательнымъ по своему нравственному значенію для обихъ сторонъ. Этихъ отношеній вовсе нтъ въ животномъ и чисто-случайномъ сожительств дикарей.
Австраліецъ не знаетъ никакой религіи въ общепринятомъ значеніи слова. Онъ не иметъ понятія о какомъ нибудь единомъ высшемъ существ, у него нтъ ни жрецовъ, ни духовенства, ни храмовъ. Онъ, правда, полонъ глубокаго суеврія и вритъ въ колдовство, въ волшебство. Волшебникъ замняетъ ему жреца, шамана и врача, Онъ боится злыхъ духовъ, которые ночью и во время бури потоянно осаждаютъ его. Поэтому австраліецъ никогда не бросаетъ во время грозы своей хижины и ночью боится выйти. Понятно, какъ далеко отсюда до организованной религіи.
Папуасы стоятъ въ этомъ отношеніи уже нсколько выше. У нихъ есть нсколько зданіи особенной архитектуры, это несомннно храмы, въ нихъ. находятся фигуры различнаго изображенія съ религіознымъ значеніемъ. Мстами у папуасовъ встрчается идея о высшемъ существ, которое обитаетъ гд-то въ облакахъ. Идея эта впрочемъ не иметъ никакой практической важности, потому что этой существу не приносятъ никакихъ жертвъ и въ минуту нужды къ нему не обращаются за помощью, его не призываютъ и ни о чемъ не просятъ. Другія племена, принадлежащія этой рас, обожаютъ солнце и горы и клянутся подчасъ именемъ этихъ предметовъ. До сихъ поръ даже неизвстно, есть ли у папуасовъ жрецы и волшебники. Скоре всего, что нтъ.
Религія маорисовъ уже довольно сложная и представляетъ довольно запутанную систему. Она состоитъ въ почитаніи безчисленнаго множества духовъ и божествъ. Можно сказать, что религія маорисовъ представляетъ своего рода мифологію. Такая систематическая религіи, конечно, привела къ возникновенію касты жрецовъ, которые въ то же время исполняютъ роль волшебниковъ и врачей. Эти жрецы (tohunga) имютъ большое вліяніе на народъ. Они предсказываютъ будущность и безъ ихъ совта маорисъ не предприметъ никакого дла. Впрочемъ это нисколько не мшаетъ правоврному маорису во время сраженія убивать жреца и посл воинскихъ трудовъ своихъ маорисъ охотно лакомится жирнымъ мясомъ своего духовнаго отца. Въ касту жрецовъ могутъ вступать лишь сыновья военно-начальниковъ. Когда юноша достигнетъ возраста, пригоднаго для поступленія въ жреческую касту, тогда старйшій ддъ семьи совершаетъ надъ нимъ обрядъ посвященія.
Нчто подобное представляетъ собою религія яванцевъ. Религія кафровъ не иметъ опредленной и ясной конструкціи. Сомнительно, чтобъ они имли понятіе о вчномъ, свободномъ и всемогущемъ существ, по крайней мр, въ ихъ язык нтъ и слда такого понятія. За то они раболпно поклоняются душамъ усопшихъ, которымъ приписываютъ большую силу и вліяніе на живущихъ. Поэтому они часто приносятъ имъ въ жертву разныхъ животныхъ, которыхъ желчь считается особенно цлебною. Кіо окропляютъ присутствующихъ и даютъ ее отвдать немножко. Желчный пузырь считается поэтому весьма цпнымъ амулетомъ и его носятъ то на голов, то на рук. Отъ нападеній злыхъ духовъ защищаются всевозможными амулетами, которые состоятъ изъ кореньевъ, кусковъ дерева, волосъ и костей разныхъ животныхъ. Чмъ цлебне растеніе, чмъ животное свирпе, тмъ лучше амулетъ. Встрчаются субъекты, буквально обвшанные такими амулетами. Вра въ ихъ силу и цлебное дйствіе такъ глубоко вкоренилась, что если кафръ и обращается къ миссіонеру съ довріемъ и получаетъ отъ него раціональное лекарство отъ болзни, все-таки не можетъ воздержаться отъ амулетовъ и не подмшать его въ лекарство. Жрецы и здсь играютъ главнымъ образомъ роль чудотворцевъ, докторовъ, волшебниковъ. Самое названіе ихъ обозначаетъ искусника, умющаго обращаться съ сверхъестественными существами.
Религіозныя понятія готтентотовъ слишкомъ неопредленные и, повидимому, ограничиваются почитаніемъ и обожаніемъ душъ усопшихъ. Оттого они страшно боятся мертвецовъ. Хижину, въ которой кто либо умеръ, непремнно сломаютъ и никто не посметъ себ построить другую изъ того же дерева. Проходя мимо могилы, ни одинъ готтентотъ не пройдетъ безъ того, чтобы на нее не бросить камня или древесную втвь, оттого въ нкоторыхъ мстахъ образуются огромные холмы. При этомъ готтентотъ произноситъ имя гайтшепипъ — единственная божественная личность, въ которую вруетъ готтентотъ, вроятне однакожъ, что подъ этимъ словомъ вообще разумютъ душу покойника. Жрецовъ у лихъ вовсе нтъ, разв лишь врачи.
У американскихъ дикарей мы видимъ опять таки лишь варіаціи на эту самую тему.
Отсюда однакожъ вовсе не такъ далекъ переходъ до боле организованныхъ формъ разныхъ религій Религія шакья-муни, какъ извстно, иметъ наибольшее число приверженцевъ и число ея поклонниковъ считается сотнями милліоновъ, такъ что она въ этомъ отношеніи превосходитъ вс остальныя религіи. Организація буддизма хотя и неизмримо выше всхъ этихъ первобытныхъ врованій, но суть-то ея далеко не составляетъ собственности исповдающихъ, которые въ сущности ушли не дальше первобытныхъ понятій о божеств.
Религія Конфуція и браминизмъ соперничаютъ въ организаціи съ Буддизмомъ и имютъ также не маловажную массу поклонниковъ. Но наивысшею организаціею все-таки отличаются религіи цивилизованныхъ народовъ, какъ еврейская, магометанская и особенно христіанская, допускающая необходимость прогресса, высокой соціальной любви, и только въ рукахъ такой бездушной и своекорыстной касты, какъ… католическое духовенство, обращающаяся въ орудіе застоя и политической смерти.
Дикій австраліецъ понятія не иметъ о государственномъ или общественномъ управленіи. У него нтъ верховнаго владыки. Не имя почти никакой собственности, ему не нужно министра финансовъ, не имя понятія даже о грамот, онъ не нуждается въ органахъ просвщенія. Такъ какъ онъ никогда ни съ кмъ не переписывается и не сносится, то для него было бы совершенно лишнее устройство почтъ и телеграфовъ. Живетъ онъ и безъ нихъ. Не ведя ни съ кмъ никакой торговли, ему конечно не нужно и министра торговли. Вс эти обязанности у австралійца возложены на одного лишь волшебника, который пользуется у него наибольшимъ вліяніемъ. Встрчаются даже кой-какіе старшины, командующіе нсколькими семействами, но господство и власть этихъ счастливцевъ слишкомъ скоропроходяща и крайне ограничена. Только тотъ заявляетъ силу или власть, кто обладаетъ средствами, чтобы быть или казаться другому страшнымъ.
У папуасовъ нсколько семействъ соединяются воедино и живутъ деревнями, называемыми Кампонгъ. Въ такой деревн мстами имется голова съ извстнымъ авторитетомъ, цо значеніе его слишкомъ непрочно и ненадежно..Ему не приносятъ никакой дани, не платятъ никакихъ податей, онъ не отличается отъ остальныхъ жителей никакими украшеніями, атрибутами, доспхами, ни боле конфортабельнымъ жильемъ.
Отъ этой первобытной формы соціальной жизни перейдемъ къ малайцамъ, которые несомннно стоятъ ступенью выше. Члены одной семьи живутъ совмстно въ нсколькихъ хижинахъ и управляются верховнымъ главой. Нсколько семействъ составляютъ общину, во глав которой стоитъ начальникъ. Такой начальникъ проявляетъ уже опредленную власть надъ членами общины какъ въ мирное, такъ и въ военное время, но не получаетъ никакой дани и жизнь его ничмъ не отличается отъ жизни остальныхъ членовъ общины. Онъ носитъ то же самое платье и совершаетъ т же работы, что и остальные, онъ собственноручно правитъ весломъ и собственноручно снимаетъ плоды съ деревьевъ. Но въ разговор каждый относится къ нему съ извстной долей почитанія и никто не забываетъ при обращеніи къ нему проговоритъ весь его титулъ.
Общины совершенно независимы одна отъ другой и только въ рдкихъ случаяхъ нсколько общинъ соединяются воедино и становятся подъ управленіе верховнаго военно-начальника. Въ случа надобности главы семействъ и начальники общинъ разбираютъ дла по стариннымъ втхозавтнымъ постановленіямъ и обычаямъ. Всевозможные проступки подлежатъ ихъ судебному разбирательству, при чемъ они обнаруживаютъ довольно разумныя понятія о человческихъ отношеніяхъ. Убійство и нарушеніе супружеской врности наказываютъ также изувченіемъ глазъ, носа или ушей.
Нкоторые проступки стараются наказать нравственно, пристыдить виновнаго, ему связываютъ руки и ноги и обиженный влачитъ его какъ свинью, назначенную на убой.
Для обсужденія общественныхъ длъ, обстоятельствъ и предпріятій, общины собираются на площади, усаженной хлбными деревьями. Главы семействъ составляютъ тогда парламентъ, а начальники и военно-начальникъ молча слушаютъ ихъ дебаты и пренія. Такое собраніе длится иногда день и ночь, потому что проходятъ цлые часы, пока исполнятъ необходимыя при этомъ формальности. Такъ наприм., когда кто хочетъ держать рчь, то вс имющіе право говорить, заявляютъ объ этомъ и такъ какъ они изъ вжливости одинъ другому предоставляютъ это право, то кончается все-таки тмъ, что начинаетъ говорить первый заявившій объ этомъ. Этотъ начинаетъ свою рчь — онъ держитъ при этомъ въ рукахъ опахало, чтобъ отгонять мухъ — не съ какимъ либо предисловіемъ, а съ спеціальнымъ обращеніемъ ко всмъ присутствующимъ, при чемъ онъ, конечно, не забываетъ пространно продекламировать достоинства и титулы своихъ согражданъ. Періоды рчи произносятся не съ пониженіемъ, какъ у насъ, а съ повышеніемъ голоса, такъ что послднія слова выбрасываются съ особеннымъ напряженіемъ и силой.
Еще ступенью выше соціальный строй маорисовъ. Все населеніе распадается на свободныхъ и рабовъ. Конечно не въ этомъ заключается высшее развитіе, а въ томъ, что и между первыми есть благородные или начальники (rangotira) и обыкновенные смертные. Но дворянское достоинство достается не въ силу рожденія, а пріобртается личною доблестью и личными заслугами, и каждый свободный гражданинъ, который обладаетъ потребными физическими и нравственными качествами и хорошо владетъ даромъ слова при обсужденіи въ собраніяхъ общественныхъ нуждъ, каждый такой гражданинъ можетъ достигнуть высокаго положенія благороднаго или начальника-ранготира. Но власть и вліяніе такого лица не простирается дале своего круга, общины или племени. Ему не платятъ никакихъ податей и не оказываютъ никакихъ королевскихъ почестей въ европейскомъ, или, лучше сказать, китайскомъ смысл слова. Если же онъ потомокъ знаменитаго рода или героя прославленнаго цлымъ рядомъ поколніи, то онъ можетъ претендовать на боле высокое значеніе. Рабы вс военно-плнные, пощаженные милосердіемъ побдителя. Вся жизнь ихъ абсолютно зависитъ отъ господина. Отецъ семейства — неограниченный властитель не только рабовъ, но и жены и дтей. Но если онъ причиняетъ послднимъ какія нибудь жестокости, то его ждетъ возмездіе со стороны родственниковъ, потому что по понятіямъ маорисовъ каждый индивидъ скоре принадлежность своего племени, чмъ семейства. Въ этомъ отношеніи они неизмримо выше многихъ такъ называемыхъ цивилизованныхъ обществъ, въ которыхъ общіе интересы приносятся въ жертву семейному принципу.
Государственное устройство маорисовъ, какъ и вообще всхъ полонезійцевъ — демократически патріархальное. Вс общественныя дла, касающіяся рода, обсуживаются народнымъ собраніемъ и здсь каждый свободный мужъ (но не рабъ и женщина) иметъ право голоса и право засдать. Собранія большею частью бурныя, каждый воинъ заботится также пріобрсть славу хорошаго или даже знаменитаго оратора.
Частныя ссоры и споры разбираются въ присутствіи старшины, но только въ мелочахъ. Когда же задта честь маориса, то онъ, даже не исповдуя еврейской вры, пускаетъ въ ходъ принципъ Моисея: ‘Око за око, зубъ за зубъ!’ Если кто въ драк убитъ, то духъ убитаго требуетъ лести, требуетъ, чтобы врагъ или одинъ изъ его родственниковъ былъ также убитъ. Если кто взятъ въ плнъ, убитъ, сваренъ и съденъ, то законъ мести требуетъ, чтобы такую же процедуру совершили и съ тломъ врага или одного изъ его родственниковъ. Если кто палъ жертвой коварнаго убійства, то такое злодяніе не будетъ забыто и прощено ни въ третьемъ, ни въ четвертомъ поколніи. На смертномъ одр, съ задыхающимся хрипніемъ отецъ завщаетъ сыну неумолимую месть и наказываетъ ему не успокоиться, пока не овладетъ онъ врагомъ. И когда наступитъ желанный моментъ, когда несчастный попался въ руки, то мало того, что его изжарятъ и съдятъ, но и кости его обращаются въ домашнюю утварь и глаза его старйшій семейства съдаетъ въ сыромъ вид.
Маленькія обиды вознаграждаются всякими бездлицами. Интересно слдующее. Воровство и обманъ въ глазахъ маориса вовсе не грхъ, тмъ меньше преступленіе. Однажды благородный ранготира попался въ воровств на мст преступленія. Европейскій путешественникъ, поймавшій вора, и совершенно потерявшій изъ виду все то. что длается у него дома въ Европ, спросилъ его. какъ это онъ не боится Бога и страха наказанія отъ боговъ. Тотъ, нисколько не смутившись такимъ вопросомъ, бойко отвтилъ: ‘О нтъ! Когда боги странствовали по земл, они занимались тмъ же ремесломъ, и родители очень рады, когда они видятъ, какъ ихъ дти удачно подражаютъ имъ!’ Почти то же самое можно сказать о соціальномъ стро кафровъ, готтентотовъ и другихъ африканскихъ народовъ.
Постепенное развитіе соціальнаго строя намъ пріятно прослдить crescendo. А потому отъ маорисовъ перейдемъ къ японцамъ. Японское общество распадается на два сословія: на дворянство и мщанство или простыхъ гражданъ. Дворянство чисто-родовое и основываетъ свое происхожденіе на родств съ княжескимъ домомъ. Это многоразвтвленное княжеское родство доставляетъ обильный запасъ для выбора чиновниковъ, которыхъ царствующій князь самъ всюду назначаетъ. Чиновники, смотря по важности занимаемаго ими мста, имютъ особые титулы, которымъ подобаетъ особенный свойственный почетъ и особые знаки уваженія. Японецъ долженъ все это твердо знать и помнить. Боже упаси, если онъ вмсто ваше превосходительство обмолвится и скажетъ ваше благородіе. Чиновничество представляетъ такимъ образомъ довольно сложную члено-составную іерархію такого утонченнаго строенія, деликатне котораго трудно придумать въ деспотическомъ государств. Ниже поставленный, словомъ подчиненный чиновникъ долженъ приближаться къ высшему съ высочайшимъ подобострастіемъ и заговаривать съ нимъ самою изысканной рчью, высокимъ слогомъ. Высшій) конечно, не уронитъ себя въ глазахъ низшаго и отвтитъ ему обыкновеннымъ ‘ты.’.
Японцы — самый церемонный народъ. Въ обществ не только строго соблюдаются всякія (формальности въ отношеніяхъ высшаго къ низшему, но и въ отношеніяхъ старшаго къ младшему. Такъ въ обыча, что сынъ, долго невидвшій отца своего, узрвши его, возлюбленнаго родителя, на радостяхъ цлуетъ ему не руку — это по-европейски — а ногу. Тоже длаютъ и ниже стоящіе чиновники, когда они хотятъ заявить свое почтеніе старшимъ чиновникамъ. Въ присутствіи высокопоставленнаго лица вс находящіяся тутъ должны приссть на полу, скорчившись, согнувшись въ три дуги, и подтверждать все, что онъ ни скажетъ. Князю докладываютъ не иначе, какъ ползкомъ, и въ этомъ скрюченномъ положеніи остаются поданные до тхъ поръ, пока находятся передъ очами владыки. Такимъ образомъ японское правленіе строго деспотическое, король не только владетъ всею землею, но и располагаетъ жизнью всхъ своихъ подданныхъ, какъ полнйшею собственностью.
Отъ этихъ зачаточныхъ и примитивныхъ формъ соціальнаго быта мы перейдемъ къ многосложной и вткой основной форм катайскаго государственнаго строя, въ которомъ дтское съ разумнымъ и полезное съ нелпымъ до того перепутано, что нужно быть преемственнымъ плодомъ цлаго ряда китайскихъ поколній, чтобъ не задохнуться въ этой атмосфер и мириться съ ея разнообразными явленіями. Семейная форма — основной элементъ государственнаго китайскаго строя. Какъ въ семь, такъ и въ государств глава проявляетъ полнйшую абсолютную власть. Это право безгранично, но за то и обязанности, возложенныя на главу, также велики. Отецъ не только долженъ заботиться о пропитаніи своего дитяти, но и о воспитаніи его. Онъ отвчаетъ за вс его поступки, даже тогда, когда дитя уже отъ него нисколько не зависитъ, вышло изъ подъ его опеки. За совершенное преступленіе отвчаетъ не только преступникъ, но и все его семейство подвергается наказанію. А за какой нибудь тяжкій проступокъ наказываютъ даже и всхъ сосдей. Это лучше всего подтвердить слдующимъ примромъ. Какой-то негодяй вмст съ женой приколотилъ свою старуху мать. Когда это сдлалось извстнымъ императору въ Пекин, то онъ приказалъ обоихъ преступниковъ наказать смертью. Родители преступной женщины (вроятно, у мужа не было таковыхъ въ живыхъ) подверглись палочнымъ ударамъ и заклеймены клеймами, начальство узда лишилось своихъ мстъ, ученые этого околодка на три года лишились права производить публичныя испытанія, долъ, въ которомъ случился грхъ, былъ срытъ до основанія и самое событіе опубликовано въ вящее назиданіе всмъ подданнымъ.
Но если родителей наказываютъ за прегршенія дтей, то за это, съ другой стороны, ихъ всячески награждаютъ за всякое отличіе дтей. Шерръ въ своей исторіи литературы ршительно ошибается, утверждая, что въ Кита однимъ словомъ — tout comme chez nous. Напротивъ, тамъ очень многое совершенно наоборотъ. Между тмъ какъ у насъ пріобртенныя заслуги переходятъ въ наслдство дтямъ, у китайцевъ совсмъ наоборотъ, родителей часто въ гробу возводятъ въ чиновное достоинство за заслуги дтей. Притязанія же дтей на заслуги родителей не имютъ тамъ ровно никакого значенія.
Т же обязанности и та же отвтственность, какую мы видимъ во взаимныхъ отношеніяхъ семьи, господствуютъ и между представителями государства. Императоръ олицетворяетъ собою отца отечества, ему подобаетъ такое же благоговніе и такое же довріе. Смерть императора оплакиваютъ также какъ и смерть отца, всякое преступленіе противъ него наказывается какъ преступленіе противъ отца.
Императоръ, какъ глава страны, подобно отцу въ кругу своей семьи, иметъ не только права, но и обязанности, и послднія подчасъ довольно серьезны. По ученію Конфуція основой всякаго правленія служитъ управленіе самимъ собой. Только тогда, когда человкъ преисполненъ мира и гуманности, онъ вправ завдывать семьей. Только лишь тотъ, кто это хорошо разуметъ, достоинъ господствовать надъ обществомъ, стоять во глав государства.
Вотъ это простое устройство, опирающееся на естественныхъ началахъ, и было главною причиною, что китайское государство пережило вс бури и, не смотря на смну династій, стоитъ невредимо и непоколебимо. Китаецъ смотритъ на императора не какъ на монарха, а какъ на отца родного. Въ глазахъ китайца императоръ олицетвореніе всего добраго, благого, онъ мудрйшій и ученйшій мужъ всей страны. За то никакая династія и никакіе династическіе интересы его не прельщаютъ и не восторгаютъ. Отсюда понятно, отчего во все время историческаго существованія Китая такъ часто мнялись династіи, изъ коихъ каждая, овладвъ престоломъ, всегда находила во всхъ зрителяхъ обширной Срединной имперіи самыхъ врныхъ и послушныхъ подданныхъ.
Китайскій государственный строй вовсе не соотвтствуетъ нашимъ европейскимъ понятіямъ, подобно семейному положенію, онъ крайне ограниченъ. Какъ всякій стоящій вн семьи не раздляете ни правъ, ни обязанностей ея, такъ всякій индивидъ, непринадлежащій государству, не можетъ пользоваться ни правами страны, ни нести обязанности мстнаго гражданина. Въ то время какъ въ обращеніи съ своимъ требуется дружеская, привтливая вжливость и честность считается непремнною обязанностью, въ отношеніи чужестранца китаецъ враждебенъ и не только обманъ дозволителенъ, но правительство внушаетъ ненависть и отвращеніе къ рыжимъ варварамъ.
При такой всесторонней опек правительство, которое смотритъ на каждаго подданнаго, какъ на дитя, легко было бы подумать, что народу воспрещено всякое свободное проявленіе, котораго правительство боится пуще огня. Но не тутъ-то было. Народу не только дозволены сборища и сходки, но онъ можетъ на нихъ заявлять о своемъ довольств или недовольств смненнымъ или вновь назначеннымъ чиновникомъ. Изъявленіе благодарности или даже подарокъ дорого цнится китайскимъ чиновникомъ и даже само правительство смотритъ на это благосклонно. Это лучшее доказательство, что чиновникъ отправлялъ свою службу согласно съ родительскимъ наставленіемъ и волей императора и ко благу народа. Напротивъ того, чиновникъ, прогнанный возмутившимся народомъ, не встрчаетъ хорошаго пріема у двора въ Пекин, потому что правительство убждено, что такой случай имлъ свои разумные и основные доводы. Здсь извстна пословица: ‘натянешь слишкомъ лукъ, онъ непремнно лопнетъ.’
Достойно всякаго удивленія и еще боле подражанія, что въ Кита, гд такъ много печатается, нтъ никакой цензуры и никакихъ предварительныхъ законовъ о печати. Правда, что иной разъ завравшагося болтуна просто, безъ дальнихъ разговорокъ, отдуютъ бамбуковыми палками.
Въ силу патріархальныхъ отношеній, на которыхъ зиждится китайское государственное устройство, старости и опытности оказывается особенное благоговніе. Но интересно то, что выше и того и другаго стоитъ знаніе. Только знаніе, но никакъ ни происхожденіе, ни богатство, тамъ высоко почитается, только знаніемъ пріобртаются тамъ мста и отличія, придающія человку форму благороднаго достоинства. Доживемъ ли мы когда нибудь до такого китаизма?
Наслдственнаго дворянства въ Кита вовсе нтъ. Даже члены императорской фамиліи не пользуются со стороны государства никакими предпочтеніями. Аристократію тамъ составляютъ не они, а ученые, занимающіе высшія мста въ государств. Императорскій принцъ безъ всякой государственной должности равняется нулю и на него никто по обращаетъ никакого вниманія.
Ученое сословіе Китая, самое почетное изъ всхъ, вербуетъ своихъ членовъ изъ всхъ слоевъ общества, отъ богатйшихъ до бднйшихъ. Вообще оно не пользуется тамъ слишкомъ временными благами и стремленія всей его жизни больше отличаются своею скромностью и простотой. Вслдствіе этого богатство, которое вообще въ глазахъ общества не составляетъ особеннаго достоинства, не добывается тамъ съ такою жадностью, какъ въ другихъ странахъ, и европейская роскошь тамъ чрезвычайно рдкое явленіе. Отсюда однакожъ понятно, почему въ Кита такое равномрное распредленіе собственности и благосостоянія, такъ бросавшееся въ глаза всмъ путешественникамъ. Отсутствіе привилегированной касты, созидаемой унаслдованіемъ титуловъ и заслугъ, даетъ въ Кита плодотворнйшіе результаты. Это постановленіе будитъ талантъ, внушаетъ ему энергію. Передавать въ наслдство чиновныя достоинства и всякіе титулы закономъ строго запрещено. Законъ гласитъ, что если кто кому предлагаетъ какое нибудь наслдственное достоинство, то оба наказываются смертью.
Такое отсутствіе наслдственнаго дворянства и отсутствіе стремленія копить богатства, къ которому относятся безъ всякаго уваженія — вотъ два фактора, на которыхъ покоится прочность китайскаго строя. При такомъ стро никому нтъ надобности и возможности располагать въ свою сторону или пріобртать приверженцевъ, почему тамъ дйствительно и нтъ никакихъ партій и революціи происходятъ тамъ съ величайшимъ трудомъ. Исторія Китая намъ доказываетъ, что всякія треволненія и перевороты, потрясавшіе страну, почти всегда происходили извн, а не извнутри государства.
Таковъ въ немногихъ чертахъ строй Китая. Если мы отсюда пожелаемъ перейти къ наиболе высокой форм соціальнаго развитія, то намъ стоитъ лишь назвать Сверо-Американскіе Штаты, чтобы сразу дать понять читателю, что мы подъ этимъ разумемъ. Тамъ во глав 30 милліоннаго населенія стоитъ частный человкъ, выборное лицо на жалованьи. Ему также, какъ австраліецъ своему старшин, не воздаютъ никакихъ почестей. Онъ ничмъ не отличается отъ остальныхъ гражданъ, такъ какъ онъ въ одно время и президентъ и портной или кузнецъ. Тамъ каждый грошъ иметъ свое строго законное назначеніе и гражданинъ, отдавъ свой грошъ, знаетъ досконально его потребленіе и получаетъ отчетъ въ его употребленіи.
Тамъ существуетъ свободная ассоціація, тамъ повсюду разлито всеобщее благосостояніе, талъ распространено элементарное образованіе, можетъ быть, какъ нигд. Однимъ словомъ, весь народъ состоитъ тамъ изъ свободныхъ. Правда, Америка лишь недавно сбросила рабство, но все это она. совершаетъ преемственнымъ и естественнымъ путемъ развитія сама и будущее ея, конечно, впереди. Спрашивается, есть ли что нибудь общаго между австралійцемъ, незнающимъ никакихъ другихъ властей, кром своего сельскаго старосты и сверо-американцемъ, свободнымъ гражданиномъ великой республики, видящемъ въ своемъ президент лишь временнаго блюстителя общаго блага. Мы нарочно привели эти слабые очерки, мы нарочно сопоставили эти формы соціальнаго и культурнаго развитія потому, что очень хорошо знаемъ, что большинство публики не видитъ никакой разницы между первобытнымъ австралійцемъ и мыслящимъ европейцемъ, отвергающимъ власть, какъ орудіе насилія, между австралійскимъ дикаремъ, неимющимъ никакихъ религіозныхъ понятій, и современнымъ позитивистомъ.
Но кром этой цли мы еще имли въ виду другую, приводя этотъ рядъ очерковъ. Мы хотли отъ этихъ немногихъ данныхъ перейти къ нкоторымъ предварительнымъ обобщеніямъ, важнымъ въ вопрос борьбы за существованіе. Изъ этихъ немногихъ данныхъ мы уже легко можемъ усмотрть, что чмъ ниже народъ въ культурномъ и соціальномъ развитіи, тмъ онъ ничтожне въ общей экономіи народной жизни, тмъ мене обезпечена его жизнь, тмъ мене онъ можетъ быть увренъ въ успх борьбы за существованіе. Возьмите напримръ, что такое австраліецъ или папуасъ съ этой точки зрнія. Онъ долженъ бояться всхъ и каждаго. Австралійцевъ всего 80,000. Папуасовъ же до 2 милліоновъ. Явись папуасы на мстожительство австралійцевъ и первые вытснятъ послднихъ. въ самое короткое время. Быть народомъ въ такомъ ничтожномъ числ и не имть за пазухой ничего своего — значитъ ежеминутно подвергать все свое существованіе величайшей опасности. Остальное человчество въ одно мгновеніе ока можетъ уничтожить такой народъ.
Малайцевъ до 30 милліоновъ. Эти, конечно, уже крпче стоятъ на ногахъ. Имъ нечего бояться ни австралійцевъ, ни папуасовъ, ни готтентотовъ, ни кафровъ, ни американскихъ индйцевъ. Но малайцы ничтожны въ виду китайцевъ. Китайцы своимъ натискомъ, своей высокой культурой могутъ ихъ раздавить и очистить для себя ихъ поле. У малайцевъ слдовательно меньше враговъ, чмъ у папуасовъ, ихъ жизнь обезпеченіе, борьба за существованіе врне. Еще въ лучшемъ положеніи, конечно, китайцы. Это безстрашные властители Азіи. Напротивъ китайцы своею многочисленностью, силою своей культуры и соціальнымъ строемъ не только оградили себя отъ остальныхъ народовъ Азіи, но внушаютъ имъ должное уваженіе къ себ и страхъ. Но не только Китай, а даже вся Азія, несмотря на свое многолюдство, просто пигмей сравнительно съ маленькой Европой. Она безмолвная рабыня Европы, ея всепокорнйшая данница. Сверная треть ея въ рукахъ Россіи. Южная треть ея въ полнйшей и рабской зависимости Англіи. А срединная имперія разв теперь сметъ запирать свои ворота и не пускать къ нимъ европейцевъ? Разв она спокойна у себя дома? Разв она обезпечена, что не сегодня, такъ завтра ее заставятъ сдлать вовсе нетакъ, какъ она хочетъ, а какъ это хочется Европ? Разв она гарантирована, что не сегодня, такъ завтра Европа придерется къ малйшей бездлиц, разобьетъ ее на голову и станетъ у нея хозяйничать, какъ у себя дома? Чмъ же Европа-то взяла? Чему она обязана своимъ всемірнымъ могуществомъ? Европа, конечно, не боится теперь никого и никого не боится только лишь одна Европа. Она не боится больше тамерлановскихъ нашествій. Она одна не боится вншнихъ завоевателей и всмъ этимъ обязана дружному союзу трехъ могущественныхъ элементовъ, составляющихъ всю суть въ исторической жизни: самобытной и независимой культур, высшему процвтанію науки и усовершенствованной форм соціальнаго быта. Такой правильной и счастливой гармоніи этихъ трехъ элементовъ съ богатйшимъ запасомъ на блестящее будущее міръ еще не видалъ и вс мрки, какими до сихъ поръ мрили историческую жизнь народовъ, къ ней не идутъ, не подходятъ. Оттого она одна не боится никого и задаетъ страхъ всмъ! Оттого она не побдила въ борьб за существованіе со всми остальными народами.
Заручившись всми этими фактами, мы теперь обратимся къ главной задач нашей статьи, къ разъясненію послдствій великаго закона борьбы за существованіе.