Итакъ, сибирскій юбилей 300-лтняго существованія отпразднованъ почти во всхъ городахъ Сибири, объ этомъ уже скопились извстія въ газетахъ, а также мы получили массу корреспонденцій. Теперь уже можно судить о томъ, кто участвовалъ въ сибирскомъ празднеств, какія чувства волновали сибирское общество и какія думы возбудило оно въ мыслящихъ сибирякахъ.
Странное впечатлніе получается однако посл описанія сибирскаго празднества въ различныхъ уголкахъ и по прочтеніи того матеріала, какой имлся у насъ подъ руками. Прежде всего, читая о выспреннихъ застольныхъ рчахъ, клубныхъ пиршествахъ, обдахъ губернской аристократіи по подписк съ шампанскимъ и развозомъ гостей по домамъ, мн порисовались цлыя мстныя картины изъ живой неподдльной дйствительности, а затмъ забрался разъдающій анализъ.
Я позволяю себ изобразить эти картины, какъ он рисовались въ моемъ воображеніи. Представляю я себ губернскую клубную залу. Предъ нами встаетъ восторженный губернскій ораторъ, во всеоружіи краснорчія, и посреди грома тарелокъ произноситъ приблизительно слдующую ободряющую рчь:
— Мм. гг., мы прожили порядочный историческій періодъ. Многихъ онъ можетъ навести на размышленія, по мы не будемъ останавливаться на грустномъ прошломъ, что въ немъ толку? обратимся къ настоящему. Заглянемъ смло въ прошедшую предъ нами исторію. Изъ дикой пустынной страны номадовъ, идолопоклонниковъ или магометанъ (все равно), продолжаетъ смло ораторъ, Сибирь въ эти 300 лтъ преврати лась въ страну земледльческую, промышленную, культурную, она обладаетъ сплошнымъ христіанскимъ населеніемъ!…
Я старался слдить за этимъ смлымъ полетомъ мысли нашего оратора, по весьма туго понималъ, въ моей голов дйствительно смшались номады съ идолопоклонниками, а идолопоклонники съ магометанами, но затмъ невольно возникъ вопросы ‘Въ самомъ-ли дл мы стали вполн земледльческой и промышленной страной?’ И предо мной представилось все огромное пространство нашей земли съ ея тайгами, непроходимыми тундрами, съ ея нетронутыми степями, мн представилось населеніе разныхъ турухапскихъ и березовскихъ угловъ, сибирскій звроловный бытъ, вс первобытные способы нашей культуры, предо мной предстали вс кочевники (помады тожъ), вс эти орды, наполняющія значительную часть Сибири. ‘Сплошное христіанское населеніе’, повторилъ я и сталъ считать. Въ Томской губерніи на 63,054 инородцевъ приходилось крещеныхъ 26,726 чел., а въ Тобольской на 74,220 инородцевъ только 27,949 православныхъ,— остальные мусульмане и язычники. Затмъ мн припомнилось до 800,000 киргизовъ магометанъ въ областяхъ, припомнилось нсколько сотъ тысячъ бурятъ ламайскаго вроисповданія, тунгузы, необращенные чукчи, юкагиры и т. д. и т. д. Гд же сплошное христіанское населеніе? Неслишкомъ-ли мы хватили съ ораторомъ? Вдь эта задача еще впереди, но я не остановился на этихъ мысляхъ долго.
— ‘Мы встрчаемъ страну, продолжалъ ораторъ, вполн культурную, мы вносимъ новые способы эксплуатаціи богатствъ, съ каждымъ годомъ увеличивается наша промышленность. ‘Новые способы эксплуатаціи богатствъ’, повторялъ я, стараясь вникнуть въ смыслъ этихъ словъ. Чмъ же выражались эти новые способы эксплуатаціи? Уничтоженіемъ звря, паденіемъ пушнаго торга, истощеніемъ золота, неумньемъ справиться съ горными богатствами? Паша промышленность ростетъ. По вдь мы пользуемся почти на 60 миліоновъ привозной мануфактурой, у насъ нтъ ни порядочныхъ фабрикъ, ни заводовъ, исключая винокуренныхъ, все производство съ мыломъ и саломъ едва достигаетъ 10 миліоновъ. Мы и до сихъ поръ въ деревняхъ моемся квашеными кишками, досел мы замняемъ брюшиною, слюдою и льдомъ бонскія стекла, въ стран желзныхъ рудъ крестьянинъ съ трудомъ добываетъ привозный гвоздь и не научился оковывать телгъ. Можемъ-ли мы хвастаться нашей промышленностью? Послдуетъ-ли скоре подумать, какъ мы мало ею занимались. Но меня уже уносилъ нашъ ораторъ на крылахъ краснорчія.
— ‘Взглянемъ, говорилъ онъ, мы живемъ съ развитымъ обществомъ, живущимъ не одними матеріальными интересами’. Я взглянулъ въ это время на сидвшаго въ креслахъ Кондрата, видимо смущеннаго даже этой ироніей. Господи! да давно-ли увряли насъ, что въ сибирскомъ обществ господствуютъ только матеріальные и кулаческіе инстинкты? Разв самъ Кондратъ и съ нимъ сидящій за столомъ сонмъ прасоловъ, винныхъ складчиковъ и прочихъ дятелей не свидтельство этому? Или все это преобразилось къ 300-лтію? Какъ это отрадно! Я взглянулъ на Кондрата, лицо его было сосредоточенно. Но я не зналъ, есть ли это заботы о судьбахъ отечества или раздумье сколько придется покрыть ему дефициту за выпитое и съденной сверхъ подписки.
— ‘Да, господа, продолжалъ увлекаться ораторъ, въ насъ начинаетъ формироваться общественное сознаніе, а общественная самодятельность проявляется все съ большей напряженностью. Этому самосознанію, выражающемуся напримръ въ мстной печати, мы даемъ все большій просторъ, этой самодятельности, выразившейся въ заявленіяхъ мстныхъ городскихъ думъ, годъ тому назадъ, мы выразили полное сочувствіе и поощреніе. Вы это помните! (sic!)
Я посомнвался въ симпатіяхъ оратора мстной печати и сочувствіи его ходатайствамъ городскихъ обществъ, но невольно задумался о томъ, вс ли раздляютъ его прекрасныя мысли. И мн представились нкоторые ненавистники и гонители скромной мстной печати, мн припомнилось сколько обвиненій вызывала она въ неразвитомъ провинціальномъ обществ, какая борьба идетъ противъ нея тамъ, гд, по словамъ оратора, пробуждается ‘самосознаніе’.
Я припомнилъ еще, какъ недавно, въ одномъ просвщенномъ сибирскомъ город, Енисейск, 29 октября собралось общество въ буфетъ театра и пило за погибель мстной печати и на смерть всмъ корреспондентамъ. Это было тоже самосознаніе? Я припомнилъ ‘о сугубыхъ нареканіяхъ праздныхъ публицистовъ’ — алтайское изреченіе. И это тоже самосознаніе?
— ‘Наше просвщеніе ростетъ, сельскія школы умножаются’, продолжалъ ораторъ. И я вспомнилъ положеніе
і этихъ школъ по докладамъ училищной коммисіи въ Красноярск и мтко обрисованную ‘Томскими Губернскими Вдомостями’ доставку учениковъ по наряду сельскихъ обществъ.
— ‘Исполнимся же радостью, восчувствуемъ гордость, заключимъ другъ друга въ объятія, а главное выпьемъ во славу Ермака’! закончилъ ораторъ.
Мы понимаемъ вс трудности, которыя долженъ были преодолть ораторъ. Рчь, назначенная чтобы воспарить духомъ, не могла обойтись безъ фигуръ, тропъ и междометій, подобныя рчи должны быть скрашены. Я чувствовалъ, что у оратора подступаетъ подъ ложечкой, но онъ выдержалъ и вынесъ насъ на своихъ плечахъ.
Восторженно принята была эта рчь. Забрякали тарелки и ножи, въ мгновеніе исчезли форшмаки, заливныя телячьи ножки, жаркіе, кремы, и запнилось шампанское. О Беконъ Веруламскій! воскликнулъ я въ восторг. Я видлъ кругомъ оживленное общество.
Предо мною мелькали и восторженный Сеня Бубенчиковъ, и едя Кротиковъ, наши цивилизаторы, въ новыхъ панталонахъ приличныхъ случаю, и здсь былъ адвокатъ Тряпичкинъ, торжествовавшій завоеваніе Ермака, потому что иначе ему не куда было бы попасть за подлоги. Онъ также присоединился къ обновляющейся Сибири, выдавая себя за патріота въ виду, дароваго шампанскаго и предстоящей ему преміи изъ нсколькихъ серебряныхъ ложекъ, которыя должны были исчез, путь въ этотъ торжественный день. Недоставало только Гулакъ-Артемовской и Юханцева, которые жили въ другомъ город. Подъ вліяніемъ покрытія великодушно Кондратомъ нашего дефицита въ клуб, пламенныхъ рчей, пріятнаго знакомства, сведеннаго въ этотъ день съ Тряпичкинымъ, общавшимъ написать отчетъ о нашемъ торжеств, я быль успокоенъ за ваше будущее и на разставаніи заключилъ въ объятія ‘элементъ самосознанія и самодятельности’, начавшій жизнь не матеріальными интересами, а новою духовною жизнью, словомъ — вашего Кондрата. Я увренъ былъ, что подъ вліяніемъ убдительнаго краснорчія онъ закроетъ назавтра вс свои винные склады, кабаки и оснуетъ школы. Но увы! на утро уже и подвергся нкоторому разочарованію. Жизнь пошла своимъ чередомъ. Кондратъ очутился по прежнему въ своей темной пещер, представлявшей лавку, завшанную темными матеріями изъ опасенія свта, по его мннію якобы вредящаго первосортнымъ матеріямъ, но въ сущности для отвода глазъ покупателямъ. Въ сей львиной пещер онъ попрежнему смертоносно махалъ аршиномъ и обмривалъ за вчерашній клубный дефицитъ, оплаченный имъ. Тряпичкинъ летлъ уже чуть свтъ къ своимъ патронамъ условиться на счетъ отстаиванія винныхъ складовъ. Словомъ жизнь пошла колесомъ.
Вслдъ за тмъ нарисовалась мн сцена празднованія юбилея въ одной сибирской слобод. Кажись, какое бы торжество и какую помпу можно устроить въ глухой деревн съ ея будничной жизнью. Но какъ бы въ подтвержденіе словъ нашего знаменитаго мстнаго оратора, что у насъ все выростаетъ мгновенно по вол старыхъ засдателей и исправниковъ, школы, выставки и юбилеи, мн прислано описаніе празднества въ слобод В— слав Т—скаго округа.
‘Нашъ либеральный засдатель, человкъ безкорыстный, судя по тому, что онъ, окруженный писарями въ состав пяти человкъ, съ окладомъ до 70 рублей ежемсячно, выплачиваемымъ имъ неизвстно изъ какихъ фондовъ, вдохновился патріотическою идеею, чтобы задать фуроръ празднованіемъ юбилея. Самъ засдатель по совту своего штата, недолго думая, составилъ проектъ и нлапъ празднованія, для чего и избралъ распорядителемъ одного изъ своихъ любимцевъ. Написали листъ для добровольной подписки и съ этимъ листомъ поскакали посланцы изъ деревни въ деревню на земскихъ и обывательскихъ лошадяхъ. Повалились въ кошелекъ рубли, полтины и гривенники. Какую набрали сумму опредлить трудно, но извстно по нкоторымъ даннымъ, что до 75 рублей. Кром этого въ сел крестьяне несли тоже трудъ: кто возилъ снгъ, кто тесъ и жерди, а нкоторые похали въ лсъ верстъ за 40 рубить ели и сосны для декораціи, словомъ, всякій несъ носильную лепту,— представьте себ декорацію въ деревн. На площади, за церковью, устроили платформу изъ тесу, поставили дв жерди. Повсили четыре флага и на одномъ изъ нихъ была вышита цифра 800. Въ день 6 числа декабря служили молебенъ, затмъ подготовленная процессія двинулась къ платформ, четыре волостныхъ члена несли флаги. Писарь-распорядитель шелъ впереди, одтый въ костюмъ неопредленно-русскій, установились по обимъ сторонамъ платформы. Народъ былъ созванъ съ трехъ волостей участка. По окончаніи молебна, по знаку засдателя и церемонійместера было сдлано три ружейныхъ залпа застрльщиками, вызванными засдателемъ со всего участка. Затмъ въ квартир засдателя была приготовлена выпивка, ведро водки и четверть наливки, вс волостные и писаря участка приносили поздравленія засдателю и, по иниціатив послдняго, послали въ губернскій городъ гонца съ телеграммами, подъ вліяніемъ выпивки, вс присутствующіе вдохновились, а любимецъ засдателя произнесъ хвалебное слово патрону. Посл всего этого по селу направилась процессія съ помянутыми значками. Въ извстныхъ мстахъ церемоніймейстеръ Ш—ло процессію останавливалъ, какъ-то: предъ домомъ училища, волостью и проч., кричали ура и салютовали изъ пистолета, а предъ домомъ засдателя пистолетъ разорвало и ранило двухъ человкъ, одного въруку, а другого въ плечо, гд и заслъ желзный осколокъ, за неимніемъ настоящаго медицинскаго пособія подавалъ помощь ветеринарный фельдшеръ… Къ вечеру была назначена иллюминація и вечеринка у засдателя, были зажжены плошки, дегтярныя бочки и выставлены транспаранты съ надписью ‘трехсотлтіе покоренія Сибири’, ‘самоуправленіе {Самоуправленіе здсь должно разумться засдательское.} и судъ’. На вечер происходилъ плясъ съ канканомъ, подъ гармонику и ревъ пьяной компаніи, совершенно одурвшей. На этотъ вечеръ были приглашены и сельскія учительницы, которыя поставлены были этимъ пиршествомъ и фамильярнымъ съ ними обращеніемъ веселой компаніи въ самое непріятное положеніе, но уйти боялись подъ опасеніемъ начальническаго гнва и безропотно претерпвали все. Такъ кончился сельскій юбилей, а на утро началось похмлье’.
Въ этомъ сельскомъ торжеств, въ которомъ счастливую идею засдателя осуществляла натуральная и земская повинность, а также земско-обывательская гоньба, я не прочь бы былъ видть наиболе совершенное доказательство вашего прогресса и гражданской зрлости.
По, затмъ, къ сожалнію меня нсколько смутили письма и корреспонденціи изъ городовъ и нашихъ цивилизованныхъ центровъ. Письма эти принадлежали наиболе образованнымъ представителямъ общества. Въ нихъ я прочелъ тотъ же анализъ и туже потребность проврки нашей Зрлости, какую я самъ временами ощущалъ. Вотъ нкоторыя изъ этихъ писемъ.
‘Празднество у насъ прошло довольно тихо, можно сказать незамтно, видно было, что общество за исключеніемъ весьма немногихъ членовъ не принимало никакого участія и относилось къ означенному празднеству равнодушно. Такое впечатлніе передано въ ‘Сибирской газет’ (No 50). Другой корреспондентъ сообщаетъ: ‘юбилей ознаменовался у насъ подпиской на обдъ, гд собралось всего человкъ 60, подписались по 10 рублей. Много было ликеровъ, душеспасительныхъ бальзамовъ, много аппетитныхъ блюдъ, но вдь эта честь была доставлена только нсколькимъ счастливымъ избранникамъ. Городъ съ нсколькими тысячами жителей здсь не участвовалъ. Что-то ожидалось большее отъ народнаго празднества. Главное больше пониманія, осмысленнаго отношенія, боле такъ сказать гражданскаго чувства. Наша интеллигенція не участвовала видимо въ праздник, по крайней мр она не выразила свое присутствіе. Вечеромъ, когда зажглась иллюминація, я пошелъ посмотрть на движеніе толпы по улицамъ. Сознавала-ли она, что она празднуетъ? Поняла-ли она хотя отчасти всю важность знаменательнаго историческаго событія, осмыслила-ли она себ подвигъ того, кто три вка тому назадъ расчищалъ дебри Сибири и открылъ прекрасную и великую страну для будущихъ поколній? У насъ нтъ народныхъ чтеній, нтъ бесдъ, которыя въ поучительной форм изложили-бы намъ нашу исторію. Чего-же удивляться, что я видлъ одну праздную, равнодушную толпу. Повидимому не доставало какой-то иниціативы, иниціативы гражданской, недоставало идеи, а главное здсь не участвовало все общество и все населеніе. Невольно припоминаешь общенародныя празднества и торжества въ Германіи, Франціи и Америк, гд принимаетъ главное участіе въ патріотическихъ празднествахъ все населеніе. Такія патріотическія празднества нечужды вроятно и Европейской Россіи, но они не извстны Сибири’.
Въ приводимой корреспонденціи весьма опредленно высказывается нкоторое сожалніе, что въ юбилейномъ празднеств видно было отсутствіе представителей умственной и духовной жизни страны съ одной стороны, и участія мстнаго населенія съ другой. Дйствительно, мы не видли и но читали до сихъ поръ ничего выдающагося изъ юбилейныхъ рчей въ сибирскихъ городахъ, исключая разв нкоторыхъ рчей, которыя сравнили Сибирь съ ‘кающимся разбойникомъ’, интеллигенція точно отсутствовала. Можетъ быть это объясняется тмъ, что въ Сибири она еще не народилась, что умственная жизнь здсь въ засто. Но вдь есть же въ Сибири представители образованія, науки, здсь уже создалась печать и нкоторыя гражданскія стремленія. Намъ кажется, что это можетъ быть объяснено только тмъ пренебреженіемъ, которое господствуетъ въ Сибири къ образованнымъ сословіямъ и людямъ. Пока въ городской жизни Сибири господствуютъ только два класса: купецъ, винный складчикъ (Кондратъ), предъ которымъ, все преклоняется, и мелкій чиновный или зазжій ташкентецъ, элементы примирующіе въ свтской и клубной жизни, но далекіе отъ умственныхъ и духовныхъ интересовъ. Вотъ чмъ объясняется клубный или боле кулинарный характеръ празднества и напыщенное краснорчіе взамнъ истиннаго гражданскаго нанося. Въ этомъ отразилось настоящее историческое состояніе общества. Двухъ элементовъ недостаетъ въ его жизни, какъ и на празднеств, элемента умственной жизни и элемента жизни народной. Тотъ и другой долженъ явиться только въ будущей исторіи. Нельзя сказать, чтобы Сибирь была совершенно бдна гражданскими чувствами: они есть и даютъ себя чувствовать. Нельзя сказать, чтобы здсь не было стремленія къ лучшему, не было трепетной надежды и вры въ свое будущее. Къ сожалнію эти гражданскія чувства, въ виду настоящаго положенія, звучатъ не ликующими, по какими-то грустными потами раздумья. Вотъ образецъ еще присланнаго намъ письма, рисующаго это настроеніе наканун 300-лтія.
Извстно всмъ, что въ прошедшемъ году Сибирь собиралась отпраздновать свое трехсотлтіе, ожидала въ этотъ день великихъ и богатыхъ милостей, но судьб было угодно распорядиться иначе и отложить это празднованіе. Съ покорностью приняли сибиряки это велніе судьбы, которая была милостиве почему-то къ сибирякамъ, проживающимъ въ столицахъ, которые хотя и скромно, но все-таки почтили этотъ день. Наконецъ состоялось ‘распоряженіе’ о празднованіи этого дня въ 6-е число декабря настоящаго года, между тмъ не весело, апатично чувствуетъ себя общество, почти наканун празднованія, мы ничмъ не заявляемъ своего желанія почтить этотъ день и по всей вроятности будетъ сдлано только то, что приказано сдлать, благодаря чему празднество вроятію приметъ офиціальный клубный характеръ, безъ всякой задушевности. Очень немудрено, что мы забудемъ на другой день о томъ, что праздновали. Чтобы увковчить этотъ день сибирское общество могло-бы конечно и нын сдлать какое-нибудь крупное пожертвованіе на какое-нибудь учрежденіе-гимназію, университетъ, стипендію и т. под., но все это не обновило бы нашу жизнь, которой нужны коренныя реформы, чтобы сдлать и эти учрежденія боле жизненными. Сибирь ждетъ земства и введеніи судебной реформы. Празднества, обды, рчи, пожертвованія на школы и т. под. учрежденіи, желательны сами по себ, но они теряютъ свою прелесть въ стран, гд нтъ земскаго сплоченіи и самосознанія, гд нтъ правдиваго и безпристрастнаго суда, гд нтъ общественнаго голосо. Только благодаря этимъ надеждамъ годъ тому назадъ, сибирское общество такъ охотно, радостно ожидало день своего трехсотлтія — 26 октября. Его радовало не то, что оно прожило три столтія, а радовали свтлыя мечты, ожиданія лучшаго будущаго. Вотъ почему теперь, безъ нихъ, оно такъ апатично, по казенному, ожидаетъ этотъ день. Да и дйствительно, что праздновать, когда хорошо знаешь, что на завтра, изо дня въ день, потечетъ таже жалкая жизнь безъ просвта и воздуха. Вдь для Сибири сто, двсти, триста лтъ почти не имютъ разницы, для ноя только годъ введеніи крупныхъ реформъ будетъ вчнымъ праздникомъ, нашею Пасхою, которую мы никогда по забудемъ и которую мы должны отпраздновать ни славу, на удивленіе всмъ.
Несмотря на грустный тонъ, нельзя не видть въ этомъ голос искренняго желанія блага обществу и надежды на лучшее. Эти мотивы грусти, казалось бы, по вяжутся съ торжественнымъ настроеніемъ минуты. Можетъ быть они не годятся въ торжественный спичъ, но они доказываютъ нарождающееся самосознаніе, трезвый анализъ настоящаго, стремленіе къ улучшенію гражданской жизни. За этою грустью скрывается глубокая любовь и въ то же время звучитъ самое искреннее и страстное желаніе обновленія.
Вдь какъ ни бдна Сибирь людьми, какъ ни слабо ея просвщеніе, но не можетъ быть, чтобы здсь не нашлось настоящаго гражданскаго чувства, чтобы черезъ 300 лтъ не находилось наконецъ сердца, которое бы забилось искреннимъ участіемъ къ судьб своей родины. По можетъ быть! Это сердце гд нибудь есть, оно народилось!..