Послание к Урании против Послания к Урании Вольтер, Баталин Александр Ефимович, Год: 1829

Поэзия
Время на прочтение: 41 минут(ы)
Скачать в PDF

А. Е. БАТАЛИН

Послание к Урании против послания к Урании Вольтера

Вольтер: pro et contra, антология
СПб.: РХГА, 2013. — (Русский Путь).

Исповедаютися Отче Господи небесе
и земли, яко утаил еси сия от премудрых
и разумных, и открыл еси та младенцам.
Лук. глав. 10, ст. 21.

ТВОЯ ОТ ТВОИХ.

Кто знает подробности жизни Г. Вольтера, тот знает и причину величайшей ненависти его к Религии Христианской. Удивительно, что такой умнейший человек не мог различить Веры от суеверия и злоупотребления, какое делали из Веры по видам или по невежеству Светские Власти, Духовенство и Монашество, от сущности самой Веры.
Надобно согласиться, что Вольтер имел великие дарования и обширные сведения. Но нельзя также не согласиться, что он совершенно предан был в плен страстей, из коих славолюбие была в нем главнейшая, для которой он готов был жертвовать священнейшими истинами.
Если он, по несчастью, имел сомнение на счет бытия Божия и Божественности Христианской Религии, то имел ли он право так безрассудно и дерзко шутить над предметами, которые во всех веках и у всех народов почитались священными,— предметами, пред коими равно благоговеют и мудрый и непросвещенной, и образованный и дикой. Ибо, если сии предметы не заслушивают нашего уважения, то что может быть предметом нашего почитания? Пускай питал бы он внутри своего сердца неверие, но для чего изливать сей смертоносный яд наружу и заражать им невинных? Если, по собственному его сознанию, вера в (4i )ога и в бессмертие души необходима для блага людей, и что, уничтожив веру, общество превратится в вертеп лютых тигров и кровожадных львов, то для чего уничтожать сию веру? Для чего лишать несчастных последней надежды и утешения, а у сильных отнимать последний страх их обуздывающий? Для чего разрушать основание, на котором зиждется благо Государств, народов, семейств и каждого человека? Не верной ли это знак испорченной нравственности и злого сердца?
Но как ни велика была ненависть его к Религии Христианской, однако он не имел столько смелости, чтобы показать себя явным врагом ее, но избрал особый и ему только одному свойственный путь: чтобы заставить себя разуметь не объявляя своего мнения, и преклонять сердца не удовлетворяя разуму. И потому всякой раз, когда он начинает писать о каком-нибудь предмете, относящемся до Веры, предварительно объявляет, что он будет только рассказывать исторически. И под личиной беспристрастия, начинает описывать так, что, опуская все служащее в пользу Веры, старается сколь можно подробнее и ‘живее представить все, что только может служить к поддержанию того мнения, которое он, так сказать, насильственно хочет передать читателю. Зная хорошо человеческое сердце, он имел еще в предмете польстить общей страсти — самолюбию, доставляя читателю удовольствие, по-видимому, быть самому судьею, который воображает, что делает собственное и произвольное заключение, тогда как он неприметным образом делается невольником Вольтера. А чтобы убедить читателей и приобресть их слепое к себе доверие, он часто облекается притворною чувствительностью, и по цветам обольстительной поэзии ведет их к ужасной бездне. По сей-то причине он справедливо почитается вреднее всех вольномыслящих писателей, изъявляющих мысли свои прямо и систематическим порядком. Лагарп, бывший прежде другом Вольтера и ревностным защитником их общества, справедливо называет его Сиреною нечестия, которой пение увлекает в бездну, и советует мудрому Правительству удалять юношество от смертоносного пения Сирены1.
Но в письме к Урании он, как будто против воли, изменил своему характеру и постоянному правилу,— сорвал с себя покрывало и показался в настоящем своем виде. Что бы ни говорили ревностные его защитники, читая его Опыт о правах и духе народов, Кандид, Поэму на разрушение Лиссабона и Письмо к Урании, мнение его о Боге и Религии Христианской не остается более загадкою. Если в Опыте о народах и в Письме к Урании он обнаружил себя Деистом, признавая все Священное Писание человеческим произведением, то напряжение всех способностей ума в Поэме на разрушение Лиссабона и в Кандиде, чтобы в живой и разительной картине представить физическое и моральное зло, доказывает,— если он не Атеист, по крайней мере одного мнения с Епикуром и Лукрецием: если Бог и существует, то он оставил мир и людей на произвол случая. Напрасно Лагарп представляет его ревностным почитателем Божества, приводя в доказательство стих его: если бы не существовал Бог, надлежало бы Его выдумать для блага людей2. Все это, равно как и отзывы его в похвалу Религии, не доказывают, что он верил совершенно бытию Божию и Божественности Христианской Религии, а только обнаруживает мнение его, какое влияние понятия сии могут иметь на народные общества.
Кто бы не желал, чтобы сочинения Вольтера и ему подобных оставались навсегда неизвестными для Российского юношества. Но это невозможно. Любопытство есть первая и общая страсть наша. Чем тщательнее скрывают от нас какую-нибудь вещь, тем более стараемся мы узнать ее, хотя б в незнании оной заключалась видимая наша польза. Посему-то любители чтения прежде всего стараются познакомиться с книгами тех авторов, которых сочинения Правительство, по справедливым причинам и для общего блага, старается удалять от юношества, и от таких людей, которые не имеют довольно способностей и просвещения, чтобы в состоянии были судить об них и отличать истинное от ложного. К несчастью, зараза сия быстро распространяется в любезном нашем Отечестве, где Вера Христианская всегда имела свое постоянное убежище. Несправедливо и бесполезно скрывать это. Но где есть болезнь, там необходимы и средства оную врачующие,— средства верные и действительные, а не ничтожные и бесполезные.
Вот причина, побудившая меня написать следующее сочинение. Чувствую, что предмет превосходит мои способности, но истины, мною защищаемые, ободряют, а усердие к Вере одушевляет меня. Я уверен, что просвещенные читатели, любящие общее благо, из уважения к моему усердию простят моим погрешностям, которые при беспристрастном их замечании со временем могут быть исправлены.
Сочинение сие писано не для Христиан, непоколебимо пребывающих в своей Вере и незнакомых с ложною и пагубною философиею XVIII столетия, но для тех, которые уже знакомы с сочинениями Беля3, Вольтера, Дидерота, Ж. Ж. Руссо, Гельвеция, Мирабо4 и которые находятся или в жалостном неверии, или в мучительном сомнении. Для них помещенные в сочинении моем выражения не будут новостью. Имея дело с такими противниками, я должен был употреблять одинаков с ними оружие — разум. Ибо здесь дело идет о Священном Писании, непосредственно ль оно происходит от Бога, или есть человеческое произведение, и утверждать все на одних изречениях Священного Писания, значило бы доказывать тем самым, что требуется доказать. Приводимые мною тексты из Священных книг служат или в подтверждение истины познаваемой одним разумом, или для показания, что мысли Вольтера не противоречат учению Христианской Религии.
Все согласны, что Вера и разум не могут быть между собой противны, ибо они оба происходят от Бога, а Бог противоречить Сам Себе не может. Что противно Вере, должно быть противно разуму, и обратно. Ибо если докажется, что хотя одна истина, познанная разумом, не есть истина в отношении к Вере (явное противоречие), то вся вселенная превратится для нас в область магическую, в которой мы не в состоянии будем различать призраков от существенности.— Действительно, если одна истина может быть не истиною, кто нам поручится за другую? Каким образом будем мы познавать истину, если разум наш не может быть верным к ней указателем и путеводителем? Как можем мы увериться в святости и божественности самой Христианской Религии и отличить ее от других рожденных невежеством и заблуждением, если суждения нашего разума не могут быть порукою в достоверности истины, посредством его познанной? — Тогда изгладилась бы черта, разделяющая истинное от ложного, как в физическом, так и нравственном мире, и человек, подобно кораблю, лишенному кормчего во время жестокой бури, носился бы по беспредельному морю вероятности и сомнения. Он сомневался бы в бытии всего окружающего его, он сомневался бы в собственном своем существовании {Локк. Essay part. IV, ch. XIX, 4.}. Признавши сию истину, надобно иметь внимание, чтобы различать то, что противно разуму, от того, что только превосходит наш разум. Первое никогда не может быть следствием последнего. Вера Христианская по существу своему содержит в себе Таинства или предметы превосходящие наш разум. Но можно ли из сего заключить, что сии Таинства противны разуму? {Вера говорит там, где не говорят чувства, но никогда напротив. Она есть свыше, а не против!

Паскаль, col. II, art. VI.

Кто утверждает, что разум наш есть мера всякого познания? Таинства откровенной Религии не суть сами в себе непостижимы. Ибо не смотря на то, что мы понимать их не можем, нет ни малейшего сомнения, что Бог их понимает, следственно, они сами в себе не суть вещи непостижимые.

Вольф. Vernunftgedanken. Haupt. II5.}

Я по необходимости должен был выписывать мысли Г. Вольтера из Письма его к Урании и из других его сочинений и представлять их в виде возражений. Иногда я делал и собственные возражения, которые могли родиться при чтении сего сочинения, чтобы не оставить читателя без удовлетворения. Если в некоторых местах я говорил условно, это не из действительного сомнения, а желая показать необходимость и пользу Евангельского Учения, в каком бы отношении ни принимали оное: так ли, как человеческое произведение, или как непосредственно от Бога происходящее. Я знаю по опыту, как действительно средство сие для самых ожесточенных Атеистов и Деистов. Догматической утвердительной тон умножает только предубеждение их против защитников Веры.
Цель всех Наук и Искусств должна быть польза или нравственное усовершенствование человека. Всякое произведение Науки и Искусства, не имеющее той или другой цели, а только удовлетворяющее любопытство, доставляющее удовольствие, льстящее праздности, питающее роскошь и возбуждающее страсти, которых действие и без того слишком велико, не заслушивает внимания и одобрения людей благоразумных и истинно просвещенных {Ученость есть совокупность всех частей человеческого познания, которые в рассуждении своего пространства и важности заслуживают быть описаны и методически преподаны. Почему ученость можно почесть как бы хранилищем, заключающим в себе познания человеческого рода. Но в сем хранилище по справедливости должно быть сохраняемо только то, что относится ко всему человеческому роду или к целым народам. Ничто тщетное, бесполезное или порочное frevelhaftes не может иметь в нем места, хотя бы вкус к тому столь далеко распространился, что многие о том изданы были сочинения.
Сульцер6.}. Я ласкаюсь надеждою, что предприятие мое убедит писателей, которые имеют более меня способностей и средств и пользуются доверием и уважением публики, обратить свои дарования на предметы важнейшие и полезнейшие, чтобы заслужить уважение не от людей праздных и живущих для одного собственного удовольствия, но от людей просвещенных, ценящих дарования Писателей по обширности и важности предметов, разумом их обнимаемых, и по пользе, проистекающей из их произведений для человечества. Да возродится в них постоянное и непобедимое желание воздвигнуть себе памятник, гораздо прочнейший, нежели основанный на непостоянном и скоропреходящем вкусе современников,— памятник, которой бы, будучи крепче всех гранитов, не страшился всеразрушающей руки времени, передал имена их позднейшему потомству и с каждым веком соделывал память их священнейшею.
Лишь тот бессмертье заслужил,
Кто смертным здесь полезен был.
Пролетят годы, протекут века, минут тысячелетия, звук оружия потрясет, устрашит вселенную и замолкнет, и самые имена героев забудутся, обширные и цветущие города сравняются с землею, падут исполины — великие Царства, целые роды и поколения исчезнут с театра мира, просвещение и невежество, подобно дню и ночи, будут сменяться. Но доколе будет существовать род человеческий, Религия Христианская не оскудеет на земном шаре. Невежество не скроет ее мрачными крылами своими, а софизмы ложных мудрецов не погасят совершенно чувствия оной в сердцах человеческих. Минет ночь заблуждений, и она, подобно солнцу, взойдет снова на горизонт и покажется во всем своем лучезарном сиянии, и утомленные тщетными усилиями смертные с восторгом встретят благодетельный и утешительный восход ее.
К УРАНИИ
Тебе, прекрасная Урания, угодно,
Чтоб Полиньяком став вторым, ему подобно,
Против я нового Лукреция восстал *,
И как друг истины, и ею вдохновенный,
Расторг завесу лжей, и свету показал
Все клеветы Вольтером возведенны
* Лукреций написал поэму о Естестве вещей, в которой доказывает случайность происхождения вселенной. Кардинал Полиньяк писал против Лукреция7. Вольтер в Письме к Урании называет себя новым Лукрецием.
Против чистейшего Ученья Христиан.
Как он, священной нам хвалясь открыть обман,
Стремится помрачить Свет свыше откровенный,
Разрушить истины веками освящены *,
* Mensonges sacrs…8 выражение Г. Вольтера. Какая дерзость!
И как желая научить
(Что больше изобресть могла вся ада злоба!)
Страх смерти презирать и ужасы все гроба,
И то, чем вечность нам грозит,
Он истины попрал нечистою стопою,
Безжалостной, убийственной рукою
Вливает смертный яд в невинные сердца,—
Лишив последней их надежды на Творца.
Приди, Урания, почтительной стопой,
Отвергнув вымыслы, мечты, предрассужденье,
С любовью к истине и с верой в Откровенье,
Войди во внутренность Святилища со мной.
Поищем Бога в нем, Отца всего творенья
Достойного от всех любви и поклоненья1*.
Но не того, что в страх рабов изобретен,
В пороки, слабости людские облечен,
И что Египет чтил, веков средь отдаленных,
В подобьи Аписа9 и прочих тварей тленных,
Иль Греция, могущий древний Рим,—
Народ на верх достигший просвещенья,
Юпитером именовал своим —
Преступника достойного презренья,
Что неба страшный гром держа в своих руках,
Лишь сеял по земле раздоры, гибель, страх.
Прошли века — мрак заблужденья
Исчез пред светом Откровенья.
Так, рано, поздно ли, все ложное падет!
Но Веры Христиан ясней с веками свет. —
Все чисто, возвышенно
В Религии святой, от Бога откровенной.
Все, что философы сказали всех веков,
Что разум, свободясь пристрастия оков,
О Боге лучшего открыл и представляет,
Религия в себе одной то заключает.
Так, человека Он в Свой образ сотворил,
Душой его бессмертной одарил:
Да будет совершен, сколь благости угодно,
И существу вместить конечному возможно,
И как мог требовать того союз вещей,
План, отношение частей вселенной всей2*.
Вдохнул в него к добру влеченье,
Любовь к изящному и к истине стремленье.
Хотел, чтоб он счастливым был,
И удовольствия любил3* —
Не те, что чувствам льстя мгновенно исчезают,
И как ехидны грудь раскаяньем терзают,
И в кровь вливая смертный яд,
Цвет нашей юности мертвят,
Но те, что мир души, здоровье сохраняют,
И кои разум наш и совесть одобряют.
А чтобы человек утех не мог любить,
В порядке видимых вещей не может быть.
Или должно не быть всем прелестям вселенной,
Или его всех чувств, способности душевной,
Всех бытия приятностей лишить,
И с Вехою отняв к бессмертию стремленье,
Унизить до скотов разумное творенье!
Бог ничего напрасно не творит:
Всему есть цель, и все союз хранит.
И так, сей ум в предел парящий отдаленной,
Способный проникать путь истин сокровенной,
И таинства природы постигать,
Могущий Бога познавать,
К блаженству высшему всегдашнее стремленье,
Уже ли нам даны единственно на то,
Чтоб превратиться в прах, иль прежнее ничто,
Узнавши жизни все печали и мученье?
Тогда Творец не был бы благ и совершен.
Нет! Бог есть Дух всесовершенный,
Всеблаг, Премудр, в любви в творенью беспредельный,—
И человек бессмертным сотворен4*.
Но если действие иметь причину должно,
И Божеству пристрастным быть не можно:
То сей любимиц Божества,
Сей прах и тлен от естества,
Толикия благодеянья,
Превыше всякого созданья,
За что сподобился от Бога получить?
Среди небытия не мог их заслужить.
Но где есть разум бесконечный,
Там в средствах недостатка нет.
И человек, Творцом столь облаготворенный,
И благости Его соделавшись предмет,
Повинен стал Его благодеянья
В теченьи жизни заслужить.—
Какие ж слабого творения деянья
Заслугой Богу могут быть?
И могут ли иметь какое отношенье,
Бог бесконечный, и — ничтожное творенье? —
Но человек на то свой разум получил,
Чтоб чрез него Творца познал, любил,
Являл пред Ним свою покорность и смиренье,
И тварью слабой быв могущего Творца,
Старался бы снискать благого в Нем Отца.
Отсель проистекли молитвы, приношенья,
И все между Творцом и тварью отношенья.
Но с разумом он волю получил,
Чтобы во всех делах своих свободен был.
Бог то лишь действие в заслугу обращает,
Что от любви к Нему прямой проистекает,
А тех не может дел вменить в заслугу Он,
Необходимости где действует закон,
Тогда б не человек был дел своих виною,
Но силой Божией вс делалось одною.
А чтобы действия в заслугу обратить,
Должно им цель определить.
И вот закон.— Но где свобода и закон,
Там может быть и преступленье.
И нравственного зла отсель происхожденье5*.
Здесь слышу ропот я и крик со всех сторон:
Коль с человеком зло в сем мире неизбежно,
Зачем он сотворен? Постой, прах дерзновенный!
Тебе ль с Творцом на суд дерзать,
Минутой вечность измерять,
Равнять с атомом беспредельность,
Обнять умом всю бесконечность?
Жестокосердые! Где ваша совесть, страх?
Вы, чей язык мир порицает,
Скажите, кто из вас желает,
Чтоб гром его в миг превратил во прах? *
* Все жалуются на бедствия жизни, все недовольны ею, и при всем том никто не хочет умереть. Причина тому не сознание в грехах своих, как многие говорят, обманывая себя и других, а недостаток веры в бытие Бога и бессмертие души.
Но человек, имев в себе свободы дар,
И исполнитель быв законов непременной,
Не мог иметь еще заслуги совершенной,
Когда б в себе самом не обретал
Борьбы, препятствия закона к исполненью,
Напротив разум наш и чувства и сердца
Стремились все хранить веления Творца,
Как по невольному в душах к добру влеченью.
Вот тайна, для чего дух в бренность облечен,
Различных тысячью соблазнов окружен:
Чтобы всю жизнь с телесными страстями,
И с миром во вражде нам непрестанной быть,
И при соблазнах всех, сражался с бедами,
Закон Творца чист, свят до смерти сохранить.
А чтобы сила чувств, сверх воли, неизбежно,
Не вовлекла бы нас страстей, порока в плен,
Уравновешено вс здесь Творцом чудесно,
И слабый наш состав рассудку покорен,
И так, что человек, закон ли сохраняет,
Иль дерзко оный нарушает,
Он сам всему причиной и виной,
Достоин казни, иль наград за подвиг свой.
Отсюда казни все, награды, воздаянья,
Что нас за гробом ждут.
Здесь познаем, что мир страна есть испытанья,—
Ведущий в вечность путь.
В сей жизни человек в сомнениях томится *,
* К Коринф, поел. I, гл. XIII, ст. 12. Теперь мы видим как сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу, теперь знаю я отчасти, тогда же познаю, подобно как я познан.
Когда ж его храм бренный разрушится,
Падет таинственный покров,
И дух, земных лишась оков,
Как лебедь чистой, окрыленной,
Направит свой полет к Творцу вселенной,
Чтоб кратковременным страданьем искупить
Бессмертие,— блаженным вечно быть.
И так, все жизни сей потери и мученья,
Которые должны терпеть мы на земли,
Не знаки ль к нам Творца особенной любви,—
Ближайшие пути в небесные селенья?
И мы ль осмелимся против Него роптать,
И к нам Его любовь и благость порицать? —
Какие ж казни тех по смерти ожидают,
Что ум и волю их во зло употребляют? —
Когда душа бессмертной создана,
Век счастливой или несчастной быть должна.
Но счастие лишь в Боге обитает.
И так, когда грех нас от Бога удаляет,
И грешный осужден без Бога вечно жить:
Не вечно ль он несчастлив должен быть? *
* Если человек бессмертен, то он необходимо должен быть или вечно счастлив, или вечно несчастлив. Счастие состоит в Боге: вне Его нет никакого счастья, нет никакого блаженства. Но грех навсегда удаляет человека от Бога. Следственно, грешный человек должен быть вечно несчастлив.
И бесконечного Творца за оскорбленье,
Достойней казни нет, как вечное мученье.
И можно ль числить мерой дней,
Где нет последствия вещей?
Но дальше понимать есть выше нашей сферы:
И лучше покорить свой ум под иго Веры.
Довольно знать для нас, что Благ Господь и прав,
Благие любит он дела, не терпит злые,
Он обещал судить все племена земные,
И непреложен есть судеб Его устав.
Но беспредельная любовь Его к творенью,
Могла ли осудить нас к вечному мученью?
Ах, нет, Творец ни зла, ни мук не хочет нам,
Но человек себя к ним осуждает сам:
Он, зная, что его по смерти ожидает,
Как скоро не хранит Закон Творца святой,
Не сам ли он себя навечно осуждает,
Не сам ли приговор он произносит свой?
‘Но самые мученья бесконечны,
Не чудеса ль суть непрерывны, вечны?’ *
* Il nous fit aimer le plaisir,
Pour nous mieux tourmenter par des maux effroyables
Qu’un miracle ternel empche de finir .
Конечно Г. Вольтер почитает вечным чудом то, что тела грешных будут вечно гореть в огне и никогда не истребятся. Мысль достойная философа! Неужели разум его не мог проникнуть за покров чувственности, в которой Спаситель часто облекал слова свои, соображаясь с понятиями Израильского народа? — Нет! Одно предубеждение против Веры Христианской и желание вредить ей заставляли его делать такие ничтожные возражения.
Оставим гордость всю на час,
Хотя прискорбно то конечно,
Признаемся чистосердечно,
Что разум слаб наставить нас
О состояньи душ, телес по разрушеньи,
Или о тонком том эфирном облаченьи,
В каком они, когда века пройдут,
По гласу Ангела предстанут все на суд,
Ни мук о свойстве бесконечных,
Преступникам определенных.
Мы чудо познаем в союзе лишь вещей,
И разум наш, при всей способности своей,
Надеждный вождь в кругу вещественной вселенной,
Но что скрывается вне области телесной,
Не может сам собой понять, определить,
Здесь Вера нас должна руководить.
Как мал понятий круг в сей временной стране!
Лишь за предел его наш дух парить дерзает,
Мгновенно разум свой светильник погашает,
И оставляет нас блуждать в глубокой тьме.
Но человек, при всех дарах таких,
Соделавшись рабом страстей своих,
Забыть мог Бога, все Его благодеянья,
Из сердца потребить и казнь и воздаянья,
Творец все это прежде знал,
И средства нужные избрал.
Он часто здесь еще следы являет мщенья,
Чтоб наказать одних и устрашить других.
Но милуя всегда равно творенье рук Своих,
И наказуя преступленья,
Он благости Своей от нас не удалил,
И время ей определил. —
Прошли ряды веков с начала сотворенья,
И Бог забыт, нет к ближнему любви,
Корысть и чувственность стал Бог — и преступленья
Разлились по лицу земли.
Настал ужасный час на казнь определенной:
По мановению Правителя вселенной,
Расторглися моря, разлились сонмы вод,
И в гибельных волнах исчез преступный род.
Лишь праведник один среди опустошенья
Чудесно сохранен от смерти, потопленья.
‘Но что последует, как гнев Творца минет?
Конечно, истощив парящи стрелы мщенья,
Из праха прежнего погибшего творенья
Мир лучший и существ невинных изведешь?’ —
Совет Предвечного, Его определенья,
Не суть совет и суд ничтожного творенья.
Род человеческий не весь был истреблен,
И в мире прежний весь порядок сохранен.
Но если бы сей мир Бог населил Духами,
Или отличными от прежних существами,
Не значило б, что Он творений свойств не знал,
И лишь для опыта их к бытию воззвал? —
С теченьем времени весь страх опустошенья,
Переходя века и поколенья,
Исчез,— и человек опять Творца забыл,
И жизнь одной неправде посвятил.
Смолк глас молитв, нет приношений,
И благовония курений,
По всем почти земли местам,
Курятся чуждым в честь Богам!..
‘Вострепещи земля: грядет отмщенья Бог!
На крыльях грозных бурь, одеян облаками,
Под ним ревущий гром, и молнии струями.
Кто Всемогущего на гнев подвигнуть мог? —
Он совершит Свой суд против неблагодарных,
И в ярости Своей не пощадит избранных,
Перуны пламенны на землю одождит,
Погубит злых, в хаос стихии превратит!’
Остановись! Куда стремишься, дерзновенный?
Тебе ль судить о Божиих судьбах!
Благоговей, пади пред Благостью предвечной!
Он Всемогущ, Премудр,— ты червь и прах! —
Бог правосудия с предвечного рек Трона:
Тот проклят, кто всех слов не сохранит закона*.
* Второзак. 27, 36.
Свободный человек закон сей нарушил,
И праведный Творца гнев заслужил.
Подобно он овце от стада удаленной,
Один без пастыря в греховной тьме блуждал,
И ничего в своем отчаяньи не ждал,
Как только гибели конечной, непременной.
Закон гремя над ним, дух страхом поражал,
И только лишь число виновных умножал.
Но благость Божия не так определила:
Потопа казнь Его лишь правду нам открыла,
Здесь милосердие Он должен был явить:
Спасти весь мир, на путь заблудших обратить.
Но чтоб спасти весь мир от гибели конечной,
Ходатай нужен был пред Богом совершенной,
Который бы греха не знал,
И мира бы всего грех на себя принял,
А вместе с ним Его всю клятву, осужденье,
И сам себя принес Творцу во всесожженье,
Чтоб жертвой сей Его на милость преклонить,
И Благость с Правдою на веки примирить.
А чтоб посредник был пред Богом совершенный,
И нам собой мог путь к спасенью показать,
Подать для всех пример к блаженной жизни верный,
Два должен естества в себе он заключать.
Но чьи же раны, кровь, какое приношенье,
Вселенной всей могли изгладить преступленье
И ада страшные все стрелы отразить? —
Ходатай тварей всех превыше должен быть!
Совет от вечности Творцом предположенный
Проникли мужие от Бога вдохновенны.
Они за многие столетья предрекли
О благодати быть имевшей на земли.
Провидя таинства ужасны, беспримерны,
В священном трепете, восторгом упоенны,
Взывали мир земле, морям, истокам вод,
Как овны холмы да взыграют,
Кремнистых гор сердца растают,
Спасителя встречая в мир приход!
Настал тот день, когда Пророков прорицанья,
Все тайные жертв прообразованья
Должны исполниться, конец свой получить,
И Благодати сень Закона заменить.
Пророк, Предшественник Святыни,
О коем Дух Святый в писаньях возвестил,
Чтоб уготовить путь Христу, явился в мир.
Глас вопиющего в пустыни
Свидетельствовал всем величие Того,
Что в след ему грядет, но прежде был его *.
* Лук., гл. I, ст. 76, гл. III, ст. 4, Прор. Малахии гл. III, ст. 1.
О чудо! Божий Сын, совлекшись славы вечной,
Сокрыл величие свое под плотью бренной,
И Безначальный, Сый, Рожденный прежде век,
Родясь во времени, творится человек,
Чтоб быть Спасителем погибшему народу,
И падшую грехом восстановить природу.
А чтобы гордость всю людскую посрамить,
Презрев народы все с их мнимым просвещеньем,
Но в самой сущности водимым заблужденьем,
Меж слабых восхотел могущество явить.*
* К Коринф. Посл. 1, 2, 1. ст. 27, 28, 29.
И так, Его с народом обращенье,
Его небесное ученье,
По чистоте и истине своей
Достойное народов и Царей,
Имело целию, да явится пред нами,
Что Дух Святый о Нем Пророка рек устами:
‘Дух Господа на Мне, Меня да освятит.
‘Он к смертным в свет послал меня благовестить,
‘Подать целение сердцам всем сокрушенным,
‘Мир возвестить земле, спасение плененным,
‘Слепым свет истины Евангельской открыть,
‘Окованных грехом от уз освободить.’*
* Исаии гл. 61, ст. 1 и 3.
Морали простота и вместе возвышенье,
Величество чудес, всех совершенств пример,—
Премудрость, каковой от века мир не зрел,
Прельщают весь народ, приводят в восхищенье.
Вся Иудейская страна,
Как бы от сна пробуждена,
Спешила с радостью внять истины небесны.
Но гордость лишь одна — исчадие Геенны,
Осмелилась против их святости восстать,
И жизни вечныя ученье порицать.
Богъ-Сын, скончав Свое посланье,
И оправдавши предсказанье
Святых Пророков о Христе,
Средь мук скончал жизнь на Кресте.
Но кровь его для нас и раны драгоценны.
Они спасли весь мир греху порабощенный,
И человека, что на смерть был осужден,
С разгневанным Творцом на веки примирили,
И Царствия Небес врата нам отворили,
Куда нам вход был прежде воспрещен.
Отец любви, Творец вселенной!
И самой вечности не станет бесконечной
На прославление бесчисленных щедрот,
Что Ты благоволил излить на смертных род! (6)
‘Но Бог прославленный столь правым, милосердым,
Мстит за грехи отцов потомкам отдаленным.
Он сокрушил в конец любимых чад своих,
За преступление отцов виновных их?—‘
Предвечный — чей взор в бездны проницает,
Что было, будет, есть, в мгновенье созерцает,
Еще с предвек мужей Ему угодных знал.
Для них Израиля в любовь себе избрал,
Чтоб благости Его быв озарен лучами,
Светильником служил пред всеми племенами.
Во Аврааме Он его благословил,
Иакову обет Свой с клятвой подтвердил,
И благости Своей имея пред очами,
Чудесно управлял сынов его судьбами.
Десницей крепкой их от плена свободил,
И для спасенья их путь в море проложил.
Для них нарушил чин природы:
Из камня источал им воды.
И ропоту сердец неблагодарных внял:
Четыредесять лет их манною питал.
А чтоб явить их всем за Свой народ избранный,
Дает закон Своей Десницей начертанный,
Когда народы все, владевшие землей,
Осуждены блуждать во слепоте своей.
И в обещанную землю путь управляя,
Ночь во огненном столпе полкам их предходил
И страх оружия народам поселяя,
Могуществом Своим врагов их покорил.
От всадников погибших фараона,
До падших стен Иерихона,
Соделал на земли ужасным имя их.
Дал им страну врагов, исполнил их желанья,
Послал Пророков к ним Своих для увещанья.
И так как истинный Отец печась об них,
Чрез наказания и краткие плененья
Старался их извлечь из бездны развращенья.
Неблагодарный род Ученью не внимал,
Презрев Творца, Его любовь и снисхожденье,
И с злобою соединяя мщенье,
Посыланных к нему Пророков убивал.
Потом, чтоб мир спасти от гибели конечной,
Явился Агнец сей, с предвек определенной,
Во всесожжение за всех людей. Бог Сил
Приемлет плоть, нисходит к людям в мир.
Дав знать им о другом законе совершенном,
И проповедуя о Царствии небесном,
Действительность Посольства Своего:
Что Он Ходатай им от Неба обещанный,
Мессия, столь веков землею ожиданный,
И истину Учения Его
Доказывал Пророков всех словами,
И беспримерными в природе чудесами,
Каких никто творишь не мог,
Как только Всемогущий Бог.
Неверный род, завет имея пред очами,
И зная о Святых убитых праотцами,
Не только деле не возгнушался их,
Но в злобе превзошел еще отцов своих:
Предавши мукам, смерти крестной,
Ходатая, Спасителя вселенной,
И так, не праведно ль должна вменишься им
Кровь Праведных, пролитая отцами
До дней Захария, мятежников руками
Закланного пред алтарем Святым?
Так, колыбель чудес, народов всех спасенья,
Не знавший времени Святого посещенья —
Ерусалим! навлек весь страшный гнев Того,
В Ком не познал Царя и Бога своего:
Да вечный плен его, и страшное паденье
Послужат племенам всем в страх и на ставленье.*
* Матф. гл. 23. ст. 34, 35, 36, 57. Ибо, се, Я пошлю к вам Пророков, и вы их убьете и распнете, а иных будете бить в Синагогах ваших, и гнать из города в город: да придет на вас вся кровь праведная пролитая на земле, от крови Авеля праведника до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником. Истинно говорю вам, придет все сие на сей род. Иерусалим, Иерусалим, избивающий Пророков, и каменем побивающий посланных к тебе! Коликократ хотел я собрать чад твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не восхотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст.
‘Ho Граде ужель в себе невинных не имел?
И всех постигла казнь, и всем один удел?’ —
Господь и жизнию и смертью обладаешь.
Он временное зло наградой увенчает,
И за страдальческой невинности конец
Готовите в вечности бессмертия венец.
Во всем оправдан путь благого Провиденья!
Народ Израильской отечества лишен,
Но благости Творца совсем не отчужден,
Он хочет смертным всем спасенья,
И милосерд равно для всех,
С прискорбием сынов его зрит удаленье,
И с Церковью Христа соединенье
От них зависишь лишь одних.
Отец любви к нему пришедших не изгонит,
И сокрушенную трость ветром не преломит,
Но всех приемлет и спасет
Вступивших в Новый с Ним завет.— *
* Матф, гл. XII. ст. 20, Иоан. гл. VI. ст. 37. Все, что даст Мне Отец, ко Мне приидет, и приходящего не изгоню вон.
Сей милосердый Бог, столь дивный правотою,
Не будет в аде мстишь жестокою рукой
Невежество людей, сидящих в тьме ночной,
Которому они нимало не виною.
Америка — народ различной гемисферы,
Куда не достигал еще светильник Веры!
Вы, что родиться Бог судил
У самых врат Царя Светил,
Вы чада Севера, которых заблужденье
Содержит столь веков в глубоком усыпленье,
За то, что истин вы не знаете святых,
И вашим чужд сердцам свет Откровенья,
Вы не осудитесь на вечные мученья,
Имея естество судьею дел своих.* (7)
* Здесь почти теми же словами отрицается то, о чем Г. Вольтер говорит утвердительно.
Бог-Сын, Свое Ученье утверждая,
Апостолам сих слов не изрекал,
Но Дух Святой на них ниспосылая,
Их в мире на проповедь послал:
Кто слыша верует — приобретет спасенье,
А кто отвергнешь их — получит осужденье. *
* Матф. гл. XXVIII, ст. 18 и 19., и так идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я заповедал вам. Марк. гл. XVI. ст. 15 и 16. Идите по всему миру, пропо ведуйте Евангелие всей твари. Кто поверит и окрестится, тот спасен будет, а кто не поверит осужден будет. Лук, гл. XXIV. ст. 46 47.
Но сходно с правдою Творца,
Чтоб все не знавшие Хрисьа
Не наслаждалися блаженством обещанным,
Им верующим лишь одним
В наследие Себе избранным,
И крест понесшим вместе с Ним.—
Но что ж по смерти ждет всех смертных,
Евангельским лучем не озаренных?—
Обители сушь многи у Отца.*
* Иоанн. глав. XIV. ст. 2.
О ты, наполнивший неизмеримость бездны
Тьмой солнцев и миров! Кто путь Твой сокровенный
Постигнуть может — Бог премудрый без конца?
Так Царь избранными престол свой окружает,
На них отличные щедроты изливаешь,
Но и которые далеки от него,
Не вовсе лишены призрения его.
Наступишь время — свете святого Откровенья
Вселенную всю озарите,
Где ныне густый мрак один и заблужденья,
Там Трон свой Вера утвердит!—
Во всех сих действиях является вселенной
Наш Бог — Бог благости, любви всесовершенной.
И кто под видом сим Его желает чтить,
Величества Его не может оскорбишь.
Ему противно то, когда к Нему взываем,
А в сердце ненависть ко ближнему питаем.
Кто не приемлет сей Религии святой,
Есть враг добра — себя — враг истины самой,
Кто чистоту ее оспоривать дерзает!
Она в врагах своих признанье исторгает.
И кто весь ум во вред ее употреблял,
При ненависти всей, так о Христе сказал:
‘Мораль Божественна, примеры несравненны,
‘Он утешенье льет в сердца Им просвещенны,
‘В бедах дает покров страдальцу своему’.—
Так, не злодею ли прилично одному,
Под видом просвещенья
Лишать последнего нас в жизни утешенья,
И дерзкою рукой своей
Снимать бразды с пороков и страстей?
И где ж несчастные, судьбою угнетенны,
Где бедные, нуждой, болезнию изнуренны,
Убежище от бед их обретут?
Уже ль они нигде отрады не найдут!
Или за все печали и мученье
Награда им ничтожество и тленье?
Когда за гробом нет бедам, скорбям отраде,
Нет казни злу, добру и честности награде,
Так что же земля?— Вертеп зверей, страна изгнаний,
Театр пороков всех, ужасных злодеяний.
Без страха будет враг невинного терзать,
И тщетно к Небу сей о помощи взывать.
Все добродетели — мечта и заблужденье,
Цель бытия — покой, утехи, наслажденье,
Лишь к ним должны мы все стремиться всякой час,
И чтоб достигнуть — нет священного для нас!
Все действия равны, и совести терзанья
Суть предрассудки — знак худого воспитанья,
Которые должно стараться истреблять,
Чтоб наши не могли утехи отравлять!—
В сем виде человек один бы во вселенной,
Где все хранит порядок совершенный,
Вне общего порядка пребывал,
И всю гармонию вселенной разрушал.—
Но мнимый сей хаос в порядок превратится,
Когда его осветит Веры свет.
Что с нашею судьбой тогда сравнится!
Несчастных, бедных больше нет.
О ты, небесное Ученье!
Когда б мы шли все по твоим следам,
И здесь еще вкусили б наслажденье,
Что в вечности Ты обещаешь нам.
Один бы счастлив был своим благотвореньем,
Другой его усердным вспоможеньем,
И вместе славили б их общего Отца,
И не страшилися б последнего конца.
Смерть самая была б источник утешенья,
И жаждали б от уз телесных разрешенья.
Потери милых нам столь не терзали б нас:
То странствия друзей конец, предел их муки,
Наступит вожделенный час,
Увидим их опять, и больше без разлуки.
И вс, что время похитить,
Нам вечность снова возвратит.
Но мы, словам Твоим святейшим не внимая,
Преобращаем свет в ужасный ад из рая.
И можем мы еще, безумные дерзать,
В бедах своих Творца благого обвинять!—
Блаженство в свете злых, их счастье в жизни сей,
Невинность, доброта среди мук и скорбей,
Неправды торжество, владычество тиранов,
И вечной истины попрание уставов,
Не должны тьмою нас сомненья омрачать,
И Провидение из мира исключать.
Пусть добродетель здесь в нужде, лишена хлеба,
Не хлеб награда ей — страна святая неба.*
* Петр. Посл. I. гл. 2. ст. 19 и 20. Ибо то угодно Богу, если кто помышляя о Боге, переносит скорби, страдания несправедливо. Ибо, что за похвала, если вы терпите наказание за преступление? Но если делая добро страждете и терпите, сие приятно Богу. К Римл. гл. VIII. ст. 18. Ибо я считаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас.
Уже ль, чтобы невинность защитить,
Бог должен каждый час нам чудеса творить?
Да если б не было несчастных, бедных,
И добродетелей не было б драгоценных,
Что познаются лишь в несчастиях однех.
Исчезло б поприще для действий добрых всех.
Но если вечность нас за гробом ожидает,
То неравенство все как призрак исчезает,
И сожаления достоин уж не бедной,
Что он в ничтожестве, всех благ земных лишен,
Но в изобилии и знатности рожденной,
Что тьмою он соблазнов окружен.
И кто во времянном все блага полагает,
Ни свойств, ни сущности Религии не знает.
Из самых Христиан, кто в злополучный час
Неудовольствия возносит к небу глас,
Не Христианин есть, чужд Веры непременно,
Имеет сердце он порочно, развращенно,
Не верит вечности, не чает в ней наград,
И лишь для временных одних живет отрад.
Но тот, кто Веру чтит, ей предан всей душою,
Все блага жизни сей считает суетою,
Живет для Бога лишь, для вечности одной,
Спокоен в смертный час, надежды полн святой.
Несчастье ль терпит он, бесценных ли теряет,
С покорностью Творца Десницу лобызает,
И благость зрит Его и в бедствии своем,
Ведущую к Нему надежнейшим путем.
Не быв фанатиком, сам жизнь не прекращает,
Но в нужде оную за Веру полагает,
Полн веры, что не жизнь, не кровь, но капля слез,
Великой есть ценой к стяжанию небес. —
Из сих противных меж собой изображений,
Тебе, Урания, удобно отличить
Свет истины от лжи и вредных заблуждений,
Что блеск Евангельский стремится помрачить8*.
Не верь, чтобы закон в сердцах напечатленной
Мог сам собой открыть путь к Вере совершенной.
Пройди Историю всех стран и всех веков,
Прочти творения отличнейших умов:
Что все великие умы без Откровенья
Успели нам открыть на счет Богослуженья?
И что ж мог сделать ум обыкновенный там,
Где был бессилен гений сам?
Верь: все дела твои от чувствия прямого
Не могут заслужить гнев Бога преблагого.
Но только б не признать нам, в слепоте своей,
Законом естества глас пагубных страстей.
Верь ты, Урания, верь также несомненно,
Что сердце чистое пред Богом драгоценно9*,
Что благость обретут скорей в Его очах
Смиренной Бонз, Дервиш человеколюбивой,
Чем чуждый добрых дел, бесчувственной монах,
Первосвященник сам тщеславный, горделивый *.
* Иак., гл. II, ст. 24. Павл. к Римл., гл. 2, стр. 9.
Что поклонения не все равны пред Ним,
Он сходно с святостью Его быть должен чтим10*.
Пусть ни одно Его не может быть достойно,
Но то, что смертным Сам открыл, Ему угодно.
Он не нуждается в дарах, в хвале Своей,
Но в этом состоит святейший долг людей.
Для Бога правота, любовь, благотворенья,
Приятней всех молитв, даров и всесожженья *.
* Лук., гл. XI, ст. 41. Подавайте лучше милостыню по достоинству вашему, и тогда вам все часто будет. Марк., гл. XII, ст. 33. Любить Бога всем сердцем, и всем умом, и всею душою, и всею крепостью, и любить ближнего как самого себя, есть больше всех всесожжении и жертв. Посл. Иак., гл. I, ст. 27.
Верь, что чистейшего во всей морали есть,
Что лучшего мог разум изобресть,
Все то содержится в Религии небесной,
И превосходней нет ее во всей вселенной.
Что ж много тайного в себе она хранит,—
В том сущность Веры состоит.
Что Откровение? — Невидимых явленье,
Что Вера Христиан? — В незримом уверенье11*.
Нет Веры никакой, и быть не может в том,
Что можно чувствовать или познать умом *.
* Евр., гл. XI, ст. 1. Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом.
Но если мы все то, что в Вере сокровенно,
За слово Божие приемлем несомненно,
Доказываем тем доверенность к Творцу,
Как дети слабые к премудрому отцу,
Являем вместе с тем покорность и смиренье,
Каким обязано к Творцу Его творенье. —
Пусть скажут нам враги небесного ученья,
Оставя вымыслы, пороки, заблужденья,—
Все что невежество одно произвело:
Какое в нем самом они находят зло?
Что мы, приняв Его, теряем?
Напротив сколь приобретаем
И в жизни временной, а в будущей стократ.
Когда мудрейший сам Сократ,
Не зная доказательств верных,
Кроме умом изобретенных,
Надеждою себя бессмертья утешал,
И до конца храня ее, сказал:
‘Когда б к ней не было и оснований твердых,
Но жертвы приносимы ей
В теченье краткой жизни сей
Мне не мешают быть счастливейшим из смертных.
Теперь, когда, зрю вечность пред собой,
И гибнет все, она одна со мной,
Светя звездой во мгле, путь в вечность озаряет,
И страх гоня, мой дух восторгом окрыляет’.
И мы ль должны сию надежду отвергать,
И вечных благ себя лишать,
За верность коих, исполненье,
Порукой Вера нам — святое Откровенье!
И сам Вольтер, гонитель Веры сей,
Не спорил, что она полезна для людей.
Хотя бы ложь была ее ученье,
Счастлив обманутый, сказал он в заключенье12*.
Пусть говорит враг Веры Христиан,
Что все ее ученье есть обман,
Но если здесь оно нам счастье доставляет,
И при кончине дней страх смерти удаляет:
Зачем его лишать? Пускай всех тленье ждет:
Для Христиан и здесь потери нет13*.
Но если, не смотря на гордые мечтанья,
Религии святой все верны обещанья,
И грозный глас Творца исторгнет всех на суд:
Какой тогда ответ неверные дадут?14*

Примечания

1* Je veux aimer ce Dieu. Je cherche en lui mon p&egrave,re,
On me montre un tyran, que nous devons hair 11.
Это можно сказать о богах языческих, а Бог Христианский есть совершенная и бесконечная любовь. Все Священное Писание, начиная от сотворения человека до воплощения Бога-Слова, есть цель повествований о благодеяниях Его человеческому роду. Самые наказания Его — наказания детей от отца нежного и мудрого. Но в таинстве искупления любовь и милосердие Его превосходит всякое понятие. И сего ли Бога Вольтер не признает достойным названия Отца? Чтобы узнать, как мало Г. Вольтер заботится о истине и согласен всегда сам с собою, стоит только свести стихи сии с словами, которые он заставляет говорить Биртона: ‘Бог Христианский достойнее всех восточных и западных богов’ (Жени, или Безбожник и мудрец)12. А в другом месте, говоря о сочинении Г. Мирабо: Syst&egrave,me de la Nature, он сказал: ‘Автор с успехом ниспроверг бога Схоластиком, бога составленного из свойств противоречащих, бога, которому, как богам Гомеровым, придают страсти человеческие, бога своенравного, непостоянного, мстительного, лишенного разума, но он не может сразить Бога мудрых. Мудрые, созерцая природу, допускают могущество разумное и высочайшее’. Dictionnaire philosophique. Art. dieu, dieux13. А Христиане разве не такие же свойства, как и мудрые созерцающие природу, приписывают Богу ими почитаемому?
2* Il cra les hommes lui-mme semblables,
Afin de les mieux avilir14.
Как! Вызвать тварь из ничтожества, одарить ее совершенствами: дать чувства, разум, волю, есть для нее унижение? И что же более, что совершеннее и драгоценнее мог дать Творец своему творению?
3* Il nous donna des coeurs coupables,
Pour avoir droit de nous punir.
Il nous fit aimer le plaisir,
Pour nous mieux tourmenter par des maux effroyables15.
На что запутывать понятия сами по себе ясные? Разве в том состоит должность философов — просветителей человечества, чтобы все опровергать, ничего не созидая, как сделал Бель, или о всем заставлять сомневаться и ничего не решать, подобно Вольтеру? Кто не знает, что сердце человеческое по природе невинно и что все пороки суть плоды дурного воспитания и худых обществ? Кто при учинении первого преступления не чувствовал внутри себя скуки, мучительного терзания? Какая же тому причина, как не природная невинность нашего сердца, которое сотворено любить только добродетель. Правда, человек, будучи свободен и увлекаем страстями, может не слушать голоса разума, может делать зло, но он влечется к нему как бы против воли своей. И никогда пороки и худые действия не могут доставить ему истинного удовольствия и душевного спокойствия, которые суть удел одной невинности. Бесспорно, что Бог дал нам сердца, способные любить удовольствия, но не скоропреходящие, не ложные, пагубные для нас и вредные для частного и общественного блага, а удовольствия истинные, постоянные, испытанные разумом и одобренные совестью. Здесь можно привесть мнение одного из дерзостнейших Атеистов, как много он ценил природную невинность, утверждая, что менее расстояния от одного преступления ко сту других, нежели от невинности к первому преступлению. Myrabeau, Syst&egrave,me de la Nature, par. 2.
4* Что вещество ни в каком расположении частей его не может получить способности мыслить, это истина неоспоримая. Как бы ни искусно устроена была машина, без содействия посторонней силы, она вечно останется без действия. Самая совершеннейшая по системе Галлевой устроенная голова16, со всеми материальными условиями, приличными великому гению, будет одною только искусною машиною, могущею способствовать к произведению удивительных действий. Но как для приведения механической машины в действие потребна сила, так равно, чтобы органическую машину привесть в состояние действовать по ее назначению, нужен дух, которой бы, одушевя сию машину, сообщил каждой системе органов возможность исполнять определенное ей действие и из бесчисленных частностей составил одно целое, то, что мы называем Я.
‘То, что человек может иметь в своем умопредставлении Я, бесконечно возвышает его над всеми прочими на земле живущими существами’,— говорит Кант в начале своей Антропологии. ‘Я, из которого развивается Наука знания, есть не что иное, как торжество понимающего и понимаемого. От сего чистого Я, или созерцания в высочайшей его отвлеченности, начинается Наука знания’ (Фихте). ‘Познание своего Яжества,— говорит Бонстетен,— из всех познаний есть самое ближайшее. Все что я знаю, получается мною от Я, я знаю Я через Я, тогда как всякой предмет не иначе познан мною, как посредством Я. Идеи внешних предметов суть только знаки сих предметов, тогда как ощущение представляется мне само, что дает ему истинную действительность, каковой внешние предметы иметь не могут. Одно только чувствование говорит мне без переводчика, тогда как внешние предметы не иначе говорят мне, как посредством Я’. Etudes de l’homme, tom. II17.
Заметим еще, что, несмотря на споры философов о происхождении наших понятий, в том, что при всяком чувствовании, представлении и понятии действующею причиною есть душа, согласны так называемые Идеалисты и Материалисты, именно: Платон (а), Аристотель (б), Цицерон (в), Локк (г), Кондильяк (д), Кант (е) и все его последователи {(a) Phoedon, Charmides, Time. (б) De l’me, liv. IL ch. I. (в) Tusculanes, Consolation, de la vieillesse, (r) Essai philosophique, tom. I. liv. II, ch. I. 5 et 4. (д) Essai sur l’origine des connaissances humaines, par. I. ch. I. Extrait raisonn du trait des sensations. Logique, ch. I. (e) Kritik der practischen Vernunft.}. Авторитет сей для нас слишком важен.
Чтобы более увериться в том, что душа наша есть существо самостоятельное и от тела совершенно отличное, упомянем о главных ее способностях и действиях.
Душа может иметь понятие не только о внешних предметах, непосредственно действующих на чувства, но и о предметах чувствам не подлежащих, невещественных, может сравнивать получаемые его впечатления, замечать, что вещи имеют общего и что каждой из них принадлежит в особенности, и основываясь на сходстве и различии, делить их на роды и виды, и так далее, стремясь беспрестанно приводить все к безусловному единству. Она не только действует, но имеет сознание о своем действии, и действует не по принуждению, не от внешней сторонней силы, не по необходимости, а произвольно, по собственной воле, сама от себя, собственною своею силою, никогда неистощаемою и всегда неизменною. Она имеет могущество полученные ею посредством чувств образы разбирать, слагать по своему произволу, и составлять из них новые, и такие, какие ей угодно, и которым образца нет во всей природе, и таким образом творить для себя новый собственный мир — мир свободной фантазии. Она может рассуждать о себе самой, о собственных своих силах, способностях и действиях, как о подлежащих, и из одной своей сущности и одною своею силою, состоящею в способности размышления, выводить начала и законы, которым нет ничего подобного в вещественном мире, с полною уверенностью, что сии начала и законы должны быть правилом для всех разумных существ, и таким образом распространять сферу своего Яжества до бесконечности. Она может из известных и ею же самою открытых истин, чрез одно простое и чистое умозрение, без всякого содействия опытности, познавать неизвестные, и хотя не всегда имеет возможность подвергать их опыту, однако тем не менее удостоверена в их действительности. Она имеет возможность для извлечения какого-нибудь правила или для открытия какой-либо истины переноситься мысленно из настоящего в прошедшее и проникать в будущее, или все сии различные времена: прошедшее, настоящее и будущее соединять в один момент, в один предмет умственного созерцания. Она имеет способность желать и силу противиться собственному своему желанию. Можно ли все это приписать действию материи?
5* Никто не может быть обязываем законом, кроме существа разумного и свободного. Ибо бесполезно было бы предписывать закон и вменять в вину неисполнение оного существам, не имеющим ни разума, ни воли. Но, допустя свободу, нельзя не допустить и злоупотребления оной. От сего раждается преступление, которое есть действие против закона существа разумного и свободного. Здесь открывается источник нравственного зла. Зло сие в настоящем порядке вещей не необходимо, а только возможно. Ибо если бы человек поступал во всем согласно своему разуму и не делал злоупотребления из своей воли, тогда б в мире никакого нравственного зла не существовало.
8* Имея одну цель — быть полезным, я не боюсь порицания, что я сочинение мое обременил примечаниями.
‘Рассматривая в совокупности все доказательства Христианской Религии, нельзя не почувствовать силы оных, которой никакой рассудительной человек противиться не может.
Пусть рассудят о ее основании, что Религия, столь противная природе, утверждалась сама собою без всякого насилия и принуждения, однако так, что никакие истязания не могли воспрепятствовать мученикам исповедывать оную, и все это сделалось не только без содействия какой либо власти, но вопреки желания всех властей, противящихся основанию оной.
Пусть рассудят о святости, высокости и смирении души Христианской. Языческие философы возвышались иногда над прочими людьми правильным образом жизни и чувствованиями, имевшими некоторую сообразность с правилами Христианства. Но они никогда не признавали за добродетель того, что Христиане называют смирением, они даже почитали его несовместным с прочими добродетелями, ими почитаемыми. Одна только Христианская Религия умела соединить вещи до того времени казавшиеся противными, и научила людей, что смирение не только совместно с прочими добродетелями, но что без него все добродетели не что иное, как пороки и недостатки.
Пусть рассудят о бесчисленных чудесах Священного Писания, о величестве и высокости предметов более нежели человеческих, в нем содержащихся, о удивительной простоте его слога, не имеющего ничего принужденного, ничего изысканного и носящего отпечаток истины, которой нельзя не признать.
Пусть в особенности рассудят о Особе Иисуса Христа. Какое бы ни имели об Нем понятие, нельзя согласиться, чтобы Он не имел величайшего и возвышеннейшего духа, которого признаки показал Он еще в своем младенчестве пред Учителями Закона, однако вместо того, чтобы стараться о усовершенствовании даров своих науками и беседами с учеными, Он тридцать лет своей жизни проводит в художественных занятиях, в совершенном удалении от света, и в продолжение трехлетней проповеди призывает в свое сообщество и избирает своими Апостолами людей без знания, без учения, без доверия, и делает себе врагами тех, которые почитались мудрейшими и ученейшими своего времени. Странное поведение человека, желающего основать новую Религию!
Пусть рассудят в особенности о сих Апостолах, избранных Иисусом Христом, о сих людях простых и неученых, и которые вдруг делаются столько учеными, что в состоянии заставить молчать самых искуснейших философов, и столько сильными, что в состоянии противоборствовать Царям и тиранам, противящимся основанию веры, ими проповедуемой.
Пусть рассудят о сем чудесном порядке Пророков, последующих один за другим в продолжение двух тысяч лет, и которые многоразличными образами предсказали все, до самомалейших обстоятельств жизни Иисуса Христа: Его смерть, воскресение, посольство Апостолов, проповедь Евангелия, обращение народов и многие другие вещи, относящиеся до основания Христианской веры и до оставления Иудейства.
Пусть рассудят о удивительном исполнении сих Пророчеств, которые так совершенно согласуются с Особою Иисуса Христа, что нельзя не признать того, по крайней мере не желая ослепить самого себя.
Пусть рассудят о состоянии Иудейского народа прежде и после пришествия Иисуса Христа, его цветущее состояние до пришествия Спасителя, и его бедственное положение с того времени, как он их отвергнул: ибо они еще поныне остаются без всякого знака Религии, без храма, без жертв, рассеяны по всей земле, в презрении и отчуждении у всех народов.
Пусть рассудят о всегдашности Христианской Религии, которая существовала непрерывно с начала света, или о святых Ветхого Завета, которые жили в чаянии Иисуса Христа, прежде его пришествия, или о тех, которые Его приняли и которые в Него уверовали по Его пришествии, тогда как никакая другая религия не имела всегдашнего существования, составляющего главнейший признак истинной Религии.
Наконец, пусть рассудят о святости сей Религии, о ее учении, которое все объясняет, всему показывает причину, не исключая самых противоречий, встречающихся в естестве человеческом, и о всех прочих вещах беспримерных, сверхъестественных и божественных, повсюду в ней открывающихся.
И после всего этого пусть рассудят, можно ли сомневаться, что Христианская Религия есть едина истинная и что никакая другая религия не имела никогда ничего ей подобного’.

Паскаль, part. II. Art. IV.

‘Я должен сознаться, что величество Писаний удивляет меня, святость Евангелия говорит моему сердцу. Рассмотрите книги Философов: со всею их пышностью, как они ничтожны в сравнении с оным! Возможно ли, чтобы Тот, Которого историю оно описывает, был только человеком? Голос ли это энтузиаста или высокомерного основателя сект? Какая кротость, какая непорочность в Его нравах! какая трогательная благодать в Его наставлениях! Какая высота в Его правилах! Какая глубокая премудрость в Его наставлениях! Какое присутствие духа! Какая тонкость и какая точность в Его ответах! Какое владычество над своими страстями! Где человек, где мудрец, которой бы действовал, страдал и умер без слабости и тщеславия? Когда Платон описывает вымышленного ^своего праведника, покрытого всеми укоризнами преступления и достойного всех наград добродетели, он черта в черту описывает Иисуса Христа, подобие столь поразительно, что все Святые Отцы то чувствовали, и никак не можно в том обмануться. Но сколько надобно иметь предрассудков, какое надобно иметь ослепление, чтобы осмелиться сравнить сына Софрониски с сыном Марии! Какое расстояние между тем и другим! Сократ, умирая без болезни, без поругания, легко мог выдержать характер свой до конца, и, если бы сия тихая смерть не украсила жизни его, можно было подозревать, что Сократ со всем умом своим был не что иное, как Софист. Он, говорят, изобрел нравоучение, но другие прежде его исполняли оное на самом деле, он сказал только то, что они делали, и примеры их обратил в правила. Аристид был справедлив прежде, нежели Сократ сказал, чтО такое справедливость, Леонид умер за свое отечество прежде, нежели Сократ поставил должностью любить отечество, Спарта была воздержна прежде, нежели Сократ похвалил воздержность, и прежде нежели он похвалил добродетель, Греция изобиловала мужами добродетельными. Но где Иисус между своих заимствовал сию высокую и чистую нравственность, которой он один был наставником и примером? Из недр самого неистового фанатизма высочайшая мудрость заставила внимать себе, и простоту героических добродетелей почтил презреннейший из народов. Смерть Сократа, спокойно философствующего с своими друзьями, есть самая кроткая, какой только можно желать, смерть Иисуса, умирающего в мучениях, поруганиях, осмеяниях, проклятиях всего народа, есть самая ужаснейшая, какой только можно страшиться. Сократ приняв сосуд с ядом, благословил того, кто оной подавал, и плакал, Иисус посреди ужасных страданий молился за своих свирепых мучителей. Поистине, если жизнь и смерть Сократа есть жизнь и смерть мудреца, то жизнь и смерть Иисуса Христа есть жизнь и смерть Бога. Скажут, что Евангельская История выдумана для удовольствия? Нет! не таковы бывают выдумки. И дела Сократовы, о которых никто не сомневается, на столько засвидетельствованы, как дела Иисуса Христа. Впрочем, это значит удалять затруднение, не уничтожая оного. Никогда Иудейские писатели не могли изобресть ни такого тона, ни такой нравственности, а Евангелие имеет столь великие, столь поразительные и столь совершенно неподражаемые признаки истины, что изобретатель оного был бы удивительнее самого героя’.

Ж. Ж. Руссо, Emile, part. 2.

9* Г. Вольтер с намерением помещает мнения, согласные с Христианским учением, чтобы между ими нечувствительно вместить и те, которые оному противны. Где в Евангелии написано, что невинность и чистосердечие неприятны Богу? Напротив, не везде ли они в нем превозносятся? Кто в пример нашего поведения избрал младенца, восставал ли против природной невинности? В котором месте говорит Евангелие, что одно название Христианина достаточно к приобретению всех милостей от Бога и к наследованию вечного блаженства? Нет! не довольно того, что одно название Христианина или знаменитое титло Первосвященника, без исполнения обязанностей, званиями сими налагаемых, не дают права на вечное блаженство, напротив, они еще послужат к большему их обвинению в день общего суда пред народами, неозаренными светом Евангелия. Не всякой говорящий Мне: Господи! Господи! войдет в царствие небесное, но исполняющий волю Отца Моего, который на небесах. Матф. гл. 7. ст. 21. Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много. Лук. гл. 12. ст. 47. Пусть приходят ко Мне дети, не препятствуйте им: ибо таковых есть царствие Божие. Лук. гл. 18. ст. 16.
10* ‘Боги действительно существуют. Бытие их очевидно. Но они не таковы, какими их представляют простолюдины. Не тот нечестивец, кто лишает их сей обманчивой формы, но гораздо справедливее тот, кто придает им страсти, противные высочайшему их естеству. Не тот благочестив, кто из страха Богов чтит всякой камень, всякой алтарь, орошает кровью жертв каждый храм, но тот, кто, созерцая все миролюбивою душою, имеет о Божестве справедливые понятия, тот, кто чтит их из глубины своего сердца за их бесконечные совершенства, а не из ожидания награды. Поклонение сие есть должность: оно должно быть подобно тому почтению и той любви, как мы имеем к своим родителям, без всякой примеси корыстолюбивых чувствований или продажных надежд’.

Эпикур.

‘Не довольно покоряться Богу, как повинуются тирану, и не только не должны бояться Его за Его величество, но еще должно любить Его за Его благость, это правила здравого разума, равно как наставления Священного Писания’.

Лейбниц.

11* ‘Таинства суть Заветы Божий, точно так, как законы Заветы обладающих. Кто может требовать у властей ответа в Законах? — Но как же дерзают допрашивать Бога в судьбах? Таинства не только не уничижают человеческого разумения, но еще возносят оное выше самого себя, научая его тому, чего он сам собою постигнуть не может’.

К. Бакон.

12* ‘Какой предмет представляется взорам моим! Это Он, это Христос во всем могуществе и славе. Близ Него в облаках знамя Его смерти,— крест блестит пред моими очами. Под торжественными стопами Его лежит смерть попрана. Он с победою изшел из врат ада. Владычество Его предсказано Оракулами, Престол Его утвержден кровью учеников. Все шаги Святых Его суть чудеса. Он обещает им блага превосходящие их желания. Примеры Его святы, мораль Его божественна. Он утешает в тайне сердца им просвещенные, в самых величайших несчастьях предлагает им опору. И когда бы на обмане Он основывал свое учение, то и тогда какое бы было счастье быть от Него обманутым’.

Вольтер.

‘Стоит только прочесть сию божественную книгу, для Христиан необходимую и для каждого полезную, чтобы почувствовать любовь к Творцу оной и желание исполнять Его правила. Никогда добродетель не говорила с такою кротостью, никогда совершеннейшая мудрость не изъяснялась с такою силою и простотою. Не возможно оставить чтения сей книги, не почувствовав себя гораздо лучшим, нежели был прежде’.
‘Христианство в основании своем есть Религия всеобщая, не имеющая ничего исключительного, ничего местного, ничего такого, что бы приличествовало более одной, нежели другой стране. Божественный Учитель ее в беспредельном милосердии своем, обнимая равно всех людей, пришел поднять преграду, разделявшую народы, и соединить весь род человеческий в один народ братиев: ибо во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде, приятен Ему. Таков истинный дух Евангелия’.

Ж. Ж. Руссо.

Если все согласны, что Вера Христианская полезна и что, только живя сообразно предписанным ею правилам, можно быть счастливым и здесь на земле, то для чего с такою ненавистью и ожесточением вооружаться против сей благодетельной Веры? Какая нужда, кроме пустого и безрассудного любопытства, знакомиться с сочинениями врагов сей Веры, несправедливо величающих себя Философами, от чтения коих никакой пользы получить не можно, а вред непременно. Послушаем, что говорит о сих философах доброй и беспристрастной Ж. Ж. Руссо, которой очень хорошо знал все такового рода сочинения и которой, по несчастью, против своего желания и намерения, умножил число оных: ‘убегайте тех, которые, под предлогом истолкования природы, посевают в сердца людей пагубные учения и которых видимой Скептицизм во сто раз утвердительнее и повелительнее, нежели определительный тон их противников. Под высокомерным предлогом, что одни только они просвещенны, справедливы, чистосердечны, они самовластно подвергают нас своим всеразрушающим решениям и, вместо истинных начал вещей, стараются передать нам невразумительные системы, построенные в их воображении. Наконец, опровергая, разрушая, попирая ногами все, что люди имеют почтеннейшего, они отнимают у несчастных последнее утешение их бедности, у сильных и богатых единственную узду их страстей, они исторгают из глубины сердец угрызение преступления, надежду добродетели, и еще величают себя благодетелями человеческого рода! Никогда, говорят они, истина не может быть вредною людям. Я согласен с ними, и сие-то, по моему мнению, есть самое лучшее доказательство, что то, чему они учат, не есть истина’. О сей-то Философии говорит Бель: ‘Философия подобна тем едким порошкам, которые, истребя больные части тела в ране, истребляют здоровые (части тела), проточивают кости и проникают до самого мозга. Она сначала опровергает заблуждения, но если ее не остановят там, она нападает на истину, и стремится столь далеко, что не знает более, где она находится и где ей должно остановиться’.
13* Божественность Христианской Религии не подвержена сомнению. Здесь говорится условно, в намерении показать ее пользу и необходимость и чтобы дать почувствовать заблуждение Г. Вольтера и ему подобных, что, восставая против сей Религии, они восстают против общего и частного блага, и что мнимое их человеколюбие, которым они столько превозносятся, в самом деле есть не что иное, как ненависть, а благодеяние, какое они думают оказать учением своим человечеству, есть величайшее из всех возможных зол: ибо оно отнимает у человека блага настоящей и будущей жизни.
14* ‘Если я заблуждаюсь, веря бессмертию души, я люблю оное заблуждение: оно делает меня счастливым, и я не желаю, чтобы меня извлекали из него. Если напротив, как говорят некоторые бедные философы, смерть должна погасить во мне всякое чувствование, я не боюсь, что они будут смеяться моему заблуждению: ибо они сами будут то же, что и я’.

Цицерон de la viellesse. кн. XXIII.

КОММЕНТАРИИ

Впервые: Послание к Урании против послания к Урании Вольтера. М., 1829.
Печатается в сокращении по данному изданию. С. V-XV, 1-17, 30-35. <Пропуски восстановлены по первому изданию>
Баталин Александр Ефимович (ок. 1787 — не ранее 1846) — посредственный стихотворец, кроме данного стихотворного трактата автор сборника ‘Стихи и проза’ (М., 1828). О нем см.: Заборов П. Р. Русская литература и Вольтер: XVIII первая треть XIX века. Л.: Наука, 1978. С. 217-218, Zaborou P. Voltaire dans la culture russe. Ferney-Voltaire, Centre internationale d’tude du XVIII si&egrave,cle, 2011. P. 195-196.
1 Жан-Франсуа de Лагарп (1739-1803) — французский писатель, драматург и критик. Был другом Вольтера, их дружеские отношения длились до смерти ‘фернейского патриарха’. Однако после Французской революции стал врагом идеологии Просвещения и фанатичным католиком. Характеристика Вольтера как ‘сирены нечестия’ дана в работе Лагарпа ‘Фрагменты к апологии религии’ (La Harpe J.-F. Fragments de l’apologie de la religion // La Harpe J.-F. uvres. Paris, 1820. T. XVI. P. 50).
2 Неточный перевод знаменитой фразы Вольтера ‘Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать’. Об этом афоризме Вольтера см. коммент. 1 к ‘Очерку истории философии с древнейших времен до настоящего времени’ II. II. Страхова. Л агарном эти слова были процитированы в его ‘Похвальном слове Вольтеру’, написанном в 1779 г. как доказательство религиозности Вольтера (La Harpe J.-F. loge de Voltaire // La Harpe J.-F. uvres. Paris, 1820. T. IV. P. 380).
3 Бейль Пьер (1647-1706) — французский философ, представитель скептицизма, критиковал христианство, отстаивал религиозную терпимость, признавал возможность благоустроенного государства атеистов.
4 Жан-Батист де Мирабо (Jean-Baptiste de Mirabaud) (1675-1760) — французский писатель и переводчик. Баталии считал Мирабо автором ‘Системы природы’ — ‘Библии материализма’. На самом деле, автором этой книги, вышедшей в 1770 г. под именем покойного Мирабо, являлся Гольбах.
5 Вольф Христиан (1679-1754) — немецкий философ, систематизатор философии Лейбница. Философия Вольфа господствовала в немецких университетах до Канта. Был весьма популярен в России. Имеется русский перевод работы, которую цитирует Баталии: Вольф X. Разумные мысли о силах человеческаго разума и их исправном употреблении в познании правды. СПб., 1765.
G Зульцер (Сульцер) Иоганн Георг (1720-1779) — немецкий философ и эстетик.
7 Полиньяк Мельхиор де, кардинал де Полиньяк (1661-1742)— французский писатель и дипломат. Писал на латыни. Наиболее известное его произведение — поэма ‘Анти-Лукреций’, изданная после смерти автора. Вольтер высоко ценил эту поэму, ей посвящена статья в его ‘Философском словаре’. В Библиотеке Вольтера имеется два экземпляра поэмы на латыни (Polignac Melchior de. Anti-Lucretius, sive de Deo et Natura. Paris, 1747. БВ РНБ 6-195, Polignac Melchior de. L’anti Lucr&egrave,ce. Paris, 1749. БВ РНБ 6-194).
8 Священные вымыслы (фр.).
9 Апис — священный бык в древнеегипетской мифологии.
10 В переводе А. С. Кочеткова эти строки Вольтера звучат так: ‘Он радость завещал сердцам,
Чтоб стала тем страшней нам вечность мук загробных,
Чтоб муки здешние больней казались нам’
(Вольтер. Избранные произведения. М., 1947. С. 344).
Перевод двух последних строк Баталиным:
(‘Но самые мученья бесконечны,
Не чудеса ль суть непрерывны, вечны?’) —
является более точным.
11 ‘Я чтить его готов, любить сыновне, свято,—
Мне предстоит тиран, что злобу сеет сам’
(Вольтер. Избранные произведения. М., 1947. С. 343. Перевод А. С. Кочеткова).
12 Баталин имеет в виду повесть Вольтера ‘История Дженни или атеист и мудрец’.
13 Философский словарь. Статья ‘Бог, боги’ (фр.).
14 ‘Он смертных сотворил, ему во всем подобных,
Чтоб злей смеяться их скорбям’
(Вольтер. Избранные произведения. М., 1947. С. 343. Перевод А. С. Кочеткова).
15 ‘Замкнул нас в круг влечений злобных,
Чтоб всех судить по их делам.
Он радость завещал сердцам,
Чтоб стала тем страшней нам вечность мук загробных’
(Вольтер. Избранные произведения. М., 1947. С. 343-344. Перевод А. С. Кочеткова).
16 Имеется в виду френология, наука (на самом деле псевдонаука), созданная Францем Йозефом Галлем (1758-1828) — австрийским врачом и анатомом, по которой психические функции связаны со строением черепа. По Галлю, развитие определенных психических функций связано с разрастанием определенного участка мозга, что в свою очередь ведет к образованию выпуклости на соответствующем участке черепа, при недоразвитии каких-либо функций на черепе образуются впадины. Френология была популярна в конце XVIII — начале XIX в., в дальнейшем была доказана ее несостоятельность.
17 Бонштеттен (Бонстеттен) Шарль Виктор de (Bonstetten Charles Victor de) (1745-1832) — швейцарский философ, социальный мыслитель, публицист, педагог, государственный деятель. Был знаком с Вольтером. Баталии цитирует его ‘Очерки о человеке’ (‘Etudes sur l’homme’, 1821).

6.

Quoi! Dieu voulut mourir pour le salut de tous,
Et Son trpas est inutile!
Чтобы показать несправедливость мнения Г. Вольтера, я почитаю лучшим средством привесть мнение одного из ученейших мужей вашего времени, который, исследован в самом источнике системы всех древних и новых философов, более нежели кто другой в состояния оценишь пользу и выгоды, проистекающие от Евангельского Учения. Подобные выписки никогда не могут быть излишними.
‘Основание Христианства есть самое прекраснейшее зрелище, какое только представляют летописи народной образованности, и самое важнейшее событие в Истории человеческого рода. Высочайшее понятие о Божестве, освобожденное наконец от всех покровов, в которые облекло его суеверие, открылось людям во всей своей высокости, во всей своей чистоте, во всем своем величестве, соединяя в себе совершенство мудрости, неизмеримость могущества, неисчерпаемое сокровище благости, свойства причины творящей, распоряжающей, и трогательный характер Провидения, бдящего над человеком с постоянным попечением. Евангелие истолковало человеку глубокую тайну его предопределения, открыло ему высокое его происхождение, изящную перспективу его будущности, и цель кратковременного пребывания его на земле. Евангелие дало морали уложение самое полнейшее и вместе самое удивительнейшее, освятило все общественные союзы, очистило все сердечные наклонности, определило цену всем действиям, сотворило для несчастия новое достоинство, утешило все горести, вознаградило все пожертвования, заклало все страсти, вдохнуло всякого рода героизм, превознесло и сделало легким самоотречение,— совершенное забвение самого себя. Оно соединило между собою сии три порядка догматов и правил теснейшею и прекраснейшею гармониею, представило Божество взорам его творений под трогательным видом отца, привело тварь к Творцу чрез поклонение духом и истиною, заставило мораль проистекать из благочестивых чувствований веры, запечатлело мораль утверждением Божественной воли и бессмертия, одушевили сердце человека, человеческое общество совершенно новою жизнию — жизнию небесного милосердия, соединило любовь к Богу с любовию к подобным нам. Человечество, стенящее под бременем толиких бедствий, преданное толиким заблуждениям и неизвестностям, наконец узрело в Евангелии Божественный свет рассевающий все мраки, обрело в нем источник мира, надежды, и своими восторгами приветствовало ту Религию, которая первая удовлетворила всем его потребностям, исполнила все его желания, и которая некоторым образом оправдалась чрез собственные благодеяния. К толиким благодеяниям соединилось еще то, что составляет один из существенных и отличительных знаков Христианства. Вместо того, чтобы быть исключительным, вместо того, чтобы сосредоточишься в малом числе существ избранных, оно по существу своему стремилось распространяться, сообщаться, оно по существу своему было поклонением повсемственным, сокровищем общим, оно наиболее отыскивало слабых, бедных, несчастных, чтобы принять их в свое усыновление, оно простерло руку к тем, которых оставило счастие, оно призвало к себе существа погребенные в мраке забвения, оно снизошло к самому младенчеству с некоторым родом предпочтения. Языческое богослужение облекало в мифологические аллегории высокие понятия, но сии понятия были сохраняемы только для малого числа в секту посвященных, передаваемы под печатию молчания и в виде таинства. Философия, после продолжительных изысканий, в состоянии была, основываясь на естественной Богословии и на правиле должностей, преподашь истинные и мудрые наставления. Но сии наставления открытые, усовершенствованные с медленностию, смешанные с заблуждениями, более или менее важными, преданные спорам, разделяя отличнейшие умы, могли быть принадлежностию немногих приобыкших к умозрению, и не снисходили до множества. Но сие-то самое множество, презираемое, забытое, и которое однакож составляет массу человеческого общества,— сие множество, которое обременяют недостатки, труды, страдания, Христианство восстановило, вознесло на высоту своего учения, к блаженству всех своих наслаждений: оно смирило сильных и вознесло смиренных, и из всех людей, какого бы они ни были состояния и отечества, составило одно семейство братиев.’ М. Degerando. Histoire compare des syst&egrave,mes de philosophie, tome IV, chap. XXII.
Я выпишу еще из сочинения знаменитого Канцлера Бакона, которого превознесли похвалами самые Энциклопедисты, и о котором один из них (Дидерот) cказал тоже, что Антисфен о Сократе: вот учитель, которого нам должно слушать.
‘Мы одолжены Христианству идеею изящных добродетелей, каких прежде не было на земли, Любовь содержит в себе источник всеобщего добра, а смирение основывает любовь и почтение других на презрении самого себя. Где, кроме Христианства, можно видеть героическое действие, простирающееся до желания привесть самого себя в ничто, и лишиться собственного благополучия, если только сею ценою можно искупить благо человеческого рода. Благочестие выходящее из пределов, но сообразное с духом законодателя, которого нравоучение дышит одним человеколюбием!
‘Все почти общества древней Философии оставляли человека в пределах самого себя. Блаженство, поставляемое Сократом и Зеноном в добродетели, клонилось единственно к душевному спокойствию. Эпикур, соединявший благополучие с наслаждением, и полагавший сие последнее в слободе от возмущения страстей, жертвовал всем сей верховной независимости от приключений жизни. Пиррон хотел уволить человека от ига мнений, чтобы освободить его от рабства должностей всякого рода и сия вольность, предающая душу одному собственному побуждению, казалась ему источником счастия. Сам Эпиктет,— сей непреклонный Эпиктет, заключающий вожделения в теснейший круг надежды, кажется приводит честолюбие в некоторой род оцепенения и бессилия, столь противного общественному благу. Уединенное его блаженство, состоящее в довольстве самим собою, справедливее можно назвать отсутствием болезненных чувствований, нежели наслаждением. Такова мудрость, приводящая все к частному добру! Какая противуположность учения сего с учением Евангелия! Кто не согласится, что не может быть никакого истинно великого и достойного удивления действия без самоотвержения?— не знаю, говорит Ж. Ж. Руссо, почему приписывают успехам Философии прекрасную мораль, в книгах наших содержащуюся. Сия мораль, извлеченная из Евангелия, была Христианскою прежде, нежели сделалась Философскою. Наставления Платоновы часто возвышенны: но сколько раз падает он в заблуждения! И как далеко простираются заблуждения его! Что касается до Цицерона, можно ли думать, чтобы сей Ритор без Платона мог написать книгу свою о должностях? Одно Евангелие, в отношении к нравственности, всегда верно, всегда истинно, всегда одинаково, и всегда подобно само себе.’

7.

Чтобы справедливо судить о судьбе народов неозаренных светом Евангелия, надобно прочесть приведенные здесь выписки из Нового Завета.
Иоан. гл. X. ст. 16. Есть у меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит мне привести: и глас мой услышат, и будет одно стадо и один пастырь. Гл. XII. cm. 4.6, 47, 48. Я свет, пришел в мир, чтобы всякой верующий в Меня не оставался во тме. И если кто услышит Мои слова, и не поверит, Я не сужу его: ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир. Отвергающийся Меня и неприемлющий слов Моих, имеет судию в себе: слово, которое Я говорил, оно будет судишь его в последний день. Гл. XV. ст. 22, 28, 24, 25. Естьли бы Я не пришел, и не говорил им, то не имели бы на себе греха: а теперь извинения не имеют во грехе своем. Ненавидящий Меня, ненавидит и Отца Моего. Естьли бы Я не сотворил между ими дел, которых другой никто не делал, то не имели бы на себе греха: а теперь и видели и возненавидели и Меня и Отца Моего. Но сие случилось, да сбудется слово, написанное в законе их: возненавидели Меня напрасно. Псал. 68. ст. 5. Посл. Павл. к Рим. гл. II. ст. 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16. Горе и беда всякой душе человека, делающего злое, во первых Иудея, потом и язычника. Напротив того слава, и честь, и мир всякому делающему доброе, во первых Иудею, потом и язычнику, ибо нет лицеприятия у Бога. Те, которые не имея Закона согрешили, вне закона и погибнут: а те, которые согрешили имея закон, по закону осудятся (потому что не слушатели закона праведны пред Богом, а исполнители закона оправданы будут: ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то они но имея закона сами себе закон. Они показывают, что предписанное законом написано у них в сердцах: как-то и совесть их подтверждает, и мысли их то осуждают, то оправдывают одна другую:) в день, когда по благовестию Моему, Бог чрез Иисуса Христа будет судить тайные дела человеческие. Ст. 25, 26, 27, 28, 29. Обрезание полезно, если ты исполняешь закон, если ты преступник закона, то обрезание твое не обрезание. Если необрезанный исполнит правила закона, то необрезание его не вменится ли ему в обрезание? И необрезанный по природе, исполняющий закон, не осудит ли тебя, когда ты и при Писании и при обрезании преступник закона? Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно на плоти, но тот Иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога. Гл. IV. ст. 15. Ибо закон производит гнев, потому что где нет закона, там нет и преступления. Гл. V. ст. 13. Ибо и до закона грех был в мире, только грех не вменялся, потому что не было закона. Гл. X. ст. 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17. Ибо писание говорит: всякой верующий в Него, не будет постыжден. Здесь нет различия между Иудеем и язычником, потому что один Господь у всех, богатый для всех призывающих Иго: ибо всякой, кто ни призовет имя Господне, спасется. Но как призывать Того, к кого не уверовали? Как веровать в Того, о ком не слыхали? Как слышать без проповедника? И как проповедывать, если не будут посланы? Так как написано: как прекрасны ноги проповедующих мир, проповедующих благое! Но не все послушались. Ибо Исаия говорит, Господи! кто поверил слышанному от нас? И так вера от слышания, а слышание от Слова Божия. К Гал. гл. III. ст. 12. А закон не по вере, но кто исполнит его, тот жив будет им. Посл. Иоан. гл. III. ст. 7. Дети! да не обольщает вас никто. Кто творит правду, тот праведен, подобно как Он праведен.
Приведем в пример неверие Апостола Фомы. Хотя он был очевидным свидетелем чудес своего Учителя, хотя о Воскресении и явлении Иисуса Христа уверяли его все Апостолы, в чистосердечии которых он не сомневался, однако он не поверил словам их. Ибо то, в чем уверяли его, было происшествие сверхъестественное, непостижимое. И потому Спаситель не только не вменил в грех ученику своему сего неверия, и не осудил за оное, но еще благоволил, для разогнания его сомнения, вторично явиться Апостолам в присутствии неуверовавшего, и повелел ему осязать руки, ноги и ребра Свои. И когда восхищенный Апостол воскликнул из глубины сердца: Господь и Бог мой! сказал ему: ты потому уверовал, что видел, но блаженны невидящий и верующий.
И кто после сего осмелится осуждать на вечные мучения за неверие в Евангелие тех, которые еще не слыхали о воплощении Бога — Слова, о Его учении, смерти, воскресении, обещаниях? Не знаю, откуда Г. Вольтер заимствовал свое мнение. По крайней мере, в Новом Завете ничего подобного не находится. А вся Вера Христиан основана на Новом Завете.
Баталин Александр Ефимович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. ‘Колокол’ о ‘Деле’ М. Л. Михайлова, Михайлов Михаил Ларионович, Год: 1862
  2. Поэтические заготовки, экспромты, неоконченное, Маяковский Владимир Владимирович, Год: 1929
  3. Статья Н.Н. Голицына по поводу покушения 19 ноября 1879 года, Катков Михаил Никифорович, Год: 1880
  4. О подписке на книги, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1817
  5. Собрание от Святаго писания о Антихристе, Неизвестные Авторы, Год: 1863
  6. Рейтерн, Александр Гергардович, Майков Петр Михайлович, Год: 1913
  7. Иностранные известия, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1854
  8. Современное обозрение, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1857
Электронная библиотека