Португалія и ея литература.
Португалія и ея литература.
I.
II.
——
——
——
М. Ватсонъ.
(Окончаніе слдуетъ).
‘Русская Мысль’, кн.VIII, 1908
Португалия и ее литература, Ватсон Мария Валентиновна, Год: 1890
Время на прочтение: 32 минут(ы)
Португальская литература для насъ совершеннйшая terra incognita. Имя Камоэнса, прославленнаго автора Луизіады, мы, конечно, слышали, но этимъ и исчерпываются вс наши свднія о литературныхъ дятеляхъ лузитанскаго народа.
По населенію и занимаемому пространству Португалія — государство маленькое и незначительное, но по внутреннему строю — экономическому, политическому и соціальному — efl въ настоящее время принадлежитъ достаточно почетное мсто, чтобы литература ея съ этой точки зрнія,— какъ отраженіе общественной жизни,— уже нсколько заинтересовала читателя. А затмъ и отношенія Португаліи къ родственной ей Испаніи, съ которой она такъ тсно связана національными, историческими и географическими узами,— отношенія, на которыхъ мы остановимся ниже,— тоже въ извстномъ смысл поучительны. Наконецъ, и сама по себ португальская литература, возродившаяся въ XIX вк, съ возрожденіемъ политической свободы, и могущая указать значительное число выдающихся талантовъ и литературныхъ знаменитостей, въ особенности если сравнить это число съ статистическими данными народонаселенія, заслуживаетъ вполн нашего вниманія. Руководствуясь всми этими соображеніями, мы думаемъ, что небольшая экскурсія въ невдомую намъ область португальской литературы будетъ, во всякомъ случа, и своевременной, и не лишней.
Весьма обстоятельную картину внутренняго быта современной Португаліи даетъ книга Освальда Крауфорда, англійскаго консула въ Опорто, вышедшая нсколько дть тому назадъ. Крауфордъ — хорошій знатокъ страны, съ которой онъ тсно сроднился, проживъ въ ней очень долго, занимаясь тамъ фермерствомъ и винодліемъ. Книга его, озаглавленная Старая и Новая Португалія (Portugal, Old and New by Oswald Crawford. London, 1882), прочтется съ удовольствіемъ и пользой всми интересующимися живописною родиной Камоэнса. Коснувшись въ первыхъ главахъ ранней исторіи Португалія,— царствованія Альфонса Энрикеца I,— а по литератур знаменитыхъ предшественниковъ Камоэнса, расчистившихъ ему путь — Са-де-Миранда и Антоніо Феррейра, Крауфордъ очень долго останавливается на внутреннемъ быт современной Португаліи — различныхъ видахъ землевладнія, образ правленія, нравахъ и обычаяхъ народа, земледліи, винодліи и т. д. Англійскій консулъ оказывается большимъ поклонникомъ португальскаго быта. Съ негодованіемъ отвергаетъ онъ часто встрчаемое въ Европ мнніе, будто Португалія — страна отсталая. Напротивъ того,— говоритъ онъ,— въ нкоторыхъ отношеніяхъ современная Португалія не только не отстала, но даже опередила современную Англію: такъ, напримръ, относительно отмны смертной казни,— отмны, существующей въ Португаліи уже цлые десятки лтъ, затмъ по разнымъ отдламъ городскаго управленія, полиціи, первоначальнаго образованія, поземельныхъ законовъ и законовъ о правахъ наслдства. Въ стран хорошее конституціонное правленіе, честные и умлые государственные дятели, полная свобода слова, печати и собраній. Правда, либеральныя учрежденія насаждены въ Португаліи не такъ-то давно, лишь въ 1833 году, но, развиваясь неутомимо и мирно на пути политическаго и соціальнаго прогресса, страна ушла на этомъ пути въ короткое время удивительно быстро впередъ,— фактъ, объясняемый Крауфордомъ лишь богатыми задатками, присущими португальцамъ, какъ племени: ‘Это,— говоритъ онъ,— народъ, обладающій великими и рдкими качествами, которыя, правда, были временно заглушены и запятнаны развратомъ, сопровождающимъ деспотизмъ, но быстрое возрожденіе ихъ подъ благотворнымъ вліяніемъ свободы-одно изъ чудесъ современной исторіи. Португальская нація, всегда отличавшаяся рдкимъ соединеніемъ энтузіазма и сдержанности, только вслдствіе своей малочисленности не заручилась преобладающимъ вліяніемъ и значеніемъ среди другихъ націй, однако, несмотря на эту свою малочисленность, она завладвала цлыми материками, переплывала невдомыя моря и насаждала вру и языкъ свой въ дальнихъ странахъ свта’.
Португалія — государство Преимущественно земледльческое и, по свидтельству Крауфорда, положеніе ея въ этомъ отношеніи весьма цвтущее. Авторъ Old and New Portugal приписываетъ такое преуспяніе земледлія преобладанію въ стран формы мелкаго землевладнія. Въ Португаліи нтъ крупныхъ ландлордовъ, какъ, напримръ, въ Англіи и Германіи, тамъ все больше мелкіе собственники и фермеры. Особенно же нравится Крауфорду система мелкаго землевладнія, именуемая по старо-португальски ‘aforamento’, отъ слова ‘foro’, т.-е. опредленная аренда, но переименованная тамошними юристами въ греко-латинское слово ’emphyteusis’. Сверная часть Португаліи, а именно провинція Миньо, вся усяна многочисленными маленькими участками по систем ’emphyteusis’ или непрерывной аренды. И, между тмъ, это самая богатая провинція въ Португаліи и, быть можетъ, на всемъ Иберійскомъ полуостров. Крауфордъ говорить, что благосостояніе хлбопашцевъ въ этой не особенно плодородной сравнительно съ югомъ Португаліи, но густо населенной провинціи Миньо, именно благодаря систем emphyteusis, превосходитъ все виднное имъ въ этомъ отношеніи въ разныхъ частяхъ свта.
Первая важная и благодтельная реформа, коснувшаяся системы emphyteusis, относится къ 1832 г., когда въ Португаліи, посл побды либераловъ, была введена конституція, а затмъ въ 1867 г. были окончательно установлены и опредлены законы, относящіеся къ этой форм землевладнія. Самая же возможность существованія этого вида мелкаго землевладнія въ Португаліи обусловливается историческими данными. Преобладающимъ земельнымъ собственникомъ является тамъ первоначально не дворянство, какъ въ другихъ странахъ, а духовенство. По португальскіе короли, желая ослабить значеніе духовенства, въ смысл крупныхъ земельныхъ собственниковъ, рано вступаютъ съ нимъ въ борьбу и стараются всячески оградить интересы мелкихъ арендаторовъ, поселившихся на церковныхъ земляхъ. Однако, положеніе этихъ мелкихъ землевладльцевъ становится очень шаткимъ въ XV вк, и крупные собственники скоро поглотили бы земельные участки мелкихъ собственниковъ, еслибъ послднихъ не выручило одно обстоятельство, а именно внезапное увлеченіе дальними открытіями и чужеземными завоеваніями, охватившее около этого времени высшіе и средніе классы Португаліи и продержавшееся среди нихъ цлыхъ два столтія. Естественное желаніе этихъ классовъ заручиться вліяніемъ посредствомъ земельныхъ пріобртеній направилось всецло на новый, боле скорый способъ достигнуть богатства, славы и положенія. Богатства, приливавшія этимъ путемъ въ страну, тратились ихъ владльцами на роскошную обстановку въ городахъ и съ тхъ поръ имущіе португальскіе классы очень мало стремятся къ владнію землей. Обладаніе ею не увлекаетъ ихъ и деревенская жизнь не улыбается имъ. Землевладльцы прізжаютъ со своими семьями въ деревенскія свои резиденціи на лтній отдыхъ, мсяца на два, на три, къ сбору винограда и т. п., и собственно помщичьей жизни, какъ, наприм., въ Англіи, вовсе и не существуетъ въ Португаліи.
Еще причиной, способствовавшей, по мннію Крауфорда, процвтанію земледлія, особенно въ тхъ мстностяхъ Португаліи, гд преобладаетъ система emphyteusis, было разведеніе въ нихъ маиса, занесеннаго туда изъ Америки въ середин XVI столтія, давшее возможность маленькому фермеру снимать со своихъ полей двойной доходъ.
Воспитателями португальской націи въ первый періодъ ея юности были, какъ извстно, мавры и арабы. Ученики культурныхъ и великодушныхъ саррациповъ тогда же несомннно впитали въ себя нкоторую долю ихъ рыцарства, знаній и великодушія. Вліяніе этихъ уроковъ можно прослдить и въ настоящее еще время въ области семейной и общественной жизни португальцевъ,— въ ихъ псняхъ, танцахъ, легендахъ и повседневныхъ обычаяхъ народа. Такъ, напримръ, серенада — чисто-саррацинское наслдіе. Обычай этотъ нигд не привился, кром тхъ странъ, гд онъ идетъ по прямой линіи отъ саррациновъ, т.-е. въ Италіи, Испаніи и Португаліи. Гитара — необходимая принадлежность всякаго португальскаго крестьянина или рабочаго, кончивъ дневной свой трудъ, онъ не затягивается трубочкой, не засиживается въ винномъ погреб, но развлекается игрой на любимомъ инструмент. А въ воскресный или праздничный день онъ облекается въ чистую рубашку съ серебряною или золотою запонкой, беретъ новую, непремнно фетровую шляпу, набрасываетъ на себя широкій суконный плащъ съ увсистою золотою или серебряною застежкой и, перекинувъ гитару за плечи, отправляется въ ближайшую ригу, эту пріемную крестьянина, куда уже стеклось много лицъ обоего пола, собравшихся для болтовни, пнія и танцевъ.
Португальская крестьянка занимаетъ въ своей сред довольно независимое положеніе. Она, правда, несетъ разныя трудныя работы, но за то и хорошо знаетъ себ цну въ экономическомъ стро жизни. По характеру она дятельна, весела, сострадательна, искренна, симпатична и, вмст съ тмъ, въ ней много здраваго смысла, мткости и остроумія.
Слегка коснувшись книги Крауфорда, мы не станемъ боле останавливаться на ней, отсылая интересующихся къ самому источнику, а перейдемъ теперь къ вопросу, затрогиваемому Крауфордомъ лишь нсколькими бглыми строками, но который и въ Испаніи, и въ Португаліи составлялъ долгое время тему нескончаемыхъ разговоровъ, споровъ, обсужденій и литературной полемики. Европейскимъ политикамъ упомянутый вопросъ извстенъ подъ именемъ Иберійской идеи, т.-е. проекта соединенія Испаніи и Португаліи, слитія воедино всего Иберійскаго полуострова. Испанцы сильно стоятъ за осуществленіе этого проекта, португальцы же возстаютъ противъ него. Либералы и консерваторы, и даже мигелисты, которыхъ, впрочемъ, теперь очень немного въ Португаліи, съ негодованіемъ отвергаютъ проектъ, не соотвтствующій, по ихъ мннію, интересамъ, стремленіямъ, инстинктамъ и традиціямъ страны. Какъ извстно, португальцы питаютъ нчто врод непреодолимой антипатіи и ненависти къ родственнымъ имъ испанцамъ. Причина этой, вкоренившейся въ плоть и кровь португальцевъ, розни съ народомъ, съ которымъ, повидимому, все должно было бы связывать ихъ — происхожденіе, исторія, нравы, національный характеръ и даже рки, оплодотворяющія живописныя долины, Дуро и Тахо,— кроется, повидимому, въ ненавистномъ воспоминаніи эпохи, извстной въ Португаліи подъ именемъ эпохи ‘трехъ Филипповъ’, т.-е. владычества Испаніи надъ Португаліей, продолжавшагося 60 лтъ въ царствованія Филипповъ II, III и IV. Отвратительная политика трехъ Филипповъ,— политика фаворитизма, инквизиціи и гнета,— совершенно разоривъ народъ, привела его, наконецъ, къ мятежу и отдленію отъ Испаніи и оставила неизгладимое впечатлніе въ памяти португальцевъ. До этого грустнаго періода португальской исторіи, т.-е. до тяжелаго ига ‘трехъ Филипповъ’, отношенія Португаліи къ Испаніи вовсе не отличались столь враждебнымъ характеромъ и это легко усматривается уже изъ того обстоятельства, что такіе великіе португальскіе поэты, какъ Са-де-Миранда, Камоэнсъ, Жиль Виценте и другіе даже писали по-испански нкоторыя свои произведенія.
Какъ извстно, Португалія (отъ латинскаго Portos, ныншняго Опорто,— мстечка, бывшаго въ т далекія времена центромъ и ядромъ имищаго образоваться государства,— и отстоящаго отъ этого мстечка въ нсколькихъ миляхъ, укрпленнаго замка Cale, Calh, по-арабски — фортъ)составляла первоначально провинцію Испаніи. Король Альфонсъ Кастильскій, сынъ Фердинанда Великаго, послалъ туда своимъ намстникомъ Генриха Бургундскаго, явившагося къ испанскому двору (къ которому въ XI вк стекалось съ разныхъ сторонъ много храбрыхъ рыцарей) съ двоюроднымъ братомъ своимъ Раймондомъ. Послдній вступилъ въ бракъ съ инфантой Урракой, а Генриху досталась въ жены Тареха, незаконная дочь того же Альфонса и благородной испанки Химены Нуньесъ. Сынъ Генриха и Тарехи, Альфонсо Энрикецъ, и былъ собственно основателемъ португальскаго королевства, только благодаря ему Португалія вошла въ категоріи націй. Первою громкою побдой своей надъ маврами при Урик въ 1139 г. положилъ онъ начало цлому ряду блестящихъ завоеваній’, которыми расширилъ свои владнія, отнявъ у саррациновъ одно за другимъ такіе укрпленные пункты, какъ Сантаремъ, Лиссабонъ и друг. Затмъ, стремясь къ независимости, Альфонсо Энрикецъ побдилъ короля Леона и Кастиліи и совершенно отдлался отъ верховнаго главенства Испаніи. Постоянная его удача въ борьб съ мусульманами доставила ему славу врнаго и доблестнаго воина церкви и уже въ 1144 г. папа Луцій II пишетъ ему письмо, въ которомъ титулуетъ его королемъ и признаетъ его полную независимость. По своимъ военнымъ подвигамъ, основатель португальскаго королевства, первый монархъ дома Браганца, и понын благополучно царствующаго, былъ такимъ же героемъ, какъ и самъ Сидъ Кампеадоръ. Но до насъ дошли только смутные слухи о его подвигахъ. Героическіе или великодушные поступки не всегда, къ сожалнію, доходятъ до дальняго потомства или не остаются въ памяти слдующихъ поколній, если не случится рдкаго совпаденія во времени героя и поэта, воспвающаго подвиги героя.
Посл Альфонса Энрикеца I царствовалъ въ Португаліи длинный рядъ королей, изъ которыхъ особенно первые, вплоть до Альфонса III, много содйствовали вншнему расширенію страны и укрпленію ея внутренняго благосостоянія. Когда же въ 1580 году, посл побды герцога Альбы при Алькантар и передачи нкоторою частью португальскаго дворянства португальской короны Филиппу II, наступило испанское владычество, оно продолжалось, какъ мы уже говорили, 60 лтъ, пока ему не былъ положенъ 1 декабря 1640 года конецъ народнымъ возстаніемъ, приведшимъ къ полному освобожденію отъ испанскаго ига. Португальскій престолъ занялъ снова потомокъ Альфонса Энрикеца, донъ Хуанъ IV — ei Restaurador. Съ тхъ поръ прошло боле двухъ вковъ, а чувства португальцевъ къ сосдямъ измнились мало. Народъ и теперь еще распваетъ свои старыя, враждебныя Испаніи псни, юношество уже со школьной скамьи пропитывается ненавистью къ Испанія,— въ такомъ дух преподаютъ ему въ школахъ исторію тхъ 60-ти лтъ испанскаго владычества. Профессора литературы бросаютъ съ каедры обвиненія, иногда явно преувеличенныя, какъ, наприм., слдующее: ‘Посл вторженія Филиппа II португальская литература подверглась новому смертельному ударут вызванному ненавистью, чувствуемою всякимъ незаконнымъ властителемъ къ тмъ просвщеннымъ умамъ, которые въ состояніи понять и оцнить позоръ вторженія и деспотизма. Однимъ изъ такихъ ударовъ, самымъ жестокимъ и ужаснымъ, было убійство 2,000 мудрыхъ и добродтельныхъ португальцевъ’ (Freiro de Carvalho. Lisbon, 1845). Т же чувства предубжденія и антипатіи отражаются и на умственныхъ сношеніяхъ обоихъ государствъ, и въ этомъ смысл незначительный ручей, отдляющій Португалію отъ Испаніи, оказывается боле глубокою и непреодолимою преградой, чмъ такія естественныя границы, какъ океанъ, Пиренеи, Альпы и т. д. Съ этой точки зрнія можно смло сказать, что Парижъ, Лондонъ, Берлинъ и Вашингтонъ ближе къ Лиссабону, чмъ Мадридъ. Къ литератур ближайшей своей сосдки португальцы относятся съ полнйшимъ равнодушіемъ, чтобы не сказать — пренебреженіемъ. Въ Португаліи переводятъ массу съ французскаго, итальянскаго, нмецкаго, англійскаго, на только не съ испанскаго. То же самое видимъ мы и въ библіотекахъ. Здсь вы скоре найдете даже русскую книгу — произведенія Гоголя, стихи Пушкина и Лермонтова, но ни одной идилліи или элегіи пойспански. Правда, что и испанцы платятъ португальцамъ тою же монетой и совершенно игнорируютъ португальскую литературу.
Тотъ же предубжденный взглядъ замтенъ у португальца и относительно оцнки личныхъ свойствъ и характера испанца. Для португальца — испанецъ непремнно хвастунъ, человкъ надменный, тщеславный,— бездльникъ, не заслуживающій доврія. Въ Португаліи сложилось даже особенное выраженіе ‘ispanoladas’ (испанщина) для означенія всякой смшной и выходящей изъ предловъ похвальбы, всякаго преувеличенія или передачи небывалаго и невроятнаго происшествія. При этомъ, всего интересне то, что и испанцы въ свою очередь смотрятъ на португальцевъ тми же глазами, т.-е. тоже считаютъ ихъ людьми надменными, тщеславными и хвастливыми. На самомъ же дл тотъ и другой народъ одинаково наслдовали отъ мавровъ сильную склонность къ поэтическому преувеличенію, похвальб и гипербол, что достаточно ярко выступаетъ какъ въ испанской, такъ и въ португальской литератур. Одинъ португальскій поэтъ Бахіа увряетъ, наприм., пресерьезно въ одномъ изъ своихъ стихотвореній, что для испанцевъ боле чести быть побжденными португальцами, чмъ побдить цлый міръ. Современная португальская извстность, Мендесъ Леаль, въ стихотвореніи своемъ Napoleon en el Kremlin (Палолеонъ въ Кремл) говорить, что императоръ предводительствуетъ ‘germanos, francos, italos о proprio portuguez’ (нмцами, французами, итальянцами и даже самими португальцами). А знаменитый португальскій драматургъ, Гарретъ, восхваляя поэта Филинто, восклицаетъ: ‘О, боги Олимпа, создайте въ отчизн нашей генія, который былъ бы богомъ, а если у васъ хватитъ могущества, создайте и больше того,— создайте новаго Филинто!’
И такъ, антииспанскій духъ, которымъ, какъ мы уже говорили, пропитана вся страна, сказывается въ замчательномъ единодушіи населенія по отношенію къ иберійскому проекту: аристократія, средній классъ, толпа,— вс желаютъ, думаютъ и чувствуютъ одно и то же, вс дружно стоятъ за дло независимости 1640 года и не желаютъ слиться съ Испаніей. Впрочемъ, кром присущаго португальцамъ недобраго чувства къ сосдямъ, играетъ въ данномъ случа, быть можетъ, нкоторую роль и естественное недовріе слабаго къ сильному, контрастъ спокойной и правильной свободы Португаліи и мирныхъ, мягкихъ нравовъ ея обитателей съ долгими періодами междоусобій, почти безпрерывно угнетавшихъ Испанію, и нкоторой жесткости испанскаго характера. Тотъ же антииспанскій духъ, то же отрицаніе иберійской идеи находятъ себ громкій отголосокъ и въ португальской литератур. Противъ названнаго проекта пишутся въ Португаліи многочисленныя статьи, издаются отдльныя брошюры и ратуютъ многіе публицисты и литераторы.
Въ Испаніи же совсмъ наоборотъ. Испанцы, считающіе Португалію ‘лишь поправкой, сдланной рукой человка, естественныхъ законовъ географіи’, очень сильно желаютъ осуществленія иберійскаго единства. Въ испанской литератур усиленно раздаются голоса въ пользу осуществленія иберійскаго единства и слитія обихъ странъ, столь тсно связанныхъ національными, историческими и географическими узами, но не военною силой или династическими комбинаціями, а непремнно мирнымъ путемъ и обоюднымъ соглашеніемъ, вызваннымъ прогрессомъ идей и гармоніей соціальныхъ интересовъ. Вотъ какъ высказывается по этому поводу одинъ изъ горячихъ приверженцевъ иберійскаго проекта, извстный испанскій критикъ донъ Антоніо Ромеро Ортицъ въ предисловіи къ Португальской литератур XIX вка (La literatura portuguesa en el siglo XIX, por Don Antonio Romero Ortiz. Madrid, 1869), написанной имъ для ознакомленія испанской публики съ португальскою литературой, въ надежд, что хоть этимъ путемъ ему удастся содйствовать боле справедливой и безпристрастной оцнк другъ друга и нкоторому сближенію обоихъ родственныхъ народовъ. ‘Португалія,— говоритъ Ромеро Ортицъ,— которая не въ столь отдаленномъ прошломъ входила въ составъ испанской монархія и еще теперь, несмотря на кажущуюся пропасть, раздляющую насъ, продолжаетъ быть для испанцевъ братскимъ народомъ, вслдствіе многочисленныхъ узъ религіи, языка, географіи и исторіи, должна будетъ въ близкомъ или отдаленномъ, и, врне, что именно въ боле отдаленномъ будущемъ, непремнно, безъ всякаго ущерба для ея значенія и ея законныхъ интересовъ, по собственному импульсу, подчиниться тому могучему, универсальному, непреодолимому влеченію, которое приводитъ народы къ единенію, подобно той другой, столь же могучей и непреодолимой сил, заставляющей воды ркъ смшиваться и теряться въ безконечномъ единств океана. Пусть хоть литература встанетъ выше искренняго, но мелочнаго предубжденія темныхъ массъ. Пусть Португалія забудетъ тяжкій 60-ти лтній періодъ владычества трехъ Филипповъ,— періодъ разоренія и гнета,— и вспомнитъ, что въ т далекія времена и Испанія, наравн съ Португаліей, несла то же ярмо, подчинялась тому же гнету и испытывала на себ т же послдствія тогдашняго ужаснаго режима. Деспотизмъ разорвалъ братскія узы, соединявшія Испанію и Португалію,— свобода скрпитъ ихъ вновь. А если общему отечеству нашему уже нельзя вернуть единства, котораго не съумли сохранить наши предки, не станемъ, по крайней мр, безпричинною ненавистью увеличивать пропасть, отдляющую насъ, не станемъ оборачиваться назадъ, а взглянемъ впередъ спокойно, смло и съ врой въ будущее, укрпляя сердца наши высокимъ и благороднымъ чувствомъ патріотизма, прогресса и братства!’
Весьма почтенный, обширный и добросовстно составленный трудъ донъ Ромеро Ортицъ Португальская литература XIX вка послужитъ и намъ матеріаломъ для ознакомленія русской публики въ бглыхъ очеркахъ съ выдающимися литературными дятелями Португаліи XIX вка. По ране того считаемъ нужнымъ коснуться хоть нсколькими словами хода всей вообще исторіи португальской литературы.
Распадается она собственно на три періода: первый — съ конца XV в. до начала XVII, второй — съ 1640 г. до основанія въ Лиссабон литературнаго общества ‘Аркадія’, въ 1765 г., и третій — съ основанія ‘Аркадіи’ до нашихъ дней.
Первый періодъ — золотой вкъ португальской литературы. Начинается онъ съ талантливаго поэта Са-де-Миранда (S-de-Miranda), предшественника великаго португальскаго эпическаго писателя, и доходитъ до своего апогея въ Хуизіад Еамоэнса. Яркая слава послдняго затемнила собой значеніе и заслуги его предшественниковъ и современниковъ. А, между тмъ, заслуга Са-де-Миранда не маловажная: онъ вывелъ изъ варварства, поставилъ на ноги національную литературу, обогативъ или, врне, создавъ португальскій литературный языкъ. Безъ него и Камоэнсъ не написалъ бы своей великой эпопеи. Родился Миранда въ г. Коимбр въ 1495 г. Онъ происходилъ изъ дворянской семьи, изучилъ, по желанію отца, право, получилъ докторскій дипломъ и былъ одно время профессоромъ. Затмъ, по смерти отца, отказавшись отъ предложенной ему высокой судебной должности, отправился путешествовать и побывалъ въ разныхъ городахъ Италіи и Испаніи. Вернувшись на родину, онъ пробылъ здсь нкоторое время при двор Хуана III, но потомъ удалился навсегда въ деревенское уединеніе. Миранда принадлежалъ къ людямъ, которыхъ, по собственному его выраженію, легче сломать, чмъ согнуть. Поэтическимъ своимъ талантомъ онъ пользовался съ возвышенною цлью: учить и предостерегать народъ. Предостерегалъ онъ его отъ ханжества духовенства, нечестности государственныхъ дятелей и собственной безпечности относительно будущаго. Миранда писалъ сонеты, посланія, эклоги и комедіи. Въ сонетахъ онъ является лишь подражателемъ Петрарки, комедіи хотя тоже гршатъ подражательностью, по все же свидтельствуютъ о задаткахъ драматическаго таланта. Изъ его восьми эклогъ, шесть самыхъ лучшихъ написаны по-испански. Наибольшее литературное значеніе имютъ посланіи Миранда. Въ одномъ изъ этихъ посланій, обращенныхъ къ королю, онъ совтуетъ ему предоставить другимъ властелинамъ охранять свой тронъ мечами и копьями, ‘го же единственною защитой пусть будетъ народная любовь, и да не забываетъ онъ благороднаго девиза своего великаго предшественника: ‘Polla ley е polla grey’ (по закону и желанію народа). Своею неустрашимостью говорить тогда, когда не молчать было опасно, своими энергичными и возвышенными стихотвореніями Миранда имлъ большое вліяніе на современниковъ. Но и помимо литературной своей дятельности, какъ профессоръ и человкъ, много видвшій и знающій, онъ составлялъ центръ и занималъ видное мсто на родин. Теперь, конечно, мысли и взгляды, выраженныя въ его произведеніяхъ, устарли и кажутся намъ избитыми и банальными, но въ свое время они имли весьма важное воспитательное значеніе.
Наиболе выдающимся послдователемъ Миранды былъ поэтъ Антоніо Феррейра, тоже, какъ и учитель его, наложившій свою печать на отечественную поэзію. Онъ настолько уже выработалъ правильный и изящный литературный языкъ, что хотя онъ моложе Миранды всего лишь на одно поколніе, ровно на 33 года, но разница въ стил такъ велика, будто ихъ раздляетъ цлое столтіе. Феррейра родился въ 1523 г., тоже изучалъ юриспруденцію и занялъ мсто профессора въ университет въ Коимбр. Перейдя затмъ ко двору Хуана III и получивъ въ Лиссабон высокое судебное назначеніе, онъ вскор и умеръ здсь отъ чумы, 41 года отъ роду. Писалъ онъ также, какъ и другъ и учитель его Миранда, посланія, эклоги, сонеты, оды и комедіи. Посланія и оды его особенно цнятся его соотечественниками и заслужили ему названіе португальскаго Горація.
Второй періодъ португальской литературы, продолжавшійся съ 1640 г. до основанія ‘Аркадіи’, т.-е. до 1765 г., былъ періодомъ упадка, оскуднія, дурнаго вкуса я аффектаціи, періодомъ совершенно безплоднымъ, не давшимъ ни одного выдающагося таланта. Выдлялись одни лишь тщеславные академики, сочинители эпиталамъ, фразеологи, и въ литератур процвтала одна лишь дланность и риторика.
Въ третій періодъ своей исторіи португальская литература поднялась на значительную высоту относительно поэзіи, театра, исторіи и беллетристики. Поражаетъ лишь одно: отсутствіе дльной и талантливой критики. Въ Португаліи критика, за немногими исключеніями, либо отголосокъ зависти и сплетенъ, либо непомрное и незаслуженное восхваленіе и похвальба, критика является тамъ въ образ то діатрибы, то панегирика. Но и въ томъ, и въ другомъ случа подобная критика безплодна и неавторитетна по своей несостоятельности.
Однако, не отвлекаясь боле въ сторону, перейдемъ теперь къ главному предмету нашей статьи — къ ознакомленію читателя съ выдающимися литературными извстностями Португаліи первой половины XIXв., а именно съ поэтомъ Мануэлемъ до-Насименто, философскія оды котораго Ламартинъ называлъ божественными, съ импровизаторомъ и талантливйшимъ лирикомъ Барбоза дю-Бокажъ, сонеты котораго по глубин мысли, легкости и изяществу формы могутъ быть поставлены на ряду съ лучшими древними и современными произведеніями, съ энциклопедистомъ Фра-Аустиномъ де-Маседо, съ драматургомъ Альмейда Гарретъ, положившимъ начало національному театру въ Португаліи, съ Кастильо, считающимся тамъ новымъ Овидіемъ, съ знаменитымъ историкомъ Геркулано, съ боле современными намъ лириками Мендесъ Леа ль и Томасомъ Рибейро, съ беллетристомъ Кастелло Бранка и, наконецъ, съ поэтессой маркизой де-Алорно.
Литературную исторію Португаліи конца прошлаго и начала ныншняго столтія наполняютъ собой два выдающихся писателя: Мануэль де-Насименто и Барбоза дю-Бокажъ, изъ-за которыхъ читатели и въ особенности университетская молодежь того времени раздлились на два лагеря. Одни признавали литературное главенство Бокажа, другіе считали боле значительнымъ и авторитетнымъ писателемъ Мануэля до-Насименто. Весьма естественно, что два эти даровитые поэта образовали дв отдльныя и противу положныя школы, такъ какъ, будучи оба одлены выдающимся талантомъ и могучею иниціативой, они совершенно не походили другъ на друга ни свойствами таланта, ни своимъ характеромъ.
Франциско Мануэль до-Пасименто (Francisco Manuel do Nacimento), боле извстный въ литератур подъ своимъ аркадскимъ прозвищемъ Филинто, родился въ Лиссабон 23 декабря 1734 г. Неизвстно, по собственной ли охот, или по желанію родителей принялъ онъ очень рано духовное званіе. Пользуясь значительными доходами, родовымъ своимъ наслдіемъ, онъ все свободное отъ возложенныхъ на него обязанностей время посвящалъ изученію литературы и науки, и жилъ, такимъ образомъ, спокойно и мирно, какъ вдругъ на него обрушилась невзгода, лишившая его навсегда и спокойствія, и состоянія. Въ 1758 г. нкій священникъ по имени Хосе де-Лисбоа обвинилъ Насименто передъ инквизиціей въ вольнодумств. Предупрежденный во-время объ угрожающей ему опасности, онъ бжалъ и поселился въ Париж, гд и оставался до 1792 г., когда онъ вернулся въ Португалію частнымъ секретаремъ графа де Барка, тогдашняго министра государственныхъ имуществъ. Но посл потери покровителемъ его министерскаго Портфеля возобновившіяся преслдованія инквизиціи принудили Насименто снова покинуть родину, и на этотъ разъ уже навсегда. Внушивъ глубокую ненависть мстительнымъ министрамъ королевы доньи Маріи I La Piodosa (Милостивой), бдный поэтъ, къ счастью своему, усплъ во-время скрыться изъ отечества и потому отдлался лишь конфискаціей всего своего имущества, 40-ка лтнимъ изгнаніемъ и нищетой, а если бы онъ живымъ попался въ руки врагамъ, то, весьма вроятно, его сожгли бы на костр, какъ, наприм., несчастнаго драматическаго писателя Хосе де-Сильва.
Впрочемъ, участь португальскихъ писателей, говоря вообще, до самаго послдняго времени, когда, посл введенія конституціи въ 1832 г., между ними встрчаются министры и государственные дятели, была печальная и далеко не завидная. Надъ ними словно тяготла какая-то несчастная звзда. Португалія,— нечего таить правду,— всегда выказывала крайнюю неблагодарность къ своимъ великимъ людямъ, начиная съ самого Камоэнса, томившагося сначала въ изгнаніи, а потомъ, въ послдніе дни жизни, питавшагося милостыней, собираемой для него на лиссабонскихъ улицахъ врнымъ и преданнымъ его рабомъ, Антоніо. И даже останковъ великаго своего эпическаго поэта, сгнившихъ въ общей могил, куда они были брошены по смерти его, Португалія не съумла охранить и сберечь. А посл Камоэнса сколько умерло писателей въ Португаліи отъ голоду, въ тюрь* м, въ ссылк!… Жиль Виценте (Gil Viciente), основатель португальскаго театра, провелъ послдніе годы жизни въ нищет. Еще боле ужасная судьба постигла упомянутаго нами драматическаго писателя Антоніо Хосе де-Сильва (Jose de-Silva), столь любимаго своими современниками, восхищавшимися его комедіями. Еще молодымъ, когда лучшіе плоды его таланта были впереди, инквизиція, подозрвая его въ склонности къ еврейству,— Сильва былъ еврейскаго происхожденія,-протомила его въ тяжкой тюрьм, предала пытк и, наконецъ, сожгла на костр. Родился Сильва въ Ріо-Жанейро въ 1705 г. и сожженъ въ Лиссабон въ 1739 г. Ужасная смерть его была невознаградимою потерей для португальской литературы. Франциско Бингре, одинъ изъ членовъ-учредителей литературнаго общества ‘Аркадія’ (род. въ 1763 г., ум. въ 1856 г.) просилъ подъ конецъ жизни милостыню. Поэты Антоніо Карвальхо и Мануэль де-Барросъ умерли съ голоду. Плодовитый писатель Томасъ досъ Сантосъ (род. 1741 г., ум. 1816 г.) ослпъ и въ крайней нужд умеръ въ Лиссабон въ больниц. Томасъ де-Гонзаго (род. 1744 г.), авторъ Marilia de Dircen, выдержавшей нсколько изданій, обвиненный въ участіи въ возстаніи 1789 г., по конфискаціи всего его имущества, былъ приговоренъ къ пожизненнымъ галерамъ, но приговоръ смягченъ и замненъ ссылкой въ Мозамбикъ, гд онъ и окончилъ жизнь въ 1807 г. Доминго Торресъ (род. въ 1744 г.), сочтенный за якобинца, умеръ въ ссылк въ начал ныншняго столтія. Лирическій поэтъ Франциско Медина-е-Васконселосъ (род. въ 1790 г.) сосланъ въ Еапо-Верде въ 1823 г. и, прибывъ на островъ Сайтъ-Яго, скончался здсь годъ спустя, въ 1824 г. Поэтъ Нуньо Пато-Моницъ (род. въ 1781 г.), талантливый лирикъ и весьма извстный журналистъ, основавшій.ежедневную политическую газету Portuguez Constitutional, умеръ въ 1827 г. на одномъ изъ острововъ Капо-Верде, сосланный туда за либерализмъ.
Впрочемъ, довольно: хотя списокъ злосчастныхъ португальскихъ литераторовъ, родившихся подъ несчастливою звздой или пострадавшихъ за свои убжденія, не ограничивается только что названными нами именами, по намъ пора вернуться къ Мануэлю до-Насименто.
По конфискаціи его имущества и бгств въ Парижъ, бдному поэту приходилось существовать здсь лишь на доходъ, получаемый съ литературныхъ его произведеній. А какой же доходъ могли дать эти произведенія, печатаемыя въ Париж, если ввозъ ихъ въ Португалію и Бразилію быть строго запрещенъ? Одно изъ поэтическихъ посланій Филинто вызвало даже въ 1803 г. знаменитое распоряженіе главнозавдующаго лиссабонскою полиціей о ссылк въ Африку на десять лтъ всякаго, у кого найдется упомянутое стихотвореніе. Угнетаемый нуждою, Филинто мало заботился о насущномъ хлб. Стсненныя его обстоятельства дошли, наконецъ, до того, что, наприм., какъ онъ самъ сообщаетъ въ одномъ изъ своихъ писемъ, ему нельзя было идти отобдать къ пріятелю, потому что не было обуви, а не было обуви потому, что не на что было ее купить. Правда, стихотворенія Филинто имли среди его современниковъ необычайный успхъ, переписывались тотчасъ же по появленіи ихъ въ несмтномъ количеств экземпляровъ, они ходили по рукамъ во всхъ классахъ общества, ихъ автора восхваляли до небесъ и сравнивали его съ Камоэнсомъ. Но, тмъ не мене, никто не покупалъ его произведеній, никто не пытался помочь ему въ его нужд и несчастій. Многочисленные поклонники его таланта спокойно дали ему испить чашу страданій до дна. Эта несправедливость вливала только новую горечь въ душу бднаго изгнанника, что онъ и высказывалъ въ своихъ стихотвореніяхъ, гд нердко встрчаются жалобы на нужду и постигшую его горькую участь, а, главное, на то, что онъ лишенъ отчизны. Ламартинъ, посвятилъ ему, между прочимъ, слдующія прочувствованныя строфы:
‘Rougis plutt, rougis d’envier au vulgaire,
Le strile repos, dont ton coeur est jaloux:
Le del а fait pour lui les trsors de la terre
Mais le Pinde est nous.
‘C’est l qu’est ton sjour, c’est l qu’est ta patrie,
C’est l, divin Manuel, que seront tes autels,
C’est l, que l’avenir prpare ton gnie
Des honneurs immortels!’
Но нужно отдать справедливость Филинто: среди всхъ обрушившихся на него несчастій, среди невзгодъ и лишеній его долгой скитальческой жизни онъ умлъ сохранить до могилы неприкосновенными убжденія своей юности, чувство собственнаго достоинства и даже иногда гршилъ чрезмрною гордостью, оправдываемою, впрочемъ, тяжкимъ его несчастіемъ: такъ, наприм., зная себ цну, онъ, конечно, преувеличиваетъ ее, сравнивая себя и судьбу свою съ великимъ эпическимъ поэтомъ Португаліи. Доживъ до 85 лтъ въ изгнаніи, на чужбин, онъ умеръ 25 февраля 1819 г., одинокій, на чужихъ рукахъ, никогда не видвъ отдыха или передышки въ постигшихъ его бдствіяхъ и невзгодахъ и не дождавшись часа возмездія, какъ то нердко случалось впослдствіи съ общественными и литературными дятелями, которые въ теперешнія неспокойныя времена, переживаемыя Европой, въ этой вчной смн системъ, партій, доктринъ, этомъ быстромъ появленіи и исчезновеніи министерствъ, учрежденій, династій и даже націй,— часто со скамьи обвиняемыхъ переходятъ на законодательную скамью, а посл ссылки занимаютъ иногда высшія административныя должности.
Нсколько лтъ спустя посл смерти Филинто умеръ въ Рим въ 1826 г. другой португальскій поэтъ, нкто Франциско Ауртадо, пробывшій въ изгнаніи 60 лтъ,— изгнаніи, которому онъ, какъ и вс іезуиты, подвергся по распоряженію маркиза де-Помбаля. Странное совпаденіе: два португальскихъ поэта жили одновременно въ изгнаніи,— одинъ за то, что онъ іезуитъ, другой за то, что онъ вольтерьянецъ!
Черезъ тридцать лтъ посл смерти Филинто ему были оказаны позднія почести, останки его были перевезены въ Лиссабонъ и схоронены здсь на одномъ изъ городскихъ кладбищъ при большомъ стеченіи народа, а на могил воздвигнутъ памятникъ.
Литературное наслдство Филинто состоитъ изъ одиннадцати томовъ, въ которыхъ собраны его многочисленные оды, посланія, эпиграммы, басни, сонеты и переводы съ нмецкаго, французскаго и латинскаго языковъ. Филинто написалъ много поэтическихъ произведеній, направленныхъ противъ духовенства, папы и противъ тогдашняго политическаго режима. Каждое 4-е іюля,— день, когда ему удалось, бгствомъ во Францію, спастись изъ когтей инквизиціи,— онъ обязательно писалъ стихотвореніе, въ которомъ призывалъ новые громы и проклятія на головы своихъ могучихъ и жестокихъ враговъ и оплакивалъ свои несчастія. Эта тема, правда, нсколько монотонная, и составляетъ содержаніе большинства его одъ, эпиграммъ и басенъ. Изо всхъ его стихотвореній наимене удачны его сонеты, къ тому же, еще гршащія нкоторою распущенностью. Эпиграммы довольно остроумны, басня тоже не дурны, переводы изъ Горація, Виргинія, Шатобріана, Лафонтена, Руссо, Виланда и др. хотя и имютъ свои достоинства, но, все-таки, не могутъ, считаться образцовыми. Впрочемъ, по отношенію къ поэтическимъ заслугамъ Филинто, вообще, существуетъ еще большое разногласіе въ португальской критик. Спокойной и вполн безпристрастной оцнки поэтъ еще не дождался на своей родин. Нкоторые критики называютъ его португальскимъ Пиндаромъ и Гораціемъ, другіе вовсе отрицаютъ у него всякій талантъ, одни превозносятъ его до небесъ, другіе чрезмрно уничижаютъ. И т, и другіе не правы: Мануэль до-Насименто, во всякомъ случа, выдающійся поэтическій талантъ, но, вмст съ тмъ, нельзя не упрекнуть его въ нкоторой односторонности, а также нельзя не пожалть и о томъ, что, написавъ такое множество томовъ и растративъ талантъ свой на мелочи, онъ не далъ потомству выдающагося лирическаго произведенія изъ числа тхъ, которыя характеризуютъ эпоху я покрываютъ безсмертіемъ имя автора. Но неотъемлемая заслуга Мануэля до-Насименто, которую вся португальская критика единодушно признаетъ за нимъ,— это его заслуга передъ отечественнымъ литературнымъ языкомъ. Съ неутомимымъ терпніемъ, энергіей, знаніемъ дла и громадною авторитетностью взялъ Филинто на себя трудную задачу — не только очистить родной языкъ отъ галлицизмовъ и иностранныхъ словъ, но я обогатить его новыми словами, оборотами и выраженіями. Задача эта вполн удалась ему, и онъ несомннно имлъ въ этомъ отношеніи весьма благодтельное вліяніе на отечественную литературу. Знатоки языка изучаютъ въ его произведеніяхъ, также какъ и въ произведеніяхъ другаго, такого же, какъ и онъ, мастера языка,— слпаго поэта Кастильо,— изящные обороты, правильныя построенія, чистоту формы, вообще настоящій духъ португальскаго языка. Филинто такой артистъ языка, такой, можно сказать, фанатикъ своего дла, что онъ ради самой щепетильной чистоты и правильности оборота готовъ пожертвовать всмъ: красотой стиля, ясностью выраженія и даже римой, что, конечно, вредитъ ему, какъ поэту. Собственно Филинто ввелъ въ Португаліи блый стихъ, который и вошелъ съ тхъ поръ тамъ до такой степени во всеобщее употребленіе, что теперь рдко кто пишетъ иначе, хотя богатый и звучный португальскій языкъ легко поддается рим. Въ заключеніе скажемъ, что относительно заслугъ по отечественному языку Филинто можно поставить на одну доску съ Камоэнсомъ. Оба они покрываютъ собой недостатокъ академическаго словаря, котораго лиссабонская академія не желала или не могла еще издать до сихъ поръ.
Барбоза дю-Бокажъ былъ, какъ мы уже говорили, современникомъ Мануэля до-Насименто, съ которымъ онъ и длилъ славу выдающагося поэта своего времени. Литературная физіономія его поражаетъ, если можно такъ выразиться, своею двойственностью. Онъ то религіозенъ до аскетизма к соперничаетъ съ Шатобріаномъ въ христіанскихъ восторгахъ, то неврующъ до атеизма и превосходитъ въ безбожіи Вольтера. То же самое и съ его политическими взглядами: онъ то преклоняетъ колна передъ идолами абсолютизма, то привтствуетъ радостными гимнами боговъ демократіи, то оплакиваетъ прекрасное прошлое, то смотритъ съ восхищеніемъ въ свтлое будущее,— то онъ строгій моралистъ, то вдругъ наглый циникъ, по временамъ онъ выказываетъ ршительность и отвагу, бросаетъ смлый вызовъ, то опять поражаетъ малодушіемъ, трусостью и боле чмъ выносливостью, то онъ возвышенно-благороденъ, готовъ на самопожертвованіе, то низокъ, завистливъ и неблагодаренъ. Въ одномъ только онъ не измняетъ себ никогда: въ яркомъ блеск оригинальности и таланта, возвышавшемъ его надъ всми его современниками.
Мануэль Барбоза дю-Бокажъ (Manuel Barbosa du Bocage) родился въ г. Сетумбал 17 сентября 1766 г. и происходилъ отъ весьма скромно стоящей, по общественному положенію, семьи, хотя нкоторые изъ членовъ ея имли уже кое-какую литературную извстность. Воспитанный въ дтств дядей, испанскимъ священникомъ, Бокажъ рано выказалъ выдающіяся поэтическія способности, но также и большую лнь къ ученью и эксцентричный, легкомысленный и капризный правъ. Ему едва исполнилось 14 лтъ, когда онъ зачислился юнкеромъ въ Сетубальскій полкъ, затмъ черезъ два года перешелъ въ морскую службу, а въ 1785 г. отправился въ Индію, въ чин лейтенанта инфантеріи.
Въ Гоа онъ избралъ мишенью своихъ сатиръ высокомрныхъ гидальго той мстности и тмъ положилъ начало будущимъ своимъ невзгодамъ. Благодаря проискамъ своихъ могучихъ враговъ, онъ вскор долженъ былъ выйти изъ службы и очутился, неизвстно по своей ли вол, или сосланный правительствомъ, въ 1788 г. въ Макао, больной, безъ занятій и средствъ къ существованію. Благодаря лишь поддержк тамошняго губернатора, онъ получилъ возможность вернуться на родину въ 1790 г., когда ему толькочто исполнилось 24 года. Съ виду это былъ худой и болзненный человкъ,— избгавшій общества, любившій одиночество, обыкновенно сосредоточенный, грустный и сдержанный. Но алькоголическія возліянія, которыми онъ, къ несчастію, злоупотреблялъ, совершенно преображали его. За пирами и оргіями довольно вульгарная наружность его словно облагораживалась, онъ становился красивъ, какъ Мирабо на трибун. Отбросивъ назадъ привычнымъ движеніемъ руки нависшіе на глаза волоса, онъ обнажалъ высокій, интеллигентный лобъ. Голубые глаза его освщались блескомъ и чарующимъ выраженіемъ. Сосредоточенность и грусть его превращались въ поразительную веселость, онъ длался экспансивенъ, сообщителенъ и стихи такъ и лились съ устъ его. Рано погубилъ онъ молодость и жизненную свою энергію въ разврат и вин. Выдающійся талантъ свой Бокажъ тратилъ неразсчетливо на мелочи и пустяки, удивлялъ собутыльниковъ своихъ блестящими импровизаціями, — способность, которою его щедро надлила природа,— и ради легкомысленныхъ юношей, въ обществ которыхъ онъ кутилъ, запятналъ свою славу многими грубыми и разнузданными стихотвореніями.
Вскор по возвращеніи изъ Индіи Бокажъ перессорился со многими выдающимися литераторами и писателями того времени. Началась вся исторія изъ-за сонета, приписаннаго пострадавшими Бокажу,— сонета, въ которомъ осмивались главные члены литературнаго общества ‘Новая Аркадія’, къ которому принадлежалъ и самъ Бокажъ.
Въ XVII, а въ особенности въ XVIII столтіи Португалію точно охватила какая-то манія основывать безчисленное множество литературныхъ я научныхъ обществъ. Такимъ образомъ, въ разные годы возникли общества: Instantanea, Generosos, Solitaries, Ilustrados, Incignos, Singularos, Anonimos, Ocultos и T. д. Изъ всхъ этихъ обществъ, имвшимъ наиболе важное значеніе, оказавшимъ наиболе значительныя услуги литератур было общество, основанное въ 1765 г. извстнымъ писателемъ Педро Корея Гарсао и Антоніо Диницъ и названное ими ‘Аркадіей’, въ честь римскаго лицея того же наименованія, 40 лтъ передъ тмъ учрежденнаго итальянскимъ критикомъ Гранина (Gravina), прославившагося не столько литературными заслугами, сколько тмъ, что онъ былъ учителемъ и покровителемъ извстнаго поэта Метастазіо. Къ сожалнію, общество ‘Аркадія’ распалось уже въ 1776г., а въ 1790 г. литераторъ и поэтъ Доминго Барбоза основалъ другое литературное общество, названное имъ ‘Новою Аркадіей’, просуществовавшее, однако, всего лишь три года, до 1793 г. Хотя учредители ‘Новой Аркадіи’ и имли наилучшія намренія, но они не обладала ни тми качествами, ни тмъ авторитетомъ, которые оказывались необходимыми для руководства литературнымъ движеніемъ въ переходную эпоху, когда классицизмъ отживалъ свой вкъ, а по ту сторону Пиренеевъ зародилась новая романтическая школа.
И вотъ въ 1792 г. появился, какъ мы уже говорили, сонетъ, переходившій изъ рукъ въ руки и дко осмивавшій всхъ главныхъ членовъ ‘Новой Аркадіи’. Хотя самъ Бокажъ и отвергалъ свое авторство, но ему не поврили и исключили его изъ общества. Происшествіе это положило начало бурной вражд, выразившейся долго продолжавшеюся безпощадною литературною войной, которая приняла подъ конецъ весьма некрасивый оборотъ, такъ какъ участники ея отъ эпиграммъ и сатиръ перешли на почву личныхъ нападокъ и гнусной клеветы. Этими низкими полемическими пріемами, которыми запятнало себя большинство писателей того времени, и Бокажъ наложилъ несмываемое пятно на свой блестящій талантъ, обнаруживъ въ этомъ случа, при крайне даровитой натур, при выдающемся ум, весьма мало благородное сердце и самый низменный характеръ.
Скоро новая бда обрушилась на Бокажа: въ август 1797 года его заключили въ тюрьму по распоряженію правительства доньи Маріи I. Случилось это такимъ образомъ: уже по возвращеніи его изъ Индіи, принципы французской революціи 1789 г., проникшіе и въ Португалію, нашли себ воспріимчивую почву въ душ Бокажа, который возмнилъ, что онъ призванъ быть проповдникомъ новаго ученія въ своемъ отечеств,— какъ будто въ переходныя и трудныя эпохи можетъ брать на себя опасную миссію тотъ, кто не чувствуетъ въ душ непоколебимой ршимости быть мученикомъ! Пытаясь расшатать старый религіозный и политическій строй, Бокажъ написалъ извстную свою Epistola Marilia, вызвавшую и бурныя рукоплесканія, и проклятія, и навлекшую на него немало невзгодъ. Обвиненный въ антихристіанскихъ и антисоціальныхъ воззрніяхъ, несчастный поэтъ проснулся въ тюрьм отъ радужнаго сна своего сдлаться обновителемъ общества, а всхъ, у кого находили вольнодумное посланіе Бокажа, полиція тоже арестовывала. Трудно было бы объяснить себ, что произошло въ то время въ душ Бокажа, если не принять въ разсчетъ полнйшей его слабохарактерности. Достаточно было нсколькихъ дней тюремнаго заключенія, чтобы усмирить вольнодумца-философа и совершенно преобразить его. Онъ тотчасъ же сбросилъ всякую гордость и позорно отрекся отъ прежнихъ своихъ мнній и убжденій. Каждое новое стихотвореніе его было новымъ отреченіемъ. Столь высокомрный и наглый въ своей кампаніи противъ членовъ ‘Новой Аркадіи’, теперь онъ падалъ къ ногамъ всхъ тхъ лицъ, вліятельность которыхъ могла открыть ему двери тюрьмы, и униженно молилъ о пощад людей, имъ же самимъ дерзко затронутыхъ. По прошествіи нсколькихъ мсяцевъ Бокажа перевели изъ общей тюрьмы въ тюрьму инквизиціи, а оттуда въ монастырь Санъ Бенито. Подобное смягченіе грозившей ему участи было вызвано его громогласнымъ выраженіемъ раскаянія, а также состраданіемъ къ нему тогдашняго государственнаго министра Хозе Сеабра да-Сильва. По вс его покаянные стихи и мольбы о пощад не помшали въ 1802 г. какому-то ханж обвинить его въ сношеніяхъ съ масонами и навлечь такимъ образомъ на него новыя преслдованія инквизиціи.
Бокажъ былъ бденъ и иногда сильно нуждался, особенно же когда онъ, посл перваго своего тюремнаго заключенія, лишился занимаемой имъ скромной должности съ весьма незначительнымъ вознагражденіемъ, по все же дававшимъ ему хоть какой-нибудь опредленный заработокъ и возможность содержать себя, а на литературные доходы разсчитывать было немыслимо, — такъ незначительны были они въ то время. Семь томовъ сочиненій, оставшихся посл Бокажа, доказываютъ, во всякомъ случа, что онъ не лнился работать. По всю свою литературную собственность ему пришлось продать за смшную сумму въ 49 дуросовъ, благодаря столь обычнымъ той эпох притсненіямъ издателей. При всей своей бдности, Бокажъ былъ очень добръ и сострадателенъ. Онъ былъ настолько бденъ, что однажды друзья сложились и подарили ему одежду, чтобы онъ могъ явиться на вечеръ, на которомъ ему очень хотлось быть, и настолько добръ, что когда, при выход изъ дому, промерзшій на стуж нищій попросилъ у него подаянія, онъ отдалъ ему, снявъ его съ себя, только что подаренный ему костюмъ, и чуть не нагимъ вернулся въ свою одинокую и бдную каморку. Послдніе годы своей жизни онъ жилъ на иждивеніи сострадательной своей сестры, а передъ тмъ Бокажъ, великій Бокажъ, Камоэнсъ II, какъ называли его почитатели, долженъ былъ выпрашивать подачки у друзей. Тмъ не мене, злосчастный этотъ писатель, такъ плохо выносившій обрушившіяся на него невзгоды, гд-то восклицаетъ, впадая въ одно изъ безконечныхъ своихъ противорчій, что онъ предпочитаетъ ‘лохмотья своей нищеты пурпурной мантіи Цезаря’.
Изнемогая подъ бременемъ тягостной жизни, болзней, разочарованія и раскаянія, поэтъ сталъ призывать смерть, которая и дйствительно была уже не далеко. Когда распространившійся въ Лиссабон преждевременный и ложный слухъ о смерти его дошелъ до поэта, онъ въ прочувствованныхъ стихахъ сокрушается о томъ, что оплакивающіе его мертвымъ не жалли его при жизни, и молитъ небо, чтобы предвщаніе о его кончин скоре сбылось. На краю могилы Бокажъ искренно винилъ себя въ томъ, что много таланта растратилъ всуе, не сдлалъ большаго для славы, не воздвигъ ни отечеству, ни себ боле значительнаго литературнаго памятника. Панегирики его говорятъ, что онъ намревался воспть открытіе Америки, но, во всякомъ случа, онъ не выполнилъ этого замысла и оставилъ по себ лишь сонеты, басни, оды, эпиграммы, посланія и нсколько отрывковъ трагедій. Эпиграммъ у него множество, боле сотни, и между ними встрчаются оригинальныя и остроумныя. Въ одахъ и псняхъ онъ стоитъ на одномъ уровн съ Филинто по красот стиля и тонкому вкусу, но много выше его по легкости и гармоничности стиха. Лучшими его кантатами считаются: Медея, На смерть Инесы де-Кастро, Леандро и Геро и друг. Мелкія стихотворенія Бокажа вообще прелестны. Но въ чемъ онъ превзошелъ ршительно всхъ португальскихъ поэтовъ, бывшихъ и ныншнихъ, такъ это въ сонет. Нельзя представить себ ничего боле страстнаго, сильнаго, прочувствованнаго и, вмст съ тмъ, мелодичнаго въ эротическомъ жанр. Обладая оригинальнымъ и значительнымъ творческимъ талантомъ, Бокажъ, тмъ не мене, потратилъ много времени на переводы. Впрочемъ, переводы до того въ ходу между португальскими писателями, что паврядъ ли найдется между ними хоть одинъ, который бы не занимался ими. Бокажъ переводилъ съ французскаго, итальянскаго и латинскаго, занимаясь этимъ преимущественно во время своего заключенія въ тюрьм. Переводы его заслужили общую похвалу легкостью, силой и звучностью стиха и, дйствительно, они просто Образцовы. Извстный португальскій поэтъ Кастильо выразился о нихъ, что, будучи копіями, они кажутся оригиналами, а его мнніе въ этомъ дл наиболе авторитетно, такъ какъ онъ самъ превосходный переводчикъ и прекрасный знатокъ языка.
Вотъ и все поэтическое имущество Бокажа. Но если безпристрастная критика можетъ упрекнуть его въ небрежности къ своему таланту, въ недостатк боле серьезной подготбики и нежеланіи расширить свое развитіе прилежаніемъ и умственнымъ трудомъ, то, съ другой стороны, необходимо признать, что, воскресивъ въ своихъ прекрасныхъ стихотвореніяхъ лучшія качества португальскихъ классиковъ XVI в., онъ произвелъ цлую революцію въ искусств стихосложенія и далъ сильный толчокъ обновляющему движенію, которое началось съ ‘Аркадіи’ въ современной португальской поэзіи. Ко всему этому нужно прибавить, что онъ умеръ въ сравнительно еще молодыхъ годахъ, 39 лтъ отъ роду. 21 декабря 1805 г. было послднимъ днемъ жизни Бокажа. Онъ оставался въ сознаніи до самаго конца и, уже пріобщившись св. Тайнъ, продиктовалъ еще исполненный религіозной торжественности, трогательный сонетъ. Въ эти предсмертные его часы помирились съ нимъ вс враждовавшіе до того писатели. Самые ярые его противники отдали у смертнаго его одра нсколько запоздалую дань уваженія могучему его таланту, впрочемъ, добрый порывъ, рожденный большею частью раскаяніемъ, продолжался не долго. Никто не проводилъ гроба поэта на кладбище, и когда трупъ его опустили въ общую могилу, лишь неизвстный юноша пробормоталъ стихотвореніе, посвященное памяти Бокажа. Этимъ и ограничились вс погребальныя почести, которыми Лиссабонъ проводилъ одного изъ наиболе выдающихся своихъ поэтовъ. Его забытая могила, оставшаяся безъ надписи и креста, лишила навсегда Португалію останковъ Бокажа, равно какъ точно такимъ же образомъ потерялись для нея и останки Камоэнса. Гораздо позже, въ 1860 г., вздумали воздвигнуть памятникъ Бокажу въ Сетумбал, для чего была учреждена особая коммиссія подъ предсдательствомъ Кастильо.
Мы уже говорили, что изъ-за Бокажа и Филинто все тогдашнее португальское интеллигентное общество раздлилось на дв партіи: одна восхищалась Бокажемъ, другая превозносила Филинто. Непосредственнымъ талантомъ Бокажъ несомннно превосходилъ Мануэля до-Насименто. Онъ истинный поэтъ, поэтъ по рожденію, выдающійся, плодовитый, гармоничный, къ тому же, блестящій импровизаторъ, но ни его образованіе, ни его знанія не были ни обширны, ни солидны, писатель онъ небрежный, мало останавливающійся надъ разработкой формы, мыслитель не глубокій. Филинто — мене даровитая натура, но за то его образованіе и умственный кругозоръ шире, онъ знающій и добросовстный ученый, философъ и литераторъ, изящный, и старательный стихотворецъ и, главное, мастеръ языка. Точно также оба соперника не походили и другъ на друга характеромъ и натурой. Кратковременное лишеніе свободы тотчасъ же сломило Бокажа. Съ покаянными стихами и мольбой о милости и снисхожденіи обращается онъ ко вчерашнимъ своимъ врагамъ, на которыхъ только что нападалъ. Уже легкая невзгода заставляетъ его измнить своимъ убжденіямъ, чувствамъ и взглядамъ. Филинто же вынесъ сорокалтнее изгнаніе, никогда не моля о пощад, а только еще боле озлобляясь на враговъ своихъ, и такъ и сошелъ въ могилу съ убжденіями и чувствами своей юности, ни разу не измнивъ имъ и никогда не противорча себ.
Современникомъ Филинто и Бокажа былъ также извстный писатель, Фра Хосе Августинъ Маседо (Fray Jose Augustin Macedo), энциклопедистъ, обладавшій изумительною памятью и написавшій такую массу вещей, что трудно и поврить, чтобы вс эти многочисленные переводы, философскія и религіозныя поэмы, сатиры, лирическія произведенія, комедіи, трагедіи, проповди и т. д. могли принадлежать одному писателю. Въ теченіе долгой своей жизни,— онъ родился въ 1761 г. и умеръ въ 1831 г.,— особенно посл смерти Бокажа, съ которымъ онъ яро враждовалъ, Маседо былъ полнымъ диктаторомъ въ литератур, создавалъ по желанію репутаціи, раздавалъ дипломы писателямъ, и вс волей-неволей подчинялись ему,— такое съумлъ онъ создать себ положеніе, взявъ палку въ руки. Его, правда, сильно боялись, но за то никто не уважалъ. Изгнанный изъ монастыря въ 1792 г. за безнравственное поведеніе, Маседо заполонилъ съ тхъ поръ собой вс отрасли литературы, ставъ лирическимъ и драматическимъ поэтомъ, журналистомъ, философомъ и критикомъ. Въ поэзіи его мене вдохновенія, чмъ искусства, драматическія его произведенія довольно заурядны, какъ философъ, онъ очень парадоксаленъ, а какъ журналистъ — ярый ретроградъ, врагъ всхъ реформъ и новыхъ идей. Именно въ журнальной дятельности онъ натворилъ много зла, такъ какъ внесъ туда вс свои дурныя качества,— слпую нетерпимость, тщеславную наглость, грязный и клеветническій духъ полемики. Маседо собственно и не критикъ, а скоре всего пасквилянтъ, съ озлобленіемъ возстававшій противъ всякаго стараго или новаго научнаго и литературнаго авторитета. Особенно же оскорбилъ онъ португальцевъ своими нападками на Камоэнса, котораго всячески старался унизить, доказывая, что онъ не боле, какъ копіистъ Виргилія, Аріосто и Тассо. Это прикосновеніе грязными руками къ національной ихъ слав португальцы никогда не простятъ Маседо. Когда онъ, наконецъ, умеръ, вс безъ исключенія современники его, даже политическіе соумышленники Маседо, отнеслись съ презрніемъ и ненавистью къ его памяти, и т же чувства питаетъ къ нему и настоящее поколніе.
Прославленный португальскій драматургъ виконтъ Альмейда Гарретъ, послдній отпрыскъ ирландской семьи, эмигрировавшей по религіознымъ причинамъ въ Португалію, родился въ Опорто 4 февр. 1799 г., умеръ 9 дек. 1854 г. Про него можно смло сказать, что онъ явился какъ разъ во-время и родился подъ самою счастливою звздой. Конечно, нельзя отнять у него ни выдающагося поэтическаго дарованія, ни энергичной иниціативы, ни блестящаго драматическаго таланта, и всюду онъ считался бы однимъ изъ первоклассныхъ, гибкихъ и изящныхъ писателей. По чтобы занять то славное мсто, которое онъ занялъ въ исторіи португальской литературы, ему нужно было явиться на сцену въ своемъ отечеств при начал открывшагося тамъ новаго литературнаго движенія и родиться именно въ Португаліи, гд до него въ области театра царило глубочайшее и полнйшее затишье. Еще въ начал 19-го вка театръ въ Португаліи представлялъ собой совершеннйшую пустыню, единственнымъ оазисомъ которой были произведенія Жиля Виценте, писавшаго въ XVI вк свои прославленные ‘autos’, да и то часть изъ нихъ написана авторомъ по-испански. Правда, посл него португальскій театръ можетъ еще указать на нсколько не особенно удачныхъ драматическихъ попытокъ Камоэнса, Феррейра и друг., а также на имвшія въ свое время громадный успхъ комедіи несчастнаго Хове де-Сильва, сожженнаго инквизиціей на костр при самомъ начал его литературной карьеры, — но тутъ и все. У португальскаго театра нтъ собственно исторіи, онъ, правильне говоря, родился и умеръ съ Жилемъ Виценте. А съ тхъ поръ и до появленія первыхъ драмъ Альмейды Гаррета въ Португаліи не было драматическихъ произведеній, передающихъ нравы и типы страны, не было никакой самостоятельной португальской драмы. До начала ныншняго столтія, если и не вся литература Португаліи, то театръ ея исключительно существовалъ лишь чужимъ богатствомъ — переводами и подражаніями. Въ то время, какъ другія страны Франція, Англія, Италія и Германія — шли впередъ въ этомъ отношеніи и могли похвастать цлымъ спискомъ громкихъ драматическихъ именъ, — Португалія далеко отстала и, не двигаясь съ мста, имла лишь одно знаменитое имя, покрытое пылью трехъ вковъ,— Жиль Виценте.Вс португальскіе критики, занимавшіеся этимъ вопросомъ, приписываютъ отсутствіе національнаго театра въ Португалія узурпаціи ‘трехъ Филипповъ’ и преслдованіямъ инквизиціи. Но, вдь, надъ Испаніей тяготли т же неблагопріятныя начала, что не помшало, однако, ношенію тамъ такихъ драматическихъ писателей, какъ Лопе де-Вега, Тирзо де-Молина и др.
При такомъ упадк, или, врне, при полномъ отсутствіи самостоятельнаго театра въ Португаліи, неудивительно, что появленіе восходящаго драматическаго свтила было встрчено тамъ съ лихорадочнымъ и даже преувеличеннымъ энтузіазмомъ. Новизна и патріотизмъ темъ, избранныхъ Гарретомъ для первыхъ его драматическихъ попытокъ, и политическая окраска этихъ послднихъ разомъ воспламенили впечатлительныя души португальцевъ, въ особенности же молодежи, и побудили публику при первыхъ же шагахъ осыпать цвтами путь счастливаго поэта. Громкая слава Альмейды Гаррета, конечно, нсколько относительна, еслибъ онъ писалъ во Франціи посл Мольера, Расина и Виктора Гюго, въ Англіи посл Шекспира и Байрона, въ Испаніи посл Кальдерона, Тирзо де-Молина и Эспронседа, то всюду считался бы писателемъ изящнымъ, со вкусомъ и поэтическимъ вдохновеніемъ, но не боле. Въ Португаліи же слава его приняла небывалые и гигантскіе размры. Да и вообще говоря Гаррету сильно везло въ его отечеств: когда онъ впервые выступилъ на литературное поприще, онъ очутился почти одинъ, безъ соперниковъ и соревнователей. Нкоторые, наприм., Бокажъ, Гарсао, Диницъ, Кальдосъ-Барбоза, Нарвальхо, уже умерли, эмигрантъ Филинто былъ на краю могилы, другіе же, современные ему писатели не могли соперничать съ нимъ по своей незначительности. Что же касается умственнаго уровня тогдашняго большинства португальскаго общества, достаточно сказать, что наивная, экстравагантная, фанатичная и тупая секта себастьянцевъ (т.-е. чающихъ чудеснаго возвращенія короля дона-Себастьяна, въ день битвы при Алькацеръ-Кевир въ 1578 г. пропавшаго безъ всти) имла многочисленныхъ прозелитовъ во всхъ общественныхъ слояхъ и даже экзальтированныхъ апостоловъ на каедр и въ печати.
Альмейда Гарретъ получилъ первоначальное образованіе на остров Мадейра, подъ руководствомъ своего дяди, епископа Александра, также имвшаго извстность въ литератур, и которому молва,— когда же она не старалась очернить репутаціи выдающихся общественныхъ дятелей?— приписываетъ авторство нкоторыхъ произведеній знаменитаго его племянника. Двнадцати лтъ отъ роду Гарретъ зналъ такъ хорошо итальянскій языкъ, что изучилъ уже театръ Гольдони и Метастазіо, и былъ настолько свдущимъ эллинистомъ, что могъ съ пользой для себя читать Эврипида. ‘Слушая курсъ наукъ въ университет въ Коимбро, Гарретъ сталъ впервые писать драмы, но эти первые опыты свои онъ потомъ самъ уничтожилъ. Наиболе раннія изъ сохранившихся его юношескихъ произведеній — дв трагедіи Меромъ и Катонъ. Въ первой, отличающейся простотой изложенія, но еще гршащей подражательностью, уже видны, особенно въ 4-мъ акт, признаки истиннаго таланта. Трагедія Катонъ не иметъ должной связи и единства дйствія: это ничто иное, какъ революціонный брандеръ, пущенный авторомъ среди патріотическаго волненія въ Опорто. Поувренію Гаррета, его Катонъ просто импровизація: пока репетировали, одинъ актъ, онъ сочинялъ слдующій.
Посл этихъ двухъ попытокъ въ классическомъ род, съ Гарретомъ происходитъ радикальная перемна, тутъ-то онъ, повидимому, задается, мыслью создать національный, театръ и путемъ, своихъ драмъ популяризовать великія историческія и національныя событія — революцію 1640′ года, разныхъ выдающихся португальскихъ дятелей — жиля Виценте, Бернардина Рибейро, Фра Луи де-Суза, маркиза Помбаля и друг. Съ тхъ поръ Гарретъ перестаетъ также писать стихами свои драматическія произведенія, и вс современные португальскіе драматурги, за небольшими исключеніями, стали писать въ проз, о чемъ нельзя не пожалть.
Взявъ на себя патріотическую задачу преобразоать отечественный театръ и положить начало національной драмы, Гарретъ избралъ темой для перваго опыта: ‘Ауто Жиль Виценте’ (Auto de-Gil Vicente). Успхъ превзошелъ самыя смлыя надежды автора. Публика, узрвъ на сцен апофеозъ своего великаго драматурга Жиль Виценте, и провидвъ восходящую зарю будущей своей драматической литературы, была вн себя отъ восхищенія. Рукоплесканіямъ и охватившему всхъ до единаго зрителей восторгу не было конца. Когда занавсъ опустился по окончаніи послдняго акта, репутація Гаррета была вполн установлена. Почерпнувъ новыя силы въ выпавшей ему на долю пылкой и единодушной народной оваціи, Гарретъ вслдъ затмъ написалъ самое лучшее свое драматическое произведеніе: Fray Luis de Sousa. Um auto — первый и потому еще не вполн увренный шагъ по новому пути. Fray Luis въ полномъ смысл то, чмъ должна быть историческая драма, это такое произведеніе, достигнуть котораго дано лишь великимъ талантамъ. Еслибъ основная идея пьесы имла боле глубокій характеръ, Fray Luis можно было бы. поставить на одинъ уровень съ величайшими и безсмертными произведеніями драматическаго искусства. Здсь все верхъ совершенства: и мастерское развитіе дйствія, и типичность возвышенныхъ характеровъ главныхъ дйствующихъ лицъ, и умлая простота въ выраженіи чувства, и глубокое знаніе сцены и языка. Герой пьесы — извстный португальскій писатель, родившійся въ Сантарем въ 1555 г. Находясь на военной служб и состоя въ то время на галерахъ мальтійскаго ордена, онъ попадаетъ въ 1575 г. въ плнъ къ маврамъ, препровождающимъ его въ Аргейль, гд онъ и знакомится съ находящимся тамъ же въ плну у мавровъ Сервантесомъ. Два года спустя его выкупаютъ изъ плна, вернувшись въ отечество, онъ здсь въ 1584 г. Женится на доньи Магдалин де-Вилена, вдов дона Хуана де-Португалъ, который, какъ предполагаютъ, убитъ въ сраженіи при Алькацеръ-Кевир. Въ 1613 г. супруги разстаются навсегда: Суза поступаетъ подъ именемъ Fray Luis въ монастырь Санъ-Доминго, гд и умираетъ въ 1632 г., а жена его удаляется въ одинъ изъ женскихъ монастырей Лиссабона.. Вотъ голый историческій фактъ, фабула, послужившая темой для драмы Гаррета, умло задуманной и прекрасно выполненной.
Кром Fray Luis, Гарретъ написалъ еще нсколько историческихъ драмъ, но уже вс он слабе и не вполн подходятъ къ тмъ требованіямъ, которыя мы вправ поставить автору JVay Luis. Въ репертуар его есть также и нсколько комедій. Вообще же говоря, обо всхъ драматическихъ произведеніяхъ Гаррета можно сказать, что они не бьютъ на эффектъ, фабула ихъ несложна, но они всегда проникнуты идеей современности, возвышеннымъ и энергичнымъ духомъ и написаны съ глубокимъ знаніемъ человческаго сердца, сцены и языка. Словомъ, Гарретъ доказалъ, что Португалія способна произвести перворазряднаго драматурга, и если онъ, строго говоря, все-таки, еще не создалъ національнаго театра, чего онъ такъ страстно желалъ, то, во всякомъ случа, заложилъ ему прочный фундаментъ.
И въ качеств лирическаго поэта Альмейда Гарретъ тоже занимаетъ видное мсто. Три краткія поэмы его: О retrato de Venus (Портретъ Венеры), написанная имъ очень рано — 17 лтъ, Dona Branca и Camoens пропитаны все тмъ же національнымъ духомъ. Поэма Камоэнсъ кончается энергичными строфами, въ которыхъ авторъ жестоко упрекаетъ своихъ соотечественниковъ за горькую судьбу славнаго эпическаго поэта, за его жизнь въ изгнаніи и нищет и за безпечность и неумніе ихъ сберечь для отечества даже могилы его. Мелкія лирическія стихотворенія свои Гарретъ издалъ въ трехъ томахъ, соотвтствующихъ тремъ эпохамъ его жизни. Въ первомъ — Lyrica de Joao Мшіто (Лирика Xoao Младилало) — собраны стихотворенія, написанныя имъ отъ 12 до 21 года, во второмъ — Flores sem fructo (Цвты безъ плодовъ) — стихотворенія отъ 21 до 43 лтъ, и третій — Folhas caidas (Упавшіе листья) — содержитъ послдніе и уже нсколько ослаблые звуки его мелодичной лиры. Всюду, и въ особенности въ двухъ первыхъ своихъ сборникахъ, Альмейда Гарретъ является ученикомъ и послдователемъ Гарсао и Филинто. И у него, какъ и у Филинто, хотя стихи его и поражаютъ богатою образностью языка, нтъ того вдохновеннаго огня, той легкости и гармоніи, которыми отличаются великолпные оды и сонеты Бокажа. Въ сборник El Lirica поэтъ воспваетъ желанное пробужденіе родины. Этотъ сборникъ — скоре всего революціонный альбомъ, въ которомъ авторъ, отдавшій въ молодости дань свобод и пострадавшій за нее, ежедневно вписывалъ свои патріотическія чувства, ненависть къ деспотизму и благоговніе передъ обновителями устарлаго общественнаго строя. Въ Flores sem fructo попадаются еще нсколько политическихъ стихотвореній, но уже въ меньшемъ количеств. Многія изъ этихъ наиболе зрлыхъ его поэтическихъ произведеній замчательны по изяществу, красот стиля, возвышенности мысли и сил выраженія. Folhas caidas — интимная и грустная исторія запоздалой страсти поэта на старости лтъ. Самъ онъ смотрлъ на Folhas caidas какъ на лучшій и наиболе цнный изъ всхъ своихъ поэтическихъ сборниковъ, а, въ сущности, если и не для поэтической его славы, то, во всякомъ случа, для личной характеристики его было бы предпочтительне, если бы онъ сжегъ эти послдніе плоды своей музы, какъ сжегъ въ Коимбр свои первые драматическіе опыты. Folhas caidas вызвали грубую и циничную пародію, наполненную всевозможными грязными сплетнями о частной жизни nom. Впрочемъ, подобные скандальные и циничные литературные пріемы — инсинуація, клевета и сплетни,— къ стыду португальской литературы, не рдки тамъ.
Великую заслугу Альмейды Гаррета составляетъ также и сборникъ народныхъ псенъ, нчто врод испанскаго романцеро, собранный въ часы досуговъ и изданный имъ. Португальскія народныя псни имютъ, какъ и слдовало ожидать, большое сходство съ испанскими. Въ нихъ виднъ тотъ же культъ индивидуальной силы, смягченный лишь религіознымъ чувствомъ, та же восточная высокопарность образовъ и сравненій, наслдованная отъ арабовъ. Но все же литература обихъ странъ не сливается: это дв втви отъ одного ствола.
Но и Гаррета можно упрекнуть въ недостатк, присущемъ большинству современныхъ португальскихъ писателей: онъ слишкомъ разбрасывается, пытая свои силы во всхъ литературныхъ отдлахъ и забывая, что даръ универсальности весьма рдко кому выпадаетъ на долю. Не довольствуясь славой выдающагося драматурга и лирическаго поэта, Альмейда Гарретъ захотлъ пожать лавры и на поприщ беллетристики, что ему, однако, не удалось. Правда, повсть его О area de sant’Anna читается легко и не безъ интереса, но, какъ историческій эпизодъ, какъ картина нравовъ къ жизни португальскаго народа въ XV в., она не выдерживаетъ никакой критики. Книжка, озаглавленная Viagens na minha terra (Путешествія по отечеству),— сборникъ посредственныхъ юмористическихъ очерковъ по литератур, философіи и политик, въ стил Поля-Луи Курье.
Не останавливаясь на біографическихъ подробностяхъ жизни Альмейда Гаррета, скажемъ только мимоходомъ, что и онъ, принадлежа къ либераламъ, будучи ожесточеннымъ врагомъ короля дона-Мигуэля и сторонникомъ дона-Педро, въ молодости пострадалъ за свободу и вынесъ изъ-за нея тюрьму, изгнаніе и разныя лишенія и невзгоды. Въ 1832 г. онъ отправился солдатомъ донны Маріи де-Глоріа на Азорскіе острова, а въ 1840 г. попалъ въ палату депутатомъ отъ острова Терцеро. Какъ парламентскій к государственный дятель, Гарретъ не выдавался ни послдовательностью,— изъ лагеря либераловъ онъ перешелъ къ консерваторамъ,— ни энергіей, ни твердостью характера, ни даже особою нравственною чистотой, начиная съ того, что онъ увлекался погремушкой титула, заставлялъ себя величать виконтомъ, на старости лтъ молодился, хотлъ играть роль jeune premier и т. д., но вся заслуга его жизни не въ государственной дятельности, а въ литературной. Считая театръ лучшимъ барометромъ, указывающимъ степень развитія культуры народа, Альмейда Гарретъ взялъ на себя продолженіе трудной задачи, начатой еще Жилемъ Виценте, и, приложивъ свой выдающійся талантъ и умъ, плодовитую и мощную иниціативу свою къ исторической драм, современной поэм и народной псн, онъ открылъ новые пути молодому поколнію современныхъ португальскихъ поэтовъ. Горячо любя отечество, Гарретъ во всхъ произведеніяхъ своихъ, носящихъ печать современности и національности, восплъ славу родины и всюду замнилъ бывшую еще въ большомъ ходу въ его время въ португальской литератур греческую миологію,— это отраженіе чужой цивилизаціи,— національною миологіей, столь богатою оригинальнымъ творчествомъ и удивительною фантазіей.
Посл всего сказаннаго нами о Гаррет легко вообразить себ, какую глубокую сенсацію произвела въ Лиссабон всть о смерти его 9 декабря 1854 г.
Характеризуя знаменитаго драматурга, Донецъ де-Медонса, одинъ изъ немногихъ, довольно авторитетныхъ португальскихъ критиковъ, мтко выразился о немъ, что въ лиц Гаррета воскресли ‘не литераторъ, а цлая литература, не отдльная личность, а цлая національность’.