Попенджой ли он?, Троллоп Энтони, Год: 1878 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 513 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПОПЕНДЖОЙ ЛИ ОНЪ?
РОМАНЪ
ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.

ИЗДАНЯ
Е. Н. АХМАТОВОЙ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
Въ типографи А. А. Краевскаго (Бассейная, No 2).
1878.

http://az.lib.ru

OCR Бычков М. Н.

Глава I.
Вступлене первое.

Мн хотлось бы такъ разсказать исторю, что читатель зналъ бы заране каждую подробность до нкоторой степени, или чтобъ можно было предположить, что онъ знаетъ. Разсказывая маленькя исторйки нашей жизни, мы начинаемъ наши разсказы съ тмъ предположенемъ, что эти подробности запоминаются въ душ, и хотя он вс забудутся, разсказъ окажется, наконецъ, понятенъ.

Помните Мери Вакеръ? О! да, вы помните,— хорошенькую двушку съ такимъ страннымъ характеромъ? и какъ она была помолвлена съ Герри Джонсомъ, и говорила, что не подетъ въ церковь, пока отецъ не пригрозилъ посадить ее на хлбъ и на воду, и какъ потомъ они жили счастливо, какъ голубки въ Девоншир, пока этотъ негодяй поручикъ Смитъ не прхалъ въ Бидефордъ! Смита нашли мертвымъ въ пильной ям. Никто его не пожаллъ. Онъ сидитъ въ дом сумасшедшихъ, а Джонсъ исчезъ.

Этого каждому достаточно знать до открытя всей трагеди Джонсовъ. Но такая исторя, какую я собираюсь разсказывать, не можетъ быть написана по этому способу. Насъ романистовъ постоянно упрекаютъ въ растянутости, и для господъ, которые удостоиваютъ насъ разбирать и берутъ нашу книгу скоре для дла, чмъ для удовольствя, мы должны быть непомрно растянуты и скучны. Но разсказъ долженъ быть понятенъ съ самаго начала, а то онъ читателямъ не понравится. Часто пытались начинать съ средины, и главы на дв это довольно удавалось, но писатель опять долженъ возвращаться къ началу и начинать все сызнова — а читатель, находя тутъ старую семейную исторю, или длинное объяснене мстности, чувствуетъ себя обманутымъ. Это все равно что сть вареную говядину посл дичи, икры, или макаронъ съ сыромъ. Я нахожу, что гораздо лучше предложить прежде вареную говядину, если она непремнно должна быть.

Исторя, которую я хочу разсказывать, нсколько похожа на исторю бдной мистрисъ Джонсъ, которая была довольно счастлива въ Девоншир, пока этотъ негодный поручикъ Смитъ не прхалъ преслдовать ее, и не такъ трагична можетъ быть, потому что въ ней нтъ ни убйства, ни сумасшествя.

Но прежде чмъ я могу надяться заинтересовать читателя подробностями жизни не совсмъ недостойной дамы, я долженъ напомнить имъ, что имъ необходимо знать прошлую жизнь моихъ дйствующихъ лицъ. Я долженъ дать имъ понять, какъ такая хорошенькая, живая, веселая, добрая двушка, какъ Мери Ловелесъ, вышла за человка такого угрюмаго, долговязаго, мрачнаго и пожилого, какъ лордъ Джорджъ Джерменъ. Сказать просто, что она вышла за него, будетъ недостаточно. Сто двадцать маленькихъ происшествй должны быть вдолблены въ голову читателю, и многя изъ нихъ, будемъ надяться, такимъ образомъ, чтобы онъ самъ не примтилъ этого процесса. Но если я не растолкую хоть одного изъ нихъ какъ слдуетъ моему любопытному читателю, — пальцы котораго всегда съ нетерпнемъ перевертываютъ страницу — то я знаю, что онъ начнетъ разжевывать ядро моей истори съ большимъ предубжденемъ противъ Мери Ловелесъ.

Мери Ловелесъ родилась въ деревенскомъ пасторат, но четырнадцати лтъ, когда ея жизнь въ сущности только что начиналась, была перевезена ея отцомъ въ Бротертонъ, гд онъ былъ сдланъ деканомъ. Декану Ловелесу посчастливилось въ жизни. Будучи бднымъ священникомъ очень смиреннаго происхожденя, безъ всякихъ связей, не имя никакой рекомендаци, кром красивой наружности, посредственнаго образованя и живого ума, женился на двушк съ значительнымъ состоянемъ, родные которой купили ему приходъ.

Тамъ его проповди пробрли ему славу. Онъ дятельно и ршительно занимался своимъ дломъ, высказывалъ мння, которыя, если не были странны, то могли назваться передовыми, и никогда не боялся высказываемыхъ имъ мннй. Епископъ его епархи не любилъ его, да и нельзя сказать, чтобы онъ пользовался любовью епископовъ вообще.

Въ молодости онъ любилъ охотиться. Онъ написалъ книгу, въ которой нашли наклонность къ неврю, и не разъ былъ приглашенъ догматически, высказать свои врованя. Онъ никогда не сдлалъ этого вполн, и потомъ его сдлали деканомъ.

Бротертонъ, какъ всмъ извстно, преинтересный городокъ, не Манчестеръ или Салисбури, наполненный прекрасными архитектурными строенями, любящй литературу и пристрастный къ гостепримству. Бротертонскй епископъ — который не любилъ декана — не пользовался общей любовью, будучи строгимъ отшельникомъ, враждебно относившимся ко всмъ сдлкамъ. Сначала между нимъ и новымъ деканомъ были нкоторыя стычки. Но деканъ, который былъ олицетворенной любезностью, одержалъ побду и скоро сдлался самымъ популярнымъ человкомъ въ Бротертон.

Состояне его жены удвоило его доходъ, и онъ жилъ во всхъ отношеняхъ такъ, какъ слдовало жить декану. Жена его умерла вскор посл его повышеня, и онъ остался съ единственной дочерью, предметомъ его заботъ и любви.

Теперь, мы должны посвятить нсколько строкъ семейству лорда Джорджа Джермена. Лордъ Джорджъ былъ братъ маркиза Бротертона, фамильной резиденцей котораго было помстье Манор-Кроссъ, находившееся за девять миль отъ города. Состояне Джерменовъ не равнялось ихъ званю, и семейныя обстоятельства не улучшались отъ странностей настоящаго маркиза. Это былъ праздный, самонадяннй и не хорошй человкъ, которому прятне было жить въ Итали, гд ему вполн доставало его средствъ, чмъ въ его собственномъ имни, гд онъ сравнительно былъ бы человкомъ бднымъ. У него была мать, четыре сестры и братъ, съ которыми онъ не зналъ бы, что ему длать, если бы остался въ Манор-Кросс. Теперь же онъ позволялъ имъ жить въ дом, а самъ бралъ доходъ съ имня. Теперь я не стану докучать читателю маркизомъ. Старая маркиза и ея дочери всегда жили въ Манор-Кросс, прекрасномъ старомъ дом, въ которомъ могли принимать половину графства, съ великолпнымъ паркомъ — который, впрочемъ, отдавался на пастбища до самыхъ воротъ сада — и скромнымъ доходомъ, недостаточнымъ для того великолпя, которое обитатели Манор-Кросса должны были бы выказывать.

Тамъ также жилъ лордъ Джорджъ Джерменъ, которому въ ранней молодости выпала трудная задача занимать мсто главы семейства, съ небольшими средствами. Когда старый маркизъ умеръ — очень скоропостижно и вскор посл прзда декана въ Бротертонъ — вдова получала свое содержане дв тысячи въ годъ изъ имня, а младше дти получили каждый по небольшой сумм единовременно. Для тхъ, кто зналъ какъ бдны Джермены, шестнадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ, раздленные между четырьмя сестрами — Сарой, Алисой, Сюзанной и Амелей, не казались суммой ничтожной, но что могъ сдлать лордъ Джорджъ съ четырьмя тысячами и безъ всякихъ средствъ заработать шиллингъ?

Онъ былъ въ Итон, потомъ въ Оксфорд, гд съ честью выдержалъ экзаменъ, но професси не выбралъ никакой. Фамиля Джерменъ могла располагать однимъ приходомъ, и отецъ и мать надялись, что лордъ Джорджъ согласится вступить въ духовное зване, но онъ отказался и ему не оставалось ничего боле, какъ жить въ Манор-Кросс. Когда старый маркизъ умеръ, старшй братъ, давно жившй заграницей, такъ тамъ и остался. Лордъ Джорджъ, младшй въ семь, и въ то время имвшй двадцать-пять лтъ отъ роду, остался въ Манор-Кросс и сдлался не только по наружности, но и въ дйствительности главой семьи.

Этого человка не только никто не могъ презирать, но и немноге могли бы найти въ немъ что-нибудь достойное порицаня. Во-первыхъ, онъ прямо смотрлъ въ лицо своей бдности, и говорилъ себ, что онъ очень бдный человкъ. Онъ могъ зарабатывать свое состояне, заботясь о матери и сестр, и не зналъ другого способа для этого. Онъ такъ громко признавался въ томъ, что у него нтъ ничего, что многе начали думать, что онъ гордится своей бдностью.

Его мать и сестры, разумется, говорили, что лордъ Джорджъ долженъ жениться на богатой. Въ такомъ положени младшй сынъ маркиза ничего другого сдлать не можетъ. Но лорда Джорджа было трудно убдить. Мать очень боялась его. Изъ сестеръ только леди Сара одна осмливалась длать ему замчаня, но даже и къ ея наставленямъ въ этомъ отношени онъ оставался глухъ.

— Совершенно справедливо, Джорджъ, говорила она:— ни одинъ человкъ, хоть сколько-нибудь уважающй себя, не захочетъ жениться на деньгахъ, но я не вижу почему двушка, имющая деньги, должна быть мене достойна любви, чмъ та, у которой нтъ денегъ. Мисъ Бармъ, очаровательная двушка съ прекраснымъ обращенемъ, очень хорошо воспитанная, и если не красавица, то наружности очень изящной, и у нея сорокъ тысячъ фунтовъ. Она понравилась намъ всмъ.

Но лордъ Джорджъ мрачно нахмурился, и потомъ даже леди Сара не осмлилась заговорить опять о мисъ Бармъ.

Потомъ разразился страшный ударъ, лордъ Джоржъ Джерменъ влюбился въ свою кузину мисъ Де-Баронъ. Было бы долго, а можетъ быть и излишне разсказывать, какъ эта молодая двушка заставила обитательницъ Манор-Кросса бояться ее. Ея отецъ, человкъ знатный и богатый, но можетъ быть не пользовавшйся очень хорошей репутацей, женился на двушк изъ фамили Джерменъ и жилъ въ двадцати миляхъ отъ Бротертона. Онъ много участвовалъ въ скачкахъ, проводилъ много времени за карточной игрой въ клубахъ, и вообще былъ извстенъ, какъ человкъ невоздержной жизни. Но онъ никому не былъ долженъ, никогда не нарушалъ принятыхъ правилъ и, разумется, былъ джентльменъ. А въ остроуми, граци, умнь одваться Аделаиды Де-Баронъ не сомнвался никто. Нкоторые даже находили въ ней красоту, но друге говорили, что хотя она и прилично держитъ себя въ Манор-Кросс и домахъ такого рода, но въ другихъ мстахъ довольно шумитъ. Вотъ какую двушку полюбилъ лордъ Джорджъ, и понятно, что его страсть должна была огорчать обитательницъ Манор-Кросса. Во-первыхъ, состояне мисъ Де-Баронъ было сомнительно и не могло быть велико, а потомъ она, конечно, была не такая жена, какую леди Бротертонъ и ея дочери желали для человка, составлявшаго единственную надежду семьи.

Но лордъ Джорджъ былъ ршителенъ и одно время всмъ имъ казалось, что мисъ Де-Баронъ — которую читатель часто увидитъ въ нашемъ разсказ согласна раздлить бдность ея благороднаго обожателя.

Надо сказать что-нибудь и о наружности лорда Джорджа. Это былъ высокй, красивый, черноволосый человкъ, постоянно молчаливый и почти угрюмый, имвшй видъ, какъ многе подобные люди, какъ будто онъ всегда что-то глубокомысленно обдумываетъ, но въ сущности думавшй не о весьма глубокомысленныхъ вещахъ — какъ напримръ о томъ, на сколько времени достанетъ денегъ и возможно ли будетъ купить новую пару лошадей для экипажа его матери. Происхождене и воспитане заставляли его казаться боле умнымъ человкомъ, чмъ онъ былъ на самомъ дл, но не думаю, чтобы онъ расчитывалъ на это или старался казаться другимъ, чмъ онъ былъ. Онъ былъ простъ, добросовстенъ, вполн правдивъ, исполненъ предубжденй и слабодушенъ. Въ ранней молодости ему внушили извстное мнне о религи т, съ кмъ онъ жилъ въ университет, и поэтому онъ не захотлъ быть пасторомъ. Епископъ напалъ на него, но хотя онъ былъ слабъ, онъ былъ упрямъ. Онъ сошелся съ деканомъ и сталъ считать себя человкомъ передовымъ. Но вмст съ тмъ онъ зналъ, что онъ человкъ отсталый во многомъ и тупой. Онъ не могъ выносить упрековъ ни отъ кого, но себя не хвалилъ даже самому себ.

Но мы должны вернуться къ его любви. Его мать и сестры никакъ не могли убдить его. Онъ здилъ безпрестанно въ Баронскортъ, и, наконецъ, бросился къ ногамъ Аделаиды. Это было чрезъ пять недль посл смерти его отца, когда ему было уже тридцать лтъ. Мисъ Де-Баронъ хотя никогда не была любимицей въ Манор-Кросс, хорошо знала исторю этой семьи. Настоящему маркизу было за сорокъ и онъ былъ еще не женатъ. Лордъ Джорджъ былъ положительно нищй. Конечно, она могла сдлаться маркизой, но какая польза будетъ ей въ жизни, если она должна жить въ Манор-Кросс какъ вс обитательницы его?

Она посовтовалась съ своимъ отцомъ, но онъ казался совершенно равнодушенъ, только напомнилъ ей, что хотя онъ готовъ сдлать ей все нужное для ея свадьбы, она не можетъ ожидать состояня прежде его смерти.

Она посовтовалась съ своимъ зеркаломъ и сказала себ, что безъ самохвальства можетъ считать себя самой красивой женщиной изъ всхъ ея знакомыхъ.

Она посовтовалась съ своимъ сердцемъ и узнала, что въ этомъ отношени ей нечего безпокоиться. Было бы очень прятно сдлаться маркизой, но она не была влюблена въ лорда Джорджа. Конечно, онъ былъ хорошъ собой,— очень хорошъ — но ей не очень нравились красивые мужчины. Ей нравились мужчины съ шикомъ, немножко можетъ быть сумасбродные и сочувствовавше ея любви къ развлеченямъ. Она не могла заставить себя влюбиться въ лорда Джорджа. Но опять зване маркизы было очень высоко! Она сказала лорду Джорджу, что должна подумать.

Когда молодая двушка хочетъ подумать, то вообще считается, что она согласилась, лордъ Джорджъ это чувствовалъ и торжествовалъ, обитательницы Манор-Кросса были въ уныни. Все графство увряло, что лордъ Джорджъ женится на мисъ Де-Баронъ, графство боялось, что они будутъ очень бдны, но награда, наконецъ, придетъ, всмъ было извстно, что маркизъ намренъ жениться. Леди Сара онмла отъ отчаяня. Леди Алиса увряла, что имъ боле ничего не остается, какъ примириться съ этимъ. Леди Сюзанна, имвшая очень высокя понятя объ обязанностяхъ аристократа, находила, что Джорджъ забывается. Леди Амеля, которой мисъ Де-Баронъ сдлала какую-то дерзость, заперлась и плакала. Маркиза слегла въ постель. Тутъ вдругъ случились два обстоятельства, имвшя большую важность для Манор-Кросса. Мисъ Де-Баронъ написала ршительный отказъ своему обожателю и умеръ старикъ Талловаксъ. Старикъ Талловаксъ былъ тесть декана Ловелеса, и у него не было дтей, кром его умершей жены. Лордъ Джорджъ страшно страдалъ. Есть люди, въ которыхъ подобное разочароване возбуждаетъ физическую боль, какъ будто съ ними вдругъ сдлалась какая-то острая и продолжительная болзнь. И есть также люди, которые тмъ боле страдаютъ, что не могутъ скрыть своей боли. Таковъ былъ лордъ Джорджъ. Онъ заперся въ Манор-Кросс и нсколько мсяцевъ не хотлъ видть никого. Сначала онъ имлъ намрене опять попытаться, но вскор посл письма къ нему, пришло письмо отъ мисъ Де-Баронъ къ леди Алис, въ которомъ она увдомляла, что выходитъ за мистера Гаутона, и это ршило все.

Исторя Гаутона была хорошо извстна семь въ Манор-Кросс. Онъ былъ другъ Де-Барона, очень богатъ, такъ старъ, что почти могъ быть отцомъ Аделаиды и большой игрокъ. Но у него былъ домъ на Беркелейскомъ сквер, охотничьи лошади въ Нортамитоншир, и онъ пользовался большимъ уваженемъ въ Ньюмаркет. Аделаида Де-Баронъ объясняла леди Алис, что этотъ бракъ устроилъ ея отецъ, совту котораго она считала своею обязанностью послдовать. Это извсте было сообщено лорду Джорджу, а потомъ сочли нужнымъ никогда не упоминать о мисъ Де-Баронъ въ Манор-Кросс.

Но смерть мистера Талловакса была также очень важна. Послднее время бротертонскй деканъ сдлался очень короткимъ гостемъ въ Манор-Кросс. Нсколько лтъ дамы боялись его, такъ какъ он нисколько не были расположены къ вольнодумству. Дйствительно мння декана были довольно высоки, мння епископа значительно низки, и такимъ образомъ очень мягко, безъ всякой злобы съ той и другой стороны, Манор-Кроссъ и епископскй домъ разошлись. Съ ихъ собственнымъ превосходнйшимъ молодымъ пасторомъ обошлись грубо, за то какъ онъ держалъ себя въ церкви, и леди Сара обидлась.

Но обращене декана было совершенствомъ. Онъ никому не наступалъ на ногу. Онъ былъ богатъ, происхожденя ничтожнаго, но онъ зналъ какое слдуетъ отдавать уважене званю Джерменовъ. Онъ во всемъ старался имъ угодить, и недавно пригласилъ къ себ леди Алису, за которой ухаживалъ одинъ вдовый каноникъ въ Бротертон, а теперь умеръ Талловаксъ, оставивъ большую часть своихъ денегъ дочери декана.

Когда человкъ страдаетъ отъ неудавгаейся любви, онъ требуетъ утшеня. Леди Сара смло выражала свое мнне, — разумется, въ семейномъ совт — что одна хорошенькая двушка ничмъ не хуже другой, и даже можетъ быть лучше, если въ тоже время она держитъ себя лучше, и богаче другой.

Мери Ловелесъ, когда умеръ ея ддъ, было только семнадцать лтъ. Лорду Джорджу въ то время было за тридцать. Но тридцатилтнй мужчина еще молодъ, и если онъ только пятьнадцатью годами старе женщины, то разница въ лтахъ не можетъ считаться препятствемъ. И потомъ Мери была очень любима въ Манор-Кросс. Она была очень привлекательна, умна, хорошо воспитана, очень хорошенькая, живая, любившая повеселиться, но нисколько не заходя за предлы нескромности. Она имла теперь тридцать тысячъ фунтовъ, и разумется со временемъ будетъ наслдницей отца.

Обитательницы Манор-Кросса вступили въ совщане, въ которомъ участвовалъ и каноникъ Гольденофъ, предложене, котораго въ это время приняла леди Алиса. Они взялись за лорда Джорджа, не упоминая сначала о Мери Ловелесъ, но дйствуя въ этомъ отношени, и имли такой успхъ, что чрезъ годъ посл свадьбы Аделаиды Де-Баронъ, когда Мери Ловелесъ не было еще девятнадцати, а лорду Джорджу тридцать три года, и на его красивой голов показывалась уже кое-гд сдина, онъ похалъ въ Бротертонъ и сдлалъ предложене Мери Ловелесъ.

Глава II.
Вступлене второе.

— Что мн длать, папа?

Предложене было передано Мери деканомъ. Лордъ Джорджъ обратился къ ея отцу, а ея отецъ съ увренями въ своемъ согласи, объявилъ, что въ такомъ дл не будетъ употреблять своего вляня на дочь.

— Мн нечего и говорить, сказалъ деканъ:— что это родство будетъ прятно для меня. Но я долженъ предоставить это Мери. Я могу только сказать, что даю вамъ позволене обратиться къ ней.

Но къ Мери обратился прежде ея отецъ, и сдлано это было по его же совту. Лордъ Джорджъ узжая отъ декана устроилъ это, но едва, ли сознавалъ, что деканъ это посовтовалъ.

Мы можемъ признаться между нами, что деканъ съ самого начала ршилъ взять въ зятья лорда Джорджа. Какой другой зять могъ боле сдлать ему чести, или лучше способствовать къ его личнымъ удобствамъ? Да и для его дочери можно ли было найти мужа надежне? И такимъ образомъ она сдлается маркизой! Его отецъ держалъ конюшни въ Бат. А ддъ Мери съ материнской стороны былъ свчнымъ фабрикантомъ въ Боро.

— Что мн длать, папа? спросила Мери, когда ей было передано это предложене.

Она, разумется, восхищалась Джерменами и цнила, можетъ быть боле чмъ слдовало, ихъ внимане къ ней. Она находила лорда Джорджа красиве всхъ извстныхъ ей мужчинъ. Она слышала о его любви къ мисъ Де-Баронъ и сожалла о немъ. Она была еще слишкомъ молода и не могла знать какой скучный домъ Манор-Кроссъ, или какъ мало удовольствя можетъ доставить ей такой товарищъ жизни, какъ лордъ Джорджъ. О деньгахъ своихъ она почти не знала ничего. Состояне ея еще не сдлалось приманкой хищныхъ птицъ. А теперь, если она ршитъ въ пользу лорда Джорджа, будетъ ли она по-крайней-мр спасена отъ этой опасности?

— Ты должна посовтоваться съ твоими собственными чувствами, моя дорогая, сказалъ ей отецъ.

Она посмотрла на него въ полномъ смятени. Чувства у нея еще не было.

— Но, папа…

— Разумется, моя милочка, многое можно сказать въ пользу этого брака. Самъ женихъ превосходный человкъ — превосходный во всхъ отношеняхъ. Я не знаю найдется ли во всемъ графств молодой человкъ съ боле высокими правилами чмъ лордъ Джоржъ.

— Онъ уже не молодой, папа.

— Не молодой! ему тридцать лтъ. Надюсь, что ты не называешь это старостью. Я сомнваюсь долженъ ли человкъ въ его положени жениться ране. Онъ не богатъ.

— Это помха?

— Нтъ, не думаю. Но объ этомъ ты должна судить сама. Разумется, съ твоимъ состоянемъ ты имешь право ждать боле богатаго жениха. Но хотя у него нтъ денегъ, у него есть многое, что деньги даютъ. Онъ живетъ въ большомъ дом съ великолпной обстановкой. Вопросъ состоитъ въ томъ, можетъ ли онъ теб нравиться.

— Не знаю, папа.

Каждое слово она выговаривала нершительно. Спросивъ: ‘это не помха?’ она сама не знала, что говоритъ. Это обстоятельство было для нея такъ важно, и вмст съ тмъ, такъ таинственно, что она не могла достаточно собрать своихъ мыслей для приличнаго отвта на умные, но не совсмъ деликатные вопросы отца. Ее поражало только то, что лордъ Джорджъ былъ очень величественъ и красивъ, но очень старъ.

— Если ты можешь полюбить его, я думаю ты будешь очень счастлива съ нимъ, сказалъ декадъ.— Разумется, ты должна обдумать все. Онъ вроятно сдлается когда-нибудь маркизомъ Бротертономъ. Судя по всему, что я слышу, братъ его врядъ ли женится. Въ такомъ случа, ты будешь маркизой Бротертонъ, и состояне, хотя небольшое, будетъ очень порядочное. А пока, ты будешь леди Джерменъ и станешь жить въ Манор-Кросс. Я поставлю условемъ, чтобы ты имла свой домъ въ Лондон, по-крайней-мр на нсколько мсяцевъ въ году. Манор-Кроссъ прекрасное мсто, но ты найдешь его скучнымъ, если будешь оставаться тамъ всегда. Замужней женщин всегда слдуетъ имть свой собственный домъ.

— Вы желаете, этого, папа?

— Нтъ. Я желаю, чтобы ты поступила по своему собственному желаню. Если ты захочешь принять предложене этого человка, мн будетъ это прятне нежели твой отказъ, но ты не увидишь этого никогда по моему обращеню. Я не посажу тебя на хлбъ и на воду, не запру тебя на чердакъ, если ты выйдешь за него, или откажешь ему.

Деканъ улыбнулся, говоря это, такъ какъ всему Бротертону было извстно, что онъ даже никогда не длалъ выговора своей дочери.

— А вы, папа?

— Я буду прзжать къ теб, а ты ко мн. Я буду жить очень хорошо. Я всегда зналъ, что ты скоро меня оставишь. Я приготовился къ этому.

Въ этомъ было что-то, покоробившее ея чувство. Она можетъ быть, пручила себя къ мысли, что она необходима для счастя отца.

Потомъ, посл нкотораго молчаня, онъ продолжалъ:

— Разумется, ты должна быть готова принять лорда Джорджа, когда онъ прдетъ, и теб слдуетъ помнить, душа моя, что маркизы не растутъ на каждомъ куст.

Съ большимъ старанемъ и искуствомъ почти можно сдлать изъ свиного уха шелковый кошелекъ, почти, но не совсмъ. Старане декана Ловелеса было очень велико, и искусная работа виднлась во всякой стежк. Но грубость матерала все-таки виднлась. Обо всемъ этомъ бдная Мери не знала ничего, но ей все-таки не нравилось слышать о маркизахъ и кустахъ, когда дло касалось ея сердца. Она желала — желала безсознательно — чего-нибудь романическаго отъ отца, но романическаго тутъ не было ничего, и когда осталась одна, чтобы обдумать это предложене въ своемъ сердц и своей голов, она была недовольна.

Чрезъ три дня посл этого, Мери услыхала, что прдетъ ея женихъ. Деканъ видлъ его и назначилъ время. Для бдной Мери это казалось очень прозаично и не общающимъ многаго. И хотя она не думала ни о чемъ другомъ посл того, какъ она слышала о намрени лорда Джорджа, хотя она проводила безсонныя ночи, стараясь прйти къ какому-нибудь ршеню, она ни до чего не дошла. Для нея сдлалось совершенно ясно, что ея отецъ желалъ этого брака, и что многое говорило въ пользу этого брака для нея самой.

Старые вязы въ Манор-Кросскомъ парк были очень привлекательны. Она не была равнодушна къ титулу ‘миледи’. Хотя ей показалось нсколько обидно слышать, что маркизы не растутъ на каждомъ куст, она знала, что быть маркизой значитъ многое. И женихъ-то былъ такой хорошй человкъ, и не только хорошй, но и красивый. Въ немъ было какое-то благородство. Люди, склонные къ насмшк, можетъ быть назвали бы его лицо Вертеровскимъ, но для Мери въ этомъ было величе. Но была ли она влюблена въ него?

Это была кроткая, невинная, веселая, живая двушка. Усиля отца освободиться отъ плебейской крови, хотя не совсмъ удались относительно его самого, удались вполн относительно ея. Этого можно достигнуть старанями, а стараня были приняты. Она была такъ мила, что люди среднихъ лтъ желали помолодть, чтобы въ нее влюбиться, или постарть, чтобы имть право поцловать ее. Хотя она чрезвычайно любила повеселиться и пошалить, ни одна не приличная мысль неоскверняла ея души. Разумется, она соображала, что она женщина, а на свт есть мужчины. О! если бы она могла когда-нибудь полюбить кого-нибудь всмъ сердцемъ и всей душой, какого-нибудь героя, звзду ея свта! Конечно, ничего не можетъ быть такъ восхитительно какъ влюбиться. И человкъ, котораго она будетъ обожать, разумется, сдлается ея мужемъ. Но она воображала его вовсе непохожимъ на лорда Джорджа Джермена. Онъ долженъ быть блокуръ, съ шелковистыми усами, съ ямочкой на подбородк, и лтъ двадцатичетырехъ. Лордъ Джорджъ былъ черноволосъ, высокъ, очень красивъ — и лордъ. Весь вопросъ состоялъ въ томъ, можетъ ли она любить его? Можетъ ли она составить другой идеалъ и представить его своимъ героемъ? Конечно, много было романическаго въ боковой пряди черныхъ какъ смоль волосъ — волосы были черны какъ смоль тамъ, гд еще не показалась сдина — и въ важномъ, изящномъ обращени.

Когда прхалъ ея женихъ, она могла только вспомнить что если она приметъ его предложене, то сдлаетъ удовольстве всмъ. Деканъ воспользовался случаемъ уврить дочь, что дамы въ Манор-Кросс примутъ ее съ разверстыми объятями. Но на этотъ разъ она предложеня не приняла. Она была очень молчалива, едва могла выговорить слово, и растерялась, когда лордъ Джорджъ старался подкрпить свое предложене, взявъ ее за руку. Но она успла наконецъ, дать ему такой же отвтъ, какой дала Аделаида Де-Баронъ. Она должна подумать. Но отвтъ дала она совсмъ въ другомъ дух. Какъ только она дала отвтъ, она тотчасъ пришла къ убжденю, что ей судьба сдлаться леди Джорджъ Джерменъ. Она не сказала: ‘Да’ тутъ же, только потому что двушк тяжело сказать мужчин при первомъ предложени, что она выйдетъ за него! Второе предложене онъ сдлалъ письменно, и деканъ написалъ ему въ отвтъ:

‘Любезный лордъ Джорджъ,— моей дочери очень лестна ваша любовь и тотъ способъ какимъ вы выказываете ее. Выразиться простыми словами можетъ быть будетъ лучше. Она рада принять васъ какъ своего будущаго мужа, когда бы вы не вздумали прхать ко мн. Преданный вамъ.

‘Генри Ловелесъ’.

Тотчасъ посл этого, лордъ Джорджъ поспшилъ въ Бротертонъ и сжимая Мери въ объятяхъ, сказалъ ей, что онъ счастливйшй человкъ въ Англи. Какъ ни былъ онъ бденъ, онъ сдлалъ Мери прекрасный подарокъ, и сказалъ ей, что если въ ней есть капли состраданя, милосердя и любви къ нему, то онъ проситъ ее назначить поскоре день свадьбы.

Потомъ прхали четыре дамы изъ Манор-Кросса — леди Алиса уже сдлалась леди Алисой Гольденофъ — приласкали ее и сказали, что будутъ ей рады, какъ цвтамъ въ ма. Ея отецъ также поздравилъ ее съ большимъ энтузазмомъ, и также съ большимъ проявленемъ чувства, чмъ она видла въ немъ до сихъ поръ. Онъ сказалъ, что ему не хотлось выражать свое мнне. Онъ всегда желалъ, чтобы дочь его вышла по сердцу. Но теперь, когда дло было ршено, онъ могъ уврить ее въ своемъ полномъ удовольстви. Онъ ничего лучше не могъ желать, теперь, онъ готовъ во всякое время лечь и умереть. Если бы его дочь вышла за расточительнаго лорда и даже за герцога, преданнаго нечестивымъ удовольствямъ, это разбило бы его сердце. Но онъ теперь признается, что аристократя имла для него привлекательность, и ему не стыдно радоваться, что его дочь будетъ принята въ ея ндра. Тутъ онъ вытеръ слезы и Мери бросилась къ нему на шею. Слезы были искренны и во всемъ, что онъ говорилъ не было ни одного не искренняго слова. Ему казалось величайшей честью, что его дочь можетъ сдлаться маркизой Бротертонъ. Даже и то было лестно, что она будетъ леди Джорджъ Джерменъ. Деканъ никогда не забывалъ конюшенъ, и день и ночь сознавался, что Господь былъ очень милостивъ къ нему.

Скоро было ршено, что Мери дадутъ три мсяца на приготовленя и свадьбу отпразднуютъ въ юн. Разумется, ей много было дла въ приготовлени приданаго, но предъ нею была труднйшая задача, надъ которой она трудилась очень прилежно. Теперь, главнымъ дломъ ея жизни было влюбиться въ лорда Джорджа. Она должна отогнать отъ себя этого блокураго молодого человка съ шелковистыми усами и миленькой ямочкой. Желтое, величественное и Вертеровское лицо должно занять мсто смющихся глазъ и розовыхъ щекъ. Она трудилась очень усердно, и иногда, какъ ей казалось, успшно. Она пришла къ положительному заключеню, что онъ самый красивый мужчина какого ей случалось видть, и что ей нравится даже сдина. Никто не могъ сомнваться, что его обращене было вполн благородно. Только по одной его походк на улиц, его можно было принять за великаго человка. Такимъ мужемъ она могла всегда гордиться, и это казалось для нея очень важно. Конечно, моя,но было пожалть, что онъ не игралъ въ крокетъ и не любилъ здить верхомъ. Она распрашивала объ этомъ осторожно, и нашла, что это не входитъ въ число его удовольствй. Она страстно любила танцовать, а онъ не танцовалъ. Онъ разговаривалъ съ нею больше о своемъ семейств, о своей бдности, о доброт матери и сестеръ, о томъ какъ он вс сожалли, что глава ихъ фамили бросилъ ихъ.

— Онъ теперь въ отсутстви уже десять лтъ, сказалъ лордъ Джорджъ:— но вроятно вернется скоро и тогда намъ придется оставить Манор-Кроссъ.

— Оставить Манор-Кроссъ?

— Разумемся, мы должны это сдлать, когда онъ воротится домой. Замокъ принадлежитъ ему и мы живемъ тамъ только потому, что онъ не желаетъ жить въ Англи.

Все это онъ говорилъ очень торжественно, основываясь на отвт, который маркизъ далъ на письмо, увдомлявшее его о женитьб брата. Маркизъ никогда не былъ хорошимъ корреспондентомъ. Къ матери и сестрамъ онъ не писалъ никогда, хотя леди Сара удостаивала его перодически однимъ письмомъ въ четыре мсяца. Къ своему управляющему, и нсколько рже къ своему брату, онъ писалъ коротке вопросы по дламъ, никогда боле одной страницы листа почтовой бумаги и всегда подписывался ‘Вашъ B.’ Къ этому обитатели Манор-Кросса теперь привыкли и оставляли безъ вниманя, но при этомъ случа онъ написалъ три или четыре фразы, имвшя очень ясное значене. Онъ поздравлялъ брата, но просилъ его помнить, что можетъ быть скоро ему самому понадобится Манор-Кроссъ. Если лорду Джорджу будетъ это прятно, Ноксъ управляющй можетъ купить подарокъ для мисъ Ловелесъ. На это послднее предложене лордъ Джорджъ не обратилъ вниманя, но увдомлене относительно дома засло въ его душ.

Деканъ сдлалъ все, что онъ сказалъ относительно дома въ Лондон. Разумется, необходимо было устроить денежныя дла съ лордомъ Джорджемъ, и деканъ очень откровенно высказалъ, что деньги Мери ея собственность, и даютъ въ годъ тысячу пятьсотъ фунтовъ. Деканъ думалъ, что эти деньги должны быть предоставлены въ распоряжене лорда Джорджа, но находилъ справедливымъ, какъ отецъ Мери, поставить условемъ, чтобы его дочь имла свой собственный домъ, и предложилъ небольшой домъ въ Лондон, гд его дочь могла бы жить шесть мсяцевъ въ году. Онъ самъ отчасти будетъ участвовать въ издержкахъ, если лордъ Джорджъ приметъ его на мсяцъ весной.

Такимъ образомъ это было ршено, и лордъ Джорджъ далъ слово, что домъ будетъ взятъ. Это было непрятно ему во многихъ отношеняхъ, но не казалось безразсуднымъ и онъ не могъ не согласиться. Потомъ пришло письмо отъ маркиза. Лордъ Джорджъ не считалъ себя обязаннымъ говорить объ этомъ декану, но передалъ угрозу Мери. Мери не обратила на это никакого вниманя, но только подумала, что ея будущй деверь долженъ быть очень странный человкъ.

Въ эти три мсяца она очень старалась влюбиться, иногда ей казалось, что это удалось. Она изучала характеръ лорда Джорджа и длала все, чтобы понравиться ему. Прогулки пшкомъ казались его главнымъ удовольствемъ и она всегда была готова гулять съ нимъ. Она старалась убдить себя, что онъ необыкновенно уменъ. А когда ей не удавалось ничто другое, то она обращалась къ его красот. Конечно она никогда не видала лица красиве ни на плечахъ человка, ни въ картин, и такимъ образомъ они обвнчались.

Теперь я кончилъ мое вступлене, выдалъ мою героиню за моего героя — и надюсь сообщилъ моему читателю т сто двадцать обстоятельствъ, о которыхъ говорилъ, не слишкомъ скучнымъ образомъ. Если онъ воротится къ началу и разсмотритъ, онъ увидитъ, что они вс тутъ. Но можетъ быть для насъ обоихъ будетъ лучше, если онъ будетъ знать ихъ безъ подобнаго разсмотрня.

Глава III.
Жизнь въ Манор-Кросс.

Новобрачные провели медовой мсяцъ въ Ирланди. У леди Бротертонъ былъ братъ, ирландскй перъ, который далъ имъ на нсколько мсяцевъ свой домъ въ Блеквотер. Внчались разумется въ собор и также разумется, что внчали деканъ и каноникъ Гольденофъ. Наканун свадьбы лордъ Джорджъ съ удивленемъ узналъ, какъ былъ богатъ его тесть.

— У Мери есть свое состояне, сказалъ деканъ: — но мн хотлось бы подарить ей что-нибудь. Можетъ быть я лучше сдлаю, если отдамъ это вамъ для нея.

Тутъ онъ сунулъ въ руку лорда Джорджа чекъ на тысячу фунтовъ. Кром того, онъ подарилъ дочери сто фунтовъ утромъ въ день свадьбы, и такимъ образомъ чудесно разыгралъ роль благодтельнаго отца и тестя.

Здсь можно признаться, что эти деньги сняли большую тяжесть съ сердца лорда Джорджа. Онъ былъ такъ бденъ и въ тоже время такъ совстливъ, что у него недоставало денегъ на свадебную поздку. Онъ не хотлъ взять денегъ у матери, не хотлъ уменьшить свои маленькй капиталъ. Но теперь, какъ будто, богатство посыпалось на него изъ дома декана.

Можетъ быть пребыване въ Ирланди помогло молодой жен влюбиться въ мужа. Онъ едва ли бы былъ сочувствующимъ спутникомъ въ Швейцари или Итали, такъ какъ не любилъ ни озеръ, ни горъ. Но Ирландя была нова и для него и для нея, и онъ былъ радъ случаю увидть народъ, о которомъ такъ мало извстно въ Англи. Въ Балликондр на Блеквотер, они заинтересовались благосостоянемъ окружавшихъ ихъ фермеровъ. Тутъ можно было длать кое что и кое о чемъ говорить. Лордъ Джорджъ, который не могъ охотиться, не хотлъ танцовать и не любилъ горъ, очень усердно разузнавалъ, какое жалованье можетъ заработать крестьянинъ, и что онъ съ нимъ длаетъ, когда заработаетъ. Ему интересно было узнать, что между тмъ, какъ англйскй крестьянинъ продаетъ и пропиваетъ свое жалованье каждую недлю, ирландскй, хотя умираетъ съ голоду, копитъ деньги. Мери, по его примру, также интересовалась этими вещами. Она имла способность, какъ многя женщины, интересоваться всмъ. Можетъ быть это было для нея несчастемъ, что она имла способность интересоваться слишкомъ многимъ.

Медовой мсяцъ въ Ирланди удался прекрасно, и леди Джорджъ, вернувшись въ Манор-Кроссъ, почти думала, что достигла своей цли. Она по-крайней-мр могла уврить своего отца, что она была счастлива и что ея мужъ ‘совершенство’.

Это уврене въ совершенств деканъ разумется принялъ за то, чего оно стоило. Онъ потрепалъ дочь по щек, поцловалъ ее и сказалъ, что не сомнвается, что съ небольшимъ старанемъ она можетъ сдлать себя счастливою. Домъ въ Лондон былъ уже нанятъ деканомъ, но разумется, въ немъ еще теперь не будутъ жить. Онъ былъ очень малъ, но прехорошенькй, въ небольшой улиц называвшейся Мюнстер-Кортъ, два окна выходили въ Сен-Джемскй паркъ. Былъ сентябрь и о Лондон теперь нечего было и думать. Ршили, что лордъ Джорджъ съ женою останутся въ Манор-Кросс и посл Рождества. Но домъ надо было меблировать и деканъ выказалъ свое полное понимане обязанностей тестя въ подобномъ случа, до такой степени даже, что лордъ Джорджъ нсколько растревожился. У него осталась большая часть изъ тысячи фунтовъ, и онъ думалъ, что этого достаточно. Но деканъ объяснилъ самымъ дружелюбнымъ образомъ — а ничье обращене не могло быть дружелюбне деканова — что состояне Мери отъ Талловакса было совершенно неожиданно, что имя только одну дочь, онъ, деканъ, могъ помочь ей начать жизнь безъ большого убытка для себя. Домъ такимъ образомъ былъ убранъ и меблированъ и нсколько поздокъ въ Лондонъ придали развлечене осени, которая иначе была бы довольно скучна.

Въ этомъ перод ея жизци, два обстоятельства, совершенно противоположныя ея ожиданямъ, не мало удивили молодую жену. Во первыхъ разговоры отца съ нею, а во вторыхъ разговоры ея мужа. Деканъ никогда не былъ суровымъ отцомъ, но онъ былъ духовное лицо и въ этомъ качеств вперялъ своей дочери нкоторую строгость въ жизни — не очень большую конечно, но все-таки боле суровую, чмъ старался бы вперить, если бы онъ былъ адвокатъ или помщикъ. Онъ желалъ, чтобы Мери бывала въ собор, интересовалась церковной службой, и она всегда это длала. Онъ объяснилъ ей, что хотя онъ держитъ лошадь для ея верховой зды, онъ какъ деканъ бротертонскй, не желаетъ, чтобы его дочь видли на охот. Въ ея плать, украшеняхъ, книгахъ, обществ всегда было что-то слегка указывавшее на ея близость къ клерикальному сословю. Она никогда не возмущалась противъ этого, потому что любила отца и была по природ послушна, но можетъ быть чувствовала нкоторое сожалне. Теперь ея отецъ, котораго она видала очень часто, никогда не говорилъ о ея обязанностяхъ. Какъ меблировать ея домъ? Какъ она сама приготовится для лондонскаго общества? Какя удовольствя лучше ей доставить? Повидимому онъ занимался этимъ боле всего.

Ей пришло въ голову, что когда отецъ говорилъ съ нею о дом въ Лондон, онъ ни разу не спросилъ ее въ какой церкви будетъ она бывать, и когда она съ удовольствемъ говорила, что будетъ такъ близко къ Аббатству, онъ не обратилъ никакого вниманя на ея замчане. Потомъ она также чувствовала, скоре чмъ примчала, что въ своихъ совтахъ онъ почти указывалъ, что она должна имть свой планъ въ жизни отдльно отъ мужнина. Конечно онъ не давалъ ей подобныхъ наставленй, но ей казалось, что они подразумваются. Онъ повидимому наврно расчитывалъ, что ея жизнь будетъ весела и блестяща, хотя также былъ, повидимому, увренъ, что лордъ Джорджъ не желаетъ ни веселости, ни блеска.

Все это удивляло Мери. Но можетъ быть это удивляло ее не столько, какъ серозный взглядъ на жизнь, который ея мужъ старался ежедневно внушить ей. Этотъ герой ея раннихъ грезъ, человкъ съ блокурыми волосами и съ ямочкой на подбородк, котораго она еще не совсмъ забыла, никогда не выговаривалъ ей, никогда не говорилъ ей серознаго слова, и всегда былъ готовъ доставлять ей удовольствя никогда не прдавшяся. Но лордъ Джорджъ предписалъ ей чтене — два часа посл завтрака, одинъ часъ предъ обдомъ — столько то вечеромъ, а потомъ таблицу результата, пробртеннаго въ три мсяца — въ шесть мсяцевъ — и въ конц перваго года, и даже привелъ итогъ чего можно достигнуть въ двнадцать лтъ подобнаго занятя! Разумется, она ршилась длать то, что онъ желалъ. Главная цль ея жизни была любовь къ нему, и разумется, если она, дйствительно, его любила, она будетъ исполнять его желаня. Она начала ежедневно читать Гиббона посл завтрака съ большимъ усердемъ. Но ей казалось, что если бы Гиббона предложилъ ея отецъ, а удовольствя ея мужъ, то это было бы лучше.

Это удивляло ее, но было другое обстоятельство досаждавшее ей. Не пробыла она и шести недль въ Манор-Кросс, какъ дамы хотли сдлаться ея наставницами. Не столько маркиза оскорбляла ее этимъ, какъ три золовки. Та, которая боле всхъ ей нравилась, понравилась также и Гольденофу и жила возл ея отца въ Оград {Оградою называются строеня, принадлежащя къ собору и гд обыкновенно помщаются церковнослужители. (Пр. пер.).}. Леди Алиса, хотя можетъ быть немножко скучная, была всегда кротка и добродушна. Свекровь сама такъ боялась своей старшей дочери, что не бранила никого. Но леди Сара была очень строга, леди Сюзанна очень холодна, а леди Амеля всегда повторяла то, что говорили ея старшя сестры.

Леди Сара была самая худшая. Ей было сорокъ лтъ, на видъ казалось пятьдесятъ а она желала казаться шестидесятилтней. Въ томъ, что она въ сущности была очень добра никто ни въ Манор-Кросс ни въ Бротертон ни въ какомъ бы то ни было другомъ приход не сомнвался никогда. Она знала каждую бдную женщину въ деревн и почти ни одна юбка не шилась безъ ея помощи. На себя она не тратила почти ничего, отдавая бднымъ почти весь свой небольшой доходъ. Она ходила въ церковь, несмотря ни на какую погоду. Она никогда не бывала праздной и никогда не нуждалась въ развлеченяхъ. Мсто въ экипаж, принадлежавшее ей, она всегда отдавала одной изъ своихъ сестеръ, когда въ Манор-Кросс было пять дамъ, а теперь отдала жен брата. Она проводила каждый день нсколько часовъ въ приходской школ. Она была и докторомъ и хирургомъ бдныхъ — и никогда не щадила себя. Но она имла суровую наружность, суровый голосъ и повелительный тонъ. Бдный народъ привыкъ къ ней и любилъ ея обращене. Женщины знали, что шитье ея крпко, а мужчины вполн довряли ея лкарствамъ, пластырямъ и стряпн. Но леди Джорджъ Джерменъ не знала по какому праву она должна была подвергаться контролю своей золовки.

Церковныя дла шли не совсмъ ладно въ Манор-Кросс. Дамы принадлежали къ верхней церкви, маркиза была наимене требовательна въ этомъ отношени, а леди Амеля наиболе. Церковные обряды составляли единственный интересъ въ жизни леди Амели. Между дамами соглася было достаточно и домашнее согласе не нарушалось, но лордъ Джорджъ въ этомъ отношени, только въ этомъ отношени огорчалъ ихъ. Онъ никогда не выражалъ этого открыто, но имъ казалось, что онъ вовсе церковью не интересовался. Онъ обыкновенно бывалъ въ церкви по утрамъ, но он были убждены, что онъ длалъ это только для матери. Объ этомъ ничего не говорилось никогда. Дамы, вроятно, чувствовали, что религя не такъ нужна для мужчинъ какъ для женщинъ. Но леди Джорджъ была женщина.

И леди Джорджъ была дочерью духовнаго лица. Теперь была двойная связь между Манор-Кроссомъ и Бротертонской Оградой. Каноникъ Гольденофъ, который былъ старе декана, и боле его извстенъ въ епархи, былъ самый безукоризненный пасторъ, державшй себя съ большимъ достоинствомъ, и такое же важное лицо въ Бротертон, какъ и деканъ. Но у Гольденофа былъ дядя баронетъ и Гольденофы были Гольденофами съ самаго Завоеваня. И онъ также имлъ состояне. Все это давало дамамъ въ Манор-Кросс особенное право имть голосъ въ церковныхъ длахъ, такъ что леди Сара могла говорить очень повелительно съ Мери, когда увидала, что новобрачная, хотя дочь декана, бывала въ церкви только два раза въ недлю и уклонялась даже отъ этого, если погода подавала хотя малйшй поводъ къ предлогу.

— Вы прежде любили службу въ собор, сказала ей однажды леди Сара, когда Мери отказалась итти въ приходскую церковь.

— Оттого, что эта служба въ собор, сказала Мери.

— Вы хотите сказать, что бываете въ дом Господа только потому, что музыка хороша!

Мери недостаточно обдумала этотъ предметъ и не могла сказать, что хорошею музыкою стараются привлечь большее число прихожанъ, и только пожала плечами.

— Я также люблю хорошую музыку, душа моя, продолжала леди Сара:— но не думаю, чтобы недостатокъ хорошей музыки помшалъ мн ходить въ церковь.

Мери опять пожала плечами, вспомнивъ, что ея золовка не могла отличить одного аккорда отъ другого. Только одна леди Алиса изъ всей семьи училась музык.

— Даже вашъ отецъ ходитъ въ церковь въ таке дни, продолжала леди Сара, вкладывая насмшку противъ декана въ слово ‘даже’.

— Папа деканъ. Я полагаю онъ долженъ бывать.

— Я полагаю, что онъ не сталъ бы ходить въ церковь, если бы не одобрялъ этого.

Разговоръ тутъ прекратился. Леди Джорджъ еще не дошла до такого пренебреженя къ домашней короткости, которая дала бы ей право сказать леди Сар, что если ей нуженъ урокъ, то она предпочтетъ взять его отъ мужа.

Юбки для бдныхъ женщинъ были другимъ источникомъ неудовольствя. Еще до конца осени — въ конц октября — когда Мери пробыла два мсяца въ Манор-Кросс, ее заставили согласиться, что дамы живущя въ деревн, должны употреблять часть своего времени на шитье для бдныхъ, и скоро стала сожалть объ этомъ признани. Ее скоро загнало въ уголъ уврене леди Сары, что если такъ, то для этого слдуетъ опредлить время. Она и намревалась сдлать что-нибудь — можетъ быть сшить цлую юбку — когда-нибудь. Но леди Сара не могла допустить такого поведеня. Мери признала свою обязанность. Имла ли она намрене исполнять ее, или пренебрегать ею? Она сшила одну юбку, а потомъ кротко обратилась къ мужу. Не находитъ ли онъ, что юбки можно купить дешевле чмъ стоитъ шить. Онъ привелъ это въ цифры и узналъ, что его жена можетъ заработать три полпенни въ день, работая два часа. Стоило ли длать ей непрятность изъ за девяти пенсовъ въ недлю, мене чмъ два фунта въ годъ? Леди Джорджъ также привела это въ цыфры и предложила одинъ фунтъ девятнадцать шиллинговъ леди Сар для того, чтобы она избавила ее на цлый годъ.

Тогда леди Сара разсердилась. Разв въ такомъ дух слдуетъ приносить жертвы Господу? Она спросила Мери съ суровымъ негодованемъ, разв она не признаетъ въ томъ самомъ обстоятельств, что длаетъ для бдныхъ непрятное для себя, исполнене обязанности, Мери сначала подумала, а потомъ сказала, что по ея мнню юбка все таки остается юбкой, и что настоящая швея все таки сошьетъ лучше. Она не упомянула о великой доктрин раздленя труда, не намекнула, что можетъ быть сдлаетъ боле вреда чмъ пользы, мшая правильному ремеслу, потому что она этихъ предметовъ не изучала. Леди Сара отвтила, что у нея сердце каменное. Молодая жена, которой это не понравилось, ушла, и опять обратилась къ мужу. Мысли его раздлились по этому поводу. Онъ думалъ, что юбки слдуетъ доставать какъ можно дешевле, но очень сомнвался относительно трехъ полпенни въ два часа. Можетъ быть его жена теперь не можетъ шить скоре, но навыкъ придетъ, и въ этомъ случа она пробртала и навыкъ и зарабатывала три полпенни. Кром того, по его мнню, юбки сшитыя въ Манор-Кросс непремнно должны быть лучше покупныхъ. Однако онъ не пришелъ ни къ какому окончательному ршеню, и Мери, находившейся каждое утро въ большомъ юбочномъ собрани, боле ничего не оставалось какъ присоединиться къ нему.

Когда наступила зима, Мери говорила объ этомъ съ своимъ отцомъ, но не въ дух жалобы. Старая мисъ Талловаксъ прхала къ декану, и нашла приличнымъ, чтобы леди Джорджъ провела у отца два дня. Мисъ Талловаксъ имла деньги и даже долю въ какой то торговл, и деканъ намекнулъ и лорду Джорджу, и его жен, что имъ слдуетъ быть вжливыми къ ней. Лордъ Джорджъ долженъ былъ прхать въ послднй день, обдать и ночевать у декана. При этомъ случа, когда деканъ остался съ дочерью наедин, она разсказала шутливо о спор изъ за юбокъ.

— Не позволяй этимъ старухамъ садиться теб на шею, сказалъ деканъ.

Онъ улыбался, говоря это, но его дочь знала хорошо по его тону, что онъ серозно подаетъ ей этотъ совтъ.

— Разумется, папа, я желаю принаровиться къ нимъ какъ могу.

— Но ты, не можешь, душа моя. Он не могутъ вести такой образъ жизни какой ведешь ты, а ты не можешь вести такой, какъ он. Я думалъ, что Джорджъ долженъ видть это.

— Онъ не бралъ ихъ сторону.

— Еще бы, какъ замужняя женщина, ты имешь право поступать по своему, если только это не будетъ противъ его желаня. Я не желаю сдлать изъ этого что-нибудь серозное, но ты можешь сказать имъ, что не желаешь проводить время такимъ образомъ. Он придерживаются старины. Это довольно естественно, но нелпо предполагать, что он должны сдлать тебя такою же старухою какъ и он.

Онъ совершенно серозно отнесся къ этому длу, и подалъ дочери совтъ очевидно съ намренемъ, чтобы она воспользовалась имъ. Его слова о томъ, что она женщина замужняя сильно поразили ее. Конечно, дамы въ Манор-Кросс были выше ея по происхожденю, но она была жена ихъ брата, и, какъ замужняя женщина, имла свои права. Духъ мятежа началъ уже раздуваться въ груди ея, но это не былъ мятежъ противъ мужа. Если онъ пожелаетъ, чтобы она цлый день шила юбки, разумется, она будетъ шить, но въ этомъ спор онъ былъ, такъ сказать, нейтраленъ, и никакихъ приказанй не отдавалъ.

Она думала объ этомъ много во время своего пребываня у отца, и ршила, что не будетъ боле засдать въ юбочномъ конклав. Проводить время въ такомъ заняти, въ которомъ бдная женщина съ трудомъ можетъ заработать шесть пенсовъ въ день, не можетъ быть ея обязанностью. Наврно она можетъ лучше употребить свое время, даже если бы ей пришлось употребить его все на чтене Гиббона.

Глава IV.
У декана.

У декана былъ обдъ во время пребываня мисъ Талловаксъ въ Бротертон. На обд были каноникъ Гольденофъ и леди Алиса. Приглашали епископа съ женой — что длалось разъ въ годъ — но гости, прхавше къ нему, помшали ему принять приглашене. Но капелланъ его преосвященства, Грошютъ, присутствовалъ. Грошютъ тоже пребендатъ и членъ капитула, былъ иногда колючкой въ боку декана. Но наружный видъ всегда поддерживался въ Бротертон, и никто не заботился о приличи боле декана. Поэтому, Грошютъ, приверженецъ Нижней церкви, крещенный жидъ, но пользовавшйся репутацей ученаго теолога, былъ приглашаемъ къ декану. Вотъ почему тутъ были также друге пасторы и мистеръ и мистрисъ Гаутонъ. Надо помнить, что мистрисъ Гаутонъ была та красавица, которая отказалась сдлаться женой лорда Джорда Джермена. Прежде чмъ ршиться на этотъ шагъ, деканъ постарался узнать не иметъ ли чего-нибудь его зять противъ встрчи съ Гаутонами. Это было бы, впрочемъ, глупо такъ какъ об семьи были знакомы. И Де-Баронъ, отецъ мистрисъ Гаутонъ, и самъ мистеръ Гаутонъ были коротке знакомые покойнаго маркиза и маркиза настоящаго, до его отъзда изъ Англи. Когда женщина отказываетъ мужчин, она не подастъ повода къ ссор. Все это деканъ понималъ, и такъ какъ онъ самъ зналъ Гаутона и Де-Барона то думалъ, что лучше устроить эту встрчу. Лордъ Джорджъ покраснлъ до ушей, а потомъ сказалъ, что будетъ радъ встртиться съ Гаутономъ и его женой.

Об молодыя жены знали другъ друга двицами и теперь встртились дружелюбно, по-крайней-мр по наружности.

— Душечка, сказала мистрисъ Гаутонъ, которая была четырьмя годами старше Мери:— разумется, я все знаю объ этомъ, знаете и вы. Вы богаты и могли выбрать кого хотли. У меня не было ничего, и мн пришлось бы всю жизнь проводить въ Манор-Кросс. Вы удивляетесь?

— Зачмъ мн удивляться? спросила леди Джорджъ, которую однако очень удивила эта рчь.

— Онъ вдь первый красавецъ въ Англи. Вс согласны съ этимъ, потомъ какая фамиля — и какя надежды! Мн было бы очень лестно. Разумется, онъ еще васъ не видалъ тогда, или видлъ ребенкомъ, а то онъ не выбралъ бы меня. Теперь вдь устроилось гораздо лучше,— не правда ли?

— Я конечно это нахожу.

— Я такъ рада слышать, что у васъ есть домъ въ Лондон. Мы перезжаемъ въ Лондонъ 1-го апрля, когда охота кончится. Мистеръ Гаутонъ мало здитъ верхомъ, но много охотится. Мы живемъ на Беркелейскомъ сквер, и надюсь, что мы будемъ часто съ вами видться.

— И я тоже надюсь, сказала леди Джорджъ, которая никогда очень не любила мисъ Де-Баронъ и какъ-то смутно думала, что ей слдуетъ немножко бояться мистрисъ Гаутонъ.

Но когда гостья ея отца была такъ къ ней вжлива, она не могла не платить ей тмъ же.

— Нтъ никакой причины, чтобы то, что было прежде, ставило насъ въ неловкое положене — не правда ли?

— Конечно, сказала леди Джорджъ, чувствуя, что почти краснетъ отъ намека на такой щекотливый предметъ.

— Разумется. Зачмъ? Лордъ Джорджъ скоро привыкнетъ ко мн, точно будто ничего никогда и не было, а я всегда буду его любить — въ извстной степени. Ничего не будетъ такого, что могло бы возбудить въ васъ ревность.

— Я нисколько этого не боюсь, сказала леди Джорджъ почти чрезчуръ серозно.

— И вамъ нечего бояться. Хотя одно время онъ былъ очень,— очень привязанъ ко мн. Но это не могло состояться. А какая польза думать о томъ, чего не можетъ быть? Я не выдаю себя за добродтельную и люблю деньги. У мистера Гаутона, по-крайней-мр большой доходъ. Будь у меня ваше состояне, я не знаю, что могла сдлать тогда.

Леди Джорджъ почти чувствовала, что ей слдовало бы обидться этимъ — она почти чувствовала отвращене, но въ тоже время не совсмъ и поняла. Ея отецъ непремнно захотлъ позвать Гаутоновъ и сказалъ ей, что конечно она будетъ знакома съ Гаутонами въ Лондон. Ей казалось, что она была очень несвдуща въ обычаяхъ жизни, но что теперь она, какъ замужняя женщина, должна научиться этимъ обычаямъ. Можетъ быть слдовало выражаться такъ свободно. Ей не нравилось слышать отъ другой женщины, что эта другая женщина вышла бы за ея мужа, если бы онъ не былъ нищй, и это тмъ казалось обидне, что случилось такъ недавно. Ей не нравилось слышать, что она не должна ревновать, особенно когда она вспомнила, что ея мужъ былъ отчаянно влюбленъ въ ту женщину, которая говорила ей это. Но она не ревновала и была уврена, что никогда не будетъ ревновать, и можетъ быть все это ничего не значило.

Это происходило въ гостиной до обда. Потомъ мистеръ Гаутонъ подошелъ къ Мери, говоря, что деканъ поручилъ ему вести ее къ обду. Сказавъ это, Гаутонъ удалился, какъ вообще это длаютъ мужчины.

— Будьте съ нимъ какъ можно любезне, сказала мистрисъ Гаутонъ.— Онъ не разговорчивъ, но совсмъ не дурной человкъ, и такая хорошенькая женщина какъ вы можетъ сдлать съ нимъ что хочетъ.

Леди Джорджъ, идя къ обду, увряла себя, что не иметъ ни малйшаго желаня прибрать къ рукамъ Гаутона.

Лордъ Джорджъ велъ къ обду мисъ Талловаксъ, и деканъ поступилъ въ этомъ отношени очень умно, и мисъ Талловаксъ была на седьмомъ неб счастя. Мисъ Талловаксъ, хотя не давала никакихъ общанй, была готова сдлать многое для своей благородной родни, если ея благородная родня будетъ обращаться съ нею надлежащимъ, образомъ. Она уже составляла съ полдюжины завщанй, и охотно сдлаетъ новое, если лордъ Джорджъ будетъ вжливъ къ ней. Деканъ въ душ нсколько стыдился своей тетки, но онъ умлъ переносить ея странности, не выказывая досады, и зналъ, что боле выиграетъ чмъ проиграетъ отъ ея родства.

— Добрйшая женщина на свт, сказалъ онъ заране лорду Джорджу:— но, разумется, вы должны помнить, что она не была воспитана какъ знатная дама.

Лордъ Джорджъ съ величественной вжливостью выразилъ свое намрене обращаться съ мисъ Талловаксъ со всевозможнымъ вниманемъ.

— Она можетъ располагать по своему усмотрню тридцатью тысячами фунтовъ, продолжалъ деканъ.— Я никогда ничего не говорилъ ей о ея деньгахъ, но право мн кажется, что она любитъ Мери больше всхъ. Объ этомъ стоитъ помнить.

Лордъ Джорджъ опять величественно улыбнулся, — можетъ быть выказывая нкоторое неудовольстве въ своей улыбк. Но все-таки онъ вполн сознавалъ, что о мисъ Талловаксъ и ея деньгахъ не надо забывать.

— Милордъ, сказала мисъ Талловаксъ:— надюсь, вы позволите мн сказать, какъ всмъ намъ лестно высокое зване Мери.

Лордъ Джорджъ поклонился и улыбнулся и привелъ свою даму въ столовую. Онъ не былъ находчивъ и не зналъ что отвтить своей дам.

— Разумется, для такихъ людей какъ мы, продолжала мисъ Талловаксъ:— большая честь вступить въ родство съ маркизомъ.

Опять лордъ Джорджъ поклонился. Это было непрятно,— гораздо хуже чмъ онъ ожидалъ отъ тетки такого свтскаго человка какъ его тесть, деканъ. Мисъ Талловаксъ было на видъ лтъ шестьдесятъ, она была очень низенькая, очень здоровая женщина, съ красными щеками, маленькими срыми глазками и темными накладными волосами. Лорду Джорджу пришло въ голову, что пройдетъ довольно много времени прежде чмъ тридцать тысячъ, или часть ихъ, перейдутъ къ нему. Потомъ къ нему пришла другая, мысль, что такъ какъ онъ женился на дочери декана, то обязанъ хорошо обращаться съ теткой декана, даже если эти деньги никогда не достанутся ему. Поэтому онъ сказалъ мисъ Талловаксъ, что его мать надется имть удовольстве видть ее въ Манор-Кросс до ея отъзда изъ Бротертона. Мисъ Талловаксъ чуть не свалилась со стула, кланяясь головою и плечами на это приглашене.

Деканъ былъ очень прятный хозяинъ за столомъ, и бесда шла очень прятно, несмотря на разныя задорливыя попытки Грошюта. Каждый человкъ и каждый зврь иметъ свое собственное оруже. Волкъ дерется зубами, быкъ рогами, а Грошютъ дрался своимъ епископомъ — по внутреннему инстинкту. Епископъ, по словамъ Грошюта, думалъ, что то и это слдуетъ сдлать. На клерикальныхъ собраняхъ можно было сдлать такую-то перемну, и въ епархи надлежитъ устроить такя-то духовныя празднества. Эти замчаня обыкновенно обращались къ канонику Гольденофу, который почти на нихъ не отвчалъ. Но деканъ каждый разъ придумывалъ вжливый отвтъ, который хотя будучи отвтомъ, каждый разъ перемнялъ разговоръ. Въ Оград было закономъ не допускать епископа Бартона вмшиваться въ дла Бротертонскаго собора, а если не епископу, то ужъ по-крайней-мр его капеллану. Хотя каноникъ и деканъ были согласны не по всмъ дламъ вообще, въ этомъ отношени они были согласны. Но капелланъ, знавшй положене длъ не хуже ихъ, находилъ этотъ обычай дурнымъ и ршился уничтожить его.

— Конечно было бы очень прятно, мистеръ Гольденофъ, если бы могли имть такя собраня въ Оград. Я не говорю, чтобы это сдлалось сегодня, не говорю чтобы и завтра, но мы можемъ подумать объ этомъ. Епископъ, который чрезвычайно любитъ службу въ собор, очень желаетъ этого.

— Мн не очень нравятся собраня такого рода, сказалъ каноникъ.

— Какя бы собраня ни были въ Оград, надюсь, что они будутъ въ моемъ дом, сказалъ деканъ: — но я долженъ сказать, что изъ всхъ собранй я предпочитаю такое собране какое теперь у меня. Джерменъ, потрудитесь передать бутылку.

Когда они были одни, деканъ всегда называлъ зятя Джорджемъ, но въ обществ оставлялъ боле фамильярное имя.

Де-Баронъ, отецъ мистрисъ Гаутонъ, любилъ пошутить.

— Такъ не одни охотники любятъ собране, сказалъ онъ: — и духовенство тоже любитъ собираться. Въ чемъ же разница?

— Разница большая въ цвт одежды, сказалъ деканъ.

— Духовнымъ лицамъ, кажется, не позволяется охотиться? спросилъ Гаутонъ, который обыкновенно не очень вникалъ въ предметъ, о которомъ шла рчь.

— Что можетъ имъ помшать? спросилъ каноникъ, который никогда не охотился и конечно всегда посовтовалъ бы молодому пастору удержаться отъ этого удовольствя, но предлагая этотъ вопросъ онъ могъ нанести косвенный ударъ непрятному капеллану, какъ бы оспаривая власть епископа.

— Ихъ собственная совсть, я полагаю, торжественно отвтилъ капелланъ, такимъ образомъ успшно парируя ударъ.

— Когда такъ, я очень радъ, сказалъ Гаутонъ:— что я не вступилъ въ духовное зване.

Считаться записнымъ охотникомъ было главнымъ честолюбемъ Гаутона.

— Я боюсь, что вы не годились бы для насъ, Гаутонъ, сказалъ деканъ.— Не пойти ли намъ къ дамамъ?

Въ гостиной, чрезъ нсколько времени, лордъ Джорджъ очутился возл мистрисъ Гаутонъ — которая была Аделаидой де-Баронъ въ то время, когда онъ напрасно вздыхалъ у ея ногъ. Какимъ образомъ случилось, что онъ сидлъ возл нея, онъ не зналъ, но былъ совершенно убжденъ, что это сдлалось не по его желаню. Онъ взглянулъ на нее только разъ, когда вошелъ въ комнату, почти покраснвъ при этомъ, и сказалъ себ, что она очень хороша собой. Ему почти казалось, что она лучше его жены: но онъ зналъ — онъ зналъ теперь — что ея красота и обращене не такъ нравились ему, какъ красота и обращене того милаго существа, на которомъ онъ женился. А теперь онъ сидлъ возл нея и обязанъ былъ заговорить съ нею.

— Надюсь, сказала она ему почти шопотомъ, хотя не показывая вида, что. шепчется: — что мы оба сдлались очень счастливы посл нашей послдней встрчи.

— Надюсь, отвтилъ онъ.

— По-крайней-мр не можетъ быть никакого сомння относительно вашего счастя, лордъ Джорджъ. Я никогда не знала двушки миле Мери Ловелесъ, она такая хорошенькая, такая невинная, такая восторженная. Я боле ничего какъ жалкое суетное существо сравнительно съ нею.

— Она именно такова, какъ вы говорите, мистрисъ Гаутонъ.

Лордъ Джорджъ также былъ недоволенъ — гораздо боле недоволенъ, чмъ его жена. Но онъ не зналъ какъ выказать свое неудовольстве, и хотя чувствовалъ его, чувствовалъ также и прежнее вляне красоты этой женщины.

— Я съ такимъ удовольствемъ услыхала, что вы взяли домъ въ Мюнстер-Корт. Надюсь, что мы съ леди Джорджъ будемъ короткими друзьями. Я даже не стану называть ее леди Джорджъ, потому что она была для меня Мери прежде, чмъ мы думали о нашихъ мужьяхъ.

Это было не совсмъ справедливо, но этого лордъ Джорджъ не могъ знать.

— И я надюсь — могу я надяться — что вы будете у меня?

— Непремнно.

— Если вы дадите мн возможность чувствовать, что все случившееся прежде не разорвало дружбы между нами, то это будетъ много способствовать къ счастю моей жизни.

— Конечно не разорвало, сказалъ лордъ Джорджъ.

Мистрисъ Гаутонъ, сказала все что хотла сказать и перемнила свое положене такъ же безмолвно какъ заняла его. Въ ея движени не было ничего рзкаго, а между тмъ лордъ Джорджъ видлъ какъ она заговорила съ своимъ мужемъ, сидвшимъ на другой сторон комнаты, когда его собственныя слова еще раздавались въ его ушахъ. Онъ смотрлъ на нее нсколько минутъ, она неоспоримо была хороша. Сравненя быть не могло, он такъ были не похожи, а то онъ готовъ былъ бы сказать, что Аделаида была красиве. Но Аделаида конечно не годилась для жизни въ Манор-Кросс, и не поладила бы съ леди Сарой.

На слдующей день маркиза, и леди Сюзанна и Амеля прхали къ декану очень парадно, сдлать визитъ мисъ Талловаксъ и отвезти леди Джорджъ въ Манор-Кроссъ. Мисъ Талловаксъ было очень прятно познакомиться съ маркизой. Она никогда прежде не видала даму въ такомъ звани.

— Только подумай каковы должны быть мои чувства, сказала она своей племянниц въ это утро:— я никогда въ жизни не говорила ни съ кмъ выше жены баронета.

— Я не думаю, чтобы вы нашли большую разницу, сказала Мери.

— Ты къ этому привыкла, ты такая же какъ и он. Ты вдь выше жены баронета, душечка?

— Я еще не разобрала этого, тетушка.

Наврно это была ложь, или дочь декана была очень не похожа на другихъ молодыхъ дамъ.

— Мн бы надо бояться тебя, душа моя, но ты такая миленькая и хорошенькая. А лордъ Джорджъ удивительно снисходителенъ.

Леди Джорджъ знала, что въ этомъ подразумвалась похвала и поэтому не возражала на выражене, противъ котораго иначе слдовало бы возразить.

Было ршено, что мисъ Талловаксъ будетъ завтракать въ Манор-Кросс на слдующй день. Лордъ Джорджъ этого желалъ и леди Сара согласилась, хотя вообще леди Сара не любила общества простыхъ людей. Приходске крестьяне, до самого бднйшаго изъ бдныхъ, были ея ежедневными собесдниками. Съ ними она проводила цлые часы, не находя ничего непрятнаго въ ихъ язык, или привычкахъ. Но она не любила, чтобы люди принятые въ обществ были не дворяне. Въ давно прошедшее время, она только согласилась принимать декана, потому предполагается, что духовное зване длаетъ человка джентльменомъ, и находила епископа знатнымъ вельможей, даже если бы онъ былъ сынъ мясника. Но относительно мисъ Талловаксъ она сомнвалась. Но даже леди Сара чувствовала, что надо покоряться измненямъ сообразно духу времени. Объ этомъ можно было пожалть, но леди Сара знала, что у нея недостанетъ силъ бороться одной.

— Ты знаешь она очень богата, шепнула ей маркиза: — и если Бротертонъ женится, твоему бдному брату очень понадобятся деньги.

— Это не должно составлять разницы, мама, сказала леди Сара.

Но леди Сара согласилась пригласить мисъ Талловаксъ завтракать въ Манор-Кроссъ.

Глава V.
Мисъ Талловаксъ показываютъ домъ.

Деканъ отвезъ мисъ Талловаксъ въ Манор-Кроссъ въ коляск. Коляска декана былъ самый красивый экипажъ въ Бротертон, гораздо красиве чмъ карета епископа. Конечно въ коляску запрягалась одна лошадь, а ни епископъ, ни его жена не здили иначе какъ парой, но одной лошади совершенно достаточно для городской зды, и эта одна лошадь можетъ поднимать ноги и привлекать внимане такъ какъ клячи епископа не умли никогда. На этотъ разъ, такъ какъ дорога была дальняя, были взяты дв наемныя лошади, но все таки коляска была очень красива когда хали по алле Манор-Кросса. Мисъ Талловаксъ немножко струсила, подъзжая къ мсту своего наступающаго величя.

— Генри, сказала она племяннику:— они будутъ очень низкаго мння обо мн.

— Милая тетушка, возразилъ деканъ:— въ ныншнее время женщина съ деньгами можетъ всегда держать высоко голову. Милая старая маркиза будетъ о васъ такого же высокаго мння какъ вы о ней.

Въ первую минуту мисъ Талловаксъ боле всего поразила простота одежды дамъ. Она сама была нарядна, въ шелковомъ плать и модной шляпк съ цвтами. Но когда она увидала маркизу, а особенно леди Сару, она пожалла зачмъ не прхала въ своемъ всегдашнемъ черномъ плать. Она слышала о леди Сар отъ своей племянницы и составила себ такое поняте о ней, что она драконша въ семь. Но когда она увидала низенькую женщину почти такую же старуху какъ и она сама — хотя въ сущности одна могла быть матерью другой — въ старомъ коричневомъ плать, съ крошечнымъ бленькимъ воротничкомъ, она начала надяться, что драконша будетъ не очень свирпа.

— Надюсь, что вамъ нравится Бротертонъ, мисъ Талловаксъ, сказала леди Сара.— Мн кажется я слышала, что вы прежде бывали здсь.

— Мн очень нравится, Бротертонъ, миледи.

Леди Сара улыбнулась такъ любезно какъ умла.

— Я прзжала, когда Генри сдлали деканомъ, теперь это кажется такъ давно. Но онъ тогда не имлъ чести знать ваше семейство.

— Мы скоро познакомились съ нимъ, сказала маркиза.

Тутъ мисъ Талловаксъ обернулась и опять поклонилась головой и плечами.

Декана въ эту минуту въ комнат не было, его у лицевой двери увелъ отъ дамъ его зять, но когда подали завтракъ оба вошли. Лордъ Джорджъ подалъ руку двоюродной бабушк своей жены, а за нимъ шелъ деканъ съ маркизой.

— Мн право стыдно итти впереди ея сятельства, сказала мисъ Талловаксъ, смясь.

Но лордъ Джорджъ рдко смялся и вовсе не умлъ шутить надъ подобнымъ предметомъ.

— Таковъ обычай, сказалъ онъ очень серозно.

Завтракъ казался мисъ Талловаксъ гораздо страшне чмъ обдъ у, декана. Хотя она не знала обычаевъ тхъ людей, съ которыми теперь свела знакомство — она была вовсе не глупа. Она скоро примтила, что несмотря на старое мериносовое платье, энергя леди Сары усмиряла всхъ.

Сначала разговаривали мало. Лордъ Джорджъ не говорилъ ни слова. Маркиза никогда не старалась поддерживать разговоръ. Бдная Мери присмирла и была недовольна. Деканъ сдлалъ нсколько усилй, но безуспшно. Леди Сара занималась своей бараниной, которую съла до послдняго кусочка, вертя и перевертывая на тарелк, и присматриваясь очень близко, потому что она была близорука. Но когда баранина сдлала свое дло, она подняла глаза съ тарелки и выказывала очевидные признаки, что намрена взять на себя тяжесть разговора. Вс другя принадлежности завтрака, пирожки, желе и пуддингъ она презирала, считая вредными прибавленями. Одинъ пуддингъ посл обда она допустила бы, но больше ничего. Пусть выскочки миллонеры имютъ по два большихъ обда въ день, но Джерменамъ нтъ никакой надобности жить такимъ образомъ, даже когда у нихъ завтракаютъ Бротертонскй деканъ и его тетка.

— Надюсь, что вамъ нравятся здшня окрестности, мисъ Талловаксъ, сказала она, какъ только положила ножъ и вилку на кость.

— Манор-Кроссъ великолпенъ, миледи, сказала мисъ Талловаксъ.

— Это, старый домъ и мы съ большимъ удовольствемъ покажемъ вамъ парадныя комнаты. Мы никогда въ нихъ не бываемъ. Разумется, вы знаете, что домъ принадлежитъ моему брату, и мы живемъ здсь только потому, что онъ живетъ въ Итали.

— Это молодой маркизъ, миледи?

— Да, мой старшй братъ, маркизъ Бротертонъ, но я не могу сказать, чтобъ онъ былъ очень молодъ. Онъ двумя годами старше меня и десятью годами старше Джорджа.

— Мн кажется онъ еще не женатъ? спросила мисъ Талловаксъ.

Для всхъ вопросъ этотъ былъ непрятенъ. Бдная Мери не могла не покраснть, вспомнивъ какъ много зависло отъ брака ея деверя. Лордъ Джорджъ думалъ, что старуха узнавала есть ли возможность ея внучк сдлаться маркизой. Старая леди Бротертонъ, всегда желавшая, чтобы ея старшй сынъ женился, почувствовала себя неловко, такъ же какъ и деканъ, сознававшй, что вс присутствующе должны знать, какъ должно быть важно это для него.

— Нтъ, сказала леди, Сара съ величественной серозностью:— мой старшй братъ еще не женатъ. Если вы желаете видть комнаты, мисъ Талловаксъ, я буду имть удовольстве показать вамъ дорогу.

Деканъ видлъ комнаты прежде и остался съ старой маркизой. Лордъ Джорджъ, много заботившйся обо всемъ, что касалось его фамили, присоединился къ уходившимъ, и Мери почувствовала себя принужденной слдовать за мужемъ и теткой. Дв младшя сестры тоже пошли съ леди Сарой.

— Въ этой комнат спала королева Елисавета, сказала леди Сара, входя въ большую комнату въ нижнемъ жиль, гд стояла большая кровать на четырехъ столбахъ, возвышаясь почти до потолка и имя такой видъ, какъ будто ни одно человческое тло не оскверняло ее цлыхъ три столтя.

— Боже! сказала мисъ Талловаксъ, почти боясь ступать ногою по такому священному полу.— Королева Елисавета! Неужели она дйствительно спала здсь?

— Нкоторые говорятъ, что она совсмъ не прзжала въ Манор-Кроссъ, сказала добросовстная леди Амеля:— но эта комната дйствительно была приготовлена для нея.

— Вотъ оно что! сказала мисъ Талловаксъ, начинавшая мене бояться королевскаго величя теперь, когда набросили сомнне на его дйствительное присутстве.

— Разсматривая внимательно доказательства, сказала, леди Сара, бросивъ свирпый взглядъ на сестру:— я думаю, что она была. Мы знаемъ, что она прзжала въ Бротертонъ въ 1582 г., и существуетъ письмо, въ которомъ просятъ сер-Гумфри Джермена приготовить комнату для нея. Я въ этомъ не сомнваюсь.

— Это впрочемъ не составляетъ никакой разницы, замтила Мери.

— Это составляетъ разницу громадную, возразила леди Сюзанна.— Эта кровать будетъ для насъ священна всегда, потому что на ней отдыхала и спала всемилостивйшая государыня Англи.

— Конечно это составляетъ разницу, сказала мисъ Талловаксъ, во вс глаза смотря на кровать.— Теперь на этой кровати кто-нибудь спитъ?

— Никогда никто, отвчала леди Сара.— Теперь мы пройдемъ въ большую столовую. Тамъ виситъ портретъ перваго графа.

— Написанный Кнеллеромъ, гордо сказала леди Амеля.

— Неужели! сказала мисъ Талловаксъ.

— Относительно этого есть сомнне, сказала леди Сара.— Я узнала, что сер-Годфридъ Кнеллеръ родился въ 1648 г., а такъ какъ первый графъ умеръ чрезъ два года посл восшествя на престолъ Карла II, я не знаю могъ ли онъ написать его портретъ.

— Всегда говорили, что онъ написанъ Кнеллеромъ, замтила леди Амеля.

— Я боюсь, что это была ошибка, сказала леди Сара.

— Неужели! сказала мисъ Талловаксъ смотря съ восторгомъ на плохо представленнаго старика въ брон.

Тутъ они вошли въ парадную столовую и мисъ Талловаксъ сообщили, что эта комната не въ употреблени уже очень много лтъ.

— И такая прекрасная комната! сказала мисъ Талловаксъ съ большимъ сожалнемъ.

— Дло въ томъ, что здсь каминъ ужасно дымитъ, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Я не помню, чтобы здсь когда-нибудь разводили огонь, сказала леди Сара:— въ очень холодную погоду сюда приносятъ печку для сохраненя мебели. А это бальная зала.

— Боже! воскликнула мисъ Талловаксъ, осматривая полинялыя желтыя занавси.

— У насъ здсь былъ балъ одинъ разъ, сказала леди Амеля:— въ день совершеннолтя Бротертона. Я помню.

— А съ тхъ поръ комната эта употреблялась? спросила Мери.

— Никогда, отвчала леди Сара.— Иногда, когда идетъ дождь, мы здсь прохаживаемся для моцона. Это прекрасный старый домъ, но я часто жалю зачмъ онъ не меньше. Мн кажется, что теперь такя комнаты не такъ нужны какъ прежде. Можетъ быть настанетъ время, когда мой братъ сдлаетъ Манор-Кроссъ опять веселымъ, но теперь онъ не очень веселъ. Кажется теперь все, мисъ Талловаксъ.

— Очень хорошо — очень хорошо, сказала мисъ Талловаксъ дрожа отъ холода.

Потомъ вс вернулись въ ту комнату, гд он сидли каждый день.

Старушка, возвращаясь въ коляск съ племянникомъ деканомъ, могла свободно выражать свои мысли.

— Я не стала бы жить въ этомъ дом, Генри, если бы даже мн отдавали его даромъ.

— Они должны бы дать вамъ что-нибудь на что поддерживать его.

— И тогда не стала бы. Разумется, очень прятно имть кровать, на которой спала королева Елисавета.

— Или не спала.

— Я постаралась бы себя уврить, что она спала. Но, Боже, это еще значитъ не все. Мн почти страшно было смотрть. Комната за комнатой — комната за комнатой — и никто въ нихъ не живетъ.

— Люди могутъ жить только въ извстномъ числ комнатъ, тетушка.

— Такъ для чего же ихъ имть? И не находишь ли ты, что для дочерей маркизы, он немножко… неряшливы?

— Он немного тратятъ на наряды.

— Дома у меня Джемима, кончивъ грязную работу, гораздо лучше однется чмъ леди Сара. И, Генри, ты не находишь, что он немножко суровы къ Мери.

— Суровы къ ней, какъ?

Деканъ слушалъ съ улыбкой первыя критическя замчаня старухи, но теперь онъ заинтересовался и круто повернулся къ ней.

— Какъ, суровы?

— Гримасничали надъ ней между собой и нравоучительно относились къ ея словамъ.

Деканъ не нуждался въ замчаняхъ своей тетки, чтобы чувствовать это. Тонъ каждаго слова, обращеннаго къ его дочери, доходилъ до его ушей. Ему было прятно выдать ее замужъ въ такую знатную семью. Онъ съ удовольствемъ думалъ, что посредствомъ его благосостояня, внучка его отца сдлается перессою, но, конечно, онъ не имлъ намреня, чтобы выгоды эти покупались покорностью его дочери старымъ двамъ въ Манор-Кросс. Предвидя кое-что изъ этого, онъ поставилъ условемъ, чтобы она имла свой домъ въ Лондон, но половину своего времени она вроятно будетъ проводить въ деревн, и относительно этой половины ей необходимо растолковать, что какъ жена лорда Джорджа, она ничмъ не ниже его сестеръ, а въ нкоторомъ отношени даже выше.

— Я не вижу, какая польза жить въ большомъ дом, продолжала мисъ Талловаксъ: — если все время скучать и скучать.

— Он вдь старе ее.

— Бдняжечка! Я всегда говорила, что молодые должны и жить съ молодыми. Разумется, для нея очень важно имть лорда мужемъ. Но онъ самъ кажется слишкомъ старъ для такой хорошенькой милочки, какъ твоя Мери.

— Ему только тридцать три года.

— Это должно быть отъ его наружности, онъ такой величественный. Но меня леди Сара ставитъ втупикъ. По наружности этого не видно, а между тмъ она всмъ вертитъ по своему. Ну, я желала быть тамъ и рада, что была, но, кажется, едва ли пожелаю быть опять.

Наступило молчане на нсколько времени, но когда, коляска въхала въ Бротертонъ, мисъ Талловаксъ опять заговорила:

— Не думаю, чтобы такая старуха, какъ я, могла когда-нибудь пригодиться, и ты всегда тутъ, чтобы присмотрть за ней. Но если ей понадобится когда-нибудь развеселиться, какъ я ни стара, мн кажется, я могу устроить, чтобы для нея было повеселе, чмъ тамъ.

Деканъ взялъ ея руку и пожалъ, а потомъ ничего боле не было сказано.

Когда коляска отъхала, лордъ Джорджъ пошелъ съ женою гулять въ паркъ. Она все еще усиливалась влюбиться въ него, не сознаваясь въ неудач, а иногда увряя себя, что ей удалось вполн. Теперь, когда онъ пригласилъ ее гулять, она весело надла шляпку и обхватила обими руками руку мужа, когда пошла съ нимъ въ разсадникъ.

— Удивительная старуха, не правда ли, Джорджъ?

— Ничего въ ней нтъ удивительнаго.

— Разумется, ты находишь ее пошлой.

— Я этого не говорилъ.

— Нтъ, ты этого не скажешь по доброт, потому что она тетка папаши. Но она очень добра. Ты не находишь, что она очень добра?

— Очень, можетъ быть. Но я не имю привычки такъ всмъ восхищаться какъ ты.

— Она привезла мн такой хорошенькй подарокъ. Я не могла показать теб его при всхъ, и онъ изъ Лондона полученъ только сегодня. Она ни слова не говорила о немъ прежде. Посмотри.

Она сняла перчатку и показала мужу брильянтовый перстень.

— Ты не должна надвать это, когда выходишь изъ дома.

— Я надла только для того, чтобы показать теб. Не правда ли, какъ это мило, съ ея стороны? ‘Знатныя молодыя женщины должны носить и красивыя вещи’, сказала она, когда отдала мн перстень. Не правда ли, какое странное выражене употребила она? а между тмъ я поняла ее.

Лордъ Джорджъ нахмурился, думая, что и онъ также понялъ слова старухи, и, вспомнивъ, что знатныя дамы въ Манор-Кросс никогда не носили красивыхъ вещей.

— Не находишь ли ты, что это очень мило?

— Разумется, она иметъ право сдлать теб подарокъ, если это ей нравится.

— Это понравилось мн, Джорджъ.

— Очень можетъ быть, и такъ какъ я тоже этимъ не недоволенъ, то и прекрасно. Однако, у тебя достаточно смысла на то, чтобы понять, что въ этомъ дом боле думаютъ о… о… о… онъ хотлъ сказать о происхождени, но не хотлъ оскорбить ее:— боле думаютъ о хорошихъ поступкахъ, чмъ о перстняхъ и драгоцнныхъ вещахъ.

— Перстни, драгоцнныя вещи и хороше поступки могутъ быть соединены, такъ?

— Разумется, могутъ.

— И часто соединяются. Ты не подумаешь, что мои… хороше поступки испортятся оттого, что я буду носить перстень моей тетки?

Когда лордъ Джорджъ сдлалъ намекъ на хороше поступки, Мери отняла одну руку отъ его руки и теперь, когда она повторила эти слова, въ ея голос былъ небольшой сарказмъ.

— Я хотлъ отвтить на мнне твоей тетки, что молодые люди должны носить красивыя вещи. Нтъ никакого сомння, что теперь есть неистовое стремлене къ богатымъ украшенямъ и дорогимъ нарядамъ, и объ этомъ-то она думала, говоря о красивыхъ вещахъ. Когда я говорилъ, что здсь боле думаютъ о хорошихъ поступкахъ, я имлъ намрене показать, что ты вступила въ такую семью, которая не дорожитъ богатыми украшенями и дорогими нарядами. Мои сестры чувствуютъ, что положене ихъ въ свт упрочено безъ вншнихъ признаковъ, и желаютъ, чтобы ты раздлила это чувство.

Это было настоящее нравоучене, и, по мнню Мери, очень непрятное, и вовсе незаслуженное. Неужели ея мужъ дйствительно имлъ намрене сказать ей, что если его сестры хотятъ одваться въ деревн какъ неряшливыя старыя двы, которыхъ бросилъ свтъ, то и она должна одваться также въ Лондон? Несправедливость этого со всхъ сторонъ поразила Мери въ эту минуту. Он были стары, а она молода.

Он безобразны, она хороша, он бдны, она богата. Он не имли ни малйшаго желаня казаться красивыми, а она имла къ этому очень сильное желане. Он были старыя двы, она молодая новобрачная. Потомъ, какое право имли он повелвать ею и передавать ей чрезъ ея мужа свои желаня о томъ, какъ она должна одваться? Она не сказала ничего въ эту минуту, но покраснла и начала чувствовать, что способна возмутиться по-крайней-мр противъ своихъ золовокъ. Наступило молчане на нсколько минутъ, а потомъ Лордъ Джорджъ опять обратился къ этому предмету.

— Надюсь, что ты можешь сочувствовать моимъ сестрамъ, сказалъ онъ.

Онъ чувствовалъ, что рука была отнята и понялъ причину.

Она желала возмутиться противъ его сестеръ, но нисколько не желала итти наперекоръ ему. Она знала по инстинкту, что ея жизнь была бы очень дурна, если бы она не могла сочувствовать своему мужу. Влюбиться въ него было еще главнымъ желанемъ ея сердца, но она не могла заставить себя сказать, что сочувствуетъ его сестрамъ въ этомъ прямомъ нападени на ея собственный образъ мыслей.

— Разумется, он немножко старе меня, сказала она, надясь выпутаться изъ затрудненя.

— И поэтому боле имютъ права на уважене. Я думаю, ты сознаешься, что имъ должно быть извстно, что прилично и неприлично порядочной женщин.

— Неужели ты хочешь сказать, сказала она, едва будучи въ состояни удержаться отъ рыданй:— что он… находятъ… что я держу себя не такъ какъ слдуетъ?

— Я ничего объ этомъ не говорилъ, Мери.

— Он находятъ, что я не такъ одваюсь?

— Зачмъ ты длаешь такой вопросъ?

— Я не знаю что же другое могу я понять, Джорджъ. Разумется, я сдлаю все, что ты мн велишь. Если ты желаешь, чтобы я сдлала какую-нибудь перемну, я сдлаю. Но надюсь, что он не станутъ передавать мн ничего чрезъ тебя.

— Я думалъ, что ты будешь рада узнать, что он интересуются тобою.

Въ отвтъ на это Мери надулась, но мужъ ея не примтилъ этого.

— Разумется, он желаютъ, чтобы ты сдлалась такою же какъ он. Мы очень дружная семья. Я не говорю о моемъ старшемъ брат, который отдалился отъ насъ и совсмъ другого характера. Но у моей матери, у моихъ сестеръ и у меня очень много общихъ мннй. Мы живемъ вмст и имемъ одинъ образъ мыслей. Зване наше высоко, а средства малы. Но для меня происхождене гораздо выше богатства. Мы сознаемся, однако, что зване требуетъ многихъ жертвъ, и мои сестры стараются приносить эти жертвы добросовстно. Я даже въ книгахъ не читалъ о женщин боле преданной хорошимъ дламъ чмъ Сара. Если ты повришь этому, ты поймешь, что он хотятъ сказать и что хочу сказать я, когда мы говоримъ, что въ Манор-Кросс мы боле думаемъ о хорошемъ поведени, чмъ о перстняхъ и драгоцнныхъ вещахъ. Ты желаешь, Мери, быть одною изъ насъ, желаешь?

Она замолчала, а потомъ отвтила:

— Я желаю быть всегда такою же какъ ты.

Ему почти хотлось разсердиться на это, но это было невозможно.

— Для того, чтобы быть такою же какъ я, моя дорогая, сказалъ онъ:— ты должна быть такою же какъ он.

— Я не могу любить ихъ такъ, какъ ты любишь, Джорджъ, и я не думаю, что это есть значене брака.

Она подумала съ минуту, а потомъ опять сказала:

— И не думаю, чтобы я могла такъ одваться какъ он. Я уврена, что и теб не было бы это прятно.

Говоря это она опять положила, другую руку на его руку.

Онъ ничего боле не говорилъ объ этомъ и привелъ ее обратно въ домъ, идя возл нея почти безмолвно, самъ не зная долженъ ли онъ былъ сердиться на нее или взять ея сторону. Это правда, что ему не хотлось бы видть ее одтою такъ такъ леди Сара, но ему было бы прятно если бы она сдлала попытку въ этомъ отношени, достаточную для того, чтобы выказать покорность. Онъ уже началъ бояться отсутствя всякаго контроля надъ его молодой женой въ той лондонской жизни, въ которую она скоро будетъ введена, и размышлялъ не уговорить ли ему одну изъ сестеръ хать съ ними. Сара, конечно, не подетъ. Амеля будетъ безполезна, хотя она скоре сошлась бы съ его женой чмъ другя. Сюзанна была не такъ тверда какъ Сара, и не такъ любезна какъ Амеля. А потомъ что если Мери объявитъ, что желаетъ начать кампаню безъ нихъ?

Молодая жена какъ только осталась одна въ своей спальн, ршила, что не позволитъ сестрамъ своего мужа повелвать собою. Ему она будетъ покорна во всемъ, но его власть не должна быть передаваема имъ.

Глава VI.
Дурныя извстя.

Около половины октября пришло письмо отъ маркиза Бротертона къ брату, очень удивившее всхъ въ Манор-Кросс. На увдомлене лорда Джорджа о женитьб, маркизъ отвчалъ таинственно и непрятно, но онъ всегда былъ непрятенъ, а иногда выказывалъ таинственность. Онъ предостерегалъ брата, что можетъ быть ему самому понадобится Манор-Кроссъ, но онъ говорилъ тоже самое часто во время своего пребываня въ Итали, всегда стараясь дать понять матери и сестрамъ, что имъ можетъ быть придется выхать вдругъ и неожиданно. Теперь это и случилось, и по такому поводу, что въ Манор-Кросс и въ дом декана въ Бротертон произвело переполохъ. Письмо заключалось въ слдующемъ:

‘Любезный Джорджъ, я женюсь на маркиз Луиджи. Ее зовутъ Катерина Луиджи, и она вдова. О ея лтахъ ты можешь спросить самъ когда ее увидишь, если осмлишься. Я не осмлился. Я полагаю, что она десятью годами моложе меня. Я не ожидалъ, но она говоритъ теперь, что хочетъ жить въ Англи. Разумется, я всегда самъ имлъ намрене воротиться когда-нибудь. Не думаю, чтобы мы прхали прежде мая, но для насъ надо приготовить домъ. Матушк и сестрамъ лучше прискать себ домъ такъ скоро, какъ только возможно. Скажи моей матушк, что разумется, я ей передамъ доходъ съ Кросс-Голла, на что она и иметъ право. Не думаю, чтобы она захотла тамъ жить, ни она, ни сестры не сойдутся съ моей женой. Твой

‘Б.’

‘Я жду увдомленя когда начнутъ красить и меблировать домъ’.

Когда лордъ Джорджъ получилъ это письмо, онъ прежде показалъ его одной сестр Сар. Читатель понимаетъ, что между маркизомъ и его братомъ и сестрами никогда не было тсной родственной привязанности, и для матери онъ не былъ любящимъ сыномъ. Но семейство въ Манор-Кросс всегда старалось поддерживать наружное уважене къ глав фамили, и старая маркиза, конечно, была бы въ восторг, если бы ее старшй сынъ вернулся домой и женился на англичанк. Леди Сара, исполняя то, что она считала семейнымъ долгомъ, писала аккуратно своему старшему брату обо всемъ, что случалось въ имни — но этихъ отчетовъ онъ вроятно никогда не читалъ. Теперь вдругъ разразился ударъ. Леди Сара прочла письмо, а потомъ посмотрла на брата.

— Ты сказалъ Мери? спросила она.

— Я не говорилъ никому.

— Это касается столько же и ея сколько насъ. Разумется, если онъ женится, онъ долженъ жить въ своемъ дом. Мы должны желать, чтобы онъ жилъ здсь.

— Если бы онъ былъ не такой, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Если она женщина хорошая, то и онъ сдлается другимъ. Не въ этомъ дло, а въ томъ какъ онъ сообщаетъ намъ объ этомъ. Слыхалъ ты прежде ея имя?

— Никогда.

— Какъ онъ упоминаетъ о ней, о ея лтахъ! сказала леди Сара съ чрезвычайнымъ негодованемъ.— Разумется, мамаш надо сказать. Почему бы намъ не жить въ Кросс-Голл? Я не понимаю, что онъ говоритъ объ этомъ. Кросс-Голлъ принадлежитъ мамаш пожизненно точно такъ, какъ Манор-Кроссь принадлежитъ ему.

У самыхъ воротъ парка, съ той стороны, которая дальше отъ Бротертона, и слдовательно боле уединенной, стоялъ простой прочный домъ, выстроенный въ царствоване королевы Анны, который теперь уже нсколько поколнй былъ жилищемъ вдовствующей маркизы Бротертонъ. Когда умеръ покойный маркизъ, домъ этотъ сдлался собственностью его жены, но она уступила его сыну взамнъ большого дома. Отсутствующй маркизъ сдлалъ съ матерью выгодное для него услове и отдалъ ея домъ называемый Кросс-Голлъ охотнику-фермеру. Теперь онъ любезно предлагалъ матери получать доходъ съ ея собственнаго дома, показывая въ тоже время желане, чтобы вс его родные убрались подальше отъ него.

— Онъ желаетъ, чтобы мы выхали, сказалъ лордъ Джорджъ хриплымъ голосомъ.

— Но я не вижу почему намъ сообразоваться съ его желанями, Джорджъ. Куда мы подемъ? Какую пользу можемъ мы сдлать въ чужомъ мст? Куда бы мы не похали, мы везд будемъ очень бдны, но здсь мы можемъ лучше жить съ этими средствами чмъ въ другомъ мст. Какимъ образомъ можемъ мы пробрсти новые интересы въ жизни. Земля принадлежитъ ему, но бдный народъ принадлежитъ намъ столько же сколько ему. Это безразсудно.

— Это ужасный эгоизмъ.

— Я по-крайней-мр не стану повиноваться ему въ этомъ, сказала леди Сара.— Разумется, мама сдлаетъ что хочетъ, но я не вижу зачмъ намъ узжать. Онъ не будетъ жить здсь цлый годъ.

— Ему надостъ чрезъ мсяцъ. Ты прочтешь письмо матушк.

— Я скажу ей, Джорджъ. Ей лучше не видать письма, если только она не настоитъ на этомъ. Я прочту еще разъ, а потомъ ты спрячь письмо. Теб надо тотчасъ сказать Мери. Очень естественно, что она основывала надежды на невроятности брака Бротертона.

Еще до полудня извсте распространилось по всему дому. Съ старой маркизой, когда она услыхала о жен итальянк, сдлалась истерика, но потомъ она отчасти успокоилась при мысли, что не вс итальянки непремнно дурны. Она безпрестанно спрашивала письмо, и наконецъ, когда нашли невозможнымъ объяснить ей иначе чего сынъ желаетъ относительно домовъ, письмо показали ей. Тогда она опять начала плакать.

— Почему бы намъ не жить въ Кросс-Голл, Сара? спросила она.

— Кросс-Голлъ принадлежитъ вамъ, мама, и никто не можетъ помшать вамъ жить тамъ.

— Но Августусъ говоритъ, что мы должны ухать.

Маркиза только одна въ семь называла маркиза просто по имени, и длала это только когда была взволнована.

— Конечно онъ же выражаетъ желане, что мы должны ухать.

— Куда же намъ хать, а особенно мн въ мои лта?

— Я думаю, что намъ надо жить въ Кросс-Голл.

— Но онъ говоритъ, что намъ нельзя. Не можемъ же мы поселиться тамъ, если онъ хочетъ, чтобы мы ухали.

— Почему же, мама? Кросс-Голлъ вашъ домъ столько же какъ этотъ его. Если вы дадите ему понять, что выхавъ отсюда передете туда, то онъ вроятно ничего боле не будетъ говорить объ этомъ.

— Мистеръ Прайсъ живетъ тамъ. Не могу же я выгнать мистера Прайса какъ только маляры придутъ сюда. Можетъ быть они явятся завтра, что же я буду длать?

Объ этомъ леди Сара разсуждала съ матерью цлый день и переносила жалобную слабость старухи съ чрезвычайнымъ терпнемъ и почти успла, до наступленя вечера уговорить мать возмутиться противъ тиранства сына. Въ этомъ дл были и особенныя затрудненя. Маркизъ могъ выгнать всхъ въ одинъ день? Ему стоило только сказать: ‘Убирайтесь’! и они должны были выхать. И онъ могъ выгнать ихъ, не говоря и не писавъ боле ни слова. Явится куча рабочихъ и тогда разумется, он должны будутъ выхать. Но мистеру Прайсу надо дать увдомлене за цлый годъ.

— Если ужъ окажется необходимо, мама, то мы можемъ перехать, въ Бротертонъ на время. Мистеръ Гольденофъ или деканъ найдутъ для насъ квартиру.

Тутъ старушка начала спрашивать какъ Мери перенесла это извсте, но Леди Сара еще не успла узнать объ этомъ.

Лордъ Джорджъ съ удивленемъ увидалъ какъ мало поразилъ его жену страшный громовой ударъ, разразившйся надъ ними. Для него этотъ ударъ былъ почти такъ же ужасенъ, какъ и для его матери. Онъ нанялъ домъ въ Лондон по настояню декана и вслдстве общаня даннаго до женитьбы, общане это было для него священно, но онъ о немъ жаллъ. Онъ предпочелъ бы жить цлый годъ въ Манор-Кросс. Хотя у него было тамъ мало дла, онъ никогда тамъ не скучалъ. Онъ любилъ этотъ большой домъ. Онъ любилъ мрачное величе парка. Онъ любилъ судейскую скамью, хотя почти не говорилъ, когда сидлъ на ней. Ему нравилась и экономная жизнь. Относительно же дома къ Лондон, хотя состояне жены позволяло ему прожить тамъ мсяцевъ пять, онъ зналъ, что дохода недостанетъ на цлый годъ. А теперь что же онъ долженъ длать? Если бы онъ могъ оставить домъ въ Лондон, тогда могъ бы жить съ матерью въ какомъ-нибудь новомъ деревенскомъ дом. Но онъ не смлъ сдлать предложене, чтобы домъ въ Лондон оставить. Онъ боялся декана, и такъ сказать боялся своего собственнаго общаня. Это было поставлено условемъ и онъ не зналъ какъ ему отдлаться отъ этого условя.

— Должны оставить Манор-Кроссъ, сказала Мери, когда ей было сообщено: — Боже! какъ это странно. Куда же он передутъ?

По тону ея голоса мужу ея сдлалось очевидно, что она смотрла на свой домъ въ Мюнстер-Корт — домъ былъ ея, а не его — какъ будущее мстопребыване его и ея. Спрашивая куда ‘он’ подутъ, она подразумвала другихъ дамъ въ семь. Онъ ожидалъ, что она выкажетъ какое-нибудь разочароване, относительно опасности своего будущаго положеня, которое долженъ былъ произвести этотъ новый бракъ. Но относительно этого ему показалось, что она совершенно равнодушна или умла очень хорошо разыгрывать роль. Словомъ она была почти равнодушна. Мысль, что она когда-нибудь сдлается леди Бротертонъ, занимала ее, но не очень. Ея счасте не такъ было нарушено этимъ бракомъ, какъ намекомъ на ея одежду. Она не могла понять ужаснаго уныня, въ которое весь этотъ вечеръ и весь слдующй день была погружена вся семья.

— Джорджъ, это очень тебя огорчаетъ? шепнула она ему утромъ на второй день.

— Не то, что братъ мой женится, сказалъ онъ:— сохрани Богъ, чтобы я младшй братъ желалъ бы лишить его того, что принадлежитъ ему по праву. Если бы онъ женился хорошо, что вс мы должны были радоваться этому.

— А разв онъ женится не хорошо?

— Какъ, на иностранк-то? на вдов итальянца? Потомъ я боюсь, что трудно будетъ найти удобный домъ для моей матери.

— Амеля говоритъ, что она можетъ перехать въ Кросс-Голлъ.

— Амеля сама не знаетъ, что говоритъ. Въ Кросс-Голлъ имъ еще долго нельзя перехать, если бы даже это и можно было сдлать. Надо домъ вполн меблировать, а на это нтъ денегъ.

— А нельзя ли, чтобы твой братъ?…

Лордъ Джорджъ покачалъ головой.

— Или папа?…

Лордъ Джорджъ опятъ покачалъ головой.

— Что он будутъ длать?

— Если бы у насъ не было дома въ Лондон, мы могли бы вмст нанять домъ въ деревн, сказалъ лордъ Джорджъ.

Вс разнообразныя обстоятельства предложеня тотчасъ промелькнули въ голов Мери. Если бы ей сказали, когда лордъ Джорджъ сватался за нее, что она постоянно будетъ жить въ деревн съ матерью и сестрами въ дом, гд она не можетъ быть хозяйкой, она, конечно, отказала бы ему. А теперь скука ея жизни была для нея ясне, чмъ тогда. Но по старанямъ ея отца, для нея былъ взятъ прятный веселый домикъ въ Лондон, и она могла позлащать скуку Манор-Кросса блескомъ своихъ будущихъ надеждъ. Пять мсяцевъ она будетъ полновластной хозяйкой въ Лондон. Ея мужъ будетъ жить на ея деньги, но мысль, что онъ будетъ счастливъ этимъ, приводила ее въ восторгъ. И все это должно быть хорошо и благоразумно, потому что сдлалось по совту ея отца. Теперь ей предлагаютъ оставить все это и жить въ какомъ-нибудь маленькомъ, бдномъ, скучномъ, деревенскомъ дом, гд она будетъ послднею въ семь, вмсто того, чтобы быть хозяйкой въ своемъ дом. Она обдумала все это въ одно мгновене и отвтила мужу твердымъ голосомъ:

— Если ты желаешь оставить домъ въ Лондон, мы оставимъ.

— Я боюсь, что это огорчитъ тебя.

Когда мы требуемъ жертвъ отъ нашихъ друзей, мы также желаемъ слышать отъ нихъ уврене, что имъ прятна эта жертва.

— Разумется, я буду жалть, Джорджъ.

— И это было бы несправедливо, сказалъ онъ.

— Если ты желаешь, я не скажу ни слова противъ этого.

Въ тотъ же день онъ похалъ въ Бротертонъ сообщить извсте декану. Что ни ршили бы они между собой, деканъ долженъ тотчасъ узнать объ этомъ брак. Лордъ Джорджъ, обдумывая все, когда халъ верхомъ, находилъ затрудненя со всхъ сторонъ. Онъ общалъ, что его жена будетъ жить въ Лондон, и не могъ взять назадъ этого общаня. Онъ понималъ, что значила предложенная ею жертва и чувствовалъ, что она не освободитъ его совсть. Потомъ онъ былъ увренъ, что деканъ громко будетъ возражать противъ этого. Конечно, деньги принадлежали собственно Мери и находились въ распоряжени лорда Джорджа, но онъ не будетъ въ состояни вынести упреки декана. Онъ будетъ также не въ состояни вынести свои собственные упреки, если только — что было весьма невроятно — деканъ одобритъ его планъ. Но какъ же устроить это? Неужели онъ долженъ бросить мать и сестеръ въ затруднительныхъ обстоятельствахъ? Онъ очень любилъ свою жену, но ему и въ голову не приходило, чтобы дочь декана Ловелеса могла быть, такъ для него важна, какъ дамы изъ фамили Джерменъ. Братъ намревался привезти жену въ Манор-Кроссъ въ ма, когда онъ будетъ въ Лондон, гд же и какимъ образомъ будутъ жить его мать и сестры?

Деканъ выказалъ свое смятене довольно ясно.

— Это очень непрятно, Джорджъ, сказалъ онъ:— очень непрятно!

— Разумется, намъ не нравится, что она иностранка.

— Разумется, вамъ не нравится вовсе его женитьба. И можетъ ли она нравиться? Вы вс знаете его довольно и конечно уврены, что не можете одобрить выбранную имъ женщину.

— Я не знаю, почему моему брату не жениться бы на англичанк.

— Онъ однако не женился. Онъ женился на вдов какого-то итальянца, и это несчасте. Бдная Мери!

— Я не думаю, чтобы Мери огорчалась этимъ.

— Она будетъ огорчена со временемъ. Женщины ея возраста сначала не чувствуютъ этого. Такъ онъ детъ сейчасъ. Что будетъ длать ваша матушка?

— У нея есть Кросс-Голдъ.

— Тамъ живетъ Прайсъ. Разумется, онъ долженъ выхать?

— Долженъ, если его увдомятъ заране.

— Онъ противиться не станетъ, если вы оставите ему землю и мызу. Я знаю Прайса. Онъ человкъ не дурной.

— Но Бротертонъ не желаетъ, чтобы он перехали туда, сказалъ лордъ Джорджъ, почти шопотомъ.

— Не желаетъ, чтобы ваша мать жила въ своемъ собственномъ дом? Честное слово, какъ маркизъ внимателенъ ко всмъ вамъ! Онъ это сказалъ прямо? На мст леди Бротертонъ я не обратилъ бы ни малйшаго вниманя на его слова. Она не зависитъ отъ него. Для того, чтобы онъ могъ избавиться отъ скуки показывать вжливость своимъ роднымъ, она должна отправиться странствовать по свту и отыскивать себ домъ на старости лтъ! Вы должны сказать ей, чтобы она ни минуты не слушала подобнаго предложеня.

Хотя лордъ Джорджъ имлъ большое довре къ своему тестю, ему непрятно было слышать, что объ его брат такъ свободно говоритъ человкъ, который былъ никто иной, какъ сынъ лавочника. Ему казалось, что деканъ не кстати вмшивается въ дло Манор-Кросса, а между тмъ, онъ былъ принужденъ разсказать декану все.

— Если даже Прайсъ выдетъ все-таки нельзя сейчасъ приготовить домъ.

— Маркизъ наврно не выгонитъ вашу мать до весны?

— Работники придутъ. Я не знаю, что мы будемъ длать относительно издержекъ на меблировку новаго дома. Это будетъ стоить тысячи дв, а ни у кого изъ насъ нтъ наличныхъ денегъ.

Лицо декана сдлалось очень серозно.

— Каждая ложка и вилка въ Манор-Кросс, каждое полотенце и каждая простыня принадлежатъ моему брату.

— Разв Кросс-Голлъ никогда не былъ меблированъ?

— Давно, при моей бабушк. Отецъ мой оставилъ деньги на это, но ихъ отдали моей сестр Алис, когда она выходила за Гольденофа.

Онъ объяснялъ вс маленькя затрудненя своей семьи декану, потому что ему было необходимо посовтоваться съ кмъ-нибудь.

— Я думалъ найти для нихъ меблированный домъ гд-нибудь въ другомъ мст.

— Въ Лондон?

— Конечно. Ни моей матери, ни моимъ сестрамъ не будетъ это прятно. Я самъ предпочитаю жить въ деревн.

— Не весь годъ?

— Я никогда не желалъ жить въ Лондон, но для Мери и для меня это ршено. Вы вдь не пожелаете, чтобы она отказалась отъ дома въ Мюнстер-Корт?

— Конечно нтъ. Было бы несправедливо заставлять ее всегда жить подъ крылышкомъ вашей матери и сестеръ. Она никогда не научится быть женщиной. Она вчно будетъ ходить на помочахъ. Не чувствуете ли вы этого сами?

— Я чувствую, что нище не могутъ выбирать. Моя мать получаетъ дв тысячи фунтовъ въ годъ. Какъ вамъ извстно у насъ у каждаго по пяти сотъ фунтовъ капитала. Этого недостаточно для того, чтобы имть домъ въ Лондон и домъ въ деревн.

Деканъ помолчалъ, а потомъ отвтилъ, что благосостояне ея дочери нельзя подчинить благосостояню всего семейства вообще. Потомъ онъ сказалъ, что если немедленно понадобятся деньги, то онъ дастъ взаймы маркиз или лорду Джорджу.

Лордъ Джорджъ, возвращаясь домой, сердился и на себя и на декана. Въ голос декана была повелительность, раздражавшая его, разумется, онъ имлъ намрене сдержать свое слово, но все-таки его жена была его жена, и подчинялась его вол, и состояне было собственно ея, она получила его не отъ декана. Деканъ слишкомъ много бралъ на себя. А между тмъ, не смотря на все это, онъ совтовался съ деканомъ обо всемъ и признался въ бдности своего семейства. Въ одномъ онъ былъ убжденъ — онъ не могъ отдлаться отъ дома въ Лондон.

Весь этотъ день леди Сара убждала мать настаивать на своихъ правахъ, и наконецъ успла.

— Какая будетъ наша жизнь, мама, говорила ей леди Сара:— если мы переселимся совсмъ въ новый мръ? Здсь мы нсколько полезны, люди знаютъ насъ и врятъ намъ. Мы можемъ жить по своему и все-таки жить согласно нашему званю. Въ приход нтъ ни одного мужчины, ни одной женщины, ни одного ребенка, которыхъ я не знала бы. Нтъ ни одного дома, въ которомъ вы не видали бы работы Амели и Сюзанны. Мы не можемъ начать всего этого сызнова.

— Когда меня не будетъ, душа моя, вы должны будете это сдлать. Кто знаетъ сколько можетъ быть сдлано до тхъ поръ, пока наступитъ этотъ печальный день? Можетъ быть онъ опять увезетъ въ Италю свою итальянскую жену. Мама, намъ не надо бжать отъ нашихъ обязанностей.

На слдующее утро ршили, что вдовствующая маркиза будетъ настаивать на своемъ прав перехать въ Кросс-Голдъ, и маркизу было написано письмо, поздравлявшее его разумется съ его бракомъ, но сообщавшее въ тоже время, что его родные останутся въ этомъ приход.

Нсколько дней спустя Ноксъ, управляющй имнемъ, прхалъ изъ Лондона. Онъ получилъ приказаня отъ маркиза и пришлетъ работниковъ въ домъ какъ только ея сятельство выдетъ. Но онъ согласился, что этого нельзя сдлать тотчасъ. Конечно можно начать что-нибудь пока они тамъ, но ни красить ни ломать ничего нельзя до марта. Въ тоже время ршили, что перваго марта семья выдетъ изъ дома.

— Надюсь, что сынъ мой не разсердится, сказала маркиза Ноксу.

— Онъ не будетъ имть никакой причины разсердиться, миледи. Но я никогда не видалъ, чтобы онъ очень сердился на что бы то ни было.

— Онъ всегда любилъ поступать по своему, мистеръ Ноксъ, сказала заботливая мать.

Глава VII.
Ворота Кросс-Голла.

Пока Ноксъ былъ еще въ деревн, начались переговоры съ Прайсомъ, охотникомъ-фермеромъ, который былъ очень добрый человкъ. Дамы въ Манор-Кросс его не любили, такъ какъ его образъ жизни нисколько не походилъ на ихъ жизнь. Онъ въ церкви бывалъ не такъ часто, какъ по ихъ мнню онъ долженъ бы быть, и такъ какъ онъ былъ холостякъ, то о немъ разсказывали вещи вроятно несправедливыя. Холостякъ можетъ жить въ город и никто не станетъ справляться объ его жизни, но если же не женатый человкъ живетъ одиноко въ деревенскомъ дом, онъ непремнно сдлается жертвою клеветы, если у него въ дом увидятъ женщину моложе шестидесяти лтъ. Говорили также о Прайс, что иногда посл охоты отъ него выходили люди въ неприличномъ вид. Но я не думаю, чтобы старикъ сер-Симонъ Вольтъ, начальникъ охоты, могъ такъ любить его, или такъ часто бывалъ бы у него въ дом, если бы что нибудь было не такъ, и никто не сомнвался, что въ Гольт, какъ назывался лсокъ за полмили отъ дома, всегда можно было найти лисицу. Но въ большомъ дом всегда были предубждены противъ Прайса, и съ этимъ соглашался даже лордъ Джорджъ.

Но когда Ноксъ пошелъ къ Прайсу и объяснилъ, что дамы принуждены оставить Манор-Кроссъ и очистить мсто для маркиза, Прайсъ объявилъ, что онъ уберется со всей поклажей, сапогами, шпорами, бутылками, какъ только получитъ увдомлене. Прайсы англйскаго мра, вообще не нарушаютъ уваженя къ маркизамъ.

— Работники могутъ явиться завтра, сказалъ Прайсъ.— Холостякъ можетъ прютиться везд, мистеръ Ноксъ.

Домъ въ Кросс-Голл былъ совершенно отдленъ отъ фермы Кросс-Голльской, гд былъ отдльный домъ, теперь занимаемый работниками. Но Прайсъ былъ человкъ достаточный, и когда домъ былъ пустъ, могъ позволить себ занять его.

Такимъ образомъ первоначальныя затрудненя уменьшались. А между тмъ дла шли не совсмъ гладко. Маркизъ не удостоилъ отвтомъ брата, но Ноксу написалъ длинное письмо, ставя управляющему въ обязанность выгнать его мать и сестеръ изъ помстья совсмъ.

‘Мы будемъ гораздо лучшими друзьями врозь,, писалъ онъ: ‘если они останутся тамъ, мы будемъ видться рдко, а можетъ быть не будемъ видться совсмъ, и это будетъ очень неудобно. Если он помстятся въ другомъ мст, я меблирую для нихъ домъ, но я не хочу, чтобы он торчали у меня подъ рукой.’

Ноксъ разумется обязанъ былъ показать это лорду Джорджу, а лордъ Джорджъ обязанъ былъ посовтоваться съ леди Сарой. Леди Сара сказала своей матери, только не все, но сказала такимъ образомъ, что старушка согласилась остаться наперекоръ старшему сыну. Сама же леди Сара, несмотря на свою истинно-христанскую и дйствительную доброту, была не прочь отъ борьбы. Конечно ея братъ былъ главою фамили и имлъ преимущества, но он также имли свои права и она не была расположена покоряться его тиранству. Поэтому Ноксъ былъ убжденъ увдомить маркиза, въ самыхъ мягкихъ выраженяхъ, что дамы ршились перехать въ Кросс-Голлъ.

Чрезъ мсяцъ посл этого у Воротъ Кросс-Голла была охота, начальникомъ которой былъ уже пятнадцать лтъ сер-Симонъ Вольтъ. Это были ворота большого парка, открывавшяся на дорогу напротивъ дома Прайса. Эти ворота были каменныя, съ аркой и съ домикомъ съ каждой стороны. Въ прежнее время это была дорога изъ Лондона въ Бротертонъ. Но желзная дорога уничтожила эту, и эти ворота стали служить любимымъ мстомъ сборища для охотниковъ.

Въ подобныхъ случаяхъ лордъ Джорджъ всегда бывалъ тутъ. Онъ никогда не охотился, но прзжалъ верхомъ, не въ охотничьемъ мундир, говорилъ нсколько вжливыхъ словъ сер-Симону, который пожималъ ему руку, длалъ замчаня о погод, но никакого сочувствя между этими людьми не было.

На этотъ разъ леди Амеля привезла леди Сюзанну въ колясочк, и леди Джорджъ была тутъ верхомъ съ своимъ отцомъ деканомъ, очень желая слдовать за охотой, но мужъ очень строго запретилъ ей это. Разумется, тутъ были мистеръ Прайсъ и мистеръ Ноксъ, тоже державшй лошадь и охотившйся.

Пока вели собакъ, Прайсъ вынулъ письмо изъ кармана и показалъ его Ноксу.

— Маркизъ писалъ вамъ, сказалъ управляющй тономъ удивленя, удивляясь не тому что маркизъ писалъ къ Прайсу, а что онъ ршился писать къ кому-нибудь.

— Никогда прежде не писалъ, и жалю зачмъ написалъ теперь.

Ноксъ также пожаллъ, когда прочелъ письмо. Въ немъ выражалось очень сильно желане со стороны маркиза, чтобы Прайсъ не вызжалъ изъ Кросс-Голла, что дому слдуетъ принадлежать къ ферм, и что маркизъ желаетъ, чтобы мистеръ Прайсъ остался его сосдомъ.

‘Если вы можете это устроить, я сдлаю ферму и прятной и прибыльной для васъ,’ писалъ маркизъ.

— Онъ ни слова не говоритъ о ея сятельств, сказалъ Прайсъ:— но онъ желаетъ отвязаться отъ нихъ всхъ.

— Я полагаю такъ, отвчалъ управляющй.

— Напрасно обратился онъ ко мн, мистеръ Ноксъ, у меня еще три года контрактъ на ферму, а посл этого я конечно долженъ убираться.

— Неизвстно что можетъ случиться, Прайсъ.

— Если я и долженъ буду убраться, я не думаю, чтобы я умеръ съ голоду, мистеръ Ноксъ.

— И я этого не думаю.

— Семьи у меня нтъ, и я не знаю обязанъ ли я слушаться приказанй лорда, хотя онъ мой хозяинъ. Я дамъ то больше уважаю чмъ его, мистеръ Ноксъ.

Тутъ Прайсъ употребилъ довольно сильныя выраженя.

— Какое право иметъ онъ думать, что я стану исполнять его грязныя дла? Можете сказать ему отъ меня, чтобы онъ самъ этимъ занимался.

— Вы ему отвтите, Прайсъ?

— Ни строчки. Мн не о чемъ ему писать. Онъ знаетъ, что я оставляю домъ, а если не знаетъ, то вы можете сказать ему.

— Куда вы перезжаете?

— Я устрою дв комнаты на ферм, а будь у меня контрактъ я не прочь бы истратить триста или четыреста фунтовъ. Я хотлъ поговорить съ вами объ этомъ, мистеръ Ноксъ.

— Я не могу возобновить контрактъ безъ его позволеня.

— Напишите и спросите его, да не забудьте сказать, что я непремнно выду изъ Кросс-Голла посл Рождества. Если онъ согласится на четырнадцать лтъ, я перестрою старый домъ и не спрошу у него ни шиллинга. Да вдь это никакъ лисица! Кто бы подумалъ въ этомъ парк?

Говоря такимъ образомъ онъ ухалъ, Ноксъ за нимъ и вс охотники переполошились. Для нихъ было такимъ непривычнымъ дломъ скакать по парку Манор-Кросса! Но собаки съ громкимъ лаемъ мчались сквозь лавровые кусты въ разсадникъ, и обжали вокругъ оранжереи вплоть до дома. Потомъ лисица забжала въ огородъ и опять выбжала въ лавровые кусты. Дворецкй, садовникъ, горничная и даже судомойка вс вышли посмотрть. Даже леди Сара подошла къ лицевой двери, имя очень строгй видъ, а старая маркиза выглянула изъ своей гостиной наверху. Нашей прятельниц Мери казалось это очень забавно, потому что она могла хать за собаками, и даже леди Амеля взволновалась, хлеща пони по дорог. Лисицу убили самымъ безстыднымъ образомъ въ ям подъ оранжереей, ту самую лисицу, которая проводила бротертонскихъ собакъ разъ шесть по всмъ лучшимъ окрестностямъ Бротертона.

— Я это зналъ, сказалъ Прайсъ грустнымъ тономъ, поднимая голову, которую егерь только что отрубилъ отъ тла.— Могла бы она выбрать мсто получше для послдняго конца.

— Кончено? спросила леди Джорджъ.

— Для этой кончено, мисъ, сказалъ Джорджъ Скроби, бросая лисицу собакамъ:— то есть миледи, я хотлъ сказать, прошу прощеня у вашего сятельства.

Кто-то надоумилъ его въ эту минуту.

— Очень радъ видть ваше сятельство на охот, и надюсь, что мы скоро можемъ показать вамъ кое-что получше.

Но охота для бдной Мери кончилась. Когда Джорджъ Скроби, сер-Симонъ и собаки отправились въ Гольтъ, Мери принуждена была остаться съ мужемъ и золовками.

Когда это происходило, Ноксъ нашелъ время сказать лорду Джорджу о письм маркиза.

— Я боюсь, сказалъ онъ:— что вашему брату очень хочется, чтобы Прайсъ остался въ Кросс-Голл.

— Онъ еще писалъ что-нибудь?

— Не ко мн, а къ Прайсу.

— Онъ писалъ къ Прайсу?

— Да, собственноручно убждалъ его остаться. Не могу не находить, что это очень нехорошо.

Выражене глубокаго неудовольствя пробжало по лицу лорда Джорджа.

— Я счелъ обязанностью упомянуть вамъ объ этомъ, потому что не лучше ли будетъ для здоровья и счастя ея сятельства, чтобы она ухала отсюда.

— Вы сообразили все, мистеръ Ноксъ, и моя мать ршилась остаться, мы очень обязаны вамъ. Мы чувствуемъ, что исполняя обязанность къ моему брату, вы желаете быть вжливы къ намъ. Но я не желаю удерживать васъ.

Гаутонъ, разумется, тоже былъ на охот вмст съ женой. Когда лисицу убили, мистрисъ Гаутонъ находилась возл леди Джорджъ.

— Вы дете? спросила она шопотомъ.

— Нтъ, отвтила Мери.

— Подемте со мною! Никто васъ не увидитъ. Дозжайте до воротъ, оттуда видно все.

— Не могу. Они не хотятъ, чтобы я была на охот.

— Они! Кто они? и меня тоже не пускаетъ мистеръ Гаутонъ. Но я все-таки проду впередъ. Я не вижу зачмъ намъ оставаться сзади. Мистеръ Прайсъ подетъ впереди меня. Вы знаете мистера Прайса?

— Но онъ здитъ везд.

— И я намрена хать везд. Какая польза длать на половину? Подемте.

Но Мери въ голову не приходило взбунтоваться — она въ въ сердц этого не одобряла и разсердилась на мистрисъ Гаутонъ. Но когда амазонка ускакала по трав къ воротамъ, Мери не могла не подумать, что она, не хуже своей старой прятельницы Аделаиды де-Баронъ, могла слдовать за Прайсомъ. Деканъ похалъ, выразивъ намрене посмотрть ферму Прайса.

Когда непривычное волнене утихло въ Манор-Кросс, лордъ Джорджъ опять былъ принужденъ вернуться къ извстямъ, слышаннымъ отъ Нокса. Онъ не могъ оставить ихъ при себ. Онъ считалъ себя обязаннымъ разсказать все леди Сар.

— Пишетъ такому человку какъ Прайсъ о своемъ желани выгнать родную мать изъ ея собственнаго дома!

— Ты письма не читалъ?

— Нтъ, Ноксъ читалъ. Такое письмо не могли же они показать мн, но Ноксъ говоритъ, что Прайсъ пришелъ въ сильное негодоване и клянется, что онъ даже не отвтитъ на письмо.

— Я полагаю, онъ можетъ это сдлать, Джорджъ? Было бы ужасно разорить его.

— Прайсъ богатъ. И даже если бы Прайсъ сдлалъ все, чего желаетъ Бротертонъ, онъ могъ бы только не пускать насъ годъ. Но не думаешь ли ты, что вамъ всмъ будетъ неудобно тамъ? Каково будетъ матушк, если онъ не будетъ видться съ нимъ? И каково будетъ вамъ, когда вы узнаете, что никогда не будете видться съ его женой?

Леди Сара сидла молча нсколько минутъ, а потомъ объявила, что предпочитаетъ войну.

— Это очень дурно, Джорджъ, очень дурно. Я предвижу большое несчасте, особенно оттого, что мы должны постоянно осуждать человка, котораго желали бы любить и одобрять больше всхъ. Но ничего не можетъ быть хуже бгства. Мы не должны допускать, чтобы мамашу выгнали изъ ея собственнаго дома, а насъ отвлекли отъ нашихъ обязанностей. Я думаю, что намъ не слдуетъ обращать никакого вниманя на письмо Бротертона къ Прайсу.

Глава VIII.
Ручей Погсби.

Много толковали о хитрой лисиц, когда хали въ Гольтъ, что это была та самая лисица, которую не убили въ прошломъ январ. Пока это происходило, мистрисъ Гаутонъ хала возл Прайса, и говорила ему съ нжнйшей улыбкой:

— Вы помните ваше общане, мистеръ Прайсъ.

— Очень помню, мистрисъ Гаутонъ. Ваша лошадь, конечно, уметъ прыгать?

— Великолпно. Мистеръ Гаутонъ купилъ ее отъ лорда Маунтфенсера. Леди Маунтфенсеръ не могла на ней здить, потому что она дергаетъ немножко, но это прекрасная охотничья лошадь.

— Мы это узнаемъ, мистрисъ Гаутонъ, вы только не отставайте отъ меня. Мы прямо подемъ въ лсокъ Тропа. Но дорог только одинъ заборъ и большая канава, но это ничего для свжихъ лошадей.

— Моя совсмъ свжа.

— Тамъ они по большей части повертываютъ направо къ Погсби, и около четырехъ миль придется хать все по трав.

— А прыгать-то когда-же?

— Есть не много воды — ручей Погсби, и для вашей лошади, мистрисъ Гаутонъ, такой ручей ничего не значитъ.

— Ршительно ничего, мистеръ Прайсъ, я люблю ручьи.

— Я боюсь, что лисицъ-то здсь нтъ, сказалъ сер-Симонъ.

— Лисица, которую мы убили, сер-Симонъ, была изъ Гольта, сказалъ фермеръ, заботясь о репутаци своего лса.— Не можете же вы, скушавъ вашъ пирогъ, надяться, что онъ будетъ цлъ, сер-Симонъ.

— Надо бы въ такомъ лсу.

— Можетъ быть и будетъ. Лучшя норы вонъ въ томъ углу. Сколько разъ видалъ я тамъ маленькихъ лисятъ.

Тутъ послышался короткй, тихй, нершительный лай, а потомъ другой, нсколько потверже.

— Вотъ онъ, сер-Симонъ, вотъ онъ вашъ пирогъ.

— Хорошая собака Блезеръ, вскричалъ сер-Симонъ, узнавъ голосъ своей собаки.

И многя собаки узнали знакомый звукъ такъ же какъ и хозяинъ, спша удостовриться въ слд, который старый вожакъ нашелъ для нихъ.

Лсъ Гольтъ, хотя густой, былъ малъ, и лисиц мало было надежды ускользнуть.

— Теперь мистеръ Ботомли держитесь покрпче, и будете чувствовать себя лучше при конц.

Ботомли былъ молодой человкъ изъ Лондона, къ которому часто обращались такимъ образомъ, который всегда бывалъ очень растревоженъ на нсколько минутъ, а потомъ забывалъ обо всемъ въ своемъ волнени.

Мистрисъ Гаутонъ старалась избгать мужа, а между тмъ ей все-таки не хотлось оставить фермера.

— Позвольте, сударыня, позвольте на минуту. Теперь направо, а тамъ налво.

Говоря такимъ образомъ, Прайсъ перепрыгнулъ чрезъ низкй заборъ, а мистрисъ Гаутонъ за нимъ, но слишкомъ близко. Гаутонъ видлъ это и остановился. Онъ подъхалъ было, ршившись остановить свою жену, но она ускользнула отъ него въ послднюю минуту.

— Теперь къ воротамъ сударыня, а потомъ прямо какъ стрла къ лску. Я поду впереди васъ чрезъ канаву, но только не здите такъ близко.

Фермеръ похалъ, чувствуя можетъ быть, что лучшимъ способомъ, чтобы освободиться отъ своей слишкомъ навязчивой прятельницы было хать такъ скоро, чтобы она не могла его догнать. Но лошадь леди Маунтфенсеръ также бжала скоро и имла свою собственную волю. Не безъ причины лордъ Маунтфенсеръ разстался съ такой хорошей лошадью.

— Осторожне, сударыня, сказалъ Прайсъ, когда мистрисъ Гаутонъ чуть не наткнулась на нею, когда они оба перепрыгнули большую канаву:— осторожне, или съ нами обоими приключится бда. Дождитесь, пока я перепрыгну, а потомъ ужъ заставьте прыгать вашу лошадь.

Совтъ очень хорошй и дается очень часто, но и дамы, и мужчины, руки которыхъ не совсмъ тверды, иногда не имютъ возможности послдовать ему. Теперь дохали до лса Тропа. Джорджъ Скроби халъ впередъ какъ егерь, и человкъ двадцать перепрыгнули вслдъ за нимъ чрезъ большой заборъ.

Мистрисъ Гаутонъ оглянулась, боясь каждую минуту, чтобы не подъхалъ ея мужъ.

— Не можемъ ли мы объхать съ другой стороны, мистеръ Прайсъ? спросила она.

— Тамъ будетъ не лучше чмъ здсь.

— Но по этой дорог детъ мистеръ Гаутонъ, шепнула она.

— О! воскликнулъ фермеръ, дотронувшись пальцемъ до своего носа и тихо направляясь къ лсу.

‘Никогда не мшай позабавиться’ было девизомъ его жизни, а по его мнню было дйствительно забавно, что молодая жена детъ наперекоръ старому мужу. Мистрисъ Гаутонъ похала за нимъ, но когда они выхали на другую сторону, лисица убжала.

— Она удрала не къ Ногсби, сказалъ Прайсъ Джорджу Скроби.

— Она еще не знаетъ этой мстности, отвчалъ егерь.— Она вернется въ лсъ Манор-Кросса. Вы увидите.

Паркъ Манор-Кросса лежалъ налво, а Ногсби направо. Нкоторые, помня о большомъ ручь и зная гд находится мостъ, держались направо и скоро отстали отъ охоты. Между ними былъ Гаутонъ. Если бы лисица, какъ ей слдовало, мчалась къ Ногсби, то прыгать пришлось бы съ травы на траву, по теперь пришлось прыгать на вспаханную землю. Нужно ли говорить, что это совсмъ не одно и тоже. Сер-Симонъ, когда узналъ въ чемъ дло, повернулъ въ переулокъ, который велъ на Бротертонскую дорогу. Начальникъ охоты не часто здитъ для славы, и сер-Симонъ давно предоставилъ это людямъ молодымъ. Но все еще осталось всадниковъ двнадцать, между которыми находился фермеръ и его преданная прятельница, и одинъ господинъ не въ охотничьемъ костюм.

Воздадимъ должное каждому и заявимъ, что молодой Ботомли первый подъхалъ къ ручью, и первый перескакнулъ чрезъ него. Будучи легкомысленно нескроменъ, онъ наслаждался удовольствемъ, что обогналъ Джорджа Скроби. Джорджъ, ненавидвшй Ботомли, проворчалъ ему прокляте, хотя никто не могъ слышать его.

— Скоро придетъ ему конецъ, сказалъ Джорджъ, желая этимъ сказать, что если всадникъ детъ по вспаханной земл такимъ образомъ, то его лошадь скоро выбьется изъ силъ.

Но для Ботомли, если только видли, что онъ перепрыгнулъ большой ручей прежде всхъ, достанетъ счастя на мсяцъ. Для Ботомли въ охот состояло то очароване, что онъ сдлалъ что-нибудь такое, о чемъ могъ говорить. Увы, хотя онъ прекрасно подъхалъ къ ручью и перепрыгнулъ чрезъ него, говорить то было не о чемъ, потому что, къ несчастю, онъ оставилъ свою лошадь въ вод. Бдное животное ударилось шеей и плечами о противоположной берегъ, а всадникъ его отлетлъ на сухую землю.

— Эта ужъ не встанетъ, сказалъ Джорджъ, перепрыгнувъ ярда за два направо.

Это было сказано зло, потому что лошадь собственно не ушиблась. Но всадникъ, по-крайней-мр молодой, не долженъ опережать егеря, если не очень увренъ въ себ и въ своей лошади. Затмъ перепрыгнулъ господинъ не въ охотничьемъ костюм, который зналъ, что длаетъ. Посл говорили, что этотъ всадникъ былъ деканъ, но деканъ никогда не хвастался этимъ подвигомъ.

Лошадь мистрисъ Гаутонъ бжала очень шибко. Не разъ фермеръ предостерегалъ ее, чтобы она сдерживала лошадь на вспаханной земл. Она пыталась повиноваться. Но лошадь была упряма, а она легка, и тяжелая почва ничего бы не значила для этой лошади, если бы на ней хали какъ слдуетъ. Но мистрисъ Гаутонъ позволяла лошади скакать по грязи. Такъ какъ съ нею никогда прежде не случалось ничего, она не боялась, и была очень взволнована. Она была на столько близко, что видла какъ человкъ упалъ у ручья, потомъ она видла также, что егерь перескакнулъ и господинъ не въ охотничьемъ мундир. Это казалось ей чудесно. Падене не испугало ее совсмъ, такъ какъ другимъ удалось. Она знала, что за нею дутъ трое или четверо и ршила не пропускать ихъ впередъ. Они должны видть, что она также можетъ перескакивать чрезъ ручей. Не даромъ же освободилась она отъ своего мужа. Прайсъ, подъзжая къ вод, зналъ, что ему предстояло дло не легкое, и зналъ также какъ близко детъ за нимъ эта женщина. Теперь было слишкомъ поздно опять заговорить съ нею, но онъ не боялся своей лошади, если только мистрисъ Гаутонъ дастъ ему мсто. Онъ осадилъ лошадь ярда за два до края, а потомъ прыгнулъ.

Но мистрисъ Гаутонъ свою лошадь не осадила, и какъ вс лошади, ея лошадь устремилась за тою, которая до сихъ поръ хала впереди. Добжавъ до берега, она сдлала усиле прыгнуть высоко, но такъ сильно ударилась о лошадь Прайса, что опрокинула и его и ее.

Прайсъ былъ вполн хорошй всадникъ и попалъ на берегъ какъ Ботомли. Но об лошади лежали въ ручь, и когда фермеръ обернулся, онъ увидалъ, что мистрисъ Гаутонъ не видать нигд. Онъ немедленно самъ бросился въ воду, но прежде далъ себ слово никогда не показывать дорогу дам, пока не узнаетъ, уметъ ли она здить.

Ноксъ и Дикъ тотчасъ подоспли и мистрисъ Гаутонъ была вынута изъ воды.

— Она мертва, сказалъ егерь, самъ блдный какъ смерть.

— Нтъ, сказалъ Ноксъ: — она не мертва, но кажется ушиблась.

Прайсъ вышелъ изъ воды, держа на рукахъ мистрисъ Гаутонъ, а об лошади еще валялись безъ помощи.

— Плечо повреждено, мистеръ Ноксъ, сказалъ Прайсъ.— Лошадь прижала ее къ берегу подъ водой.

Въ это время голова мистрисъ Гаутонъ была опущена, глаза закрыты и она повидимому была безъ чувствъ.

— Позаботьтесь о лошадяхъ, Дикъ, для чего имъ получать смертельную простуду.

Въ это время собралось человкъ двнадцать и Дикъ съ другими могъ заняться съ несчастными лошадьми.

— Да, плечо ушибено, продолжалъ Прайсъ.— Что-то скажетъ мн мистеръ Гаутонъ.

На охот всегда бываетъ докторъ, посылаемый милостивымъ Провиднемъ, онъ всегда бываетъ довольно близко къ мсту несчастй, но ему никогда не случается быть, впереди. Очень искусный молодой хирургъ изъ Бротертона подосплъ почти тотчасъ же какъ мистрисъ Гаутонъ вытащили изъ воды, и объявилъ, что она вывихнула плечо.

Что было длать? шляпку она потеряла, вся вымокла, была покрыта грязью и все еще безъ чувствъ, и разумется, не могла ни хать верхомъ, ни итти пшкомъ. Много было сдлано предложенй. Прайсъ думалъ, что ее лучше всего отнести въ Кросс-Голлъ, отстоявшй на полторы мили. Ноксъ, знавшй мстность, сказалъ, что въ стн Манор-Кросса есть боковая калитка, въ которую будетъ ближе пройти въ Манор-Кроссъ, чмъ въ Кросс-Голлъ. Но какъ донести ее туда. Думали было нести ее на плетн, но потомъ Дика послали верхомъ за экипажемъ, а пока ее отнесли на плетн въ котеджъ землевладльца, и тогда къ обществу присоединились сер-Симонъ и Гаутонъ.

— Это все вы виноваты, сказалъ мужъ, подходя къ Прайсу, какъ будто хотлъ ударить его хлыстомъ.

— Отчасти, конечно, серъ, сказалъ Прайсъ, смотря прямо въ лицо Гаутону и почти рыдая:— и я очень этимъ огорченъ.

Потомъ мужъ пошелъ къ жен и наклонился надъ нею, но жена, увидавъ его, нашла удобнымъ опять лишиться чувствъ.

Въ два часа прхали къ большому дому. Сер-Симонъ, выразивъ глубокую горесть, разумется, похалъ къ своимъ собакамъ, Ноксъ, какъ приближенный къ Манор-Кроссу, Прайсъ и, разумется, докторъ съ Гаутономъ и его грумомъ, провожали экипажъ. Когда они подъхали къ дверй, вс дамы вышли ихъ принять.

— Кажется вы намъ больше не нужны, сказалъ Гаутонъ фермеру.

Бдняжка обернулся и пошелъ домой одинъ, чувствуя себя въ полной немилости.

— Вдь если ужь на то пошло, говорилъ онъ себ:— вдь она чуть не убила меня, а не я ее. Почему я могъ знать, что она не уметъ здить?

— Я думаю, Мери, ты теперь сознаешься, что я былъ правъ, сказалъ лордъ Джорджъ своей жен, какъ только страдалицу положили въ постель.

— Дамы не всегда ломаютъ себ плечи, сказала Мери.

— И съ тобою могло случиться тоже, что съ мистрисъ Гаутонъ.

— Такъ какъ я не похала, то теб нтъ никакой надобности бранить меня, Джорджъ.

— Но ты была недовольна, зачмъ тебя не пустили, сказалъ онъ, ршивъ, чтобы за нимъ осталось послднее слово.

Глава IX.
Мистрисъ Гаутонъ.

Леди Сара, всегда распоряжавшаяся тмъ немногимъ гостепримствомъ, которое оказывалось въ Манор-Кросс, не очень была довольна, что принуждена принять мистрисъ Гаутонъ, которую она особенно не любила, но обстоятельства не допускали ничего другого. Ее уложили въ постель съ вывихнутымъ плечомъ, и конечно, при выносимыхъ ею страданяхъ, нельзя было и думать о томъ, чтобы выгнать ее изъ дома. Мало того, что она страдала, она къ тому же была и родственница.

— Мы должны пригласить его, мама, сказала леди Сара.

Маркиза жалобно застонала. Имя Гаутона произносилось всегда съ большимъ неудовольствемъ дамами въ Манор-Кросс.

— Я думаю, что мы не можемъ иначе поступить. Мистеръ Сойеръ — это былъ искусный молодой хирургъ изъ Бротертона — говоритъ, что ее нельзя перевозить по-крайней-мр недлю.

Маркиза застонала. Но непрятность уменьшилась отказомъ Гаутона. Сначала онъ хотлъ остаться, но поговоривъ съ женой, объявилъ, что такъ какъ опасности нтъ, то онъ не хочетъ безпокоить леди Бротертонъ, но съ ея позволеня прдетъ завтра узнать о здоровь жены.

— Это большое облегчене, сказала леди Сара матери.

А между тмъ, леди Сара настойчиво увряла Гаутона, что имъ будетъ очень прятно, если онъ останется у нихъ.

Не смотря на свои страданя, которыя, дйствительно, были сильны, мистрисъ Гаутонъ имла достаточно силъ уврить мужа, что ему самому будетъ невыразимо скучно въ Манор-Кросс и самъ онъ невыразимо надостъ всмъ этимъ ‘старымъ шлюхамъ’, какъ она называла хозяекъ.

— Притомъ къ чему? прибавила она:— я должна лежать здсь нкоторое время. Ухаживать ты не умешь. Ты умрешь со скуки, я поправлюсь и безъ тебя, а ты занимайся твоей охотой.

Онъ согласился, но видя, что здоровье позволяетъ его жен выразить свое мнне о желаемости его отсутствя, подумалъ, что здоровье позволитъ ей также выслушать выговоръ за ея непослушане. Но когда онъ началъ, она сказала:

— О, Джефри! неужели ты будешь бранить меня, когда я нахожусь въ такомъ положени.

Тутъ она опять почти лишилась чувствъ. Онъ зналъ, что жена обращается съ нимъ нехорошо, но зналъ также, что не можетъ этого избгнуть и ухалъ, не говоря боле ни слова.

Но мистрисъ Гаутонъ была очень весела въ этотъ вечеръ, когда леди Джорджъ принесла ей обдъ. Она сама объ этомъ просила. Она такъ давно знала ‘милую Мери’ и такъ горячо привязана къ ней. ‘Милая Мери’ была не прочь отъ этого занятя, къ которому присоединилась также должность главной сидлки. Она никогда особенно не любила Аделаиду Де-Баронъ и чувствовала, что въ разговор ея было что-то не совсмъ приличное, когда они встртились въ дом декана, но Аделаида была веселе дамъ манор-кросскихъ, ласкова въ обращени и молода. Все въ Манор-Кросс имло видъ какой-то древности, начинавшей подавлять энергю молодой новобрачной.

— Боже! какъ это мило! сказала мистрисъ Гаутонъ, повидимому, забывъ о боли въ плеч:— я скоро даже буду радоваться этому несчастному случаю.

— Вамъ не надо это говорить.

— Почему, если я чувствую это? Не похоже ли это на романъ, что меня принесли въ домъ лорда Джорджа, который еще такъ недавно былъ моимъ обожателемъ?

Эта мысль не приходила въ голову Мери, а теперь, когда на это намекнули, ей было непрятно.

— Я желаю знать, когда онъ придетъ ко мн. Надюсь, что это не возбудитъ въ васъ ревности?

— Конечно нтъ.

— Мн кажется онъ теперь такъ влюбленъ въ васъ, какъ прежде былъ въ меня. А одно время онъ былъ очень, очень привязанъ ко мн. Не правда ли, какъ странно, что мужчины такъ перемняются?

— И вы также перемнились, сказала Мери, сама не зная, что сказать.

— Да — нтъ. Не знаю, перемнилась ли я. Я не говорила лорду Джорджу, что я люблю его. И мистеру Гаутону не говорила тоже. Я не выдаю себя за добродтельную женщину, и конечно, вышла замужъ для денегъ. Онъ мн очень нравится и я намрена всегда быть для него хорошею женой, то есть, если онъ позволитъ мн поступать, какъ я хочу. Я не хочу, чтобы мн читали нравоученя, онъ не долженъ и думать объ этомъ.

— Вдь вы не должны были хать сегодня.

— Почему же? Если бы моя лошадь не хала такъ скоро, а лошадь мистера Прайса такъ медленно въ эту минуту, то со мною не случилось бы ничего, и никто ничего не узналъ бы объ этомъ. А вы не любите здить верхомъ?

— Люблю. Но вы не слишкомъ ли много говорите?

— Я умерла бы, если бы должна была лежать здсь и не говорить ни съ кмъ. Подложите подъ меня подушку. Теперь хорошо. Кто вы думаете халъ еще вчера? Я видла его.

— Кого?

— Бротертонскаго декана, душа моя.

— Нтъ!

— Его. Я видла, какъ онъ перепрыгнулъ ручей предъ тмъ, какъ я упала. Что скажетъ мистеръ Грошютъ?

— Я думаю, что папа не очень заботится о томъ, что говоритъ мистеръ Грошютъ.

— А епископъ?

— Я уврена, что онъ и о словахъ епископа заботится мало. Но я твердо убждена, что онъ не сдлаетъ ничего такого, что кажется ему дурно.

— Я полагаю деканы всегда поступаютъ такъ.

— Мой папа такъ поступаетъ.

— И лордъ Джорджъ конечно, сказала мистрисъ Гаутонъ.

— Я ничего не говорю о лорд Джордж. Я знаю его не такъ давно.

— Если вы не станете его хвалить, то я буду. Я совершенно уврена, что лордъ Джорджъ Джерменъ никогда въ жизни не сдлалъ того, чего не слдуетъ длать. Это его недостатокъ. Разв вамъ не нравятся мужчины, которые длаютъ то, чего не слдуетъ длать?

— Нтъ, сказала Мери: — не нравятся. Каждый долженъ длать то, что слдуетъ. И вамъ слдуетъ заснуть. Поэтому я уйду.

Она знала, что въ этой самозванной ея прятельниц что-то есть не совсмъ хорошее, и даже пошлое. Но хотя мистрисъ Гаутонъ была женщина пошлая, она все-таки была развлеченемъ для безконечнаго мрака Манор-Кросса.

На слдующй день прхалъ Гаутонъ и всмъ сталъ объяснять, что отказался отъ охоты для своей жены. Но говорилъ онъ мало, длать ничего не могъ и остался недолго.

— Не бросай для меня охоты, сказала ему жена: — я отъ этого не выздоровлю скоре, а мн непрятно быть для тебя помхой.

Мужъ ухалъ и не прзжалъ два дня, потомъ прхалъ въ воскресенье на полчаса, и во вторникъ явился, по дорог на охоту, въ высокихъ сапогахъ и красномъ мундир. Онъ оказался мене непрятенъ для обитателей Манор-Кросса, чмъ можно было ожидать.

Прайсъ приходилъ каждое утро узнавать и между нимъ и мистрисъ Гаутонъ происходили большя любезности. Въ суботу она сидла на диван въ блуз и его привели къ ней.

— Это я во всемъ виновата, мистеръ Прайсъ, сказала она тотчасъ.— Я слышала, что вамъ сказалъ мистеръ Гаутонъ, тогда я говорить не могла, но мн было очень жаль.

— То, что мужъ говоритъ въ такое время не значитъ ничего.

— То, что мужъ говоритъ, мистеръ Прайсъ, очень часто не значитъ ничего.

Онъ вертлъ шляпу въ рукахъ и улыбнулся.

— Если бы не это, то ничего бы не случилось и я не столкнула бы васъ въ воду. Но я надюсь, что вы покажете мн дорогу и въ другой разъ, а я позабочусь не подъзжать къ вамъ такъ близко.

Это такъ понравилось Прайсу, что когда онъ шелъ домой, то клялся себ, что если она опять попроситъ его, то онъ сдлаетъ для нея тоже самое.

Когда Прайсъ фермеръ видлъ ее, то разумется, и лордъ Джорджъ обязанъ былъ явиться къ ней. Сначала онъ постилъ ее съ женой и леди Сарой, и разговоръ былъ очень чопорный. Леди Сара имла силы усмирить даже мистрисъ Гаутонъ. Но лордъ Джорджъ вернулся посл, когда жена его была тамъ, и разговоръ сдлался нсколько свободне.

— Вы не можете себ представить, какъ мн прискорбно, сказала мистрисъ Гаутонъ:— что я навлекла на васъ вс эти хлопоты.

Она сдлала ударене на слов ‘на васъ’, какъ будто хотла показать ему, что нисколько не заботится о его матери и сестрахъ.

— Это вовсе не составляетъ для меня хлопотъ, сказалъ лордъ Джорджъ, низко поклонившись — Я сказалъ бы, что это для меня удовольстве, если бы ваше присутстве здсь не сопровождалось такими страданями.

— Страданя не значатъ ничего, сказала мистрисъ Гаутонъ.— Я вовсе не думаю о нихъ. Они вознаграждаются возобновленемъ моей короткости съ леди Джорджъ Джерменъ.

Это она сказала очень мило, а онъ сказалъ себ, что она дйствительно очень мила.

Леди Джорджъ — или Мери, какъ мы все будемъ называть ее, для краткости, не смотря на ея возвышене — стала немножко бояться мистрисъ Гаутонъ, но теперь, видя вжливость мужа къ гость, понявъ изъ его обращеня, что ему нравится ея общество, начала смягчаться и думать, что она можетъ позволить себ подружиться съ этой женщиной. Ей въ голову не приходило ревновать. Въ своей невинности, она не находила возможнымъ, чтобы сердце ея мужа было не врно къ ней. Не могла она думать также, чтобы такая женщина, какъ мистрисъ Гаутонъ, могла быть предпочтена ей. Она считала себя и добре, и красиве мистрисъ Гаутонъ.

Красота мистрисъ Гаутонъ, главное, зависла отъ того обращеня, которое она присвоила себ и которое въ другой женщин было бы непривлекательно. Мери знала, что она хороша собой, она не могла этого не знать. Ее воспитали вс окружающе ее въ этомъ убждени, и убжденная въ этомъ, она пручила себя думать, что это вовсе не достоинство съ ея стороны. Ея красота теперь принадлежала вполн ея мужу. Она была ей нужна для того, чтобы поддерживать любовь мужа, въ которой пока она нисколько не сомнвалась. Она слышала, что женатые влюбляются въ чужихъ женъ, но нисколько не примняла этого къ себ.

Въ этотъ день вс дамы посидли нсколько времени у гостьи. Прежде пришла леди Сара и леди Сюзанна. Мистрисъ Гаутонъ, очень хорошо видвшая въ чемъ дло, съ пренебреженемъ относилась къ леди Сар. Ей нечего было бояться этой драконши. Леди Сара, несмотря на родство, называла ее мистрисъ Гаутонъ, а мистрисъ Гаутонъ называла ее леди Сарой. Короткость не допускалась. Ее приняли только потому, что она вывихнула плечо, пусть будетъ такъ. Лордъ Джорджъ съ женою подутъ съ нею зимою и короткость будетъ тамъ. Мистрисъ Гаутонъ, конечно не желала повторить своего посщеня въ Манор-Кроссъ.

— Нкоторыя женщины любятъ охотиться, а нкоторыя нтъ, сказала она въ отвтъ на строгое замчане леди Сары.— Я люблю, и не думаю, чтобы случай такого рода могъ хоть сколько-нибудь относиться къ этому.

— Не могу сказать, чтобы я находила это развлечене приличнымъ для дамъ, сказала леди Сара.

— Я полагаю, что дамы могутъ длать тоже самое, что длаютъ духовныя лица. Деканъ перепрыгнулъ чрезъ ручей какъ разъ прежде меня.

Конечно, это былъ доводъ весьма слабый, но мистрисъ Гаутонъ знала, что это раздражитъ леди Сару по милости родства между деканомъ и манор-кросской семьей.

— Отвратительная женщина, сказала леди Сара матери:— и могу только надяться, что Мери не часто будетъ видаться съ нею въ Лондон.

— Я не вижу, какъ она можетъ посл того, что было между нею и Джорджемъ, сказала невинная старушка.

Однако, несмотря на это сильно выраженное мнне, старушка сдлала больной визитъ и взяла съ собою леди Амелю.

— Надюсь, что вы чувствуете себя лучше.

— Гораздо лучше, леди Бротертонъ! Но мн жаль, что я надлала вамъ вс эти хлопоты, но мн очень прятно быть здсь и видть вмст лорда Джорджа и Мери. Такого милйшаго личика какъ у нея я не видала никогда. И какъ она похорошла. Вотъ что значитъ полное счасте. Она такъ нравится мн.

— Мы очень ее любимъ, сказала маркиза.

— Я уврена въ этомъ. И какъ онъ гордится ею!

Леди Сара сказала, что эта женщина отвратительна, и поэтому маркиза чувствовала, что обязана ненавидть ее. Но если бы не леди Сара, то она была бы довольна своей гостьей. Она оставалась недолго, но общала вернуться на слдующй день.

На слдующее утро Гаутонъ опять прхалъ и остался только на нсколько минутъ, въ комнат жены его застали лордъ Джорджъ и Мери. Когда они вс уходили, мистрисъ Гаутонъ успла сказать словечко своему бывшему поклоннику.

— Не бросайте меня все утро. Придите поговорить со мной, я теперь здорова, хотя мн не позволяютъ ходить.

Повинуясь этому призыву, онъ вернулся къ ней, когда его жена пошла засдать на обычномъ юбочномъ конклав. Относительно этихъ благотворительныхъ собранй, Мери отчасти стояла на своемъ. Она, наконецъ, заставила понять, что не можетъ быть связана тми правилами, которыми руководились ее золовки. Но ея возмущене было не полное, и она все-таки длала извстное количество стежекъ въ недлю.

Лордъ Джорджъ не сказалъ ничего о своемъ намрени, но цлый часъ до второго завтрака сидлъ вдвоемъ съ мистрисъ Гаутонъ. Если мужчина можетъ сдлать визитъ дам въ ея дом, то, конечно, онъ можетъ навстить и въ своемъ. Если женатый человкъ поболтаетъ часъ съ женою другого въ деревенскомъ дом, это тоже не значитъ ничего. Какой мужчина и какая женщина не длали этого? А все-таки когда лордъ Джорджъ постучался въ дверь, онъ чувствовалъ, что длаетъ такой поступокъ, который не желаетъ сдлать извстнымъ.

— Какъ вы добры, сказала она: — садитесь и не бгите. Ваша мать и сестры были у меня — это очень мило, но вс обращаются со мною точно будто я не должна раскрывать ротъ боле пяти минутъ сряду. А я чувствую себя такъ хорошо, что готова опять сейчасъ же перепрыгнуть чрезъ ручей.

— Пожалуста, не длайте этого.

— Конечно, я этого не сдлаю теперь. Я боюсь, что вы не любите охотиться.

— Сказать по правд, отвтилъ лордъ Джорджъ:— я никогда не имлъ средствъ держать лошадей.

— А, это причина. Мистеръ Гаутонъ, разумется, богатъ, но я не знаю ничего такъ мало удовлетворительнаго само по себ, какъ богатство.

— Оно доставляетъ удобства.

— О! да, удобства, но оно такъ неудовлетворительно! Разумется, мистеръ Гаутонъ можетъ держать лошадей сколько хочетъ, но какая въ этомъ польза, когда онъ никогда не слдуетъ за охотой? Но моему, лучше совсмъ не держать лошадей. Я очень люблю охоту.

— И вроятно я любилъ бы, если бы это было для меня доступно въ молодости.

— Вы говорите о себ точно вамъ сто лтъ. Я знаю ваши лта. Вы ровно семнадцатью годами моложе моего мужа!

На это лордъ Джорджъ не отвчалъ. Разумется, онъ чувствовалъ, что мисъ Де-Баронъ вышла за старика.

— Желала бы я знать, очень ли вы удивились, когда услыхали, что я помолвлена за мистера Гаутона?

— Я удивился, нсколько.

— Оттого, что онъ такой старый?

— Не отъ этого одного.

— Я сама удивилась и знала, что вы будете удивлены. Но что же мн было длать?

— Я нахожу, что вы поступили очень благоразумно, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Да, но вы находите, что я бездушна. Я могу видть это по вашимъ глазамъ и слышать въ вашемъ голос. Moжетъ быть я поступила бездушно,— но я была обязана поступить благоразумно. Мужчина можетъ выбрать себ профессю. Онъ можетъ длать все. Но что можетъ придумать двушка? Вы говорите, что деньги доставляютъ удобства.

— Это конечно.

— А какъ же она доставитъ себ удобство, если у нея нтъ своихъ денегъ, какъ у милой Мери?

— Не думайте, чтобы я порицалъ цасъ.

— Но даже если бы вы не порицали, я должна извиниться предъ вами, сказала она съ жаромъ, наклоняясь съ дивана къ нему.— Неужели вы думаете, что я не знаю разницы?

— Какой разницы?

— Ахъ, вамъ не слдуетъ спрашивать. Я могу на это намекать, но вамъ не слдуетъ спрашивать. Но вдь это не годилось бы?

Лордъ Джорджъ не понималъ, что такое не годилось, но зналъ, что это относится къ его прежней любви, и ему это даже понравилось. Такая лесть вообще прятна мужчинамъ, даже если они не могутъ вполн понять всхъ женскихъ маленькихъ продлокъ.

— Расточительность у меня въ характер, папа какъ меня воспиталъ. А между тмъ, у меня нтъ ничего. Я не имла права выйти ни за кого, кром богача. Вы сейчасъ сказали, что средства не дозволяли вамъ охотиться.

— Не дозволяли никогда.

— А я не могла дозволить себ имть сердце. Вы сейчасъ сказали также, что деньги доставляютъ удобства. Было время, когда я нашла бы очень, очень удобнымъ имть свое собственное состояне.

— У васъ теперь состояне большое.

Она не разсердилась на него, она уже знала, что мужчины всегда недогадливы. Она не разсердилась на него и оттого, что хотя онъ былъ недогадливъ, но очевидно польщенъ.

— Да, сказала она: — теперь у меня состояне большое. Этого я добилась. Я не могла жить безъ большого дохода, но большой доходъ не длаетъ меня счастливою. Это все равно, что да и питье. Надо же сть и пить, а не очень этимъ интересуешься. Можетъ быть вы не очень сожалете объ охот?

— Я сожалю, потому что она даетъ возможность знать своихъ сосдей.

— А я сожалю о томъ, чего не могу имть.

Тутъ проблескъ того, на что она намекала промелькнулъ въ голов лорда Джорджа, и онъ покраснлъ.

— Не всегда выходитъ такъ какъ желаешь, сказалъ онъ.

Тутъ совсть упрекнула его и онъ поправился.

— Но Богу извстно, что я не имю причины жаловаться, я счастливъ.

— Да, конечно.

— Я нахожу, что лучше вспоминать то хорошее, что у насъ есть, чмъ сожалть о томъ, чего намъ не досталось.

— Это превосходная философя, лордъ Джорджъ. И вотъ почему я зжу на охоту, ломаю себ кости, падаю въ рку и разъзжаю съ такими людьми, какъ мистеръ Прайсъ. Надо же извлекать все лучшее изъ своего положеня, не правда ли? Но вы, какъ я вижу, ни о чемъ не сожалете.

Онъ помолчалъ, а потомъ нашелъ себя вынужденнымъ сдлать попытку къ любезности.

— Я этого не говорилъ, отвтилъ онъ.

— Вы могли пристроить себя сообразно своимъ вкусамъ. Мужчина всегда можетъ это сдлать. Я была принуждена взять того, кто подвернулся. Я нахожу, что Мери такъ мила.

— Я тоже это нахожу, могу васъ уврить.

— Вы были очень счастливы, найдя такую двушку, невинную, чистую, хорошенькую, да еще съ состоянемъ. Желала бы я знать какую разницу составило бы въ вашемъ счасти то, если бы вы видли ее до нашего знакомства. Я полагаю, что тогда мы совсмъ не знали бы другъ друга.

— Кто можетъ это сказать?

— Нтъ, никто сказать не можетъ. Я признаюсь, что предпочитаю настоящее положене. Я могу вспоминать то, чмъ могу гордиться.

— А я-то чего долженъ стыдиться.

— Стыдиться! сказала она почти вскочивъ отъ гнва.

— Того, что вы отказали мн!

Добилась наконецъ, поймала рыбу на удочку.

— О! сказала она: — ничего подобнаго быть не можетъ. Если я тогда не сказала вамъ прямо, то скажу прямо теперь. Я поступила бы очень дурно, если бы вышла за бднаго человка.

— Мн не слдовало длать вамъ предложеня.

— Я не знаю какъ сказать, продолжала она очень тихимъ голосомъ и потупившись: — нкоторые говорятъ, что если мужчина любитъ онъ долженъ объясниться, каковы бы ни были обстоятельства. Я думаю, что я согласна съ этимъ. Вы по-крайней-мр знаете, что я сочла это за величайшую честь, хотя эта честь была недоступна для меня.

Наступило молчане, во время котораго лордъ Джорджъ ничего не нашелся сказать. Онъ поддался ея лести, но не желалъ измнять своей жен, ухаживая за этой женщиной. Ему правились ея разговоры и ея обращене, но она была для него священна какъ жена другого.

— Устроилось все къ лучшему, сказала она со смхомъ: — и Мери Ловелесъ самая счастливая женщина на свт. Я такъ рада, что вы прдете въ Лондонъ и надюсь, что вы будете у меня бывать.

— Непремнно.

— Я намрена подружиться съ Мери. Нтъ ни одной женщины, которая нравилась бы мн до такой степени. Потомъ обстоятельства свели насъ вмст? А если мы съ нею сдлаемся друзьями, друзьями истинными, я буду чувствовать, что наша дружба можетъ продолжаться — ваша и моя. Я намрена воспользоваться этимъ приключенемъ. У меня недостало бы ума придумать это, но я очень этому рада, потому что мы опять сошлись и можемъ понимать другъ друга. Прощайте, лордъ Джорджъ. Не хочу задерживать васъ доле. Я не желаю заставить Мери ревновать.

— Мн кажется, что на это не можетъ быть ни малйшаго опасеня, сказалъ онъ съ искреннимъ неудовольствемъ.

— Не принимайте серозно моей шутки, сказала она, протянувъ руку.

Онъ взялъ ее, опять улыбнулся и ушелъ.

Когда она осталась одна, ею овладло такое чувство, что какъ будто она исполнила какую-то трудную работу съ весьма умреннымъ успхомъ, она чувствовала также, что игра едва ли стоитъ свчъ. Она нисколько не была влюблена въ этого человка, она не была способна влюбиться въ кого бы то ни было. Въ нкоторой степени она ревновала, и ей казалось, что она обязана отмстить Мери Ловелесъ за то, что она такъ быстро завладла ея отвергнутымъ женихомъ. Но ея ревность была не настолько сильна, чтобы побудить ее къ какому-нибудь злобному поступку. Она не составляла плана противъ счастя мужа и жены, когда вступила въ этотъ домъ, но планъ составился самъ по себ, и ей нравились такя сильныя ощущеня. Онъ былъ тупъ, ужасно тупъ, но очень хорошъ собой и лордъ, потомъ также въ пользу ея говорило то, что когда-то онъ нжно ее любилъ.

Когда лордъ Джорджъ пришелъ къ завтраку, онъ чувствовалъ себя почти виновнымъ, и едва украдкой пробрался въ комнату, гд сидли его жена и сестры.

— Ты былъ у мистрисъ Гаутонъ? спросила леди Сара твердымъ голосомъ.

— Да, я провелъ съ нею полчаса, отвтилъ онъ.

Но онъ не могъ отвтить на этотъ вопросъ безъ нкоторой нершимости. Мери однако ничего не примтила.

Глава X.
Деканъ спортсменъ.

Въ Бротертон о подвиг декана говорили такъ же много какъ и о приключени мистрисъ Гаутонъ. Ходили слухи о томъ, что онъ длалъ въ этомъ же отношени посл того, какъ поступилъ въ духовное зване, когда былъ молодымъ человкомъ, о скачкахъ, въ которыхъ онъ участвовалъ, и даже о поздкахъ его въ Ньюмаркетъ и другя нечестивыя мста. Но на сколько было извстно въ Бротертон, ничего этого не было посл того какъ деканъ сдлался деканомъ. Хотя онъ постоянно здилъ верхомъ, онъ сколько было извстно, только смотрлъ на охоту, и вс въ Бротертон знали, что онъ запретилъ своей дочери слдовать за охотой.

Но теперь, какъ только дочь его вышла, замужъ и прекратилась необходимость подавать ей примръ, тогда деканъ съ розеткой на шляп — такъ разсказывали — скакалъ за собаками какъ какой-нибудь фермеръ или простой провинцяльный дворянинъ! Въ тотъ же самый день Грошютъ разсказалъ всю исторю епископу. Но Грошютъ самъ подвига не видалъ и епископъ сдлалъ видъ будто не вритъ этому.

— Я боюсь, милордъ, сказалъ капелланъ:— что это правда.

— Если бы онъ здилъ за каждою сворою собакъ въ графств, я не знаю что могу тутъ сдлать, сказалъ епископъ.

Съ этимъ Грошютъ нисколько согласенъ не былъ. Епископъ иметъ такое же право наводить справки о нравственномъ поведени декана какъ и обо всякомъ другомъ духовномъ лиц въ его епархи.

— А что если онъ станетъ держать пари на скачкахъ, сказалъ Грошютъ съ ужасомъ и въ тон и на лиц.

— Но хать за сворою собакъ не значитъ держать пари на скачкахъ, сказалъ епископъ, которому хотя нравилась власть надъ деканомъ, но вовсе не нравилась мысль потерпть неудачу въ этомъ отношени.

И каноникъ Гольденофъ услыхалъ объ этомъ.

— Душа моя, сказалъ онъ своей жен: — Манор-Кроссъ отличается по части спортменства. Не только мистрисъ Гаутонъ лежитъ тамъ съ сломанной рукой, но и тесть твоего брата скакалъ за собаками въ тотъ день.

— Деканъ! воскликнула леди Алиса.

— Такъ сказали мн.

— Онъ никогда не позволялъ Мери перескакнуть чрезъ малйшй заборъ. Врядъ ли бы позволилъ онъ ей слдовать за охотой верхомъ.

— Многе отцы длаютъ то, чего не позволяютъ длать дочерямъ. Деканъ всегда показывалъ, что ему было бы прятно вырваться на волю.

— Могутъ сдлать съ нимъ что-нибудь?

— О, нтъ! если бы онъ даже самъ завелъ свору собакъ, сколько мн извстно.

— Но я полагаю, что это нехорошо, сказала жена каноника.

— Да, я думаю что это нехорошо, потому что это скандализируетъ. Все что оскорбляетъ нехорошо, если только не бываетъ полезно въ другихъ отношеняхъ. Если это правда, мы услышимъ здсь много толковъ, а это не будетъ способствовать къ братской любви и дружб между нами, духовными лицами.

Въ Бротертон былъ другой каноникъ, мистеръ Паунтнеръ, краснощокй мужчина, очень любившй хорошо пообдать, очень смлый, очень привязанный къ собору, на украшене котораго онъ щедро способствовалъ собственными деньгами. Зная толкъ въ кузык, онъ много возвысилъ характеръ хора. Хотя проповди Паунтнера считались самыми плохими, когда либо произносимыми съ соборной кафедры, онъ на основани вышеизложенныхъ добрыхъ дянй, былъ самое популярное духовное лицо въ город.

— Мн сказали, что вы отличались, господинъ деканъ, сказалъ Паунтнеръ, встртивъ нашего прятеля въ Оград.

— Разв послднее время я сдлалъ что-нибудь особенное? спросилъ деканъ, до котораго еще не дошли слухи о его подвигахъ.

— Мн сказали, что вы такъ опередили другихъ намедни на охот, что не были въ состояни подать помощи бдной женщин, которая сломала руку.

— О, вотъ что! Если я длаю что-нибудь, хотя можетъ быть мн придется длать это одинъ разъ въ двнадцать лтъ, я люблю длать это хорошо, докторъ Паунтнеръ. Я желалъ бы, чтобы вы могли послдовать моему примру и длать маленькй моцонъ. Это было бы очень для васъ полезно.

Паунтнеръ былъ толстъ и почти не выходилъ изъ Ограды или изъ своего собственнаго сада. Онъ былъ смлъ, но не такъ находчивъ какъ деканъ и не придумалъ отвта.

— Да, продолжалъ нашъ прятель: — прохалъ я съ ними мили дв съ большимъ удовольствемъ, желалъ бы отъ всего сердца, чтобы не было предубжденй противъ присутствя духовныхъ лицъ на охот.

— Мн кажется это былъ бы отвратительный обычай, сказалъ Паунтнеръ, уходя.

Самъ деканъ не думалъ бы объ этомъ боле, если бы не появилось нсколько строкъ объ этомъ въ еженедльной газет ‘Бротертонская Церковь’, которая считалась ядовитымъ и грязнымъ листкомъ во всей Оград. Деканы, каноники, и старше и младше, вс были согласны съ этимъ, Паунтнеръ ненавидлъ ‘Бротертонскую Церковь’ такъ же искренно какъ и деканъ. ‘Бротертонскую Церковь’ номинально издавалъ нкй мистеръ Гризъ, человкъ очень благочестивый, который долго, по до-сихъ-поръ напрасно, старался попасть въ духовное зване. Но многе предполагали, что газету вдохновлялъ Грошютъ. Она всегда восхваляла епископа. Она отличалась упорной оппозицей къ обрядамъ. Цлью ея было уничтожить папство въ бротертонской епархи. Она вообще насмхалась надъ всмъ капитуломъ, и очень часто выражалась сурово о декан. Теперь параграфъ состоялъ въ слдующемъ:

‘Ходятъ слухи, что деканъ Ловелесъ былъ на бротертонской охот въ прошлую среду, здилъ съ собаками цлый день и былъ передовымъ. Мы этому не вримъ, но надемся, что и для собора и собственно для себя, онъ удостоитъ опровергнуть этотъ слухъ.’

Въ слдующую суботу явился другой параграфъ, съ отвтомъ декана:

‘Мы получили отъ бротертонскаго декана слдующее изумительное письмо, которое публикуемъ безъ всякихъ комментарй. Наше мнне читатели сами поймутъ.

‘Ноябрь, 187.

‘Серъ, вамъ сказали правду — я былъ на бротертонской охот въ прошлую среду. Друге же слухи, публикованные вами, къ несчастю, несправедливы. Я жалю, что не могъ такъ отличиться на охот, какъ обвиняютъ меня мои враги. Имю честь быть, серъ, вашъ покорнйшй слуга,

Генри Ловелесъ

‘Издателю Бротертонской Церкви.’

Друзья декана единогласно порицали его за то, что онъ обратилъ внимане на это нападене. Епископъ, который былъ въ сердц честный человкъ и джентльменъ, сожаллъ объ этомъ. Весь капитулъ стыдился этого. Младше каноники вс соглашались въ томъ, что это унижало достоинство декана. Паунтнеръ, не забывшй намека на свою толщину, шепталъ на ухо нкоторымъ духовнымъ лицамъ, что ничего лучше нельзя ожидать изъ конюшни, намекая этимъ на происхождене декана, отецъ котораго держалъ наемныхъ лошадей, а каноникъ Гольденофъ, искренно любившй декана, несмотря на нкоторую разницу въ мнняхъ, выговаривалъ ему за это.

— Я пропустилъ бы это безъ вниманя, сказалъ каноникъ:— зачмъ было отвчать?

— Я не хотлъ позволить никому предположить, что я боюсь отвтить, я не хотлъ также заставить думать, что похавъ на охоту, я стыдился своего поступка.

— Никто изъ знающихъ васъ не подумалъ бы этого.

— Съ гордостью думаю, что никто изъ знающихъ меня не подумалъ бы этого. Я длаю столько же ошибокъ, сколько и друге, и жалю о нихъ потомъ. Но я никогда не стыжусь. Я скажу вамъ какъ все было, не для оправданя моего присутствя на охот, а для оправданя моего письма. Я былъ въ Манор-Кросс и похалъ на охоту потому, что похала Мери. Я не длалъ этого съ тхъ поръ, какъ нахожусь въ Бротертон, потому что здсь существуетъ предубждене противъ этого. Я прохалъ милю или дв и могу сказать вамъ съ большимъ удовольствемъ.

— Я этому врю.

— Вскор посл того, какъ выбжала лисица, встртился ручей, у котораго ушиблась мистрисъ Гаутонъ. Я перескочилъ его, и объ этомъ стали говорить только потому, что съ нею сдлалось несчасте. Посл этого мы выхали на бротертонскую дорогу и я вернулся въ Манор-Кроссъ. Не думайте, что мн было бы стыдно, если бы я прохалъ еще нсколько миль.

— Я увренъ въ этомъ.

— Дло, само по себ, недурное. Все таки, зная, что свтъ около насъ думаетъ объ охот, духовное лицо въ моемъ положени поступило бы дурно, если бы охотилось часто. Но человкъ, который можетъ приходить въ ужасъ отъ этого, былъ бы педантъ. А если этотъ человкъ выказываетъ притворный ужасъ, то онъ лицемръ. Я думаю, что многе духовныя лица согласились бы со мною, но нтъ ни одного духовнаго лица въ этой епархи, въ согласи котораго я былъ бы боле увренъ, чмъ въ вашемъ.

— Я возражаю не противъ охоты, а противъ письма.

— Не отвчать на подобное нападене было бы трусостью. Я примчаю, каноникъ, возрастающую непрязненность ко мн.

— Не въ капитул.

— Въ епархи. И я знаю откуда это происходитъ, и думаю, что могу понять причину. Что бы изъ этого не вышло, я не намренъ поддаваться. Я не желаю ссориться ни съ кмъ, и мене всего съ духовными лицами, но не перемню моего образа жизни или моего образа мыслей изъ опасеня ссоры.

— Никто не сомнвается въ вашемъ мужеств, но какая польза сражаться, когда ничего нельзя пробрсти? Бросьте эту гадкую газету. Она ниже и васъ и меня, деканъ.

— Гораздо ниже насъ, но и вашъ дворецкй ниже васъ. А если онъ сдлаетъ вамъ вопросъ, вы ему отвтите. Сказать вамъ по правд, я предпочелъ бы, чтобы меня назвали скоре нескромнымъ, чмъ робкимъ. Если бы я не хотлъ огорчить моихъ друзей, я похалъ бы на охоту три раза на будущей недл, показать, что меня не могутъ напугать.

Въ Манор-Кросс много говорили о газетной переписк, и декана осуждали дамы, находя, что онъ унизилъ себя, отвтивъ издателю. Въ жару спора, леди Сюзанна сказала нсколько словъ очень разсердившихъ Мери.

— Мн кажется, что папа во всякомъ случа лучше можетъ судить нежели вы, сказала она.

Между сестрами, и даже золовками, это не значило бы ничего, но въ Манор-Кросс это не понравилось. Мери была гораздо моложе ихъ! потомъ она была внучкой ремесленника! Конечно, он допустили ее въ свою семью на равной ног, но вс какъ-то чувствовали, что ей слдуетъ заплатить за эту великую доброту смиренемъ и покорностью. А молодая жена каждый день укрплялась въ намрени не показывать ни смиреня, ни покорности.

Леди Сюзанна, услыхавъ эти слова, выпрямилась съ видомъ оскорбленнаго достоинства.

— Милая Мери, сказала леди Сара:— мн кажется это немножко не любезно.

— Я нахожу, что не любезно говорить, будто папа безразсуденъ, сказала дочь декана:— желала бы я знать, что подумали бы вы вс, если бы я сказала хоть одно слово противъ милой мамаши — ей особенно натолковали, чтобы она называла маркизу мамашей.

— Деканъ не свекоръ мн, сказала леди Сюзанна очень гордо, какъ будто, длая это замчане, она просила понять, что подобныя отношеня не могли бы быть возможны никогда.

— Но онъ мой отецъ и я стану защищать его, и опять скажу, что онъ долженъ боле знать объ этомъ, чмъ какая бы то ни было дама.

Тутъ леди Сюзанна встала и величественно вышла изъ комнаты.

Лорду Джорджу сказали объ этомъ, и онъ счелъ себя обязаннымъ говорить съ своей женой.

— Я боюсь, что между тобою и Сюзанной, что-то вышло, душечка.

— Она разбранила папашу, а я сказала ей, что папаша знаетъ лучше, чмъ она, а потомъ она вышла изъ комнаты.

— Я не думаю, чтобы она имла намрене бранить декана. Она сказала только, что онъ безразсуденъ.

— Это и значитъ бранить. Милый Джорджъ, не брани ты меня. Я буду длать все, что ты мн велишь, но я не хочу слышать, чтобы о папаш говорили дурно. Ты не сердишься на меня за то, что я приняла сторону папаши?

Онъ поцловалъ ее и сказалъ, что ни сколько не сердится на нее, но продолжалъ намекать, что если она можетъ заставить себя выказать покорность его сестрамъ, то это сдлаетъ счастливою и ея и его и ихъ жизнь.

— Я сдлаю все, чтобы составить счасте твоей жизни, сказала, она.

Глава XI.
Лордъ и леди Джорджъ дутъ въ Лондонъ.

Время проходило и насталъ день для перезда въ Лондонъ. Посл разныхъ осторожныхъ продлокъ съ той и другой стороны, день отъзда былъ назначенъ 31-го января. Продлки происходили между деканомъ, дйствовавшимъ за дочь и дамами въ Манор-Кросс. Хотя он воображали, что имютъ много причинъ къ неудовольствю на Мери, он тмъ не мене старались удержать ее въ Манор-Кросс. Он вс охотно согласились бы бросить лондонскй домъ, который считали искушенемъ сатаны. Итакъ какъ деканъ дйствовалъ за дочь, такъ он дйствовали за брата. Лордъ Джорджъ не могъ говорить противъ дома въ Лондон, но это ему не нравилось и онъ этого опасался, а теперь, наконецъ, онъ просто раскаивался зачмъ далъ согласе на это. Но это было условемъ брака, и деканъ истратилъ деньги. Деканъ денегъ не жаллъ и выказалъ себя гораздо богаче, чмъ въ Манор-Кросс подозрвали. Конечно, у Мери было свое собственное состояне, но мебель, по большей части купилъ деканъ и внесъ часть суммы на наемъ дома. Лордъ Джорджъ находилъ невозможнымъ перемнить свое намрене посл всего, что было сдлано, но онъ былъ радъ откладывать этотъ несчастный день какъ можно боле.

Особенно опасалась леди Сюзанна, и надо признаться, она боле всего противилась желанямъ Мери. Она можетъ бытъ боле всхъ готова была распоряжаться женою брата, а Мери расположена была противиться ей боле, чмъ всмъ другимъ. Въ леди Сар было какое-то самоотречене, какая-то прямая доброта, и въ то же время, какое-то величественное самовласте, предписывавшее уважене. Посл трехмсячнаго пребываня въ Манор-Кросс, Мери готова была признать леди Сару боле чмъ золовкой — сознаться, что въ ея натур есть какое-то божественное всемогущество, и что оно возбуждаетъ уважене добровольное и невольное. Но ни предъ кмъ другимъ не хотла она смиряться, особенно предъ леди Сюзанной. Поэтому леди Сюзанна относилась къ ней непрязненно, и вполн была убждена, что Мери вовлечетъ себя въ большя непрятности среди столичныхъ удовольствй.

— Что такое полторы тысячи фунтовъ ежегоднаго дохода для того, чтобы содержать домъ въ Лондон, сказала она старшей сестр.

— Это только на нсколько мсяцевъ, замтила леди Сара.

— Разумется, она должна имть экипажъ и Джорджъ совсмъ попадетъ въ руки декана. Вотъ чего я боюсь. Деканъ очень хорошо устроилъ себя, но это не такой человкъ, на котораго я могла бы положиться вполн. Слышали вы, что мистеръ Паунтнеръ говорилъ о немъ намедни? Посл этой истори съ газетой, онъ очень упалъ во мнни капитула. Я въ этомъ убждена.

— Мн кажется, ты немножко строга къ нему, Сюзанна.

— Ты сама должна чувствовать, что онъ поступилъ нехорошо относительно дома въ Лондон. Зачмъ отвлекать человка отъ всхъ его занятй только потому, что онъ женился? Если она не могла примниться къ его наклонностямъ, она не должна была за него выходить.

— Будемъ справедливы, сказала леди Сара.

— Конечно, мы должны быть справедливы, сказала леди Амеля, которая рдко принимала участе въ подобныхъ разговорахъ, исключая тхъ случаевъ, когда хотла поддержать старшую сестру.

— Разумется, мы будемъ судить справедливо, продолжала леди Сюзанна.

— Она не принимала его предложеня, сказала леди Сара:— пока онъ не согласился на желане декана, проводить нкорое время въ Лондон.

— Онъ выказалъ большую слабость, сказала леди Сюзанна.

— Я этого не желала бы, продолжала леди Cpa:— но мы не можемъ предположить, чтобы наклонности молодой женщины, воспитанной въ Бротертон, были таке же какъ у насъ. Я могу понять, что Мери скучаетъ въ Манор-Кросс.

— Скучаетъ! вскричала леди Сюзанна.

— Скучаетъ! воскликнула леди Амеля, принужденная на этотъ разъ не согласиться даже съ своей старшей сестрой.— Не могу понять, какъ она можетъ скучать въ Манор-Кросс, особенно когда съ нею мужъ.

— Но вдь было сдлано услове, сказала леди Сара:— и такъ какъ это длается на ея деньги, то я думаю, что мы жаловаться не имемъ права. Я очень жалю, что такъ случилось. Ея характеръ еще не сформировался, а его наклонности такъ опредлились, что ихъ не измнитъ ничто.

— Потомъ эта, мистрисъ Гаутонъ! сказала леди Сюзанна.

Мистрисъ Гаутонъ уже давно ухала изъ Манор-Кросса, но оставила посл себя весьма неудовлетворительное чувство въ душ всхъ манор-кросскихъ дамъ. Это происходило не только отъ ихъ личнаго отвращеня къ ней, но также и отъ подозрня, подозрня томительнаго, что ихъ брату нравилось общество этой дамы боле чмъ слдовало. Мери же ничего объ этомъ не знала и подобнаго подозрня не испытывала. Но три сестры и маркиза, по ихъ наущеню, ршили, что лорду Джорджу гораздо лучше не видаться боле съ мистрисъ Гаутонъ. Он думали, что онъ прельщенъ не до такой степени, чтобы скакать за нею въ Лондонъ, но живя въ Лондон, онъ непремнно будетъ встрчаться съ нею.

— Не могу равнодушно подумать объ этомъ, продолжала леди Сюзанна.

Леди Амеля покачала головой.

— Мн кажется, Сара, теб надо серозно поговорить съ нею. Никто на свт не думаетъ такъ высоко объ обязанностяхъ, какъ онъ, и если его направить на это, то онъ будетъ набгать ее.

— Я говорила, отвтила леди Сара, почти шопотомъ.

— Ну, что же?

— Разсердился онъ?

— Какъ онъ принялъ это?

— Онъ не разсердился, а принялъ не очень хорошо. Онъ сказалъ, что находитъ ее привлекательной, но думаетъ, что иметъ достаточно власти надъ собой, чтобы удержать себя отъ подобнаго проступка. Я просила его общать мн не видаться съ нею, но онъ общаня не далъ, говоря, что можетъ быть не будетъ въ состояни его сдержать.

— Она препротивная, а я боюсь, что Мери она нравится, сказала леди Сюзанна.— Я знаю, что это не поведетъ ни къ чему хорошему.

Много сценъ, противоположныхъ этой, разыгрывалось въ дом декана. Мери бывала въ Бротертон чаще чмъ это нравилось манор-кросскимъ дамамъ, но он не могли прямо воспротивиться тому, чтобы она бывала у отца. Однажды, въ начал января, она уговорила мужа похать съ нею, и заперлась съ деканомъ въ то время, пока лордъ Джорджъ здилъ въ Сити.

— Папа, сказала Мери:— я почти ршаюсь отказаться отъ дома въ Мюнстер-Норт.

— Отказаться! Послушай, Мери, ты не можешь надяться быть счастливой въ жизни, если не ршишься не позволять манор-кросскимъ старухамъ садиться теб на шею.

— Это не для нихъ. Ему это не нравится, а для него я готова сдлать все.,

— Все это прекрасно, и я, конечно, не сталъ бы совтовать теб поступать наперекоръ его желанямъ, если бы не видлъ, что это поведетъ къ подчиненю его сестрамъ не тебя одну, а и его. Прятно теб, что онъ всегда будетъ находиться у нихъ подъ башмакомъ?

— Нтъ, папа, не прятно.

— Я предвидлъ все это и потому поставилъ непремннымъ условемъ, чтобы у тебя былъ свой домъ. Каждая женщина, выйдя замужъ, должна освободиться отъ всякаго домашняго контроля, кром власти мужа. Съ семьей лорда Джорджа это невозможно въ Манор-Кросс, и вотъ почему я настоялъ, чтобы у тебя былъ въ Лондон домъ. Я могъ сдлать это тмъ свободне, что издержки-то будутъ наши, а не ихъ. Не порти того, что я устроилъ.

— Разумется, я не пойду противъ васъ, папа.

— Помни всегда, что это длается не только для тебя, но и для него. Онъ находится въ положени особенномъ. Состояня у него нтъ, жилъ онъ постоянно съ матерью и сестрами, такъ-что вполн подчинился ихъ вляню! Ты обязана освободить его отъ этого.

Смотря на дло съ той точки зрня, которую указали ей, Мери начала думать, что отецъ ея правъ.

— Мужъ долженъ подчиняться только вляню одной женщины, прибавилъ деканъ, смясь.

— Я не стану повелвать имъ, сказала Мери, улыбаясь.

— Но не позволяй и другимъ женщинамъ имъ повелвать. Мало-по-малу онъ привыкнетъ находить удовольстве въ Лондонскомъ обществ, и ты также. Половину года ты будешь проводить въ Манор-Кросс или у меня, и вы оба освободитесь постепенно. Я не могу представить себ ничего печальне его и твоего рабства, если бы вамъ пришлось жить цлый годъ съ этими старухами.

Потомъ онъ сказалъ ей какое удовольстве сама она найдетъ въ лондонской жизни, и прибавилъ, что собственно еято жизнь не началась еще. Мери приняла его наставленя съ признательностью, но и съ удивленемъ, что онъ такъ открыто совтуетъ ей такой образъ жизни, который до-сихъ-поръ представлялъ ей суетнымъ.

Посл этого Мери не слышала боле намековъ на то, что отъ лондонскаго дома было бы лучше отказаться. Возвращаясь домой съ своимъ мужемъ, Мери очень умно заговорила о лондонскомъ дом какъ о дл ршенномъ, и лордъ Джорджъ понялъ, что это должно быть ршено.

— Ужъ лучше ничего не говори, сказалъ онъ однажды почти съ гнвомъ леди Сюзанн, и посл этого ничего не было говорено ему объ этомъ.

Были другя причины къ хлопотамъ — къ ужаснымъ хлопотамъ въ Манор-Кросс, что маркиза каждый день твердила, что она не въ состояни перенести предстоящихъ непрятностей. Работники уже явились въ большой домъ, приготовлялись ломать и перестраивать все, какъ только маркиза выдетъ, а друге работники уже ломали и перестраивали Кросс-Голлъ. Эти печальныя обстоятельства и тяжесть на душ старушки усиливались тмъ обстоятельствомъ, что никто въ семейств не получалъ извстя отъ самаго маркиза, съ тхъ поръ какъ было ршено, что его желанямъ повиноваться не будутъ. Старушка безпрестанно предлагала ухать и не попадаться на глаза маркизу. Ей казалось, что всякй маркизъ всегда долженъ поступать по своему, хотя бы и безразсудно. Разв онъ не глава фамили? но леди Сара ршилась твердо и поставила на своемъ. Съ какой стати имъ забиться въ какой-нибудь неизвстный уголъ, гд он будутъ ничмъ не лучше другихъ женщинъ, не въ состояни длать добро, или имть вляне, потому только, что этого желаетъ человкъ, который не желаетъ длать добро или употреблять свое вляне добросовстно? Леди Сара была не трусиха и не уступала Кросс-Голла, хотя такимъ образомъ ей пришлось бы многое терпть.

— Я не выберусь отсюда до-тхъ-поръ, сказалъ Прайсъ: — пока ея сятельство не соберется перехать. Я могу все перенести, и присмотрю, чтобы все сдлалось по желаню ея сятельства.

Хотя Прайсъ былъ простой фермеръ, хотя въ его дом охотники имли привычку напиваться водкой, и хотя о Прайс говорили дурно, онъ сдлался теперь первымъ министромъ леди Сары въ Кросс-Голл, и былъ готовъ вести войну противъ маркиза.

Когда насталъ день отъзда Мери и ея мужа, грустное чувство овладло всей семьей. Изъ Бротертона отправили кухарку, которая жила въ Манор-Кросс нсколько лтъ тому назадъ. Лордъ Джорджъ взялъ лакея, который служилъ ему послднее время, а Мери свою горничную, которую взяла съ собой, когда вышла замужъ. Слдовательно, они были принуждены отыскивать только еще одного лакея. Но это еще боле усиливало то чувство, что они будутъ окружены въ Лондон чужими людьми. Это чувство было такъ сильно въ лорд Джордж, что оно почти доходило до страха. Онъ зналъ, что не будетъ умть жить въ Лондон. Онъ былъ Членомъ Карльтонскаго клуба, какъ прилично вельмож консерватору, но рдко бывалъ тамъ, а когда бывалъ, никогда не чувствовалъ себя тамъ какъ дома. И Мери, хотя посл разговора съ отцомъ твердо ршилась не отказываться отъ своего дома, тоже не была лишена опасенй. У нея не было знакомыхъ въ Лондон кром мистрисъ Гаутонъ, о которой она слышала только дурное отъ окружавшихъ ее дамъ. Была сдлана попытка, пригласить на одинъ мсяцъ одну изъ сестеръ. Леди Сара отказалась положительно и почти съ негодованемъ. Можно ли было предполагать, чтобы она бросила свою мать въ такое тяжелое время? Потомъ пригласили леди Амелю, и она съ большимъ сожалнемъ отказалась. На себя она положиться не смла, а леди Сара не посовтовала ей хать. Леди Сара думала, что леди Сюзанна будетъ всхъ полезне, но леди Сюзанну не пригласили. Объ этомъ была рчь лорда Джорджа съ его женой. Мери, вспомнивъ совтъ отца ршилась не позволять садиться себ на шею, и шепнула мужу, что Сюзанна всегда къ ней строга. Когда настало время отъзда, супруги ухали изъ Манор-Кросса безъ покровителей.

Въ этомъ было что-то грустное, даже для Мери. Она знала, что увозитъ мужа отъ жизни, которая нравилась ему, и что сама начнетъ жизнь, не имя возможности даже угадать понравится она ей или нтъ. Но она чувствовала съ удовольствемъ, что наконецъ начинаетъ жизнь замужней женщины. До-сихъ-поръ съ нею обращались какъ съ ребенкомъ.

— Я почти рада, что мы демъ одни, Джорджъ, сказала она.— Мн кажется, что мы еще совсмъ не были одни.

Онъ желалъ быть любезенъ и выказать жен свою любовь, и вмст съ тмъ не хотлъ сказать ничего такого въ чемъ могло бы подразумваться, будто ему надоло жить съ своей семьей.

— Это очень прятно, но…

— Что такое, дружокъ?

— Конечно я безпокоюсь теперь о моей матери.

— Она не передетъ еще мсяца два.

— Да, не передетъ, но дла такъ много.

— Ты можешь здить туда когда захочешь.

— Это требуетъ издержекъ, но разумется здить придется.

— Скажи, что теб прятно быть со мною одной?

Они занимали одни весь вагонъ, и Мери, говоря это, наклонилась къ мужу, вызывая его ласки.

— Теб не кажется непрятно, что ты будешь жить со мной?

Разумется, онъ былъ побжденъ и наговорилъ такихъ милыхъ вещей, на которыя по своему характеру былъ способенъ, увряя ее, что предпочитаетъ жить съ нею, чмъ съ кмъ бы то ни было на свт, и общалъ, что всегда будетъ стараться длать ее счастливою. Она знала, что онъ употребляетъ вс силы, для того чтобы выказать себя любящимъ мужемъ, и поэтому чувствовала, что обязана стараться любить его, но въ то самое время, когда она принимала его слова съ наружными признаками удовлетворенной любви, ея воображене представляло ей нчто другое, неизмримо высшее, если только это было возможно.

Въ этотъ вечеръ они обдали вдвоемъ въ первый разъ, исключая обда въ гостиниц. До-сихъ-поръ на ней не лежала обязанность заботиться объ его обд. Заботы эти не могли быть велики, потому что онъ относился равнодушно къ тому, что лъ и пилъ. Простота стола въ Манор-Кросс удивляла Мери, посл сравнительной роскоши деканова стола. Въ Манор-Кросс старались показать ей, что къ наслажденю дою нельзя относиться съ уваженемъ. Но она все-таки старалась, чтобы все окружавшее ея мужа было хорошо. И мебель была новая и посуда новая. Почти вс вещи были новы. Вс ея свадебные подарки находились тутъ, и безъ сомння она помнила, что все въ этомъ дом давала ему она. Если бы только она могла сдлать все прятнымъ для него! Если бы только онъ позволилъ убдить себя, что прятныя вещи прятны! Она порхала около него, касаясь его время отъ времени своими легкими пальчиками, поправляла ему волосы, наклонялась къ нему и цловала въ лобъ. Можетъ быть она еще будетъ способна оживить въ немъ ту страсть, о которой она мечтала. Онъ не отталкивалъ ее, не пренебрегалъ ея поцлуями, улыбался, когда она дотрогивалась до его волосъ, отвчалъ на каждое ея слово внимательно и вжливо, любовался хорошенькими вещицами, когда она приглашала его полюбоваться, но не смотря на все это, она вполн сознавала, что еще не возбудила въ немъ страсти.

Разумется, были и книги. Все было устроено для того, чтобы сдлать прятнымъ этотъ маленькй домъ. Вечеромъ Мери сняла съ полки тоненькй томикъ стихотворенй, изящно переплетенный, прехорошенькй на видъ, и который прятно было держать, и сла наслаждаться въ своей собственной гостиной. Но она скоро отвела глаза отъ горестей Авроры Ли посмотрть, что длаетъ ея мужъ. Онъ сидлъ спокойно на кресл, но внимательно прочитывалъ листы ‘Бротерширскаго Встника’.

— Боже, Джорджъ, ты привезъ сюда эту старую газету?

— Почему же мн не читать ‘Встника’ здсь, когда я его читаю въ Манор-Кросс?

— Разумется, если ты находишь въ этомъ удовольстве.

— Конечно я желаю знать, что длается въ графств.

Но когда потомъ она взглянула на него, конечно графство исчезло изъ его мыслей, потому что онъ крпко спалъ.

Она не очень интересовалась Авророй Ли. Душа ея не была настроена на стихотвореня такого рода. Предметы, окружающе ее, были слишкомъ важны и мысли ея не могли углубляться въ постороння горести. Потомъ она посмотрла на часы. Въ Манор-Кросс въ десять часовъ каждый вечеръ вс слуги приходили въ гостиную. Прежде входилъ дворецкй разставить стулья, потомъ служанки, потомъ кучеръ и лакей. Лордъ Джорджъ читалъ молитвы и Мери всегда находила это очень скучнымъ, но теперь ей казалось, что было бы почти облегченемъ, если бы вошелъ дворецкй и разставилъ стулья.

Глава XII.
Мисъ Мильдмей и Джекъ Де-Баронъ.

Недолго леди Джорджъ оставалась безъ гостей въ своемъ новомъ дом. На другой же день прхала мистрисъ Гаутонъ и тотчасъ пустилась въ объясненя.

— Я такъ рада, что вы прхали. Какъ только мн положительно запретили здить верхомъ въ эту зиму, я ршилась прхать въ Лондонъ. Зачмъ я буду сидть въ деревн, если верхомъ здить не могу? Я общала повиноваться, если меня привезутъ сюда, и не слушаться — если меня оставятъ тамъ. Мистеръ Гаутонъ здитъ взадъ и впередъ, это тяжело для него, бднаго старикашки, но если бы я осталась тамъ, то мн было бы тяжеле, чмъ ему: Онъ теперь гд-то съ моимъ папашей, устраиваетъ весеннюю охоту. Они соединяютъ какъ-то своихъ лошадей, и я знаю очень хорошо, кому это будетъ выгодно. Хитеръ долженъ быть тотъ, кого не проведетъ папа. Но мистеръ Гаутонъ такъ богатъ, что для него это не значитъ ничего. А теперь, моя милая, скажите мн, что вы будете длать? и что будетъ длать лордъ Джорджъ? Мн до смерти хочется видть лорда Джорджа. Наврно теперь онъ вамъ ужъ немножко надолъ.

— Право, нтъ.

— У васъ недостаетъ мужества сказать правду, вотъ оно что, душа моя. Я привезла карточки мистера Гаутона, это значитъ, что хотя онъ находится въ Ньюмаркет, предполагается будто онъ сдлалъ визитъ вамъ и лорду Джорджу. Мы приглашаемъ васъ обоихъ обдать у насъ въ понедльникъ. Я знаю, что лордъ Джорджъ очень щекотливъ и потому привезла записку. Вамъ теперъ еще нечего длать, и разумется вы прдете. Гаутонъ прдетъ въ воскресенье и опять удетъ во вторникъ утромъ. Послушать какъ онъ говоритъ объ этомъ, такъ подумаешь, что въ Англи нтъ никого умне его. Общайте прхать.

— Я спрошу прежде Джорджа.

— Какой вздоръ. Лордъ Джорджъ будетъ очень радъ увидться со мною. Я представлю вамъ премилаго кузена, не похожаго на Джерменовъ, они вс немножно мшковаты. Это — Джекъ Де-Баронъ, племянникъ моего папаши. Онъ служитъ въ пхотныхъ гвардейцахъ, и я думаю онъ понравится вамъ. Онъ все на свт уметъ длать, и вальсировать уметъ, и старикъ Мильдмей, и Гуссъ, которая смертельно влюблена въ Джека.

— И Джекъ также влюбленъ въ Гуссъ?

— О, нтъ, ни капельки. Вамъ нечего бояться, Джекъ Де-Баронъ иметъ только пятьсотъ фунтовъ въ годъ и наврно по уши въ долгахъ, а у мисъ Мильдмей можетъ быть всего на всего пять тысячъ. Сложите-ка все вмст и едва ли найдете удобнымъ подобный бракъ.

— Такъ я боюсь, что вашъ Джекъ… корыстолюбивъ…

— Корыстолюбивъ? Разумется, онъ корыстолюбивъ. То есть онъ не желаетъ разомъ устремиться къ разореню. Но онъ ужасно влюбчивъ, и когда влюбится, готовъ почти на все — кром брака.

— Если такъ, я на вашемъ мст не приглашала бы… Гуссъ встрчаться съ нимъ.

— Она уметъ сама о себ позаботиться, и не поблагодаритъ меня, если я стану заботиться о ней такимъ образомъ. Больше никого не будетъ, кром сестры моего мужа Гетты. Вы никогда не встрчались съ Геттой Гаутонъ?

— Я слышала о ней.

— Еще бы! ‘Не знать ее…’ я забыла какъ тамъ дальше въ романс говорится, но если вы не знаете Гетты Гаутонъ такъ значитъ вы не бываете нигд. У нея куча денегъ, она живетъ одна, говоритъ все, что придетъ ей въ голову, и длаетъ, что захочетъ. Она бываетъ везд и знаетъ все. Я всегда говорила, что не захочу остаться старой двой, но увряю васъ, что я завидую Гетт Гаутонъ. Но не будь у нея денегъ, она была бы ничто. Насъ будетъ восемь человкъ, и въ это время года мы обдаемъ ровно половина восьмого. Не могу ли я отвезти васъ куда-нибудь? Мой же экипажъ отвезетъ васъ потомъ домой.

— Благодарю, нтъ. Я заду за лордомъ Джорджемъ въ Карльтонъ въ четыре часа.

— Какъ это мило! Желала бы я знать, долго ли вы будете зазжать за лордомъ Джорджемъ въ Карльтонъ.

Мери могла только предположить, когда ухала ея прятельница, что все это такъ принято. Конечно, леди Сюзанна предостерегала ее противъ мистрисъ Гаутонъ, но Мери не была расположена принимать предостереженя леди Сюзанны насчетъ чего бы то ни было. Отецъ ея зналъ, что она имла намрене быть знакомой съ этой женщиной, и хотя онъ очень часто предостерегалъ ее насчетъ манор-кросскихъ старухъ, какъ онъ ихъ называлъ, онъ не говорилъ ни слова противъ мистрисъ Гаутонъ, а онъ зналъ о замышляемой короткости.

Мери захала за своимъ мужемъ, и ей показалось прятно подождать нсколько минутъ въ своей колясочк у дверей клуба. Потомъ они похали посмотрть на новую картину, выставленную при газовомъ свт въ Бондской улиц, и Мери начало казаться, что лондонскя удовольствя восхитительны.

— Не находишь ли ты, что эти два старые патера великолпны, сказала она, опираясь на руку мужа въ темной комнат.

— Я не очень интересуюсь старыми патерами, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Но головы такъ хороши.

— Можетъ быть. Священныя картины мн не нравятся. Ты кажется сказала, что хочешь хать къ Свану и Эдгару?

Онъ не сочувствовалъ ей въ картинахъ, но можетъ быть, наконецъ, она узнаетъ его вкусъ.

Онъ былъ очень радъ обдать у Гаугоновъ и захалъ къ нимъ прежде, чмъ день обда насталъ.

— Я былъ сегодня на Беркелейскомъ сквер, сказалъ онъ однажды:— но не засталъ никого.

— Кажется теперь никого не бываетъ дома, отвчала Мери.— Посмотри. У меня была леди Брабазонъ, и мистрисъ Натморгрипъ, и мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Кто эта мистрисъ Монтакют- Джонсъ?

— Никогда о ней не слыхалъ.

— Боже, какъ это странно! какъ это любезно съ ея стороны. А вчера была графиня. Керъ. Она, кажется, родственница?

— Она двоюродная сестра моей матери.

— Была и милая старушка Талловаксъ. А меня не было дома и я не видала никого изъ нихъ.

— Я полагаю, что въ Лондон никого нельзя застать дома, исключая назначеннаго дня.

Леди Джорджъ, приглашенная прхать на обдъ къ ея прятельниц въ назначенное время, прхала съ мужемъ какъ ей было сказано и никого не нашла въ гостиной. Чрезъ нсколько минутъ мистрисъ Гаутонъ явилась торопливо и стала извиняться.

— Это все виноватъ мистеръ Гаутонъ, лордъ Джорджъ. Онъ долженъ былъ вчера прхать въ Лондонъ, а между тмъ остался на сегодняшней охот. Разумется, поздъ опоздалъ, а онъ, разумется, такъ усталъ, что прежде чмъ сталъ одваться, прилегъ заснуть.

Такъ какъ еще съ четверть часа никто не прзжалъ, мистрисъ Гаутонъ имла возможность объяснить нкоторыя вещи.

— Была у васъ мистрисъ Монтакют-Джонсъ? Наврно вы ломали себ голову кто она. Это очень старая прятельница папаши, и я просила ее быть у васъ. Она даетъ чертовски чудесные вечера и ужасъ какъ богата. Она рожденная Мойтакют-Монтакютская, и поэтому прикладываетъ свою фамилю къ фамили мужа. Онъ кажется живъ, но не показывается никогда. Мн кажется она держитъ его тамъ гд-то въ Вельс.

— Какъ это странно!

— Да, это немножко странно, но когда вы познакомитесь съ нею, вы увидите, что это разницы не составляетъ. Она самая безобразная старуха во всемъ Лондон, но я согласилась бы сдлаться такою безобразной какъ она, только бы имть ея брильянты.

— А я нтъ, замтила Мери.

— Вашему мужу нравится ваша наружность, сказала мистрисъ Гаутонъ, взглянувъ на лорда Джорджа.

Онъ усмхнулся и казался доволенъ, повидимому не чувствуя никакого отвращеня къ пошлымъ выраженямъ мистрисъ Гаутонъ, а между тмъ, если бы его жена заговорила о ‘чудесно чертовскихъ’ вечерахъ, онъ сдлалъ бы ей серозный выговоръ.

Мисъ Гаутонъ — Гетта Гаутонъ прхала первая и удивила Мери великолпемъ своего наряда, хотя мистрисъ Гаутонъ посл увряла, что въ этомъ отношени она никакъ не можетъ сравниться съ мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Но мисъ Гаутонъ была настоящая леди, и хотя ей было уже за сорокъ, она была еще очень хороша собой.

— Охотимся сегодня? сказала она.— Ну, если ему нравится, я жаловаться не стану. Но я думала, что онъ любитъ свое спокойстве и не ршится прохать пятьдесятъ миль, охотившись цлый день.

— Разумется, онъ до смерти усталъ, и въ его лта это совершенная нелпость, сказала молодая жена.— Но, Гетта, я желаю познакомить васъ съ моимъ короткимъ другомъ леди Джоржъ Джерменъ. Лордъ Джорджъ, если онъ позволитъ мн сказать это, мой родственникъ, хотя я боюсь, что намъ придется вернуться въ Ною, для того, чтобы разузнать это родство.

— Ваша прабабушка была сестра моей прабабушки. Это не очень дальнее родство.

— Когда вы доберетесь до прабабушекъ, тутъ ужъ никто ничего не разберетъ, не правда ли, Мери?

Тутъ прхали мистеръ и мисъ Мильдмей. Онъ былъ сдой старикъ, довольно низенькаго роста и довольно толстый, а она казалась точно такою же двушкой, какою была мистрисъ Гаутонъ, хотя была одарена боле правильной красотой. Она была неоспоримо хороша собой, но имла тотъ утомленный видъ тхъ молодыхъ женщинъ, которыя лтъ пять сряду отыскиваютъ себ мужей. Судьба была очень сурова къ Август Мильдмей. Съ ранней молодости она влюбилась за границей въ итальянскаго вельможу и растревоженные родители немедленно увезли ее на родину. Въ Лондон она опять влюбилась въ англйскаго вельможу, старшаго сына и имвшаго свое собственное состояне. Ничего не могло быть приличне и молодой человкъ также влюбился въ нее. Вс ея прятельницы возненавидли ее, за то, что ей такъ повезло, какъ вдругъ молодой лордъ объявилъ ей, что этотъ бракъ не нравится его отцу и матери, и что, слдовательно, все надо прекратить. Что длать? Весь Лондонъ говорилъ объ этомъ, весь Лондонъ долженъ былъ узнать о неудач. Никто никогда не поступалъ такъ жестоко, дерзко, несправедливо. Нсколько лтъ тому назадъ, вс Мильдмей въ Англи, одинъ за другимъ, стрлялись бы съ молодымъ вельможей. Но въ ныншнее время двушк ничего другого не остается, какъ покориться своей участи и сдлать новую попытку поймать кого-нибудь. Августа Мильдмей покорилась и стала пускаться на новыя попытки, пускаться очень часто. Теперь она была влюблена въ Джека Де-Барона. Хуже всего было то, что у Гуссъ Мильдмей, несмотря на все это, было сердце и что ея пристрасте или отвращене къ молодымъ людямъ не согласовались съ ея выгодами. Таке старики, какъ, напримръ, Гаутонъ, были согласны извинять вс ея недостатки, вс ея любви, и жениться на ней, несмотря ни на что. Но когда наставала минута, она отказывала какому-нибудь Гаутону и опять становилась въ ряды искательницъ жениховъ. А молодая женщина, вступающая въ свтъ, не можетъ сдлать большей ошибки, какъ не знать, какъ ей надо поступать, или, зная, поступать не такъ. Т, которыя имютъ эту слабость, непремнно потерпятъ неудачу. Если у двушки есть сердце, пусть она выходитъ за человка по сердцу, стъ баранину, хлбъ съ сыромъ, носитъ ситцевое платье и воспитываетъ полдюжину ребятъ, если они народятся. Но если она ршитъ, что эти ужасы противны ей, и что ихъ слдуетъ избжать во что бы то ни стало, пусть она выходитъ за какого-нибудь Гаутона и не думаетъ боле о чувствахъ и фантазяхъ, о любви и страсти, о молодости и старости. Если у двушки есть деньги и красота, она, разумется, можетъ выбирать. У Гуссъ Мильдмей денегъ не было, но красоты было достаточно для того, чтобы прельстить трудолюбиваго адвоката или богатаго гршника. Она была вполн способна влюбиться въ одного и кокетничать съ другимъ въ одно и то же время, но когда наставала минута для ршеня, она не могла заставить себя выбрать ни одного изъ нихъ. Теперь она была искренно влюблена въ Джека Де-Барона, и должна была заставить себя думать, что если Джекъ сдлаетъ ей предложене, она ршится на все.

Она дружелюбно разцловалась съ мистрисъ Гаутонъ — он теперь повряли другъ другу вс свои секреты — и потомъ ее представили леди Джорджъ.

‘Аделаида не можетъ имть ни малйшей надежды на успхъ’, было первой мыслью мисъ Мильдмей, когда она взглянула на молодую жену.

Потомъ явился Джекъ Де-Баронъ. Мери очень было интересно видть человка, о которомъ она столько слышала и отъ любви къ которому почти умирала двушка. Разумется, все это было преувеличено, но все-таки любовь и привлекательность любимаго были факты, сдлавше на Мери большое впечатлне. Она тотчасъ сказала себ, что наружность много говорила въ его пользу, и въ голов ея промелькнула фантазя, что онъ немножко похожъ на тотъ идеалъ, о которомъ она мечтала, давно, давно, какъ казалось ей, прежде чмъ она ршилась сдлать перемну въ своемъ идеал и принять предложене лорда Джорджа Джермена.

Джекъ Де-Баронъ былъ средняго роста, блокурый, широкоплечй, съ прятнымъ улыбающимся ртомъ и красивымъ носомъ, но лучше всего было въ немъ веселое, доброжелательное выражене лица, показывавшее способность наслаждаться жизнью, что Мери находила, до своего замужства, качествомъ, необходимымъ для того, чтобы быть прятнымъ женихомъ. У нкоторыхъ людей даже изъ глазъ свтятся дловыя соображеня, въ каждомъ слов выражается забота, а походка показываетъ, будто они несутъ тяжесть на плечахъ, и которые, повидимому, думаютъ, что все въ жизни серозно и не стоитъ улыбки. Лордъ Джорджъ былъ такой человкъ, хотя въ сущности у него дла было очень мало. А есть таке поди, которые будутъ улыбаться даже и въ несчасти, которые кажутся своимъ друзьямъ солнечнымъ лучомъ и которыхъ даже слезы имютъ радужные оттнки. О такомъ именно человк мечтала Мери Ловелесъ. Такимъ казался и Джекъ Де-Баронъ по-крайней-мр на видъ.

Но таковъ былъ онъ и въ дйствительности. Разумется, свтъ избаловалъ его. Онъ служилъ въ гварди. Онъ любилъ повеселиться. Онъ имлъ достаточно средствъ для всхъ своихъ потребностей, потому что его кузина просто вообразила т долги, въ которыхъ, по мнню женщинъ, молодые люди, любители удовольствй, должны вязнуть. Онъ постепенно пручилъ себя къ мысли, что его собственныя удобства должны стоять въ его глазахъ выше всего. Но природ онъ не былъ эгоистъ, но жизнь сдлала его эгоистомъ. Женитьба казалась ему несчастемъ, какъ старость, но котораго, конечно, избгнуть было можно, хотя, по всей вроятности, оно рано или поздно придетъ. Откладывать женитьбу какъ можно дале, а когда уже откладывать нельзя, то жениться на богатой, составляло часть его правилъ. Пока самое большое наслаждене находилъ онъ въ женскомъ обществ, онъ не игралъ въ карты и не пилъ. Онъ охотился, удилъ рыбу, стрлялъ оленей и тетеревовъ, а иногда здилъ въ Виндзоръ. Но прелесть его жизни составляли любовныя длишки, волокитство, интриги, вовсе не преступныя, но длавшя ему иногда нкоторые хлопоты. Бывали времена, когда онъ влюблялся, увряя себя съ героизмомъ, что не будетъ боле видться съ этой замужней женщиной, или объявлялъ себ съ безкорыстнымъ великодушемъ, что тотчасъ женится на двушк безъ приданаго. Потомъ, избавившись отъ какой-нибудь непрятности, онъ занимался только длами полка, въ которомъ служилъ, и клялся себ, что въ будущемъ году не будетъ знаться ни съ какими другими женщинами, кром своихъ тетокъ и бабушки,онъ могъ бы прибавить и своей кузины Аделаиды Гаутонъ. Онъ былъ очень друженъ съ нею, но между ними никогда не бывало и помину о волокитств.

Несмотря на маленькя непрятности, случавшяся съ нимъ капитанъ Де-Баронъ былъ очень популярный человкъ. О немъ составилось убждене, что онъ всегда поступалъ, какъ джентльменъ, и что его непрятности скоре несчастя, и не происходили отъ его вины. Женщинамъ онъ нравился, а мужчинамъ его общество было прятно, потому что онъ не восхвалялъ себя и не говорилъ много о себ. Онъ былъ не разговорчивъ, но разговаривалъ достаточно для того, чтобы не показаться скучнымъ. Онъ не былъ ни хвастунъ, ни забяка, не старался застрлить дичи, или наудить рыбы больше другихъ. Онъ никогда не обгонялъ никого на охот, никогда не занималъ денегъ, но иногда давалъ взаймы, когда ему представляли убдительныя причины. Онъ, вроятно, ничего не смыслилъ въ литератур, но не выказывалъ своего невжества. Вс знавше его считали его счастливцемъ. Самъ же онъ далеко не считалъ себя счастливымъ, зная, что скоро прекратится то, что доставляло ему не ахти какое наслаждене, и отчасти стыдясь, что не придумалъ для себя ничего лучшаго въ жизни.

— Джекъ, сказала мистрисъ Гаутонъ:— я не могу разнести васъ за то, что вы опоздали, потому что мой мужъ еще не выходилъ. Позвольте мн представить вамъ леди Джорджъ Джерменъ.

Тутъ онъ улыбнулся свойственной ему одному улыбкой, и Мери показалось, что она никогда не видала такого прекраснаго лица.— А это лордъ Джорджъ Джерменъ, который позволяетъ мн называть его кузеномъ, хотя онъ не такой близкй мн родственникъ, какъ вы. Мою золовку вы знаете.

Джекъ пожалъ руку старушк самымъ дружелюбнымъ образомъ.

— А мистера Мильдмея и мисъ Мильдмей, вы кажется, видали прежде.

Мери не могла не обратить вниманя какъ встртятся эти молодые люди, и увидала, что мисъ Мильдмей почти отвернулась отъ него. Она вполн убдилась, что мистрисъ Гаутонъ ошибалась на счетъ любви. Вроятно, любовь была притворная. Но мистрисъ Гаутонъ была права, и Мери еще не научилась читать правильно признаки, выставляемые наружу мужчинами и женщинами.,

Наконецъ, пришелъ мистеръ Гаутонъ.

— Право я удивляюсь, какъ теб не стыдно показываться сюда, сказала его жена.

— А кто теб сказалъ, что мн не стыдно? Мн очень стыдно. Но разв я виноватъ, что позды опаздываютъ? Мы сегодня охотились цлый день — ничего не вышло хорошаго, лордъ Джорджъ, а между тмъ, мы были на лошадяхъ отъ одиннадцати до четырехъ. Вдь есть отъ чего устать. А хуже всего то, что опять придется длать тоже въ среду, четвергъ и суботу.

— Разв это необходимо? спросилъ лордъ Джорджъ.

— Если начнешь, надо продолжать. Охота все равно, что женщины. Ревнивая забава. Леди Джорджъ, могу я везти васъ къ обду? Мн такъ жаль, что я заставилъ васъ ждать.

Глава XIII.
Еще извстя изъ Итали.

Мистеръ Гаутонъ велъ къ обду леди Джорджъ, а Джекъ Де-Баронъ сидлъ по правую ея руку. Возл него сидла Августа Мильдмей, порученная его вниманю. Столъ былъ круглый и лордъ Джорджъ сидлъ напротивъ хозяина, а мистрисъ Гаутонъ по правую руку лорда Джорджа. Остальныя мста занимали мистеръ Мильдмей и мисъ Гетта Гаутонъ. Хозяйка на все это обратила большое внимане. Она не желала сближать своего кузена Джека съ мисъ Мильдмей. Она любила по своему Гуссъ Мильдмей, но Гуссъ не годилась въ жены ея кузену. Сама Гуссъ должна знать, что подобный бракъ невозможенъ. Она говорила объ этомъ съ Гуссъ. Она думала, что маленькое волокитство Джека за ея другой прятельницей леди Джорджъ, можетъ поправить дло, а можетъ быть думала и то, что лордъ Джорджъ слишкомъ скоро скинулъ съ себя иго первой любви. Мери была премилая. Она была рада подружиться съ Мери, потому что ей нсколько надоли капризы и разочарованя Августы Мильдмей, но не худо было положить нкоторую преграду трумфу Мери. Она же, Аделаида, принуждена довольствоваться старикомъ Гаутономъ. Она не говорила себ никогда, что поступила дурно, выйдя за него замужъ, но думала, что должна вознаградить себя за это. Все это было у нея въ голов, когда она устраивала кому гд сидть за обдомъ. Сама она не хотла ссть возл Джека, потому что Джекъ говорилъ бы съ нею все время и мшалъ бы разговаривать съ лордомъ Джорджемъ, поэтому, она сла между лордомъ Джорджемъ и Мильдмеемъ. Мильдмей долженъ былъ вести къ обду мисъ Гаутонъ и поэтому она не могла разлучить Гуссъ съ Джекомъ Де-Барономъ. Всякй, понимающй какъ устраиваются обды, увидитъ все это съ перваго взгляда. Но Аделаида была убждена, что Джекъ займется леди Джорджъ, которая сидла но лвую его руку, онъ такъ и сдлалъ.

— Вы только что прхали въ Лондонъ? спросилъ Джекъ.

— Мы прхали на прошлой недл.

— Теперь самое прятное время въ Лондон, если только вы не здите на охоту.

— Я не бываю на охот. Лордъ Джорджъ не позволяетъ мн.

— Я желалъ бы, чтобы кто-нибудь мн не позволилъ. Это сберегло бы много денегъ и избавило бы отъ многихъ непрятностей.

— Вы находите? А я предпочла бы охоту всему.

— Это потому, что вамъ не позволяютъ, человческая натура ужъ такъ развращена! Мн недозволяется только жениться, а я только этого и желаю.

— Кто вамъ не позволяетъ, капитанъ Де-Баронъ?

— Вчера полученъ новый приказъ. Обер-офицеръ можетъ жениться только въ такомъ случа, если иметъ дв тысячи фунтовъ стерлинговъ въ годъ.

— Жениться дешевле, чмъ охотиться.

— Разумется, леди Джорджъ, вы можете купить лошадей и дешовыхъ и дорогихъ, тоже самое можно сдлать и съ женою. Можно найти дешовую жену, которая не заботится о нарядахъ, а любитъ сидть дома и читать разныя хорошя книги.

— Я именно это и длаю.

— Но такя жены часто портятся и разстраиваются.

— Что вы хотите сказать? надюсь, что я не испорчусь.

— Колеса заржавятъ и не будутъ катиться какъ слдуетъ. Станутъ браниться, вздергивать носъ. А я желаю найти совершенную красоту, преданную любовь и пятьдесятъ тысячъ фунтовъ.

— Какъ вы скромны!

Во всхъ этихъ шуткахъ не было ничего такого, что могло бы разсердить соперницу, но мисъ Мильдмей, слышавшая время отъ времени нсколько словъ, разсердилась. Онъ говорилъ съ хорошенькой женщиной о деньгахъ и женитьб, и, разумется, это равнялось волокитству. Лордъ Джорджъ съ другой стороны, время отъ времени говорилъ съ Августой, но онъ вообще не былъ разговорчивъ, а теперь его вниманемъ завладла хозяйка. Аделаида услышала послднюю фразу и ршилась вмшаться въ разговоръ.

— Если бы вы получили пятьдесятъ тысячъ за женою, капитанъ Де-Баронъ, сказала она:— мн кажется вы обошлись бы безъ красоты и преданной любви.

— Это зло, мисъ Мильдмей, хотя можетъ быть справедливо. Нище выбирать не могутъ. Но вы моя давнишняя знакомая, и съ вашей стороны жестоко вредить мн въ глазахъ новой знакомой. А если я скажу что-нибудь дурное о васъ?

— Можете говорить что хотите, капитанъ Де-Баронъ.

— Разумется, ничего дурного сказать нельзя, кром того, что вы всегда нападаете на злополучнаго бдняка. Не находите ли вы, что доброта — дло хорошее, леди Джорджъ?

— Нахожу. Она почти лучше добродтели.

— Гораздо. Я не вижу пользы въ добродтели. Добродтельные люди всегда скупы, сердиты, нелюбезны. Мн кажется всегда надо общать сдлать то, о чемъ просятъ. Никто не будетъ имть глупости ожидать, что вы сдержите слово, а удовольстве вашимъ общанемъ вы доставите большое.

— Я нахожу, что данное общане слдуетъ сдержать, капитанъ Де-Баронъ.

— Не могу согласиться съ этимъ. Это рабство и мшаетъ тому прятному образу жизни, который нравится мн. Я ненавижу всякя строгости, обязанности, самоотверженя и все прочее въ такомъ же род. Это все вздоръ. Вы не находите?

— Мн кажется, что всякй долженъ исполнять срою обязанность.,

— Я этого не вижу. Я своей не исполняю.

— А если придется итти въ сражене.

— Я сейчасъ занемогу. Я давно это ршилъ. Представьте, какя могутъ выйти непрятности! Въ васъ выстрлятъ, да не убьютъ, а изуродуютъ вамъ лицо, или что-нибудь въ этомъ род. Къ счастю, что мы живемъ на острову, и драться много не придется. Не живи мы на острову, я никогда не поступилъ бы въ военную службу.

Конечно, это не походило на волокитство. Это все былъ вздоръ — слова безъ всякаго значеня. Но Мери это нравилось. А ей, ршительно не понравилось бы, если бы ей пришло въ голову, что этотъ человкъ волочится за нею. Ей нравились именно эти пустяки — контрастъ съ разговоромъ въ Манор-Кросс, гд никогда не говорилось пустяковъ. И хотя она не имла никакого намреня кокетничать съ капитаномъ Де-Барономъ, все-таки она находила въ немъ нкоторое осуществлене своей мечты. Въ немъ было то соединене мужественности, шутливости, красоты и веселости, которое она себ представляла. Сидть хорошо одтой въ ярко-освщенной комнат, нравилось ей боле, чмъ юбочный конклавъ. И дурного ничего она въ этомъ не находила. Отецъ поощрялъ ее къ веселости, и ршительно неодобрялъ юбочныхъ конклавовъ. Поэтому Мери прятно улыбалась капитану Де-Барону, и отвчала на его вздоръ такимъ же вздоромъ, и оставалась очень довольна.

Но Гуссъ Мильдмей была очень недовольна, и удовольствями настоящей минуты и поведенемъ капитана Де-Барона вообще. Она хорошо знала лондонскую жизнь, а леди Джорджъ совсмъ ее не знала, и Гуссъ считала все это волокитствомъ. Можетъ быть она справедливо обвиняла Джека, но ошибалась относительно кокетства леди Джорджъ. Однако, Гуссъ считала себя обиженной — ужасно обиженной. Не только этотъ человкъ былъ внимателенъ къ другой, но онъ не былъ внимателенъ къ ней. Между ними прежде происходило много такого, что обязывало его по-крайней-мр не показывать къ ней пренебреженя. Потомъ, что за болванъ другой ея сосдъ — мужъ этой женщины! Большую часть обда Августа сидла молча не только безъ обожателя, но и безъ собесдника! Собственно не страданя убиваютъ человка, но то, что эти страданя примтны другимъ.

Лордъ Джорджъ и мистрисъ Гаутонъ немного разговаривали за обдомъ. Она, можетъ быть, разговаривала столько же съ Мильдмеемъ, сколько съ лордомъ Джорджемъ, потому что она была хорошая хозяйка и исполняла свою обязанность хорошо. Но то немногое, что она говорила лорду Джорджу, было сказано очень любезно, она намекала на свою будущую короткость съ Мери, льстила его тщеславю, во все вкладывая намеки, что ежечасно чувствуетъ, какъ она несчастна, бывъ принуждена отказаться отъ чести брачнаго союза, который былъ предложенъ ей. Лордъ Джорджъ такъ же невинно относился къ этому, какъ и его жена, съ тою только разницей, что онъ не желалъ, чтобы она слышала все, что ему говорила мистрисъ Гаутонъ, а Мери нисколько не была противъ того, чтобы онъ слышалъ вздорный разговоръ между нею и капитаномъ Де-Барономъ.

Дамы оставались долго за обдомъ, а когда он ушли, мистрисъ Гаутонъ просила мужа прйти чрезъ десять минутъ. Въ эти десять минутъ Гуссъ Мильдмей успла сказать прятельниц о своей обид, а леди Джорджъ узнала новость отъ мисъ Гаутонъ, которая посадила ее возл себя на диван и разговаривала съ нею о Бротертон и Манор-Кросс.

— Итакъ маркизъ детъ сюда, сказала она.— Я знала маркиза много лтъ тому назадъ, когда онъ бывалъ у Де-Бароновъ — отца и матери Аделаиды. Онъ женился?

— Да, на итальянк.

— Я не думала, чтобы онъ женился. Это составляетъ разницу для васъ?

— Я не думаю о такихъ вещахъ.

— Онъ не понравится вамъ, онъ представляетъ совершенный контрастъ съ лордомъ Джорджемъ.

— Я можетъ быть совсмъ не увижу его. Кажется, онъ не желаетъ видть никого изъ насъ.

— Вроятно. Онъ былъ прежде очень хорошъ собой и очень любилъ дамское общество, но мн кажется, что другого такого эгоиста я не встрчала во всю свою жизнь. Этотъ недостатокъ не проходитъ съ годами. Мы съ нимъ были когда-то больше друзья.

— А потомъ разв поссорились?

— О, нтъ! У меня было довольно большое состояне, а онъ, одно время, нуждался въ деньгахъ. Но понадобилось выстроить городъ на его земл въ Стафордшир, и видите это замнило ему меня.

— Замнило васъ? повторила леди Джорджъ, ничего не понимая.

— Доходъ его вдругъ увеличился, и разумется, это измнило его намреня. Я должна сказать, что онъ былъ очень откровененъ, и могъ говорить откровенно, не страдая самъ, и не понимая, что кто-нибудь другой будетъ страдать. Я говорю вамъ это, потому что вы принадлежите къ нашей родн, и конечно, когда-нибудь услыхали бы объ этомъ отъ Аделаиды. Я къ счастю спаслась.

— Но, къ его несчастю, вжливо сказала Мери.

— Сказать вамъ по правд, я сама это думаю. Я характера хорошаго, терплива, и имю нкоторую долю здраваго смысла, что могло пригодиться для него. Вы слышали объ этой итальянк!

— Только то, что она итальянка.

— Онъ почти однихъ лтъ со мной. Сколько мн помнится, между нами разницы только мсяцъ или два. Она годами четырьмя старше его.

— Такъ вы знаете ее?

— Я объ ней разузнала, чего, кажется, никто не сдлалъ въ Манор-Кросс.

— И она такъ стара?

— И вдова. Они обвнчаны уже года два.

— Нтъ, мы услыхали о его женитьб уже посл нашей свадьбы.

— Да, но маркизъ всегда любилъ секретничать. Извсте о вашемъ брак заставило его намекнуть на возможность своего брака, а сказалъ онъ объ этомъ только тогда, когда ршился прхать сюда. Я не знаю, все ли онъ сказалъ и теперь?

— А что же есть еще?

— У нея есть ребенокъ — мальчикъ.

Мери почувствовала, какъ кровь прилила къ ея щекамъ, но не отъ разочарованя, не оттого, что эти извстя были для нея ударомъ, а оттого, что другя — мисъ Гетта Гаутонъ, напримръ — подумаютъ, что она огорчилась.

— Я боюсь, что это такъ, продолжала мисъ Гаутонъ.

— Будь у нея двадцать сыновей, мн было бы все равно, сказала Мери оправившись.

— Мн кажется, лорду Джорджу слдуетъ это знать.

— Разумется, я скажу ему, что вы сказали мн. Я только жалю, что маркизъ не совсмъ прятный человкъ. Мн хотлось бы имть такого деверя, котораго я могла бы любить. И я жалю, что онъ женился не на англичанк. Я нахожу, что англичанки боле годятся для англичанъ.

— Я тоже это нахожу. Я боюсь, что она никому изъ васъ не понравится. Она не знаетъ ни одного слова по-англйски. Разумется, вы прямо можете сказать лорду Джорджу, что слышали это отъ меня. А я слышала отъ моей прятельницы, которая замужемъ за секретаремъ нашего посольства.

Тутъ пришли мужчины и Мери хотлось ухать поскоре, чтобы разсказать новости своему мужу.

Между тмъ Гуссъ Мильдмей жаловалась, но не громко. Она, и мистрисъ Гаутонъ были очень дружны въ юности, знали секреты и понимали характеры другъ друга.

— Зачмъ вы пригласили его на этотъ обдъ? сказала Гуссъ.

— Я вамъ говорила, что онъ будетъ.

— Но вы не говорили мн объ этой молодой женщин. Вы посадили его возл нея нарочно, чтобы мн досадить.

— Это пустяки. Вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, что изъ этого не можетъ выйти ничего. Вамъ надо бросить это, и лучше бросить сейчасъ. Вы врно не желаете сдлать извстнымъ, что умираете отъ любви къ человку, за котораго не можете выйти. Это не ваше ремесло.

— Это мое дло. Если я не хочу бросать его, то вамъ, по-крайней-мр, не слдуетъ итти мн наперекоръ.

— Но онъ васъ броситъ. Я не вижу, почему онъ не долженъ говорить ни слова ни съ кмъ, когда ршено, что вы не можете выйти за него. Къ чему же быть собакой на сн?

— Аделаида, у васъ никогда не было сердца!

— Разумется, а если и было, то я умла отдлаться отъ такой непрятной принадлежности. Терпть не могу, когда говорятъ о сердц. Если бы онъ завтра сдлалъ вамъ предложене, вы вдь не вышли бы за него?

— Вышла бы.

— Я этому не врю. Я не думаю, чтобы вы были такъ сумасбродны. Гд будете вы жить и какъ? Много ли пройдетъ времени пока вы возненавидите другъ друга? Сердце! Какъ будто сердце не похоже на все другое, что вы можете, или не можете дозволить себ. Неужели вы думаете, что я не желала бы влюбиться хоть завтра же, и находить, что это веселе всего на свт? Разумется, прятно имть такого обожателя какъ Джекъ? Я не знаю какой молодой женщин это было бы прятне, чмъ мн. Но я не могу позволитъ себ этого, душа моя, и не позволяю.

— Мн кажется, что вы собираетесь позволить себ это съ вашимъ прежнимъ обожателемъ?

— Съ милымъ лордомъ Джорджемъ? Клянусь, что это только для того, чтобы поубавить спси въ Мери, она такъ гордится своимъ лордомъ! Потомъ, онъ такой красавецъ! Но, душа моя, я добилась чего желала. У меня есть домъ, экипажъ, слуги, я пристроилась. Сдлайте тоже, и у васъ будетъ свой лордъ Джорджъ, или Джекъ Де-Баронъ, только не заходите съ нимъ слишкомъ далеко.

— Аделаида, сказала Августа Мильдмей — я нехорошая, а вы просто дрянь.

Мистрисъ Гаутонъ засмялась, вставая съ своего мста встртить мужчинъ, входившихъ въ гостиную.

Мери, какъ только дверца коляски захлопнулась за нею и ея мужемъ, начала разсказывать новости.

— Что ты думаешь мисъ Гаутонъ сказала мн?

Лордъ Джорджъ, разумется, ничего не могъ думать, и сначала не очень интересовался знать.

— Она говоритъ, что твой братъ женатъ давно!

— Я этому не врю, вдругъ сказалъ лордъ Джорджъ съ гнвомъ.

— То есть за годъ до нашей свадьбы.

— Я этому не врю.

— Она говоритъ, что у нихъ есть сынъ.

— Что?

— У нихъ есть ребенокъ, мальчикъ. Она слышала все это отъ своей прятельницы въ Рим.

— Это не можетъ быть справедливо.

— Она говоритъ, что мн надо сказать теб. Это огорчаетъ тебя, Джорджъ?

На это онъ ей не отвтилъ.

— Что за бда два мсяца, или два года тому назадъ женился онъ? Меня это не огорчаетъ.

Сказавъ это, Мери прижалась къ мужу.

— Зачмъ ему обманывать насъ? Это меня огорчило бы. Если бы онъ женился прилично и имлъ семью, здсь, въ Англи, разумется, я былъ бы радъ. Но если это справедливо, разумется, это огорчитъ меня. Я этому не врю. Это сплетни.

— Я не могла не сказать теб.

— Это ревность. Было время, когда говорили, что Бротертонъ имлъ намрене жениться на ней.

— Какую разницу можетъ это составить для нея? Мы вдь вс знаемъ, что онъ женатъ. Надюсь, что это не огорчитъ тебя, Джорджъ.

Но лордъ Джорджъ былъ огорченъ, или по-крайней-мр сдлался угрюмъ, и не хотлъ больше говорить ни объ этомъ, ни о чемъ другомъ. Но цлую ночь это лежало тяжестью на душ его.

Глава XIV.
Должны мы называть его Попенджоемъ?

Извсте, услышанное лордомъ Джорджемъ, очень разстроило его. Чрезъ два дня посл обда на Беркелейскомъ сквер, онъ отправился къ Ноксу, управляющему брата, и узналъ отъ него, что мисъ Гаутонъ сказала правду. Маркизъ сообщилъ своему повренному по дламъ, что у него родился наслдникъ, но своимъ роднымъ этого обстоятельства не сообщилъ! Это, по мнню лорда Джорджа, было большимъ преступленемъ со стороны его брата, такъ что онъ сомнвался можетъ ли онъ обращаться какъ съ братомъ съ человкомъ, такъ мало понимающимъ свои обязанности. Когда Ноксъ показалъ ему письмо, лордъ Джорджъ мрачно нахмурился. Онъ не часто терялъ самообладане, не часто увлекался чувствами. Но теперь онъ былъ такъ взволнованъ, что не могъ не сказать лишняго,

— Итальянское отродье! Почемъ знать какъ онъ родился?

— Маркизъ не сдлалъ бы ничего подобнаго, милордъ, сказалъ Ноксъ очень серозно.

Тутъ лордъ Джорджъ устыдился самого себя, и покраснлъ до волосъ. Онъ самъ не зналъ, что хотлъ сказать. Онъ не доврялъ итальянк, потому что она была итальянка и вдова, и все это дло казалось ему подозрительнымъ, потому что велось оно не съ той честной искренностью, которая, по его мнню должна была отличать вс поступки членовъ такой фамили какъ Джермены.

— Я не знаю о чемъ именно вы говорите, сказалъ онъ, виляя и чувствуя это самъ.— Я не полагаю, что мой братъ сдлаетъ что-нибудь ршительно дурное, но все-таки это для фамили ударъ — ударъ страшный.

— Она хорошаго происхожденя, маркиза, замтилъ Ноксъ.

— Маркиза итальянская, сказалъ лордъ Джорджъ съ тмъ глубокимъ презрнемъ, которое англйскй вельможа чувствуетъ къ иностранной знати, не самаго высшаго разряда.

Такимъ образомъ онъ узналъ, что слова мисъ Гаутонъ справедливы, и очень огорчился, совсмъ не отъ того, что заране радовался возможности сдлаться маркизомъ Бротертонскимъ посл смерти брата, и не отъ того обманутаго ожиданя, которое онъ почувствовалъ бы за своего будущаго сына, хотя и съ этой стороны ударъ былъ чувствителенъ. Его больше всего терзала мысль, что онъ долженъ поссориться съ своимъ братомъ, и что посл этой ссоры сдлается въ свт ничтожнымъ лицомъ. Вдобавокъ къ этому его терзало сознане о фамильномъ безслави. Онъ довольствовался бы своимъ положенемъ, если бы его оставили хозяиномъ Манор-Кросса, даже безъ братняго дохода, на который онъ могъ бы поддерживать домъ. Но теперь онъ будетъ только мужемъ своей жены, зятемъ декана, будетъ жить на ихъ деньги, и обстоятельства принудятъ его примняться къ нимъ. Онъ даже сталъ думать, что если бы онъ зналъ, что будетъ выгнанъ изъ Манор-Кросса, то не женился бы. А потомъ, не смотря на его увреня Ноксу, онъ уже подозрвалъ, что-то нечистое. Наслдникъ титула, помстья и всхъ фамильныхъ почестей Джерменовъ, вдругъ свалился на него, можетъ быть чрезъ два или три года посл рожденя этого ребенка! Никому не было сообщено, когда и при какихъ обстоятельствахъ родился этотъ ребенокъ, кром того, что его мать была итальянская вдова! Какя доказательства, на которыя можетъ положиться англичанинъ, могутъ явиться изъ такой страны какъ Италя? Бдный лордъ Джорджъ, который самъ былъ честнйшй человкъ на свт, готовъ былъ врить всмъ возможнымъ гадостямъ о людяхъ неизвстныхъ ему. Если его братъ умретъ — а здоровье его брата было плохо — какъ онъ долженъ поступить? Долженъ ли онъ считать этого итальянскаго мальчика наслдникомъ всего, или долженъ разорить себя процессомъ? Заглядывая впередъ, онъ не видалъ ничего кром семейнаго горя и безславя, и видлъ также неизбжныя затрудненя, съ которыми бороться считалъ себя неспособнымъ.

— Это правда, сказалъ онъ очень угрюмо своей жен, когда встртился съ нею посл своего свиданя съ Ноксомъ.

— То, что сказала мисъ Гаутонъ? Я знала, что это правда.

— Я не знаю почему ты могла поврить, только на основани ея словъ, такому чудовищному извстю. Ты кажется не видишь, что, оно касается и тебя.

— Нтъ, не вижу. Если оно касается меня хоть сколько-нибудь, то только потому, что огорчаетъ тебя.

Наступило молчане, во время котораго она крпко прижалась къ нему, что теперь вошло у нея въ привычку.

— Зачмъ ты думаешь я вышла за тебя, сказала она.

Онъ такъ былъ огорченъ, что не могъ отвчать ей прятнымъ тономъ, но такъ тронутъ ея нжностью, что не могъ отвтить ей тономъ непрятнымъ, и поэтому не сказалъ ничего.

— Конечно не съ надеждой сдлаться маркизой бротертонской. Могу тебя уврить, что эта надежда не занимала никакой доли въ моемъ согласи сдлаться твоей женой.

— Разв ты не заглядываешь впередъ? Разв ты не предполагаешь, что у тебя можетъ быть сынъ?

Тутъ она спрятала свое лицо на его плеч.

— А если такъ, то не лучше ли, чтобы наслдникомъ былъ нашъ сынъ, а какой-то итальянскй ребенокъ, о которомъ никто не знаетъ ничего?

— Если ты огорчаешься, Джорджъ, то и я буду огорчаться. Для себя я не желаю ничего. Я не хочу быть маркизой. Я только хочу видть тебя не нахмуреннымъ. Сказать по правд, если бы теб было все равно, то я нисколько не интересовалась бы твоимъ братомъ и его поступками. Я стала бы смяться надъ этой маркизой, которая по словамъ мисъ Гаутонъ старуха съ сморщеннымъ лицомъ. Мисъ Гаутонъ кажется интересуется этимъ гораздо больше чмъ я.

— Этимъ нельзя шутить!

Онъ почти разсердился на то, что жену главы фамили длаютъ предметомъ насмшекъ. Ее можно было ненавидть — проклинать если нужно — это не выходило за границы фамильнаго достоинства, но нельзя шутить надъ нею тмъ, съ которыми она къ несчастю вступила въ родство. Когда онъ замолчалъ, Мери не могла не примтить, что онъ недоволенъ. Разумется, и она имла свою долю въ общемъ разочаровани, но усиливалась при муж показать свое равнодуше для того, чтобы онъ могъ быть вполн убжденъ, что она вышла за него не за знатность и богатство, а по любви. Она шутила надъ фамильнымъ несчастемъ для того, чтобы онъ могъ успокоиться. А между тмъ онъ разсердился на нее! Это было безразсудно. Какъ много сдлала она для него! Не старалась ли она любить его, или по-крайней-мр успокоивать убжденемъ, что онъ любимъ? Не увряла ли она себя постоянно, что всю жизнь посвятитъ ему? А онъ на нее хмурился за то, что его братъ обезславилъ себя! Оставшись одна, она поплакала, потомъ утшилась, вспомнивъ, что отецъ детъ къ ней.

Условились, что послднюю недлю въ феврал лордъ Джорджъ проведетъ съ матерью и сестрами въ Кросс-Голл, а деканъ на эту недлю прдетъ въ Лондонъ. Лордъ Джорджъ похалъ въ Бротертонъ съ утреннимъ поздомъ, а деканъ прхалъ въ Лондонъ въ тотъ же день. Но лордъ Джорджъ все-таки усплъ захать къ декану, ршившись откровенно поговорить съ нимъ о своемъ брат. Онъ всегда помнилъ низкое происхождене декана, съ легкимъ неудовольствемъ, вспоминая и содержателя конюшенъ и продавца свчей, и немножко сердился на наклонность декана повелвать. Но деканъ былъ человкъ практичный и проницательный, на котораго онъ могъ положиться, и помощь такого друга была необходима для него. Обстоятельства связали его съ деканомъ, а между тмъ онъ не былъ наклоненъ связывать себя съ кмъ нибудь. Онъ желалъ и между тмъ боялся доврчивой дружбы. Онъ завтракалъ съ деканомъ, а потомъ началъ разсказывать.

— Вы знаете, что мой братъ женился.

— Разумется, мы вс слышали объ этомъ.

— Онъ былъ уже женатъ цлый годъ до того, какъ сообщилъ намъ, что женится.

— Нтъ!

— Да.

— Стало быть онъ написалъ къ вамъ ложь?

— Его письмо ко мн было очень странно, хотя въ то время я не обратилъ на это большого вниманя. Онъ писалъ: ‘я женюсь’, а дня не назначалъ.

— Конечно, это была ложь, такъ какъ въ то время онъ былъ женатъ.

— Я не нахожу, чтобы грубыя слова могли принести какую-нибудь пользу.

— И я также. Но гораздо лучше, Джорджъ, чтобы съ вами были откровенны. Зная въ какомъ положени находится онъ и вы, онъ былъ обязанъ сообщить вамъ о своей женитьб тотчасъ. Вы подождали до его пятидесятилтняго возраста, и онъ, разумется, долженъ былъ чувствовать, что вашъ поступокъ матерально завислъ отъ поступковъ его.

— Это не зависло совсмъ.

— А потомъ, не исполнивъ своей обязанности, онъ скрылъ свой поступокъ положительной ложью, когда его возвращене домой длаетъ невозможнымъ скрывать доле.

— Все это, однако, не очень важно, сказалъ лордъ Джорджъ, который не могъ не видть, что деканъ уже жалуется зачмъ ему не сообщили того, что онъ долженъ былъ знать, когда отдавалъ свою дочь за наслдника титула.— Есть еще кое-что по важне.

— Что еще?

— У него есть сынъ, родившйся годъ тому назадъ.

— Кто это сказалъ? воскликнулъ деканъ, вскочивъ со стула.

— Я узналъ объ этомъ, или лучше сказать Мери узнала — изъ разговора въ гостяхъ, отъ одной старой знакомой, потомъ я узналъ отъ Нокса. Намъ онъ не писалъ, а Ноксу сообщилъ все.

— И Ноксъ все время зналъ объ этомъ?

— Нтъ, онъ узналъ недавно. Ноксъ полагаетъ, что они дутъ сюда для того, чтобы здсь вс примирились съ мыслью, что у него есть наслдникъ. Ноксъ думаетъ, что будетъ мене хлопотъ, если мальчика привезутъ теперь, чмъ если бы о немъ не слыхали до его десятилтняго, или пятнадцатилтняго возраста,— или можетъ быть услыхали бы уже посл смерти моего брата.

— Хлопотъ еще будетъ довольно, почти вскрикнулъ деканъ.

Было ясно, что деканъ недоврчиво относился къ мальчику. Лордъ Джорджъ помнилъ, что онъ самъ выразилъ такое же недовре, и что Ноксъ почти сдлалъ ему выговоръ.

— Теперь я разсказалъ вамъ вс факты, сказалъ лордъ Джорджъ:— и разсказалъ сейчасъ какъ только самъ узналъ.

— Вы человкъ честный, сказалъ деканъ, положивъ руку на плечо своего зятя.— Но вы не должны полагаться на честь другихъ. Бдная Мери!

— Она нисколько этимъ не огорчилась, ее даже это не интересуетъ.

— Она почувствуетъ это когда-нибудь. Теперь она еще ребенокъ. Я огорченъ этимъ, Джорджъ, огорченъ, и вы должны быть огорчены.

— Я огорчаюсь, что онъ дурно поступилъ со мной.

— Въ томъ, что не сказалъ вамъ? Это, вроятно, только небольшая часть обширнаго плана. Мы должны узнать всю правду.

— Я не знаю, что еще узнавать, хриплымъ голосомъ сказалъ лордъ Джорджъ.

— И я также, но я чувствую, что тутъ должно быть что-нибудь. Подумайте о положени и звани вашего брата, о его прошедшей жизни и настоящей репутаци! Теперь не время для мягкихъ выраженй. Когда такой человкъ вдругъ является съ иностранной женщиной и иностраннымъ ребенкомъ, и одну называетъ своей женой, а другого своимъ наслдникомъ, не упоминая прежде никогда объ ихъ существовани, тогда слдуетъ навести справки. Я, по-крайней-мр, буду наводить. Я обязанъ это сдлать для Мери.

Они разстались какъ искренне друзья, но съ чувствомъ непрязненнымъ другъ къ другу. Деканъ, хотя сознавалъ, что лордъ Джорджъ человкъ честный, все-таки чувствовалъ себя обиженнымъ Джерменами, и сомнвался будетъ ли его зять настойчиво дйствовать противъ родного брата. Онъ боялся, что лордъ Джорджъ будетъ поступать малодушно, но чувствовалъ въ то же время, что самъ онъ будетъ бороться до-тхъ-поръ пока издержитъ вс свои деньги, если только будетъ возможность этимъ способомъ сдлать своего внука маркизомъ Бротертонскимъ. Онъ, по-крайней-мр, понималъ чего онъ хочетъ. Но лордъ Джорджъ, хотя считалъ себя обязаннымъ все разсказать декану, опасался декана. Дйствовать противъ брата съ такимъ человкомъ, какъ деканъ Ловелесъ не согласовалось съ его принципами, и онъ видлъ, что деканъ думаетъ только о своихъ внукахъ, между тмъ какъ онъ думаетъ только о фамили Джерменъ.

Онъ нашелъ мать и сестру въ маленькомъ дом, въ томъ самомъ, гд фермеръ Прайсъ жилъ два мсяца тому назадъ. Этотъ домъ, конечно, принадлежалъ вдовствующей маркиз, но въ немъ все еще отзывалось фермеромъ Прайсомъ. На этотъ домъ истратили значительную сумму изъ небольшого капитала принадлежащаго тремъ сестрамъ, съ тмъ, что сумма эта будетъ выплачиваться изъ дохода старой маркизы, но никто кром старой маркизы не расчитывалъ на уплату. Все это надлало хлопотъ и непрятностей, и семья, которая никогда не была весела, сдлалась теперь мрачне прежняго. Когда извсте было сообщено леди Сар, она была почти подавлена имъ.

— Ребенокъ! прошептала она съ ужасомъ, и поблднвъ, такъ какъ будто наступалъ день страшнаго суда: — ты этому вришь?

Братъ объяснилъ по какимъ причинамъ онъ этому вритъ.

— И родился за годъ до того, какъ намъ было объявлено о брак.

— Намъ бракъ совсмъ не былъ объявленъ, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Что намъ длать? говорить ли матушк? Она должна узнать, но какъ мы скажемъ ей? И что намъ длать съ деканомъ?

— Онъ знаетъ.

— Ты ему сказалъ?

— Да, я думалъ, что это будетъ лучше.

— Можетъ быть. А все таки ужасно, что человкъ такъ далеко отъ насъ стоящй, долженъ знать наши тайны.

— Онъ отецъ Мери, и мн казалось, что онъ долженъ это знать.

— Деканъ лично всегда мн нравился, сказала леди Сара.— Въ немъ есть что-то мужественное, говорящее въ его пользу, и имя деньги, онъ уметъ тратить ихъ. Но онъ не совсмъ… не совсмъ…

— Да, онъ не совсмъ… сказалъ лордъ Джорджъ, также не ршаясь произнести слово, которое понимали оба.

— Ты долженъ сказать матушк, или я должна. Умолчать объ этомъ не годится. Если хочешь, я скажу Сюзанн и Амели.

— Я думаю, что матушк лучше сказать теб, сказалъ лордъ Джорджъ:— она лучше вынесетъ это отъ тебя, и потомъ, если это огорчитъ ее, ты можешь лучше ее утшить.

Леди Сар всегда поручалось все трудное. Она разсказала матери, и мать разгорячилась. Когда маркиза узнала, что итальянскй ребенокъ родился за годъ до того, когда ей сообщили о брак, тотчасъ легла въ постель. Какая масса ужасовъ устремляется на нихъ! Должна ли она видться съ женщиной, у которой родился ребенокъ при подобныхъ обстоятельствахъ? А какъ же она не будетъ видаться съ своимъ старшимъ сыномъ, настоящимъ маркизомъ Бротертонскимъ? Но ея негодоване противъ сына было не такъ горячо, какъ негодоване сестеръ противъ брата. Онъ былъ ея старшй сынъ — настоящй маркизъ — и могъ поступать, какъ хочетъ. Если бы она могла сладить съ леди Сарой, то послушалась бы сына относительно дома. И даже теперь ея сердце было раздражено не противъ сына, а противъ женщины, которая будучи итальянкой, и выйдя замужъ безъ вдома семьи, осмливалась говорить, что ея ребенокъ законный. Если бы ея старшй сынъ привезъ въ замокъ своихъ предковъ итальянскую любовницу, это, разумется, было бы очень дурно, но все-таки не такъ дурно, какъ все то, что случилось теперь. Ничего не могло быть хуже этого.

— Должны ли мы называть его Попепджоемъ? спросила она хриплымъ голосомъ изъ подъ одяла.

Старшй сынъ Бротертонскаго маркиза долженъ былъ называться Попенджоемъ, если былъ законный.

— Непремнно, повелительно сказала леди Сара: — если только бракъ не будетъ опровергнутъ.

— Бдняжечка, сказала маркиза, начиная чувствовать сострадане къ противному ребенку, какъ только ей сказали, что его надо называть Попенджоемъ.

Тутъ сказали леди Сюзанн и леди Амели, и всмъ въ дом стало казаться, что свтъ близится къ концу. Что вс они будутъ длать, когда маркизъ прдетъ?

Это былъ важный вопросъ. Маркизъ уже объявилъ, что не желаетъ видть никого. Онъ старался выгнать ихъ оттуда и объявилъ, что ни мать его, ни сестры не сойдутся съ его женой. Вс дамы въ Кросс-Голл были твердо убждены, что это окажется справедливо, но все-таки он не могли перенести мысли, что должны жить возл главы фамили и никогда его не видать. Он вс, кром леди Сары, начали чувствовать, что лучше бы было, если бы он послушались главы фамили и перехали въ другое мсто. Но теперь было слишкомъ поздно. Он должны оставаться.

Леди Сара, однако, не унывала.

— Джорджъ, сказала она очень торжественно: — я много думала объ этомъ и не намрена позволять ему унижкать насъ.

— Все это очень грустно, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Да, правда. Сколько я себя понимаю, мн кажется, что я мене всхъ на свт способна бы приписать дурныя побужденя моему старшему брату, или пойти ему наперекоръ во всемъ, что онъ могъ бы пожелать. Я знаю, что мы обязаны почитать его. Но есть границы, дале которыхъ не можетъ итти это чувство. Онъ обезславилъ себя.

Лордъ Джорджъ покачалъ головой.

— И длаетъ все, чтобы навлечь безславе на насъ. Я всегда желала, чтобы онъ женился.

— Разумется, разумется.

— Всегда желательно, чтобы старшй сынъ былъ женатъ. Тогда наслдникъ знаетъ, что онъ наслдникъ, и воспитывается такъ, чтобы понимать свои обязанности. Какъ я не сожалю, что онъ женился на иностранк, я была бы готова принять ее какъ сестру, онъ иметъ право выбрать жену по своему вкусу, но женившись на иностранк, онъ боле обязанъ разгласить это повсюду и доказать свой бракъ, чмъ если бы женился на англичанк въ своей приходской церкви. Все-таки мы должны сдлать ей визитъ, такъ какъ онъ говоритъ, что она его жена. Но я скажу ему, что онъ поступитъ очень дурно со всми нами, особенно съ тобой, а главное съ своимъ собственнымъ сыномъ, если не позаботится, чтобы доставить такя доказательства своего брака, какя могутъ удовлетворить всхъ.

— Онъ тебя не послушаетъ.

— Мн кажется, я могу заставить его въ этомъ отношени. Во всякомъ случа, я не намрена его бояться, не долженъ и ты.

— Я даже не знаю увижусь ли я съ нимъ.

— Да, ты долженъ съ нимъ видться. Если мы будемъ изгнаны изъ фамильнаго дома, то пусть будетъ въ этомъ виноватъ онъ, а не мы. Мы должны быть осторожны, Джорджъ, чтобы не сдлать ни малйшаго фальшиваго шага. Мы должны быть вжливы съ нимъ, но главное мы не должны его бояться.

Между тмъ деканъ отправился въ Лондонъ, намреваясь провести недлю у дочери въ ея новомъ дом. Оба они понимали, что въ Лондонъ деканъ прзжаетъ для удовольствя, а не для пасторскихъ длъ. Онъ не имлъ намреня говорить проповди ни въ собор Св. Павла, ни въ Аббатств. Онъ не собирался бывать ни въ Обществ Пособя Пасторамъ, ни въ Обществ Сыновъ Церкви. Онъ намревался забыть Грошюта, не думать о Понтни и провести прятно время. Таково было его намрене до тхъ поръ, пока лордъ Джорджъ не былъ у него. Но теперь у него въ голов были серозныя мысли. Когда онъ прхалъ, Мери уже выкинула изъ головы итальянскую маркизу съ сыномъ. Она улыбалась, цлуя его. Но онъ не могъ оторваться отъ важнаго предмета.

— Это новости ужасныя, моя дорогая, сказалъ онъ тотчасъ.

— Вы находите, папа?

— Конечно, нахожу.

— Я не вижу, почему лордъ Бротертонъ не долженъ имть сына и наслдника, какъ всякй другой человкъ.

— Онъ иметъ полное право имть сына и наслдника — даже можно сказать боле права, чмъ всякй другой, потому что можетъ оставить ему такъ много — но поэтому самому онъ обязанъ боле чмъ кто-нибудь другой дать знать всмъ, что его объявленный сынъ и наслдникъ дйствительно его наслдникъ и сынъ.

— Онъ не можетъ быть такимъ гнуснымъ человкомъ, папа.

— Боже сохрани, чтобы я сталъ это говорить. Можетъ быть онъ считаетъ себя женатымъ, хотя его бракъ здсь будетъ недйствителенъ. Можетъ быть онъ и женатъ, а ребенокъ все-таки незаконный.

Мери не могла не покраснть при такихъ прямыхъ словахъ отца.

— Мы только знаемъ то, что онъ писалъ своему брату, что онъ собирается жениться, чрезъ годъ посл рожденя ребенка, котораго онъ теперь заставляетъ насъ признать наслдникомъ своего титула. Я съ своей стороны не намренъ врить его словамъ безъ доказательства и прямо дамъ ему знать, что эти доказательства нужны.

Глава XV.
Бросьте.

Дней десять или двнадцать посл обда на Беркелейскомъ сквер Августа Мильдмей переносила свое горе безропотно. Во все это время, хотя они оба были въ Лондон, она не видала Джека Де-Барона, и знала, что онъ пренебрегаетъ ею. Но она переносила это. Вообще подразумвается, что молодыя двицы должны переносить подобныя горести безъ жалобъ, но Августа была боле эманципирована, чмъ многя молодыя двицы, и имла привычку громко выражать свои мысли. Наконецъ, когда однажды она шла пшкомъ съ отцомъ, она увидала Джека Де-Барона верхомъ съ леди Джорджъ. Правда, она увидала позади нихъ, тоже верхомъ, свою вроломную прятельницу мистрисъ Гаутонъ, и одного господина, не зная тогда, что это былъ отецъ леди Джорджъ. Это было вначал марта, когда всадниковъ въ парк бываетъ немного. Августа постояла нсколько минутъ, смотря на нихъ, и Джекъ Де-Баронъ поклонился ей. Но Джекъ не остановился и продолжалъ разговаривать съ той прятной живостью, которую она, бдняжка, знала такъ хорошо и цнила такъ высоко. И леди Джорджъ эта живость нравилась, хотя она не могла объяснить по какой причин, потому что сказать по правд, въ разговор Джека не часто встрчался здравый смыслъ.

На слдующее утро капитанъ Де-Баронъ, жившй въ Чарльзовой улиц, возл Гвардейскаго Клуба, получилъ письмо пока еще лежалъ въ постели. Письмо было отъ Августы Мильдмей, онъ зналъ почеркъ хорошо. Онъ получалъ отъ нея много записокъ, хотя ни одна не была такъ интересна, какъ это письмо. Оно было написано быстро, и если бы Джекъ не зналъ хорошо ея почерка, то мстами ему было бы трудно разобрать.

‘Я нахожу, что вы обращаетесь со мною очень дурно. Говорю вамъ это прямо и откровенно. Это не благородно и не мужественно, такъ какъ вы знаете, что за меня некому заступиться, кром меня самой. Если вы намрены бросить меня, скажите прямо тотчасъ. Теперь вы ухаживаете за этой замужней женщиной только затмъ, чтобы разсердить меня. Не хочу врить, чтобы васъ прельстила такая ребяческая рожица. Я встрчалась съ нею и знаю, что она слова не уметъ сказать. Намрены вы быть у меня? Ожидаю получить отъ васъ письмо съ извщенемъ когда вы будете. Я не памрена быть брошенной изъ-за нея, или кого бы то ни было. Я думаю, что это все штуки Аделаиды, которой непрятно думать, что вы интересуетесь кмъ-нибудь. Вы знаете очень хорошо мои чувства и какя жертвы я готова принести. Я буду дома весь день. Папа, разумется, уйдетъ въ клубъ въ три часа. Тетушка Джуля будетъ на собрани въ Обществ Женскихъ Правъ для раздачи призовъ молодымъ людямъ, и я положительно сказала ей, что хать не хочу. Никого другого не буду принимать. Прзжайте, и по-крайней-мр объяснимся. Такое положене дла убьетъ меня — хотя, разумется, вамъ все равно.

‘А’.

‘Я буду считать васъ трусомъ, если вы не прдете. О, Джекъ, прзжайте!’

Она начала какъ львица, но кончила какъ ягненокъ, и таковы были вс ея мысли относительно его. Она была исполнена негодованя. Она увряла себя ежечасно, что его вроломство заслуживаетъ смерть. Она желала вернуться къ прежнимъ временамъ — лтъ за тридцать назадъ — и чтобы какой-нибудь братецъ могъ вызвать Джека на дуэль и пронзить пистолетной пулей его сердце. И вмст съ тмъ она говорила себ также часто, что не можетъ жить безъ Джека. Она не желала выйти за него, зная очень хорошо какого рода жизнь будетъ ей предстоять. Джекъ говорилъ ей часто, что если онъ будетъ принужденъ жениться, то долженъ бросить военную жизнь и поселиться въ Данциг. Онъ назвалъ этотъ городъ какъ наимене привлекательный изъ всхъ извстныхъ ему мстъ. Для нея было лучше, чтобы все шло но прежнему, пока не окажется чего-нибудь. Но чтобы Джекъ освободился отъ нея, этого нельзя было перенести! Она не желала отнять отъ него никакихъ другихъ удовольствй. Она соглашалась, чтобы онъ охотился, игралъ въ карты, лъ, пилъ, курилъ, если ужъ таковы его наклонности, но чтобы не смлъ ухаживать ни за какой другой женщиной. Конечно, они оба были несчастны, но ей досталась самая тяжелая доля этого несчастя. Она не могла ни сть, ни пить, ни курить, ни играть въ карты, ни охотиться, наврно онъ могъ переносить ихъ несчасте, если она могла.

Когда Джекъ прочелъ письмо, онъ швырнулъ его на одяло и опять растянулся на постели. Былъ еще десятый часъ, ему оставалось еще часа два ршать приметъ онъ приглашене или нтъ. Но письмо это раздосадовало его и онъ не могъ заснуть. Она писала ему, что если онъ не придетъ, то будетъ трусъ, и онъ чувствовалъ, что она говоритъ правду. Онъ не имлъ желаня видться съ нею — не потому, что она надола ему, въ хорошемъ расположени духа, она всегда была для него прятна — но потому, что онъ ясно видлъ всю непрятность этого дла. Когда представилась возможность жениться на ней, онъ всегда считалъ это равносильнымъ самоубйству. Если бы его уговаривали сдлать подобный шагъ, ему казалось бы, что его просто приглашаютъ прострлить себ голову. Онъ въ разное время объяснялъ это Август, предлагая поселиться въ Данциг, и она соглашалась съ нимъ. Въ этомъ отношени его здравый смыслъ былъ выше ея смысла, и чувства его утонченне ея чувствъ.

— Мы должны разстаться для вашей же пользы, говорилъ онъ.

Но ей казалось при этомъ, что онъ только старается разорвать свою цпь и равнодушенъ къ ея горю.

— Я сама могу позаботиться о себ, отвчала она ему.

— Не будь она такъ неблагоразумна и неосторожна, она видла бы такъ же какъ и онъ, что слдовало разорвать ихъ короткое знакомство безъ всякихъ дальнйшихъ объясненй. Но она была очень неблагоразумна. Все-таки если она обвиняетъ его въ трусости, долженъ ли онъ не хать?

Онъ позавтракалъ въ тревожномъ расположени духа, стараясь отстранить отъ себя этотъ вопросъ, а потомъ, въ такомъ же тревожномъ расположени духа, отправился въ гвардейскя казармы. Онъ не имлъ намреня писать, и слдовательно не долженъ былъ принять какое бы то ни было ршене до того, когда наступитъ время, назначенное для свиданя. Онъ думалъ было написать ей длинное письмо, исполненное здраваго смысла, объяснить, что они не могутъ быть полезны другъ другу, и что онъ принужденъ изъ уваженя къ ней, совтовать ей прекратить ихъ особенную короткость. Но онъ зналъ, что такое письмо ничего не будетъ значить для нея, что она просто будетъ считать это предлогомъ съ его стороны, и когда настало время, онъ ршилъ итти. Разумется, это будетъ очень дурно для нея. Вс слуги тотчасъ узнаютъ все. Она уничтожала всякую возможность устроить себя потомъ. Но что же ему длать? Она сказала ему, что онъ будетъ трусъ, и этого онъ не могъ перенести.

Мильдмей жилъ въ небольшомъ домик въ Зеленой Улиц, очень близко отъ Парка, но въ домик скромномъ, дешевомъ, безъ претензй. Джекъ Де-Баронъ зналъ хорошо дорогу и опоздалъ только четверть часа противъ назначеннаго времени.

— Итакъ, тетушка Джуля отправилась въ Общество Женскихъ Правъ? сказалъ онъ посл первыхъ привтствй.

Онъ могъ поцловать Августу, если бы хотлъ, но не поцловалъ. Онъ такъ ршилъ. И она ршилась принять всякое привтстве, даже поцлуй, съ такимъ видомъ, какъ будто именно этого и ожидала.

— О, да, она сама будетъ говорить рчь.

— Но за что даютъ призы молодымъ людямъ?

— За то, что молодые люди заступаются за старухъ. Зачмъ вы не отправитесь получить призъ?

— Я долженъ былъ явиться сюда.

— Должны были явиться сюда, милостивый государь!

— Да, Гуссъ, долженъ былъ явиться сюда! Когда вы приглашаете меня явиться и говорите, что я буду трусъ если не явлюсь, разумется, я явиться долженъ.

— А теперь, когда вы явились, что же вы скажете мн?

Это она пыталась проговорить непринужденно и шутливо.

— Я не скажу ни слова.

— Такъ я не вижу зачмъ вамъ было приходить.

— И я не вижу. Что же вы хотите, чтобы я сказалъ.

— Я хотла бы… я хотла бы…

Тутъ послышалось что-то похожее на рыдане. Оно было непритворное.

— Я хотла бы, чтобы вы сказали мн… что вы… любите меня…

— Не говорилъ ли я вамъ это двадцать разъ, что же изъ этого вышло?

— Но вдь это правда?

— Послушайте, Гуссъ, это просто безуме. Вы знаете, что это правда, но знаете также, что не выйдетъ никакой пользы изъ подобной правды.

— Если бы вы любили меня, вамъ было бы прятно… видться со мной.

— Нтъ, не можетъ быть прятно — если только это не можетъ повести къ чему-нибудь. Сначала могло быть весело, когда я ухаживалъ за вами, когда мы улыбались и говорили другъ другу нжности. Но теперь изъ этого могутъ выйти только три вещи. Дв невозможны, и остается только третья.

— Какя же это три?

— Мы можемъ обвнчаться.

— Ну-съ?

— Другую вещь я вамъ не скажу, и, наконецъ, мы можемъ ршиться забыть все, разстаться. Вотъ это я и предлагаю вамъ.

— Для того, чтобы вы могли имть время здить верхомъ съ леди Джорджъ Джерменъ.

— Это вздоръ, Гуссъ. Леди Джорджъ Джерменъ я видлъ три раза, и она говоритъ только о своемъ муж, мн никогда не случалось встрчать такую хорошенькую женщину до такой степени влюбленную какъ она.

— Хорошенькая дурочка!

— Очень можетъ быть. Ничего не имю сказать противъ этого. Только если вы не можете бросить въ меня боле тяжелымъ камнемъ, чмъ леди Джорджъ Джерменъ, то право вы безоружны.

— У меня камней найдется довольно, если я захочу ихъ бросать. О, Джекъ!

— О чемъ еще можемъ мы говорить?

— Неужели я уже, надола вамъ, Джекъ?

— Вы нисколько не надоли бы мн, если бы у васъ или у меня было пятьдесятъ тысячъ фунтовъ стерлинговъ.

— Если бы у меня были эти деньги, я вс отдала бы вамъ.

— А я вамъ. Это разумется само-собой. Но такъ какъ ни у васъ ни у меня денегъ нтъ, то что же намъ длать? Я знаю, что мы должны сдлать. Мы не должны огорчать другъ друга упреками.

— Я не думаю, чтобы какя бы то ни было мои слова могли разстроить ваше счасте.

— Он разстраиваютъ и даже очень. Он заставляютъ меня думать о глубокихъ ркахъ, высокихъ колоннахъ, экстренныхъ поздахъ и синильной кислот. Вотъ вы знаете меня давно, а еще не узнали какое у меня мягкое сердце къ моему несчастю.

— Очень мягкое!

— Да. Это до такой степени волнуетъ меня, что я скачу по мстамъ ужаснымъ, думая, что можетъ быть мн посчастливится сломать себ шею.

— А что должна чувствовать я, не имющая возможности развлекаться?

— Бросить меня. Я знаю, что съ моей стороны жестоко это говорить. Я знаю, что это покажется бездушно. Но я обязанъ это говорить. Это для вашей пользы. Мн это не повредитъ. Мн не можетъ повредить, что всмъ извстно, какъ я ухаживаю за вами, но для васъ это чертовски вредно.

Она молчала, и онъ повторилъ выразительно:

— Бросьте.

— Я не могу бросить, сказала она, сквозь слезы.

— Такъ что же намъ длать?

Сдлавъ этотъ вопросъ, онъ подошелъ къ ней, и обнялъ ее рукою. Это онъ сдлалъ отъ минутнаго состраданя, а не потому, чтобы это ему нравилось.

— Обвнчаемся, шепнула она.

‘— И поселимся въ Данциг на всю жизнь!’

Онъ не сказалъ этихъ словъ, но внутренно ихъ воскликнулъ. Если онъ ршился на что-нибудь, такъ именно на то, чтобы не жениться на ней.

‘Можно бы принести себя въ жертву’, говорилъ онъ себ: ‘если бы могло принести ей пользу, но какая польза приносить въ жертву обоихъ насъ?’

Онъ отдернулъ отъ нея руку, отошелъ отъ нея на два шага и заглянулъ ей въ лицо.

— Для васъ это было бы ужасно! сказалъ онъ ей.

— Было бы ужасно не имть куска хлба.

— У насъ будетъ семьсотъ пятьдесятъ фунтовъ въ годъ, сказала Августа, очень аккуратно сдлавшая расчетъ.

— Да, и безъ сомння у насъ достаточно будетъ хлба въ такомъ мст, какъ Данцигъ.

— Данцигъ! вы всегда сметесь, когда я говорю серозно.

— Или Любекъ, если вы предпочитаете, или Лейпцигъ. Мн ршительно все равно куда мы отправимся. Я знаю человка, который живетъ въ Минорк, потому что у него нтъ денегъ. Мы можемъ похать въ Минорку, только насъ съдятъ комары.

— Вы подете? и я поду если вы хотите.

Они стояли теперь въ трехъ шагахъ другъ отъ друга и на лиц Августы выражались ужасныя вещи. Она не старалась казаться кроткой, а ршила сдлать одинъ шагъ. Она не хотла потерять Джека. Имъ совсмъ не нужно внчаться сейчасъ. Что-нибудь окажется прежде, чмъ назначенъ будетъ день для ихъ свадьбы. Если бы она могла связать его ршительнымъ общанемъ, что онъ женится на ней когда-нибудь.

— И я поду, если вы хотите, повторила она, подождавъ секунды дв его отвта.

Тутъ онъ покачалъ головой.

— Вы не хотите, посл всего, что сказали мн?

Оцъ опять покачалъ головой.

— Когда такъ, Джекъ Де-Баронъ, вы измнникъ и не джентльменъ.

— Милая Гуссъ, вы знаете, что это неправда, такъ какъ я никогда не давалъ вамъ общаня, котораго не могъ сдержать.

— Не давали общаня! Разв вы не клялись, что любите меня?

— Тысячу разъ клялся.

— А что это значитъ, когда это говоритъ джентльменъ леди?

— Это должно значить бракъ и тому подобное. Но у насъ это никогда не значило ничего. Вы знаете, какъ это началось.

— Я знаю, до чего это дошло, и что, какъ благородный человкъ, вы обязаны предоставить мн ршить, способна я переносить такую жизнь или нтъ. Если бы это довело насъ до совершенной гибели, вы все-таки обязаны ршиться на это, если я вамъ велю.

— Если бы это было гибелью для меня одного — можетъ быть. Но хотя вы такъ мало заботитесь о моемъ счасти, я все-таки забочусь о вашемъ. Этого сдлать нельзя. Мы съ вами порзвились немножко, какъ я уже говорилъ, а теперь намъ надо ссть и отдыхать.

— Какъ отдыхать? О, Джекъ, какой тутъ можетъ быть отдыхъ?

— Попытайте другого.

— Можете ли вы говорить мн это!

— Конечно, могу. Посмотрите на мою кузину Аделаиду.

— Ваша кузина Аделаида никого на свт не любила кром себя. Она не можетъ страдать такъ какъ я. О, Джекъ! я такъ васъ люблю.

Тутъ она устремилась къ нему, бросилась на его грудь и заплакала.

Онъ зналъ, что до этого дойдетъ, и чувствовалъ, что это самая худшая часть во всей этой продлк. Онъ могъ съ твердостью переносить ея гнвъ или угрюмость, но ея слезливыя ласки были несносны. Онъ, однако, держалъ ее въ объятяхъ и очень тревожно поглядлъ на себя въ зеркало чрезъ ея плечо.

— О, Джекъ, говорила она:— о, Джекъ, теперь что будетъ?

Его лицо сдлалось мрачне прежняго, но онъ не сказалъ ни слова.

— Я не могу лишиться васъ совсмъ. Въ цломъ свт мн некого любить. Папа ни о чемъ не думаетъ кром своего виста. Тетушка Джу, съ своими женскими правами, старая дура.

— Совершенно справедливо, сказалъ Джекъ, все держа ее и все имя очень несчастный видъ.

— Что я буду длать, если вы бросите меня?

— Подцпите кого-нибудь съ деньгами. Я знаю, что это кажется скверно и корыстолюбиво, но намъ нечего больше длать. Мы не можемъ обвнчаться какъ пахарь и молочница.

— Я могу.

— А потомъ вы первая примтили бы вашу ошибку, это хорошо говорить, что у Аделаиды нтъ сердца, я нахожу, что у нея такое же сердце какъ у васъ и у меня.

— Какъ у васъ — какъ у васъ.

— Очень хорошо. Разумется, вы находите удовольстве бранить меня. Но она знала, что можетъ сдлать и чего не можетъ. А каждый годъ, по мр того, какъ будетъ становиться старше, она будетъ боле наслаждаться своими удобствами. Гаутонъ очень къ ней добръ, она можетъ тратить кучу денегъ. Если это безсердече, то многое можно сказать въ пользу этого.

Тутъ онъ тихо высвободился изъ ея объятй и посадилъ ее на диванъ.

— Такъ это должно кончиться?

— Право я такъ думаю.

Она стукнула рукою по дивану въ знакъ своего гнва.

— Разумется, мы всегда будемъ друзьями?

— Никогда, вскрикнула она.

— А лучше было бы. Меньше стали бы говорить.

— Мн все равно, что будутъ говорить. Если узнаютъ правду, никто не захочетъ съ вами говорить.

— Прощайте, Гуссъ.

Она покачала головой.

— Скажите же хоть слово.

Она опять покачала головой. Онъ хотлъ взять ея руку, она отдернула.

Тутъ онъ постоялъ съ минуту, смотря на нее, но она не шевелилась.

— Прощайте, Гуссъ, сказалъ онъ опять, и вышелъ изъ комнаты.

Когда вышелъ на улицу, онъ поздравлялъ себя. Много выдержалъ онъ прежде подобныхъ сценъ, но ни одна не приблизила такъ дло къ концу. Онъ гордился своимъ поведенемъ, находя, что былъ и нженъ и благоразуменъ. Онъ нисколько не поддался, а между тмъ уврилъ ее въ своей любви. Онъ чувствовалъ теперь, что отправится завтра на охоту безъ всякаго желаня сломать себ шею. Конечно, теперь все это прекратилось навсегда! Потомъ онъ подумалъ, что бы онъ чувствовалъ въ эту минуту, если бы мимолетная слабость побудила его сказать ей, что онъ женится на ней. Но онъ былъ твердъ и могъ теперь итти съ облегченнымъ сердцемъ.

А она, какъ только онъ оставилъ ее, встала и, схвативъ подушку съ дивана, швырнула ее на дальнй конецъ комнаты. Облегчивъ себя такимъ образомъ, она ушла въ свою спальню.

Глава XVI.
Всякая рыба годится для его стей.

Деканъ провелъ недлю въ Лондон во время отсутствя лорда Джорджа, довольно весело, но веселость эта нсколько помрачилась послдними извстями изъ Итали. Онъ здилъ верхомъ съ дочерью, былъ на парадномъ обд у мистрисъ Монтакют-Джонсъ, разговаривалъ съ Гаутономъ о Ньюмаркет и Дерби, любезничалъ съ Геттой Гаутонъ — успвъ вложить въ эти любезности нсколько серозныхъ словъ о маркиз — и былъ довольно веселъ, но, къ удивленю его дочери, ни на минуту не могъ забыть итальянки съ ея ребенкомъ.

— Что это за бда, папа? сказала Мери.

— Разумется, это бда.

— Вдь надо же было ожидать, что маркизъ женится когда-нибудь. Почему же ему было не жениться, вдь женился же его младшй бралъ.

— Во-первыхъ, онъ гораздо старше.

— Мужчины женятся во всякя лта. Посмотрите на мистера Гаутона.

Деканъ улыбнулся.

— Знаете, папа, мн кажется, что не слдуетъ тревожить.ея о такихъ вещахъ.

— Это вздоръ, душа моя. И мужчины, и женщины должны заботиться о своихъ интересахъ. Только такимъ образомъ въ свт можетъ быть прогрессъ. Разумется, ты не должна желать принадлежащаго другимъ, а то сдлаешь себя очень несчастной. Женись лордъ Бротертонъ безукоризненно, никто не сказалъ бы ни слова, но теперь мы обязаны разузнать правду. Если у тебя будетъ сынъ, разв ты не перевернешь все вверхъ дномъ для того, чтобы недопустить никого лишить его правъ.

— Я не думала бы, чтобы кто-нибудь могъ лишить его правъ.

— Но если этотъ ребенокъ не то, чмъ его выдаютъ, тогда это будетъ обманъ. Джермены, хотя думаютъ такъ какъ я, испуганы и суеврны, они боятся этого дурака, который детъ сюда, но они узнаютъ, что если они не станутъ дйствовать, то примусь дйствовать я. Я не желаю ничего принадлежащаго другимъ, но пока у меня есть руки и языкъ, чтобы защитить себя, или кошелекъ, что лучше того и другого, никто не отниметъ отъ меня принадлежащаго мн.

Все это казалось Мери языческимъ ученемъ, и она очень удивлялась, что слышитъ это отъ отца. Но она начала узнавать, что, вроятно, такъ какъ она теперь замужняя женщина, то для нея необходимо другое учене, а не то, которое преподавали ей въ дтств. Въ дом отца ее предостерегали отъ суеты нечестиваго мра, и она еще помнила родительское, почти божественное выражене на лиц декана при этомъ урок. Но теперь ей казалось, что о суетахъ мрскихъ говорятъ совершенно другимъ образомъ. Божественное выражене совершенно исчезло, а то, которое осталось, хотя по-прежнему прятное, было вовсе не родительское.

Мисъ Мильдмей — ее называли тетушка Джу — и Гуссъ Мильдмей, прхали въ то время, когда деканъ былъ въ гостиной. Это были прятельницы мисъ Гаутонъ, и даже дальняя родня декана. Гуссъ тотчасъ начала разговоръ о новой маркиз и ея ребенк, а деканъ хотя говорилъ съ Августой Мильдмей не такъ какъ съ дочерью, но все-таки относился презрительно къ матери и ребенку. Между тмъ, тетушка Джу завербовала бдную Мери.

— Я такъ гордилась бы, если бы вы похали со мною въ Институтъ, леди Джорджъ.

— Я буду очень рада. Но въ какой Институтъ?

— Разв вы не знаете? основанный для защиты безсильныхъ женщинъ.

— Вы говорите о Женскихъ Правахъ? Я не думаю, чтобы это поправилось папаш, сказала Мери, взглянувъ на отца.

— Ты теперь не должна обращать внимане на то, что нравится и что не нравится папаш, сказалъ деканъ, смясь.— Будешь ли ты теперь стоять за права женщинъ или противъ нихъ, теперь не моя забота. Объ этомъ долженъ заботиться лордъ Джорджъ.

— Я уврена, что лордъ Джорджъ не станетъ вамъ препятствовать побывать въ Мериболенскомъ Институт, сказала тетушка Джу.— Леди Селина Протестъ бываетъ тамъ каждую недлю, и баронесса Банманъ, делегатъ отъ Бавари, прдетъ въ слдующую пятницу.

— Вы найдете это общество очень скучнымъ, сказала Гуссъ.

— Не вс такъ легкомысленны, душа моя. Есть люди, которые любятъ заниматься иногда серозными вещами.

— О чемъ же тамъ разсуждаютъ? спросила Мери.

— Только о томъ, чтобы дать возможность женщинамъ занимать въ свт такое же мсто, какое занимаютъ мужчины, краснорчиво сказала тетушка Джу.— Съ какой стати одна половина человческаго рода должна управляться другою?

— Или кормиться ихъ трудами? спросилъ деканъ.

— Вотъ именно этого мы и не желаемъ. Миллонъ сто тридцать три тысячи пятьсотъ женщинъ въ Англи…

— Вамъ лучше послушать все это въ Институт, леди Джорджъ, сказала Гуссъ.

Леди Джорджъ сказала, что хотла бы похать хоть сейчасъ, и такимъ образомъ дло было ршено.

Пока тетушка объясняла доктрину декану, котораго успла загнать въ уголъ, Гуссъ Мильдмей вела разговоръ съ леди Джорджъ.

— Капитанъ Де-Баронъ, сказала она:— кажется, вашъ старый знакомый.

Однако, она знала очень хорошо, что Джекъ не боле какъ мсяцъ познакомился съ леди Джорджъ.

— Нтъ, я намедни видла его въ первый разъ.

— А мн показалось, что вы съ нимъ знакомы коротко. Вс Гаутоны, Де-Бароны и Джермены — Бротертонске жители.

— Я знала отца мистрисъ Гаутонъ, но капитана Де-Барона не видала никогда.

Она сказала это довольно серозно, помня что мистрисъ Гаутонъ говорила ей о любви между этой молодой двицей и капитаномъ.

— Мн кажется, вы прежде говорили, что знакомы съ ними, и я видала какъ вы хали съ нимъ.

— Онъ халъ съ своей кузиной Аделаидой — а не съ нами.

— Я не думаю, чтобы онъ очень интересовался Аделаидой. Онъ нравится вамъ?

— Да, очень. Онъ, кажется, такой веселый. Онъ вдь, знаете, ужасный волокита.

— Я не знала, да мн это ршительно все равно.

— О капитан Де-Барон это говорили многя двицы, а все-таки потомъ заинтересовывались имъ.

— Но я не двица, мисъ Мильдмей, сказала Мери, покраснвъ и ршивъ тотчасъ, что она не сойдется коротко съ мисъ Мильдмей.

— Вы гораздо моложе многихъ изъ насъ двушекъ, сказала Гуссъ:— и потомъ, всякая рыба годится для его стей.

Она сама не знала, что говоритъ, но желала только помшать короткости между своимъ возлюбленнымъ и леди Джорджъ. Ей было все равно оскорбитъ она леди Джорджъ Джерменъ или нтъ. Если она можетъ помшать этой короткости, не погршивъ противъ благоприличя, то хорошо, но если нтъ, то благоприличе можно и оставить.

— Право, я не могу васъ понять!

Сказавъ это, леди Джорджъ обратилась къ своему отцу:

— Ну, папа, убдила васъ мисъ Мильдмей похать въ Институтъ со мной?

— Я боюсь, что меня не пустятъ посл того, что я сказалъ.

— Право, васъ пустятъ, сказала старуха.— У насъ христанскй образъ мыслей, мы принимаемъ раскаяне самаго закоренлаго гршника.

— Я боюсь, что день благодати для меня еще не насталъ, отвтилъ деканъ.

— Папа, сказала леди Джорджъ, какъ только гости ухали:— знаете, я имю какое-то особенное отвращене къ младшей мисъ Мильдмей.

— Отчего же могло произойти такое быстрое отвращене?

— Она говоритъ гадкя неприличныя вещи. Я не могу даже хорошенько понять, что она говоритъ.

Леди Джорджъ покраснла.

— Теперь, въ обществ, люди позволяютъ себ большя вольности, и мн кажется, женщины боле мужчинъ. Теб не надо обращать на это вниманя.

— Не обращать вниманя?

— Да, не волноваться этимъ. Если какая-нибудь дерзкая женщина скажетъ теб что-нибудь непрятное, останови ее и не думай больше объ этомъ. Разумется, ты не должна съ ней дружиться.

— Ужъ, конечно, я этого не сдлаю.

Въ слдующее воскресенье леди Джорджъ опять обдала съ своимъ отцомъ у Гаутоновъ. Обдъ былъ данъ собственно для декана. На этотъ разъ Мильдмеевъ не было, но капитанъ Де-Баронъ находился въ числ гостей. Онъ былъ родственникъ мистрисъ Гаутонъ и безпрестанно бывалъ у нихъ въ дом. Опять общество было небольшое: мистрисъ Монтакют-Джонсъ, Гетта — то есть мисъ Гаутонъ, которую вс называли Геттой — и отецъ мистрисъ Гаутонъ, который случайно находился въ Лондон. Опять леди Джорджъ сидла между хозяиномъ и Джекомъ Де-Барономъ, и опять Джекъ показался ей очень прятнымъ собесдникомъ. Ей въ голову не приходило бояться его. Ужасныя слова, которыя Гуссъ Мильдмей сказала ей,— что всякая рыба годится для его стей — не произвели на нее никакого дйствя. Она была уврена въ себ. Она не могла допустить мысли, чтобы она, леди Джорджъ Джерменъ, дочь Бротертонскаго декана, замужняя женщина, могла бояться кого бы то ни было! Эта мысль была ужасна и отвратительна для нея. Когда Джекъ предложилъ хать съ ней и ея отцомъ въ Паркъ на слдующй день, она сказала, что будетъ очень рада, а когда онъ сталъ разсказывать ей смшныя вещи о своихъ полковыхъ обязанностяхъ, описывать товарищей, вроятно не существовавшихъ вовсе, а потомъ перешелъ къ разсказамъ объ охот, Мери смялась очень весело.

— Вамъ нравится Джекъ? спросила ее въ гостиной мистрисъ Гаутонъ.

— Да, онъ мн очень нравится.

— Вы знаете, онъ вдь мой любимый другъ. Мы съ нимъ какъ братъ и сестра, и вотъ почему мн не слдуетъ его бояться.

— Бояться! Съ какой стати бояться его?

— Я уврена, что и вамъ не надо, но Джекъ понадлалъ бдъ въ свое время. Конечно, можетъ быть онъ не такой человкъ, который могъ бы затронуть ваше воображене.

Леди Джорджъ опять покраснла, но на этотъ разъ не сказала ничего. Ей не хотлось ссориться съ мистрисъ Гаутонъ, а намекъ, что она можетъ полюбить кого-нибудь другого кром своего мужа, былъ сдланъ теперь не такъ прямо, какъ прежде.

— Я думала, что онъ помолвленъ съ мисъ Мильдмей, сказала леди Джорджъ.

— О, нтъ! Это невозможно, у нихъ обоихъ нтъ ничего. Когда возвращается лордъ Джорджъ?

— Завтра.

— Позаботьтесь, чтобы онъ поскоре прхалъ ко мн. Мн такъ хочется узнать, что онъ скажетъ о своей новой невстк. Я ршила, что скоро буду привтствовать васъ какъ маркизу.

— Вамъ никогда этого не придется.

— Да, если этотъ ребенокъ настоящй лордъ Попенджой,тно я все еще надюсь, душа моя.

Вскор посл этого, Гетта Гаутонъ вернулась къ этому важному предмету.

— Видите, мои слова оказались справедливы, леди Джорджъ.

— Да — совершенно справедливы.

— Желала бы я знать, что думаетъ объ этомъ вдовствующая маркиза.

— Мой мужъ теперь у нея. Она, вроятно, думаетъ то, что думаемъ вс мы — что было бы гораздо лучше, если бы онъ заране объявилъ о своемъ брак.

— Гораздо лучше.

— Впрочемъ, я не знаю, составило ли бы это большую разницу. Леди Бротертонъ такая англичанка во всемъ, что съ невсткой-итальянкой едва ли бы она сошлась.

— Вопросъ состоитъ въ томъ, слдуетъ ты врить человку, когда онъ вдругъ такимъ образомъ представитъ родн свою жену. Представьте себ, что кто-нибудь прожилъ бы много лтъ въ Камчатк, и привезъ оттуда камчадалку, называя ее своей женой, должны ли вс ему поврить?

— Я полагаю такъ.

— Неужели? А я нтъ. Во-первыхъ для англичанина трудно жениться въ такой стран по-англйскимъ законамъ, а потомъ, онъ самъ едва ли бы этого пожелалъ.

— Италя не Камчатка, мисъ Гаутонъ.

— Конечно, но и не Англя.

Леди Джорджъ нашла, что мисъ Гаутонъ весьма свободно говоритъ о весьма щекотливомъ предмет. Но она вспомнила къ чему стремилась Гетта въ молодости, и приписала ея слова ревности.

— Папа, сказала она возвращаясь домой:— мн кажется, что здсь вс много говорятъ о чужихъ длахъ.

— То есть о женитьб лорда Бротертона. Какъ же не говорить, это дло не частное, а публичное. И чмъ больше будутъ говорить объ этомъ, тмъ лучше для насъ. Вс находятъ это скандаломъ, и это можетъ намъ помочь.

— О, папа! я желала бы, чтобъ вы не думали ни о чьей помощи.

— Намъ нужна правда, душа моя, и мы должны дознаться правды.

На слдующй день, они встртились съ Джекомъ Де-Барономъ въ Парк. Вскор деканъ увидалъ стараго прятеля и остановилъ свою лошадь, чтобы съ нимъ поговорить. Мери тоже хотла съ нимъ остановиться, но ея лошадь изъявила желане хать дальше, а ей не хотлось принуждать ее, она и похала впередъ съ капитаномъ Де-Барономъ, хотя помнила все что ей говорила Гуссъ Мильдмей. Отецъ былъ съ ней, и бояться оставить его минуты на дв, было бы нелпо съ ея стороны.

— Мн слдовало бы хать на охоту, сказалъ Джекъ:— но прошлую ночь былъ морозъ, а я терпть не могу прхать и услыхать, что земля тверда какъ кремень. А сегодня какъ нарочно восхитительный весеннй день.

— Вамъ просто не хотлось встать рано, капитанъ Де-Баронъ, сказала Мери.

— Можетъ быть и то. Не находите ли вы, что вставать рано очень глупо?

— Мн кажется, что ничего не могло бы быть лучше на свт, если бы было можно никогда не вставать.

— А мн вовсе не понравилось бы вчно лежать въ постели.

— Но можно было бы устроить какъ-нибудь. Посмотрите какъ много спятъ собаки.

— Неужели, капитанъ Де-Баронъ, вы хотли бы быть собакой?

Это Мери сказала, обернувшись къ нему и прямо смотря ему въ лицо.

— Вашей собакой хотлъ бы.

Въ эту минуту Мери вдругъ увидала Гуссъ Мильдмей, которая шла подъ руку съ отцомъ. Гуссъ поклонилась ей, и Мери была принуждена отвтить на поклонъ, Джекъ Де-Баронъ тоже повернулся къ пшеходной тропинк, и увидвъ Августу, приподнялъ шляпу.

— Вы съ ней дружны? спросилъ онъ.

— Не особенно.

— А я желалъ бы этого. Но, разумется, я не имю никакого права изъявлять желане въ подобныхъ вещахъ.

А леди Джорджъ пожелала, чтобы Августа Мильдмей не видала какъ она здила по Парку въ этотъ день съ Джекомъ Де-Барономъ.

Глава XVII.
Институтъ.

Условились, что въ пятницу вечеромъ, леди Джорджъ задетъ къ тетушк Джу и что он вмст подутъ въ Институтъ. Настоящее и полное назване этого заведеня было слдующее: ‘Институтъ женскихъ правъ, учрежденный для облегченя безсильныхъ женщинъ’.

Мери боялась, что увидитъ Августу Мильдмей, отъ которой ршилась держаться поодаль, но тетушка Джу уже ждала ее въ передней.

— Я забыла сказать вамъ, что надо хать пораньше, потому что мн придется быть предсдательницей. А впрочемъ мы еще поспемъ, прибавила она:— если кучеръ подетъ скоро. Дло-то такое важное. Непрятно торопиться, когда обращаешься къ публик.

Единственные публичные митинги, на которыхъ присутствовала Мери, происходили въ Бротертон, гд предсдательствовалъ ея отецъ, или какой-нибудь другой духовный сановникъ, и Мери не могла еще понять, какъ такую обязанность можетъ исполнять женщина. Она пробормотала нсколько словъ, изъявляя надежду, что все устроится какъ слдуетъ.

— Я вдь должна представлять баронессу.

— Представлять баронессу?

— Баронессу Банманъ. Разв вы не читали афишу? Баронесса скажетъ рчь о необходимости покровительства художницамъ, особенно архитекторшамъ. Школа для архитекторшъ устраивается въ Нозен и въ Чикаго, почему же намъ не имть отдленя въ Лондон, который есть центръ всего мра.

— Неужели женщины будутъ строить дома? спросила леди Джорджъ.

— Он будутъ чертить, опредлять размры, и… и… заниматься эстетической частью. Архитекторъ вдь не таскаетъ кирпичей, душа моя.

— Но онъ, кажется, ходитъ по доскамъ.

— И я могу пройти по доск, почему мн не пройти такъ, какъ проходитъ мужчина? Но вы услышите, что скажетъ баронесса. Худо то, что я немножко боюсь ея англйскаго языка.

— Да, она вдь иностранка. Какъ же это она будетъ говорить?

— Она прекрасно знаетъ англйскй языкъ, но я боюсь ея произношеня. Впрочемъ мы увидимъ.

Он прхали, и леди Джорджъ слдовала за старушкой въ толп. Но, войдя въ переднюю, он повернули налво, въ ту комнату, гд застнчивыя ораторши стараются припомнить свои первыя фразы, а имвшя успхъ, съ гордостью принимаютъ дань отъ членовъ Института. Тетушка Джу, которая на этотъ разъ занимала второстепенное мсто, пробралась сквозь толпу и привтствовала баронессу, только что прхавшую.

Баронесса была очень полная женщина, лтъ пятидесяти, съ двойнымъ подбородкомъ, узкимъ, низкимъ, широкимъ лбомъ, и блестящими, круглыми, черными глазами, одинъ очень далеко отъ другого. Когда ее представили леди Джорджъ, она объявила, что считаетъ это за величайшую честь. Она держала въ рук свертокъ бумагъ, на ней было черное шерстяное платье, суконная жакетка, застегнутая до шеи, можетъ быть не придававшая ея полному бюсту той мужской твердости, которая иногда требовалась, но мужске воротнички замняли этотъ недостатокъ. Леди Джорджъ посмотрла не дрожитъ ли она. Что чувствовала бы она, леди Джорджъ, если бы ей пришлось говорить съ французомъ по-французски! Но на сколько она могла судить по наружности, баронесса была совершенно спокойна. Тутъ тетушка Джу представила леди

Джорджъ леди Селин Протестъ, которая была очень маленькая женщина въ очкахъ самаго строгаго вида.

— Я надюсь, леди Джорджъ, что вы намрены помогать нашему длу, сказала леди Селина.

— Я здсь только какъ посторонняя зрительница, сказала леди Джорджъ.

Леди Селина не имла никакого довря къ постороннимъ зрительницамъ и прошла мимо нея съ весьма строгимъ видомъ.

Представлять больше было некого, такъ какъ какой-то плшивый старикъ доложилъ тетушк Джу, что пора выводить баронессу на платформу. Тетушка Джу повела ее, немножко отдуваясь, потому что нсколько торопливо поднималась на лстницу, и еще не совсмъ привыкла къ подобнымъ церемонямъ, по все-таки гордою походкой. Баронесса выступала за нею, повидимому, совершенно равнодушно. Потомъ шли леди Селина и леди Джорджъ, которымъ плшивый джентльменъ сказалъ гд имъ надо стать. Она никогда прежде не бывала на платформ, и ей казалось будто толпа внизу смотритъ особенно на нее. Когда она сла по правую руку баронессы, которая, разумется, помстилась съ правой стороны предсдательши, плшивый господинъ представилъ ее ея другой сосдк, мы съ доктору Оливи Плибоди изъ Вермонта. Имя было такое длинное и такъ странно прозвучало въ ушахъ леди Джорджъ, что она съ трудомъ могла его припомнить, но поняла, что ея знакомая была мисъ и докторъ. Робко посмотрла она на свою сосдку и увидала, что у нея было бы хорошенькое личико, если бы не было испорчено выраженемъ притворной строгости и очками, въ которыхъ стекла сверкали самымъ непрятнымъ образомъ. Очки очкамъ рознь, одни какъ будто принадлежатъ къ лицу, а къ другимъ какъ будто принадлежитъ лицо. Таковы были очки Оливи Плибоди. Она была очень худощава, и жакетка и воротнички достигали своей цли. Сидя въ переднемъ ряду, она выставила напоказъ свои ноги, и можно также сказать, штаны, потому что платье ея едва закрывало колни. Леди Джорджъ тотчасъ стала спрашивать себя, куда эта двица двала свои юбки.

— Сегодня очень важное собране, сказала докторъ Плибоди, почти вслухъ и очень гнусливо.

Леди Джорджъ взглянула на предсдательское кресло прежде чмъ отвтила, чувствуя, что не посметъ сказать слово, если тетушка Джу уже на ногахъ, но тетушка Джу пользовалась суматохой, еще происходившей между тми, которые отыскивали себ мста, и потому Мери могла прошептать отвтъ:

— Я полагаю такъ, сказала она.

— Если бы я не посвятила себя профилактик и терапи, я непремнно стала бы теперь твердой ногой въ архитектурномъ дл. Я надюсь, что буду имть случай сказать нсколько словъ прежде, чмъ закончится это интересное засдане.

Леди Джорджъ опять посмотрла на нее и подумала, что этой восторженной гибрид не можетъ быть боле двадцати четырехъ лтъ.

Но тетушка Джу уже встала. Леди Джорджъ показалось, что тетушка Джу не очень обрадовалась этой минут. Лицо ея горло, она пыхтла, но она такъ долго учила наизустъ слова, которыя должна сказать, и такъ твердо ихъ знала, что не могла промахнуться. Она объявила слушателямъ, что баронесса Банманъ, имя которой пользовалось почотной извстностью въ Европ и Америк, пренебрегая своими личными неудобствами, прхала нарочно изъ Бавари, чтобы дать имъ возможность воспользоваться ея обширной опытностью. Какъ добросовстная предсдательша, она не вырвала куска хлба изо рта баронессы, какъ иногда бывало въ подобныхъ случаяхъ,— но ограничилась только восторженными похвалами нмк. Все это баронесса выслушала очень твердо, и когда сла тетушка Джу, она подошла къ кафедр, среди рукоплесканй, съ такой самоувренностью, которой леди Джорджъ надивиться не могла. Тогда тетушка Джу могла ссть на свое предсдательское кресло съ самодовольнымъ и небрежнымъ достоинствомъ.

Баронесса разложила свою рукопись на пюпитр, разгладила ее всю своей толстой рукой, повернула голову во вс стороны и произнесла звукъ, похожй на ворчанье прежде чмъ начала. Въ это время зрители рукоплескали ей, а она, повидимому, не имла намреня лишить себя малйшей доли фимама излишней торопливостью. Наконецъ голоса, руки и ноги смолкли. Баронесса въ послднй разъ тряхнула головой, въ послднй разъ хлопнула рукой по бумагамъ, и начала:

— Низшая степень, на которой очевидно находится тиранскй полъ…

Эти первыя слова, произнесенныя очень громкимъ голосомъ, ясно донеслись до ушей леди Джорджъ, хотя были сказаны на весьма дурномъ англйскомъ язык. Баронесса замолчала прежде чмъ кончила первую фразу, а рукоплесканя возобновились. Леди Джорджъ примтила, что плшивый старикъ и тощй юноша, сидвшй возл него, особенно энергично топали ногами. Мужчинамъ особенно понравилось начало рчи баронессы. Она повторила тже слова при гром возобновившихся рукоплесканй. Потомъ леди Джорджъ съ трудомъ могла прослдить за первыми фразами, которыя доказывали, что низшая степень мужчины относительно женщины доказывалась во всемъ столько же, какъ жадность и тиранство, съ какими онъ забиралъ въ свои руки вс заработки. Хотя въ числ слушателей баронессы было столько-же мужчинъ сколько женщинъ, она безъ всякой церемони называла мужчинъ грязными червями, которыхъ слдовало держать подъ башмакомъ, и только дозволять производить на свтъ дтей. Но минуты чрезъ дв, леди Джорджъ примтила, что не можетъ понять двухъ словъ сряду, хотя сидла близко къ ораторш. По мр того, какъ баронесса разгорячалась, она стала говорить такъ быстро, что скоро сдлалось невозможнымъ распознать на какомъ язык говоритъ она. Постепенно наша прятельница догадалась, что рчь приблизилась къ архитектур, и потомъ уловила нсколько словъ, когда баронесса объявила, что эта наука ‘приспособлена только къ эстетическому и обширному разуму женщинъ,* но слушатели апплодировали, какъ будто каждое слово доходило до нихъ, и когда время отъ времени баронесса вытирала лобъ очень большимъ носовымъ платкомъ, все здане ходило ходуномъ отъ выраженя ихъ оцнки ея энерги. Наконецъ прежняя фраза громко окончила ихъ рчь: ‘Низшая степень, на которой очевидно находится тиранскй полъ!’ и сказавъ это баронесса замахала платкомъ и совсмъ перекинулась чрезъ пюпитръ.

— Она очень величественна сегодня — очень величественна, шепнула мисъ докторъ Оливя Плибоди леди Джорджъ.

Леди Джорджъ побоялась спросить свою сосдку поняла ли она хоть одно слово изъ десяти.

Какъ ни величественна была баронесса, леди Джорджъ скоро надоло это. Стулъ былъ жесткй, комната наполнена пылью, и леди Джорджъ встать не могла. Это было хуже чмъ самая длинная и тихая проповдь, какую ей приходилось слышать. Ей стало наконецъ казаться, что пожалуй баронесса будетъ вчно говорить. Баронесс это правилось, и слушатели апплодировали ей. Бдная жертва наконецъ покорилась мысли, что нтъ никакой надежды на конецъ рчи, и въ этой покорности чуть было не заснула, какъ вдругъ баронесса кончила, и съ шумомъ хлопнулась на свое кресло.

— Поврьте мн, баронесса, сказала- докторъ Плибоди, наклоняясь чрезъ леди Джорджъ: — такого величайшаго удовольствя я никогда не испытывала въ жизни.

Баронесса даже не удостоила отвтить на комплиментъ. Она въ эту минуту была такой великой женщиной, такъ неизмримо выше всякаго человческаго существа, по-крайней-мр въ Лондон, что ей было неприлично отвтить на простой комплиментъ. Она трудилась усиленно и очень разгорячилась, но у нея все еще доставало присутствя духа для того, чтобы помнить какъ она будетъ держать себя.

Когда шумъ нсколько затихъ, леди Селина Протестъ встала собрать голоса для изъявленя благодарности. Она сидла по лвую сторону кафедры и встала такъ тихо, что леди Джорджъ сначала думала, что все уже кончилось и, что он могутъ уйти. Ахъ! еще предстояло кое-что! Леди Селина говорила внятно, но тихимъ голосомъ, и хотя ея слова можно было разслыхать очень хорошо, и не смотря на то, что она была сестрою графа, она не возбудила никакого энтузазма. Она объявила, что баронессу обязаны были благодарить вс женщины въ Англи, и каждый мужчина, желавшй считаться другомъ женщинъ. Но леди Селина говорила очень спокойно, не длала тлодвиженй, и ея рчь оказалась очень вялою. Когда она сла, никто не обратилъ на нее вниманя. Потомъ такъ быстро, что леди Джорджъ не успла и опомниться, вскочила на ноги мисъ докторъ. Ея задачей было поддерживать сборъ голосовъ для изъявленя признательности, но она такъ привыкла ораторствовать на платформахъ, что конечно не ршилась бы терять понапрасну время для такой жалкой задачи. Начала она тмъ, что никогда въ жизни не выпадало на ея долю такой прятной задачи, какъ изъявлять признательность женщин такой знаменитой, такой гуманной и въ тоже время такой женственной какъ баронесса Банманъ. Леди Джорджъ, ничего не понимавшая въ ораторств, тотчасъ однако почувствовала, что эта ораторша можетъ заставить себя слушать и понять. Тутъ мисъ докторъ перешла къ женской архитектур и продолжала безостановочно двадцать минутъ. Была минута, когда она почти заставила леди Джорджъ думать, что женщины должны строить дома. Ея отвращене къ американской болтовн исчезло, и она почти сожалла когда мисъ докторъ Плибоди сла на свое мсто.

Посл этого баронесса употребила десять минутъ на изъявлене признательности британской публик за признательность изъявленную ей, и леди Джорджъ опять начала думать, что наконецъ настало время отъзда. Многе въ передней уже узжали, леди Джорджъ никакъ не могла понять почему же никто не трогается съ платформы. Тутъ къ ней подошелъ плшивый старикъ и предложилъ, чтобы она — леди Джорджъ Джерменъ, рожденная Мери Ловслесъ, встала и сказала рчь!

— Надо благодарить мисъ Мильдмей, сказалъ плшивый старикъ:— и мы надемся, леди Джорджъ, что вы удостоите сказать намъ нсколько словъ.

Сердце Мери замерло и кровь бросилась въ лицо, она раскаялась зачмъ прхала въ это ужасное мсто. Она знала, что говорить не можетъ, хотя бы отъ этого зависло благосостояне всего мра, но не знала иметъ ли право плшивый старикъ настаивать на этомъ. А вс смотрли на нее, когда этотъ противный старичишка приставалъ къ ней съ своей просьбой.

— О! сказала она: — я не могу. Пожалуста не просите. Право я не могу и не стану.

Ей пришло въ голову, что она должна настаивать твердо на своемъ отказ. Старикъ кротко удалился и самъ сказалъ рчь въ честь тетушки Джу.

Когда узжали, леди Джорджъ узнала, что на ея долю выпала честь отвезти баронессу на ея квартиру въ Кондуитскую улицу. Это было ничего, такъ какъ въ колясочк было мсто для троихъ, и Мери была не прочь послушать восторги тетушки Джу. Тетушка Джу увряла, что согласна съ каждымъ словомъ произнесеннымъ баронессой. Тетушка Джу думала, что это дло процвтало. Тетушка Джу полагала, что женщины въ Англи скоро будутъ засдать въ Парламент и заниматься практикой въ судахъ. Тетушка Джу очень серозно относилась къ этому, но баронесса истратила всю энергю на рчь и чувствовала боле охоты говорить о людяхъ. Леди Джорджъ съ удивленемъ услыхала отъ нея, что тотъ молодой человкъ былъ красавецъ, а старикъ очень милый старичокъ. Она почти влюбилась въ плшиваго старика, котораго звали Спуфинъ и даже спросила женатъ-ли онъ. Леди Джорджъ съ трудомъ могла поврить, что это была та женщина, которая такъ краснорчиво распространялась о ‘низшей степени тиранскаго пола’.

Но затруднене началось посл того, какъ тетушку Джу завезли въ Зеленую улицу и леди Джорджъ принуждена была одна вести разговоръ.

— Вы никогда не говорите рчей? спросила баронесса.

— Какъ, въ публик! ни за что на свт!

— Напрасно, ничего не можетъ быть легче. Говорите что хотите, только очень громко. И всегда браните кого или что-нибудь. Вамъ надо бы попробовать.

— Я предпочту умереть, сказала леди Джорджъ.— Право я скоре умру чмъ буду въ состояни произнести слово. Не странно ли, что эта мисъ докторъ могла такъ говорить?

— Американка! Он такъ безстыдны, что ршаются на все, только ничего изъ этого не выходитъ.

— Но она говорила хорошо.

— Вотъ ужъ нтъ! вовсе нтъ, только слова, слова, слова. Благодарю, мы прхали. Пожалуста прзжайте опять и вы научитесь говорить.

Леди Джорджъ, когда ее везли домой, никакъ не могла понять всего этого. Ей показалось, что мисъ докторъ говорила хорошо, а теперь ей сказали, что она не сказала ничего. Она никакъ не могла понять, что даже такя великя ораторши, такя благородныя гуманныя женщины, какъ баронесса Банманъ, могутъ завидовать величю другихъ.

Глава XVIII.
Лордъ Джорджъ прзжаетъ въ Лондонъ.

Когда лордъ Джорджъ вернулся въ Лондонъ, ему не совсмъ было прятно, что его жена здила въ Институтъ. Ей показалось, что онъ находился въ такомъ расположени духа, что ему не могло нравиться ничего. Мысли его были разстроены прздомъ брата и недоумнемъ, что слдуетъ сдлать что-нибудь, хотя онъ не зналъ что. Къ тому же въ немъ преобладало чувство, что въ настоящихъ непредвиднныхъ обстоятельствахъ онъ долженъ наблюдать за своими собственными поступками, а главное за поступками своей жены. Леди Сара получила безыменное письмо, подписанное ‘Другъ семейства’ и въ этомъ письм говорилось, что маркизъ Бротертонскй породнился съ самой знатной итальянской кровью, взявъ жену изъ такой фамили, которая была благородна, прежде чмъ существовало англйское дворянство, между тмъ какъ его братъ женился на внучк содержателя конюшенъ и фабриканта сальныхъ свчей. Разумется, это письмо было показано лорду Джорджу, и хотя онъ и его сестры думали, что это письмо писала ихъ непрятельница, новая маркиза, она все-таки заставила ихъ понять, что если на нее нападутъ, то и она готова нападать. Лордъ Джорджъ былъ очень доволенъ своей женой. Она была изящна, кротка, хороша собой, съ прекраснымъ обращенемъ и ласкова съ нимъ. Но ея дды были содержатель конюшенъ и фабрикантъ сальныхъ свчей, слдовательно, ее необходимо было удалять отъ вреднаго вляня. Леди Селина Протестъ и тетушка Джу, которыя были об хорошаго происхожденя, могли позволять себ вольности, но жена его не могла.

— Я не нахожу, чтобы тамъ было прятно быть, Мери.

— Совсмъ непрятно, но очень забавно. Я никогда не видала такой пошлой женщины какъ баронесса, она кидалась во вс стороны и вытирала себ лицо.

— Зачмъ теб было здить смотрть на пошлую женщину, которая кидается во вс стороны и вытираетъ себ лицо?

— Зачмъ же вс здятъ смотрть? Хочется же видть что происходитъ. Пошлость этой женщины не можетъ мн повредить, Джорджъ.

— И пользы не можетъ сдлать.

— Тамъ была леди Селина Протестъ, а я здила съ мисъ Мильдмей.

— Дв старыя двы, которыя помшались на женскихъ правахъ, потому что никто на нихъ не женился. Это для меня отвратительно, и я надюсь, что ты больше тамъ не будешь.

— Конечно, не буду, потому что тамъ очень скучно, сказала Мери.

— Надюсь также, что независимо отъ этого, моей просьбы было бы достаточно.

— Конечно, Джорджъ, но я не знаю зачмъ ты такой со мной сердитый.

— Я совсмъ не сердитъ, но я растревоженъ, очень растревоженъ. Есть причины, заставляющя меня очень тревожиться о теб, и которыя должны заставить тебя остерегаться больше чмъ другихъ.

— Какя причины?

Она съ изумленемъ посмотрла на него. Онъ не приготовился отвтить на этотъ вопросъ и пробормоталъ нсколько словъ о ихъ затруднительномъ положени. Потомъ поцловалъ ее и ушелъ, сказавъ жен, что все будетъ хорошо если она будетъ осторожна.

Если она будетъ осторожна! Почему же она должна быть осторожне чмъ другя? Она знала, что все это относится къ той непрятной женщин и непрятному ребенку, которыхъ везутъ въ Англю, но никакъ не могла понять какъ это можетъ относиться къ ея поведеню. Она огорчалась зачмъ ея мужъ такъ тревожится обо всемъ этомъ. Ее огорчало также и то, что ея отца это тревожитъ. Относительно же ея самой, ей казалось, что если Провидню угодно сдлать ее маркизой, то слдуетъ предоставить это Провидню безъ всякаго вмшательства съ ея стороны. Но для нея будетъ двойнымъ огорченемъ, если ей скажутъ, что она не должна длать того или другого, потому что можетъ быть ей случится занять высокое мсто, которое теперь занимаетъ другая. Потомъ она сознавалась, что ея мужъ сдлалъ ей выговоръ. Дамы въ Манор-Кросс длали ей выговоръ, но онъ никогда. Она переносила эти выговоры, потому что ей предстояла возможность избавиться отъ нихъ. Но очень будетъ непрятно, если мужъ вздумаетъ длать ей выговоры. Тутъ ей пришло въ голову, что если Джекъ Де-Баронъ женится, то онъ никогда не будетъ выговаривать своей жен.

Деканъ еще не ухалъ, и Мери прибгла къ нему. Она не имла намреня жаловаться на мужа отцу. Приди къ ней такая мысль, она непремнно прогнала бы ее, зная, что это было бы и нечестно и неблагоразумно. Но отецъ былъ съ ней такъ хорошъ, съ нимъ такъ легко было говорить, онъ такъ легко понималъ ее, между тмъ какъ мужъ почти всегда былъ угрюмъ и выражался такъ таинственно.

— Папа, спросила она:— что такое Джорджъ хотлъ сказать, когда говорилъ, что я должна держать себя осторожне чмъ другя?

— Разв онъ это сказалъ?

— Да, ему не понравилось зачмъ я здила съ этой старухой слушать рчь этихъ женщинъ. Онъ говорилъ, что мн не слдовало этого длать, хотя другя могутъ.

— Мн кажется ты не такъ поняла его.

— Нтъ, я его поняла, папа.

— Стало быть онъ или усталъ отъ дороги или у него желудокъ былъ разстроенъ. Не тревожься о подобныхъ вещахъ, и что бы ты не длала, старайся сдлать угодное твоему мужу.

— Но какъ мн знать куда я могу хать, куда не могу? Мн надо спрашивать его прежде?

— Не поступай ни въ чемъ какъ ребенокъ. Ты скоро узнаешь, что ему нравится и что нтъ, а если сумешь вести себя, такъ ему будетъ нравиться все. Несмотря на свое обращене у него сердце доброе и любящее.

— Я это знаю, папа.,

— Если онъ скажетъ иногда сердитое слово, оставь безъ вниманя. Ты не должна предполагать, что въ словахъ, всегда подразумвается то, что они выражаютъ. Я зналъ человка, который безпрестанно говорилъ своей жен, что онъ желаетъ, чтобы она умерла.

— Господи Боже мой, папа!

— Когда онъ скажетъ это, она сейчасъ подмшаетъ магнези въ его пиво, и все пойдетъ прекрасно. Никогда не преувеличивай ничего, даже самой себ. Я не думаю, чтобы лорду Джорджу нужна была теперь магнезя, но ты понимаешь, что я хочу сказать.

Она отвчала утвердительно, но въ сущности еще не совсмъ поняла преподаваемаго урока, а отецъ не могъ еще учить ее ясне.

Въ этотъ же самый день лордъ Джорджъ навстилъ мистрисъ Гаутонъ. Въ это время вся родня Джерменовъ и вс, хоть сколько-нибудь находившеся подъ влянемъ этой фамили, волновались при извсти о брак лорда Бротертона. Газеты уже объявляли о его возвращени съ новой маркизой и новымъ лордомъ Попенджоемъ. По этому случаю разсказывались подробности о Джерменской фамили, и длались намеки на женитьбу лорда Джорджа. Намекали даже на родство декана, на завщане покойнаго Талловакса и вообще на талловакское имне. Сообщали, что маркиза Луиджи, настоящая маркиза Бротертонская родилась въ Орсини, а въ другой газет сообщали, что она была въ развод съ покойнымъ мужемъ. Это уже опровергнулъ Ноксъ, получившй телеграмму изъ Флоренци, въ которой ему предписывали опровергнуть это. Поэтому можно себ представить, что Джермены въ эту минуту служили предлогомъ къ большимъ разговорамъ и совершенно понятно, что мистрисъ Гаутонъ, считавшая себя въ короткихъ отношеняхъ съ лордомъ Джорджемъ, сочла себя въ прав сдлать нсколько вопросовъ и выразить свое сочувстве.

— Какъ милой маркиз нравится новый домъ? спросила она.

— Онъ довольно удобенъ.

— Этотъ Прайсъ прелесть что такое, лордъ Джорджъ, я его знаю давно. И вдь это домъ собственность вдовствующей маркизы.

— Матушку разстроила неожиданность перемны.

— Разумется, и притомъ все это должно быть не по вкусу ей. Вы переносите эту непрятность какъ ангелъ.

— Собственно для себя я не вижу никакой непрятности.

— Но все это ужасно. Васъ и вашу милую жену матушка ваша обожаетъ — какъ и слдуетъ — все графство уважаетъ васъ, вы именно такой человкъ, какого мы желаемъ видть во глав такой фамили.

— Не говорите такимъ образомъ мистрисъ Гаутонъ.

— Я знаю, что это случится еще не скоро, но все-таки я настолько вамъ близкая родня, что имю полное право и гордиться и стыдиться. Что же он пойдутъ къ ней?

— Братъ, разумется, прежде явится къ матушк. Потомъ, леди Сара съ сестрою пойдутъ къ ней. А потомъ онъ приведетъ свою жену въ Кросс-Голлъ.

— Я очень рада, что все ршено, это гораздо лучше. Знаете ли, лордъ Джорджъ,— я говорю вамъ это какъ родному брату, потому что уважаю васъ какъ брата — я никогда не поврю, чтобы эта женщина была его жена.

Лордъ Джорджъ сильно нахмурился, но не сказалъ ничего.

— И никогда не поврю, чтобы этотъ ребенокъ былъ дйствительно лордъ Попенджой.

Лордъ Джорджъ тоже въ глубин сердца не врилъ, чтобы эта итальянка была настоящая маркиза, и чтобы этотъ ребенокъ былъ настоящй лордъ Попенджой, но онъ признавался себ, что не иметъ достаточной причины для этого убжденя, и сознавалъ, что долженъ держать свое мнне при себ. Деканъ откровенно высказался ему, и ему казалось, что эта откровенность предписываетъ молчане ему. Своей матери онъ даже не намекнулъ на свое подозрне, съ сестрами онъ молчалъ, хотя зналъ, что по-крайней-мр, леди Сара иметъ подозрня. Но теперь открыто выраженное обвинене отъ такого дорогого друга, какъ мистрисъ Гаутонъ — отъ Аделаиды Де-Баронъ, которую онъ такъ нжно любилъ — принесло ему удовольстве и почти побудило къ откровенности. Сначала онъ нахмурился, потому что его фамиля казаласъ ему такъ священна, что онъ не могъ не хмуриться, когда кто-нибудь осмливался говорить о ней. Даже коронованныя особы принуждены смягчаться иногда, и лордъ Джорджъ Джерменъ почувствовалъ разъ въ жизни желане говорить о своихъ братьяхъ и сестрахъ, какъ о простыхъ смертныхъ.

— Очень трудно узнать, что думать, сказалъ онъ.

Мистрисъ Гаутонъ тотчасъ увидала, что поле для нея открыто. Она осмлилась на многое, и зная человка, съ которымъ имла дло, чувствовала и опасность своего поступка, но она теперь знала, что можетъ сказать почти все.

— Но вдь вы обязаны же думать. Не чувствуете ли вы этого? Вы должны дйствовать за всю фамилю.

— Что же я могу сдлать? Я не могу отыскивать доказательства.

— Но нанятый агентъ можетъ. Подумайте о Мери. Подумайте о сын Мери — если у нея будетъ сынъ.

Говоря это, она тревожно посмотрла ему въ лицо, желая получить отвтъ на вопросъ, который не смла предложить.

— Это ужъ разумется, сказалъ онъ, не отвтивъ на вопросъ.

— Я его помню чуть-чуть, хотя папа зналъ его очень хорошо. Онъ, кажется, жилъ за-границей такъ долго, что пересталъ и думать и чувствовать какъ англичанинъ. Повритъ ли кто-нибудь, что маркизъ Бротертонскй женился уже такъ давно, что у него есть годовой ребенокъ, а онъ не сказалъ ни слова объ этомъ своему брату или матери? Я этому не врю.

— Я не знаю, право, чему врить, сказалъ лордъ Джорджъ.

— А потомъ, какъ же можно писать такимъ образомъ насчетъ дома! Разумется, я слышу многое отъ тхъ, кто не хочетъ говорить при васъ, но вамъ слдуетъ это знать.

— Что же говорятъ?

— Вс думаютъ, что былъ какой-то обманъ. Старуха мистрисъ Монтакют-Джонсъ — я не знаю, кто лучше ея знаетъ все — говоритъ, что вы обязаны изслдовать это дло. ‘Наврно онъ предпочитаетъ не длать ничего, сказала она: — но онъ долженъ’. Я чувствую, что это справедливо! Потомъ мистеръ Мильдмей, человкъ очень спокойный, говоритъ, что будетъ процессъ. Папа просто расхохотался надъ тмъ, что этотъ мальчикъ лордъ Попенджой, хотя онъ всегда находился въ хорошихъ отношеняхъ съ вашимъ братомъ. Мистеръ Гаутонъ говоритъ, что никто не будетъ называть ребенка такимъ образомъ. Разумется, онъ не очень блестящаго ума, но въ такихъ вещахъ онъ знаетъ, что говоритъ. Когда я слышу все это, мн длается такъ васъ жаль, лордъ Джорджъ.

— Я знаю, какой вы другъ.

— Это правда. Я очень часто думаю, чмъ я могла бы быть, но возможности не имла, и хотя я не завидую счастю и почету другой, я забочусь о вашемъ счасти и о вашемъ почет.

Онъ сидлъ возл нея, на кресл противъ камина, а она откинулась на спинку дивана. Онъ пристально смотрлъ на горяче уголья, польщенный, и въ нкоторой степеци обрадованный, но очень растревоженный. Прежнее чувство возвращалось къ нему. Она была не такъ хороша собой, какъ его жена — но она казалась ему привлекательне, умла лучше говорить, боле походила на замужнюю женщину. Она могла вникнуть въ его сердце и понять его чувства, между тмъ, какъ Мери не сочувствовала ему нисколько въ этихъ важныхъ семейныхъ непрятностяхъ. Но, разумется, Мери была его жена, а эта женщина была женой другого. Онъ былъ бы послднимъ человкомъ на свт — такъ онъ сказалъ бы себ, если бы могъ говорить самъ съ собою объ этомъ — способнымъ навлечь безславе на себя и несчасте на другихъ, признавшись въ любви къ чужой жен. Онъ былъ послднимъ человкомъ на свт, способнымъ оскорбить женщину, которая сдлалась его женой. Но ему нравилось находиться въ присутстви предмета своей прежней любви, и хотлось сказать ей нсколько словъ, переходившихъ за границы обыкновенной дружелюбной нжности. Однако, въ эту минуту онъ не могъ придумать приличныхъ словъ. Въ такя минуты приличныя слова часто не приходятъ на умъ.

— Вы на меня не сердитесь, что я говорю вамъ это? спросила она.

— Какъ я могу сердиться?

— Я никакъ не могу себ представить, чтобы такая дружба, какая существовала между вами и мной, могла пройти и исчезнуть безъ ссоры. Вы вдь не поссоритесь со мной?

— Я не ссорился съ вами никогда!

— И вы прежде меня любили? По-крайней-мр она умла придумывать нжныя слова, приличныя для ея цли.

— Я дйствительно васъ любилъ.

— Это продолжалось не очень долго, не такъ ли, лордъ Джорджъ?

— Это вдь вы… вы… вы остановили мою любовь.

— Да, я остановила. Можетъ быть я увидала, что ее… остановить… было легче, чмъ я ожидала. Но все случилось къ лучшему. Эта любовь должна была остановиться. Чмъ могла быть наша жизнь? Я недавно говорила одной моей прятельниц, что нкоторые люди не могутъ дозволить себ имть сердце. Если бы я ухватилась за ваше предложене — а была минута, когда я этого хотла…

— Была?

— Право, была, Джорджъ.

Слово ‘Джорджъ’ не такъ много значило, какъ могло бы значить между другими, потому что они были родственники.

— Но если бы это случилось, то намъ всмъ пришлось бы жить на ферм мистера Прайса.

— Это не ферма.

— Вы знаете, что я хочу сказать. Но я желаю заставить васъ врить, что я думала о васъ столько же, сколько и о себ — даже боле, чмъ о себ. Предо мною по-крайней-мр были блестящя надежды. Я могла понять, что значитъ сдлаться маркизой Бротертонской. Я могла бы много лтъ переносить многое при мысли, что когда-нибудь могу итти подъ руку съ вами по лондонскимъ гостинымъ, какъ ваша жена. Я имла честолюбе, которое теперь не можетъ быть удовлетворено. Но я должна была ршать за васъ столько же, какъ за себя, и ршила, что ни ваше благосостояне, ни ваша честь, ни ваше счасте, не позволяютъ вамъ жениться на женщин, которая не можетъ помочь вамъ въ свт.

Она наклонилась впередъ и почти коснулась его руки.

— Я иногда думаю, что самые близке люди не могутъ знать, сколько приходится переносить женщин, потому что она не эгоистка.

Какой мужчина могъ отъ этого устоять? Есть слова, отъ которыхъ мужчина не можетъ устоять, когда ихъ говоритъ женщина, хотя онъ знаетъ, что он фальшивы. Хотя лордъ Джорджъ не совсмъ врилъ искренности этихъ словъ, все-таки ему казалось, что въ нихъ былъ оттнокъ искренности — это мнне, вроятно, читатель не раздлитъ съ лордомъ Джорджемъ.

— Вы страдали? сказалъ онъ, взявъ ее за руку.

— Страдала! воскликнула она, выдернувъ руку, выпрямившись и качая головой.— Разв вы считаете меня дурой? или предполагаете, что я глуха и слпа? Когда я сказала, что я принадлежу къ числу тхъ, которыя не могутъ позволить себ имть сердце, неужели вы вообразили, что я способна совсмъ отдлаться отъ этой вещи? Нтъ, оно еще тутъ — она приложила руку къ лвому боку.— Оно еще тутъ и очень безпокоитъ меня. Конечно, придетъ время, когда оно умретъ. Говорятъ, что всякое растене завянетъ, если лишится свта и небеснаго дождя.

— Ахъ, Боже мой! сказалъ онъ.— Я не зналъ, что вы чувствуете такъ глубоко.

— Разумется, я чувствую глубоко. Я должна была опредлить мою жизнь и опредлила. Два человка почтили меня своимъ выборомъ и я выбрала — мистера Гаутона. Я утшаю себя мыслью, что поступила какъ слдуетъ, но утшене не очень утшительно.

Онъ все сидлъ и смотрлъ въ огонь. Онъ зналъ, что могъ встать и поклясться ей, что его сердце еще принадлежитъ ей. Она не могла на него разсердиться, такъ какъ сама сказала ему много. Онъ вполн понималъ въ эту минуту привлекательность дурного поступка, хотя, имя совсть, зналъ, что дурныхъ поступковъ слдуетъ избгать.

— Я не имла никакого намреня говорить все это, воскликнула она, рыдая.

— Аделаида! сказалъ онъ.

— Вы любите меня? Вы можете любить меня безъ всякаго дурного чувства.

— Я васъ люблю.

Они обнялись, и посл этого онъ торопливо ушелъ, не сказавъ ни одного слова.

Глава XIX.
Довольно шумно.

— А все-таки онъ очень скученъ!

Такъ сказала себ Аделаида Гаутонъ, какъ только лордъ Джорджъ оставилъ ее.

Конечно, весь трудъ этого свиданя палъ на ея плечи. Наконецъ, она заставила-таки его сказать, что онъ ее любитъ, но онъ тотчасъ убжалъ, испугавшись необыкновенной важности и трагическаго значеня своихъ собственныхъ словъ.

— А все-таки онъ очень скученъ.

Мистрисъ Гаутонъ нуждалась въ сильныхъ ощущеняхъ. Лордъ Джорджъ, вроятно, нравился ей не хуже другихъ. Она конечно, вышла бы за него замужъ, если бы онъ былъ въ состояни содержать ее какъ она желала, но такъ какъ онъ не могъ, то она вышла за Гаутона, не сдлавъ даже попытки, чтобы полюбить его. Когда она сказала, что не можетъ дозволить себ имть сердце — она говорила это разнымъ друзьямъ и знакомымъ — ей казалось, что обстоятельства были къ ней жестоки, что она положительно была принуждена выйти за глупаго старика, и что поэтому нкоторая свобода должна служить ей вознагражденемъ. Джорджъ Джерменъ былъ лордъ и могъ современемъ сдлаться маркизомъ. Онъ былъ красавецъ, и влюбленъ прежде, чмъ женился на этой богатой двченк Мери Ловелесъ. Аделаида Гаутонъ была неспособна къ сильнымъ страстямъ, но чувствовала, что обязана отмстить Мери Ловелесъ. Эта цль, казалась ей, достаточно привлекательна, для того чтобы заставить ее продолжать, а все-таки онъ былъ очень скученъ.

Таковы были чувства Аделаиды, когда она осталась одна, но лордъ Джорджъ ушелъ въ сильнйшемъ волнени посл этого свиданя. Для него это было такъ важно, что онъ не могъ ни вернуться домой, ни отправиться даже въ свой клубъ. Разнообразныя чувства такъ волновали его, что онъ могъ только прохаживаться по Парку и соображать. Для нея эти объятя значили очень мало. Что они значили? Онъ обнялъ ее и поцловалъ въ лобъ. Онъ могъ бы поцловать и въ губы. Но для него это значило очень много. Въ этомъ было какое-то наслаждене, которое почти опьяняло его, какой-то ужасъ, который почти поразилъ его. Мысль, что Аделаида любитъ его, не могла не очаровывать его. Въ немъ не было той силы, которая вооружаетъ человка противъ льстецовъ — не было той опытности, которая придаетъ мужчин силу противъ женскаго кокетства. Все это было для него очень серозно и очень торжественно. Можетъ быть она преувеличила описане своихъ чувствъ, но въ томъ уже не могло быть сомння, что онъ держалъ ее въ своихъ объятяхъ и что она была чужая жена.

Его поражала боле дурная сторона всего этого, чмъ очаровывало очароване. Для него ужасно было думать, что онъ сдлалъ поступокъ, котораго долженъ стыдиться, если бы объ этомъ услыхала его жена. Сознане, что онъ долженъ будетъ признаться въ своемъ проступк предъ нею, истерзало бы его.

Властвовать надъ нею было необходимо для его счастя, а какимъ же образомъ мужчина можетъ властвовать надъ женщиной, когда ему придется признаваться въ своей вин предъ нею и просить ея прощеня? Тогда жена тотчасъ станетъ выше мужа, и мужъ будетъ такъ униженъ, что ни онъ, ни жена никогда не забудутъ этого униженя. И хотя можетъ быть эта ужасная страсть всегда останется скрыта отъ его жены, все-таки для него прискорбно и безславно, что онъ долженъ отъ нея скрывать. Это было въ его собственныхъ глазахъ пятномъ на его благородств, пятномъ на его герб, пятномъ на его честности, а потомъ также и грхомъ! Это уже и теперь тяготило его совсть. Между тмъ, какъ она уже едва помнила поцлуй, запечатлнный на ея лбу его губами, горвшими лихорадочнымъ жаромъ. Не ршиться ли ему тотчасъ никогда, никогда не видаться съ ней боле? Не написать ли ему къ ней трогательное, трагическое письмо — не любовное — и сказать, что между ними должна быть пропасть, за которую никто изъ нихъ не долженъ переступать, пока лта не смягчатъ ихъ страсть.

Прохаживаясь по Парку, онъ придумывалъ приличныя слова для такого письма, и почти ршилъ, что онъ его напишетъ. Не обязанъ ли онъ прежде всего думать о своей жен, и для нея ршиться на этотъ шагъ? Потомъ ему пришло въ голову, что можетъ быть Аделаида не такъ пойметъ его письмо. Онъ думалъ, какъ онъ будетъ смшонъ, если Аделаида скажетъ ему, что онъ все преувеличилъ, потомъ, можетъ быть, это письмо будетъ показано другимъ. Онъ любилъ Аделаиду. Съ горестью, стыдомъ и убитой совстью признавался онъ себ, что любитъ ее. Но онъ не могъ имть къ ней полнаго довря, и поэтому ршилъ не писать письма и не бывать боле безъ жены у Аделаиды Гаутонъ.

Вдругъ онъ увидалъ свою жену, прогуливавшуюся съ капитаномъ Де-Барономъ и его тотчасъ поразила мысль, что его жен не слдуетъ гулять въ Кенсингтонскомъ саду съ капитаномъ Де-Барономъ. Мысль эта такъ сильно поразила его, что на минуту заставила его совсмъ забыть о мистрисъ Гаутонъ. Онъ былъ несчастливъ отъ сознаня, что дурно поступалъ съ своей женой, но теперь онъ еще боле огорчился, оттого что ему показалось, что его жена дурно поступаетъ съ нимъ. Онъ оставилъ ее нсколько часовъ тому назадъ — теперь ему казалось, что прошло не боле нсколькихъ минутъ — и почти послдня слова его ей были, что она особенно обязана, боле обязана чмъ другя женщины, быть осторожна въ своихъ поступкахъ, и вдругъ она расхаживаетъ по Кенсингтонскому саду, съ человкомъ, котораго вс фамильярно называли Джекъ Де-Баронъ.

Когда лордъ Джорджъ подошелъ къ ней, лобъ его былъ нахмуренъ, и жена его примтила это. Она не могла не опасаться, что ея спутникъ тоже увидитъ это. Лордъ Джорджъ думалъ, какъ ему обратиться къ ней, и уже ршилъ подхватить жену подъ руку и увести ее, какъ вдругъ увидалъ нсколько позади декана съ Аделаидой Гаутонъ. Хотя онъ боле часу расхаживалъ по Парку, онъ никакъ не могъ понять, что женщина, которую онъ оставилъ въ ея дом такъ недавно, и повидимому въ такомъ сильномъ волнени, вдругъ очутилась здсь въ нарядной шляпк и совершенно спокойная. Онъ не могъ тотчасъ придумать что ему сказать, но она была говорлива по обыкновеню.

— Не странно ли это? сказала она.— Не боле десяти минутъ тому назадъ вы оставили меня на Беркелейскомъ сквер. Желала бы я знать зачмъ вы явились сюда?

— А вы зачмъ?

— Джекъ привелъ меня сюда. Если бы не Джекъ, я была бы неспособна ни итти пшкомъ, ни хать верхомъ, ни длать что бы то ни было, разв только глупо сидть въ коляск. А у воротъ сада мы встртили декана и леди Джорджъ.

Все это было очень просто и откровенно. Нельзя было сомнваться въ правдивости всего этого. Леди Джорджъ вышла гулять съ отцомъ, и все произошло какъ слдуетъ. Лордъ Джорджъ не видлъ никакого повода сердиться. А все-таки онъ былъ разстроенъ. Его жена смялась, когда онъ увидалъ ее, Джекъ разговаривалъ съ нею, и они оба казались очень счастливы. Конечно тутъ былъ деканъ. Но все-таки оставалось то обстоятельство, что Джекъ хохоталъ и разговаривалъ съ его женой. Онъ почти сомнвался слдуетъ ли его жен хохотать въ Кенсингтонскомъ саду, и потомъ деканъ былъ такъ неостороженъ! Разумется, онъ, лордъ Джорджъ, не могъ запретить своей жен гулять съ отцомъ, но деканъ не имлъ ни малйшаго понятя о томъ, чтобы за кмъ-нибудь слдовало присматривать. Лордъ Джорджъ тотчасъ подалъ руку своей жен, но она чрезъ дв минуты оставила его. Они стояли на ступеняхъ Альбертова монумента и можетъ быть поступокъ ея былъ естественъ. Но онъ не отходилъ отъ нея, когда они разсматривали фигуры и былъ растревоженъ.

— Я нахожу, что это самая красивая вещь въ Лондон, сказалъ деканъ: — и одна изъ самыхъ красивйшихъ вещей въ цломъ свт.

— Вы не находите, чтобы было очень холодно, сказалъ лордъ Джорджъ, который въ настоящую минуту не очень интересовался изящными искуствами.

— Мы скоро шли, сказала мистрисъ Гаутонъ: — и намъ было тепло.

Деканъ и друге обошли за уголъ и мистрисъ Гаутонъ продолжала:

— Желала бы я знать какъ это случилось, что мы такъ скоро встртились опять!

— Мы случайно пошли въ одну сторону, сказалъ лордъ Джорджъ, который все думалъ о своей жен.

— Да, должно быть такъ. Но разв это не странная случайность? Я была такъ взволнована, что рада была выбраться на свжй воздухъ. Когда я увижу васъ опять?

Онъ не могъ ршиться сказать никогда. Въ этомъ слов былъ бы насмшливо-трагическй элементъ, что чувствовалъ онъ. А между тмъ здсь на ступеняхъ монумента, ему не кстати было объяснять подробно, что имъ необходимо разстаться.

— Вы, вдь, желаете видть меня? спросила она.

— Право не знаю что сказать.

— Но вы, вдь, любите меня?

Она стояла возл него, а вблизи не было никого. Она приставала къ нему, а ему было стыдно. Но онъ любилъ ее. Ему казалось, что она никогда не была такъ хороша, какъ въ настоящую минуту.

— Скажите, что вы любите меня, продолжала она почти повелительно топнувъ ногой.

— Вы это знаете, но…

— Что такое?

— Я лучше къ вамъ приду и скажу вамъ все.

Какъ только онъ произнесъ эти слова, онъ вспомнилъ, что ршился не бывать у нея боле. Но все-таки, посл того что случилось, что-нибудь слдовало сдлать. Онъ также ршился не писать, на это онъ ршился твердо. Писанныя слова остаются. Можетъ быть ему лучше пойти къ ней и сказать все.

— Разумется, вы придете, сказала она:— что это съ вами? Вы несчастливы, потому что она здсь съ моимъ кузеномъ Джекомъ.

Для него была нестерпима мысль, что кто-нибудь можетъ подозрвать его въ ревности.

— Джекъ иметъ привычку сходиться коротко со всми, но это не значитъ ничего.

Для него былъ ужасенъ намекъ на возможность значеня чего-нибудь съ его женой.

Именно въ эту минуту послышался голосъ Джека изъ-за угла, а также и дочери декана. Капитанъ Де-Баронъ объяснялъ фигуры, представленныя на подножи монумента, и длалъ это по своему, такъ что это забавляло не только леди Джорджъ, но и ея отца.

— Васъ слдовало бы назначить проводникомъ къ монументу, сказалъ деканъ.

— Если леди Джорджъ дастъ мн аттестатъ, то конечно я могу получить это мсто, деканъ, сказалъ Де-Баронъ.

— Мн кажется мы сами ничего не знаете, сказала леди Джорджъ.— Я уврена, что вы дв фигуры, объяснили мн совсмъ не такъ. Вы мене всхъ на свт способны быть проводникомъ къ чему бы то ни было.

— Не угодно ли вамъ занять мое мсто, а я смахну для васъ пыль со ступеней.

Лордъ Джорджъ услыхалъ послдня слова и разсердился, хотя чувствовалъ, что они невинны. Онъ зналъ, что его жена занимается прятной игрой, какъ ребенокъ съ прятнымъ товарищемъ. Но онъ былъ недоволенъ зачмъ его жена играетъ какъ ребенокъ, да еще съ такимъ товарищемъ. Онъ сомнвался должна ли его жена позволять себ шутливую короткость съ кмъ бы то ни было. Бракъ былъ для него очень серознымъ дломъ. Разв онъ не былъ готовъ отказаться отъ истинной страсти, оттого что женился на этой женщин?

Когда онъ обдумывалъ все это, мысли его были не очень логичны, но онъ чувствовалъ, что иметъ право требовать особенно строгаго поведеня отъ своей жены, потому что собирается заставить мистрисъ Гаутонъ понять, что хотя они любятъ другъ друга, но должны разстаться. Если онъ можетъ столь многимъ пожертвовать своей жен, конечно она можетъ пожертвовать чмъ-нибудь для него.

Они вернулись вмст къ Гайдпаркскому уголку, а тамъ разстались. Джекъ отправился на Беркелейскй скверъ съ своей кузиной. Деканъ взялъ кебъ и похалъ въ свой клубъ, а лордъ Джорджъ пошелъ пшкомъ домой съ своей женой. Онъ чувствовалъ, что ему необходимо сказать что-нибудь своей жен, но въ тоже время особенно заботился о томъ, чтобы не подать ей причины подозрвать его въ ревности. Онъ и не ревновалъ въ обыкновенномъ значени этого слова. Онъ ни минуты не предполагалъ, чтобы его жена была влюблена въ Джека Де-Барона, или Джекъ въ его жену. Но ему казалось, что она мало говоритъ съ своимъ мужемъ и очень много съ Джекомъ. Онъ чувствовалъ также нкоторое неприличе въ такихъ удовольствяхъ съ ея стороны. Она должна была прилично поддерживать положене и достоинство леди Джорджъ Джерменъ и будущей маркизы Бротертонской. Она не должна имть товарищей. Если она дйствительно желала узнать имена всхъ этихъ художниковъ на подножи монумента, то, конечно, это значило что-нибудь. Знатная дама должна знать имена такихъ людей, но она позволила этому Джеку шутить надъ всмъ этимъ и находила удовольстве въ его шуткахъ. А деканъ хохоталъ такъ громко, что это было гораздо приличне сыну содержателя конюшенъ, чмъ декану. Лордъ Джорджъ боле сердился на декана, чмъ на жену. Деканъ въ Бротертон поддерживалъ нкоторое достоинство, но въ Лондон онъ только старался ‘провести хорошо время’ какъ школьникъ на вакацяхъ.

— Не слишкомъ ли громко говорила ты, когда стояла на ступеняхъ памятника, сказалъ онъ.

— Надюсь, что не слишкомъ громко, Джорджъ.

— Дама никогда не должна говорить громко, да и джентльменъ также, если уметъ держать себя.

Она шла нсколько времени молча, опираясь на его руку и соображая, зачмъ онъ ей это говоритъ. Она была почти уврена, что его слова имли значене непрятное, и что онъ выговаривалъ ей.

— Я право не знаю, что по твоему значитъ громко, Джорджъ. Мы разговаривали, и разумется, хотли слышать другъ друга. Я полагаю, что у нкоторыхъ громко, значитъ — пошло. Я надюсь, что ты не это хотлъ сказать.

Онъ, конечно, не хотлъ сказать своей жен, что она держала себя пошло.

— Есть майера разговора, сказалъ онъ:— которая заставляетъ людей выражаться нсколько… шумно.

— Шумно, Джорджъ? неужели я шумла?

— И нахожу, что твой отецъ шумлъ.

Она покраснла подъ своей вуалью, когда отвтила ему:

— Разумется, все что ты говоришь обо мн, я постараюсь исполнить, но папа знаетъ самъ какъ держатъ себя. Я не нахожу, что его слдуетъ осуждать за то, что онъ любитъ прятно проводить время.

— И этотъ капитанъ Де-Баронъ говорилъ очень громко, сказалъ лордъ Джорджъ, сознавая, что если онъ долженъ быть остороженъ относительно декана, зато можетъ говорить что хочетъ о Джек Де-Барон.

— Молодые люди любятъ хохотать и болтать, Джорджъ.

— До того, что они длаютъ въ своихъ казармахъ, или между собой, нтъ никакого дла ни теб, ни мн. А что длаетъ человкъ, когда находится въ обществ моей жены, много значитъ для меня, и должно много значить для тебя.

— Джорджъ, сказала она, опять помолчавъ съ минуту:— не желаешь ли ты сказать, что я дурно себя держала? Если такъ, скажи сейчасъ.

— Милая моя, это глупый вопросъ. Я ничего не говорилъ о дурномъ поведени, и во всякомъ случа, теб слдовало подождать пока я это скажу. Мн было бы очень жаль употребить такое слово, и я не думаю, чтобы мн это пришлось сдлать когда-нибудь. Но ты наврно согласишься, что есть ухватки, обращене, обычаи, о которыхъ я имю право говорить съ тобой. Я старше тебя.

— Мужья всегда старше своихъ женъ, но жены всегда знаютъ не хуже своихъ мужей какъ держать себя.

— Мери, ты совсмъ не такъ понимаешь то, что я говорю. Ты занимаешь въ свт особенное мсто, такое мсто, къ которому тебя не приготовила твоя прежняя жизнь.

— Такъ зачмъ же ты посадилъ меня на это мсто?

— Затмъ, что я тебя любилъ, а также и оттого, что я не сомнвался что ты привыкнешь занимать его. Веселость часто мила и прилична въ двушк, и знатная замужняя женщина можетъ по невинности предаваться ей, но она неприлична для высокаго званя.

— И все это оттого, что я засмялась, когда капитанъ Де-Баронъ не такъ произнесъ имена. Я не вижу ничего особеннаго въ моемъ положени. Послушать тебя, такъ подумаешь, что я сдлаюсь какой-нибудь архерейшей или буду предсдательствовать какъ мисъ Мильдмей. Разумется, я смюсь, когда говорятъ смшныя вещи. А капитана Де-Барона я нахожу очень милымъ. Онъ нравится папаш, постоянно бываетъ у Гаутоновъ, и я не могу согласиться, чтобы онъ выражался громко, или пошло, или шумно, только потому, что отпустилъ нсколько невинныхъ шуточекъ въ Кенсингтонскомъ саду.

Онъ примтилъ теперь въ первый разъ, что у нея есть свой собственный характеръ, который можетъ быть ему будетъ нсколько трудно обуздать. Она довольно кротко перенесла его первые намеки о ней самой, но вспылила тотчасъ, какъ только онъ сталъ говорить неуважительно объ ея отц. Въ эту минуту онъ ничего боле не могъ сказать. Онъ употребилъ все краснорче, вс слова, какя могъ придумать, и молча шелъ домой. Но голова его была полна мыслями объ этомъ, и хотя ни въ этотъ день, ни въ послдующе дни онъ не длалъ никакихъ намековъ на этотъ разговоръ, или на поведене своей жены въ Парк, но постоянно думалъ о томъ. Онъ долженъ быть властелиномъ, а для этого деканъ долженъ бывать какъ можно рже въ его дом. И короткость съ Джекомъ Де-Барономъ надо прекратить, хотя бы только для того, чтобы показать жен, что онъ намренъ властвовать надъ ней.

Прошло два или три дня, и въ это время онъ не былъ на Беркелейскомъ сквер.

Глава XX.
Между двухъ стульевъ.

На слдующей недл деканъ вернулся въ Бротертонъ. Предъ отъздомъ онъ имлъ свидане съ лордомъ Джорджемъ, которое было несовсмъ прятно, но во всхъ другихъ отношеняхъ онъ вполн остался доволенъ своей поздкой. Въ день отъзда, онъ спросилъ своего хозяина какя справки онъ намренъ навести относительно законности итальянскаго брака и итальянскаго ребенка. Лордъ Джорджъ первый совтовался съ деканомъ объ этомъ весьма щекотливомъ предмет, и слдовательно, не имлъ права сердиться, когда деканъ, объ этомъ заговорилъ, а между тмъ, онъ принялъ его вопросъ за неумстное вмшательство.

— Мн кажется, отвтилъ онъ: — что пока лучше ничего не говорить объ этомъ.

— Не могу согласиться съ вами, Джорджъ.

— Такъ я боюсь, что долженъ просить васъ молчать, не соглашаясь со мною.

Деканъ принялъ это за неумышленную невжливость. Они оба сидли въ одной лодк. Сдланный вредъ касался жены столько же, какъ мужа. Ребенокъ, который родился когда-нибудь, и котораго могутъ лишить его наслдства, будетъ такой же внукъ бротертонскому декану, какъ и старому маркизу. Можетъ быть также деканъ смутно чувствовалъ, что за лодку придется платить ему. Какъ ни уважалъ онъ знатность, онъ не былъ расположенъ выносить грубости зятя, потому что этотъ зять былъ вельможа.

— Вы говорите мн, чтобы я молчалъ? сказалъ онъ съ гнвомъ.

— Я думаю, что пока намъ обоимъ лучше молчать.

— Можетъ быть съ посторонними, но я не имю никакого намреня дйствовать отдльно отъ васъ въ дл такомъ важномъ для насъ обоихъ. Если вы мн скажете, что вамъ совтуютъ то или другое, я безъ основательныхъ причинъ не стану противиться этому совту, но я надюсь, что вы будете мн сообщать, что длается.

— Не длается ничего.

— А также и то, что вы не ршитесь сдлать ничего, не посовтовавшись со мною.

Лордъ Джорджъ выпрямился и поклонился, но не отвчалъ, и когда они разстались, деканъ ршилъ, что онъ опять скоро будетъ въ Лондон, а лордъ Джорджъ ршилъ, что деканъ долженъ, какъ можно меньше проводить время въ его дом. Но деканъ сдлалъ услове съ своей дочерью — какъ будто бы въ шутку — и это услове, при настоящихъ обстоятельствахъ, могло надлать хлопотъ. Когда меблировали домъ, поднялся вопросъ, слдуетъ ли держать экипажъ. Лордъ Джорджъ выразилъ мнне, что для этого не достанетъ средствъ. Тогда деканъ сказалъ дочери, что назначаетъ триста фунтовъ въ годъ на ея собственныя издержки, включая и колясочку — другого экипажа, кром колясочки не имли намреня держать — на т же шесть мсяцевъ, которые они будутъ проводить въ Лондон, и что онъ считаетъ это своей долей въ домашнихъ издержкахъ. Такая щедрость къ родной дочери была очень прятна. Разумется, деканъ будетъ дорогимъ гостемъ. Разумется, также и зять можетъ брать деньги отъ тестя, какъ бы часть состояня своей жены. Хотя лордъ Джорджъ чувствовалъ нкоторые упреки совсти, однако, ничего не могъ сказать противъ этого условя, пока его дружба съ деканомъ была тсна и прятна. Но теперь, когда деканъ узжалъ, и Мери, цлуя отца, упомянула о его скоромъ возвращени, лордъ Джорджъ съ внутреннимъ прискорбемъ вспомнилъ объ этомъ услови и пожелалъ, чтобы колясочки не было.

На Беркелейскомъ сквер онъ не бывалъ. Еще до этого интереснаго свиданя назначенъ былъ день, когда Гаутоны должны были обдать у Джерменовъ. Приглашены были и Мидьдмеи и мистрисъ Монтакют-Джонсъ и старикъ лордъ Парашютъ, дядя лорда Джорджа. Общество будетъ большое, и нечего опасаться никакихъ сценъ. Лордъ Джорджъ почти ршился, что не смотря на свое общане, онъ до этого обда не будетъ на Беркелейскомъ сквер. Но мистрисъ Гаутонъ была не такого мння. Общане такого рода она считала священнымъ, и написала слдующую записку къ лорду Джорджу въ его клубъ:

‘Зачмъ вы не приходите, какъ общали?— А’.

Въ прежня времена, лтъ пятнадцать или двадцать тому назадъ, когда телеграфъ употреблялся только для дипломатическихъ тайнъ, скачекъ, повышеня и пониженя фондовъ, влюбленные, обыкновенно исписывали цлыя страницы восторженными выраженями, но теперь телеграммы научили насъ сил лаконическихъ выраженй, и даже когда употребляемъ не проволоку, мы заимствуемъ силу и краткость проволочнаго языка.

‘Хочешь быть моею? М. П.’ теперь обыкновенная форма брачнаго предложеня, а отвтъ не заходитъ дале: ‘Вчно твоя П. К. ‘

Письмо Аделаиды Гаутонъ было очень коротко, но она длала это съ цлью. Она думала, что длинное послане, увряющее въ вчной, но несчастной привязанности, испугаетъ его. Въ этихъ немногихъ словахъ, она скажетъ все, что нужно и безъ всякой опасности. Онъ общалъ быть у нея и какъ джентльменъ обязанъ сдержать слово. Онъ времени не назначалъ, но, разумется, посщене должно быть сдлано немедленно. Онъ писать къ ней не станетъ. Боже! что было бы съ нимъ, если бы мистеръ Гаутонъ нашелъ крошечную бумажку, выражавшую его любовь къ мистрисъ Гаутонъ? На ея записку онъ отвчать не можетъ, и поэтому долженъ прйти сейчасъ.

Онъ услся въ пустомъ углу въ гостиной его клуба, и тамъ слъ подумать обо всемъ. Какъ ему выпутаться изъ этой дилеммы? Въ какихъ выраженяхъ обратиться ему къ молодой и прелестной женщин, которая любитъ его, но любовь которой онъ обязанъ отвергнуть? Онъ былъ не разговорчивъ, и самъ сознавалъ свою непаходчивость. Для него было необходимо придумать заране даже слова для такого важнаго случая — и не только слова, но и движеня и поступки. Не бросится ли она въ его объятя, или, по-крайней-мр, не будетъ ли ожидать, что онъ обниметъ ее? Этого надобно избгнуть. Обниматься не слдуетъ. Потомъ онъ долженъ тотчасъ объяснить вс невыгоды этой прискорбной страсти, выставить, что онъ мужъ другой, что она жена другого, что ихъ обязываетъ честь, религя, а равно и благоразуме помнить свои обязанности. Онъ долженъ просить ее молчать, пока будетъ говорить все это, а потомъ кончить увренемъ, что она всегда будетъ обладать его преданной дружбой.

Придумывать все это взяло много времени, отчасти потому, что ему потребовалось, сильное напряжене мыслей, а отчасти отъ тревожнаго желаня отложить трудную минуту. Наконецъ, однако, онъ схватилъ свою шляпу, и прямо отправился на Беркелейскй скверъ. Да, мистрисъ Гаутонъ была дома. Онъ боялся, что не было надежды на ея отсутстве въ тотъ самый день, когда онъ долженъ былъ получить ея записку.

— Наконецъ-то вы явились! сказала она, какъ только затворилась дверь гостиной.

Она не встала съ своего мста и, слдовательно, нечего было опасаться объятй, которыя ему было равномрно опасно принять или отвергнуть.

— Да, сказалъ онъ:— я пришелъ.

— А теперь садитесь и успокойтесь. Погода кажется ужасная?

— Холодно, но сухо.

— И отврательный восточный втеръ. Я не намрена выходить изъ дома цлый день. Можете положить шляпу и не думать уйти раньше двухъ часовъ.

Онъ еще держалъ въ рукахъ шляпу, но при этихъ словахъ положилъ ее на полъ, чувствуя, что сдлалъ бы это половче, если бы владлъ собою.

— Меня не удивитъ, если Мери скоро явится сюда. Она условилась съ Джекомъ Де-Барономъ играть у меня сегодня въ бильярдъ, но Джекъ никогда не держитъ слова, а она наврно забыла.

Лордъ Джорджъ увидалъ, что вс планы его разстроены. Во-первыхъ, онъ никакъ не могъ говорить о своей несчастной страсти, когда она принимала его, какъ обыкновеннаго знакомаго, а потомъ все направлене его мыслей было измнено этимъ намекомъ на Джека Де-Барона. Неужели дошло до того, что онъ не могъ провести день безъ того, чтобы его не терзали Джекомъ Де-Барономъ? Онъ съ самаго начала былъ противъ жизни въ Лондон, но это было еще хуже, чмъ онъ ожидалъ. Возможно ли допустить, чтобы его жена сговаривалась играть въ бильярдъ съ Джекомъ Де-Барономъ для препровожденя времени?

— Ничего не слыхалъ, сказалъ онъ съ мрачной, правдивой выразительностью.

Онъ никакъ не могъ солгать, даже взглядомъ или тономъ голоса. Онъ все высказалъ тотчасъ, какъ ему было непрятно, что его жена детъ на свидане съ этимъ человкомъ, и какъ онъ неспособенъ помшать этому.

— Разумется, милая Мери желаетъ повеселиться, сказала Аделаида Гаутонъ, отвчая скоре на выражене лица лорда Джорджа, чмъ на его слова.— И почему же ей не веселиться?

— Я не знаю, полезное ли заняте бильярдъ?

— Или Джекъ полезный ли собесдникъ. Но я могу сказать вамъ, Джорджъ, что есть собесдники гораздо опасне Джека. Потомъ, Мери, милйшая молодая женщина изъ всхъ извстныхъ мн, не иметъ такихъ наклонностей. Она настоящй ребенокъ. Не думаю, чтобы она понимала значене страсти. Она невинна и весела, какъ жаворонокъ.

— Она всегда стремится къ небесамъ, а это такъ прелестно.

— Не знаю, какъ можно стремиться къ небесамъ, играя въ бильярдъ.

— Или разговаривать съ Джекомъ Де-Барономъ. Но мы должны принимать все, какъ есть. Разумется, Мери должна веселиться. Она не можетъ вести такую жизнь, какъ ваши сестры въ Манор-Кросс. У нея характеръ веселый! Но она не коварна.

— Надюсь.

— Она и не страстна. Вы понимаете, что я хочу сказать.

Онъ понималъ, и былъ мн себя отъ изумленя, что женщина, говоря о другой женщин, не представляла себ возможности, чтобы страсть могла существовать въ жен къ мужу. Онъ долженъ былъ считать себя въ безопасности не потому, чтобы жена любила его, но потому, что не въ ея характер было влюбиться въ кого-нибудь!

— Вамъ нечего бояться, продолжала Аделаида Гаутонъ.— Я знаю Джека коротко. Онъ разсказываетъ мн все, и если встртится что-нибудь опасное, я тотчасъ вамъ сообщу.

Но какое все это имло отношене къ той важной цли, которая привела его на Беркелейскй скверъ? Онъ почти начиналъ печалиться, зачмъ она не бросилась въ его объятя. Не было повтореня словъ: ‘но вдь вы любите меня?’ которыя были такъ страшны, но въ то же время такъ интересны, на ступеняхъ Альбертова Монумента. Потомъ, по всей вроятности, слова, которыя онъ придумалъ такъ старательно въ клуб, совсмъ не придется сказать. Но онъ былъ обязанъ для своего собственнаго достоинства сдлать или сказать что-нибудь, намекающее нкоторымъ образомъ на его и ея любовь. Онъ не могъ допустить, что когда пришелъ сюда въ такихъ попыхахъ и въ такомъ волнени, и просидлъ бы до тхъ поръ, пока пора уйти, чтобы это могло назваться обыкновеннымъ утреннимъ визитомъ.

— Вы велли мн прйти, сказалъ онъ:—и я пришелъ.

— Да, я велла. Я всегда буду призывать васъ сюда.

— Едва ли это можетъ быть.

— Мои понятя о друг — то есть о друг истинномъ — представляютъ мн человка, которому я могу сказать все, который все сдлаетъ для меня, который будетъ приходить, если я ему велю оставаться и разговаривать со мною такъ долго, какъ я захочу, который будетъ разсказывать мн все, который будетъ любить меня больше всхъ на свт, хотя можетъ быть не станетъ говорить мн этого боле раза въ мсяцъ. А за то я…

— Что же за то вы?

— Я буду много о немъ думать, но не всегда говорить ему, что думаю о немъ. Онъ долженъ быть доволенъ сознанемъ, какъ много онъ значитъ для меня. Я полагаю, что этого не будетъ достаточно для васъ?

Лордъ Джорджъ расположенъ былъ думать, что этого будетъ достаточно, и что все это дло было теперь представлено ему совсмъ въ другомъ свт, чмъ до-сихъ-поръ онъ на него смотрлъ. Слово ‘другъ’ смягчало столько шероховатостей. Держа въ своихъ мысляхъ это слово, онъ не иметъ надобности пугаться. Она придала всему такой различный оборотъ!

— Почему же этого будетъ недостаточно для меня? спросилъ онъ.— Только все, что я буду длать для моего друга, я буду ожидать, что и она сдлаетъ для меня.

— Но это безразсудно. Кто же не видитъ, что въ свт мужчины имютъ лучшую долю почти во всемъ? Тиранство мужа не только оправдывается, но его даже презираютъ, если онъ не тиранитъ свою жену. У мужчины всегда карманы полны денегъ. А женщина должна брать, что онъ ей даетъ. Мужчина можетъ забавляться всячески.

— Чмъ же забавляюсь я?

— Вы можете приходить ко мн.

— Да, это я могу длать.

— А я не могу приходить къ вамъ. Но когда вы ко мн придете — если я стану считать себя вашимъ истиннымъ другомъ — тогда тираномъ буду я. Не такъ ли? Какъ вы думаете, жестокимъ тираномъ найдете вы меня? Я признаюсь вамъ откровенно, что ничего на свт не люблю я такъ, какъ ваше общество. Не пробрту ли я этимъ право на ваше внимане и повиновене?

Все это такъ не походило на то, чего онъ ожидалъ, и гораздо было прятне! Насколько онъ могъ обдумать это въ настоящую минусу, онъ не видлъ причины, почему не быть тому, что предлагала она. Ему предлагалась дружба, а не любовь.

— Всевозможное внимане будетъ вамъ оказываемо, сказалъ онъ съ нжнйшей улыбкой.

— А повиновене? Но вы мужчина, и поэтому къ вамъ не слдуетъ слишкомъ приставать. Теперь я могу сказать вамъ, что можетъ сдлать меня счастливою, и отсутстве чего сдлаетъ меня несчастною.

— Что же это?

— Ваше общество.

Онъ покраснлъ до ушей, услышавъ это.

— Мн кажется, что это очень милыя слова, и я ожидаю отъ васъ чего-нибудь такого же милаго.,

Онъ пришелъ въ большое замшательство, отъ котораго его избавилъ приходъ его жены.

— Вотъ и она, сказала мистрисъ Гаутонъ, вставая съ своего кресла. — Мы только-что говорили о васъ, душа моя.— Если вы прхали играть въ бильярдъ, вы должны играть съ лордомъ Джорджемъ, потому что Джека Де-Барона здсь нтъ.

— Но я прхала не для бильярда.

— Тмъ лучше, потому что я сомнваюсь, искусный ли игрокъ лордъ Джорджъ. Меня заставляли играть такъ много, что я ненавижу даже стукъ шаровъ.

— Я не ожидала найти тебя здсь, обратилась Мери къ мужу.

— А я не ожидалъ найти тебя, пока мистрисъ Гаутонъ не сказала мн, что ты будешь.

Посл этого ничего интереснаго не было въ разговор. Джекъ не прхалъ, и чрезъ нсколько минутъ лордъ Джорджъ предложилъ жен хать вмст домой. Разумется, она согласилась, и какъ только они сли въ коляску, она начала шутливо нападать на него.

— Ты кажется начинаешь любить Беркелейскй скверъ.

— Мистрисъ Гаутонъ мой другъ, а я люблю моихъ друзей, сказалъ онъ серозно.

— Разумется, само собой.

— Ты прзжала играть въ бильярдъ съ капитаномъ Де-Барономъ?

— И не думала.

— Вдь ты условилась?

— Я сказала ей, что вроятно буду. Мы хотли хать въ лавки вмст съ нею, оказалось, что она передумала. Почему ты мн сказалъ, что я прхала играть въ бильярдъ съ капитаномъ Де-Барономъ? Это неправда. Я играла съ нимъ и вроятно буду играть опять. Почему мн не играть? А между тмъ, по тону твоего голоса я видла, что ты имешь намрене сдлать выговоръ мн. Если бы я и прхала играть, въ этомъ не было бы ничего дурного, сколько мн извстно. Но твой выговоръ за то, чего я не длала, очень трудно перенести.

— Я не длалъ выговора теб.

— Длалъ, Джорджъ. Я это поняла по твоему голосу и лицу. Если ты намренъ запретить мн играть въ бильярдъ съ капитаномъ Де-Барономъ, или съ другимъ капитаномъ какимъ-нибудь, или разговаривать съ мистеромъ Этимъ, или смяться съ майоромъ Тмъ, скажи мн это тотчасъ. Если я буду знать чего ты хочешь, я буду исполнять. Но я должна сказать, что мн покажется очень, очень непрятно, если я буду не въ состояни сама заботиться о себ въ такихъ вещахъ. Если ты станешь ревновать, я буду желать смерти.

Тутъ она расплакалась, а онъ, хотя не признался на словахъ, что былъ неправъ, былъ принужденъ признаться въ этомъ нжными ласками.

Глава XXI.
Прздъ маркиза.

Въ половин апрля, когда охота кончилась, и мистеръ Прайсъ впалъ въ свое лтнее ничтожество, въ Манор-Кросс было получено нсколько телеграммъ, изъ Итали, отъ Нокса и отъ какого-то поставщика въ Лондон, увдомлявшихъ, что маркизъ прдетъ двумя недлями раньше чмъ его ожидали. Все было поставлено верхъ дномъ. Вс въ Манор-Кросс, кажется, думали, что свту пришелъ конецъ. Но ни одна изъ этихъ телеграммъ не была адресована Джерменамъ, и дамы въ Кросс-Голл послдня услыхали о прзд маркиза, и узнали он это отъ лорда Джорджа, у котораго Ноксъ былъ въ Лондон, предполагая, однако, что лордъ Джорджъ уже объ этомъ зналъ. Письмо лорда Джорджа къ леди Сар было исполнено смятеня и ужаса.

‘Такъ какъ онъ не позаботился сообщить мн о своихъ намреняхъ, я не поду встрчать его. Ты будешь знать какъ поступить, и конечно, поддержишь нашу мать въ этомъ страшномъ испытани. Я думаю, что ребенка вы должны признать лордомъ Попенджоемъ. Мы должны ставить на первомъ план честь фамили. Никакя упущеня съ его стороны не должны заставить насъ забытъ обязанности, относящяся къ титулу, имню, имени’.

Письмо было очень длинно и наполнено нравоучительными инструкцями въ род вышеприведенныхъ. Но суть письма состояла въ томъ, что дамы кросс-голлскя должны первыя встртить маркиза безъ всякой помощи отъ лорда Джорджа.

Деканъ услыхалъ объ ожидаемомъ прзд маркиза за нсколько дней до Джерменовъ. Слухи объ этомъ пронеслись въ Бротертон и дошли до декана. Онъ думалъ, что ничего не можетъ сдлать пока. Онъ вполн понималъ душевное состояне лорда Джорджа и видлъ, что въ первую минуту вмшиваться не могъ. Но какъ только маркизъ поселится въ дом, разумется, онъ подетъ къ нему, а когда въ свт сдлается извстно, что маркизъ съ своей итальянской маркизой, и съ своимъ маленькимъ итальянцемъ, такъ называемымъ Попенджоемъ, живутъ въ Манор-Кросс,— тогда деканъ будетъ дйствовать.

Маркизъ прхалъ на Бротертонскую станцю съ своей женой, ребенкомъ, горничной, няней, камердинеромъ, поваромъ и курьеромъ въ три часа пополудни, и всхъ повезли въ экипажахъ въ Манор-Кроссъ. Много бротертонцевъ собралось посмотрть на прздъ маркиза, но онъ не обратилъ никакого вниманя на собравшихся людей — можетъ быть даже и не примтилъ ихъ. Онъ съ женою слъ въ одну карету, няня, горничная и ребенокъ — въ другую, камердинеръ, курьеръ и поваръ — въ третью. Бротертонцы видли всхъ и примтили, что маркиза была очень стара и очень безобразна. Съ какой стати женился онъ на такой женщин, да еще и привезъ ее домой! Вотъ что восклицали вс бротертонцы вообще.

Въ Манор-Кросс скоро вс удостоврились, что маркизъ не можетъ ни слова сказать по-англйски, такъ же какъ и привезенные слуги, за исключенемъ курьера, который, по своей должности, обязанъ знать вс языки. Сочли необходимымъ оставить въ замк старую экономку мистрисъ Тофъ. Всю жизнь она была предана старой маркиз и ея дочерямъ, но въ ихъ новомъ дом она была безполезна, къ тому же он думали, что Манор-Кроссъ не можетъ существовать безъ нея. Удобно было также имть друга въ непрятельскомъ лагер. Наняли другихъ англйскихъ слугъ — дворецкаго, двухъ лакеевъ, кучера, необходимыхъ служанокъ и судомоекъ. Было извстно, что маркизъ привезетъ своего повара. Поэтому тотчасъ прислуга раздлилась на дв парти, во глав одной находилась мистрисъ Тофъ, а другой — курьеръ, оставшйся въ замк неизвстно для чего.

Первые три дня маркиза не показывалась никому. Понимали, что она устала отъ дороги и намрена ограничиться тремя комнатами наверху, которыя были приготовлены для нея. Мистрисъ Тофъ, строго повинуясь приказанямъ изъ Кросс-Голла, послала свидтельствовать свое почтене и узнать, должна ли она явиться къ миледи. Миледи прислала сказать, что она не желаетъ видть мистрисъ Тофъ. Это передавалъ курьеръ, который былъ особенно противенъ мистрисъ Тофъ. Маркизъ находился почти въ такомъ же строгомъ уединени, какъ и его жена. Правда, онъ былъ въ конюшн, закутанный въ мха, и остался недоволенъ всмъ. Потомъ веллъ обвезти себя вокругъ парка. Но не выходилъ изъ своей комнаты до полудня и завтракалъ, и обдалъ одинъ. Англйская прислуга увряла, что во все это время онъ ни разу не видался ни съ маркизой, ни съ ребенкомъ. Но вдь англйская прислуга не могла знать, что онъ видлъ и чего не видалъ.

Но вс знали, что въ эти три дня онъ не былъ въ Кросс-Голл и не видалъ никого изъ своихъ родныхъ. Мистрисъ Тофъ, вечеркомъ, на третй день, прибжала къ молодымъ барышнямъ, какъ она еще называла ихъ. Мистрисъ Тофъ находила, что все было ужасно. Она не знала что длалось въ тхъ комнатахъ. Она ни разу не видла ребенка. Она даже не знала привезенъ ли ребенокъ, хотя Джонъ — одинъ изъ англйскихъ лакеевъ — видлъ, что какой-то сверточекъ несли въ домъ. Разв можно, чтобы настоящаго живого ребенка не выносили на воздухъ.

Маркиз очень хотлось узнать о здоровь и наружности своего сына, но мистрисъ Тофъ объявила, что ей не позволили видть милорда. Мистрисъ Тофъ обо всемъ отнеслась очень плачевно. О маркиз, разумется, она говорила съ чрезвычайнымъ уваженемъ. Но съ дамами она была настолько коротка, что могла выражаться о ребенк и его матери со всевозможнымъ презрнемъ и вздернувъ кверху носъ. Имя Попенджоя даже ни разу не сорвалось съ ея губъ.

Но что же будутъ длать дамы? Вечеромъ, на третй день, леди Сара написала къ своему брату Джорджу, чтобы онъ прхалъ къ нимъ.

‘Обстоятельства были такъ серозны, что онъ обязанъ’, такъ писала леди Сара: ‘придать силы своимъ присутствемъ матери и сестрамъ’.

Но на четвертое утро леди Сара послала записку къ своему брату, маркизу.

‘Любезный Бротертонъ,— мы надемся, что ты, твоя жена и мальчикъ дохали хорошо и нашли вс удобства. Мама очень желаетъ видть тебя — и мы вс, разумется. Не придешь ли ты къ намъ сегодня? Вроятно, моя невстка еще не оправилась отъ усталости и выходить не можетъ. Мн не нужно говорить теб, что вс мы очень желаемъ видть твоего маленькаго Попенджоя.— Любящая тебя сестра.

‘Сара Джерменъ’

Изъ этого можно видть, что дамы желали мира, если миръ былъ возможенъ. Но дло въ томъ, что суть письма, хотя не слова, была продиктована маркизой. Она желала видть своего сына и внука. Леди Сара чувствовала, что ея положене было очень трудно, но понимала, что если они на время признаютъ этого ребенка, то это не можетъ нанести вредъ правамъ ея брата Джорджа, если лордъ Джорджъ долженъ будетъ предъявить свои права, и такъ, изъ уваженя къ старушк, было послано миролюбивое письмо съ приказанемъ посланному подождать отвта. Посланный вернулся съ извстемъ, что его сятельство въ постели. Началось новое совщане. Маркизъ хотя въ постели, разумется, прочелъ письмо. Будь у него чувства сына и брата, онъ прислалъ бы какой-нибудь отвтъ. Он чувствовали, что, стало-быть, онъ намренъ жить тутъ и не знать матери и сестеръ. Что же длать имъ? какъ имъ жить? Маркиза расплакалась, горько порицая тхъ, кто не допустилъ ее ухать и спрятаться въ какой-нибудь отдаленной неизвстности. Ея сынъ, ея старшй сынъ, бросилъ ее, потому что она ослушалась его приказанй.

— Его приказанй, сказала леди Сара съ презрнемъ, почти съ гнвомъ на мать..— Какое право иметъ онъ отдавать приказаня вамъ или намъ? Онъ забылся, и заслуживаетъ только того, чтобы и мы забыли о немъ.

Только-что она произнесла эти слова, какъ манор-кросскй фаетонъ, запряженный манор-кросскими пони, подъхалъ къ двери, и леди Амеля, которая подошла къ окну, объявила, что въ экипаж сидитъ самъ Бротертонъ.

— О, сынъ мой! мой дорогой сынъ! сказала маркиза, поднявъ кверху руки.

Это дйствительно былъ маркизъ. Дамамъ показалось, что онъ очень долго не входитъ въ комнату, такъ медленно снималъ онъ съ себя мха и шарфы. Въ это время маркиза сама устремилась бы въ переднюю, если бы леди Сара не удержала ее. Старушка изнемогала отъ волненя, и была готова броситься къ ногамъ своего старшаго сына, если бы онъ показалъ ей малйшй признакъ любви.

— Вотъ вы вс здсь, сказалъ онъ, входя въ комнату.— Домъ-то не очень годится для васъ, но вы сами этого хотли.

Онъ, разумется, былъ принужденъ поцловать свою мать, но поцлуй былъ не очень горячъ. Сестрамъ онъ просто протянулъ руку. Амеля приняла ее поспшно, потому что какъ сурово ни держалъ онъ себя, онъ все-таки былъ глава фамили. Сюзанна измрила его пожате и отвчала точно такимъ же. Леди Сара сказала маленькую рчь.

— Мы очень рады видть тебя, Бротертонъ. Ты долго былъ въ отсутстви.

— Чертовски долго.

— Надюсь, что твоя жена и сынъ здоровы. Когда она желаетъ принять насъ?

Маркиза въ это время взяла его лвую руку, и сидя на кресл, смотрла ему въ лицо. Онъ былъ очень красивый мужчина, блдный, изнуренный, худощавый и по наружности нездоровый. Онъ очень походилъ на лорда Джорджа, но имлъ мелкя черты, и на четыре дюйма былъ ниже брата. Волосы лорда Джорджа уже начали сдть. Волосы маркиза, который былъ десятью годами старе, были совершенно черные, но, вроятно это было дломъ скоре камердинера его сятельства чмъ природы. У него были красивые усы, но ни бороды, ни бакенбардъ не было. Онъ былъ одтъ очень тщательно и воротникъ на фрак даже былъ мховой, такъ боялся онъ суровости своего родного климата.

— Она ни слова не говоритъ по-англйски, отвтилъ онъ на вопросъ сестры.

— Мы могли бы объясняться по-французски, сказала леди Сара.

— Она и по-французски не говоритъ. Она до-сихъ-поръ изъ Итали не вызжала. Вамъ лучше не безпокоиться о ней.

Все это ужасало ихъ. Какъ это маркизу Бротертонскую, невстку, живущую такъ близко, имъ не позволено будетъ видть. Для всхъ нихъ было бы гораздо лучше, если бы онъ, имя такую жену, держалъ ее въ Итали. Но такъ какъ она прхала въ Англю, и жила такъ близко отъ нихъ, то для нихъ было ужасно, что он не будутъ видть ее. Нсколько минутъ посл послднихъ словъ маркиза, он оставались поражены онмнемъ. Онъ стоялъ спиною къ камину и смотрлъ на свои сапоги. Маркиза заговорила первая.

— Мы можемъ видть Попенджоя? воскликнула она сквозь рыданя.

— Его могутъ принести сюда если вы желаете.

— Разумется желаемъ, сказала леди Амеля.

— Мн говорятъ, что онъ слабъ, и я не думаю, чтобы его ршились вынести въ такую погоду. Вамъ придется подождать. Я нахожу, что никому не слдуетъ длать шагу въ такую погоду. Для меня это нехорошо. Такого отвратительнаго мста я въ жизни не видалъ. Нтъ ни одной комнаты въ дом, которая не внушала бы желаня застрлиться.

Леди Сара не могла этого выдержать, да и считала за нужное не подчиняться дерзости его обращеня.

— Если такъ, сказала она:— жаль, что ты ухалъ изъ Итали.

Онъ круто повернулся къ ней и посмотрлъ на нее пристально, прежде чмъ отвтилъ. Она въ эту минуту вспомнила особенно тиранское выражене его глазъ, которому онъ въ дтств подчинялъ и ее и всхъ окружающихъ. Друге подчинялись, потому что онъ былъ тогда лордъ Попенджой и будущй маркизъ, но леди Сара, хотя, признавая его право первенствовать во всемъ, постоянно возмущалась противъ присвоеня ненадлежащей власти. Онъ тоже вспомнилъ все это,и такъ сказать огрызался на нее своими глазами.

— Я полагаю, что могъ и остаться и вернуться если хотлъ, не спрашиваясь тебя, сказалъ онъ.

— Конечно.

— Ты все такая же какъ прежде.

— О, Бротертонъ, сказала маркиза, не ссорься съ нами тотчасъ по возвращени.

— Вы можете быть уврены, матушка, что я не желаю ссориться ни съ кмъ. Но если бы я хотлъ поссориться съ нею или съ вами, то у меня причинъ достаточно.

— Я не знаю никакой, сказала леди Сара.

— Я объяснилъ вамъ мои желаня на счетъ этого дома, а вы оставили ихъ безъ вниманя.

Старушка взглянула на свою старшую дочь, какъ бы говоря: ‘Это твоя вина’.

— Я зналъ, что лучше будетъ для васъ и для меня. Между вами и моей женой не можетъ быть прятныхъ отношенй, и я совтовалъ вамъ перехать въ другое мсто. Если бы вы перехали, я позаботился бы о вашихъ удобствахъ.

Опять маркиза взглянула на леди Сару съ горькимъ упрекомъ къ глазахъ.

— Какой же интересъ въ жизни могли бы мы имть, живя далеко отъ дома? сказала леди Сара.

— Почему же вы не можете имть какъ имютъ другя?

— Потому что мы привязались къ одному мсту. Имне принадлежитъ теб.

— Надюсь.

— Но обязанности по имню были такъ же близки къ намъ какъ и къ теб. Конечно и въ новомъ мст можно найти общество, но насъ общество не очень интересуетъ.

— Тмъ легче было бы для васъ.

— Но для насъ было бы невозможно найти новыя обязанности.

— Это пустяки, сказалъ маркизъ:— враки, вздоръ.

— Если ты не можешь иначе выражаться при твоей матери, Бротертонъ, мн кажется, что теб лучше оставить ее, храбро сказала леди Сара.

— Перестань, Сара, перестань! сказала маркиза.

— Это вздоръ, пустяки, враки. Я говорилъ, что вамъ лучше перехать, а вы ршились остаться. Я зналъ, что для васъ лучше, а вы вздумали упрямиться. Я не имю ни малйшаго сомння кто этому причиною.

— Мы вс были одного мння, сказала леди Сюзанна:— Алиса говорила, что было бы жестоко увезти отсюда мамашу.

Алиса была теперь жена каноника Гольденофа.

— Всмъ намъ было бы очень непрятно ухать, сказала леди Амеля.

— Джорджъ былъ противъ этого, замтила леди Сюзанна.

— И деканъ, неосторожно прибавила леди Амеля.

— Деканъ! воскликнулъ маркизъ. Неужели вы хотите сказать, что совтовались о моихъ длахъ съ этимъ конюхомъ? А я думалъ, что никто изъ васъ не долженъ бы говорить съ Джорджемъ посл того, какъ онъ обезславилъ себя подобнымъ бракомъ.

— Намъ не къ чему было совтоваться ни съ кмъ, замтила леди Сара:— и мы нисколько не находили безславной женитьбу Джорджа.

— Мери очень милая молодая женщина, сказала маркиза.

— Очень можетъ быть. Мила она или нтъ, для меня не значитъ ровно ничего. Она иметъ состояне, и я полагаю это было нужно ему. Такъ какъ вы вс теперь поселились здсь и должно быть истратили кучу денегъ, то вамъ надо и остаться. Вы выгнали моего арендатора…

— Мистеръ Прайсъ перехалъ отсюда охотно, сказала леди Сюзанна.

— Очень можетъ быть. Надюсь, что онъ также охотно откажется отъ земли по окончани контракта. Мн сказали, что онъ прятель декана. А вс вы должно быть порядочно запутались. Я желаю только растолковать вамъ, что не могу теперь имть никакихъ длъ съ вами.

— Неужели ты хочешь бросить насъ? спросила огорченная мать.— Ты будешь же видться со мною иногда?

— Конечно нтъ, если меня будетъ оскорблять моя сестра.

— Я не оскорбляла никого, надменно сказала леди Сара.

— А разв не оскорблене говорить мн, что мн слдовало остаться въ Итали, а не прзжать въ свой собственный домъ.

— Сара, теб не слдовало этого говорить, воскликнула маркиза.

— Онъ жаловался, что все здсь неудобно, я потому и сказала это. Онъ знаетъ, что я не говорила о его возвращени въ какомъ-нибудь другомъ смысл. Съ тхъ поръ какъ онъ поселился за границей, не проходило дня, чтобы я не желала его возвращеня въ его домъ и къ его обязанностямъ. Если онъ будетъ обращаться съ нами надлежащимъ образомъ, никто не будетъ обращаться съ нимъ съ большимъ уваженемъ чмъ я. Но и у насъ есть свои права какъ у него, и мы также сумемъ охранять ихъ.

— Сара читаетъ нравоученя не хуже прежняго, сказалъ маркизъ.

— О, мои дти, мои дти! зарыдала старушка.

— Довольно съ меня этого. Я зналъ что будетъ, когда вы написали ко мн, чтобы я прхалъ къ вамъ.

Тутъ онъ взялъ свою шляпу.

— И я тебя больше не увижу? спросила мать.

— Я буду прзжать къ вамъ матушка — разъ въ недлю, если вы желаете. Каждое воскресенье, посл двнадцати часовъ. Но я не прду иначе какъ въ отсутстве леди Сары. Я не хочу подвергать себя ея дерзости и глупымъ ссорамъ.

— Я и мои сестры всегда бываемъ въ церкви по воскресеньямъ въ это время, сказала леди Сара.

Такимъ образомъ дло было улажено и маркизъ ухалъ. Маркиза долго сидла молча, всхлипывая время отъ времени, а потомъ закрыла лицо носовымъ платкомъ.

— Я жалю, зачмъ мы не ухали, когда онъ намъ веллъ, сказала она наконецъ.

— Нтъ, мама, сказала старшая дочь.— Жалть не надо. Хотя все это очень непрятно, а все-таки лучше, чмъ бжать, для того, чтобы не быть ему помхою. Ничего хорошаго не можетъ выйти изъ уступокъ, кому бы то ни было, въ чемъ не слдуетъ. Это вашъ и нашъ домъ.

— О, да!

— И здсь мы можемъ чмъ-нибудь наполнять нашу жизнь. У насъ есть здсь труды, которые мы имемъ возможность исполнять. Что можетъ длать его жена для здшняго народа? Почему намъ не молиться въ той церкви, которую мы знаемъ и любимъ? Зачмъ намъ оставлять Алису и Мери? Съ какой стати ему, только потому, что онъ старшй — ему, который столько лтъ бросалъ свой домъ — предписывать намъ гд жить? Онъ богатъ, а мы бдны, но мы никогда не зависли отъ его милостей. Замокъ теперь для насъ закрытъ, но здсь я намрена жить наперекоръ ему.

Говоря это, она ходила по комнат взадъ и впередъ, и говорила съ такой энергей, что положительно привлекла на свою сторону сестеръ, и отчасти убдила мать.

Глава XXII.
Маркизъ среди своихъ друзей.

Разумется, въ Бротертон происходило большое волнене относительно того, что слдуетъ длать по случаю возвращеня маркиза. Совтовались съ Ноксомъ, который отвчалъ, что длать ничего не слдуетъ. Торговцы и арендаторы предлагали было трумфальный въздъ и фейерверкъ. Эта идея, однако, долго не продержалась. Маркизъ Бротертонскй, очевидно былъ не такой человкъ, котораго можно было принимать съ фейерверками. Но осталось другое затруднене. Многе въ Бротертон и въ окрестностяхъ, разумется, знали маркиза, когда онъ былъ молодъ, и не могли же оставить безъ вниманя его возвращене. Нкоторые похали и просто оставили свои карточки. Епископъ изъявилъ желане видть маркиза, но ему отвчали, что маркиза нтъ дома. Паунтнеръ поймалъ его въ дверяхъ передней, но свидане было коротко и не особенно прятно.

— Мистеръ Паунтнеръ? Конечно, я васъ помню. Но мы вс очень постарли.

— Я прхалъ, сказалъ докторъ теологи съ лицомъ красне обыкновеннаго: — засвидтельствовать мое уважене вашему сятельству и оставить карточку вашей жен.

— Мы очень вамъ обязаны — очень обязаны. Къ несчастю, мы оба больны.

Тогда докторъ Паунтнеръ, который не выходилъ изъ экипажа, отправился въ обратный путь. Паунтнеръ давно уже жилъ въ Бротертон и хорошо зналъ стараго маркиза.

— Ужъ не знаю, какъ вы съ Гольденофомъ справитесь съ нимъ, сказалъ онъ декану.— А я ужъ больше къ нему не покажусь.

Деканъ и каноникъ Гольденофъ совтовались между собою объ этомъ и согласились дйствовать такъ, какъ дйствовали бы со всякимъ другимъ джентльменомъ, недавно женившимся. Они оба были теперь съ маркизомъ въ родств и обязаны поступать съ родственной дружбой. Деканъ похалъ первый и его приняли въ гостиной маркиза. Это случилось дня чрезъ два посл сцены въ Кросс-Голл.

— Я не сталъ бы безпокоить васъ такъ скоро, сказалъ деканъ:— если бы вашъ братъ не женился на моей дочери.

Деканъ старательно обдумалъ насколько онъ долженъ быть вжливъ къ маркизу и ршилъ, что спроситъ о новой леди Бротертонъ и будетъ называть ребенка лордомъ Попенджоемъ на томъ основани, что когда человкъ говоритъ, что онъ женатъ и что его ребенокъ законный, то нельзя же не врить его словамъ. Это нисколько не помшаетъ его будущимъ поступкамъ.

— Многе женились и вышли замужъ во время моего отсутствя, отвчалъ маркизъ.

— Да, дйствительно. Вышла замужъ ваша сестра, женился вашъ братъ и наконецъ, вы сами.

— Я говорилъ не о себ, а о здшнихъ.

— Могу я выразить надежду, что маркиза здорова?

— Не очень.

— Весьма жалю. Не могу ли я имть удовольстве видть ее сегодня?

На лиц маркиза выразилось какъ бы изумлене на дерзость этого предложеня, но онъ сослался на прежнй предлогъ.

— Если вы не говорите по-итальянски, я боюсь, что вы не будете въ состояни объясняться съ нею.

— Она, конечно, не найдетъ, что у меня тосканскй языкъ въ римскихъ устахъ, но я знаю настолько этотъ языкъ, что ея сятельство можетъ быть пойметъ меня.

—Мы пока это отложимъ, господинъ деканъ.

Въ обращени маркиза и даже въ его словахъ была какая-то дерзость, заставившая декана принять намрене никогда не спрашивать о новой маркиз, и не длать никакихъ намековъ на сына. Человкъ можетъ сказать, что его жена не здорова и не можетъ принять гостя, не показывая, что этого желаня гость не долженъ былъ выражать. Гость поклонился и потомъ оба сидли молча нсколько минутъ.

— Вы не видали вашего брата посл вашего возвращеня? спросилъ наконецъ деканъ.

— Не видалъ. Я даже не знаю, гд онъ.

— Онъ съ женою живетъ въ Лондон, въ Мюнстер-Корт.

— Очень можетъ быть. Онъ не совтовался со мною на счетъ своей женитьбы и я ничего не знаю.

— Онъ вамъ сообщалъ — до женитьбы.

— Очень можетъ быть — хотя я не вижу, какимъ образомъ это можетъ касаться васъ и меня.

— Вамъ должно быть извстно, что онъ женился на моей дочери.

— Конечно.

— Въ этомъ вообще подразумвается общй интересъ.

— Вроятно, это кажется такъ вамъ. Я радъ, что вы довольны родствомъ съ моей фамилей. Вы желаете услыхать отъ меня, что удовольстве взаимное.

— Я не желаю ничего подобнаго, отвтилъ деканъ, вскочивъ съ своего мста.— Я ничего не могъ ни выиграть, ни проиграть отъ этого союза. Но я люблю вжливость въ взаимныхъ сношеняхъ.

— Когда такъ, я желалъ бы, чтобы вы прибгли къ ней въ настоящемъ случа и держали себя нсколько потише.

— Вашъ братъ женился на леди, а моя дочь вышла за джентльмена.

— Да, Джорджъ оселъ, и въ нкоторыхъ отношеняхъ такой дуракъ, какихъ мало, но онъ джентльменъ. Можетъ быть, если вы желаете сказать мн еще что-нибудь, вы сдлаете мн одолжене и сядете опять на свое мсто.

Деканъ былъ такъ разсерженъ, что не зналъ, какъ обуздать себя. Маркизъ принялъ дерзко его посщене. Онъ старался оправдать это посщене намекомъ на родство, а маркизъ отвтилъ, что хотя деканъ можетъ быть доволенъ, что его дочь породнилась съ семействомъ маркиза, маркизъ смотритъ на это не съ этой точки зрня. А между тмъ откуда явились деньги, сдлавшя возможнымъ этотъ бракъ? Кто боле выигралъ отъ этого? Деканъ понималъ, что ему неприлично упоминать о деньгахъ, по чувства его въ этомъ отношени были очень сильны.

— Милордъ, сказалъ онъ:— не знаю, выйдетъ ли что-нибудь хорошее изъ того, что я сяду опять.

— Можетъ быть и не выйдетъ. Вамъ лучше это знать.

— Я прхалъ сюда съ намренемъ оказать надлежащую вжливость вашему сятельству. Очень жалю, что мое посщене перетолковано въ другомъ смысл.

— Я не вижу изъ-за чего тутъ шумть.

— Это не повторится, милордъ.

Онъ вышелъ изъ комнаты.

Зачмъ, этотъ человкъ вернулся въ Англю, привезъ съ собой итальянку и итальянскаго мальчишку, если имлъ намрене оскорблять всхъ окружающихъ? Это былъ первый вопросъ, который деканъ задалъ себ, когда вышелъ изъ дома. И что надялся онъ выиграть подобной дерзостью?

Вмсто того чтобы вернуться въ Бротертонъ, деканъ отправился въ Кросс-Голлъ. Онъ желалъ узнать впечатлня и намреня тамошнихъ дамъ. Не имлъ ли намреня этотъ сумасшедшй поссориться также съ матерью и сестрами? Деканъ еще не зналъ какя сношеня были между обоими домами. И отправляясь въ Кросс-Голлъ среди всхъ этихъ непрятностей, онъ безъ сомння имлъ намрене показать себя членомъ семьи. Если дамы примутъ его помощь, никто боле его не выкажетъ преданности имъ. Но онъ не позволитъ отстранить себя. Если затвается что-нибудь несправедливое, какой-нибудь обманъ, то больше всхъ пострадаетъ его будущй внукъ, о благосостояни котораго онъ такъ заботился. Онъ денегъ не жаллъ, но даромъ бросать ихъ не хотлъ.

Въ Кросс-Голл онъ нашелъ каноника Гольденофа съ женой. Въ ту минуту, когда вошелъ деканъ, старая леди Бротертонъ разговаривала съ каноникомъ, а леди Алиса совщалась въ углу съ сестрой Сарой.

— Я совтовала бы теб поступать такъ, какъ будто ты ничего отъ насъ не слыхала, говорила леди Сара: — Разумется, онъ готовъ поссориться скоре со мною, чмъ со всми. Для мамаши я согласилась бы ухать на время отсюда, если бы было куда.

— Прзжай къ намъ, сказала леди Алиса.

Но леди Сара объявила, что въ Бротертон она будетъ такою же помхою какъ и въ Кросс-Голл, и что леди Алиса обязана похать къ своей невстк.

— Разумется, мама не могла быть тамъ, пока онъ не былъ здсь, прибавила леди Сара: — а теперь онъ сказалъ мамаш, что ей не нужно прзжать, но это ничего не значитъ для тебя.

— Я сейчасъ оттуда, сказалъ деканъ.

— Вы видли его? со страхомъ спросила старушка.

— Видлъ.

— Ну что?

— Я долженъ сказать, что онъ былъ не очень вжливъ ко мн, и что вроятно я больше у него не буду.

— Это такъ только его обращене, сказала маркиза.

— Обращене не весьма прятное.

— Бдный Бротертонъ.

Тутъ вмшался каноникъ.

— Разумется, никто не желаетъ безпокоить его. Ужъ я то конечно не буду. Я просилъ ея сятельство спросить его — желаетъ онъ, чтобы я прхалъ или нтъ. Если онъ пожелаетъ, я буду ожидать, что онъ приметъ меня дружелюбно. Если нтъ — все будетъ кончено между нами.

— Надюсь, что вы вс не обратитесь противъ него, сказала маркиза.

— Не обратимся противъ него! повторилъ деканъ.— Мн кажется нтъ человка, который не былъ бы къ нему ласковъ и вжливъ, если бы только онъ захотлъ принять ласковость и вжливость. Мн очень прискорбно огорчить васъ, маркиза, но я обязанъ вамъ сообщитъ, что онъ очень дурно принялъ меня.

Съ этой минуты маркиза ршила, что деканъ не другъ ея семьи, и пошлый, непрятный человкъ. Однако она взялась спросить своего сына въ слдующее воскресенье желаетъ ли онъ, чтобы къ нему прхалъ его зять каноникъ.

На слдующй день леди Алиса отправилась одна въ Манор-Кроссъ и спросила леди Бротертонъ. Вышелъ курьеръ и сказалъ: ‘Дома нтъ’ съ иностраннымъ акцентомъ, тогда леди Алиса просила сказать ея брату, что прхала она.

— Дома нтъ, миледи, сказалъ курьеръ такимъ же тономъ.

Въ эту минуту мистрисъ Тофъ подбжала къ дверцамъ экипажа. Домъ былъ выстроенъ квадратомъ, и все нижнее жилье состояло изъ передней, коридоровъ и бильярдной. Должно быть мистрисъ Тофъ караулила очень пристально, иначе она не узнала бы о прзд леди Алисы. Стоя возл экипажа, она передавала шопотомъ свои опасеня и огорченя.

— О, миледи, я боюсь всего дурного. Я еще не видала ни его жены, миледи, ни мальчика.

— Они теперь дома, мистрисъ Тофъ?

— Разумется, дома. Они не выходятъ никогда. Онъ весь день ходитъ въ шлафрок и куритъ папиросы, а она лежитъ въ постели, или встанетъ и ничмъ не занимается, на сколько мн извстно, леди Алиса. А дома-то, разумется, они дома, они всегда дома.

Леди Алиса, чувствуя, что исполнила свою обязанность, и не желая врываться насильно, ухала обратно въ Бротертонъ.

На слдующее воскресенье маркизъ согласно общаню матери, прхалъ къ ней и нашелъ ее одну.

— Вы послднее время окружили себя духовными лицами, матушка, а я не желаю имть съ ними никакого дла. Меня никогда не интересовала Бротертонская Ограда, а теперь она нравится мн меньше прежняго.

Маркиза застонала и съ умоляющимъ видомъ посмотрла ему въ лицо. Ей очень хотлось сказать что-нибудь въ защиту замужства своей дочери, но еще боле хотлось ничмъ не разсердить своего сына. Разумется, онъ поступалъ безразсудно, но по ея мнню онъ былъ маркизъ и имлъ право быть безразсуднымъ.

— Деканъ былъ у меня намедни, продолжалъ маркизъ:— и я могъ тотчасъ видть, что онъ намренъ фамильярничать въ моемъ дом, если я не остановлю его.

— Ты примешь мистера Гольденофа? Мистеръ Гольденофъ настоящй джентельменъ. Гольденофы хорошаго происхожденя. Ты прежде любилъ Алису.

— Я нахожу, что она поступила какъ дура, въ ея лта выйдя за стараго пастора. А принимать я не буду никого. Я не за этимъ сюда прхалъ. Моему сыну придется здсь жить когда онъ выростетъ.

— Господь да благословитъ его! сказала маркиза.

— Или по-крайней-мр его имне будетъ здсь. Мн сказали, что для него будетъ здорово привыкнуть съ дтства къ этому адскому климату. Онъ долженъ будетъ поступить здсь въ школу. Вотъ я и привезъ его, хотя я терпть не могу этого мста.

— Какъ прятно, что ты вернулся, Бротертонъ.

— Не знаю прятно ли. Я не нахожу здсь большой прятности. Если бы я не женился, я не вернулся бы никогда. Но всмъ вамъ слдовало знать, что есть наслдникъ.

— Господь да благословитъ его! опять сказала маркиза.— Но не находишь ли ты, что намъ надо видть его?

— Видть его! Зачмъ?

Онъ рзко сдлалъ этотъ вопросъ и посмотрлъ на мать съ той свирпостью въ глазахъ, которую вся семья помнила такъ хорошо, и которой мать особенно опасалась.

Вопросъ о законности ребенка никогда не обсуждался въ Кросс-Голл, а намеки, которые позволяли себ сестры, тщательно скрывались отъ матери. Он замчали между собой, что очень странно почему этотъ бракъ скрывался, и что когда наслдникъ родился объ этомъ не было дано знать. Опасене какой-то гадкой тайны наполняло ихъ мысли, и выказывалось въ словахъ и взглядахъ, и не смотря на ихъ старане скрыть это отъ матери, она подозрвала кое-что. Добрая старушка не имла никакого опредленнаго намреня на этотъ счетъ. Она не хотла возмущаться противъ своей старшей дочери, или измнять своему младшему сыну. Но теперь она была одна съ своимъ старшимъ сыномъ, настоящимъ, несомнннымъ маркизомъ, который былъ бы для нея дороже всхъ остальныхъ, если бы дозволилъ ей это, и ей пришло въ голову, что Она должна предостеречь его.

— Затмъ… затмъ…

— Зачмъ? Говорите, матушка.

— Затмъ, что скажутъ…

— Что скажутъ?

— Если не будутъ его видть, пожалуй подумаютъ, что онъ вовсе не Попенджой.

— О! это подумаютъ? А почему же, увидвъ его не будутъ они думать этого?

— Было бы такъ прятно видть его здсь, хотя бы не на долго, сказала маркиза.

— Такъ вотъ оно что, сказалъ маркизъ посл продолжительнаго молчаня: — это штуки Джорджа и декана, понимаю.

— Нтъ, нтъ, нтъ, не Джорджа, сказала несчастная мать.

— И наврно Сара съ ними за одно. Теперь я не удивляюсь, что он захотли остаться здсь и подсматривать за мною.

— Я уврена, что Джорджъ никогда не думалъ ни о чемъ подобномъ.

— Джорджъ думаетъ какъ ему велитъ его тесть. Джорджъ самъ никогда не былъ мастеръ думать. Такъ вы думаете, что мальчика скоре будутъ считать моимъ сыномъ когда его увидятъ?

— Видть значитъ врить, Бротертонъ.

— Конечно, въ этомъ есть доля правды. Можетъ быть не врятъ, что у меня есть жена, потому что не видятъ ее.

— О! этому врятъ.

— Какъ они добры! Ну матушка, выпустили вы кота изъ мшка.

— Не говори, что я сказала это.

— Не скажу. Я и не удивляюсь. Я зналъ заране какъ это будетъ, когда я не объявилъ обо всемъ по старинному. Къ счастю еще, что у меня есть брачное свидтельство.

— Разумется, все у тебя въ порядк, я никогда въ этомъ не сомнвалась, Бротертонъ.

— Но друге сомнвались, я догадался объ этомъ, когда Джорджъ не встртилъ меня.

— Онъ будетъ у тебя.

— Можетъ и не быть если хочетъ. Мн его не нужно. У него недостанетъ мужества сказать мн въ лицо, что онъ не намренъ признавать моего сына. Онъ трусъ.

— Я уврена, что Джорджъ въ этомъ не виноватъ, Бротертонъ.

— Кто жe когда такъ?

— Можетъ быть деканъ.

— Чортъ побери его наглость. Какъ это вы могли допустить Джорджа жениться на дочери негодяя низкаго происхожденя — человка, котораго не слдовало бы пускать въ нашъ домъ.

— У нея было такое хорошее состояне! Потомъ онъ хотлъ жениться на этой интригантк Аделаид Де-Баронъ, у которой нтъ ни копйки.

— Де-Бароны по-крайней-мр дворяне. Если деканъ вздумаетъ надодать мн, онъ увидитъ, что взялся не за свое дло. Если онъ опять вздумаетъ сунуться въ замокъ, я выгоню его какъ наглаго пришлеца.

— Но ты примешь мистера Гольденофа?

— Я не хочу видть никого. Я намренъ жить какъ хочу. Что общаго можетъ быть у меня съ старымъ пасторомъ?

— Ты позволишь мн видть Попенджоя, Бротертонъ?

— Да, сказалъ онъ, помолчавъ съ минуту, прежде чмъ отвтилъ:— его принесутъ сюда и вы его увидите. Но помните матушка, я ожидаю, что вы будете мн разсказывать все, что услышите.

— Непремнно.

— Вы возмущаться противъ меня не станете?

— О, нтъ, сынъ мой, сынъ мой!

Она бросилась къ ному на шею и онъ не отталкивалъ ее, находя благоразумнымъ упрочить себ хоть одну союзницу въ этомъ дом.

Глава XXIII.
Маркизъ видится съ братомъ.

Когда лорда Джорджа пригласили въ Кросс-Голдъ, онъ не смлъ не похать. Леди Сара сказала ему, что это его обязанность и онъ не могъ опровергать этого увреня. Но онъ былъ очень сердитъ на брата, и не имлъ ни малйшаго желаня видть его. Онъ не думалъ, чтобы свидане могло сдлать легче ту страшную задачу, которая рано или поздно будетъ возложена на него — разузнать законное происхождене сына брата. Были и другя причины, заставлявшя его не желать ухать изъ Лондона. Ему не хотлось бы оставлять свою молодую жену. Разумется, она была теперь замужняя женщина, и имла право оставаться одна по законамъ свта, но она была еще такой ребенокъ и такъ любила играть въ бильярдъ съ Джекомъ Де-Барономъ! Онъ ничего не могъ найти въ ней дурного, хотя она жаловалась не разъ, что онъ бранитъ ее. Онъ предостерегалъ ее, просилъ держать себя серозно, читать ученыя книги и растолковывалъ ей торжественность брачной жизни. Такимъ образомъ онъ сдерживалъ ея веселость на нсколько часовъ. Потомъ эта веселость опять вырывалась наружу, а тутъ являлся Джекъ Де-Баронъ и бильярдъ.

Но всхъ этихъ горестяхъ онъ утшался совтами мистрисъ Гаутонъ. Постепенно онъ сталъ говорить мистрисъ Гаутонъ почти все. Читатель можетъ быть вспомнитъ, что была минута, когда лордъ Джорджъ ршился не бывать боле на Беркелейскомъ сквер, но теперь все это измнилось. Онъ бывалъ тамъ почти каждый день, и совтовался съ Аделаидой обо всемъ. Ей удалось даже заставить его говорить открыто объ итальянскомъ мальчик, выражать свои подозрня и намекать на непрятныя обязанности, которыя можетъ быть достанутся ему. Она усиленно совтовала ему ничему не врить. Если зване маркиза можно было пробрсти посредствомъ старательныхъ разысканй, она думала, что его не слдуетъ лишаться посредствомъ безпечнаго довря. Дружба такого рода была очень прятна лорду Джорджу, особенно потому, что въ этомъ не было ничего дурного, какъ онъ говорилъ себ. Конечно, ея рука иногда лежала въ его рук нсколько минутъ, а разъ или два онъ даже обнялъ ее. Конечно, ему приходило въ голову, что она не очень удерживала его отъ этого. Но онъ приписывалъ это ея невинности.

Наконецъ, по ея совту, онъ просилъ, одну изъ своихъ сестеръ, прхать въ Лондонъ побывать съ Мери во время его отсутствя. Этотъ совтъ Аделаида подала ему, увривъ его разъ десять, что опасаться нечего. Мери тотчасъ согласилась съ условемъ, чтобы была приглашена младшая изъ трехъ сестеръ. Письмо, разумется, было написано леди Сар. Вс поподобныя письма писались леди Сар. Леди Сара отвтила, что вмсто Амели прдетъ леди Сюзанна. А Сюзанну, изъ всхъ членовъ Джерменской фамили, Мери любила меньше всхъ. Но длать было нечего. Она не ршалась сказать, что не хочетъ принять Сюзанну, потому что не она была приглашена.

— Я нахожу, что леди Сюзанна будетъ лучше, сказалъ лордъ Джорджъ:— потому что у нея характеръ гораздо тверже.

— Характеръ тверже! Ты говоришь какъ будто узжаешь на три года и оставляешь меня среди какой-нибудь опасности. Ты наврно вернешься дней чрезъ пятъ. Право я могла бы обойтись и безъ Сюзанны… Характеръ тверже!

Это была ея месть, но леди Сюзанна все-таки прхала.

— Она настоящее золото, сказалъ лордъ Джорджъ, который самъ былъ тише воды ниже травы — но есть одинъ молодой человкъ, котораго я не желаю, чтобы она видла слишкомъ часто.

Вотъ что онъ сказалъ леди Сюзанн.

— Неужели! Кто же онъ?

— Капитанъ Де-Баронъ. Ты не должна предполагать, чтобы она хоть капельку интересовалась имъ.

— О, нтъ! я уврена, что ничего подобнаго быть не можетъ, сказала леди Сюзанна, которая чувствовала себя такой же энергичной какъ Церберъ и такой же стоглазой какъ Аргусъ.

— Смотри же теперь въ оба, мистеръ Джекъ, сказала мистрисъ Гаутонъ своему кузену:— послали за дуеньей.

— Дуеньи вчно снятъ и любятъ попивать, съ ними можно справиться.

— Боже! Можно ли себ представить леди Сюзанну подъ хмлькомъ! Мн кажется, что она никогда въ жизни не спала съ закрытыми глазами, и убждена въ душ, что каждому мужчин, который скажетъ хоть одно вжливое слово, слдуетъ отрзать языкъ.

— Желалъ бы я знать какъ она приметъ если я буду говорить вжливости ей самой?

— Можете попробовать, но что касается мадамъ Мери, вамъ лучше подождать пока воротится мосье Джорджъ.

Лордъ Джорджъ, оставивъ свою жену на попечени леди Сюзанны, отправился въ Кросс-Голлъ. Онъ прхалъ въ суботу посл того перваго воскресенья, въ которое маркизъ постилъ свою мать. Вся недля прошла безъ всякихъ приключенй. Въ тайны Манор-Кросса никто не порывался проникнуть. Деканъ не былъ даже въ Кросс-Голл. Гольденофъ не длалъ никакихъ попытокъ посл према — или лучше сказать отказа — оказаннаго его жен. Старикъ Де-Баронъ прхалъ и видлъ маркиза. Онъ пробылъ тамъ около часа, и насколько было извстно мистрисъ Тофъ, маркизъ былъ очень къ нему вжливъ. Но Де-Баронъ, хотя родственникъ, не принадлежалъ къ парти Джерменовъ.

Но въ суботу мистрисъ Тофъ явилась въ Кросс-Голлъ съ важнымъ извстемъ, что ее выгнали. Она, боле чмъ триддать лтъ распоряжавшаяся въ Манор-Кросс всмъ, начичиная отъ фамильныхъ портретовъ до кухонной утвари, была приглашена убраться вонъ. Это сообщилъ проклятый курьеръ, тогда она настояла на свидани съ маркизомъ. Милордъ, говорила она, поднялъ ее на смхъ.

— Мистрисъ Тофъ, сказалъ онъ:— вы слуга моей матери и сестеръ, вамъ лучше жить съ ними.

Тогда она намекнула на то, что ее не предупредили заране, и маркизъ предложилъ ей такое денежное вознаграждене какое пожелаетъ она.

— Но я не хотла взять ничего лишняго, миледи, а только то, что мн слдовало до ныншняго дня.

Такъ какъ такую старую слугу какъ мистрисъ Тофъ дйствительно выгнать никто бы не подумалъ, и такъ какъ она только переселилась изъ Манор-Кросса въ Кросс-Голлъ, она не сдлала себ большого ущерба, отказавшись отъ сдланнаго ей предложеня.

Надо сказать правду, что маркизъ имлъ право отказаться отъ мистрисъ Тофъ, которая была шпонкой въ его лагер, и разумется его прислуга скоро это примтила. Ея ежедневныя путешествя къ Кросс-Голлъ были извстны, и разумется маркизъ и его жена не могли не считать врагомъ эту старуху, которой не дозволили видть ребенка, между тмъ какъ она знала все предшествующее поколне дтьми. Конечно, въ другой крпости, должны были бы по справедливости отдлаться отъ другой шпонки, но маркиз, которая общала разсказывать все своему сыну, нельзя было предложить денежное вознаграждене и выпроводить вонъ.

Среди волненя, возбужденнаго этимъ послднимъ происшествемъ, лордъ Джорджъ прхалъ въ Кросс-Голлъ. Онъ халъ мимо парка и остановился у замка сказать, что онъ зайдетъ на слдующее утро, тотчасъ посл обдни. Онъ сдлалъ это посл зрлыхъ размышленй, которыя заставили его убдиться, чти онъ не долженъ покоряться ни своей старшей сестр, ни декану. Онъ переговорилъ обо всемъ этомъ съ мистрисъ Гаутонъ, и она посовтовала ему захать въ замокъ по дорог въ Кросс-Голлъ.

Сестрамъ трудно было объяснить ему зачмъ он вызвали его, потому что он приняли его въ присутстви матери. Вроятно, леди Сара не говорила себ, что мать ея шпонка, но она примчала, что неблагоразумно разсуждать обо всемъ при ней.

— Конечно, теб слдуетъ видться съ нимъ, сказала леди Сара.

— Непремнно, подтвердила старушка.,

— Если бы онъ далъ мн знать, я разумется встртилъ бы его, сказалъ братъ:— но онъ все сдлалъ скрытно.

— Ты знаешь, что онъ на другихъ не похожъ. Ты ссориться съ нимъ не долженъ. Онъ глава фамили. Если мы съ нимъ поссоримся, что будетъ съ нами?

— Что будетъ, съ нимъ, если вс его бросятъ, вотъ о чемъ я думаю, сказала леди Сара.

Тотчасъ посл этого вс происшедше ужасы — ужасы, которые нельзя было ршиться описать въ письм — были разсказаны лорду Джорджу. Маркизъ оскорбилъ Паунтнера, не заплатилъ визитъ епископу, обошелся съ деканомъ съ запальчивой дерзостью и отказался принятя своего зятя Гольденофа, хотя Гольденофы всегда принадлежали къ обществу графства! Объявилъ, что никто изъ его родственниковъ не будетъ представленъ его жен, никому до сихъ поръ не показывалъ Попенджоя, сказалъ, что никто изъ нихъ не долженъ безпокоить его въ Манор-Кросс, и объяснилъ свое намрене бывать въ Кросс-Голл только въ отсутстве сестры своей Сары.

— Мн кажется онъ долженъ быть помшанъ, сказалъ младшй братъ.

— Вотъ что выходитъ, когда живешь въ такой безбожной стран какъ Италя, сказала леди Амеля.

— Вотъ что выходитъ, когда пренебрегаешь своими обязанностями, сказала леди Сара.

Но что было длать? маркизъ объявилъ о своемъ намрени поступать по своему желаню, и, конечно, никто не могъ помшать ему. Если онъ имлъ намрене запереть себя и жену въ большомъ дом, онъ могъ это сдлать. Это было очень непрятно, но никто не имлъ права запрещать ему странности. Конечно, вс думали, что можетъ быть эта женщина не жена его и ребенокъ незаконный. Но даже между собой они не могли ршиться обвинить брата въ такомъ великомъ преступлени.

Церковь была въ парк, недалеко отъ замка, но ближе къ той калитк, которая вела къ Бротертону. Въ это воскресенье утромъ, маркиза съ младшей дочерью здила къ обдни въ экипаж, и должна была прозжать мимо лицевой двери замка.

— Ахъ, Боже мой! если бы я могла войти и посмотрть на милаго ребенка, сказала маркиза.

— Вы вдь знаете, что вамъ нельзя, мама, сказала Амеля.

— Это все виновата Сара, потому что вздумала ссориться съ нимъ.

Посл обдни лордъ Джорджъ отправился къ брату согласно своему общаню. Его приняли въ маленькой гостиной и чрезъ полчаса принесли завтракъ. Онъ спросилъ придетъ ли его братъ. Слуга общалъ узнать, ушелъ и не возвращался. Лордъ Джорджъ былъ не въ дух, не хотлъ завтракать и громко позвонилъ, сдлавъ тотъ же вопросъ. Слуга опять ушелъ и не возвращался. Лордъ Джорджъ только что ршился уйти и никогда не возвращаться, когда явился курьеръ проводить его въ комнату брата.

— За коимъ чортомъ ты такъ торопишься, Джорджъ, сказалъ маркизъ, вставая съ кресла:— ты забываешь, что не вс встаютъ въ одно время.

— Теперь уже третй часъ.

— Очень можетъ быть, только я не зналъ, чтобы существовалъ законъ, заставляющй человка одваться именно въ это время.

— Слуга могъ сказать мн объ этомъ.

— Не шуми, старикашка. Когда я узналъ, что ты здсь, я всталъ какъ можно поспшне. Я полагаю, что твое время уже не такъ драгоцнно.

Лордъ Джорджъ пришелъ къ брату съ намренемъ не ссориться, но онъ уже почти поссорился. Каждое слово брата было въ сущности оскорбленемъ, потому что это были первыя слова, сказанныя посл продолжительной разлуки. Въ нихъ была преднамренная дерзость, вроятно съ умысломъ заставить его уйти. Но если что-нибудь можно было выиграть изъ этого свиданя, то лордъ Джорджъ хотлъ не допускать выгнать себя. Онъ долженъ былъ исполнить обязанность, обязанность важную. Онъ мене всхъ въ Англи былъ способенъ подозрвать незаконность наслдника безъ основательныхъ причинъ. Кто долженъ врить брату, если не братъ? Кто долженъ поддерживать честь знатной фамили, если не одинъ изъ ея отпрысковъ? А между тмъ, кто былъ боле обязанъ заботиться о томъ, чтобы главой фамили не былъ сдланъ самозванецъ? Этотъ ребенокъ былъ или настоящй Попенджой, который долженъ быть для него, лорда Джорджа, священне всхъ другихъ мальчиковъ на свт, и къ благосостояню котораго онъ долженъ способствовать всми своими силами, или ребенокъ до такой степени гнусный и непрятный, что онъ обязанъ съ неусыпнымъ старанемъ отстранить его нечестивыя притязаня. Въ этомъ было что то очень серозное, очень трагичное, что-то такое, требовавшее отложить въ сторону весь гнвъ и вс оскорбленя для пользы дла, которое онъ держалъ въ рукахъ.

— Разумется, я могъ подождать, сказалъ онъ:— только я думалъ, что слуга могъ мн сказать объ этомъ.

— Дло въ томъ, Джорджъ, что у насъ здсь двойное хозяйство. Одни слуги говорятъ по-итальянски, друге по-англйски. Я единственный переводчикъ въ дом, и это страшно надодаетъ мн.

— Да, это должно быть хлопотливо.

— Чтоже я могу сдлать для тебя?

Сдлать для него! лордъ Джорджъ вовсе не желалъ, чтобы его братъ сдлалъ для-него что-нибудь. ‘Жить прилично англйскому вельмож и не оскорблять своихъ родныхъ.’ Вотъ единственный правдивый отвтъ, какой онъ могъ дать на такой вопросъ.

— Я думалъ, что ты пожелаешь увидть меня посл твоего возвращеня, сказалъ онъ.

— Ты вздумалъ немножко поздно, но впрочемъ оставимъ это. Итакъ ты нашелъ себ жену.

— Такъ же, какъ и ты.

— Именно. Я нашелъ себ жену. Моя жена происходитъ изъ самой старинной и благороднйшей фамили во всей Европ.

— А моя, внучка содержателя конюшенъ, сказалъ лордъ Джорджъ съ оттнкомъ истиннаго величя:— и благодаря Бога, я могу гордиться ею во всякомъ англйскомъ обществ.

— Вроятно, и особенно потому, что она иметъ деньги.

— Да, она иметъ деньги. Я не могъ жениться на бдной. Но я думаю, что когда ты ее увидишь, теб не будетъ стыдно признать ее своей невсткой.

— Она живетъ въ Лондон, а я здсь.

— Она дочь бротертоискаго декана.

— Слышалъ. Прежде бывало деканами длали только джентльменовъ.

Посл этого наступило молчане, лордъ Джорджъ находилъ труднымъ продолжать разговоръ безъ ссоры.

— Сказать по правд, Джорджъ, я не желаю больше видть твоего декана, онъ былъ здсь и оскорбилъ меня, вскочилъ и засуетился по комнат за то, что я не поблагодарилъ его за честь, которую онъ сдлалъ нашей фамили своимъ родствомъ. Пожалуста, Джорджъ, помни, что чмъ мене ты будешь говорить о декан, тмъ лучше. У меня вдь нтъ никакихъ денегъ изъ конюшенъ.

— Деньги моей жены не изъ конюшни, а изъ лавки продавца свчей, сказалъ лордъ Джорджъ, вскочивъ, точь въ точь, какъ деканъ.

Въ обращени его брата было что то еще хуже словъ, что онъ, ршительно, не могъ переносить. Но онъ опять слъ, а братъ сидлъ и смотрлъ на него съ колкой улыбкою на лиц.

— Я не могу предположить, сказалъ онъ: — чтобы ты желалъ разсердить меня.,

— Конечно, нтъ. Но я желаю, чтобы мы совершенно поняли другъ друга.

— Могу я засвидтельствовать мое уважене твоей жен? смло спросилъ лордъ Джорджъ.

— Мн кажется теб извстно, что мы такъ отдлились другъ отъ друга въ нашихъ бракахъ, что ничего хорошаго не можетъ выйти изъ этого. Кром того, ни ты не можешь говорить съ нею, ни она съ тобой.

— Могу я видть Попенджоя?

Маркизъ помолчалъ, а потомъ позвонилъ.

— Я не знаю, что ты выиграешь чрезъ это, но пусть его принесутъ.

Курьеръ вошелъ въ комнату и получилъ приказане на итальянскомъ язык. Посл этого былъ значительный промежутокъ, во время котораго слуга, итальянецъ, принесъ маркизу чашку шеколаду и кекъ. Маркизъ придвинулъ къ брату газету, а самъ закурилъ папироску и пилъ шеколадъ. Такимъ образомъ прошло больше часа, потомъ въ комнату вошла няня, итальянка съ мальчикомъ, который показался лорду Джорджу лтъ двухъ. Его несла на рукахъ няня, но лордъ Джорджъ подумалъ, что онъ могъ бы и самъ итти. Ребенокъ былъ одтъ нарядно, въ разноцвтныхъ лентахъ, но былъ некрасивый, смуглый мальчишка, съ большими черными глазами, впалыми щеками, и высокимъ лбомъ, совсмъ не похожй на такого Попенджоя, какого было бы прятно видть лорду Джорджу. Лордъ Джорджъ всталъ, подошелъ въ ребенку, наклонился и поцловалъ его въ лобъ.

— Бдненькй, миленькй мальчикъ, сказалъ онъ.

— Ну, бдненькимъ то онъ, надюсь, не будетъ, сказалъ маркизъ.— А относительно того, что онъ миленькй, я сомнваюсь. Если онъ уже теб не нуженъ, она можетъ унести его.

Лорду Джорджу онъ нуженъ не былъ и его унесли.

— Видть, значитъ, врить, сказалъ маркизъ: — это единственная хорошая сторона.

Лордъ Джорджъ сказалъ себ, что въ этомъ случа видть не значило врить.

Въ эту минуту къ дверямъ подъхала открытая коляска.

— Если хочешь ссть на запятки, сказалъ маркизъ: — я могу отвезти тебя въ Кросс-Голлъ, такъ какъ я ду къ матери. Можетъ быть ты вспомнишь, что я желаю быть съ нею наедин.

Лордъ Джорджъ выразилъ свое предпочтене къ прогулк пшкомъ.

— Какъ хочешь. Я желаю сказать теб нсколько словъ. Разумется, мн было очень непрятно, когда вы вс настояли, чтобы остаться въ Кросс-Голл вопреки моимъ желанямъ. Конечно, он дйствовали по твоему совту.

— Отчасти.

— Да, по твоему и Сары. Ты не можешь ожидать, чтобы я забылъ объ этомъ, Джорджъ, вотъ и все.

Тутъ онъ вышелъ изъ комнаты, не давъ брату время отвтить ему.

Глава XXIV.
Маркизъ детъ въ Бротертонъ.

Добрая старая маркиза нсколько подозрвала, что ее считаютъ шпонкой. Она общала разсказывать все своему старшему сыну, и хотя въ сущности ей нечего было разсказывать, хотя маркизу было уже извстно все, а все-таки, въ Кросс-Голл было какое-то разъединене между несчастною старушкой и ея дтьми. Это выказывалось не въ уменьшени вниманя, не въ перемн обращеня, но никто ничего не говорилъ ни о маркиз, ни о Попенджо, и маркиза напустилась на мистрисъ Тофъ.

— Я никогда его не видла, миледи, что же я могу говорить, сказала мистрисъ Тофъ.

— Тофъ, я не врю, чтобы вы желали видть сына и наслдника вашего господина! возразила маркиза.

Тогда мистрисъ Тофъ закусила губы, вздернула носъ и прищурила глаза, и маркиза удостоврилась, что мистрисъ Тофъ не врила Попенджою.

Никто, кром лорда Джорджа не видалъ Попенджоя, никому, кром него не показали этого драгоцннаго ребенка. Разумется, его закидали вопросами, особенно старушка, но отвты не были удовлетворительны.

— Онъ брюнетъ? спросила маркиза.

Лордъ Джорджъ отвтилъ, что ребенокъ очень смуглъ.

— Боже мой! стало быть онъ совсмъ не похожъ на Джерменовъ. Джермены никогда не были блондинами, но и не смуглы. Говорилъ онъ что-нибудь?

— Ни слова.

— Игралъ?

— Няня не спускала его съ рукъ.

— Боже! Похожъ на Бротертона?

— Я не умю судить о сходств.

— Здоровый ребенокъ?

— Не могу сказать. Онъ былъ очень разряженъ.

Тутъ маркиза объявила, что ея младшй сынъ показывалъ неестественное равнодуше къ наслднику фамили. Было очевидно, что она намрена врить Попенджою и не присоединяться къ парти, имвшей низость подозрвать.

Разспросы о ребенк продолжались цлые три дня. Лордъ Джорджъ имлъ намрене вернуться въ Лондонъ въ суботу, и всмъ казалось, что до-тхъ-поръ необходимо было условиться въ чемъ-нибудь. Леди Сара думала, что у маркиза прямо слдовало спросить доказательство его брака, и копю съ метрическаго свидтельства его сына. Она соглашалась, что онъ отнесется съ горькой непрязненностью къ подобному требованю. Но она думала, что это слдуетъ перенести. Она доказывала, что это будетъ самый дружественный поступокъ относительно ребенка. Эти розыски, требуемые обстоятельствами, гораздо лучше сдлать, пока ребенокъ не можетъ ихъ понять. А если доказательства не будутъ предъявлены теперь, то впослдстви его ожидаютъ хлопоты, непрятности, а можетъ быть и разорене. Если необходимыя доказательства будутъ представлены, то никто не пожелаетъ боле вмшиваться въ это дло. Можетъ быть братъ будетъ чувствовать къ нимъ непрязнь, но съ ихъ стороны никакой непрязни не будетъ. Ни лордъ Джорджъ, ни младшая сестра, не опровергали этого, но они желали повременить и потомъ, какъ же начать розыски? Кто долженъ былъ надть колокольчикъ на кота? И какъ имъ продолжать, если маркизъ оставитъ безъ вниманя ихъ просьбу, какъ и слдовало ожидать? Леди Сара тотчасъ пришла къ убжденю, что они должны обратиться къ повренному, но къ какому? Они знали только старика Стокса, фамильнаго ходатая по дламъ. Но Стоксъ былъ повренный лорда Бротертона и едва ли согласится дйствовать противъ своего клента. Леди Сара предположила уговорить Стокса объяснить маркизу, что эти справки должны быть наведены для собственной пользы маркиза. Но лордъ Джорджъ находилъ это невозможнымъ. Было очевидно, что лордъ Джорджъ боялся просить Стокса взяться за это дло.

Наконецъ, договорились до того, что надо просить какого нибудь друга дйствовать съ ними за одно. Не могло быть сомння, кто именно этотъ другъ.

— Будемъ мы просить его или нтъ, а онъ, все-таки, вмшается, сказала леди Сара о декан.— Это касается его дочери, не меньше, чмъ другихъ, или сколько я его понимаю, онъ неспособенъ допустить, чтобы его интересамъ нанесли вредъ.

Лордъ Джорджъ покачалъ головой, но уступилъ. Ему очень не нравилась мысль отдать себя въ руки декану. Онъ чувствовалъ, что деканъ тверже и энергичне его. Но онъ также чувствовалъ, что деканъ былъ сынъ содержателя конюшенъ. Хотя онъ уврялъ брага, что признаться въ этомъ можетъ безъ стыда, ему все-таки было стыдно. Деканъ имлъ наружность джентльмена, но все-таки отъ него какъ будто пахло конюшней. Чувствуя это, лордъ Джорджъ не согласился было соединить свои силы съ декановыми, но когда ему дали на выборъ или отправиться самому къ Стоксу, или обратиться къ декану, то онъ выбралъ послднее. У декана безъ сомння былъ свой собственный повренный, который ни крошечки не дорожилъ маркизомъ.

Въ Кросс-Голл думали, что деканъ прдетъ къ нимъ, зная, что у нихъ его зять, но деканъ не прхалъ, вроятно, ожидая такой же любезности отъ лорда Джорджа. Въ пятницу лордъ Джорджъ рано похалъ въ Бротертонъ, и былъ у декана въ одиннадцать часовъ.

— Я такъ и думалъ, что увижу васъ, сказалъ деканъ очень любезно.— Разумется, я зналъ отъ Мери, что вы здсь. Ну, что вы думаете обо всемъ этомъ?

— Это все не очень прятно.

— Если вы говорите о вашемъ брат, то я долженъ сказать, что онъ очень непрятенъ. Вы, конечно, видли его?

— Да, я видлъ его.

— А ея сятельство?

— Нтъ. Онъ сказалъ, что такъ какъ я не говорю по-итальянски, то ничего хорошаго не выйдетъ.

— И онъ кажется думаетъ, сказалъ деканъ:— что такъ, какъ я говорю по-итальянски, то это было бы опасно. Такъ никто ее не видалъ?

— Никто.

— Это общаетъ много хорошаго! А маенькаго лорда?

— Его приносили ко мн.

— Какъ это любезно! Ну! каковъ онъ? Похожъ на Попенджоя?

— Отвратительная черномазая штучка.

— Не удивляюсь.

— И похожъ… Ну, я не хочу бранить бднаго ребенка, и Богу извстно, что если онъ именно тотъ за кого его выдаютъ, то я готовъ всмъ служить ему.

— Именно такъ, Джорджъ, сказалъ деканъ серозно — очень серозно и очень ласково, имя намрене сдлать прятное лорду Джорджу, если лордъ Джорджъ захочетъ сдлать прятное ему.— Именно такъ. Если мы удостовримся въ этомъ, чего не сдлаемъ мы для этого ребенка, несмотря на грубость отца? Съ нашей стороны нтъ ничего безчестнаго, Джорджъ. Вы знаете, и я знаю, что если бы доказательства происхожденя этого ребенка были въ нашихъ рукахъ и могли быть уничтожены въ одно мгновене, мы напротивъ сдлали бы ихъ гласными завтра же. Если онъ тотъ за кого его выдаютъ, кто будетъ ему мшать? Но если нтъ?

— Подозрне такого рода недостойно насъ, если не основано на весьма сильныхъ причинахъ.

— Справедливо. Но если причины будутъ очень сильныя, то подозрне съ нашей стороны будетъ также справедливо. Взгляните на обстоятельства. Когда онъ вамъ сообщилъ, что женится?

— Около шести мсяцевъ тому назадъ, сколько мн помнится.

— Онъ писалъ: ‘Я женюсь’.

— А теперь онъ увряетъ будто женился три года тому назадъ. Пытался ли онъ это объяснить?

— Онъ ни слова объ этомъ не говоритъ. Онъ не любитъ говоритъ о себ.

— Еще бы! Но человка въ подобныхъ обстоятельствахъ должно заставить говорить о себ. Мы съ вами находимся въ такомъ положени, что должны заставить его говорить. Можетъ быть онъ солжетъ. И можетъ быть надлаетъ намъ большихъ хлопотъ чрезъ это. Такя хлопоты бываютъ дурнымъ послдствемъ, оттого что на свт есть лжецы.

Лордъ Джорджъ поморщился, когда это грубое выражене было примнено къ его родному брату.

— Но лжецамъ всегда ихъ собственная ложь надлаетъ хлопотъ. Если онъ вздумалъ сказать вамъ въ одинъ день, что онъ женится, а потомъ представляетъ вамъ двухлтняго ребенка, какъ своего законнаго сына, вы обязаны думать, что тутъ есть обманъ. Вроятно ли, чтобы человкъ съ такими преимуществами и съ имнемъ, укрпленнымъ за законнымъ сыномъ, позволялъ сомнваться въ законности своего сына, и оставлялъ это безъ вниманя? Вы говорите, что подозрне съ нашей стороны безъ основательныхъ причинъ было, бы недостойно насъ. Я согласенъ съ вами. Но я спрашиваю васъ не имемъ ли мы основательныхъ причинъ къ подозрню? Будемъ откровенны другъ съ другомъ, продолжалъ онъ, видя, что лордъ Джорджъ не отвчаетъ.— Разв вы не подозрваете?

— Подозрваю, отвчалъ лордъ Джорджъ.

— И я. А я намренъ узнать правду.

— Но какимъ образомъ?

— Это мы должны сообразить, но въ одномъ я увренъ, а именно въ томъ, что мы не должны позволять себ бояться вашего брата. Сказать по правд онъ вдь забяка, Джорджъ.

— Я желалъ бы, чтобы вы не бранили его, серъ.

— Я долженъ говорить о немъ дурно. У него скверный характеръ. Онъ старался всячески унизить меня, когда я сдлалъ ему визитъ, потому что чувствовалъ, что мое родство съ вами можетъ сдлавъ меня его врагомъ. А я намренъ не позволять ему унижать меня. Конечно, онъ лордъ Бротертонъ и владлецъ огромнаго помстья. Онъ иметъ много преимуществъ и большую власть, которыхъ я не могу лишить его. Но на все есть границы. Когда человкъ женится гласно, въ своемъ дом, и если ребенокъ родится у него, такъ сказать доказательства находятся на лицо сами по себ. Никакя требованя, по этому поводу не оказываются нужными. Дло просто, и подозрнй никакихъ не можетъ быть. Но онъ сдлалъ все наоборотъ, а теперь льститъ себя мыслью, что можетъ запугать всхъ повелительнымъ обращенемъ. Ему надо дать почувствовать, что этимъ онъ не выиграетъ ничего.

— Сара думаетъ, что его надо пригласить показать необходимыя свидтельства.

Если лордъ Джорджъ выпустилъ титулъ сестры, говоря о ней съ деканомъ, то онъ должно быть ршилъ, что съ деканомъ необходимы очень дружелюбныя сношеня.

— Леди Сара всегда права. Это долженъ быть первый шагъ. Но вы пригласите его сдлать это? Какъ же ему сказать объ этомъ?

— Она думаетъ, что это долженъ сдлать повренный.

— Это должны сдлать или вы или повренный.

На лиц лорда Джорджа выразилось большое смятене.

— Разумется, если это дло останется на моихъ рукахъ — если я долженъ сдлать это — я не сдлаю этого лично. Вопросъ состоитъ въ томъ, можете ли вы первый написать ему объ этомъ?

— Онъ мн не отвтитъ.

— Весьма вроятно. Тогда мы должны взять повреннаго.

Дло это было до такой степени непрятно лорду Джорджу, что не разъ во время этого разговора, онъ почти ршался совсмъ отстранить себя отъ этого, и по-крайней-мр сдлать видъ будто вритъ, что ребенокъ настоящй наслдникъ, несомннный Попенджой. Но деканъ столько же разъ показывалъ ему, что онъ не можетъ отстранить себя.

— Вы будете принуждены, сказалъ деканъ:— выразить ваше мнне, каково бы оно ни было, и если вы думаете, что обманъ былъ, вы не можете не сказать, что думаете это.

Наконецъ ршили, что лордъ Джорджъ напишетъ брату, выскажетъ вс основаня, не для своего собственнаго подозрня, но для всхъ вообще, и будетъ серозно просить показать надлежащя доказательства брака и рожденя ребенка. Если на это письмо, не будетъ обращено вниманя, тогда возьмутъ повреннаго. Деканъ предложилъ своего, мистера Бетля. Лордъ Джорджъ, уже уступивъ, нашелъ удобнымъ уступать во всемъ. Въ конц разговора деканъ предложилъ ‘составить вмст нсколько словъ’, или другими словами написать письмо, которое его зять подпишетъ. И это предложене было также принято лордомъ Джорджемъ.

Оба просидли вдвоемъ часа два, а потомъ, посл завтрака вмст отправились въ городъ. Оба чувствовали, что они теперь тсне связаны другъ съ другомъ. Деканъ былъ этимъ доволенъ вполн. Онъ желалъ, чтобы его зять сдлался маркизомъ еще при жизни его. Такой человкъ, какъ маркизъ по всей вроятности умретъ рано, между тмъ, какъ онъ, деканъ, пользовался полнымъ здоровьемъ. Онъ былъ готовъ на все, чтобы сдлать прятною жизнь лорда Джорджа, если только лордъ Джорджъ будетъ съ нимъ любезенъ и покоренъ.

Но лорда Джорджа тяготили большя сожалня. Онъ составилъ заговоръ противъ главы своей фамили, а заговорщикомъ противъ его брата былъ сынъ содержателя конюшенъ. Могло быть также, что онъ въ заговор противъ своего роднаго племянника, и если такъ, то заговоръ, конечно, не удастся, а вс Джермены заклеймятъ его навсегда какъ гнуснаго и корыстнаго человка.

Домъ декана былъ въ Оград, соединяясь съ соборомъ крытой, выложенной камнемъ дорожкой. Ближайшая дорога изъ дома декана на Большую улицу, шла чрезъ соборъ. Деканъ съ зятемъ прошли чрезъ западный входъ и остановились на нсколько минутъ на улиц пока деканъ говорилъ съ работниками, занятыми поправкою зданя. Потомъ деканъ и лордъ Джорджъ вышли на средину широкой улицы, чтобы взглянуть на работу. Пока они стояли тутъ, на нихъ чуть не нахала коляска и они должны были попятиться назадъ. Въ коляск они увидали лорда Бротертона, закутаннаго въ мха, а возл него даму, еще боле закутанную, чмъ онъ. Для нихъ было очевидно, что онъ ихъ узналъ, онъ даже поднялъ руку, чтобы поклониться брату, когда увидалъ декана. Они оба поклонились, и деканъ, который былъ находчиве, снялъ шляпу и поклонился дам. Но маркизъ не отвтилъ на ихъ поклонъ.

— Это ваша невстка, сказалъ деканъ.

— Можетъ быть.

— Съ какой же другой дамой можетъ онъ хать. Я увренъ, что они оба въ Бротертон первый разъ.

— Желалъ бы я знать, видлъ ли онъ насъ.

— Разумется, видлъ. На меня онъ съ намренемъ не обратилъ вниманя, а на васъ, потому что я былъ съ вами. Я боле не буду безпокоить его моимъ вниманемъ.

Потомъ они пошли на своихъ дламъ, а посл, когда деканъ ‘составилъ вмст нсколько словъ’, лордъ Джорджъ вернулся въ Кросс-Голлъ.

— Пошлите письмо тотчасъ, но адресуйте его изъ Лондона.

Это были послдня слова декана лорду Джорджу.

Это были маркизъ и его жена. Весь Бротертонъ узналъ эту новость. Она зазжала въ какую-то лавку, а маркизъ удостоилъ быть ея переводчикомъ. Весь Бротертонъ теперь зналъ, что новая маркиза дйствительно существовала, а до-сихъ-поръ большая часть Бротертона сомнвалась въ этомъ. Внимане къ бротертонской лавк оцнили въ такой степени, что вс прежня вины маркиза были прощены. Если бы Попенджоя привезли въ бротертонскую кандитерскую и заставили скушать бротертонскй пирожокъ, маркизъ сдлался бы самымъ популярнымъ человкомъ въ окрестностяхъ. Маленькая доброта посл постоянной жестокости всегда тронетъ собачье сердце, а нкоторые говорятъ и женское. Повидимому, такимъ образомъ, можно было тронуть и Бротертонъ.

Глава XXV.
Леди Сюзанна въ Лондонъ.

Несмотря на предостережене, полученное отъ своей прятельницы и родственницы, мистрисъ Гаутонъ, Джекъ Де-Баронъ былъ въ Мюнстер-Корт во время отсутствя лорда Джорджа, и тамъ встртилъ леди Сюзанну. Съ нимъ была и мистрисъ ‘аутонъ, несмотря на то, что подала ему такой прекрасный совтъ. Она, разумется, желала видть леди Сюзанну, которая всегда терпть ее не могла, а Джекъ желалъ познакомиться съ женщиной, которую, какъ его уврили, пригласили въ Лондонъ нарочно для того, чтобы защитить молодую жену отъ его умысловъ. И мистрисъ Гаутонъ, и Джекъ были коротке знакомые въ Мюнстер-Корт, и потому ничего не было страннаго въ томъ, что они захали вмст предъ завтракомъ. Разумется, Джекъ былъ представленъ леди Сюзанн. Об дамы состроили гримасу другъ другу, такъ какъ каждая знала чувства другой къ себ. Мери, подозрвая, что леди Сюзанну пригласили именно для ея защиты отъ этого друга, ршилась быть особенно любезна съ Джекомъ. Она уже успла, по прзд леди Сюзанны, заявить ей, что способна сама распоряжаться своими длами. Леди Сюзанна довольно неудачно намекнула на излишнюю издержку четырехъ восковыхъ свчей, когда он об сидли одн въ гостиной. Леди Джорджъ отвтила, что это очень красиво. Леди Сюзанна сдлала очень серозное возражене, и тогда леди Джорджъ высказалась.

— Милая Сюзанна, позвольте мн самой распоряжаться моими домашними длами.

Разумется, эти слова покоробили леди Сюзанну и, разумется, любовь обихъ дамъ, другъ къ другу не увеличилась. Леди Джорджъ теперь твердо ршилась показать милой Сюзанн, что не боится своей дуеньи.

— Мы отважились посмотрть, не дадите ли вы намъ позавтракать, сказала мистрисъ Гаутонъ.

— Великолпно! воскликнула леди Джорджъ: — кушать-то будетъ нечего, но вдь вамъ все равно.

— Разумется, сказалъ Джекъ.— Я всегда находилъ, что самый лучшй завтракъ бываетъ отъ остатковъ обда слугъ. И мясо лучше, изжарено лучше и подано не холодное.,

Завтракъ былъ обильный, изъ какого бы источника ни происходилъ, и молодые люди были очень веселы. Можетъ быть они немножко шумли. Можетъ быть употребляли въ разговор нсколько невинныхъ выраженй изъ воровского языка. Дамы иногда употребляютъ такя выраженя, и можетъ быть теперь они употреблялись для особеннаго назиданя леди Сюзанны. Но на воровскомъ язык никогда не говорили въ Манор-Кросс и Кросс-Голл, и леди Сюзанна ненавидла его.

Леди Сюзанн казалось, что эти гости не удутъ никогда, а между тмъ, противъ этого самаго человка предостерегалъ ее братъ! И какъ онъ былъ противенъ, по мнню леди Сюзанны! Молокососъ — ршительный молокососъ! Красивый, наглый, фамильярный и постоянно улыбавшйся! Вс эти маленькя достоинства, которыя длали его такимъ прятнымъ для леди Джорджъ, были пятнами и погршностями въ глазахъ леди Сюзанны. По ея мнню, мужчина — по-крайней-мр джентльменъ — долженъ быть высокъ, смуглъ, серозенъ, и скоре молчаливъ, чмъ разговорчивъ. А этотъ Джекъ болтаетъ обо всемъ и не раскроетъ рта безъ воровскихъ выраженй. Въ половин четвертаго, когда они проболтали въ гостиной цлый часъ, проболтавъ за завтракомъ уже прежде цлый часъ, мистрисъ Гаутонъ сдлала ужасное предложене.

— Подемте вс ко мн играть въ бильярдъ.

— Непремнно, сказалъ Джекъ.— Леди Джорджъ, вы уже должны мн дв новыя шляпы.

Играть въ бильярдъ на новыя шляпы! Леди Сюзанна почувствовала, что именно теперь ей слдуетъ вмшаться. Она ршилась быть терпливой и не нападать на леди Джорджъ какъ оскорбленное божество, если какой-нибудь кризисъ не оправдаетъ подобнаго поступка. Но теперь непремнно она должна вмшаться. Играть въ бильярдъ съ Джекомъ Де-Барономъ на новыя шляпы той, которая иметъ надежду сдлаться современенъ маркизой Бротертонской.

— Я проиграла только одну, весело сказала леди Джорджъ:— и наврно отыграюсь сегодня. Вы подете, Сюзанна?

— Конечно нтъ, сказала леди Сюзанна очень угрюмо.

Вс посмотрли на нее, Джекъ Де-Баронъ поднялъ брови и сидлъ съ минуту неподвижно. Леди Сюзанна знала, что Джекъ Де-Баронъ имлъ намрене поднять ее насмхъ. Тутъ она вспомнила, что если эта легкомысленная молодая женщина непремнно захочетъ хать къ мистрисъ Гаутонъ Съ такимъ неприличнымъ собесдникомъ, то ея обязанность къ брату требуетъ, чтобы и она похала.

— Я хотла сказать, прибавила леди Сюзанна:— что я предпочла бы не хать.

— Почему же? спросила Мери.

— Я нахожу, что играть въ бильярдъ на новыя шляпы не… не… не весьма приличное заняте для леди и джентльмена.

Не успла она сказать этихъ словъ какъ почувствовала, что они нсколько преувеличены и не совсмъ кстати.

— Такъ мы будемъ играть на перчатки, замтила Мери.

Она была не такая женщина, чтобы перенести безнаказанно такя нападки.

— Можетъ быть вы согласитесь отложить эту игру до возвращеня Джорджа, сказала его сестра.

— Нтъ, не соглашусь. Я пойду и однусь. Вы можете хать или не хать, какъ вамъ угодно.

Мери вышла изъ комнаты, а леди Сюзанна пошла за ней.

— Она намрена поступать по своему, сказалъ Джекъ, оставшись одинъ съ своей кузиной.

— Она вовсе не такова какою я считала ее, сказалъ мистрисъ Гаутонъ.— Дло въ томъ, что двушку нельзя узнать пока она двушка. Она начинаетъ высказываться только когда выйдетъ замужъ.

Джекъ съ этимъ не согласился, находя, что нкоторыя двушки, извстныя ему, умютъ высказываться и до замужства.

Они вс пошли пшкомъ по парку къ Беркелейскому скверу, приказаня были отданы, чтобы колясочка прхала попозже. Леди Сюзанна, наконецъ, также ршилась итти. Ей было непрятно даже войти въ домъ мистрисъ Гаутонъ, она чувствовала, что обязанность призываетъ ее туда. А когда они пришли на Беркелейскй скверъ, то бильярдной игры не было, но и бильярдъ былъ бы лучше того, что случилось. На стол лежалъ небольшой свертокъ, въ которомъ оказалась колода разрисованныхъ картъ, предсказывавшихъ будущее, и присланная въ подарокъ мистрисъ Гаутонъ какой-то знакомой. По этимъ картамъ начали предсказывать другъ другу будущее, и леди Сюзанн показалось, что он такъ свободно говорятъ о влюбленныхъ и обожателяхъ, какъ будто об какя-нибудь горничныя, а не жены степенныхъ знатныхъ мужей.

— Этотъ брюнетъ иметъ дурные умыслы, злой языкъ и ни копейки денегъ, сказала мистрисъ Гаутонъ, когда карты были разложены на колняхъ леди Джорджъ.— Джекъ, дама съ блокурыми волосами только кокетничаетъ съ вами, она ни крошечки не любитъ васъ.

— Я самъ такъ думаю, сказалъ Джекъ.

— А между тмъ она надлаетъ вамъ страшныхъ хлопотъ. Леди Сюзанна, хотите я вамъ поворожу?

— Нтъ, отвтила леди Сюзанна очень коротко.

Такимъ образомъ продолжался цлый часа, до прзда коляски, и леди Сюзанна все время сидла, не раскрывая губъ. Это была самая невинная ребяческая игра, но для нея она была ужасна. И вс они сидли такъ близко другъ къ другу, и этому человку позволялось вкладывать карты въ руки жены ея брата и брать изъ ея рукъ, какъ будто они братъ и сестра. Потомъ, когда они шли къ колясочк, этотъ противный человкъ отвелъ леди Джорджъ въ сторону и шептался съ нею цлыхъ дв минуты. Леди Сюзанна не слыхала ни слова, но знала, что вс слова были дьявольскя. Она подумала бы это если бы и слышала ихъ.

— Достанется вамъ, леди Джорджъ, сказалъ Джекъ.

— Достанется кому-нибудь другому, а не мн, отвтила леди Джорджъ.

— Хотлось бы мн сдлаться невидимкой и подслушать, были послдня слова Джека.

— Милая Мери, сказала леди Сюзанна какъ только он сли:— вы очень молоды.

— Этотъ недостатокъ исправится самъ по себ.

— Слишкомъ быстро, какъ вы скоро узнаете, но пока, такъ какъ вы женщина замужняя, не слдуетъ ли намъ остерегаться легкомысля юности?

— Да, я полагаю такъ, сказала Мери съ насмшкой посл минутнаго соображеня:— но если бы я была не замужемъ, мн слдовало бы длать то же самое. Это разумется само собой, безъ всякихъ разговоровъ..

Она твердо ршилась не покоряться леди Сюзанн ни въ чемъ, и не принимать отъ нея никакихъ выговоровъ. Она давно уже ршила не позволять бранить себя никому кром мужа и ему какъ можно меньше. Теперь, она сердилась на него за то, что онъ вызвалъ эту женщину присматривать за ней, и ршилась дать ему знать, что она будетъ покоряться только ему, а не его сестр.

— Молодая замужняя женщина, сказала дуенья:— обязана особенно быть осторожна для своего мужа. Она держитъ въ своихъ рукахъ его счасте и его честь.

— А онъ въ своихъ ея счасте и ея честь. Мн кажется, что все это разумется само собой.

— Это, конечно, сказала леди Сюзанна, не зная какъ продолжать, нсколько боясь своей собесдницы, но все съ напряженной серозностью.— Иногда случается, что молодая женщина не совсмъ понимаетъ, что хорошо и что дурно.

— А иногда случается, что и старые люди не понимаютъ. Вотъ недавно судъ отнялъ у майора Джонса жену, потому что онъ всегда билъ ее, а ему уже пятьдесятъ лтъ. Я читала объ этомъ въ газетахъ. Я нахожу, что бываютъ и старые люди таке же дурные какъ и молодые.

Леди Сюзанна чувствовала, что отъ нея отрзали вс апроши, и что она тотчасъ должна устремиться къ цитадели, если намрена взять ее.

— Вы находите, что играть въ бильярдъ… хорошо?

— Нахожу, очень хорошо.

— А какъ вы думаете, Джорджу будетъ прятно, что вы играете съ капитаномъ Де-Барономъ?

— Почему именно съ капитаномъ Де-Барономъ? сказала Мери, свирпо обернувшись къ нападающей.

— Я не думаю, чтобы ему было прятно. И потомъ эта ворожба! Поврьте мн, Мери, это было очень прилично.

— Я ничему подобному не поврю. Неприлично! игра съ разрисованными картами!

— Вы все говорили о любви и о влюбленныхъ, сказала леди Сюзанна, сама не зная такъ ей высказаться, но въ твердомъ убждени, что совершенно права.

— О! какъ это вы можете, Сюзанна, думать дурно о подобныхъ вещахъ! Все о любви и влюбленныхъ! Вдь книги, псни и театральныя представленя наполнены этимъ же. Вы врно не поняли, что это была шутка?

— Я твердо убждена, что Джорджу не понравятся т выраженя, какя вы употребляли съ капитаномъ Де-Барономъ за завтракомъ.

— Если Джорджу не нравится что-нибудь, онъ долженъ самъ сказать мн это, а не поручать этого вамъ. Если онъ предпишетъ мн, что я должна длать, я буду исполнять. А на ваши предписаня я не буду обращать ни малйшаго вниманя. Вы здсь моя гостья, а не гувернантка, и я нахожу ваше вмшательство очень дерзкимъ.

Это были сильныя выраженя, такя сильныя, что леди Сюзанна нашла невозможнымъ продолжать разговоръ въ эту минуту. Он даже ничего не говорили цлый день, и за обдомъ и вечеромъ, пока леди Сюзанна не взяла подсвчникъ, чтобы уйти въ свою спальню.

Домашняя война ничмъ такъ ясно не обозначается какъ положительнымъ молчанемъ. Но леди Сюзанна, уходя спать, подумала, что можетъ быть будетъ благоразумне сдлать маленькое усиле, чтобы помириться. Она не имла никакого намреня отступиться отъ сдланныхъ ею обвиненй. Ей въ голову не приходило признать себя неправой. Но все-таки она ршилась сдлать шагъ къ миру.

— Разумется, сказала она: — я высказалась только отъ моей любви къ Джорджу и отъ моей заботливости къ вамъ.

— Относительно меня я нахожу эту заботливость ошибочной, сказала Мери.— Разумется, я скажу Джорджу, но даже ему я скажу, что не допускаю ничьей власти надъ собой кром его.

— Выслушайте меня…

— Нтъ. Вы обвинили меня въ неприличномъ поведени… съ этимъ человкомъ.

— Я нахожу, начала леди Сюзанна, не зная какя употребить выраженя, боясь высказать слишкомъ большую твердость и въ тоже время сознавая, что слабость будетъ безразсудна: — я нахожу, что всякое… всякое… кокетство ужасно гадко!

— Сюзанна, сказала леди Джорджъ, вздрогнувъ отъ этихъ непрятныхъ словахъ: — я никогда больше не буду съ вами говорить.

Слдующй день прошелъ почти въ совершенномъ молчани. Это была пятница и об знали, что лордъ Джорджъ будетъ дома завтра. Времени было такъ мало, что нкогда было писать къ нему. Каждая хотла разсказать по своему и каждая должна была ждать его прзда. Мери, съ самой холодной вжливостью исполняла обязанности хозяйки. Леди Сюзанна длала нсколько усилй къ миру, но потерпвъ неудачу, скоро отказалась отъ всякихъ попытокъ.

Захала тетушка Джу съ своей племянницей, но ихъ разговоръ не уменьшилъ холодности. Потомъ леди Сюзанна вызжала одна въ колясочк, но это было уже условлено заране. Он молча отобдали, молча читали свои книги, и молча встртились утромъ за завтракомъ. Въ три часа лордъ Джорджъ прхалъ, и Мери, сбжавъ внизъ, увела его въ столовую. Поцловавъ его, она начала:

— Джорджъ, ты никогда не долженъ приглашать сюда опять Сюзанну.

— Почему? спросилъ онъ.

— Она оскорбила меня. Она говорила вещи такя гадкя, что я не могу ихъ повторить, даже теб. Она въ глаза обвинила меня въ кокетств. Отъ нея я не хочу этого переносить. Если бы ты сказалъ мн это, это убило бы меня, но, разумется, ты можешь говорить, что хочешь. Но она не должна бранить меня и говорить мн, что я такая, и сякая, потому, что я не такъ величественно держу себя какъ она. Вришь ты, Джорджъ, что я кокетничала?

Она говорила съ такою пылкостью, что онъ никакъ не могъ остановить ее.

— Ты хочешь, чтобы она обращалась со мною такимъ образомъ?

— Это очень нехорошо, сказалъ онъ.

— Что нехорошо? Разв хорошо, что она говорит мн такя вещи? Неужели ты возьмешь ея сторону противъ меня?

— Милая Мери, ты кажется взволнована.

— Разумется, я взволнована. Неужели ты желаешь, чтобы я не волновалась, когда мн говорятъ такя вещи? Ты вдь не возьмешь ея сторону противъ меня?

— Я еще не выслушалъ ее.

— И ты повришь ей противъ меня? Неужели она будетъ въ состояни уврить тебя, что я кокетничала! Если такъ, тогда все кончено.

— Что кончено?

— Ахъ, Джорджъ! зачмъ ты женился на мн, если не можешь мн врить?

— Кто говоритъ, что я теб не врю? Я полагаю дло въ томъ, что ты держала себя немножко… безразсудно.

— Что? Я разговаривала, смялась, мн было весело, и это называется безразсудствомъ. Она находитъ, что смяться неприлично, и называетъ воровскимъ нарчемъ каждое слово, которое взято не изъ грамматики. Ступай лучше выслушать ее, если теб не о чемъ говорить со мной.

Лордъ Джорджъ тоже это думалъ, но онъ остался нсколько минутъ въ столовой, наклонился къ жен, которая бросилась въ кресло, и поцловалъ ее. А она только покачала головой, но не отвтила на его ласку. Потомъ онъ медленно ушелъ наверхъ.

Нтъ никакой надобности разсказывать подробно, что происходило тамъ. Леди Сюзанна выражалась не злобно. Она много говорила о молодости Мери и о томъ, что капитанъ Де-Баронъ неприличный собесдникъ для нея. Она очень возставала противъ воровского языка и относилась гораздо сурове къ мистрисъ Гаутонъ чмъ къ Джеку. Она не имла намреня говорить, что Мери дозволяла этому джентльмену оказывать ей неприличное внимане. Но Мери по своей молодости не могла знать, какое внимане прилично и какое неприлично. Для леди Сюзанны это казалось такъ серозно, что она почти не упомянула о личной ссор.

— Конечно, Джорджъ, сказала она: — молодыя особы не любятъ замчанй, но безъ этого нельзя. И я должна сказать, что Мери такъ же мало любитъ это какъ и вс.

Такое множество непрятностей, свалившихся въ одно время на плечи бднаго лорда Джорджа, почти подавили его. Онъ вернулся въ Лондонъ съ головой, наполненной тмъ ужаснымъ письмомъ, которое далъ слово написать, но это письмо теперь совсмъ выскользнуло изъ головы его. Ему было необходимо устранить эти домашня непрятности и, разумется, онъ вернулся къ своей жен. Разумется также, она чрезъ нсколько времени поставила на своемъ. Онъ долженъ былъ уврить ее, что никогда не думалъ, чтобы она кокетничала. Онъ долженъ былъ сказать, что она неупотребляла неприличныхъ выраженй въ разговор. Онъ долженъ былъ поклясться, что ворожба на картахъ совершенно невинна. Тогда Мери удостоила сказать, что она теперь будетъ вжлива къ Сюзанн, но прибавила, что никогда боле эта золовка не будетъ гостить въ ея дом.

— Ты еще и теперь не знаешь, Джорджъ, всего, что она мн сказала, и какимъ образомъ обращалась со мной.

Глава ХXVI.
Деканъ возвращается въ Лондонъ.

— Такъ ты не желаешь, чтобы я продолжала знакомство съ капитаномъ Де-Барономъ?

Этотъ вопросъ Мери сдлала своему мужу въ понедльникъ посл его возвращеня. Въ этотъ день леди Сюзанна вернулась въ Бротерширъ, нсколько ускоривъ свое возвращене вслдстве непрятныхъ отношенй въ Мюнстер-Корт. Вс здили въ церковь въ воскресенье, и леди Сюзанна употребляла вс силы, чтобы примириться съ своей невсткой. Но она не знала свта и не понимала какъ оскорбительно для молодой женщины такое вмшательство, въ какомъ она оказалась виновна. Она не могла понять, какое обидное чувство кипло въ груди Мери. Обида заключалась не только въ сказанныхъ словахъ, но выражене лица леди Сюзанны въ присутстви этого человка, показывало тоже обвинене, такъ что его могъ видть и понять этотъ человкъ. Мери ршилась употребить вс силы, чтобы не дать никому предположить, что она боится своей золовки, но ршилась въ то же время считать леди Сюзанну всегда своимъ врагомъ. Она уже отказалась отъ своей угрозы никогда не говорить съ своей гостьей, но все, что говорила леди Сюзанна, все, что могъ сказать лордъ Джорджъ, нисколько не смягчило ея сердца. Эта женщина сказала ей, что она кокетка, увряла, что она длала и говорила неприличныя вещи. Эта женщина прхала шпонить, и эта женщина никогда не будетъ ея другомъ. При подобныхъ обстоятельствахъ, лордъ Джорджъ нашелъ невозможнымъ не упомянуть опять объ этомъ непрятномъ предмет, и такимъ образомъ вызвалъ вышеприведенный вопросъ.

Мери при этомъ посмотрла на мужа такъ пристально, что онъ догадался на сколько его настоящее спокойстве будетъ зависть отъ отвта, который онъ дастъ.

Конечно, онъ былъ противъ ея знакомства съ Джекомъ Де-Барономъ. Несмотря на то, что онъ принужденъ былъ сказать по прзд для ея успокоеня, онъ не любилъ воровского нарчя, не любилъ ворожбы на картахъ, не любилъ бильярда. Во всемъ этомъ онъ сочувствовалъ своей сестр. Онъ любилъ проводить время съ мистрисъ Гаутонъ, но ему ужасно было думать, что его жена любитъ проводить время съ Джекомъ Де-Барономъ. Но онъ не могъ сказать ей этого.

— Нтъ, сказалъ онъ:— я не имю ничего противъ этого.

— Разумется, если ты захочешь, я никогда не увижусь съ нимъ. Но это будетъ ужасно. Ему придется сказать… что ты ревнуешь.

— Я нисколько не ревную, сказалъ онъ съ гнвомъ: — ты не должна употреблять подобныхъ выраженй.

— Я и не употребила бы, если бы не непрятности, которыя надлала твоя сестра. Но посл всего, что она наговорила, надо же было объясниться. Капитанъ Де-Баронъ, мн очень нравится, какъ вроятно теб нравятся другя дамы. Что же въ этомъ дурного?

— Я никогда не подозрвалъ ничего.

— Но Сюзанна подозрвала. Разумется, теб все это непрятно, Джорджъ. И мн непрятно. Я была такъ огорчена, что выплакала почти вс глаза. Но, если люди хотятъ сплетничать, что съ этимъ подлаешь? Остается только не приглашать къ себ сплетницъ.

Для него хуже всего было то, что жена его очевидно одерживала надъ нимъ верхъ. Когда онъ на ней женился, а этому прошло не боле девяти мсяцевъ, она была двочкой совершенно къ его рукахъ, не изъявляя притязанй на самостоятельность, а желая, чтобы онъ руководилъ ею во всемъ. Но теперь она быстро пробртала самостоятельность и не имла никакого уваженя къ величю его фамили. Леди Сюзанна, которую вс считали такой величественной, была для нея ничмъ не боле всякой другой Сюзанны. Онъ почти жаллъ, что не сдлалъ возраженя противъ ея знакомства съ Джекомъ Де-Барономъ. Но тогда, конечно, была бы сцена, и она можетъ быть сказала бы своему отцу. Это вдвойн было бы непрятно, такъ какъ именно теперь ему было необходимо находиться съ деканомъ въ хорошихъ отношеняхъ. Предстояла борьба съ братомъ, а лордъ Джорджъ чувствовалъ, что безъ декана онъ не можетъ вести этой борьбы.

Давъ свое согласе на знакомство съ Джекомъ Де-Барономъ, онъ отправился въ свой клубъ писать письмо, которое было въ сущности только копей со словъ декана, которыя онъ носилъ въ карман съ тхъ самыхъ поръ, какъ ухалъ отъ декана, и которыя состояли въ слдующемъ:

Мюнстер-Кортъ, 26-го апрля 187 —

‘Любезный Бротертонъ, меня принуждаютъ писать къ теб весьма непрятныя обстоятельства, и о такомъ предмет, котораго я охотно избгнулъ бы, если бы чувство долга позволяло мн молчать.

‘Ты помнишь, что писалъ мн въ октябр о своей женитьб. ‘Я женюсь на маркиз Луиджи’ были твои слова. До этой минуты мы ничего не слыхали объ этой дам и о твоемъ намрени жениться на ней. Когда я сообщалъ теб о моемъ намрени вступить въ бракъ за нсколько мсяцевъ предъ этимъ, ты только отвтилъ, что теб, вроятно, скоро самому понадобится Манор-Кроссъ. Теперь же оказывается, что когда ты писалъ намъ о твоемъ намрени вступить въ бракъ, ты былъ женатъ уже два года, а когда я сообщалъ теб о моемъ брак, у тебя былъ уже годовой ребенокъ, хотя, конечно, я могъ ожидать, что ты сообщишь мн объ этомъ въ то время.

‘Прошу тебя врить, что теперь меня побуждаютъ писать къ теб не подозрня мои, но я знаю, что если все это будетъ оставлено въ такомъ положени, въ какомъ твои дла находятся теперь, то подозрня возникнутъ на будущее время. Я пишу въ интересахъ твоего сына и наслдника, и для него умоляю тебя передать тотчасъ въ руки твоего повреннаго доказательства законности твоего брака и рожденя твоего сына. Моему повренному также необходимо видть эти доказательства въ рукахъ твоего повреннаго. Если бы ты умеръ при настоящемъ положени дла, то я былъ бы обязанъ принять мры, которыя были бы враждебны интересамъ Попенджоя. Мн, кажется, ты самъ долженъ это чувствовать. А между тмъ, ничто не можетъ быть дальше отъ моихъ желанй. А если мы умремъ оба, то затруднене еще увеличится, такъ какъ въ такомъ случа дйствовать будутъ дальне члены фамили.

‘Надюсь, ты повришь мн, когда я скажу, что мое единственное желане устроить все удовлетворительно.

Любящй тебя братъ

‘Джорджъ Джерменъ’.

Когда маркизъ получилъ это письмо, оно нисколько его не удивило. Лордъ Джорджъ сказалъ своей сестр Сар, что письмо онъ напишетъ и даже разсуждалъ съ нею о словахъ, продиктованныхъ деканомъ. Леди Сара думала, что такъ какъ деканъ былъ человкъ умный, то лучше привести въ письм его слова. Потомъ сказали леди Амели, которая, зная, что ея братъ будетъ разсуждать объ этомъ съ деканомъ, просила, чтобы съ нею не обращались, какъ съ посторонней. Леди Амели было сказано не все, и не все леди Амеля разсказала матери. Но маркиза узнала достаточно и избавила своего сына отъ удивленя, когда онъ получилъ письмо брата.

Маркизъ тотчасъ отвтилъ на письмо.

‘Любезный братъ’, писалъ онъ:— ‘я не нахожу нужнымъ сообщать теб причины, заставившя меня не разглашать о моемъ брак. Ты заключаешь очень опрометчиво, что если бракъ не гласенъ, то онъ незаконный. Я радъ, что ты не подозрваешь ничего, и прошу тебя врить, Что мн ршительно все равно, подозрваешь ты или нтъ. Когда ты, или кто-нибудь другой пожелаетъ разузнать, то ты, или онъ, или они увидятъ, что я позаботился о доказательствахъ. Я не зналъ, что у тебя есть повренный. Я могу только надяться, что онъ не разоритъ тебя поисками за птичьимъ молокомъ.

‘Искренно преданный теб

‘Б.’

Это было неудовлетворительно само по себ, но все-таки заставило лорда Джорджа поврить, что Попепджой былъ Попенджой. Онъ искренно желалъ, чтобы Попенджой былъ Попенджоемъ. Онъ не желалъ ни титула, ни имня и не было въ его сердц вроломства къ брату и его семь. Потомъ хлопоты, издержки и непрятности такой борьбы такъ ужасали его воображене, что онъ радовался возможности избгнуть этого. Но вся бда была въ декан. Лордъ Джорджъ чувствовалъ, что деканъ не останется доволенъ. Согласно условю, онъ послалъ декану копю съ письма брата и прибавилъ, что по его убжденю бракъ былъ законный, наслдникъ настоящй, и что вс дальнйше дйствя будутъ безполезны. Не нужно говорить, что деканъ остался доволенъ. На слдующй день предъ обдомъ деканъ былъ въ Мюнстер-Корт.

— О папа! воскликнула Мери:— я такъ рада видть васъ.

Не прхалъ ли онъ по поводу капитана Де-Барона? Если такъ, она разскажетъ ему все.

— Что привело васъ сюда такъ неожиданно? Зачмъ вы не написали? Джорджъ должно быть въ клуб.

Джорджъ въ это время былъ у мистрисъ Гаутонъ.

— О да, онъ будетъ обдать дома. Не случилось ли чего-нибудь непрятнаго въ Манор-Кросс, папа?

Отецъ былъ такъ ласковъ съ нею, что она примтила тотчасъ, что онъ прхалъ не по поводу капитана Де-Барона. Жалобы на ея поведене еще не дошли до него.

— Гд вашъ чемоданъ, папа?

— Я остановился въ гостиниц въ Суфольской улиц. Я буду здсь только одну ночь, можетъ быть дв, и такъ какъ мн пришлось прхать неожиданно, я не хотлъ длать теб хлопотъ.

— О, папа, какъ это дурно съ вашей стороны.

Это она сказала тмъ искреннимъ тономъ, который вызываетъ довре. Декану очень хотлось, чтобы дочь любила бесдовать съ нимъ. Въ той игр, которую онъ намревался разыграть, содйстве Мери и ея вляне на мужа будутъ очень необходимы ея отцу. Она должна быть Ловелесъ скоре чмъ Джерменъ, пока не сдлается важной дамой въ фамили Джерменъ. Деканъ зналъ, что лордъ Джорджъ нсколько его боится, но этого избгнуть было нельзя, съ дочерью своей онъ долженъ быть любезенъ и никогда не показывать ей родительской строгости и клерикальной скуки.

— Я надомъ теб до смерти если буду прзжать слишкомъ часто и неожиданно, сказалъ онъ, смясь.

— Но зачмъ вы прхали, папа.

— Меня заставилъ прхать маркизъ, душа моя, мн кажется, что маркизъ еще довольно долго будетъ имть значительное вляне на мои поступки.

— Маркизъ!

Деканъ ршилъ, что дочь его должна знать все. Если мужъ не говоритъ ей, то скажетъ онъ.

— Да, маркизъ. Можетъ быть мн слдовало бы сказать маркиза, только мн не хочется давать этотъ титулъ дам, которая, по моему мнню, не иметъ никакого права на него.

— Неужели все это поднимается теперь?

— Чмъ дольше откладывать, тмъ больше будетъ хлопотъ для всхъ. Невозможно допустить, чтобы человкъ въ его положени, говорилъ намъ будто его сынъ законный, когда этотъ сынъ родился за годъ до того, какъ онъ объявилъ о своемъ намрени жениться, и чтобы онъ отказывалъ показать намъ доказательства.

— Вы спрашивали его?

Мери, длая этотъ вопросъ, была поражена торжественностью этого дла.

— Спрашивалъ Джорджъ.

— Что же сдлалъ маркизъ?

— Отвтилъ насмшкой. Онъ думаетъ, что насмшками озадачитъ всхъ. Когда я былъ у него, онъ поднялъ меня насмхъ. Но онъ долженъ будетъ узнать, что его насмшки не могутъ лишить тебя твоихъ правъ.

— Я желала бы, чтобы вы не думали о моихъ правахъ, папа.

— Твои права вроятно будутъ правами и другого лица.

— Я знаю, папа, а все-таки…

— Это необходимо сдлать и Джорджъ вполн согласенъ со мною. Письмо, которое онъ написалъ брату, составили мы съ нимъ вдвоемъ. Леди Сара также согласна съ этимъ и леди Сюзанна…

— О, папа, я терпть не могу Сюзанну.

Это она сказала со всей силою своего краснорчя.

— Я понимаю, что она можетъ быть очень непрятна.

— Я сказала Джорджу, что она не должна боле прзжать въ гости ко мн.

— Что же она сдлала?

— Я не могу ршиться передать вамъ то, что она говорила. Джорджу, разумется, я сказала. Она гадкая, злая — она подозрваетъ меня во всемъ.

— Надюсь, что не было никакихъ непрятностей.

— Напротивъ, непрятности были очень большя, пока Джорджа не было. Разумется, я не обращала на это вниманя, когда онъ воротился.

Деканъ, который сначала было испугался, успокоился, узнавъ, что между женой и мужемъ ссоры не было. Вскор пришелъ лордъ Джорджъ, и съ удивленемъ увидалъ, что его письмо такъ скоро вызвало декана. Никакихъ разсужденй до обда не было, но потомъ деканъ выразился очень ясно и очень повелительно. Напрасно лордъ Джорджъ спрашивалъ, что могутъ они сдлать, и уврялъ, что вс непрятности, какя могутъ впослдстви возникать, обрушатся на голову его брата.

— Но мы должны предупредить эти непрятности на кого бы он не обрушились, сказалъ деканъ.

— Я не вижу что мы можемъ сдлать.

— И я не вижу, потому что мы не юристы. Юристъ сейчасъ скажетъ намъ. Можетъ быть намъ придется послать комиссонера въ Италю навести справки.

— Мн было бы непрятно дйствовать такимъ образомъ съ моимъ братомъ.

— Разумется, вашему брату слдуетъ сказать объ этомъ, или скоре надо сказать повренному вашего брата, чтобы онъ могъ ему посовтовать какъ слдуетъ тутъ поступить. Мы ничего не должны длать тайно — и не сдлаемъ ничего такого, чего мы должны были бы стыдиться.

Деканъ предложилъ отправиться на слдующй день къ своему ходатаю по дламъ, Бетлю, но этотъ шагъ показался лорду Джорджу такимъ ршительнымъ объявленемъ войны, что онъ просилъ отложить еще на день, и наконецъ ршили, что самъ онъ отправится къ Стоксу, повренному Джарменовъ. Маркизъ съ насмшкой замтилъ брату, что онъ какъ младшй братъ не имлъ права имть повреннаго. Но въ сущности лордъ Джорджъ имлъ гораздо боле дла съ Стоксомъ, чмъ маркизъ. Всми фамильными длами управлялъ Стоксъ. Можетъ быть маркизъ хотлъ этимъ сказать, что по фамильнымъ счетамъ, составляемымъ можетъ быть раза три въ годъ, уплачивалъ повренному онъ.

Лордъ Джорджъ захалъ къ Стоксу и нашелъ его весьма мало расположеннымъ подать свое мнне. Стоксъ былъ человкъ честный, не любившй хлопоты такого рода. Онъ откровенно сознавался, что есть основаня для справокъ, но не думалъ, чтобы онъ долженъ былъ наводить ихъ. Онъ, конечно, поговоритъ съ маркизомъ, если лордъ Джорджъ возьметъ другого повреннаго и этотъ повренный обратится къ нему. А пока онъ думалъ, что справки наводить еще рано. Маркизъ можетъ быть самъ сдлаетъ все нужное. Онъ былъ вжливъ, любезенъ, почтителенъ, но не могъ подать ни утшеня, ни совта, и какъ вс ходатаи, стоялъ за отсрочку.

— Вы, конечно, должны помнить, лордъ Джорджъ, что я повренный вашего брата, и въ этомъ дл буду дйствовать съ нимъ за одно.

Все это лордъ Джорджъ повторилъ въ этотъ вечеръ декану, а деканъ только сказалъ, что это разумется само собой.

Рано утромъ, на слдующй день деканъ и лордъ Джорджъ отправились вмст къ Бетлю. Лордъ Джорджъ чувствовалъ, что тесть тащитъ его насильно, но чувствовалъ также, что не можетъ противиться ему. Бетль, имвшй контору въ Линкольн-Инн, совсмъ не походилъ на Стокса, который велъ свои дла не въ контор, а въ своемъ дом въ Вест-Энд, который приготовлялъ завщаня и брачные контракты для знатныхъ людей, и собственно говоря, мало занимался юридическими длами. Бетль былъ человкъ предпримчивый, и деканъ познакомился съ нимъ чрезъ Талловаксовъ — человкъ очень умный, и можетъ быть немножко хитрый. Но ходатай по дламъ долженъ быть хитеръ, и не слдуетъ предполагать, чтобы Бетль прибгалъ къ хитростямъ въ длахъ. Это былъ красивый, дородный мужчина, лтъ шестидесяти, съ сдыми волосами, гладко выбритымъ лицомъ, блестящими зелеными глазами, правильнымъ носомъ и ртомъ — человкъ привлекательный, пока какое то тревожное выражене въ глазахъ не привлечетъ наконецъ вниманя, и не перемнитъ нсколько мння о немъ.

Деканъ разсказалъ ему всю исторю, а онъ все время сидлъ съ весьма прятнымъ видомъ, съ улыбкой на лиц и потиралъ об руки. Все было выставлено на видъ. Показано письмо маркиза, въ которомъ онъ писалъ брату, что намренъ жениться. Указано, что рождене ребенка было скрыто до тхъ поръ, пока отецъ не ршился прхать домой. Описана нелпость поведеня маркиза съ тхъ поръ, какъ онъ прхалъ. Выставлена странность того обстоятельства, что онъ не позволилъ никому изъ родныхъ познакомиться съ его женой. Разумется, все это объяснялъ деканъ, а не лордъ Джорджъ, который, слыша все это, почти сталъ считать декана своимъ врагомъ. Наконецъ онъ сказалъ:

— Разумется, вы поймете, мистеръ Бетль, что мы желаемъ имть доказательства только для того, чтобы впослдстви не было хлопотъ.

— Именно, милордъ.

— Мы не желаемъ итти наперекоръ моему брату, или сдлать вредъ его ребенку.

— Мы желаемъ узнать правду, сказалъ деканъ.

— Именно.

— Гд скрытность, тамъ должно быть и подозрне, доказывалъ деканъ.

— Безъ сомння.

— Но все должно быть сдлано открыто, сказалъ лордъ Джорджъ.— Я не желаю сдлать шага безъ того, чтобы этого не зналъ мистеръ Стоксъ. Если бы мистеръ Стоксъ сдлалъ это самъ, для пользы моего брата, было бы гораздо лучше.

— Это врядъ ли вроятно, сказалъ деканъ.

— Это вовсе невроятно, замтилъ Бетль.

— Я не могу участвовать въ процесс враждебномъ интересамъ моего брата, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Для процесса нтъ никакого основаня, сказалъ повренный.— Мы не можемъ подать жалобу на маркиза за то, что онъ хочетъ называть маркизой ту особу, съ которой онъ живетъ, или потому что онъ называетъ лордомъ Попенджоемъ какого-то ребенка. Поведене вашего брата можетъ быть безразсудно, судя потому, что вы мн говорите, я это нахожу, но оно не преступно.

— Такъ слдовательно ничего не слдуетъ длать, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Сдлать можно многое. Можно теперь навести справки, которыя впослдстви были бы невозможны.

Тутъ онъ попросилъ недлю на обсуждене этого дла и попросилъ обоихъ захать къ нему тогда.

Глава XXVII.
Опять баронесса Банманъ.

Дня чрезъ два посл этого разговора въ контор Бетля, лордъ Джорджъ получилъ отъ него письмо съ извщенемъ, что такъ какъ онъ, Бетль, не можетъ еще подать своего совта чрезъ недлю, то проситъ прхать въ конц двухъ недль. Для лорда Джорджа эта отсрочка была скоре прятна, такъ какъ онъ не особенно желалъ возвращеня своего тестя и розысковъ по вопросу о наслдник брата.

Но деканъ, получивъ письмо повреннаго, былъ увренъ, что Бетль не намренъ терять время просто на обсуждене дла. Наврно онъ наведетъ предварительныя справки, хотя ему не было дано положительныхъ инструкцй. Онъ вовсе не сожаллъ объ этомъ, но былъ увренъ, что лордъ Джорджъ, очень разсердится, если узнаетъ. Онъ отвтилъ, что будетъ въ Мюнстер-Корт вечеромъ наканун назначеннаго дня.

Былъ май мсяцъ и Лондонъ сялъ всей веселостью сезона. Щеголяли нарядами и экипажами. Мужчины и женщины, по особенно женщины, какъ будто усиленно прискивали новый способъ тратить деньги. Конечно, многе поставщики не получали по счетамъ, главы семействъ находились въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, но по наружности вест-эндскй свтъ владлъ несмтнымъ богатствомъ. Для тхъ кто зналъ эти вещи много лтъ, для двушекъ, которыя теперь вступали въ седьмую или восьмую кампаню, во всемъ этомъ было что то дловое, хотя волновавшее ихъ, но и отнимавшее удовольстве отъ веселостей. Тотъ балъ не можетъ быть прятенъ, гд вы не можете танцовать съ человкомъ, который вамъ нравится, и гд васъ не приглашаетъ человкъ, котораго вы желаете. Потомъ эти усиля улыбаться, притворно кокетничать, и играть роль, быть веселыми съ веселыми, серозными съ серозными, дло слишкомъ трудное для того, чтобы оно могло доставить удовольстве.

Но у нашей героини не было такого дла. Она возбуждала большой восторгъ и могла вполн имъ наслаждаться. Ей не предстояло никакой задачи. Кто знаетъ, можетъ быть время отъ времени въ ея душ мелькало сожалне, что если бы она видла все это до своего замужства, а не посл, то можетъ быть нашла бы для себя боле веселую долю въ жизни! Если такъ, то сожалне это имло только одно послдстве — возобновлене такъ часто принимаемаго намреня влюбиться въ своего мужа. Почти у всхъ ея знакомыхъ дамъ были свои экипажи и верховыя лошади. У нея была только колясочка, и то по щедрости отца. Деканъ, прхавъ въ Лондонъ, привезъ съ собою лошадь, на которой Мери прежде здила, и изъявилъ желане, чтобы она оставила эту лошадь у себя. Но лордъ Джорджъ съ заботливостью мужа, а можетъ быть и съ нерасположенемъ бднаго человка къ расточительности, не далъ на это позволеня.

Мери также скоро узнала настоящй блескъ брильянтовъ, прелесть жемчуга, великолпе рубиновъ, между тмъ какъ сама она носила только т недорогя вещи, которыя получила отъ отца. Когда она танцовала въ обширныхъ комнатахъ и обдала въ великолпныхъ залахъ, и поднималась на величественныя лстницы, она припоминала, какъ былъ не великъ домъ въ Мюнстер-Корт, и что ей приходилось оставаться тамъ только еще нсколько недль до того, какъ ее повезутъ въ скучный Кросс-Годлъ. Но она всегда возвращалась къ своему прежнему намреню. Ей такъ льстили, за ней такъ ухаживали, ее такъ баловали, что она не могла не чувствовать, что узнай она все это раньше, то ея судьба была бы совсмъ другая, но можетъ быть она была бы мене счастлива. Она все старалась уврить себя, что лордъ Джорджъ именно таковъ, какимъ ему слдуетъ быть.

Два или три обстоятельства однако были ей непрятны. Она очень любила балы, но скоро увидала, что лордъ Джорджъ не любитъ ихъ, и будучи на бал, всегда спшитъ хать домой. Она была замужняя женщина и могла здить одна, но ей это не нравилось, да и онъ не позволялъ. Иногда она здила съ другими. Мистрисъ Гаутонъ всегда была готова хать съ нею, и старая мистрисъ Монтакют-Джонсъ здившая везд, очень ее полюбила. Но ея мужу это не нравилось и, разумется, она должна была подчиниться его вол. Это могло устраиваться время отъ времени и, разумется, было тмъ прятне, но все въ душ ея преобладало чувство, что входъ въ этотъ Элизумъ былъ не такъ доступенъ ей, какъ другимъ.

Потомъ въ одинъ день, или лучше сказать въ одну ночь, ее постигло большое горе, горе, лишившее эти земные Элизумы половину ихъ прятностей. Лордъ Джорджъ сказалъ ей, что онъ не желаетъ, чтобы она вальсировала.

— Почему? спросила она невинно.

Они возвращались въ колясочк домой, и Мери отъ души веселилась въ дом мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Лордъ Джорджъ сказалъ, что онъ не можетъ объяснить причины. Онъ сказалъ немножко длинную рчь, въ которой спрашивалъ жену, разв ей неизвстно что многя замужня женщины не вальсируютъ.

— Разумется, он перестаютъ вальсировать, когда состарются, сказала она.

— Я увренъ, сказалъ онъ:— что, когда я говорю, что это мн не нравится, то этого достаточно.

— Совершенно, отвтила она:— для того, чтобы я не вальсировала, хотя недостаточно для удовлетвореня моего любопытства почему я не должна.

Онъ ничего больше не сказалъ, и такимъ образомъ дло это было ршено. Тутъ она вспомнила, что она вальсировала послднй разъ съ Джекомъ Де-Барономъ. Неужели ея мужъ ревновалъ? она сознавала, что находитъ большое удовольстве вальсировать съ капитаномъ Де-Барономъ, потому что онъ вальсировалъ такъ хорошо. А теперь это удовольстве кончилось навсегда! Чего не любилъ ея мужъ, вальса или Джека Де-Барона?

Чрезъ нсколько времени посл этого леди Джорджъ удивило посщене баронессы Банманъ. Посл достопамятнаго вечера въ Институт, Мери не разъ видла тетушку Джу и спрашивала, какъ преуспваетъ дло архитекторшъ, но съ баронессой не встрчалась никогда. Тетушку Джу, повидимому смущали эти вопросы. Она уже не старалась привлечь леди Джорджъ въ члены общества, и повидимому желала уклониться отъ этого предмета. Такъ какъ знакомство леди Джорджъ съ баронессой было сдлано чрезъ тетушку Джу, она была теперь удивлена, зачмъ эта нмка прхала къ ней.

Нмка начала разсказывать какую-то исторю съ такою пылкостью, что бдная Мери не поняла и половины ея словъ. Но она смекнула, что съ баронессой поступили очень дурно тетушка Джу и леди Селина Протестъ. Наконецъ, оказалось, что баронессу призвали изъ Бавари съ общанемъ пользоваться исключительно залою Института въ извстные вечера, но что теперь это право отъ нея отняли. Въ Институт предпочли ея младшую соперницу мисъ докторъ Оливю Плибоди, не пользовавшуюся хорошей репутацей и нисколько неспособной обращаться къ массамъ, по словамъ баронессу. Чего же хотла отъ нея баронесса? При ошибочномъ англйскомъ произношени и скорости, отъ пылкости, съ какою она говорила, а главное отъ невинности въ этомъ отношени Мери, она не сейчасъ поняла чего отъ нея хотла баронесса. Наконецъ, восемь билетовъ были вынуты изъ кармана, при взгляд на которые Мери начала понимать, что баронесса учредила соперничествующй Институтъ, очень близко отъ перваго, въ Лиссон-Гров, и потомъ, наконецъ, но очень медленно разобрала, что это билеты перваго ряда и стоятъ по два шиллинга No шести пенсовъ каждый, и что баронесса ожидаетъ отъ нея платы за вс. У Мери былъ въ карман соверенъ и она охотно пожертвовала бы имъ, но затруднялась какъ прямо отдать деньги баронесс. Но когда она подала ей, баронесса нисколько не затрудняясь, положила ихъ въ карманъ.

— Вы хотите взять вс восемь? спросила баронесса.

Мери думала, что четырехъ можетъ быть будетъ для нея достаточно, и баронесса спрятала въ карманъ остальные четыре, но, разумется, сдачи не дала.

Но баронесса еще не кончила своей задачи. Тетушка Джу оказалась фальшива и вроломна, но ее можно было образумить. Мери мало по малу примтила, что баронесса именно стремилась къ этому. На леди Селину всякая надежда была потеряна. Но къ тетушк Джу не подетъ ли съ баронессой леди Джорджъ? Слуга, къ несчастю, доложилъ, что коляска подана.

— Ахъ! сказала баронесса:— это займетъ не больше десяти минуть и спасетъ меня.

Леди Джорджъ не имла никакого желаня поддерживать знакомство съ тетушкой Джу, а главное ей вовсе не нравилась младшая мисъ Мильдмей, притомъ, она чувствовала, что ей не къ чему мшаться въ это дло. Но ни для чего такъ ни потребна опытность, какъ въ умнь отказать. Почти прежде чмъ Мери ршила хать ей съ баронессой или нтъ, она уже сидла съ ней въ коляск. Дорогой баронесса говорила очень громко и непонятно, но леди Джорджъ могла разобрать среди ея громкихъ жалобъ имена Селины Протестъ и Оливи Плибоди.

Да, мисъ Мильдмей была дома. Леди Джорджъ сказала слуг свое имя, особенно поручила прежде доложить о баронесс. Она обдумала обо всемъ этомъ въ коляск, и ршила дать знать, что баронесса привезла ее. Два раза повторила она слуг имя баронессы.

Когда он вошли въ гостиную, тамъ была только младшая мисъ Мильдмей. Она послала слугу къ тетк, и очень холодно приняла постительницъ. Баронесс, о которой она, вроятно, много слышала, она не сочувствовала вовсе, а сердиться на леди Джорджъ имла особенныя причины. Прошло минутъ шесть, во время которыхъ было сказано очень мало. Баронесса не желала тратить краснорче на закоренлую молодую двицу, а леди Джорджъ не могла придумать предмета для пустого разговора. Наконецъ, дверь была отворена и слуга пригласилъ баронессу пожаловать внизъ. Баронесс не посчастливилось, потому что въ эту минуту леди Селина Протестъ разсуждала въ столовой о длахъ Института съ тетушкой Джу.

Леди Джорджъ, какъ только дверь затворилась за баронессой, почувствовала, что кровь бросилась ей въ лицо. Она вспомнила въ эту минуту, что капитанъ Де-Баронъ былъ возлюбленнымъ этой двушки, и что нкоторые говорили будто онъ бросилъ ее изъ-за нея. Даже сама двушка сказала ей по этому поводу нсколько словъ, которыя было очень трудно перенести. Мери постоянно говорила себ, что она тутъ совершенно невинна, что ея дружба съ Джекомъ Де-Барономъ была простой, чистой дружбой, что онъ ей нравится, потому что любитъ посмяться, поболтать и слегка взглянуть на Божй мръ, что она видла его только въ присутстви его кузины, и что все было какъ слдуетъ. А между тмъ, когда осталась одна съ этой мисъ Мильдмей, она вспыхнула и растревожилась. Она чувствовала, что должна найти предлогъ для своего посщеня.

— Надюсь, сказала она:— что ваша тетушка пойметъ, что я привезла сюда эту даму только по ея настоятельной просьб.

Мисъ Мильдмей поклонилась.

— Она прхала ко мн и я не могла хорошенько понять, ее. Но коляска моя была подана и баронесса непремнно захотла хать со мной. Я боюсь, что была какая-то ссора.

— Я думаю, что это небольшая бда, сказала мисъ Мильдмей.

— Но ваша тетушка можетъ счесть это дерзостью съ моей стороны. Вы знаете, она возила меня разъ въ этотъ Институтъ.

— Я ничего объ этомъ Институт не знаю. А эта нмка лгунья. Теперь ихъ тамъ нсколько, и он могутъ объясниться между собой.

Леди Джорджъ не попала, порицаетъ ли ее собесдница за то, что она прхала, но по тону ея голоса и выраженю глазъ, вывела заключене, что она умышленно невжлива.

— Я только удивляюсь, продолжала мисъ Мильдмей: — зачмъ вы прхали сюда.

— Я надюсь, что ваша тетушка не подумаетъ…

— Оставьте въ поко мою тетушку. Это долгъ скоре мой, чмъ тетушкинъ. Посл того, что вы сдлали со мгою…

— Что я съ вами сдлала?

Она не могла удержаться, чтобы не сдлать этого вопроса, а между тмъ, очень хорошо поняла суть обвиненя, и никакъ не могла остановить многознаменательнаго румянца.

Августа Мильдмей тоже покраснла, но румянецъ на ея лиц обозначался только двумя красными пятнами подъ глазами. Намрене сказать то, что она собралась сказать теперь, овладло ею неожиданно. Она не думала, что увидится съ своей соперницей. Она не длала никакихъ плановъ заране, но теперь ршилась.

— Что вы сдлали? сказала она.— Вы знаете очень хорошо, что сдлали. Неужели вы хотите сказать мн, будто никогда не слыхали о моихъ отношеняхъ къ капитану Де-Барону? Осмлитесь ли вы сказать мн, нтъ? Зачмъ вы мн не отвчаете, леди Джорджъ Джерменъ?

На этотъ вопросъ Мери отвчать не желала, но онъ былъ сдланъ такимъ образомъ, что она не могла не отвтить.

— Я слышала, что… вы съ нимъ знакомы.

— Знакомы! Не жеманьтесь. Я съ вами жеманиться не буду, могу васъ уврить. Вы знали все, Аделаида сказала вамъ. Вы знали, что мы помолвлены.

— Нтъ, воскликнула леди Джорджъ:— она никогда не говорила мн этого.

— Говорила. Я знаю, что она говорила. Она призналась мн, что говорила вамъ.

— Но что же изъ этого?

— Разумется, онъ для васъ ничего не значитъ, сказала молодая двица съ насмшкой.

— Ничего, ршительно ничего. Какъ вы смете длать мн такой вопросъ? Если капитанъ Де-Баронъ и помолвленъ, я не могу заставить его сдержать свое слово.

— Вы можете заставить его нарушить.

— Это неправда. Я не могу принуждать его ни къ чему подобному. Вы не имете права говорить со мной такимъ образомъ, мисъ Мильдмей.

— Такъ я сдлаю это, не имя права. Вы встали между мною и всмъ моимъ счастемъ.

— Вы, вроятно, не знаете, что я замужняя женщина, сказала леди Джорджъ, говоря и съ невинностью душевной и гнвомъ, почти задыхаясь отъ замшательства:— а то не говорили бы со мною такимъ образомъ.

— Для меня, ршительно, все равно, замужемъ вы или нтъ! воскликнула мисъ Мильдмей: — мн ршительно все равно, будь у васъ двадцать любовниковъ, только бы вы не мшали мн.

— Это ложь, сказала леди Джорджъ, вставъ съ своего мста.— У меня нтъ любовника, это злая ложь.

— Я совершенно равнодушна и къ злости и ко лжи. Общаете вы мн, если я буду молчать, что вы впередъ не будете имть никакого дла съ капитаномъ Де-Барономъ?

— Нтъ, я не общаю ничего. Мн было бы стыдно дать такое общане.

— Такъ я обращусь къ лорду Джорджу. Я не желаю вамъ вредить, но я не позволю поступать со мной такимъ образомъ. Какъ вамъ это понравится? Когда я вамъ говорю, что этотъ человкъ помолвленъ со мною, почему вы не можете оставить его въ поко?

— Я оставляю его въ поко, сказала Мери, топнувъ ногой.

— Вы длаете все на свт, чтобы отвлечь его отъ меня. Я скажу лорду Джорджу.

— Можете говорить кому хотите, сковала Мери, бросившись къ колокольчику и, дернувъ его изъ всхъ силъ.— Вы меня оскорбили и я никогда больше не буду съ вами говорить.

Тутъ она заплакала и торопливо пошла къ двери.

— Велите… подать… мой экипажъ, сказала она слуг сквозь рыданя.

Когда она спускалась съ лстницы, она вспомнила, что привезла съ собой баронессу, и что баронесса, вроятно, ожидаетъ, что она и отвезетъ ее. Но когда она дошла до передней, дверь столовой растворилась настежь и явилась баронесса. Очевидно, что въ этомъ дом въ одну и гу же минуту происходили дв сцены. Баронесса шла, махая руками надъ головой. За нею виднлась тетушка Джу, которая шла съ умоляющимъ видомъ. А за тетушкой Джу стояла леди Селина Протестъ съ безмолвнымъ достоинствомъ.

— Это все надувательство и обманъ, сказала баронесса: — и я потребую правосудя — правосудя англйскаго.

Слуга стоялъ у отворенной двери на улицу и баронесса прямо сла въ коляску леди Джорджъ, какъ въ свою собственную.

— О, леди Джорджъ, сказала тетушка Джу:— какя можете вы имть дла съ нею?

Но леди Джорджъ была такъ занята своими собственными непрятностями, что не могла думать о другомъ. Ей надо же было сказать что-нибудь.

— Можетъ быть мн лучше хать съ нею. Прощайте.

Она пошла за баронессой.

— Я не думала, чтобы между дамами было такое воровство, сказала баронесса.

Лакей спрашивалъ, куда велть кучеру хать.

— Мн все равно, сказала баронесса.

Леди Джорджъ спросила ее шопотомъ, не отвезти ли ее домой.

— Отвезите меня куда-нибудь, сказала баронесса.

Между тмъ, лакей все стоялъ, и тетушку Джу можно было видть въ отворенную дверь дома. Во все это время сердце нашей бдной Мери раздиралось отъ обвиненй, сдланныхъ противъ нея:

— Домой, сказала она съ отчаяня.

Принимать баронессу въ Мюнстер-Корт было ужасно, но все было лучше, чмъ стоять на улиц съ лакеемъ у дверецъ.

Баронесса принялась разсказывать. Леди Селина Протестъ не захотла поступить съ нею справедливо, а тетушка Джу имла слабость подчиняться вляню леди Селины. Въ этомъ состояла вся суть разсказа, насколько Мери могла понять. Но она и понимать-то не желала. Мысли ея были устремлены на составлене какого-нибудь плана, посредствомъ котораго она могла бы освободиться отъ своей спутницы, не приглашая ее къ себ. Она заплатила соверенъ, и конечно, баронесса не имла права требовать отъ нея боле. Дохавъ до Мюнстер-Корта, она уже составила планъ.

— Куда приказать моему лакею отвезти васъ? спросила она.

Баронесса приняла умоляющй видъ.

— Если вы не заняты, мн очень хотлось бы поговорить съ вами съ полчаса.

Мери чуть-чуть не согласилась. Она колебалась и хотла уже протянуть руку, чтобы помочь баронесс выйти изъ экипажа. Но тутъ воспоминане о своихъ непрятностяхъ, закалило ея сердце, сознане, что эта противная женщина надуваетъ ее, овладло ея душою, она сказала:,

— Мн очень жаль, но я теперь буду занята.

— Такъ велите отвезти меня въ Александринскую улицу, въ домъ подъ No 10, сказала баронесса, откинувшись съ сердитымъ видомъ на подушки коляски.

Леди Джорджъ отдала приказане изумленному кучеру, потому что Александринская улица была далеко — и успла добраться до своей гостиной одна.

Что ей длать? Единственное спасене состояло въ томъ, чтобы обо всемъ разсказать своему мужу. Если не разскажетъ она, то вроятно это сдлаетъ жестокй языкъ этой гнусной женщины. Но какъ ей разсказать? Леди Сюзанна обвинила ее въ кокетств съ этимъ человкомъ и она сказала обо всемъ мужу. И въ глубин сердца она чувствовала, что вальсъ былъ запрещенъ, оттого что она вальсировала съ Джекомъ Де-Барономъ. Ничего не могло быть несправедливе и зле, но все-таки это были факты. Потомъ сочувстве между нею и ея мужемъ было неполное. Она все старалась влюбиться въ него, но не могла даже сказать себ, что это ей удалось.

Глава XXVIII.
Что это за бда?

Около полудня на другой день посл того какъ случились происшествя, разсказанныя въ послдней глав, леди Джорджъ призналась себ, что она самая несчастная женщина на свт. Мужъ ея ухалъ, а она еще не сообщила ему о томъ, что ей сказала Августа Мильдмей. Она длала различныя попытки, но не знала какъ продолжать. Она начала разсказомъ о баронесс, и мужъ разбранилъ ее за то, что она дала этой женщин соверенъ и возила ее по Лондону въ своемъ экипаж. Очень трудно просить сочувствя и содйствя того, кто васъ бранитъ. А Мери нужно было даже нчто поболе сочувствя и содйствя. Только одно полнйшее довре, исполненное любви, могло ее утшить, и желая этого, она боялась упомянуть о капитан Де-Барон. Она вспомнила о вальс, о леди Сюзанн и струсила. Такимъ образомъ время ушло, и когда мужъ оставилъ ее на слдующее утро, она еще не разсказала ему ничего. Только что онъ ушелъ, какъ она почувствовала, что если разсказывать, то надо было разсказать тотчасъ.

Неужели дйствительно эта злая двушка обратится къ ея мужу съ подобной жалобой? Она знала очень хорошо, что Джекъ Де-Баронъ не былъ помолвленъ съ этой двушкой. Он слышала очень часто обо всемъ отъ Аделаиды Гаутонъ, и даже въ ея присутстви Аделаида подшучивала надъ Джекомъ какъ за нимъ гонялись. Мери безтактность ея прятельницы не понравилась въ этомъ отношени, и она получила выгодное мнне о Джек, потому что онъ просто отперся отъ всего этого. Но это тмъ боле уврило Мери, что помолвки никакой не было, но что эта несчастная женщина, въ своихъ безполезныхъ и пылкихъ усиляхъ принудить этого человка жениться на ней, не стыдилась взвести на нее такое грубое нападене!

Если бы не леди Сюзанна и эта несчастная ворожба, и этотъ послднй вальсъ, тогда это не значило бы ничего, но теперь это можетъ значить такъ много!

Она начала бояться, что мужъ ея подозрителенъ, что онъ готовъ поврить дурному. До замужства, когда она совсмъ не знала лорда Джорджа, ея отецъ подалъ ей нсколько совтовъ съ своей обычной безпечностью, которые однако засли глубоко въ ея душ, и которымъ она усиливалась слдовать буквально. Онъ ни слова не говорилъ ей о томъ, какъ она должна держать себя съ другими мужчинами. Отцу и не слдовало этого длать. Но онъ сказалъ ей какъ поступать съ мужемъ. Онъ уврилъ ее, что мужчинъ привлекаютъ такими удобствами, какя онъ ей описалъ. Жена должна заботиться, чтобы обдъ былъ по вкусу мужа, постель сдлана такъ, какъ онъ любитъ, блье какое ему нравится, и часы домашне расположены какъ ему удобно. Она должна потакать его привычкамъ и угождать въ вншнихъ предметахъ жизни, и такимъ образомъ пробрсти его привязанность и уважене, которыя всегда продолжительне того чувства, которое вообще называется любовью, и наконецъ, дадутъ женщин принадлежащее ей вляне. Деканъ имлъ намрене научить свою дочь какъ управлять мужемъ, но, разумется, благоразуме недопустило его говорить о господств надъ нимъ. Мери, сознавая, что чувство, вообще называемое любовью, существуетъ наравн съ привязанностью и уваженемъ, старалась всми силами заслужить ихъ отъ мужа согласно урокамъ отца, но ей казалось, что ея труды пропадали понапрасну. Лордъ Джорджъ нисколько не заботился о томъ, что лъ. Онъ очевидно относился весьма равнодушно къ удобствамъ постели, а относительно блья повидимому не находилъ никакого улучшеня въ томъ, что о его бль заботились его жена и горничная вмсто трехъ сестеръ, ихъ горничной и старой мистрисъ Тофъ. У него не было привычекъ, которымъ Мери могла бы потакать. Она искала слабаго мста въ его брон, но не нашла. Ей казалось, что она не имла надъ нимъ никакого вляня. Она разумется знала, что они жили ея состоянемъ, но ей было также извстно, что это сознане длаетъ его несчастнымъ. Она не могла даже способствовать его удобствамъ, окружая его хорошенькими вещицами. Всякая издержка огорчала его. Только въ одномъ не исполнила она его желаня, а именно относительно ихъ лондонскаго дома, но это даже и не совсмъ зависло отъ нея. Это было ршено заране. Но она часто спрашивала себя должна ли она въ своихъ стараняхъ влюбиться въ него, настойчиво потребовавъ, чтобы Мюнстер-Кортъ былъ брошенъ, и чтобы вс удовольствя ея жизни были принесены въ жертву.

Дня два она искренно желала сдлать это. Ей нравился ея домъ, нравился ея экипажъ, нравились удовольствя той жизни, которую она вела, и въ нкоторой степени нравился Джекъ Де-Баронъ, но все это ничего для нея не значило въ сравнени съ ея обязанностью къ мужу. Несмотря на ребяческую веселость ея характера, все это было очень серозно для нея. Она не имла настолько опытности, чтобы понять какъ ничтожны нкоторыя вещи, и какъ мало на свт непрятностей, которыхъ нельзя было бы преодолть. Ей казалось, что если мисъ Мильдмей сдлаетъ противъ нея это страшное обвинене, то оно приведетъ ее къ погибели и отчаяню. А между тмъ она съ гордостью чувствовала свою невинность, и сознавала, что заговоритъ очень громко, если ея мужъ намекнетъ ей, что вритъ обвиненю.

Отецъ ея долженъ опять прхать въ Лондонъ дня чрезъ два, и она наконецъ ршилась сказать ему все. Можетъ быть намрене это было не весьма благоразумно. Замужняя женщина должна привыкнуть опираться на своего мужа, а не на родителей, а ужъ конечно не на отца. Такимъ-то образомъ и длается раздоръ въ семействахъ. Но у Мери не было друга, съ которымъ она могла бы посовтоваться. Ей правилась мистрисъ Гаутонъ, но въ этомъ отношени она нисколько ей не довряла. Ей нравилась мисъ Гаутонъ, тетка ея прятельницы, но она знала ее не на столько коротко, чтобы просить ея услуги. У нея не было ни брата, ни сестры, а о брат и сестрахъ мужа конечно нечего было и думать. Старая мистрисъ Монтакют-Джонсъ очень къ ней пристрастилась, и Мери, чуть было не ршилась просить совта мистрисъ Джонсъ, но не смла сдлать это. Вотъ почему она ршилась разсказать все своему отцу.

Вечеромъ наканун прзда ея отца, у мистрисъ Монтакют-Джонсъ былъ еще балъ. Эта старушка, у которой не было никакой родни, кром невидимки мужа, была самая веселая изъ всхъ веселыхъ обитателей Лондона. На этотъ балъ Мери должна была хать съ леди Брабазонъ, родственницей Джерменовъ, и это устроилъ лордъ Джорджъ, чтобы избавиться самому. Они должны были обдать въ гостяхъ, а когда Мери подетъ на балъ, онъ ляжетъ спать. Но въ день бала она сказала ему, что пишетъ въ леди Брабазонъ отказъ.

— Зачмъ же ты не дешь? сказалъ онъ.

— Не имю желаня.

— Если ты не хочешь хать безъ меня, я разумется, поду.

— Не отъ этого. Разумется, прятне если бы ты похалъ, хотя я не хочу тебя тащить если теб не нравится. Но…

— Что, душа моя?

— Думаю, что я не поду. Мн не совсмъ здоровится.

Онъ не сталъ уговаривать ее, а только просилъ не хать и на обдъ, если она нездорова, но она на обдъ похала.

Она имла намрене сказать мужу, почему не хочетъ хать на балъ мистрисъ Джонсъ, но не могла. Тамъ будетъ Джекъ Де-Баронъ и захочетъ узнать, почему она не вальсируетъ. А Аделаида Гаутонъ станетъ ее дразнить, по всей вроятности, при немъ. Она всегда съ нимъ вальсировала и теперь не можетъ отказаться, не объяснивъ причины. Поэтому она отказалась отъ бала, пославъ сказать, что не совсмъ здорова.

— Нисколько не буду удивляться, что онъ оставилъ ее дома, оттого что боялся васъ, сказала мистрисъ Гаутонъ своему кузену.

Поздне, прежде чмъ ея мужъ вернулся изъ клуба, она разсказала отцу всю исторю своего свиданя съ мисъ Мидьдмей.

— Какая тигрица! сказалъ онъ, выслушавъ.— Слыхалъ я прежде о такихъ женщинахъ, но не врилъ, чтобы он дйствительно существовали.

— Вы не думаете, чтобы она сказала ему?

— Что за бда, если и скажетъ? Меня больше всего удивляетъ то, что въ женщин такъ мало женственности, что она гоняется за мужчиной такимъ образомъ. Обыкновенно мужчины говорятъ: ‘Вы должны отказаться отъ вашихъ притязанй на эту даму, или выйти со мною на дуэль’. А теперь она говоритъ это и хочетъ, драться съ тобой.

— Но, папа, я никакихъ правъ на него не имю.

— Вроятно и она не иметъ.

— Нтъ, я знаю наврно. Но какая до этого нужда? Ужасне всего то, что она говорила все это мн. Я замтила ей, что, вроятно, она не знаетъ, что я замужемъ.

— Она просто хотла надлать теб непрятностей. Если встрчаешься съ непрятными людьми, то надо переносить и непрятности. Она врно ревнуетъ. Она видла какъ ты танцовала, или можетъ быть разговаривала съ этимъ человкомъ.

— О, да.

— И разсердившись, чувствовала потребность напуститься на кого-нибудь.

— Я забочусь не о ней, папа.

— А о чемъ же?

— Если она скажетъ Джорджу?

— Такъ что же если и скажетъ? Неужели ты хочешь сказать, что онъ повритъ ей? Ты не думаешь, что онъ ревнивъ?

Мери начала примчать, что не можетъ получить полезнаго совта отъ отца если не скажетъ ему всего. Она должна объяснить ему, какой вредъ уже сдлала ей леди Сюзанна, какъ ея золовка разыгрывала роль дуеньи, и какъ осмлилась выразить подозрне объ этомъ самомъ человк. И она должна сказать отцу, что лордъ Джорджъ запретилъ ей вальсировать, и сдлалъ это, по ея мнню, оттого, что видлъ ее вальсирующей съ Джекомъ Де-Барономъ. Но все это казалось ей невозможнымъ. Пожалуй, если она разскажетъ ему это, въ душ его возродятся ужасныя сомння.

— Неужели ты хочешь сказать, что онъ иметъ наклонность къ этому? спросилъ опять деканъ съ выраженемъ гнва на лиц.

— О, нтъ — по-крайней-мр, я надюсь. Сюзанна старалась насплетничать.

— Чортъ ее побери! сказалъ деканъ.

Мери чуть не подпрыгнула на своемъ кресл, такъ ее испугало подобное слово въ устахъ отца.

— Если онъ на столько глупъ, что будетъ слушать эту старую кошку, онъ сдлаетъ себя несчастнымъ и достойнымъ презрня человкомъ. Говорила она ему объ этомъ самомъ человк?

— Она сказала мн весьма непрятныя вещи, а я, разумется, передала Джорджу.

— Ну?

— Онъ былъ очень добръ, объявилъ, что ничего не иметъ противъ капитана Де-Барона, да я и не вижу, что онъ можетъ имть.

— Этимъ и кончилось?

— Мн кажется, что онъ иметъ маленькую наклонность къ…

— Къ чему? Теб лучше сказать мн все, Мери.

— Къ тому, что бы назвали бы строгостью. Онъ намедни запретилъ мн вальсировать.

— Дуракъ, съ гнвомъ сказалъ деканъ.

— О, нтъ, папа, не говорите этого! Разумется, онъ иметъ право думать какъ хочетъ, и, разумется, я обязана исполнять его желаня.

— Онъ не иметъ ни опытности, ни знаня свта. Можетъ быть человку трудне всего понять невинность при взгляд на нее.

Слово ‘невинность’ было такъ прятно ей, что она протянула руку и дотронулась до колнъ отца.

— Не обращай вниманя на то, что эта сердитая женщина сказала теб, а главное, не оставляй знакомства съ этимъ человкомъ. Ты изъ гордости не должна подчиняться такимъ сплетнямъ.

— Но если она скажетъ Джорджу?

— Едва ли посметъ. А если и скажетъ, то это не твое дло до тхъ поръ, пока онъ не заговоритъ съ тобой.

— Вы ему не скажете?

— Нтъ, я даже не подумаю объ этомъ. Она же не стоитъ твоего вниманя. Если бы случилось, что она осмлится сказать ему, а онъ будетъ имть слабость взволноваться словами такой твари, въ теб наврно достанетъ достоинства не поддаться ему. Скажи ему, что ты высокаго мння о его чести и о твоей, и что ему нтъ никакой надобности волноваться. Но онъ знаетъ это самъ, и если заговоритъ съ тобой, то только съ презрнемъ къ ней.

Все это деканъ сказалъ медленно и серозно, съ такимъ видомъ, какимъ иногда говорилъ, проповдь въ собор. Мери врила отцу теперь, какъ врила ему тогда, и до нкоторой степени успокоилась.

Но она не могла не удивляться, что ея отецъ совершенно отвергаетъ мысль будто короткость между нею и капитаномъ Де-Барономъ предосудительна. Это было ей прятно, но все-таки она удивлялась. Она старалась разсмотрть этотъ вопросъ по своему собственному разумню, но не могла отвтить на него. Она знала, что этотъ человкъ ей нравится, она нашла въ немъ олицетворене своихъ раннихъ мечтанй. Его общество было во всхъ отношеняхъ прятно ей. Онъ любилъ шутить и вмст съ тмъ всегда былъ кротокъ. Не обладая умомъ обыкновеннымъ, онъ былъ достаточно уменъ. Она сдлала ошибку въ жизни — или, лучше сказать, друге ошиблись за нее — слишкомъ рано оторвалась отъ своихъ игрушекъ, и отдалась суровой дйствительности супружеской жизни. Это она понимала, и ей прятно было думать, что она можетъ невинно развлекаться съ такимъ человкомъ, какъ Джекъ Де-Баронъ. Она знала наврно, что не влюблена въ него, что этого нечего было опасаться, и была также уврена, что и онъ въ нее не влюбленъ. А между тмъ… между тмъ, все-таки она сомнвалась въ душ. Какъ ни невинно было все это, можетъ быть ея мужъ имлъ причину обижаться. Эта-то мысль заставляла ее иногда желать, чтобы ее увезли изъ Лондона и заперли въ скучномъ Кросс-Голл. Но отецъ ея не видалъ ни этихъ опасенй, ни этихъ опасностей. Отецъ просто веллъ ей поддерживать свое достоинство и поступать по своему. Можетъ быть отецъ ея былъ правъ.

На слдующй день деканъ и его зять отправились къ Бетлю, который принялъ ихъ съ своей обычной вжливостью и внимательно выслушалъ ихъ. Ходатаи по дламъ, знающе свое дло, всегда позволяютъ своимъ клентамъ высказываться, даже когда знаютъ, что все это пустыя слова. Это самый быстрый способъ дойти до желаемаго результата. Лордъ Джорджъ имлъ многое сказать, потому что голова его была наполнена убжденемъ, что онъ ни за что на свт не станетъ мшать наслднику брата, если удостоврится, что этотъ ребенокъ — настоящй наслдникъ. Онъ желалъ этой увренности и проклиналъ непрятную случайность, наложившую на его плечи такую прискорбную обязанность.

Когда онъ кончилъ, началъ Бетль.

— А я узналъ много подробностей, лордъ Джорджъ.

Лордъ Джорджъ подпрыгнулъ на своемъ стул.

— Какихъ подробностей? спросилъ деканъ.

— Покойный мужъ маркизы — она несомннно жена его ciятельства — былъ сумасшедшй.

— Сумасшедшй, воскликнулъ лордъ Джорджъ.

— Мы наврно не знаемъ когда онъ умеръ, но думаемъ, что это было мсяца за два до того дня, когда его сятельство писалъ сюда, что онъ женится.

— Такъ этотъ ребенокъ не можетъ быть лордъ Попенджой, съ восторгомъ сказалъ деканъ.

— Вы слишкомъ торопливо выводите заключеня, господинъ деканъ. Можетъ быть былъ разводъ.

— Развода нтъ въ римско-католическихъ странахъ, сказалъ деканъ:— особенно въ Итали.

— Этого я не знаю, сказалъ повренный. Разумется, мы еще знаемъ очень мало. Я не стану удивляться если мы узнаемъ, что было два брака. Это еще намъ остается узнать. Несомннно, что эта дама жила въ большой короткости съ вашимъ братомъ еще до смерти перваго мужа.

— Какъ вы это узнали? спросилъ лордъ Джорджъ.

— Я случайно узналъ имя маркизы Луиджи и зналъ куда обратиться за свднями.

— Мы не имли намреня такъ скоро наводить справки, съ гнвомъ сказалъ лордъ Джорджъ.

— Это было сдлано къ лучшему, сказалъ деканъ.

— Конечно къ лучшему, подтвердилъ невозмутимо повренный. Я теперь совтовалъ бы поручить мн послать моего довреннаго конторщика, разузнать вс обстоятельства этого дла, и сообщить мистеру Стоксу, что я длаю это по вашимъ инструкцямъ, лордъ Джорджъ.

Лорда Джорджа покоробило.

— Я думаю, что мы даже должны дать его сятельству время послать своего агента съ моимъ конторщикомъ, если онъ желаетъ, или отдльно въ то же время, или сдлать, что другое по своему усмотрню. Вы, милордъ, несомннно, обязаны навести эти справки.

— Очевидно обязанъ, подтвердилъ деканъ, не будучи въ состояни воздержаться отъ своего торжества.

Лордъ Джорджъ просилъ отсрочки и чуть не поссорился съ своимъ тестемъ, но прежде чмъ вышелъ изъ конторы, далъ необходимыя инструкци.

Глава XXIX.
Мистеръ Гаутонъ желаетъ выпить рюмку хереса.

Лордъ Джорджъ, выйдя изъ конторы Бетля, выразилъ большое неудовольстве на то, что было сдлано. Разсуждая объ этомъ дл, въ присутстви Бетля, онъ не имлъ возможности совладать съ соединенной энергей декана и повреннаго, но, когда уступалъ, не могъ не чувствовать, что его принуждаютъ.

— Я нахожу, что онъ не имлъ права наводить справки, сказалъ лордъ Джорджъ какъ только вышелъ на улицу.

— Любезный Джорджъ, возразилъ деканъ:— чмъ скоре это будетъ сдлано, тмъ лучше.

— Агентъ можетъ только дйствовать сообразно полученнымъ инструкцямъ.

— Не оспаривая этого, любезный другъ, не могу не сказать, что я радъ, узнавъ такъ много.

— А я недоволенъ.

— Мы оба желаемъ одного, Джорджъ.

— Не думаю, сказалъ лордъ Джорджъ, ршившись выказать свой гнвъ.

— Вы недовольны, что эти справки необходимо наводить, недоволенъ и я.

Торжество, засверкавшее въ глазахъ декана, когда онъ услыхалъ извстя въ контор повреннаго, почти опровергало это послднее уврене.

— Но, я конечно радъ, что мы напали на слдъ такъ скоро, если обязанность предписываетъ намъ отыскивать этотъ слдъ.

— Мн совсмъ не нравится этотъ человкъ, сказалъ лордъ Джорджъ.

— А я къ нему совершенно равнодушенъ, но считаю его честнымъ человкомъ и знаю, что онъ уменъ. Онъ для насъ узнаетъ правду.

— А если окажется, что Бротертонъ законно обвнчанъ съ этой женщиной, что подумаютъ о насъ въ свт?

— Въ свт подумаютъ, что вы исполнили вашу обязанность. Относительно этого не можетъ быть никакого сомння, Джорджъ. Прятно или непрятно, а это должно быть сдлано. Могли ли бы вы набросить эти хлопоты на вашего сына, можетъ быть лтъ двадцать пять спустя, когда вы сами можете сдлать это гораздо легче.

— У меня нтъ сына, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Но у васъ будетъ, деканъ, говоря это, не могъ удержаться, чтобы не взглянуть пристально въ лицо своего зятя. Онъ съ нетерпнемъ желалъ рожденя внука, который долженъ былъ сдлаться маркизомъ посредствомъ энерги дда.

— Богъ знаетъ. Кто можетъ это сказать?

— Но даже относительно этого ребенка въ Манор-Кросс. Если онъ не законный наслдникъ, не лучше ли для него ршить это дло теперь, чмъ когда онъ проживетъ двадцать лтъ въ ожидани титула и имня?

Деканъ говорилъ еще многое, доказывая необходимость сдланнаго, но ему не удалось успокоить лорда Джорджа.

Въ этотъ же день деканъ разсказалъ всю исторю дочери. Можетъ быть въ пылу разсказа нсколько преувеличивъ слышанное отъ повреннаго.

— Разводъ совершенно невозможенъ въ римско-католическихъ странахъ, сказалъ онъ.— Мн кажется, что онъ позволяется только для государственныхъ цлей. Можетъ быть сдланъ какой-нибудь новый законъ, но я этого не думаю.

— Но какимъ образомъ маркизъ могъ поступить такъ безразсудно, папа?

— А! этого то мы и не понимаемъ. Но это все разъяснится. Ты можешь быть уврена, что все разъяснится. Зачмъ онъ вернулся въ Англю и привезъ ихъ съ собою? и именно въ такое время? Зачмъ онъ не увдомилъ о своемъ первомъ брак, или по-крайней-мр о второмъ? Вдь кажется онъ внчался съ ней два раза. Вроятно, онъ сначала не имлъ намреня длать своего сына лордомъ Попенджоемъ, но потомъ осмлился на это. Можетъ быть эта женщина постепенно узнала вс обстоятельства, и настояла на правахъ своего сына. Можетъ быть она постепенно сдлалась энергичне чмъ онъ. Можетъ быть онъ думалъ, что прхавъ сюда и объявивъ мальчика своимъ наслдникомъ, онъ уничтожитъ подозрня смлостью этого поступка. Кто знаетъ это? Но факты существуютъ и достаточно оправдываютъ наши желаня, чтобы все разъяснилось.

Потомъ въ первый разъ онъ спросилъ дочь, есть ли надежда, что у лорда Джорджа можетъ бытъ наслдникъ. Она засмялась, потомъ покраснла, потомъ прослзилась и прошептала, что то такое чего деканъ не могъ услыхать.

— Времени достаточно для этого, Мери, сказалъ онъ съ прятной улыбкой, и оставилъ дочь.

Лордъ Джорджъ вернулся домой поздно. Онъ прежде отправился къ мистрисъ Гаутонъ и разсказалъ ей почти все, но разсказалъ такимъ образомъ, чтобы заставить ее понять какъ онъ разсерженъ на декана.

— Разумется, Джорджъ, сказала она, потому что теперь всегда называла его Джорджемъ: — Деканъ будетъ стараться поступать во всемъ этомъ по своему.

— Я почти жалю, что говорилъ съ нимъ о моемъ брат.

— Она, я полагаю, честолюбива, сказала мистрисъ Гаутонъ.

‘Она’ означало Мери.

— Нтъ, надо отдать Мери справедливость, это не ея вина. Я думаю, что это для нея все равно.

— Мн кажется ей прятно быть маркизой столько же, какъ и всякой изъ насъ. Я знаю, что мн было бы прятно.

— А вы могли быть, сказалъ онъ, нжно смотря ей въ лицо.

— Желала бы знать, какъ я переносила бы все это. Вы говорите, что она равнодушна. А я такъ желала бы, чтобы вамъ достались ваши права!

— У меня никакихъ правъ нтъ. Это права моего брата.

— Да, но относительно наслдника. Она не иметъ къ вамъ такихъ чувствъ, какя имю я, Джорджъ.

Она протянула ему руку, онъ ее взялъ и удержалъ.

— Я начинаю думать, что поступила нехорошо. Я начинаю сознавать, что поступила нехорошо.

— Теперь уже слишкомъ поздно, сказалъ онъ, все держа ее за руку.

— Да, слишкомъ поздно. Желала бы я знать, поймете ли вы когда-нибудь ту борьбу, какую я должна была выдержать, и то чувство обязанности, которое пересилило наконецъ? Гд жили бы мы?

— Въ Кросс-Голл, я полагаю.

— И если бы у насъ были дти, какъ бы мы ихъ воспитывали?

Она не покраснла, длая этотъ вопросъ, но онъ покраснлъ.

— А между тмъ я жалю, что не была храбре. Мн кажется, что я была бы для васъ боле приличною женой, чмъ она.

— Она настоящее золото, сказалъ онъ, побуждаемый добросовстностью, которая не допускала его позволять длать упреки его жен.

— Не говорите мн о ея достоинствахъ, сказала мистрисъ Гаутонъ, вскочивъ съ своего мста:— я не желаю слышать о ея достоинствахъ. Говорите мн о достоинствахъ моихъ. Любитъ она васъ такъ, какъ я васъ люблю? Длаетъ она васъ героемъ своихъ мыслей? Она не иметъ понятя о томъ, что такое герой. Она боле думаетъ о томъ, какъ Джекъ Де-Баронъ вертится съ нею по комнат, чмъ о положени въ свт вашемъ, его или даже ея.

Его очевидно покоробило, когда онъ услыхалъ имя Джека Де-Барона.

— Вамъ нечего опасаться, продолжала она: — потому что хотя она, какъ вы говорите, настоящее золото, она не иметъ никакого понятя о любви. Она вышла за васъ, когда вы явились, потому что это удовлетворяло тщеславю декана, какъ вышла бы за всякого другого человка, котораго онъ выбралъ бы для нея.

— Я думаю, что она любитъ меня, сказалъ онъ, заботясь въ эту минуту въ глубин своего сердца гораздо боле о своей отсутствующей жен чмъ о женщин, которая чуть не лежала у его ногъ и льстила ему изъ всхъ силъ.

— И ея любви недостаточно для васъ?

— Она моя жена.

— Да, потому что я позволила это, потому что я не хотла подвергнуть вашу будущую жизнь бдности, которую я принесла бы съ собою. Неужели вы думаете, что тогда не было жертвы?

— Но, Аделаида, теперь уже ничего передлать нельзя.

— Да, нельзя. Но что же это значитъ? Прошло то время, когда мужчины, и даже женщины, были слишкомъ совстливы и брезгливы, чтобы признаваться въ правд даже самимъ себ. Разумется, вы женаты и я замужемъ, но бракъ сердца не измняетъ. Я не переставала васъ любить оттого, что не хотла за васъ выйти. Вы не могли перестать любить меня, потому только, что я отказала вамъ. Когда я призналась себ, что состояне мистера Гаутона необходимо мн, я не влюбилась въ него. Я полагаю не влюбились и вы, когда узнали о деньгахъ мисъ Ловелесъ.

Тутъ и онъ вскочилъ съ своего мста и сталъ предъ нею.

— Я не позволю говорить даже вамъ, что я женился изъ-за денегъ на моей жен.

— Почему же, Джорджъ? Я васъ не осуждаю за то, что сдлала сама.

— Я осудилъ бы себя. Я почувствовалъ бы себя униженнымъ.

— Почему же? Мн кажется, что стало быть я смле васъ. Я могу прямо взглянуть на жестокости свта и объявлять открыто какъ я справлюсь съ ними. Я вышла за мистера Гаутона за деньги, и онъ разумется это зналъ. Могъ ли предположить онъ, или кто бы то ни было, что я вышла за него по любви? Я длаю для него его домъ настолько удобнымъ, на сколько могу, я вжлива къ его друзьямъ, умю разыгрывать роль хозяйки за его столомъ. Надюсь, что онъ этимъ доволенъ, но я не могу сдлать боле. Я не могу носить его въ моемъ сердц. И я думаю, что вы Джорджъ въ вашемъ сердц не можете носить Мери Ловелесъ.

Но онъ носилъ въ своемъ сердц образъ своей жены, а только думалъ, что въ его сердц есть мсто для двухъ, и что предаваясь этой второй любви, онъ увеличивалъ удовольстве своей жизни.

— Скажите мн, Джорджъ, сказала мистрисъ Гаутонъ, положивъ свою руку на его грудь:— она или я живемъ тутъ?

— Я не могу сказать, что не люблю моей жены, отвтилъ онъ.

— Вы боитесь. Формальности свта гораздо важне для васъ, чмъ для меня! Садитесь, Джорджъ. О, Джорджъ!

Она упала на колни у его ногъ, закрывъ лицо руками, между тмъ какъ его руки почти по необходимости обняли ее. Она изгибалась отъ рыданй, и онъ думалъ, что будетъ съ нею и съ нимъ, если вдругъ отворится дверь и чьи-нибудь глаза увидятъ ихъ въ такомъ положени. Но слухъ у нея былъ тонкй, несмотря на ея рыданя. На лстниц раздались шаги, которые она услыхала прежде него, и въ одно мгновене она уже сидла на своемъ кресл. Онъ посмотрлъ на нее, слезъ не было и слда.

— Это Гаутонъ, сказала она, приложивъ палецъ къ губамъ почти съ комическимъ движенемъ.

Глаза ея улыбались, а въ дрожани руки и движущихся губахъ виднлся какой-то насмшливый страхъ. Для него это казалось довольно трагично. Онъ долженъ былъ принять съ этимъ господиномъ, котораго онъ оскорблялъ, дружелюбное обращене, и такимъ образомъ лгать ему. Онъ долженъ былъ притворяться и вдругъ выказывать себя совсмъ не такимъ, каковъ онъ былъ. Если бы этотъ человкъ взошелъ раньше, если бы мужъ засталъ жену на колняхъ предъ нимъ, ничто не могло бы спасти его и эту женщину отъ погибели. Онъ чувствовалъ это, и это чувство почти лишило его силъ. Его сердце трепетало отъ волненя, когда рука обиженнаго мужа взялась за ручку двери. Она же была такъ спокойна, какъ театральная героиня. Но она льстила ему, выказывала къ нему любовь, и ему не приходило въ голову, что онъ долженъ на нее сердиться.

— Кто могъ подумать, что ты вернешься домой въ такое время! сказала мистрисъ Гаутонъ.

— Я сейчасъ возвращаюсь въ клубъ. Я былъ въ Пикадилли, чтобы остричься.

— Остричься!

— Ничто не разстраиваетъ меня такъ, какъ эта стрижка. Я позвоню, чтобы мн принесли рюмку хереса. Кстати, лордъ Джорджъ, въ клуб много говорятъ объ этомъ Попенджо.

— Что говорятъ?

Лордъ Джорджъ чувствовалъ, что долженъ раскрыть ротъ, но не желалъ разговаривать съ этимъ человкомъ, особенно о своихъ длахъ.

— Разумется, я ничего не знаю, но это врно, что возвращене Бротертона очень странно. Вы знаете, что прежде я очень любилъ вашего брата. Отецъ моей жены никого такъ не уважалъ, какъ его. Но, право, я теперь не знаю что думать. Никто не видалъ маркизы!

— Я не видалъ ее, сказалъ лордъ Джорджъ: — но она здсь.

— Никто не сомнвается, что она здсь. И мальчикъ здсь. Мы вс это знаемъ. Но вамъ извстно, что маркиза Бротертонская значитъ что-нибудь.

— Надюсь, сказалъ лордъ Джорджъ.

— И когда онъ привозитъ домой свою жену, вс надются узнать что-нибудь объ этомъ — такъ?

Все это было сказано съ намренемъ взять сторону лорда Джорджа въ вопрос, который уже началъ интересовать публику. Уже намекали тамъ и сямъ, что бумаги юнаго Попенджоя, привезеннаго изъ Итали, не совсмъ въ порядк, и что лордъ Джорджъ долженъ объ этомъ знать. Разумется, бротерширцы разговаривали объ этомъ боле другихъ, и Гаутонъ, слышавшй и говорившй многое объ этомъ, думалъ, что онъ окажетъ вжливость лорду Джорджу, если приметъ его сторону противъ маркиза.

Но лордъ Джорджъ принималъ за обиду, когда постороннй осмливался говорить о его фамили.

— Если бы говорили только о томъ, что имъ извстно, это было бы гораздо лучше, сказалъ онъ и почти тотчасъ ушелъ.

— Это все чистый вздоръ, сказалъ Гаутонъ, какъ только остался одинъ съ женой.— Разумется, объ этомъ говорятъ. Твой отецъ говоритъ, что Бротертонъ должно быть помшался.

— Это не причина, чтобы ты являлся разсказывать лорду Джорджу что говорятъ. У тебя нтъ никакого такта.

— Разумется, я не правъ, это всегда такъ, сказалъ мужъ.

Онъ допилъ рюмку хереса и ушелъ.

Лордъ Джорджъ находился теперь въ весьма тревожномъ расположени духа. Онъ имлъ намрене поступать осторожно — даже добродтельно и самоотверженно, а между тмъ, не смотря на свои намреня, дошелъ до того съ женою Гаутона, что если истина обнаружится, то онъ подвергнется самымъ оскорбительнымъ обвиненямъ. Для него любовь къ жен другого была боле затруднительна, чмъ прятна. Ея очарованя было недостаточно для того, чтобы облегчить ему тяжесть дурной стороны этого чувства. Онъ имлъ въ душ нкоторые поводы къ жалоб на свою жену, но чувствовалъ, что его собственныя руки должны быть совершенно чисты, прежде чмъ онъ повелительно и супружески отнесется къ этимъ жалобамъ. Какой онъ будетъ имть видъ, если она спроситъ его на счетъ его поведеня съ Аделаидой Гаутонъ? Потомъ какя хлопоты онъ навязалъ уже на себя по поводу жены брата?

Прежде всего, онъ счелъ обязанностью написать старшей сестр и употребилъ въ письм сильныя выраженя. Разсказавъ ей все, что слышалъ отъ повреннаго, онъ заговорилъ о себ и о декан.

‘Это сдлаетъ меня очень несчастнымъ’, писалъ онъ. ‘Я не желаю получить никакихъ выгодъ чрезъ это. Никто мене меня не завидовалъ своему старшему брату во всемъ, что ему принадлежитъ. Хотя онъ самъ дурно поступилъ со мной, я буду поддерживать его ради чести фамили. Я искренно желаю, чтобы этотъ ребенокъ былъ лордъ Попенджой. Это дло разстроило мое счасте можетъ быть лтъ на десять, а можетъ быть и навсегда. И не могу не думать, что деканъ не имлъ никакого права вмшиваться въ это дло. Онъ принуждаетъ меня, такъ-что я почти чувствую, что буду принужденъ поссориться съ нимъ. Для него это очевидно дло личнаго честолюбя, а не обязанности.’

Много еще было написано въ томъ же дух, но въ тоже время лордъ Джорджъ увдомлялъ, что поручилъ повренному Декана навести справки.

Отвтъ леди Сары былъ, можетъ быть, боле разсудителенъ, и такъ какъ онъ былъ короче, мы приведемъ его вполн:

‘Кросс-Голлъ, мая 10-го 187—.

‘Любезный Джорджъ, разумется, для всхъ насъ очень грустно, что мы принуждены наводить эти ужасныя справки, и для тебя прискорбне, чмъ для всхъ насъ, такъ какъ ты долженъ принимать въ нихъ дятельное участе. Но это обязанность очевидная, а обязанности рдко бываютъ прятны вполн. Все, что ты говоришь о себ, должно, по-крайней-мр, очистить твою совсть. Это длается не для тебя и не для насъ, но для нашей фамили, и для того, чтобы предупредить необходимость будущаго процесса, который былъ бы разорителенъ для имня. Если ребенокъ законный, пусть ради Бога провозгласятъ это такъ громко, чтобы никто впослдстви не имлъ возможности набросить сомнне на это. Для насъ должно быть предметомъ глубокаго огорченя, что сынъ нашего брата, и будущй глава нашей фамили, родился при такихъ обстоятельствахъ, которыя должны быть безславны, чтобы не сказать боле. Но несмотря на это, мы должны признать его права вполн, если эти права существуютъ. Хотя сынъ вдовы сумасшедшаго иностранца, все-таки если законъ говоритъ, что онъ наслдникъ Бротертона, мы должны облегчить для него затрудненя, насколько возможно. Но для того, чтобы сдлать это, намъ надо знать, кто онъ.

‘Деканъ конечно кажется теб навязчивымъ и можетъ быть нсколько пошлымъ. Безъ сомння въ немъ преобладаетъ чувство личнаго честолюбя, но онъ человкъ благоразумный, и я не знаю, чтобы въ этомъ онъ сдлалъ что-нибудь такое, чего лучше бы не длать. Онъ убжденъ, что ребенокъ незаконный, въ этомъ убждена и я… Ты долженъ помнить, что милая матушка совершенно на сторон Бротертона. Для нея много значитъ чувствовать, что есть наслдникъ, и быть увренной, что этотъ мальчикъ ея внукъ, такъ что не можетъ допускать выраженя сомння. Разумется, это не способствуетъ къ удовольствямъ нашей жизни. Бдная милая мамаша! Разумется, мы длаемъ все, что можетъ успокоить ее.— Любящая тебя сестра,

Сара Джерменъ.

Глава XXX.
Деканъ очень занятъ.

Прошла недля, а о маркиз ничего не было слышно, да и довренный конторщикъ Бетля еще не ухалъ въ Италю, когда мистрисъ Мойтакют-Джонсъ захала однажды въ Мюнстер-Кортъ. Леди Джорджъ не видала своего новаго друга посл того бала, на который не похала, но получила нсколько записокъ по поводу своего отсутствя и разныхъ другихъ вещей. Почему леди Джорджъ не прхала завтракать? почему леди Джорджъ не прхала покататься вмст? Леди Джорджъ нсколько боялась не составился ли противъ нея заговоръ относительно капитана Де-Барона, и не въ числ ли заговорщиковъ мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Если такъ, то заговорщицей была Аделаида Гаутонъ. Это было очень прятно. Когда Мери допрашивала себя объ этомъ человк, она уврила себя, что все это было и невинно и прятно. Она не думала, чтобы или Аделаида Гаутонъ или мистрисъ Монтакют-Джонсъ имли намрене сдлать ей вредъ, то-есть отвлечь ея любовь отъ мужа, чего по мнню Мери, никогда случиться не могло. Но были другя опасности, и этихъ ея прятельницъ она, дйствительно, должна была опасаться, если он старались вовлечь ее въ общество, возбуждавшее ревность въ ея муж. Поэтому, хотя она очень любила мистрисъ Монтакют-Джонсъ, она послднее время избгала ее, зная, что будутъ разговоры о Джек Де-Барон, и не будучи вполн уврена въ находчивости своихъ отвтовъ.

А теперь мистрисъ Монтакют-Джонсъ прхала къ ней.

— Любезная леди Джорджъ, сказала она:— куда это вы запропастились? Или вы хотите раззнакомиться со мною? Если такъ, скажите мн тотчасъ.

— О, мистрисъ Джонсъ, сказала леди Джорджъ, цлуя ее:— какъ вы можете спрашивать объ этомъ?

Мистрисъ Монтакют-Джонсъ была дородная, но очень низенькая старушка, съ сдыми локонами, румяными щеками, придававшими ей чрезвычайно здоровый видъ, и съ блестящими срыми глазами. Она всегда была одта великолпно до такой степени, что ея враги обвиняли ее въ трат громадныхъ суммъ на свой туалетъ. Она была очень стара — нкоторые говорили, что ей восемьдесятъ лтъ, прибавляя, вроятно, не боле десяти лтъ къ ея возрасту очень восторженна, особенно къ своимъ друзьямъ, очень любила веселости и была очень сострадательна.

— Зачмъ вы не были у меня на бал?

— Лордъ Джорджъ не любитъ бывать на балахъ, сказала Мери, смясь.

— Полно, полно! Не старайтесь провести меня. Мы ужъ условились, что вы прдете, когда онъ ляжетъ спать. А теперь вы мн говорите совсмъ другое. Неужели онъ такая Синяя Борода?

— Онъ совсмъ не похожъ на Синюю Бороду, мистрисъ Джонсъ.

— Надюсь. У васъ что-то вышло съ этой баронессой?

— О, нтъ!

— А я слышала, что баронесса возила васъ въ вашемъ же экипаж по всему Лондону. И съ леди Селиной была ссора. Слышала.

— Но это не имло никакого отношеня къ тому, что я не была на вашемъ бал.

— Конечно, и какъ могло имть? Гадкая женщина эта баронесса Банманъ. Если мы въ Англи не можемъ обойтись безъ нмецкихъ баронессъ и американскихъ докторшъ, въ плохомъ же положени находимся мы. Вамъ не слдовало позволять вовлекать васъ въ эту партю. Мн сказали, что баронесса кругомъ въ долгахъ, и не можетъ заплатить шиллинга. Я надюсь, что ее засадятъ въ тюрьму.

— Она ничего для меня не значитъ, мистрисъ Джонсъ.

— Надюсь. Что же это было? Я знаю, что было что-нибудь. Онъ не иметъ ничего противъ капитана Де-Барона?

— Противъ капитана Де-Барона? Что онъ можетъ имть противъ него?

— Я не знаю. Мужчинамъ приходятъ въ голову такя фантази. Вы не намреваетесь бросить танцы?

— Совсмъ, нтъ. Но я не очень ихъ люблю.

— О, леди Джорджъ, что это будетъ съ вами?

Мери не могла удержаться отъ смха, хотя въ то же время почти готова была разсердиться на вмшательство старушки.

— А мн казалось, что я не знаю ни одной молодой женщины на свт, которая любила бы танцевать больше васъ. Можетъ быть онъ и противъ этого.

— Онъ не хочетъ, чтобы я вальсировала, сказала Мери, покраснвъ.

Прежде она почти ршалась поврить свои горести этой старушк, и теперь случай казался такъ удобенъ, что она не могла удержаться, чтобы не сказать хоть это.

— О! сказала мистрисъ Монтакют-Джонсъ.— Вотъ оно что! Я знала, что есть что-нибудь. Душа моя, онъ поступаете очень глупо, и вы должны сказать ему это.

— Не можете ли вы сказать ему? возразила Мери, смясь.

— Сейчасъ готова.

— Пожалуста не говорите. Ему это не понравится.

— Душа моя, вы не должны его бояться. Я не стану проповдывать бунта противъ мужей. Я мене всхъ въ Лондон способна на это. Я знаю не хуже другихъ, какъ удобна тишина въ дом, знаю, что два человка не могутъ ужиться вмст безъ взаимныхъ уступокъ. Но уступать во всемъ не годится. Что онъ говоритъ объ этомъ?

— Онъ говоритъ, что это ему не нравится.

— Что скажетъ онъ, если вы заявите ему, что вамъ не нравится, чтобы онъ бывалъ въ клуб?

— Онъ не будетъ тамъ бывать.

— Вздоръ! Это все равно, что собака на сн, это оттого, что онъ самъ не любитъ вальсировать. Я объяснилась бы съ нимъ тихо и весело. Скажите ему, что вы любите вальсъ и просите его передумать. Я не люблю, когда мшаютъ невинному удовольствю молодыхъ людей. Стоитъ человку раскрыть ротъ и сказать слово, и удовольстве молодой женщины пропало на весь сезонъ! Вы получили мой пригласительный билетъ на 10-е юня?

— Получила.

— Я ожидаю васъ. Вечеръ будетъ небольшой. Заставьте его привезти васъ и сдлайте, какъ я вамъ говорю. Объяснитесь съ нимъ весело и спокойно. Никто меньше меня не любитъ шума, но не надо позволять садиться себ на шею.

Все это произвело большое впечатлне на леди Джорджъ. Она вполн согласилась съ мистрисъ Джонсъ, что нельзя позволять садиться себ на шею. Отецъ никогда не садился ей на шею. Онъ рдко положительно приказывалъ ей, что она можетъ и чего не можетъ сдлать. А между тмъ, она была еще ребенокъ, когда жила съ отцомъ, теперь она была замужняя женщина и жила своимъ домомъ. Она была вполн убждена, что спроси она отца, то деканъ сказалъ бы, что подобное запрещене было нелпо. Разумется, она не можетъ спрашивать отца. Но это запрещене было непрятно ей, и она почти ршилась обратиться къ мужу съ просьбой отмнить это запрещене.

Потомъ она была очень взволнована длиннымъ письмомъ отъ баронессы Банманъ. Баронесса хотла подать жалобу на леди Селину Протестъ и мисъ Мильдмей, которую читатель знаетъ подъ именемъ тетушки Джу, и сообщала леди Джорджъ, что ее вызываютъ свидтельницей. Это очень огорчило леди Джорджъ.

— Я ничего объ этомъ не знаю, сказала она своему мужу:— я была тамъ только одинъ разъ, по приглашеню мисъ Мильдмей.

— Она поступила очень глупо.

— Можетъ быть и я была глупа, но что же могу я сказать объ этомъ? Я ничего объ этомъ не знаю.

— Теб не слдовало покупать билеты.

— Какъ я могла отказать, когда она просила меня о такой бездлиц?

— Потомъ ты повезла ее, къ мисъ Мильдмей.

— Она сама сла въ коляску и я никакъ не могла отвязаться отъ нея. Не лучше ли мн написать къ ней, что я ничего объ этомъ не знаю?

Но съ этимъ лордъ Джорджъ не согласился, прося жену не говорить объ этомъ никому. Онъ былъ не очень любезенъ въ эту минуту и не кстати было говорить ему о вальс. Теперь онъ рдко бывалъ въ хорошемъ расположени духа, смущаемый Попенджоевскимъ дломъ.

Въ это время деканъ постоянно разъзжалъ то въ Лондонъ, то въ Бротертонъ, продолжая справки и, проводя много времени въ контор Бетля. Дйствовалъ онъ отдльно отъ лорда Джорджа и даже рдко оставался и обдалъ въ Мюнстер-Корт. Ссоры не было, но деканъ видлъ, что лордъ Джорджъ недружелюбно обращался съ нимъ и поэтому останавливался въ гостиниц.

— Зачмъ папа останавливается не у насъ, когда прзжаетъ въ Лондонъ? спросила Мери мужа.

— Я не знаю даже, зачмъ онъ прзжаетъ въ Лондонъ, сказалъ ей мужъ.

— Я полагаю, онъ прзжаетъ или по длу или потому что ему здсь нравится. Мн и въ голову бы не пришло спрашивать, зачмъ онъ прзжаетъ, но такъ какъ онъ здсь, я желала бы, чтобы онъ не останавливался въ гадкой и скучной гостиниц, когда мы уговорились иначе.

— Ты можешь быть уврена, что онъ знаетъ, какъ поступать, сердито сказалъ лордъ Джорджъ.

Намекъ на ‘уговоръ’ не расположилъ его къ любезности.

Мери знала хорошо почему ея отецъ такъ часто бываетъ въ Лондон, угадывала также, почему онъ не останавливается въ Мюнстер-Корт. Она примчала, что ея отецъ и мужъ становились въ недружелюбныя отношеня, и очень сожалла объ этомъ. Въ глубин сердца, она принимала сторону отца. Она не была такъ проницательна, какъ онъ, въ дл маленькаго Попенджоя, удерживаемая чувствомъ, что ей не слдуетъ желать собственнаго повышеня на счетъ паденя другихъ, но она всегда сочувствовала отцу во всемъ, слдовательно, сочувствовала ему и въ этомъ. Потомъ ею постепенно овладвало убждене, что ея отецъ былъ энергичне, разсудительне и добре ея мужа. Она была убждена, когда домъ меблировали почти весь на деньги декана, что онъ будетъ занимать его, когда ему случится бывать въ Лондон. Онъ самъ не придавалъ этому большого значеня, выбравъ это скоре какъ предлогъ для своей щедрости, но лордъ Джорджъ помнилъ объ этомъ. Домъ, конечно, будетъ открытъ декану когда бы онъ вздумалъ прхать, но лордъ Джорджъ не уговаривалъ его.

Мистеръ Стоксъ счелъ нужнымъ лично явиться въ Манор-Кроссъ получить инструкци отъ маркиза.

— Право, мистеръ Стоксъ, сказалъ маркизъ: — если бы я не желалъ показаться вамъ невжливымъ, я почти готовъ былъ бы вамъ сказать, что ничего хорошаго не можетъ выйти изъ разговора вашего со мной.

— Дло очень серозное, милордъ.

— Конечно, это очень серозная непрятность, что мой братъ и сестры идутъ противъ меня и длаютъ мн столько хлопотъ только потому, что я женился на иностранк. Это только примръ тупоголовой англйской слпоты, заставляющей насъ думать, будто все вн нашей собственной страны должно отправляться къ чорту. Мои сестры очень религозны и кажется женщины очень добрыя, но он готовы думать, что я и моя жена должны прямо попасть въ адъ, потому что мы говоримъ по-итальянски, а мой сынъ лишонъ наслдства, потому что крещенъ не въ англйской церкви. Забрали он себ въ голову эти глупости и пусть ихъ поступаютъ какъ хотятъ. Я ничего не хочу знать объ этомъ. Я позабочусь, чтобы сыну моему не предстояли затрудненя, когда я умру.

— Это, конечно, и слдуетъ сдлать, милордъ.

— Я знаю, откуда это все идетъ. Братъ мой, который настоящй идотъ, женился на дочери пошлаго пастора, который думаетъ, по своему невжеству, будто можетъ сдлать своего внука англйскимъ вельможей. Онъ растратитъ свои деньги и обожжетъ свои пальцы, а для меня это ршительно все равно. Не думаю, чтобы кошелекъ у него былъ очень длинный, придется ему исчерпать его до дна.

Вотъ почти все, что произошло между Стоксомъ и маркизомъ. Стоксъ вернулся въ Лондонъ и далъ знать Бетлю, что съ ихъ стороны ничего длаться не будетъ.

Деканъ съ нетерпнемъ желалъ, чтобы былъ отправленъ довренный конторщикъ, и одно время даже собирался хать самъ.

— Лучше не здите. Вс объ этомъ узнаютъ, сказалъ ему Бетль.

— Я и хочу, чтобы вс знали, возразилъ деканъ.— Неужели вы полагаете, что я буду стыдиться своихъ поступковъ.

— Но вы сановникъ… началъ было Бетль.

— Какое это иметъ отношене? Сановникъ, какъ вы выражаетесь, не можетъ допускать, чтобы его дочь была лишена своихъ правъ. Я только желаю узнать истину и никогда не буду стыдиться отыскивать ее честными способами.

Но Бетль одержалъ верхъ, убдивъ декана, что довренный конторщикъ, если даже и ограничится честными способами, достигнетъ цли врне, чмъ деканъ англиканской церкви.

— Мн кажется, это мы знаемъ, сказалъ Бетль декану наканун отъзда конторщика: — что они внчались два раза. Первый разъ пять лтъ тому назадъ, а другой посл письма его сятельства къ своему брату.

— Слдовательно, первый бракъ былъ незаконный, сказалъ деканъ.

— Неизвстно. Бракъ могъ быть законный, хотя внчавшеся могли повторить его вторичнымъ обрядомъ.

— Но когда умеръ Луиджи?

— И гд и какъ? Вотъ что мы должны разузнать. Я не стану удивляться, если мы узнаемъ, что онъ давно былъ помшанъ.

Почти все это деканъ сообщилъ лорду Джорджу, ршивъ что зять долженъ дйствовать съ нимъ за одно. Они встрчались время отъ времени въ контор Бетля, а иногда и въ Мюнстер-Корт.

— Вамъ необходимо знать, что длается, говорилъ деканъ зятю.

Лордъ Джорджъ безпокоился и сердился, выражая мнне, что лучше предоставить это дло ходатаю. Но деканъ почти всегда поступалъ по своему.

Глава XXXI.
Маркизъ перезжаетъ въ Лондонъ.

Вскор посл отъзда Стокса, въ Манор-Кросс было большое волнене. Маркизъ со всей своей семьей перезжалъ въ Лондонъ. Первое извсте дошло до Кросс-Голла чрезъ мистрисъ Тофъ, которая все поддерживала дружелюбное отношене съ англйской прислугой въ большомъ дом. Маркизъ и жена его съ лордомъ Попенджоемъ и прислугой не могли перехать въ Лондонъ безъ того, чтобы объ этомъ не узналъ весь Бротертонъ, да и не было никакой причины предполагать, чтобы это желали сохранить въ тайн. А все-таки, мистрисъ Тофъ придавала большую важность этому извстю, и прежде всего сказала о немъ леди Сар, потому что мистрисъ Тофъ вполн понимала, что старая маркиза была не на ихъ сторон.

— Да, миледи, это совершенно справедливо, говорила мистрисъ Тофъ леди Сар.— Лошади наняты къ будущей пятниц.

Это было сказано въ суботу, такъ что оставалось еще довольно времени для разъясненя этой тайны.

— Вс вещи уже укладываются и ея сятельство — то-есть, если ее слдуетъ такъ называть — беретъ вс платья и вс тряпки, которыя она привезла съ собой.

— Куда же они дутъ, Тофъ? Не на Кевендишскй скверъ?

У маркиза Бротертонскаго былъ старый фамильный домъ на Кевендишскомъ сквер, который, впрочемъ, былъ запертъ уже лтъ пятнадцать.

— Нтъ, миледи. Я слышала отъ прислуги, что они дутъ въ Скумбергскую гостиницу въ Альбемарльской улиц.

Тогда леди Сара разсказала объ этомъ своей матери. Бдная старушка почувствовала, что съ нею поступаютъ дурно. Она была врна своему старшему сыну, всегда принимала его сторону во время его отсутствя, бранила дочерей, когда он неблагопрятно отзывались о семейств въ Манор-Кросс, и обожала сына, когда онъ прзжалъ къ ней по воскресеньямъ. А теперь онъ детъ въ Лондонъ, ни слова не сказавъ матери о своемъ путешестви.

— Я не врю, чтобы Тофъ знала что-нибудь объ этомъ, сказала она.— Тофъ гадкая, противная сплетница и я жалю, зачмъ мы взяли ее сюда.

Справиться съ маркизой при этихъ обстоятельствахъ было очень трудно, но леди Сара никогда не поддавалась затрудненю. Она знала, что въ свт жить не легко. Она по прежнему не выпускала изъ рукъ своей иголки, и работая, старалась утшать мать. Въ это время маркиза почти поссорилась съ своимъ младшимъ сыномъ, и отзывалась очень сурово о немъ и о декан. Она не разъ говорила, что ‘Мери противная хитрая штучка’ и выражала большое сожалне, зачмъ сынъ женился на ней. Все это, разумется, шло отъ маркиза, и объ этомъ знали ея дочери, а между тмъ маркиз еще не показывали ни ея невстки, ни Попенджоя.

На слдующй день сынъ прхалъ къ ней, когда три сестры были въ церкви. Онъ всегда оставался у нея съ четверть часа, и почти все время бранилъ декана и лорда Джорджа. Но въ этотъ день мать не могла удержаться, чтобы не сдлать сыну вопросъ.

— Ты дешь въ Лондонъ, Бротертонъ?

— Отчего вы спрашиваете?

— Оттого, что мн такъ сказали, Сара говоритъ, что объ этомъ говорятъ слуги.

— Сар слдовало бы заняться чмъ-нибудь получше, а не слушать слугъ!

— Но ты узжаешь?

— Если вы желаете знать, мы думаемъ похать въ Лондонъ на нсколько дней. Попенджоя надо показать дантисту, а мн сдлать кое-что. За коимъ чортомъ не могу я хать въ Лондонъ, вдь друге здятъ же.

— Разумется, если ты желаешь.

— Сказать вамъ по правд, я желаю только одного, какъ можно скоре выбраться опять изъ этой проклятой страны.

— Не говори этого, Бротертонъ. Ты англичанинъ.

— Я этого стыжусь. Желалъ бы отъ всего сердца родиться китайцемъ или краснокожимъ индйцемъ.

Онъ это сказалъ не изъ наклонности къ космополитизму, а для того, чтобы разсердить мать.

— Что долженъ я думать о той стран, гд на меня нападаютъ вс мои родные, только потому, что я желаю жить по своему, а не такъ, какъ живутъ они?

— Я на тебя не нападала.

— Оттого, что вамъ было выгодне находиться со мною въ хорошихъ отношеняхъ, чмъ въ дурныхъ, и имъ было, бы выгодне, если бы они только знали. Я отплачу мастеру Джорджу, отплачу и этому пастору, отъ котораго еще пахнетъ конюшней. Я заставлю его проплясать такой танецъ, отъ котораго ему не поздоровится. А что касается его дочери…

— Не я устроила этотъ бракъ, Бротертонъ.

— Мн все равно, кто бы ни устроилъ. Но я также могу наводить справки. Я шпоновъ не люблю, но если друге употребляютъ шпоновъ, могу употребить и я. Эта молодая женщина не отличается добродтелью. Деканъ наврно это знаетъ, но онъ узнаетъ, что и я знаю это. А мастеръ Джорджъ узнаетъ, что я думаю объ этомъ. И если должна быть война, то онъ узнаетъ, что значитъ вести воину. У ней уже есть любовникъ, и объ этомъ говорятъ вс.

— О, Бротертонъ!

— И она стоитъ за женскя права! Джорджъ прекрасно устроилъ себя. Онъ живетъ на деньги декана, такъ что даже свою душу не сметъ называть своей. А у него еще достаетъ глупости, посылать ко мн повреннаго, говорить, что моя жена…

Онъ употребилъ очень крпкое словцо, такъ что бдная старушка пришла въ такой ужасъ, что просто онмла. Когда онъ сказалъ это слово, въ глазахъ его сверкнула ярость. Онъ стоялъ спиною къ камину, который топился, хотя погода была теплая, засунувъ руки въ карманы. Онъ обыкновенно былъ спокоенъ и выражалъ свой гнвъ скоре сарказмами, чмъ сильными выраженями, но теперь онъ былъ такъ взволнованъ, что не могъ не дать воли своимъ чувствамъ. Когда маркиза взглянула на него, дрожа отъ страха, въ ея растроенной голов промелькнула смутная мысль о Каин и Авел, хотя, если бы она привела въ порядокъ свои мысли, она конечно, не сказала бы себ, что ея старшй сынъ Каинъ.

— Онъ думаетъ, продолжалъ маркизъ: — что если я живу за-границей, то не стану обращать вниманя на такя вещи. Желалъ бы я знать, что онъ почувствуетъ, когда я скажу ему правду объ его жен? Я намренъ это сдлать, и что подумаетъ деканъ, когда я ясно выражусь объ его дочери? Я намренъ сдлать и это. Я не стану деликатничать. Вы, вроятно, слышали о капитан Де-Барон, матушка?

Маркиза къ несчастю слышала о капитан Де-Барон. Леди Сюзанна привезла извстя въ Кросс-Голлъ. Если бы леди Сюзанна дйствительно врила, что ея невстка иметъ любовника, то она не стала бы и намекать на такой ужасный предметъ. Она сообщила бы эту тайну леди Сар наедин и лорду Джорджу было бы сдлано какое-нибудь торжественное предостережене, чтобы онъ, не теряя времени, удалилъ эту несчастную молодую женщину отъ пагубнаго вляня. Но леди Сюзанна такихъ опасенй не имла. Мери была молода, сумасбродна, и пристрастна къ удовольстямъ. Какъ ни сурово и не непрятно было обращене леди Сюзанны, однако она могла до нкоторой степени сочувствовать молодой жен. Она конечно, относилась очень невыгодно о капитан Де-Барон, но не представляла его опаснымъ. Она говорила также о баронесс Банманъ и о безразсудной поздк Мери въ Институтъ, старая маркиза слышала обо всемъ этомъ и теперь почти поврила всему, что сынъ ей насказалъ.

— Не будь суровъ къ бдному Джорджу, сынъ мой.

— Я даю, что беру, матушка. Я не изъ тхъ, кто платитъ добромъ за зло. Если бы онъ оставилъ меня въ поко, я тоже сдлалъ бы съ нимъ. Теперь же мн кажется, что я буду суровъ къ бдному Джорджу. Неужели вы думаете, что по всему Бротертону не разнеслось всего, что длаютъ они — что каждый мужчина и каждая женщина въ графств не знаютъ, что мой родной братъ оспариваетъ законность моего родного сына? А вы меня просите не быть суровымъ.

— Этр сдлала не я, Бротертонъ.

— Но въ этомъ участвовали эти три двицы. Это то он называютъ христанской любовью! За этимъ то он ходятъ въ церковь!

Бдная старая маркиза совсмъ занемогла отъ всего этого. Сынъ еще не ушелъ, а она уже почти лишилась чувствъ, а между тмъ онъ до конца не щадилъ ее. Но, уходя, онъ сказалъ одно слово, въ которомъ, повидимому, было намрене успокоить ее.

— Не принести ли лучше Попенджоя сюда, прежде чмъ его отвезутъ въ Лондонъ, чтобы вы посмотрли на него?

Прежде еще онъ далъ общане, что ребенка привезутъ, чтобы сдлать удовольстве бабушк. Теперь же она была приведена въ такой ужасъ разговоромъ своего сына, что и не думала повторять свою просьбу, но когда онъ возобновилъ предложене, разумется, она согласилась.

Визитъ Попенджоя въ Кросс-Голлъ былъ устроенъ очень парадно и происходилъ въ слдующй вторникъ. Въ понедльникъ прислали сказать, что ребенка привезутъ на слдующй день въ двнадцать часовъ. Маркизъ самъ не будетъ, и ребенка, разумется, могутъ осмотрть вс дамы. Въ двнадцать часовъ вс собрались въ гостиной, но ихъ заставили ждать полчаса, и въ это время маркиза повторяла безпрестанно свое убждене, что теперь, въ послднюю минуту, она будетъ лишена исполненя величайшаго желаня ея сердца.

— Онъ не пуститъ его сюда, потому что онъ такъ сердитъ на Джорджа, сказала она, рыдая.

— Онъ не прислалъ бы сказать вчера, матушка, сказала леди Амеля:— если бы не имлъ намреня прислать его.

— Вы вс такъ къ нему несправедливы, воскликнула маркиза.

Но въ половин перваго явился поздъ. Ребенка привезли въ колясочк, которую везла помощница няни, итальянка, и провожала главная няня, которая, разумется, также была итальянка. Съ ними былъ присланъ слуга англичанинъ показывать дорогу. Можетъ быть съ этими обими женщинами поступили нехорошо, не объяснивъ имъ разстояне, и хотя они теперь жили въ Манор-Кросс нсколько недль, он никогда не отходили такъ далеко отъ дома. Разумется, колясочку скоро передали везти лакею, но об няни, которыя были принуждены итти пшкомъ цлую милю, думали, что он не дойдутъ никогда. Когда пришли, он разразились жалобами, которыхъ, конечно, никто не могъ понять. Но Попенджоя наконецъ внесли въ переднюю.

— Моя милочка, сказала маркиза, протянувъ об руки.

Но Попепджой, хотя милочка, страшно взвизгнулъ.

— Лучше позвольте внести его въ комнату, мама, сказала леди Сюзанна.

Няня внесла его и его начали раскутывать.

— Боже, какой онъ черный! сказала леди Сюзанна.

Маркиза въ сильномъ гнв накинулась на дочь.

— Вс Джермены брюнеты, сказала она.— Ты сама брюнетка — и точно такъ же черна, какъ и онъ. Моя милочка!

Она сдлала новую попытку взять мальчика, но няня съ большимъ краснорчемъ принялась что-то объяснять, чего, конечно, никто не могъ понять. Суть ея рчи заключалась въ томъ: что ‘Таво’ какъ она безцеремонно называла ребенка, котораго никто изъ Джерменовъ не подумалъ бы назвать иначе, какъ Попенджоемъ, не пойдетъ къ ‘иностранцамъ’. Няня подняла его къ верху минуты на дв, между тмъ какъ онъ все кричалъ, а потомъ опять стала закутывать.

— Онъ очень черенъ, строго сказала леди Сара.

— Какъ сердца нкоторыхъ людей, сказала маркиза съ энергей, къ которой дочери не считали ее способной.

Это, однако, три сестры перенесли безъ ропота.

Въ пятницу вся семья, включая всю итальянскую прислугу, переселилась въ Лондонъ, и дйствительно маркиза взяла съ собою вс свои платья и все привезенное ею. Тофъ была совершенно права въ этомъ отношени. А когда младшя дамы въ Кросс-Голл узнали, что Тофъ была права, он вывели изъ этого, что братъ ихъ что-то скрывалъ, когда говорилъ, что намренъ хать въ Лондонъ только на нсколько дней. Было три экипажа, и Тофъ была почти убждена, что маркиза увезла боле, чмъ привезла, такъ велика была поклажа. Скоро Тофъ явилась съ донесенемъ, что въ дом недостаетъ очень много вещей.

— Два позолоченныхъ сливочника пропали, сказала она леди Сар:— и ваза съ жемчугомъ изъ желтой гостиной!

Леди Сара объяснила, что эти вещи принадлежатъ ея брату, и что онъ и его жена могли, разумется, увезти ихъ, если хотли.

— Она ихъ взяла безъ вдома милорда, миледи, возразила Тофъ, качая головой.— Теперь я могла только мелькомъ осмотрть, но посл наврно окажется, что взято гораздо боле, миледи.

Маркизъ выразилъ такое горячее отвращене ко всему англйскому дому, всмъ извстно, что его итальянская жена ненавидла это мсто, что вс были убждены, что они уже не вернутся. Зачмъ имъ возвращаться? Что они выиграютъ, живя здсь? Маркиза не выходила изъ дома и десяти разъ, и только два раза вызжала за ворота парка. Маркизъ не принималъ участя ни въ какихъ деревенскихъ занятяхъ. Самъ не бывалъ нигд и гостей не принималъ. Онъ не хотлъ видть арендаторовъ, когда они къ нему приходили, и не заплатилъ визита даже Де-Барону. Зачмъ же онъ прзжалъ? Этотъ вопросъ вс бротертонцы задавали другъ другу, но никто не могъ отвтить на него. Прайсъ уврялъ, что это просто чертовщина — для того, чтобы надлать непрятностей всмъ. Мистрисъ Тофъ думала, что маркиза такъ захотла для того, чтобы украсть серебряныя кружки, минатюры и тому подобныя драгоцнности. Бадди, приходскй викарй говорилъ, что это ‘испытане’ вроятно, предполагая въ душ, что маркизу прислало провидне въ вид драгоцннаго пластыря, который очиститъ всхъ окружающихъ посредствомъ внутренняго раздраженя. Старая маркиза думала, что это было сдлано для того, чтобы бабушка могла восхититься присутствемъ своего внука. Паунтнеръ называлъ это наглостью. Но деканъ держался такого мння, что это былъ умышленный планъ, для того, чтобы передать незаконному ребенку имне и титулъ. Деканъ, впрочемъ, держалъ это мнне при себ.

Разумется, извстя о перезд были сообщены въ Мюнстер-Кортъ. Леди Сара написала брату, а деканъ написалъ дочери.

— Что ты будешь длать, Джорджъ? Подешь къ нему?

— Я самъ не знаю, что сдлаю.

— А мн надо хать?

— Конечно, нтъ. Ты можешь только хать къ ней, а она даже не видала моей матери и сестеръ. Когда я былъ у него, онъ не хотлъ представить меня ей, хотя послалъ за ребенкомъ. Я думаю, что мн лучше хать! Я не хочу съ нимъ ссориться.

— Ты предлагалъ дйствовать вмст съ нимъ, если бы онъ только согласился.

— Я долженъ сказать, что твой отецъ принудилъ меня къ тому, на что Бротертонъ непремнно долженъ сердиться.

— Папа сдлалъ все по чувству долга, Джорджъ.

— Можетъ быть. Но иногда бываетъ очень трудно отдлить чувство долга отъ чувства собственныхъ интересовъ. Но это очень меня огорчаетъ.

— О, Джорджъ, моя ли это вина?

— Нтъ, не твоя. Но для меня непрятне всего чувство раздора съ моими родными, Бротертонъ поступилъ дурно со мной.

— Очень дурно.

— А между тмъ я отдалъ бы все на свт, чтобы находиться съ нимъ въ хорошихъ отношеняхъ. Мн кажется я къ нему зайду. Онъ остановился въ гостиниц въ Альбемарльской улиц. Я ничмъ не заслужилъ его нерасположеня, если бы онъ зналъ все.

Разумется, лордъ Джорджъ вовсе не зналъ, какъ братъ къ нему расположенъ. Въ каждомъ разговор съ повренными — Бетлемъ и Стоксомъ — онъ всегда выражалъ желане доказать законность рожденя мальчика. И если Стоксъ повторитъ его брату, что онъ говорилъ, то конечно, братъ не могъ сердиться на него!

Во всякомъ случа лордъ Джорджъ не хотлъ показать, что боится брата и отправился въ гостиницу. Его заставили ждать въ передней около десяти минутъ, а потомъ итальянецъ-курьеръ пришелъ къ нему. Маркизъ теперь былъ не одтъ, а лорду Джорджу было непрятно ждать. Угодно лорду Джорджу зайти въ три часа на слдующй день? Лордъ Джорджъ сказалъ, что зайдетъ, и дйствительно пришелъ въ Скумбергскую гостиницу въ три часа на слдующй день.

Глава XXXII.
Смущене лорда Джорджа.

День этотъ былъ весьма важенъ для лорда Джорджа, такъ важенъ, что надо объяснить нсколько обстоятельствъ случившихся прежде, чмъ онъ увидался съ братомъ въ гостиниц.

Онъ получилъ отъ декана письмо, написанное въ самомъ лучшемъ расположени духа. Когда нанимали домъ въ Мюнстер-Корт, то намревались занимать его до конца юня, а потомъ лордъ Джорджъ и его жена должны хать въ Бротерширъ. Посл брака всмъ сдлалось извстно, что Мери предпочитала Лондонъ, а лордъ Джорджъ деревню. Они оба очень хорошо поступили другъ съ другомъ въ этомъ отношени. Мужъ, хотя боялся, что его жена окружена опасностями, и сознавалъ, что самъ находится на краю страшной пропасти, не убждалъ ухать прежде назначеннаго срока. А жена, хотя ей постоянно представлялся страхъ скуки въ Кросс-Голл, не просила продолжить срокъ. Теперь былъ конецъ мая, а отъздъ изъ Лондона назначенъ въ начал юля. Лордъ Джорджъ очень любезно общалъ провести нсколько дней у декана до отъзда въ Кросс-Голлъ, и далъ Мери позволене остаться у отца нсколько доле. Теперь пришло отъ декана письмо веселое и прятное, съ извстемъ о лошади Мери, которую еще деканъ держалъ, съ увренями о любезномъ прем. Ни слова не было сказано въ этомъ письм о страшномъ фамильномъ дл. Хотя лордъ Джорджъ въ настоящую минуту не былъ весьма любезно расположенъ къ своему тестю, онъ остался доволенъ этимъ письмомъ и прочелъ его вслухъ жен за завтракомъ съ любезнымъ одобренемъ. Выходя изъ дома къ брату, онъ сказалъ жен, что пустъ лучше она отвтитъ на письмо отца, и объяснилъ ей, гд она можетъ найти письмо въ его уборной.

Но наканун онъ получилъ въ клуб другое письмо, содержане котораго было не такъ прятно даже ему, и которое, конечно, не могло доставить удовольствя его жен. Получивъ его, онъ держалъ его секретно въ грудномъ карман, и когда, уходя изъ дома, послалъ жену отыскать письмо отъ ея отца, онъ былъ увренъ, что то письмо было скрыто отъ всхъ глазъ въ тайномъ святилищ его сертука. Но вышло иначе. Съ той забывчивостью, которой особенно подвержены мужья, онъ спряталъ письмо декана на груди своей, а другое оставилъ на стол. И не только оставилъ на стол, а самъ поставилъ сило жену въ такое положене, что она не могла не прочесть этого письма.

Мери нашла письмо и прочла его прежде, чмъ вышла изъ уборной мужа. А письмо заключалось въ слдующемъ:

‘Возлюбленный Джорджъ… ‘

Когда Мери прочла этотъ эпитетъ, который она одна имла право употреблять, она остановилась и вся кровь бросилась ей въ лицо. Она тотчасъ узнала почеркъ, и въ минуту перваго волненя положила письмо на столъ. Съ секунду въ ней преобладало чувство побуждавшее ее не читать дале. Но это продолжалось не боле секунды. Конечно, ей никогда не пришло бы въ голову отыскивать писемъ въ карманахъ мужа. До сихъ поръ она никогда не дотрогивалась до его бумагъ иначе, какъ по его просьб, или исполняя его желане. Она не подозрвала ничего, даже не чувствовала никакого любопытства на счетъ длъ своего мужа. Но теперь разв она не должна прочесть письмо, которое онъ самъ указалъ ей, Возлюбленный Джорджъ! и это написано почеркомъ ея прятельницы! Аделаиды Гаутонъ — рукою женщины, которую ея мужъ любилъ прежде, чмъ зналъ ее! Разумется, она прочла письмо.

‘Возлюбленный Джорджъ,— сердце мое разрывается, когда вы не бываете у меня. Ради Бога, будьте здсь завтра. Въ два, три, четыре, пять, шесть, семь — я буду дома цлый день. Я не смю сказать лакею, что не буду принимать никого, кром васъ, но вы должны уже положиться на случай. Никто не прзжаетъ до трехъ и посл шести. Онъ не бываетъ дома до половины восьмого. Ахъ! Что будетъ со мною, когда вы удете изъ Лондона? Не для чего жить, не для чего — кром, какъ для васъ. Все, что вы пишете не попадется въ руки никому. Напишите, что вы любите меня!

‘А.’

Это письмо огорчило лорда Джорджа, когда онъ его получилъ — какъ огорчали другя письма прежде полученныя. И вмст съ тмъ оно было ему лестно, а уврене въ любви имло для него какую-то особенную прелесть, которая не допустила его уничтожить это письмо немедленно, какъ слдовало бы. Если бы жена его могла знать его мысли, ея гнвъ нсколько смягчился бы. Несмотря на особенную прелесть, онъ ненавидлъ эту переписку. Это было дло этой женщины а не его. Обо всемъ этомъ Мери не знала ничего. Ей только сдлалось извстно, что жена старика Гаутона, выдававшая себя за ея дорогого друга, написала любовное письмо къ ея мужу, а что ея мужъ старательно его сохранилъ и очевидно по ошибк отдалъ ей въ руки.

Она прочла письмо два раза, а потомъ стояла неподвижно нсколько минутъ, думая что ей длать. Ея первой мыслью было разсказать отцу, но она скоро оставила эту мысль. Мужъ жестоко оскорбилъ ее, но, раздумавъ поглубже объ этомъ, она начала сознавать, что не желала навлечь на него ничьего гнва кром своего. Потомъ она вздумала было отправиться немедленно на Беркелейскй скверъ и высказать все мистрисъ Гаутонъ. А она чувствовала, что можетъ высказать многое. Но къ чему это послужитъ? Какъ ни сильна была теперь ея ненависть къ Аделаид, Аделаида ничего не значила для нея въ сравнени съ ея мужемъ. Думала она было также полетть вслдъ за нимъ, зная, что онъ ушелъ къ брату въ Скумбергскую гостиницу.

Но наконецъ она ршилась не длать и не говорить ничего пока онъ не примтитъ, что она прочла письмо. Она оставитъ его развернутымъ на его туалет такъ, чтобы онъ могъ узнать немедленно по возвращени, что онъ надлалъ. Но тутъ пришло ей въ голову, что можетъ быть слуги увидятъ письмо, если она такъ его разложитъ. Поэтому она оставила его въ карман и ршила, что когда услышитъ стукъ мужа въ дверь, войдетъ къ нему въ комнату и положитъ письмо такъ, чтобы оно бросилось ему въ глаза. Она цлый день думала объ этомъ и безпрестанно читала гнусныя слова, пока они не запечатллись въ ея памяти.

‘Напишите, что вы любите меня!’ Гадкая змя, вроломная! Возможно ли, чтобы ея мужъ любилъ эту женщину больше чмъ ее? Разв неизвстно всмъ какая эта женщина безобразная, жеманная, пошлая и противная! ‘Возлюбленный Джорджъ!’ Эта женщина не могла употребить такого выраженя безъ его позволеня. О, что ей длать? Не слдуетъ ли ей вернуться жить съ отцомъ?

Тутъ она подумала о Джек Де-Барон. Джека Де-Барона называютъ сумасброднымъ, но онъ никогда не оказался бы виновенъ въ такой гнусности. Она однако остановилась на намрени положить письмо такъ, чтобы мужъ увидалъ его и чтобы зналъ, что и она его прочла.

Между тмъ лордъ Джорджъ не вдая о бур, собиравшейся дома, былъ введенъ въ гостиную брата. Тамъ онъ нашелъ вмст съ братомъ даму, въ которой безъ труда могъ узнать свою невстку. Это была высокая смуглая женщина, какъ ему показалось, очень безобразная, но съ большими блестящими глазами и очень черными волосами. Она была одта дурно, въ утренней блуз, и показалась лорду Джорджу нисколько не моложе своего мужа. Маркизъ сказалъ ей что-то по-итальянски, вроятно представляя брата, но лордъ Джорджъ не могъ понять ни слова. Она поклонилась, а лордъ Джорджъ протянулъ руку.

— Можетъ быть теб лучше познакомиться съ нею, сказалъ маркизъ.

Тутъ онъ опять заговорилъ по-итальянски, и минуты чрезъ дв маркиза ушла. Впослдстви лорду Джорджу пришло на мысль, что это свидане было устроено заране. Если бы его братъ не желалъ, чтобы онъ видлъ маркизу, маркиза могла бы не показываться и здсь какъ въ Манор-Кросс.

— Твое посщене показываетъ необыкновенную вжливость съ твоей стороны, сказалъ маркизъ какъ только дверь затворилась.— Что могу я сдлать для тебя?

— Я желалъ видться съ тобою, когда ты прхалъ въ Лондонъ.

— Натурально, натурально. Я очень теб обязанъ за то, что ты прислалъ ко мн этого повреннаго.

— Я его не посылалъ.

— А главное обязанъ за то, что ты поручилъ другому повренному наши фамильныя дла.

— Я не сдлалъ бы ничего подобнаго, если бы это зависло отъ меня. Поврь мн, Бротертонъ, моя единственная цль такъ явно доказать это, чтобы впередъ не было никакой надобности для справокъ.

— Когда я умру?

— Когда мы оба умремъ.

— Ты десятью годами моложе меня. Ты, пожалуй, можешь пережить меня.

— Поврь мн…

— А что если я теб не врю! А что если я думаю, что говоря все это, ты лжешь какъ чортъ!

Лордъ Джорджъ вскочилъ со стула.

— Любезный другъ, къ чему это притворство. Ты думаешь, что можешь пережить меня. Я полагаю, что у тебя недостало бы смысла догадаться объ этомъ самому, но твой тесть навелъ тебя на это. Онъ не такой оселъ какъ ты, но даже и онъ иметъ глупость воображать, будто если я англичанинъ, женился на итальянк, то этотъ бракъ, пожалуй, можно сдлать недйствительнымъ.

— Намъ только нужно доказательство.

— А у тебя кто-нибудь требуетъ доказательствъ твоего брака съ этой милой молодой женщиной, дочерью декана?

— Вс могутъ найти эти доказательства въ Бротертон.

— Безъ сомння, и я могу достать доказательства моего брака, когда они мн понадобятся. А пока я сомнваюсь, можешь ли ты что-нибудь узнать полезное для себя въ этомъ твоемъ посщени.

— Я не желалъ узнавать ничего.

— Лучше присматривай внимательне за своей женой, это было бы для тебя занятемъ боле полезнымъ. Она теперь, вроятно, забавляется съ капитаномъ Де-Барономъ.

— Это клевета, сказалъ лордъ Джорджъ, вставая со стула.

— Безъ сомння. Мои слова — клевета. А вс твои обвиненя, какъ бы тяжелы и жестоки они ни были — вс доказываютъ твою честь. Я не сомнваюсь, что ты найдешь ее съ капитаномъ Де-Барономъ, если пойдешь и посмотришь.

— Я найду ее не длающей ничего, чего она не должна длать, отвтилъ мужъ, отыскивая перчатки и шляпу.

— Или говорящей рчь въ Институт Женскихъ Правъ, объ этой нмецкой баронесс, которая, какъ мн сказали, сидитъ въ тюрьм. Но, Джорджъ, не принимай этого къ сердцу. Ты получилъ деньги. Когда человкъ беретъ свою жену изъ конюшенъ, онъ не можетъ отъ нея ожидать порядочнаго поведеня и обращеня. Получивъ деньги, онъ долженъ оставаться доволенъ.

Лордъ Джорджъ долженъ былъ выслушать вс эти колкя слова, прежде чмъ усплъ уйти изъ комнаты и выбраться на улицу.

Было около четырехъ часовъ, онъ направился къ Пикадилли, прежде чмъ усплъ собрать свои растерянныя мысли и сообразить, что ему длать въ эту минуту. Тутъ онъ вспомнилъ, что Беркелейскй скверъ недалеко, и что его приглашали туда въ эти часы. Надо отдать ему справедливость и признаться, что онъ не имлъ большого желаня посщать мистрисъ Гаутонъ въ настоящемъ состояни его чувствъ. Посл полученя письма — которое теперь ждало его дома — онъ говорилъ себ, что хочетъ и долженъ разыграть роль осифа. Онъ имлъ это намрене уже и тогда, когда она въ первый разъ заговорила съ нимъ о своей страсти, нсколько мсяцевъ тому назадъ, а потомъ онъ перемнилъ намрене, потому что не находилъ надобности длать такой важный шагъ. Но теперь было ясно, что этотъ важный шагъ необходимъ. Онъ долженъ дать ей знать, что ей недолжно называть его ‘возлюбленный Джорджъ’ и просить, чтобы онъ объяснился съ ней въ любви. Но обвинене противъ его жены, сдланное его братомъ такимъ грубымъ языкомъ, смягчило его сердце къ жен. Зачмъ, о, зачмъ позволилъ онъ себ перехать въ этотъ Лондонъ, который онъ такъ ненавидлъ всегда! Разумется, Джекъ Де-Баронъ огорчалъ его, хотя въ эту минуту онъ былъ готовъ поклясться, что его жена невинне любой женщины въ Лондон.

Но теперь, когда онъ былъ такъ близко, то почему ему не зайти на Беркелейскй скверъ. Онъ ощупалъ въ карман письмо Аделаиды, и вмсто него вытащилъ письмо декана, которое имлъ намрене оставить своей жен. Въ одно мгновене онъ понялъ что надлалъ. Онъ вспомнилъ все, даже какимъ образомъ была сдлана ошибка. Онъ не могъ сомнваться, что самъ отдалъ въ руки жены письмо Аделаиды Гаутонъ и что она прочла его. Онъ вдругъ остановился и приложилъ руку къ голов. Что будетъ онъ длать теперь. Конечно, онъ не можетъ длать визитъ на Беркелейскй скверъ. Не можетъ же онъ пойти и объясниться въ любви мистрисъ Гаутонъ. Разумется, онъ долженъ увидаться съ своей женой. Разумется, онъ долженъ объясниться съ нею, какимъ бы то ни было образомъ, и чмъ скоре, тмъ лучше. Онъ повернулъ домой, но шелъ не очень скоро.

Какъ она приметъ это? Что она сдлаетъ? Разумется, женщины ежедневно прощаютъ подобныя оскорбленя, и вроятно онъ, посл первой вспышки, успетъ уврить ее, что любитъ ее, а не ту другую женщину. Въ настоящемъ расположени своего духа, онъ могъ уврять себя, что это дйствительно справедливо. Онъ могъ теперь говорить себ, что не желалъ никогда боле видться съ Аделаидой Гаутонъ. Но, прежде чмъ можно было этого достигнуть, онъ долженъ былъ признаться жен въ своей вин. Онъ такъ сказать, долженъ былъ пасть къ ея ногамъ. До-сихъ-поръ, во всхъ своихъ сношеняхъ съ нею, онъ принималъ повелительный тонъ. Онъ не давалъ ей повода обвинить его въ чемъ бы то ни было. Она, конечно, была молода и неопытна въ вещахъ такого рода, и лордъ Джорджъ постоянно считалъ себя выше ее. Теперь это превосходство должно исчезнуть.

Я не знаю, не выигрываетъ ли домашнее спокойстве, когда каке-нибудь гршки мужа выйдутъ на свтъ. Женщина часто любитъ сердиться, жаловаться, но больше всего она любитъ прощать. Она только тогда почувствуетъ свою жизнь счастливой, если ея мужъ подастъ ей поводъ ласково простить. Только тогда онъ становится ей равенъ, а равенство необходимо для счастливой любви. Но мужчина не любитъ, чтобы ему прощали. Онъ присвоилъ себ превосходство и обязанъ поддерживать его. Но когда, наконецъ, онъ вернется домой немножко подъ хмлькомъ, или не можетъ заплатить по хозяйственнымъ счетамъ оттого, что проигрался въ карты, или имлъ непрятность по должности и сомнвается, останется ли на мст, или можетъ быть женское письмо попадетъ не въ т руки, тогда онъ долженъ признаться, что ‘виноватъ’. Это чувство сначала бываетъ очень непрятно, но я думаю, что это необходимый шагъ для достиженя истиннаго супружескаго счастя.

Теперь лордъ Джорджъ оказывался виноватымъ, и долженъ былъ перенести всю эту непрятность, не имя достаточной опытности, которая могла бы сказать ему, что эти тучи обыкновенно проходятъ быстро. Онъ шелъ домой не останавливаясь, но медленно, и вошелъ очень тихо. Мери не ожидала его такъ скоро, и когда онъ вошелъ въ гостиную, она вздрогнула увидвъ его. Она еще не положила письма на его туалетъ, какъ намревалась, оно все еще было въ ея карман, и въ голову ей не пришло, что онъ догадался объ этомъ. Она взглянула на него, когда онъ вошелъ, но не сказала ни слова.

— Мери, началъ онъ.

— Что такое?

Могло быть, что она не нашла письма — это было возможно, хотя невроятно, но онъ такъ ршился признаться во всемъ и оправдаться, что не желалъ, или, по-крайней-мр, не приготовился воспользоваться этой возможностью.

— Ты нашла письмо? спросилъ онъ.

— Нашла.

— Ну что же!

— Разумется, мн жаль, что я захватила такую секретную переписку. Вотъ оно.

Она бросила ему письмо.

— О, Джорджъ!

Онъ поднялъ письмо, которое упало на полъ, разорвалъ его въ клочки и бросилъ ихъ въ каминъ.

— Что ты думаешь объ этомъ, Мери?

— Что я думаю?— Неужели ты думаешь, что я люблю кого-нибудь такъ, какъ люблю тебя?

— Ты вовсе меня не любишь, если эта гадкая, отвратительная тварь не лгунья.

— Разв я лгалъ теб когда-нибудь? Ты повришь мн?

— Не знаю.

— Я не люблю никого на свт, кром тебя.

Даже этого было достаточно для нея. Ей уже хотлось броситься къ нему на шею и сказать ему, что все прощено, что онъ, по-крайней-мр, прощенъ. Цлое утро думала она о сердитыхъ словахъ, которыя скажетъ ему, и о еще боле сердитыхъ словахъ, которыми разбранитъ гадкую, гадкую змю. О гнвныхъ словахъ на мужа она уже забыла, но мистрисъ Гаутонъ не имла намреня щадить.

— Ахъ, Джорджъ, какъ можешь ты позволять такой женщин писать теб въ такихъ выраженяхъ? Ты былъ у нея?

— Сегодня?

— Да, сегодня.

— Конечно, нтъ. Я сейчасъ отъ брата.

— Ты никогда не будешь больше у нея бывать! Ты долженъ это общать!

Это было первое прямое нападене на его превосходство! Неужели онъ, по приказаню жены, долженъ дать общане, что никогда не будетъ тамъ бывать? Это была первая попытка его жены держать его подъ башмакомъ.

— Я думаю, что мн лучше сказать теб все, отвтилъ онъ.

— Я желаю только знать, что ты ненавидишь ее, сказала Мери.

— Я ни ненавижу, ни люблю ее. Я любилъ ее… когда-то. Ты знаешь это.

— Я никакъ не могла этого понять. Я никогда не врила, чтобы ты дйствительно могъ ее любить.

Тутъ она начала рыдать.

— Я… никогда… не вышла бы за тебя, если бы думала это.

— Но какъ только я увидалъ тебя, все во мн измнилось.

Сказавъ это, онъ протянулъ къ ней руки, и она подошла къ нему.

— Не было ни одной минуты посл того, чтобы теб не принадлежало все мое сердце.

— Но зачмъ… зачмъ… зачмъ… рыдала она, спрашивая, какимъ образомъ могло случиться, что эта злая змя написала такое письмо.

Этотъ вопросъ, конечно, былъ довольно естественный. Но на этотъ вопросъ очень трудно было отвчать. Ни одинъ мужчина не любитъ разглашать, что женщина преслдуетъ его непрятной для него любовью, и, конечно, лордъ Джорджъ не сталъ бы этимъ хвастаться.

— Дорогая Мери, сказалъ онъ:— клянусь честью джентльмена, что я вренъ теб.

Тутъ она осталась довольна, повернулась къ нему и покрыла его поцлуями… Мн кажется въ это утро боле чмъ когда либо посл ихъ свадьбы, исполнилось ея желане влюбиться въ мужа. Ея сердце такъ къ нему смягчилось, что, она не хотла даже сдлать ни одного вопроса, который огорчилъ бы его. Она намревалась сурово потребовать у него общаня, никогда боле не бывать на Беркелейскомъ сквер, но даже и это она теперь оставила, чтобы не раздражать его. Она прижалась къ нему на диван и положила его руку на свое плечо, рыдала и смялась. Но время отъ времени у нея вырывалась вспышка противъ мистрисъ Гаутонъ.

— Гадкая тварь! злая, злая змя. О, Джорджъ какая она безобразная!

А между, тмъ, до этого небольшого происшествя, она была очень рада называть Аделаиду Гаутонъ своимъ короткимъ другомъ.

Было около пяти часовъ, когда лордъ Джорджъ пришелъ домой, и ему пришлось выносить ласки жены и слушать выраженя ея любви къ нему и брани къ мистрисъ Гаутонъ до седьмого часа. Тутъ ему пришло въ голову, что для него было бы полезно пройтись пшкомъ. Они обдали въ гостяхъ, но не прежде восьми часовъ, слдовательно, время еще было. Когда лордъ Джорджъ предложилъ это, она тотчасъ согласилась. Разумется, она должна одваться, а онъ, разумется, не захочетъ теперь пойти на Беркелейскй скверъ. Она вполн врила, что онъ вренъ ей, но все-таки боялась происковъ этой гадкой женщины. Они скоро отправятся въ деревню и тогда эта злая змя будетъ далеко отъ нихъ.

Лордъ Джорджъ пошелъ въ клубъ прочитать вечернюю газету и вернулся домой пшкомъ. Разумется, онъ желалъ хладнокровно подумать съ полчаса обо всемъ, что произошло между нимъ и его женою, между нимъ и его братомъ. Онъ вполн убдился, что его жена самая милая и кроткая женщина на свт. Онъ былъ боле чмъ доволенъ ея обращенемъ съ нимъ. Она не наложила на него никакихъ наказанй, не потребовала, чтобы онъ былъ у нея подъ башмакомъ. Конечно, она видла, что его превосходство исчезло, но ничмъ не выразила своего торжества. Всмъ этимъ онъ остался доволенъ.

Но что онъ будетъ длать съ мистрисъ Гаутонъ, когда цлый часъ клялся разъ двнадцать, что совершенно равнодушенъ къ ней? Теперь онъ повторялъ это самому себ. Но все онъ былъ ея возлюбленный. Онъ позволилъ ей считать его такимъ и что-нибудь должно быть сдлано. Она будетъ писать къ нему письма каждый день, если онъ не остановитъ этого, и каждое подобное письмо, не показанное жен, будетъ новой измной противъ нея. Это было очень непрятно. Потомъ страшныя слова, сказанныя его братомъ о капитан Де-Барон, раздавались въ его ушахъ. Сегодня, конечно, онъ не имлъ возможности говорить съ своей женой о капитан Де-Барон. Пойманный въ своей вин, онъ не могъ намекать на возможность вины другой стороны. Онъ даже и не врилъ никакой вин. Но Цезарь сказалъ, что жена Цезаря должна быть выше подозрня, и въ этомъ отношени каждый человкъ долженъ быть Цезаремъ для самого себя. Леди Сюзанна говорила объ этомъ капитан, у Аделаиды Гаутонъ вырвалось насколько злобныхъ словъ, и самъ онъ видлъ ихъ гуляющими вмст. Теперь братъ сказалъ ему, что капитанъ Де-Баронъ любовникъ его жены. Капитанъ Де-Баронъ вовсе не нравился лорду Джорджу.

Глава XXXIII.
Капитанъ Де-Баронъ.

Разумется, чрезъ два или три дня, лордъ Джорджъ и его жена начали разсуждать о мистрисъ Гаутонъ. Нельзя же было оставить это дло, не поговоривъ о немъ опять.

— Я вполн доволенъ тобой, сказалъ онъ:— боле чмъ доволенъ, но я полагаю, что она не довольна мистеромъ Гаутономъ.

— Такъ зачмъ она вышла за него?

— Да — зачмъ.

— Женщина должна быть довольна своимъ мужемъ. Но во всякомъ случа, какое право иметъ она разстраивать счасте другихъ людей? Ты врно никогда не писалъ къ ней любовнаго письма?

— Никогда — посл ея замужства.

Это, дйствительно было справедливо. Аделаида Гаутонъ часто писала къ нему, но онъ не бралъ въ руки пера и чернилъ, и отвчалъ на ея письма личными посщенями.

— И между тмъ она могла настаивать! и женщины способны длать такя низости! У меня скоре разорвалось бы сердце, я скоре умерла бы, чмъ стала просить мужчину объясниться со мною въ любви. Не нахожу, чтобы теб было чмъ гордиться. У нея, наврно, было съ полдюжины другихъ. Ты не увидишь ее боле?

— Мн кажется я вынужденъ сдлать это. Я не желаю писать къ ней, а между тмъ я долженъ растолковать ей, что все это должно прекратиться.

— Она пойметъ это очень скоро, когда не будетъ видть тебя. По дломъ было бы ей отправить это письмо къ ея мужу.

— Это было бы жестоко, Мери.

— Я этого не сдлала. Я думала сдлать это, но не сдлала. Но ей было бы по дломъ. Мн кажется она вчно пишетъ письма.

— Писала, но не такое же множество, сказалъ лордъ Джорджъ.

Ему было не совсмъ по себ во время этого разговора.

— Ужъ, конечно, пишетъ кучу такихъ писемъ. Такъ ты намренъ опять у нея быть?

— Думаю, я вдь считаю ее не такой парей какъ ты.

— Я считаю ее бездушной, гадкой интриганткой, которая вышла за старика безъ малйшей привязанности къ нему, и которая нисколько не заботится, что длаетъ другихъ несчастными. И я нахожу ее очень — очень безобразной. Она страшно мажется. Вс могутъ это видть. А волосы у нея вс фальшивые.

Леди Джорджъ сама не мазалась и не носила фальшивыхъ волосъ.

— О! Джорджъ, если ты пойдешь къ ней, будь твердъ! Ты будешь твердъ?

— Я просто пойду къ ней для того, чтобы прекратить эти непрятности.

— Разумется, ты скажешь ей, что я никогда не скажу съ нею слова. Могу ли я? Ты самъ этого не пожелаешь.

Онъ ничего не могъ сказать въ отвтъ. Конечно, онъ желалъ бы, чтобы продолжались полудружескя отношеня, но не могъ просить ее объ этомъ. Можетъ быть чрезъ нсколько времени онъ попроситъ ее избжать огласки, но теперь еще не можетъ этого сдлать. Онъ достигъ большаго чмъ имлъ право ожидать, получивъ позволене еще разъ побывать на Беркелейскомъ сквер. Потомъ они скоро подутъ въ Бротертонъ и все устроится само собой. Тутъ жена сдлала ему другой вопросъ:

— Ты не прочь противъ того, чтобы я похала къ мистрисъ Джонсъ въ четвергъ?

Вопросъ былъ очень неожиданный, такъ что онъ почти вздрогнулъ.

— Тамъ кажется будутъ танцы?

— Да, разумется танцы.

— Нтъ, я не прочь.

Она имла намрене просить его отмнить запрещене относительно вальса, но не могла сдлать этого теперь. Она не могла воспользоваться своимъ настоящимъ преимуществомъ, чтобы вырвать у него позволене, въ которомъ при другихъ обстоятельствахъ, онъ отказалъ бы ей. Это было бы все равно какъ объявить, что она намрена вальсировать, потому что онъ забавлялся съ мистрисъ Гаутонъ. Мысли ея совсмъ не имли такого направленя. Но она думала, что ей будетъ дано нсколько боле свободы, потому что мужъ ея оказался виновенъ и былъ прощенъ. Когда онъ еще тщеславился тмъ превосходствомъ, которое она приписывала ему, она почти признавалась себ, что онъ иметъ право требовать отъ нея самаго строгаго приличя. Но теперь, когда она узнала, что онъ тайкомъ получаетъ любовныя письма, ей казалось, что она можетъ позволить себ нсколько боле свободы. Она охотно простила ему. Она, дйствительно, думала, что несмотря на это письмо, онъ любилъ ее одну. Она говорила себ, что мужчины любятъ забавляться, и что хотя никакая женщина не могла написать такое письмо, не обезславивъ себя совсмъ, мужчина могъ получить его и носить въ карман безъ большой бды. Но она думала, что это обстоятельство могло нсколько облегчить строгость ея повиновеня. Она почти ршилась вальсировать на бал мистрисъ Джонсъ, можетъ быть, не съ капитаномъ Де-Барономъ, можетъ быть не очень много и не очень весело, но все-таки достаточно для того, чтобы высвободиться изъ оковъ. Можетъ быть даже она прежде скажетъ объ этомъ мужу. Они оба хали на довольно большое собране къ леди Брабазонъ, прежде чмъ подутъ къ мистрисъ Джонсъ. Они согласились только показаться тамъ. Онъ былъ принужденъ быть тамъ и терпть не могъ оставаться. Но даже у леди Брабазонъ она могла имть удобный случай сказать то, что желала ему сказать.

Въ этотъ день она возила мужа въ своей колясочк и вернувшись домой оставалась одна цлый день до пяти часовъ, и тогда къ ней явился капитанъ Де-Баронъ. Знакомство ихъ сдлалось очень короткое. Она не могла хорошенько опредлить почему онъ нравится ей, но она была твердо уврена, что нисколько въ него не влюблена. Но онъ былъ всегда веселъ, всегда добродушенъ, всегда разговорчивъ. Онъ былъ источникомъ всей той веселости, которою пользовалась она, а она веселостью очень дорожила. Онъ былъ хорошъ собой, мужественъ и вмст кротокъ. Почему и ей не имть своего друга? Онъ не станетъ писать къ ней отвратительныхъ писемъ и просить ее объясниться съ нимъ въ любви! А между тмъ она знала, что опасность есть. Она знала, что ея мужъ немножко ревнивъ. Она знала, что Августа Мильдмей страшно ревнива. Эта противная мистрисъ Гаутонъ длала столько гадкихъ намековъ на нее и Джека.

Когда о немъ доложили, она почти пожалла зачмъ онъ прхалъ, но все-таки приняла его очень прятно. Онъ немедленно заговорилъ о баронесс Бакманъ. Баронесса наканун пробралась на платформу Института, когда мисъ докторъ Плибоди читала лекцю, а леди Селина предсдательствовала, и столкнула съ кресла бдную старуху.

— Какой вздоръ!

— Мн такъ сказали — схватила кресло за спинку и вышвырнула ее.

— А за полицей не посылали?

— Вроятно послали, наконецъ, но съ американской докторшей она сладить не могла. Баронесса усиливалась сказать рчь, но Оливя Плибоди сдлалась фавориткой и одержала верхъ. Мн сказали, что плшивый старикъ, наконецъ, отвезъ баронессу домой въ кеб. Я заплатилъ бы пятъ фунтовъ стерлинговъ только бы быть тамъ. Кажется я поду послушать докторшу.

— Я не поду больше ни за что на свт.

— Вы женщины такъ завидуете другъ другу. Бдная леди Селина! Мн сказали, что она очень ушиблась.

— Отъ кого вы слышали все это?

— Отъ тетушки Джу, сказалъ капитанъ.— Разумется, тамъ была тетушка Джу. Баронесса старалась броситься въ объятя тетушки Джу, но тетушка Джу кажется удалилась.

Стало быть капитанъ Де-Баронъ примирился съ мисъ Мильдмей. Эта мысль тотчасъ пришла въ голову Мери. Онъ не могъ видть тетушку Джу и не видать ея племянницы въ тоже время. Можетъ быть уже все ршено. Можетъ быть они обвнчаются. Это было бы жаль, потому что она и въ половину его не стоитъ. Потомъ Мери стала спрашивать себя будетъ ли капитанъ Де-Баронъ женатымъ такъ же прятенъ какъ холостой.

— Я надюсь, что это не разстроило мисъ Мильдмей, сказала она.

— У нея только немножко разстроились нервы.

— А Августа Мильдмей была тамъ?

— О, нтъ. Это совсмъ не по ея части. Она вовсе не расположена отказаться отъ слабости своего пола и вступить въ ученую профессю. Кстати, я боюсь, что вы съ ней не очень добрые друзья.

— Отчего вы говорите это, капитанъ Де-Баронъ?

— Однако, какъ вы съ нею?

— Я не знаю зачмъ вамъ разузнавать.

— Очень естественно желать, чтобы наши друзья были дружны между собой.

— Разв мисъ Мильдмей говорила… что-нибудь… обо мн?

— Ни слова — и вы ничего не говорите о ней. Поэтому я и знаю, врно что-нибудь да не такъ.

— Послднй разъ какъ я видла ее, мн показалось, что мисъ Мильдмей не очень счастлива, сказала Мери тихимъ голосомъ.

— Она жаловалась вамъ?

У Мери не былъ готовъ отвтъ на этотъ вопросъ. Она не умла солгать, но не могла также сказать на что жаловалась эта двица, и жаловалась такъ громко.

— Должно быть она жаловалась, сказалъ онъ: — и я даже знаю на что.

— Не могу сказать, хотя, разумется, это ничего не значитъ для меня.

— А для меня значитъ очень много. Я желалъ бы, леди Джорджъ, чтобы вы ршились Сказать мн правду.

Онъ замолчалъ, но она не говорила ничего.

— Если было такъ, какъ я боюсь, вы должны знать на сколько я замшанъ тутъ. Я не желалъ бы ни за что на свт, чтобы вы подумали, что я поступаю дурно.

— Вы не должны позволять ей думать это, капитанъ Де-Баронъ.

— Она этого не думаетъ. Она не можетъ этого думать. Я не скажу ни слова противъ нея. Мы съ нею были добрыми друзьями и никого — почти никого — я не уважаю больше чмъ ее. Но я увряю васъ, леди Джорджъ, что я никогда не говорилъ неправды Август Мильдмей.

— Я васъ не обвиняла.

— Но она? Разумется, мужчин очень трудно говорить о такихъ вещахъ.

— Не лучше ли мужчин совсмъ о такихъ вещахъ не говорить?

— Это строго, леди Джорджъ, гораздо строже чмъ я ожидалъ отъ вашего добраго характера. Если бы вы сказали мн, что ничего не было вамъ говорено, тогда не о чемъ было бы и разсуждать. Но я не могу перенести мысли, что вамъ сказали будто я поступилъ дурно, а я не могу оправдаться.

— Вы не были помолвлены съ мисъ Мильдмей?

— Никогда.

— Такъ зачмъ же вы позволили себ… сдлаться для нея такимъ важнымъ лицомъ?

— Затмъ, что она мн нравилась. Затмъ, что мы постоянно бывали вмст. Затмъ, что такъ случилось. Разв вы не знаете, что такя вещи случаются каждый день. Разумется, если бы человкъ былъ созданъ изъ мудрости, осторожности, добродтели и самоотверженя, то такихъ вещей не случалось бы. Но я не думаю, чтобы свтъ сдлался прятне, если бы въ немъ жили таке люди. Аделаида Гаутонъ самый короткй другъ мисъ Мильдмей, а Аделаида всегда знала, что я жениться не могу.

Какъ только онъ произнесъ имя мистрисъ Гаутонъ, леди Джорджъ нахмурила брови. Капитанъ Де-Баронъ это увидалъ, но не зналъ настоящей причины.

— Разумется, я не судья между вами, сказала леди Джорджъ очень серозно.

— Но я желаю, чтобы вы были судьей. Я желаю, чтобы вамъ боле чмъ кому-нибудь на свт было извстно, что я не лжецъ и не негодяй.

— Капитанъ Де-Баронъ! какъ вы можете употреблять подобныя выраженя?

— Это оттого, что я чувствую это очень сильно. Я думаю, что мисъ Мильдмей обвинила меня предъ вами. Я не желаю сказать слова противъ нея. Я сдлаю все на свт, чтобы защитить ее отъ клеветы другихъ. Но я не могу допустить, чтобы васъ возстановили противъ меня. Поврите вы мн, когда я скажу вамъ, что никогда не говорилъ мисъ Мильдмей ни одного слова, которое могло бы быть принято за предложене.

— Я предпочитаю не высказывать моего мння.

— Хотите спросить Аделаиду?

— Нтъ, конечно, нтъ.

Это она сказала съ такой горячностью, что онъ былъ чрезвычайно удивленъ.

— Мистрисъ Гаутонъ не находится боле въ числ моихъ знакомыхъ.

— Почему? что случилось?

— Объясненя дать не могу, и предпочитаю, чтобы мн не длали вопросовъ.

— Не оскорбила ли она лорда Джорджа?

— О, нтъ! то есть я не могу ничего боле сказать объ этомъ. Вы никогда боле не увидите меня на Беркелейскомъ сквер, а теперь, прошу ничего больше не говорить.

— Бдная Аделаида! Ужасно, когда случаются подобныя недоразумня. Она ничего объ этомъ не знаетъ. Я былъ у нея сегодня утромъ и она говорила о васъ съ величайшей любовью.

Мери очень старалась оставаться равнодушной ко всему этому, но старалась напрасно. Она не могла не обнаружить своихъ чувствъ.

— Не могу ли я сдлать вамъ еще нсколько вопросовъ?

— Нтъ, капитанъ Де-Баронъ.

— Не могу ли я помирить васъ?

— Конечно, нтъ. Я желаю, чтобы вы не говорили боле объ этомъ.

— Конечно, я не буду, если это васъ оскорбитъ. Я не хочу оскорбить васъ ни за что на свт. Когда вы прхали въ Лондонъ, леди Джорджъ, нсколько мсяцевъ тому назадъ, насъ трое или четверо скоро сдлались такими славными друзьями! А теперь, повидимому, все испортилось. Надюсь, что мы съ вами не поссоримся?

— Я не вижу на это повода.

— Вы такъ мн понравились. Я увренъ, что вамъ извстно это. Иногда встртишься съ особою, которая понравится, но это бываетъ такъ рдко.

— Я стараюсь, чтобы мн понравились вс, сказала она.

— А я нтъ. Я боюсь, что съ перваго раза я стараюсь, чтобы мн не понравился никто. Мн кажется, такъ естественно возненавидть человка, когда я вижу его первый разъ.

— А меня вы возненавидли? спросила Мери, смясь.

— Ужасно, минуты на дв. Потомъ вы засмялись или вскрикнули, или чихнули, словомъ сдлали что-то такое, что понравилось мн, и я тотчасъ увидалъ, что вы самое очаровательное существо на свт.

Когда молодой человкъ говоритъ молодой женщин, что она самое очаровательное существо на свт, то по большей части этотъ молодой человкъ предполагается влюбленнымъ въ эту молодую женщину. Мери, однако, знала очень хорошо, что капитанъ Де-Баронъ въ нее не влюбленъ. Между ними было какъ будто бы услове, что они могутъ говорить обо всемъ, не придавая этому никакого значеня. Но Мери, однако, чувствовала, что словами этого человка могъ оскорбиться ея мужъ, если бы узналъ, что они были сказаны наедин. А между тмъ, она не могла сдлать ему выговора. Она врила всему, что онъ сказалъ ей объ Август Мильдмеи и была рада поврить этому. Онъ такъ ей нравился, что она была готова поговорить съ нимъ, какъ съ братомъ, о своей ссор съ мистрисъ Гаутонъ, но она даже брату не хотла упомянуть о сумасбродств своего мужа. Когда онъ сказалъ, что она вскрикнула, или засмялась, или чихнула, ей понравилась эта шутка. Ей прятно было узнать, что онъ находилъ ее очаровательной. Какая женщина не желаетъ очаровывать и можетъ безъ гордости думать, что она успла понравиться тмъ, кто нравится ей?

— У васъ есть цлая дюжина самыхъ очаровательныхъ существъ на свт, сказала она: — а другая дюжина самыхъ отвратительныхъ.

— Самыхъ отвратительныхъ, дйствительно, дюжина, но только одна, леди Джорджъ, самая очаровательная.

Не усплъ онъ выговорить это, какъ дверь отворилась и лордъ Джорджъ вошелъ въ комнату. Лордъ Джорджъ не былъ искуснымъ лицемромъ. Если ему не нравился кто-нибудь, онъ тотчасъ выказывалъ отвращене въ своемъ обращени. Имъ обоимъ сдлалось теперь очень ясно, что ему не нравилось присутстве капитана Де-Барона. Онъ принялъ очень угрюмый, почти сердитый видъ, и сказавъ нсколько словъ гостю свода жены, замолчалъ и молча облокотился о каминъ.

— Что ты думаешь капитанъ Де-Баронъ разсказывалъ мн, сказала Мери, стараясь, но не весьма успшно, говорить непринужденно.

— Не имю ни малйшаго понятя.

— Какая сцена была въ женскомъ Институт! Баронесса сдлала страшное нападене на бдную леди Селину Протестъ.

— Она и американская докторша говорили другъ противъ друга съ одной платформы и въ одно и тоже время, сказалъ капитанъ Де-Баронъ.

— Очень постыдно! сказалъ лордъ Джорджъ.— Но все это учреждене всегда было постыдно. Мн кажется, лордъ Плозибль долженъ стыдиться своей сестры.

Леди Селина была сестра графа Плозибля, но всмъ было извстно, что они даже не говорили другъ съ другомъ.

— Мн кажется, эту несчастную нмку посадятъ въ тюрьму, сказала леди Джорджъ.

— Я только надюсь, что ея нога не будетъ боле въ твоемъ дом.

Потомъ наступило молчане. Лордъ Джорджъ, повидимому, былъ такъ сердитъ, что разговоръ казался невозможенъ. Капитанъ ушелъ бы тотчасъ, если бы могъ. Но иногда бываетъ очень трудно уйти, когда въ внезапномъ удалени будетъ подразумваться убждене, что не ладно что-нибудь. Ему показалось, что для леди Джорджъ онъ обязанъ остаться еще нсколько минутъ.

— Когда вы отправляетесь въ Бротертонъ? спросилъ онъ.

— Седьмого юля, отвчала Мери.

— Вроятно, ране, сказалъ лордъ Джорджъ.

Жена взглянула на него, но не сдлала никакого замчаня.

— Я въ август буду у моего родственника мистера Де-Барона, сказалъ капитанъ.

Лордъ Джорджъ нахмурился еще больше.

— У мистера Де-Барона будетъ большое собране въ конц августа.

— Въ самомъ дл? сказала Мери.

— Гаутоны будутъ тамъ.

Тутъ нахмурилась Мери.

— И мн кажется, что вашъ братъ, лордъ Джорджъ, почти общалъ прхать.

— Ничего объ этомъ не знаю.

— Мистеръ Де-Баронъ былъ вчера въ Лондон у Гаутоновъ. Прощайте, леди Джорджъ, я не буду у леди Брабазонъ, потому что она забыла пригласить меня, но наврно я увижу васъ у мистрисъ Монтакют-Джонсъ?

— Я непремнно буду у мистрисъ Монтакют-Джонсъ, отвтила Мери, стараясь говорить весело.

Дверь затворилась и мужъ и жена остались вдвоемъ.

— Мн сейчасъ сообщили ужасную вещь, сказалъ лордъ Джорджъ самымъ торжественнымъ и погребальнымъ голосомъ:— самое ужасное извсте.

Глава XXXIV.
Ужасное извсте.

Въ голос лорда Джорджа, когда онъ произнесъ эти слова, было что-то такое, такъ испугавшее его жену, что она поблднла. Ей показалось, по его физономи, что это ужасное извсте относится къ ней. Если бы оно относилось къ его роднымъ, онъ не глядлъ бы на нее такимъ образомъ. А между тмъ, она никакъ не могла придумать въ чемъ можетъ состоять это извсте.

— Не случилось ли чего-нибудь въ Манор-Кросс? спросила она?

— Это не касается Манор-Кросса.

— Или съ твоимъ братомъ?

— Это не касается моего брата и никого изъ моихъ родныхъ. Это касается тебя.

— Меня! О, Джорджъ, не смотри на меня такимъ образомъ. Что это такое?

Онъ, повидимому, не зналъ какъ начать.

— Ты знаешь мисъ Августу Мильдмей? спросилъ онъ.

Тогда она поняла все. Она могла бы сказать ему, что онъ можетъ избавить себя отъ труда разсказывать ей, но только это не соотвтствовало бы ея цли, поэтому она должна была выслушать всю исторю, очень медленно разсказанную. Мисъ Августа Мильдмей пригласила его письменно къ себ. Его очень удивила эта просьба, но онъ все-таки повиновался, и Августа Мильдмей уврила его, что его жена гнусными происками и кокетствомъ разъединила ее съ ея женихомъ капитаномъ Де-Барономъ. Мери терпливо выслушала все и не говорила ни слова, но на лиц ея было суровое выражене, котораго лордъ Джорджъ никогда прежде не видалъ. Но онъ все-таки прибавилъ:

— Теб безпрестанно повторяли эти вещи. Сюзанна жаловалась на это же. И это дошло до Бротертона. Онъ говорилъ мн объ этомъ въ страшно сильныхъ выраженяхъ. А теперь эта двица говоритъ мн, что ты помшала ея счастю.

— Ну такъ что жъ?

— Ты не можешь предположить, чтобы я могъ спокойно слушать все это.

— Ты вришь этому?

— Я не знаю чему врить. Я схожу съ ума.

— Если ты вришь этому Джорджъ — если ты вришь хоть одному слову, я уду отъ тебя. Я вернусь къ папаш. Я не хочу оставаться съ тобою, если ты сомнваешься во мн.

— Это вздоръ.

— Нтъ, не вздоръ. Я не хочу, чтобы мой мужъ обвинялъ меня въ кокетств съ другимъ человкомъ. Гадкая женщина! О, вотъ каковы женщины, и вотъ что он могутъ надлать! Она никогда не была помолвлена съ капитаномъ Де-Барономъ.

— Что до этого теб и мн?

— Ничего, если бы ты мн не сказалъ, что я ей помшала.

— Ни ея помолвка, ни ея надежды, неосновательныя или основательныя, ни его измна ей должны занимать тебя или меня, Мери, но то, что она пригласила меня и сказала мн прямо въ лицо, что ты причина ея несчастя. Зачмъ ей нападать на тебя?

— Почему я знаю? затмъ, что она очень зла.

— Почему Сюзанна сочла себя обязанной предостерегать меня на счетъ этого капитана Де-Барона? Она причины не имла. Она не зла.

— Не знаю.

— И зачмъ моему брату говорить мн, что вс на свт толкуютъ о твоемъ поведени съ этимъ самымъ человкомъ?

— Затмъ, что братъ самый отъявленный твой врагъ.

— И зачмъ, когда я возвращаюсь домой, со всей тяжестью на сердц, я нахожу, что этотъ самый человкъ сидитъ заперевшись съ тобой.

— Заперевшись со мной!

— Ты была съ нимъ одна.

— Съ нимъ одна! Разумется, я всегда одна со всякимъ гостемъ. Неужели ты хочешь, чтобы я приказала слуг не принимать капитана Де-Барона, такъ чтобы всмъ сдлалось извстно, что ты ревнивъ?

— Его слдуетъ не принимать.

— Такъ распорядись объ этомъ самъ. Но на это не будетъ надобности. Такъ какъ ты вришь всему этому, я разскажу моему отцу все и возвращусь къ нему. Я не буду жить здсь, Джорджъ, когда слугамъ скажутъ, что мн не позволяютъ видть одного человка.

— Нтъ, ты подешь въ деревню со мной.

— Я не останусь въ одномъ дом съ тобою, сказала она, вскочивъ съ мста:— если ты не скажешь мн, что ты не подозрваешь меня ни въ чемъ — даже въ неприличи. Ты можешь держать меня взаперти, но не можешь помшать мн написать моему отцу.

— Надюсь, что ты не сдлаешь ничего подобнаго.

— Не говорить ему! Кто же будетъ моимъ другомъ, если ты идешь противъ меня? Неужели я должна оставаться одна среди людей, которые думаютъ дурно обо мн?

— Я долженъ быть твоимъ другомъ.

— Но ты дурно думаешь обо мн?

— Я не говорилъ этого, Мери.

— Такъ скажи тотчасъ, что ты не думаешь обо мн дурно и не грози увезти меня въ деревню для защиты. И разсказывая мн о дерзкой гнусности этой молодой женщины, говори о ней съ тмъ отвращенемъ, котораго она заслуживаетъ, скажи, что твоя сестра Сюзанна подозрительна и наклонна къ злости, назови твоего брата злымъ клеветникомъ, если онъ сказалъ слово противъ чести твоей жены. Тогда я буду знать, что ты не думаешь дурно обо мн, и что я могу положиться на тебя какъ на истиннаго друга.

Изъ глазъ ея сверкалъ огонь, и пылкость и гнвъ, которыхъ онъ вовсе не ожидалъ, заставили его умолкнуть на минуту. Онъ не былъ расположенъ уступать ей и уврять ее въ своемъ убждени, что т, о которыхъ она говорила, вс были не правы и что права она одна, но все-таки онъ началъ желать спокойствя. Онъ былъ убжденъ, что капитанъ Де-Баронъ былъ человкъ вредный, занимавшйся только тмъ, чтобы навлекать несчасте на другихъ, и онъ боялся также, что его жена позволила себ вступить въ непозволительную короткость съ этимъ губителемъ женскихъ репутацй. Потомъ въ груди его сильно кипло чувство о жен Цезаря, которое, можетъ быть онъ могъ бы объяснить своей жен гораздо подробне, если бы не существовало этого несчастнаго письма отъ мистрисъ Гаутонъ. Но по его мнню, всякая такая вина съ его стороны не могла сравниться съ виною его жены. Когда онъ ее уврилъ, что равнодушенъ къ мистрисъ Гаутонъ, то ей не было ни какой причины огорчаться этимъ. Но каково будетъ ему, если вс будутъ говорить о неприличныхъ отношеняхъ его жены къ другому? что она не совсмъ погибшая женщина, это не спасетъ его отъ постоянной тоски, которая будетъ для него нестерпима.

— Мн кажется, сказалъ онъ, посл нкотораго молчаня:— мы должны согласиться, что теб лучше оставить знакомство съ этимъ господиномъ?

— Ни съ чмъ не соглашусь, Джорджъ. Я не соглашусь ни съ чмъ, что можетъ навлечь малйшее пятно на мое имя и на твою честь. Капитанъ Де-Баронъ другъ мой. Онъ мн очень нравится. Многе знаютъ, какъ мы съ нимъ коротки. Никогда не дамъ имъ повода предположить, чтобы въ этой короткости было что-нибудь дурное. Я ничмъ не покажу, что я этой короткости стыжусь. Разумется, ты можешь увезти меня въ деревню, разумется, ты можешь меня запереть, разумется, ты можешь разсказывать всмъ твоимъ друзьямъ, что я вела себя неприлично, можешь слушать, какъ вс на меня клевещутъ, но если ты это сдлаешь, у меня есть другъ, который защититъ меня, и я разскажу папаш обо всемъ.

Она пошла къ двери, чтобы выйти изъ комнаты.

— Постой, сказалъ онъ.

Она остановилась, держась за ручку, и какъ бы намреваясь остаться только пока онъ скажетъ нсколько словъ. Его очень удивили ея сила и ршимость, и онъ самъ не зналъ, что ему говорить теперь. Онъ не могъ просить у нея прощеня за свое подозрне, онъ не могъ сказать ей, что она права, и между тмъ находилъ невозможнымъ уврять будто она неправа.

— Не думаю, чтобы гнвъ могъ принести какую-нибудь пользу, сказалъ онъ.

— Я не знаю, что можетъ принести пользу. Я знаю только что чувствую.

— Польза будетъ, если ты позволишь мн подать теб совтъ.

— Въ чемъ же онъ состоитъ?

— Похать въ деревню, какъ можно скоре, и избгать, на сколько возможно, видться съ капитаномъ Де-Барономъ до отъзда.

— Это значило бы бжать отъ капитана Де-Барона. Я должна встртиться съ нимъ на бал мистрисъ Монтакют-Джонсъ.

— Напиши къ мистрисъ Монтакют-Джонсъ, что ты не будешь.

— Можешь это сдлать самъ, Джорджъ, если хочешь, а я не сдлаю. Если ты мн говоришь, что я не должна встрчаться съ этимъ человкомъ, разумется, я буду теб повиноваться, но буду считать себя оскорбленной — оскорбленной тобой.

Когда она сказала это, его лобъ сдлался очень мраченъ.

— Да, тобой. Ты долженъ защищать меня отъ тхъ людей, которые выдумываютъ на меня ложь, а не обвинять меня самому. Я не могу и не хочу жить съ тобою, если ты думаешь дурно обо мн.

Тутъ она отворила дверь и медленно вышла изъ комнаты. Онъ сказалъ бы еще что-нибудь, если бы зналъ что. Но слова вырывались у нея свободне чмъ у него, и смлость съ какою она говорила, лишила его языка, а между тмъ онъ былъ убжденъ больше прежняго, что обязанъ спасти ее отъ дурной репутаци, которую она заслужитъ, если продолжится ея короткость съ этимъ капитаномъ. Онъ, разумется, могъ завтра же увезти ее въ деревню, если бы захотлъ, но не могъ помшать ей написать къ декану, не могъ отнять у нея перья и чернила, да и, конечно, не могъ запретить видться съ отцомъ.

Разумется, если она будетъ жаловаться декану, то разскажетъ ему все, а когда мужъ присвоиваетъ себ превосходство надъ женой, то его собственныя руки должны быть совершенно чисты. А руки лорда Джорджа были не совсмъ чисты. Конечно, онъ могъ уврять себя, что это не его вина, но все-таки письмо отъ мистрисъ Гаутонъ существовало. Если деканъ спроситъ его объ этомъ, онъ не могъ солгать. Онъ былъ въ такомъ смущени, что боялся довести свою жену до возмездя, а между тмъ онъ долженъ исполнять свою обязанность. Его и ея честь должны быть первымъ соображенемъ. Если она только общаетъ ему не видться съ капитаномъ Де-Барономъ, то онъ позволитъ ей остаться въ Лондон до назначеннаго срока, но если она этого не сдлаетъ, то онъ долженъ вынести и борьбу съ деканомъ и вс эти ужасы.

Но онъ не зналъ своей жены — и не понималъ ея чувствъ. Когда она сказала, что обратится къ отцу, ей въ голову не приходило жаловаться на неврность мужа. Она хотла искать защиты для себя и громко протестовать противъ клеветы оскорбившихъ ее. Она будетъ вести войну на поясахъ противъ маркиза, леди Сюзанны и Августы Мильдмей, и обратится къ отцу за помощью въ этой войн, но не унизитъ себя намекомъ на обстоятельство, которое она простила, и на счетъ котораго въ глубин своего сердца думала, что если мужъ ея былъ не совсмъ невиненъ, то и не очень виновенъ. Она слишкомъ презирала Аделаиду Гаутонъ, для того чтобы думать будто ея мужъ истинно любилъ эту женщину, и была слишкомъ уврена въ самой себ, для того чтобы сомнваться къ его любви. Она могла возненавидть Аделаиду Гаутонъ за попытку, и между тмъ думать, что эта попытка была безполезна.

Однако, когда осталась одна, она много думала о письм мистрисъ Гаутонъ. Во гремя разговора съ мужемъ она думала объ этомъ письм, но ршилась съ самаго начала не упрекать его за это. Она не хотла поступать невеликодушно. Но не странно ли, что онъ упрекаетъ ее за такое поведене, въ которомъ не было ничего дурного, зная и чувствуя, что каждое слово этого письма осталось въ ея памяти! Онъ, во всякомъ случа, скрывалъ эту гнусную переписку. Онъ былъ ужасно слабъ, чтобы не сказать боле, допустивъ подобную переписку. ‘Пожалуста скажите мн, что вы любите меня!’ вотъ что, только нсколько дней тому назадъ, писала къ нему замужняя женщина, которой онъ самъ прежде длалъ предложене, а между тмъ онъ хочетъ затоптать ее ногами, какъ будто его супружеское превосходство отличается снжной близной! Это положительное тиранство. Но жалуясь отцу на его тиранство, она ничего не скажетъ объ Аделаид Гаутонъ. Объ обвиненяхъ противъ нея самой, она конечно скажетъ отцу, если только ея мужъ не возьметъ ихъ назадъ. Цлый часъ посл разговора съ мужемъ, гнвъ все еще киплъ въ ней. Это ли ея награда за вс ея стараня сдлаться любящей женой?

Они были приглашены въ этотъ день обдать къ мистрисъ Патмор-Гринъ, которая была рожденная Джерменъ и двоюродная сестра покойнаго маркиза. Мери пришла въ гостиную одтая къ обду, и нашла тамъ мужа также одтымъ. Она принудила себя не показывать ни гнва, ни сожалня, и войдя въ комнату сказала нсколько незначительныхъ словъ объ экипаж. Лордъ Джорджъ былъ еще мраченъ, какъ туча, но позвонилъ и спросилъ слугу подана ли коляска. Коляска была подана и они похали къ мистрисъ Патмор-Гринъ, Мери сказала нсколько словъ дорогою, но мужъ едва отвтилъ ей. Она знала, что онъ не будетъ отвчать. Ей было извстно, что онъ не въ состояни преодолть своихъ чувствъ. Но она употребила вс силы показать ему, что не намрена обнаружить дурное расположене духа въ дом мистрисъ Патмор-Гринъ.

Гамъ были леди Брабазонъ, сестра которой вышла за Джермена, полковникъ Энсли, племянникъ леди Бротертонъ, такъ что все общество состояло почти изъ Джерменовъ. Вс эти люди послднее время много занимались важнымъ попенджоевскимъ вопросомъ. Такъ велика сила знатности, что маркизъ, по прзд въ Лондонъ, былъ приглашенъ ко всмъ Джерменамъ, не смотря на свои грхи, и посщаемъ съ родственной любовью и уваженемъ — разв онъ не былъ главою всхъ? Но онъ не весьма любезно принималъ эти приглашеня и теперь вс Джермены возстали противъ него. О приличномъ поведени лорда Джорджа съ самаго его рожденя не было ни малйшаго сомння, и Грины, Брабазоны и Энсли постепенно пришли къ убжденю, что онъ поступалъ справедливо наводя справки о маленькомъ Попенджо. Вс были ласковы къ Мери, хотя начинали думать, что она слишкомъ легкомысленна, слишкомъ пристрастна къ удовольствямъ, для лорда Джорджа. Мистрисъ Патмор-Гринъ, жена очень богатаго человка и мать очень большой семьи, женщина очень достойная, почти тотчасъ начала шептаться съ Мери.

— Ну, душа моя, какя извстя изъ Итали?

— Я ничего объ этомъ не слышу, мистрисъ Гринъ, отвчала Мери, засмявшись.

— А между тмъ, деканъ съ такимъ нетерпнемъ ихъ ждетъ, леди Джорджъ!

— Я не позволяю папаш говорить со мною объ этомъ. Пусть лордъ Бротертонъ живетъ благополучно съ своей женой и сыномъ — только я желаю, чтобы онъ сюда не прзжалъ.

— Мн кажется, мы вс этого желаемъ, душа моя.

Мистеръ Патмор-Гринъ, полковникъ Энсли и леди Брабазонъ вс сказали лорду Джорджу нсколько словъ объ этомъ, но онъ только качалъ головой и не говорилъ ничего. Въ это время дло его жены было для него тяжеле даже, чмъ попенджоевскй вопросъ. Онъ не могъ ни на минуту отвязаться отъ этой новой непрятности. Онъ думалъ о ней въ то время, когда длались разспросы о Попенджо. Какая ему была нужда до этого дла, если все счасте его жизни должно разрушиться отъ этой ужасной домашней непрятности?

— Я боюсь, что лордъ Джорджъ не въ состояни переносить этой ссоры съ братомъ, сказалъ Патмор-Гринъ своей жен, когда гости ухали.— Онъ не могъ сказать ни слова во весь вечеръ.

— А ее я никогда не видала любезне, сказала мистрисъ Патмор-Гринъ.— Она кажется нисколько не заботится объ этомъ.

Мужъ и жена не сказали ни слова другъ другу, когда возвращались домой. Мери исполнила свою обязанность, не подала и вида въ публик, но не желала заставить его думать, будто простила ему жестокость его подозрнй.

Глава XXXV.
Я опровергаю это.

Всю ночь лордъ Джорджъ страдалъ отъ своихъ непрятностей, а жена всю ночь думала о нихъ. Хотя для нея он были важне, чмъ для него, ее поддерживало и большее мужество и твердое убждене. Можетъ быть она должна воротиться къ отцу, и это совершенно разрушитъ ея счасте. Но она никогда не признается, что держала себя не какъ слдуетъ, и была твердо убждена, что отецъ поддержитъ ее. Она сдлаетъ для мужа все, кром признаня, что была неправа относительно капитана Де-Барона. Она будетъ разговаривать съ мужемъ, упрашивать его, убждать, любить и ласкать, но твердо настаивать на своей невинности и бороться до послдняго издыханя.

Лордъ Джорджъ чувствовалъ, что обязанность предписываетъ ему удалить свою жену отъ дурного вляня этого человка, но въ тоже время чувствовалъ, что можетъ быть у него недостанетъ на это силъ. Потомъ какая же польза удалять жену, если жена думаетъ, что ее удалять не слдуетъ? Есть грхи, для которыхъ наказане не значитъ ничего. Эти грхи въ душ, въ сердц, и лордъ Джорджъ былъ несчастенъ, потому что жена его не хотла сознаться, что ей не слдуетъ боле видться съ этимъ человкомъ, какъ только она услыхала объ ужасахъ, разсказанныхъ ей мужемъ.

— Джорджъ, сказала она ему за завтракомъ на слдующее утро:— не будемъ продолжать такимъ образомъ.

— Какимъ образомъ?

— Не говорить другъ съ другомъ — осуждать другъ друга.

— Я не осуждалъ тебя, и не знаю, зачмъ теб осуждать меня.

— Я осуждаю тебя за то, что ты подозрваешь меня безъ причины.

— Я только повторяю теб, что говорятъ!

— Если бы мн говорили о теб дурное, Джорджъ — должна ли я была врить этому?

— Женская репутаця значитъ все.

— Такъ защищай мою репутацю. Но я опровергаю это. Репутаця не значитъ ничего въ сравнени съ поведенемъ. Я не люблю, чтобы обо мн говорили дурно, но я могу перенести и это, и все другое, если только ты не будешь дурно думать обо мн — ты и папа.

Этотъ намекъ на отца вызвалъ опять черную тучу, разсявшуюся было отъ ея первыхъ словъ.

— Скажи мн, что ты не подозрваешь меня.

— Я никогда не говорилъ, что подозрваю тебя въ чемъ-нибудь.

— Скажи, что ты увренъ, что относительно этого человка я никогда не говорила, не длала и не думала ничего дурного. Джорджъ, неужели я не имю нрава ожидать этого отъ тебя?

Она обошла вокругъ стола и дотронулась до плеча мужа.

— Теб лучше ухать подальше отъ него.

— Нтъ!

— Я говорю, что это было бы лучше, Мери.

— А я говорю, что это будетъ хуже — гораздо хуже. Какъ? Неужели ты самъ заставишь свою жену придавать такую важность какому бы то ни было человку, чтобы она бжала отъ него? Неужели ты заставишь свтъ говорить, что по твоему мнню я не могу безопасно находиться въ обществ. Я не соглашусь на это, Джорджъ. Бжать я не хочу. Разумется, ты можешь меня увезти, если хочешь, но я буду чувствовать…

— Что?

— Ты знаешь, что я буду чувствовать. Я говорила теб вчера.

— Что же ты желаешь, чтобы я сдлалъ? спросилъ онъ посл нкотораго молчаня.

— Ничего.

— Неужели я долженъ слышать эти вещи и даже не пересказывать теб ихъ?

— Я не говорила этого, Джорджъ. Я полагаю, что теб лучше пересказывать ихъ мн. Но мн кажется, что ты долженъ въ то же время прибавить, что считаешь ихъ ложными.

Даже, если он ложны, все остается доктрина о жен Цезаря, которой она не хочетъ понять!

— Я думаю, что мн слдуетъ сообщать объ этомъ, а потомъ предоставить мн поступать по моему усмотрню.

Это былъ уже настоящй мятежъ, а между тмъ, онъ не зналъ, какъ ее убдить въ этомъ. Во все время его сдерживало воспоминане о томъ любовномъ письм, о которомъ, разумется, она помнила, но по великодушю или благоразумю не упоминала. Онъ почти началъ думать, что это скоре благоразуме, чмъ великодуше, чувствуя, что ея молчане боле усмиряло его, чмъ ея слова.

— Такъ ты думаешь, что мужъ никогда не долженъ вмшиваться.

— Онъ не долженъ защищать жену отъ того, отъ чего она сама обязана защищать себя. Если же онъ долженъ это длать, то она не стоитъ этихъ хлопотъ и ему лучше освободиться отъ нея. Это все равно, что мшать мужчин пьянствовать, запирая вино.

— Это длается иногда.

— Этого не должно длать со мною, Джорджъ. Ты долженъ или врить мн, или разстаться со мною.

— Я теб врю, сказалъ онъ наконецъ.

— Такъ пустъ прекратятся вс эти непрятности. Скажи Сюзанн, что ты вришь мн. О твоемъ брат и этой разочарованной молодой двиц я не забочусь нисколько, но если я должна жить въ Кросс-Голл, я не желаю, чтобы он думали, будто ты дурно думаешь обо мн. Но не полагай, Джорджъ, что если я не хочу бжать отъ капитана Де-Барона, чтобы это все пропало даромъ для меня. Я не стану избгать капитана Де-Барона, но постараюсь не подавать повода къ злымъ толкамъ.

Тутъ она обняла его за шею, поцловала его и побдила.

Когда онъ ушелъ изъ дома, ему предстояла новая большая непрятность. Онъ еще не видалъ мистрисъ Гаутонъ съ тхъ поръ, какъ его жена нашла любовное письмо, но она писала ему часто. Она посылала къ нему въ клубъ записки, наполненныя безумной любовью и гнвомъ — той притворпой любовью и тмъ притворнымъ гнвомъ, которые нкоторыя женщины умютъ выказывать, и противъ которыхъ такъ мало мужчинъ умютъ устоять. Даже лордъ Джорджъ не совсмъ этому врилъ, а между тмъ не могъ устоять. Мистрисъ Гаутонъ, вполн понимавшая свтъ, была убждена, что леди Джорджъ поссорилась съ нимъ. Об женщины очень подружились посл прзда леди Джорджъ въ Лондонъ, а теперь нсколько дней не видали другъ друга. Мистрисъ Гаутонъ прзжала два раза и не была принята, писала и не получила отвта. Тогда она догадалась, что Мери узнала что-нибудь, и, разумется, приписывала отсутстве своего возлюбленнаго вляню жены. Но ей не приходило въ голову отказаться отъ своихъ сношенй съ лордомъ Джорджемъ. Сцены, ссоры, примиреня, непрятности, жалобы, ревность, мелочное торжество, и вообще разстройство счастя другихъ — вотъ что она называла страстью. Отказаться отъ всего этого, потому что жена ея возлюбленнаго узнала въ чемъ дло, значило бы отказаться отъ любви именно въ ту минуту, когда она приносила желаемые плоды. Она писала и короткя, и длинныя, и сердитыя и нжныя письма къ лорду Джорджу въ клубъ, умоляя его прйти къ ней, и почти сводила его съ ума. Прежде онъ имлъ намрене итти къ ней, и даже получилъ на это позволене своей жены, но зная какъ трудно будетъ держать себя во время этого свиданя, до сихъ поръ откладывалъ его, но теперь былъ назначенъ день и часъ. День насталъ, часъ приближался. Когда онъ вышелъ изъ дома, было еще время посидть въ клуб и подумать о томъ, что онъ скажетъ этой женщин. Онъ желалъ поступить какъ слдуетъ. Не было въ Англи человка мене способнаго забавляться влюбчивостью чрезъ годъ посл свадьбы. Лордъ Джорджъ Джерменъ никогда не былъ дон-Жуаномъ, никогда не считалъ себя способнымъ на это. Въ первые годы молодости, когда онъ сидлъ въ Манор-Кросс и заботился объ ограниченныхъ средствахъ своей матери съ полнымъ убжденемъ, что обязанъ жертвовать собою для ея удобствъ, онъ говорилъ себ, что не долженъ ни жениться, ни любить. Хотя красоты поразительной, онъ никогда не считалъ себя красавцемъ, никогда не воображалъ себя умнымъ, блестящимъ или прятнымъ человкомъ. Онъ сознавалъ свое знатное происхождене и былъ одаренъ чувствомъ чести. Этимъ онъ гордился, но не находилъ въ себ ничего другого.

Потомъ случился знаменательный эпизодъ въ его жизни, когда онъ влюбился въ Аделаиду Де-Баронъ, а потомъ женился на Мери Ловелесъ. Оглядываясь на это теперь, онъ едва могъ понять какимъ образомъ ему случилось влюбиться и жениться. Теперь онъ нисколько не былъ влюбленъ въ мистрисъ Гаутонъ. И хотя нжно любилъ свою жену, хотя чмъ боле узнавалъ ее, тмъ боле восхищался ею, однако женитьба не сдлала его счастливымъ. Онъ долженъ былъ жить на ея деньги, что раздражало его, получать помощь отъ декана, что оскорбляло его. Онъ видлъ себя принужденнымъ къ тому чего длать не желалъ, и попалъ въ такя опасности, отъ которыхъ его не могла избавить его опытность. Онъ уже раскаявался въ своихъ поступкахъ съ братомъ зная, что это сдлалъ деканъ, а не онъ. Не будь онъ женатъ, онъ могъ бы оставить это дло до тхъ поръ, пока братъ его умретъ, и по всей вроятности и самъ онъ также.

Онъ сознавалъ, что долженъ держать себя очень твердо съ мистрисъ Гаутонъ. Что ни случилось бы, онъ долженъ дать ей понять совершенно ясно, что вс толки о любви должны быть превращены между ними. Но онъ зналъ, что слишкомъ мягкосердеченъ для такой твердости. Если бы онъ могъ послать кого-нибудь другого вмсто себя, это было бы гораздо лучше! Но, о горе! этого никто не могъ сдлать за него. Даже письма не могъ онъ написать. Какъ осторожйо ни писалъ бы онъ, онъ долженъ говорить такя вещи, которыя погубятъ его, если письмо попадется въ руки Гаутона. Одно ужасное письмо попало куда не слдуетъ, почему же не можетъ попасть и другое.

Она велла ему быть на Беркелейскомъ сквер въ два часа, и онъ явился очень аккуратно. Онъ отдалъ бы многое въ ту минуту, чтобы найти домъ полнымъ гостей, но она была совершенно одна. Онъ думалъ, что она приметъ его со слезами, но когда онъ вошелъ, она сяла улыбками. Но онъ хотлъ остаться твердъ, не смотря на ея улыбки.

— Что все это значитъ? сказала она шопотомъ, какъ только затворилась дверь.— Ваша жена узнала что-нибудь, и узнала отъ васъ, милордъ?

— Да, это правда.

— Что она узнала?

— Она прочла письмо, которое вы прислали мн въ клубъ.

— Я нахожу это очень неприличнымъ поступкомъ съ ея стороны. Она роется въ переписк мужа? Я не унижаю себя до этого.

— Это была моя вина. Я отдалъ ей ошибкой. Но это не значитъ ничего.

— Не значитъ ничего! Для меня это значитъ очень много, какъ мн кажется. Но я объ этомъ не забочусь. Она не можетъ мн повредить. Однако, Джорджъ, не было ли это небрежностью, большой небрежностью?

— Разумется, это была небрежность.

— А не должны ли вы думать обо мн поболе? Не сдлали ли вы мн вреда, серъ, когда были обязаны окружать меня полной заботливостью и всми возможными предосторожностями?

Этого опровергать было нельзя. Если онъ соглашался получать такя письма, то былъ обязанъ, по-крайней-мр, прятать ихъ.

— Но мужчины такъ безразсудны — такъ беззаботны. Что она сказала, Джорджъ?

— Она поступила какъ ангелъ.

— Само собой, жены въ подобныхъ обстоятельствахъ всегда поступаютъ такъ. Нсколько капель гнва, потомъ потокъ прощеня. Такъ было это?

— Нчто въ этомъ род.

— Разумется. Это случается каждый день, потому что мужчины такъ глупы и вмст съ тмъ, такъ нужны. Но что она говорила обо мн. Была ли она и для меня такимъ же ангеломъ, какъ и для васъ.

— Разумется, она сердилась.

— Ей въ голову не пришло, что она отняла васъ у меня?

— Этого не было. Вы уже были замужемъ.

— Такъ что-жъ такое? Разумется, я была замужемъ. Вс выходятъ замужъ. И вы женились, но я не думала, чтобы это была причина забыть меня совсмъ. Въ бракъ вступаютъ по обстоятельствамъ. Зачмъ вы не пришли ко мн раньше разсказать обо всей этой трагеди. Зачмъ вы заставили меня скакать къ ней и писать?

— Я былъ очень несчастенъ.

— Такъ и слдуетъ. Не думаю, чтобы она повредила моей репутаци и сдлала мн вредъ?

— Никогда.

— А то, знаете, я вдь могу отплатить ей тмъ же.

Что вы хотите этимъ сказать, мистрисъ Гаутонъ?

— Ничего обиднаго для васъ, лордъ Джорджъ. Не смотрите на меня такъ грозно. Но женщины должны быть снисходительны другъ къ другу. Она жена ваша и вы можете быть уврены, что я не скажу о ней дурного слова, если сама она не сдлаетъ мн непрятностей.

— Никто не можетъ сказать дурного слова о ней.

— Стало быть все прекрасно. А теперь что вы можете сказать мн о себ? Я не намрена хмуриться оттого, что случилось маленькое несчасте. Моя философя не позволяетъ мн плакать о пролитомъ молок.

— Я сяду на минуту, сказалъ онъ, потому что до-сихъ-поръ стоялъ.

— Конечно, вамъ надо ссть, я сяду напротивъ васъ и просижу минутъ десять, если вы желаете. Я вижу, что вы желаете сказать мн что-нибудь. Что такое?

— Все, что было между нами въ послдне два мсяца должно быть забыто.

— О! вотъ это что!

— Я не хочу сдлать ее несчастной, и не хочу имть тяжести на своей совсти.

— На вашей совсти! Можетъ ли мужчина говорить такимъ образомъ съ женщиной! А моя-то совсть какъ же? Потомъ еще одно. Вы говорите, что все это должно быть забыто?

— Да.

— Разв вы можете забыть?

— Постараюсь. Мы, вообще, помнимъ только то, что стараемся помнить.

— А вы не будете стараться помнить обо мн? Вы бросите меня какъ старое платье, только потому, что ‘ангелу’ попались каракули, которыя вы по безпечности не сожгли и не спрятали! Вы хотите забыть меня какъ слугу, которому отказали, и скоре чмъ забыли бы собаку. Такъ?

— Я не говорилъ, что для меня это легко.

— Вы не забудете меня. Я не хочу быть забытой. Любили ли вы меня когда-нибудь, милостивый государь?

— Конечно. Вы знаете это.

— Когда? Давно ли? клялись вы мн, что любите меня съ тхъ поръ, какъ этотъ ‘ангелъ’ сдлался вашей женой?

Какъ ни вспоминалъ, онъ никакъ не могъ вспомнить, что клялся ей въ любви посл женитьбы. Она часто просила его объ этомъ, но онъ постоянно уклонялся отъ этого.

— А теперь вы приходите мн говорить, что все должно быть забыто! Не она ли научила васъ этому?

— Если вы будете упрекать меня, я уйду.

— Уйдите, если смете. Вы сначала по неимоврной глупости выдаете меня вашей жен, а потомъ собираетесь бросить, потому что я отстаиваю себя. О, Джорджъ, я ожидала отъ васъ большей нжности.

— Какая польза нжничать. Это можетъ только причинить несчасте и погибель.

— Ну изъ всхъ дерзостей, слышанныхъ мною, это хуже всего. Посл всего, что было между нами, вы ршаетесь говорить мн, что не можете даже выразить нжности ко мн, чтобы это не навлекло на васъ непрятностей! Конечно, многе чувствовали тоже, но не думаю, чтобы какой-нибудь мужчина ршился это говорить. Желала бы я знать, такъ ли же внимателенъ капитанъ Де-Баронъ?

— Что вы хотите этимъ сказать?

— Вы приходите сюда и говорите мн о вашемъ ангел, и о томъ, что не можете показать мн даже малйшей нжности, потому что это можетъ сдлать васъ несчастнымъ, и, ожидаете, чтобы я молчала.

— Я не знаю зачмъ вамъ упоминать о капитан Де-Барон.

— Я вамъ скажу зачмъ, лордъ Джорджъ. Насъ пятеро или шестеро разыгрываютъ эту маленькую комедю. Мы съ мистеромъ Гаутономъ обвнчаны, но намъ нечего говорить другъ другу, тоже самое и вамъ съ Мери.

— Я опровергаю это.

— Конечно, но въ тоже время вы знаете, что это правда. Она утшается капитаномъ Де-Барономъ, а вы искали утшеня здсь. Но такя утшеня хлопотливы, а вы хлопоты ненавидите.

Говоря это, она взяла его за руку, а онъ, хотя сердился на нее за то, что она говорила такимъ образомъ объ его жен, не могъ грубо оттолкнуть ее.

— Не такъ ли, Джорджъ?

— Нтъ!

— Мн кажется, вы не понимаете этой игры такъ какъ я.

— Я опровергаю все это.

— Все?

— Все на счетъ Мери. Упоминать ея имя съ именемъ этого человка клевета, которой я не потерплю.

— А какъ же это упоминаютъ о моемъ имени въ соединени съ вашимъ?

— Я ничего объ этомъ не говорю.

— Но я полагаю вы думаете объ этомъ. Моя репутаця такъ же важна для меня, какъ репутаця леди Джорджъ для нея. Я думала, что и для васъ это также важно.

— Ничья репутаця не можетъ быть для меня такъ важна какъ моей жены, и съ тми кто говоритъ о ней дурно, я не могу находиться въ хорошихъ отношеняхъ.

— Стало быть обо мн могутъ говорить что хотятъ?

— Мистеръ Гаутонъ долженъ заботиться объ этомъ.

— Разв это не ваше дло, Джорджъ?

Онъ помолчалъ, а потомъ нашелъ въ себ мужество отвтить:

— Нтъ — не мое, сказалъ онъ.

Если бы она ограничилась своими непрятностями, своей мнимой любовью — если бы ссорилась съ нимъ только за его небрежность, и потомъ потребовала возобновленя выраженя любви — у него можетъ быть недостало бы силъ устоять противъ нея. Но она не могла удержаться, чтобы не говорить дурно объ его жен. Какъ только онъ назвалъ Мери ангеломъ, она почувствовала потребность очернить ангела. Она нехорошо знала этого человка, и вообще натуру мужчинъ. Мужчина можетъ безопасно шепнуть на ухо женщин, что мужъ не вренъ ей. Такое обвинене можетъ быть полезно для его цли, но женщина, съ своей стороны, должна молчать о жен этого человка. Очень низко долженъ упасть мужчина, если его жена не священна для него. Лордъ Джорджъ чуть не свелъ свою жену съ ума обвиненями, а между тмъ она была для него священнйшей изъ священныхъ. Попенджоевскй вопросъ не значилъ для него ничего въ сравнени съ святостью ея имени. А теперь, какъ ни былъ онъ слабъ и не способенъ, при другихъ условяхъ, выпутаться изъ стей, которыми эта женщина опутывала его, искреннй гнвъ, который она возбудила въ немъ, спасъ его.

— Нтъ — не мое, сказалъ онъ.

— О, очень хорошо. Ангелъ значитъ для васъ все, а я ничего?

— Да, моя жена для меня все.

— Какъ же вы осмлились являться сюда и говорить мн о любви? Неужели вы думаете, что я позволю обращаться со мною такимъ образомъ? Ангелъ! говорю вамъ, что она интересуется мизинцемъ Джека Де-Барона больше, чмъ всею вашею особою. Она счастлива только когда онъ съ нею. Я не очень высокаго мння о моемъ кузен Джек, но для нея онъ кумиръ.

— Это ложь.

— Очень хорошо. Для меня это ровно ничего не значитъ, но вы не можете ожидать, милордъ, чтобы я выслушивала отъ васъ такя прятныя истины, какя вы сейчасъ сказали мн, и не отплачивала бы вамъ истинами такими же.

— Разв я говорилъ дурно о комъ-нибудь? Но я не останусь здсь, мистрисъ Гаутонъ, чтобы выслушивать и длать упреки. Вы отозвались самымъ жестокимъ образомъ о женщин, которая никогда не длала вамъ вреда, которая всегда была вашимъ другомъ. Я былъ обязанъ защитить ее, и всегда, во всемъ, буду защищать ее. Прощайте.

Онъ ушелъ, прежде чмъ она успла сказать слово.

Онъ могъ бы гордиться той твердостью, которую выказалъ во время этого свиданя, но въ немъ гордости не было. Онъ боялся, что поступилъ грубо и почти жестоко съ женщиной, которую сейчасъ оставилъ. Хотя она возбудила въ немъ гнвъ, но онъ скоре негодовалъ на обстоятельства, чмъ на нее. А возобновленное обвинене противъ жены длало его такимъ несчастнымъ, что въ груди его не оставалось мста для гордости. Ему сказали, что мизинецъ Джека Де-Барона ей нравится больше всей его особы, и сказала это та, которая знала и жену его и Джека Де-Барона. Разумется, тутъ дйствовали злость, коварство, и всевозможныя дурныя страсти. Но вс говорили тоже самое. Если бы даже въ этомъ не было слова правды, однихъ такихъ слуховъ было бы достаточно для того, чтобы разбить его счасте, какъ онъ остановитъ злые языки, особенно языкъ этой женщины, которая теперь будетъ его заклятымъ врагомъ? Въ душ онъ не совсмъ оправдывалъ свою жену. Надо ей растолковать, что она можетъ нанести вредъ его чести, разстроить его счасте даже если не сдлаетъ большого проступка. Увезти ее насильно казалось ему обязанностью. Но деканъ наврно приметъ ея сторону, а онъ боялся декана.

Глава ХXXV.
Попенджой, настоящй Попенджой.

Насталъ балъ у леди Брабазонъ. Посл бури на Беркелейскомъ сквер, лордъ Джорджъ нсколько дней ничего не говорилъ своей жен о Джек Де-Барон — и она ему. Она была довольна настоящимъ положенемъ дла. Она оправдалась, и если онъ не будетъ больше обвинять, она соглашалась остаться въ поко. Но онъ былъ недоволенъ. До назначеннаго срока отъзда изъ Лондона оставался только мсяцъ, и онъ не зналъ, какъ настоять на измнени ихъ плана. Ему придется объявить войну противъ декана, а можетъ быть и противъ жены. Поэтому онъ отлагалъ свое намрене, а Мери торжествовала въ душ. Она побдила мужа, но за то была къ нему нжне и внимательне прежняго. Она даже предложила отказаться отъ бала леди Брабазонъ. Она не очень интересовалась баломъ леди Брабазотъ, и охотно соглашалась на жертву, которая можетъ быть жертвой назваться не могла. Но лордъ Джорджъ на это не согласился, и они похали на балъ леди Брабазонъ. Поднимаясь на лстницу, Мери сдлала мужу вопросъ:

— Теб все-равно если я буду вальсировать сегодня?

Онъ не приготовился въ эту минуту, къ суровому отказу. Онъ зналъ, что зловредный человкъ не будетъ тамъ. Онъ не понялъ, что требоване относится къ вальсированю вообще, и пробормоталъ что то, выражавшеее согласе. Вскор посл этого она сдлала два или три тура, съ какимъ то дороднымъ среднихъ лтъ графомъ, служившимъ въ нмецкомъ посольств. Ничего не могло быть невинне и неинтересне. Потомъ она сказала мужу, что исполнила свою обязанность къ леди Брабазонъ и готова хать домой.

— Мн не особенно скучно, сказалъ онъ: — не думай обо мн.

— Но мн скучно, шепнула она смясь: — и такъ какъ я знаю, что ты не интересуешься этимъ баломъ, то можешь увезти меня.

Они пробыли на бал не боле получала, а она поставила на своемъ на счетъ вальсированя.

На слдующй день деканъ прхалъ въ Лондонъ, по приглашеню въ контору Бетля. Лордъ Джорджъ, разумется, сошелся съ нимъ тамъ, но деканъ не остановился въ Мюнстер-Корг. У дочери онъ старался бывать въ отсутстве ея мужа, и даже неохотно обдалъ у нея.

— Мы будемъ лучшими друзьями въ Бротертон, сказалъ онъ ей.— Посл разсужденй о дл его брата, онъ всегда сердится на меня, и я не увренъ, прятно ли ему видть меня здсь.

Это онъ говорилъ ей прежде, а теперь встртился съ лордомъ Джорджемъ у Бетля, къ которому они пришли не вмст.

Бетль разсказалъ имъ странную исторю, которой деканъ остался очень недоволенъ, и которой ршительно отказался врить.

— Маркизъ, сказалъ Бетль:— дйствительно два раза внчался съ этой итальянкой — первый разъ до смерти, а второй посл смерти ея перваго мужа. И такъ называемый Попенджой родился, дйствительно, до вторичнаго внчаня.

Этому деканъ поврилъ очень охотно, и это извсте совершенно согласовалось съ его собственными взглядами. Стало быть такъ называемый Попенджой, не можетъ быть настоящимъ Попенджоемъ, и его дочь сдлается маркизой Бротертонской, когда умретъ этотъ гадкй маркизъ, и ея сынъ, если онъ у нея будетъ, сдлается будущимъ маркизомъ. Но Бетль прибавилъ, что онъ думаетъ, изъ всего что онъ узналъ, что маркиза не была обвнчана съ тмъ человкомъ, имя котораго носила, и что маркизъ женился на ней во второй разъ только для приличя.

— Какого приличя! воскликнулъ деканъ.

Бетль пожалъ плечами. Лордъ Джорджъ сидлъ въ угрюмомъ молчани.

— Я не врю этому, сказалъ деканъ.,

Бетль продолжалъ разсказъ. Эта итальянка въ молодости была помолвлена съ маркизомъ Луиджи, но онъ сошелъ съ ума. По какой то причин родные итальянки заблагоразсудили, чтобы она носила имя человка, съ которымъ была помолвлена, и пользовалась частью его дохода. Но Бетль думалъ, что она никогда не была женою Луиджи. Можно навести еще справки, но он обойдутся очень дорого. Уже и теперь истрачено много денегъ. Чего желаетъ лордъ Джорджъ?

— Мн кажется мы сдлали довольно, медленно сказалъ лордъ Джорджъ.

— Надо продолжать до конца, сказалъ деканъ.— Какъ! Женщина нсколько лтъ выдавала себя за жену человка, носила его имя, считалась всми его женой…

— Я этого не говорилъ, господинъ деканъ, перебилъ повренный.

— Пользовалась его доходомъ, какъ жена, носила его зване, а теперь мы должны принимать выдумки за святую истину. Вспомните, мистеръ Бетль, о какихъ интересахъ идетъ дло.

— Очень большихъ, и вотъ почему такъ много истрачено на эти справки. Но вс доказательства, добытыя нами, оказываются противъ насъ. Родные Луиджи говорятъ, что брака не было. Ея родные говорятъ, что бракъ былъ, но не могутъ доказать. Конечно ребенокъ можетъ умереть.

— Зачмъ ему умирать? спросилъ лордъ Джорджъ.

— Я беру это дло со всхъ сторонъ. Мн сказали, что бдный ребенокъ слабаго здоровья. Надо же принимать въ соображене вроятность. Разумется, вы не откажетесь отъ своцхъ правъ, если не начнете дла теперь.

— Было бы жестоко воспитать мальчика, какъ лорда Попенджоя, а потомъ лишить его этого званя, сказалъ деканъ.

— Вы, господа, должны ршить, сказалъ Бетль.— Я только говорю, что не совтую продолжать.

— Я продолжать не буду, сказалъ лордъ Джорджъ.— Вопервыхъ, мои средства не дозволяютъ этого.

— Это мы устроимъ между нами, сказалъ деканъ.— Мистеръ Бетль, конечно, не опасается, что вс издержки будутъ уплачены.

— Нисколько не опасаюсь, сказалъ Бетль, улыбаясь.

— Я не врю этой истори, сказалъ деканъ. Это не походитъ на правду. Если бы мн пришлось истратить вс мои деньги до послдняго шиллинга, разбирая это дло, я все-таки буду продолжать. Если бы мн самому пришлось ухать изъ Англи на цлый годъ, я уду. Человкъ обязанъ добиваться своихъ правъ.

— Я больше не буду длать ничего, сказалъ лордъ Джорджъ, вставая съ своего мста.— Все было сдлано и даже боле того, что требовалъ долгъ. Прощайте, мистеръ Бетль. Я буду очень вамъ обязанъ, если вы дадите намъ знать какъ можно скоре, чего стоило это непрятное дло.

Онъ пригласилъ съ собой своего тестя, но деканъ сказалъ, что онъ еще скажетъ нсколько словъ мистеру Бетлю, и остался.

Въ клуб лордъ Джорджъ съ удивленемъ нашелъ письмо отъ брата, заключавшееся въ слдующемъ:

‘Можешь прйти ко мн завтра или посл завтра въ три часа? Б.

‘Скумберская гостиница, вторникъ‘.

Это показалось лорду Джорджу очень страннымъ. Онъ не могъ не вспомнить вс обстоятельства своего перваго визита къ брату — какъ онъ былъ оскорбленъ, какъ поносили его жену, съ какимъ презрнемъ обошелся съ нимъ братъ. Сначала ему показалось, что онъ обязанъ отказаться отъ приглашеня. Но зачмъ братъ приглашаетъ его? Братъ его глава фамили. Онъ ршилъ, что пойдетъ и занесъ записку въ Скумбергскую гостиницу, увдомляя, что будетъ завтра.

Съ большимъ недоумнемъ думалъ онъ о предстоящемъ свидани. Онъ заходилъ и въ клубъ, и въ гостиницу декана, надясь застать его и думая, что такъ какъ онъ согласился дйствовать съ деканомъ противъ брата, то честь обязываетъ его увдомить декана о новомъ видоизмнени дла. Но онъ не нашелъ своего тестя. Деканъ возвратился въ Бротертонъ на слдующее утро, и узналъ объ этомъ свидани только нсколько дней спустя. Выраженя, употребленныя маркизомъ съ братомъ, когда они видлись въ послднй разъ, длали дружескя сношеня почти невозможными. Притомъ, колкость, легкомысле и злость брата длала каждый звукъ его голоса и каждый его взглядъ непрятными для лорда Джорджа. Онъ былъ всегда добросовстенъ, серозенъ и никогда не говорилъ злыхъ вещей. Не могло быть большаго контраста, какъ тотъ, который возбудили между братьями разность характеровъ съ самого рожденя, или различныя обстоятельства мстопребываня на итальянскихъ озерахъ, и въ Манор-Кросс. Маркизъ считалъ брата дуракомъ, и не запинаясь, упоминалъ объ этомъ при всякомъ случа. Лордъ Джорджъ чувствовалъ, что его братъ мошенникъ, но ни подъ какимъ видомъ не назвалъ бы его такимъ образомъ. Маркизъ, пригласивъ брата, надялся, что посл всего случившагося, лордъ Джорджъ окажется полезенъ ему. Лордъ Джорджъ, отправляясь къ брату, надялся, что посл всего случившагося, онъ можетъ быть полезенъ маркизу.

Въ гостиной онъ опять нашелъ маркизу. Ее, безъ сомння, подучили. Она тотчасъ встала и пожала руку деверю, любезно улыбаясь.

— Я удивляюсь, за коимъ чортомъ ты не выучился по-итальянски! сказалъ маркизъ.

— Насъ не учили, отвчалъ лордъ Джорджъ.

— Нтъ, въ Англи учатъ только по-латыни и по-гречески съ тмъ страннымъ результатомъ, что посл десяти или двнадцатилтняго ученя ни одинъ человкъ изъ двадцати не знаетъ ни слова изъ того или другого языка. Вотъ это наша англйская идея о воспитани. Впослдстви выучиваются по-французски изъ необходимости, но это самый плохой французскй языкъ. Я удивляюсь, какъ англичане могутъ занимать въ свт какое бы то ни было мсто.

— Они занимаютъ, сказалъ лордъ Джорджъ, для котораго все это было богохульствомъ.

Нацональное убждене, что англичанинъ можетъ приколотить трехъ иностранцевъ, а если окажется необходимо, то и състь ихъ, сильно засло въ немъ.

— Да, въ ихъ тупости есть какая то смшная сила. Но мн всегда кажется, что французы, итальянцы и прусаки, имя дло съ нами, должны чувствовать къ намъ чрезвычайное отвращене. Они постоянно должны шептать: ‘Свинья, свинья, свинья’.

— Они не смютъ сказать это громко, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Они слишкомъ вжливы, любезнйшй другъ.

Потомъ онъ сказалъ нсколько словъ по-итальянски своей жен, посл которыхъ она вышла изъ комнаты, опять пожавъ руку своему деверю, и опять улыбаясь.

Тутъ маркизъ тотчасъ приступилъ къ длу.

— Не находишь ли ты, Джорджъ, что ты поступилъ чертовски глупо, поссорившись со мной.

— Ты поссорился со мной. А я съ тобою не ссорился.

— О, нтъ! Когда ты послалъ по всей Итали искать доказательствъ, что мой сынъ незаконнорожденный, это не значило ссориться со мной! Когда ты обвиняешь мою жену въ двоеженств, это не значитъ ссориться со мной! Когда ты составляешь заговоръ, отъ котораго я не могу оставаться въ своемъ дом, это не значитъ ссориться со мной.

— Какой заговоръ я составлялъ? съ кмъ я вступалъ въ заговоръ?

— Когда я объяснилъ мои желаня о дом въ Кросс-Голл, зачмъ ты уговаривалъ этихъ глупыхъ старыхъ двокъ пойти мн наперекоръ? Ты долженъ былъ понять, что намъ непрятно было жить такъ близко другъ отъ друга, а между тмъ захотлъ стоять за какя то законныя права.

— Мы думали, что это будетъ лучше для матушки.

— Матушка согласилась бы на все, что я предложилъ. Разв ты думаешь, что я не знаю, что длаете вы? Ну! что ты узналъ въ Итали?

Лордъ Джорджъ молчалъ.

— Разумется, я знаю. Я не такой дуракъ, чтобы оставаться глухимъ и слпымъ. Ну, по наведеннымъ справкамъ имешь ты право называть незаконнорожденнымъ Попенджоя?

— Я никогда не называлъ его такъ — никогда. Мое мнне всегда было въ его пользу.

— За коимъ же чортомъ ты поднялъ весь этотъ сумбуръ?

— Затмъ, что это было необходимо. Когда человкъ внчается съ одной женой два раза…

— А ты разв никогда объ этомъ не слыхалъ? Неужели ты не знаешь, что можетъ быть сто причинъ, длающихъ это необходимымъ? Ты теперь навелъ справки, каковъ же результатъ?

Лордъ Джорджъ прежде подумалъ, а потомъ отвтилъ съ полной искренностью:

— Все это очень странно для меня. Можетъ быть это англйске предразсудки. Но твоего сына я считаю законнымъ.

— Въ этомъ ты увренъ?

Онъ опять помолчалъ, обдумывая отвтъ. Онъ не желалъ измнить декану, но также очень желалъ оставаться врнымъ брату. Онъ помнилъ, что въ присутстви декана сказалъ Бетлю, что не желаетъ продолжать. Онъ спрашивалъ объ издержкахъ, слдовательно, отказался отъ дальнйшихъ розысковъ.

— Да, сказалъ онъ медленно:— я увренъ.

— И не намренъ длать больше ничего?

Опять онъ отвтилъ очень медленно, помня, что ему необходимо разсказать обо всемъ этомъ декану, и какъ разсердится деканъ.

— Нтъ, я не намренъ длать больше ничего.

— Я могу считать это твердымъ намренемъ съ твоей стороны?

Опять наступило новое молчане, а потомъ лордъ Джорджъ сказалъ:

— Да, можешь.

— Если такъ, Джорджъ, постараемся забыть прошлое. Намъ съ тобою ссориться не годится. Я не долго останусь въ Англи. Я не люблю ее. Здсь должны были знать, что у меня есть жена и сынъ, поэтому я привезъ его и ее въ эту неудобную страну. Я уду до зимы, и ты можешь вернуться въ Манор-Кроссъ.

— Мн кажется, матушка этого не захочетъ.

— Почему ей не захотть? Я полагаю, что я могъ потребовать свой собственный домъ, когда онъ былъ мн нуженъ? Надюсь, что въ этомъ не было ничего оскорбительнаго даже для драконши Сары? А если он не захотятъ жить тамъ, то все-таки ты можешь. Ты будешь же присматривать за имнемъ. Но я желаю сдлать теб одинъ вопросъ. Что ты думаешь о своемъ милйшемъ тестюшк? и что по твоему мнню я долженъ думать о немъ? Не согласишься ли ты, что во всей Англи не найдется такого пошлаго и наглаго скота?

Лордъ Джорджъ не нашелся ничего отвтить на это.

— Онъ намренъ продолжать этотъ вздоръ?

— Ты говоришь о розыскахъ?

— Да, я говорю о розыскахъ, о томъ, законный ли у меня сынъ и твой племянникъ. Я знаю, что онъ подстрекнулъ тебя на это. Правъ я, говоря, что онъ не отказался?

— Я думаю, что ты правъ.

— Такъ, ей Богу же, я разорю его. Можетъ быть у него есть деньги, но не думаю, чтобы его кошелекъ былъ такъ туго набитъ, какъ мой. Я заставлю его проплясать такой танецъ, что онъ пожалетъ, зачмъ ему пришлось слышать о Джерменахъ. Я сгоню его съ мста. А между тобою и мною, Джорджъ, все должно быть прекращено. Этотъ бдный ребенокъ слабаго здоровья и весьма вроятно, что ты будешь моимъ наслдникомъ. Въ Англи я жить никогда не буду и мой домъ въ твоемъ распоряжени. Я могу быть очень золъ, но и прощать могу, и теб я прощаю. Но надюсь, что ты откажешься отъ твоего драгоцннаго тестюшки.

Лордъ Джорджъ опять молчалъ. Онъ не могъ сказать, что откажется отъ декана, но въ эту минуту онъ не на столько любилъ декана, чтобы выходить за него на дуэль.

— Ты понимаешь меня, продолжалъ маркизъ: — мн не нужно никакихъ увренй отъ тебя. Онъ ршился продолжать слдстве, вредное для чести твоей фамили, и вопреки твоимъ убжденямъ. Не думаю, чтобы посл этого ты могъ сомнваться въ твоей обязанности. Приди ко мн опять въ скоромъ времени, придешь?

Лордъ Джорджъ сказалъ, что придетъ скоро и ушелъ.

Когда онъ шелъ домой, онъ находился въ большомъ недоумни. Онъ ршился не участвовать боле въ справкахъ о Попенджо, и поступилъ какъ слдуетъ, объявивъ объ этомъ брату. Совсть его была спокойна на счетъ этого. Потомъ многя причины заставляли его холодно относиться къ декану. Жена грозила ему своимъ отцомъ, деканъ принуждалъ его. И деньги декана онъ ненавидлъ. Онъ чувствовалъ, что деканъ не настоящй джентльменъ. Но, несмотря на это, онъ долженъ былъ поступать честно и прямо съ деканомъ.

Въ этомъ свидани съ братомъ многое понравилось ему, но не все его восхитило.

Глава XXXVII.
Приготовленя къ балу.

Какъ ему поступить съ деканомъ? Это было первое затруднене лорда Джорджа посл примиреня съ братомъ. Деканъ вернулся въ Бротертонъ, а лордъ Джорджъ не полагался на себя, чтобы написать удовлетворительное письмо. Онъ зналъ, что и говорить то онъ не мастеръ, а письмо выйдетъ еще хуже личнаго объясненя. По уму онъ стоялъ гораздо ниже декана, и очень хорошо это понималъ. Въ такомъ расположени духа, онъ разсказалъ обо всемъ своей жен. Она никогда не видала маркиза, и не вполн врила тмъ лютымъ качествамъ, которыя вырывали столько стоновъ у леди Сары и леди Сюзанны. Поэтому когда мужъ сказалъ ей, что помирился съ братомъ, она обрадовалась.

— И Попенджой настоящй Попенджой, сказала она, улыбаясь.

— Я врю этому отъ всего сердца.

— И это кончится, Джорджъ? Ты знаешь, что я никогда не желала знатности.

— Знаю. Ты держала себя великолпно.

— О, я хвастаться не стану. Можетъ быть мн слдовало бы имть боле честолюбя для тебя. Но я ненавижу ссоры, и мн было бы непрятно предъявлять право на то, что намъ не принадлежитъ. Теперь все кончено.

— Я не могу ручаться за твоего отца.

— Но вдь ты съ папашей за одно.

— Твой отецъ очень настойчивъ. Онъ еще не знаетъ, что я видлся съ братомъ. Мн кажется ты можешь написать къ нему. Онъ долженъ знать, что случилось. Можетъ быть онъ опять прдетъ если услышитъ, что я былъ у брата.

— Могу я попросить его прхать?

— Конечно. Почему же ему и не прхать? Для него здсь есть комната. Онъ можетъ прзжать всегда когда хочетъ.

Мери написала. Письмо было не очень ясно,— но и не могло быть, потому что писавшая знала такъ мало подробностей.

‘Джорджъ примирился съ братомъ’, писала она: ‘и просилъ меня сообщить объ этомъ вамъ. Онъ говоритъ, что Попенджой настоящй Попенджой, и я очень рада. Это было такъ непрятно. Джорджъ думаетъ, что вы прдете въ Лондонъ, когда услышите объ этомъ, и проситъ васъ прхать къ намъ. Прзжайте папа! Я очень огорчаюсь, когда вы останавливаетесь въ этой отвратительной гостиниц. Теперь такъ много ссоръ, и мн все кажется будто вы хотите поссориться съ нами, когда останавливаетесь не у насъ. Пожалуста, папа, никогда, никогда не длайте этого. Если бы я думала, что вы не дружны съ Джорджемъ, мое сердце разорвалось бы. Ваша комната всегда для васъ готова, и если вы назначите день вашего прзда, я приглашу для васъ гостей.’

Это письмо было боле наполнено ея желанемъ видть отца, чмъ тмъ важнымъ вопросомъ, которымъ такъ усердно занимался ея отецъ. Попенджой настоящй Попенджой. Это легко было утверждать. Лордъ Джорджъ согласился съ этимъ очень охотно, потому что терпть не могъ хлопотъ. Но не таковъ былъ деканъ.

‘Онъ такой же Попенджой какъ и я,’ сказалъ себ деканъ, прочтя письмо.

Да, онъ долженъ опять хать въ Лондонъ — онъ долженъ узнать, что происходило между братьями. Это было очень важно, и онъ не сомнвался, что узнаетъ всю правду отъ лорда Джорджа. Но онъ не остановится у дочери. Между нимъ и его зятемъ была уже разница мннй, достаточная для того, чтобы сдлать мстопребыване въ Мюнстер-Корт непрятнымъ — если не для него, то для лорда Джорджа. Ему было жаль огорчить Мери, но теперь онъ скоре заботился объ ея интересахъ чмъ объ ея удовольстви. Теперь цлью его жизни было сдлать ее маркизой, и онъ будетъ стремиться къ этой цли несмотря на счасте или несчасте свое, ея и другихъ. Онъ написалъ къ ней прося сказать мужу, что будетъ въ Лондон въ такой то день, но прибавилъ, что предпочитаетъ остановиться въ гостиниц.

— Не моя вина, угрюмо сказалъ лордъ Джорджъ.— Я сдлалъ все возможное для того, чтобы показать ему, что онъ у насъ дорогой гость. Если онъ желаетъ чуждаться насъ, его воля.

Въ это время многое раздражало лорда Джорджа. Каждый день онъ получалъ въ клуб письма отъ мистрисъ Гаутонъ, и каждое письмо наносило ему раны. Вс эпитеты, вс обвиненя, вс намеки каке только могутъ прйти въ голову раздразненной женщин, сыпались на него. Постороннй, читая эти письма, вообразилъ бы, что лордъ Джорджъ употребилъ все искуство дон-Жуана для того, чтобы завладть любовью писавшей эти письма, а потомъ, одержавъ успхъ, сначала бросилъ ее, а потомъ измнилъ ей. Потомъ, посл всхъ упрековъ слдовало приказане явиться немедленно на Беркелейскй скверъ, но лордъ Джорджъ вполн понималъ, что его приглашаютъ для упрековъ еще большихъ, и не слушался приказанй.

Потомъ пришло письмо, которое нанесло ему рану такую глубокую, что какъ будто вся его кровь вылилась изъ него. Въ этомъ письм не было обвиненя въ измн, оно было просто стономъ женщины съ разбитымъ сердцемъ, которая не могла преодолть свою любовь. Не онъ ли заставилъ ее считать его единственнымъ человкомъ на свт, присутствемъ котораго стоило дорожить? Не прютился ли онъ въ каждомъ закоулк ея сердца, такъ что жизнь безъ него казалась ей нестерпима? Возможно ли, чтобы, надлавъ все это, онъ оставилъ ее безъ вниманя? Неужели онъ такъ жестокъ, что лишаетъ ее возможности проститься съ нимъ въ послднй разъ? Она же теперь не боится никакихъ послдствй. Она готова умереть если это окажется необходимо — готова лишиться всхъ удобствъ, какя доставляетъ ей положене ея мужа, скоре чмъ никогда не видать его. У нея есть сердце! Зачмъ, о зачмъ думала она объ его матеральныхъ выгодахъ, когда онъ стоялъ предъ нею на колняхъ и просилъ ее сдлаться его женой, прежде чмъ даже видлъ Мери Ловелесъ? Это длинное послане кончалось словами:

‘Приходите ко мн завтра,— А. Г. Уничтожьте это письмо тотчасъ по прочтени.’

Послднюю просьбу онъ исполнилъ тотчасъ. Онъ уже не отдастъ своей жен письмо этой женщины. Онъ разорвалъ письмо на тысячу клочковъ и разбросалъ ихъ по разнымъ мстамъ. Но какъ исполнить другую просьбу? Если онъ опять пойдетъ на Беркелейскй скверъ, будетъ ли онъ имть возможность выйти опять съ такимъ же торжествомъ какъ въ послднй разъ? Самъ онъ не имлъ никакого желаня видть ее. Онъ не совсмъ врилъ разсказу объ ея истерзанномъ сердц. Вспоминая то, что было съ нимъ посл того, какъ ему показалось будто онъ въ нее влюбленъ, онъ не могъ припомнить съ своей стороны такихъ старанй привлечь ея любовь какъ описывала она. Онъ сдлалъ ей предложене самымъ обыкновеннымъ образомъ, и такимъ же образомъ получилъ отказъ. Посл того, а особенно посл его женитьбы, вс увреня въ любви исключительно шли отъ нея! Но если, дйствительно, онъ былъ такъ для нея дорогъ, то обязанъ вознаградить ее чмъ-нибудь. Но когда онъ вспомнилъ цлую кучу фальшивыхъ волосъ и румяны, какъ описывала его жена, онъ готовъ былъ уврить себя, что она обманывала его. Онъ почти разгадалъ ее. А все-таки онъ пойдетъ еще разъ, пойдетъ и скажетъ, ей сурово, что все это должно кончиться, и чтобы больше письма не писались.

Онъ пошелъ и засталъ тамъ Джека Де-Барона, и слышалъ съ какимъ энтузазмомъ Джекъ описывалъ предстоящй балъ мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Потомъ мистрисъ Гаутонъ очень осторожно длала нсколько вопросовъ въ присутстви лорда Джорджа, о какомъ то новомъ танц, вывезенномъ изъ Молдави, и восхитительне котораго никогда еще не бывало въ Англи. Никто не видалъ этого танца, и это былъ большой секретъ, который откроется только на бал мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Этому танцу учились потихоньку въ ея задней гостиной восемь человкъ, съ помощью двухъ надежныхъ музыкантовъ, которыхъ щедрая старушка мистрисъ Монтакют-Джонсъ наняла для того, чтобы въ эти репетици танцующе усовершенствовались для бала.

Это все разсказывала съ большимъ интересомъ мистрисъ Гаутонъ, которая повидимому выздоровла отъ болзни своего сердца. Джекъ хотя съ энтузазмомъ говорилъ о бал мистрисъ Джонсъ, умалчивалъ о молдаванскомъ танц. Но мистрисъ Гаутонъ молчать не хотла. Она называла счастливцами четыре выбранныя пары. Какая гадкая старуха мистрисъ Монтакют-Джонсъ, потому что не пригласила ее. Разв нельзя было составить дв кадрили. А Джекъ то какой мошенникъ, сказала она лорду Джорджу не хочетъ показать мн ни одной изъ фигуръ.

— Вы будете танцовать? спросилъ лордъ Джорджъ.

— Да, кажется я участвую въ этой кадрили.

— Онъ танцуетъ съ Мери, сказала мистрисъ Гаутонъ.

Тутъ лорду Джорджу показалось, что онъ понялъ почему молодой человкъ молчалъ, и лордъ Джорджъ опять сдлался очень несчастенъ. На его лобъ опять набжала туча, которая всегда была очевидна для присутствующихъ. Никто не обнаруживалъ такъ ясно своихъ чувствъ какъ онъ. Мистрисъ Гаутонъ хотя увряла, что не знаетъ фигуръ, описывала этотъ танецъ какъ смсь полекъ, вальсовъ и галоповъ, такъ что можно было подумать будто это быстрый постоянный вихрь съ начала до конца. И жена его явится въ такомъ неприличномъ танц съ капитаномъ Де-Барономъ на бал мистрисъ Монакют-Джонсъ, посл всего, что онъ сказалъ.

— Вы совершенно ошибочно понимаете этотъ танецъ, сказалъ Джекъ своей кузин.— Этотъ танецъ самый спокойный, почти такой же тихй какъ менуэтъ. Онъ очень милъ, но здсь всмъ покажется очень медленнымъ.

Можно сомнваться принесъ ли онъ пользу этимъ объясненемъ. Лордъ Джорджъ подумалъ, что онъ лжетъ, хотя прежде думалъ, что лжетъ мистрисъ Гаутонъ. Но во всякомъ случа было справедливо то, что жена его условилась танцовать съ Джекомъ Де-Барономъ.

Джекъ собрался уйти, но въ комнату вошла тетушка Джу, а потомъ сама старая гршница мистрисъ Монтакют-Джонсъ.

— Душа моя, сказала она въ отвтъ на вопросъ мистрисъ Гаутонъ о танц: — я не стану разсказывать объ этомъ никому. Я даже не знаю зачмъ объ этомъ говорятъ. Четыре пары красивыхъ молодыхъ мужчинъ и женщинъ, хотятъ позабавиться, и я не сомнваюсь, что т, которые будутъ смотрть на нихъ, найдутъ въ этомъ большое удовольстве.

О, объ его жен, леди Мери Джерменъ говорятъ какъ объ одной изъ четырехъ паръ красивыхъ молодыхъ женщинъ, и она будетъ танцовать съ Джекомъ Де-Барономъ, для того чтобы посторонне могли находить удовольстве смотрть на нее!

Ничего особеннаго нельзя было сказать мистрисъ Гаутонъ на этотъ разъ, такъ какъ гости прзжали одни за другими. Она имла все время совершенно непринужденный видъ. Никто не могъ вообразить, что она находилась въ присутстви человка, любовь котораго составляла для нея все. Когда онъ всталъ проститься, она разсталась съ нимъ какъ будто онъ былъ для нея не боле того, чмъ долженъ былъ быть. И его молдаванскй танецъ также заставилъ забыть о его отношеняхъ къ мистрисъ Гаутонъ. Ему сказали, что новый танецъ называется каппа-каппа. Его огорчало даже назване этого танца.

Онъ нашелъ декана въ своемъ дом. Жена прежде всего заговорила съ нимъ о бал.

— Джорджъ, папа детъ со мною въ пятницу къ мистрисъ Монтакют-Джонсъ.

— Надюсь, что это доставитъ ему удовольстве, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Я желаю, чтобы и ты похалъ.

— Зачмъ мн хать? Я уже сказалъ, что не поду.

— Прзжай около двнадцати часовъ. Какой танецъ мы будемъ танцовать! Я бы хотла, чтобы ты посмотрлъ.

— Кто это ‘мы’?

— Кавалеры и дамы еще не выбраны. Кажется, я буду танцовать съ графомъ Кости. Это зависитъ отъ цвта платья и разныхъ разностей. Мужчины будутъ въ мундирахъ особаго рода. Мы уже длали репетицю.

— Зачмъ ты не сказала мн объ этомъ прежде?

— Мы не должны были говорить, пока все не будетъ ршено.

— Я намренъ похать посмотрть, сказалъ деканъ:— ужасно люблю вещи такого рода.

Обращене Мери было такъ непринужденно, такъ свободно, что лордъ Джорджъ на минуту успокоился. Она сказала, что будетъ танцовать не съ зловреднымъ капитаномъ, а съ иностраннымъ графомъ. Лордъ Джорджъ не любилъ иностранныхъ графовъ, но въ эту минуту, онъ предпочиталъ всякаго Джеку Де-Барону. Онъ нисколько не сомнвался въ справедливости словъ своей жены. Она говорила правду, хотя и Джекъ Де-Баронъ и мистрисъ Гаутонъ тоже были правы. Когда Мери была у мистрисъ Джонсъ, дло еще не было ршено, и въ ея отсутстве Джеку удалось уговорить старушку. Конечно, онъ желалъ имть Мери своей дамой собственно для себя, но этого требовали также условя танца, который ршено было устроить такъ, какъ раздаются роли актерамъ.

— Прдешь посмотрть? опять спросила Мери.

— Я не очень люблю эти вещи. Можетъ быть заду на нсколько минутъ.

— А я люблю, сказалъ деканъ.— Я нахожу, что вс невинныя удовольствя, длающя жизнь прятной, хороши.

— Это еще вопросъ, сказалъ лордъ Джорджъ, выходя изъ комнаты.

Мери не поняла, что хотлъ сказать ея мужъ, но деканъ, разумется, понялъ.

— Надюсь, что онъ не намренъ сдлаться отшельникомъ сказалъ деканъ:— или, по-крайней-мр, не станетъ требовать этого отъ тебя.

— У него характеръ не очень веселый, отвтила она.

На слдующй день утромъ была послдняя репетиця, и тогда Мери узнала свое предназначене. Она пожалла, но возражать не могла. Мундиръ Джека былъ красный, графа синй съ золотомъ. Платье ея было блое, и ей сказали, что блое идетъ къ красному. Ничего больше нельзя было говорить. Она не могла сослаться на то, что ея мужъ боится Джека Де-Барона. Она даже и себ не сознавалась, что сколько-нибудь боится его. Если бы не сумасбродная ревность мужа, она предпочла бы своего теперешняго кавалера какъ двочка предпочитаетъ играть съ хорошенькимъ мальчикомъ, давно ей знакомымъ, чмъ съ некрасивымъ и незнакомымъ, съ которымъ она никогда не ссорилась, да никогда и не подружится.

Но увидвшись съ мужемъ, она не ршилась сказать ему о сдланной перемн. Она была не такая искусная актриса, чтобы спокойно наговорить съ нимъ о Джек Де-Барон.

Утромъ въ день бала она случайно узнала отъ мистрисъ Джонсъ, что лордъ Джорджъ былъ у мистрисъ Гаутонъ. Мери знала, что ея мужъ намренъ еще разъ побывать у этой женщины посл и согласилась на это, но знала, что этотъ визитъ былъ сдланъ уже давно. Она не спрашивала мужа, что произошло въ это посщене. Она не хотла выразить никакого сомння подобнымъ вопросомъ. Имя этой злой женщины ни разу не было на язык ея по прочтени письма. Но теперь, когда она услыхала, что онъ былъ тамъ опять, такъ скоро, и дружески участвовалъ въ общемъ разговор, это тронуло ее. Неужели онъ обманываетъ ее, и дйствительно любить эту женщину? Неужели ему нравится этотъ шиньонъ, эти румяна и этотъ притворный смхъ? И неужели онъ ей налгалъ? Она не могла этому поврить, но зачмъ, зачмъ былъ онъ тамъ? Посщене, о которомъ онъ говорилъ ей, имло цлью прекратить вс сношеня. А между тмъ, онъ былъ тамъ. Почему она знаетъ, можетъ быть онъ тамъ каждый день! А между тмъ, онъ говоритъ ей о неприличи танцевъ! Онъ бываетъ у мистрисъ Гаутонъ, а на нее сердится за то, что ей нравится общество капитана Де-Барона!

Она непремнно будетъ танцовать съ капитаномъ. Пусть мужъ приходитъ и смотритъ какъ она танцуетъ съ нимъ, и если осмлится упрекать ее, она спроситъ его, зачмъ онъ бываетъ на Беркелейскомъ сквер. Она такъ была разсержена, что считала ссору почти необходимой. Не явно ли обманываетъ ее мужъ съ этой женщиной? Чмъ боле думала она объ этомъ, тмъ боле огорчалась, однако, въ этотъ день ничего мужу не сказала. Они обдали съ деканомъ. Лордъ Джорджъ былъ разстроенъ и мраченъ, деканъ уврилъ его, что не намренъ оставлять попенджоевскаго вопроса.

— Я не боюсь вашего брата, прибавилъ деканъ.

Это разсердило лорда Джорджа и онъ не захотлъ продолжать этотъ разговоръ.

Въ девять часовъ леди Джорджъ пошла одваться, а въ половин одиннадцатаго похала съ отцомъ. Мужъ ея ушелъ изъ дома, и не сказалъ, намренъ ли онъ быть у мистрисъ Джонсъ.

— Какъ вы думаете, будетъ онъ? спросила Мери отца.

— Право не знаю. Онъ, кажется мн, сердитъ на всхъ.

— Не ссорьтесь съ нимъ, папа.

— Не имю намреня. Я не желаю ссориться ни съ кмъ, а мене всего съ нимъ. Но я долженъ исполнять свою обязанность прятно ему это или нтъ.

Глава XXXVIII.
Каппа-Каппа.

Домъ мистрисъ Монтакют-Джонсъ на Гросвенорской площади былъ очень великъ и очень великолпенъ. А для этого бала великолпе увеличилось. Гостей ожидалось множество. Новый молдаванскй танецъ сдлался предметомъ общихъ разговоровъ. Всмъ хотлось видть каппа-каппу. Графъ Кости, лордъ Джиблетъ, молодой сер-Герри Трипльто, и, безъ сомння Джекъ Де-Баронъ много говорили объ этомъ танц въ клубахъ. Изъ этого хотли сдлать секретъ, и дамы были молчаливе. Леди Флоренсъ упомянула объ этомъ только девятнадцати короткимъ прятельницамъ. Мадамъ Джиги, молодая жена стараго богемскаго посланника., говорила объ этомъ только въ дипломатическомъ кругу, мисъ Патмор-Гринъ была молчалива какъ могила со всми, кром своей большой семьи, а леди Джорджъ не говорила никому кром своего отца. А все-таки секретъ разгласился, и употреблялись большя усиля для того, чтобы достать приглашеня.

— Я могу достать вамъ приглашене къ герцогин Олбри въ юл, если вы можете достать мн пригласительный билетъ, сказала одна молодая дама Джеку Де-Барону.

— Ршительно невозможно! сказалъ Джекъ, для котораго предлагаемый подкупъ былъ не очень привлекателенъ.— Не будетъ мста даже въ погребахъ.— Я на колняхъ просилъ мистрисъ Монтакют-Джонсъ пригласить одного моего стараго прятеля, а она спросила не помшался ли я.

Это, разумется, были враки, но все-таки толпа была большая и вс съ нетерпнемъ желали видть каппа-каппу.

Въ одиннадцать часовъ начались танцы, которые должны были прекратиться въ двнадцать часовъ, а потомъ начиналась каппа-каппа. Этотъ танецъ занималъ ровно сорокъ минутъ. По окончани его, должны были отвориться двери банкетной залы. Танцовавше каппа-каппу пойдутъ ужинать, и вся публика за ними.

Леди Джорджъ, по прзд, сла возл хозяйки въ ожидани важной минуты. Она была нсколько взволнована. Злая женщина находилась предъ ея глазами и уже танцовала. Злая женщина кивнула ей головой, и тотчасъ отвернулась, ршившись не примчать, что ея поклонъ не принятъ. Августа Мильдмей танцовала съ Джекомъ Де-Барономъ, и повидимому была весела. Но для Мери во всемъ этомъ было что-то ужасное. Она такъ желала быть счастливою, веселиться и вмст съ тмъ оставаться невинной. Эпикурейскя доктрины ея отца совершенно наполняли ея мысли. А что вышло изъ этого? Мужъ не доврялъ ей, и она въ эту минуту не довряла ему. Могла ли она доврять ему? А она, вполн сознавая свою невинность, подвергалась такому оскорбительному подозрню! Осматриваясь вокругъ на наряды и брильянты, прислушиваясь къ говору голосовъ, видя на всхъ лицахъ притворное дружелюбе, примчая открытое кокетство одной двушки, и недовольный видъ другой, она начала спрашивать себя хорошо ли поступилъ ея отецъ, когда настоялъ на томъ, чтобы ее отвезли въ Лондонъ. Не была ли бы она въ большей безопасности, и слдовательно счастливе, въ Кросс-Голл съ своими добродтельными золовками? Что будетъ съ нею, если она поссорится съ своимъ мужемъ? А какъ ей не поссориться съ нимъ, если онъ будетъ подозрвать ее и бывать въ дом злой женщины?

Джекъ Де-Баронъ подошелъ къ ней вмст съ ея отцомъ. Деканъ любилъ молодого человка, который всегда говорилъ умно, обращене котораго было такое живое, и который, сказать по правд, былъ чрезвычайно вжливъ къ отцу леди Джорджъ. Ршился ли бы Джекъ описать каппа-каппу другому сановнику церковному можетъ быть сомнительно, но декану онъ объяснилъ этотъ танецъ очень любезно.

— Ты кажется будешь танцевать съ капитаномъ Де-Барономъ, сказалъ деканъ.

— Да, не жестоко ли поступлено со мной? Я должна была танцовать съ настоящимъ иностраннымъ графомъ, на которомъ будутъ настояще брильянтовыя пуговицы, а теперь должна довольствоваться простымъ англйскимъ капитаномъ, потому что, говорятъ, мое блое платье идетъ къ его красному мундиру.

— Съ кмъ же танцуетъ графъ?

— Съ счастливицей леди Флоренсъ, на ней тоже будутъ брильянты, Мадамъ Джиги таццуетъ съ лордомъ. Между нами, папа, она сказала эти слова шопотомъ, такъ что отецъ и Джекъ наклонились къ ней: — мы немножко боимся нашего лорда, не такъ ли, капитанъ Де-Баронъ? Мадамъ Джиги говоритъ по-англйски, такъ что мы отдали его ей.

— А лордъ говоритъ по-французски?

— Это не значитъ ничего, такъ какъ Джиги никогда ничего не говоритъ, сказалъ Джекъ.

— Зачмъ вы пригласили его?

— Сказать вамъ по правд, мы вс надялись, что онъ сдлаетъ предложене мисъ Патмор-Гринъ. Милая мистрисъ Монтакют-Джонсъ очень опытна въ такихъ вещахъ, и тотчасъ увидала, что ничто не можетъ такъ побудить его къ этому, какъ если онъ увидитъ Маделину Гринъ танцующею съ Трипльто. Никто не танцуетъ такъ хорошо какъ Трипльто, и никто де глядитъ такъ томно. Видите, деканъ, въ такихъ вещахъ есть много разныхъ сторонъ, съ которыми нужно обращаться осторожно.

Деканъ засмялся, и дочь его была бы очень счастлива, если бы на ея сердц не лежала двойная тяжесть. Джекъ предложилъ ей протанцовать съ нимъ кадриль. Вс друге каппа-каппанты танцовали. Мери твердо ршилась не бояться капитана Де-Барона. Она находилась въ присутстви своего отца. Она не отвтила, но встала и взяла подъ руку капитана, какъ женщина поступаетъ всегда съ короткимъ знакомымъ.

— Право я никогда не видала такой наглости въ молодой женщин, сказала мисъ Понтеръ Август Мильдмей.

Мисъ Понтеръ была искренняя прятельница Августы Мильдмей и съ большимъ участемъ наблюдала за огорченемъ своего друга.

— Это отвратительно, сказала Августа.

— Ей ршительно все равно кто бы на это не смотрлъ. Она должно быть совсмъ намрена бросить лорда Джорджа, а то не поступала бы такимъ образомъ. Неужели у Де-Барона достанетъ глупости бжать съ нею?

— У мужчинъ достанетъ глупости на все, сказала огорченная.

Пока это происходило, Мери спокойно танцовала кадриль, а отецъ съ гордостью смотря на нее, находилъ, что она самая хорошенькая женщина въ этой комнат.

Прежде чмъ кончилась кадриль, раздался звонокъ и музыка перестала играть. Пробило двнадцать часовъ и начиналась каппа-каппа. Трудно во время какого-нибудь удовольствя заставить мужчинъ и женщинъ дйствовать аккуратно, но когда музыка замолчитъ, танцы должны прекратиться. Одни заворчали, друге объявили, что не останутся смотрть на каппа-каппу. Но мистрисъ Монтакют-Джонсъ была самовластная хозяйка, и чрезъ пять мирутъ четыре пары стояли на своихъ мстахъ, несмотря на толпу.

Надо признаться, что Джекъ Де-Баронъ далъ неправильное поняте о танц, сказавъ, что онъ похожъ на менуэтъ, но надо вспомнить, что леди Джорджъ въ этомъ обман не участвовала. Танецъ былъ живой. Много приходилось вальсировать и такъ ловко, чтобы не столкнуться съ другими нарами, какъ во время катанья на конькахъ. Вс танцовали великолпно, кром лорда Джиблета, который сбивался раза два. Нсколько разъ пары перемнялись, но каждая дама опять возвращалась къ своему кавалеру. Люди независтливые увряли, что это танецъ очень хорошенькй, и предсказывали большой успхъ каппа-капп. Люди благоразумные и осторожные намекали, что этотъ танецъ можетъ сдлаться слишкомъ рзвымъ, если его не разучатъ надлежащимъ образомъ.

— Это слишкомъ неприличный танецъ, для моихъ двочекъ, сказала мистрисъ Конвей Смитъ, ‘двочки’ которой уже десять лтъ безуспшно кокетничали напропалую.

Танецъ приближался къ концу. Каждая дама поочередно танцовала съ каждымъ кавалеромъ. Леди Джорджъ перешла отъ графа къ сер-Герри, отъ сер-Герри къ лорду Джиблету. Его сятельство долженъ былъ передать ее ея кавалеру, съ которымъ она должна была сдлать послднй кругъ, но увы! лордъ Джиблетъ растерялся, и наткнулся на графа и мадамъ Джиги. Леди Джорджъ чуть не упала, но капианъ только что передавшй леди Флоренсъ сер-Герри, подхватилъ ее.

Лордъ Джорджъ вошелъ въ залу вскор посл того какъ началась каппа-каппа, но никакъ не могъ подойти къ танцующимъ. Постепенно пробирался онъ сквозь толпу, и сначала не мотъ угадать кто кавалеръ его жены. Она вальсировала въ эту минуту съ графомъ Кости, и хотя лордъ Джорджъ терпть не могъ и вальса и иностранныхъ графовъ, однако онъ нсколько успокоился. Войдя въ залу, онъ слышалъ, какъ были устроены пары и подумалъ, что жена обманула его. Первый взглядъ былъ успокоителенъ. Но Мери скоро вернулась къ своему настоящему кавалеру, и ея мужъ мало по малу удостоврился, что она танцуетъ съ капитаномъ Де-Барономъ. Онъ стоялъ за первымъ рядомъ зрителей, яена не могла его видть, но онъ могъ видть все, и лобъ его становился мрачне и мрачне. Ему этотъ танецъ показался неприличенъ во всхъ отношеняхъ, онъ походилъ на театральное представлене и въ глазахъ лорда Джорджа не годился для скромнаго общества. Но что его жена участвуетъ въ этомъ представлени, что на нее смотритъ толпа когда она вертится по зал въ объятяхъ капитана Де-Барона, было свыше его силъ. Возл него, но нсколько позади, стоялъ деканъ вполн наслаждаясь зрлищемъ. Для него было удовольствемъ смотрть на такой танецъ, и еще боле доставляло ему удовольстве то, что его дочь была выбрана въ число танцующихъ. Вс эти люди были знатные и свтске, а его дочь стояла наравн съ ними — его дочь, которая современемъ будетъ маркизой Бротертонской. Прятно было ему думать, что и ей это доставляло удовольстве, что она танцовала такъ хорошо, что присутствующе съ удовольствемъ смотрли на ея танцы. Мысли его въ этомъ отношени были совершенно противоположны мыслямъ его зятя.

Когда случилось это небольшое приключене, деканъ протянулъ было руку, а потомъ улыбнулся, увидвъ какъ искусно подосплъ на помощь его дочери проворный капитанъ. Но лордъ Джорджъ, напротивъ, бросился въ средину танцующихъ и схватилъ жену за руку. Вс, разумется, вытаращили на него глаза. Танцующе изумились. Мери, повидимому, это не такъ удивило какъ другихъ, потому что она заговорила съ улыбкой.

— Ничего, Джорджъ, я не ушиблась.

— Это постыдно! сказалъ онъ громкимъ голосомъ: — пойдемъ.

— Кажется мы кончили, сказала она: никто въ этомъ не виноватъ.

— Пойдемъ, я не хочу, чтобы ты продолжала.

— Что случилось? спросилъ деканъ съ видомъ невиннаго удивленя.

Оскорбленный мужъ былъ вн себя отъ гнва. Хотя онъ зналъ, что окруженъ тми, которые будутъ насмхаться надъ нимъ, онъ не могъ удержаться. Хотя онъ сознавалъ въ эту минуту, что обязанъ защитить свою жену, онъ не могъ удержать своихъ чувствъ.

— Случилось очень многое, сказалъ онъ громко:— она подетъ со мной.

Онъ взялъ ее подъ руку и повелъ къ двери.

Мистрисъ Монтакют-Джонсъ, разумется, видла все и тотчасъ подошла къ нему.

— Пожалуста не увозите ее, лордъ Джорджъ, сказала она.

— Позвольте намъ ухать, отвтилъ онъ, все торопясь впередъ.— Я предпочитаю ухать.

— Подождите, пока подадутъ экипажъ.

— Мы подождемъ внизу. Прощайте, прощайте!

Онъ вышелъ изъ комнаты подъ руку съ женою, въ сопровождени декана. Какъ только Мери примтила, что мужъ разсердился на нее и обнаружилъ гнвъ свой въ публик, она не сказала ни слова. Она уговорила его прхать посмотрть на танцы безъ всякаго умысла въ душ. Она хотла освободиться отъ того тиранства, которому онъ подчинилъ ее, запретивъ ей вальсировать, и сдлала это отчасти, получивъ его согласе на бал леди Брабазонъ. Конечно, Мери чувствовала, что такъ какъ онъ свободно распоряжается своей жизнью, получаетъ любовныя письма отъ гнусной женщины, то мене иметъ права на безусловное повиновене, чмъ имлъ бы, если бы его руки были чисты. Его неприличное поведене возбудило въ ней духъ мятежа, но она ршилась ничего не длать тайно. Она просила его позволеня вальсировать у леди Брабазонъ, и сама уговорила его похать къ мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Можетъ быть она не осмлилась бы на это, если бы знала, что капитанъ Де-Баронъ будетъ ея кавалеромъ. Танцуя, она не знала о присутстви своего мужа и не думала о немъ. Когда онъ подошелъ къ ней, она вообразила, что онъ испугался ея паденя. Но когда онъ веллъ ей итти съ нимъ, съ нахмуреннымъ лицомъ и грознымъ голосомъ, тогда она поняла все. Ей ничего не оставалось боле, какъ взять его подъ руку и уйти. У нея не было достаточно мужества — можетъ быть мн слдовало бы сказать достаточно наглости — чтобы непринужденно заговорить съ нимъ, или съ кмъ-нибудь изъ окружающихъ. Вс глаза были устремлены на нее, и она чувствовала это, вс будутъ говорить о ней, и она уже слышала злыя слова. И все это навлекъ на нее ея мужъ — ея мужъ, у котораго она нашла и такъ легко простила любовное письмо отъ другой женщины! Ея мужъ такъ жестоко и такъ безпричинно подвергнулъ ее въ публик стыду, который нельзя ни изгладить, ни забыть! И кто будетъсочувствовать ей? Никто, кром ея отца. Онъ заступится за нее, онъ будетъ къ ней добръ, но ея мужъ, по собственной вол, умышленно обезславилъ ее.

Ни слова не было сказано, пока они не дошли до передней, а потомъ лордъ Джорджъ пошелъ отыскать свою коляску или извозчика. Тутъ деканъ первый разъ шепнулъ ей:

— Говори съ нимъ, какъ можно меньше сегодня, но не теряй мужества.

— О, папа!

— Я понимаю все. Я буду у тебя тотчасъ посл завтрака.

— Вы не оставите меня здсь одну?

— Конечно нтъ, пока ты не сядешь въ экипажъ. Слушай, что я теб говорю. Говори съ нимъ какъ можно меньше, пока я не прду. Скажи ему сегодня, что ты нездорова и что теб надо заснуть, прежде чмъ ты съ нимъ будешь говорить.

— Ахъ! вы не знаете, папа.

— Я знаю, что поставлю все на надлежащую ногу.

Лордъ Джорджъ воротился, найдя извозчика. Онъ подалъ руку жен и увелъ ее, не сказавъ ни слова декану. У дверецъ кеба деканъ простился съ обоими.

— Господь съ тобою, дитя мое, сказалъ онъ.

— Спокойной ночи, вы будете завтра?

— Непремнно.

Тутъ дверца захлопнулась и мужъ и жена ухали.

Разумется, этотъ маленькй эпизодъ много способствовалъ къ удовольствю гостей мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Каппа-каппа было очень хорошенькимъ зрлищемъ, но не такое интересное, какое представилъ изъ себя ревнивый мужъ. Капитанъ Де-Баронъ, который остался, разумется, сдлался героемъ. Такъ какъ онъ не могъ вести свою даму къ ужину, ему удостоила подать руку сама мистрисъ Монтакют-Джонсъ.

— Я охотно заплатила бы тысячу фунтовъ, чтобы этого не случилось, сказала старушка.

— А я заплатилъ бы десять, сказалъ Джекъ.

— Была на это какая-нибудь причина?

— Ни малйшей. Я не могу объяснить вамъ свойство моей короткости съ леди Джорджъ, но это скоре похоже на короткость дтей, чмъ взрослыхъ.

— Знаю. Когда взрослые играютъ какъ дти, это бываетъ опасно,

— Но мы и не думали ни о чемъ подобномъ. Я могу быть довольно гадокъ, я ничего объ этомъ не говорю, но она чиста, какъ снгъ. Мистрисъ Джонсъ, я такъ же мало осмлился бы пожать и ея руку, какъ летть къ солнцу. Конечно, она нравится мн.

— А вы нравитесь ей.

— Надюсь — въ нкоторомъ род. Но ужасно непрятно, что такая сцена вышла отъ такой причины.

— Нкоторые мужья, капитанъ Де-Баронъ, не любятъ, чтобы ихъ красивыя молодыя жены нравились красивымъ молодымъ офицерамъ. Это очень нелпо, я согласна съ этимъ.

Мистрисъ Джонсъ и капитанъ Де-Баронъ дйствительно горевали о томъ, что случилось, но другихъ комедя посл трагеди не очень огорчала.

— Чмъ это кончится, сказала мись Патмор-Гринъ сер-Герри.

— Боюсь, что ей не позволятъ больше танцовать, отвтилъ сер-Герри, который заботился только о прелестяхъ каппа-каппы.— Мы едва ли найдемъ кого-нибудь, кто танцовалъ бы такъ хорошо.

Графъ Кости сказалъ леди Флоренсъ, что непремнно будетъ поединокъ.

— У насъ въ Англи никогда не выходятъ на поединокъ, графъ.

— А! это дурно. Явится какой-нибудь господинъ и надлаетъ непрятностей. Если бы он зналъ, что долженъ драться, можетъ быть онъ придержалъ бы языкъ. Я нахожу, что въ Париж и Вн лучше въ этомъ отношени.

Лордъ Джиблетъ высказалъ свое мнне мадамъ Джиги, что это очень постыдно. Мадамъ Джиги просто пожала плечами. Она могла поздравить себя, что лучше уметъ управлять своимъ мужемъ.

Глава XXXIX.
Мятежъ.

Леди Джорджъ никогда не забывала этого медленнаго возвращеня домой въ кеб. Ей Сказалось, что она никогда не додетъ до своего дома.

— Мери, сказалъ ей мужъ, какъ только они сли: — ты сдлала меня несчастнымъ.

Кебъ страшно гремлъ и лордъ Джорджъ не могъ напасть на жену съ подобающимъ достоинствомъ.

— Я отложу говорить съ тобою, пока мы не додемъ до дома.

— Я не сдлала ничего дурного, сказала Мери очень твердо,— лучше не говори ничего, пока мы не додемъ до дома.

Посл этого ни слова не было боле сказано, но хали очень долго.

У дверей дома, лордъ Джорджъ помогъ жен выйти изъ кеба, а потомъ пошелъ впередъ чрезъ переднюю въ столовую. Онъ очевидно ршился сказать свою рчь теперь. Но Мери заговорила первая.

— Джорджъ, сказала она:— я очень страдала и очень устала. Я пойду спать.

— Ты обезславила меня, сказалъ онъ.

— Нтъ, ты обезславилъ меня и пристыдилъ при всхъ. Попустому, попустому. Я не сдлала ничего, мн нечего стыдиться.

Она смотрла ему въ лицо и онъ могъ видть, что она разсержена и нисколько не расположена покоряться его упрекамъ. Она тоже могла хмурить брови, и он были нахмурены теперь. Ноздри ея были расширены, а глаза сверкали гнвомъ. Онъ видлъ въ какомъ она находилась состояни, и хотя ршился быть главою въ своемъ дом, но не зналъ, какъ этого достигнуть.

— Теб лучше выслушать меня, сказалъ онъ.

— Не сегодня, я нездорова и слишкомъ огорчена. Я, разумется, выслушаю все что ты хочешь сказать, но не теперь.

Она пошла къ двери.

— Мери!

Она остановилась, держась за ручку двери.

— Я надюсь, что ты не желаешь оспаривать мою власть надъ тобою?

— Не знаю, не могу сказать. Если твоя власть будетъ заключаться въ томъ, чтобы заставить мегя признаться будто я поступила дурно, я конечно буду оспаривать ее. А такъ какъ я не сдлала ничего дурного, то надюсь ты выразишь сожалне, что оскорбилъ меня сегодня.

Она вышла изъ комнаты прежде чмъ онъ придумалъ, какъ продолжать ему рчь. Онъ былъ совершенно убжденъ, что былъ правъ. Разв онъ не запретилъ ей вальсировать? Въ эту минуту онъ совсмъ забылъ о случайномъ позволени, которое далъ на бал леди Брабазонъ, и которое по его мнню относилось только къ тому вечеру. Не предостерегалъ ли онъ ее противъ капитана Де-Барона и не говорилъ ли ей, что его и ея имя страдаютъ отъ ея короткости съ этимъ человкомъ? Не обманула ли она его, назвавъ скоимъ кавалеромъ другого въ этомъ отвратительномъ танц? Самый этотъ обманъ не былъ ли доказательствомъ, что она знала, что не должна танцевать съ капитаномъ Де-Барономъ, что она находила въ этомъ порочное удовольстве, которому ршилась предаться, даже вопреки его приказанямъ.

Ходя взадъ и впередъ по комнат, онъ въ гнв столько же забывалъ, сколько вспоминалъ. Ему сказали, что этотъ гнусный танецъ, похожъ на менуэтъ, но онъ не запомнилъ, что это говорила не жена его. Онъ забылъ также, что прхать посмотрть по ея убдительной просьб. Въ пылу своего гнва онъ забылъ даже о письмахъ Аделаиды Гаутонъ! Но онъ не забылъ, что все общество мистрисъ Монтакют-Джонсъ видло, какъ онъ съ оскорбленнымъ супружескимъ величемъ увелъ свою жену изъ толпы, обнаруживъ свое негодоване и свою ревность всмъ присутствовавшимъ. Можетъ быть въ этомъ отношени онъ поступилъ нехорошо. Но вредъ онъ нанесъ этимъ скоре себ чмъ ей. Разумется, они должны теперь ухать изъ Лондона, и ухать навсегда. Она должна хать съ нимъ куда онъ захочетъ увезти ее. Можетъ быть имъ придется запереться на всю жизнь въ Манор-Кросс, такъ какъ маркизъ тамъ жить не будетъ. Но Манор-Кроссъ не далеко отъ Бротертона, а онъ долженъ удалить жену отъ ея отца. Онъ теперь былъ очень непрязненно расположенъ къ декану, который смотрлъ на его унижене и улыбался. Но несмотря на все это, ему и въ голову не приходило навсегда поссориться съ своей женой. Конечно, по его мнню, между ними долго не возстановится полное согласе. Прежде надо добиться повиновеня, безусловнаго повиновеня. Онъ считалъ свою жену виновной только въ сумасбродной, упрямой нескромности и притворств. Цезарь не былъ оскорбленъ, но жена его позволила злымъ языкамъ злословить о Цезар.

Онъ въ этотъ вечеръ не видалъ ее боле, отправившись спать очень поздно въ свою уборную. Утромъ проснулся онъ рано и все думалъ. Онъ не долженъ позволить ей предполагать, что боится ее. Онъ вошелъ къ ней въ комнату за нсколько минутъ до завтрака, и нашелъ ее уже одтою. Горничная была въ комнат.

— Я сейчасъ иду, Джорджъ, сказала она своимъ обыкновеннымъ голосомъ.

Онъ сошелъ внизъ и ждалъ ее въ столовой. Войдя въ комнату, она тотчасъ позвонила и удержала лакея въ комнат пока длала чай. Но лордъ Джорджъ ссть не хотлъ. Какимъ образомъ мужъ приличнымъ образомъ можетъ бранить свою жену, когда на тарелк предъ нимъ лежитъ кусокъ хлба съ масломъ.

— Не выпьешь ли ты чаю? спросила она очень кротко.

— Поставь, сказалъ онъ.

По своему обыкновеню, она встала и принесла чашку поставить на его мсто за столомъ. Когда они были одни, она при этомъ цловала его въ лобъ, но теперь слуга только что затворилъ дверь и поцлуя не было.

— Иди завтракать, Джорджъ, сказала она.

— Я не могу завтракать, имя все это на душ. Я долженъ высказаться. Мы должны ухать изъ Лондона тотчасъ.

— Мы подемъ чрезъ недлю или дв.

— Сейчасъ. Посл вчерашняго, нельзя больше здить по баламъ.

Она поднесла чашку къ губамъ и промолчала. Она хотла послушать, что еще скажетъ онъ, а потомъ уже отвтить.

— Ты должна чувствовать сама, что можетъ быть нсколько лтъ намъ лучше прожить въ уединени.

— Я вовсе этого не чувствую, Джорджъ.

— Неужели ты можешь встртиться съ этими людьми посл того, что случилось вчера?

— Конечно могу, и сочла бы моей обязанностью сдлать это сегодня же, если бы было возможно. Конечно, ты сдлалъ это нсколько труднымъ, но я это сдлала бы.

— Я былъ къ гому принужденъ. Мн не оставалось больше ничего, какъ увезти тебя.

— Оттого что ты разсердился, ты заблагоразсудилъ осрамить меня при всхъ. Сдланнаго не воротишь. Я должна это перенести. Я не могу помшать людямъ говорить и думать дурно обо мн. Но я никогда не покажу, что думаю дурно о себ, прятаясь. Я не знаю, что по твоему значитъ уединене. Я не желаю уединеня.

— Зачмъ ты танцовала съ этимъ человкомъ?

— Затмъ, что такъ было устроено.

— Ты мн сказала, что будешь танцовать съ другимъ?

— Что же, ты хочешь обвинить меня во лжи, Джорджъ? Сперва устроили такъ, а потомъ иначе.

— Зачмъ ты вальсировала?

— Затмъ, что ты отмнилъ твое глупое запрещене. Почему мн не танцовать, какъ танцуютъ друге? Папа не находитъ этого дурнымъ.

— Твоему отцу до этого нтъ никакого дла.

— Если ты станешь дурно обращаться со мною, Джорджъ, папаш будетъ до этого дло. Неужели ты думаешь, что онъ захочетъ видть меня осрамленной въ комнат, наполненной публикой, какъ вчера, и молчать? Разумется, ты мужъ мой, но онъ мой отецъ, и если мн будетъ нужна защита, онъ защититъ меня.

— Я твоя защита! вскричалъ лордъ Джорджъ, топнувъ ногой.

— Да, ты хочешь защищать меня, запрятавъ гд-нибудь. Ты сказалъ мн это. И почему? потому что ты забралъ себ въ голову какя-то глупости, а потомъ сдлалъ и себя и меня смшными въ публик. Если ты подозрваешь меня, лучше отпусти меня опять къ папаш, хотя это такъ ужасно, что я не могу даже ршиться подумать объ этомъ. Конечно, теб слдуетъ просить у меня прощеня за оскорблене, которое ты нанесъ мн вчера.

Конечно, онъ уже не такимъ образомъ смотрлъ на это. Просить у нея прощеня! Онъ, мужъ, будетъ просить прощеня у своей жены! и въ томъ, что увезъ ее изъ того дома, гд она очевидно ослушалась его! Вотъ ужъ нтъ! Точно также былъ онъ противъ ея предложеня отослать ее къ отцу. Все было бы лучше этого. Если бы она только призналась, что поступила неосторожно, если бы они отправились вдвоемъ въ Бротерширъ, тогда все можно бы уладить. Хотя она сердилась на него, упрямилась, бунтовала, однако его сердце смягчилось къ ней, потому что она не упрекала его любовнымъ письмомъ этой женщины.

— Я сдлалъ это для того, чтобы защитить тебя, сказалъ онъ.

— Такая защита была оскорбленемъ.

Она вышла изъ комнаты, а онъ еще не дотронулся до чая. Она услыхала стукъ отца и знала, что найдетъ его въ гостиной. Она хотла было разсказать ему все, но онъ не хотлъ Ничего слышать. Онъ объявилъ, что знаетъ все и называлъ поведене лорда Джорджа гнуснымъ и нелпымъ.

— Грустно, очень грустно, прибавилъ онъ:— не знаешь, что и длать.

— Онъ хочетъ хать въ Кросс-Голлъ.

— Объ этомъ не можетъ быть и рчи. Ты должна остаться здсь до назначеннаго срока, а потомъ прхать ко мн, какъ мы условились. Онъ долженъ оправдаться тмъ, что испугался, думая, что ты упала.

— Это не оттого, папа.

— Разумется, но какъ же иначе выпутается онъ изъ своего сумасбродства?

— Вы не думаете, что я вела себя неприлично… съ капитаномъ Де-Барономъ?

— Я! Господь съ тобой, дитя мое. Чтобы я думалъ, что ты ведешь себя неприлично! Да и онъ не можетъ думать этого. Разв онъ обвинялъ тебя?

Она разсказала ему вкратц, что произошло между ними, включая выражене его желаня, чтобы она не вальсировала, а потомъ позволене, данное на бал леди Брабазонъ.

— Что за вздоръ! воскликнулъ онъ.— Терпть не могу подобныхъ запрещенй. Это все равно, когда жена запрещаетъ мужу курить. Какъ глупъ долженъ быть мужчина, если не видитъ, что приготовляетъ несчасте для самого себя, налагая запрещене на удовольстве своего ближайшаго товарища! Я долженъ увидаться съ нимъ, и если онъ не образумится, то ты должна ухать со мною безъ него.

— Не разлучайте насъ, папа.

— Боже сохрани и думать о постоянной разлук. Если онъ заупрямится, то теб лучше ухать отъ него недли на дв. Почему человкъ не можетъ мыть дома свое грязное блье, если ему есть что мытъ? Ты не принесла ему съ собой грязнаго блья.

Въ столовой между тестемъ и зятемъ произошла очень бурная сцена. Деканъ, который былъ находчиве своего противника, говорилъ больше его, и свирпымъ негодованемъ своихъ опроверженй, не допустилъ мужа распространяться о неблагоразуми жены.

— Я считалъ невозможнымъ, чтобы такой человкъ, какъ вы могъ поступить такъ жестоко съ такой молоденькой женщиной.

— Я поступилъ не жестоко, а какъ слдовало.

— Вы осрамили себя и ее.

— Я не осрамилъ никого, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Трудно придумать, что лучше теперь сдлать, для того чтобы залчить рану, которую вы ей нанесли. Я долженъ настоять, на томъ, чтобы ее не увезли изъ Лондона прежде дня, назначеннаго для отъзда.

— Я намренъ хать завтра, мрачно сказалъ лордъ Джорджъ.

— Такъ вамъ придется ухать одному, а я останусь съ нею.

— Нтъ, нтъ.

— Она не подетъ. Ее не заставятъ бжать. Я полагаю вы не осмлитесь сказать мн, что подозрваете ее въ чемъ-нибудь дурномъ?

— Она была неосторожна.

— Положимъ такъ — хотя я съ этимъ несогласенъ,— разв ее слдуетъ за неосторожность затоптать въ грязь? А вы разв никогда неосторожно не поступали?

Лордъ Джорджъ не далъ прямого отвта на этотъ вопросъ, боясь, что деканъ знаетъ исторю любовнаго письма, но деканъ этой истори не слыхалъ.

— Можете ли вы похвалиться, что во всхъ вашихъ поступкахъ съ нею, вы не отступали отъ благоразумя.

— Поступки мужчины значатъ совсмъ не то. Мое поведене, каково бы оно ни было, не можетъ сдлать пятна на ея имени.

— Но оно можетъ разстроить ея счасте,— и если вы будете продолжать такимъ образомъ, то это непремнно случится.

Цлый день шли разсужденя объ этомъ. Лордъ Джорджъ упорно настаивалъ на томъ, чтобы везти свою жену въ Кросс-Голлъ, если не завтра, то посл завтра. Но деканъ, и вмст съ нимъ молодая жена, положительно, отказывались согласиться на это. Деканъ веллъ привезти свои вещи изъ гостиницы, и хотя не говорилъ, что остается для защиты своей дочери, намрене его было очевидно. Лордъ Джорджъ не зналъ, что ему длать. Хотя ссора была уже очень горяча, онъ не ршался сказать своему тестю, чтобы онъ оставилъ его домъ, чувствуя, что деканъ имлъ право оставаться тутъ, по условю. Онъ съ удовольствемъ уступилъ бы декану весь домъ и все заключавшееся въ немъ, если бы Мери согласилась тотчасъ отправиться въ Кросс-Голлъ. Но она не соглашалась, ссылаясь на то, что такое бгство покажетъ будто она поступила дурно, между тмъ, какъ ничто не заставитъ ее признаться въ этомъ. Всмъ было извстно, что она должна была остаться въ Лондон до конца юня. Всмъ было извстно, что потомъ она должна хать къ отцу. Она не могла дозволить говорить, что ее заставили измнить ея планы, потому что она танцовала каппа-каппу съ капитаномъ Де-Барономъ. Она должна видться съ своими знакомыми до отъзда, а то ея знакомые узнаютъ, что ее увезли въ изгнане. Въ отвтъ на это, лордъ Джорджъ объявлялъ, что желаня мужа должны составлять главное. Это Мери не опровергала, но хотя власть мужа была главною, она, въ этомъ случа, не желала повиноваться ей.

День былъ пренепрятный для всхъ. Многе прзжали узнать о здоровь леди Джорджъ, полагая, что причиною ея поспшнаго отъзда съ бала былъ ея ушибъ. Никого не приняли, и всмъ говорили, что она ушиблась неопасно.

Были дв-три бурныя сцены между деканомъ и его зятемъ, и лордъ Джорджъ даже спросилъ, согласно ли съ обязанностью духовнаго сановника поощрять жену не повиноваться мужу. Деканъ отвчалъ, что въ подобномъ обстоятельств обязанность духовнаго сановника ничмъ не разнится отъ обязанности всякаго другого человка, и что онъ, какъ честный человкъ и сановникъ намренъ защищать свою дочь. Она не хотла укладывать свои вещи. Лордъ Джорджъ хотя зналъ, что власть мужа главная въ дом, но не умлъ выказать ее. Наконецъ, онъ ршился одинъ ухать въ Кросс-Голлъ. Если деканъ желаетъ разлучить свою дочь съ ея мужемъ, то пусть отвтственность лежитъ на немъ.

На слдующй день, онъ отправился въ Кросс-Голлъ, оставивъ жену и ея отца въ Мюнстер-Корт безъ всякихъ опредленныхъ плановъ.

Глава XL.
Синяя Борода.

Когда лордъ Джорджъ ухалъ изъ дома одинъ, онъ былъ очень несчастенъ, а его жена была такъ же несчастна, какъ и онъ. Лордъ Джорджъ не зналъ что разсказать матери и сестрамъ, ужасно безпокоился о будущемъ, и въ душ раскаявался въ опрометчивости своего поступка на бал. Не отъхалъ онъ и двадцати миль отъ Лондона, какъ уже началъ думать съ безконечнымъ сожалнемъ о своей любви къ жен, уже представляя себ, какъ ему будетъ грустно жить безъ нея. Въ этотъ часъ горя онъ почувствовалъ сильную ненависть къ мистрисъ Гаутонъ. Онъ началъ даже думать, что она для своихъ собственныхъ гнусныхъ цлей, подстрекнула капитана Де-Барона ухаживать за его женой. А его жена такъ хорошо поступила съ нимъ относительно этой женщины! Конечно, надо отдать справедливость ея великодушю. А когда она сердилась на него, она была прелестне прежняго. Какую перемну сдлали въ ней эти мсяцы, проведенные въ Лондон! Она лишилась своей ребяческой робости и сдлалась прелестной женщиной. Онъ очень хорошо видлъ, какъ она похорошла, и съ гордостью думалъ, что это находили вс. По прзд въ Бротертонъ, ему захотлось вернуться въ Лондонъ, но объ этомъ въ Бротертон узнали бы вс. Онъ нанялъ экипажъ и похалъ по парку къ Кросс-Голлъ.

Онъ уже письменно увдомилъ леди Сару о своемъ прзд, но въ своемъ письм онъ говорилъ, что привезетъ съ собой жену, и по прзд долженъ былъ объяснять ея неожиданное отсутстве.

— Ея отецъ не хотлъ, чтобы она хала, сказалъ онъ.

— Я думала, что онъ въ гостиниц, сказала леди Сара.

— Онъ теперь у насъ. Сказать по правд, мн это не очень прятно, но мн не хотлось принуждать ее. Я терпть не могу Лондона. Ей нравится тамъ, и такъ какъ между нами было сдлано услове, я не могъ нарушить его.

— И ты оставилъ ее одну съ отцомъ въ Лондон, сказала леди Сюзанна тономъ притворнаго ужаса.

— Какъ же можетъ бытъ она одна, если отецъ съ нею? отвтилъ лордъ Джорджъ, который не такъ боялся леди Сюзанну, какъ леди Сару.

Ничего боле сказано не было, но вс сестры почувствовали, что что-нибудь не такъ.

— Я нахожу, что Мери совсмъ не слдовало оставлять съ деканомъ, сказала старая маркиза своей второй дочери.

Но старушка имла особое предубждене къ декану, какъ къ величайшему врагу своего старшаго сына.

Лордъ Джорджъ въ этотъ же день написалъ длинное письмо къ своей жен — исполненное любви, но и упрековъ. Онъ не бранилъ ее, но говорилъ, что между мужемъ и женой счастя быть не можетъ, если жена не будетъ повиноваться мужу, и умолялъ прхать къ нему, какъ можно скоре. Если только она прдетъ, все пойдетъ прекрасно между ними.

Мери, когда мужъ ея ухалъ, очень испугалась своей твердости. Она была всегда готова повиноваться мужу. Не покоряясь дамамъ въ Манор-Кросс, она всегда увряла себя, что ‘Джорджъ имъ этого не поручалъ, и что она будетъ повиноваться только ‘Джорджу’, но никому, кром него. Она не разъ говорила ему шутя, что если онъ желаетъ отъ нея чего-нибудь, то долженъ сказать ей самъ. И хотя онъ считалъ это мятежомъ противъ Джерменовъ вообще, по это нравилось ему, потому что было полнымъ признанемъ его власти. Она говорила отцу и, къ несчастю, мистрисъ Гаутонъ, когда она была ея другомъ, что не будетъ повиноваться приказанямъ всхъ Джерменовъ, но желаня мужа всегда хотла исполнять. Теперь же она открыто взбунтовалась противъ мужа, и ей казалось, что врядъ ли миръ возстановится между ними.

— Мн кажется я скоро туда поду, сказала она отцу, получивъ письмо мужа.

— Что ты называешь скоро?

— Дня чрезъ два.

— Не длай этого. Останься здсь до назначеннаго срока. Осталось только дв недли. Я устроился въ Бротертон такъ, что могу остаться съ тобою до тхъ поръ. Потомъ позжай ко мн. Разумется, твой мужъ прдетъ къ теб туда.

— А если не прдетъ?

— Тогда онъ поступитъ очень гадко. Но, разумется, онъ прдетъ. Онъ не станетъ упрямиться въ этомъ отношени.

— Не знаю, папа.

— А я знаю. Теб надо слдовать моимъ совтамъ. Я ужъ, конечно, не стану ссорить тебя съ мужемъ.

— Пожалуста, чтобъ не было ссоры.

— Само собой. Но намедни, онъ забылся и очень дурно поступилъ съ тобой. И ты, и я готовы простить и забыть все. Всякй способенъ сдлать сумасбродный поступокъ, и людей слдуетъ судить по общимъ выводамъ, а не по одиночнымъ дйствямъ.

— Онъ всегда ко мн добръ.

— Справедливо, и я нисколько на него не сержусь. Но посл всего случившагося, ты поступишь дурно, если удешь тотчасъ. Ты сама чувствовала это сначала.

— Но все будетъ лучше ссоры, папа.

— Все будетъ лучше, чмъ продолжительная ссора съ твоимъ мужемъ, но самый лучшй способъ избгнуть этого состоитъ въ томъ, чтобы показать ему, какъ ты умешь быть тверда въ подобномъ случа.

Разумется, присутстве и твердость отца принудили ее остаться въ Лондон, но она желала ежечасно уложиться и ухать въ Кросс-Голлъ. Она часто сомнвалась можетъ ли она любить своего Джорджа, какъ слдуетъ любить мужа, но теперь она удостоврилась въ своемъ сердц. Посл брака она никогда не находилась съ мужемъ въ дурныхъ отношеняхъ, и разлука усилила ея нжность въ удивительной степени. Она отвтила на его письмо выраженями полными любви и покорности, и прибавила только, что по мнню ея отца ей лучше остаться въ Лондон до конца мсяца. Въ письм не было ни малйшаго упрека. Она не упоминала о его грубомъ поступк на бал и не написала ничего о мистрисъ Гаутонъ.

Отецъ очень убждалъ ее видться со всми ея друзьями, быть тамъ гд общала, здить въ театръ и показывать всмъ своимъ поведенемъ, что она нисколько не приведена въ уныне тмъ, что случилось. Намревались опять танцовать каппа-каппу. Лордъ Джиблетъ уступалъ свое мсто какому-нибудь боле искусному кавалеру, но друге танцовщики оставались вс. Разумется, поднялся вопросъ о леди Джорджъ. Конечно лорду Джорджу очень не понравилась каппа-каппа, но деканъ совтовалъ своей дочери танцовать опять.

— Что скажетъ онъ, папа?

Деканъ думалъ, что теперь лордъ Джорджъ скажетъ и сдлаетъ гораздо мене чмъ прежде. По его мнню лорду Джорджу слдовало показать, что жена его также иметъ свои права. Это новое затруднене разршилось само собой, потому что танцы были назначены въ такой день, когда леди Джорджъ уже не было бы въ Лондон, и даже деканъ не предложилъ, чтобы она осталась въ Лондон именно для каппа-каппы.

Ее удивила горячность, съ какою онъ настаивалъ, чтобы она вызжала въ свтъ. Онъ поднялъ ее на смхъ, когда она заговорила объ издержкахъ на наряды, и повидимому онъ думалъ, что она обязана сдлаться свтской женщиной. Время отъ времени онъ заговаривалъ съ нею о попенджоевскомъ вопрос, всегда высказывая свое убждене, что ребенокъ по закону долженъ считаться незаконнорожденнымъ.

— Мн сказали, прибавилъ онъ: — что онъ не проживетъ и года.

— Бдный мальчикъ!

— Разумется, если бы онъ родился какъ слдовало родиться сыну маркиза Бротертонскаго, никто не пожелалъ бы ему ничего кром хорошаго.

— Я не желаю ему ничего кром хорошаго, сказала Мери.

— Но теперь, продолжалъ деканъ, оставивъ безъ вниманя замчаня дочери: — вс должны чувствовать, что для фамили лучше если онъ исчезнетъ съ лица земли. Никто не можетъ думать, что такой ребенокъ можетъ сдлать честь британскому перству.

— Его можно хорошо воспитать.

— Онъ не будетъ хорошо воспитанъ. У него мать итальянка и ничего не можетъ быть хуже того, что окружаетъ его. Но вопросъ состоитъ въ прав. Очевидно, что онъ родился въ то время, когда его мать считалась женою, не его отца, а другого человка. Можетъ быть исторя, разсказанная намъ, и справедлива. Но я не останусь въ поко, пока не узнаю истинную правду.

Деканъ не оставался въ поко и постоянно бывалъ въ контор Бетля. Въ это время мисъ Талловаксъ прхала въ Лондонъ, и два, дня гостила въ Мюнстер-Корт. Что происходило между деканомъ и мисъ Талловаксъ, Мери, разумется, не знала, но скоро услыхала, что мисъ Талловаксъ объявила, что розыски не прекратятся по недостатку денегъ. Мисъ Талловаксъ точно также дорожила Бротертонской знатностью.

Предъ отъздомъ Мери, разумется, сдлала визиты ко всмъ лондонскимъ друзьямъ. Отецъ всегда спрашивалъ кого она видла и не намекалъ ли кто на сцену на бал. Но была одна особа, которая считалась прежде ея другомъ, но у которой она теперь не была, и это упущене замтилъ деканъ.

— Разв ты теперь никогда не видишься съ мистрисъ Гаутонъ? спросилъ онъ.

Нтъ, папа, быстро отвтила Мери.

— Почему?

— Я не люблю ее.

— Почему ты ее не любишь? Вы прежде были друзья. Ужъ не поссорились ли вы?

— Да, я поссорилась съ нею.

— Что сдлала она?

Мери молчала.

— Это секретъ?

— Да, папа, это секретъ. Я предпочла бы, чтобы вы не спрашивали. Она отвратительная, гадкая женщина, и я никогда больше не буду съ нею говорить.

— Это сильныя выраженя, Мери.

— Да. А теперь не будемъ больше говорить о ней.

Деканъ не говорилъ, но пускался въ догадки, и угадалъ кое-что похожее на правду. Разумется, онъ зналъ, что его зять одно время былъ влюбленъ въ эту женщину, когда она была еще мисъ Де-Баронъ.

— Я не думаю, душа моя, сказалъ онъ смясь: — чтобы ты могла ревновать къ ея прелестямъ.

— Я нисколько къ ней не ревную, папа. Я не знаю никого кто казался бы мн безобразне. Она отвратительна. Но, пожалуста, не говорите мн боле о ней.

Тогда деканъ убдился, что Мери узнала что-нибудь и была слишкомъ благородна для того, чтобы жаловаться на мужа.

За день до ея отъзда, къ ней прхала мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Она видла свою добрую старую прятельницу раза два посл катастрофы на бал, но всегда въ присутстви другихъ. Теперь он были одн.

— Ну, душа моя, сказала мистрисъ Джонсъ: — надюсь вы весело провели время въ Лондон. Мы вс очень васъ полюбили.

— Вы были очень добры ко мн, мистрисъ Джонсъ.

— Я употребляю вс силы, чтобы длать прятное молодымъ людямъ. Должно быть вамъ было весело, потому что я не знаю никого кмъ такъ бы восхищались. Его королевское высочество, сказалъ намедни, что вы самая красивая женщина въ Лондон. А его считаютъ хорошимъ знатокомъ въ этихъ вещахъ. Вы вдь оставляете за собою домъ?

— О да, кажется, у насъ контрактъ.

— Очень рада. Это домикъ премиленькй, и мн жаль было бы думать, что вы не воротитесь.

— Мы всегда будемъ жить здсь половину года, сказала Мери.— Мы такъ условились, когда я выходила замужъ, и вотъ почему я узжаю теперь.

— Кажется лордъ Джорджъ любитъ боле деревню?

— Кажется. А я не люблю, мистрисъ Джойсъ.

— И то и другое хорошо въ своемъ род, душа моя. Я гршница, люблю повеселиться. Я никогда не узжаю изъ Лондона, пока не кончится все, и никогда не прзжаю пока не начнется все. У насъ есть прекрасное помстье въ Шотланди и вы должны прхать ко мн туда осенью. Потомъ мы узжаемъ въ Римъ. Это прятный образъ жизни, хотя намъ приходится такъ много разъзжать.

— Это должно очень дорого стоить?

— Да. У мистера Джонса большой доходъ.

Это былъ первый прямой намекъ на мистера Джонса, услышанный Мери.

— Но мы не всегда были богаты. Когда я была въ вашихъ лтахъ, у меня не было такого, миленькаго домика какъ у васъ. У меня даже совсмъ не было дома, потому что я была не замужемъ и думала отказать или принять предложене молодого адвоката Смита, которому было нечмъ содержать меня. Вы видите, что я не вращалась между аристократическихъ именъ какъ вы.

— Я нисколько этимъ не дорожу.

— А я дорожу. Я люблю и Джерменовъ, и Тальботовъ, и Говардовъ, ихъ любятъ вс, только не хотятъ правду говорить. Я люблю, чтобы въ моей гостиной были лорды. У нихъ наружность лучше, они лучше говорятъ чмъ друге. И вы всегда уврены, что между ними не вотрется какой-нибудь никуда негодный человкъ.

— А я знаю одного лорда, сказала Мери: — который не совсмъ годенъ. То есть, я его не знаю, потому что никогда его не видала.

— Вы говорите о вашемъ девер. А мн бы ужасно хотлось познакомиться съ нимъ. Я полагаю онъ уметъ держать себя какъ джентльменъ?

— Я не очень уврена въ этомъ. Онъ былъ очень грубъ къ папаш.

— Ахъ, да! Мн кажется мы это можемъ понять, душа моя. Вашъ отецъ самъ не очень былъ любезенъ къ маркизу. Хотя я не говорю, что онъ былъ не правъ. А только жаль, потому что вс говорятъ будто маленькй лордъ Попенджой умретъ. Вы говорили обо мн и моемъ великолпи, но за долго до того, какъ вы достигнете моихъ лтъ, вы будете гораздо великолпне. Изъ васъ выйдетъ очаровательная маркиза.

— Я никогда объ этомъ не думаю, мистрисъ Джонсъ, и я желала бы, чтобы папа не думалъ. Зачмъ этому мальчику не жить? Я могла бы быть совершенно счастлива и безъ того, если бы только меня оставили въ поко.

— Вы говорите о томъ, что случилось въ моемъ дом намедни?

— Я не говорила ни о чемъ особенномъ, мистрисъ Джонсъ. Но я нахожу, что люди бываютъ иногда очень злы.

— Я думаю вы знаете, что въ этомъ виноватъ самъ лордъ Джорджъ. Онъ не долженъ былъ увозить васъ такъ вдругъ. Не ваша вина, что этотъ глупый человкъ оступился. Ему не нравится капитанъ Де-Баронъ?

— Не говорите объ этомъ, мистрисъ Джонсъ.

— Видите, я такъ хорошо знаю свтъ, что можетъ быть мои слова будутъ полезны. Разумется, я знаю, что онъ ухалъ изъ Лондона.

— Да, онъ ухалъ.

— Я такъ рада, что вы не ухали съ нимъ. Люди любятъ говорить, и дйствительно, онъ похожъ на Синюю Бороду. Синя Бороды душа моя, надо уничтожать. Можетъ быть есть Синя Бороды доброжелательныя, у которыхъ нтъ ужасныхъ комнатъ, нтъ секретовъ — Мери подумала о письм мистрисъ Гаутонъ, о которомъ никто не зналъ кром нея — которые никому не рубятъ головъ, а все-таки ужасно мшаютъ домашнему спокойствю. Лордъ Джорджъ почти таковъ какъ слдуетъ быть мужу.

— Онъ лучшй мужъ на свт, сказала Мери.

— Я уврена, что вы это думаете. Но онъ не долженъ ревновать, а главное не показывать своей ревности. Я нахожу, что вы были обязаны остаться и показать свту, что вамъ нечего бояться. Вроятно, это посовтовалъ деканъ?

— Да, онъ.

— Отцы замужнихъ дочерей не должны вмшиваться, но тутъ я нахожу, что онъ былъ правъ. Для самого лорда Джорджа это было гораздо лучше. Ничего не можетъ быть вредне для репутаци молодой женщины, какъ дать возможность предположить, что ее слдовало удалить отъ вляня молодого человка.

— Было бы очень зло думать это, сказала Мери чуть не плача.

— Но должны были бы такъ думать, если бы вы не остались. Вы можете быть уврены, душа моя, что вашъ отецъ былъ совершенно правъ. Мн жаль, что вы не можете боле участвовать въ этомъ танц. Мы замнили лорда Джиблета лордомъ Грандисономъ, и я уврена, что выйдетъ очень хорошо. Но, разумется, я не могу просить васъ остаться для этого. Вашъ отъздъ былъ назначенъ заране, и вамъ не слдуетъ оставаться. Но это совсмъ другое какъ быть увезенной вдругъ, точно молодой человкъ, который истратилъ боле чмъ слдуетъ, и котораго вдругъ спровадили неизвстно куда.

Мери, когда ухала мистрисъ Джонсъ, нашла, что ей слдуетъ быть благодарной своей прятельниц за то, что было сказано. Ей прискорбно было слышать, что ея мужа называли Синей Бородой, но его ревность выказалась такъ очевидно, что нельзя было не признать этого въ задушевномъ разговор. Она предпочла послушаться отца, а не мужа, и съ удовольствемъ, увидала, что поведене ея и ея отца одобряла такая опытная женщина, какъ мистрисъ Монтакют-Джонсъ. И весь разговоръ старушка вела съ такою добротою, что Мери поняла ея намрене быть ей полезной, и намрене это было принято.

На слдующее утро, вскор посл завтрака деканъ получилъ письмо, которое привело его въ большое недоумне, и заставило часа два не ршаться, что онъ сдлаетъ. Сначала онъ не сказалъ ничего своей дочери объ этомъ письм. Она знала, что онъ намренъ итти къ Бетлю въ этотъ день, но вмсто того онъ все сидлъ и все думалъ. Наконецъ, онъ отправился въ Мери и подалъ ей письмо.

— Вотъ самое неожиданное извсте, какое когда либо случалось мн получать, сказалъ онъ:— и на которое чрезвычайно трудно отвтить. Прочти.

Письмо было очень коротко и заключалось въ слдующемъ:

‘Маркизъ Бротертонскй свидтельствуетъ свое почтене декану Бротертонскому и проситъ позволеня сообщить, что по его мнню много пользы, могло бы произойти изъ личнаго свиданя. Можетъ быть деканъ согласиться быть у маркиза завтра посл двухъ часовъ.

‘Скумбергская гостиница, Альбемарльская улица.

’29 юня 187*’.

— Но мы узжаемъ завтра, сказала Мери.

— Онъ приглашаетъ меня сегодня. Письмо было написано вчера. Я много думалъ объ этомъ и намренъ пойти.

— Вы написали бы къ нему?

— Нтъ надобности. Человкъ, приглашающй такъ внезапно, не иметъ права ожидать отвта. У него въ мысляхъ что-нибудь нечестное.

— Такъ зачмъ же вы идете?

— Я не хочу показать, будто боюсь увидться съ нимъ. Я скоре думаю, что онъ не ожидаетъ, чтобы я пришелъ, и я не хочу дать ему возможность говорить, что онъ приглашалъ меня, а я отказался. Я пойду.

— О, папа, что онъ скажетъ вамъ?

— Онъ, не можетъ състь меня, душа моя, и едва ли посметъ убить. А если бы могъ, то можетъ быть и убилъ бы.

Итакъ въ назначенный часъ деканъ отправился и, маркизу.

Глава XLI.
Скумбергская гостиница.

Когда деканъ шелъ по парку къ Альбермарльской улиц, у него было много непрятныхъ предчувствй. Онъ не врилъ, чтобы маркизъ былъ дружелюбно къ нему расположенъ, или Хоть даже вступилъ бы съ нимъ въ обыкновенныя вжливыя сношеня, требуемыя общежитемъ. Чмъ боле онъ размышлялъ объ этомъ, тмъ боле удостоврялся, что маркизъ не ожидалъ, чтобы онъ явился на его зовъ. Но если бы онъ отказался видть старшаго брата своего зятя, можетъ быть другая сторона выиграла бы чрезъ это что-нибудь. Его отказъ можетъ дать его врагамъ возможность говорить, что онъ отказался отъ предложеня мира, а деканъ теперь считалъ своими врагами почти всхъ Джерменовъ. Онъ думалъ, что его зять будетъ современемъ такъ же итти противъ него какъ и глава фамили. Онъ зналъ, что старая маркиза врила въ Попенджоя. И дочери, хотя сначала выказывали большое отвращене къ иностранк-матери и къ ея иностранному сыну, теперь чувствовали отвращене къ нему, декану, по другимъ причинамъ. Разумется, лордъ Джорджъ жаловался на свою жену въ Кросс-Голл. Разумется, исторя каппа-каппы приведетъ въ ужасъ этихъ дамъ. Мужъ, разумется, въ негодовани на непослушане жены, зачмъ она, по его приказаню, не ухала имъ Лондона. Деканъ общалъ не ссорить Мери съ мужемъ, но онъ находилъ вроятнымъ, что обстоятельство принудитъ его дочь жить у него, между тмъ какъ хордъ Джорджъ останется въ Кросс-Голл. Деканъ твердо ршилъ не допускать ни малйшаго порицаня на поведене своей дочери, и на каждое обвинене отвчать тмъ же. Онъ никогда не говорилъ ни слова о своей щедрости, но думалъ о ней много. На ихъ сторон была знатность, а знатность много значила въ его глазахъ, но на его сторон было богатство, а богатство по его мнню, было такъ же могущественно, какъ и знатность. Онъ ршилъ, что его дочь должна быть маркизой, и для этой цли готовъ былъ тратить деньги, но онъ имлъ намрене показать тмъ, для кого онъ ихъ тратилъ, что съ нимъ нельзя обращаться, какъ съ ничтожнымъ провинцальнымъ пасторомъ, имющимъ хорошй доходъ.

Въ такомъ-то задорливомъ расположени духа спросилъ онъ маркиза въ Скумбергской гостиниц. Да, маркизъ былъ дома, и слуга посмотритъ можно ли видть его барина.

— У меня назначено съ нну свидане, сказалъ деканъ, отдавая свою карточку.— Я тороплюсь въ другое мсто, и если онъ не можетъ видть меня, дайте мн знать тотчасъ.

Слуга скоро вернулся и очень снисходительно сказалъ декану, что его сятельство приметъ его.

— Какъ это милостиво, соображая то, что его сятельство самъ пригласилъ меня, сказалъ деканъ самому себ, но на столько громко, что слуга могъ слышать эти слова.

— Его сятельство выйдетъ къ вамъ чрезъ нсколько минутъ, сказалъ слуга, затворяя дверь гостиной.

— Я уйду если онъ не будетъ здсь чрезъ нсколько минутъ, сказалъ деканъ, не будучи въ состояни удержать себя.

Онъ чуть было не ушелъ прежде чмъ маркизъ вышелъ. Онъ уже подошелъ къ звонку, но ршился дать его сятельству еще дв минуты и высказать ему что думаетъ объ этомъ замедлени. Дв минуты прошли и его сятельство явился. Онъ вошелъ въ комнату за слугою, который шелъ впереди, неся книги и ящикъ съ бумагами. Все это было устроено заране, такъ какъ маркизъ зналъ, что пока слуга будетъ въ комнат, то деканъ не начнетъ разговора первый.

— Я очень обязанъ вамъ за то, что вы пришли, господинъ деканъ, сказалъ онъ:— пожалуста садитесь. Я былъ бы здсь, чтобы принять васъ, если бы вы мн написали.

— Я получилъ ваше письмо только сегодня утромъ, сердито сказалъ деканъ.

— Я думалъ, что можетъ быть вы пришлете словесный отвтъ. Впрочемъ это не значитъ ничего. Я никогда не выхожу раньше, но если бы вы назначили время, я былъ бы здсь чтобы принять васъ. Хорошо, Джонъ — заприте дверь. Очень холодно — вы не находите?

— Я шелъ пшкомъ, милордъ, и мн тепло.

— Я никогда не хожу пшкомъ никогда не могъ. Я не знаю почему, но мои ноги не могутъ ходить.

— Можетъ быть вы никогда не пробовали.

— Пробовалъ. Меня заставляли ходить пшкомъ въ Швейцари двадцать лтъ тому назадъ, но я остановился посл первой мили. Джорджъ прежде ходилъ какъ чортъ. Теперь вы видите его боле чмъ я. Продолжаетъ онъ ходить?

— Онъ человкъ дятельный.

— Именно. Ему слдовало бы быть деревенскимъ почталономъ. Онъ былъ бы такъ же аккуратенъ какъ солнце, и ума у него какъ разъ достало бы на это.

— Вы пригласили меня, лордъ Бротертонъ…

— Да, да. Я хотлъ что-то вамъ сказать, но право теперь совсмъ забылъ.

— Слдовательно, я могу уйти.

— Не уходите. Видите, господинъ деканъ, для духовнаго сановника вы геройски задорливы! Вы должно быть очень любите драться.

— Когда у меня есть что-нибудь за что драться я считаю моею обязанностью, я думаю, дйствительно, что я драться люблю.

— А вообще лучше добиваться цли безъ драки. Вы желаете сдлать вашего внука маркизомъ Бротертонскимъ.

— Я желаю обезпечить моему внуку все, что должно честно и справедливо принадлежать ему.

— У васъ еще нтъ внука.

Деканъ хотлъ было сказать, что ужъ онъ, конечно, не станетъ отыскивать наслдника такъ какъ его сятельство подхватилъ мнимаго Попенджоя, но его удержало чувство деликатности къ своей дочери.

— Милордъ, замтилъ онъ: — я пришелъ сюда не затмъ чтобы разсуждать о подобной возможности.

— Но вы безъ всякой совсти разсуждаете о моей возможности и самымъ публичнымъ образомъ. Мн вздумалось, или по-крайней-мр случилось, жениться на иностранк. Не понимая итальянскихъ обычаевъ, вы не совститесь говорить, что она не жена моя.

— Я никогда этого не говорилъ.

— И уврять будто мой сынъ, не сынъ мой.

— Я никогда этого не говорилъ.

— И заставлять цлую дюжину повренныхъ трудиться для того чтобы доказать, что мой наслдникъ незаконнорожденный.

— Мы слышали когда была назначена ваша женитьба, милордъ — а это было долго спустя посл рожденя вашего сына. Что должны мы думать?

— Какъ будто это не объясняли вамъ и всмъ десять разъ. Неужели вы не слыхали, что и въ Англи бываетъ иногда вторичный бракъ по нкоторымъ причинамъ? Вы разсылали повсюду наводить справки, къ чему он привели? Я знаю все.

— Относительно моихъ дйствй, я очень доволенъ, что вы знаете все.

— Еще бы, даже если бы то, что я знаю смертельно поразило меня. Разумется, я понимаю. Вы думаете, что у меня нтъ никакихъ чувствъ.

— Относительно вашей обязанности къ вашимъ роднымъ, конечно, у васъ чувствъ немного, твердо сказалъ деканъ.

— Именно. Потому что я мшаю вашему новому честолюбю, я долженъ быть самъ дьяволъ. А между тмъ вы и т, которые теперь помогаютъ вамъ, находятъ страннымъ, что я не принялъ васъ съ распростертыми объятями. Мой сынъ такъ же дорогъ мн какъ вамъ ваша дочь.

— Можетъ быть, милордъ. Но вопросъ состоитъ не въ томъ любимъ ли онъ вами, а дйствительно ли онъ лордъ Попенджой.

— Онъ лордъ Попенджой. Онъ бдный слабый ребенокъ и я сомнваюсь, долго ли будетъ въ состояни наслаждаться своимъ торжествомъ, но онъ лордъ Попенджой. Вы должны сами это знать, деканъ.

— Я вовсе этого не знаю, съ гнвомъ сказалъ деканъ.

— Такъ стало быть вы очень упрямый человкъ. Когда это началось, Джорджъ присоединился къ вамъ въ этихъ неприличныхъ справкахъ. По-крайней-мр онъ теперь убдился.

— А можетъ быть онъ подчинился вляню своего брата.

— Нисколько. Джорджъ не очень уменъ, но у него есть достаточно ума на то, чтобы подчиниться вляню своего ходатая по дламъ — или лучше сказать вашего. Вашъ ходатай, мистеръ Бетль убдился. Вы продолжаете дйствовать вопреки даже его совтамъ. Чего же вы хотите, чортъ возьми? Я еще не умеръ, и во всякомъ случа могу пережить васъ. У вашей дочери нтъ дтей, и по всей вроятности не будетъ. Вамъ удалось выдать ее въ знатную семью, и право мн кажется, что вы отъ гордости потеряли голову.

— Разв вы за этимъ пригласили меня?

— Ну да, за этимъ. Я хотлъ хорошенько поговорить съ нами объ этомъ. Между нами большой любви быть не можетъ, но намъ нтъ никакой надобности перерзать другъ другу горло. Это стоитъ намъ обоимъ чертовскихъ денегъ, но мн кажется, что мой кошелекъ долженъ быть длинне вашего.

— Мы попробуемъ, милордъ.

— Такъ вы намрены продолжать?

— Графиня Луиджи считалась замужней женщиной, когда носила это имя, и я считаю священнымъ долгомъ удостовриться дйствительно ли она была тогда замужемъ или нтъ.

— Священнымъ! сказалъ маркизъ съ насмшкой.

— Да — священнымъ. Нтъ долга священне того, который отецъ иметъ къ своей дочери.

— А!

Тутъ маркизъ помолчалъ и посмотрлъ на декана. Онъ смотрлъ такъ долго, что деканъ хотлъ уже взять шляпу и уйти, но маркизъ вдругъ продолжалъ:

— Священный долгъ! и къ такой дочери.

— Она такова, что я горжусь ею какъ отецъ, а вы должны гордиться ею какъ невсткой.

— О, разумется. Я дйствительно горжусь. Джекменамъ прежде никогда не доставалась такая честь. А къ ея происхожденю я совершенно равнодушенъ. Если бы еще она вела себя какъ слдуетъ, я не сталъ бы думать о конюшняхъ.

— Что вы осмлились указать? вскрикнулъ деканъ, вскочивъ съ своего мста.

Маркизъ сидлъ совершенно неподвижно, откинувшись на спинку своего кресла. На лиц его была улыбка, улыбка, почти прятная, но въ глазахъ дьявольское выражене, и деканъ, который стоялъ отъ него шаговъ за шесть, ясно видлъ это дьявольское выражене.

— Я веду здсь уединенную жизнь, господинъ деканъ, сказалъ маркизъ:— но даже и я слышалъ о ней.

— Что же вы слышали?

— Весь Лондонъ слышалъ о ней объ этой будущей маркиз, честолюбе которой состоитъ въ томъ, чтобы лишить моего сына его титула и помстья. Священный долгъ, господинъ деканъ, надть маркизскую корону на голову этой…

Слово, которое мы не смемъ напечатать, было ясно произнесено — ясне, громче, выразительне, чмъ какое-нибудь слово когда-нибудь произнесенное человческимъ языкомъ.

Было очевидно, что лордъ приготовилъ это слово и послалъ за отцомъ, чтобы отецъ могъ слышать, какъ такимъ словомъ называютъ его дочь — если только онъ не признаетъ проиграннымъ свое дло. До сихъ поръ разговоръ шелъ согласно планамъ придуманнымъ маркизомъ, но то, что послдовало за этимъ, маркиз едва ли предвидлъ.

Одежда пастора спасала отъ драки въ то время, когда драка была въ мод, и даже теперь, когда и ссоры и драки вообще считаются постыдными, одежда эта избавляетъ отъ тхъ опасностей, которымъ подвержены не носяще ее. Можетъ быть маркизъ это сознавалъ. Можетъ быть онъ думалъ, что физическихъ силъ у него столько же какъ у декана, который былъ, по-крайней-мр, десятью годами старше его. Во всякомъ случа, онъ не ожидалъ того, что случилось посл произнесеня гнуснаго слова.

Я сказалъ, что деканъ стоялъ за шесть шаговъ отъ кресла, на которомъ развалился маркизъ. Онъ уже взялъ шляпу и придумывалъ какой-нибудь способъ выказать свое негодоване, при выход изъ комнаты. Но теперь онъ въ одно мгновене бросилъ свою шляпу на полъ и схватилъ лорда за горло. Лордъ такъ мало этого ожидалъ, что даже не приготовился къ оборон. Деканъ схватилъ его за галстукъ и воротникъ, прежде чмъ онъ могъ вообразить что-нибудь подобное. У него вырвалось какое-то невнятное ругательство, не то отъ изумленя, не то отъ мольбы. Но мольба была бы теперь безполезна. Находись тутъ высочайшая скала, маркизъ былъ бы сброшенъ съ нея, хотя бы и декану пришлось полетть вмст съ нимъ. Пламя сверкало изъ глазъ декана, зубы были стиснуты, и даже какъ будто ноздри пылали. Его дочь! Единственное существо, въ которое онъ врилъ всмъ своимъ сердцемъ и всей душой. Декану было пятьдесятъ лтъ, но никто не считалъ его старикомъ. Паунтнеръ, Гольденофъ и Грошютъ завидовали его моложавости. Но я думаю, что никто изъ нихъ не считалъ бы его способнымъ къ такой сил, какую онъ обнаружилъ теперь. Маркизъ, несмотря на его слабое усиле, былъ стащенъ съ кресла. Онъ ухватился было за колокольчикъ, который вислъ возл его кресла, но не могъ позвонить, потому что деканъ трясъ его изъ всхъ силъ, потомъ вытащилъ его на средину ковра, и маркизу казалось, что его сейчасъ задушатъ. Онъ хотлъ броситься на полъ, но деканъ не допустилъ его. Маркизъ сдлалъ еще сверхъестественное усиле, чтобы вырваться, и стараясь позвать на помощь, но деканъ изъ всхъ силъ бросилъ его въ пустой каминъ. Маркизъ грохнулся прямо спиною на решетку, и голова его свалилась гораздо дальше кирпичей и желза. Тутъ секунды дв онъ пролежалъ какъ мертвый.

Это сдлалось мене чмъ въ минуту, и во все это время бшенство декана продолжалось во всей своей сил. Какая была ему нужда до послдствй, когда слово, позорившее его дочь, звучало въ его ушахъ? Какъ онъ могъ сдержать свой гнвъ при подобномъ оскорблени? Но когда минута прошла и онъ увидалъ, что сдлалъ — когда маркизъ растрепанный, съежившйся и окровавленный лежалъ предъ нимъ — тогда онъ вспомнилъ кто онъ и что сдлалъ. Онъ былъ деканъ Ловелесъ, который и безъ того уже имлъ много враговъ въ духовенств, а этотъ человкъ былъ маркизъ Бротертонскй, котораго онъ можетъ быть убилъ въ своей ярости, и тутъ не было ни одного свидтеля, который могъ бы доказать, что онъ былъ вызванъ на это.

Маркизъ стоналъ и безсильно шевелилъ рукою, какъ бы усиливаясь встать. По-крайней-мр онъ еще не умеръ. Желая поступить какъ слдуетъ, деканъ громко позвонилъ въ колокольчикъ, а потомъ наклонился поднять своего врага. Ему удалось посадить его на полъ, прислонивъ головою къ креслу, прежде чмъ пришелъ слуга. Если бы онъ желалъ скрыть что-нибудь, онъ могъ бы посадить маркиза на кресло, но теперь онъ только желалъ разсказать всю правду. Ему все казалось, что тотъ, кто узнаетъ правду, не найдетъ его виновнымъ. Его дочь! Его кроткая, невинная дочь! Слуга вбжалъ въ комнату, потому что звонъ колокольчика былъ чрезвычайно громокъ.

— Пошлите за докторомъ, сказалъ деканъ:— и позовите хозяина.

— Съ милордомъ сдлался припадокъ? спросилъ слуга, который былъ не лакей гостиницы, а самого маркиза.

— Длайте что я вамъ веллъ. Пригласите доктора и сейчасъ позовите хозяина. Это не припадокъ, но его сятельство очень ушибся. Я повалилъ его.

Деканъ сказалъ послдня слова медленно и твердо, чувствуя въ эту минуту, что онъ не долженъ ничего скрывать даже отъ лакея.,

— Онъ убилъ меня, застоналъ маркизъ.

Обиженный могъ, наконецъ, заговорить, и это было утшительно. Слуга бросился внизъ, и извсте скоро распространилось по всему дому. Хозяина въ гостиниц не было — въ лондонскихъ гостиницахъ хозяева никогда не живутъ. Скумбергская гостиница принадлежала разнымъ наслдникамъ и наслдницамъ, по имени Томкинсъ, которые жили въ Гастингс, а гостиницею управляла мистрисъ Вокеръ. Она скоро пришла съ помощникомъ нмцемъ, котораго держали для иностранцевъ, съ разными слугами и главной горничной. Мистрисъ Вокеръ напустилась на декана, но нападене ея значительно ослабло отъ обвиненя самого маркиза. Если бы онъ молчалъ все время, то поведене декана показалось бы еще ужасне.

— Подождите любезнйшая, пока придетъ сюда офицальное лицо, сказалъ деканъ:— вы понять не можете. Принесите теплой воды и вымойте голову его сятельству.

— Онъ разбилъ мн спину, сказалъ его сятельство:— охъ, охъ, охъ!

— Я радъ, что вы заговорили, лордъ Бротертонъ, сказалъ деканъ:— я думаю, вы раскайтесь, что примнили такое слово къ моей дочери.

Необходимо, чтобы вс поняли все, но какъ ужасно будетъ упоминать отцу, что такое выражене было примнено къ его дочери.

Сначала пришли два полисмена, потомъ докторъ, потомъ сержантъ.

— Я сдлаю все, что вы скажете, господинъ констебль, сказалъ деканъ:— хотя надюсь, что мн нтъ надобности оставаться въ тюрьм. Я деканъ бротертонекй.

Сержантъ приложилъ руку къ шляп.

— Этотъ человкъ, какъ вамъ извстно, маркизъ бротертонскй.

Сержантъ поклонился стонавшему вельмож.

— Моя дочь замужемъ за его братомъ._s У насъ была семейная ссора, и онъ сейчасъ примнилъ къ моей дочери выражене, котораго я не произнесу, потому-что здсь есть женщины. Боле гнусной клеветы никогда не произносилъ языкъ человка. Я схватилъ его съ кресла и бросилъ за решетку камина. Теперь вы знаете все. Если бы пришлось повторить, я повторилъ бы.

— Она… неосторожно сказалъ маркизъ.

Сержантъ, докторъ и мистрисъ Вокеръ сдлались друзьями декана. Нашли, что у маркиза проломлена голова и очень ушибена спина. Но человкъ, который могъ выражаться такимъ образомъ о своей невстк, заслуживалъ этого. Все-таки дло это было слишкомъ серозно и его нельзя было оставить безъ вниманя. Докторъ не могъ поручиться, что несчастный маркизъ не получилъ серознаго поврежденя, а сержанту не каждый день приходилось имть дло съ деканами и маркизами. Докторъ остался съ своимъ знатнымъ пацентомъ и уложилъ его въ постель. А деканъ съ сержантомъ отправились въ полицю. Тамъ сняли показане и декану позволено было ухать съ тмъ, чтобы немедленно явиться когда его потребуютъ. Онъ сказалъ, что имлъ намрене хать въ Бротертонъ на слдующй день, но начальникъ полици совтовалъ ему отказаться отъ этой мысли. Начальникъ полици думалъ, что декану лучше остаться въ Лондон до конца недли.

Глава XLII.
Не хать!

Декану пришлось о многомъ подумать, когда онъ шелъ домой, опоздавъ къ обду своей дочери. Что онъ скажетъ ей — и долженъ ли онъ сообщить лорду Джорджу о томъ, что случилось въ этотъ день? Разумется, вс объ этомъ узнаютъ рано или поздно. Онъ ничего не имлъ противъ этого, только бы настоящая истина сдлалась извстна, но истины не будетъ, если онъ самъ не разскажетъ всего. Его единственная, но полная защита заключалась въ слов, которое произнесъ маркизъ. Но какъ передать тонъ, выражене въ глазахъ и улыбку на губахъ? Конечно, онъ напишетъ и разскажетъ лорду Джорджу все. Но своей дочери онъ хотлъ разсказать какъ можно меньше. Да избавитъ Господь въ своемъ милосерди ея слухъ, ея священныя чувства, ея чистое сердце отъ этого оскорбительнаго слова! Онъ чувствовалъ, что она сдлалась ему дороже прежняго, что онъ откажется и отъ своего мста и отъ всего, если можетъ этимъ спасти ее. Но онъ чувствовалъ, что если она будетъ принесена въ жертву въ этомъ спор, то онъ пожертвуетъ и своимъ мстомъ и всмъ для того, чтобы отмстить за нее.

Но что-нибудь надо было сказать ей. Онъ долженъ остаться въ Лондон, и ей слдуетъ остаться съ нимъ. Если она подетъ одна, ее тотчасъ увезутъ въ Кросс-Голль, а онъ понималъ, что это происшестве не будетъ способствовать къ спокойствю ея жизни тамъ. Выражене, примненное къ ней, въ которомъ оказался виновенъ ея мужъ, дастъ манор-кросскимъ драконшамъ — такъ деканъ мысленно называлъ джерменскихъ дамъ — страшную власть надъ нею. А если она подетъ въ Кросс-Голлъ, то ему трудно будетъ вызвать ее къ себ. Онъ поспшилъ переодться какъ только пришелъ домой, извинившись, что опоздалъ, и нашелъ дочь въ гостиной.

— Папа, сказала она:— мн нравится мистрисъ Монтакют-Джонсъ.

— И мн, душа моя, потому что она такая веселая.

— Но она также и добрая! Она опять была у меня сегодня, и хочетъ, чтобы мы съ Джорджемъ прхали къ ней въ Шотландю осенью. Мн такъ бы хотлось этого.

— Что скажетъ Джорджъ?

— Разумется, онъ не подетъ, и разумется, не поду и я. Но это не уменьшаетъ ея доброты. Она желаетъ, чтобы весь ея кружокъ думалъ, будто то, что случилось намедни, не значитъ ничего.

— Я боюсь, что онъ не согласится.

— Я знаю. Онъ не будетъ знать куда ему дваться тамъ. Онъ терпть не можетъ домъ полный гостями. Теперь разскажите мн, что сказалъ маркизъ.

Но доложили объ обд и деканъ не былъ принужденъ немедленно отвтить на этотъ вопросъ.

— Теперь, папа, сказала опять Мери, какъ только принесли кофей и слуга ушелъ:— разскажите, что вамъ сказалъ мой знатный деверь.

Этого-то деканъ и не хотлъ сказать.

— Твой деверь, душа моя, поступилъ такъ дурно, какъ хуже быть не могло.

— О, Боже, какъ мн жаль!

— Мы оба съ тобою должны объ этомъ жалть, и твой мужъ пожалетъ.

Онъ говорилъ такъ серозно, что она не знала какъ разспрашивать.

— Не могу сказать теб всего, но онъ оскорбилъ меня и я былъ принужденъ… ударить его.

— Ударить его! О, папа!

— Имй терпне со мною, Мери. Я имю о теб самое хорошее мнне, и ты также старайся хорошо думать обо мн.

— Милый папа! я всегда хорошо думаю о васъ.

— Все, что онъ сказалъ бы обо мн, я перенести могъ бы. Онъ могъ примнить ко мн какой хотлъ эпитетъ, и мн кажется, я даже не поморщился бы. Но онъ отозвался дурно о теб.

Теперь онъ ршился высказать ей столько, хотя прежде не хотлъ вовсе упоминать о ней. Но она должна знать хоть часть правды, и пусть лучше узнаетъ ее отъ него, чмъ отъ другихъ. Она очень поблднла, но не отвтила ничего.

— Тогда я пришелъ въ ярость, продолжалъ онъ:—я даже не пытался обуздать себя, схватилъ его за горло и швырнулъ на полъ. Онъ упалъ на решетку камина и, можетъ быть, ушибся. Если бы падене убило его, онъ заслужилъ бы это. У него достало храбрости уязвить отца въ самое чувствительное мсто, только потому, что этотъ отецъ пасторъ. Его вра въ духовныя лица кажется немножко ослабетъ отъ случившагося сегодня.

— Что теперь будетъ? спросила она шопотомъ.

— Богу одному извстно. Но я не могу завтра ухать изъ Лондона. Я напишу сегодня къ Джорджу, разскажу ему все что случилось, и попрошу, чтобы ты могла остаться со мною нсколько дней.

— Разумется, я не оставлю васъ.

— Это не для того. Но я не желаю, чтобы ты теперь хала въ Кросс-Голлъ. Если ты подешь безъ меня, тебя не пустятъ ко мн въ Бротертонъ. Разумется, въ Кросс-Голл будетъ большой переполохъ, разумется, меня будутъ тамъ осуждать. Меня многе осудятъ, такъ какъ нельзя же заставить свтъ врить настоящей правд.

— Я никогда васъ осуждать не буду, сказала Мери.

Она подошла къ нему, опустилась предъ нимъ на колни и обняла его.

— Папа, что сказалъ обо мн этотъ человкъ?

— То, чего онъ не думалъ, но что, по его мнню, должно было наиболе уязвить меня. Оставь это. Не спрашивай. Лучше также напиши своему мужу и разскажи ему подробно все, что я пересказалъ теб. Если ты напишешь сегодня, и я напишу, и позабочусь, чтобы наши письма были получены завтра же. Намъ надо послать сказать, что мы не будемъ завтра въ Бротертон.

Оба письма къ лорду Джорджу были написаны въ этотъ вечеръ, и оба были очень длинны. Въ нихъ разсказывалось одно и тоже, хотя различнымъ тономъ. Деканъ нисколько не извинялся, но разсказывалъ все очень подробно и очень правдиво. Гнусное слово онъ написать не могъ, но сдлалъ его очень яснымъ безъ письма. Не оскорбится ли мужъ, какъ оскорбился отецъ, за свою молодую жену, нжное чистое создане, любовью и обладанемъ котораго онъ долженъ былъ гордиться? Можно ли простить брату, оскорбившему такое сокровище, особенно такому брату какъ маркизъ? Можетъ быть лордъ Джорджъ сочтетъ нужнымъ прхать. Деканъ писалъ, что вреда серознаго не нанесено. Въ этомъ состояла суть его письма. Онъ надялся, что лордъ Джорджъ согласится съ нимъ, и что Мери лучше остаться въ Лондон эти дни. Это было сказано въ вид просьбы, но такимъ образомъ, чтобы показать, что если на просьбу не будетъ соглася, то обойдутся и безъ него. Деканъ твердо ршилъ, что Мери не должна пока хать въ Кросс-Голлъ.

Ея письмо имло тонъ умоляющй, огорченный и исполненный любви. Она была твердо убждена, что ея милый папа не сдлалъ ничего, чего не долженъ былъ длать, но все-таки она очень жалла маркиза ради его матери и сестеръ, и ея милаго, милаго Джорджа. Не можетъ ли онъ прхать къ нимъ и услыхать все отъ папаши? Если маркизъ отозвался о ней зло, это было очень жестоко, потому что никто такъ не любилъ своего мужа, какъ она любила своего милаго, милаго Джорджа… и такъ дале. Письма были отосланы къ экономк въ домъ декана съ приказанемъ послать ихъ съ особымъ посланнымъ въ Кросс-Голлъ.

На слдующй день деканъ зашелъ въ Скумбергскую гостиницу, но узналъ немного. Маркизу было очень плохо, и съ нимъ постоянно былъ то одинъ, то другой докторъ, но мистрисъ Вокеръ не могла сказать, чтобы онъ былъ опасенъ. Но онъ не встаетъ съ постели и ничего не принимаетъ внутрь, кром мандоковой муки и водки.

Въ полици тоже нельзя было ничего узнать. Начальникъ полици думалъ, что деканъ не долженъ хать въ Бротертонъ завтра, въ пятницу, въ суботу можетъ быть, а въ понедльникъ наврно. Тутъ мы можемъ сказать, что декану не пришлось боле бывать въ полици. Въ пятницу онъ опять зашелъ въ гостиницу, маркизъ все еще лежалъ въ постели, и докторъ сказалъ, что повреждене въ спин можетъ сдлаться опасно.

Когда лордъ Джорджъ получилъ письма, онъ чуть не сошелъ съ ума. Послдня дв недли непрязненность къ маркизу въ Кросс-Голл значительно ослабла. Семья начала чувствовать, что Попенджой все-таки былъ Попенджой, и что хотя обстоятельства, сопровождавшя его рождене, конечно, были не совсмъ прятны для фамили вообще, но такъ какъ маркизу подозрнемъ нанесено было оскорблене, то эти обстоятельства слдовало въ нкоторой степени простить. Маркизъ былъ глава фамили, а фамиля должна многое прощать своей глав, когда этотъ глава маркизъ. Намъ извстно, что вдовствующая маркиза съ самаго начала держала его сторону. Лордъ Джорджъ послднее время отчасти примирился съ братомъ. Леди Амеля поддалась матери, такъ же какъ и мистрисъ Тофъ, старая экономка. Леди Сюзанна колебалась, не одобряя поведене декана и его дочери. Леди Сара была боле тверда. Она не поддавалась, и въ сердц была лучшимъ другомъ Мери въ семь. Дла находились въ такомъ положени въ Кросс-Голл, когда лордъ Джорджъ получилъ оба письма. Онъ не былъ и безъ того хорошо расположенъ къ декану, а теперь просто пришелъ въ ужасъ, какъ пасторъ могъ швырнуть маркиза въ каминъ. Но слово было очень ясно, и это слово было примнено къ его жен. Или можетъ быть такое слово не было произнесено. Можетъ быть деканъ хитро спасъ себя отъ положительной лжи, и пытаясь извинить свою запальчивость, взвелъ на маркиза несправедливое обвинене. Лордъ Джорджъ вполн понималъ обязанность защищать жену, но не желалъ поддерживать дружелюбныя отношеня къ отцу своей жены. Она вела себя очень сумасбродно, вс соглашались съ этимъ. Онъ видлъ это собственными глазами на этомъ несчастномъ бал. Она позволила соединить свое имя съ постороннимъ такимъ образомъ, который былъ унизителенъ для чести ея мужа. Нечего было удивляться, что его братъ говорилъ о ея поведени въ презрительныхъ выраженяхъ, но и лордъ Джорджъ не врилъ, чтобы его братъ употребилъ именно это выражене. Личное насиле, ударъ, и драка со стороны декана англиканской церкви, насиле такого рода, которое могло убить человка, казалось лорду Джорджу непростительнымъ. Конечно, онъ не могъ находиться въ дружелюбныхъ отношеняхъ съ деканомъ тотчасъ посл подобнаго поступка. Его жену слдовало увезти, уединить и очистить джерменскимъ аскетизмомъ.

Но что теперь онъ долженъ сдлать? Онъ чувствовалъ, что обязанъ спшить въ Лондонъ, но не могъ ршиться жить въ одномъ дом съ деканомъ. Жену свою онъ долженъ увезти отъ ея отца. Какя непростительныя выраженя не употребилъ бы маркизъ, лордъ Джорджъ не могъ поддерживать дружелюбныя отношеня съ человкомъ, который чуть не убилъ его брата. Онъ тоже думалъ о томъ, что скажетъ свтъ, онъ тоже чувствовалъ, что скоро все это сдлается извстнымъ всмъ. Но что долженъ онъ сдлать тотчасъ. Онъ еще не ршился, когда слъ на желзную дорогу на другой день посл полученя писемъ.

Но, дохавъ до Лондона, онъ ршился оставить свой чемоданъ въ ближайшей гостиниц, а потомъ отправиться въ Мюнстер-Кортъ. Онъ надялся найти свою жену одну, но засталъ и декана.

— О, Джорджъ, сказала Мери:— какъ я рада, что ты прхалъ, гд твои вещи?

Онъ объяснилъ, что у него нтъ вещей, что онъ прхалъ на короткое время и оставилъ чемоданъ на станци.

— Но ты здсь переночуешь? съ отчаянемъ спросила Мери.

Лордъ Джорджъ колебался, и деканъ тотчасъ увидалъ въ чемъ дло.

— Вы не возвратитесь въ Бротертонъ сегодня, сказалъ онъ.

Въ эту минуту деканъ долженъ былъ ршать въ ум важные вопросы, что лучше для его дочери — разстаться съ мужемъ или съ отцомъ. Надо отдать ему справедливость, что онъ принималъ въ соображене только то, что можетъ быть лучше для нея самой. Посл всего, что случилось, деканъ былъ увренъ, что вс Джермены возненавидятъ его. И если Мери увезутъ отъ него теперь, то ее запрутъ въ Кросс-Голл, доведутъ до полнйшей покорности ко всмъ драконшамъ и сдлаютъ несчастной на всю жизнь. Самъ лордъ Джорджъ будетъ радъ одержать верхъ въ подобныхъ обстоятельствахъ. И злое слово, которое можно изгладить изъ мыслей людей только невинными и, вмст съ тмъ смлыми поступками будетъ преслдовать ее навсегда, если ее увезутъ и запрутъ въ уединени.

Деканъ зналъ не хуже другихъ, какъ опасна разлука съ мужемъ, особенно для молодой жены. Но, чтобы разлука продолжилась навсегда, было невроятно. Мери не сдлала ничего дурного. Мужъ и жена нжно любили другъ друга. Маркизъ скоро удетъ и тогда лордъ Джорджъ вернется къ своимъ мыслямъ и къ преданности къ жен. Словомъ, деканъ пришелъ къ убжденю, что ему слдуетъ употребить все свое вляне для того, чтобы увезти дочь къ себ.

— Мн хотлось бы вернуться завтра рано утромъ, сказалъ лордъ Джорджъ очень ссрозно:— если только положене моего брата не сдлаетъ этого невозможнымъ.

— Надюсь, что вашъ братъ нисколько не пострадалъ оттого, что случилось, сказалъ деканъ.

— Но ты ночуешь здсь сегодня, повторила Мери.

— Я приду къ теб рано утромъ, сказалъ лордъ Джорджъ тмъ же погребальнымъ голосомъ.

— Но почему, почему?

— Мн, вроятно, придется пробыть у моего брата весь день. Но я опять зайду сюда. Ты будешь дома въ пять часовъ и можешь уложить твои вещи для того, чтобы хать завтра.

— Ты не будешь обдать здсь?

— Не думаю.

Наступило молчане. Мери была положительно изумлена. Лордъ Джорджъ не желалъ ничего говорить въ присутстви своего тестя. Деканъ придумывалъ, какъ ему употребить свое вляне.

— Надюсь, что вы не увезете Мери завтра.

— О! непремнно.

— Нтъ. Я долженъ просить васъ выслушать объ этомъ нсколько словъ.

— Я долженъ настоять на томъ, чтобы она хала со мною завтра, даже если бы мн пришлось дотомъ вернуться въ Лондонъ самому.

— Мери, сказалъ ей отецъ:— оставь насъ на минуту.

Мери ушла съ печальнымъ видомъ.

— Вы поняли, Джорджъ, что вашъ братъ сказалъ мн?

— Кажется, отвтилъ онъ хриплымъ голосомъ.

— Тогда, безъ сомння, я могу быть увреннымъ, что вы одобряете запальчивость моего гнва? Для меня, пастора, и человка пожилого, положене было очень тягостное. Но будь я архепископъ и чуть живъ отъ старости, я попытался бы сдлать тоже самое.

Это онъ сказалъ съ большой энергей.

— Скажите мн, Джорджъ, что, по вашему мнню, я поступилъ хорошо.

Но Джорджъ не слыхалъ слова и не видалъ лица брата. Потомъ, онъ охотно отправился бы съ женой на пустынный островъ, если бы подобное изгнане было необходимо для ея защиты, онъ былъ убжденъ, что она вела себя не какъ слдуетъ. Не видалъ ли онъ самъ, какъ она вертлась по комнат съ этимъ человкомъ посл того, какъ онъ предостерегалъ ее?

— Убивать человка не можетъ быть хорошо, сказалъ онъ наконецъ.

— Такъ вы не благодарите меня за то, что я защитилъ вашу честь и невинность вашей жены?

— Я не нахожу, чтобы такимъ образомъ можно было защитить. Защитою было бы увезти ее домой.

— Да, въ ея прежнй домъ, ко мн, на время, такъ чтобы свтъ, который, конечно, услышитъ, какъ назвалъ ее вашъ злой братъ, могъ знать, что и ея мужъ и ея отецъ поддерживаютъ ее. Вы общали прхать ко мн.

— Теперь мы не можемъ.

— Неужели вы хотите сказать, что посл всего случившагося, вы возьмете сторону вашего брата?

— Я увезу мою жену въ Кросс-Голлъ, сказалъ лордъ Джорджъ и пошелъ къ Мери.

— Что мн длать, папа, сказала она, сойдя къ отцу чрезъ полчаса.

Лордъ Джорджъ отправился въ Скумбергскую гостиницу, сказавъ, что опять зайдетъ въ Мюистер-Кортъ до обда, но, сказалъ прямо, что не будетъ обдать съ ея отцомъ.

— Онъ ршился поссориться съ вами.

— Это недолго продолжится, моя дорогая.

— Но что мн длать?

Тутъ-то и было опасно отвчать. Деканъ былъ увренъ, что дочь скоре положится на него въ этомъ случа, чмъ на мужа, если только онъ будетъ твердъ, но какъ велика будетъ его отвтственность!

— Я думаю, душа моя, сказалъ онъ наконецъ:— что теб надо хать со мною въ Бротертонъ.

— Но онъ меня не пуститъ.

— Я думаю, ты должна настоять на томъ, чтобы онъ это общалъ.

— Не поссорьте насъ, папа.

— Конечно, нтъ. Все будетъ лучше, чмъ постоянная ссора, но посл того, что было сказано, посл всей гнусной лжи, мн, кажется, ты должна настоять на своемъ намрени погостить у своего отца. Если ты теперь подешь въ Кросс-Голлъ, границъ не будетъ ихъ тиранству.

Онъ оставилъ ее, не говоря ни слова, и пошелъ въ Скумбергскую гостиницу, гд ему сказали, что маркизъ не можетъ пошевелиться.

Въ эту минуту лордъ Джорджъ былъ у брата, и маркизъ могъ говорить, хотя не могъ пошевелиться.

— Изъ прекрасной семьи ты взялъ жену, Джорджъ, сказалъ онъ, какъ только братъ вошелъ въ комнату.

Тутъ онъ разсказалъ по своему объ этомъ происшестви, оставивъ брата въ сомнни на счетъ употребленнаго выраженя.

— Ему слдовало бы быть выгрузчикомъ угля, а не пасторомъ, сказалъ маркизъ.

— Разумется, онъ разсердился, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Для меня удивительно, продолжалъ маркизъ: — что вы здсь, думаете будто можете говорить все, что придетъ вамъ въ голову о моей жен, потому что она итальянка, и удивляетесь, если я сержусь, а сами бситесь, какъ дике зври, если я плачу вамъ тмъ же. Почему я долженъ думать лучше о твоей жен, чмъ ты о моей?

— Я ничего не говорилъ противъ твоей жены, Бротертонъ.

— А мн кажется, что ты говорилъ очень много, и не имя такого повода, какъ я. Что ты сдлалъ самъ, когда засталъ ее въ объятяхъ этого человка на бал у старухи?

Какой-то добрый прятель разсказалъ маркизу исторю каппа-каппы.

— Ты не можешь быть глухъ къ тому, что вс говорятъ о ней.

Это было горче полыни для несчастнаго мужа, а между тмъ, онъ не могъ отвтить съ гнвнымъ негодованемъ, когда его братъ лежалъ почти безъ движеня предъ нимъ.

Лордъ Джорджъ увидалъ, что онъ ничего не можетъ сдлать въ Скумбергской гостиниц. Онъ удостоврился, что братъ его не въ опасности, и что несмотря на вредъ, нанесенный мускуламъ спины, они постепенно возвратятъ прежнюю гибкость. Но слова и намеки маркиза увеличили непрязненность лорда Джорджа къ декану и почти возбудили гнвъ къ жен. Къ нему собственно братъ его не любезенъ не былъ. Маркизъ намревался вернуться въ Италю какъ можно скоре. Онъ ненавидлъ Англю и все заключавшееся въ ней. Манор-Кроссъ скоро будетъ въ полномъ распоряжени лорда Джорджа.

— Хотя я надюсь, сказалъ маркизъ:— что особа, удостоившая меня сдлать своимъ деверемъ, никогда не будетъ властвовать тамъ.

Постепенно въ душу лорда Джорджа закрадывалось чувство, что его братъ считалъ необходимымъ его разлуку съ женой. Онъ безпрестанно начиналъ говорить о Мери такъ, какъ будто она совершенно обезславила себя, а когда лордъ Джорджъ защищалъ свою жену, маркизъ только насмшливо улыбался.

Это произвело большое вляне на лорда Джорджа, когда онъ возвращался въ Мюнстер-Кортъ. Онъ не хотлъ разлучаться съ своей женой, но намревался насильно увезти ее. Въ Арлингтонской улиц онъ встртилъ мистрисъ Гаутонъ съ ея кузеномъ Джекомъ. Онъ поклонился, но не остановился. Мистрисъ Гаутонъ хотла остановить его, но онъ ушелъ, не сказавъ ни слова, быстрыми шагами. Его жена поступила великодушно съ мистрисъ Гаутонъ. Встрча съ этой женщиной напомнила ему это. Онъ это сознавалъ. Но никакое великодуше жены, никакая любовь, никакая добродтель не можетъ составить для Цезаря противодйстве малйшему подозрню.

Онъ нашелъ дома свою жену и спросилъ уложила ли она свои вещи.

— Я не могу хать завтра, сказала она.

— Ты не подешь?

— Нтъ, Джорджъ — я не поду въ Кросс-Голлъ. Я поду къ моему отцу. Ты общалъ хать къ нему.

— Я не поду къ твоему отцу. Я поду въ Кросс-Голлъ.

Они спорили цлый часъ, цлый часъ молодая жена упорно настаивала, чтобы ее не увозили въ Кросс-Голлъ. Она говорила, что родные ея мужа очень дурно обращались съ ней.

— Но не я! кричалъ мужъ.

Она утверждала, что только соединенная любовь отца и мужа можетъ теперь возстановить ея доброе имя. Когда она будетъ въ Кросс-Голл, ея отецъ не будетъ въ состояни ничего сдлать для нея. Она не хочетъ хать въ Кросс-Голлъ. Только полисмены могутъ отвезти ее завтра въ Кросс-Голлъ.

Глава XLIII.
Истинная любовь.

— У него ужасно разстроенный видъ, сказала мистрисъ Гаутонъ своему кузену.

— Мн въ жизни не случалось встрчаться съ такимъ страшнымъ дуракомъ, сказалъ Джекъ.

— Я не вижу, чтобы онъ былъ дуракъ — по-крайней-мр онъ не глупе всхъ другихъ мужчинъ. Никто изъ васъ не способенъ оставлять при себ свои непрятности. Вы сами не умне другихъ.

— У меня нтъ непрятностей… такого рода.

— У васъ нтъ жены — но вы скоро будете принуждены жениться. А когда вамъ нравится жена другого, то вы не можете скрыть это отъ всхъ.

— Вс могутъ знать о моихъ отношеняхъ къ леди Джорджъ, сказалъ Джекъ.— Разумется, она мн нравится.

— Нсколько.

— Такъ же, какъ и вамъ.

— Нтъ, она мн не нравится, серъ. Она совсмъ мн не нравится. Это глупая, ничтожная штучка, въ которой ничего нтъ хорошаго, кром красиваго цвта лица. Она теперь не хочетъ меня знать, потому что ея мужъ приходитъ поврять мн свои горести. Для него я была къ ней добра.

— А я нахожу ее милйшимъ существомъ на свт, съ энтузазмомъ сказалъ Джекъ.

— Всмъ въ Лондон извстно, что вы это думаете — и что сообщили ей свои мысли.

— Никто въ Лондон ничего подобнаго не знаетъ. Я не говорилъ ей ничего такого чего не могъ бы слышать мужъ.

— Джекъ!

— Никогда не говорилъ.

— Я удивляюсь, какъ вамъ не стыдно признаваться въ такомъ простодуши, даже мн.

— Нисколько не стыдно, но мн стыдно, что я нкоторымъ образомъ способствовалъ къ нанесенному ей вреду. Разумется, я люблю ее.

— Нсколько, какъ я сказала прежде.

— Разумется, вы этого желали.

— Я желала, чтобы вы позабавились. Пока вы добры ко мн, я буду добра къ вамъ.

— Милая Аделаида, никто не можетъ быть признательне меня. Но въ этомъ отношени дло пошло не совсмъ по вашему желаню. Вы говорите, что она ничтожна.

— Приторная, вялая, и невинная, какъ младенецъ.

— Что она невинна, въ этомъ я увренъ. Но она не приторна и не вяла. Она превеселая и преостроумная женщина.

— Вамъ всегда нравились дуры. Джекъ.

— Такъ какимъ же образомъ я такъ пристрастился къ вамъ?

Въ отвтъ на это она состроила ему гримасу.

— Не прошло и трехъ дней посл моего знакомства съ нею, продолжалъ онъ: — а я уже понялъ, что ей невозможно сказать ничего такого, что говорить не слдуетъ.

— Всегда на свт такъ, сказала мистрисъ Гаутонъ.— Когда мужчина влюбится въ женщину, онъ длаетъ ее такой богиней, что не сметъ и заговорить съ ней. Изъ этого выходитъ то, что женщины должны довольствоваться обществомъ мужчинъ, которые въ нихъ не влюблены — или самимъ объясняться съ ними — но тогда, увы! он перестаютъ быть богинями.

— Конечно это очень смшно, сказалъ Джекъ уныло:— я совсмъ вышелъ не такой, какимъ мн слдовало бы бытъ посл тхъ преимуществъ, какими я могъ воспользоваться въ обществ такихъ друзей, какъ вы.

— Если вы будете строго судить обо мн, я поссорюсь съ вами.

— Я говорю не строго, а совершенно искренно. Мужчина да и женщина также должны выбирать себ роль въ свт. Невинность и чистота соединяются съ хожденемъ въ церковх. и заботою о томъ, чтобы рожицы дтей были вымыты. Это немножко скучно, но тянется долго и помогаетъ хорошему пищевареню на старости лтъ. Мы съ вами выбрали себ не это.

— Вы хотите сказать, что я не невинна?

— Съ другой стороны прятно пользоваться полною свободою распущенной совсти. Но съ этимъ сопряжены нкоторыя неудобства. Это стоитъ денегъ и разстраиваетъ здоровье.

— Мн казалось, что вы никогда не чувствовали послдняго неудобства.

— Разумется, деньги уходятъ прежде. Это довольно ясно. Человкъ долженъ ршиться и не колебаться между тмъ и другимъ.

— А я думала, что вы твердо ршились.

— Я самъ такъ думалъ, Аделаида, пока не познакомился съ леди Джорджъ. Я скажу вамъ, что чувствую къ ней теперь. Если бы я могъ надяться, что онъ умретъ, я поступилъ бы въ какое-нибудь исправительное заведене, чтобы сдлаться достойнымъ быть вторымъ ея мужемъ.

— Великй Боже!

— Это одно, а другое состоитъ въ томъ, чтобы перерзатъ ему горло и попробовать счастя съ вдовой. Это единственная женщина, которая нравилась мн.

— Вы говорите мн это, зная что я думаю о ней.

— Зачмъ мн вамъ не говорить? Вдь вы не желаете, чтобы я объяснялся вамъ въ любви?

— Женщины не любятъ слышать похвалъ другой.

— Вы сами начали объ этомъ, а говоря о ней я долженъ сказать правду. Въ ней есть свжесть не сорваннаго цвтка.

— Не похожа ли она скоре на крапиву.

— А когда она смется, невольно вспомнишь о цломудренной Венер.

— Боже! сказать вамъ, Джекъ, что вамъ слдуетъ сдлать?

— Повситься.

— Сказать ей все, что вы сказали мн. Вы тогда сейчасъ узнаете, что она совсмъ не святая.

— Вы думаете?

— Разумется, думаю. Меня только приводитъ въ недоумне то, что вы, Джекъ Де-Баронъ, поддались такому обожаню. Почему ей не походить на другихъ? Отецъ ея жадный къ деньгамъ, старый эгоистъ, родился въ конюшн. Она вышла за перваго, котораго ей подсунули, и никогда его не любила, потому что онъ не хохочетъ, не пляшетъ и не веселится по ея вкусу. Не думаю, чтобы она была способна очень любить кого-нибудь, но вы нравитесь ей больше другихъ. Видли вы ее посл шума на бал у мистрисъ Джонсъ?

— Нтъ.

— Такъ вы не были тамъ?

— Нтъ.

— Почему?

— Я думалъ, что она не желаетъ видть меня, сказалъ Джекъ:— все это должно было взволновать ее.

— Она все въ Лондон, а онъ ухалъ въ Бротертонъ. Онъ прзжалъ сюда, вроятно, вслдстви ссоры декана съ его братомъ. Желала бы я знать, что дйствительно случилось.

— Говорятъ, что была драка, въ которой пасторъ одержалъ верхъ. Посылали за полицей. Должно быть маркизъ сказалъ ему какую нибудь грубость.

— Или онъ маркизу, что гораздо вроятне. Ну, прощайте, Джекъ.

Они подошли къ дому на Беркелейскомъ сквер.

— Не входите, теперь здсь Гаутонъ. Но послушайтесь моего совта и отправляйтесь тотчасъ въ Мюнстер-Кортъ, и поврьте мн, когда вы узнаете одну женщину, вы узнали почти всхъ. Разница небольшая.

Было шесть часовъ, а Джекъ зналъ, что въ Мюнстер-Корт обдали не прежде восьми. Было еще время короткому знакомому для утренняго визита. Слова его кузины не убдили его. Если бы ему опять пришлось высказать свои мысли объ этой женщин, онъ повторилъ бы тоже самое. Она была для него тоже самое, что текучй ручей для человка, долго купавшагося въ стоячей вод. Но отвратительныя доктрины, которыя преподавала ему кузина, не остались безъ дйствя. Такая ли она, какъ другя — то-есть, какъ Аделаида Гаутонъ — если нтъ, почему ему не узнать правды? Ему было хорошо извстно, что онъ нравился ей. Она открыто показывала ему это. Почему ему не сказать слова, которое могло бы показать ему, куда дуетъ втеръ? Тутъ онъ вспомнилъ нсколько своихъ словъ, которыя были приняты такъ невинно, что несмотря на ихъ коварное значене, остались невинными. Даже вещи нечистыя очищались отъ прикосновеня съ нею. Онъ былъ убжденъ, совершенно убжденъ, что мнне его кузины ошибочно. Онъ зналъ, что Аделаида Гаутонъ не могла узнать и оцнить чистую женщину. Но все-таки, жаль не сорвать сливы, потому что не смешь тряхнуть дерево. Особенно, когда вы извстны, какъ записной воръ сливъ.

Онъ взялъ кебъ и похалъ въ Мюнстер-Кортъ. Подъхавъ къ дому, онъ посмотрлъ на часы и увидалъ, что уже половина седьмого. Было уже почти поздно для визита. Потомъ то, что онъ намревался сдлать, требовалось обдумать боле чмъ онъ могъ сдлать до сихъ поръ. Не лучше ли имть что-нибудь святое, несмотря на дьявольскя наущеня, такъ сильно дйствовавшя на него? Онъ передумалъ и похалъ въ клубъ.

— Оказалось, что когда деканъ пошелъ къ Бротертону въ гостиницу, сказалъ майоръ Микмакъ, какъ только Джекъ вошелъ:— Бротертонъ началъ называть леди Джорджъ всякими гнусными именами.

— Очень можетъ быть, этотъ негодяй способенъ на все, отвчалъ Де-Баронъ.

— Тогда старый деканъ схватилъ его сятельство на руки и швырнулъ его въ каминъ. Я самъ слышалъ объ этомъ въ полици.

— Мн всегда нравился деканъ.

— Говорятъ, что онъ силенъ какъ Геркулесъ, продолжалъ Микмакъ:— но онъ лишится своего мста.

— Вздоръ!

— Спросите, кого хотите. Представьте себ, что пасторъ швыряетъ маркиза въ каминъ!

— Представьте себ, что отецъ не сдлаетъ этого, когда маркизъ отозвался дурно о его дочери, сказалъ Джекъ Де-Баронъ.

Глава XLIV.
Что говорили о въ этомъ бротертонске духовные сановники.

Если бы Джекъ постучался въ дверь и спросилъ леди Джорджъ, его, конечно, не приняли бы. Она выносила въ эту минуту, почти съ безмолвнымъ упорствомъ, свирпый гнвъ приведеннаго въ негодоване мужа.

‘Она была убждена, говорила она: ‘что для нея не годится хать теперь въ Кросс-Голлъ, или куда бы то ни было къ Джерменамъ, пока о ней говорятъ такя вещи, какя сказалъ маркизъ.’ Если бы лордъ Джорджъ могъ уврять, что маркизъ былъ на ножахъ съ своими родными, какъ нсколько недль тому назадъ, этотъ аргументъ не имлъ бы никакого основаня. Но онъ не могъ уврить въ этомъ, и могло показаться, что похавъ въ Кросс-Голлъ, она беретъ сторону противъ отца. Она ссылалась, главное на это, а такъ какъ лордъ Джорджъ былъ не мастеръ убждать, то, разумется, она одержала верхъ, ссылаясь безпрестанно на общаня мужа отвезти ее къ отцу. Онъ опирался только на власть мужа — власть неограниченную, законную и неоспоримую.

— Но если ты велишь мн поссориться съ моимъ отцомъ? спросила она.

— Я не веллъ теб ничего подобнаго.

— Но если?

— Тогда ты должна поссориться съ нимъ.

— Я не могла бы и не захотла бы, отвтила она.

На слдующее утро она не похала, да мужъ даже и не зазжалъ за ней, убжденный въ ея упорств. Но уходя, онъ сказалъ, что если она разстанется съ нимъ теперь, то эта разлука можетъ сдлаться вчною. Ея отецъ, однако, предвидя эту угрозу, разуврилъ дочь.

— Онъ человкъ упрямый, сказалъ деканъ:— но добрый и добросовстный и любитъ тебя.

— Надюсь, что онъ любитъ меня.

— Я увренъ въ этомъ. Онъ не втренникъ. Теперь онъ отдалъ себя въ руки брата, и мы должны ждать, пока втеръ подуетъ въ другую сторону. Онъ постепенно увидитъ, какъ былъ несправедливъ.

Итакъ, лордъ Джорджъ ухалъ въ Кросс-Голлъ утромъ, а Мери отправилась съ отцомъ въ Бротертонъ. Деканъ разсудилъ, что ему лучше, какъ можно скоре встртиться съ своими клерикальными врагами. Онъ уже получилъ дружелюбное письмо отъ епископа, который спрашивалъ его, не пожелаетъ ли онъ объяснить членамъ собора происшестве, случившееся въ Скумбергской гостиниц. Онъ отвтилъ, что не желаетъ объяснять ничего, но что, вернувшись въ Бротертонъ, готовъ разсказать епископу всю исторю, если епископъ пожелаетъ выслушать ее. Онъ видлъ руку Грошюта даже между вжливыми фразами епископа.

‘Въ такомъ дл’, говорилъ онъ въ своемъ отвт: ‘я подлежу закону страны, а никакой другой власти’.

Потомъ онъ прибавилъ, что по своему собственному желаню охотно разскажетъ все епископу.

Исторя эта, конечно, произвела въ Бротертон большой скандалъ. Паунтнеру и Гольденофу сдлалось стыдно за ихъ воинственнаго декана. Въ дракахъ, даже между мрянами есть что-то неблагородное, пошлое, грубое, что, разумется, увеличивается, когда нападающй пасторъ. А эти каноники, хотя находились въ прятныхъ отношеняхъ съ деканомъ, были не прочь воспользоваться такимъ прекраснымъ оружемъ просивъ человка, который хотя былъ ниже ихъ по происхожденю, однако нисколько не былъ расположенъ имъ уступать. Но эти оба каноника были джентльмены, и хотя имъ хотлось нсколько унизить декана, они, однако, не хотли сдлать ему вредъ. Для нихъ было достаточно лукавыхъ намековъ и полускрываемаго торжества. Но по мнню Грошюта деканъ сдлался негоденъ для своего мста, которое для интересовъ церкви долженъ былъ занять такой человкъ, какъ самъ Грошютъ, пасторъ богобоязливый, не сдлавшйся извстенъ своимъ наздничествомъ и сильными кулаками. Въ бротертонской Церковной газет появилась статья, въ которой выражалась надежда, что будетъ дано какое-нибудь объяснене тхъ невроятныхъ извстй, которыя къ несчастю дошли до Бротертона. Потомъ, Грошютъ сказалъ кстати словцо епископу. Разумется, онъ сказалъ, что это не можетъ быть справедливо, но не лучше ли пригласить декана разсказать объ этомъ самому? Въ стать слово ‘невроятныхъ’ употребилъ Грошютъ. Грошютъ, говоря съ епископомъ, сказалъ, что это извсте должно быть несправедливо. А между тмъ, онъ врилъ и радовался каждому слову. Онъ былъ человкъ благочестивый, а не сознавалъ, что употребляетъ вс силы, чтобы оскорбить врага за спиной. Онъ ненавидлъ декана, но думалъ, что любитъ его.

— Мн кажется, ваше преосвященство, должны дать ему возможность оправдаться, сказалъ Грошютъ.

Епископъ тоже былъ человкъ строгй, но его строгость главное относилась къ нему самому. Онъ былъ строгъ въ своихъ правилахъ. Но, зная свтъ лучше своего капеллана, онъ зналъ, что ему необходимо имть большую снисходительность въ сношеняхъ съ людьми. И въ глубин сердца онъ любилъ декана. Когда случалась ссора, деканъ могъ и принять ударъ и отплатить ударомъ, и потомъ не думать боле объ этомъ. Это было добродтелью въ глазахъ епископа, но не Грошюта, который терпть не могъ, чтобы наносили удары ему и желалъ думать, что его собственные удары смертельны. Разсуждая объ этомъ съ епископомъ, Грошютъ выразилъ мнне, что если къ несчастю эта исторя окажется справедлива, то деканъ долженъ оставить это мсто. Онъ думалъ, что деанъ долженъ видть это самъ.

— Мн говорили, что онъ положительно сидлъ въ полици, сказалъ Грошютъ.

Епископъ разсердился на своего капеллана, но все-таки написалъ письмо.

Деканъ какъ только прхалъ въ Бротертонъ, въ тотъ же день отправился къ епископу.

— Ну, милордъ, сказалъ деканъ:— слышали вы эту чепуху?

— Я слышалъ кое-что, отвчалъ епископъ.

Это былъ старикъ, очень высокй и очень худощавый, смотрвшй такъ какъ будто подавилъ въ себ вс наклонности къ суетамъ этого нечестиваго мра, но чрезвычайно вжливый въ обращени, и отличавшйся старомодной учтивостью. Онъ улыбнулся, приглашая декана ссть, а потомъ выразилъ надежду, что никому не было сдлано большого вреда.

— Здсь говорили о вред очень серозномъ, но я хорошо знаю, какъ слухи бываютъ преувеличены.

— Если бы я его убилъ, милордъ, я былъ бы ни больше ни меньше достоинъ порицаня чмъ теперь, потому что я дйствительно употреблялъ вс силы, чтобы сдлать ему какъ можно больше вреда.

Лицо епископа приняло выражене огорченя и удивленя.

— Когда этотъ негодяй былъ въ моихъ рукахъ, я не измривалъ силы моего негодованя. Онъ сказалъ мн, отцу, что моя дочь…

Онъ всталъ со стула, когда произнесъ гадкое слово, и прямо смотрлъ епископу въ глаза.

— Если на земл есть чистота, нжная женская скромность, безхитростная веселость, положительное отсутстве всякой порочности, то ихъ можно найти въ моей дочери.

— Да, да, я увренъ въ этомъ.

— Она мое сокровище земное. У меня нтъ другого. Я не желаю другого. Я оскорбилъ этого человка нкоторыми поступками относительно его семейства, и чтобы отплатить мн оскорбленемъ, онъ не посовстился назвать этимъ словомъ свою невстку, мою дочь. Было ли время соображать иметъ ли право духовное лицо пустить въ ходъ свою физическую силу? Нтъ, милордъ. Хотя вы старикъ, и вы попытались бы сдлать тоже самое. Я схватилъ его и не моя вина если онъ не сдлался калкой на всю жизнь.

Епископъ смотрлъ на него молча, но чувствовалъ, что не въ силахъ сдлать выговоръ своему собрату.

— Теперь, милордъ, продолжалъ деканъ: — вы слышали всю исторю. Я разсказалъ ее вамъ, и не разскажу никому другому. Я разсказалъ ее вамъ не потому, что вы епископъ этой епархи, а я деканъ этого собора — и слдовательно не подчиненъ власти вашего преосвященства въ подобномъ дл, но потому, что уважаю васъ больше всхъ моихъ ближнихъ, и желаю, чтобы истина была извстна кому-нибудь.

Онъ замолчалъ, не прося молчать и не выражая желаня, чтобы эта исторя была правильно передана другимъ.

— Онъ должно быть жестокй человкъ, сказалъ епископъ.

— Нтъ, милордъ, онъ вовсе не человкъ, а низкй скотъ, къ несчастю стоящй выше карательныхъ мръ по своему богатству и званю. Съ радостью думаю, что онъ наконецъ получилъ нкоторое наказане, хотя желалъ бы, чтобы бичъ попалъ въ другя руки, а не въ мои.

Тутъ онъ простился съ епископомъ, который былъ очень къ нему любезенъ.

— Я почти готовъ думать, что онъ правъ, сказать епископъ Грошюту,

— Правъ, милордъ! деканъ, ударившй маркиза Бротертонскаго, а потомъ попавшй въ полицю!

— О полици я ничего не знаю.

— Могу я спросить, ваше сятельство, какъ онъ это разсказалъ?

— Не могу передать этого вамъ, а просто говорю, что нахожу его правымъ.

Посл этого, мистеръ Грошютъ выразилъ мнне, что епископъ очень состарлся. Мистеръ Грошютъ почти опасался, что епархи можетъ сдлать пользу только твердый и молодой человкъ.

Главные факты этой истори дошли до свдня канониковъ, хотя я сомнваюсь разсказалъ ли епископъ все, что было передано ему. Отзывались очень сурово. Каноникъ Паунтнеръ сдлалъ замчане при декан о воинственномъ дух, на что деканъ отвтилъ намекомъ на возляня Вакха, что каноникъ пропустилъ мимо ушей. Гольденофъ спросилъ декана не было ли у него какихъ непрятностей съ его благороднымъ шуриномъ.

На это деканъ отвтилъ, что мистеръ Гольденофъ долженъ бы научить своего благороднаго шурина лучшему обращеню. Но вообще деканъ выдержалъ все очень хорошо, и былъ провожаемъ къ своему мсту какъ будто не было сцены въ Скумбергской гостиниц.

Одно время, безъ сомння, Грошютъ и его приверженцы надялись на вмшательство полици, или на судебное слдстве. Но ничего не было. Маркизъ молча переносилъ боль въ своей спин. Но въ Бротертонъ пришло извсте, что его сятельство не будетъ боле въ Манор-Кросс въ этотъ годъ. Узжая, онъ сказалъ, что вернется въ конц осени. Но къ начал юля сдлалось извстно, что по вызд изъ Скумберской гостиницы, онъ подетъ за границу. Въ половин юля, сдлалось извстно, что вдовствующая маркиза съ своими дочерьми и лордомъ Джорджемъ возвращаются въ старый домъ.

Между тмъ леди Джорджъ жила у отца, а лордъ Джорджъ въ Кросс-Голл, для свта мужъ былъ разлученъ съ женой. Онъ былъ очень разсерженъ, особенно на отца своей жены. Мысль, что жена ослушалась его два, даже три раза, терзала его душу. Онъ запретилъ ей вальсировать, а она вальсировала, по мнню лорда Джорджа, съ самымъ негоднымъ человкомъ въ Лондон. Онъ приказалъ ей потомъ оставитъ отца и прилпиться къ нему, а она прилпилась къ отцу и бросила его. Что можетъ сдлать мужъ какъ не оттолкнуть жену при подобныхъ обстоятельствахъ? Онъ былъ угрюмъ, мраченъ, безмолвенъ, никогда не говорилъ о жен, не здилъ въ Бротертонъ, чтобы случайно не увидать ее, но все думалъ о ней и все желалъ быть съ нею.

Она каждый день говорила о немъ съ отцомъ и безпрестанно просила, чтобы ихъ не поссорили. Она такъ долго сомнвалась, можетъ ли любить его, что теперь не могла понять силы своихъ чувствъ.

— Папа, могу я написать къ нему? спросила она.

Но отецъ думалъ, что ей не слдуетъ длать перваго шага, по-крайней-мр до отъзда маркиза. Обижена была она и первые шаги должна была сдлать другая сторона. Потомъ наконецъ тихимъ шопотомъ, закрывъ лицо, она сказала отцу важную тайну, прибавивъ нсколько громче:

— Теперь папа я должна написать къ нему.

— Моя душечка, моя дорогая, сказалъ деканъ, наклоняясь къ ней и цлуя ее еще съ большей любовью чмъ обыкновенно.

— Могу я написать теперь?

— Да, душечка, это конечно, ты должна сказать ему.

Тогда деканъ пошелъ погулять по саду, вокругъ собора и Ограды, увряя себя, что скоро лордомъ Попенджоемъ будетъ его родной внукъ.

Глава XLV.
Леди Джорджъ у отца.

Мери цлое утро — счастливое утро писала къ мужу. Она была принуждена сдлать множество попытокъ прежде чмъ успла какъ слдуетъ сообщить важное извсте, и все-таки осталась недовольна. Не было никакой необходимости сообщать это извсте письменно. Жестоко, очень жестоко, что его радость не сдлала для нея счастливе ту минуту. И теперь въ письм она не могла ограничиться этимъ однимъ событемъ. Она должна упомянуть о разлук.

‘Милый, дорогой Джорджъ, пожалуста не ссорься со мною’, упомянула она два раза въ своемъ письм. Письмо наконецъ было кончено и грумъ повезъ его верхомъ.

Какой отвтъ пришлетъ онъ ей? Очень ли обрадуется онъ? и не прдетъ ли къ ней тотчасъ? или въ слдстве этого важнаго извстя онъ прикажетъ ей непремнно прхать въ Кросс-Голлъ? Она думала, что теперь если онъ прикажетъ, то она должна хать. Она, сидла и думала какъ тамъ будутъ притснять ее, какъ она будетъ безсильна посл ея мятежа и послдовавшей за тмъ покорности! Дамы въ Кросс-Голл были теперь на сторон того, кто отзывался о ней такъ дурно. Кросс-Голлъ будетъ для нея чмъ то въ род исправительнаго заведеня, но домъ ея отца сдлался бы для нея раемъ, если бы мужъ прхалъ къ ней. Мало того, что она была тутъ самовластной хозяйкой, и могла свободно располагать своимъ временемъ, но глубокая нжность отца длала все для нея прятнымъ. Она не любила нравоученй, и малйшая грубость слова или тона казалась ей выговоромъ. Отецъ ея никогда не былъ съ нею грубъ. Она любила ласки близкихъ и дорогихъ людей, а обращене ея отца всегда было ласково. Она любила, если сказать правду, полниться часто, и проводить цлые часы съ книгой, которую не читала, подъ тнью деревъ и среди цвтовъ въ саду отца. Деканъ не длалъ ей никакого замчаня на счетъ этой праздности. Но въ Кросс-Голл не позволятъ провести полчаса, безъ того, чтобы не разспросить какъ проведено это время. Въ Кросс-Голл не будетъ никакихъ романовъ кром сочиненй мисъ Эджевортъ, наводившихъ на нее тоску, а у отца она могла имть романы каке хотла. Въ Кросс-Голл она будетъ вызжать съ вдовствующей маркизой, леди Сюзанной и леди Амелей по два часа ежедневно, и выходить изъ экипажа у каждаго котеджа. У отца ея была пара пони и возить отца за городъ было для нея большой радостью. Она иногда думала, что продолжительное пребыване въ Кросс-Голл убьетъ ее. Не покажетъ ли ей теперь мужъ любви и не проведетъ ли съ нею дв прятныхъ недли въ дом ея отца? О! какъ нжно будетъ она любить его за это, какъ будетъ ласкова къ нему, какъ будетъ стараться угождать ему во всемъ! Тутъ она подумала объ Аделаид Гаутонъ и о письм, но все-таки она не думала, чтобы онъ интересовался Аделаидой Гаутонъ. Невозможно, чтобы ему нравилась размазанная, жеманная гримасница. Какъ бы то ни было, она никогда, никогда не станетъ упрекать его Аделаидой Гаутонъ. Она покажетъ ему какъ слдуетъ прощать маленькя погршности. Но прдетъ ли онъ къ ней или только напишетъ?

Грумъ вернулся такъ скоро, какъ только могла его довезти лошадь декана, только для того, чтобы сказать, что отвта нтъ. Онъ пробылъ въ Кросс-голлской кухн минутъ десять, и ему сказали, что отвта не будетъ, и онъ ухалъ съ весьма излишней поспшностью. Мери была съ отцомъ, когда ему принесли этотъ отвтъ.

— О, папа, ему все равно! сказала она.

— Онъ непремнно напишетъ, отвтилъ деканъ:— и наврно не хочетъ писать второпяхъ.

— Но зачмъ онъ не прзжаетъ?

— Онъ долженъ прхать.

— О, папа, если ему все равно, я умру.

— Мужчины никогда не бываютъ къ этому равнодушны.

— Но если онъ ршился поссориться со мною навсегда, тогда онъ останется равнодушенъ. Зачмъ онъ не веллъ мн сказать, что любитъ меня.

— Онъ не скажетъ этого груму.

— А я сказала бы трубочисту, если бы не было никого другого.

Дверь отворилась и въ одно мгновене Мери была въ объятяхъ мужа.

— О, Джорджъ, мой дорогой, я такъ счастлива. Я думала, что ты прдешь. О, милый мой!

Деканъ вышелъ, не говоря ни слова и мужъ съ женой провели вдвоемъ нсколько часовъ.

— Вы думаете, что она здорова? сказалъ лордъ Джорджъ декану потомъ.

— Отчего ей не быть здоровой?

— Въ этомъ положени никогда нельзя знать.

— По моему во всей Англи нтъ молодой женщины боле здоровой. Кром кори, у нея никогда не было никакой болзни.

— Она показалась мн взволнованною.

— Безъ сомння, оттого, что увидла васъ.

— Мн кажется ей слдовало бы посовтоваться съ докторомъ.

— Что за вздоръ! если она не будетъ тревожиться, докторъ ей не понадобится, до тхъ поръ пока доктора пригласятъ, понадобится онъ ей или нтъ. Ничего не можетъ быть хуже ледянья. Теперь это всмъ извстно. Самое главное, чтобы она была счастлива.

По лбу лорда Джорджа пробжала туча, которую онъ не могъ прогнать, хотя когда скакалъ верхомъ по парку, онъ ршился быть счастливымъ и веселымъ. Конечно, это очень его иптересовало. Онъ никому не говорилъ объ этомъ, но очень былъ разочарованъ, когда по прошестви года посл женитьбы, не явилась еще надежда имть наслдника. Письмо жены возбудило въ немъ такую сильную радость, какой онъ не чувствовалъ прежде никогда. Разумется, онъ подетъ къ ней. Этотъ непрятный Попенджой былъ боленъ, и можетъ быть этотъ окажется настоящимъ Попенджоемъ и современемъ возстановитъ славу фамили. Какъ бы то ни было, она была его жена и этотъ ребенокъ принадлежитъ ему. Онъ былъ счастливъ и ршился насладиться вполн первымъ блаженствомъ своего счастя. Но когда ея отецъ ему сказалъ, что ее не слдуетъ тревожить, что надо особенно заботиться о ея счасти, онъ не зналъ какъ ему поступать впередъ. Не значило ли это отказаться отъ всего, безмолвно сознаться, что онъ быль не правъ, приглашая жену хать съ нимъ въ Кросс-Голлъ, и во всемъ руководиться деканомъ? Онъ былъ готовъ взять жену къ себ, воздержаться отъ обвиненй, считать ее вполн принадлежащей къ его семь, но желалъ больше прежняго разойтись съ деканомъ. Въ глазахъ его матери деканъ былъ теперь самый ужасный человкъ. А ея старшй сынъ самый дорогой изъ дтей ея. Посл всего, что онъ вынесъ, онъ опять позволяетъ ей жить въ старомъ фамильномъ дом, и вс эти сомння о Попенджо, по ея мнню, были вполн удовлетворены. Маркиза она теперь считала маркизомъ образцовымъ, и этотъ милый сынъ, эта превосходная глава фамили чуть не былъ убитъ свирпымъ деканомъ. Разумется, о декан говорили въ Кросс-Голл въ весьма колкихъ выраженяхъ, и, разумется, эти выраженя сдлали впечатлне на лорда Джорджа. Въ первыя минуты родительской радости, онъ былъ не прочь встртиться съ деканомъ, потому что иначе не могъ бы увидать своей жены, но ему не понравилось, зачмъ деканъ ему сказалъ, что его жену слдуетъ длать счастливой.

— Я не знаю отчего ей быть несчастной, отвтилъ онъ:— если только она будетъ исполнять свою обязанность.

— Она всегда ее исполняла, сказалъ деканъ: — и прежде и посл своего замужства.

— Я полагаю, что она теперь подетъ домой, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Я право не знаю, что значитъ домой. Вашъ домъ, какъ я полагаю, находится въ Мюнстер-Корт.

— Мой домъ въ Манор-Кросс, гордо сказалъ лордъ Джорджъ.

— Она не можетъ быть тамъ. Неужели вы повезете ее въ домъ человка, который такъ оклеветалъ ее?

— Онъ не будетъ тамъ. Разумется, она должна прежде похать въ Кросс-Голлъ.

— Благоразумно ли будетъ это? Вы сейчасъ говорили съ безпокойствомъ о ея положени.

— Разумется, я безпокоюсь.

— По-крайней-мр, такъ слдуетъ. Не находите ли вы, что въ ея настоящемъ положени ее не слдуетъ подвергать холодности вашихъ дамъ?

— Какое право имете вы называть ихъ холодными?

— Спросите себя. Вы слышите, что он говорятъ, а я не слышу. Вы должны сами знать какое дйстве произвела въ дом вашей матери сцена между мною и вашимъ братомъ. Я швырнулъ его отъ себя съ запальчивостью, потому что онъ оклеветалъ вашу жену. Я могу ожидать, что вы прощаете мн.

— Это было большое несчасте.

— Я могу быть увренъ, что вы какъ мужчина не должны порицать меня, но я не могу ожидать, чтобы ваша мать смотрла на это точно также. Спрашиваю васъ не считаютъ ли они ее своевольной и непокорной?

Онъ замолчалъ, ожидая отвта и лордъ Джорджъ счелъ себя вынужденнымъ сказать что-нибудь.

— Она должна прхать и показать, что не своевольна ине непокорна.

— Но она будетъ такова для нихъ. Он станутъ ее мучить, а она будетъ несчастна. Разв вы сами этого не видите.

Онъ повидимому готовъ былъ уступить.

— Если вы желаете, чтобы она была счастлива, прзжайте сюда на время. Если вы останетесь здсь мсяцъ, такъ, что всякая глупая мысль о ссор выйдетъ у всхъ изъ головы, я общаю, что она подетъ въ Кросс-Голлъ. Въ Манор-Кроссъ она не можетъ хать, пока маркизъ тамъ хозяинъ.

Лордъ Джорджъ вовсе не приготовился уступить въ этомъ отношени. Онъ думалъ, что его жена въ ея настоящемъ положени будетъ ему повиноваться, и даже осмлился надяться, что и деканъ не будетъ возражать.

— Я не нахожу, чтобы здсь было надлежащее мсто для нея, сказалъ онъ.— Гд бы я не жилъ, она должна жить со мною.

— Такъ прзжайте сюда и все будетъ прекрасно, сказалъ деканъ.

— Не думаю, чтобы я могъ это сдлать.

— Если вы безпокоитесь о ея здоровь, вы сдлаете это.

Нсколько минутъ тому назадъ, деканъ очень громко уврялъ, что дочь его была совсмъ здорова, а теперь не прочь былъ воспользоваться ея интереснымъ положенемъ, для собственныхъ своихъ выгодъ.

— Я конечно, не могу сказать, что она должна хать въ Кросс-Голлъ теперь, она тамъ будетъ несчастна. Спросите самого себя.

— Отчего ей быть несчастной?

— Спросите самого себя. Вы общали ей прхать сюда. Разв отказъ вашъ исполнить это общане не показываемъ, что вы недовольны ея поведенемъ и моимъ?

Лордъ Джорджъ былъ недоволенъ поведенемъ жены и декана, но теперь не желалъ этого говорить.

— Я утверждаю, что ея поведене безукоризненно, а за мое вы обязаны мн самой горячей признательностью. Я желаю заставить васъ понять, что никто изъ насъ не покорится порицаню.

Ничего не было ршено, когда лордъ Джорджъ ухалъ. Мужъ не могъ ршиться сказать суровое слово жен. Когда она просила его общать, что онъ прдетъ къ ея отцу, онъ покачалъ головой. Она прослезилась, но поцловала его и онъ не могъ отвтить на ея любовь грубымъ словомъ. Онъ вернулся въ Кросс-Голлъ, чувствуя, что затрудненя его положеня были почти невыносимы.

На слдующее утро Прайсъ пришелъ къ нему. Прайсу за то, что онъ передалъ Кроссъ-Голлъ вдовствующей маркиз, было сказано, что контрактъ на арендуемую имъ землю не будетъ возобновленъ.

— Итакъ, милордъ, его сятельство недолго останется здсь, сказалъ Прайсъ.

— Я еще этого не знаю, отвчалъ лордъ Джорджъ.

— У меня былъ сегодня мистеръ Ноксъ сказать, что я могу вернуться въ Кросс-Голлъ когда хочу. Онъ такъ удивилъ меня.

— Моя мать еще тамъ, мистеръ Прайсъ.

— Да, милордъ. Но мистеръ Ноксъ говоритъ, что она перезжаетъ въ старый домъ. Какъ хорошо со стороны его сятельства предать прошлое забвеню.

Лордъ Джорджъ могъ только сказать, что ничего еще не ршено, но что мистеръ Прайсъ, разумется, можетъ перехать въ Кросс-Голлъ какъ только Джермены вернутся въ Манор-Кроссъ.

Это случилось десятаго юня и недли дв посл того не было никакой перемны ни въ чемъ. Леди Алиса Гольденофъ была у леди Джорджъ, и съ мужемъ обдала у декана, но Мери не видала больше никого изъ джерменскихъ дамъ. Ни одна золовка не поздравила ее письменно, и экипажъ Манор-Кросскй не останавливался у дверей декана. Сестры прзжали къ леди Алис, которая также жила въ Соборной Оград, но он даже не спрашивали о леди Джорджъ. Все это очень сердило декана, и онъ уврялъ, что его дочь ни подъ какимъ видомъ не уступитъ первая. Она не оскорбляла никого, и ее не заставятъ просить прощеня. Въ это время лордъ Джорджъ нсколько разъ видлся съ женой, но съ деканомъ не имлъ боле свиданя.

Глава XLVI.
Поручене леди Сары.

Въ конц юня семья въ Кросс-Голл находилась въ большихъ треволненяхъ. Во-первыхъ, теперь уже было ршено, что они вернутся въ большой домъ въ начал юля. Это могло быть источникомъ большого удовольствя. Старой маркиз была очень непрятна перемна и она постоянно называла Кросс-Голлъ жалкой фермой. И леди Сюзанна и леди Амеля вполн понимали преимущества большого дома. Лордъ Джорджъ чувствовалъ, что его положене въ графств нсколько поколебалось отъ этого переселеня, и онъ былъ радъ вернуться въ Манор-Кроссъ. Но леди Сара была противъ перезда.

— Я нахожу, что мама не должна подвергать себя возможности быть выгнанной опять, сказала она брату и сестрамъ.

— Но мама чрезвычайно желаетъ перехать, отвтила Амеля.

— Ты не можешь ожидать, чтобы мама правильно судила о Бротертон, сказала леди Сара.— Онъ золъ и измнчивъ, и мн непрятно чувствовать, чтобы кто-нибудь изъ насъ находился въ его власти.

Но леди Сару, которая никогда не находилась въ хорошихъ отношеняхъ съ своимъ братомъ, не послушали, и всмъ сдлалось извстно, что вся семья въ юл передетъ въ Манор-Кроссъ.

Потомъ пришли извстя изъ Лондона. Мистрисъ Тофъ имла родственниковъ въ Скумбергской гостиниц, и отъ нихъ узнала, что маркизъ еще не встаетъ съ постели. Это извсте очень обезпокоило старую маркизу. Она объявила, что сама подетъ въ Лондонъ ухаживать за сыномъ.

Леди Амеля написала брату письмо, прося сообщить о его здоровь. Вотъ отвтъ полученный леди Амелей.

‘Любезная А.,— мое здоровье довольно хорошо, благодарю. Не безпокойтесь. Вашъ Б’.

— Я уврена, что онъ при смерти, сказала маркиза: онъ слишкомъ благороденъ, чтобы говорить о своихъ страданяхъ.

Но все-таки она не осмлилась похать въ Скумбергскую гостиницу.

Потомъ пришли еще извстя. Мистрисъ Тофъ сообщили, что итальянская маркиза ухала и увезла съ собою Попенджоя. Въ этомъ не было ничего страннаго. Лордъ Бротертонъ объявилъ о своемъ намрени вернуться въ Италю, и почему же его жен съ няньками и сыномъ не похать прежде. Такое распоряжене именно подходило къ характеру лорда Бротертона. Но мистрисъ Тофъ была уврена, что въ этомъ заключалось что-нибудь особенное. Маркиза ухала очень неожиданно. Вещей укладывали мало, и перекинулись очень сердитыми словами. Попенджой, когда его увезли, находился повидимому въ весьма жалкомъ состояни здоровья. Все это возбудило новыя сомння въ душ лорда Джорджа, или можетъ быть скоре новыя надежды. Можетъ быть все-таки Попенджой не былъ Попенджоемъ. А даже если и былъ, то повидимому вс думали, что бдный мальчикъ умретъ. Конечно, маркизъ не позволилъ бы безпечной матери итальянк увезти больного ребенка, если бы очень имъ дорожилъ. Но лордъ Джорджъ не зналъ наврно, какъ было дло. Все это передавала мистрисъ Тофъ, а онъ не могъ на нее положиться. Если бы онъ посовтовался съ деканомъ, тотъ скоро узналъ бы правду. Деканъ помчался бы самъ въ Лондонъ и все узналъ бы чрезъ два часа, но лордъ Джорджъ былъ не такъ дятеленъ и уменъ, какъ деканъ.

Онъ написалъ брату слдующее письмо:

‘Любезный Бротертонъ,— мы слышали отъ мистера Нокса о твоемъ желани, чтобы мы тотчасъ же перехали въ Манор-Кроссъ, и мы приготовляемся къ перезду. Ты очень добръ, что отдаешь намъ этотъ домъ, такъ какъ Кросс-Голлъ вовсе не нравится матушк, и такъ какъ тамъ не было бы мста, если у моей жены будутъ дти. Мн слдовало можетъ быть сказать теб ране, что она этого ожидаетъ. Мы слышали, что ты скоро узжаешь въ Италю, и что маркиза съ Попенджоемъ уже ухали. Не вздумаешь ли ты сказать намъ о твоихъ будущихъ планахъ? Я спрашиваю не изъ любопытства, но мн хотлось бы знать, для твоихъ и нашихъ удобствъ, думаешь ли ты вернуться въ Манор-Кроссъ въ будущемъ году. Разумется, намъ было бы очень жаль помшать теб, но намъ было бы непрятно перехать изъ Кррсс-Голла, не зная наврно, не понадобится ли онъ намъ опять.

‘Надюсь, что теб лучше. Разумется, я могу прхать въ Лондонъ тотчасъ какъ только ты пожелаешь меня видть.

Любящй тебя

‘Джорджъ Джерменъ‘.

Въ этомъ письм ничего не было такого, что могло бы разсердить брата, но полученный отвтъ показывалъ, что маркизу письмо не понравилось.

‘Любезный Джорджъ, писалъ маркизъ:— не могу теб поручиться, что мн не понадобится Манор-Кроссъ, и теб не слдуетъ расчитывать на это. Если вс вы передете туда, разумется, я долженъ отдать внаймы Кросс-Голлъ. Не думаю, чтобы я когда-нибудь выздоровлъ совсмъ отъ того поврежденя. которое нанесъ мн этотъ проклятый скотъ.

‘Твой Б.’

‘А на счетъ твоей будущей семьи, разумется, я не могу ничего сказать. Ты не можешь ожидать, чтобы я очень обрадовался. Однако, для чести нашей фамили, я надюсь, что относительно законности все обстоитъ благополучно ‘.

Въ этомъ была такая дерзость, которая чуть не свела съ ума будущаго отца. Онъ тотчасъ разорвалъ письмо въ клочки, чтобы готовъ былъ отвтъ, когда сестры попросятъ показать имъ письмо. Леди Сара знала, что онъ писалъ брату и спросила объ отвт.

— Разумется, онъ ничего мн не сказалъ, отвчалъ лордъ Джорджъ. Онъ совсмъ не похожъ на другихъ братьевъ.

— Могу я видть его письмо?

— Я уничтожилъ его. Его нельзя показать. Онъ не говоритъ, намренъ ли прхать въ будущемъ году или нтъ.

— Я не пошевелилась бы отсюда, если бы это зависло отъ меня, сказала леди Сара.— Никто не долженъ жить въ чужомъ дом пока иметъ свой собственный, и ужъ, конечно, не въ дом Бротертона.

Между тмъ переселене продолжалось, и въ начал юля маркиза опять поселилась въ своей комнат въ Манор-Кросс, а мистрисъ Тофъ снова стала распоряжаться.

Но что было длать съ Мери? Если бы Попенджой пользовался крпкимъ здоровьемъ, а Мери была такая же какъ два мсяца тому назадъ, маркиза и леди Сюзанна были бы не прочь, чтобы разлука продолжалась постоянно. По-крайней-мр, он не сдлали бы ничего, чтобы положить ей конецъ. Но теперь все такъ измнилось! Если этотъ Попенджой умретъ, а у Мери родится сынъ, то живи она постоянно съ этимъ противнымъ деканомъ, все-таки ея сынъ будетъ Попенджоемъ, и Джермены ничмъ не могутъ этому помшать. Какъ только маркизъ умретъ, фамильныя помстья вс перейдутъ къ нему! Ея положене длалось каждый день почетне. Вс въ Манор-Кросс, даже поваренокъ въ кухн, чувствовали, что ея достоинства неизмримо увеличились. Ея сынъ теперь непремнно долженъ родиться въ Манор-Кросс, хотя домъ декана годился бы, если бы настоящй Попенджой былъ крпкаго здоровья. Что-нибудь надо было сдлать. Маркиз сдлалось ясно, что Мери надо опять взять въ милость — даже намекнула, что ее не слдуетъ приглашать шить рубашки и юбки — если бы только ее можно было разлучить съ зловреднымъ деканомъ. Она сказала объ этомъ сыну, который объявилъ, что Мери ничто не разлучитъ съ отцомъ.

— Не думаю, чтобы я могла принять его посл того, что онъ сдлалъ съ Бротертономъ, сказала маркиза, залившись слезами.

Въ Манор-Кросс происходили большя совщаня, въ которыхъ понадобилось все благоразуме леди Сары и леди Сюзанны и услужливость Алисы Гольденофъ. Леди Сара съ самаго начала послднихъ непрятностей, была лучшимъ другомъ Мери, хотя ни она ни деканъ не знали объ этомъ. Она вполн поняла весь ужасъ обвиненя, сдланнаго маркизомъ, и въ душ оправдала декана. Хотя она была сурова, однако она была очень справедлива. Она не думала, чтобы Мери сдлала что-нибудь дурное, кром того, что вальсировала, когда мужъ этого не хотлъ. Для леди Сары вальсъ былъ танцемъ гнуснымъ, и неповиновене законной власти также было гнусно. Но Мери повезли въ Лондонъ, подвергнули искушеню, а она была очень молода. Леди Сара знала, что ея собственная жизнь безцвтна, и была этимъ довольна. Но она, могла понять, что женщинамъ въ другомъ положени не можетъ нравиться безцвтная жизнь. Она знала Аделаиду Гаутонъ и свою невстку, и была убждена, что братъ ея сдлалъ хорошй выборъ, и для нея всякая разлука между тми, кого соединилъ Господь, была ужасна и нечестива. Леди Сюзанна говорила громче и не такъ справедливо. Она не думала, чтобы Мери сдлала что-нибудь заслуживающее изгнаня изъ семьи, но находила, что ея возвращене должно быть сопровождаемо раскаянемъ. Мери поступила съ нею дерзко и она не хотла простить. Леди Алиса не имла никакого мння объ этомъ, и не могла сказать ничего, но она была бы рада, если бы своими услугами могла облегчить дло.

— Говоритъ она о немъ? спросила леди Сюзанна.

— Со мною, нтъ, я думаю, она не сметъ. Но когда онъ прзжаетъ, она съ восторгомъ видится съ нимъ.

— Онъ не былъ тамъ десять дней, замтила леди Сара.

— Не думаю, чтобы онъ опять туда похалъ?— разв затмъ, чтобы привезти ее сюда, сказала леди Сюзанна.— Я не вижу, какимъ образомъ онъ можетъ туда здить, когда она его не слушаетъ. Никогда не слыхала ни о чемъ подобномъ! Зачмъ она вздумала жить съ отцомъ, когда она его жена? Я со всмъ не могу этого понять.

— Она была разсержена, сказала леди Сара.

— Чмъ? Я ничего не знаю. Въ угождене ей Джорджъ нанялъ домъ въ Лондон, и жилъ тамъ противъ своего желаня.

— Весьма естественно, что она похала къ отцу на нсколько дней, но никто изъ насъ къ ней не похалъ.

— Зачмъ она прежде не прхала сюда? продолжала леди Сюзанна: — зачмъ она сама ршила куда подетъ, вмсто того, чтобы предоставить это мужу? Разумется, это сдлалъ деканъ. Какимъ образомъ мужъ можетъ позволять, чтобы его жена слушалась отца, а не его? Я нахожу, что Джорджъ былъ очень снисходителенъ.

— Ты не все слышала, сказала леди Сара.— А я не желаю разсказывать. Были сказаны такя вещи, которыя не слдовало говорить. Если ты примешь меня, Алиса, я поду въ Бротертонъ дня на два, а потомъ навщу ее.

Такимъ образомъ было ршено. Никому въ дом не было сообщено объ этомъ новомъ план. Леди Сюзанну съ трудомъ уговорили общать молчать. Разумется, объ отъзд леди Сары было сказано, и это одно уже возбудило большое удивлене, такъ какъ леди Сара очень рдко вызжала изъ дома. Маркиза расплакалась и сказала, что такимъ образомъ экипажъ будетъ занятъ на цлый день. Этой непрятности, однако, можно было избгнуть, такъ какъ у леди Алисы былъ свой экипажъ.

— Право я не знаю кто присмотритъ за мистрисъ Гринъ, сказала маркиза.

Мистрисъ Гринъ была девяностолтняи старуха, котррая жила благотворительностью Джерменовъ и была посщаема почти ежедневно леди Сарой. Но леди Амеля общала присмотрть за мистрисъ Гринъ.

— Разумется, я не значу ничего, сказала маркиза.

Мистрисъ Тофъ и вс знавше эту семью были уврены, что маркиза обрадуется временному освобожденю отъ вляня своей старшей дочери.

Сестры лорда Джорджа не по его желаню не посщали его жену. Онъ выражалъ большой гнвъ на декана за то, что онъ держитъ Мери въ Бротертон, и не разъ упоминалъ, что никогда не будетъ съ и имъ больше говорить. Онъ не просилъ сестеръ хать туда, но и не запрещалъ имъ этого. Иногда онъ даже негодовалъ на нихъ за обращене съ его женой, а потомъ опять говорилъ себ, что он не могутъ хать къ декану посл того, что онъ сдлалъ. Теперь, когда онъ услыхалъ, что его старшая сестра детъ въ Бротертонъ, онъ не сказалъ ни слова.

Въ день своего прзда леди Сара одна постучалась въ дверь декана. До-сихъ-поръ нога ея не была въ этомъ дом. До женитьбы брата она мало знала декана, и визиты, которые длала ея семья, рдко доставались на ея долю. Ей были почти незнакомы бротертонскя улицы, такъ мало оставляла она сферу своихъ обязанностей. Въ передней, у дверей кабинета, она встртила декана. Онъ такъ удивился, что не зналъ какъ привтствовать ее.

— Я прхала къ Мери, рзко сказала леди Сара.

— Лучше поздно чмъ никогда, отвчалъ деканъ съ улыбкой.

— Надюсь, очень торжественно сказала леди Сара:— надюсь, что и не сдлала ничего такого чего не слдовало длать. Могу я видть ее?

— Разумется, вы можете ее видть. Она очень обрадуется. Вашъ экипажъ здсь?

— Я остановилась у сестры. Могу я пойти наверхъ?

Мери была въ саду и леди Сара оставалась одна на нсколько минутъ въ гостиной. Разумется, она думала, что въ это время отецъ совщается съ дочерью, но деканъ даже не видалъ своей дочери. Онъ самъ желалъ поскоре прекратить ссору, только бы первый шагъ къ примиреню сдлала другая сторона. Мери, войдя въ комнату, почти испугалась, потому что боялась леди Сару больше всхъ.

— Я прхала поздравить васъ, сказала леди Сара, протянувъ руку.

‘Лучше поздно чмъ никогда,’ только подумала Мери, до не сказала этого какъ отецъ.

— Благодарю, проговорила она очень тихимъ голосомъ,— Прхалъ еще кто-нибудь?

— Нтъ, больше никто. Я у Алисы, и такъ какъ я желаю сказать очень многое, то я и пришла одна. О, Мери, милая Мери, не грустно ли это?

Мери нисколько не расположена была уступать и сознаваться, что это грустное состояне отчасти было ея виной, но она вспомнила въ эту минуту, что леди Сара никогда не называла се прежде ‘милой’.

— Вы разв не желаете вернуться къ Джорджу?

— Конечно желаю. Какъ я могу не желать этого?

— Зачмъ же вы не возвращаетесь къ нему.

— Пусть онъ прдетъ за мною и примирится съ папашей. Онъ общалъ прхать сюда погостить. Онъ здоровъ, Сара?

— Здоровъ.

— Передайте ему мою любовь. Скажите ему, что несмотря ни на что, я люблю его больше всхъ на свт.

— Я въ этомъ убждена.

— Конечно больше всхъ. Я была бы теперь такъ счастлива, если бы онъ прхалъ ко мн.

— Вы можете похать къ нему. Я отвезу васъ если вы хотите.

— Вы не понимаете, сказала Мери.

— Чего я не понимаю?

— На счетъ папаши.

— Разв онъ не пуститъ васъ къ мужу?

— Я полагаю, что онъ пуститъ меня, но если я уду, что будетъ съ нимъ?

Леди Сара, дйствительно, этого не поняла.

— Когда онъ выдалъ васъ замужъ, сказала она:— онъ долженъ былъ знать, что вы будете жить съ вашимъ мужемъ. Отецъ не можетъ ожидать, чтобы замужняя дочь жила съ нимъ.

— Но онъ надется бывать у ней. Если я поду въ Манор-Кроссъ, папа не можетъ даже прзжать ко мн.

— Мн кажется онъ можетъ.

— Вы не знаете папашу если думаете, что онъ подетъ въ такой домъ, гд его нехорошо будутъ принимать. Вы думаете, что если онъ прибилъ маркиза, то съ нимъ не слдуетъ и говорить. А я люблю его за это еще больше. Онъ сдлалъ это для меня. Онъ защищалъ меня и Джорджа. Я не сдлала ничего дурного. А никто изъ васъ не былъ у меня съ-тхъ-поръ, какъ я прхала изъ Лондона, а теперь даже и Джорджъ не прзжаетъ ко мн.

— Мы вс были бы къ вамъ ласковы, если бы вы прежде прхали къ намъ.

— Да, а тогда меня совсмъ не пустили бы сюда. Пусть Джорджъ прдетъ сюда погостить хоть на два дня и будетъ ласковъ къ папаш, а потомъ я поду съ нимъ въ Манор-Кроссъ.

Леди Сару очень удивили мужество и настойчивость молодой жены. Двочка сдлалась женщиной и очень измнялась по наружности. Она казалась старше, но и прелестне прежняго, одта не богато, но изящно и казалась женщиной знатнаго рода. Леди Сара, никогда не перемнявшая ни цвта, ни матерала своей коричневой утренней блузы, съ удовольствемъ смотрла на свою невстку, и говорила себ, что если когда-нибудь этой женщин судьба опредлитъ сдлаться маркизой Бротертонской, то она не посрамитъ этого званя.

— Надюсь, вы понимаете, что мы вс очень безпокоимся о васъ, сказала она.

— Я не знаю.

— Вдь вашъ ребенокъ будетъ Джерменъ.

— Ахъ! да, поэтому. Вы не можете думать, что я счастлива безъ Джорджа. Я желаю съ утра до вечера, чтобы онъ прхалъ ко мн. Но посл всего, что случилось, я должна длать то, что посовтуетъ папа. Если я позволю теперь увезти себя одну въ Манор-Кроссъ, вы вс будете чувствовать, что я прощена. Разв это неправда?

— Васъ примутъ хорошо.

— И Сюзанна проститъ мн, и ваша мать. А я буду походить на двочку, которая была наказана и должна долго помнить, что вела себя нехорошо. Я не хочу, чтобы меня прощалъ кто-нибудь кром Джорджа, а ему не въ чемъ меня прощать. Вы вс будете считать меня негодной, когда я буду жить съ вами, потому что я живу не по вашему.

— Мы не будемъ считать васъ негодной, Мери.

— Будете. Вы и прежде считали меня негодной.

— Разв вы не врите, что мы любимъ васъ, Мери?

Она подумала, а потомъ отвтила прямо:

— Нтъ, не думаю. Джорджъ любитъ меня. О! я надюсь, что онъ любитъ меня!

— Въ этомъ вы можете быть уврены совершенно. И я васъ люблю.

— Да, какъ любите всхъ, потому что такъ предписываетъ Библя. Этого недостаточно.

— Я буду любить васъ какъ сестра, Мери, если вы вернетесь къ намъ.

Ей было прятно, что ее просили. Она очень желала вернуться къ мужу. Ей такъ хотлось говорить съ нимъ о ея новыхъ надеждахъ. Въ голос леди Сары, былъ какой-то тонъ, котораго прежде не было, и который произвелъ свое дйстве. Мери охотно общала бы, если бы только сдлали малйшую уступку, которая показала бы, что ни она, ни ея отецъ не провинились ни въ чемъ. Она чувствовала, что ея мужъ долженъ помнить, что она съ своей стороны не обвиняла сто. Она не сказала никому о письм мистрисъ Гаутонъ. Она была слишкомъ горда, чтобы хоть малйшимъ намекомъ показать, что и она также была обижена. Но онъ наврно это помнитъ.

— Я желала бы похать, сказала она.

— Такъ позжайте со мною завтра.

Леди Сара прхала только по этому длу, и если оно кончится, то ей не для чего было оставаться доле въ Бротертон.

— Прдетъ сюда Джорджъ на одну ночь?

— Конечно, Мери, вы не станете длать условй съ вашимъ мужемъ?

— Но папа!

— Вашъ отецъ наврно только заботится о вашемъ счасти.

— Поэтому я должна заботиться о счасти его. Я не поду, не спросивъ его.

— Спросите же, и приходите завтра къ Алис видться со мной. И скажите вашему отцу, что васъ примутъ со всей любовью.

Когда леди Сара ушла. Мери тотчасъ посовтовалась съ отцомъ.

— Разумется, ты можешь хать, если хочешь, душечка.

— А вы!

— Обо мн не заботься. Я думаю только, о теб. Теперь он будутъ обращаться съ тобою совсмъ иначе, когда думаютъ, что ты будешь матерью наслдника.

— Отвезете вы меня и останетесь тамъ ночевать?

— Не думаю, чтобы я могъ это сдлать. Меня не приглашали.

— Но если васъ пригласятъ?

— Я не могу объ этомъ просить. Сказать теб по правд, я вовсе не желаю быть въ Манор-Кросс. Тамъ постоянно будутъ думать о камин, въ который упалъ маркизъ.

Затруднене было очень велико, и Мери не знала какъ ей выпутаться изъ него. Она не пошла къ Гольденофамъ, но написала очень коротенькую записочку леди Сар, прося передать Джорджу, чтобы онъ прхалъ поговорить съ нею.

Глава XLVII.
Этотъ молодой человкъ.

Чрезъ два дня посл этого, лордъ Джорджъ прхалъ къ декану, но остался только нсколько минутъ и ничего не говорилъ о возвращени Мери въ Манор-Кроссъ. Онъ былъ очень взволнованъ и показалъ жен письмо, которое было причиною его волненя. Письмо было отъ его брата, и какъ вс письма маркиза, очень коротко.

‘Я думаю, что теб лучше прхать повидаться со мною. Я не совсмъ здоровъ. Б’

— Ты думаешь, что онъ серозно боленъ, Джорджъ.

— Онъ не сталъ бы писать, если бы не былъ дйствительно боленъ. Онъ еще не оправился отъ послдствй этого… несчастнаго приключеня.

Тутъ Мери пришло въ голову, что если маркизъ умретъ и Попенджой умретъ, она тотчасъ сдлается маркизой Бротертонской, и тогда будутъ говорить, что отецъ ея убилъ лорда для того, чтобы доставить ей титулъ. Въ этомъ было что-то до такой степени ужасное, что она задрожала при мысли объ этомъ.

— О, Джорджъ!

— Это очень… очень грустно.

— Онъ самъ былъ виноватъ, не такъ ли? Я отдала бы все на свт, чтобы онъ выздоровлъ, но онъ самъ виноватъ.

Лордъ Джорджъ молчалъ.

— О, Джорджъ, милый Джорджъ, признайся въ этомъ. Вдь это правда? Вдь ты думаешь это? Могъ ли папа стоять и слушать, какъ онъ меня называетъ такими именами? Могъ ли бы ты сдлать это?

— Человка не слдуетъ убивать за сердитое слово.

— Папа не имлъ намреня убивать его!

— Я никогда не могу примириться съ человкомъ, который лишилъ жизни моего брата.

— Такъ ты твоего брата любишь больше чмъ меня.

— Ты и твой отецъ не одно и тоже.

— Но я всегда буду за одно съ папашей. Онъ сдлалъ это для меня и для тебя. Если его посадятъ въ тюрьму, я пойду съ нимъ. Джорджъ, скажи правду.

— Я всегда говорю правду, отвтилъ онъ сердито.

— Не поступилъ ли онъ какъ слдуетъ, защищая имя дочери? Теперь я не оставлю его никогда, никогда. Если вс будутъ противъ него, я никогда его не оставлю.

Ничего хорошаго не вышло изъ этого свиданя. Весь успхъ, котораго достигла леди Сара, былъ совершенно уничтоженъ сочувствемъ мужа къ ушибенному брату. Мери говорила себ, что если должна быть ссора продолжительная, то, конечно, она никогда не будетъ счастлива опять, но что она никогда не броситъ своего отца. Ахъ! что случится, если этотъ человкъ умретъ? Достигала ли когда-нибудь женщина высокаго званя такимъ несчастнымъ образомъ? Въ смятени своихъ чувствъ она разсказала отцу все и была удивлена его спокойствемъ.

— Можетъ быть это и случится, сказалъ онъ:— и если это такъ, то будутъ большя неудобства.

— Неудобства, папа?

— Будетъ слдстве коронера, а можетъ быть и процессъ. Но когда истина сдлается извстна, никаке присяжные въ Англи не осудятъ меня.

— Кто же обнаружитъ истину, папа?

Деканъ это зналъ, и ему было хорошо извстно, что никто не скажетъ истину въ его защиту, и въ такомъ вид, чтобы присяжные имли право счесть это достаточнымъ диказательстволъ. Вроятнымъ результатомъ будетъ приговоръ объ убйств съ наказанемъ по усмотрню предсдателя суда. Но деканъ не желалъ этимъ объясненемъ увеличить безпокойство своей дочери.

— Очень можетъ быть, что этотъ несчастный человкъ умираетъ. Здоровье у него плохое. Какимъ образомъ здоровье такого человка можетъ быть хорошо? Но если бы онъ такъ ушибся, что изъ этого могла произойти смерть, докторъ примтилъ бы это давно. Можетъ быть онъ умираетъ, но не отъ того, что я сдлалъ ему.

Деканъ былъ встревоженъ, но все-таки помнилъ, что если этотъ человкъ умретъ, то между его дочерью и титуломъ будетъ только жизнь маленькаго Попенджоя.

Лордъ Джорджъ поспшилъ въ Лондонъ и взялъ себ комнату въ гостиниц въ Джерминской улиц. Онъ не хотлъ остановиться въ Скумбергской гостиниц, такъ какъ не желалъ вмшиваться въ частную жизнь своего брата. Когда онъ зашелъ къ нему, ему сказали, что братъ приметъ его въ три часа на слдующй день. Онъ разспросилъ мистрисъ Вокеръ о здоровь своего брата. Мистрисъ Вокеръ ничего объ этомъ не знала, кром того, что маркизъ лежалъ въ постели большую часть времени, и что докторъ Полбоди прзжалъ каждый день. Лордъ Джорджъ пообдалъ въ клуб бараниной съ полбутылкой хереса, и нашелъ, что ему ужасно скучно. Что будетъ онъ длать? Куда онъ пойдетъ? Онъ пошелъ по Пикадилли къ старому дому на Бервелейскомъ сквер.

Конечно, ему очень надола женщина жившая тамъ. Онъ допросилъ себя и увидалъ, что ни капельки ею не интересуется. Онъ признался себ, что она кокетка, притворщица и лгунья. А между тмъ, онъ шелъ къ ней. Она будетъ нжна къ нему и станетъ ему льстить.

Его провели въ гостиную и тамъ онъ нашелъ Джека Де-Барона, Августу Мильдмей и Гаутона, крпко спавшаго. Хозяина разбудили, чтобы привтствовать гостя, но онъ скоро опять заснулъ. Де-Баронъ и Августа Мильдмей играли въ бильярдъ — или любезничали — въ задней гостиной и сказавъ нсколько словъ лорду Джорджу, вернулись къ игр.

— Боленъ онъ? сказала мистрисъ Гаутонъ: — я полагаю, онъ не оправился еще отъ этого ужаснаго удара.

— Я еще его не видлъ, но мн сказали, что докторъ Полбоди бываетъ у него.

— Какая трагедя — ну что если что-нибудь случится! Она вдь ухала?

— Не знаю. Я не спрашивалъ.

— Кажется ухала и увезла ребенка съ собою, жалкую крошечную штучку. Я посылала Гаутона узнать и онъ видлъ ребенка. Я слышала отъ моего отца, что мы можемъ поздравить васъ.

Обстоятельства такъ грустны, что теперь не до поздравленй.

— Это ужасно, не правда ли? А Мери у отца?

— Да, у него.

— Хорошо ли это?

— Я ничего не нахожу хорошаго, сказалъ онъ угрюмо.

— Не поссорилась ли она съ вами, Джорджъ?

Когда она назвала его по имени, онъ оглянулся на спящаго мужа. Онъ былъ убжденъ, что Гаутону было-бы непрятно слышать, что его жена называетъ его Джорджемъ.

— Онъ спитъ, какъ сурокъ, сказала мистрисъ Гаутонъ тихимъ голосомъ.

Она сидла рядомъ съ лордомъ Джорджемъ, а кресло Гаутона стояло довольно далеко. Изъ другой комнаты время отъ времени слышался стукъ шаровъ и непрерывный говоръ голосовъ.

— Если вы разстались съ нею навсегда, мн кажется вы должны сказать мн.

— Я видлъ ее сегодня, когда прозжалъ чрезъ Бротертонъ.

— Но она не детъ въ Манор-Кроссъ?

— Она живетъ у отца съ самаго отъзда изъ Лондона.

Разумется, эта женщина знала о ссор, происходившей въ Лондон. Разумется, ей было извстно, что леди Джорджъ похала къ отцу, вопреки желаню мужа. Разумется, она знала вс подробности каппа-каппы. Она была убждена, что Мери влюблена въ Джека Де-Барона и находила это вполн естественнымъ.

— Она никогда не понимала васъ, такъ какъ я поняла бы, Джорджъ, шепнула она.

Лордъ Джорджъ опять посмотрлъ на спящаго, который заворчалъ и пошевелился.

— Онъ не услышитъ пистолетнаго выстрла.

— Неужели не услышу? спросилъ спящй, сгоняя мухъ съ носа.

Лордъ Джорджъ пожаллъ, зачмъ онъ теперь не въ клуб.

— Выйдемте на балконъ, сказала мистрисъ Гаутонъ.

Она пошла впередъ и лордъ Джорджъ былъ принуждена слдовать за нею. Балконъ былъ весь уставленъ густыми растенями, такъ что съ улицы ничего не было видно.

— Онъ никогда не знаетъ, о чемъ говорятъ.

Говоря это, она подошла ближе къ своему гостю.

— По-крайней-мр ему надо отдать честь въ томъ, что онъ никогда не безпокоитъ ревностью ни себя, ни меня.

— Мн было бы очень жаль подать ему поводъ, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Что это вы говорите? Разв вы не подавали ему повода?

Наступило молчане.

— Вы любите меня, Джорджъ?

Прелестный лунный свтъ пробивался сквозь зелень, отъ тропическихъ растенй распространялся нжный запахъ, а садъ на- сквер казался таинственно хорошъ при лунномъ сяни. Лордъ Джорджъ стоялъ молча. Онъ собирался съ мужествомъ для большого усиля.

— Скажите, что вы любите меня. Посл всего, что случилось, вы должны любить меня.

Онъ все молчалъ.

— Джорджъ, что же вы не говорите.

— Я сейчасъ скажу вамъ…

— Ну, серъ!

— Я васъ не люблю.

— Что! Вы насмхаетесь надо мной. Вы составили противъ меня какой-нибудь планъ или заговоръ.

— Я ничего не составлялъ. Лучше сказать правду. Я люблю мою жену.

— Любите ее! Да, какъ куклу или хорошенькую игрушку. Я тоже ее любила, пока она не забрала въ свою глупую голову поссориться со мной. Я не стану завидовать такой любви. Она ребенокъ.

Лорду Джорджу въ эту минуту, пришло въ голову, что у его жены воля не ребяческая.

— Вы ее не знаете, сказалъ онъ.

— И вы говорите мн въ глаза, что не любите меня! Зачмъ же вы такъ часто клялись мн въ любви?

Онъ совсмъ не часто въ этомъ клялся. Онъ совсмъ не клялся въ этомъ съ тхъ поръ, какъ она отказала ему.

— Такъ вы признаетесь въ вроломств? спросила она.

— Я вренъ моей жен.

— Вашей жен! Такъ этимъ все и кончится?

— Да, мистрисъ Гаутонъ, лучше этимъ кончить все.

— Такъ зачмъ же вы пришли сюда? Зачмъ вы здсь теперь?

Она не ожидала отъ него такого мужества, и теперь онъ поднялся въ ея мнни выше прежняго.

— Какъ вы смете приходить въ этотъ домъ?

— Можетъ быть мн не слдовало бы приходить.

— И я ничего для васъ не значу? спросила она жалобнымъ тономъ.— И посл всхъ этихъ сценъ въ Манор-Кросс вы можете равнодушно думать обо мн?

Сценъ никакихъ не было, и онъ покачалъ головою, отрицая ихъ.

— Такъ уходите!

Какъ ему уйти? Долженъ ли онъ разбудить Гаутона? Долженъ ли помшать той нжной нарочк? Долженъ ли проститься съ Аделаидой?

— Останьтесь, прибавила она: — возьмите ваши слова назадъ — возьмите ихъ назадъ, и не извиняйтесь, все будетъ забыто.

Потомъ она схватила его за руку и заглянула ему въ глаза. Гаутонъ тревожно завертлся на кресл и громко кашлянулъ.

— Онъ опять заснетъ чрезъ три минуты, сказала мистрисъ Гаутонъ.

Лордъ Джорджъ молчалъ и она молчала, смотря на него. Онъ внятно слышалъ нсколько словъ изъ задней гостиной.

— Вы согласны, Джекъ, не правда ли, милый Джекъ?

Даже ему все это показалось смшно.

— Мн лучше уйти, сказалъ онъ.

— Уходите!

— Прощайте, мистрисъ Гаутонъ.

— Я не хочу съ вами прощаться. Я никогда не буду съ вами говорить. Вы не стоите, чтобы съ вами говорить. Вы фальшивый человкъ. Я знала, что мужчины могутъ быть фальшивы, но не до такой степени, какъ вы. Даже у этого молодого человка есть сердце. Онъ любитъ вашу… милую. жену, и останется вренъ своей любви.

Въ ея злыхъ словахъ было что-то дьявольское. Онъ вздрогнулъ, какъ отъ удара кинжаломъ и бросился за своей шляпой.

— Эй, Джерменъ, вы уходите, сказалъ хозяинъ, проснувшись на минуту.

— Да, ухожу. Гд это я оставилъ мою шляпу?

— Вы положили ее на фортепьяны, сказала мистрисъ Гаутонъ самымъ кроткимъ голосомъ, стоя въ дверяхъ балкона.

Лордъ Джорджъ схватилъ свою шляпу и ушелъ.

— Какой это глупый человкъ, сказала она, входя въ комнату.

— Очень добрый человкъ, сказалъ мистеръ Гаутонъ.

— Настоящй джентльменъ, прибавилъ Джекъ Де-Баронъ.

Джекъ очень хорошо зналъ въ чемъ дло, и могъ угадать, что случилось.

— Я въ этомъ не уврена, сказала Аделаида.— Будь онъ настоящй джентльменъ, какъ вы говорите, онъ не боялся бы своего старшаго брата. Онъ теперь прхалъ въ Лондонъ только потому, что Бротертонъ позвалъ его, а когда пришелъ въ Скумбергскую гостиницу, маркизъ не хотлъ его принять. Онъ такой же какъ сестры, жеманный, аккуратный и робкй.

— Онъ сказалъ теб что-нибудь непрятное, замтилъ ей мужъ: а то ты не говорила бы о немъ такимъ образомъ.

Она сказала ему непрятное. Вернувшись въ клубъ, онъ повторялъ себ ея послдня слова. ‘Онъ любитъ вашу милую жену’. Въ какя непрятности ввело намрене декана, чтобъ дочь его жила въ Лондон! Ему говорили со всхъ сторонъ, что этотъ человкъ влюбленъ въ его жену, и онъ зналъ, у него было столько доказательствъ на это, что его жен нравится этотъ человкъ. А теперь онъ разлучился съ женой, и почему онъ знаетъ, можетъ быть этотъ негодяй иметъ возможность видться съ нею. Конечно, жена вернется къ нему, если онъ согласится взять ее на ея условяхъ. Она, будетъ опять принадлежать ему, если онъ вполн примирится съ деканомъ. Но это значило бы опять позволить декану водить себя на помочахъ. Деканъ былъ твердъ, повелителенъ и богатъ. Но все лучше, чмъ лишиться жены. Хотя онъ считалъ ее виновной, она была прелестна. Голосъ ея былъ для него музыкой, прикосновене — наслажденемъ. Даже въ вещахъ, которыя она носила, была какая-то свжесть, дйствовавшая на его чувства. Въ красот ея была такая миловидность, которая длала ее еще прелестне у себя дома, чмъ на балахъ и вечерахъ. И вс находили, что въ Лондон не было никого лучше ея въ этомъ сезон. А теперь она сдлается матерью его ребенка. Онъ былъ страстно влюбленъ въ свою жену. А между тмъ ему сказали, что ‘въ его милую жену влюбленъ Джекъ Де-Баронъ’.

Глава XLVIII.
Маркизъ длаетъ пpедложене.

Слдующее утро показалось очень скучнымъ лорду Джорджу, такъ какъ ему нечего было длать до трехъ часовъ. Онъ очень желалъ узнать дйствительно ли его невстка ухала изъ Лондона, но не имлъ на это возможности. Онъ не могъ спросить мистрисъ Вокеръ, и чувствовалъ, что будетъ трудно спросить даже брата. Онъ сознавалъ, что братъ дурно поступалъ съ нимъ и ршился не показывать излишней вжливости, если только братъ боленъ неопасно. А особенно будетъ онъ избгать всякихъ разспросовъ о его неродившемся ребенк. Онъ позавтракалъ въ клуб и ровно въ три часа явился въ Скумбергскую гостиницу.

Минутъ двадцать пробылъ онъ въ гостиной, расхаживая по комнат не въ дух, когда дверь отворилась и два лакея ввели подъ руки его брата. Лордъ Джорджъ сдлалъ нсколько вопросовъ, но не получилъ отвта. Маркизъ въ эту минуту такъ былъ занятъ собою и провожавшими его лакеями, что не могъ обращать вниманя на своего брата. Наконецъ онъ услся и посл нескончаемаго замедленя, лакеи ушли.

— Уфъ! произнесъ маркизъ.

— Съ удовольствемъ вижу, что ты по-крайней-мр можешь выходить изъ спальни, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Позволь мн сказать теб, что для твоего удовольствя потребно очень немного.

Начало не предвщало ничего хорошаго и продолжать разговоръ казалось трудно.

— Мн сказали вчера, что тебя лечитъ докторъ Полбоди.

— Онъ сейчасъ былъ здсь. Я не имю къ нему ни малйшей вры. Ваши лондонске доктора таке высокомрные ослы, что съ ними говорить нельзя. Оттого что они могутъ доставать больше денегъ, чмъ ихъ собраты въ другихъ странахъ, они думаютъ, что знаютъ все, а вс друге не знаютъ ничего. Англичане вс таковы во всемъ. Кентербурйскй епископъ величайшй изъ всхъ духовныхъ сановниковъ, оттого что у него доходъ самый большой, а лордъ канцлеръ величайшй юристъ.

Лордъ Джорджъ прхалъ въ Лондонъ не для того, чтобы слышать какъ бранятъ самыхъ знатныхъ сановниковъ его страны. Но это утшало его въ томъ отношени, что, по его мнню, умирающй не сталъ бы заниматься подобными вещами.

— Приглашалъ ты кого-нибудь другого, Бротертонъ?

— Довольно и одного. Но у меня былъ и другой. Какой-то Болтонъ — баронетъ онъ сказалъ мн, что я долженъ гулять въ Гайд-Парк не меньше мили каждый день. Когда я сказалъ ему, что не могу, онъ отвтилъ, что я не могу знать пока не попробую. Я далъ ему пятифунтовый билетъ, а онъ далъ мн сдачи три фунта девятнадцать шиллинговъ. Я за нимъ больше не. посылалъ.

— Сер-Джемсъ Болтонъ пользуется большой извстностью.

— Очень можетъ быть. Онъ наврно отрзалъ бы мн ногу, если бы я попросилъ его, и сдалъ бы мн два фунта восемнадцать шиллинговъ съ такимъ же равнодушемъ.

— Я полагаю, что теперь лучше твоей спин?

— Нтъ, ни крошечки. Все хуже и хуже.

— Что говоритъ докторъ Полбоди?

— Никто не можетъ понять. Онъ беретъ мои деньги очень безцеремонно. Велитъ мн сть бифстексъ и пить портвейнъ. Да я предпочту умереть. Я и сказалъ ему это, употребивъ выражене покрпче, а онъ такъ и вспрыгнулъ.

— Онъ не думаетъ, чтобы была опасность?

— Онъ ничего не знаетъ. Желалъ бы я находиться съ твоимъ тестюшкой наедин, да запастись парой заряженныхъ револьверовъ. Я распорядился бы получше его.

— Избави Богъ!

— Конечно, онъ не дастъ мн возможности на это. Онъ думаетъ, что выказалъ свое мужество, потому что силенъ какъ лошадь, а я называю это трусостью.

— Это зависитъ отъ того какъ это началось, Бротертонъ.

— Разумется, мы побранились. Всегда начинается такимъ образомъ.

— Ты должно быть вывелъ его изъ себя.

— Ужъ не принимаешь ли ты его сторону? А я думалъ, что ты разобралъ его и разошелся съ нимъ. Ты не можешь находить его джентльменомъ.

— Онъ очень щедрый человкъ.

— Такъ ты намренъ продать себя за деньги, нажитыя въ конюшняхъ его отцомъ?

— Я не продавалъ себя. Я уже цлый мсяцъ не сказалъ съ нимъ слова.

— Слышалъ, и поэтому позвалъ тебя. Вы теперь вс вернулись въ Манор-Кроосъ?

— Да, мы тамъ.

— Ты написалъ мн письмо, которымъ я остался недоволенъ. Но несмотря на это, я теб скажу, что ты можешь жить въ Манор-Кросс, если согласишься на мои условя.

— Какя условя?

— Ты можешь владть и домомъ и паркомъ, и Кросс-Гилломъ также, если обяжешься не пускать декана къ себ въ домъ, не бывать у него въ дом, и не говорить съ нимъ. Въ Манор-Кросс ты можешь распоряжаться какъ хочешь. Я буду жить за-границей или въ Лондон, если прду въ Англю. Полагаю, что это предложене выгодное, и не думаю, чтобы ты самъ очень любилъ этого человка.

Лордъ Джорджъ сидлъ совершенно молча, а маркизъ ждалъ отвта.

— Посл того что случилось, продолжалъ маркизъ:— ты не можешь ожидать, чтобы я желалъ угощать его въ моей столовой.

— Ты тоже самое говорилъ прежде о моей жен.

— Да, говорилъ, но человкъ можетъ разстаться съ тестемъ, а отъ жены ему освободиться не легко. Я никогда не видалъ твоей жены.

— И потому не можешь судить какова она.

— И нисколько не желаю знать. Мы съ тобою, Джорджъ, были не очень счастливы въ женитьб.

— Я счастливъ.

— Ты находишь. Видишь, я говорю откровенне о себ. Но теперь я говорю не о твоей жен. Отецъ твоей жены терзалъ меня съ тхъ поръ, какъ я сюда прхалъ, и ты долженъ ршить чью сторону ты принимаешь его или мою. Ты знаешь, что онъ сдлалъ и къ чему принудилъ тебя на счетъ Попенджоя. Ты знаешь каке слухи онъ распространялъ. Знаешь, что случилось въ этой комнат. Я надюсь, что ты совсмъ откажешься отъ него.

Лордъ Джорджъ уже отказался отъ декана. Онъ убдился, что чмъ меньше онъ будетъ имть дло съ деканомъ, тмъ лучше для него, но, конечно, не могъ дать общаня какого теперь требовали отъ него.

— Ты не хочешь общать мн этого? спросилъ маркизъ.

— Нтъ, не могу.

— Такъ, теб надо убираться изъ Манор-Кросса, сказалъ маркизъ, улыбаясь.

— Неужели ты выгонишь и матушку?

— Я полагаю ты будешь жить вмст съ матерью?

— На это надобности нтъ. Я буду платить теб за наемъ Кросс-Голла.

— Я не отдамъ внаймы Кросс-Голла прятелямъ декана.

— Ты не можешь выгнать матушку тотчасъ посл того какъ пустилъ туда.

— Выгонишь ее ты, а не я. Я сдлалъ теб очень щедрое предложене, сказалъ маркизъ.

— Я не желаю его принять, отвтилъ лордъ Джорджъ: — во всякомъ дом, гд я буду хозяиномъ, я самъ хочу судитъ о томъ, кто будетъ у меня принятъ и кто нтъ.

— Конечно, мы прежде всхъ пригласимъ въ гости бротертонскаго декана и капитана Де-Барона.

Это было до такой степени нестерпимо, что лордъ Джорджъ тотчасъ бросился къ двери.

— Ты увидишь, другъ мой, продолжалъ маркизъ:— что теб придется освободиться и отъ декада, и отъ его дочери.

Лордъ Джорджъ поклялся себ, что онъ никогда боле не будетъ у своего брата.

Онъ поспшно сходилъ съ лстницы, думая о своей жен, клянясь себ, что все это была клевета, и между тмъ сознаваясь, что такую всеобщую клевету должна была поразить ужасная неосторожность, когда на площадк его встртила мистрисъ Вокеръ въ своемъ лучшемъ шелковомъ плать.

— Могу я, милордъ, попросить васъ на два слова въ мою комнату?

Лордъ Джорджъ пошелъ за нею.

— Скажите, милордъ, что намъ длать съ маркизомъ?

— Какъ, что длать съ нимъ?

— Чтобы онъ ухалъ?

— Зачмъ ему узжать? Онъ, я полагаю, платитъ по счетамъ?

— О! да, по счетамъ платитъ. Въ этомъ нтъ никакого затрудненя, милордъ. Да видите, онъ каждую ночь вызжаетъ.

— Я думалъ, что онъ не выходитъ изъ своей комнаты.

— Каждую ночь вызжаетъ въ своей коляск, съ своимъ курьеромъ. Когда мы дали ему понять, что нельзя пускать сюда кого ни попало, мы думали, что онъ удетъ.

— Маркиза ухала?

— О, да, съ бдненькимъ мальчикомъ. И при нихъ было здсь нехорошо, а теперь… Я просила бы васъ сдлать что-нибудь, милордъ.

Лордъ Джорджъ могъ только уврить ее, что онъ не можетъ сдлать ничего. Онъ не имлъ власти надъ своимъ братомъ, и даже не имлъ намреня видться съ нимъ боле.

— Господи! сказала мистрисъ Воверъ:— ужъ какой же маркизъ смлый господинъ.

Все это было очень дурно. Лордъ Джорджъ узналъ, что маркиза и Попенджой ухали и могъ предположить, что разлука не была прятна. Братъ его, вроятно, скоро послдуетъ за ними. Но что будетъ длать онъ! Не могъ же онъ тащить мать и сестеръ обратно въ Кросс-Голлъ, куда уже перехалъ фермеръ Прайсъ. Слдуетъ ли ему слушаться подобной угрозы? Конечно, онъ не захочетъ жить въ дом брата вопреки его желанямъ, но какъ повиноваться приказанямъ подобнаго безумца.

Дохавъ до Бротертона, онъ опять отправился къ декану и былъ очень радъ, заставъ свою жену безъ отца. Онъ еще не желалъ возобновлять дружескихъ сношенй съ деканомъ, хотя отказался дать общане поссориться съ нимъ. Онъ все считалъ своей обязанностью увезти жену отъ отца, и заставить ее искупить клеветы относительно Де-Барона отшельнической жизнью. Мери, все это время, очень безпокоилась о маркиз.

— Каковъ онъ, Джорджъ? спросила она тотчасъ.

— Право не знаю. Я думаю, что онъ помшался.

— Помшался?

— Онъ ведетъ гадкую жизнь.

— Но его спина? Я боюсь, что папа такъ этимъ огорченъ? Онъ ничего но говоритъ, но, я знаю, что онъ огорченъ.

— Можешь сказать твоему отцу отъ меня, что насколько я могу судить, его болзнь, если онъ боленъ, не иметъ къ этому никакого отношеня.

— О, Джорджъ, какъ ты обрадовалъ меня!

— Я желалъ бы обрадовать себя. Я иногда думаю, что намъ лучше жить за границей.

— За границей! намъ?

— Да. Я полагаю ты подешь со мной?

— Разумется, поду. Но твоя мать?

— Я знаю, что будетъ много затрудненй.

Онъ не могъ сказать ей объ угроз брата на счетъ, дома, и не могъ посл этой угрозы звать ее въ Манор-Кроссъ. Такъ какъ не о чемъ было больше говорить, онъ оставилъ свою жену и отправился въ тотъ домъ, который ему опять запретили называть своимъ.

Но сестр онъ разсказалъ все.

— Я боялась, сказала она: — что мы сдлаемъ дурно перехавъ сюда.

— Теперь нтъ никакой пользы возвращаться къ этому.

— Ни малйшей. Что намъ длать? У мамаши сердце разорвется, если ее выгонятъ опять.

— Мн кажется намъ надо спросить мистера Нокса.

— Это безрасудно — чудовищно! Мистеръ Прайсъ перевезъ всю свою мебель въ Кросс-Голлъ! Ужасно, что одинъ человкъ можетъ длать столько зла.

— Я не могъ дать общаня разойтись съ деканомъ, Сара.

— Конечно. Онъ поступилъ очень скверно, требуя этого отъ тебя. Разумется, ты не скажешь мамаш.

— Теперь не скажу.

— Я не обратила бы на это никакого вниманя. Если онъ хочетъ выгнать насъ, пусть напишетъ теб или пришлетъ мистера Нокса. Вызжаетъ каждую ночь! Что онъ длаетъ?

Лордъ Джорджъ покачалъ головой.

— Не думаю, чтобы онъ бывалъ въ обществ.

Лордъ Джорджъ могъ опять только покачать головой. Вдь общество бываетъ разное.,

— Говорятъ, будто онъ собирается къ мистеру Де-Барону въ август.

— Я тоже слышалъ объ этомъ. Я не знаю, подетъ ли онъ теперь. Видя, какъ его вели подъ руки два лакея, ты подумала бы, что онъ пошевелиться не можетъ.

— Но вдь теб сказали, что онъ вызжаетъ каждую ночь.

— Я не сомнваюсь, что это справедливо.

— Совсмъ ничего не понимаю, сказала леди Сара.— Что онъ можетъ выиграть притворствомъ? Итакъ они поссорились?

— Я пересказываю теб то, что мн сказала эта женщина.

— И маркиза ухала и взяла Попенджоя? Говорилъ онъ что-нибудь о Попенджо?

— Ни слова, отвчалъ лордъ Джорджъ.

— Очень можетъ, быть, что деканъ былъ правъ во всемъ. Какой ужасный вредъ можетъ сдлать человкъ, когда отброситъ отъ себя всякую идею объ обязанности! Будь я на твоемъ мст, Джорджъ, я поступала бы такъ, какъ будто совсмъ не видлась съ нимъ.

Къ этому ршеню пришелъ и лордъ Джорджъ, но оно скоро поколебалось письмомъ отъ Нокса.

‘Я думаю, что если вы подете въ Лондонъ и увидитесь съ вашимъ братомъ, это будетъ имть хорошя послдствя’, писалъ Ноксъ.

Въ письм Нокса вообще не заключалось ничего другого, кром просьбы, чтобы лордъ Джорджъ опять похалъ въ маркизу. Посовтовавшись съ сестрой, лордъ Джорджъ на эту просьбу далъ положительный отказъ.

‘Любезный мистеръ Ноксъ,’ отвтилъ онъ: ‘Я видлъ моего брата не боле недли тому назадъ, и свидане было такъ неудовлетворительно во всхъ отношеняхъ, что я не желаю повторять его. Если онъ желаетъ сказать мн что-нибудь на счетъ дома, ему лучше передать это чрезъ васъ. Впрочемъ, моему брату слдуетъ сказать, что хотя я могу подвергаться его капризамъ, мы не можемъ допустить, чтобы они тревожили мою мать.

‘Преданный вамъ

‘ Джорджъ Джерменъ‘.

Въ конц другой недли Ноксъ прхалъ самъ. Маркизъ соглашался, чтобы его мать и сестры жили въ Манор-Кросс. Но такъ какъ братъ оскорбилъ его — такъ говорилъ онъ — то онъ настаиваетъ, что лордъ Джорджъ долженъ оставить его домъ. Если это приказане не будетъ исполнено, то онъ тотчасъ прикажетъ отдать домъ внаймы. Ноксъ прибавилъ, что долженъ отвезти маркизу окончательный отвтъ.

— Когда люди отъ меня зависятъ, я хочу, чтобы они зависли отъ меня вполн, сказалъ маркизъ.

Посл продолжительнаго совщаня, на которое была допущена леди Сюзанна, такъ важно казалось это обстоятельство, нашли необходимымъ разсказать все матери. Слдовало сдлать что-нибудь. Или они вс должны перехать, или одинъ лордъ Джорджъ. Кросс-Голлъ былъ занятъ Прайсомъ, который собирался жениться. Съ Прайсомъ былъ сдланъ контрактъ, который подписала сама маркиза.

Лордъ Джорджъ настаивалъ, чтобы мать и сестры остались въ большомъ дом, а самъ онъ собирался поселиться въ какомъ-нибудь жалкомъ уголку.

Маркиз сказали. Она никакъ не могла этого понять, и думала, что ея младшй сынъ оказалъ неуважене старшему брату. И во всемъ этомъ былъ виноватъ гадкй деканъ! И Мери должно быть вела себя очень дурно, а то Бротертонъ не отнесся бы къ ней такъ строго!

— Мама, сказала леди Сара, выведенная изъ терпня: вы не должны думать такимъ образомъ. Джорджъ былъ предань вамъ всю жизнь, а Мери не сдлала ничего. Но всемъ виноватъ Бротертонъ. Когда же поступалъ онъ хорошо? Если мы должны терпть, то, по-крайней-мр, будемъ говорить правду на счетъ этого.

Маркиза слегла въ постель и не вставала дня два.

Наконецъ деканъ услыхалъ объ этомъ, сначала отъ леди Алисы, а потомъ отъ леди Сары, которая прхала съ этимъ извстемъ къ леди Джорджъ. Онъ написалъ къ своему зятю слдующее письмо:

‘Любезный Джорджъ,— я думаю, что вашъ братъ не въ своемъ ум. Я всегда думалъ это. Съ тхъ поръ, какъ я имю удовольстве знать васъ, особенно же когда вступилъ съ вами въ родство, маркизъ былъ причиною всхъ вашихъ непрятностей. Надо сожалть, что вы перехали въ Манор-Кроссъ, потому что нравъ вашего брата такой измнчивый, а причины, руководящя имъ, такя нехристанскя!

‘Мн кажется я теперь понимаю ваше положене, и скажу только, что когда вы не будете жить въ Лондон, то я надюсь, вы будете считать вашимъ домомъ мой домъ. Въ Лондон у васъ есть свой домъ, а у меня вы будете недалеко отъ вашей матери и сестеръ. Все, что только я могу сдлать для того, чтобы вамъ было удобно жить здсь, будетъ сдлано, и конечно, для васъ значитъ что-нибудь, когда я вамъ скажу, что исполнене этой просьбы съ вашей стороны сдлаетъ одну особу счастливйшей женщиной на свт.

‘Въ виду подобныхъ обстоятельствъ, не имю ли я нрава сказать, что небольше поводы къ неудовольствю, которые могли существовать между нами, должны быть теперь забыты? Васъ я уважаю какъ друга и люблю какъ зятя. Боле преданной жены, какъ моя дочь нтъ на свт. Соберитесь жъ съ мужествомъ, прзжайте къ намъ и позвольте намъ ухаживать за вами.

‘Она знаетъ, что я вамъ пишу и посылаетъ вамъ свою любовь, но я не сказалъ ей о чемъ я пишу, чтобы она не обезумла отъ надежды. Любящй васъ

‘Генри Ловелесъ‘.

Когда хордъ Джорджъ читалъ это письмо, оно тронуло его до слезъ, но когда онъ кончилъ читать, онъ сказалъ себ, что это невозможно. Въ письм одна фраза покоробила его. Деканъ писалъ ему, чтобы онъ собрался съ мужествомъ. Неужели деканъ хотлъ сказать, что въ поведени его не было мужества?

ГЛАВА XLIX.
He прдешь ли ты сюда на недлю.

Лордъ Джорджъ Джерменъ былъ очень взволнованъ благородствомъ предложеня декана. Онъ чувствовалъ, что не можетъ принять его, но ему казалось въ тоже время, что будетъ трудно отказать. Что будетъ онъ длать? Куда передетъ? Какъ покажетъ свою власть надъ женой? Съ какимъ лицомъ станетъ звать ее изъ дома отца, когда ему негд помстить ее? Конечно, въ Лондон былъ домъ, но это былъ домъ ея, и особенно ему непрятенъ. Онъ могъ хать за границу, но тогда что будетъ съ его матерью и сестрами? Онъ пручилъ себя къ мысли, что его присутстве необходимо для его семьи, и мать, хотя дурно обращалась съ нимъ, была точно такого же мння. Тогда вс узнаютъ о разрыв, если онъ удетъ изъ Манор-Кросса. Онъ, разумется, посовтовался съ леди Сарой. Съ кмъ другимъ могъ посовтоваться онъ?

Онъ объяснилъ сестр все, кром, разумется, переписки съ мистрисъ Гаутонъ, и не совсмъ врно передалъ сцену на бал мистрисъ Монтакют-Джонсъ, но умлъ растолковать леди Сар, что хотя не осуждалъ жену свою ни въ чемъ, однако, считалъ своей обязанностью подчинить ее своей власти.

— Конечно, она поступила нехорошо, что вальсировала посл запрещеня, сказала леди Сара.

— Очень нехорошо.

— Я полагаю, что это было просто желане поступить по своему.

— Мн кажется, она не понимаетъ какъ должна быть осторожна молодая замужняя женщина, сказалъ растревоженный мужъ.— Она не видитъ какой вредъ можетъ мн сдлать такое непослушане. Это позволяетъ врагу говорить такя ужасныя вещи.

— Зачмъ ей имть врата, Джорджъ?

Тутъ лордъ Джорджъ шепнулъ имя своего брата.

— Съ какой стати Бротертонъ сдлался ея врагомъ?

— Изъ за декана.

— Она не должна страдать за это. Разумется, Джорджъ, Мери и я большая разница. Она молода, а я стара. Она была воспитана для удовольствй въ жизни, которыя я презираю, можетъ быть потому, что я никогда не встрчалась съ ними. Она прелестна и кротка, она такая женщина, какую мужчины любятъ имть около себя. Я никогда не была такою. Я вижу опасности на ея пути, но можетъ быть я преувеличиваю ихъ, потому что не могу сочувствовать ея стремленямъ. И часто осуждаю ея легкомысле, но въ тоже время осуждаю и свою строгость. Я думаю, что она чистосердечная и любящая женщина. И во всякомъ случа она твоя жени.

— Вдь ты не думаешь, что я желаю освободиться отъ нея?

— Конечно нтъ, но держа ее возл себя, ты долженъ помнитъ, что у нея есть свой характеръ. Она не можетъ чувствовать такъ, какъ ты не можешь чувствовать во всемъ какъ она.

— Жена должна уступать мужу.

— Каждый долженъ уступать другому, иначе счастя быть не можетъ.

— Неужели ты хочешь сказать, что она должна вальсировать, или танцовать театральные танцы?

— Оставь все это пока. Она теперь долго танцовать не станетъ, а когда у ней на рукахъ будетъ лежать ребенокъ, то она можетъ быть станетъ смотрть на все твоими глазами. На твоемъ мст я приняла бы предложене декана.

Въ этомъ было нкоторое утшене, но также и огорчене. Жена пошла ему наперекоръ, и для его достоинства было необходимо, чтобы она была доведена до покорности, прежде чмъ будетъ прощена совсмъ. Деканъ поощрялъ ея непослушане. Оно, разумется, происходило отъ него. Она была больше дочерью своего отца, чмъ женою своего мужа, а его гордость не могла этого перенести. Все обратилось противъ него. До-сихъ-поръ онъ имлъ возможность заставлять ее оставить отца и перехать къ нему. Теперь ему некуда было взять ее. Онъ старался исполнять свою обязанность — только кром непрятнаго эпизода съ мистрисъ Гаутонъ — и вотъ награда за это. Онъ старался угодить своему брату, потому что братъ былъ маркизъ Бротертонскй, а братъ поступалъ съ нимъ какъ съ врагомъ. Мать обращалась съ нимъ съ большой несправедливостью, а теперь сестра говоритъ ему, что онъ долженъ уступить декану! Онъ не могъ ршиться уступить декану. Наконецъ онъ отвтилъ ему:

‘Любезный деканъ, ваше предложене очень обязательно, но не думаю, чтобы я могъ принять его теперь. Конечно, меня очень тревожитъ поведене моего брата. Я старался исполнять мою обязанность, а получилъ жалкое вознаграждене. Какъ я распоряжусь насчетъ дома для себя и Мери, не могу еще сказать. Когда все будетъ ршено, я разумется, дамъ ей знать тотчасъ. Моего главною заботою, разумется, всегда будетъ заботиться объ ея удобствахъ. Но я нахожу, что это должно быть въ моемъ дом, а не въ вашемъ. Я надюсь, что увижу ее дня чрезъ два, когда можетъ быть уже ршу что-нибудь. Всегда любящй васъ

‘Д. Джерменъ.’

Перечитывая это и находя, что письмо холодно и почти бездушно, онъ прибавилъ приписку.

‘Я чувствую, что ваше предложене очень великодушно, но надюсь вы поймете причины, по которымъ мн невозможно принять его.’

Деканъ, читая это, сказалъ себ, что онъ знаетъ причины очень хорошо. Причины искать было недалеко. Лордъ Джорджъ былъ упрямъ, глупъ, гордъ. Такъ думалъ деканъ. Присутстве лорда Джорджа въ его дом собственно для него было бы неудобно. Лордъ Джорджъ никогда не былъ прятнымъ собесдникомъ для него. Но онъ перенесъ бы для своей дочери еще худшее чмъ присутстве лорда Джорджа.

На слдующй день, лордъ Джорджъ похалъ верхомъ въ Бротертонъ, и прямо къ декану. Оставивъ лошадь въ гостиниц, онъ встртилъ декана въ Оград, выходившаго изъ боковой двери собора возл калитки его сада.

— Я прхалъ взглянуть на Мери, сказалъ онъ.

— Она будетъ въ восторг.

— Я не думалъ, что могу прхать такъ скоро, когда писалъ вчера.

— Надюсь, что вы прхали сказать ей, что принимаете мой маленькй планъ.

— Нтъ, не думаю, чтобы я могъ это сдлать. Я нахожу, что она должна прхать ко мн прежде, серъ.

— Но куда?

— Я еще не ршилъ. Разумется, есть затрудненя. Поведене моего брата такъ странно.

— Вашъ братъ сумасшедшй, Джорджъ.

— Это легко говорить, но длу отъ этого не лучше. Пусть онъ и сумасшедшй, да домъ то принадлежитъ ему. Онъ можетъ меня выгнать если хочетъ. Я сказалъ Ноксу, что не могу перехать раньше какъ чрезъ мсяцъ, потому что перехалъ туда по его же желаню. Мн кажется я имлъ на это право.

— Я не вижу зачмъ вамъ перезжать?

— Если я не переду, онъ отдастъ домъ внаймы.

— Или если ужъ перезжать, такъ зачмъ же не сюда. Но, разумется, вы лучше знаете свои дла. Какъ вы поживаете, мистеръ Грошютъ? Надюсь, что епископу лучше сегодня.

Въ ту минуту, когда они входили въ калитку сада декана, явился капелланъ епископа. Онъ очень старательно распространилъ слухъ, который, конечно, самъ считалъ справедливымъ, что вс Джермены, включая лорда Джорджа, совсмъ разошлись съ деканомъ, у котораго дочь осталась на рукахъ, потому что ее не хотятъ принимать въ Манор-Кросс. Грошютъ также слышалъ о Джек Де-Барон, и былъ пораженъ въ самое сердце нечестивостью каппа-каппы.

— Его сятельству сегодня лучше. Надюсь, милордъ, что имю удовольстве видть ваше сятельство въ добромъ здоровь.

Сказавъ это, Грошютъ ушелъ.

— Я не увренъ, скакалъ деканъ, отворяя свою дверь: выходитъ ли какая польза изъ обращеня въ христанство жида.

— Но есть святые изъ жидовъ обращенныхъ въ христанство, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Въ первыя времена христанства, конечно, христанами могли быть только жиды или язычники. Но теперь обращать Грошютовъ ошибка.

Онъ позвалъ Мери и чрезъ нсколько минутъ она была въ объятяхъ мужа на лстниц. Деканъ съ ними не пошелъ, а отправился въ свою комнату въ нижнемъ этаж, и лордъ Джорджъ не видалъ его боле въ этотъ день.

Лордъ Джорджъ оставался съ женою почти цлый день, ходилъ съ нею въ городъ, и его видли съ нею въ лавкахъ и въ Оград. Надо признаться, что Мери, покупая ленты и перчатки, безпрестанно обращалась къ мужу, улыбалась, дулась, длала видъ, будто не соглашается съ нимъ. Для нея прятно было чувствовать, что даже лавочники видятъ ее съ мужемъ. А когда она встртила каноника Паунтнера и остановилась на улиц, когда онъ пожималъ руку ея мужу, для нея это было большимъ удовольствемъ. Послдня недли были для нея очень тяжелы, несмотря на нжную заботливость отца. Она старалась поступать какъ слдуетъ, но все это было такъ грустно! Она любила удовольствя, а онъ такъ мало имлъ къ нимъ наклонности, но никакя удовольствя не могли быть прятны ей теперь, если онъ не одобряетъ ихъ. Она никому этого не говорила, но посл каппа-каппы клялась себ тысячу разъ, что никогда не будетъ больше вальсировать. Ежечасно желала она общества мужа, уже преодолвъ сомнне, которое мучило ее въ первое время ея замужства — можетъ ли она влюбиться въ своего мужа. Въ этотъ день она была совершенно счастлива, несмотря на горе, которое тяготило ихъ обоихъ.

Онъ также прятно провелъ время. Ему казалось, что онъ никогда не видалъ ее прелестне. Онъ былъ увренъ, что она никогда не была съ нимъ любезне. Прикосновене его руки было для него прятно, и даже въ немъ было достаточно юмора, чтобы находить забаву въ ея маленькихъ гримасамъ. Когда онъ повторилъ ей, что отецъ ея сказалъ о Грошют, онъ даже засмялся при вид отвращеня, выразившагося на ея лиц.

— Я ненавижу его боле чмъ папа, сказала она.— Папа всегда, наконецъ, проститъ, но я никогда не могу простить мистеру Грошюту.

— Что сдлалъ этотъ бдный человкъ?

— Онъ такой противный! Разв ты не видишь, что его лицо всегда лоснится? Человка съ лоснящимся лицомъ слдуетъ ненавидть.

Мери придумала эту причину, но она имла врное поняте о мнни ‘рошюта о ней.

Ни слова не было сказано между мужемъ и женой о важномъ вопрос мстопребываня, пока они не вернулись къ декану посл прогулки. Тогда лордъ Джорджъ не могъ уже скрывать отъ жены предложеня декана.

— О, Джорджъ, зачмъ ты не передешь?

— Это было бы неприлично.

— Неприлично? Почему же? По моему, это какъ нельзя боле прилично.

Она наклонилась къ нему, взяла его руку и поцловала.

— Это было очень Хорошо со стороны твоего отца, очень хорошо, повторилъ лордъ Джорджъ:— но это невозможно. Замужняя женщина должна жить въ дом своего мужа, а на отца.

Мери взглянула на него съ недоумнемъ, не совсмъ понимая его слова. Можетъ быть это было справедливо, но если мужъ но иметъ дома, то не могъ ли показаться удобенъ домъ отца жены? У нихъ былъ и свой домъ, конечно, нанятый на ея деньги, но тмъ не мене принадлежащй ея мужу, въ которомъ она жила бы очень охотно, если бы онъ захотлъ — домъ въ Мюнстер-Корт. Мужъ не хотлъ жить въ ихъ дом. Но другого дома у него не было. Почему же не перехать къ ея отцу?

— Что же ты будешь длать? спросила она.

— Не могу еще сказать.

Онъ опять сдлался мраченъ и нахмурился.

— Не прдешь ли ты сюда на недлю?

— Не думаю, душа моя.

— Не думаешь, когда ты знаешь, какъ я была бы рада опять жить съ тобой? Мн такъ хочется разсказывать теб все.

Она наклонилась, обняла его и умоляла сдлать для нея это одолжене. Но онъ не хотлъ уступить. Онъ говорилъ себ, что деканъ вмшался между нимъ и его женой, и что онъ непремнно долженъ увезти свою жену отъ ея отца. Посл этого, онъ, пожалуй, передетъ къ декану.

Нечего было больше ршать и не о чемъ говорить, и лордъ Джорджъ отправился обратно въ Манор-Кроссъ. Но Мери была нсколько утшена. Лавочники и Паунтнеръ видли ее съ мужемъ, а Грошютъ встртилъ лорда Джорджа у дверей декана.

Глава L.
Рудгамскй паркъ.

Лордъ Джорджъ общался выхать изъ Манор-Кросса въ половин августа, но когда прошла первая недля этого мсяца, онъ еще не ршился куда ему дваться. Ноксъ сказалъ ему, что если онъ останется съ матерью, то врядъ ли маркизъ обратитъ на это внимане, но на такихъ условяхъ онъ не могъ согласиться жить въ дом брата.

Въ начал августа лордъ Джорджъ отправился въ городъ, находившйся за нсколько миль отъ Бротертона, засдать въ комитет для раздачи углей и одялъ, и возвращался домой, но желзной дорог. Какъ велико было его смятене, когда, свъ въ вагонъ, онъ увидалъ, что братъ сидитъ рядомъ съ съ нимъ. Въ вагон было еще нсколько другихъ пассажировъ. Напротивъ маркиза были разложены его дорожныя принадлежности — французскй романъ, въ который онъ еще не заглядывалъ, дорожный мшокъ, ящичекъ съ завтракомъ и бутылка съ виномъ. Была даже корзинка съ земляникой, если бы ему захотлось покушать фруктовъ, и раннй персикъ изъ оранжерей, были и цвты.

— Это ты, Джорджъ? сказалъ онъ.— У какого чорта былъ ты?

— Я былъ въ Громби.

— Что же тамъ подлываютъ?

— Тоже, что обыкновенно. Читали отчетъ о раздач углей и одялъ.

— Отчетъ о раздач углей и одялъ! Надюсь, что ты остался доволенъ.

Онъ завернулся въ плащъ, полъ земляники и, повидимому, нашелъ, что обратилъ на брата достаточно вниманя.

Но это показалось очень важно лорду Джорджу. Маркизу же ничто никогда не казалось важнымъ. Очень могло быть, что маркизъ, съ кучей слугъ, подъдетъ къ дверямъ Манор-Кросса, не предувдомивъ о своемъ намрени. Лорду Джорджу теперь это казалось вроятнымъ. По какой другой причин могъ онъ быть тутъ? Потомъ его спина. Хотя они поссорились, онъ обязанъ спросить о спин своего брата. Когда они видлись въ послднй разъ, маркиза ввели въ комнату два лакея.

— Надюсь, что ты теперь чувствуешь себя лучше, сказалъ онъ посл пятиминутнаго молчаня.

— Не могу похвалиться. Могу пускаться въ путь, вотъ и все.

— А какъ здоровье Попенджоя?

— Честное слово, не могу сказать. Онъ казался мн не очень здоровъ, когда я видлъ его.

— Надюсь, что отчетъ о его здоровь ты получишь благопрятный, заботливо сказалъ лордъ Джорджъ.

— Въ род отчета объ угляхъ и одялахъ! замтилъ маркизъ.

Потомъ опять разговоръ прекратился на пять минутъ.

Но лорду Джорджу необходимо было узнать куда детъ его братъ. Если въ Maнор-Кроссъ, то лордъ Джорджъ хотлъ остановиться въ гостиниц въ Бротертон. Все, даже домъ декана былъ бы лучше, чмъ сидть за столомъ съ братомъ посл оскорбленй, высказанныхъ въ послднемъ свидани. Чрезъ пять минутъ онъ собрался съ мужествомъ и сдлалъ брату еще вопросъ.

— Ты дешь въ домъ, Бротертонъ?

— Въ домъ! Въ какой домъ? Полагаю, что ду въ какой-нибудь домъ.

— Я говорю о Манор-Кросс.

— Нтъ, не туда.

Потомъ ни слова не было сказано, пока не дохали до Бротертонской станци, и тогда маркизъ, который сидлъ возл двери, просилъ брата выйти прежде изъ вагона.

— Выходи, сказалъ онъ:— я долженъ подождать, пока придутъ за моими вещами. И пожалуста не наступай на меня.

Эта послдняя просьба была сдлана оттого, что лордъ Джорджъ не могъ пройти мимо брата, не наступивъ на его плащъ.

— Такъ я прощусь, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Хорошо, хорошо, сказалъ маркизъ, обративъ все внимане на слугу, который брать фрукты, цвты и бутылку.

Лордъ Джорджъ ушелъ и не видалъ боле брата.

— Разумется, онъ детъ въ Рудгамъ, сказала леди Сюзанна, услышавъ объ этомъ.

Рудгамскй Паркъ былъ помстье Де-Барона, отца мистрисъ Гаутонъ, и извсте дошло до Манор-Кросса, что маркизъ общалъ бытъ тамъ осенью. Конечно, по обстоятельствамъ, казалось невроятнымъ, чтобы маркизъ сдержалъ общане. Попенджоя увезли больного — многе говорили при смерти. Потомъ маркиза бросили въ каминъ, распространились слухи, что у него сломана спина. Вс думали, что маркизъ никуда не подетъ, пока не вернется въ Италю. Но леди Сюзанна оказалась права: его сятельство халъ въ Рудгамскй Паркъ.

Де-Баронъ, владлецъ Рудгамскаго Парка, хотя былъ гораздо старше маркиза, считался его другомъ, когда былъ еще лордъ Попенджой. Де-Баронъ, который былъ сосдъ, сдлался его руководителемъ, научилъ покупать и воспитывать лошадей для скачки, и, можетъ быть, натолкнулъ и на удовольствя другого рода. Рудгамскй Паркъ не любили въ Манор-Кросс и, можетъ быть, по этой причин маркизъ имъ и дорожилъ. Вскор посл своего возвращеня въ Англю, онъ общалъ похать въ Рудгамъ, и теперь сдержалъ свое общане.

По прзд туда, маркизъ нашелъ тамъ множество гостей. Тамъ были мистеръ и мистрисъ Гаутонъ, лордъ Джиблетъ, который помолвивъ нсколько опрометчиво мисъ Патмор-Гринъ, убжалъ изъ Лондона раньше обыкновеннаго, чтобы придумать какой-нибудь способъ избавиться отъ своей помолвки. Но къ ужасу лорда Джиблета, въ Рудгам оказалась мистрисъ Монтакют-Джонсъ, которая, какъ ему хорошо было извстно, не выпуститъ его изъ рукъ. Была тамъ и тетушка Джуля съ своей племянницей Августой, и, разумется, Джекъ Де-Баронъ. Маркизъ былъ радъ встртиться съ Джекомъ, надясь, что его можно будетъ уговорить бжать съ женою лорда Джорджа, и такимъ образомъ освободить Джерменовъ отъ этой непрятной особы. Но гостья, чрезвычайно удивившая маркиза, была баронесса Бакманъ, имя и занятя которой онъ сначала понялъ не очень хорошо.

— Поправились, милордъ, спросилъ Де-Баронъ, привтствуя своего знатнаго гостя.

— Честное слово, нтъ. Этотъ скотъ, пасторъ, чуть не убилъ меня.

— Какое ужасное оскорблене!

— Еще бы! Ничего не можетъ быть хуже духовнаго забяки. Что я могъ съ нимъ сдлать? Разумется, онъ былъ сильне. Я не выдаю себя за Самсона. Такя вещи не длаются между джентльменами.

— Дйствительно нтъ.

— Жалю, что я не могъ заманить его куда-нибудь съ рапирою въ рук. Его пасторская одежда, не спасла бы его кишекъ. Я не понимаю, что сдлалось съ этой страною, когда такого человка принимаютъ въ порядочныхъ домахъ.

— Здсь вы его не встртите, Бротертонъ.

— Очень жалю. Я думаю, что усплъ бы расплатиться съ нимъ. Какая это у васъ баронесса?

— Я мало ее знаю. Ее привезла моя дочь Аделаида мистрисъ Гаутонъ. Тамъ, въ Лондон, женщины поссорились. Это какая то пророчица, и, кажется, ее привезли сюда на зло леди Селины Протестъ, которая покровительствуетъ американской пророчиц. Надюсь, она не помшаетъ вамъ?

— Нисколько, Я люблю дикихъ зврей. А это капитанъ Де-Баронъ, о которомъ я слышалъ.

— Это, мой племянникъ, Джекъ. У него есть свое небольшое состояне, которое онъ тратитъ очень быстро. Пока оно у него есть, слдуетъ быть вжливымъ къ нему.

— Я очень радъ видть его. Кажется, говорятъ, что онъ ухаживаетъ за одной молодой дамой.

— Я полагаю, за десятью.

— Нтъ, за одной, о которой я кое-что знаю.

— Я этого не думаю, Бротертонъ, а то я не пригласилъ бы его сюда.

— Я и думаю. И почему же не пригласить его сюда? Если она не убжитъ съ нимъ, то убжитъ съ кмъ-нибудь другимъ, и чмъ скоре, тмъ лучше, по моему мнню.

Де-Баронъ не приготовился разсуждать объ этомъ предмет, и перемнилъ разговоръ.

— Любезный лордъ Джиблетъ, какъ мн прятно здсь встртиться съ вами, сказала мистрисъ Джонсъ этому молодому человку.— Когда мн сказали, что вы въ Рудгам, я тотчасъ ршилась прхать сюда.

Это было справедливо, не было друга преданне старой мистрисъ Джонсъ, хотя можно сомнваться, лордъ Джиблетъ ли былъ тмъ другомъ, для котораго она прхала въ Рудгамъ.

— Не правда ли, какъ мы прятно проводили время на нашихъ маленькихъ вечерахъ на Гросвенорской площади.

— Никогда въ жизни не было мн такъ прятно, только я не нахожу, чтобы Джекъ Де-Баронъ танцовалъ гораздо лучше другихъ, какъ говорятъ.

— Кто же это говоритъ? Но вотъ кто танцуетъ хорошо, скажу я вамъ. Оливя Гринъ была очаровательна въ каппа-капп. Вы не находите?

— Необыкновенно хороша.

Лордъ Джиблетъ готовъ былъ восхищаться мисъ Патмор-Гринъ, хотя находилъ, что съ нимъ поступили жестоко, заставивъ его поторопиться сдлать ей предложене.

— Никогда въ жизни не видала боле грацозной двушки! сказала мистрисъ Монтакют-Джонсъ.— Когда его королевское высочество узналъ о вашей помолвк, онъ сказалъ, что вы самый счастливый человкъ въ Лондон.

Лордъ Джиблетъ не питалъ въ эту минуту врноподданнйшихъ чувствъ къ его королевскому высочеству, и даже не зналъ, какъ отвтить мистрисъ Джонсъ. Въ неосторожную минуту, когда погода была тепла, а шампанское холодно, онъ сказалъ нсколько значительныхъ словъ, которыя двица безъ вниманя не пропустила, и на слдующее утро онъ нашелъ у себя прядь волосъ, которую она ему подарила, и съ лихорадочнымъ волненемъ вспоминалъ о поцлу. Но, конечно, его нельзя было поймать такъ легко. Онъ еще не былъ у мистера Патмор-Грина, а убжалъ изъ Лондона тотчасъ. Онъ отвтилъ на записку мисъ Оливи, которая назвала его ‘Возлюбленный Чарли’ такою же запискою, въ которой назвалъ ее: ‘Милая О.’ и подписался: ‘вчно вашъ, Д.’ Но посл этого онъ не видался съ нею. Онъ зналъ, что его будутъ преслдовать. Онъ не могъ надяться, чтобы его не преслдовали. Но онъ не думалъ, чтобы мистрисъ Монтакют-Джонсъ такъ скоро на него напала. Его королевское высочество никакимъ образомъ не могъ еще слышать о помолвк. Какая гадкая, фальшивая, отвратительная старуха! Онъ покраснлъ какъ роза, и пролепеталъ что ‘не знаетъ’. Ему было только двадцать-четыре года и, можетъ быть, дйствительно онъ не зналъ.

— Въ жизни не видала двушки такой влюбленной, продолжала мистрисъ Джонсъ.— Я знаю ее, какъ свою родную дочь, и она говоритъ со мною, какъ еще не сметъ говорить съ вами пока. Хотя ей только двадцать второй годъ, у нея уже было очень много жениховъ, и въ самый день свадьбы она получитъ десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ. Это состояне небольшое и, разумется, оно вамъ не нужно, но не всякая двушка можетъ вручить такую сумму своему мужу.

— Конечно, сказалъ лордъ Джиблетъ.

Онъ все еще думалъ, что ничто не заставитъ его жениться на мисъ Гринъ, но, тмъ не мене, за этимъ намренемъ крылось чувство, что если бракъ сдлается необходимъ, то деньги могутъ служить утшенемъ. Его отецъ, графъ Джолингъ, хотя человкъ очень богатый, былъ не очень къ нему щедръ, и получить десять тысячъ фунтовъ было бы прятно. Но можетъ быть старуха лжетъ.

— Теперь я скажу вамъ, чего я жду отъ васъ, сказала мистрисъ Джонсъ, которая ршила, что если птичка ускользнетъ изъ рукъ, то не по ея вин.— Мы демъ отсюда въ Килланкодлемъ. Вы должны прхать къ намъ.

— Я приглашенъ къ Странбракету на охоту за тетеревами, сказалъ лордъ Джиблетъ, обрадовавшись предлогу.

— Ничего не можетъ быть лучше. Это только за восемь миль отъ насъ.

Если такъ, то онъ ни за что не подетъ къ Странбракету въ этомъ году.

— Разумется, вы прдете. Килланкодлемъ прелестнйшее мстечко въ Перт, хотя мн не слдовало бы этого говорить, Она будетъ у насъ. Если вы, дйствительно, желаете узнать двушку, то надо видть ее въ деревн.

Но онъ вовсе не желалъ узнать этой двушки. Она была, очень мила, и чрезвычайно ему нравилась, но узнать ее короче онъ вовсе не желалъ. Неужели человка будутъ преслдовать такимъ образомъ за то, что онъ полюбезничалъ съ двушкой немножко?

— Кажется, я могу похвалиться, лордъ Джиблетъ, что умю длать прятнымъ мой домъ. Я очень люблю молодыхъ людей, но никого такъ не люблю, какъ Оливю Гринъ. Въ Гопдон нтъ другой молодой двицы, которую стоило бы такъ любить. Разумется, вы прдете. Какой намъ назначить день?

— Не думаю, чтобы я могъ назначить день.

— Назначимъ двадцать седьмое, такимъ образомъ, вы можете цлую недлю поохотиться за тетеревами. Будьте у насъ къ обду двадцать седьмого числа.

— Можетъ быть я буду.

— Вы будете непремнно. Сегодня же напишу къ Оливи, наврно и вы также напишите къ ней.

Лордъ Джиблетъ, когда наконецъ его отпустили, старался найти утшене въ десяти тысячахъ. Писать къ Оливи сегодня! Лживая, фальшивая старуха! Разумется, она знала, что онъ ни за что не будетъ писать къ мисъ Патмор-Гринъ. Какимъ образомъ такая старуха, стоя одной ногой въ могил, можетъ быть зла? И зачмъ это она преслдуетъ его? Что онъ ей сдлалъ? Оливя Гринъ не дочь ей и даже не племянница.

— Итакъ вы дете въ Килланкодлемъ? сказала ему въ этотъ день мистрисъ Гаутонъ.

— Она пригласила меня, отвчалъ лордъ Джиблетъ.

— Это самый роскошный домъ по всей Шотланди, и говорятъ, что тамъ лучшая охота за оленями. Он съ удовольствемъ дутъ въ Килланкодлемъ. Вы любите мистрисъ Джонсъ?

— Очаровательная старушка.

— И какой другъ! Разъ прицпится къ вамъ и ужъ не выпуститъ изъ рукъ.

— Прилпится какъ воскъ.

— Совершенно какъ воскъ, лордъ Джиблетъ, и ужъ за что возьмется, то непремнно это сдлаетъ. Она еще не приглашала меня въ Килланкодлемъ, по надюсь, что пригласитъ.

Въ груди лорда Джиблета зашевелилась мужественная ршимость преодолть мистрисъ Джонсъ, но онъ все-таки сомнвался.

— Вы опять прхали обжечь крылышки? спросила мистрисъ Гаутонъ своего кузена Джека.

— Мои крылышки уже совсмъ сгорли, а здсь я гораздо дальше отъ леди Джорджъ, чмъ былъ въ Лондон.

— Только десять миль.

— Хотя бы пять. Мы въ Барсетшир не въ одномъ кругу.

— Я полагаю, вы можете бывать въ Бротертон, если захотите?

— Да, могу бывать и у декана, но не буду знать, о чемъ говорить.

— Что это вы такъ вдругъ заскромничали.

— Не съ вами, милая кузина. Съ вами я могу говорить о демонахъ и обо всхъ ихъ дяняхъ съ прежнею свободой, но съ леди Джорджъ, въ дом ея отца, мн кажется, я буду нмъ. Да мн и не о чемъ говорить съ ней.

— А я думала, что есть о чемъ.

— Я знаю, что вы думаете, только это неправда. Можетъ быть я поду когда-нибудь повидаться съ ней, какъ съ сестрой.

— Съ сестрой!

— И буду разспрашивать о ея лошади, любимой собачк, муж.

— И будетъ не кстати. Она съ мужемъ поссорилась совсмъ.

— Надюсь, что это неправда.

— Они не живутъ вмст и не видятся. Онъ въ Манор-Кросо, а она у отца. Для васъ она божество, а лордъ Джорджъ кажется, нашелъ ее такой простой смертной, что она уже надола, ему.

— Должно быть онъ самъ въ этомъ виноватъ.

— Или вы. Неужели вы думаете, что мужъ можетъ равнодушно переносить такую сцену, какая произошла у мистрисъ Джонсъ?

— Онъ представилъ изъ себя осла, а мужчина не можетъ посл остаться къ этому равнодушенъ, сказалъ Джекъ.

— Дло въ томъ, что они уже надоли другъ другу. Въ лорд Джордж замчательнаго мало, но все-таки въ немъ кое-что есть. А въ ней, ршительно, нтъ ничего.

— Много вы знаете объ этомъ.

— Можетъ быть вы знаете ее лучше, но я никогда ничего не могла въ ней найти. Вы сознаетесь, что влюблены, а разумется, любовь слпа. Но вы очень ошибаетесь, предполагая, что она лучше другихъ женщинъ. Она кокетничала съ вами такъ прямо, что заставила васъ считать ее богиней.

— Она никогда не кокетничала со мной.

— Совершенно врно — кокетничать дурно, а она какъ богиня, не можетъ сдлать ничего дурного. Вотъ почему вы не знаете, что она точно такая же женщина, какъ и вс. Удастся ли мистрисъ Джонсъ сладить съ этимъ молодымъ человкомъ?

— Съ Джиблетомъ? Надюсь. Для него не можетъ составить разницы на комъ онъ женится, на этой или на другой. Я люблю мистрисъ Джонсъ.

— Позволятъ ли мн прочесть лекцю въ столовой? спросила баронесса свою прятельницу тетушку Джу.

Въ Женскомъ Институт въ Лондон произошли нкоторыя перемны. Леди Селина Протестъ взяла подъ свое покровительство доктора Оливю Плибоди, и сдлала ее главнымъ профессоромъ въ Институт — можетъ быть безъ достаточнаго права. Тетушка Джу, была отстранена, и поэтому принуждена броситься въ объятя баронессы. Теперь была страшная вражда и тетушк Джу приходилось плохо, потому что баронесса свъ къ ней на шею, не была расположена оставить ее въ поко. Между тмъ, Оливя Плибоди собирала въ Институт золотую жатву и сокрушала сердце бдной баронессы, которая теперь была совсмъ безъ денегъ.

— Я боюсь, что не позволятъ, сказала тетушка Джу.

— Можетъ быть маркизу понравилось бы?

— Не думаю.

— Онъ говорилъ со мною, и мн кажется это ему понравится. Онъ желаетъ понять въ чемъ дло.

— Любезная баронесса, я уврена, что маркизъ Бремертонскй нисколько этимъ не интересуется, онъ совсмъ не понимаетъ этихъ вещей.

Къ чему же, думала баронесса, привезли ее въ такой домъ, гд люди ничего не понимаютъ, и ей не даютъ раскрыть рта и заняться своимъ дломъ? Разв ее не выманили изъ ея отечества, для того чтобы она проповдывала свою доктрину, и сдлалась знаменитой и богатой женщиной?

— Я попробую, сказала она, съ гнвомъ уходя отъ своей прятельницы.

Глава LI.
Успхъ Августы Мильдмей.

Премъ, встрченный маркизомъ въ Рудгам, не показывалъ, чтобы его поведене въ Манор-Кросс или Лондон считали постыднымъ. Можетъ быть дамы не знали его привычекъ, какъ мистрисъ Вокеръ въ Скумбергской гостиниц. Можетъ быть вс были убждены, что Попенджой былъ Попенджой, и что, слдовательно, маркиза оскорбили. Если ребенокъ родился въ британскомъ пурпур — настоящемъ пурпур, хотя онъ можетъ быть запятнанъ обстоятельствами — этотъ пурпуръ считается очень священнымъ. Можетъ быть думали, что никакя обстоятельства не могутъ оправдать пастора, швыряющаго маркиза въ каминъ, и относительно Попенджоя и относительно камина, было еще много таинственнаго, и маркизъ былъ героемъ этихъ таинственностей. Вс въ Рудгам желали сидть возл него и разговаривать съ нимъ. Когда онъ бранилъ декана, въ чемъ онъ не стснялся, слушавше его соглашались съ нимъ. Баронесса Банманъ, услышавъ разсказъ о камин, съ ужасомъ подняла руки къ верху. Мистрисъ Гаутонъ, которая была очень внимательна къ маркизу, и нравилась ему, приставала къ маркизу съ разспросами о Попенджо, и съ жестокимъ сарказмомъ отзывалась о декан.

— Подумайте какъ онъ былъ воспитанъ! говорила мистрисъ Гаутонъ.

— Въ конюшн, сказалъ маркизъ.

— Я всегда жалла, что лордъ Джорджъ сдлалъ эту партю, хотя въ своемъ род она доброе существо.

— Ничего не можетъ быть въ ней хорошаго, сказалъ маркизъ.

Тутъ мистрисъ Гаутонъ не преминула упомянуть, что можетъ быть Мери даже въ своемъ род была не совсмъ добра. Но главнымъ прятелемъ маркиза былъ Джекъ Де-Баронъ. Онъ разговаривалъ съ Джекомъ о скачкахъ, бильярдахъ, женщинахъ — но хотя онъ нестсняясь бранилъ декана, онъ ни слова не говорилъ Джеку противъ Мери. Если декану суждено получитъ наказане съ этой стороны, то маркизъ ничмъ не хотлъ этого остановить.

— Мн говорили, что она хороша собой. Я никогда самъ не видалъ ее, сказалъ маркизъ.

— Она очень хороша, отвтилъ Джекъ.

— За коимъ же чортомъ вышла она за Джорджа, я понять не могу. Она ни крошечки его не любитъ.

— Вы думаете?

— Наврно знаю. Я полагаю, что ея зловредный батюшка думалъ, что это ближайшй путь къ маркизской корон. Я не понимаю, зачмъ мужчины женятся. Они вчно попадутъ въ непрятности чрезъ это.

— Надо же имть дтей, замтилъ Джекъ.

— Не вижу необходимости. Для меня, ршительно, все равно, что сдлается съ имнемъ посл моей смерти. Что вамъ угодно, сударыня?

Они сидли на лугу посл завтрака и оба курили. Когда они разговаривали, баронесса подошла къ нимъ и сдлала предложене.

— Что! лекця! если мистеру Де-Барону угодно, отчего же: я самъ никогда не слушаю лекцй,— разв только отъ моей жены.

— Вотъ это-то я и желаю отстранить.

— Я уже отстранилъ, пославъ ее въ Италю. О! женскя права! Очень интересно, но я не совсмъ здоровъ. Вотъ капитанъ Де-Баронъ, молодой человкъ, здоровый какъ лошадь и очень любитъ женщинъ. Онъ будетъ слушать васъ.

Тутъ баронесса скороговоркой пустилась разсказывать свою печальную исторю. Ее обманули и разорили эти гадкя женщины, леди Селина Протестъ и докторъ Оливя Плибоди. Маркизъ былъ вельможа, которому вся Англя, даже вся Европа съ восторгомъ отдавала почетъ. Не можетъ ли маркизъ сдлать что-нибудь для нея? Она говорила быстро и краснорчиво, но не совсмъ понятно.

— Чего она хочетъ? обратился маркизъ къ Джеку.

— Я думаю денежной помощи, милордъ.,

— Да, да. Меня ограбили совершенно, милордъ-маркизъ.

— О, чортъ возьми! Де-Баронъ не долженъ былъ доводить меня до этого. Вы потрудитесь сказать моему человку, чтобы онъ далъ ей десятифунтовый билетъ?

Джекъ потрудился и баронесса не отходила отъ него до тхъ поръ, пока не получила денегъ. Разумется, лекци не было. Баронесс растолковали, что гостей въ деревенскомъ дом въ Англи нельзя подвергать такой непрятности, но ей удалось собрать контрибуцю съ мистрисъ Монтакют-Джонсъ, и даже распространились слухи, что она получила соверенъ отъ Гаутона.

Лордъ Джиблетъ прхалъ съ намренемъ остаться недлю, но на другой день, посл того какъ на него напала мистрисъ Монтакют-Джонсъ, онъ получилъ письмо, съ извстемъ, что ему необходимо тотчасъ хать въ замокъ Гослингъ къ отцу.

— Намъ будетъ очень скучно безъ васъ, сказала мистрисъ Монтакют-Джонсъ, которая все-таки поймала его, хотя онъ избгалъ проститься съ нею.

— Мой отецъ желаетъ говорить со мною о длахъ имня.

— Разумется. У васъ всегда должно быть много дла съ нимъ вдвоемъ.

Всмъ было извстно, что старый графъ никогда не совтовался съ своимъ сыномъ, а мистрисъ Монтакют-Джонсъ знала все.

— Очень много, вотъ почему я долженъ хать тотчасъ. Мой человкъ укладывается, поздъ идетъ чрезъ часъ.

— Вы получили сегодня письмо отъ Оливи?

— Сегодня не получалъ.

— Надюсь, что бы гордитесь, что такая милая двушка принадлежитъ вамъ.

Гадкая старуха! Какое право иметъ она говорить такя вещи?

— Я сообщила мистрисъ Гринъ, что вы здсь и прдете къ намъ видться съ Оливей двадцать седьмого числа.

— Что же она отвтила?

— Она думаетъ, что вамъ надо видться съ мистеромъ Гриномъ, когда вы продете чрезъ Лондонъ. Онъ очень сговорчивый и добродушный человкъ, какъ вы думаете, не поговорить ли вамъ съ нимъ?

Кто такая мистрисъ Монтакют-Джонсъ, чтобы говорить съ нимъ такимъ образомъ?

— Я на вашемъ мст послала бы телеграмму съ увдомленемъ, что вы будете сегодня.

— Можетъ быть такъ было бы лучше, сказалъ лордъ Джиблетъ.

— О, конечно. Помните же, мы ждемъ васъ къ обду двадцать седьмого числа. Нтъ ли кого-нибудь, кого бы вы желали, чтобы я пригласила?

— Никого особенно, благодарю.

— Кажется, Джекъ Де-Баронъ вашъ прятель?

— Да, я довольно люблю Джека. Только знаете, онъ очень много думаетъ о себ.

— Вс молодые люди таковы теперь. Итакъ, я попрошу Джека прхать для васъ.

Къ несчастю, для лорда Джиблета, Джекъ подошелъ къ нимъ въ эту самую минуту.

— Капитанъ Де-Баронъ, лордъ Джиблетъ такъ добръ, что общалъ прхать къ намъ въ Кидланкодлемъ двадцать седьмого числа. Можете вы прхать въ одно время съ нимъ?

— Очень буду радъ, мистрисъ Джонсъ. Кто когда отказывается быть въ Килланкодлем?

— Не Килланкодлемъ и его маленькя удобства привлекаютъ его сятельство. Мы будемъ очень рады видть его, но онъ прзжаетъ для… я полагаю теперь это не секретъ, лордъ Джиблетъ.

Джекъ поклонился и сталъ поздравлять, а лордъ Джиблетъ опять покраснлъ какъ роза,

Отвратительная старуха! Куда отправиться ему? Въ какой отдаленной части Скалистыхъ Горъ провести ему наступающую осень? Если ни мистеръ, ни мистрисъ Гринъ не требуюсь отъ него объясненя, какое право иметъ эта гнусная фуря приставать къ нему? Онъ только сказалъ одно слово въ конц котилона. Онъ зналъ людей, которые длали въ десять разъ хуже, и съ которыми совсмъ не поступали такъ строго. Онъ былъ увренъ, что въ этомъ участвовалъ Джекъ Де-Баронъ. Джекъ помогалъ мистрисъ Джонсъ устраивать каппа-каппу.

Но отправляясь на станцю, лордъ Джиблетъ разсуждалъ, что Оливя Гринъ была очень милая двушка. И если, дйствительно, она иметъ десять тысячъ фунтовъ, то это было бы большимъ утшенемъ. Мать все приставала къ нему, чтобы онъ женился. Если бы онъ могъ ршиться, онъ избавилъ бы себя отъ большихъ хлопотъ. Заниматься любовью въ Килланкодлем было бы недурно. Онъ почти былъ готовъ жениться на мисъ Гринъ, только _/ему не хотлось покоряться этой старой фури.

Многе прзжали въ Рудгамъ, и многе узжали, но въ числ тхъ, кто не ухалъ, находилась Августа Мильдмей. Тетушка Джуля, которая ужасно стыдилась баронессы, желала ухать на третй день, но Августа остановила ее.

— Какая польза прзжать на три дня? Вы хотли остаться недлю. Теперь уже знаютъ, какова она, вредъ уже сдланъ. Вы сами виноваты, зачмъ привезли ее. Я не вижу, почему я должна терпть оттого, что вы ошиблись въ пошлой старух. Намъ некуда хать до ноября, и когда мы уже ухали изъ Лондона, то ради Бога останемтесь здсь какъ можно дольше.

Такимъ образомъ, Августа добилась своего, поджидая случая поговорить съ своимъ бывшимъ обожателемъ.

Наконецъ, случай насталъ, Джекъ не избгалъ ее, но ей необходимо было пробыть съ нимъ полчаса наедин. Наконецъ, она устроила случай, пригласивъ его погулять въ воскресенье утромъ, когда вс были въ церкви или можетъ быть въ постели.

— Нтъ, я въ церковь не пойду, сказала она тетушк Джу:— не къ чему спрашивать почему.

Тетушка Джу, разумется, пошла въ церковь и возможность погулять въ саду съ Джекомъ была достигнута.

— Вы дете въ Килланкодлемъ? спросила она.

— Думаю похать на нсколько дней.

— А до отъзда вы не будете говорить ни съ кмъ?

— Мн нечего говорить никому. Съ тхъ поръ, какъ я здсь, этотъ старый маркизъ достался на мою долю. Прятно слышать, какъ онъ ругаетъ декана.

— И дочь декана?

— И о ней онъ ничего хорошаго не говоритъ.

— Я этому не удивляюсь, Джекъ. А что вы говорили ему о дочери декана?

— Очень мало, Августа.,

— А что вы скажете мн о ней?

— Ничего, Августа.

— Она составляетъ для васъ все на свт, я полагаю?

— Съ какой стати вамъ это говорить? Она ничего не составляетъ для меня. Я думаю, что единственный человкъ, которымъ она дорожитъ сколько-нибудь, ея мужъ. По-крайней-мр она ни капельки не дорожитъ мною.

— И вы ею?

— Нтъ, я дорожу. Она въ числ дорогихъ моихъ друзей. Мн ни съ кмъ не бываетъ такъ прятно быть, какъ съ нею.

— И если бы она не была замужемъ?

— Богу извстно, что могло бы случиться. Можетъ быть. я сдлалъ бы ей предложене, потому что у нея есть деньги. Какая польза возвращаться къ прежнему, Августа?

— Деньги, деньги, деньги!

— Это несправедливо съ вашей стороны. Разв я хотлъ продать себя за деньги? Гонялся я за богатыми невстами? Никто не находилъ меня виновнымъ въ такомъ благоразуми. Я говорю только, что самъ, найдя дорогу къ дьяволу, я не стану приглашать съ собой никакой молодой женщины. Господи Боже мой! Воображаю, какъ я воротился бы съ свадебной поздки съ какой-нибудь очаровательницей какъ вы, безъ шиллинга въ карман, и началъ бы жить въ меблированной квартир, гд-нибудь въ Чельси. Неужели вы не видите, что было бы? Неужели вы не можете вообразить душную гостиную, съ волосяными стульями, и рубленую баранину, и колыбель въ углу въ недалекомъ будущемъ.

— Нтъ, не могу, сказала Августа.

— А я могу, даже дв колыбели и очень скудный запасъ рубленой баранины, а супруг моей некому застегнуть платье, кром чернорабочей служанки съ запачканными пальцами.

— Ничего подобнаго и не было бы.

— Было бы очень скоро, если бы я женился на двушк безъ состояня. Я знаю себя. Я очень хорошй человкъ, пока сяетъ солнце, но тягостной жизни выдержать не могу. Я не приходилъ бы домой сть рубленую баранину. Я обдалъ бы въ клуб, если бы даже мн пришлось занимать деньги. Я возненавидлъ бы колыбель и въ ней лежащаго, возненавидлъ бы и мать. Я пристрастился бы къ пьянству и застрлился бы, когда явится вторая колыбель. Я вижу все это очень ясно. Я часто не сплю по ночамъ и думаю объ этомъ. Мы съ вами, Августа, сдлали ошибку съ самаго начала. Мы бдные люди жили какъ богачи.

— Я никогда не жила такимъ образомъ.

— О да, вы жили. Вмсто того, чтобы обдать на Фицройскомъ сквер и пить чай на Тавистокской площади, вы здили на балы на Гросвенорскй скверъ и были представлены ко двору.

— Это была не моя вина.

— Чья бы то ни было, но поэтому вы должны были ршиться выйти замужъ за богатаго человка.

— А кто просилъ меня полюбить его?

— Положимъ что и я. Право я забылъ, какъ это началось, но положимъ, что это моя вина. Разумется, моя. Разв вы застрлите меня за это? Вижу я двушку, сначала она мн понравилась, потомъ я полюбилъ ее, и наконецъ сказалъ ей это, или можетъ быть она догадалась безъ моихъ словъ. Неужели этотъ грхъ вы не можете простить?

— Я никогда не говорила, что это грхъ.

— Неужели бывали минуты, когда вы думали, что я намренъ жениться на васъ?

— Такихъ минутъ было много, Джекъ.

— А разв я это говорилъ?

— Никогда. Въ этомъ я отдаю вамъ справедливость. Вы были очень осторожны.

— Разумется, вы можете быть строги и, разумется, я обязанъ это переносить. Я былъ остороженъ для васъ!

— О, Джекъ!

— Для васъ. Когда я увидалъ, какъ пойдетъ дло между нами, я позаботился прямо сказать, что могу жениться только на богатой двушк.

— У меня будетъ кое-что, когда умретъ папа.

— Самый здоровый человкъ въ Лондон! До тхъ поръ можетъ явиться полдюжина колыбелей. Если вамъ можетъ быть это, прятно, я скажу, что на свт нтъ такого негодяя какъ я.

— Это не будетъ мн прятно.

— Но не думаю, чтобы я чмъ другимъ могъ вамъ угодить.

Наступило продолжительное молчане, во время котораго они прогуливались подъ старыми дубовыми деревьями въ парк.

— Вы любите меня, Джекъ? спросила вдругъ Августа придвигаясь къ нему.

— Господи помилуй! опять возвращаемся къ началу.

— Вы человкъ безсердечный, положительно безсердечный. Вы дошли до того, что потеряли всякое поняте объ истинной любви.

— Она для меня недоступна, моя милая.

— Неужели же вы можете совсмъ выбросить изъ сердца двушку только потому, что у нея нтъ денегъ? Я полагаю вы любили меня когда-нибудь?

Тутъ Джекъ почесалъ въ голов.

— Вы любили меня когда-нибудь? приставала она.

— Разумется любилъ, отвтилъ Джекъ, который былъ не прочь давать увреня о прошломъ.

— А теперь не любите?

— Кто это говоритъ? Какая польза говорить объ этомъ?

— Вы думаете, что не имете ко мн никакихъ обязательствъ?

— Какая польза въ обязательствахъ, если человкъ не можетъ платить долговъ?

— Такъ вы, значитъ, не признаете никакихъ обязательствъ съ вашей стороны ко мн?

— Признаю. Если бы кто-нибудь отказалъ мн двадцать тысячъ фунтовъ, тогда я отдалъ бы вамъ половину.

— Какимъ образомъ?

Онъ подумалъ объ этомъ. Онъ зналъ, что въ такомъ случа онъ не пожелаетъ заплатить долгъ единственнымъ способомъ, какимъ заплатить его можно.

— Вы хотите сказать, что тогда женились бы на мн?

— Я не сталъ бы бояться рубленой баранины и колыбелей.

— Стало быть вы женились бы на мн?

— Человкъ не иметъ права общать это заране.

— Вотъ еще!

— Полагаю, что женился бы. Но даже и тогда изъ меня вышелъ бы чертовски дурной мужъ.

— Почему вамъ быть хуже другихъ?

— Не знаю. Можетъ быть я созданъ хуже. Будь у меня жена, я непремнно влюбился бы въ другую.

— Въ леди Джорджъ, конечно?

— Нтъ, не въ леди Джорджъ. Я влюбился бы не въ ту, которую привыкъ считать лучшей женщиной на свт. Я человкъ очень дурной, но не на столько дуренъ, чтобы объясняться ей въ любви. Или лучше сказать, я очень сумасброденъ, но не столько сумасброденъ, чтобы думать, будто я могу плнить ее.

— Я полагаю, что она точно такая же какъ и другя, Джекъ.

— Для меня она не такая. Но я предпочелъ бы не говорить о ней, Августа. Я ду въ Килланкодлемъ дня чрезъ два, а отсюда уду завтра.

— Завтра?

— Да, завтра. Я долженъ пробыть дня два въ Лондон, а здсь длать нечего. Мн надолъ старый маркизъ, самый злой скотъ, съ какимъ когда либо случалось мн встрчаться, и баронесса уже перестала быть забавной. Мн кажется она позабавилась здсь больше всхъ. Не думаю, чтобы какая-нибудь старуха могла выманить у меня пятифунтовый билетъ, а она выманила.

— Какъ вы могли быть такъ сумасбродны!

— Дйствительно, какъ? Вы вернетесь въ Лондонъ?

— Должно быть, если не утоплюсь.

— Не длайте этого, Августа.

— Я часто думаю, что это было бы лучше всего. Вы не знаете, какъ моя жизнь несчастна. И вы сдлали ее такою.

— Справедливо ли это, Августа?

— Совершенно справедливо! Вы сами это знаете.

— Могу ли я теперь этому помочь?

— Можете. Я могу вооружиться терпнемъ, если вы скажете, что это будетъ когда-нибудь! Я могу перенести все, если вы подадите мн надежду. Когда вы получите двадцать тысячъ фунтовъ…

— Я никогда ихъ не получу.

— Если получите — женитесь вы на мн тогда? Общаете мн, что вы не женитесь ни на комъ другомъ?

— Не женюсь.

— Но вы общаете мн? Если вы и на это не согласитесь, то стало быть вы очень фальшивый человкъ. Когда у васъ будетъ двадцать тысячъ, вы женитесь на мн?

— Непремнно.

— И вы можете смяться въ то время, когда я выливаю вамъ всю свою душу? Вы можете шутить, когда для меня въ этомъ заключается вся жизнь! Джекъ, если вы скажете, что это случится когда-нибудь — когда-нибудь — я буду счастлива. Если вы не скажете, я могу только умереть. Для васъ это можетъ быть шутка, а для меня смерть.

Онъ посмотрлъ на нее и увидалъ, что она говоритъ совершенно серозно. Она не плакала, но въ лиц ея было такое унылое и тяжелое выражене, которое тронуло сердце Джека. Каковы бы ни были его недостатки, онъ не былъ жестокй человкъ. Онъ защищался безъ всякаго зазрня совсти, когда она нападала на него, но теперь онъ не зналъ какъ отказать ей. Просьба ея значила такъ немного.

— Не думаю, чтобы это случилось когда-нибудь, но нахожу себя обязанной считать себя помолвленной съ вами, сказала она.

— Теперь вы свободны выйти за кого вамъ угодно, сказалъ онъ.

— Я не дорожу такой свободой. Мн она ненужна. Я не могу выйти за человка, котораго не люблю.

— Никто не можетъ ручаться, пока не представится случай.

— Неужели вы полагаете, серъ, что мн случай не представлялся? Но я не могу теперь смяться, Джекъ. Не шутите. Богъ знаетъ, когда мы теперь увидимся. Вы дадите мн это общане, Джекъ?

— Если вы желаете.

Такимъ образомъ она наконецъ добилась общаня отъ него. Она ничего больше не сказала, опасаясь, что и этого лишится, но она бросилась въ его объятя и спрятала лицо на его груди. Когда она разставалась съ нимъ, ея обращене было очень торжественно.

— Я теперь съ вами прощусь, Джекъ, потому что врядъ ли намъ придется говорить опять. Вы любите меня?

— Вы это знаете.

— Я такъ была вамъ врна всегда! Господь съ вами, Джекъ! Пишите ко мн иногда.

Тутъ онъ ускользнулъ, отведя ее обратно въ цвтникъ, а самъ пошелъ бродить по парку. Наконецъ онъ далъ слово. Онъ зналъ, что она разскажетъ объ этомъ всмъ ея друзьямъ. Аделаида Гаутонъ узнаетъ, и, разумется, будетъ поздравлять его. Разумется, о женитьб не можетъ быть и рчи. Онъ не женится на ней никогда. Но вмсто того, чтобы оставаться прежнимъ Джекомъ Де-Барономъ, свободнымъ какъ воздухъ, онъ будетъ молодымъ человкомъ, помолвленнымъ съ Августой Мильдмей. Теперь онъ уже не можетъ не отвчать на письма, которая она непремнно будетъ писать къ нему, по-крайней-мр два раза въ недлю. Письма писались и прежде, но умерли естественной смертью, потому что онъ пересталъ отвчать на нихъ. Но теперь… не лучше ли ему перейти въ индйскй полкъ?

Но даже и теперь его мысли не вполн были заняты Августой Мильдмей. Злыя слова, сказанныя ему о Мери, оказались не совсмъ безцльны. Его кузина Аделаида говорила ему безпрестанно, что леди Джорджъ такая же какъ вс — то есть его кузина хотла этимъ сказать, что леди Джорджъ такая же какъ она. Августа Мильдмей говорила о его феникс въ такомъ же дух. Маркизъ уврялъ, что она положительно недостойная женщина. Джекъ не желалъ думать о ней какъ думали они, но эти намеки отъ людей, которые знали, какъ эта женщина нравилась ему, были все равно что насмшки надъ чистотою его обожаня, ему говорили почти, что онъ боится говорить о любви съ леди Джорджъ. Онъ дйствительно боялся, и въ глубин сердца нсколько гордился этою боязнью. Но тмъ не мене, его трогали ихъ насмшки. Конечно, онъ и Мери были короткими друзьями. Конечно, эта дружба очень озабочивала ея мужа. Обязывалъ ли его гнвъ мужа удаляться отъ нея? Онъ зналъ, что они теперь вмст не живутъ. Онъ зналъ, что деканъ во всякомъ случа хорошо приметъ его. Онъ зналъ, что никого на свт такъ не желаетъ видть, какъ леди Джорджъ. Онъ ничего особеннаго не намревался говорить съ нею, но ршился увидаться съ нею. Если неравно какое-нибудь слово погоряче вырвется у него, онъ узнаетъ изъ ея отвта каковы ея чувства къ нему. Возвращаясь въ Лондонъ завтра, онъ долженъ прозжать Бротертонъ, и остановится тамъ часа на два.

Глава LII.
Другой обожатель.

Собране въ Рудгамскомъ Парк нельзя было назвать успшнымъ, и не многимъ улучшилось оно въ остроуми и веселости, когда мистрисъ Монтакют-Джонсъ, лордъ Джиблетъ и Джекъ Де-Баронъ, ухали, а каноникъ Гольденофъ съ женою и Грошютомъ прхали вмсто нихъ. Это черное наводнене, какъ выразился лордъ Бротертонъ, было вызвано вниманемъ къ его сятельству. Де-Баронъ думалъ, что его гостю будетъ прятно видть по-крайней-мр кого-нибудь изъ своихъ родныхъ, а онъ могъ видться только съ одною леди Алисой Гольденофъ. Грошютъ былъ заклятымъ врагомъ декана, и поэтому наврно будетъ прятнымъ гостемъ. Епископъ былъ приглашенъ, потому что Де-Баронъ находилъ нужнымъ приносить жертвы общественнымъ приличямъ, но всмъ было извстно, что епископъ бывалъ только въ домахъ духовныхъ лицъ. Грошютъ, который былъ еще молодъ, зналъ, что ему слдуетъ угождать всмъ, и что онъ не можетъ принести пользы гршникамъ, если не будетъ показываться между ними. Позаботились, разумется, чтобы леди Алиса осталась наедин съ своимъ братомъ. Вроятно ожидали, что маркиза не будутъ считать въ графств такимъ людодомъ, если сдлается извстнымъ, что онъ имлъ сношеня хоть съ одной своей сестрой, не поссорившись съ нею.

— Итакъ ты прхала сюда, сказалъ маркизъ:— я не зналъ, что таке благочестивые люди бываютъ у Де-Барона.

— Мистеръ Де-Баронъ очень старый другъ моего мужа. Надюсь, что онъ не очень нечестивъ, и боюсь, что и мы не очень, благочестивы.

— Если вы не противъ, мн, разумется, все равно. Итакъ они вернулись въ старый домъ?

— Мама тамъ.

— А Джорджъ? спросилъ онъ рзкимъ голосомъ.

— И Джорджъ — пока.

— Такого дурака какъ Джорджъ мн не случалось встрчать въ жизни. Онъ такъ боится этого человка, на дочери котораго женился, что не сметъ даже свою душу называть своей.

— Я не думаю этого, Бротертонъ. Онъ не живетъ же у декана.

— Такъ зачмъ онъ поссорился со мной? Онъ долженъ знать, на которой сторон его хлбъ намазанъ масломъ.

— Онъ вдь много получилъ за нею.

— Если онъ думаетъ, что его хлбъ намазанъ масломъ съ той стороны, пусть держится той стороны, и такъ и скажетъ. Я никого, изъ моей семьи, кто будетъ водиться съ деканомъ Бротертонскимъ, или его дочерью посл того, что случилось въ Лондон, не стану считать въ дружелюбныхъ отношеняхъ со мною.

Леди Алиса, подумала, что это прямая угроза ей самой, но оставила это безъ вниманя. Она была уврена, что ея мужъ не поссорится съ деканомъ изъ уваженя къ своему шурину.

— Дло въ томъ, что они вс должны были ухать какъ я имъ веллъ, особенно когда Джорджъ женился на этой двушк и получилъ за нею деньги. Для меня это не составитъ большой разницы, а для него большую.

— Какъ здоровье Попенджоя, Бротертонъ? сказала леди Алиса, желая перемнить разговоръ.

— Я ничего о немъ не знаю.

— Какъ?

— Онъ ухалъ въ Италю съ матерью. Почему я могу знать? Спроси декана. Я не сомнваюсь, что онъ все знаетъ о немъ. Онъ послалъ людей, слдить за ними и наблюдать за каждымъ кускомъ, который они кладутъ въ ротъ.

— Мн кажется онъ бросилъ все это.

— Не таковскй. А долженъ будетъ бросить, если не намревается истратить больше денегъ чмъ у него есть.

— Джорджъ теперь совсмъ удостоврился на счетъ Попенджоя, сказала леди Алиса.

— Джорджу издержки пришлись не по нутру. Но онъ началъ это, я никогда ему не прощу. Это они вдвоемъ съ Сарой. Они увидятъ, какъ плохо имъ придется. Бдняжечка чуть живъ. Почему они не могли подождать?

— Неужели онъ такъ плохъ, Бротертонъ?

— Мн сказали, что изъ него не выйдетъ Геркулесъ. О! да ты можешь передать матери мою любовь. Скажи ей, что если я не бываю у нея, то въ этомъ виноватъ Джорджъ. Я не поду въ Манор-Кроссъ пока онъ тамъ.

Съ каноникомъ онъ едва сказалъ слово, да и каноникъ не очень рвался разговаривать съ нимъ. Но въ графств разнеслось, что маркизъ видлся съ сестрою въ Рудгамскомъ Парк, и полагали, что это произвело вообще хорошее впечатлне.

— Я уду завтра, Де-Баронъ, сказалъ онъ хозяину въ этотъ же день.

— Намъ будетъ очень жаль лишиться васъ. Я боюсь, что вамъ было немножко скучно.

— Не многимъ скучне обыкновеннаго. Все скучно въ извстныхъ лтахъ, если человкъ не иметъ какой-нибудь опредленной цли. Нкоторые могутъ много сть и пить, но мой желудокъ не выдерживаетъ этого. Нкоторые играютъ въ карты, но я началъ такъ поздно, что выигрывать не умю, а проигрывать не люблю. Т вещи, которыми дорожишь, ускользаютъ отъ человка, и, разумется, становится скучно. Мн кажется, что я сдлалъ ошибку, Де-Баронъ, не оставшись дома и не заботясь объ имни.

— Еще не поздно и теперь.

— Поздно. Теперь я не могу. Я не въ состояни припомнить имена арендаторовъ, а охотой не интересуюсь. Я не интересуюсь ничмъ.

— Вы читаете.

— Нтъ. Я длаю видъ будто читаю — немного. Если бы меня оставили въ поко, мн кажется я пустилъ бы себ кровь и умеръ въ теплой ванн. Но теперь я не хочу. Дочь этого человка не должна быть леди Бротертонъ. Вообще мн скоре было здсь прятно, хотя я не могу понять за коимъ чортомъ пригласили вы къ себ эту нмку лгунью и нищаго пастора.

— Онъ намстникъ епископа въ епархи.

— Но зачмъ приглашать самого епископа, если вы съ нимъ не особенно дружны? Довольна ваша дочь своимъ замужствомъ?

— Надюсь, она не жалуется.

— Онъ страшный оселъ и всегда былъ таковъ. А она мн нравится. Если умретъ ея мужъ и умретъ моя жена, мы могли бы соединиться бракомъ и отстранить лорда Джорджа.

Эта спекуляця была даже слишкомъ глубокомысленна для Де-Барона, который засмялся и вышелъ изъ комнаты.

— Прятно вамъ было бы сдлаться маркизой? сказалъ нсколько часовъ спустя маркизъ мистрисъ Гаутонъ.

Она взяла привычку сидть съ маркизомъ и разговаривать съ нимъ поздно по вечерамъ, когда онъ прихлебывалъ кюрасо съ содовой водой, и привыкла слышать отъ него престранныя вещи. Она ему нравилась, потому что онъ могъ говорить съ нею, что хотлъ, а она слушала, смялась и не обижалась. Но этотъ послднй вопросъ былъ очень страненъ. Разумется, она подумала, что онъ относится къ предложеню, сдланному ей когда-то лордомъ Джорджемъ, но если бы она вышла за лорда Джорджа, она могла бы сдлаться маркизой только посл смерти лорда Бротертона и маленькаго Попенджоя, о которомъ она слышала такъ много.

— Если бы это мн пришлось честнымъ образомъ, сказала она съ лукавой улыбкой.

— Я не говорю, что вы должны убить кого-нибудь. А если бы вышли за меня?

— Вы никогда не длали мн предложеня, милордъ.

— Вамъ было только восемь или девять лтъ, когда я видлъ васъ въ послднй разъ.

— Не жалость ли, что вы тогда не были помолвлены со мною? Такя вещи случаются.

— Я желалъ бы знать вышли ли бы вы за меня теперь, если бы я былъ свободенъ?

— Вы не свободны, лордъ Брогертонъ.

— Нтъ. А желалъ бы, и вы бы этого желали, только не осмлитесь сказать.

— Вы думаете, что я непремнно вышла бы за васъ?

— Думаю. Во всякомъ случа я сдлалъ бы вамъ предложене. Я десятью годами моложе Гаутона.

— Ваши лта препятствемъ бы не были.

— А что же?

— Я не говорю, что были бы какя-нибудь препятствя. И не скажу, чтобы не было ихъ. Это такя вещи, о которыхъ женщина не думаетъ.

— Это именно такя вещи, которыхъ женщины думаютъ.

— По-крайней-мр он объ этомъ не говорятъ, лордъ Бротертонъ. Вы знаете, что вашъ братъ желалъ на мн жениться.

— Какъ, Джорджъ? До Гаутона?

— Конечно, прежде чмъ я подумала о мистер Гаутон.

— За коимъ чортомъ вы отказали ему? Зачмъ вы допустили его жениться на этой…

Онъ не докончилъ, но мистрисъ Гаутонъ вполн поняла, что должна предположитъ все самое дурное.

— Никогда прежде объ этомъ не слыхалъ..

— Не мн было разсказывать вамъ.

— Какъ же глупо поступили вы.

— Можетъ быть. Но чмъ бы мы жили? Папа не могъ дать намъ содержане.

— Я могъ.

— Но вы не дали бы. Вы тогда меня не знали.

— Можетъ быть вы точно такъ же, какъ она старались бы лишить моего сына моего имени. Итакъ Джорджъ хотлъ жениться на васъ! Очень онъ былъ влюбленъ?

— Я обязана такъ предполагать, милордъ.

— А вы его не любили!

— Я этого не говорю. Но конечно я не желала начать хозяйство, не имя на это средствъ. Ошибочно ли судила я?

— Я думаю, что человкъ долженъ имть деньги, когда желаетъ жениться. Ну, милая моя, неизвстно что еще можетъ случиться. Не было ли бы странно, если бы вы сдлались маркизой Бротертонской когда-нибудь? Не поцлуете ли вы меня на прощанье?

— Охотно сдлала бы это, если бы вы были моимъ деверемъ — или можетъ быть, если бы въ другой комнат не было столько народу. Прощайте, маркизъ.

— Прощайте. Можетъ быть вы пожалете когда-нибудь, что не исполнили моей просьбы.

— А можетъ быть пожалла бы еще больше, если бы исполнила.

Она ушла, спрашивая себя неужели для нея есть еще возможность предсдательствовать въ гостиной Манор-Кросса. Если бы маркизъ не былъ сильно въ нее влюбленъ, онъ не сталъ бы говорить такимъ образомъ.

— Я съ вами прощусь, Де-Баронъ, сказалъ маркизъ своему хозяину въ этотъ вечеръ.

— Вы вдь подете не рано.

— Нтъ, я никогда ничего не длаю рано. Но я не люблю суетиться предъ отъздомъ.

— Вы дете въ Лондонъ?

— Я поду въ Италю чрезъ недлю. Я ненавижу Италю, но кажется Англю ненавижу еще больше.

— Дайте намъ знать о здоровь Попенджоя.

— Вы непремнно узнаете живъ онъ или умеръ. Другого нечего сообщать. Я никогда никому не пишу кром Нокса, и къ нему очень рдко. Прощайте.

Когда маркизъ пришелъ въ свою комнату, его, такъ называемый курьеръ, явился раздвать его.

— Получили вы какое-нибудь извсте сегодня? спросилъ маркизъ по-итальянски.

Курьеръ отвтилъ, что получилъ. Къ нему изъ Лондона переслали письмо, въ которомъ сообщали, что маленькй Попенджой при смерти.

— Больше ничего не нужно. Бонни, сказалъ маркизъ: — я самъ лягу въ постель.

Онъ слъ и началъ думать о себ, своей жизни, своей будущности — и надеждахъ его враговъ.

Глава LIII.
Бдный Попенджой.

На слдующее утро рудгамское общество собралось къ первому завтраку въ одиннадцатомъ часу. Всмъ было извстно, что маркизъ ухалъ — или узжаетъ. Мильдмеи были еще тутъ и баронесса, и Гаутоны, и черное наводнене соборнаго города. Наканун прхало нсколько новыхъ гостей. Грошютъ, сидвшй за завтракомъ возл каноника Гольденофа, выразилъ свое мнне, что маркизъ Бротертонскй очень любезный господинъ.

— Онъ довольно вжливъ съ тми кто длаетъ то, чего желаетъ онъ, сказалъ каноникъ.

— Человкъ въ его звани и положени, конечно, ожидаетъ уваженя отъ другихъ.

— Человкъ въ его звани и положени долженъ быть очень внимателенъ къ правамъ другихъ, мистеръ Грошютъ.

— Я боюсь, что его братъ надлалъ ему непрятностей. Вы его родственникъ, каноникъ, и разумется, должны знать все.

— Я ршительно ничего не знаю объ этомъ, мистеръ Грошютъ.

— Но надо сознаться однако, что деканъ поступилъ очень дурно. Позволить себ насиле пастору съ знатнымъ человкомъ!

— Вамъ, вроятно, неизвстно, что происходило въ той комнат. Мн неизвстно. Но я скоре оправдаю декана чмъ маркиза.

— Но, какъ же вдь онъ пасторъ?

— Конечно, но онъ и отецъ. Если бы онъ былъ виноватъ, мы узнали бы объ этомъ отъ полици.

— Я не могу извинить пастора, употребляющаго личное насиле, очень величественно сказалъ Грошютъ.— Онъ долженъ быль перенести скоре все, чмъ унизить свое священное зване.

Грошютъ надялся вырвать отъ каноника какое-нибудь выражене враждебное декану, и потомъ уврить самого себя, что онъ завербовалъ новаго союзника.

— Бдняжечка! говорила тетушка Джу мистрисъ Гольденофъ.

Разумется, она говорила о Попенджо.

— И вы никогда не видали его?

— Не видала.

— Мн говорили, что онъ билъ миленькй ребенокъ.

— Очень смуглый, кажется.

— А вс эти… эти сомння? Они теперь прекратились?

— Я никогда не знала многаго о нихъ, мисъ Мильдмей, и никогда не узнавала. Сама я всегда принимала за врное, что онъ Попенджой. Мн кажется эти вещи вс принимаютъ за врное, пока кто-нибудь не докажетъ противнаго.

— Я слышала, что деканъ бросилъ совсмъ это дло, сказала мистрисъ Гаутонъ старой леди Брабазонъ, которая прхала нарочно для того, чтобы видться съ своимъ племянникомъ маркизомъ, но не смла сказать ему слова наканун, а теперь ей сказали, что онъ ухалъ.

Леди Брабазонъ недли дв была вполн убждена, что Попенджой былъ не Попенджой, находясь въ то время подъ влянемъ очень серознаго письма отъ леди Сары. Но съ тхъ поръ распространилось мнне, что деканъ былъ не совсмъ въ своемъ ум, и леди Брабазонъ стала врить законности Попенджоя. Она даже зазжала въ Скумбергскую гостиницу и оставила коробочку конфетъ.

— Надюсь, мистрисъ Гаутонъ, надюсь, ссоры такъ ужасны между родными. Можетъ быть Бротертонъ не совсмъ таковъ какимъ ему слдовало бы быть.

— Онъ человкъ впрочемъ не дурной.

— Конечно, мистрисъ Гаутонъ, и совершенно приличной наружности. Я всегда находила, что Джорджъ очень сумасброденъ.

— Лордъ Джорджъ бываетъ сумасброденъ иногда.

— Онъ такой упрямый, знаете. А со стороны декана я считаю это очень неприличнымъ вмшательствомъ, очень неприличнымъ. Не скажу, чтобы я сама любила иностранцевъ. Мн было бы очень жаль, если бы мой сынъ женился на иностранк. Но если онъ вздумаетъ жениться, я не вижу зачмъ говорить ему, что его наслдникъ незаконный. Говорятъ, она очень достойная женщина и предана мужу.

Въ эту минуту вошелъ дворецкй и что то шепнулъ Де-Барону, который немедленно всталъ.

— Такъ мой племянникъ еще не ухалъ, сказала леди Брабазонъ.— Это онъ прислалъ за мистеромъ Де-Барономъ, я слышала его имя.

Слухъ не обманулъ ее. Маркизъ точно прислалъ за Де-Барономъ, который тотчасъ пошелъ наверхъ и нашелъ лорда Бротертона сидящаго въ шлафрок съ чашкой шеколада и съ бумагою въ рук. Онъ не сказалъ ни слова, но подалъ эту бумагу, которая была телеграмма, Де-Барону. Телеграмма была на итальянскомъ язык, а Де-Баронъ этого языка не зналъ.

— А! вы не понимаете, сказалъ маркизъ.— Дайте. Маленькй Попенджой скончался.

— Умеръ! вскричалъ Де-Баронъ.

— Да. Избавился отъ всхъ непрятностей — счастливчикъ! Ему не придется думать, что длать съ собой. Мн еще до его отъзда сказали, что такъ должно быть.

— Я очень о васъ сожалю, Бротертонъ.

— Какая въ этомъ польза, старый дружище. Мн жаль, что я надодаю вамъ, но я думалъ, что все-таки лучше вамъ сказать. Я не понимаю того, что люди называютъ огорченемъ. Не могу сказать, чтобы я особенно любилъ его, или что буду безъ него скучать. Его почти ко мн не приносили, а когда приносили, то онъ мн надодалъ. А все-таки это меня кольнуло — это меня кольнуло.

— Разумется.

— Для декана и Джорджа это будетъ торжествомъ. Это всего хуже. Но они еще не добились своего. Будь я самымъ жалкимъ псомъ на свт, я буду поддерживать свою жизнь на сколько могу. У меня еще будетъ другой сынъ. Будетъ еще у нихъ хлопотъ довольно, прежде чмъ они поселятся въ Манор-Кросс.

— Деканъ давно будетъ въ могил къ тому времени, да также и я, сказалъ Де-Баронъ.

— Бдненькй мальчикъ! Вы никогда его не видли? Его къ вамъ не приносили, когда вы были въ Манор-Кросс?

— Нтъ, я его не видалъ.

— Его не очень гордились показывать! Нечмъ было любоваться. Честное слово я не знаю, законный былъ онъ или нтъ по англйскимъ обычаямъ.

Де-Баронъ вытаращилъ глаза.

— У нихъ было на что опереться, но они принялись за это такъ грязно! Теперь все равно, но знаете, вамъ не надо повторять всего этого!

— Не повторю ни слова, сказалъ Де-Баронъ, удивляясь, зачмъ ему было объ этомъ сообщено.

— И для хорошей борьбы было много основанй. Я не знаю, была она замужемъ или нтъ. Я никогда не могъ этого узнать.

Опять Де-Баронъ вытаращилъ глаза.

— Теперь все кончено.

— Но если у васъ будетъ другой сынъ?

— О! мы теперь обвнчаны! Мы внчались два раза. Я думаю, что деканъ знаетъ объ этомъ столько же какъ и я — а по всей вроятности и больше. Сколько шуму подняли изъ-за больного мальчика, который былъ приговоренъ къ смерти.

— Могу я сообщить это моимъ гостямъ?

— Да, вы можете имъ сообщить. Подождите, пока я уду. Если объ этомъ не сообщить, то пожалуй скажутъ, что я это скрылъ, а писать я не буду. Теперь Попенджоя нтъ. Если у этой молодой женщины родится сынъ, онъ не можетъ быть Попенджоемъ, пока я живъ. А я буду заботиться о себ. Ей Богу, буду! Представьте себ, если бы деканъ убилъ меня, онъ сдлалъ бы свою дочь маркизой.

— Но онъ былъ бы повшенъ.

— Такъ я жалю зачмъ онъ не убилъ меня. Желалъ бы я знать какъ бы это было. Никто при этомъ не былъ, никто не видалъ, никто не слыхалъ. Ну, кажется, я теперь поду. Поздъ идетъ въ два часа. Вы позволите мн взять у васъ экипажъ?

— Непремнно.

— Проведите меня заднимъ ходомъ и не говорите ни слова пока я не уду. Я не хочу, чтобы обо мн соболзновали вслухъ и радовались изподтишка. Скажите Гольденофу, или моей сестр. Этого будетъ достаточно. Прощайте. Если пожелаете увидть меня, то вамъ надо прхать въ Комо.

Тутъ Де-Баронъ простился и маркизъ сталъ приготовляться къ отъзду.

Когда онъ садился въ карету у боковой двери, къ нему подошелъ Грошютъ.

— Итакъ ваше сятельство оставляете насъ! сказалъ капелланъ.

Маркизъ посмотрлъ на него, пробормоталъ что-то, и ворча слъ въ карету.

— Я жалю, что мы такъ скоро лишаемся вашего сятельства.

Опять послышалось ворчанье.

— Я желаю вамъ сказать нсколько словъ.

— Мн! Что вы можете сказать мн?

— Если когда-нибудь я могу сдлать что-нибудь для вашего сятельства въ Бротертон…

— Вы не можете сдлать ничего. Ступай!

Послдня слова относились къ кучеру, и карета покатилась оставивъ Грошюта на дорог.

Скоро вс узнали въ дом, что маленькй Попенджой умеръ, и что деканъ выигралъ битву, хотя не такимъ образомъ какъ онъ самъ желалъ. Лордъ Бротертонъ былъ, въ нкоторой степени, популяренъ въ Рудгам, но несмотря на это, вс чувствовали, что леди Джорджъ сдлалась гораздо важне сегодня, чмъ была вчера. Чувствовали также, что и деканъ сдлался важенъ, маркизъ былъ очень любезенъ съ дамами, и довольно вжливъ съ мужчинами кром Грошюта. Но вдь не проживетъ же онъ до восьмидесяти лтъ. Онъ былъ женатъ, но вс полагали, что онъ разошелся съ своей женой. Можетъ быть вс они увидятъ леди Джорджъ маркизой Бротертонской, а ея сына лордомъ Попенджоемъ.

— Умеръ! сказала леди Брабазонъ, когда леди Алиса съ грустнымъ лицомъ шепнула ей роковое извсте.

— Онъ сегодня получилъ телеграмму изъ Итали. Бдный мальчикъ!

— Что же теперь будетъ длать маркизъ?

— Полагаю подетъ къ своей жен, отвчала леди Алиса.

— Очень онъ былъ огорченъ?

— Я не видала его. Онъ просто прислалъ мн сказать съ мистеромъ Де-Барономъ.

Мистеръ Де-Баронъ посл уврилъ леди Брабазонъ, что бдный отецъ былъ очень огорченъ. Все общество выражало большое сожалне, каждый изъ присутствующихъ былъ бы теперь чрезвычайно вжливъ къ бдной Мери.

Маркизъ съ своими цвтами, фруктами и французскимъ ромомъ возвращался въ Лондонъ, и если онъ былъ огорченъ, то держалъ свое огорчене при себ. Вскор посл его прзда въ Скумбергскую гостиницу, гд должны были принять его, потому что онъ все еще платилъ за свою комнату, онъ далъ знать, что подетъ въ Италю дня чрезъ два. Въ эту ночь и въ слдующую онъ не вызжалъ и ничмъ не привелъ въ негодоване мистрисъ Вокеръ. Лондонъ былъ пустъ и никто не прзжалъ къ маркизу. Два дня онъ не выходилъ изъ своей комнаты, той самой, гд деканъ чуть не убилъ его, и не принималъ никого кром портного и парикмахера. Я думаю, что онъ по своему жаллъ объ умершемъ ребенк, который если бы былъ живъ, сдлался бы наслдникомъ его титула и имня. Теперь все перейдетъ къ его врагамъ! Жить одному въ Скумбергской гостиниц было не весьма прятно. Даже вызжать въ своемъ экипаж по ночамъ было для него не очень прятно. Онъ могъ длать что хотлъ въ Комо, и никто тамъ не ворчалъ, но что даже въ Комо было ему прятно? Красивое мстоположене ему надоло, и въ немъ уже не было на столько энерги, чтобы развлекать себя разнообраземъ. Цлью его жизни было жить безъ контроля, и теперь въ сорокъ-четыре года онъ находилъ, что выбранная имъ жизнь не имла никакой привлекательности. Онъ совершенно искренно сожаллъ, что не занялся обязанностями англйскаго помщика. Хотя угрызенй онъ не чувствовалъ и не врилъ, ничему хорошему, а все-таки сознавалъ, что если бы длалъ то, что друге называютъ хорошимъ, онъ устроилъ бы себя лучше. Нчто въ род зависти шевелилось въ немъ, когда онъ читалъ о вельмож, политическая жизнь котораго не давала ему ни одной свободной минуты, для его частныхъ длъ, что-то въ род зависти, когда онъ слышалъ о другомъ джентльмен, у котораго скотъ считался лучшимъ въ Англи. Онъ былъ въ родств съ лордомъ Грассангренсомъ и всегда презиралъ этого извстнаго скотовода, но онъ могъ теперь понять, что лордъ Грассангренсъ желалъ жить, между тмъ, какъ для него жизнь была пестернима. У лорда Грассаигренса вроятно былъ хорошй аппетитъ.

Въ послднее утро своего пребываня въ Скумбергской гостиниц, онъ получилъ три письма. Первое, распечатанное имъ, было отъ его старой матери, которая уже нсколько лтъ не писала никакихъ писемъ. Оно заключалось въ слдующемъ:

‘Дорогой Бротертонъ,— я слышала о бдномъ Попенджо, и такъ огорчена! Милый малютка! Мы вс здсь очень несчастны, и я выплакала вс глаза. Надюсь, что ты не удешь, не повидавшись со мною. Если ты позволишь мн, я прду въ Лондонъ, хотя я не была тамъ, Богъ знаетъ какъ давно. Но можетъ быть ты прдешь сюда въ твой собственный домъ. Я такъ этого желаю. Любящая тебя мать,

Г. Бротертонъ’.

‘PS. Пожалуста не выгоняй Джорджа въ конц мсяца’.

На это онъ не разсердился, считая это весьма естественнымъ, но бросилъ письмо какъ совершенно безполезное. Разумется, онъ не будетъ отвчать. Они вс знали, что онъ никогда не отвчаетъ на ихъ письма. Второе письмо было отъ лорда Джорджа:

‘Любезный Бротертонъ,— не могу не выразить моего сочувствя къ извстю, которое я сейчасъ узналъ. Я очень жалю, что ты лишился своего сына. Надюсь, ты не сомнваешься, что я говорю правду. Всегда твой

‘Джорджъ Джерменъ‘.

— Не врю ни одному слову, громко сказалъ маркизъ.

По его мнню, братъ его не могъ говорить правду. Зачмъ, ему жалть, когда онъ употребилъ вс силы, чтобы доказать, что Попенджой не былъ Попенджой? Онъ скомкалъ письмо и бросилъ его. Разумется, онъ не будетъ отвчать.

Третье письмо было отъ новаго корреспондента:

‘Любезнйшй лордъ-маркизъ, прошу васъ врить, что если бы я зналъ, въ какомъ великомъ огорчени узжали вы изъ Рудгамскаго Парка, я не позволилъ-бы себ безпокоить васъ. Прошу васъ врить также, когда я скажу, что я слышалъ о вашей великой потер съ искреннимъ сочувствемъ и соболзную о васъ изъ глубины моего сердца. Пожалуста припомните, любезный лордъ, что если вы обратитесь къ кому слдуетъ за утшенемъ, то, конечно, обратитесь не напрасно.

‘Позвольте мн прибавить, хотя теперь не время для подобнаго увреня, что и его преосвященство епископъ, и я пришли въ великое негодоване, когда услыхали объ оскорблени, нанесенномъ вамъ въ гостиниц. Я не скрываю моего мння, что декана бротертонскаго слдовало лишить мста.

‘Имю честь быть, милордъ-маркизъ, съ чувствами непритворнаго уваженя, покорнйшимъ слугою вашего сятельства

‘Джозефъ Грошютъ’.

Маркизъ улыбнулся, когда бросилъ это третье письмо въ корзину, говоря себ, что люди этой професси часто ссорятся другъ съ другомъ.

Глава LIV.
Добродтель Джека Де-Барона.

Мы теперь должны вернуться къ Джеку Де-Барону, который ухалъ изъ Рудгамскаго Парка въ одинъ день съ маркизомъ, но до полученя извстя о смерти лорда Попенджоя. Будучи только Джекомъ Де-Барономъ, онъ нанялъ въ Бротертон извозчика и отправился въ гостиницу ‘Левъ’, не зная еще самъ, переночуетъ онъ тутъ только или проведетъ недлю. Онъ думалъ, что можетъ быть деканъ пригласитъ его обдать, и что въ такомъ случа онъ непремнно будетъ обдать у декана.

Правиломъ его жизни было отстранять отъ себя вс заботы, и жить изо дня въ день. Онъ былъ почти философъ въ своемъ эпикуреизм, всегда стараясь, чтобы ничто не безпокоило его. Но теперь у него были дв большя заботы, которыхъ онъ не могъ отбросить отъ себя. Во-первыхъ, устоявъ противъ этого послдня пять лтъ съ значительнымъ успхомъ, онъ въ минуту слабости позволилъ себ дать слово Август Мильдмей. Она подступила къ нему такъ тонко, что онъ увидалъ себя въ кандалахъ почти прежде чмъ примтилъ, что у нея приготовлены кандалы. Онъ попалъ въ ловушку ипотезъ, и теперь чувствовалъ, что не имлъ никакого намреня жениться на Август Мильдмей. Онъ полагалъ, что и она не думала, чтобы онъ имлъ это намрене. Онъ не любилъ ее, и не очень врилъ ея любви къ нему. Но Августа Мильдмей, не имвъ успха въ свт столько лтъ, теперь чувствовала, что ей больше ничего не остается, какъ наложить оковы на своего прежняго обожателя. Ему не слдовало хать въ Рудгамъ, когда онъ узналъ, что она будетъ тамъ. Онъ и прежде говорилъ себ это, но не хотлъ отказаться отъ единственной возможности находиться по близости леди Джорджъ посл ея отъзда изъ Лондона. А теперь онъ былъ женихъ — положене, всегда приводившее его въ ужасъ. Онъ направилъ свою ладью на скалу, когда вся жизнь его состояла въ томъ, чтобы избгнуть этой скалы. Онъ сдлалъ единственное сумасбродство., котораго не имлъ намреня длать никогда. Это сдлало его несчастнымъ.

Онъ былъ также растревоженъ — почти несчастливъ — относительно леди Джорджъ. Люди, которыхъ онъ считалъ дурными, говорили ему о ней такя вещи, которымъ, конечно, онъ не врилъ, но которыхъ не могъ и опровергать. Если онъ любилъ когда-нибудь женщину, то именно ее. Онъ уважалъ ее такъ какъ никого. Онъ находилъ удовольстве въ ея обществ, какого не находилъ съ другими своими друзьями. Съ нею онъ могъ быть совершенно невиненъ и въ тоже время совершенно счастливъ. Танцовать съ нею, здить верхомъ, гулять, сидть и смотрть на нее, было само по себ радостью и не требовало ничего большаго. Когда лордъ Джорджъ выказалъ свою ревность, Джекъ былъ очень огорченъ, потому что огорчилась она, и ужасно разсердился на ея мужа, не за то, что онъ помшалъ его удовольствю, но за оскорблене и несправедливость, сдланныя жен. Онъ положительно считалъ себя оскорбленнымъ за то, что она подверглась клевет. Когда онъ старался анализировать свое чувство, онъ не могъ его понять. Оно такъ не походило на все прежнее! Онъ былъ увренъ, что нравится ей, и была минута, когда онъ думалъ отдалиться отъ нея, чтобы не надлать ей непрятностей. Онъ такъ любилъ ее, что его любовь почти лишила его эгоизма.

А между тмъ, онъ можетъ быть ошибается относительна ея. Теорей его жизни было, что молодымъ замужнимъ женщинамъ скоро надодаютъ ихъ мужья, а главною доктриною, что никто не долженъ врить любимой женщин. Посл столькихъ лтъ неужели онъ долженъ отказаться отъ своей философи? Неужели онъ позволитъ провести себя молоденькой двадцатилтней женщин, которая была воспитана въ провинцальномъ город? Неужели онъ долженъ бжать, потому что мужъ забралъ себ въ голову ревновать къ нему. Вс отдавали честь его поведеню въ каппа-капп. Онъ собиралъ лавры главное потому, что его считали любовникомъ леди Джорджъ. Онъ никогда не хвастался другимъ ея милостями, но зналъ, что нравится ей, и говорилъ себ, что поступитъ малодушно, если броситъ ее.

Онъ похалъ въ гостиницу ‘Левъ’ и взялъ комнату, не зная, понадобится ли она ему. И обдъ заказалъ. Онъ думалъ, что, во всякомъ случа, отобдаетъ и переночуетъ въ Бротертон. Находясь такъ близко къ леди Джорджъ, онъ не хотлъ оставить ее тотчасъ. Онъ спросилъ въ гостиниц, въ Бротертон ли деканъ. Да, его видли въ город утромъ. А лордъ и леди Джорджъ у декана? Въ отвтъ на этотъ вопросъ, хозяйка гостиницы съ нсколько плачевнымъ видомъ, объявила, что леди Джорджъ у своего папаши, а лордъ Джорджъ въ Манор-Кросс. Посл этого Джекъ Де-Баронъ отправился въ Ограду. Въ начал второго часа очутился онъ у дверей собора, и думая, что можетъ быть деканъ съ дочерью сидятъ за завтракомъ, онъ пошелъ въ церковь, не зная, куда дть полчаса. Онъ послдне годы не часто бывалъ въ соборахъ, и теперь осматривался вокругъ съ какимъ-то страхомъ.

— Да-съ, его преосвященство бываетъ здсь каждое воскресенье, сказалъ сторожъ: но его преосвященство теперь нездоровъ.

— А деканъ?

— Деканъ каждый день бываетъ въ церкви когда онъ здсь, но деканъ послднее время часто вызжалъ. Посл замужства мисъ Мери, деканъ рже бываетъ въ Бротертон.

— Я знаю декана. Я теперь иду къ нему. Его, я полагаю, въ Бротертон любятъ?

— Это судя потому кто какъ думаетъ, серъ. Мы любимъ его. Я полагаю вы слышали, серъ, что онъ поссорился съ деверемъ мисъ Мери.

Джекъ сказалъ, что онъ объ этомъ слышалъ.

— Вотъ нкоторые говорятъ, что деканъ былъ неправъ.

— Я говорю, что онъ былъ совершенно правъ.

— И мы это думаемъ, серъ. Говорятъ будто его сятельство назвалъ мисъ Мери дурнымъ словомъ. Разв отецъ могъ это перетерпть только потому, что онъ пасторъ?

— Деканъ сдлалъ именно то, что сдлали бы вы и я.

— Именно такъ, серъ. Это говоримъ вс мы. Благодарю васъ, серъ. Вы не взглянете на монументъ принца Эдуарда? Господа всегда сходятъ въ склепъ.

Джекъ не захотлъ видть монумента и заплативъ полкроны, пошелъ бродить одинъ по церкви.

Что было бы съ нимъ, если бы его жизнь была другая, если бы онъ сдлался пасторомъ и женился на Мери Ловелесъ? Онъ зналъ, что его жизнь была неудачна, что лучшая часть ея прошла очень неудовлетворительно. Многимъ онъ нравился, но любилъ ли его кто-нибудь? Во всемъ мр онъ любилъ только одну женщину, а она была женою другого. Въ эту минуту онъ былъ совершенно убжденъ въ одномъ, что никогда не оскорбитъ ея слуха признанемъ въ своей любви. Не лучше ли ему ухать и не видать ее боле? Тонъ, которымъ сторожъ говорилъ о мисъ Мери, разсялъ вс сомння, овладвшя имъ посл уроковъ Аделаиды Гаутонъ и Августы Мильдмей. Будь она такая какъ он говорили, даже ея отецъ не могъ бы почувствовать такого негодованя при произнесени дурного слова.

Но онъ спрашивалъ о декан въ гостиниц, разсказалъ сторожу въ собор о своемъ знакомств съ деканомъ, и его многе видли въ город. Теперь онъ не могъ ухать, не побывавъ у декана. Принявъ это намрене, онъ наконецъ отправился къ декану и ему сказали, что онъ дома. Онъ спросилъ декана, а не леди Джорджъ, и его ввели въ библотеку. Чрезъ минуту къ нему пришелъ деканъ.

— Пойдемте завтракать, сказалъ деканъ: — мы только что сли за столъ. Мери будетъ очень рада видть васъ, и я также очень радъ.

Разумется, Джекъ пошелъ завтракать и чрезъ нсколько минутъ пожималъ руку Мери, которая, дйствительно, очень обрадовалась ему.

— Вы изъ Рудгама? спросилъ деканъ.

— Прямо оттуда.

— Тамъ уже получено извсте?

— Какое!?

— Лордъ Бротертонъ вдь тамъ?

— Кажется онъ сегодня ухалъ. Онъ собирался. Извстй никакихъ я не, слыхалъ.

Онъ взглянулъ на Мери и увидалъ, что ея лицо печально и торжественно.

— Ребенокъ, называемый лордомъ Попенджоемъ, умеръ, сказалъ деканъ.

Онъ не былъ ни грустенъ, ни торжественъ. Онъ не могъ скрыть тона торжества въ своемъ голос, когда сообщалъ это извсте.

— Бдненькй мальчикъ! сказала Мери.

— Умеръ! воскликнулъ Джекъ.

— Сейчасъ получилъ телеграмму отъ моего повреннаго изъ Лондона. Да, онъ теперь мшать никому не будетъ. Бдняжечка! Такъ врно какъ сижу здсь, онъ не былъ лордъ Попенджой.

— Я никакъ не могъ понять въ чемъ дло, замтилъ Джекъ.

— А я понималъ. Разумется, теперь все кончено. Я не способенъ отнимать чужого, но не позволю отнять принадлежащаго мн. Если у нея теперь будетъ сынъ, онъ сдлается наслдникомъ.

— О, папа, не говорите такимъ образомъ.

— Права должны оставаться правами, а правда правдой. Можетъ ли кто желать, чтобы такое имне и такой титулъ перешли къ сыну итальянки, о которой никто не знаетъ ничего.

— Папа, онъ все-таки былъ мой племянникъ.

— Я этого не знаю. По закону нтъ. Но онъ умеръ и намъ не къ чему думать о немъ боле.

Онъ говорилъ съ большимъ торжествомъ. По его наружности было видно, что онъ уже добился той великой цли, для которой ставилъ на ставку все. Но несмотря на это, онъ былъ очень вжливъ къ Джеку Де-Барону.

— Вы останетесь у насъ обдать, капитанъ? сказалъ деканъ.

— Останьтесь, сказала Мери.

— Мы даже приготовимъ для васъ постель, если вы ночуете у насъ.

— Благодарю. Я оставилъ мои вещи въ гостиниц. Обдать я приду если вы позволите.

— Мы будемъ очень рады. Не можемъ общать общества для васъ, у насъ никого не будетъ. Можетъ быть прдетъ лордъ Джорджъ. Онъ непремнно прдетъ, если услышитъ объ извсти. Разумется, завтра онъ узнаетъ, но можетъ быть ему не телеграфировали. Я похалъ бы въ Манор-Кроссъ, только мн не хочется ступать ногой въ домъ этого человка.

Джекъ не могъ не чувствовать, что деканъ обращается съ нимъ какъ съ роднымъ.

— А впрочемъ, я рискнулъ бы похать. Вы позволите мн оставить васъ?

Разумется, Джекъ уврилъ, что онъ ни за что не хочетъ мшать.

— Мери поиграетъ съ вами въ бадминстонъ, {Игра въ род крокета. Пр. перев.} если хотите. Можетъ быть вы пригласите мисъ Паунтнеръ и Грея и составите игру.

Грей былъ младшй каноникъ, а мисъ Паунтнеръ дочь каноника.

— Мы проведемъ время очень хорошо, папа. Я бадминтономъ не восхищаюсь и мы обойдемся безъ мисъ Паунтнеръ.

Деканъ ушелъ и несмотря на вражду, похалъ къ Манор-Кроссъ. Его голова такъ была наполнена смертью ребенка и наступающимъ величемъ дочери, что онъ не могъ оставаться въ поко. Ему казалось, что правосудное привидне съ благою цлью взяло ребенка. Такъ какъ маркизъ ненавидлъ его, такъ и онъ ненавидлъ маркиза. Онъ сначала желалъ вести борьбу честно безъ всякой личной вражды. Когда маркизъ прхалъ, онъ протянулъ ему руку дружбы. Онъ понималъ очень хорошо какъ тогда маркизъ оскорбилъ его. Никто и не зналъ лучше декана, когда съ нимъ обращались дурно и когда хорошо. Потомъ этотъ лордъ пригласилъ его къ себ нарочно для того, чтобы оскорбить его и уязвить на счетъ его дочери. Гнвъ его тогда не весь вылился въ удар. Посл этого произнесеннаго слова, онъ сдлался врагомъ маркиза навсегда. Прощеня быть не могло. Онъ не могъ найти въ своемъ сердц даже искры состраданя къ тому, что этотъ человкъ лишился единственнаго сына. Разв этотъ человкъ не старался хуже чмъ убить его единственную дочь? Теперь такъ называемый Попенджой умеръ, и деканъ торжествовалъ. Ему было необходимо увидть своего зятя. Его зятю надо растолковать, что значитъ быть отцомъ будущаго маркиза. Бротертонскаго.

— Я теперь зайду въ гостиницу, сказалъ Джекъ, когда деканъ уходилъ.

— И мы поиграемъ въ крокетъ, когда вы вернетесь. Я люблю крокетъ, хотя папа смется надо мной. Я люблю вс игры. Такъ прятно длать что-нибудь.

Джекъ вернулся въ гостиницу больше для того, чтобы имть возможность сообразить, что онъ скажетъ ей. Онъ и сообразилъ. Онъ будетъ играть съ ней въ крокетъ со всмъ усердемъ и обращаться съ нею какъ съ дорогой сестрой.

LV.
Какъ онъ могъ удержаться.

Когда онъ вернулся, она была въ саду съ шляпой и молоточкомъ въ рук, но сидла на садовомъ стул подъ большимъ кедромъ.

— Я нахожу, что играть слишкомъ жарко, сказала она.

Это было въ август и солнце сяло очень ярко. Джекъ, разумется, былъ очень радъ сидть подъ кедромъ вмсто того, чтобы играть въ крокетъ. Онъ приготовился сдлать все что она пожелаетъ. Если бы только онъ могъ знать, каке предметы къ разговору предпочитаетъ она, тогда онъ говорилъ бы о нихъ и ни о чемъ другомъ.

— Какъ вы находите папашу? спросила она.

— У него всегда прекрасный видъ.

— Онъ былъ ужасно огорченъ этимъ дломъ въ Лондон. Со мною онъ не говорилъ объ этомъ, но совсмъ было занемогъ, пока думалъ, что маркизъ въ опасности.

— Я не думаю, чтобы маркизъ былъ боленъ отъ этого.

— Такъ говорили, и нсколько времени папа не могъ этого переварить. Теперь онъ въ восторг. Я желала бы, чтобы онъ не такъ былъ радъ тому что этотъ бдный мальчикъ умеръ.

— Это длаетъ большую разницу для него, леди Джорджъ — и для васъ.

— Разумется, это длаетъ разницу, и разумется, я чувствую ее. Я забочусь о моемъ муж столько же какъ и всякая другая жена. Если это достанется мн честно, я не стану относиться къ этому съ пренебреженемъ.

— А разв это не честно? _

— О, да! разумется, папа не лишилъ жизни этого мальчика, но я нахожу, что этихъ вещей не слдуетъ желать такимъ образомъ. Если уже нельзя не желать, тогда надо свои желаня скрывать. Это такъ похоже на жадность къ чужому добру. Вы не находите, что мы должны исполнять заповди, капитанъ Де-Баронъ?

— Конечно — если можемъ.

— Тогда мы не должны желать чужихъ титуловъ.

— Насколько я понялъ, деканъ желалъ не допустить другого получить титулъ, ему не принадлежащй. Это не значитъ не исполнять заповди.

— Разумется, я не осуждаю папаши, онъ ни за что на свт не захотлъ бы присвоить себ не свое и не мое. Но такъ жаль мальчика.

— Я не думаю, чтобы маркизъ имъ дорожилъ.

— О, онъ долженъ былъ имъ дорожить! Его единственный ребенокъ! А бдная мать, подумайте, что должна чувствовать она.

— Несмотря на все это, по моему мнню, очень хорошо, что онъ умеръ, сказалъ Джекъ, смясь.

— Вы не должны этого говорить. Ужасно это говорить. Не хотите ли вы выкурить сигару? Вы можете здсь курить. Папа всегда куритъ здсь, потому что, какъ говоритъ онъ, мистеръ Грошютъ не можетъ его видть.

— Мистеръ Грошютъ въ Рудгам, сказалъ Джекъ, вынимая сигару изъ сигарочницы и закуривая ее.

— Въ Рудгам? Какое повышене!

— Онъ кажется мн вовсе не первоклассный человкъ.

— Онъ принадлежитъ къ послднему классу, если только такой классъ есть. Я скажу вамъ секретъ, капитанъ Де-Баронъ. Мистеръ Грошютъ предметъ моего отвращеня. Я ненавижу его. Я почти желала бы, чтобы его сдлали епископомъ въ какомъ-нибудь нездоровомъ мст.

—Чтобы онъ могъ ухать и умереть?

— Было бы достаточно, если бы комары кусали его день и ночь. Кто еще былъ въ Рудгам?

— Мистрисъ Монтагют-Джонсъ.

— Милая мистрисъ Джонсъ! Я люблю мистрисъ Джонсъ.

— И Аделаида Гаутонъ съ мужемъ.

Мери вздернула носъ и состроила гримасу.

— Вы прежде очень любили Аделаиду.

— Очень любила — слишкомъ длинное слово. Мы чуть было не подружились, но теперь мы не друзья.

— Скажите мн, чмъ она васъ оскорбила, леди Джорджъ. Наврно случилось что-нибудь.

— Вы ея кузенъ. Не стану же я бранить ее при насъ.

— Она не столько мн кузина, на сколько вы мн другъ — если я могу это сказать. Что она сдлала, или что сказала?

— Она расписываетъ себ лицо.

— Если вы будете ссориться, леди Джорджъ, со всякой женщиной, которая длаетъ это, то у васъ будетъ очень много враговъ.

— И шиньонъ ея на затылк длается все больше и больше каждый мсяцъ. Ну, словомъ, я не люблю ее.

— Мн кажется она не знаетъ, зачмъ вы перестали ее любить.

— А я уврена, что она знаетъ, капитанъ Де-Баронъ. Она знаетъ очень хорошо. А теперь, если вы позволите, мы не будемъ больше говорить о ней. Кто еще былъ въ Рудгам?

— Весь прежнй кружокъ. Тетушка Джу и Августа.

— Стало быть вы были счастливы.

— Совершенно. Мн кажется никто не знаетъ этого лучше чмъ йы.

— Вы должны были чувствовать себя счастливымъ.

— Леди Джорджъ, я думалъ, что вы всегда говорите правду.

— Стараюсь, и думаю, что вы должны были считать себя счастливымъ. Неужели вы хотите сказать, что мисъ Мильдмей ничего для васъ не значитъ?

— Она очень старый другъ.

— Не должна ли она быть больше? Хотя, разумется, я не имю права спрашивать.

— Вы, имете право больше всхъ. У меня нтъ на свт друга, которому бы я такъ врилъ, какъ вамъ. Нтъ, она не должна быть больше.

— Разв вы никогда не давали ей права думать, что она можетъ быть больше?

Онъ помолчалъ прежде чмъ отвтилъ. Какъ ни желалъ онъ, чтобы Мери была его истиннымъ другомъ, онъ не могъ ршиться разсказать ей все, что случилось въ Рудгамскомъ Парк за послдне два дня. До тхъ поръ, онъ не давалъ мисъ Мильдмей никакого права, такъ по-крайней-мр онъ уврялъ себя. Но теперь… теперь, конечно, была разница. Онъ очень желалъ быть вполн откровененъ съ леди Джорджъ, но — только на этотъ разъ — онъ былъ принужденъ прибгнуть ко лжи.

— Никогда! сказалъ онъ.

— Разумется, не мое дло разузнавать подробне.

— Очень трудно описать, какимъ образомъ образовалась такая короткость. Я и Августа Мильдмей очень часто бывали вмст, но если бы она даже этого и пожелала, то мы не могли соединиться бракомъ. У насъ нтъ средствъ.

— А между тмъ, вы живете какъ богатые люди.

— У насъ нтъ средствъ именно потому, что мы живемъ какъ богатые люди.

— Вы никогда не длали ей предложеня?

— Никогда.

— И не подавали ей повода думать, что вы сдлаете? Это одно и тоже, капитанъ Де-Баронъ.

— Какъ я могу это думать? Какъ я могу разсказать обо всемъ безъ хвастовства? Какъ только мы сошлись настолько. что могли говорить о подобныхъ вещахъ, я сказалъ ей, что бракъ между нами невозможенъ. Не достаточно ли этого?

— Полагаю, сказала леди Джорджъ, которая помнила каждое слово, сказанное ей Августой Мильдмей.— Я знаю, не зачмъ мн разспрашивать объ этомъ, только я думала…

— Я знаю, что вы думали…

— Что?

— Что а безсердечный негодяй.

— Никогда. Если бы я думала это, я не такъ… не такъ интересовалась бы этимъ. Очень жаль, что такъ случилось.

— Чрезвычайно жаль!

Тутъ наступило молчане, во время котораго онъ курилъ, а она играла съ своимъ молоточкомъ.

— Я желалъ бы разсказать вамъ все объ этомъ, но только не могу. Говорила она объ этомъ съ вами?

— Да, одинъ разъ.

— Что же она сказала?

— И я не могу вамъ этого пересказать.

— Я старался поступать честно, но иногда это бываетъ трудно. Иногда желаешь сказать всю правду, но какъ-то неудается. Я теперь помолвленъ съ нею.

— Вы помолвлены!

— А два дня тому назадъ я былъ свободенъ.

— Такъ я могу поздравить васъ?

— Нтъ, нтъ. Это длаетъ меня несчастнымъ. Я не люблю ее. Я люблю другую и никогда не любилъ никого, кром нея.

— Это очень грустно, капитанъ Де-Баронъ.

— Не правда ли? Я никогда не могу жениться на мисъ Мильдмей.

— А между тмъ вы общали.

— Я общалъ при нкоторыхъ условяхъ, которыя никогда, никогда не могутъ исполниться.

— Зачмъ же вы общали, если не любите ее.

— Не можете ли вы понять безъ моихъ объясненй? Я не могу вамъ этого сказать. Я увренъ, что вы понимаете.

— Полагаю. Бдная мисъ Мильдмей.

— И бдный Джекъ Де-Баронъ!

— Да, бдный Джекъ Де-Баронъ! Никто не долженъ длать двушк предложеня, если не любитъ ее. Двушка совсмъ другое, она можетъ полюбить впослдстви. Она можетъ полюбить мужа больше всхъ, на свт, хотя до замужства мало знала его. Если онъ съ ней добръ, она непремнно его полюбитъ. Но если мужчина женится на женщин не любя, онъ скоро ее возненавидитъ.

— Я никогда не женюсь на мисъ Мильдмей.

— А между тмъ вы ей общали!

— Я вамъ говорилъ, что желаю разсказать вамъ все. Такъ прятно имть возможность высказываться откровенно, даже если бы заслужить порицане такъ какъ я отъ васъ. Это просто значитъ, что я не могу жениться ни на комъ другомъ.

— Но вы любите другую?

Она чувствовала, длая этотъ вопросъ, что онъ нескроменъ. Сначала ей не пришло въ голову, что эта другая была она. Она даже старалась отгадать кто бы это могла быть. Но теперь, когда эти слова сорвались съ ея языка, она поняла, что они нескромны. Хорошо ли было имть такой разговоръ съ человкомъ, который ей не братъ, ни даже кузенъ? Она желала, чтобы онъ былъ ея кузеномъ, чтобы она могла законнымъ образомъ выслушивать его секреты. Хотя она бранила его, а все-таки онъ нравился ей не мене прежняго. Ей казалось, что она понимаетъ, какъ это случилось, и что Августа была больше виновата чмъ онъ.

— Конечно люблю, отвтилъ онъ: — но я не имлъ намреня говорить объ этомъ.

— Я не стану разузнавать тайнъ.

— Разв это тайна? Можетъ ли это быть тайной? Неужели вы не знаете, что съ тхъ поръ какъ я васъ узналъ, моимъ единственнымъ удовольствемъ было находиться съ вами, разговаривать съ вами и смотрть на васъ?

— Капитанъ Де-Баронъ!

Говоря это она встала какъ будто хотла оставить его и уйти въ домъ.

— Вы должны выслушать меня теперь. Вы не должны уходить, не выслушавъ меня. Я не скажу ни одного слова оскорбительнаго для васъ.

— Вы уже оскорбили меня.

— Какъ я могъ удержаться? Что мн было длать? Что долженъ былъ я говорить? Пожалуста не уходите, леди Джорджъ.

— Я не думала, что вы оскорбите меня. Я вамъ довряла.

— Вы можете доврить мн и теперь. Клянусь честью джентльмена, я не скажу ни слова, которымъ вы могли бы остаться недовольны. Я желалъ бы объяснить вамъ вс мои чувства. Любовь зависитъ не отъ насъ.

— Можно управлять своими словами.

— Беру небо въ свидтели, что я ршился не говорить вамъ ничего такого чего не могъ бы сказать своей сестр. Просилъ ли я васъ любить меня? Я не считалъ этого возможнымъ. Я знаю, что вы слишкомъ добродтельны. Мн это не представлялось даже и въ мечтахъ.

— Объ этомъ думать нечестиво.

— Я и не думалъ. И никогда думать не буду. Вы ангелъ для меня. Если бы я умлъ писать стихи, я писалъ бы объ васъ. Когда я строю воздушные замки и думаю что могло бы быть если бы все пошло хорошо въ моей жизни, я стараюсь вообразить, что могъ имть васъ своей женой. Въ этомъ нтъ ничего нечестиваго. Это не преступлене. Можете ли вы сердиться на меня за то, что узнавъ васъ коротко, я нахожу васъ лучше, миле, прелестне всхъ другихъ. Неужели вы никогда не любили друга?

— Я люблю моего мужа всмъ сердцемъ — о! я люблю его больше всхъ на свт.

Джекъ не совсмъ это понялъ. Его ангелъ, былъ ангелъ. Онъ въ этомъ удостоврился. И онъ желалъ, чтобы она осталась ангеломъ. Но онъ не могъ понять какъ какой-нибудь ангелъ могъ страстно любить лорда Джорджа Джермена — особенно этотъ ангелъ, съ которымъ онъ такъ жестоко поступилъ. Неужели она любила его больше всхъ на свт, когда онъ вывелъ ее изъ залы мистрисъ Джонсъ, и сдлалъ выговоръ при всхъ гостяхъ зато, что она танцовала каппа-каппу? Но объ этомъ разсуждать было нельзя.

— Я могу остаться вашимъ другомъ? спросилъ онъ.

— Я думаю, что вамъ лучше больше не прзжать.

— Не говорите этого, леди Джорджъ. Если я поступилъ дурно, простите меня. Мн, кажется, вы должны сознаться, что я не могъ удержаться.

— Не могли удержаться!

— Не говорилъ ли я вамъ, что желаю разсказать вамъ всю правду? какъ могъ я заставить васъ понять исторю съ мисъ Мильдмей, не разсказавъ вамъ всего? Скажите, что вы прощаете меня.

— Возьмите назадъ ваши слова и тогда я васъ прощу.

— Нтъ. Я это чувствую и буду чувствовать всегда, но вы наврно мн простите, если я никогда больше не буду объ этомъ говорить. Вы простите мн и поймете меня, а когда впослдстви увидите меня пожилымъ холостякомъ, вы будете знать почему это такъ случилось. Ахъ, Боже мой! я совсмъ забылъ сказать вамъ, что въ Рудгам была еще одна ваша прятельница — очень короткая.

Разумется, Мери простила ему и обрадовалась, что онъ такъ внезапно перемнилъ разговоръ, но у самой у нея не было достаточно самообладаня, чтобы немедленно перейти къ другому предмету разговора.

— Кто вы думаете былъ тамъ?

— Почему могу я знать?

— Баронесса.

— Нтъ?

— Она.

— Баронесса Банманъ у мистера Де-Барона?

— Да, баронесса Банманъ. Тетушка Джуля выпросила позволене привезти ее, и забавне всего то, что она у всхъ насъ выманила деньги. Отъ меня получила пять фунтовъ.

— Какъ это было глупо съ вашей стороны!

— И десять отъ лорда Бротертона! Мн кажется это было для нея самымъ главнымъ торжествомъ. Она напала на него безъ малйшаго зазрня совсти. Я никогда не видалъ человка въ такомъ удивлени. Онъ послалъ меня за деньгами., а она не отходила отъ меня пока не получила ихъ.

— Я думала, что она уже порядкомъ надола тетушк Джу.

— Теперь наврно. И лордъ Джиблетъ былъ. Онъ женится на мисъ Патморъ-Гринъ.

— Бдный лордъ Джиблетъ!

— И бдная мисъ Патмор-Гринъ! Не знаю кому придется хуже. Они могутъ для утшеня танцовать вмст каппа-каппу. Это все устроила мистрисъ Джонсъ, и ршила, что онъ не ускользнетъ. Я долженъ хать въ Килланкодлемъ и помогать.

— Зачмъ вамъ вмшиваться въ это?

— Тамъ очень хорошая охота, прекрасный столъ и вина, а Джиблетъ мой прятель, слдовательно, я обязанъ помочь. А теперь, леди Джорджъ, я пойду въ гостиницу и вернусь къ обду. Мы друзья?

— Да, если вы общаете не оскорблять меня.

— Никогда не оскорблю. Никогда не скажу слова, которое не могли бы услыхать вс.

Онъ схватилъ ея руку и поцловалъ.

— Вы всегда будете для меня сестрой, прибавилъ онъ.— Когда у меня будетъ горе, я обращусь къ вамъ. Скажите, что вы будете любить меня какъ брата.

— Я всегда буду считать васъ другомъ.

— Это довольно холодныя слова, но я постараюсь довольствоваться этимъ. Вотъ вашъ отецъ.

Въ эту минуту они выходили съ боковой тропинки на лугъ, и въ это самое время деканъ вышелъ на террасу изъ балконнаго окна. Съ деканомъ шелъ лордъ Джорджъ, и Мери, какъ только увидла мужа, бросилась къ нему и обвила руками его шею.

— О, Джорджъ, милый, милйшй Джорджъ, папа говорилъ, что ты можетъ быть прдешь. Ты останешься?

— Онъ будетъ обдать здсь, сказалъ деканъ.

— Только обдать!

— Сегодня не могу остаться дольше, отвчалъ лордъ Джорджъ, смотря на капитана Де-Барона.

Деканъ сказалъ ему о посщени Де-Барона, но все-таки, когда лордъ Джорджъ увидалъ, что жена его гуляетъ съ этимъ человкомъ, имъ опять овладло безпокойство. Могло ли быть хорошо, что человкъ, отъ котораго онъ увезъ ее съ бала, оставался съ ней одинъ цлый день въ саду! Она была легкомысленна какъ ребенокъ, но ему казалось, что и деканъ такъ же легкомысленъ какъ его дочь. Деканъ долженъ былъ знать людске толки. Деканъ самъ видлъ этотъ ужасный танецъ со всми его послдствями. Страшное обвинене маркиза было сказано самому декану. Хотя это была дьявольская ложь, сумасбродство декана было не меньше оттого. Лордъ Джорджъ обнялъ жену, но она поняла по одному прикосновеню руки, что онъ не въ дух.

Разумется, лордъ Джорджъ и Джекъ Де-Баронъ пожали другъ другу руку, потомъ Джекъ ушелъ, сказавъ декану, что вернется къ обду.

— Не могу сказать, чтобы этотъ молодой человкъ мн нравился, сказалъ лордъ Даюрджъ.

— А мн онъ очень нравится, возразилъ деканъ: — онъ всегда веселъ, и я думаю, что онъ честенъ.

Мери, разумется, скоро пошла наверхъ съ своимъ мужемъ.

— Я такъ и думала, что ты прдешь, сказала она.

— Разумется, я желалъ видть тебя посл этого извстя. Оно такъ важно. Ты должна это чувствовать.

— Бдный мальчикъ! Ты жалешь о нихъ?

— Жалю. Бротертонъ поступилъ со мною очень дурно, но я жалю его. Я къ нему напишу. Но это не измнитъ фактовъ. Попенджой умеръ — если только онъ былъ Попенджой. Я это думаю, но теперь это не значитъ ничего.

Онъ говорилъ такъ торжественно, что она не знала, какъ ему отвчать.

— И если у тебя будетъ сынъ…

— О, Джорджъ!

— Онъ еще не будетъ Попенджоемъ.

— Можетъ быть не будетъ и никогда.

— Можетъ быть — но по всей вроятности наступитъ время, когда онъ будетъ Попенджоемъ. Нельзя не думать объ этомъ.

— Разумется.

— Конечно, я не желаю смерти моего брата.

— Не желаю и я.

— Но фамилю слдуетъ поддерживать. Я дорожу моей фамилей. Въ Манор-Кросс думаютъ, что ты должна прхать туда тотчасъ.

— А ты останешься здсь, Джорджъ. Разумется, я поду, если ты нсколько времени пробудешь здсь.

— Он думаютъ, что ты должна прхать, хотя бы на нсколько дней.

— А потомъ? Разумется, я поду, если ты этого желаешь, Джорджъ. Я погостила у папаши, а теперь, Джорджъ, я такъ желаю быть съ тобой опять.

Она обняла его и поцловала. Конечно, онъ ревновать не могъ, хотя капитанъ Де-Баронъ пробылъ тутъ цлый день. Онъ и ревновалъ только той цезарской ревностью, которая состояла въ томъ, чтобы жена его не возбудила толковъ унизительныхъ для его супружескаго достоинства.

Въ Манор-Кросс много разсуждали объ этомъ дл, и манор-кросскй конклавъ, то-есть, леди Сара, думалъ, что Мери слдуетъ привезти домой, хотя бы дня на два, чтобы бротертонцы могли знать, что между нею и ея мужемъ ссоры не было. Что она гостила у отца, могло считаться естественнымъ. Но теперь — теперь бротертонцы должны знать, что мать будущаго лорда Попенджоя, находится въ хорошихъ отношеняхъ съ семьей своего мужа.

— Разумется, ея положене очень измнилось, сказала леди Сюзанна наедин леди Амели.

Старой маркиз ужасно хотлось видть ‘милую Мери’ и длать надлежаще вопросы объ ея положени. И было ршено, что ее уже не станутъ заставлять шить юбки. О! если бы будущй малютка могъ родиться въ Манор-Кросс! Маркиза не понимала, зачмъ лорду Джорджу оставлять Манор-Кроссъ. Бротертонъ не могъ объ этомъ знать въ Итали, а если уже Джорджъ долженъ ухать, конечно, Мери можетъ остаться. Маркиза увряла, что она умретъ счастливою, если другой Попенджой родится при ней въ Манор-Кросс.

— Когда мн хать? спросила Мери.

Она сидла возл мужа и вопросъ этотъ былъ сдланъ съ полнымъ восторгомъ.

— Я не знаю, можешь ли ты быть готова завтра.

— Разумется, я могу быть готова завтра. О, Джорджъ, опять быть съ тобою! Даже на десять дней, это кажется великимъ счастемъ. Но если ты оставишь Манор-Кроссъ, тогда, разумется, ты возьмешь меня съ собой.

Въ этомъ выказывалась такая истинная привязанность, что онъ былъ побжденъ, и даже несмотря на присутстве капитана Де-Барона, пришелъ обдать въ самомъ хорошемъ расположени духа.

Глава LVI.
Сер-Генри сказалъ, что ничто не можетъ быть полезне.

Обдъ прошелъ безъ всякихъ особенныхъ волненй. Капитанъ Де-Баронъ, разумется, предпочелъ бы, чтобы лордъ Джорджъ остался въ Манор-Кросс, но во всякомъ случа ему не о чемъ было больше говорить съ леди Джорджъ. Они теперь понимали другъ друга. Онъ былъ совершенно убжденъ, что вс дурные отзывы о ней были чистой клеветой, и между тмъ, онъ умлъ высказаться ей во всемъ, не подвергнувъ себя ея постоянному гнву. Когда она вышла изъ столовой, разговоръ опять обратился на важный попенджоевскй вопросъ, и изъ нкоторыхъ словъ, вырвавшихся у декана, Джекъ могъ предположить, что лордъ Джорджъ надется имть наслдника.

— Онъ и самъ, повидимому, не долго проживетъ, отозвался деканъ о маркиз.

— Желаю отъ всего сердца, чтобы онъ долго прожилъ, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Это другой вопросъ, возразилъ деканъ. Я только говорю, что по его наружности этого ожидать нельзя.

Лордъ Джорджъ ухалъ рано, и Джекъ Де-Баронъ счелъ благоразумнымъ удалиться въ тоже время.

— Итакъ, ты узжаешь завтра, дружокъ? сказалъ деканъ.

— Да, папа. Не лучше ли будетъ это?

— Да. Ничего не можетъ быть хуже продолжительной разлуки. Онъ намренъ поступать честно и хорошо.

— Онъ честный и хорошй человкъ, папа.

— Ты достигла торжества.

— Я не желала торжествовать по-крайней-мр надъ нимъ.

— Посл того, что случилось теб было необходимо прхать сюда. А то онъ увезъ бы тебя и мы съ тобою разлучились бы совсмъ. Разумется, ты обязана ему повиноваться, но на это должны быть границы. Онъ хотлъ увезти тебя точно за наказане, а этого я допустить не могъ. Теперь все кончено. Богъ знаетъ, когда я опять увижу тебя, Мери.

— Почему вы это думаете, папа?

— Потому что онъ еще не преодоллъ своей непрязненности ко мн. У него нтъ своего дома, почему онъ не хочетъ жить съ тобою здсь?

— Мн кажется, ему не нравится мысль быть вамъ въ тягость.

— Именно. Въ немъ нтъ на столько дружелюбя, чтобы чувствовать, что когда два человка должны дйствовать за одно, такъ какъ онъ и я, ради любви къ теб, то такому чувству не слдуетъ поддаваться. Ему не должно быть стыдно сидть на моимъ столомъ, точно такъ какъ и теб. Если бы мы были въ хорошихъ отношеняхъ и имне принадлежало ему, неужели мн было бы совстно гостить въ Манор-Кросс?

— У васъ все-таки есть свой домъ, куда вы можете вернуться.

— И у него будетъ, современемъ. Но этого измнить нельзя душа моя, и Боже меня сохрани возстановлять тебя противъ него. Онъ не втренникъ, не мотъ, и не станетъ гоняться за другими женщинами.

Мери подумала о мистрисъ Гаутонъ, по промолчала.

— Онъ человкъ не дурной и мн кажется, любитъ тебя.

— Я въ этомъ уврена.

—иНо я не могу не грустить при разлук съ тобою. Во всякомъ случа я увижу тебя въ Лондон въ будущемъ году.

Говоря это, деканъ почти плакалъ.

Оставшись одна въ своей комнат, Мери, разумется, много думала о капитан Де-Барон и его словахъ. Жаль — очень жаль, что это случилось такъ. Она сердилась на себя за свою нескромность, немножко сердилась и на него, за то, что онъ поддался искушеню. Но въ этомъ было что-то прятное. Она огорчалась въ сердц, что онъ любить ее. Она никогда не старалась возбудить въ немъ любовь. Она даже никогда не думала объ этомъ. А ей слдовало думать, ей слдовало не показывать такого удовольствя въ его обществ, а все-таки, все-таки это было прятно. Потомъ она вспомнила свои прежня мечты, прежде чмъ вышла за лорда Джорджа. Она знала, какъ напрасны были эти мечты, потому что теперь любила лорда Джорджа всмъ сердцемъ, но все-таки она помнила о нихъ, и чувствовала, что он почти сбылись. Она припоминала лестныя слова, которыми онъ хвалилъ ее, какъ онъ говорилъ, что она ангелъ, слишкомъ добрый и чистый для того, чтобы быть способнымъ ко злу, какъ въ своихъ воздушныхъ замкахъ все будетъ думать о ней. Конечно, всякй можетъ строить каке хочетъ воздушные замки, если только будетъ молчать. Она была совершенно убждена, что не влюблена въ него, но была также убждена, что именно такимъ образомъ слдуетъ объясняться въ любви. Потомъ она подумала объ Август Мильдмей, не оказать ли изъ состраданя услугу этой бдной двушк? Не сказать ли капитану Де-Барону, что онъ обязанъ жениться на ней? А если онъ сочтетъ это своей обязанностью, то не сдлаетъ ли онъ этого? Можно, однако, сомнваться, не думала ли она въ эти минуты гораздо лучше о капитан Де-Барон, чмъ этотъ господинъ заслуживалъ.

На слдующй день манор-кросскй экипажъ прхалъ за нею. Деканъ предложилъ прислать ее въ своемъ экипаж, но лордъ Джорджъ объяснилъ, что его мать желаетъ прислать свой экипажъ. Вещи повезутъ на телег. Въ Манор-Кросс вс находили, что леди Джорджъ должна теперь прхать домой въ фамильномъ экипаж. Но экипажъ прхалъ пустой.

— Богъ да благословитъ тебя, моя дорогая, Сказалъ деканъ, сажая ее въ карету.

— Прощайте, папа. Я думаю вамъ можно будетъ прхать ко мн.

— Не знаю можно ли. Вчера когда я былъ тамъ, я дамъ не видалъ.

— Я нисколько не дорожу дамами. Тамъ гд я, папа, и вы быть можете. Разумется, Джорджъ приметъ васъ, а вы можете вызвать меня.

Деканъ улыбнулся, опять поцловалъ дочь и она ухала.

Она совсмъ не знала какя почести приготовляются для нея. Она еще возмущалась въ сердц противъ юбокъ и ршила, что не будетъ ходить въ церковь два раза по воскресеньямъ, когда карета подъхала къ дверямъ. Вс были въ передней, кром маркизы. Вс поцловали ее дружелюбно, и потомъ она опять очутилась въ объятяхъ мужа. Мистрисъ Тофъ очень почтительно поклонилась ей. Мери примтила этотъ поклонъ и вспомнила въ эту минуту, что мистрисъ Тофъ прежде никогда ей не кланялась. Даже высокй лакей посторонился съ такимъ уваженемъ, которымъ прежде удостаивалъ только манор-кросскихъ дамъ. Кто могъ знать какъ скоро умретъ этотъ злой маркизъ, и тогда — тогда какъ велико будетъ торжество дочери декана!

— Можетъ быть вы пойдете къ мамаш, какъ только снимите шляпку, сказала леди Сюзанна:— мама, такъ желаетъ видть васъ.

Мери тотчасъ сняла шляпку и объявила себя готовою итти къ маркиз.

— У мамаши было много огорченй съ тхъ поръ, какъ вы были здсь, сказала леди Сюзанна, провожая Мери наверхъ. Она очень постарла. Я знаю, что вы будете ласковы къ ней.

— Разумется, сказала Мери:— думаю, что я и прежде никогда не ласкова не была.

— Она теперь такъ часто задумывается и плачетъ. Мы употребляемъ вс стараня, чтобы не давать ей плакать, потому что это оставляетъ въ ней такую слабость. Мы поимъ ее мяснымъ чаемъ и стараемся, чтобы она спала какъ можно больше. Мери прхала, мама. Вотъ она.

Мери вошла за леди Сюзанной въ комнату, и маркиза тотчасъ залилась горючими слезами.

— Моя милая! моя дорогая! воскликнула она.— Если что могло снова сдлать меня счастливою, то это ваше возвращене ко мн.

Мери поцловала свою свекровь и покорилась ея поцлуямъ очень любезно, какъ будто она и старушка всегда были самыми горячими и любящими друзьями.

— Садитесь, душечка. Я нарочно велла принести сюда кресло для васъ. Сюзанна, принеси ей скамеечку.

Сюзанна не поморщившись, принесла скамеечку.

— Теперь садитесь и дайте мн поглядть на васъ. Я не нахожу, чтобы она очень перемнилась.

Все это было очень прискорбно для бдной Мери, которая при всемъ своемъ желани сдлать угодное маркиз, не могла ршиться ссть на кресло.

— Итакъ этотъ бдный мальчикъ умеръ, душа моя?

— Я очень жалла.

— Да, разумется. Такъ и слдовало. Когда кто-нибудь умираетъ, мы должны жалть. Мн кажется я сдлала для него все, что было возможно для меня. Не такъ ли Сюзанна?

— Вы очень заботились о немъ, мама.

— Именно — очень заботилась. Я не сомнваюсь, что мать пренебрегала имъ, я всегда такъ думала. Но теперь у насъ будетъ другой, такъ?

На этотъ вопросъ будущая мать отвтить не могла, и для разршеня затрудненя, Сюзанна сказала, что Мери должна итти завтракать.

— Конечно, въ ея положени ее нельзя заставить ждать ни минуты. Смотри, Сюзанна, чтобы для нея былъ портеръ. Я уже объ этомъ говорила. Она должна пить рюмку за завтракомъ и рюмку за обдомъ.

— Я не могу пить портера, съ отчаянемъ сказала Мери.

— Милая моя, вы должны, вы непремнно должны. Я помню, точно это было вчера, какъ сер-Генри сказалъ мн, что полезне этого ничего не можетъ быть. Это было до рожденя Попенджоя — я хочу сказать Бротертона. Я надюсь, что это будетъ Попенджой, душа моя.

Это были послдня слова, которыя услыхала Мери, когда ускользнула изъ комнаты.

Ее не заставляли шить юбки, но она была принуждена бороться съ принужденемъ еще хуже этого. Она почти жалла о юбкахъ, когда каждый день ее упрашивали ссть въ кресло возл постели маркизы. Отказываться было жестоко, но и соглашаться очень неловко. Маркиза очевидно думала, что здоровье будущей семьи зависитъ отъ спокойствя Мери и ея способности пить портеръ. Вся семья должна была говорить еи много лжи. Ее увряли, будто Мери никогда не встаетъ прежде одиннадцати часовъ, и докторъ, который прзжалъ лчить маркизу, и особенному попеченю котораго Мери была поручена, принужденъ былъ сказать, что леди Джорджъ необходимо проводить три часа на воздух каждый день.

— Вы знаете, что я нисколько не чувствую себя нездоровой, матушка, сказала ей Мери однажды.

Когда явились эти новыя надежды, маркиза просила, чтобы невстка называла ее матушкой.

— Да, душа моя, вы не больны, но я помню точно это было вчера, что сер-Генри сказалъ мн прежде чмъ родился Попенджой. Разумется, онъ былъ Попенджоемъ когда родился. Не думаю, чтобы теперь были таке доктора какъ сер-Генри… Я надюсь, что это будетъ Попенджой.

— Но это не можетъ быть, матушка. Вы забываете.

Старушка подумала и вспомнила препятстве.

— Да, не сейчасъ.

Но потомъ ея мысли опять перепутались.

— Но если это будетъ не Попенджой, душа моя — а все находится въ рукахъ Божихъ — тогда можетъ быть слдующй будетъ. У меня прежде родились три дочери, и такъ это было непрятно, но сер-Генри сказалъ, что слдующй будетъ Попенджой, такъ и было. Надюсь, что и это будетъ Попенджой, потому что я могу умереть прежде чмъ родится другой.

Вытерпвъ все это цлую недлю, Мери радовалась въ душ, что приговоръ изгнаня изъ Манор-Кросса все еще вислъ надъ ея мужемъ, чувствуя, что шесть мсяцевъ постоянныхъ ожиданй Попенджоя убьютъ ее, да и будущаго Попенджоя также.

Насталъ наконецъ страшный вопросъ о постоянномъ мстопребывани. Мсяцъ почти прошелъ, и лордъ Джорджъ ршилъ, что подетъ въ Лондонъ на нсколько дней. Мери просила взять ее съ собой, но на это онъ не согласился, ссылаясь на то, что останется тамъ на время, пока не будетъ ршено чего-нибудь.

— Я уврена, сказала Мери:— что твоему брату будетъ непрятне, что я останусь тутъ чмъ ты.

Это могло быть справедливо, но произнесенное запрещене относилось не къ ней. Маркизъ просто приказалъ, что если лордъ Джорджъ останется въ Манор-Кросс, то чтобы домъ и паркъ объявили отдающимися внаймы.

— Джорджъ, я нахожу, что онъ долженъ быть сумасшедшй, сказала Мери.

— Онъ находится въ здравомъ разсудк на столько, что можетъ распоряжаться своимъ собственнымъ имнемъ.

— Если домъ будетъ отдаваться внаймы, почему бы теб не нанять его?

— Откуда я возьму денегъ?

— Не можемъ ли мы вс устроить это между собой?

— Онъ намъ не отдастъ, матери и сестрамъ онъ позволитъ жить здсь даромъ, и кажется онъ ничего не говорилъ мистеру Ноксу о теб. Но я изгнанъ.

— Онъ долженъ быть сумасшедшй.

— Сумасшедшй или нтъ, а я долженъ ухать отсюда.

— Позволь мн хать съ тобой! Перезжай къ папаш. Мы съ нимъ сочтемся, когда онъ прдетъ къ намъ въ Лондонъ.

— Твой отецъ иметъ право жить въ лондонскомъ дом, сказалъ лордъ Джорджъ, нахмурившись.

Когда прошелъ мсяцъ, онъ похалъ въ Лондонъ къ Ноксу. Ноксъ совтовалъ ему вернуться въ Манор-Кроссъ, объявивъ, что самъ ничего не. сдлаетъ, не. получивъ новыхъ распоряженй. Отъ маркиза онъ не имлъ ни одной строчки. Онъ даже не зналъ гд маркизъ, но предполагалъ однако, что онъ въ своемъ дом въ Комо. Но зналъ, что маркиза не съ нимъ, такъ какъ она отдльно отъ маркиза обращалась къ нему за деньгами.

— Не думаю, чтобы я могъ это сдлать, сказалъ лордъ Джорджъ.

Ноксъ пожалъ плечами и опять сказалъ, что никакихъ препятствй къ этому не видитъ.

— Я не стану торопиться объявлять, сказалъ Ноксъ.

— Но я нахожу, что не имю права жить въ чужомъ дом безъ позволеня хозяина. Я не нахожу, чтобы я имлъ право оставаться въ дом противъ воли хозяина, только потому, что онъ мой братъ.

Ноксъ могъ только опять пожать плечами.

Лордъ Джорджъ остался въ Лондон и не длалъ ничего, самъ не зная куда ему перехать и взять ли съ собой жену, между тмъ какъ она все оставалась въ Манор-Кросс, положительно окруженная почестями, но недовольная своимъ положенемъ. Въ это время ее нсколько развлекло веселое письмо отъ ея прятельницы мистрисъ Джонсъ, написанное изъ Килланкодлема.

‘Мы вс здсь,’ писала мистрисъ Джонсъ: ‘и такъ жалемъ, что васъ нтъ съ нами. Я услыхала наконецъ о вашемъ положени, и разумется, вамъ теперь не идетъ забавляться съ такими дурными и праздными людьми какъ мы, между тмъ какъ будущность всхъ Джерменовъ такъ сказать, находится въ вашихъ рукахъ! Какъ кстати отправился этотъ бдный мальчикъ именно въ ту минуту какъ является другой. Будьте же благоразумны и берегите себя. Наврно вс манор-кросскя дамы присматриваютъ за вами день и ночь, чтобы вы не надлали слишкомъ большихъ безразсудствъ. Долго не придется вамъ танцовать каппа-каппу.

‘У насъ здсь лордъ Джиблетъ. Какъ было трудно его заманить! Я думала, что онъ ни за что не прдетъ. Теперь онъ совершенно счастливъ, и какъ нельзя боле послушенъ въ моихъ рукахъ. Я право думаю, что онъ очень въ нее влюбленъ, а она держитъ себя очень мило. Я позаботилась, чтобы и ея батюшка, прхалъ, это-то и ршило все. Влюбленный нисколько не воспротивился при появлени папаши, но покорился, какъ овца стригунамъ. Я не устроила бы этого, если бы не знала, что ему нужна жена, и если бы не была уврена, что изъ нея выйдетъ хорошая жена. Нкоторые мужчины пока не женятся, никогда не станутъ на ноги, и никогда не женятся безъ чужой помощи. Я уврена, что онъ будетъ благословлять меня, если только не станетъ думать чрезъ нсколько времени, что сдлалъ все это самъ.

‘Нашъ прятель Джекъ у насъ, ведетъ себя хорошо, но какъ-то сталъ не тотъ. У насъ есть дв-три очень хорошенькя двушки, но онъ держитъ себя съ ними какъ степенный старикъ. Я заставила его разсказать мн, что онъ видлъ васъ въ Бротертон, а потомъ наговорилъ много вздора о той польз, которую вы сдлаете, когда будете маркизой. Я не вижу, душа моя, почему вы должны сдлать боле пользы, чмъ другя. Я надюсь, что вы будете любезны къ вашимъ прежнимъ друзьямъ, хорошо держать вашъ домъ, давать прятные обды и вечера. Постарайтесь сдлать счастливыми другихъ. Вотъ въ эту пользу я врю. Я спросила у него, почему вы должны принести особенную пользу, тутъ онъ наговорилъ много вздору, котораго мн нтъ надобности повторять.

‘Я слышу очень странные разсказы о маркиз. Онъ велъ себя въ Рудгам почти какъ вс, и шелъ къ обду, какъ порядочный человкъ. Говорятъ, будто въ Итали онъ одинъ и не хочетъ видть свою жену. Мн, кажется, онъ боле потерплъ въ этомъ маленькомъ дл, чмъ думаютъ друге. Какъ бы то ни было, ему досталось подломъ. Разумется, я буду рада видть на трон лорда Джорджа. Я всегда говорю правду въ такихъ вещахъ. Какая польза лгать? Я буду очень рада видть лорда Джорджа маркизомъ — и тогда вашъ Попенджой будетъ Попенджой.

‘Вы помните баронессу — вашу баронессу. Охъ, ужъ эта баронесса! Она положительно просила меня, чтобы я пригласила ее въ Килланкодлемъ! Я должна была сказать ей, что у меня не осталось ни одной спальни. Она хотла довольствоваться самой маленькой комнатой.

‘— У насъ къ Килланкодлем маленькихъ комнатъ нтъ, сказала я.

‘Прощайте, будьте благоразумны и берегите себя я пусть у вашего Попенджоя будетъ крестный отецъ королевской крови’.

Потомъ отецъ прхалъ навстить ее. Все это время лордъ Джорджъ былъ въ Лондон, и когда ей доложили о прзд отца, она почувствовала, что ей некому помочь. Если никто изъ дамъ не выйдетъ къ ея отцу, она никогда боле не будетъ любезна съ ними. За прежнюю ссору она можетъ ихъ простить. Она могла понять, что он считали себя обязанными принять сторону старшаго брата. Теперь он милостиво обходились съ ней. Но она не приметъ ихъ милости, если он не будутъ любезны къ ея отцу.

Она сидла въ это время въ противномъ кресл въ комнат старой маркизы, и когда мистрисъ Тофъ пришла сказать, что деканъ въ маленькой гостиной, леди Сюзанна тоже была тутъ. Мери вскочила и чувствовала, что краснетъ.

— О! я должна пойти къ папаш, сказала она и ушла.

Деканъ былъ въ самомъ хорошемъ расположени духа и привезъ кучу бротертонскихъ новостей. Грошютъ былъ сдланъ викаремъ въ Погсти и чрезъ мсяцъ оставитъ Бротертонъ.

— Это врно хорошй приходъ?

— Около трехсотъ фунтовъ въ годъ. Онъ поступилъ не очень хорошо съ одной молодой двицей, и епископъ заставилъ его принять это мсто или остаться безъ ничего.

Деканъ былъ въ восторг, а когда Мери разсказала ему о своихъ непрятностяхъ — какъ она не можетъ пить портера онъ засмялся, совтовалъ ей быть веселой и предсказывалъ наступлене очень хорошихъ дней.

Они пробыли вмст около часа и Мери начала огорчаться. Если къ отцу ея никто не выйдетъ, она никогда не будетъ боле дружна съ этими женщинами. Но дверь вдругъ отворилась и вошла леди Сара.

Привтстве было очень вжливо съ обихъ сторонъ. Леди Сара могла, если хотла, быть любезна, хотя всегда была нсколько величественна, а деканъ всегда былъ готовъ оставаться доволенъ, если для этого употребляли хоть малйшее усиле. Леди Сара надялась, что онъ останется обдать. Онъ, можетъ быть извинитъ маркизу, такъ какъ она теперь рдко выходила изъ своей комнаты. Деканъ не могъ обдать въ Манор-Кросс въ этотъ день, и леди Сара пригласила его въ слдующй четвергъ.

Глава LVII.
Мистеръ Ноксъ опять получилъ отъ маркиза письмо.

— Прзжайте, папа, сказала Мери, вскочивъ съ своего мста и обнявъ отца.

Она была готова исполнять вс ихъ желаня, сидть въ кресл цлое утро и пить портеръ за завтракомъ, если только будутъ любезны съ ея отцомъ. Разумется, она была обязана прежде всего думать о своемъ муж. Она была вполн убждена, что любитъ своего мужа горячо. Но ея супружеское счасте не могло быть полно, если ея отецъ не будетъ занимать мста въ ея домашнемъ кругу. Она теперь такъ горячо убждала его, что не только онъ понялъ ее, но и леди Сара.

— Я тоже прошу васъ прхать, сказала леди Сара, улыбаясь.

Мери взглянула на нее и увидала улыбку.

— Если бы онъ былъ вашимъ отцомъ, сказала она: вы такъ же бы этого желали, какъ и я.

Но она также улыбалась, говоря это.

— Хотя онъ даже мн не отецъ, а я этого желаю.

Кто могъ отказать такимъ просьбамъ?

— Разумется, я прду съ удовольствемъ, сказалъ деканъ.

Такимъ образомъ, это было ршено. Ея отецъ опять будетъ принятъ въ Манор-Кросс, и Мери думала, что теперь она можетъ быть счастлива.

— Это было очень хорошо съ вашей стороны, шепнула она леди Сар, какъ только деканъ ухалъ.— Разумется, я понимаю. Мн было очень, очень жаль, что онъ поссорился съ лордомъ Бротертономъ. Я не стану теперь ничего говорить о томъ, кто былъ виноватъ и кто правъ. Но для меня было бы ужасно, если бы папа не могъ прзжать ко мн. Я не думаю, чтобы вы знали какой онъ.

— Я знаю, что вы очень любите его.

— Разумется, люблю. Онъ все на свт готовъ сдлать для меня. Онъ всегда старается сдлать меня счастливою. И онъ длалъ бы тоже для Джорджа, если бы Джорджъ позволялъ ему. Вы были очень добры къ нему и я васъ люблю за это.

Леди Сара вполн понимала удовольстве быть любимой. Она не много говорила о такихъ вещахъ, да и не въ ея характер было длать увреня въ привязанности. Но для нея было бы счастемъ, если эта молодая невстка, которая, безъ сомння, рано или поздно сдлается главной хозяйкой въ дом, будетъ любить ее. Она поцловала Мери и ушла съ серознымъ видомъ, сознавая, что слишкомъ обнаруживать свои чувства не совмстно съ ея правилами.

Въ тотъ часъ, когда Мери сидла съ отцомъ, дамы наверху находились въ большомъ затруднени насчетъ декана. Предложене пригласить его обдать, разумется, сдлала леди Сара, и оно разразилось между ними, какъ громовой ударъ. Во-первыхъ, что скажетъ Бротертонъ? Разв не поставлено было условемъ позволеню имъ жить въ дом, что деканъ не будетъ гостемъ тамъ? Леди Сюзанна задрожала даже, когда онъ прхалъ къ дочери, и вс сочли неприличнымъ, когда нсколько времени тому назадъ, онъ лично привезъ извсте лорду Джорджу о смерти Попенджоя. А потомъ он сами сердились на него за происшестве въ Скумбергской гостиниц. Он, конечно, соглашались съ леди Брабазонъ, что Бротертонъ совсмъ не таковъ, какимъ ему слдовало бы быть, но все-таки онъ былъ Бротертонъ, и человкъ, чуть не убившй его, конечно, не могъ быть приличнымъ гостемъ въ Манор-Кросс.

— Не думаю, чтобы мы могли сдлать это, Сара, сказала леди Сюзанна посл нкотораго молчаня.

— Ахъ, Боже мой! это было бы ужасно! воскликнула маркиза.

Леди Амеля всплеснула руками и задрожала всми членами. Но леди Сара, которая никогда не длала никакихъ предложенй, не обдумавъ ихъ глубокомысленно, всегда неохотно отказывалась отъ нихъ. Она поддерживала это предложене многими доводами. Принимая въ соображене, какъ безразсуденъ Бротертонъ, он не могли считать себя обязанными повиноваться ему. А домъ, пока въ немъ живетъ ихъ мать, слдуетъ считать ея домомъ. Объ этомъ не можетъ быть и рчи, чтобы братъ предписывалъ имъ, кто долженъ быть у нихъ въ гостяхъ. Можетъ быть деканъ не совсмъ таковъ, какимъ слдуетъ быть декану, но въ комъ же можно искать совершенства? Джорджъ женился на его дочери, и разлучать дочь съ отцомъ не можетъ быть хорошо. Потомъ былъ приведенъ окончательный, сильный доводъ. Мери очень опечалится, если ей не дозволятъ видться съ отцомъ. Спокойстве для Мери считалось необходимымъ для того счастя, которое, посл многихъ непрятностей, приготовлялось для фамили Джерменъ. Если Мери недозволятъ видться съ ея отцомъ, будущй Попенджой отъ этого пострадаетъ.

— Ужъ лучше пусть онъ прдетъ, Сюзанна, сказала маркиза сквозь слезы.

Сюзанна сурово взглянула на старушку.

— Я сама думаю, что это будетъ лучше, замтила леди Амеля.

— Это слдуетъ сдлать, сказала леди Сара.

— Я думаю теб лучше пойти къ нему, сказала маркина.— Я не могу его видть, право не могу. И онъ самъ не захочетъ видть меня.

Леди Сюзанна не уступала, но мы знаемъ, что леди Сара пошла мириться съ деканомъ.

Какъ только Мери осталась одна, она сла писать къ мужу. Это было въ понедльникъ, а отецъ ея былъ приглашенъ обдать въ четвергъ. Торжество будетъ не полное, если Джорджъ не прдетъ принять ея отца. Ея письмо было наполнено доводами, просьбами, любовью. Конечно, онъ можетъ прхать на одинъ день, если не можетъ остаться дольше. Отцу ея будетъ гораздо прятне, если будетъ мужчина. Такое внимане такъ понравится ему.

‘Я уврена, что онъ похалъ бы вдвое дальше, если бы зналъ, что ты будешь у него,’ умоляла Мери.

Лордъ Джорджъ прхалъ и обдъ прошелъ очень успшно. Деканъ былъ очень любезенъ. Маркиза не вышла, но ея отсутстве приписали состояню ея здоровья. Леди Сара, какъ главная виновница празднества, была обязана держать себя хорошо, а леди Амеля старалась подражать старшей сестр. Нельзя было ожидать, чтобы леди Сюзанна была дружелюбно гостепримна, но всмъ было извстно, что леди Сюзанна обыкновенно молчалива въ обществ. Мери могла простить угрюмость своей золовки, понимая, что въ эту минуту торжествуетъ надъ леди Сюзанной. Грошютъ не пользовался расположенемъ манор-кросскихъ жителей, и деканъ очень забавно описывалъ повышене бывшаго капеллана.

— Онъ просилъ епископа пощадить его, сказалъ деканъ:— но его преосвященство ршительно объявилъ или Погсти или вонъ.

— Что онъ сдлалъ, папа? спросила Мери.

— Онъ общалъ жениться на дочери Гокинса.

— Гокинсъ былъ бротертонскй книгопродавецъ. А потомъ отказался. Къ несчастю онъ писалъ письма и Гокинсъ отнесъ ихъ къ епископу. Я думалъ, что Грошютъ слишкомъ хитеръ, для того чтобы писать письма.

— Но какое дло до всего этого епископу? спросилъ лордъ Джорджъ.

— Я думаю, что онъ епископу немножко надолъ. Епископъ старъ и мягокъ, и мистеръ Грошютъ думалъ, что онъ можетъ распоряжаться имъ. Онъ не зналъ съ кмъ иметъ дло. Епископъ переносилъ многое. Когда мистеръ Грошютъ выговаривалъ ему, мн кажется онъ не говорилъ ничего. Но онъ выжидалъ удобнаго случая, и когда явился Гокинсъ, тогда мистеру Грошюту было предложено или Погсти или ничего.

— Разв Погсти очень дурное мсто, папа?

— Кажется не очень хорошее. Это около Поттери, народонаселене непрятное. Такъ какъ онъ долженъ жениться на дочери книгопродавца, то и бракъ я боюсь будетъ не очень, прятный.

— Я не вижу почему епископу посылать дурного человка къ какой бы то ни было приходъ, замтила леди Сара.

— Что ему длать съ какимъ-нибудь Грошютомъ, когда къ несчастю онъ попалъ къ нему. Его нельзя выгнать, чтобы онъ умеръ съ голода. Епископъ не можетъ совсмъ отвязаться отъ него. Маленькй приходъ — нчто въ род Погсти — почти необходимо дать ему.

— Но народъ, сказала леди Сара.— Что будетъ съ бднымъ народомъ?

— Будемъ надяться, что тамъ полюбятъ его. Во всякомъ случа ему лучше быть въ Погсти чмъ въ Бротертон.

Такимъ образомъ прошелъ вечеръ, и когда въ десять часовъ деканъ ухалъ, вс почувствовали, кром леди Сюзанны, что было поступлено какъ слдуетъ.

Лордъ Джорджъ, вернувшись въ Манор-Кроссъ, остался тамъ. Онъ былъ не совсмъ спокоенъ, но его изгнане казалось такой нелпостью, что онъ въ Лондонъ не вернулся. Въ Манор-Кросс у него было какое-нибудь дло, въ Лондон не было никакого. Притомъ еще былъ вопросъ, имлъ ли маркизъ право произнести такой приговоръ. Конечно, Манор-Кроссъ принадлежалъ ему, но Кросс-Голль принадлежалъ его матери, а онъ бралъ деньги на Кросс-Голлъ пока его мать жила въ Манор-Кросс. Леди Сара прямо говорила, что он теперь имютъ право считать Манор-Кроссъ принадлежащимъ имъ.

— И кто ему скажетъ, когда онъ такъ далеко? спросила Мери.— Никогда не слыхала ничего подобнаго. Какой вредъ ты можешь сдлать въ дом, Джорджъ?

Такимъ образомъ жили они спокойно три мсяца, и въ это время отъ маркиза не получалось никакого извстя. Они даже не знали гд онъ, и при настоящихъ обстоятельствахъ не желали спрашивать Нокса. Лордъ Джорджъ пересталъ совститься и могъ продолжать свои обязанности по прежнему. Деканъ обдалъ въ Манор-Кросс раза два, и лордъ Джорджъ согласился разъ провести два дня у декана вмст съ женой. Все вернулось къ прежнему спокойствю,— какъ было прежде того, когда маркизъ съ женою и ребенкомъ прхалъ растревожить всхъ. Разумется, въ положени Мери сдлалась большая разница. Если бы маркизъ не женился, то всегда можно было ожидать, что онъ женится когда-нибудь. Теперь его очередь, такъ сказать, прошла. Другого Попенджоя съ этой стороны ожидать было нельзя. Вслдстве всего этого Мери окружали большимъ почетомъ. Никто теперь не желалъ другого Попенджоя отъ старшей отрасли. Вс надежды сосредоточились на Мери.

Для самой Мери, эта важность имла свои непрятныя стороны. Важный вопросъ о портер еще не былъ ршенъ. Кресло со скамеечкой всегда было для нея готово. И ей непрятно было слушать, что полторы мили на солнечной сторон сер-Генри предписывалъ для дамъ въ ея положени полстолтя тому назадъ. Но мужъ былъ съ нею, и вмст съ нимъ она могла кротко возмущаться. А во всякомъ случа очень прятно играть важную роль. Первое время супружеской жизни, она чувствовала, что ею пренебрегаютъ за то, что она дочь декана. Настоящя же непрятности приносили съ собою нкоторое утшене. Никто не пренебрегалъ ею теперь. Если ей вдругъ захочется аррорута, мистрисъ Тофъ приготовитъ его сама и такъ ласково предложитъ положить въ него ложечку водки. Юбокъ Мери не видала никогда, и могла если хотла, не бывать въ церкви во второй разъ.

Посл многихъ разсужденй ршили, что Мери съ мужемъ подутъ въ Лондонъ на два мсяца посл Рождества. Леди Амеля подетъ съ ними заботиться о портер и аррорут, а въ март Мери привезутъ обратно въ Манор-Кроссъ для родовъ. На это согласились не легко, по наконецъ согласились. Мери тайкомъ узнала отъ отца, что онъ прдетъ въ Лондонъ на нкоторое время, и посл этого она не оставалась въ поко, пока не добилась своего. Маркиза была принуждена сознаться, что въ ожидани ея Попенджоя, сер-Генри совтовалъ перехать, для перемны, изъ деревни въ Лондонъ. Она врно не помнила, что сер-Генри это сказалъ, потому что она очень сердилась за то, что ее держали въ деревн въ ма. Мери ссылалась на то, что для чего же имть домъ, если ее не пускаютъ жить тамъ, что вс ея вещи въ Лондон, и наконецъ объявила, что было бы очень удобно родить въ Лондон. Тогда маркиза увидала, что необходима сдлка. Невозможно было допустить, чтобы будущй лордъ Попенджой и потомъ маркизъ Бротертонскй родился въ маленькомъ дом въ Мюнстер-Корт. Наконецъ ршили, что Мери подетъ въ Лондонъ 18-го января и вернется 10-го марта. Расчитывали, что ребенокъ родится около 1-го апрля.

Можно было сказать, что дла въ Манор-Кросс процвтали, когда вдругъ разразился громовой ударъ. Ноксъ явился, однажды, въ Манор-Кроссъ, и показалъ лорду Джорджу письмо отъ маркиза. Оно было написано съ его обычнымъ презрнемъ къ самой обыкновенной вжливости въ переписк, но съ большей, противъ обыкновеннаго, колкостью Маркизъ называлъ своего брата низкимъ человкомъ за то, что онъ продолжалъ жить въ Манор-Кросс вопреки запрещеню хозяина, и отдавалъ ршительная приказаня Ноксу тотчасъ отдать домъ внаймы. Это происходило въ конц первой недли декабря. Потомъ была приписка къ письму, въ которой марвизъ поручалъ Ноксу нанять домъ для маркизы и употребить на это деньги, которыя мистеръ Прайсъ платитъ за Кросс-Голлъ.

‘Разумется, вы должны переговорить съ моей матерью, ‘говорилось въ приписк:’ но это не должно быть близко Бротертона’.

Въ этомъ была какая-то наглость и жестокость, которыя почти поколебали вру лорда Джорджа въ положене старшаго брата. Ноксъ долженъ былъ нанять домъ,— какъ будто мать и сестры маркиза не имли права распоряжаться какъ хотятъ!

— Разумется, я переду, сказалъ лордъ Джорджъ, почти поблднвъ отъ гнва.

Тогда Ноксъ выразилъ свое мнне. Онъ имлъ намрене написать маркизу и отказаться отъ возложеннаго на него труда. Конечно, управлене имнемъ маркиза было главной поддержкой его средствъ, но онъ говорилъ, что нкоторыя вещи онъ длать не могъ. Разумется, маркизъ возьметъ другого повреннаго, а онъ долженъ прискать себ другя средства въ жизни. Но онъ говорилъ, что не ршится отдавать внаймы Манор-Кроссъ пока тамъ живетъ маркиза.

Разумется, въ дом сдлалось страшное волнене. Поднялся важный вопросъ слдуетъ или нтъ сказать старушк объ этихъ новыхъ непрятностяхъ, и наконецъ ршили, что пока ей говорить не слдуетъ. Ноксъ думалъ, что Манор-Кроссъ нельзя отдать внаймы, и что маркизъ не иметъ права выгонять ихъ, не возвративъ имъ прежде Кросс-Голла, который Прайсъ нанялъ по контракту на три года, и гд молодая жена мистера Прайса уже устроилась самымъ удобнымъ образомъ. Онъ думалъ также, что желане маркиза выгнать брата, было чудовищнымъ тиранствомъ, на которое не слдовало обращать вниманя. Это онъ сказалъ всмъ дамамъ, но лорду Джорджу сказалъ одному еще больше. Онъ выразилъ сомнне въ здравомъ ли ум маркизъ, и прибавилъ потомъ, что здоровье маркиза по слухамъ было очень плохо.

— Разумется, онъ можетъ отдать домъ внаймы? спросилъ лордъ Джорджъ.

— Да — если кто ршится отдавать его внаймы, и кто ршится взять. Но я не думаю, чтобы это случилось, когда-нибудь. Маркизъ не будетъ знать, что длать, когда получить мое письмо. Онъ едва-ли можетъ перемнить повреннаго, не прхавъ въ Лондонъ самъ, а онъ не захочетъ сдлать этого зимою. Онъ напишетъ мн свирпое письмо, а я недли чрезъ дв отвчу ему. На вашемъ мст я не сталъ бы тревожить маркизу, милордъ.

Маркизу не тревожили, но лордъ Джорджъ опять перехалъ въ Лондонъ, занявъ на этотъ разъ домъ въ Мюнстер-Корт. Его сомння вс возобновились, и напрасно леди Сара повторяла ему вс доводы Нокса. Его назвали низкимъ человкомъ, и это слово терзало его. Онъ все думалъ о томъ повиновени, съ которымъ исполнялъ вс приказаня своего старшаго брата, и какъ всегда заботился объ его интересахъ. Онъ ухалъ изъ Манор-Кросса, клянясь себ, что никогда не ступитъ туда ногой, пока Манор-Кроссъ будетъ собственностью его брата. Можетъ быть наступитъ день, когда онъ туда вернется, но лордъ Джорджъ не былъ способенъ предаваться надеждамъ о своемъ благоденстви. Мери желала хать съ нимъ, но ее не пустили. Маркиза спрашивала десять разъ зачмъ Джорджъ ухалъ, но никто не могъ ей этого сказать.

Глава LVIII.
Письмо мистрисъ Джонсъ.

За нсколько дней до Рождества, Мери получила длинное письмо отъ своей прятельницы мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Въ это время въ Манор-Кросс опять начались треволненя. Лордъ Джорджъ находился въ отсутстви уже дв недли, а причины его отъзда еще не были объяснены маркиз. Она теперь знала, что онъ не будетъ дома на Рождество, и выводила изъ этого свои заключеня. Онъ должно быть поссорился съ сестрами! Вс увряли ее, что между нимъ и ни одной изъ нихъ не было непрятнаго слова. Стало быть онъ поссорился съ женой.

— Право онъ не ссорился, сказала Мери: — онъ никогда не ссорился со мною и не поссорится никогда.

Такъ зачмъ же онъ ухалъ? Зачмъ онъ не будетъ на Рождество? Тогда сочли необходимымъ сказать старушк ложь, что Бротертонъ веллъ ему оставить домъ, конечно это была ложь, потому что послдня распоряженя Бротертона были совсмъ другого рода.

— Ужъ не оскорбилъ ли онъ чмъ-нибудь опять брата? сказала маркиза.— Желала бы я знать не на счетъ ли это Попенджоя?

Среди всхъ этихъ треволненй, умъ бдной старушки немножко ослаблъ.

Мери тоже была недовольна, зачмъ если мужъ ея въ Лондон, ей не позволяютъ хать туда. Но, такъ какъ прежде было ршено, что ея городская жизнь начнется посл Рождества, то теперь она не могла поставить на своемъ. Она и вся семья находились въ этомъ непрятномъ положени, когда письмо мистрисъ Монтакют-Джонсъ утшило леди Джорджъ. Мистрисъ Монтакют-Джонсъ любила писать письма, и имла привычку сообщать много подробностей своимъ друзьямъ и знакомымъ о тхъ и о другихъ. Вс удивлялись откуда мистрисъ Джонсъ узнавала столько свднй, и никто не могъ этого сказать.

Крри-Голлъ, декабря 12-го, 187—.

Такъ называлось помстье мистера Джонса въ Глостершир, между тмъ, какъ всмъ было извстно, что Килланкодлемъ принадлежалъ самой мистрисъ Джонсъ.

‘Дорогая леди Джорджъ,— мы здсь уже шесть недль живемъ очень спокойно, слишкомъ спокойно для меня, но на три или четыре зимнихъ мсяца я принуждена немножко уступать мистеру Джонсу. У насъ здсь Мильдмеи, потому что кажется имъ некуда было хать. Но баронессу я отстранила. Я слышала, что она теперь подаетъ просьбу на тетушку Джу, которая къ несчастю написала письмо, убдившее эту женщину прхать въ Англю. Бдная тетушка Джу находится въ ужасномъ положени и хочетъ, чтобы ея братъ заплатилъ деньги этой женщин, что вроятно ему и придется сдлать. Вотъ что значитъ, душа моя, когда вмшаешься въ женскя права. Я не вмшиваюсь. Мистеръ Джонсъ созданъ мужчиной, а я женщиной. Я и покоряюсь этому, и надюсь вы длаете тоже самое.

‘Мистеръ и мистрисъ Гринъ также здсь, и останутся до Рождества. Тогда прдутъ Джиблеты. Свадьба была прехорошенькая, и посл того они объхали половину Европы. Мн говорили, что онъ счастливйшй человкъ на свт и прекрасный мужъ. Старику Гослингу это совсмъ не понравилось, но имне все укрплено за сыномъ, и говорятъ, что у старика подагра скоро перейдетъ въ желудокъ, такъ что все окончится самымъ благопрятнымъ образомъ. Самъ лордъ Джиблетъ громко жалуется на отца, спрашивая всхъ, возможно ли, чтобы въ такихъ вещахъ онъ не слдовалъ своимъ наклонностямъ. Надюсь, что онъ выкажетъ признательность ко мн, но свтъ неблагодаренъ и, вроятно, они оба забудутъ что я сдлала для нихъ.

‘А теперь я желаю узнать ваше мнне о другомъ друг. Не находите ли вы, что Джеку лучше бы жениться на бдной, милой Август? Она здсь, и право я нахожу, что она ужасно огорчена. Разумется, мы съ вами знаемъ о чемъ Джекъ думалъ послднее время. Но когда ребенокъ плачетъ оттого, что не можетъ схватить луну, то все-таки ему лучше дать, какую-нибудь игрушку. Вы знаете о чемъ плакалъ онъ. Но я уврена, что мы съ вами его любимъ и думаю, что можемъ сдлать для него что-нибудь. Мистеръ Джонсъ даетъ имъ внаймы за ничтожную плату маленькй домикъ въ нсколькихъ миляхъ отсюда, и я полагаю, что старикъ Мильдмей можетъ сдлать что-нибудь. Они почти помолвлены, она мн все разсказала. Я просила его прхать на Рождество и предложила взять его лошадей, если онъ хочетъ охотиться.

‘А теперь, душа моя, я желаю знать что вы слышали въ Манор-Кросс о лорд Бротертон. Разумется, мы вс знаемъ какъ онъ поступилъ съ лордомъ Джорджемъ. На мст лорда Джорджа я не обращала бы на него ни малйшаго вниманя. Но мн сказали, что онъ находится въ весьма плохомъ состояни — никого не видитъ кром своего курьера и не выходитъ изъ дома. Разумется, вы знаете, что онъ положилъ своей жен на содержане, и не хочетъ видть ее. Судя по тому что я слышала, мн кажется онъ проживетъ недолго. Какое было бы это счасте! Это слишкомъ откровенное мнне — но это было бы дйствительнымъ счастемъ! Нкоторые люди живутъ такъ, что всмъ будетъ лучше посл ихъ смерти. У меня разорвалось бы сердце, если бы кто-нибудь желалъ моей смерти.

‘Какъ это было бы прекрасно! Молодая и прелестная маркиза Бротертонская! Я уврена, что вы думаете объ этомъ мене всхъ другихъ, но это было бы прекрасно. Желала бы я знать захотите ли вы знаться съ такой бдной старухой, какъ я, съ фамилей безъ титула. Тогда тотчасъ былъ бы Попенджой! Только если вдругъ окажется вмсто Попенджоя слабое создане безъ всякихъ правъ. Но мы вс пожелаемъ вамъ лучшаго счастя въ слдующй разъ. Кто этого не пожелаетъ такой прелестной маркиз? Я уврена, что вашъ отецъ разъ двадцать считалъ по пальцамъ весь доходъ. Кажется онъ составляетъ боле сорока тысячъ въ годъ, посл того, какъ стали разрабатывать уголь въ Попенджо, и какъ бы ни былъ расточителенъ настоящй маркизъ, онъ имня разстроить не могъ. Онъ не проживалъ и дохода. Въ Итали жены и другя вещи въ этомъ род не стоятъ такъ дорого, какъ въ Англи.

‘Пожалуста пишите мн обо всемъ. Я буду въ Лондон въ феврал и, разумется, увижу васъ. Я говорю мистеру Джонсу, что не могу выдержать Крри-Голла боле чмъ три мсяца. Онъ не прдетъ въ Лондонъ прежде мая, и можетъ быть, когда наступитъ май, онъ забудетъ. Онъ очень любитъ овецъ, и не интересуется ничмъ больше, разв можетъ быть иметъ маленькую наклонность къ поросятамъ.

‘Любящй вашъ другъ,
‘ Монтакют-Джонсъ’.

Въ этомъ письм многое удивило Мери, кое-что привело ее въ негодоване, но кое-что и поправилось ей. Молодая и прелестная маркиза Бротертонская! Какая женщина не захотла бы быть молодой и прелестной маркизой, только бы Это случилось честнымъ образомъ, чтобы мужъ женился, какъ слдуетъ, а не былъ пойманъ такъ, какъ лордъ Джиблетъ. Какая судьба ожидала ее — если только дйствительно ожидала — что такъ рано въ жизни она заняла такое высокое мсто. Тутъ она ршила въ душ, что если это случится, то она будетъ смиренна и кротка, и что не будетъ желать этого, пока это не случится само собой.

Но ее привело въ негодоване, что о маркиз говорятъ такимъ образомъ, если онъ дйствительно умираетъ! Слишкомъ откровенное мнне! Да, дйствительно. Но такое откровенное мнне очень ужасно. Эта старуха можетъ говорить и о подагр въ желудк другого человка, какъ будто, дйствительно, этого надо желать. Потомъ этотъ намекъ на итальянскихъ женъ! Бдная Мери покраснла, думая объ этомъ.

Но въ письм былъ параграфъ, интересовавшй ее столько же, какъ и извсте о лорд Бротертон. Слдовало ли заставлять Джека Де-Барона жениться на Август Мильдмей? Мери этого не думала, она знала, что онъ не любитъ Августу Мильдмей. Сначала эта мысль приходила ей самой, но теперь, съ тхъ поръ какъ ея дружба съ Джекомъ была усилена его поступкомъ въ саду ея отца, Мери думала, что онъ можетъ лучше устроить себя, чмъ послушаться мистрисъ Джонсъ и жениться на Август Мильдмей. Разумется, она вмшиваться не могла, но надялась, что Джекъ Де-Баронъ не подетъ на Рождество въ Крри-Голлъ. Она очень мило отвтила на письмо мистрисъ Джонсъ. Она выражала надежду, что лордъ Джиблетъ будемъ счастливъ съ своей женой, если даже отецъ его и выздороветъ отъ подагры. Она съ большимъ сожалнемъ услыхала о болзни лорда Бротертона. Въ Манор-Кросс ничего о немъ не знали, кром того, что онъ дурно поступалъ со всми. Она удивлялась, что кто-нибудь можетъ такъ дурно поступать. Если ей придется когда-нибудь занять высокое мсто, она надялась, что будетъ добра ко всмъ. Она знала, что больше всего будетъ любить тхъ, кто къ ней былъ добръ, а къ ней никто не былъ такъ добръ, какъ мистрисъ Монтакют-Джонсъ. Потомъ она заговорила о наступающемъ событи.

‘Не шутите со мною объ этомъ, милая мистрисъ Джонсъ, меня вс здсь волнуютъ, вчно говоря объ этомъ, хотя съ добрымъ намренемъ. Но мн кажется это такъ серозно. Я желала бы, чтобы никто не говорилъ со мною объ этомъ, кром Джорджа, а онъ кажется ничего не думаетъ объ этомъ’.

Потомъ она перешла къ тому параграфу, который заставилъ ее такъ скоро отвтить на письмо мистрисъ Джонсъ.

‘Не думаю, чтобы слдовало уговаривать кого-нибудь жениться. Для лорда Джиблета это можетъ быть ничего не значитъ, такъ какъ онъ не уменъ, и уврена, что мисъ Гринъ будетъ для него очень хорошею женою, но вообще я нахожу, что мужчины должны выбирать сами. Не думаю, чтобы тотъ, о комъ вы говорите, любилъ ее, и въ такомъ случа они будутъ несчастны’.

Она ни за что не хотла назвать капитана Де-Барона, но думала, что мистрисъ Джонсъ пойметъ ее.

Разумется, мистрисъ Джонсъ поняла ее — поняла даже больше чмъ желала Мери. Рождество прошло, и Мери была въ Лондон, когда получила отвтъ мистрисъ Джонсъ, но мы приведемъ его теперь.

‘Ребенокъ, желавшй схватить луну, здсь, и мн кажется останется доволенъ подобной игрушкой. Я старше васъ, душа моя, и опытне. Нашъ прятель очень хорошй человкъ въ своемъ род, но зачмъ же и ему не подставить шеи подъ ярмо. Вы, конечно, находите въ немъ много достоинствъ. Онъ, по-крайней-мр, уметъ молчать, потому что оцнилъ вашъ характеръ’.

Мери, читая это, узнала, что даже мистрисъ МонтакютДжонсъ не могла знать всего.

‘Но я не нахожу, чтобы онъ въ сущности былъ лучше другихъ, и думаю, что мисъ Мильдмей должна получить награду за свое постоянство’.

Но это было написано посл Рождества, а до тхъ поръ случились другя происшествя. Ноксъ увдомилъ лорда Джорджа двадцатаго декабря, что его братъ, который былъ тогда въ Неапол, получилъ параличъ, и по совту Нокса, лордъ Джорджъ тотчасъ отправился въ южную столицу Итали. Эта поздка была для него очень непрятна, но онъ ни за что на свт не хотлъ пренебречь этой обязанностью. Извстя эти были сообщены въ Манор-Кроссъ, и леди Сара сказала объ этомъ матери. Бдную старушку, повидимому, это не очень огорчило.

— Конечно, я не могу хать къ нему, сказала она.

Когда ей подтвердили, что объ этомъ не можетъ быть и рчи, она опять сдлалась спокойна, сочтя еще необходимымъ оказывать Мери еще боле вниманя, потому что она вполн понимала, что все это увеличивало возможность для ея ребенка сдлаться Попенджоемъ.

Лордъ Джорджъ спшилъ въ Неаполь, и тамъ узналъ, что его братъ живетъ въ вилл за восемь миль отъ города. Онъ узналъ прежде чмъ похалъ къ нему, что маркизу лучше, что къ нему возвратилось употреблене языка и другихъ членовъ. Все-таки, будучи въ Неапол, лордъ Джорджъ счелъ себя обязаннымъ похать въ виллу, но братъ не захотлъ принять его. Онъ старался узнать отъ доктора о здоровь брата, но докторъ былъ итальянецъ и лордъ Джорджъ не могъ понять его. На сколько онъ могъ узнать, докторъ считалъ болзнь опасной, но пока больной на столько оправился, что понималъ что длалъ. Лордъ Джорджъ поспшилъ вернуться въ Лондонъ, посл весьма непрятнаго путешествя. Что ни случилось бы, онъ не имлъ боле намреня безпокоиться посщать своего брата. Все путешестве его и пребыване въ Неапол заняли мене трехъ недль, и когда онъ вернулся, начался новый годъ.

Онъ похалъ въ Бротертонъ взять жену въ Лондонъ, но съхался съ нею у декана, ршительно отказавшись похать въ Манор-Кроссъ. Когда маркиза узнала объ этомъ, а отъ нея это невозможно было скрыть, она объявила, что Джорджъ наврно разсердился на нее. Тогда надо было сказать ей всю правду. Бротертонъ такъ дурно поступилъ съ братомъ, что лордъ Джорджъ не хотлъ даже входить въ паркъ. Бдная старушка очень огорчилась, смутно чувствуя, что лишилась обоихъ сыновей.

— Джорджъ никогда не хотлъ обходиться съ братомъ какъ слдуетъ, и я не удивляюсь, что Бротертонъ чувствуетъ это. У Бротертона всегда было много чувства. Я не знаю, зачмъ Джорджу ревновать, потому что Попенджой родился. Почему старшему брату также не имть сына?

Ей предложили похать въ Бротертонъ, чтобы видться съ Джорджемъ у декана, но ея нежелане быть у декана было такъ же велико, какъ и лорда Джорджа быть въ дом брата.

Мери, разумется, была въ восторг, когда насталъ часъ ея освобожденя. Ей казалось особенной жестокостью, что ее держатъ въ Манор-Кросс, когда ея мужъ живетъ въ Лондон. Конечно, ея жалобы были остановлены поздкой мужа въ Неаполь, подробности которой она узнала только, когда очутилась съ нимъ въ вагон.

— И онъ не хотлъ принять тебя!

— Не принялъ и не прислалъ ничего сказать.

— Онъ долженъ быть очень дурной человкъ.

— Онъ цлую жизнь потворствовалъ себ, и теперь не уметъ сдержать ни одной мысли, ни одной страсти. Вотъ до чего доводитъ богатство иногда.

— Но ты самъ скоро будешь богатъ, Джорджъ.

— Не думай объ этомъ Мери, не ожидай этого. Богу извстно, что я никогда этого не желалъ. Твой отецъ этого жаждетъ.

— Не для себя, Джорджъ.

— А все-таки это нехорошо. Это не сдлаетъ счастливе ни тебя, ни меня.

— Но, Джорджъ, когда ты думалъ, что этотъ мальчикъ не Попенджой, ты такъ же какъ и папа желалъ разузнать все.

— Поступать справедливо слдуетъ всегда, сказалъ лордъ Джорджъ посл нкотораго молчаня.— Я никогда не желалъ, чтобы мальчикъ оказался не тмъ, кмъ его называли, но когда была причина къ сомнню, я думалъ, что это слдуетъ доказать.

— Теперь, я полагаю, это непремнно перейдетъ къ теб.

— Кто можетъ это знать? Я могу умереть сегодня, и тогда Дикъ Джерменъ, который гд-то морякомъ, будетъ ближайшимъ наслдникомъ лорда Бротертона.

— Не говори такимъ образомъ, Джорджъ.

— Онъ будетъ, если у тебя родится двочка. И Бротертонъ можетъ прожить долго. Меня до такой степени истерзало все это, что мн опротивли и титулъ и имнье. Я никогда не завидовалъ ему ни въ чемъ, а видишь какъ онъ поступилъ со мною.

Тутъ Мери сдлалась къ нему очень любезна и старалась утшить его, говоря, что судьба по-крайней-мр дала ему любящую жену.

Глава LIX.
Опять въ Лондон.

Мери любила свой домъ въ Мюнстер-Корт. Отецъ ея и мисъ Таллеваксъ сдлали его очень хорошенькимъ. Она съ большимъ удовольствемъ поселилась тамъ опять, но понимала, что если случится одно обстоятельство, то она будетъ принуждена оставить Мюнстер-Кортъ. Она знала, что маркиз Бротертонской тутъ жить нельзя. На Сент-Джемскомъ сквер былъ большой кирпичный домъ съ шестью окнами въ рядъ въ первомъ этаж, принадлежащй маркизу Бротертонскому. Но ея мнню, это былъ самый мрачный домъ на этомъ сквер. Много лтъ онъ былъ необитаемъ, настоящй маркизъ не жилъ тамъ и не отдавалъ его внаймы. Мужъ никогда не говорилъ съ нею объ этомъ дом, и не былъ съ нею на Сент-Джемскомъ сквер. Она спрашивала отца, и онъ тотчасъ повелъ ее на скверъ и показалъ домъ. Но это было во времена перваго Попенджоя, когда она никогда не думала, чтобы этотъ мрачный домъ могъ доставить ей удовольстве или способствовать къ лишеню его. Теперь возникъ вопросъ щекотливаго свойства. Нельзя ли сдлать перемны въ дом въ Мюнстер-Корт для… для дтской…

— Но вдь ты будешь въ Манор-Кросс, сказалъ лордъ Джорджъ.

— Вдь не всегда же ты будешь держать меня тамъ?

— Нтъ не всегда, но можетъ быть въ Лондон теб придется перехать въ другой домъ?

— Неужели ты говоришь о дом на Сент-Джемскомъ сквер?

Онъ именно о немъ и говорилъ.

— Надюсь, что намъ не придется жить въ этой тюрьм.

— Это одинъ изъ лучшихъ домовъ въ Лондон, сказалъ лордъ Джорджъ съ фамильной гордостью:— или, по-крайней-мр, былъ, прежде чмъ богатые купцы выстроили себ дворцы въ Кенсингтон.

— Онъ ужасно мраченъ.

— Потому что послднее время его не красили. Бротертонъ всегда поступалъ не такъ какъ друге.

— Не можемъ ли мы оставить этотъ домъ, а тотъ отдать внаймы?

— Нтъ. Мой отецъ, ддъ и праддъ жили тамъ. Лучше подождать и посмотрть.

Тутъ Мери удостоврилась, что величе наступаетъ. Лордъ Джорджъ никогда не заговорилъ бы о возможности жить на Сент-Джемскомъ сквер, если бы не былъ увренъ, что это скоро случится.

Въ начал февраля, отецъ Мери прхалъ въ Лондонъ съ полной увренностью.

— Бдняга говоритъ невнятно, сказалъ онъ.

— Кто это сказалъ, папа?

— Я позаботился узнать правду. Что за жизнь! И какая смерть! Онъ тамъ одинъ. Никто не видитъ его кром итальянскаго доктора. Если у тебя родится сынъ, душа моя, онъ будетъ тотчасъ милордъ, а если двочка, то миледи.

— Я не желала бы этого.

— Ты должна принимать все какъ посылаетъ теб Господь.

— Объ этомъ толковали столько, что мн сдлалось противно, съ гнвомъ сказала Мери.

Тутъ она спохватилась и прибавила:

— Я говорю не о васъ, папа, но въ Манор-Кросс теперь он мн льстятъ, потому что бдный маркизъ умираетъ. На моемъ мст и вамъ это не нравилось бы.

— Ты должна это переносить. Таковъ свтъ. Людямъ, стоящимъ высоко, всегда льстятъ. Ты не можешь ожидать, чтобы съ Мери Ловелесъ и маркизой Бротертонской обращались одинаково.

— Разумется, мое замужство составило разницу.

— А если бы ты вышла за сосдняго пастора?

— Желала бы! необдуманно воскликнула Мери:— и чтобы онъ получилъ приходъ въ Погсти.

Но все стремилось къ одному. Она начала чувствовать теперь, что это должно случиться скоро. Она сказала себ, что постарается исполнять свою обязанность, будетъ ласкова со всми, кто былъ къ ней добръ, и даже съ тми, кто не показывалъ въ ней доброты. Ко всмъ въ Манор-Кросс она будетъ родной сестрой — даже къ леди Сюзанн, которую она не любила. Она проститъ всхъ кром одной. Аделаид Гаутонъ она не проститъ никогда, но Аделаида Гаутонъ будетъ ея единственнымъ врагомъ. Ей не приходило въ голову, что Джекъ Де-Баронъ былъ столько же виноватъ какъ и Аделаида Гаутонъ. Но она не имла намреня считать Джека Де-Барона врагомъ.

Недли чрезъ дв по прзд ея въ Лондонъ, Джекъ Де-Баронъ прхалъ къ ней. Она знала, что онъ провелъ Рождество въ Крри-Голл, и что тамъ была и Августа Мильдмей. Что, Августа Мильдмей приняла это приглашене, это было довольно естественно, но Мери находила, что Джекъ поступилъ очень безразсудно. Зачмъ онъ туда похалъ, когда зналъ, что тамъ будетъ двушка, на которой онъ общалъ, но не имлъ намреня жениться? Какой же теперь вышелъ результатъ? Она не находила возможнымъ спросить его, но была почти уврена, что онъ самъ скажетъ ей.

— Вы врно охотились? спросила она.

— Да, для меня приготовили пару лошадей, а то я не имлъ бы на это средствъ.

— Она такая добрая!

— Мистрисъ Джонсъ! Кажется,— только я не нахожу, чтобы она была особенно добра ко мн.

— Почему?

Мери, разумется, понимала все, но не могла конечно показать это.

— О! я не жалуюсь. Она сбыла съ рукъ мисъ Гринъ и надо же было придумать какое-нибудь заняте для себя. Я, леди Джорджъ, перехожу въ индйскй полкъ.

— Вы шутите.

— Серозно. Я буду стоять въ Аден два года. Говорятъ, что Аденъ очаровательное мстечко.

— Мн казалось, что тамъ слишкомъ жарко.

— Я люблю жаркя мста, и такъ какъ общество мн надоло, мн тамъ будетъ очень хорошо, потому что тамъ общества никакого нтъ. Тамъ и денегъ некуда тратить кром какъ на водку съ содовой водой. Мн кажется я предамся пьянству.

— Не говорите о себ такихъ ужасныхъ вещей, капитанъ Де-Баронъ.

— Это не будетъ значить ничего, потому что я не вернусь. Тамъ есть на мор мсто, называемое Перимъ, какъ разъ для меня. Тамъ живетъ только одинъ офицеръ, а больше нтъ ни души.

— Какъ это ужасно!

— Я попрошу, чтобы меня оставили тамъ на пять лтъ. Я въ это время забуду обо всхъ моихъ горестяхъ.

— Я уврена, что вы туда не подете.

— Почему же?

— Потому, что у васъ здсь много друзей.

— Слишкомъ много, леди Джорджъ. Разумется, вы знаете что сдлала мистрисъ Джонсъ?

— Что она сдлала?

— Она, кажется, разсказываетъ вамъ все. Она ужъ распорядилась. Я долженъ жениться въ ма и провести медовой мсяцъ въ Крри-Голл. Разумется, я долженъ выйти въ отставку и купить трехпроцентныхъ денежныхъ бумагъ, на деньги, вырученныя за продажу моего мста. Мистеръ Джонсъ дастъ мн внаймы мстечко, называемое Трилистникъ въ Глостершир, и я буду заниматься земледлемъ и сдлаюсь церковнымъ старостой въ приход. Когда я расплачусь съ моими долгами, у меня останется двсти фунтовъ годового дохода, чего разумется, слишкомъ достаточно для Трилистника. Я не вижу какъ буду проводить вечера, но полагаю, что это устроится современемъ. Или это, или Перимъ. Что вы посовтуете?

— Не знаю что сказать.

— Разумется, я могу и перерзать себ горло.

— Я желала бы, чтобы вы не говорили такимъ образомъ. Я принимаю это за шутку.

— Это совсмъ не шутка. Я говорю совершенно серозно. Мистрисъ Джонсъ желаетъ, чтобы я женился на Август Мильдмей.

— И вы помолвлены съ нею?

— Съ нкоторыми условями, которыя почти невозможны.

— Что вы сказали мисъ Мильдмей въ Крри-Голл.

— Я сказалъ ей, что поду въ Перимъ.

— А она что сказала?

— Она предложила хать со мной, какъ двушка предлагаетъ сть картофельную кожу, когда мужчина говоритъ, что картофеля недостанетъ для двухъ. Двушки всегда говорятъ такя вещи, хотя, когда имъ поврятъ, он потребуютъ шляпокъ, перчатокъ и мховъ.

— И вы женитесь на ней?

— Если ршусь поселиться въ Трилистник. А если выберу Перимъ, то поду одинъ.

— Если вы не любите ее, капитанъ Де-Баронъ, не женитесь на ней.

— Вотъ Джиблетъ живетъ очень хорошо, и я расчитываю, что буду проводить большую часть времени въ Крри-Голл. Можетъ быть, если мы окажемся полезны, насъ будутъ приглашать въ Килланкодлемъ. Я постараюсь сдлаться въ род фактотума для старика Джонса. Вы не находите, что это будетъ по мн?

— Не серозно же вы говорите.

— Честное слово, леди Джорджъ, никогда въ жизни не говорилъ серозне. Вы знаете, что я не люблю ее.

— Такъ скажите ей это и покончите.

— Это легко предлагать, но невозможно исполнить. Какъ мужчина скажетъ двушк, что не любитъ ее, посл такого знакомства, какое было у меня съ Августой Мильдмей. Я старался, но не могъ. Конечно, есть люди, способные на это, времена теперь перемнились, рыцарство прошло, женщины сами предлагаютъ себя въ жены, а мужчины смются и отказываютъ.

— Не говорите этого, капитанъ Де-Баронъ.

— Нтъ, это теперь длается, но у меня нтъ на столько силъ, я на это неспособенъ. Я вовсе не шучу. Я намренъ перейти въ другой полкъ и ухать. Мн больше ничего не остается.

Мери могла только сказать, что его друзья будутъ очень, очень жалть о немъ, но, что по ея мнню все будетъ лучше, чмъ жениться на двушк, которую онъ не любитъ.

Въ это время леди Джорджъ осыпали вжливостью со всхъ сторонъ. Старая леди Брабазонъ, съ которой она едва ли сказала слово, написала ей очень длинное письмо. Мистрисъ Патмор-Гринъ нарочно прхала поговорить съ нею о замужств своей дочери.

— Разумется, мы были очень рады, сказала мистрисъ Гринъ.— Это былъ бракъ по любви, и они такъ любятъ другъ друга! Надюсь, что вы будете съ ней дружны. Разумется, ея положене не такъ блистательно какъ ваше, но все-таки оно очень хорошо. Бдный милый лордъ Гослингъ — надо сказать, что мистрисъ Патмор-Гринъ никогда его не видала — очень слабаго здоровья, онъ ужасно страдаетъ подагрой и такъ неостороженъ!

Леди Мери улыбалась, была вжлива, но ничего не говорила объ особенно короткой дружб. Леди Селина Протестъ прхала къ ней съ длиннымъ разсказомъ о своихъ непрятностяхъ и просьбою, чтобы она приняла ея сторону въ наступающей борьб. Напрасно Мери увряла, что она не иметъ никакого мння о женскихъ правахъ. Ей сказали, что маркиза обязана имть мнне, или по-крайней-мр подписаться.

Но вжливость, удивившая и досадившая ей боле всего, былъ визитъ Аделаиды Гаутонъ. Она прхала въ Лондонъ на недлю въ конц февраля, и имла дерзость явиться въ Мюнстер-Кортъ. Этого оскорбленя Мери никакъ не ожидала, по этому и не дала никакихъ приказанй своему слуг. Такимъ образомъ мистрисъ Гаутонъ, женщина, писавшая любовныя письма ея мужу, вошла къ ней. въ гостиную, прежде чмъ она имла возможность ускользнуть. Она почувствовала, что дрожитъ. Потомъ ею овладло сознане, что она не способна поступить прилично въ подобномъ, непредвиднномъ обстоятельств. Она чувствовала, что покраснла до ушей, встала съ своего мста и потомъ опять сла. Она ршила, что ни за что на свт не пожметъ руку этой, женщин.

— Любезная леди Джорджъ, сказала мистрисъ Гаутонъ торопливо подходя къ ней:— надюсь вы позволите мн объясниться.

Она протянула руку, но такъ незамтно, что могла отнять ее, когда ее не приняли.

— Я не знаю какое тутъ можетъ быть объяснене, сказала Мери.

— Вы позволите мн ссть?

Мери очень хотлось отказать, но она не посмла и только поклонилась. Мистрисъ Гаутонъ сла.

— Вы кажется очень сердитесь на меня?

— Да.

— Какой же вредъ сдлала я вамъ?

— Никакого — ни малйшаго. Я никогда не думала, чтобы вы могли сдлать мн вредъ.

— Благоразумно ли, леди Джорджъ, придавать важность бездлиц?

— Я не знаю, что вы называете бездлицей.

— Я знала его прежде чмъ вы, и хотя не нашла для себя возможнымъ сдлаться его женою, онъ всегда нравился мн. Потомъ опять возникла короткость, но что же изъ этого вышло? Вы кажется прочли какое-то сумасбродное письмо?

— Я прочла одно письмо, и вполн убдилась, что мой мужъ не сдлалъ ничего. Я ничего не скажу не только въ оправдане, но даже въ извинене написавшей письмо. Я удостоврилась вполн, мистрисъ Гаутонъ, что вся вина была на одной сторон.

— Онъ такъ сказалъ?

— Вы должны извинить меня, если я откажусь сообщить вамъ то, что онъ сказалъ.

— Я уврена, что онъ этого не говорилъ. Но какая польза говорить обо всемъ этомъ? Неужели, леди Джорджъ, намъ съ вами слдуетъ поссориться изъ-за этого?

— Я такъ думаю, мистрисъ Гаутонъ.

— Стало быть вы очень любите ссориться.

— Я никогда не ссорилась ни съ кмъ.

— Когда вы припомните какъ мы были близки другъ къ другу… Я извинюсь, если вы желаете…

— Я не припомню ничего и не желаю извиненй. Сказать вамъ по правд, я думаю, что вамъ не слдовало прзжать сюда.

— Придавать этому такую важность, просто ребячество, леди Джорджъ.

— Это можетъ быть ничего для васъ, а для меня это очень много. Вы должны извинить меня, если я скажу, что не могу говорить съ вами боле.

Она встала и вышла изъ комнаты, оставивъ мистрисъ Гаутонъ одну. Въ столовой она позвонила и велла слуг отворить дверь, когда гостья сойдетъ внизъ. Посл весьма краткаго промежутка, гостья сошла внизъ и сла въ свой экипажъ безъ всякаго стыда.

Посл большихъ соображенй, леди Джорджъ ршилась разсказать мужу о томъ, что случилось. Она сознавала, что поступила очень невжливо и опасалась, что въ гнв зашла дале, чмъ слдовало. Она думала, что ничто не могло поколебать ея намреня не имть съ этой женщиной никакихъ дружескихъ сношенй, даже если ея мужъ будетъ просить ее объ этомъ. Такая просьба отъ него будетъ для нея оскорбительна. Но какимъ образомъ у этой женщины достало смлости прхать къ ней? Не подучилъ ли ее лордъ Джорджъ? Мери никогда не разспрашивала мужа гд онъ бываетъ и кого видитъ. Почему она знала, можетъ быть, онъ бываетъ на Беркелейскомъ сквер каждый день. Тутъ она припомнила лицо мистрисъ Гаутонъ съ блилами и румянами примтными при дневномъ свт, подчерненныя брови, и громадный шиньонъ изъ фальшивыхъ волосъ, жеманный голосъ и сказала себ, что ея мужъ никакъ не могъ любить такую женщину.

— Джорджъ, сказала она ему, какъ только онъ пришелъ домой:— кто ты думаешь былъ здсь? Мистрисъ Гаутонъ.

Тутъ онъ нахмурился по прежнему, но Мери не знала сначала на нее или мистрисъ Гаутонъ сердился онъ.

— Не находишь ли ты, что это было не совсмъ прилично?

— Что она сказала?

— Она желала помириться со мной.

— А что сказала ты?

— Я поступила съ ней очень грубо, сказала, что не хочу имть съ ней никакого дла и ушла, такъ что ей пришлось одной убираться отсюда. Права я была? Ты не желаешь, чтобы я была съ ней знакома?

— Конечно, нтъ.

— Права я была?

— Совершенно. Она должно быть очень дерзкая женщина.

— О, Джорджъ, милый Джорджъ! Ты сдлалъ меня счастливою!

Тутъ она бросилась къ нему на шею.

— Я не сомнвалась въ теб ни минуты — никогда, никогда, но боялась, чтобы ты не подумалъ… Я сама не знаю чего я боялась, сумасшедшая я была. Она гадкая, дерзкая тварь и я ее ненавижу. Разв ты не видишь, какъ она блится и румянится?

— Я не видалъ ее уже три мсяца.

Мери расцловала его, сумасбродно обнаруживая свои прошлыя опасеня.

— Мн почти жаль, что я надола теб этимъ разсказомъ, но мн не хотлось умолчать. Объ этомъ могли узнать друге и ты нашелъ бы это страннымъ. Какъ женщина можетъ быть такой гадкой, я не могу понять. Но я никогда не стану надодать теб разговорами о ней, только я велла Джемсу никогда ее не принимать.

Глава LX.
Послднее сказане о баронесс.

Въ это время Оливя Плибоди совершенно завладла большой залой въ Институт Женскихъ Правъ, и два раза въ недлю читала лекци многолюдной толп. Мсто на платформ считалось почетнымъ, а зала наполнялась престарлыми двами и мятежными женами, которыхъ Оливя Плибоди увряла въ наступлени достославной эры, когда женщины будутъ членами парламента, адвокатами, судьями и имть текучй счетъ у банкира. Это врно, что Оливя Плибоди сотнями набирала себ приверженцевъ и разстроила счасте многихъ отцовъ семействъ.

Можно легко себ представить, какъ все это терзало баронессу Банманъ. Баронесса, по прзд въ Лондонъ, предчувствовала успхъ низкой американки. Дло шло не объ одной чести, которая, впрочемъ, была велика и очень дорога баронесс, но американская докторша быстро богатла. Она занимала великолпное помщене въ Лангамской гостиниц, завела свой экипажъ, въ которомъ здила въ Институтъ, и бывала на званыхъ обдахъ три или четыре раза въ недлю, между тмъ какъ баронесса находилась въ весьма жалкомъ положени. Она успла назваться въ домъ мистера Де-Барона, и время отъ времени собирала немного денегъ отъ всхъ, кто имлъ несчасте попасться ей на глаза. Но она сознавала свое унижене, и въ тоже время была убждена, что проповдывать о женскихъ правахъ она могла лучше, чмъ эта наглая и глупая американка.

Вдь она получила предложене отъ директоровъ Института, и они общали ей вознаграждене за труды, если это позволитъ сборъ. Баронесса думала, что получались громадныя суммы, и громко увряла всхъ своихъ друзей, что начало жтому успху положила она. Она ршилась искать удовлетвореня судомъ, и ей посовтовали подать прошене противъ тетушки Джу, леди Селины Протестъ и плшиваго старика. Процессъ долженъ былъ начаться въ март.

Все это очень безпокоило бдную Мери и было очень непрятно лорду Джорджу. Когда вражда начала становиться свирпой, друзья Оливи Плибоди разослали объявлене, въ которомъ заступались за ея права. Къ этому присоединялся списокъ знакомыхъ англичанъ, поддерживавшихъ женскя права вообще и Оливю Плибоди въ особенности. Между этими именами, которыхъ было очень много, находилось имя леди Джорджъ Джерменъ. Можетъ быть, это ускользнуло бы отъ вниманя ея и ея мужа, если бы старая леди Брабазонъ съ своимъ обычнымъ дружескимъ усердемъ не прислала къ ней объявленя.

— О, Джорджъ! сказала она:— посмотри. Какое право имли они на это? Я никогда не покровительствовала ничему. Я была тамъ разъ, потому что мисъ Мильдмей просила меня.

— Теб не надо было здить, сказалъ онъ.

— Мы уже разсуждали объ этомъ прежде и теб нечего меня бранить. Похать на лекци ничего не могло быть дурного.

Это случилось какъ разъ предъ ея отъздомъ въ Манор-Кроссъ для важной цли.

Лордъ Джорджъ сдлалъ именно то, чего не долженъ былъ длать. Онъ написалъ сердитое письмо мисъ Плибоди, горько жалуясь за помщене въ объявлени имени его жены. Оливя Плибоди была на столько умна, что извлекла изъ этого новую выгоду. Она вычеркнула имя, объяснивъ, что это приказалъ ей сдлать мужъ этой дамы, что служитъ новымъ доказательствомъ притсненя женскихъ правъ въ Англи. Когда Мери прочла это — она была тогда въ Манор-Кросс — ей ужасно захотлось написать самой отъ своего имени, и отказаться отъ всякихъ женскихъ правъ, но ея мужу въ это время посовтовали не имть боле никакихъ длъ съ Оливей Плибоди, и бдная Мери была принуждена оставить свое негодоване при себ.

Но случилось еще хуже этихъ объявленй. Изъ Лондона прислали человка съ вызовомъ явиться въ судъ свидтельницей въ процесс баронессы. Лордъ Джорджъ тогда былъ въ Лондон. Посл своей поздки въ Италю, онъ ни разу не былъ въ Манор-Кросс. Можно себ представить смятене дамъ. Бдная Мери, конечно, была не въ состояни явиться въ судъ. Напрасно леди Сара, съ значительными обиняками, старалась объяснить посланному въ чемъ дло. Онъ могъ только отвтить, что его послали и что онъ теперь сдлалъ свое дло. Разсматривая это обстоятельство со всхъ сторонъ, находили, что оно ужасно. Не лучше ли было лорду Джорджу ухать съ женою за границу въ какой-нибудь неизвстный уголокъ, гд ихъ не могли бы отыскать англйске судьи, а она, можетъ быть, благополучно перенесетъ путешестве. Но что тогда сдлается съ будущимъ Попенджоемъ? Многе думали, что можетъ быть маркизъ умретъ до рожденя ребенка, и въ такомъ случа, ребенокъ тотчасъ будетъ Попенджой. Что за положене для маркизы въ минуту рожденя своего старшаго сына!

— Но я ничего не знаю объ этой гадкой женщин, сказала Мери сквозь слезы.

— Какъ жаль, что вы здили туда, сказала леди Сюзанна, качая головой.

— Ничего не было въ этомъ дурного, сказала Мери:— я не хочу, чтобы меня бранили за это. Вы сами здили на какую-то лекцю, когда были въ Лондон, и васъ точно также могли вызвать въ судъ.

Леди Сара общала Мери, что ее бранить не будутъ и стала придумывать какъ тутъ поступить. Мери желала тотчасъ ускакать къ отцу, но ей сказали, что надо подождать отвта на письма, которыя, разумется, въ этотъ же день были посланы къ лорду Джорджу. Леди Сара написала очень благоразумно, совтуя ему спросить Стокса, фамильнаго повреннаго. Леди Сюзанна распространялась о несчастной поздк въ Институтъ. Однако она выражала мнне, что если Мери спрячутъ въ какой-то комнат въ Манор-Кросс, которую, какъ, она думала, можно достаточно натопить и провтрить для здоровья, то судьи никогда не будутъ въ состояни найти ее, но ребенокъ родился бы въ Манор-Кросс, а потомство ничего, не узнало бы объ этой комнат. Письмо Мери было почти истерически печально. Она ничего не знала объ этихъ противныхъ людяхъ. Что хотятъ заставить ее сказать? Она не сдлала ничего, только разъ была на лекци и дала этой гадкой женщин соверенъ. Не увезетъ ли ее Джорджъ куда-нибудь. Ей все равно куда не хать. Ничто на свт не заставитъ ее явиться въ судъ. Она говорила, что это очень жестоко и надялась, что Джорджъ тотчасъ прдетъ за нею. Если онъ не прдетъ, она умретъ.

Маркиз, разумется, ничего не говорили, но отъ мистрисъ Тофъ нашли невозможнымъ это скрыть. Мистрисъ Тофъ думала, что бумагу надо сжечь и оставить вовсе безъ вниманя это дло.

— Если въ судъ не являются, надо заплатить десять фунтовъ, увряла мистрисъ Тофъ.

Она помнила, что ея братъ напился въ то время, когда ему надо было являться въ Бротертонскй судъ и былъ присужденъ къ штрафу въ десять фунтовъ.

— Да и штрафъ-то можно не платить, сказала мистрисъ Тофъ, помнившая, что добрый судья не взыскалъ деньги.

Но леди Сара не могла смотрть на дло съ этой точки зрня. Она была уврена, что если свидтель нуженъ, то онъ не можетъ уклониться отъ явки въ судъ посредствомъ штрафа..

На слдующее утро пришло отъ тетушки Джу раздирающее душу письмо. Она очень сожалла, что леди Джорджъ такъ обезпокоили — но пусть она подумаетъ объ ея безпокойств, объ ея гор! Она была совершенно убждена, что это убьетъ, ее, а разоритъ непремнно. Эта гнусная баронесса вызвала всхъ кто показалъ внимане въ ней. Были вызваны капитанъ Де-Баронъ, маркизъ и мистрисъ Монтакют-Джонсъ. И по словамъ тетушки Джу, вс издержки падутъ на нее. Адвокаты вс думаютъ, что она наняла баронессу. Потомъ она говорила очень колкя слова объ Институт Женскихъ Правъ вообще. Это Оливя Плибоди собирала богатство въ ихъ Институт, а никакихъ издержекъ не хотла взять на себя. Такя вещи слдовало предоставить мужчинамъ, которые совсмъ не такъ подлы какъ женщины, прибавляла тетушка Джу.

Была еще причина для изумленя. Лордъ Бротертонъ былъ вызванъ. Прдетъ ли лордъ Бротертонъ? Вс думали, что онъ при смерти, и въ такомъ случа его заставить прхать не могутъ.

— Не ужасно ли говорила леди Сюзанна: — что знатныхъ людей подвергаютъ такимъ непрятностямъ? Если всякй можетъ вызвать всякаго, никто не можетъ быть увренъ, что не будетъ вызванъ въ судъ!

На слдующее утро самъ лордъ Джорджъ прхалъ въ Бротертонъ, и Мери съ разными предосторожностями отправили въ карет къ отцу видться съ мужемъ. Маркиза узнала объ этомъ и заявила, что въ ея настоящемъ положени будущей матери нельзя позволить хать куда бы то ни было. Маркиза помнила, какъ сер-Генри говорилъ ей до рожденя Попенджоя, что всякая поздка въ экипаж вредна, и зачмъ Мери хать къ декану? Кто можетъ знать позволитъ ли ей деканъ вернуться? Какимъ торжествомъ будетъ для декана, если Попенджой родится у него. Маркиз объяснили, что Мери иначе не можетъ видться съ мужемъ. Тутъ бдная старуха опять стала громко жаловаться, на дурные поступки младшаго сына съ главою фамили.

Мери благополучно совершила перездъ и разсказала отцу всю исторю.

— Никогда не слыхалъ о такой нелпости, сказалъ деканъ.

— Я должна хать, папа?

— Съ какой стати.

— За мной не прдутъ?

— Нтъ. И половины вызванныхъ свидтелей допрашивать не станутъ. Баронесса вроятно думаетъ, что добьется денегъ отъ тебя. Если ужъ дойдетъ до этого, то ты должна послать медицинское свидтельство. Когда Джорджъ прдетъ, мы попросимъ доктора Лофтли и онъ все это устроитъ. Теб не надо вовсе безпокоиться объ этомъ. Старухи въ Манор-Кросс пожили на свт довольно и могли бы это знать.

Лордъ Джорджъ прхалъ и былъ очень разсерженъ. Онъ одобрилъ предложене послать за докторомъ Лофтли, который прхалъ, написалъ свидтельство и самъ уврилъ леди Джорджъ, что вс судьи на свт не могутъ принудить се явиться, когда это свидтельство у нея въ рукахъ. Но лордъ Джорджъ былъ ужасно разсерженъ, что коснулись именно его жены, и у него вырвалось нсколько сердитыхъ словъ.

— Какъ было неблагоразумно здить въ такое мсто!

— О, Джорджъ! неужели мы опять станемъ обо всемъ этомъ толковать?

— Почему ей было не похать? спросилъ деканъ.

— Вы стоите за права женщинъ?

— Не особенно — хотя если и есть права, которыхъ он не имютъ, я искренно желаю, чтобы он могли ихъ получить. Я конечно, не врю баронесс Банманъ и доктору Оливи Плибоди, но не нахожу, чтобы было дурно похать въ хорошемъ обществ послушать, что можетъ сказать безумная старуха.

— Это былъ поступокъ очень сумасбродный, сказалъ лордъ Джорджъ:— вы видите что изъ этого вышло!

— Какъ могла я это предвидть, Джорджъ! Ты общалъ не бранить меня боле. Гадкая старуха! Я не имла никакого желаня слушать ее.

Лордъ Джорджъ ухалъ въ Лондонъ съ медицинскимъ свидтельствомъ въ карман, а Мери боясь властей, не могла провести прятный вечеръ даже съ своимъ отцомъ.

Цлый мсяцъ Институтъ Женскихъ Правъ возбуждалъ значительный интересъ во всемъ Лондон, чмъ Оливя Плибоди воспользовалась вполн. Баронесса такъ громко кричала, что внимане публики невольно обратилось на Институтъ Женскихъ Правъ, и туда стекались толпами. Узнавъ объ этомъ, баронесса стала кричать громче и громче. Не этого добивалась она. Т, которые желали выказать ей сочувстве, должны присылать деньги ей, а не здить слушать эту американскую дуру. Баронесса, хотя въ сущности по наружности была не привлекательна, успла окружить себя покровителями и перехала въ прекрасную квартиру въ Вигморскую улицу. Она успвала у всхъ выманивать деньги. Потомъ, въ одну счастливую минуту встртилась она съ однимъ старикомъ, который оцнилъ ее. Какимъ образомъ удалось ей познакомиться съ мистеромъ Филогунакомъ Колсбсомъ не было кажется неизвстно никогда. Весьма вроятно, что услыхавъ о его мягкомъ сердц, особенныхъ наклонностяхъ, богатств, она успла познакомиться съ нимъ. Вдругъ вс узнали, что мистеръ Филогунакъ Колебсъ, очень богатый холостякъ, сдлался покровителемъ баронессы Банманъ и взялъ на себя вс издержки процесса. Въ эти блаженные дни баронесса также разъзжала въ своемъ экипаж.

За два дня до процесса разразился ударъ надъ всми, кто интересовался этимъ дломъ, но тяжеле всхъ былъ этотъ ударъ для Филогунака Колебса. Баронесса вдругъ исчезла, и по наведеннымъ справкамъ оказалось, что она въ Мадрид. Филогунакъ Колебсъ съ прискорбемъ сознался своимъ друзьямъ, что баронесса выманила у него тысячу фунтовъ на издержки по процессу, но друзья Филогунака Колебса думали, что онъ отдлался дешево, потому что, пожалуй баронесса женила бы его на себ.

— Какъ я рада, что она ухала, сказала Мери:— я не считала бы себя въ безопасности, пока эта женщина оставалась въ Англи. Теперь я не хочу имть никакого дла съ женскими правами. Джорджу нечего этого бояться.

Глава LXI.
Извсте получено.

Пока баронесса разъзжала по Лондону въ своемъ экипаж, подъ покровительствомъ Филогунака Колебса, и разсказывала всмъ о предстоящемъ успх ея дла, лордъ Джорджъ Джерменъ не находился въ Лондон. Онъ опять похалъ въ Неаполь, получивъ телеграмму отъ британскаго консула, извщавшаго, что его братъ умираетъ. Читатель пойметъ какъ неохотно предпринялъ онъ это путешестве. Онъ сначала не хотлъ хать, ссылаясь на то, что поведене его брата разорвало вс связи между ними, по наконецъ сдался на убжденя Нокса, Стокса и леди Сары, которая нарочно похала въ Лондонъ, чтобы уговорить брата.

— Онъ не только братъ твой, говорила леди Сара: — но и глава фамили. Честь фамили не дозволяетъ, чтобы онъ скончался, не имя близкихъ возл себя въ послдня минуты.

Когда лордъ Джорджъ ссылался на то, что по всей вроятности онъ прдетъ поздно, леди Сара объяснила, что послдня минуты маркиза Бротертонскаго продолжатся до тхъ поръ, пока его тло не будетъ предано земл.

Бдный лордъ Джорджъ сдался на убжденя, и засталъ брата еще въ живыхъ, но въ безсознательномъ состояни. Эта было въ конц марта, и надо надяться, что читатель помнитъ о событи, которое должно было случиться въ апрл. Совпадене обоихъ происшествй, конечно, очень увеличивало его досаду. Телеграммы могли приходить къ нему два раза въ день, но никакая телеграмма не могла мигомъ вернуть его, когда настанетъ минута опасности, или дать ему возможностъ съ восторгомъ стоять у кровати жены, по миновани опасности. Узжая изъ виллы брата въ ближайшую гостиницу,— онъ не хотлъ ни ночевать, ни взять ничего въ ротъ у брата — онъ чувствовалъ, что отмченъ судьбою для несчастя. Когда онъ вернулся въ виллу на слдующее утро, маркиза Бротертонскаго уже не было на свт. Онъ умеръ на сорокъ четвертомъ году своего возраста, 30-го марта 187*.

Лордъ Джорджъ Джерменъ сдлался маркизомъ Бротертонскимъ. Мери Ловелесъ маркизой, а деканъ тестемъ маркиза и ддомъ будущей лини маркизовъ. Лордъ Джорджъ послалъ телеграммы Ноксу, леди Сар и декану. Онъ колебался, посылать ли декану, но лучшя чувства его сердца одержали верхъ. Хотя онъ осуждалъ нетерпливое желане маркиза, но помнилъ, что деканъ былъ нжный отецъ для его жены и очень щедрый тесть.

Ноксъ, получивъ телеграмму, тотчасъ отправился къ Стоксу, и оба они согласились, что свтъ лишился очень непрятнаго и безполезнаго человка.

— О, да, завщане есть, отвтилъ Стоксъ на вопросъ Нокса: — написанное въ Лондон недавно, предъ его отъздомъ, завщане прескверное, но вреда большого онъ сдлать не могъ. Вся земля укрплена за прямыми наслдниками.

— А домъ въ Лондон? спросилъ Ноксъ.

— Укрпленъ за лордомъ Попенджоемъ, то-есть, за мальчикомъ, который теперь родится, если только родится мальчикъ.

— Доходъ онъ не весь проживалъ? опять спросилъ Ноксъ.

— Онъ тратилъ много, но когда открылся уголь, всего, кажется, онъ тратить не могъ.

— Кому это достанется? спросилъ Ноксъ, смясь.

— Мы это узнаемъ, когда прочтемъ завщане, сказалъ, адвокатъ съ улыбкой.

Когда леди Сар подали телеграмму, она сидла съ сестрами за шитьемъ.

— Что это? спросила леди Сюзанна, вскочивъ.

Леди Сара съ жестокой медленностью, продержала телеграмму съ минуту въ рук.

— Распечатай же, сказала леди Амеля:— это отъ Джорджа? пожалуста распечатай!

Леди Сара, зная содержане и важность извстя, медленно распечатала конвертъ.

— Все кончено! Бдный Бротертонъ, сказала она.

Леди Амеля залилась слезами.

— Онъ никогда не былъ неласковъ со мною, сказала леди Сюзанна, поднося платокъ къ глазамъ.

— Не могу сказать, чтобы онъ былъ добръ ко мн, замтила леди Сара:— но можетъ быть и я была сурова къ нему. Да проститъ ему Всемогущй вс его прегршеня!

Посовтовались и ршили сказать тотчасъ и маркиз и Мери.

— Мама ужасно огорчится, сказала леди Сюзанна.

Тогда леди Амеля намекнула, что внимане матери тотчасъ слдуетъ привлечь на положене Мери.

Телеграмма пришла въ то время, когда Мери обыкновенно сидла на кресл у маркизы. Разсудокъ маркизы очень ослаблъ. Иногда она выражала мнне, что Бротертонъ поправился и вернется, и тогда Мери должна уговорить мужа хорошо обращаться съ старшимъ братомъ, продолжая уврять, что Джорджъ былъ холоденъ, и упрямъ. Но среди всего этого, каждую минуту повторяла, что ребенокъ Мери родится Попенджоемъ. Бдная Мери соглашалась со всмъ, никогда не противорчила старушк, но съ нетерпнемъ желала конца своей пытки.

Леди Сара вошла въ комнату въ сопровождени обихъ сестеръ.

— Есть извсте? спросила Мери.

— Бротертонъ вернулся? спросила маркиза.

— Милая мама! сказала леди Сара, ставъ на колни предъ матерью и взявъ ея руку.

— Гд онъ? спросила маркиза.

— Милая мама! Онъ далеко… отъ всхъ непрятностей.

— Кто далеко?

— Бротертонъ умеръ, мама. Вотъ телеграмма отъ Джорджа.

На лиц старушки выразилось недоумне, какъ будто она не совсмъ поняла что ей сказали.

— Вы знаете, продолжала леди Сара:— онъ былъ такъ боленъ, что мы вс ожидали этого.

— Чего?

— Что братъ не можетъ остаться живъ.

— Гд Джорджъ? что сдлалъ Джорджъ? ухалъ Джорджъ къ нему? Ахъ, Боже мой! умеръ! А что сдлалось съ ребенкомъ?

— Вамъ надо думать о Мери, мама.

— Разумется, я думаю о ней. Я не думаю ни о чемъ другомъ. Сара, неужели ты сказала, что Бротертонъ умеръ?

Леди Сара только пожала руку матери и посмотрла на нее.

— Зачмъ меня не пустили къ нему? И Попенджой также умеръ!

— Милая мама, разв вы не помните? сказала леди Сюзанна.

— Помню. Джорджъ ршилъ, что такъ должно быть. Ахъ, Боже мой! ахъ, Боже мой! Зачмъ я дожила до этого!

— Напрасно говорили ей о Мери и объ ожидаемомъ ребенк. Она расплакалась до истерики, ее уложили въ постель, гд она продолжала плакать, пока не заснула.

Мери во все это время не говорила ни слова. Она чувствовала, что въ минуту ея торжества — въ ту минуту, когда она, сдлалась хозяйкой этого дома и всего что находилось въ немъ, ей было некстати разговаривать съ осиротлой матерью. Но когда дв младшя сестры увели мать укладывать въ постель, она спросила леди Сару о своемъ муж. Леди Сара показала ей телеграмму, въ которой лордъ Джорджъ, сообщая о смерти брата, только прибавилъ, что вернется домой какъ можно скоре.

— Случилось очень скоро, сказала леди Сара.

— Что такое?

— Перемна въ вашемъ положени. Надюсь… надюсь, что вы будете держать себя хорошо.

— Надюсь, мрачно сказала Мери, пораженная какимъ-то ужасомъ.

— Теперь вамъ принадлежитъ все — зване, богатство, положене, возможность тратить деньги, и куча друзей желающихъ раздлять ваше благоденстве. До-сихъ-поръ вы испытывали только скуку въ этомъ дом, теперь вы можете сдлать его веселымъ.

— Теперь не время думать о веселостяхъ, отвтила Мери.

— Бдный Бротертонъ ничего для васъ не значилъ. Вы, кажется, никогда не видали его.

— Никогда.

— Вы можете сожалть о немъ.

— Я сожалю. Я желала бы, чтобы онъ остался живъ. Я желала бы, чтобы и мальчикъ остался живъ. Если вы думали, что я желала всего этого, вы были ко мн несправедливы. Я желала только, чтобы Джорджъ жилъ со мною. Если кто-нибудь думаетъ, что я вышла за него, потому что все это могло случиться, тотъ не знаетъ меня!

— Я васъ знаю, Мери.

— Такъ вы не будете этого думать.

— Я и не думаю. Я никогда этого не думала. Я знаю, что вы добры, безкорыстны, правдивы. Я полюбила васъ больше теперь, когда видла васъ каждый день. Но, Мери, вы пристрастны къ тому что свтъ называетъ удовольствемъ.

— Да, сказала Мери посл нкотораго молчаня:— я удовольствя люблю. Почему же и не любить ихъ? Я этимъ не длаю вреда никому.

— Если бы вы только помнили, какъ велики ваши обязанности. У васъ будутъ дти, которымъ вы можете сдлать вредъ. У васъ есть мужъ, у котораго теперь будетъ много заботъ, и которому можно сдлать много вреда. Между нами, женщинами, вы будете считаться главою благородной фамили, и можете возвеличить ихъ или обезславить вашимъ поведенемъ.

— Я никогда не обезславлю никого, сказала Мери гордо.

— Не открыто, не очевидно, въ этомъ я уврена.— Неужели вы думаете, что у васъ не будетъ искушенй?

— У всхъ есть искушеня.

— У кого можетъ быть больше чмъ у васъ? Подумали ли вы, что каждый арендаторъ, каждый землепашецъ въ этомъ помсть будетъ имть на васъ права?

— Могла ли я еще подумать о чемъ-нибудь?

— Не сердитесь на меня, милая моя, за то, что я заставляю васъ думать. Я знаю, что думаю объ этомъ боле чмъ слдовало бы. Я была поставлена въ такое положене, что могла сдлать и мало пользы и мало вреда другимъ кром себя. Женщины такой фамили какъ наша, если не выйдутъ замужъ, мало значатъ въ свт. Вы нсколько лтъ тому назадъ бывъ маленькой двочкой въ Бротертон, теперь стали выше насъ всхъ.

— Я не желала становиться выше никого.

— Это сдлала для васъ судьба и ваши личныя прелести. Но я хотла сказать, что какъ ни была мала моя власть и ничтожно положене, я любила нашу фамилю и старалась поддержать уважене къ ней. Мн кажется во всемъ помсть нтъ лица, котораго бы я не знала. Теперь мн придется ухать и не видать ихъ боле.

— Зачмъ вамъ узжать?

— Это будетъ вроятно приличне. Женатый человкъ не любитъ, чтобы въ его дом жили незамужня сестры.

— Я буду васъ любить, вамъ не надо узжать.

— Разумется, я уду съ мамашей и другими, но я желала бы, чтобы вы иногда думали, обо мн, и о тхъ, кого я любила, и помнили, что маркиза Бротертонская должна заниматься не одними удовольствями.

Неизвстно, что отвтила бы Мери, потому что въ эту минуту вошелъ слуга и доложилъ леди Джорджъ, что отецъ ждетъ ее внизу. Деканъ тоже получилъ телеграмму, и тотчасъ похалъ поздравить новую маркизу Бротертонскую.

Изъ всхъ кто получилъ это извсте, чувства декана были всхъ сильне. Нельзя сказать, чтобы кто-нибудь изъ Джерменовъ искренно горевалъ о смерти маркиза. Умственное состояне бдной матери было такъ слабо, что она не была уже способна къ сильной горести или радости. А человкъ этотъ былъ не только дурной, но и зловредный для всхъ своихъ родныхъ, и послднее время надлалъ столько непрятностей всему семейству, что лишился даже той любви, которая происходитъ отъ привычки. Родные не могли оплакивать его. Но они и не радовались. Мери съ своей стороны сказала правду, что не желала этого. Домъ въ Мюнстер-Корт, любовь мужа и возможность бывать на балахъ мистрисъ Джонсъ были достаточны для ея честолюбя. Она скоре боялась чмъ желала маркизскаго титула, и искренно ужасалась мрачнаго дома на Сент-Джемскомъ сквер. Но для декана это было дйствительнымъ торжествомъ, дйствительной радостью! Онъ желалъ этого съ той минуты какъ лордъ Джорджъ явился претендентомъ на руку его дочери. Покойный маркизъ былъ гораздо моложе его, но онъ расчитывалъ, что жизнь его прошла порядочно, а маркиза наоборотъ. Потомъ пришло извсте о женитьб маркиза. Это было дурно, но деканъ опять сказалъ себ, что по всей вроятности у маркиза не будетъ сына. Потомъ вдругъ деканъ получилъ извсте, что ребенокъ, называемый Попенджоемъ, находится въ Манор-Кросс. Деканъ не врилъ, что это законный Попенджой и хотлъ это доказать, хотя бы ему пришлось истратить на это все свое состояне.

А теперь то, чего онъ такъ желалъ, случилось, хотя не прошло еще и двухъ лтъ посл замужства его дочери, хотя еще не родился внукъ, на глав котораго должны были скопиться вс эти почести! Уже не было сомння, маркизъ скончался, ложный Попенджой скончался и дочь декана была женою маркиза, и ожидали рожденя его внука. Онъ былъ увренъ, что родится мальчикъ. Но даже если и двочка, то еще будетъ время и для мальчика. Наврно скоро явится настоящй Попенджой.

Что же выиграетъ онъ самъ? Онъ часто задавалъ себ этотъ вопросъ, но не могъ отвчать на него удовлетворительно. Онъ занялъ положене выше положеня своего отца по своему уму и трудолюбю, такъ что даже могъ доставить своей дочери мсто между знатными людьми. Самъ онъ не могъ сдлаться маркизомъ, но для него было достаточно видть маркизой свою дочь. Теперь и судьба не могла отнять у нея это зване. Умри завтра лордъ Джорджъ, она все останется маркизой, а внукъ его будетъ маркизомъ. Онъ самъ былъ молодъ для своихъ лтъ, можетъ быть онъ еще доживетъ до того, что услышитъ, какъ его внукъ, лордъ Попенджой, будетъ говорить въ Нижней Палат.

Онъ получилъ телеграмму въ три часа и въ эту минуту почувствовалъ горячую признательность къ лорду Джорджу — и ужасно разсердился бы, если бы телеграмма не была прислана къ нему. Онъ нисколько не жаллъ объ умершемъ Бротертон. Человкъ этотъ грубо оклеветалъ его дочь, оскорбилъ его съ колкой злобой и былъ его врагомъ. Онъ не обманывалъ себя притворнымъ состраданемъ. Человкъ этотъ былъ негодяй и его врагъ, и онъ радовался, что теперь этотъ негодяй не будетъ ему мшать.

— Маркиза Бротертонская! говорилъ онъ себ, оставшись на нсколько минутъ одинъ въ своемъ кабипет.

Онъ стоялъ, засунувъ руки въ карманы, смотря на потолокъ и соображая все. Да, все что онъ говорилъ себ не разъ сбылось. Онъ началъ жизнь мальчикомъ въ конюшн. Онъ помнилъ то время, когда его отецъ снималъ шляпу предъ всми, кто приходилъ къ нему. А несмотря на это, онъ былъ деканъ Бротертонскй и одержалъ верхъ надъ всми своими врагами въ Оград. А дочь его была маркиза Бротертонская. Она будетъ для него просто Мери и станетъ заботиться объ его удобствахъ, въ то время, какъ потомки сподвижниковъ Вильгельма Завоевателя станутъ обращаться съ нею съ почтительнымъ вниманемъ. Онъ сказалъ себ, что увренъ въ своей дочери.

Онъ веллъ осдлать себ лошадь, и похалъ верхомъ въ Манор-Кроссъ. Онъ не сомнвался, что дочь его уже знаетъ объ этомъ, но все-таки было необходимо, чтобы она услышала. объ этомъ отъ него, а онъ отъ нея. Прозжая съ гордостью подъ манор-кросскими дубами, онъ повторялъ себ безпрестанно, что все это будетъ принадлежать его внуку.

Мери почти боялась увидть отца, или лучше сказать, боялась выраженя торжества въ его словахъ и обращени. Все что говорила леди Сара врзалось въ ея душу, на ней теперь будутъ лежать обязанности очень тяжелыя, къ которымъ она не считала себя способной — и первою изъ этихъ обязанностей было воздержане отъ гордости. Но она знала, что отецъ ея будетъ очень гордиться, и требовать гордости отъ нея. Однакоона спшила къ нему. Будь она десять разъ маркизой, она обязана, посл мужа, прежде всего заботиться объ отц. Какая дочь была такъ пжно любима какъ она? Она бросилась къ нему на шею и заплакала.

— Милая дочь, сказалъ онъ:— поздравляю тебя.

— Нтъ, нтъ, нтъ.

— Да, да, да. Подними голову, душа моя и держи себя прилично твоему званю.

— О, папа, я не буду умть держать себя прилично.

— Ни одна женщина на свт не держала себя приличне тебя. Ни одна женщина не украшала боле чмъ ты высокое положене. Моя милая дочъ!

— Да, папа, я ваша милая дочь. Но я желала бы… желала…

— Все чего я желалъ, сбылось.

Она задрожала, услышавъ эти слова, помня, что смерти двухъ человкъ понадобилось для выполненя его желанй. Но онъ повторилъ:

— Все, чего я желалъ сбылось. И, Мери, позволь мн сказать теб, что ты не должна сожалть ни о чемъ. Кто по твоему мнню будетъ лучшимъ перомъ, твой мужъ, или тотъ кто умеръ?

— Разумется, Джорджъ лучше въ десять разъ.

— Никакими сравненями нельзя выразить этой разницы. Твой мужъ увеличитъ честь своего званя.

Она взяла его руку и поцловала за эти слова, которыя не были бы сказаны, если бы телеграмма не была прислана прямо къ нему.

— А изъ кого вышелъ бы впослдстви лучшй перъ — изъ ребенка, рожденнаго отъ тхъ людей и воспитаннаго ими, или изъ сына твоего и Джорджа? А отъ кого арендаторы получатъ больше справедливости и доброты? Разв ты не знаешь, что эта женщина не была способна прилично носить имя, которое присвоила себ законно или незаконно? Ты способна.

— Нтъ, папа.

— Извини меня, душа моя, я хвалю скоре себя чмъ тебя. Ни сожалть, ни горевать причины нтъ. Приличе требуетъ отъ родственниковъ наружнаго траура, но горести въ сердц не можетъ быть. Этотъ человкъ былъ дикй зврь, онъ уничтожалъ все и всхъ приближавшихся къ нему. Только подумай какъ онъ поступилъ съ твоимъ мужемъ.

— Онъ умеръ, папа!

— Я благодарю за это Бога. Не могу лгать. Я ненавижу такую ложь. И горе, и радость, и сожалне, и удовольстве всегда слдуетъ выражать искренно. Возвышене въ свт важная вещь. Такое честолюбе составляетъ соль земли. Это пружина всхъ предпрятй, причина всхъ улучшенй. Т, которымъ неизвстно подобное честолюбе дикари и останутся дикарями. Между нами, англичанами, такое честолюбе почти всеобщее, и поэтому самому мы занимаемъ въ свт такое высокое мсто. Но по милости ложнаго ученя люди боятся громко говорить правду, признаваемую въ сердц. Я не боюсь, и желаю, чтобы не боялась и ты. Я горжусь, что мн удалось сдлать тебя достойною званя гораздо выше моего. И я желалъ бы, чтобы ты также была честолюбива для твоего сына. Пусть онъ будетъ герцогомъ Бротертонскимъ. Пусть онъ будетъ воспитанъ такъ, чтобы сдлаться государственнымъ человкомъ, если Господь дастъ ему разумъ на это. Пусть онъ будетъ кавалеромъ ордена подвязки, и сдлается извстенъ въ Европ, какъ одинъ изъ достойнйшихъ людей въ Англи. Хотя онъ еще не родился, его карьера должна быть главною твоей заботой. И для того, чтобы онъ былъ знатенъ, ты должна радоваться твоей знатности.

Посл этого онъ ухалъ, поручивъ дочери сказать леди Сар, что теперь онъ не будетъ безпокоить ихъ, но надется получить позволене увидть ихъ посл похоронъ.

Бдная Мери не могла не удивляться разниц двухъ нравоученй, полученныхъ ею въ первый день ея возвышепя. И тмъ въ большемъ была она недоумни, что оба ея наставника казались ей правы. Радость отца она извиняла воспоминанемъ объ ужасномъ оскорблени, которое онъ получилъ. Но суть его философи она признавала справедливой, потому что старане воспитать сына такъ, какъ училъ ее отецъ значило способствовать къ благосостояню свта вообще. А между тмъ смирене, проповдуемое леди Сарой, не было ли также справедливо? Какъ же ей соединить и то, и другое?

Она не знала, что въ ней самой была сила, которая поможетъ ей извлечь хорошую сторону изъ того и другого, а остальное отбросить, какъ не нужное.

Глава LXII.
Завщане.

Лордъ Джорджъ поспшилъ вернуться въ Англю вмст съ печальнымъ предметомъ, который слдовало поставить въ склепъ Манор-Кросской церкви. Въ Лондон онъ остановился на нсколько часовъ. Ноксъ увидался съ нимъ въ контор Стокса, и тамъ лордъ Джорджъ — онъ оставался лордомъ Джорджемъ до похоронъ — узналъ, что его братъ, длавшй много завщанй въ своей жизни, написалъ послднее предъ отъздомъ изъ Лондона, по возвращени изъ Рудгамскаго парка. Стоксъ отвелъ лорда Джорджа въ сторону, и сказалъ ему, что онъ найдетъ завщане неблагопрятнымъ.

— Я думалъ, что имне укрплено, сказалъ лордъ Джорджъ очень спокойно.

Стоксъ подтвердилъ неприкосновенность фамильныхъ десятинъ и домовъ, но прибавилъ, что деньгами и мебелью маркизъ могъ распорядиться, какъ хотлъ.

— Это ршительно все равно, сказалъ лордъ Джорджъ, дйствительно не сожалвшй о потер мебели и денегъ.

Рано на слдующее утро отправился онъ въ Бротертонъ. Теперь онъ могъ войти въ домъ, гд родился, гд жили его мать, сестры и жена, и откуда никто не могъ его выгнать.

— Кончено, наконецъ, были первыя его слова жен.

Начинавшееся величе казалось ему не такъ важно, какъ окончане его униженя.

Похороны происходили со всею пышностью, какую только могли придать имъ подрядчики, но провожали гробъ только лордъ Джорджъ, Де-Баронъ прхавшй изъ Рудгамскаго парка, и фермеры, давно живше въ помсть, между которыми былъ Прайсъ. Былъ еще одинъ человкъ, неожидаемый никмъ — Джекъ Де-Баронъ.

— О немъ упомянуто въ завщани, сказалъ Стоксъ лорду Джорджу:— и вроятно вы позволите мн пригласить его присутствовать при чтени.

Лордъ Джорджъ позволилъ, хотя никогда не подумалъ бы самъ пригласить его въ Манор-Кроссъ. Однако онъ его принялъ съ серозной вжливостью.

— Съ какой стати, ты здсь? сказалъ старый Де-Баронъ своему родственнику.

— Не имю ни малйшаго понятя! Получилъ приглашене отъ какого-то повреннаго.

— Ужъ не отказалъ ли онъ теб денегъ, Джекъ?

— Хотите держать пари? спросилъ Джекъ.

Хотя Де-Баронъ очень любилъ спекуляци всякаго рода, однако на этотъ разъ пари не сталъ держать.

Посл похоронъ, которыя были очень грустны, хотя не было пролито ни одной слезы, завщане было прочтено въ Манор-Кросской библотек въ присутстви лорда Джорджа, Нокса, Стокса и обоихъ Де-Бароновъ. Декану можетъ быть хотлось бы присутствовать при этомъ, но онъ написалъ утромъ зятю дружелюбное письмо, извиняясь, что не будетъ на похоронахъ.

‘Мн кажется вы знаете, писалъ онъ:— что я готовъ сдлать для васъ все, но къ несчастю то, что произошло между мной и покойнымъ маркизомъ сдлало бы мое присутстве насмшкой.’

Онъ не былъ въ Манор-Кросс въ этотъ, день, но никто не зналъ лучше его, что покойный маркизъ не имлъ права располагать ни однимъ деревомъ, ни однимъ кирпичомъ.

Завщане было очень коротко и состояло только въ томъ, что вс наличныя деньги, оставшяся посл смерти маркиза, домъ его въ Комо, и мебель въ трехъ домахъ были отказаны нашему прятелю Джеку Де-Барону.

— Я взялъ смлость, сказалъ Стоксъ:— разъяснить его сятельству, что если онъ умретъ прежде жены, то его вдова будетъ имть право на третью часть его личнаго состояня. Онъ отвчалъ, что пусть его вдова требуетъ этого по закону. Я упоминаю объ этомъ, такъ какъ капитану Де-Барону можетъ быть будетъ благоугодно, чтобы вдова покойнаго маркиза тотчасъ считалась имющей право на третью часть отказаннаго ему.

— Совершенно врно, сказалъ Джекъ, который вдругъ сдлался торжественъ и мраченъ, какъ самъ Стоксъ.

Онъ теперь долженъ былъ жениться на Август Мильдмей!

Когда торжественное чтене кончилось, лордъ Джорджъ, или маркизъ, какъ его слдуетъ называть теперь — поздравилъ молодого наслдника чрезвычайно любезно.

— Я послднее время такъ былъ далекъ отъ брата, что не зналъ о вашей дружб съ нимъ.

— Я никогда не видалъ его до встрчи съ нимъ въ Рудгам, сказалъ Джекъ.— Я былъ вжливъ къ нему, потому что онъ казался, нездоровъ. Онъ разъ послалъ меня за десятифунтовымъ билетомъ, мн показалось это странно, но я пошелъ. Посл этого онъ былъ со мною очень любезенъ.

— Вамъ не слдуетъ думать, что вы отнимаете отъ насъ, ничего этого мн не нужно, конечно, я этого бы и не получилъ.

— Вы очень добры, сказалъ Джекъ, мысли котораго однако были такъ полны Августой Мильдмей, что онъ не могъ вполн насладиться своимъ неожиданнымъ счастемъ.

— Стоксъ говоритъ, что заплативъ вдов и что слдуетъ въ казну, теб останется двадцать-восемь тысячъ фунтовъ, шепнулъ Де-Баронъ своему родственнику.— Право ты счастливчикъ!

— Да, я довольно счастливъ.

— Это составитъ четыреста фунтовъ въ годъ, если ты хорошо помстишь твои деньги. Теперь ты женишься наврно?

— Полагаю, сказалъ Джекъ.— Надо же этимъ кончить. Я зналъ, отправляясь въ Рудгамъ, что изъ этого выйдетъ какая-нибудь чертовщина. Разумется, я ужасно радъ. Стоксъ сказалъ мн, что я долженъ обратиться къ нему чрезъ мсяцъ, а я думалъ, что могу завтра получить!

— Я могу дать сотни дв, если теб нужно, сказалъ Де-Баронъ, который до-сихъ-поръ не давалъ взаймы своему родственнику даже шиллинга.

Стоксъ, Ноксъ, Де-Баронъ и наслдникъ ухали, и тогда Мери получила третье нравоучене, когда сидла прислонившись къ плечу мужа.

— По-крайней-мр ты теперь не будешь узжать, сказала она ему:— тебя такъ давно не было со мною.

— Это ты захотла хать къ отцу по отъзд изъ Лондона.

— Знаю. Разумется, тогда я желала видть папашу. Я не желаю больше объ этомъ говорить. Только ты теперь не удешь?

— Если поду, ты подешь со мной.

— А посл того, когда все это кончится, ты подешь въ Лондонъ?

— Это будетъ зависть отъ твоего здоровья, душа моя.

— Я чувствую себя очень хорошо. Ты подешь врно чрезъ мсяцъ.

— А можетъ быть и чрезъ два.

— Куда же мы подемъ, въ Мюнстер-Кортъ?

— Какъ только домъ будетъ готовъ на Сент-Джемскомъ сквер, мы подемъ туда.

— О, Джорджъ! я ненавижу этотъ домъ. Я никогда не буду тамъ счастлива. Онъ похожъ на тюрьму.

Тутъ онъ прочелъ ей нравоучене.

— Душа моя, ты не должна ненавидть вещи необходимыя.

— Но почему домъ на Сент-Джемскомъ сквер необходимъ?

— Потому что это городская резиденця нашей фамили. Мюнстер-Кортъ былъ очень хорошъ для насъ въ нашемъ прежнемъ положени. Онъ даже былъ слишкомъ хорошъ, я это чувствовалъ всегда. Мы не могли дозволить себ этого, не обращаясь за помощью къ твоему отцу.

— Онъ любитъ, когда къ нему обращаются, сказала Мери:— мн кажется онъ любитъ это боле всего.

— Душа моя, ты ничего не понимаешь въ депежныхъ длахъ, но надюсь, что современемъ будешь понимать. Это будетъ твоей обязанностью. Домъ въ Мюнстер-Корт не приличенъ для леди Бротертонъ.

Мери надулась и сдлала гримасу.

— Я по характеру не честолюбивъ, продолжалъ маркизъ:— самъ я добровольно не выбралъ бы для себя такого положеня. Но мужчина обязанъ исполнять свою обязанность въ томъ положени, въ которомъ онъ находится — такъ же, какъ и женщина!

— И моя обязанность жить въ гадкомъ дом?

— Можетъ быть домъ сдлается не такъ гадокъ, но жить тамъ, конечно, ты обязана. И если ты любишь меня, Мери…

— Ты хочешь, чтобы я сказала люблю ли я тебя?

— Любя меня, ты не будешь пренебрегать твоей обязанностью. Ты никогда не должна забывать теперь, что ты маркиза Бротертонская.

— Никогда не забуду, Джорджъ.

— Такъ и слдуетъ, душа моя, сказалъ онъ, не понявъ сатиры въ ея голос.

Изъ этого нравоученя Мери поняла только то, что непремнно должна жить въ дом на Сент-Джемскомъ сквер, но сознаваясь въ этомъ самой себ, она приняла намрене, что тамъ много должны передлать, а на это потребуется значительное время.

Когда она услыхала, въ чемъ состояло завщане покойнаго маркиза, она очень удивилась, вроятно, даже боле, чмъ самъ Джекъ. Зачмъ такой дурной человкъ отказалъ, свои деньги такому… такому… такому хорошему человку, какъ Джекъ Де-Баронъ? Этотъ эпитетъ она предпочла всякому другому. И что онъ сдлаетъ теперь? Джорджъ сказалъ ей, что сумма составится очень большая, и что, разумется, онъ можетъ жениться, если захочетъ. По-крайней-мр онъ не подетъ въ Перимъ. Мысль, что онъ долженъ хать въ Перимъ, тревожила ее. Можетъ быть, ему лучше жениться на Август Мильдмей. Она будетъ не совсмъ приличная для него жена, но онъ общалъ это при извстныхъ обстоятельствахъ. Эти обстоятельства случились и онъ долженъ сдержать слово. Мери было грустно думать, что онъ долженъ жениться на Август Мильдмей.

Вскор посл этого, она получила безчисленное множество вещей заказанныхъ для нея съ ея вензелемъ и маркизской короной. Короны на носовыхъ платкахъ казались безъ конца. Потомъ она получила письмо отъ отца съ ея титуломъ на конверт. Ей почти было страшно распечатать это письмо.

Глава LXIII.
Попенджой родился и окрещенъ.

Наконецъ во всей слав и роскоши Манор-Кросса, родился новый Попенджой. Судьба, такъ долго не благопрятствовавшая Бротертонскому дому, теперь улыбнулась. У Джерменовъ былъ новый наслдникъ, настоящй Попенджой, и старая маркиза, когда ей показали ребенка, на время забыла свои горести, и торжествовала вмст со всми.

Безпокойство декана было такъ велико, что онъ захотлъ непремнно остаться въ Манор-Кросс. Нашли невозможнымъ отказать въ такой просьб въ такое время. Теперь, наконецъ, манор-кросскя дамы постепенно простили декану. Старой маркиз о немъ не упоминали, и она, вроятно, забыла объ его существовани, но маркизъ, повидимому, находился съ нимъ въ полной дружб, а сестры покорились обстоятельствамъ и говорили съ нимъ, какъ съ отцомъ маркизы.

Двое сутокъ до рожденя ребенка и двое сутокъ посл этого, вс въ Манор-Кросс находились въ такомъ волнени, какъ будто это былъ первый ребенокъ, явившйся на свтъ въ какомъ-нибудь новомъ золотомъ вк. Было такъ важно, что посл всхъ недавнихъ непрятностей, Попенджой — настоящй Понепджой — родился въ Манор-Кросс отъ англйскихъ родителей — маленькй лордъ, какъ назвала его мистрисъ Тофъ.

— Ангельчикъ! сказала бабушка.— Я знаю, что онъ выростетъ затмъ, чтобы прибавить новый почетъ къ нашей фамили, и сдлаетъ для нея столько же, сколько сдлалъ праддъ.

Этотъ праддъ былъ графъ, и пожалованъ маркизомъ по ходатайству Питта.

— Джорджъ, продолжала старушка: — надюсь, что будутъ трезвонить и зажгутъ потшные огни и арендаторамъ позволятъ на него взглянуть.

Трезвонъ и потшные огни были, но въ ныншнее время арендаторы боле заняты, чмъ были прежде, и не такъ дорожатъ наслдниками помстьевъ, какъ ихъ отцы.

Радость декана, хотя не такъ восторженно выражалась, была такъ же сильна и горделива, какъ маркизы. Когда его впустили на минуту къ дочери, слезы потекли по его лицу, когда онъ молитвой испрашивалъ благословене неба на нее и ребенка. Леди Сара, находившаяся при этомъ, начала сомнваться, врно ли она поняла характеръ этого человка. Въ немъ была неизъяснимая нжность, тихй мелодическй голосъ, какая-то прятная торжественность, съ которой набожность смшивалась съ любовью и счастемъ! Что онъ былъ любящй отецъ извстно было всегда, но теперь нельзя было не сознаться, что онъ какъ будто происходилъ отъ какой-нибудь благородной фамили, или былъ сыномъ и внукомъ архепископовъ. Какъ онъ поступилъ бы, если бы дочь его вышла за викаря въ Погсти, какъ она сама замтила однажды, леди Сара не стала допрашивать себя, она находила благоразумнымъ, что Попенджоя встрчаютъ съ большей нжностью чмъ рождене обыкновеннаго ребенка.

— Вамъ пришлось много перенести, Бротертонъ, сказалъ деканъ, взявъ за руку своего знатнаго зятя:— но мн кажется, что это вознаградитъ васъ за все.

На глазахъ его были слезы непритворной радости. Онъ дожилъ до счастливаго дня и могъ теперь умереть спокойно. Но онъ умирать не желалъ. Мечта о юномъ Попенджо, блестящемъ какъ звзда, прекрасномъ какъ Аполлонъ, со всей славою аристократическихъ почестей, стоящемъ въ Нижней Палат и говорящемъ съ скромнымъ, но твердымъ краснорчемъ, между тмъ, какъ онъ, деканъ, занимаетъ уголокъ въ галере, еще находилась предъ его глазами.

Кто могъ назвать этого человка эгоистомъ? Онъ не для себя желалъ почета. Хотя былъ богатъ, онъ не желалъ первенствовать въ Оград. Привычки его были просты. Счасте его жизни состояло въ томъ, чтобы сдлать счастливою свою дочь. Но онъ былъ подверженъ одной слабости, портившей его другя достоинства, которыя иначе были бы велики. Ему слдовало гордиться своимъ низкимъ происхожденемъ и знать, что лучшимъ достоинствомъ было то, что, родившись въ низкомъ звани, онъ самъ себя возвысилъ. А онъ не переставалъ стыдиться конюшни, и думалъ, что эту грязь можетъ смыть только величе его дочери и благородство ея дтей. Ему можетъ быть посчастливилось боле, чмъ онъ заслуживалъ. Онъ могъ продать ее какому-нибудь лорду, который пренебрегалъ бы ею и презиралъ бы ее. Но на зятя своего, маркиза, онъ могъ положиться вполн.

Всхъ скромне отнесся къ рожденю Попенджоя отецъ. Когда деканъ поздравилъ его, онъ просто улыбнулся и выразилъ надежду, что Мери перенесетъ все хорошо.

— Отчего ей не перенести хорошо, сказалъ деканъ: — она прекраснаго здоровья и ничего дурного не случилось съ нею.

— Мы все-таки должны бытъ осторожны, сказалъ маркизъ.

Онъ ни разу не назвалъ своего сына Попенджоемъ и долго не называлъ. Онъ былъ радъ рожденю наслдника, но послднее время имя Попенджой не было прятно для его слуха.

Ничего дурного не случилось. Мать и сынъ были здоровы. Наступили крестины, а вмст съ тмъ и хлопоты для маркиза. Завщане покойнаго маркиза навлекло много хлопотъ.

Наличныхъ денегъ не было совсмъ. Даже постель, на которой лежала мать съ ребенкомъ, принадлежала Джеку Де-Барону. Они положительно пили портвейнъ Джека Де-Барона и длали масло изъ молока его коровъ. Джекъ, который теперь долженъ былъ имть своего повреннаго, изъявилъ желане не подвергать семейство маркиза никакимъ неудобствамъ, и уврялъ, что всякое предложене маркиза будетъ для него закономъ. Но было необходимо привести въ цнность все, или купить самимъ, или продать тмъ, кто захочетъ купить. Какъ бы то ни было, а денегъ не было, и маркизу, который терпть не могъ занимать, сказали, что онъ долженъ обратиться къ заимодавцамъ. Тогда деканъ предложилъ вмст съ мисъ Талловаксъ дать необходимую сумму. Маркизъ покачалъ головою и не сказалъ ничего. Это предложене было для него очень непрятно.

Потомъ было сдлано другое предложене. Но прежде слдуетъ объяснить, что на важный вопросъ о крестномъ отц и крестной матери было обращено большое внимане. Его королевское высочество герцогъ Виндзорскй заявилъ, чрезъ молодого лорда Брабазона, что онъ будетъ крестнымъ отцомъ. Декану очень хотлось быть крестнымъ отцомъ своего внука, но онъ не вызывался, чувствуя, что если ему откажутъ, то это произведетъ холодность, которой онъ самъ не будетъ въ состояни преодолть. Онъ былъ бы въ восторг, если бы могъ въ своемъ собор крестить маленькаго Попенджоя, но онъ не выразилъ этого желаня и скоро услыхалъ, что герцогъ Донстебль, дальнй родственникъ, будетъ товарищемъ его королевскаго высочества. Онъ улыбнулся и ничего не сказалъ о себ, но подумалъ, что его щедрость могла быть лучше вознаграждена.

Въ это время мисъ Талловаксъ прхала къ декану и на слдующее утро деканъ прхалъ въ Манор-Кроссъ съ предложенемъ отъ старушки. Она тотчасъ дастъ для Попенджоя двадцать тысячъ фунтовъ въ руки его отца, съ условемъ, чтобы ей позволили быть крестной матерью.

— Мы не можемъ согласиться принять эти деньги, очень серозно сказалъ маркизъ.

— Почему же? Мери ея ближайшая родственница. Она, разумется, откажетъ свои деньги Мери или ея дтямъ, если ее не оскорбятъ. Старые люди, когда они щедры, любятъ при жизни раздавать деньги, которыя скоро должны остаться посл нихъ. Женщины боле щедрой какъ моя старая тетка, на свт нтъ.

— Она очень щедра, но я боюсь, что мы не можемъ принять.

— Для себя я не просилъ этой чести, но право думаю, что старушк вы можете сдлать это удовольстве. Двадцать тысячъ фунтовъ сумма важная, и была бы такъ полезна, именно теперь!

Это была правда, но отецъ отказался. Деканъ, однако, знавшй своего зятя, ршилъ, что эти деньги терять не надо, и обратился къ Ноксу. Ноксъ прхалъ въ Манор-Кроссъ и имлъ продолжительное совщане, при которомъ присутствовали деканъ и леди Сара.

— Положимъ, сказалъ деканъ:— что эта просьба сумасбродная, но имете ли вы право отказываться отъ двадцати тысячъ фунтовъ, предлагаемыхъ Попенджою?

— Конечно, сказала леди Сара:— если эти двадцать тысячъ подкупъ.

— Это не подкупъ, леди Сара, замтилъ Ноксъ: — нтъ ничего безразсуднаго въ томъ, что мисъ Талловаксъ даритъ деньги своему внуку, и нтъ ничего безразсуднаго въ томъ, что она желаетъ этой чести, такъ какъ она двоюродная бабушка ребенка.

Посл сильнаго сопротивленя, щедрое предложене мисъ Талловаксъ было принято. Двадцать тысячъ фунтовъ были очень нужны, а крестная мать не могла же, сдлать вредъ ребенку. Потомъ узнали, что это предложене соединено еще съ другимъ условемъ. Мальчика надо назвать Талловаксомъ!

Противъ этого были и отецъ, и мать, и сестры, пока не узнали, что старушка не требовала Талловакса какъ первое имя, или даже какъ второе. Достаточно, чтобы Талловаксъ было включено между другими именами. Наконецъ ршили, что мальчика назовутъ Фредерикъ-Августусъ-Талловаксъ.

Крестины были не очень пышны, оба герцога не присутствовали лично, деканъ замнялъ одного, а каноникъ Гольденофъ другого.

Мери въ это время уже вышла изъ спальни и приставала къ мужу, чтобы онъ отвезъ ее въ Лондонъ. Не была ли она очень послушна и исполняла все, что предписывали ей? Не видятъ ли вс, что она можетъ даже похать въ Петербургъ и вернуться оттуда, если бы это путешестве оказалось необходимо? Мужъ уврялъ ее, что она не дохала бы до половины пути.

— Но Лондонъ въ десять разъ ближе, доказывала Мери съ женской логикой.

Такимъ образомъ ршили, что двадцатаго мая ее перевезутъ съ ребенкомъ въ Мюнстер-Кортъ.

Вотъ нкоторыя изъ поздравительныхъ писемъ полученныхъ ею во время выздоровленя.

Гросвенорская площадь.

‘Любезная маркиза, разумется, я имла о васъ извсте время отъ времени, и разумется, была въ восторг. Во-первыхъ, никто изъ насъ не могъ очень сожалть о вашемъ несчастномъ девер. Право гораздо лучше для всхъ, что лордъ Джорджъ получилъ титулъ и имне, не говоря уже о тхъ выгодахъ, которые свтъ ожидаетъ отъ молодой и очаровательной леди Бротертонъ. Мн сказали, что у дома на Сент-Джемскомъ сквер стоятъ лса. Я прозжала тамъ намедни и думала скоро ли удостоюсь честью получить билетъ съ извщенемъ, что маркиза Бротертонская въ таке-то дни бываетъ дома.

‘Но, разумется, малютка самый важный предметъ. Пожалуста скажите мн въ какомъ онъ род, я знаю, что у него дв руки и дв ноги, потому что даже молодому лорду Попенджою не позволяется имть больше, но объ его особенныхъ прелестяхъ вы должны мн прислать реестръ, если уже вамъ позволено держать въ рукахъ перо. Я могу себ представить какому кроткому тиранству подвергается онъ отъ вашихъ уважаемыхъ сестрицъ, и лордъ Джорджъ — прошу у него извиненя, маркизъ — вроятно, тоже очень заботится о немъ. Не находите ли вы перемну въ вашемъ имени очень непрятной относительно блья? Все ваше приданое такъ скоро не годится никуда.

‘А теперь я могу сообщить вамъ секретъ, есть надежда на появлене маленькаго Джиблета, разумется, объ этомъ не слдуетъ говорить такъ рано, но почему маленькй Джиблетъ не можетъ точно такъ родиться какъ Попенджой? Только онъ не будетъ Джиблетомъ пока милый старичокъ лордъ Гослингъ не пуститъ подагры въ свой желудокъ. Говорятъ, что разсердившись на женитьбу сына, онъ отказался отъ шампанскаго, и ограничивается двумя бутылками бордосскаго каждый день. Но Джиблетъ, самый счастливый мужъ изъ моихъ знакомыхъ, говоритъ, что его жена стоитъ всего.

‘Итакъ нашъ прятель капитанъ сдлался миллонеромъ! Какое странное завщане! Я съ одной стороны рада, потому что люблю капитана и сама отказала бы ему что-нибудь, если бы у меня что-нибудь было. Мн кажется, что ему слдуетъ жениться на своей прежней возлюбленной. Я люблю справедливость, а это было бы справедливо. Онъ завтра женится, если вы велите ему. А мн пришлось бы цлый мсяцъ усиленно стараться. Сколько онъ получитъ? Я слышала о разныхъ суммахъ — отъ сотни тысячъ до нсколькихъ сотенъ. А все-таки это завщане доказываетъ, что маркизъ былъ помшанъ — какъ я говорила всегда.

‘Вы врно прдете въ Мюнстер-Кортъ, пока домъ на сквер не будетъ отдланъ. Или наймете какой-нибудь меблированный домъ мсяца на два. Домъ въ Мюнстер-Корт малъ, но очень хорошенькй, и я желала бы увидть erо опять.

‘Поцлуйте за меня маленькаго Попенджоя и считайте меня, любезная леди Бротертонъ, вашимъ преданнымъ старымъ другомъ

‘ Д. Монтакют-Джонсъ ‘.

Другое письмо было отъ ихъ прятеля капитана.

‘Любезная леди Бротертонъ,— падюсь, что ничего нтъ дурного съ моей стороны поздравить васъ съ рожденемъ вашего сына. Поздравляю васъ отъ всего сердца. Надюсь, что когда-нибудь, на старости лтъ, я съ нимъ познакомлюсь и напомню ему, что когда-то зналъ его мать. Я былъ намедни въ Манор-Кросс, по, разумется, не могъ видть васъ. Меня пригласили по поводу этого страннаго завщаня, но для меня было гораздо странне то, что я такъ скоро очутился въ вашемъ дом. Случай былъ не очень веселый.

‘Желалъ бы я знать, кого боле удивило завщане — васъ или меня?’

Мери, читая это, сказала себ, что ее это вовсе не удивило. Могъ ли кто удивляться поступкамъ такого человка?

‘Насколько мн извстно, онъ вовсе меня не зналъ до встрчи въ Рудгам. Я не нуждался въ его деньгахъ, хотя былъ довольно бденъ. Не знаю, что буду длать теперь, но въ Перимъ я не поду.

‘Мистрисъ Джонсъ говоритъ, что вы скоро будете въ Лондон. Надюсь, что вы позволите мн прхать къ вамъ. Всегда искренно вамъ преданный

‘Джонъ Де-Баронъ’.

Оба эти письма доставили Мери удовольстве, и на оба отвтила она. На шутки своей старой прятельницы она отвтила также шутками, говорила, что нисколько не намрена торопить работниковъ на Сент-Джемскомъ сквер и до окончаня работъ будетъ жить въ Мюнстер-Корт. Относительно того, что ихъ молодой прятель сдлаетъ съ деньгами, она не могла сказать ничего. Порученй она не принимала — хотя можетъ быть это было бы лучше — и такъ дале.

Письмо ея къ Джеку было очень коротко. Она искренно благодарила его за добрыя желаня и увдомляла когда передетъ въ Мюнстер-Кортъ. Потомъ въ приписк прибавила, что она ‘очень, очень рада’, что онъ получилъ въ наслдство деньги покойнаго маркиза.

Третье письмо оскорбило ее столько же, сколько первыя два принесли удовольствя. Оно оскорбило ее до такой степени, что когда увидала почеркъ, она не хотла читать, но любопытство не допустило ее сдлать это. Письмо было отъ Аделаиды Гаутонъ, и когда Мери распечатала его, въ глазахъ ея сверкнулъ гнвъ, котораго ея друзья можетъ быть никогда не видали. Письмо заключалось въ слдующемъ:

‘Любезная леди Бротертонъ — неужели вы, наконецъ, не забудете прошлаго? Что еще можетъ сдлать бдная женщина, какъ не просить прощеня и общать никогда боле не провиниться? Стоитъ ли намъ обимъ, такъ давно знающимъ другъ друга, ссориться о томъ, что въ сущности не значило ничего. Это былъ глупенькй романъ, отголосокъ прошлаго чувства — сумасбродство, если вы хотите, но невинное. Я признаюсь въ своей вин, посыпаю голову пепломъ, и наврно посл этого вы дадите мн разршене въ грхахъ?

‘А теперь, принеся извинене, которое, я надюсь, будетъ принято, я прошу у васъ позволеня поздравить васъ со всмъ вашимъ счастемъ. Смерти вашего деверя, разумется, вс мы ожидали. Мистеръ Гаутонъ уже за мсяцъ слышалъ, что онъ не можетъ остаться живъ. Разумется, вс мы чувствуемъ, что имне перешло въ гораздо лучшя руки. Я такъ рада, что у васъ сынъ. Милый Попенджой! Пожалуста, пожалуста простите мн, чтобы я имла возможность расцловать его. Остаюсь вашимъ преданнымъ старымъ другомъ

‘Аделаида Гаутонъ’.

Преданнымъ старымъ другомъ! Змя! Гадкая, низкая, размазанная уродина! Простить ей! Нтъ — никогда, хотя бы она стояла на колняхъ. Она и прежде была достойна презрня, а теперь достойна его вдвойн, потому что можетъ унижаться до такого фальшиваго и раболпнаго извиненя. Вотъ какъ Мери приняла письмо своей корреспондентни. Какая женщина проститъ другой любовныя письма къ ея мужу? А эта отвратительная женщина — для Мери она была положительно отвратительна — пыталась отнять отъ нея сердце ея мужа! Было много уликъ противъ мужа, но объ этомъ Мери совсмъ забыла. Она нисколько не думала, чтобы Аделаида была предпочтена ей. У ея мужа были глаза, сердце, здравый смыслъ. Онъ могъ видть, чувствовать и распознавать. За мужа она нисколько не боялась, но ничто на свт не могло заставить ее простить мистрисъ Гаутонъ. Она подумала, стоитъ ли показывать письмо мужу, а потомъ разорвала его на клочки и бросила.

Глава LXIV.
Заключене.

Теперь намъ осталось только собрать разныя нити нашего разсказа и связать ихъ между собой. О нашемъ геро, лорд Попенджо, мы можемъ только сказать, что, по послднимъ извстямъ, онъ былъ очень здоровый пятилтнй, мальчикъ, большой шалунъ, и мучитъ своихъ маленькихъ сестеръ — леди Мэри и леди Сару. Но т, которые ближе присматриваются къ его характеру, думаютъ, что могутъ видть зародыши того будущаго успха, который его ддъ такъ горячо желаетъ для него. Мать совершенно убждена, что онъ будетъ первымъ министромъ, и уже начала приготовлять его къ этой должности. Домъ въ Мюнстер-Корт былъ, разумется, оставленъ, и маркиза, наконецъ, призналась, что фамильный домъ предпочтительне. Но фамильный домъ такъ измнился, что прежне Джерманы не узнали бы его. Старая маркиза, которая продолжаетъ жить въ Манор-Кросс, не видала этой перемны, но леди Сара, которая всегда проводитъ два мсяца въ Лондон, не можетъ поврить, чтобы это былъ тотъ же самый домъ. Мери очень удивляется дружб, которая теперь существуетъ между нею и ея старшей золовкой. Она аккуратно переписывается съ леди Сарой, и съ удовольствемъ читаетъ подробности о болзняхъ и нуждахъ бднаго населеня въ помсть. Леди Сара очень рада, что можетъ любить мать наслдника, и любитъ ее и мальчика всмъ сердцемъ. Теперь когда есть Попенджой — будущй Бротертонъ, она совершенно довольна своей жизнью. Леди Сюзанна и леди Амеля также прзжаютъ въ Лондонъ каждый годъ съ большимъ удовольствемъ, и очень преданы молодой маркиз.

Но гость, пользующйся наибольшимъ почетомъ на Сент-Джемскомъ сквер, окружаемый тамъ всми возможными угожденями, котораго всмъ слугамъ приказано считать вторымъ господиномъ — это деканъ. Въ Лондон нтъ женщины популярне маркизы Бротертонской, и поэтому деканъ съ чрезвычайнымъ удовольствемъ проводитъ въ Лондон два мсяца. Но самый счастливый перодъ въ его жизни составляетъ посщене его дочери, которая всегда проводитъ у него зимою дв недли. Въ это время и маркизъ остается дня на два у декана, но большую часть времени отецъ и дочь остаются одни. Тогда онъ просто обожаетъ ее. Въ Лондон онъ чрезвычайно любезно позволяетъ обожать себя.

Съ мистрисъ Гаутонъ маркиза никогда не говоритъ, и на этотъ счетъ остается неумолима. Друзья вмшивались было, но маркиза отказалась примириться, не объясняя причины своего гнва, но прямо выказывая его.

Маркизъ сдлался образцовымъ членомъ въ палат лордовъ. Онъ присутствуетъ на всхъ засданяхъ, неутомимо терпливъ въ комитетахъ, но говоритъ очень рдко. Такимъ образомъ, онъ постепенно пробртаетъ всъ въ стран, и когда волосы его посдютъ, а походка сдлается не такъ тверда, онъ сдлается авторитетомъ въ Парламент. Онъ также образцовый помщикъ, выслушиваетъ вс жалобы, и старается во всемъ оказывать справедливость тмъ, кто зависитъ отъ него. Онъ также образцовый отецъ, ожидаетъ многаго отъ Попенджоя, и ршилъ, что ребенокъ долженъ быть подчиненъ строгой дисциплин, какъ только перейдетъ изъ женскихъ въ мужскя руки. А пока маркиза распоряжается самовластно въ дтской, какъ и слдуетъ.

Мужу никогда не приходится напоминать жен о поддержани ея достоинства. Она теперь не танцуетъ никогда, разв только пройдется въ кадрили съ какимъ-нибудь важнымъ кавалеромъ, и смотритъ на это просто какъ на обязанность. Въ обществ она очень весела, любитъ шутить, но танцы оказались опасными для нея, и она ихъ избгаетъ, ссылаясь такимъ друзьямъ какъ мистрисъ Джонсъ на то, что женщин съ кучей ребятишекъ не прилично прыгать по комнат. Мистрисъ Джонсъ помнитъ каппа-каппу и ничего не говоритъ объ этомъ, но она не согласна съ своей прятельницей, и все надется, что это передлается современемъ. Маркизъ тоже помнитъ, остается признателенъ жен, и выказываетъ свою признательность время отъ времени, предлагая пригласить къ обду капитана и мистрисъ Де-Баронъ. Онъ знаетъ, что долженъ быть признателенъ за многое. Хотя онъ никогда не произноситъ имени мистрисъ Гаутонъ, но не забылъ своей погршности на Беркелейскомъ сквер, и кроткаго молчаня жены, которая никогда не упрекнула его этимъ съ тхъ самыхъ поръ, какъ прочла письмо. Ни одинъ мужъ въ Лондон не остается такъ доволенъ своею женою какъ маркизъ, и можетъ быть ни одинъ мужъ въ Лондон не имлъ на это боле причинъ.

Да! капитанъ Де-Баронъ съ женою обдаютъ иногда въ дом на Сент-Джемскомъ сквер. Увнчались ли успхомъ стараня мистрисъ Монтакют-Джонсъ, или Августа нашла таке доводы въ богатств Джека, противъ которыхъ онъ ничего не могъ возразить, только онъ женился на ней чрезъ годъ по прочтени завщаня. Когда маркиза прхала въ Лондонъ посл рожденя Попенджоя, онъ явился къ ней. Ничего не могло быть почтительне его обращеня съ нею, а когда онъ потомъ прхалъ лично объявить ей, что женится на мисъ Мильдмей, она горячо поздравила его, не сдлавъ ни малйшаго намека на прошлое. Но она ршила, что всегда останется его другомъ, и для него подружилась также съ его женой. Ей никогда не нравилась бдная Августа. Можетъ быть она не нравится и капитану. Но ссоръ между ними не бываетъ и Джекъ исполняетъ свою обязанность къ удивленю своихъ прежнихъ знакомыхъ. Но онъ очень измнился, растолстлъ и играетъ въ вистъ въ клуб до обда, по маленькой. Я думаю, что въ глубин своего сердца онъ сожалетъ, что получилъ наслдство.

На зло ли сыну, или по усиленной просьб жены и докторовъ, но лордъ Гослингъ послднее время былъ такъ остороженъ, что подагра не имла возможности пробраться въ его желудокъ. Лордъ Джиблетъ увряетъ, что онъ совершенно доволенъ своимъ положенемъ. У него уже четверо дтей. Онъ живетъ въ небольшомъ домик въ Зеленой улиц и состоитъ членомъ Энтомологическаго общества. Онъ такъ аккуратно посщаетъ засданя, что думаютъ, что онъ современемъ будетъ предсдателемъ. Старому лорду не нравится это направлене въ сын, и онъ говоритъ, что ихъ фамили не сдобровать, когда наслдникъ не нашелъ себ лучшаго дла, какъ заниматься наскомыми.

Мистрисъ Монтакют-Джонсъ даетъ по прежнему балы на Гросвенорской площади, и остается всегда очень довольна, когда у нея бываетъ маркиза Бротертонская. Она все еще занимается сватовствомъ, и въ настоящую минуту забрала себ въ голову женить саксонскаго посланника, красиваго шестидесятилтняго старика на леди Амели Джерменъ. Мери увряетъ, что на это нтъ ни малйшей надежды — что Амеля наврно за него не пойдетъ — и что старый шестидесятилтнй нмецъ, знакомый съ дипломатей всю жизнь, никакъ не попадется на приманку. Но мистрисъ Джонсъ никогда не уступаетъ въ подобныхъ вещахъ, и уже составила планъ кампани въ Килланкодлем въ будущемъ август.

Къ сожалню долженъ сказать, что бдную баронессу самымъ жестокимъ образомъ преслдовали ея адвокаты. Они успли доказать, что она обманула ихъ и напустили на нее полицю за границей. Одно время она рыскала изъ одной страны въ другую, но наконецъ ее арестовали на платформ въ Орегон, и она будетъ судиться въ Англи. Такъ какъ многе оказали ей сочувстве, а Филогунакъ Колебсъ взялъ на себя издержки по ея защит, многе надются, что присяжные оправдаютъ ее. Между тмъ докторъ Оливя Плибоди вышла замужъ за магазиннаго пристава въ Нью-Йорк, и сдлалась доброй матерью семейства.

Въ Манор-Кросс все идетъ почти по прежнему. Маркиза еще жива и очень интересуется дтьми своей невстки — настоящими и будущими. Но самые прятные часы въ ея жизни т, когда къ ней приводятъ Попенджоя. Маленькй шалунъ никогда не остается у бабушки доле пяти минутъ, но старушка убждена, что онъ чрезвычайно къ ней привязанъ. За дв недли до Рождества и два мсяца спустя, домъ наполняется гостями. Леди Сара надваетъ новое шелковое платье, а маркиза позволяетъ приносить себя въ гостиную посл обда. Но въ конц февраля молодая семья узжаетъ въ Мондонъ и тогда Манор-Кроссъ длается прежнимъ Манор-Кроссомъ.

Прайсъ еще охотится, и по прежнему популяренъ въ окрестностяхъ. Онъ часто хвастается, что хотя женился гораздо позже маркиза, младшая изъ его трехъ дочерей старше леди Мери. Но когда онъ скажетъ это дома, ему тотчасъ даютъ пощечину.

О Грошют необходимо сказать только, что онъ все еще въ Погсти и терзаетъ своихъ прихожанъ нравоученями о строгомъ соблюдени воскреснаго дня.

КОНЕЦЪ.

ПОПЕНДЖОЙ ЛИ ОНЪ?РОМАНЪЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.

Читайте также:

ПОПЕНДЖОЙ ЛИ ОНЪ?
РОМАНЪ
ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.