Полунощник, Даль Владимир Иванович, Год: 1848

Время на прочтение: 11 минут(ы)

ПОЛУНОЩНИКЪ.

Уральское преданіе.

Лтъ тому — да много, еще когда ддушка внучкомъ былъ, некакъ вскор посл пугачовщины, опять выдался такой годъ, что стало по низовымъ станицамъ уральскимъ больно безпокойно. Казаки ни днемъ, ни почью не выходили со двора безъ винтовки за плечами, стада и табуны частію отогнаны были на Камышъ Самару, а частію держались по близости станицъ и пикетовъ, извстныхъ подъ именемъ половинокъ, маяковъ и реданокъ, пастухи, вооруженные и въ обыкновенное бремя копьемъ и винтовкой, были удвоены и едва смли прилечь, одинъ изъ нихъ, конный, всегда стоялъ на ближайшемъ возвышеніи и высматривалъ окружность.
Между-тмъ, въ темную, осеннюю ночь, небольшая шайка Киргизовъ ‘учинила пролазъ’, то-есть, успла незамтно пробраться черезъ Уралъ, по одному и по два, и залечь въ береговые камыши. Когда ихъ собралось довольно, то они выхали осторожно на степной кряжъ, оставивъ пикеты и маяки за собою, на берегу рки, и пустились къ станиц. Въ другое время, можетъ-быть, набгъ ихъ и былъ бы удачне, но какъ теперь всюду были приняты необыкновенныя предосторожности, то шайка и наткнулась, при самомъ възд въ селеніе, на выставленный за скотнымъ дворомъ секретъ, то-есть, ночной отводный караулъ. Три казака, изъ коихъ одинъ приказный, услышали издали фырканье лошадей и топотъ ихъ, вс трое, перемолвившись шопотомъ, прилегли наземь, чтобъ не окликая Отличить и распознать приближающихся конныхъ, а подпустивъ ихъ шаговъ на тридцать и различивъ положительно киргизскіе малахаи, и разслышавъ говоръ, встртили непріятелей залпомъ изъ трехъ винтовокъ, бросились съ гикомъ впередъ, ухвативъ пики, и разогнавъ этимъ мгновенно толпу, кинулись въ потьмахъ къ лошадямъ своимъ, сли и поскакали,.одинъ на пикетъ, и двое по станиц, распространяя повсюду тревогу. Но не усплъ еще первый изъ нихъ доскакать до пикета, какъ тамъ уже запылалъ яркимъ пламенемъ маякъ, обвитый камышомъ и соломой шестъ, сигналъ этотъ приняли по всей линіи, вверхъ и внизъ, и вскор цлая полоса по Уралу освтилась заревомъ маяковъ. Въ то же время, казаки со всхъ постовъ спшили по призыву туда, гд первый маякъ загорлся. Черезъ часъ времени, посл трехъ выстрловъ секрета, тревога обняла уже верстъ по сту въ об стороны линіи, по направленію къ Гурьеву и къ Уральску, все было на ногахъ, отовсюду спшили на помощь.
Осторожные воры, Киргизы, не желая бороться съ открытой силой, тотчасъ же отступили, залегли встрченный на пути стогъ сна, прикололи ни за-что, ни np-что, мужика, бабу и двухъ ребятъ, семейство сызранскаго сапожника, отправившагося по ремеслу своему изъ одной станицы въ другую, и перебрались вплавь черезъ Уралъ. Значительный отрядъ казаковъ не усплъ еще собраться, по человкъ пять смлыхъ наздниковъ, зная хорошо тактику непріятелей своихъ, и потому предвидя ихъ дйствія, перебрались заблаговременно черезъ рку и, ложась, прислушивались чтобы подстеречь ихъ переправу. Шумъ воды подъ ногами конскими дйствительно обнаружилъ невдалек шайку, на такъ-называемомъ броду, хотя отчасти надо было и тутъ переплыть русло, а разгорвшійся стогъ сна, хотя и былъ отъ этого мста верстахъ въ двухъ, освтилъ нсколько поверхность рки — и шайка встрчена была ружейными выстрлами. Но сила преодолла, и казаки наши отступили, захвативъ, однакоже, одного раненнаго Киргиза, кром того, первыми тремя выстрлами, близь станицы, былъ убитъ одинъ Киргизъ, а другой также раненъ и захваченъ, такимъ-образомъ, казаки добыли языка, что было для нихъ очень-важно, потому-что теперь знали, какая именно была шайка эта, какого рода и племени, и изъ какихъ ауловъ, а когда, это извстно, то уже всегда было боле надежды отъискать виновныхъ, или заставить однородцевъ ихъ за нихъ поплатиться.
Къ утру собрался небольшой отрядъ въ Сарайчикъ. Въ то время вообще не было строгой формы для казаковъ, а штаты, какъ называлась форменная перевязь съ подсумкомъ, надвались только во-время вншнихъ командировокъ. Въ то время, Уральцы ходили, по обыку, въ алыхъ и малиновыхъ кафтанахъ, съ откидными рукавами посинему поддвку, и въ высокой малиновой шапк съ перехватомъ,сабля была принадлежностью войсковыхъ чиновниковъ, а рядовичи довольствовались копьемъ, винтовкой съ ражками и пистолями. Въ степныхъ же походахъ, которые нердко длались, какъ въ настоящемъ случа, спшно и по домашнему распоряженію, по поводу набга — каждый садился на копя въ домашней одежд своей: въ простомъ синемъ кафтан, въ хивинскомъ полосатомъ халат, въ чапан, въ стеганк, поддвк, или крутк, но всегда съ добрымъ оружіемъ, и въ черной, высокой смущатой шапк.
Отрядъ этотъ выступалъ уже съ зарей: сдла и необходимую поклажу погрузили на бударки, легкія лодочки, туда же сли и казаки, человка по три и по четыре, взявъ лошадей за чембуры, черезъ часъ кони были уже осдланы на противномъ берегу, и отрядъ подымался на кряжъ, потянулся змйкой по степи и долго-долго еще виднлся издали черной полосой по желтоватому ковылу.
— Погоди жь вы, разбойники! сказалъ одинъ казакъ, попадая носкомъ сапога въ мочку пики своей:— разв не, дастъ Богъ сойдтись съ вами, а то будете вы помнить Сарайчикъ!
— И чего ихъ, собакъ, жалютъ, прости Господи! сказалъ другой:— вотъ вдь, которому дашь аманъ, онъ-то самый и надлаетъ теб больше всхъ хлопотъ, я говорю, что волкъ, такъ волкъ и есть, попался въ руки, такъ бей его до-суха, а прикормишь да отпустишь — такъ самъ на свою голову кистень выковалъ. Я знаю, что это опять Китайка проказитъ, ужь отъ него намъ добра не видать. А кабы прошлую осень подняли его на копья, какъ, былъ въ рукахъ, такъ бы съ нимъ и не хлопотать. Такъ ли, Сидорычъ, продолжалъ онъ, обратившись къ подъхавшему чернобородому, смуглому казаку, очевидно персидскаго происхожденія, почему онъ и прозывался Кизылбашевымъ: — такъ ли?
— Такъ, отвчалъ тотъ, не подымая глазъ и проворчавъ что-то про себя, а затмъ прибавилъ вслухъ:— поднять-то на копья мало бъ кого надо, есть люди и гршнй Киргизца…. и отъхалъ въ сторону.
— Вишь, хорасанская кровь! сказалъ одинъ изъ первыхъ: — гляди, вдь онъ все еще зубы точитъ на стараго супротивника своего, на Пахолкина: аль опять они не поладили?
Объяснимъ эту выходку. Кизылбашева отецъ былъ плнный Персіянинъ, выходецъ изъ Хивы. Приписавшись къ войску, крестившись и женившись тамъ, онъ извстенъ былъ въ войск назойливымъ, скрытнымъ нравомъ своимъ и передалъ по наслдству это свойство персидской крови старшему сыну. Семейство ихъ жило довольно-бдно, потому-что рыболовство имъ какъ-то ре давалось, а торговлей промышлять безъ истинника. очень-трудно. По этому поводу, сынъ смолоду вынужденъ былъ идти на службу, на которую и тогда, какъ теперь, вызывались одни охотники, съ уплатою имъ довольно-значительныхъ подможныхъ денегъ, эти обстоятельства и отношенія заставили Кизылбашева сына оставаться холостымъ почти до тридцати лтъ, въ эти годы только сдлался онъ владтелемъ отцовскаго хозяйства и пріобрлъ столько своего, что могъ купить невст сороку, родъ богатой кички, что въ то время считалось совершенною необходимостью, и безъ чего ни одинъ казакъ не могъ подумать о сватовств. О приданомъ же и тогда, какъ теперь, у уральскихъ Казаковъ никогда не бывало рчи: тесть надлялъ дочь свою, или зятя, по своему усмотрнію, и то нсколько лтъ спустя посл женитьбы, когда убждался, что молодые хорошо и согласно живутъ.
Задумавъ жениться, Кизылбашевъ сталъ заглядываться на Орину Мироновну, дочь урядника Красоточкина, и хоть ему, въ его годы и съ его чернобородой рожей, не совсмъ къ лицу было любезничать, но онъ, по принятому обычаю, выходилъ къ базкамъ, то-есть къ скотнымъ дворамъ, встрчать и провожать вмст съ Ориной Мироновной стадо, а также хаживалъ зимой вслдъ за двками, на сйпчикъ, то-есть, на молодой ледъ, скользить, играть и бгать. Еслибъ Кизылбашевъ былъ вовсе не по нутру Красоточкину, то онъ бы самъ проводилъ дочь къ базкамъ или на сничикъ, и сказалъ бы тамъ тому, кто ухаживаетъ за его дочерью: ‘не прогнвайся, братъ, это не наша двка, чужая’, но какъ ничего подобнаго не случалось, а Орина Мироновна, хотя и называла Поклонника своего въ глаза заморской цуцелкой то-есть чучелкой, потому-что Орина Мироновна, какъ и вс землячки ея, пришепетывала — хотя и не разъ уграживала, что наднетъ ему подойникъ съ молокомъ на голову, но либо пожалла молоцка, либо пожалла молодца, потому-что угрозы не исполнила и, какъ Кизылбашеву казалось, бранила его и отбивалась отъ него только для забавы и приличія.
Въ такомъ положеніи было дло это, когда вдругъ, недумано, негадано, добрые люди изъ сосдней станицы прибыли въ домъ Красоточкина и привезли поклонъ и ласковое слово отъ старика Пахолкина, который сваталъ Орину за сына, за молодаго сотника. Это было, конечно, другое дло и не Кизылбашеву чета: сотникъ Пахолкинъ былъ молодецъ молодцомъ, а у отца его былъ хуторокъ на Камышъ-Самар, другой на узеняхъ, гд ходило косякомъ до десятка добрыхъ копей, да, кром того, старикъ ежегодно вымнивалъ у Киргизовъ тысячи по дв и по три барановъ, отгоняя ихъ на убой въ салотопни. При такихъ отношеніяхъ, не только Кизылбашева и въ помин не было въ этомъ дл, по объ немъ и думать позабыли, Красоточкинъ далъ слово, и черезъ нсколько дней женихъ навстилъ невсту, а вскор опять пріхалъ и привезъ ей въ подарокъ такую сороку, которая выставлена была цлыя дв подли на показъ, и казачки съзжались даже съ Баксая и изъ Кармановской-Станицы посмотрть на этотъ подарокъ.
Кизылбашева, который, какъ мы уже сказали, довольно-долго крпился и собирался, покуда обстоятельства не позволили ему подумать о сватовств, неудача эта крпко смущала. На бду не стало дло за такими людьми, которые начали подтрунивать надъ бднякомъ, въ особенности же двушки, будто сговорились, стали спрашивать его, при встрч, отъ-чего его теперь нигд не видно? Злобное сердце его вскипло местью, и онъ не разъ искалъ Случая, чтобъ отомстить Пахолкинымъ или Красоточкинымъ — все равно — за неудачу свою, тогда какъ ни т, ни другіе и не думали о немъ и мирно и весело съиграли свою свадьбу.
Со времени этого происшествія, прошло уже съ полгода, по Кизылбашевъ не считалъ еще, какъ видно, дла своего конченнымъ и, какъ можно было догадываться по отвту его, который мы слышали, замышлялъ что-нибудь недоброе. Поводъ же къ этому былъ вотъ какой: въ собранномъ на-скоро отряд. находился не только счастливый соперникъ Кизылбашева, Пахолкинъ, по и два брата его и дядя, и сверхъ того самъ старикъ Красоточкинъ съ сыномъ и племянникомъ, словомъ, такъ-какъ казаки сосднихъ станицъ вообще вс почти между собою въ родств и свойств, то въ набранномъ изъ Сарайчика и ближайшихъ станицъ отряд было много казаковъ, рядовыхъ и чиновныхъ, состоявшихъ въ боле или мене близкомъ родств съ Пахолкиными и Красоточкиными. Кизылбашевъ, состоявшій ‘а линейной служб, гд изрдка только встрчался съ кмъ-нибудь изъ этихъ людей, теперь внезапно сошелся со всми съ ними лицомъ-къ-лицу. Встрча столькихъ ненависти ныхъ лицъ возмутила его и пробудила давнишнюю злобу.
Отрядъ сдлалъ до вечера, съ приваломъ, очень-большой переходъ, но, не настигнувъ хищниковъ, остановился, съ тмъ, чтобъ на завтра продолжать поискъ свой и напасть на аулы, къ которымъ грабители принадлежали. Зная опасность своего положенія, казаки приняли вс обычныя предосторожности и не только выставили цпь вокругъ всего стана, по и еще особенную вокругъ всего табуна, потому-что лошадей надобно было пускать ночью на подножный кормъ.
Когда стали вызывать по наряду караульныхъ въ ночную цпь, на вторую или третью смну, то въ числ чередныхъ одного не досчитывались: оказалось, что Кизылбашева нтъ. Пустили голосъ и прокричали по всему отряду, искали везд, полагая, не заснулъ ли онъ гд — но нигд его не оказалось, и никакого слда его не нашли. Никто не зналъ что подумать. ‘Сошелъ съ ума нашъ Кизылбашевъ’ говорили казаки: ‘диво, куда онъ запропастился, а былъ тутъ съ вечера — разв не подхватили ль его какъ-нибудь въ тихомолку карсаки (т. е. Киргизы)?’
А Кизылбашевъ, между-тмъ, разузнавъ о близости ауловъ, ршился на небывалое дло: онъ бжалъ изъ отряда, съ тмъ, чтобы подвести непріятеля, напасть врасплохъ и уничтожить, какъ онъ надялся въ слпой злоб своей, весь отрядъ. Несчастная мысль эта поселилась въ немъ уже въ то самое время, какъ только весь отрядъ былъ въ сбор и Кизылбашевъ увидлъ, что тутъ находилась большая часть мнимыхъ непріятелей его, по-крайней-мр ненавистныхъ ему людей. И въ надежд погубить ихъ, онъ не пощадилъ мы кого и не подумалъ даже о себ-самомъ…
Еще было темно, и востокъ не обозначился заревомъ, весь отрядъ покоился, одни только часовые на цпи перекликались, какъ, три отчаянные молодые Киргиза, будучи подведены къ отряду отступникомъ и измнникомъ, легли наземь, въ такомъ разстояніи отъ отряда, какъ только могли разслышать фырканье и чиханье казачьихъ лошадей, и поползли по трав. Одинъ служилъ вожакамъ, другіе два ползли за нимъ и вовсе не подымали головы, полагаясь во всемъ на передоваго, который останавливался на каждыхъ десяти, пятнадцати шагахъ и осторожно озирался кругомъ, едва только отдляя голову отъ земли. Они ползли съ такою осторожностью, что шороху было не боле, какъ отъ зми. У каждаго изъ нихъ вислъ на пояс добрый ножъ, одежда на нихъ была самая легкая — одни лохмотья, оружія, кром ножа, никакого. Такимъ-образомъ подползли они вплоть къ цпи, и увидать ихъ, по темнот ночи, было невозможно. Выждавъ удобную минуту, когда оба смежные часовые оборотились въ противную сторону, воры проползли внутрь цпи и вскор очутились посреди пасущихся, стреноженныхъ лошадей. Тутъ каждый изъ нихъ окликалъ потихоньку и огладилъ по лошади, поспшно перерзалъ ножемъ треногу и сдлалъ то же у нсколькихъ сосднихъ лошадей, тогда вс трое вдругъ вскочили на коней, со страшнымъ, внезапнымъ гикомъ пустились скакать во весь духъ, безъ узды, куда лошади угодно, продолжая дикій, неистовый ревъ свой, погоняя лошадь подъ собой тычками ножа и поражая имъ на скаку лошадей вправо и влво. Весь табунъ шарахнулся, ни одна тренога не удержалась и ошалвшіе кони понеслись вслдъ за проскакавшими всадниками, опрокинувъ передъ собою караульную цпь.
Казаки въ ту же минуту вскочили, ухватившись за оружіе, и было пора, потому-что шапка въ нсколько сотъ человкъ съ такимъ же неистовымъ, дикимъ ревомъ, кинулась теперь на отрядъ. Какъ ни жестокъ, бываетъ подобный приступъ. Но при устойк и встрч ружейнымъ огнемъ, нестройная толпа эта всегда поспшно отступаетъ, возобновляй нападенія свои постепенно съ меньшею отвагою и меньшею удачею, потому-что казаки выигрываютъ время, могутъ собраться въ порядк и успваютъ, зарядить ружья. Такъ было и тутъ: Киргизы, посл нсколькихъ отчаянныхъ попытокъ, Отступили, вопли ихъ слышались въ отдаленіи, отрядъ даже пустился-было преслдовать ихъ, по пшій конному не товарищъ, и сотникъ Пахолкинъ остановилъ безполезное рвеніе казаковъ. Въ цломъ отряд не осталось боле пяти лошадей, лучшіе казаки вскочили на Нихъ и понеслись во весь духъ за отогнаннымъ табуномъ.
Заря уже начинала заниматься, когда погоня взяла на видъ хищниковъ, гнавшихъ лошадей съ возможною поспшностью. Одна только изъ пяти лошадей была довольно-бойка и надежна, на остальныхъ нельзя было положиться. Урядникъ Красоточкинъ, лихой старикъ, тесть, Пахолкина, сидлъ на этой лошади и ршился попытать счастія, не дожидаясь отставшихъ четырехъ товарищей своихъ. Онъ пустился во весь духъ, обскакалъ табунъ, не обращая никакого вниманія на тревогу, Поднятую Киргизами, повернулъ круто въ бокъ лошадямъ, скололъ одного изъ воровъ, кинувшихся ему на встрчу, и съ такимъ же дикимъ ревомъ проскакалъ поперегъ всего табуна, увлекая шарахнувшихся снова коней за собою. Давъ значительный кругъ и скача впереди, Краcoточкинъ воротилъ благополучно часть табуна и привелъ его въ станъ, между-тмъ, какъ отставшіе четыре казака подоспли и защитили отбитую добычу свою отъ новыхъ нападеній.
Какъ только лошади прибыли въ станъ, то мгновенно были осдланы, и Пахолкинъ пустился, Съ лучшими казаками, въ погоню за шапкой. Настигнувъ ее, онъ частію разбилъ, частію разсялъ ее И усплъ захватить въ плнъ до пяти человкъ, въ чемъ, кром показанія хищниковъ, и состояла цль поиска его: эти пять человк должны были выручить весь отрядъ изъ бды.
Убитыхъ не воротить, и потому Киргизы объ нихъ мало заботятся, кром того, что стараются увезти трупы съ собою для погребенія, По о плнныхъ они чрезвычайно хлопочутъ и для выкупа ихъ готовы сдлать все, что могутъ, ничего не жаля. Когда ободняло, весь отрядъ собрался опять на становище, пересчитали людей и лошадей и увидли, что, кром Кизылбашева, вс казаки были налицо, въ томъ числ двое или трое раненныхъ пикой или чеканомъ, но не доставало еще до семидесяти-лошадей. Разсмотрвъ и разобравъ плнниковъ своихъ, Пахолкинъ выбралъ изъ нихъ одного простаго Киргиза, сверхъ того еще и раненнаго, далъ ему одну изъ плохихъ лошадей и, настращавъ порядкомъ, приказалъ хать къ султану Юсуфу Галикееву, начальнику шайки, и объявить, что если до полудня не будутъ доставлены вс лошади и бглецъ Кизылбашевъ, то Киргизы найдутъ на этомъ мст четырехъ плнниковъ забитыхъ до смерти нагайками, отрядъ же выступитъ’ съ тмъ числомъ конныхъ, сколько есть, для разграбленія ауловъ Галикеева и будетъ рзать все, чтони попадется ему подъ руку.
Часа черезъ три, гонецъ отъ султана Галикеева прискакалъ, соглашаясь на предложенія о размн плнныхъ, но просилъ прибавить нсколько часовъ срока, потому-что лошади были загнаны далеко и послано за ними въ догонку. Размнъ состоялся на половину: коней пригнали, за раненныхъ и неотъисканныхъ казачьихъ лошадей Киргизы додали своихъ, но Кизылбашева, котораго, конечно, не пожалли бы при такихъ обстоятельствахъ, выдать не могли, не смотря ни на какія настоянія Пахолкина, увряя, что онъ скрылся. Поэтому сотникъ счелъ себя въ прав не выдавать и плнныхъ, утверждая, что договоръ со стороны Киргизовъ не исполненъ, тогда эти вздумали требовать выдачи обратно лошадей, завязался споръ, а наконецъ и драка, которая кончилась весьма-невыгодно для Киргизовъ: казаки жестоко наказали ихъ, напавъ, еще вторично на приблизившуюся шайку и гнали ее, побивая, до самой ночи. Такимъ-образомъ, отрядъ Пахолкина воротился благополучно въ Сарайчикъ, съ пснями и побдными кликами, не потерявъ ни одного человка, а cдлавъ свое дло: наказавъ хищниковъ порядкомъ и отогнавъ довольно скота. Всть объ измн Кизылбашева, о которомъ не было ни духу, ни духу, разошлась вскор по всему войску, и едва-ли на чью-нибудь голову было когда-либо произнесено столько проклятій, сколько досталось отъ мала и велика на долю позорной памяти этого несчастнаго полу-Персіянина. Прошло нсколько лтъ, по Кизылбашев не было рчи, вс свднія изъ степи подтвердили первоначальное извстіе, что онъ пропалъ безъ всти.
Однажды, въ темную и бурную осеннюю ночь, повторилось почти то же, что было описано нами въ начал, этого разсказа: шайка Киргизовъ прорвалась или прокралась внутрь линіи неподалеку Кожехарова, пущенные по линіи маяки подняли на ноги все населеніе, и собранный отрядъ пошелъ вслдъ за грабителями. Онъ къ вечеру остановился, прислонившись тыломъ къ озеру, гд было хорошее пастбище, выставилъ впереди цпь и послалъ разъздъ до извстнаго урочища, гд былъ крутой, обширный яръ, чтобъ удостовриться, нтъ ли тамъ засады.
Разъздъ подъхалъ къ урочищу уже въ сумерки и пустился на нсколько верстъ, для осмотра, вдоль яра. Все было мертво и пусто, нигд и слдовъ аула или стоявшей шайки не найдено. Вдругъ (я говорю по словамъ разъздныхъ казаковъ) конный казакъ вызжаетъ вплоть передъ ними изъ оврага: кивнувъ головой, онъ берется за шапку, будто здоровается,и робко объзжаетъ во кругъ разъзда. Явленіе это до того поразило казаковъ, что они стояли нсколько минутъ какъ вкопанные, и даже не окликали встрчнаго и не подали голоса… Наконецъ, урядникъ, узнавъ въ казак этомъ Кизылбашева, назвалъ его по имени и звалъ къ себ, убждая покаяться въ грхахъ своихъ и добровольно явиться къ начальству… Кизылбашевъ не отвчалъ сперва ничего, но покруживъ, сталъ разспрашивать, что длается въ войск: кто теперь атаманъ, дома ли такіе-то казаки, и проч. Урядникъ повторилъ ему настояніе свое, чтобъ онъ халъ съ ними, а когда тотъ кивнулъ опять слегка головой, передвинулъ шапку, въ вид поклона и поворотилъ лошадь къ оврагу, то урядникъ кинулся за нимъ и протянулъ уже руку, чтобъ схватить, какъ его вдругъ не стало. Урядникъ и разъздные казаки перекрестились, прочитали ‘аминь, аминь, разсыпься!’ поискали еще нсколько времени переметчика, но не найдя ничего, воротились.
То же почти случилось на слдующую весну, когда небольшой казачій отрядъ посланъ былъ на помощь султану-правителю по поводу баранты и угоновъ. И тутъ опять, ночью, нечаянно подъхалъ къ отряду казакъ, будто изъ земли выросъ, робко приближался, но все держался поодаль, и опять разспрашивалъ, что длается въ войск. Вс, кто знавалъ Кизылбашева, узнали его, казаки бросились и окружили-было его, но онъ пропалъ опять на мст, будто провалился сквозь землю.
Съ этого времени уральскимъ отрядамъ частенько случается видть въ степи полунощница, и полуношникъ этотъ не иной кто, какъ Кизылбашевъ. Много прошло лтъ, много десятковъ лтъ прошло съ той несчастной ночи, когда безразсудная, злобная месть воспламенила персидскую кровь этого несчастнаго и какъ онъ, посягнувъ на одно изъ самыхъ страшныхъ преступленій, продалъ свою душу — и все еще привидніе его шатается по обширной степи, ищетъ и не находитъ покоя и, встртивъ русскій отрядъ, подъзжаетъ къ нему и разспрашиваетъ о томъ, что длается на Руси и въ родномъ уральскомъ войск… Теперь уже привыкли къ нему и знаютъ его, казаки не пугаются боле этого загадочнаго явленія: какъ только увидятъ они издали, ночью, чужаго казака на блой лошади, въ чапан и шапк стариннаго обыка, съ густой и черной круглой бородой, со смугло-желтымъ, болзненнымъ цвтомъ лица, съ мутными, непостоянными глазами, такъ и творятъ молитву и говорятъ другъ другу: ‘гляди, полунощникъ!’

В. ДАЛЬ.

‘Отечественныя Записки’, No 11, 1848

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека