Польская литература, Будилович Антон Семенович, Год: 1871 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 24 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПОЭЗЯ СЛАВЯНЪ

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ

ИЗДАННЫЙ ПОДЪ РЕДАКЦЕЮ
НИК. ВАС. ГЕРБЕЛЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1871

ПОЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА.

Польское племя занимаетъ равнинную область по теченію рки Вислы, отъ Бескидовъ до Балтійскаго поморья и отъ Сяна и Буга до Варты и Одры, соприкасаясь на свер съ литовцами, на запад съ нмцами, на юг съ мораванами и словаками, на восток съ русскими. Эта область обнимаетъ: привислянскій край Россіи (кром восточной части губерній Августовской, Сдлецкой и Люблинской), часть провинцій Пруссіи и Поморья (Помераніи), Познань и Силезію, область Краковскую и сверозападную часть Галиціи. Отдльныя польскія колоніи раскинуты впрочемъ далеко за предлами очерченной нами этнографической площади, особенно же на востокъ отъ нея, въ Литв, Блой, Малой и Червонной Русяхъ, въ предлахъ бывшаго польскаго королевства. По численности польская народность превосходитъ вс другія славянскія, кром русской. Точную цифру численности поляковъ указать очень трудно, такъ-какъ въ большей части статистикъ ее либо преувеличиваютъ на счотъ русскихъ, либо уменьшаютъ на счотъ нмцевъ. Мы не будемъ однако далеки отъ истины, если скажемъ, что поляковъ находится: въ Россіи 4 милліона съ небольшимъ, въ Пруссіи 2 ¹/₂ милліона, въ Австріи 2 ¹/₂ милліона, и того около девяти милліоновъ. Чтобы видть сословный составъ этого девяти-милліоннаго населенія, имющій такое важное значеніе не только въ польской исторіи, но и литератур, мы укажемъ процентное отношеніе разныхъ слоевъ населенія русской Польши (по Молеру): кром значительнаго числа евреевъ (12% всего населенія) и нмцевъ (5%), въ ней считается 75% сельскихъ кметовъ, 7%% сельской и городской шляхты и ¹/₂% крупной поземельной аристократіи. Если подобный масштабъ приложить къ сословнымъ отношеніямъ всей польской народности, то мы увидимъ, что въ 9-ти милліонной сред польскаго племени находится свыше 8-ми милліоновъ хлоповъ, до 800.000 шляхтичей и около 50.000 пановъ.

По языку поляки составляютъ самую крайнюю втвь сверозападной отрасли славянскихъ нарчій. Наиболе близокъ польскій языкъ въ вымершему нарчію прибалтійскихъ славянъ и живущему — лужичанъ, чеховъ и словаковъ. Говоры польскаго языка: малопольскій (современный литературный), великопольскій, мазовецкій и кашубскій. Послдній наиболе уклонился отъ общаго типа польскаго языка и составляетъ, кажется, переходную ступень къ нарчію ободритовъ, лютичей, полабовъ и другихъ прибалтійскихъ славянъ.

Образованіе польскаго государства совершилось одновременно почти съ великоморавскимъ, чешскимъ и русскимъ, и первоначальная ихъ исторія представляетъ много точекъ соприкосновенія и аналогій. Южныя подкарпатскія польскія земли входили даже въ составъ великоморавской державы, откуда распространилась и на Польшу, какъ и на Чехію, славянская проповдь св. Мееодія, слды которой долгое время удерживались въ малопольской особенно области. Ударъ, нанесенный сначала славянской церкви, а потомъ и государству въ Моравіи, отразился роковыми послдствіями на судьбахъ какъ Чехіи, такъ и Польши. Угры откололи славянскій западъ отъ южныхъ центровъ православія. Русь еще была темна и не могла служить опорой для него въ Чехіи и Польш.

Прежде пала Чехія, а потомъ изъ рукъ ея и Польша вкусила отъ древа латино-германскаго просвщенія и много свта для нихъ помрачилось. Принятіе латинской вры отразилось неизмримыми послдствіями на всей политической, соціальной и литературной жизни польскаго народа. Унія религіозная съ европейскимъ западомъ была предтечей и виновникомъ дальнйшаго ему подчиненія во всхъ культурныхъ отношеніяхъ. Польша забываетъ узы крови, связывающія ее со славянами балтійскаго поморья и новопросвщенный католицизмомъ Мечиславъ I становится первымъ пособникомъ нмцевъ въ порабощеніи ими польскихъ единоплеменниковъ. Изъ всхъ польскихъ государей одинъ Болеславъ Храбрый понималъ задачи польской, т. е. славянской политики на балтійскомъ поморь, въ смысл противодйствія распространенію тамъ германизма, но это направленіе не усвоено было его преемниками. Они раболпствовали предъ германскимъ императоромъ, расточали свои силы въ братоубійственныхъ усобицахъ, равнодушно смотрли на гибель своихъ братьевъ на Лаб, а потомъ на Одр и Варт и даже, легкомысленно открывали свой домъ чужеплеменнику и врагу въ Поморь и Пруссіи. Во все продолженіе своей политической жизни поляки равнодушно уступали свое кровное достояніе на запад и свер, въ непрерывной погон за расширеніемъ своихъ границъ на восток и юг. Эта роковая ошибка польской политики предала все балтійское побережье, отъ Лабы до Западной Двины, Германіи и быть-можетъ уготовала польскому народу гробъ въ ея ндрахъ.

Въ жизни соціальной постепенное распространеніе строя и порядковъ феодальной Европы отразилось постепеннымъ подавленіемъ славянской общины или гмины и выдленіемъ изъ ея среды цлаго привилегированнаго сословія, до такой степени обособленнаго, сосредоточеннаго въ себ и непріязненнаго подавленнымъ кметамъ, что современные польскіе историки не могли иначе объяснить себ этого соціальнаго переворота, какъ предположеніемъ, что шляхта была пришлый изъ Скандинавіи (Шайноха), или Саксонія (Мацевскій) чужеземный завоевательный народъ! По этой ипотез Польша основана завоеваніемъ, т. е. по образцу всхъ государствъ германскихъ.

Что касается дятельности литературной, то, подобно всмъ другимъ западно-европейскимъ народамъ, поляки долго не имли даже письменности на народномъ язык. Какъ въ богослуженіи, такъ и въ школ долгое время господствовалъ латинскій языкъ, что не могло не содйствовать еще большему отдленію классовъ образованныхъ или даже просто грамотныхъ отъ народа. Духовныя лица содержали школы почти исключительно для собственнаго, такъ-сказать, обихода, для удовлетворенія нуждъ церкви. Свтскія лица проходили ту же латинскую школу, но долгое время они не принимали никакого участія въ скудной литературной дятельности, поддерживаемой членами благо и чорнаго духовенства. Неудивительно потому, что вс произведенія польской исторіографіи до конца XV вка писаны духовными лицами и по латын: хроники Галла, Матвя Холвы, Кадлубка, Богуфала, Башко, Дзривы, Лика изъ Чарикова и другихъ. Он имютъ потому такое же почти отношеніе въ польской литератур, какъ и хроники нмца Дитмара, чеха Козьмы Пражскаго и русскаго Нестора, въ которыхъ тоже заключается не мало данныхъ для польской исторіи, но ничего для литературы.

Кром исторіографіи, польскіе монахи и каноники стряпали также религіозныя псни, изъ коихъ нкоторыя составлены были на польскомъ язык. Древнйшая изъ нихъ, ‘Пснь къ Богородиц’, приписывается латинскому миссіонеру Чехіи и Польши св. Войтху. Съ нея обыкновенно начинаютъ даже польскую литературу, но это едва ли основательно, такъ-какъ пснь не иметъ никакихъ поэтическихъ достоинствъ, да къ тому и сохранилась не въ древнемъ вид, а въ редакціяхъ XV вка.

Для исторіи польскаго языка важны польскіе переводы нкоторыхъ богослужебныхъ книгъ, напримръ — псалтыри, сохранившіеся отчасти въ довольно древнихъ спискахъ (XIV вка), но для исторіи литературы это представляетъ матеріалъ очень скудный.

Боле характеризовали бы народный бытъ, взгляды и степень развитія разные юридическіе акты и статуты, но и они были чужды польскому народу либо по содержанію (каноническое право и опредленія синодовъ), либо по языку (даже знаменитый вислицкій статутъ 1347 года нисанъ по латыни).

Вотъ содержаніе трехсотлтней дятельности польскаго государства, общества и церкви въ періодъ предшествовавшій ея политическому сближенію съ государствомъ литовскимъ. Чмъ же жилъ, мыслилъ и дйствовалъ народъ? Онъ съ сожалніемъ и печалью разставался со старымъ, тихимъ, но вольнымъ своимъ бытомъ и нсколькими отчаянными взрывами (1036 и 1077 гг.) заявилъ свой протестъ противъ навязываемой ему религіи и панства. Но соединенныя усилія князей, духовенства и ляшской аристократіи разбили неорганизованное сопротивленіе массъ и постепенно накрыли ихъ толстой корой, сквозь которую едва просвчивалъ на темный народъ лучъ солнца. Быть-можетъ теплое дыханіе народныхъ массъ расплавило бы надъ собой эту ледяную кору, еслибъ не особенныя обстоятельства XIII вка. Народу удалось уже было ославянить самый ранній на польской почв орденъ бенедиктинцевъ. Въ XI—Х-мъ вкахъ мы находимъ еще имена епископовъ, и даже одного архіепископа, вышедшихъ изъ кметской среды Но когда къ опустошеніямъ войнъ внутреннихъ, удльныхъ князей, прибавился истребительный навалъ монголовъ и опустлые города и земли предоставлены были многочисленнымъ колонистамъ нмецкимъ и еврейскимъ, когда къ притсненіямъ пана и ксендза прибавилась еще эксплоатація кмета жидами и мщанами, одаренными разными льготами, то съ-тхъ-поръ польскій народъ окончательно былъ придавленъ, забитъ и въ продолженіе вковъ онъ является лишь пассивнымъ дятелямъ исторіи. Онъ забылъ даже память о прошлой своей славянской свобод, сил у слав.

Неудивительно, что въ польскомъ народ не сохранилось не только устнаго эпоса, какой уцллъ въ Россіи, Сербіи, Болгаріи, но и старописнаго, въ род нашего ‘Слова о Полку Игорев’ или чешскихъ псень ‘Краледворской Рукописно. У польскихъ лтописцевъ мы находимъ слды народныхъ преданій, можетъ-быть историческихъ нсень, но блдные и разбитые.

Въ XIV вк въ польской исторіи происходитъ важный и знаменательный переломъ. Польша удльная объединяется. Въ малопольскомъ Краков она находитъ свой политическій и умственный центръ, вмсто стараго великопольскаго Гнзна, слишкомъ уже угрожаемаго сосдними нмцами. Польша анархическая устрояется, выработываетъ себ, изъ соединенія правъ мстныхъ, общепольскій статутъ, ставшій основою дальнйшаго юридическаго развитія страны — и боярская, панская Польша превращается въ Польшу шляхетскую, въ Рчь-Посполитую. Подъ смшаннымъ вліяніемъ понятій западнаго феодализма, античныхъ и новоитальянскихъ республикъ, а можетъ-бытъ и преданій старославянской общины, въ XIV и XV вкахъ слагается въ Польш могущественное сословіе, смываетъ и переплавляетъ въ себя все, что было надъ нимъ и воплощаетъ въ своей сред понятіе государства. Можно обвинять польское шляхетство въ исключительности и кастовой обособленности отъ народа, въ эгоизм и подавленіи массъ, въ религіозной нетерпимости и политическомъ легкомысліи, но нельзя отказать въ энергіи и сил, въ лихорадочной и безустанной дятельности этой великой собирательной личности, аналогію которой дйствительно всего легче найти въ гражданской общин старой римской республики. Съ другой стороны слабость и злоупотребленія шляхетскаго правительства и общества стали обнаруживаться и развиваться уже позже, когда шляхта опьянла отъ излишества своихъ правъ и пріобртеній, когда она подверглась растлвающему вліянію на характеръ неограниченнаго господства и іезуитскаго воспитанія.

Во всякомъ случа, относиться ли къ этому факту перерожденія Польши монархически-боярской въ шляхетскую съ одобреніемъ или порицаніемъ, нельзя его не призвать, такъ-какъ имъ была опредлена вся послдующая дятельность Польши. Сила и немощь этого оригинальнаго политическаго института лучше всего обнаружилась при соприкосновеніи Польши съ Литвою и Русью. Соціальныя отношенія странъ, соединившихся съ Польшею въ 1386 году, были устроены на совершенно другихъ началахъ. Почему же при возникшемъ взаимодйствія Литва и Русь постепенно усвоили себ польскіе шляхетскіе порядки, а не на оборотъ? Видно, что политическая дятельность Польши была сильне, многосторонне, напряженне, чмъ въ боле монархической и боярской Литв.

Этимъ объясняются также успхи польскаго языка и вры въ новоприсоединенныхъ земляхъ. Это врный показатель силы и энергіи носителей польской культуры. Но если слдить за ея судьбами въ названныхъ странахъ въ послдующіе вка, то мы видимъ, что эта польская заносная культура не могла проникнуть въ глубь народныхъ массъ, что она легла на поверхности общества и потому должна была растаять при первомъ пробужденіи и подъм этихъ самыхъ пренебрежонныхъ и забытыхъ просвтителями народныхъ массъ.

Какъ бы то ни было, соединеніе Польши съ Литвой подъ Ягеллонами на первое время было очень для нея спасительно и благодтельно. Это обнаружилось въ 1410 году на поляхъ грюнвальдскихъ, гд соединенными силами двухъ государствъ нанеснъ былъ тяжолый ударъ тевтонскому ордену, о призваніи котораго въ Пруссію такъ жестоко сожалли теперь поляки. Къ сожалнію этотъ ударъ не былъ смертельнымъ и орденъ скоро воспрянулъ въ новой сил и алчности.

Но представилась Польш еще другая возможность ея усиленія для борьбы съ Германіей. Вроятно судьба балтійскаго поморья была бы совершенно другая, еслибъ поляки не отвергли тогда дружественной руки гуситскихъ чеховъ, предлагавшихъ королю польско-литовскому чешскую корону. Усиліямъ Збнгнва Олесницкаго съ его ультрамонтанской братіей удалось предотвратить на долгое время это политическое объединеніе сверозападныхъ славянъ, которое могло совершиться на почв гуситства. Католицизмъ глубоко укоренился въ Польш, и ни Длугошъ, ни даже Григорій изъ Санока не ршились принять предлагаемой имъ чехами архіепископской каедры въ гуситской Праг.

Однако давнія связи поляковъ съ чехами, посщеніе Пражскаго университета, путешествія по Польш и Литв еронима Пражскаго, участіе въ польскихъ войнахъ чешскихъ ротъ, особенно же сильная распространенность въ Малой Польш секты чешскихъ и моравскихъ братьевъ не могли не дйствовать возбуждающимъ и соблазняющимъ образомъ на религіозное сознаніе поляковъ, между которыми въ XV вк оказалось множество приверженцевъ гуситскаго ученія. Уцлли даже стихи въ честь Виклефа подобнаго польскаго гусита Андрея Галки изъ Добчина. Быть-можетъ не безъ связи съ этими ранними попытками религіознаго обновленія стоятъ позднйшія теоріи — напримръ Остророга, а еще позже Модревскаго и другіе, о чемъ скажемъ ниже.

Кром умственныхъ возбужденій изъ Чехіи, на литературное развитіе польскаго общества могла еще оказывать полезное вліяніе Краковская академія, основанная еще Казиміромъ Великимъ въ 1367 году (почти одновременно съ Пражскимъ университетомъ), но открытая папою лишь 30 лтъ спустя по ходатайству дорогой для католической церкви просвтительницы Литвы, Ядвиги. Дятельность Краковской академіи въ первый вкъ ея существованія была очень плодотворна. Быть-можетъ она обязана въ этомъ отчасти и тому просвтительному вліянію, которымъ повяло въ XV вк изъ возродившейся Италіи.

Уже давно поляки, подобно далматинцамъ, привыкли искать высшаго образованія въ итальянскихъ университетахъ. Одинъ изъ нихъ, Діолэкъ, еще въ XIII вк пріобрлъ себ даже европейское имя, какъ основатель оптики. Кром Италіи и Чехіи поляки посщали также Парижскій университетъ, по образцу котораго основанъ и Краковскій. Подъмъ наукъ въ Польш XV вка лучше всего виденъ въ появленіи такого историка, какъ Длугошъ, такого филолога, какъ Паркошъ, такихъ философовъ, какъ Григорій изъ Санока и Иванъ Глоговчикъ, такого политика, какъ Остророгъ и, наконецъ, такого мірового генія въ области астрономіи, какъ Коперникъ. Длугошъ не только считается отцомъ польской исторіографіи, но и самъ представляетъ крупную историческую личность, которую можно упрекнуть разв за излишнее усердіе къ интересамъ Рима, въ чмъ онъ былъ отчасти предшественникомъ Скарги. Паркошъ замчателенъ не только, какъ первый законодатель польской орографіи, но и какъ первый физіологъ звуковъ славянскаго языка, во многомъ предупредившій наше время. Григорій изъ Санока представляетъ типическій образъ человка и философа съ трезвымъ и сильнымъ умомъ, положительнымъ и независимымъ взглядомъ, обширный опытностью и ничмъ незапятнаннымъ характеромъ. По философскому направленію онъ нсколько сродни чехамъ Штатному и Хельчицкому, и англичанину Бэкону. Глоговчикъ считается предшественникомъ Лафатера, какъ основателя науки физіономики. Остророгъ былъ первый изъ политическихъ писателей Польши, который замтилъ аномалію развивающихся въ ней соціальныхъ отношеній и возсталъ противъ двухъ хроническихъ ея недуговъ, угрожавшихъ принять размры столь обширные и губительные — противъ служенія Риму и отожествленія шляхты съ народомъ. Но въ тотъ вкъ никто не хотлъ слушать или не могъ понять мудреца. Коперникъ былъ человкъ, котораго, подобно Гусу, даже нмцы не отказывались называть сыномъ Германія, ибо онъ былъ однимъ изъ величайшихъ геніевъ человчества, пошатнувшимъ землю и остановившимъ солнце въ его мнимомъ теченіи. Правда, такіе люди не считались десятками въ Польш XV и начала XVI вка, но и во всемірной исторіи подобные умы являются не дюжинами. Присутствіе въ стран генія дйствуетъ возвышающимъ образомъ на цлый народъ, даетъ внутреннюю силу и вншнее обаяніе его умственной дятельности.

Вотъ чмъ объясняются и политическіе успхи Польши того времени. Она не завоевала ни одной страны, но присоединила къ себ многія. Бороны венгерская и чешская нсколько разъ покрывали голову Ягеллоновъ. Прусскій орденъ, Литва, Русь, Молдавія, обширныя страны отъ Балтійскаго до Чорнаго морей, находились подъ господствомъ, управленіемъ или вліяніемъ поляковъ. Сила Рчи-Посполитой была столь внушительна, что могла соперничать съ имперіей Габсбурговъ и Османовъ. Но ядовитая струя уже свободно разливалась по жиламъ государственнаго организма и проницательные люди уже прозрвали неустойчивость политическаго зданія, сооружоннаго на плечахъ одного сословія, затоптавшаго подъ собой народъ. Боролъ уже былъ политической куклой, весь починъ въ длахъ внутренней и вншней политики исходилъ отъ шляхетской посольской палаты. Замыслы, дйствительные или мнимые, короля Ольбрахта на политическія льготы шляхты, въ возбужденіи которыхъ подозрвался знаменитый итальянецъ Каллимахъ (Буонарокси), еще боле усилили ревнивую заботливость о себ шляхты и на рубеж XV и XVI вковъ совершилось окончательное закрпощеніе крестьянъ или хлоповъ, какое имя стало съ-тхъ-поръ презрительнымъ и укоризненнымъ.

Въ первой половин XVI вка произошли въ Польш событія, угрожавшія, казалось, ниспроверженіемъ многовкового владычества надъ страной Рина и его слугъ, въ чемъ, какъ мы видли, не успло гуситство.

Вся почти Европа возстала тогда на свою духовную власть, которую въ продолженіе вковъ сносила съ такой рабской покорностію. Это реформаціонное движеніе не могло не отразиться на польскомъ обществ, находившемся въ давнихъ и очень тсныхъ сношеніяхъ съ Германіей, Франціей, Италіей и другими западными странами. Замчательно, однако, что наимене удовлетворительной религіозной формой представлялось полякамъ лютеранство. Этотъ отвлечонный мистицизмъ могъ привиться лишь въ боле онмеченныхъ приморскихъ краяхъ Польши. Боле прозелитовъ нашолъ себ французскій кальвинизмъ, особенно въ Великой Польш и Литв. Но наибольшей распространенностію пользовалась церковь чешскихъ или моравскихъ братьевъ, быть-можетъ напомнившихъ народу старое гуситство и еще боле старое православіе, народную славянскую церковь. Главные центры братскихъ общинъ были въ Малой Польш. Съ теченіемъ времени, когда широкая вротерпимость Сигизмунда I и особенно -го открыла Польшу настежь всмъ гонимымъ западно-европейскимъ еретикамъ, здсь появляется множество мелкихъ сектъ, боле или мене радикальныхъ. Самая крайняя и распространенная изъ нихъ была раціоналистическая секта социніанъ или аріанъ, иначе антитринитаріевъ и польскихъ братьевъ. Если припомнимъ еще многочисленное православное населеніе восточныхъ земель польскаго королевства, то предъ нами откроется поразительная картина религіознаго раздленія общества въ стран, извстной прежде и посл XVI вка своимъ архикатолицизмомъ. Но такъ-какъ это движеніе ограничивалось лишь верхними слоями общества и не спускалось ниже мщанскаго населенія городовъ, то оно не могло быть ни глубокимъ, ни продолжительнымъ.

Но было бы несправедливо называть это диссидентское движеніе безплоднымъ и безслднымъ. Первымъ главнымъ его результатомъ было низверженіе съ народной мысли тяжолыхъ узъ латинскаго языка, безъ чего ея развитіе не могло быть свободнымъ и оригинальнымъ, особенно въ области поэзіи. Правда и въ XVI вк мы находимъ въ Польш много напрасныхъ усилій воскресить для народной поэзіи мертвый языкъ классической Италіи. Въ этомъ повинны не только школьные педанты въ род Павла изъ Бросна, Дантышка, Яницкаго, но и такіе первостепенные таланты, какъ Еохановскій, Шимоновичъ, Кленовичъ. Польша произвела даже (хотя уже позже) одного поэта, удивившаго всю Европу чуднымъ латинскимъ стихомъ, отъ котораго не отказался бы самъ Горацій: это былъ знаменитый Сарбевскій, латинскія стиходлія котораго до-сихъ-поръ изучаются въ англійскихъ университетахъ, какъ образецъ классическаго стиля. Но подобныя зати могутъ имть значеніе лишь курьоза, безполезнаго для народной науки и литературы.

Еще дольше и больше употреблялся латинскій языкъ въ польской исторіографіи. Вспомнимъ Меховита, Кромера, Кояловича, Старовольскаго и другихъ. Но все это не мшаетъ утверждать, что распространеніе протестантизма вызвало въ Польш, какъ и въ другихъ странахъ, употребленіе народнаго языка въ богослуженіи, школ, наук и литератур.

Первымъ и главнымъ дломъ каждой секты въ Польш было изготовленіе польскаго перевода библіи въ дух своего ученія. Самыми знаменитыми изъ нихъ были: брестское изданіе польской библіи кальвинистовъ (Радзивиллъ) и Несвижское социніанъ. Католики, вызванные на полемику съ протестантами, должны были обратиться къ тому же мощному орудію народнаго слова, и издали свой переводъ библіи (Вуекъ). Тоже стремленіе вызвало русскій переводъ библіи Скоривы и знаменитое острожское изданіе ея славянскаго текста.

Вслдъ за библіями появились безчисленныя полемическія сочиненія разныхъ сектъ, составляющія главный литературный балластъ того времени. Представленія были въ большинств очень смутны, доказательства и опроверженія нетверды и сомнительны, но увлеченія и страсти, пылъ и усердіе непомрны и неудержимы. Во всей масс брошюръ и книгъ серьознаго вниманія заслуживаютъ сочиненія двухъ особенно писателей: Орховскаго и Модревскаго. Для характеристики времени важны не только ихъ сочиненія, но и самыя личности. Какъ тотъ, такъ и другой принадлежали къ числу даровитйшихъ, учонйшихъ и вліятельнйшихъ дольскихъ писателей половины XVI вка. Литературная извстность того и другого простиралась далеко за предлы Польши, въ Германію и Италію. Но здсь и оканчивается ихъ сходство и начинается глубокое и полное различіе. Модревскій можетъ служить идеаломъ умнаго, честнаго, гуманнаго поляка, въ род Остророга или Григорія изъ Санока. Онъ усомнился въ чистот католицизма и стремится къ его обновленію въ отношеніи догматическомъ и дисциплинарномъ. Подобно Гусу въ Чехіи, онъ желаетъ для Польши независимой народной церкви, съ патріархомъ, польскимъ богослуженіемъ, чашей и бракомъ духовенства. Орховскій тоже окунулся въ струю протестантизма, но онъ вынесъ изъ него единственно разршеніе для своей совсти отъ обта безбрачія. Во второмъ період своей писательской дятельности, онъ съ такимъ же легкомысліемъ бросилъ вызовъ свобод совсти, съ какимъ прежде онъ относился къ авторитету церкви.

Это былъ умъ сильный, но исковерканный, характеръ дятельный, но надломанный, какихъ съ теченіемъ времени, къ сожалнію, все боле и боле начала рождать и воспитывать шляхетская Рчь-Посполитая.

Либерализмъ и вольнодумство распространились и на другія области литературной дятельности сигизмундовской Польши. Въ невріи упрекали историка Мартина Бльскаго, педагога Марыцкаго, поэтовъ Рея, Кленовича и другихъ. Удивительно ли это, когда самъ король Сигизмундъ Августъ не скрывалъ своего равнодушія къ Риму и симпатій къ идеямъ Модревскаго о національной польской церкви! Но въ сред польскаго общества явился тогда новый дятель, который быстро возстановилъ пошатнувшееся зданіе католицизма и вырылъ гробъ сначала врагамъ Рима, а потомъ и самой Рчи-Посполитой: въ 1564 году кардиналъ Гозій пригласилъ въ Польшу іезуитовъ… Но возвратимся назадъ въ столь прославляемому золотому сигизмундовскому періоду польской литературы.

Было бы ошибочно думать, что религіозная дятельность составляла исключительное содержаніе польской исторической жизни: другая и можетъ-быть большая половина наличныхъ общественныхъ силъ была посвящена дятельности политической. На всемъ пространств Рчи-Посполитой кишили уздные, воеводскіе, провинціальные и земскіе сеймики и сеймы, изрдка перемежаясь конфедераціями или рокотами, въ вид политическихъ демонстрацій. Послдній загоновый шляхтичъ считалъ своимъ правомъ и обязанностію управлять государствомъ, и дйствительно имлъ свою долю вліянія на направленіе длъ чрезъ посредство земскихъ пословъ или депутатовъ, каждые два года выбираемыхъ на сеймъ. Политическія убжденія и понятія шляхты были довольно опредленны и положительны: наблюдать интересъ своего сословія какъ въ корон, такъ и въ Литв, усилить первую на счотъ второй, не давать поблажки хлопамъ и силы королямъ. Чрезъ меридіанъ своей политической силы и славы прошло польское государство, кажется, въ 1569 году — въ памятный годъ люблинской уніи Польши, Пруссіи, Литвы и Руси. Съ-тхъ-поръ начинается быстрый закатъ этого яркаго, но холоднаго солнца.

Религія и политика такъ всецло поглощали умъ и чувство представителей польскаго общества, что даже наука и поэзія должны были подчиниться какой-нибудь религіозной или политической тенденціи. Литература не имла въ Польш самостоятельнаго значенія, она была прислужницей церкви или государства. Вотъ почему изо всхъ отраслей науки прочно привилась въ Польш лишь исторіографія, а въ области поэтической преобладаетъ лишь лирика и сатира, т. е. поэзія самодовольствія или общественной критики.

Самый крупный историческій трудъ польской литературы XVI вка есть хроника Стрыйковскаго, автора замчательнаго, впрочемъ, боле кропотливостію, трудолюбіемъ и неутомимостію, чмъ образованіемъ и талантомъ. Замчательно, что мазовецкій авторъ провелъ въ этомъ труд тенденцію радикально противоположную цлямъ люблинской уніи, являясь литовскимъ сепаратистомъ.

Боле впрочемъ удовлетворяли вкусу современниковъ геральдическія изслдованія Папроцкаго, имвшія не археологическій, а животрепещущій интересъ въ стран, гд вс были помшаны на гербахъ, родовитости и чистот шляхетской крови.

Одуряющую силу шляхетскаго воспитанія и степень господства надъ обществомъ этихъ сословныхъ предразсудковъ можно видть изъ того, что такіе значительные таланты, какъ Рей и Кромеръ, казалось, вполн раздляли мысль старика Аристотеля объ естественномъ я прирожденномъ различіи гражданъ и рабовъ, шляхтичей и хлоповъ. Знаменитый Кромеръ никогда не могъ примириться съ той смертной обидой природы, какою онъ считалъ свое мщанское происхожденіе. Рей же, отецъ польской поэзіи, человкъ замчательныхъ дарованій, прошедшій уже диссидентскую школу и эманцинировавшійся отъ многихъ наивныхъ врованій, въ своихъ сатирическихъ произведеніяхъ, полныхъ безконечнаго юмора и практической мудрости, серьозно доказываетъ, что шляхтичъ есть совершеннйшее изъ созданій міра, что политическое устройство и соціальныя отношенія Польши суть идеальныя и безукоризненныя. Даже шляхетское высокомріе къ серьозному научному труду онъ хвалитъ, видя въ послднемъ удлъ нисшихъ классовъ и расъ, напримръ нмцевъ. У Кохановскаго, другого кория польской поэзіи XVI вка, нельзя найти подобныхъ указаній лишь потому, что онъ изображалъ мысли, чувства и образы боле изъ міра античнаго, классическаго, или бралъ сюжеты и краски чуждые всякому времени и мсту, боле общечеловческіе, чмъ мстные и современные ему польскіе.

Третій знаменитый писатель того же времени Горницкій, въ своемъ ‘Польскомъ дворянин’, отнесся, правда, съ легкой критикой къ шляхетству старой Польши, имя въ виду, быть-можетъ, идеалъ венеціанской олигархической республики, но и здсь критика облечена въ такую мягкую и невинную форму, образъ же польскаго дворянства представленъ въ такомъ лестномъ свт, что могъ возбуждать скоре самодовольствіе, чмъ самоосужденіе въ шляхетномъ читател.

Боле рзкій и сильный голосъ за права человка, за превосходство ума и знаній надъ родовитостію и гербами, возвысилъ Кленовичъ. Мщанинъ но происхожденію, но человкъ образованный и даже учоный, онъ могъ безпристрастне отнестись въ тмъ общественнымъ аномаліямъ, которыхъ другіе не видли по самообольщенію или невжеству. Онъ былъ свидтелемъ борьбы монархизма со шляхетствомъ и желалъ успха первому, олицетворяя послднее въ лиц безпокойныхъ и насильственныхъ титановъ. Наряду съ Кленовичемъ, сочувственно отнесся къ забитому, но честному и добродушному сельскому люду извстный идилликъ Шимоновичъ (Simonides). Т же убжденія раздлялъ и Модревскій, о которомъ мы уже сказали выше. Но эти одинокіе голоса вопіяли въ пустын: хлопъ былъ закрпощонъ, лишонъ права на землевладніе, отданъ въ полную волю пана, почти изъятъ изъ покровительства законовъ (1573), въ чемъ польское право никогда не отказывало не только нмцамъ, но даже жидамъ и татарамъ!

Посл тенденцій политическихъ, существенную струну польской поэзіи, особенно лирики, составляетъ элементъ религіозный. Видное мсто въ этомъ отношеніи занимаетъ переводъ псалмовъ Кохановскаго, его же ‘Слзы надъ гробомъ дочери’ и нкоторыя другія. Но еще большей высоты и силы въ этомъ направленіи достигли Семнъ Шаржинскій и Мясковскій, изъ коихъ послдній былъ уже пвцомъ Сигизмунда III, то-есть XVII вка.

Общее значеніе поэтической школы Рея и Кохановскаго можетъ быть сравнено со значеніемъ въ сербской литератур школы поэтовъ дубровницкихъ. Тутъ мало оригинальнаго народнаго творчества. Поэтическая мысль и ея выраженіе были скованы чудными образами и звуками поэзіи староклассической, на которой развивались тогда вс западно-европейскія литературы. Наиболе независимымъ отъ этихъ образцовъ былъ Рей, чмъ онъ былъ обязанъ малому своему знакомству съ классической литературой. Наиболе же хлебнулъ отъ этого Кастальскаго ручья Кохановскій, но за-то онъ перенесъ въ польскую литературу хрустальную прозрачность и классическую законченность вншней стихотворной формы, которою съ такимъ мастерствомъ воспользовался потомъ Мицкевичъ. Если сравнить Рея въ первой половин XVI вка съ Гроховскимъ во второй, то изъ стилистическаго изящества послдняго въ сравненіи съ первымъ можно видть замчательный успхъ польскаго литературнаго языка въ нсколько десятилтій поэтической дятельности Кохановскаго и плеяды его сопровождавшей.

Чтобы оцнить все значеніе и размры литературной дятельности этого періода въ сравненіи не только съ предыдущею, но и послдующею, мы приведемъ нсколько данныхъ о числ и состояніи типографій и школъ того времени. Книгопечатаніе привилось въ Польш скоре многихъ другихъ, даже западно-европейскихъ, странъ. Оно начинается здсь съ 1465 года. Но полный расцвтъ печатной дятельности относится къ половин XVI вка, то-есть ко времени полнаго разгара борьбы диссидентовъ съ католицизмомъ. Не только въ главныхъ, но и во второстепенныхъ городахъ и мстечкахъ Польши основывались типографіи, иногда кочевыя. Можно назвать въ Польш до 100 мстностей, гд выходили тогда польскія книги и въ которыхъ перебывало до 150 типографій.

Тогда же и отъ тхъ же причинъ чрезвычайно размножилось число школъ. Это было лучшее средство распространять новыя религіозныя понятія въ дух того или другого исповданія. Оттого каждая секта заводила извстное число школъ, которое бывало очень значительно напримръ у кальвинистовъ и чешскихъ братьевъ. Начальникомъ въ одной изъ польскихъ школъ послдней секты былъ знаменитый чехъ Амосъ Коменскій. Заправленіе католическими школами зависло тогда отъ Краковской академіи, которая, впрочемъ, бросивъ вызовъ духу реформъ и замкнувшись въ косный ортодоксализмъ, утратила въ XVI вк свою прежнюю жизнь и силу, и погрузилась въ летаргическій сонъ, изъ котораго она воспрянула-было лишь для того, чтобы заявить протестъ противъ посягательства на школьное дло іезуитовъ и опять погрузиться въ дремоту. Въ конц XVI вка основаны дв новыя академія: знаменитый гетманъ Янъ Замойскій основалъ академію въ Замость, а не мене славный іезуитъ Петръ Скарга — въ Вильн. Остановимся на этихъ именахъ, связывающихъ Польшу XVI и XVII вковъ. Трудно сказать, которое изъ нихъ дороже, незабвенне для поляковъ. Первый представляется лучшимъ типомъ польскаго государственнаго человка, а второй — вдохновеннаго миссіонера. Оба не неповинны въ позднйшихъ удачахъ и несчастіяхъ Польши. Замойскій далъ послдній толчокъ политик польскаго государства, а Скарга — польской церкви, и это направленіе обусловило судьбы Польши въ послдніе два вка ея политическаго существованія. Замойскій думалъ утвердить въ Польш законы и понятія римской республики и придалъ каждому шляхетскому послу священное значеніе римскаго трибуна, забывая, что трибунъ былъ покровителемъ подавленныхъ противъ льготныхъ и что трибуновъ было 2, а не 200, какъ въ Польш. Скарга былъ проникнутъ такимъ же благоговніемъ въ непогршимому авторитету римской церкви. Изъ законоположеній Замойскаго выросло liberum veto (съ 1652 года), изъ религіозной нетерпимости Скарги вышли законы, лишающіе диссидентовъ всякаго политическаго значенія и почти покровительства законовъ. Результаты того и другого были равно смертоубійственны для политическаго существованія Польши. Но едва ли можно винить въ этомъ Замойскаго или Скаргу. Оба дйствовали по убжденію и патріотизму, и повинны разв въ томъ, что не разсчитали послдствій радикальныхъ мръ, предложенныхъ ими для вящей славы церкви и государства.

Въ отношеніи въ Россіи Скарга памятенъ какъ виновникъ и главный дятель брестской уніи, долженствовавшей скрпить религіозными узами т политическія связи, которыя, казалось, навсегда соединили Литву съ Польшей на люблинской уніи.

Кром своей церковно-политической дятельности по утвержденію въ Польш и развитію вліянія іезуитовъ, Скарга иметъ значеніе и какъ писатель, историкъ, богословъ и особенно проповдникъ. Правда, его стиль не свободенъ отъ латинскихъ оборотовъ, его исторія отъ басень, его богословіе отъ схоластики и его проповди отъ риторики, но при всемъ томъ онъ считался однимъ изъ лучшихъ польскихъ прозаиковъ и вдохновеннйшихъ ораторовъ.

Нтъ сомннія, что подобное дарованіе и подобный характеръ оказалъ бы стран гораздо лучшую услугу, еслибъ его мысль и воля не были порабощены служенію чужимъ цлямъ и интересамъ, съ той энергіей, которая отличаетъ фантастовъ и неофитовъ, и съ той неразборчивостію на средства, на которую могъ ршиться лишь ученикъ іезуитовъ.

Переходимъ къ исторіи паденія Польши. Что его предуготовило и ускорило? То, что, строя свое государственное зданіе, поляки проглядли мелочь: не позаботились о фундамент. Оно и обрушилось не отъ ветхости, не отъ внутренней даже гнили, а оттого, что почва вдругъ раздалась и поглотила въ себ массивныя стны и колонны, а втеръ размталъ по свту осколки шляхетскаго зданія. Чуткій слухъ давно уже слышалъ по временамъ глухой подземный гулъ, предтечу землетрясенія. Его слышалъ Остророгъ, Модревскій, Кленовичъ, даже вщій Скарга, но самодовольное общество веселилось и не тревожилось за будущее или не думало Объ немъ, пока земля не задрожала подъ ногами.

Конецъ XVI и первая четверть или даже половина XVII вка еще не представляли никакихъ замтныхъ признаковъ государственнаго и литературнаго ослабленія Польши. Гетманы побждали шведовъ, турокъ, москалей, и въ смутное время русской исторіи предъ Сигизмундомъ III открылись такіе политическіе виды, о какихъ не смлъ и мечтать Сигизмундъ I или П. Москва была у ногъ его и грозная Русь исходила кровію. Церковь тоже воевала и побждала, проповдники въ род Бирковскаго, Млодяновскаго, Верещинскаго гремли съ такимъ же краснорчіемъ и антузіязмомъ, какъ прежде Скарга. Мясковскій, Гроховскій, Вацлавъ Потоцкій писали оды, сатиры, эпопеи съ изяществомъ и дарованіемъ лучшихъ писателей сигизмундовскаго круга. Сарбевскій удивлялъ міръ латинскимъ стихомъ, Пясецкій, Боховскій, Кояловичъ, Старовольскій составляли исторіи и хроники, ничмъ не уступающія Кромеру и Орховскому. Въ Замостской академіи процвтало право, въ

Виленской — богословіе и даже Краковская за время какъ-будто проснулась и оживилась. Но вмст съ тмъ въ стран стало душно и тсно. Габсбургско-испанское вліяніе все боле и боле связывало вншнюю политику страны.

Религіозная реакція становилась все насильственне, воспитаніе въ рукахъ іезуитовъ все одностороннее. Одна за другой закрывались типографіи и диссидентскія школы, въ литератур воцарилась схоластика и мертвенная латынь.

Духовенство налагаетъ свою руку не только на воспитаніе, но и на политику, на управленіе. Правоврная мазовецкая Варшава становится новымъ правительственнымъ центромъ этой покой іезуитской политики.

Шляхетское общество раздляется на дв политическія партіи: олигархическую и демократическую (въ условномъ шляхетскомъ смысл). Завязывается борьба ихъ между собою и съ королемъ, который ищетъ самъ поддержки то въ магнатахъ, то въ шляхт. Въ стран воцаряется замшательство и анархія. А народъ оцненъ поштучно, какъ вещь, и диссиденты потеряли вс политическія права! Въ эту-то пору возсталъ Хмльницкій и отпаденіе Украйны было первымъ подземнымъ ударомъ, отколовшихъ часть Рчи-Посполитой. Нссчастія посыпались на нее одно за другимъ, но он ничему не научили правителей. Люди становились все боле равнодушными къ интересамъ общественнымъ и потеряли всякій политическій смыслъ. Сеймы собирались по прежнему, но, со времени введенія обычая ихъ срывать, они рдко приходили къ какихъ-нибудь заключеніямъ. Оттого суетни было иного, колеса государственной машины быстро вращались, но дла не выходило и возъ пятился назадъ. Короли быстро смняются: Владиславъ, Янъ, Казиміръ, Вишневецкій, Собскій, Сакси, Лещинскій, Понятовскій, но они или безсильны, или равнодушны, или легкомысленны — и разложеніе быстро распространяется по всему государственному организму.

Литературная дятельность второй половины XVII и первой XVIII вка ограничивается почти одними мемуарами разныхъ общественныхъ ичастныхъ лицъ, изъ которыхъ нкоторые, какъ напримръ Паска, Отвиновскаго, представляютъ самый животрепещущей интересъ, живо рисуя намъ изнанку того общества, котораго лицевая сторона слишкомъ подрумянена оффиціальными историками и публицистами того времени.

Съ конца XVII и особенно въ XVIII вк казалось, повяло новымъ духомъ на Польшу изъ Франціи. Первымъ проводникомъ этого вліянія французскаго псевдоклассицизма на польскую литературу была семья Морттыновъ. Еще боле усилились сношенія польскаго общества съ французскимъ при Лещинскомъ. Польскому эксъ-королю принадлежитъ даже планъ переустройства Рчи-Посполитой посредствомъ либеральныхъ реформъ, съ сохраненіемъ, впрочемъ, старопольской свободы, но съ устраненіемъ ея анархіи.

Боле крупнымъ и важнымъ проводникомъ въ польское общество либеральныхъ идей французской философіи, педагогики и политики былъ знаменитый піаръ Конарскій. Онъ первый внесъ новый духъ въ общественное воспитаніе Польши, которое съ-тхъ-поръ все боле и боле ускользаетъ изъ рукъ іезуитовъ. Съ тмъ вмст Конарскій зансъ руку и на шляхетскія привиллегіи, но мене въ этомъ усплъ. Въ изданныхъ имъ съ Залускимъ ‘Volumina legum’ польская шляхта нашла боле юридическія основанія для своихъ притязаній, чмъ матеріалъ и мотивы для общественной реорганизаціи страны. Напрасно Желзнякъ и Гонта съ гайдамаками жгли и рзали своихъ шляхетныхъ угнетателей: оказалось, что лишь могила можетъ выпрямить горбатаго — и въ 1772 году начались раздлы Польши. Еще 23 года продолжалась ея политическая агонія, окончившаяся въ 1795 году.

Въ послдніе годы своего существованія польское общество обнаружило лихорадочную дятельность. Съ паденіемъ іезуитскаго ордена (1773 г.) общественное воспитаніе перешло въ другія руки и новое поколніе могло освободиться отъ старой схоластики и рутины. Народное прошлое, основаніе и разгадка его настоящаго и будущаго, обратило на себя серьозное вниманіе — и тутъ появляется въ Польш въ первый еще разъ историческая критика въ трудахъ Лойко, Нарушевича и Чацкаго. Вмст съ подъмомъ уровня историческаго образованія возвышается достоинство политическихъ произведеній послднихъ государственныхъ людей Польши, каковы: Коллонтай, Сташицъ, Нмцевичъ и другіе. Посл долгаго перерыва Польша производитъ даже замчательныхъ натуралистовъ, напримръ: астронома Почобута и химика Андрея Снядецкаго.

Изъ той же станиславовской польской школы вышли и знаменитые слависты: Иванъ Потоцкій и Суровецкій, во многомъ предупредившіе Шафарика.

Уставы польской эдукаціонной коммиссіи послужили образцомъ и для русскаго министерства народнаго просвщенія. Варшавское общество любителей наукъ и Виленскій университетъ связываютъ уже XVIII вкъ съ XIX. По паденіи польскаго государства вс общественныя силы направились на развитіе школъ. Наука и литература остались единственной областію свободнаго дйствія и залогомъ народной жизни, почему он и возраждаются съ наибольшей силой уже посл паденія Рчи-Посполитой.

Мы должны коснуться еще поэзіи Станиславскаго времени, связывающей старую сигизмундовскую съ новой школой Мицкевича. Въ вкъ политическаго и общественнаго разложенія, когда изжиты положительные идеалы старые и не образовались еще новые, когда любовь къ прошедшему и вра въ будущее пошатнулись, единственный возможный родъ поэзіи — сатира или беззаботная анакреонтическая лирика. Это мы и видимъ въ Польш времени ея политическаго паденія. Нарушевичъ оплакиваетъ, а Красицкій, Трембецкій, Венгерскій осмиваютъ общественныя язвы, народную вру и невріе. Жолчный сарказмъ Нарушевича здсь перемежается съ веселой и острой шуткой Красицкаго, беззастнчивой колкостію Трембецкаго и цинической выходкой Венгерскаго. А впрочемъ и строгій историкъ, и вольнодумный епископъ, и развязный придворный, и безалаберный игрокъ не свободны отъ усвоенныхъ изъ Франціи ходулей классическаго стиля, степенная важность котораго часто находится въ странномъ противорчіи съ игривой легкостію и пустотой самаго обыденнаго содержанія.

Видно однако, что польское общество не съ отчаяніемъ провожало въ гробъ свое королевство. Оно какъ-будто не врило его смерти. Одинъ Нарушевичъ разбилъ свою лиру надъ гробомъ отечества и отказался даже отъ растравляющихъ воспоминаній славы старой ягеллоновской Польши. Другіе были хладнокровне или легкомысленне: Красицкій, Карпинскій, Богуславскій, Нмцевичъ продолжали свою веселую псню. Два послдніе и знаменитый поэтъ-ораторъ Воронинъ нашли даже, можетъ-быть нечаянно и неожиданно, новый родинкъ поэтическихъ образовъ и звуковъ, новыхъ мыслей и чувствъ, незнакомыхъ Польш старой шляхетской и предвстниковъ Польши новой, народной: это былъ родникъ народной поэзіи, глубокій и прозрачный, отъ живой воды котораго такую чудную я вдохновенную силу почерпнулъ затмъ Мицкевичъ.

Величайшее изъ золъ политическаго паденія Польши было ея раздленіе между тремя государствами или, другими словами, предоставленіе польскихъ земель германскому племени. Россія не была опасна этнографическому существованію Польши, она не была враждебна даже политической ея независимости, что доказываетъ возстановленіе Александромъ I такъ-называемой конгрессовой Польши. Отсюда, изъ Варшавы, изъ Литвы, изъ Украйны началось и вторичное возрожденіе польской литературы и науки, боле блестящей и оригинальной, чмъ въ XVI и XVIII вкахъ. Въ Вильн появились въ начал двадцатыхъ годовъ два человка, изъ коихъ одинъ несправедливости считается высшимъ корифеемъ польской поэзіи и основателемъ новой поэтической школы, а второй иметъ такое же значеніе въ польской исторіографіи.

Мы говоримъ о Мицкевич и Лелевел. Они не были безъ предшественниковъ на пол своей литературной дятельности. Кохановскій отчеканилъ польскій стихъ, Красицкій далъ ему удивительную гибкость и легкость, а Нарушевичъ — силу и изобразительность. Бродзинскій разрушилъ оковы французскаго псевдоклассицизма и открылъ въ польскую поэзію доступъ съ одной стороны корифеямъ ногвогерманскаго романтизма, а съ другой — мотивамъ и сюжетамъ славянской народной поэзіи. Мицкевичу предстояло собрать разсянные лучи и преломить ихъ въ призм своего генія, чтобы затмъ звздою первой величины заблестть на горизонт польской литературы.

Точно также не мало знаній, труда и талантовъ положено было предшественниками Лелевеля на сооруженіе зданія отечественной исторіи, но онъ первый обнялъ вс проявленія государственной, общественной и народной жизни въ тысячелтній періодъ существованія Польши, указалъ методы и способы обработки громаднаго историческаго матеріала, однимъ словомъ основалъ историческую школу.

Эти два лица первенствуютъ не только по времени, но и по сил таланта и по размрамъ дятельности въ новопольской литератур и наук. Надобно, впрочемъ, сказать, что, подобно литератур и наук сигизмундовскаго времени, новопольская не вполн свободна отъ тенденцій политическихъ или религіозныхъ, и въ этомъ, быть-можетъ, не неповинны ея основатели.

Мицкевичъ былъ великій поэтъ не только въ польской, но и въ общеевропейской литератур. Кром чудной прелести, гармоніи и силы рчи, чрезвычайно яркаго и блестящаго колорита образовъ, полныхъ нги, страсти и огня, его произведенія въ высокой степени оригинальны по содержанію и направленію. Можно упрекать его за чрезмрное увлеченіе шляхетской стариной, за идеализацію старопольскаго быта, за очень опасную и двусмысленную политическую тенденцію и мораль имъ проповдываемую, но нельзя отказать ему въ неотразимой сил выраженія, широкомъ размах мастерской кисти и чрезвычайномъ разнообразіи, богатств и типичности образовъ и картинъ, характеровъ и положеній. Въ Пушкин больше художественной мры и классической простоты и законченности, Мицкевичъ боле образенъ, страстенъ, размашистъ, но эксцентриченъ, парадоксаленъ и, такъ-сказать, стихіенъ.

Замчательный поэтическій талантъ обнаружили еще два поляка, которые, составляя школу Мицкевича, нердко подымались до одинаковой съ нимъ высоты: то были Браспискій и Словацкій. Ихъ дарованія были не столь разнообразны и дятельность не столь широка и вліятельна, они только до крайности развили то самое направленіе, которымъ шолъ Мицкевичъ, но при этомъ безконечно разошлись между собою. Красинскій взялъ положительную сторону Мицкевича, его религіозное міросозерцаніе, Словацкій же — отрицательную, протестъ противъ существующаго, но во имя не польскаго прошлаго, какъ Мицкевичъ, а во имя правъ человческаго разума. Красинскій писалъ свои гимны, своего ‘Иридіона’ въ Рим и о Рим, но не безъ отношенія въ польскому прошлому, которое представлялось ему, какъ и Мицкевичу, въ радужныхъ краскахъ утраченнаго счастія. Словацкій тоже поэтъ эмиграціи, онъ только боле другихъ эманципировался отъ предразсудковъ и преданій польскаго прошлаго, но съ тмъ вмст потерялъ всякую вру въ рай и въ адъ, въ добро и зло, боле же всего въ идеалъ и мечтанія, надъ которыми онъ издвается съ сарказмомъ и жолчью Байрона и Гейне. Замчательна судьба этихъ трехъ корифеевъ польской литературы. Оторванные отъ народной почвы, перенеснные въ среду хотя привычную ихъ мысли, но чуждую славянскому духу, измученные внутренней борьбой, они постепенно задыхаются въ этой иноземной атмосфер и впадаютъ въ какой-то фантастическій и мрачный мистицизмъ, галлюцинаціи и полупомшательство. Подобный конецъ постигалъ и многихъ другихъ польскихъ пвцовъ изгнанія, поэтовъ эмиграціи. Самыми знаменитыми изъ нихъ были Гарчинскій и Гощинскій. Первый яркимъ метеоромъ промелькнулъ на горизонт польской поэзіи, оставивъ по себ одну блестящую поэму ‘Вацлавъ’ и возбудивъ много несбывшихся надеждъ въ самомъ Мицкевич. Боле замчательныхъ созданій осталось отъ Гощинскаго, поэта украинскаго кружка, воспвшаго стараго козачину и грозную его борьбу со шляхетчиной. Видно, что онъ былъ воспитанъ на украинскихъ думахъ, откуда заимствовалъ много сильныхъ красокъ и острыхъ звуковъ.

Къ этому же кругу украинскихъ поэтовъ принадлежатъ Мальчевскій и Залскій. Они стоятъ уже дальше отъ Мицкевича и, подобно Гощинскому, черпаютъ свои вдохновенія изъ народной псни, хотя въ ихъ шляхетскомъ сознаніи эта хлопская русская псня отражается довольно своеобразно — совершенно иначе, чмъ, напримръ, въ ‘Гайдамакахъ’ Шевченки.

Здсь можно бы было упомянуть еще о нсколькихъ польскихъ поэтахъ галицкаго кружка, изъ которыхъ Блевскій, Семенскій и Ленартовичъ относятся тоже къ числу писателей народнаго направленія, но по своему таланту они мене значительны и оригинальны. Почти тоже должно сказать о литвин Кондратович (Сырокомл).

Вообще, съ конца 40-хъ годовъ поэтическая струя польской литературы постепенно сякнетъ и почти окончательно прекратилась въ наше время. Въ замнъ того развивается романъ и повсть — историческая и бытоописательная. Въ этой области создали себ литературное имя Бернатовичъ, Корженевскій, Качковскій и, въ особенности, Крашевскій, польскій Дюма, написавшій боле 200 томовъ повстей, романовъ, этюдовъ литературныхъ и даже учоныхъ сочиненій. При чрезмрной производительности, онъ не могъ давать надлежащей отдлки своимъ издліямъ, представляющимъ, впрочемъ, важный матеріалъ для характеристики разныхъ слоевъ современнаго польскаго общества, которое Крашевскій изучилъ такъ подробно и изобразилъ во многихъ случаяхъ такъ мастерски.

Переходя отъ литературы къ наук мы замтимъ, что сила толчка, даннаго послдней Лелевелемъ, была столь значительна, что она увлекла вс почти учоныя силы страны на поприще исторіографіи, въ самомъ обширномъ ея значеніи, обнимающемъ исторію литературы, права, церкви, государства и т. д. Вн этого круга и довольно самостоятельно развился и дйствовалъ только знаменитый польскій критикъ Мохнацкій, преемникъ Бродзинскаго, имвшій въ польской литератур почти такое значеніе, какъ у насъ Блинскій. Съ легкой руки Лелевеля въ Польш появилась какъ бы манія къ историческимъ изысканіямъ. Главными ихъ центрами стали Львовъ, Краковъ, Бреславдь и Варшава, а отчасти Вильна и Петербургъ.

Критицизмъ и серьозное отношеніе къ историческому матеріалу развивались, а съ нимъ и безпристрастіе въ оцнк своего прошлаго. Главныя силы обращены были на изданіе историческихъ источниковъ и памятниковъ. Если сравнить правленныя изданія Бачинскаго съ добросовстными Дзялынскаго и Блевскаго и учоными Гельцсля, то можно замтить значительный успхъ въ этомъ отношеніи. Если нкоторые изслдователи и увлекаются еще предвзятыми теоріями и предразсудками политическими или религіозными, какъ, напримръ, Духинскій или Дздушицкій, то за-то другіе вполн отъ нихъ свободны, какъ осифъ Лукашевичъ, Зубрицкій, Ярошевичъ и многіе другіе.

Въ лиц Шайнохи польская исторіографія нашла наконецъ человка съ сильнымъ описательнымъ талантомъ, и хотя онъ нечуждъ нкоторой парадоксальности и поэзіи въ наук, но за-то ея пріобртенія и результаты становятся этимъ способомъ достояніемъ всего читающаго общества, народа. Являлись опыты и цльнаго философскаго обзора фактовъ отечественной исторіи, напримръ Морачевскаго, но, повидимому, для подобныхъ трудовъ не приспло еще время, такъ-какъ критическая разработка частностей всегда должна предшествовать философскому ихъ сцпленію и обобщенію.

Въ лиц, наконецъ, Мацевскаго и Малиновскаго современная польская наука иметъ людей, которые вышли за предлы польской литературы, изучая польское право и языкъ сравнительно со всми другими славянскими, подобно Суровецкому и Линде, что знаменуетъ уже новую эпоху, когда литература польская сольтся съ общеславянскою.

Подведемъ итоги нашего обзора почти тысячелтней духовно-литературной дятельности поляковъ. Несомннно, что по своимъ размрамъ и внутреннему достоинству, польская наука и литература самая значительная между славянскими, за исключеніемъ разв русской, которая можетъ съ ней поспорить. Несомннно и то, что эта литература, органически развиваясь изъ извстныхъ началъ, въ опредленномъ направленіи, дошла до послднихъ своихъ результатовъ, завершила полный кругъ генетическаго развитія и представляетъ собою законченное цлое. Но въ природ физической и духовной нтъ исчезновенія, а лишь преображеніе, и въ непрерывной цпи органическаго развитія людей и народовъ конецъ одного звна перекрещивается съ началомъ другого: завершила свой кругъ и преставилась литература старая, католическо-шляхетская, но зарождается и начинаетъ фазу новаго развитія литература народная, польско-славянская литература будущаго. Нтъ сомннія, что она будетъ настолько оригинальне но содержанію, свободне по выраженію, богаче и разнообразне старой, насколько народъ сильне, живуче, даровите и, наконецъ, справедливе сословія или касты. Что теряла польская образованность, замыкаясь въ сред одного сословія, видно изъ тхъ немногихъ, но блестящихъ выскочекъ некультурныхъ сословій, которые по временамъ пролагали себ путь въ среду шляхетскую силою своего дарованія и знаній. Изъ мщанъ происходили Григорій изъ Санока, Мховитъ, Кромеръ, Дантишекъ, Яницкій, Марыцкій, Шимоновичъ, Кленовичъ, Морштывы, Несецкій, Сташицъ.

Если базой дальнйшаго развитія польской литературы и государства будетъ вся девятимилліонная народная масса, вмсто восьми сотъ тысячъ ея самозванныхъ представителей, то очень понятно, что эта культура будетъ десять разъ устойчиве, продолжительне, богаче. Народъ, привыкшій къ труду, не будетъ съ такимъ высокомріемъ относиться къ чернорабочей учоной дятельности, къ усидчивому и настойчивому умственному труду, который шляхетскіе блоручки предпочитали предоставлять низшимъ расамъ, какъ-то нмцамъ.

Новая польская культура, имющая развиться на почв народной, славянской, не можетъ быть въ противорчіи съ другими славянскими и первенствующею въ ихъ сред русскою. Итакъ обновленіе польскаго народа въ отношеніяхъ литературномъ, соціальномъ и политическомъ можетъ произойти единственно и исключительно на почв народности и панславизма.

А. Будиловичъ.

СБОРНИКЪЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНЙСЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

ПОЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА.

Читайте также:

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ