Половая гастрономия
Половая гастрономия
I
I
Гляжу вперед я без боязни, —
II
II
III
III
IV
IV
К. Чуковский
Половая гастрономия, Чуковский Корней Иванович, Год: 1907
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Да здравствует уранизм! Мы вот все хнычем, жалуемся, скрипим, а между тем ‘все условия современной общественной жизни способствуют победоносному шествию уранизма и скорой замене культа женской красоты культом красоты юношеской’.
Может быть, вы не знаете, что такое уранизм? Это слово, выдуманное ‘для отличия педерастии (преступного развращения малолетних мальчиков) от любви мужчины к юноше или другому мужчине’.
И вот —
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни, —
ибо этот самый ‘уранизм теперь победоносно шествует вперед, делает в обществе колоссальные успехи, и, таким образом, сама жизнь ломает рамки старой половой морали и требует похвалы тому, за что еще так недавно жгли на кострах. И так обстоит дело не только в отношении мужеложства, гомосексуальной любви, но и в отношении гетеросексуальной любви во всех ее проявлениях’.
Это я не свои слова говорю, а дословно цитирую г. Стока. Читатели, может быть, помнят, что ‘Свободными мыслями’ объявлена анкета о ‘порнографическом направлении современной литературы’. Получается множество ответов, большей частью однообразных и повторяющихся, а среди них, как маяк в тумане, сверкает один ответ, г. Стока.
Правда, не один г. Сток хоронит ‘старую половую мораль’, рамки которой ‘ломает сама жизнь’. Большинство отвечало в этом же роде. Одна барышня из Саратова на одиннадцати страничках, без знаков препинания, совершенно детским почерком написала:
‘Половое рабство отживает свой век. Совершается переоценка отживших ценностей, и камня на камне не осталось от пережитков отживающей морали’.
Ах, моя милая саратовская барышня!
Там у нее, в Саратове, сейчас холера, бараки, дезинфекция. О трагедии пола она знает по жестоким переводам из Пшибышевского. Почерк у нее семнадцатилетний, фразеология и того моложе, но слова ‘отжившая мораль’, ‘переоценка ценностей’ для нее такие упоительные, мелодические слова, что она готова совать их куда угодно: в Кузмина так в Кузмина, в Каменского так в Каменского, — а если бы ей конкретно объяснить, к чему эти мелодические слова относятся, так она назвала бы нас самих ‘пережитками отживающего строя’ — и пошла бы применять эти слова к чему-нибудь другому.
И так большинство наших корреспондентов [Сводка мнений будет приведена в одном из ближайших NoNo ‘Свободных мыслей’. Прим. Ред.]: произносят мелодические слова. Г. Ашкинази, напр., пишет нам из Одессы, что многие сочинения Аннунцио, Пшибышевского, Уайльда — суть ‘последняя агония старой морали и смертное ложе Пола, сбросившего с себя все цепи и отдавшегося стихийному безудержу’.
Ах, эти российские интеллигенты! Ждать от них настоящего компетентного мнения о половых извращениях — так же напрасно, как и от саратовской барышни.
Не то г. Сток.
Всякие слова о ‘кострах’ и ‘рамках старой морали’ если он и говорит, то только из вежливости. Суть же дела для него в том, что ‘уранизм, слава Богу, победоносно шествует вперед’, и что наконец-то устаревший ‘культ женской красоты будет заменен культом красоты юношеской’.
Г-н Сток человек положительный. Он не станет цитировать Розанова и Пшибышевского, — ему не слова нужны, а дело.
И когда он говорит, что ‘в отношении мужеложства жизнь ломает рамки старой половой морали’, он знает, что он говорит. Выслушать такого авторитетного судью в высшей степени важно, и, быть может, его мнение бросит новый, яркий и для саратовской барышни неожиданный свет на творчество Кузмина, Зиновьевой-Аннибал, Каменского, Ценского и других, над кем теперь так неосновательно и так грубо издеваются газетные шуты.
Выслушаем г. Стока:
‘В последнее время, — пишет он, — появились беллетристические произведения, в которых описывается однополая любовь, плотское влечение мужчины к мужчине или к юноше.
Критика строго, очень строго отнеслась к авторам таких произведений — и, надо признаться, совершенно неосновательно и легкомысленно.
Гомосексуальная любовь (однополая), именуемая теперь ‘уранистической’, ‘уранизмом’, делает в обществе колоссальные успехи, которые печать просмотрела, закрываясь стыдливо от таких ‘гадостей’.
— Глупые вы буквоеды, — говорит нам таким образом г. Сток, — все обличали уранизм беллетристический, а не заметили уранизма в жизни. Покуда перелистывали ‘Крылья’, -ваши сыновья, отцы и братья усердно занимались уранизмом на практике. И если бы вы были не так легкомысленны, вы давно бы сами стали уранистами.
‘Первый, выступивший печатно в защиту уранизма, — продолжает г. Сток, — был ганноверский советник Ульрихс, издавший ряд брошюр в 1864-6 гг., возбудивших негодование в немецких юристах.
После Ульрихса создалась обширная литература по исследованию уранизма со стороны медицинской, исторической, юридической, богословской и проч., образовалось ‘Научно-гуманитарное общество’ под председательством д-ра Макса Гиршфельда, насчитывающее в своей среде немало ученых, литераторов, художников, даже богословов и посвятившее свою деятельность защите уранизма.
Это лейпцигское общество много лет уже издает ежегодник, чрезвычайно интересный по содержанию.
В 1901 г., на международном конгрессе уголовных антропологов, проф. Алетрино сделал доклад о нормальности уранизма и требовал признания уранизма явлением вполне нормальным.
На педагогическом конгрессе в Нюрнберге тоже затрагивался вопрос об отношении к быстрым успехам уранизма в среде учащейся молодежи и было сделано предложение не только не бороться с этим явлением, но рекомендовать уранизм юношеству как замену преждевременного полового сношения с женщиной’.
То ли вы думали, саратовская барышня, когда писали семнадцатилетним почерком, что ‘от пережитков отжившей морали не остается камня на камне’?
И чего смотрит министерство народного просвещения! То вводили Корнелия Непота, то ‘сердечное попечение’, — самое бы теперь время ввести уранизм! Г. Сток пишет мягко: ‘рекомендовать юношеству’, но мы хорошо понимаем, что если бы, напр[имер], уранизм ввели в виде обязательного предмета в программы средне-учебных заведений, то г. Сток решительно ничего не имел бы против этого.
Но и вводить, пожалуй, незачем.
По компетентным словам г. Стока, в гимназиях на уранизм ‘существует и спрос и предложение, притом в огромных размерах’, а если мы пребываем на этот счет в неведении, то только потому, что ‘о жизни наших детей мы знаем несравненно меньше, чем о жизни туземцев Америки, с которой основательно знакомились по Майн Риду и Густаву Эмару’.
Г. Сток не одинок и в России. Он с благодарностью вспоминает своих предшественников.
‘У нас, — говорит он, — известный юрист В.Д. Набоков горячо протестовал в 1902 году в Спб. Юридическом Обществе против уголовного преследования уранизма, находя это преследование бессмысленным, доклад Набокова был тогда же напечатан полностью в ‘Вестнике Права’ (No 10).
Возражали Набокову в высшей степени слабо г.г. Таганцев и Кони.
Заметим, что в 1903 году, 4 февраля, состоялось в обществе врачей по душевным и нервным болезням при военно-медицинской академии, под председательством проф. Бехтерева, сообщение Е.Ф. Буринского ‘Уранизм как социальное явление’, в котором указывалось на то, что все условия современной общественной жизни способствуют победоносному шествию уранизма и скорой замене культа женской красоты культом красоты юношеской. Сообщение это напечатано в ‘Трудах Общества за 1905 год’.
Видите, что делалось, покуда газетчики склоняли: Кузмин, Кузмина, Кузмину. Они легковерно думали, что вся ‘мудрость и пророки’ уранизма заключаются в ‘Крыльях’, а выходит, что сюда прикосновенны и ‘Вестник Права’, и Медицинская Академия, и сенатор Кони, и член Думы Набоков, и научно-гуманитарное общество, и лейпцигский ежегодник, и профессор Бехтерев, и Густав Эмар, и советник Ульрихс из Ганновера, — словом, что уранизм — вещь солидная, основательная, почтенная, состоящая в ведении медицины, истории, юриспруденции, богословия, не говоря уже о поэзии, которая, кроме русских корифеев, дала миру таких великих уранистов, как Оскар Уайльд и Уот Уитман [Приводя сладострастные гимны, которые пел Уот Уитман мужскому телу, я в своей книжке об этом поэте оспаривал мнения многих критиков о нем как об уранисте. Покуда не наткнулся на один из ‘Ежегодников’, указываемых г. Стоком, где даны неопровержимые доказательства его ‘уранизма’], — оставляя уже в стороне мужей древности.
Бедная моя саратовская барышня! Тут уже не титанизм, не ‘переоценка ценностей’, не ‘пережиток отживающей морали’, а большой практический вопрос, ничего общего ни с какими ценностями не имеющий, — даже не вопрос, а скорее ‘рецепт’, ‘способ приготовления’, половая кулинария, — нас с вами нисколько не касающаяся.
Нам нужны ‘идеологии’, а не рецепты, — не правда ли, саратовская барышня?
Заинтересовавшись ‘победоносным шествием уранизма’, я жадно набросился на ‘Вестник Права’, где была статья г. Набокова, указанная г. Стоком.
Но и в ней разочарование: никакого посрамления мещанских идеалов, а опять-таки солидное, основательное, почтенное дело. — Вы хотите наказывать уранистов, — спрашивает г. Набоков, — но за что?
За то, что они оскорбляют общественную нравственность? — Но ведь они оскорбляют ее наедине, intra muros, и общество здесь не при чем.
За то, что они разрушают свое здоровье? — Но тогда накажите пьяниц, курильщиков, — а также и телефонистов, и рудокопов.
За то, что они высказывают презрение к браку? — Но тогда наказывайте всех закоренелых холостяков.
За то, что они совершают отвратительный поступок!
— Но ведь это дело их вкуса.
За то, что этот поступок безнравствен? Но ведь нравственна только брачная любовь, и потому извольте наказать всех ‘любящих’ внебрачно.
Словом, уранизм должен находиться под охраною российских законов, — и это окончательно снимает с него тот ореол ‘безудержа’ и ‘переоценки’, который увлекает моих корреспондентов. Не лучше ли поэтому снова взяться за всеобщее, равное, прямое и тайное, а заботы об уранизме предоставить законодателям, депутатам, советникам, — и другим представителям бюрократического режима!
Впервые: ‘Свободные мысли’, 24 сентября 1907 года
Гляжу вперед я без боязни, —