Похитительница детей, Эркман-Шатриан, Год: 1862

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Похитительница дтей.

Разсказъ Эркмана Шатріана

Переводъ Елизаветы Корнильевой.

I.

Въ 1787 году каждый могъ видть бродящую по улицамъ одного изъ кварталовъ Майнца высокую женщину, худую, съ впалыми щеками, съ тмъ угрюмымъ взглядомъ, который бываетъ всегда страшнымъ признакомъ сумасшествія.
Эту несчастную звали Христина Эвигъ, она прежде жила въ улиц Низкаго Полета, за соборомъ, и занималась дланіемъ матрацовъ. Она потеряла разсудокъ по случаю одного ужаснаго происшествія: проходя однажды вечеромъ по извилистой улиц Трехъ-Лодокъ, она вела свою маленькую дочь за руку, вдругъ дочь на минутку вырвалась и мгновенно исчезла, словно провалилась сквозь землю и даже не было слышно шаговъ ея. Бдная женщина воротилась назадъ, крича:
— Деубхенъ! Деубхенъ! гд же ты?… гд ты?
Отвта не было. Улица была пуста.
Громко проклиная ребенка, она бросилась къ пристани, и стала всматриваться въ воду, шумящую подъ лодками. Ея крики и стоны привлекли сосдей. Бдная мать разсказала имъ свое горе. Вс присоединились къ ней на новые поиски. Не ничего… ничего… ни слда, ни примты, по которымъ бы можно было хотя догадываться, куда двалась двочка. Христина Эвигъ съ этого времени не возвращалась уже домой, ночь и день она бродила по городу, крича, все боле и боле слабющимъ голосомъ:
— Деу бхенъ!.. Деу бхенъ!..
Вс ее жалли. Нсколько добрыхъ людей поочередно брали ее къ себ, кормили, одвали въ свое старье. Полиція, видя всеобщее участіе, не посадила Христину въ смирительный домъ, какъ это длалось въ то время. Ей позволяли бродить, жаловаться, и на это не обращали вниманія.
Несчастье Христины Эвигъ было страшно еще тмъ, что оно послужило какъ бы началомъ многихъ подобныхъ. Около десятка дтей исчезло съ тхъ поръ самымъ страннымъ, необъяснимымъ образомъ. Многіе изъ этихъ дтей принадлежали гражданамъ высшаго сословія.
Эти случаи обыкновенно происходили вечеромъ, когда проходящіе становились рже, и каждый спшилъ домой посл своихъ длъ на отдыхъ. Втренный ребенокъ выбгалъ за порогъ своего дома, за нимъ кидались слдомъ, ему кричали: Карлъ!.. Лудвигъ!.. точно такъ же, какъ кричала несчастная Христина и точно также отвта не было! Бжали дальше, кричали, искали по сосдству, все было кончено!
Разсказывать о розыскахъ полиціи, объ арестахъ, о предварительныхъ слдствіяхъ, объ ужас жителей было-бы безполезно.
Видть дитя свое умирающимъ, конечно, ужасно, но потерять его не зная, что съ нимъ, думать, что и не узнаешь этого никогда, что это бдное маленькое существо сла <При печати пропущено несколько строк>

II.

Въ то время, какъ это происходило у пристава Каслера Шварца, по улиц Арсенала хала карета. Часовой, узнавъ экипажъ графа Дидериха, полковника Императорскаго попа, отдалъ честь. Ему отвчали поклономъ изъ кареты.
Карета мчалась во весь духъ и вмсто того, чтобы повернуть въ Англійской набережной, покатила въ улицу Желзнаго Человка и остановилась передъ домомъ пристава.
Полковникъ былъ въ полной форм. Вышедъ поспшно изъ кареты, онъ пріостановился, услыхавъ хохотъ сумасшедшей.
Графъ Дидерихъ былъ человкъ лтъ сорока или тридцати пяти, высокій, смуглый, съ строгой и энергичной физіономіей.
Онъ быстро вошелъ въ переднюю и увидлъ Ганса, выпроваживающаго Христину Эвигъ.
Не приказывая докладывать о себ, полковникъ быстро вошелъ въ столовую господина Шварца.
— Полиція вашего квартала ужасна! вскрикнулъ онъ. Двадцать минутъ тому назадъ, я остановился около собора во время молебна Пресвятой Богородиц. При выход изъ кареты, замтивъ, что графиня Ильбурнгазанъ сходитъ съ крыльца, я посторонился, чтобъ дать ей мсто, и въ это время мой сынъ — трехъ-лтній малютка, оставленный мной въ карет — исчезъ. Противуположная дверца была отворена: похитители воспользовались минутой, когда я откидывалъ подножку. Вс поиски были тщетны. Я въ отчаяніи, господинъ приставъ, я въ отчаяніи!
Полковникъ былъ чрезвычайно взволнованъ, его черные глаза сверкали, какъ молнія, сквозь слезы, которыя онъ старался удержать, его рука сжимала рукоятку шпаги.
Приставъ, казалось, былъ пораженъ, онъ страдалъ при мысли провести ночь, отдавая приказы, тащиться на мста, гд въ сотый разъ производились безуспшно розыски…
Ему хотлось отложить дло до утра.
— Знайте, сударь, сказалъ полковникъ, — что я буду мстить! Вы вашей головой отвчаете мн за моего сына. Ваша обязанность смотрть за общимъ спокойствіемъ. Вы не исполняете этой обязанности! Это низко! Мн надобенъ врагъ, слышите ли? О! еслибъ я по крайней мр зналъ, кто меня поразилъ!
Произнося эти слова, онъ ходилъ взадъ и впередъ съ стиснутыми кулаками и мрачнымъ взоромъ.
Потъ выступилъ на раскраснвшемся лбу господина пристава, который бормоталъ, глядя въ тарелку:
— Я въ отчаяніи, сударь, въ отчаяніи, но это ужъ десятый!.. Воры ловче моихъ агентовъ — что-же мн длать?..
При этомъ неосторожномъ отвт, графъ подпрыгнулъ отъ ярости и, схвативъ толстяка за плечи, приподнялъ съ кресла.
— Что длать!.. А! такъ вотъ какъ вы отвчаете отцу, который спрашиваетъ у васъ свое дитя!
— Оставьте меня, сударь, оставьте, вопилъ приставъ, задыхаясь отъ страху.— Христа ради, успокойтесь… Женщина… сумасшедшая… Христина Эвигъ приходила сейчасъ… она говорила… да и я вспоминаю… Гансъ! Гансъ!
Слуга слышалъ все черезъ дверь и сейчасъ же явился.
— Что угодно, сударь?
— Бги, ищи сумасшедшую!
— Она еще тутъ, господинъ приставъ.
— Хорошо, пусть войдетъ. Садитесь, господинъ полковникъ.
Половникъ Дидерихъ стоялъ впереди столовой. Минуту спустя вошла сумасшедшая.
Слуги и горничная, заинтересованные тмъ, что происходило, стали у порога, съ открытыми ртами.
Полковникъ повелительнымъ жестомъ заставилъ ихъ выйдти вонъ, и, скрестивъ руки, сталъ противъ Шварца.
— Ну-те, сударь, вскричалъ онъ, — какого поясненія думаете вы добиться отъ этой несчастной?
Приставъ хотлъ что-то сказать и его толстыя щеки задвигались.
Сумасшедшая смялась, точно рыдала.
— Господинъ полковникъ, сказалъ, наконецъ, приставъ, эта женщина, точно въ такомъ же положеніи, какъ и вы. Два года тому назадъ у нея украли дитя, отчего она и лишилась разсудка.
Глаза полковника наполнились слезами.
— Потомъ?!
— Сію минуту она прибжала ко мн, — разсудокъ точно возвратился къ ней, она мн говорила…
Шварцъ замялся.
— Что-же, сударь?
— Что она видла женщину, которая несла ребенка!..
— А!
— Я думалъ, что она говоритъ это въ сумасшествіи и выгналъ ее.
Полковникъ горько усмхнулся.
— Вы ее выгнали? сказалъ онъ.
— Да… мн казалось, что она въ сумасшествіи…
— Чортъ возьми! вскричалъ громовымъ голосомъ полковникъ, — вы отказали въ помощи этой несчастной, отняли у нея послдній лучъ надежды? Вы довели ее до отчаянія, вмсто того, чтобы ее поддержать, защитить, какъ велитъ это ваша обязанность! И вы смете еще оставаться на этомъ мст! Вы смете получать жалованье?..
Приблизясь къ приставу, парикъ котораго дрожалъ, онъ прибавилъ тихмъ, сдержаннымъ голосомъ:
— Вы негодяй! Если я не найду своего ребенка, то убью васъ, какъ собаку.
Шварцъ выпучилъ глаза, разинулъ ротъ, растопырилъ пальцы и молчалъ, страхъ душилъ его, да онъ и не зналъ, что отвчать.
Вдругъ полковникъ обернулся къ нему спиной и, подойдя къ Христин, посмотрлъ нсколько минутъ на нее, потомъ громко сказалъ:
— Милая моя, постарайтесь отвчать мн. Ради Бога… ради вашего дитяти… гд вы видли эту женщину?
Онъ замолчалъ. Сумасшедшая прошептала жалобнымъ голосомъ:
— Деубхенъ! Деубхенъ! Они ее убили?..
Полковникъ поблднлъ и въ порыв ужаса, схвативъ сумасшедшую за руку, вскричалъ:
— Отвчайте мн, несчастная, отвчайте мн!..
Онъ ее потрясъ. Христина откинула голову назадъ, страшно захохотала, и отвчала:
— Да!.. да… все кончено!.. злая женщина убила ее.
Полковникъ почувствовалъ, что колна подъ нимъ подгибаются. Онъ скоре упалъ, чмъ слъ въ кресло, положилъ локти на столъ, и закрылъ руками свое блдное лице. Казалось, передъ нимъ рисовалась какая-то страшная сцена
Нсколько минутъ прошло въ молчаніи.
Часы пробили десять, бой ихъ заставилъ полковника содрогнуться. Онъ всталъ, отворилъ дверь, и Христина вышла.
— Сударь? сказалъ Шварцъ.
— Молчите! отвтилъ ему полковникъ съ грознымъ взглядомъ.
Онъ послдовалъ за сумасшедшей, которая вышла на улицу.
Страшная мысль поразила его.
— Все кончено! подумалъ онъ. Эта несчастная не можетъ прійдти въ себя, не можетъ понять, что у нея спрашиваютъ, но она видла что-то. Быть можетъ, инстинктъ будетъ ею руководить.
Безполезно прибавлять, что приставъ былъ въ восторг отъ такого исхода дла. Достойный блюститель порядка поспшилъ затворить дверь на замокъ, и благородное негодованіе овладло имъ.
— Угрожать такому человку, какъ я! схватить за шиворотъ! О! господинъ полковникъ! мы увидимъ, что есть и законы! Съ завтрашняго дня я подамъ жалобу, я объявлю, какъ ведутъ себя эти воины! Погодите, погодите!..

III.

Между тмъ графъ слдовалъ за сумасшедшей, вс чувства его были до того напряжены, что онъ видлъ ее ночью въ темнот, какъ днемъ. Онъ слышалъ ея вздохи, безпорядочныя слова, не взирая на безпрестанные порывы осенняго втра, который завывалъ въ безлюдныхъ улицахъ.
Нкоторые запоздалые простолюдины, приподнявъ воротники плащей, засунувъ руки въ карманы, нахлобучивъ шляпу на глаза, бжали туда и сюда, вдоль по тротуарамъ. Слышался стукъ запираемыхъ дверей, худо притворенная ставень хлопала объ стну, черепица, вырванная втромъ, катилась по улиц. Сильные порывы втра, пронеслись съ воемъ, покрывали своимъ завываньемъ всякій шумъ и вздохи. Это была одна изъ холодныхъ октябрьскихъ ночей, когда ласточки, застигнутыя стужей, кружатся надъ крышами высокихъ домовъ и кричатъ пронзительнымъ голосомъ: ‘зима, зима!.. вотъ ужъ зима!’
Пришедъ на деревянный мостъ, Христина остановилась и посмотрла на мрачныя воды, волнующіяся между лодокъ, потомъ нершительно продолжала путь, дрожа и бормоча тихонько:
— О! о! какъ холодно!
Полковникъ одной рукой придерживалъ плащъ, а другой хотлъ унять біеніе своего сердца, которое, казалось ему, готово разорваться.
На церкви Святаго Игнатія пробило одиннадцать часовъ, потомъ полночь.
А Христина Эвигъ все шла.
Она прошла уже улицы Книгопечатанія, Колотушку, Стараго Байни, Епископскаго Рва. Сто разъ полковникъ въ отчаяніи говорилъ себ, что это ночное преслдованіе ни къ чему не ведетъ, что сумасшедшая бредетъ безъ всякой цли, но это была его единственная надежда и онъ все-таки продолжалъ гнаться за ней по пятамъ, то останавливаясь у трубъ и разрушенныхъ стнъ, то снова пускаясь по темнымъ улицамъ, точно безпріютный зврь, бродящій наобумъ во мрак.
Наконецъ въ часъ пополуночи, Христина вновь забрела на Епископскую площадь. Погода нсколько прояснилась, дождь пересталъ. Свжій втерокъ дулъ на площади. Мсяцъ то застилался темными облаками, то ярко сіялъ, лучи его, блестящіе и холодные, какъ стальное лезвіе, отражались въ водяныхъ лужахъ, стоящихъ на мостовой.
Сумасшедшая спокойно сла на краю фонтана, — на томъ самомъ мст, гд сидла нсколько часокъ тому назадъ. Мокрое рубище облпило ея тло. Долго оставалась она въ одномъ положеніи, задумчиво опустивъ глаза.
Графъ потерялъ всякую надежду.
Но въ ту самую минуту, когда мсяцъ вышелъ изъ-за тучъ, и разлилъ блдный свтъ на мрачныя зданія, сумасшедшая вдругъ вскочила, вытянула шею, и полковникъ, слдившій за ея взглядомъ, увидлъ, что она смотритъ на улицу Стараго Желза, находившуюся въ двухъ стахъ шагахъ отъ фонтана.
Вдругъ она пустилась бжать, какъ стрла.
Графъ кинулся по ея слдамъ, между развалинами старыхъ домовъ, громоздящихся около церкви Святаго Игнатія.
У сумасшедшей будто выросли крылья. Десять разъ терялъ онъ ее изъ виду, такъ скоро бжала она по неровной дорог, загроможденной телжками, навозными кучами и вязанками хворосту, заготовленнаго на зиму.
Вдругъ она исчезла въ темнот глухаго переулка и полковникъ долженъ былъ остановиться, не зная куда идти.
Къ счастію, черезъ нсколько минутъ потухающій желтоватый свтъ лампы освтилъ глухой переулокъ черезъ маленькое оконце. Этотъ свтъ былъ неподвиженъ. Вскор его заслонила тнь, потомъ онъ вновь показался.
Очевидно живое существо бодрствовало въ этомъ чулан.
Что длалось тамъ?
Не долго думая, полковникъ пошелъ прямо на свтъ. Онъ увидлъ сумасшедшую, стоящую посреди улицы въ грязи, глаза ея были устремлены на свтъ, ротъ открытъ. Она тоже наблюдала за освщеннымъ окошечкомъ уединеннаго домика.
Появленіе графа, казалось, не удивило ее. Протянувъ руку къ освщенному окошечку, она сказала: ‘здсь’ такъ выразительно, что графъ задрожалъ, бросился къ двери чулана, отворилъ ее ударомъ плеча и очутился въ темнот.
Сумасшедшая стояла за нимъ.
— Шш! сказала она.
Графъ по ея знаку остановился и сталъ прислушиваться.
Глубокое молчаніе царствовало въ этомъ домик, можно было подумать, что все здсь спало, или было мертво.
На церкви Святаго Игнатія пробило два часа.
Вдругъ графъ услыхалъ тихій шопотъ, потомъ свтъ показался на старой стн противуположнаго дома, затрещали доски подъ чьими-то шагами, свтъ все боле и боле приближался, освтилъ лстницу, старое желзо, сваленное въ углу, кучу дровъ, маленькое закоптвшее оконце, выходящее во дворъ, бутылки направо и налво, корзинку съ тряпьемъ… и кто знаетъ еще съ чмъ?
Все тутъ было мрачно и отвратительно.
Наконецъ жестяная лампа съ дымящимся фитилемъ, которую держала маленькая худая рука, точно лапа хищной птицы, медленно наклонилась къ периламъ и надъ свтомъ показалась голова озабоченной женщины, волосы ея напоминали кудель, костлявыя скулы выдавались острыми углами, большіе уши почти стояли торчмя, срые глаза сверкали изъ подъ бровей.
Это было малорослое существо самаго зловщаго вида, одтое въ грязную юбку, обутое въ старые туфли. Сухія руки были обнажены до локтей, одна рука держала лампу, а другая топоръ съ стальнымъ лезвіемъ.
Едва только это странное существо осмотрлось кругомъ, какъ отбросилось и вновь начало карабкаться, съ удивительною ловкостью, по ветхой лстниц.
Но было ужъ слишкомъ поздно: графъ прыгнулъ со шпагой въ рук и ухватилъ мегеру за подолъ платья.
— Мое дитя, злодйка! Гд мое дитя? вскричалъ онъ. Затмъ послдовала ужасная борьба. Опрокинутая женщина старалась укусить. Упавшая лампа горла на полу, и фитиль ея, мерцавшій на сырой каменной плит, бросалъ дрожащее мерцанье на срый фонъ стны.
— Мое дитя! кричалъ полковникъ, или я убью тебя!
— Га! будетъ теб дитя! злобно отвчала женщина.— О! это еще ничего!.. погоди… у меня хорошіе зубы… А! ты душишь меня!.. Гей! кто тамъ на верху… оглохли что-ли? Пустите меня… я скажу все!..
Силы ея, казалось, истощались и она сдавалась. Вдругъ другая мегера, еще старше и свирпе, сбжала съ лстницы, крича:
— Вотъ и я!
Она была вооружена большимъ ножемъ и графъ, поднявъ глаза, увидлъ, что она хочетъ ударить его между плечъ.
Онъ уже считалъ себя погибшимъ.
Сумасшедшая, до сихъ поръ бывшая только зрительницей, вдругъ бросилась на старуху, съ крикомъ:
— Это она!.. вотъ она!.. ой я ее узнаю!.. она у меня не вырвется!
Въ отвтъ на это, струя крови обагрила площадку, старуха перерзала горло несчастной.
Все это было дломъ одной минуты. Полковникъ имлъ время стать въ оборонительное положеніе — увидвъ это, об мегеры быстро взобрались по лстниц и исчезли въ темнот.
Дымящаяся лампа потухала, и графъ воспользовался ея послднимъ свтомъ для преслдованія убійцъ. Но добравшись до средины лстницы, онъ опомнился: опасно было покидать выходъ изъ этого вертепа.
Онъ слышалъ предсмертное хрипніе Христины, слышалъ какъ среди жертвой тишины капли крови падали съ ступеньку на ступеньку. Это было ужасно!
Внутри лачуги слышалось передвиганье мебели, что заставило графа опасаться, какъ бы об женщины не вздумали уйдти въ окно.
Лучъ свта, прорвавшись черезъ стеклянную дверь, далъ ему возможность разсмотрть два сосднія окна, выходящія на глухую улицу, эти окна были освщены. Въ ту же минуту грубый голосъ крикнулъ:
— Гей! что это такое здсь! дверь отворена? стой!.. стой!..
— Ко мн! закричалъ полковникъ, ко мн!
Черезъ минуту показался свтъ
— О! проговорилъ голосъ, кровь! Чортъ возьми… Э! убита! Да это безумная Христина!
— Ко мн! повторилъ полковникъ.
Тяжелые шаги послышались на лстниц и бородатое лице ночнаго сторожа Земяга, въ огромной мховой шапк съ козлиной шкурой на плечахъ, показалось на верху лстницы, направляя свтъ фонаря на графа.
— Кто тамъ? спросилъ онъ.
— Идите… мой другъ… идите…
— Извините, полковникъ, но тамъ внизу…
— Да, убитая женщина… а убійцы тамъ!
Зелингъ, переступивъ послднія ступени, и поднявъ высоко фонарь, освтилъ входъ. Это была площадка въ шесть футовъ, или боле вышины, примыкавшая къ двери комнаты, въ которую скрылись женщины.
Блдность полковника удивила Зелинга, но онъ не смлъ его распрашивать, полковникъ спросилъ его:
— Кто живетъ здсь?
— Дв женщины, мать и дочь, ихъ зовутъ въ квартал Дв Жозели. Мать продаетъ говядину на рынк, а дочь свинину.
Графъ вспомнилъ тогда слова Христины, произнесенныя въ бреду. ‘Бдное дитя, они его убили!’ У него закружилась голова, холодный потъ выступилъ на лиц.
Въ это же мгновеніе попалась ему на глаза брошенные въ темнот за лстницей, маленькая юбка съ голубыми и красными полосками, маленькіе башмачки и что-то въ род шапочки съ черной верхушкой. Онъ содрогнулся, закрылъ глаза, но непреодолимая сила точно тянула его посмотрть и удостовриться…. Онъ приблизился, дрожа всмъ тломъ, и приподнялъ это маленькое платьице дрожащей рукой.
Это было платье его ребенка! Нсколько капель крови запачкали ему пальцы.
Прислонившись къ стн, долго оставался онъ, какъ-бы пораженный громомъ, съ остановившимися глазами, опущенными руками и полуоткрытымъ ртомъ. Затмъ вдругъ бросился къ двери, съ крикомъ ярости, перепугавшимъ Зелинга.
Слышно было, какъ затрещала въ комнат мебель, которую нагромоздили об женщины, для защиты входа. Домъ потрясся въ своемъ основаніи. Графъ исчезъ въ темнот, потомъ послышались дикіе крики, проклятія, хриплыя восклицанія…
Во всемъ этомъ не было ничего человческаго, это былъ бой дикихъ животныхъ, терзающихъ другъ друга среди берлоги.
Улица наполнялась народомъ. Сосди сбгались со всхъ сторонъ крича: Что тутъ такое? здсь ржутся?
Вдругъ все утихло, и графъ показался, израненный ударами ножа, въ изорванномъ мундир, со шпагой, окровавленной до рукоятки, даже усы его были въ крови. Видно было, что онъ дрался какъ разъяренный тигръ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Что скажу я еще?
Полковникъ Дидерихъ вылечился отъ ранъ и навсегда ухалъ изъ Майнца.
Городское начальство разсудило за лучшее не объявлять родителямъ жертвъ о сдланныхъ имъ ужасныхъ открытіяхъ. Мн расказывалъ это Зелингъ, который, состарвшись, удалился въ нашу деревню. Онъ одинъ только зналъ вс подробности дла, потому что присутствовалъ какъ свидтель въ Майнц, при тайномъ слдствіи уголовнаго суда.
— Отнимите у человка нравственное чувство, и одинъ умъ его, которымъ онъ такъ гордится, не предохранитъ его отъ ужасныхъ страстей! говорилъ Зелингъ, окончивъ расказъ и задумчиво нюхая табакъ.

——————————————————————————

Изданіе О. В. Звонарева. С.-Петербургъ. типографія I. Мордуховскаго, Офицерская Д. No 7—14. 1874.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека