По своим краям, Ремезов Митрофан Нилович, Год: 1892

Время на прочтение: 22 минут(ы)

По своимъ краямъ *).

*) Русская Мысль, кн. V.

Севастополь, 26 мая 1892 г.

Былъ я, дорогой В. А., на развалинахъ древняго Херсонеса, въ восторг отъ остатковъ старины, и ужъ право не знаю, быть ли въ негодованіи или же только посмяться надъ тмъ, что здсь вновь настроено и какъ это состроено. ‘Начну съ конца’, какъ говоритъ одинъ мой деревенскій сосдъ, т.-е. начну съ современнаго. Теперь на мст древняго города Корсуни находится монастырь съ маленькою церковью и съ большимъ соборомъ выстроеннымъ на самомъ возвышенномъ мст. Храмъ этотъ очень эффектенъ издали, особенно съ моря, вблизи онъ не стиленъ, а внутри слишкомъ пестръ. Ну, да это — куда ни шло — давно извстно, что мы не мастера воздвигать храмы, норовимъ все сдлать однимъ нашимъ усердствующимъ ‘нутромъ’. Для сооруженія большаго зданія этого, пожалуй, достаточно, для построй же чего-либо величественнаго и красиваго — этого маловато. Внутри херсонесскаго собора сохранились аршинной вышины остатки стнъ какого-то древняго храма. Провожавшій насъ монахъ обязательно объяснилъ, что ‘на семъ мст принялъ святое крещеніе равноапостальный князь Владиміръ’. Монахъ указалъ даже мсто, гд находилась ‘купель’, въ которой крестили святаго просвтителя Руси. ‘На семъ мст’, гд купель-то была, красуется большой черный полированный камень, четырехъугольной формы, съ покрышкой изъ благо мрамора, на которомъ золотыми буквами высчена какая-то молитвенная надпись. Если бы дйствительно ‘на семъ мст’ происходило крещеніе св. Владиміра, то этотъ черный камень не могъ бы служить къ украшенію священнаго мста. Но суть дла въ томъ, что здсь никто и крестился и никакой купели тутъ никогда не было. А была именно на этого мст невдомо чья могила, которую монахи приняли, быть можетъ, совершенно искренно за ‘купель’, не сообразивши, что въ четырехугольныхъ ямахъ никогда и никого не крестили. Мн припомнилась статья протоіерея П. Л. въ Кіевской Старин {Кіевская Старина 1889 г. апрль.}, въ которой авторъ очень основательно вс это разъясняетъ и столь же основательно совтуетъ убрать изъ храма остатки старыхъ стнъ и черный камень надъ безвстною могилой. Лтописное сказаніе передаетъ, что русскій великій князь принялъ св. крещеніе въ Корсуни, а на какомъ именно мст, объ этомъ достоврныхъ преданій не сохранилось. Для увковченія памяти объ этомъ великомъ событіи выстроенъ большой храмъ на самомъ видномъ мст древняго Херсона, и прекрасно, выдумывать же купель и тмъ паче выдавать за купель завдомо не купель, а могилу, дло совсмъ неподходящее и недостойное, по мннію всхъ, кто чтить святую память великаго равноапостольнаго просвтителя Россіи. Въ православной церкви, сколько мн извстно, такія ‘konventionelle Lugen’ не въ обыча. По себ сужу: не будь этого, мое благоговйное чувство на мст крещенія св. Владиміра ничмъ не было бы нарушено. А, вдь, не одинъ я грамотный вхожу въ этотъ храмъ съ такимъ чувствомъ, какъ въ памятникъ великаго событія, доподлинно зная, что ни мсто, гд купель стояла, ни самая церковь, гд крещеніе происходило, никому неизвстны. Остатки же старыхъ церковныхъ стнъ только портятъ, безъ всякой надобности затсняютъ новый храмъ и какъ бы подчеркиваютъ его раззолоченность. Никакой не будетъ потери, если ихъ примутъ отсюда, такъ какъ тутъ же рядомъ имются на простор точно такіе же и даже боле обширные остатки древняго храма. Чтобы покончить съ монахами, скажу теб еще, что они показываютъ въ полуподвальномъ чулан кое-какіе обгрызки старины, уцлвшіе отъ того времени, когда здсь хозяйничали и всмъ распоряжались одн монастырскія власти. Время ихъ миновало, и слава Богу… А слава Богу — вотъ почему: невдалек отъ морскаго берега были найдены развалины одного храма съ хорошо сохранившимся мозаичнымъ поломъ. Для охраненія этого любопытнаго остатка старины монахи распорядились подложить развалившіяся стны до трехъаршинной высоты, навсили дверь и заперли ее замкомъ. Каково же было ихъ удивленіе, когда, по прошествіи нкотораго времени, они повели какого-то знатнаго путешественника смотрть мозаичный полъ, и оказалось, что его и слдъ простылъ. Былъ запертъ и — ‘тю-тю’… весь растащили добровольцы-антикваріи, перелзавшіе черезъ стну. Какъ бы не случилось того же съ зарытыми керченскими катакомбами!…
Теперь тутъ распоряжается завдующій раскопками Карлъ Казиміровичъ Косцюшко-Валюжиничъ, любящій, обожающій это дло, какъ можетъ только самый нжный сынъ боготворить родную мать. Съ этимъ человкомъ, на раскопкахъ и у него въ дом, я душою отдохнулъ отъ всхъ виднныхъ мною безобразій здсь и въ Керчи. Есть же люди, которые умютъ длать настоящее дло и съ малыми средствами. А г. Косцюшк отпускается до потхи ничтожная сумма. Но, помимо потхи, недостаточность выдаваемыхъ ему денегъ ведетъ и къ печальнымъ послдствіямъ, такъ какъ не на что огородить мста раскопокъ, некуда даже путемъ сложить добытые изъ раскопокъ предметы. Все это помщается въ плохомъ сара и у сарая, подъ карауломъ тутъ же живущаго сторожа, надо полагать, хорошаго и честнаго человка, такъ какъ во всемъ Севастопол ничего нельзя достать изъ херсонесскихъ раскопокъ. Такую коммерцію г. Косцюшко прекратилъ совершенно и, кажется, тмъ способомъ, о которомъ я писалъ теб изъ Керчи, т.-е. онъ билъ не по босякамъ-счастливцамъ, а по скупщикамъ-торговцамъ, поддерживающимъ хищничество. Все это прекрасно, но весьма плохо то, что мста раскопокъ остаются неогороженными, по нимъ свободно разгуливаетъ скотъ, проходятъ матросы и солдаты, и всякаго званія люди, умышленно и неумышленно,— но равно безсмысленно,— разрушающіе остатки старины. И здсь пришлось закопать катакомбы и обслдованныя криптообразныя могилы. Кое-гд уцлвшіе мозаичные полы огорожены стнами съ крышами и охраняются запертыми дверями и наблюденіемъ двухъ сторожей, изъ которыхъ одного г. Косцюшко нанимаетъ чуть ли не на свой счетъ, такъ какъ нтъ возможности управиться съ однимъ сторожемъ.
Описывать теб Херсонесъ я не стану. Это цлая ‘русская Помпея’, раскрытая лишь отчасти, такъ же, какъ и итальянская Помпея. Тутъ видны дома и ихъ расположеніе, улицы и переулки, большіе храмы и маленькіе храмики, храмики-усыпальницы съ подвальными этажами, цистерны и цлые водоемы… Не могу не остановиться нсколько подробне на одномъ въ высшей степени любопытномъ зданіи, которое г. Косцюшко, а за нимъ и я называемъ ‘баптистеріемъ’, ‘крестильней’. Нкоторое разногласіе между нами вышло лишь въ томъ, что г. Косцюшко думаетъ, будто это была церковь съ купелью посредин, я же полагаю, что то былъ отдльный баптистерій, безъ алтаря, но съ пристроенною къ нему впослдствіи церковью съ правой стороны и жилыми покоями — съ лвой. Впрочемъ, къ моему мннію начинаетъ, повидимому, склоняться и г. Косцюшко посл тщательно произведенныхъ измреній, по моей просьб. Онъ такъ былъ обязателенъ, что снялъ для меня точный планъ этого сооруженія. Разъ доказано существованіе въ город особаго баптистерія, я не вижу ничего неправдоподобнаго въ предположеніи, что здсь именно могло происходить и крещеніе св. князя Владиміра. Во всякомъ случа, сомннія быть не можетъ въ томъ, что находящаяся посередин зданія мраморная купель, въ сажень діаметра, служила для крещенія взрослыхъ, а не младенцевъ только. Все зданіе иметъ очертаніе правильнаго креста, состоящаго изъ прямаго основанія и трехъ концовъ въ вид полукруговъ, абсидъ. У входа имется глубокая цистерна, вроятно, для спуска воды, такъ какъ для наполненія купели оказался идущій снаружи каналъ, открытый при мн. Налво отъ входа видна въ стн довольно просторная ниша, по моему предположенію, мсто для епископа, испытующаго въ вр приходящаго принять св. крещеніе. Такъ это или не такъ, пусть разсудятъ знатоки дла и древне-христіанскихъ обычаевъ. Въ томъ, что это — ниша, а не заложенное окно, сомннія быть не можетъ, такъ какъ тутъ же видны остатки заложенныхъ оконъ. Какъ бы то ни было, это одно изъ наиболе интересныхъ зданій древняго Херсонеса, и хорошо было бы обратить на него серьезное вниманіе археологовъ. Другаго такого зданія нтъ нигд, сколько мн извстно. Невознаградимою потерей будетъ, если оно разрушится и погибнетъ, что весьма легко можетъ случиться, и даже наврное случится, если въ самомъ скоромъ времени не будетъ дано средствъ на устройство ограды, крайне необходимой для охраненія священныхъ остатковъ нашей христіанской старины.
Не мало есть въ Херсонес любопытныхъ остатковъ до-христіанскихъ временъ. Между ними для исторіи города и всего Крыма важное мсто занимаютъ надписи на мраморныхъ плитахъ, таковы: присяга гражданъ на верность городу на греческомъ язык, законодательный актъ на греческомъ и латинскомъ языкахъ, установляющій налогъ на проституцію, греческая надпись на пьедестал для статуи, доказывающая существованіе въ Херсонес храма богини Парены, греческія надписи съ именами несомннно древнеславянскими и т. д. Статуй или ихъ обломковъ до сихъ поръ не найдено, хотя существованіе пьедесталовъ и языческихъ храмовъ доказываетъ, что были и статуи. По всей вроятности, он безслдно уничтожены христіанами, когда къ нимъ перешла власть надъ городомъ. На капителяхъ греческихъ колоннъ превосходнаго стиля видны грубо высченные кресты, изъ чего явствуетъ, что христіане для своихъ церквей пользовались остатками зданій языческихъ храмовъ. Найдены здсь такія же формы для терракотовыхъ издлій, какія я видлъ въ Керчи,— стало быть, и здсь были мастерскія этого рода. Но подобныхъ керченскимъ терракотовыхъ статуэтокъ до сихъ поръ не найдено, потому, быть можетъ, что вс усилія распорядителей раскопками сосредоточены пока на розыскахъ остатковъ христіанско-византійской старины. Кое-что изъ боле ранней эпохи попадается лишь случайно въ древнихъ могилахъ или, какъ камни съ древними надписями, въ развалинахъ христіанскихъ храмовъ, куда эти камни попадали въ вид строительнаго матеріала. Интересны въ музе-сара г. Косцюшко многочисленные обломки ручекъ отъ глиняныхъ сосудовъ съ оттиснутыми на нихъ именными надписями, монограммами и разнородными клеймами, быть можетъ, фабричными. А затмъ богатйшій историческій и археологическій матеріалъ заключается въ записныхъ книгахъ самого г. Косцюшко. Съ настоящею банковою аккуратностью и точностью онъ вноситъ въ эти книги день за днемъ и до послдней мелочи все, находимое въ раскопкахъ. Подъ текстомъ онъ помщаетъ рисункм любопытныхъ находокъ, въ особую книгу подшиваетъ фотографіи боле сложныхъ или художественныхъ предметовъ, эстампажи съ надписей… Еще въ особой разграфленной книг онъ длаетъ общую попредметную сводку ежемсячно, съ годовыми итогами. Словомъ, передо мною на стол его гостиной была раскрыта подробнйшая исторія его работъ, настоящая картина раскопокъ Херсонеса. Повторяю, драгоцннйшіе это документы, и нахожу, что именно такъ, и только такъ должны бы вестить вс археологическіе розыски и раскопки…
Ну, прости, я увлекся своею антикварною страстишкой, мой конекъ меня подхватилъ и занесъ, кажется, далеко за предлы обычныхъ писемъ. О Херсонес не письма надо писать, а статьи, цлыя книги. Заберись сюда нмецкій ‘гелертеръ’, онъ накатаетъ неподъемный томище… и прекрасно сдлаетъ. Будь я свободный человкъ, выстроилъ бы я себ здсь ‘келью’ я… Прости, до свиданія. Надо еще хать въ Ялту.

——

Ялта, 30 мая 92 г.

Вотъ я и въ Ялт, и пресловутый южный берегъ видлъ, ‘русскую Ривьеру’. Ривьера — это точно, и правильно также, что Ривьера эта ‘русская’. До подлинной Ривьеры ей такъ же далеко, какъ кулику до… Фазана. Для того, кто ничего не видалъ, кром петербургскихъ болотъ съ туманомъ, смоленскихъ лсишекъ и воронежскихъ степей, гладкихъ, какъ подносъ, эта ‘ривьера’ и впрямь прелесть несказанная. Такъ вотъ сюда и надо хать прежде, чмъ въ иныя мста. ‘Когда-жь постранствуешь’ по настоящей Ривьер, по Швейцаріи, Германіи, Кавказу и Закавказью, ‘воротишься назадъ’ и подешь по южному берегу Крыма,— Боже мой, какъ покажется все это… не приберу даже опредленія. Плохо — нельзя сказать, а мелко какъ-то, незначительно, невнушительно, непрекрасно, за исключеніемъ, впрочемъ, Байдарскихъ воротъ. Но, во-первыхъ, впечатлніе, производимое ими, длится всего нсколько секундъ, самое большее — нсколько минутъ, до половины спуска внизъ, во-вторыхъ, это просто ‘штучка’, фокусъ-покусъ, сдланный очень ловко, правда, какъ устраиваетъ въ театр искусный декораторъ ‘чистую перемну’. Здсь перемна декораціи устроена необыкновенно эффектно, но представляетъ ли эта ‘штучка’ то, что мы называемъ ‘красотой’, истинною красотой? По-моему, нтъ. Красота поддается изображенію на картин. Впечатлніе, производимое Байдарскими воротами, нельзя передать на картин, ничего изъ такой попытки не выйдетъ: окажутся простыя и совсмъ некрасивыя каменныя ворота и въ ихъ пролет голубое небо, ничего больше. Нсколькими шагами дальше никакихъ воротъ уже нтъ, а есть шоссейный парапетъ, за нимъ обрывъ, внизу море, вверху небо. Такую ‘красоту’ можно видть съ любаго приморскаго обрыва… Тутъ все разсчитано на смну впечатлній, на то, чтобы глазъ, утомленный видомъ унылаго, тснаго и мрачнаго ущелья, поразить вдругъ массою свта, блеска, необъятнаго простора… Я вспоминаю другія ворота, ‘Ворота очарованія’ въ Абастуман. Тамъ это, на самомъ дл, очаровательно, — смотришь и не насмотришься на красоту маленькой, сравнительно, картинки. И если нарисовать эту картинку, то и она будетъ очаровательна. Вспоминаю я еще дорогу по карнизу изъ Сорренто въ Неаполь. Тамъ съ любаго мста можно рисовать картину, и вс такія картины очаровательны. Еще очаровательне, хотя и безъ моря, дивная картина, открывающаяся съ Зекарскаго перевала, близъ Абастумана. Гд я ни шлялся, ничего подобнаго не видалъ. Восхитительна картина съ желзно-дорожнаго моста на Коринскомъ канал, даже дв картины, въ об стороны, на два моря, на горы, на зеленющую прибрежную полосу сплошнаго сада, тянущагося на дв сотни верстъ… Или еще въ Корфу, съ обрыва на залив Lago съ его прелестными островкамй… Да не перечтешь всего, гд я видлъ настоящую ‘красоту’. Въ Байдарскихъ воротахъ я испыталъ только поразительное впечатлніе, какого, признаюсь, не ожидалъ и нигд не испытывалъ. Благодарю и на томъ и не раскаиваюсь, что похалъ изъ Севастополя въ экипаж, усталъ, какъ собака, испекся на солнц, какъ вобла, и проголодался, какъ волкъ. Спасибо толстому, любезному французу-повару, содержателю гостиницы ‘Франція’, накормилъ онъ меня отлично, напоилъ хорошимъ виномъ, далъ прекрасный номеръ и взялъ недорого. Ко всему этому прибавилось большое удовольствіе: въ тотъ же вечеръ получилъ письма отъ тебя и отъ своихъ.
Я не берусь судить о значеніи Ялты, какъ ‘курорта’, но городокъ этотъ красивый, много зелени, просторно, въ жизненныхъ удобствахъ нтъ недостатка, все прилажено для прізда ‘сезонной публики’. Здсь, да и по всей дорог отъ Байдаръ, все ‘отдается внаймы’, и что меня удивило — все ‘продается’. Такъ и мелькаютъ ярлыки, зазывающіе покупателей и сулящіе дешевизну. Какъ понимать, по-здшнему, ‘дешево’, я не знаю, не справлялся, видлъ только, что весь южный берегъ ‘продается и внаймы отдается’. Въ Ялт есть небольшой садъ съ приличнымъ рестораномъ и плохонькимъ театромъ. Въ саду немилосердно трубитъ и въ литавры бьетъ военная музыка, въ театр недурно играетъ странствующая труппа и, кажется, исправно голодаетъ. Я случайно попалъ на бенефисъ извстной артистки В., валоваго сбора оказалось около 50 руб. Другая артистка была догадливе: поставила въ бенефисъ какую-то дурацкую пьесу и напечатала на афиш: ‘дйствіе происходитъ въ Ялт’, за что и получила чистыхъ больше 300 руб. и внки съ лентами. И тутъ досужество нужно.
Изъ Ялты я сдлалъ дв маленькихъ экскурсіи: въ Гурзуфъ на паровомъ катер Айвазовскаго (не-художника) и въ Алупку съ Ореандой въ экипаж. Гурзуфъ мн не понравился. Это какой-то огромный отель съ вычурнымъ рестораномъ, съ позолотами и разными цацами, безвкусными и грубыми. Все дорого, даже теперь, не въ ‘сезонъ’, все въ рукахъ одного владльца, Губонина, и все ему въ большой убытокъ. Вотъ мсто, гд бы я не согласился провести и дв недли не только даромъ, но и въ томъ случа, если бы мн заплатили. Нтъ для меня ничего противне трактирной жизни въ номерахъ и въ ресторан. При такой обстановк курорта, если, благодаря климату, у кого-нибудь облегчится или пройдетъ катарръ легкихъ, за то получится катарръ желудка и отупніе мозга отъ корридорной сутолоки. А, вдь, на это безобразіе затрачены милліоны. Вотъ ужь поистин: ‘съ умомъ деньги нажиты, безъ ума деньги прожиты’. И Гурзуфъ ‘продается’, вроятно, даже ‘дешево продается’, только кто же купитъ эту махинищу, да еще изгаженную милліонными затратами на нее?
Совсмъ иное дло Алупка. Хотя и опустошенное старою княгиней, это, все-таки, помстье барина, большаго барина, умнаго, образованнаго, знавшаго толкъ во всемъ и даже въ татарахъ, которые и теперь вспоминаютъ о немъ съ настоящимъ благоговніемъ. Дворецъ — чудо вкуса, стиля и роскоши. Паркъ изумительный, его можно сравнивать только съ паркомъ Паллавичини въ Пэлли, близъ Генуи, и я затрудняюсь, которому отдать предпочтеніе. Въ Воронцовскомъ парк нтъ такого разнообразія растеній, какъ въ парк виллы Паллавичини, нтъ грота съ подземнымъ озеромъ, нтъ бло-мраморныхъ храмиковъ на островахъ. Но и здсь есть необыкновенно красивыя озерца на большой высот, есть восхитительныя, живописныя мстечки и суровый горный обвалъ, извстный подъ названіемъ ‘Хаосъ’. Въ конц-концовъ, придется, должно быть, признать, что ‘оба лучше’. Одно здсь много хуже: въ Гену я заплатилъ за дюжину большихъ фотографическихъ видовъ 6 франковъ, въ Ялт это стоитъ 8 рублей, т.-е. вчетверо дороже. Не знаю, самое ли здоровое мсто въ Крыму Алупка, но, наврное, это самое красивое и удобное для отдыха и леченія. дущимъ въ Крымъ отдыхать и лечиться, также какъ и отправляющимся на южный берегъ Франціи, не мшаетъ имть въ виду, что тамъ и тутъ очень здоровыя мста могутъ оказаться весьма не безопасными для здоровья. Дло въ томъ, что въ оба края прибываетъ слишкомъ много чахоточныхъ, а пропорціонально ихъ числу возростаютъ и для здоровыхъ, и для страдающихъ другими болзнями шансы благопріобрсти чахотку. На это, хотя не прямо, но достаточно внятно, указываютъ печатныя правила, вывшенныя въ номерахъ гостиницъ и обязывающія ихъ содержателей принимать энергичныя и убыточныя мры къ обеззараживанію комнатъ, смнять обои, обивку мебели, драпировку и т. д. Распространяются ли эти правила на квартиры въ частныхъ домахъ, мн не извстно, а, между тмъ, добрая половина прізжающихъ въ Крымъ помщается въ частныхъ домахъ, такъ какъ это много дешевле и покойне. Относительно же гостиницъ — не надо быть отчаяннымъ скептикомъ для того, чтобы усомниться въ точномъ исполненія вывшенныхъ постановленій: обивку можно перевернуть, мебель перенести изъ одного помщенія въ другое и мало ли какъ можно обойти всякія правила, накладныя для кармана. Да, наконецъ, если бы исполнялись вс установленныя правила и были бы къ нимъ присоединены еще новыя, не дезинфецируешь ни улицъ, ни гуляній, ни табль-д’отовъ, ни мухъ, этихъ усерднйшихъ разнощицъ чахоточныхъ бациллъ. Разъ чахотка признана неизлечимою, или же не найдено врнаго средства къ леченію отъ нея, мн кажется безусловно правильнымъ мнніе одного знаменитаго врача, что не слдуетъ посылать чахоточныхъ ни въ какіе курорты, ни на какіе кумысы, а всего лучше отправлять ихъ въ деревню, на чистый воздухъ и покой… Ты знаешь, я не изъ мнительныхъ и трусливыхъ, а, признаюсь, въ Ницц и въ Ялт весь воздухъ, вся пыль представлялись мн переполненными туберкулозными палочками. А ну ихъ, впрочемъ,— Богъ не выдастъ — микробъ не състь.
Понравилась мн Ореанда съ ея руиной сгорвшаго дворца, съ ея красивыми павильонами и цвтниками. Но много большаго я ожидалъ отъ ея ‘Чернаго моря’. Ты знаешь, что это такое? Видишь ли, покойному великому князю Константину Николаевичу пришла фантазія устроить у себя въ парк Черное море въ миніатюр, своего рода ландкарту-бассейнъ съ водою въ каменномъ резервуар, имющемъ очертаніе береговъ Чернаго моря. Это оригинально, и такая морская ‘модель’ могла бы выйти очень эффектною, даже занимательною игрушкой. Но выполнено это недостаточно тщательно, такъ сказать, схематически. Не зная о существованіи такого бассейна, не разыскивая его нарочито, мимо него можно пройти нсколько разъ и не догадаться, что предназначена изображать эта маленькая лужа. Вообще же восхитительна ‘нижняя’ дорога изъ Ялты въ Алупку. дешь все время, боле часа, сплошнымъ чудеснымъ паркомъ, тнистымъ и ароматнымъ. Въ большомъ я остался удовольствіе отъ этой прогулки, розановъ привезъ съ собою цлый ворохъ, нсколько прелестнйшихъ бутоновъ магнолій,— купилъ по двугривенному въ алупкинскомъ саду. За ночь они распустились въ стаканахъ съ водой и чуть не задушили меня своимъ ароматомъ. На обратномъ пути, по верхнему шоссе, я видлъ въ первый разъ удивившее меня явленіе: надъ моремъ, довольно далеко отъ берега, показался большой клубъ тумана и сталъ мало-по-малу разростаться, тянуться къ берегу, потомъ поползъ по земл все выше и выше. Впереди насъ, за Ялтой, виднлось такое же бловатое пятно и продлывало то же самое. На мой вопросъ, что это такое, мн объяснили, что это ‘испарина’ моря. Впослдствіи я видлъ уже эту ‘испарину’ забравшеюся высоко на горы и превратившеюся въ облако. А на слдующее утро море такъ ‘пропотло’, что эти Божіей не было видно. Отъ моего окна до моря саженей 5—6, а берега отъ воды отличить невозможно, — все бло, и препротивно бло. Къ полудню море очистилось, на горахъ залегли густыя массы облаковъ.
Народъ здсь красивый и, что странно, ‘прекрасною’ его половиной слдуетъ здсь называть мужской полъ, а не женскій, и это не у татаръ только, но и у евреевъ, и у караимовъ. Сначала я думалъ, что такъ это представляется только потому, что молодыхъ и красивыхъ прячутъ, какъ въ Закавказь. Потомъ разубдился,— здсь все по иному: женщины, безъ различія возраста, ходятъ свободно, съ открытыми лицами, татары-мужчины одты въ обыкновенные европейскіе костюмы, большинство, по крайней мр, и, за исключеніемъ чернорабочихъ, да еще ‘опереточныхъ’ татаръ-проводниковъ, спеціально дамскихъ, кажется. Эти обряжаются въ какіе-то фантастическіе наряды, расшитые золотымъ галуномъ и напоминающіе испанскихъ торреадоровъ, съ тою разницей, что на головахъ у нихъ мховыя шапки, а не пестрые платки. Франты эти порядочно-таки мерзки своими наглыми мордами и нахальными аллюрами. Вс же остальные, не состоящіе въ этомъ особливомъ ‘цех’, держатъ себя очень прилично и вжливо. На татаръ казанскихъ и нашихъ касимовскихъ они нисколько не похожи, также и евреи не напоминаютъ Бердичева, Вильны и Варшавы. Ихъ, пожалуй, и не отличишь отъ туземныхъ татаръ. Караимы даже не знаютъ никакого жидовскаго жаргона, считаютъ своимъ татарскій языкъ и, въ отличіе отъ настоящихъ евреевъ, называютъ себя ‘крымчаками’, давая тмъ знать, что они исконные жители Крыма, основавшіеся здсь чуть ли не съ плненія вавилонскаго. Жидовства и евреевъ они всячески чураются, очень хлопочутъ выдлить себя въ какую-то отдльную національность, особенно теперь, такъ какъ правительство начинаетъ подводить ихъ подъ одну категорію и подъ одинаковыя законоположенія съ нашими обыкновенными евреями. Весьма естественно, что караимамъ это совершенно не по вкусу. Татарскій языкъ здсь тоже не похожъ на казанскій говоръ,— настолько не похожъ, что здшніе и наши татары не понимаютъ другъ друга и вынуждены говорить между собою по-русски. Внутри Крыма у татаръ больше сохранились стародавній костюмъ и обычаи предковъ, но нтъ и слда восточнаго типа съ его скулами и своеобразнымъ очертаніемъ глазъ. Господствуетъ южный типъ и, на мой взглядъ, боле красивый и живой, чмъ въ ныншней Греціи и въ Гену, отъ господства которой сохранились, однако, многія черты. Отъ Греціи, повидимому, ничего не осталось, кром керченскихъ статуэтокъ. Всего удивительне для меня, что въ очень значительной степени стерлись характерныя особенности евреевъ, оказывающіяся въ другихъ странахъ крайне устойчивыми и неподатливыми, даже въ цыганолицей Румыніи.
Меня взманиваютъ прохать отсюда въ Бахчисарай по новому шоссе, оконченному въ прошедшемъ году, черезъ горный хребетъ,— говорятъ, очень живописная дорога. Интересно, но приходится отказаться, ибо, во-первыхъ, это дорого и, во-вторыхъ, продолжительно. Шоссе есть, а почтоваго тракта на немъ нтъ,— надо, стало быть, хать съ ялтинскимъ фаэтонщикомъ, останавливаться для кормежки лошадей часа на четыре, да тащиться по горамъ 90 верстъ, т.-е. Жариться на этомъ пекл часовъ 12, не считая остановки въ какомъ-нибудь мерзйшемъ татарскомъ постояломъ двор. Нтъ, ужь Богъ съ ними и съ красотами Яйлы: денегъ жаль, жалко и свои старыя кости трепать, да и времени остается у меня въ распоряженіи немного.

——

Бахчисарай, 3 іюня 1892 г.

Вотъ онъ гд, настоящій-то татарскій Крымъ. Если бы не извощичьи фаэтоны, не свистки локомотивовъ и полицейскіе мундиры, можно бы вообразить, безъ большихъ усилій фантазіи, что попалъ въ столицу того самаго Гирея, что ‘сидлъ, потупя взоръ’. Я бы, пожалуй, и фаэтона не взялъ (и сдлалъ бы лучше), отправился бы верхомъ для полноты иллюзіи, во моей фантазіи на каждомъ шагу подбиваютъ крылья экстраординарно многочисленные полицейскіе, торжественно расфрантившіеся и выставившіе на показъ весь свой контингентъ, по случаю ожидаемаго прізда министра финансовъ. Всю декорацію они мн испортили, а городъ отчистить не смогли даже для самого министра. Что за событіе этотъ пріздъ, можешь судить вотъ по чему: когда я, окончивъ мои экскурсіи, возвращался на станцію, гд только и можно състь что-нибудь безъ отвращенія, внушаемаго мн татарскою кухней, дорога оказалась перегороженною, сторожа орутъ, не пускаютъ, городовой оретъ, руками машетъ… Что такое?
— Нельзя, министръ детъ.
— Гд детъ?— оглядываюсь я назадъ.
— Неизвстно… Поворачивай!— вопитъ городовой на извощика.
— Ну, и пусть детъ, а мн на станцію нужно.
Фаэтоищикъ поворачиваетъ, я выскакиваю изъ экипажа. Исторія начинаетъ меня забавлять.
— Пшкомъ пройти можно?— обращаюсь я къ городовому.— Не помчаю я г. министру хать?
— Пшкомъ можно,— важно разршаетъ городовой.
Иду по двору, только что усыпанному ракушками,— трещать и скрніятъ подъ ногами. На станціи всеобщее ошалніе. Я голоденъ до изнемокенія, спрашиваю обалдлаго буфетчика:
— Пость чего-нибудь найдется?
— Никакъ нельзя-съ… министръ…
— Гд министръ?
— детъ-съ. Гд, неизвстно…— и буфетчикъ исчезаетъ.
Дверь въ комнату для пассажировъ I и II класса отворена. Сторожъ клкого туда не пускаетъ: ‘нельзя… министръ детъ… неизвстно гд…’ Выхожу во дворъ, направляюсь къ гаденькому трактирчику на шоссе, тутъ же, около станціи. Сторожа и городовой какъ-то зазвались, къ самому подъзду станціи подкатила барыня въ фаэтон, нагруженномъ картонками, и лошади, какъ только остановились, такъ и… погибла вся прелесть свжихъ ракушекъ. Скандалъ! министръ детъ, неизвстно гд, а невжественныя лошади знать ничего не хотятъ… Сторожа, метлы, швабры, мундиры… вопли, татары ругаются по-русски, русскіе — по-татарски… Въ грязномъ трактир (тутъ помщается и кухня станціоннаго буфета) мимо меня мчатся слуги съ разукрашенными блюдами на видъ очень вкусныхъ кушаній. Я зубами щелкаю отъ голода.
— Нельзя ли кусочекъ?
— Никакъ нельзя-съ… посл прозда министра,— утшаетъ меня запыхавшійся буфетчикъ.
— Да когда же онъ продетъ?
— Неизвстно-съ… тогда съ удовольствіемъ…— и нтъ буфетчика.
Такъ я и ухалъ, не дождавшись министра и корчась отъ голода до самаго Севастополя.
Татары-торговцы относятся къ ожидаемому прибытію высокихъ сановниковъ спокойне и разсчетливе. Съ разршенія, а, можетъ быть, и по распоряженію начальства, они устроили въ одной изъ залъ ханскаго дворца нчто врод выставки произведеній мстной промышленности. Осмотрлъ я эту не безъинтересную выставку, отобралъ что на ней было получше, купилъ, взялъ въ руки и унесъ, не дожидаясь виновника торжества и суматохи.
— И смотритъ не будитъ, и купитъ не будытъ… Зачмъ иму?— говорилъ мн татаринъ, завертывая въ бумагу расшитыя чадры и полотенца.
Тутъ и я сообразилъ, что, вдь, и мн: ‘зачмъ?’ — но деньги отданы, покупки завернуты,— tu l’a voulu,— тащи теперь. Ну, все равно, раздарю своимъ, надо же привезти ‘войяжные сувениры’.
А что же Бахчисарай?— слышу я твой вопросъ и вижу твое изумленіе. Подожди, Бахчисарай прідетъ къ теб съ слдующею почтой изъ Севастополя. Оставаться здсь ночевать невозможно безъ риска быть съденнымъ наскомыми и заполучить какую-нибудь накожную болзнь — тоже въ своемъ род souvenir de Baxtchissaray.

——

Севастополь, 4 іюля 1892 г.

Теперь, дорогой мой, могу и про Бахчисарай писать. Впечатлнія отъ ожиданія г. министра сгладились, восточныя картины выступаютъ ярче. ‘Гирей сидлъ, потупя взоръ’, въ довольно мизерномъ помщеніи, по нашему времени. Тмъ не мене, его дворецъ оригиналенъ, восточно-пестръ и, вроятно, казался сказочно-великолпнымъ лтъ 200—300 назадъ. Надо, впрочемъ, и то принять въ соображеніе, что большая половина дворца уничтожена отчасти пожаромъ, отчасти передлками на современный ладъ для устройства такъ называемыхъ ‘царскихъ’ комнатъ и квартиръ для служащихъ. Благодаря любезности г. завдующаго дворцомъ, въ этихъ помщеніяхъ находятъ иногда пріютъ и путешественники. Я не пытался воспользоваться его добрымъ гостепріимствомъ, все по тому же случаю, что ‘министръ детъ’. Если бы не это обстоятельство, то, конечно, не разстался бы я такъ скоро съ ханскою столицей. Ну, а въ такой день, когда тутъ и министръ, и губернаторъ, и полная мобилизація всякихъ властей,— не до насъ уже, простыхъ, праздно-шатающихся людей. Того гляди, окажется, что ‘не во-время гость’ подлежитъ вжливой выставк: ‘wird heraus complimentirt aus der Residenz’, по выраженію нмцевъ о французскомъ посланник, котораго они вытурили изъ Эмса передъ войной 70 года.
Ты, вроятно, слыхалъ, будто бахчисарайскій дворецъ ‘напоминаетъ’ ‘Альгамбру. Въ Испаніи я не былъ и о дворц калифовъ имю такое смутное понятіе, какое до сего времени имлъ о жилищ крымскихъ хановъ, а потому и сравнивать эти зданія не стану. За одно могу поручиться, что знаменитый бахчирайскій ‘фонтанъ слезъ’ никакъ не приведетъ на намять мавританскаго ‘фонтана львовъ’. ‘Фонтановъ слезъ’ два, совершенно тождественныхъ. Который подлинный и который копія, не знаю. Оба они не на простор, не во двор и не въ саду, а въ какихъ-то грязныхъ сняхъ съ чуланомъ, вдланы въ стнныя ниши у самаго пола и размровъ столь не крупныхъ, что мн, по моей близорукости, пришлось очередь нагибаться, дабы разсмотрть прославленный Пушкинымъ Бахчисарайскій фонтанъ. Да точно ли этотъ воспвалъ нашъ великій поэтъ?— приходило мн не разъ въ голову,— такъ онъ малъ, ничтоженъ, настолько это дтская игрушка. Въ небольшомъ углубленьиц стны прилажена мраморная дощечка, аршина въ полтора вышины и съ аршинъ ширины, на ней высчены чашечки, вверху по середин одна, подъ нею, отступя къ краямъ, дв, ниже опять одна, потомъ опять дв и т. д. до полу. Изъ середнихъ чашечекъ въ послдующія боковыя бгутъ по дв струйки воды толщиною въ карандашъ, изъ каждой боковой по одной такой же струйк сливаютъ воду въ слдующую середнею чашечку опять съ двумя трубочками для двухъ чашечекъ. Косыя струйки длиною вершка въ два. Вотъ теб и вся прелесть, все великолпіе, къ тому же, загрязненное и загаженное до невозможности. Поистин, слезъ достойно. Если же возьмется усердно плакать слезливая баба, то, наврное, больше наплачетъ, чмъ вс эти фонтаны вмст.
— Здсь была казна хана… здсь послы ожидали пріема… здсь ханъ принималъ пословъ…— объяснялъ намъ показыватель дворца.
Все это мало, тсно, низко,— однимъ словомъ, ‘мизерно’. Даже представить себ нельзя, гд же тутъ ‘безмолвно раболпный дворъ вкругъ хана грознаго толпился’ и что это былъ за ‘дворъ’ такой? Могу тебя заврить, что въ такой пріемной зал съ трудомъ помстилась бы дворня моего покойнаго отца. На стнахъ сохранилась живопись, изображающая вазы съ разнообразными фруктами. Въ окнахъ уцлли рамы со штучными, разноцвтными стеклами въ свинцовыхъ причудливыхъ переплетахъ, кое-гд висятъ обветшалыя, очень старыя венеціанскія зеркала въ пестрыхъ стеклянныхъ рамахъ и стеклянныя же лампадки, стащенныя, повидимому, изъ какого-нибудь польскаго костела, такъ какъ на нихъ видны гравированные крестики. Эпитета ‘великолпная’ заслуживаетъ, до извстной степени, одна только ‘зала совта’ съ рзнымъ и росписнымъ, очень пестрымъ потолкомъ и соотвтствующими стнами. Это, пожалуй, напоминаетъ нсколько Мавританію, только слишкомъ что-то свжо на видъ и отзывается сильною реставраціей, равно какъ и наружная кое-гд роспись стнъ и дверей. На всхъ фонтанчикахъ и нкоторыхъ дверяхъ напыщенныя по-восточному надписи прославляютъ соорудившихъ ихъ хановъ. Былое помщеніе ханскаго гарема уничтожено пожаромъ. Но такъ какъ нельзя же дворцу восточнаго владыки, хотя и маленькаго, хотя и давно похереннаго, оставаться безъ гарема,— пустого, разумется,— то его и выстроили вновь,— кажется, въ 1830 году,— въ вид двухъ комнатъ, похожихъ на сараи. Отдльно показываютъ комнаты Пушкинской героини Маріи (Потоцкой), причемъ вожакъ обязательно поясняетъ, что таковой ‘никогда не было’.
— А вотъ отсюда ханъ смотрлъ, какъ купаются его жены,— говоритъ онъ, вводя насъ въ плохонькій чуланчикъ съ окномъ въ садикъ, въ которомъ виднъ небольшой четырехъугольный бассейнъ.
Бассейнъ квадратный, аршинъ пяти по каждой сторон, и глубиною около РА аршина. Въ такой купальн не расплаваешься. Да любующемуся изъ окна хану, вроятно, этого и не требовалось. Для такой живой картинки весьма подходитъ рамка изъ трельяжа съ вьющимися растеніями.
Не велика и совсмъ не великолпна ханская мечеть и за нею ханское кладбище. Въ общемъ все это оставляетъ такое впечатлніе: жилъ-былъ здсь богатый татаринъ, собиралъ отъ времени до времени разную голыдьбу, грабилъ съ нею сосдей и воображалъ себя невсть какимъ важнымъ ‘владыкой’. На такихъ владыкъ полезно посмотрть вблизи. Это уничтожаетъ иллюзіи и даетъ боле правильныя мрки для оцнки какъ ихъ могущества, такъ и ихъ сокровищъ, о которыхъ у насъ существуютъ фантастическія представленія. Достаточно взглянуть на чуланъ для ‘ханской казны’, и станетъ яснымъ, что любой теперешній богатый купецъ могъ бы, не разстраивая своего состоянія, купить всю эту ‘казну’ съ ея ‘сокровищами’, съ ‘великолпнымъ’ дворцомъ, да, пожалуй, и съ самимъ ‘владыкой’ на придачу.
Вся столица хановъ, Бахчисарай, состоитъ изъ одной длинной, узкой, кривой и невообразимо грязной улицы, обстроенной съ обихъ сторонъ сплошь лавчонками, торгующими всякою сндью и самою разнообразною дрянью. Меня удивило сначала, кто же покупаетъ въ этомъ крошечномъ городишк, когда весь онъ переполненъ лавочками? Мн объяснили, что отсюда продовольствуется вся округа, запасающаяся здсь всмъ, даже бараниной, чуть ли не печенымъ хлбомъ. Жители, сколько я могъ видть, прохавши два раза по этой улиц, — преимущественно, какіе-то восточные оборванцы, къ которымъ прикоснуться противно. Дешевизна мстныхъ издлій поразительная: чадры, шитыя шелками и золотомъ, можно купить за 1 1/2, 2 рубля, такія же полотенца, начиная отъ 50 коп., есть, конечно, и много дороже, шитыя золотомъ и серебромъ готовыя туфли, начиная отъ 60 коп. пара. Цнится, повидимому, только матеріалъ и ни во что ставится работа, такъ какъ вышиваньемъ занимаются татарскія жены, которыхъ ‘все равно кормить надо’, такъ объясняли мн эту дешевизну туземцы.
Нанятый на станціи фаэтонщикъ взялся свозить меня съ однимъ случайнымъ спутникомъ за 5 руб. въ Чуфуть-Кале, въ Тепе-Кермень и въ Успенскій монастырь. У дворца мы взяли проводника, оборванца-татарина, за 50 коп. и пустились въ путь.
Очень скоро я раскаялся въ томъ, что не похалъ верхомъ, потомъ чуть не плакалъ объ этомъ. Дорога оказалась ужасающею, почти непроздною, сплошь изрытою или засыпанною камнями величиною въ кулакъ, въ два кулака, въ цлую голову. Диво, какъ экипажъ цлъ остался. До ЧуфутьКале хали больше часа, почти все время шагомъ. Диковинный городъ. Внизу, подъ нимъ, въ ущель, заросшемъ деревьями и зеленью, на большое разстояніе въ Глубину тянется такъ называемая ‘Іосафатова долина’ — огромное караимское кладбище съ неисчислимымъ множествомъ надгробныхъ камней, изсченныхъ древними надписями. Не такими, однако же, древними, какъ всхъ уврялъ и многихъ уврилъ знаменитый караимскій ученый Фирковичъ. Я уже писалъ теб, что караимы претендуютъ на очень большую древность своего водворенія въ Крыму,— со времени вавилонскаго плненія. Это обстоятельство они приводятъ въ основаніе разныхъ правъ и преимуществъ, которыми пользовались караимы еще при господств хановъ. Насколько справедливы увренія караимовъ, судить не берусь, но вотъ что мн разсказывали не одни только враждующіе съ ‘крымчаками’-караимами евреи-талмудисты, а и весьма солидные русскіе старожилы: ‘Раби’ Фирковичъ, большой знатокъ древне-еврейской письменности, жилъ въ опуствшемъ Чуфуть-Кале, приспособилъ себ въ помощь какого-то караимчика-каменотеса и, при его содйствіи, поддлалъ многія надгробныя надписи, преимущественно, года, выбитые на нихъ,— подковырялъ тамъ что-то зубиломъ, и изъ старины вышла древность, изъ древности сдлалось нчто совсмъ удивительное — ‘вавилонское’… Правда это или нтъ, но себя Фирковичъ (нын уже умершій) съумлъ хорошо обезпечить, продавши правительству свои сомнительные антики за двсти тысячъ рублей, при ‘благосклонной’ рекомендаціи нкоторыхъ ‘ученыхъ’ гебраистовъ. Фирковичъ былъ послднимъ обитателемъ диковиннаго города Чуфутъ-Кале. Представь себ, на значительной высот, между ущельями, стоитъ хорошо сохранившаяся старинная крпость съ башнями, воротами, высокими стнами. Отворяются ворота — и передъ тобою пустой городъ… цлы улицы и переулки, дворы и дома, большая часть въ развалинахъ, нкоторые же еще съ остатками крышъ, оконъ и дверей, и ни души, ни звука, — городъ мертвый, ‘трупъ города’, какъ выразился кто-то. Даже жутко становится. Пройдя довольно далеко, добрались мы, наконецъ, до единственнаго жилаго дома, въ немъ помщается старикъ-караимъ, сторожъ древней синагоги, сохраняемой въ цлости, какъ своего рода реликвія. Остальное все пусто. Старикъ передалъ мн, что онъ родился здсь, и тогда было въ город до 300 семействъ, а затмъ мало-по-малу жители исчезли. Другаго выраженія не умю подобрать. Городъ довольно большой, въ немъ видны остатки двухъэтажныхъ домовъ, не было тутъ ни землетрясенія, ни нашествія иноплеменныхъ, ни мора, — мстность очень здоровая,— ни иного разгрома… Что же заставило жителей, всхъ до единаго, побросать собственность, усадьбы и дома и ‘исчезнуть’ невдомо куда? Названіе Чуфуть-Кале въ русскомъ перевод значитъ ‘Жидовскій городъ’. Пока тутъ властвовали и разбойничали ханы съ своими татарами, въ город, по сосдству съ Бахчисараемъ, жить можно было, даже жить припваючи и двухъ-этажные дома строить. Татары длали набги на Украину, Волынь, Польшу и даже Москву, грабили, ‘полонъ’ приводили и приносили всякую добычу. Все это надо было сбывать, и вотъ караимы имъ въ этомъ и помогали, скупали награбленное, потомъ сбывали и вели свой гешефтъ. За римскими легіонами всегда и всюду слдовала стая жидовъ, скупщиковъ военной добычи, такъ же точно слдовали они за всякою ордой. На это есть положительныя указанія. Русскіе прикончили орду, ‘миновали счастливые дни’ (не Аранхуэца) Бахчисарая и наступилъ для Чуфутъ-Кале ‘гладъ’, что и заставило его жителей ‘брести врознь’. Они и исчезли. Таково мое мнніе, такъ же точно, я думаю, запустлъ постепенно и ‘славный городъ Корсунь’, богатый и блестящій когда-то Херсонесъ. Пошла на убыль торговля, нашла, облюбовала себ другое мсто, за нею потянулись туда капиталы, за капиталами — рабочій людъ, за домохозяевами — ремесленники, за ремесленниками — кабатчики, за убылью обывателей сокращался штатъ администраціи и т. д. до полнаго запустнія, до превращенія цвтущаго города въ трупъ…
Древность заселенія Чуфутъ-Кале, много убдительне, чмъ надписями Фирковича, доказывается существованіемъ въ немъ пещерныхъ жилищъ. Изъ нихъ показываютъ и навязываютъ на посмотръ путешественниковъ такъ называемое ‘судное мсто’, два пещерныхъ сооруженія, соединенныхъ между собою дверью и лстницею въ нсколько ступеней. Здсь,— говоритъ сторожъ синогоги, караимъ,— была зала суда… Тутъ привязывали обвиняемаго, — показываетъ высченныя въ цльной скал кольца.— Здсь сажали обвиняемаго въ горячую (sic) ванну, здсь рубили ему голову…— показываются рядомъ два четырехъ-угольныхъ ящика, тоже вырубленныхъ въ скал.— Изъ этого окна выбрасывали отрубленныя головы…— подъ окномъ отвсная скала и ущелье.
Все это, на мой взглядъ, мало вроятно: каменныя кольца есть у столба середи комнаты, такія же есть и въ стнахъ на возвышеніи, гд, предположительно, должны были сидть судьи. А за тмъ для чего эти два ящика, боле двухъ аршинъ глубины? Зачмъ сажали обвиняемаго въ горячую ванну, зачмъ рубили головы надъ другою ванной? Не правдоподобне ли, что это баня, а не ‘судное мсто’? Это ужь пусть ршаютъ люди ‘ученые’. Я ‘пассую’. Еще реставрированное ‘тюрбе’ (усыпальница) дочери какого-то хана… Если къ этому добавить крутой спускъ внизъ, тамъ другая башня съ воротами въ ущелье, стна и множество пещерныхъ жилищъ съ окнами и безъ оконъ, въ одну комнату и въ дв, то Чуфутъ-Кале ‘отдланъ’, больше въ немъ смотрть нечего. Ископаемаго тутъ пока ничего не найдено.
Верстахъ въ пяти, по боле сносной дорог, находится подножіе горы, вершина которой занята большимъ пещернымъ городомъ Тепе-Кермень. Отъ того мста, гд останавливается фаэтонъ и дальше подниматься не можетъ, до пещеръ надо взбираться въ гору по крутому подъему версты въ дв. На это я не ршился въ виду удручающей жары и восплакалъ объ отсутствіи верховой лошади. Пришлось посмотрть на эти человческія норы только издали въ бинокль. Утшалъ я себя лишь тмъ, что уже видлъ въ Закавказь два такихъ города: Уплисъ-Цихе, близъ Гори, и Вардзію, въ Ахалкалакскомъ узд,— помнишь, ту Вардзію, о которой я теб разсказывалъ, гд жила не миическая, а настоящая Тамара, бывшая замужемъ за сыномъ великаго кн. Андрея Боголюбскаго, и гд въ пещерной церкви понын сохранились фрески XII в. и между ними портреты царицы Тамары и ея втораго мужа Давида.
На обратномъ пути мы захали въ Успенскій монастырь, почти у самой окраины Бахчисарая. Монастырь эффектно расположенъ въ живописномъ ущель на значительной вышин. Для церкви и нсколькихъ келлій монахи воспользовались древними пещерами и приспособили ихъ къ своимъ цлямъ. Вроятно, такъ же точно поступила и Тамара, найдя пріютъ въ готовой уже Вардзіи, неизвстно когда и какимъ народомъ выбитой въ цльной гор, ибо нельзя предположить, чтобы какой-то пещерный народъ выскалъ огромныя залы совта и обширные храмы съ высокими сводами на колоннахъ. На это указываетъ, между прочимъ, существованіе въ Вардзіи нижняго этажа башни съ воротами, построенной, несомннно, въ XII в. и заграждающей доступъ къ царской резиденціи. Вроятно, и сами первобытные обитатели пещерныхъ городовъ воспользовались вначал естественными пещерами,— такихъ много въ ущель Успенскаго монастыря,— потомъ начали ихъ приспособлять къ житью, потомъ, по мр разростанія населенія,— стали выбивать новыя помщенія съ готовыхъ уже образцовъ. До какихъ размровъ разростались пещерные города, можно судить по тому, что въ Тепе-Кермен насчитываютъ до 10,000 комнатъ. Въ жилыхъ помщеніяхъ, открытыхъ всякому прохожему, не находится, естественно, никакихъ остатковъ древности, ни посуды, ни домашней утвари, ни орудій. Но сомннія быть не можетъ въ томъ, что при подобныхъ ‘городахъ’ должны быть гд-нибудь по близости и кладбища, и свалки какихъ-нибудь отбросовъ, врод ‘кухонныхъ кучъ’. Я думаю, что тщательное обслдованіе окраинъ этихъ жилыхъ когда-то мстъ можетъ дать любопытныя указанія на бытъ ихъ обитателей, на смну ихъ и на послдовательный ростъ ихъ культуры. Не могли же, въ самомъ дл, исчезнуть безъ малйшаго слда обитатели городовъ съ населеніемъ въ нсколько десятковъ тысячъ жителей. Въ этой части Крыма есть еще нсколько такихъ же городовъ. Пещеры, совершенно тождественныя съ имющимися въ Успенскомъ монастыр, я видлъ въ Инкерман, куда здилъ изъ Севастополя на лодк. Чудесная прогулка съ заздомъ на Братское кладбище. Вотъ куда слдовало бы водить всякаго, въ комъ начнетъ буйственно проявляться воинственный пылъ. Быть можетъ, сто тысячъ зарытыхъ здсь неповинныхъ жертвъ такого буйства охладятъ марціальные порывы и смирять белликозный духъ патріотовъ-шовинистовъ. Хороша и эффектна тутъ церковь, хорошъ и внушителенъ въ Севастопол ‘Соборъ адмираловъ’, гд покоятся герои славной обороны. но какъ потускнла для меня вся эта слава, когда я стоялъ передъ дорогими намъ могилами и вспоминалъ, цною сколькихъ слезъ, какого горя и отчаянія цлаго народа пріобртена эта жестокая, мрачная слава!…
Ну, однако, до свиданія, теперь уже до скораго свиданія. Жара стала здсь удручающею, дня черезъ два укладываю свой чемоданчикъ и — домой. Пора. Жму твою руку.

М. Ремезовъ.

‘Русская Мысль’, кн.IX, 1892

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека