Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
По поводу столтія рожденія Митрополита Филарета.
‘Русь’, 15-го января 1883 г.
9-го января въ Москв и Петербург чествовалось столтіе со дня рожденія приснопамятнаго святителя Православной Церкви митрополита Филарета,— чествовалось и торжественными молитвенными поминаніями, и торжественными словами судящей хвалы, невынужденнаго благодаренія. Величавый образъ Филарета, боле полувка оснявшій Русскую церковь, а съ нею и всю Россію, не только не умалился съ теченіемъ времени, а какъ будто еще боле выросъ, ничмъ и никмъ досел не заслоненный,— такъ что даже не вмщается вполн сознаніемъ современниковъ. Дйствительно, для него еще не наступила пора полной исторической оцнки, нужно еще боле подвинуться въ даль временъ для врности перспективы, нужно всестороннее раскрытіе не одной его личной, но и государственной, и общественной жизни Россіи того долгаго ряда лтъ, въ теченіи которыхъ неустанно бодрствовалъ, ‘свтяй и горяй’, по выраженію одного изъ проповдниковъ, духъ знаменитаго іерарха.
Въ тотъ же день происходило въ зал нашей городской Думы торжественное собраніе Общества любителей духовнаго просвщенія. ‘Скромное торжество’, по выраженію почтеннаго предсдателя, было дйствительно скромно, но все же интересно множествомъ указаній, къ сожалнію слишкомъ бглыхъ по недостатку времени, на разнообразныя стороны дятельности Филарета какъ администратора, судьи, ученаго историка, экзегета, и т. д. Впрочемъ, есть цлый эпизодъ въ жизни знаменитаго митрополита, котораго только слегка касались ораторы и безъ подробнаго изслдованія котораго — въ біографическихъ очеркахъ и въ критической оцнк почившаго іерарха всегда будетъ оставаться важный проблъ: это — удаленіе его изъ Петербурга въ 1842 году и отршеніе его отъ личнаго присутствія въ Святйшемъ Синод въ теченіи 25 лтъ до самой кончины, это — борьба его, Московскаго митрополита, нын чествуемаго и празднуемаго, съ гусарскимъ полковникомъ, оберъ-прокуроромъ Синода. Филаретъ и графъ Протасовъ! Одно это сопоставленіе характеризуетъ вполн петербургскій періодъ нашей исторіи и даетъ ключъ къ разршенію многихъ недоумній….
Вообще со времени празднованія пятидесятилтія святительскаго служенія Филарета 5 августа 1867 г., не много еще ушла впередъ оцнка его іерархической дятельности,— и еще далеко не обнародовано все то, что было писано Филаретомъ и чего (писемъ и резолюцій) достанетъ, помалу, еще на десятки томовъ. Были, впрочемъ, попытки на такъ-называемый ‘строгій судъ потомства’ въ вид отдльныхъ статей, изъ которыхъ наиболе выдаются статьи о Филарет (г. Ф. Терновскаго) въ ‘Новомъ Времени’. Но по этимъ статьямъ, въ которыхъ собраны вс тни, вс непривлекательныя черты его характера (мелочная придирчивость къ современнымъ даровитымъ іерархамъ — соперникамъ въ краснорчіи и учености, суровость къ подчиненнымъ, страхъ внушаемый имъ особенно блому духовенству, собственная его угодливость (?) предъ свтскимъ начальствомъ), Филаретъ выходитъ человкомъ, одареннымъ исключительно силою ‘формальнаго мышленія’ и вообще до такой степени ничтожнымъ я мелкимъ, что становится совершенно необъяснимымъ то нравственное значеніе, которымъ онъ пользовался свыше полувка, не перестаетъ пользоваться и теперь. Да и какъ понять, почему то самое духовенство, которое, судя по упомянутымъ статьямъ, должно бы питать къ его памяти чуть не злобу, вспоминаетъ о немъ чуть не съ благоговніемъ и по собственному почину (а вовсе не по чину начальства) затяло празднованіе столтняго юбилея? Хотя г. Терновскій и называетъ статью нашу о покойномъ митрополит въ газет ‘Москва’ 1867 г. какъ бы ‘церковнымъ вечернимъ вводомъ’, вполн соотвствовавшимъ обстоятельствамъ той минуты (теперь же, по его мннію, наступила пора иная, пора критики и т. д.), однако мы и теперь не признаемъ въ ней лишнимъ ни одного слова. Воспроизводимъ ее здсь, именно статью по поводу 50-тилтія святительскаго служенія Филарета, съ нкоторыми незначительными опущеніями.
Но о какомъ же пройденномъ и еще проходимомъ поприщ идетъ теперь рчь? Какого подвига нагромоздилось полвка? Не о поприщ ли святительскаго служенія въ полномочіи, преподанныхъ церковью, даровъ Святаго Духа? Не подвигъ ли то молитвъ, борьбы, духовнаго совершенствованія? Для такого подвига нтъ человческаго мрила. Служеніе Господу не есть служеніе царямъ, оно не пріемлетъ здсь мзды, ему судьей только Богъ да личная совсть, и между Богомъ и совстью нтъ мста постороннимъ цновщикамъ. Здсь всякая лесть — кощунство, здсь даже похвала нечестива. Прейдемъ же, съ благоговйнымъ молчаніемъ, мимо этой области духа…
Но есть и другая сторона архипастырскаго служенія — дятельность вншняго правленія, втсненная въ условія мста и времени. Митрополитъ Филаретъ, по своему положенію, не только духовный вождь своей паствы… Его попеченію поручено не одно отношеніе душъ во ввренной ему церкви къ Богу, но и отношеніе церкви къ государству, къ гражданскому бытію общества врующихъ. Такая дятельность можетъ и должна подлежать строгому историческому суду, но время для него еще не наступило. Всякая поверхностная оцнка такой дятельности бы: ла бы теперь неприлична и неумстна, а иная была бы не по силамъ ни намъ, ни вообще современникамъ. Только исторія, раскрывъ человческое дланіе во всемъ его цломъ объем, можетъ безпристрастно повдать, сколько было въ этомъ полувк многотруднаго архипастырскаго правленія борьбы, побдъ или пораженій, что совершено, что не достигло совершенія, обиленъ или не обиленъ былъ плодъ, какія терніи и по чьей вин глушили церковную ниву… Та же исторія должна будетъ засвидтельствовать и оправдать обаятельную силу имени митрополита Филарета для его современниковъ.
Предъ этою-то безспорною, вн всякаго сомннія и воочію всего русскаго міра сущею силой, предъ этою-то современною намъ, живою дйствительностью мы и преклоняемся съ уваженіемъ, вмст съ цлою Россіей. Полвка свтитъ свтильникъ высокаго ума, знанія и всмъ явной жизни на всю Россію, не оскудвая, не померкая, но какъ бы питаясь пріумноженіемъ лтъ и выступая ярче по мр надвиженія вечерняго сумрака жизни. Полвка, на виду у всхъ, стоитъ на страж церкви огромная духовная сила, охраняющая, изъ себя самой почерпаемою властью, неизмнность обычая и цлость церковныхъ преданій. Полвка навидаются русскіе люди дивнымъ примромъ неустанно бодрствующаго духа,— встрчаетъ взоръ ихъ недреманное око мысли. Полвка, и боле полувка, раздается художественное вское слово, то глубоко проникающее въ тайны Богопознанія, то строгою и мощною красотой одвающее разумъ божественныхъ истинъ…
Въ лиц Филарета каедра Московской митрополіи обрла вновь свое древнее всероссійское значеніе — не дйствіемъ вншнихъ условій, ибо она есть и остается епархіальною, но внутреннимъ дйствіемъ его личнаго авторитета. Такое всероссійское значеніе признается за нимъ всею Россіей,— и не только Россіей, но и всмъ православнымъ міромъ,— и не только православнымъ міромъ, но даже и иноврцами, которыхъ вс мы видли несущими ему дань нелицемрнаго уваженія.
Какъ видитъ читатель, мы не позволяемъ себ здсь ни сопричислять митрополита Филарета къ лику блаженныхъ, какъ это дерзали чинить даже при жизни нкоторые его поклонники, мы не называемъ его ни ‘любвеобильнымъ пастыремъ’, ни ‘человкомъ сердца’, ни свтиломъ науки, ни творческимъ геніемъ, ни иниціаторомъ, ни преобразователемъ, не прославляемъ никакихъ его великихъ длъ, напротивъ прямо допускаемъ, что плодъ могъ быть и не обиленъ, церковная нива заглушена, по прежнему, терніемъ. Но мы вмст съ тмъ указываемъ, что исторіи придется засвидтельствовать и объяснить обаятельную мощь имени Филарета для современниковъ, и не только для современниковъ, прибавимъ мы теперь, но и для позднйшаго времени — продолжающуюся и поднесь: фактъ этотъ не можетъ отрицаться и критиками въ род г. Терновскаго, но остается совершенно неоправданнымъ и необъяснимымъ съ ихъ точки зрнія. Они не даютъ никакого отвта на вопросъ, нами поставленный: откуда же взялось явленіе такой огромной психической силы, изъ себя самой, не изъ видимыхъ условій почерпавшей власть, которой вс боялись, несмотря на опалу Императора Николая? Неужели діалектическій только талантъ тому причиной, а нравственной причины высшаго порядка вовсе и не было?! Не заключалась ли эта мощь обаянія именно въ дивномъ примр неустанно бдящаго духа, ни разу себ неизмнившаго,— въ этомъ, въ теченіи боле полувка всегда отверстомъ, ‘недреманномъ’, какъ мы позволили себ выразиться, взор мысли,— наконецъ, въ этой безукоризненно-строгой, чуждой всякаго послабленія, высокой жизни?