По поводу слуха об учреждении иезуитской коллегии при католической церкви в Петербурге, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1864

Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Руси’ и другихъ изданій, и нкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.

По поводу слуха объ учрежденіи іезуитской коллегіи при католической церкви въ Петербург.

‘День’, 21-го марта 1864 г.

Петербуржцы правы въ своемъ презрніи въ Москв. Куда ей до Петербурга! Москва — деревня, говорятъ они. И въ самомъ дл — она не слишкомъ далеко отошла отъ Русской деревни, она блинка деревн и деревенскій лицъ въ ней не слышитъ себя на чужбин. Москва — старушка, восклицаютъ Петербуржцы. И въ самомъ дл, какъ же не старушка! Помнитъ старину и блюдетъ ее, благочестиво хранитъ преданія, любятъ родню. Эти преданія — вся Русская Истерія, эта родня — вся Русская земля, весь Русскій народъ… Старушка, — какъ называютъ Петербуржцы Москву, — разумется уже не можетъ быть ни втреною, ни легкомысленною: куда ей! она подозрительно смотритъ на Петербургскій удалой прогрессъ, не соблазняется Петербургскимъ либерализмомъ и какъ старая насдка крпко сядетъ на своемъ гнзд. Впрочемъ, сравненіе Москва съ Петербургомъ было столько разъ длаемо въ вашей литератур, что нтъ надобности занимать имъ снова вниманіе читателей. Эта параллель проводится постоянно самою жизнью, — и различіе между ними стало чувствоваться еще рзче съ тхъ поръ, какъ желзная дорога поставила эти оба города, такъ-сказать, рядомъ. Различіе это выражается везд и всюду. Если въ Москв выработалось ученіе — прозванное славянофильскимъ и до общему призванію оставшееся не совсмъ безплоднымъ для Русской жизни,— ну, хоть содйствовало нкоторымъ образомъ длу освобожденія крестьянъ,— въ Петербург за то разцвло — и какимъ пышнымъ пустоцвтомъ разцвло — ученіе соціалистовъ! Правда, оно не носитъ въ себ того историческаго оправданія, какое иметъ на Запад, — въ немъ нтъ, въ примненіи къ Россіи, той истины отрицанія, которою оно сильно въ остальной Европ,— но Петербургу что до этого?! Если въ Москв возникло направленіе, поднявшее знамя народности, предъявившее запросъ на народность въ искусств, наук, во всхъ отправленіяхъ духа, — обратившееся и изученію простонароднаго быта, если Москва уважаетъ и любитъ Русскій простой народъ, — въ Петербург за то демократствуютъ, — ну, а демократизмъ, какъ извстно, нисколько не обязываетъ ни любить, ни уважать Русскаго мужика, ни вообще церемониться съ Русской простонародностью. Москва совпала, обобщила и отстояла начало Русской общины, въ Петербург журналисты, если помирились съ ней, то не прежде, какъ назвавши ее коммуной, и затмъ долго еще: пытались обезобразить ее на образецъ утопической, искусственной коммуны своихъ Западныхъ учителей, въ основаніи которой лежитъ насиліе самаго грубйшаго деспотизма. Покуда Москва думаетъ свою крпкую думу, Петербургъ, какъ усердный прогрессистъ, давно уже изготовилъ, не задумываясь долго, тысячи тысячъ всякихъ житейскихъ проектовъ. Москва туго поддаете’ нововведеніямъ, Петербургу они ни по чемъ. Россія ему представляется какъ tabula rasa, на которой онъ можетъ писать что угодно (и въ этомъ смысл нтъ большихъ деспотовъ, какъ Петербургскіе либералы, демократы, соціалисты). Москва дйствительно является отсталою въ сравненіи съ Петербургомъ, — и надобно только желать, чтобъ она отставала отъ него все больше и больше. Петербургъ же поклоняется кумиру современности — духу времени, и признаки этого духа почерпаетъ онъ не изнутри себя, не въ Русской жизни, а изъ-за границы, откуда ему привозятся по почт самыя первйшія primeurs, самыя новйшія nouveauts — которыя у себя, въ мст своего зарожденія, исчезаютъ почти въ одно время съ своимъ появленіемъ, или же значительно видоизмняются! Въ этомъ смысл Петербургъ — самый передовой городъ въ Европ, во всхъ отношеніяхъ: пошло дло на общественный разгулъ,— Петербургъ омрачилъ уже и теноръ блескъ и славу Мабиля, Шато-де-флеръ, и т. п., нужно ли проявить либерализмъ въ области вры — извольте, мы и на это горазды! Мы, Санктетербуржцы, удивимъ Европу такимъ развитіемъ матеріализма, какого она у себя и не видывала, и такъ какъ мы въ то же время, у себя въ Петербург, не брезгаемъ и общественнымъ положеніемъ, ни всмъ тмъ, что его доставляетъ въ Россіи, то надобное сочетаніе всяческихъ средствъ — общественнаго значенія съ самоновйшимъ Европейскимъ доктринерствомъ, — даетъ послднему такую легкость, такой просторъ примненія, что Европ остается только ахать и удивляться. Въ самомъ дл, ну гд, кром Санктпетербурга, можно найти такое счастливое соединеніе всхъ условій, необходимыхъ для преуспянія заграничныхъ теорій? гд идея, фантазія одинокаго мыслителя можетъ разгуляться полне? гд столько, повидимому, удобствъ для экспериментовъ in anima vili, въ колоссальныхъ размрахъ? Но не въ одномъ этомъ либеральномъ направленіи господствуютъ теоріи въ Петербург. Точно также господствовали он вчера, господствовать будутъ завтра — въ направленіи противоположномъ. Да и самый либерализмъ Петербургскій является вовсе не какъ общее начало свободы во всхъ ея жизненныхъ проявленіяхъ (напр. не какъ свобода мнній), а какъ льгота или привилегія, даруемая только извстной доктрин, извстному направленію, носящему либеральный штемпель: это своего рода деспотизмъ либерализма, налагаемый на жизнь, устраняющій свободу ея развитія, точно , также какъ Петербургское фритредерство (теорія свободной торговли) есть своего рода протекціонизмъ.
По почему заговорили мы теперь снова о Петербург, о которомъ мы всегда говоримъ такъ не охотно? А вотъ почему, читатель. Если дошедшіе до насъ слухи справедливы, то въ обществ Петербургскомъ нашлись лица, которыхъ за* мышленія опережаютъ смлостью своего полета — фантазій самыхъ ярыхъ Петербургскихъ литературныхъ прогрессистовъ. Разумется — для насъ нтъ въ томъ никакого сомннія — помыслы ихъ и останутся помыслами, ріа desideria, не больше,— но они важны сами по себ, какъ попытки, они слишкомъ характеристичны, чтобъ быть оставленными безъ вниманія. Дло въ томъ, что въ настоящее время пожаловать въ Петербургъ какой-то аббатъ-Французъ, чтобы на время Великаго Поста назидать проповдями Санктепетербургскую католическую паству. Римская церковь придаетъ всегда особенное значеніе этому длу и избираетъ на это посланничество преимущественно Французовъ — такъ какъ Французская рчь есть родная, ежедневная рчь Россійскаго высшаго общества. Прізжаетъ проповдникъ, — и посщеніе католическихъ костеловъ становится такимъ-же моднымъ занятіемъ для Петербургскаго high-life (дянія котораго такъ аккуратно заносятся на страницы газеты ‘Всть’), какъ и катанье на конькахъ на Англійской набережной передъ постомъ, и тому подобные интересы. Но катанье на конькахъ дло невинное, и если кому опасно, то только катающимся. Разумется, при катань въ костелъ можетъ также случиться и случилось, что нкоторыя особы, сего круга соблазнялись рчами католическаго проповдника и проваливались въ латинство, — это очень жаль, но Богъ съ ними! Такое явленіе объясняется тмъ, что многія изъ нихъ совершенно чужды родной земли, чужды православія, чужды всякой вры: понятно, что на такой пустопорожней почв чрезвычайно удобно возрастить смя католическому проповднику силою Французскаго краснорчія: это вдь не церковно-Славянское baragouin! Но мы нисколько не желали бы стснить свободу совсти, свободу вроисповданія,— и въ этомъ отношеніи держимся смысла Русской пословицы: вольному — воля, спасенному — рай. Вообще можно сказать, что переходъ Русскихъ въ латинство совершается рдко по свободному убжденію, а большею частью — вслдствіе полнйшаго незнанія ученія православной церкви, вслдствіе того, наконецъ, что католическій проповдникъ не обращаетъ, а соблазняетъ въ католицизмъ… Повторяемъ: не это обстоятельство занимаетъ ваше вниманіе въ настоящую минуту. Ходятъ слухи, что пріхавшій Французъ-аббатъ хлопочетъ объ учрежденіи при католической церкви іезуитской коллегіи, о разршеніи езуитамъ вновь водворяться въ Россіи, или, по крайней мр, въ Петербург,— и что такое ходатайство встрчаетъ себ симпатію въ нкоторой части Петербургскаго общества. Чмъ руководятся эти лица Петербургскаго общества — сочувствіемъ ли къ езуитамъ, принципомъ ли высшей терпимости, высшаго либерализма, или же мнимо-хитрыми соображеніями о необходимости для насъ снискать благосклонность Римскаго двора — намъ неизвстно.
Признаться сказать — мысль о разршеніи езуитамъ возвратиться въ Россію, посл того, какъ они были изгнаны изъ Россіи въ 1821 году, при Император Александр -мъ (довольно, кажется, отличавшемся вротерпимостью),— такая мысль представляется до того несбыточною — дикою и безобразною, что повидимому не заслуживала бы и опроверженіи. Но такъ какъ фальшивый либерализмъ, вмст съ фальшивою гуманностью, въ особенномъ ходу въ нашемъ обществ въ настоящее время, то не мшаетъ, кажется, на всякій случай, остановить вниманіе на этомъ вопрос. Ошибаются т, которые воображаютъ, что вопросъ о разршеніи, просиженъ езуитами, есть вопросъ о религіозной свобод, или о вротерпимости. Впустить въ Россію орденъ езуитовъ, это все равно, что пустить въ нее завдомо и сознательно шайку шулеровъ, воровъ и тому подобныхъ художниковъ, и даже не все равно, а во сто разъ хуже. Воръ употребляетъ грубыя вещественныя средства для своего дла, воръ боится полиціи, преслдуется ею и сдерживается боле или мене страхомъ огласки. езуиту же нечего бояться: его дятельность почти неосязаема, неуловима, она прикрыта благочестіемъ, и ложь до такой степени перемшана въ іезуитизм съ истиной, что отдлить ее въ этомъ химическомъ раствор чрезвычайно трудно, признавая всяческія средства годными для своей цли. езуитъ не столько совершаетъ самъ, сколько внушаетъ преступленія, длаетъ ихъ нравственно возможными для людской совсти, но рдко можетъ быть юридически уличенъ въ явномъ дл. Извстно, что по ученію іезуитскому цль освящаетъ самые безнравственные способы, употребленные для ея достиженія,— и цль эта: постоянная пропаганда латинства. Но эта пропаганда не есть только проповдь извстнаго вроученія, а вербовка въ духовное подданничество духовному государю-пап. Это не открытая проповдь, противъ которой можно дйствовать таковою же проповдью, здсь, нтъ честной борьбы разныхъ мнній борьба съ іезуитами всегда и везд не равномрна, ибо они владютъ оружіемъ, которое употреблять послдователямъ другихъ христіанскихъ вроученій воспрещаетъ ихъ христіанская совсть. Вся сила іезуитизма, этого христіанская ордена, весь успхъ его и преимущества именно и заключаются въ томъ догмат, что езуиту дозволены все нехристіанскія средства и развязана совсть на всякое не-христіанское дло, на все то, что возбранено Христомъ, что составляетъ отрицаніе христіанства. Нтъ никакой возможности бороться съ іезуитизмомъ, какъ съ христіанскимъ ученіемъ, ибо іезуитизмъ,— подъ видомъ христіанства и проповдуя христіанство — повидимому во всей его строгости и чистот,— разрушаетъ вс условія христіанскаго общежитія, самую сущность христіанской нравственной доктрины. Этимъ страшнымъ орудіемъ вольной, развязанной совсти и внутренняго освященія всякаго злаго дянія — не владетъ ни одинъ преступникъ, ни одинъ язычникъ, потому что и послдній, совершая злые свои поступки, идетъ наперекоръ своей совсти, или тому закону, который, по выраженію Апостола Павла, ‘на сердцахъ написанъ’. езуиты были не разъ изгоняемы изъ многихъ странъ Европы — по праву каждаго народа удалять отъ общенія съ собою людей, отрицающихъ самыя основанія, на которыхъ созиждено народное общество. А эти люди, т. е., езуиты, такого рода, что противъ нихъ, съ одной стороны, недостаточны вншнія сродства государственныя, обыкновенно употребляемыя противъ злодевъ, а съ другой стороны — безсильна и проповдь истины, потому что ими сознательно признана и освящена ложъ — какъ ложь, какъ принципъ…
Они были, какъ мы сказали, изгнаны и изъ Россіи. Возвратиться они могли бы только при покровительств власти,— и именно характеръ покровительства, а не просто терпимости стало бы носить на себ всякое оффиціальное разршеніе, дарованное имъ правительствомъ…
Принципъ высшаго либерализма, свободы всякой проповди и вроисповданій, по нашему мннію, не можетъ никакъ простираться на іезуитизмъ, потому что іезуитизмъ не есть какое-либо особое вроученіе,— стремится къ достиженію не духовной, а матеріальной цли, иметъ въ виду не область духа, а исключительно область вншней практической дятельности, онъ уже самъ по себ есть положительное преступное дйствіе, и какъ таковое подлежитъ уже совершенно инымъ условіямъ, одинаковымъ съ тми, какимъ подлежатъ всякія вншнія преступныя дянія въ государств… Положимъ, впрочемъ, что мы не правы. Но лица, которыя, желали бы впустить въ Россію враговъ Русской православной церкви, подумали ли они о томъ, насколько собственное наше Русское вооруженіе въ исправности?… Мы уже имли случай указывать — въ какихъ выгоднйшихъ обстоятельствахъ находятся, въ Западныхъ губерніяхъ, Польскіе ксендзы въ сравненіи съ православными священниками: межъ тмъ, какъ ксендзъ проповдуетъ въ своемъ костел совершенно свободно, не стсняемый никакимъ контролемъ,— православный священникъ, въ Русской церкви, рядомъ съ этимъ же постелемъ и нердко въ одномъ и томъ же сел, не можетъ противопоставить ему немедленно свое слово, а долженъ посылать свою проповдь за полсотни верстъ, и на каждое свое дйствіе искать разршенія церковнымъ оффиціальнымъ порядкомъ!.. Взвсили ли они, такъ либерально зовущіе въ Россію езуитовъ, т обстоятельства, при которыхъ предстоитъ обороняться православной церкви? Никто не приведетъ къ связанному его врага и не скажетъ первому: ‘борись съ нимъ’,— но напередъ развяжетъ связаннаго, между тмъ, вслдствіе разныхъ формальностей, служители православной церкви,— въ сравненіи съ тою свободную, которою пользуются католическіе ксендзы на Запад Россіи (и воспользовались бы езуиты, если бы были возвращены), — могутъ назваться по истин — связанными…
И за какія это заслуги Россіи должно бы быть оказано такое благодяніе католицизму, католическому духовенству и пап? За дятельность ли ихъ въ Польш, въ Блоруссіи и на Украйн въ конц XVI и въ XVII вк? За унію ли, которой пагубныя послдствія мы и теперь не можемъ изгладить, за ополяченіе и облатиненіе — слдовательно за отъемъ у Русскаго народа лучшей, образованнйшей и богатйшей его части въ 8 губерніяхъ? за то ли, что Римская церковь возвела въ ликъ святыхъ осафата Кунцевича — лютаго мучителя и гонителя православныхъ? Но все это дла былыя: вроятно есть заслуги новйшія? И въ самомъ дл, какъ же не отблагодарить Римскаго папу за Польскій мятежъ, созданный и раздутый латинскимъ духовенствомъ, за моленія, предписанныя папою во всхъ католическихъ костелахъ объ успх Польскаго возстанія въ Царств Польскомъ и въ Западнорусскомъ кра? за фанатизмъ повстанцевъ, внушенный ксендзами, за добрую нравственность, водворенную въ Польш проповдями езуитовъ, за превращеніе храмовъ Божіихъ въ революціонные вертепы, за благословеніе, преподанное злодйствамъ — неслыханнымъ въ лтописяхъ человчества, за жандармовъ-вшателей, приводимыхъ къ присяг латинскими священнослужителями, за дятельность ксендза Маскевича и его шайки, за сочиненіе извстнаго Польскаго гражданскаго катихизиса, за примненіе въ самомъ широкомъ смысл іезуитскаго принципа — оправдывающаго всякое безнравственное средство ради цли? Вс эти подвиги, конечно, заслуживаютъ величайшей признательности, и такъ какъ площадь дятельности, отведенная езуитамъ, слишкомъ тсна, то необходимо дать имъ большій просторъ! Оно же тмъ боле кстати, что правительство именно теперь напрягаетъ вс своя усилія — какъ бы обуздать латинское духовенство въ Польш, и черезъ то подавить и самый мятежъ: вроятно упомянутые нами члены Петербургскаго общества догадались, что успхъ Польской интрига, т. е. водвореніе езуитовъ въ Санктпетербург — будетъ содйствовать къ ослабленію вліянія езуитовъ въ Польш???
Будемъ надяться, что вс дошедшіе до насъ слухи не имютъ никакого основанія, но эти слухи тмъ не мене существуютъ…
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека